Дата: Понедельник, 24.01.2011, 01:42 | Сообщение # 81
подкустовный выползень
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 01.12.2010
Сообщений:305
Quote (ПартизАнка)
Месяц умер. Синеет в окошко рассвет. Ах ты ночь, что ж ты ночь наковеркала! Я в цилиндре стою. Никого рядом нет. Я один. И разбитое зеркало...
У меня почему-то этот момент ассоциируется с реквиемом Моцарта, того самого который Вольфганг Амадей. На компьютере должны быть установлены Word, Opera и все остальные программы (с)
Дата: Понедельник, 24.01.2011, 09:17 | Сообщение # 82
- наблюдающая даль -
Статус: Offline
Группа: Мастер зельеварения
На сайте с: 01.12.2010
Сообщений:685
С реквиемом? Хммм...) А у меня перед глазами сразу картинка возникает - раннее утро, только-только начинающее выползать из-за горизонта кроваво-красное солнце и полнейшая тишина, как там - "здесь птицы не поют" Пристань рикманьяков
В грозы, в бури, В житейскую стынь, При тяжелых утратах И когда тебе грустно, Казаться улыбчивым и простым - самое высшее в мире искусство... С.А.
Дата: Понедельник, 24.01.2011, 11:39 | Сообщение # 83
Белая и пушистая
Статус: Offline
Группа: Мастер зельеварения
На сайте с: 16.05.2007
Сообщений:1170
Мне стихотворения Евгения Евтушенко вспомнились. У него вообще много хороших стихов.
Плач по брату
С кровью из клюва, тёпел и липок, шеей мотая по краю ведра, в лодке качается гусь, будто слиток чуть черноватого серебра. Двое летели они вдоль Вилюя. Первый уложен был влёт, а другой, низко летя, головою рискуя, кружит над лодкой, кричит над тайгой: «Сизый мой брат, появились мы в мире, громко свою скорлупу проломя, но по утрам тебя первым кормили мать и отец, а могли бы - меня. Сизый мой брат, ты был чуточку синий, небо похожестью дерзкой дразня. Я был темней, и любили гусыни больше - тебя, а могли бы - меня. Сизый мой брат, возвращаться не труся, мы улетали с тобой за моря, но обступали заморские гуси, первым - тебя, а могли бы - меня. Сизый мой брат, мы и биты и гнуты, вместе нас ливни хлестали хлестьмя, только сходила вода почему-то легче с тебя, а могла бы - с меня. Сизый мой брат, истрепали мы перья. Люди съедят нас двоих у огня не потому ль, что стремленье быть первым ело тебя, пожирало меня? Сизый мой брат, мы клевались полжизни, братства, и крыльев, и душ не ценя. Разве нельзя было нам положиться: мне - на тебя, а тебе - на меня? Сизый мой брат, я прошу хоть дробины, зависть мою запоздало кляня, но в наказанье мне люди убили первым - тебя, а могли бы - меня...»
1974
Старый друг
Мне снится старый друг, который стал врагом, но снится не врагом, а тем же самым другом. Со мною нет его, но он теперь кругом, и голова идёт от сновидений кругом. Мне снится старый друг, крик-исповедь у стен на лестнице такой, где чёрт сломает ногу, и ненависть его, но не ко мне, а к тем, кто были нам враги и будут, слава Богу. Мне снится старый друг, как первая любовь, которая вовек уже невозвратима. Мы ставили на риск, мы ставили на бой, и мы теперь враги - два бывших побратима. Мне снится старый друг, как снится плеск знамён солдатам, что войну закончили убого. Я без него - не я, он без меня - не он, и если мы враги, уже не та эпоха. Мне снится старый друг. Он, как и я, дурак. Кто прав, кто виноват, я выяснять не стану. Что новые друзья? Уж лучше старый враг. Враг может новым быть, а друг - он только старый...
1973
ИМХО - Имею Мнение Хрен Оспорите :) Желающего идти Судьба ведет, нежелающего тащит (С)
Мне бы собраться, а я пишу стихи развлечения ради - смотреть, как курсор вышивает слова на экране гладью. (С) Я
Пой же, пой. На проклятой гитаре Пальцы пляшут твои вполукруг. Захлебнуться бы в этом угаре, Мой последний, единственный друг.
Не гляди на ее запястья И с плечей ее льющийся шелк. Я искал в этой женщине счастья, А нечаянно гибель нашел.
Я не знал, что любовь - зараза, Я не знал, что любовь - чума. Подошла и прищуренным глазом Хулигана свела с ума.
Пой, мой друг. Навевай мне снова Нашу прежнюю буйную рань. Пусть целует она другова, Молодая, красивая дрянь.
Ах, постой. Я ее не ругаю. Ах, постой. Я ее не кляну. Дай тебе про себя я сыграю Под басовую эту струну.
Льется дней моих розовый купол. В сердце снов золотых сума. Много девушек я перещупал, Много женщин в углу прижимал.
Да! есть горькая правда земли, Подсмотрел я ребяческим оком: Лижут в очередь кобели Истекающую суку соком.
Так чего ж мне ее ревновать. Так чего ж мне болеть такому. Наша жизнь - простыня да кровать. Наша жизнь - поцелуй да в омут.
Пой же, пой! В роковом размахе Этих рук роковая беда. Только знаешь, пошли их на хер... Не умру я, мой друг, никогда.
Кстати, посвящено оно Александру Кусикову, которого Есенин звал Сандро) В издании 23-го года, прижизненного, зарубежного (в России сборник был запрещен)) было вместо
Пой, мой друг. Навевай мне снова Нашу прежнюю буйную рань. Пусть целует она другова, Молодая, красивая дрянь.
вот такое:
Пой, Сандро, навевай мне снова Нашу прежнюю буйную рать. Пусть целует она другого Изжитая, красивая б.я.ь.
К слову, многие думают, что строчки "пусть целует она другого, молодая красивая дрянь" посвящены Зинаиде Райх. На самом деле, в прочтении варианта 23 года, ясно виден след Дункан
А то, что выше - сие из сборника 26 года, уже посмертного (Есенин как раз перед Питером его готовил к печати)
Черт, я опять ударилась в есениноведение) парррдон)
А когда я стану пищей для ночных мотыльков, В волосах моих попрячутся лесные огни, Я оставлю свою плоть на перекрестке веков И свободною душой пошляюсь вдоволь по ним.
На холмах лиловый вереск не укроет меня, А в синий омут головой я и сама не уйду, Не возьмет меня земля, не удостоюсь огня. Впрочем, это безразлично — как я не пропаду.
И не свита та петля, чтобы меня удержать, И серебряная ложка в пулю не отлита, От крови моей ржавеет сталь любого ножа, Ни одна меня во гробе не удержит плита.
А когда истает плоть моя теплом в декабре — В чье спеленутое тело дух мой в марте войдет? Ты по смеху отличи меня в соседнем дворе, И к тебе с моей усмешкой кто-нибудь подойдет.
И не бойся, и не плачь, я ненадолго умру. Ибо дух мой много старше, чем сознанье и плоть. Я — сиреневое пламя, я — струна на ветру. Я — Господень скоморох, и меня любит Господь.
А когда я стану пищей для ночных мотыльков, А когда я стану пристанью болотных огней, Назови меня, приду на твой немолкнущий зов, Не отринь меня, поелику ты тех же кровей.
Дата: Понедельник, 06.06.2011, 05:27 | Сообщение # 87
Четверокурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 26.05.2010
Сообщений:569
Я люблю и Цветаеву, и Ахматову и много других поэтов, и заполнить могла бы страниц сто, но напишу только несколько.
*** глаза мои почему вы грустные я же веселая слова мои почему вы грубые я же нежная дела мои почему вы глупые я же умная друзья мои почему вы мертвые я же сильная
Вера Павлова
*** Мать склонилась над дочкой, как кувшин на стаканом, Мать за каплею капля в дочку перетекает - Этот вечен порядок и несокрушим: Вот и полон стакан.... Вот и высох кувшин...
Вадим Егоров
*** Жив-здоров. Не глядишь на другую. Вот и все. Остальное стерплю. Не грустишь? Но и я не тоскую. Разлюбил? Но и я не люблю. Просто мне, чтоб по белому свету Подыматься дорогой крутой, Нужно верить, что дышишь ты где-то, Жив-здоров. И не любишь другой.
Ирина Снегова.
*** Запекшиеся губы в распятьи поцелуя Слились. Веками губит любовь нас. Аллилуйя! Обречены. Однажды сей чаши не минуя, Неутолимость жажады постигнем. Аллилуйя! Ее смертельным ядом отравлены, рискуем Навеки в пекле ада исчезнуть. Аллилуйя! Гарь закоптить все небо, такой костер раздуют Нам недруги свирепо казня нас. Аллилуйя! Уже дыханье зноя, сжигая и волнуя Коснулось изголовья. Сгорим же. Аллилуйя! Когда час будет пробит не укрывай, молю я, Нас, ночь, одним надгробьем. Воскреснем. Аллилуйя!
Васена, это стихотворение одно из самых любимых. Никогда, никогда, непозволяйте никому говорить Вам, что Вы можете и чего Вы не можете. Докажите, что циники ошибаются. Это их проблема, что у них нет воображения. Единственный предел-это небо. Ваше небо-Ваш предел.
I wander thro' each charter'd street, Near where the charter'd Thames does flow, And mark in every face I meet Marks of weakness, marks of woe.
In every cry of every Man, In every Infant's cry of fear, In every voice, in every ban, The mind-forg'd manacles I hear.
How the chimney-sweeper's cry Every black'ning church appals; And the hapless soldiers sigh Runs in blood down palace walls.
But most thro' midnight streets I hear How the youthful harlot's curse Blasts the new-born infant's tear, And blights with plagues the marriage hearse.
В переводе Маршака
Лондон
По вольным улицам брожу, У вольной издавна реки. На всех я лицах нахожу Печать бессилья и тоски.
Мужская брань, и женский стон, И плач испуганных детей В моих ушах звучат, как звон Законом созданных цепей.
Здесь трубочистов юных крики Пугают сумрачный собор, И кровь солдата-горемыки Течет на королевский двор.
А от проклятий и угроз Девчонки в закоулках мрачных Чернеют капли детских слез И катафалки новобрачных.
Из более позитивного его же -
* The Tyger *
Tyger! Tyger! burning bright In the forests of the night, What immortal hand or eye Could frame thy fearful symmetry?
In what distant deeps or skies Burnt the fire of thine eyes? On what wings dare he aspire? What the hand dare seize the Fire?
And what shoulder, and what art, Could twist the sinews of thy heart? And when thy heart began to beat, What dread hand? and what dread feet?
What the hammer? what the chain? In what furnace was thy brain? What the anvil? what dread grasp Dare its deadly terrors clasp?
When the stars threw down their spears, And water'd heaven with their tears, Did he smile his work to see? Did he who made the Lamb make thee?
Tyger! Tyger! burning bright In the forests of the night, What immortal hand or eye, Dare frame thy fearful symmetry?
Тигр
Тигр, о тигр, светло горящий В глубине полночной чащи, Кем задуман огневой Соразмерный образ твой?
В небесах или глубинах Тлел огонь очей звериных? Где таился он века? Чья нашла его рука?
Что за мастер, полный силы, Свил твои тугие жилы И почувствовал меж рук Сердца первый тяжкий звук?
Что за горн пред ним пылал? Что за млат тебя ковал? Кто впервые сжал клещами Гневный мозг, метавший пламя?
А когда весь купол звездный Оросился влагой слезной, - Улыбнулся ль наконец Делу рук своих творец?
Неужели та же сила, Та же мощная ладонь И ягненка сотворила, И тебя, ночной огонь?
Тигр, о тигр, светло горящий В глубине полночной чащи! Чьей бессмертною рукой Создан грозный образ твой?
Перевод С. Маршака
Сообщение отредактировал Key_usual - Среда, 14.03.2012, 08:27
Любимое. Но к сожалению, как Пушкин, на другие языки адекватно не переводится:
The modest Rose puts forth a thorn: The humble Sheep, a threatning horn: While the Lilly white, shall in Love delight, Nor a thorn nor a threat stain her beauty bright.
А вот это и по-русски пробирает очень:
Друг обидел, разозлил - Я в словах свой гнев излил. Враг нанес обиду мне - Гнев зарыл я в глубине.
Сон утратил и покой, Окроплял его слезой, Над ростками колдовал, Ковы тайные ковал.
Древо выросло, и вот - Золотистый вызрел плод, Глянцем радуя меня И врага к себе маня.
Он тайком во тьме ночной Плод отведал наливной... Мертвым я врага нашел - И с улыбкою ушел! ΠΛΕΙΝ ΑΝΑΓΚΗ ΖΗΝ ΟΥΚ ΑΝΑΓΚΗ
к сожалению, на другие языки адекватно не переводится
А в чём именно сложность перевода этих строк? Я, возможно, не настолько хорошо знаю английский и мыслю несколько прямолинейно, поэтому никаких "подводных камней" не вижу.
Предельно простая идея, выраженная предельно простыми словами. Хуже для перевода не придумаешь, особенно стихотворного: получится или примитивно, или чересчур туманно. Попробуйте представить по-английски, например, "Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит". Да ещё и в примерно том же объёме, ритме, рифмовке. У Блейка (как и Пушкина - они оба национальные гении), большинство стихотворений такие. См., например, знаменитая тихая ночь, которую Манн цитирует в "Фаустусе" без перевода, и русский переводчик тоже оставляет эти исключительно важные для всего романа стихи без перевода (элементарный прозаический подстрочник в сноске не в счёт). Хотя, казалось бы, ну что там такого сложного?
Silent, silent night, Quench the holy light Of thy torches bright;
For possessed of Day Thousand spirits stray That sweet joys betray.
Why should joys be sweet Used with deceit, Nor with sorrows meet?
But an honest joy Does itself destroy For a harlot coy. ΠΛΕΙΝ ΑΝΑΓΚΗ ΖΗΝ ΟΥΚ ΑΝΑΓΚΗ
Сообщение отредактировал olala - Среда, 14.03.2012, 19:31
Я — полынь-трава, Горечь на губах, Горечь на словах, Я — полынь-трава… И над степью стон. Ветром окружён Тонок стебелёк, Переломлен он… Болью рождена Горькая слеза. В землю упадёт - Я — полынь-трава…
Ника Турбина Только слова придают реальность явлениям.
Уже пару лет, как поселились в голове эти строки Владимира Леви из книги "Одинокий друг одиноких".
Я вам скажу... На свете одиночеств гораздо больше, чем имен и отчеств, я вам скажу... А если вдруг захочется измерить, сколько в мире одиночества, и сколько еще будет одиночек, - пожалуйте ко мне на огонечек, я вам скажу... Сила и Самообладание.
Зачем же в гости я хожу, Попасть на бал стараюсь? Я там как дурочка сижу, Беспечной притворяюсь. Он мой по праву, фимиам, Но только Ей и льстят: Еще бы, мне семнадцать лет, А Ей под пятьдесят.
Я не могу сдержать стыда, И красит он без спроса Меня до кончиков ногтей, А то и кончик носа; Она ж, где надо, там бела И там красна, где надо: Румянец ветрен, но верна Под пятьдесят помада.
Эх, мне бы цвет Ее лица, Могла б я без заботы Мурлыкать милый пустячок, А не мусолить ноты. Она острит, а я скучна, Сижу, потупя взгляд. Ну, как назло, семнадцать мне, А Ей под пятьдесят.
Изящных юношей толпа Вокруг Нее теснится; Глядят влюбленно, хоть Она Им в бабушки годится. К ее коляске - не к моей – Пристроиться спешат; Все почему? Семнадцать мне, А Ей под пятьдесят.
Она в седло - они за ней (Зовет их "Сердцееды"), А я скачу себе одна. С утра и до обеда Я в лучших платьях, но меня - Увы! - не пригласят. О Боже мой, ну почему Не мне под пятьдесят!
Она зовет меня "мой друг", "Мой ангелок", "родная", Но я в тени, всегда в тени Из-за Нее, я знаю; Знакомит с "бывшим" со своим, А он вот-вот умрет: Еще бы, Ей нужны юнцы, А мне наоборот!..
Но не всегда ж ей быть такой! Пройдут веселья годы, Ее потянет на покой, Забудет игры, моды... Мне светит будущего луч, Я рассуждаю просто: Скорей бы мне под пятьдесят, Чтоб ей под девяносто. Мудрость малоприятна для ее обладателя. (И.Ефремов, "Таис Афинская")
Закрыли путь через лес Семьдесят лет назад. Он дождем был размыт и бурей разбит, И ничей не заметит взгляд, Что дорога шла через лес Там, где нынче шумит листва, А приземный слой - лишь вереск сухой Да пятнышки анемон. Лишь сторож помнит едва - Где барсук проскакал да исчез, Где горлица яйца снесла, Когда-то был путь через лес.
Но если ты входишь в лес Летним вечером, в час, Когда холод идет от стоячих вод И выдры, не чуя нас, Пересвистываются через лес, В подступающей полутьме Вдруг зазвучит перезвон копыт, И шелест юбок, и смех, Будто кто-то спешит Мимо пустынных мест, Твердо держа в уме Забытый путь через лес. Но нет пути через лес. ΠΛΕΙΝ ΑΝΑΓΚΗ ΖΗΝ ΟΥΚ ΑΝΑΓΚΗ
Меня тошнит от вас от всех, Простите, слишком откровенно? Ваш жалкий и притворный смех Больнее кипятка по венам. Я не желаю наблюдать, Как вы ласкаете друг друга, И как кидаетесь в кровать, Когда одолевает скука. Мне не приятны ваши сны, Которые полны разврата. Когда в предверии весны Вы без стыда визжите матом. Берете что попало в рот, И нажираетесь до рвоты. Для вас, тупоголовый сброд Вся жизнь веселая суббота. Что не поступок - новый грех, Что не любовь, то вновь измена... Меня тошнит от вас от всех, Простите, слишком откровенно?
Ах Астахова Если бы люди, общаясь, развивали в себе стремление понять, а не способность судить, они бы чаще танцевали на улицах и реже разводились в судах.
Предрешено. Не изменить. Под приговором. Безоружен...
С рассветом делается уже Луны оплавленный мениск. К чему на слухи напирать, Меня рисуя под копиру? Поверьте, с остротой рапиры Поспорит острота пера. Мессия, гимнов брось клавир, Иди ко мне. Я твой Иуда. Кровь на руках? Она повсюду. Мы даже ходим по крови. Что милосердие? Отринь. Мы как-то слишком упростили. Но сколько ни громи Бастилий, Не дрогнут стены, что внутри. Коль крыльев нет, на чем лететь? Вот дырка есть, но где же бублик? Мертворожденный блеф республик, Коварное эгалите. Не надо дергаться, месье. Увы, всех революций участь - Грызня в большой семье паучьей, Пока один других не съест. Эпоха. Нам ли спорить с ней? А мир... мир выкрутится уж как. Что истина? Она дурнушка, Но в даме вывеска важней. Порок прилюдно заклеймить, И путь к спасенью обнаружен?..
Решетка плохо держит стужу, Но часто делает людьми. Среди бездарных фраз крупы Я Цицероном выйду даже... Вы говорите: я продажен? Ну так попробуйте купить.
Дата: Пятница, 30.11.2012, 22:18 | Сообщение # 100
Мадемуазель Липисинка
Статус: Offline
Группа: Мастер зельеварения
На сайте с: 28.05.2010
Сообщений:600
Я вот вчера искала, что на открытке написать, и натолкнулась на: М. Цветаева "От четырех до семи" В сердце, как в зеркале, тень, Скучно одной – и с людьми… Медленно тянется день От четырех до семи! К людям не надо – солгут, В сумерках каждый жесток. Хочется плакать мне. В жгут Пальцы скрутили платок. Если обидишь – прощу, Только меня не томи! - Я бесконечно грущу От четырех до семи.