– Мистер Поттер, вы приняли сыворотку правды?

– Да.

– Вы отдаёте себе отчёт в том, что не можете отвечать ничего, кроме правды?

– Отдаю.

– Прекрасно. Назовите своё полное имя, пожалуйста.

– Гарольд Джеймс Снейп.

– Отлично. Приступим. Мистер Поттер… Э-э… Снейп, вы помните о своём визите в Азкабан?

Ну что за идиотские вопросы?

– Помню.

– Зачем вам нужно было попасть к Люциусу Малфою, Пожирателю Смерти, осуждённому на пожизненное заключение в Азкабане?

– Я хотел приобрести опыт разговоров с Пожирателями Смерти.

– Зачем?

– Чтобы быть более подготовленным в школе Авроров.

– Мистер Поттер, расскажите о вашем прибытии в Азкабан.

– Я…

И в этот момент Гарри понял, что антидот больше не действует.

– Вместо меня туда отправилась Гермиона Грейнджер. Под оборотным зельем. Вслед за ней прибыл я, когда она меня вызвала. У нас были порт-ключи, которые нам помог зачаровать мой отец. Гермиона выкрала Люциуса Малфоя.

Время на секунду остановилось, Аврор, до сего момента проводивший допрос, замер на месте, а из тёмного угла пустой комнаты, совершенно не похожей ни на одну из тех, что Гарри приходилось раньше видеть в Аврорате, неторопливо вышел Снейп, холодно ухмыляясь и держа руки сложенными на груди. Его шаги отдавались гулким эхом, но даже это, казалось, не могло заглушить бешеного стука сердца. Гарри чувствовал, как по виску стекает капелька пота, как на лбу выступает испарина. До него постепенно доходил весь ужас сложившийся ситуации. Так страшно ему не было, пожалуй, даже тогда, когда он стоял лицом к лицу с Волдемортом в последний день войны.

Снейп остановился перед ним, всё так же холодно глядя на него свысока. Гарри шумно сглотнул.

– Я… я не хотел, – прошептал он севшим голосом, но получилось так тихо, что отец, скорее всего, его не расслышал.

– Ты понимаешь, что ты только что натворил, Поттер?

Поттер? Отец давно не называл его Поттером…

– Ты мне не сын, Поттер. Я не знаю, как глубоко нужно было заблуждаться, чтобы решить так.

– Нет! – попытался было закричать Гарри, но неожиданно понял, что не может выдавить из себя ни звука. Он хотел вскочить со стула, но его словно парализовало.

– Ты мне не сын, – прошипел Снейп, наклонившись так низко, что кончик его крючковатого носа почти касался лица Гарри. – И никогда им не был, раз оказался способен на такое… – Он не закончил предложение и резко отстранился, и Гарри снова попытался закричать, остановить его, когда он презрительно скривил губы и развернулся, снова уходя в тёмный угол комнаты без дверей, попытался схватить его за край мантии, но не мог поднять руку…

…И со всхлипом резко сел в кровати, проснувшись в липком холодном поту.

– Мистер Поттер, вы приняли сыворотку правды?

– Снейп. Мистер Снейп. Да, я принял сыворотку правды.

– Хм, простите, мистер Снейп. Вы отдаёте себе отчёт в том, что не можете отвечать ничего, кроме правды?

– Отдаю.

– Прекрасно. Назовите своё полное имя, пожалуйста.

– Гарольд Джеймс Снейп.

– Отлично. Приступим. Мистер Снейп, расскажите нам о целях своего визита в Азкабан.

– Я собирался встретиться с Люциусом Малфоем, приговорённом к пожизненному заключению, чтобы потренироваться в допросах Пожирателей Смерти.

– Зачем?

– Чтобы быть более подготовленным в школе Авроров.

Довольный хмык.

– Мистер Снейп, что было после того, как вы прибыли в Азкабан?

– Меня проводили в камеру Малфоя. Я собирался с ним поговорить, но внезапно он меня оглушил. После этого я очнулся уже в больнице.

– Вас оглушил Малфой?

– Да. Ну, или один из Авроров, – неожиданно вырвалось у Гарри. – Больше там никого не было.

– Хм… любопытное замечание. Как ему удалось вас оглушить?

– Я не знаю.

– Что последнее вы помните?

– Удар головой о пол в камере, – вышло почему-то язвительно.

– А до этого?

– Падение на пол камеры.

– Мистер Снейп!

– Я отвечаю правду.

– Что ж… Вы видели Люциуса Малфоя, когда вошли в камеру?

– Разумеется.

– Как он выглядел?

– Паршиво.

– И вы считаете, что у него хватило бы сил вас оглушить без палочки?

– Откуда мне знать? Он же Пожиратель. Он мог притворяться, что паршиво выглядит.

Прозвучало как-то смешно, и Гарри показалось, что кто-то фыркнул в тёмном углу комнаты для допросов – на этот раз, к счастью, в ней была дверь и даже окно. Наверное, просто показалось.

– Вы уверены, что в камере никого кроме вас не было?

– Я никого не видел.

– То есть вы допускаете, что там мог быть кто-нибудь посторонний?

Осторожно…

– Я понятия не имею, мог ли там кто-нибудь быть. Я был в отключке в первые же три минуты после того, как зашёл в камеру.

– Значит, теоретически кто-то третий туда мог проникнуть?

– Это надо спросить у ваших Авроров, охраняющих его камеру. Я проходил туда один и никого больше не видел. Но теоретически, конечно, возможно всё – например, что с ним в камере кто-то был изначально, ещё до моего прибытия, по недосмотру охранников. Или что они специально кого-то туда пропустили. Или что они сами…

– Вы обвиняете в исчезновении Малфоя Авроров, мистер Снейп?

– По-моему, это вы только что предположили, что теоретически такое возможно, – раздражённо бросил Гарри, отвернувшись к окну. Скорее всего, оно было ненастоящим, потому что едва ли мелкий моросящий дождик, под которым он заходил в Аворорат, успел бы закончиться и смениться ясным солнцем за то время, пока лифт вёз его на пятый этаж.

– Мистер Снейп…

– Послушайте, сыворотка правды или нет, но ничего нового я вам уже даже при большом желании не расскажу, честное слово. Я могу повторить всю историю с самого начала, как я прибыл в Азкабан, как меня проводили к камере Малфоя, как он меня тут же оглушил и как я очнулся в больничной палате, если вам так хочется, – устало перебил он Аврора. Кошмар, приснившийся ему днём, совершенно выбил его из колеи, и всё оставшееся до допроса время он бродил по мрачному дому Блэков, не находя себе места. Он плюнул на свою гордость, на свою обиду, ему жутко хотелось вернуться в Салленхолл, извиниться перед отцом и просто поговорить с ним, но каминная связь с поместьем была почему-то заблокирована, а аппарировать в таком состоянии ему не хотелось. Ещё расщепит себя, чего доброго, а Снейпу потом его собирать… Если, конечно, он сочтёт нужным это делать…

– Мистер Снейп, но нам нужно выяснить все подробности этого дела.

– Я же уже сказал, что у меня их нет, – чувствуя подступающую головную боль, огрызнулся Гарри. Он ненавидел спать днём – если он и засыпал случайно, как сегодня, то вставал обычно совершенно разбитым и варёным, да ещё, к тому же, с больной головой. Это не считая того, что его до сих пор не отпустил липкий ужас от пережитого кошмара. Всего лишь сон – но вместе с общим расшатанным состоянием, в котором Гарри пребывал последние дни после ссоры со Снейпом и Джинни, он произвёл неизгладимое впечатление.

– Но…

В этот момент в дверь коротко постучали, и, не дожидаясь ответа, тут же её открыли. На пороге стоял ещё один Аврор, несколько неуверенно переминающийся с ноги на ногу.

– Там… – он неопределённо махнул рукой в сторону коридора, – там мистер Снейп пришёл. Спрашивает, закончился ли допрос его сына, – на этих словах молодой человек не смог сдержать непонимающую гримасу, которая, очевидно, должна была означать, как он относится к этой пока всё ещё неофициальной, но уже давно всем известной новости. Но Гарри было плевать на его отношение – внутри неожиданно потеплело при слове «сын». Только сейчас он понял, как на самом деле боялся, что сон окажется в руку.

Другой Аврор, сидевший напротив него, слегка огорчённо вздохнул, но кивнул в знак того, что допрос окончен.

– Благодарю вас за информацию, мистер Снейп, – официально сказал он, поднимаясь из-за стола и пожимая встающему вслед за ним Гарри руку. – Можете быть свободны.

– Благодарю, – пробормотал Гарри, вяло ответив на рукопожатие и стараясь не слишком очевидно коситься в сторону открытой двери.

Снейп действительно ждал его в коридоре, и на секунду Гарри показалось, что он вернулся в кошмар – отец точно так же стоял, скрестив руки на груди, и с непроницаемым лицом смотрел куда-то мимо него. Всё ещё сердится… Но зачем тогда пришёл за ним?

Или он пришёл сдать его и Гермиону Аврорам? Да нет, глупости, зачем бы ему это…

– Привет, – тихо поздоровался он, подходя к зельевару. Снейп всё так же молча и не глядя на него кивнул в ответ и, развернувшись, направился к лифтам, словно ему было всё равно, пойдёт ли за ним сын или нет. С другой стороны, почему «словно»? Может, ему и правда было всё равно, апатично подумал Гарри, стараясь не сильно отставать от широких шагов Снейпа.

Когда они оба зашли в лифт, он снова попытался начать разговор.

– Спасибо, ээ… что пришёл. Мне… приятно.

Снейп его проигнорировал.

– Но всё-таки зачем? Нет, я правда рад, – поспешно добавил он, хотя на лице старшего мужчины не дрогнул ни один мускул. – Просто… ты же… ты же сердишься, и ты прав, конечно, но я не ожидал, что ты придёшь за мной…

Он начинал мямлить, и с одной стороны он злился на себя за это, но с другой стороны, ему было уже плевать, лишь бы Снейп сказал хоть что-нибудь. Пусть наорёт, пусть унизит, что угодно, лишь бы не делал больше вид, что его нет рядом.

Гарри решил воспользоваться запрещённым приёмом.

– Пап, – позвал он, и на этот раз действительно был награждён первым взглядом со стороны отца – убийственным и таким же ледяным, как во сне, но всё-таки обращённым к нему, а не к дверям лифта. Которые, к слову, именно в этот момент открылись, выпуская их в холл первого этажа.

Когда Снейп стремительно направился к выходу, Гарри пришлось почти побежать, чтобы не отстать от него.

– Эй, – отчаянно крикнул он, сумев, наконец, поймать отца за рукав мантии. Снейп резко остановился, так, что Гарри едва не врезался ему в спину. Разъяренно сбросив с себя руку сына, зельевар прошипел:

– Может, хватит меня преследовать, Поттер?

Гарри как ледяной водой окатили.

– Я не Поттер, – пробормотал он.

– Да что ты? – ядовито выплюнул в ответ его отец. – Как бы то ни было, будь любезен – оставь меня в покое.

– Но ты же зачем-то пришёл, – упрямо насупился Гарри, снова поймав его за мантию, когда тот отвернулся. На сей раз, правда, отпустил её сам. – И я не отстану, пока ты не объяснишь, зачем.

– Прекрасно, – отрывисто бросил Снейп, в несколько шагов преодолевая оставшееся расстояние до дверей и на ходу доставая палочку. Он аппарировал, как только оказался на улице, так что даже ни одна капля дождя не успела на него приземлиться. Гарри чертыхнулся и выскочил вслед за ним, правда, провозившись достаточно долго, чтобы успеть слегка вымокнуть под уже не на шутку разыгравшимся дождём. К тому времени, как он аппарировал к воротам Салленхола и добрёл до входа в поместье, вода с него текла в три ручья. Двери перед ним распахнулись прежде, чем он успел протянуть дрожащие от холода пальцы к ручке, и Снейп пропустил его внутрь. Он не стал дожидаться, пока на полу образуется лужа или пока Гарри придёт в голову воспользоваться палочкой, и сам высушил его волосы и одежду.

– Спасибо, – пробормотал гриффиндорец, исподлобья глядя на зельевара. Тот, казалось, не собирался никуда уходить из прихожей, и Гарри понял, что разговор, скорее всего, будет коротким.

– Так зачем ты приходил в Аврорат?

– Убедиться, что ты принял зелье, которое я прислал тебе.

– Я что, по-твоему, совсем идиот?! – Гарри даже подавился словами от неожиданности, удивлённо взглянув на невозмутимое лицо отца.

– По-моему, да. Раз у тебя хватило ума на то, чтобы совершить подобный поступок, то могло бы хватить и на то, чтобы из тупого гриффиндорского чувства долга и ответственности перед законом не принимать запрещённое зелье.

– Я бы никогда не выдал Гермиону, – жарко возразил Гарри. Лицо Снейпа оставалось всё таким же каменным. – Серьёзно! Я знаю, что ты сердишься, но всё же это не повод, чтобы следить за мной, как за ребёнком, – уже зло добавил он, раздражаясь. – Ты не поверишь, но я вырос! На случай, если ты забыл – в войне мы все…

– Что-то незаметно, – холодно перебил его зельевар. – Потому что ведёшь ты себя именно как ребёнок. Ребёнок, – он посмотрел на открывшего было рот Гарри так, что тот снова закрыл его и даже поубавил ярость во взгляде, – которому плевать на последствия своих действий. Ты как маленький – решил, что нарушить закон не страшнее, чем нарушить десяток-другой правил в Хогвартсе, ведь ты же у нас герой. Знаменитость. Вот только ты совершенно упустил из виду то, что за нарушение правил из школы исключают, а за нарушение закона, – он наконец-то вздёрнул бровь, – сажают в тюрьму. Но легенде магического мира плевать на такие мелочи, – протянул он, слегка приближаясь к сыну и заставляя того невольно пятиться назад. – Ведь ему закон не писан. Знаешь, Поттер – если бы с тобой не носились в школе, как с писаной торбой, и хоть раз дали почувствовать вкус ответственности за свои действия, ты бы, возможно, понял, что не всегда удаётся безнаказанно творить, что душе угодно. Думаешь, я просто так настаивал на том, чтобы вас – всю вашу троицу – наказывали за нарушение правил? Ах, какой гадкий, противный профессор Снейп, – он фыркнул, – всё ему неймётся, всё он хочет обидеть бедных маленьких гриффиндорцев. Ну ничего, добрый дедушка Дамблдор их защитит и не даст в обиду, и никого не накажут – ведь это же сам Гарри Поттер и его друзья, разве можно допустить, чтобы его нежная детская психика пострадала? «Ах, он ещё совсем ребёнок, Северус, не относитесь к его шалостям серьёзно!», «Ах, Северус, бедный мальчик столько всего пережил, неужели вам его совсем не жалко?», «Северус, как вы можете быть таким бездушным, у ребёнка было тяжелое детство, его нельзя наказывать!», – очевидно, он передразнивал разных преподавателей, ошарашено подумал Гарри. – И всем было плевать на то, что бедный мальчик может так никогда и не понять, что за всё в этой жизни приходится платить. И вырастет из него, – на этих словах Снейп оказался совсем рядом и шипел их практически Гарри в лицо, – неизвестно что. А его страсть нарушать любые правила вполне может в какой-то прекрасный момент привести его за решётку. И будет ребёнок недоумевать – как же так? Ведь всегда ему всё сходило с рук, а тут вдруг почему-то не прошло… Как же так получилось, что помочь дорогому крёстному сбежать из лап дементоров можно, а опасному заключенному из Азкабана нельзя? Поттер, очнись – взгляни на вас со стороны, взгляни на то, что из вас выросло! Из всей вашей троицы до сих пор закон не нарушил только Уизли, и то потому, что мозгов не хватило без тебя и без Грейнджер.

Гарри насупился, не зная, что на это ответить. Снейп был прав, и он это прекрасно понимал, но сказать «Я больше не буду» было бы как-то… совсем по-детски. Поэтому он ляпнул первое, что пришло в голову:

– Я не Поттер.

– Так и веди себя тогда не как Поттер! – рявкнул зельевар, и тут же резко отстранился. – Уйди с глаз моих долой. Не хочу сейчас с тобой разговаривать, – холодно, но как-то устало, добавил он, отвернувшись и отправившись в свой кабинет. Гарри потерянно побрёл к камину, надеясь, что хотя бы на выход они не заблокированы – снова идти под дождём до границы антиаппарационного барьера, окружающего поместье, не было никаких сил.

Драко совсем забыл о том, куда собирался идти перед встречей с Поттером, и сейчас растерянно перекладывал с места на место вещи на столе в своей комнате. Он не мог придумать, чем бы ему заняться, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей – не помогало ровным счётом ничего.

Судя по всему, Поттер не врал – он действительно не знал, где сейчас находится его отец и как ему удалось сбежать. Но в то же время Малфой прекрасно знал, что без посторонней помощи Люциусу не удалось бы покинуть Азкабан; тут явно был замешан кто-то ещё, и скорее всего, не имел ничего общего с Поттером. А раз так… Драко передёрнуло – в магическом мире было достаточно людей, на первый взгляд совершенно непричастных к Волдеморту и войне, но от того не менее опасных, и многие из них не желали Люциусу Малфою ничего, кроме смерти, причем более мучительной, чем тихое гниение в сырой камере.

Видит Мерлин, он никогда не желал отцу ничего плохого, но сейчас он был бы гораздо больше рад знать, что тот до сих пор находится в стенах тюрьмы.

От размышлений его прервал тихий хлопок, сопровождавший появлении в его комнате домового эльфа.

– Мистер Малфой, к вам посетитель!

– Кого ещё нелёгкая привела, – проворчал Драко, неохотно поднимаясь из-за стола. С одной стороны, он был даже рад, что кому-то непонятно зачем понадобилось его видеть – хоть на время отвлечётся от неприятных мыслей – но с другой стороны, ему сейчас совершенно не хотелось никого видеть.

– Мисс Лавгуд, господин, – пропищал эльф, очевидно, не знавший о существовании риторических вопросов.

Но, как ни странно, Драко совершенно не расстроила невежественность прислуги.

– Господи, Луна!.. – выдохнул он, срываясь с места и бегом спускаясь в приёмный холл.

Луна стояла посреди холла с совершенно спокойным и безмятежным выражением лица и вертела в руках цветной зонтик, с любопытством рассматривая убранство комнаты, которым, очевидно, пренебрегла в прошлый визит.

– Луна, прости, – покаянно произнёс Драко, подходя к ней. Луна повернулась к нему и ярко улыбнулась.

– Рада тебя видеть, Драко, – просто сказала она. – Я подумала, что ты забыл о нашей встрече, и решила прийти сама.

Малфой виновато поежился.

– Что мы тут стоим, пойдём в гостиную… Прости, я уже собирался аппарировать, но меня отвлекли, и… в общем, я…

– Всё в порядке, – и снова эта обескураживающая улыбка и лёгкое удивление в широких и ясных глазах. – Я понимаю.

Она прошла мимо Драко, галантно открывшего ей дверь в гостиную, и села на диван, прислонив зонтик к кофейному столику.

– Луна, а зачем тебе зонтик? – полюбопытствовал Малфой, садясь рядом и вызывая эльфа, чтобы приказать подать чай.

– Так ведь на улице дождь. Когда идёт дождь, люди ходят с зонтиком.

– Ты же волшебница, – озадаченно пробормотал Драко. – Водоотталкивающее заклинание было бы надёжней, – он сомнительно посмотрел на влажные от дождя светлые волосы девушки, но она только мечтательно улыбнулась.

– В дождевых каплях живут картинии, а они очень полезны для здоровья. Но если их слишком много, ты начинаешь сходить с ума от счастья, – объяснила она. – Поэтому надо носить зонтик.

– Ну надо же, – Малфой покачал головой и протянул Луне чашку с горячим чаем. – Я подумал, что зонтик нужен, чтобы не промокнуть. Наверное, если ты совсем вымокнешь, даже много картиний не помогут не заболеть.

– Это тоже, – Лавгуд не глядя взяла чашку, рассматривая потолок комнаты, и Драко почему-то залюбовался её профилем. В этот момент она повернулась, и слизеринец, не успевший отвести взгляд, смутился; но Луна только снова ему улыбнулась.

Драко снова подумал, что ещё никто и никогда не улыбался ему так часто.

– Знаешь, – пробормотал он, поставив на столик собственный нетронутый чай. – Мне почему-то кажется, что на меня перебрались все твои картинии.

– Это возможно, – очень серьёзно кивнула девушка. – Можешь рассказать об этом. Я включу это в статью в «Придире».

И под её внимательным и открытым взглядом, в котором, в отличие от большинства из тех, что были обращены к нему, не читалось недоверия или даже настороженности, Драко понял, что готов рассказывать о чём угодно – о картиниях, нарглах, гоблинских восстаниях, маггловских причудах – лишь бы она и дальше так на него смотрела… и не спешила уходить.

– Мистер Малфой, это глупо.

Судя по отсутствию какой-либо реакции, сам Малфой придерживался иного мнения. Гермиона вымученно вздохнула и привалилась плечом к дверному косяку, укоризненно глядя на вытянувшегося на кровати мужчину.

Если она думала, что после их вчерашней прогулки в их отношениях возникнет какая-то неловкость, то она, судя по всему, сильно ошибалась. Это она пусть мучается от непонятно откуда взявшихся мыслей и нервничает от незнания того, как себя вести дальше; у него дела поважнее! У него, видите ли…

– Мисс Грейнджер, у меня депрессия, оставьте меня в покое.

Депрессия у него!

С самого утра Малфой, полностью одетый, неподвижно лежал на кровати, скрестив руки на груди, бездумно пялился в серый потолок и на все увещевания Гермионы монотонно и важно заявлял, что у него депрессия, а посему никуда вставать и ничего делать сегодня он не собирается. Он был в таком состоянии, похоже, ещё до того, как Гермиона проснулась – когда она пришла его будить на завтрак, то застала его уже таким. Депрессующим.

– Да хоть две депрессии, – раздражённо огрызнулась девушка. – Вы тогда скажите, сколько времени она у вас будет, чтобы я не изводила зря продукты, раз уж для вас депрессия – синоним голодовки.

– Я не голоден.

– Вы пропустили завтрак и обед. Может, вы не в настроении есть, но я не хочу, чтобы вы умерли от истощения.

– Одна трапеза в любом случае ничего не решит.

Гермиона сердито фыркнула и стремительно покинула комнату Малфоя. Она не была точно уверена в том, что злило её сейчас больше – то ли такое несерьёзное поведение взрослого мужчины, то ли то, что оно последовало сразу за великолепным днём (всё ведь было хорошо! С ним так легко и приятно было общаться, а сейчас…), то ли его… безмятежность, что ли.

Она со вздохом упала на стул в кухне и уныло подперла подбородок рукой, глядя за окно. И с чего только она взяла, что Малфой тоже отнёсся к их прогулке как-то… особенно? Ведь совершенно очевидно, что ему просто было хорошо наконец-то выбраться из четырёх стен, а все её фантазии – что они беседовали, как хорошие друзья, что они были как будто одни во всём мире… – господи, если бы он только слышал её!.. Зато, наверное, от хохота у него бы прошла эта, с позволения сказать, депрессия…

– Дурость это, а не депрессия, – обиженно буркнула Гермиона, зябко ежась и натягивая рукава невзрачного свитера на пальцы. День, как и её настроение, был полной противоположностью вчерашнему – на затянутом серыми тучами небе не было ни намёка на летнее солнце. Где-то далеко слышались отзвуки грома.

– Надо что-то делать, – отстранённо прошептала девушка. – Надо как-то вытаскивать его отсюда. Иначе, боюсь, с ума сойду уже я.

Как и полагала Гермиона, депрессия у Малфоя была больше для вида. На самом деле, Люциус и сам понимал, что ведёт себя глупо, но почему-то ничего не мог с собой поделать. Одна-единственная прогулка – и у него всё в голове перемешалось.

Ночью ему снились лёгкие цветные сны.

Он почти ничего не запомнил – но впервые за долгое время в них не фигурировали ни Малфой-мэнор, ни Азкабан, ни даже эта осточертевшая, но почему-то уже привычная, квартира. Может, из-за этого утром он проснулся в удивительно хорошем настроении, а поняв, что встал раньше Гермионы, хотел сам разбудить её.

Что с ним происходит что-то неладное он понял только тогда, когда замер на пороге комнаты своей сожительницы, с нежностью вглядываясь в её трогательное лицо и любуясь разметавшимися по подушке непослушными локонами. Поймав себя на таких мыслях, Малфой молча и как можно тише вернулся к себе.

«И что это было?» – хотелось бы спросить ему, но спрашивать было не у кого, потому что Гермиона ещё спала (да и не стал бы он посвящать её в свои душевные метания), а он сам не знал ответа на этот вопрос. Самым разумным решением ему показалось всё хорошенько обдумать, а до тех пор никуда не вставать, чтобы не наделать ещё больших глупостей.

Он не ожидал, что проведёт в таком состоянии целый день, но сколько бы он ни пытался проанализировать сложившуюся ситуацию, яснее ничего не становилось. Смятение не спешило проходить, и Люциус упрямо отказывался вставать с постели, смешно оправдывая это несуществующей депрессией.

К его огромному удивлению, мисс Грейнджер поднять его пыталась как-то вяло и в отговорки хоть и не верила, но легко на них поддавалась. Сердилась, ворчала, злилась и ругалась на него, требовала, чтобы он вышел поесть – но как-то… дежурно? Или для вида?

Её поведение лишь усугубляло бардак, творившийся в голове у Малфоя.

Предыдущий день, который должен был оказаться единичным проблеском в тусклой и лишённой дальнейших перспектив жизни, неожиданно оказался очередной переходной стадией. Это было гораздо больше того, на что мог рассчитывать Люциус, и несоизмеримо больше, чем то, что он был готов принять. Нельзя сказать, что безразличие, апатия и мысли о собственной ничтожности – запертый в квартире, как в глухой коробке, лишённый палочки, вне закона, без возможно когда-либо снова увидеть бывших знакомых, сына… – сильно ему нравились, но он никак не ожидал, что один хороший погожий день сможет не просто на время их скрыть, но и унесёт с собой.

Люциусу давно не дышалось так свободно, как сейчас. Откуда только появилось это желание жить дальше, несмотря ни на что?

А уверенность в том, что всё как-нибудь разрешится?

Он горько усмехнулся. Быстро же ты забыл, какие в Азкабане камеры… Ничего, скоро напомнят.

Но даже этот язвительный внутренний голос почему-то не справлялся с непонятным и непривычным воодушевлением. Мысли о заключении, о неопределённом будущем, о семье, о том, что грозит ему, если его найдут – все они не задерживались в голове, как бы он ни пытался добиться обратного. Вместо этого думалось совсем о другом – почему не приходит мисс Грейнджер, чтобы его растолкать? Удастся ли ему снова уговорить её прогуляться?

И интересно, каково это – жить тут постоянно, думая не о том, как бы поскорее выбраться, или о том, как хочется вернуться в Малфой-мэнор, а… А о чём, собственно, думают магглы?

Каково вообще быть магглом? Ходить в магазин, найти работу, изучить этот район, по выходным вместе ходить в парк…

На этих мыслях Малфой взвился и рывком сел в кровати, слегка ошалело глядя на стену.

С каких это пор он, Люциус Малфой, наследник старинного волшебного рода, потомственный аристократ, чистокровный маг, думает о том, чтобы навсегда поселиться в этой квартире?.. Мало того, ещё и…

Кстати, если уж оставаться, то можно будет и фамилию сменить…

Он молча рухнул обратно на постель, закрывая лицо руками. Хотелось не то смеяться, не то плакать. Так паршиво ему не было, пожалуй, даже в камере Азкабана – там он хотя бы оставался собой…

Нет, ну что за чушь в голову лезет!.. Взялся тоже – сравнивать своё нынешнее состояние и то, что тогда было. И правда – быстро же он забыл…

Совсем некстати важным и неразрешимым вопросам заурчало в животе. Люциус отнял одну руку от лица и кинул взгляд на электрический будильник, стоящий на прикроватной тумбочке – он сам не ощущал острой потребности в часах, но мисс Грейнджер настояла на появлении этого чуда маггловской техники в его комнате. Время близилось к десяти вечера. Желудок, почувствовав, что ему наконец-то решили уделить внимание, снова громко напомнил о том, что Малфой ничего не ел со вчерашнего дня.

И дальше ожидать, что проблемы разрешатся сами собой, стоит только полежать ещё немного, было уже просто глупо, и Люциус нехотя поднялся с постели и отправился на кухню в поисках чего-нибудь съестного.

Гермиона сидела у окна, сложив руки на подоконнике и уронив на них голову. При звуке приближающихся шагов она вскинулась и удивлённо уставилась на появившегося на пороге Малфоя.

– Что, у вас прошла депрессия? – поинтересовалась она.

Люциус пожал плечами и пошарил по стене рядом с дверью в поисках выключателя – Гермиона сидела без света. Когда одиноко висящая на потолке лампочка ярко загорелась электрическим светом, оба на мгновение зажмурились, привыкая.

– Всё-таки депрессия – не голодовка, – как можно более невозмутимо сказал Малфой. Гермиона в ответ фыркнула.

– Могу предложить чай с бутербродами, я ничего не готовила сегодня…

– Согласен на чай.

Гермиона кивнула и занялась чайником, а Люциус сел за стол, не зная, чем помочь.

– Знаете, мистер Малфой, депрессия – это серьёзное психическое расстройство. Если вы действительно подозреваете его у себя, я настоятельно рекомендую вам обратиться к психиатру, – будничным тоном заметила девушка, даже не поворачиваясь в сторону мужчины. – Можете, кстати, пока бутербродами заняться, – она махнула рукой в сторону холодильника.

Малфой послушно поднялся и полез за продуктами.

– Ну, может, депрессия – это и сильно сказано, – пробормотал он, выуживая с полки сыр и колбасу. – Просто… настроение ни к чёрту, – ему показалось, или Гермиона действительно хмыкнула обиженно? Его взгляд случайно упал на окно, и он вдруг улыбнулся. – Я надеялся, что мы сможем снова выйти на улицу, а в такую погоду…

Он закрыл холодильник и увидел, как потрясённо смотрит на него девушка, которую до сих пор от него скрывала дверца. Гермиона быстро отвела взгляд, почему-то смутившись, и нервно заправила прядь волос за ухо, разливая чай в две больших кружки.

– Д-да, погода сегодня не радует… Если захотите, может быть, завтра…

– Завтра, послезавтра… нам, в общем-то, спешить некуда, – заметил Люциус, принимая у неё чай и улыбаясь уголками губ.

Почему-то Гермиона промолчала.

А он подумал, что сидеть вот так на кухне, когда за окном слышны раскаты грома, по стеклу барабанит дождь, а у них – ароматный чёрный чай в кружках с толстыми стенками, от которого идёт пар, нелепо сделанные сэндвичи и приятная тишина – очень уютно.

Он подумал, что, наверное, даже мог бы к этому привыкнуть.