...— Хватит. Брось его к моим ногам, где ему и место, — ледяное шипение Волдеморта проносится над полем битвы, и Хагрид медленно опускает безжизненное тело Гарри на землю. Кто-то пронзительно вскрикивает, звуком разрезая скопившуюся в воздухе пыль, словно ударом хлыста...

Гермиона не знала, что этот крик принадлежал ей. И не помнила, что упала тогда на колени. Все вокруг поплыло перед глазами, только тело Гарри сохраняло мучительно ясные очертания. Увиденное заставило ее душу оцепенеть.

Гермиона отчаянно боролась с нахлынувшими эмоциями и пыталась закрыть свой разум. Но чем больше она старалась, тем сильнее ощущалось присутствие Снейпа. Он так и не отпустил ее, вцепившись мертвой хваткой. Гермиона попыталась сосредоточиться и подумать о чем-нибудь незначительном — о Живоглоте или о последней прочитанной книге. Но это было так же сложно, как поймать лягушку голыми руками.

...Она стоит одна посреди двора начальной школы и наблюдает за девочками из своего класса, вне всякого сомнения обсуждающими предстоящий праздник по случаю дня рождения Моники. Моника должна пригласить Гермиону перед тем, как прозвенит звонок. Торжественно объявить, что хочет отпраздновать свой девятый день рождения всем классом. Одноклассницы собираются уходить, и Гермиона пытается дружелюбно улыбнуться, но те проходят мимо, словно она невидима.

«Зубрила», — доносится до нее...

Множество забытых воспоминаний кружились в голове, и Гермиона не сомневалась: Снейп видит все, что видит она, чувствует то же, что и она. Она хотела попросить его остановиться, но не могла выдавить и звука.

...Она сидит на коленях Рона, а тот нежно перебирает ее локоны. И вдруг он хихикает:
— Не могу поверить, что Джинни беременна! Моя маленькая сестричка... как такое вообще могло случиться?

Гермиона шутливо хлопает его по плечу и, усмехнувшись, отвечает:
— Слышал о сове, которая приносит детей? Только у магглов вместо совы — аист.

— Ты знаешь, что я имел в виду, — все также хихикая отвечает Рон. — Вроде еще только вчера Джинни носилась за мной и требовала, чтобы я прекратил дергать ее за волосы.

Гермиона смеется.

— Рон, это БЫЛО как раз только вчера!

Рон целует ее пальцы, и Гермиона замечает мечтательное выражение в его глазах: он мечтает об их общем ребенке и с каждым разом все чаще и чаще говорит об этом.

— Гермиона? — с нежностью в голосе спрашивает он. — Я тут подумал, как ты смотришь на то, чтобы...

— Поужинать? — перебивает она и соскакивает с колен. — Прекрасная мысль! Я как раз ужасно проголодалась!

Выражение его лица меняется. Ее слова глубоко ранили его. Но и ей больно оттого, что она не может просто взять его за руку и сказать, что так же мечтает о ребенке. Это было бы ложью...

Гермиона застонала. Она уже не пыталась оттолкнуть Снейпа. Вместо этого она старалась вспомнить, что рассказывал Гарри на пятом курсе о занятиях окклюменцией.

«Вдох-выдох, — мысленно велела она себе. — Думай об облаках... снеге... ночном небе». На мгновение ей показалось, что у нее получилось. Но вернувшееся ощущение дыхания Снейпа над ухом и непривычный запах его кожи доказывали обратное.

...— Я не могу так больше, Гермиона. Это рвет мне душу, — от грусти в голосе Рона у нее сжимается сердце.

Ей хочется заверить его, что все изменится, что она будет меньше работать. Но в то же время понимает: не будет.

— Рон, не уходи, — обреченно шепчет она и повторяет эти слова после его ухода, сидя в одиночестве на полу своей квартиры, обхватив руками колени и дав волю нескончаемому потоку слез...

Сквозь пелену тумана Гермиона с трудом различила глаза Снейпа в нескольких дюймах от себя. Эти черные глубины, беспросветные, как ночь.

...— Не вижу разницы, — со злорадной усмешкой говорит Снейп в воспоминаниях, в то время как ее зубы продолжают расти после проклятия Малфоя...

...— Когда он убил Дамблдора, — сухо говорит Гарри, — его лицо в ту минуту отражало все, что он скрывал от него все эти годы. Чистую ненависть. — Гарри сжимает кулаки. Лицо его кривится от боли, он вглядывается в тянущийся за окном пейзаж.

Хогвартс-экспресс издает непрерывный, убаюкивающий звук, который обычно успокаивал их, но сейчас он только раздражает Гермиону.

— Может, это была ненависть к самому себя? — совсем тихо говорит Гермиона, но Гарри не слышит...

...Нагини словно тень скользит по полу, и прежде чем кто-то успевает опомниться, она кидается и впивается в шею Снейпа. Гермиона чувствует, как вздрагивает рядом Гарри, и волна ужаса накрывает ее, когда она видит упавшего на пол Снейпа.

Снейп хватает Гарри за мантию, когда тот вдруг оказывается рядом. Совсем скоро сердце Снейпа перестанет биться, и вечная тишина поглотит его...

...— О, Гарри, он такой милаха, — шепчет она, склонившись над кроваткой новорожденного. — Как вы его назовете?

Гарри с нежностью проводит пальцем по щечке своего только вчера появившегося на свет сына.

— Альбус Северус, — твердо отвечает он и смотрит на нее.

Гермиона понимающе кивает.

— Соединить вместе имена Снейпа и Дамблдора, — продолжает Гарри, — значит для меня выразить им мое уважение за все, что они для меня сделали.

Гермиона сжимает его руку.

— Я знаю. И я горжусь тобой. И я уверена, что Лили тоже гордилась бы человеком, которым стал ее сын...

Снейп слегка ослабил хватку, но полностью отпускать по-прежнему не собирался. Осознав, что он покинул ее разум, Гермиона сделала большой глоток воздуха, словно ее только что выкинуло из воды на поверхность. Снейп, как и она, тяжело дышал. Тонкая полоска пота блестела на его бледном лице.

— Теперь вам, наконец, полегчало? — спросила Гермиона. Она сама удивилась своему спокойному тону, противоречащему тем чувствам и эмоциям, что бушевали внутри. Она не плакала, но чувствовала, что слезы обязательно придут, позже. Тогда, когда она останется одна, в своей квартире, во власти воспоминаний о сегодняшних событиях.

Снейп отпрянул от нее, как от огня.

— Ну конечно. Какая же я дура. Прощу прощения за некорректный вопрос. Спросить, полегчало ли вам, — значит, подразумевать, что вам хоть иногда, но бывает хорошо. Но, похоже, вам никогда не бывает хорошо. Ничего не доставляет вам удовольствия, разве что чужая слабость.

Снейп отступил и, неприятно прищурившись, пронзил ее взглядом черных глаз.

— Зато теперь вы знаете, каково это, когда против вашей воли раскрывают ваши самые заветные тайны, мисс Грейнджер, — тихо сказал он.

— Да, знаю. Вы жестоко вторглись в мой разум, хотя я просила вас остановиться. Вы ведь могли отпустить меня, — возразила Гермиона.

— А разве вы не могли благоразумно пройти мимо, когда услышали наш с Поттером разговор? — холодно спросил Снейп.

Гермиона зло посмотрела на него.

— Я, по крайней мере, и вправду сожалею о своем поступке, и уже извинилась перед вами. Вы же, напротив, совершенно не чувствуете себя виноватым, вот таким вот способом применив ко мне легилименцию. Вы были правы, когда сказали, что я напрасно стремлюсь увидеть вас настоящего под маской грубого и неприятного человека. Помните? Теперь я вижу, что ничего под этой маской нет. Я смотрю в ваши глаза, но там пустота. Когда я подслушивала ваш с Гарри разговор, впервые в жизни на вашем лице я увидела эмоции. Боль, печаль, вина. И я подумала, что, пряча где-то глубоко внутри свои чувства от других, вы все еще остаетесь живым, профессор Снейп. Я думала, что раз так долго в вас жила любовь, может, осталось еще хоть что-то, способное вернуть вам вкус к жизни. Я думала, вы храбрый человек. Но теперь понимаю, ваши вечные терзания из-за смерти Лили Поттер — не что иное, как страх. Страх отпустить и жить дальше. Вы сами не позволяете себе ничего, кроме вины.

Она перевела дыхание.

— Да, профессор, вы трус. Боитесь и жить, и умереть. Вы не смогли простить меня, принять мои извинения, потому что само прощение вам неведомо. Глубоко в душе вы мертвец.

Гермиона тяжело дышала, словно пробежала марафон, а все слова, что только что наговорила, сорвались с языка прежде, чем она успела подумать, нужно ли вообще произносить их. Она никогда бы не поверила, что в ней вдруг найдется столько храбрости разговаривать со Снейпом в подобном духе. Но то, как он бесцеремонно вломился в ее сознание с единственным намерением — отомстить, уничтожило все ее уважение к этому человеку.

Снейп смотрел на нее, и Гермиона ожидала, что сейчас он скажет что-то в духе: «Впечатляющий анализ моей личности, мисс Грейнджер. Может, вы и вправду выбрали не ту профессию, вам больше подошло бы изучать психологию». Но он молчал.

Когда Снейп, наконец, заговорил, его слова застали Гермиону врасплох.

— Да, я трус, — совсем тихо произнес он, глядя куда-то в сторону, — ничтожный трус.