Дафна прошлась по комнате, без должного почтения, но всё же с интересом рассматривая обстановку его гостиной. Книги, мебель, флаконы с редкими зельями — здесь многое изменилось с тех пор, как он перестал быть её деканом. Впрочем, изменилась и она сама, ничто больше не напоминало в этой изысканной утончённой женщине о пылкой, жаждущей знаний девочке, что так усердно изучала зелья на его уроках. Сейчас она двигалась медленно, с завораживающей плавностью, и в изящных изгибах точёной фигуры сквозила почти божественная грация. И Снейп невольно поймал себя на мысли, что с трудом может отвести от неё взгляд. Осмотревшись, Дафна поправила идеально уложенные волосы и низким, подрагивающим от волнения голосом, сказала:

— Северус, — и на мгновение показалось, что она пробует его имя на вкус. — Наконец-то мы с вами остались одни.

— Уймитесь, мисс Гринграсс, — с усталым вздохом сказал Снейп, — ваше поведение едва ли уместно. У вас больше нет зрителей.

Он сделал приглашающий жест рукой, указывая на пустое кресло возле камина, а сам, открыв ключом маленький секретер, достал из шкафчика початую бутылку виски.

Дафна помедлила, но всё же села.

— Итак, Драко показал вам моё письмо, — Снейп покачал головой, давая понять, что сказанное не было вопросом. — Однако я не ожидал, что вы решитесь приехать сами. Одна, ночью, в горах Шотландии...

Он неторопливо налил виски в единственный стакан, наполнив его почти на четверть, подумал немного и залпом выпил.

— А это означает, что в вашу маленькую тайну не посвящён ни сам Драко, ни члены его семьи, ни уж тем более члены вашей. Что ж, это многое объясняет.

Дафна смотрела на него спокойно, ничем не демонстрируя волнения, но больше и не пытаясь его очаровать. Она была достаточно умна, чтобы понять — нет смысла и дальше продолжать игру, когда другой игрок уже выкладывает карты.

— Итак, вы здесь. Сейчас вы прикидываете, какую часть истории о вас поведал мне Поттер, и тешите себя надеждами, что гриффиндорское благородство золотого мальчика не позволило ему разболтать лишнего, — Снейп вновь наполнил свой стакан, аккуратно закупорил бутылку и, не заботясь о хороших манерах, расположился в кресле напротив. — Я сильно облегчу вам задачу, если с самого начала открою правду — я не разговаривал с Поттером ни о ваших тайных встречах, ни о вашем романе. Всё гораздо проще. Я видел его воспоминания.

В их мыслях синхронно и очень ярко вспыхнули, а затем погасли смущающие образы неловких и нежных поцелуев, украдкой подаренных в пустых коридорах Министерства, и, видя, как румянец расползается по высоким скулам Дафны, Снейп тихо и не скрывая иронии сказал: — Оба мы только что видели одно и то же.

В серых глазах Дафны полыхнул гнев.

— Ваша легилименция, — сказала она подчеркнуто сухо. — Это было крайне неуместно.

— Вы правы, — охотно согласился Снейп, не демонстрируя при этом ни капли раскаяния, — смотреть подобные воспоминания не слишком этично, однако у меня совершенно не было выбора. Ваш сердечный друг болен, и директор вынуждает меня искать ответы всеми доступными мне средствами. Легилименция всего лишь один из них. Поверьте, я не охотился за вашими тайнами, но раз уж они есть — грех было бы ими не воспользоваться.

Дафна стремительно поднялась из кресла и, сделав несколько бесцельных шагов по комнате, остановилась возле камина.

— Вы собираете шантажировать Гарри? — спросила она с достойным уважения спокойствием, ничем, кроме излишне напряженной спины, не выдавая своего волнения.

— Поттера? Возможно. Вас это заботит?

— Все зависит от альтернативности возможных вариантов.

— Предпочту ли я шантажировать вас? — Снейп усмехнулся. — Если подумать, сейчас, как жертва шантажа, вы едва ли представляете ценность. Без былой власти, влияния, почти в изгнании... Ваша семья, мисс Гринграсс, лишилась почти всего, что когда-то имела. Другое дело Поттер! Звезда магического мира, доверенное лицо Министра Магии, предмет всеобщего подражания!

Снейп сделал глоток виски, и черты его лица стали жёстче.

— И всё же, надо ли делать выбор? Глупо отказывать себе в маленьких удовольствиях, ведь я могу шантажировать вас обоих. Вот только требовать от вас хоть что-то взамен обещанию сохранить вашу маленькую тайну — сделка сомнительной привлекательности. Что стоящего вы можете мне предложить?

Он окинул ленивым взглядом тонкую изящную фигуру Дафны, и на бледных точеных скулах гостьи вновь вспыхнул яркий румянцем.

— Я не буду предлагать вам себя!

— Помилуйте, зачем мне это, — губы Снейпа скривились в насмешливой улыбке. — Потребуй я нечто подобное, и Поттер потеряет к вам всякий интерес. Сейчас ваша репутация куда более ценный товар, чем женская привлекательность. Но и ваши деньги мне не нужны. Нет, мы поступим иначе. Вы расскажете мне честно и без утайки всё об этом странном деле, в котором вам взялся помогать доверчивый Поттер, а я предоставлю ему возможность защитить вашу честь без какого-либо риска для вас и без каких-либо препятствий с моей стороны.

— И я могу вам доверять? — с иронией спросила Дафна.

— Конечно можете, и вы прекрасно это знаете. До тех пор, пока ваши интересы не противоречат моим — я вам не враг.

— Вы скажете Гарри об этом разговоре?

— Только то, что ему действительно стоит знать: что вы были в Хогвартсе и любезно предложили мне помощь, по просьбе Драко, разумеется.

— А как же мисс Грейнджер?

— А что мисс Грейнджер?

— Ей вы скажете правду?

— Зачем бы мне это было нужно?

— Но мне показалось…

— Вам показалось, — с холодным неудовольствием перебил её Снейп. — Итак, я рассчитываю, что вы не разочаруете меня в моих ожиданиях. Не желаете ли присесть?

Дафна на мгновение отчаянным жестом сжала виски, и под маской снежной королевы проступили черты перепуганной девочки. Снейп ждал, откинувшись на спинку кресла и позволяя ей принять неизбежное.

— А если я откажусь? Если мы оба откажемся? Что вы можете нам сделать? — её губы сжались в тонкую прямую линию, а в серых глазах вновь заискрился холод. — Гарри никогда не поддастся шантажу!

Снейп философски пожал плечами.

— Ему, как и вам, есть, что терять. К примеру, мисс Уизли! — он выдержал паузу, намеренно позволяя Дафне ощутить мгновенный укол ревности, и лишь затем неторопливо продолжил: — О нет, мисс Гринграсс, я говорю не о чувствах! Как и все гриффиндорцы, Поттер патологически благороден, он не захочет, чтобы ваша репутация или репутация мисс Уизли пострадали.

— И что вы потребуете от Гарри взамен? Чтобы с вас сняли статус неблагонадёжного в обход министерской комиссии?

— Почему бы и нет. Возможно, и Орден Мерлина первой степени за военные заслуги, к нему, говорят, прилагается немалое денежное содержание.

Дафна презрительно хмыкнула и отвернулась к огню.

— Послушайте, мисс Гринграсс, у вас просто нет выбора, — обманчиво мягко напомнил ей Снейп. — Мы оба знаем, что напишет пресса, если вдруг станет известно о романе «Спасителя мира» с дочерью бывшего Пожирателя смерти, и не просто какого-то Пожирателя, а как поговаривают, личного банкира Тёмного Лорда. Общественное мнение вас просто раздавит. Ваши враги будут обвинять вас в продажности и лицемерии. Ваши вчерашние друзья решат, что вы пали так низко, что торгуете собой, пытаясь купить своей семье индульгенцию. Думаю, не стоит и говорить, сколь неуместно в глазах общественности будут выглядеть ваши отношения. Две* ваши младшие сестры никогда не выйдут замуж. И Малфой будет первым, кто, расторгнув помолвку, смешает с грязью вашу сестру.

— Не надо приплетать сюда ещё и Драко, — возмутилась Дафна, — вы мало что о нём знаете! Он любит Асторию!

— Как избирательна и коротка ваша память. Неужели вы забыли, что Драко пять лет был помолвлен с Панси Паркинсон? И что стало с перспективами этого брака, когда отец Панси угодил в Азкабан? Вам ли не знать, что Драко не тот, кто пойдёт против воли и интересов своей семьи.

— Замолчите, — с усталой обречённостью сказала Дафна, взгляд её, ещё недавно такой яркий и яростный, казалось, неожиданно угас, — вы сказали уже достаточно!

Она на мгновение закрыла лицо руками, но спустя секунду вновь гордо выпрямилась.

— Вы желаете получить невозможное! Рассказав то, что вы еще не знаете, я лишь предоставлю вам новый повод для шантажа моей семьи. Вы не даете мне выбора, но и выхода тоже! Я словно змея, заглотившая собственный хвост! Можно бесконечно бежать по кругу, но лучше не станет, так почему мне стоит вам что-то рассказывать?

— Потому что сейчас у вас по крайней мере есть то, что я заинтересован купить! Так стоит ли и дальше ждать момента, когда вы лишитесь даже этого?

Снейп резко подался вперёд, и Дафна невольно ощутила исходящий от него запах виски и жесткий всплеск магии — напористый и наверняка способный без всякого труда взломать её ментальную защиту. Они оба знали, что Гринграссы никогда не были сильны в окклюменции.

— Поттер в Больничном крыле. Не думаете же вы, что я со временем не отыщу все нужные мне ответы? И что тогда? Что вы тогда предложите мне взамен моего молчания? Я честно дал вам понять, что как жертва шантажа вы едва ли имеете ценность, так дайте мне того, кто будет представлять для меня интерес!

Глаза Дафны неожиданно сузились, а затем вдруг ожили, возвращая себе и блеск, и ярость, и стремительную напряженность мысли.

— Вас интересует рыба крупнее?

Лицо её стало непроницаемым. Казалось, она просчитывает варианты.

— Скажите, профессор, вы выпотрошите его живьём или он тоже станет для вас очередной наживкой? Хотелось бы знать, в какую именно рыбу вы метите?

Она смотрела внимательно, словно хотела разглядеть что-то особенное. И Снейп не отвел взгляда.

— А для вас это имеет значение? — спросил он совершенно спокойно, делая очередной глоток виски.

— Имеет.

— Думаю, я сделаю и то, и другое.

Она раздумывала лишь мгновение.

— Что ж, пожалуй, такой вариант мне подходит. И если ваша главная рыба — Министр Магии, я не буду возражать, если, охотясь на кита, вы между делом пережуёте пару акул.

(*) — в каноне упоминаются лишь две сестры — Дафна и Астория, однако нигде не сказано, что в семье Гринграсс не было больше детей, в том числе, более младших сестер, или наследников мужского пола. Автору, для развития сюжета необходимо, чтобы сестер Гринграсс было три.

Эта глава посвящается Lena1411 и всем “ждунам”, что не бросают своих авторов.

— Вы знаете, что мой отец избежал Азкабана лишь потому, что не участвовал в битве за Хогвартс? — с невольной горечью спросила Дафна, раздумывая, с чего же ей стоит начать. На её лице, красивом и обычно столь сдержанном, на мгновение проступили и боль, и обида, и гнев, губы сжались в тонкую прямую линию, но почти сразу же эмоции развеялись, а привычная маска вернулась — всё же Дафна Гринграсс отменно умела владеть собой.

Она в молчании прошлась по комнате, легко касаясь пальцами корешков старых книг, погладила сложенные в аккуратные стопки свитки и задержалась лишь возле открытого секретера. Взмах палочки — и чернильница превратилась в стакан. Бутылка глухо стукнула о столешницу, когда, так и не дождавшись от Снейпа любезности, она сама налила себе выпить.

— Отца судили и отпустили под надзор с формулировкой «освобождён за недостаточностью улик». Астория сказала — надо радоваться! Но она не понимает — это совсем не то же самое, что оправдательный приговор. Многие по-прежнему смотрят на нас косо. Мы не можем покидать страну, занимать должности в Министерстве. Выходить замуж без специального разрешения! Поэтому вы правы, говоря, что самое страшное для нас — это лишиться остатков репутации. Я пойду на вашу сделку, профессор, не потому, что боюсь никогда не выйти замуж, а потому что не хочу, чтобы мой отец вновь проходил через всю эту грязь. Он хороший человек и не заслуживает этого.

Дафна сделала большой глоток виски, но вместо того, чтобы ожидаемо закашляться, лишь недовольно скривила губы.

— Вы пьёте ужасную дрянь, профессор, — сказала она, с презрением глядя на свой стакан, — впрочем, в такие дни, как сегодня, даже подобное пойло отлично помогает.

Она сделала ещё один глоток и вернулась к камину. Голос её зазвучал размеренно и теперь уже совершенно спокойно.

— Статус «освобождён за недостаточностью улик» означает, что отца в любой момент могут вызвать в Аврорат, а наш дом — обыскать. Впрочем, сейчас это правило касается почти всех слизеринцев. Поэтому мы не держим дома ничего из того, что можно счесть предосудительным. И всё же особо ценные для семьи предметы нельзя положить даже в Гринготтс. В тот день, когда гоблины открыли наши сейфы для досмотра сотрудникам Министерства, мы лишились последней возможности для защиты нашей собственности... — Дафна замолчала, задумчиво глядя на огонь, но почти сразу же продолжила: — В первый год после войны наш дом досматривали часто, но со временем обыски прекратились, казалось, что всё вот-вот закончится и нас наконец оставят в покое, однако в прошлом месяце авроры пришли снова. Сказали, что у них новые правила и новые списки потенциально опасных предметов, требующих досмотра. Они забрали несколько вещей, не имеющих никакого отношения к чёрной магии, ничего важного — мамины драгоценности, несколько безделушек, купленных в Горбин-и-Бёркс, часы отца с волшебными отражателями, но среди прочего была и одна вещь, имевшая для нашей семьи особую ценность — семейная реликвия. Она досталась отцу от его деда, а тому — от прадеда. Я не знаю, что в ней было такого особенного, но папа был сильно расстроен. Поэтому на следующий день именно я отправилась в Министерство, чтобы подписать бумаги с перечнем временно конфискованного у нас имущества и попытаться хоть как-то ускорить его возвращение. Вот тогда-то, в канцелярии Аврората, я впервые и встретилась с Захарией Смитом, а ещё в тот день я впервые услышала название конфискованного у нас предмета — «Воскрешатель», — Дафна горько усмехнулась. — Артефакт с таким многообещающим названием, способный в одночасье похоронить всю нашу семью... Какая ирония!

Со Смитом мы учились на одном потоке, поэтом он просто не мог не знать, кто я такая, но он оформил наши документы быстро и спокойно, в отличие от большинства гриффиндорцев, ничем не демонстрируя своего презрения или превосходства, и пообещал, что все формальности закончатся через несколько дней. Я беспрепятственно покинула канцелярию, а спустя несколько минут Смит неожиданно догнал меня в коридоре. Мы переговорили очень коротко, по пути к лифту. Смит сказал, что хорошо знает, что на самом деле представляет из себя Воскрешатель, и в его власти сделать так, чтобы в Министерстве узнали или не узнали об истинной сущности этого предмета. А ещё в его власти совершенно официально вернуть Воскрешатель нашей семье. За небольшое вознаграждение, разумеется.

Там, в коридоре Министерства, я не ответила ничего. Лишь кивнула, давая понять, что услышала его предложение. Тогда я ещё не знала, что такое Воскрешатель, но мысль о том, что этот предмет даже в теории может оказаться способным воскресить Волдеморта, привела меня в настоящий ужас. Будь это правда, и пожизненное заключение в Азкабан стало бы самым мягким из положенных нам наказаний.

Прежде отец никогда не говорил со мной о Воскрешателе, поэтому я не стала его ни о чём расспрашивать, а просто пошла в библиотеку.

— К Малфоям, я полагаю? — впервые за долгое время, прерывая молчание, произнёс Снейп. Он хорошо знал, что информация о воскрешателях едва ли найдётся в обычной библиотеке. А ещё он знал, что воскрешатели на самом деле никого не воскрешают. Разве что предрассудки и людские страхи.

— К Малфоям, — легко согласилась Дафна. — Там я узнала, что Воскрешатель воскрешает не человека, а магию. Вот только легче от этого не стало. Узнай в Аврорате, что в нашей семье веками хранился предмет, способный вернуть магическую силу утратившему её волшебнику, и «жернова правосудия» завертелись бы для нас с новой силой. Что, если отец уже однажды использовал Воскрешатель, чтобы помочь Волдеморту возродиться и восстановить свои силы? Что, если он попытается сделать это вновь?

Подмоченная репутация. Северус кивнул, давая Дафне понять, что хорошо знает, о чём именно идёт речь. Ещё бы ему было не знать — ведь он сам долгие годы сталкивался с подобным предубеждением. А ещё он мог бы рассказать Дафне о том, что однажды Тёмный Лорд действительно побывал в доме её отца ради Воскрешателя. Вот только ожидания его в тот раз так и не оправдались. Артефакт не мог забирать магическую силу у других волшебников и не мог извлекать её из предметов, а значит — в понимании Темного Лорда — был совершенно для него бесполезен. Воскрешатель создавался, чтобы служить проводником семейной магии, и, по слухам, мог помогать сквибам или магам, лишившимся силы по рождению или в результате проклятья. Ни то, ни другое не имело ценности для Тёмного Лорда и уж тем более не имело никакого отношения к чёрной магии. Но всё это едва ли могло помочь слизеринцу с подмоченной репутацией.

— На следующий день мы вновь встретились со Смитом в Министерстве, — продолжила Дафна. — Он назвал мне цену, к моему удивлению, вполне умеренную и разумную, и я согласилась. Но, несмотря на всю её разумность, подобных денег у меня, конечно, не было, а обращаться к отцу я не хотела. И я взяла деньги в долг... У друга.

— У Драко, мисс Гринграсс, не стоит умалчивать очевидное, — поправил Северус, внимательно наблюдая за её реакцией. Казалось странным, что Дафна избегает упоминать о Малфое, хотя его участие во всём происходящем едва ли вызывало сомнение. — Ваше решение было разумным и предсказуемым. Малфой не стал бы вам отказывать, ведь после обручения с Асторией ему, как и всей вашей семье, совершенно не нужны скандалы.

Дафна сделала глоток виски, раздумывая о своих последующих словах, но спорить всё же не стала.

— Вы правы, профессор, Драко был выбором очевидным и разумным. Мы выросли вместе и знали друг друга много лет, и, как бы унизительно это не звучало, жизнь запачкала нас одинаково. Но Драко согласился дать денег только в том случае, если я честно расскажу, для чего именно они мне нужны. И я рассказала: о Воскрешателе, о Смите, и о сделке, которую заключила.

Драко долго молчал, прежде чем что-то ответить, а затем неожиданно признался, что наша семья была далеко не первой, кого шантажировал Смит. Нотты, Мальсиберы, Руквуды… Драко в точности знал только о трёх, но был уверен, что подобных семей значительно больше. В течение полугода Малфой пытался выяснить подробности, но так и не смог. Никто не хотел говорить, все были напуганы и молчали. Оно и понятно! Для простого стечения обстоятельств Смит знал слишком много о секретах, долгие годы хранившихся в слизеринских семьях, а это значит, что у него был сообщник — из своих, из внутреннего круга. Кто-то, кто предал нас в очередной раз. И Драко был рад узнать, что предатель — не мой отец.

Взяв кочергу — старую и порядком погнутую, Дафна с неожиданной злостью разворошила камин: искры брызнули во все стороны, и огонь с утроенной силой загудел, завладевая разбросанными по очагу поленьями.

— Деньги я отправила с совой. Смит выполнил все условия сделки, и через два дня после того, как сова отнесла оговорённые галеоны, меня вызвали в Аврорат. Мне сообщили, что все формальности соблюдены, нарушений нет, и в конце недели нам непременно вернут конфискованные вещи. Я подписала бумаги, а при выходе из канцелярии неожиданно столкнулась с Гарри. Я видела его мельком и раньше — в мою первую встречу со Смитом и, возможно, в свой прошлый визит в Министерство, но тогда я не придала этому значения. Я знала, что он работает в Аврорате, и думала, что наши встречи случайны. Но оказалось — он следил за мной.

Дафна вздохнула.

— Гарри говорил много и местами путано, что знает о Смите и о том, что мою семью и семьи других слизеринцев шантажируют, что это отвратительно и недопустимо, но он ничего не может с этим поделать, потому что все отказываются с ним говорить. Помню, тогда я сказала, что если он действительно хочет помочь, то просто должен оставить нас в покое, но Гарри не послушался. Гриффиндорцы такие максималисты — они не понимают разницы между торжеством вселенской справедливости и понятием чести. Для слизеринца интересы семьи и честь важнее.

Дафна поставила опустевший стакан на стол и, глядя куда-то поверх головы своего собеседника, со вновь проступающей горечью добавила:

— Гарри по сути своей хороший человек, но у него нет семьи, нет корней, и поэтому он всегда борется за правое дело, не задумываясь о последствиях. Такому человеку, как он, просто невозможно объяснить, что нет ничего важнее, чем защитить своих близких — любой ценой, даже если из-за этого пострадают другие. Кому нужна эта правда или арест Смита, если в результате всё наше грязное бельё вновь вывалят на всеобщее обозрение?

Она прикусила губу и замолчала, словно осознав, что позволяет себе лишнее.

— Мы виделись с Гарри ещё несколько раз, и я почти уговорила его не давать делу официальный ход. Но Гарри... Гарри... Мерлин, он просто не мог оставить всё, как есть! Он сказал, что так нельзя, что это неправильно... и если он закроет на это глаза, то будет презирать себя всю оставшуюся жизнь... Я умоляла его подождать, но он ответил, что должен попытаться хоть что-то сделать, поговорить со Смитом... И мы поругались...

— И вы рассказали об этом Малфою? — тихо спросил Снейп.

— Рассказала, — ответила Дафна. — А сегодня ночью он показал мне ваше письмо, в котором говорилось, что вы знаете о нашем романе и что Гарри проклят и находится в Хогвартсе... и что... что... — голос её впервые по-настоящему задрожал, — что, возможно, он умирает...

Снейп залпом допил остатки виски и невольно прикрыл глаза.

«Чёртов идиот!» — подумал он с усталой обречённостью, почти не имея в себе сил и дальше оправдывать гриффиндорцев.

Подобно Дон Кихоту, всегда сражавшемуся с ветряными мельницами, обладая такой же чудовищной тягой к самопожертвованию, Поттер так и не научился самому главному — видеть истинной сущности происходящего. Платя деньги Смиту, слизеринцы покупали не его молчание — они получали индульгенцию, легализацию сомнительных артефактов, которые по тем или иным причинам, даже с риском для собственной безопасности, хотели сохранить в семье. За умеренное вознаграждение Смит продавал бумаги, подтверждавшие, что все эти семейные реликвии прошли проверку в Аврорате и были признаны не несущими угрозы. Все получали то, что хотели — взаимовыгодная сделка, сути которой Поттер так и не понял. И даже всего очарования мисс Гринграсс оказалось недостаточно, чтобы усмирить в Поттере годами взращиваемый комплекс Спасителя Мира.

А Дафна... Что ж, Дафна сделала именно то, что требовали от неё интересы семьи. Не сумев удержать Поттера, она предупредила Малфоя и теперь каждой клеточкой своего существа испытывала страх, что Драко поступил точно так же. Что это именно он или кто-то из их общих близких друзей, а вовсе не Смит и не его неизвестный сообщник, позаботился о том, чтобы Поттер не разрушил с таким трудом взращённое ими хрупкое равновесие.

— Вы знаете, что Поттера отравили очень редким зельем, создание которого приписывали самому Салазару Слизерину? — спросил Снейп, устало щуря глаза.

Он ждал её реакции — и за гордо вздёрнутым подбородком, за блеском в глазах, за вызовом, с которым она смотрела, разглядел только боль, но не чувство вины. Дафна не сожалела. Хотя и горевала. Однако будь у неё возможность хоть что-то исправить, она поступила бы точно так же.

И всё же... всё же Поттер и правда был ей дорог.

— Я знаю, что это он, один из нас — слизеринец, что продаёт сведения Смиту, — сказала Дафна, глядя Снейпу в глаза и на этот раз не скрывая истинности собственных чувств. — Найдите его, профессор, и я сделаю всё, чтобы помочь вам его уничтожить.

— А если я выясню, что это всё же сделал Малфой? — тихо спросил Снейп.

Щека её нервно дёрнулась, но она не колебалась ни секунды.

— Тогда, профессор, я сделаю именно то, что и должна, я поддержу Драко Малфоя, чтобы противостоять всем, кто попытается причинить вред нашей семье. Даже вам.

Дафна порывалась задать вопрос дважды: в начале, когда, стоя к ней спиной, Снейп заклинанием запечатывал дверь своего кабинета, и позднее, в темноте Холла, когда времени на то, чтобы решиться, почти не осталось.

— Поттер поправится, — тихо сказал Северус, намеренно не оборачиваясь.

Он не смотрел на Дафну, но знал, что и этот вздох облегчения, краткий, но такой болезненный, и наверняка нервно подрагивающие губы — всё это проявления минутной слабости, побороть которую Дафне было сейчас не по силам. И из уважения к её гордости Снейп позволил ей пережить это в одиночестве.

— Кризис миновал, не знаю, какие будут последствия в целом, но в ближайшее время Поттер ни для кого не представляет угрозы.

— Могу ли я... хоть на минуту... — начала Дафна очень тихо и замолчала, заметив, что профессор отрицательно качает головой.

Снейп отпер входную дверь Замка и посторонился, пропуская мисс Гринграсс вперёд — посреди укрытого снегом дворика ночную гостью уже ожидал Хагрид.

— Это было бы неуместно, — пояснил он, выходя следом. — Вас непременно заметят, а я не хочу объяснять директору, почему вы оказались в школьном лазарете посреди ночи.

Дафна понимающе кивнула и со вздохом накинула капюшон меховой мантии.

— Я сделаю, как вы просили, профессор, — сказала она, вновь обретая свой спокойный и уверенный тон, — но и вы должны сдержать своё слово.

Снейп кивнул.

В лицо им неожиданно пахнуло свежим ветром, подмороженным снегом и запахом хвои — предвестниками приближающегося рассвета. Не пройдёт и пары часов, как над склонами холмов, на восточной стороне скованного льдом Чёрного озера появится первая полоса бледного света, и восходящее солнце, едва различимое в серой пелене облаков, начнёт наконец новый день.

Они вместе спустились по ступенькам, и Северус, увязая по щиколотки в снегу, неожиданно подумал, что в фиолетовом отсвете защитного купола Хогвартс выглядит совсем не так зловеще, как в ядовито-зелёном мареве Метки, окутывавшим своим призрачным светом Замок в тот проклятый год, когда он был директором этой школы.

Даже не видя лица Дафны, укрытого сейчас тяжёлым капюшоном, Снейп знал, что мисс Гринграсс наверняка чувствует то же самое — вопреки расхожему мнению в год правления Тёмного Лорда многим слизеринцам приходилось несладко.

— Я рада, что Хогвартс всё-таки выстоял, — сказала Дафна, словно читая его мысли. — Конечно, сейчас принято так говорить, но Волдеморт никогда не казался мне лучшим решением для чистокровных. Он слишком упивался собственной властью, чтобы разделить её хоть с кем-то, и, в конечном счёте, все мы просто стали бы его рабами.

Она машинально поправила капюшон, всё также глядя на купол, и вдруг неожиданно спросила:
— Почему здесь нет Джинни Уизли?

Снейп философски пожал плечами.

— Потому что Поттер этого не захотел.

Он не стал добавлять очевидное — Великого спасителя мира, по его мнению, банально замучила совесть. Впрочем, Дафна Гринграсс была достаточно умной женщиной, чтобы при желании понять это самой.

Они помолчали какое-то время, каждый думая о своём, и вместо вежливых прощаний, неуместных и лишенных всякого смысла, Северус наконец спросил:
— Почему вы на самом деле согласились ответить на мои вопросы?

— Потому что я поняла, что вы знаете намного больше, чем говорите, — немного помедлив, ответила Дафна.

* * *

Снейп дождался, пока мисс Гринграсс в сопровождении Хагрида покинет пределы защитного купола, и лишь затем вернулся в Замок. В Холле было пусто и темно. Выщербленный многочисленными каблуками пол из тяжелого йоркширского известняка каменной крошкой тихо похрустывал под ногами.

Северус постоял немного перед пустой полутемной лестницей, ведущей на второй этаж, словно надеясь, что сможет наконец поддаться слабости и спуститься в свои подземелья, но спустя пару минут всё же начал медленно подниматься наверх.

Гермиона Грейнджер обнаружилась именно там, где он и рассчитывал её найти. Неяркий свет палаты высвечивал точёный силуэт на фоне неплотной больничной ширмы, закрывавшей от любопытных глаз палату Лонгботтома. Худенькая фигура Грейнджер выглядела измученной. Волосы, закрученные на затылке в высокий тугой узел, порядком растрепались и теперь мягкими непослушными локонами падали ей на шею.

— Вы так и не пошли спать? — сказал Снейп, отодвигая ширму и останавливаясь в дверях. — Впрочем, чему я удивляюсь, — добавил он устало, — когда это вы меня слушали. Странно лишь то, что вы у постели Лонгботтома, а не вашего драгоценного Поттера.

— Гарри лучше, — ответила Гермиона спокойным, ничего не выражающим тоном. Она не обернулась, когда профессор вошёл в Больничное Крыло, и сейчас с излишней аккуратностью раскладывала полотенца, готовясь заменить Невиллу холодный компресс. — После того, как мы забрали у Гарри чётки, сыворотка хорошо помогает ему: температура спала, и он больше не бредит. Невилл поправляется медленнее, и моя помощь ему гораздо нужнее.

Вблизи Гермиона казалась ещё более усталой, на бледном осунувшемся лице остались лишь запавшие глаза — карие и болезненно яркие.

Мягкий, едва различимый аромат духов, небрежно распахнутый воротник блузки, упрямая складочка на лбу... Рядом с ней Северус слишком часто ощущал потребность вести себя неразумно. Он вспомнил, как осматривал Гермиону в своём кабинете всего пару часов назад: ощущение её горячей кожи под пальцами, тонкий изгиб ключицы, волосы, в беспорядке рассыпанные по плечам, и бешеный стук сердца... такой же несдержанный и неровный, как его собственный. Тогда он едва не позволил себе лишнего.

Почувствовав его взгляд, Гермиона нервно заправила за ухо непослушную прядь волос, и Северус заметил, как дрожат её пальцы — от обиды, от пробуждающегося гнева, а ещё от осознания, что он стоит рядом. И сразу захотелось сделать нечто и вовсе вызывающее... Соблазн был так велик, что он усилием воли прикрыл глаза и тут же понял, что слишком много выпил и зря не отправился спать.

— Вы же знаете, что существуют охлаждающие заклинания? — спросил он, заставляя себя собраться.

Гермиона бросила на Снейпа короткий неодобрительный взгляд и с осуждением сказала:
— Я не могу идти спать и не могу сидеть без дела. И вы прекрасно понимаете — магия мне сейчас не помощник. Мне просто нужно чем-то занять руки.

Она в раздражении скомкала использованное полотенце и в сердцах швырнула его на пол.

— Вы выставили меня за дверь, — добавила она так холодно, что сразу стало понятно, что под этим показным спокойствием бушует настоящая ярость.

— В прямом смысле — нет, — ответил Северус, с трудом сдерживая усмешку. — Однако если счесть это некоторой аллегорией, то, пожалуй, можно сказать и так. И я сделал бы это снова, потому что ваше любопытство по своей разрушительной силе сопоставимо разве что только с вашей несдержанностью.

Гермионе не понравился ответ, но она промолчала, считая себя достаточно взвешенным человеком, чтобы принимать и признавать свои недостатки. Бережно протерев Невиллу лицо, она поправила одеяло и, будучи не в силах остановиться, начала аккуратно расставлять многочисленные баночки на тележке для зелий. Сдерживать обиду и гнев в присутствии Снейпа оказалось намного сложнее, чем она надеялась. Гермиона дала себе слово, что не станет опускаться до банальной ревности, но перед внутренним взором вновь возник образ Дафны — столь восхитительный в своём совершенстве, что старательно выстроенная защита мгновенно дала трещину.

— Вы так смотрели на неё, там, в Холле, — сказала она с невольной обидой в голосе, намеренно не оборачиваясь, и тут же пожалела об этом. Слова вырвались сами собой, словно уязвлённое самолюбие, сговорившись с глупой ревностью, мгновенно лишили её возможности вести себя разумно. И Снейп, конечно, не преминул этим воспользоваться.

— Не могу не признать, что мисс Гринграсс невероятно... притягательно красива, — ответил он со свойственной лишь ему интонацией, и Гермиона почувствовала, как пальцы болезненно стиснули край тележки.

— Вы ведь дразните меня? — спросила она, мучительно краснея.

— Немного, — охотно согласился Северус, — но при этом я совершенно честен с вами.

Ирония в его словах казалась совсем беззлобной, и всё же Гермиона ощутила жгучий стыд — было что-то унизительное в этой пугающей неспособности удерживать собственные чувства в узде. Мысль, скользнувшая по грани сознания, показалась ей до крайности обидной — безупречная во всех отношениях мисс Гринграсс наверняка отлично умела владеть собой.

Скрипнула дверь палаты, зашелестела мантия. Гермиона прикрыла глаза, в глубине души надеясь, что сейчас профессор уйдёт, возвращая ей тишину Больничного Крыла, одиночество и спасительную возможность наконец взять себя в руки, но Снейп остался. Она знала это, даже не оборачиваясь — находясь с ним в одной комнате, она всегда слишком остро ощущала его присутствие. Руки вновь нащупали край тележки, и Гермиона с силой сжала поручень в отчаянном стремлении отыскать опору. Он был рядом, совсем близко, и всё же теперь к бесконечному «невозможно», что разделяло их и прежде, добавилось ещё и это «Северус», сказанное таким низким, волнующим тоном.

Лишь оказавшись в одиночестве в темноте Холла, Гермиона поняла очевидное — ей никогда не стать в глазах Снейпа настолько «женщиной».

— Зачем приезжала Дафна? — спросила она, возвращаясь к спасительным баночкам.

Снейп задумался лишь на мгновение.

— Скажем так: она прочитала письмо, которое я адресовал Драко, и, конечно, как старый друг, пожелала помочь. К счастью, мисс Гринграсс вхожа в тот узкий и близкий мне круг слизеринцев, что бесспорно связан со всей этой историей.

Мягкое, полное недосказанности «старый друг» не могло остаться незамеченным.

— Что же вы не написали ей сами? — кроветворное зелье противно звякнуло, и Гермиона с усилием прижала баночку к столу. Где-то глубоко внутри, под всей этой показной сдержанностью, под обидой и ревностью, начинал пробуждаться настоящий гнев. Снейп знал, что она чувствует, не мог не знать, и всё же вёл себя так намеренно. Наверняка его забавляла её неспособность взять себя в руки.

— Это было бы неуместно. Мисс Гринграсс — незамужняя леди, она оказала мне любезность, но едва ли я мог настаивать, чтобы она приехала в Хогвартс ночью... без всякого сопровождения.

Элегантная, изящная, идеальная во всём. Ещё ни разу в своей жизни Гермиона так остро не ощущала превосходство над собой другой женщины.

— Мисс Гринграсс, мисс Гринграсс, почему вы не называете её просто Дафна? — воскликнула она, наконец теряя остатки терпения. И тут же пожалела об этом.

— Потому что вас это ужасно бесит...

Слова показались ей пощечиной.

Конечно, она была зависимой и жалкой и хорошо знала, что Снейп не мог не догадываться, как действует на неё его голос, но вряд ли ему стоило насмехаться над ней. Пальцы её с такой силой сжали баночку, что крышка хрустнула и содержимое едва не выплеснулось на стол. Гермиона стремительно обернулась и тут же растерянно замерла.

Их разделяло не более пары дюймов. Она и не заметила, когда профессор подошёл так близко. На плечах и тёмных волосах Снейпа белел подтаявший снег.

«Он наверняка провожал Гринграсс до ворот», — зачем-то пронеслось у неё в голове, вот только взгляд Снейпа в эту самую минуту говорил, как мало его на самом деле заботит Дафна...

— Отдайте мне баночку, — тихо и уже без всякой насмешки сказал профессор, забирая из рук Гермионы склянку с зельем и накрывая её ладонь своей. — Это яд сколопендры, вы обольётесь.

Прикосновения его жгли огнём.

— Зачем вы это делаете? — выдохнула Гермиона, невольно разжимая пальцы и чувствуя, что ей становится нечем дышать. — Мне никогда не стать такой, как она, вы же это понимаете.

Она попыталась отвернуться, но Снейп намеренно лишил её пространства. Поручень тележки упёрся ей в спину. Он никогда ещё не стоял к ней так близко.

— Вы возмутительно жестоки даже по меркам профессора Снейпа, — воскликнула она, стараясь вырвать руку.

— Гермиона, — Снейп так произнес её имя, что сил сопротивляться вдруг не осталось. От него пахло виски, сладко и дурманяще, и у неё закружилась голова.

— Вы слишком много говорите… — сказал он, медленно наклоняясь, и Гермиона ощутила его тёплое дыхание на своём лице.

— Я… — начала она и растерянно замолчала.

Глаза Снейпа были чернее ночи.

— Иногда это ужасно раздражает, — добавил он едва различимо, и от пугающей ясности его намерений ноги Гермионы вдруг стали ватными. — Если вы хоть на минуту замолчите…

«Я вас поцелую» — вновь пронеслось у неё в голове, но Снейп не стал заканчивать фразу, он лишь осторожно коснулся пальцами её подбородка, и сердце Гермионы ухнуло куда-то вниз…

— Я нашла монету Невилла, — сказала Августа Лонгботтом, входя в больничную палату. — Северус, я видела, как Хагрид проводил твою гостью. Когда ты наконец собираешься нам всё рассказать?

Профессор не двигался бесконечно долго, словно решая, не закончить ли начатое, но момент был явно упущен.
Наконец он выпрямился, глядя на Гермиону с выражением неподдельной досады и, мягко отстранившись, обернулся к Августе Лонгботтом. Однако ответить так и не успел.

— Мы могли бы поговорить в кабинете мадам Помфри! — воскликнула профессор МакГонагалл, неожиданно появляясь у Августы за спиной. Вид у неё был запыхавшийся и немного расстроенный. — Будет лучше, дорогая, если ты прямо сейчас отнесешь монету Поппи. Думаю, этот галеон всё ещё крайне опасен.

Она потянула Августу за рукав, продолжая что-то говорить, и спустя пару секунд совершенно ненавязчиво выпроводила пожилую даму за дверь.

— Прости, я не успела её перехватить, — виновато добавила МакГонагалл, как только Северус поравнялся с ней в дверях Больничной палаты, — одно утешает — без своих очков Августа Лонгботтом слепа как смертофалд.

Снейп в раздражении дёрнул плечом, и директор, принюхавшись, вскинула на него удивлённый взгляд:

— Ты что, пил?!

— Ради Бога, Минерва, — возмутился Северус, — сейчас пять часов утра. И да, я пил и чертовски устал, но я всё ещё здесь и буду весьма признателен, если ты прибережёшь свой нравоучительный тон для кого-нибудь другого.
Он стремительно прошёл мимо неё, направляясь в кабинет мадам Помфри, и Минерва, насмешливо фыркнув, последовала за ним.

Гермиона вошла в кабинет медиковедьмы последней, выбрала ближайший к двери стул и тихонько села, благодаря богов, что никто не обращает на неё внимания. Ощущения были, как после ментального удара — в ушах шумело, мир покачивался, щёки предательски горели. Нужно было успокоиться и как-то взять себя в руки. К счастью, сам Снейп в эту самую минуту стоял к ней спиной, склонившись над столом, и внимательно изучал принесенную миссис Лонгботтом монету, и Гермиона была рада, что хотя бы какое-то время ей не придётся встречаться с ним взглядом.

— Сейчас у нас только три монеты из двадцати восьми, но каждая уже успела натворить кучу бед, — сказала мадам Помфри, расстроенно рассматривая фальшивый галеон. — Боюсь даже представить, сколько окажется пострадавших, если вдруг выяснится, что и остальные монеты по-прежнему находятся у своих владельцев.

— Гораздо хуже, если все эти монеты давно разлетелись по всей Британии, — ответила МакГонагалл, осторожно прикасаясь к галеону кончиком палочки. Монета передвинулась на пару дюймов, и на полированной столешнице остался едва различимый мокрый след.

— Все ещё влажная! — добавила она, заклинанием высушивая стол. — Думаю, Гермиона права и фальшивый галеон Смита находится в постоянном контакте с зельем. Что скажешь, Северус?

Профессор принюхался, намеренно не прикасаясь к монете.

— Болотница и черводрей, — подтвердил он спустя пару секунд, — то же самое редкое сочетание трав, что я почувствовал на монетах Поттера и Бута. Если хотите, я могу сравнить составы, но думаю, в этом нет необходимости. Монета Лонгботтома лишь подтвердила наши опасения. Наложенные мисс Грейнджер протеевы чары по-прежнему действуют, а значит, надо быть готовыми к тому, что Смит не прекратит использовать зелье до тех пор, пока не прочтёт в Пророке, что наш Великий герой Поттер сыграл в ящик.

И двадцать два человека всё это время будут в смертельной опасности — мгновенно поняла Гермиона, хотя, конечно, Снейп не стал говорить этого прямо. Возникла короткая пауза, наполненная напряжённым молчанием, но прежде, чем сама Гермиона успела озвучить давно терзавшие её сомнения, МакГонагалл отрицательно покачала головой.

— Мы всё оставим так, как есть, — сказала она не терпящим возражения тоном, и почему-то никто не пожелал это оспорить.

— Что ж, в таком случае одну из монет я, пожалуй, отправлю в Больницу святого Мунго, — убирая отравленный галеон, сказала мадам Помфри. — Пусть у целителей будет больше времени, чтобы подготовиться.

Минерва кивнула и, наблюдая за тем, как медиковедьма заклинанием запечатывает монету в специальную колбу, устало добавила:

— Пообещайте им — если потребуется, мы поделимся с ними всеми нашими наработками. Кроме крови Поттера, разумеется. Об этом им знать не обязательно.

И, обернувшись к Снейпу, наконец, спросила:

— Что тебе удалось выяснить, Северус?

— Это был шантаж, — коротко сказал Снейп и следом за директором не менее устало опустился в кресло. — Мисс Гринграсс считает, что Смит сговорился с кем-то из слизеринцев, слишком уж много секретов он знает об «особых» реликвиях или волшебных предметах, хранящихся в слизеринских семьях. Артефакты с пограничными возможностями, вещицы с дурной славой или овеянные разными предрассудками — всё это представляет для Смита особый интерес. Учитывая подмоченную репутацию чистокровных, владение подобными предметами наверняка сочли бы предосудительным, если бы вдруг стало известно, что их возможное применение не так однозначно, как выглядит на первый взгляд. Не знаю, сам ли Смит организует в домах слизеринцев повторные обыски или просто дожидается подходящего случая, но как только в Аврорат попадает нечто действительно ценное, Смит предлагал слизеринцам сделку: за небольшое вознаграждение его знания и «особые» сведения так и остаются его маленькой тайной, проверка становится простой формальностью, а все конфискованные вещи без лишнего шума возвращаются к своим владельцам. Не удивлюсь, если в конце концов выяснится, что причина плохого самочувствия начальника Смита — заклятие Конфундус, или, что ещё более вероятно — зелье Рассеянности, ведь именно в его ведении всё это время находилось решение о направлении конфискованных предметов для дополнительной проверки в Отдел Тайн. Не знаю, каким чудом Поттер проследил всю эту цепочку, но что-то привлекло его внимание. Он разговаривал с несколькими слизеринцами, в том числе и с мисс Гринграсс, предлагая им свою помощь, если они дадут показания против Смита, но все они отказались, испугавшись, что дело обернётся против них. Тогда Поттер сам пошёл к Смиту. Последствия мы знаем. Запаниковав, Смит решил использовать Змеиное Зелье, разумно посчитав, что необычную и внезапную болезнь Поттера все примут за запоздалые последствия его сражения с Тёмным Лордом. К тому же Поттер сам, похоже, подал Смиту отличную идею, как безопасно отравить его зельем. Нервничая или злясь, мальчишка постоянно хватается за свои чётки.

— Теперь мы точно знаем, почему Смит пытался отравить Поттера, но это по-прежнему ни на дюйм не приближает нас к противоядию, — задумчиво сказала МакГонагалл. Она призвала заклинанием чайник и несколько чашек, и осторожно разлила чай. — Вероятно, нам вновь придётся попросить Кингсли о помощи. Кем бы ни был наш таинственный слизеринец — единственная ниточка, что у нас осталась, тянется в Больницу святого Мунго, а значит, и нам придется искать ответы именно там.

— Но в Мунго почти нет слизеринцев, по крайней мере, среди целителей, — возразила мадам Помфри, беря со стола одну из чашек. — Помню, в отделении Волшебных вирусов работал Паморус Стрэттон, но и он умер ещё три года назад в результате неудачных экспериментов с драконьей оспой, — она замялась растерянно глядя на Снейпа и вдруг с сомнением спросила: — Не может ли у Смита быть два сообщника?

— Ума не приложу, с чего вы вообще решили, что сообщником Смита обязательно должен быть слизеринец? — воскликнула молчавшая всё это время Августа Лонгботтом. — По мне, так всё намного очевиднее: ваш Захария Смит — двоюродный внук Хепзибы Смит.

И, поймав непонимающий взгляд Снейпа и Макгонагалл, совершенно искренне возмутилась:

— Как, Мерлин всемогущий, можно не знать, кто она такая?

* * *

— Странно, Минерва, что ты её совсем не помнишь, — удивилась Августа Лонгботом. — Впрочем, всё это не так уж и важно. Когда-то очень давно Хепзиба дружила с моей матерью. Ей было, наверное, около пятидесяти, когда я впервые с ней познакомилась. Помню, она очень гордилась своим происхождением, всё повторяла, что Хельга Хаффлпафф — её дальняя родственница по материнской линии. А ещё Хепзиба была просто помешана на коллекционировании всевозможных безделушек и редких магических артефактов. На летних каникулах мать частенько брала меня с собой к ней на чай. Дом Хепзибы походил на настоящий музей, и никогда в жизни — ни до, ни после знакомства с ней, мне не доводилось видеть столько предметов старины в одном месте, а ведь при этом поговаривали, что всё самое ценное Хепзиба прятала в тайниках и бессчётных хранилищах, никогда не выставляя на всеобщее обозрение. Своих детей у неё не было, а чужих она не слишком жаловала, и поэтому меня частенько оставляли в библиотеке одну. Я любила читать, но библиотека Хепзибы казалась мне ужасно скучной. Все полки были сплошь заставлены справочниками и книгами о предметах искусства. Она держала собственного архивариуса и двух эльфов, в обязанности которых входило следить за её сокровищами. Сплетничали, что Хепзиба охотно скупала краденое и была любимой клиенткой Горбина из Горбин-и-Бёркс, но моя мать всегда пресекала подобные разговоры, считая, что её милейшую подругу попросту оговаривают.
Возможно, Хепзиба растратила все семейные деньги на свою коллекцию, а возможно — куда-то их запрятала, но когда она внезапно умерла, её наследники остались почти ни с чем. Смерть у неё была странная: помню, говорили, что её отравил собственный домовый эльф, будто эльфийка была совсем старая и сослепу перепутала лекарства. Не знаю, сплетни это или нет, но как бы там ни было, всё её имущество — коллекция и дом — перешли к её младшему брату, не отличавшемуся ни умом, ни умением жить по средствам. В конце концов он довольно быстро распродал все сокровища сестры за бесценок и умер в полной нищете, выпав из окна собственного дома, который накануне каким-то чудом умудрился проиграть в карты.
Смиты разорились, а магические артефакты и предметы искусства из коллекции Хепзибы ожидаемо осели в семейных тайниках богатых слизеринцев. Как я уже сказала, ваш Захария Смит — внучатый племянник Хепзибы. Его отец какое-то время был просто помешан на восстановлении семейного состояния, но, как видно, умом пошёл не в тётку, потому как особо ни в чём не преуспел. Зато всегда был крайне заносчив и каждому встречному, как и Хепзиба, рассказывал, что он прямой потомок Хельги Хафлпафф, а его фамилия имеет право находиться среди двадцати восьми не меньше, чем фамилии Пруэттов или Паркинсонов. Так что, думаю, навряд ли найдётся хоть один слизеринец, знающий столько же о былом достоянии своей семьи, как Захария Смит, и я не удивлюсь, если в конечном счёте окажется, что все эти вещи, конфискованные у слизеринцев, когда-то принадлежали его двоюродной бабке.

Лишь когда Августа Лонгботтом закончила свой рассказ, Гермиона расстроенно осознала, что уже не в первый раз за прошедшую ночь упустила из виду совершенно очевидные факты, ведь сама она даже ни разу не вспомнила о Хепзибе Смит.

— Однажды, когда мы учились на шестом курсе, — сказала она виновато, стараясь смотреть только на МакГонагалл, — Гарри рассказал нам с Роном об одном воспоминании, которое в Омуте памяти показал ему Дамблдор. Это было воспоминание о молодом Волдеморте. Тогда он работал в Горбин-и-Бёркс и несколько раз приходил к Хепзибе Смит, чтобы уговорить её продать что-то из её коллекции. Дамблдор считал, что в один из таких визитов Волдеморт украл у мисс Смит кубок Хельги Хаффлпафф и медальон Слизерина, чтобы впоследствии превратить их в крестражи, — и расстроено добавила: — Не знаю, почему я не вспомнила об этом раньше.

— Одна и та же фамилия ещё не говорит об очевидной связи, моя дорогая, — успокаивающе ответила МакГонагалл, — но если они действительно родственники, то это очень многое объясняет. Возможно, часть семейной библиотеки всё ещё сохранилась в их доме, и тогда становится понятным, откуда Смит с таким успехом черпает свои «секретные» знания. Однако теперь особую важность приобретает совсем иной вопрос: а мог ли сам Смит сварить Змеиное Зелье?

— Исключено, — без тени сомнения ответил Снейп, — даже если у Смита и был подробный рецепт, доставшийся ему в наследство от деда, для изготовления зелья подобного уровня нужны знания и опыт, которых не получить из обычной школьной программы. Зелье, которым отравили Поттера, мог приготовить только целитель или опытный зельевар.

— Что ж, в таком случае я всё же свяжусь с Кингсли... — отодвигая чашку в сторону, начала было МакГонагалл, но, поймав недовольный взгляд Снейпа, неожиданно замолчала. — Ты больше не желаешь участия Бруствера или тебя не устраивает вмешательство Аврората? — спросила она после секундной паузы, наблюдая за реакцией зельевара.
Снейп отрицательно покачал головой.

— Я согласен, что таинственного сообщника Смита нужно искать в Мунго, но сейчас привлекать Кингсли ещё слишком рано. У нас нет ни одного доказательства, а все наши выводы построены на сплошных допущениях. Общая.... — он на секунду замялся, и стало понятно, что, возражая директору, Снейп очень тщательно подбирает слова. — Общая неоднозначность и деликатность ситуации во многом связывает нам руки. Без свидетельских показаний слизеринцев все наши попытки доказать вину Смита обречены на провал. А значит, нужно заключать сделку. Утром по моей просьбе в Хогвартс приедет Драко, думаю, я смогу найти способ убедить его стать нашей приманкой, и если всё сложится как надо, то мы не только получим необходимые нам доказательства, но и, в обмен за смягчение наказания, заставим Смита раскрыть имя своего сообщника. Сейчас это самый быстрый способ получения противоядия.

— А по-моему, это лишь напрасная трата времени, — возмутилась Августа Лонгботом, — зачем все эти сложности? Почему бы Брустверу просто не арестовать мальчишку и не напоить его сывороткой правды? А противоядие ты мог бы сварить и сам.

— К сожалению, Августа, веритасерум — это не ключ от всех дверей, — предвосхищая реакцию Снейпа, сказала МакГонагалл. — На самом деле сыворотка не может заставить говорить правду, она всего лишь не позволяет солгать.

— Что значит, не может заставить говорить правду? — удивленно переспросила Августа.

— Это значит, — достаточно резко ответил Снейп, — что даже полный дурак при должном старании легко может обмануть веритасерум. Нужно лишь избегать односложных ответов и рассказывать только ту часть истории, которая не способна причинить вред рассказчику, и можно бесконечно долго водить авроров за нос. А на приготовление полноценного противоядия может и вовсе потребоваться несколько месяцев...

Гермиона нахмурилась, внезапно почувствовав, что она что-то упускает. Она знала, что МакГонагалл не кривила душой, говоря, что веритасерум не вынуждает говорить правду, и всё же ей, как никому другому, было хорошо понятно недоумение и замешательство бабушки Невилла. Ещё на шестом курсе, после допросов Амбридж, Гермиона много читала о сыворотке правды — её ужасно пугала мысль о том, что, оказавшись в плену у Пожирателей, она не справится с возможным воздействием сыворотки и выдаст местонахождение Гарри. О том, что у Пожирателей есть и другие, куда более действенные способы принуждения, она, вероятно, предпочитала просто не думать.

В тот год Гермиона впервые узнала, что обычная сыворотка правды далеко не столь всесильна, как принято было считать. Гермиона много тренировалась, штудируя литературу по окклюменции, но лишь выпив веритасерум, наконец сполна осознала, с какой легкостью — в тончайшем переплетении недосказанности — человеческий мозг может спрятать неугодную и нежелательную для него правду.

И всё же... всё же Снейп определенно что-то не договаривал...

— Понимаете, миссис Лонгботтом, — сказала Гермиона, каждой клеточкой своего тела ощущая напряженный взгляд зельевара. — Когда Смита под веритасерумом спросят, где противоядие, он ответит: я не знаю, я никогда его не варил. И это будет чистая правда. Веритасерум не всесилен — он не может вынудить вас высказать собственное мнение или поделиться предположениями, он не заставит вас рассказать о том, о чём вас не спросили или отвечать на вопросы многословно. Есть сотни способов обмануть это зелье, а люди с сильной волей и вовсе могут полностью сопротивляться его воздействию, и это гораздо проще, чем противостоять Империо. Конечно, веритасерум можно смешать с зельем болтливости, — она сделала едва заметную паузу, внимательно следя за реакцией Снейпа, и хотя лицо его осталось непроницаемым, глаза наполнились зарождающимся гневом, конечно же, он понял, что она сказала это намеренно. — Однако и это зелье вовсе не так эффективно, как принято думать. Что касается противоядия, то все зелья, способствующие превращению человека или, напротив, препятствующие его трансформации, готовятся очень долго. Так, оборотное зелье варится больше месяца, а ликантропное зелье или по-другому волчье противоядие должно настаиваться полный лунный цикл — двадцать девять дней. Это связано со сложностью составов в подобных зельях, влиянием фаз Луны и многими другими аспектами, которые нужно учитывать, например, при сборе и обработке трав. Так что быстро можно приготовить только зелье, снимающие основные симптомы, но полноценное противоядие придётся варить не меньше месяца. Поэтому, если где-то уже есть готовое лекарство — нам очень важно найти способ его получить.

— Я думаю, нам стоит отложить все решения до утра, — сказала МакГонагалл, внимательно глядя на Гермиону, — я понимаю твоё беспокойство о внуке, Августа, но ты должна мне поверить, что все мы здесь сделаем всё от нас зависящее, чтобы помочь Невиллу, Гарри и нашим ученикам. Дождёмся Драко, дадим возможность Северусу поговорить с ним и примем решение. Сейчас же нам всем просто необходимо поспать.

Она сделала не терпящий возражения жест рукой, и, повинуясь её воле, не споря и не сопротивляясь, все тоже наконец поднялись со своих мест. Бесконечная ночь подходила к концу, и Гермиона, чувствуя, что валится с ног, устало прикрыла глаза. Завтра наступит новый день, завтра она поймёт, что ей нужно делать и как ей всё это исправить, завтра... но всё это будет завтра...

* * *

— Не мог бы ты задержаться на минуту, Северус? — сказала МакГонагалл, останавливаясь в дверях Больничного крыла.
Снейп проводил взглядом невысокую фигуру Грейнджер, удаляющуюся по коридору, и неохотно останавился. Он с самого начала знал, что ему не удастся избежать этого разговора.

— Ты же знаешь, о чём я хочу тебя спросить? — МакГонагалл смотрела на него внимательно, и можно было не сомневаться, что она не оставит его в покое, пока не добьётся желаемого. — Мы оба знаем, — добавила Минерва со вздохом, так и не дождавшись его реакции, — что Малфой тоже однажды использовал протеевы чары.

Снейп медленно прикрыл глаза и неохотно кивнул.

«И те чары тоже были наложены на монету».

Этого Макгонагалл, конечно, говорить не стала, и он был благодарен Минерве за то, что ей хватило сдержанности и такта не начинать подобный разговор при ненужных свидетелях.

И он, конечно, знал, о чём она спросит.

— Не думаешь ли ты, что сообщником Смита может быть Драко? — сказала МакГонагалл.