Если осмелишься — станешь творцом чудес. Marisa Delore
Пролог
В том году многие впервые увидели фестралов. И те старшекурсники, что отделились от младших ребят и собрались у спуска с железнодорожной платформы Хогсмида, тоже.
Застывшие фигуры парней и девушек в кроваво-красных лучах заката напоминали силуэты черных призраков и выглядели так же жутко, как и обтянутые кожей конеподобные силуэты у карет.
Помона Спраут сделала глубокий вдох. У нее никогда не получалось говорить громко. В этом не было необходимости. Но сейчас ее голос должен звучать уверенно и достаточно сильно.
Даже самые смелые и отважные из старшекурсников боялись пошевелиться. Стихли возбужденные разговоры, разом исчезла щекочущая душу радость встречи. Лица сбившихся в кучу парней и девушек были серьезны: каждый перебирал сейчас в памяти образы погибших.
Говорят, мало увидеть смерть — надо ее осознать. И тогда ты увидишь фестралов. Крылатых призраков скорби. Плотоядной скорби, разрывающей сердце.
Профессор Спраут решила, что трех минут тишины — более чем достаточно. Трех минут страшных воспоминаний хватит для того, чтобы захотеть продолжать жить. Кашлянув, она приосанилась и выступила вперед из тени одной из карет.
— Приветствую вас, друзья мои! Кто-нибудь поможет мне собрать коробки с семенами? Стыдно сказать, засмотрелась на фестралов и забыла, что левитирую багаж. Впервые вижу этих странных существ, как и вы, наверное… Они просто очаровательны в своей дикости. Вы знаете, что наши фестралы почти ручные?
Несколько учеников из первых рядов неуверенно двинулись к ней. С удовлетворением отмечая, что ее спектакль удался, профессор Спраут привычным жестом поправила шляпку, словно случайно сдвинув ее на бок, тем самым придав себе чудаковатый залихватский вид. При этом она ни на минуту не переставала говорить, обращаясь к уже осмелевшим ученикам.
— О, как я рада всех вас видеть! У меня на этот год припасены для вас просто потрясающие сюрпризы! Видели бы вы наши новые теплицы. В сто раз лучше старых! Мистер Криви, люмос, если вас не затруднит. Тут невозможно ничего разглядеть… Помогите кто-нибудь нам с освещением, у меня пальцы немеют, постоянно палочку роняю. Так забавно иногда получается… Но это пустяки. Профессору Снейпу еще хуже пришлось — он несколько недель ни руку поднять, ни голову повернуть не мог. Представляете, он вернулся в Хогвартс и согласился вести у вас ЗОТИ! Сильнейший маг современной магической Британии — наш директор! Вот такая интересная преемственность.
Помона никогда еще не говорила так много. Шутила над своей неуклюжестью — пальцы ее правой руки после падения во время прошлогодней битвы действительно перестали слушаться. Перечисляла названия диковинных растений, семена которых часом ранее специально разбросала перед спуском с платформы. Удивлялась тому, как повзрослели ребята. Не забыла упомянуть о том, что без дорогих ее сердцу учеников даже волшебство Хогвартса отказывается работать.
Дети должны быть подготовлены к тому, что они увидят в замке. И к тому, чего не увидят, — тоже. Так сказал Северус. А Северус всегда знает, что говорит.
— Профессор Спраут, сколько должно быть коробок? Мы собрали пятнадцать…
Помона обернулась на знакомый голос. Расплылась в улыбке. Приехала все-таки!
— О, мисс Грейнджер, с возвращением! Хотела бы обнять вас… Но я немного перепачкалась. Как я рада, что вы снова с нами! Скажу по секрету, профессор МакГонагалл ждет не дождется, когда вы появитесь в замке! Столько работы и поручений, сколько приготовили для вас, должно хватить на десяток лет вперед! А исполнять все придется немедленно, сами знаете. Восстановление библиотеки, особенно запретной секции, — задача не из простых…
— Библиотеки?
Помона с удовольствием отметила нотки плохо скрываемого интереса в голосе героини войны. Да, девочка, библиотеки. Это именно то, чем тебя можно завлечь. Заманить. Выманить обратно из того мирка отчаянного безразличия, в котором ты почему-то оказалась.
— О, я, наверное, слишком поспешила, рассказав про библиотеку. Но давайте договоримся, что вы ни в коем случае не выдадите меня Минерве. Она не уверена, согласитесь ли вы совмещать несколько должностей. ЗОТИ у младших курсов тоже некому преподавать.
Лицо Гермионы трудно было разглядеть в рассеянном свете люмоса. Но когда девушка заговорила, ее интонации порадовали Помону:
— Я и не думала, что мне доверят преподавание. Тем более — ЗОТИ…
— Мисс Грейнджер, директор Снейп собирался предложить вам этот пост, еще не зная, что вы поступили в школу Аврората. И мы очень переживали, что вы нам откажете. Так что ваше возвращение — приятный сюрприз.
Эти слова мало соответствовали действительности. Но профессор Спраут так самозабвенно кривила душой и переворачивала факты, что и сама поверила в сказанное. Так нужно. Не только Гермионе. Всем. И Хогвартсу в том числе.
Отвага и дерзость. Вот, что потребовалось Северусу Снейпу, принявшему предложения вернуться на пост директора Хогвартса. Предложения — потому что их было два.
Сначала — Кингсли, чье появление в палате Святого Мунго без сопровождения авроров само по себе было хорошим знаком. Его неуверенное: «Вернешься?» и осторожные расспросы о дальнейших намерениях ничего не значили. А вот взгляд… Взгляд новоявленный министр не прятал специально. Хотя мог бы, наверное, попробовать закрыться. Но бывший соратник смотрел ему прямо в глаза. И Северус сам все понял.
Он, Северус Снейп, оправданный шпион и убийца, оказался единственным могущественным магом из оставшихся — в живых и на свободе. Магом, в совершенстве владеющим темными искусствами. В чем-то равным по силе Волдеморту, а в чем-то — превосходящим его. И в министерстве просто не знали, что с ним делать. Потому что, как выяснилось, никто не знал другого Северуса Снейпа. Настоящего. Героя.
Потом появилась троица деканов Хогвартса. Смущенные. Еще неверящие. Не тому, что оказался «своим», героем и воином, не трусом, как кричали тогда ему вслед. А тому, что жив-здоров и оправдан. Сначала — Помона, которая все остатки своей мандрагоры извела ему на лекарства и тайком (наверняка тайком!) от Минервы таскала их ночами целителям Святого Мунго. Затем Филиус, который в один из вечеров появился в его палате с бутылкой огневиски из собственных запасов и, ни слова не говоря, протянул наполненный наполовину стакан. Тогда Северус еще не мог глотать, но стакан принял. Филиус тоже не сделал из своего стакана ни глотка. Сорок минут молчания и неотпитое огневиски — это было гораздо больше, чем Северус смел надеяться.
После этого Помона и Филиус дважды приводили Минерву, и каждый раз Северус «впадал в беспамятство». Точно как тогда, в Визжащей хижине. Но на третий раз он рискнул посмотреть в глаза и Минерве. И удивился. Поэтому в ответ на уверенное «Возвращайся!», прозвучавшее из уст МакГонагалл, просто кивнул. И только потом подумал, что это, пожалуй, будет самым дерзким поступком в его жизни. Потому что это «Возвращайся» подразумевало не просто Хогвартс.
Отвага и дерзость… Кажется, скрытый гриффиндорец внутри него — тот самый, что не давал в последние месяцы войны отступить от страшного в своей жестокой сути «гениального» плана, — снова дал о себе знать. Смелость — это еще куда ни шло. Но радоваться жизни? Изнемогать от счастья только потому, что в глазах коллег — чистое восхищение, понимание, безмерное уважение и ничего из того, что он так боялся увидеть глубоко запрятанным и от этого еще более страшным? Впрочем, все эти странные порывы и настроения вполне могли оказаться побочным эффектом зелий с заунывником, которые он постоянно пил последние месяцы перед битвой. И хорошо еще, что пил. Выжил — и слава заунывнику. Собственное гриффиндорство он как-нибудь переживет. Пережил же Лорда…
И снова — МакГонагалл. На этот раз одна.
— Когда ты вернешься, Северус? Хогвартсу нужен директор. Ты же знаешь, замок чувствует твое отсутствие.
— Не выдумывай.
Он так и не привык к собственному тихому голосу. К голосу, в котором не было ставших за долгие годы привычными ноток холодного металла, презрительного недоверия и злобы. Сейчас в этом голосе не было ничего, кроме усталости.
Слишком измученный необходимостью ненавидеть, уставший от отчаяния этой ненависти, теперь Северус Снейп большую часть времени оставался совершенно бесстрастным. Он еще не знал, как жить в этом новом мире. Мире, где ему позволено просто быть, а не выживать, спасая других.
Никогда больше не связывать себя никакими обязательствами. Ни перед кем. Это он пообещал себе в те долгие, мучительные часы, когда выходил из паралича, вызванного действием яда. И это обещание он не собирался нарушать.
— Не знаю, в курсе ли ты, Северус, но мы уже несколько месяцев не можем сменить пароль в директорской башне. Горгулья категорически отказывается слушать кого бы то ни было, настаивая на разговоре с самим директором.
— Глупости, — фыркать Снейп еще не разучился. — Тварь просто спятила. Ты подняла на битву статуи защитников. Замок признал тебя главой.
Минерва ответила ему долгим внимательным взглядом.
— Помона слышала, как ты накладывал заклинания на статуи и доспехи. И, как мне кажется, смысл приказа «Встать на защиту замка по первому требованию, даже если его отдал не я» говорит сам за себя.
Северус промолчал. Раз Минерва пришла к нему с таким предложением — значит, все действительно плохо. Что же там такого происходит, если они не могут справиться сами?
— У меня проблемы с передвижением, — сухо сообщил он наконец. — Каминной сетью и аппарацией пользоваться не могу до тех пор, пока окончательно не выведен яд. Мне понадобится помощь Флитвика.
— Он придет. Мы все придем.
— Путь до замка займет не менее четырех часов. Найдите карету покомфортнее. Переезд завтра. Надеюсь, вы умеете управлять фестралами и нам не грозит столкновение с каким-нибудь деревом. И еще. Если Филиус вздумает в нетрезвом виде махать палочкой в сторону кареты — будет ходить за амортенцией в ближайшую аптеку, а не ко мне.
Минерве МакГонагалл показалось, что в последней фразе Северуса послышались нотки, очень напоминающие злорадство. Она с трудом сдержала улыбку.
Времени катастрофически не хватало. Иногда Помоне казалось, что им все равно не успеть, год будет потерян, дети разъедутся по заграничным школам, и Хогвартс опустеет навсегда. Тогда она спускалась на кухню и решительным шагом направлялась к Большой печи. Эльфы, завидев декана Хаффлпаффа, предпочитали найти себе дела в других частях замка. Только самые смелые оставались наблюдать, как пожилая ведьма яростно метает огненные шары, безуспешно пытаясь восстановить чары вечного пламени.
По мере того как помещение наполнялось черной копотью и запахом подпаленных волос, Помона потихоньку остывала. Просто так волшебство Большой печи не вернуть, она это понимала. Поэтому покидала кухню со своей обычной простодушной полуулыбкой на измазанном сажей лице. Специально не прятала обожженные кудри. Увидев ее в таком виде, Минерва улыбнется и покачает головой. Гораций предложит сварить зелье для восстановления волос, Филиус галантно вызовется поколдовать над ее прической под предлогом, что самой Помоне «надо беречь пальчики». Пальцы действительно доставляли немало хлопот, то и дело немея и подрагивая. Но это все пустяки. Главное — ее добрые друзья на несколько минут забудут о том, насколько все плохо.
Насколько все плохо они поняли на следующее утро после возвращения Северуса в Хогвартс. Подойдя к Большому залу, они увидели в главном вестибюле застывшую темную фигуру.
— Помона, когда ты любезно предложила переночевать в гостевой комнате твоего факультета, я было решил, что нам не добраться до директорской башни из-за лестниц. Кстати, вы не правы, они не заколдованы. Они расколдованы. Далее, спустившись в подземелья, я обнаружил там полчища мокриц. И эльфов, бегающих с факелами. Судя по бутербродам, которыми меня пыталось накормить одно из этих истеричных созданий, Большая печь тоже не работает. Есть еще что-то, о чем вы хотите мне рассказать? Хотя увиденного достаточно для того, чтобы понять, почему ты, Минерва, так настойчиво отказывалась занять пост директора. И, наконец, последнее. Надеюсь, вы понимаете, что учеников мы сможем принять не ранее октября?
— Мы сможем принять детей уже в этом учебном году? — Помоне показалось, что голос МакГонагалл дрогнул.
В этом голосе звучала такая отчаянная надежда, что ее просто нельзя было не заметить. Несгибаемая Минерва впервые позволила себе проявить такую слабость. Впервые с той минуты несколько месяцев назад, когда подняла защитников на оборону Хогвартса.
— Я сказал, не раньше октября. Так и напишите родителям. — Голос Северуса звучал по-прежнему сухо, но Помоне почему-то захотелось улыбнуться. — Чтобы разобраться со всем этим безобразием, пятерки лучших волшебников магической Британии будет недостаточно. Филиус, мне понадобится портключ для перемещения в кабинет и обратно. Да, Минерва, я знаю, изготовление портключей — дело противозаконное. Может, у тебя есть другие идеи, каким образом я буду попадать в башню директора? Разве что ты по моему зову будешь скидывать через окно свои дивные косы… Нет? Тогда помоги мне связаться с министерством. Они собираются возвращать мне палочку или ждут, что я сам за ней приползу?
— У меня как раз к октябрю дракучие бобы подрастут, — пробормотала Помона достаточно громко, чтобы все ее услышали. И в ответ на удивленные взгляды коллег виновато пояснила: — Совершенно случайно вывела. Бобы каким-то образом с нашей ивушкой… скрестились. Если их уговорить сюда перебраться, можно будет учеников на верхние этажи перемещать. Пока лестницы не заработают.
Лестницы не заработали. Весь профессорский состав Хогвартса под руководством директора полдня провел в вестибюле, пытаясь заставить двигаться лестничные пролеты. Предположение о заклинивших чарах отбросили после того, как Филиус в десятый раз проверил лестницы. Ничего не обнаружив, он в сердцах запустил в них бомбардой максима. Минерва успела перехватить его заклинание, а Гораций предложил не тратить силы и попросту достроить недостающие ступени.
Вторую половину дня Минерва трансфигурировала бревна, доставленные Хагридом и Филчем из Запретного Леса, в ступени, а остальные профессора достраивали из них недостающие лестничные пролеты. Но как только Филиус виртуозно пристроил последнюю ступеньку к башне Рэйвенкло, вся изящная конструкция с грохотом обвалилась, обдав присутствующих серой пылью, похожей на мелкие опилки.
— Достаточно. — Спокойный голос Северуса прозвучал как приговор.
Отряхнувшись, Помона поинтересовалась:
— Так что, мне поколдовать над бобами?
— Бобы так бобы, — подытожил Северус. — Только придумайте люльки какие-то или кабинки, что ли… Не карабкаться же по ним, в самом деле.
— Тыковки! Для кабинок в самый раз будут, — подал голос Хагрид и, кашлянув в кулак, добавил: — Они у меня в этом году как на подбор, крупные, в сарай не помещаются.
— А если какой-нибудь умник из попечительского совета спросит, при чем тут тыквы, можно будет оправдаться, что Хэллоуин на носу, — авторитетно заявил Гораций.
Помона улыбнулась, представив себе картину: раскачивающиеся стебли дракучих бобов, поднимающие и спускающие кабины-тыквы. Однако на лицах коллег застыло скептическое выражение. И только Снейп оставался совершенно бесстрастным.
— Вы уверены, что это будет безопасно? — В голосе Минервы послышалось беспокойство. — Я имею в виду… все, что происходит в замке, не только лестницы.
Такое же беспокойство читалось в глазах остальных волшебников. Помоне тоже было не по себе. Никто из них не решался произнести вслух самое страшное свое опасение.
— Я знаю, о чем вы все думаете, — устало сказал Северус, неловко присаживаясь на ближайшее полено. — Нет, магия не исчезает. Наша магия работает. А вот магия самого замка, вернее, самая древняя ее часть — нет. И я тоже не знаю, почему.
До октября им так и не удалось это выяснить. А теперь, когда приехали ученики, проблем только прибавится. Но это мелочи. Главное — дети приехали.
К середине октября Хогвартс готов был принять учеников. Глубокие скорбные складки на лице Минервы немного разгладились. Теперь она выглядела просто старой, а не смертельно уставшей и отчаявшейся. Северус уже не удивлялся тому, что его беспокоили такие мелочи, как душевное состояние коллег. С этой новой стороной своей натуры он уже смирился. Зачем бороться с тем, что придает тебе силы и помогает не терять надежду? Силы еще понадобятся, если его предположения верны. А в том, что они верны, он убеждался все больше и больше.
Все было не так уж плохо, учитывая обстоятельства. За пять недель удалось полностью восстановить частично разрушенные башни замка. Денег министерство не жалело: почти все конфискованные средства Упивающихся направили семьям пострадавших, но и четвертая часть этой суммы, перепавшая Хогвартсу, оказалась немалой. Кроме того, школе достались все книги и оборудование бывших соратников Темного Лорда, которые в министерстве сочли неинтересными и неопасными.
Северус уважал Кингсли, но был далек от мысли, что благие намерения министерства объясняются исключительно желанием восстановить школу. Понятно, что таким неловким способом бывшие соратники пытаются если не извиниться, то хоть как-то исправить причиненный вред. Если бы души чинились так же просто, как каменные стены! Но отказываться от того, что раньше, возможно, счел бы подачкой, а сейчас предпочитал рассматривать как подношение, директор Хогвартса не собирался.
Поэтому довольная Синистра устанавливала на смотровой площадке Астрономической башни зачарованную астролябию и гигантский телескоп. Хуч пополнила свой чулан коллекцией усовершенствованных разнокалиберных метел. Хагрид справлял новоселье в отстроенной хижине повышенной комфортности и пытался наладить отношения с акромантулами. Филиус попросил разрешения расширить свою комнату, и Северусу не составило труда догадаться, кто скупил на аукционе коллекцию вин и огневиски Малфоев. Помона радовалась новым теплицам с чарами орошения и семенам, стоившим целое состояние.
Слагхорн рассылал письма учащимся своего факультета, приглашая их на обеды, устраивал званые вечеринки — только для того, чтобы дети бывших Упивающихся и те, кто отказался участвовать в битве за Хогвартс, не боялись вернуться в школу.
Минерва потребовала создать в пустующем помещении первого этажа музей Героев. Получила в ответ твердое «нет» и теперь изводила Северуса, требуя уважения к светлой памяти и благородной скорби. Скорбь в Северусе была, но назвать ее благородной — означало покривить душой. Ему стоило больших трудов не дать этому чувству снова перерасти в ненависть. Выставлять свою скорбь напоказ, превратив в музейный экспонат, не хотелось. В конце концов он вынудил Минерву отказаться от затеи с музеем. Правда, взамен пришлось разрешить Трелони остаться в Хогвартсе и преподавать.
Сама Сибилла бродила по замку бледным привидением, оставляя за собой шлейф из запаха хереса, и каждому встречному предсказывала смерть. Встречных было не так уж много, поэтому чаще всего жертвами ее пророчеств становились эльфы. Увидев перед собой Северуса через день после его возвращения из больницы Святого Мунго, она ойкнула и тихо сползла по стенке коридора. Затем, встрепенувшись, бряцнула браслетами и потянулась к нему рукой.
— Сибилла, клянусь, откроете рот — и мое Силенсио для вас станет вечным проклятием, — с тихой угрозой в голосе пообещал Северус.
Прорицательница клацнула зубами и кивнула, гипнотизируя его огромными круглыми глазами за стеклами очков.
— И прекращайте напиваться в одиночестве.
Последние слова Трелони поняла буквально. В тот же вечер она пришла к Филиусу и заявила, что кроме него никто не способен понять ее боль. Флитвик не особо сопротивлялся, но на следующее утро, за завтраком, прорицательницы немного сторонился.
— Как спалось, Филиус? — бесцветным голосом поинтересовался Северус, который знал, что ночью в комнатах декана Рэйвенкло были произнесены несколько заклинаний, одно из которых — полузапрещенный обливиэйт.
— Ты знаешь, как! Обязательно присылать ее ко мне? — сердито буркнул Флитвик.
— Я не присылал. Только посоветовал не пить в одиночестве. И хватит накладывать на нее обливиэйт.
— Она сама просит. Каждый раз утром одно и то же…
— И каждый раз она все равно приходит к тебе. Хватит стирать ей память.
Тихий баритон с легкой хрипотцой и шуршание черной мантии человека, проходящего мимо нее в Большой зал. Гермиона, словно очнувшись из забытья, с удивлением посмотрела ему вслед.
Она помнила эту мантию зловеще развевающейся, в то время как ее владелец стремительной походкой пересекает классную комнату. И голос его, произносящий очередные язвительные гадости, должен быть густым, как камедь, сочиться ядом и презрением. Не так давно ей казалось, что ненависть и злоба имеют свое живое воплощение, имя которому Северус Снейп.
Как же они боялись его! Как яростно проклинали: мальчишки — вслух, она — мысленно. Сколько раз они желали ему смерти, и какой изощренной каждый раз была эта смерть! Что ж… Жизнь оказалась куда более изобретательной.
В какой-то миг Гермионе захотелось догнать директора Снейп. Прикоснуться к его локтю. Заглушить в голове тихий шепот шестнадцатилетнего Гарри: «Я лично буду держать скрещенными пальцы — может, и Снейп помрёт». И негромко, так, чтобы слышал только сам профессор, сказать:
— Простите. Мы не знали. И мы рады, что вы живы.
Да, именно так и следовало поступить. Это было бы правильно. Благородно по отношению к человеку, который столько для всех сделал, стольким пожертвовал. Пусть ему не нужны эти слова и признания — она должна сделать это в первую очередь для успокоения собственной совести. Просто подойти и сказать. Даже если ему плевать на извинения и на то, что о нем думали раньше. Или думают сейчас.
Но Гермиона так и осталась стоять перед уже распахнутыми дверями Большого зала. Потому что отчетливо представила себе, какое раздражение вызовут у директора Снейпа эти признания. В самом деле, кому станет легче оттого, что она произнесет эти слова вслух? Ей точно не станет. Ему — тем более. А если он вздумает уточнить: «Кто это «мы», мисс Грейнджер?», она просто не будет знать, что ответить. И наверняка расплачется.
От взгляда Гермионы не укрылось то, как осторожно, гораздо медленнее, чем обычно, ступает Снейп. Как неподвижно висит его левая рука, в то время как правая опирается на трость. Гермиона не успела увидеть его лица, когда он проходил мимо. Но почему-то была уверена, что его глаза не будут светиться добротой и пониманием. Она очень надеялась, что глаза Северуса Снейпа останутся прежними. Должны остаться прежними. Пустыми.
Гермиона мрачно усмехнулась. Если в глазах директора, пережившего Темного Лорда и обманувшего собственную смерть, все-таки появятся искорки дамблдоровской мудрости и понимания — она навсегда перестанет его уважать.
«Смелее, мисс Грейнджер».
Повторив себе эти слова, Гермиона вошла в Большой зал.
Путь к преподавательскому столу неблизкий. Особенно когда на тебя смотрят несколько сотен глаз. Но если директор Снейп преодолел эти сто футов — сможет и она.
Сто футов. Быстрый расчет в уме (всезнайство все-таки имеет свои плюсы!) — это около тридцати секунд. Если не торопиться и идти спокойным шагом. Смотреть прямо перед собой и в то же время в никуда.
На половине пути она наткнулась на взгляд директора. Спокойный, безразличный взгляд, который придал ей сил. Гермиона чуть заметно кивнула, словно отвечая на так и не прозвучавшее приветствие, и продолжила идти.
За преподавательским столом она заняла свободное место рядом с профессором Спраут. И только потом посмотрела вверх, на рваную чернь, оставшуюся на месте зачарованных сводов потолка.
— Мне всегда было интересно, как выглядит потолок зала на самом деле, без всех этих чар. — Профессор Спраут произнесла это так, словно разговаривала сама с собой. Но ее слова удивительным образом совпадали с вопросом, который вертелся у Гермионы на языке.
Повернув голову, она поинтересовалась:
— Разве эти чары можно снять? Профессор МакГонагалл говорила, что они, так же, как и другие чары замка, защищены от любого воздействия.
— Снять нельзя, — подтвердила Помона.
Что это за ответ такой? Снять нельзя. Где же чары? Или эта мглистая чернота — все, на что способны блестящие умы педагогического состава Хогвартса?
— Тогда почему потолок выглядит так?
— Понятия не имею, — пожала плечами Помона Спраут. — Наверное, что-то разладилось. У нас как-то не было времени это выяснить. Вот начнем учебный год, тогда и потолком займемся.
Поначалу Гермиона не испытывала особой радости из-за возвращения в Хогвартс. Замок казался чужим, среди учеников почти не встречались знакомые лица. А те, кого она узнавала, подходили к ней и говорили какие-то ненужные слова, пытались утешить. И откуда только узнали…
Сама она до последнего не знала, что не прошла отбор в школу авроров. Ей не хотели об этом говорить напрямую. Просто предложили пройти более серьезное обследование в больнице Святого Мунго.
Обследование, как же! Улыбчивая медиковедьма и странные попытки вызвать Гермиону на откровенность. Кому-то впервые стало интересно, какие у нее планы на будущее и кем она видит себя через десять лет. Будь Гермиона чистокровной, она бы простодушно ответила на эти вопросы. Правду. Но в маггловском мире о психоанализе знают даже дети. Поэтому она старательно врала и делала вид, что все хорошо. У нее почти получилось. Почти.
Сорвалась на пустяке. На глупом вопросе о надписи на предплечье, которую она безуспешно пыталась свести. Затем сразу в лоб последовало: «Как у вас со сном?», заданное обычным участливым тоном. Как она спит… После победы зелье сна-без-сновидений стало дефицитным товаром. Огневиски достать было гораздо легче. Так она и спала. В те немногие ночи, когда Рон не пытался ее утешить. А когда пытался — она просто уходила. Сначала на час, затем на несколько часов. Потом ушла окончательно.
Чего утешать-то? На Аврорате свет клином не сошелся. Она вообще никогда не мечтала стать мракоборцем. Об этом мечтал Рон, на котором тоже свет клином не сошелся, если уж на то пошло.
И вообще, пошло оно все…
К концу третьей недели в Хогвартсе Гермиона обнаружила в себе кое-что новое. Холодное равнодушие, прочно обосновавшееся внутри и ни в какую не желающее уступать место более привычным благородным порывам и стремлениям. Даже неожиданное предложение вести ЗОТИ у младших курсов не вызвало положенного энтузиазма.
Гермиона прислушивалась к своему новому «я», пытаясь определить, можно ли считать это очередным этапом взросления или же она просто поумнела. Тогда, в качестве эксперимента, она в очередной раз озаботилась решением проблемы вселенской несправедливости в отношении домашних эльфов, денно и нощно спасающих подземелья от нашествия мелких тварей. Отобрала у Филча ведро с самозажигающимся зельем и направилась к гостиной Слизерина.
На полпути Гермиона остановилась и попробовала воззвать к собственной совести и состраданию. Отозвался только голодный желудок — она пропустила обед, разбирая очередной завал из книг в запретной секции. Пришлось изменить маршрут и зайти на кухню, сунув ведро пробегающему мимо эльфу.
На кухне она неожиданно застала директора Снейпа. Он стоял перед Большой печью и вертел в пальцах палочку, размышляя о чем-то. Гермионе не хотелось привлекать к себе внимание. Но внимание привлеклось как-то само собой, после того как, завидев ее, испуганные эльфы быстро исчезли. Снейп мгновенно развернулся, и пока Гермиона заворожено следила за взметнувшимися полами его мантии, успел направить палочку прямо ей в лоб.
— Черт! — только и смогла выдавить из себя Гермиона, восхищенная его скоростью.
— Выбирайте выражения, мисс Грейнджер, — поморщился Снейп, убирая палочку. — Уверен, эльфы, поспешно удирающие от вас, подумали то же самое. Но им хватило воспитания не произносить это вслух.
— Простите, сэр. Вырвалось. Я не была уверена, что не услышу «Авада кедавра», после того как увидела вашу палочку… Черт!
Гермиона слишком поздно поняла, что именно ляпнула, и прикусила внутреннюю сторону щеки, сдерживая готовый сорваться с языка поток извинений и оправданий. Перестаралась: во рту появился металлический привкус крови, а на глаза выступили слезы.
Она с досадой отметила, как окаменело лицо Снейпа, а губы его дернулись. Словно он тоже едва сдержался. Сверкнув глазами, директор прошел мимо нее и покинул кухню.
Расстроенной Гермиона себя не чувствовала, хотя прекрасно понимала, что Снейп расценил ее слова не иначе как гадкий намек. Зато она заметила, что он уже гораздо лучше двигается: левая рука, похоже, восстановила подвижность, а к походке вернулась былая стремительность. Однако расставаться с тростью директор не спешил.
Вздохнув поглубже, Гермиона развернулась и поплелась в библиотеку. По пути она размышляла том, почему не попыталась защититься в ту секунду, когда увидела направленную в свою сторону палочку, хотя бы простейшим протего.
Дракучие бобы оказались весьма дружелюбными и сговорчивыми растениями. Они исправно выполняли свою задачу, перемещая учеников с одного этажа на другой. Зачарованные Филиусом тыквы наоборот, стали чересчур своенравными, но после нескольких заклятий Помоны, наложенных исключительно в воспитательных целях, вели себя вполне прилично.
Профессор Спраут гордилась своей выдумкой. Пока ранним утром в канун Хэллоуина не обнаружила все «кабинки» парящими под потолком с невесть откуда взявшимися зловещими улыбками на наглых тыквенных физиономиях. В то время как Помона стыдила тыквы и уговаривала вернуться к исполнению своих обязанностей, на площадке пятого этажа появилась фигура в белом одеянии.
Не без удивления узнав Сибиллу Трелони, Помона осторожно поздоровалась: в последнее время прорицательница вела себя еще более странно, чем обычно. Заламывала руки, едва завидев Филиуса, и глухо стенала о своей несчастной одинокой судьбе.
Вместо ответа на приветливое «Доброе утро», Трелони воздела руки к тыквам и замогильным голосом взвыла:
— Ни на земле, ни под землей, ни под водой, ни выше Нетронутого и неповрежденного не сыщешь.
Тыквы тут же обратили свои физиономии к прорицательнице и испуганно округлили глаза.
— Сибилла, прекрати пугать мои тыквы! Хэллоуин еще не наступил, — напомнила Помона и тут же осеклась.
Трелони, не обращая на нее ни малейшего внимания, продолжала завывать:
— Бессмысленно в тоске о прошлом пребывать не стоит. И умерший предателем глаза живым откроет.
Голос прорицательницы то становился заутробным, то срывался на настоящий визг:
— Безрадостно томленье настоящим и мешает Увидеть новый день, который жизнь нам предрекает.
Мысленно сравнив Сибиллу со спятившей мандрагорой, Помона опасливо поглядывала на тыквы, у которых зловещие улыбки уже сменились брезгливо искривленной прорезью рта. Прямо как у Северуса во время награждения орденом Мерлина.
— Все невозможное сегодня - будущее явит, В котором ваши жизни провидение направит: Одних — на путь неведомых заманчивых свершений, Других — от разрушения к надежде возрождений, А третьих, самых смелых, — сквозь тревоги неудачи, Покой оставив тем, кто побоится жить иначе. Судьба заставит вас вернуться в прошлого мгновенья И будущее встретить, позабыв о всех сомненьях.
— Это как же, вашу мать, извиняюсь, понимать? — пробормотала Помона и ругнулась, сообразив, что подхватила манеру прорицательницы изъясняться стихами.
— Кажется, у профессора Трелони открылся поэтический дар, — послышался рядом спокойный голос. — Часто с ней такое?
Бросив короткий взгляд на Гермиону, неизвестно как оказавшуюся рядом, профессор Спраут отметила ее заспанный вид. Похоже, опять уснула в библиотеке.
— Не знаю. На моей памяти впервые. — Помона направила палочку на тыквы, опасливо сгрудившиеся в дальнем углу свода вестибюля.
Палочка потрескивала и искрила: профессор травологии находилась не в лучшем расположении духа. Произносить заклинание не понадобилось: тыквы уловили крайнее раздражение ведьмы и решили, что будет благоразумнее не злить ее еще сильнее.
— Может, снять профессора Трелони оттуда? — задумчиво поинтересовалась Гермиона. — Еще свалится…
— Не свалится, — вздохнула Помона, наблюдая, как пришедшая в себя Сибилла испуганно озирается и отступает от края лестничной площадки, а тыквы вереницей возвращаются на свои места и принимают облик кабинок. — Пойдем, Гермиона, обрадуем директора.
— Чем обрадуем?
— Новыми стихами профессора Трелони. Надеюсь, твоя память лучше моей. Сможешь повторить их дословно?
— Конечно, смо… О!
Гермиона все поняла сама, без объяснений. Вздохнув, Помона кивком подтвердила эту молчаливую догадку. Озвучивать свои опасения как-то не хотелось.
— Но профессор Трелони всегда так запутанно изъясняется. Как мы можем знать, что это настоящее пророчество?
— Мы — не можем. Поэтому и идем к тому, кто может.
Утро для Северуса крайне редко бывало добрым. Обычно новый день предвещал новую череду неприятных событий. Раньше с этими неприятностями чаще всего приходилось уживаться, делая вид, что ему все равно. Или притворяться, будто все происходящее его устраивает, а это было еще хуже. Теперь, когда необходимость мириться с неизбежным пропала, он радовался каждому дню, который не начинался с известия об очередном возрождении темного лорда или еще какой-нибудь пакости.
Поводов для тихой радости у Северуса было не так уж много. Последние три недели стали, скорее, исключением из этого правила. Но расслабляться он себе не позволял. Наученный горьким опытом, директор Хогвартса не верил в спокойные будни, считая их всего лишь затишьем перед бурей.
К сожалению, ошибался Северус крайне редко. Никогда, если быть более точным. Поэтому ранний вызов через каминную сеть его ничуть не удивил. Удивило то, что вызывала его Помона. Он уже как-то свыкся с тем, что вестником дурных событий обычно становится Минерва МакГонагалл: по интонациям декана Гриффиндора Северус давно уже научился заранее определять, насколько плохой будет новость. Однако по спокойному голосу Спраут невозможно было понять, что случилось: мелкая неприятность или катастрофа.
А когда Помона сообщила, что именно произошло, Северус на несколько секунд потерял дар речи.
Не то чтобы очередное пророчество Сибиллы могло сделать его жизнь хуже, чем до этого. И не то чтобы он жаловался на свое существование, оно его полностью устраивало — такое, какое есть. Но Северусу казалось, что самую паршивую часть своего жизненного пути он уже прошел. И все, что после, сможет легко пережить и перетерпеть. «И помочь другим сделать то же самое», — услужливо подсказывал внутренний гриффиндорец, с которым Северус давно уже смирился.
Когда вместе с профессором Спраут в его кабинет вошла помятая и немного смущенная Грейнджер, Северус скривился. Шутку про «аваду» он не забыл. И даже уверенный, что тогда, на кухне, девчонка ляпнула глупость не подумав, своей неприязни побороть не мог. А когда понял, зачем Помона привела эту горе-юмористку с собой, мысленно выругался.
Северус очень сильно сомневался в способности Грейнджер, как и других представителей львиного факультета, хранить тайны и вести себя разумно тогда, когда положение дел требовало трезвого ума, незамутненного слепой верой во вселенскую справедливость. Странности, которые творились с замком после победы над Темным Лордом, тревожили почище воплей баньши. И меньше всего ему хотелось обсуждать очередное пророчество Трелони с кем-то вроде Грейнджер.
Помона удалилась, сославшись на необходимость срочно проверить готов ли завтрак. Слишком поспешно удалилась — это Северусу тоже не понравилось. Но он все-таки надеялся, что вместо кухни Спраут отправится на поиски Трелони и вернет эту вестницу несчастий в комнату до того, как в коридорах появятся первые ученики. Сам же он разглядывал Грейнджер, с безучастным видом сидевшую перед ним в кресле.
Очень скоро выяснилось, память на стихи у бывшей всезнайки отсутствует почти полностью.
— Ну же, мисс Грейнджер! Напрягите свой хваленый ум! — Раздражение Северуса рвалось наружу короткими, хлесткими фразами. — «Я думаю» и «Кажется» вряд ли являются частью пророчества! Мне нужен точный текст. Может, предложить вам лимонную дольку?
— Спасибо, сэр, но я обойдусь!
Грейнджер огрызалась, а терпение Северуса было на исходе.
— Тогда позвольте мне извлечь ваше воспоминание, мисс…
— Вот еще!
— Я ведь могу и не спрашивать вашего согласия!
— Нет, не можете! На вашу палочку следящие чары наложены, стандартный срок отслеживания магических действий для заочно оправданных подозреваемых — шесть месяцев…
Она замолчала под его тяжелым взглядом.
— Хоть что-то вы помните. Это радует. — Северус решил, что на сюсюканье нет времени. Поэтому пустил в ход запрещенные приемы: — Удивительно, и почему это вас не взяли в школу авроров? Вы бы доставали своим несвоевременным красноречием и зазнайством кого-нибудь другого, а не заочно оправданного подозреваемого. Которому, кстати, ничего от вас не нужно, кроме точного текста пророчества полубезумной алкоголички.
Но на Грейнджер его слова, похоже, не произвели никакого впечатления. Она как ни в чем не бывало сидела на стуле и скользила безразличным взглядом по портретам бывших директоров Хогвартса. Впервые внимательнее приглядевшись к ее лицу, Северус неожиданно спросил:
— Как давно у вас проблемы со сном?
— Думаю, так же давно, как и у всех, — пожала плечами Грейнджер.
— У всех хватает ума пить зелье сна-без-сновидений, — нравоучительным тоном ответил Снейп.
— У меня от него голова болит.
— А без него у вас мозги набекрень. Голова болит от некачественной бурды, которую вы наверняка достаете через Уизли. Или вам нравится изображать изможденного бессонницей эльфа?
Северус сказал это как-то беззлобно, совсем не так, как хотел. Но все равно надеялся, что Грейнджер заинтересуется и задаст нужный вопрос. Однако, похоже, она просто пропустила его слова мимо ушей. Закатив глаза и мысленно помянув недобрым словом годриковых последователей, Снейп решил не юлить и выпалил:
— Мисс Грейнджер, я обеспечу вас усовершенствованным зельем сна-без-сновидений в обмен на возможность заглянуть в самый блестящий ум, когда-либо выпускавшийся из этих древних стен.
Внимательный взгляд карих глаз, посмотревших с укоризной, смутил Северуса.
— Не можете не язвить, да, господин директор?
— Не могу, — неожиданно признался он. — Так что, обмен?
— Обмен, — согласилась Грейнджер, деловито доставая палочку и поднимаясь со стула.
Прежде чем он успел что-то сказать, она ловко вытянула серебристую нить воспоминаний из своего виска и вопросительно глянула на него. Нахмурившись, Снейп призвал пустой фиал. У него возникло такое ощущение, словно его обвели вокруг пальца, причем весьма ловко.
— Мисс Грейнджер, — нарочито безразлично произнес он, когда фиал наполнился дымчатым сгустком, — вы ведь все равно отдали бы мне воспоминания, я прав?
Гермиона всегда считала себя сильной личностью. Стремилась совершенствовать не только свой ум, но и характер. Избавлялась от вредных привычек — таких, как излишняя впечатлительность, неукротимая воинственная справедливость, а так же болтливость и всезнайство. Избавлялась безуспешно, на протяжении многих лет. И, наконец, избавилась. Разом. Тем самым ярким июльским днем, когда Рон предложил ей «просто пожить вместе», пока она не найдет себе работу или не поступит куда-нибудь еще, раз уж в школу авроров ее не взяли.
Она готовилась к другому разговору. О том, что теперь свадьбу можно и не переносить. И совсем не думала, что выглядит жалко и глупо, задавая Рону прямой вопрос. Вопрос, на который так и не получила ответа.
Тогда Гермиону совсем не волновало, что последним воспоминанием, которое она оставит бывшему возлюбленному, будет ее кулак, летящий прямо ему в глаз. И сейчас, сидя на полу в запретной секции библиотеки и судорожно сжимая в руках полученное утром письмо, Гермиона размышляла о том, как нелепо будет выглядеть Рон в свадебном костюме. И как счастлива будет Лаванда рядом со своим рыжим рыцарем. А еще Гермиона думала о том, кому пришло в голову прислать ей приглашение на свадьбу бывшего парня.
В послеобеденное время расписание начинающей преподавательницы ЗОТИ было свободным. Это означало, что никто не помешает ей упиваться неудачами своей личной, и не только личной, жизни. Для приличия разобрав еще один стеллаж с кое-как сваленными фолиантами, Гермиона решила все-таки упиваться по всем правилам. Она собралась без сожаления оставить секцию, в которой раньше готова была поселиться навечно, и вернуться в свою комнату. Словно в отместку за то, что бывшая верная читательница относится к ним с таким безразличием, сверху на голову девушки тут же посыпались…
Фолианты это или свитки — понять было трудно, так как все они оказались невидимыми. Пока Гермиона ползала на коленях и чертыхалась, пытаясь нащупать на пыльном полу бесценные источники запретных знаний, ее желание упиться своими неудачами только усилилось. А когда очередная невидимая книга больно, до крови, уколола ей палец, Гермиона выматерилась так громко, что, казалось, тысячелетние своды Хогвартса задрожали от такого неуважения.
Гермиона замерла, соображая, показалось ли ей, или дрожь недовольного здания ощущалась на самом деле.
— Да ладно, можно подумать! — неуверенно фыркнула нарушительница порядка. — Все матерятся, а мне нельзя, что ли?
Только потом она заметила, что теперь держит в руках не невидимый том, так коварно поранивший ее палец, а вполне наблюдаемый фолиант «История Основания Хогвартса». Правда, очень старый экземпляр, с серебряным переплетом и защелкой, напоминающей клыки вепря. Похоже, книга только что самым неожиданным образом обрела видимость.
— Ни хрена себе… — пробормотала Гермиона, не особо заботясь о том, как оказавшийся столь впечатлительным замок ответит на грубоватое маггловское выражение.
Девушка задумалась, не закапать ли собственной кровью и остальные невидимые книги, чтобы в следующий раз не мучиться, разыскивая их. Но, справедливо решив, что нечего облегчать кому-то жизнь такой ценой, отказалась от этой затеи.
Взвесив тяжелый том в руке, Гермиона не без удовольствия представила себе, как со всей силы опускает его на рыжеволосую голову своего бывшего парня. Вздохнув, она передумала немедленно аппарировать в Нору. Спрятала «Историю» в складках мантии и успокоила себя тем, что проведет прекрасный вечер за чтением.
Очистив колени и подол мантии, Гермиона отправилась в свою комнату. Упиваться хересом, захваченным по дороге на кухне, и, может быть, немножко почитать.
Профессор Спраут не любила кабинет директора. Слишком вычурная мебель, ворох всяких бесценных штуковин, которые остались нынешнему директору в наследство от Альбуса Дамблдора, а так же необычность обстановки смущали ее. Так, что Помоне хотелось спрятать свои огрубевшие руки поглубже в складки мантии, пригладить непослушные кудри и постараться выглядеть серьезно. Казалось, что даже Филиус с его маленьким ростом выглядит гораздо солиднее и достойнее, чем она.
Последние восемнадцать лет профессор Спраут не переставала искренне недоумевать, как Дамблдору могло прийти в голову предложить ей пост декана Хаффлпаффа. Как ей хватило смелости и наглости принять его предложение. Как удавалось управляться со своими учениками, да так, что ее наивные, спокойные и добрые воспитанники не раз и не два становились чемпионами Хогвартса.
Сейчас, пока остальные деканы обсуждали пророчество Сибиллы, Помона тоже удивлялась. Не понимая, зачем ее пригласили на это, несомненно, тайное собрание, она решила, что так Северус выказывает ей свое уважение. Не только как декану. А как человеку, который полгода назад, случайно став свидетелем поведения, совсем нехарактерного для директора-упивающегося, сделал правильные выводы. Не потребовал объяснений, не стал допытываться до правды, а просто поверил.
Помона до сих пор помнила, как тряслись у нее руки после того ступефая, брошенного в Алекто. А взгляд, которым наградил ее измученный Северус, пытавшийся привести в чувство до смерти напуганную первокурсницу-гриффиндорку, был дороже всяких похвал.
После этого случая Помона не раз приходила ему на помощь. Помогала прятать провинившихся учеников от жестокого гнева Кэрроу. Стирала память Алекто, в то время как сам Северус удерживал Амикуса от поисков сестры. Устроила в своих теплицах настоящий исправительный лагерь для тех учеников, которых все-таки приходилось наказывать. И старалась, чтобы они как следует перепачкались землей — для аристократов-упивающихся грязные мантии и лица детей подтверждали суровость наказания. И все это профессор Спраут делала, не обмолвившись ни единым словом с директором-упивающимся, понимая его с одного взгляда. А после, во время вынужденного бегства Северуса из Хогвартса, она старательно метала молнии ему вслед, пытаясь скрыть черную фигуру за сияющими всполохами света — так, чтобы ни одно из заклинаний Флитвика не попало в цель.
Возможно, сейчас Северусу тоже необходима ее помощь. Но при всем своем желании, Помона не понимала, какой именно посыл несло в себе пророчество. Новые беды и несчастья? Не похоже. Новые испытания духа? Возможно.
Помона не смогла бы объяснить, почему предсказание ее не испугало. Поэтому она тихо сидела в удобном кресле и пила травяной чай, любезно предложенный директором, неловко удерживая пальцами здоровой руки тонкую фарфоровую чашку.
При этом профессор Спраут старалась внимательно слушать разговор Северуса с остальными деканами. Но ее внимание привлекали только отдельные фразы.
— Это простая констатация, Северус. Первая часть пророчества — не более чем описание того положения дел, что мы имеем на сегодняшний день. Я лично проверял замок. Никаких пусковых заклинаний, ничего…
— «Умерший предателем»… Но я понятия не имею, в чем именно и кого должен просветить. Эти слова могут означать что угодно. Если судить по сопутствующим обстоятельствам…
— Замок восстановлен, однако чары его нарушены. Не мне вам объяснять, что без них Хогвартс — не Хогвартс. Так что повреждения все же налицо...
— Крыло дома Слизерин как раз под водой и находится.
— Несмотря на все усилия… Но как это связано?
— …необъяснимо. Печь не желает работать, лестницы так и не двигаются, вместо потолка какая-то черная яма… Итого — три места в замке, где чары…
— Я уже говорила: если бы мы нашли причину… Или связь…
— Часы, — неожиданно для самой себя пробормотала Помона. И только потом заметила, что присутствующие в кабинете директора непонимающе уставились на нее. Кашлянув от неловкости, она пояснила: — С часами будет не три, а четыре… Факультетские часы в холле. Гораций восстановил их, но они не перемещают камни. Я себе блокнотик завела, приходится вручную вести подсчет баллов. Так и запутаться легко…
Ее коллеги молчали. Замолчала и Помона, мысленно ругая себя, что встряла с таким пустяковым замечанием. Словно извиняясь за то, что прервала обсуждение, она добавила, уткнувшись в свою чашку:
— Хотя, конечно, факультетские часы не назовешь жизненно важными. Просто удобно было…
— Мы действительно упустили из виду часы, — медленно произнес Северус, кивая Помоне. — Что ж…
Он замолчал, постукивая пальцами здоровой руки по резной столешнице.
— Я правильно поняла, — прервала молчание Минерва, — это не совпадение, речь неслучайно идет именно о четырех повреждениях?
— Конечно, это не простые совпадения, — поддержал ее Филиус. — Лестницы, например, зачаровала сама Ровена.
— Могу предположить, что остальные поврежденные чары тоже как-то связаны с основателями, — заключил Северус, устало потирая переносицу. — Другого объяснения тому, почему нам не удалось их восстановить, просто нет.
И тут, словно в подтверждение его слов, замок легко, но вполне ощутимо тряхнуло.
— Мерлинова борода! — пробормотал Гораций.
Помона замерла с поднесенной ко рту чашкой. Она успела заметить, как изменилось лицо Северуса, когда он потянулся к набалдашнику своей трости, служившему портключом. Последний раз это выражение жесткой сосредоточенности она видела очень давно.
Дальнейшие распоряжения Снейпа звучали четко, как щелчки:
— Возвращайтесь в факультетские гостиные. Успокойте детей. Выясните, где находился и что делал перед этим каждый ваш ученик. Сбор через полчаса в Большом зале.
К вечеру Северус порядком устал. Он лично обошел весь замок, проверил каждый закоулок, но не нашел ничего, что хоть как-то можно было связать с тем сотрясением стен, которое все почувствовали.
Будучи сильным магом, Северус понимал, какие силы должны быть задействованы, чтобы заставить древние стены содрогнуться. На какой-то миг он по-настоящему испугался, что пророчество Трелони сбывается, и своды замка обрушатся, превратив Хогвартс в огромную братскую могилу. Но что-то — директор не мог объяснить, что — ласково коснулось его бешено сотрясающего грудную клетку сердца, мягко скользнуло в мозг, тонкой змейкой обвило тревогу, успокоило. И Северус почувствовал: бояться нечего. Смертей не будет.
Это странное ощущение возникало нечасто, но никогда не обманывало. Вот и теперь оно просило довериться. И прежде всего — довериться своим чувствам и интуиции.
Северус давно уже перестал верить в чудеса, не связанные с магией, и совпадения. Да, иногда он чувствовал замок. Дамблдор весьма недвусмысленно ответил на вопрос, сверкая с портрета своими ясными лазоревыми очами. Но прозвучавшие слова «это твоя судьба» немного озадачили. Очередные обязательства, от которых не откажешься просто так. Потому, что выполнять их больше некому. Хогвартс действительно сам выбирает своего директора. Еще одна загадка, которую Северусу хотелось бы разгадать.
Дрожь древнего здания, несмотря на почти благоговейную уверенность Горация и Минервы, не могла быть связана с теми простыми словами, что он произнес тогда вслух. Значит, было что-то еще, что они упустили. Он упустил. Ведь если верить пророчеству, открыть всем глаза на происходящее должен именно он. Хорошо хоть, что не жизнь отдать. Северусу как-то расхотелось жертвовать своим унылым существованием еще раз, даже во имя самой наиблагороднейшей цели.
После ужина в канун Дня Всех Святых, он задержал преподавателей в Большом зале. Но ни один не сообщил ничего стоящего. Только Пинс в очередной раз пожаловалась на беспорядок, устроенный в библиотеке новой преподавательницей ЗОТИ.
— Я как раз собиралась сделать мисс Грейнджер замечание, но тут все затряслось… А еще она книгу из запретной секции вынесла!
Услышав фамилию героини войны, Северус скривился. Он попытался отыскать взглядом саму возмутительницу спокойствия. В последнее время она вела себя более чем странно. Ни следа от запомнившегося ему и жутко раздражавшего когда-то всезнайства в нынешней Грейнджер не осталось. Словно из нее выжали весь задор, всю любознательность, отвагу и жажду жизни. Такая Грейнджер уже не раздражала. Она вызывала недоумение. И даже жалость. Ее молчаливое безразличие и странный для гриффиндорки цинизм в суждениях и поступках, проявлявшийся в последнее время все чаще и чаще, не мог не беспокоить. Северусу было известно про ее неудачную попытку поступить в школу авроров. Про завершившийся скандалом роман с младшим Уизли — тоже. Но делать Грейнджер поблажки из-за того, что ее жизнь не задалась, он не собирался.
— Минерва, могу я узнать, почему ваша подопечная пропустила общее собрание?
— Кажется, мисс Грейнджер не присутствовала на ужине, — словно спохватившись, нахмурилась МакГонагалл.
Похоже, про Грейнджер просто забыли. А сама девчонка даже не заметила, что стены замка затряслись. И тряслись они, кстати, впервые за всю историю существования Хогвартса. По этому поводу прежняя мисс Всезнайка давно уже извела бы всех своими теориями и логическими выкладками.
С самого ее возвращения в Хогвартс Северус надеялся, что настырной и вдумчивой Грейнджер удастся разгадать тайну неработающей магии замка. Ведь она была удивительно сообразительной. Пока остальные преподаватели заняты более важными делами, связанными с работой школы, любознательная Грейнджер могла бы заняться хотя бы потолком Большого зала. Ну, или лестницами.
Но Грейнджер просто не замечала того, что творилось вокруг нее. А если и замечала, то выдавала такие перлы, что Северус диву давался: откуда в правильной до тошноты заучке столько цинизма и какого-то черного юмора.
Что ж… Кажется, пришло время найти ответ и на этот вопрос. Благо, повод навестить мисс Грейнджер у Северуса был — он обещал ей зелье сна без сновидений.
Начало этой истории очень и очень легло на мое нынешнее состояние организма в целом и ума в частности. Так приятно когда герои не покрыты лаком и прочим гламуром. Когда они просто живые. Пока подожду петь дифирамбы хоть и хочется, но.. Буду читать дальше. Это так здорово, что все таки еще пишут их такими какими мне нравится их читать.
Цитата (СНЕЙДЖЕР)
Говорят, мало увидеть смерть — надо ее осознать. И тогда ты увидишь фестралов. Крылатых призраков скорби. Плотоядной скорби, разрывающей сердце.
Это вот просто да и все тут. Меня как то так этим образом по живому царапнуло - я под впечатлением.
Заданная ситуация очень напомнила мне два замечательных фика - "Места хватит всем" и "Ре Аниме". Особенно первый. Герои, конечно, другие. Признаться, я не очень люблю такую вот безнадежно-выпотрошенную и циничную Грейнджер, у меня другой взгляд на эту героиню, но автор сумел убедительно изобразить ее опустошенность и безразличие, так что принимаю на веру. Знаю, что интригу автор раскрывать не будет, но не связано ли происходящее в Хогвартсе с уничтожением реликвий Основателей? Пока это моя версия №1. Не знаю, что случится с нами дальше, но вас от церкви точно отлучат! (с)
Заданная ситуация очень напомнила мне два замечательных фика - "Места хватит всем" и "Ре Аниме"
поствоенный Хогвартс описывать было легко именно благодаря тому, что описан он был не раз. Я не стала мучить героев восстановлением замка.
Интригу раскрывать нельзя, но версия с реликвиями мне нравится)
Key_usual, автор по жизни копатель, и в канонном образе всех героев, не только главных, пытался разобраться очень старательно. Пуффендуец, что с него возьмешь) Спасибо! Когда читаешь, что герои получились живые - это высшая награда.
Автор, спасибо вам за замечтельно выписанных и имено таких вот любимых мною Снейпа и Грейнджер. Воистину, вы продлили для меня моих канонных героев . Очень жду продолжения, потому что зацепило за душу до невозможности!
Очень нравится! с первых абзацев мне стало четко ясно, что этот фик придется мне по душе! люблю ПостХог и таких героев люблю тоже. согласна с Morane - я тоже об этих фиках подумала. и задумка очень интересная! и, дорогой автор, на самом интригующем месте остановились;) буду с нетерпением ждать следующую выкладку! мои комплименты команде! )))))) "Прошлое гибнет под копытами настоящего, но то, чего так и не случилось, умирает вместе с нами" (В. Камша)
. Очень жду продолжения, потому что зацепило за душу до невозможности!
