Дата: Воскресенье, 12.02.2012, 17:18 | Сообщение # 181
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Вокруг собрались все остальные равенкловцы. Кто-то удивленно хлопал глазами, кто-то ухмылялся, кто-то качал головой, а кто-то со страхом и сомнением поглядывал на Лунатичку Лавгуд, посмевшую отправить в нокаут страшного и грозного Фотльквардссона.
- Ой, простите, я не хотела, — сказала девушка без тени сожаления, невинно хлопнув глазами обрамленными длинными, но редкими и бледными ресницами.
“Petrificus totalus” парализует только мышцы, но мозг, органы чувств или сердечно-сосудистую систему. Ментальному магу под силу снять или активировать заклятия не только не используя палочки, но и не совершая телесных движений. Силой мысли. Хотя затраты и доля рассеяния магической энергии в этом случае будет выше. Сосредоточиться на достижении результата… не быть… прекратить… Перед горизонтом снова штормящее море, одновременно пугающее и прекрасное в своей силе. По небу быстро проносятся, гонимые ветром, тяжелые кучевые облака. Горизонта почти невидно — лишь слабая, неявная дымка в том месте, где море встречается с небом…
- *Finita…*
Руки непроизвольно сжались в кулаки, согнулись в коленях ноги, выгнулась спина — заклятие окаменения спало. Тяжело выдохнув, Фольквардссон перевернулся на бок и встал, даже не позаботившись о том, чтобы откинуть упавшую на глаза длинную челку.
- Меня крайне неприятно удивляет, что представители факультета достопочтенной и мудрейшей Ровены Равенкло не знакомы с таким понятием, как взаимовыручка, — елейным голосом произнес Фольквардссон, окинув своих однокашников холодным суровым взглядом. — Вряд ли вы настолько тупы, чтобы не различить обыкновенный “Petrificus totalus” и, тем более, не знать, как его снять — иначе вы бы здесь не учились. Знаете, я не удивлюсь, если люди Темного Лорда перебьют вас всех по одиночке, когда вы только и будете делать, что радоваться неудачам других, кто, по вашему мнению, затмил ваши превосходнейшие умы, вместо того, чтобы подать руку помощи и положить начало дружбы.
Юные вороны стояли притихшие, послушно потупив глазки и взяв палочки обеими руками. Пятью минутами назад им казалось абсолютно нормальным, что этого коршуна из Дурмстранга, смотрящего на всех холодно и свысока, как на птиц не того полета, наконец-то осадили, пусть даже это сделала чокнутая Лавгуд. Но теперь им и вправду стало стыдно. Может быть, если б кто-то его расколдовал, то Фольквардссон и вправду стал бы более дружелюбным, памятуя, что ему уже помогли однажды, но так у него появился лишний повод презирать всех окружающих его людей. Некоторые же по-прежнему пребывали в шоке оттого, что грозного Фольквардссона вырубила какая-то Лунатичка (!) Лавгуд, и не знали теперь, кого из них бояться больше.
- Мисс Лавгуд сегодня продемонстрировала прекрасные навыки владения атакующими и защитными чарами, — странная шестикурсница снова захлопала ресницами, — доказала, что студент Хогвартса, даже с небольшим багажом знаний, но умеющий применять их к месту, способен справиться в одиночку с Пожирателем Смерти. Правда, с очень невнимательным Пожирателем Смерти, — сарказму Фольквардссона мог бы позавидовать сам слизеринский декан, — который не ставит своей целью истребить все живое вокруг. А теперь давайте вернемся к сегодняшнему занятию. Как верно заметила мисс Патил, в мире существует больше тысячи языков, живых и мертвых, и на каждом из них может быть составлено заклинание. Маги Европы, как правило, пользуются латынью, которую я настоятельно рекомендую вам выучить, чтобы не задавать глупых вопросов впоследствии. Использование заклинаний на национальных языках, правда в устаревшем варианте, может дать вам значительные преимущества в бою, прежде всего, в виду малой распространенности подобных заклинаний.
- А почему должен быть именно устаревший вариант? Гораздо проще воспользоваться современными словами, — подал голос МакКелби.
- Может быть, вы объясните, мисс Патил? — предложил Фольквардссон индианке.
- Заклинания на древних языках исполнены большей словесной энергией, — ответила Падма с чувством собственного достоинства. — Используя древние языки, мы взываем к древним божествам, которые в своей прошлой жизни были магами. Так мы подтверждаем свое уважение к магии, которая не терпит лени.
- От себя хочу добавить, — вновь взял слово швед, — что древние языки в среднем более сложные по своей структуре по сравнению с нынешними и потому допускают относительно свободный порядок слов, что весьма полезно при составлении заклинаний.
Поскольку большая часть равенкловцев посещала нумерологию, вопросов, по какому принципу составляются заклинания на том или ином языке, не возникло.
- Что касается сегодняшних дуэлей, всем нам есть, к чему стремиться…
Весь следующий час старшие студенты вороньего факультета провели, упражняя свою реакцию, тренируя движения кистей рук. Вначале Фольквардссон предложил задание на ловкость: один атакует каким-нибудь нецеленаправленным заклинанием, например “Stupefac” или “Seco”, другой должен от него уклониться, не прибегая к магии и используя минимальную для маневров площадь. Для многих это было непривычно, ведь волшебник, не пользующийся магией — все равно что безоружен, и потому стояли столбами, принимая на себя атакующие и режущие заклятия, пока Фольквардссон не прочитал нотацию о том, что здесь кружок боевой магии, а не клуб мазохистов. Единственными, кто пока добился успехов, были Энтони Голдстейн и Луна Лавгуд.
Последняя, казалось, просто издевалась над своими противниками. С идиотской улыбкой на устах она наблюдала, как в нее летит очередное “Seco”, и за какие-то доли секунды успевала крутануться на месте. Она не могла объяснить, как и почему она поступает в каждом отдельном случае, а просто порхала, как бабочка над цветами, словно для нее это было не более, чем забавной игрой. И с той же блаженной улыбкой она посылала проклятия в противника, ни разу при этом не промахнувшись.
Голдстейн же настолько хорошо запомнил принадлежавшее Бранау “Putulentia viscerum”, из-за которого ему пришлось четыре дня провести в Больничном крыле, что отпрыгивал от места предполагаемого попадания заклятия сразу на несколько шагов, едва не теряя при этом равновесие. Страх вырастал нервозность — и вот дрожит рука с зажатой в ней волшебной палочкой, смазывается конец или середина геометрической формулы, и заклинание дает какой-нибудь неправильный эффект — взрывает набитую пухом подушку или же, напротив, больно отдает назад, так что парень едва удерживается на ногах. Нервозность порождала паранойю — и Голдстейн боится поворачиваться к своим однокашникам спиной — мало ли что в него попадет.
Затем было задание на координацию. Цель — прочертить в воздухе контуры правильных геометрических фигур. И снова у кого-то дрожит рука в попытке провести идеально ровную линию, а кто-то, наоборот, делает чересчур резкие движения, чтобы побороть в себе неуверенность. Казалось бы, простое задание для первокурсников, оно заставило ребят немало помучиться и параллельно обругать учителей, что те не приучили их к подобной элементарщине в самом начале. “Волшебная палочка — это продолжение вашей магической сущности, — говорил им Фольквардссон, — вы должны стать с ней единым целым, и тогда она вас будет слушаться беспрекословно, как любой член вашего тела. Вы видите геометрическую формулу заклинания, вы знаете его конечную целью, так позвольте же вашей руке свободно следовать за вашей мыслью!” Вскоре удовлетворительных результатов удалось добиться Падме Патил — чары и трансфигурация всегда были ее коньком — и, как это ни странно, снова Луне Лавгуд, которая, казалось, вообще не прилагает никаких усилий и даже не старается. Впрочем, — рассудил про себя Ассбьорн, — удачи Лавгуд скоро станут закономерностью. Ей без труда удается все то, что можно не сводить в систему, познать не логическим путем, но по наитию, просто прочувствовать.
Лавгуд и Патил — две самые необычные студентки Равенкло. Обе в совершенстве владеют невербальной магией. Обе чувствуют физическую сторону своей магии и могут управлять ею, вот только если Патил делает это осознанно, то Лавгуд, опять же, по наитию, не рассуждая. Обе в той или иной мере владеют окклюменцией — у Патил чувствуется средний по силе мысленный блок, в голове же у Лавгуд лучше не копаться для собственного душевного здоровья. Владение окклюменцией предполагает владение невербальной магией… Фольквардссон чуть не выругался про себя, представив, сколько всего им надо будет еще изучить в спешном порядке, чтобы приступить, наконец, к изучению заклинаний.
В десять часов вечера измотанные и злые вороны получили, наконец, возможность, вернуться в свои общежития, а заодно и домашнее задание к вечеру субботы — прочитать об окклюменции и освоить простейшие ее техники. Бывший студент Дурмстранга, как и обещал, взялся за дело с полным серьезом и быстро дал понять своим однокашникам, которые разве только что с Гермионой Грейнджер не рискнули бы соревноваться в знаниях, что знают они на самом деле не так уж и много, и что знать и уметь — совершенно разные вещи. Равенкловцы, которые традиционно славились своими знаниями и острым умом — а в результате не могут выполнить простейшее “Expelle arma”, заклинание для второго курса, как это было с Чанг и Эджкомб. Им показали, что знания должны жить, преумножаться, изменяться, иметь выход в окружающую действительность, а не просто пылиться на полках памяти. Что знания мертвы, если относиться к ним лишь как к набору незыблемых фактов и не упражнять свой ум, не развивать критическое мышление, не стремиться создать что-то новое — ведь именно эти качества ценила в своих учениках почтенная Ровена Равенкло.
* * *
Вскоре ссора между Миллер и Финч-Флетчли сошла на нет, и дни потекли своим чередом. Элиза продолжала общаться со Сьюзен, Эрни и Ханой. С Джастином они остались друзьями, но по возможности старались избегать друг друга — чтобы не сыпать соль на рану. Иногда к ней в гости заходил Лотар, да не один, а со своим рыжим другом из семейства кошачьих, а также Карл вместе с Кайнер.
Следует отметить, что Косолап предпочитал исключительно женское общество и таки ластился ко всем девчонкам, чтобы те его погладили, почесали за ушком и одарили чем-нибудь съестным. Мурр! Зря он не заходил сюда раньше, здесь его все любят и хорошо кормят, не то, что на краснознаменном факультете, где учится его хозяйка, ее шрамоголовый друг с черной шерстью на голове и долговязое недоумение с рыжей шерстью, зовущееся ее парнем. Другой рыжий самец, которого он присмотрел для своей хозяйки, оказывается, любит другую. Мяфф, печалька… И все равно ему здесь нравится, да и златовласая избранница его рыжего друга тоже его любит. Мрр… Почешите меня еще за ушком. Как приятно… Мррр.
Что касается Лотара и Элизы, то им быстро наскучивало просто сидеть на диване перед камином, обняв друг друга за спины. В наполненной людьми комнате, которая напоминала гигантский улей, не хотелось говорить о чем-то личном и сокровенном, даже на не знакомом для всех языке, нельзя было предаваться чувствам — это неразумно и неэтично. Хотелось просто заняться чем-нибудь. Вместе. Разумеется, пристойным. Да и будет неплохо, если присоединятся остальные барсуки. И Лотар уже знал, что это могло бы быть. Его мать с раннего детства прививала любовь к музыке своим детям и любила устраивать в доме музыкальные вечера, на которых нередко бывал Карл вместе с Элизой. “Вы станете неплохим дуэтом”, — сказала как-то фрау Визерхофф, когда Элиза спела несколько песен под его аккомпанемент. Позже это стало традицией, причем не только в Зонненхаусе, но и в их старой школе.
Визерхофф специально поинтересовался у МакМиллана, как у старосты, есть ли в Хогвартсе комната для досуга: все-таки Хогвартс — это школа пансионного типа, и потому ученикам должна быть предоставлена возможность заниматься разнообразным досугом — музыкой, пением, танцами, рисованием, спортом и т.д., в общем, всем тем, чем нельзя или неудобно заниматься в факультетских гостиных. МакМиллан замялся и почесал свою русую шевелюру с рыжим отливом.
- Вообще-то есть одна комната… — неуверенно посмотрел на товарищей по факультету, — которая могла бы удовлетворить вашим запросам, мистер Уизерхофф…
Хотя, согласно кодексу Хаффлпаффа он должен был доверять друзьям своих товарищей по факультету, Эрни так и не определился со своим отношением к гостям с континента и не знал, стоит ли рассказывать им о выручай-комнате, где они собирались в позапрошлом году на занятия ДА. Он не хотел бы оказаться предателем, если вдруг выяснится, что в той самой комнате Шенбрюнн и Визерхофф проводили какие-нибудь запрещенные эксперименты или использовали ее для того, чтобы провести Пожирателей в школу. Мало ли какую сторону они выберут в этом затянувшемся противостоянии между светом и тьмой. Особенно же Макмиллан сомневался в Шенбрюнне, ибо тот был слизеринцем, а, значит, не мог не исповедовать идеологию чистоты крови, иначе его уже давно бы загнобили у себя на факультете.
- Если вы имеете в виду комнату в башне на восьмом этаже, что спрятана за картиной с троллями, то я про нее уже знаю, — с улыбкой ответил Визерхофф. — Мы недавно дрались там с Уизли ночью.
- В общем, эта комната, — продолжила за своего напарника Ханна, — принимает вид того, что ты больше всего хочешь в данный момент. Надо только это сосредоточиться на этом и пройти три раза мимо картины.
- Премного благодарен, мисс Эббот, — Лотар отвесил легкий поклон в сторону Ханны, — а теперь я предлагаю вам всем пойти вместе с нами.
Хаффлпаффцы радостно согласились, предвкушая интересное времяпровождение, и не пожалели об этом. Вначале Лотар и Лиза выступили традиционным дуэтом, спев под аккомпанемент фортепиано несколько песен на английском и немецком. Позже к ним присоединились остальные студенты, которые обладали хоты бы маломальскими талантами в музыке, прочие же сидели на пуфах и диванах и, вливаясь в ритм, хлопали в ладоши и подпевали. Не остался в долгу и Косолап, который самым наглым образом запрыгнул на рояль, безуспешно пытаясь отвоевать себе главную партию в очередной песне. В остальное же время он хватал Визерхоффа за пальцы, пока тот не взял за шкирку наглого кота и не передал его сидевшим позади девочкам, строго-настрого приказав не выпускать. Так незаметно прошел целый час, если не больше, после чего гриффиндорец, настроив на рояле магический проигрыватель, предложил устроить танцы, естественно, бальные. Пожалуй, еще никто не додумывался использовать выручай-комнату не для того, чтобы потренироваться, спрятать какую-нибудь важную, но очень компрометирующую вещь, или же избыть свое горе, а просто для развлечений, которым традиционно отводилось место в факультетских гостиных.
Карл же в гостиной Хаффлпаффа появлялся редко и ненадолго — как и все слизеринцы старших курсов, он принимал участие в работах по восстановлению подземелий. Они садились вместе у камина и брались за руки — с ним, как со своим первым другом, тем более пожертвовавшим своим счастьем ради нее, она могла позволить себе такую степень интимности — и просто говорили. О том, о чем она не решилась бы в другой раз говорить с веселым и вспыльчивым Лотаром — о своих сомнениях, страхах, переживаниях. О надвигающейся буре и политической обстановке в магической Британии. А имел ли смысл этот эксперимент по обмену опытом? Не могли ли их обмануть? О том, как она невероятно быстро поладила с товарищами по факультету, но при этом ее тяготит царящий в Хаффлпаффе коллективизм, и что ей стыдно, но она не хочет домой, не в смысле в Германию, в смысле к родителям. Что ей хорошо здесь — на этом маленьком островке стабильности, именуемом Хогвартс. Нередко она спрашивала у своего друга, как лучше объяснить те или иные вещи младшекурсникам, или же просто делала вместе с ним оставшиеся домашние задания, уточняла непонятные моменты.
Она знала, что Карл ее спокойно выслушает и поймет, разложит все по полочкам, без лишних эмоций. Ей нравились его спокойствие, холодность и твердость духа — они означали надежность и неприступность. Каким бы странным ни казался Элизе тот вывод, к которому она пришла за время знакомства с обоими своим друзьями, но с веселым и открытым человеком проще жить, а серьезному и замкнутому, основательно все взвешивающему — проще доверять. Карл видел ее немало в горе, Лотар же только в радости. Находясь с рядом ним, она словно жила по-другому, забывая былое и просто радуясь жизни.
Она доверяла своим товарищам по факультету, но не знала их настолько близко, чтобы просто так поделиться мыслями — слишком много осталось бы не понято, слишком много лишнего пришлось бы рассказывать. И не хотела привлекать лишнее внимание директора. Каждый раз во время трапез она чувствовала легкое прощупывание своего сознания, ловкое и безапелляционное, словно так и надо, и изо всех сил сосредотачивалась на еде, пустяковых разговорах с одноклассниками и предстоящих уроках. И ей не улыбалось, если бы ее мысли, ее разговоры с Карлом и Лотаром стали известны директору Дамблдору только потому, что он “считает” их с кого-то из ее одноклассников. Карл поделился с ней как-то, что большинство здешних учеников не умеют ставить даже простейшие ментальные блоки, и мысли их лежат, как на ладони, и потому ей следует тщательнее выбирать слова и выражения, дабы не вызвать излишний интерес у руководства школы к своей скромной персоне. А она не хотела, чтобы кто-то из ее нынешних товарищей по факультету стал невольным предателем — ее или ее друзей.
Что же касается Кайнер, то она все то время, что Карл беседовал с Элизой, тихо сидела где-нибудь в углу и делала домашнее задание или рисовала. Всем своим видом она демонстрировала, что не намерена общаться с кем-либо, а потухший, безучастный ко всему взгляд придавал ей ауру боли и одиночества, что весьма настораживало открытых и дружелюбных хаффлпаффцев. Она никому не мешала, но и не доставляла радости своим присутствием. Впрочем, скоро на нее махнули рукой и перестали обращать внимание, вернувшись к своим занятиям, чему Анна была только рада: ее не прельщало всеобщее внимание и навязчивые попытки втянуть разговор или коллективные развлечения. Последнее ей было просто неинтересно, да не особо было понятно, что можно обсуждать с людьми, которые намного моложе ее, по сути, еще дети. Как и не о чем было говорить с Шенбрюнном и Миллер — у них было общее прошлое и общее настоящее, в котором ей не было места. По крайней мере, пока они были вместе.
Все изменилось в тот день, когда к спускавшимся в подземелья Анне и Карлу присоединился Ассбьорн Фольквардссон.
- Вы уже идете к себе? — поинтересовался он, сказав положенное приветствие.
- Нет, в гостиную Хаффлпаффа, навестить Элизу, — ответил Карл.
Стоявшая рядом Анна кивнула, однако по выражению ее лица было видно, что ее не особо радует перспектива провести лишнюю пару часов в общежитии барсучьего факультета.
- Однако, я думаю, хаффлпаффцы будут рады еще одному гостю… Да, будет определенно лучше, если ты пойдешь вместе с нами, — добавил Шенбрюнн после некоторой паузы.
И вскорости Фольквардссон понял, что именно имел в виду его друг.
Они сидели в небольшом углу за цветочными полками. Освещения здесь вполне хватало, чтобы нормально читать, не повредив при этом зрение, а большинство хаффлпаффцев не любили здесь находиться из-за малого количества места, шершавых голых стен и удаленности от камина.
- Вам здесь не нравится, Анна?
От Ассбьорна не укрылось, какими подозрительными взглядами провожали их хозяева Хаффлпаффской гостиной, а кто-то даже буркнул им вслед: “Два сапога — пара!” Против него, очевидно, играет его прошлая учеба в Дурмстранге, школе печально известной своим покровительством Темным Искусствам и взрастившей первого Темного Лорда столетия — Геллерта Гриндевальда. Но чем же перед ними провинилась Анна? Ибо, как узнал равенкловец из старой “Истории Хогвартса”, барсучий факультет традиционно отличался своим покровительством магглорожденным студентам, к коим относится и Анна Кайнер. Или же все дело в гербе Слизерина на мантии?
- Я не могу сказать, что мне здесь плохо… — ответила девушка, не поднимая глаз от рисунка, на котором старательно штриховала ствол дерева на переднем плане. — Просто я здесь чужая…
Оторвалась от работы и посмотрела на сидящего напротив нее юношу, внимание которого, казалось, было полностью поглощено ею, однако это было не столько внимание воздыхателя, а сколько наблюдателя, исследователя. Он был полностью расслаблен и настроен на неспешный разговор. Пожалуй, если абстрагироваться от того факта, что она ему нравится, то Фольквардссона можно было назвать очень приятным и чутким собеседником.
- Но чужая не так, как в Слизерине… В Слизерине я просто не их круга, я не подхожу их критериям… — у елей на заднем плане появились дополнительные ветки. — А здесь как бы все равны, но я тут никого не знаю и не хочу ни с кем знакомиться… Не вижу смысла…
- Налаживать связи с факультетом, который не подходит вам по характеру, и со студентами которого вы изначально не имели ничего общего? — закончил за нее Ассбьорн, бросив короткий взгляд в сторону сидевших к ним боком Шенбрюнна и Миллер, которые, казалось, были полностью поглощены друг другом. — А Шенбрюнн знает об этом? — спросил он, прищурив глаза, отчего взгляд его стал еще более грозным.
- Вы, возможно, знаете, что Карл и Элиза были большими друзьями до Хогвартса, — ответила Анна, откинувшись на стену и вытянув ноги вперед, поза ее стала расслабленной. — Они попали на разные факультеты, но они заслужили того, чтобы проводить хоть немного времени вместе, тем более что почти все остальное время Карл проводит со мной, — снова подобрала под себя ноги, сжалась. — Он считает, что меня ни в коем случае нельзя оставлять одну… — губы подернула грустная улыбка.
- И он поступает абсолютно правильно, — не терпящим возражений тоном сказал Фольквардссон, также улыбнувшись в ответ. — Я вижу, вы еще не закончили рунический перевод, — неожиданно сменил тему разговора, бросив короткий взгляд на перечерканный пергамент, прикрытый “Магическим словарем чародея”.
- Позже закончу, — небрежно ответила девушка. — Все равно не могу сейчас придумать ничего дельного.
- Тогда давайте, я вам помогу… — предложил Фольквардссон и, не дожидаясь ответа, пересел ближе к Анне.
Взял пергамент и быстро пробежал глазами. Анна отложила рисование и превратилась вся во внимание, которое быстро отвлек на себя большой пушистый рыжий кот с миловидной мордашкой, который так и просил, чтобы его взяли на руки. Вскоре почесываемый за ушком полукниззл довольно заурчал, прикрыв свои большие желтые глаза, а девушка вновь вернулась к проверяемому переводу.
- Эти руны следует объединить, — указал он на нужное место в тексте. — Этот звук на конце произносится как краткое “а”: у вас множественное число — отсюда идет ошибка в управлении прилагательным… Впрочем, вам это простительно, ибо для вас это и новый язык, и новая письменность, хотя имейте в виду, — голос его стал строгим, а выражение лица — серьезным, — если вам придется иметь дело с руническими артефактами или заклинаниями, а не обычным тренировочным текстом, то ошибка даже в один звук может оказаться фатальной, прежде всего, для вас, ибо вы тем измените самым магическое содержание всей формулы целиком. А магия, — понизил голос, наклонившись к девушке, — не любит шуток и неуважения к себе…
Анна послушно кивнула, как бы говоря: “Да, я все поняла, проверяй дальше”, и в очередной раз погладила растянувшегося у нее на коленях рыжего кота.
- А вот тут… — поманил девушку к себе, бросив ревнивый взгляд на полукниззла, — мы имеем дело с акронимом: для обозначения каждого из этих слов целиком существуют отдельные руны. Таким образом, если мы выпишем их последовательно…
- Но я не знаю, как переводится последнее слово и третье с конца, — возразила Кайнер.
Она догадывалась, что в ее задании скрыта какая-то головоломка — глаза цеплялись за аналогичные последовательности символов и звуков, но мозг ни в какую не хотел преобразовывать их во что-то дельное и выявить правило, на основе которого можно было бы подогнать недостающие элементы. Хотелось выть от досады! Именно из-за таких головоломок она часто пролетала на тестах и олимпиадах. И ведь не хватило же ума додуматься самой, когда все оказалось относительно просто, и недостающие руны уже легко подобрать по смыслу, стоит лишь представить слово целиком.
- Не знаете? — с нотками скепсиса в голосе спросил Ассбьорн, исподлобья посмотрев на девушку. — Странно…
- В смысле, недостающие звуки — это “t” и “r”… — поспешила выкрутиться Анна, которой стало не по себе от подозрительного взгляда собеседника. — Тогда руны будут… “Tyr” (6) и “Reið” (7)!
- Вы говорите правильно, ибо вы уже знаете правило, фрекен Кайнер, — швед заметно понизил голос, намеренно перейдя на официальное обращение, чтобы подчеркнуть важность и щекотливость ситуации. — Однако странно, что вы не смогли перевести эти два слова самостоятельно. Ибо, если бы немецкий был ваш родной язык, вам это не составило бы никакого труда…
Кайнер вжалась в спинку кресла, бросив затравленный взгляд на своего собеседника, и тут же прижала к груди опешившего от такого наглого обращения кота, который издал протяжны и долгий мяв и, выпустив напоследок коготки, побежал к Элизе. Отпираться было бессмысленно, Фольквардссон уже по выражению ее лица понял, что оказался прав. Но он что, не мог выбрать другое место и время для допроса? Или же сия идея пришла ему в голову спонтанно, как только он увидел ее корявый перевод?
Неожиданно раздался звук битого фарфора, и гостиную Хаффлпаффа огласил высокий девичий крик. Все студенты повскакивали с мест и поспешили к эпицентру событий.
- Нет! Нет!.. — беспорядочно причитала Ханна, собирая с пола рассыпанную землю и черепки, не замечая, как рядом с ней растекается лужа воды из-за небрежно брошенной лейки.
- Не плачь, Ханна, сейчас я тебе помогу, — сказала Сьюзен, коснувшись плеча подруги. — Reparo! — и черепки вновь превратились глиняный горшок.
- Да можешь его выкинуть! — как всегда, съязвил Захария. — Все равно твой цветочек и так был полудохлым! — слезы девушки лишь забавляли его.
- Немедленно извинись перед Ханной! — потребовал Эрни.
- Тебе волшебная шляпа в Слизерин случайно не предлагала пойти?! — попытался вложить максимальный сарказм в свой голос Финч-Флетчли.
Смит покраснел до кончиков ушей и отступил назад. Да эта старая тряпка все уши прожужжала ему Слизерином во время распределения! Однако в одиннадцать лет Захария считал себя хорошим мальчиком и ни за что не хотел бы оказаться на факультете, откуда вышел Сами-знаете-кто и прочие темные маги. Для его семьи, которая, из поколения в поколение училась в Хаффлпаффе, это был бы большой позор. Ладно еще, Гриффиндор или Равенкло, но храбрым они никогда не был и всегда предпочитал прятаться за спины родителей или старших ребят, как и не отличался умом и сообразительностью, и ненавидел книжных червей наподобие Грейнджер.
- Смит, тебе бойкота мало? — с сарказмом поинтересовался МакМиллан. — Спраут будет знать об этом сегодня же.
- Я… мне… — замямлил паренек, на которого давили одновременно собственная совесть и страх перед деканом.
- Очень жаль?! — в гневе выкрикнула Сьюзен, все еще державшая подругу за плечи. — А как сделать очередную гадость своим товарищам по факультету, тебе не жаль?!
В подтверждение ее слов кивнули несколько студентов с разных курсов.
- А разве ваш декан не в курсе происходящего у вас внутри факультета? — с нотками скепсиса спросил молчавший до этого Карл Шенбрюнн; сложенные на груди руки и уверенная осанка выдавали в нем человека, который держит все под контролем и считает себя во всем правым.
- Мне не сдаем своих, как это, наверное, делаете вы, слизеринцы, — с презрением бросила Меган Джонс. — В отличие от вас, мы по-настоящему едины.
- А это значит, что вы на корню должны пресекать любую несправедливость. Несправедливость ведет к нарушению единства, — раздался с висящего над камином портрета строгий голос Хельги Хаффлпафф. — И поступки, подобные вашим, молодой человек, — бросила хмурый взгляд на пристыженного и красного, как рак, Захарию, — ведут ни к чему иному, кроме как предательству вашего Дома и ваших друзей, — пацан стоял посреди гостиной и хватал ртом воздух. — Я думаю, хорошая порка, которую вы, безусловно, заслужили, поможет привить вам эти простые истины, — на лице одной из Основательниц Хогвартса не было кривой и злорадной ухмылки, не было маниакального блеска в голубых глазах, только лишь досада и огорчение.
Макмиллан увел Смита, так и не пришедшего в себя после отповеди Основательницы, а хаффлпаффцы, до этого стоявшие около стен, вновь заполонили центр гостиной. Что же касается Ханы и Сьюзен, то они по-прежнему убивались над смертью редкого растения. Захария прав: цветок и так был уже полудохлый, и теперь, когда повреждены корневая система, стебель и листья, его уже не удастся вернуть к жизни.
- Удастся, — заговорила с портрета Хельга, — если использовать магию природы.
Большинство барсуков, полукругом столпившись у портрета своей Основательницы, открыли от удивления рты. Многие о таком виде магии вообще никогда не слышали, а те, что читали и слышали, считали это не более, чем очередным мифом про Основателей, тем более что магия природы, во всяком случае та, которой владели друиды, считалась давно утерянной.
- Я владела магией природы, — тем же властным голосом продолжила основательница факультета Хаффлпафф. — Я была магом земли и огня, а Ровена — магом воздуха и воды, — по гостиной прошлись восхищенно-удивленные вздохи. — Запомните все, — древняя волшебница окинула гостиную строгим взглядом, насколько это было возможно с картины, — магия природы, она не добрая и не злая. Она не может быть только темной или только светлой, только созидать или только разрушать. Она многолика, как и все многообразие сил природы, из которых она черпает свою силу. И лишь невежды, не могущие обуздать не подвластную им силу, смеют называть ее опасной.
В голосе женщины чувствовался едва сдерживаемый гнев, направленный не то на нынешних министерских крыс, не способных освоить заклинания выше первого курса, не то на недалеких средневековых волшебников, для которых магия была не более, чем ремеслом, средством компенсировать собственные недостатки и выполнять мелкие желания.
- И вы можете нам помочь? — с по-детски наивным выражением лица спросила Ханна, держа в руках свой горшок, стоявшая рядом с ней Сьюзен щенячьими глазками, снизу вверх, поглядела на древнюю волшебницу.
- Я — уже нет, — голос Хельги вновь стал спокойным, видимо упоминание собственной смерти навело ее на философские мысли, — но здесь среди вас присутствует тот, кто в силах исправить причиненное зло.
Хаффлпаффцы еще с большим изумлением посмотрели на Основательницу и скептически переглянулись между собой. Сильных студентов среди них не было — это факт, владеющих такой сложной и давно утеряно магией — и подавно. Лишь Ассбьорн Фольквардссон, до этого молча наблюдавший со своего места за происходящим, поднял голову — он знал уже, о ком идет речь. Он невольно завидовал студентам барсучьего факультета: у них был портрет Основательницы, который всегда мог подбодрить или дать хороший совет, в то время как у них, воронов, есть лишь безмолвная статуя, которая лишь загадочно улыбается, подобно Моне Лизе, и смотрит таким проницательным и, в то же время, пустым взглядом. А, может быть, живой портрет Хельги Хаффлпафф висит здесь именно потому, что ее студенты больше всех нуждаются в наставнике?
- Да, вы, молодой человек, — произнесла Основательница, вперив ясный взгляд своих голубых глаз в единственного равенкловца, находящегося в ее гостиной. — И не пытайтесь укрыться.
Ассбьорну ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Выйдя на середину гостиной, он стал перед портретом и низко поклонился, как того требовали правила этикета.
- Позвольте узнать, к какому вы принадлежите роду? — поинтересовалась Хельга, подняв кубок.
- Я Ассбьорн Эббе Фольквардссон и веду свой род от ярла Остготского Сигурда Товардссона из Блигаардов, бывшего при короле Стенкиле, достопочтенная Хельга, — сказал Ассбьорн с явным уважением в голосе, поклонившись.
- Слышала о нем… — также с уважением ответила основательница факультета Хаффлпафф и подняла свою золотую чашу.
Хаффлпаффцы, кто с любопытством, кто с недоверием, покосились на равенкловца, ведущего свой род якобы со времен Основателей.
В толпе послышались шепотки:
- Он же чистокровный…
- Из Дурмстранга…
- Наверняка темный маг…
Хотя на барсучьем факультете за всю историю его существования училось немало представителей магической аристократии, ныне канувшей в Лету, к наличию титулов здесь относились совершенно спокойно, и не предавали этому такое большое значение, как в Слизерине. А разговоры некоторых о своей принадлежности к якобы потомкам Мерлина и вовсе считали напыщенным бредом, который несут, когда похвастаться больше нечем.
- … его доблести и чести, — продолжила Хельга, — и потому смею надеяться, что его потомок в равной степени обладает сими достоинствами и не откажет в помощи двум юным девам.
- Да, достопочтенная Хельга, — ему не оставили выбора.
Блондинка Эббот по-прежнему рыдала, прижимая к себе уже восстановленный горшок, а стоявшая рядом с ней рыжеволосая девушка, Боунс, посмотрела на равенкловца с опаской и надеждой одновременно, всем своим видом показывая, что в любом момент готова заступиться за подругу. Ассбьорн, с одной стороны, искренне радовался такой сплоченности на факультете барсуков, на собственном опыте зная, что настоящие друзья помогут, в какой беде ты бы ни оказался. С другой, его забавляла подобная наивность этих милых девушек — неужели они думают, что даже всем своим курсом смогли бы справиться с ним, Ассборном Фольквардссоном, прошедшего суровую школу боевых искусств, вздумай он напасть на кого-нибудь из них?
Забрал у Ханны горшок и поставил на пол, принявшись совершать над ним сложные пассы волшебной палочкой. Он не проронил ни одного слова, говорили его глаза, выражавшие всю жажду к воле и одновременно преклонение перед неизбывной силой магии.
- Невербальное… — тихо прокомментировал кто-то из старшекурсников, наблюдавших за развернувшейся сценой кто с восторгом, а кто с любопытством.
Из палочки Фольквардссона потянулись переплетающиеся между собой серебристо-зеленые нити, словно присосавшиеся к каменному полу, и опоясали цветок подобно клетке, которая через несколько секунд вспыхнула зеленовато-оранжевым свечением, рассеявшимся лишь через пару минут. Цветок мало того, что поднялся и теперь уже крепко держался на своем заметно потолстевшем стебле, так еще и распустился, являя миру оранжево-розовые лепестки, складывающиеся в некое подобие забавной рожицы, выражающей в данный момент самое настоящее наслаждение.
- Поставьте его на каменный подоконник или в стенную нишу, — бросил заключение Фольквардссон так, будто магия такого уровня была для него пустяковым делом, — так он будет черпать силы из земли, необходимые ему для жизни.
А что это за заклинание ты применил? — мисс Боунс теперь глядела на блондина из Равенкло с еще большей опаской, сильно сомневаясь в том, что использованные им чары можно отнести к светлой магии.
- Да, а вдруг оно запрещенное? — поддержал свою одноклассницу Финч-Флетчли, лицо которого выражало немалое удивление и подозрительность.
6) Руна “Тюр”, обозначает древнескандинавского бога воинской доблести, одного из сыновей Одина.
7) Руна “дорога”
Сообщение отредактировал triphenylphosphine - Воскресенье, 12.02.2012, 20:19
Дата: Воскресенье, 12.02.2012, 17:20 | Сообщение # 182
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Большинство хаффлпаффцев согласно закивали, выражая тем самым общее мнение. От студента, изучавшего Темные Искусства в Дурмстранге, можно было ожидать всего. И лишь трое студентов, державшиеся несколько в стороне, продолжали сохранять спокойствие. Это был слизеринец Карл Шенбрюнн, не привыкший проявлять излишние эмоции, но всегда трезво оценивающий ситуацию. Хаффлпаффка Элиза Миллер, привыкшая доверять своему другу и не испытывающая этических предрассудков к темной магии, как таковой, да и использованное Фольквардссоном заклинание вряд ли можно назвать темным, когда оно основано на силе Созидания. И слизеринка Анна Кайнер, которая понимала природу совершенного Фольквардссоном заклинания, однако не спешила пока проповедовать об этом на кровлях.
- А теперь скажите мне, пожалуйста, я похож на идиота? — с сарказмом спросил Фольквардссон, строго, с чувством собственного превосходства посмотрев на окружавших его студентах в черно-желтых галстуках, не осознавая, насколько сильно напоминал в данный момент небезызвестного профессора зельеварения.
Барсуки притихли и насторожились, не зная, чего ждать от этого странного равенкловца: именно эта манера общения нередко мешала ему строить дружеские отношения с другими людьми, особенно тогда, когда он сам не хотел этой дружбы, и не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести.
- Н-нет, — робко ответил кто-то из стоявших позади учеников и, прикрыв рот, тут же поспешил спрятаться за более рослым товарищем, покраснев при этом до кончиков ушей.
- Тогда почему вы считаете, что я стал бы применять темное заклинание на глазах у такого большого количества людей, прекрасно зная, что в Британии в целом и в Хогвартсе в частности темная магия поставлена вне закона? Или вы думаете, что достопочтенная Хельга Хаффлпафф одобрила бы лично использование темной магии в гостиной своего факультета? — лицо юноши оставалось спокойным, в то время как холодный взгляд исподлобья излучал практически осязаемые волны раздражения? ненависти? презрения? — И может ли кто-нибудь привести достаточное количество примером того, когда темная магия именно созидает, а не разрушает?
Хаффлпаффцы молчали, со страхом в глазах вспоминая прошлый год, когда Снейп вел ЗОТИ. Год, наполненный постоянными язвительными замечаниями о непроходимой хаффлпаффской тупости, сарказмом и придирками на пустом месте, доведшими до слез и дрожи в коленках не только почти всех первокурсников, но и более старших ребят.
- Кажется, я вам говорила уже, что магия природы не является светлой или темной, доброй или злой, — вновь сказала Хельга Хаффлпафф, завладев вниманием всей аудитории. — Запомните все, магия нейтральна сама по себе и является лишь инструментом в руках человека. Лишь он ответствен за причиненное им добро и зло, но не его магия. Вы, Ассбьорн Фольквардссон, верно говорите, но с вашими манерами вам крайне трудно будет найти друзей, — стоявшие вокруг студенты черно-желтого факультета согласно кивнули. — Однако, я думаю, вы станете достойным потомком Ровены, — и замолчала.
Студенты в гостиной вновь вернулись к прерванным занятиям. Ханна, Сьюзен и Меган продолжили поливать цветы, попросив пару высоких парней подстраховать их. Шенбрюнн и Миллер, обсудившие все важные для них темы, решили заняться выполнением домашних заданием на следующую неделю, а Кайнер в это время старательно штриховала складки на платье стоявшей под нарисованным дубом волшебницы, в то время как Фольквардссон, поудобнее устроившись на мягком диване с золотисто-коричневой обивкой, просто смотрел на любимую им девушку, почесывая за ушком рыжего кота-полукниззла. Вскоре с отработки вернулся Лотар — он знал, что друзья будут ждать его здесь, и, спустя некоторое время все дружной нестройной толпой направились на ужин в Большой Зал, чтобы затем окончательно разойтись по своим гостиным.
* * *
- Сегодня у нас будут гости, — объявил Ассбьорн, когда равенкловцы-старшекурсники вновь собрались в выручай-комнате.
Была суббота, что означало второе занятие по боевой магии для студентов вороньего факультета. Хотя, по словая того же Ассбьорна, до настоящей боевой магии им еще предстояло идти и идти. Сам Фольквардссон обещал списаться со своими друзьями в Дурмстранге, чтобы узнать программу обучения за последний год. А пока же молодые вороны должны были отрабатывать быстроту реакции, пластику и легкость движений, а также основы окклюменции, которые, безусловно, должны помочь в освоении невербальной магии. "Это так же важно, как научиться писать, — говорил Фольквардссон. — Какой смысл разучивать каллиграфическое написание каждого слова, не владея до конца самим навыком письма, когда в самом начале можно отработать написание крючков и палочек, а затем и букв, как это делают в начальной школе?"
Присутствие же новеньких на занятии добавляло интриги и вызвало любопытство: а какие они из себя? много ли умеют?
Вскоре дверь выручай-комнаты открылась, и внутрь вошли еще четверо студентов — два парня и две девушки. Парни держались с присущим аристократам достоинством и не выражали лишних эмоций, в то время как девушки, напротив, вели себя совершенно по разному: одна стояла с откровенно скучающим выражением лица и разглядывала рисунок из бетонных швов у себя под ногами, другая, с большими голубыми глазами, напротив, проявляла явный интерес, с любопытством разглядывая помещение.
- Некоторые из вас уже знакомы с Карлом Шенбрюнном, — представил Ассбьорн своего некогда друга по переписке.
Карл отвесил легкий изящный поклон и отошел в сторону. Несколько юношей шестого и седьмого курса, узнавшие его, кивнули в знак приветствия.
- Лотар Визерхофф.
Рыжий гриффиндорец также отвесил аудитории легкий поклон и, о чудо (!), встал рядом со слизеринцем, с которым, похоже, и до этого нормально общался.
- Элиза Миллер, — Фольквардссон не удержался и проявил галантность, поцеловав руку прекрасной деве.
Симпатичная хаффлпаффка с голубыми глазами и золотыми волнистыми волосами присела в книксене и смущенно улыбнулась, отчего на ее щеках проступили ямочки, а затем отошла к друзьям. Некоторые же представители сильной половины человечества, присутствовавшие в комнате, удовлетворенно отметили про себя, что смущение ей очень идет.
- И Анна Кайнер...
Равенкловец задержал свои губы у ее пальцев, их взгляды встретились — нежности и затаенной страсти. А ведь по внешнему виду и поведению слизеринки нельзя было даже сказать, что она может кому-то нравиться.
Вышеуказанные Шенбрюнн, Визерхофф, Миллер и Кайнер, как и до этого равенкловцы, также постарались после ужина отметиться в своих гостиных, а потому пришли на занятие с небольшим опозданием. А свидание — чем не повод покинуть шумное общежитие, чтобы уединиться в каком-нибудь более укромном уголке замка? Благо, таких хватало всегда и везде.
- Как некоторые из вас уже знают, — как ни в чем не бывало, продолжил Ассбьорн, — Карл Шенбрюнн с самого начала знал о готовящемся кружке и, как и его друзья, лично выразил заинтересованность в данных занятиях.
- Ассбьорн, а твои друзья будут давать клятву? — поинтересовался Голдстейн, а сидевший рядом с ним Корнер согласно кивнул.
- Мы дадим клятву, — твердо ответил Шенбрюнн, смотря Голдстейну прямо в глаза — Фольквардссон заранее предупредил их о подобной мере конспирации.
Новенькие встали напротив Фольквардссона и подняли волшебные палочки. Слова магической клятвы они знали заранее и потому произнесли их без единой запинки. Как и равенкловцев до этого, их окружила магическая аура, вспыхнувшая в конце ярким светом. Отличие заключалось лишь в том, что, коснувшись палочек губами, они не подняли их резко вверх, а соединили с палочкой Фольквардссона. Как уже знали те из присутствующих, кто интересовался ритуалистикой, это была так называемая "клятва на палочке": давший клятву один раз не мог дать ее повторно, но, будучи ее гарантом, имел право принять ее от остальных путем скрепления магического договора касанием волшебных палочек. Именно такую клятву дал бывшему дурмстранговцу их декан. Некоторые сдавленно засмеялись, прикрыв рты руками: это или крошечному профессору Флитвику нужно было стать на стол и не упасть при этом, или высокому Фольквардссону согнуться в три погибели и не споткнуться.
- Вы видели это? Странно... — тихо сказал Энтони своим одноклассникам.
Наблюдая принесение магической клятвы со стороны, можно было заметить немало нюансов — таких, как интенсивность, цвет или текстура магической ауры. Интенсивность определялась потенциалом самого волшебника — так можно было сказать, что у Кайнер он намного выше, чем у Миллер. А вот на цвет и текстуру ауры влияло множество различных факторов — принадлежность к тому или иному роду, преобладание Света или Тьмы в характере, клятвенный статус — вон у Турпин и Брокльхерст, которые чуть не совершили предательство, аура была вообще мутной и красно-коричневой, или даже такие физиологические особенности, как факт беременности и дефлорации у женщин.
- Я думаю, этому можно найти объяснение... — задумчиво произнесла Падма, которая среди своих одноклассников лучше всех разбиралась в обычаях волшебного мира. — Вероятно, они родственники, только дальние...
В сторону Фольквардссона и Кайнер, соприкоснувшихся волшебными палочками, повернулось еще больше голов. У обоих магическая аура имела одинаковый цвет и текстуру — темно-синяя у самого тела, она колебалась острыми волнами, резко переходя в рассеивающее холодное белое свечение, лишь у Кайнер интенсивность его была немного ниже.
- Так она же магглорожденная вроде, — засомневался Корнер.
- У них одна магия на двоих, — совершенно будним тоном произнесла Луна, закатив глаза. Сейчас она сидела на подушке в позе лотоса и мерно раскачивалась взад-вперед, подобно кукле-неваляшке.
Приход гостей внес существенные коррективы в план проведения занятия, так что теперь, вместо того, чтобы танцевать чечетку под "Seco" или заниматься черчением в воздухе, равенкловцы не без доли наблюдали за учебной и образцово-показательной дуэлью Шенбрюнна и Визерхоффа, про себя отмечая тактические приемы, а также сильные и слабые стороны обоих соперников. Визерхофф — ловкий и быстрый, у него потрясающая реакция. Он мастерски и стремительно выписывает сложные движения палочкой подобно тому, как виртуоз выбивает живую и красивую мелодию из клавиш пианино. Он — асс в трансфигурации — МакГонагалл на него нахвалиться не может — и по максимуму использует свои способности в бою, то создавая дополнительные препятствия на пути заклинания противника, то наколдовывая из воздуха стаи летящих ножей или горящее лассо. Но, в то же время, гриффиндорец отличался импульсивностью (что, в общем-то свойственно большинству представителей львиного факультета), что пару раз чуть не привело к проигрышу с последствиями, от которых его спасла лишь его быстрая реакции, а также редко применял невербальные заклинания. Шенбрюнн, напротив, был сдержан и хладнокровен и за всю дуэль не произнес практически ни слова вслух, движения его были отточены и выверены, как у дирижера, управляющего целым оркестром. Но, в то же время, он отличался некоторой медлительностью и склонностью к демонстрации пафосных и красивых приемов, из-за чего противник уже несколько раз успел потеснить его к стене. Если Визерхофф, казалось, действовал, скорее, наугад, полагаясь больше на свою интуицию, то Шенбрюнн — по изящной, но уже давно отработанной схеме, вплетая в цепочки такие заклинания, чтобы заставить соперника надолго уйти в глухую оборону. При этом оба аристократа отнюдь не стеснялись в выборе заклинаний, во всю используя высшую темную и светлую магию, что не только сделало дуэль захватывающей и интересной, но и немало обогатило словарный запас молодых воронов. Фактически им была задана планка — к чему стремиться, и каждый из них понимал, что до этой планки им предстоит идти еще долго и упорно, но разве есть для равенкловцев что-нибудь недостижимое?
По окончании дуэли оба юноши отдали друг другу честь — подняли палочки на уровень глаз и, отведя в стороны, поклонились: ничья была оговорена заранее. Фольквардссон был рад, что у него появилось еще двое хороших помощников: Шенбрюнн теперь, когда ремонт в подземельях был окончен, имел уже некоторый избыток свободного времени и был не прочь потратить его с пользой, а заодно лишний раз попрактиковаться в боевой магии, дабы не терять навыки; Визерхофф же, несмотря на свою немалую загруженность, был рад хоть на время избавиться от слишком шумного и чересчур назойливого общества своих одноклассников, которым именно в его присутствии было необходимо выяснять отношения да еще и втягивать его в свои разборки. Что же касается девушек, то им обеим, особенно Анне, есть чему учиться.
Ретроспектива...
- Everto statum!
- *Stupefac per fluidum!* Scutum! (8) — Анна успела выставить щит в последний момент, в то время как Лотар ловко увернулся от посланного в него модифицированного оглушителя и собственного отраженного проклятия.
Ассбьорн, как и в прошлый раз, решил устроить парные дуэли на условиях potestatum maximarum (9), не забыв поставить традиционный запрет на Непростительные. В итоге Бут и МакКелби проиграли Визерхоффу, а Корнер и Голдстейн — Шенбрюнну. Хотя последнего Карл, скорее, учил разным заклинаниям высшей магии, ибо проводил сражение в несколько этапов, каждый из которых включал использование определенных атакующих и защитных заклинаний, а также подробно объяснял своему сопернику, где он допустил ошибки. Миллер победила Мораг МакДугал, которая никогда не была сильна в ЗОТИ, окончила вничью дуэль с Падмой Патил, ибо индианка, хотя и не была слабой колдуньей, предпочитала созерцание многочисленным маханиям палочкой, а Элиза, которая по природе своей была девочкой доброй, не настаивала на продолжении, и проиграла Луне Лавгуд, ибо была обучена вести бой по классическим схемам и комбинациям. Что же касается Кайнер, то она, постояв некоторое время в нерешительности, объявила, что хотела бы сразиться с наиболее сильным противником, ибо дуэль с учениками, чей уровень владения боевой магией ограничивается третьим курсом, вряд ли будет ей интересна.
Знакомые интонации — сарказм, пренебрежение... Голдстейн с прищуром посмотрел на слизеринку, которая вышла на круг вместе с рыжим гриффиндорцем. Мысль, возникнув, так и не успела оформиться, и равенкловец продолжил наблюдать за боем, гадая про себя, что же такого подозрительного он заметил в этой девушке.
Дуэль между Кайнер и Визерхоффом тем временем была в самом разгаре, и Кайнер заметно проигрывала. Впрочем, она и сама это понимала, и потому заметно нервничала — тоже минус. Слишком резкие, порой дерганые движения, а эмоции зашкаливают даже при использовании невербальных заклинаний — сказывается неопытность. Она дерется, скорее, на инстинктах, выраженных в желании зашититься и победить любой ценой, и именно инстинкты, неосознанные желания направляют магию в нужном направлении.
- Seco! *Impedimenta!*
Если от режущего проклятия девушка еще уклонилась, то сногсшибатель попал точно в цель — это слабое, но целенаправленное заклинание, поэтому против него обязательно нужно использовать щит. Анна, видимо, привыкнув к темномагическому арсеналу Снейпа и Бранау, забыла про этот маленький, но любопытный факт. Равенкловцы в большинстве своем злорадно ухмыльнулись, кто-то сдавленно засмеялся, прикрыв рот ладонью — не эта ли слизеринка говорила десятью минутами ранее, что заклинания третьего курса ей не интересны? — Получила!
Фольквардссон вышел вперед, чтобы прекратить дуэль, но не успел он поднять руку, как распластавшаяся на полу Кайнер сделала неожиданный резкий выпад:
- *Seco!*
Шенбрюнн, подошедший, было, к девушке, чтобы помочь ей подняться, резко отшатнулся назад, а Визерхофф упал на колени, зажав раны руками. Прилюдное унижение разозлило обоих, так что Визерхофф тоже не остался в долгу.
Кайнер неуклюже поднялась на ноги, сделав очередной выпад палочкой: оказывается, исчезательное заклятье хорошо помогало против трансфигурационных чар. Если Фольквардссон и Шенбрюнн сохраняли холодное спокойствие на лицах и пока не спешили вмешиваться, хотя было нарушено уже, как минимум одно классическое правило учебных и магических дуэлей: поверженный противник — повержен, то Визерхофф, Миллер и все остальные студенты были немало удивлены: уж мало кто додумался бы использовать в бою обычное бытовое заклинание.
Анна, воспользовавшись замешательством противника, перешла в наступление, движения ее стали более четкими и выверенными, в них явно чувствовался стиль. Рука со стремительной грацией выписывала ложные пассы палочкой, ставя щиты и посылая лучи и проклятий, волосы и мантия за спиной взлетали в такт движениям, что в купе с более холодным и уверенным, даже циничным выражением лица делало ее похожей на хищную птицу, готовящуюся к броску. Визерхоффу же пришлось уйти в глухую оборону, отстреливаясь стандартным набором боевых заклинаний: на выполнение более сложных модификаций, связанных с трансфигурацией, у него просто не хватало времени. И, хотя парню была непотнятна такая резкая смена тактики боя у Кайнер, и почему для этого обязательно нужно было валяться на полу, он знал одно: эта странная девица настроена очень решительно и воспользуется любой его слабостью, чтобы окончательно добить. А быть побежденному девчонкой, с гораздо меньшим количеством опыта, чем у него, ему ну очень не хотелось.
- Unentschieden! /нем. Ничья!/ — еле успел проговорить Лотар между "Everto statum" и "Scutum maximum", поглотившим мощную струю огня — раньше этим грешил только Бранау.
Успокоилась. Подняла палочку на уровень глаз и отвела в сторону, присев в книксене. Визерхофф ответил аналогичными жестами и, с облегчением выдохнув привалился к ближайшей стене, хотя его немало обрадовало то, что Кайнер тоже сильно устала. Напряжение, царившее среди подростков спало, послышались вздохи удивления, облегчения, разочарования. Лишь Энтони Голдстейн, внимательно следивший за дуэлью, также внимательно продолжил наблюдать за слизеринкой, однако быстро ретировался под грозным и не предвещающим ничего хорошего взглядом Фольквардссона, а его, пока не явные подозрения обрели осознанную форму.
- Анна, вам нужно поработать над стилем, — на полном серьезе сказал Ассбьорн, взяв девушку за руку и посмотрев в ее нефритовые глаза, под которыми залегли темные круги — они специально сели подальше от всех остальных студентов и для надежности закрылись звуконепроницаемым куполом, — причем весьма основательно, — и метнув короткий взгляд в сторону странно посматривавшего на них одноклассника.
Стоявший рядом Шенбрюнн согласно кивнул, как всегда, сложив руки на груди. На какой-то миг холодный взгляд синих глаз встретился с подозрительным взглядом карих, и Голдстейн, мотнув головой, направился к выходу вместе с другими товарищами по факультету.
Конец ретроспективы.
* * *
Воскресенье… Ветер гонит по небу серые кучевые облака, срывает с деревьев желтые листья, которых становится все больше — осень вступает в свои права. Школьники идут, ссутулившись и закутавшись в мантии, но никто из них не торопится заходить обратно в замок — через пару недель пойдут дожди, и на улицу уже нельзя будет выйти. Сьюзен и Эрни укрылись в тихом и в меру романтичном уголке, чтобы насладиться обществом друг друга, Ханна и Меган собирали с ребятами младших курсов гербарий для профессора Спраут, а Лиза и Джастин просто гуляли — как друзья. Джастин, конечно, не упускал случая взять лишний девушку за руку, но, к его удивлению, когда все отношения были выяснены, общаться с Элизой стало намного проще. Он уже не краснел, не покрывался испариной и не проглатывал язык в ее присутствии. Она стала ближе ему, но оставалась такой же недоступной, и это поселяло в душе парня грустную определенность: ему просто позволено общаться с ней, но не претендовать на что-то большее.
Элиза же чувствовала себя несколько неуютно и непривычно, будто она не сделала что-то важное, что обязательно нужно было сделать. Еще когда они жили в Лондоне, ей удалось пару раз улизнуть из-под бдительного ока Геннингена, чтобы сходить в ближайшую церковь, и помогал ей в этом, естественно, Карл, который не мог оставить свою подругу и тогда еще почти невесту одну. Величественный, уходящий в поднебесную неф, светящиеся старинные витражи, изображающие святых или сюжеты их Библии, мерный звук органа, хор, репетировавший песнопения — все это настраивало на молитвенную беседу с Богом, не карающим, но милующим, который всегда услышит и всегда поймет. В эти минуты девушка совершенно забывала о том, что она ведьма, а, значит, служит дьяволу, и что она должна быть противна и Иисусу Христу, и Деве Марии, и ангелам небесным. Она просто была самой. Ей нравилось бывать в церкви, особенно когда вокруг было мало прихожан, когда не нужно было выдавливать из себя радостную улыбку или, напротив, опускать очи долу только потому, что так положено, или этого от тебя ждут окружающие.
В Хогвартсе же не было не то, что церкви, но даже маленькой часовни, и в первую воскресенье Элиза чувствовала себя поначалу подавленной и опустошенной, не отдав дань Богу и не посетив мессу. Единственное же подходящее для этого сооружение уже многие века являлось трапезной. Или все-таки не многие века? От Элизы не укрылось, что, хотя в Хогвартсе учились дети разных национальностей и вероисповеданий, большинство из них были, скорее, атеистами, а не христианами, буддистами или язычниками, как можно было ожидать от страны с древней магической культурой. Джастин говорил, что в Стоунхендже у оврага когда-то давно проводили свои священнодейства друиды. Но когда давно? Во времена Основателей или еще раньше? Даже к магии здесь было отношение не уважительное, как к некой пантеистической сущности, которая все может, но, скорее, как к части быта, которая всем должна.
Очередной порыв ветра, растрепал волосы, ударил листьями с лицо, заставив глаза прищуриться. Джастин закрыл ее собой, убрал назад выбившиеся из заколки пряди золотых волос. Элиза неловко улыбнулась, потупив взор, на щеках вспыхнул румянец. Ей была приятна забота Джастина, однако ей не хотелось бы, чтобы он воспринимал это как позволение углубить их отношения. Также ее не радовала перспектива, если бы их так вместе увидел пришедший с отработки Лотар, которому не следовало давать лишний повод для ревности, или Карл, который гулял где-то неподалеку с Кайнер и Фольквардссоном, и которого она уже один раз предала.
- Эй, Лиза, тебе письмо прислали! — закричала Ханна, размахивая конвертом в руке, который так и норовил улететь вслед за ветром.
- Спасибо…
Элиза дрожащими руками взяла конверт, сердце пропустило удар. Все, кто мог ей написать, ее друзья, сейчас здесь, в Хогвартсе. Оставались только родители, которым она отправила письмо почти две недели назад. И что-то подсказывало ей, что она совсем не будет рада ответу.
Отвернулась от одноклассников и вскрыла конверт. Повисло молчание. Ханна неловко переминалась с ноги на ногу, не зная, то ли возвращаться к Меган, то ли остаться: уж больно бледной выглядела Лиза, когда взяла письмо. Джастин ждал, пока его одноклассница дочитает, но та даже не шелохнулась. Казалось, она не замечала ни холода, ни ветра, а только глядела перед собой стеклянными глазами.
- Э… с тобой все в порядке? — заботливо спросил он, попытавшись приобнять девушку за плечи, но та лишь оттолкнула его и убежала прочь.
- Что с ней? — поинтересовалась Ханна с нотками скепсиса в голосе, а про себя думая: “Ненормальная!”
Ибо в Хаффлпаффе привыкли, что личное горе, личная радость каждого отдельно взятого человека становится достоянием всего факультета. Хаффлпаффцы не привыкли держать эмоции при себе, но выплескивали их наружу, делились ими с окружающими, за что их факультет прослыл самым сентиментальным в Хогвартсе. И потому Джастин и Ханна ожидали, что Элиза начнет гневаться, плакать навзрыд или прыгать от радости, но никак не закрываться в себе. По их меркам это значило недоверие коллективу. Если тебе есть, что скрывать, значит, ты недостаточно надежный и, как следствие, не до конца верный.
- Не знаю, — ответил Финч-Флетчли и, оставив обескураженную Ханну хлопать глазами, побежал вслед за Миллер. — Элиза!
Но девушка как будто не слышала его, а только бежала без оглядки, пока не угодила в объятия шедшему ей навстречу Карлу Шенбрюнну. Джастин споткнулся, не веря увиденному: Лиза, его Лиза ищет утешения не у него, не у прочих хаффлпаффцев, а у какого-то слизеринца, который, наверное, даже на сострадание не способен. Шенбрюнн прижал ее к себе, зарывшись пальцами в золотые кудри — так могут вести себя только родные, близкие друг другу люди — и посмотрел на Флетчли холодным, горделивым взглядом, как бы говоря: “Ты здесь не нужен”
- Элиза, милая, давай ты сейчас успокоишься и все мне расскажешь, или я буду задавать тебе вопросы, а ты на них отвечать? — предложил Карл, взяв девушку за плечи и усадив на мраморную балюстраду — сейчас они находились в крытой готической галерее, окружавшей двор возле башни с часами.
Элиза послушно кивнула в ответ, опустив глаза — слезы на ее щеках еще не успели высохнуть — и выбившаяся из-за уха прядь вновь упала на лицо.
- Родители… они прислали мне письмо… — дрогнувшим голосом произнесла Миллер, нервно теребя вышеуказанный предмет в руках и по-прежнему не поднимая глаз на своего друга.
Карл не засыпал ее многочисленными вопросами и предположениями, а просто терпеливо ждал, давая возможность выговориться — ей нужна сейчас физически ощутимая поддержка, нерушимая стена, а не куча слов с целью создать видимость интереса.
- Здесь все написано… — отдала уже успевший помяться листок бумаги. — Ведь, по их мнению, я действительно этого заслуживаю, правда?..
Фольквардссон и Кайнер тактично отошли к беседке, стоявшей посередине двора, но даже оттуда хорошо было видно, как исказилось гневом обычно невозмутимое лицо Карла Шенбрюнна. От Анны не укрылось, с какой заботой и нежностью он смотрел до этого на Элизу, как он понимал и успокаивал ее без лишних слов, и их посиделки в Хаффлпаффской гостиной — видимо, он действительно любил ее и любит до сих пор — а, значит, его вспышка гнева была вызвана тем, что кто-то в этом письме посмел ее оскорбить, унизить или угрожать ей.
Слабый укол зависти и разочарования — скорее, в самой себе: ее никто никогда так не обнимет, не станет для нее каменной стеной, и она сама сделала такой выбор, ведь счастье она все равно не заслужила…
- Хотели бы оказаться на ее месте, Анна? — спросил Фольквардссон, выведя сидящую рядом с ним девушку из прострации.
На его лице не отражалось ни одной эмоции, а бледные серо-голубые глаза, казалось, просвечивали собеседника насквозь, не давая возможности уйти от ответа или солгать.
- Н-не знаю… — растерялась Анна, переведя взгляд на Ассбьорна, и тут же опустила глаза — настолько двойственно звучал его вопрос.
- Далеко не все магглы рады, когда в их семьях рождаются волшебники, равно как и многие маги считают позором, если в их семьях рождаются сквибы, — также безэмоционально продолжил Фольквардссон, переведя взгляд на Шенбрюнна и Миллер.
- Моя мать не знает… — тихо ответила Кайнер, продолжая рассматривать свои ладони, — и никто из родственников: я пряталась. И я не знаю, как бы она отреагировала, узнав, что я — ведьма, — последнее слово девушка чуть ли не выплюнула. — Либо попыталась бы меня образумить, исправить, либо решила бы, что решила бы, что я ее предала… — и посмотрела в глаза Ассбьорну, который не преминул взять ее за руки.
- Вот они! — громко сказал Джастин, указав пальцем на сидевших вместе Карла и Элизу.
Из бокового прохода во двор вошла целая толпа хаффлпаффцев и стала полукругом около своей одноклассницы и ее друга-слизеринца, который еще сильнее закрыл ее фигуру своей рукой, прижав тем самым девушку к себе. Одни глядели на них с любопытством, другие— с удивлением, третьи — с состраданием — среди барсуков не было ни одного равнодушного лица.
- Почему ты убежала от нас? — на правах старосты поинтересовалась Ханна. — Мы волновались за тебя. Мы могли бы тебе помочь.
- Чем именно, мисс Эббот? — ответил за Элизу Шенбрюнн.
- Ну… мы могли бы поддержать, посочувствовать… — уже менее уверенно сказала Ханна. — Или позвать профессора Спраут, если проблема слишком серьезная.
- Боюсь, данная проблема имеет слишком частных характер, и не в полномочиях вашего декана будет ее решить, — вежливо, но, в то же время, строго ответил Карл, ясно давая понять хаффлпаффцам, что их присутствие здесь излишне.
Большинство присутствующих настолько были заняты разгорающимся спором, что мало кто заметил появление рослого и широкоплечего гриффиндорца-семикурсника с рыжими волосами. Лотар Визерхофф, а это был именно он, на чем свет стоит, костерил про себя старого школьного завхоза Филча, который не только отказался перенести отработку на понедельник, но, и продлил ее на лишних полчаса. И теперь, толком не приведя себя в порядок, Лотар несся по многочисленным коридорам замка, надеясь, что друзья его все-таки дождутся, и проклиная запрет на аппарацию в Хогвартсе, так что к месту встречи прибыл в мыле и раскрасневшийся. Рыжие волосы, до этого аккуратно причесанные, напоминали теперь воронье гнездо, выбилась из-под брюк рубашка, а галстук и вовсе болтался на плече.
Налетевший ветер обдал парня неприятной холодной волной, заставив поежиться. Застегнул воротник, поправил галстук, снова накинул мантию, лежавшую до этого в уменьшенном виде в кармане брюк, пригладил волосы, насколько смог, и поспешил к эпицентру событий.
- Но ты должна доверять нам! — воскликнул Джастин; вид у него был такой, будто на него в очередной раз попыталась напасть кобра. — Ты должна была сначала рассказать все нам, мы бы все поняли!
Подошедший со стороны галереи Визерхофф строго глянул на Финч-Флетчли и забрал Элизу у Шенбрюнна. Хаффлпаффцы, считавшие до этого своим долгом разговорить подругу и убедить ее поделиться с ними своим горем, теперь окончательно поняли, что им здесь не место, и неуверенными шагами стали пятиться ко входу в замок.
- Пойдем, Джастин, — Эрни положил ему руку на плечо, — они без нас разберутся.
- Но как же верность своему факультету? — возразил Финч-Флетчли, в голосе его чувствовалось явное раздражение.
- Джастин, Хаффлпафф — это, прежде всего, верность друзьям, — сказал МакМиллан и, взяв друга за плечо, повел к дверям. — Лиза дружит с Шенбрюнном и Визерхоффом еще с первого курса, а с нами знакома всего две недели. Так что посуди сам, кому она будет верна.
А ветер все также гнал облака, срывал листья с деревьев, швыряя их в лица случайным прохожим, и уносил с собой переживания молодой девушки и планы двух ее друзей, философские размышления сурового равенкловца и мрачные думы уже взрослой женщины, волею судьбы оказавшейся ученицей в школе магии. Уносил с собой, легко подхватывая и переворачивая, все разрушая и выравнивая, подобно тому, как со временем остается лишь сам факт мысли, но не связанные с нею образы или эмоции.
8) (лат.) Щит! Светлое отражающее щитовое заклинание среднего уровня.
9) (лат.) максимальных возможностей
10) (лат.) Окаменей весь, стань мрамором!
11) (лат.) Убиваю изнутри! Темное проклятие среднего уровня, характеризуется повреждением внутренних органов при отсутствии внешних проявлений, за исключением обморока.
12) (лат.) Защищаюсь сильно! Светлое поглощающее щитовое заклятие, по силе находится между “Protego” и “Scutum”, защищает от всех низших и некоторых средних темных проклятий.
Сообщение отредактировал triphenylphosphine - Воскресенье, 12.02.2012, 20:20
Дата: Вторник, 14.02.2012, 16:37 | Сообщение # 185
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 19.01.2010
Сообщений:539
Очень содержательная глава. Читается с трудом, но сюжет мне нравится поэтому я с нетерпением буду ждать новой главы. Спасибо за проделанную работу и творческих вам успехов.
triphenylphosphine, всё ждала, когда вернёмся к разговору о форме.
Quote (triphenylphosphine)
Потому что скучно или труден для восприятия сам язык написания/стиль изложения?
Потому что его нет. "Стиль изложения", "язык изложения" - это синонимы формы. Сюда входят и собственно слова, и сюжет, и композиция (смысловое подразделение на части плюс, как у вас, ретроспективы и вставные новеллы), и образы героев в комплексе с прочими образами, например, как у вас, из истории и культуры, а также художественными деталями и другими приёмами передачи своей мысли словами. См., если заинтересуетесь, http://severushermione.clan.su/forum/252-7202-399047-16-1326528419
Всё это должно быть собрано и подогнано друг у другу, как механизм, который непрерывно вкладывает в головы читателей ваши весьма интересные идеи. Тогда, в частности, вы сможете и поговорить о вашем романе со своими читателями. А пока, чтобы обсудить хоть что-то конкретно и предметно (мотивы поступков героя, цвет глаз героя, поворот сюжета и пр.), читателю придётся буквально рыться в вашем тексте поисковиком, как в каталоге или другом совершенно нехудожественном и/или случайном наборе слов. Вы не позаботились привести всё в систему, чтобы у читателя тут же всплывала в мозгу нужная картинка из нужного места вашего романа. У вас в голове она, может, и есть, а словами - нет. Всё распадается на части или, наоборот, смешивается в однородную массу, что с точки зрения восприятия текста одно и то же.
Практически и технически роману нужна редактура, это пока черновик, не более. Вашим идеям нужна подходящая форма. Имеющийся текст надо привести в систему по тому или иному принципу. Какому - вам виднее, это работа писателя.
А теперь experimentum crucis. Если вы согласны это когда-нибудь проделать, поздравляю, вы писатель. Если нет - вы просто так пишете, для собственного удовольствия, ни на что не претендуете и т.д. Но тогда и не ждите умного и предметного разговора о тексте. Это будет "очень интересная глава", "очень интересные герои" и т.п.. В общем, поработайте с отзывами, это часть писательского труда. ΠΛΕΙΝ ΑΝΑΓΚΗ ΖΗΝ ΟΥΚ ΑΝΑΓΚΗ
olala, вы тут говорите, что у меня нет стиля. А, может, быть все дело в том, что у меня не "любовный роман", и пейринг не СС/ГГ, в крайнем случае, СС/НЖП? В таком случае отзывов было бы безусловно больше, во всяком случае, здесь, на этом сайте.
Вы говорите про форму, про механизм, про части - может быть, вы, как филолог, все это чувствуете, ведь вы этим занимаетесь профессионально. Лично я - нет, даже когда читаю классическую литературу, которую вы любите приводить в пример. Мне кажется, большинство авторов пишет больше по наитию, плавно излагая идею, и попытка подогнать ее под определенные рамки - дело второстепенное.
Авторы теории "Большая игра Дамблдора", например, восхищаются тем, как хорошо все продумано у Роулинг, что у нее в сюжете нет ничего лишнего --> все детали значимы для понимания скрытого подтекста. Но при этом многие как-то забывают, что между исходной идеей и публикацией прошло около десяти лет - хватит и форму с содержанием в порядок привести, и ружья в нужных местах развесить.
Тогда либо, товарищи читатели, ждите годами, пока автор привет свое произведение в филологический порядок, либо довольствуйтесь штампами, либо голым бредом автора.
Quote (olala)
Имеющийся текст надо привести в систему по тому или иному принципу. Какому - вам виднее, это работа писателя.
Для меня система - это пока развитие сюжета в хронологическом порядке. Чтобы говорить о какой-то системе и каркасе в целом, нужно ИМХО написать произведение целиком - недаром именно так, делают нормальные авторы, а не публикуют огрызки в виде отдельных глав - такое ни в одной редакции не примут. Вы можете привести каждую главу к определенной схеме, но вот будут ли они стыковаться - другой вопрос.
Quote
В общем, поработайте с отзывами, это часть писательского труда.
Извините, а что можно сделать с отзывом "Интересная глава, автор пиши еще"? Ладно я, химик-идиот, я как бы и такому должна радоваться, но такие отзывы пишут и к произведениям гораздо более высокого качества, цельным и явно до конца продуманным или даже написанным, просто выкладываемым по одной главе. Диалог с читателями можно развить лишь в том случае, если они сами хотят продолжать его, например, ответят позже или перечислят сразу, а что им понравилось, а что не понравилось в главе, почему персонажи ведут себя так, а не иначе, и т.д. А бросить отзыв из пары слов и убежать - какой тут может быть диалог? Лично мне такой отзыв было бы даже стыдно писать.
А, может, быть все дело в том, что у меня не "любовный роман", и пейринг не СС/ГГ, в крайнем случае, СС/НЖП? В таком случае отзывов было бы безусловно больше, во всяком случае, здесь, на этом сайте.
Нет, не в этом дело. Совершенно неважно, кто там у вас герои и в каких они отношениях, всё равно хоть что-то понять в нынешнем хаосе адски трудно. Пиши вы снейджер, вы бы и его писали точно так же, с таким же количеством/качеством отзывов. У вас пока нет понимания важности единой структуры и системы, образно выражаясь, это набор химических элементов без таблицы Менделеева. ΠΛΕΙΝ ΑΝΑΓΚΗ ΖΗΝ ΟΥΚ ΑΝΑΓΚΗ
Сообщение отредактировал olala - Среда, 15.02.2012, 14:45
Тогда либо, товарищи читатели, ждите годами, пока автор привет свое произведение в филологический порядок, либо довольствуйтесь штампами, либо голым бредом автора.
Писатели не стараются угодить филологам, филологи изучают, что им дают писатели, а потом выводят закономерности точно так же, как химики. И вся прелесть литературы состоит в том, что писатели даже голый бред и штампы стараются укладывать в определённую форму, чтобы этот бред и штампы читатель запомнил, как следует.
Quote (triphenylphosphine)
Для меня система - это пока развитие сюжета в хронологическом порядке.
Это вам так кажется, потому что у вас есть ретроспективы и другие вставные части, нарушающие хронологию.
Quote (triphenylphosphine)
Чтобы говорить о какой-то системе и каркасе в целом, нужно ИМХО написать произведение целиком - недаром именно так, делают нормальные авторы, а не публикуют огрызки в виде отдельных глав
Есть авторы, которые работают над текстом в целом, есть авторы, которые работают по главам, всё зависит от общей структуры текста, см. ниже.
Quote (triphenylphosphine)
Вы можете привести каждую главу к определенной схеме, но вот будут ли они стыковаться - другой вопрос.
Есть большие произведения, где каждая глава написана по одному и тому же принципу. Такие главы легко нанизываются друг на друга. Так писал, например, Диккенс и сдавал в газеты главы романов одну за другой. Издатели и читатели не возражали: в каждой главе было чёткое указание на дальнейшее развитие сюжета, и структура романа в целом была понятна (роман-путешествие, детективный роман и т.п.). Есть большие произведения, композиция которых напоминает не бусы, а, скорее, архитектурные сооружения. Над такими, конечно, работают иначе, их обычно сдают в печать полностью. Хотя классикам типа Достоевского, Пушкина или Бальзака иногда верили на слово, что всё будет ОК и в срок. "Евгением Онегиным" многие были разочарованы, хотя там, можете мне поверить, в смысле стыковки всё в полном порядке, иначе бы его в школе не изучали. То же самое касается и фандомной литературы.
Quote (triphenylphosphine)
Диалог с читателями можно развить лишь в том случае, если они сами хотят продолжать его, например, ответят позже или перечислят сразу, а что им понравилось, а что не понравилось в главе, почему персонажи ведут себя так, а не иначе, и т.д.
Они хотят, но не могут! Вы им не позволяете. Вы пишете, как пишется. Только читатель чем-то заинтересовался, а оно уже и потерялось. Что толку спрашивать? Может, этого уже и не будет, у вас другие планы, нам непонятные... Вот я бы и рада спросить о ком-то и о чём-то, да ведь это надо с самого начала текст перелопачивать, искать поисковиком по именам и т.п. хоть какие-то связи для связного вопроса. Спрашивать "А чего все эти придурки не поделили?" вроде как-то неловко...
Quote (triphenylphosphine)
А бросить отзыв из пары слов и убежать - какой тут может быть диалог? Лично мне такой отзыв было бы даже стыдно писать.
Этак вы, как в анекдоте, совсем без друзей останетесь. Публика на ТТП очень умная, вдумчивая и терпеливая, по себе знаю. Дайте им хоть малейшую зацепку - и у вас тут такие дискуссии расцветут! Материал-то богатейший. А вы, кстати, отзывы на другие произведения, по-моему, и не оставляли ни разу, я вас как критика и не знаю. Может быть, правда, литературные вкусы сильно не совпадают. ΠΛΕΙΝ ΑΝΑΓΚΗ ΖΗΝ ΟΥΚ ΑΝΑΓΚΗ
Сообщение отредактировал olala - Среда, 15.02.2012, 15:27
А вы, кстати, отзывы на другие произведения, по-моему, и не оставляли ни разу, я вас как критика и не знаю. Может быть, правда, литературные вкусы сильно не совпадают.
Почему же? Оставляла, но мало. Помню, к фикам Заязочки точно. Просто подобно тому, как вы обитаете в основном здесь, на ТТП, я обитаю больше на ХН и ПФ - там и выбор больше, и мой фик комментируют чаще. К тому же, написание отзывов лично у меня отнимает довольно много времени, поэтому я пишу их тогда, когда у меня уже написана и выложена очередная глава моего фика. К тому же, не стоит забывать про такой фактор, как лень: фик может быть в избранном у сотен, и его с удовольствием читают, но комментируют лишь единицы.
Дата: Пятница, 17.02.2012, 23:31 | Сообщение # 193
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Глава 28. Интерлюдия-2: в борьбе со злом.
… Жидкие солнечные лучи наискось пронизывали холодные каменные коридоры, то исчезая, то появляясь вновь. С улицы доносился гомон детских голосов, отчего царящая в замке тишина казалось еще более неестественной, давящей, как будто все его обитатели дружно вышли во двор, чтобы поиграть в плюй-камни. Идеальные условия, чтобы провернуть какое-нибудь тайное дельце в отсутствие посторонних глаз.
- Гермиона, и обязательно нам тащить эту железку в выручай-комнату? — заныл Рон, остановившись, чтобы перевести дух, и передал меч Гарри.
В данный момент трое семикурсников с Гриффиндора, именуемых также Золотым Трио, направлялись в упомянутую комнату, дабы совершить одно важное дело, какое — директор Дамблдор настоятельно просил никому не говорить.
- Это не железка, а меч великого Годрика Гриффиндора! — гневно воскликнула Гермиона, взметнув копной пышных каштановых волос, глаза ее блеснули. — Это древняя бесценная реликвия, и мы должны относиться к ней с уважением!
С такими же интонациями староста Гриффиндора призывала однокурсников уважать Снейпа и Биннса за их профессорские мантии. Для нее имело ценность и потому вызывало уважение все, что несло в себе просвещение и пищу для ума, будь то учитель или книга. В особый же восторг, состояние трепета и эйфории приводили ее древние фолианты, прошедшие историю и выдержавшие испытание временем, позволяющие прикоснуться к мудрости прошлых веков. И меч Годрика был таким же достоянием истории, ибо Годрик Гриффиндор был смелым и благородным мужем и употреблял его только на благое дело.
- Знаем-знаем, — буркнул рыжик в ответ, будучи не в настроении спорить со своей девушкой, — и все равно в Тайной комнате было бы интереснее.
- Рон, подумай сам, — возразил Гарри, — мы сможем легко туда попасть, но вряд ли сможем выбраться. Трубы, ведущие в Тайную комнату, недостаточно широкие, чтобы по ним можно было пролететь на метле. Да и не хотел бы я туда возвращаться, — добавил парень в сторону, заметно помрачнев при этом: упоминание о Тайной комнате вызвало в нем не самые приятные воспоминания, которые он предпочел бы упрятать обратно в глубь сознания. Наверное, так и работает естественная окклюменция?
- Гарри прав, — поддержала его Гермиона к вящему неудовольствию своего парня, — мы быстрее шеи сломаем, чем вылетим оттуда, а вы подумайте, как это будет глупо: уничтожить хоркрукс и погибнуть, возвращаясь в нашу гостиную, в результате несчастного случая! — тон ее стал назидательным и пафосным. — И тогда мы не сможем окончить седьмой курс и сдать ТРИТОНы…
- Только не это! — заорали оба парня хором: всем было известно, что худший страх Гермионы Грейнджер, даже хуже, чем смерть — это завалить экзамены и вылететь из школы.
- Миона, ты говоришь так только потому, что боишься летать на метле, — с чувством собственного превосходства заявил Уизли, и его нисколько не расстроило смущение, отразившееся на лице девушки: его забавляла неспособность подруги освоить исключительно практические навыки, где не помогли бы ее любимые книжки. — Но ведь было бы круто побывать в том месте, где Гарри дрался с василиском, уничтожил уже один хоркрукс и спас мою сестру. Правда? — и, не заметив отсутствие энтузиазма на лицах друзей, продолжил: — И если Дамблдор дал нам свой меч, то обязательно бы прислал бы и своего феникса, чтобы забрать нас оттуда, как в прошлый раз.
- Рон Уизли, когда, ты, наконец, научишься мыслить логически?! — гневно воскликнула Гермиона, схватив своего парня за ворот толстовки. — В Тайной комнате лежит сейчас мертвый василиск! Мертвый, понимаешь?! А это значит, что он разлагается. А если учесть, сколько в Тайной комнате воды… — Рон отцепил девушку от своего воротника, однако ему так и не удалось прервать ее нравоучительную и весьма познавательную тираду, — то там стоит сейчас такая жуткая вонь, что мы бы задохнулись от трупного яда, едва вошли туда!
- Рон, Гермиона права, — тут же поддержал подругу Гарри, но, заметив недовольный взгляд Рона, добавил: — наверное. Просто я хотел сказать, что тогда на втором курсе, когда я сражался с Риддлом и василиском, мы с Джинни действительно находились в смертельной опасности, и мне пришлось использовать всю мою храбрость, чтобы не запаниковать и продолжать бороться, несмотря ни на что, и потому я смог вытащить меч Гриффиндора. Я не мог не идти туда, так же, как и ты, Рон, и потому Дамблдор прислал нам Фоукса, чтобы мы смогли выбраться. А сейчас, когда у нас есть выбор, я хотел бы уничтожить его без лишних приключений. Я думаю, медальон нам еще здорово успеет попортить нервы перед тем, как мы его уничтожим.
И у Гарри бы все основания опасаться такого развития событий. Стоило взять ему медальон в руки еще тогда, в доме на площади Гриммо, как он ощутил чужеродную, враждебную силу, исходящую от него. Он не спросил об этом у Дамблдора, будучи занят спором о справедливости своего наказания для Флетчера, а позже рассудил, что это, наверное, характерный признак всех хоркруксов и темномагических предметов вообще. Конечно, это было, наверное, безрассудством надевать медальон на себя, но гриффиндорец так и не смог придумать иного способа, где его можно было бы хранить: в кармане брюк — неудобно сидеть будет; в кармане мантии — можно потерять; в тумбочке — может случайно кто-нибудь найти, например, Невилл, в очередной раз потерявший свою жабу. Артефакт жил собственной жизнью, и парень даже слышал внутри него биение, подобное биению сердца, если оно, конечно, могло существовать у неживого, наделенного темной сущностью предмета. Он медленно, но верно высасывал магические силы, всю радость и надежду, действуя в этом отношении подобно дементору, но не заставлял переживать самые страшные моменты в жизни, а просто оставлял пустоту, уныние и безнадежность, одно лишь желание опустить руки и перестать идти дальше, уснуть вечным сном.
Происходящие с парнем изменения не остались незамеченным остальными. МакГонагалл, обратив внимание, что ее подопечный стал вял и рассеян и начал хуже отрабатывать заклинания, незамедлительно отвела упирающегося мальчишку к мадам Помфри, которая тут же диагностировала сильное проклятие, исходящее от амулета, который носит мальчик, и посоветовала впредь внимательно проверять все подарки и посылки, ведь у него слишком много недоброжелателей в магическом мире. Флитвик сделал то же самое, что и МакГонагалл, только определил проклятие и его источник самостоятельно, а также, с присущим ему одному юмором, порекомендовал лучше питаться и принимать укрепляющие зелья. До Спраут дело так и не дошло, ибо очередной урок гербологии должен был быть лишь на следующей неделе, а вот Снейп был все также мерзок и язвителен. Впрочем, Гарри не сомневался в истинной радости профессора зельеварения, узнай тот, что самый ненавистный ему ученик помер из-за амулета, который сам же себе и надел на шею.
Если все остальные однокашники думали, что Поттер все лишь приболел, то Гермиона Грейнджер быстро догадалась, в чем дело, едва увидев, что с ее другом что-то не так, и не терпящим возражений тоном потребовала, чтобы он передал медальон ей. Не прошло и дня, как она стала еще более нервной и раздражительной, чем раньше, а также более слабой и рассеянной (что окружающие списали на любовную горячку). Но, получив свою первую “У” по любимой нумерологии, Гермиона поняла, что дальше так продолжаться не может, и передала медальон Рону, убедив, что теперь его очередь носить хоркрукс. Все, конечно, уже привыкли к постоянным разборкам, которые Уизли устраивал чуть ли не с первого сентября, и потому мало обращали внимания на его резко возросшую агрессию и способность вспыхивать подобно фосфорной спичке, но только друзьям его от этого не было легче. Рон стал необыкновенно ревнивым и потому ни на минуту не отлеплялся от Гермионы, грубо огрызался в ответ на любые вопросы и замечания, а находившийся в поле зрения Визерхофф приводил его в бешенство и вызывал дикое желание мстить, производя как можно больше разрушений. Довершила дело пощечина, полученная от Гермионы, когда он, несмотря на отчаянные протесты девушки, захотел взять ее силой. Грейнджер пришлось тогда оглушить своего парня, чтобы снять с него медальон и переложить к себе в портфель, предварительно завернув в платок. Это было, конечно, не очень надежно, так что ей оставалось надеяться лишь на свою аккуратность, что он не вывалится случайно, когда она будет вынимать учебники, и что сам медальон не порвет ткань и кожу своими острыми краями.
Казалось, хоркрукс усиливал самые негативные качества человека и подавлял любые положительные эмоции. В книге “Тайны претемнейших волхвований” помимо подробных описаний того, как создать и уничтожить хоркрукс, упоминалось даже, что раньше существовали даже так называемые пытки хоркруксами, когда последние надевали на пленного и оставляли так на несколько дней. Фолиант этот был настолько ветхим, что, казалось, мог легко рассыпаться в пыль при любом неосторожном касании, так что мисс Грейнджер ни за что не решилась бы доверить его своим нерадивым друзьям, которые не стремились брать его в руки и смотрели на него с откровенной брезгливостью. Да и сама Гермиона испытывала немалое отвращение к книге, одно прикосновение к которой вызывало ощущение причастности к мерзким темномагическим ритуалам, но продолжала читать ее с завидным упорством. Девушка достала сей трактат в Запретной секции библиотеки по разрешению, подписанному лично директором Дамблдором. Конечно, ей пришлось сознаться, из-за чего ее на месяц отлучили от библиотеки, и, что оказалось неожиданно приятно, ее даже не побранили за это. Дамблдор лишь, в очередной раз предложив чай с лимонными дольками (от которых мисс Грейнджер предсказуемо отказалась, прочитав весьма позабавившую старого волшебника лекцию о вреде сладкого для зубов), сказал, что понимает стремление девочки к знаниям, однако добавил, что с ее стороны было крайне неразумно доверять советам мистера Визерхоффа, ведь он из Германии, которая наряду с Австрией, Венгрией и некоторыми странами Восточной Европы, а также Скандинавией, традиционно славилась своей терпимостью к Темным Искусствам и даже поощряла их развитие. Ведь недаром оттуда вышел первый Темный Лорд столетия Геллерт Гриндевальд. Да и Дурмстранг, также имеющий дурную славу, что и говорить, тоже был основан германскими народами. Поблагодарив за вкусный ароматный чай с бергамотом и выданное разрешение, староста Гриффиндора быстро покинула кабинет директора, чтобы успеть забежать в библиотеку, где ей еще предстоял весьма неприятный разговор с мадам Пинс.
Как и в случае с заклятием Подвластия, сопротивление хоркруксу зависело от воли и магического потенциала его носившего, но и они со временем подавлялись. Именно так и было с Гарри. Для того, чтобы создать хоркрукс, требовалось совершить величайшее злодеяние — убийство, которое наносило душе огромные раны и делало ее нестабильной, а после провести специальный темномагический ритуал по разделению души (это как?) и помещению ее части в выбранный сосуд. Все, конечно, знали, что Вольдеморт убивал налево и направо, но, по мнению Дамблдора, он создал целых шесть (!) хоркруксов, когда уже создание лишь одного делало душу еще более нестабильной и лишало человечности. Рон вполне справедливо отметил тогда, что нет ничего удивительного в том, что у Того-кого-нельзя-называть змеиная морда, в то время как Гарри ужаснул сам факт того, как можно докатиться до такого существования, и каким одержимым нужно быть, чтобы наделать такое большее число хоркруксов. Вольдеморт уже фактически не был человеком, но лишь жалкой его пародией, когда вечером тридцать первого октября 1980 года решил “нанести визит” в дом Поттеров.
Для того, чтобы уничтожить хоркрукс, необходимо было сжечь его в Адском огне, либо атаковать Смертельным проклятием (первые два варианта ребята отмели сразу же, ибо это темные заклинания), либо ударить твердым и прочным предметом, пропитанным ядом василиска, либо утопить в яде василиска. Все эти способы приводили к разрушению носителя вместе с самим хоркруксом. Существовали также ритуалы по отдельному извлечению “претемнейшей сущности”, не разрушающие при этом сосуд, но все они относились к нетрадиционной и явно несветлой магии. Кроме того, не существовало ни одного подробного описания этих ритуалов на английском языке, а это значило, что данный раздел магии находится под запретом, а в библиотечной книге имелись лишь ссылки на арабский, шумерский, древнеегипетский и древнегаэльский источники и некоторые переводы на латинский и немецкий, сделанные еще в Средневековье. Зато теперь стало понятно, зачем Вольдеморт, подзаработав в “Боргин и Бэрк”, отправился путешествовать на Восток — тамошние отсталые страны, не в пример просвещенной магической Британии, являлись просто кладезем знаний о темной магии.
С иностранными языками у Золотого Трио было туго, да и нарушать закон никому из них не хотелось, так что решено было использовать меч Годрика Гриффиндора, ведь его изготовили гоблины, а гоблинская сталь впитывает в себя лишь то, что сделает ее сильнее — об этом Гермиона прочитала еще в конце прошлого учебного года в одной из книг про Основателей. Попросить меч у Дамблдора оказалось проще простого — он был рад, что столь древняя реликвия снова может принести пользу, и без колебаний отдал оружие гриффиндорцам, не забыв при этом похвалить мисс Грейнджер за находчивость и, естественно, наградить баллами. И теперь Гарри и Рон, пыхтя и отдуваясь, по очереди тащили длинный тяжелый меч, при этом рыжик не переставал жаловаться и удивляться, как это Гарри умудрился поднять эту железяку в двенадцать лет.
- О нет, только не это! — воскликнул Уизли.
Прямо на них, словно прожигая насквозь гордым орлиным взглядом, шел Фольквардссон из Дурмстранга. Он заметил их, очевидно, пока они еще спорили, и потому уже поздно было прятаться.
- Добрый день, господа, — подчеркнуто холодно поздоровался Фольквардссон.
Ответом ему были настороженные взгляды Поттера и Грейнджер, и полный ненависти и брезгливости — Уизли.
- Не правда ли, сейчас хорошая погода? — как ни в чем не бывало, продолжил Фольквардссон, проигнорировав невежливость гриффиндорцев. — Большинство учеников сейчас на улице или в гостиных, учителя наслаждаются заслуженным отдыхом, — голос его стал более низким и бархатистым, как у хищника, который уже поймал свою жертву и решил немного поиграть с нею. — Не правда ли, весьма удачное время, для того, чтобы заняться своими тайными делами? — Ассбьорн медленно обошел троицу, быстрым взглядом окинув каждого из гриффиндорцем, задержавшись, однако, на красивом средневековом клинке. — Что же вы от меня скрываете? Рубиновый меч?
У Грейнджер открылся от удивления рот, а Поттер и Уизли посмотрели на Фольквардссона еще с большим подозрением, окончательно уверившись в том, бывший дурсмтранговец наверняка Пожиратель Смерти. Уж очень он напоминал в этот момент одного ненавистного профессора и по совместительству одного из ближних соратников Вольдеморта.
- Нас обучали в Дурмстранге фехтованию и много рассказывали о легендарном мече Годрика Гриффиндора, — добавил Ассбьорн уже мягче, без прежней колючей холодности. — Другой его ипостасью является меч-мститель... всегда мечтал подержать его в руках, — губы юноши подернула блаженная улыбка.
Гарри и Рон открыли рты. И как он только в Слизерин не попал с таким умением разыгрывать дешевые комедии? Не мог сразу попросить что ли?
- Ладно, держи, — ответил, наконец, Поттер и передал Фольквардссону меч, — только смотри, сразу же верни.
В подтверждение слов своего друга Уизли попытался прожечь дырку в бывшем дурмстранговце и крепко сжал палочку в руке.
- Всенепременнейше, — ответил Фильквардссон, наигранно улыбнувшись, и слегка поклонился.
Гермиона же призадумалась. Упоминание о мече-мстителе ей еще нигде не встречалось; в книгах же, что она прочла, приводилось лишь подробное описание внешнего вида артефактов и некоторые их отдельные свойства. Так, Годрик Гриффиндор не проиграл еще ни одной битвы со своим мечом; Салазар Слизерин, используя свои перстень и медальон, мог распознать любой яд, а также определить, лгут ему или нет; Хельга Хаффлпафф могла подружиться с любым, кто отпил бы из ее чаши, это было сродни кровному братанию; ну а Ровена Равенло, благодаря своей диадеме, обладала абсолютными знаниями, и не было в мире ни одного человека, кто был бы умнее и мудрее ее.
- … Меч-мститель — именно поэтому, его никогда нельзя обнажать в гневе или ради собственной выгоды… — продолжил Фольквардссон, любуясь тонким острым лезвием, способным разрезать даже подброшенную в воздух пушинку, и тонким серебряным кружевом на рукояти, украшенной узором из рубинов.
Он не подозревал, насколько сильно в этот момент напоминал одного хогвартского зельевара, также любующегося красотой закипающих в котлах зелий и клубящихся, переливчатых паров, красотой страшной и своенравной, способной заставить любить, даровать власть, корчиться в агонии или же просто и изящно убить.
- Годрик Гриффиндор был храбрым и благородным! — воскликнула Гермиона. — Он никогда не делал ничего для собственной выгоды!
- Может быть… — парировал Фольквардссон, ловко крутанув меч в руке под удивленные и восхищенные одновременно возгласы гриффиндорцев, после чего сделал несколько выпадов; движения его были легкие и отточенные долгими тренировками, казалось, он вообще не чувствовал тяжесть меча в ладони, просто сливаясь с ним. — Но вот гневом и безрассудством вполне отличался, — добавил юноша, остановившись.
– И если вы возьметесь за этот меч в гневе, не контролируя свои эмоции, то не сможете контролировать и меч, который будет просто рубить всех налево и направо — воинов и безоружных, магов и магглов, мужчин, женщин и даже детей, — равенкловец явно не шутил.
Поднес лезвие к свету — оно практически идеально отражало падавшие из окна солнечные лучи и от этого сильно светилось само, заставляя глаза щуриться и слезиться. Ребро же лезвия оказалось переливчатого темно-изумрудного оттенка и кидало прозрачные изумрудные блики на стены. Парень бережно провел ладонью вдоль лезвия, стараясь при этом не касаться ребра, брови его сдвинулись, а на лбу залегла вертикальная морщинка.
- … Гоблинская сталь, — продолжил свою лекцию Фольквардссон, по-прежнему держа меч на свету так, чтобы его было всем видно, — основным ее достоинством является способность вбирать в себя то, что сделает ее сильнее. Яд василиска не только укрепляет ее, но и делает смертоносной. Любая, даже неопасная, на первый взгляд рана, убьет вас... Будучи сам по себе темной субстанцией, он способен уничтожать то, что создано Мраком. Некоторые полагают даже, что им можно убить дементора. Certo, tenebrae tenebris destruitur… (1)
Еще раз эффектно взмахнув мечом напоследок, Фольквардссон отдал его ошарашенному Поттеру, пожелав удачи в борьбе со злом, и пошел дальше.
- Как вы думаете, он это серьезно? — удивился Рон, когда фигура равенкловца скрылась за поворотом.
Поведение бывшего дурмстранговца никак не хотело вписываться в устоявшиеся с детства шаблоны, отчего Уизли, привыкший делить мир исключительно на черное и белое, плохое и хорошее, испытывал немалый дискомфорт, ибо совершенно не знал, к какой из этих вышеперечисленных категорий можно отнести Фольквардссона.
- Мерлин! Он наверняка догадался, что мы собираемся сделать! — воскликнула Гермиона, схватившись руками за щеки. — Если он — Пожиратель, то уже пошел к Вольдеморту, чтобы сообщить, что нам известно о хоркруксах. Говорила же я вам, что меч сразу надо было отнести в выручай-комнату, а не тащить через весь замок в Гриффиндорскую гостиную и обратно!
- Хватит паниковать! — урезонил своих друзей Гарри. — Если бы у него была метка, то мы бы уже об этом знали — все-таки Бут и Корнер с Равенкло посещали занятия ДА. И даже если вдруг Вольдеморт узнает, что мы вышли на хоркруксы, то скоро об этом узнаем и мы, — и ткнул пальцем в свой знаменитый шрам в виде молнии. — А теперь пойдемте быстрее отсюда.
До выручай-комнаты друзья добрались без приключений и, войдя внутрь, обнаружили практически пустое помещение с каменным эшафотом посередине — идеальное место для “казни” хоркрукса.
- Я думаю, ты должен сделать это, — сказал Гарри, передав меч своему другу.
Гермиона тем временем достала из сумки медальон, который, словно почуяв свою скорую смерть, начал биться в конвульсиях, норовя порезать ладони своими острыми краями, и положила его на каменном возвышении.
- Я? Но почему? — искренне удивился Рон.
Не то, чтобы он отлынивал от работы, однако, казалось ему, самую важную ее часть должен проделать именно Избранный, Гарри.
- Потому что, Рон, мы — части одного целого, мы — друзья, и потому должны быть равны друг другу, — ответил Гарри, стоявшая рядом Гермиона неуклюже кивнула, пытаясь придавить хоркрукс к “эшафоту”. — Дамблдор дал нам троим это задание, и потому мы должны все вместе его выполнять.
Рону не оставалось ничего больше, кроме как кивнуть. Покрепче обхватив эфес обеими руками, он взмахнул мечом, как бы проверяя его силу, и слегка пошатнулся, не рассчитав перераспределение веса. Ничего, он, в отличие от этого Фольквардссона, и без всяких тренировок справится.
- Я открою его… попрошу открыться на змеином языке, — Гарри заметно волновался; он не был трусом, однако не знал, как именно поведет себя хоркрукс, что приводило его в состояние крайней нервозности. — И ты ударишь. Немедленно. Хорошо? Что бы там ни было — оно будет сражаться. Та часть Риддла в дневнике пытался убить меня. Гермиона, тебе лучше отойти подальше — я подержу цепочку, — девушка неуверенно отошла назад, а в карих глазах ее отразился страх — страх перед неизвестностью.
- Нет! Гарри, Рон! Пожалуйста, не надо! Вы не должны рисковать! — Гермиона встала между друзьями, переводя полный отчаянья взгляд с одного на другого.
- Все будут в порядке, Гермиона, мы справимся, — Гарри постарался выровнять свой голос, чтобы он не звучал с надломом, и положил руки на плечи подруге.
Рон, стоявший по другую сторону помоста, кивнул, проглотив застрявший в горле ком, и в очередной раз перехватил рукоять меча, чтобы успокоить нервы. С одной стороны, ему хотелось покончить с этим раз и навсегда, с другой — он нутром чувствовал, что что-то пойдет не так, поэтому вся надежда будет на его Миону, а, значит, ей нельзя паниковать. Это хорошо, что Гарри, ее успокоил, но вот то, что он дотронулся до нее, рыжику не нравилось совершенно, и он еще выскажется по этому поводу.
– Но ты в любом случае должна быть настороже, — продолжал Гарри; он — опора для своей подруги и потому должен излучать хотя бы внешнее спокойствие, чтобы она чувствовала себя в безопасности, — и если вдруг что-нибудь случится, то сразу беги за помощью, ясно?
Гермиона послушно кивнула и, сделав несколько шагов назад, достала волшебную палочку и заняла оборонную позицию.
- Рон, давай, на счет три… Раз. Два. Три… — Гарри из всех сил сконцентрировался на украшавшей медальон изумрудной букве “S”, изображавшей змею. — Откройся!
Последнее слово прозвучало как шипение, и медальон, щёлкнув, раскрылся на две золотые половинки. За каждым из стеклянных окошек скрывалось по живому, мигающему глазу, тёмному и красивому, какими когда-то были глаза Тома Риддла еще задолго до того, как он расщепил свою душу на множество частей и превратился в жуткий гибрид человека и пресмыкающегося.
- Бей! — крикнул Гарри, изо всех сил натянув цепочку не поверхности камня.
Рон поднял меч дрожащими руками. Глаза медальона отчаянно вращались, а Гарри, удерживая его, уже представлял, как хлынет кровь из пустых окон.
- Я видел твоё сердце, и оно принадлежит мне… — раздался голос, холодный и высокий, заполняющий все пространство вокруг, окутывающий душу липким страхом.
- Не слушай его! — резко выкрикнул Гарри — Бей!
- Бей! — следом за ним повторила пришедшая в себя Гермиона.
Она впервые видела “живой” хоркрукс, порождение самой темной и запретной магии, подавляющий волю, но вызывающий страх, уныние и гнев. Она должна бороться, бороться, пока еще есть силы, а ее разум принадлежит ей…
- Я видел твои мечты, Рональд Уизли, и видел твои страхи. Всё, чего ты желаешь — возможно…
- Бей! — хором крикнули Гарри и Гермиона, их голоса эхом отразились от каменных стен.
Кончик меча вздрогнул, и Рон, как завороженный, уставился прямо в глаза Риддла.
- Всегда менее любимый матерью, желавшей дочь… Сейчас, менее любимый девушкой, которая предпочитает твоего врага… Всегда второй, вечно в тени…
- Рон, бей! — в отчаянии закричала Гермиона, едва не расцарапав себе щеки: не нее с гневом и ненавистью смотрели голубые глаза ее друга и парня. — Он лжет!
- Рон, бей! — заорал следом Гарри, отвлекая внимание друга на себя; он чувствовал как медальон дрожит в его руках, и немало боялся того, что вот-вот должно было произойти.
Уизли запрокинул меч, готовясь нанести удар, и створки медальона вспыхнули красным. Из окошек в клубах дыма выплыли причудливо искаженные головы Гарри, Гермионы и Визерхоффа. Рон испуганно вскрикнул и, опустив меч, отступил назад, когда иллюзии полностью вышли из медальона, лишь ноги их утопали в зыбком красном тумане. Настоящий Гарри одернул руки от цепочки, точно она была раскалена добела, и отполз назад, а Гермиона в панике осела на пол, уставившись на своего двойника из медальона. Она хотела тысячу раз сказать: “Нет, это неправда!”, но слова так и застревали у нее в горле, ибо она не могла отрицать то, что видела каждую ночь, пусть и во сне.
- Рон! — крикнул настоящий Гарри, но Риддл-Гарри заговорил голосом Вольдеморта, и Рон, как заворожённый, смотрел ему в лицо.
- Никому не нужный, вечно в тени, мечтающий о славе, но слишком ленивый, чтобы достичь ее… — Гарри-Риддл был в дорогих одеждах и смотрел на Рона с таким высокомерием, какое могло быть только у Малфоя младшего. — Или ты думал, что сможешь затмить Избранного, Мальчика, который выжил? Ты самая обыкновенная вошь, таракан!.. Знаешь, нам с Гермионой гораздо лучше, когда тебя нет рядом. Мы вместе смеемся над твоей тупостью, твоими страхами, твоими комплексами…
- Комплексами! — эхом повторила Гермиона-Риддл, ехидно улыбнувшись, и обняла иллюзию Визерхоффа; она была куда более красива и более опасна, чем настоящая. — Кто посмотрит на тебя, кто обратит на тебя хоть какое-то внимание, когда рядом Гарри Поттер, Избранный? Как с тобой можно встречаться, когда рядом есть такой галантный и умный аристократ, как Лотар Визерхофф, который достоин меня гораздо больше, чем кто-либо? — и провела пальцем по подбородку Визерхоффа, смотревшего на нее с выражением любимой комнатной собачки.
- Дурак и ничтожество! Что ты можешь дать ей по сравнению со мной? — заговорил Визерхофф-Риддл, черты его лица также исказились и заострились и в купе с налитыми кровью глазами придавали ему демонический вид. — Что ты сделал для того, чтобы добиться ее внимания, ее любви? Очевидно, просто быть в свите Мальчика, который выжил, для этого недостаточно, не так ли? — губы его исказила злорадная усмешка. — За то она сделала правильный выбор… — и посмотрел покровительственным взглядом на Гермиону-Риддла, которая послушно села перед ним на колени и обвила руками его ногу, в глазах ее отражались похоть и преклонение.
- Рон! Бей! БЕЙ!
Гарри и Гермиона кричали вместе, но Рон не шелохнулся. В его широко открытых глазах отражались Гарри, Гермиона и Визерхофф-Риддлы, их волосы кружились, словно огонь, глаза сияли красным, а голоса звучали высоким страшным трио.
- Твоя мать призналась, — засмеялся Риддл-Гарри, а Риддл-Гермиона ухмыльнулась, — Что она предпочла бы меня в качестве сына, была бы рада поменять… — и противно засмеялся, после чего сел в возникшее из красного дыма кресло, закинув ногу на ногу и закурив дорогую сигару.
- Кто предпочтёт тебя? Какой женщине ты нужен? Ты никто, никто, никто рядом с ними! — томно пропела Гермиона-Риддл, и, вытянувшись как змея, тесно переплелась с иллюзией рыжего аристократа; их руки жадно исследовали тела друг друга, а губы целовали другие губы, шею, плечи…
- Знаешь, Уизли, — небрежно усмехнулся Визерхофф-Риддл, пока иллюзия Гермионы, уже тесно обхватив его обеими ногами, извивалась, как змея, и стонала, откинувшись назад, а его руки поддерживала ее за талию, — в отличие от тебя, я действительно умею доставлять удовольствие женщинам, — и, ухмыльнувшись, силой прижал к себе Гермиону-Риддла, которая тут же издала протяжный и сладостный стон.
Лицо Уизли исказилось гримасой боли, меч дрогнул в его руках, но не поднялся.
- Сделай это, Рон! — прокричал Гарри.
1) (лат.) Воистину, тьма тьмой разрушается.
Сообщение отредактировал triphenylphosphine - Суббота, 18.02.2012, 00:12
Дата: Пятница, 17.02.2012, 23:38 | Сообщение # 194
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Рон взглянул на него, и Гарри показалось, что он увидел алый отблеск в его глазах. Рыжик опустил меч и теперь с ненавистью смотрел не на корчащиеся иллюзии Риддла, а на своих настоящих друзей, стоявших по разные стороны от помоста, словно выбирая, кого из них ударить первым.
- Вы!... — тяжело сказал Рон, переводя взгляд с Гарри на Гермиону. — Потаскуха несчастная!
Иллюзии Риддла снова засмеялись, их смех эхом отразился от высоких каменных сводов: они побеждали.
- Рон! Оно врет! — изо всей силы закричал Гарри. — Мы — твои друзья и никогда не предали бы тебя!
- Твои друзья!.. — следом за ним произнес Гарри-Риддл, заставив Рона обернуться. — Друзья, которым дружба с тобой в тягость, который были бы рады, если б ты исчез… — и выпустил кольцо дыма прямо в лицо Уизли.
Стоявшая рядом с ним Гермиона-Риддл рассмеялась в такт, напоминая в своем неистовстве Беллатрису Лестранж, а Визерхофф-Риддл жадно оскалился и продолжил ласкать девицу, отдавшуюся ему со всей своей порочной страстью.
- Нет! — закричала настоящая Гермиона, которой изо всех сил захотелось залепить пощечину своему двойнику, но она понимала, что это все лишь иллюзии.
Это магия, и на нее надо воздействовать магией! Девушка зажмурилась, изо всей силы стараясь сосредоточиться на самом счастливом воспоминании, до боли в пальцах стиснув волшебную палочку… Первый курс, Вольдеморт побежден, они снова вместе, их сила — в единстве. Дамблдор награждает их ста шестидесятью баллами, Гриффиндор выигрывает кубок школы…
- Expecto Patronum!
Серебристая выдра вылетела из кончика ее палочки и, сделав круг вокруг Рона, принялась атаковать порождения Риддла, однако те отбивались от нее, как от досадливой мухи. Вскоре выдра растворилась, а Рон, на какое-то мгновение скинувший наваждение, вновь выпал из реальности. По щекам девушки текли слезы, и теперь она беспомощно жалась в угол, закрывая голову руками — ее план не удался, ЗОТИ всегда была ее слабым местом, и теперь ее друг и парень, покрепче взяв меч, движется прямо на нее, одолеваемый желанием убить за измену. Ведь она изменяла, действительно изменяла…
- Expecto Patronum! — выкрикнул на сей раз Гарри.
Серебряный олень, светящийся гораздо сильнее, чем выдра, грациозно выскочил из палочки своего хозяина и ударил копытами иллюзии Вольдеморта, заставив их уменьшиться и отступить.
- Спасибо, дружище, — растерянно поблагодарил Рон, с глаз которого неожиданно спала пелена. — Не знаю, чтобы я делал без тебя, — он пребывал в ужасе оттого, что только что хотел сделать, и теперь с недоумением рассматривал лезвие меча, которым чуть не зарубил любимую девушку.
Сейчас это был снова их прежний Рон, немного неуклюжий и наивный, добрый и веселый.
- Это все Гермиона, — ответил Гарри, заставив девушку улыбнуться сквозь слезы. — Это была ее идея использовать Патронусов.
В подтверждение Гарриных слов Гермиона вновь взмахнула волшебной палочкой, сосредоточившись на самом счастливом воспоминании — в этот раз оно далось ей куда проще — и выпустила серебристую выдру, которая ловко заскользила по воздуху на помощь своему другу-оленю.
- А теперь слушай меня, Рон, — продолжил Гарри. — Мы с Гермионой подержим Патронусов, пока есть силы, а ты ударишь эту штуку. Быстро, не раздумывая.
Рон кивнул, занеся меч над головой. Раздался лязг металла и долгий, протяжный крик. Иллюзии Гарри, Гермионы и Визерхоффа исчезли, остался только Рон, державший меч дрожащими руками и уставшими глазами смотревший на разбитый медальон. Свершилось! Хоркрукс был уничтожен! Друзья, измотанные и счастливые одновременно, подползли друг к другу на четвереньках и обнялись. Они сделали это, сделали вместе, вместе прошли через пытки, уготованные Вольдемортом, и вместе пойдут до конца.
* * *
Друзья веселились, и никто из них не знал, что в тот момент, как Рон ударом меча разбил хоркрукс, по телу Вольдеморта, сидевшего у себя на троне в Лестранж-Холле, прошла короткая и резкая конвульсия, какая бывает при быстром наложении Пыточного. Но Темный Лорд сдержал свой гнев. Он знал о своей загадочной связи с мальчишкой и не хотел, чтобы тот узнал что-то важное. Нечто подобное довелось ему испытать уже в начале этого лета, и теперь он был уверен, что это не просто совпадение. Он знал, что даже Дамблдор, каким бы сильным магом он ни был, не смог бы наложить “Cruciatus” на таком большом расстоянии, преодолев множество защитных барьеров, да и не в стиле старого маразматика — баловаться Непростительными. Он был один вместе со своей верной змеей Нагайной, все его скользкие слуги были отосланы по делам, так что не было под рукой никого, на ком можно было бы отыграться за испытанную боль. Впрочем, его Темнейшество Лорд Судеб прекрасно понимал, что даже эти жалкие идиоты здесь ни при чем, никто из них не посмел бы причинить ему вреда, а значит, этому есть только одно объяснение — старый маразматике догадался о хоркруксах и уже нашел один из них.
Незамедлительно был вызван Люциус, у которого Лорд немедленно справился о судьбе своего дневника. Что?! Подсунул его младшей Уизли, подружке этого безмозглого Поттера? Crucio! Пожертвовал вещью своего господина, которую тебе доверили беречь, как зеницу ока, ради своих министерских интриг?! Crucio! Он по-прежнему у Уизли? — Нет, его повредил Поттер, когда полез спасать девчонку. — Что?! И я об этом узнаю только сейчас?! Crucio! Как именно повредил?!— Ах, не знаешь, видел только дыру с обгоревшими краями? Crucio! Os fractum (2)! Crucio! — подержать подольше, пока этот никчемный и скользкий аристократишка не начнет харкать кровью. Sectumsempra! — пока достаточно. Легкий взмах палочкой — отправляйся к Нарциссе.
Конечно, уничтожение все лишь одного хоркрукса не могло сильно повредить его Темнейшеству — он для того и наделал их целых шесть штук, чтобы гарантировать себе бессмертие — однако не помешает проверить остальные: старый маразматик далеко не дурак и уже наверняка отрядил на поиск его сосудов своих послушных пешек из птичьего ордена. Исчезнув в клубах черного дыма, Темный Лорд аппарировал в рощу недалеко от маггловской деревушки Литтл-Хэнглтон. Долина была залита ярким послеполуденным солнцем и являла собой идиллический пасторальный пейзаж, как будто бы и не было рядом величайшего темного мага современности. На одном из холмов мрачной громадой возвышался старый особняк Риддлов, резко выделяясь на фоне ясного голубого неба. Хмыкнув, Лорд прошел в глубь рощи — смолкли птицы, попрятались по норам звери, лишь шелест тяжелой бархатной мантии, да хруст сухих веток под ногами нарушал повисшую тишину. Было заметно, что сюда давно уже не ступала нога человека. А вот и полуразвалившаяся хижина Марволо Гонта. Стены потрескались и поросли мхом, крыша почти осыпалась, и теперь ничто не сдерживало рвущиеся на свободу молодые деревья. Внутри было темно и сыро, как и много лет назад — казалось, последние потомки Салазара Слизерина не переносили свет не только как идеологию, но и как физическое явление. Темный Лорд не особо заботился о защите этого убого места, понадеявшись, что темный густой лес и уродливый внешний вид строения отпугнут всех любопытных, но в доме не чувствовалось вообще абсолютно никакой магии!
Насторожившись, мужчина прошел в соседнюю комнату, отыскал на закопченной стене нужный камень и стукнул по нему палочкой — никакого магического сопротивления или узнавания — камень просто отъехал в сторону, как при действии обыкновенного механизма, явив незваному гостю абсолютно пустой тайник. Будь ты проклят, Альбус! — и без того некрасивое лицо Вольдеморта исказила гримаса ненависти. Один небрежный взмах палочкой, и хижина разлеталась, подобно сдутой горке пыли. Темный Лорд аппарировал, а маггловские службы спасения еще долго не могли ликвидировать внезапно начавшийся лесной пожар.
- Да это же какое-то адское пламя! — в ужасе прокричал один из пожарных, увидев, как мощный поток воды, выпущенный из шланга, в одночасье испарился, а пламя, будто чудовище из детских страшилок, набросилось на очередное дерево, не оставив даже горстки пепла.
И тот маггл не догадывался даже, насколько он был прав. Позже, зафиксировав огромный магический выброс вблизи магглонаселенного района, на место прибыли ликвидаторы магических происшествий и катастроф, взломщики проклятий и стиратели памяти. А вечером дотошные журналисты растрезвонили на всю магическую Британию о том, что вблизи маггловской деревни Литтл-Хэнглтон было использовано запрещенное темномагическое заклинание Адское пламя. На следующий день все только и говорили о том, что Пожиратели Смерти во главе с Тем-кого-нельзя-называть захотели уничтожить магглов, прикрывшись лесным пожаром. Вновь начались аресты и обыски волшебников, лояльных идеям Неназываемого, однако последнему не было никакого дела до неприятностей его жалких слуг. И, пока маги и магглы сообща тушили Адское пламя, стиратели памяти обрабатывали мозги тем, кто увидел слишком много, а взломщики проклятий исследовали выжженную область, его Темнейшество Лорд Судеб был уже за многие мили от этой несчастной деревни, холодный соленый ветер развевал полы его мантии, а взор устремился к маленькой, залитой водой пещере у самого подножия неприступной скалы…
Темный Лорд был в панике и метал гром и молнии едва ли не в прямом смысле этого выражения: пока он кропотливо идет к власти, а его слуги суетятся, как тараканы, не в состоянии выполнить даже самые элементарные поручения, белобородый маразматик успел его опередить и разгадать тайну его бессмертия. И было уже поздно выяснять, рассказал ли ему это щенок Регулюс перед своей смертью (хотя вряд ли, иначе сам он, Лорд Вольдеморт, был бы уже мертв, окончательно и бесповоротно), или же старик догадался сам. Остается лишь удостовериться в том, что все остальные хоркруксы спрятаны достаточно надежно, чтобы до них не добрался Дамблдор со своим длинным носом и загребущими руками.
Чаша Хаффлпафф находится в сейфе у Лестранжей. Он, словно предчувствуя опасность, лично попросил Беллу спрятать древний артефакт в своем сейфе. Сейф находится на нижнем уровне в Гринготтсе и, значит, обеспечен соответствующей охраной, а также поставлен на кровную защиту, так что туда никто не сможет зайти, кроме Беллатрисы, ее мужа и деверя. Беллу с мужем, как и Нагайну он будет теперь неотступно держать при себе, чтобы они случайно не оказались sub Imperio (3) кого-то из фениксятников. А Рабастан должен быть где-то на пути в Польшу, так что ни фениксовцы, ни министерские ищейки его еще долго не хватятся.
Диадема Равенкло хранится в Хогвартсе, в выручай-комнате, однако сейчас слишком опасно появляться там столь открыто. Даже если кто-то из сопляков нашел эту комнату, он не знает, где именно следует искать диадему, и, вообще, все должны быть уверены, что она много веков назад была утеряна в лесах Албании. Что ж, за три… два с половиной хоркрукса можно быть спокойным, до них доберутся еще не скоро, если вообще доберутся. Он сделает то, что оказалось не под силу Салазару Слизерину и Геллерту Гриндевальду. Он будет жить вечно и господствовать над этим миром… Высокий, леденящий душу хохот эхом отразился от высоких сводов тронного зала Лестранж-Холла.
* * *
Сонные ребята медленно брели после завтрака к кабинету ЗОТИ, и, надо сказать, никто из них не испытывал радостного предвкушения от предстоящего урока. Как и обещал Дамблдор новый преподаватель ЗОТИ Реджинальд Уоррингтон появился в школе ровно через две недели после начала занятий. Внешне он напоминал смесь Слагхорна и постаревшего Локхарта, чем сразу заработал антипатию у большинства учеников. Это был невысокий полноватый человек лет сорока с блеклыми завитыми напомаженными волосами и длинными закрученными усами, одетый в новую дорогую мантию бордового цвета. Такого же бордового цвета была украшавшая костюм большая бабочка, а пальцы были унизаны многочисленными перстнями, слабо поблескивавшими в лившемся из окон холодном свете. Сразу было заметно, что мистер Уоррингтон любил только одного себя и терпеть не мог отсутствия внимания к своей персоне. По его же осанке и сложению можно было легко предложить, что он являлся, скорее, бывшим министерским чиновником, нежели аврором, кем, по логике, должен быть профессор ЗОТИ — уж слишком неповоротливым, засидевшимся и изнеженным он казался. Подобно Амбридж, он тоже постарался вставить свои пять кнатов, как только его представили, и поведал всему Большому Залу, как он рад возможности обучать юных волшебников защите от темных сил — столь важному предмету в нынешние непростые времена — а также уверил всех, что Министерство магии своей первоочередной задачей ставит исключительно образование подрастающего поколения. Мужчина улыбался во все тридцать два зуба и, казалось, не замечал ни хмурых взглядом школьников, пережевывающих пресную овсянку, ни лиц других профессоров, выражающих глубокое сомнение в его профессиональных качествах. По окончании сей проникновенной речи директор Хогвартса поднялся со своего места и, задорно улыбнувшись, громко захлопал в ладоши, что следом за ним повторили вслед остальные учителя и ученики, после чего пожелал новому преподавателю успехов на профессиональном поприще и скорой дружбы с коллегами.
А еще мистер Уоррингтон обладал жуткой привычкой опаздывать, так что подошел к классу лишь через десять минут после звонка. На спецкурс в понедельник пришли всего семь человек, записавшиеся на дополнительные уроки ЗОТИ — мужские половины седьмого курса Гриффиндора, за исключением Визерхоффа, и Хаффлпаффа.
- Я ваш новый преподаватель Меня зовут Реджинальд Уоррингтон, — начал мужчина, как только ученики расселись за партами. — Запомните раз и навсегда: я не потерплю никакого неуважения к своей персоне, поэтому советую вам запомнить несколько очень простых правил, — растягивая слова, произнес преподаватель, постукивая пальцами по подлокотникам кресла, всем своим видом демонстрируя данную ему над сопляками власть. — Это послужит хорошим залогом вашей дисциплины в ближайшем будущем.
– Первое. Вы не имеете права садиться до тех пор, пока я не зайду и не разрешу вам, — ученики удивленно вытаращили глаза, на лицах большинства из них застыла смесь удивления и недовольства. — Второе. Когда я вхожу в класс, вы все вместе должны приветствовать меня словами “Здравствуйте, профессор Уоррингтон”… Почему все сидят?! — школьнички тут же повскакивали с мест, дабы не злить преподавателя в первый же урок. — По двадцать баллов с каждого факультета! — по-видимому, ему было все равно, с какого именно факультета снимать баллы, он наслаждался самим процессом их снятия.
– Вот так-то лучше…
Далее список Уоррингтона пополнился пунктами “не уходить до фразы “урок окончен”, “не перебивать во время изложения материала”, “не отвечать на вопрос до тех пор, пока не будет назван ученик, чей ответ хотелось бы услышать”, “ни в коем случае не высказывать собственное мнение, ибо оно не интересует компетентных людей из Министерства; в ответах допускается ссылаться лишь на тексты известных и официально разрешенных Министерством учебников, а также слова преподавателей, компетентность которых не вызывает сомнения у Министерства” и “стоять во время ответа в знак уважения к профессору Уоррнгтону”
- А теперь начнем урок. Итак, что вы должны сказать? — произнес учитель таким тоном, будто обращался к первоклассникам.
- Здравствуйте, профессор Уоррингтон, — раздался нестройный хор голосов.
- Нет-нет, не годится, — искренне возмутился профессор. — Где же ваша радость и энтузиазм в получении новых знаний? — изобразил разочарованную улыбку, какая бывает у родителей, когда их любимое, но еще несмышленое чадо в очередной раз не может выбрать два одинаковых кубика. — Так, давайте еще раз, — и дирижерским жестом пару раз ударил тонкой гибкой указкой по столу.
- Здравствуйте, профессор Уоррингтон, — повторил класс уже более слаженно.
- Здравствуйте, дети. Можете садиться, — ученики с облегчением уселись обратно на жесткие деревянные скамьи. — А теперь вы должны записать основные правила поведения на моем уроке, — перечисленные семь пунктов тут же появились на черной доске, стоявшей слева от учительского стола, причем все предложения были написаны от первого лица. — Вам все ясно?
В случае профессора Снейпа это был традиционный риторический вопрос: всем известно, что Ужас Подземелий ненавидит студентов и по определению считает всех безмозглыми идиотами. Но как вести себя с Уорринтоном, не знал никто. Было понятно только, что новый учитель ничем не лучше всех предыдущих и держит их за дураков, хотя перед ним сидят уже юридически взрослые, совершеннолетние студенты. Если подобный диалог и был еще уместен с одиннадцати-, двенадцатилетними детьми, то старшекурсников просто унижал и заставлял чувствовать себя нереально глупо. Несколько учеников опасливо переглянулись между собой, без слов делясь первыми впечатлениями от нового преподавателя и плохими предчувствиями относительно последующих уроков ЗОТИ. В результате список правил пополнился очередным, восьмым по чету пунктом “никаких переглядываний, перешептываний, разговоров и записок на уроке”. После того, как ученики в очередной раз встали и хором ответили, что им все понятно, класс вновь погрузился в тишину, нарушаемую скрипом перьев по пергаменту и постукиванием указки по столу.
Далее Уоррингтон устроил перекличку, требуя от каждого студента назвать принадлежность к факультету (как будто о ней нельзя узнать вывод по вышитым на мантиях значках или по отдельной графе напротив фамилии в списке) и статус крови, отчего у гриффиндорцев и хаффлпаффцев, которым не под силу было терпеть столь вопиющую несправедливость, перекосились лица. По окончании переклички профессор приказал всем магглорожденным и полукровкам пересесть назад, а чистокровным вперед. Юноши послушались беспрекословно — никто не хотел потерять лишние баллы за лишний изданный звук или нерасторопность. В итоге Рон оказался с Невиллом, а Эрни — с Захарией (оба даже не пытались скрыть недовольство общества друг другом), а ряду через парту от них расположились Дин с Симусом и Джастин с Гарри.
После ученикам довелось услышать самую нудную лекцию, с которой могла бы поспорить лишь история магии в исполнении профессора Биннза, а список запретов пополнился новым пунктом — “не спать на уроке”. Профессор Уоррингтон почти дословно цитировал первый параграф из учебника, не забывая при каждом удобном случае нахваливать горячо любимое им Министерство магии, которому подрастающее поколение должно быть благодарно за счастливое детство и светлое будущее. Затем, ближе к концу пары, вспомнив все-таки, что его предмет — практический, приказал ученикам разбиться на пары и провести между собой мини-дуэли с целью продемонстрировать текущий уровень подготовки, на основе которого будет создаваться дальнейший учебный план. Ученики тут же воспряли духом и вышли на середину класса, в то время как парты разъехались в стороны, подчиняясь легкому взмаху палочки преподавателя.
Учитель предоставил своим подопечным полную свободу действий. Использование высшей боевой магии считалось по умолчанию недопустимым. Один. Два. Три… Начали! Помещение тут же озарилось множеством разноцветных лучей и вспышек. Уоррингтон ходил вокруг, наблюдал, но не вмешивался в ученические поединки. Его первый урок носил исключительно разведывательный характер: узнать настроения подрастающего поколения, особенно старшекурсников, их готовность подчиняться и соблюдать дисциплину, а также общий уровень практических навыков, а заодно выявить потенциально опасных для Министерства студентов и взять их под контроль. Сам же факт того, что он, в отличие от Амбридж, разрешил использовать на уроках магию, да еще организовал парные дуэли, должен усыпить бдительность детишек, а, значит, они обязательно должны попасться на использовании запрещенных знаний или не одобренных Министерством методах.
Поединки тем временем шли полным ходом. Студенты спешно вспоминали навыки, полученные во время занятий АД. Каждый из них мог по праву гордиться собой, ибо не пропустил ни одного заклятия противника. Уоррингтон же, к собственному разочарованию, так и не смог пока подловить сопляков на чем-то запрещенном или не одобренном Министерством. Оглушающее проклятие, Обезоруживающее, Сногсшибатель, Чары щекотки, простой щит “Protego”. Кроме того, он получил приказ лично от самого министра Скримжера любым способом заставить Поттера сотрудничать с властями.
- Итак, вы все продемонстрировали сегодня хорошие навыки ведения магических дуэлей, — сказал Уоррингтон, когда по его знаку студенты прекратили драться и выстроились в линию, — а это значит, что уже на следующем занятии мы сможем приступить непосредственно к выполнению программы курса. Итак, какое самое первое заклинание вы должны применить в бою? Поттер! — его командирский голос весьма комично смотрелся при его низком росте и широких габаритах.
- “Expelle arma”, сэр, — уверенно ответил гриффиндорец, посмотрев в глаза преподавателю.
- Почему? — Уоррингтон крутанул трость в руке, после чего небрежно оперся на нее.
- Потому что это заклинание выбивает палочку из рук противника, сэр, — сказал Поттер с заметным раздражением в голосе: да это же элементарный вопрос. — Волшебник без палочки уже не может причинить вреда.
- Пять баллов Гриффиндору! Уизли!
- Да, сэр? — рыжик покосился на учителя из-под своей отросшей челки. - Ваша основная задача?
- Вывести из строя противника, не нанося ему тяжких повреждений, сэр, — уверенно ответил рыжик: натренировавшись в свое время на занятиях ДА, он прекрасно знал основную цель защиты.
- Чего вы ни в коем случае не должны делать? Смит! — преподаватель бросил грозный взгляд на рассматривавшего свои ботинки хаффлпаффца, заложив трость за спину.
- Мы не должны… — замямлил студент.
- Десять баллов с Хаффлпаффа! Руки по швам! Голову поднять! Смотреть на меня! Ясно!
- Д-да, сэр, — ответил Захария, вытянувшись по струнке. — Мы не должны вступать в бой… пока нет угрозы нашей жизни?..
- Так вы сомневаетесь, Смит?
- Н-нет, сэр! — выпучив глаза, сказал хаффлпаффец.
- Так-то лучше. Один балл Хаффлпаффу.
В другое время Эрни и Джастин завыли бы в ответ на такое хамское отношение преподавателя — Снейп не в счет, но вынуждены были терпеть. И ведь не переглянуться же!
- Как долго вы должны держать сопротивление? МакМиллан!
- До прибытия авроров, сэр, — уверенно ответил Эрни.
- Что вы должны сделать, если в поле сражения окажутся магглы? Лонгоботтом!
- Наверное, увести их из зоны опасности, — ответил Невилл: хотя они с Уоррингтоном были одного роста, последний казался столь высокомерным, что на него нельзя было иначе смотреть, кроме как снизу вверх.
Невилл, хотя не мог претендовать на обучение в Аврорской академии, записался на спецкурс ЗОТИ по настоянию бабушки, которая очень хотела, чтобы ее внук был похож на сына, а также обещала, что в этом году им постараются найти компетентного преподавателя. К тому же, рассуждал гриффиндорец, дополнительные уроки ЗОТИ он может всегда бросить, как сделал это в прошлом году, и вернуться к любимой гербологии.
- Что?! — взревел профессор. — Двадцать баллов с Гриффиндора! — весь контингент львиного факультета, присутствующий в сборе, издал коллективный вздох негодования. — Лонгоботтом вы хоть слушали, что я вам рассказывал на уроке?!
- Д-да, сэр, — парень чувствовал страх и уже морально готовился к наказанию.
- И, Лонгоботтом? Напомните нам, что я вам рассказывал часом ранее? — Уоррингтон покрутил тростью у самого носа гриффиндорца, который едва удержался от того, чтобы отступить назад.
- В-вы говорили, что на зону сражения необходимо наложить магглоотталкивающие чары и стереть магглам п-память…
- Тогда что за чушь несете вы, Лонгоботтом! — проревел Уоррингтон, подойдя совсем близко к ученику и погрозив ему тростью, заставив немного отклониться назад.
- Но, сэр, — возразил Невилл, собрав всю решимость в кулак, — ведь магглы тоже люди, в них может попасть какое-нибудь заклятие…
Несколько учеников согласно кивнули.
- Сделайте шаг вперед те, кто согласен с Лонгоботтомом.
Поттер, Томас, Финниган, МакМиллан, Финч-Флетчли… немного поколебавшись, вперед вышел Уизли, став рядом с другом.
- Минус десять баллов штрафа каждому! Сегодня в полшестого вы должны явиться на отработку в кабинет Филча. Вам ясно?!
- Да, сэр, — понуро ответили студенты хором.
- Смит, пятнадцать баллов Хаффлпаффу за правильную позицию.
- Запомните, вы все в скором времени будет служить Министерству… если, конечно, поступите в Училище Авроров, — добавил Уоррингтон, понизив голос, — а потому вашей первоочередной задачей должно являться исполнение указов Министерства, а не очередной дури, что придет вам в голову. Вам ясно?!
- Да, сэр.
- Поттер?
- Да, сэр, — понуро ответил Гарри, опустив голову: внутри него все клокотало от чувства несправедливости, что он поступил только что не сообразно своей совести, но почему-то именно сейчас ему казалось, что своим противостоянием он ничего не добьется.
До конца урока Уоррингтон погонял учеников по материалу урока и отпустил со звонком, дав задание законспектировать параграф о противомаггловской защите.
- Поттер, Уизли, Лонгоботтом, задержитесь, — приказал он, заметив, что те еще не ушли.
- Да, сэр, — без особого энтузиазма ответили парни.
К удивлению гриффиндорцев, новый учитель повел их в свои личные комнаты, располагавшиеся рядом с классом ЗОТИ. Взглядам ребят предстала полупустая подзапылившаяся гостиная (Снейп, ведший ЗОТИ годом ранее, как известно, обитал у себя в подземельях), которая, тем не менее, уже стала олицетворением своего нынешнего обитателя — мистер Уорргингтон прибыл сегодня рано утром, но уже успел развесить по стенам свои фотографии, на которых Фадж и Скримжер вручали ему различные награды. Преподаватель приказал юношам сесть за стол, после чего позвал домового эльфа и потребовал, чтобы тот немедленно принес чай, печенье и кексы.
- Итак, Лонгоботтом, Поттер, Уизли, вы собираетесь стать аврорами… — не то спрашивая, не то утверждая, сказал Уоррингтон, помешивая сахар в чае и переводя взгляд по очереди на каждого из учеников.
Гарри, Рон сидели за столом, хмуро пялясь на свои чашки, и молчали. У них совсем не было повода доверять Уорринтону, особенно после его урока. Очередная министерская крыса наподобие Амбридж. И Веритасерум в чай подлил наверняка. Невилл же поднял чашку ко рту, делая вид, что пьет…
- Поттер, Уизли, вас что, дома не учили, что невежливо отказываться от угощения? — Уоррингтон был искренен в своем гневе.
Парни поднесли чашки к губам и сделали вид, что чуть-чуть отпили. Уоррингтон положил к себе в рот песочного тритончика и пережевал, показывая, чтобы студенты сделали тоже самое. Затем отпил еще чаю — в чашке осталось меньше половины. Гарри и Рон были вынуждены сделать несколько глотков — по сравнению с профессором их чай казался практически нетронутым. К удивлению ребят, они не почувствовали слабости, звона в ушах или тумана в голове — симптомов, которыми, согласно описанию в книге Грозного Глаза Грюма, сопровождалось всякое принятие Сыворотки правды. Осмелев, гриффиндорцы сделали еще несколько глотков под удовлетворенный взгляд преподавателя.
- Постоянная бдительность? — усмехнулся он из-под своих закрученных усов, после чего повторил свой первый вопрос.
- Да, сэр, — ответил Гарри, вертя чашку в руках, — как мой отец.
- Ваш отец? — удивился профессор: он учился на три курса старше Джеймса Поттера, но никогда не общался с ним, а после выпуска их школы пошел работать в Министерство, в Отдел Кадров, что позволило ему быть в курсе всех сотрудников Министерства и подведомственных подразделений, за исключением разве что невыразимцев.
- Но разве мой отец не был аврором? — на лице юноши застыла смесь разочарования и удивления. — Ведь он больше всех боролся с Вольдемортом в первую магическую войну, — Уизли, хотя бывал вместе с другом во многих переделках, в том числе и смертельно опасных, вздрогнул, а Уоррингтон поперхнулся печеньем и закашлялся.
2) (лат.) Сломанная кость!
3) (лат.) под властью.
Сообщение отредактировал triphenylphosphine - Суббота, 18.02.2012, 00:14
Дата: Пятница, 17.02.2012, 23:44 | Сообщение # 195
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Для Гарри отец представлялся в светлом и идеализированном образе, и даже увиденное в Омуте Памяти у Снейпа мало омрачило его. Юноша искренне верил в то, что после того случая у озера его отец исправился и стал более добрым и чутким — иначе мама просто не вышла бы за него замуж. А по рассказам Сириуса и Ремуса, Джеймс Поттер Поттер просто обожал свою жену Лили и маленького Сохатика — Гарри, а также был первоклассным бойцом в Ордене Феникса. А последнее уж очень органично бы смотрелось на фоне службы в Аврорате.
- Нет, Поттер, могу сказать вам точно: Джеймс Поттер никогда не был аврором и даже не подавал заявление в Аврорское училище, — ответил Уорринтон, откашлявшись, с удовольствием про себя отметив, как челюсть мальчишки упала чуть ли не до стола.
- Но, может быть, папа Гарри был спортсменом? — решил поддержать своего друга Рон. — Ведь он был лучшим игроком в квиддич в школе?
Уоррингтон снова отрицательно покачал головой и выпил чаю. Гарри же чувствовал себя так, словно на него вылили ушат грязной холодной воды. Вспомнились слова тети Мардж в тот вечер, когда он сбежал из дома и впервые встретил Сириуса:
Ретроспектива…
- … я ничего не имею против твоей семьи, Петуния, — Мардж похлопала тётю Петунию по костлявой руке ладонью, похожей на лопату, — но твоя сестра оказалась паршивой овцой. Такие появляются даже в самых лучших семьях. К тому же она сбежала с каким-то бандюгой — и вот результат, у нас перед глазами.
- Этот Поттер, — громким басом выкрикнула тётя Маржи, схватив бутылку и плеснула бренди себе в бокал и на скатерть, — чем он, собственно, занимался? Вы никогда не говорили.
- Он... не работал, — ответил дядя Вернон, едва взглянув на заметно нервничавшего племенника. — Был безработный.
- Так я и думала! — победно крикнула тётя Маржи, отхлебнув бренди и утёрев подбородок рукавом. — Никчёмный, бесполезный, бездельник, попрошайка, который...
- Ничего подобного! — выпалил Гарри, сам того не ожидая. Все затихли. Гарри дрожал с головы до ног. Он ещё никогда не был так возмущён…
Конец ретроспективы.
Он упорно не хотел верить в то, что его родители, особенно отец, на которого он долгое время стремился быть похожим, были бездельниками и никчемными людьми, как это утверждали Мардж и Вернон Дурсли, но понимал, однако, что Уорринтон, как бы ни был неприятен, не стал бы врать. Гарри имел весьма скудные сведения о профессиях в магическом мире, но, тем не менее, был уверен, что его отец при своем веселом заводном характере и жажде приключений уж точно не стал бы работать целителем, каким-нибудь клерком или лавочником. Тут же неприятно кольнула мысль о том, что если бы отец действительно где-то работал, то Сириус, Ремус, Дамблдор или МакГонагалл действительно рассказали бы ему об этом. А в сейфе Поттеров, который он видел в Гринготтсе, было очень много золота, которого, на его неискушенный взгляд, хватило бы на то, чтобы еще несколько лет не работать.
- Мы отвлеклись от темы, — голос нового учителя ЗОТИ вывел гриффиндорца из раздумий. — Дамблдор лично просил меня проконтролировать вашу успеваемость по моему предмету и обеспечить достаточными знаниями для поступления в Аврорское училище. — Однако я не собираюсь проходить с вами одно и то же по несколько раз, как это делают с вами остальные учителя, в ожидании, пока элементарный материал курса не прочно будет прочно усвоен даже самыми тупыми, — покосился на Лонгоботтома, — а также завышать вам оценки, если вы не справляетесь с программой. Однако вы, Поттер, очень значимая фигура на политической арене магического мира. Ваша слава идет впереди вас, и тень ее падает и на ваших друзей, которые вольно или невольно оказываются втянуты в борьбу со злом, — преподаватель понизил голос. — В вас и ваших друзьях заинтересованы слишком многие…
- Передайте министру Скримжеру, — сказал Гарри с вызовом, отставив от себя чашку, — что я не собираюсь с ним сотрудничать! Я — человек Дамблдора и всегда буду им!
- И я! — повторил вслед за Поттером Уизли.
- А вы, Лонгоботтом? — обратился Уоррингтон к молчавшему до этого Невиллу, заметив выражение сомнения на его лице.
- И я, — как можно тверже сказал Невилл.
На самом деле гриффиндорец не испытывал симпатии ни к Министерству с его коррумпированной и прогнившей напрочь структурой, ни, в последнее время, к Дамблдору. Конечно, ему и раньше приходилось слушать, как бабушка, сидя с газетой в одной руке и чашкой кофе — в другой, постоянно разносит в пух и прах лидеров магической Британии и проводимую ими политику. Раньше мальчик особо не вникал в эти словоизлияния: Августа Лонгоботтом была дамой твердой руки и строго нрава, и не было на свете еще ни одного человека, который успел бы ей чем-то угодить. К тому же, казалось Невиллу, старики всегда склонны кого-то критиковать. Но теперь, после недолгого общения с Визерхоффом, который в их обществе был человеком новым, а также отличался незаурядным умом и потому мог без предубеждения взглянуть на старые вещи, у Невилла словно открылись глаза, и он действительно стал видеть вещи, о которых говорила бабушка, но которые он не понимал. Что школа и, прежде всего, их факультет, превратилась в арену для политических игр сильных мира сего. Что уровень образования стремительно падает, и школа ориентируется больше на слабых учеников — если верить слухам, то нынешний класс МакГонагалл до сих пор сидит на месте из-за того, что Рону не даются Чары Восстановления. Что руководство школы не заботится о компетентности преподавателей и подбирает их по весьма странному принципу — и тут же вспомнился Снейп, один взгляд которого заставляет провалиться на месте, и все учителя ЗОТИ, за исключением Люпина. Что Биннсу уже давно пора найти замену — а то это позорище, что дети не знают историю своей страны только потому, что спят на ней. И что в школу давно пора вернуть уроки этикета и традиций волшебного мира, которые отменили вскоре поступления бабушки Невилла на первый курс, а то молодежь из школы выпускается совершенно глупой и необразованной.
Но, если выбирать между Дамблдором и Министерством, то Невилл однозначно выбрал бы первого — потому что больше некого. Да и Хогвартс является самым безопасным местом в мире, пока в нем директорствует Дамблдор.
- О, Поттер, — рассмеялся Уорринтон, — очевидно, ваша знаменитость затмила ваш разум, если вы думаете, что у министра нет более важных дел, кроме как уговаривать Избранного сотрудничать с ним, — лицо подростка предсказуемо напряглось и пошло красными пятнами, а в зеленых глазах полыхнул гнев. — Однако имейте в виду, Поттер, что когда-нибудь вы очень сильно пожалеете, что выбрали в свое время не ту сторону…
- Ни за что! — на одном дыхании выпалил Гарри.
- Так или иначе, — продолжил профессор таким тоном, будто мимо него всего лишь пролетела назойливая муха, — я не собираюсь вам потакать или завышать оценки только лишь потому, что вы — Избранный или друзья Избранного, — Поттер недоуменно поднял брови, с вызовом посмотрев на преподавателя, как бы говоря: а вас и не просили. — Однако Дамблдор настоятельно попросил меня о том, чтобы я помог вам с успеваемостью, так что, начиная со следующего урока по спецкурсу за любой ваш промах, штраф, неверный ответ вы должны будете являться ко мне на отработки, чтобы… хищно улыбнулся мужчина, продемонстрировав все тридцать два зуба, — заслужить обещанные вам баллы, — и смачно откусил голову песочному дракончику.
Уоррингтон видел вспыльчивость мальчишки и его слепую, безоговорочную преданностью директору Хогвартса. Но, в то же время, мальчишка терпеть не может несправедливостью — ему явно не понравилось, что Дамблдор за них уже договорился. А значит, его нужно планомерно тыкать носом в мелкие грешки директора, постепенно прививая мысль о том, что тот уже стар и тоже может ошибаться. И когда тщательно взлелеянный Дамблдором идеал будет разрушен, мальчишка уже будет готов к сотрудничеству с Министерством. Ведь что есть у Дамблдора? — только старый авторитет и кучка малолетних фанатиков. Что есть у Министерства? — официальная власть, вся мощь пропаганды и Аврорат, готовый выступить по первому же требованию министра. И вся эта якобы народная любовь, про которую так любит говорить Дамблдор — не более, чем фикция: вся эта серая масса будет считать хорошим того, о ком соответственно напишут в газетах, а потому Дамблдору не следует злить Министерство, как он это делал в 95-м году.
* * *
… Послеполуденное солнце лениво пронизывало своими лучами просторный кабинет, обставленный строго, но дорого и со вкусом. Хозяин кабинета, солидный мужчина средних лет сидел за столом и читал письма. Все дела, что он собирался сегодня сделать, были уже переделаны, нерадивые сотрудники отчитаны, те же, кто хорошо справились с работой, получили заслуженную похвалу и новое задание, так что с работы теперь можно было уходить со спокойной совестью. А пришедшие письма он еще раз внимательно перечитает и разберет уже дома. Геннинген, а это был именно он, уже собрал свои вещи и решительно направился к выходу из кабинета, как зазвонил телефон. Здесь следует отметить, что немецкие волшебники, в отличие от своих английских коллег, не брезговали пользоваться маггловскими изобретениями и не скрывали от магглов большую часть своих учреждений, просто накладывая на них магглоотталкивающие чары. Здесь нельзя было встретить ни мельтешащие перед глазами разноцветные записки, ни поражающие умы величие и помпезность, призванные возвеличить род волшебников над всеми остальными существами на Земле, зато окна были вполне себе настоящие и показывали настоящие городские пейзажи, а не то, что вздумается Отделу магических происшествий и катастроф.
Выругавшись про себя, Геннинген вернулся к столу и взял трубку.
- Алло?
- Отто, зайдите, пожалуйста, ко мне в кабинет. Предстоит серьезный и, скорее всего, долгий разговор.
- Хорошо, Клаус, сейчас приду.
Положив трубку, Геннинген выругался еще раз, ибо планы уйти пораньше домой пошли книззлу под хвост, и, взяв портфель, он направился в кабинет своего начальника.
- Догадываетесь ли вы, Отто, зачем я позвал к себе? — строго спросил начальник Отдела образования Клаус фон Шварц, когда его подчиненный устроился в кресле напротив.
- Н-нет, — неуверенно ответил Геннинген: слова Шварца и сам вызов на приватную беседу вызвали у него ассоциацию с другим подобным разговором, однако когда и при каких обстоятельствах состоялся этот разговор, куратор не помнил, кроме того, что в прошлый раз допрашивал он сам, и этот допрос не очень хорошо кончился для него самого.
Шварц бросил высокомерный взгляд на своего подчиненного и откинулся на спинку кресла. Поза его была расслабленной и непринужденной и вкупе с гордым выражением лица выдавала в нем хозяина ситуации. Клаус Густав фон Шварц любил доминировать и никогда не скрывал это. Глава древнего могущественного рода, рассеявшегося по всей Западной Европе, член Совета Магов и большой карьерист (впрочем, нынешняя должность его вполне устраивала), он был человеком очень строгим, ответственным и принципиальным как к себе, так и к окружающим его людям, и терпеть не мог малейших проволочек, оплошностей или отлынивания от своих обязанностей. Унаследовавший присущую всем Шварцам, Блэкам и Нуарам красоту и аристократизм, он, не в пример некоторым своим английским родичам, отличался сдержанным характером, рассудительностью и целеустремленностью, и если наказывал, то всегда за дело, и старался делать так, чтобы его подчиненным было выгодно следовать установленным им же правилам.
- Отто, я внимательно изучил ваш отчет по Англии и не могу не отметить, что вы хорошо справились со своей работой, — вновь заговорил Шварц, положив на стол папки с бумагами. — Однако меня крайне смущает тот факт, что вы присоединили к группе некую Анну Кайнер. Откуда она вообще взялась? Ее имя не фигурировало в проекте.
Геннинген проглотил застрявший в горле ком, не понимая, чем вызвано недовольство его начальника. Из подсознания, словно в тумане всплыли слова: “господин Геннинген, вы допросили меня и составили на меня личное дело. Ничего сомнительного или предосудительного в моих словах вы не нашли. Ничего из того, что я вам сказала, не вызвало у вас вопросов. Все подозрения с меня сняты. В дальнейшем вы не будете проверять ни меня, ни моих друзей или родственников.” Он не знал, откуда в его памяти взялись эти слова, этот голос, но был твердо уверен в том, что это правда, и что он должен отвечать именно так, как сказал этот голос.
- Да, она прибыла в Хогвартс самостоятельно, независимо от нашей группы, — ответил мужчина после некоторого раздумья. — Но с девочкой все в порядке, я сам проводил с ней беседу. Учителя хорошо о ней отзывались, особенно преподаватель заклинаний.
- Правда? — поинтересовался Шварц с нотками скепсиса в голосе. — Тогда почему ее личное дело заполнено меньше, чем на половину? Почему не указано, ни в какой школе она училась, ни где живут и работают ее родители? — начальник встал из-за стола и, обойдя его, зловеще навис над сжавшимся в кресле Геннингеном. — Как вы это можете объяснить, если лично беседовали с ней?! — и потряс перед носом незадачливого сотрудника личным делом Кайнер.
- Но с ней все в порядке, ее не нужно проверять… — отрицательно покачал головой Отто, стараясь не смотреть в глаза своему начальнику, который, судя по всему, горел желанием тут же его уволить.
- Это Анна Кайнер просила вас передать? — с сарказмом спросил Шварц.
- Но с ней действительно все в порядке, я в этом уверен! — Геннинген не знал, что еще нужно Шварцу, чтобы, наконец, поверить, ведь доказательств его правоты у него действительно не было.
- Вам должно быть известно, что школа чародейства и волшебства Хогвартс крайне нетерпимо относится к любому проявлению темной магии. Непростительные на территории Хогвартса запрещены так же, как и во всех других магических учебных заведениях. А вы, Отто, совершенно не похожи на человека, подвергшегося заклятию “Imperium”. Так что остается модификация памяти, — менторским тоном заключил Шварц, вернувшись на место и сложив руки ладонями вместе, так что кончики его длинных белых пальцев слегка касались острого подбородка.
- Но… но как? — искренне удивился Геннинген. — Она ведь магглорожденная и латент! Она не могла этого сделать!
- Отто, я понимаю ваше снисходительное отношение к простецам, — с осознанием собственного превосходства заговорил Клаус, — но пора бы уже уяснить одну простую истину: несмотря на статистику, и среди магглорожденных встречаются сильные колдуны и ведьмы, даже если это, скорее, исключение, чем правило. Однако меня поражает ее наивность, — губы мужчины изогнулись в лукавой полуулыбке, — она посчитала, что вы ее не станете проверять, однако не учла, что вы можете передать ее личное дело для отчетности мне или какому-либо другому лицу. “Sancta Simplicitas!” (4), как говорил маггл Иоанн Гус. Я изучил ее личное дело сразу же, как вы мне его передали, и навел кое-какие справки, в чем мне любезно помогли наши польские коллеги.
- И? — спросил Отто, читая явный укор в глазах своего начальника: это должна была быть твоя работа, а не моя.
- Ее не существует, — ответил Шварц не терпящим возражений тоном. — Как и Габриэлы Кайнер. Впрочем, данный факт весьма любопытно согласуется с выбранной ею фамилией. Вряд ли она настоящая. Войцех Синковски, который указан как отец, никогда не покидал пределов Польши, где живет вместе со своей семьей и не имеет к Анне Кайнер никакого отношения. Все его дети, как он сам и его жена — магглы. С Гюнтером Штольцем оказалось еще проще: никто из Штольцев — а вы знаете эту уважаемую всеми семью, занимающуюся адвокатским бизнесом — не покидал магический мир, даже если был сквибом. Так что я не ошибусь, если предположу, что девчонка назвала первые пришедшие ей в голову имена, — с довольным видом закончил мужчина, откинувшись на спинку кресла, и сложил руки на груди.
Его собеседник, напротив, сжался еще больше и принялся раздраженно тереть виски, в которых больно стучала кровь. Лоб наморщился и покрылся испариной, а мышцы лица застыли в напряжении. Разрозненные картинки памяти, до этого благополучно дремавшие где-то в подсознании стали прыгать и мельтешить перед глазами, пытаясь оформиться во что-то более-менее цельное… Погруженная в ночную мглу старая аудитория, слабо освещаемая висящими на стенах масляными лампами. Напротив него сидит русоволосая девушка. Она явно не доверяет ему, но при этом уверена в себе и в том, что она говорит… Независимо оттого, что твердил ему императив, наложенный Кайнер и постепенно затухавший, в памяти всплыли следующие его слова: “… меня удивляет следующее: почему вы не зарегистрированы в Министерстве магии? Почему до недавнего момента из всех магов вы знали только некоего господина Штольца? Почему о вашем существовании в принципе никто не знал до сегодняшнего дня? Вам есть, что ответить на эти вопросы?” Сволочь! Стерла ему память, как только запахло жареным! Ничего, она еще ответит за нанесенное ему оскорбление, тем более что следующий визит в Хогвартс не за горами…
- Вам нехорошо, Отто? — теперь забеспокоился Шварц и, подсуетившись, достал из серванта, закрытого темным витражным стеклом, флаконы с зельями, которые всегда держал “на всякий случай”, рядом поставил бокал с водой. — Выпейте, пожалуйста. Это обезболивающее.
- Большое спасибо, Клаус… — прохрипел Геннинген и, не взирая на этикет, тут же осушил бокал с водой, так и не притронувшись к зельям. — Кажется, я вспомнил кое-что…
Шварц кивнул, прося тем самым продолжить.
- Я сам вызвал ее на допрос, — ответил Геннинген, посмотрев на своего начальника. — Я сам догадался, что она обманывает, когда она сказала, что до поступления в Хогвартс она знала только одного волшебника — “Гюнтера Штольца”, что не могло быть правдой, если бы она действительно жила в Германии. Скорее всего, тогда же она и стерла мне память.
Воспоминания о странной, невесть откуда взявшейся студентке отдавали теперь для куратора грязью и мерзостью и сильно били по самолюбию.
- Вам следовало бы ее разговорить, Отто, а не ставить вопрос ребром, — с поучительными интонациями в голосе сказал Шварц. — Люди в состоянии аффекта крайне возбудимы и способны на многие вещи, которые никогда бы не сделали бы по здравом размышлении. Что именно вам показалось в ней подозрительным, раз вы решили ее допросить? Все-таки она ехала в Хогвартс отдельно, и вы не были обязаны отвечать за нее.
- Бранау донес мне, что Кайнер подозрительна и похожа на шпионку — последнее она, естественно, отрицала, хотя почти все время вращалась рядом с юным Шенбрюнном. На мои вопросы она отвечала уверенно и четко, односложно, без лишних раздумий — значит, эту легенду она сочинила заранее и была готова к такого рода беседам. Пожалуй, это единственный раз, когда я был согласен во мнении с кем-то из Бранау.
- Вы сами себе противоречите, Отто. Кайнер не может быть шпионкой уже хотя бы потому, что придумала себе очень слабую легенду, “подлинность” которой можно было выяснить, задав лишь несколько примитивных, но никак не прямых вопросов, — менторским тоном ответил Клаус, как бы намекая на то, что Геннинген сам виноват, что его оглушили и изменили ему память. — Вы же начинаете сразу выдвигать ей свои подозрения, отчего у нее становится все меньше оснований доверять вам, как ответственному лицу, и все больше, чтобы считать вас враждебно настроенным по отношению к ней.
- Это нельзя оставить! Она должна быть наказана! — возмутился Генниген, сжав подлокотники кресла; сейчас он чувствовал себя крайне уязвленно и страстно желал восстановить справедливость. — Она может быть опасна для остальных!
- Успокойтесь, Отто. Не думаю, что Анна Кайнер может быть опаснее, чем Генрих фон Бранау. Вы же собирались нанести следующий визит в Хогвартс в конце месяца?
- Да, Клаус. Месяц — достаточный срок, чтобы узнать, насколько хорошо наши студенты адаптировались к новой среде обучения, и какое мнение они сложили о британской системе образования, а наши британские коллеги — о них, — разговоры на рабочие темы действовали на Отто фон Геннингена самым благоприятным образом.
- Отлично. Я поеду с вами и поговорю с Анной Кайнер. Лично, — твердым голосом сказал Шварц. — Анна Кайнер может подождать. А относительно Генриха фон Бранау нужно принять меры, причем незамедлительно. Я думаю, вы уже получили письма от Георга Визерхоффа и Эрхарда Шенбрюнна.
- Да, но не успел прочитать.
- И господин Визерхофф, и господин Шенбрюнн утверждают, что Генрих фон Бранау совершил нападение на магглорожденного студента Хогвартса, которое едва не закончилось смертью последнего. Также господин Шенбрюнн со слов своего сына сообщает, что Бранау нападал и на Анну Кайнер, однако она сумела дать отпор, — Геннинген даже не пытался скрыть удивление, услышав сие известие: в его представлениях магглорожденная ведьма просто физически не смогла бы одолеть чистокровного волшебника, тем более страдающего повышенной жестокостью. — Но, что самое интересное, Хогвартс не прислал нам никаких докладных, а родители студентов утверждают, что в обоих случаях дела были просто замяты.
- Но мы ничего не можем сделать, — возразил Геннинген. — Дамблдор не хочет подрывать репутацию школы и свою собственную, и потому в его интересах не подавать докладную. К тому же, он обладает огромным авторитетом в Европе, и вряд ли Международная Конфедерация магов станет рассматривать прошения, основанные на жалобах или свидетельских показаниях родителей всего двух студентов.
- Вы верно говорите, Отто, — задумчиво произнес Шварц. — Вряд ли Дамблдор станет предпринимать какие-либо действия, пока кто-нибудь из студентов “случайно” не погибнет, и на это нельзя будет закрыть глаза. Поэтому ответственность за безопасность студентов Хогвартса — я имею в виду абсолютно всех студентов, а не только наших — в довольно большой степени перекладывается на нас. Мы не можем не вмешаться, и у нас есть для этого все законные основания…
- Я считаю, что нам нужен повод, который бы тем или иным образом затрагивал международные отношения, такой, чтобы руководству Хогварста не было выгодно не принимать наши условия, — серьезно сказал Геннинген. — Я общался с Дамблдором, и, если честно, он произвел на меня не очень приятно впечатление: человек, не уважающий других людей, манипулятор… который очень легко может заставить вас чувствовать себя виноватым перед ним.
Нет, куратор далеко не сразу сложил о директоре Хогвартса подобное мнение. Вначале он уважал его авторитет и был о нем примерно такого же мнения, как и большинство других волшебников. Было просто лишь нескольких фактов, которые весьма нелепо смотрелись в этой картинной мишуре, но которые нельзя было выкинуть просто потому, что они были, и на них нельзя было закрыть глаза. Теперь же, несколько раз прокрутив у себя в голове имеющиеся воспоминания о директоре Дамблдоре и проанализировав его поведение на свежую голову, Отто фон Геннинген пришел к весьма неутешительным выводам и начал сомневаться в успехе образовательного эксперимента, затеянного Министерствами магии обеих стран, однако не спешил пока делиться своими пораженческими настроениями.
- Отто, ваши сведения очень ценны, и мы обязательно их учтем в нашей дальнейшей работе по образовательному эксперименту. Однако сейчас каждый из нас получил достаточно пищи для размышлений, в связи с чем считаю наш сегодняшний разговор оконченным.
Дверь закрылась, и кабинет Шварца остался позади. Прошедший только что разговор изрядно утомил Геннингена, который теперь, нисколько не сомневаясь в правильности своего поведения, спешил к себе домой. Пожалуй, Клаус действительно прав: по сравнению с выходками Бранау и махинациями Дамблдора неожиданное появление Анны Кайнер — действительно не самый большой сбой, который мог бы возникнуть в ходе эксперимента. Но это не значит, что она не понесет наказание за свой поступок.
4) (лат.) Святая простота!
Сообщение отредактировал triphenylphosphine - Суббота, 18.02.2012, 00:14
Дата: Понедельник, 20.02.2012, 20:34 | Сообщение # 196
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 19.01.2010
Сообщений:539
triphenylphosphine, о новая глава прочту обязательно
Quote (triphenylphosphine)
Потому что скучно или труден для восприятия сам язык написания/стиль изложения?
Как я вам говорила по моему мнению не хватает динамики и перебор с различными научными философскими и прочими подробностями. (ИМХО) Читать их нет ни какого желания, но и пропускать не хочется, дабы не пропустить что то важное.. как то так..
Дата: Вторник, 21.02.2012, 00:35 | Сообщение # 197
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Quote (Элис)
перебор с различными научными философскими и прочими подробностями.
Это уже издержки моего опыта. Мне, например, тоже малопонятны термины кораблестроения, которые нередко упоминаются в романах XVIII-XIX вв. Просто лично я воспринимаю фанфикшен как нечто большее, чем просто легкое, ненапряжное и расслабляющее чтиво. Вы можете не воспринимать сознательно всю эту терминологию, но, тем не менее, они создают некий фон произведения ИМХО.
Quote (Элис)
по моему мнению не хватает динамики
Динамики не хватает потому, что я пытаюсь в относительно небольшой промежуток времени втиснуть сразу много событий, причем не всегда связанных друг с другом и относящихся к разным персонажам, а также задать стартовые позиции в характерах персонажей.
- Карл, не мог бы ты одолжить мне Арминия? — поинтересовался Визерхофф, привязывая письмо к лапе своей совы.
Сейчас был перерыв между парами, и друзья решили воспользоваться им, чтобы нанести визит в совятню, к традиционным обитателям которой прибавилось три новых фамилиара, два из которых и вовсе не были совами.
- Арминия? — удивился Шенбрюнн. — Твоя посылка не настолько тяжелая, чтобы с ней не могла справиться Тинта.
В подтверждение слов своего хозяина ручной сокол щелкнул клювом и пару моргнул, искоса посмотрев на рыжеволосого юношу, а красно-пестрая сова приподнялась на насесте и, приняв важный вид, нахохлилась, как бы показывая, что ей не нужна ничья помощь.
- Мне нужно отправить срочный заказ, — в голосе Лотара чувствовалось явное беспокойство, — а местные сипухи могут не успеть в срок. Не думаю, что им вообще доводилось бывать за пределами Туманного Альбиона.
- И ты не хочешь, чтобы об этом знали родители? — с прищуром спросил Карл, сделав шаг вперед. — Что за авантюру ты затеваешь, Лотар?
Карл доверял своему другу, но не доверял в данный момент его спонтанно взявшейся идее. Лотар явно затеял нечто серьезное, что-то, что может не понравиться его родителям или вызвать ненужный интерес с их стороны, а, значит, это может каким-то образом затронуть его репутацию, рисковать которой ни в коем случае нельзя.
- Ничего, — ответил Визерхофф, отступив на шаг назад и подняв руки в примирительном жесте. — Всего лишь хочу поздравить Грейнджер с днем рождения — будет в эту пятницу.
- И что такое ты хочешь ей подарить, что решил гнать птицу аж до самого Лейпцига? — продолжал “допрос” Карл.
- Книгу… — выдохнул Лотар, опустив руки. — И не до Лейпцига, а до Йены. На прошлой неделе ограниченным тиражом вышло новое издание “Практического применения неевклидовой геометрии в нумерологии заклинаний” за авторством фон Гизелера, на английском.
- Извини, — сказал Шенбрюнн, взгляд его смягчился. — Можешь взять моего Арминия — сокол недовольно щелкнул клювом, показывая, что не в восторге от дополнительной работы.
- Извинения приняты, — ответил Визерхофф, добродушно улыбнувшись, однако взгляд его быстро погрустнел. — Просто это я косвенно виноват в том, что Грейнджер на месяц отлучили от библиотеки, ведь это я показал ей свой учебник.
- Который, естественно, можно было найти только в запретной секции, — лицо слизеринца вновь стало серьезным, а голос приобрел нотки сарказма. — Должен тебя предупредить, Лотар, — синие глаза парня снова сощурились, — веди себя осторожнее с Грейнджер. Не допускай со своей стороны ни малейшего намека на отношения, выходящие за рамки деловых, — глаза Визерхоффа широко распахнулись от удивления. — Грейнджер явно одержима тобой, и, мне кажется, ее одержимость постепенно усиливается…
- О чем ты говоришь, Карл? — Лотар искренне не понимал своего друга. — Грейнджер раздражает меня буквально во всем, мы с ней едва выносим друг друга, — и со всей силы ухватился за деревянную балку, вспомнив недавнюю их перепалку в Гриффиндорской гостиной. — Как она может быть одержима мною, если едва ли не на каждой перемене целуется с этим идиотом Уизли?!
- Спокойно, Лотар, — Шенбрюнн выставил руки ладонями вперед. — Во-первых, если для тебя важно сделать ей хороший подарок ко дню рождения, значит, в ней есть все-таки качества, которые тебе нравятся. Во-вторых, я не могу утверждать однозначно, но мне кажется, что Грейнджер находится под каким-то заклятием или зельем — это видно по ее поведению и поверхностным эмоциям и мыслям. Поэтому будь осторожнее, пожалуйста, — коснулся плеча друга.
- Обещаю, что никогда не предам ни тебя, ни Элизу, — твердо сказал Визерхофф. — Я попробую поговорить о ней с нашим деканом.
Слизеринец молча кивнул в ответ, показывая, что его устраивает такое решение проблемы со старостой Гриффиндора.
- Э-э… здрасте… — неуверенно проговорил Гарри, войдя в совятню пару минут спустя: он не ожидал встретить здесь кого-то еще и никак не мог привыкнуть, что его новый одноклассник дружит со слизеринцем.
Гарри еле отвязался от Рона, чтобы самому отправить заказ, ведь это будет подарок на Гермионин день рождения. Парень любил подругу, как сестру, и потому для него являлось само собой разумеющимся сделать ей приятное, ведь в пятницу Гермиона будет уже дважды совершеннолетняя! Парень до сих пор помнил, как понравилась девушке подаренная им книжка по рунам, и хотел, чтобы на ее губах вновь расцвела радостная и искренняя улыбка, столь редкая в последнее время.
- Добрый день, мистер Поттер, — подчеркнуто вежливо поздоровался Шенбрюнн, сохраняя спокойное и холодное выражение лица.
Гарри неуверенно кивнул и обратился затем к Лотару:
- Э… спасибо, — отдал однокласснику рекламный проспект, — твой каталог мне очень помог.
- Не за что, мистер Поттер.
- Мистер Поттер, а вы ходите на какие-нибудь дополнительные спецкурсы? — поинтересовался Шенбрюнн: у него самого, Анны, Элизы и Фольквардссона было сегодня зельеварение, а у Лотара — трансфигурация (1).
- Да, у нас была сегодня ЗОТИ, — буркнул Поттер, привязывая письмо к лапе Хедвиг. — Хотя вам, слизеринцам этот Уоррингтон, наверное, понравится, — в голосе юноши чувствовался неприкрытый сарказм. — Все, лети, Хедвиг!
Белая красавица-сова, ущипнув на прощание хозяина за палец и взмахнув крыльями, ловко вылетела в открытое окно.
- Вы ошибаетесь, мистер Поттер, если считаете, что нам, слизеринцам, нравятся некомпетентные преподаватели, как это можно заключить с ваших слов, — парировал Карл.
- А Амбридж?! — не унимался гриффиндорец.
- Кто такая Амбридж? — строго спросил Шенбрюнн, сложив руки на груди.
- А, извините, все время забываю, что вы здесь новенькие, — уже спокойно сказал Поттер, махнув рукой и не заметив, с какими снисходительными улыбками на лицах смотрели на него немцы. — Она вела у нас ЗОТИ в позапрошлом году. Она не учила нас никаким практическим навыкам, а только заставляла читать учебник и без конца хвалила Министерство.
- Странно, как ее вообще не уволили в самом начале учебного года, — удивился Визерхофф, в голосе его и в выражении лица чувствовалось явное осуждение, направленное не то на самого преподавателя, не то на руководство школы, попустившее подобную халатность.
- Ее навязало нам Министерство, — пояснил Гарри, — и потому ее нельзя было уволить.
- А разве не Совет Попечителей во главе с директором решает, кого брать на работу в школе? — с нотками сильного скепсиса в голосе спросил Шенбрюнн.
- Просто Дамблдор не успел найти нового преподавателя, — пожал плечами черноволосый гриффиндорец со шрамом на лбу.
- Что значит, “не успел найти”? — Шенбрюнн, постепенно приближался к Поттеру, напоминая хищника, готовящегося к броску, а его синие глаза, казалось, насквозь прожигали парня. — Не директором ли школы является многоуважаемый Альбус Дамблдор прежде всего? Не подбор ли компетентного персонала и улучшение качества образования являются его первоочередными задачами?
- Да как вы все не можете понять?! — разнервничался Гарри. — Дамблдор — единственный, кто может противостоять Вольдеморту! Вольдеморт возродился в тот год, к нему вернулись все его Пожиратели…
- И директор Дамблдор, забыв о своих прямых обязанностях, возомнил себя великим лидером Света и отправился на поиски потенциальных союзников в борьбе со Злом? — с сарказмом спросил Шенбрюнн; казалось, он точно знал, куда бить.
- Как ты смеешь говорить так о Дамблдоре?! — вскипел Поттер, выхватив волшебную палочку и направив ее на слизеринца, который будто бы и не думал защищаться, а просто стоял и смотрел с надменным видом на взлохмаченного гриффиндорца.
- Э… Не ссорьтесь! — вмешался Визерхофф. — Мистер Поттер, уберите, пожалуйста, палочку — каждый из нас все равно останется при своем мнении. Карл, я думаю, нам следует уйти — скоро начнется обед.
- Да, Лотар. Мистер Поттер, я прошу у вас прощение за то, что посягнул на ваши незыблемые ценности, — вежливо, но с чувством собственного превосходства сказал Шенбрюнн, а взгляд его вновь стал спокойно-холодным, в то время как Поттер по-прежнему тяжело дышал, а по лицу его шли красные пятна, — но также прошу вас подумать на досуге над моими словами. До встречи, — и, кивнув на прощание, покинул совятню вместе со своим другом.
* * *
Реджинальд Уоррингтон стал, пожалуй, единственным преподавателем, которого невзлюбили сразу все студенты сразу, независимо от пола, возраста и факультета. Первокурсники и второкурсники боялись его уроков до дрожи в коленках, а уходили все в слезах. Студенты же более старших курсов ходили на занятия к Уоррингтону, как на отработки, недобрым словом поминая Амбридж и Министерство. Если малышей он просто пугал, представая перед ними эдаким злодеем из детских сказок, то старших унижал, разговаривая с ними, как с ничего не понимающими малолетками, а пяти— и семикурсникам обещал завалить экзамены, чем вызвал нервный срыв у Грейнджер и смешки у Малфоя, Паркинсон, Эшли, Крэбба, Гойла и Уизли.
Как и на дополнительных спецкурсах, магглорожденных и полукровок он пересаживал на задние ряды, при этом умудрялся таким образом составлять пары, чтобы оказавшиеся за одной партой студенты испытывали друг к другу сильную неприязнь. Так, на совместном уроке Гриффиндор-Слизерин у седьмого курса Визерхофф оказался рядом с Уизли, а Шенбрюнн — с Бранау. А, увидев, что в аудитории присутствую сразу четыре немецких студента, развел получасовую лекцию об ужасном Гриндевальде, который погубил миллионы невинных душ волшебников и магглов, и “что мистеру Шонбрунну, мистеру Уизерхофу, мистеру Брейноу и мисс Кейнер должно быть безумно стыдно за столь ужасное прошлое своей страны”, и что они “должны быть благодарны, что Британское Министерство магии пошло им на уступки и разрешило окончить последний год обучения в лучшей в мире школе чародейства и волшебства Хогвартс”. Возможно, мистер Уоррингтон продолжил бы свой весьма прочувственный монолог и дальше, если бы кто-то не запустил в него невербальным “Silentium”.
На уроке у Равенкло и Хаффлпаффа по аналогичной причине он довел до слез Элизу Миллер, только выбрал уже другую тактику. Он заявил, что “сейчас среди них сидит существо с ангельской внешностью, голубыми глазами и золотыми волосами — таким когда-то был Гриндевальд”. Гриндевальд в годы учебы тоже был милым и вежливым мальчиком, но уже тогда он вынашивал в своей голове темные планы по захвату мирового господства и экспериментировал с запрещенными видами магии. Так что ребятам следует быть осторожными с немкой Миллер, дабы однажды не проснуться по ту сторону реальности или не оказаться превращенными в какого-нибудь жуткого монстра. Смит тут же бросил на девушку взгляд, полный ненависти и брезгливости, и отвернулся, остальные же хаффлпаффцы посмотрели на преподавателя с вызовом, как бы говоря “вы не даем своих в обиду”. Равенкловцы же всем своим видом показывали, что они не из тех, кому можно вешать лапшу на уши, и мнение такого человека, как Реджинальд Уоррингтон, для них не авторитет. Затем Уоррингтон прошелся по хаффлпаффской тупости и трусости, что заставляет представителей барсучьего факультета вести себя, как стадо баранов, чем вызвал взрыв негодования у Макмиллана, Боунс, Финч-Флетли и Эббот, что дало ему повод назначить отработки вышеперечисленным студентам.
В Равенкло Уорринтона тоже ждал один интересный кадр — Ассбьорн Фольквардссон. Покончив с Миллер и прочими хаффлпаффцами, профессор ЗОТИ перекинулся на бывшего студента Дурмстранга, снова вспомнив про Гриндевальда, и что в Дурмстранге до сих пор изучают Темные Искусства, и потому вышеупомянутый мистер Фолквардсон потенциально опасен для окружающих и должен пройти проверку в Министерстве с применением Сыворотки Правды.
- Профессор Уоррингтон, — возразил Ассбьорн, — вы работали в Министерстве магии и по-прежнему продолжаете работать на него. В связи с этим вам должно быть известно, что данную процедуру допроса применяют к людям, подозреваемым в совершении тяжких и особо тяжких преступлений. В чем мое преступление, профессор Уоррингтон? Если в знании Темных Искусств, которыми владеет каждый волшебник, принадлежащий к магической аристократии, то вам, мистер Уорринтон, в первую очередь следует начинать с себя, как с активно продвигающего идеи шовинизма чистокровных. А то вдруг вас заподозрят в лояльности Пожирателям Смерти? — с сарказмом произнес швед, нагло улыбнувшись.
- Молчать!!! — взревел учитель, лицо которого налилось кровью от гнева, а мохнатые усы и жидкие волосы стали дыбом. — Collar vindicans (2)! — из палочки мужчины вырвалось большое темно-красное лассо, устремившееся к дерзкому ученику.
Студенты, оказавшиеся на пути заклинания, поспешили отскочить в сторону или спрятаться под парту.
- *Scutum reversum (3)!* — сделал резкий выпад Фольквардссон, отчертив в воздухе эллиптическую фигуру, и раскаленная петля вмиг перекинулась на своего создателя.
Уорринтон схватил, было, магические путы руками, но тут же одернул их, на ладонях у него остались красные следы. Преподаватель бессильно сполз на пол, судорожно хватая ртом воздух, и без того круглое лицо его надулось и напоминало теперь перезревший помидор.
- А он не умрет? — со страхом в голосе спросил кто-то из хаффлпаффев, когда весь класс столпился вокруг незадачливого учителя ЗОТИ.
- Нет, — спокойно ответил Фольквардссон, сняв с шеи мужчины лассо. — *Incarcero!* И запомните, профессор Уоррингтон, — прошипел он, приставив к горлу палочку перепуганного донельзя преподавателя волшебную палочку, — если государство не может обеспечить обществу порядок и справедливость, общество берется за самосуд, — и эффектно взмахнув полами длинной мантии, покинул аудитории, подав пример всем остальным своим однокурсникам.
Так бы Реджинальд Уорринтон и провалялся бы до самой ночи в кабинете ЗОТИ, пока его не нашел бы кто-нибудь из учителей или Филч во время дежурного обхода замка, если не одна гриффиндорская четверокурсница, воспылавшая чувством сострадания, добра и справедливости. В итоге Уорринтон наорал на весь класс и на свою спасительницу лично, сведя смысл своих претензий к тому, что никто из молодежи не уважает преподавателей и работников Министерства, и назначил всем отработки.
О да, Реджинальд Уорринтон был охоч до наказаний. Он совершенно не испытывал любви к тому или иному факультету и одинаково снимал со всех баллы — чем больше, тем лучше. Отработки он также назначал пачками, за что поднялся в глазах школьного завхоза просто до невероятных высот. Не так посмотрел, не то сказал — все, штраф. Строчки (противные студенты оказались слишком умные и заявили, что Кровавое перо используется только для подписания договоров и написания кодексов, но никак не для рутинных наказаний, так что пришлось обойтись обычными перьями), мытье коридоров и туалетов, чистка совятни, уборка дворов — Филч ходил довольный и светился радостью, как начищенный галлеон, наблюдая за тем, как эти малолетние оболтусы натирают до блеска полы, унитазы или таблички в Зале Славы. Правильно, ручками-кучками, без всякой магии.
Студенты, правда, тоже не оставались в долгу. Эльфы, которым тоже нередко доставалось от нового учителя, с радостью согласились подсыпать к нему в чай слабительное, перечный порошок и прочие интересные снадобья, дабы обеспечить веселую жизнь. Не проходило и дня, чтобы Уоррингтон не мотался без конца в туалет на потеху всей честной публике, не изрыгал пламя, подобно дракону, или не говорил голосом младенца. Немалый вклад в борьбу с министерским преподавателем вносил и школьный полтергейст Пивз, который закидывал мужчину чернильницами, разливал на его пути смолу или масло, подставлял подножки на лестницах или же просто громил класс во время урока. Уоррингтон пыхтел изо всех сил, обстреливая мерзкого полтергейста разнокалиберными заклятиями, но оказалось, что на мерзкого призрака ничего не действовало, а весь класс, прячась под партами от пикирующего истребителем Пивза, дружно смеялся над преподавателем, и их не останавливали ни снятые баллы, ни назначенные наказания.
Не лучшим образом отношения Реджинальда Уорринтона складывались и с коллегами. МакГонагалл общалась с ним строго и холодно, но, по большей части, просто игнорировала его присутствие. И она не собиралась назначать своим львятам отработку за то, что это якобы они подговорили Пивза напасть на бедного учителя ЗОТИ в темном коридоре. Снейп также демонстративно игнорировал Уорринтона, но если вынужден был с ним разговаривать, то выражение его лица принимало такой вид, будто его обладатель только что съел целый лимон. Сам же бывший чиновник чувствовал себя, будто его выставили идиотом, и начинал прилюдно возмущаться, не задумываясь даже, что аналогичным образом он ведет себя со студентами. Спраут, эта толстая баба в грязных лохмотьях, наслушалась своих трусливых молокососов, и теперь обвиняла его, Реджинальда Уоррингтона, поверенного самого министра магии, что он плохо обошелся с ее драгоценными барсучатами. Но хуже всего обстояли дела с Флитвиком, деканом этого мелкого недопожирателя Фольквардссона. Здесь следует отметить, что после памятного первого урока Уоррингтон отстранил равенкловца и от занятий, фактически обеспечив ему незачет по своему курсу, и вместо этого назначил отработки с Филчем. Флитвик же, хотя и признал, что его студент перегнул палку, считал, что Уоррингтон сам спровоцировал Фольквардссона, попытавшись применить к нему темное заклинание, и что со стороны того же Уорринтона было крайне непедагогично оскорблять студентов из-за национальной принадлежности или предыдущего места учебы, и, тем более, настаивать на проверке в Министерстве. Также, заметил декан Равенкло, он, будучи Мастером дуэльного искусства, может лично аттестовать мистера Фольквардссона или пригласить независимых преподавателей. А Дамблдор лишь добродушно хлопал Реджинальда по плечу и говорил, что ему необходимо еще немного подождать и притереться.
Как и на своем самом первом занятии, Уорринтон вторую половину урока отводил на отработку практических навыков, лично распределяя студентов по парам. Он поставил сражаться друг против друга Шенбрюнна и Визерхоффа, но, к его удивлению, оба парня держали стабильную ничью и, кажется, не собирались ссориться. Буллстоуд и Кайнер… казалось бы, даже такая неповоротливая корова, как Буллстоуд, должна была в два счета разделаться с магглорожденной полусквибихой, но почему-то именно чистокровная Буллстоуд постоянно валялась на полу, а Кайнер откровенно скучала, будто для нее победить волшебника, во много раз превосходящего ее по силам, это как щелкнуть пальцами. Мало того, Буллстоуд не брезговала помощью магглокровки, чтобы подняться с пола. Дуэль Бранау и Поттера — “Догоню, убью, зарежу”, иначе не назовешь, но Уоррингтон совершенно не собирался вмешиваться в их поединок. Миллер же, сражавшейся с Голдстейном, он, напротив, постоянно говорил, что она бьет слишком слабо, а Голдстейну усиленно напоминал о том, что наверняка это именно ее дед убил или держал в концлагере его деда. И, стоило девушке вложить в заклинание чуть больше силы, а парню — не успеть увернуться или выставить щит, как Уоррингтон тут же заводил старую волынку о злобных немцах, мечтающих захватить мировое господство еще со времен Гриндевальда. Девчонка вся в слезах, пацан разъярен, как некормленый соплохвост — рецепт для счастья прост. Но и этого новому учителю ЗОТИ, желающему стравить между собой всех учеников, показалось мало. А что будет, если поставит вместе Бранау и Кайнер? Ведь в журнале написано, что их “ни в коем случае нельзя объединять для работы в команде”. Это надо было видеть, как слизеринцы пытались защитить свою грязнокровку — смешно просто. Но что могут сделать эти желторотые сопляки, которым больше нечем похвастать, кроме как богатенькими папочками или еще какими-нибудь родственниками в Азкабане, против него, Реджинадьда Уорринтона, наделенного властью над ними? Решено дуэли быть — значит, быть. И, если начиналась дуэль, как в случае с Поттером, традиционной игрой “Догоню, убью, зарежу”, то к концу ее весь класс ЗОТИ был разгромлен и едва не сожжен, а сам преподаватель валялся под столом без сознания.
Студенты жаловались своим деканам и лично подавали директору петиции о замене преподавателя, заходя иногда в кабинет целыми группами. Выслушав пару таких прошений, директор сменил пароль на входе в свой кабинет и стал игнорировать записки с предупреждением о визите, стараясь на это время вообще исчезнуть из Хогвартса по каким-нибудь делам — ведь он не может не иметь объективную и уважительную причину, чтобы не принять учеников. Жаловались на Уоррингтона и учителя, но Дамблдор лишь добродушно улыбался и продолжал поглощать любимые лимонные дольки, не забывая делиться ими с любимым фениксом Фоуксом. Как объяснил директор, “все под контролем”, и “мистер Уоррингтон ничем не хуже любого из бывших до него преподавателей”. Методы мистера Уоррингтона, как считал Дамблдор, обеспечивают детям воспитание “от противного”, учат их терпению, а также выработке собственной инициативы и активной гражданской позиции, и никакие доводы своих старых подчиненных не могли заставить умудренного сединами старца изменить свое мнение. И лишь конверт с печатью немецкого Министерства магии, содержащий короткое письмо, сообщавшее о предстоящем визите господина Геннингена и господина Шварца, заставил директора Хогвартса слегка убавить свой оптимистический настрой.
Здесь следует отметить, что именно немецкие студенты Визерхофф и Шенбрюнн были инициаторами петиций за увольнение Уоррингтона. “Если мы сами не начнем говорить об этой проблеме и пытаться ее решить, то никто не станет это за нас! — говорил Лотар перед собранными в выручай-комнате студентами Гриффиндора, Хаффлпаффа и Равенкло. — Они увидят, что мы молчим, и просто сделают вид, что все замечательно. А так они, по крайней мере, не смогут проигнорировать нас!” Что же касается змеек, то они регулярно писали домой, и потому их родители, часть которых состояла в Совете Попечителей, лучше многих знали о том, что творится в школе.
Были собраны подписи под письма директору Хогвартса, в Совет Попечителей и в Отдел международного магического сотрудничества Британского Министерства магии. Однако результаты проведенной акции весьма разочаровали учеников. Дамблдор, угостив юных волшебников чаем с лимонными дольками, доступным языком объяснил, что нужно быть терпимее, и что только лишь прохождение человека через трудности делает его душу более светлой и возвышенной. Совет Попечителей прислал ответ, что они не могут ничего сделать, поскольку Уоррингтон был назначен напрямую министром Скримжером, а директор Дамблдор не дал определенной резолюции по некомпетентному преподавателю. Но лучше всех выделилось Министерство магии, которое прислало свое письмо с обещаниями разобраться в сложившейся ситуации уже тогда, когда судьба Реджинальда Уоррингтона была решена окончательно и бесповоротно.
* * *
После предупреждения своего друга Визерхофф стал более внимательно наблюдать за Грейнджер и старался не говорить с ней без надобности и, тем более, не касаться ее лишний раз, даже если поблизости не было Уизли. Лотар не обладал, подобно Карлу, способностью считывать поверхностные эмоции и мыслеобразы, однако от него не укрылось, что староста Гриффиндора стала слишком вялой и апатичной, буквально через силу выполняющую свои обязанности, часто грустила. Будто уже не осталось ничего от той уверенной в себе и целеустремленной девушки, обожающей учебу и считающей себя во всем правой. Едиснтвенными, кто мог ее расшевелить, были ее друзья, но если Поттер пытался поднять ей настроение, придать уверенности, убедить в том, что она им нужна, то оба Уизли, наоборот, культивировали в ней негативные чувства. Что она должна уделять время друзьям, а не избегать их. Что она не должна портить им настроения из-за какой-то “В” по трансфигурации. И вообще, ей стоило прийти на стадион и поболеть за Рона, а не сидеть опять со своими книжками.
Лотар решительно не видел никакой связи между изменениями, происходящими с гриффиндорской уж не-отличницей, и своей собственной персоной, и объяснял для себя ее странное поведение тем, что ее не уважают так называемые друзья, и она просто запуталась между своими собственным потребностями и желанием сохранить дружбу. Тем не менее, он считал нужным ей помочь, и потому решил поговорить с профессором МакГонагалл.
- Добрый вечер, профессор МакГонагалл, — сказал Визерхофф, поклонившись деканессе, — я могу войти?
- Да, мистер Уизерхоф, садитесь, пожалуйста, — МакГонагалл указала жестом на кресло около ее стола.
- Благодарю, мадам.
- Мистер Уизерхоф, надеюсь, проблема, о которой вы собираетесь мне рассказать, действительно серьезна и не касается ваших постоянных ссор с мистером и мисс Уизли, — строго сказала МакГонагалл, пристально посмотрев на студента из-за своих прямоугольных очков.
- Да, профессор. Я считаю, что мисс Грейнджер больна, и ей необходимо обследоваться у колдомедика, — ответил Визерхофф, смотря прямо в глаза своей деканессе.
- Мисс Грейнджер — больна? — искренне удивилась преподавательница трансфигурации. — Да, она стала достаточно рассеянной и невнимательной в последнее время, но это из-за того, что она стремится наладить отношения с мистером Уизли, — казалось, женщина искренне верила в то, что говорила.
- А еще она слишком подавлена и часто грустит, в том числе, и в присутствии Уизли, — Визерхофф хотел добавить, что сами Уизли и доводят девушку до такого состояния, но сдержался, решив, что не стоит нападать на любимчиков директора, и теперь нервно постукивал пальцами по подлокотнику. — Я думаю, что мисс Грейнджер может находиться под действием какого-нибудь заклинания или зелья. У нее ведь есть недоброжелатели, не так ли?
1) На дополнительный спецкурс по трансфигурации ходят: Гермиона Грейнджер, Лотар Визерхофф, Майкл Корнер, Терри Бут, Падма Патил. Дополнительные занятия по зельеварению посещают: Карл Шенбрюнн, Анна Кайнер (Лапина), Теодор Нотт, Блейз Забини, Гермиона Грейнджер, Сьюзен Боунс, Элиза Миллер, Ассбьорн Фольквардссон, Энтони Голдстейн, МорагМакДугал. Гербология: Невилл Лонгоботтом, Ханна Эббот, Элиза Миллер, Сьюзен Боунс, Меган Джонс. ЗОТИ: Гарри Поттер, Рон Уизли, Невилл Лонгоботтом, Дин Томас, Симус Финниган, Джастин Финч-Флетчли, Эрни Макмиллан, Захария Смит. На заклинания ходят все остальные. На дополнительных занятиях по заклинаниям уделяется больше внимания бытовым чарам, а также повторению и закреплению уже изученного материала. В понедельник идут спецкурсы одновременно по зельям, заклинаниям, трансфигурации и ЗОТИ. Соответственно, те, кто записался сразу на два спецкурса, идущих в одно и то же время, посещают их по очереди, чередуя в своем расписании по неделям.
2) (лат.) Петля карающая! Целенаправленное заклинание, принимающее вид лассо, которое накидывается на шею противнику, причиняя болезненные ощущения. Применяется для показательных наказаний, имеющих цель унизить объект. Кроме того, петлю невозможно снять руками — она сразу начинает обжигать, так что провинившегося, не сумевшего отразить петлю, необязательно даже связывать. Заклинание, хоть и не является энергоемким и не относится к категории Непростительных, невозможно поглотить или отразить простым щитом.
3) (лат.) Щит обращенный! Перенаправляет целенаправленное заклинание обратно на пославшего.
Сообщение отредактировал triphenylphosphine - Среда, 07.03.2012, 22:13
МакГонагалл напрягла память. Недоброжелатели у мисс Грейнджер? Естественно, мистер Малфой и мисс Паркинсон. Да что там, весь Слизерин: они никак не могут принять, что магглорожденная волшебница учится лучше их. Надо будет поговорить с Северусом, а, еще лучше, с Альбусом, чтобы допросить всех слизеринцев. Кто еще мог навредить мисс Грейнджер, если не из-за учебы? В прошлом году мистер Уизли нравился мисс Браун. Мистер Уизли вот уже третий год, как вратарь гриффиндорской команды по квиддичу, так что внимание противоположного полу к нему не удивительно. Кто-то из девушек, возможно даже Гриффиндора? Как бы декану львиного факультета ни была противна мысль, что кто-то из ее подопечных может опуститься до столь подлого поступка, она, тем не менее, не отбросила ее, зная уже, что и среди хороших людей могут быть предатели — взять, например, Питтегрю — а такой был когда-то тихий и скромный мальчик…
- Вы уверены, мистер Уизерхоф? — с беспокойством в голосе спросила МакГонагалл, вынырнув из собственных мыслей. — На территории Хогвартса запрещены Непростительные заклятия.
- Я думаю, вы знаете, профессор МакГонагалл, что все многообразие темной магии не ограничивается всего тремя плохими заклинаниями, — понизил голос Визерхофф, искоса поглядев на деканессу. — Некоторые заклятия, как зелья, насколько мне известно, не причиняют сильного физического вреда при единичном применении, но могут вызвать “эффект накопления” при довольно частом наложении.
Заклятие многократного наложения?.. Наверняка бы это кто-нибудь заметил… “Oblivium”? Оно очень сложное и не под силу обычному ученику, если, конечно, в школе не завелся кто-нибудь, претендующий на месте Того-кого-нельзя-называть. МакГонагалл помнила, сколько времени у нее ушло на то, чтобы овладеть Заклятием Забвения в совершенстве, и она умела использовать его лишь по одной схеме — по долгу службы, а не ради собственной славы, как это делал фанфарон Локхарт. Заместитель директора Хогвартса применяла “Oblivium” исключительно для блага самих учеников и их родителей: эти глупые магглы просто не понимают, на что обрекают своих детей, отказываясь отдать их в специальную школу чародейства и волшебства, туда, где их настоящий дом.
В любом случае, слишком маловероятно, чтобы этим заклинанием владел кто-то из учеников, значит, остаются женские спальни и туалеты, следовательно, это сделал, если сделал, кто-то из Гриффиндора. С зельем проще — его можно подлить в питье во время трапезы. Но рядом с мисс Грейнджер сидят только ее друзья — мистер Поттер, мистер и мисс Уизли. Исключено, чтобы это сделал кто-нибудь из них, невозможно…
- И почему вы рассказали об этом мне, а не мисс самой Грейнджер или ее друзьям?
- Я помню ваше наставление, профессор МакГонагалл, и стараюсь не провоцировать Уизли, насколько это возможно, — с раздражением проговорил Лотар, — а это непременно случилось бы, стоило мне приблизиться к мисс Грейнджер ближе, чем на расстояние вытянутой руки. — К тому же, я считаю, что мисс Грейнджер слишком горда и самонадеянна и никогда не признается в том, что ей необходима помощь. Вас же она уважает как декана и как учителя. Как декан, вы отвечаете за здоровье и безопасность вверенных вам учеников, и потому у мисс Грейнджер не должно вызвать возражений ваше решение провести обследование…
- Вы хотите использовать меня, чтобы проверить ваше основанное на домыслах предположение? — прошипела МакГонагалл. — Это не делает вам чести, мистер Уизерхоф. Такое поведение было бы нормальным для слизеринца, но не для студента Дома Гриффиндор, — интонации ее стали возвышенными.
- Мадам, я не имею никаких корыстных мотивов ни к вам, ни к мисс Грейнджер, ни к кому-либо еще из учеников или учителей, — твердо сказал Визерхофф, лицо которого стало белым, как мел, что свидетельствовало о едва сдерживаемом гневе.
Юноша встал с кресла — он теперь достаточно возвышался над своей преподавательницей, сидевшей за столом прямо напротив него.
- И я бы сам лично отвел мисс Грейнджер в Больничное крыло, если бы она согласилась на это добровольно, а ваши любимые Уизли не устроили бы после этого очередной скандал, разгромив половину Гриффиндорской гостиной.
Визерхофф практически нависал над деканессой, смотря ей прямо в глаза, а его слова грубо врезались с сознание, словно претендуя на роль очевидных и непреложных истин.
- Но, к сожалению, мне этого не дождаться, а потом может быть слишком поздно, чтобы что либо исправить. Поэтому я прошу вас, профессор МакГонагалл, как человека имеющего власть, вмешаться, пока еще есть время, и вашей ученице еще можно помочь.
Парень отстранился и отошел на пару шагов назад — МакГонагалл по-прежнему сидела в кресле и смотрела на него, как громом пораженная — настолько большими и перепуганными казались ее глаза.
- Прошу прощения, профессор МакГонагалл, что отнял у вас время и повел себя несколько непочтительно по отношению к вам, — парень попытался успокоиться, но в голосе его чувствовался едва заметный сарказм. — Хорошего вам вечера, профессор МакГонагалл, — и, поклонившись, вышел за дверь, не дожидаясь разрешения.
- Поппи, вы знаете, что с ней? — с беспокойством в голосе спросила декан Гриффиндора, когда школьный колдомедик закончила с диагностическими заклинаниями.
Лучшая ученица школы Гермиона Грейнджер все это время послушно лежала на одной из кроватей в лазарете, наблюдая за замысловатыми движениями палочки мадам Помфри и чувствуя то легкое покалывание в разных частях тела, то разогрев, то волну холодного свежего воздуха. Девушка никак не могла взять в толк, почему профессор МакГонагалл решила вдруг устроить ей медицинский осмотр, ведь она никогда не жаловалась на какие-либо недомогания, вела здоровый образ жизни и правильно питалась, насколько это было возможно в Хогвартсе. В итоге девушка удовлетворилась собственным объяснением, что профессора МакГонагалл беспокоят ее снизившиеся оценки, которые декан Гриффиндора могла связать с состоянием здоровья своей ученицы, и хмурый взгляд колдомедика, казалось, лишь подтверждал данную гипотезу.
- Мисс Грейнджер, я должна задать вам несколько вопросов для уточнения диагноза, — сказала мадам Помфри самым серьезным тоном.
- Да, хорошо, — Гермионе почему-то не было страшно, хотя она знала, что ничего хорошего ждать не стоит.
- Вы замечали за собой в последние две-три недели слабость, отсутствие интереса к происходящему? Были ли у вас приступы депрессии?
Девушка молчала, переводя недоверчивый взгляд с декана на колдомедика.
- Мисс Грейнджер, в ваших интересах ответить на вопросы как можно более подробно и честно, — строго сказала мадам Помфри. — Вас никто не будет ругать, если вы совершили ошибку где-то. Все сказанное вами не покинет пределов больничной палаты.
- Вы можете доверять мне, мисс, Грейнджер, — сказала МакГонагалл, посмотрев в глаза своей лучшей ученице и взяв ее за руку; Минерва понимала, что девочка боится именно ее, и потому поспешила перейти на более короткую психологическую дистанцию — старшая подруга, не декан.
Гриффиндорка молча кивнула в ответ.
- Да, мадам Помфри, мне действительно кажется, что все, к чему я стремилась ранее, это ничто, не имеет смысла. Ни учеба, ни карьера… Но, хуже всего, я удивляюсь, почему я раньше только в этом видела смысл своей жизни. Мне страшно!.. — девушка схватилась за щеки, по которым уже текли соленые дорожки.
Преподаватель трансфигурации и колдомедик сочувственно переглянулись.
- Мисс Грейнджер, почему вы раньше ко мне не обратились с вашими симптомами?
- Я думала, что это само пройдет… Что это нечто вроде переоценки ценностей, когда все переворачивается с ног на голову, а потом вновь становится на свои места…
- Вот, выпейте, мисс Грейнджер, — колдомедик подала девушке стакан с успокаивающим зельем, которое та послушно опрокинула в рот. — Большинство заболеваний часто переходят в запущенную стадию именно потому, что большинство пациентов, подобно вам, глупо считают, что “само пройдет”, или начинают заниматься самолечением, собирая себе еще больше болезней, — назидательно-осуждающим тоном добавила женщина, в то время как девушка еще больше сжалась внутренне: очередной человек назвал ее глупой.
- Мисс Грейнджер, откуда это у вас? — поинтересовалась МакГонагалл, заметив в руках у студентки белый батистовый платок с вышитыми на нем инициалами “L.W.” — Что у вас с мистером Уизерхофом?
- Ничего, — выпалила Грейнджер, широко распахнув глаза; она уже и забыла, что Лотар оставил ей этот платок пару недель назад. — Он просто дал мне его, когда я однажды расплакалась, и потом забыл забрать, а я забыла вернуть.
МакГонагалл кивнула, показав, что ее удовлетворил такой ответ.
- Мисс Грейнджер, — тон мадам Помфри вновь стал обеспокоенно-серьезным, — испытывали ли в этот же промежуток времени резкие перепады настроения, эмоциональные всплески, галлюцинации, выпадения из реальности?
Девушка помедлила прежде, чем снова ответить, продолжая мять белый платок в руках.
- Да, я иногда… — Гермиона боялась рассказывать о своих грезах с участием одного рыжего гриффиндорца: если мадам Помфри и не было никакого дела до личной жизни ее пациентов, то профессор МакГонагалл уж точно не одобрила бы странное влечение своей подопечной к чистокровному иностранному студенту. — Я вижу странные сны… яркие, красочные, эмоциональные. Они дарят ощущение невероятного счастья и эйфории. Иногда я проваливаюсь в них даже днем, во время уроков, но я не знаю, что их вызывает, — не моргнув, соврала гриффиндорка.
- К сожалению, мисс Грейнджер, ваши слова лишь подтвердили мое изначальное предположение, — сказала колдомедик, учительница и ученица обратили заинтересованные взгляды в ее сторону, — вас травят модифицированным вариантом Амортенции, более опасным и труднее распознаваемым.
- Что?!
- У вас нарушен гормональный фон, что вызывает резкие перепады настроения, а также сильно повышает либидо, которое, за неимением выхода, приводит к депрессии и тоске по субъекту приворота, а также переоценке ваших ценностей. Ваши же провалы в мир грез в дневное время обусловлены по-видимому тем, что вы случайно касаетесь или встречаетесь взглядом с субъектом приворота, — объяснила мадам Помфри.
- Но это невозможно! — возразила декан Гриффиндора. — Мисс Грейнджер встречается с мистером Уизли! Ее… кхм… либидо имеет выход, — добавила она, покраснев.
- Но не с тем человеком, с которым она хотела бы… — заключила мадам Помфри, направившись к себе в кабинет за лекарством, совершенно не заметив, каким потрясенным взглядом проводила ее МакГонагалл и обреченным — Грейнджер.
- Вот наиболее подходящее противоядие и инструкция по применению.
- Спасибо, мадам Помфри, — Гермиона аккуратно взяла хрустальный флакон с голубовато-сиреневым зельем и сложенный лист пергамента.
- Строго следуйте инструкции, ни в коем случае не пропускайте приемы зелья, но и не повышайте дозировку, иначе вам не хватит до окончания курса лечения, — назидательным тоном произнесла колдомедик. — Зелье сложно в приготовлении, в его состав входят редкие ингредиенты, так что я попрошу вас обращаться с ним как можно бережнее и не допустить, чтобы хоть одна его капля пропала зря.
- Большое спасибо, мадам Помфри. Я постараюсь следовать всем вашим советам.
Еще никогда за последнее время Гермиона Грейнджер не чувствовала себя столь легко и уверенно. Из головы исчез туман, и отступила безнадежность. Девушка вновь готова была идти дальше и покорять новые вершины знаний. Увидев, как ужасно скатились ее оценки, Гермиона принялась учиться с удвоенным упорством и выходила из библиотеки лишь для того, чтобы сходить на уроки, поесть в Большом Зале и переночевать в Гриффиндорской башне. А заодно решила и мозги своим непутевым друзьям вставить, к явному неудовольствию последних. Особенно же злился Рон — Гермиона, вместе того, чтобы полизаться где-нибудь в укромном углу, снова сидит за книжками, практически не обращая на него никакого внимания.
Гермиона действительно стремилась взять на себя максимальную нагрузку, чтобы просто не было времени и сил думать еще о чем-то, кроме учебы. Не смотря на регулярный прием противоядия, Лотар Визерхофф ни в какую не хотел покидать мысли гриффиндорской отличницы. Нет, она не испытывала дикое желание отдаться ему лишь при одном его виде или случайном соприкосновении, и не предавалась с ним порочной связи во сне — ибо вообще не видела снов. Но сохранилось нечто похожее на уважение… симпатию, восхищение? И Гермиона не знала, как это можно объяснить, и как вести себя перед самим Визерхоффом.
Друзьям, которых, естественно заинтересовала, для чего это ее вызывала МакГонагалл, девушка рассказала в тот же вечер подредактированную версию мадам Помфри, а именно что кто-то постепенно травил ее каким-то ядом замедленного действия. Ей ни к чему была сейчас ссора с Роном и Джинни, а потом их разборки с Визерхоффом на виду у всех — этого не избежать, учитывая их взрывной характер. Гарри и Рон, услышав рассказ о яде, не мудрствуя лукаво, поспешили обвинить во всем Малфоя — тот всегда завидовал их подруге, что она, будучи магглорожденной ведьмой, лучше учится и знает больше заклинаний, чем он, чистокровный сноб. Джинни же предположила, что это кто-то из девушек, скорее всего, Паркинсон — она подстилка Малфоя и что угодно для него сделает, да и сам способ покушения явно женский — медленно травить, бить по самым больным местам, а также поинтересовалась противоядием. Через пару дней зелье мадам Помфри перестало действовать, как надо.
* * *
- Клаус, в Хогвартсе творится какой-то беспредел!
Геннинген, еще не отошедший от прочитанного, сразу же поспешил доложиться начальнику, перед которым стоял теперь, тяжело дыша и утирая пот со лба.
- Сядьте и успокойтесь, Отто, — властным тоном сказал Шварц, подойдя к уже известному стеклянному серванту.
Геннинген послушался и сел в кресло. На стол перед ним опустился стакан с водой, который мужчина тут же осушил. Вода была приятная, холодная, с едва заметным мятным привкусом.
- А теперь рассказывайте все по порядку, — Шварц вернулся на свое место и сложил руки замком, посмотрев на своего подчиненного.
Взгляд его был спокойным и не менее властным, чем голос, даже царственным. Казалось, перед этим человеком должны расступиться любые моря и горы, он просто с легкостью перешагивает через любые препятствия и трудности.
- Учитель ЗОТИ в Хогвартсе… — выпалил Отто и снова выпил воды.
- Что с ним не так, Отто? — спросил Клаус, искоса посмотрев на Геннингена.
- Визерхофф и Шенбрюнн пишут, что некий Регинальд Уоррингтон совершенно не владеет чувством меры и навыками педагогики. Ученикам постоянно приходится терпеть от него оскорбления вследствие их принадлежности к определенной культуре или Дому. Сами ученики получают на его уроках минимум знаний и практических навыков, а его лекции напоминают больше агитационную программу Министерства. Вот список правил, которые Уоррингтон зачитывал студентам на первом же уроке, и копия его же первой лекции.
Шварц взял пергамент и несколько раз пробежал его глазами, то и дело хмурясь и морща лоб.
- Насколько я понял, у наших студентов прошел только один урок к тому моменту, как они отправили письма? — спросил начальник Отдела образования.
- Да. Я видел их расписание. В противном случае совы не долетели бы к сегодняшнему дню. Визерхофф и Шенбрюнн пишут также, что опросили студентов других курсов — у них Уоррингтон ведет уроки точно так же. Коллективное прошение директору ничего не дало: насколько я понял, Дамблдор не собирается менять преподавателя.
- Уоррингтон преподавал раньше в Хогвартсе? — задумчиво спросил Шварц, перейдя к чтению нуднейшей лекции, посвященной особой роли Британского Министерства магии в борьбе со злом и важности Статута о Секретности.
- Нет. Карл Шенбрюнн пишет, что, по словам других учеников, преподаватели ЗОТИ в Хогвартсе меняются каждый год.
- Причина известна?
- Говорят, на должность наложено проклятье. Кроме того, к концу учебного года про каждого из преподавателей выяснялись какие-нибудь нелицеприятные подробности?
- Даже так? — скептически спросил Шварц, коснувшись пальцами подбородка. — Похоже, нам предстоит решать на одну проблему больше, — снова задумчиво произнес он в сторону. — Британцам свойственно лишь их плодить, но не искать достойное решение… Отто, вы уже ответили на письма Шенбрюнна и Визерхоффа?
- Да, Клаус, — уже спокойно ответил Геннинген. — Я написал уже, что мы разберемся в данной ситуации во время планового визита в Хогватс, который будет проходить с 29 сентября по 3 октября сего года. Кроме того, я послал соответствующее уведомление в Хогвартс.
- Вы все сделали правильно, Отто. Можете быть свободны.
- Благодарю. Хорошего вам дня, Клаус.
- И вам, Отто.
Дело Анны Кайнер вновь уступило позиции по приоритетности.
* * *
Раннее утро. Чуть заалел восток, но по-прежнему еще темно, а небо напоминает своим цветом разлитые чернила. Черными великанами кажутся окружающие замок горы, и черными силуэтами выделяются шпили и башни на фоне постепенно светлеющего неба. Сереет. Еще спать и спать, хотя бы еще час, но гриффиндорская отличница Гермиона Грейнджер уже на ногах. Она с детства привыкла вставать рано, и сегодняшний день был не повод нежиться в постели дольше положенного. Ровно заправила кровать, так чтобы на покрывале не осталось ни единой складочки и, распахнув окно, чтобы комната наполнилась свежим утренним воздухом, направилась в ванную, где, как следует, умылась, чтобы окончательно согнать с себя остатки сонливости, и потом долго чистила зубы, тщательно следуя рекомендациям своих родителей-стоматологов. Попыталась расчесать волосы, но тут же бросила сие неблагодарное занятие — ее длинные каштановые кудряшки настолько спутались, что их проще было срезать, чего девушка категорически не хотела.
Недовольно хмыкнув, Гермиона вернулась в спальню — надо было переодеться в форму и почитать чего-нибудь, пока друзья не проснулись — и потому испытала немалое удивление, увидев на подоконнике серую ушастую сову. Птица приосанилась и важно ухнула, призывая уделить себе внимание. К лапам ее была привязана небольшая посылка, обернутая в почтовую коричневую бумагу.
- Это мне? — искренне удивилась девушка, кинув вороватый взгляд в сторону соседок — не хватало еще, чтобы они проснулись и устроили разборки на тему “кто кому спать мешает”.
Сова еще раз ухнула, и Гермиона отвязала посылку. “Кто бы это мог быть?” — вертелось у нее в голове. Гермиона действительно ожидала подарков, ибо сегодня был день ее рождения. Однако родители не могли ничего ей прислать, ибо, будучи магглами, не могли попасть в Косой переулок. А подарки от друзей — не стоит ждать раньше обеда. Гриффиндорка была всегда рада им, особенно тем, что дарил Гарри — он словно чувствовал, что нужно его подруге, — но также подозревала, что все они закупаются в Хогсмиде путем прогуливания уроков.
Развернула бумагу — книга в твердой кожаной обложке с позолоченным теснением, а к ней белой атласной лентой привязаны белая роза и записка. К щекам девушки тут же прилил румянец: ей очень льстило подобное внимание, тем более что удостаивалась она его крайне редко. Так-так-так… “Практическое применение неевклидовой геометрии в нумерологии заклинаний”, новое издание, ограниченный тираж, на английском языке. Гермиону словно пробил заряд тока, и она, прижав книгу к груди, закружилась по комнате — он любит ее. Но тут же остановилась — не время предаваться пустым мечтам. По щекам текли слезы — она догадывалась, сколько стоят такие книги в магическом мире, и прекрасно понимала, что он не должен был делать это ради нее, ведь они совершенно чужие друг другу люди и уже столько раз ссорились. Взяла записку — знакомый аккуратный почерк с сильным наклоном вправо.
“Мисс Грейнджер, поздравляю Вас с днем рождения и надеюсь, что сей скромный подарок немного скрасит Вашу жизнь и загладит мою вину перед Вами. Используйте Ваш потенциал с умом и учитесь видеть дальше привычных границ мироздания, ищите свой собственный путь в этом вире — Вы достойны большего, нежели то, чем Вы довольствуетесь сейчас.
С наилучшими пожеланиями, Лотар Г. Визерхофф.”
Сегодня он снова ей снился… Он целовал ее, зарывшись пальцами в ее непослушнее кудри, блуждал руками по ее спине, заставляя выгибаться, подставлять свое тело ласкам… “Чушь!” — подумала девушка, резко мотнув головой, и налила к себе в стакан положенное количество капель лекарства. Наваждение спало, но осталась сладкая и ноющая истома. Гриффиндорка взяла книгу и, открыв ее на “Введении”, села на кровать. Глаза блуждали по строчкам, а мозги лихорадочно работали. Роза, срезанная явно совсем недавно, за неимением ничего лучшего, красовалась в мензурке, трансфигурированной в вазу, и красные лучи восходящего солнца причудливо играли на ее лепестках. Мисс Грейнджер задумалась.
Симпатия и уважение… Когда реальность удалось отделить от снов и фантазий, навеянных неизвестным ядом, Гермиона поняла, наконец, что именно эти чувства и испытывает к Визерхоффу. Почему? Он уважает ее: и как умного человека, и как девушку, что было вдвойне приятно. Он много помогает ей, подмечает, когда ей плохо, ему действительно на нее не наплевать, как это могло показаться вначале. Девушка со стыдом вспоминала сейчас их прилюдные ссоры в Гриффиндорской гостиной: она обвиняла Визерхоффа во всех грехах, он срывался в ответ на Рона, ходили слухи, даже туалет чуть не разнес, но при этом ни разу не сказал ей грубого слова. Он умный и серьезный молодой человек, с ним есть, о чем поговорить, у них во многом совпадают интересы. И если бы Гермиону Грейнджер спросили, хочет ли она подружиться с Лотаром Визерхоффом, она точно ответила бы: “Да!”, нисколько не беспокоясь о том, что подумают о ней Рон и Джинни.
Гермиона прочитала уже все введение и перешла к первой главе, как на подоконник, громко хлопая крыльями, опустилась вторая сова, к лапам которой также был привязан увесистый прямоугольный сверток.
- Грейнджер, что за шум? — спросила Лаванда спросонья. — Ты опять окно открыла?
- Что за шум? — проснулась Парвати, натягивая одеяло до самого носа. — О, Гермиона, тебе подарили цветок! — сон с девушки как рукой сняло, как только появилась новая тема для сплетен. — Кто?
- Тайный поклонник, — Грейнджер сама удивилась взявшейся в ее голосе кокетливости.
- Откуда? — глаза Лаванды стали размером с галлеон: было ясно, что никто в здравом уме не станет встречаться с такой зубрилой, как Грейнджер, и тот факт, что этой зубриле удалось-таки завоевать сердце Бон-Бона, классного игрока в квиддич и просто замечательного парня, гриффиндорка списала на их давнюю дружбу.
- Видишь ли, Лаванда, — деловым тоном проговорила Гермиона, — некоторым парням нравятся не только красивые девушки, но и еще и умные.
Одного обломанного взгляда Браун и недоуменного Патил было достаточно, чтобы почувствовать свою маленькую, но все-таки победу. Подождав, пока две главных гриффиндорских красавицы уйдут в ванную, Грейнджер развернула вторую посылку, которой оказалась книга по использованию рун в защитной магии.
“Дорогая Гермиона, — гласила записка, — поздравляю тебя с днем рождения и желаю тебе любви и счастья. Знай, чтобы ты не решила, я обязательно поддержу тебя. Ты всегда можешь мне доверять, моя сестричка.
Твой друг и названый брат Гарри.
P.S. Надеюсь тебе понравится подарок. Я очень долго выбирал его.”
У девушки вновь побежали слезы из глаз — хорошо, что Лаванда с Парвати этого не видят. Гарри… друг, брат. Ей всегда с ним тепло и уютно, он всегда готов ее выслушать и заботиться о ней. Такой родной… Гермиона всегда хотела иметь младшего брата или сестру, чтобы учить их, помогать осваивать первые шаги в жизни, заботиться, но ее родители были слишком заняты карьерой, чтобы думать всерьез о еще одном ребенке, хотя уделяли своей единственной дочери достаточно тепла и внимания.
В любом случае, Гермиона была рада обоим подаркам и проявлению заботы со стороны своих одноклассников, на которую, в общем-то, и не смела рассчитывать. Пролистала книгу — знакомое оформление. Посмотрела издательство — “Jenaere Magische Universität”, как в “Неевклидовой геометрии”. Понятно, значит, Гарри посоветовался с Визерхоффом. Настроение гриффиндорки заметно поднялось и обещало быть хорошим весь день — она получила именно те подарки, которые хотела, и уже, как минимум, один ее друг не будет против, если она начнет общаться с рыжим аристократом.
Схватив “Неевклидову геометрию” под мышку, гриффиндорка на всех парах выбежала из спальни — скоро будет завтрак, а следом за ним — зельеварение, на которое лучше не опаздывать — и сразу же затормозила, едва заметив знакомую рыжую шевелюру, скрывающуюся за спинкой кресла.
- Доброе утро, мисс Грейнджер, — ответил Визерхофф и, оторвав взгляд от книги, встал с кресла; по выражению его лица трудно было определить, рад он встрече с ней или нет.
- Я хочу попросить у тебя прощение за то, что была груба с тобой все эти дни, — юноша был воплощением самого внимания, — и поблагодарить за подарок, — щеки Гермионы вмиг залились румянцем.
- Я думаю, мисс Грейнджер… — было заметно, что Лотар сдерживает эмоции и перебирает у себя в уме наиболее подходящие варианты фраз, — что вам следует доверять, прежде всего, собственному разуму и здравому смыслу, а не слепо полагаться на мнение ваших друзей, как бы близки они вам ни были, — девушка еще больше сконфузилась: когда Визерхофф начинал говорить такими длинными поучительными фразами, на хороший исход диалога можно было не надеяться. — Извинения приняты.
Это было неожиданно. Улыбнувшись, парень подал руку. Девушка пожала ее в ответ — мир — и, резко сократив расстояние между ними, потянулась на цыпочках, чтобы поцеловать в щеку. На стоявший рядом столик упали вместе две одинаковые книги на разных языках.
- Спасибо, Лотар, — тихо выдохнула Гермиона над самым его ухом и, схватив подаренный ей учебник, выпорхнула из гостиной.
Она не заметила даже, как ее одноклассник, побледнев, тяжело дыша, рухнул в стоявшее позади него кресло и небрежно смахнул книгу к себе на колени. Пожалуй, Визерхофф так бы и просидел в прострации, если бы его вовремя не окликнул Невилл, сообщивший, что уже пора идти на завтрак.
Сообщение отредактировал triphenylphosphine - Среда, 07.03.2012, 22:14
Поблагодарив за завтраком Гарри, весь остальной день мисс Грейнджер провела, уткнувшись в новую книгу, совершенно не замечая подозрительных взглядов Рона и Джинни, а также довольных Шенбрюнна и уже пришедшего в себя Визерхоффа. Чтение за едой, чтение на уроках, чтение на переменах и вообще в любое свободное время. Казалось, реальность перестала для нее существовать. При этом Гермиона обладала удивительной способностью быстро переключать внимание с одного предмета на другой, благодаря чему еще ни разу не ответила невпопад и не ошиблась ни на одном из уроков, что восхищало равенкловцев, удивляло хаффлпаффцев, вызывало насмешливые взгляды у гриффиндоррцев и скептические — у слизеринцев.
Однако все хорошее имеет тенденцию заканчиваться. Вечером после ужина, когда Гермиона вернулась в общую гостиную, ее уже ждали друзья и бывшие члены ДА с Гриффиндора, чтобы поздравить с днем рождения. Торт с положенными восемнадцатью свечками и несколько бутылок сливочного пива, которые Дин и Симус тайком притащили из Хогсмида, похожие друг на друга поздравления и пожелания. Нацепив вежливую улыбку, девушка спокойно всех выслушивала, говорила, как она рада, что ее поздравили, жала руки в ответ, удивляясь про себя, как она может так искусно врать, причем сама себе. Наступила очередь дарить подарки. Гарри сразу признался, что еще утром подарил своей подруге книгу, чем вызвал смешок у Рона и снисходительную улыбку у Джинни. Зато Гермиона его снова поблагодарила, тепло и искренне, что, кроме самого черноволосого гриффиндорца в очках, заметил лишь еще один человек, сидевший с книгой у окна и не принимавший участия в общем веселье. Невилл подарил новый набор пергаментов и перьев, которых, по мнению гриффиндорской отличницы, много не бывает, а Колин и Деннис Криви — небольшой альбом с волшебными фотографиями. Рон вручил своей подруге прямоугольный розовый пакет с блестящими сердечками, в котором оказалось нижнее белье кричаще-красного цвета, которое толком ничего не прикрывало. По его словам, Гермионе это обязательно должно было понравиться, т.к. выглядеть она в этом будет супер-сексуально. Сам же парень при этом едва дышал, видимо, уже представляя девушку в своем подарке. От Джинни, которая пожелала большой-большой любви и успехов в отношениях с Роном, достался набор косметики и сильно пахнущие духи в таком же розовом пакете.
Гермиона с натянутой на лицо вежливой улыбкой поблагодарила друзей, после чего прилюдно, под дружное хлопанье в ладоши и улюлюканье поцеловалась с Роном. Чужой и большой язык властно исследовал ее рот, и такие же большие руки грубо блуждали по спине, опускаясь все ниже и ниже, с усилием прижимая хрупкое и непокорное девичье тело к горящим от возбуждения чреслам. Ласки Уизли были лишены всякой нежности и изящества, слишком порывисты и грубы, но, считал он, это делало его лишь еще более сильным и мужественным в глазах Гермионы, которая мечтала лишь о том, чтобы этот театр абсурда скорее закончился. Ей было противно и непривычно демонстрировать свои отношения на виду у всей Гриффиндорской гостиной, но от нее ждали именно этого. Ей были оскорбительны подарки Рона и Джинни, который намного больше подошли пустоголовой моднице Лаванде Браун, в то время как она всегда старалась дарить своим друзьям то, что было бы по душе. Ее оскорбили? — Да. Но Гермиона совершенно не представляла, как это можно тактично объяснить друзьям, не вызвав при этом вспышки гнева с их стороны. Казалось бы, почему умная и амбициозная мисс Грейнджер, гордость школы, терпит такое неуважение по отношению к себе? Девушка и сама не знала ответа на этот вопрос, но в одном она была уверена точно: стоит ей поссориться с семьей Уизли, и волшебный мир окажется для нее глухой непробиваемой стеной.
Лотар Визерхофф сидел все это время за дальним столиком у окна, обложившись книгами и пергаментом, периодически кидая косые и хмурые взгляды на веселящихся одноклассников. Он был чужой и не входил в число официальных друзей или хотя бы приятелей самой именинницы и потому не мог принимать участия в празднестве, да и не горел желанием. К тому же, как заместитель старосты, он обязан был проследить, чтобы студенты соблюдали хоть какие-то рамки приличия, не напивались до полубессознательного состояния и не устраивали пьяных драк в общей гостиной. Иногда к нему подходили студенты помладше чего-нибудь спросить — пятикурсники усиленно готовились к СОВам, четверокурсников СОВами пугали, как и шестикурсников ТРИТОНами, так же помощь Визерхоффа, который разве что в зельях и астрономии разбирался хуже Грейнджер, была для них весьма актуальна. Очередной взгляд в сторону веселой компании семикурсников — Уизли по-собственнически целует Грейнджер, лаская ее филейную часть, остальные их подбадривают и аплодируют, кроме Поттера, который отошел подальше и теперь наблюдал за своими друзьями со стороны. На секунду они встретились — хмурый и разочарованный взгляд серых глаз и не менее разочарованный и грустный — зеленых, и между ними как будто возникла искра понимания, просто, безо всякой легилименции. Обоим юношам было противно видеть, слышать и чувствовать всю ту фальшь, которой сегодня жила их одноклассница Гермиона Грейнджер, шаг за шагом погружаясь в эту пучину болота и грязи. Но для Гарри Гермиона была старая подруга и почти сестра, и потому для него было естественно переживать за нее и терзаться чувством вины, что он не в силах разорвать окружающее их кольцо лжи, не поссорившись при этом с Уизли, которые заменили ему семью. Визерхофф же был знаком с Грейнджер всего три недели и не успел завести с ней даже некоего подобия дружбы. Но он ее уважал — за ум, целеустремленность и редкую внутреннюю дисциплину, за ее упорство и стремление достичь любых вершин своим трудом. Лотару вспомнился ее поцелуй этим утром — невинно и искренне, будто так и должно быть. И хотя он был уверен, что не испытывает к своей однокласснице никаких нежных чувств, ведь у него уже есть невеста, ему было до боли обидно, что его только что сравняли с Уизли — человеком, которого он почти ненавидел, и которого, по его мнению, было абсолютно не за что уважать. Обидно, что девушка, которую он все-таки уважал, предавала себя, готовая унижаться ради сомнительной любви и дружбы.
* * *
Утро субботы — первый матч по квиддичу в новом учебном году. Воздух в Большом Зале как будто наэлектризован, и на расстоянии чувствуется адреналин, бегущий вместе с кровью по венам игроков и болельщиков. Межфакультетская вражда, ждавшая своего часа последние пару недель, вновь обострилась. Вновь пошли в ход взаимные угрозы и оскорбления, готовые перерасти в драки, добавленные в еду и напитки слабительное, зелье для перекрашивания волос в цвет вражеского факультета и прочие пакости. Старостам было не под силу уследить за всеми, особенно младшекурсникми, а деканы и вовсе ничего не делали, чтобы остановить весь этот балаган, а только уже постфактум назначали взыскания и снимали баллы с провинившихся студентов. Стоит ли говорить, что львиный факультет, несмотря на все старания Визерхоффа и Грейнджер, вновь откатился назад, едва не сравнявшись с Хаффлпаффом? Что же касается директора Дамблдора, то его межфакультетская вражда лишь забавляла. У детей должно быть детство, считал умудренный сединами старец, должны быть приключения, друзья и враги, а шутки и розыгрыши делают эту пору жизни насыщенной и яркой. Детство должно запомниться как самая интересная и захватывающая пора в жизни, а не бесконечное просиживание за книжками ради получения высоких оценок. Ведь что значат оценки по сравнению с такими важными понятиями, как любовь, дружба, добро, радость?
И сейчас детки, столь горячо любимые Дамблдором за их чистоту, эмоциональность и непосредственность, нестройными вереницами брели к полю для квиддича. Старосты факультетов намеренно развели своих подопечных как можно дальше друг от друга, дабы не провоцировать лишних ссор и потасовок, из-за которых могут снять баллы или, что еще хуже, отменить матч.
Природа встречала студентов противным моросящим дождем и сыростью. Над озером поднимался белый туман, а вершины гор терялись в тяжелых свинцовых тучах — видимость обещала быть плохой, что означало затяжную игру, которая будет длиться до тех пор, пока ловец не поймает снитч — крохотных золотой мячик с крылышками. Лапина недовольно тряхнула головой, прервав тем самым рассказ Шенбрюнна о правилах игры. Получается, у матча нет ограничения по времени, и, в теории, он может длиться бесконечно, пока не будет пойман этот самый снитч. Фактически, это соревнование двух ловцов в ловкости и быстроте реакции. И для чего, спрашивается, нужны все остальные игроки и вся эта возня с забиванием голов, как в регби или волейболе, если от их мастерства не зависит ровным счетом ничего? Все это Анна быстро выложила своему однокласснику — она терпеть не могла нелогичность. Дождь начал идти еще настойчивее, и Карл, кивнув в ответ, раскрыл широкий черный зонт над их головами, вновь взяв девушку под руку.
Как и Анна, он никогда не увлекался квиддичем, предпочитая ему маггловский, но более аристократичный вид спорта — верховую езду, и не болел ни за одну из команд, которым нынче предстояло выйти на поле. Гриффиндорцы — понятно, соперники. Со слизеринцами же Шенбрюнн держал позицию холодного нейтралитета и не стремился искать дружбы, и потому не видел смысла болеть за команду, члены которой ему или глубоко неприятны, или просто безразличны. В их старой школе квиддич не существовал даже в виде факультативного предмета, ибо здание находилось в исторической части города и просто не имело в распоряжении такой огромной территории, которую можно было бы покрыть магглоотталкивающими и дезиллюминационными чарами. Для желающих же приобщиться к традиционному виду спорта волшебников существовала специальная секция, а тренировки проходили в поле за городом.
Вместе с одноклассниками дошли до стадиона и заняли места на самом верху слизеринской трибуны, под навесом — оттуда был достаточно хороший обзор, да и однокашники не доставали своей болтовней и криками. Лапина была благодарна Шенбрюнну за его заботу о ней — все-таки он жертвовал своим авторитетом среди слизеринцев ради общения с ней, одновременно осознавая, что никто из ее прежних друзей не стал бы уделять ей так много внимания. Ее первый парень не особо стремился сделать ей удобно и приятно, даже взять ее за руку на улице, на виду у всех, и то стыдился — как же, все будут знать, что у него с этой девушкой роман, зато себя всегда стремился окружить максимальным комфортом. Ее же бывший одногруппник, в которого Анна была влюблена во время учебы в университете, общался с ней только тогда, когда больше не с кем было, и, казалось, вообще не обращал на нее внимания, как на девушку. Она уже давно смирилась с тем, что ухаживания, причем со стороны тех парней, с кем ей было бы приятно общаться и проводить время, для нее непозволительная роскошь, тем более что замуж она как бы не хотела, и потому действия Шенбрюнна немало выбивали ее из привычной колеи, поднимая со дна былые чувства, похороненные под слоями ненависти и равнодушия. Она не знала, играет ли Карл сейчас на публику, считая, что подобная видимость отношений между ними наиболее эффективно может обеспечить ее безопасность, или же действительно испытывал к ней какие-либо чувства. Он не позволял себе далеко идущих намерений или даже намеков в ее сторону, но и не скрывал, что ему приятно ее общество. Легкие, ни к чему не обязывающие отношения с элементами флирта, доставляющие удовольствие им обоим.
Порой Лапина задумывалась: а как бы она поступила на его месте? Не то, чтобы она ценила общественное мнение, она, тем не менее, боялась порицания, которое вносит сильную нестабильность в привычный уклад жизни, выбивает почву из-под ног. И потому, обладая изначально какой-то репутацией и уважением среди сверстников, она определенно боялась бы потерять это. Нет, она не опустилась бы до откровенных издевательств и унижений, но вряд ли бы стала в открытую дружить с человеком, которого все презирают. Рассуждая в таком ключе, Анна пришла к выводу, что значительно уступает по моральным качествам сидящему рядом с ней Карлу и, следовательно, не достойна его. И она знала, что Карл не оценил бы подобного великодушия с ее стороны. “Если я с вами общаюсь, не значит ли это, что я уже считаю вас достойной себя?” — наверняка сказал бы он, абсолютно уверенный в своей правоте, вздумай она озвучить свои мысли. Девушка лукаво улыбнулась, сжав руку сидевшего рядом с ней юноши, который не менее хитро улыбнулся в ответ, сохраняя выражение внутреннего превосходства на лице. Как ни странно это было для Лапиной, но она впервые не боялась реакции другого человека на свои слова и действия, уже понимая, как ей следует себя вести с ним, но, что удивляло девушку еще больше, она знала, что желания ее будут восприняты, скорее всего, благосклонно.
Комментатор, невысокий полноватый парнишка с Хаффлпаффа, объявил тем временем о начале матча и пригласил обе команды на поле, поименно перечислив игроков, которые выходили из раздевалок с метлами наизготовку. Слизеринцы — в зеленом и гриффиндорцы в красном. Их спортивные мантии были короче, чем обычные школьные, и с узкими рукавами, на руки были надеты толстые стеганые перчатки до локтя, из такого же материала были изготовлены и сапоги — очевидно, из расчета на то, чтобы не замерзнуть, а также смягчить трение о мячи и биты. Если команда Слизерина состояла целиком из парней, причем довольно крупного телосложения, за исключением разве что Малфоя, то среди грифов были целых три девушки, да и остальные члены команды также были небольших габаритов. Первые рассчитывали исключительно на хитрость и, наверняка, на грязные приемы, в то время как вторые — на легкость и маневренность.
С каждой команды отделилось по одному игроку. По блондинистым прилизанным волосам и надменному выражению лица у одного и черной растрепанной шевелюре и очкам-велосипедам у другого не трудно было догадаться, что это Малфой и Поттер соответственно. Им, как капитанам, предстояло открыть матч.
- Капитаны команд, пожмите друг другу руки, — приказала судья и тренер полетов мадам Хуч — высокая женщина с ястребиным взглядом и короткими седыми волосами, также одетая в спортивную мантию.
Даже издалека было видно, как при касании скривились лица капитанов команд двух традиционно враждующих факультетов Хогвартса, и как каждый из них норовит сломать противнику руку своим чересчур дружеским пожатием.
- Пусть ваша игра будет честной, — добавила мадам Хуч, после чего приказала: — Все по метлам! — и пронзительно дунула в свисток.
Пятнадцать метел синхронно взлетели вверх. Игра началась.
- Джинни Уизли владеет квоффлом, — объявил комментатор, когда рыжая девушка в красной гриффиндорской мантии ловко поймала овальный коричневый мяч. — О, кажется ее подпирают сразу с двух сторон, — добавил он с неподдельным любопытством.
Рыжая охотница оказалась зажата в тиски между двумя рослыми слизеринцами, которые без конца пихались, пытаясь заставить ее расстаться с квоффлом, но гриффиндорка не сдавалась. Ловко спикировав вниз, она сделала переворот и передала пасс Демельзе, которую грубо пихнул Уркхарт, отобрав квоффл, о чем незамедлительно оповестил комментатор. Лавируя между бланджерами и пытающимися догнать его гриффами (но куда им на своих старых “Чистометах” против его новенького “Нимбуса-2001”?), он со всей мочи запустил мяч во вражеские кольца.
Уизли, дрейфоваший до этого у ворот, насторожился, крепко обхватив древко метлы обеими руками. Он помнил многочисленные наставления Гарри в упор следить за квоффлом и не отвлекаться на происходящее за пределами поля. Слизеринцы под руководством Пэнси Паркинсон завели свою противную песенку, которой дразнили Рона еще с пятого курса:
Рональд Уизли — наш король, Рональд Уизли — наш герой, Перед кольцами дырой Так всегда и стой! Квоффла Рон поймать не может, Победить он нам поможет, На помойке Рон родился, Слизерину пригодился.
На скулах заиграли желваки, зубы крепко стиснуты, чтобы сдержать рвущуюся наружу обиду. Не сейчас. Главное — матч, главное — отразить гол... Квоффл, безумно вращаясь, на полной скорости несся к кольцам, с каждой секундой приближаясь все ближе и ближе, занимая все видимое пространство. Секунда, другая… они специально репетировали этот маневр на одной из последних тренировок. Отодвинуться чуть дальше от колец, сместиться на фут влево… Не вовремя начинают трястись руки — это от волнения. Он смелый, он сможет, главное — не трусить…
Слизеринцы, решив, что Уизли испугался квоффла, вновь запели “Рональд Уизли — наш король”, нарастал гул на трибунах, который ужасно давил на уши. Три, два, один — квоффл почти приблизился к кольцам и…
- Блестящий прием! — прокомментировал Кевин Уитби под одобрительные крики гриффиндорцев, хаффлпаффцев и равенкловцев, когда Рон Уизли, сделав вертушку метлой, эффектно отбил гол. — Квоффл у Синди Пим.
Лев на голове у Луны Лавгуд издал победный рык, а гриффиндорцы, подняв еще выше свои плакаты, дружно запели:
Рональд Уизли — наш король, Рональд Уизли — наш герой, Перед кольцами стеной Так всегда и стой! Квоффла Рональд не пропустит И победы не упустит. Вратарём наш Рон родился, Гриффиндору пригодился.
Рон показал всем большой кулак, а товарищи по команде подняли большой палец вверх, показывая, что все было классно. Синди тем временем подрезал Вэйзи, так что она была вынуждена передать пасс Демельзе, чудом избежав удара бланджером. Демельза, обогнув Забини и Уркхарта, понеслась к слизеринским кольцам, кинув квоффл Джинни — они с Гарри изобрели новую тактику, смысл которой заключался в том, чтобы страховать своих товарищей по команде, по очереди передавая друг другу квоффл. Ловко увернулась от бланджера, запущенного в нее Крэббом, и тот попал в замешкавшегося Гойла, который пытался перерезать ей путь.
- Загонщик слизеринской команды Грегори Гойл получает травму и выбывает из игры, — с энтузиазмом объявил Уитби, пока мадам Помфри вместе с Сьзен Боунс и Элизой Миллер погружали хнычущего слизеринца на наколдованные носилки, которые тут же прогнулись под его весом. — Интересно, как же теперь будет играть Слизерин с одним загонщиком, который явно испытывает недостаток интеллекта?
- Уитби! — осадила его профессор МакГонагалл.
- Джинни Уизли забивает гол… и Гриффиндор лидирует со счетом 10:0! — прокричал комментатор под дружный рев трибун, смешанный с рычанием льва Луны Лавгуд.
Поттер только теперь осознал, что не высматривает снитч, а пристально наблюдает за ходом игры. Малфой парил в нескольких ярдах от него. Руки заиндевели от холода, а спины заныла от постоянного сидения в одной позе. Воздух был противно-влажным, казалось, им невозможно надышаться. Слизеринский блондин тоже выглядел не лучше — покрасневший нос, стиснутые челюсти, волосы — уже не прилизанные, а прилипшие ко лбу, скованная поза. После эпического провала в министерстве летом прошлого года позиции родителей нынешних змеек заметно пошатнулись, и никто из них не собирался жертвовать остатками своего влияния и авторитета ради мелких прихотей своих отпрысков, например, переноса матча на более удобный день. Мало того, они знали, что им не позволят этого.
На другом конце поля блеснул маленький золотой мячик, и Гарри, стремглав, ринулся за ним. На хвосте у него, как обычно, висел Малфой — тот всегда ленился искать снитч самостоятельно. Гриффиндорец быстро лавировал между охотников и загонщиков, едва успевая уклоняться от шальных бланджеров — необходимо, чтобы его товарищи по команде успели забить как можно больше голов перед тем, как он поймает снитч — тогда у них еще останется шанс на победу, даже если следующий матч с Хаффлпаффом они вдруг проиграют.
Прошло не меньше часа, пока Поттер носился над квиддичным полем, то резко поднимаясь вверх, то уходя вниз в отвесном пике под возбужденные крики публики. Один такой финт едва не стоил ему жизни — он успел затормозить и выровнять метлу лишь в футе от земли, так, что ступни его проехались по мягкой зеленой траве. Джинни прожигала его своим фирменным убийственным взглядом, как бы говоря: “Если ты остался жив сейчас, это не значит, что я не убью тебя сразу после матча”. С трибун глядит перекошенное лицо Невилла, будто в чем-то сомневающееся — Визерхоффа, а Гермиона опять расцарапала щеки в кровь, а потемневшие глаза были полны ужаса. У Гарри кольнуло сердце оттого, сколько он заставил пережить своих друзей в эти секунды, а в голове очень некстати всплыли слова мерзкого сальноволосого ублюдка: “Поттер, вы такой самодовольный кретин, как и ваш отец!”
Малфой, поняв уже, что гриффиндорец просто водит его за нос, поднялся обратно вверх и занял выжидательную позицию. Гриффиндорцы к тому времени успели забить пять голов и пропустить пару вражеских. Грэхем Причард, новый вратарь-четверокурсник в команде Слизерина, неплохо справлялся на тренировках, но сильно нервничал во время игры, отчего начинал сильно дергаться и не успевал следить за квоффлом, как Уизли на пятом курсе. Слизеринцы, лишившись одного из загонщиков, перестали стесняться даже самых грязных приемов, чтобы прорваться к воротам соперника. Крэбб зашвырнул бланджер в Демельзу Роббинс, которую очень вовремя пордезал Уркхарт, не дав возможность уйти. Забини повторил маневр Джинни Уизли, в результате которого Пикс ударил битой Кута. Теперь у гриффов стало на одного игрока меньше. Слизеринские охотники криво ухмыльнулись: львы так горят желанием восстановить справедливость, что вместо того, чтобы оставить свои распри на потом, начинают выяснять свои отношения на глазах у всех. Поттер, оба Уизли и эта полукровка Пим пытаются вдолбить Пиксу, какой он дурак, не задумываясь о том, что сами деморализуют своего же игрока. А эта мелкая стерва Уизли еще смеет указывать им, слизеринцам, что они нечестно и подло поступают.
Мадам Хуч назначила змеям двойное пенальти. Причард сумел отбить оба удара, однако последний, сделанный Джинни Уизли, повредил его метлу, которую теперь стало сильно заносить вправо. Игра продолжилась. Пикс, оставшись без напарника, вынужден был страховать девушек, которых слизеринские охотники так и норовили сбить с метел. Галантные на земле и, в особенности, в Слизеринской гостиной, оказавшись в воздухе, они моментально забывали обо всех правилах вежливости, считая, что это не их проблемы, что “этот придурок Поттер набрал в команду девчонок”.
Матч стал напоминать позиционную мини-войну: каждая из команд то прорывалась на короткое время на половину соперника, то уходила в глухую оборону. Вот Уизли в самый последний момент успел отбить квоффл головой, передав его тем самым Пим, которой пришлось отвлечь на себя внимание Вэйзи, Забини, Уркхарта и Крэбба. Вот Причард схватил мяч, когда тот уже коснулся одного из колец. Метла в очередной раз сделала неудачный крен вправо, и квоффл полетел в затылок Крэббу, которого, в свою очередь, пихнул Забини, едва не подставившись под бланджер, пущенный Пиксом.
Среди болельщиков нарастало напряжение: игра приобретала затяжной характер, ловцы не торопились искать снитч, а остальные игроки просто мешали друг другу на поле, по возможности не давая забить гол в свои ворота. Уже давно убрали плакаты со всевозможными подбадривающими лозунгами в адрес своей команды или ругательными — в адрес соперников, а львиная шапка Луны Лавгуд не издавала свой громкий победный рык. Вновь усилившийся дождь не прибавлял энтузиазма, заставляя учеников кутаться в шарфы и мантии, зато усиливал желание как можно скорее вернуться в замок, а, еще лучше, на диван перед камином в теплой и уютной гостиной своего факультета. Мадам Помфри, дежурившая внизу для оказания экстренной медпомощи, на чем свет стоит, проклинала чрезмерно опасную игру с ее дурацкими правилами: двое с переломами уже лежат в Больничном крыле, а после матча все свалятся с простудой и высокой температурой, а Бодроперцового зелья на всех не хватит.
Гарри Поттер, не спеша, кружил над стадионом, пытаясь высмотреть крохотный золотой снитч во влажной серой дымке. Около противоположного конца поля тоже самой проделывал Малфой. К дождю прибавился ветер, стало совсем холодно, и зубы принялись выстукивать дробь. Кружка горячего шоколады была бы в самый раз, но на квиддичном поле это непозволительная роскошь. Жаль, что нельзя подлететь к Гермионе и спросить, знает ли она подходящее заклинание, или к Джинни — все-таки она выросла в семье волшебников и должна знать несколько бытовых заклинаний из разряда “на все случаи жизни”. В голове неожиданно что-то щелкнуло, заставив вернуться к событиям двухнедельной давности.
Ретроспектива…
- Вы хоть с простыми водоотталкивающими чарами знакомы? — спросил его Визерхофф, когда одним дождливым вечером они оба направлялись в библиотеку.
Вернее, в библиотеку шел Визерхофф, а Гарри его просто догнал, чтобы расспросить о кровной защите, и немец тогда рассказал ему какую-то несусветную муть о кровной защите, и его слова ничуть не совпадали с объяснениями Дамблдора.
- Да, Гермиона показывала на третьем курсе, — ответил Гарри, кутаясь в мантию — окна в галереях не были застеклены, а дождь лил, как из ведра, обещая затопить все вокруг.
- А согревающие чары? — поинтересовался Визерхофф.
- Мистер Поттер, вы вообще хоть раз пробовали сами хоть что-нибудь сделать?! — возмутился Лотар. — Без помощи мисс Грейнджер?
Без помощи мисс Грейнджер… Именно про нее Гарри вспомнил, когда ему в очередной раз потребовалась помощь. Да, а Визерхофф, кажется, показал все-таки нужное заклинание…
- Смотри и учись! — Визерхофф взял руку Гарри в свою и принялся выводить аккуратный пятилучевой контур, замкнутый в круг. — Повторяй за мной: Ca-le-fa-cto-r (4)!
Конец ретроспективы.
- Ca-le-fa-cto-r! — повторил по слогам Поттер, выписав звездообразный контур на уровне груди, и тут же почувствовал, как из его волшебной палочки, подобно обратному ходу пылесоса, исходит теплая магическая энергия, которая обволакивает его, как одеялом.
Недалеко от слизеринских колец сверкнул золотой снитч, и Гарри Поттер, уже не ведающий холода, не долго думая, устремился за шустрым и пронырливым мячиком.
- О, Поттер снова заметил снитч! — с воодушевлением прокомментировал Кевин Уитби, и гриффиндорская трибуна дружно вздохнула с облегчением. — Над головами болельщиков вновь поднялись плакаты и транспаранты. — Кажется, он применил какое-то неизвестное заклинание, — все обратили внимание на золотисто-розовый воронкообразный поток магии, вышедший из палочки гриффиндорца.
- Согревающие чары, мистер Уитби! — строго добавила декан Гриффиндора.
Поттер устремился к земле, почти в точности повторяя траекторию снитча. На хвосте у него сидел Малфой, то и дело пытавшийся вырваться вперед. Охотники, то и дело пихаясь, пытались прорваться с квоффлом к вражеским воротам, а загонщики посылали бланджеры то друг в друга, то в ловцов команды соперника, когда те оказывались поблизости. Снитч резко взметнулся вверх, и следом за ним Поттер, из-за чего гриффиндорцам пришлось отказаться от очередного хитрого маневра, придуманного Джинни, а слизеринцы получили преимущество во времени, чем и воспользовались, чтобы забить гол, пока идиот Уизли пялился на своего шрамоголового дружка. Болельщики с львиного, барсучьего и вороньего факультета издали вздох разочарования, а змейки завели свою любимую песню “Рональд Уизли — наш король”. Гриффиндор выигрывал пока что лишь с небольшим отрывом.
- Кажется, у нас идет битва за снитч, — объявил Уитби, заметив, как ловцы обеих команд несутся бок о бок над самой землей, по очереди пихая друг друга, понемногу прорываясь вперед, выжимая из метел максимальную скорость.
Болельщики затаили дыхание, Уизли и Пикс специально снизились, чтобы лучше рассмотреть битву за снитч, совсем забыв о своих обязанностях в команде, чем не преминули воспользоваться охотники команды соперника, которым таки удалось забить гол. Джинни в очередной раз напомнила брату, какой тот идиот. Рон надулся и отбил следующий мяч головой, после чего, наконец, занял оборонную позицию у колец.
Снитч тем временем неуклонно приближался к шестам, даже не думая замедляться. Если бы “Молнию” можно было заставить лететь хоть немного быстрее… Гарри вытянул руку, насколько смог, но не дотягивался до крошечного золотого мячика даже кончиками пальцев. Сильный ветер трепел его волосы, обдавая холодом лицо, и резко врывался в легкие. Согревающие чары начали выветриваться, но внизу хотя бы не было мокрого и липкого тумана. Малфой, летевший прямо за хвостом у Поттера, немного отстал, видимо, надеясь, что тот, сделав очередную глупость, свалится с метлы и не сможет поймать снитч. И Поттер действительно затевал кое-что. Интуиция подсказывала ему, что снитч обогнет сейчас шест полукругом и полетит по косой вверх. Слишком рискованно, но другой шанс вряд ли представится. Приподнявшись на метле, одной рукой юноша ухватился за шест, а другой сделал резкий рывок вправо и вверх. Слева что-то хрустнуло, и Гарри с трудом удалось ухватиться за метлу, чтобы не упасть. Превозмогая боль — левая рука висела плетью, причиняя одни сплошные неудобства, он выровнял метловище и не спеша вылетел на середину поля, вскинув правую в победном жесте — он поймал снитч!
4) (лат.) Согреваюсь!
Сообщение отредактировал triphenylphosphine - Среда, 07.03.2012, 22:15
