Приглашаем всех творцов принять участие в конкурсе "Однажды 20 лет спустя" в честь юбилея ТТП!   

20 сентября 2003 года

…Гулкое эхо ее шагов разносится далеко по пустому коридору, почти заглушая сонное бормотание обитателей портретов. В голове, заставляя ускорять шаги, бьется одна-единственная мысль: «Опаздываешь! Быстрее, еще быстрее!»
Кажется, еще мгновение – и она помчится, словно по горящим углям, едва касаясь ногами пола, не замечая преград на пути.
Она останавливается лишь у дверей собственного кабинета, почему-то обвитых плющом. Тянется к круглой ручке, но замирает, будто загипнотизированная змеей, так и не прикоснувшись к холодному металлу: внезапное осознание того, что за спиной есть кто-то или что-то, заставляет ее затаить дыхание от страха.
За спиной Нечто, излучающее смертельный холод.
Чуть повернув голову, краем глаза она замечает в окружающей тьме зеленую вспышку и… падает на каменные плиты, недвижимая и абсолютно мертвая…

Не понимая, где она и что происходит, Панси Паркинсон села на постели, задыхаясь от душащего приступа кашля. Несколько мучительно долгих минут спустя она наконец смогла спокойно дышать и мельком огляделась. Панси находилась в собственной комнате, до рассвета оставалось несколько часов, будильник на каминной полке должен был зазвонить только через пару часов.
«Помфри! Зелья явно действуют на мозги».
Нужно было вернуться в Больничное крыло до шестичасового обхода, пока мадам Помфри не отправила на поиски пропавшей пациентки всю школьную администрацию. И как Паркинсон вчера не подумала, что нельзя вот так просто уйти из палаты?
Вспомнив сон, Панси покрылась мурашками. Она никогда не пыталась толковать сны или предсказывать будущее с их помощью, но видение собственной гибели от смертельного заклятия напугало по-настоящему.
«Просто не думай об этом, – строго сказала она сама себе, поднимаясь с постели. – Сейчас нужно помнить о Перси Уизли. На этом все».
Паркинсон набросила мантию прямо поверх больничной рубашки, понадеявшись никого не встретить в коридоре в столь ранний час, и отправилась в Больничное крыло.
Мадам Помфри уже встала, но обнаружить исчезновения Панси не успела, поэтому несколько удивилась, когда Паркинсон постучалась в дверь. Они недолго поспорили о целесообразности постельного режима при отсутствии температуры, после чего медсестра, за столько лет привыкшая к чудачествам профессоров, заставила Паркинсон выпить невероятно противное Общеукрепляющее зелье, велела явиться вечером для осмотра и отпустила с миром.
– Вы, преподаватели, все немного со сдвигом, только о работе и думаете. Профессиональная деформация, что поделаешь… Побольше бывать на свежем воздухе, нормально питаться и спать. И ежедневно – на осмотр.
Ответный взгляд Паркинсон был, очевидно, полон скептицизма, потому что Помфри с нажимом добавила:
– Иначе вы сильно пожалеете, мисс Паркинсон, что пренебрегли моими рекомендациями, поверьте!
Поминутно озираясь по сторонам, чтобы никому не попасться на глаза в неприглядном виде, Панси вернулась в комнату и не меньше получаса простояла под горячим душем, прижавшись лбом к прохладному кафелю. Покинув наконец ванную, она тщательно уложила растрепанные обычно волосы и подкрасилась ровно настолько, чтобы не так были заметны тени под глазами. Надевать мантию или почти новое красное платье Паркинсон не стала, выбрав джинсы и фланелевую клетчатую рубашку, – официальная одежда субботним утром выглядела бы слишком подозрительно.
«В конце концов, при желании придраться можно ко всему, – философски подумала Паркинсон, рассматривая себя в зеркале. – Даже к тому, что преподаватель Маггловедения не подает положительного примера учащимся, игнорируя маггловскую моду».
В Большом зале было почти пусто: за факультетскими столами сидело не более двух десятков студентов, а за учительским – лишь Коннор, МакГонагалл и Грейнджер, занявшая, против обыкновения, стул снова отсутствующего Лонгботтома.
С преподавателем Защиты от темных искусств у Панси установился взаимный нейтралитет. МакГонагалл, невзирая на скептическое отношение к Паркинсон большинства коллег, старалась обращаться с ней максимально вежливо. А вот при виде Грейнджер, одетой в длинную черную мантию, несмотря на выходной день, Панси моментально вспомнила разговоры, ненароком подслушанные вчера, и почувствовала странную смесь злости и стыда.
– Доброе утро, директор, коллеги, – с некоторой неловкостью поздоровалась Паркинсон. Обычно она приходила на завтрак позже всех, избавляясь таким образом от необходимости соблюдать ритуалы вежливости, либо не приходила вовсе.
Коннор едва кивнул, заставив усомниться, приветствует ли он Панси или собственную тарелку, Минерва поздоровалась в ответ. Грейнджер, задумчиво разглядывающая тыквенный сок в бокале, промолчала, явно не замечая ничего вокруг. Лишь когда Панси, скрипнув стулом, села рядом, Гермиона будто очнулась от гипноза:
– А, Панси… Доброе утро, – и снова уставилась в пространство.
Тщательно изучив магический потолок, отражавший ясное небо, Паркинсон подумала: по идее, ей должно быть совершенно наплевать на тот неопровержимый факт, что профессор Чар Гермиона Грейнджер вряд ли спала сегодня ночью – а это можно было понять по ее воспаленным глазам и странному поведению. Как и на то, что Грейнджер все еще являлась миссис Уизли. Как и на то, что профессор Снейп отменил ужин в день рождения Гермионы из-за ее, Панси, безответственности в отношении собственного здоровья.
В общем, Панси Паркинсон подумала, что ей должно быть совершенно наплевать на личные проблемы Гермионы Грейнджер.
А потом прислушалась к себе и поняла – почему-то не наплевать.
«Черт».
Панси набрала воздуха в легкие, чтобы выдать Грейнджер возмущенную тираду по поводу ее невероятного упрямства, признавшись таким образом в своей шпионской деятельности, но не успела. Именно в этот момент подошел бессменный завхоз Хогвартса Аргус Филч и прошептал МакГонагалл на ухо некое сообщение, заставившее ее фыркнуть и с раздражением поджать губы.
Она отложила столовые приборы, слегка развернулась на стуле и с заминкой, словно не до конца веря в собственные слова, сказала:
– Профессор Паркинсон, прибыл проверяющий из Министерства.
Грейнджер опрокинула бокал, залив тыквенным соком несколько футов белого льняного полотна:
– Сегодня? Как?!
– Он ждет в моем кабинете, профессор Грейнджер, – у МакГонагалл было довольно странное выражение лица. – Я надеюсь, у вас хоть что-то готово, профессор Паркинсон?
– У меня готово почти все, директор, – отозвалась Панси, отстраненно наблюдая, как скатерть медленно становится оранжевой.
Минерва с удовлетворением кивнула, заметно просветлев лицом:
– Я рада это слышать. Инспектор желает сначала ознакомиться с документацией. Через час он явится на занятие. Профессор Грейнджер, пожалуйста, передайте мою просьбу собрать студентов пятого курса профессорам Лонгботтому и Вектор. Профессор Паркинсон, готовьтесь к уроку.
МакГонагалл с достоинством встала из-за стола и направилась к выходу. Паркинсон сделала глоток сока и потянулась за тостом, ощущая на себе недоуменный взгляд Грейнджер.
– Э-э-э… Панси, ты не хочешь, чтобы я помогла тебе подготовиться к занятию? – осторожно спросила Гермиона.
– Я же сказала, Грейнджер, у меня все готово, – ответила Панси, раздумывая, стоит ли съесть омлет или ограничиться тостами: два дня вынужденной диеты напомнили о себе острым чувством голода, но тратить слишком много времени на завтрак не хотелось.
– Это невозможно, – категорично заявила Гермиона, заставив Паркинсон поморщиться, будто от зубной боли. – Наверняка ты что-то забыла, давай подумаем вместе.
«Надо сматываться».
Завернув в салфетку пару сэндвичей, Панси допила сок одним глотком, привычно сожалея об отсутствии кофе, и повернулась к Гермионе, все еще ожидающей ответа:
– Грейнджер, однажды я читала брошюрку по самообороне, которая заканчивалась словами: расслабьтесь и получайте удовольствие.
Гермиона широко распахнула глаза:
– Что?
– Это неизбежно, Грейнджер. Проверка неизбежна. Нужно расслабиться и постараться получить удовольствие, – Паркинсон пожала плечами и встала.
– Но ведь мы ждали инспектора только в понедельник! – у Гермионы вырвался настоящий крик души. Панси, не сдержавшись, возвела очи к потолку. – Постой-ка! – внезапно насторожилась Грейнджер. – Ты знала, что инспектор приедет сегодня?!
– Ничего подобного, – поджав губы, Панси быстро пошла к выходу, мечтая, чтобы Гермиона провалилась вниз, в кухню к своим обожаемым домовым эльфам. Разумеется, справедливости в мире не существовало: Грейнджер вскочила и, с легкостью приноровившись к походке Паркинсон, зашагала рядом, продолжая укоризненно выговаривать:
– Панси Паркинсон, ты знала, что проверка будет раньше! Знала и не сказала!
Это было уже слишком.
Панси резко остановилась, развернувшись на каблуках, и прошипела Гермионе прямо в лицо:
– Ты можешь не орать об этом на весь коридор?!
Грейнджер отпрянула от неожиданности:
– Могу… Да… Я… То есть…
Панси оглянулась по сторонам, схватила Гермиону за локоть и затащила в ближайшую нишу, занавешенную гобеленом. Затем достала палочку, наложила простейшее защитное заклятие и устало произнесла:
– Да, я знала, что инспектор приедет сегодня. А еще я знала, что это будет Перси Уизли. Но мне не полагалось этого знать, так же как и ты не должна была слышать об экспериментальной программе «Истоки», – Грейнджер хотела что-то вставить, но Панси предупреждающе подняла брови, и Гермиона закрыла рот. – У тебя свои болтливые друзья в Министерстве, у меня – свои. И делиться друг с другом всей получаемой информацией мы не обязаны, ведь мы не подруги, Грейнджер, и даже не приятельницы. Всего лишь люди, которые работают вместе. Возможно – уже ненадолго.
Грейнджер вспыхнула, но промолчала, совершенно по-снейповски сложив руки на груди и недовольно скривив уголок рта. Панси глубоко вздохнула и подытожила:
– Я действительно готова. Ты можешь собрать студентов, пожалуйста?
Гермиона сосредоточенно всматривалась в стену над левым плечом Панси, нервно постукивая ногой по полу.
– Это значит «да»? – секунд пятнадцать спустя не выдержала Паркинсон.
– Да. Отлично. Как скажешь, – смысл слов Гермионы абсолютно потерялся из-за ее безразличного, холодного тона. Она явно хотела произнести что-то еще, но в последний момент закрыла рот и вышла из ниши.
Прислушавшись к себе, Панси с удивлением обнаружила, что реакция Грейнджер, какой бы ожидаемой и разумной она ни была, почему-то вызывает раздражение. Паркинсон в замешательстве откинула гобелен. Гермиона двигалась по коридору настолько быстро, насколько позволяла ее неудобная учительская мантия.
– Эй, ты что, обиделась?! – не подумав как следует, выкрикнула Панси.
Грейнджер развернулась, картинно пожала плечами и язвительно выплюнула:
– А почему тебя это так волнует? Ведь мы не подруги!
Паркинсон со вздохом прислонилась к каменной стене, проследив за уходящей с абсолютно прямой спиной Грейнджер, пока декан Гриффиндора не скрылась за поворотом. Усталость навалилась на Панси, словно тяжеленный мешок с песком. Дышать было трудно, все тело казалось налитым свинцом. Она прикрыла на мгновение глаза, мысленно обозвала себя идиоткой и направилась в кабинет Маггловедения.

***

Час, отпущенный на подготовку, подходил к концу. Прекрасное чувство ясности, помогшее Панси так уверенно говорить с Грейнджер и директором, так спокойно принять известие о прибытии инспектора, испарилось без следа уже через полчаса, а чем меньше оставалось времени до начала открытого урока, тем больше Паркинсон боялась. За десять минут до занятия ее руки стали ощутимо дрожать.
Попытавшись поставить граммофонную пластинку, Панси уронила ее на пол.
Это было последней каплей.
– Черт, – Паркинсон в сердцах пнула стол, жалобно скрипнувший в ответ. – Черт, черт, черт!
– Если не успокоишься, вряд ли выйдет что-то путное.
Вздрогнув от неожиданности, Панси не сразу поняла, что это было сказано стоящим в дверях Невиллом Лонгботтомом. Паркинсон коротко взглянула на него исподлобья и наклонилась, чтобы поднять пластинку.
– Думаю, тебе не помешает помощь, – невозмутимо продолжил Невилл, заходя в кабинет.
– Твоя помощь мне не нужна, – отрезала Панси.
Странное дело: в присутствии Лонгботтома ей моментально стало спокойнее, несмотря на то, что злость на него никуда не делась. Даже не пытаясь анализировать собственные эмоции, которые в последнее время слишком часто заводили Паркинсон в тупик, она все-таки поставила пластинку и покрутила ручку граммофона, чтобы проверить, все ли в порядке. Класс наполнился первыми тактами «Зимы» Вивальди.
– Никогда бы не подумал, что ты разбираешься в классической музыке, – сказал Невилл, непринужденно присаживаясь за последнюю парту.
– Слушай, Лонгботтом, что ты привязался ко мне, а? – Паркинсон остановила пластинку, достала пергамент с заметками, положила на край стола перо, избегая смотреть на Невилла и стараясь думать только о предстоящем занятии. – Ты собрал студентов?
– Конечно, собрал, – невозмутимо пожал плечами Лонгботтом, проигнорировав первый вопрос. – Через пять минут придут. Ты как раз успеешь объяснить, почему так злишься на меня.
Панси тряхнула головой, отбрасывая отросшую челку с глаз:
– Ты серьезно? – она зло фыркнула, пробегая глазами по короткому плану, много раз исправленному, но так и не завершенному. – По-моему, я вчера ясно объяснила.
– Недостаточно ясно.
– Никогда не сомневалась, что ты попал в Гриффиндор по ошибке, – хмыкнула Паркинсон, начиная получать некое удовольствие от их почти дружеской перепалки. – Хаффлпафф по тебе плакал.
– Все может быть, – голос у Лонгботтома был какой-то странный. Панси неохотно подняла голову. Каким-то непостижимым образом вдруг оказалось, что Невилл стоит совсем рядом.
«Слишком близко».
Слизеринское сердце Паркинсон, предположительно, полное презрения и негодования, совершило какой-то невозможный кульбит, заставив Панси сделать шаг назад – исключительно из чувства самосохранения. Дыхание перехватило, она с трудом сглотнула, но это не помешало ей нахально вздернуть подбородок и спросить:
– Что тебе нужно?
Легкое, почти неощутимое прикосновение его губ ознаменовало гибель здравого смысла Панси Паркинсон. Окружающий мир сжался до размеров класса Маггловедения и опустел. И не могло быть ничего более важного, чем этот невозможный, неуместный поцелуй, который все длился и длился…
«Так вот, оказывается, как целуются гриффиндорцы…»
Наверное, Панси все же удалось сохранить остатки разума, потому что сквозь шум в ушах она расслышала шаги в коридоре и сумела оттолкнуть Невилла на приемлемое расстояние за пару мгновений до того, как в кабинет вошел Снейп.
– Профессор Паркинсон, вы… – он замолчал, переводя проницательный взгляд черных глаз то на бледную как полотно Панси, то на уставившегося в пол Лонгботтома. – Надеюсь, профессор Паркинсон, вы уже готовы? – шелковым голосом произнес Снейп, особо выделив слово «уже». – Директор и мистер Уизли будут минут через пять.
Панси яростно выдохнула сквозь стиснутые зубы, нервно впиваясь ногтями в ладони. Готова ли она?! Мерлин подери Лонгботтома, в голове не осталось внятных мыслей, кроме одной-единственной: нужно было еще позавчера сломать ему пару костей!
– Почему? – вырвалось у Паркинсон. Вряд ли она сама могла бы объяснить, что именно имела в виду, задавая этот вопрос.
Снейп изобразил вежливое недоумение, приподняв левую бровь:
– Мистер Уизли – начальник Департамента народного образования. Если вы не знали, именно он осуществляет проверку вашей профессиональной компетентности, – тоном опытного психиатра ответил он. – Профессор Лонгботтом, будьте добры выйти, мне необходимо поговорить с профессором Паркинсон наедине.
– Я, пожалуй, останусь… – пробормотал Невилл, продолжая изучать плиты под ногами.
– Лонгботтом, на выход! – рявкнул Снейп, словно нерадивый ученик в очередной раз взорвал котел. – Сейчас же!
Если бы Невилл все еще учился в школе, он бы испарился от страха, но сейчас Лонгботтом всего лишь поднял руки в шутливом жесте:
– Ладно-ладно! Как скажете…
Как только за преподавателем Гербологии захлопнулась дверь, Панси почувствовала настоятельную потребность присесть.
– Мисс Паркинсон, – проникновенно начал Снейп. – Я уверен, что у вас есть план, но… не могли бы вы действовать немного… разумнее?
Панси заставила себя поднять голову и взглянуть в глаза профессору.
– Я не могу проиграть, – еле слышно прошептала она. – Просто не могу. Да, у меня есть план. Правда, не уверена, что он сработает. Совсем не уверена.
Снейп смотрел ей в глаза, сложив руки шатром, соединив кончики длинных тонких пальцев.
– Возможно, – медленно проговорил профессор, – вам не помешала бы помощь?
Паркинсон горько усмехнулась:
– При всем уважении, сэр… Вы не сможете мне помочь.
Профессор Зелий Северус Снейп скупо улыбнулся. Он запустил правую руку в карман мантии и извлек фиал из прозрачного стекла, наполненный жидкостью цвета расплавленного золота.
– Вы догадываетесь, что это за зелье, мисс Паркинсон? – вкрадчивый голос Снейпа, казалось, проникал в каждую клеточку ее тела, словно гипнотизируя, совсем как в школе.
– «Феликс Фелицис», – будто в трансе ответила Панси, завороженно глядя на склянку с напитком. – Жидкая удача. Большая редкость.
– На ваше счастье, у меня завалялся флакончик. Берите.
Рука Паркинсон, тянущаяся к зелью, замерла в паре дюймов от фиала.
– Но это будет жульничеством, – в замешательстве сказала Панси, закусив губу.
– Мисс Паркинсон, не разочаровывайте меня, – нахмурился Снейп. – Во-первых, зелье не прибавит вам ума. Во-вторых, оно никак не воздействует на разум мистера Уизли. В-третьих, пейте и прекращайте вести себя как гриффиндорка. Вам не идет.
Панси снова мысленно назвала себя идиоткой, взяла флакон и сделала глоток. Снейп выжидающе смотрел на нее, но Паркинсон не ощущала ничего необычного. На мгновение у нее промелькнула нелепая мысль, что Снейп решил ее отравить, – все-таки не настолько она была сведуща в Зельеварении, чтобы быть уверенной на сто процентов, что это золотистое вещество действительно «Феликс Фелицис»…
Странная ясность ума и последовавшая за нею эйфория были настолько ошеломляющими, что Панси пришлось запустить руки в волосы, чтобы успокоиться и не захохотать в голос. Неожиданно для самой себя она взяла со стола план урока и медленно разорвала его пополам. Быстрым шагом подошла к доске, стерла тему занятия и написала новую. Достала из шкафа старые плакаты, не слишком достоверно иллюстрирующие особенности жизни магглов, а из ящика стола – стопку чистых пергаментов, клей, ножницы и акварельные краски, забытые кем-то с третьего курса – пару дней назад один из магглорожденных хафллпаффцев предложил нарисовать плакат о маггловских изобретениях.
Плаката не вышло, а вот краски и все остальное очень даже пригодятся.
Широко улыбаясь, Панси повернулась к Снейпу:
– Спасибо, профессор. Думаю, у меня есть более успешный план.
Одобрение в глазах бывшего декана прибавило Панси уверенности в себе, хотя, казалось, дальше было некуда.

***

Все, что Панси Паркинсон знала о Персивале Игнатиусе Уизли, можно было уложить в два слова: заносчивый зануда. Разумеется, они сталкивались в Хогвартсе. Трудно не запомнить членов семьи Уизли, если Малфой твердит о них так же часто, как и о Гарри Потере. Паркинсон даже помнила, что Перси Уизли был старостой Гриффиндора, а затем и школы, но никто из ее компании никогда не принимал всерьез требования старост других факультетов, а значит, не обращал на них особого внимания. К тому же четыре года – незначительная разница в возрасте для взрослых, но самая настоящая пропасть для подростков.
Поэтому лицо человека, вошедшего в класс вместе с МакГонагалл, Вектор и Грейнджер, не вызвало у Панси ни малейших ассоциаций, и она осмотрела начальника Департамента народного образования с головы до ног. Короткие рыжие волосы, черты лица скрадывались за большими очками в роговой оправе. Маггловский серый костюм, кипенно-белая рубашка, синий галстук, стрелки на брюках. Паркинсон невольно задержала взгляд на шнурках начищенных до блеска ботинок Перси, после чего взглянула ему в глаза и вежливо улыбнулась:
– Добрый день, сэр. Надеюсь, вы добрались до Хогвартса без проблем?
Перси снял очки, близоруко прищурившись. Вынул из кармана носовой платок и протер абсолютно не нуждавшиеся в этом стекла.
– Спасибо, профессор Паркинсон, я добрался благополучно, – без очков его лицо совершенно преобразилось, сходство с братьями, которых Панси помнила куда лучше, оказалось просто поразительным. – Как вы знаете, я уполномочен Министерством магии проинспектировать вашу работу. Ведь я являюсь начальником Департамента народного образования.
Перси замолчал на пару мгновений, во время которых Панси всем видом попыталась показать восторженный интерес.
– Я изучил документацию, ваши планы довольно неплохи. Вы готовы к открытому занятию?
– О, безусловно! – Панси поправила прядь, упавшую на лицо.
На добрых тридцать секунд в классе воцарилась ничем не нарушаемая тишина.
Паркинсон, удивляясь самой себе, не прекращала улыбаться, потому что зелье подсказывало, что так будет правильно. Гермиона, стоявшая за спиной Перси, прикусывала губу и нервно теребила сережку. Казалось, она готова была вот-вот расхохотаться. Минерва МакГонагалл, сжав губы в тонкую ниточку, сверлила взглядом Снейпа, который стоял с самым невозмутимым видом у учительского стола, сложив руки на груди.
Наконец начальник Департамента народного образования Персиваль Игнатиус Уизли прикоснулся к золотому кольцу на безымянном пальце, несколько смущенно кашлянул и надел очки, будто поднимая щит.
– Думаю, можно начинать, как вы считаете, директор? – повернулся Перси к МакГонагалл.
– Вы здесь начальник, вы и решайте, – пожала плечами директриса, переводя взгляд на сияющую Паркинсон.
Уизли, не слишком успешно скрывая растерянность, обратился к Гермионе:
– Профессор Грейнджер, вы не могли бы позвать студентов?
– Конечно, – с готовностью отозвалась Гермиона.
Она вернулась к двери, распахнула ее и сказала ожидающим в коридоре пятикурсникам, чтобы заходили и рассаживались по местам.
Дождавшись, пока студенты и профессора устроятся за партами, Панси снова улыбнулась и начала:
– Доброе утро! Я надеюсь, каждый из нас найдет в сегодняшнем дополнительном занятии нечто полезное. Прежде всего, давайте вспомним, как называется дисциплина, на урок по которой вы пришли.
Гермиона с едва слышным стоном уронила голову на сложенные руки. Панси заметила тонкую улыбку на лице Снейпа, сидящего рядом с преподавательницей Чар. Студенты, несколько удивленные необычным вопросом учителя, молча переглядывались.
– Ну же, смелее! Неужели никто не знает ответ на такой легкий вопрос? Да, мисс Смит?
Худенькая девчушка с соломенно-желтыми волосами встала и настороженно сказала:
– Маггловедение…
– Два очка Равенкло, мисс Смит. Ответ правильный, но почему так неуверенно? – Панси улыбнулась еще шире, хоть это и казалось невозможным. – Может, кто-нибудь знает, как называется этот предмет в других школах?
Элен Смит снова подняла руку:
– Изучение магглов, магглы и их история… – начала перечислять девушка.
– Спасибо, этого достаточно. Еще пять очков Равенкло, – остановила студентку Панси. – Всего пять лет назад Маггловедение не являлось обязательным предметом. Любой студент Хогвартса мог сам решить, хочет ли он изучать Маггловедение, или Древние руны, или Прорицание, или Уход за магическими существами. Как правило, этот предмет выбирали чистокровные волшебники, которые планировали в дальнейшем работать в маггловском мире, или же потому, что он считался самым легким.
Паркинсон картинно развела руками, пережидая редкие смешки учеников, украдкой оглядывавшихся назад, где сидели профессора во главе с директором школы.
– В настоящее время ситуация в корне изменилась. Первые занятия в семестре были посвящены истории Маггловедения. Проверим, кто усвоил полученную информацию лучше всего. В связи с какими событиями данный предмет получил статус обязательного для изучения?
Пять или шесть студентов подняли руки, среди них и Элен, чуть не подпрыгивавшая на месте от желания ответить.
– Мисс Смит, я вижу, что вы знаете, но нужно дать и другим студентам проявить себя, опустите руку, – почти сурово сказала Панси, отметив мельком, что Перси Уизли, оправившись от первого впечатления, все-таки взялся на перо. – Мистер Гулахард?
Студент Хаффлпаффа спокойно встал, очень серьезно поправил очки и принялся обстоятельно отвечать на вопрос:
– После поражения Того-кого-нельзя-называть Министерством магии было принято решение руководствоваться в первую очередь принципом толерантности. В основе любой неприязни лежит незнание, поэтому Министерство совместно с директором Хогвартса постановили, что чистокровным магам необходимо получать как можно больше информации о маггловском мире и достижениях магглов.
Панси довольно кивнула:
– Спасибо за такой верный и продуманный ответ, пять очков Хаффлпаффу, мистер Гулахард. Итак, с тысяча девятьсот девяносто девятого года, благодаря Министерству и дирекции Хогвартса, Маггловедение становится одним из наиболее важных предметов в школе. Вы изучаете историю и жизнь магглов второй год, вы многое знаете, но как говорил известный маггловский философ Сократ: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Проверим это высказывание. Тема сегодняшнего урока на доске, – Паркинсон взмахнула палочкой, чтобы написанные заранее слова стали видны. – Прочитайте ее вслух, мисс Макмиллан.
Довольно высокая темноволосая девушка с Равенкло четко прочла, не сумев скрыть удивления:
– «Мир без магии». Профессор Паркинсон, я не понимаю, нужно представить, что магии не было или что она исчезла?
– Мы уже прошли раздел, посвященный маггловским профессиям, – не обращая внимания на вопрос, сказала Панси. – Сейчас мы разделимся на две группы. С помощью подручных материалов подготовьте небольшую презентацию о любой профессии на ваш выбор. Нет-нет, мисс Стенли, – Панси слегка покачала головой, отвечая на невысказанный вопрос девушки, – на группы вас разделю я. Встаньте, пожалуйста, и отойдите к доске. И уберите палочки, на этом уроке магия вам не понадобится.
Дождавшись, пока студенты поднимутся, Паркинсон с помощью Вингардиум Левиоса заставила парты отъехать к дальней стене, оставив всего две, на которые переместила тем же заклинанием бумагу, краски и прочее. Затем, не прекращая улыбаться, Панси направила палочку на каждого студента по очереди, перекрашивая их форменные мантии. Ребята с некоторой оторопью разглядывали белые и красные робы друг друга.
– Но вы поделили нас неверно! – воскликнула Элен Смит и, быстро метнув взгляд в сторону Уизли, добавила: – Мэм.
Ее соученица Хилари Болли возмутилась, недовольно оттряхивая красные рукава:
– Да, профессор, вы перемешали факультеты!
Сияющая Панси на мгновение превратилась обратно в угрюмую профессора Паркинсон:
– Минус один балл за разговоры без разрешения. Отвечая на ваш вопрос: я не ошиблась, так нужно. У вас есть двадцать минут на подготовку. Команда, которая составит лучшую презентацию, получит пятьдесят очков. По факультетам их распределите самостоятельно. Вперед!
Студенты едва ли не бегом ринулись к столам. Паркинсон позволила себе один быстрый взгляд в сторону профессоров. Уизли что-то писал, не поднимая головы, но особого недовольства на его лице не было. МакГонагалл и Вектор наблюдали за студентами, еле слышно переговариваясь.
Грейнджер напряженно думала о чем-то, хмурилась, кусала губы. Нервничала, одним словом. Пальцы ее правой руки почти непрерывно барабанили по столешнице, а левую преподавательница Чар держала под столом, и – Паркинсон могла поклясться в этом под присягой! – ее крепко сжимал Снейп, с непроницаемым лицом следивший за слегка сутулой спиной Уизли. Сосредоточенно, будто читая мысли, хотя это было невозможно.
Поймав взгляд Панси, Гермиона прошептала одними губами нечто очень похожее на: «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь». Паркинсон на мгновение прикрыла глаза, как бы отвечая: «Да, я тоже на это надеюсь».
На самом деле можно было не беспокоиться. Зелье «Феликс Фелицис» помогало выбирать единственно верные решения из огромного их количества, а значит, сделать что-то себе во вред Панси никак бы не сумела. Но, как ни странно, зелье избавило ее от нервного напряжения лишь на некоторое время. А может, действие его было настолько непродолжительным? Так или иначе, у нее начал дергаться уголок левого глаза, и невозможно было понять, заметно ли это со стороны.
Чтобы не стоять столбом, думая о всякой ерунде, Панси принялась ходить от одной группы к другой, делая замечания, отвечая на вопросы, с удовольствием отмечая, что все ее занятия в этом семестре, какими бы ужасными они ни были, оказались не напрасны.
Остаток урока прошел словно в тумане. Паркинсон даже не запомнила, что именно говорили студенты, – она просто кивала, поправляла, если это было необходимо, добавляла баллы за точность и снимала их за небрежность. Обычная проверка не совсем обычной контрольной, только и всего. Когда за вполне довольными учениками закрылась дверь, Панси так же спокойно приняла благодарность за хороший урок от всегда сдержанной Вектор и выслушала резюме Уизли о ее непривычной, но, несомненно, интересной манере вести занятия:
– Вы получите результаты инспекции в понедельник или, может быть, во вторник, – кивнул на прощание Перси, снова протирая многострадальные очки. – Но, могу вам сказать, на мой взгляд, вы достаточно компетентны.
– Спасибо, мистер Уизли, – улыбаясь, пропела Панси, отмечая краешком сознания, как ноют мышцы щек. – Я буду ждать!
Перси удалился вместе с МакГонагалл, громко говорившей о чае, Вектор ушла следом. Паркинсон с облегчением прекратила улыбаться и закрыла руками лицо, без сил опустившись на стул.
– Это было… очень необычно…
Панси отняла руки от лица. Бледная, с истерзанными в кровь губами, Грейнджер поднялась, доставая палочку. Должно быть, Гермиона собиралась вернуть парты на место.
– Это было «Феликс Фелицис», Грейнджер, – глухо пробормотала Панси себе под нос. – Тебе бы оно тоже не помешало.
– Что? – Гермиона закончила расставлять мебель и обернулась.
– Нет, ничего, – Паркинсон помотала головой, чувствуя себя на редкость глупо.
Гермиона немного помолчала, буравя взглядом пол, потом недовольно поджала губы и вышла, слегка хлопнув дверью. Панси несколько секунд смотрела в глаза Снейпу, который сидел на своем месте и явно не собирался уходить.
– Спасибо, профессор Снейп. Ваша помощь неоценима.
Снейп медленно поднялся, плотнее запахиваясь в мантию. Скривил губы в легкой улыбке:
– Не за что, профессор Паркинсон.
Повинуясь все еще действующему «Феликс Фелицис», Панси почти крикнула ему в спину:
– Я собираюсь в Лондон, профессор! Это ведь не проблема?
Снейп обернулся в дверях:
– Это необходимость, Паркинсон. Наслаждайтесь, хуже не будет в любом случае…
Она сумела заставить себя встать только через пятнадцать минут. Портреты на стенах, каменные плиты под ногами, идущие по коридору студенты – все сливалось перед глазами. С каждым шагом мир кружился все сильнее. Плохо понимая, кто она и где находится, Панси Паркинсон тем не менее впервые за долгие годы чувствовала себя по-настоящему свободной.

***

Панси вернулась из Лондона в Хогсмит затемно. Путь из деревни до замка в сумерках занял куда больше времени, чем при свете дня, но Паркинсон не слишком из-за этого расстраивалась: проверка пройдена, результаты должны быть хорошими, а завтра – воскресенье. Она забрала из банка аванс и прошлась по магазинам Косого переулка, не пропустив ни одного. К счастью, все деньги потратить не удалось, но Панси обзавелась вполне приличным пером, парой интересных книг, которые должны были пригодиться на занятиях, и новой стрижкой, благодаря которой отпала необходимость каждую минуту сдувать челку с лица. Кроме того, Панси вышла в маггловский Лондон, и теперь в ее сумке лежал целый блок сигарет и банка растворимого кофе.
Можно было бы с уверенностью сказать, что жизнь налаживается, если бы не этот идиотский утренний поцелуй, найти объяснение которому не помогло даже «Феликс Фелицис».
Вернее, был один вариант, совершенно нереальный, а потому не рассматриваемый Панси всерьез. Зато он объяснял почти все в поведении Лонгботтома, начиная с самого первого дня: и непонятное дружелюбие, и вечное отсутствие на общих трапезах в Большом зале, и многое, многое другое.
«Мы же договорились, – строго сказала Паркинсон самой себе. – Это невозможно. И слава Мерлину, что невозможно!»
Пробравшись в свою комнату, Панси сгрузила покупки на кровать и вынула сигарету из пачки. Конечно, не следовало бы, как и советовала Помфри, но кашля не было весь день, поэтому Паркинсон решила, что бросит курить в понедельник. Может быть. В следующий.
Она успела сделать всего три затяжки. На четвертой раздался робкий стук в дверь. «Дежавю», – отметила про себя Паркинсон, спрыгивая с подоконника.
На пороге, снова нервно кусая губы, была Грейнджер – растрепанная, бледная и с каким-то непонятным свертком в руках. Лицо ее выражало странную смесь неуверенности и спокойствия. Почему-то Панси при взгляде в глаза преподавательнице Чар даже язвить не захотелось. Паркинсон молча посторонилась, пропуская Гермиону внутрь, и закрыла дверь.
Грейнджер немного постояла у каминной полки, потом, решившись, тряхнула тихо звякнувшим свертком:
– Это прозвучит странно… Я понимаю, что это прозвучит странно! Но… будешь кофе с коньяком? Я хотела… тебя поздравить. Урок прошел блестяще.
Панси прислушалась к самой себе. Сна не было ни в одном глазу. Хотелось…
Поговорить с кем-нибудь, так сказать, по душам.
Так почему бы не с Грейнджер?
Из всех, кто находился в пределах досягаемости, Гермиона была, пожалуй, лучшим вариантом.
– Знаешь, Грейнджер, – слегка усмехнулась Панси, – хоть я и не употребляю алкоголь, думаю, для празднования нужен коньяк без кофе. Только я бы сперва докурила.
Гермиона неопределенно пожала плечами и принялась разворачивать свой сверток.
– К камину ближе встань, замерзнешь, – бросила Паркинсон, устраиваясь на подоконнике.
– Я ведьма или кто? – резонно заметила Грейнджер, на мгновение снова становясь Всезнайкой. Вынула палочку и сотворила согревающие чары.
Через пару минут они вместе сидели на подоконнике у распахнутого окна. Панси молча наблюдала, как Гермиона поставила между ними металлическую фляжку – ничего, напоминающего стаканы или чашки, у Паркинсон не было, а трансфигурировать что-нибудь в подходящую посуду ни профессор Чар, ни преподавательница Маггловедения не стали.
– Давай сыграем в игру «Страшная правда», – вдруг сказала Паркинсон.
Расстроенная Грейнджер была молчалива и, как ни странно, больше похожа на нормального человека.
– А есть такая игра? – она криво усмехнулась, медленно откручивая крышку фляги.
– Я ее только что придумала, – Панси отбросила окурок в темноту. – Ты скажешь мне ту ужасную тайну, что так гложет тебя, а я скажу тебе свою. Трепать языком никто из нас не будет, но, возможно, нам станет немножко легче.
– Рациональный подход, – хмыкнула Гермиона, подтягивая ноги к груди.
– Я слизеринка, Грейнджер, – напомнила Панси. – Все еще, несмотря ни на что, я – слизеринка.
Глядя друг другу в глаза, будто бы совершая некий странный ритуал, они сделали по глотку из фляжки. Горло непривычно опалило огнем: Панси действительно старалась не употреблять алкоголь, но сейчас это казалось жизненно необходимым.
«Зелье лучше знает».
Девушки помолчали немного, вглядываясь во тьму за окном.
– Я скажу, – прикрыв глаза, начала Грейнджер. – Я все еще замужем.
«Это не новость», – подумала про себя Паркинсон, а вслух проговорила:
– Мне понравилось быть учительницей.
Гермиона с легкой усмешкой приподняла левую бровь:
– Серьезно? Это твоя страшная правда? Серьезно?
– Ничем не хуже твоей, – Панси пожала плечами и потянулась за фляжкой. – Тебе стало легче? Хоть немного?
Гермиона молча покачала головой и принялась вытаскивать шпильки из прически, складывая их в карман. Закончила, запустила ладони в волосы и как следует потрепала, прежде чем снова открыть рот:
– Я уже два года встречаюсь с… мужчиной, – она сделала очередной глоток, затем продолжила: – Я все еще замужем, но встречаюсь с другим мужчиной.
Панси предположила, что у Грейнджер никогда не было близкой подруги. Джинни Уизли вряд ли стоило принимать в расчет, ведь главным объектом ее интереса все же был Гарри Поттер, а не его подруга Гермиона. Наверное, именно этим объяснялось доверие Грейнджер, ее миролюбие по отношению к Панси, стремление с первого дня стать нужной. Так Гермиона понимала дружбу. И, вероятно, это было ей необходимо: иметь рядом кого-то, кто не будет безразличен к ее маленьким страшным тайнам. Особенно сейчас, когда Снейп поставил ультиматум.
– Я сегодня целовалась с одним человеком… – отметив изумление в глазах Грейнджер, Панси добавила: – Неправильным человеком. Не нужно было этого делать.
Гермиона прикусила губу, снова уставившись куда-то в темноту, может быть, на квиддичное поле. Некоторое время они молча передавали друг другу фляжку, пока та не опустела. Не то чтобы Панси чувствовала себя пьяной, но ей стало легче принять один весьма возмутительный для нее факт.
Паркинсон поразмыслила пару минут, является ли оправданием для определенного рода признаний состояние алкогольного опьянения, потом в бессилии стукнулась пару раз затылком об стену и сказала:
– Ну что, Грейнджер, контрольный заход? По-настоящему страшная правда?
Гермиона одарила Паркинсон совершенно трезвым взглядом и быстро сказала небрежным тоном, будто опасаясь передумать:
– Я встречаюсь со Снейпом.
Панси пожала плечами, отвечая в тон:
– А я целовалась с Лонгботтомом.
Грейнджер подпрыгнула на месте, сбив ногой жалобно звякнувшую фляжку на пол:
– Ты целовалась с Лонгботтомом?!
Паркинсон только усмехнулась, приподняв брови:
– А ты встречаешься со Снейпом.
– Да… – Гермиона немного помолчала, переваривая услышанное. – Здорово мы придумали дружбу между факультетами укреплять…
Это замечание, сказанное самым глубокомысленным тоном, вызвало у Панси приступ смеха:
– И… и что? – выдавила она, задыхаясь. – Ты разведешься? Ты… собираешься разводиться?
– Я не вижу в этом никакого смысла, Панси, – Грейнджер пошевелила пальцами ног, как бы раздумывая.
– Грейнджер, ты такая умная, что порою просто дура, – Паркинсон спрыгнула с подоконника, нервно прошлась по комнате туда-обратно. Выпалила, жестикулируя: – У тебя есть любимый мужчина, а ты не хочешь потратить две недели, чтобы он спал спокойно?
Гермиона поболтала ногами в воздухе, пожала плечами:
– Просто я не вижу в этом никакого смысла. Снейп прекрасно знал, что по законам магии я еще замужем, когда все начиналось. И ни разу за два года я не услышала, что его это не устраивает.
Панси подумала, что сейчас снова рассмеется в голос, но ограничилась хихиканьем:
– Если слизеринец чего-то не говорит вслух, это не значит, что он об этом не думает, Грейнджер! Я уверена, что Снейп просто не хотел на тебя давить, но само собой разумеется, что, если ты расстаешься с мужем навсегда, вы должны развестись.
– Все думают, что я разведена…
– Это не одно и то же! – не выдержав, Панси повысила голос. Подышала немного, успокаиваясь: – Я плохо разбираюсь во всей этой чепухе, Грейнджер. Но я почти уверена, что такому человеку, как Снейп, будет мало просто официального признания тебя разведенной женщиной.
Неожиданно ярость ушла, и силы покинули Паркинсон. Она села прямо на ковер перед камином, начиная жалеть, что у Гермионы была всего одна фляжка: для того, чтобы выносить гриффиндорскую тупость Грейнджер, такого количества алкоголя оказалось маловато.
– Я думаю, он хочет жениться на тебе, Грейнджер. И ждет, когда ты тоже этого захочешь. А оставаясь замужем, ты только показываешь, как тебе безразличны ваши отношения.
Когда Гермиона спрыгнула с подоконника, подошла к столу и достала из своего свертка еще одну флягу с коньяком, Панси даже не нашла в себе сил удивиться. Грейнджер опустилась на ковер как можно ближе к камину. Они молча выпили еще по паре глотков.
– А еще я думаю, Грейнджер, что у тебя чертовски суровый подход к… Да ко всему! – все-таки для Паркинсон такая доза алкоголя оказалась убийственной: хотя она соображала, где находится, следить за языком становилось все труднее.
Гермиона стянула толстовку через голову, оставшись в белой маечке.
– Знаешь, что самое ужасное, Панси? – она выпила еще и быстро пробормотала: – Я не хочу замуж. Я там уже была, нечего там делать.
– Что за дурацкий маггловский феминистический подход к таинству брака! – искренне возмутилась Паркинсон, стукнув ладонью по ковру. – Любишь Снейпа – да! Хочешь быть со Снейпом – конечно! Ну так и выходи замуж за Снейпа!
– Если ты не прекратишь, я начну задавать вопросы про Невилла, учти! – нахмурилась Гермиона.
– Ха, напугала! – Панси усмехнулась. – Я тебе и так скажу. Я его не люблю, замуж за него не собираюсь, но…
Грейнджер обратила внимание на паузу, только когда коньяк закончился и во второй фляжке. Тогда она повернулась к Панси и с угрозой в голосе заметила:
– Ты не договорила.
И Панси Паркинсон, гипнотизируя огонь в камине, произнесла абсолютно трезвым и несчастным голосом самую страшную свою правду:
– Мне понравилось, Грейнджер.