Дата: Пятница, 06.12.2013, 07:06 | Сообщение # 301
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
- Да! Надо аппарировать! — отрезал Лотар: сказать Поттеру, что тот идиот, он всегда успеет.
Но аппарировать не удалось. Гриффиндорцы почувствовали лишь, как будто уперлись в невидимую стену.
- Доставай метлу и мантию! — вновь скомандовал Визерхофф. — Выходим на открытое пространство!
Внизу уже слышались выкрики заклинаний. Похоже, незваные гости решили “развлечься” и крушили теперь гостиную. Вернее, то, что в ней осталось. Это явно были Пожиратели, но Гарри не смог узнать никого из них по голосу.
- Он наверху! — завопил противный басовитый голос, который мог бы принадлежать Марджери Дурсли, будь она ведьмой.
Вновь топот ног и скрип — Пожиратели вбежали на лестницу.
- Выходи, Потти! — просюсюкала женщина. — Или маленький мальцик испугался больших дядь и теть? — и издевательски засмеялась.
Следом за ней смех подхватили еще несколько мужчин.
Гарри и Лотар в нерешительности замерли посреди коридора, держа палочки наизготовку.
- Он там! — закричал кто-то из Пожирателей, указав с лестницы прямо на то место, где стояли гриффиндорцы.
- Идиот! Это же не Поттер! — не менее громко возразила ведьма, руководившая, по-видимому, операцией. На Беллатрису Лестранж она была непохожа совсем.
- Avada Kedavra! Avada Kedavra! — закричали дружно волшебники в черных балахонах и белых масках-черепах, по крайней мере, те из них, кто уже забрался на лестницу.
Юношам с трудом удалось увернуться, чтобы лучи их не задели. Гарри получил мысленный приказ отступать, но не торопился подчиняться. Просто не мог оставить своего товарища в беде, несмотря на то, что одна рука уже у него была занята, да и по уровню мастерства он пока явно уступает немцу: достаточно вспомнить ту дуэль в выручай-комнате, после которой Рон полчаса валялся на полу, превращенный в камень.
Визерхофф тем временем не стал ждать, когда Пожиратели доберутся до них первыми, и сам вышел в перед. Длинная горящая палка прочертила яркую дугу посреди темного коридора и упала на лестницу, сбив с ног сразу несколько Пожирателей, одежды которых сразу же занялись огнем. Несколько лучей снизу выстрелило в потолок, еще сильнее его обрушив.
- Прости меня, Поттер… — произнес Лотар с каким-то новым, суровым выражением лица, как будто бросил жребий для себя, — но у меня не было другого выхода… — Sicco arborem! (3) — старые ступеньки протяжно заскрипели под весом столпившихся волшебников. — Fissio flammea! (4)
Лестница рухнула в мгновение ока, разлетевшись на мелкие щепки, которые сразу же занимались огнем. Послышались крики боли, а к сырости и плесени примешались запахи горелых тряпок и плоти.
- Уходим! В обход! Взять их! — кричал кто-то внизу.
- Bombarda!
Даже простого варианта этого заклинания хватило для того, чтобы обрушить остатки потолка над лестницей. Сверху посыпались кирпичи, обломки досок и штукатурки, гнилая солома. Коридор заволокла смесь из пыли, извести и цемента.
- Поттер, ты еще здесь и не готов?! — сорвавшимся голосом закричал Визерхофф на своего одноклассника.
Тот скромно стоял в углу около пролома в стене, с любопытством и восхищением глядя на рыжего аристократа. Вот если бы он сам мог так сражаться, то любые Пожиратели были бы ему нипочем, и тогда, в Отделе Тайн, они сами справились бы с Малфоем и Лестранж. И Сириус остался бы жив…
- Бхэ… бхэ!.. — закашлялся немец, заставив своего спутника вернуться из грез в реальность.
- Вот, иди сюда, подыши свежим воздухом, — Гарри взял своего согнувшегося пополам одноклассника за локоть и вывел на открытую площадку, где раньше, судя по всему, располагалась его детская. — Кхы-кхы! — и тут же закашлялся сам.
- Так, Поттер, времени у нас мало, — строго сказал Визерхофф. — Свой рюкзак отдаешь мне и седлаешь метлу. Ас в полетах у нас ты, поэтому ты и будешь вести, а я сяду сзади. Все понятно?
Поттер кивнул, усаживаясь на метлу и приноравливаясь к новому месту посадки, в то время как его рюкзак висел уже за плечами немца. Будь Лотар девушкой или, хотя бы, его младшим маленьким братом, он не испытывал бы особого дискомфорта, но в нынешних условиях им требовалось некоторое расстояние, чтобы не стеснять друг друга. Передал немцу мантию назад, и тот накрыл ею обоих, завязав концы узлом под древком метлы — чтоб не слетела.
Гарри оттолкнулся ногами от пола, и метла послушно поднялась в воздух на несколько футов, но не так быстро, как он привык. Импульс вперед, и метла плавно полетела в указанном направлении. Это было бы нормально на уроке полетов на первом курсе, но никак не сейчас, когда им как бы надо удирать от Пожирателей. Гарри подвинулся назад, крепко обхватив древко метлы руками, и наклонился, согнув одновременно ноги в коленях. И тут же почувствовал, как чужие ладони обхватили его узкие плечи, а сзади в бедра что-то уткнулось.
- Извини, но по-другому мне никак не удержаться, когда мы полетим быстро, — неловко оправдывался Лотар. Затем указал рукой куда-то в небо. — Смотри! Видишь тот мерцающий серебристый купол? — Гарри кивнул. — Это анти-аппарационный барьер. Нам нужно как можно быстрее оказаться за его пределами.
Гарри снова кивнул и направил метлу вверх, услышав позади, скорее, набор звуков, нежели полноценное слово. Юноша улыбнулся: все-таки хоть в чем-то, но он превосходит Уизерхофа.
Внизу столпилось около десятка Пожирателей, их маски-черепа слабо светились во тьме. Очевидно, благодаря своим следящим чарам, они получили сигнал и сразу примчались к дому в Годриковой Лощине, чтобы преподнести своему господину Гарри Поттера на блюдечке с голубой каемочкой. Но вместо самого Поттера и пары-тройки фениксовцев, которые, в большинстве своем, и сражаться толком не умеют, встретили совершенно незнакомого и весьма неслабого мага, который уже за пару минут боя заставил попрощаться нескольких из них с жизнью. И вот сейчас они собрались в заросшем саду разрушенного дома Поттеров и решали, что делать дальше, ибо гнев господина будет страшен. То ли слугам Темного Лорда стало скучно, то ли они решили повеселиться напоследок перед порцией живительного “Crucio” от своего хозяина, но один из них придумал выпустить в небо разноцветный фейерверк — почти что в Дамблдоровских традициях.
- Кретин! Нас же могут заметить магглы!
- Неужели ты хочешь сказать, что тебе их жалко?
- Смотрите! Смотрите! Там, кажется, хвост от метлы виден.
- Точно! У отца мальчишки была вроде мантия, делавшая его невидимым…
- Это значит, он нас дурачил, стоя где-нибудь в углу под мантией?
- Это не в его стиле! Вы же знаете про его манию всех спасать. В прошлый раз господин почти поймал мальчишку благодаря этой его слабости. Если бы не Дамблдор…
- Заткнитесь все! По метлам!
Хвост не заставил себя долго ждать. Визерхофф попытался наложить иллюзию невидимости на прутья, но тщетно: в магии иллюзий он был не очень хорош, а постоянные взлеты-падения и резкие повороты мешали сосредоточиться и выполнить нужные движения палочкой. Пожиратели начали обстрел, и Лотару пришлось взять на себя оборону, что в условиях полета оказалось далеко не так легко, как представлялось вначале. Их метла несла приблизительно в полтора раз больший вес, чем метла каждого из противников, поэтому Поттер мог быстро набирать высоту, а его возможности для маневра были крайне ограничены. Одновременно это позволяло Пожирателям быстро сокращать дистанцию, несмотря на все ухищрения беглецов. Пожиратели, кстати, тоже летели на метлах и вынуждены были атаковать движущуюся цель, а потому использовали весьма ограниченный набор наиболее простых и эффективных боевых заклинаний, самым популярным из которых было “Avada Kedavra”, поэтому надеяться на щиты было бесполезно. Поттеру не оставалось ничего больше, кроме как уклоняться, а Визерхоффу — постепенно выводить из строя противников, для чего идеально подходили “Stupefac” и “Petrificus Totalus”. Смертельное проклятие было решено не использовать, дабы не травмировать детскую психику Поттера; к тому же, в условиях боя на высоте оно являлось избыточно энергоемким: зачем вкладываться в том, с чем прекрасно справятся законы природы?
Постепенно преследователей становилось все меньше и меньше, но это лишь ненамного облегчило задачу гриффиндорцам. Они уже покинули границу барьера, но апприровать на скорости, сидя на метле, являлось полнейшим безумием, а оторваться от хвоста пока не удавалось. Гарри направил древко резко вверх, чтобы уйти от очередной “Авады”, но это не помешало одному из Пожирателей (кажется, это была женщина) выпустить струю пламени, которая все же задела прутья. Метла стала вихлять из стороны в сторону, так что Лотар далеко не сразу смог полностью потушить небольшой костер у себя за спиной, но даже это не смогло спасти “Молнию”. Гарри с трудом удавалось держать равновесие, а малейший поворот вызывал ужасный занос, при котором Визерхофф только чудом оставался на метле. Уходить от ударов становилось все сложнее, и беглецы приняли единодушное решение: снижаться. По крайней мере, на земле им будет гораздо проще принять бой. Впрочем, у Лотара оставался еще один козырь в рукаве, который он надеялся применять исключительно в чрезвычайных обстоятельствах, однако с каждой секундой, проведенной на волосок от смерти, ему казалось, что эти обстоятельства вот-вот настанут.
Поттер брал курс все ниже и ниже, и впереди была лишь непроглядная тьма: использовать свет значило выдать себя. Вот они пересекли неширокую реку — во мраке ночи ее воды казались черными, как смоль — и теперь неслись над каким-то полем. В темноте не было понятно, пашня это или очередное болото, которых так много на западе Туманного Альбиона. Визерхофф снова атаковал, и один из Пожирателей кулем плюхнулся в воду. Оставшиеся четверо, казалось, только больше разозлились, надеясь, во что бы то ни стало, достать Мальчика-который-никак-не-сдохнет.
Гриффиндорцы снизились еще сильнее. Подошвы почти касались земли, и Гарри приказал метле остановиться. Под ногами чувствовалась топкая и мягкая болотистая почва, но теперь это было на руку: можно было утопить “Молнию” вглубь, а самим накрыться мантией-невидимкой с головы до пят. Пожиратели кружили вокруг, точно стервятники, расшвыривая землю зеленым лучами Смертельного проклятия, но так и не могли найти беглецов. Гарри вздохнул с облегчением: кажется, легенда сбылась, и смерть действительно их не может найти. Лотар, напротив, не разделял энтузиазма своего одноклассника — им не может везти вечно — и медленно проворачивал перстень наследника на правой руке, стараясь дышать как можно тише.
- Они определенно где-то здесь, — строго приговаривала Пожирательница, осматривая поляну с зажженным “Lumen”. Было в ней что-то от Гермионы: этакая напористость, стремление командовать.
Другие пожиратели, сумевшие продержаться до конца “гонки”, тоже спешились и, ругаясь себе под нос, рыскали по болоту.
- Может быть, им удалось улететь?
- “Hominem revelo” говорит, что они еще здесь, придурок!
- Вы оба кретины! — заорала женщина. — “Hominem revelo” указывает на любых людей, даже этих презренных магглов!
- Не кипятись, Аллекто… — сказал еще один мужчина, до этого молчавший. — Мы не проверили только одно место, — и указала палочкой на центр образованного ими неровного круга.
- Ты самый умный, Амикус! — казалось, женщина по имени Аллекто готова была зааплодировать, но вместо этого лишь нацелила свою волшебную палочку.
Следом за ней и Амикусом то же самое повторили оставшиеся двое Пожирателей.
- Avada Kerdavra! — прокричали все хором.
Четыре ярко-зеленых луча одновременно ударили в центр круга, образовав неглубокую воронку. Трупов в ней не было. Неуловимый Гарри Поттер опять сбежал, и им вновь придется отвечать за свой провал перед Лордом. Темный Лорд… не умеет прощать.
3) (лат.) Высушиваю дерево!
4) (лат.) Огненный расщеп!
Сообщение отредактировал triphenylphosphine - Пятница, 06.12.2013, 07:14
Дата: Вторник, 06.05.2014, 02:02 | Сообщение # 304
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Хотелось бы выразить благодарность МТА за помощь по техническим особенностям метро, а также моему а также моему редактору Omega за проработку отдельных моментов главы.
Северус Снейп пребывал в прескверном расположении духа, и было из-за чего. Нет, он нисколько не сомневался в том, что все его беды начались с тех пор, как он приютил у себя в доме эту девчонку Кайнер. Недаром говорят: от добра добра не ищут. Оно вообще бесполезно, если не приправлено выгодой. И он, Северус Снейп, уже поплатился за свое бескорыстие…
Тем не менее, первый месяц в Хогвартсе лично для него прошел относительно спокойно, несмотря на все выходки Кайнер и ее постоянные конфликты с Бранау. Гриффиндор, благодаря странному везению и живучести Поттера, в очередной раз победил Слизерин, а затем стал центром скандала о любовных похождениях заучки Грейнджер. Дрязги, происходящие на львином факультете, декана Слизерина не интересовали: по его мнению, ничего умного от этих юнцов, развращенных фавором у директора, ожидать и не стоило. Главное, что его собственный факультет блюдет свою репутацию и следит за тем, чтобы местные интрижки не становились достоянием общественности, как это уже случилось из-за недосмотра мисс Паркинсон.
Но в один “прекрасный” день Темный Лорд, не без подсказки Бранау, потребовал себе Кайнер, а Альбус, Мордред его подери, эту затею только одобрил, как всегда, отговорившись, что это необходимая жертва во имя победы. Северус был тогда слишком зол, чтобы дать себе возможность обдумать пути отступления, и просто выполнил приказ. Тем не менее, девчонке, пусть и не без его помощи, удалось сбежать, но это уже другая история. Вскоре после того, как он аппарировал обратно к Хогвартсу, ослабленный долгими пытками у Темного Лорда, его скрутили Шёнбрюнн и Визерхофф, эти дрянные мальчишки… Такого унижения декан Слизерина не переживал еще со времен своей учебы в Хогвартсе, когда Мародеры не упускали ни единого случая, чтобы сделать его всеобщим посмешищем. Клятва, данная под острием волшебной палочки, напоминала о себе всю неделю, делая Мастера зелий все более нервным и раздражительным, пока в утро воскресенья, за день до отъезда немецкой делегации, ноги сами не принесли его в Большой Зал. Учеников было немного, однако Шёнбрюнн и Кайнер сидели на своих обычных местах за столом Слизерина. Преподаватели во главе с директором тоже были в сборе, и даже этот псина Шварц не обошел своим вниманием трапезу.
Он не утруждал себя продумыванием вариантов, как извиниться перед девчонкой с минимальным ущербом для себя, но теперь колени подгибаются сами, он падает в проход между двумя длинными столами, и с губ срывается невнятный набор слов. А магия клятвы струится по телу, получая долгожданный выход. Кайнер смотрит на него выжидающе и затем спрашивает, недоуменно приподняв брови:
- За что вы конкретно извиняетесь, профессор?
И непонятно, то ли она и вправду не знает о “сюрпризе”, устроенном Шёнбрюнном и Визерхоффом, то ли просто хорошо играет.
- Не похоже, чтобы вы искренне раскаивались… профессор, — Фольквардссон буквально выплевывает последнее слово. К нему опасно стоять спиной.
Декан Слизерина не видит, но чувствует, как следом за Фольквардссоном поднимаются многие другие ученики. Не то, что бы Кайнер была популярна в Хогвартсе, однако насладиться унижением Ужаса Подземелий хотели многие.
Со своего места встает Дамблдор и требует от студентов “немедленно прекратить эту шутку и проявить уважение к профессору”, но против него неожиданно выступает Карл Шёнбрюнн, что совершенно не вяжется с цветом его галстука и гербом на мантии:
- Мастер Снейп неоднократно оскорблял фрейлейн Кайнер и допускал грубости в ее адрес только лишь из-за того, что ее родители простецы. Так почему же вы теперь мешаете ему извиниться? Или нынче в Хогвартсе являются нормой оскорбления из-за статуса крови?
Это была бомба… Дамблдор и МакГонагалл, конечно, сняли баллы с мальчишки-вольнодумца и назначили ему отработки, но заклинание уже выстрелило. Конечно, расчет был на то, что против мальчишки обозлится весь факультет, который он так неудачно подставил, но, надо отдать Шёнбрюнну должное, отступать он не собирался и философски отнесся к назначенному взысканию. На минуту Северус задумался, а смог бы он точно так же отстоять свои отношения с Лили, чтобы она не досталась Поттеру? Не присоединяться к своими однокашникам — будущим Пожирателям, но и не уподобляться известной четверке придурков с Гриффиндора? И в который раз отвечал: нет, у него не было иного выхода. У него не было богатого чистокровного папаши, не было влиятельных друзей на других факультетах. И только служба в рядах Темного Лорда давала ему хоть какой-то шанс сделать карьеру и получить признание. Смог бы он добиться хоть части этого, вступив сразу в Орден Феникса вслед за Лили? Ответ очевиден — достаточно посмотреть, из кого состоит этот Орден, и как проходят его собрания. За все эти годы Дамблдор из своих сторонников помогал только Уизли — и лишь потому, что на таких, как они, держится его влияние. Для любого, кто хоть немного разбирается в политической конъюнктуре и умеет читать между строк, очевидно, что здесь был самый настоящий расчет, но вовсе не благородство.
Впрочем, мальчишку нельзя было назвать простым влюбленным глупцом. Достаточно было намекнуть пару раз в присутствии нужных людей, как сильно может ударить по репутации Дамблдора-магглолюбца недавний инцидент, как многие слизеринцы стали относиться к Шёнбрюнну более благосклонно. А заодно вспомнили, что Анна Кайнер не просто грязнокровка, а сильная обретенная ведьма, которую готовят к принятию родовой протекции, и из-за нее соперничают наследники сразу двух чистокровных родов, один из которых ведет свою историю едва ли не со времен Основателей. Когда же декан Слизерина вызвал мальчишку для деловой беседы, чтобы объяснить ему все последствия его безрассудного поведения, наследник династии зельеваров только ответил небрежно:
- Что вы, профессор? И мне, и фрейлейн Кайнер всего лишь нужно доучиться здесь до конца учебного года, и после этого мы не обязаны будем подчиняться кому-либо, за исключением долга перед родом. Нас здесь ничего не держит. И да, профессор, если вы попытаетесь испортить репутацию мне или фрейлейн Кайнер, моя семья этого не оставит так просто.
И, не спрашивая разрешения, покинул кабинет, оставив на столе чашку с кофе, к которому так и не притронулся.
Естественно, случай с девчонкой не мог не заинтересовать консервативную газету “Наши традиции”, держатели которой всегда стояли в оппозиции Дамблдору. Если в прошлый раз миссис Грей прошлась по безнравственности, царящей в Хогвартсе с попустительства Альбуса Дамблдора, то теперь уцепилась за лицемерную натуру последнего.
“… директор Хогвартса, отменив обязательные ранее уроки магического этикета, активно внедряя в школьную жизнь маггловскую культуру, формирует у юных магглорожденных и полукровных студентов в корне неверные представления о действительности магического мира. Дети выполняют школьные задания и получают свои оценки на экзаменах, наивно полагая, что этого будет достаточно для построения успешной карьеры, не ведая, что со своей маггловской культурой и простым школьным табелем они никому не нужны здесь, не знающие местных традиций и не желающие к ним приобщаться. Юные магглорожденные волшебники уверены, что директор Дамблдор им обязательно поможет. Насколько обоснованы их надежды, наглядно показывает случай, недавно произошедший с магглорожденной немецкой студенткой Анной Кайнер, обучающейся по обмену в Хогвартсе. Профессор зельеварения Северус Снейп, известный также как декан Слизерина, в присутствии других учителей и директора, а также чиновников немецкого Министерства магии, прибывших с инспекцией в Хогвартс, попросил у мисс Кайнер прощения за нанесенные ей оскорбления. Уже сам факт того, что преподаватель лучшей в Европе школе и чародейства и волшебства позволяет себе столь неэтичное поведение, во многом говорит о подходе директора этой самой школы к подбору персонала и обеспечению учебного процесса. Мало того, директор Дамблдор попытался увести своего сотрудника от ответственности, а в ответ на заявление мистера Шёнбрюнна, мага-протектора мисс Кайнер, который, видимо, и потребовал от профессора принести публичное извинение своей протеже, назначил вышеуказанному студенту взыскание. Неужели правда так страшна, что величайший маг современности Альбус Дамблдор побоялся ее услышать? Хогвартс заслуженно считался лучшей школой магии со времен Основателей, но останется ли он таковым, когда в нем директорствует такой двуличный человек, как Альбус Дамблдор?”
Но если “Наши традиции” расходились в основном среди консервативно настроенных кругов магической Британии, то статья в “Ежедневном пророке”, проплаченная, по-видимому, Люциусом Малфоем, вызвала огромный общественный резонанс, ибо это издание читали все. Если до магглокровок, кроме самих магглокровок, которые все равно ни на что не могли повлиять, никому дела не было, то Северус Снейп успел испить крови у целых пятнадцати поколений студентов. И потому волшебники, уже давно закончившие школу, с упоением читали о том, как терроризировавшего их Ужаса Подземелий поливают грязью, и с не меньшим азартом узнавали, что во всем виноват Дамблдор, которому сами в школьные годы заглядывали в рот. Ведь обывателям зачастую все равно, кто и почему виноват, главное, на этого виноватого указать и наглядно представить. А директор? Снейпа нанял? Нанял. О том, как он преподает, знал? Знал. Жалобы получал? Получал. А что делал? Правильно, ничего. И за магглокровок своих любимых тоже не заступался. Ведь кто они? Никто.
Далее в статье объяснялось, что такое покровительство и почему магглорожденные должны стремиться его получить, а также выражалось сожаление о том, что благодаря политике Дамблдора самоуверенные магглорожденные, приходя в магический мир, или не знают об институте покровительства вовсе, или считают его не больше, чем средневековым пережитком. И что при подобном пренебрежительном отношении к магическим традициям и культуре со стороны магглорожденных волшебников, как минимум, очень наивно ожидать, что к ним будет хорошо относиться коренное население магической Британии. Свежий выпуск “Пророка” предсказуемо вызвал скандал, и больше всех возмущались гриффиндорцы во главе с Грейнджер и ей подобными, являя собой поистине яркий образец описанного в статье поведения магглокровок, чем вызывали смех со всех остальных столов, особенно слизеринского.
Однако у политиков уровня Дамблдора отлично развита непотопляемость: они прекрасно знают, на кого делать ставку, чтобы ушат грязи прошел мимо них, а в случае чего, подобно фениксам из пепла, восстают в ореоле политических мучеников. Грейнджер, бегающая по Большому Залу с петицией в защиту любимого директора, прямое тому доказательство. И совсем другое дело — простые пешки вроде него, Северуса Снейпа, чьи проблемы вовсе не думали ограничиваться публичным унижением. Вначале, с подачи этой псины Шварца, его сместили с должности преподавателя. Не то, что бы Мастер зелий и двойной шпион дорожил столь нелюбимой работой, но для него этот факт прозвенел, точно тревожный звонок: он больше не нужен. Если он снова увязнет в каких-либо крупных неприятностях, то его никто не станет вытаскивать, и Дамблдор — в первую очередь. План директора с собственной смертью не удался, и теперь он придумал новый, где для Северуса Снейпа не предусмотрено отдельной роли. Значит, так, Альбус, вы платите за свое спасение?
Затем прибыли ставленники Шварца. Якоб и Зиглинд фон Грауберг происходили из старинного, но небогатого чистокровного рода и зарабатывали на жизнь частными уроками или исследованиями на заказ, и потому имели немного публикаций. По приезде в Хогвартс они не собирались прекращать исследовательскую деятельность и не без помощи своего нынешнего покровителя вытребовали себе лабораторное помещение, которое должен был предоставить он, Северус Снейп. В Хогвартсе было много пустых комнат, но не каждая из них подходила для того, чтобы сделать из нее лабораторию. В число оборудованных помещений, помимо общего практикума по зельеварению, входили также малая зельеварня, которую использовали обычно для отработок, и, собственно, лаборатория зельевара, доставшаяся нынешнему декану Слизерина от его предшественника Горация Слагхорна.
Северус Снейп злорадно ухмылялся, представляя, как фон Грауберги будут толкаться в ученической зельеварне, однако быстро вспомнил, что в таком случае ему негде будет проводить отработки — общий практикум для этого не приспособлен, и устраивать очередную свалку котлов он там не собирается. Не к себе же в лабораторию приглашать — ему и Кайнер хватило. Мерлин!.. Пришлось поделиться с немцами своей собственной лабораторией. Те поначалу пытались изображать из себя вежливых “коллег”: сдержанно восхитились количеством и качеством сваренных им зелий, в том числе его личного авторства; посетовали, что такой талантливый ученый так мало публикуется, и заметили, что “гораздо больших успехов он смог бы добиться, посвятив себя исключительно исследовательской деятельности, ибо преподавание — явно не его стезя”. Однако Северуса Снейпа всегда глубоко уязвляла критика его профессиональных качеств вне зависимости от того, насколько хорошо он сознавал свою компетентность на том или ином поприще. А еще он терпеть не мог, когда кто-то своими нейтральными, на первый взгляд, фразами подкапывался к его прошлому… не самому лучшему прошлому. Так что не было ничего удивительного в том, что первый же день с новыми “коллегами” не прошел без конфликтов. Второй день также прошел напряженно: декан Слизерина не собирался извиняться за свою вспыльчивость, а новые преподаватели зельеварения — что спровоцировали его. И враждебное молчание с обеих сторон нисколько не разряжало обстановку. В конце концов, бывший профессор приказал эльфам перенести рабочий стол, три котла, запас колб, реторт, воронок, горелок и подставок, а также часть ингредиентов к себе в личные комнаты, где ему уж точно ничто не помешает.
Так прошло три недели. Северус Снейп варил зелья в свое удовольствие, практически не выходя из своих комнат, и не появлялся на трапезах в Большом Зале. И лишь в те редкие часы, когда он покидал свою обитель, он вспоминал о своих обязанностях декана и посещал общежитие змеиного факультета, чтобы проконтролировать дисциплину, а затем, незадолго до отбоя, отправлялся патрулировать темные коридоры Хогвартса. Клятва не давала ему возможности снимать столько баллов, сколько хотелось бы, но не запрещала снимать их вообще, что бывший профессор зельеварения и делал, вылавливая праздношатающихся гриффиндорцев или целующиеся парочки в стенных нишах и чуланах для метел. И снова декан Слизерина с мрачным удовлетворением размышлял о том, что его змейки никогда не опустились бы до подобного бесстыдства, в отличие от распущенных львят, а если… то сделали бы все так, чтобы их точно нельзя было поймать.
В общем, жизнь удалась. Почти.
Суббота первого ноября начиналась для Мастера зелий ничем не примечательно. Поднявшись с дивана (до кровати в ту ночь он так и не дошел), Северус Снейп совершил свои обычные утренние процедуры и, наскоро поев (слава Мерлину, вместе с должностью преподавателя канула в прошлое ненавистная обязанность принимать пищу на глазах у стада баранов, именуемых учениками по какому-то странному недоразумению, и терпеть ежедневные чудачества Дамблдора), принялся за третью стадию синтеза “Libera Mens” (1). Это зелье он начал варить еще в августе, но очередной учебный год и необходимость учить толпу малолетних идиотов, как всегда, помешали его, без сомнения, гениальным планам. По расчетам декана Слизерина, зелье “Libera Mens” должно было способствовать сохранению воли и разума при воздействии психотропных заклятий и зелий, препятствовать потере памяти и рассудка при пытках и обливиации — в определенных пределах, естественно. При его работе, которая с каждым разом становится все более опасной, подобное зелье стало бы очень хорошей страховкой от участи Лонгботтомов, Берты Джоркинс или Грейнджер, — бывший профессор скривился. Однако, чтобы получить желаемый результат, зелье требовалось настаивать с неделю после проведения очередной реакции, а сам процесс должен был завершиться, таким образом, за один лунный цикл. И, естественно, бывший, но от этого не менее грозный профессор Снейп не мог доверить приготовление этого чрезвычайно сложного зелья кому-нибудь из этих желторотых юнцов, что сейчас стаей гиппогрифов несутся на завтрак.
Вот мерцающий кристалл перетерт буквально в пыль и теперь слабо светится в полумраке подземелий. Профессор высыпает его в котел, и по поверхности зелья идет рябь, оно начинает мерцать холодным, бледно-лиловым светом. Теперь самая сложная часть: нужно помешать зелье сорок раз березовым прутом, поворачивая на каждый пятый раз по часовой стрелке, при этом одновременно читая нараспев длинное заклинание на латыни.
- Magia mea conjuro te…(2)
Второй оборот против — в голове “прозвенели” сигнальные чары, но Северус упорно гонит предупреждение прочь, целиком сосредоточившись на зелье. Ведь сейчас ни в коем случае нельзя отвлекаться.
- … potanti mentem/ retine liberam, / ad exsecrationes/ immunem et remedia… Тревожный звонок нарастает, голову поражает боль, но разве это помеха для истинного Мастера зелий? Он не замечает ни того, как сигнальные чары начинают по-странному трещать и стрекотать; не замечает, как в какой-то момент обрывается высокий, монотонный гудящий звук, и перестает болеть голова. Он не видит, как из камина появляется высокий белобородый старец в пурпурной мантии, расшитой месяцами и звездами.
- … Oblivionis tenebrae/ non absorbeat eum!
Палочка совершает последний пасс, березовый прут проходит последний круг — зелье стало абсолютно прозрачным, его поверхность покрыта мелкой мерцающей рябью, как будто оно слабо кипит. Северус Снейп довольно улыбнулся — теперь ждать еще неделю, а пока можно заняться другими делами — но уже через пару секунд его лицо исказила ярость, когда в зелье самым неведомым образом оказались иглы дикобраза. Рывок рукой — излишнее применение магии сейчас недопустимо — но тщетно: иглы уже невозможно собрать. Зелье зашипело, пустив клубы белого дыма. Профессор не успел опомниться, как его тут же отбросило назад. Последнее, что он услышал перед тем, как окончательно погрузиться во тьму, было звук взрыва, который было бы не под силу устроить даже такому неуклюжему и криворукому студенту, как Лонгботтом.
Когда Мастер зелий открыл глаза, мерцающий белый туман почти рассеялся, а около рабочего стола стоял Альбус Дамблдор собственной персоной и с интересом разглядывал то, что, по-видимому, раньше было котлом.
- Забавное зелье… — улыбнувшись, произнес Дамблдор с таким видом, как если бы говорил о погоде за окном.
- Альбуссс!.. — прошипел Снейп не хуже своего второго господина и подался вперед с явным намерением проклясть директора Хогвартса.
Теперь стало ясно, откуда в зелье взялись иглы дикобраза. А своих загубленных трудов Северус Снейп не собирался кому-либо прощать. Однако мужчина слишком поздно заметил, что привязан, и потому вместе со стулом неуклюже грохнулся на пол. Плечо пронзила вспышка тупой боли — падая, он перевернулся на бок. Будет синяк, а, значит, снова придется варить мазь от ушибов. Да и Помфри, выловив его на днях в коридоре, попросила заготовить новый запас зелий для Больничного крыла: мисс Боунс и мисс Миллер, конечно, здорово помогают ей, но у них же еще занятия, в отличие от него, Северуса Снейпа. А эти малолетние идиоты только и делают, что успевают калечить себя и друг друга. Впрочем, “идиоты” были идиотами исключительно в интерпретации декана Слизерина.
Альбус Дамблдор совершил тем временем несколько пассов волшебной палочкой, и стул, к которому был привязан его подчинённый, в мгновение ока поднялся над полом, после чего плавно опустился на все четыре ножки.
- Ну-ну, Северус, не стоит так бурно реагировать. Стресс еще никого не доводил до добра, — заботливо-назидательным тоном проговорил белобородый старец. — Тебе надо больше отдыхать, общаться с другими людьми, проводить время на свежем воздухе, а ты сидишь, запершись у себя в подземельях, ни мир, ни людей не видишь. Неудивительно, что ты так заработался и совершил ошибку в приготовлении зелья. К счастью, мне удалось взломать пароль на твоем камине и устранить последствия взрыва, пока было не поздно…
Северус только зло сверкнул глазами из-под свисающих черных патл. Он мог бы поклясться чем угодно, что это Альбус подбросил иглы дикобраза, воспользовавшись тем, что сам он был целиком сосредоточен на процессе варки зелья. Однако эта же сосредоточенность не позволяла ему вспомнить, а что же все-таки творилось вокруг в тот момент. А потому Мастер зелий не мог предъявить своему начальнику ничего, кроме голословных обвинений, которыми можно добиться только Азкабана, и предпочел за лучшее промолчать.
— Я думаю, ты хочешь спросить, мальчик мой, что же мне, старому чудаку, понадобилось в твоих комнатах в этот час, — тем же бодрым тоном продолжил Дамблдор, принимая игру в гляделки. — Ты ведь не обиделся на меня, что я взломал твой пароль? В конце концов, это позволило спасти тебе жизнь… Ох, жаль, это не мои любимые лимонные дольки, — притворно-разочарованным тоном произнес директор, одернув руку от чаши с серой. — Так вот, Северус, у меня к тебе есть одно небольшое поручение. Надеюсь, оно поможет тебе отвлечься от сидения в четырех стенах и немного развеяться…
- Как я уже говорил, было бы неплохо, если бы с Гарри и его друзьями позанимался этот мистер Штольц. Если он сумел обучить сквибку мисс Кайнер, что она идет почти вровень с большинством своих однокурсников, то для Гарри открываются огромные перспективы! Ведь герой должен быть сильным. И не смотри на меня так, Северус, — с укором добавил директор Хогвартса, получив от декана Слизерина, по-прежнему привязанного к стулу, очередной злобный взгляд, предвещающий скорую кару. — Гарри очень талантливый, хотя и скромный мальчик. Ты слишком предвзято к нему относишься — пора уже перебороть свои старые школьные обиды и признать, что Джеймс был лучше, чем ты в свои годы…
Казалось, директору Хогвартса доставляло истинное удовольствие наблюдать, как его подчиненный готов выйти из себя лишь при одном упоминании своего школьного врага, особенно когда сравнение было в пользу последнего; как ему намекают, что надо бы брать пример этого позера и любителя дурацких шуток, а, еще лучше, присоединиться к нынешним его последователями на Гриффиндоре, которые не так давно отправили старика Ройсса в Больничное крыло. Впрочем, дал себе подумать Мастер зелий, его чудаковатый начальник и сам ведет себя, как глупый подросток, а его шутка с иглами дикобраза вышла вполне в духе Мародеров. Да, именно шутка, ведь именно так бы оправдывался Альбус, если бы Северус смог его уличить. И дальше пошел бы весь тот бред про новое задание и необходимость отдыхать, что директор только что грузил ему минутой ранее. Надо ли упоминать, что выводы, сделанные Северусом Снейпом, нисколько не улучшили его настроение, в то время как Дамблдор по-прежнему стоял напротив него и лучезарно улыбался, ковыряя пол загнутым носком своей позолоченной туфли?
- Так вот, Северус, тебе надо срочно разыскать этого мистера Штольца и уговорить его приехать в Хогвартс, чтобы обучать Гарри и его друзей в индивидуальном порядке. Как следует из заявления мисс Кайнер, он живет в Потсдаме. Это недалеко от Берлина. Вонючка Флетчер смог раздобыть порт-ключ до Берлина, он сработает ровно через две минуты, — Дамблдор положил ржавое колесо от детского велосипеда на стол с ингредиентами, в то время как декан Слизерина готов был схватиться рукой за лицо, да не мог. — Счастливого дня, Северус, — и, насвистывая себе под нос гимн Хогвартса, старик направился к камину.
Как только директор Хогвартса исчез в зеленом пламени камина, Северус Снейп почувствовал, что сдерживающие его путы, наконец, ослабли. Невербальное “Accio”, и вот он чувствует привычное, чуть покалывающее тепло своей родной кипарисовой палочки. Теперь надо избавиться от этой дурацкой штуковины, что притащил Альбус, и заблокировать на время камин, а потом и вовсе поменять защиту, раз старую тот уже взломал. И, как всегда, никто не поинтересовался планами его, Северуса Снейпа!..
Ретроспектива…
Вначале, вместо того, чтобы предаться грусти и почтить память Лили, он вынужден сидеть за преподавательским столом и наблюдать за этими объедающимися сопляками, сидящими в окружении декораций. По залу летают летучие мыши, трансфигурированные МакГонагалл из какого-то хлама, как всегда, парят свечи, вставленные на этот раз в полые тыквы с прорезями для рта и глаз — “Фонари Джека”. Дурацкий маггловский обычай, но когда это волновало Альбуса? Сколько Северус помнил, в Хогвартсе, пока Альбус в нем был директором, еще ни разу не отмечали традиционные магические праздники.
На столах тоже тыква — гадость… зато Альбус веселится вовсю, наколдовывая конфетти и серпантины, чтобы они падали на других учителей. Слава Мерлину, все имеет свойство заканчиваться, подошел к концу и шутовской маггловский праздник под названием Хэллоуин. Альбус сказал, как всегда, преувеличенно-бодрую речь, смысл которой сводился к тому, что все штрафники получают помилование и освобождаются от своих наказаний. Большой Зал, естественно, взорвался диким ором. Вернее, кричал только Гриффиндор, как стая диких обезьян, и топал, как стадо бегемотов. Слизеринцы же, его змейки, вели себя образцово прилично, даже Кайнер обошлась без своих дурацких выходок.
Наконец, устроенный львами балаган закончился, вернее, Поттер, Уизли и все им подобные, пихаясь и толкаясь, покинули Большой Зал, и дышать стало сразу свободнее. Старосты развели студентов по общежитиям. Северус недолго посидел в гостиной Слизерина, пока Нотт читал общий патерналий, убедился, что дисциплину никто не нарушает, и вернулся к себе в личные комнаты. В камине потрескивает огонь, на полке сверху, в окружении двух свечей, стоит колдография улыбающейся юной Лили. Около нее аккуратно уложены белые лилии — для него она всегда будет Эванс. Северус раскрыл мортуарий (3) и принялся читать нараспев старые латинские стихи.
Пламя свечей стало более ярким и дрожало, как будто от ветра, которого не могло быть в запертой комнате. Стало холодно. Заиндевелые негнущиеся пальцы с трудом переворачивали ветхие страницы, стучащие зубы урывками пропускали слова. Мужчина буквально всем своим телом чувствовал, как мороз хозяйничает в его комнате, рисует свои замысловатые узоры на полу и стенах, стеклянных шкафах — хотя огонь в камине ревел так, как будто в нем развели Адское пламя. Ведомые магией Самайна, когда граница между миром мертвых и живых становится тоньше всего, языки пламени гарцевали в полную мощь, превращаясь то в жутких химер, то в диковинные цветы, никогда не виданные человеком, словно соревновались с морозом, кто из них может больше.
На какое-то мгновение Мастер зелий испугался, что вновь увидит Лили Карающую, которая являлась к нему в ту ночь, когда Кайнер сбежала от Темного Лорда — почему-то Северус Снейп не сомневался, что на сей раз его бывшая возлюбленная не ограничится только словами, и этот вечер станет последним в его никчемной жизни. Но в огне показалось лишь безмятежное, улыбающееся лицо Лили-школьницы, окруженное вихрем из танцующих лилий, и Северус, упорно стараясь не думать об увиденном образе, сосредоточившись исключительно на тексте, гулко чеканя каждое слово, дочитал мортуарий. Вытер холодный пот со лба — никогда прежде он не мечтал о том, чтобы сей привычный на Самайн ритуал закончился как можно быстрее — и пространство вокруг вернулось к привычным ощущениям. Догорал огонь в камине, исчез тот жуткий пронизывающий холод, который наблюдается обычно в присутствии дементоров.
Северус убрал обратно в потайной шкаф колдографию Лили и свечи, сжег лилии в качестве подношения духу Самайна и, не раздеваясь, упал на диван — на сегодня он слишком устал, на сегодня с него хватит воспоминаний о прошлом…
Конец ретроспективы.
Сегодня декан Слизерина собирался совершить свое обычное продолжение вчерашнего ритуала — навестить могилу Лили Эванс в Годриковой Лощине. Без всяких чтений и воздаяний, просто положить букет белых лилий на камень, постоять несколько минут, прикоснувшись к холодному мрамору, чтобы хоть как-то ощутить себя рядом с ней, и так же тихо уйти. Северус Снейп был однозначно уверен, что мальчишка Поттер даже не подумает посетить могилу матери — сам сидел вчера вместе с Уизли в шутовском колпаке и смеялся над его дурацкими шутками. Вряд ли он даже вообще знает, где похоронена его мать, или вообще сознает тот факт, что она должна быть где-то похоронена, и ему не помешало бы почтить ее память. Впрочем, глупое неведение мальчишки Поттера было только на руку Северусу Снейпу, надо только избавиться от этой штуковины…
Мужчина взял лежавшее на столе колесо и направился к камину, чтобы отправить этот мордредов порт-ключ вослед белобородому директору, но не успел дойти всего каких-то несколько шагов, как ощутил неприятно знакомое хватание в районе пупка. Вихрь красок — и вот он уперся ладонями во что-то твердое, на ощупь как промасленное дерево. Примерно то же самое было и под ногами. Снейп приподнял голову и огляделся — он стоял на четвереньках посреди железнодорожного полотна, с левой стороны которого тянулся длинный желтый поручень, прикрепленный тонкими изогнутыми опорами к шпалам. Прекрасно! Просто прекрасно!.. Северус хотел, было, опереться на этот самый поручень, как сзади послышался предупреждающий гудок, и уже через пару секунд по соседнему пути громыхал состав из коротких вагонов канареечно-желтой расцветки, совсем не похожих на те, что возил “Хогвартс-экспресс”. Мастер зелий до того увлекся разглядыванием сего чуда техники, мелькавшего яркими пятнами меж темных прямоугольных столбов, что даже не сразу обратил внимание, что ехавшие в поезде магглы — а это бесспорно были они, судя по их дурацкой одежде — прилипли к окнам и теперь с удивленными выражениями на лицах разглядывают его, тычут пальцами. Впрочем, бывший преподаватель Хогвартса не смог в полной мере осознать сей факт, ибо глаза ему тут же ослепил холодный белый свет, а следом за ним раздался гудок едущего навстречу поезда. В этот раз инстинкты не подвели двойного шпиона, и уже в следующее мгновение он стоял в промежутке между путями, изо всех сил прижимаясь к холодному бетонному столбу и стараясь унять безумное сердцебиение. Даже ожидание очередного сеанса пыток у Темного Лорда не казалось ему теперь настолько страшным, а любопытные магглы продолжали выглядывать его из ярко освещенных окон. Убить! Убить Дамблдора! Флетчера! Обоих!..
Наконец, стихли последние звуки колес, и мужчина позволил себе вздохнуть с облегчением, отдавшись открытию новой для себя истины — он в метро! Ведь так называется у магглов транспорт в виде поездов, бороздящих подземные туннели в городе? Огляделся. Вдоль стен тянулось множество труб, поддерживаемых тонкими металлическими опорами; кое-где висели лампы, освещающие окружающее пространство не очень ярко, но достаточно, чтобы не прибегать к “Lumen maximum”. Желтый поручень, который он заметил слева у левого пути, тянулся также справа у второго. По своему детству, проведенному в маггловском мире, Северус знал, что почти вся техника магглов работает от электричества, а также что до оголенных металлических деталей не стоит касаться, иначе ударит током. По крайней мере, так им с Лили объяснял когда-то мистер Эванс, который, по словам самой рыжеволосой ведьмы, обожал разбирать старые телевизоры и радиоприемники.
1) (лат.) “Свободный дух/разум.”
2) (лат.) Магией своей заклинаю тебя, / Пьющему разум /свободным ты сохрани, / ни проклятью / не подчиненным, ни зелью. / Забвения тьма / не поглотит его!
3) Мортуарий — у волшебников сборник поминальных стихов и песнопений, которые можно читать по любому умершему человеку, а не только по предкам, как патерналий.
Дата: Вторник, 06.05.2014, 02:10 | Сообщение # 305
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Северус с содроганием проглотил застрявший в горле ком, в то время как по правому пути прогрохотал очередной состав с любопытными магглами. К нему в голову внезапно пришло понимание того, что и трубы на стенах, и идущие над рельсами желтые поручни наверняка находятся под током, а потому прикасаться к ним однозначно опасно. Мастеру зелий никогда не доводилось испытывать удар током, но почему-то он не сомневался, что эффект будет не хуже, чем у “Cruciatus”, особенно если учесть, сколько здесь этих… проводов и прочих железок.
С вопросом “где?” разобрались, теперь надо решить, как отсюда выбираться. Первой пришла в голову аппарация, но декан Слизерина тут же отмел эту мысль. Во-первых, расстояние от Берлина до Лондона слишком велико, его следует преодолевать в несколько этапов, чтобы избежать расщепа. Во-вторых, точкой назначения аппарации может служить только хорошо известное или хотя бы раз виденное место — но Северус ни разу не бывал за границей, и потому не представлял ни одного подходящего места для промежуточной аппарации. И, в-третьих, аппарация из подобного, насыщенного технологиями места, как метро, с большой долей вероятности может пройти неудачно, а потому не стоит даже пытаться до тех пор, пока он не выберется из этого треклятого туннеля.
Пропустив еще пару поездов, декан Слизерина догадался, что, раз магглы не умеют колдовать, то им необходим персонал, который поддерживал бы в рабочем состоянии все эти технические штуковины, которыми вдоль и поперек напичкано метро, а потому где-то должны быть служебные выходы. Только где их искать? А, главное, как потом оттуда выйти на улицу? Все-таки уподобляться гриффиндорской компании идиотов в лице младшего Поттера и его друзей бывшему преподавателю зелий совсем не хотелось.
Через некоторое время показался мягкий белый свет, исходивший, судя по всему, с более высокого, чем в туннеле, потолка. Пути слегка разошлись, а столбы между ними приобрели правильную квадратную форму, стали более массивными и покрылись черным мрамором. Вскоре стали видны и платформы, обходящие пути с двух сторон — понятно, станция. Спрятавшись за очередным столбом, Северус пригляделся: с платформ в туннели вели узенькие лесенки, отделенные решетками; сверху висело что-то наподобие телевизора, а также выпуклое зеркало. Справа весьма удачно остановился поезд, и Снейп обогнул его сзади. Осторожно перешагнул через желтый поручень, стараясь не касаться металлических деталей. Теперь заклинания: дезиллюминационное и для отвода глаз. Сопротивление поля очень сильное, а потому и сил требуется вложить немало. В результате декан Слизерина не сомневается — заклинания у него всегда выходили безупречно. Рядом заискрили провода, но с этим пусть магглы разбираются уже. Открыть дверь — что может быть проще? “Alohomora” — заклинание для первокурсников, легко отпирающее механические замки. Но Северусу пришлось повторить заклинание целых четыре раза, прежде чем скрипнул замок на решетке. Маг был жутко недоволен собой: это же позор для него, Мастера зелий и Темных Искусств, размахивать палочкой, подобно глупому первокурснику, в надежде, что у него случайно получится.
Наконец-то свобода! Почти… чтобы попасть на улицу, надо найти еще лестницу, этот эска… или элеватор. Магглы расступались перед ним, образуя относительно широкий коридор — именно такой эффект и должны производить чары для отвода глаз — и потому мужчина не сразу обратил внимание, что смотрят все именно на него.
- Gespenst! /нем. Призрак!/
- Geist! /нем. Дух!/
- Schatten! /нем. Тень!/ — кричали перепуганные магглы, смотря на него распахнутыми от страха глазами и тыча пальцами.
- Rufen Sie die Polizei! /нем. Позовите полицию!/ — закричали некоторые, посчитавшие себя самыми умными.
- Gucken Sie! Im Spiegel ist er reflektiert! /нем. Смотрите! Он отражается в зеркале!/ — громко закричал какой-то пацан, указав на него пальцем.
Северус поморщился: сколько он себя помнил, он всегда ненавидел детей. От них одни неприятности. Однако он не мог позволить себе остаться на месте — не хватало еще, чтобы его загребли в участок местные полицейские. Тогда не удастся избежать скандала, особенно если учесть, сколько магглов видели его в туннеле.
Недолго думая, профессор быстро преодолел платформу и взбежал по лестнице вверх, оказавшись на еще одном подземном этаже, где магглы непонятно зачем устроили торговый район. Всюду ярко горели вывески кафе и магазинов, что аж рябило в глазах. Местами встречались высокие тумбы ярких расцветок с кучей кнопочек и рычажков, и небольшими квадратными экранами, к которым липли подростки — понятно, игральные автоматы. Слава Мерлину, близнецы Уизли еще не додумались до такого… К некоторым таким автоматам, более строго оформления и встречавшимся гораздо реже, подходили в основном уже взрослые мужчины, что-то туда совали, а автомат выдавал им бумажные купюры.
Отдышавшись, Снейп зашел в тупик, спрятавшись за углом одного из магазинов, и невербальным "Finite" снял с себя наложенные чары — пусть магглы думают, что им почудилось. Осознавать свой провал — а это был именно провал — было крайне неприятно. У Северуса никогда не было проблем с чарами — не то, что у некоторых особо глупых студентов. Он настолько привык доверять своему профессионализму, что не задумывался даже, а правильно ли сработало наложенное им заклинание (если он, конечно, не экспериментировал специально) — а чаще всего на это просто не оставалось времени — что не подумал проверить магглоотталкивающие и дезиллюминационные чары даже после того, как у него не сразу сработало “Alohomora”. И, как следствие, предстал бледной тенью перед глупыми магглами, которые только и делали, что тыкали в него пальцами и кричали.
Впрочем, сейчас было не самое подходящее время и место, чтобы предаваться рефлексии, зато не помешало бы еще слегка изменить внешность, чтобы первый встречный маггл не смог признать его за “призрака из метро”. Однако Северус Снейп никогда не был силен в трансфигурации, тем более на себе, пусть его знаний и навыков и хватило на то, чтобы получить в свое время “П” на ТРИТОНах. Да что говорить, с тех пор, как Дамблдор стал директором Хогвартса, уровень образования в лучшей в Европе школе чародейства и волшебства стал стремительно падать, и он, никому не нужный нищий полукровка Снейп, застал, можно сказать, еще лучшие годы по сравнению с тем, что творится в школе сейчас.
Волосы… даже в магическом мире они служили запоминающейся приметой, не говоря уже о маггловском. Мастер зелий порылся в карманах своего сюртука, надеясь найти хоть что-то подходящее, пока не обнаружил тонкую и мягкую полоску ткани, которой на поверку оказалась старая лента Лили — наверное, он вчера по инерции положил ее в карман, когда готовился к чтению мортуария, и забыл потом вытащить.
Ретроспектива…
Сколько помнил Северус, Лили никогда не любила зеленый, особенно после распределения в Гриффиндор, хотя этот цвет ей подходил, наверное, лучше любых других. Цвет ее глаз… Но дальней родственнице Эвансов с какой-то вычурной фамилией, проживавшей где-то во Франции или в Голландии и посещавшей их захолустье лишь на несколько дней летом, не было никакого дела до предпочтений юной Лили. Лили же была девочкой хорошей и послушной и потому терпеливо ходила с хвостиками или косичками, завязанными двумя зелеными атласными лентами, чтобы потом сорвать их с себя при первой же возможности, как только странная тетка покинет дом. И Северус бережливо собирал эти ленты, брошенные Лили на детской площадке или на берегу у озера, где они обычно встречались, и складывал в свой тайник, где хранились и некоторые другие вещи, напоминавшие о былой любви.
Конец ретроспективы.
Завязав волосы найденной лентой, Снейп направился в противоположный конец вестибюля, где располагалась еще одна лестница, ведущая наверх. Он не помнил, когда бы еще так радовался простому солнцу и небу над головой. И даже подозрительные взгляды снующих туда-сюда магглов почти не волновали его. Тем не менее, мужчина отошел в сторону, на выкрашенную зеленым дорожку — он никогда не любил толпу — и огляделся. Вокруг стояли современные офисные здания, или что там в них было вместо офисов. По широкой дороге, разделенной на две части узкой полосой газона с высаженными на нем деревьями, быстро проезжали машины — Северус даже не мог понять поначалу, что именно ему кажется неправильным в том, как двигается здешний транспорт. На синих указателях было чего-то написано — наверное, названия других городов или районов, но что за странные единицы измерения возле цифр? Где футы, ярды, мили?! У Мастера зелий засосало под ложечкой — все его планы посетить местный аналог Косого переулка, раз он оказался в Берлине, стремительно летели книззлу под хвост. Северус не знал, ни как называется здешний магический квартал, ни где его искать. Высматривать его на указателях как видимое только посвященным, было бесполезно, равно как и расспрашивать прохожих на улице. В немецком же декан Слизерина был не то, что бы не силен — научные публикации он мог читать почти без словаря — но уровень его разговорного языка, за неимением нужной практики, оставлял желать лучшего.
Сбоку послышалась негромкая трель, как будто кто-то позвонил в маленький колокольчик, но Северус не обратил на нее внимания, поглощенный разглядыванием улицы. Трель повторилась снова, на этот раз сопровожденная, судя по интонации, настойчивой просьбой:
- Gehen Sie abseits! /нем. Отойдите в сторону!/ — не очень вежливо потребовал один из парней, сидевших на двухколесном маггловском устройстве, велосипеде, кажется.
Северус недоуменно пожал плечами, окинув магглов презрительным взглядом. Чего им вообще от него надо? Он, конечно, обратил внимание, что стоит на зеленой дорожке, по которой почему-то никто не ходит — так он потому ее и выбрал, а разбираться в заморочках местных магглов — не его дело.
Велосипедисты тем временем устроили небольшой междусобойчик. За ними стал третий. На тротуаре остановилось еще несколько магглов, очевидно решивших, что сейчас будет шоу.
- Отойт‘итте ф шторону, — сказал тем временем второй парень на велосипеде. — Это дорога для фелоципедофф.
Снейп вопросительно поднял брови, не понимая, какие претензии к нему могут быть у этих магглов.
- Noch ander russisch Tourist, — небрежно заметил третий велосипедист. — Gucken Sie, wie seltsam er gekleidet ist. /нем. Очередной русский турист… Посмотрите, как странно он одет./
Снейп снова удивился, не понимая, почему эти магглы решили, что он какой-то русский турист, и, махнув рукой, пошел дальше по той самой зеленой дорожке — ведь на ней не толпились так раздражающие его магглы. Внутренний голос шептал, что ему следует найти какой-нибудь укромный уголок и аппарировать к Принс-Мэнору, пусть это и рискованно — скакать через проливы и границы. Однако, неожиданно для себя, Северус решил, что, раз его формально не ограничивали во времени, да и где живет этот мифический Штольц, никто конкретно не знает, то грех будет не воспользоваться таким шансом — побывать за границей, где нет никаких Дамблдоров и Темных Лордов. А врать он может потом что угодно: даже если оба его начальника бывали за границей, то с тех пор много чего переменилось, в том числе, и в магическом мире. Из обрывочных знаний по истории магии, которые декан Слизерина почерпнул в библиотеке Малфоев, следовало, что в Средневековье места массового проживания магов располагались, как правило, на окраине города, изредка — внутри самого города, как один из районов, даже в то время скрытые от глаз простецов. Маггловские города впоследствии очень быстро разрастались, и магические кварталы, размещенные фактически в ином пространственном измерении, недоступном для магглов, оказывались в кольце построек XVIII — начала XX веков, как это наблюдалось, например, в Лондоне. Обо всех этих вещах Мастер зелий размышлял, разглядывая около одного из киосков карту Берлина. Но Мордредова карта упорно не хотела показывать магические участки города! Это была самая обыкновенная маггловская карта!
- Фы бутете бр’ать эту кар’ту? — раздраженно поинтересовалась продавщица в киоске.
- Нет, — буркнул Снейп, швырнув карту обратно в окошко.
- Но фы шмотр’ели уше пять кар’т! — возмутилась продавщица, складывая так и не состоявшуюся покупку на место.
Однако декан Слизерина уже не слушал ее, бодро вышагивая по облюбованной им зеленой дорожке, костеря параллельно собственную недальновидность. Ладно, с Кайнер взять нечего, но чего ему стоило расспросить Шёнбрюнна в самом начале семестра? Под благовидным предлогом из мальчишки легко можно было бы вытянуть информацию об основных магических поселениях Германии. Можно… было бы… История не терпит сослагательного наклонения. Это сейчас он рассуждает об упущенных возможностях, исходя из текущего положения вещей, но кто знал тогда, что обстоятельства сложатся именно таким образом? Новый учебный год не предвещал ничего необычного, а после проведения Турнира трех волшебников иностранцы не считались уже серьезной проблемой для Хогвартса. Даже старик вряд ли планировал бы такое с самого начала — обычно все его планы касаются безмозглого мальчишки Поттера, как и нынешняя “командировка” его, Северуса Снейпа, в Берлин.
За размышлениями Мастер зелий не заметил, как к нему подошли двое местных стражей порядка и, представившись “мастером полиции Винклером” и “мастером полиции Майером”, показали удостоверения, с которых свисали прицепленные к ним позолоченные монетки. Снейп внимательно присмотрелся к удостоверениям и, мазнув полицейских брезгливо-оценивающим взглядом, направился дальше, однако ему не дали уйти далеко.
- Sie werden für eine Verkehrsverstoß festgenommen /нем. Вы задержаны за нарушение правил дорожного движения/, — строго сказал один из полицейских — Снейп даже не потрудился запомнить его имя.
Увидев, что “задержанный” лишь недоуменно приподнял брови, стражи порядка перебросились друг с другом парой фраз, после чего слово взял второй полицейский:
- Фы затер’шаны за наруш‘ение пр’авиль торошного тфиш‘ения, — с сильным акцентом произнес тот на английском. — Фаши документы? — и протянул руку вперед, явно намереваясь что-то получить.
Снейп с трудом сохранил невозмутимое выражение лица: очевидно, ему вменяют то, что он ходил по туннелям метро, а затем пугал магглов своей неполной Дезиллюминацией. Но почему тогда не упомянули последнее? И что за документы? В мозгу, словно вспышка колдокамеры, всплыла картинка, как Кайнер в свой первый день пребывания у него в доме показывала ему свой заграничный паспорт. Раз его приняли за туриста, то, вероятно, магглы, путешествующие по чужой стране, должны иметь при себе этот самый заграничный паспорт. Но у него даже британского, отродясь, не водилось!
Идея аппарировать на родину через тридевять земель, несмотря на все риски, казалась декану Слизерина все более привлекательной, однако поблизости собралось слишком много зевак, в том числе и вездесущих велосипедистов, так что вряд ли бы он смог использовать незаметно даже беспалочковую магию. Северус осмотрелся: вдоль улицы все так же тянулись однообразные офисные здания и заводы; до ближайших боковых улиц, с которых можно было бы свернуть на задние дворы, идти было слишком далеко, а аппарировать — небезопасно: не хватало еще, чтобы в довесок к маггловской полиции за ним гонялись авроры.
За неимением более умных идей, мужчина сделал вид, что ничего не понял, и с брезгливым выражением лица обошел стражей порядка, вновь зайдя на зеленую дорожку. Он здесь совершенно ни при чем.
- Halt! /нем. Стоять!/ — вновь крикнул один из полицейских и сделал шаг вперед, всем своим видом показывая, что не позволит добыче так просто уйти.
Снейп перешел на бег, успев обогнать даже одного маггла на велосипеде. Наглухо застегнутый сюртук, едва защищавший прежде от ноябрьской прохлады, теперь казался жарким и сильно мешал. Какое-то время бывшему профессору казалось, что удача на его стороне: маггловские полицейские бежали вначале по общей части улицы, лавируя между переходами, а встречные магглы не чинили ему препятствий, а просто стояли, разинув рты. Но все хорошее имеет свойство быстро заканчиваться, и местные стражи порядка додумались-таки выйти за заветную зеленую дорожку.
Ретроспектива…
Физическая сторона силы никогда не относилась к достоинствам Северуса Снейпа. В детстве он рос болезненным и слабым ребенком, за что бывал неоднократно бит соседскими мальчишками-магглами. Постоянное отсутствие денег в семье мешало маленькому Северусу нормально питаться, а странная на вид одежда, перешитая матерью из своих старых платьев, не располагала к тому, чтобы с мальчиком хоть кто-то стремился дружить. Родители будущего зельевара тоже имели не самую лучшую репутацию в районе. Нищий алкоголик, отличающийся буйным нравом и полным отсутствием манер, и его вечно хмурая, неуравновешенная жена, с презрением поглядывающая на окружающих и не способная навести порядок в доме, вряд ли могли сыскать себе добрую славу среди соседей, а потому и отношение к их единственному сыну было соответствующим. Знакомство с Лили Эванс, такой же волшебницей, такой же особенной, как он сам, и последующая дружба с ней оказались единственным лучом света в мрачном детстве Северуса Снейпа.
Учеба в Хогвартсе, на который мальчик возлагал так много надежд, мало что изменила в лучшую сторону: наученный матерью, он упросил Шляпу отправить его в Слизерин, хотя старая тряпка советовала вначале Равенкло, в то время как яркая и жизнерадостная Лили Эванс отправилась в Гриффиндор. Она распределялась до него, но Северус не сделал ничего, чтобы не оказаться на вражеском для нее факультете. В Слизерине же, доме, где собиралась чистокровная элита магической Британии, как оказалось, правили те же законы силы, что и в маггловской подворотне Паучьего Тупика, но Северусу было некуда больше идти, нечего ждать иного: теперь это была его “семья”, и он, нищий полукровка, сын волшебницы, изгнанной из рода, презираемый всем факультетом, вынужден был заискивать перед местными представителями “Силы”, одним из которых, безусловно, являлся тогдашний староста Люциус Абраксас Малфой.
С другой стороны, не давала покоя четверка Мародеров, с лидерами которых у Снейпа сложились неприязненные отношения с самого момента знакомства. Вчетвером всегда проще нападать на одного, особенно если этот кто-то — нищий полукровка-слизеринец, за которого вряд ли вступится кто-то из учителей или товарищей по факультету. Конечно, в большинстве случаев Северусу удавалось уйти, наградив недругов парой неприятных проклятий — в отличие от некоторых, большую часть свободного времени он посвящал чтению книг и экспериментам над зельями, а не глупому вихлянию на метле. Но бывало и так, что Мародерам все-таки удавалось схватить его, и тогда Олень и Псина отрабатывали на зельеваре-самоучке прогрессистские маггловские идеи, которыми их активно пичкал известный всем директор Хогвартса. Безусловно, месть не заставляла себя долго ждать, но в душе все равно оставался неприятный осадок, заставлявший чувствовать себя ущербным. Однако инстинкт самосохранения оказывался обычно важнее уязвленной гордости, и в дальнейшем Северус предпочитал держать противников на расстоянии и вовремя отступать, нежели меряться силой.
Конец ретроспективы.
Но сейчас он не мог использовать магию — по правилам магического же мира — и воспоминания об унижениях детства и юности вкупе с чувством собственной ущербности и желанием послать всех к Мордреду и Моргане волной накатили на него, как только полицейские повалили его на землю и защелкнули наручники у него за спиной. Не то, что бы Северус вообще не сопротивлялся — пихаться локтями и коленями он вполне умел — но полицейских это разозлило еще больше, так что очнулся Мастер зелий уже в маленькой темной комнатке с решеткой на двери. Решетка! Мерлин! Он в тюрьме!..
Северус с содроганием вспоминал месяц, проведенный в Азкабане перед судом, на котором за него вступился Альбус Дамблдор. Здесь не было сводящих с ума дементоров и холодного, пронизывающего морского ветра, от которого уже через неделю можно было заработать чахотку, но решетки на двери и единственном маленьком окошке под потолком весьма красноречиво говорили о том, что он может надолго попрощаться со свободой, если в один прекрасный момент не случится чудо, и его не выпустят. Однако декан Слизерина имел серьезные основания сомневаться в том, что за него снова походатайствует Альбус или кто-то из фениксовцев по его приказу, да и быть в очередной раз обязанным старому пауку не хотелось.
Решив не торопиться и действовать по обстоятельствам, бывший преподаватель зелий внимательно осмотрел свое новое пристанище. Камера была узкая, с невысоким потолком, но побольше, чем в Азкабане. Вдоль стены, сбоку от входа тянулись узкие и жесткие нары, оставляя лишь маленький проход для одного человека. В углу стояли дешевые и явно не новые раковина и унитаз — пожалуй, магглы заботились о комфорте своих заключенных гораздо больше, чем маги, во всяком случае, курировавшие Азкабан. За исключением окна, своих источников света в камере не было, но в коридоре горели тусклые желтые лампы — по-видимому, местная администрация решила, что заключенным этого будет достаточно. Напротив камер, через определенное расстояние друг от друга, стояли суровые, одетые в форму охранники; во всяком случае, их внешний вид говорил о том, что врукопашную с ними не стоит лезть.
Итак, просто бежать бесполезно. А что, если… ближайший охранник стоит в стороне, с его позиции не будет видно, что происходит в одной из клеток… Северус уже сделал привычные пол-оборота, чтобы аппарировать на внутренний двор тюрьмы, как почувствовал, что ему чего-то не хватает, и это что-то он должен держать в правой руке. Мерлин! Палочка! Ни один разумный волшебник, тем более двойной шпион, не имеет права покидать пределы родного дома без этого столь важного магического инструмента, да и дома следует всегда его держать под рукой. Однако нары оказались пусты, на полу ее тоже не было, что, в общем-то, не удивительно — ведь горе-герой не доставал ее из наручной кобуры с тех пор, как покинул метро. И кобуры, кстати, тоже не было. Для верности Снейп проверил карманы сюртука — он мог по ошибке положить палочку туда — но и там ничего не было, девственно пусто. А Северус точно помнил, что там должно было заваляться несколько монет. Мордред, украли! То есть, изъяли при обыске. Ладно, эту проблему можно решить достаточно быстро:
- Accio моя волшебная палочка!
Тем временем в одном из кабинетов полицейского участка…
- Итак, что мы имеем?.. — задумчиво произнес один из полицейских, высокий и широкоплечий мужчина с ежиком светло-русых волос на голове, раскладывая изъятые предметы на столе. — 97 коллекционных монет, из них 10 золотых, 35 серебряных, 52 бронзовых… Пока назовем их так, пока эксперты будут проверять их состав. Странные монеты с не менее странными названиями, не находишь, Руди? — обратился он к своему напарнику, стоявшему у окна.
Кристоф Винклер и Рудольф Майер уже два года работали в полицейском отделении округа Шпандау. Еще с детства оба молодых человека мечтали бороться с преступностью и расследовать всякие сложные дела, однако до сих пор не продвинулись дальше патрулирования улиц или экстренных вызовов на кражи или уличные драки. А из привилегий имели лишь тесный и мрачный кабинет на двоих, заставленный столами и картотеками. И потому поимка весьма странного и неразговорчивого то ли еврея, то ли гота могла неплохо способствовать их продвижению по службе.
- Или вот это приспособление? — продолжил Винклер, вертя в руках узкий и длинный футляр с двумя тонкими ремешками. — Я бы сказал, крокодилья кожа, но какая-то жесткая. Никак не могу… его открыть… — мужчина аж засопел от натуги. — Как думаешь, Руди, зачем оно нужно? Кроме того, чтобы носить его на руке? А как он был одет… Я думаю, это член какой-нибудь новомодной религиозной секты или еще какого-нибудь оккультистского движения…
Человек, которого звали Руди, отвернулся от окна и посмотрел на собеседника. Руки его были сложены на груди, а лицо выражало крайнюю задумчивость и озабоченность не самыми приятными мыслями.
- Мы всегда были верными друзьями, несмотря на то, что наши пути разошлись на какое-то время… — начал издалека Майер, — и ты помнишь, в какой школе я учился те несколько лет.
- Конечно, помню, — весело отозвался его напарник Кристоф, сложив руки на груди. — Ты еще такие классные фокусы показывал! Правда, эти ваши ма… — Рудольф приложил палец к губам, и его напарник продолжил тише:
- … ги тебя не приняли. Но к чему ты это говоришь? Думаешь, этот тип, которого мы поймали… из них?
Вместо ответа тот кивнул и сказал только:
- Покажись!
И на его левой руке тут же возникла пара кожаных ремешков, между которыми крепилась палочка, тут же вылетевшая в руку хозяина.
- И что это было? — поинтересовался удивленный Винклер.
- Иллюзия. Посторонним ни к чему знать, что я волшебник.
- И я смогу колдовать, если возьму в руки это? — вновь полюбопытствовал Кристоф, взяв в руку чехол из крокодильей кожи. — Э… может, ты сможешь ее достать?
Майер для приличия сделал пару безуспешных попыток, после чего положил предмет обратно на стол.
- Нет, — покачал отрицательно головой, — здесь специальная защита стоит. Я слышал, что такое бывает, и такие кобуры стоят очень дорого… в отличие от моей. Ее преимущество вроде как в том, что палочку из нее может призвать только хозяин. Как это работает — я не знаю, — развел руками мужчина.
- Вот было бы замечательно, если бы такая защита стояла и на нашем оружии… — мечтательно произнес Винклер. — Но… постой, — лицо его неожиданно приобрело самое серьезное выражение, — если этот тип, как ты считаешь, волшебник, то почему он не колдовал? Он мог бы испариться, исчезнуть — мало ли, какие там у вас фокусы бывают.
- Статут о Секретности, — пожал плечами Майер. — Я рассказываю тебе лишь потому, что мы дружим с детства, и мне не хотелось бы предавать нашу дружбу из-за таких вещей. Смысл в том, что сообщества простых людей и волшебников сосуществуют параллельно друг другу и не вмешиваются в дела друг друга…
- Это я помню.
- Так вот, находясь здесь, в нашем мире, маг должен соблюдать принятые здесь правила и использовать магию может лишь в крайнем случае. Например, при угрозе для жизни. Согласись, если бы этот тип вдруг исчез на глазах сотен людей, переполошились бы все службы, не говоря о том, что ему от своих досталось бы за нарушение закона. Да и такой способ колдовства, как перемещение в пространстве, имеет кучу своих ограничений — может быть, благодаря им нам удалось его поймать.
- Секретность, секретность… — небрежно бросил Кристоф. — Помнишь, какая странная татуировка была у этого гота? Такая рельефная… череп со змеей… Такие татуировки носят все маги?
- Нет, — Рудольф отрицательно покачал головой, воровато оглядевшись по сторонам, — но я кое-что слышал… — добавил он, понизив голос, и пододвинул свое крутящееся кресло ближе к напарнику. — В общем, это относится к так называемой новейшей истории магии. В Британии лет двадцать назад вроде как существовала террористическая организация под названием “Пожиратели смерти” — это как раз их знак. Они представляли собой ультраправое крыло местного магического сообщества и, помимо захвата власти, ставили своей целью уничтожение неполноценных… в их понимании, — мужчина сглотнул, — то есть, простых людей и волшебников в первом поколении…
- Неонацистская организация!.. — вполголоса воскликнул Кристоф. — Но ты сказал, что они действовали двадцать лет назад. — Неужели их правительство ничего не сделало?! И кто это у нас? Перебежчик? Шпион?
- Без понятия. Из того, что нам рассказывали на истории, лидер этой организации, какой-то маньяк с дурацким именем, в 1981-м убился о годовалого младенца и исчез, а его шайка быстро распалась. Наиболее отъявленных членов организации посадили в тюрьму, кого-то оправдали, кто-то залег на дно. Но это еще не все: ходят слухи — а я получаю еще и магические газеты — что якобы пару лет назад этот маньяк вернулся и собрал остатки организации, но пока его деятельность ограничилась лишь несколькими точечными терактами на территории Британии.
- Утешительные новости, — хмыкнул Винклер, сложив руки на груди.
- Я думаю, следует его вначале допросить, чтобы соблюсти протокол, — продолжил тем временем Майер, — а потом сообщить в Аврорат… ну, магическую полицию: разбираться с такими типами, как он — в их компетенции.
- Но это же вопрос государственной безопасности!
- Насколько я слышал, у нашего и их правительства есть свои контакты на высшем уровне, вот пусть и разбираются сами, а мы должны сделать лишь то, что должны.
Раздался стук в дверь, и Винклер предусмотрительно убрал со стола коробку с вещественными доказательствами.
Дата: Вторник, 06.05.2014, 02:10 | Сообщение # 306
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
- Привет, мальчики, — жизнерадостно поздоровалась молоденькая секретарша, прижимая к груди несколько папок с бумагами. — Не хотите сходить со мной на обед? - Извини, Хельга, не сейчас, — ответил за двоих Рудольф, в то время как его напарник пожирал глазами стройные ножки, затянутые в черный капрон. — У нас… работа, — и пихнул локтем сидевшего рядом Кристофа.
- Да… работа… — сглотнув, ответил тот, не сводя глаз с секретарши.
- Ну, хорошо, мальчики. Удачно поработать, — так же жизнерадостно ответила Хельга, направившись к выходу.
И чего ей стоило идти чуть быстрее или не заходить к ним вообще, а сразу поискать себе другую компанию? В общем, когда у Винклера под столом взбрыкнулась коробка, изданный ею шум не остался незамеченным. А Хельга, сколько они ее знали, всегда была охоча до сплетен.
- Ой, а что это у вас там? — тут же поинтересовалась она, услышав стук из-под стола. — Вы что, принесли сюда какое-то животное? Это же запрещено!
- Это… — только и смог выдавить из себя Кристоф, изо всех сил придавив коробку.
Только сейчас он понял сакраментальный смысл великого Статута о Секретности, о котором еще минуту назад говорил ему друг и напарник: скажешь такое кому-нибудь вроде Хельги, и уже через полчаса все будут считать тебя идиотом — и хорошо еще, если психиатрам сразу не сдадут.
- Машинка с дистанционным управлением, — пришел Рудольф на помощь другу. — Нашли на месте преступления. Видимо, в соседнем отделе кто-то с пультом балуется.
Девушка глубокомысленно кивнула, снисходительно посмотрев на коллег по работе и, покачивая крутыми бедрами, обтянутыми узкой черной юбкой выше колен, покинула кабинет. Мужчины вздохнули с облегчением и тут же поплатились за свою минутную слабость: коробка окончательно взбрыкнулась, и оттуда вылетел тот самый чехол из крокодильей кожи, в котором, как предполагали незадачливые полицейские, находилась волшебная палочка.
- Лови!
- Держи!
- Ты же волшебник! Сделай что-нибудь!
Потыкавшись в стены, в потолок и в шкаф, чехол, в конце концов, врезался в дверь, и здесь полицейским таки удалось его поймать.
- Это у вас, — Винклер особенно подчеркнул последнее слово, — нормально?
Палочка по-прежнему продолжала вырываться из его руки.
- Э… нет… — задумался Майер. — Я думаю, этот тип в черном использовал призывающее заклинание.
- Это как так? — удивился его напарник.
- Дома покажу. Надо решить, что делать с этим, — Майер указал на чехол в руках друга. — По крайней мере, до тех пор, пока тот тип не успокоится.
- Но постой. Ты же сказал, что он сотворил какое-то там заклятие. Разве вы можете колдовать без этого?! — удивился Винклер, помахав палочкой перед носом товарища.
- Ну… только некоторые особо сильные волшебники, — уклончиво ответил напарник. — Обычно они потомственные… А это значит, он не успокоится до тех пор, пока у него не закончатся силы.
- Может, в сейф ее положим, а? Черт! Опять вырывается.
- Есть идея получше. Сообщим сейчас в Аврорат, чтобы прибыли сюда через час. А пока прогуляемся к нашему готу и допросим его.
На счастье товарищей, общая комната, где обычно сидели секретари, операторы и прочие сотрудники, занимающиеся бумажно-телефонной работой, оказалась пуста — почти все, кроме выехавших на задания, ушли на обед. Так что парочке полицейских не только удалось пройти незамеченными, но и избежать провокационных вопросов о подозрительных звуках, доносившихся из их кабинета, с последующим вызовом к начальству, да-да.
* * *
Северус Снейп знал, он чувствовал, что его волшебная палочка, его продолжение, верно служившая ему еще с первого курса Хогвартса, стремится его найти, однако что-то ей мешало. На какое-то мгновение его посетила крамольная мысль: а что, если его палочку заперли где-нибудь в сейфе? По крайней мере, так поступали в Азкабане по отношению к тем заключенным, которые еще ждали суда. Однако декан Слизерина не видел иного пути, чтобы вернуть свой инструмент. В конце концов, даже если его палочку и заперли, то странные звуки точно привлекут внимание магглов, а, как только они откроют свой сейф, палочка в мгновение оттуда вылетит. И потому зельевар вновь сосредоточился на связи со своим оружием, мысленно посылая сигнал призыва.
Любой, кто проходил бы мимо камеры, где сидел сейчас Северус Снейп, увидел бы впавшего в транс мужчину с закрытыми глазами, вытянувшего правую руку ладонью вверх. Словно он намеревался что-то поймать, будь то знаменитое яблоко Ньютона или благодать какого-нибудь божества — для довершения образа не хватало только сложить ноги в позе лотоса и уйти в Нирвану. Однако пришедшие по его душу Кристоф Винклер и Рудольф Майер были весьма далеки от построения столь метафизических ассоциаций.
Северус Снейп чувствовал, что его волшебная палочка уже совсем рядом; осталось лишь немного дотянуться до нее, когда его бесцеремонно вырвали из транса и, сцепив за спиной наручники, буквально вытолкали из камеры. Вновь переход по узким, освещенным тусклыми лампами коридорам, выкрашенным в уродливый темно-зеленый цвет, словно насмешка над великим Салазаром Слизерином… Небольшая, убого обставленная комната, где его сажают за обшарпанный стол, спиной ко входу. Допросная…
Один из сопровождавших его полицейских ушел, второй сел напротив, положив перед собой незаполненный бланк и ручку. Около двери занял свое место внушительных габаритов охранник, одетый в толстый жилет, который наверняка выдержал бы слабенький “Stupefac”. Рабочая рука лежит на поясной кобуре — почти как в лучших традициях старого Аластора Грюма…
- Фам вменяецца гр’убое нарушение обсчештфенного порятка, нарушение п’рафил уличного тфишения, сопр’одифление пр’и задер’шании, а такше отцутштфие документофф, утоштоферяюсчих личность… Фсе это фмеште бутет гр’озить фам четыре месяцефф тюр’ма и шешцот марок штр’афа. А пот‘ому фам шлетует сотр’утничать со шлетштфием, чтопы оплекчить фаше наказание.
Полицейский постарался как можно более грозно посмотреть на заключенного, но последнего это нисколько не проняло — это вам не Темный Лорд с его любимым “Crucio”. Северус смутно припомнил, что это один из тех двух магглов в форме, что приставали к нему на улице с аналогичными претензиями, только тогда на них были еще форменные куртки и фуражки. Имя полицейского вновь ускользнуло из памяти зельевара, зато внешний вид позволял сделать определенные выводы, а именно “сила есть — ума не надо”. Такой идеально годился на роль вышибалы и телохранителя, и его кулаков, пожалуй, стоит опасаться. Зато прочитать такого будет легче легкого.
Маг изо всей силы напрягся, сосредоточившись на зрительном контакте, одновременно внушая магглу, что он жалкое, ни на что не годное презренное существо. И увиденное в голове, как он понял, Кристофа Винклера, весьма не понравилось хогвартскому зельевару. Для начала, именно этот тип держит у себя его волшебную палочку, которую Северус со связанными за спиной руками теперь точно не сможет призвать. Во-вторых, этот Винклер (дурацкая фамилия!) знает, что это волшебная палочка, и что перед ним сидит самый настоящий волшебник. А все потому, что его друг и напарник — тоже волшебник, только магглорожденный, а в голове у Винклера мелькает воспоминание о том, как этот его напарник демонстрирует собственную наручную кобуру, становящуюся невидимой по желанию. Слава Мерлину, этот тупоголовый маггл понял необходимость соблюдать Статут о Секретности, о котором рассказал его друг. Но это было меньшее из зол: при обыске они обнаружили не только палочку и галлеоны, но и Темную метку у него на предплечье. И если магглам, которые были свидетелями досмотра, было все равно, даже Винклер принял ее за обычную татуировку, то его напарник Рудольф Майер догадался, что это именно Темная Метка, и провел четкую параллель — неонацизм. И, чтобы окончательно испортить день ему, Северусу Снейпу, этот Майер, видимо, решил вызвать авроров. Проклятье!
Северус усилил напор, вложив в ментальный поток все свое презрение к наглому магглу, чтобы тот почувствовал себя жалким никчемным существом — на большее Мастера зелий сейчас бы просто не хватило. Полицейский тут же схватился за голову, лицо его изображало крайнее отчаяние и полное осознание собственной ущербности. Утерев выступивший на лице пот, Винклер встал со стула, трясущимися руками сложил бумаги и ручку обратно в папку, после чего подошел к охраннику и, отдав какие-то распоряжения, вышел за дверь. Воцарилась тишина. Северус выдохнул — беспалочковая легилименция, даже облегченная зрительным контактом, отнимала слишком много сил. Мужчина чувствовал себя вымотанным, как будто весь день вел уроки у тупоголовых студентов, а потом еще таскал мешки. Охранник по-прежнему безмолвно стоял у двери, как некий истукан. Если так пойдет и дальше, то он (Снейп) дождется только прибытия авроров — возможно, за этим его здесь и держат. Надо рискнуть…
Снейп осторожно приподнялся на стуле, помня утренний урок, устроенный ему Дамблдором, но охранник в мгновение ока усадил его обратно, жестко надавив на плечо. - Sie müssen hier sitzen /нем. Вы должны сидеть тут/ — только и сказал он, и отошел на место.
Проклятье! Этот маггл даже не повернулся к нему лицом! Так, спокойно, Северус, спокойно. Видимо, встречи с аврорами тебе не избежать. Придумай лучше, что ты будешь врать — не в первый раз. А ведь ты выбирался и из более опасных передряг, и до сих пор жив. Подумай сам, какой это будет позор: двойной шпион, водящий за нос и Дамблдора, и Темного Лорда, попался в руки каким-то обыкновенным аврорам.
Так, в размышлениях, прошло еще несколько минут или больше — сидя на одном месте в убогой полутемной допросной, Северус совершенно потерял счет времени. Наконец, дверь открылась, и в комнату вошли еще двое.
- Spezialagent Holzmann, — представился вошедший, по-видимому, охраннику. — Sie können frei sein, wir brauchen nicht mehr Ihre Hilfe. /нем. Спецагент Хольцманн… Можете идти: ваша помощь нам больше не понадобится.
Говорил Хольцманн властно и говорил голосом, совершенно незнакомым Снейпу; незнаком с Хольцманном был и Винклер, что также осложняло дело.
- Ja, Herr Holzmann /нем. Да, господин Хольцманн, — ответил охранник, чуть помедлив. Открылась дверь — охранник все-таки вышел — и через несколько секунд закрылась. У Северуса Снейпа засосало под ложечкой: очевидно, за ним явился обещанный аврор. Но только почему один? Сколько Северус помнил, даже лишенных палочки заключенных всегда сопровождало, как минимум, два аврора на человека. Или остальные дожидаются его за дверью?
Хольцманн тем временем сел за стол, явив двойному шпиону широкоплечего мужчину лет тридцати-тридцати пяти на вид, с короткими рыжевато-русыми волосами и уверенным взглядом серых глаз. Одет он был в мантию (?) или пальто черного цвета с широкими рукавами, “украшенными” золотистыми плетеными нашивками у края; такие же нашивки имелись на воротнике и погонах. Но, что больше всего озадачило Снейпа: в голове у Хольцманна стоял самый настоящий непробиваемый блок, словно говорящий: “Даже не пытайтесь”. Конечно, маг уровня Дамблдора или Темного Лорда, наверное, смог бы его пробить, пусть и не сразу, но не Северус Снейп, лишенный палочки, со связанными за спиной руками.
Рядом пристроился Рудольф Майер, положивший перед собой бумаги и ручку.
- Альбер’т Хольцманн, шпециальное подр’азделение Аврората, — вновь представился гость, на этот раз Снейпу. Говорил он с заметным акцентом, но не таким сильным, как у его маггловского коллеги. — Вам вменяется нарушение международного Штатута о Секр’етности… нарушение правил уличного движения, оказание сопр’отивления при задер’шании, а также незаконное применение легилименции. Все вышеперечисленное грозит вам штрафом в 3000 талеров или… 500 талеров и год тюремного заключения с испр’авительными работами, — после некоторой паузы добавил аврор. — А потому в ваших ше интересах… сотр’удничать со следштвием.
- У вас нет доказательств, — выплюнул Снейп, с презрением посмотрев на сидящих напротив него стражей порядка.
- Это фы так счита’эте, — уверенно заметил Майер, опершись о стол. — Центр’альная р’адиоштанция етва не р’азр’ывается от швонков в пр’ямой эфир. Все только и гофорят, что вители на штанциях и в туннелях метр’о пр’израка челофека в чер’ном, потозр’ительно похошего на вас, и уше штр’оят тогатки, как такое мошет быть. Налицо яфное нар’ушение Статута о Секр’етности, — и посмотрел на задержанного сверху вниз.
Северус Снейпу с трудом удавалось сохранять брезгливо-невозмутимое выражение лица. Это ж надо было так проколоться! И теперь всем этим магглам не сотрешь память… Проклятый Флетчер
- Поскольку вы мешаете следствию, мы имеем право на применение Сыворотки правды. Вы ше умеете делать уколы, господин Майер?
- Д-да, — неуверенно промямлил тот.
- Не забывайте, — Хольцманн вновь обратился к Снейпу, в его интонациях и выражении лица так и сквозило чувство собственного превосходства, — мы — не безобидные простецы, которых вы мошете безнаказанно пугать и дурачить.
- Я думаю, мы мошем приступать, господин Майер, — заметил аврор минуту спустя, так и не дождавшись ответа задержанного. — Заодно я взгляну на татуировку, о которой вы говорили. Если это действительно та самая метка…
Хольцманн намеренно говорил на английском, чтобы, как понял Северус Снейп, он проникся серьезностью момента и незавидностью того положения, в котором оказался. И если от прочих нарушений еще можно как-то отговориться, что, например, в Германии идиотские законы, или… на него повесили чужое преступление — по слухам, авроры нередко так делают, чтобы отчитаться перед начальством: шпана из Лютного все равно никого не волнует — то наличие Метки может стать весьма серьезным обвинением. В Германии, как он понял, после истории с Гитлером и Гриндевальдом не жалуют любителей расизма — а именно к таким и относился Орден Пожирателей Смерти. В Британии же ему тоже никто не пожмет за это руку, уж слишком много врагов успел он нажить за свою относительно недолгую жизнь в магическом мире. Родители неблагодарных тупоголовых сопляков, которых он учил на протяжении пятнадцати лет, точно не станут умолять Боунс и Скримжера его помиловать, равно как есть и те, кто подобно Грюму убежден, что “бывших Пожирателей не бывает”. Конечно, мог бы похлопотать кто-нибудь из его начальства, но старому бородатому интригану Северус и так был должен по самое не могу — проще только самоубиться — а Темный Лорд, скорее, предпочтет пожертвовать своим шпионом, которым, вдобавок, был несильно доволен в последнее время, чем вновь явить себя Urbi et orbi (4).
Хольцманн тем временем открыл свой узкий чемодан, который являл всем присутствующим, кроме самого хозяина, иллюзию темного тумана, и извлек оттуда небольшой флакон и стеклянный шприц с длинной тонкой иглой. Майер, чувствовавший себя так, будто играет неудачную роль в неудачном спектакле, взял шпиц и, наложив на него “Tergeo maxime”, проколол тонкую резиновую прокладку, скрытую под плотной стеклянной пробкой, и отобрал нужное количество прозрачной, чуть серебрящейся жидкости, после чего отставил склянку в сторону и надавил на поршень — с кончика иглы брызнула пара капель. Оба стража порядка обошли стол, оказавшись позади допрашиваемого, один из них присел — Северус почувствовал, как ему расстегнули пуговицы и задрали вверх рукава рубашки и сюртука. Было неприятно… как будто его собрались препарировать, как какую-то печень дракона или флоббер-червей.
- Да, это дейштфительно она, — вновь сказал по-английски аврор с ноткой самодовольства в голосе. — Итак, мистер… — обратился он теперь к Снейпу, — у вас еще есть возмошность шпасти ваше полошение…
Аврор стал слева от заключенного, опершись о стол. Поза его выражала небрежность и расслабленность, словно он просто вышел на прогулку. Как успел заметить Северус, пальто доходило ему чуть ниже колен, а из-под него выглядывали черные брюки и черные туфли, совершенно не вязавшиеся с образом типичного оперативника-боевика, которым Альберт Хольцманн совершенно не являлся.
- Напр’имер, — продолжил вышеупомянутый Хольцманн, — вы мошете назвать, для начала, ваше полное имя и подданство… — и для верности достал волшебную палочку из наручной кобуры.
Вновь повисла тишина. Хольцманн кивнул, и Северус почувствовал слабый укол в предплечье. Давление и боль нарастали, а вместе с ними впрыскивалась в кровь жидкость, принуждавшая человека говорить правду и раскрывать всякие тайные мысли. Снейп с тоской подумал о зелье “Libera Mens”, так и не сваренном по вине Дамблдора — оно могло бы защитить его разум при подобном допросе. Но воспоминание померкло, едва начал действовать Веритасерум, и на поверхности сознания всплыл ответ на только что заданный вопрос.
- Северус Тобиас Снейп, объединенное королевство Великобритании и Северной Ирландии, — неожиданно для себя выпалил зельевар.
- Уше лучше, — заметил Хольцманн. — Es ist genug, Herr Meier. Schreiben Sie bitte auf /нем. Достаточно, господин Майер. Запишите/.
Повинуясь указанию аврора, который у себя явно занимал более высокую должность, чем этот Майер, последний аккуратно положил шприц на чистый лист бумаги, после чего запомнил соответствующие графы в бланке.
- Дата р’ошдения? — вновь задал вопрос Хольцманн.
- 9-е января 1960 года, — равнодушно ответил Снейп: в конце концов, это ни на что не влияет. - Когда вы пр’иняли Темную Метку?
- 22 декабря 1977 года…
Прошлое не изменить. К тому же, он может отговориться, что был тогда молод и глуп.
- Каким образом и с какой целью вы появились на территории Германии?
Северус сглотнул: уже за факт наличия Темной Метки его могут объявить шпионом Темного Лорда — если судить по Геннингену, допрашивавшему Кайнер, немцы это любят делать. И про возрождение Темного Лорда врать бесполезно — благодаря письмам Шёнбрюнна и Визерхоффа об Ордене Пожирателей Смерти наверняка знает вся магическая Германия. Так что лучше сказать… полуправду.
- Я… мне дали порт-ключ. Я хотел его выкинуть, но он перенес меня сюда.
- То есть, вы утвер’шдаете, что не хотели пользоваться тем пор’талом? Значит, вы знали, куда вас долшен был доштавить пор’т-ключ? — Хольцманн, скорее, утверждал, чем спрашивал.
- Не совсем, — Снейп выдавил кривую улыбку, которая совершенно не красила его нездорового цвета лицо. — Как выяснилось, Берлин — очень большой город.
- Почему ше вы не аппарировали, если, как вы утвер’шдаете, вы не хотели сюда отпр’авляться?
- Я… э… оказался в магглонаселенном районе, и если бы этот, — указал взглядом на Майера, — и его напарник не пристали бы ко мне из-за какой-то ерунды, то я, безусловно, смог бы осуществить задуманное, — зло проговорил Снейп, всем своим видом выражая тот факт, что во всех его бедах виноваты исключительно окружающие, но не он сам.
- Мистер Снейп, — Хольцманн сложил руки домиком, — в пр’отоколе четко сказано, что вы задер’шаны за нарушение правил уличного двишения, а именно двишение по велоципедной дорошке, чему есть многочисленные свидетели, а также оказание сопр’отивления полиции. Кроме того… нашим упр’авлением были зафиксированы сигналы применения магии в радиусе 600 метров от штанции метр’о “Цитадель”, а очевидцы, как верно указал господин Майер, видели призрака, по всем пр’иметам похошего на вас. Кроме прозрачности, разумеется. Очень похоже на плохо ср’аботавшее заклинание Дезиллюминации, не пр’авда ли? Котор'ое было налошено вашей палочкой — судя по тому, что мы выяснили через “Priori Incantatum”, — мужчина вновь сложил руки на столе и подался вперед, грозно посмотрев на задержанного.
- Отлично, господин Майер, отлично, — с довольным видом заключил Хольцманн, откинувшись на спинку стула. — А теперь нам осталось выяснить, кто ше послал вас в Бер’лин и зачем, — и вновь устремил вопросительный взгляд на Снейпа.
Уличенный в некачественном исполнении заклинания, декан Слизерина не чувствовал себя так уверенно, как раньше, да и Сыворотка правды, пусть и вколотая не полностью, давала о себе знать, так что вместо игры в гляделки он просто ответил, как распоследний гриффиндорец на уроке зельеварения:
- Я… э… мне надо было найти одного человека… э… в Потсдаме, но я знал, что этот человек не существует.
- Откуда вы знаете, что этого человека не сусчештфует?
- Я сам его придумал…
Хольцманн изобразил выражение глубокого понимания на лице.
- Так вы, похоже, двойной шпион, мистер Снейп, — с нотками шутливого восхищения в голосе проговорил аврор. Майер же выглядел весьма удивленным, очевидно, не ожидая, что человек такого уровня проколется на административных правонарушениях. — И ради которой из двух ваших... хм... заинтересованных сторон вы придумали этого человека?
- Ради безопасности третьей, незаинтересованной стороны...
- Поясните, — потребовал Хольцманн.
Аврор едва заметно напрягся, почувствовав, что следующий ответ подозрительного британца поможет объяснить происходящее.
- Я… э… обучал магглорожденную немецкую студентку магии. Я не хотел, чтобы об этом знал Темный Лорд — я думаю, вы понимаете...
Немецкие студенты, в том числе и Кайнер, пусть она не немка, и так доставили ему кучу головной боли, вот пусть и отдуваются.
- Вы — подданный Бр’итании, и ваша основная пр’офессия — учитель, — Хольцманн свел имеющиеся факты воедино. — Я думаю, я не ошибусь, если пр’едполошу, что вы пр’еподаете в Хогвартсе. Хм… молчание, видимо, можно р’асценивать как знак согласия.
- Warten Sie bitte, Herr Holzmann! Warum denken Sie, dass dieser Snape lehrt gerade im Hogwarts? Er kann auch einen Privatlehrer sein /нем. Подождите, господин Хольцманн, но почему вы считаете, что этот Снейп преподает именно в Хогвартсе? Он может быть и частным преподавателем/, — удивился Майер.
- Hogwarts, soviel ich weiß, ist die alleinige zauberschule in Britannien, — пояснил аврор. — Sein Rektor, Albus Dumbldore, ich meine, braucht keine Einführung. Höchstwahrscheinlich, er ist diese zweite Partei, worauf Snape spioniert wird. Auch in diesem Jahr, soviel vielleicht wissen Sie aus der Zeitungen, nach Hogwarts ist die kleine Austauschgruppe von Leipzig gegangen, dazu ein Mädchen genau gehören hat /нем. Хогвартс, насколько мне известно — единственная школа магии в Британии… Ее директор, Альбус Дамблдор, я думаю, не нуждается в представлении. Скорее всего, именно он является второй стороной, на которую шпионит Снейп. Также в этом году, как вы, возможно, знаете из газет, в Хогвартс отправилась по обмену небольшая группа из Лейпцига, в состав которой одна девушка точно входила/ — Итак, мистер Снейп, — обратился он к задержанному уже по-английски, — кто поручил вам р’азыскать учителя этой магглорошденной студентки: Альбус Дамблдор или этот ваш Темный Лор’д?
- Дамблдор. Он хотел, чтобы этот человек обучал в частном порядке четверку его любимчиков-бездарей. Именно он дал мне порт-ключ, перенесший меня в метро. Вряд ли наше министерство — а я уверен, вы туда обратитесь — даст вам положительный ответ на запрос о легальности этого порт-ключа и о его существовании и срабатывании вообще, поскольку у Дамблдора имеются весьма… специфические знакомства, а Министерство он в свои планы обычно не посвящает.
- А как обучение этих директор’ских, как вы вырашаетесь, любимчиков, связано с той штуденткой? — чуть помедлив, спросил Хольцманн.
- Эта студентка… Кайнер… она — латент, ее магические способности проявились слишком поздно, когда она уже вышла из школьного возраста. Тем не менее, по большинству предметов она успешно справляется с программой выпускного курса, — процедил сквозь зубы Снейп. — Дамблдор же решил, что раз такого прогресса в обучении могла добиться магглорожденная ведьма-латент, то его любимчики и подавно станут гениями в магии, — фыркнул. — Как будто наличие магии в них заменит отсутствие мозгов.
- О да, я слышал, не-волшебников и их магически одаренных потомков у вас по-пр’ешнему считают людьми второго сор’та, что вы сегодня наглядно пр’одемонштр’ировали, пр’именив легилименцию к напар’нику господина Майера и попытавшись пр’именить ее ко мне. В то время как ваш Аврорат не мошет справиться с местным пугалом, которое Гр’индевальду даше в подметки не годится, — с презрением заметил Хольцманн. — Ich meine, betreffs der erhobener Anklagen, ist alles klar, — обратился он к полицейскому, — Sie dürfen die Vernehmungsprotokoll beenden. Wir werden die Strafen gemäß Artikeln in jedem der Gemeinden abtielen, Ihr Geselle wird die anfallende erhalten. Als , — кинул небрежный взгляд на Снейпа, — Tätigkeit ist potenzielle gefährlich nicht nur für allgemein sondern auch für magische Deutschland, nehmen wir ihm in unsere Auroren Zentralle ab. Die Dinge, die er damit hatte, müssen sie auch uns übergeben. /нем. Я думаю, касательно предъявленных обвинений все ясно… можете заканчивать протокол. Штрафы разделим согласно статьям в каждом из сообществ, ваш напарник получит причитающуюся ему компенсацию. Поскольку его… деятельность потенциально опасна как для общей, так и для магической Германии, мы забираем его к себе в Аврорат. Имевшиеся при нем вещи вам тоже следует передать нам.
- Hmm… Das ist klar, Herr Holzmann, — проговорил Майер, снизу вверх посмотрев на аврора, — Ich weiß die erforderlichen Verfähren… Aber was ich in die Vernehmungsprotokoll über seinen Abenteuer in der U-Bahn aufschreiben solle? Sie werden mich für einen Idiot halten, wenn ich die Wahrheit schreibe. Nicht zu vergessen die Tatsache, dass es ein Verstoß gegen die Satzung der Geheimhaltung sein wird /нем. Э… это понятно, господин Хольцман… я знаю необходимые процедуры… Но что мне написать в протоколе о его похождениях в метро? Меня же примут за идиота, если я напишу правду. Не говоря уже о том, что это будет нарушение Статута о Секретности./
- Schreiben Sie auf, dass er einer religiösen oder okkulten Sekte angehören — es würde mangelnde Dokumentation, mangelnde Kenntnis der Verkehrsregeln und deren nachfolgende Vernachlässigung erklären. Über den U-Bahn, schreiben Sie bitte nicht: den “Gespenst” und Straßen Täter muss man nicht für ein und dieselbe Person halten, und ich hoffe, dass unser “Freund” nicht bald in der großen Welt erscheinen wird. Aber wenn Ihr Chef verlangen wird, schreiben Sie, dass er sich in den U-Bahn durch Zufall fand — alte unbenutzte U-bahnlinie, Reparaturarbeiten und so weiter. Wer weiß, was diese Sektieren im Sinne haben… /нем. Напишите, что он член какой-нибудь религиозной или оккультной секты — это объяснит и отсутствие документов, и незнание правил дорожного движения, и их последующее игнорирование. Про метро пока не пишите: “призрака” и уличного нарушителя необязательно должны принять за одно и то же лицо, а я надеюсь, наш “друг” еще нескоро появится в большом мире. Но если ваше начальство потребует, напишите, что оказался в метро случайно — старая неиспользуемая линия, ремонтные подземные работы и так далее. Мало ли, что на уме у этих сектантов…/
- Vielen Dank, Herr Holzmann! /нем. Большое спасибо, господин Хольцман!/ — едва ли не просиял от счастья Майер, пожав руку своему коллеге из магического мира.
- Ich danke Ihnen für Ihre Zusammenarbeit, Herr Meier. Sagen Sie dem anderen, dass wir ihn abholen /нем. Благодарю за сотрудничество, господин Майер. Передайте вашим, что мы его забираем./
- Ja, Herr Holzmann /нем. Да, господин Хольцманн./
Задержанному ввели антидот, и магглорожденный полицейский вскоре скрылся за дверью, а вместо него вернулся охранник, уже другой, но также замерший у входа, как истукан. Через пару минут Майер вернулся в сопровождении еще одного охранника и своего напарника Винклера, который держал коробку с изъятыми при обыске предметами. Северуса Снейпа подняли со стула и вновь повели по многочисленным тусклым коридорам. Из слов Хольцманна зельевар понял, что по уши вляпался в дерьмо — собственно, это было очевидно еще с того момента, как ушлый аврор понял, что он двойной шпион. И как выбираться из этого знал разве что один Мерлин. Пожалуй, гораздо больше Северус Снейп предпочел бы оказаться сейчас в Лестранж-холле и вытерпеть очередное “Crucio” в исполнении Темного Лорда, чем находиться в застенках немецкого Аврората.
Дата: Вторник, 06.05.2014, 02:12 | Сообщение # 307
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Но человек, как известно, всего лишь предполагает, и очень скоро Северуса вывели во внутренний двор, где его дожидалась, по-видимому, служебная машина черного цвета с маленьким кружочком на крышке спереди, расчерченным на голубое и белое поля. Майер открыл заднюю дверь, и охранники грубо усадили арестанта, надавив на голову и плечи. Майер и Хольцманн еще раз пожали друг другу руки в знак сотрудничества, и последний занял сидение спереди, рядом с водителем.
Стоило последней двери захлопнуться, как на окна моментально упала иллюзия темного клубящегося тумана — ничего не было видно даже в лобовое стекло, в которое и прежде приходилось смотреть через толстую сетку с частым переплетом — и автомобиль тронулся с места. Северус не знал, сколько они так ехали — “арестантскую” часть салона никто не додумался снабдить часами — но, показалось ему, значительно меньше, чем они могли бы ехать, располагайся здешний Аврорат вблизи центра города, как в Лондоне. А оценить расстояние от той станции метро, как они сказали, “Цитадель”, он смог, просмотрев незадолго до ареста аж целых пять карт, и выглядело оно… не очень маленьким. Наверняка здесь не обошлось без пространственных петель, как у “Ночного рыцаря”, вот только как их устроили здесь, среди такого обилия технологии?
Наконец, машина затормозила, но выйти Северусу Снейпу разрешили лишь пару минут спустя, и вновь дневной свет показался ему таким естественным и одновременно ценнейшим благом. Авроры, судя по всему, рядовые, одетые на этот раз аналогично британским коллегам, только в черно-желтую гамму, повели его через внутренний двор, расчерченный на участки для служебных автомобилей, в старое трехэтажное здание, выстроенное заглавной греческой буквой “Π”. И почему-то хогвартский зельевар не сомневался в том, что отсюда будет трудно сбежать: наличие решеток на окнах всех этажей, а также слабо мерцающего защитного купола, видимого лишь магам, говорило о многом. И если отбросить наличие дементоров и моря вокруг, то вряд ли это место сильно уступало по своей надежности Азкабану — только Псине в свое время удалось самостоятельно сбежать оттуда…
Через минуту дневной свет вновь сменился полутьмой коридоров. Лестница вниз, еще одна — его ведут в подземелья. У Северуса засосало под ложечкой: при таком раскладе, да еще и без палочки, ему точно не суждено будет выйти отсюда в ближайшее время, если, конечно, не произойдет чудо. В какой-то момент мужчине показалось даже, что они сделали круг и вернулись обратно в маггловскую полицию — настолько его новое пристанище напоминало камеру, где он сидел раньше, только у охранников форма была другого фасона и цвета, а в самих клетушках не было даже окна-обманки, как в слизеринских общежитиях.
Щелкнул замок на двери, и по стенам камеры пробежалась волна мерцающего белого света — активировались защитные контуры. Вновь потекли бесконечно долгие минуты ожидания, в течение которых Северус Снейп лежал на узких нарах, подложив руки под голову, и методично созерцал заплесневелый потолок и тяжелую, обитую бронепластинами дверь с небольшим зарешеченным окошком, через которое в камеру лился тусклый свет ламп в коридоре. Здешние стены не питались его магией постоянно, как в Азкабане, но блокировали ее, превращая на время волшебника в сквиба. Казалось бы, абсурд — использовать магию для нейтрализации магии, но, тем не менее, защитные контуры камеры были устроены таким образом, что энергия любого заклинания, которое пытался сотворить маг, тут же впитывалась ими, озаряя камеру слабой вспышкой холодного белого света.
Северус не знал, сколько он так проспал — ни в камере, ни в видимом из нее коридоре не висело часов, отсутствие окна не позволяло определить время суток хотя бы приблизительно, не говоря уже о том, что заклинание “Tempus” было просто бесполезно — как его разбудили самым бесцеремонным образом и, защелкнув за спиной наручники, снова куда-то повели. На сей раз конечным пунктом назначения оказалась не допросная, как он предполагал вначале, а самая настоящая лаборатория. Мерлин! Это же над ним будут проводить сейчас эксперименты! И догадки декана Слизерина оказались не так уж далеки от правды: целители, весьма крепкие на вид и одетые в белые мантии и белые медицинские шапочки, с марлевыми повязками на лицах, быстро раздели приведенного им объекта до нижнего белья, представленного белой рубашкой и укороченными белыми подштанниками, и привязали к белому столу-каталке, после чего удалились. Затем пришла пара невыразимцев в темных серо-голубых мантиях с глубокими капюшонами и принялась размахивать над подопытным волшебными палочками, не произнося при этом ни слова. Снейп попытался сосредоточиться на наблюдениях, будучи не в состоянии сопротивляться своей судьбе, но не узнал ничего, кроме нескольких диагностических заклинаний. На какой-то момент невыразимцы прервали свои исследования, чтобы что-то обсудить. Холодный белый свет висевших на потолке ламп не только бил по глазам, но и, вкупе с вынужденным бездействием, навевал сонливость, так что бывший преподаватель зелий задремал уже через пару минут, а его затухающее сознание размышляло о том, сколько ненависти вызывает в нем белый цвет и Альбус Дамблдор в том числе.
Резкая боль в левом предплечье вывела Северуса из забытья, но он сдержал крик, как всегда привык это делать, и только повернул голову, чтобы получше рассмотреть, что делают с ним невыразимцы. Один из них плашмя положил свою палочку на Темную Метку — идиоты! — а другой читал какое-то неизвестное заклинание, водя над подопытным свободной рукой. И, когда боль казалась уже нестерпимой, примерно как при повторном наложении “Crucio”, все неожиданно кончилось, и к потрескавшимся, закушенным до крови губам поднесли флакон с прохладной освежающей жидкостью, дарующей сон и забвение…
* * *
Глава следственного подразделения Аврората Альберт Хольцманн тем временем не сидел без дела. Сперва он составил рапорт о задержании иностранного шпиона и передал его господину Вольфгангу фон Дегену, главе Отдела безопасности, как того требовал протокол. Поскольку дело Снейпа затрагивало вопрос государственной безопасности и состояние международного Статута о Секретности, о нем следовало поставить в известность цауберканцлера Юлиуса Бенгта. И если доводить происшествие до маггловских властей было необязательно, за малостью преступлений, которые могла бы рассмотреть их юрисдикция, то запрос в британское Министерство магии было сделать просто необходимо — как минимум, для соблюдения протокола. Всеобщий страх перед немцами уже начал сходить на нет, в то время как гегемония Британии и, в частности, Альбуса Дамблдора, уже многим успела надоесть, а потому факт, что Британия засылает своих шпионов в другие магические сообщества, мог бы расшатать ее авторитет на международной арене.
Следующим пунктом на повестке дня у господина Хольцманна являлся запрос в Отдел образования по поводу магглорожденной немецкой студентки, которую якобы обучал Снейп. Информация о международном образовательном эксперименте, согласно которому четверо лучших немецких студентов, пока что Лейпцигской школы магии, должны были отучиться свой последний год в Хогвартсе, являлась общедоступной, а потому главе следственного подразделения Аврората не требовалось соответствующего разрешения для того, чтобы посмотреть соответствующие документы. Лотар Визерхофф, Карл Шёнбрюнн, Генрих фон Бранау, Элиза Миллер — об этой четверке было известно теперь всей стране. Из всей компании лишь последняя подходила по критерию происхождения, но, пролистав ее анкету, табели успеваемости и характеристики, Хольцманн лишь впал в еще большее недоумение, ибо слишком слабо представлял, чему темный и весьма сильный волшебник мог научить робкую девушку с, мягко говоря, средним магическим потенциалом, пусть и очень прилежную, и, тем более, чтобы подобной особой заинтересовался лидер британского Ордена Смерти. Однако, вспомнив оговорку Снейпа о том, что эта таинственная волшебница — латент, Хольцманн потребовал к себе личные дела всех обретенных волшебников за последние пять лет с момента первого проявления магии, и здесь удача не заставила себя долго ждать: “Кайнер, Анна, 26 лет. Зарегистрирована 3 октября 1997 года. Отдел образования, Н.Ц. фон Шварц”. Точно! Кажется, Снейп называл даже какую-то похожую фамилию.
Мужчина задумчиво пролистал тонкую папку, в которой было всего две страницы. Не эта ли Кайнер доставила проблем их подразделению в сентябре? Расследование тогда было заказано также Николаусом фон Шварцем, главой Отдела образования, взявшим с октября личный контроль над хогвартским экспериментом, в то время как курировавший его ранее Отто фон Геннинген подвергся сильной критике за “профессиональную некомпетентность” и был заметно понижен в должности. Хольцманн попытался вспомнить подробности того небольшого дела: некая Кайнер, латент, прибыла в Хогвартс независимо от официальной группы, в реестре магов не числится, указанные в анкете родители не найдены. От его подразделения требовалось лишь проверить подлинность указанных Кайнер сведений и найти все, что может прямо или косвенно ее касаться. Выяснить удалось немного, а именно: Кайнер официально не существует либо не является немкой, а указанные ею данные нисколько не соответствуют действительности. Тем не менее, никаких преступлений на территории Германии за девушкой не числилось, и потому дело закрыли и передали копию в Отдел образования. И вот теперь снова Кайнер…
Альберт Хольцманн не сразу понял, что именно упускает из виду, хотя просмотрел папку уже раз десять и выучил ее содержимое едва ли не наизусть. “Анна Кайнер, 26 лет, обретенная, латент. Первое проявление магии в 23 года. Образование: специалист-химик, имеет ученую степень доктора философии, тема диссертации “Наноструктурированные катализаторы гидрирования на основе дендримеров”. Магическое образование: домашнее обучение, британская школа чародейства и волшебства “Хогвартс” с 1 сентября 1997 года (выпускной курс). Магический потенциал 8.5 по шкале де Бойена. Имеет склонность и отлично справляется с зельварением, чарами и боевой магией. Познания об устройстве магических сообществ и истории магии весьма скудны… По характеру вспыльчивая и неуравновешенная, хотя умеет держаться и проявляет способность к рассудительной деятельности. Находится под личным покровительством Карла Эрхарда Шёнбрюнна и Ассбьорна Эббе Фольквардссона (Швеция). Присоединена к международному образовательному эксперименту 4 октября 1997 года.”
Фактически, куча малополезной информации, пригодной разве что для будущего работодателя или мага-протектора. Где дата и место рождения? Где название университета и место учебы? Где?! Только теперь, задавшись всеми этими вопросами, глава следственного подразделения обнаружил, что соответствующие графы покрыты серебристо-серым налетом, означавшим, что данные сведения засекречены. Но для чего? Также оказались засекречены некоторые из способностей девушки и все примечания, к ней относящиеся. А на саму папку были наложены чары отвлечения внимания, так что она попала к нему в руки лишь потому, что была взята вместе с остальными, а, отложенная в сторону, словно твердила, что в ней нет ничего интересного.
До встречи с господином фон Дегеном оставался еще один час и сорок минут, и Хольцманн рискнул попросить аудиенции у главы Отдела образования. К счастью, тот оказался свободен и согласился принять посетителя, как только узнал, что “дело касается Хогвартса”. Следователь вошел в просторный светлый кабинет, обставленный дорого, но без излишней вычурности и помпезности — скорее, в соответствии со статусом своего хозяина — и сел в предложенное кресло. Положенные приветствия были сделаны, а крепкий ароматный кофе разлит по чашкам.
- Итак, господин Хольцманн… — Шварц первым нарушил воцарившееся на время молчание, — не могли бы вы подробнее рассказать о деле, которое вас привело ко мне, и почему оно касается Хогвартса?
- Извините, господин Шварц, но прежде я хотел бы спросить, знакомы ли вы с таким человеком, как Северус Тобиас Снейп, и встречали ли вы его в Хогвартсе?
- К сожалению, знаком, — благородное лицо аристократа исказила гримаса презрения, — весьма неприятная в общении личность, — сделал глоток. — Раньше он преподавал зельеварение в Хогвартсе, однако мне удалось его заменить на супругов фон Грауберг. Северус Снейп… компетентен в своем предмете, однако его профессиональные качества как ученого и зельевара сводятся на нет полным отсутствием у него педагогической этики, что, естественно, мешало учебному процессу, — медленно добавил он. — А теперь позвольте узнать, господин Хольцманн, по какой причине вы интересуетесь данной персоной?
- Дело в том, господин Шварц… — сделал паузу следователь, — что Северус Тобиас Снейп был обнаружен сегодня утром здесь, в Берлине и задержан за нарушение правил уличного движения полицией округа Шпандау. В задержании участвовал мастер полиции Рудольф Майер, обретенный волшебник — именно он определил, что задержанный субъект — маг, и своевременно известил наш отдел. Предварительный допрос с Веритасерумом был проведен там же, в участке. В ходе него выяснилось, что небезызвестный нам Снейп является двойным шпионом, работая одновременно на не менее известного нам Альбуса Дамблдора и некоего Темного Лорда. Один из них поручил Снейпу разыскать одного человека в Потсдаме и, по словам самого задержанного, буквально сунул ему в руки порт-ключ, который отправил его в один из туннелей городского метрополитена.
- И вы не поинтересовались у Снейпа, кого же он должен был найти? — скептически поинтересовался Шварц, поставив чашку на блюдце.
Мысли его стремительно перенеслись на семь недель назад, когда он впервые увидел личное дело Анны Кайнер, заполненное меньше, чем наполовину. Именно Потсдам, упомянутый Хольцманном, Кайнер назвала вначале городом своего проживания. И там же должен был находиться ее сосед и учитель, мифический “Гюнтер Штольц”. Уж не его ли должен был найти Снейп?
- Он ответил, что с самого начала знал о бесполезности данного предприятия, ибо того человека, имени которого он так и не назвал, придумал он сам. И теперь, господин Шварц, я позволю себе перейти к непосредственной цели моего визита к вам, — добавил Хольцманн более жестко. — В ходе допроса Снейп упомянул, что прикрывал таким образом магглорожденную немецкую студентку-латента, которую обучал лично. Из всех возможных вариантов подходит лишь одна — Анна Кайнер, — и положил на стол папку с соответствующим личным делом.
Глава Отдела образования только слегка приподнял брови в ответ, словно показывая, что ничего удивительного в этом не видит. А картину прошлого Анны Кайнер дополнили очередные кусочки мозаики: именно Северус Тобиас Снейп приютил ее у себя дома, когда она, неожиданно для себя, оказалась не только в другом месте, но и в другом времени, а также обучил основам чар и зельеварения. И, тем не менее, Шварцу по-прежнему казалось странным, почему Кайнер не упомянула этот факт тогда, во время “чистосердечного признания”: он мог понять ее стремление не впутывать в эту весьма мутную историю с перемещением во времени родных и друзей, но Снейп? Который сам же и отвел ее к Темному Лорду, фактически на смерть? Вдаваться же в подробности отношений, которые могли существовать между русской путешественницей во времени, волею обстоятельств оказавшейся внутри немецкой группы, и угрюмым английским зельеваром, пока они жили под одной крышей до начала нового учебного года, глава древнего чистокровного рода не желал совершенно и потому предпочел списать оставшиеся странности на особенности национального менталитета.
- В сентябре вы сами заказали расследование по поводу личного дела Кайнер, — продолжил тем временем глава следственного подразделения, — но оно было прекращено за недостаточностью улик и отсутствием состава преступления. Если не считать, конечно, сам факт, что Кайнер, или кто там был вместо нее, сообщила в своей анкете заведомо неверные следования, — с раздражением произнес мужчина. — А теперь я нахожу это! Личное дело Анны Кайнер, обретенной и латента, обучающейся в Хогвартсе, наполовину засекреченное и подписанное вами лично! — мужчина даже не пытался скрыть обвиняющие интонации в голосе.
- А вы — очень смелый человек, господин Хольцманн, — заметил Шварц с уважением к собеседнику и чувством собственного превосходства одновременно, после чего поднес чашку к губам, в то время как привставший, было, следователь сел обратно в кресло. — Вряд ли бы вам удалось сохранить воспоминания о подобном разговоре, если бы вы работали в Британии… — и позволил себе легкую, удовлетворенную улыбку, в то время как лицо собеседника отражало сомнение и… опасение. — Могу вам открыть лишь то, что Анна Кайнер — действительно не немка и действительно указала первоначально заведомо ложные данные — действуя, скорее, из страха и неосмотрительности. Тем не менее, впоследствии она сообщила ценные сведения, которые не подлежат разглашению, а двое родовитых чистокровных волшебников, один из которых — подданный нашей страны, дали за нее поручительство и готовят к принятию родового покровительства, что приучит ее к большей ответственности и предусмотрительности и даст ей возможность легализации в будущем. В магическом сообществе, естественно, — мужчина в очередной раз снисходительно улыбнулся. — А потому, господин Хольцманн… я ценю ваше стремление исполнить государственный долг, однако я прошу вас воздержаться от дальнейших изысканий касательно Анны Кайнер. Могу лишь заверить вас, что секретное содержимое этой папки уже известно господину фон Дегену и цауберканцлеру Бенгту.
Последние фразы Николаус фон Шварц произнес твердым, не терпящим возражений тоном, ясно давая понять, что разговор окончен, так что главе следственного подразделения не оставалось ничего больше, кроме как сухо попрощаться и покинуть кабинет. Значит, Кайнер, кем бы она ни была, откуда-то известна информация государственной важности, и ею она выкупила себе свободу и возможность дальнейшей легализации. И, хотя мужчина понимал, что он всего лишь следователь, пусть и первый среди равных, ему, тем не менее, было обидно, что глава Отдела образования не посчитал его достаточно важной персоной, имеющей право знать, что рассказала девчонка. А потому он окажется не более, чем слепым исполнителем воли сильных мира сего, если знания Кайнер когда-либо будут использованы.
Папку с личным делом надлежало сдать обратно в реестр магглорожденных, и Альберт Хольцманн позволил себе последний раз заглянуть в нее. В графе “магическое образование” появилась новая запись “с июля по август 1997 года включительно обучалась основам зельеварения, чар и боевой магии под руководством британского мага С.Т.Снейпа (Хогвартс, декан Слизерина, Мастер зелий, Мастер Темных искусств) в домашних условиях”. Время, оставшееся до встречи с главой Отдела безопасности, подходило к концу, и следователь с чувством выполненного долга аппарировал обратно в Аврорат.
Вскоре прибыли глава Отдела безопасности Юлиус фон Деген и дежурный нотариус, призванный оформить необходимые документы для уплаты штрафа через банк. Привели Снейпа, уже одетого обратно в глухой черный сюртук. Его плотно сжатые тонкие губы и лицо нездорового, бледно-землистого цвета выражали пережитые недавно мучения, а черные глаза смотрели исподлобья настороженным, пристальным взглядом, точно у кобры, готовящейся к броску. Действующие лица были представлены друг другу, после чего господин Фёрстнер, нотариус, приступил к оформлению бумаг. Вначале Северус храбрился, показывая, что какие-то немецкие чинуши ему не указ, и даже ехидно поинтересовался, что будет, если он не уплатит штраф: он не знал, каков курс талера к галлеону, но сумма в 3000 этих самых талеров казалась ему внушительной. В ответ господин фон Деген с не менее любезной улыбкой заявил, что в противном случае “господину Снаэпу” придется отработать указанный штраф, проведя заодно год в тюрьме. Снейп проглотил застрявший в горле ком и тяжелой рукой поставил на бумаге свою подпись: благодаря недавно полученному доступу к золоту Принсов, он мог позволить себе такие траты, однако испытывал глубокую досаду, прежде всего, на себя, что так глупо попался и теперь вынужден отдать едва ли не половину имеющегося состояния немцам. Не стоит забывать и о процентах от денежного перевода и валютной конвертации, которые ушлые гоблины непременно заберут себе.
Господин Фёрстнер сложил свои писчие принадлежности обратно в портфель и, сухо попрощавшись с главами силовых ведомств, которые, в свою очередь, поблагодарили его за сотрудничество, в сопровождении охранника покинул кабинет. Правую руку, которую освободили специально для того, чтобы можно было подписать документы, вновь завели за спинку стула и заключили в наручники, дабы задержанный не смог оказать сопротивление при допросе.
- Итак, господин Снаэп, — медленно потянул фон Деген, — ваше несанкционированное появление на территории Германии, а также некоторые детали, выясненные господином Хольцманном в ходе предварительного допроса, породили у нашего отдела новые вопросы к вашей персоне…
Говорил глава Отдела безопасности на правильном английском, с едва заметным акцентом, заставляющим более четко произносить звуки и делить слова в предложении, а внешним видом представлял собой типичного военного. Проницательные, серые глаза смотрели исподлобья с холодным прищуром, острый орлиный нос и крупный подбородок выдавали в нем человека крепкой воли, привыкшего добиваться своего, а высокий, чуть наморщенный лоб служил признаком того, что сила, которую так излучал фон Деген, еще и не обделена умом. Лицо мужчины пересекала пара длинных старых шрамов, хотя до Аластора Грюма, с его отрубленным носом, искусственным глазом и деревянным протезом, немецкому вояке было, конечно же, далеко. Одет он был в глухой черный мундир (широкий черный плащ уже покоился на спинке стула), украшенный золотистыми позументами и красными обшлагами на рукавах; красно-золотой отделкой отличались и пагоны на плечах, выдавая в своем хозяине человека высокого звания. А перстень-печатка с крупным темно-красным камнем ясно говорил о том, что Юлиус фон Деген не просто чистокровный волшебник, но и является главой магически учрежденного рода.
- И не изображайте из себя оскорбленное достоинство, господин Снаэп, — добавил глава Отдела безопасности, поймав вызывающий, готовый прожечь дыру взгляд задержанного, — мы уже знаем, что вам не впервой менять лояльность, а Веритасерум вам в этом отлично поможет, — и подал знак невыразимцу, который вколол арестанту положенную дозу Сыворотки правды.
Снейп дернулся, было, пытаясь отпихнуть локтем подошедшего к нему волшебника, но, поймав строгие, предупреждающие взгляды Хольцманна и фон Дегена, смирился с неизбежным. Похоже, принудительный допрос с Веритасерумом в исполнении немцев становится традицией…
- Итак, как именно вы оказались в Берлине? — задал первый вопрос глава Отдела безопасности.
Самопишущее перо тем временем аккуратными готическими буквами вывело первую строку в протоколе.
- Мне дали порт-ключ. Я хотел его выкинуть, но он неожиданно сработал, — повторил Снейп то же, что и в прошлый раз.
- Вы знали, что этот порт-ключ ведет в Берлин?
- Знал. Но я не знал, что этот мордредов порт-ключ выкинет меня в туннель, где меня чуть не сбил поезд! — зло выпалил зельевар.
- По своей ли инициативе вы собирались отправиться в Берлин? — сухо поинтересовался фон Деген, проигнорировав вспышку гнева у допрашиваемого.
- Нет… меня послал… мой начальник… Он неоднократно твердил, что я должен найти этого Штольца, и теперь нашел способ претворить свое желание в жизнь… — Северус с трудом заставил себя замолчать, что не укрылось от немцев.
- В пр’ошлый р’аз вы утвер’штали, что человека, которого вам было поручено найти, не существу‘эт, — вмешался в допрос Хольцманн. — А теперь называете фамилию Штольц. Как это понимать?
- Это была первая фамилия, пришедшая на ум. Довольны?! — огрызнулся Снейп.
- Пер’вая фамилия, пр’ишедшая на ум вам или Кайнер? — вновь уточнил Хольцманн.
- Кайнер…
- Итак, согласно легенде, которую придумали вы с Кайнер, ее обучал магии некий волшебник по фамилии Штольц, — вновь взял инициативу фон Деген. — Ваш начальник, который требовал от вас найти Штольца — Дамблдор?
- Да.
- Для чего ему потребовалось найти “Штольца”?
- Чтобы обучить директорских любимчиков боевой магии, — презрительно скривился Снейп. — Дамблдор думает, что это заменит Поттеру и его компании отсутствие мозгов.
- О каком Поттере идет речь?
- О, знаменитый Мальчик-который-выжил. Такой же тупой и жаждущий славы, как и его папаша…
- И по какой причине победителю Гриндевальда срочно понадобилось обучать мальчика? — с ехидцей поинтересовался глава Отдела безопасности. — Почему он не захотел заняться этим сам?
- Есть пророчество, согласно которому именно Поттер может победить Темного Лорда. Старик верит, что скоро начнется война, и хочет выпустить мальчишку на поединок с Темным Лордом.
Сидевшие напротив волшебники на мгновение позволили себе легкую снисходительную ухмылку.
- В Хогвартсе обучаются еще трое немецких студентов. Каковы планы Дамблдора на них?
- Мне это неизвестно точно. В настоящее время он поддерживает по отношению к ним политику изоляционизма, поощряя слухи, что немецкие студенты якобы шпионы — в том числе, и Темного Лорда.
- Это все, что вы можете сказать?
- Согласно договору, немецкие студенты обязаны проучиться в Хогвартсе весь этот учебный год. Дамблдор может попытаться использовать этот факт как средство давления на их родителей, чтобы привлечь их в качестве новых сторонников.
- И много ли сторонников у Дамблдора?
- Не очень. Он имеет широкую поддержку среди рядового населения, в основном домохозяек и молодежи, но по-настоящему сильных и умелых волшебников среди его сторонников мало. В основном всякая шваль вроде Мундунгуса Флетчера, — Снейп сплюнул на пол, а его лицо исказила гримаса презрения и ненависти.
- Кто этот Флетчер? — задал вопрос фон Деген, в то время как Хольцманн удалил плевок с помощью “Evanesce”.
- Урод, который достал для Дамблдора этот порт-ключ, который выкинул меня в вашу подземку, — раздраженно произнес зельевар так, как будто бы жаловался на жизнь.
Немцы многозначительно переглянулись между собой, и слово взял глава следственного подразделения.
- Господин Снэп… вы утвер’штали в пр’ошлый р’аз, что получили Темную Метку в конце 1977 года. Наши шпециалисты из Тайной канцелярии уштановили, что метка является дейштфующей и образует подчинительную связь мешду вами и волшебником, ее поставившим. Таким образом, вы не мошете не подчиняться Темному Лор’ду. Знает ли о сем факте Дамблдор?
- Знает. Предвидя еще несколько лет назад возрождение Темного Лорда, он попросил меня вновь вернуться в ряды Пожирателей Смерти и шпионить.
- Шпионите ли вы в пользу Темного Лор’да?
- Я должен делиться с ним информацией, иначе Темный Лорд заподозрит меня в недостаточной преданности его идеям.
- И как на это смотр’ит Дамблдор?
- Ему нужен шпион, чтобы вовремя получать информацию о планах и действиях врага. Ради этого он… согласен идти на жертвы.
Сидевшие напротив волшебники вновь переглянулись, после чего задал вопрос фон Деген
- Какого рода информацию вы сообщаете Дамблдору и этому вашему Темному Лорду?
- Дамблдора интересует, каковы в настоящее время у Темного Лорда планы на мальчишку Поттера, место и время предстоящих актов устрашения, а также планы Темного Лорда в отношении внутренней и внешней политики, — здесь глава Отдела безопасности позволил себе скептически приподнять бровь. — Темный Лорд интересуется мальчишкой Поттером и действиями Дамблдора в его отношении, а также происходящим в Хогвартсе. В последний месяц он…
Северус оборвал себя на полуслове, и глава Отдела безопасности дал указание использовать еще одну порцию Сыворотки правды. Лицо Снейпа, прежде злобное, сделалось равнодушным, а взгляд глубоких черных глаз утратил осмысленность и направление.
- Итак, чем интересуется Темный Лорд в последний месяц? — повторил свой вопрос фон Деген.
- В сферу его интересов попали обучающиеся в Хогвартсе немецкие студенты и, в особенности, Анна Кайнер.
- В чем именно заключается его интерес к Кайнер и другим немецким студентам?
- Он требует, чтобы я давал ему на просмотр ее письменные работы. Ее одноклассники, чьи родители также являются Пожирателями Смерти, должны докладывать о том, как Кайнер проводит время. Он считает Кайнер более опасной волшебницей, чем Поттера. Миллер и Визерхофф не интересуют Темного Лорда, в то время как Шёнбрюнн… он надеется завербовать его некоторое время спустя с помощью детей Пожирателей Смерти, учащихся вместе с ним.
- Тр’ебовал ли Темный Лор’д пр’ивести к нему кого-нибудь из немецких штудентофф? Напр’имер, Кайнер? — вмешался Хольцманн.
Короткая борьба с подчиняющим разум зельем, циркулирующим у него в крови, бешено колотится сердце, и сильнее стучит кровь в висках. И с губ срывается ответ:
- Да…
- И… что вы пр’едпр’иняли?
- Я… был вынужден подчиниться… — в голосе слышатся нотки обреченности.
- Насколько мне известно, в настоящий момент Кайнер жива, — скептически заметил глава следственного подразделения, сложив руки на груди. — Как ей удалось спастись?
- За ней явился один из ее чистокровных дружков, переодетый Пожирателем Смерти, — с презрением ответил Снейп. — В конце им удалось ненадолго пробить защиту и аппарировать в неизвестном направлении, но если бы я не помог им спастись на определенном этапе, ничего бы у них не получилось, — самодовольно добавил декан Слизерина.
- Дамблдор… знал об этом? — поинтересовался Хольцманн, с опаской посмотрев на допрашиваемого.
- Знал, — с презрением ответил зельевар, — и сам велел мне отвести девчонку к Темному Лорду. Ведь ему нужен шпион, — мужчина горько усмехнулся, — а Кайнер должна была стать жертвой ради будущей победы сил Света…
- Какие места вы занимаете при Дамблдор’е и Темном Лор’де соответштфенно?
- Я являюсь главой дома Слизерин в Хогвартсе, где учится немало детей сторонников Темного Лорда. До недавнего времени преподавал зельеварение, пока этот ваш… — на лице Снейпа вновь появилось отвращение, — не прислал своих преподавателей. Также я обязан варить медицинские зелья для Больничного крыла. При Темном Лорде я состою в так называемом Ближнем круге, являюсь его шпионом в Хогвартсе, а также штатным зельеваром.
Хольцманн кивнул, показывая, что закончил, и фон Деген вновь вернулся к допросу.
- Господин Снаэп, вы упоминали о внутренней и внешней политике Темного Лорда. Что представляет собой эта политика? Планирует ли он расширять сферу своего влияния на континент? Имеются ли в Германии и в других странах Европы Пожиратели Смерти и другие агенты Темного Лорда?
- Пока Темный Лорд готовит переворот в Министерстве магии, — безучастно ответил бывший преподаватель зелий. — Его людям удалось получить некоторые важные посты в Министерстве. Он планирует захват власти без войны, чтобы не вызывать большого волнения в массах, а потому не предпринимает активных боевых действий. Также Темный Лорд ищет способы наладить контакты с континентальной Европой, куда послал некоторых своих агентов с целью разведать положение и найти сторонников.
- Известны ли вам имена упомянутых агентов Тёмного Лорда и то, где они сейчас находятся?
- Я не владею такой информацией, — медленно проговорил Снейп. — Большую часть своих планов Темный Лорд предпочитает держать при себе.
- Известно ли вам, каковы его успехи в поиске новых сторонников за рубежом?
- Пока известно, что Темному Лорду готовы оказать поддержку некоторые маги Франции и Германии — у вас это семейство Бранау и их союзники. Также южная Италия, Восточная Европа, Балканы, где сильны националистические настроения и политическая нестабильность, а также практикуется более древняя магия, в настоящее время запрещенная в Британии…
Немцы вновь переглянулись между собой. Наступило молчание. Фон Деген заложил руки за спину и подошел к окну — в здешней допросной имелась подобная роскошь, и обставлена она была не в пример лучше аналогичной комнаты в маггловском полицейском участке. Мужчина то и дело морщил лоб, что свидетельствовало о глубоком мысленном процессе, протекавшем в его голове, и, по прошествии нескольких минут, подал невыразимцу знак вколоть задержанному антидот.
Дата: Вторник, 06.05.2014, 02:13 | Сообщение # 308
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
- В настоящий момент мы узнали от вас достаточно сведений, господин Снаэп, — сказал глава Отдела безопасности, проигнорировав тяжелый, ненавидящий взгляд хогвартского зельевара. — С вашего счета в британском “Гринготтсе” будет снята соответствующая сумма для уплаты штрафа, и потому нам нет смысла держать вас здесь дольше… Тем не менее, вы нарушили международный Статут о Секретности и, кроме того, нелегально находились на территории Германии, что предполагает необходимость вашей депортации на родину с дальнейшим запретом на посещение нашей страны сроком на пять лет. О депортации можете не беспокоиться — для вас будет изготовлен качественный порт-ключ… — небрежно добавил фон Деген, заметив, как дернулись брови допрашиваемого. — Вследствие же открывшихся обстоятельств… поскольку открытая вами информация представляет собой государственную важность, вы принесете Непреложный обет о сотрудничестве и неразглашении.
- Но… — возразил, было, Снейп, неловко заерзав на стуле. Руки его по-прежнему были скованы браслетами за спинкой стула.
- Не беспокойтесь, вас развяжут для этого, — снисходительно заметил фон Деген.
- А с чего вы решили, что я стану давать Непреложный Обет? — с вызовом поинтересовался Снейп: последнее никак не укладывалось в его голове, ведь он не совершил настолько тяжкие преступления у немцев, хотя умом понимал, что те должны быть заинтересованы в неразглашении информации, которую им удалость узнать от него.
- Тогда мы мошем обвинить вас в похищении, намеренном оставлении в опасности и совер’шении дейштфий, которые долшны были бы неминуемо пр’ивести к смер’ти др’угого человека, если бы не чудо — это я об Анне Кайнер, — равнодушно добавил Хольцманн. — Почему вы удивляетесь, господин Снейп? Анна Кайнер числится в р’еестр’е немецких магов, так что… — и наделил британского мага и, по совместительству, шпиона-неудачника, презрительно-снисходительным взглядом.
Северус тихо выругался себе под нос, после чего с таким видом, будто совершает великое одолжение, заявил, что “готов принести Обет, ибо ему не оставили выбора”. Его освободили от наручников, и с минуту он разминал затекшие руки, пока глава Отдела безопасности не сказал, что пора приступить к принесению Обета.
- Клянешься ли ты, Северус Тобиас Снейп, не сообщать никому ни о том, какую информацию выдал сотрудникам Аврората и Отдела безопасности немецкой Цауберканцелярии, ни о самом факте допроса и лицах, его проводивших, ни словами, ни письмом, ни воспоминаниями? - Клянусь, — чуть помедлив, глухо ответил Снейп, и красный язык пламени, вырвавшийся из палочки Хольцманна, связал их с фон Дегеном руки.
- Клянешься ли ты еженедельно оповещать нас о всех планах и действиях Альбуса Дамблдора и мага, именующего себя Темным Лордом, никому не открывая нашей стороны и не подвергая факт нашего взаимодействии разглашению третьим лицам?
Северус помедлил еще дольше, чувствуя себя распоследним предателем, но все-таки принес клятву второй раз, и вокруг рук его и фон Дегена закружился еще один язык пламени. В конце концов, писать раз в неделю отчеты — совсем другое дело, чем выдерживать подряд несколько “Crucio” и давящую легилименцию или выслушивать нравоучительные беседы, сопровождаемые непременным предложением попробовать лимонную дольку.
- Клянешься ли ты впредь защищать немецких студентов… включая Анну Кайнер, проходящих обучение в Хогвартсе, от могущих принести им вред действий Альбуса Дамблдора и мага, именующего себя Темным Лордом?
- Клянусь, — равнодушно, без промедления ответил Снейп: больше месяца назад похожий обет, касавшийся, правда, исключительно девчонки, взял с него Шёнбрюнн, так что Северусу было уже нечего терять.
Третий и последний язык пламени вновь опоясал запястья дающего и принимающего клятву, и Хольцманн, с присущим данному ритуалу пафосом, произнес завершающую формулу:
- Я, Альберт Рейнард Хольцманн, своей магией свидетельствую о принесенной клятве Северуса Тобисаса Снейпа Юлиусу Хильдебранду фон Дегену. Давший ее, с честью да соблюдает ее, — и из его палочки вырвалось золотистое свечение, на несколько секунд окутавшее всех троих — магия приняла договор.
Когда с принесением обета было покончено, бывшего преподавателя зелий проводили к выходу из Аврората — тому, что располагался со стороны двора и автостоянки, так как к нему прилегала площадка, накрытая магглоотталкивающими чарами, с которой уже можно было аппарировать. Вручили порт-ключ, отдали волшебную палочку, которая так и осталась нерасчехленной. Знакомое голубое свечение, но подхват ощущается, как будто бы его тянут за руки, а не за живот, несколько стремительных мгновений полета в пространстве, и вот, он падает на четвереньки на пожухлую осеннюю траву. Уже начинает смеркаться, влажный холодный воздух моментально проникает под одежду, невольно заставляя съежиться и лишь потом вспомнить о магии. Огромное поле, поросшее сорной болотной травой и будто специально расчищенное от деревьев и крупных кустарников, постепенно накрывается промозглым белым туманом, но даже сквозь него остается видно гигантское, совершенно не вписывающееся в окружающий пейзаж сооружение — стадион, построенный еще для международного чемпионата по квиддичу 1994 года…
* * *
- Тебе есть, что сказать, Ссеверусс, мой сскользсский друг?.. — лениво потянул Темный Лорд, поигрывая длинной волшебной палочкой. — Где ты был весь этот день? Почему твоя метка меня беспокоила? Crucio!
Ретроспектива…
Самый великий темный маг столетия и в прошлые времена не отличался адекватностью поведения. Еще незадолго до рокового визита к Поттерам в Годрикову Лощину его стали одолевать неконтролируемые вспышки ярости и гнева, паранойя и мания преследования. Положение его сторонников немногим в лучшую сторону отличалось от пленников. Карательные акции, направленные не только на магглокровок и верных Дамблдору людей, но также на нейтральные чистокровные семейства и даже некоторых из Пожирателей Смерти, вызывали панику и недоумение среди последних. Прочная прежде организация, сплоченная благодаря высокой дисциплине и верности общим идеям, держалась теперь исключительно на страхе, и потому не было ничего удивительного в том, что падение Темного Лорда было встречено с облегчением большинством членов Ордена Смерти, за исключением самых ярых фанатиков наподобие Лестранжей или Крауча младшего.
После возрождения Лорд стал еще более неадекватным, и даже те из Пожирателей, кто в прошлом пользовался его благорасположением, являясь на очередное собрание, мысленно готовились к тому, что это может оказаться последний день их жизни — так легко было вызвать гнев повелителя. После провала операции в Отделе Тайн можно было ожидать, что Темный Лорд вконец рассвирепеет, но, покидавшись вволю пыточными, его Темнейшество все-таки внял советам своего Ближнего круга и решил занять выжидательную позицию, завербовать побольше сторонников, подготовить фундамент для будущего захвата власти. Подобная стратегия должна была дискредитировать Дамблдора, заявлявшего о скорой и неизбежной войне, выставить его обманщиком и клеветником, так, чтобы население магической Британии в скором времени само возжелало, что им правил Темный Лорд Волдеморт.
Однако в последние же пару месяцев, особенно после смерти своей любимой змеи Нагайны, повелитель стал вновь чрезмерно озлобленным и параноидальным, подозревая всех и каждого в предательстве, измене или просто в недостаточном почтении. А проклятие “Cruciatus” превратилось в извращенное подобие приветствия или дружеского похлопывания по плечу, если последнее, конечно, применимо к Темному Лорду.
Конец ретроспективы.
- Благодарю… мой Лорд… — произнес Северус, тяжело дыша, положенную формулу почтения. — Сегодня утром… старый маразматик зашел ко мне с поручением найти Штольца… волшебника, который раньше обучал Кайнер магии… Он дал мне порт-ключ, который должен был доставить меня в Берлин. Порт-ключ, в свою очередь, достал пройдоха Флетчер…
- Этот Флетчер состоит в Ордене жареной курицы? — Темный Лорд засмеялся холодным, ледяным смехом.
- Д-да, мой Лорд…
Теперь хором, как по команде, засмеялись все остальные Пожиратели. Темный Лорд небрежно взмахнул худой бледной рукой, и все разом смолкли.
- Продолжай, Ссеверусс…
- Порт-ключ вынес меня на станцию маггловского метро… — Северус мысленно изменил воспоминания, показывая, как он неуклюже приземляется на платформе, и на него глазеют сотни магглов. — К сожалению, аппарация имеет свои ограничения, и мне пришлось иметь дело с местным Авроратом, которому не понравилось нарушение Статута о Секретности…
- Ты попался каким-то жалким аврорам? — презрительно кинула Беллатриса Лестранж, как всегда, стоявшая по правую руку от своего господина и повелителя.
- Да, Белла… пожалуй, ты права… — снисходительно заметил Темный Лорд, коснувшись длинными костлявыми пальцами подбородка. — Накажи его…
- Да, мой повелитель!.. — с обожанием воскликнула мадам Лестранж, в глазах которой зажегся маниакальный блеск. — Ты будешь наказан, Севи. Слышишь? — глумливо произнесла она, занявшись безумным смехом.
– Crucio! Crucio! Crucio!.. — выкрикивала она проклятия, и тело Северуса Снейпа, уже упавшего на четвереньки, билось в конвульсиях, и со рта его капала кровь.
- Хватит, Белла… — лениво приказал Темный Лорд, когда его сторонница зашлась уже в безумном мрачном экстазе. — Иначе Ссеверусс… — перевел свой взгляд на валявшегося у его ног шпиона, — ничего не сможет нам рассказать, ибо составит компанию Лонгботтомам.
Беллатриса будто бы пришла в себя, гордо распрямилась, выставив вперед свою белую грудь, затянутую в роскошный черный корсет, и с презрительно поджатых губ сорвался плевок, упавший точно на лоб шпиона-неудачника. Стремительно развернулась, тряхнув копной длинных спутанный кудрей с проседью, упала в почтительном поклоне перед своим господином, поцеловав край его мантии, и заняла свое прежнее место — в глазах ее светилось торжество.
- Ну, Ссеверусс?..
Зельевар, что есть силы, постарался сосредоточиться на воспоминаниях о метро. Голова невыносимо раскалывалась, кровь больно стучала в висках и, казалось, еще немного, и он станет безумцем.
- Я… я… заплатил штраф, и… меня отпустили, — мужчина сосредоточился на воспоминаниях о том, как он подписывал банковские документы, — дав порт-ключ обратно в Британию.
- И тебя даже не допросили? — хищно поинтересовался его Темнейшество.
- Мне задали стандартные вопросы… — показал допросную в маггловском полицейском участке, — имя, дата рождения, подданство, цель визита… Они сочли меня… неопасным для них и потому отпустили. Они решили, что… будь я профессиональными шпионом… я бы не попался на… при таких глупых обстоятельствах…
Темный Лорд презрительно засмеялся, что повторили следом за ним все остальные слуги. - И ты нашел Штольца?
- Нет, милорд… он… уехал… Соседи… — показал нескольких магглов, на лицах которых было запечатлено брезгливо-равнодушное выражение; все они спешили по делам и были поглощены исключительно собственными заботами, — были о нем дурного мнения и были рады… что он перестал мозолить им глаза. Они не интересовались… куда… Кайнер ему тоже… не пишет…
- Ты следишь за перепиской девчонки?
- Нет, милорд… Но я знаю, что она никому не пишет… вообще. Другие ваши… сторонники, дети которых учатся в Слизерине… могут подтвердить мои слова…
- Я тебе верю, Ссеверусс… — задумчиво произнес Темный Лорд, вновь дотронувшись до подбородка. — Но ты так и не сказал, что с твоей меткой. Почему она меня беспокоила сегодня?.. Crucio!
- Это… авроры!.. — сосредоточился в воспоминании на том, как его грубо и сильно хватают за руки и, надев наручники, ведут по полутемным коридорам. — Они надели наручники… поглощающие магию… — проговорил Снейп медленно. — Я думаю… это на них так реагировала метка… - Авроры видели метку? Crucio!
- Да… но они приняли ее за… обыкновенную татуировку…
- Допустим, я тебе верю, Сесверусс… — в очередной раз задумчиво произнес Темный Лорд. — Может быть, ты с нами поделишься своими впечатлениями о немецком Аврорате? — и криво усмехнулся, что повторили за ним все остальные Пожиратели Смерти.
- Немцы… помешаны на протоколах и прочих документах, строго следуют инструкциям… Среди охранников и бойцов… у них преобладают мужчины крепкого телосложения и большой физической силы… Также они сотрудничают с маггловской полицией… у них за это отвечают магглокровки… и активно используют для работы такие маггловские изобретения, как телефоны и автомобили… — среди некоторых Пожирателей Смерти раздались глумливые смешки.
- Что еще ты можешь рассказать о магическом Берлине?
- К сожалению, больше ничего, мой лорд… В Аврорате меня… не просветили, где находится их магический квартал… А сам Аврорат… и другие подразделения Министерства магии… находятся у них в густонаселенной части города… над землей… и покрыты магглоотталкивающими чарами… До дома, где жил Штольц, мне пришлось добираться… маггловским транспортом… чтобы не вызвать подозрений…
Темный Лорд презрительно засмеялся, очевидно, считая немцев слишком большими глупцами, раз они не только не прячут свои сооружения от магглов, но даже сотрудничают с ними, и что их магическое сообщество сильно деградировало после поражения Гриндевальда.
- Ты развеселил меня, Ссеверусс… — небрежно потянул темный маг и пару раз хлопнул в ладоши.
- Я рад, что мои новости доставили вам удовольствие… милорд… — постарался произнести Снейп как можно более учтиво.
- Ты доставил бы мне гораздо больше удовольствия, если бы перебил всех этих жалких, никчемных авроров и притащил сюда Штольца! — яростно взревел Темный Лорд, которого вмиг окутала аура силы. — Crucio! Crucio!..
* * *
- Наконец-то этот дурацкий день закончился, — с раздражением проговорил Винклер, садясь в машину. — Поведешь за меня, Руди? — и протянул напарнику ключи.
Майер послушно сел на место водителя, включил зажигание и, спустя полминуты, тронулся. Уже стемнело, и дороги освещались многочисленными фонарями и яркими вывесками. Машин было немного: заканчивалась суббота, и большинство добропорядочных граждан успели переделать свои дела еще днем, чтобы насладиться в оставшиеся полтора дня заслуженным, положенным по закону отдыхом.
- Поедем ко мне? Ты уж очень плохо выглядишь, — предложил Рудольф, заметив крайне нездоровый вид друга.
- Угу, — вяло кивнул тот, и машина свернула налево.
Впрочем, Кристофу Винклеру было абсолютно все равно, куда ехать, лишь бы эта чертова головная боль наконец прекратилась. А началось все — в этом Кристоф был уверен — с короткого разговора с тем самым готом-колдуном. Тот проклял его — недаром прямо в глаза посмотрел, и теперь у бедного Кристофа весь день болит голова. Нет, боль не была такой адской и нестерпимой, что требовалась бы госпитализация, но весьма досаждающей, как если бы ему надели на голову колокол и хорошенько поддали молотком сзади, что, естественно, мешало сосредоточиться — и думать в принципе. Никакие таблетки, как назло, не помогали, а смену отработать надо было, хотя работа — так, одно название: съездили еще на пару пустяковых вызовов, разняли подравшихся турок и поляков, отправив всех участников потасовки в “обезьянник”, а Руди проявил даже чудеса героизма и снял для маленького мальчика котенка с дерева.
Голова между тем болеть не переставала, отчего к вечеру Кристоф стал совсем злым, и окончание рабочей смены было встречено с облегчением не только им самим, но и всеми остальными сотрудниками, с которыми ему доводилось сталкиваться в прошедшие несколько часов.
Автомобиль тем временем повернул направо, и многоэтажки сменились кучно стоящими небольшими частными домами, покрытыми традиционными крышами из рыжей черепицы, и садами. Так они ехали еще несколько минут, оставив позади крупную промышленную площадку и узкий лесной массив, пока Майер не взял налево и, проехав под автострадой, они не оказались на самой окраине города.
Наконец, Рудольф выключил зажигание, после чего помог другу выйти из машины и добраться до дома, где быстро сгрузил ношу на диван. Какое-то время Винклер пребывал в полной прострации — во время поездки он успел чуть-чуть задремать — и пришел в себя только тогда, когда осушил уже половину стакана, принесенного другом. Это оказалась чуть горьковатая, вязкая, однако приятная на запах жидкость бирюзово-голубого цвета. Мужчина довольно улыбнулся и выпил оставшееся лекарство, чувствуя, как боль и спазмы его отпускают, и он вновь может ясно мыслить и радоваться жизни.
- Спасибо, дружище! — искренне воскликнул Кристоф, похлопав напарника по плечу. — Никогда не встречал более действенного обезболивающего! Это… — запнулся он на полуслове, — из ваших?
- Не за что, Крис. Уверен, ты то же самое сделал бы для меня, — улыбнувшись, ответил Майер. — А это зелье — да, это магическое обезболивающее. Практически универсальное.
Винклер встал с дивана и прошелся по комнате — он оказался в первый раз в доме у своего друга детства, доме, где тот жил уже самостоятельно, отдельно от родителей и старшего брата. На первый взгляд, ничего особенного — обычное холостяцкое жилище, примерно как у него самого, только отличается чуть большим порядком. И, тем не менее, некоторые вещи показались Кристофу довольно странными — например, неестественная чистота, как будто бы пыль и вовсе не приставала к мебели, а ведь Руди, хотя и отличался аккуратностью, явно был не из тех, кто каждый день бегает по дому с веником и шваброй. И само расположение дома… места в саду совсем мало — хватит только, где машину поставить да колбаски пожарить — но зато вдоль забора, граничащего с соседскими участками с одной стороны, растут довольно высокие деревья, неплохо закрывающие обзор любопытным соседям, а с другой стороны и вовсе простирается поле, совершенно пустое в это время года.
- Скажи, Руди, а все волшебники живут так… уединенно? — полюбопытствовал Кристоф, когда его друг вернулся из кухни, принеся с собой бутерброды и пару бутылок пива.
- В основном да. Угощайся, Крис.
- Спасибо.
Поднос осторожно опустился на журнальный столик у дивана, и мужчины приступили к своему скромному ужину. Какое-то время царило молчание, нарушаемое лишь звуками, характерными для поглощения пищи, после чего Винклер, и без того снедаемый любопытством, решился задать первый вопрос.
- А что с этим готом, что мы сегодня днем поймали? Если, конечно, это не очень секретная информация.
- Ничего… особенного, — небрежно ответил Майер в сторону, — британский шпион-неудачник… член организации Пожирателей Смерти. Его допросили и отвезли в Аврорат. Там его, наверное, тоже допросят, возьмут положенный штраф и депортируют, если ничего более серьезного, чем то, что он уже сделал, за ним не числится. А если сделал, то посадят под арест на время расследования, задействуют всякие спецслужбы…
- Шпион и член неонацистской организации, а ты говоришь: ничего особенного?! — вскипел Кристоф, едва не расплескав пиво. — Что он вообще со мной сделал?!
- Успокойся ты. Этим неудачником уже занялись спецслужбы, и это уже не наши проблемы. То, что он сделал с тобой… если не ошибаюсь, легилименция — способность проникать в чужое сознание. Не беспокойся, я этого не умею, — поспешно добавил Майер, увидев расширившиеся глаза друга. — И вообще, есть способы противостоять ей. Тебе, кстати, полагается компенсация морального ущерба… — положив еду на поднос, извлек из рабочей папки банковский чек, который передал другу. — Можешь сам обналичить его в банке N., или мы можем прогуляться в ближайшее время в наш магический квартал “Die Alte Linde”.
- Э… это точно не будет… нарушением вашего закона? — поинтересовался Кристоф, сглотнув.
- Если ты не будешь никому рассказывать о том, где ты был и что видел, то нет, — чуть помедлив, ответил Рудольф, видимо, сам усомнившийся в собственной затее.
- Гораздо более странным выглядит другое… — сказал он, подойдя к книжному шкафу, откуда, не без некоторых манипуляций, в том числе с использованием уже известной волшебной палочки, извлек несколько газет. — Итак, начну издалека. В каждой стране есть своя школа магии, иногда их несколько. В Британии это школа под названием Хогвартс, — Винклеру в руки лег выпуск с большой фотографией старинного замка на первой странице. — Именно в Хогвартсе и преподает наш гот…
- То есть, члену неонацистской организации доверили работать с детьми?! — неприятно удивился напарник.
- Получается, что да, но это тоже не наши проблемы. Важно другое… в этом году маги проводят международный образовательный эксперимент, и четверо наших учеников отправились по обмену в Хогвартс. И вскоре Снейп — так зовут нашего гота — появляется в Берлине и начинает вынюхивать. Совпадение? Притом, появись он здесь легально, он смог бы и сам избежать кучи проблем, и не доставлять их нам, — Кристоф понимающе кивнул, после чего взялся за следующий бутерброд.
- И вам удалось узнать, что этот Снейк делал здесь?
- С его слов — а Снейпу можно верить, так как его допрашивали с Сывороткой Правды — он искал несуществующего волшебника. На кого он вообще работает, непонятно, так дурит он, похоже, в равной степени и так называемого Темного Лорда, и Дамблдора. Последний, собственно, его сюда и послал.
- Постой, тут написано, что Дамблдор — директор этой самой школы, — возразил Винклер, потрясая газетой.
- И серый кардинал Британии по совместительству. Он ведет какую-то свою игру, в которой, судя по всему, хочет использовать наших учеников в качестве прикрытия. Но это сейчас тоже второстепенный вопрос. Обрати внимание вот на эти статьи…
И положил перед другом на стол три выпуска “Deutsche Magische Zeitung” (5). Первый выпуск был датирован августом 1994-го и изображал огромный светящийся череп с выползающей изо рта змеей, повисший в ночном небе над сооружением, напоминающим стадион, а также панику и беспорядки в палаточном городке. Во втором, от февраля 1996-го, шла речь о высокой треугольной башне, стоящей на небольшом скалистом островке посреди бушующего моря. И, наконец, третий, от июня 1996-го, был посвящен уродливому гуманоиду в черном балахоне.
- Это и есть… тот Темный Лорд? — неуверенно поинтересовался Винклер, проглотив застрявший в горле ком. — На инопланетянина из “Секретных материалов” похож, но смотреть на него все равно жутко, особенно когда он… двигается, — скривился. — У вас все фотографии такие?
- Большинство. А теперь дай мне, пожалуйста, нормально поесть — прочитать можешь сам.
“14 августа 1994 года сокрушительной победой Ирландии завершился финальный этап чемпионата мира по квиддичу, в котором приняли участие более ста стран… (более подробно о чемпионате читайте на стр. 4) К сожалению, празднество, посвященное закрытию чемпионата мира, было омрачено неожиданной акцией устрашения… Никто из гостей и организаторов чемпионата не погиб — похоже, террористы имели своей целью напугать и унизить людей, а также повергнуть общество в состояние нестабильности. Тем не менее, очень много людей пострадало не столько от действий террористов, а сколько в результате паники и давки. Отряд авроров из Министерства магии прибыл лишь час спустя, когда террористов уже и след простыл. Что это, преступная халатность? Почему организаторы чемпионата вообще не предусмотрели наличие дежурного отряда авроров, ведь спортивные мероприятия такого масштаба практически всегда сопровождаются массовыми беспорядками? Почему мирное население совершенно неспособно защитить себя до прибытия сил правопорядка? Или нагнетание политической нестабильности выгодно одной из политических группировок магической Британии?
Уже сейчас можно смело утверждать, что участники и организаторы акции устрашения целиком и полностью разделяют взгляды Темного Лорда Вольдеморта и руководимой им организации Пожирателей Смерти (более подробно читайте на стр. 2), известной своей нетерпимостью к простецам и произошедшим от них волшебникам. В пользу этого говорит выбранная ими форма, которую носили Пожиратели Смерти, атака, направленная на сектор бедноты и простецов, принимавших участие в подготовке чемпионата, и, наконец, выпущенная в воздух так называемая Темная метка. Кажется подозрительным и тот факт, что многие из Пожирателей Смерти в настоящий момент вполне законно находятся на свободе, а некоторые из них занимают не последние должности в британском Министерстве магии. Не они ли организовали акцию устрашения на чемпионате мира по квиддичу и приложили руку к тому, чтобы мирным жителям некуда было бежать от нападавших, а дежурные авроры и вовсе отсутствовали в лагере?
Что хотели сказать всем этим террористы, и не сулит ли это событие появление в Британии нового Темного Лорда, покажет только время. Но, что гораздо важнее, каким образом отразятся эти перемены на других странах Европы, в том числе и нашей?”
………………
“Пожиратели Смерти — британская организация неонацистского толка, возглавляемая магом — Темным Лордом, именующим себя также Лорд Вольдеморт. Пропагандирует идеи о превосходстве чистокровных волшебников над всеми остальными, характеризуется нетерпимостью к простецам и волшебникам в первом поколении, простецами порожденным. Организация Пожирателей Смерти включала в себя два круга: Внутренний, состоявший из представителей радикально настроенной магической аристократии, и Внешний, куда входили новички чистокровного и полукровного происхождения, не имеющие связей с аристократией.
Традиционно считается, что свои взгляды Лорд Вольдеморт унаследовал от печально известного маггла Адольфа Гитлера, соратника Геллерта Гриндевальда во вторую мировую войну. Однако о детстве и юности бывшего Темного Лорда практически ничего не известно, за исключением того, что он учился в Хогвартсе, в доме Слизерин, где отдается предпочтение чистокровным студентам, и окончил школу с отличием в середине 1940-х годов. Также ничего не известно о том, выходил ли он когда-либо на связь с Гитлером или Гриндевальдом, чтобы можно было однозначно говорить о преемственности идеологии.
Точный год основания организации Пожирателей Смерти не известен — можно лишь предполагать, что это произошло между 1950-м и 1970-м годом, в то время как с начала 1970-х идет активная вербовка новых сторонников, в основном из дома Слизерин, в уже существовавшую организацию. Это же время характеризуется активной террористической деятельностью организации. Нападениям подвергаются дома магглорожденных волшебников и их семей, небольшие поселения простецов, а также чистокровных волшебников, очевидно, не угодивших чем-то Темному Лорду. Последнее в маггловской прессе старательно замалчивалось и перевиралось, будучи выдаваемым за стихийные бедствия, взрывы газа и т.д. И снова мы видим ту же проблему, о которой говорили в статье, посвященной международному чемпионату мира по квиддичу, а именно: совершенно неэффективная работа Аврората, а также полная неспособность гражданского населения защитить себя. Так, известно, что некоторые из жертв Пожирателей Смерти были схвачены у себя дома, а то и вовсе убиты во сне, что возможно только лишь при отсутствии какой-либо защиты на жилище.
Дата: Вторник, 06.05.2014, 02:15 | Сообщение # 309
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Почему британские волшебники столь халатно относились к собственной жизни и жизням своих близких, несмотря на острую криминогенную ситуацию в стране, до сих пор остается загадкой. Тем не менее, одной из причин подобной вопиющей безграмотности в отношении собственной защиты мы видим политику Думблдора, проводимую им с момента вступления на должность директора Хогвартса в 1956 году. Начиная с этого года, под запрет попадают все новые и новые разделы магии, особенно практикуемые чистокровной аристократией (что предсказуемо вызывало недовольство последней и склоняло ее на сторону Темного Лорда), либо доступные только достаточно сильным волшебникам. Заметно упрощается образовательная программа, снижаются требования на экзаменах. Стоит ли теперь удивляться неспособности британских волшебников защитить себя, если даже обезоружить и оглушить противника для них не по силам?
Тем не менее, в противовес Пожирателям Смерти принимаются некоторые меры. Так, Альбус Думблдор в середине 1970-х создает молодежную добровольческую организацию “Орден Феникса”, а Бартемиус Крауч, тогдашний глава Департамента магического правопорядка, в 1980-м издает декрет, разрешающий аврорам использовать так называемые Непростительные заклятия при задержании и допросе подозреваемых. Между аврорами, фениксовцами и Пожирателями происходят регулярные стычки, в том числе в магглонаселенных районах страны, однако Пожиратели Смерти продолжают удерживать преимущество. Британцы трепещут перед одним только именем Темного Лорда (используя эвфемизмы “Сами-знаете-кто” или “Тот-кого-нельзя-называть”), однако остается непонятным, почему Альбус Думблдор, победитель Гриндевальда, считающийся едва ли не сильнейшим магом современности, не изобрел способа, чтобы принудить Лорда Вольдеморта к поединку. Как стало видно из более поздних событий, 31 октября 1981 года Темный Лорд неожиданно исчезает, по официальной версии, развоплотившись от собственного смертельного проклятия, пущенного в младенца по имени Гарри Поттер (родителей которого он предварительно убил тем же самым проклятием), получившего в народе прозвание Мальчик-который-выжил. Насколько это правда, не нам судить, ибо ни один из свидетелей тех трагических событий не способен рассказать нам что-либо. Важно то, что Пожиратели Смерти, лишенные своего идеологического лидера, моментально оказались дезориентированы, были пойманы и подвергнуты суду еще до конца 1981 года. Не правда ли, огромный прогресс по сравнению с предыдущими годами?
Тем не менее, многие из Пожирателей Смерти отрекаются от идей Темного Лорда и, под предлогом того, что они действовали sub Imperio, одним из Непростительных проклятий, доказывают свою невиновность и получают свободу. Этому также способствовало ходатайство Думблдора, по-прежнему занимающего пост председателя Визенгамота (верховного законодательного и судебного органа магической Британии), “о необходимости представить всем кающимся второй шанс и возможность встать на путь исправления”. Не странная ли позиция для т.н. лидера Света, большинство сторонников которого погибло от рук Пожирателей Смерти, а также самого Лорда Вольдеморта? Неужели величайший маг современности, победитель Гриндевальда, председатель Визенгамота и член Международной конфедерации магов настолько наивен, что и впрямь надеется, будто “бывшие” Пожиратели Смерти, в свое время добровольно вступившие в уже известную организацию, полностью раскаются в своих прегрешениях и поменяют сторону? Или же Альбусом Думблдором, одним из гроссмейстеров политической арены магической Европы, затевается очередная игра, где оппозиция никогда не будет лишней?”
- Психи!.. — выдохнул Винклер, прочитав статью. — Не удивлен теперь, почему этот Снейк так легко попался. Разборки на уровне районной шпаны, а дело запустили так, что до гражданской войны чуть не дошло!
- Пожалуй, ты прав, Крис, — отозвался Майер, не спеша потягивая пиво. — Магический мир, по сути, одна большая деревня с кучей архаизмов. Как будто попал в осовремененное средневековье, — с раздражением добавил магглорожденный волшебник. — Все эти кодексы, вассалитеты, протекция… Хочешь добиться какого-нибудь успеха в карьере — лижи пятки местной аристократии или ищи членства в профессиональных гильдиях. Передерется пара кланов — а такое иногда случается — и это уже рискует перерасти в крупное столкновение, затрагивающее едва ли не полстраны, особенно когда начинают привлекать союзников и вассалов. Мне повезло еще учиться в то время, когда власть ненадолго получила так называемая партия магглорожденных, расширенная в 45-м при содействии того самого Дамблдора…
- А чего же ты не остался… там?
- Да потому что ловить у них нечего, безработица — даже для своих мест не всегда хватает. А потом, когда я окончил школу, к власти вернулись консерваторы, и требования вновь ужесточили… не то, что по чистоте крови, хотя в большинстве случаев не обошлось без этого… но я для них банально слабый маг, — с разочарованием добавил мужчина, отставив пиво в сторону. — С другой стороны, — заговорил он более приподнято, — зачем нам, обретенным, нужен этот магический мир? Мы выросли в мире, который намного дальше ушел в техническом развитии, где более простые, понятные и справедливые законы. Не то, что бы магам было совсем нечего предложить нам, но ради этих благ нет смысла лезть в уже и без того набитую бочку.
- Дело говоришь, — поддержал друга Винклер. — Если в этой деревне почти все такие противные идиоты, как этот Снейк, каким бы крутым магом он ни был, то я вообще не понимаю, зачем надо пытаться заслужить их уважение. Вот, например, те же Пожиратели — по сути, банда отморозков, с которой власти не могут справиться на протяжении десяти лет. Я не удивлюсь, если они еще в школе набирали себе молодняк, но тогда куда директор смотрел, этот супер-маг Дамблдор? Чего они вообще ждали? Что этот маньяк и впрямь убьется о младенца? Идиоты… Ясно, как день, что, захвати этот маньяк власть, одной Британией он бы не ограничился. А чем их политики думали? Неужели помощи у континента нельзя было попросить? Что-то у меня сложилось впечатление, что магические политики у нас в стране все-таки более адекватные, чем у англичан.
- Банально не хотели показать свою слабость и некомпетентность перед всей Европой, — равнодушно ответил Майер. — После войны наступила фактически гегемония Британии в магической Европе. Проще сделать вид, что ничего не случилось, как это они обычно делают — чтоб не позориться. Но ты дальше читай, Крис…
“26 января этого года был совершен массовый побег из британской тюрьмы Азкабан, известной своей неприступностью, а также крайне тяжелыми условиями содержания заключенных. Все сбежавшие заключенные являются наиболее фанатичными последователями Темного Лорда, осужденные в свое время за массовые убийства и пытки как гражданского населения, так и сотрудников правопорядка. Как заявил британский министр магии Корнелиус Фудж, главным организатором и вдохновителем побега является Сириус Блэк, осужденный за передачу секретных сведений Лорду Вольдеморту, а также убийство одного волшебника и двенадцати простецов. Сириус Блэк, в свою очередь, сбежал из Азкабана 22 августа 1993 года, создав тем самым прецедент — ранее считалось, что из Азкабана, питающегося магией своих узников и охраняемого дементорами, совершенно невозможно сбежать.
Поскольку сбежавшие заключенные до сих пор не найдены, и неизвестно даже предположительное место их пребывания, мы публикуем их имена и колдографии в надежде, что силы правопорядка, а также бдительные граждане сумеют вовремя заметить преступников, если таковые задумают скрываться на территории нашей страны, и принять соответствующие меры… Тем не менее, как сообщают неофициальные источники, за побег заключенных ответственен не кто иной, как возродившийся Темный Лорд Вольдеморт (официальные власти магической Британии не признают его возрождения), пришедший освободить своих верных сторонников. Источник утверждает, что свидетелем возрождения Темного Лорда является Гарри Поттер, известный в Британии как Мальчик-который-выжил (и развоплотил вышеупомянутого Темного Лорда 14 лет назад), а также четвертый чемпион Тримудрого турнира. По словам Гарри Поттера, Темный Лорд был возрожден с помощью двух своих слуг — Петера Петтигрю (официально считающегося убитым Сириусом Блэком) и Барти Крауча младшего (официально умершего в Азкабане) — с помощью ритуала, напоминающего по описанию “Кость отца, кровь врага, плоть слуги”. Затем возродившийся Темный Лорд призвал своих последователей с помощью так называемой Темной Метки (магической татуировки, обеспечивающий связь слуг с господином) и устроил демонстрацию силы. Гарри Поттеру, похищенному и доставленному к месту проведения ритуала одним из Пожирателей Смерти, лишь чудом удалось спастись. В своем интервью неофициальным источникам (напоминаем, что официальные СМИ магической Британии не признают возрождение Темного Лорда) Гарри Поттер назвал имена прибывших по зову метки Пожирателей Смерти. Все указанные люди действительно состояли ранее в организации Пожирателей Смерти, но были оправданы судом и в настоящее время занимают высокие должности в британском министерстве магии.
Так кто же говорит правду, министр магии Корнелиус Фудж или подросток Гарри Поттер? Подростки склонны к чрезмерным фантазиям, — утверждает официальная газета магической Британии “Ежедневный пророк”, — а жаждущий славы Гарри Поттер еще с первых дней учебы в Хогвартсе пытается привлечь к себе внимание, рассказывая всякие небылицы о невероятных приключениях с собой в главной роли, но в то же время мелочен, раздражителен, склонен к конфликтам и не проявляет должного рвения в учебе. В то же время Гарри Поттер сообщает факты прямо противоположные, указывающие на некомпетентность официальной власти в вопросах судопроизводства и государственной безопасности. В его поддержку говорит и тот факт, что вышеупомянутый Сириус Блэк, приходящийся восприемником Гарри Поттеру, был обвинен, в том числе, в выдаче Лорду Волдеморту места жительства семьи Поттер (согласно официальным источникам, Поттеры, скрываясь от Темного Лорда, защитили свое жилище заклятием “Fidelium”, хранителем которого и являлся Сириус Блэк — прим. ред.), в то время как магический обряд восприемничества исключает возможность нанести вред крестнику и его семье. Кроме того, Сириус Блэк был отправлен в тюрьму без суда и следствия, в которых не было отказано даже таким отъявленным преступникам, как Беллатрикс Лестранж (см. выше); также никто не удостоверился в наличии Темной Метки на его руке.
Мы считаем нужным опубликовать также имена и колдографии стронников Темного Лорда, названных Гарри Поттером: если последний говорит правду, то долг каждого из нас проявить бдительность и поспособствовать устранению угрозы в самом зародыше…”
- Брр… жуткая история… — наконец, выдавил из себя Винклер. — Я надеюсь, у нас эти маньяки не появлялись?
- Пока нет, — уклончиво ответил друг. — Хотелось бы надеяться, чтобы их разборки и дальше ограничивались только их островом, — добавил он небрежно.
- Кстати, здесь не назван Снейк. Разве он вступил в… организацию уже после… возрождения? И мы просто так оставили опасного террориста?! — Кристоф сам испугался собственных мыслей.
- Нет, на допросе он назвал 77-й год — он, кстати, тогда еще в школе учился, по ходу дела. Но он же учитель в этом Хогвартсе, а еще двойной агент. Вполне возможно, он явился на зов позже, чтобы не вызвать подозрений.
- А кто такие дементоры?
- Темные существа, нежить. Оказывают воздействие психотропного характера, вытаскивают на поверхность самые жуткие воспоминания, а также вызывают массовое оледенение. Те, кто долго находятся в их присутствии, со временем сходят с ума, — Майер поежился. — Ты — не волшебник, поэтому не можешь их увидеть, но можешь почувствовать. У волшебников есть еще такой вид казни, считающихся одним из самых страшных — “поцелуй дементора”. В общем, дементор “выпивает” душу, оставляя лишь пустую оболочку.
- У нас такие… тоже есть?
- Есть, но мало. Если честно, не знаю даже, где их используют… разве что в каких-нибудь особо секретных исследованиях, — помедлив, ответил Рудольф.
- Это хорошо… — с облегчением ответил его напарник. — Не хотелось бы случайно столкнуться с такой гадостью. Не удивлюсь, если эти маньяки, о которых тут говорится, за годы пребывания в Азкабане стали совсем неуправляемыми психами… Ведь Темный Лорд все-таки возродился… — взял в руки последнюю газету и пробежал глазами текст. — А Сириус Блэк посмертно освобожден от всех обвинений и награжден Орденом Мерлина I степени. Ха! Вот идиоты! То есть, этого бедолагу Блэка, конечно, жалко, но этот министр Фудж и Думблдор, который у них тоже большая шишка вроде как, куда смотрели?! Террористическая организация формируется и созывается вновь у них под носом, а они сидят, сложа руки! Нет, эти волшебники и впрямь идиоты, и Снейк… нет, я не удивляюсь теперь, что он прокололся столь позорным образом…
* * *
- Вы звали меня, Альбус? — не скрывая раздражения, поинтересовался Снейп, переступив порог директорского кабинета.
Лишь десять минут назад он сумел кое-как дойти до лаборатории, чтобы принять лечебные и тонизирующие зелья, и не успел даже толком приступить к ревизии своих личных комнат (ведь старик сломал защиту на его камине сегодня утром, и, не сомневался Северус, мог с легкостью зайти сюда снова и изъять все, что сочтет хоть сколько-нибудь ценным или опасным — разумеется, для его же, Северуса, блага), как огонь в камине вспыхнул зеленым, и вышеупомянутый старик настойчиво потребовал явиться к нему в кабинет. Бывший профессор зельеварения пожалел даже, что восстановил против себя Кайнер и, в особенности, ее друзей — таким непрактичным это сейчас казалось. Им-то он мог доверить навести порядок у него в лаборатории — в конце концов, он все еще декан и может приказывать своим ученикам. Но девчонки не было в общежитии, как и ее ухажера (о чем доложил донельзя смутившийся и перепуганный эльф-домовик), а у Северуса Снейпа — времени ее искать, а потому он запечатал камин сразу же, как только старик оттуда убрался, и, покинув личные комнаты, пешком направился к директорской башне, обдумывая по дороге, что и как он будет говорить другому своему господину.
- Да, проходи, садись, мальчик мой, — голосом радушного хозяина произнес Дамблдор, указав на невысокое кресло напротив себя. — Лимонную дольку?
Снейп, как всегда, огрызнулся, ясно давая понять, что никакие дольки есть не собирается.
- Вижу, Том сегодня не в настроении, — произнес директор совершенно будничным тоном, как будто обсуждал погоду. — Ах, Северус… как жаль, что ты отказался… Ты хочешь, Фоукс? На, держи, малыш, — и перекинул лакомство сидящему позади фениксу.
- Темный Лорд действительно не в настроении сегодня, — процедил сквозь зубы декан Слизерина. — В особенности из-за того, что порт-ключ этого пройдохи Флетчера, которого вы, Альбус, — последнее слово мужчина произнес с заметным нажимом, — так усиленно покрываете, доставил мне в Берлине массу проблем, из-за чего я не смог вовремя отреагировать на вызов… — добавил он уже более сдержанно, стараясь выиграть время.
- И каковы твои успехи в Берлине, Северус? — преувеличенно бодро поинтересовался Дамблдор, сложив руки на животе. — Ты нашел что-нибудь?
- Возможно, мои поиски оказались бы более продуктивными, если бы вы сами изготовили порт-ключ и настроили бы его на магический квартал в Берлине…
Если в случае с Темным Лордом вину за провал сегодняшнего предприятия можно было во многом переложить на Дамблдора, оказавшего своему шпиону поистине медвежью услугу, то использовать подобную легенду в случае с самим Дамблдором было бы просто верхом глупости. Хотя попенять на того же Флетчера можно — и для виду, и чтобы выпустить пар. Кроме того, Северус решил не распространяться об имевшихся проблемах с полицией и Авроратом: во-первых, ему не нужно было приторное сочувствие, смешанное со снисходительной жалостью; во-вторых, старик может усиленно начать копать носом, для чего у него есть все силы и средства; ну и в-третьих, если выяснится, что большую часть дня Северус Снейп банально просидел в камере и, следовательно, побывать в самом городе толком не успел, то его могут заново послать искать этого “мистера Штольца”, чего хогвартский зельевар, естественно, не хотел.
- Ты же прекрасно понимаешь, мальчик мой, что изготовление международных порт-ключей строго контролируется министерством, — назидательным тоном произнес директор Хогвартса, — а мне совершенно не хотелось бы, чтобы Руфус был в курсе некоторых моих планов. А ты мог и потерпеть небольшое неудобство ради великого дела. Ведь Вонючка так старался для нас всех…
- Небольшое неудобство?! — прошипел Снейп. Брови его скептически изогнулись, а в черных глазах вспыхнул огонь гнева. — Этот мордредов порт-ключ выкинул меня прямо в туннеле метро, где меня чуть не переехал поезд, и мне пришлось полдня блуждать по этому мордредову лабиринту, чтобы найти выход наверх! И еще эта необходимость соблюдать Статут о Секретности, когда я даже не мог воспользоваться толком магией, чтобы помочь себе!
- К сожалению, мы привыкли во всем зависеть от магии, — разочарованно сказал Дамблдор, но Северус проигнорировал его замечание.
- В то время как два года назад вы собственноручно сделали порт-ключ для мальчишки Поттера и его безмозглых друзей, и они уже через минуту были в доме у Блэка!
- Ну-с, Северус, тогда было совсем другое время, — принялся увещевать Дамблдор. — Жизнь Артура висела буквально на волоске, а Амбридж готова была воспользоваться любой нашей слабостью, любым нашим промедлением, чтобы захватить школу под свой контроль.
- Вы, кажется, забываете… — прошипел декан Слизерина, тяжело дыша, еле сдерживая свой гнев, — что я каждый раз рискую своей жизнью и рассудком, посещая собрания Пожирателей Смерти ради того, чтобы добыть хоть какую-то информацию о замыслах Темного Лорда. И из-за вашей же прихоти я едва не попал сегодня под поезд… — показал картинку мчащегося прямо на него состава. — Поверьте, сложно придумать более идиотскую смерть для мага, разве что упасть с метлы или проломить голову бладжером — но это больше по части Поттера…
- Северус!.. — воскликнул его собеседник, являя собой образ сильнейшего мага столетия. Радушие и бодрая веселость мигом слетели с его лица. — Ты слишком несправедлив к Гарри: он не Джеймс, а ты позволяешь себе грубо отзываться о нем, хотя знаешь, какую ношу ему предстоит нести. В конце концов, ничего непоправимого не случилось, и ты вернулся в Хогвартс живой и в здравом рассудке, — тон Дамблдора поднялся до дружелюбно-радостного. — А потому давай перейдем к следующей части твоего сегодняшнего приключения, — закинул в рот очередную лимонную дольку, расслабившись на своем троноподобном кресле. — Итак, тебе удалось найти мистера Штольца?
Снейп едва не заскрежетал зубами и до того стиснул подлокотники кресла, что на пальцах почти сразу проступили белые костяшки, но все-таки промолчал. Его безмерно раздражала столь быстрая перемена интонаций начальника, благодаря которым тот уже многие десятилетия успешно играл на публику, зарабатывал любовь и уважение самых разных людей; то, как мастерски он может лицемерить и делать вид, что ничего не случилось, и виноваты вокруг все, кроме него самого, что весьма соответствовало его природной склонности к трансфигурации — создавать из воздуха, выдавать одно за другое.
Осторожно сосчитав до десяти и выдохнув, шпион наконец-то соизволил ответить:
- К сожалению или к счастью, но мне не удалось отыскать его… — сказал Снейп, сложив руки домиком. — Как мне удалось узнать от некоторых соседей… мистер Штольц уехал еще летом — куда, никто не знает. И я бы не сказал, что соседи были опечалены его отъездом… — медленно проговорил декан Слизерина, вскармливая директору почти те же воспоминания, что и Темному Лорду пару часов назад — слава Мерлину, магглов он навидался за сегодня достаточно. - И ты считаешь, Северус, что найти мистера Штольца будет невозможно? — вкрадчиво поинтересовался победитель Гриндевальда, подавшись вперед.
- Да, Альбус, считаю, — твердо ответил Снейп, откинувшись на спинку кресла и посмотрев в глаза своему начальнику. Получив знак говорить дальше, продолжил:
- Соседи его новый адрес не знают, девчонка, насколько мне известно, вообще не писала ни разу, а Штольц — очень распространенная в Германии фамилия. И вообще, он мог даже уехать за границу — слышал, у магглов это популярное развлечение в последнее время.
- А родители мисс Кайнер? Ты видел их?
Вопрос застал зельевара врасплох, и потому он не смог придумать ничего лучше того, что просто о них не спрашивал, и вообще, не до них было, ибо Темный Лорд начал настойчиво требовать его к себе на собрание. Не говоря уже о времени, которое он (Северус) потратил на то, чтобы хоть как-то разобраться в лабиринте маггловских улиц, после того, как наконец-то выбрался из метро, а потом еще найти подходящий транспорт, который отвез бы его именно в Потсдам, а не куда-нибудь еще.
- Жаль-жаль… — разочарованно проговорил Дамбдлор, опустив очи долу, и даже свои лимонные дольки не жевал уже с прежней бодростью и удовольствием. — Жаль… — вновь повторил он. — Впрочем… ведь выход есть всегда! — преувеличенно радостно воскликнул директор, заставив собеседника немало насторожиться. — Да, я надеюсь, это будет верное решение, — однако интонации мудрого старца нисколько не выражали сомнения, а голубые глаза излучали шаловливый блеск. — Точно, Северус, ведь ты сейчас почти не занят, так что тебе не составит труда заменить мистера Штольца для Гарри и его друзей.
Дамблдор проговорил все это с настолько радостным и оптимистичным видом и даже закинул к себе в рот сразу пять лимонных долек, не забыв, естественно, поделиться с Фоуксом, что Северус только тяжело вздохнул и закатил глаза, откинувшись на спинку кресла: он слишком устал на сегодня, чтобы продолжать злиться дальше.
Дата: Вторник, 06.05.2014, 02:26 | Сообщение # 310
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Глава 44
Предупреждение: некоторые фрагменты главы имеют рейтинг R
* * *
- Они определенно где-то здесь… — сказала командовавшая операцией Пожирательница Смерти, осматривая поляну с зажженным “Lumen”.
Она была невысокой и коренастой и обладала противным низким голосом, изрядно напоминая переодетую Марджери Дурсль, однако Гарри Поттеру и его рыжему однокласснику, прятавшимся под мантией-невидимкой, было совершенно не до смеха. Над головой пролетел какой-то странный шелест — и он же донесся со стороны оставшихся четырех Пожирателей, занятых исследованием болота на предмет двух странных магов, имевших дерзость оказать сопротивление слугам самого Темного Лорда и перебить больше половины из них.
- Может быть, им удалось улететь? — неуверенно предположил один из мужчин, еще молодой, если судить по голосу.
- “Hominem revelo” говорит, что они еще здесь, придурок! — наорал на него старший, но тоже прекратил поиски: не под камнями же или в луже искать двух наглецов.
- Вы оба кретины! — закричала женщина. — “Hominem revelo” указывает на любых людей, даже на этих презренных магглов!
- Не кипятись, Алекто… — сказал еще один мужчина, до этого молчавший. — Мы не проверили только одно место, — и указал палочкой на центр образованного ими неровного круга.
Гарри проглотил застрявший в горле ком: их обнаружили! И он не верил в то, что мантия легендарного Игнотуса Певерелла способна спасти их от “Авады”. Визерхофф, стоявший к нему до этого спина к спине, ткнул одноклассника локтем и сразу же схватил за правую руку чуть выше запястья. Захват у немца был… крепкий. Только сейчас Поттер обратил внимание, что перстень на руке Визерхоффа светится красным изнутри, а сам аристократ выглядел так, как будто решился на отчаянный и рискованный шаг.
- *Держись за меня крепко!..* — передал он мысленно, и Гарри обхватил его запястье в ответ.
- Ты самый умный, Амикус! — радостно ответила тем временем женщина по имени Алекто, нацелив свою волшебную палочку в центр круга.
Следом за ней и Амикусом то же самое повторили оставшиеся двое Пожирателей.
- Sonnenhaus Heim ist mein! (1) — речитативом произнес Визерхофф, и обоих юношей охватило красноватое сияние.
- Avada…
Гарри так и не услышал конец заклинания — аварийный портал, встроенный в перстень немца, в мгновение ока сорвал их с места, выкинув в странный вихрь из темных кучевых облаков. Где-то позади мелькнул ярко-зеленый всполох смертельного проклятия, и тело поразила боль, которая, казалось, длилась вечно. И после наступила тьма, принесшая с собой покой…
Но Гарри только удивился: как он может что-то чувствовать, что-то слышать, если он умер? Вот и напророчила Трелони… Впрочем, какое ему теперь дело до всех остальных людей? Ему так хорошо здесь, что он бы никогда не просыпался, навеки укрывшись темным туманом, дарящим ему такой желанный покой…
- Ген-ри-и-их!.. — послышалось снова, уже настойчивее и ближе.
Может быть, он в очередной раз выжил после смертельного проклятия и теперь просто спит, а все остальные не могут его добудиться? Юноша спросонья протер глаза, откинув клубящийся вокруг него темный туман. И почему его совершенно не смущает, что его зовут совершенно чужим именем?
- Ты кто-о-о? — крикнул он в пустоту, заполненную все тем же туманом, и эхо разнесло его голос вокруг.
- Я — Брюнхильд, дочь Вотана … — услышал Гарри совсем рядом. Ему показалось, или и вправду кто-то цокнул копытом?
Пространство, по которому шагал парень, внезапно преобразилось: отступил назад туман тьмы, оставив за собой лишь густые облака, окрашенные в мягкий золотисто-розовый цвет, как на рассвете. Они заполняли все вокруг и имели самые разные формы — от причудливых скал и холмов до необычных дворцов, за которыми так же мягко светилось золотистое небо, так что нельзя было понять, где находится солнце. Или его вообще тут не бывает?
Но больше всего поражала Брун… или как ее там — воительница, восседавшая на великолепном гнедом жеребце. Она была облачена в короткую и легкую сияющую броню, открывающую крепкую и, в то же время, аппетитную женскую фигуру. Красный плащ развевался за ее спиной, а на поясе висел длинный меч. Одной рукой она держала коня за уздечку, в другой сжимала копье. На ее голове возвышался железный шлем, украшенный белыми перьями, из-под которого ниспадали две толстые золотисто-рыжие косы до колен. Ее розовые губы были плотно сжаты, а голубые глаза смотрели насквозь, с гордостью и чувством собственного превосходства, словно ей была поручена важная миссия.
- Ты пришла, чтобы проводить меня в мир мертвых? — неуверенно спросил Гарри, почувствовав, что пауза затянулась непростительно долго, и ему срочно требуется сказать что-нибудь в ответ.
- Нет, тебе еще рано в Валхаллу… — тем же потусторонним голосом ответила женщина, хотя эхо уже не разносило ее слова так далеко, как раньше, а конь тряхнул гривой и переступил с ноги на ногу, — но и я лишена уже много веков чести сопровождать туда павших героев.
- Э… — только и смог выдавить из себя гриффиндорец, совершенно не понимая, о чем идет речь. — Тогда зачем я здесь?
- Значит, так угодно богам… — задумчиво ответила воительница. — Пока ты спишь, твоя душа путешествует между мирами и ищет новых знаний…
Поттер только недоуменно почесал голову: если бы все было так, как говорит эта богатырша, то он учился бы ничуть не хуже Гермионы. Затем юношу посетила мысль о том, как чужеродно и нелепо он выглядит здесь, в поднебесье, в своих рваных джинсах, растянутом свитере и перевязанных скотчем старых очках-велосипедах.
- Но ты задаешь неправильные вопросы, о юный герой… — тем временем продолжила женщина. — Наши судьбы решены еще много веков назад, и мы — лишь отражение величия и доблести былых времен… но ты еще можешь изменить свою жизнь…
- Каждый герой рождается с уже уготованным ему предназначением, выбранным богами и предсказанным пророками. Боги хранят своих избранных, но только сам герой выбирает, каким будет его конец, когда он исполнит пророчество, и за выбор свой он платит высокую цену. Будет ли он долго править королевством, сплотив вокруг себя все населяющие его народы, или падет жертвой предательства, ибо долее будет не нужен? Послушает ли мудрого совета посланца богов или позволит своей гордыне и алчности затмить сердце и разум? Будет ли он всю жизнь поступать по чести и совести или позволит себе единожды предать их из человекоугодия? Ибо там, где есть один раз, там наступает и второй. Там, где предал ты, предадут потом и тебя. И если захочешь того, что не предназначено ни для тебя, ни для твоих людей, то найдется и тот, кто отберет у тебя это. Ты можешь противиться воле людей, но не в силах изменить волю богов, а потому остерегайся смертных, что вознесли себя в Асгард — они недостойны и Хеля.
- Помни, что я тебе говорю, юный Генрих: лишь поистине храбрый герой сможет пройти чрез огонь! И пусть боги будут к тебе благосклонны, — произнесла на прощание Брюнхильд и, понукая коня, ударила копьем об облака, на которых стояла.
Мир вновь погрузился во тьму, и дева-воительница словно растаяла в ней, будто являлась всего лишь миражом, плодом больного воображения. Заклубился туман, и мальчик-который-выжил отправился вперед, лишь бы просто куда-нибудь идти — он знал, что ему нельзя оставаться на месте.
* * *
- Поттер, очнись! — шлеп, шлеп!
- Мэ-э...
- Поттер!
- Wahrscheinlich, tut es ihm weh… /нем. Наверное, ему очень больно…/
Гарри открыл глаза. Закрыл и снова открыл. Он совершенно точно был жив — на это указывали ощущение холодного и твердого пола под спиной и крайне раздраженное и одновременно взволнованное лицо Визерхоффа перед глазами.
- Наконец-то, Поттер… — сказал Лотар, издав вздох облегчения, и отпустил одноклассника, которого ранее держал за грудки.
- Г-где мы? — спросил Гарри, нервно оглядываясь по сторонам и стараясь получше рассмотреть обстановку.
Они находились в явно незнакомом месте, по крайней мере, незнакомом мальчику-который-выжил. Судя по всему, это был какой-то замок или старый особняк — в обычных домах, он был совершенно точно уверен, не бывает таких высоких окон и таких широких дверей. Было темно — лишь огонь в камине слабо разгонял царившую в комнате мглу, отливая тусклыми бликами в позолоте, украшавшей колонны и роспись на потолке. Золоченые, как будто осиянные неожиданно выглянувшим солнцем облака на фоне темного неба; золоченая броня и оружие у воинов, сбруя коней. Как будто где-то там, по другую сторону холста или штукатурки, или на чем там была писана эта картина, разыгралась самая настоящая поднебесная битва. Воины обоего пола были рассеяны по ней, поражая монстров или коварных врагов, а их лица слабо светились во тьме, позволяя разглядеть отдельные черты. И, хотя они не двигались, как это обычно бывало на волшебных картинах, они, тем не менее, казались живыми, запечатленными в свой момент жизни. Одна из женщин стояла поодаль от остальных, отделенная языками пламени и будто с грустью взирала на битву. Ее лицо и одежда показались юноше смутно знакомыми, словно он видел ее раньше. Во сне?..
- Брун… хильда?
Женщина слабо улыбнулась, одними глазами, хотя ее лицо оставалось неподвижным, и юноша почувствовал какое-то странное облегчение, будто он не один в этом незнакомом месте, и теперь у него есть свой защитник.
- Hilde, rufe unsere Eltern! Und soll sie einen Heiler bringen! /нем. Хильда, позови родителей! И пусть приведут целителя!/
На секунду Гарри увидел перед собой тонкое девичье личико, обрамленное темно-рыжими волосами, завязанными в два хвостика по бокам. Неужели это Джинни?! Нет!.. Девушка тем временем резко выпрямилась и, быстро поправив платье, убежала прочь.
Мальчик сглотнул, почувствовав, как его снова потрясли за плечи.
- Поттер, как ты себя чувствуешь? — обратился Визерхофф теперь уже к своему однокласснику. — Можешь сесть?
Гарри рассеянно кивнул: ему приходилось выбираться и из более опасных передряг, и он всегда оставался целым и относительно невредимым. Пожалуй, единственное, в чем гриффиндорец мог согласиться с мерзкой сальноволосой Летучей мышью, так это в том, что он наделен чрезвычайным везением. Вспомнились и слова Брюнхильд о том, что боги хранят своих героев или что-то в этом роде.
- Я послал сестру за родителями. Скоро они придут сюда вместе с целителем, — продолжил тем временем немец, устраивая рюкзак за спиной одноклассника, чтобы тому было на что опереться.
- Сестра?.. Целитель?.. — так же рассеянно пробормотал Поттер, смотря перед собой невидящим взглядом.
- Поттер, тебе пришлось пройти через сложные защитные чары, и то, что я привел тебя в свой дом за руку, вовсе не гарантировало, что защитные чары не навредят тебе, — принялся объяснять Лотар, сев прямо напротив Гарри. — Друзья, знаешь ли, тоже могут предавать, и если бы ты вздумал вонзить мне нож в спину, например… — мальчик-со-шрамом сглотнул, пытаясь представить себе будущую картину, — то один из этих стражей, — немец указал на потолок, — пронзил бы тебя своим мечом или копьем.
- Кто они все? — спросил Гарри, запрокинув голову, вглядываясь в застывшие лица грозных воителей.
- Герои старых времен: боги, воины, короли и валькирии. И, кажется, одна из них обещала тебе защиту. Цени это, Поттер… — с назиданием добавил Визерхофф. — А потом целитель проверит, насколько ты здоров, и на основании его диагноза мы решим, как поступить дальше.
Поттер кивнул, в очередной раз смирившись с тем, что за него решают другие. А мысли его вновь унеслись к Хэллоуину 1981-го, ночи, когда погибли его родители. Ведь если бы у них стояла такая защита, как на доме Лотара, то они, возможно, не погибли бы. Даже если Волдеморт такой сильный маг, что смог бы разрушить защиту и уничтожить всех стражей, то у родителей осталось бы время, чтобы вызвать помощь или сбежать, например. Последнее решение теперь не казалось юноше недостойной гриффиндорца трусостью: останься они с Лотаром там, на поле, или вообще в доме, то, скорее всего, оба погибли бы, а сейчас они живы и не в плену у врага.
Или даже раньше — Гарри вспомнил письмо мамы к Сириусу, где упоминалось о визите Петтигрю, который выглядел очень больным — ведь если Петтигрю действительно уже тогда перешел на сторону Волдеморта и выдал его родителей, то умер бы прямо на месте, и всем сразу же стало бы ясно, кто настоящий предатель.
Тем временем, пока гриффиндорец полусидел-полулежал, облокотившись на свой рюкзак, и думал, одна из боковых дверей отворилась, и в зал вошли трое — двое мужчин и женщина. Один из мужчин взмахнул рукой, и по всему залу тут же зажглись прикрепленные к колоннам свечи, а Гарри наконец-то смог разглядеть вошедших. Высокий представительный мужчина с рыжими волосами и небольшой залысиной, одетый в старомодное пальто (или это у немецких волшебников мантии такие?), судя по всему, и был отец Лотара — именно он приказал свету в комнате зажечься. Однако в глазах мистера Визерхоффа Гарри не заметил радости от неожиданной встречи с сыном, скорее строгость и удивление. Неужели Лотару сейчас достанется за то, что он привел в дом непонятно кого? — ведь для всех порядочных людей за пределами Хогвартса Гарри и являлся непонятно кем. Рыжеволосая женщина, уже немолодая, но по-своему привлекательная, одетая в длинную приталенную мантию с широкими рукавами и стоячим воротником, очевидно, являлась матерью Лотара. Мистер и миссис Визерхофф о чем-то быстро и тихо переговорили между собой, после чего Лотар, кивнув на прощание однокласснику и пообещав, что все будет хорошо, вышел из комнаты вместе с отцом. И, хотя парень ничем не показал, что предстоящий разговор ему будет не в радость, Гарри подумалось, что его товарища ожидает немалая взбучка.
Мать Лотара и оставшийся мужчина — высокий и темноволосый, средних лет, с маленькой остренькой бородкой, одетый в темную мантию, с небольшим чемоданчиком в руках — подошли в это время к по-прежнему сидевшему на полу нежданному гостю, невысокому худому юноше, выглядящему так, будто он недавно вернулся после вооруженной драки. Гарри же догадался, что оставшийся в комнате мужчина и был обещанный целитель.
- Wie ist Ihr Name, der Jungmann? /нем. Как вас зовут, молодой человек?/ — сухо спросил колдомедик, сев на корточки перед пациентом и приступив к осмотру.
Гарри только хлопнул глазами: неужели Лотар никому не сказал, что он не знает немецкого?! И вообще, сейчас все учат английский! Хотя… “намэ” — это же если неправильно прочитать слово “нэйм”, так, как оно пишется. Так неужели немецкий — это испорченный английский?
- Gut /нем. Хорошо/, — уже мягче произнес целитель, а Гарри снова хлопнул глазами, ведь слово, сказанное доктором, очень походило на английское “good”.
Закончив осмотр, колдомедик поднялся с пола и что-то тихо сказал хозяйке дома. Та с пониманием кивнула и, щелкнув пальцами, вызвала эльфов, явившихс уже с носилками, на которые аккуратно поместили пациента. Гарри только недоумевал, почему они не хотят использовать магию — даже целитель, и тот ни разу не взмахнул палочкой, а только измерил температуру и пульс, послушал сердце. Сколько мальчик помнил, волшебники у него на родине постоянно пользовались магией в быту — чтобы сотворить, например, недостающий стул, если людей в комнате было слишком много, разогреть пищу, помыть посуду и так далее. А миссис Уизли с палочкой в руке так и вовсе напоминала одну из фей в мультике про Спящую Красавицу, который Гарри удалось подсмотреть урывками еще в далеком детстве.
Процессия тем временем покинула зал, где они с Лотаром “приземлились” ранее, и, пройдя несколько коридоров, оказалась в небольшом помещении, которое Гарри определил бы как комнату отдыха или гостиную — на это указывали представленные в большом количестве кресла, диваны и пуфы. Пожалуй, даже Слагхорн, который любил мебель помягче, а еду повкуснее, не отказался бы поселиться в такой комнате. А еще юноша заметил, что виденная им обстановка в доме Лотара очень сильно отличалась от его представлений о жилище волшебника-аристократа, которые он почерпнул из своего пребывания на Гриммо и рассказов Сириуса о родственниках, помешанных на чистоте крове. Никаких уродливых статуй, говорящих портретов или выставленных на обозрение голов, отрубленных у старых эльфов — последние выглядели чистыми и ухоженными, без всяких следов от ожогов или ушибов, и носили не набедренные повязки или полотенца, а что-то наподобие длинных маек, как было у древних римлян, с изображенным на них гербом. А в самом убранстве дома преобладали ненавязчивые теплые и светлые тона, создававшие атмосферу уюта.
- Legt ihr ihn hieran, — скомандовала фрау Визерхофф, указав на один из диванов, а сама тем временем разожгла свечи. — Ich meine, dass dieses Zimmer für die Untersuchung besser passt. /нем. Положите его сюда… Я думаю, эта комната лучше подойдет для осмотра./
Эльфы молча выполнили поручение хозяйки, после чего, поклонившись, исчезли.
- Ja, Frau Wiserhoff /нем. Да, фрау Визерхофф/, — сухо ответил целитель, кивнув, после чего положил на тумбочку свой чемоданчик и раскрыл его.
Гарри заглянул внутрь, насколько это позволяло его положение — куча колбочек с разными зельями, щипцы, ланцет, бинты, пипетка… Мерлин, только не операция!
- O, fürchten Sie Innen nicht, der Jungmann. Ich hoffe, dass wir diese Instrumente nicht brauchen /нем. О, не бойтесь, молодой человек. Я надеюсь, нам эти инструменты не понадобятся/, — сказал доктор мягким, участливым тоном, увидев, что пациент испугался, и, улыбнувшись, слегка потрепал плечо мальчику.
Теперь начался уже настоящий осмотр. Целитель с сосредоточенным выражением лица выписывал сложные движения палочкой, то не говоря ни слова, то тихо бормоча себе под нос заклинания, и с каждым разом хмурился все больше и больше. Фрау Визерхофф, стоявшая неподалеку, застыла, как изваяние, с палочкой в руках: медицинские подробности ее не касались, но она выступала гарантом безопасности для друга своего сына. Сам же Гарри лежал на диване, стараясь не шевелиться, и следил глазами за манипуляциями колдомедика, чувствуя проходящие через собственное тело волны магии.
На какое-то время юноше показалось, что осмотр уже закончен — целитель прекратил размахивать палочкой и призадумался — но затем вновь склонился над пациентом, вернее, над его головой, и принялся водить палочкой над шрамом. Было… больно, но Гарри терпел, стиснув зубы — ему приходилось испытывать и намного более страшную боль, не то, что от каких-то там диагностических чар. Ну а если ему это поможет и от шрама избавиться… Колдомедик тем временем полез в чемодан и вскоре извлек оттуда золотое фигурное зеркальце, чем-то похожее на солнце, и поднес его ко лбу мальчика, шепча параллельно очередное сложное заклинание. Зеркальце то ли потемнело, то ли закоптилось, а врач, помрачнев еще больше, завернул его в плотную ткань, после чего положил в футляр, как показалось Гарри, из драконьей кожи. Что же это за гадость они там нашли? Неужели Волдеморт оставил у него в шраме какое-то проклятие, а не только передал часть своих сил, как говорил раньше Дамблдор? И, может быть, тогда, на пятом курсе, он видел мысли Волдеморта не только из-за шрама, но и из-за проклятья? Но тогда почему никто, даже Дамблдор, ничего не обнаружил? Или Дамблдор, как всегда, знал или догадывался, но промолчал, решив, что ему, Гарри, незачем или рано об этом знать? Хотя… мадам Помфри недавно что-то нашла, но не смогла определить, что именно, и порекомендовала юноше обратиться в Мунго, чего последний, естественно, не сделал, и дело было не только в том, что он не любил больницы.
Целитель, однако, также не торопился озвучить пациенту его диагноз и вместо этого подошел для разговора к стоявшей у окна фрау Визерхофф. Говорили они тихо и, естественно, не по-английски, так что Гарри не уловил ни слова из их разговора. Единственное, что казалось ему очевидным, что никаких серьезных травм он не получил, а гадость в шраме может и подождать — если уж Дамблдор не предпринял ничего, чтобы избавить от нее “любимого ученика”… Тем не менее, ждать еще дольше мальчику показалось невыносимым, и он решился перебить взрослых — не Дурсли, не накажут.
- Э… доктор, может быть, скажете, что со мной не так в этот раз? — потянул он немного капризным голоском, в котором угадывалось нетерпение. — Понимаете, я и с метлы падал, и с драконами дрался, и с дементорами, так что если это что-то обычное, может быть, вы просто скажете мне?
Хозяйка коротко добавила что-то от себя — ее тон и выражение лица показались Поттеру назидательно строгими — после чего оставила целителя и подошла к лежавшему на диване юноше, присев рядом с ним. Гарри стало неловко: эта, по сути, чужая ему женщина заботилась о нем! Нет, не как родная мать, конечно, но как любимая родственница или мама лучшего друга, например. Она не тискала его так, что было невозможно дышать, не заставляла есть двойную порцию какого-нибудь очередного рагу, “чтобы Гарричка поправлялся”, но одним жестом, одним взглядом излучала заботу и доброту. Она не вторгалось в его личное пространство, но в то же время давала понять, что он может рассчитывать на ее помощь — по крайней мере, пока он здесь.
- Вы бутете, госпотин Поттер… и хотить, и говор’ить, и чуфштфовать… — сказала фрау Визерхофф, взяв мальчика за руку и улыбнувшись уголками губ. — Р’одовые засчитные чары не нанесли вр’еда ни вашему здоровью, ни магическим, ни ментальным штр’уктурам. Но доктор Бр’ауэр нашел, что вы не были здоровы еще до пр’ибытия сюда, — в голосе женщины послышалась тревога, в то время как пациент просто закатил глаза: он уже давно перестал считать, сколько раз ему доводилось бывать в Больничном крыле. — Вы имеете нетостаточный для вашего возр’аста рост и вес, но пр’и этом успели получить мношештфо переломофф… Фпр’очем, ваши слова отчашти объясняют фсе это. Мой сын писал мне, что у вас в Хогвартсе не уделяют толшного внимания шторовью и безопасности учеников, — женщина нахмурилась, а на лбу ее залегла вертикальная морщинка, — но я не тумала, что фсе наштолько плохо, пока доктор Бр’ауэер не осмотр’ел вас…
- Н-нет, мэм!.. — Гарри отчаянно завертел головой: Хогвартс — его дом, в нем не может быть плохо!
- Таше если это вина ваших р’одштфенников-пр’остецофф, вина магофф, р’ашпорядившихся вашей сутьбой ничуть не меньше, — строго и с пафосом произнесла фрау Визерхофф, сложив руки на коленях. — Но пр’остецы не могли тер’шать у себя дома огр’омных магических змей, не могли заштафлять вас писать кр’овавым пер’ом, не могли р’азр’ушить вашу пр’иродную окклюментивную засчиту… — женщина покачала головой. — Доктор Бр’ауэр выпишет вам р’екомендации по укр’еплению вашего физического здоровья, но вошштановить и укр’епить вашу ментальную засчиту, чтобы вы не зависели от ар’тефактов, — взгляд волшебницы упал на грудь юноши, куда он всего несколько часов назад надел защитный родовой амулет, — смошет только опытный целитель-менталист… Я тумаю, для этого вам слетует пр’ер’фать обучение в школе.
- Что?! — выкрикнул Поттер, у которого никак не укладывалось в голове, что он должен оставить Хогвартс, причем не для того, чтобы искать хоркруксы или заниматься еще какими-нибудь полезными делами, а для того, чтобы лечиться — даже пара дней в Больничном крыле казались ему невыносимо скучной и бесполезной тратой времени. — Вы не можете… Хогвартс… я должен туда вернуться!
Фрау Визерхофф встала с дивана, бросив на юношу грустный, обреченный взгляд, словно приняла нелегкое для себя решение.
- Доктор Бр’ауэер нашел есче кое-то что, что вызывает опасения… — целитель, стоявший по другую сторону дивана, отрицательно покачал головой, но хозяйка только строго на него посмотрела, показывая, что не отступит. — Ваш шр’ам носит след магии смер’ти, а ваши ментальные штр’уктуры не только р’азр’ушены, но и сотер’шат инородную сусчность…
Юноша резко выпрямился на диване, широко распахнув глаза и открыв рот. Стремительно заработали шестеренки в мозгу, порождая целый шквал очевидных теперь догадок и объяснений некоторым событиям прошлого. Магия смерти, инородная сущность… он — хоркрукс Волдеморта и должен умереть! Гарри закрыл лицо руками и перевернулся на бок, чтобы никого не видеть. Он — ходячая бомба замедленного действия, он представляет опасность для окружающих! Нет, это будет естественно, если родители Лотара решат, что его стоит убить, чтобы он не доставлял неприятностей их сыну. И даже если Визерхоффы оставят его жить, то лишь для того, чтобы он вместе с Роном и Гермионой нашел оставшиеся хоркруксы — тогда он будет последним, и его придется убить, иначе Волдеморт возвратится в следующий раз в его теле.
Гарри вспомнил те ощущения, когда Волдеморт разделил с ним сознание во время битвы в Министерстве магии, и ему едва не стало дурно. И Дамблдор был тогда готов его убить, если бы Гарри не продемонстрировал готовность умереть сам, ради Сириуса. Значит, вот зачем было заранее написано для него завещание — потому что ему все равно уготована смерть, а Лотар, выходит, зря старается в своих попытках вернуть его к наследию предков. Уизли… вряд ли они знали о хоркруксах вообще и о том, что он, Гарри Поттер, является им в частности, но когда он умрет, большая часть его состояния, особенно если он женится на Джини, достанется именно им. Идет война, и люди на ней гибнут, даже молодые — достаточно вспомнить его собственных родителей или других орденцев, которых называл как-то Грюм… а Уизли всегда не хватало денег.
От этих мыслей парню стало еще горше, и он отвернулся к спинке дивана. Захотелось, чтобы все это вмиг исчезло, перестало существовать, чтобы для него все закончилось тогда, в роковой Хэллоуин 81-го, и он оказался бы сразу вместе с любимыми и любящими родителями; чтобы не было ни этих хоркруксов, ничего. Послышалось тихое всхлипывание.
- Ich teilte Ihnen mit, Frau Wiserhoff, dass man dem Jungen alles auf einmal nicht melden sollte! — с раздражением заметил целитель. — Nicht, wenn seine mentalen Strukturen zerstört sind! /нем. Я вас предупреждал, фрау Визерхофф, что не стоило сообщать мальчику вот так все сразу!.. Не при его разрушенных ментальных структурах!
- Ohnehin lügte man diesem Jungen das ganze Leben, — парировала аристократка, — und wenn ich an Ihren Stelle sein würde, dachte ich über das, welche Behandlung könnte aus ihm diesen Dreck wegnehmen. Nun aber stören Sie mich nicht! /нем. Этому мальчику и так всю жизнь лгали… и я бы на вашем месте подумала бы о том, какое лечение сможет убрать из него эту гадость. А теперь не мешайте мне!
Женщина прикрыла глаза и сосредоточилась. Приподняла чуть-чуть руки, и на выставленных вперед ладонях заискрилась магия. Мужчина благоразумно предпочел отойти назад, почувствовав, как мимо него прошел поток силы, который хозяйка направила на лежавшего на диване юношу, и тот на миг оказался закутанным в кокон из мягкого золотистого света.
Когда колдовство рассеялось, Гарри неуклюже поднялся и протер глаза, как будто только проснулся. Несколько раз моргнул, словно проверяя, не кажется ли ему все это, и снова широко распахнул глаза. Он помнил, что ему рассказали о шраме и инородной сущности, помнил, как пришел к выводу, что это хоркрукс Волдеморта, но не испытывал по этому поводу ровно никаких эмоций, разве что задавался вопросом, как избавиться теперь от куска чужой души у себя в голове. Наверное, миссис Визерхофф надоело смотреть на его истерику, и она попросила доктора вколоть ему успокоительное, ведь стыда за эту истерику мальчик тоже не испытывал.
- Госпотин Поттер… Харри… зейчас доктор Бр’ауэр дашт вам лекар’штфо, — мягко произнесла хозяйка, вновь присев на край дивана рядом с юношей. — Хор’кр’укс — это, безусловно, штр’ашная фесчь, но вас никто не штанет убивать из-за этого. Я думаю, зусчештфуют р’итуалы и методики лечения, позволяюсчие уничтошить хор’кр’укс, не разр’ушая при этом носитель…
- Правда?! — в зеленых глазах юноши зажглась надежда. И ему было даже все равно, светлый это будет ритуал или темный, главное, что он останется жив.
- Пр’авда, — улыбнувшись уголками губ, ответила женщина. — К сошалению, эти р’итуалы не являются р’ашпр’оштр’анённым, как и само создание хор’кр’уксофф, и, скор’ее фсего, потр’епуют особой подготофки, поэтому мы не смошем помочь вам пр’ямо зейчас. Но мы обязательно извештим вас, как только найдем описание наиболее подходясчих для вас р’итуалофф…
- Простите, но почему вы помогаете мне, мэм? — не удержался юноша: за последние дни его представления о мире перевернулись настолько, что он вообще не был уверен, что хоть кто-то способен помочь ему бескорыстно. Даже Уизли…
- Потому что вам помогает мой сын, — с возвышенными интонациями в голосе ответила фрау Визерхофф и встала с дивана, тут же оправив свою мантию.
Дата: Вторник, 06.05.2014, 02:28 | Сообщение # 311
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Затем Гарри пришлось выпить кучу зелий, из которых, слава Мерлину, не все имели вкус, как у старого нестираного носка, и выслушать кучу нудных рекомендаций от целителя с дурацкой фамилией, который говорил, к тому же, с настолько ужасным акцентом, что мальчик понимал его в лучшем случае через слово. В конце концов, фрау Визерхофф взяла дело в свои руки, сказав, видимо, доктору, что разберутся без него. Тот чинно попрощался, откланялся и вышел за дверь, после чего хозяйка поинтересовалась, не голоден ли Гарри. Гарри был мальчиком скромным и не хотел надоедать своими просьбами чужим людям, а потому ответил, что “они с Лотаром успели перекусить перед тем… ну, как они попали сюда”. И Поттер не врал, ведь они действительно зашли к Батильде Бэгшот и попили у нее чай с кексами. Выслушав его, женщина нахмурилась и вызвала домовика, которому тут же отдала приказ, а через минуту на кофейном столике появилась белая скатерть и поднос с горячей едой. Вкусные, дразнящие запахи в одно мгновение достигли носа, а желудок издал весьма неприятный компрометирующий звук. Юноше стало стыдно, что он не сразу рискнул посмотреть в глаза матери своего одноклассника — а обижать эту добрую женщину своим грубым поведением ему почему-то не хотелось. Фрау Визерхофф, однако, не стала читать проникновенные нотации на тему того, как нехорошо врать старшим, а только выразила надежду, что сможет оставить гостя одного на некоторое время, и предупредила, что скоро приведет сюда свою младшую дочь Хильду, которая по вечерам обычно занимается музыкой. Гарри рассеянно кивнул, и женщина, бросив на него какой-то странный, будто бы оценивающий взгляд, покинула комнату.
Поттер вздохнул с облегчением и принялся за ужин, состоявший из небольшого и сочного ломтика тушеной свинины с луком, порезанного кружочками печеного картофеля, листа салата, персика и яблочной газировки. В присутствии этой величавой аристократки он точно не смог бы проглотить и кусочка, все время переживая, что делает что-нибудь не так. В Хогвартсе детей не обучали застольному этикету — это не считалось чем-то важным и существенным в процессе воспитания подрастающего поколения и являлось целиком и полностью обязанностью родителей, а потому все ели, кто как умел и кому как было удобно, а уж когда твой сосед за столом и одновременно лучший друг Рональд Билиус Уизли… А тут… тонкая и явно дорогая фарфоровая посуда, два узорных ножа, две вилки — из серебра, наверное — и поди разбери, как этим пользоваться, и зачем вообще столько приборов надо. Но, независимо от того, ушла ли миссис Визерхофф, чтобы не смущать его, или у нее были какие-то еще дела по дому, Гарри был ей благодарен за подаренные ему минуты спокойствия и тишины, возможность привыкнуть к обстановке. Миссис Уизли уж точно стояла бы над душой, бдительно следя за тем, чтобы “Гарричка обязательно все съел”, и периодически переспрашивая, “не хочет ли Гарричка добавки”, что временами очень сильно раздражало.
Миссис Визерхофф сказала, что сюда придет ее дочь — заниматься музыкой, и снова Гарри подумал о тактичности и тонких намеках, которые использовала хозяйка. С одной стороны, она предупреждает, что сюда придут, чтобы он не удивлялся и не пугался. С другой — стимул ему быстрее доесть свой ужин: вряд ли мама Лотара оценит, если он будет копаться в тарелке битых полчаса, да еще неправильно держа при этом нож и вилку. А с третьей, юношу удивил род занятий, которые назвала миссис Визерхофф: сколько он помнил, у волшебников всегда было негусто с развлечениями — ни кино, ни концертов, только квиддич да сплетни из “Ежедневного” пророка и “Ведьмополитена”. Большую часть каникул в Норе они с Роном и Джинни и вовсе бездельничали — гуляли в поле вокруг, играли в квиддич, карты и шахматы или просто маялись от скуки, лежа у себя на кроватях и смотря в потолок — пока Гермиона не начинала пилить, что надо бы сделать наконец-то домашнее задание на лето, или миссис Уизли не просила повыкидывать гномов из сада. А единственные разы, когда мама Рона просила их помочь с уборкой по дому, это лето на Гриммо и подготовка к свадьбе Билла и Флер. И то, подозревал Гарри, в первый раз это было сделано для того, чтобы у них (детей) не оставалось времени следить за орденцами и подслушивать, о чем те говорят.
Стоило Гарри съесть свой ужин и подумать при этом, что он сыт, как поднос с оставшейся на нем посудой тут же исчез. Неужели домовик стоял тут где-то рядом под чарами невидимости и ждал? Или миссис Визерхофф наложила на него что-то вроде следящего заклинания? И пусть в перспективе мальчику не нравилось ни то, ни другое, он был благодарен уже за то, что он смог хотя бы все съесть. Делать было нечего, и юноша решил немного пройтись по комнате: здесь и вправду стояло пианино или какой-то похожий на него инструмент — лежа на диване, Гарри не мог его заметить. Диваны и кресла были расставлены так, чтобы посреди комнаты оставался довольно широкий проход, как для танцев, хотя поместилось бы все равно немного человек. Камин отсутствовал, а стены были украшены узорными светильниками и обычными, неподвижными пейзажами, что также удивило юношу, но, с другой стороны, подумал он, слушать постоянный бубнеж или нотации кого-нибудь из предков — тоже удовольствие не из приятных.
За широкими стрельчатыми окнами располагался то ли лес, то ли парк — в темноте это трудно было разглядеть — и вкупе с толстыми стенами, сложенными из светлого, бежевого камня, создавалось ощущение защищенности и надежности — не чета покосившемуся деревянному домику Уизли посреди чистого поля. Поттер присел на низкий глубокий подоконник, как он часто любил делать в Гриффиндорской башне, и скрылся за тяжелой бордовой портьерой. По телу разлилось странное чувство умиротворенности, будто бы он вновь оказался в гостиной родного факультета, в волшебном средневековом замке, где ему рады, где его ждут новые свершения… Может, потому Лотар и выбрал Гриффиндор, что этот факультет внешне напомнил ему родной дом? Сам же Гарри внезапно осознал, что с некоторых пор не думает так больше о Хогвартсе, ассоциируя его, скорее, с конкретными людьми — Дамблдором, Роном, Гермионой, Джинни и даже со Снейпом или очередным преподавателем ЗОТИ — но никак с атмосферой старины, волшебства и таинственности, которой он так наслаждался в первые годы.
За размышлениями юноша не заметил, как пролетело время, и осознал, где он находится, лишь тогда, когда его окликнул уже знакомый властный, но в то же время заботливый голос.
- Э… извините, мэм, — неловко произнес Гарри, откинув занавеску и встав с подоконника. Почему-то ему стало стыдно за свое поведение, и обнадеживало лишь то, что он не додумался выйти в коридор и погулять по дому — иначе ему бы точно досталось.
Фрау Визерхофф кивнула в ответ и положила руку на плечо стоявшей рядом с ней рыжеволосой девочке.
- Kennenlerne, Hilde, das ist Harry Potter. Er studiert zusammen mit deinem Bruder /нем. Хильда, познакомься, это Гарри Поттер. Он учится вместе с твоим братом/, — ласково сказала она дочери. — Госпотин Поттер, это моя дочь Хильда, — добавила она уже по-английски.
- Э… приятно познакомиться, — немного помедлив, ответил Поттер, решительно не зная, что делать дальше.
Он практически не общался с девочками, за исключением Гермионы и Джинни да еще пары охотниц по квиддичной команде (воспринимая последних даже безотносительно их пола), его раньше не представляли и не знакомили специально. Все и так знали, что он “тот самый Гарри Поттер”, а он сразу знал, что “это Гермиона Грейнджер, отличница и зубрилка”, “это Джинни, сестра Рона”, а обстоятельства знакомства и возникновения дружбы между ними исключали необходимость в каких-либо светских условностях. Разве что Чоу Чанг, с которой он недолго встречался на пятом курсе, не вписывалась в их компанию, не была “своей”, и в неформальной обстановке, за пределами ОД, Гарри терялся рядом с ней — почти как сейчас — не представляя, о чем говорить и как себя вести.
Хильда же, очевидно решив, что дальнейшую инициативу знакомства следует взять на себя, протянула вперед свою тонкую белую руку, и Гарри, поняв, чего от него ждут, пожал ее в ответ, но не так сильно, как мог бы пожать, например, Рону.
- Взаимно, — сказала девочка, улыбнувшись, и ее щеки слегка порозовели, но серые, как у брата, глаза смотрели прямо, без тени страха или смущения.
Девочка слегка наклонилась вперед и чуть-чуть присела в книксене, отведя свободную руку в сторону, ладонью вниз. Гарри поклонился в ответ, едва не споткнувшись, и лишь в последнюю секунду сообразил, что последнее движение предназначалось исключительно для женщин. Фрау Визерхофф улыбнулась уголками губ.
- Как вам у нас в доме? — четко проговаривая каждое слово, спросила Хильда, уже став прямо и сложив руки на юбке.
- Э… очень хорошо, спасибо, — помявшись, ответил Гарри. — В… вы очень добры ко мне. Сейчас он смог получше разглядеть юную фрейлейн Визерхофф. Вытянутое бледное лицо с низкими прямоугольными скулами, чуть вздернутый носик и улыбающиеся уголками тонкие губы с ямочками на щеках; медно-рыжие, чуть вьющиеся у концов волосы расчесаны на прямой пробор и завязаны по бокам в хвостики, украшенные белыми лентами, а под старомодным, хотя и симпатичным платьем с белым отложным воротничком совершенно не наблюдались те аппетитные формы, к которым Герой всея магическия Британии привык за время активных отношений со своей девушкой и пока еще невестой. Нет, сестру Лотара нельзя было назвать красавицей, и даже через несколько лет она вряд ли была бы приметна на фоне тех же Джинни или Лаванды, но в ней были свое очарование и живость, вызывающие улыбку на лице, заставляющие растекаться приятное тепло по телу.
- Госпотин Поттер, скоро сюда пр’идут мой муш Георг и мой сын Лотар, и вы смошете поговорить с ними, — сказала фрау Визерхофф нейтральным тоном, — а потому я бы попр’осила вас подоштать пока здесь и зоштафить компанию нам с Хильдой.
- Э… хорошо… — только и смог ответить Гарри.
С одной стороны, его мягко поставили перед фактом, что ему не следует покидать комнату — из лекций своего одноклассника юноша уже знал, что в верхах чистокровного магического сообщества все семьи повязаны между собой различными долгами и клятвами, союзническими или вассальными отношениями и с крайним недоверием относятся к чужакам, к которым, собственно, он, Гарри Джеймс Поттер, и относится. А потому естественно, что за ним будут наблюдать и стараться не упускать его из виду. С другой, допустим, если бы он пошел погулять по особняку, то неизвестно, что бы он нашел, или нашли бы его — опять же, он чужак, и неизвестно, как по отношению к нему поведут себя защитные чары. И, как контраст, вспомнились громкие предупреждения Дамблдора о запретном коридоре на третьем этаже, его же молчание об Ордене Феникса или нежелание миссис Уизли говорить ему о Сириусе. Ведь чем больше ему говорили о том, что коридор запретен, что нечего детям там делать, тем сильнее разгоралось желание узнать, а что же прячет цербер, и как это связано с Дамблдором и Фламелем. Чем больше напоминали ему, что Блэк опасен, тем сильнее мальчику хотелось узнать, кто же этот Блэк такой и почему охотится именно за ним, Гарри Поттером. Его старались как можно тщательнее огородить от любой информации, касавшейся Ордена Феникса, но тем больше мальчик думал, почему так делается, и тем легче Волдеморту становилось проникать в его сознание. Так неужели ему говорили все это специально, в расчете на определенную реакцию, что он так или иначе начнет действовать? И любой взрослый, будь то великий светлый маг или простая домохозяйка, способен так легко манипулировать подростком, что-то недоговаривая, запрещая или, наоборот, поощряя?
- Вы любите музыку, госпотин Поттер? — очередной вопрос гордой аристократки вырвал гриффиндорца из раздумий.
- А… э… — Гарри хлопнул ресницами, помотав для верности головой. — Э… извините, мэм, я очень давно слушал музыку в последний раз.
- Тогда, я тумаю, вы не откашетесь понаблюдать за небольшой р’епетицией, — улыбнувшись, сказала фрау Визерхофф и подала дочери знак, чтобы та садилась за пианино.
Вначале, как показалось Гарри, Хильда просто отработала несколько звуков — наверное, для разминки — затем сыграла несколько коротких мелодий. Мать ее иногда поправляла, показывая, как надо играть правильно, и девочка переигрывала вначале нужный аккорд, а потом и всю мелодию целиком, с самого начала. Гриффиндорцу это все больше напоминало тренировку в квиддич: ведь там тоже начинают с относительно простых приемов вроде полетов на скорость и передачу квоффла и лишь затем переходят к отработке более сложных трюков, тактики и имитации матча с противником. Хильда играла тем временем все более сложные и длинные отрывки, и Поттер невольно засмотрелся, как быстро и ловко перебирает она клавиши тонкими пальчиками. Спина прямая, а на лице такое выражение сосредоточенности и самоотдачи, которому могла бы позавидовать даже Гермиона. Гарри посмотрел на свои мозолистые ладони и тяжко вздохнул — к полетам у него был действительно талант, но вот какая-нибудь тонкая работа, где нужно было проявлять большую внимательность и, как говорит Гермиона, “развитую мелкую моторику”, давалась гриффиндорцу с трудом и чаще всего раздражала, особенно зелья.
Фрау Визерхофф тем временем снова остановила дочь и стала указывать ей на ошибки, но девочка лишь только вздохнула, задержав руки на клавиатуре, однако даже не думала жаловаться и снова повторила гамму. Гарри не заметил особой разницы — разве что во второй раз мелодия звучала чуть легче — но поразился упорству Хильды, с которым она занималась, оттачивая свой навык до совершенства. Сравнение с квиддичем здесь уже не работало: в воздухе на метле гриффиндорец чувствовал себя, как рыба в воде, и всевозможные трюки и финты давались ему с первого раза. Скорее, это было похоже на освоение нового заклинания, которое надо тренировать до тех пор, пока оно не будет получаться на автомате, абсолютно безукоризненно, и что парень обычно ленился выполнять, если оно не было для него жизненно важным, как, например, чары Патронуса, помогающие защититься от дементоров.
Хильда сыграла еще пару отрывков, которые мать одобрила сдержанной улыбкой и короткой похвалой-поощрением, и закончила как раз вовремя, когда в гостиной появились новые действующие лица. Гарри, до этого сидевший в кресле, небрежно опершись на подлокотник, быстро подскочил и встал по стойке смирно, на что вошедший в комнату отец Лотара одобрительно улыбнулся. Сам же Лотар выглядел, как всегда, серьезно, ничем не показывая, как ему досталось, но при взгляде на сестру его лицо как будто расслабилось и просветлело, а уголки губ слегка приподнялись вверх.
- Мы уше заканчифаем, — объявила хозяйка дружелюбным тоном, без всякого подобострастия и торопливости, и обвела взглядом всех присутствующих, в том числе и гостя.
- Рад за вас, — так же добродушно отозвался господин Визерхофф. — Алмаз — сам по сокр’овисче, но только многие часы р’аботы способны сделать из него бр’иллиант, — добавил он назидательно, и снова Гарри не понял, к кому конкретно обращается отец Лотара: к своей дочери или к нему самому. — Натеюсь, вам не было скучно, господин Поттер?
- Э… нет, сэр, — подросток рассеянно покачал головой. — Хильда действительно очень хорошо играет…
На самом деле юноша успел заскучать немного, пока юная фрейлейн Визерхофф играла самые простые аккорды, но решил, что это не та ложь, из-за которой следует расстраивать людей, что отнеслись к нему с максимальной доброжелательностью. Миссис Визерхофф на правах гостеприимной хозяйки поначалу пыталась вовлечь его в разговор, но в музыке Гарри не разбирался совершенно, из всех исполнителей зная лишь группу “Адские сестрички”, которые выступали в Хогвартсе на Святочном балу, да престарелую Селестину Уорбек, любимую певицу миссис Уизли, а о всяких Бахах, Бетховенах и Моцартах имел лишь смутные воспоминания еще со времен начальной школы. Разговоры на прочие темы тоже складывались не лучшим образом, ибо о многих вещах мальчик просто не хотел говорить, нагружая женщину своими проблемами, и не хотел врать, отвечая: “Все хорошо. Спасибо, мэм”, догадываясь, что в письмах Лотар писал совсем иное. Так что фрау Визерхофф вскоре оставила его в покое, тем более что ей надо было очень внимательно слушать, как играет дочь, а последняя стала играть все более сложные и интересные мелодии, так что Гарри окончательно забыл о скуке, предавшись наслаждению музыкой и собственным мыслям.
- Тогда… — господин Визерхофф усмехнулся, — я думаю, фсе бутут р’ады, если ты, Хильда, сыгр’аешь нам что-нибудь эсче перед тем, как пойдешь готовиться ко сну, — и сел на диван вместе с женой.
- Хорошо, — улыбнувшись, ответила девочка, которой, безусловно, льстило внимание взрослых и присутствие большого числа слушателей. — Тогда “Die Hochzeit” Вагнера?
Родители и брат согласно закивали, и девочка вновь села за пианино. Пальцы принялись отбивать по клавишам мягкий ненавязчивый ритм, на который вскоре начали накладываться более высокие аккорды. Мелодия то набирала темп, то замедлялась, словно перекатываясь через горы, то журчала рекой между ними. Гарри не знал, что это за “Дихохцайт” такой, но, казалось ему, это произведение словно навевало какие-то определенные воспоминания на каждого из слушателей. Мистер и миссис Визерхофф сидели, взявшись за руки, и смотрели вроде бы друг на друга, но в то же время в никуда, а на лицах у обоих появились какие-то странные улыбки. Лотара тревожили какие-то тяжкие мысли — настолько погруженным в себя он выглядел, а взгляд его был устремлен почему-то на собственные руки. Самому же Гарри мелодия показалась красивой и грустной одновременно, а каждый новый удар по клавишам, издававший отрывистый хрустальный звук, напоминал упавшую слезу или каплю дождя, но через который светит солнце…
Юношу настолько увлекли возникающие ассоциации, что он не заметил, когда окончилась игра, и опомнился, только услышав сдержанные аплодисменты, к которым быстро присоединился. Отец похвалил дочь за исполнение и пожелал доброй ночи, после чего мягко обнял на прощание. Отстранившись, девочка слегка присела в книксене, после чего подошла к брату, который просто улыбнулся и обнял, как старую подругу, задержав объятия чуть дольше, чем отец. Такого Поттер никогда не видел у тех же Уизли, которых долгое время считал едва ли не образцовой семьей волшебников: они держались вместе только против общего врага, например, Малфоя, но на деле были разобщены между собой. Старшие сыновья, даже если не брать Перси, покинули отчий дом сразу после школы и не торопились возвращаться туда, чтобы лишний раз повидать родителей; Рон и близнецы смеялись над Джинни, пока та была маленькая, и предпочитали лишний раз не обращать на нее внимание — теперь же Джинни сама небрежно-снисходительно относится к Рону… как к маленькому, хотя он старше ее на год, и считает его чуть ли не дураком.
Лотар тем временем подошел попрощаться с матерью — и снова простые теплые объятья, никаких тисканий, охов, вздохов, причмокиваний и причитаний, как обычно бывало, когда миссис Уизли провожала детей, в том числе и его, Гарри, в школу. Однако миссис Визерхофф нельзя было упрекнуть в неискренности или недостаточной любви к своему сыну — напротив, это было самое правдивое, пусть и сдержанное выражение чувств, которое Поттеру доводилось видеть. Фрау Визерхофф была немногословна:
- Bewahre du dich, Lothar /нем. Береги себя, Лотар/, — сказала она с тревогой в голосе, после чего отстранилась и посмотрела на сына по-особенному, снизу вверх, словно говоря одними глазами: “Я горжусь тобой”.
На какой-то момент Поттер ощутил легкий укол зависти: точно так же его мама могла бы провожать его в школу, если бы не… если бы все было по-другому. Однако необходимость попрощаться с сестрой Лотара быстро заставила мальчика отложить в сторону свои мрачные мысли. Хильда вновь первой протянула руку, и Гарри сразу же ее пожал, чувствуя себя гораздо более уверенно, чем в первый раз, а потому не заметил, как по его лицу расползлась широкая улыбка, заставив щеки девочки слегка зардеться румянцем. Однако юная фрейлейн Визерхофф быстро справилась с собой и вместе с матерью отошла к двери, где обе сделали реверансы, попрощавшись уже по-светски, и покинули комнату, оставив мужчин одних.
- Пр’едлагаю пр’исесть, мистер Поттер, — сказал господин Визерхофф через минуту после того, как его жена и дочь скрылись за дверью, и указал на одно из кресел возле низенького журнального столика, — нам пр’едстоит непр’остой р’азговор…
- Э… да, сэр, — неуверенно ответил мальчик, сев в указанное ему кресло, чувствуя себя маленьким и незначительным по сравнению с этим властным и гордым мужчиной.
- Мой сын р’ассказал мне о вашей тайной др’ушбе и о ваших сегодняшних пр’иключениях… — осторожно начал господин Визерхофф. — Я, как отец и глава р’ода, не могу одобр’ять столь р’искованное меропр’иятие, затеянное моим сыном, — добавил он строгим тоном, поправив немного старомодные очки, — однако я пр’изнаю благородство этого дела, и я доверяю моему сыну…
- Э… спасибо, сэр… я действительно не знал о многих вещах, о которых мне рассказал Лотар, и я один… ну, я вряд ли бы смог отбиться.
- По крайней мере, твой талант к полетам оказался очень полезен сегодня, — заметил упомянутый выше Лотар.
- Я вишу, что вы не безнадешны, мистер Поттер, но ваше окр’ушение… — господин Визерхофф говорил нарочито медленно, слегка растягивая слова. — Мой сын немного р’ассказывал мне о вас и о пр’ичинах, почему вы оказались лишены вашего наследия. И если вы действительно хотите вступить в пр’ава Главы Р’ода и получить доступ к р’одовой магии, то пер’вое, что вам необходимо сделать — это пр’екратить всякую др’ушбу с пр’едателями кр’ови Вэйзлей. Я понимаю, что это тр’удный шаг для вас, — добавил он, увидев, как широко распахнул глаза Поттер, — но в данных обстоятельштфах вы не имеете пр’ава не выбирать...
- Но… — возразил, было, гриффиндорец.
- Никаких “но”! — строго отрезал господин Визерхофф. — Нельзя быть др’угом наследнику др’евнего чистокр’овного р’ода и пр’едателю крови одновр’еменно! И, чем р’аньше вы сделаете свой выбор, мистер Поттер, тем лучше будет для нас всех. Мой сын не для того р’исковал своей шизнью и р’епутацией, чтобы вы пр’одолшали быть знаменем пр’едателей кр’ови и “мальчиком” Дамблдора, — последнее слово мужчина выплюнул.
- Вы могли бы сразу сказать, мистер Уизерхоф, я бы понял, — обиженно ответил Гарри, отведя взгляд. — Все мои друзья, они подвергаются опасности, связавшись со мной.
- Скорее, это был последний аргумент, Поттер, — решил проявить дипломатию Лотар. — Я уже рассказывал, что многие чистокровные семьи в магическом мире связаны между собой различного рода отношениями, образуя таким образом общественный или политический союз…
Гарри механически кивнул, смутно припоминая, что его рыжий одноклассник, не тот, который Рон Уизли, действительно что-то такое говорил во время одной из своих лекций по культуре и традициям магического мира. Но мальчик-который-выжил, следуя советам своего наставника и директора Хогвартса по совместительству, активно проводил это время с друзьями, играя в шахматы с Роном или целуясь прямо там же, в гостиной, с Джинни. За последнее юноше неожиданно стало стыдно — не целуется же он на уроках у МакГонагалл, например — и краска немедленно залила его лицо.
- Даже простая, на первый взгляд, дружба между семьями образует такой союз, где главы родов имеют общие цели и интересы и оказывают друг другу помощь в той мере, в какой она не вредит их собственным родам. А потому не возможен такой союз, где, как минимум, две стороны являются врагами.
Гарри снова кивнул.
- Я примерно понимаю, ведь у нас в Хогвартсе так же, — поднял глаза, посмотрев на обоих собеседников сразу. — Я как бы дружу с Роном и Джинни, а они сразу объявили Лотара врагом, и потому я не должен общаться с ним, потому что уже дружу с ними. Ну… — Поттер запнулся, — то есть, у нас Гриффиндор на две части как бы разделился: одна за Лотара, а другая за Рона и Джинни. И даже те ребята, с которыми мы нормально общались раньше… я не могу поговорить с ними толком, потому что они поддержали Лотара. Вернее… меня Рон и Джинни начинают упрекать сразу.
- Как видите, мистер Поттер, мы с вами пришли к взаимопониманию, — с умным видом заметил господин Визерхофф. — Мало того, как вы сами пр’актически сказали, Вэйзлей не только есче р’аньше поставили вас перед этим выбором, но и сами ше за вас его сделали. Однако Вэйзлей не являются сами по себе влиятельным р’одом: у них нет ни денег, ни связей, ни р’одовой магии. Вашен тот, кто стоит за ними…
- Дамблдор? — невинно поинтересовался Гарри.
- Дамблдор… — с раздражением ответил господин Визерхофф. — Вот кто тейштфительно имеет и власть, и деньги, и влияние… — мужчина подошел к окну, — и сильный маг сам по себе. И вр’яд он оценит, если кто-то попытается увести у него из-под носа его главный козырь — Мальчика-который-вышил… — устало добавил он, обведя слушателей тяжелым, оценивающим взглядом.
- Но… мистер Уизерхоф… — возразил Поттер, — если дружба со мной опасна для вашей семьи из-за Дамблдора, то почему вы оставляете возможность выбора мне и Лотару? - Мистер Поттер, немногие вещи очевидны с пер’фого взгляда… Я не буду скр’ыфать, что уход из-под контр’оля Дамблдора станет долгим и болезненным пр’оцессом для вас и обер’нется немалым р’иском для моей семьи, но… если п’редоставляется такая возмошность, ею необходимо воспользоваться, чтобы исполнить свой долг перед р’одом…
Не дожидаясь очередного вопроса от гостя, господин Визерхофф подошел к противоположной стене, где висели широкий старинный гобелен, изображающий сюжет из очередной эпической легенды, да пара пейзажей, и, закрыв глаза, взмахнул руками, направив их чуть наклоненными ладонями на стену. Гарри не слышал, чтобы мужчина произносил какое-либо заклинание, но сразу же почувствовал мощную волну магии вокруг себя. Со стены исчезли все посторонние предметы, оставив лишь голую кладку из того же бежевого камня, на которой стали проступать темные извилистые линии, постепенно складываясь в изображение дерева с висящими на нем маленькими портретами людей.
- О… — только и смог выдавить из себя Гарри.
- Это наше родовое древо, — с гордостью сказал Лотар.
Поттер кивнул, сам догадавшись, что видит перед собой.
- Потойдите сюда, мистер Поттер, — попросил господин Визерхофф. — Посмотр’ите вот сюда, — добавил он, когда Гарри и Лотар оказались рядом, и указал на одну из нижних ветвей.
Гарри пригляделся. Вот некий “Siegmund” и его супруга “Hermine von Schwarz”, у них есть сын “Jakob”, у того — “Georg” и, наконец, “Lothar” — тот самый Лотар, рядом с которым он сейчас стоит. Надо же, Лотар, оказывается, в 1978 году родился. Он так поздно поступил в школу, или у них так долго учатся? А Хильде вообще только двенадцать лет.
Дед Лотара, Джейкоб, или как там оно читается, до сих пор жив, как и его жена Розалинд Ротбауэр. А вот прадед умер в 1936 году, хотя был не таким уж старым по меркам волшебников, и… Гарри едва не отшатнулся, увидев, как у двух старших сыновей Сьегмунда и одной дочери, а также их детей и маленьких внуков жизни обрываются в период с 1936 по 1939 год. Аналогичная картина наблюдалась и в других ветвях, словно кто-то прошелся с косой, вырезав некогда многочисленное семейство.
- Гриндевальд… — мрачно пояснил Лотар. — Наша семья возглавляла в то время коалицию его противников. То было страшное время, с которым могут сравниться разве что времена упадка, когда волшебники не могли чувствовать себя защищенными даже в своем родовом поместье…
Юный аристократ покачал головой, а Гарри вновь почувствовал стыд: пусть он сам не очень верил в слухи о том, что Лотар якобы шпион Волдеморта в Хогвартсе, но всегда молчаливо соглашался с ними, чтобы не провоцировать ссору с Роном и Джинни. А ведь прадед Лотара, оказывается, сам создал организацию наподобие Ордена Феникса и был убит Гриндевальдом, первым Темным Лордом столетия. Неужели Дамблдор этого не знал, раз поддерживал эти слухи?
- А пр’ийти к власти Гр’индевальду помог ваш нынешний директор Дамблдор, — господин Визерхофф посмотрел на Поттера строго, сверху вниз. — Без Дамблдора, его денег и влияния, и, главное, советов, Гр’индевальд так и остался бы обыкновенным выскочкой и дебоширом...
- Дамблдор, как вы, возмошно, знаете, стал самым молодым членом Визенгамота — ученичештфо у самого Николауса Фламеля что-то, да значит. Говоря это, я имею в виду, что Дамблдор был самым молодым, кто получил место в Визенгамоте не по пр’аву наследования, ибо пр’оисходил из р’ядовой и достаточно одиозной семьи волшебников.
- Такое случается иногда, мистер Поттер, когда в семье, никогда не блиставшей особыми талантами, неошиданно р’оштается весьма одаренный р’ебенок. Или, чтобы вам было понятнее, мистер Поттер, как если бы в семье пр’остецов вдр’уг появилось обр’етенное магией дитя… Альбус Дамблдор и оказался тем самым одаренным р’ебенком, имя которого было известно всей магической Евр’опе уше сто лет назад. Ему пр’едсказывали быть самым выдающимся волшебником столетия…
- Но большая сила, мистер Поттер, накладывает большую отфетштфенность, о которой Дамблдор, в порыве своей гор’дыни, очевидно, не задумывался. Он р’ешил, что он достоин большего, чем пр’осто быть очень сильным магом и великим ученым. Он мог бы основать свой р’од… — и снова Гарри задумался о том, что никогда не слышал о том, чтобы у Дамблдора была жена, дети и внуки, хотя в магическом мире, как и в маггловском, личная жизнь знаменитостей всегда на слуху у населения.
- К тому моменту, как Гр’индевальд начал восходить на политический олимп, Дамблдор уше более дватцати лет заседал в Визенгамоте, где за это время успел пр’иобр’ести достаточный опыт политических инт’риг и манипуляций. И именно ему пр’инатлешала идея о том, чтобы захватить власть в стране с помосчью магглов, а затем, их ше руками, р’азвязать войну на уничтошение. Вот она, р’еализация идеи “Большего блага”, где мир упр’авляется под “мудр’ым р’уководством” волшебников, а подконтр’ольным простецам необязательно знать, что их действия пр’одиктованы чушой волей…
Аристократ фыркнул, в то время как Гарри широко распахнул глаза, попытавшись представить такое “будущее”.
- Адольф Гитлер оказался весьма удобным объектом для пр’етворения амбиций Гр’индевальда в шизнь. Вспыльчивому и себялюбивому, ему достаточно было дать пр’остое ментальное внушение, чтобы он ср’азу взялся за “р’аботу”. Харизма Гитлера, опять ше, игр’ала на р’уку Гр’индевальду, которому даше не тр’ебовалось особых усилий по пр’одвишению своего человека навер’х. Подобно тому, как Гитлер делал ставку на р’абочих и пр’очее пр’остонародье, которое всегда найдет повод для недофольштфа, Гр’индевальд собирал вокруг себя магглороштенных, полукр’овок, пр’едателей кр’ови и некоторых без’родных чистокр’овных, которые в случае его победы имели бы возмошность попасть в пр’авящую элиту в обход всех тр’адиционных п’равил. Бр’анау — лишь один из немногих чистокровных р’одов, активно поддер’шифаюсчих Гр’индевальда.
- Как вы могли заметить, мистер Поттер, Дамблдор то сих пор использует эту тактику и оказывается в выигр’ыше: пр’остонародьем гораздо легче упр’авлять, нешели аристокр’атией. Люди, будь то маги или пр’остецы, всегда идут за тем лидером, который мошет пр’едлошить им больше. Пр’остым людям тостаточно пообесчать некие блага в будусчем и указать на вр’ага, который мешает эти блага достичь, и вот, пр’оцесс уше запусчен. И ваш нынешний Темный Лор’д, культивируя в р’ядах своих последователей ненависть к магглорошденным, сам того не зная, игр’ает весьма удачно свою роль в очередном спектакле, устр’оенном Альбусом Дамблдором…
- Э… сэр, спасибо за историю, — осторожно начал Гарри, — но я так и не понял, при чем здесь я и Дамблдор?
- Пр’ичина пр’оста, молодой человек: месть… — ответил господин Визерхофф, и Гарри увидел холодную ярость в его глазах. — Гр’индевальд был заключен в Нур’менгар’д, он видел своими глазами, как р’ушилось все, к чему он стр’емился; как стр’ана, которую он считал венцом человеческой цивилизации, оказалась р’азделена на части, а великий немецкий дух уничтошен едва ли не под корень… Дамблдор ше вначале пр’ивел Гр’индевальда к власти, а затем пер’фый пришел на делеш повер’шенного льва, забр’ав себе самую большую долю. Он не только не понес наказания за то зло, которое пр’ичинил миру чушими руками, но и есче больше возвысился, получив из нашего порашения все выгоды, какие только возмошно. Не говоря о том, что хозяина Бузинной палочки нефозмошно победить в честном бою. Не таких ли выпускает у вас дом Змеи?
Поттер сглотнул: он настолько прочно ассоциировал Дамблдора с Гриффиндором, что все прочие “деяния” директора, которым мог бы позавидовать даже сам Волдеморт, совершенно не укладывались в голове у мальчика. Да и Батильда говорила, что Дамблдор еще в юности был очень амбициозен и тяготился своей семьей, из-за которой был вынужден жить в глуши, вдали от привычной славы. Получается, Дамблдору и впрямь подошел бы Слизерин, но почему?.. Нет, конечно, если бы Дамблдор окончил Слизерин, его никто не называл бы великим светлым магом, ведь всем известно, что в Слизерине учатся только темные маги. Но, подумал Гарри, такая репутация у Слизерина могла сложиться уже после того, как оттуда выпустился Волдеморт. А что, если… если такую зловещую репутацию Слизерину как раз и создал Дамблдор, желая, например, откреститься от нехорошей репутации своей семьи, и потому поступил в Гриффиндор? Да нет, это уже бред…
- Что ше касается вас, мистер Поттер, — продолжил тем временем господин Визерхофф, — то вы лишь повод, пр’ичем повод кр’упный, для откр’ытого пр’отивостояния с Дамблдором. Дамблдор уше нанес оскор’бление нашей семье, намеренно очер’нив р’епутацию моего сына, и, я думаю, вам тоше есть, что пр’едъявить ему…
- Да, сэр… то есть… это так запутано.
- Я думаю, вы р’азберетесь, — сдержанно улыбнувшись, ответил отец Лотара. — А мой сын заодно на пр’актике узнает, что значит уп’равлять родом, — рыжеволосый юноша, стоявший рядом с Поттером, согласно кивнул.
Господин Визерхофф небрежно взмахнул рукой, и его родовое древо растворилось, а на стене вновь появились картины и гобелен. Гарри ахнул, но Лотар поспешил объяснить ему, что это была очень качественная иллюзия, запитанная от родовой магии, потому что настоящий родовой гобелен в натуральную величину имеется лишь в одной комнате замка — ритуальном зале. Глава семейства тем временем вызвал домовика, и через несколько секунд тот вновь появился в гостиной, держа рюкзак Гарри, откуда была извлечена копия родового кодекса Поттеров, небольшая пухлая книжечка в бархатной обложке и свиток пергамента, скрепленный гоблинской печатью.
- Это хорошо, что вы р’ешились изучить ваш р’одовой кодекс, мистер Поттер, — заметил мужчина, положив ладонь на толстый том в потемневшем от времени кожаном переплете. — Вам необходимо слетовать пр’авилам вашего р’ода, иначе р’одовая магия вас не пр’изнает. Кр’оме того, статус Главы Р’ода позволит вам избавиться от влияния Дамблдора и его… хм… сторонников, — и пододвинул кодекс к Поттеру. — Это… — взял в руки тетрадку в бархатной обложке, извлеченную из тайника, и провел над ней ладонью, — хм… — сделал несколько сложных пассов волшебной палочкой, из которых Гарри уловил нечто похожее на “Speciale revelo”, и вокруг книжки на короткое мгновение вспыхнула темно-красная аура. — Эта весчь зачарована на кр’овь. Она не мошет пр’ичинить вр’еда постороннему человеку, взявшему ее в руки, как вы только что видели, однако откр’ыть ее смошете только вы, — и передал тетрадь Поттеру.
Тот повертел вещицу в руках и так, и этак, пока не додумался нажать на металлические застежки сбоку, и сразу почувствовал, как будто его палец что-то укололо.
Дата: Вторник, 06.05.2014, 02:29 | Сообщение # 312
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
- Ауч! Оно всегда так будет? — с раздражением поинтересовался Гарри, зализывая палец.
- Нет, только в первый раз, как при пользовании зачарованным пергаментом для переписки, — пояснил Лотар. — Открой.
Поттер сделал, как ему сказали, и книжка действительно открылась. На первой странице было от руки написано: “Lily Evans”.
- Мамино…
- Скорее всего, это дневник, мистер Поттер, — заметил господин Визерхофф, — и он пр’инадлешит теперь вам по пр’аву. Изучите его, и, возмошно, вы узнаете что-то полезное — обычные сентиментальные записки не стали бы хр’анить в зачарованном на кр’овь тайнике.
- Э… да, сэр, — ответил мальчик и закрыл дневник, чувствуя, как разливается приятное тепло по телу, будто он вобрал в себя еще одну частичку своих родителей, которые существовали на самом деле, а не в его воображении.
- Теперь завесчание, как я полагаю… — мужчина взял в руки свиток, скрепленный печатью. — Вы знакомы с его содер’шанием, мистер Поттер?
- Нет, мы с Лотаром только взяли его в банке, но у нас не было времени его посмотреть.
- Тогда откр’ойте его. Я думаю, наш “Sonnenhaus” более безопасное место для этого, нешели Хогвар’тс.
Гарри кивнул и попытался сорвать печать, но та поддалась лишь после того, как, подобно дневнику, взяла налог кровью. Глаза пробежались по тексту, написанному косым витиеватым почерком, который так прочно ассоциировался со старыми временами. Хотя завещание само по себе было недлинным, юноше пришлось прочитать его трижды, прежде чем приноровиться к высокопарному слогу, каким оно было написано. И почему нельзя было изложить все просто, например, “я оставляю все такому-то — такому-то”? Смысл же последней воли Карлуса Иеронимуса Поттера сводился к тому, что тот каялся, что так и не смог воспитать достойного наследника из единственного сына своего Джеймса и оградить его от тлетворного влияния соблазнов мира сего, а потому распоряжался передать все движимое и недвижимое имущество рода Поттер тому из потомков, кого магия рода сама сочтет достойным. Последнее показалось гриффиндорцу запутанным и непонятным, и он рискнул спросить у Визерхоффов, которые, видимо, ожидали чего-то подобного, раз тут же прервали свой разговор, чтобы выслушать его.
- Это означает, Поттер, что твой дед не видел в обозримом будущем достойных, по его мнению, потомков, которым он мог бы передать дела рода, — ответил Лотар, в то время как его отец кивнул, показывая, что сын говорит правильно. — Магия рода жива до тех пор, пока жива кровь рода. Твой дед, как и любой Глава Рода, все же надеялся, что его род будет продолжен, и пусть не его сын, но внук или правнук будет избран главой.
- Э… понятно… — неуверенно произнес Поттер, опустив глаза. — А что будет, если я… э… не смогу продолжить род?
- Для начала хочу заметить, что продолжить магический род Поттеров, — подчеркнул Лотар, — ты не сможешь в двух случаях. В первом случае — если ты умрешь до того, как успеешь произвести на свет наследника либо усыновить ребенка с принятием его в род. Во втором случае — если ты вольно или невольно нарушишь прямой запрет, прописанный в родовом кодексе и, таким образом, обречешь и себя, и своих потомков на отлучение от родовой магии и наследия рода, — юный аристократ строго посмотрел на своего одноклассника из-под нахмуренных бровей. — Если ты или твои потомки по каким-либо причинам не сможете принять наследие рода, на него смогут претендовать твои родственники по женской линии Поттеров. Если таковые, конечно, имеются — тебе следует внимательно изучить твое генеалогическое древо, чтобы узнать, были ли у твоего деда, прадеда или прапрадеда еще сыновья и дочери…
- А если… если вообще никого не останется? — проглотив застрявший в горле ком, с трудом спросил Гарри, неожиданно ощутив внутри какую-то странную, неестественную и, вместе с тем, зловещую пустоту.
- Тогда… — помедлив, ответил Лотар, — магия твоего рода постепенно растворится и уйдет в небытие. Через десятки или сотни лет развеются все чары над родовым особняком, но еще раньше он начнет приходить в запустение и разрушаться… И только лишь гоблины будут продолжать иметь ежегодный доход с родового сейфа, пока в нем будет еще достаточно золота.
- Мда… — только и смог сказать Поттер, попытавшись представить на месте себя это “ничто”, когда последующие поколения волшебников будут вспоминать его не как отца, дядю или дедушку, а очередное обезличенное имя из учебника по истории магии — это если еще попадешь туда.
Нет, мальчик не боялся смерти — столько раз он сталкивался к ней лицом к лицу и был готов принять ее. Но вот исчезнуть из памяти людей — родных, близких, друзей — пожалуй, это действительно страшно. Сразу же вспомнился разрушенный и ветхий дом родителей в Годриковой Лощине и то ощущение безнадежности и опустошения, когда они вошли внутрь.
Затем старший господин Визерхофф деловито поинтересовался, “есть ли еще у мистера Поттера вопросы по завещанию деда”, и Гарри вновь вернулся к чтению. Карлус Поттер, помимо признания магией рода, ставил своему будущему наследнику еще ряд условий: он или она должен(а) носить фамилию Поттер, приумножать богатство рода Поттер, выступать полноправным членом Визенгамота от лица рода Поттер; выступать одним из попечителей Хогвартса и всячески способствовать тому, чтобы подрастающее поколение не забывало своих традиций, а новообретенные волшебники лучше их принимали. Статус крови супруги будущего наследника лорду Карлусу Поттеру был неважен, однако брак с ней или с ним (если наследник — женщина) должен быть разрешен Кодексом Рода; она или он должен(а) был(а) полностью принимать все правила рода Поттер; разделять с будущим Главой Рода все тяготы управления родом и, естественно, обеспечить роду наследников. Также будущему наследнику рода Поттер категорически запрещалось личное либо финансовое участие в организациях наподобие Ордена Феникса или Пожирателей Смерти и предписывалась лояльность исключительно своему роду, однако не возбранялось участие в коалициях других умеренно консервативных родов, если оно не вредило роду Поттер.
Естественно, по вновь прочитанному тексту вопросы у Гарри Поттера таки возникли, но он предпочел скромно ответить, что Лотар и его отец и так ему очень помогли, и, наверное, эти вопросы можно будет обсудить в другой раз. Тем более, подумал мальчик, что на свое семнадцатилетие он вместе с Роном и Гермионой уже был принят в Орден Феникса, так что получить наследство ему в любом случае пока не светит. Это тогда, три месяца назад, он думал, что стал по-настоящему взрослым, что к нему наконец-то станут серьезно относиться и доверять важные поручения, а последний год в школе — не больше, чему пустая формальность, но действительность оказалась намного прозаичнее. Старшие орденцы, в особенности миссис Уизли, по-прежнему воспринимали его как несмышленого ребенка, а Дамблдор продолжал говорить загадками и даже начал гораздо больше, чем раньше, контролировать, хотя, наверное, должно было быть наоборот. Вспомнился и Сириус, который был взрослый мужчина, а Дамблдор и миссис Уизли все равно указывали ему, что он должен или не должен делать, приводя в качестве аргумента пользу для Ордена и необходимость подчиняться его главе, то есть Дамблдору. На минуту юноша представил, а что будет, если ему дадут какое-нибудь глупое и самоубийственное задание вроде охраны пророчества на пятом курсе, а он откажется его выполнять? Ведь его могут заставить, опять же, мотивируя тем, что он член Ордена, а потому должен делать, как велит Дамблдор. Получается, что если Волдеморт управляет своими слугами страхом и болью, то Дамблдор — авторитетом и чувством вины, и вновь сделанный вывод также не прибавил юноше оптимизма.
Старший из Визерхоффов тем временем заметил, что, к сожалению, вынужден согласиться со словами мистера Поттера, ибо у них действительно мало времени, после чего перешел к последнему пункту на повестке дня, а именно безопасному возвращению обоих парней в школу. Инициатива планировать стратегию вновь была передана Лотару как организатору всей затеи. Гарри иногда поддакивал или задавал вопросы — не все сказанное одноклассником казалось ему очевидным. Из аргументов же самого Мальчика-который-выжил наиболее разумным было признано наличие мантии-невидимки и зачарованной карты, которая весьма подробно изображала все известные составителям помещения Хогвартса, а также всех его обитателей, так что можно было не опасаться случайной встречи с кем-нибудь из учителей или знакомых учеников. Однако, по мнению Георга Визерхоффа, взявшего на себя роль критика на данном совете, даже наличие подобного артефакта не являлось панацеей: существовали чары, позволяющие на время сделать себя или иное другое лицо невидимым для следящих систем замка, и которые легко может наложить на себя, например, директор. Этими же чарами следует воспользоваться юношам, прежде чем они переступят границу анти-аппарационного барьера Хогвартса; также не стоило забывать о призраках и портретах, которые, как правило, напрямую подчиняются главе места Силы (а в случае Хогвартса это снова директор), а потому быстро доложат о появлении в школе “еще одного Гарри Поттера”. Впрочем, согласился господин Визерхофф, последнюю проблему действительно можно было решить с помощью мантии-невидимки, в особенности если это действительно творение легендарного Игнотуса Певерелла.
* * *
В конце концов, когда все планы были обсуждены, уточнены и неоднократно обговорены для лучшего усвоения, Лотар тепло, но коротко попрощался с отцом (Гарри вновь ощутил укол зависти), от которого выслушал последние напутствия, и оба юноши направились к границе защитных чар. Как снова объяснил Лотар, пока они шли по широкой аллее, вдоль которой росли старые, раскидистые клены, та комната, в которую они прибыли в самом начале, предназначена исключительно для экстренной аппарации членов семьи, а также ближайших друзей, для которых открыт доступ в дом. Аппарировать же так просто внутри границы защитных чар невозможно — данной привилегией может пользоваться только Глава Рода или исполняющий его обязанности. Гарри глубокомысленно кивнул, и Лотар активировал порт-ключ — граница была достигнута. Несколько секунд сумасшедшего полета — и подростков выкинуло на одну из полян, расположенных на окраине Запретного леса. Визерхофф первым поднялся на ноги и привычно отряхнулся. Следом неуклюже поднялся Поттер и нервно осмотрелся по сторонам.
- Уизерхоф, а ты уверен, что порт-ключ привел нас, куда надо? — поинтересовался он у своего одноклассника.
- Уверен, — мрачно ответил немец: на другом конце поляны, как напоминание о первом убийстве, возвышался соляной столб, слабо серебрящийся в тусклом свете луны.
- Что это? — полюбопытствовал Гарри, проследив за взглядом Визерхоффа.
- Ориентир, — грубо отрезал тот. — Το νήμα Αριάδνης! (2) — с палочки срывается тонкая золотистая нить, теряющаяся в темноте между деревьями. — Идем! И только попробуй снова зажечь “Lumen”…
Поттер кивнул, проглотив застрявший в горле ком, и поплелся следом за своим одноклассником, который, казалось, целиком и полностью сосредоточился на таинственной золотистой нити — Гарри не знал даже, как охарактеризовать этот взгляд. Вряд ли он бывал в этой части Запретного леса раньше, разве что на первом курсе, когда они вместе с Хагридом искали раненого единорога. Однако корни деревьев здесь еще не переплетались между собой, оставляя небольшой проход примерно на одного человека, а кроны не смыкались плотно над головами, что позволяло надеяться, что они оказались все-таки где-то не очень далеко от Хогвартса. И правда — минут через двадцать юноши стояли уже на окраине леса, а в просвет между деревьями виднелся величественный средневековый замок.
- Finite! — тихо сказал Лотар, и нить погасла. — А теперь, Поттер, слушай меня внимательно: я не могу пойти дальше с тобой, а потому ты должен запомнить все, что я тебе говорю, и выполнить в точности. Для начала — позови свою сову, — и указал взглядом на невысокую башенку, до которой было ближе всего идти.
- Я… я… не знаю, как! — с раздражением произнес Гарри, чувствуя себя полным идиотом.
- Сосредоточься на связи со своей совой и мысленно прикажи ей лететь сюда. Представь, что это жизненно важно для тебя…
Гарри изо всех сил зажмурился и стиснул зубы, сжал руки в кулаки — точно так же он приказывал ранее амулетам от легилименции сделаться невидимыми. Кажется, вот она, связь — тускло светится белой ниточкой в темноте. А вот низко над землей летит Хедвиг. Рывок — и она хватает какую-то мелкую добычу, судя по всему, мышь.
- Есть! — минуту спустя радостно воскликнул Гарри, издав вздох облегчения. — Хедвиг скоро прилетит.
- Отлично. Теперь достань свои покупки и верни им нормальный размер.
Мальчик сделал, как ему велели, и, следуя дальнейшим инструкциям, аккуратно сложил пакеты в две более-менее ровные стопки. Визерхофф тем временем обошел объект со всех сторон, осмотрел пристальным оценивающим взглядом, после чего совершил несколько сложных пассов волшебной палочкой над предварительно вырытыми комьями земли, и вот, перед ними стоит уже обыкновенная картонная коробка. Еще один взмах палочки, и все вещи плавно перемещаются внутрь нее.
- Теперь следующий шаг… — прокомментировал Лотар и совершил еще несколько сложных движений палочкой, чем-то напомнивших Поттеру одно из заклинаний трансфигурации, что они проходили недавно.
Коробку охватило мерцающее лиловое сияние; она сплющивалась и уменьшалась, пока не превратилась в маленький, удобный для переноски сверток. В конце немец произнес еще какую-то зубодробительную фразу на латыни и изобразил на коробке какую-то слегка измененную букву “M”, пояснив потом, что это германская руна “Mannaz”. Коробка таким образом примет начальные размеры, как только адресат возьмет ее в руки.
- Где твоя сова, Поттер?!
- Я знаю, что она летит сюда. Но ей нужно время: она сейчас на охоте, — оправдательным тоном произнес Гарри.
Визерхофф, очевидно, хотел выругаться на тупость некоторых волшебников и нерасторопность их фамилиаров, но все-таки сдержал себя и перевел тему:
- Итак, как только ты передашь свои вещи сове, идешь в замок. Наверняка у Дамблдора есть что-то наподобие карты, по которой он может отслеживать при желании передвижения всех учеников. Я надеюсь, он не узнал о подмене, так как при создании голема была использована все-таки твоя кровь, но наличие сразу двух Гарри Поттеров в Хогвартсе, как уже верно заметил мой отец, вызовет у него подозрения… — мальчик-со-шрамом понятливо кивнул. — Поэтому я наложу на тебя заклинание, делающее временно невидимым для следящих чар. Находишь голема — так же, по мысленной связи — и зовешь к себе. Это должна быть какая-нибудь пустая комната, где ты сможешь уничтожить его с помощью “Evanesce”, только больше силы вложи, понял? — снова кивок. — Следом за големом придут, скорее всего, твои “друзья” — делаешь вид, будто только…
- А, это ты, Хедвиг, девочка! — радостно воскликнул Гарри, как только белоснежная полярная сама села ему на плечо.
Почесал ей брюшко, и довольная сова ласково ущипнула хозяина за палец.
- У меня для тебя посылка, — аккуратно привязал к лапе птицы сверток. — Ты должна занести это в башню Гриффиндора через час, не раньше, — сова понятливо ухнула, — и делать вид, будто ты долго несла посылку и хочешь поскорее мне отдать, — птица снова ухнула, нахохлившись, всем своим видом показывая, что она очень умный фамилиар, и нечего ее держать за какую-то курицу. — Да, еще… — добавил Гарри, получив предупреждающий взгляд от своего одноклассника, — ты не должна залетать в это время в совятню, тебя никто не должен видеть в замке. Ты все поняла?
Хедвиг подтверждающе ухнула и вновь ущипнула хозяина за палец.
- Ну лети, девочка!.. — попрощался юноша, махнув рукой, и белоснежная сова направилась в глубь леса, мастерски лавируя между ветвями деревьев.
- Хорошо, Поттер, пункт с совой выполнен, — резюмировал Визерхофф. — Теперь запоминай дальше. Когда ты встретишь “друзей” или вообще каких-нибудь других людей, делаешь вид, будто только что очнулся и ничего не помнишь. Что делал твой двойник, они тебе сами расскажут. Что врать о причинах амнезии — ты уже знаешь. Весь вечер ведешь себя немного апатично и заторможенно, будто это все еще побочный эффект от той пастилы, и со временем от тебя отстанут с расспросами. Ты все понял? — спросил, наконец, Лотар точно так же, как Гарри спрашивал до этого у своей совы, давая ей поручение.
Поттер поморщился, но кивнул. Затем Визерхофф потребовал вызвать домовика Добби и отдать ему подгоревшую метлу с целью спрятать ее, чтобы впоследствии разыграть ее чудесное обнаружение и обиду на слизеринцев, посмевших испортить такую замечательную вещь. Последнее показалось Поттеру странным, ведь друг его одноклассника учился в Слизерине. В ответ Лотар снизошел до объяснений, что такая легенда будет выглядеть наиболее правдоподобной для типичного окружения Мальчика-который-выжил, и потом, студенты дома Змеи сами себе заработали подобную репутацию, в особенности, некоторые личностим, например, Драко Малфой и его подпевалы. А что касается Карла, то о его равнодушии к квиддичу всем известно, так что он ничем не рискует, и это был его выбор — учиться в Слизерине, и ответственность за него он понимает и принимает как должное, чему некоторым тоже не помешало бы научиться.
После рыжий аристократ потребовал от своего одноклассника, чтобы тот от начала до конца повторил, как он будет реализовывать свое тайное возвращение в Хогвартс. Поттер вначале мычал и запинался, но со второго раза все-таки смог описать всю операцию от и до с краткими пояснениями — чтобы понимать, зачем делать именно так, а не иначе. В конце концов, Лотар счел его подготовку удовлетворительной и наложил обещанное заклинание, позволяющее временно стать невидимым для следящих систем Хогвартса, после чего искренне пожелал удачи и следом за Хедвиг отправился в лесную мглу.
С минуту Гарри стоял на месте, провожая взглядом своего не то старшего товарища, не то наставника, после чего устало вздохнул и побежал в сторону замка. Ужин должен был уже закончиться, а большинство учеников — разойтись по спальням, однако гриффиндорец на всякий случай наложил на себя Дезиллюминационные и заглушающие чары. Как оказалось, не зря — совятню, через которую он прошел в школу, почтили своим присутствием сразу две девочки с Хаффлпаффа, а еще несколько человек встретились в соседнем коридоре.
Вот развилка: одна дорога ведет в Большой Зал, еще одна — в общежитие Гриффиндора и последняя — в Северную башню, где раньше у них проходили уроки прорицаний с Трелони. Юноше тут же пришло в голову, что он придумал идеальный план — мысленно позвал своего голема и, получив отклик, направился в сторону Северной башни. Связь с големом ощущалась как хозяйская, и от этого Гарри было неприятно вдвойне, будто бы он чувствовал ту власть, что развращает абсолютно, особенно если это власть господина над рабом. А так недалеко и в подобие Волдеморта превратиться...
Ни Рона, ни Джинни, ни Гермионы поблизости не наблюдалось, но это не значит, что они не объявятся здесь хотя бы через пять минут, а потому голем быстро был затащен в ближайший туалет, а Поттер, набрав в легкие побольше воздуха, обреченно произнес: “Evanesce!”, и парень-кукла с глупой улыбкой на лице, точная копия своего хозяина, вплоть до знаменитого шрама на лбу, просто растворился в воздухе, оставив после себя лишь маленькую грязную лужицу на полу.
Стоило Гарри немного перевести дух и немного прийти в себя — ведь он совершил только что почти убийство — как в коридоре послышались шаги.
- Да сколько его можно искать?! — это определенно был Рон, но в голосе его слышалось не беспокойство, а только пустое раздражение, как будто речь идет не о лучшем друге, а о какой-то вещи наподобие старого надоевшего носка.
Стало неприятно… Моментально всплыли из памяти слова Визерхоффа о том, что Уизли дружат с ним из-за будущих денег. Нет, Рон определенно был не из тех, кто мог бы искусно притворяться, изображая дружбу — это больше по части Малфоя и других слизеринцев. Но, в чем Гарри был уверен точно, что главные недостатки его друга, а именно зависть и жадность, порой настолько перевешивают достоинства, что проще с ним не разговаривать, чем пытаться усовестить и что-то доказать.
- Рон, посмотри в туалете, — это уже Гермиона. — Гарри… он так странно себя вел сегодня. Я еще когда говорила, что надо отвести его в Больничное крыло…
Судя по интонациям, в отличие от Рона, она действительно волновалась за своего друга, пусть ее волнение и было разбавлено всегдашними поучениями.
Подслушивать дальше не было смысла, и Гарри мигом бросился в одну из кабинок, где стал изображать усиленное свидание с белым другом. Шаги послышались ближе.
- Ах вот ты где! — дверь кабинки резко распахнулась, и Гарри грубо подняли за воротник куртки. — Гермиона, я нашел его! — закричал Рон прямо над ухом.
- Рон, отпусти его! — Гермиона, скорее, просила, чем требовала; голос ее доносился издалека, так что, видимо, она стояла в дверях, не решаясь зайти в мужскую комнату. — Гарри очень плохо, наверное!
- Да все с ним уже в порядке! — небрежно бросил Рон и отволок друга к раковине. — Заходи, Гермиона. Здесь, кроме нас с Гарри, все равно никого больше нет.
Полоска света, лившаяся через небольшую щелку между стеной и дверью, на пару секунд стала шире, рядом послышались быстрые приближающиеся шаги.
- О, Гарри! Ты так плохо выглядишь! — с еще большим беспокойством воскликнула Гермиона и, недолго думая, трансфигурировала лист пергамента в простой стеклянный стакан, который тут же наполнила водой, и напоила друга.
- Осторожнее, Гермиона, а то Джинни будет ревновать. Возможно, Рон просто хотел пошутить, но Гарри почему-то услышал лишь плохо прикрытый сарказм в его голосе.
- Ты такое придумаешь, Рон… — невозмутимо ответила Гермиона, однако от Гарри не укрылось, как дрогнул стакан в ее руках, и немного воды пролилось ему на одежду.
Парню не пришлось даже изображать потерю памяти и общую заторможенность, как выразился Лотар — напор друзей был настолько ошеломителен, что он не успевал даже хоть как-то реагировать на их действия, позволяя делать с собой, что заблагорассудится. В конце концов, Гарри закашлялся и помотал головой (Рон и Гермиона принялись “заботливо” стучать его по спине) и, хлопнув пару раз ресницами, посмотрел на одноклассников широко открытыми глазами.
- Гарри!
- Гарри!
- С тобой все в порядке?
- Как ты себя чувствуешь? — сразу с двух сторон послышались вопросы.
Поттер еще раз мотнул головой для порядка, после чего уставился на друзей удивленным взглядом.
- Э… а разве что-то случилось?
- Ну… мы вместе возвращались в Гриффиндорскую башню после ужина, как ты взял и убежал, — честно признался Рон.
- Э… — Гарри перевел взгляд на Гермиону, нервно кусавшую нижнюю губу.
- Ты весь день очень странно вел сегодня, — с беспокойством ответила подруга. - Я… э… — только и выдал Гарри.
- Только потому, что он не сидел сегодня за книжками, — возразил Рон, напыжившись. — Зато мы классно день провели сегодня. Вот бы каждый день так!
Поттер снова хлопнул глазами, словно надеялся прогнать наваждение. Визерхофф, конечно, не раз говорил о тупости Уизли, а именно Рональда Уизли, и Гарри постоянно находил какие-нибудь оправдания старому другу. Но теперь?! Как-то неприятно было осознавать, что друга прекрасно устроила бы и безвольная кукла, которая просто делает все “за компанию”…
- Гарри, ты вообще помнишь, чем занимался сегодня? — взяла на себя роль следователя Гермиона.
- Э…
- И даже не помнишь, как назвал профессора МакГонагалл “сэр”?!
Казалось, для Гермионы Джейн Грейнджер это был самый страшный проступок, который мог совершить ее одноклассник и друг — настолько широко распахнула она свои небольшие карие глаза, строго поджала губы и нахмурила брови, в то время как ее волосы, и без того густые и пышные, приподнялись, точно шерсть у кошки, готовящейся к броску.
- У-у… — Гарри отрицательно покачал головой.
- Да хватит уже допытываться, Гермиона, — с раздражением потянул Рон, к числу недостатков которого относилась также нетерпеливость. — Пойдем уже в общежитие. А Гарри, может, по дороге очухается.
- Как ты можешь так говорить, Рональд Билиус Уизли?! — взвизгнула Гермиона, в голосе которой отчетливо сквозили беспокойство за одного друга, вечно влипающего в неприятности, и гнев на другого, страдающего повышенной безответственностью. — Может быть, Гарри прокляли, а мы не заметили, и его надо срочно отвести в Больничное крыло! Гарри, ты что запомнил сегодня самым последним?
- Ну… э… — юноша для верности наморщил лоб и почесал затылок. — Ну, я проснулся, надел очки, и мы с Роном спустились вниз…
- А до этого? Вспомни!.. — Гермиона была до того сильно взволнованна, что даже тряхнула друга за шиворот. — Может быть, ты ел или пил что-нибудь необычное? Или ты после отбоя пошел на дуэль с Малфоем или, хуже, с Уизерхофом, а нам не сказал? Мало ли, сколько темных проклятий он знает? Или ты опять взялся за старое и снова начал экспериментировать с неизвестными заклинаниями? — казалось, словесный поток из уст бывшей лучшей ученицы Хогвартса было просто нереально остановить.
- Э… вчера ночью… — вновь “припомнил” Поттер, — я проснулся, и мне захотелось есть… Я помню, у меня в тумбочке были какие-то конфеты, и я их съел.
- Что это были за конфеты?! — не унималась Гермиона.
- Не помню уже, — ответил Гарри в сторону. — Они уже давно у меня там лежали. Может быть, Фред с Джорджем давали как-то.
- Гарри Джеймс Поттер! Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты ни в коем случае не ел продукцию близнецов?! — девушка вновь потрясла друга за плечи, справедливо рассудив, что одной нотации будет мало. — Даже директор Дамблдор не сразу смог подобрать нейтрализатор к их канареечным помадкам!
- А, может, это из тех, что дарили нам девчонки на прошлое Рождество? — вставил свои пять кнатов Рон. — Помнишь, там одни были начинены Амортенцией?
- И ты это ел?! — взвизгнула Гермиона, в очередной раз тряханув друга за шиворот. — Да за целый год начинка могла так сильно испортиться, что наверняка приобрела уже другие свойства!
- Гермиона, может, хватит уже, а? — наконец-то подал здравую мысль Рон. — Действие отравы уже прошло, Гарри очухался, так что почему бы нам не пойти в общежитие?
- Д-да, Рон, — неуверенно проговорил Гарри, которого резко подняли за воротник и поставили на ноги.
Юноша слегка покачнулся, но, тем не менее, сделал несколько вполне четких шагов по направлению к двери.
- Вот видишь, и ходит он уже нормально.
Гермиона успела немного отойти от друзей и стояла теперь, сложив руки на груди и поджав губы, всем своим видом изображая оскорбленную добродетель.
- Вот только завтра Гарри обязательно нужно зайти в Больничное крыло на осмотр, — не думала уступать бывшая староста Гриффиндора.
В итоге Гарри, Рон и Гермиона покинули туалет и все вместе направились в факультетскую гостиную, и Мальчик-который-выжил успел узнать по дороге, чем же занимался в этот день его двойник. На первый взгляд, ничего особенного: сходил вместе со всеми в Хогсмид, побывал в “Волшебных вредилках умников Уизли”, немного погулял вместе с “друзьями” по деревне, затем с ними же пообедал в “Трех метлах”, а после у него состоялось свидание с Джинни, которое прошло, видимо, не очень хорошо, раз Джинни вернулась из Хогсмида расстроенная и злая. Еще Рон добавил, что утром в Хогсмиде были немцы, а потом их след как пропал — в деревне их больше не видели, в школу они вроде бы тоже не возвращались. Небось, замышляют что-то, змеи поганые. Да, а еще кто-то украл метлу Гарри, его любимую “Молнию”, так что Мальчику-который-выжил, пришлось тренироваться на обычном “Чистомете”.
Гермиона же, напротив, все больше хмурилась и была настроена не столь оптимистично. С ее слов, Гарри весь день вел себя неадекватно, без умолку трещал, повторяя однотипные фразы, и следом за Роном горланил непристойные песни (рыжик на это отвечал только, что ничего подобного, и Гарри вел себя именно так, как и положено вести себя в выходной день, а именно веселился), а то и вовсе говорил невпопад. А еще неожиданно растерял свое мастерство в квиддиче и просто, как какой-то первокурсник, неуклюже пролетел пару кругов над стадионом (после прогулки в Хогсмид Рон, которому все-таки надоело без конца выигрывать в шахматы, предложил полетать — тем более что Джинни по-прежнему дулась — а Гермиона наблюдала за ними, сидя на трибуне с книгой; впрочем, и без Лаванды не обошлось) и не смог забить ни одного гола в ворота Уизли, не говоря уже о том, чтобы отбить. В конце концов, всегда наблюдательная мисс Грейнджер резюмировала: “Гарри, тебя как будто подменили сегодня”, и последнему оставалось только поблагодарить Бога и Мерлина, что никто из его друзей не владеет легилименцией.
А примечательный случай с МакГонагалл произошел, когда незадолго до ужина они возвращались со стадиона обратно в замок. Строгая деканесса отчитала мальчиков за неопрятный вид (а на улице было сыро и грязно), сняв для острастки по пять баллов с каждого, в том числе и с Гермионы — чтобы лучше следила за своими друзьями. А Гарри, несмотря на то, что ему должно было быть стыдно, только глупо улыбался, чем только злил учительницу, а потом возьми да и ляпни:
- Сегодня хорошая погода, не правда, сэр? Как поживаете?
МакГонагалл тогда едва не схватилась за сердце, но все-таки собралась духом и, прочитав совершенно справедливую, по мнению Гермионы, нотацию (Рон же, напротив, засмеялся, вспоминая, какое у их декана было тогда лицо), сняла с Гриффиндора еще пятнадцать баллов и назначила трехдневную отработку, начиная с понедельника. В конце мисс Грейнджер добавила, что хотя Гарри допустил грубость в отношение преподавателя неосознанно, наложенное взыскание должно послужить ему уроком, ибо нечего было есть непонятно какую гадость, тем более, просроченную. Гарри же, настоящий Гарри, лишь с облегчением перевел дух: по крайней мере, это не самое страшное, что могло случиться во время его отсутствия в Хогвартсе, да и слава близнецов Уизли, как и предсказывал раньше Визерхофф, сослужила свою пользу.
Дата: Вторник, 06.05.2014, 02:30 | Сообщение # 313
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
* * *
В гостиной сидело в это время много народу: был вечер субботы, и не надо было никуда спешить и доделывать домашние задания, а завтрак на следующий день можно было и проспать. Визерхофф, который вел на Гриффиндоре факультатив по культуре и традициям магического мира, так и не вернулся из Хогсмида — по слухам, отправившись куда-то к друзьям — так что львятам был предоставлен еще один повод для безделья. А потому все сразу обратили внимание, как только в общей комнате появились новые лица. Гарри быстро нашел взглядом Джинни — та быстро состроила обиженную гримаску и демонстративно отвернулась к своим товаркам по квиддичной команде Демельзе Роббинс и Синди Пим, с которыми обсуждала явно что-то девичье. Наверное, подумал Гарри, он должен подойти к своей невесте и извиниться, но рыжеволосая красавица уже не вызывала у него прежних чувств. Почему-то казалось юноше, если он пойдет первым извиняться и оправдываться перед Джинни за то, что делал голем, то это лишь уронит его в собственных глазах и покажет, что им легко манипулировать. Гарри вспомнил летние каникулы, половину которых, начиная со второго курса, он обычно проводил в Норе. Он уважал Артура Уизли за его честность и доброту, но в то же время видел, что главой семьи тот является лишь номинально, и всеми в доме, в том числе и мужем, командует миссис Уизли. Очевидно, Джинни было с кого брать пример семейных отношений. Да и тот факт, что Уизли играли далеко не последнюю роль в спектакле, поставленном для него Дамблдором, заметно подточил привязанность Мальчика-который-выжил к рыжеволосой семье.
Тем временем, пока Гарри Поттер думал, Гермиона Грейнджер направилась решительным шагом к Джинни Уизли и что-то тихо сказала ей на ухо. Джинни смерила бывшую подругу презрительным взглядом и ответила уже громко:
- Ну, если он действительно сожалеет о том, что случилось, то пусть подойдет и попросит прощение!
Возможно, если бы Гарри был первым парнем у Джинни, она цеплялась бы за него всеми силами, пока окончательно не убедилась бы, что они не пара, как это было с Майклом Корнером. Но Гарри у Джинни был уже третий… или четвертый (?), а потому властная юная особа уже в достаточной степени овладела умением манипулировать противоположным полом и ставить его представителей в виноватое положение.
- Н-но если я даже не помню, что было?! — Гарри даже не заметил, как высказал свои мысли вслух
- Как не помнишь?! — визгливо спросила Джинни. — Не помнишь, что у нас было сегодня свидание в “Трех метлах”?!
- Н-нет… — растерянно ответил Гарри.
- Прости, Джинни, — небрежным тоном ответил Рон, никогда не проявлявший деликатности по отношению к чужим чувствам, — ну, сама понимаешь, мы же не могли рассказать Гарри все. В общем, Гарри, после того, как мы поели, вы с Джинни пошли наверх…
- Куда наверх?! — удивился Гарри, не понимая, о чем вообще говорит его друг.
- Ну… там наверху есть комнаты для постояльцев, и некоторые из старшекурсников там иногда устраивают свидания, — ответил Рон, чуть покраснев, и хлопнул друга по плечу.
- И ты, Гарри Джеймс Поттер, когда мы остались вдвоем, вел себя, как грубое, бесчувственное бревно! — выпалила Джинни. Разозленная и покрасневшая, с потемневшими карими глазами, она напоминала фурию, готовую метать молнии в каждого, кто имел неосторожность вызвать ее гнев. — Запомни, больше я никогда не буду снизу!
Гостиная потонула в немом молчании, все собравшиеся дружно уставились на Поттера. Синди и Демельза сложили губы буквой “o”, переводя удивленные взгляды со своей подруги на Мальчика-который-выжил. Последний залился краской, как рак, и открыл рот — стало невыносимо жарко и трудно дышать. Лотар явно не предусматривал такого, давая ему инструкции, как вести себя с друзьями по возвращении в Хогвартс. Стоявшая рядом Гермиона открывала и закрывала рот, словно рыба, выброшенная на берег; лицо ее пошло красными пятнами. Похоже, она совершенно не ожидала, что ее помощь в примирении друзей обернется подобным образом.
- Джинни! Как ты можешь говорить такое?! — только и сказала она.
- Ладно, Гарри, так и быть, на этот раз я прощу тебя, — ответила Джинни, снисходительно посмотрев на своего парня. — Раз некоторые за тебя просят… — пренебрежительный взгляд в адрес Грейнджер. — Но только тебе придется как следует доказать, что ты исправился…
Поттер судорожно сглотнул, на время потеряв дар речи, в то время как прочие гриффиндорцы-старшекурсники, пребывавшие до этого в молчании, громко засмеялись. Младшие, в силу возраста не понимавшие, о чем идет речь, а также некоторые девушки, получившие слишком консервативное воспитание, вытянули шеи и принялись расспрашивать старших, но только получили в ответ, что еще слишком маленькие, и вообще, спать пора. Однако Гермиона, набрав в легкие побольше воздуха, громко крикнула, чтобы никто не расходился, после чего прочитала поучительную лекцию о том, как опасно вкушать неизвестную еду и напитки, в особенности, если есть подозрения, что это что-то из продукции Умников Уизли. И громкий смех вновь был ей ответом — разве что первокурсники, привыкшие слушаться старших, внимали каждому ее слову и глубокомысленно кивали в ответ.
Обстановка разрядилась, но Гарри не имел никакого желания оставаться в переполненной гостиной, где успел стать уже объектом смеха и шуток. Если в начале пятого курса, после заказных публикаций Скитер, на него смотрели, как на зачумленного, то теперь все потешались над его “мужской несостоятельностью”, как выразилась Лаванда Браун. Так что, махнув рукой, юноша просто пошел в спальню мальчиков седьмого курса. Следом за ним увязался Рон, отпуская по дороге фразы в стиле “Я, конечно, знал, что моя сестра любит командовать, но не думал, что настолько…” или “Гарри, а тебе это вправду нравится?” Наверное, Рон искренне считал, что может подобным образом развеселить друга, однако Гарри просто хотелось побыть в тишине, чтобы его хоть на пять минут оставили все в покое, и потому он прямо и грубо сказал Уизли заткнуться. Тот буркнул в ответ что-то нечленораздельное, но все-таки поспешил за Поттером, который уже успел блаженно растянуться на кровати, положив руки под голову.
Какое-то время оба подростка молчали — Рон все же понял, что его попытки разговорить друга сделают только хуже. Вскоре в окно постучали, и Гарри мигом соскочил с кровати, чтобы впустить сову. Хедвиг заложила небольшой вираж по комнате, после чего села на спинку одной из кроватей и подставила лапу, предельно ясно намекая, что пора бы и посылку забрать. Гарри отвязал широкий плоский сверток в коричневой бумаге, и через несколько секунд тот превратился в большую увесистую коробку — Рон даже присвистнул от любопытства. Сова довольно ухнула, показывая, что свою часть работы она сделала безукоризненно, и хозяин пощекотал ей затылок, естественно, не забыв поблагодарить, и даже позволил ущипнуть себя за палец.
Вспомнив, что Хедвиг так и не удалось поохотиться сегодня вечером, Гарри вызвал Добби и попросил принести немного бекона и совиного печенья для своей любимицы. Теперь пора было разыгрывать сцену с метлой, которую вышеупомянутый Добби по просьбе своего хозяина уже успел спрятать в одном из чуланов. Получив новое указание, заранее проинструктированный домовик аппарировал с громким хлопком, а Поттер, принялся разбирать коробку, чтобы хоть как-то себя занять, в то время как Хедвиг вкушала свой честно заслуженный ужин.
- Гарри, зачем тебе столько одежды? — удивился Рон, видя, как его друг достает из коробки все новые и новые свертки рубашек, брюк, свитеров и даже нижнего белья. — Тебе же и так есть, что одевать.
Гарри искоса посмотрел на свой старый, растянутый свитер неопределенного цвета, доставшийся ему от Дадли, и такие же джинсы, которые приходилось дополнительно подвязывать веревкой, чтобы они не сваливались. По сравнению с новыми покупками и даже поношенной, но почти целой и ухоженной одеждой друга его старье выглядело настолько ужасно, что не годилось даже для Центра помощи неимущим.
- Ну, я подумал… — медленно ответил Поттер, глядя в окно, — мне же не надо будет больше возвращаться к Дурслям, вот я и решил заказать новую одежду, раз Лаванда с Парвати одолжили мне на время свои каталоги.
- А это что? — так же бесцеремонно поинтересовался Уизли, успев обнаружить среди многочисленных пакетов небольшую коробочку, перевязанную розовой ленточкой с бантиком.
- Это для Джинни. Сюрприз, — коротко ответил Гарри, приложив палец к губам.
Раньше он не имел ничего личного, чем владел бы только он и только для себя, и потому тот факт, что кто-то, пусть даже лучший (?) друг, наглым образом, не спросив разрешения, роется у него в вещах, вызвал у наследника рода Поттеров бурю негодования. Тем не менее, Гарри так и не смог придумать, почему Рон не должен копаться в его вещах, и потому счел за лучшее промолчать. Уизли же, казалось, даже не заметил недовольную гримасу на лице друга и продолжал грубо раскидывать извлеченные из коробки вещи по кровати.
- Э… а почему эта одежда маггловская?! — неожиданно вознегодовал рыжик, потрясая перед собой спортивными штанами.
- И что с того? — огрызнулся Поттер.
- Но ты же маг! — для Рона Уизли, выросшего в семье чистокровных волшебников, этот аргумент был самоочевидным и непререкаемым.
- Маггловская одежда более удобная и практичная, — ответил Гарри в лучших традициях Гермионы Грейнджер. — Дай сюда! — и, отобрав у Роно свои же штаны, аккуратно свернул их и убрал в тумбочку — как раз будет, что на урок Хостнера надеть.
Воцарилось неловкое молчание. Гарри разбирал покупки, вешая в шкаф пиджаки, брюки и пальто, и складывая в тумбочку все остальное. Процесс осложнялся тем, что, благодаря усилиям Рона, вещи, ранее аккуратно разложенные “по категориям”, теперь в беспорядке валялись на двух кроватях сразу. Когда вернется Уизерхоф, надо будет у него обязательно спросить про бытовые заклинания — уж он-то наверняка разбирается в этом не хуже миссис Уизли. Хотя и в библиотеке, найдется, наверное, подходящая книжка.
Вновь раздался хлопок, и в комнате появился Добби, державший маленькими ручками длинную метлу с изрядно поредевшими, обгоревшими прутьями.
- Хозяин Гарри… — мордашка эльфа так и выражала вселенскую скорбь, которая смотрелась весьма комично и неестественно на фоне разноцветных кривоватых шапок и метлы, изрядно превосходящей размерами самого домовика, — Добби усердно искал вашу метлу, но так и не сумел ее спасти! Добби должен наказать себя!
Перекинув метлу хозяину, ловко ее поймавшему, эльф закрыл лицо руками и ушами и принялся биться головой о спинку кровати.
- Он точно ненормальный, — покачав головой, выдал Рон, у которого никак не получалось натянуть на себя новый зеленый свитер Гарри.
Сидевшая на спинке другой кровати сова согласно ухнула.
- Добби! Прекрати немедленно! — приказал Гарри. — Пожалуйста… — добавил он уже мягче и ласковее. — Скажи, Добби, где ты нашел метлу?
- В чулане, в ве-е-буле! — надрывно произнес Добби продолжая прятать лицо в своих маленьких ладошках. — Добби не успел спасти метлу великого Гарри Поттера!
- Успокойся, Добби, ты ни в чем не виноват, — мягко ответил Гарри, погладив домовика по плечу и заботливо поправив съехавшие на бок шапки. — Можешь идти.
- Добби так рад, что Гарри Поттер, сэр, на него не гневается! — радостно пролопотал домовик и тут же с хлопком исчез, а сам Гарри перевел дух: за исключением случая с Джинни, все шло пока именно так, как они с Уизерхоффом и планировали.
- Так вот почему ты сегодня не мог найти свою метлу, — тоном “это же очевидно” изрек Рон. — Так и думал, что это слизеринцы поганые ее испортили! Не могут победить нас в честной игре, так решили твою метлу испортить, чтобы ты не мог быстро летать! У них-то у всех “Нимбусы”, еще Малфоем подаренные… — Поттер лишь глубокомысленно кивнул в ответ на столь меткую фразу. — Э, а почему на меня твой свитер не налазиет?
- Очевидно, потому, что он моего размера, а не твоего, — грубо ответил Гарри, забрав свитер у рыжего.
- А для меня тут разве ничего нет? — обиженно заявил Рон.
- Я заказывал одежду на себя, — огрызнулся Поттер, с каждой секундой все больше и больше раздражаясь на друга.
- Значит, моя мама относится к тебе, как к родному сыну, всегда готовит тебе что-нибудь вкусное, когда ты живешь у нас, вяжет и на тебя свитера, а ты не можешь и для лучшего друга что-то купить, когда заказал себе такую прорву вещей?! — начал предъявлять претензии рыжий. — Или ты думаешь, что раз ты Мальчик-который-выжил, с кучей денег, и встречаешься с самой красивой девушкой в Хогвартсе, то тебе все можно?! Да разве можно после этого тебя вообще называть другом?!
В конце сей поучительной тирады Рональд Уизли выразительно надулся и отвернулся от своего бывшего, как он считал теперь, друга. Гарри тяжко вздохнул и, разместившись на кровати так, чтобы не видеть Рона, принялся разглядывать коробочку с подарком, который приготовил для Джинни, и который у него не было совершенно никакого желания вручать. С одной стороны, он чувствовал вину перед другом — все-таки у Рона семья бедная и не может позволить себе лишние траты, а у него, Гарри, денег много, и он мог бы помочь Уизли хоть с той же одеждой практически без ущерба для себя. Но ведь даже миссис Уизли, хотя не лишена корыстности, как уже успел убедиться Мальчик-который-выжил, ничего такого с него не требовала и отказывалась от помощи, которую он иногда предлагал.
С другой стороны, это было противное едкое чувство, сродни предательству, как тогда, на четвертом курсе из-за Кубка огня, когда Рон Уизли в первый раз столь явно поставил свою ревность и зависть выше дружеских чувств. Получается, он, Гарри Поттер, сразу становится плохим, как только хоть в чем-то вырывается вперед своего друга. Они уже успели поссориться из-за того, что он, Гарри, стал более усердно и тщательно готовиться к урокам зельеварения, трансфигурации и чар, и вскоре начал получать более высокие оценки, в то время как Рона зельевар вообще выгнал из группы, несмотря на всякие увещевания Дамблдора. Да и МакГонагалл по-прежнему косо смотрела на друга, когда тот в очередной раз не мог ответить по домашнему заданию, а она должна была выводить ему “B”, “потому что Дамблдор сказал”. Все это неприятно напоминало Дурслей: ведь они точно так же ругали его поначалу, когда он получал оценки в школе лучше, чем Дадли, и Гарри приходилось намеренно плохо отвечать на уроках или не выполнять домашние задания — чтобы просто выжить. Со временем такой образ действия вошел в привычку, и в Хогвартсе мальчик тоже, уже подсознательно, старался не выделяться, за исключением тех предметов, где успешность зависела по большей части от таланта, а не от прилежания. Но ведь мистер и миссис Уизли никогда не вели себя, как Дурсли, и от всех детей одинаково требовали хорошо учиться, за успехи его, Гарри Поттера, радовались точно так же, как за успехи своих родных сыновей, зато Рону всегда ставили в пример старших братьев, каждый из которых уже успел чего-то добиться.
Получается, подумал Гарри, и ему стало весьма неприятно от собственных мыслей, что Рон просто хочет таким образом утвердиться за счет него. Ведь если сам Мальчик-который-выжил будет таким же ленивым и беспечным, как Рональд Билиус Уизли, не имеющий никаких выдающихся достижений, то последний просто не будет чувствовать себя ущербным на фоне всех остальных. Гарри вспомнил видение из медальона Слизерина, из-за которого Рон чуть не набросился на них с Гермионой, и рассказ самого Рона об отражении в зеркале Еиналеж. Рон Уизли хочет славы и богатства — то, чего был лишен с самого рождения, вот только пусть он всего достигает теперь сам, как Гермиона, и перестанет ревновать к чужим успехам и дутой славе. И Гарри Поттер не будет ему в этом мешать.
С этими мыслями Мальчик-который-выжил поднялся с кровати и направился вниз, чтобы наконец-то вручить подарок невесте. Девушка обрадовалась украшению и сразу же его надела, не забыв поцеловать жениха за такой подарок. Как и предсказывал Лотар, чересчур крупная и яркая брошь пришлась действительно Джинни по вкусу, и она тут же побежала хвастаться подружкам, а во время разговора постоянно крутилась, чтобы ее новым украшением восхитилась вся гостиная Гриффиндора. Сам же Гарри скромно признался, что без советов Лаванды и Парвати ни за что не смог бы выбрать такой подарок самостоятельно, за что тут же, к явному неудовольствию своей невесты, получил поцелуи сразу от двух своих одноклассник. Впрочем, мисс Уизли быстро сменила гнев на милость, решив, что к подобным проявлениям дружбы ревновать не стоит, и, лукаво подмигнув, предложила перейти ко второй части извинений.
* * *
Джинни любила все красное… красные шелковые простыни, красные подушки с золотой бахромой, красные лепестки роз, падающие с высокого потолка, скрытого розовым маревом… Ее маленькие, но твердые ладошки упирались в плоский мальчишеский торс, где, согласно распускаемым ею же слухам, должна была быть вытатуирована венгерская хвосторога. Ее высокая аппетитная грудь в такт движениям плавно вздымалась и опускалась, а на лице красовалась довольная улыбка. Но Гарри Поттера, погруженного в думы о вечном, почти не трогали все эти прелести юной невесты.
К физическому процессу любви он и раньше относился несколько равнодушно для парня, воспринимая его больше как прихоть Джинни, которую ему было совершенно нетрудно исполнить. Нет, вначале это было очень приятно, интересно, незабываемо и хотелось еще, но со временем превратилось в рутину, а после, когда действия невесты стали вызывать у юноши сомнения в своей правильности, он и вовсе почувствовал некое к ней охлаждение. Качества, казавшиеся Гарри ранее привлекательными — смелость, дерзость, решительность, стремление доминировать, как и сам тот факт, что Джинни была весьма популярна среди противоположного пола, в том числе его однокурсников — вызывали теперь если не антипатию, то стали восприниматься как существенные недостатки.
Джинни была властной и самодовольной и активно использовала тот факт, что она является подругой и невестой Мальчика-который-выжил, для утверждения своего влияния на Гриффиндоре, а всех парней, судя по ее оговоркам, считала неприспособленными к жизни идиотами-переростками, которые просто нуждаются в мудром женском руководстве. Свое мнение мисс Уизли считала единственно правильным и прислушаться могла разве что к матери или к Дамблдору, авторитет которых для нее по-прежнему был очень велик. Если же Гарри возражал ей в чем-либо, то она либо отмахивалась от его слов, либо накидывалась с упреками и обвинениями, что якобы он ее недостаточно любит; а если любит, то пусть сделает то-то и то-то, так-то и так-то.
Сам же Гарри не чувствовал того единения с Джинни, которое должно было существовать, по его мнению, между истинно любящими друг друга людьми и которое, по словам многих, было между его отцом и матерью; которое юноша наблюдал на примере мистера и миссис Уизли, Люпина и Тонкс. Даже дядя Вернон и тетя Петунья, если отрешиться на время от их отношения к единственному племяннику-волшебнику и вседозволенности по отношению к собственному сыну, представляли собой едва ли не идеальных мужа и жену. Джинни же… Гарри нисколько не страдал, если ее не было рядом, его держали с ней не столько истинные чувства, а сколько нежелание ссориться с Уизли, которые до недавнего времени являлись единственной ниточкой, связывающей его с магическим миром, да боязнь идти на прямой конфликт с Дамблдором, который уже не скрывал даже своей заинтересованности в дружбе Мальчика-который-выжил с известным рыжим семейством.
* * *
Напряжение достигло пика, вытеснив все прочие мысли из головы. Гарри зажмурился, запрокинув голову назад и закусив губу, чисто на инстинктах прижимая Джинни ближе к себе. Та покачнулась, издав сладостный полусмех-полустон, и, когда все закончилось, легла поверх своего жениха, почувствовав вскоре, что тот, как положено, положил ей руки на спину и ниже.
- Вижу, ты все-таки исправился… — немного капризно, с нотками лукавства в голосе произнесла мисс Уизли, рисуя пальцами узоры на впалой груди у своего жениха. — Ты очень старался угодить мне… — наклонилась, чтобы поцеловать сосок, и лизнула чуть выше, ближе к шее. — Можешь считать, что ты теперь прощен, — с усмешкой добавила девушка.
Гарри выдавил в ответ натянутую улыбку, но Джинни, казалось, совершенно не заметила этого и только припала к его губам в страстном поцелуе, который длился невероятно долго. Парень едва успел перевести дух, и невеста вновь возвысилась над ним, лукаво улыбаясь и демонстрируя свою округлую пышную грудь, невольно приковывающую к себе взгляд.
- Знаешь, Гарри, я теперь не жалею, что ты решил мне сделать подарок сюрпризом, пусть Лаванда с Парвати немного помогли тебе, — тонкие пальчики, рисовавшие узоры, переместились на живот. — Когда надо, они умеют хранить секреты, — и весело усмехнулась, тряхнув слипшимися от пота волосами, казавшимися темно-красными в розовом мареве. — Я… довольна подарком… — вновь легла, тесно прижавшись к парню, который держал ее за плечи. Его мужское начало приятно щекотало ей живот, ее глаза смотрели прямо в его глаза, — … вот только мне было бы намного приятнее, если бы ты подарил мне что-нибудь из твоего личного сейфа, а не просто красивую безделушку, которую можно купить в любом ювелирном магазине Косого переулка, — требовательно добавила Джинни и капризно надула губы.
Поттер почувствовал, как будто у него в голове щелкнул выключатель, и ярким пятном пронеслась лекция Визерхоффа о том, почему не следует дарить родовые артефакты и украшения кому попало, особенно предателям крови...
Ретроспектива…
Маг, небрежно относящийся к своему наследию и не дорожащий им, способствует постепенному ослаблению своей родовой магии и упадку рода в целом, — говорил немец. — Для прочих магов, получающих столь щедрые подарки это способ обогатиться и подправить свое финансовое положение, а для предателей крови — еще и повысить свою магию на одно-два поколения, смотря, на сколько хватит артефакта. Если вассал, пусть даже магглорожденный, но соблюдающий кодекс и действующий в интересах принявшего его рода, накрывается аурой родового покровительства, и родовой магии при этом не наносится никакого урона, то предатели крови присасываются к ней, словно паразиты, разрушая за два-четыре поколения — опять же, в зависимости от исходной силы рода, имевшего неосторожность совершить подобную глупость.
Как снова объяснил тогда Лотар, Проклятие крови постепенно разрушает магические структуры волшебника — конечно, они со временем восстанавливаются, но за счет физических и магических сил, причем медленнее, чем разрушаются. В результате волшебник относительно быстро слабеет, рано стареет и умирает также раньше, чем мог бы. А его дети появляются на свет уже с поврежденными каналами и ядром, процесс разрушения которых также не стоит на месте и с возрастом набирает ускорение. Таким образом, предатели крови вынуждены постоянно искать источник дармовой магии, и наиболее удобным вариантом здесь становится брак с представителем чистокровного, в особенности, магически учрежденного рода. Ведь нечистокровных предателей крови не бывает.
Когда же Поттер поинтересовался, почему некоторые юноши и девушки из чистокровных родов все-таки вступают в брак с предателями крови, если это якобы так опасно для их магии, Визерхофф ответил, что нести родовую магию и соблюдать родовой кодекс задача на самом деле не из легких. Приходится в чем-то себя ограничивать, тщательно обдумывать свои слова и поступки, зная, что один неверный шаг может, если не привести род к гибели, то испортить репутацию в магическом сообществе, что тоже немаловажно — в старых семьях аристократов рано наступает ответственность. Но в каждой семье может найтись своя черная овца, считающая, что все эти правила не для нее или него, и готовая сделать даже хуже себе, лишь бы доказать свою самостоятельность и независимость от “замшелых предков”. И брак с простецом или предателем крови вполне может оказаться проявлением такого протеста. Не стоит забывать и о психотропных зельях различного срока и способа действия, которые можно достать на черном рынке и которые нередко бывает трудно обнаружить на ранней стадии, если это, конечно, не Амортенция. Но, вне зависимости от того, по собственной воле, под принуждением или действием зелья, вступивший в брак с предателем крови изгоняется из своего рода и отсекается от родовой магии, ибо для последней это будет в любом случае меньший ущерб, чем если оставить открытой связь с присосавшимся магическим паразитом.
Гарри тогда подулся, посетовал на чересчур жестокие обычаи и вновь привел в качестве контраргумента семью Уизли: старший, Билл, работает разрушителем проклятий в “Гринготтсе”, Перси — окончил на “отлично” школу и сделал быструю карьеру в Министерстве, ради чего, кстати, поссорился с семьей, близнецов и Джинни тоже нельзя назвать слабыми магами. Визерхофф же с умным видом пояснил, что так называемые нейтральные места силы, то есть не привязанные к конкретному роду, повышают магические резервы и ускоряют регенерацию магического ярда и каналов всех без исключения волшебников. А Хогвартс, Гринготтс и расположенное под землей Министерство магии как раз и относятся к таким нейтральным местам силы, так что нет ничего удивительного в том, что Уизли, на первый взгляд, не страдают от отъема магической силы. Хотя, если посмотреть на Рональда…
Мальчик-который-выжил лишь печально вздохнул по окончании лекции: рядом с Визерхоффом он всегда чувствовал себя идиотом. Однако немец, по крайней мере, был честен с ним и ничего не скрывал, как делали это некоторые, которых Гарри уже на протяжении нескольких лет считал своими друзьями и наставниками.
Конец ретроспективы.
- Гарри, ты слушаешь меня вообще?! — обиженно воскликнула Джинни, резко поднявшись, и грубо придавила парню живот.
- У… — едва не взвыл Поттер, чьи внутренности решительно протестовали против такого насилия. — Я… э… мне было очень приятно… ну, до этого… — попытался отговориться парень. — А ты... разве… что-то сказала?
- Да, сказала! — взвизгнула девушка, однако быстро сменила гнев на милость. — Да, сказала, — повторила она уже ласково и капризно одновременно, лизнув ладонь жениха и положив ее к себе на грудь. — Да, вот так, вот так… — улыбаясь, поощрила она, как только широкая мальчишеская ладонь принялась мять упругий чувствительный холмик с крупным розовым соском посередине, и слегка приподнялась, чтобы минуту спустя почувствовать свое лоно желанным и полным. — Да, Гарри, я хотела сказать… — тон Джинни вновь стал деловито-капризным, — если ты действительно любишь меня, то в следующий раз обязательно подари мне что-нибудь из твоего семейного сейфа… Мой шалунишка!.. — весело рассмеялась она, тряхнув головой и упершись ладонями в плоскую грудь парня, и почувствовала в ответ, как чужие сильные руки легли ей на бедра, прижав к уже разгоряченным мужским чреслам. — Ты же любишь меня? — и, не дожидаясь ответа, сделала первое движение.
Дата: Вторник, 06.05.2014, 02:30 | Сообщение # 314
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
* * *
На следующий день Визерхофф так и не появился — то же можно было сказать и о других иностранных студентах, зато Гарри, поедая ставший уже привычным завтрак, состоящий из овсянки, яичницы с беконом и тыквенного сока, почувствовал что-то вроде щекотки у себя в голове. Уизерхоф говорил уже, что легилименция может ощущаться совершенно по-разному, в зависимости от мастерства и целей самого легилимента и уровня окклюментивной защиты легилиментируемого, и что защитный родовой амулет значительно повышает чувствительность к ментальному вторжению. Мальчик изо всех сил сосредоточился на завтраке и обычных повседневных воспоминаниях, в то время как щекотка усилилась настолько, что можно было даже уловить направление.
- Что с тобой? — обеспокоенно поинтересовалась Гермиона, увидев, как ее друг постоянно моргает и трет лоб. — У тебя снова болит шрам?
- Н-не знаю, — соврал Гарри, — у меня вся голова болит… Парвати, передай, пожалуйста, яблоки.
Индианка сидела чуть ближе к столу преподавателей, и обращение к ней являлось хорошим способом замаскировать любопытство, за которое юноша тотчас же поплатился, почувствовав, как будто у него в мозгу запорхали сотни бабочек. Нельзя сказать, чтобы это было больно, но, скорее, изрядно раздражало, подобно огромной жужжащей мухе, постоянно мельтешащей перед глазами, и словно мягко, но настойчиво уговаривало убрать щиты, открыться. И Гарри точно знал, что это был не Снейп.
- Гарри, ты очень плохо выглядишь, — говорила тем временем Гермиона. — После завтрака мы обязательно сходим в Больничное крыло. Я думаю, это все еще последствия тех конфет, которые ты съел вчера ночью. Я обязательно напишу письмо Фреду и Джорджу, чтобы они думали, кому и что продают, — добавила девушка строгим назидательным тоном.
- Ха, Гермиона! Думаешь, близнецы прям так тебя и послушаются? — небрежно парировал сидящий напротив Рон. — Тоже мне, мамочка нашлась! — и, хрюкнув, отправил в рот очередную порцию бекона.
- Фреду и Джорджу скоро исполнится двадцать лет. В этом возрасте пора быть уже намного более сознательными, — не отступала Гермиона, но больше спорить с ней никто не стал, и разговор увял сам собой.
После завтрака Гарри под руководством Гермионы и в компании Рона, Лаванды и Джинни направился в Больничное крыло. Гермиона вновь начала читать лекцию о том, как опасно принимать незнакомую пищу, и что Гарри теперь на собственном опыте убедился, к каким печальным последствиям это приводит. Рон, как всегда возражал, но главным его аргументом было то, что, по его мнению, “ничего страшного не случилось”. Лаванда, казалось, совершенно искренне интересовалась квиддичем, а Джинни — типичными женскими штучками вроде косметики и моды, так что вскоре обе девушки разговаривали, жеманничали и хихикали, словно старые подружки, особенно когда нашлась такая благодатная тема для обсуждения, как парни. И только Гарри Джеймс Поттер, которого никто не спрашивал, чего он вообще хочет, мечтал, чтобы все его так называемые друзья поскорее заткнулись, и пытался отрешиться от окружающей его суеты, в очередной раз представляя море.
К счастью, мадам Помфри на время осмотра выгнала из палаты всех посторонних, и Гарри хоть на какое-то время смог побыть в тишине, пока медсестра совершала над ним диагностические заклинания. Ничего серьезного обнаружено не было, так, эмоциональное и магическое переутомление, однако школьный колдомедик все равно настояла на том, чтобы пациент выпил кучу лечебных зелий и провел время до обеда в Больничном крыле. Естественно, мисс Грейнджер посчитала своим долгом принести другу учебники и пергаменты, а также напомнить о необходимости вовремя выполнять домашние задания. Заодно бывшая староста Гриффиндора просветила медсестру о том, что у Гарри это, возможно, из-за конфет, которые тот поел вчера утром. Мадам Помфри покачала головой, посетовала на близнецов Уизли, от опытов и проделок которых было столько мороки, пока они учились в Хогвартсе, а также строго поинтересовалась у мистера Поттера, почему он скрыл этот факт при осмотре. Мальчик промямлил нечто вроде: “Я не подумал, что это важно”, но колдомедик все прекрасно расслышала и разозлилась еще больше, выпроводив Гермиону из палаты и заставив пациента выпить еще один батальон ужасно невкусных зелий. Гарри немного помычал для виду, но все-таки был рад, что ему будут обеспечено несколько часов тишины и покоя: что-что, а за своих пациентов медсестра стояла горой, и даже директор при случае не мог оказаться для нее помехой.
Последний вызвал Гарри к себе вскоре после обеда и, как всегда, предложил свой любимый индийский чай и не менее любимые лимонные дольки. Мальчик вежливо отказался, сославшись на то, что уже плотно поел за обедом, однако директор продолжал настаивать, аргументируя тем, что хорошо заваренный чай улучшает процесс пищеварения. Здесь Гарри не нашел, что возразить, но сразу пить чай не стал. Висевший на груди защитный амулет нагрелся, предупреждая хозяина о том, что в напитке есть посторонние примеси; то же произошло и с кольцом, в которое был встроен определитель ядов. Юноша попытался сосредоточиться на воспоминаниях об обеде и как он читал учебник по гербологии, пока лежал в Больничном крыле, в то время как мозг почувствовал вначале легкое, а потом все более настойчивое прикосновения перышка легилименции.
- Скажи мне, Гарри, как ты себя чувствуешь? — заботливо поинтересовался Дамблдор, размешивая сахар у себя в чае.
- Спасибо, сэр, уже лучше.
- Гарри, мальчик мой, ты ничего не хочешь рассказать мне? — вкрадчиво спросил директор, наклонившись вперед.
- Нет, сэр, — мальчик отрицательно покачал головой, почувствовав, как вместе с движением ослабли перышки легилименции у него в мозгах. — А разве что-то случилось, сэр?
- Нет, Гарри. Но, может быть, тебя что-то гнетет? Эти немецкие преподаватели так сильно вас нагружают… — посетовал белобородый старец, словно перед ним сидел не ученик, а маленький любимый внук, приехавший на выходные. — Поппи недавно жаловалась мне, что ты обратился к ней с переутомлением…
- Нет, сэр, все хорошо. Правда, — Гарри невинно хлопнул ресницами, избегая прямо смотреть в глаза директору. — Профессор Хо…Хостнер, конечно, не такой хороший, как Люпин, но учит нас новым заклинаниям и много внимания уделяет физическим тренировкам. А это все пригодится в будущей войне с Волдемортом. А профессор Гроуберг… просто я раньше ненавидел зелья, потому что ненавидел Снейпа, потому что он ненавидел меня, потому что он и мой отец были врагами в школе... — юноша не то спрашивал, не то утверждал. — А профессор Гроуберг — не Снейп, и я понял, что если буду просто усердно заниматься, то у меня будут получаться и зелья. Ведь так, профессор? Просто я хотел бы, чтобы меня оценивали по моим собственным делам, а не по рекламе вокруг Мальчика-который-выжил, — обиженно добавил Гарри.
- Это все правильно, мальчик мой… — медленно проговорил Дамблдор, поглаживая длинную, белую бороду, серебрящуюся в холодном солнечном свете, — однако в попытке доказать всем, что награду ты получаешь не задаром, ты не должен забывать об окружающих тебя людях. Я с большой грустью вынужден наблюдать, как ты все чаще ссоришься с мистером Уизли вместо того, чтобы проводить с ним больше времени. То же относится и к мисс Уизли.
Гарри на мгновение поразила вспышка гнева, а вместе с ней в очередной раз активизировались щупальца легилименции, но он постарался подавить ее как можно скорее.
- Сэр, мы и так вместе играем в квиддич, шахматы и прочие игры, — показал воспоминания с последней тренировки, а также совместных посиделок в гостиной Гриффиндора. — В общем… — мальчик сглотнул и покраснел, показывая поцелуй с Джинни в выручай-комнате, — мы хорошо проводим время…
Хотя последнее воспоминание можно было назвать довольно личным, а поцелуй в нем — далеко не самым невинным, Гарри не испытывал уже прежних чувств к своей девушке, “зверь” в животе успокоился, а потому отношения с Джинни не могли считаться больше дорогими и сокровенными. Не после того, что она сама сказала вчера в гостиной Гриффиндора.
- Просто понимаете, сэр, Рон неправильно понял ваши слова о том, что учителя должны нам помогать, и теперь считает, что все учителя должны ставить ему хорошие оценки, потому что он ваш любимчик или что-то в этом роде. Мы с Гермионой ему уже много раз пытались объяснить, что так думать неправильно, но Рон стоит на своем. И потому он дуется, когда я вместо очередной игры иду делать уроки. А если бы он делал домашние задания вместе со мной и с Гермионой, то никто бы не был обижен, и все бы делали все вместе. Ну а Джинни… она просто ревнует. Она же курсом младше учится, и потому домашние задания я делаю с Гермионой, а не с ней. Но с Джинни у нас тоже все хорошо, — вновь показал сцену с поцелуем.
- Скажи, Гарри, мальчик мой, а не общаешься ли ты тайком с мистером Визерхоффом? — голубые глаза директора блеснули из-под очков-половинок.
- С Уизерхофом? — изобразил удивление Поттер, широко распахнув глаза, и, упорно стараясь не допускать лишних мыслей в сознание, поспешил сосредоточить свой взгляд на фениксе, который в это время занимался чисткой перьев. — Он же дружит со слизеринцами, а слизеринцы испортили мою “Молнию”, — сказал он первое, что пришло в голову, не забыв состроить обиженную гримаску в конце.
- Это правильно, мальчик мой… — с видом умудренного старца ответил Дамблдор, наморщив лоб и поглаживая бороду уже одной рукой, быстро и небрежно, в то время как вторая лежала на подлокотнике кресла. — Ты пей чай, мальчик мой, пей…
Гарри поднес чашку к губам, решив сделать вид, что пьет, однако пряно-травянистый аромат, исходящий от чая, показался донельзя противным, а щеки и лоб словно обожгло огнем. Кулон на груди раскалился буквально до предела, заставив мальчика выронить чашку, которая с глухим стуком упала на пол, покрытый мягким темно-красным ковром.
- Ой, простите, сэр, — неловко извинился гриффиндорец, подняв чашку с пола. — У меня, наверное, это… аллергия.
- Ничего, мальчик мой, это легко исправить, — покровительственным тоном ответил директор, и взмахом палочки удалил пятно с ковра, а заодно снова налил гостю чая. — Угощайся, мальчик мой.
Гарри же, напротив, только наморщил лицо, которое опять покраснело, и постарался как можно дальше отодвинуться от злополучного напитка.
- Простите, с-сэр, но если у меня аллергия, мне, наверное, нельзя пить этот чай, — тяжело дыша, проговорил мальчик.
- Ну что ты, Гарри? Раньше у тебя не было аллергии на чай, — примиряюще заметил Дамблдор, который, казалось, не особо скрывал свое весьма странное желание, во что бы то ни стало, напоить своего ученика приготовленным чаем.
- Ну, она, аллергия… она может не сразу проявляться… Дадли так однажды после мороженого высыпало, и он целую неделю болел, — поспешил поделиться своими наблюдениями Гарри, попутно заметив мелькнувшую на лице старца тень разочарования.
- Ну прости меня, мальчик мой, — преувеличенно бодрым голосом произнес Дамблдор и очередным взмахом волшебной палочки удалил содержимое чашки. — Ты не можешь напомнить, на чем мы остановились?
- А?.. — для верности помотал головой Гарри. — Кажется, вы говорили о Уизерхофе, сэр.
- Ах да, Визерхофф… — рассеянно ответил директор, как будто о чем-то задумался. — Видишь ли, Гарри, мальчик мой, тебе надо вести себя очень осторожно и ни в коем случае не верить его словам, потому что он тайный шпион Волдеморта в Хогвартсе.
- О… — только и смог выдать из себя Гарри, услышав сию страшную тайну.
Месяц назад он воспринял бы эти слова, как важное предостережение, ведь глава Ордена Феникса лучше всех знает, кто есть кто среди Пожирателей. Но после того, что он узнал о семье Лотара, он не мог, как прежде, малодушно соглашаться с подобной клеветой. Мало того, теперь наговоры на рыжего одноклассника — не того, который Рон Уизли — заставляли Мальчика-который-выжил злиться, и он надеялся лишь на то, что Дамблдор по-своему, должным образом истолкует эти эмоции.
- Да, Гарри, поэтому тебе надо быть очень осторожным, — продолжал увещевать директор. — К сожалению, мистер Визерхофф слишком харизматичен и, как и Том Риддл в свое время, уже успел получить поддержку в Гриффиндоре, несмотря на усилия мистера и мисс Уизли. И ему нетрудно будет придумать благовидный предлог, чтобы вывести тебя из Хогвартса и сдать Пожирателям.
- Но, сэр… — неуверенно возразил Гарри, мгновенно погасив воспоминание о том, как Лотар нависал над ним во время одного из разговоров в гостиной Гриффиндора, — почему он до сих пор не попытался этого сделать? Мы уже были несколько раз в Хогсмиде — а ведь там было бы проще всего устроить нападение — но Уизерхоф даже ни разу не подошел к нам. Он все больше со своими друзьями крутится.
- Он только выжидает удобного момента, мальчик мой, — сказал Дамблдор таким тоном, как будто это подразумевалось само собой. — Скажи, пожалуйста, Гарри, — старец подался вперед, — не предлагал ли тебе мистер Визерхофф отправиться с ним в Годрикову Лощину?
От разоблачения его спасало лишь то, что он не смотрел директору прямо в глаза да имел при себе защитные артефакты, который раскалились уже, точно зачарованные галлеоны с ОД. - Что это? — для верности спросил он, снова мотнув головой.
- Это небольшая деревня в Уэльсе, где жили после свадьбы и, к сожалению, погибли твои родители, — с грустью ответил Дамблдор. — Как ты помнишь, накануне мистер Уизерхофф активно пытался убедить всех отказаться от праздника, потому что это якобы оскорбляет память твоих родителей и прочих жертв Первой магической войны. И я боялся, что под этим предлогом он может уговорить тебя покинуть замок, чтобы отправиться в Годрикову Лощину, где он бы сдал тебя Пожирателям.
- Но я был в Хэллоуин вместе со всеми на празднике. И весь вчерашний день тоже провел с друзьями, — возразил Гарри, постаравшись сосредоточиться на воспоминаниях об одной из более ранних прогулок в Хогсмид, а также праздничном столе, над которым парили светящиеся тыквы и трансфигурированные летучие мыши, в то время как Рон Уизли доедал уже второй тыквенный пирог. — Но… — мальчик потупил взгляд, — наверное, это было бы правильно — посетить могилу моих родителей, почтить их память… Вы бы, наверное, могли сходить со мной. Или миссис Уизли, если вы заняты.
- Гарри, Гарри… — покачал головой Дамблдор, — к сожалению, твои родители мертвы, и, боюсь, даже Мерлин был бы не в силах изменить это. Тебе не стоит лишний раз вспоминать о прошлом, но следует жить настоящим и будущим, и я очень рад, что в последние дни ты много времени проводил с друзьями. К тому же, путешествие в Годрикову Лощину могло бы стать слишком опасным для тебя, и вчерашний день только подтвердил это.
- А что произошло вчера? — с нетерпением поинтересовался юноша, в то время как сердце его пропустило удар.
- О… молодежь всегда была нетерпеливой… — весело пожурил директор ученика. — Вчера в разрушенный дом твоих родителей забрались какие-то злоумышленники, наверное, воры. Но они потревожили сигнальные чары, и вскоре явились Пожиратели Смерти, которые специально ждали тебя, — Гарри задержал дыхание. — Завязалась драка, но воры оказались сильными магами, и им удалось уйти. Эти новости сообщил Северус, вернувшись недавно от Тома. По его словам, эти воры успели убить большую часть Пожирателей, прибывших к дому твоих родителей, чем добавили много работы Аврорату, потому что на следующее утро трупы обнаружила маггловская полиция, — Поттер широко открыл рот и распахнул глаза, смотря чуть наискось от директора: мальчиков его возраста, наверное, должно интересовать такое. — К счастью, аврорам все-таки удалось забрать тела и установить личности убитых, но тебе ни к чему знать их имена, мальчик мой. Я думаю, теперь ты видишь, как опасно тебе было бы появляться в Годриковой Лощине, — резюмировал Дамблдор и, сложив руки домиком, строго посмотрел на сидящего напротив ученика.
- Д-да, сэр… наверное, вы правы, — слегка растерялся Гарри. — Я не подумал еще, что могу подвергнуть опасности людей, которые сопровождали бы меня туда.
- Это очень хорошо, Гарри, что ты рассуждаешь столь сознательно и беспокоишься не только о своем собственном благе, но и безопасности своих близких, — поучительно добавил директор.
- Жаль только, что воры сбежали… — печально произнес мальчик в сторону, постаравшись оживить в себе разочарование и опустошение, когда увидел, что в доме его родителей уже успел кто-то побывать и ограбить его. — Знаете, сэр, вы рассказали, что мои родители жили в Годриковой Лощине, что там остался дом, и мне захотелось там побывать. Возможно, там могло остаться что-то ценное как память, но ведь это могли унести воры, — добавил он обиженно.
- К сожалению, во время драки и без того ветхий дом был окончательно разрушен, — грустно ответил старец. — И я уже говорил тебе, мальчик мой, что не стоит цепляться за прошлое — это лишь добавит тебе страдания. Надо жить настоящим и думать о будущем.
- Но, сэр, у меня ведь было столько возможностей побывать там… — разочарованно вздохнул Гарри. — Хотя бы первые четыре года, пока Волдеморт не возродился.
- Я подумал, что посещение места, связанного со столь трагичными событиями, принесет тебе боль, — тихо ответил Дамблдор, сложив руки на животе. — Я надеюсь, ты простишь меня, мальчик мой, ведь я заботился о твоем благополучии.
- Знаете, сэр… — ответил Гарри, искоса посмотрев на деревянную, отполированную до зеркального блеска поверхность стола, — наверное, иногда лучше с самого начала знать горькую правду, пусть даже это принесет боль вначале. Лучше с самого начала знать, почему все от тебя отвернулись, чем потом терзаться сомнениями, а что же случилось, почему друзья мне почти ничего не пишут, а человек, которого я безмерно уважал, не желает даже поговорить со мной. Или то же пророчество… вы с самого начала о нем знали, и когда началась вся эта возня вокруг Отдела Тайн, вы тоже знали, что это из-за пророчества. Вы могли бы взять меня туда с собой и другими членами Ордена Феникса и прийти днем, когда Пожиратели не стали бы нападать. И в результате Сириус бы не погиб! — зло прошипел юноша. — Но нет, вы же решили, что я еще слишком мал, чтобы знать это чертово пророчество, и рассказали только тогда, когда уже поздно было что-либо менять! — и хлопнул ладонью по столу.
- Успокойся, Гарри! — строго, с нотками стали в голосе приказал директор, из глаз которого мгновенно исчез тот благостный блеск, так располагавший к нему окружающих.
Юноша на миг испугался такого неожиданного напора силы и, вздохнув, виновато опустил плечи, и понурил взгляд, как будто сожалел о своем резком выпаде.
- Тебе уже достаточно лет, чтобы понять, что все, что делается — делается для твоего же блага, — тем же строгим, назидательным тоном продолжил директор. — Или ты думаешь, что взрослые, умудренные сединами волшебники, пережившие многое на своем веку, знают о жизни меньше, чем семнадцатилетние подростки?!
- Простите, сэр, я не хотел вас оскорбить, — медленно, лишенным всякой краски голосом ответил Поттер, не рискуя поднять глаза.
- То-то, мальчик мой. Я понимаю, что в тебе играет кровь твоего отца, истинного гриффиндорца, но тебе не стоит повторять его ошибки, но следует чаще прислушиваться к мнению старших, которые, безусловно, хотят тебе добра.
- Да, сэр… — так же бесцветно ответил Гарри.
- Так вот, Гарри, — продолжил Дамблдор уже более спокойным тоном, — ворам, к счастью, ничего не удалось забрать из дома, так как все ценные вещи твои родители хранили в сейфе, который перешел к тебе по наследству. Я сам был в том доме вскоре после гибели твоих родителей, пытаясь разобраться, что же произошло в ту роковую ночь Хэллоуина, и потому знаю, что говорю.
- Д-да, сэр, — снова механически ответил юноша, пытаясь подавить рвущийся наружу гнев: выпустить пар он сможет и позже. — П-простите, сэр, — неловко произнес Гарри, пытаясь скрыть свои истинные чувства, — но ведь в доме наверняка были фотографии моих родителей. Как память. А теперь они утеряны, уничтожены во время драки, — и вновь обиженно надулся.
- Но у тебя же есть альбом, Гарри.
- Но мне его подарил Хагрид. Он сказал, что специально собирал фотографии по всем знакомым, — протестующе добавил мальчик.
- Гарри, мальчик мой, так большая часть фотографий в твоем альбоме как раз из дома твоих родителей, — примиряюще-снисходительным тоном ответил директор, поглаживая длинную белую бороду. — Я специально собрал те, что уцелели, чтобы, когда ты подрастешь, отдать их тебе.
Старец улыбнулся, но от этой благостной улыбки стало только еще более противно на душе. В былое время, до… некоторых событий, Мальчик-который-выжил однозначно поблагодарил бы директора, к которому относился раньше, наверное, как к родному дедушке, за такую заботу и предусмотрительность. Теперь же он мог только обвинять. Даже если отбросить тот факт, что его жизнь распланировали с самого рождения вплоть до нынешнего дня, ему все равно могли бы рассказать о месте, где жили и были похоронены его родители, показать их дом и могилу и честно сказать, что вот, “это сохранившиеся фотографии из семейного архива, возьми их, Гарри, себе”, а не делать вид, будто собирали их всем миром по нитке.
Терпеть дальше больше не было сил, а медальон на груди, казалось, раскалился докрасна. Еще чуть-чуть, и он раскроет себя, а заодно подставит Лотара. И что случится дальше, он даже боялся гадать, а потому пошел по единственному пути, в котором видел выход из сложившихся обстоятельств.
- Э… простите, сэр, произошло ли что-нибудь еще, о чем я должен знать? Узнали ли вы что-нибудь о других хоркруксах Волдеморта? — поспешил перевести тему Поттер.
- К сожалению, нет, мальчик мой, — разочарованно ответил директор. — Местоположение диадемы так и остается неизвестным, и пока нет никаких зацепок, которые могли бы примерно указать, где она находится. Чаша спрятана в сейфе или в особняке кого-нибудь из членов ближнего круга, но, к сожалению, мы не можем туда попасть. Гоблинам все равно, что хранить у себя в банке и кто их клиенты, лишь бы эти вклады приносили доход, а старые чистокровные семьи слишком дорожат своими тайнами, чтобы пожертвовать ими даже во имя благополучия и безопасности страны, — с пафосом добавил старец. — Так что мы можем лишь надеяться, что со временем мы сможем разрешить этот вопрос на государственном уровне.
- Э… ладно, сэр. Можно я тогда пойду? Мадам Помфри просила, чтобы я зашел к ней на повторный осмотр.
- Иди, мальчик мой, иди…
Гарри неуклюже встал из-за стола, едва не перевернув маленькое кресло для посетителей, в котором сидел до этого, и так же неуклюже попятился к выходу, не рискуя поворачиваться к своему “благодетелю” спиной. Напряженный спуск по движущейся винтовой лестнице, наигранно-спокойный шаг через площадку у входа в директорский кабинет и быстрый отчаянный бег, пока не обнаруживаешь, что сбитые в кровь кулаки со всей силы колотят по маленькому туалетному зеркалу, в осколках которого отражается озлобленный, заплаканный подросток.
Дата: Понедельник, 12.05.2014, 05:48 | Сообщение # 316
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Мастер зельеварения
На сайте с: 19.05.2010
Сообщений:473
Спасибо за новые главы, да и за все предыдущие! Очень глубокий, проработанный мир, написано замечательно.
Однако, не без некоторых недостатков (исключительно субъективные претензии, сами понимаете). Фанфик по размеру весьма внушительный, по мере прочтения много раз случались перепады "интересности". Сначала зацепила история главной героини, научная подача магии, потом - иностранцы в Хогвартсе и прочее. При этом, до какого-то момента вся иностранная компания казалась слабо различимой - четкие характеры обрисовались достаточно поздно. Кое-что было затянуто, через некоторые главы приходилось продираться. Да и общая сумрачность дела не упрощала. Это, конечно, едва ли может быть претензией - фанф такой, какой есть, таким и будет. И все что написано , так или иначе, обосновано. Но, как читатель, не могу не заметить, что нарочитое чернение героев порой коробит. С Уизли и Дамблдором, положим, вполне понятно (куда же без антагонистов такого толка!). Но вот не черно-белые, серые, колеблющиеся герои выглядят странновато. У Грейнджер есть масса предрассудков с одной стороны, соображалка - с другой, некоторое время они борются, что-то происходит (и за этим интересно наблюдать), а потом персонаж зависает и слегка откатывается назад. Не могу сказать точно, что же меня смущает, ибо должной литературной подготовки не имею, но это, вероятно, отсутствие какого-то логичного заключения или продолжения. С Гарри все начиналось похоже, но его история, его характер стали активно развиваться, потому и следить за ними так захватывающе. Снейп на редкость непрезентабельный и гнусный, так и хочется встать грудью на защиту.) Но, все-таки, это во многом очень меткое попадание - именно такой человек мог бы жить комплексами прошлого и срывать злость на учениках. И все же, даже понимая это, не могу полностью принять образ, чего-то в нем для меня не хватает, какой-то гибкости. Ну не может вести себя так взрослый человек (это я о приключениях в Берлине), даже попавший в совершенно незнакомые реалии, разве что совсем больной. В противовес этому, новые герои очень уж.. положительные? конечно, совсем не то слово. Но так уж выходит, что ясность их суждений, полный разбор по полочкам, подчеркнутая логичность - все это автоматически их высветляет для читателя, уникальные черты и недостатки скрадываются, отходят на второй план.
В общем, на редкость спорный и затягивающий фанф. Из последних событий еще раз хочется отметить линию Поттера и Визерхоффа - она просто замечательная, и не только из-за экшена и эффектных перемен.) Человек меняется и развивается - а за этим следить интереснее всего. Спасибо, triphenylphosphine! Будем ждать продолжения.) кому на кладбище нужен пистолет? (с)
Дата: Понедельник, 16.06.2014, 02:30 | Сообщение # 317
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Всем спасибо за поздравления и пожелания ))
Chitatel, спасибо за интересный и развернутый отзыв ))
Теперь разбираем...
ЦитатаChitatel ()
С Уизли и Дамблдором, положим, вполне понятно (куда же без антагонистов такого толка!).
Я не знаю, поклонница вы снейджера или нет. Но в Снейджере Дамблдор и Уизли часто бывают антагонистами, это привычно...
ЦитатаChitatel ()
У Грейнджер есть масса предрассудков с одной стороны, соображалка - с другой, некоторое время они борются, что-то происходит (и за этим интересно наблюдать), а потом персонаж зависает и слегка откатывается назад. Не могу сказать точно, что же меня смущает, ибо должной литературной подготовки не имею, но это, вероятно, отсутствие какого-то логичного заключения или продолжения. С Гарри все начиналось похоже, но его история, его характер стали активно развиваться, потому и следить за ними так захватывающе.
А здесь уже конфликт мировоззрений - как это, Гермиона не может быть умной? Я не спорю, да, где-то я перегибаю палку, но в то же время и исхожу из своих знаний канона. Кроме Гриффиндора (ближайшее окружение ГП) и антагонистов (Малфой и Ко) нам из учеников Хога с курса ГП почти никто не показан (все остальные - статисты, которые в лучше случае имеют имена). Легко быть самой умной на фоне двух явных балбесов и всех остальных-середнячков. Да, Гермиона - хороший организатор, но лишь тогда, когда в ней имеют потребность (как с организацией ОД, например). И, как противоположность, ГАВНЭ, над которым все просто смеялись, потому что освобождать волшебникам эльфов, как и самим эльфам, не было нужно, в то время как разучить заклянки для подготовки к СОВ - вполне. Вы можете сказать, что она сделала отличную карьеру в министерстве (хотя изначально она там не собиралась работать), но в каноне она пришла туда, будучи в числе первых представителей победившей стороны и, возможно, уже замужем за Уизли, чистокровным волшебником. Но смогла бы она добиться этого, будучи обычной выпускницей Хога, пусть и отличным аттестатом - большой вопрос (т.е. блат здесь нельзя ни однозначно подтвердить, ни опровергнуть). Опять же, в каноне она стала чиновником - не ученым, не врачом и даже не учителем. Наверное, из нее получился бы очень хороший библиотекарь. Она - исполнитель, но не творец. Да, исполнители тоже нужны, но при этом, мне кажется, Гермиона не может быть умнее или изобретательнее, чем она есть. Вы можете привести в пример, как она удачно использовала какие-нибудь редкие заклинания вроде "Флагрейт" или "Джеминио" в министерстве, защитный контур вокруг палатки, или сделанную самостоятельно безразмерную сумочку. Но изобрела ли она при этом что-нибудь сама? Нет, Снейп в ее же возрасте ей в этом отношении большую фору даст. Потому что сделать по инструкции или прочитать в книжке - не нужно много таланта, как изобрести самому (а сумочка, равно как и защитные чары (и то, последние оказались не очень эффективны), скорее, продукт прочтения книг из библиотеки Дамблдора, которые она призвала к себе в общежитие после его смерти). Гермиона привыкла слишком доверять книгам или авторитетам (учителя, директор и т.д.) - достаточно посмотреть на некоторые эпизоды с ее участием в 6-й и 7-й книгах. И, кстати, никто из ЗТ в ГП и ДС не додумался скрыться в каком-нибудь крупном маггловском городе, прикупить париков и цветных линз - а ведь Гарри и Гермиона воспитаны магглами, а Гермиона отличается, кроме того, умом и сообразительностью...
Собственно, в ее описании у себя в фике я во многом отталкивалась от последних книг канона. Иностранцы в Хоге не уважают авторитеты, которые уважает она, они представляют чуждую ей идеологию, и потому ей с ними не по пути (хотя случиться может всякое).
ЦитатаChitatel ()
Снейп на редкость непрезентабельный и гнусный, так и хочется встать грудью на защиту.) Но, все-таки, это во многом очень меткое попадание - именно такой человек мог бы жить комплексами прошлого и срывать злость на учениках. И все же, даже понимая это, не могу полностью принять образ, чего-то в нем для меня не хватает, какой-то гибкости. Ну не может вести себя так взрослый человек (это я о приключениях в Берлине), даже попавший в совершенно незнакомые реалии, разве что совсем больной.
Как же, Снейп - да не супер-герой? Вы говорите о гибкости - но разве гибкий человек не сумел бы найти подходящий способ, чтобы заставить Мародеров считаться с собой? Разве гибкий человек стал бы срывать свои комплексы на детях? Представьте, как бы вы себя чувствовали, попав в совершенно чужую страну, не зная ни ее особенностей, ни языка? Разве вы сумели бы не совершить ни одной ошибки (в т.ч. и глупой) за время пребывания в этой чужой стране? И не забываем об общем высокомерии большинства волшебников. Даже магглолюбцы Уизли не общаются со своим родственником-сквибом, живущем с магглами и совершенно не разбираются в маггловской культуре, а магглов считают, скорее, забавными домашними зверушками. А Снейп, который с детства (если посмотреть на эпизод, где описана первая встреча с Лили и Петуньей) был воспитан в идеологии "маги выше всех"? Пошел бы он в УпСы , если бы так не считал? По сути, он попался полиции исключительно потому, что не хотел считаться с правилами той местности куда попал, с "какими-то магглами". По сути, он, как и Гермиона, держится за свои стереотипы, потому что они обеспечивают хоть какую-то стабильность в зыбком существовании. Потому что трудно жить человеку без веры во что-либо или в кого-либо.
ЦитатаChitatel ()
до какого-то момента вся иностранная компания казалась слабо различимой - четкие характеры обрисовались достаточно поздно.
Большая часть фика идет от лица главной героини (Лапиной), которая довольно замкнутый и необщительный человек (иначе бы моментально достала Снейпа еще в самом начале), плохо разбирающийся в людях. Ей требуется много времени наблюдать за человеком со стороны, чтобы составить для себя его примерные характеристики, психологический портрет. Потому я и использую активно повествование от лица других персонажей, потому что Лапина может охватить лишь довольно узкий диапазон явлений, творящихся вокруг нее. В этом она в чем-то сходна с канонным Гарри.
ЦитатаChitatel ()
В противовес этому, новые герои очень уж.. положительные?.. Но так уж выходит, что ясность их суждений, полный разбор по полочкам, подчеркнутая логичность - все это автоматически их высветляет для читателя, уникальные черты и недостатки скрадываются, отходят на второй план.
Вот как сказывается воспитание в интеллигентной семье %) На самом деле этот фик - еще и эксперимент, чтобы показать, как разные условия взросления, воспитания, обучения сказываются на мировоззрении, поведении, мышлении персонажа... Но если присмотреться... как к тому же Снейп или к Грейнджер... тот же Визерхофф - вроде очень одаренный, обаятельный парень, хороший организатор. Но в то же время он слишком горяч и поспешен в выводах и решениях, в нем сильнее, чем в прочих иностранцах в Хоге, сказывается деление на "черное" и "белое" (или, если точнее, на "своих" и "чужих"). Не всегда может замечать происходящее, если изначально оно не представляет для него интерес (как не замечал он, что нравится Элизе, воспринимал просто как члена их компании). Шёнбрюнн - вроде более осторожный и рассудительный, достаточно хорошо может просчитывать последствия тех или иных событий, но при этом может не учитывать некоторые важные, из-за чего страдает потом и он сам, и его близкие (как, например, когда он сразу не связал Бранау, спасая от него Элизу, или не связал Снейпа в лаборатории). Он сдержан и осторожен в противовес Лотару, но в то же время довольно медлителен, ему требуется много времени на принятие важного для себя решения. Как следствие, он теряет почти-невесту (а ведь послушная и скромная Элиза вряд ли бы посмела ему отказать, если бы он сделал ей предложение раньше), а о своих чувствах к Кайнер всерьез задумывается лишь тогда, когда ту похищают. Фольквардссон - на первый взгляд, тоже рыцарь без страха и упрека. Но в то же время он не отличается гибкостью, плохо сходится с людьми и вообще большую часть проблем привык решать посредством силы. И довеском ко всему этому идет достаточно сильное чувство собственника.
Так что безгрешных персонажей здесь нет, как и не может быть в реальной жизни.
Цитата
Из последних событий еще раз хочется отметить линию Поттера и Визерхоффа - она просто замечательная, и не только из-за экшена и эффектных перемен.) Человек меняется и развивается - а за этим следить интереснее всего.
В Гарри, в отличие от Гермионы, я вижу того человека, который может меняться - в силу того, что в него мало было заложено в детстве. Его вера в авторитеты не так сильна, как у Гермионы, он может легко вбирать в себя новые и даже противоречивые знания, если те его заинтересуют, вызывают исследовательское любопытство либо могут прямо или косвенно касаться его лично (учебник Принца, "Правда и ложь Альбуса Дамблдора", слежка за Малфоем, разгром кабинета Дамблдора после гибели Сириуса и т.д.). Картина мира у Гарри неполноценна (в отличие от того же Рона), и он стремится восполнить ее. Он ищет ответы на вопросы, но получает отговорки. На какое-то время его любопытство успокаивается, но затем просыпается вновь. И Визерхофф как раз оказывается тем, кто может и готов дать ему ответ хоть на какие-то вопросы. Потому что Визерхоффу плевать на местные авторитеты, и он не ищет для себя выгоды с Поттера, как тот же Дамблдор.
ЦитатаChitatel ()
В общем, на редкость спорный и затягивающий фанф... Спасибо, triphenylphosphine! Будем ждать продолжения
Дата: Понедельник, 16.06.2014, 02:31 | Сообщение # 318
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Глава 45
В последующие дни произошло еще несколько знаковых событий и, пожалуй, о каждом из них стоит рассказать по порядку. Через неделю после Хэллоуина состоялся так называемый осенний бал, на котором присутствовали также Николаус фон Шварц, приехавший в Хогвартс с очередной инспекцией, и Амелия Боунс, отвечавшая за безопасность мероприятия. Саму же идею бала еще в середине октября невольно подала Элиза Миллер во время очередных посиделок в гостиной Хаффлпаффа.
Ретроспектива…
— Скууучно… — лениво потянул семикурсник Уэйн Хопкинс, небрежно развалившись на диване с книжкой в руках.
— Через неделю будет квиддич, — примиряюще сказала Леанна. — Эй, угощайтесь нугой! — и выставила вперед небольшой поднос с конфетами, обернутыми в белую хрустящую бумагу, на которые тут же сбежалась малышня.
— И толку? — скептически заметил Кадвалладер, разворачивая свою конфету, которую ему таки удалось урвать, пользуясь своей комплекцией и ростом. — Все равно проиграем. — Смит, конечно, не будет портить игру своими идиотскими выходками, но без такого ловца, каким был Седрик, нам все равно не выиграть…
— Светлая память Седрику Диггори! — с пафосом воскликнул Эрни Макмиллан, и в его руке тут же материализовался кубок, наполненный элем.
— Светлая память Седрику Диггори… — нестройным хором повторили все остальные, разом помрачневшие хаффлпаффцы и тоже пригубили эль из кубков.
Потянулась минута молчания…
— Не переживайте так, — сказал Герберт Флит, вратарь и новый капитан хаффлпаффской команды по квиддичу, когда положенная минута истекла. — Нам предстоит играть против Равенкло, а этот факультет всегда был самым разобщенным. Вороны абсолютно не умеют играть в команде, а наш Билл Саммерби — достойный преемник Седрика. Нам всем просто надо быть немного более уверенными в себе и не бояться идти к цели, — остальные ребята, воодушевленные его речью, согласно закивали. — За Саммерби! За Хаффлпафф!
— За Хаффлпафф! — дружно подхватили барсуки и вновь приложились к кубкам.
— Ну что, пойдемте тренироваться? — предложил Флит, спрыгнув с кресла, с азартом потирая руки. — Покажем всем, что мы честно заслуживаем победы!
Члены квиддичной команды поддержали своего капитана и сходили в комнаты за метлами, после чего окончательно покинули гостиную. Вновь воцарилась прежняя теплая, размеренная атмосфера.
— И все равно скучно, — вновь пожаловался Хопкинс.
— А у вас в школе были какие-нибудь еще развлечения, кроме квиддича? — живо поинтересовалась Сьюзен Боунс у сидевших чуть поодаль немцев, с явным скептицизмом наблюдавших за бравадой местных спортсменов.
— Развлечения?.. — Элиза призадумалась. Хотя Сьюзен задала вопрос как бы всей их группе в целом, девушка поняла, что ответа ждут именно от нее, как от “своей”, от хаффлпаффки. — У нас были танцевальные вечера для старшеклассников, разные конкурсы… рисунка, песни или поэтические… Еще нас водили на экскурсии… — сидевший слева Карл благосклонно улыбнулся, поощряя подругу рассказывать дальше, — в театр, на классические постановки, в музеи, университет и даже в Цауберканцелярию… то есть Министерство магии — чтобы мы знали, как там все устроено.
— Танцевальные вечера — это здорово, — подхватила Ханна Эббот. Другие принялись недоумевать на тему того, как многого они, оказывается, были лишены, и что все эти конкурсы и экскурсии можно было организовать и в Хогвартсе. — А у вас их часто устраивали, эти танцевальные вечера?
— Не очень, чтобы не мешало учебе, — ответил за всех Лотар. — Обычно это был Осенний бал где-нибудь в конце сентября — начале октября и Весенний бал — в конце марта — начале апреля.
Гостиная снова загудела, особенно женская ее часть, ведь бал — это отличная возможность покрасоваться в новом наряде, который больше некуда надеть, посмотреть на других, а заодно отхватить понравившегося парня.
— А что вы там танцевали? У вас выступали какие-нибудь популярные группы наподобие “Адских сестричек”? — включилась в разговор Меган Джонс.
— Нет. Нас иногда водили на некоторые выступления, как на экскурсии, — уклончиво ответил Карл. — А на вечерах мы танцевали в основном классические танцы, например, вальс, полонез, кадриль или менуэт; старинные танцы, такие как эстампи, бранли, контрадансы, куранта, гальярда, аллеманда.
Слушатели вновь глубокомысленно закивали, хотя большинству из них все эти названия не говорили ровно ничего. Однако зерно было уронено на благодатную почву: ученики не только разнесли по всей школе идею проведения бала, но и написали родителям, часть из которых либо входили в Совет Попечителей, либо имели среди своих друзей таковых, и вскоре вопрос о бале стал едва ли не первым на очередном педсовете в Хогвартсе.
Конец ретроспективы.
Как ни странно, но директор Дамблдор с радостью принял предложение разнообразить школьную светскую жизнь, очевидно, приписав предстоящему мероприятию небезызвестную магию любви, в то время как его заместительница Минерва МакГонагалл подобную затею, наоборот, осуждала, считая, что все эти танцы и прочие развлечения заметно вредят учебному процессу. Снейп был, как всегда, мрачнее тучи, не говоря о том, что подобные светские мероприятия были совершенно не в его вкусе, а Люциус Малфой позволил себе осторожно высказаться на тему предстоящих затрат. Все остальные преподаватели и попечители не имели ничего против танцевального вечера, и потому на повестке дня подняли новый вопрос: когда?
Первым снова голосовал Дамблдор, предложив ближайший Хэллоуин, чтобы совместить таким образом сразу два праздника и дать детям больше возможностей повеселиться. На этот раз запротестовала консервативно настроенная элита, мотивируя свой отказ тем, что на Самайн надлежит отдавать дань памяти предкам, а не плясать в шутовском колпаке. В газете “Наши традиции”, а также популистском “Пророке” была развернута соответствующая кампания, и вскоре директор Хогвартса был закидан гневными письмами, обвинявшими его в профанации духовных и культурных ценностей магической Британии. А некоторые авторы, пожелавшие остаться неизвестными, припомнили даже скандал с приворотными зельями, тонко намекая на растление молодежи в стенах школы, которому активно потворствует нынешний ее глава.
Победитель Гриндевальда в очередной раз попытался отшутиться в излюбленной своей манере, но было уже поздно, и на временные уступки все же пришлось пойти, тем более что он, Альбус Дамблдор, ничего от этого не потеряет. В итоге бал было решено перенести на неделю позже, так что у хогвартских модниц появилось еще немного времени для выбора нарядов и охоты за пока еще свободными кавалерами, а у деканов — для обучения своих подопечных основам светской этики и танцевального искусства.
* * *
— Лично я не одобряю эту затею с осенним балом, который, безусловно, отвлечет вас от уроков и квиддичных тренировок, — строго выговаривала профессор МакГонагалл, прохаживаясь вдоль просторного класса, где за час до ужина были собраны все ученики Гриффиндора. — Но директор Дамблдор считает иначе, и я не допущу, чтобы студенты моего факультета, потомки великого Годрика Гриффиндора, опозорились на предстоящем мероприятии, на котором также будут присутствовать иностранные гости…
Лаванда и Парвати тихонько захихикали в кулачки: похожую речь произносила их декан на аналогичном собрании три года назад, незадолго до бала в честь Тримудрого турнира. Преподавательница бросила хмурый взгляд на девушек — те сразу же смолкли и, хлопнув длинными ресницами, состроили невинные глазки, однако быстро вернули смешливые улыбки на лица, стоило деканессе пройти чуть дальше.
— Как некоторые из вас уже знают, на бал допускаются ученики, начиная с четвертого курса… — преподавательница трансфигурации не стала вдаваться в подробности и объяснять, что по старой традиции брачный возраст волшебников начинался с четырнадцати лет, — однако вы по желанию можете пригласить партнера или партнершу с младшего курса. Форма одежды — парадная, — женщина недовольно скривила губы: всем было известно, что заместительница директора, в отличие от своего начальника, предпочитает строгие, чопорные мантии темных тонов.
Далее последовала сухая и нудная лекция о том, как нужно вести себя за столом, и что на бал нужно явиться причесанными и умытыми. Опомнилась профессор лишь тогда, когда сидевший у стены Рональд Уизли прикорнул на плече у Лаванды Браун, захрапев при этом на весь класс. Естественно, декан Гриффиндора не могла стерпеть столь вопиющее неуважение к своей персоне и возгласом: “Двадцать баллов с Гриффиндора, мистер Уизли, и отработка у меня!” быстро привела незадачливого ученика в чувство. А заодно сняла десять баллов с Лаванды Браун — “за недопустимое поведение в классе”. Впрочем, профессор МакГонагалл все же успела понять, что с теорией застольного этикета явно пора заканчивать — большинство студентов сидели на стульях с откровенно скучающими, пустыми лицами и были лишь в шаге от того, чтобы следом за Рональдом Уизли угодить в объятья Морфея — и решила перейти к практике, а именно танцам, для чего школьный завхоз Филч притащил старый граммофон, работающий на магии.
— Четвертый и пятый курс, выйдите на середину! — скомандовала учительница, хлопнув в ладоши. — Так, мальчики в одну шеренгу, девочки — в другую!
Подростки со вздохом, шумно поднялись с насиженных мест и, расталкивая соучеников, стали пробираться к проходам — стулья были расставлены вдоль противоположных стен трибунами по три ряда в каждой. Особое недовольство проявляли парни, которым были совершенно неинтересны всякие танцульки, особенно в паре с девчонками.
Тот, кряхтя, наклонился и покрутил фигурную ручку внизу инструмента. Пластинка начала медленно вращаться, а из медного раструба полилась ритмичная, но не очень быстрая старинная мелодия, изрядно разбавленная шипением. Профессор поморщилась, но решила, что подобные мелочи — не помеха для истинных гриффиндорцев, и продолжила урок.
Но если девочки, вразнобой, но сделали то, что от них требовалось, то мальчики по большей части кривлялись и корчили рожи. Деканесса попыталась одернуть учеников и даже сняла для острастки баллы, но добилась лишь того, что все теперь стояли, небрежно ссутулившись, со скучающими, кислыми лицами. Да в ее бы время за такое… Однако замечание о необходимости держать спину прямо было встречено только с недовольным ропотом, но никак не с энтузиазмом.
Поняв, что ровная осанка и плавность движений — дело не двух минут, да и не учитель танцев она, в конце концов, профессор МакГонагалл решила прибегнуть к старому доброму методу и прошлась вдоль шеренг за спинами учеников, держа палочку наизготовку, и, о чудо, те вытягивались, словно по струночке.
— Еще раз, сначала, — скомандовала преподавательница. — Девочки — реверанс, мальчик — поклон...
Музыка заиграла заново, а подростки выполнили приветствие более синхронно, без лишних экивоков. Тот факт, что многие из них просто боялись удара по спине или какого-нибудь жалящего проклятия, учительница предпочла проигнорировать: формально она не нарушала никаких правил, однако Альбус уж точно не оценил бы, что она прибегла к запугиванию. В конце концов, она с самого начала была против этой дурацкой затеи с балом.
— Далее идете навстречу друг другу и берете свою пару за руку…
Вновь раздался возмущенный гул: многим не нравились доставшиеся пары, а прикосновения вызывали неприязнь. Один из юношей попытался взять девушку из соседней пары, за что сразу же получил пощечину, началась куча-мала. А шаг был правильно поставлен лишь у единиц в группе. В конце концов, деканессе удалось прекратить беспорядок, но время было безнадежно упущено — а ведь ей еще учить своих львят вальсу. Мерлин! И как их учить, если они даже с простым контрадансом справиться не могут, устраивая какой-то цирк?! Разве что показать самой — во времена ее студенчества танцам в Хогвартсе еще учили, хотя Минерва считала их бесполезной тратой времени. И кого взять в пару? Уж точно не мистера Уизли — волшебница с содроганием вспомнила репетицию трехлетней давности, когда вышеуказанный ученик оттоптал ей ноги и испачкал край мантии, и весь танец плелся за ней, вися у нее на талии.
Неожиданно взгляд учительницы зацепился за еще одну рыжую макушку, гладко причесанную, хозяин которой сидел, опустив глаза, и явно что-то читал, пока она тут мучилась.
— Мистер Уизерхоф!
— Да, мадам? — семикурсник встал прямо и посмотрел на преподавательницу нейтральным взглядом — без подобострастия, которое можно было увидеть в глазах некоторых отличников, но и без небрежения, с учетом их весьма натянутых отношений.
— Выйдите на середину класса.
— Да, мадам.
— Вы, — обратилась она к маявшимся на виду у всех четверо— и пятикурсникам, — можете садиться по местам. — Станьте напротив меня, мистер Уизерхоф.
— Одну минуту… — попросил Лотар, догадываясь, зачем его позвали, и ловко трансфигурировал мантию во фрак, чем вызвал бурю восхищения у девочек постарше.
Рыжий аристократ никогда не испытывал проблем с танцами, в некоторой степени считая себя превосходным танцором, и, тем не менее, чувствовал легкое волнение: ему никогда не доставались партнерши, намного превосходящие его возрастом, за исключением, разве что, матери. Способствовал неловкости и тот факт, что ему приходилось танцевать с учительницей, которая, к тому же, неприязненно к нему относится, однако юноша быстро поборол предательские эмоции и занял полагающуюся ему позицию.
Снова заиграла музыка, ученик и учительница приступили к танцу. Движения Лотара были плавны и безукоризненны, шаги четко выверены, так что МакГонагалл, за столько лет изрядно подрастерявшая свой навык, была вынуждена отдать ему инициативу, что очень не нравилось ей, заставляло чувствовать себя ниже. Мужская половина аудитории, за исключением немногочисленных товарищей Визерхоффа, дружно улюлюкала, считая, что танцы — занятие не для крутых пацанов. Их гул перекрывал и без того негромкое звучание пластинки, так что Лотар был вынужден не только вести “партнершу” в танце, соблюдая при этом заданный темп, но и отсчитывать про себя такты, чтобы не сбиться с ритма. Девочки же, напротив, то хихикали над некоторой неуклюжестью и угловатостью своей престарелой деканессы, то томно вздыхали, стоило появиться в их поле зрения Лотару Визерхоффу.
Наконец, контраданс закончился, и партнеры разошлись на противоположные позиции. Лотар отвесил положенный светский поклон, профессор МакГонагалл сделала неглубокий книксен, в ее свободной мантии практически незаметный, и возблагодарила Мерлина, что эти минуты, показавшиеся ей вечностью, наконец-то истекли. А ведь ей еще вальс репетировать с этим Уизерхофом. Хотя… гриффиндорка она или нет, в конце концов?
— Следующую пластинку, мистер Филч, пожалуйста, — не глядя на завхоза, скомандовала МакГонагалл, и через минуту класс огласила довольно-таки шепелявая мелодия венского вальса.
Лотар снова поклонился и протянул руку ладонью вверх, смерив деканессу выжидающим пристальным взглядом. Та все-таки сделала реверанс и подала руку партнеру. Свободной рукой Визерхофф взял ее чуть выше талии и, слегка придвинув к себе, закружил в танце. И если возмущение парней своим соучеником немного поутихло, то девчачьи восторги, напротив, разгорелись с новой силой. Он им медом намазан что ли? — так смотрят они на него, что едва слюнки не капают.
Отзвучали последние аккорды, “кавалер” и “дама” снова разошлись, и снова последняя не хотела оказывать почтение своим реверансом, но на нее уже никто не обращал внимания. Все девушки со второго по седьмой курс дружно восхищались грацией и аристократичностью Лотара Визерхоффа, который, как и в первые недели учебы, вновь стал популярен среди женского населения школы.
— Он великолепен!.. — с придыханием в голосе произнесла Лаванда Браун, покачав головой, а ее голубые глаза заблестели совершенно по-новому.
— Такой красавчик! — поддержала ее лучшая подруга Парвати Патил.
— Вы че?! Это же Уизерхоф! — громко возмутилась Джинни Уизли с таким видом, будто ее однокашницы совершили едва ли не самое страшное преступление в жизни.
— Что?! — взвился ее брат, до которого только сейчас дошло, что именно его девушка только что восхищалась поганым змеем и подлым немцем.
Лаванда в ужасе отшатнулась, едва не упав на сидевших перед ней учеников: впервые она видела своего обычно чуть глуповатого и капризного парня настолько взбешенным, впервые познала, что такое ревность Рона Уизли, однако не собиралась проникаться сочувствием к своей предшественнице, Гермионе Джейн Грейнджер, да и не имела на это времени. Рон уже схватил ее за воротник мантии своими длинными руками и подтянул к себе, когда в конфликт вмешалась МакГонагалл, снявшая с каждого по пятнадцать баллов “за драку в классе” и еще пятнадцать — с Лотара Визерхоффа, “за провокацию внутрифакультетской вражды”.
Самого рыжего аристократа за помощь в проведении мастер-класса декан Гриффиндора предсказуемо не поблагодарила, да и уроков танцев больше не устраивала, очевидно, решив, что одного показательного примера будет достаточно, однако неожиданной популярности Лотара Визерхоффа это нисколько не помешало. Девочки кучками собирались у него на пути, строя глазки, жеманно хихикая или намеренно что-нибудь роняя. Особо смелые даже пытались кокетничать или упрашивались научить танцевать — да что там, даже Лаванда Браун, которая уже должна была усвоить свой урок, тайком провожала его восхищенным и алчущим взглядом.
Естественно, будущий Мастер нумерологии и трансфигурации очень быстро начал уставать от подобного навязчивого внимания со стороны прекрасного пола, да и ошибок, как было с Грейнджер, повторять не хотелось: он чувствовал, что вряд ли сможет долго сдерживаться при таком напоре; да и некоторые девушки вели себя откровенно вызывающе, ставя его в весьма компрометирующее положение. Так что вскоре Лотар Визерхофф появился в гостиной Хаффлпаффа, как всегда, одетый с иголочки, с букетом белых лилий и красных роз, и сделал официальное приглашение Элизе Миллер, не забыв заодно восхвалить добродетели своей избранницы. Та вначале слегка смутилась, но приглашение приняла с благодарностью (ей уже давно хотелось, чтобы именно Лотар пригласил ее на бал), за что тут же была вовлечена в страстный и пылкий поцелуй. Кто-то с галерки присвистнул, но его быстро заткнули. Визерхофф наконец-то разорвал поцелуй и слегка отстранился, с любовью посмотрев на девушку, которую по-прежнему держал в своих объятьях. Элиза робко повернулась лицом к своим товарищам по факультету, и ответом ей были сдержанные аплодисменты и радостные улыбки — даже Джастин Финч-Флетчли наконец-то смог принять ее выбор и теперь радовался ее счастью вместе с другими.
Неожиданно она почувствовала, как будто обруч, который словно сдерживал ее все эти годы, ослаб, и в том, что она делала теперь, не было ничего дурного: ее никто не осудил и не посмеялся над ней. Воодушевленная этим новым для нее чувством необычайной легкости, Элиза потянулась на цыпочках и поцеловала Лотара, который ответил со всей страстью, которую мог позволить проявить при свидетелях. Фоном раздались очередные аплодисменты, а юная фрейлейн Миллер неожиданно для себя осознала, что она впервые сама поцеловала мужчину, проявила инициативу в том, что согласно всему ее строгому воспитанию, считалось для женщины предосудительным и непозволительным.
Приняв поздравления от дружелюбных и жизнерадостных барсуков, пара покинула гостиную, чтобы продолжить свидание в более подобающей для этого обстановке. Надо ли говорить, что Лотар Визерхофф, еще вчера бывший самым завидным кавалером для бала, в мгновение ока превратился в “подлого обманщика” и “лицемера”, а девицы, ранее воздыхавшие по нему, теперь смотрели на него, как на пустое место или корм для фестралов? Впрочем, Лотар не обольщался: как сын политика, члена Совета Мудрейших, он прекрасно понимал, что людская слава скоротечна, и мнение какой-нибудь Лаванды Браун или Элоизы Миджен интересовало его в самую последнюю очередь.
* * *
В общежитии Слизерина, в особенности женской его части, только и разговоров было, что о предстоящем бале. Девушки сбивались в традиционные кучки, томно вздыхали и жеманно хихикали, обсуждая своих кавалеров или будущие наряды. Пусть, на первый взгляд, это был всего лишь школьный бал, но у волшебников негусто с развлечениями в принципе, а Хогвартс, являвшийся чуть ли не единственны учебным заведением на территории магической Британии (во всяком случае, упоминания о других школах Лапиной не попадались), служил, таким образом, основным местом, где можно завести друзей, обрасти нужными связями и, как следствие, заложить фундамент своего будущего. А потому даже такой школьный вечер можно было использовать для того, чтобы продемонстрировать общественности свой статус, подобраться поближе к сыну какого-нибудь местного шишки или же заявить о своих матримониальных намерениях. Многие змейки были уже помолвлены или имели предварительные договоренности о браке, а потому волей-неволей должны были идти на бал со своими сужеными, как бы это ни было неприятно некоторым. Те же, кто был пока свободен, выбирали пару среди оставшихся. Юноши чинно раскланивались перед понравившимися девушками и с возвышенным смирением просили (но некоторые и властно требовали) оказать честь пойти с ними на бал. Девушки, особенно имевшие выбор, с кем пойти, жеманничали и кокетничали, вовсю наслаждаясь своим триумфом. Впрочем, среди представительниц прекрасного пола находились и такие, кто брали инициативу в свои руки и сами приглашали понравившихся парней либо как-нибудь подставляли последних, выбивая тем самым желанное приглашение. Чтобы в Слизерине — да не сделали гадость, утверждаясь за счет ближнего своего… Впрочем, до великого белобородого гроссмейстера им пока, как пешком до Луны… Особенно усердствовали девочки с младших курсов, для которых приглашение кого-либо из старших было единственной возможностью попасть на бал. И заодно похвастаться перед подружками, что ей оказывает внимание старшеклассник.
Однако Анну Лапину, лежавшую у себя в спальне и читавшую учебник по трансфигурации, все эти треволнения почти не беспокоили. Она уже давно вышла из того возраста, когда хочется попасть на бал и встретить принца на белом коне, танцевать не умела, платья у нее не было, так что ответ очевиден, не правда ли? В общей части спальни другие слизеринки громко обсуждали наряды — судя по всему, кто-то хвастался примеркой. В конце концов, любопытство пересилило, и, отложив учебник, Лапина вышла из своего отсека и пристроилась за одной из толстых романских колонн. К моде, как способу привлечь к себе внимание, похвастаться перед парнем или подружками и, тем более, как к смыслу жизни, она относилась безразлично и кое-где даже с антипатией, но как к явлению в искусстве… это совсем другое дело.
Как выяснилось, Миллисент Буллстроуд демонстрировала всем кружевную мантию, которую из дома прислала мать. Но Миллисент сама по себе была толстой, а белый цвет, особенно в сочетании со множеством оборок и рюш, полнит еще больше, так что девушка, и без того выглядящая старше своих лет, напоминала теперь гигантский свадебный торт. Одноклассницы смотрели на нее — кто с презрением, а кто со снисхождением — и отпускали полные сарказма, лицемерные замечания в стиле “Ты выглядишь просто… изумительно!” или “В таком наряде… ты точно не останешься незамеченной”. Буллстроуд растерянно хлопала глазами, топчась на низеньком табурете перед трельяжем, и, очевидно, не могла понять, то ли ей говорят правду, то ли издеваются. Неужели сама не видит, что эта мантия ей не идет? В любом случае, это уже дело Буллстроуд, в чем идти на этот дурацкий бал. Анна уже собиралась вернуться к себе, как ее заметила Дафна Гринграсс.
— О, а вот и Кайнер пришла приобщиться к прекрасному… — снисходительно протянула она.
— И, может быть, кто-нибудь даже расщедрится для нее на обрезок ткани или старую нижнюю юбку, — глумливо добавила Пэнси Паркинсон и мерзко захихикала, подавая знак остальным. — Не по адресу, Паркинсон. Обратись к Уизли, — словно обрубая каждое предложение, холодно ответила Кайнер, заставив едва начавшиеся смешки смолкнуть.
Дафна Гринграсс улыбнулась уголками губ и едва заметно кивнула, показывая, что столь остроумный ответ ей пришелся по вкусу. Пусть кровь у Кайнер плохая, но мозги определенно на месте.
— А что вы можете сказать по поводу бального наряда мисс Буллстроуд? — жеманно поинтересовалась Дафна, изображая светское общение.
— Ну, если вам действительно интересно мое мнение… — ответила Лапина с таким выражением лица, как если бы оказывала огромную услугу Гринграсс, только разговаривая с ней, — то я считаю, что мисс Буллстроуд не следует идти в этом на бал.
Дафна вновь кивнула — удовлетворенно и снисходительно одновременно — и Буллстроуд, видимо, получив какой-то знак для себя, неуклюже слезла с табуретки, вызвав очередную порцию смешков со стороны Эшли и Паркинсон. “Шоу” закончилось, и можно было расходиться. Лапина пожалела даже, что вообще выползла из своей клети и влезла во все это, как уловила благодарный взгляд Миллисент, которая тоже спешила к себе.
Не прошло и получаса, как в дверь постучали, и Анна, не вставая с кровати, спросила:
— Кто?
— Это я, Буллстроуд. С Чертиком, — послышалось из-за стены.
Лапина вздохнула и, в очередной раз прервав чтение нудного параграфа по трансфигурации, открыла дверь — из-за кровной защиты, наложенной ею же на свою клеть, она всегда должна была делать это сама. Да и заходили к ней все равно редко.
— Я пришла сказать “Спасибо”, — выпалила Миллисент, едва протиснувшись в небольшую комнатку, отделенную от остальных тонкими каменными стенами. — Просто понимаешь…
Кайнер предложила ей стул у туалетного столика, которым все равно почти никогда не пользовалась, а сама села обратно на кровать.
— Понимаешь… Это мантия моей бабушки, из шелка акромантулов, очень дорогая. И мама хотела, чтобы я ее надела на бал. Она считает, то я в ней очень похожа на бабушку… — сидевший на руках у хозяйки кот согласно мяукнул.
Понятно, с одной стороны, стремление угодить родителям, с другой — боязнь предстать в нелепом виде перед одноклассниками.
— Я не видела и вряд ли увижу твою бабушку… — уклончиво ответила Кайнер, — но тебе ее мантия точно не подходит. Тебе нужно что-нибудь темное и без этих… как их? — вопросительно посмотрела на потолок, изобразив волнистые движения пальцами вдоль линии декольте.
— Оборок? — подсказала нужное слово Буллстроуд.
— Да, без оборок, — согласно кивнула Лапина.
— Я маме и написала, что меня все засмеют в таком. Конечно, это мантия моей бабушки, а не тот позор, в котором был Уизли на Святочном балу, но сейчас такое уже не носят. А мама все равно прислала эту мантию и написала в ответ, что никто ничего не скажет. Вот я и решила спросить других девушек, что они думают об этом наряде. Они смотрят на меня, говорят, и я не могу понять, то ли они правду говорят, и моя мама права, то ли смеются надо мной…
— Буллстроуд, ты учишься здесь седьмой год и до сих пор наивно веришь в то, что эти змеи, особенно Паркинсон, не воспользуются случаем, чтобы уколоть или унизить? — скептически поинтересовалась Лапина. — Тебе с таким… с твоим простым восприятием и верой в людей надо было в Хаффлпафф идти.
— Шляпа мне то же самое говорила, — простодушно поделилась Миллисент, погладив своего кота, — тем более в Хаффлпаффе ценится одно очень важное для нас, чистокровных, качество — верность. Но в Хаффлпаффе слишком много магглокровок, а мои родители не могли этого допустить. А с Драко, Винсом, Грегом и прочими я была знакома еще до Хогвартса…
— И как же твои родители смотрят на то, что ты общаешься с… магглокровкой? — прямо спросила Анна.
— А они не знают! — победоносно сверкнула глазами Миллисент. — Ведь я не обязана говорить, если они не спрашивают. Ты все равно уедешь в Германию, когда закончится учебный год, и мы после этого вряд ли увидимся. Так что общение с тобой для моей семьи не значит ровно ничего, — прямо объяснила она.
— Понятно… — мрачно ответила Кайнер, отведя взгляд: последние несколько лет она сама тоже так делала, сознательно не посвящая маму и бабушку в некоторые мелкие подробности своей жизни: лишние нравоучения и дотошные расспросы, переходящие в споры и конфликты, ей были ни к чему. И, разумеется, она старалась избегать ситуаций, которые могли бы повлиять на нее таким образом, чтобы эти изменения нельзя было скрыть или откатить назад, пусть и с потерей времени.
Повисло неловкое молчание. Буллстроуд, видимо, и вправду хотела просто лично поблагодарить ее и не планировала распространяться о своей жизни. Лапина же не знала, что можно еще сказать, ибо общих тем для разговора у них можно было пересчитать по пальцам одной руки, а школьные сплетни (на которые всегда можно перевести беседу, когда нечего сказать) ее не интересовали.
— Ты хотела что-то еще, Буллстроуд? — прямо поинтересовалась Анна, взяв в руки учебник.
— Ну… ты же рисуешь… — издалека начала Миллисент. — Вот я и подумала, а не могла бы ты нарисоваться мне фасон, который бы мне подошел? А родителям я напишу, что примеряла мантию в гостиной, и меня все засмеяли. Ведь это будет почти правда, — добавила она, подавшись вперед.
Лапина обреченно вздохнула.
— Хорошо. Только отпусти своего кота и стань прямо перед зеркалом. Пожалуйста. И расцепи руки…
Анна принялась за работу. Детально не прорисовывала — сейчас это не нужно — но основные черты лица и формы тела наметила. По ним она будет ориентироваться, чтобы нарисовать предстоящий наряд. Впрочем, уже сейчас она хорошо видит, что не просто подойдет Буллстроуд, но и превратит недостатки ее фигуры в достоинства…
Дата: Понедельник, 16.06.2014, 02:52 | Сообщение # 319
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
— Смотри, — объясняла она полчаса спустя, показывая набросок, — мантия должна быть темного цвета и длинная, с небольшим шлейфом — так она будет зрительно стройнить тебя. Оттенок от темно бордового до темно-баклажанного, холодные цвета тебе не пойдут. Ткань… я в них не очень хорошо разбираюсь, но она определенно не должна блестеть, так что шелк исключается. Прическа… та, что у тебя сейчас, она хороша для учебы и вообще повседневных занятий, но не для бала. Тебе стоит собрать волосы сверху — так ты станешь зрительно выше и, опять же, стройнее. Далее, декольте не должно быть слишком глубоким или, наоборот, отсутствовать вовсе. И никаких корсетов, — Миллисент облегченно вздохнула. — Вместо него будешь использовать широкий пояс более светлого оттенка — чуть выше талии, как в эпоху Бидермейера. Это тоже зрительно удлинит твою фигуру. На шею наденешь какое-нибудь ожерелье — подойдут как темные, так и светлые камни, главное, чтобы не холодных оттенков, и не крупные. Ожерелье должно подчеркнуть твой вкус и изысканность наряда. Рукава — как в раннесредневековых платьях — до середины плеча обхватывают руку, дальше падают свободно и расширяются. Тебе бы очень пошло их заострить. На бедра и дальше вниз мантия тоже должна падать уже свободно, но ни в коем случае не облегать. Вот, вроде бы все… — Лапина позволила себя вздохнуть с облегчением.
— Большое спасибо! — горячо поблагодарила Миллисент, взяв лист бумаги с нарисованными набросками. — Знаешь, если у тебя не получится с зельями, ты всегда можешь открыть ателье, — добавила она таким тоном, как если бы показала своей магглорожденной однокласснице нереально важную и супер-эффективную возможность для самореализации, и, дав напоследок погладить своего кота, ушла восвояси.
Анна скептически хмыкнула и принялась собирать учебники и конспекты — трансфигурацию она так и не выучила. Как будто, если у нее не будет связей, открыть ателье (а ведь это надо будет, как минимум, арендовать подходящее помещение, закупить оборудование, нанять персонал, подготовить экспозицию — и откуда она это все возьмет деньги?) ей окажется проще, нежели устроиться в аптеку или зельеварню. Тем более, что шить она не умеет и никогда не интересовалась этим, а организатор из нее просто аховый.
Девушка уже почти пересекла дортуар, как выход ей преградили сестры Гринграсс, явно не намеренные пропустить ее так просто, без разговора.
— Гринграсс? — скептически поинтересовалась Лапина, чуть наклонив голову на бок.
Формально это должно было звучать как нейтральное приветствие, служащее к началу разговора, но получилось больше как: “Чего тебе надо?” Гринграсс не могла не уловить грубости или неприязни в интонациях одноклассницы — это уж кто как увидит — но, как истинная аристократка, предпочла не метать бисер перед свиньями, а сделать вид, что ничего не заметила, сразу перейдя к делу.
— Слышала, ты посоветовала Буллстроуд новый фасон. Пожалуй, это действительно будет лучше той безейной мешанины кружев, что ей прислали из дома, — заметила Дафна с видом эксперта, высоко запрокинув голову.
Впрочем, последнее, догадывалась Анна, было вызвано не только гордостью, но и корсетом, который не позволял дышать иначе.
— Это оказалось не очень сложно, — уже спокойно ответила Кайнер, разведя руками.
— Сделать из коровы Миллисент леди — это надо постараться, — уже с долей уважения произнесла Гринграсс, кивнув своей хорошо поставленной головкой. — И я подумала, нам с Асторией могли бы пригодиться твои услуги…
— Я делаю работу потому, что сама выбираю ее делать, а не потому, что кто-то великодушно мне ее предлагает, — резко ответила Кайнер, заставив обеих аристократок отойти назад. Под таких нельзя прогибаться — стоит уступить один раз, и все будут думать, что тебя можно использовать постоянно. — А сейчас, мисс Гринграсс, — “учительским” тоном произнесла Лапина, — если вам больше нечего мне сказать, я прошу вас не отнимать больше мое время.
Дафна машинально кивнула, отступив вместе с сестрой в сторону, и Кайнер покинула общие спальни — в гостиной ее ждал уже Шёнбрюнн. Разговор с сестрами Гринграсс, вернее, старшей из них, вылетел из головы, стоило переключиться на подготовку к урокам, обсуждение предстоящих курсовых проектов и прочие повседневные дела. Правда, парни, казалось, весь день, да и предыдущие, как-то странно, оценивающе на нее посматривали, но Лапина не могла найти этому адекватное объяснение. Не на бал же ее хотят пригласить! Даже она понимает, что ей нечего делать в приличном обществе, то есть, на светском приеме. Иными словами, встретить Асторию Гринграсс, нервно мнущуюся за колонной у входа в ее клеть, Лапина никак не ожидала, а потому первым ее вопросом было прямое: “А что ты здесь делаешь?”, без всяких приветствий. Грубость заставила Асторию отшатнуться — все-таки до выдержки своей старшей сестры, “ледяной королевы Слизерина”, ей еще идти и идти — но не отступить. Надо поговорить? Хорошо, идем в гостиную — там есть подходящий уголок с диванами за книжным шкафом. Доверять сестрам Гринграсс у Лапиной не было причин, хотя младшая не была такой заносчивой и не обдавала всех вокруг себя ледяным презрением, как старшая, но и вести приватный разговор в коридоре тоже было неловко и не к месту — в противном случае Астория подошла бы к ней раньше.
— Итак, о чем ты хотела поговорить, Гринграсс? — напомнила Кайнер.
— Миллисент показала нам твои наброски, и я хотела сказать, что у тебя хорошо получается придумывать наряды, — ответила Астория совершенно искренне, не пытаясь вплести в свои слова скрытое снисхождение или оскорбление. — Дафна… ей на самом деле понравилось — я видела. Просто она…
— Ледяная королева Слизерина? — подсказала Анна.
— Да. Она привыкла — у нас по-другому нельзя, — произнесла Астория уже другим, более твердым голосом: понятно, и сестру защищает, и привычные устои.
Лапина хмыкнула.
— Некоторые привычки мешают жить… — философски заметила она, не относя свои слова ни к кому конкретно. — Но ты пока не назвала основной цели данного разговора, — и вновь смерила собеседницу уставшим тяжелым взглядом, как бы говорящим: “И что вы от меня еще хотите?..”
— Вот, я принесла несколько журналов… — девушка выложила на стол три тонких издания, которые до этого держала в руках, и наугад раскрыла каждое из них. — Все-таки посмотреть и выбрать что-нибудь подходящее будет быстрее, чем нарисовать с самого начала…
Лапина устало вздохнула — ругаться и спорить ей было уже лень, тем более что лично Астория ей пока никаких гадостей не успела сделать — и придвинула журналы к себе. Небрежно пролистала несколько страниц в каждом из них, попутно отмечая глазом некоторые особенности костюмов, которые носили волшебники в Британии, по крайней мере, элита. Экстравагантно и старомодно, смесь ранней готики и викторианства, но по-своему интересно и гармонично. И выглядело намного лучше того, что носили современные волшебники прогрессивных убеждений, пытавшиеся подражать маггловской культуре. Преобладающим элементом гардероба предсказуемо являлась мантия в разных вариациях, в женских костюмах часто приталенная. Наряды с ее использованием смотрелись роскошно и изысканно, но… уже на зрелой женщине, а не девушке 15-17 лет. Тут нужно что-нибудь более легкое и воздушное, чтобы подчеркнуть молодость и красоту, а не положение в обществе.
Астория согласно закивала. По ее словам, отдельной моды для детей и подростков в магическом мире не существовало — а зачем, если они все равно вырастут? Ранние помолвки и браки, особенно практикуемые в старых семьях, также способствовали тому, что юные волшебники и волшебницы с ранних лет привыкали “соответствовать статусу”, а не беспечно наслаждаться жизнью (впрочем, к некоторым экземплярам это не относилось). Таким образом, детская и подростковая одежда у магов всего лишь являлась уменьшенной копией взрослой с небольшими отличиями. Анна спросила Асторию, какие мантии они с сестрой себе выбрали бы из того, что предлагают — та указала пару картинок.
— Неплохо, — резюмировала Лапина, — но… — задумалась, — этот наряд хорошо смотрелся бы на волшебнице… колдунье, физическая оболочка которой воплощает ее силу… — попыталась объяснить она, видя непонимающее лицо Астории.
Длинная приталенная мантия с треугольным вырезом и широкими воронкообразными рукавами, перехваченная низким корсетом на талии, идеально подошла бы Сесилии Фольквардссон или… Беллатрисе Лестранж, но не рафинированным жеманным аристократкам, как сестры Гринграсс.
— Вы — светские красавицы, и одежда у вас должна быть соответствующей. Так что я предложила бы что-нибудь из моды конца XIX века. Например, вот это…
Кайнер снова взяла лист бумаги и карандаш и набросала силуэт, на первый взгляд, простого, расширяющегося к низу платья с неглубоким декольте и короткими рукавами, затем добавила корсет под грудью.
— Вот, что-то такое, — пояснила она. — Вы — сестры, поэтому вам можно прийти в одинаковых платьях. Вам хорошо пойдут различные оттенки голубого, но не слишком яркие и насыщенные. Ткани должны выглядеть богато, могут быть блестящими или с узорами…
Астория вновь согласно кивнула: ярко-синий хорошо бы смотрелся только с рыжими волосами, а это Уизли. Бе-е-е… А силуэт ей понравился — фигура у нее уже хорошо прорисовалась, так что есть шанс, что ее заметят на фоне старшей сестры, по праву считающейся одной из самых красивых девушек в школе.
— Только у нас не принято с голыми руками ходить, — сразу предупредила младшая Гринграсс, хотя ее замечание больше походило на каприз.
— Для этого придумали перчатки. У магглов, знаешь ли, до двадцатых годов это тоже считалось неприличным, — тоном “это же очевидно” возразила Лапина. — Но сюда длинные не пойдут. Так что я предложила бы такие, до локтя. И без пальцев. И еще… — пририсовала кусок струящейся ткани позади платья. — Накидка. Иллюзион. Такие вроде тоже были модны в то время. Делается из легкой прозрачной ткани, переливчатой либо с блестками — я думаю, у вас таких хватает. И еще… вот здесь крепится к левой перчатке — при танце должно произвести красивый эффект.
— Да… — мечтательно произнесла Астория, посмотрев в потолок.
— А чтобы было интереснее, сбоку… лучше тоже с левого… приподнимаем платье и закрепляем на уровне колен. Можно внутрь вшить специальные ленты, чтобы с их помощью регулировать уровень подъема. И отсюда будет выглядывать нижняя юбка. Смотри, она должна быть светлого оттенка, если платье будет темным, и наоборот. Корсет, кстати, обязательно советую сделать темным. Если платье будет блестящим, нижнюю юбку тоже стоит сшить из темной ткани. Аналогично и с узорами, чтобы не выглядело ни слишком скучно, ни слишком аляповато.
Младшая Гринграсс внимательно осмотрела набросок, покивала, не выражая, однако похвалу — словно ни на что другое она и не рассчитывала.
— А украшения? — спросила она капризным требовательным голоском, но сразу же стушевалась под презрительным взглядом собеседницы.
— Я бы предложила жемчужное ожерелье, можно в два ряда, — сказала Лапина и для профилактики еще раз строго посмотрела на малолетнюю капризную аристократку. — Серьги тоже жемчужные, небольшие — вы еще молодые, и уши пожалеть вам тоже стоит. На голову… я думаю, прически в стиле нео-рококо вы себе представляете… — Астория деловито кивнула. — Только не слишком сложные и высокие, и чтобы несколько длинных локонов обязательно падали на плечи. Еще раз повторяю: вы еще совсем молодые, вам ни к чему выглядеть, как светские львицы, которые только этими приемами живут. Украшения… заметные, но не слишком броские и громоздкие. Я думаю, сюда лучше подойдут жемчужные нити или… вот такие маленькие звездочки-заколки из серебра, с маленькими бриллиантами. Такие носила одна известная австрийская императрица…
Младшая Гринграсс взяла лист в руку, глянула на набросок головы, затем потрогала свою собственную, пока ничем не примечательную обычную школьную прическу. Довольно улыбнулась.
— Знаешь, Кайнер, с тобой приятно иметь дело, — сказала Астория с уважением, не скрывая, однако, собственного превосходства. — Сама-то придумала, в чем пойдешь? Не думаю, что твои запросы сильно ударят Шёнбрюнна по карману.
Вопрос Гринграсс оказался для Анны полной неожиданностью, что полностью отразилось на ее лице.
— Зря время тянешь, иначе тебе просто не успеют сшить. Брать готовые… для тебя это, конечно, неунизительно… — девочка картинно сморщила свой симпатичный носик, показывая, как она относится к покупке одежды, сшитой не на заказ. — Но к тому времени может просто не остаться ничего, как ты говоришь, подходящего.
— Мне… не нужно… — Лапиной было неприятно откровенничать и оправдываться перед капризной и надменной аристократкой, которая была моложе ее на десять лет, но она не видела иного способа прекратить эти вопросы и увещевания.
— Неужели ты хочешь сказать, что пойдешь на бал вот в этом? — Астория окинула презрительным взглядом ее школьную мантию. — Хотя… в любом случае, это будет лучше, чем тот позор, в котором был Уизли на балу в честь Тремудрого турнира. Или… — голос девочки приобрел игривые, заговорщические нотки, — Шёнбрюнн уже достал для тебя наряд?
— Я… не пойду на бал, — глухо произнесла Лапина, чувствуя, как сердце уходит куда-то вниз.
— Ты хочешь сказать, ты отказала Шёнбрюнну?! — не то удивилась, не то возмутилась Гринграсс.
— Я не отказывала Шёнбрюнну. Я просто не пойду на бал. Ты знаешь, почему… — устало ответила Кайнер.
— Не знаю, что ты там себе навыдумывала, Кайнер, вот только после того, что он для тебя сделал, ты не можешь его так подставить, — менторским тоном произнесла Астория. — Или ты думаешь, что с Шёнбрюнном согласится пойти кто-то из наших после того, как он предпочел всем тебя, магглокровку?!
— Мы поговорим с ним по этому поводу, — холодно отрезала Кайнер, показывая, что беседа окончена.
Слова младшей Гринграсс не шли из головы. Последнее время она не задумывалась о том, чем рискует Карл, оказывая ей столь явное покровительство, и какие это может иметь последствия. И вдвойне неприятно было осознавать, что и права выбора у нее в итоге не оказалось: она должна идти на бал, потому что должна, и это только самое начало!.. Приятный налет романтичности в ее отношениях с Карлом мгновенно слетел, уступив место обреченности и беспросветности. А в голову забралась крамольная мысль: а, может, ну его, это покровительство? Пока не поздно, и можно откатить назад. И тут же девушка поправила себя: как она выживет тогда в этом враждебном для нее мире? Не к Дамблдору же пойдет. Как ни крути, но чтобы прожить хотя бы до конца учебного года и устроиться на работу по специальности, ей нужно было это покровительство, нужны были хоть небольшие начальные вложения. На душе стало гадко: рассуждать о Карле в меркантильном ключе оказалось весьма неприятно, будто вымазываешь грязью. Но пойти на бал, даже школьный — это не просто отстояться в сторонке в течение нужного времени. А вести себя на подобных мероприятиях она умеет с грацией коровы: достаточно было вспомнить какие-нибудь праздники у родственников или студенческие вечеринки, где она обязательно или говорила что-нибудь невпопад, не то и не так, совершенно не умела веселиться и вообще испытывала приступы депрессии, которые предсказуемо вызывали нарекания окружающих. Выходит, она подставляет Карла хоть так, хоть эдак: в одном случае ставит в неловкое положение, оставляя без пары; в другом случае ставит в еще более неловкое положение, позоря своим неподобающим поведением на балу. Гадость!.. Карл, Карл, зачем ты меня взял к себе?..
Обещанный Астории разговор состоялся уже на следующий день, когда Шёнбрюнну, наконец, удалось улучить момент, чтобы поговорить с ней с глазу на глаз.
— Я хотел бы, чтобы вы оказали мне честь пойти со мной на бал… — говорил Карл прямо, оставив светские расшаркивания где-то позади, но нарочито медленно, словно боясь сказать лишнее слово. — Вы согласны? — и взял ее маленькие, сжатые в кулачки руки в свои.
Он не скрывал, какой хотел бы получить в ответ, но его тон не был требовательным, как если бы он оставлял последнее слово и право выбора за девушкой.
— Я… я должна согласиться… — обреченно выдохнула Лапина, отвернувшись.
— Должны согласиться? — переспросил Карл.
К вывертам сознания Кайнер он не то, что бы привык, но знал, что их следует ожидать, и главное, когда Кайнер начинает обращать негатив на себя, как сейчас (а быть обязанной она не любит), нужно сразу выяснить причину, почему она так делает, каким бы бредом это ни казалось со стороны.
— Я… — Анна повернулась лицом к окну, откуда открывался вид на унылый осенний пейзаж, — вы оказываете мне покровительство в ущерб своей репутации, и никто из благородных девиц не захотел бы пойти после этого с вами, тем более, после моего отказа…
— Меня не нужно жалеть… — жестко возразил Шёнбрюнн, но Кайнер продолжила, словно не слышала его:
— А еще я совершенно не умею вести себя на балах, не знаю, чего можно, а чего нельзя говорить, — повернулась к нему лицом, — не умею танцевать, а только порчу всем настроение, потому что на таких мероприятиях мне часто бывает грустно…
Шёнбрюнн досчитал до десяти и обреченно вздохнул. Он, конечно, и раньше замечал у Кайнер отсутствие всякого энтузиазма по поводу бала, какой обычно бывает у лиц женского пола, но не думал, что все настолько запущено.
— Я с радостью обучу вас танцам, — сказал он, наконец, выдав ободряющую улыбку и снова взяв девушку за руку, — и тому, как вести светскую беседу. Хотя здесь есть одно простое правило, которое вы уже знаете: говорите меньше и желательно только тогда, когда обращаются непосредственно к вам. И старайтесь не высказывать своего мнения напрямую, — Анна кивнула, показывая, что приняла совет к сведению. — А теперь скажите, пожалуйста, что заставляет вас грустить на праздниках? Мне бы не хотелось, чтобы моя дама пожалела о своем согласии, — и вновь обворожительно улыбнулся, а внутри терзали сомнения: а согласилась бы она, если б не считала себя обязанной?
— Иногда мне просто становится скучно, например, на днях рождения у родственников… — призналась Лапина, и в тоне ее появились неприязненные нотки. — Просто мне неинтересно сидеть за столом и слушать их разговоры, самовосхваления и прочее, особенно тосты на полчаса, — девушка скривилась. — И там нет никаких интересных занятий для меня, а если бы я брала что-нибудь с собой, это восприняли бы как неуважение. А если взять какие-нибудь мероприятия, где присутствовали бы мои друзья… — Анна высвободила руку и вновь отвернулась — то ли потому, что считала эту тему более личной, нежели родственников, то ли потому, что не стала бы рассказывать об этой части своей прошлой жизни вообще, но теперь считала должной себя. — Просто понимаете, Карл… есть лишь небольшое количество людей, с которыми я бы хотела общаться, но они… не сильно хотели общаться со мной, даже если приглашали на свои вечеринки… то есть, я не была желанным собеседником, и от этого становилось обидно… — казалось, девушка с трудом сдерживает горечь, подступившую к горлу.
— И вы сделали какие-нибудь выводы для себя? Поняли, почему так происходило? Попытались что-нибудь исправить? — поинтересовался Шёнбрюнн.
— Наверное, поняла, да, — отрешенно сказала Лапина, позволив Карлу взять себя за плечи, — но было уже поздно исправлять что-либо. — Я поняла примерно, чего не стоит делать или говорить и как говорить, но совершенно не представляла, что, наоборот, нужно делать, чтобы наладить и, главное, сохранить дружеские отношения. И потом, как я уже сказала, было просто поздно. То есть, я хотела сказать, что все это относится к тому времени, когда я училась в университете…
— И у вас не было повода поддерживать связь с вашими однокурсниками, после того, как вы разъехались по окончании университета, и от ваших хм… “друзей” инициатива тоже не исходила — я верно понимаю? — продолжил за нее Карл. — Но вы разве не пытались спросить совета у старших, например?
— Пыталась, — Кайнер снова вздохнула, — но, по мнению моей мамы, это было очевидно, как надо общаться правильно; либо она говорила противоречащие друг другу вещи… — тряхнула головой, в голосе послышалась досада. — И так всю жизнь: все очевидно всем, кроме меня, — с горечью добавила она, — так что жизненного опыта у меня, несмотря на возраст… — и снова покачала головой, отстранившись.
В тот же день ее пытался пригласить на бал Фольквардссон, только предложил для разговора не пустой малопосещаемый коридор, а один из тихих уголков гостиной Равенкло. В отличие от немца, швед явно не предполагал отказа (и даже вручил зимнюю розу с красно-желтыми прожилками), а потому был весьма неприятно удивлен, узнав, что даму его сердца уже пригласил соперник.
— Я до последнего надеялся, что вы — не та девушка, которую легко обольстить, — сказал он, не скрывая разочарования в голосе.
— Я не собиралась идти на бал вообще, но Карл слишком многое поставил на кон ради меня, — ответила она в отчаянии: такого Фольквардссона она боялась, — и я не знаю, что бы я делала, если бы вы оба учились в Слизерине…
Ассбьорн криво улыбнулся неловкой, но в то же время очевидной шутке.
— Но почему вы не подумали обо мне? С кем я пойду на бал? — с пафосом произнес он, напоминая отвергнутого паладина, страдающего от неразделенной любви. — Или вы наивно полагали, что кто-то сможет заменить мне вас? — и, взяв Анну за руки, притянул к себе, и посмотрел в глаза, в которых из-под слоя страха и обреченности пробивалась страсть. — Я ведь знаю, какой вы можете быть… — и под его властным взглядом Анна моментально почувствовала себя раздетой.
— К сожалению, я не могу пойти на бал с вами обоими, — ответила Кайнер, кое-как сбросив наваждение, — так что, почему бы вам не пригласить, например, Лавгуд? Я знаю, вы ей частично покровительствуете у себя на факультете, и вы бы хорошо смотрелись вместе. Если, конечно, ее нормально одеть и причесать.
И представила картину: оба блондины, оба бледные и в одежде каких-нибудь холодных тонов — действительно весьма гармонично, прямо маги Севера.
— Лавгуд… — Фольквардссон задумался, — интересная и своеобразная личность. Но если я ее приглашу, моя репутация сурового дурмстранговца будет разрушена, — Ассбьорн улыбался, но глаза его смотрели серьезно, как никогда, так что было непонятно, шутит он или говорит правду. — И, к тому же, ходят слухи, что якобы ее собирается пригласить Лонгботтом с Гриффиндора, — добавил он наиболее “весомый” аргумент.
— А как же ваша сестра Сесилия? Мне в ее возрасте хотелось побывать на балу, почувствовать себя принцессой в красивом платье, и чтобы меня пригласил… — Лапина оборвала себя на полуслове, решив, что не стоит лишний раз вспоминать при Фольквардссоне “других мальчиков”. Конечно, он понимает, что, с учетом ее лет, при маггловском воспитании, она не могла не иметь никаких отношений вообще, и “первая любовь” у нее уже давно была — но не сейчас, когда он только что получил отказ и то лишь потому, что опоздал.
— О, я не безумец, чтобы приводить свою сестру в логово к белобородому пауку, — и снова не было понятно, где здесь пафос, а где реальный страх за родную кровь и благополучие рода.
— А теперь, послушай меня, Ассбьорн, послушай меня, как женщину! — Лапина отстранилась и повысила голос, но руки не высвободила. — Сесилии всего пятнадцать лет, ей хочется развлечений, хочется нравиться — не кому-то конкретно, а просто нравиться. А она у тебя сидит взаперти, и неизвестно, предоставится ли ей еще такая возможность до замужества или после. Ты можешь сколь угодно восхищаться ее чувством долга, хозяйственностью и житейской мудростью не по годам. Мною тоже родственники восхищались в юности — послушная, отличница и все такое. Почти как Грейнджер, — Лапина фыркнула, — и ею, родители, наверное, тоже восхищаются, но я не об этом. А теперь посмотри, кто я сейчас! Замкнутая в себе и на себя, боящаяся ответственности, не умеющая общаться с людьми, не имеющая тяготения к родственникам и не желающая выходить замуж! Да, семья — это важно, но ей нужно уметь общаться и вне семьи и не только с людьми своего круга. Учиться этому, пока не поздно. А я надеюсь, Ассбьорн, ты хочешь, чтобы твоя сестра была уважаема и любима в той семье, куда она выйдет замуж — и чтобы она умела строить отношения в новом коллективе, а не просто была “верной служанкой” своему мужу! — с презрением добавила она.
— Послушай, Ассбьорн, — Лапина немного успокоилась и посмотрела в глаза собеседнику — искренне, снизу вверх, но без подобострастия. — Мне не принципиально, с кем из вас, идти на бал, если я все равно не могу не идти. Но Карлу мое согласие сейчас важнее, чем тебе — ему еще год с этими змеями жить. Но если бы вы поменялись местами, я бы то же самое сделала для тебя… — и уже сама сжала руки Ассбьорна, и тут же почувствовала, как ее обняли в ответ.
Началась подготовка к балу, не самое приятное и интересное занятие. Ассбьорн получил разрешение у декана, чтобы привести на бал несовершеннолетнюю сестру, находящуюся на домашнем обучении. Он же взял на себя обеспечение нарядами — Лапина догадывалась, что это будет что-нибудь… средневековое. Карл занялся этикетом и танцами и подключил к этому делу Визерхоффа и Миллер. Последняя, как поняла Анна, была, скорее, для моральной поддержки — ведь она тоже через все это проходила, только в более юном возрасте, когда ошибки простительнее, психика гибче, а взгляд на мир — проще. На себя же Лапина взяла музыку — благо, у нее на ноутбуке была относительно большая подборка как аутентичных, так и псевдосредневековых композиций. Стол сервировали полным набором (комната-по-требованию и не такое могла выдать), но выучить, какой вилкой что есть и с какого конца начинать, было еще не самое сложное — при регулярной практике это усвоится со временем, хотя, наверное, не так легко и быстро, как в детстве. Гораздо сложнее было держать слегка натянутую улыбку, научиться правильно выбирать тему и подходящее время для разговора. В большинстве случаев это, как ни банально, погода, текущие дела, здоровье. И отвечать надо по возможности кратно — вы не обязаны отчитываться собеседнику о всех аспектах своей жизни по полной программе — но и не односложно, чтобы не подумали, будто вы не уважаете собеседника и просто отмахиваетесь от него. В конце концов, светская беседа — это просто дань вежливости и способ убить время, чтобы не было скучно, а заодно собрать свежие слухи и завести полезное знакомство.
Скука — отдельная проблема для всех участников разговора, в особенности для Кайнер, которую придется все время занимать танцами или беседой: долго слушать чужие разговоры она не сможет — выдохнется и снова начнет чувствовать себя ущербной и ненужной. Конечно, Анна общалась в основном внутри их небольшого немецкого анклава, поэтому таких трудностей не должно возникнуть — если их, конечно, не рассадят за разные столы, где придется вести беседу и налаживать отношения уже с новыми людьми. Отдельно девушку просветили по поводу некоторых особенностей жизни маггловской и магической Германии, чтобы вдруг не вышел конфуз — а то мало ли что спросят. Да и приобщаться к новой жизни и новым бытовым и культурным реалиям постепенно придется, если она намеревается и дальше остаться с ними. А выбора-то особо и не было — во всяком случае, если выбирать из “хорошего”.
Отдельную проблему представляли танцы. Нет, условиться, что Анна будет по очереди танцевать то с Карлом, то с Ассбьорном, было как раз относительно просто — чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Но вот движения… они у Кайнер были слишком скованны, неуклюжи и угловаты, что как-то не вязалось с ее навыками в боевой магии: нет, изящество там было третьестепенной характеристикой (если вы, конечно, не хотите впечатлить публику), но ловкость и быстрота реакции решали многое. И если бы Кайнер была бы на самом деле такой неуклюжей, как показывала себя в танцах, ее уже давно бы убили. Лотар рассказывал про Лонгботтома — парень он упрямый и решительный, но при этом немного неповоротливый и весьма неуклюжий — так заклинания получаются у него через раз, а о беспалочковой магии он даже не мечтает. Значит, дело снова в каких-то предубеждениях Кайнер, которые надо разыскать и, по возможности исправить.
Карл стал наблюдать: старинные танцы, где кавалер и дама просто находились рядом и двигались по фигурам из шагов, Анна выполняла не то, что бы безукоризненно, но, по крайней мере, очень старалась. Но стоило перейти на близкую позицию, как в вальсе или отдельных фрагментах вольты и гальярды, как девушка сразу начинала тушеваться и изображать из себя бревно, которое партнер непонятно зачем волочит за собой. Как выяснилось, Анна боится… боится, что ее сочтут развратницей, если она не будет скрывать своих чувств и эмоций во время танца, потому что со стороны девушки проявлять инициативу неприлично, и потому она поставила что-то вроде блока. Физического, а не ментального, что выявлялось в неуклюжести и скованности движений. Пришлось попросить всех на время выйти из комнаты.
— Теперь, когда мы одни, я надеюсь, вы не будете стесняться, — говорил Карл, пока Анна выбирала на своем ноутбуке подходящую мелодию, — и сможете раскрыть свой потенциал…
Нельзя сказать, чтобы Кайнер стала танцевать сильно лучше — просто не хватало опыта и навыков, но вот сам образ… Ее движения стали плавными, но в то же время порывистыми и страстными — то же отражал и огонь в ее нефритово-зеленых глазах. Вокруг закружились огненные искры — Кайнер теряла самоконтроль и одновременно стремилась перетянуть роль ведущего в танце на себя. Все это напоминало какую-то фантасмагоричную прелюдию к чему-то еще более безумному и интимному, так что Карл даже не удивился, когда они, уже уставшие и изрядно запыхавшиеся, упали в конце на заботливо предоставленный комнатой толстый матрац, обитый алым бархатом. Ее грудь соблазнительно вздымалась под казавшейся тесной рубашкой, чуть приоткрытые губы, не менее жадно хватающие воздух, словно просили поцелуя, а ножка, та, что ближе к нему, так кокетливо подобрана под себя, так что Карлу пришлось приложить все силы, чтобы сдержаться. Самое поганое в этой ситуации было то, что Анна, похоже, нисколько не возражала, если бы он воспользовался ее готовностью и открытостью в данный момент, но при этом обязательно пожалела бы о случившемся, причем очень сильно — уже на следующий день или раньше.
— *Aquamenti!* — облил разгоряченную, но уже начавшую приходить в себя девушку водой, для ускорения процесса.
Кайнер поблагодарила и предсказуемо устыдилась того, что устраивала тут всего несколько минут назад. Нет, не так — устыдилась того, что она для него источником искушения, роковой женщиной и всем в таком стиле. Опять эти религиозные заморочки! Элиза, помнится, боялась раньше взять его за руку сама и стеснялась, когда он предлагал ей свою — как же, неприлично! А вдруг кто-то увидит? А вдруг подумают что-то неправильное? В старых семьях волшебников детей с раннего возраста учат или, по крайней мере, должны учить самоконтролю и ответственности, прививая мысль о том, что это нужно, в первую очередь, самому юному магу — он ведь не хочет навредить себе, а заодно и окружающим или нечаянно подвести свою семью? Да, определенные правила приличия в обществе, безусловно, должны существовать, но страх перед общественным мнением, наказанием в этой или будущей жизни — это самые последние аргументы, которые стоит применять. Так что нечего удивляться, что общество простецов так быстро развратилось, стоило ослабеть общественной морали и влиянию Церкви.
Как только Анна окончательно пришла в себя и привела в порядок, Шёнбрюнн разрешил остальным членам немецкой группы вернуться обратно на репетицию. Анне же было предложено использовать вместо физического блока ментальный — она кивнула, и собравшиеся юноши и девушки вновь приступили к танцам. Стало заметно лучше. Кайнер сосредоточилась на правильности движений, но вот легкости и естественности в них как не бывало. Все ее тело было напряжено — это было заметно и по ее бесстрастному, но, в то же время сосредоточенному лицу, и при физических контактах. Конечно! Ведь такие сильные ментальные блоки она ставит, когда идет, например, на очередную беседу с многоуважаемым директором или сопротивляется легилименции, ментальному внушению. Подсознание запомнило сопутствующие ощущения и, как следствие, психическая реакция переросла в физиологическую. Психосоматика…
Значит, ментальный блок, во всяком случае, полный, тоже не годится — он не собирается танцевать на балу с механической куклой. В конце концов, Шёнбрюнн предложил изменить эмоционально-ассоциативное восприятие танца, вкладывать свою душу, свои эмоции не в отношение к партнеру, но в сам процесс; воспринимать его исключительно как объект искусства, где главные цели — эстетика, красота и профессионализм. Поначалу Анне трудно было изменить привычным стереотипам, но постепенно она справлялась — сказывалась и ее привычка доводить начатое рано или поздно до конца, и любовь к искусству, и стремление, если не быть лучшей во всем, то достигать определенного уровня. Даже ее боевой стиль стал более изящным и женственным, что ли… но от этого не менее опасным и эффективным. Во всяком случае, Лотар уже попался пару раз на ее удочку с танцами при волшебной палочке.
Несмотря на весь бардак, творящийся в Хогвартсе, Карл уже не жалел, что согласился на этот эксперимент. Он просто жил и наслаждался жизнью. И он прекрасно понимал, кто виноват в этих произошедших с ним изменениях, но не собирался что-либо менять. Ему нравилось проводить время с Кайнер, нравилось узнавать ее настоящую, несмотря на не самый простой ее характер — и даже по ночам он начал ощущать странную пустоту оттого, что просто не может обнять ее и прижать к себе, как тогда, когда они делили однажды узкий диванчик в гостиной Слизерина.
* * *
А за несколько дней до бала один примечательный случай произошел у гриффов. Как обычно, за завтраком, Большой Зал наполнился сотнями сов, которые приносили своим хозяевам газеты, письма и гостинцы из дома. Лапина отложила нож и вилку — ей самой, конечно, никто не писал, но посторонние шумы и мельтешение перед глазами изрядно ее отвлекали. Да и есть в такой обстановке, когда куча птиц вокруг недовольно ухает и машет крыльями, а подростки спешно обмениваются новостями или даже просто отвязывают посылки от лап крылатых почтальонов, было как-то… неудобно. Притом, что питомцы змеек вели себя в основном довольно воспитанно: не роняли письма в тарелки и не устраивали бардак за столом в попытке урвать себе чего-нибудь повкуснее, а садились на спинки стульев или на руки к своим хозяевам. Последние, как правило, не имели привычки читать за едой (хотя броские заголовки в прессе все же иногда просматривали), а о том, чтобы вскрывать при всех почту из дома, не было и речи — и дело здесь было не только в уважении к своему и чужому личному пространству.
Дата: Понедельник, 16.06.2014, 02:54 | Сообщение # 320
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 25.02.2011
Сообщений:400
Совсем иное творилось за столом Гриффиндора, и усилий одного Визерхоффа здесь явно не хватало, чтобы искоренить дурной пример, подаваемый обоими старостами Уизли. И кого еще после этого зовут свиньями? Всему Хогвартсу было известно, что Уизли бедны, и на всю семью у них была только одна сова, с которой родители передавали письма двум младшим детям, учащимся в Хогвартсе, а также небезызвестному Гарри Поттеру, который в их компании был уже почти как “свой”. Естественно, письма сразу же коллективно прочитывались прямо за завтраком, и слышали их все сидящие рядом независимо от своего желания. А потому серая сипуха, спикировавшая к рыжей старосте львов, привлекла к последней внимание едва ли не половины трапезничающих. Рыжая с требующим выражением лица обратилась к Поттеру, и тот передал ей что-то мелкое, судя по всему деньги, после чего сова, наконец, улетела. Уизли тем временем, отвернувшись ото всех остальных, принялась читать письмо, и лицо ее хмурилось с каждой прочитанной строчкой. Брат попытался вырвать у нее пергамент и прочесть сам — уж больно любопытство заело — но только получил по рукам, в самом прямом смысле.
— ГАРРИ ДЖЕЙМС ПОТТЕР! — Лапина дернулась от гневного визгливого окрика, и не она одна. Джинни Уизли, злая и раскрасневшаяся, уже грозно возвышалась над гриффиндорским столом, уперев руки в бока, и для довершения образа ей не хватало лишь кружевного передника да скалки в руках. — Как это понимать, что я не могу получить свое новое платье к балу, потому что, видите ли, я не могу оплатить покупку из твоего сейфа?! КАК ЭТО ПОНИМАТЬ?!
Повисла гробовая тишина. И преподаватели, и студенты невольно обратили свои взгляды к столу львиного факультета и на Гарри Поттера в частности. Последний неожиданно потерял дар речи и только широко открыл рот, куда так и не успел отправить очередную порцию своего обычного завтрака, состоявшего из овсянки и яичницы с беконом. Щелкнул фотоаппаратом белый кучерявый мальчишка — тоже с Гриффиндора. Раздались редкие, нестройные смешки, которых, однако, с каждой секундой становилось все больше, пока приступ безудержного, глупого смеха “за компанию” не захватил весь зал, в то время как Поттер, по лицу которого пошли красные пятна, нервно озирался по сторонам.
Очевидно, директору Дамблдору, любившему и поощрявшему всякие экстравагантные шуточки и социальные эксперименты в жанре RPG, а также его заместителю Минерве МакГонагалл, и по совместительству декану Гриффиндора, благоговевшей перед своим кумиром, потребовалось слишком много времени, чтобы осознать, что подобному беспорядку все-таки не место в лучшей школе чародейства и волшебства. Снейп, в этот раз присутствовавший на завтраке, позволил себе злорадную ухмылку, ничуть не красившую его обычно хмурое и вечно недовольное лицо — его-то змейки, за исключением отдельных индивидуумов, не позволили себе опуститься до обыкновенного стада баранов. Остальные учителя тоже не выглядели радостными и с явным осуждением взирали на творящийся в зале бардак, но не спешили его прекращать — то ли не имели на это соответствующих полномочий, то ли считали, что это не их дело, ведь начали все не их студенты. В итоге, когда все уже отсмеялись, Дамблдор привлек к себе внимание традиционным постукиванием ложки по кубку и громко возвестил, что нехорошо смеяться над бедой другого человека, после чего потребовал, чтобы все ученики немедленно заканчивали завтрак и шли на уроки. А Поттеру и обоим Уизли (впрочем, за ними увязалась и Грейнджер) было велено явиться в кабинет к великому светлому…
Содержание беседы Санта-Клауса со своим Избранным и его свитой так и осталось неизвестным широкой общественности, однако в Золотом Квартете, или что у них там, определенно произошел разлад. Поттер и оба Уизли взаимно дулись друг на друга и даже сидели отдельно на последующих уроках и трапезах. Грейнджер все время пыталась втолковать что-то Поттеру — возможно, пойти и помириться — но тот выслушивал ее увещевания с хмурым видом, а потом и вовсе пересел к Лонгботтому. В новой компании мальчика-со-шрамом с распростертыми объятьями не приняли, но и против его общества, очевидно, не возражали, так что все время до ужина Поттер провел в компании Лонгботтома, Томаса и Финнигана, а также еще нескольких незнакомых гриффов. И даже вполне мирно общался с Визерхоффом и другими иностранными студентами, хотя напряженность и недоверие в разговоре ощущались очень сильно.
Вечером, после ужина, Дамблдор опять вызвал к себе Поттера и обоих Уизли, а на следующий день стены Большого Зала едва не сотряслись от чересчур громкого и визгливого голоса, которым обладала мать рыжего семейства и который так старательно вкладывала в свой новый вопиллер…
— ГАРРИ ПОТТЕР! Как ты посмел закрыть Джинни, ТВОЕЙ НЕВЕСТЕ, доступ в твой сейф?! И это после всего, что мы для тебя сделали?! Что мы тебя любили, как родного сына! И это твоя благодарность?! Ты даже не подумал о Джинни, как ты заставляешь ее страдать, лишая возможности пойти на бал в новом платье! Вот что, Я РАЗОЧАРОВАНА В ТЕБЕ, ГАРРИ ПОТТЕР! И если ты хочешь заслужить наше прощение, если ты действительно любишь Джинни, ты должен немедленно исправиться и сделать ее счастливой! ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ!
Гриффы в очередной раз заржали, брат и сестра Уизли победоносно улыбались, а сам Поттер, по лицу которого пошли красные пятна, ошарашенно смотрел на то место, где только что взорвался вопиллер. Дети и подростки часто бывают очень жестоки, чтобы там ни говорили некоторые доброхоты, а несчастье или глупая ситуация, в которую попал их товарищ, часто бывает лишь поводом для злорадства и самоутверждения. Недалеко ушел от детишек и Снейп. МакГонагалл, как всегда, чопорная, сидела, поджав губы — по слухам, вопиллеры были не таким уж редким явлением на ее факультете. И только Дамблдор, за обе щеки уплетавший какое-то взбитое суфле, с благостной улыбкой взирал на творившееся безобразие.
Поттер, будто опомнившись, нервно осмотрелся по сторонам и резко встал с места, опрокинув при этом стул, чем вызвал очередной взрыв смеха. Следом за ним повскакивали остальные гриффы, видимо, ожидавшие продолжение шоу. И, естественно, подобным поводом, чтобы в очередной раз подгадить местному избранному, не мог не воспользоваться Драко Малфой, вследствие своей избалованности постоянно страдавший от недостатка внимания.
— Знаешь, Поттер, я всегда считал тебя придурком… — манерно растягивая слова, произнес слизеринский блондин, преградив дорогу мальчику-который-выжил. Следом за ним стали Забини, Паркинсон, а также Крэбб и Гойл, весьма напоминавшие своими габаритами вышибал, — но… — Малфой задумчиво приложил палец к губам, — возможно, ты не так уж безнадежен…
— Отвали, Малфой, — грубо отрезал Поттер и завернул в сторону, надеясь обойти слизеринцев, однако те не торопились его пропускать.
— Впрочем, это уже неважно… — снисходительно добавил Малфой, заметив, как его школьного врага нагоняет толпа грязнокровок и предателей крови. — Привыкай к роли зятя, Поттер! И, может быть, Темному Лорду даже не придется тебя убивать! — и позволил себе злобную ухмылку, которая, однако, совершенно не красила его надменное, заостренное к подбородку лицо.
“Свита” слизеринского принца оказалась не столь сдержанной и ответила на “шутку” своего “господина” глумливым смехом, который, однако, был быстро подхвачен учениками других факультетов, в том числе и Гриффиндора. Поттер, словно зажатый между Сциллой и Харибдой, бросал на окруживших его сокурсников отчаянные взгляды, будто вопрошая: “И ты, Брут?” Учителя во главе с директором, как всегда, предпочитали делать вид, что не происходит ничего серьезного, что требовало бы их вмешательства.
— Малфой, если ты остановился здесь исключительно для того, чтобы позубоскалить, то тебя ждут проблемы… — послышался смелый и властный голос с легким акцентом: к месту событий подошел Лотар Визерхофф, и его “свита” оказалась более многочисленная, нежели Малфоевская. — И, кстати, Поттер имеет право вызвать тебя на дуэль за подобное оскорбление, — небрежно добавил немец, окинув блондина настолько презрительным взглядом, как если бы представил на его месте лужу, оставшуюся после той самой дуэли. — Не стой на проходе, Забини, — и, грубо отодвинув мулата, прошел к выходу.
Следом за ним потянулись Лонгботтом, Брок, Норриш и прочие. Быстро сообразив, что это его шанс, Поттер вклинился в небольшую, но разнородную группу товарищей по факультету и, уже оказавшись в коридоре, бросил короткое “Спасибо” и побежал прочь. А строгий голос профессора МакГонагалл, дополнительно усиленный “Sonorus”, объявил о том, что Гриффиндор в очередной раз лишился двадцати баллов. Надо ли говорить, что виновным снова назначили Лотара Визерхоффа?
В последующие дни Поттер также старался держаться обособленно от своих приставучих друзей, в чем ему наверняка помогала его зачарованная карта, а при встрече разговаривал резко и грубо, на повышенных тонах. И пацана можно было понять: с такими “друзьями” и врагов не надо. А враги у Поттера были — и это если не считать небезызвестного Темного Лорда, восседающего на троне в одном мрачном готичном замке и, слава Богу, не спешащего пока нападать на Хогвартс.
Каждый день, нередко по два раза, гриффиндорца вызывал к себе в кабинет директор, где наверняка отпаивал своим любимым индийским чаем с Веритасерумом или еще какой гадостью и пичкал не менее любимыми лимонными дольками. Поттер ходил озлобленный и мрачный, под глазами залегли темные круги, кажущиеся особенно большими из-за очков-велосипедов — видимо, пытался сопротивляться зельям и внушениям доброго дедули. И зачастил в Больничное крыло, хотя явно ничего не ломал себе в последнее время, ведь любимыми лекарствами школьной медсестры мадам Помфри были полный покой и никаких посетителей, и, была б ее воля, каждого пациента даже с самыми простыми недугами она держала бы, как минимум, по неделе.
В конце концов, рыжий, то есть, Уизли не выдержал и обвинил Поттера в том, что “истинным и верным друзьям тот предпочел поганого змея Уизерхофа”, после чего громко объявил на весь Большой Зал, что “этот поганый Уизерхоф — шпион Того-кого-нельзя-называть”. Это была бомба. Все тут же, кто с испугом, кто с недоумением, а кто просто с удивлением уставились на Лотара Визерхоффа, в мгновение ока потерявшего аппетит. МакГонагалл строго, с осуждением посмотрела на рыжего аристократа, словно намеревалась в очередной раз снять с него баллы, Спраут качала головой, и только Дамблдор продолжал безмятежно улыбаться и поглощать очередное сладкое блюдо. Надо ли говорить, что Лотар оказался в крайне невыгодном для себя положении? Он не мог не отреагировать, ибо была задета его личная честь и, как следствие, честь его рода, но любое его слово в защиту себя выглядело бы не больше, чем самооправдание и попытка отбиться от ответственности за собственные дела. Однако затянувшаяся пауза дала Поттеру время на раздумья, и он сказал:
— Сириуса Блэка все тоже считали главным сторонником Волдеморта, — негромкий, но преисполненный упрека голос мальчика-который-выжил эхом разносился по Большому залу, погруженному в тишину, — но он оказался невиновен. Однако ему никто не обеспечил справедливого суда, который получили даже Лестранжи, и даже не посмотрели, что у него нет Темной Метки. И ты, Рональд Уизли, обвиняя Уизерхофа, поступаешь ничем не лучше тех людей, что заставили моего крестного безвинно гнить в Азкабане…
Зал снова потонул в тишине. Было слышно, как кто-то, сидящий неподалеку, задержал дыхание, а кто-то, наоборот, шумно выдохнул, или как кто-то переложил приборы за соседним столом. А сидевший за гриффиндорским столом Лотар Визерхофф, слегка подался вперед и, скосив взгляд в сторону Поттера, едва заметно кивнул, выражая свою благодарность.
— Но… — теперь очередь оправдываться настала для Рона Уизли, — но Дамблдор сказал…
Выглядел рыжий лентяй уже не так уверенно, как прежде, и, судя по его растерянному виду, выложил на стол последние карты. Вышеупомянутый директор Хогвартса резко нахмурился, прищурив свои мерцающие голубые глаза, которые излучали уже отнюдь не доброту и радушие, и метнул гневный взгляд в адрес Уизли. Рыжик мгновенно залился краской и поспешил сесть, дабы несильно выделяться на фоне остальных учеников.
— Мистер Поттер, мистер Уизли, мистер Визерхофф, пятьдесят баллов с Гриффиндора! — властно произнес директор Хогвартса, являя собой не того чудаковатого весельчака, к которому у магов привыкли все взрослые и дети, но поистине сильнейшего мага, спорить с которым мог бы рискнуть только полный идиот, лишенный всякого инстинкта самосохранения. — Все ученики, немедленно заканчивайте ужин и идите к себе в общежития! Мистер Поттер, пройдите ко мне в кабинет.
“Мистер Поттер” — не “Гарри” и “не мальчик мой”… что-то определенно не заладилось в Датском, то есть, Британском королевстве, раз Дамблдор перестал сюсюкать со своим Избранным и перешел к более жестким методам. Визерхофф не особо распространялся о своей тайной дружбе с Поттером, и его никто не донимал расспросами или советами — пока это было только его личное дело, которое, судя по всему, продвигалось не без успехов, раз мальчик-со-шрамом не только перестал доверять своему прежнему кумиру, но и решил сменить лагерь.
В Слизерине насчет Поттера больше злорадствовали. Одни считали, что “птичка далеко не улетит из клетки”, и Дамблдор рано или поздно вернет мальчишку под свой контроль. Другие не верили, что Поттер сам по себе сможет противопоставить что-либо Дамблдору и Темному Лорду вместе взятым: Визерхофф все равно уедет в конце учебного года в Германию, а Поттер, совершенно не умеющий вести дела рода и управлять (не у Уизли же ему учиться), просто не удержит созданную ранее коалицию. Тем более, ресурсов у шрамоголового толком и нет: тупоголовый папашка, вступивший в Орден Жареной Курицы, отказался от места в Попечительском Совете и отдал свой голос в Визенгамоте Дамблдору, да и магия, по слухам, не признала его главой рода, так что и его мальчишке надеяться не на что. И лишь немногие позволяли себе осторожно замечать, что Поттера не стоит недооценивать, несмотря на его кажущуюся ограниченность, ибо в истории хватает примеров, когда мелкие, на первый взгляд, личности в конечном итоге вели за собой толпы народа, устраивали войны, революции и гражданские перевороты. И не начинал ли свою политическую карьеру Дамблдор при аналогичных начальных условиях? А потому кто знает, насколько Поттер, неожиданно взявший самостоятельный курс, поломает в дальнейшем игру двух великих гроссмейстеров?
Лапина же, хотя и испытывала к Поттеру нечто вроде сочувствия или сострадания — у самой были когда-то одноклассники, готовые “заклеймить” врагом и подвергнуть бойкоту неугодного человека, да и что такое чай у Дамблдора, она знала не понаслышке — предпочитала малодушно молчать и не вмешиваться в разговоры однокашников, в особенности, когда Малфой в очередной раз заводил волынку “о придурке Поттере”. И дело было не только в том, что мнение какой-то магглокровки местную элиту не интересует, или что она подставит таким образом Карла Шёнбрюнна, который своим покровительством поручился за нее перед чистокровным сообществом: прежде всего, ей самой не хотелось оправдываться или отчитываться перед местной золотой молодежью, а чего это она, слизеринка, вдруг заступается за “шрамоголового идиота Поттера”, а она не сомневалась — такие вопросы будут. Хотя, по здравом размышлении, именно такое поведение, этакую политику невмешательства в социально-политическую жизнь школы, наверное, и можно было назвать самым умным: ей еще придется как-то жить и приспосабливаться после Хогвартса, а потому в ее же интересах допускать как можно меньше ошибок и создать себе репутацию пусть излишне осторожного и пассивного, но при этом надежного и неболтливого человека.
* * *
В сам день бала Хогвартс наводнили авроры, прибыла Амелия Боунс, начальник Департамента магического правопорядка, а после — и глава Отдела образования Николаус фон Шварц со своими людьми. Скандал о приворотных зельях не прошел даром для репутации школы и ее директора, который вдруг оказался далеко не всесилен перед лицом нового Совета Попечителей. Вмешался министр Скримжер, который, получив ноту из немецкой Цауберканцелярии, брызжа слюной и потрясая той самой бумажкой, по-аврорски прямо и грубо обвинил верховного чародея Визенгамота и победителя Гриндевальда в том, что тот совершенно не заботится о репутации магической Британии на международной политической арене.
В прессе появились сообщения о том, что Хогвартс и раньше не был таким безопасным, как это пытался представить общественности директор Дамблдор. На свет вылезли слухи о якобы населявших школу монстрах, в том числе василиске и оборотне, и что только благодаря чуду никто из учеников не умер. Припомнили директору и несчастный случай на уроке по уходу за магическими животными, в результате которого пострадал сын одного из попечителей. Только на этот раз господа попечители накинулись с упреками и обвинениями не на несчастного лесника и неразумную животину, след которой все равно пропал, а на директора школы, который назначил преподавателем этого самого лесника, не только не имеющего даже аттестат СОВ, но и уже давно лишенного права колдовать. Вытащили шустрые акулы пера на поверхность и тот факт, что директор в течение всего учебного года не мог распознать проникшего в школу Пожирателя Смерти под оборотным зельем, притворяющегося ни много ни мало самим Аластором Грюмом, старым другом вышеупомянутого директора. Далее был сделан вывод, что именно эта халатность и полное отсутствие бдительности, о которой постоянно напоминал старый аврор, привели в итоге к гибели одного из участников Тримудрого турнира, и, может быть, победителю Гриндевальда уже давно пора уйти на покой, уступив дорогу более молодым и энергичным колдунам.
Дамблдор же мог только внутренне скрежетать зубами и продолжал восседать с постной миной на своем троноподобном стуле, изображая из себя эдакого мученика, которого совершенно незаслуженно обвинили во всех мыслимых и немыслимых грехах. Даже если вся эта шумиха в газетах действительно была организована не без помощи Шварца, как, возможно, думал директор, то у него пока не было доказательств. Запрет на свободу слова и печати в мгновение ока уничтожил бы репутацию сладкого дедули, “друга физкультурников и пионеров”, а выступление с обличительными речами в адрес “обидчиков” и оправдательными для себя только уверили бы общественность в правоте клеветников.
Прибывшие перед завтраком авроры потребовали в срочном порядке задержать трапезу, чтобы проверить кушанья на предмет посторонних добавок, и результаты оказались далеко не утешительными. Домовики предсказуемо молчали, уставившись в пол и свесив уши, и лопотали что-то невнятное себе под нос, так что единственное, что удалось узнать стражам порядка, это для кого приблизительно предназначались зелья. Так, слизеринцам, нескольким равенкловцам, а также немецким преподавателям, которых бравые школяры по-прежнему надеялись вытравить из Хогвартса, должны были достаться зелья для появления прыщей и перекрашивания волос в красный цвет, слабительное и зелье помутнения рассудка. Яды полагались какой-то безродной девице со Слизерина. Среди гриффиндорцев и части хаффлпаффцев должны были разойтись слабые дозы зелий доверия, привязанности и снижения внимания. И, естественно, не обошлось без вездесущей Амортенции и более слабых приворотных зелий.
Амелия Боунс явилась с соответствующим донесением к директору Дамблдору, но тот, как всегда, отговорился, что ничего не знает, что доступ в замок открыт и чужим домовикам, которые обслуживают своих высокородных юных хозяев, и он, Альбус Дамблдор, к сожалению, ничего не может сделать, ибо против Устава, написанного самими Основателями, не пойдешь, и вообще детям надо шалить и веселиться. Читать нотации о недопустимости подобного отношения к учебе и воспитанию подрастающего поколения Верховному чародею Визенгамота было бесполезно, и мадам Боунс была вынуждена уйти ни с чем. Не смог добиться большего и министр Скримжер, прибывший в Хогвартс сразу, как только получил соответствующее сообщение от главы Департамента магического правопорядка. Никаких улик, прямо или косвенно указывающих на причастность директора к наличию зелий, обнаруженных в ученических завтраках, найти не удалось, домовики снова молчали, словно набрав в рот воды, и наиболее смелые прямо заявляли, что они принадлежат Хогвартсу, а не министру. Повторное перетряхивание кабинета директора вновь не дало результатов, а найденные в личных вещах учеников те самые шуточные и приворотные зелья или мелкие условно-опасные предметы вроде тех же кусачих тарелок били исключительно по самим ученикам и их родителям, а также старостам факультетов, но никак не по деканам и директору. Ведь руководство школы уважает право на личное пространство и свободу выбора для своих подопечных, ведь ни учителя, ни директор не могут запретить подросткам покупать запрещенные для проноса в школу предметы, а самим торговцам подобным товаром — наживаться на шалостях юных покупателей.
В результате у каждого выхода из замка, ведущих соответственно к Темному лесу, в совятню и на квиддичное поле с теплицами, поставили по дежурному аврору. Хотя всеобщий поход в Хогсмид (за исключением первых двух курсов) состоялся в прошлую субботу, сразу после Хэллоуина, ученикам не было запрещено устраивать тренировки по квиддичу, отправлять письма и получать посылки из дома или откуда-нибудь еще. Хагрид и Спраут также имели обыкновение устраивать отработки на свежем воздухе — даром, что первый проживал у границы Запретного леса, который, несмотря на название, во все времена привлекал наиболее отчаянных и любопытных школяров. Большой Зал закрыли, пока профессора Флитвик, Стюрке и Хостнер устанавливали дополнительные защитные чары — пусть это и не гарантировало полную безопасность, но, по крайней мере, никто не сможет пронести опасные зелья или артефакты на праздник. Главный вход и прилегающий к нему двор, обнесенный по периметру крытыми готическими портиками, также закрыли для доступа учеников — по слухам, там готовили сад наподобие того, что был на Святочном балу в честь Тримудрого турнира. Для пущей острастки в вестибюле поставили еще пару дежурных авроров, которые должны были гонять не в меру любопытных шутников, а для трапез открыли небольшой и весьма скромно обставленный зал неподалеку — там же должны были ужинать те из учеников, кто не мог попасть на бал в силу возраста и отсутствия связей, то есть, студенты с первого по третий курс.
Филч торжествовал — ведь что может сделать старый сквиб против толпы колдунов-недоростков, которые все равно придумают, как протащить в школу какую-нибудь гадость? Конечно, у него был артефакт, определяющий сильные яды и проклятые артефакты, вот только малолетние гаденыши тоже не лыком шиты, да и артефакт-детектор заметно потерял в чувствительности после многих лет использования. Теперь же дежурные авроры проверяли всех учеников, заходящих в замок, и все посылки на предмет запрещенных зелий и артефактов, так что детки, уже успевшие получить свои заказы из “Всевозможных волшебных вредилок умников Уизли”, вскоре были вынуждены распрощаться со всякими канареечными помадками, батончиками “Пуд-язык”, кусачими тарелками или очередным приворотным зельем, замаскированными под духи. Незадачливых нарушителей отправляли к деканам, у которых хватало немало своих забот помимо чтения однотипных нотаций и снятия баллов с собственного факультета, и потому провинившихся учеников быстро переправляли на отработки все к тому же Филчу или другим преподавателям, не занятым подготовкой к балу. А мадам Боунс, ухмыляясь, принимала отчеты от своих подчиненных — паре юных дельцов из одного небезызвестного рыжеволосого семейства не помешает напомнить, что они перешли черту.
Но постоянная бдительность, как известно, имеет и свои издержки. Большинство людей, работавших в Аврорате, были простыми волшебниками, без традиций, и даже если слышали о них, то считали не более чем очередным средневековым пережитком. Несмотря на кажущиеся высокими требования к поступающим в Аврорат, последние имели весьма скудные представления о магии и, подобно простым обывателям, относили к темному и, следовательно, опасному колдовству все, что выходило за пределы учебных программ Хогвартса и Академии авроров. А потому было немного удивительного в том, что авроры задержали у западного входа Ассбьорна Фольквардссона с Равенкло, вернувшегося в замок вместе с младшей сестрой Сесилией, которая должна была стать его парой на предстоящем балу. О разрешении для сестры Ассбьорн озаботился заранее, а потому имел при себе документ, уже подписанный деканом, который достаточно хорошо относился к бывшему дурмстранговцу. Будь на месте авроров чиновник из Министерства, разрешения декана и принадлежности к соответствующему дому Хогвартса, возможно, оказалось бы вполне достаточно, чтобы пройти в замок. Но бдительные стражи порядка, очевидно, сочли, что одной бумажки будет мало, и проверили подростков сканирующим артефактом, который, естественно, выявил “темные предметы” — а родовые артефакты, и даже просто украшения, зачарованные соответствующим образом, именно к таким и относились. Ведь родовая магия со всеми ее подмножествами тайн, заклинаний и ритуалов, недоступная и опасная для любого, кто не принадлежит роду, как раз и являлась вершиной Темных Искусств, не Dark Arts, но Artes Obscurae (1). А последние для большинства обывателей, которым для жизни вполне хватало простых бытовых чар и фокусов, а также авроров являлись как раз тем самым непонятным и зловещим пережитком средневековья, самостоятельным и неподконтрольным элементом системы, от которого надо немедленно избавляться или, в крайнем случае, держаться подальше.
Лапина сидела на каменной балюстраде в тени опоясывающей двор галереи и молча наблюдала. До вечера было еще достаточно времени, и многие ученики, особенно младшие, несмотря на прохладную погоду, высыпали в немногочисленные внутренние дворы — единственные места школы, где можно было бы побыть на воздухе, не рискуя при этом нарваться на принудительную “беседу” с аврорами, которые на случай подозрений, вероятно, имели приказ в стиле “держать и не пущать”. А слизеринцы и вовсе не рисковали лишний раз покидать подземелья, которые считали своей полноправной вотчиной и едва ли не единственным местом, где не приходилось терпеть подозрительно-обвиняющие взгляды местных стражей порядка, и которым тем более было, что скрывать, от закона.
Дежурили авроры не у самих дверей, ведущих в Западное крыло замка, где, как известно, располагались библиотека и общежитие Равенкло, а у выхода с крытого деревянного моста, который примыкал непосредственно к площадке перед входом в замок — как раз на тот случай, если кто-нибудь захочет притащить какую-нибудь гадость из Темного леса или успел нелегально сбежать в Хогсмид до прибытия сил правопорядка. Благодаря широким и при этом совершенно не застекленным стрельчатым окнам двор хорошо просматривался со всех сторон, и для девушки вскоре стало очевидно, что у ее друга возникли проблемы. Возможно, если бы конфликт касался только его самого, он бы еще смог как-то выкрутиться, но в дело, как можно было сделать вывод из взглядов и жестов участников диалога, была вовлечена еще и Сесилия, так что с Ассбьорна, при его воинственном характере и несколько нетривиальных понятиях о том, “что такое хорошо и что такое плохо”, сталось бы вызвать аврора на дуэль — вступиться за честь сестры и все такое. А этого ни в коем случае нельзя допустить — хотя бы потому, что Санта-Клаус только и ждет удобного повода, чтобы засадить парня в тюрьму, и обнаружение, вероятно, проклятого предмета вкупе с сопротивлением при задержании и досмотре вполне могли такой повод дать. А если вспомнить еще так и нераскрытое покушение на Голдстейна…
Секунды ушли на взвешивание всех данных и принятие решения. Вмешиваться было бессмысленно и опасно для себя самой: во-первых, Ассбьорн не стал бы ее слушать чисто из мужской гордости и потому что, безусловно, считал правым себя; во-вторых, Анне не было слышно с ее места, о чем именно говорили аврор и Фольквардссон, и имел ли конфликт между ними иной источник помимо обнаружения у первого “темных”, то есть, родовых артефактов; и в-третьих, Лапиной не следовало самой светиться перед местными властями, особенно если учесть пристальный интерес к ней некоторых лиц. Сесилия тоже вряд ли сможет остановить брата. Но если вообще ничего не делать и просто сидеть, сложа руки, то просто спор сейчас быстро перерастет в конфликт и последующий арест — со стражами порядка шутки плохи. А, значит, надо найти кого-то, кто обладает относительным влиянием на Ассбьорна, но при этом мог бы поддержать его в конфликте и убедить стражников отступиться. В голове сам собой всплыл образ профессора Флитвика — Фольквардссон его уважает и точно послушает, и прецедент с покушением на Голдстейна, когда декан Равенкло смог заступиться за своего подопечного и перед директором, и перед силами правопорядка, также говорил в его пользу.
Так, книжку в сумку, на себя — заклятие для отвода глаз, пробраться мимо праздно толпившихся во дворе зевак — и вперед! Хогвартс не был замком в прямом смысле этого слова и состоял фактически из нескольких корпусов и башен, соединенных между собой переходами, и, чтобы пройти от Западного крыла до Большого Зала даже быстрым шагом, требовалось не менее пяти минут. Да еще и праздно шатающиеся по коридорам школяры не давали разогнаться, как следует. Слава Богу, бегать по газонам никто не запрещал, да и не похоже, чтобы до этого было дело хоть кому-то. Большой лестничный каскад — то еще приключение, однако его можно было обойти, выбрав самый крайний коридор, соединяющий практически все корпуса Хогвартса. Выводил он, в отличие от Большого лестничного каскада не прямо к Большому Залу, а в вестибюль, ближе к главному входу, который сейчас закрыли. А оттуда еще надо было дотопать до широкой парадной лестницы, расположенной меж двух боковых поуже, которые вели в смежные с Большим залом помещения, очевидно, не очень большие, раз они не выделялись на общем фоне замка.
Отдышаться, сосредоточиться… подновить чары для отвода глаз, а, еще лучше, наложить заклятие дезиллюминации плюс бесшумности на подошвы — для полного счастья только какой-нибудь мантии скрытности не хватает. Впрочем, такая уже есть… наверное… но не под рукой, а попадаться аврорам однозначно не стоит — уж очень неприятным оказался прошлый опыт общения с ними. Тем более, рядом нет Карла или Шварца, которые могли бы за нее вступиться. Вдох-выдох… за окном виден глубокий овраг и перекинутый через него мост, ведущий в Восточное, “гриффиндорское крыло” — именно под этим мостом проезжала она вместе с другими новичками, пригибаясь под занавесом из плюща, который обвил опоры едва ли не до самого верха. Казалось, так давно это было, и уже столько успело произойти… Рука потянулась к палочке…
— Мисс Кайнер, что вы здесь делаете?
Строгий, требовательный голос, ханжеские интонации — профессора МакГонагалл нельзя было не узнать, даже стоя к ней спиной. Лапина не любила декана Гриффиндора — не потому что та была деканом “вражеского” факультета. И уж не потому, что самой девушке трансфигурация удавалась в лучшем случае через раз — уже прошли те времена, когда “четверка” означала “разочарование” и “позор”, а учителя следовало бояться только за то, что он учитель. Или потому, что школьные и студенческие годы для Лапиной уже давно остались позади, и она сама могла преподавать и, следовательно, разговаривать с той же МакГонагалл на равных, а местное деление на факультеты для нее, человека с уже сложившимся характером и мировоззрением, было не больше, чем умеренным ограничением, которое просто нужно переждать — не такая уж высокая плата за обучение, кров и пропитание, а также возможность получить хоть какую-то легальную квалификацию в этом мире.
Ретроспектива…
Минерва МакГонагалл не умела или, скорее всего, не хотела преподавать материал так, чтобы ученикам он был понятен и интересен. Казалось, она была искренне убеждена в том, что лекции следует читать исключительно сухим канцелярским тоном, а предложения составлять из как можно более громоздких многоэтажных конструкций, словно призванных доказать всю сложность великого предмета трансфигурации. Отвечать же на вопросы по теме урока она и вовсе считала ниже своего достоинства: ведь если мистер или мисс ее внимательно слушали, то им все должно быть понятно и так, а если нет — то минус столько-то баллов такому-то факультету. И, естественно, ученик по определению не может знать больше учителя и отклоняться в своем воззрении на изучаемый предмет — понятно, почему именно Грейнджер так обожает ее уроки, хотя уже больше месяца не является любимой ученицей. Ведь декан собственного факультета являлась для нее не только истинным воплощением авторитета, которому надо подчиняться, вторым лицом после директора, но и требовала от своих учеников исключительно механического зазубривания, но не понимания, предпочитала количество качеству, форму — содержанию. Иными словами все то, на что в полной мере была способна гриффиндорская заучка и бывшая староста. Да и баллы, снятые с Визерхоффа, наверняка грели Грейнджер душу, особенно если учесть холодный конфликт между ней и рыжим аристократом, тянущийся еще с того дня, когда Уизлетта накачала ее приворотным, а от ненависти до любви (или наоборот) оказался всего один шаг.
Но даже не манера преподавать, немногим лучшая, чем у Снейпа, являлась самым главным недостатком МакГонагалл. Ханжеское лицемерие — его Лапина не могла терпеть во всех формах, независимо от того, кто являлся его источником, что в прошлом нередко приводило к конфликтам дома. МакГонагалл едва ли не била себя в грудь, крича о том, какая она справедливая и беспристрастная, и демонстративно снимала за нарушение правил кучу баллов и со своих, и с чужих, но никогда не разбиралась, кто прав, а кто виноват на самом деле. Прохаживаясь по классу и наблюдая за тем, как ученики упражняются в трансфигурации, она раздавала своим скупые похвалы и сухие рекомендации в стиле “вам надо больше практиковаться”, но в голосе ее, тем не менее, чувствовалась надежда. Уизли, который не обладал ни талантом, ни прилежанием, она и вовсе ставила зачеты авансом — никак иначе, Санта-Клаус попросил, а слепая преданность МакКошки директору была очевидна для всех, кто умеет думать, видеть и слышать. И почему, собственно, МакКошка?..
1) Темные Искусства (лат.). Имеется в виду игра слов, поскольку "obscurus" по-латыни значит не только "темный", но и "покрытый мраком", "тайный", "неизвестный".
