У меня комп накрылся еще в мае. Новый собрался по частям лишь к концу сентября и до ноября глючил. В итоге, с Хога меня выкинули как раз тогда, когда я скачала предыдущие главы и намеревалась продолжить, а на ТТП я вообще не смогла попасть. Только вчера, промучавшись два часа и основательно рассердившись, догадалась припахать кое-кого технически подкованного. И вот я здесь.
Многого не обещаю, но авось совесть проснется и шиза опять будет донимать ночами.

Честно говоря, я ни черта уже не помню, а от написанного весной сохранились лишь жалкие отрывки на диске. Последнее время читала сплошной снарри и сочиняла его же, но писать не бралась.
Для меня писанина - это болезнь. Никому не пожелаю такого "счастья". Так что тема "свинства" меня не чекотит. Не знакомы с такими закидонами - и флаг вам в руки, девочки.
Собственно, и о Рождестве-то (католическом) я как-то забыла (суета сует), но на всякий случай ОТ ВСЕЙ ДУШИ ПОЗДРАВЛЯЮ ВСЕХ ТЕХ, кто в него еще искренне верит!

Ну, а это на закуску:

"... Нет, конечно же, он не разбился, ибо древние стены замка уже не первую сотню лет окружали специальные чары, благодаря которым достигнуть земли и как-то пострадать от падения с высоты могло лишь нечто неживое. Любая другая жертва случайности ли, шалости или собственно суицида зависала в паре метров от твердой поверхности, и вызволить ее из магического кокона могла лишь воля действующего директора школы. Но в эту минуту ни о чем подобном потерявшийся в собственных эмоциях мужчина и не вспомнил.
Превращение опять произошло без его ведома, как-то само собой, но теперь сей фокус уже не стал неожиданностью, как в первый раз в Венеции. Тогда он перетрусил, шлепнулся на землю и сразу вернул человеческое обличие, а на следующий день, накачавшись зельями и хорошенько выспавшись, решил, что ему все привиделось из-за каких-то нарушений в сожженном проклятием Беллы черепке. Ни признаваться кому-то, ни обдумать самому странное происшествие не возникло желания.
Что же было сейчас? Неужели затуманенный алкоголем рассудок решил вспомнить бесшабашную детскость и веру в чудеса? Нет, его гнало нечто древнее и неосознанное, чему нет названия в человеческом языке, ибо двуногим тварям, называющим себя homo sapiens, неподвластна красота полета и свобода бессмертия.
Одним словом, Северус взмахнул руками, нимало не заботясь о том, что они превратились в кожистые крылья, и попытался получить максимум удовлетворения от собственного безумия. Хотя вниз все-таки не смотрел. Он вообще предпочел зажмуриться… и обрел иной мир, бело-серо-черный, но вполне объемный, а еще поделенный на теплое и холодное, живое и реальное.
Вот где проявилась в полной мере его странная способность осязать предметы на расстоянии! И высота перестала вызывать панический иррациональный ужас, ибо это было всего лишь расстояние, кстати, такое же безопасное, как и другие. Сигнал тревоги посылали лишь близкие предметы, о которые можно было расшибиться. А земля… земля не пугала. Она излучала непонятную энергию и немного магии, за счет которой, собственно, он и скользил в восходящих потоках. Осознание того, что он не умрет, даже упав с такой высоты, было… эээ… каким-то нечеловеческим. И оно пугало, а не радовало… Но Северус решил пока не зацикливаться на этом, отставить на потом и эмоции, и осмысления. Чересчур это сложно.
Мертвого, как оказалось, вообще ничего вокруг не было. Каждый камень излучал собственную энергию, жил, пульсировал, даже магией были наделены многие. Магические потоки проявлялись неким мягким свечением или искрами, уплотнениями и разреженностью, но кое-где проглядывали и темные пятна, вернее, они ощущались более темными, как сгустки затягивающей, убивающей тьмы.
Теплокровных он тоже различал, особенно много их было в замке. Их защищали каменные и магические преграды, однако нечто в сущности Северуса было способно «видеть» сквозь них, хотя инстинкты и предупреждали хозяина о стенах. Пусть привычное для человека восприятие в цвете отсутствовало, мозг, перерабатывая чуждую информацию, пытался цепляться за известные ориентиры. Теплокровные были не только кто ярче, кто тусклее, но и различались иными нюансами, как бы оттенками; причем их было несколько видов. Прислушавшись к себе, Снейп уловил, что инстинкты сигнализируют ему и о пригодности этих «теплокровных» в пищу. Одни из них были очень привлекательными, словно изысканное лакомство, другие – съедобными в меньшей степени, третьи – опасными, от четвертых почему-то хотелось плеваться, а были и такие, что пробуждали мощное по силе желание спрятаться. Кое-кто вообще выглядел, как ядовитые грибы (можно, конечно, исхитриться приготовить в случае необходимости, но лучше не рисковать и не портить желудок).
А вот «своих», родственных, было совсем мало; таких Северус насчитал всего пять точек, и все они были сосредоточены в районе холла. Где-то на задворках сознания промелькнула искра любопытства и слабый намек на желание воспользоваться высокой дверью и полумраком помещения, чтобы выяснить, кто это и что бы это значило, но инстинкты зверя были сильнее человеческого авантюризма. Его сильнее влекло окно Гриффиндорской башни, но и к нему он не рискнул приблизиться, лишь полюбовался издали переливами яркой магической сущности «свой девочки», а еще с горечью распознал, какой силы энергия соединяет сейчас тех двоих."

Продолжение следует.

Нет, конечно же, он не разбился, ибо древние стены замка уже не первую сотню лет окружали специальные чары, благодаря которым достигнуть земли и как-то пострадать от падения с высоты могло лишь нечто неживое. Любая другая жертва случайности ли, шалости или собственно суицида зависала в паре метров от твердой поверхности, и вызволить ее из магического кокона могла лишь воля действующего директора школы. Но в эту минуту ни о чем подобном потерявшийся в собственных эмоциях мужчина и не вспомнил.
Превращение опять произошло без его ведома, как-то само собой, но теперь сей фокус уже не стал неожиданностью, как в первый раз в Венеции. Тогда он перетрусил, шлепнулся на землю и сразу вернул человеческое обличие, а на следующий день, накачавшись зельями и хорошенько выспавшись, решил, что ему все привиделось из-за каких-то нарушений в сожженном проклятием Беллы черепке. Ни признаваться кому-то, ни обдумать самому странное происшествие не возникло желания.
Что же было сейчас? Неужели затуманенный алкоголем рассудок решил вспомнить бесшабашную детскость и веру в чудеса? Нет, его гнало нечто древнее и неосознанное, чему нет названия в человеческом языке, ибо двуногим тварям, называющим себя homo sapiens, неподвластна красота полета и свобода бессмертия.
Одним словом, Северус взмахнул руками, нимало не заботясь о том, что они превратились в кожистые крылья, и попытался получить максимум удовлетворения от собственного безумия. Хотя вниз все-таки не смотрел. Он вообще предпочел зажмуриться… и обрел иной мир, бело-серо-черный, но вполне объемный, а еще поделенный на теплое и холодное, живое и реальное.
Вот где проявилась в полной мере его странная способность осязать предметы на расстоянии! И высота перестала вызывать панический иррациональный ужас, ибо это было всего лишь расстояние, кстати, такое же безопасное, как и другие. Сигнал тревоги посылали лишь близкие предметы, о которые можно было расшибиться. А земля… земля не пугала. Она излучала непонятную энергию и немного магии, за счет которой, собственно, он и скользил в восходящих потоках. Осознание того, что он не умрет, даже упав с такой высоты, было… эээ… каким-то нечеловеческим. И оно пугало, а не радовало… Но Северус решил пока не зацикливаться на этом, отставить на потом и эмоции, и осмысления. Чересчур это сложно.
Мертвого, как оказалось, вообще ничего вокруг не было. Каждый камень излучал собственную энергию, жил, пульсировал, даже магией были наделены многие. Магические потоки проявлялись неким мягким свечением или искрами, уплотнениями и разреженностью, но кое-где проглядывали и темные пятна, вернее, они ощущались более темными, как сгустки затягивающей, убивающей тьмы.
Теплокровных он тоже различал, особенно много их было в замке. Их защищали каменные и магические преграды, однако нечто в сущности Северуса было способно «видеть» сквозь них, хотя инстинкты и предупреждали хозяина о стенах. Пусть привычное для человека восприятие в цвете отсутствовало, мозг, перерабатывая чуждую информацию, пытался цепляться за известные ориентиры. Теплокровные были не только кто ярче, кто тусклее, но и различались иными нюансами, как бы оттенками; причем их было несколько видов. Прислушавшись к себе, Снейп уловил, что инстинкты сигнализируют ему и о пригодности этих «теплокровных» в пищу. Одни из них были очень привлекательными, словно изысканное лакомство, другие – съедобными в меньшей степени, третьи – опасными, от четвертых почему-то хотелось плеваться, а были и такие, что пробуждали мощное по силе желание спрятаться. Кое-кто вообще выглядел, как ядовитые грибы (можно, конечно, исхитриться приготовить в случае необходимости, но лучше не рисковать и не портить желудок).
А вот «своих», родственных, было совсем мало; таких Северус насчитал всего пять точек, и все они были сосредоточены в районе холла. Где-то на задворках сознания промелькнула искра любопытства и слабый намек на желание воспользоваться высокой дверью и полумраком помещения, чтобы выяснить, кто это и что бы это значило, но инстинкты зверя были сильнее человеческого авантюризма. Его сильнее влекло окно Гриффиндорской башни, но и к нему он не рискнул приблизиться, лишь полюбовался издали переливами яркой магической сущности «свой девочки», а еще с горечью распознал, какой силы энергия соединяет сейчас тех двоих.

Что самое странное: внешние впечатления заслонили, сгладили внутреннюю бездну. Внешнее пространство углубилось и расширилось, а внутреннее свернулось в маленький черный шарик, живой, трепещущий, пульсирующий силой, но уже неважный.

Северус не помнил, как вернулся в замок, но факт, что проснулся он в собственной кровати в подземельях. В его комнатах не было окон, и о времени суток он обычно судил по часам, но сейчас, проснувшись, мужчина очень четко определил, что солнце садится и на землю опускается мрак ночи.
- Этого еще не хватало! Этак вообще в вампира превращусь, – проворчал он, садясь на постели и раздраженно откидывая одеяло.
Утренняя прохлада подземелий всегда действовала на него отрезвляюще, прогоняла сонную муть и порождала бодрость. Увы, сейчас было не утро, и полыхающий камин наполнял живительным жаром помещение – дисциплинированные домовики к вечеру усердно натапливали спальню зельевара, независимо от того, пользовался он ею или нет. Северус был привычен к прохладе, но к ночи его обычно морозило не то от усталости, не то от одиночества, возможно, и бессонница была тому виной (то-то он бродил по ночам на верхних этажах Хогвартса, стараясь разогнать стынущую кровь, а за одно и черные мысли и настроения).
Чертыхнувшись от этой идеи, он с недоверием осмотрел собственные руки, а затем и обнаженное тело. Хмм, ночную сорочку не одел, привык, что с Гермионой все тряпки только мешали. С ней ему всегда было тепло и комфортно; к тому же комната у нее была небольшой, хорошо прогревалась, а гриффиндорка любила тепло. Она неохотно раздевалась, предпочитала теплые пижамы и удивлялась, почему не мерзнет мужчина.
Сердце заныло от этих воспоминаний, и в горле появился какой-то противный комок, но Северус не дал им воли. Принял ледяной душ, оделся… и замер в растерянности посреди комнаты. День был выходной, к тому же вечер, ничего срочного нет, даже ужин в Большом зале уже заканчивался. Чем занять себя?
Нет, немедленно отправляться выяснять отношения с женой – это не выход. Он должен все обдумать.
Один бокал, другой, третий… И опять он очнулся в полете. Руки-крылья рассекали обжигающе-холодный воздух, но он, похоже, стал постепенно приспосабливаться. Маленькое тельце плохо сохраняло тепло, приходилось превращать себя в сгусток магии, чтобы не окоченеть. Кровь становилась лавой, ледяной кипящей лавой… Нонсенс? Ничуть. Похоже, далекие предки и лед способны были заставить кипеть.
Он летал, совмещая человеческое и потустороннее. Он пытался уравновесить их, уходя от земной боли, но не давая воли и чему-то чужому, новоприобретенному.

На этот раз Северус в большей степени сознавал себя и запомнил, как вернулся в подземелье, прошмыгнув в крошечное отверстие для сов, внешне из-за скрывающих чар выглядевшее, как сплошная каменная кладка. В зеркальном отражении перед ним предстала вначале крупная, странно мерцающая летучая мышь (этакая смесь вполне материального зверька и темной магической субстанции), затем эта тварь мутировала в нечто знакомое, что показывало кольцо Сокрытие Сущности, и только потом проявился привычный человеческий облик.
Сразу же навалились убийственное похмелье и смертельная усталость. Лучшим выходом было, конечно, немедленно завалиться спать, но упрямец мужественно добрался до своих запасов и вылил в глотку несколько не сочетающихся зелий. Утром ему больно будет об этом вспоминать, однако идея проспать еще сутки из-за большой потери магической энергии его тоже не радовала.
Увы, неприятные ощущения не заставили себя ждать. Стоило ему, не раздеваясь, рухнуть на кровать и постараться забыться сном, страшная тошнота и ломота во всем теле скрутили его так, что белый свет стал не мил.
«Мда… Похоже, алкоголь с вампирской кровушкой не слишком ладят между собой, – мысленно хмыкнул он, когда сумел отдышаться от обильной рвоты. – Придется завязывать с выпивкой и тщательнее выбирать зелья. Только вот вопрос: как мне совладать с этой адской зверюшкой, проклюнувшейся во мне? Ведь нам придется как-то же сосуществовать и держать совместную оборону против окружающего мира, иначе не жить. А алкоголь на данный момент – единственное известное средство, позволяющее мне отключиться в достаточной мере, чтобы перекидываться. Не ждать же очередную стрессовую ситуацию, когда мою скрытую сущность вновь позовет небо? Надо «мышку» дрессировать…»
Холодный душ в большей мере привел его в чувство, но добраться до кровати так и не удалось. Слабые колебания Оповещающих чар привели его к зачарованному пергаменту, с помощью которого он договорился держать связь с тещей.
Судя по всему, посланий было несколько, и первое, полученное еще сутки назад, гласило:
«Северус! Мистер Люпин при смерти. Помогите, пожалуйста!!! Защита дома его не пускает. Я в панике».
Второе было нацарапано совсем неразборчиво:
«Не могу ждать ни минуты. Мы в реанимацию…»
Третье выделялось крупным, решительным почерком:
«Черт бы вас побрал с вашей дурацкой связью!!! Что за средневековье? Почему бы вам или Мионе не иметь нормальный мобильный телефон??? Сову бы мне купили, что ли…
Северус, умоляю! У меня руки опускаются. Он почему-то превратился в волка, а как лечить животных, я совсем не представляю».
Чужая паника передалась и ему, стоило лишь всплыть в памяти видению кровожадного оборотня и собственный ужас от столкновения с этой тварью. Сама мысль, что именно он может найти на месте новоиспеченных родственников и маггловских эскулапов, уже блокировала напрочь работу рассудка, и тем не менее, хватило нескольких минут, чтобы одеться и собрать необходимые зелья. Эмоции эмоциями, а инстинкты и привычка к порядку всегда были в нем сильны. Хотя бы этим стоило гордиться.