Ты смотришь на меня, как обычно – отрешенно-равнодушно. А ведь многие считают, что за твоей рассудительностью скрыта безудержная страсть и сластолюбие… Наивные! Чего в кувшин не налито, никогда оттуда не выльется! Когда-то я тоже думал, что ты человек порыва, подавляющий эмоции усилием воли… Столько гордости, граничащей с гордыней! Неприступности! Чувства превосходства!

Безусловно, это было небеспочвенно: ты всегда выделялась среди однокурсников. У кого-то вызывала раздражение и ненависть, у иных – зависть или желание обладать. Как запретный плод, что манит и дразнит, призывая дотянуться до верхней ветки и свернуть себе шею. Наверное, по-настоящему болели тобой немногие, и я точно к ним не относился. Но когда пришел в сознание в Св. Мунго и увидел тебя рядом со своей постелью, внутри что-то шевельнулось…

Теперь я понимаю, что истолковал всё неправильно: удивление и благодарность, что хоть кому-то я был небезразличен, принял за души прекрасные порывы. То ли так обрадовался, что миссия по спасению Поттера и всея магического мира выполнена успешно, то ли впервые осознал, что теперь-то надо жить дальше, а не хоронить себя рядом с Лили, но вдруг подумал, что рад был бы, забыв о самоконтроле и душевном мазохизме, пуститься во все тяжкие с той, что за маской спокойствия и сдержанности скрывает яркие чувства и переживания. Красивое лицо, точеный стан, тонкий ум и обманчиво-холодный взгляд. «Чем чёрт не шутит, Северус!»

И закрутилось. Изящные комплименты, полные двусмысленностей, обсуждение сложившегося после войны положения, совместные трапезы, уютное молчание у камина, беседы на философские темы. Не знаю, что изменило тебя: прошедший ли год или финальная битва… Ты была уже не так резка в оценках, подавлена количеством убитых друзей и близких, встревожена перспективами на будущее. Эта ли растерянность или какие-то другие соображения толкнули тебя в мои объятья – кто знает, но я не отбивался. В один из последних летних вечеров ты сидела в кресле и была погружена в какие-то свои мысли. Наверное, меня зацепила твоя поза: идеально прямая, напряженная спина, будто этим ты хотела показать, что ничто не сможет тебя сломить. Сколько же тебе пришлось пережить? А я, идиот, ещё жалел себя! Да разве должны женщины выносить столько на своих плечах? Как мы допустили, что они кричат и плачут ночами из-за бесконечных кошмаров, с горечью осознают, что прежняя довоенная жизнь не вернется никогда, лихорадочно пытаются найти поводы для радости?! Мне вдруг нестерпимо захотелось защитить тебя от этого жестокого мира, от тягостных мыслей о будущем, от страшного прошлого и сурового настоящего. И я подошел сзади, опустил руки на напряженные плечи и неторопливо начал массировать их. Дрожь, которую вызвали мои прикосновения, лишь распалила меня: наклонившись, я легко поцеловал тебя за ухом. На мгновение ты замерла, а затем чуть повернула голову так, чтобы я мог коснуться губами открытой шеи. Что я не замедлил сделать! С каждым поцелуем мы словно сбрасывали оковы. Или это тогда мне так казалось? Сам не заметил как, но через некоторое время я уже подхватил тебя на руки и нес в ближайшую спальню, не в силах перестать покрывать властными, жадными поцелуями твое лицо, руки, шею…

Той нашей ночью мне казалось, что впервые за несколько лет я начал дышать, желать, жить… Может быть, даже любить. Вот только ты была иного мнения. Всё, что на следующее утро я увидел в твоих глазах, – это лишь холод с легким оттенком разочарования. Как будто не оправдал твоих ожиданий. Хотя откуда им было взяться? Ты столько лет знала меня как не самого приятного человека, контролирующего эмоции, дисциплинирующего ум. И вдруг я поддался порыву. Я не просто был с тобой телом: в каждом движении я был с тобой душой… Неприятно кольнуло тогда, что тебя это даже не задело, не заинтересовало. Просто восприняла как данность. Знал, что ты достаточно самоуверенна, но не думал, что настолько.

Твоя реакция была такой сдержанной, что я уж подумал, не собираешься ли ты сделать вид, что ничего необычного не случилось. Будь я моложе, накрутил бы себя, что тебе просто не понравилось, но тело твое было довольно… Я это точно знал. Тогда что же? Почему? Или я настолько недостоин тепла и чего-то светлого, чистого, искреннего? Ну что ж, это не новость. Я не привык навязываться и снова почти замкнулся в себе, решив оборвать всякое общение. Но ты остановила меня, придя в мой дом следующим вечером и начав целовать прямо в прихожей вместо приветствия.

Так и закрутился наш странный роман. Мы не афишировали отношения, но регулярно встречались то на твоей территории, то на моей. Конечно, не в Хогвартсе – в своих подземельях я никогда не мог до конца расслабиться, да и не должен был. Я всё ждал, когда же смогу пробудить не только твои инстинкты, но и сердце. Когда я буду ложиться в постель не с женщиной-льдиной, а с настоящей сладострастной дивой. Я слишком долго был зажат в тиски подавления всех человеческих эмоций, кроме ненависти и презрения. Я хотел чувствовать, как бьется сердце в ожидании встречи, как становится тепло на душе от одного ласкового взгляда, как хочется смотреть в любимые глаза и тонуть в них. И если сначала пытался убедить себя, что я-то всё это ощущаю, а ты раскроешься чуть позже, то через пару месяцев перестал обманываться: НИ-ЧЕ-ГО!!! Ничего в моем сердце не трепетало при воспоминании о тебе. И в тебе не было ни единой искры, вспыхивающей из-за моего присутствия в твоей жизни.

Осознание давалось нелегко – я не знал, переживу ли еще один крах ожиданий… Мы стали реже видеться, общение сводилось к формальным разговорам ни о чем и однообразному сексу, скорее похожему на физические упражнения, чем на близость мужчины и женщины. Хотя, наверное, лучше уж так, чем многомесячный целибат или случайные связи.

Не знаю, сколько бы так продолжалось, если бы я не нашел всё то, что искал в тебе, в другой. Я поймал её умопомрачительный взгляд и пропал. Сам не понял, как жил без нее раньше. Возможно, потому, что никогда бы не подумал, что могу заинтересовать такую женщину. С её умом и популярностью в обществе от поклонников у нее не должно было быть отбоя. Но однажды я заметил, что ни на одного из них она не смотрит так, как на меня: широко распахнутыми сияющими глазами. Стоило мне появиться в поле зрения, чуть заметная нежная улыбка озаряла ее лицо. И я пытался игнорировать это, но человек слаб. Я прошел все испытания, я пережил обоих хозяев и теперь хотел быть желанным для кого-то не потому, что мои навыки бесценны, а сведения точны, а потому, что нужен как воздух и свет; потому, что от моих прикосновений мурашки бегут по коже, а сердце сладко поет; потому, что любить меня и быть любимой мной – не проклятие, а высший дар.

Всё это я обрёл с ней. И больше не могу выносить твоего равнодушия и холода. Сегодня я расставлю все точки над i:

– Я ухожу.

– Не останешься на ночь? Какие-то дела? – без тени расстройства или заинтересованности спрашиваешь ты.

– Я больше никогда не останусь у тебя на ночь и смею надеяться, что ты не потревожишь меня в моем доме. Время, отведенное нам, уже прожито.

– Вот как?! – ты насмешливо вскидываешь бровь. – Значит, слухи были правдивы… Неужели ты всерьез думаешь, Северус, что нужен ей?

– Не знаю, что за сплетни ты слышала, но я уверен, что она нужна мне, – сказал я твердо, а после небольшой паузы добавил: – А я – ей.

– В качестве очередного проекта по защите сирых и убогих? Подумать только, променять меня на грязно…

– Не смей! – выпалил я с такой яростью, что Нарцисса невольно сжалась. – Знаешь, почему я ухожу от тебя к ней? Потому что этой девочке нужен я сам: не моя защита, не мое нынешнее положение в волшебном мире, не мой счет в Гринготтсе, не мой статус – только я. Моё сердце, мой ум, моё тело. Она знает, что я из себя представляю, знает мои недостатки, мое прошлое, мои кошмары, но, несмотря на всё это, радуется, как ребенок, каждому мигу рядом со мной. Плевать, какая кровь в ней течет, важно, что её душа умеет любить.

Ни один мускул не дрогнул на лице гордой Нарциссы Малфой, муж которой находился в Азкабане, а сын пытался найти свой путь, обучаясь в магической части Сорбонны. И это абсолютное спокойствие лишь укрепило меня в мысли, что я всё делаю правильно.

Ни мне, ни ей слова были уже ни к чему, и потому я просто аппарировал туда, где меня ждали.