С Грейнджер я даже чувствую себя полезным. А не просто калекой, который может передвигаться только наощупь. Для того, чтобы обьяснять ей теорию, мне глаза не нужны. Только голос, который стал чуть ниже и более хриплым. Ну и руки, которые помнят все необходимые для заклинаний жесты. Иногда мне кажется, что я и зелья варить мог бы вслепую, ведь даже силу кипения можно определить на слух, а качество зелья – по запаху. Но это все пустое самоутешение. Приятные мысли, чтобы не свихнуться окончательно в вязкой темноте.

Глажу ее по голове, зарываюсь лицом в ее волосы. Они все еще пахнут сиренью. Мне тридцать девять. И я чувствую себя полным кретином. Потому что понимаю, что должен ей сейчас что-то сказать. Но что? Что она красивая? Это будет звучать как оскорбление. Злое и изощренное. Но ведь я действительно вижу ее красивой. Насколько может видеть слепой. Хотя... может именно это ей и приятно будет услышать?

Улучшение было не временным. Наверное, мне полагалось радоваться, что зрение ко мне вернулось, но... Гермиона говорила, что не могла бы жить со зрячим. А я хочу жить с нею. И правду я ей сказать не могу. Она все равно не поверит, что я привык к ней, такой, какая она есть.
Я даже могу ей простить, что все мои новые рубашки подозрительно ярких цветов – бордовая, темно-зеленая, изумрудная, синяя и – ох, Мерлин - в мелкую сине-красную клеточку. Уверен, она не стремилась превратить меня в посмешище. Просто ей кажется, что мне так к лицу. Странный вкус.
Она мне нужна, и я просто не вижу другого выхода. Кроме лжи.

- Зрение давно к вам вернулось? - спрашивает он спокойно. Безо всякого удивления.
Мерлин... Да как же я мог так по-глупому проколоться?.. Я же все время на чеку был. Осторожнее, чем в последний год перед Битвой.
- Пару недель назад. Расскажите Гермионе - отравлю.
Улыбается, как идиот на ярмарке. Сказать ему, что не пошутил? Нелепо как-то.