Кажется, время позабыло про этот мир и без оглядки унеслось вперед, оставив его мокнуть в вечном ноябре. На дворе март, но дождь, грязь и холод совершенно ноябрьские. Особенно здесь, в этом городишке, который не радует глаз даже в самый ясный и погожий день. Люди покинули это место вслед за временем. Здесь больше половины домов заброшены, и пустующие улицы похожи на декорацию к фильму про апокалипсис или мировой катаклизм, уничтоживший все человечество. Здесь, правда, обошлось без жертв: жители просто разъехались, кто раньше, кто позже, а кое-кто и умер, «приласканный» тяжелым кулаком любимого супруга-выпивохи. По крайней мере, один такой случай мне доподлинно известен.

Все здесь навевает грусть. Уныние почти физически давит на каждого, кто хоть сколь-нибудь долго задерживается в богом забытом городишке. Только мрачная решимость дает мне силы противостоять разрушительному влиянию этого места. Оно будто пережило войну, хотя сражения велись далеко отсюда. Впечатление усиливают и принесенные мной воспоминания, которые, точно сорняки на унавоженной почве, расцвели буйным цветом. Уже не помню, когда в последний раз нормально высыпалась. Кошмары мешаются со счастливыми моментами прошлого, складываясь в дьявольский калейдоскоп, сводящий с ума вернее круцио. Вот только сегодня ночью, как манна небесная, на меня снизошел сон – не кошмар, не воспоминание. Я будто бы стояла на обрыве, ощущая на лице капельки соленых брызг – отголосков волн, ломающих усталый коралловый риф, и вдыхала аромат свободы, одуряющей, безграничной, внушающей непреодолимое желание раскинуть руки и ступить в ее объятия. А проснувшись поутру, я ощутила небывалую уверенность. Моя решимость перестала быть решимостью камикадзе. Надежда воссияла, подобно солнцу, и согрела собой этот пасмурный день, этот сумрачный город, эту непростую жизнь…

Раскат грома возвращает меня в хмурую реальность. Я автоматически ему улыбаюсь, как старому другу, будто желая его успокоить и показать, что у меня все хорошо, что я готова совершить задуманное и уверена в своем плане. В любом случае, других свидетелей не ожидается: ближайшие соседи живут по ту сторону грязной мелкой речушки и мало интересуются чем-то, кроме огненной воды, дарующей им забытье в их беспросветно-серой жизни, где из красок одни лишь старые календари с поблекшими цветами и травами.

Мне стоит тревожиться только из-за последствий задуманного, но этого я не могу себе позволить: решила – значит, надо идти до конца, а уж победного ли – покажет время.

Отворачиваюсь от окна, занавешенного пеленой дождя. Иду вглубь дома, на удивление быстро ставшего мне родным. Захожу в кабинет, где все заблаговременно подготовлено, и… замираю. Нужно собраться с мыслями, вытащить из тайника памяти надежно, как драгоценность, хранимые воспоминания о нем, иначе ничего не получится, и все было зря.

… Вот он раздраженно кривит губы, слыша мой очередной правильный ответ. Вот звук его смеха, глубокий, насыщенный, бойкими саламандрами разносится по каменным коридорам Подземелий после того, как я, дрожащая, точно кролик перед удавом – и куда только подевалась моя гриффиндорская смелость? – пролепетала извинения за то, что подожгла его мантию, и, не медля ни секунды, дала деру.

Вот его усталая, кривая улыбка – первое, что вижу, очнувшись после нечаянного флирта с василиском, а потом замечаю впалые щеки и мешки под глазами, глядящими на меня с заботой. И как я могла считать их холодными? Выговорил мне, конечно, за проявленное гриффиндорство, а в ответ на готовый хлынуть поток вопросов беззлобно пробормотал, что они поторопились приводить меня в чувство – прежде стоило заткнуть мне рот. Смешной. Кого обманывает?

Вот снова он у моей постели, но уже год спустя – развенчивает мой личный миф о том, что Снейп родился прямо в черном сюртуке. Его кожа под расстегнутым воротником белой рубашки очень бледная – почти завораживающее зрелище, что не помешало мне заметить, насколько моложе он выглядит в такой одежде. Едва увидел, что я очнулась, подскочил, поспешил облачиться в мантию – к такому уже не подступишься. По крайней мере, он в это верит. Отчитал за нападение на него в Визжащей хижине, сбил с толку намеками на то, что мы в корне неверно поняли его намерения… ууу, слизеринец! Путает да запугивает. Не на ту напал – теперь я его совсем перестала бояться, только держала ухо востро.

Вот его силуэт, в вихре плаща стремительно удаляющийся в сторону Запретного леса – едва возродившийся Лорд призвал своих слуг. Прежде чем исчезнуть во мраке ночи, он остановился и оглянулся на замок – может, искал в окне меня… Наивно и глупо, но до сих пор хочется верить.

Вот перед началом пятого года он хищником вышагивает по платформе, но, обращенное ко мне, его лицо на миг смягчается – так я помню. Как помню и короткий обмен завуалированными дружескими подначками. Гриффиндорцы тоже умеют читать между строк.

Вот его незамеченная никем, кроме меня, искренняя улыбка, когда он видит выздоровевшую Кэти Белл – именно ему она обязана жизнью. Я не удержалась, последовала тогда за ним в его кабинет, а там… Дурочка, смелая глупая дурочка. Поцеловала его, получила заслуженный разнос и была выставлена за дверь… и все равно счастлива. Счастлива, что хотя бы это воспоминание сумела для себя украсть.

И вот, наконец, его горький смех в ответ на мое наивное «все будет хорошо», стук сердца под ладонью и тканью сюртука, тепло руки, накрывшей мою.

А потом все было плохо, потому что воспоминания иссякли – его не стало. Всезнайка ошиблась, и Трелони оказалась права – у меня нет дара прорицаний, зато с лихвой достанет упорства и трудолюбия, чтобы доказать, вернуть, жить…

… Кажется, я готова. «Кажется?» – с укоризной смотрит Косолапус. Ты прав, милый, не время для сомнений. В последний раз проверить начертанную на полу пентаграмму, повторить слова ритуала и… распахнуть окно навстречу ветру иного будущего.

_________