Они уже достигли Хогвартса, когда Гермиона заметила, что Снейп по пояс обнажен. И как она могла проглядеть такое? Она так беспокоилась за Альбуса Северуса, что забыла обо всем на свете, но теперь Гермиона не могла оторвать взгляд от бледной спины своего бывшего профессора. Без одежды он казался еще более худым, она отчетливо видела следы пыток. Безобразные, побледневшие от времени шрамы беспорядочно исполосовали всю спину. Подумать о том, кто мог сделать со Снейпом такое, Гермиона не успела. Они неслись в Большой зал.

Профессор МакГонагалл уже позаботилось о том, чтобы все, кроме Гарри, Джинни, Джеймса и Хагрида покинули Зал. Гарри сидел на полу и держал безжизненное тело сына, а Джинни склонилась рядом и ласкала его маленькое личико, невнятно что-то нашептывая. Хагрид громко рыдал, но никто не обращал на него внимания.

— Северус! — закричал Гарри.

Гермиона никогда еще не слышала, чтобы голос ее друга был таким слабым, отчаянным, словно невидимая тяжесть давила на Гарри.

— Помоги ему, прошу тебя!

Не тратя ни секунды, Снейп присел рядом, чтобы осмотреть кожу мальчика. Альбус не шевелился.

— Гарри дал ему безоар, — прошептала Гермиона.

— Давно? — спросил Снейп, не глядя ни на кого. Руки его тряслись, а волосы упали на лицо, но Гермиона была уверена, что он напуган, как и они.

— Десять минут назад, самое большое. Спаси его, Северус. Умоляю! — Слезы текли по щекам Гарри, когда он схватил Северуса за руку, но тот быстро высвободился и занялся Альбусом.

Джинни обреченно ревела. Казалось, она хотела бы схватить и хорошенько встряхнуть Снейпа, но сил не осталось. Она осела на пол, словно марионеточная кукла, у которой обрезали веревки.

Наконец Снейп поднял голову, и, видя боль на его обычно невозмутимом лице, Гермиона задержала дыхание.

— Я сделаю все, что смогу, — еле слышно сказал он и повернулся к напуганной МакГонагалл, сидевшей на стуле. — Минерва, в лаборатории есть порошок хлебного дерева и личинки соснового шелкопряда?

— Я... Я не знаю, — она запиналась, — я разбужу Люсинду и ...

— Нет времени! — резко прервал Снейп. — Я не могу позволить себе тратить время на ожидание. — Он посмотрел на Гарри с Джинни и добавил: — Отправимся ко мне. У меня есть все необходимое для антидота. Минерва, ты можешь на время снять антиаппарационный барьер с Хогвартса?

— Конечно. — МакГонагалл мгновенно вскочила со своего места и начала произносить сложные заклинание, плавно размахивая палочкой.

— Мне так жаль! — Хагрид упал на колени, так что пол задрожал под ногами. — Я не знал... Не думал!...

Он обхватил свое косматое лицо огромными ручищами, и Гермионе стало его безумно жаль. Она хотела бы найти слова утешения. Но ничего, что было бы сейчас уместно, не пришло ей в голову.

— Можете аппарировать, — объявила МакГонагалл, и в следующую же секунду Снейп с Альбусом на руках схватил Гарри, чтобы поставить на ноги.

— Помоги своей жене, — потребовал Снейп и обратился к Гермионе: — Твою палочку.

— Что? — Сейчас смысл слов доходил до нее вдвое дольше, чем обычно.

— Дай мне свою палочку! — раздраженно повторил Снейп.

На этот раз Гермиона без колебаний достала палочку и протянула ему, не понимая, что он собирается с ней делать. Но сейчас это волновало ее меньше всего.

— Готовы? — спросил Снейп и схватил Гарри за плечо. — Сосредоточься! Понял? Аппарируй прямо ко мне домой!

Гарри, бледный и напуганный, обхватил одной рукой Джинни, которая прижимала к себе Джеймса и, казалось, едва стояла на ногах.

Снейп подошел к Гермионе и схватил ее за локоть.

— Ты знаешь, как варить антидот?

— Те... теоретически, да, — прошептала она. — Я читала, но...

— Хорошо, — оборвал ее Снейп и отпустил.

Когда он взглянул на Хагрида, его лицо, еще мгновение назад серое от горя, теперь исказила ненависть. И сразу же из палочки Гермионы вырвался ледяной голубой луч и ударил в Хагрида. Он вздрогнул и упал, со стоном обхватив ногу.

Снейп повернулся к остальным, как будто ничего не произошло, и спокойно произнес:
— Аппарируем на счет три.

* * *

Мрачный дом Снейпа не казался ни уютным, ни обнадеживающим, но ни Джинни, ни Гарри не проронили ни слова. Они стояли посреди гостиной, пока Снейп не велел им сесть.

— Я хочу быть рядом, пока ты варишь антидот! — выпалил Гарри, но Снейп только покачал головой.

— Только мешаться будешь. Зелье очень сложное и требует полной сосредоточенности. Лучше присмотри за женой и сыном. — Снейп коротко кивнул в сторону Джинни, которая молча плакала над бездыханным телом Ала. Более мягким тоном Снейп добавил: — Уверяю, я сделаю все, что в моих силах.

С этими словами он обернулся к Гермионе, которая все еще стояла на пороге и неуверенно смотрела на него.

— Пойдем, — велел Снейп, и она тотчас последовала за ним.

Кое-как передвигая онемевшими и словно чужими ногами, она проковыляла следом. Снейп же, даже не обернувшись, поспешил через темный коридор к задней двери. Они пересекли заросший сад и оказались около хижины, которую, как поняла Гермиона, Снейп оборудовал под лабораторию.

— Вы помните точный порядок ингредиентов? — осведомился он.

— Я... да, — тихо произнесла Гермиона.

Снейп указал на стенной шкаф:
— Порошки и сушеные растения там, в алфавитном порядке. Ингредиенты животного происхождения — справа, жидкости — в шкафу у окна. — И, не дожидаясь ответа, он взмахнул ее палочкой: — Акцио палочка Северуса Снейпа!

Вскоре он держал в руке свою собственную палочку и вернул Гермионе ее.

Гермиона же будто бы приросла к месту.

— Чего ждем? — рыкнул Снейп, заметив неуверенность в ее взгляде.

— Я... я боюсь, — созналась она и обхватила себя руками, словно вдруг замерзла. Зелье требовало предельной точности. Одной каплей больше или меньше, малейшее замешательство при добавлении ингредиентов — и антидот убьет, а не спасет.

Снейп шагнул к ней и, вцепившись в плечи своим тонкими пальцами, склонился так, что кончики их носов едва не соприкоснулись.

— Ты не сделаешь ни одной ошибки, — его голос звучал опасно тихо. — Ты приготовишь все, как нужно, и сваришь идеальное зелье. Ты одна из самых блестящих студентов Хогвартса за всю его историю, поэтому у тебя все получится. Я бы и близко не подпустил тебя к своей лаборатории, если бы настолько не доверял тебе. В этой голове, — и он непочтительно постучал пальцем по ее лбу, — хранится все, что ты читала про зелье. Я доверяю твоей памяти. Ты меня поняла?

Из всей его короткой речи Гермиона ясно уловила только одно слово.

Доверяю.

Снейп доверил ей помочь ему спасти Альбуса, и вдруг она почувствовала уверенность. Она не может допустить ни единой ошибки — и поэтому не допустит.

Гермиона кивнула и прошла к первому шкафу. Сразу же отыскала порошок хлебного дерева, в то время как Снейп прошептал Агуаменти и зажег огонь под котлом. Они работали в полной тишине, но каждое их движение казалось хорошо отрепетированным. Ближе к концу на лбу у Гермионы выступили капельки пота, но самое сложное было еще впереди. Зелье должно кипеть двенадцать минут, прежде чем можно будет добавить личинки соснового шелкопряда. Высыпать точно в центр и так, чтобы не взболтать зелье. Одновременно с семью каплями свежей крови. Ни каплей больше, ни каплей меньше.

На удивление твердыми движениями Гермиона растолкла личинки, в то время как Северус уколол себе палец. Они переглянулись, и Снейп едва заметно кивнул. Гермиона сделала несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться. Потом выждала двенадцать минут и занесла порошок над центром котла. Очень осторожно всыпала порошок в зелье. В это же время Северус поднял руку над котлом, и семь капелек крови упали в него. Северус успел убрать руку в самый последний миг. Зелье зашипело и стало светло-желтым. У них получилось.

Гермионы с облегчением выдохнула и предусмотрительно вытерла потные руки об штаны, прежде чем приниматься за размельчение цветков гвоздики. Снейп прошептал заклинание на хусаническом, древнем и давно забытом языке, который Гермиона не знала, но который был важной составляющей зелья. Снейп тем временем стал сложными движениями волшебной палочки помешивать варево.

Последний необходимый ингредиент — кудрявый волос. Но открыв шкаф с запасами, Снейп нашел там только прямой и светлый. Гермиона все поняла и без доли сомнения схватила с рабочего стола нож, отрезала прядь своих длинных волос и кинула в котел. С замиранием сердца она стала ждать, и когда ничего не произошло, внутри снова все сжалось от страха. Но из котла вдруг вылетело несколько серебряных искр, и зелье сменило цвет. Снейп с Гермионой переглянулись. Они справились.

* * *

Они молча прошли через задний двор, но, когда подошли к двери дома, Снейп повернулся к Гермионе.

Чувство безграничного облегчения и эйфории, переполнявшее ее, вдруг испарилось, когда Гермиона увидела выражение лица Снейпа.

— Я еще никогда не слышал, — тихо произнес он, — чтобы этот антидот применялся к такому маленькому ребенку. Он спасет от смертельного яда ягоды, но у него много побочных явлений.

— Что ты имеешь в виду? — в смятении прошептала Гермиона.

— Рвота, многодневные желудочные боли, порой кровотечение из носа и потеря сознания, — ровным голосом перечислил Снейп. — Малыш потеряет много жидкости... если переживет первую ночь. Он еще так мал, и я не знаю, насколько со всем этим справится его организм.

Гермиона прижала руку к губам и расширенными глазами смотрела на Снейпа. Она знала все о приготовлении антидота, но нигде не читала о побочных эффектах.

Снейп отвернулся и открыл дверь. Как только он шагнул внутрь, Гарри вылетел ему навстречу.

— Вы приготовили антидот? — в смятении крикнул он. — Северус, его кожа уже совсем синяя, и я...

Северус молча отодвинул его и поспешил в гостиную, где Джинни покачивала на руках Альбуса Северуса.

Снейп сел рядом, бережно отодвинул несколько прядок с лица малыша и взял зелье, перелитое Гермионой в маленький флакон. Затем поднес бутылочку к губам ребенка и влил немного антидота в рот, наблюдая, как жидкость зашипела и начала испаряться на языке.

— Северус! — в страхе закричала Джинни.

Но Снейп положил руку на ее плечо и произнес:
— Так должно быть.

С бешено колотящимся сердцем Гермиона наблюдала, как ребенок издал ужасный звук, прежде чем его вырвало прямо на Джинни.

Снейп повернулся к Гарри, который смотрел на него в полной растерянности.

— Слушай внимательно. Вам срочно нужно в Мунго. Альбуса вырвет еще не раз, и у него будут колики. У целителей есть зелья, восполняющие потерю жидкости и одновременно обезболивающие. Мне потребовалось бы много времени, чтобы приготовить их. Я напишу записку, передай ее целителю Эмендису. Требуй только его, ты понял? И каждый час давайте несколько глотков антидота ребенку, даже если он будет сопротивляться.

Взмахнув палочкой, Северус призвал кусочек пергамента и перо, написал несколько слов, свернул и протянул Гарри.

— Я позабочусь о Джеймсе, не переживайте, — спокойно произнес Снейп, взглянув на старшего сына Поттеров, заснувшего на диване.

— Я... — беспомощно произнес Гарри.

Но Снейп не дал ему договорить. Повторив еще раз указания, он заставил Гарри обнять Джинни с Альбусом Северусом и аппарировать.

И только когда они исчезли с тихим хлопком, Снейп упал на диван и спрятал лицо в ладонях. Он внезапно показался таким старым и усталым, словно прошли не несколько часов, а тысячелетия.

С тяжестью на сердце Гермиона смотрела на него, он слегка дрожал. Не раздумывая, она взяла с полки книгу, превратила в простую черную мантию и накинула на его по-прежнему обнаженные плечи. Его кожу покрывал ледяной пот.

Снейп не сопротивлялся.

— Он... он крепкий малыш, — прошептала она. — Он непременно справится! Ведь он сильнее, чем тебе кажется.

Снейп не отозвался. Он слегка покачивался, словно в трансе.

Гермиона осторожно положила руку ему на плечо и сжала.

— Знаешь, он во многом похож на тебя, — произнесла она и дрожащими руками повыше подтянула мантию.

Беспомощно оглядевшись в маленькой гостиной, Гермиона на неверных ногах подошла к шкафу, в надежде найти там что-нибудь покрепче. И действительно — обнаружила покрытую пылью бутылку огневиски. Налив немного в два стакана, она повернулась к Снейпу, который так и сидел неподвижно. Казалось, он не видит и не слышит ее.

Набравшись смелости, Гермиона обхватила его холодную руку и вложила в нее стакан.

— Я отнесу Джеймса в кровать, — пробормотала она, не надеясь на ответ.

Но когда она подняла спящего ребенка и пошла к лестнице, услышала слова Снейпа:
— Если мальчик умрет... то тут станет совсем пусто. — И он с горечью стукнул себя по груди, там, где бьется сердце.

У нее замерло сердце, когда внезапно она все поняла.

Гермиону потрясли не слова, выдавшие его ранимость, и не его полная отчаяния поза. А осознание, как безоговорочно он любит Альбуса Северуса и будет окончательно сломлен, если ребенок не выживет.

Его крестник, возможно, — единственное, что вновь вернуло Снейпу смысл жизни. И если он умрет... Гермиона не отважилась додумать.

Она нашла неуютную спальню Северуса, положила Джеймса на кровать и медленно спустилась обратно.

Гермиону поглотила боль. Это не относилось ни к Альбусу Северусу, ни к Джинни с Гарри, хотя она очень переживала за них. Сочувствовала она человеку, сидящему на продавленном диване, словно печальная тень самого себя. Наклонив голову, он смотрел сквозь завесу волос на стакан в руке.

Гермиона тихонько присела рядом, положила руку на его спину и, когда Снейп не возмутился, начала слегка поглаживать.

— Все будет хорошо, поверь, — прошептала она и осмелилась обнять его за плечи.

Так они и сидели, и когда она решила потуже запахнуть мантию на его груди, то обнаружила, что ткань совсем мокрая, хотя он не пролил ни капли огневиски.

Некоторое время они просто сидели рядом, рука Гермионы так и лежала на его плече, и слушали гнетущую тишину пустого дома.

Гермиона попыталась что-то сказать — что-нибудь утешающее и ободряющее, но пока подыскивала подходящие слова, Снейп встал и пересек комнату, остановившись у камина.

— Иди спать, — резко произнес он, даже не повернувшись.

— Но я... — запротестовала было Гермиона, однако Снейп прервал ее.

— Ты устала и переволновалась. Иди спасть, отдыхай, — добавил он более вежливо.

Возражений не нашлось. Гермиона не сомневалась, что даже глаз не сомкнет, но у нее просто не было сил спорить с ним.

— А ты? — тихо спросила она, неуверенно поднявшись.

— Я буду спать здесь, на диване, — ответил Снейп.

Оба понимали, что это ложь.

Скорее всего, он не сдвинется с места, опасаясь пропустить хоть малейшее известие о крестнике, чья жизнь теперь зависела от целителей Святого Мунго.

Гермиона медленно пошла к лестнице и, поставив ногу на первую ступеньку, еще раз обернулась к Снейпу.

— Все... все будет хорошо, — произнесла она ему в спину.

Снейп опустил плечи, словно на них легка невыносимая тяжесть.

И ничего не ответил.

* * *

Ванная комната была такой же неказистой, как и остальной дом, но вполне опрятной. Гермиона нашла чистое полотенце в единственном шкафчике, поместившемся здесь.

Тут не было зеркала, поэтому она трансфигурировала кусок мыла. И тут же пожалела об этом, взглянув на себя. Под глазами темнели круги, у рта пролегла складка, делающая Гермиону старше на несколько лет. Но хуже всего выглядели волосы. Она неровно обрезала их, так что теперь волосы совершенно ужасным образом торчали во все стороны.

Она без колебаний пожертвовала волосы на целительное зелье для Альбуса и ни капельки не жалела об этом. Но, взглянув на свое отражение, еще больше отчаялась и испугалась. На секунду Гермиона задумалась, не отрастить ли волосы с помощью заклинания, но потом решила, что есть более важные проблемы.

Превратив зеркало обратно в мыло, Гермиона вымылась и на цыпочках прокралась в спальню Снейпа, где спокойно спал Джеймс. Осторожно, чтобы не разбудить, легла рядом и свернулась клубком, подтянув ноги к груди.

Она подумала о Гарри и Джинни, которые были вне себя от страха и переживаний, о маленьком Альбусе Северусе и о Снейпе. Сердце сжалось от боли.

"Боже, пожалуйста, сделай, чтобы все было хорошо", — снова и снова повторяла она про себя, а по щекам текли слезы.

* * *

Гермиона проснулась оттого, что кто-то толкнул ее в бок. Когда она испуганно распахнула глаза, то увидела Джеймса. Мгновение она растерянно осматривалась вокруг, пока воспоминания последних часов не нахлынули на нее.

— Где моя мама? — спросил Джеймс, его нижняя губа подозрительно задрожала.

— О, — Гермиона беспомощно подыскивала слова и наконец сказала: — Мама и папа скоро придут. Им нужно было в Святого Мунго, потому что...

— Из-за Ала, да? — прошептал Джеймс, и по его щеке скатилась большая слеза.

Гермиона прижала его к себе, погладила по голове и решила не обманывать, вдруг это еще больше напугает его.

— Да, — осторожно произнесла она, — из-за Ала. Он заболел, но скоро выздоровеет. Целители дадут ему лекарство и будут хорошо заботиться, пока он не поправится и не сможет играть с тобой.

— Честно? — всхлипывая, спросил Джеймс, поднял голову и посмотрел на Гермиону.

— Честно, — уверенно ответила она и пальцем стерла слезу.

— Но когда?

— Скоро, — пообещала она, — но ты можешь кое-что сделать для мамы и папы.

— Что? — спросил Джеймс.

— Знаешь, им бы очень помогло, если бы ты был послушным. Тогда им не пришлось бы беспокоиться о тебе. Твоя мама рассказывала, что ты уже совсем большой и всегда слушаешь ее, когда она тебя о чем-то просит.

Он торжественно кивнул и серьезно посмотрел на нее.

— Когда вернутся мама и папа с Алом, мы им обязательно расскажем, каким послушным ты был, да?

— Конечно! — подтвердил он.

Когда Гермиона слегка отстранилась, чтобы встать, он повозил ногой по полу и тихо произнес:
— Гермиона?

— Да?

— Мы... мы должны оставаться здесь, с этим дядей? — Джеймс поколебался немного, но все же собрался с духом, чтобы признаться: — Я его боюсь, у него всегда злой взгляд.

Гермиона убрала волосы с его лба и сказала:
— Он умеет нагонять страху, да?

Джеймс кивнул. Она улыбнулась.

— Это так, у него злой взгляд, но он не злой человек. Не бойся его. Есть люди, которые просто не умеют показать, если им кто-то нравится, понимаешь?

Джеймс недоверчиво посмотрел на нее.

— Я ему нравлюсь? — наконец с сомнением спросил он.

Гермиона сглотнула, но все же произнесла:
— Да. И твои папа и мама, и особенно Альбус. Ведь он его крестник, так же, как ты крестник дяди Рона. И для него ты особенный.

— Но почему он не может показать, когда ему кто-то нравится? — не отступал Джеймс. Он явно не понимал, почему Снейп такой.

За свою короткую жизнь он еще не узнал жестокости. Или того, что кто-то может быть постоянно хмурым. Или старательно не обращать внимания на окружающих.

Гермиона задумалась, как бы так объяснить, чтобы малыш, который всегда был окружен заботой и дружелюбием, смог понять.

— Может, потому что он боится, что над ним посмеются или обидят, если он покажет, — тихо ответила она.

Понял ее Джеймс или нет, она не знала. Но, к ее большому облегчению, он перестал спрашивать и с готовностью позволил помочь ему одеться.

* * *

Крепко держа Джеймса за руку, Гермиона спустилась по лестнице. Ее сердце болезненно сжалось, когда она увидела сидящего на диване Снейпа. Он повернулся к ним, услышав шаги.

Очевидно, он не спал, — на нем до сих пор была та же самая мантия, которую накануне трансфигурировала Гермиона. Осунувшееся лицо — бледнее обычного.

— Доброе утро, — неуверенно произнесла она, вытерев руку о штанину. — Никаких новостей?

Снейп покачал головой.

— Может, я приготовлю завтрак, а ты пока переоденешься? — предложила Гермиона. — Если кто-то объявится, я в любом случае тут.

Он задумался на мгновение, но, видимо, не нашел возражений, поэтому кивнул и произнес:
— На кухне найдешь чай и что-нибудь перекусить.

Голос был хриплым, словно Снейп не разговаривал целую вечность. Гермиона отвернулась, чтобы он не заметил печаль на ее лице. А пока шла к лестнице, спиной чувствовала его взгляд.

— Поможешь мне? — спросила Гермиона Джеймса, когда они зашли в кухню, и она принялась искать в шкафах посуду и продукты.

Он кивнул и осторожно отнес тарелки на стол, где аккуратно расставил. Растроганная Гермиона подумала, что он изо всех сил старается быть послушным и ничего не сломать. И в тот же миг она вспомнила об Альбусе Северусе, который боролся со смертью. Гермиона сглотнула и заморгала, но слезы все равно навернулись на глаза.

* * *

Они молча ели, и Гермиона знала, что причина не в ее неумении готовить, когда Снейп отложил едва надкушенный хлеб.

— У меня тоже нет аппетита, — пробормотала она и крепче сжала чашку с кофе.

— Можно я пойду? — осторожно спросил Джеймс, переводя взгляд с одного на другого.

Он уже съел свой хлеб с сыром и колбасой. Когда Гермиона кивнула, его лицо просветлело.

— У тебя нет случайно какой-нибудь книжки с картинками, для Джеймса, чтобы он немного отвлекся? — спросила она Снейпа.

Тот, казалось, сначала не расслышал, но потом все же встал и ответил:
— Поищу.

Спустя несколько минут он вернулся со старой кожаной книгой с пожелтевшими страницами. Гермиона узнала древнее издание Сказок Барда Бидля и удивилась, что Снейпа хранит такое.

Поджав губы, Снейп протянул книгу мальчику, который испуганно поглядел на него, но все же взял. Снейп уже хотел отвернуться, когда Джеймс собрал все свое мужество и потянул его за мантию, заставив обратить на себя внимание.

— Я не испорчу книгу, — прошептал Джеймс, — я очень осторожно буду перелистывать страницы.

Если Снейп и был удивлен, то ничем не выдал этого, а только кивнул. Затем произнес, обращаясь к Гермионе:
— Я аппарирую в Святого Мунго.

Она поняла, что Снейп не в силах больше сносить неизвестность и тишину дома, в котором вынужден сидеть без дела. Она хотела сказать, что отправится с ним, но вспомнила про Джеймса.

— Возвращайся сразу же, как появятся новости, — попросила она, но не поняла, услышал ли он, поскольку Снейп уже исчез с громким хлопком, а Гермиона почувствовала нарастающую панику.

* * *

Гермиона знала, что прошло не больше часа, но ей казалось — целая вечность, пока она металась по комнате, безуспешно пытаясь прогнать мрачные мысли.

Джеймс спокойно рассматривал картинки в книжке и время от времени о чем-то спрашивал, но она отвечала рассеянно.

«Альбус не пережил ночь... он умер», — думала она и ненавидела себя за то, что в голову приходят такие страшные мысли. Но как бы ни пыталась она представить только хорошее, ничего не получалось. Горло перехватило, когда ужасные картинки снова и снова, словно фильм, прокручивались в голове.

Ее тошнило, а руки дрожали так сильно, что Гермиона не могла удержать палочку, а когда наконец-то услышала хлопок аппарации, на ее глаза навернулись слезы.

Снейп стоял возле входной двери, и у Гермионы вырвалось полузадушенное восклицание, когда он внезапно направился прямо к ней.

Его волосы закрывали лицо, так что она не могла разглядеть выражения. Все в ней перемешалось: надежда и печаль, и страх. Слишком много. Гермиона покачнулась и упала бы, если бы Снейп не схватил ее за плечи. Он крепко держал ее, и сквозь завесу волос она смогла разглядеть его глаза, которые сказали ей все об Альбусе Северусе...

Гермиона даже не осознавала, что задержала дыхание. Северус крепко сжимал ее руки, а его лицо казалось совершенно расслабленным — таким она его никогда не видела. Словно с плеч сняли невидимую ношу.

И не раздумывая, не отдавая себе отчета, Гермиона обняла и спрятала лицо на его груди.

И вдруг почувствовала, как он окаменел, а его пальцы, словно по привычке, почти болезненно вцепились в ее плечи. И Гермиона почему-то подумала, что его слишком редко обнимали, что немногие охотно, по собственному желанию и с его позволения прикасались к нему. Ей захотелось исправить это, показать, что и он может быть кому-то дорог и его могут обнимать просто от чистого сердца. Но как только она ощутила, что он начинает расслабляться в ее объятиях, маленькая рука потянула ее мантию.

Джеймс вопросительно посмотрел на нее.

Гермиона неохотно высвободилась и наклонилась к малышу.

— Альбусу Северусу уже лучше, — объяснила она и взглянула на Северуса.

Он кивнул и добавил:
— Он потерял много жидкости, но оказался намного выносливей, чем все думали. Он борется. Он сильный, целители полагают, что он выкарабкается.

— Что это значит? — нетерпеливо спросил Джеймс.

Гермиона улыбнулась.

— Это значит, что твой брат скоро выздоровеет, — ответила она и рассмеялась, когда глаза Джеймса засверкали.

— Когда мы пойдем к нему? — спросил Джеймс, с надеждой глядя то на Гермиону, то на Снейпа.

— Пока неизвестно. Но я уверена, что скоро. Может, ты хочешь поиграть в саду?

Она посмотрела на Снейпа, тот кивнул и, поколебавшись, сказал Джеймсу:
— Я покажу, где ты можешь поиграть.

Он направился к двери, Джеймс — за ним. Гермиона знала, что Снейп в своей обычной грубой манере запретил играть в той части сада, где выращивает травы для зелий, но Джеймс, похоже, понял, что хотя бы сегодня можно не бояться.

Дверь за ребенком закрылась, и Снейп повернулся к Гермионе.

Она попыталась что-то сказать, но вдруг громко всхлипнула, а по щекам покатились слезы.

Словно сквозь туман она увидела, что Снейп мгновенно оказался рядом и неловко погладил ее по плечу.

— Прости, — пробормотала она, почувствовав себя ужасно глупо: вообще-то полагалось смеяться от радости, кружиться или петь, а вместо этого она ревет как маленький ребенок.

Снейп ничего не ответил, а просто задержал руку на ее плече, и Гермионе показалось, что он потихоньку круговыми движениями ласкает ее.

— Отдыхай, — сказал Снейп. — Я тоже пойду спать, я...

— Устал, я знаю, — закончила она и тихо шмыгнула. — И не подумай, что я реву из-за... это просто... потому что... это из-за волос!

— Разумеется, — серьезно произнес он, но по губам скользнула улыбка, которая стала еще заметнее, когда Гермиона залилась румянцем.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, она — покрасневшими от слез глазами, он — с каким-то загадочным блеском во взгляде, и что-то невысказанное лежало между ними. И это что-то почти можно было потрогать.

Затем Снейп медленно убрал руку, отвернулся и пошел вверх по лестнице. И как раз когда Гермиона подумала, что он уже не обернется, он достиг последней ступеньки и взглянул на нее. И смутился, словно его поймали на чем-то запрещенном.

Гермиона наблюдала за Джеймсом из окошка и, хотя твердо решила не спать, заметила, что глаза слипаются все сильнее.

Пару минут, решила она и заснула, не подозревая, что пара минут превратится в несколько часов. Когда Гермиона открыла глаза, уверенная, что подремала всего чуть-чуть, и взглянула в окно, то увидела, что уже далеко за полдень.

Она испуганно вскочила, уронив на пол коричневое одеяло, которого раньше не было.

— Я как раз размышлял, не стащила ли ты снова мои ингредиенты, чтобы сварить зелье тысячелетнего сна, — внезапно услышала она голос Снейпа.

Он сидел перед камином, читал газету и насмешливо рассматривал Гермиону. Она отчетливо разобрала нотки веселья в голосе.

— Я думала, закрою глаза на пару минут, — смущенно призналась она.

Ей стало стыдно оттого, что Снейп разглядывал ее спящую. Чтобы скрыть это, Гермиона спросила про Джеймса.

— Он поел час назад, а затем тоже захотел спать.

— Ты покормил его и уложил спать? — удивленно спросила Гермиона.

Снейп посмотрел на нее, как на очень непонятливого ребенка, и ответил:
— К счастью, он уже настолько взрослый, что способен поесть сам и даже в состоянии найти свою кровать.

— Но ты приготовил для него еду? — не отставала Гермиона, скрывая улыбку.

— Нет. Я приготовил еду для себя. Ему же просто повезло, что немного осталось, — ответил Снейп, и Гермионе показалось, будто ему неловко признаваться, что он позаботился о ребенке.

— Разумеется, — сказала она и лишь после того, как вышла из комнаты, позволила себе рассмеяться.

На кухне она поняла, что повезло не только Джеймсу, — над столом парила тарелка с жареным картофелем, под согревающими чарами.

Ощутив трепет в душе, она задумалась, стоит ли вернуться в комнату и поблагодарить Снейпа. Но не стала, зная, что он лишь раздраженно отмахнется, словно никогда и не собирался о ком-то заботиться.

Она улыбнулась и почувствовала, как желудок заурчал. Вообще-то она не любила жареный картофель. Но тут проглотила все за минуту и решила, что ничего вкуснее до сих пор не ела.

Гермиона вернулась в гостиную. Снейп все так же сидел в кресле перед камином, и как раз в тот миг, когда Гермиона собиралась кое-что сказать, пламя громко затрещало и окрасилось в зеленый цвет. Послышался хлопок, и Гарри ступил из огня, весь покрытый сажей.

Он громко прокашлялся, схватил палочку и произнес заклинание. После того, как очки снова стали чистыми, он посмотрел на Гермиону и Снейпа и улыбнулся.

Гарри выглядел усталым и невыспавшимся, но шагал легко, словно человек, с плеч которого сняли тяжелую ношу.

— Гарри! — воскликнула Гермиона. — Как он себя чувствует, есть новости, что сделали?...

— Эй, — прервал он, — дай мне передохнуть.

Гарри быстро обнял ее и кивнул Снейпу, который уже вскочил с кресла и стоял рядом.

Гарри сел и провел рукой по волосам.

— После того как ушел Снейп, — и Гарри снова кивнул Северусу, — состояние Альбуса не изменилось. Его по-прежнему рвало всем, что мы давали, но в последний раз ему удалось что-то сохранить в желудке. Целители говорят, что, хотя самое худшее позади, он еще в опасности, если не стабилизируется работа желудка. Конечно, он начинал плакать каждый раз, когда мы пытались что-то влить ему в рот. Но Джинни удалось уговорить Альбуса выпить немного тыквенного сока. И его не вырвало!

Гарри с триумфом смотрел на них, зеленые глаза светились.

— Мы можем зайти к нему? — с надеждой спросила Гермиона.

Гарри кивнул.

— Поэтому я и пришел. Ал спросил про своего брата и... тебя. — Последние слова предназначались Снейпу, который с удивлением наклонил голову.

— Да, — тихо подтвердил Гарри, — он спросил, придет ли крестный.

Снейп прочистил горло и произнес:
— Я сразу же отправляюсь с тобой.

— Где Джеймс?

— Он еще спит, разбудить? — предложила Гермиона, чтобы дать возможность Гарри сказать несколько слов Снейпу наедине.

Она почувствовала, что Гарри хочет поблагодарить его, и знала, что будет лишней, поэтому начала подниматься по лестнице, не дожидаясь ответа.

Когда она легко потрепала Джеймса по плечу, он поначалу запротестовал и лишь перевернулся на другой бок. Но когда Гермиона ласково погладила его по голове и тихо произнесла: «Папа здесь!», он распахнул глаза.

— Где он? — спросил Джеймс, подскочив на кровати.

— Внизу. И знаешь, что? Ты можешь навестить Альбуса!

Джеймс просиял и вылетел из кровати, чтобы сразу же ринуться вниз, но Гермиона со смехом ухватила его за пуловер.

— Подожди, тебя нужно причесать!

Как и у отца, волосы Джеймса торчали во все стороны и не поддавались никакой укладке, но Гермиона была полна решимости хотя бы попробовать. Она потянула Джеймса в ванную, присела на корточки и постаралась причесать его, но после многих бесплодных попыток сдалась.

Джеймс схватил расческу и начал расчесывать Гермиону, подражая ей: «Они просто неуправляемые!»

Гермиона хотела уже со смехом объяснить ему, что как раз теперь, когда ее волосы так коротко обрезаны, они никак не могут быть неуправляемыми, но вдруг почувствовала нечто странное.

Она превратила кусок мыла в зеркало и удивленно вскрикнула, взглянув на отражение. Ее волосы снова стали длинными. Она подумала, что Снейп, должно быть, восстановил их, пока она спала.

* * *

Целитель, которого они повстречали в коридоре, недовольно нахмурился, когда заметил, что они направляются в палату Альбуса.

— Это плохая идея, — строго сказал он и встал прямо перед дверью. — Мальчику нужен отдых.

— Я лучше понимаю, что нужно моему сыну, — холодно ответил Гарри и попытался обойти целителя, но тот не сдавался.

— Мистер Поттер, было обговорено, что только члены семьи могут навещать его, — как можно спокойней произнес целитель. — Необходимо, чтобы ребенок избегал любых волнений, а это касается и визитов посторонних.

— Посторонних? — возмущенно повторил Гарри. — Этот человек — его крестный, а Гермиону он знает так же хорошо, как свою бабушку. Короче: эти люди для него как семья. А теперь, будьте добры, пропустите нас!

Целитель сдался и, возмущенно топая, удалился по коридору.

— Похоже, целители поменялись, а у этого плохое настроение, — извиняясь, пробормотал Гарри.

Когда он открыл дверь, Гермиона увидела Джинни, сидящую на стуле рядом с кроватью, которая казалась слишком большой для маленького Альбуса.

Бледный, он повернул голову, когда они вошли.

— Ал, мама! — воскликнул Джеймс, явно не знаю, к кому кинуться в первую очередь.

Джинни посадила его на колени и поцеловала, а потом разрешила осторожно сесть на кровать Альбуса. Сама же встала и направилась к Северусу.

Она тоже выглядела изможденной, но улыбалась, когда подошла к нему и, ко всеобщему удивлению, обняла.

— Знаю, что ты не желаешь ничего слушать, — тихо произнесла она, отстраняясь, — но мы стольким тебе обязаны, что словами не передать. Я никогда не забуду, что ты для нас сделал.

Снейп отвел взгляд и пробормотал что-то неразборчивое, а Джинни отступила и показала на кровать.

— Иди к нему, — тихо сказала она. — Он рад, что ты здесь. Что вы все здесь, — добавила она, взглянув на Гермиону. — То, что я сказала Северусу, касается в равной мере и тебя. Спасибо за все, я даже не знаю, как я могу...

Она не смогла закончить, потому что Гермиона обняла ее, успокаивающе поглаживая по спине. Она сама пыталась сдержать слезы.

Краем глаза Гермиона заметила, что Северус сел рядом с кроватью. Альбус потянул к нему руку, и тот погладил мальчика по голове.

Когда Северус и Гермиона собрались уходить, в палату зашли Молли, Артур, Рон и Джордж.

— Это что еще за норвежская хвосторога? — воскликнул Джордж, указывая на дверь за спиной. — Мне показалось, что он оторвет нам голову только за то, что мы захотели повидать Ала.

— Джордж, — укоризненно произнесла Молли, качая головой.

Он ухмыльнулся, но было заметно, как он нервничает. Джордж постоянно приглаживал волосы, значит, он вовсе не так беззаботен, как хочет показать.

Заплаканная Молли, казалось, постарела на много лет, но после того как Гарри все рассказал, ее лицо просветлело.

Уизли окружили кровать, а Гермиона и Северус отошли в сторону. Альбус Северус уснул, и все переговаривались шепотом, чтобы не разбудить его.

— Мы с Гарри останемся с Алом, пока он не выздоровеет, — сказала Джинни. — Гермиона, ты можешь принести завтра чистую одежду?

— Конечно, сразу же с утра, — заверила Гермиона.

— Мама, ты не могла бы забрать Джеймса? Кажется, мы злоупотребили гостеприимством и, прежде всего, нервами Северуса. — И Джинни улыбнулась Снейпу, который, казалось, хотел возразить, но не успел — Молли поспешно согласилась.

У Гермионы сжалось сердце, когда она осознала, что теперь у нее нет причины оставаться в доме Северуса, раз Джеймс будет у бабушки. Она лихорадочно соображала, что бы придумать, но ничего не приходило в голову.

Словно сквозь туман, она услышала, как Уизли благодарят Снейпа. Она помахала на прощание Гарри и Джинни и направилась к двери.

— Гермиона, подожди!

Рон подошел к ней, обнял и поцеловал в лоб.

— Я знаю, что и тебе пришлось немало вынести, — тихо произнес он, — почти столько же, как и Гарри с Джинни.

Она улыбнулась и тоже обняла его, а затем потрепала по голове и шутливо толкнула в грудь.

— Это верно. Никогда бы не подумала, что можно настолько переживать за кого-то.

Рон кивнул, и они поговорили еще, пока Гермиона внезапно не поняла, что за ними наблюдают.

Снейп смотрел на нее, и на секунду Гермионе показалось, что он сузил глаза, но его лицо быстро стало бесстрастным.

Он прошел мимо них, сказал Поттерам, что обязательно придет завтра, и исчез за дверью.

— Мне тоже пора, Рон, — торопливо произнесла Гермиона и, прежде чем он успел возразить, попрощалась и выскочила из палаты.

Снейп отошел уже далеко, но остановился, когда она окликнула.

— Я... забыла кое-что у тебя, можно я отправлюсь с тобой и заберу?

Он смотрел на нее своим типичным непроницаемым взглядом, а Гермиона молилась, чтобы Снейп не спросил, что же именно она забыла. Разумеется, она ничего не забыла, но боялась, что он догадается. К ее огромному облегчению, он кивнул.

Покинув госпиталь, они поискали место, откуда можно аппарировать. Через мгновение Гермиона почувствовала знакомое ощущение, будто протискивается сквозь слишком узкую трубу.

— И? — спросил он, когда они приземлились в гостиной. — Что ты хотела забрать?

Они так и стояли, прижавшись друг к другу, и воздуха вдруг стало слишком мало.

— Я солгала, — прошептала она, слова помимо воли вырвались сами. Гермиона почувствовала, что покраснела. Сердце билось громко и часто, казалось, оно не вмещается в грудную клетку. — Я ничего не забыла. Просто не хочу оставаться одна. Я не знала, как спросить тебя, могу ли я побыть здесь, чтобы это не прозвучало... странно.

Она сглотнула, когда он удивленно взглянул на нее.

— Похоже, это была плохая идея, — пристыженно пробормотала она и от всей души пожалела, что призналась ему. — Если хочешь, чтобы я ушла, я сейчас исчезну.

Гермиона заставила себя не отводить взгляд, размышляя, видит ли Снейп в ее глазах надежду.

— Мне уйти? — спросила она после нескольких секунд молчания и, когда он не ответил, понимающе кивнула и отвернулась.

Она уже почти дошла до двери, как вдруг ощутила его пальцы на своей руке.

Удивленная, Гермиона повернулась к Северусу и наткнулась на пронизывающий взгляд. Казалось, ее признание одновременно и поразило, и развеселило его, но прежде чем он успел спросить, она тихо произнесла:
— Мысль о том, что придется вернуться в пустую, холодную квартиру, где нет никого, с кем можно было бы обсудить случившееся, нагоняет на меня тоску.

Северус внимательно изучал ее лицо, и она, как всегда, не могла даже представить, о чем же он думает. Но он кивнул и махнул рукой в сторону своего дряхлого дивана.

Гермиона заметила, как Северус поднял бровь, когда уселся рядом с ней.

— Я удивлен, — медленно произнес он, — что ты предпочла мое общество своей без сомнения весьма уютной квартире.

— Ты не видел мою квартиру, — попыталась уйти от ответа Гермиона, чувствуя, что краснеет.

Не могла же она объяснить, что ей совершенно все равно, насколько стар его дом. Главное, что она знает, — Северус рядом и смотрит на нее уже совсем иначе. Она с облегчением вздохнула, когда Северус не стал допытываться и просто предложил чего-нибудь выпить.

— Не отказалась бы от чая, — тихо сказал она.

Снейп исчез в кухне и спустя несколько минут аккуратно левитировал на шаткий столик две чашки и, к удивлению Гермионы, пачку шоколадного печенья.

— Они вкусные, — заверил Северус, неправильно поняв ее взгляд.

— Я знаю. Просто удивлена, что ты любишь шоколад, — призналась она.

— Все любят шоколад, — нахмурившись, произнес он. — Чего ты ожидала? Что я предпочитаю жуков?

Его насмешливый тон заставил Гермиону вздрогнуть. Она улыбнулась, словно извиняясь. А потом они молча пили чай, пока она не прервала тишину:
— Я так рада, что для Альбуса самое худшее позади. Не хочу даже представлять, что случилось бы, если бы ты вовремя не приготовил противоядие.

Северус не смотрел на нее, с отсутствующим видом помешивая чай. Гермиона даже подумала, что он не ответит, но вдруг услышала его тихий голос:
— Без твоей помощи, возможно, было бы слишком поздно.

— Я... мое участие было совсем ничтожным, — торопливо сказала она, чувствуя себя словно на качелях. Ее и напугало и одновременно восхитило, как много, оказывается, значит для нее похвала Северуса.

— Ты замечательно справилась, Гермиона, — спокойно отозвался он. — Я не признаю лесть, но ты действительно молодец.

Он поднял голову и посмотрел на нее.

— Спасибо, — тихо сказала она. — Я сделала бы что угодно, чтобы помочь малышу. Мысль, что случилось бы, если бы Альбус погиб... — Она сглотнула и нервно сжала руки. — Все самое лучшее, важное и значительное в моей жизни так или иначе связано с Гарри, Джинни и Роном. Я знаю, что их жизнь никогда не стала бы прежней, если бы Альбус умер. И так благодарна, что ты справился... что мы справились.

На этот раз Северус не ответил, но Гермионе казалось, будто она понимает, что происходит сейчас в его душе. Возможно, он не мог выразить, сколько значит для него крестник. Или не хотел, но теперь это и неважно, потому что она чувствовала: никогда еще они так хорошо не понимали друг друга, как в этот миг.

Чай выпит, печенье съедено, важные слова произнесены. У Гермионы больше не было причины оставаться здесь, но уйти тоже не хватало сил.

— Можно спросить тебя? — неуверенно начала она.

— Можно, — ответил Снейп, и на губах его промелькнула улыбка. — Захочу ли я ответить — это уже другое.

— Почему ты выбрал зельеварение?

Северус слегка склонил голову, подумал несколько секунд и ответил:
— Зельеварение завораживало меня еще с тех пор, как я ребенком переступил порог Хогвартса. Для меня это было так же естественно, как дышать или ходить.

Из уст любого другого человека это прозвучало бы высокомерно или заносчиво, но только не у Северуса.

Гермиона кивнула, а он продолжил:
— Вообще-то я подумывал стать невыразимцем.

Гермиона вытаращилась на Северуса, даже не замечая, что от удивления открыла рот.

— Невыразимцем? Я прочитала сотни книг, пытаясь выяснить, чем же они занимаются, но так ничего и не нашла!

— Именно поэтому их и называют невыразимцами, — сухо отозвался он.

— Даже информацию о крестражах проще найти, — произнесла она. — В Лондоне не осталось ни одной магической библиотеки, в которой я не побывала бы, пытаясь хоть что-то откопать об отделе тайн.

— Значит, все же существуют загадки, которые Гермиона Грейнджер не в силах раскрыть с помощью книг, — сказал насмешливо Северус, но в его взгляде не было и намека на издевку.

— Но чем занимаются невыразимцы? И где ты нашел информацию? — не отставала она.

— Я мог бы сказать, — медленно произнес он. — Но, боюсь, после этого мне придется тебя убить.

Гермиона поняла, что он подшучивает над ней, и в который раз за этот вечер покраснела.

Похоже, он пожалел ее, потому что произнес:
— Ты помнишь Арку, где погиб Сириус Блэк?

При упоминании этого имени по лицу Северуса скользнула тень презрения, но Гермиона не обратила никакого внимания, напряженно ожидая продолжения.

— Кто однажды прошел сквозь Арку — не вернется никогда, — начал он. — Что именно находится там, какой мир, не знает никто, кроме невыразимцев. Они одни обладают магией, позволяющей странствовать между мирами. Они могут проходить сквозь Арку и возвращаться. Но что именно они делают там, неизвестно никому. Это один из самых охраняемых секретов магического мира.

Гермиона даже не заметила, как задержала дыхание, пока с шумом не выдохнула.

— И ты подал заявление? — с любопытством спросила она.

Северус кивнул.

— У меня нет способностей невыразимцев. Этой магии нельзя научиться, с ней рождаются. Когда я добивался должности в Министерстве, на одном из экзаменов это и выяснилось. А потом я стал учителем.

— Но почему ты хотел стать невыразимцем? — не сдавалась она.

Его слова все крутились в голове, и Гермиона спрашивала себя, откуда же он все это узнал. Она взглянула на него. Северус казался напряженным. И поняла, что спросила слишком личное.

— Извини, — быстро произнесла она. — Я не хотела быть такой настырной.

Потихоньку до нее начало доходить, что он хотел стать невыразимцев незадолго до того, как начал работать в школе... после того, как были убиты Лили и Джеймс Поттеры. Лили, подумала она, и на губах появилась печальная улыбка. Вот почему он хотел стать невыразимцем. Отчаянная надежда пройти за Арку и найти ее в мире мертвых.

Гермиона не осмеливалась смотреть на него. Частично из-за страха найти отражение чувств, которые совсем не хотела видеть. И частично — потому что боялась, что он сможет понять ее собственные чувства.

Лили была центром всего, и все, что когда-либо делал Северус, так или иначе связано с ней. Когда Гермиона подумала о том, что глубоко внутри он все еще любит Лили, и неважно, сколько времени прошло, сердце словно сжало тисками.

«И почему тебе это не нравится? — спросил ее внутренний голос. — Может, потому что ты надеялась, что однажды он почувствует что-то к тебе?»

Эта мысль не стала для Гермионы неожиданностью. Она родилась в то мгновение, когда Северус вернулся из Святого Мунго, когда Гермиона обняла его, и он обнял ее в ответ.

— Хотелось бы мне знать, о чем ты думаешь, — услышала она его голос и, когда взглянула на Северуса, заметила, что выражение его лица изменилось, и он внимательно на нее смотрит.

— Я рассказала бы, — прошептала она, — но, боюсь, после этого мне придется тебя убить.

Северус рассмеялся, а Гермиона поняла, что это одно из тех редких мгновений, когда его смех не был ни презрительным, ни насмешливым.

— Как жаль, — пробормотала она.

— Что?

— Что ты редко так смеешься.

Его непроницаемый взгляд замер на ее лице, и хотя Гермиона почувствовала, как заалели уши, глаз не отвела.

— Я имею в виду, что теперь, когда худшее позади, мы можем смеяться, танцевать и просто быть счастливыми.

— Обычно я не танцую и не смеюсь, — тихо отозвался он.

— И не бываешь счастлив, — добавила она и сразу же пожалела об этом, когда он поднял бровь.

— Как жаль, — повторила она еще тише. — Как бы мне хотелось, чтобы ты стал счастливым.

— Почему? — произнес Северус.

— Просто так, — ответила Гермиона.

Казалось, он задумался, и в душе Гермионы поднялась целая буря, когда всего лишь на миг его лицо разгладилось и в первый раз на ее памяти Северус не знал, что ответить.

Сердце перевернулось в груди, и Гермиона перестала рассуждать, полностью отдавшись эмоциям. Она наклонилась и поцеловала его в щеку.

В ушах зашумела кровь, стало жарко и холодно одновременно, и она пыталась вспомнить, как нужно дышать.

Северус медленно поднял руку и дотронулся до щеки там, где прикоснулись ее губы.

— Почему ты это сделала?

В его голосе звучало только глубокое недоумение.

— Потому что захотела, — шепотом призналась она.

Похоже, она удивила его.

Что ж, она и сама удивилась не меньше. А неразумная часть мозга приказала не останавливаться, пока не проснулся рассудок.

Гермиона снова наклонилась и в этот раз прижалась губами к его рту. Северус замер, но не оттолкнул, и это заставило ее прижаться к его губам еще крепче. Руки она положила ему на плечи и вдруг почувствовала, как он слегка приоткрыл рот. Инстинктивно или потому что действительно этого хотел — непонятно, но уже и неважно.

Это будто пробовать незнакомый фрукт, вкус которого до этого мгновения столько раз представляла, а он все равно оказался совершенно другим. Она не могла бы сказать — приятный или нет, просто... другой. Странный, и ей захотелось распробовать.

Ее руки так и лежали на его плечах, и каждую секунду Гермиона ждала, что Северус оттолкнет ее, но чем больше проходило времени, тем быстрее таяли сомнения. Особенно когда он ответил на поцелуй.

Они оба были слегка неуклюжими, пожалуй, Северус даже чуть больше. Но поцелуй не прерывали, и Гермиона спрашивала себя, о чем же думает Северус. Хотел ли он ее на самом деле? Или его тело отозвалось на близость женщины? Или он просто не хочет ее обидеть?

Левой ладонью Гермиона скользнула по его плечу к локтю, и когда Северус не запротестовал, начала поглаживать его руку, вверх-вниз, рисуя небольшие круги.

Сам он, похоже, не знал, с чего начать, но потом зарылся пальцами в ее волосы. Гермионе понравилось думать, что, возможно, он уже давно мечтал об этом...

Прошло несколько минут или часов — Гермиона не смогла бы сказать. Ее руки словно зажили своей жизнью и принялись расстегивать многочисленные пуговицы. Ощущение кожи под пальцами стало достойным вознаграждением за нетерпеливость и настойчивость. Но прежде чем Гермиона начала ласкать Северуса, он сжал ее запястья с такой силой, что она вскрикнула. Он слегка отклонился, внимательно глядя на нее. Северус тяжело и быстро дышал, а в его обычно непроницаемых глазах горело желание. Но он по-прежнему крепко держал ее запястья.

Казалось, он хотел что-то спросить. Но, что бы то ни было, похоже, ответ он уже прочитал по ее лицу. Гермиона почувствовала, как он разжал пальцы, и сразу же потянулась к его груди.

Гладкая кожа словно притягивала, и Гермиона, затаив дыхание, выводила кончиками пальцев узоры.

Удивительно, какие разные чувства можно испытать, подумала она. Вместо того чтобы ощутить отвращение при виде старых шрамов, ей захотелось провести по ним пальцами. И бледная кожа не показалась отталкивающей — никакой другой оттенок не подошел бы Северусу.

Неожиданно она вспомнила, как, еще будучи ученицей, считала его лицо уродливым. Но теперь резко очерченные скулы и подбородок привлекали ее.

Гермиона стянула с его плеч мантию и расстегнула оставшиеся пуговицы на рубашке. И хотя она уже видела его обнаженную грудь, теперь ей пришло в голову, что под многочисленными слоями одежды Северус прячет красивое тело. Может быть, красивое не в классическом понимании, но сейчас Гермионе очень понравилось ощущать под пальцами плоский живот и твердые мускулы.

Их губы вновь встретились в медленном неуверенном поцелуе. Все это было еще таким новым и необычным, что казалось почти нереальным. Руки Северуса в ее волосах — так непривычно, но в то же время так правильно. Гермиона столько раз мысленно любовалась его пальцами, что могла бы с закрытыми глазами описать каждый из них. До этого мгновения она всегда представляла его руки во время приготовления зелий, но теперь внезапно поняла, что рисует себе совсем другие картинки, и невинными их нельзя было назвать.

Словно прочитав ее мысли, Северус начал гладить ее плечи так медленно, будто каждую секунду ожидал, что Гермиона оттолкнет его.

Может быть, когда ее разум вновь заработает, Гермиона спросит себя, что, ко всем чертям, она делала. Но сейчас ее тело вело свою игру, беззастенчиво льнуло к Северусу.

Ей казалось, что его руки повсюду, и ее еще секунды назад осторожные прикосновения стали лихорадочными, жадными. Гермиона внезапно поняла, что уже лежит, а Северус рядом с ней — целует ее и проникает руками под свитер. Она восторженно охнула.

Словно сквозь туман Гермиона заметила, что узкий диван расширился, но тут же об этом забыла и обняла Северуса.

Тяжесть его тела, его губы на чувствительной коже шеи — на грани между наслаждением и болью. Гермиона резко вдохнула. Северус продолжал ласкать ее, как вдруг внезапно замер: Гермиона раздвинула ноги и прижалась к нему бедрами. Он инстинктивно вжался в нее, а она качнулась навстречу.

С этого мгновения рассудок покинул ее окончательно, и желание возобладало безраздельно.

Северус и Гермиона срывали одежду друг с друга, пока между ними не осталось никаких препятствий.

Каждого прикосновения Северуса было слишком много и все же недостаточно. Мысли и чувства смешались в ней, пока Гермиона прижималась к нему, требуя и ясно показывая, чего же ей хочется. И он без колебаний подчинялся.

Их движения были несдержанными, и скоро все закончилось. Но даже минуты спустя в ушах все еще шумела кровь, и Гермиона осознала, что до сих пор довольно стонет.

* * *

Гермиона чувствовала быстрое биение сердца Северуса. Когда она погладила его по спине, он прижался лицом к ее шее.

Это было одно из тех мгновений, когда и боишься себя, но в то же время не испытываешь сомнений. Нереальный миг, который и смущает, и зачаровывает.

Гермиона хотела бы облечь в слова свои чувства, но побоялась прервать тишину, которую нарушало только их дыхание.

Они молча лежали на диване, но это продлилось недолго.

В этот раз Гермиона не торопилась. Она изучала его тело и быстро поняла, что Северус испытывает больший стыд, когда она прикасается к Метке, чем от самой интимной ласки.

Гермионе нравилось ощущать его тело — словно шелк, натянутый на твердый металл. А еще теперь Северус более доверчиво разрешал себя трогать и отвечал на прикосновения.

Она знала, что он стремится доказать ей и себе, что способен на большее, нежели быстрое неконтролируемое утоление телесной жажды в первый раз. И хотела убедить его, что ей нравится и ему нельзя останавливаться, но могла только стонать и вздыхать.

Северус держал глаза закрытыми, а в его чертах проступила неизвестная ей до сих пор мягкость. А когда он открыл глаза и поймал взгляд Гермионы, случилось нечто странное. Она увидела мысли и чувства Северуса.

Позволил он это нарочно или же просто не смог удержать щиты? Гермиона погрузилась в его сознание и оказалась окружена противоречивыми эмоциями.

Она видела саму себя в столь быстро сменяющихся картинках, что закружилась голова. И сквозь все видения то и дело пробивалось желание на грани сомнения.

Гермиона чувствовала, что ощущал Северус. Удивление, что она предпочла его общество, хотя могла бы провести время со своими друзьями — молодыми, красивыми и без сомнения более интересными.

Замешательство по поводу его собственных чувств... Как это произошло? И когда?

В тот миг, когда он осознал, что она взрослая женщина? О да, Северус прекрасно помнил его. Или когда она без колебаний обрезала волосы и бросила в котел?

Или же сегодня вечером, когда он в первый раз ощутил нежность ее кожи и аромат волос?

Когда женщина последний раз гладила его лицо и смотрела так, словно он не отвратителен, а... интересен, даже привлекателен?

И когда он последний раз слышал такой удовлетворенный вздох, прикасаясь к женщине?

Молодая, красивая, выдающаяся... во всех смыслах. И было ясно, что она хочет добиться своего в любом случае... и кто он такой, чтобы противиться?

Связь прервалась так же стремительно, как и возникла, и Гермиона от неожиданности вздохнула.

Она гладила его мокрую спину, пока они двигались в едином ритме, словно невидимый дирижер управлял музыкой, слышимой только им обоим.

Северус что-то прошептал ей на ухо, и Гермионе показалось, что она расслышала «Ты прекрасна». От слов, произнесенных хриплым, низким голосом она задрожала в оргазме, вцепившись ногтями в спину Северуса.

Она всегда наслаждалась сексом — удовлетворение без потери контроля, — однако в первый раз почувствовала себя страстной женщиной, полностью отдавшейся во власть примитивных инстинктов.

Гермиона слишком долго подавляла в подсознании истинные желания. И сейчас в голове промелькнула мысль, которая родилась давно — еще когда всплыла вся правда про Северуса.

Тот, кто так страстно ненавидит, умеет так же неистово любить...

И он любил... даже если в этот миг только телом.

Она перекатила их так, чтобы оказаться сверху, и Северус позволил. Его руки ласкали грудь и бедра Гермионы, а ей нравился его жадный взгляд и неприкрытое восхищение во взоре.

Все исчезло — остались только восхитительные движение и скольжение тел, расставание и встреча, снова и снова... Она потеряла саму себя и снова нашла... Рай и ад одновременно. И она не хотела возвращаться.

Ранним утром громким пением Гермиону разбудили птицы. Спина и бок болели от выпирающих пружин, и Гермиона вспомнила, где она и что произошло. Сон мгновенно слетел, она села и поняла, что в гостиной совершенно одна.

В памяти всплыли картинки прошедшей ночи, и Гермиона покраснела. Отдельные воспоминания промелькнули, и все случившееся можно было бы посчитать сном, если бы не истерзанные, горящие губы и боль в мышцах. Но самое главное — ощущение глубоко внутри, которое она даже не могла описать, потому что никогда до этого не знала. Словно очень долго неосознанно испытывала сильную жажду, а теперь утолила.

Гермиона ожидала, что почувствует стыд и сожаление, но ничего такого не было.

Она неуверенно позвала Северуса, но он не откликнулся.

Гермиона задумалась, когда и почему он ушел, не разбудив ее, и решила, что Северус просто не привык спать с кем-то в одной кровати и поэтому перебрался в спальню.

— Северус? — вновь позвала она, а потом завернулась в измятое покрывало и поднялась по лестнице. Она не знала, что именно скажет, но не сомневалась, что слова придут сами.

Добравшись до спальни, она осторожно заглянула внутрь, но увидела только нетронутую кровать.

Гермиона медленно спустилась и пошла на кухню. На столе стояла чашка с остатками кофе.

Задумавшись, она села за стол, к ней тут же подлетел термос и налил горячий черный кофе в чашку. Кофе, дающий заряд бодрости на всю ночь. Гермиона хорошо знала это после бессонных ночей, когда готовилась к экзаменам. На вкус отвратительная крепкая бурда, но это отлично помогало проснуться... или же прочистить мозги.

Гермиона сглотнула, и в первый раз после пробуждения в душе зашевелилось нехорошее предчувствие.

Северус покинул дом, и она не сомневалась, что все из-за прошедшей ночи. Гермиона попыталась представить, что же он надумал себе за это время, но быстро осознала, что даже после нескольких часов близости не смогла бы даже отдаленно понять его мысли. Сильнее чем когда-либо он казался ей закрытой книгой. Книгой, которую она могла подержать в руках и даже разглядеть как следует, но не сумела бы прочитать, поскольку та написана незнакомым языком. Гермиона почувствовала, как сердце сжалось от страха и грусти.

Неожиданно она вспомнила последнее сражение Гарри и Волдеморта много лет назад. Гарри рассказал Волдеморту правду о любви Северуса к Лили, а Темный Лорд ответил: «Он боготворил ее. Но после ее смерти понял, что существуют и более доступные женщины».

Гермиону замутило.

Неужели это и произошло? И она просто была доступна?

Северус ничем не дал ей понять, что, кроме желания, испытывает что-то еще. И Гермиона осознала, что на большее не могла и надеяться. Эта мысль причинила боль и одновременно разозлила.

Гермиона не знала, как долго просидела за столом. Вдруг она услышала, как с тихим скрипом отворилась и захлопнулась входная дверь.

Гермиона вскочила и быстрыми шагами пересекла кухню.

— Северус, я... — начала она, но замолчала, сразу поняв свою ошибку.

Человек на пороге смотрел на нее большими глазами. И это был не Северус.

— Гарри... — с трудом произнесла она и попыталась поплотнее закутаться в покрывало, тщетно надеясь представить все совсем не так, как оно видится.

— Я стучал, — ровно произнес он, — но подумал, что Северус меня не слышит, и просто зашел. Я... Что ты тут делаешь, Гермиона?

Голос Гарри казался чужим и спокойным. Слишком спокойным. Таким Гермиона до сих пор не знала друга.

Гарри не всегда понимал все с первого взгляда. Но даже для него стало яснее ясного, что тут произошло. То, что Гермиона в это время оказалась в доме Снейпа, да еще закутанная в покрывало, в то время как ее вещи валялись возле дивана, не могло быть понято как-то иначе.

— Полагаю, ты можешь сложить два и два, — произнесла она и с горящими от стыда щеками наклонилась за одеждой.

Дрожащим голосом она попросила его отвернуться и позволить ей одеться.

Вот только стыд никуда не делся.

Гарри хотел сесть на диван, но опомнился и пристроился на край подлокотника.

Он молча смотрел на нее.

— Скажи что-нибудь, — попросила Гермиона. Тишина казалась невыносимой. И хотя они были всего в паре шагов друг от друга, Гермиона ощущала, что теперь между ними лежат миры.

— Когда это началось? — Гарри разглядывал ее, словно видел в первый раз.

— Не знаю, — прошептала она. — Не могу точно сказать, когда по-другому начала смотреть на Северуса. А это... — она выделила последнее слово, хотя Гарри уже понял ее, — вчера вечером, — едва слышно закончила она.

Они никогда не разговаривали о столь личном, и Гермиона ощущала, как увеличивается неловкость.

— Я не выбирала, Гарри. Просто иногда случается такое, что невозможно контролировать.

Он покачал головой и встал.

— Я просто не могу поверить, что именно ты, которая всегда все планировала и продумывала, вляпаешься в это.

— Планировала и продумывала? — И хотя ей по-прежнему было стыдно, Гермиона почувствовала, как в душе разгорается гнев. — Моя жизнь — это не только бесконечные расчеты и логические выводы, Гарри! Я такой же человек, как и ты. И, веришь или нет, у меня есть чувства и потребности, которые нельзя заменить... как ты сказал? Планирую и продумываю? Как ты можешь судить меня? Ты выбрал Северуса крестным, но он недостаточно хорош для меня?

— Гермиона, я не осуждаю тебя.

Он устало взъерошил волосы, и только теперь Гермиона заметила беспокойство в его глазах.

— Просто... я желал тебе лучшего. Ты заслуживаешь человека, который сделает тебя счастливой.

Он подошел к ней и взял ее руки в свои.

— Мне кажется, самое лучшее — едва-едва достойно тебя, — тихо сказал он, и у Гермионы на глаза навернулись слезы. — Я ценю и уважаю Северуса, но если ты позволишь спросить тебя...

Она посмотрела на него, пытаясь сморгнуть влагу с ресниц.

— Ты уверена, что он сможет сделать тебя счастливой так, как ты себе представляешь?

Гермиона подумала о том, что Северус не может простить себя. О боли и вине, которые переполняют его. Он прячется в тени, скорее всего, из-за того, что полагает, будто не заслуживает свет. Ее голос был полон грусти, когда она произнесла:
— Я не знаю, на что надеюсь, Гарри. Не знаю, может ли он сделать меня счастливой... и хочет ли вообще.

Гарри молча обнял ее, но почему-то это не принесло утешения.

Повинуясь просьбе Гермионы, Гарри ушел, и вскоре дверь отворилась снова. На этот раз это был Северус. Нахмурившись, он посмотрел на нее.

— Где ты был? — спросила она, глядя на него и пытаясь понять его мысли по неприступному выражению лица.

— В лаборатории. — Он показал маленькую склянку с желтоватой жидкостью.

«Где же еще, — подумала она. — И лишний раз ты убедилась, как плохо его знаешь».

Гермиона не осмеливалась начать разговор о том, что важно для нее, поэтому поинтересовалась:
— Что это?

— Зелье для меня, — ответил Северус, и она расслышали нотки недовольства в его голосе.

Гермиона сглотнула, сжала руки и начала:
— Послушай, Северус, я...

— Честно говоря, я удивлен, что ты еще здесь.

Эти слова удивили и разозлили ее, и Гермиона не придумала ничего лучше, как тихо спросить:
— Неужели?

— Да. Я полагал, что ты уже давно ушла.

— Для тебя это нормально — исчезать после такой ночи?

— Раз уж ты спросила — да, — ответил Северус.

Гермионе показалось, что все внутренности скрутило узлом, и прежде чем осознала, она услышала свой голос:
— Почему ты вообще со мной спал, Северус?

— Почему? — Он холодно улыбнулся и шагнул к ней. — Потому что я эгоист, Гермиона. Потому что давно не занимался сексом с молодой привлекательной женщиной. А я умею использовать подвернувшуюся возможность.

Она вздрогнула словно от пощечины.

— Неприятно? — притворно озабоченным тоном спросил он. — Не может быть. Я был уверен, что ты хорошо знаешь людей и понимала, во что ввязываешься.

Гермиона обхватила себя руками, словно защищаясь, но, разумеется, это не уменьшило боль от его слов.

— То есть, я согласилась быстренько трахнуться, так? — дрожащим голосом сказала она, мгновенно побледнев.

— Как вульгарно, — холодно произнес он.

Снейп не знал, что она почти никогда не использует подобные выражения, но, скорее всего, его это не особенно заботило. Он пожал плечами, когда она промолчала, и нанес следующий удар:
— Намного интересней, почему ты переспала со мной?

Она посмотрела в его бледное лицо, равнодушные черные глаза, не отпускающие ее взгляд ни на секунду. Попыталась хоть что-то сказать, но быстро поняла, что лучше уж молча сносить все издевательства.

— Думаешь, что влюблена в меня? — резко спросил он и обхватил ее подбородок, не давая отпустить голову. — Смотри на меня!

Против воли Гермиона взглянула в его холодные глаза. Она чувствовала в груди странный холод и пыталась подавить слезы.

— Глупая девчонка! — рявкнул он, правильно поняв ее молчание. — Ты всерьез полагала, что я, как Уизли, буду держать тебя за ручку, водить в театр или катать на лодке под луной? — Он язвительно ухмыльнулся.

Гермиона не знала, смешно ему, потому что она могла такое подумать или потому что сам представил эту картину.

— Я думала, — тихо начала она, удивляясь, что еще может говорить, пока все вокруг нее рушится, — что могу быть частью твоей новой жизни.

Северус закатил глаза и отпустил ее подбородок.

— Пожалуйста, избавь меня от этого фарса. Иначе кончится тем, что ты возомнишь себя сияющей героиней, которая принесла свет и радость в мою мрачную душу и тем самым спасла от одиночества или больше — от меня самого.

У Гермионы задрожали губы, и она неосознанно попятилась.

— Просто удивительно, что за твоим блестящим умом на самом деле скрывается столько наивности, которая воистину заслуживает жалости, — выплюнул Северус, рассматривая Гермиону, словно насекомое, в котором внезапно открыл неизвестное свойство.

— Может, объяснишь мне, почему я так наивна? — вырвалось у нее. Она сама не понимала, как злости удалось пробиться через унижение и стыд. — Потому что подумала, что начинаю понимать тебя? Или поверила, что небезразлична тебе и ты хоть немного уважаешь меня? Что именно, Северус?

— Потому что у тебя неправильное представление о влюбленности! — резко отозвался он. — Девчачье, искаженное понятие о том, что у тебя может быть со мной. Ты не знаешь меня, Гермиона. И ты ничего не знаешь о любви.

— Неужели? Тогда расскажи! — потребовала она, дрожа от гнева.

— Я не обходительный мужчина. И не тот, кто будет дарить тебе цветы или сделает массаж, когда ты придешь домой после тяжелого рабочего дня. Я не стану выслушивать твои жалобы, потому что мне хватает своих проблем, и не буду говорить лживые комплименты. Ты ошибаешься, если полагаешь, что за маской неприязни и отторжения прячется другой человек. Я уже как-то сказал тебе, помнишь? Не существует другого мужчины. Я точно такой же, каким ты меня знаешь со времен Хогвартса: желчный, жестокий ублюдок. Тебе только кажется, что ты понимаешь меня. И ошибаешься, думая, что влюблена в меня или даже любишь. — Северус горько рассмеялся, глядя куда-то мимо нее. — Я знаю лучше, и потому запомни мои слова: любовь — это боль и огонь. Она сжигает дотла, не оставляя даже пепла.

— В твоем мире, — пробормотала Гермиона.

Боль все сильнее охватывала ее, сковывая холодом и не давая дышать.

— Да, в моем, — равнодушно согласился он. — Видишь, как различны наши миры. Ты умная женщина, Гермиона, живи своей жизнью и оставь мне мою.

Он произнес эти слова очень тихо и совсем не язвительно, но менее жестокими они от этого не стали.

Гермиона не знала, откуда у нее еще остались силы, чтобы пройти мимо Северуса к двери. И когда вышла наружу, она ничего не видела, словно накрытая каким-то стеклянным колпаком, который отрезал от нее остальной мир, оставив ей лишь пустоту внутри. Будто душа разбилась на тысячи осколков, а когда Гермиона попыталась собрать ее, то не нашла несколько кусочков.

Она не чувствовала, что по щекам текут слезы, пока как слепая шла по улице. И не слышала звон стекла от пробирки, которую с яростью швырнули в стену.

— Гермиона?

Гермиона услышала, как кто-то ласково окликнул ее, а затем нежно убрал с ее лица спутанные пряди.

— Джинни? — хрипло прошептала Гермиона, поняв, кто присел на край кровати. — Что ты?...

— Я беспокоилась — ты не появлялась уже три дня, — сказала Джинни, гладя ее по волосам. — Гарри рассказал мне, что произошло.

Гермиона вздрогнула, словно кто-то дал ей пощечину, и почувствовала, как глаза предательски наполнились слезами.

— Ох, — только и смогла произнести она, глядя на Джинни.

С одной стороны, ей хотелось, чтобы Джинни и другие просто оставили ее в покое, и она могла сама справиться с болью. Но с другой — то, что близкая подруга рядом, успокаивало.

— Ну-ка, слушай, — тихо, но настойчиво сказала Джинни. — Ты сейчас встанешь, примешь душ и приведешь себя в порядок, чтобы снова выглядеть, как нормальный человек. А я в это время приготовлю какао и немного тут уберусь.

Джинни решительно сдернула покрывало, под которым Гермиона последние дни пряталась от всего мира, схватила ее за локоть и заставила подняться.

— Ну же, — скомандовала она. — Я не позволю, чтобы ты и дальше пряталась в своей берлоге.

Чувствуя, что любое сопротивление будет безжалостно подавлено, Гермиона кивнула и позволила Джинни подтолкнуть себя в сторону ванной. Гермионе стало стыдно, когда она поняла, какой бардак творится в ее квартире. Но Джинни лишь ободряюще улыбнулась и вытащила из сумки палочку, чтобы навести порядок.

Гермиона не относилась к людям, которые прятали голову в песок при любых неприятностях. Но сейчас было намного проще забраться под одеяло и пережить первую боль. Она знала, что проблему так не решить, но, с другой стороны, в последние дни и недели столько всего случилось, что сил бороться уже не осталось.

Она услышала, как Джинни пробормотала заклинание, и разбросанные вещи взмыли в воздух, а затем разлетелись по своим местам. Гермиона впервые за последнее время слегка улыбнулась, когда поняла, что Джинни очень похожа на Молли. И, тихо закрывая дверь в ванную, на какую-то секунду подумала, что все становится чуть проще, когда есть такая подруга.

* * *

Гермиона сидела, уставившись в чашку с какао в руках, и думала. Сможет ли она найти слова, чтобы объяснить, что произошло?

— Расскажи, — тихо попросила Джинни.

Гермиона пожала плечами и отозвалась:
— Даже не знаю, с чего начать...

— С самого начала, — предложила Джинни и откинулась на спинку стула.

— Мне бы самой понять, как это произошло. — Гермиона криво усмехнулась. — Когда уважение переходит в восхищение? Где заканчивается жалость и начинается привязанность? Границы так легко размываются, и я не знаю, когда же я пересекла их, Джинни. Это как последняя секунда до восхода солнца: еще темно, а потом ты пару раз моргнула, и вот вокруг уже светло.

Джинни молча кивнула и отпила какао.

— Примерно так и случилось. Я подозревала, но не хотела задумываться. И вдруг поняла, что уже… испытываю эти чувства, — Гермиона сглотнула.

Она медленно стянула полотенце с влажных волос и начала расчесывать кудри. Почему-то казалось, что рассказывать легче, когда руки чем-то заняты.

— Я ведь не рассказывала тебе об одной нашей встрече в Хогсмиде? Я увидела его, когда он смотрел на Визжащую хижину. Потом он заметил меня и попросил рассказать, что произошло в ту страшную ночь, после того как змея чуть не убила его. И этот его взгляд... Словно Северус от всей души желал, чтобы тогда его просто оставили умирать. И я захотела это как-то исправить, понимаешь? Взять на себя часть его боли и вины, потому что было невыносимо видеть его таким. Думаю, с этой минуты все и началось. — Она замолчала, пытаясь справиться со слезами, хотя и знала, что может не стыдиться Джинни.

Гермиона шмыгнула носом и посмотрела на подругу.

— Ты наверняка думаешь, что я выжила из ума.

— Нет, — твердо ответила Джинни. — Ничего подобного. — Она нежно сжала руку Гермионы и улыбнулась. Джинни очень хотелось задать сотню самых разных вопросов, но она знала, что Гермионе лучше сначала выговориться.

— И с той секунды все изменилось. Теперь я смотрела на него не как ученица, а как взрослая женщина. Раньше я боялась его сарказма и язвительности, а потом внезапно именно это показалось самым привлекательным. Раньше меня злило его умение возникать словно из ниоткуда, а теперь я восхищаюсь тем, как плавно он двигается. Раньше я видела в нем только озлобленного учителя, который строго наказывал за малейшую провинность, а теперь меня поражает его великолепный ум.

Гермиона закрыла лицо руками, и Джинни с трудом расслышала слова:
— Боже, какая я дура!

— Ты не дура, — успокаивающе произнесла Джинни и приобняла за плечи. — Как будто кто-то может выбирать, в кого влюбляться. Сама не верю, что говорю это, но я понимаю, почему ты испытываешь к нему чувства.

Гермиона убрала руки и посмотрела на подругу.

— То, как ты начинала себя вести, когда встречалась с ним у нас в гостях... Уже тогда я должна была что-то заподозрить, но мысль об этом казалась слишком невероятной.

Джинни сочувственно погладила Гермиону по плечу и продолжила:
— Когда вы с Роном расстались, я долго переживала. Просто... была у меня дурацкая девчоночья мечта — я и Гарри, ты и Рон, домики по соседству, белый забор... И все же я всегда подозревала, что вы расстались не потому, что ваши взгляды на жизнь не совпадали. Рон и ты... Вы слишком разные, не говоря уже об интеллекте. Северус и ты… Я и представить себе не могла, что у вас столько общего. Вы оба очень умны и жаждете новых знаний. Помнишь, как-то вы спорили о том, почему он не считал тебя самой лучшей ученицей?

Гермиона кивнула. Как будто она могла забыть...

— Казалось, что вы перебрасываетесь мячом. Иногда он выигрывал, иногда ты. Вы равные соперники. У него больше жизненного опыта, но у тебя творческий подход. Вы очень похожи.

Гермиона сжала руки и подумала о письме, которое послала в газету под псевдонимом Леонта Пирсона, чтобы защитить Снейпа от нападок Риты Скитер. Ведь он тогда сразу всё понял и ответил ей в своем стиле. Похоже, Джинни права. Но какая теперь разница, когда Снейп ясно дал понять, как низко ценит Гермиону?

— После того как мы... После той ночи... — Гермиона замолчала. Украдкой взглянула на Джинни, которой, казалось, тоже было нелегко слышать это, и опустила глаза. Затем глубоко вздохнула и продолжила: — Он сказал мне, что между нами ничего не может быть, кроме этой... подвернувшейся возможности. И что мои представления о влюбленности бессмысленны и наивны.

Не глядя на Джинни, Гермиона повторила все, что Снейп сказал ей. И хотя она очень старалась, но всё же не смогла сдержать слез.

Джинни молча дала ей платок, обняла за плечи и шептала что-то утешающее, пока Гермиона не успокоилась и не откинулась на спинку дивана.

— Он произнес это так холодно и презрительно, словно я не более чем грязь под ногами.

Гермиона обхватила себя руками. В тот день можно было даже почувствовать холод, исходящий от Северуса. А ведь ночью он был совсем, совсем другим.

Какое-то время Джинни сидела с задумчивым видом, потом сказала:
— Да, похоже, он всеми силами старался отделаться от тебя.

На несколько секунд в маленькой гостиной воцарилась тишина, а затем Гермиона в отчаянии спросила:
— И что мне теперь делать?

— То, что ты всегда делаешь, — отозвалась Джинни. — Соберешься с силами и будешь жить дальше, не оглядываясь назад.

Это прозвучало очень легко, и Гермиона была бы счастлива, если бы так оно и было. Больше для того, чтобы успокоить Джинни, а не потому, что сама верила в это, Гермиона кивнула.

— Бывало и хуже, — произнесла Гермиона, но, как показалось ей самой, это прозвучало так фальшиво, словно она кукла, за которую говорит кто-то другой.

— Вот именно, — подтвердила Джинни и улыбнулась. Затем обняла ее, погладила по спине и прошептала: — Ты же знаешь, я и Гарри всегда поддержим тебя, если вдруг ты упадешь... Но этого, разумеется, не случится.

* * *

Ожидая чего угодно, Джинни нетерпеливо переступила с ноги на ногу и снова постучала в массивную деревянную дверь.

— Ну же, я точно знаю, что ты дома, — пробормотала она, размышляя, не вернуться ли ей домой. Гарри не знал, куда она направилась — Джинни соврала ему, что идет к родителям, — и теперь ее мучила совесть.

Последние дни она постоянно думала о разговоре с Гермионой. И чем больше прокручивала в голове слова подруги, тем сильнее становились ее подозрения.

— Северус, открой эту чертову...

Внезапно дверь распахнулась, и Джинни почти ударила Северуса кулаком.

— Чего тебе? — рявкнул он и скрестил руки на груди.

— Хочу поговорить с тобой, — выпалила она, пристально рассматривая Северуса.

Впервые она видела его в столь плачевном состоянии, поэтому несколько секунд просто ошеломленно изучала его бледное, осунувшееся лицо.

— Нет! — прорычал он. — Не хочу показаться грубым, но тебе лучше уйти.

— Ты уже груб, — поправила Джинни и воинственно задрала подбородок. — Северус, я не отстану! Я хочу поговорить с тобой, и ты обязан мне ответить.

— Я ничем тебе не обязан, — холодно сказал Снейп, сузив глаза.

Джинни пожала плечами, но не отступила.

— Ну хорошо, — медленно произнесла она. — Может, мне ты и не обязан. Но вот Гермионе...

Гермиона безучастно просматривала бумаги, скопившиеся на столе, тут и там делала пометки и даже не задумывалась о том, что пишет. Чувствуя на себе любопытные взгляды, которые ее порядком раздражали, она была благодарна, что коллеги хотя бы не пристают к ней с вопросами.

Прошло три дня с тех пор, как она снова вышла на работу, и все сразу же поверили, что она болела и до сих пор нехорошо себя чувствует. Гермионе не требовалось зеркало, чтобы знать, как ужасно она выглядит, но разговор с Джинни всё же помог перестать жалеть себя, расправить плечи и жить дальше.

Словно по волшебству, постучав, в кабинет заглянула Джинни. Извинившись за вторжение, она обменялась несколькими фразами с сотрудниками Гермионы, а затем направилась к ней самой.

— Выглядишь так, словно увидела привидение! — рассмеялась Джинни и прислонилась к заваленному бумагами столу, который под дополнительным весом опасно заскрипел.

— Просто я как раз думала о тебе, когда ты вдруг зашла, — объяснила Гермиона и улыбнулась в ответ.

— О, я тут прогуливалась неподалеку и решила тебя навестить. Не найдешь пару минут для меня? — спросила Джинни с подозрительно невинным выражением лица. Гермиона, которая достаточно давно и хорошо знала подругу, недоверчиво посмотрела на нее.

— Ну ладно, — неохотно согласилась Гермиона и встала.

Отчего-то довольный взгляд Джинни ей совсем не понравился.

— Вы же не будете возражать, если я похищу ее у вас ненадолго? — с сияющей улыбкой обратилась Джинни к миссис Боссингтон — начальнице Гермионы. Та отрицательно покачала головой.

— Так, и что же ты задумала? — спросила Гермиона, когда они вышли из кабинета.

— С чего ты решила, будто я что-то замышляю? — невинно захлопала ресницами Джинни и рассмеялась, когда поняла, что на Гермиону это не действует. — Ты меня слишком хорошо знаешь, — сдалась она, пожала плечами и продолжила: — Если я тебе скажу, обещаешь, что не разозлишься?

— Смотря на что, — недоверчиво отозвалась Гермиона.

— Ну хорошо. Но прежде чем я начну, скажи-ка мне, где в Министерстве можно отыскать думосброс?

— Зачем, ради Мерлина, тебе думосброс? — Гермиона неверяще уставилась на Джинни. Плохое предчувствие крепло.

Джинни улыбнулась и достала из кармана мантии небольшой флакон, в котором мерцала серебристая жидкость. Гермиона очень хорошо знала, что это.

— Потому что я хочу кое-что тебе показать, — неожиданно серьезно произнесла Джинни.

* * *

Когда они зашли в судебный зал и закрыли за собой дверь, их встретил затхлый запах, который обычно бывает в помещениях, где давно не проветривали. На какую-то секунду Гермиона даже задумалась о сложном заклинании очистки воздуха. Но слова Джинни тут же заставили ее забыть обо всем.

— Я была у Северуса, — без предисловий начала Джинни и подняла руку, увидев, что Гермиона уже открыла рот, чтобы возмутиться. — Знаю, мне не следовало вмешиваться, но я не могла смотреть, как ты страдала и страдаешь до сих пор. К тому же кое-что в словах Северуса насторожило меня. Если честно, я отправилась к нему, чтобы самой убедиться, действительно ли он относится к тебе, как к шлюхе, и просто использовал тебя.

— И что ты поняла? — спросила Гермиона, удивляясь, что может еще говорить, когда внутри все переворачивается.

— Именно это я и хочу тебе показать, — тихо произнесла Джинни, направляясь к думосбросу, и поманила Гермиону за собой.

Откупорив бутылочку, она ободряюще улыбнулась Гермионе.

— Чьи это воспоминания? — спросила та.

— Мои. Ты готова?

— Нет, — честно ответила Гермиона, когда воспоминания оказались в думосбросе. Но все же любопытство пересилило, и она окунула лицо в серебристый туман.

* * *

Гермиона обнаружила, что стоит перед дверью дома Северуса, и сначала даже испуганно отшатнулась, но потом увидела, как Джинни из воспоминаний громко стучится.

— Северус, открой эту чертову...

И еще до того как Джинни закончила предложение, дверь распахнулась и на пороге возник Северус — измученный, со спутанными волосами, которые некрасиво облепили его бледное лицо с застывшим на нем яростным выражением. Гермиона пораженно замерла, рассматривая его. И несмотря на оскорбительные слова, что он бросил ей после той ночи, несмотря на презрение, с которым он их сказал, она почувствовала жалость.

— Чего тебе? — рявкнул он Джинни. Та едва заметно вздрогнула, но не отступила.

— Хочу поговорить с тобой, — ответила она.

Казалось, Северус излучал неприступность. Ледяным тоном он произнес:
— Нет! Не хочу показаться грубым, но тебе лучше уйти.

Гермиона не смотрела на Джинни, потому что не отводила взгляда от Северуса. Но она не могла не восхититься подругой, когда услышала ее слова:
— Ты уже груб. Северус, я не отстану! Я хочу поговорить с тобой, и ты обязан мне ответить.

Он сузил глаза и намеренно навис над Джинни, чтобы напугать.

— Я ничем тебе не обязан!

Гермиона очень хорошо знала этот прием — сколько раз в школе Северус им пользовался!...

— Ну хорошо, — отозвалась Джинни, пожав плечами. — Может, мне ты ничем и не обязан. Но вот Гермионе...

Тут Гермиона все же повернулась к Джинни из воспоминаний, и при виде вздернутого подбородка и скрещенных рук подруги ее переполнила волна признательности. Гермиона понимала, что Джинни пришлось собрать всё своё мужество, чтобы заговорить с крестным своего ребенка на тему, которая, без сомнения, только разозлит Северуса.

Северус открыл рот, потом закрыл и сжал губы. Возможно, он сам удивился тону Джинни — она никогда раньше так с ним не разговаривала. А возможно, считал весь этот разговор бессмысленным. Какое-то время, показавшееся вечностью, он молчал.

Когда же он наконец заговорил, его голос звучал решительно, словно подводя черту.

— Боюсь, ты ошибаешься, Джиневра. Я не знаю, почему ты вмешиваешься в дела, которые тебя совершенно не касаются. Если только, — протянул Северус, презрительно глядя на Джинни, — ты не хочешь удовлетворить свое любопытство и узнать грязные подробности.

— Ты серьезно? — холодно отозвалась Джинни. — Я не страдаю любопытством и не горю желанием узнать «грязные подробности». Согласна, я не имею права вмешиваться. Просто хочу спросить, зачем нужно было поливать Гермиону грязью?

Северус не ответил, только рассматривал ее, сузив глаза. И его непроницаемое лицо напомнило Гермионе минуты, когда он произносил те ужасные слова. Сердце сжалось, и она уже хотела попросить Джинни покинуть воспоминания, но не смогла. Безмолвно слушая, она боялась даже моргнуть, чтобы не пропустить ни одного, даже малейшего изменения в лице Северуса.

— Я ценю и уважаю тебя, Северус, но ты вряд ли удивишься, если я скажу, что ты не самый приятный человек. Ты ворчливый, грубый мизантроп, и, честно говоря, я не понимаю, что Гермиона нашла в тебе. Но кто я такая, чтобы судить ее? — Джинни пожала плечами и продолжила: — Все, что я хочу узнать от тебя, — это почему ты не мог отнестись к Гермионе с тем же уважением, которое она неизменно выказывала тебе?

— Возможно, у нас с тобой просто разные понятия об уважении, Джиневра, — спокойно сказал он, и Гермиона услышала легкое сожаление в его голосе.

— Неужели? Тогда объясни, — потребовала Джинни. — Я до сих пор не подозревала, что оскорбительные слова являются формой уважения.

— А тебе не приходило в голову, упрямая девчонка: я поступил так именно потому, что уважаю ее? — Снейп, словно хищный зверь, метнулся к Джинни, которая испуганно отшатнулась. Казалось, он хочет схватить ее и как следует встряхнуть, но в последнюю секунду опомнился и устало опустил плечи.

— Ты хотел любой ценой добиться, чтобы она ушла и не возвращалась, — тихо сказала Джинни, и лишь легкая дрожь в голосе выдала — она понимает, какую опасную тему затрагивает. — Почему?

— Ты уже сказала это — я ворчливый, грубый мизантроп. Я не приятный в общении человек, Джиневра, никогда им не был и уже не стану. Ты это знаешь, твой муж тоже, а я и подавно. И Гермиона тоже скоро поняла бы это. Было лучше с самого начала показать ей, во что она ввязывается.

— Лучше для нее... или тебя? — спросила Джинни, похоже, окончательно наплевав на последствия.

Гермиона испуганно вскрикнула, когда Джинни из настоящего схватила ее за локоть и прошептала на ухо: «Смотри внимательнее на его лицо!»

— В этом все дело? Лучше для тебя, чтобы она ушла раньше, поскольку тебе было бы проще? Проще, чем потом, когда ты слишком привяжешься к ней?

Лицо Снейпа дрогнуло, словно его ударили, и на какую-то секунду в его черных глазах мелькнуло страдание, даже боль. Маска спала, показав потерянного человека. Через секунду Северус снова спрятался за маской, но этого хватило, и сердце Гермионы забилось как сумасшедшее.

— Достаточно, — ледяным тоном произнес он и шагнул назад к двери — жест человека, который не может вынести, что кто-то видел его уязвимость.

— А тебе не кажется, — тихо и мягко сказала Джинни, — что Гермиона уже давно знает и твои слабости, и ошибки, но всё равно решила, что хочет быть с тобой?

Он не ответил. Просто стоял и смотрел куда-то поверх ее головы, а затем шагнул назад и без слов закрыл за собой дверь.

На несколько секунд Гермиона подняла руку туда, где только что был Северус, словно желая прикоснуться к его бледному лицу. Но воспоминание начало рассеиваться, и она снова оказалась в пыльном судебном зале с Джинни.

* * *

— Ты в порядке? — тихо спросила Джинни, после того как они несколько минут молчали.

— Не знаю, — дрожащим голосом отозвалась Гермиона и прислонилась к одной из скамеек для зрителей.

— Никогда бы не подумала, что буду так с ним разговаривать, — сказала Джинни. — Но знаю, что была права. Он не хотел, чтобы ты уходила. Однако посчитал лучшим прогнать тебя сейчас, чтобы потом не так страдать. — Она тронула Гермиону за плечо и неуверенно спросила: — Ты злишься, что я так поступила?

— Нет, — ответила Гермиона. — Скорее, злюсь на себя, потому что теперь снова чувствую надежду. — Она сглотнула и посмотрела на Джинни. — Я так хочу поговорить с ним, но никогда не унижусь и не пойду к нему после всего того, что он наговорил мне тогда.

— Ни в коем разе, — тут же отозвалась Джинни. — У тебя достаточно гордости. Но ты сама видела, как ужасно он выглядит. Мне, по крайней мере, ясно, что я попала в точку. Если ты значишь для Северуса так много, как я думаю, и мои слова дошли до него, тогда он сам захочет поговорить с тобой.

С тех пор как Джинни показала ей воспоминания, прошло уже несколько недель. И хотя Гермиона не особо верила, что Северус на самом деле захочет поговорить с ней, все же каждый раз вздрагивала, когда в ее дверь стучали. Но, как правило, это были соседи. А один раз, к немалому удивлению Гермионы, пришел Рон, который неуверенно мялся перед дверью, пока она не пригласила его войти. Он сказал, что действительно хочет поддерживать дружбу, как и обещал в их предыдущую встречу, и, когда они преодолели возникшую неловкость, то очень приятно провели время.

С огромным облегчением Гермиона поняла, что ей уютно с Роном, совсем как в те дни, когда они втроем с Гарри еще были неразлучным трио и ценили свою дружбу больше всего. В какой-то миг они с Роном даже решили послать Гарри сову и тоже пригласить его. Но с недавних пор Гарри покидал дом только в особо важных случаях, потому что Джинни на последнем месяце беременности уже не справлялась с двумя мальчишками.

— И как у тебя дела? — спросил Рон, отхлебнул пиво и с удовольствием вытянул длинные ноги. — С кем-нибудь познакомилась?

Вопрос застал Гермиону врасплох, и она промямлила: «Я... э-э... нет», понимая, что Рон заметил ее неуверенность. Но он только ответил:
— Но ты наверняка скоро кого-нибудь встретишь. Я уверен.

После того как он ушел, на прощание поцеловав ее по-дружески в щеку, на нее снова навалилось одиночество. Гермиона уже привыкла не замечать боль — со временем осталось только ноющее чувство потери. Она радовалась, что, по крайней мере, ей удавалось не думать о Северусе, но глупая надежда, что однажды он придет, никуда не делась.

Может, думала она, уже засыпая, в один прекрасный день он и правда постучится в дверь.

Неожиданно она вспомнила свою маму, которая любила разные поговорки. Чаще всего ее мать повторяла: «Человек полагает, а Бог располагает».

И с этой мыслью Гермиона уснула.

* * *

— Мисс Грейнджер, я рада, что вы нашли для нас время, — с улыбкой произнесла профессор Макгонагалл. — Ученики вас уже заждались.

Несколько дней назад Гермиона получила письмо с просьбой рассказать пятикурсникам о своей работе. Наступила неделя профориентации. Поэтому сейчас Гермиона пила чай с профессором Макгонагалл в кабинете директора и вспоминала свой пятый год учебы. Тогда она и подумать не могла, что захочет заниматься магическим правом, но после войны у нее не возникло сомнений, какую работу выбрать.

— Если честно, даже не представляю, что говорить, — призналась Гермиона и сделала глоток горячего чая.

— Уверена, вам удастся заинтересовать некоторых учеников, дорогая. Просто расскажите, что вам больше всего нравится в работе и как проходит день.

Гермиона задумчиво кивнула. Она заверила Макгонагалл, что Гарри с большим удовольствием тоже рассказал бы о своих аврорских буднях, но из-за Джинни остался дома. Потом они еще немного поговорили о Хогвартсе. Минерва как раз жаловалась, что уровень знаний упал, когда в дверь постучали, и Гермиона услышала почти забытый, но очень знакомый голос:
— Пивз открутил люстру на пятом этаже, госпожа директор.

Такой же неопрятный, как и раньше, в кабинет, прихрамывая, вошел Аргус Филч и подозрительно уставился на Гермиону.

— Во имя Мерлина, Филч, не сейчас! – раздраженно ответила Макгонагалл.

Но он возразил:
— Пострадала ученица. Вы должны изгнать его, профессор, в это раз он зашел слишком далеко!

С удивительной для ее возраста прытью Макгонагалл подскочила, отодвинула Филча и произнесла, обращаясь к Гермионе:
— Прошу меня извинить, я скоро вернусь.

И вылетела из кабинета, оставив Гермиону одну.

«Кое-что в Хогвартсе остается неизменным», — с улыбкой подумала она.

* * *

Гермиона осматривала кабинет, когда внезапно услышала позади тихий голос:
— Давненько я не видел вас здесь, мисс Грейнджер.

Гермиона обернулась к портрету Альбуса Дамблдора. Когда она вошла в кабинет, он спал, но теперь проснулся и улыбался ей.

— Профессор Дамблдор! — воскликнула она и подошла к стене, на которой висел портрет.

— Минерва рассказал мне, что вы согласились приехать, — дружелюбно ответил он и подмигнул. — Как у вас дела?

— Все хорошо, сэр, спасибо, — пробормотала она, едва не спросив его о том же. Скорее всего, интересоваться, как дела у мертвого человека, было бы бестактно.

— Как я слышал, вы много добились, дорогая, — произнес он, и Гермионе показалось, что в его голубых глазах мелькнула гордость. Она покраснела до кончиков волос, но прежде чем смогла ответить, Дамблдор продолжил: — Честно говоря, ничего другого и не ожидал. Уже в школе вы доказали, что обладаете блестящим умом и добрым сердцем.

— Спасибо, — пробормотала она смущенно и в то же время благодарно. Гермиона не видела Дамблдора с той памятной ночи победы над Волдемортом. И теперь, глядя в добрые, мудрые глаза директора, очень захотела спросить его кое о чем.

Недолго думая, она выпалила:
— Сэр, можно задать вам вопрос?

— Конечно, дорогая.

Гермиона уставилась на свои руки и тихо произнесла:
— Представьте, что вы знаете человека, чья мечта никогда не сбудется. Что бы вы посоветовали ему?

Когда она все же осмелилась посмотреть на портрет, то поняла, что имел в виду Гарри, когда говорил, будто глаза Дамблдора видят человека насквозь.

Он несколько секунд рассматривал ее, а потом ответил:
— Послушайте небольшую историю о невозможном, мисс Грейнджер. Много лет назад один маггл мечтал стать писателем и опубликовать свое произведение, которым очень гордился. Он послал рассказ в издательство, но ему пришел уничижительный ответ: у вас нет таланта, а сама история никудышная и бессмысленная. Раздавленный, маггл хотел сдаться, но что-то в нем упорно не желало смиряться. И он послал произведение в другое издательство и получил такой же ответ. Каждый, кого он спрашивал, советовал ему забыть о своей мечте, но молодой маггл просто не мог отказаться от нее. «Это невозможно, — говорили ему, — забудь». Но он не отступал и при этом повторял себе, что нет ничего невозможно, пока ты в это веришь.

— И что случилось потом? — спросила Гермиона, которая завороженно слушала.

Дамблдор улыбнулся.

— Последний издатель, которому молодой маггл послал историю, согласился опубликовать ее. И Ричард Бах продал свою книгу «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» много миллионов раз и стал знаменитым не только среди магглов. — Дамблдор подмигнул и улыбнулся, увидев изумленный взгляд Гермионы.

— Я знаю «Чайку Джонатана»! — воскликнула она. — Я очень любила ее в детстве и зачитала почти до дыр!

— Что ж, меня это не удивляет, мисс Грейнджер, — мягко отозвался Дамблдор. — И думаю, вы понимаете, что бы я ответил человеку, который считает свою мечту несбыточной.

Чуть позже Гермиона шла по коридорам Хогвартса с чувством необычайной легкости внутри, и ей казалось, будто она парит, словно перышко. Она не могла перестать улыбаться.

Вера в себя, подумала она, твердость и неиссякаемое терпение — никто больше не сможет лишить ее этого.

Особенно она сама.

* * *

У Гермионы еще оставалось немного времени до начала урока, где она собиралась рассказать о своей профессии, и она решила прогуляться по замку и вспомнить школьные годы. Тут и там она заглядывала в пустые классы, останавливалась перед картинами и даже поговорила с Почти Безголовым Ником. Когда он увидел ее, то от удивления врезался в доспехи, которые упали с ужасным грохотом.

— Боже мой, кого я вижу! — воскликнул Ник и схватил ее руку. Гермионе показалось, что ее пальцы окунули в ледяную воду.

Она побывала и в библиотеке, и ей даже удалось вызвать улыбку у вечно сердитой мадам Пинс. Гермиона обратила внимание, что многие ученики, которые замечали ее в коридорах, оглядывались и возбужденно перешептывались: «Думаешь, это она?», «Я уверен!», «А Гарри Поттер тоже будет?».

Гуляя по замку, она сама не заметила, как спустилась в подземелья, поэтому решила заглянуть в кабинет зельеварения.

Когда она зашла в класс, ей показалось, что время тут остановилось. Она почти слышала позади шепот Гарри и Рона, стонущих, что им придется целых два часа провести со Снейпом и слизеринцами.

Гермиона провела пальцем по парте, рассматривая прожженные в темном дереве дыры — она могла бы поклясться, что это вина Невилла, — взглянула на доску, с которой когда-то торопливо списывала ингредиенты. И почти услышала тихий глубокий голос Снейпа, от которого волоски на шее встали дыбом. Понадобилось несколько секунд, прежде чем Гермиона поняла, что голос Снейпа доносится вовсе не из воспоминаний.

Северус медленно и плавно выступил из темного угла, и Гермиона не в первый раз подумала, что он каким-то образом может сливаться с тенью.

Как ни странно, она осталась спокойной. Все эти недели Гермиона думала, как же сильно забьется ее сердце, когда они вновь встретятся. Но сейчас, несмотря на все ожидания, она была совершенно невозмутима.

— Здравствуй, Северус, — тихо сказала она. — Профессор Макгонагалл попросила тебя рассказать о зельеварении и о том, какую потом можно выбрать профессию? Например, стать аптекарем? — Гермионе удалось даже улыбнуться, и она прислонилась к одной из парт.

«Каким же похудевшим и больным он выглядит».

Северус какое-то время рассматривал ее с обычным непроницаемым лицом, потом кивнул, но ничего не ответил.

Гермиона скользнула взглядом по классу и произнесла:
— Когда я поступила в школу и поначалу не знала, что же меня ожидает, я боялась тебя. Другие учителя меня любили и радовались каждому правильному ответу. Ты же презирал меня.

В лице Северуса что-то едва заметно дрогнуло, но он промолчал. Гермиона, не глядя на него, продолжила:
— Я перестала бояться тебя, когда поняла, что Дамблдор доверяет тебе и ты шпионишь для него. Ты всегда хорошо играл свою роль, Северус.

К ее удивлению, он медленно подошел и присел рядом на парту. Некоторое время они сидели молча, а когда он наконец-то заговорил, его голос был очень тихим.

— Сколько себя помню, я всегда играл роли. Так долго и так хорошо, что однажды потерял самого себя.

Его слова заставили сердце Гермионы сжаться. Как ей хотелось протянуть руку и прикоснуться к Северусу! Но она сдержалась, понимая, что он раскрывает душу, возможно, впервые в жизни, и, если сейчас его прервать, он снова замкнется в себе.

— У меня есть одно маленькое старое зеркало, в которое я иногда смотрю, чтобы убедиться, что всё еще существую. Я всегда шел путями, которые мне указывали другие, и неважно, кто это был — Дамблдор или Волдеморт. А если часто идти чужими путями, сложно не сбиться со своего и при этом остаться собой.

Северус произнес эти слова без горечи или ненависти, и на короткий миг Гермионе удалось заглянуть в его сложную душу. Он потерял себя и теперь словно топтался в темноте, пытаясь найти свое место в жизни.

— Как ты можешь чего-то ожидать от меня, Гермиона, если я сам не знаю, способен ли на это?

Северус пристально и выжидающе посмотрел на нее, и Гермиона заметила необычные искры в его черных глазах.

— Но я ничего не ожидаю от тебя, Северус, — тихо произнесла она и с удивлением поняла, что это чистая правда. — Я ничего не требую и не хочу от тебя. Наоборот, я предлагаю свою дружбу. Если тебе это не нужно, можешь отказаться. Решать тебе, — с этими словами Гермиона протянула ему руку и прошептала: — Иногда друг может помочь найти потерянный путь.

Северус с каменным лицом смотрел на протянутую руку, и на какой-то миг Гермионе показалось, что он сделает шаг назад. Но спустя несколько бесконечных секунд он все же крепко сжал ее ладонь. Его взгляд был непроницаемым, но Гермиона понимала, что он удивлен. Если честно, она сама удивилась не меньше, но чувствовала, что поступает правильно.

Вряд ли кто-то захотел бы дружить со Снейпом. Гермиона была уверена, что он навсегда останется жестоким, циничным и злобным. Но она помнила его и другим, каким он показал себя, когда пытался спасти Альбуса Северуса. Иногда она думала, что Снейп сам не отдает себе отчета, скольким он готов пожертвовать ради тех, кто ему дорог. Стены, которыми он себя окружил, не только ограждали его от других людей, но и не позволяли ему самому видеть настоящего себя.

Гермиона улыбнулась своим философским мыслям и произнесла:
— Думаю, тебе пора нагнать страху на пятиклассников, чтобы никто и мечтать не смел о профессии зельевара.

Уголки губ Северуса дрогнули, и он отпустил ее руку.

— Зельеварение не для слабаков, — отозвался он, пожав плечами.

Так как Гермионе нужно было идти на пятый этаж, она кивнула Северусу на прощание и уже с порога добавила:
— Постарайся не слишком напугать их.

— И в мыслях не было, — сухо ответил он, но на долю секунды на его лице мелькнула ухмылка.

И пока Гермиона шла по темным коридорам подземелья, ей пришло в голову, что намного лучше начать новую страницу книги, чем пялиться на прочитанную.

* * *

Прошли три недели, а от Северуса не было ни слуху ни духу. Гарри рассказал ей, что Северус предложил посидеть с мальчиками, потому что Джинни показалось, будто у нее начались схватки. Но когда выяснилось, что это ложная тревога, их отправили домой уже спустя полчаса. Северус после раздумий согласился поужинать с Поттерами.

— И, представь, он даже ни разу не скривился, хотя еда подгорела. Джинни слишком устала, и готовить пришлось мне, — рассказывал Гарри.

Гермиона улыбнулась и представила, как Северус ест подгоревшее жаркое, а сам с трудом сдерживается, чтобы не отпустить едкое замечание.

В это время в дверь постучали. Гермиона, не поднимая головы от бумаг, услышала, как в тот же миг все разговоры сотрудников стихли. И когда она посмотрела на вошедшего, то, к своему огромному удивлению, увидела Северуса. Он пробормотал слова приветствия и направился к ее столу.

Из всех мест, где Гермиона представляла себе их встречу, ее работа была последним.

Северус целеустремленно и с обычной грацией пересек комнату. Взгляды других он или не замечал, или намеренно игнорировал.

Гермиона в очередной раз восхитилась тем, как он двигается. Еще в школе он умел одним своим присутствием создать ощущение опасности и силы.

— Северус, — поприветствовала она его. — Должна признаться, я удивлена, что ты зашел.

Краем глаза она увидела, что все коллеги открыто пялятся на них и прислушиваются, чтобы ничего не пропустить.

— У меня к тебе деловое предложение. Мы можем поговорить наедине?

— Конечно, — отозвалась Гермиона. — В конференц-зале как раз никого нет.

Она повела его за собой, замечая, как разочарованно вытянулись лица сотрудников. Что ж, она могла их понять.

Все знали, что Северус Снейп редко показывается в обществе. А уж если у него были дела, то он решал их с такой скоростью, что никто не успевал поймать его и завести беседу. В магическом обществе он принадлежал к людям, о которых ходит больше всего слухов, особенно после злопыхательной статьи Риты Скитер и последующих писем.

Едва они закрыли за собой дверь зала и сели, как Северус произнес:
— Я пришел, потому что мне нужно уладить некоторые юридические формальности, касающиеся моей смерти.

— Завещание? — нахмурилась Гермиона. — Я этим, вообще-то, не занимаюсь, но если тебе необходимо составить...

Северус пристально взглянул на нее и сказал:
— Разумеется, я мог бы пойти к кому-то, кто занимается только завещаниями, но я хотел быть уверен, что все останется в тайне.

— Понимаю, — отозвалась она, слегка покраснев, и, чтобы скрыть это, быстро наколдовала перо с пергаментом, а затем выжидающе посмотрела на Северуса.

— Так как у меня нет родных, я планирую оставить мой дом и накопления в Гринготтсе Альбусу Северусу. Записи с разработками новых зелий из моей лаборатории завещаю госпиталю Святого Мунго.

Гермиона удивленно уставилась на него.

— Ты изобрел что-то новое?

Северус усмехнулся.

— Я вовсе не изобрел колесо, но улучшил снотворные зелья, заживляющие и кое-что еще. Все испытания записаны и заперты в одном из шкафов в моей лаборатории.

Пока он говорил, Гермиона делала пометки. Ее совсем не удивило, что он оставил все свое имущество крестнику. Однако это также означало, что Северус даже не задумался о том, что у него самого могут быть дети. Она нахмурилась, но ничего не сказала.

— Если случится так, что ты до совершеннолетия Альбуса... — она замолчала, осторожно подыскивая слова.

Снейп закончил с обычной для него саркастичной улыбкой:
— ...сыграю в ящик?

Против воли Гермиона ухмыльнулась и кивнула.

— Именно. Хочешь ли ты, чтобы Альбус, если он будет еще несовершеннолетним, унаследовал дом сразу? Или до семнадцатилетия наследством должен распоряжаться законный опекун?

— Мой дом в руках Гарри Поттера? — Снейп скривился, словно у него внезапно разболелись зубы. Но Гермиона знала его достаточно хорошо, чтобы понять: он говорит не серьезно. — Если честно, я не задумывался о таком, но раз уж ты спрашиваешь... Дом должен сразу же перейти к Альбусу, и неважно, сколько ему будет лет.

— Хорошо. — Гермиона прочитала свои пометки и взглянула на него. И поняла, что Северус пристально смотрит на нее. — Тебе придется сказать мне номер твоего хранилища в Гринготтсе. Не переживай, — добавила она, когда не ответил, — я не собираюсь тебя обворовывать. — И улыбнулась.

— Ты уже блестяще доказала, что вполне способна на это, а по сравнению с хранилищем Лестрейнджей мое и вполовину не так хорошо охраняется.

Гермиона хотела запротестовать, но поняла, что Северус просто дразнит ее. К сожалению, он слишком редко показывал, что умеет шутить, и Гермиона подумала, насколько же приятнее его общество, если Северус в хорошем настроении.

Они обсуждали дальнейшие детали, пока Гермиона не произнесла:
— Я все подготовлю и пошлю тебе сову. Это не займет много времени. А тебе останется только подписать.

Северус кивнул и поднялся. Она почувствовала укол сожаления оттого, что он уже собирается уходить.

— Могу я задать вопрос? — сказала она, вставая.

Он кивнул и выжидающе посмотрел на нее.

— Почему именно сейчас? Что-то случилось, раз ты решил составить завещание?

— Мой целитель не сказал, что мне осталось жить всего шесть месяцев, если ты об этом. Просто пару ночей назад мне приснился бредовый сон с Сириусом Блэком.

Северус скривился, словно видел во сне тараканов и других противных насекомых.

Гермиона поняла Снейпа, когда вспомнила, как Сириус позаботился о том, чтобы его крестник — Гарри — все унаследовал.

Северус пристально посмотрел на нее и произнес:
— Я рассчитываю, что никто не узнает о моем завещании.

— Конечно! — заверила она его.

Они вместе подошли к двери, когда Гермиона неожиданно произнесла:
— У меня скоро обеденный перерыв. Если ты не занят, я была бы рада пообедать вместе.

Северус промолчал, будто размышляя, как бы понятнее объяснить ей, что не имеет ни малейшего желания проводить с ней время.

— Думаю, это не самая лучшая идея, — наконец спокойно ответил он.

Гермиона слегка пожала плечами, стараясь, чтобы ее разочарование было не слишком заметно.

— Твои коллеги и так забросают тебя вопросами. И, полагаю, ты и без того слишком часто становишься объектом для сплетен.

Когда они выходили из помещения, Гермиона чуть задела Снейпа плечом. Несмотря на отказ, она поняла, что ее не оттолкнули. Близость его тела и то, что Северус хотел защитить ее от любопытства коллег и других работников Министерства, заставили ее покраснеть.

Она постаралась взять себя в руки и сказала:
— Я дам тебе знать, когда все будет готово. До свидания, Северус.

Он кивнул и улыбнулся, прежде чем направиться к выходу.

* * *

— Гермиона!

Знакомый голос позвал ее уже второй раз. Гермиона распахнула глаза, пытаясь осознать, где она. Быстрый взгляд на светящиеся стрелки часов — подарок ее матери — помог ей понять, что она в своей спальне и уже почти шесть утра. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить — голос доносится из камина в другой комнате. Гермиона быстро вскочила.

— Гарри! Что-то случилось? — воскликнула она, подойдя к камину, где в зеленом огне виднелась голова ее лучшего друга.

— Можно и так сказать, — отозвался он и широко ухмыльнулся.

И Гермиона сразу все поняла.

— Ребенок родился! — Она опустилась на колени перед камином. — Боже, и когда?...

— Сегодня ночью, в начале второго, — ответил Гарри, смеясь, и даже сквозь пламя было видно, как сияют его глаза.

Она прижала ладонь к губам. В голове крутились сотни вопросов, и Гермиона не могла решить, какой из них задать первым. Но Гарри не дал ей и рта раскрыть:
— Гермиона, она просто чудо! У нее такие маленькие пальчики и крохотные ножки, и мягкие волосики. Она сама красивая малышка в мире!

В каждом слове слышались неприкрытая гордость и любовь, и Гермиона от души порадовалась за Поттеров.

— Как чувствует себя Джинни? — спросила она севшим голосом.

— Они с Лили только что заснули. Роды протекали не столь тяжело, как с Альбусом, но Джинни все равно устала. Целители еще не сказали точно, когда им можно отправиться домой, но раз с Лили все в порядке, думаю, уже скоро.

— Я так рада за вас! — произнесла Гермиона, радостно улыбаясь. — Ничего, если я приду сразу после работы, или еще рано?

— Конечно же приходи! — ухмыльнулся Гарри. — Твоя будущая крестница ждет не дождется, когда ты возьмешь ее на руки.

Гарри еще немного рассказал о Лили, а затем попрощался, заявив, что постарается хоть немного поспать. Когда зеленое пламя погасло, Гермиона не была уверена, что сможет сегодня сосредоточиться на работе.

* * *

Вечером, переступая порог палаты в Святом Мунго, она волновалась еще больше, чем после рождения Джеймса и Альбуса.

— Привет, — тихо произнесла Гермиона, подойдя к кровати, и поцеловала Джинни в щеку.

— Как хорошо, что ты пришла! — отозвалась счастливая Джинни и приняла протянутый букет цветов.

Она выглядела бледной, под глазами залегли круги, но, несмотря на это, словно светилась.

Гермиона поцеловала и Гарри, прежде чем подойти к кроватке, в которой спала малышка.

— Ох, — выдохнула она, рассматривая кроху, и осторожно прикоснулась пальцем к розовой щечке.

— Можно ее подержать? — спросила Гермиона, не отрывая взгляда от ребенка.

Гарри подошел к ней, осторожно поднял Лили из кроватки и передал Гермионе. Лили протестующе пискнула, но тут же снова заснула, когда Гермиона начала тихонько ее укачивать.

— Какая она хорошенькая! — прошептала Гермиона и улыбнулась, вдыхая несравненный запах новорожденного.

Она любила Джеймса и Альбуса, но в эту секунду, когда она держала малышку на руках и понимала, что отныне будет ответственной за благополучие своей крестницы, чувствовала, что с Лили Поттер ее связывает нечто особенное.

* * *

Через три дня после рождения Лили Гермиона встретилась с Северусом в больнице Святого Мунго. Она сидела с ребенком на руках в коридоре, пока Джинни и Гарри пытались объяснить сыновьям — не в первый раз, — что с новорожденными нужно обращаться очень осторожно.

Джеймс расплакался, потому что нечаянно сделал Лили больно и боялся, что она никогда не перестанет кричать. Но Лили быстро успокоилась на руках у матери.

Джеймс и Альбус очень радовались рождению сестренки, но, как все маленькие дети, не понимали, что нельзя таких малышей трогать, когда и как вздумается. И теперь Гермиона покачивала Лили в коридоре, а Джинни утешала сыновей и уверяла, что она знает: они не хотели причинить Лили боль.

Гермиона тихонько напевала, глядя на малышку, когда внезапно почувствовала, что рядом кто-то стоит. Она повернулась и увидела Северуса, который внимательно смотрел на нее.

Он без слов подошел, взглянул на Лили и обратился к Гермионе:
— Ужасно.

— Что? — непонимающе переспросила Гермиона.

— Твое пение, — объяснил Северус и подарил ей одну из своих знаменитых язвительных улыбок.

— Однако моей крестнице, похоже, нравится, — возразила она.

— У нее нет выбора, — отозвался он и сел рядом.

Они оба помолчали несколько секунд, глядя на ребенка.

— Кажется, я понимаю, что ты чувствуешь к Алу, — тихо сказала Гермиона. — Очень интересное ощущение. Ты не являешься родителем и все же несешь ответственность за него. Я знаю, что сделаю все возможное, чтобы позаботиться о Лили. Я хочу участвовать в ее жизни не просто как «тетя Гермиона» или друг ее родителей.

Северус не ответил. И хотя его молчание можно было расценить и как согласие, и наоборот, Гермиона почему-то знала, что он чувствовал то же самое, когда речь шла об Альбусе.

— Хочешь подержать ее? — тихо спросила она и повернулась, чтобы он мог взять Лили.

Северус не шелохнулся и так же тихо ответил:
— Может, позже.

Они еще какое-то время посидели молча, пока он не произнес с необычной улыбкой, которую Гермиона еще никогда у него не видела:
— Итак, крестная.

Она торжественно кивнула и отозвалась:
— Крестный.

И улыбнулась, понимая, что в этот миг между ними словно появилась загадочная связь.