Трибуны раздались оглушительным воем свистом и улюлюканьем, болельщики повскакивали с мест, пытаясь прорваться к полю. Товарищи по команде окружили Гарри и, подстраховав, помогли ему спуститься на землю.
- Гриффиндор побеждает со счетом двести сорок — семьдесят! Блестящая победа! — объявил комментатор, но его голос потонул в общем шуме.
Мадам Помфри отпустила гриффиндорца лишь вечером, когда ужин в Большом Зале уже подходил к концу, срастив кости и порванные связки и заставив выпить кучу противных зелий. Пару раз заходили Рон, Джинни и Гермиона. Рона школьный колдомедик тут же проверила на наличие переломов и прочих травм, в то время как Джинни поначалу долго высказала Гарри, какой тот безответственный, и как всех напугал, исполнив тот дурацкий финт, и что команда без него бы просто не выиграла, но вскоре сменила гнев на милость и, расцеловав своего парня в благодарность за то, что он все-таки остался жив, принялась с энтузиазмом рассказывать, какую замечательную вечеринку они готовят сегодняшним вечером. Гермиона же больше молчала, лишь ненадолго сжав своему другу руку, на щеках все еще “красовались” красные отметины от ногтей, которые, по словам Джинни, “необходимо срочно убрать, чтобы Рону приятно смотреть было”, зато глаза сказали все, что не произнес язык. Радость, что ее друг остался жив и выиграл матч, забота, нежность, грусть, разочарование, что ее друг и почти брат рисковал жизнью ради какой-то дурацкой игры, облегчение. Один раз заходили Невилл и Луна: Невилл пожелал поправиться как можно скорее и снова сообщил, что в Гриффиндорской гостиной готовится грандиозное празднество в честь сегодняшней победы; Луна же мечтательно заметила, что Гарри просто великолепно играл, и подарила талисман в виде сушеных редисок для отгнания мозгошмыков. Но, что удивило Гарри больше всего, его зашел навестить Лотар Визерхофф, хотя, возможно, он это сделал для того, чтобы лишний раз увидеться со своей девушкой, которая на пару со Сьюзен Боунс помогала мадам Помфри. Лотар не стал читать нотации по поводу того, как глупо Гарри повел себя в середине матча, заметив лишь, что обманный ход для отвлечения внимания противника не стоит таких сложностей и риска, похвалил за то, что тот сам догадался использовать Согревающие чары, и, как и Невилл, пожелал скорейшего выздоровления.
Когда Гарри вернулся в гостиную, празднование уже началось, но было заметно, что все специально его ждали. По колдорадио играл новый хит “Ведуний”, по стенам были развешаны заколдованные плакаты с переливающимися надписями вроде “Гриффиндор вперед!”, “Гарри Поттер круче всех” и “Слизерин — отстой!” и фотографии, запечатлевающие лучшие финты игроков гриффиндорской команды, сделанные во время матча братьями Криви. Ученики не громко переговаривались между собой, не спеша потягивая сливочное пиво. Некоторые, в основном девушки, танцевали, покачивая бедрами в такт музыке. Но, стоило Поттеру пройти вглубь комнаты, как его товарищи по факультету тут же расступились, радостно приветствуя своего героя, и вручили заполненную до краев кружку со сливочным пивом.
- За победу над змеями! — громко заорал Рон, обняв своего друга.
Остальные грифиндорцы заулюлюкали и принялись чокаться кружками.
- Гарри Поттер круче всех! — пытались перекричать толпу Колин и Деннис Криви.
- Э… — выдал Гарри, когда шум, наконец, стих. — Это была наша первая игра в этом году, сложная и тяжелая. И наш факультет ни за что бы ее не выиграл, если бы не профессионализм и самоотверженность нашей команды. — Рон, дружище, ты стойко сегодня стоял у ворот, и во многом благодаря тебе слизеринцам не удалось выцарапать у нас победу.
Друзья обнялись под дружные аплодисменты одноклассников.
- Джинни, Демельза, Синди, вы все сегодня мастерски играли, как одно целое. Пожалуй, еще никого слизеринцы не боялись так сильно, как вас. И если бы не твои идеи, Джинни, мы бы вряд ли смогли выиграть игру с такими небольшими потерями, — Гарри неловко улыбнулся.
Джинни же, засияв, как начищенный кнат, кинулась на шею своему парню. Пара поцеловалась под бурные и продолжительные аплодисменты всей гостиной и пару вспышек фотоаппарата. Еще раз чокнувшись, ребята осушили кружки и принялись во всю веселиться. Громче стала музыка, середина гостиной, превращенная в танцпол, быстро заполнилась юношами и девушками разной степени раздетости. Для пущей убедительности Дин с Симусом установили на пере столиком вращающиеся зеркальные шары, которые отбрасывали разноцветные блики.
Нет, Лотар Визерзофф не был против существования магглов, как таковых. Мало того, он признавал, что, несмотря на “Охоту на ведьм”, активно проводившуюся в Новое время, многими своими достижениями магический мир обязан именно магглов. Он считал, что можно и нужно — перенимать лучшие достижения чужих культур для развития своей собственной, но то, что он видел сейчас, назвать достижением язык ну никак не поворачивался. Юбки короче некуда, джинсы со специально заниженной талией, кофты, нисколько не прикрывающие живот у девушек. Парни танцуют в расстегнутых рубашках или вообще в майках. И движения какие-то примитивные, абсолютно лишенные эстетики и изящества. Будто это не ученики лучшей в Европе школы чародейства и волшебства, а сборище некультурных подростков из далеко не самого благополучного маггловского пригорода. Да, это известный факт, что в Гриффиндоре много магглорожденных, но почему они несут свою культуру, причем не лучшую ее часть, в новый для них мир, вместо того, чтобы интегрироваться в ту культуру, к которой, во всяком случае, формально, принадлежат теперь?
То и дело Лотар порывался уйти — он чувствовал себя чужим среди общего веселья, но каждый раз останавливался: это все-таки его факультет, и потому он обязан принять хотя бы формальное участие в праздновании, к которому, кстати, совершенно не помогал готовиться. А ведь он мог он мог бы провести это время гораздо приятнее и интереснее, посидев с Элизой в гостиной у хаффлов или погуляв с ней же по замку — он был уверен, что его невесте понравилась бы романтическая вечерняя прогулка. А что, это идея. Визерхофф откинулся на спинку кресла, блаженно прикрыв глаза. Он сажает Элизу к себе на колени — она позволяла ему это делать как будущему мужу. Одной рукой он придерживает ее за талию, другой накручивает себе на палец прядь ее мягких золотистых волос. Она мило и застенчиво улыбается, опуская голову, и обнимает его в ответ. Он притягивает ее к себе и целует — сначала в висок, потом в губы, нежно, аккуратно, чтобы она не испугалась, а смогла привыкнуть к новым ощущениями, будоражащим тело и душу. Было свое особое очарование в этой трогательной невинности — приручать ее шаг за шагом, подобно тому, как роза раскрывается не сразу, но день за днем распускает свои лепестки.
Вынырнув их своих мечтаний, Лотар быстро написал приглашение и, вызвав школьного эльфа, приказал передать его юной фрейлейн Миллер, когда та будет одна. Снова бросил короткий взгляд в центр гриффиндорской гостиной. Гермиона Грейнджер… яркая и интересная личность в отсутствие своих туповатых друзей, вызывала теперь не гнев и раздражение, как это бывало во время их традиционных спорах по вечерам, а отвращение. Ему было противно смотреть, как она, явно выпив что-то крепкое, теперь глупо трясет головой и виляет бедрами, позволяя Уизли тискать ее прямо на виду у всех, как она деградирует в окружении этих ограниченных личностей. Резко захлопнув книгу, Визерхофф встал из-за стола и направился к выходу из общежития, не заметив, как одна лохматая гриффиндорка проводила его затуманенным взглядом, в котором пробивалось отчаяние.
Гермиона Грейнджер еще никогда не веселилась так в своей жизни. Алкоголь ударил в мозг, и необходимость прилично себя вести и поддерживать статус-кво быстро отошла на десятый план, уступив место небывалой эйфории и адреналину танца. Даже поцелуи и прикосновения Рона не казались теперь такими слюнявыми и грубыми… Пить, жутко хочется пить… Все-таки огневиски — это большая-большая гадость. И почему считается, что ее обязательно нужно попробовать, чтобы почувствовать себя взрослым.
- Сушняк? — поинтересовалась Джинни, встретив подругу в уборной.
Гермиона посмотрела на нее непонимающим взглядом, где-то на задворках сознания мелькнула мысль: а откуда это маленькая Джинни, которой только этим летом исполнилось шестнадцать, знает, что бывает после огневиски.
- У Фреда с Джорджем похуже было, когда они в первый раз попробовали, — пояснила Джинни. — Просто они выпили намного больше тебя. С посвящением Гермиона! — радостно сказала она, похлопав Гермиону по плечу.
Та продолжала глупо таращиться в зеркало перед собой, не замечая ничего вокруг.
- Ладно, пойдем ко мне, у меня есть тыквенный сок.
Взяв Гермиону за руку, Уизли отвела ее в спальню девочек шестого курса. Графин с тыквенным соком стоял на подоконнике около ее кровати. Приятный, холодный, бодрящий… Гермиона выпила целых три стакана, прежде чем, наконец, пришла в себя.
- Ой, Джинни, прости, я почти все у тебя выпила! — воскликнула староста Гриффиндора.
- Ничего, потом еще на кухне возьму, — примирительным тоном ответила младшая Уизли. — Пойдем лучше в гостиную: меня ждет Гарри, а тебя наверняка заждался Рон.
Девушки вернулись в гостиную, где все еще продолжалось празднование победы в сегодняшнем матче. Первокурсников, уже начавших клевать носом, загнали наверх, зато подростки, большинство из которых уже успели попробовать “напитки покрепче”, активно выплясывали на танцполе, стремясь оттянуться по полной. Гермиона присоединилась к танцующим, без особого энтузиазма двигаясь в такт музыке. Девушка почувствовала невероятную скуку и апатию, будто рядом нет чего-то, без чего она не может обойтись; все остальное казалось же ей каким-то лишним и ненужным. Сзади подошел Рон, заигрывавший до этого с Лавандой, которая щеголяла в мини-платье с огромным вырезом, заставляя всех парней невольно засматриваться в ее сторону и ронять челюсти на пол. Рон положил ей руки на бедра и прижал к себе, прикосновения его вновь стали настойчивыми и неприятными, но Гермиона не заостряла на них внимания: ее взгляд был прикован к рыжеволосому парню, сидевшему за дальним столиком вместе с Невиллом. Он… Гермиону непреодолимо тянуло к нему, мир без него не имеет смысла, он все для нее в этой жизни, она должна покориться ему, отдаться… Объект вожделения на минуту оторвался от книги и посмотрел на старосту Гриффиндора: в его серых глазах читалось осуждение, разочарование, отвращение, но никак не любовь и обожание. Стало невыносимо грустно, будто ее только швырнули в грязное болото, из которого ей уже не выбраться.
Рон резко развернул девушку к себе лицом и под дружное улюлюканье подвыпивших одноклассников страстно поцеловал в губы. Этот мерзкий запах изо рта, огромный чужой язык во рту, повсюду слюни — Гермионе было явно не до удовольствия. Алкоголь выветривался из мозга, а вместе с ним эйфория и легкость восприятия действительности. Краем глаза гриффиндорка заметила своих друзей: Гарри и Джинни также слились в страстном поцелуе, от которого, кажется, оба были в восторге. На пару секунд Джинни открыла глаза, лукаво подмигнув подруге и подняв большой палец вверх, после чего, не отрываясь от губ Гарри, потащила его наверх, в спальню мальчиков: предстоящая ночь обещала быть жаркой.
Гермиона снова бросила взгляд на дальний столик у окна — Невилл показывал Фэй и Келле какое-то африканское растение, а вот его соседа уже не было рядом. Девушка вырвалась из объятий своего парня и, проталкиваясь между однокашниками, тщетно пыталась найти объект своих мечтаний. Глаза ее расширились и потемнели, выдавая какую-то иррациональную решимость, совсем не характерную для правильной Гермионы Грейнджер.
Пробравшись к выходу из гостиной, староста Гриффиндора вышла в коридор и понеслась вперед, не разбирая направления. Она не думала, куда она идет и зачем, просто позволяя ногам делать свое дело. Она должна найти его непременно, именно сейчас, иначе будет слишком поздно. Почему — мисс Грейнджер не могла объяснить себе и даже не задумывалась над этим.
- Лотар!.. — шумно выдохнула она, нагнав своего одноклассника в одном из коридоров двумя этажами ниже.
Взгляд ее по-прежнему был неосмыслен и затуманен, от быстрого бега раскраснелись щеки и часто вздымалась грудь.
- Мисс Грейнджер? — удивился Визерхофф.
Ему было странно видеть здесь Грейнджер, до этого самозабвенно целовавшуюся с Уизли, а воспоминание о Уизли, в свою очередь, вызвало отвращение к данному субъекту, моментально отразившееся на лице немца.
- Лотар! — в голосе девушки чувствовалась мольба, в глазах навернулись слезы. — Я не могу без тебя!.. Почему ты отвергаешь меня?
Она подошла к юноше совсем близко и взяла его лицо в свои ладони, провела подушечками пальцев по губам. Ее прикосновения обжигали и пробуждали сдерживаемое до этого мужское начало, карие глаза смотрели на него преданно-преданно, а мягкие розовые губы жаждали поцелуя. Лотар поймал себя на мысли, что не против поцеловать свою одноклассницу, но тут же одернул себя: это будет предательством по отношению к Элизе, тем более что Грейнджер его только раздражает, и вообще она только что целовалась с Уизли, которого он ненавидит. В свете последних обстоятельств ее поведение кажется более, чем странным, а это означает, что Карл был полностью прав. А это значит, что Грейнджер или дали не то лекарство в Больничном крыле, или же ее кто-то снова травит.
Резко одернув руки своей одноклассницы от своего лица, он схватил ее за локоть и повел в сторону Больничного крыла. Проблему с Грейнджер необходимо было решить как можно скорее, и сон школьной медсестры в данный момент заботил Лотара Визерхоффа в последнюю очередь.
Элиза нервно мерила шагами гостиную Хаффлпаффа, не в силах найти себе место от беспокойства. Лотар обещал зайти за ней пятнадцать минут назад, но его все еще не было. А ведь он никогда раньше не опаздывал. Поначалу ей показалось странным, что он назначил свидание так поздно, но ей также хотелось побыть с ним наедине, а до отбоя оставалось больше часа, так что они могли погулять без риска быть пойманными. Еще на первой неделе учебы Джастин показал ей одну комнату в северной части замка. Она была совершенно пустая, если не считать резной деревянной скамейки в стенной нише и кадок с кустами роз, обвивавших тонкие готические колонны посередине, и выглядела немного заброшенной. Днем из высоких стрельчатых окон открывался чудесный вид на горы, покрытые густым хвойным лесом, которые ночью преображались и становились еще более величественными и пугающими. Идеальное место для свиданий.
Напольные часы показывали уже десять минут одиннадцатого, заставив девушку заметно беспокоиться. Движущиеся лестницы, исчезающие ступеньки — вдруг Лотар упал и сломал себе руку или ногу, и ему никто не может помочь. Драка в гостиной или темном коридоре — Элиза знала о, мягко говоря, не очень хороших отношениях своего жениха с некоторыми одноклассниками. Вдруг его избили или прокляли? Конечно, можно было послать Патронуса, но, привыкшая к более замкнутым отношениям и впитавшая в себя определенные устои чистокровных волшебников в силу дружбы с последними, юная фрейлейн Миллер отвергала данную возможность: среди волшебников не принято демонстрировать своего Патронуса, воплощение личного счастья, малознакомым лицам и, тем более, сообщать подобным образом о своих проблемах. В любом случае, ей нужно немедленно его найти.
- Ты куда, Элиза? — поинтересовался Джастин, заметив, как его одноклассница подошла к двери. — Что-то случилось?
Она все еще ему нравилась, и хотя он знал, что ни о каких серьезных отношениях с ней не может быть и речи, Джастин по-прежнему не мог спокойно чувствовать в ее присутствии, особенно когда они оказывались одни. Ему безудержно хотелось быть рядом с Элизой, купаясь в лучах теплого и ласкового света, который она излучала вокруг себя. И неважно, что следом за радостью и эйфорией придут боль и грусть. Придут, когда уйдет Элиза.
Девушка замялась. Она не знала, как рассказать о своей проблеме парню, которому безумно нравилась, и которому могло бы быть выгодно, если бы с Лотаром что-то случилось. Нет! Нельзя так плохо думать о людях! Джастин просто хочет помочь ей.
Угадав направление мыслей своей одноклассницы, Финч-Флетчли мягко взял ее руки в свои, поглаживая тыльные стороны ладоней. Он достаточно наблюдал за ней и Шенбрюнном, чтобы запомнить, что этот жест успокаивает девушку. Элиза опустила голову, и золотые кудри упали ей на лоб.
- Ты можешь доверять мне, — мягко сказал он, посмотрев на нее снизу вверх, чтобы видеть глаза. — Я не причиню вреда ни тебе, ни… — сглотнул, — Лотару. — Клянусь!
- Я боюсь, что с ним что-то случилось… — ответила девушка, не разжимая рук, и нервно замотала головой.
- Хорошо, давай найдем его, — предложил Джастин, и Элиза кивнула ему в знак согласия. В коридоре им встретился Захария, который, судя по всему, ходил на кухню, чтобы разживиться какими-никакими закусками — из-за назначенных Спраут отработок он вынужден был пропускать ужин и потому наносил регулярные визиты Хогвартским эльфам, которые всегда рады были накормить голодающих студентов. Карманы его мантии были сильно оттопырены, являя миру сэндвичи и булочки с различными начинками, а от самого юноши пахло тыквенным пирогом и корицей. Увидев вместе Миллер и Финч-Флетчли, Смит не удержался от язвительных комментариев в адрес девушки, вздумавшей, по его мнению, нарушить верность своему жениху, и посочувствовал своему однокласснику, которому, наверное, будет чрезвычайно скучно в обществе такой высокоморальной и фригидной девицы, которая и спит, наверное, в колпаке и бабушкиных панталонах. Элиза едва смогла удержать Джастина от рукоприкладства, так что наказание Смита ограничилось лишь заклинаниями немоты и полоскания рта.
Время продолжало идти, и у Элизы засосало под ложечкой. Ей казалось, что должно непременно случиться что-то ужасное, что она не в силах будет предотвратить, и потому девушка с удвоенной скоростью направилась в сторону Больничного крыла. Рядом с ней шел неожиданно молчаливый Джастин, который отчетливо видел страх в глазах своей одноклассницы и теперь гадал, каких неприятностей им стоит ожидать, морально готовясь к тому, чтобы стать на защиту девушки, если ей будет грозить опасность. Замыкал шествие Захария Смит, который всю дорогу только и делал, что беззвучно открывал рот и пускал мыльные пузыри.
- Лотар, пожалуйста… я не могу без тебя!..
Они с Грейнджер уже почти дошли до Больничного крыла, и всю дорогу она ныла и между всхлипами признавалась ему в любви. Это раздражало. А еще она то и дело пыталась повеситься ему на шею. Это раздражало еще больше, но, что хуже всего, Лотар чувствовал, как в нем поднимается жар и непреодолимое желание дать Грейнджер то, чего она хочет. Его тоже отравили, или же это передается через физический контакт?
- Мисс Грейнджер, потерпите еще немного… вы больны… вам нужно лекарство, — Визерхофф сам говорил теперь, чуть дыша, пытаясь преодолеть в себе желание обнять Грейнджер и почувствовать вкус ее губ. — Нам осталось пройти совсем немного… школьная медсестра вас вылечит.
- Нет… — выдохнула Гермиона, посмотрев на своего одноклассника отчаянным взглядом, и, потянувшись на цыпочках, обхватила его лицо руками и поцеловала.
Он не сопротивлялся, он забыл думать о том, что это неправильно и неестественно. Вместо этого он обнял ее в ответ, еще больше сократив расстояние между ними. Его ладони плавно скользили по спине, заставляя выгибаться навстречу. Углубил поцелуй, привалив Грейнджер к стене — ноги ее уже не держали. Ее руки страстно блуждали по его голове, устраивая фирменный беспорядок из его рыжих вихр, спустились к шее и на автомате расстегнули верхнюю пуговицу, расслабили галстук — последнему Лотар был только рад. Шумно выдохнул, и Гермиона перехватила инициативу в свои руки. Поцелуи горячие, страстные, обжигающие… Если робкую и застенчивую Элизу можно было сравнить с глубокой и спокойной рекой, текущей меж цветущих углов, то Грейнджер был огнем, поглощающем и сметающем все на своем пути.
- Elise… /нем. Элиза…/ — произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Визерхоффу казалось, что он что-то делает неправильно, что есть что-то порочное в том, что происходит сейчас, но не мог понять, что именно. В сознании возник мимолетный образ красивой девушки с кудрявыми золотыми волосами и голубыми грустными глазами, и тут же потух, уступив лицу кареглазой шатенки, между поцелуями шептавшей его имя.
- Я люблю тебя, — на одном дыхании проговорила Гермиона и снова припала к его губам.
- Nein! /нем. Нет!/ — знакомый и некогда милый сердцу голос, полный отчаянья и обиды, резанул пространство, разбив на множество осколков иллюзию из розовых грез.
Раздался злорадный смех Захарии Смита, с которого уже спало Заклятие Немоты.
Визерхофф резко оттолкнул от себя Грейнджер. Осознание только что совершенного проступка навалилось на него вместе со страшным грузом вины. Элиза, которой он клялся в любви, которую носил на руках и на которой намеревался жениться в будущем… он только предал ее. Но, хуже того, он предал своего друга Карла, который ради них пожертвовал своим счастьем.
- Elise, halt!.. Verzeihe mich, bitte! /нем. Элиза, постой!.. Прости меня, пожалуйста!/ — крикнул Лотар, бросившись к галерее к лестнице, на которой только что стояла девушка.
В свете факела мелькнула волна золотых волос и тут же исчезла в темном арочном проходе. На каменные плиты упало тонкое золотое кольцо с сапфирами — некогда символ любви и радости, теперь же — обмана и предательства. Еще никогда в жизни Лотару Визерхоффу не было столь горько и стыдно одновременно.
Сообщение отредактировал triphenylphosphine - Среда, 07.03.2012, 22:17
Дата: Четверг, 08.03.2012, 17:03 | Сообщение # 206
Slytherin vs. Ravenclaw
Статус: Offline
Группа: Верховный чародей
На сайте с: 16.09.2010
Сообщений:9719
triphenylphosphine, нет, конечно! Я же филолог, как я могу так считать? Просто до последних глав особого пристрастия к поэтике дамского романа у вас не наблюдалось, а теперь вот пошли знакомые и популярные в фандоме приёмы. Но вы постоянно меняете свою поэтику по ходу написания, так что почему бы и нет? ΠΛΕΙΝ ΑΝΑΓΚΗ ΖΗΝ ΟΥΚ ΑΝΑΓΚΗ
Дата: Четверг, 08.03.2012, 17:36 | Сообщение # 207
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Quote (olala)
Просто до последних глав особого пристрастия к поэтике дамского романа у вас не наблюдалось, а теперь вот пошли знакомые и популярные в фандоме приёмы.
Просто ваши слова можно интерпретировать таким образом, будто любовный роман является вообще основополагающим жанром в литературе.
И вообще, в главе описывались события, происходящие в основном в Гриффиндоре, для которого на первом месте не учеба, а отношения.
Дата: Четверг, 08.03.2012, 17:55 | Сообщение # 208
Slytherin vs. Ravenclaw
Статус: Offline
Группа: Верховный чародей
На сайте с: 16.09.2010
Сообщений:9719
Quote (triphenylphosphine)
Просто ваши слова можно интерпретировать таким образом, будто любовный роман является вообще основополагающим жанром в литературе.
triphenylphosphine, ещё раз (с удовольствием!) повторяю: я филолог! Так что заведомо неправильные даже для непрофессионала мнения в этой области мне можно не приписывать. Нелюбовных и нероманных произведений и даже направлений в литературе масса, это очевидно даже минимально прилежному ученику средней школы.
Quote (triphenylphosphine)
И вообще, в главе описывались события, происходящие в основном в Гриффиндоре, для которого на первом месте не учеба, а отношения.
Меняется место действия, меняется поэтика... Хороший ход! Спасибо. Запомню для себя, может быть, использую. ΠΛΕΙΝ ΑΝΑΓΚΗ ΖΗΝ ΟΥΚ ΑΝΑΓΚΗ
Дата: Четверг, 08.03.2012, 18:09 | Сообщение # 209
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Quote
Нелюбовных и нероманных произведений и даже направлений в литературе масса, это очевидно даже минимально прилежному ученику средней школы.
Но почему-то ждали вы именно начала любовного романа и даже, когда здесь, на ТТП, было выложено всего семь или восемь глав, где имеющиеся любовные линии едва намечались, утверждали, что цель моего фика - свести Снейпа и главную героиню. Или это издержки почитателей снейджера?
Quote (olala)
Меняется место действия, меняется поэтика... Хороший ход!
Лично мне это казалось очевидным. Каждому факультету соответствует свое мировоззрение --> свое описание действительности.
Дата: Четверг, 08.03.2012, 18:51 | Сообщение # 210
Slytherin vs. Ravenclaw
Статус: Offline
Группа: Верховный чародей
На сайте с: 16.09.2010
Сообщений:9719
Quote (triphenylphosphine)
Но почему-то ждали вы именно начала любовного романа и даже, когда здесь, на ТТП, было выложено всего семь или восемь глав, где имеющиеся любовные линии едва намечались, утверждали, что цель моего фика - свести Снейпа и главную героиню. Или это издержки почитателей снейджера?
90% фандомного литературного творчества основано на любовной интриге, 80% произведений имеют в своей основе любовный роман. Естественно, я предположила, что вы пишете роман о любви. Потом я предположила, что вы пишете повесть (произведение, не основанное на любовной интриге). Потом был ещё ряд предположений, но довольно скоро стало понятно, что вы пишете просто так, вообще. Кстати, давно хочу спросить, а вы себя перечитываете подряд, с начала и до последней главы? Просто для собственного авторского удовольствия?
Quote (triphenylphosphine)
Лично мне это казалось очевидным. Каждому факультету соответствует свое мировоззрение --> свое описание действительности.
Вам-то это очевидно! А вот читателям нет - по вполне объективным и теоретически обоснованным причинам. ΠΛΕΙΝ ΑΝΑΓΚΗ ΖΗΝ ΟΥΚ ΑΝΑΓΚΗ
Дата: Четверг, 08.03.2012, 19:28 | Сообщение # 211
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Quote (olala)
90% фандомного литературного творчества основано на любовной интриге, 80% произведений имеют в своей основе любовный роман. Естественно, я предположила, что вы пишете роман о любви.
А детективы и политические интриги, приключения? На них сколько процентов вы дадите? (желательно не опираясь исключительно на снейджер)
Quote
Кстати, давно хочу спросить, а вы себя перечитываете подряд, с начала и до последней главы? Просто для собственного авторского удовольствия?
Бывает иногда, но только отдельные главы, в основном в те моменты, когда мне приходится делать по ходу повествования отсылки к предшествующим событиям, чтобы не получилось какого-нибудь логического бага, наподобие Флинта-второгодника у Роулинг. А читать сначала - лень, да и слишком много времени потребовалась бы.
Сообщение отредактировал triphenylphosphine - Четверг, 08.03.2012, 19:42
Дата: Четверг, 08.03.2012, 20:20 | Сообщение # 212
Slytherin vs. Ravenclaw
Статус: Offline
Группа: Верховный чародей
На сайте с: 16.09.2010
Сообщений:9719
Quote (triphenylphosphine)
детективы и политические интриги, приключения?
Это всё вопросы к монстрам фандома, не ко мне! Вы же много где тусуетесь, наверняка знаете людей с опытом, стажем и влиянием в фандомной жизни. Я сижу на ТТП и наслаждаюсь, а диссертацию пока писать не собираюсь.
Дата: Суббота, 21.04.2012, 11:42 | Сообщение # 217
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Глава 30. Последствия (Часть 1)
Всю следующую неделю Хогвартс готовился к прибытию немецкой делегации. Эльфы без конца сновали по коридорам с тряпками и ведрами, натирая до блеска окна и доспехи. С картинных рам и подсвечников собрали всю пыль и паутину, а проходы в коридоры, не пользовавшиеся особой популярностью и, следовательно, давно запущенные, закрыли скульптурами и гобеленами. Учеников в спешном порядке начали обучать основам этикета: вставать при появлении в комнате учителей или членов делегации и кланяться/делать реверанс при личном знакомстве, не набрасываться на еду, как только она появляется на столах, а аккуратно накладывать себе небольшими порциями, а также правильно пользоваться столовыми приборами и салфетками. Под мантии запретили надевать маггловскую одежду, чем особенно грешили старшекурсники, уже переборовшие детский страх перед учителями. Кроме того, немало времени и сил пришлось потратить, чтобы научить ходить студентов по коридорам не хаотичной толпой, заполняющей все имеющееся пространство, а узким и ровным, пусть и свободным строем.
Большинству студентов Хогвартса подобные нововведения, естественно, были не по душе: почему из-за каких-то пяти человек им навязывают столько неудобных дополнительных правил? Почему нельзя ходить в джинсах и толстовках, а только в этом давно вышедшем из моды шмотье? Почему нельзя носить кроссовки, ведь они намного удобнее и практичнее, чем туфли? А правила столового этикета — их что, за идиотов держат? Как будто никого дома родители не учили, как за столом себя вести. Лишь слизеринцы поглядывали с пренебрежением и снисхождением одновременно, как тщетно старая кошка пытается отучить своих любимых предателей крови и грязнокровок не хватать руками все, до чего можно дотянуться, и есть с набитым ртом; не толкаться в коридорах и нормально одеваться. Как Спраут повторяет по два раза инструкции своим барсукам-старшеклассникам, чтобы те донесли их до малышей, в то время как сама до сих пор не может выйти из образа огородного пугала. Как равенкловцы в кои-то веки учатся не читать за едой и ходить, смотря по сторонам, а не тупо уткнувшись в книжку. Это же всем ясно, что такие ботаники уже давно забыли, как вести себя в приличном обществе. И только они, слизеринцы, питомцы факультета великого Салазара и отпрыски благороднейших домов магической Британии, могут по праву гордиться собой и своим воспитанием. Уж они точно не подведут свой факультет.
Как предупредил в своем письме господин Геннинген, вместе с ним прибудут глава Отдела образования господин Шварц и секретарь фрау Бёллер. Немецкая делегация будет присутствовать не только на общих трапезах, но и на всех уроках, которые посещают немецкие студенты, а также ознакомится с условиями проживания последних. Узнав об этом, МакГонагалл чуть не схватилась за голову: даже во времена диктата Амбридж не было такого жесткого контроля над Хогвартсом! И вообще, почему Британское Министерство магии и Совет Попечителей Хогвартса не озаботились тем, чтобы прекратить столь откровенное вмешательство иностранного государства в дела Хогварса? Снейп сидел с таким видом, будто съел целый фунт лимонов. Уоррингтон, хотя также был недоволен подобной наглостью немцев, лишь развел руками и сказал, что Министерства магии обеих стран согласовали между собой все правовые и бюрократические вопросы еще до начала учебного года. Спраут и Флитвик восприняли новость совершенно спокойно (декан Хаффлпаффа даже в очередной раз похвалила свою новую студентку), а Дамблдор продолжал безмятежно улыбаться и поглощать лимонные дольки.
Другой немаловажной проблемой, ставшей перед педагогическим коллективом лучшей в Европе школы чародейства и волшебства, оказались коллоквиумы. Преподаватели догадывались в целом, что это нечто вроде устного теста по пройденному материалу, но не совсем понимали, как их следует проводить, а также сетовали на недостаток времени: у каждого нагрузка от двух до восьми академических часов в день, кучи письменных работ на проверку, а у некоторых еще и обязанности деканов.
- Очень просто, — с сарказмом произнес Снейп во время очередного педсовета. — Мы и так тратим слишком много времени на обучение этих идиотов простейшим вещам…
- Северус!.. — воскликнули хором Дамблдор и МакГонагалл, все своим видом показывая, насколько их оскорбляет подобное неуважение в адрес юных волшебников.
- Что вы предлагаете, Северус? — решил перейти к делу Флитвик, из всех учителей он выглядел наиболее заинтересованным в решении вопроса с коллоквиумами.
- Выделить учебные часы под проведение коллоквиумов, — с пренебрежением ответил Мастер Зелий, сделав такое выражение лица, будто данная идея должна быть очевидной для всех. — И субботы.
- Но, Северус, многие ученики еще не… — возразила МакГонагалл.
- Если даже Финч-Флетчли и МакМиллан смогли освоить Чары Восстановления, в отличие от Уизли… — перебил ее Снейп.
- Мистер МакМиллан и мистер Финч-Флетли — очень прилежные и старательные мальчики! — тут же заступилась за своих студентов Помона.
- Минерва, я думаю, мистеру Поттеру и мистеру Уизли зачет по пройденной теме можно поставить авансом, — сказал Дамблдор, закинув в рот очередную лимонную дольку.
Минерва едва не потеряла челюсть, Филеас от удивления упал с кресла, Помона кинулась помогать Филеасу, а декан Слизерина продолжал сидеть на месте с равнодушно-брезгливым выражением лица. Конечно, ведь это Поттер и Уизли, их надо щадить, ими надо восхищаться! Северус едва удержал себя от того, чтобы не плюнуть прямо здесь, в директорском кабинете. Вначале, Альбус, вы пропихиваете этих идиотов вне общего порядка на курс продвинутого зельеварения, совершенно игнорируя тот факт, что так называемые успехи Поттера в данном предмете обусловлены вовсе не его неожиданно проснувшимся талантом или великолепным подходом Горация к делу, а тем, что он внаглую пользовался моим собственным учебником. Теперь просите поставить зачет по несданной теме. Что потом? Нарисовать нужные оценки по ТРИТОНам без сдачи самих экзаменов?
- Все-таки на плечах у мальчиков лежит очень тяжелая миссия, и потому нам следует быть терпимее и снисходительнее к их мелким неудачам в учебе, — продолжил Дамблдор, сложив на животе руки замком.
Всем своим видом он являл умудренного годами старца, пред опытом и сединами которого должны преклоняться, но не возражать.
- То есть, вы утверждаете, Альбус, — пропищал Флитвик, которого Спраут уже усадила обратно в кресло, — что мы, мало того, что должны завышать оценки мистеру Поттеру и мистеру Уизли, так еще и ставить им зачет даже по несданным темам?
- Именно, — спокойно ответил Дамблдор, через плечо которого с любопытством поглядывал феникс, — на плечах мистера Поттера и мистера Уизли лежит слишком большая ответственность, чтобы мы заостряли еще внимание и на учебе.
Снейп недовольно хмыкнул.
- Но ведь это несправедливо по отношению к другим ученикам! — возразила Помона. — Даже мисс Грейнджер…
- Мисс Грейнджер — достаточно умная и сильная ведьма, чтобы справляться и с учебой, и с возложенной на нее миссией, — гордо ответила МакГонагалл, вернув себе прежнее самообладание.
- Благодарю, Минерва, — Альбус кивнул, лукаво улыбнувшись. — Мы никогда не требуем с учеников сверх их возможностей.
- Предлагаю вернуться к обсуждению коллоквиумов, — снова подал голос Флитвик. — Я считаю, что коллоквиумы можно проводить и по субботам.
Коллеги смотрели на него с откровенно недоуменными лицами.
- Если мы можем назначать отработки на выходные дни, то почему в это время нельзя принимать и коллоквиумы?
- Вы верно заметили, Филеас, — сказал Дамблдор. — Какие еще есть идеи?
- Раздельное выставление баллов, — ответил Снейп.
- Как так? — возмутилась МакГонагалл. — В Хогвартсе еще со времен Основателей существовала система коллективных наказаний и поощрений!
- Которая, очевидно, не работает с вашими львятам, — не забыл съязвить Северус.
- Тише, дети мои, не ссорьтесь, — примирительно развел руками Альбус, в то время как декан традиционно враждующих факультетов уже встали с кресел и теперь буравили друг друга тяжелыми, прожигающими насквозь взглядами.
Фоукс, сидевший на спинке кресла директора Хогвартса, издал веселую трель.
- Но ведь коллоквиум — это проверка знаний индивидуального студента, — заметил декан Равенкло, — и потому я думаю, что оценки за них нужно выставлять, как и за любые самостоятельные письменные работы или экзамены уровня СОВ и ТРИТОН.
- Но ведь коллоквиум проходит в устной форме, — уточнила Спраут. — В данном случае студенты будут соревноваться, как и на уроках, чтобы раньше ответить на вопрос.
- Я думаю, эту проблему можно легко решить, если всем студентам в группе давать разные вопросы, в том числе и из дополнительной литературы, рекомендованной по изучаемому предмету. Мне кажется, это должно стимулировать студентов лучше учиться и открывать для себя новые грани знаний, — вновь ответил Флитвик; голос его и выражение лица, несмотря на смешной маленький рост и гоблинский профиль, выдавали в нем полную уверенность в своих словах. — Кроме того, есть смысл составлять вопросы по теме в зависимости от способностей отдельного студента к изучаемому предмету. Так, если сравнить мистера Уизли и мисс Грейнджер, например, то один и тот же ответ будет достаточен для удовлетворительной оценки мистера Уизли, но не достаточен для мисс Грейнджер.
- Филеас, я понимаю, что вы восхищаетесь талантами и упорством мисс Грейнджер и хотели бы видеть ее на своем факультете, — воскликнула МакГонагалл, — но мистер Уизли также наделен многими способностями! Просто он ленится их развивать!
- Я думаю, мы это легко сможем выяснить на предстоящих коллоквиумах, — с энтузиазмом сказал Дамблдор, а глаза его лукаво блеснули из-под очков половинок. — Я думаю, на сегодня наш педсовет можно считать оконченным.
Объявления о сдаче каких-то коллоквиумов и прикрепленные к ним списки рекомендованной литературы внесли еще больше паники и недовольства в ряды юных волшебников, которые уже по горло были сыты подготовкой к предстоящему визиту важной иностранной делегации. Даже к Турниру трех волшебников так не готовились! Мало кто из школьников любил проводить время в библиотеке за чтением учебников, а гора же дополнительной литературы, которую желательно прочесть к предстоящему собеседованию, и вовсе внушала панический ужас.
Нотт не уставал напоминать своим товарищам по факультету, что Слизерин должен непременно показать себя лучшим, особенно в свете недавнего позорного проигрыша гриффам. Слизеринцы должны дать всем понять, что, в отличие от кое-кого, они работают, прежде всего, головой. Студентам, занимающимся праздным ничегонеделанием, было приказано немедленно сесть за книжки, в противном случае им будут назначены отработки или сняты баллы. А последнее для змеек являлось худшим наказанием, ибо означало немедленный остракизм со стороны всего факультета.
Хаффлы усилили нагрузку в кружках по выполнению домашних заданий и занялись репетициями коллоквиумов. И сразу же столкнулись с пробьлемами: казалось бы, студенты первого-второго курса, у них в программе все было легко и понятно. Но оказалось, что старшекурсники уже и сами за ненадобностью подзабыли многие вещи, которые проходили на младших курсах, а то, что помнили, усвоили уже на интуитивно-очевидном уровне, так что затруднялись объяснить даже самим себе, а что значит то или иное заклинание, почему один ингредиент нужно нарезать кубиками, а другой кольцами и т.д. В результате бремя играть роль учителей упало на пяти— и семикурсников, которым предстояло сдавать государственные экзамены в этом году, и потому они должны были знать все изучаемые предметы от и до.
Для воронов изменилось мало что, ведь они и без подготовки к коллоквиумам проводили большую часть свободного времени за книгами или отработкой практических навыков. Но теперь, когда от количества и качества прочитанных ими книг напрямую зависела оценка за предстоящее собеседование, равенкловцы стали теснее общаться друг с другом, устраивая активные и нередко многочасовые дискуссии по изученному материалу, в ходе которых уточняли друг у друга непонятные моменты, обменивались мнениями касательно той или иной книги (“для общего развития подойдет, но ничего ценного в ней не найдешь. Лучше прочитать вот эту, но сейчас она вроде бы хранится в Запретной Секции, хотя, когда я учился на первом курсе, семикурсники говорили, что ее можно было найти и в общем доступе, правда, на самых верхних полках”), заклинания (здесь лучше использовать “Stupefac”, а не “Petrificus Totalus”, поскольку последний вызывает растяжение и временное отвердение мышц, что может быть опасно для жизни, если заклинаемый находился до этого под действием другого заклятья или зелья, воздействующего на нервную или сердечно-сосудистую систему) или зелья, а заодно экзаменовали друг друга. Иногда старшие в шутку пугали мелких, что тем ни за что не сдать коллоквиум, потому что для этого нужно прочитать и выучить вот стооолько, что даже взрослый человек не в состоянии осилить. Первокурсники быстро смекали, что их разводят, и начинали в ответ демонстративно дуться и угрожать, что расскажут старостам или декану, если те не станут с ними заниматься — будучи новичками в Хогвартсе, они могли пользоваться такими привилегиями, как помощь ребят со старших курсов в учебе или ориентировании внутри замка.
Но вскорости панику, посеянную учителями и старостами, затмила очередная сплетня, пришедшая с факультета Гриффиндор. Как выяснилось, Гермиона Грейнджер, староста и лучшая ученица школы, подруга Мальчика-который-выжил, решила изменить своему парню Рону Уизли, вратарю сборной Гриффиндора и тоже другу Мальчика-который-выжил, со своим новым одноклассником, богатым и чистокровным Лотаром Визерхоффом. Уизли, который пошел искать свою девушку, которая, в свою очередь, слишком неожиданно покинула Гриффиндорскую гостиную, где в это время шло празднование победы над слизеринцами, наткнулся на нее в одном из коридоров, ведших подземелья. Грейнджер была вся взлохмачена и растрепана, взгляд — невидящий и стеклянный, губы опухли от недавних поцелуев и шепчут: “Лотар!” На щеке у девушки вмиг отпечатывается огромная звонкая пощечина, но она даже не сопротивляется, не пытается спорить, не замечает плевка в лицо, а просто садится на подоконник и беззвучно рыдает, кутаясь в свою кофту.
Непосредственный свидетель измены гриффиндорской заучки хаффлпаффец Захария Смит счел своим долгом рассказать об увиденном декану Гриффиндора Минерве МакГонагалл, добавив от себя, что “счел нужным проследить за Уизерхофом, т.к. ему показалось, что тот что-то замышляет.” МакГонагалл похвалила Смита за проявленную бдительность и наградила десятью баллами за своевременное предупреждение, после чего вызвалась проводить юношу до Хаффлпаффской гостиной — близилось время отбоя, и за ночную прогулку легко можно было получить взыскание. Там они и встретили Визерхоффа, который едва ли не умолял Ханну Эббот пустить его поговорить с Элизой. Снова взлохмаченные волосы, раскрасневшееся лицо, странный блеск в глазах, мантия съехала с плеч, рубашка выбилась из-под брюк, ворот ее расстегнут, а галстук и вовсе съехал на бок — сразу видно, что не далее, как полчаса назад, он принимал участие в очень жарком и увлекательном свидании. Ханна в довольно резких выражениях дала понять Визерхоффу, что это его Элиза прождала целых двадцать минут, а потом отправилась на поиски, пока сам шлялся неизвестно где и непонятно с кем. И нет, Элиза не возвращалась, так что до свидания!
Уже на следующее утро слух об измене Грейнджер облетел Хогвартс со скоростью “Молнии” и, передаваясь от одного ученика к другому, обрастал все новыми подробностями, которые главный очевидец событий даже не думал опровергать. В итоге уже к полудню большинство студентов лучшей в Европе школы чародейства и волшебства были уверены в том, что Грейнджер вначале станцевала стриптиз посреди Гриффиндорской гостиной, явив миру свои отнюдь не плоские, как оказалось, формы, которыми и прельстился рыжий аристократ и, взяв гриффиндорскую заучку, в чем была, отправился искать место, где они могли бы провести время с большими удовольствием и наедине. Тут же были вытащены на свет сплетни трехлетней давности, статьи Скитер, в которых магглорожденная Гермиона Грейнджер представала в роли коварной соблазнительницы, охотящейся за мировыми знаменитостями: национальный герой магической Британии Гарри Поттер, Мальчик-который-выжил; ловец Болгарской сборной Виктор Крум, а теперь молодой аристократ Лотар Визерхофф, будущий Мастер нумерологии и трансфигурации. Не обошли сплетницы стороной и второго непосредственного участника событий, Лотара Визерхоффа, сделав последнего известным ловеласом и покорителем женских сердец, перед которым не устояла даже гриффиндорская заучка и синий чулок Гермиона Грейнджер. А вскоре нашлись и жертвы “рыжего ловеласа” — Лаванда Браун, Ромильда Вейн, Демельза Роббинс, Трейси Дэвис, Мэнди Брокльхерст и Латиша Рэндл, готовые наперебой рассказывать все желающим, как коварный Визерхофф охмурил каждую из них и бросил. При этом никого не смущало, что среди “жертв” оказались две равенкловки и одна слизеринка, с которыми Визерхофф вообще никогда не общался.
Самих же участников измены, а также пострадавшую сторону вызвали в кабинет директора с целью дознания и наложения соответствующих взысканий и допросили с применением Сыворотки Правды — как-никак Гермиона Грейнджер являлась подругой Избранного, и ее неосторожные действия могли отрицательно повлиять на успех войны с Тем-кого-нельзя-называть.
- Никогда не думала, мисс Грейнджер, что вы можете пасть так низко, — строго сказала МакГонагалл, с презрением посмотрев на некогда любимую ученицу, которая только начала отходить от действия Сыворотки Правды.
Гермиона сидела на жестком неудобном стуле, поникнув головой и схватившись руками за сидение. Вся ее поза выдавала чувство вины и собственной жалкости, неуверенности в себе. Она никак не могла поверить в то, что друзья так легко отвернулись от нее. Рон, конечно, всегда был вспыльчивым и импульсивным, так что его она не могла винить в пощечине, но Гарри просто промолчал, а выражение его лица выдавало осознание собственной трусости. А Джинни, ее хорошая и рассудительна подруга, повторила пощечину вслед за братом, не потрудившись даже выслушать, после чего объявила Гермионе, что считала раньше ее своей подругой, но ее поступок доказывает обратное. Она предала их… Предательница… это клеймо ходило теперь за Гермионой Грейнджер словно по пятам, но, что хуже всего, она понимала, что заслужила его, заслужила еще тогда, когда начала видеть эротические сны с Лотаром, или нет, еще раньше, в первую неделю их знакомства, когда она только начала сравнивать Рона и Лотара и поняла, что последний выигрывает во много раз. Она до сих пор чувствовала сладкий вкус его поцелуев на своих губах, чувствовала, как кровь предательски притекает к щекам, и от этого становилось стыдно вдвойне.
На соседнем стуле, на расстоянии вытянутой руки, сидел Лотар Визерхофф — былого лоска и самоуверенности как не бывало. Даже бледное лицо, как это обычно бывает у аристократов, казалось серым, вялым. В отличие от Гермионы, он не боялся смотреть в глаза “жертвам своего подлого обмана”, но делал это с полной апатией и равнодушием. Его допрашивали вслед за Грейнджер. Он признал, что в тот злополучный вечер в коридоре действительно захотел поцеловать мисс Грейнджер, но, к удивлению публики поведал также, что не испытывает к мисс Грейнджер никаких глубоких чувств, ибо любит свою невесту Элизу Миллер.
МакГонагалл, недовольно хмыкнув, передала Дамблдору протокол допроса, чтобы поставить подпись. Все казалось предельно ясным: мисс Грейнджер не смогла устоять перед обаянием умного и галантного юноши, являющегося по совместительству наследником древнего чистокровного рода; а мистер Визерхофф решил воспользоваться слабостью гриффиндорской отличницы и заодно сделать пакость мистеру Уизли — мальчики были враждебно настроены друг к другу еще с первого учебного дня. Стоявший у окна Снейп буравил гриффиндорцев брезгливым взглядом: как истинный слизеринец, он не мог не радоваться такому грязному пятну на репутации вражеского факультета в целом и отдельных его студентов в частности. Но ведь они не узнали самого важного…
- Зелье… — озвучил свои мысли Визерхофф, взгляд его был по прежнему затуманен, а в голове царил самый настоящий туман.
- Приворотное зелье… Мисс Грейнджер была опоена приворотным зельем…
- Так значит ты, подлый аристократишка, опоил бедную девочку зельем, чтобы совратить ее?! — воскликнула Молли Уизли, поднявшись с дивана.
При этом женщину нисколько не смущал тот факт, что она же несколькими минутами ранее, на чем свет стоит, ругала “бедную девочку Гермиону", которая посмела изменить их сыну и предать доверие семьи Уизли.
Дамблдор кивнул — появилась новая информация, значит, нужно продолжить допрос. Как удалось выяснить МакГонагалл и Снейпу, а, значит, и всем остальным присутствующим, симптомы мисс Грейнджер, которые довелось заметить мистеру Визерхоффу, могли быть вызваны алкогольным опьянением или же действительно сильным приворотным зельем, которое девушка, если и приняла, то незадолго до того, как мистер Визерхофф покинул гостиную. Последнее означало, что студенты факультета Слизерин не имеют к рассматриваемому делу никакого отношения (декан Слизерина довольно ухмыльнулся: его змейки могут найти занятия поважнее, чем вмешиваться в амурные дела гриффиндорцев, тем более таким рискованным способом), в то время как благородные гриффиндорцы по умолчанию полагались вне подозрений.
Гермиона никогда еще не чувствовала себя столь опустошенной и разбитой одновременно. Все, чем она жила, рухнуло в один момент. Не староста и не лучшая ученица, а позор всей школы, не старая подруга, а предательница. Да и значок старосты у нее отобрали, наказав штрафом в сто баллов за неподобающее поведение. За спиной слышатся смешки и “особо секретные разговоры”. Гермиона не прислушивается, но догадывается, что это она является предметом обсуждения, спиной и затылком чувствуя брезгливые, любопытные взгляды. Входит в Гриффиндорскую гостиную, и все демонстративно не замечают ее, но атмосфера от этого не становится менее гнетущей и неприязненной. Девушка поднимается в спальню седьмого курса. Она переживет, она справится. Могла же она игнорировать, пропускать через себя и не замечать глупые придирки Малфоя и его компании на протяжении всего ее обучения в Хогвартсе, оскорбительные статьи Скитер и обвинительные письма читательниц “Пророка” на четвертом. Могла… потому что с ней всегда были друзья, которые всегда ее могли поддержать, которые теперь отвернулись насовсем. Девушка заплакала, уткнувшись носом в подушку — благо, кроме нее, в комнате никого больше не было.
Вот стоит хмурый Рон, краснота еще не сошла с его лица, а ноздри так и раздуваются от втягиваемого воздуха — он еще на взводе, и малейшая провокация может повлечь за собой очередной приступ гнева. Стоит появиться рядом знакомой с первого курса пышной копне каштановых волос или аккуратно причесанной рыжей шевелюре, резко контрастировавшей с белой кожей лица, на котором даже и веснушек толком не было, как в голубых глазах сразу же вспыхивает огонь ярости, стиснутые челюсти едва сдерживают рвущиеся наружу слова, а руки сжимаются в кулаки, один из которых вовремя нащупывает волшебную палочку в кармане брюк. На помощь Рону тут же бежит Молли Уизли, обнимает его, хотя ему, уже взрослому парню, неприятны такие удушающие объятья, и убеждает, что какая-то магглорожденная выскочка не стоит того, чтобы тратить на нее свои нервы. И вообще, лучше пусть Ронничек начнет встречаться с Лавандой Браун — та и к семейной жизни подготовлена лучше, и обычаи волшебников хорошо знает, в отличие от этой Грейнджер.
Гермиона до сих пор не могла поверить в то, что это сказала магглолюбивая Молли Уизли! Женщина, которая относилась к ней, как к родной дочери, к которой сама Гермиона прислушивалась и уважала намного больше, чем родную мать. “Магглорожденная выскочка”, “предательница”, “неблагодарная” — вот кто она теперь для магического мира. Да, мисс Грейнджер была согласна с тем, что она предала доверие Рона и его семьи в целом, но для нее было оставалось непонятным, как происхождение волшебника может влиять на его моральные установки. Ведь это нонсенс, нелогично! Девушка всегда считала себя опровержением глупых средневековых предрассудков, в которых погрязла большая часть магического мира, в особенности, такие семьи, как Малфои, Блэки и Лестранжи, и ей странно было осознавать теперь, что прогрессистская семья Уизли, активно поддерживающая Дамблдора, недалеко ушла в своих воззрениях от сторонников Вольдеморта.
Последующие дни с Гермионой Грейнджер также никто не общался. Гарри будто и хотел заговорить с ней, но, стоило появиться поблизости кому-нибудь из однокашников (а уединение на факультете Гриффиндор считалась роскошью непозволительной), как он тут же виновато отводил глаза и сразу придумывал себе повод, чтобы не находиться больше рядом с бывшей подругой. Рон дулся и сжимал кулаки от злости, но в основном молчал. Впрочем, от мыслей о предательстве его очень хорошо отвлекала Лаванда Браун, с которой он предпочитал целоваться на виду у всей Гриффиндорской гостиной. Джинни же при виде Гермионы демонстративно морщила нос, будто увидела навозную бомбу, и тут же поворачивалась спиной к бывшей подруге. Пользуясь своим новым положением старосты (которого лишили Гермиону, опозорившую факультет своим безобразным поведением), она первым делом наложила табу на “имя коварной предательницы, которое ни коим образом не должно быть помянуто в разговоре”. Также она предложила объявить Грейндежр бойкот, который был принят молчаливым согласием: лохматая заучка, даже будучи старостой, никогда не пользовалась уважением и популярностью на львином факультете, и ее терпели, главным образом, из-за Гарри Поттера, который никогда не давал своих друзей в обиду.
Возможно, если бы Гермиона с Роном учились на разных факультетах, ей было бы легче перенести молчаливую враждебность и холод его товарищей. Возможно… но Гермиона, также как и Рон, Гарри, Джинни и прочие училась в Гриффиндоре, так что уже к концу первого дня бойкота готова была выть от тоски. Общежитие ало-золотого факультета, которое она уже на протяжении шести лет считала своим родным домом, вмиг стало чужим и неуютным. Как дом нелюбимых родственников, которые ждут — не дождутся того дня, когда племянника-обузу можно будет с чистой совестью выставить за дверь. Гарри мало рассказывал ей и Рону о своих отношениях с Дурслями, но из его слов явно следовало, что привечают его там не очень тепло и присутствию его совершенно не рады. “Гарри, Гарри, как же я тебя понимаю, теперь понимаю…” — думала девушка по пути в библиотеку, крепко прижимая учебники к груди. По щеке катилась одинокая слеза.
В библиотеке по-прежнему было мало людей, хотя уже заканчивался сентябрь. Несколько барсуков, облюбовав целый стол, вдумчиво медитировали над учебниками по чарам и трансфигурации. Какой-то равенкловец сидел, запрокинув голову, и мысли его блуждали весьма далеко от Хогвартской библиотеки, а то время как рука рисовала какие-то непонятные закорючки на пергаменте, вокруг которого в творческом беспорядке лежало сразу несколько открытых книг и уже исписанных пергаментов. За следующим стеллажом пристроились сестры Уотерс со Слизерина. Невдалеке от них — Корнер, Бут и Голдстейн, как и их младший товарищ, обложившиеся увесистыми фолиантами, открытыми в разных местах, что-то увлеченно царапали себе на пергамент. В другое время мисс Грейнджер обязательно возмутилась бы столь вопиющей безответственностью хогвартских студентов, которые никак не могут осознать важность учебы для дальнейшей жизни. И вообще, книги у них лежат неправильно. Вместо этого Гермиона промолчала и, закрыв лицо учебниками, спряталась в самом темном и неприметном углу: ей не хотелось, чтобы ее случайно заметили немцы, среди которых, однако, не было Визерхоффа.
Казалось бы, библиотека — идеальное место для знакомства в таком закрытом учебном заведении, как Хогвартс, а такое общее дело, как подготовка домашних заданий — чем не повод завязать дружескую беседу? Сколько помнила Гермиона, равенкловцы всегда относились к ней нормально, а Корнер и Бут даже восхищались тем, что она уже на пятом курсе владела чарами уровня ТРИТОН. Они вместе занимались в их с Гарри кружке ДА. Но хотя бы приятельские отношения между ними не сложились за все шесть лет обучения: со временем она подружилась с Гарри и Роном, а после и Джинни, а равенкловские ребята отказались с ней дружить еще вначале первого курса.
Ретроспектива…
Сентябрь, первый курс. Гермиона прочитала и выучила наизусть все книги, которые им надо было знать по программе. Она стала уже едва ли не лучшей ученицей на потоке, и не было еще ни одного учителя, за исключением мерзкого профессора зельеварения, который не похвалил бы ее за ее стремительные успехи в учебе. Девочка могла бы гордиться собой, но она была несчастлива, ведь у нее по-прежнему не было друзей. Одноклассники либо вообще не разговаривали с ней, либо дразнили заучкой, а от ее предложений о помощи грубо отмахивались. К сожалению, Гермиона не могла говорить ни о чем, кроме учебы и книг, что было весьма необычно для ребенка ее возраста, и потому не могла начать разговор не иначе, как с предложения о помощи — ведь она знает больше всех, следовательно, к ней обязаны прислушаться. Почему? — Для Гермионы было очевидно: она же прислушивалась к мнению родителей и учителей, которые старше и больше знают. А она, насколько знала девочка, была едва ли не старше всех на курсе, а о ее блестящих оценках было известно даже тугодумам вроде Крэбба и Гойла.
Библиотека, ее любимое место — здесь девочка готова сидеть часами, а то и сутками, впитывая в себя новые знания. Может быть, здесь она сможет найти себе друзей, ведь в библиотеку ходят заниматься учебой, а не дурачиться? Вот — за столом сидят трое мальчиков с синими галстуками, тоже первокурсники.
- Привет. Я Гермиона Грейнджер, факультет Гриффиндор, первый курс, — бодро произнесла девочка.
- Терри Бут.
- Майкл Корнер.
- Энтони Голдстейн.
Ребята, напротив, отвечали без особого энтузиазма, тут же возвращаясь к своим эссе и книгам.
- А что вы учите?
- Трансфигуацию, — вяло ответил полный мальчик, назвавшийся Бутом.
- Давайте я вам помогу? — предложила Гермиона, в глазах ее светились радостные искорки. — Трансфигурация — это самый сложный предмет, и профессор МакГонаглл говорит, что я справляюсь лучше всех!
- Потому что она — твой декан, — проговорил Голдстейн, не отрываясь от своего пергамента, который разве что носом не пропахал, а ведь это очень вредно для глаз и позвоночника, о чем мисс Грейнджер моментально просветила юного равенкловца.
- А почему ты вообще решила, что нам нужна твоя помощь? — поинтересовался Корнер, подняв голову; его длинная челка смешно упала на лоб.
В голосе его не чувствовалось вежливости или любопытства, но, скорее, желание как можно скорее закончить разговор.
- Но ведь это самый сложный предмет! — не унималась девочка.
- Мы сами справимся, Грейнджер, — грубо отрезал Бут, перевернув страницу, и вновь уткнулся в учебник.
- Но профессор МакГонагалл говорит…
- Если тебя она хвалит больше, чем нас, это не значит, что мы идиоты, — перебил ее Корнер, строча что-то в своем пергаменте.
- Но вдруг вы чего-то не знаете, а я могу вам помочь? — не унималась гриффиндорка. — Я же прочитала все книги, я знаю всю программу курса наизусть.
- Мы тоже, — ответил Голдстейн, не поднимая головы от своего конспекта, его волосы так же, как у Корнера, едва касались своими концами столешницы. Дописал предложение. — А считать, что другие знают меньше тебя и потому не могут обойтись без твоей помощи — это уже неуважение, — добавил он, посмотрев в глаза гриффиндорке. Или наш факт учебы в Равенкло ни о чем не говорит?
- Зря ты ей так сказал, — тихо проговорил Бут.
Но девочка его уже не слышала. Она расплакалась и выбежала из библиотеки. Что они себе позволяют?! Ведь она всего лишь хотела подружиться!
Конец ретроспективы.
Сообщение отредактировал triphenylphosphine - Суббота, 21.04.2012, 12:50
Дата: Суббота, 21.04.2012, 11:49 | Сообщение # 218
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Гермиона попыталась поразмыслить, что же она тогда неправильно сделала. Да, глупо, наверное, было навязывать свою помощь воронам. Ведь это ж вороны, такие же ботаники, как и она сама, а, значит, все книжки по программе курса они уж точно прошли. Может быть, просто попроситься позаниматься вместе с ними? Как-никак, их не должны интересовать дрязги внутри львиного факультета, а, значит, можно рассчитывать хотя бы на то, что они не объявят ей бойкот, если она все сделает правильно. Грейнджер поросилась за стол к равенкловцам — ее пустили. К ее удивлению, с литературой они работали совсем иначе, не так, как она: никто дословно не конспектировал целые абзацы из учебников; мало того, студенты вороньего факультета как будто целенаправленно пытались сократить объем текста. Там, где у Корнера или Голдстейна был текста всего лишь в пару дюймов высотой, Грейнджер написала уже пятнадцать — ведь за дополнительный объем учителя, во всяком случае, профессор МакГонагалл, всегда ставят баллы.
- По этой книжке невозможно писать эссе! — выдохнул Бут, резко отодвинув чрезмерно скучный учебник в сторону, и устало потянулся. — Мерлин! И она стоит у нас первой в списке дополнительной литературы!
- Попробуй посмотреть в “Transmutationum aedificantium natura mysteriosa” (1), — предложил Голдстейн и задумчиво уставился в свой пергамент, приложив перо к губам.
- Наверняка в Запретной секции, — с явным недовольством в голосе предположил Майкл Корнер. — Я с трудом нашел “Transfigurationis theoria summa” (1) в общем доступе, и то ее запихнули на самый верх, где обычно ничего интересного нет, одно старье.
- А, может быть, наоборот, — так же задумчиво произнес Голдстейн, перевернув страницу, — все интересные и познавательные книги убрали туда, где никто не подумал бы их искать?
- Но этих книг нет в списке! — возразила Грейнджер. — Если учителя не рекомендовали их нам как дополнительное чтение, значит, их не следует читать!
- Ты ли это, Грейнджер? — удивился Терри Бут; во взгляде и голосе его чувствовалось явное разочарование. — Мы, равенкловцы, в первую очередь стремимся к познанию истинной сути вещей, а не заучиванию уже известных текстов и механическому маханию палочкой.
Слова Терри словно резанули Гермиону по сердцу. Фактически ее назвали неумной, и Гермиона прекрасно это поняла. Но что она опять сделала неправильно? Девушка, несмотря на знакомство с такими неприятными субъектами, как Реджинальд Уоррингтон, Долорес Амбридж и Сивилла Трелони (которые были, скорее, досадным исключением из правил), по-прежнему считала учителей непререкаемыми авторитетами: они старше, они много знают, следовательно, они лучше знают, что нужно учениками, а что — нет. А Терри просто ленится, вот ему и тяжело. И вообще, откуда они узнали про эти странные книги, раз их не было в списке рекомендованной литературы?
Мозги Гермионы тут же зашуршали шестеренками, перебирая известные ей факты и выстраивая их в цепочку умозаключений. В этом году к ним в Равенкло поступил переводник из Дурмстранга, который наверняка изучал темные искусства и читал запрещенные книги. И теперь пытается заразить своей червоточиной своих одноклассников.
- Если вам это сказал Фолкварсон или как там его, вы ни в коем случае не должны его слушать! — назидательным тоном проговорила Гермиона, совершенно не догадываясь, что бывший дурмстранговец сидит неподалеку от них вместе с немцами.
- Почему? — поинтересовался Корнер.
Потому что он из Дурмстранга! — ответила Гермиона таким тоном, будто разговаривала с умственно отсталыми детьми. — Он изучал там темную магию! Может быть, он шпион Вольдеморта в Хогвартсе. Разве это неочевидно?! Вы, вместо того, чтобы его слушать, должны были немедленно пожаловаться директору Дамблдору! Пропаганду темной магии нельзя оставлять безнаказанной!
- Не тебе, Грейнджер решать, кого нам слушать, а кого нет, — отрезал Голдстейн. — Вы все взрослые люди, сами разберемся.
- Не ты ли сам попал под действие темного проклятия в начале сентября? — Гермиона не собиралась отступать. — Как ты можешь говорить после этого, что Фолкварсон не опасен?
- Фольквардссон! — поправил Бут.
- Он спас меня, Грейнджер, — спокойно ответил Голдстейн, однако по выражению лица и интонациям его было заметно, что он по-прежнему глубоко переживает данный факт своей биографии.
- Он мог специально тебя проклясть, а потом спасти! — уверенно возразила Грейнджер, в карих глазах которой горел огонь праведного гнева.
Корнер и Бут переглянулись: похожую фразу они слышали уже из уст директора Дамблдора, когда давали показания по факту нападения на их друга. Дамблдор тогда имел вполне очевидное намерение обвинить во всем бывшего дурмстранговца, которого и в Хогвартс принял-то нехотя, под давлением профессора Флитвика, который считал, что “нельзя отказывать таким талантливым молодым людям в возможности закончить обучение”. Если бы Фольквардссону не удалось доказать свою невиновность, то его не выдали бы Швеции, а поспешили бы заключить в Азкабан.
Вороны не были глупыми наивными детишками и потому допускали, что видимое не всегда является действительным, а под маской доброты и великодушия может скрываться самый настоящий циник, лицемер и эгоист. Подшивки “Пророка” за прошлые годы, в том числе относящиеся к падению Неназываемого и последующим массовым арестам и судам над Пожирателями, легко можно было найти в библиотеке в свободном доступе. Многие тогда оказались в Азкабане или подались в бега, некоторые, как Малфой, откупились. А за одного заступились. Сам Дамблдор лично. И то, что последний сквозь пальцы смотрит на издевательства Снейпа над студентами, лишь подтверждало рыхлые, еще не имеющие реальных доказательств догадки студентов Равенкло: Снейп в обмен на заступничество Дамблдора оказывает тому какие-то услуги, которые для директора, судя по всему, очень важны, раз он готов закрывать глаза на весьма непедагогичное поведение своего подчиненного. А что, если с Ассбьорном Дамблдор намеревался поступить так же? Все-таки Ассбьорн — талантливый парень и сильный боевой маг, а Дамблдор с тех пор, как пошли слухи о возрождении Неназываемого, стал набирать себе сторонников. Да и в старых газетах упоминалось о его тайном Ордене Феникса. Если директор о своей репутации заботится больше, чем о безопасности учеников (а он не мог не знать о том, что Квиррелл был одержим темным духом, что на учеников нападает василиск — если даже Грейнджер догадалась, что один из учителей оборотень; да и сам факт того, что он спустил на тормоза нападение на Энтони и последующий разгром подземелий, тоже говорил не в пользу великого светлого волшебника), то что ему мешает ему посредством шантажа завербовать себе нового сотрудника?
- Не говори глупостей, Грейнджер! — ответил Корнер. — С таким же успехом можно оправдать охоту на ведьм в Новое Время.
- Колдуны все равно не горели, — возразила девушка, вспоминая историю магии за третий курс, — а темные маги по-настоящему опасны.
- А магглы считали опасными всех магов. Так где же разница? — резонно предположил Бут.
- И вообще, подумай сама, Грейнджер, — добавил Голдстейн, коснувшись пером щеки, — для того, чтобы аппарировать со связанными руками и без палочки — а на кострах сжигали именно так — волшебник должен обладать просто колоссальной магической силой, наверное, как Мерлин или Основатели. Думаешь, все волшебники, которых хватали магглы, были настолько сильными? А ведь большинство этих людей просто оказались не в то время, не в том месте или просто не угодили кому-то своим существованием.
Оба его одноклассника согласно кивнули.
Соглашаться с равенкловцами девушка не хотела, ибо их слова шли в разрез с ее представлениями о жизни, тем, что говорили учителя и учебники, а спорить устала, так что ей ничего не оставалось, кроме как собрать свои вещи и покинуть библиотеку. Да и мадам Пинс стала на них недобро коситься. По спине прошелся чей-то ледяной и явно враждебный взгляд, но Гермиона даже не обернулась, пулей вылетев из библиотеки.
Последующие дни Гермиона старалась как можно меньше проводить времени в общежитии, не задерживаясь даже для того, чтобы почитать что-нибудь утром, предпочитая не пересекаться лишний раз с кем-нибудь из товарищей по факультету. Она всегда сидела одна за столом в Большом Зале (впрочем, к ней никто и не стремился подсаживаться), перестала привычно тянуть руку на всех уроках и полностью погрузилась в учебу. Нет, девушка не горела желанием узнать все и сразу, не пыталась больше утвердиться за счет хороших оценок, которые от многочасового корпения над учебниками не становились лучше. Просто ей надо было как-то занять свободное время, которое не приходилось теперь тратить на обжимания с Роном, очередные попытки объяснить им с Гарри элементарнейшие вещи и выполнять за них домашние задания, а также “женскую болтовню” с Джинни. Занять для того, чтобы не чувствовать себя всеми преданной, покинутой и просто не сойти с ума от раздиравших ее душу противоречий.
Хуже всего приходилось на практических занятиях, таких как зелья и гербология, где приходилось много работать руками, и потому помощь напарника была бы очень полезна. Однако никто не хотел становиться в пару с предательницей и разлучницей. Не хотел и Лотар Визерхофф, но его так же, как и Грейнджер, ненавидели сразу оба факультета, с которыми он тем или иным образом был связан. Им приходилось мириться с присутствием друг друга, но их работу в команде никак нельзя было назвать сотрудничеством. В остальное же время они предпочитали демонстративно игнорировать друг друга.
Гермиона никак не могла определиться, как именно ей следует относиться к Визерхоффу. С одной стороны, девушка считала, что Лотар и его друзья виноваты уже одним своим фактом нахождения здесь, в Хогватсе: своим появлением они нарушили привычный уклад жизни, внесли смуту в мысли многих учеников, встроились в здешние коллективы, разрушив их изнутри — ее бойкот одноклассниками яркий тому пример. Ведь если бы не Лотар, то она не обратила бы внимания ни на кого другого, кроме Рона, не было бы этого дурацкого поцелуя, стоившего ей отношений с Роном и дружбы с Гарри и Джинни. С другой стороны, Грейнджер не могла не признать, что Визерхофф в чем-то ей даже нравится, и вообще целуется он почти так же классно, как Виктор (при этих мыслях девушка сразу же хваталась за щеки, чувствуя, как к ним приливает кровь). Мало того, несмотря на регулярный прием антидота, она продолжала испытывать какую-то странную зависимость от рыжеволосого аристократа: поймать хотя бы мимолетный взгляд, чтобы тут же убежать прочь. Все ее естество требовало его мягких, как будто скользящих и, в то же время, властных прикосновений, которым нельзя было не подчиниться, а губы желали поцелуя, страстного и бесконечного, но девушка на корню пресекала эти неправильные чувства, упорно убеждая себя в том, что Визерхофф — враг, и именно он виноват в том, что она в результате осталась одна, без друзей. И вообще, лучше выучить еще один параграф по трансфигурации вместо того, чтобы думать о всякой ерунде.
До отбоя оставалось не больше десяти минут, и мисс Грейнджер быстро шла по коридору, нервно озираясь по сторонам. Не хватало еще наткнуться на кого-нибудь из учителей или Миссис Норрис с Филчем. Не докажешь ведь, что она направлялась именно в общежитие, а не куда-то еще, и что она просто засиделась в библиотеке и забыла о времени. Даже профессору МакГонагалл — девушка вздрогнула, вспомнив строгое лицо и осуждающий взгляд своего декана. Она теперь не лучшая ученица и не гордость школы, так что нечего рассчитывать на поблажки учителей.
Погруженная в свои размышления, Гермиона механически перебирала ногами, которые сами ее вели в гостиную Гриффиндора по уже давно заученной дороге. Ей оставалось пройти уже совсем немного, как вдруг она споткнулась и, потеряв равновесие, выронила тяжелые книги, которые до этого старательно прижимала к груди.
- Гермиона?! — воскликнул невесть откуда появившийся Поттер.
- Гарри? — удивилась в свою очередь Гермиона.
Гермиона уже привыкла, что Гарри с ней не разговаривает и даже не здоровается, и потому ее очень удивило, что он специально ждал ее тут под мантией-невидимкой. Скорее всего, он сидит здесь уже давно, раз успел задремать и не услышал ее шагов.
- Но разве ты не должен быть с Джинни? — вновь спросила девушка. — Reparo! — с нажимом произнесла она, и переплет вновь встал на место.
На факультете Гриффиндор уже все привыкли к тому, что у Поттера после ужина обязательный романтический вечер с младшей Уизли, и потому их уединение лучше не беспокоить.
- Джинни… она… — замялся Гарри, потупив взгляд, его щеки вмиг стали пунцовыми, — она не очень хорошо себя чувствует и легла спать раньше.
- Понятно… — мрачно отозвалась Гермиона, взяв из рук друга книгу, которую он уже починил.
- Пойдем со мной, Гермиона, надо поговорить, — неожиданно твердым голосом сказал юноша, и, накинув на подругу мантию, повел ее в один из пустых классов, располагавшихся этажом ниже.
Возможно, когда-то давно здесь проводились занятия, но теперь помещение выглядело крайне запущенным: немногочисленные столы и стулья, некоторые из которых уже давно требовали ремонта, были сдвинуты к дальней стене; доска была спущена на пол, около нее валялся еще какой-то мусор; возле окна висела какая-то пыльная темная тряпка, являвшаяся, судя по всему, занавеской. Было очевидно, что массовая кампания по наведению порядка в школе сюда еще не добралась, да и вряд ли доберется.
Гарри снял с парты два перевернутых стула и поставил их на пол, Гермиона, сникнув сумку и книги на подоконник, наложила на вход в комнату, скрытый под гобеленом, заглушающие и отвлекающие чары. Подростки сели на стулья друг напротив друга. Повисло неловкое молчание.
- О чем ты хотел поговорить, Гарри? — Грейнджер первая нарушила тишину.
- Я хотел сказать, что… ни в чем не виню тебя, — последние слова дались Гарри с трудом.
- Но ты меня все время избегаешь, не здороваешься со мной, — к девушке вернулась ее привычная напористость, которая особенно проявлялась, если ей хотелось доказать свою правоту.
- Гермиона, пожалуйста, прости меня, если сможешь!.. — Поттер смотрел мимо ее плеча, стараясь упорно не встречаться с ней взглядом. — Я понимаю, что плохо поступаю по отношению к тебе, но я не могу поссориться с Роном и Джинни!
Бойкот и всеобщее презрение были Гарри не в новинку, практически каждый год случалось что-нибудь, из-за чего товарищи по факультету начинали его бояться, ненавидеть, считать обманщиком и т.д. Потерянные баллы на первом курсе, из-за которых с ним никто не разговаривал до конца года, слухи о Наследнике Слизерина — на втором, кубок, выдавший его имя, — на четвертом, грязные публикации в “Пророке” — на пятом. Но везде и всюду с ним были его верные друзья, которые его всегда поддерживали и помогали, благодаря которым он не чувствовал себя одиноким и покинутым. И что произойдет, если их пути вдруг разойдутся, например, в результате какой-нибудь глупой ссоры? Гарри уже чувствовал немалые угрызения совести из-за того, что игнорировал в последние дни Гермиону. Будто оторвал от себя что-то родное и близкое. А ведь Гермиона почти всегда была на его стороне, всегда готова была выслушать его проблемы и попытаться найти решение. И вообще, из большинства переделок им с Роном удалось выбраться именно благодаря Гермионе. А что будет, если он перестанет общаться с Роном и Джинни? Наверное, одноклассники тоже перестанут с ним общаться, как сейчас с Гермионой. А еще его перестанут любить мистер и миссис Уизли, и он потеряет даже то подобие семьи, что у него было благодаря дружбе с Роном. Он снова будет чужим, одиноким, никому не нужным мальчиком из чулана под лестницей, и последнего Гарри боялся не меньше, чем дементоров.
- В смысле, я хотел сказать… — продолжил Поттер, сняв очки и потерев переносицу, после чего водрузил очки обратно, — ты по-прежнему моя подруга, и для меня важно, чтобы ты была счастлива. Необязательно с Роном… — и тут же оказался в объятиях Гермионы.
Вдохнул аромат ее непослушных кудрявых волос, так смешно щекотавших нос — они пахли сладко и пряно… корицей и яблоком. Так по-летнему, так по-домашнему… На старую толстовку, которую кузен Дадли носил еще в шестом классе, упало несколько слезинок.
- Спасибо, Гарри… спасибо, Гарри… — повторяла девушка, повиснув на шее у своего друга, пока, наконец, не успокоилась.
- Да, было бы здорово, если бы у нас была одна большая семья, но человека нельзя сделать насильно счастливым. Ведь так? — Гарри снизу вверх посмотрел на Гермиону, ожидая ее умного и рассудительного ответа.
- Так, — ответила девушка надломанным голосом, изо всех сил подавляя в себе желание заплакать.
Руки ее мяли тот самый белый батистовый платок, что когда-то оставил ей Визерхофф. Обратив внимание на сей досадный факт, Грейнджер небрежно смяла платок и со всей силы швырнула его на грязный пол.
- Это все он виноват! Он! — гневно воскликнула девушка, со всей силы придавив несчастный кусок материи каблуком. — Ненавижу!
Гарри не мог припомнить, когда его подруга вела себя столь агрессивно. Когда дала Малфою в нос? Когда отчаянно сражалась в Отделе Тайн? Или когда ей стукнула в голову дурацкая идея, что кто-то мог проклясть его новую “Молнию”?
- Платок? — непонимающе спросил парень.
- Он! Уизерхофф!.. — Грейнджер устало опустилась на стул, спрятав лицо в ладонях.
- Но разве он тебе не нравится? — еще больше удивился Поттер, отняв руки от лица подруги.
Юноша всегда удивлялся тому, как странно работает голова у девушек, будь это отношения с Чоу или Джинни, но его умная и логичная подруга превзошла все его ожидания. Как это можно: любить и ненавидеть одновременно?
- Не знаю… — растерялась Грейнджер. — Помнишь, я рассказывала вам на прошлой неделе, что меня кто-то травит? — Гарри кивнул. — Это была модифицированная Амортенция. Я пыталась подавить ее действие… внушить, что мне нравится Рон, — девушка не заметила, как ее пальцы оказались в ладонях у друга. — Я ходила недавно к мадам Помфри, она сказала, что Амортенцией меня уже не травят, но я все равно что-то чувствую к Уизерхоффу. Понимаешь? Это ужасно! Но если бы он не приехал к нам со своими дружками-слизеринцами, ничего бы этого не случилось! Я не поссорилась бы с Роном и Джинни, мистером и миссис Уизли… мне бы не приходилось разговаривать с тобой тайком… Гермиона вновь заплакала, и Гарри прижал ее к своей груди, еще больше удивляясь тому, как странно устроена голова его подруги.
- Знаешь, Гермиона, я говорил несколько раз с Уизехофом, — сказал Поттер после того, как Грейнджер перестала плакать и вновь села прямо, — и он не показался мне плохим, — девушка недоуменно посмотрела на своего друга. — Он просто другой, вот и все. И мне кажется, ему тоже сейчас несладко.
- Как это? — теперь пришел черед Гермионы удивляться.
В ее сознании Лотар был лишь немного более культурной версией Малфоя, а это значит, наглым и самоуверенным сынком богатеньких родителей, у которого есть все, что можно пожелать, и который теперь мается от скуки. Следовательно, для него ничего не значат такие понятия, как дружба и верность. А его так называемые друзья — не больше, чем старые знакомые, с которыми положено поддерживать хорошие отношения, как это делают чистокровные слизеринцы. Да и его явное стремление к лидерству и установлению своих правил в новом для него коллективе, также не добавляло ему доверия или уважения. При этом тот факт, что у Визерхоффа хватило целеустремленности и терпения сделать то, о чем она могла лишь мечтать, мисс Грейнджер благополучно предпочла опустить, дабы не портить последовательность рассуждений.
- Насколько я понял, у него произошла размолвка с его девушкой, он поссорился со своим другом со Слизерина, да и в Гриффиндоре к нему относятся теперь так же, как к тебе. Он страдает от всего этого. И он виноват здесь не больше твоего.
Примерно с полминуты Гермиона обдумывала услышанное, пытаясь подогнать друг к другу имеющиеся кусочки из мозаики фактов. Визерхофф — такая же жертва обстоятельств, как и она. У нее хотя бы есть Гарри, а у него теперь вообще никого. В мозгу у девушки тут же возникла идея, что это наверняка кто-то подстроил, и поделилась ею с Гарри. Но вот только кто? Кому было бы выгодно поссорить Гермиону с ее друзьями, а заодно и всеми одноклассниками или Визерхоффа — с его девушкой? Малфой, Паркинсон и прочие слизеринцы-старшекурсники, которые, желая выслужиться перед змеелицым уродом, решили внести смуту в ряды гриффиндорцев, подорвав одновременно главную опору Дамблдора в борьбе с силами зла? Какая-нибудь девчонка, которой понравился Визерхофф? Какой-нибудь пацан, которому понравилась девушка Визерхоффа? На перечисление и отбрасывание наиболее неподходящих вариантов ушло еще несколько минут, после чего подростки сообразили, наконец, что им все-таки надо спать, и, сверившись предварительно с Картой Мародеров, вернулись в общежитие.
* * *
Лотар был сторонником рационального устройства мира. Нет, он не повторял вслед за Гегелем: “Все действительное разумно, и все разумное — действительно”, и не считал, что время движется строго по прямой с линейным ускорением, и что прогресс есть безусловное благо. Просто одним явлениям в мире еще не нашли адекватного объяснения, а к другим, за неимением нужного количества данных, напротив, можно применить сразу несколько гипотез в зависимости от того, какая из них ближе к вашему воззрению на мир. И человеческие отношения, по мнению Визерхоффа, также должны были подчиняться рациональным законам. Ведь что такое отношения? Дискуссия мнений и аргументов, следование определенным нормам и правилам. А чувства и эмоции уже вторичны и возникают при переходе на близкие дистанции, когда некоторыми формальностями уже можно пренебречь. Они формируются по ходу того, как аргументы, убеждения и моральные ценности одного человека взаимодействуют с тем же у другого человека. Исходом этого взаимодействия может быть дружба или ненависть, приятное обоим деловое сотрудничество или же взаимное желание разойтись как можно дальше и никогда не иметь друг с другом никаких общих дел.
И потому юноша испытал немалый культурный шок, когда Дамблдор и МакГонагалл в один голос вслед за мамашей Уизли обвинили его в том, что якобы он обзавидовался счастью Рона и Гермионы и решил его разрушить, совратив заодно Гермиону с пути истинного. Лотар прекрасно понимал, что старика, которому уже давно перевалило за сто лет, и который самым наглым образом, с улыбкой на устах, лжет ученикам, бесполезно взывать к разумности и справедливости. Бесполезно взывать к разуму старших Уизли, для которых он, наверное, чуть ли не с первых дней учебы в Хогвартсе, благодаря письмам их драгоценных деток, стал врагом № 1. Но декан, профессор МакГонагалл? Хотя профессор, МакГонагалл, по его мнению, также была довольно субъективна в своих суждениях, она всегда, тем не менее, выслушивала обе стороны и руководствовалась принципом высшей справедливости: оба устроили драку в общей гостиной или ходили по коридорам после отбоя — обоим штраф и отработки. Но почему профессор МакГонагалл теперь “очень вовремя” забыла про приворотное зелье, которым травили Грейнджер? Почему не вызвала в качестве свидетеля школьную медсестру, которая наверняка осматривала девушку? Почему она вообще забыла о том, что именно он, Лотар Визерхофф, настоял на осмотре Грейнджер?
Лотар с превеликим огорчением для себя осознал, что здесь, в Хогвартсе, суд вершат не рациональность и справедливость, а чьи-то личные пристрастия и предрассудки. Он понимал, что сам непосредственно виноват в случившемся, и вина его велика, но уж точно не перед Уизли. Он был даже рад, что его допросили под Веритасерумом, по крайней мере, его слова не могли быть признаны ложью и, следовательно, должны были быть приняты к сведению. В результате, поскольку под действием Сыворотки Правды он сам признал, что сам в тот злополучный момент захотел поцеловать Грейнджер, было решено, что он просто воспользовался слабостью и невменяемым состоянием девушки, не имея при этом осознанной цели навредить ей или ее друзьям (тот факт, что Грейнджер сама, долго и упорно вешалась ему на шею, предпочли оставить без внимания). Еще никогда в жизни Визерхофф не слышал подобного бреда! Нет, он не отрицал физиологию, как и тот факт, что с Грейнджер ему понравилось целоваться (хотя последнее говорило не в его пользу), но, по здравом размышлении, как ему может нравиться упертая зубрилка, слепо верящая авторитетам и не желающая думать своей головой, не уважающая себя и не имеющая смелости отказаться от так называемой “дружбы” с людьми, которые просто вытирают о нее ноги?!
С Грейнджер сняли должность старосты и передали младшей Уизли, которая с самодовольным видом нацепила маленький серебряный значок в форме щита на новенькую мантию — после помолвки с Поттером ее личное финансовое состояние значительно улучшилось. Теперь Уизли стали полноправными королями в Гриффиндоре, вернее, Рональд так и продолжил заниматься ничегонеделанием, отдавшись в утешительные объятия Лаванды Браун, в то время как его сестра сразу же взялась за дело. Для начала она объявила Визерхоффа и Грейнджер предателями и предложила объявить им бойкот, а с разъяренной девицей, получившей власть в свои руки, лучше не спорить. Затем Джиневра отменила все введенные Визерхоффом правила поведения как внутри общежития, так и на общественной территории. Долой кружки по выполнению домашних заданий и нужнейшие лекции по истории и традициям магического мира! Да здравствует свобода самовыражения! И что это за дурацкий ход строем в Большой Зал? Мы же не слизеринцы! Как это, не отвечать на провокации этих змей? Мы же не трусы! Набить очередному слизню морду или устроить где-нибудь ловушку — милое дело, иного эти змеи просто не заслуживают!
Джинни ходила, гордая собой — все теперь как надо, как и должно быть, и Гриффиндор теперь вновь самый смелый и самый веселый факультет. При этом она благополучно игнорировала тот факт, что по успеваемости Гриффиндор вновь на последнем месте, что львят все чаще стали штрафовать за драки в коридорах, а проделки и шутки некоторых вовсе не так безобидны, как могло бы показаться на первый взгляд. Что многие первокурсники и второкурсники плохо справляются с учебой, и большинство предметов им просто непонятны. Что тихий ботаник третьекурсник Харрис боится ночевать у себя в комнате, потому что соседи обязательно найдут способ, как бы обидно пошутить над ним. А у пятикурсницы Барбы соседки украли дневник и теперь смеются над ней, а заодно делятся со всеми желающими самыми интересными записями. Что двое четверокурсников пронесли в общежитие кусачие тарелки, и в результате их игры пострадал загонщик гриффиндорской команды Джим Пикс. Однако слова Гарри Поттера о том, что они повели себя крайне безответственно, что их шалость не только вывела сильного игрока из команды, но и причинила человеку боль, нисколько не подействовали на малолетних сорванцов. Ведь старосты их не наказали, а Рон и Джинни заявили, в свою очередь, что “нечего было Пиксу сидеть, где попало”.
Дата: Суббота, 21.04.2012, 11:50 | Сообщение # 219
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Но, что больше всего удивляло Визерхоффа: ни профессору МакГонагалл, ни директору Дамблдору не было ровно никакого дела до того, что происходит на их любимом факультете. Да и доверие их Уизли также показалось немцу слишком странным. У чистокровных волшебников было принято судить детей по родителям, равно как и наоборот, и семья Уизли всецело оправдывала этот древний принцип, основанный на опыте предков. Артур Уизли — невысокий, сутулящийся, неуверенный в себе мужчина. По выражению его лица ясно было видно, что он не обладал задатками лидера, ему не интересно происходящее — во время допроса он все время молчал и с меланхоличным выражением лица глядел в одну точку. Таким людям неинтересны житейские дрязги, они слабо подкованы в быту и общественных отношениях, их удел — быть вольными художниками или учеными, а не главами семей.
Молли Уизли, в отличие от своего мужа, напротив, была особой напористой и крикливой, и признавала исключительно свое собственное мнение. А неухоженное лицо и прическа, аляповатый домашний халат и старая растянутая кофта в купе с бесконечными причитаниями о том, как жестоко обидели ее деток, придавал ей вид типичной курицы-наседки. Молли Уизли демонстрировала всяческое отсутствие такта и воспитанности, так что теперь было неудивительно, что ее дети также обладали отсутствием данных качеств.
Оба же младших Уизли, как показалось Лотару, унаследовали худшие качества своих родителей: Рон, как и его отец, неуверен в себе, незнаком с ответственностью и перекладывает всю работу на женщин, от матери же ему досталась чрезмерная эмоциональность и способность вспыхивать подобно бенгальской свече; Джинни же и вовсе вся пошла в мать, начиная от высокого визгливого голоса и заканчивая пробивным и властным характером. И точно так же, как мать держит под каблуком своего мужа, мелкая Уизли держит под каблуком Поттера, который против нее не может сказать ни слова.
Иными словами, Уизли — далеко не самая образцовая и уважаемая семья Британского магического сообщества, именуемая в некоторых кругах “предателями крови”. Так почему столь уважаемые и авторитетные в магическом мире личности — директор Дамблдор и профессор МакГонагалл, — которые, как считается, должны обладать еще и немалым умом, прислушиваются к “предателям крови”? Еще до сего прискорбного происшествия с Грейнджер Карл поделился с ним своим мнением относительно политических группировок магической Британии, которые ему удалось наблюдать в Хогвартсе. По словам Карла, за Дамблдора выступал почти весь Гриффиндор (что для гриффиндорца Визерхоффа не было секретом), большинство полукровок и магглорожденных, не имеющих ни нужных связей для последующего устройства в новом для них мире, ни адекватных и достоверных знаний об этом самом мире. И семья Уизли в таком случае могла стать надежным подспорьем в политических интригах Дамблдора. Чистокровная, с одной стороны (а нечистокровных предателей крови не бывает), что обеспечивает показную справедливость политических идей Дамблдора, за которого выступают все, независимо от происхождения. С другой — Уизли семья явно небогатая, если судить по их старой, давно ношенной одежде, и не имеющая авторитета в магическом мире, поэтому, чтобы пробиться наверх, им проще примкнуть к более сильному лидеру, у которого есть реальная власть. А их бедность может обеспечить дополнительный идеологический элемент борьбы: мы бедные, зато честные, хорошие, правильные. Здесь можно вставить любое из качеств, которые традиционно приписываются Гриффиндору, но которыми на поверку обладает мало его питомцев. Вполне возможно, что Уизли имеют какую-нибудь важную роль в закулисной политике Дамблдора, и потому тот легко идет им на уступки, нисколько при этом не теряя.
Впрочем, с неадекватными решениями руководства Хогвартса, засильем Уизли и полной изоляцией у себя на факультете еще можно было мириться. Гораздо хуже было то, что он, поддавшись мимолетной слабости, изменил своей невесте и предал доверие лучшего друга. Уже на следующее утро Карл назначил ему встречу в одном из пустующих классов вдали от часто посещаемых коридоров, где высказал своему бывшему лучшему другу все, что о нем думает. Лотар не пытался оправдываться или сопротивляться, он был полностью согласен с тем, что он “безответственный идиот”, “не умеющий держать себя в руках”, “не помнящий о долге и чести”, “не щадящий чувств близких ему людей”. Гораздо хуже было то, что все эти нелестные эпитеты в свой адрес ему пришлось выслушивать, смотря прямо в глаза противнику... бесстрастное выражение лица; слова, бьющие, словно кнутом; горящие холодным огнем синие глаза, готовые прибить на месте. Далее Карл начал говорить о том, какое нежное и хрупкое существо Элиза, и что для нее, выросшей в далеко не любящей семье, означает неверность самого близкого человека на свете, и что Лотару придется сильно постараться, чтобы заслужить ее прощение.
- А теперь, Лотар, скажи, пожалуйста, что ты вообще забыл в том коридоре у Больничного Крыла?
Со слов Элизы Шенбрюнн уже знал, что она сама пошла разыскивать Лотара, когда он не зашел за ней в гостиную Хаффлпаффа, и направилась в сторону Больничного Крыла именно потому, что решила, что с ее женихом что-то случилось. И, хотя в некоторой бесшабашности и порывистости Лотару нельзя было отказать, его поведение в тот злополучный вечер наводило на мысли о явном вмешательстве третьей стороны в их отношения. Почему Лотар не пошел сразу к хаффлам, а сделала такой огромный крюк? Как там оказалась Грейнджер? И вообще, кому нужна была ссора внутри немецкой делегации?
- Вел туда Грейнджер… Карл, пожалуйста, выслушай меня, — добавил Визерхофф, выставив руки ладонями вперед — защитный жест, означавший прошение о временном помиловании: уж слишком злобным взглядом одарил его Шенбрюнн при упоминании о Грейнджер.
- Хорошо, я слушаю тебя, — холодно ответил Шенбрюнн, облокотившись о колонну и сложив руки на груди.
Всем своим видом он демонстрировал, что оказывает великое снисхождение виновному, и что он легко может и передумать. Хотя умом Карл понимал, что перед ним сейчас стоит прежний Лотар, кающийся и искренне сожалеющий о своем поступке, он, тем не менее, все еще не мог простить другу его минутной слабости.
- Грейнджер кто-то опять опоил сильным приворотным… — нервно проговорил Лотар, по-прежнему держа перед собой руки ладонями вперед. — Она вбила себе в голову, что влюблена в меня, и выловила меня по пути в Хаффлпаффскую гостиную. Пришлось вести ее к медсестре за антидотом.
- Лотар, ты идиот, — подытожил Карл.
- Я знаю.
- Тебе так трудно было наложить на Грейнджер Сонные чары или, в крайнем случае, оглушить “Stupefac” и отнести потом в Больничное Крыло? — вновь строго заговорил Шенбрюнн.
Визерхофф стоял с открытым от шока ртом, бессильно опустив руки. Он действительно дурак, если не додумался до такого простого решения проблемы! Пропала злость на Грейнджер, то липшую к Уизли, то вешавшуюся ему на шею, на тайных отравителей, которые затеяли всю эту авантюру с зельем. Осталась только злость на себя: он мог изменить все, лишь пару раз взмахнув волшебной палочкой, но не изменил, даже не подумал об этом, когда еще можно было. Даже если он помирится с Карлом и Элизой, и все вновь будет, как прежде (что вряд ли), этот проступок, который он совершил по собственной глупости, до конца жизни останется шрамом на его сердце, на его душе, как напоминание о том, чего нельзя никогда делать ни при каких обстоятельствах, и какую высокую цену приходится порой платить за опыт.
Шенбрюнн же едва удерживал себя от нервного припадка. Ему, с детства привыкшему держать эмоции под контролем, приученному сразу просчитывать последствия своих поступков и выбирать наиболее разумный и безболезненный способ действия, крайне трудно было осознать и смириться с тем, что чья-то глупость и недальновидность, казалось бы, мелочь в бесконечном океане решений, которые направляют нашу жизнь по тому или иному пути, может сломать сразу несколько судеб, разрушить дружбу, убить любовь. У него, привыкшего идти по собственному пути, ковавшего собственную жизнь, делать взвешенный и обоснованный выбор, всегда готового отвечать за любые свои действия, никак не укладывалось в голове, что есть в мире множество вещей, которые волею Случая могут влиять на его жизнь, но на которые он не может повлиять в ответ, не может изменить содеянное за его спиной.
После непростого разговора с Карлом Лотар отправился в гостиную Хаффлпаффа просить прощение у Элизы. Барсуки встречали его хмурыми и недоверчивыми взглядами: он нарушил первое правило — верность. Повисло тяжелое неловкое молчание — наверное, так бывает в семьях после крупных ссор, а хафлпаффцы были одной большой семьей и потому, не стесняясь, выражали свое отношение к провинившемуся, посмевшему обидеть их новую сестру. Но у них, в отличие от тех же гриффов, хватило такта промолчать. С места поднялся юноша с гладко уложенными темно-каштановыми волосами и аристократическими чертами лица, кажется, его звали Джастин Финч-Флетчли, — и метнул в Визерхоффа взгляд полный гнева и ненависти. Какое-то время парни играли в гляделки. Хаффлпаффец не выдержал и первым сделал шаг вперед, очевидно, имея твердое намерение хорошенько заехать по морде обидчика понравившейся ему девушки. Но его удержала Сьюзен Боунс, заставив сесть обратно в кресло. “Не надо, не делай этого”, — говорил ее взгляд.
- Элиза…
Девушка, сидевшая в одиночестве за этажеркой с цветами, поднялась с кресла, отложив книгу на стоявший рядом столик. Солнечные лучи играли золотыми бликами в ее волосах, а на щеках виднелись дорожки от еще не успевших высохнуть слез.
- Прости меня… пожалуйста…
Упал на колени, обняв ее ноги. Наследник древнего чистокровного рода, он презрел свое высокое положение, чтобы доказать свою любовь, свое искреннее и глубокое покаяние. Тонкие белые пальцы, которые он целовал совсем недавно, провели по его гладко причесанным рыжим волосам. Юноша грустно улыбнулся.
- Встань, Лотар… — надломанным голосом произнесла Элиза, взяв своего друга за плечи.
Было видно, что ей требовалось немало усилий, чтобы не заплакать вновь — и, убрав руки, тут же отошла назад, как только он поднялся и встал в полный рост.
Вновь повисло неловкое молчание. Теперь они стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Визерхофф постарался успокоиться и принять нейтральное выражение лица: добродушно-вежливое было бы явно не к месту, а скорбная мина получилась бы слишком наигранной и вряд ли сподвигла бы Элизу простить его как можно быстрее. Лишь во взгляде осталась прежняя нежность и уже более сдержанная любовь. Элиза же, напротив, смотрела на него с грустью и настороженностью, словно не зная, чего еще ожидать от своего бывшего жениха.
- Я смогу простить тебя, Лотар, но не сразу, — вновь заговорила девушка тем же надломанным голосом. Опустила глаза и вновь подняла, словно набравшись смелости, — нам обоим нужно время, чтобы успокоиться и все обдумать…
Отбросить эмоции, все обдумать — это стиль Карла. Нет, Лотар нисколько не считал своего друга трусливым или нерешительным, но вот медлительным, особенно в том, что касалось отношений — пожалуй. Целых пять лет ухаживать за девушкой — по крайней мере, ровно столько Элиза была вхожа в дом Шенбрюннов — и ни разу не попытаться признаться ей в любви, а ждать, когда она сама полюбит его — это был нонсенс для Визерхоффа. Или же Элиза говорит от себя?
- Лотар, я думаю, мы слишком поторопились, давая друг другу клятвы любви и верности, — девушка качнула головой, отчего ее кудри подпрыгнули в воздухе. — Лотар, я не хочу, чтобы из-за меня ты был несчастлив, чтобы из-за меня ты ломал свое будущее…
Миллер затрясла головой еще сильнее и опустила глаза, в которых вновь навернулись слезы. Лотар попытался обнять ее, но она отстранилась, сделав еще шаг назад.
- Лотар, если ты любишь Грейнджер… — всхлип, — будь счастлив с ней… я никогда не буду вам мешать.
Взметнув волной длинных золотистых волос и прикрыв глаза рукой, девушка убежала в женские спальни, забыв на столе свою книгу.
Он и Грейнджер? Это была бы дурацкая шутка, если бы это сказал кто-то другой. Но Элиза никогда не шутила и всегда говорила честно и искренне.
- Постой, Элиза! — крикнул Визерхофф ей вдогонку, побежав вслед за ней, чтобы вскоре быть отброшенным на пол “Repello stationare masculinum”(3), наложенным на вход в женское общежитие Хаффлпаффа специально для чересчур ретивых представителей сильного пола.
Раздались редкие смешки, в основном среди первокурсников и некоторых старших учеников, никогда не отличавшихся особой воспитанностью. Ханна и Сьюзен, кинув на гриффиндорца хмурые, не предвещающие ничего хорошего взгляды, также отправились в спальню, чтобы утешить подругу. Поняв, что теперь его совсем не рады видеть, Визерхофф почел за лучшее покинуть гостиную Хаффлпаффа.
В последующие дни Лотар редко виделся с Элизой — в основном на совместных с Хаффлпаффом занятиях и во время трапез в Большом Зале — но никогда наедине, и общался с ней в основном посредством коротких записок, передаваемых через зачарованный пергамент. На Грейнджер же он старался вообще не смотреть и не разговаривать с ней, даже если они работали в паре — на практических занятиях важны руки, а не лицо — и не обращать внимания на глумливые язвительные комментарии Снейпа или осуждающие взгляды МакГонагалл (благо, на трансфигурации можно хотя бы сидеть отдельно).
Одновременно начали налаживаться его отношения с гриффиндорцами. Младшей Уизли потребовалось меньше часа, чтобы сломать то, на что у Визерхоффа ушло больше двух недель, и плоды ее “истинно гриффиндорского” управления факультетом быстро дали о себе знать. Вскоре нашлись те, кто вспомнил, что “при Уизерхофе, оказывается, было лучше”. Это были и те, кто не успевал по школьной программе и хотел выучить больше заклинаний, и те, у кого возникли проблемы социально-бытового характера, с которыми нынешней старосте львиного факультета было просто скучно разбираться. Обычно Лотара вылавливали в библиотеке, которую гриффы, как правило, обходили стороной, и просили объяснить, рассказать, помочь. Временами в их сторону кидали заинтересованные взгляды Карл и Элиза и иногда подсаживались к львятам, если требовалась помощь в зельеварении или гербологии, в которых их рыжий друг традиционно не очень хорошо разбирался. Мадам Пинс хмуро косилась на их посиделки и периодически шикала, призывая к тишине и осторожному обращению с книгами, на дальше библиотеки увиденное не выносила.
Но, что больше всего удивило Визерхоффа: его товарищи по факультету не хотели рассказывать о своих проблемах декану, а если и рассказывали, то абсолютно безо всякого толка. Профессор МакГонагалл предпочитала просто отделываться от незадачливых студентов, говоря, что это они сами виноваты, что положили свои вещи на видное место или не оценили юмора своих одноклассников, и наказывала она виновных лишь тогда, когда те сами попадались ей на глаза со своими проделками, что бывало крайне редко. Да, можно обучить детей заклинаниям, чтобы проверять комнату на ловушки или отваживать чрезмерно любопытных шутников от личных вещей, но даже в этом случае Хогвартс напоминает, скорее, полигон для выживания, но не храм знаний. Почему для большинства здешних учеников не естественны такие понятия, как ответственность и дисциплина? Почему здесь в порядке вещей неуважение к чужому личному пространству и жестокие шутки с целью унизить и посмеяться?
Последний вопрос сорвался у Визерхоффа с уст, когда однажды он сидел вместе с Броком и Лонгоботтомом в спальне мальчиков седьмого курса. Несмотря на объявленный младшей Уизли бойкот “предателям”, оба парня, спустя непродолжительное время вновь начали разговаривать с немцем. Однако для Оливера общение с Лотаром было чем-то вроде дани справедливости: именно Лотар первый отметил его практический ум, помог разобраться в ряде абстрактных вещей, которые, по мнению взрослых, составляют суть всей жизни, и заодно привнес хоть какое-то подобие порядка на львиный факультет. По мнению Брока, именно ответственность и логичность были теми чертами характера Визерхоффа, которые отличали его от Уизли и ставили на голову, если не на две выше.
Невилл же имел личную убежденность в необходимости дружбы с Лотаром. Будучи далеким от политических интриг сильных мира сего, Невилл был человеком простых житейских радостей, и потому не понимал резко недружелюбного отношения многих своих товарищей по факультету к новому студенту: Визерхофф был человеком довольно приятным и вежливым, никого не унижал и не издевался и почти никогда не отказывал в помощи. Он был другом не на словах, а на деле. Вызов же в кабинет директора, случившийся незадолго до дня проведения матча, оставил в голове мальчика еще больше вопросов нежели ответов. Дамблдор напоил мальчика травяным чаем с лимонными дольками, после чего стал рассказывать, какими замечательными людьми были родители, лучшими аврорами и членами Ордена Феникса, что они пожертвовали собой ради того, чтобы остановить кровавый террор, устроенный Вольдемортом и его предшественником. И потому Невилл оскорбляет их жертву своей дружбой с Лотаром Визерхофф. Ведь кто такой Лотар Визерхофф, и что он успел сделать за время своего пребывания в Хогвартсе? Он дружит со слизеринцами и поссорился с Роном и Джинни, а ведь они дети преданнейших членов Ордена Феникса, а это значит, что он не собирается сражаться на стороне Добра. Мистер Визерхофф — немец, как и Гриндевальд, первый Темный Лорд всей Европы, а это значит, что его семья, скорее всего, поддержит Вольдеморта, как только он начнет укреплять свои позиции. И потому Невиллу следует быть очень осторожным с потенциальным сторонником Вольдеморта и сообщать директору и профессору МакГонагалл все странности, что он заметит за мистером Визерхоффом. Ведь это будет ради блага всех учеников школы, в том числе и самого мистера Лонгоботтома. Потому что Альбус Дамблдор ошибается крайне редко.
Словом, из кабинета директора Невилл вышел в крайнем смятении, совершенно не понимая в чем же подвох, который он уловил каким-то шестым чувством, но никак не мог объяснить. Логика никогда не была коньком гриффиндорца, ему были чужды всякого рода абстракции, из-за чего у него постоянно возникали проблемы с зельеварением, трансфигурацией и астрономией, в то время как о нумерологии вообще не могло быть и речи. Вот если бы это можно было как-то почувствовать, увидеть изнутри… Запах… странный запах чая… шалфей, лимонник, вербена и слабые, едва уловимые нотки серебристого ползуна (4). Невилл слабо разбирался в зельях, зато был очень силен в гербологии, и потому отлично знал, что на основе этого растения готовят различные успокоительные настои. Побочными же эффектами применения таких зелий являлись повышенная сонливость и замедленная реакция. Бабушка рассказывала, что раньше такими зельями поили иногда особо непослушных детей, и те вырастали потом очень глупыми и не приспособленными к самостоятельной жизни.
Невилл так и не понял, почему ему не стоит дружить с Визерхоффом, однако ему показалось странным предостережение Дамблдора и его совет немедленно сообщать обо всех подозрениях. Наверное, это чай виноват, что он так туго соображает. А Дамблдор еще сказал, что это ему какой-то знакомый колдун из Индии подарил. Больше он пить его не будет, иначе совсем отупеет.
Второй раз Лонгоботтома вызвали к директору на следующий день после назначения Джинни старостой. Снова был чай с лимонными дольками, который юноша лишь чуть-чуть пригубил из вежливости, и снова была воспитательная беседа. Вначале Дамблдор вкратце рассказал о весьма неприятном происшествии, в котором оказался замешан Визерхофф, и спросил Невилла, не замечал ли он чего-нибудь странного или подозрительного за своим одноклассником. Юноша честно ответил нет: от природы он был человеком не очень наблюдательным, дела Лотара его интересовали мало, и потому он решительно не понимал, что такого важного он должен был узнать. В итоге Дамблдор просветил Невилла, какой ужасный и грязный поступок совершил Визерхофф, и потому мистер Лонгоботтом зря не поверил директору в первый раз, но впредь должен быть еще более внимательным и осторожным и не спускать глаз с потенциального шпиона Вольдеморта.
Невилл честно выслушивал и запоминал советы и наставления Дамблдора и снова не мог понять, где именно заключается подвох. Вроде бы Дамблдор говорит по делу, заботиться о благе и безопасности учеников его прямая обязанность. А Вольдеморт, хоть и притаился, действительно может в это время активно искать себе новых сторонников и шпионов, причем не только в Слизерине и не только в Англии. Но вот только эмоциональный, вспыльчивый, но при этом отзывчивый, рассудительный и ничуть не заносчивый Визехофф никак не хотел вписываться в образ гнусного предателя и хулигана и будущего Пожирателя Смерти, который так усиленно навязывали Дамблдор, МакГонагалл, а за ними и Джинни с Роном. И потому Невилл решил сам составить свое мнение о Визерхоффе, чтобы уже честно ответить перед самим собой: а плохой он или хороший, буду я с ним дружить или нет?
- Просто гриффиндорцы обычно очень веселые и общительные, и дружные. У нас обычно нет друг от друга секретов. Да и шутки мало у кого по-настоящему злые, просто ребята еще не понимают, что это плохо, — ответил Невилл.
- Помните, наш первый разговор на тему факультетских качеств? — сказал Лотар, откинувшись на резной столбик кровати и сложив руки на груди. — Какие качества традиционно приписываются Гриффиндору?
- Храбрость, благородство, дружелюбие… — принялся вспоминать Оливер, пристроившись на кровати рядом с Невиллом. — Вообще, как я заметил, у нас на факультете учатся довольно общительные и деятельные люди.
- Именно, — тоном эксперта заключил Визерхофф. — Повседневная жизнь для людей, наделенных исключительно храбростью и огромной тягой к действию, слишком скучна, и потому они сами себе придумывают приключения.
- Но это весело и интересно, — возразил Лонгоботтом.
- А вообще я слышал, что это все от мародеров пошло, — заметил Брок. — Их вроде как считали истинными гриффиндорцами, на которых надо равняться. А они еще теми шутниками были. Мы с Невиллом застали еще то время, когда здесь близнецы Уизли учились, старшие братья этих… — лицо парня заметно скривилось от отвращения, — старост. Они постоянно всякие фокусы изобретали — теперь у них даже свой магазин на Косой Аллее есть. Не было ни дня, чтобы в нашей гостиной чего-нибудь не взрывалось или не шипело, кого-то рвало, у кого-то страшные прыщи или чешуя вылазила. Я помню, один раз ходил весь в перьях, как канарейка, — Оливер рассмеялся.
- У тебя хватило ума пробовать эту гадость? — удивился Визерхофф; было заметно, что ему крайне неприятно было слышать эту новость.
- А что, было интересно, — пятикурсник развел руками, — тем более за это деньги платили. Их, конечно, старший братец пытался прижучить, зануда Перси, который еще был старостой, пока я учился на первой курсе, потом Грейнджер, но они были сами с усами. А младший Ронникс для них вообще был не авторитет. Так вот, говорили, что якобы эти мародеры были шутники похлеще близнецов Уизли.
От Лотара не укрылось, как насупился Невилл при упоминании мародеров. Знает что-то о них? Скорее всего. Это были его родственники или друзья родственников, или родственники друзей?
- А кто такие были эти мародеры? — поинтересовался Лотар как бы между прочим. — Лично у меня не возникло бы желания подражать людям, которые так себя называют.
- Почему? — в один голос воскликнули оба его собеседника.
- Потому что мародерами называют тех, кто грабит трупы, захоронения, оставленные беженцами дома и так далее. Иными словами, это люди, наживающиеся на чужом горе и несчастье, — с серьезным видом пояснил Визерхофф, как бы призывая прислушаться к моральной стороне вопроса.
- Ну, наверное, они не знали, что это такое, — принялся оправдываться заметно потупившийся Невилл. — Может быть, им слово просто понравилось.
- Что это были за люди? Когда они здесь учились? — не унимался Визерхофф.
- Давно вроде как, еще до нашего рождения, — ответил Оливер.
- Ты был в Зале Славы? — спросил Невилл.
- Да, был.
- Тогда пойдемте.
- Отлично, всегда мечтал знать, как они выглядят, — заметил Оливер, спрыгнув с кровати.
По очереди покинули общежитие факультета Гриффиндор и, свернув в малопосещаемый боковой коридор, пошли по лестнице вниз. Особой популярностью у учеников он не пользовался, ибо Филч любил устраивать там отработки, да и любителей поглазеть на школьных знаменитостей давно минувших дней тоже никогда не было в избытке. Располагался зал там же, где и Гриффиндорская башня, в Восточном крыле, и представлял собой огромную, богато украшенную комнату, на которую, судя по всему, были наложены самоподстраивающиеся Чары невидимого расширения. Здесь стояли золотые кубки разных форм и размеров, стенды, увешанные золотыми табличками с именами награжденных, по стенам были развешаны щиты, мечи и знамена. Отдельная стена была отведена под фотографии лучших выпускников прошлых лет.
По дороге Невилл успел рассказать о том, что мародерами называла себя неразлучная четверка друзей. Один из них был отцом Гарри Поттера. Его убил Вольдеморт лично. Другой, Сириус Блэк, был лучшим другом Джеймса и крестным Гарри Поттера. Он погиб во время схватки с Пожирателями. Третий, Ремус Люпин, был лучшим учителем ЗОТИ за всю историю Хогвартса — об этом Лотар знал уже от Поттера младшего. А четвертый, Питер Питтегрю, к сожалению, оказался предателем и перешел на сторону Вольдеморта. Именно он выдал Вольдеморту убежище семьи Поттеров. Недавно его тоже убили.
Невилл замолчал, а Лотар продолжал вглядываться в лица четырех трех людей, изображенных на колдографиях. Вот широко улыбается Джеймс Поттер, беспечный восемнадцатилетний юноша, обласканный жизнью, не ведавший еще горя и несчастья. Сын похож на него, но только внешне: такая же форма лица, знакомые очки-велосипеды, воронье гнездо на голове. Сразу вспомнились многочисленные язвительные комментарии Снейпа на уроках зельеварения. Был ли Джеймс Поттер глупым и, тем более, идиотом — уже неизвестно, но безответственным, судя по его подражателям — да. Самодовольным — весь его вид говорит об этом. Интересно задумывался ли он когда-нибудь, какая выпадет судьба его сыну, как сильно жизнь Гарри будет отличаться от его собственной?
Сириус Блэк, еще более красивый и беспечный, немного безумный. Выражение лица надменное и немного скучающее. Скорее всего, он пользовался большой популярностью у девушек. Из книги “Чистокровные семейства магической Британии” было известно, что он еще до совершеннолетия был изгнан из рода и умер, так и не произведя наследника. Какой странный рок — будто судьба занесла свой меч над главными баловными жизни.
Ремус Люпин. Староста Гриффиндора и лучший ученик. В книге “Чистокровные семейства магической Британии” каких-либо упоминаний о нем нет, значит, он принадлежал к недостаточно знатному чистокровному роду или вообще полукровка. Немного грустное, отрешенное, усталое выражение лица, темные круги под глазами. Вероятно, он чем-то болел или уделял учебе гораздо больше времени, чем его друзья. Вряд ли он был очень смелым и общительным. Всем своим видом он настолько отличался от первых двух, явно избалованных жизнью юношей, что как-то непонятно становилось, как они вообще подружились. Фотографии Питтегрю в зале не было, так что вряд ли он чем-то отличился в годы учебы в Хогвартсе. Скорее всего, был посредственный средний или слабый студент. Таких очень много. Обычно они или сбиваются в кучки, или заискивают перед более успешными и сильными личностями.
Визерхофф мог судить о них лишь с чужих слов, да по собственному впечатлению от старых фотографий, но в нем уже зародилось нечто вроде предубеждения или легкой антипатии к “главным” мародерам. А, может, это была банальная зависть? При всей своей вспыльчивости и эмоциональности, он никогда не стал бы устраивать шутки и розыгрыши над своими товарищами по школе просто потому, что это весело и интересно. Не красит это наследника древнего чистокровного рода. Во время отработок у Филча Лотару пришлось пару раз сортировать картотеку со школьными нарушениями. Близнецы Уизли, которых упомянул ранее Брок, это, наверное, и есть те самые Фред и Джордж, которым был отведен целый ящик. Так же, как и Джеймсу Поттеру и Сириусу Блэку. Прокрутив у себя в голове обрывки воспоминаний об отработке, Лотар вспомнил, что и сами шутки “мародеров” иногда были весьма опасными и унизительными, а объектами их были либо студенты младших курсов, или нынешний декан Слизерина. Интересно, задумывался ли Джеймс Поттер когда-нибудь о том, что его школьный враг может оказаться учителем или начальником его будущего ребенка? Наверное, нет, потому что вообще не думал о будущем.
- Да, хорошие они были ребята. Кроме Питтегрю, разумеется, — заметил Брок. — Люпин так вообще был самый классный препод из всех. Жаль, что его снова в школу не взяли вместо этого Уоррингтона.
- Теперь ты знаешь, кто такие мародеры, — приподнято произнес Невилл: бабушка всегда ставила ему в пример его родителей и родителей Гарри.
- Да, интересные были личности… — сказал Визерхофф, продолжая разглядывать вотографии.
От Невилла не укрылось, что ответ его одноклассника прозвучал чересчур нейтрально: так говорят обычно, когда одновременно не хотят соглашаться с чужим мнением и обидеть своим. В то время как чуть ли не все мальчишки — взять того же Брока, исключения составляют разве что слизеринцы и особо занудные ботаники-равенкловцы — всегда с энтузиазмом слушали рассказы о мародерах и хотели быть на них похожими. А это значит, что Визерхофф не лучшего мнения о папе и крестном Гарри и профессоре Люпине, что не укладывалось в представления о хорошем человеке, готовом сражаться на стороне Добра. Невилл же упорно хотел верить в то, что Лотар все-таки хороший и боялся, что слова Дамблдора могут оказаться правдой. Вот если бы его спросить…
- Они тебе не нравятся? — задал свой вопрос Лонгоботтом минуту спустя.
- Я задумался. Слышал, что они враждовали с профессором Снейпом в школьные годы, — Визерхофф решил перевести разговор в более безопасное русло.
- Да, еще как! — воскликнул Невилл. — Сам, наверное, слышал, как Снейп оскорбляет Гарри на уроках?
- Да, слышал, — также спокойно ответил Лотар, заложив руки за спину. — Скажите, пожалуйста, вы оба: наверное, у каждого из вас есть в школе если не враги, то люди, которые вам очень сильно неприятны. Вы же не устраиваете с ними из-за этого стычки, — в интонациях юноши появились лекторские нотки.
- Ну, я для этого не очень храбрый, наверное, — неуверенно ответил Невилл, потупив взгляд. — Я слабый маг и не смогу дать сдачи, если на меня нападут со спины или сразу несколько человек.
- А мне это просто не нужно, — небрежно сказал Оливер, облокотившись плечом о колонну. — В смысле, здесь в Хогвартсе есть личности, которых порой придушить хочется, но я не вижу смысла нападать на них, пока они не напали на меня. Мне вполне нормально живется без всяких драк и ловушек и не хочется привлекать к себе лишнее внимание.
- В данный момент вы оба исходите исключительно из своих собственных страхов и интересов. Вы хотите спокойную жизнь и боитесь нападения в ответ на собственную провокацию. Это естественные человеческие желания и стремления. Но любой человек, в особенности наследник древнего чистокровного рода, не имеет права жить только настоящим, он должен смотреть будущее, уметь просчитывать последствия своих действий и отвечать за них. А потому на вашем месте, мистер Лонгоботтом, — Лотар намеренно перешел на официальное обращение, чтобы подчеркнуть значимость ситуации, — я не стал бы усиливать уже имеющуюся неприязнь с человеком, который мне не нравится, потому что он может оказаться учителем или начальником моих детей, и я не хотел бы, чтобы мой… — сделал паузу, — “враг” срывал злость ко мне на них. Вас же, мистер Брок, это может касаться уже напрямую, в ближайшем будущем. Если у вас есть старшие товарищи из чистокровных, вам следует заручиться их поддержкой, но ни в коем случае не ссориться. Любой ваш чистокровный сверстник продвинется по карьерной лестнице быстрее вас, и быть в подчинении у школьного врага — далеко не лучшая перспектива.
Визерхофф отошел от стены с фотографиями и остановился у стенда с наградами гриффиндорской сборной по квиддичу. На самом видном месте красовалась большая золотая табличка с надписью “Джеймс Поттер. Ловец 1974-1978”. Лонгоботтом и Брок призадумались. Оливер то и дело хмурился, видимо, прикидывая, каково ему будет работать под человеком, с которым у него уже есть счеты: магический мир тесен, и потому не исключено, что двое бывших одноклассников могут встретиться на работе в одном и том же офисе. Невилл же постоянно морщил лоб и ходил туда-сюда, прилагая все силы, чтобы заставить шестеренки своего мозга работать в нужном направлении. Через несколько минут понимание отразилось на его круглом добром лице.
- Кажется, я понимаю, почему ты понравился Гермионе, совершенно искренне произнес Лонгоботтом, едва не повергнув Визерхоффа в ступор. — Я думаю, ты подошел бы ей даже лучше, чем Рон. Ты — умный, сильный, храбрый и ответственный, — последнее слово юноша особенно выделил. — А ей как раз нужен тот, кто был бы умнее и сильнее ее, кто мог бы вести ее за собой. И это ты, а не Рон.
- Извините, мистер Лонгоботтом, но, боюсь, ваше предложение для меня не актуально. Я согласен с тем, что мисс Грейнджер обладает множеством достоинств, но я не люблю ее и понимаю, что она не является тем человеком, с которым я хотел бы создать семью, воспитывать детей и прожить всю оставшуюся жизнь. А минутная слабость стоила мне лучшего друга, любимой невесты, — в голосе Лотара чувствовалось заметное напряжение; было заметно, что ему не так легко говорить об этом, как он пытался показать, — и уважения среди учителей и других учеников. И я намерен вернуть себе все это, — голос приобрел твердость, пальцы нащупали маленькую коробочку с кольцом во внутреннем кармане мантии, — во что бы то ни стало! За сим откланяюсь, господа. Удачного вам дня.
Отвесив легкий поклон головой, немец прошел мимо оглушенных его речью Брока и Невилла, покинув Зал Славы. Никто из них так и не заметил черноволосого гриффиндорца в очках, притаившегося за одной из стоек и с трудом сдерживающего рвущиеся наружу эмоции, от которых не могла бы спасти никакая мантия-невидимка.
3) (лат.) “Отталкиваю постоянно/стойко мужское”. Заклинание постоянного или длительного действия (в зависимости от силы наложившего его мага), применяется к неживым объектам или локализованной местности, препятствуя доступу внутрь. В конкретном примере не дает лицам мужского пола попасть в женское общежитие Хаффлпаффа.
4) Серебристый ползун — магическое растение, водится вблизи сильных концентраторов магии, таких, как Хогвартс. Обладает сильным успокаивающим эффектом и потому нередко применяется в транквизиторах, воздействуя непосредственно как на центральную нервную систему, так и на выработку гормонов, влияющих на эмоциональное состояние человека. При длительном приеме зелий на его основе происходит заметное снижение умственной активности, притупляется реакция, что делает человека практически не способным к самостоятельной жизни.
Сообщение отредактировал triphenylphosphine - Суббота, 21.04.2012, 12:52
очень рада прочесть продолжение... спасибо автор