Дата: Воскресенье, 20.05.2012, 11:14 | Сообщение # 2
Семикурсник
Статус: Offline
Группа: Верховный чародей
На сайте с: 14.05.2007
Сообщений:1240
Название: When Sleeping Feels Like Dying / Когда сон подобен смерти Автор: автор cathedral carver, Переводчик - Moira Бета / Гамма: Lisolap Жанр: Angst/Romance Пейринг: СС/ГГ Рейтинг: PG Размер: мини Саммари: Я не сплю, не надеюсь уснуть, Я и мертвый не надеюсь уснуть. Меня окружает бессонница шириною с созвездья И бессвязный зевок длиной с мирозданье. (с) Фернандо Пессоа Дисклаймер: от всего отказываюсь Комментарии № 1: на конкурс "Бесконечный Снейджер!" на Тайнах Темных Подземелий Предупреждение: АУ после "Даров смерти" Статус: закончен Отношение к критике: положительное Ссылка на оригинал:http://www.fanfiction.net/s/6084362/1/ Разрешение на перевод: получено
Дата: Воскресенье, 20.05.2012, 11:14 | Сообщение # 3
Семикурсник
Статус: Offline
Группа: Верховный чародей
На сайте с: 14.05.2007
Сообщений:1240
*
Я не сплю... но и не бодрствую.
Неизвестный автор
*
Я никогда особо хорошо не спал.
С детства я больше помню не побои, не упреки и не порку. Я помню ночи: бесконечные, наполненные темнотой и тенями. Помню, как закрывал глаза, желая уснуть, но открывал их, чтобы увидеть еще более глубокую темноту, длинные, неподвижные тени, которые принадлежали ночи или раннему утру. Я считал часы.
Я научился считать, потому что не мог уснуть.
А я пытался, как я пытался! Как я жаждал сна! Ведь даже будучи ребенком, я осознавал, что отдых нужен, чтобы мое тело стало сильнее, а ум острее и восприимчивее к знаниям, которые я желал впитать. Но каждый раз, когда я подходил к бездне, каждый раз, когда мои ноги оказывались на ее краю и я делал последний прыжок, я не погружался в блаженную и гостеприимную пустоту. Нет, вместо этого я камнем падал, летел на невероятной скорости лицом вниз, я молотил руками по воздуху, цеплялся пальцами за несуществующие стены черной бездонной ямы. Я падал и падал, беззвучно крича, и я знал, что, упади я на дно бездны, я никогда больше не проснусь. И лишь эта мысль вырывала меня из пучины ночь за ночью. Я просыпался в холодном поту, мое сердце выскакивало из груди, пальцы цеплялись за грязные, мятые простыни, которые пахли моим же страхом.
Хоть я и ненавидел жизнь, я не хотел умирать.
Так вот.
Что же дети делают ночью? У меня не было книг, игрушек, брата или сестры, с которыми можно было бы поговорить. Был только я сам, мой разум, мои мчащиеся мысли. О молитвах не было и речи. Религия в этом доме была запрещена, вместо нее - ежедневное поклонение алкоголю и насилию.
Поэтому.
Я слушал ночь, проезжающие мимо машины, пьяные голоса с улицы, скрип кровати в соседней комнате – это отец толкал мою мать или поворачивался, чтобы поорать на нее. Моя мать, также склонная к бессоннице, часто бродила по дому, изношенные половицы стонали под ее ногами, но я не смел присоединиться к ее прогулкам.
Я слушал звуки ее шагов.
Я не спал.
Я планировал побег.
*
Будучи в Хогвартсе, я обнаружил, что бессонница, – за много лет исследований я именно так назвал свой случай, – подходит моему образу жизни. Я могу патрулировать коридоры по ночам и буду за это вознагражден! Дамблдор постоянно хвалит мою бдительность и добровольность, с которой я вызываюсь на ночное дежурство. Как же мало он знает, и я, конечно, ничего ему не расскажу, хотя сейчас я иногда сожалею об этом решении.
Всю свою жизнь я говорил себе – или пытался убедить себя, – что мне нравится одиночество, что эти долгие ночи просто необходимы для моего выдающегося и замкнутого ума, для моей склонной к уединению натуры.
Как оказалось, я искусен в обмане – умении, которое верно служило мне многие годы. Но, как часто бывает, даже самые искусные лжецы устают от созданного ими притворства и тянутся к другому живому существу.
Однако в то время я был доволен своей ролью. Могу ли я сказать, что был счастлив? Нет, вряд ли. Но, несмотря на внешность, – а я осознаю, как меня воспринимают ученики: как сальноволосого несчастного садиста, – я живу той жизнью, о которой мечтал. Да, моя Лили мертва, и, должен признать, мое сердце тоже, но мой разум жив, и я доволен.
Пока ты не ворвалась в мою жизнь и не изменила все.
*
Я сразу заметил темные круги под глазами, трясущиеся кончики пальцев, потирающие усталые веки. Уверенная, но, без сомнения, усталая осанка. Тихие вздохи.
Страдающий бессонницей всегда увидит друга, а в моем случае, подругу по несчастью.
Почему я удивлен? Как ты могла бы выполнять все, что делала, если бы не отказалась от единственного инструмента, который необходим, чтобы остаться в здравом уме? От сна. Сон. Откажешься от него, и все бесполезные эмоции начнут кипеть внутри, чтобы заполнить пустоту. И, однако, тот роковой день, когда ты сидела и жалко плакала в дальнем углу моего класса – первый день, заставивший мое сердце шевельнуться. Нечто тонкое, хрупкое прорывалось наружу. Распускалось, возможно. Крохотное, сладкое пробуждение. Я никогда не испытывал к тебе ненависти – несмотря на общее мнение, я ни к кому этого чувства не испытывал, даже к Поттеру, – но я относился к тебе с острой неприязнью, ведь ты, в конце концов, была лучшей подругой этого мальчишки. Ты умна, конечно, это все знают, но ума недостаточно, чтобы я посмотрел на тебя с другой стороны. Меня притянуло к тебе связью, пониманием, внезапным озарением, что мы похожи. Сколько раз я сам сжимался в спальне для мальчиков, в пустой ванной или в прохладной тени подземелий и боролся с гневом, разочарованием, одинокими слезами, потому что хотел хотя бы одну ночь отдохнуть? Я уже сбился со счета.
Когда я взял твою руку в свою, когда заставил тебя подняться, а ты взглянула на меня, по-настоящему взглянула, мне понравилось, что ты тоже все поняла.
Мне нравится думать, что между нами тогда возникла связь, и, может быть, ты поняла, что не чувствуешь отвращения к своему омерзительному профессору зельеварения.
И если я не прав, я не хочу об этом знать.
*
Так шли ночи.
В моей жизни было множество ночей, но потому, что мы нашли друг друга одной ночью в темных, полных теней и эха коридорах, новые ночи проходили в приятном дружеском общении, которого я ранее не ведал.
Все эти ночи, долгие, темные ночи, когда я наконец-то не одинок! Мы часами гуляли и разговаривали, но сейчас я вспоминаю лишь отдельные слова: стих, который написан не по годам развившимся ребенком, импульсивно прочитанный для моего удовольствия, и я был доволен. Я не помню, что мы видели, какие тени, каких призраков. Я не помню резкий звук наших одиноких шагов по древним, каменным полам, постепенное превращение света из черного в серый, а затем в бледно-лиловый. Сейчас я помню лишь, что держал тебя за руку.
И что влюбился.
*
Мне суждено умереть.
Когда я принял этот неопровержимый факт, жизнь стала гораздо легче. Я учил. Я рычал. Я бранил. Я ел. Я готовился.
Я не спал.
Я гулял с тобой.
Ты никогда не знала – даже сейчас! – как много эти ночи значили для меня, потому что я – осужденный, а ты стала моей отсрочкой, передышкой, и, в сентиментальные моменты, моим восхитительным ангелом. Ты никогда об этом не узнаешь. И если ты не понимаешь, если злишься, я проясню: ты – моя ученица. Ученица! Как могу я запятнать эти отношения? И неважно, что я чувствую к тебе. Я не мог бы спать, если бы ты знала о моих чувствах.
Извини за глупую шутку.
Так вот.
Я покинул тебя в ту ночь у гостиной Гриффиндора, зная, что не увижу тебя снова – помнишь ли ты мои глаза? Помнишь ли, что я не мог перестать смотреть на тебя, потому что, покидая этот мир, я хотел видеть твое лицо? А мое сердце, которое я давно считал разбитым и мертвым, трепетало и болело так сильно, что пришлось приготовить успокаивающее зелье.
И вот.
Я покинул тебя.
Я сражался.
Я умер.
Я не умер.
Еще одна не очень-то смешная шутка жизни.
Что происходит, когда жизнь… когда смерть пошла не по плану?
Видимо, я тосковал – видимо, потому что я мало что помню, – меня на год заперли в больнице Святого Мунго, заперли в палате, от обоих миров – магического и немагического, пока не посчитали, что я «готов» для возвращения к жизни. Слабый и раненный магически – «не поддающийся лечению», так считали целители. Я мало что помню из своей прежней жизни.
Поначалу я не мог вспомнить свое имя. Странно, не правда ли?
Я не мог вспомнить, кем я был или как оказался при смерти, раненный, привязанный к кровати в палате, полной кричащих психов.
Но я помнил тебя.
Гермиона. Гермиона Грейнджер.
Ну не странно ли?
Кажется, первые произнесенные мной слова - «золотая рыбка». Но я могу ошибаться, тебе лучше связаться с Виннифред К. и проверить.
Если хочешь.
Так вот.
Время, как ему и положено, шло. Дни и ночи, а за ними еще дни и ночи. Я выздоравливал только потому, что целители старались изо всех сил, чтобы я не сдался, не стал одним из этих орущих психов. Наверное, мне следовало быть благодарным. Тогда, я не испытывал этого чувства, но сейчас я и правда благодарен. Бесконечно.
Так вот.
В маггловском мире это называется терапия. В больнице Святого Мунго я бы назвал это продолжительной пыткой. Добрый, но совершенно глупый терапевт пыталась извлечь из моего помутневшего рассудка детские травмы, забытые навыки, глубочайшие желания. Мерлин! Травмы? У этого терапевта есть свободное столетие, которое не на что потратить?
«Что вы помните?» – день за днем спрашивает Виннифред К., и день за днем я отвечаю: «Прогулки. Я помню, что гулял. Тени. Стих».
День за днем я повторяю одну и ту же строку: «Я не золотая рыбка».
«Нет, Северус, – тупо повторяет она, – вы не рыбка».
Я уверен, все считают меня ненормальным, но я почти ничего не помню! Золотая рыбка! У меня никогда не было домашнего животного, уж это я знаю наверняка. Выберусь ли я отсюда хоть когда-нибудь? Время замедляется, останавливается. Осень переходит в зиму, затем в весну.
Время, как ему и положено, продолжает свой ход, днями и ночами.
У меня новый терапевт (Полина? Петра?), она слышала строку про рыбку, но говорит, что ей нужно услышать что-то еще.
— Что вы хотите делать? – спрашивает она, пока я сижу на слабом весеннем солнце, на мое горло все еще наложены толстые повязки.
— Делать? – хриплю я. Она в своем уме? Я умею только одно! Я хочу вернуться к преподаванию!
Но она лишь печально качает головой, потому что она знает – все знают, когда я сам еще в неведении, – что я никогда не буду учить. Потому что я потерял не только место в волшебном мире, но и свой голос.
— Что еще, Северус? – повторяет она снова и снова.
— Я не золотая рыбка, – сквозь слезы говорю я. Я не осознаю, что плачу.
Она берет меня за руку:
— Северус.
Я смотрю на нее:
— Встревожен.
— Да, – говорит она, довольная моим прогрессом.
— Тревожно.
— Да, – она кивает и кивает.
Я знаю, это сложно. Как же сложно. Как тревожно.
Я смеюсь и смеюсь, даже когда мне дают Успокаивающее зелье, я продолжаю смеяться.
Ты спросишь, почему? Потому что я люблю тебя больше всего на свете, но не могу выговорить эти слова.
Я бы умер за тебя! Я плачу, когда зелье начинает действовать, убаюкивая меня, подталкивая к бездне.
Я бы умер за тебя.
За тебя.
И ты об этом никогда не узнаешь.
*
«Терапия» включает и попытки восстановить голос. Тренировка голосовых связок. Все известные и неизвестные зелья. Все, лишь бы возместить ущерб, нанесенный этой чертовой змеей.
Но безнадежно.
Мой голос! Голос. Единственное, что было во мне красивого.
Иногда, поздно ночью, когда я чувствую себя самым одиноким человеком на земле, я оплакиваю его утрату.
Мой голос никогда не будет прежним. После всех потерь, понесенных в последней битве, я оплакиваю его. Бессердечно? Наверно. Но не самовлюбленно. Я не самовлюбленный человек. В действительности, я редко задумывался о себе, о своей внешности. Но мне говорили, и не раз, что мой голос – моя сильная сторона, отличительная черта, так сказать. Сейчас я издаю звуки умирающего человека – хрипящие, а в не самые лучшие дни я булькаю, как канализация.
Значит!
Если я не могу учить, я по-прежнему могу учиться, я могу передавать знания. Я продал свое мрачное жилище в тупике Прядильщиков, напоминавшее о несчастном детстве, и купил пустой магазин в Косом переулке. Одна лишь моя коллекция заняла половину полок, и я быстро заполнил вторую половину покупками со всего мира.
Впервые с нашего последнего свидания, мое сердце задрожало, оно наполнялось жизнью.
Или любовью.
«Devia Lacuna» стал причиной моего существования. Я лежал ночами и думал об этом названии, посмеиваясь в темноте. Умно!
Devia: Оставленный.
Lacuna: Дыра.
Пустое место.
Пустующее.
*
Работа снова превращается в мою жизнь. Грэм Причард становится моим единственным другом. Он потерян, как и я, ступает по тонкой линии между светом и тьмой. Мне приятно думать, что я перетянул его на свет.
Я плохо помню, каким он был в Хогвартсе, но, в конце концов, он слизеринец, его родители давно приговорены к заключению в Азкабане, так что мы стараемся присматривать друг за другом.
Даже если бы он был из Пуффендуя, я поступил бы точно так же. По крайней мере, мне нравится так думать.
Когда я наткнулся на него в Лютном переулке, на нем были какие-то лоскуты, вместо одежды, он дрожал и был явно не в себе. Он наверняка принял дозу «Deflua Animus». Тяжелый наркотик, вызывающий быстрое привыкание. Глаза у него были мутные, желтые, но он узнал меня. Спустя все это время, после моей предполагаемой смерти и исчезновения он заглянул мне в лицо и узнал, кто я, кем я был. Что он подумал в эти первые мрачные минуты? Решил ли он, что тоже умер? Что смерть, наконец, дотянулась до него своими черными, костлявыми пальцами и забрала его жизнь? Без сомнения, когда он увидел мое отвратительное лицо, услышал скрипучий голос, он подумал, что все потеряно.
Тогда он заплакал, захныкал, начал оглядываться, будто позабыв, кто он и где находится.
Я протянул к нему руку, дотронулся до его холодной дрожащей руки и поднял так, как поднимал тебя когда-то, много лет назад.
— Идем, – сказал я.
Он послушался. А какой у него был выбор?
— Куда мы? – спросил он.
— Туда, где тебя можно вылечить.
— Мне не нужна помощь.
— Почему?
— Я думаю, что должен умереть.
— Почему?
Он так никогда и не ответил.
Но иногда я думаю, а вдруг я его просто не услышал?
*
Понадобились недели, чтобы очистить его организм, но я наслаждался возможностью вновь погрузиться в свои познания зельеварения.
«Curatio Victus» и «Curatio Pectus».
«Minuo Purgo».
«Crocinus Occulus Absens».
Он послушно принимал все зелья, но заметных улучшений не было.
Он лежал на постели – моей постели, я спал на стуле – бормотал слова, которых я не понимал, указывал на образы, которых я не видел. Медленно, хоть и болезненно, он возвращался к жизни, он весь исхудал, а его силы были исчерпаны.
Однажды он сосредоточил взгляд на мне:
— Профессор Снейп.
— Да.
— Это на самом деле вы.
— Да.
— Я думал, у меня галлюцинации.
— Не удивлен.
— Все говорили, что вы…
— Знаю.
— Когда я увидел вас, я подумал, что умер.
Он даже не выглядел опечаленным. Типичный слизеринец.
— Где мы?
Он попытался сесть, но я мягко толкнул его обратно на кровать.
— В моем магазине. Я привел тебя сюда почти три недели назад.
Эта информация, казалось, совсем его не удивила, и я подумал, а сколько же еще неделей и месяцев потерял он, закончив Хогвартс?
— Ты чуть не умер, – добавил я.
— Не в первый раз, – пожал он плечами.
— Неужели? – я старался, чтобы мой голос оставался спокойным.
— Лучше бы оставили меня там.
— Зачем?
— Я был готов к смерти, – ответил он, скривившись, но его глаза тут же наполнились слезами, и он закрыл лицо одной рукой, а другую слепо протянул ко мне, и я сильно ее сжал. В тот миг я понял его, и, вопреки собственному желанию, между нами образовалась связь. В то самое мгновение, когда он безудержно плакал, я знал: он останется, будет работать на меня, он останется другом на долгие годы.
Так и произошло.
*
У меня были книги. Чего еще желать?
Так уж вышло, что мне нужен был Грэм, а я - ему. Я много учил его, и когда его тело, наконец, освободилось от наркотика, он оказался способным, сообразительным учеником. Мы больше не заговаривали о том, что произошло в моей спальне или в Лютном переулке, хоть я и знаю: никогда мы не забудем случившееся.
Я не из тех, кто думает, беспокоится о ком-то. Это лишние хлопоты, но, вместе с тем, это и удовольствие.
Впервые в жизни смерть казалась мне несправедливостью. Именно сейчас, когда я нашел то, ради чего стоило жить.
*
Ты вновь нашла меня. Ночью, разумеется.
Ты последовала за мной в магазин, и когда я заметил тебя, я подумал, что могу умереть. По-настоящему, прямо сейчас, могу умереть от счастья.
Ты, твоя улыбка, лицо, волосы, руки! Твой голос! Он не изменился. Он все тот же, таким я слышу его в своих снах, когда вижу их.
Потом мы гуляли несколько часов.
Потом мы вернулись в мою тесную, но чистую – брезгливо чистую – квартиру над магазином, и ты захотела меня. Возжелала меня, несмотря ни на что. И я не мог оторвать от тебя взгляд, хотя твой образ никогда не покидал меня. Я не мог не прикасаться к тебе, а потом, я был в тебе, хотя я был там все эти годы.
Ты произнесла мое имя.
И осталась.
Уснула.
А я наблюдал, как ты спишь.
*
Я совершил чудовищную ошибку.
В своей несчастной жизни я совершил множество ошибок, но эта затмила их все.
Я слишком сильно полюбил тебя. Слишком сильно беспокоился о тебе, и ты ушла. Ты покинула меня на следующее утро, быстро чмокнув в щеку. И я не слышал о тебе днями. Днями!
Когда ты наконец прислала сову, к ней было привязано маленькое, немногословное послание: «Привет. Занята в школе. Скоро напишу. Г.»
Привет? Привет?! Я ей тетка или, может, школьная приятельница? Я смял письмо, бросил в мусорное ведро. Потом достал его и положил в ящик стола. Я не ответил на него, потому что я тоже слишком занят.
Сова появилась на следующее утро.
«Ты получил мою записку? Я скучаю».
Что ж. Уже лучше. Это письмо я не смял.
Последовало еще одно: «Все в порядке? Когда мы можем встретиться?»
Я горд и упрям. Никогда это не отрицал.
И еще одно: «Пожалуйста, ответь. Г.»
Грэм, конечно, прочитал его первым. За эти дни он узнал меня лучше, чем кто-либо, а я, в свою очередь, видел его голым, покрытым рвотой и экскрементами, так что, полагаю, он верил, что я не убью его голыми руками.
— От кого письмо? – спросил он.
— Ни от кого.
— Ответишь этому никому?
— Нет.
Я с такой силой сунул книгу на полку, что та затряслась.
— Почему?
— Не твое дело.
— Ты мне жизнь спас. И теперь я попытаюсь спасти твою. Пусти ее.
— Кого? – я чуть не уронил книгу, которую держал в руке.
— Гермиону Грейнджер, – сказал он медленно и четко. — Она любит тебя. А ты любишь ее.
— Любит меня? – спросил я прежде, чем смог остановиться.
Грэм закатил глаза:
— Я заметил, как она на тебя смотрит! Да любой это за милю заметит. Мерлин, неужели ты настолько глуп?
Ты обещала не гулять по ночам в одиночку. Ты поклялась мне.
Однажды вечером, ты пришла поздно, я только-только закончил наводить порядок на полках. Ты накинула капюшон мантии на голову, спрятав лицо. Я улыбнулся – не мог не улыбнуться – видишь, что ты со мной сделала? Ты приветственно подняла руку, и я увидел, что она дрожит. Мое сердце болезненно сжалось. Что-то не так, я был уверен. В другой жизни я бы закричал, заорал, но та жизнь ушла. Вместо этого, я выронил книги, которые держал в руках, и на негнущихся ногах подошел к тебе. Я схватил тебя за плечи – они тоже дрожали – и попытался посмотреть тебе в глаза, но ты лишь отводила взгляд.
— Гермиона, – прохрипел я. — Что произошло?
Ты покачала головой, все еще не глядя на меня. Грэм, широко раскрыв глаза, наблюдал за нами. Я сердито глянул на него и, сжав тебя – сильнее, чем намеревался, но я же был испуган, пойми, – повел тебя по узкому, темному коридору в заднюю комнату. Я закрыл за нами дверь, стянул с тебя капюшон, взял тебя за подбородок и заставил, наконец, посмотреть на меня.
Твое лицо. Лицо!
Ужас, должно быть, отразился в моих глазах, потому что ты съежилась и попыталась вывернуться, но я тебе не позволил. Я сжал твое лицо руками.
— Кто это сделал?
— Не знаю.
— Что случилось?
— Какой-то глупый парень. Даже не знаю. Хотел… денег…
— А где была твоя палочка?
— Все произошло так быстро. У меня не было времени…
Я начал лихорадочно водить руками по твоему телу в поисках… да даже не знаю, что я искал. Но это меня успокоило немного.
— Он… он… – я никак не мог выговорить эти слова.
Ты плотно сжала губы, хоть твои глаза расширились от страха, и в них показались слезы. Ты моргнула.
— Изнасиловал меня?
Я прикрыл глаза.
— Нет, Северус. Я же сказала. Все произошло очень быстро. Он прижал меня к стене и потребовал деньги, драгоценности, все, что у меня есть. Сказала, что у меня ничего нет. Посоветовала ему отвалить, что он и сделал, после нескольких ударов. Больше ничего не было.
Облегчение разлилось по моему телу, но вместе с ним появилась злость, и я сильнее сжал тебя.
— Почему ты не аппарировала?
— Ночь такая приятная, захотелось погулять…
— Ты обещала, Гермиона! Ты обещала мне…
— Знаю. Знаю я. Прости.
— Прости! Прости? Ты могла…
Я не могу ни говорить, ни думать. Мои сны. Мои самые кошмарные сны, одна из причин, почему я больше не могу спать. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я чувствую, как падаю, чувствую, как приближается смерть, не только ко мне, но и к тебе. Если ты умрешь… мне незачем будет торчать в этом мире.
Я чувствую твои руки на моем лице, слышу твой голос:
— Северус, я в порядке, правда. Ничего страшного, ничего, с чем не справился бы бадьян…
Я не могу говорить, поэтому я просто обнимаю тебя, прижимаю твою голову к своей груди, крепко-крепко, не потому, что не могу смотреть на тебя, а потому что не могу позволить тебе увидеть, как я плачу.
*
Иди ко мне.
Не знаю, что привело тебя сюда и что держит тебя здесь. Может, жалость. Может, любовь. Если спрошу, что ты ответишь?
Но я никогда не спрошу.
*
Сон подобен смерти, поэтому я сплю редко и с большой неохотой.
Я не привык, что в моей постели есть кто-то еще.
Когда мне все-таки удается уснуть, я сворачиваюсь в так называемой позе эмбриона, но я вовсе не ощущаю себя младенцем. Я никогда не чувствую себя защищенным.
Ночь за ночью я вырываюсь из пропасти и в ту ночь, я дернулся слишком резко, судя по твоей реакции. Ты села, сжав руки на груди. Стучит ли твое сердце так же сильно, как мое?
— Что это было? – спросила ты.
— Ничего. Ничего.
Это было падение. Чернота под моими ногами. Это ощущение смерти. Это знание, что я никогда тебя не увижу.
*
Ночь за ночью ты являешься ко мне, возвещая о своем приходе звоном колокольчика над дверью и смущенной улыбкой Грэму, который так же смущенно улыбается в ответ, но подмигивает мне, когда ты не видишь.
Ночь за ночью ты проскальзываешь ко мне в кровать, ты любишь меня и позволяешь любить себя. Ты держишь меня, когда я подхожу к пропасти, когда мое сердце вырывается из груди и я вот-вот должен сорваться
Однажды ночью, засыпая, ты говоришь:
— Северус.
— М?
— Засыпай.
— Засну.
— Когда?
— Скоро.
— Северус.
— Да?
— Ты не… – начинаешь ты.
— Что?
Ты сглатываешь. Я вдруг очарован тем, как свет и тень играют на твоей шее. Я хочу поцеловать тебя. Как легко ты меня отвлекаешь!
Ты снова пытаешься:
— Ты не умрешь, глупый.
Я улыбаюсь в темноте:
— Откуда ты знаешь?
Ты пожимаешь плечами:
— Просто знаю.
Я киваю:
— Ну, теперь я чувствую себя гораздо лучше.
Ты обнимаешь меня.
— Потому что я не позволю тебе умереть, – наконец произносишь ты, и мне этого хватает. Бездна расширяется, я делаю еще шаг, распахиваю объятия и падаю.
*
Я раздвигаю твои ноги. Ты пускаешь меня. Я тянусь туда ртом, вдыхаю, как умирающий. Лакаю, как умирающий. Жду, когда ты задрожишь от моего прикосновения, моего языка.
— Еще, – произносишь ты. — Еще! Еще! Не останавливайся.
Мне хочется рассмеяться, когда ты так говоришь. Останавливаться? Останавливаться? Я придвигаюсь, погружаюсь глубже, мой язык, губы, твои бедра и сдавленные стоны, которые становятся все громче в ответ на то, что я делаю все верно и хорошо, и боже-боже-БОЖЕ, и на мгновение я забываю, что ты магглорожденная, и улыбаюсь, прижимаясь к твоей влажной, скользкой, нежной коже, твои пальцы сильнее зарываются в мои волосы, сжимают их, и я выдыхаю в унисон с тобой и понимаю: я нашел, наконец-то нашел религию.
*
Ночь за ночью я почти умираю.
Ночь за ночью ты слышишь, как я почти умираю.
У тебя ангельское терпение, моя дорогая.
Ночь за ночью я падаю. Я знаю, что умру. Я вырываюсь из бездны и вижу тебя рядом.
Ты вскакиваешь. Снова я тебя разбудил. В редких случаях, когда тебе удается уснуть, я бужу тебя.
Ты вздыхаешь. Громче, чем нужно. Снова скользишь под одеяло. Не уходишь! Ты взъерошена ото сна, раздражена, но ты остаешься.
Не уходишь!
— Как бы я хотела, чтобы это прекратилось, – только и говоришь.
Я улыбаюсь в темноте. Ты не уходишь.
— Я тоже.
*
Однажды ночью ты просыпаешься и обнаруживаешь, что я сижу у кровати, читаю при свете свечи, но тайком наблюдаю, как ты спишь. Ты так красива, что мое сердце с каждым вздохом разбивается.
— Не спишь, – кривишься ты.
— Как видишь, – отвечаю.
Не знаю, что я читал. Да это и неважно.
Ты лежишь неподвижно, наблюдаешь за мной, а я - за тобой. Я бы мог так часами сидеть. В действительности, я так и сидел, но у тебя, как обычно, появилась другая мысль.
Ты оперлась на локоть, склонила голову:
— Погуляем?
Я хочу сказать: «Нет». Хочу сказать: «Тебе нужно спать».
Но говорю: «Да». Потому что хочу. Хочу гулять с тобой, хоть и знаю, что это не поможет. Я годами безрезультатно гулял в одиночестве.
*
Раньше я мало в чем нуждался. Еда. Книги. Сон. Теперь я даже не сплю.
Но все меняется.
Теперь я нуждаюсь в тебе.
Мы часами гуляем по пустынным, темным улицам, мимо неосвещенных окон. Мы гуляем по полям, мимо деревьев, ветки которых колышутся и подергиваются, когда мы проходим мимо. Мы не говорим, но мы знаем и понимаем, как и годами ранее. Мы проходим мимо спящих и мертвецов, и оттого, что мы не принадлежим ни к тем, ни к другим, мы продолжаем идти, пока не валимся с ног. Мы поднимаемся по скрипучим ступеням магазина «Devia Lacuna», который теперь не пуст и не оставлен. Мы раздеваемся в темноте, мои холодные руки скользят по твоей коже, по твоим бедрам, талии, мои холодные руки складываются вокруг твоей груди, твои соски твердеют, я чувствую твое теплое дыхание на шее.
Я целую тебя. Не могу не целовать. Наши губы холодны, потом горячи, и вот я опять в тебе, там, где и должен быть, двигаюсь, пока не кончаются силы, пока не чувствую, что могу уснуть без страха.
— Тебе нужен сон, – говоришь ты, улыбаясь.
Сон. Я закрываю глаза и киваю. Все, что угодно, ради тебя.
Я усну ради тебя.
Я усну. Усну. Даже если сон подобен смерти.
Почему? Потому что люблю тебя больше всего на свете. Я умру за тебя.
Может быть, однажды я скажу тебе об этом.
— Давай, – говоришь ты, дергая меня за руку, — давай.
Ты подвигаешь меня ближе, ближе. Ближе к бездне, которая уже не так черна и бездонна, как раньше. Мои ноги на краю пропасти, я смотрю вниз. Ты берешь меня за руку. Улыбаешься.
— Все хорошо, – говоришь ты, потому что знаешь. Ты знаешь. Теперь это знаю и я.
Мы обнимаемся. Я чувствую твои волосы, грудь, кожу. Слышу, как бьется твое сердце.
Я потрясена и ошеломлена! Браво! Какая исповедь, какой слог, какой ритм, это стихи в прозе ! Переводчик - вы поразили меня в самое сердце! Не знаю сколь хорош оригинал - но перевод выше всякой похвалы !
Сообщение отредактировал Клепуся - Пятница, 01.06.2012, 00:57
Я раздвигаю твои ноги. Ты пускаешь меня. Я тянусь туда ртом, вдыхаю, как умирающий. Лакаю, как умирающий. Жду, когда ты задрожишь от моего прикосновения, моего языка.
— Еще, – произносишь ты. — Еще! Еще! Не останавливайся.
Мне хочется рассмеяться, когда ты так говоришь. Останавливаться? Останавливаться? Я придвигаюсь, погружаюсь глубже, мой язык, губы, твои бедра и сдавленные стоны, которые становятся все громче в ответ на то, что я делаю все верно и хорошо, и боже-боже-БОЖЕ, и на мгновение я забываю, что ты магглорожденная, и улыбаюсь, прижимаясь к твоей влажной, скользкой, нежной коже, твои пальцы сильнее зарываются в мои волосы, сжимают их, и я выдыхаю в унисон с тобой и понимаю: я нашел, наконец-то нашел религию.
Есть пару тапок автору, но вот переводчику - только огромное спасибо!!!!
Клепуся, Olenkaorl, спасибо большое за отзывы 0xanaP, Да, с рейтингом я дико лопухнулась, у меня вечно с ними проблемы Перевела Т из фф.нет на наш PG, но головой подумать забыла =))
Трудно выразить словами. Мне очень понравилось, хотя я как правило не люблю этот жанр произведений. Браво автору и переводчику А характер-то у меня - замечательный! Это просто у всех нервы какие-то слабые... :) ********** Чему бы грабли Катю не учили, а сердце верит в чудеса.... )))
Сильно, очень сильно! Необычный фик и совершенно не чувствуется, что это перевод. Браво! "Прошлое гибнет под копытами настоящего, но то, чего так и не случилось, умирает вместе с нами" (В. Камша)
Прекрасный фик, прекрасный перевод! Если замечания и есть, так только к автору: меры не знает... Но это, в конце концов, дело вкуса. Лично для меня всё перекрывает самое главное и потрясающее снейджер-открытие этого фика: так вот как они могли завязать отношения! Это поистине гениальная находка. ΠΛΕΙΝ ΑΝΑΓΚΗ ΖΗΝ ΟΥΚ ΑΝΑΓΚΗ
Огромное спасибо за перевод! Красиво получилось! Сколько человеческого счастья разбилось вдребезги только потому, что кто-то из двоих своевременно не сказал:"Извини!"
Изумительный фик, восхитительный, упоительный, завораживающий. Давно уже не встречалось столь сильных и качественых произведений. Да и, попросту говоря, не приходилось ещё читать ничего подобного. Уверена, что в этом немалая заслуга переводчика. Вот даже слова трудно подбирать, ибо впечатление, произведённое фиком... оно просто как бездна. Уж извиние, что при описании ощущений использовала метафору из фика. На редкость удачный ПОВ Снейпа и манера повествования. Но дело даже не в этом, а том, что у этого фика есть "изюминка". Он выделяется на фоне других, словно этот текст в другом измерении. И в первый раз хочется сравнить фик с хорошим вином... У него не только неповторимый "вкус", но и роскошный "букет", раскрывающийся в процессе чтения. SNAGER, спасибо за выбор фика и прекрасный перевод. Браво.
всем огромное спасибо за отзывы, переводчик растаял а я-то все переживала, что фик слабоват, но ваши отзывы убедили меня в обратном - не промахнулась ни с выбором, ни с самим переводом =))
Dea_siderea, спасибо за объемный отзыв, настоящая награда переводчику
Дата: Воскресенье, 03.06.2012, 13:22 | Сообщение # 20
Без фанатизма!
Статус: Offline
Группа: Мастер зельеварения
На сайте с: 02.05.2009
Сообщений:6232
Замечательная работа. Теплая, душевная... бархатная, можно сказать. Спасибо и автору, и переводчику. Давно не получала такого удовольствия Можешь не писать - не пиши. (с) Иконостас
! Переводчик - вы поразили меня в самое сердце! Не знаю сколь хорош оригинал - но перевод выше всякой похвалы 
!
Перевела Т из фф.нет на наш PG, но головой подумать забыла =))
