Сухой звук его шагов эхом отражался от мраморных стен Отдела тайн, в котором привычно царила напряженная тишина. Повернув за очередной угол и очутившись в коридоре, как две капли воды похожем на предыдущий, Северус скользнул взглядом по небольшой табличке на ближайшей двери («Сон и Сновидения») и обреченно вздохнул: похоже, ему предстояло умереть в этих лабиринтах, так и не добравшись до цели. А ведь МакМанус сказал, что найти Дугальда, специалиста по вопросам времени номер восемьсот семьдесят три, не составит большого труда.

По-хорошему, с седовласым невыразимцем, выступавшем на том памятном суде над Гермионой, стоило подробно поговорить в первый же день работы здесь, в Отделе тайн. Очевидно же было, что он лучше других разбирается в сложившейся ситуации или, по крайней мере, владеет всей информацией о перемещениях во времени. Возможно, этот самый Дугальд уже тогда предупредил бы Северуса о нависшей над ним и всеми, кто его окружает, опасности. И сейчас десятки слуг Темного Лорда по-прежнему ели бы овсянку в Азкабане, мечтая о побеге, и неуклюжая Эмили все так же расставляла бы свои женские сети для потенциальных мужей, и Поттер был бы здоров и надоедлив, как всегда.

О Гермионе лучше было не вспоминать: чересчур уж болезненными были любые мысли о ней. Впрочем, он должен был предвидеть, что ничем хорошим эти отношения не закончатся. Ему и так досталось слишком много ничем не заслуженного счастья, пусть и построенного на лжи и иллюзии. Наверное, ему просто не суждено было стать счастливым. Северус знал это и раньше, так что винил в своих теперешних страданиях только себя: нечего было позволять себе надеяться на светлое будущее и менять такие верные, сложившиеся за долгие годы жизненные правила и воззрения ради молоденькой девчонки.

Хуже всего то, что теперь умирать – а именно это, вероятно, ему и предстояло в ближайшем будущем – было страшно. Он ведь, глупец, уже убедил себя, что тоже заслуживает покоя и счастья, что его можно любить и что сам он еще способен привязываться к кому-то. Да, его коварная судьба всласть поиздевалась над ним, напоследок поманив прежде недоступными удовольствиями и, стоило ему протянуть к ним руку, захлопнув двери в рай прямо перед его носом. Наверное, любой другой на его месте не выдержал бы такого удара и утонул в собственной боли и горечи, но только не Северус: спасало выработанное за годы служения Дамблдору ироничное отношение к своей неминуемой смерти. Можно сказать, сейчас ему даже повезло, ведь он мог сам выбрать способ ухода из жизни – небывалая роскошь, которой он был лишен раньше.

И все же… умирать не хотелось. Иначе с какой такой радости Северус уже полчаса бродил по запутанным коридорам в поисках кабинета Дугальда? Нет, несмотря на ясное осознание необходимости собственной смерти, в глубине души он все еще надеялся, что существует другой способ справиться с проблемой. Надеялся – и злился на себя за это малодушие.

Наконец нужная дверь нашлась, порядком раздраженный Северус, резко толкнув ее, решительно вошел в окутанный полумраком кабинет и замер, пораженно осматриваясь. Кабинет был не только абсолютно пуст, но и безграничен: не было видно ни стен, ни потолка, ни даже пола, лишь где-то в отдалении вокруг тускло пульсировали сгруппированные сияющие точки, напоминающие причудливые созвездия. Чтобы не дать чарам сбить себя с толку, Северус обернулся, попытался нащупать дверь – и не нашел ее, его рука, не обнаружив препятствий, свободно двигалась в пустом пространстве. Стоило признать, магии такого уровня ему еще видеть не приходилось. Северус сердито мотнул головой, словно отгоняя так некстати возникший совершенно детский восторг от увиденного фокуса, и громко позвал хозяина кабинета:
– Мистер Дугальд? Я Северус…

– Я знаю, кто вы, мистер Снейп, – раздался справа негромкий трескучий голос. Однако, посмотрев туда, Северус ничего не увидел. – Я давно вас жду. Темпус веро остенде.

Внезапно появившийся свет на мгновение ослепил Северуса, заставив его зажмуриться. Когда же он вновь открыл глаза, то обнаружил себя в обычном министерском кабинете: вдоль стен располагались высокие дубовые шкафы со множеством папок, возле зачарованного окна стоял светлый массивный стол, за которым сидел щуплый седовласый невыразимец, пристально рассматривающий посетителя водянистыми глазами. Под этим оценивающим, словно пронзающим насквозь взглядом Северус почувствовал себя неуютно, поэтому решил взять инициативу в свои руки.

– Вы знаете, зачем я здесь? – спросил он, подходя ближе к столу.

– Что вы только что увидели? – проигнорировав его вопрос, медленно произнес Дугальд, но, прежде чем Северус успел открыть рот, сам ответил: – Это было пространство вариантов реальности. Более сотни лет я потратил на то, чтобы научиться трактовать его. Оно находится в постоянном движении, каждую секунду создаются тысячи вероятных вариантов будущего и исчезают миллионы тех, что уже никогда не претворятся в жизнь. И все же в этой хаотичной системе есть нечто стабильное, не поддающееся изменениям, общее для всех вариантов реальностей. Мы называем это каркасом сущего, или линией судьбы. Каркас сущего определяет те события, которые непременно произойдут в любом варианте реальности.

Дугальд встал со своего места, обошел стол и, оказавшись рядом с Северусом, нараспев произнес: «Фата темпус остенде». Кабинет вновь погрузился во тьму, но теперь группы светящихся точек, которые оказались большими бесплотными шарами, заполненными меняющимися изображениями, выстроились ветвистым деревом и располагались гораздо ближе, так что можно было разглядеть объемные картинки в каждом из них.

– Видите эту временную цепь? – Дугальд указал ссохшейся рукой на центральный ряд шаров, составляющий «ствол» дерева. – Это реальность, в которой события каркаса сущего развиваются по пути наименьшего сопротивления, с минимальными затратами энергии и – это особенно важно, мистер Снейп – гармонично с точки зрения мироздания. Мы условно называем ее исходной. Все остальное – это другие варианты реальности, которые могут претвориться в жизнь, возможные варианты будущего, так сказать. Но все они, так или иначе, берут свое начало в исходной реальности и стремятся соединиться с ней вновь.

Северус поднял голову и увидел, что все ряды «кроны» вверху сходились к центральному.

– Все, что было в прошлом, становится исходной реальностью, – продолжал Дугальд, вновь указывая на центральный ряд, уходящий так глубоко вниз, что казался бесконечным. – Прошлое есть прошлое, и у него есть только один вариант... Пока кто-либо не пытается его изменить. В этом случае рядом с исходной появляется новая, альтернативная реальность. Она нестабильна и все время стремится слиться с исходной реальностью. Именно это и происходит сейчас. Однако рано или поздно реальность вновь стабилизируется и вернется к первоначальному варианту.

Разъяснения Дугальда были довольно туманны, да и разум Северуса отказывался принимать на веру сам факт существования некой предначертанной «линии судьбы». Кроме того, изображения в шарах сменяли друг друга столь быстро и беспорядочно, что было непонятно, каким образом старику удавалось что-либо «трактовать» по ним. Но, стоило признать, теория Дугальда выглядела куда лучше версии с планами смерти.

– Жизнь и смерть каждого человека определяется тем, что вы называете каркасом сущего? – задал наконец Северус вопрос, который не давал ему покоя с тех самых пор, как он услышал невольное признание Гермионы.

– И да, и нет.

Старик вздохнул и, вплотную приблизившись к дереву реальностей, задумчиво посмотрел на ближайший к нему шар. Помолчав некоторое время, он сказал:
– Человек крайне эгоцентричен. Ему почему-то кажется, что весь мир крутится исключительно вокруг его важной персоны. В реальности же для мироздания нет разницы, умрете ли вы завтра или на следующей неделе. Или не родитесь вообще. Но ваше влияние или не влияние на мир – вот что действительно важно. Исчезновение лернейских гидр, выведение нового сорта клещевины, кровопролитная война, изобретение лекарства от смертельной болезни, установление демократии, победа над Тем-кого-нельзя-называть – каркас сущего содержит лишь глобальные события, нарушающие либо восстанавливающие гармонию мироздания, мистер Снейп. И, как я уже говорил, эти события непременно происходят во всех реальностях. Никто не властен над ними: ни я, ни вы, ни миссис Уизли с хроноворотом. И раз уж вы сейчас стоите передо мной в полном здравии, очевидно, ваша смерть 2 мая 1998 года не определялась каркасом сущего. Но, – повысил голос Дугальд, предупреждая вопросы Северуса, – альтернативная реальность, возникшая в результате путешествия миссис Уизли во времени, все больше расходится с исходной реальностью, а значит, мирозданию приходится прикладывать все больше усилий, чтобы вернуть все на круги своя. Поэтому вы постоянно оказываетесь в опасных ситуациях, угрожающих вашей жизни.

– Но страдают от них почему-то все, кроме меня. Разве это не вызовет еще больших изменений в реальности? – возмутился Северус.

– Опасные ситуации, из-за которых страдают окружающие вас люди, действительно возникают для того, чтобы уничтожить вас и тем самым вернуть реальность к ее исходному варианту. Однако сам факт вашего существования не может угрожать или серьезно навредить чьей-либо жизни. Если люди умирают или получают серьезные увечья в альтернативной реальности, значит, это соответствует исходной реальности. Например, сторонники Того-Кого-Нельзя-Называть, которые погибли из-за семейного проклятия мистера Кэрроу, в исходной реальности умирали от яда, добавляемого им в пищу по приказу Аврората. В то же время мистер Малфой, также наделенный меткой, даже в этой реальности по, казалось бы, счастливому стечению обстоятельств не пострадал от проклятия и остался жить.

– А Поттер? Сейчас его жизнь висит на волоске из-за меня, хотя Гермиона утверждает, что в ее реальности он был жив и здоров.

– Значит, и в этой реальности жизни мистера Поттера ничего не угрожает. И я не удивлюсь, если именно вы сможете помочь ему справиться с последствиями заклинания. В конце концов, все необычные счастливые случаи в этой реальности тоже так или иначе связаны с вами.

Северус почувствовал облегчение. По правде сказать, он уже не верил, что ему удастся помочь Поттеру, и был готов похоронить себя под грузом вины за смерть сына Лили. Из-за нарастающей паники он не мог правильно настроиться на ментальный контакт, что делало все попытки пробиться в сознание Поттера бесполезными. Северус это прекрасно понимал, но – едва ли не впервые в жизни – не мог совладать с собственными эмоциями. Теперь же в нем вновь зародилась надежда, что он сможет помочь мальчишке справиться с заклинанием Вечного кошмара. Только бы Дугальд оказался прав!

Оставалось выяснить только одно:
– И все же, почему я все еще жив? Неужели так сложно устранить одного-единственного человека, который мешает целой реальности?

– У всего должна быть веская причина, – пожал плечами Дугальд. – Если вы здоровы, как молодой гиппогриф, у вас не может вдруг остановиться сердце. Если вы отлично владеете аппарацией, вас не может случайно расщепить. Вы чрезвычайно сильный маг, мистер Снейп. И вам очень везет быть окруженным сильными людьми, которым вы небезразличны. Но рано или поздно вашему везению придет конец.

Итак, чуда не произошло: он все-таки должен умереть. И пусть из-за него находятся в опасности лишь те, кому судьбой предначертано погибнуть, Северус не хотел быть причастен – пусть даже и косвенно – к смерти других. На его совести и так было слишком много крови. Но даже если бы он смог договориться с собственной совестью, что это за жизнь – в обреченном ожидании неизбежной смерти, в постоянном страхе за всех, кому не посчастливится находиться с ним рядом?

– И что же, мне покончить с собой прямо сейчас или я еще успею написать завещание? – горько усмехнулся он, заметив выжидающий взгляд Дугальда.

– Признаться, мне было интересно узнать, как вы отреагируете на правду. Немногие способны так спокойно принять известие о скором конце, – проскрипел тот, как всегда проигнорировав вопрос Северуса. – Что вы намерены делать дальше?

– Разве у меня есть выбор?

Дугальд неопределенно пожал плечами.

– Выбор есть всегда, даже если вас уверяют в обратном.

– Да, теперь я могу сам решить, какой будет моя смерть, – хмыкнул Северус. Ему даже почти удалось изобразить безразличие. – Вы об этом выборе говорите?

– Выбор есть всегда, – медленно повторил Дугальд, изучающе глядя на него. – Но не всегда мы владеем всей необходимой информацией, чтобы сделать правильный выбор.

Северуса начала раздражать эта многозначительная недосказанность, напомнившая ему Дамблдора. Неужели несносная привычка говорить загадками достается автоматически при достижении столетнего рубежа?

– Если вы хотите что-то мне сказать, говорите прямо, – сердито произнес он. – Считайте это моим последним желанием.

Неожиданно Дугальд улыбнулся – едва заметно, уголками тонких морщинистых губ. При этом лицо его вмиг помолодело, а в глазах появились озорные огоньки. Сходство старика с Дамблдором начинало пугать.

– Как вы уже, я надеюсь, поняли, не все события регламентируются судьбой, – сказал он, продолжая загадочно улыбаться. – Иногда в реальность вносятся изменения, которые никогда не будут исправлены, поскольку являются для мироздания не столь значительными. Если задуматься, значение имеют только те события, которые мешают воплотиться каркасу сущего. Но можем ли мы точно просчитать длинную цепочку причинно-следственных связей событий, вписанных в исходную реальность? Видите ли, мистер Снейп, я научился интерпретировать каркас сущего около тридцати лет назад. Я знаю все события, которые должны произойти – и непременно произойдут. Но я не знаю ни деталей этих событий, ни даже временных рамок. И уж тем более я не могу знать, что именно должно произойти, чтобы эти события состоялись. Для этого нужно быть очень глубоко погруженным, так сказать, в контекст истории, в жизненные обстоятельства людей, связанных с событиями. А я всего лишь старый одинокий старик, проведший всю свою жизнь в черной комнате вне времени и пространства.

Дугальд замолчал, хитро глядя на Северуса. Тот был в полнейшем недоумении. Что, черт возьми, старик пытается ему сказать?

– Подойдите ближе, мистер Снейп, – сказал Дугальд и, когда Северус поравнялся с ним, повернулся к дереву реальностей и указал на один из шаров. – Вот здесь скрыты ближайшие события каркаса сущего. В настоящий момент вся наша реальность устремлена именно в эту точку.

Северус присмотрелся к бесплотному шару, на который указывал Дугальд. Расплывчатые образы, возникающие в нем, быстро сменяли друг друга и, казалось, были вообще никак не взаимосвязаны: темноволосый мальчик лет пяти, сидящий на берегу океана, группа улыбающихся домашних эльфов, разрушенный фонтан магического братства, плачущая в подушку женщина в темной комнате, пустая палата больницы Святого Мунго, ругающаяся парочка в маггловском кафе, какие-то люди... От долгого вглядывания в меняющиеся картинки Северус почувствовал, что у него закружилась голова, но он по-прежнему не понимал, на что ему нужно обратить внимание и для чего Дугальд показывает ему все это.

– Ну же, присмотритесь внимательнее, мистер Снейп, неужели вы не видите здесь ничего знакомого? Сосредоточьтесь, ни о чем не думайте, очистите сознание, позвольте образам будущего поглотить вас...
Гипнотизирующий голос старика, похожий на шелест листвы, постепенно становился все тише, и на смену ему пришли звуки: шум ветра, гудение машин, крики, плач, смех, отрывки разговоров. Потом появились запахи и едва различимые телесные ощущения. Картинки увеличивались, заполняя собой все пространство вокруг Северуса, так что он мог разглядеть детали. Образы продолжали меняться: одни постоянно повторялись, другие немного видоизменялись, третьи появлялись и исчезали так быстро, что Северус не успевал осознавать, что именно он увидел. Он не мог понять, как связаны образы друг с другом и связаны ли вообще, но внутри него зарождалось странное ощущение, что все они были ему смутно знакомы, словно это были картины из далекого прошлого, а не из будущего. Их что-то объединяло, что-то знакомое, что-то важное.

И вдруг он понял. Словно тысячи кусочков паззла сложились в картину.

– Гермиона, – хрипло сказал Северус.

Наваждение закончилось, и он, тяжело дышащий, с бешено колотящимся сердцем, вновь стоял в черном пространстве возле дерева реальностей. Дугальд одобрительно смотрел на Северуса. На этот раз улыбка его была чуть шире.

– Вы не знаете, когда это произойдет и что именно позволит этому случиться? – спросил Северус после долгого молчания.

Дугальд покачал головой:
– Я – нет. Но вы знаете, мистер Снейп.

Северус зажмурился. Перед глазами по-прежнему стояли картины прекрасного будущего Гермионы. Будущего, ради которого он готов был умереть.

* * *

Гермиона не мигая смотрела на первую полосу Пророка. Казалось, весь ее мир сжался до размера маленькой колдографии внизу страницы: Северус, значительно более молодой, чем в настоящем, привычно хмурился и отворачивался от нее, прячась за сальными прядями волос. Текст коротенькой заметки Гермиона не читала – просто не успела, полностью поглощенная колдографией Северуса. Мыслей не было. Чувств тоже. И только в голове стучало «Северус. Северус. Северус...»

Прошло какое-то время – пять минут? десять? может быть, неделя? – прежде чем она обнаружила, что сидит в кресле, сжимая в руках горячую кружку чая, а перед ней на корточках сидит Гарри, а не Джинни.
– Ты в порядке, – неужели это ее голос – такой спокойный, такой тонкий?
– Да, я в порядке. Ты?..
Бедный-бедный Гарри. В его глазах столько сочувствия и жалости, что в них можно захлебнуться. Неужели он плачет? Впрочем, может, это просто блики на очках.
Молчание.

Она лежит в темной комнате, зарывшись лицом в подушку. Почему-то мокро. Дышать тяжело. Интересно, можно ли так задохнуться?

Горьковатый привкус во рту. Умиротворяющий бальзам. Они сварили его неправильно: горечи быть не должно, только лишь вкус мяты. Надо дать им рецепт Северуса. Она ведь может дать им рецепт Северуса? Или его надо сначала запатентовать?

Это что, елка? Зачем она здесь? Марсель, не ешь мишуру, Северус будет ругаться!

Холодно. В камине догорают дрова. Напольные часы гремят: «Севе-рус. Севе-рус. Севе...»

Почему браслет не нагрелся? Почему чертов браслет даже не нагрелся?!

Так тихо. И только какая-то женщина рыдает – в голос, так некрасиво, так невоспитанно. Если Северус услышит, сразу скривит губы от отвращения. Пусть она замолчит. Пожалуйста, пусть она замолчит!

Северус. Северус. Северус...

Ты трус, Северус Снейп! Ты жалкий трус! Мы могли справиться со всем этим, все решить, придумать план – вместе! Но, нееет, конечно, ты ведь так ждал официального разрешения на смерть, ждал с той самой минуты, как я спасла тебя! Ты не умеешь сражаться, ты просто слабак, жалкий, никчемный, подлый... Чертов эгоист! Ты никогда обо мне не думал – ни-ког-да! Только о себе, о своей несчастной жизни, о своих драмах – ты просто упивался своими страданиями! Да будь ты проклят, Северус Снейп!..

Я не хочу есть, отстаньте от меня! Нет, мне не холодно! Гарри, это я целитель, забыл? Я лучше знаю, что мне надо! Нет, я не хочу никуда идти! Мерлин, хватит, хватит меня доставать!

Но ведь браслет действительно даже не нагрелся. Возможно, это просто ошибка. Да, Гарри, я поняла: ты лично видел его тело. Но, Гарри, мы же волшебники, мы в мире магии, сколько раз наши глаза нас обманывали?

Гарри. Верни мой хроноворот. Просто. Верни. Не заставляй меня сражаться с тобой. Гарри! Ты не имел права воровать мои вещи! Да что с тобой вообще такое?!

Ну почему я не могу пожить здесь несколько дней? Просто так, на всякий случай? Да никого я не жду, что за глупости. Гарри, я знаю, что его больше нет. Мне просто нравится этот дом. Гарри, ну кому будет хуже от того, что я здесь немного поживу?

...Пожалуйста, вернись, вернись ко мне, вернись, вернись, вернись... Северус!.. Северус...

Спасибо, все хорошо. Да, и вас с Рождеством. Спасибо. Да, ела. Хорошо. Да, спасибо. Нет, спасибо.

...

...

...

С днем рождения, Северус.
Прости меня. Прости меня, пожалуйста.

– Знаешь, что меня больше всего ранит? Что он даже не попрощался. Может, все еще злился или посчитал, что так будет лучше для меня. Теперь это уже не важно. Он должен был попрощаться со мной.

Они стояли возле могилы Северуса. Гарри, который занимался похоронами, решил, что урну с прахом следует подзахоронить в прежнюю могилу – ту, что с пустым гробом. Даты на памятнике изменили заклинанием. «Как практично», – горько подумала Гермиона, узнав об этом. В последний раз она была здесь в январе, на день рождения Северуса. Тогда памятник был едва различим под снежными сугробами. Сейчас же вся могила заросла травой и полевыми цветами и выглядела совершенно заброшенной.

– Как он выглядел, когда?.. – Гермиона неопределенно махнула рукой.

– Умиротворенным, – тихо ответил Гарри.

Они никогда не говорили об этом. И Гарри, и Джинни, часто навещавшие Гермиону, старались лишний раз не упоминать Северуса и особенно все, что касалось его смерти. Наверняка боялись спровоцировать новый виток страданий Гермионы. Чего уж там, она и сама до сих пор не была уверена в стабильности своего психического состояния.

Восстановление шло медленно и сложно. Почти полтора года она оправлялась от смерти Северуса, впрочем, казалось, что от всепоглощающей пустоты внутри она уже не избавится никогда. И ведь давно знала, что такой конец более чем вероятен, даже готовилась к нему, но... Вероятно, к такому подготовиться просто невозможно.

Хуже всего то, что она сама была виновата. Северус погиб из-за нее, из-за ее необдуманной, сумасбродной идеи изменить прошлое. Вообразила себя вершителем судеб, спасительницей! И вовсе не задумалась о последствиях, даже не попыталась заранее изучить вопрос о перемещениях во времени. Просто решила убежать от своей скучной, никчемной жизни в мир приключений, хотела вернуться в прошлое, в котором она была кому-то нужна и совершала по-настоящему значительные поступки. Идиотка.

А каково было бедному Северусу? Знать, что из-за него пострадали ни в чем не повинные люди, осознавать, что должен умереть? И как он смог решиться на самоубийство? Что чувствовал в тот момент, когда варил для себя яд, о чем думал, когда делал роковой глоток? Вспоминал ли он о ней – или проклинал ее? Она об этом никогда не узнает. Северус не оставил после себя ничего, кроме старых записей об экспериментальных зельях. Но даже это был слишком щедрый подарок для Гермионы. И слишком незаслуженный.

– Пойдем, – выдохнула она наконец, – уже темнеет, а тебе надо возвращаться к Джинни.

Гарри бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не сказал. Всю дорогу до кладбищенских ворот они провели в тяжелом молчании. После случившегося рядом с ней Гарри чувствовал себя неловко и растерянно – Гермиона кожей ощущала напряжение, возникшее между ними. Он боялся сделать или сказать что-то не то, до боли в груди жалел ее, но совершенно не знал, чем ей помочь. Забавно, что, даже несмотря на пройденную войну, они не научились проявлять сочувствие чужому горю. Как и справляться с собственным. Слава Мерлину, что не научились.

Когда они аппарировали на верхнюю ступеньку крыльца дома Блэков, Гарри неуверенно посмотрел на нее и сказал:
– Хочешь, я...

– Нет, все нормально, Гарри. Я в порядке, правда, можешь идти. Спасибо, ты и так много для меня делаешь.

Гермиона даже попыталась выдавить из себя улыбку. Получилось жалко. Гарри вздохнул, сжал ее плечо на прощание и аппарировал домой. Гермиона же, постояв еще некоторое время на пороге, невидяще глядя на то место, где только что был ее друг, с шумом выдохнула воздух, потрясла головой, словно избавляясь от морока, и вошла в дом.

Хватит. Надо уже перестать себя жалеть и скорбеть о прошлом. Нельзя повторять ошибки Северуса. Он этого не хотел. Хватит.

* * *

Гермиона сидела за столиком уютного маггловского кафе, то и дело нервно оглядываясь на вход. Только бы он пришел! Латте, который подала ей улыбчивая молоденькая официантка, оказался на удивление вкусным. «Молоко с привкусом кофеина», – вдруг вспомнились слова Северуса, и она улыбнулась. Действительно, точнее и не скажешь.

Год прошел мучительно: в невеселых размышлениях о будущем и выматывающем душу копании в прошлом. Между тем, нужно было всерьез задуматься о настоящем, потому что до того момента, как ее более юная копия должна будет отправиться в прошлое, оставались считанные дни. И это обязательно должно произойти. Иначе... что случится иначе, Гермиона точно не знала, но понимала, что это будет что-то крайне нежелательное и опасное. Поэтому сегодня она здесь. Пришло время исправлять ошибки, как бы тяжело это ни было.

Наконец тот, кого она с таким нетерпением ожидала, вошел в кафе и, остановившись у двери, завертел рыжей головой.

– Рон! – позвала Гермиона, приветственно махая рукой.

Он, заметив, направился к ее столику, по ходу попросив пробегающую мимо официантку принести ему чай с пирогом. Это приободрило Гермиону. Значит, он готов был выслушать ее. По крайней мере, пока не закончится его пирог.

– Привет, – осторожно улыбнулась она. – Спасибо, что согласился встретиться.

– Привет.

Настороженный, недоверчивый, но не слишком агрессивный. На большее она не могла и рассчитывать.

– Как дела? Гарри сказал, тебе доверили самому вести серьезное дело?

– Ничего такого, – с напускной скромностью ответил Рон, но Гермиона заметила, как покраснели его уши от удовольствия, – небольшая группка подростков, сохнущих по Тому-кого-нельзя-называть. Но, кажется, их курирует кто-то из оставшихся последователей, так что, может, выйду на след серьезной группировки.

– Здорово! Поздравляю! – искренне порадовалась за него Гермиона.

– Дома тоже все отлично, – вдруг с вызовом сказал Рон. – Кажется, нам удалось наладить отношения. И дом, что я купил, она очень любит, все там... обустраивает. И... у нас все хорошо, понятно?

Гермиона вздохнула: не было смысла заниматься самообманом, несмотря на кажущееся спокойствие, Рон по-прежнему злился на нее. Разговор обещал быть тяжелым.

– Рон, я действительно рада, что у вас все хорошо, – заверила его Гермиона. – Когда я выходила за тебя замуж, я очень надеялась, что мы будем счастливы.

– Так и есть, мы счастливы, – и снова вызов в голосе.

– И, конечно, меня радует эта новость, Рон! Я как никто заинтересована в том, чтобы у нас с тобой была счастливая семья.

– А, теперь, когда он умер, ты вспомнила, что у тебя есть семья?

Это было чересчур даже для Рона. Гермиона отшатнулась от него, как от удара, и побледнела. Рон виновато вздохнул и потер лицо ладонями.

– Прости, Гермиона. Я не хотел... Я не знаю, почему это сказал. Просто... я очень тебя ревновал, и мне было больно думать... о вас. Понимаешь?

Она не понимала. Она и раньше его не очень понимала, сейчас же он и вовсе казался ей далеким и чужим. И крайне неприятным. Было сложно поверить, что она когда-то любила его, прожила с ним в браке целых шесть лет и считала его самым близким на свете человеком. Но, по словам Рона, у них в семье все было хорошо. Возможно, Гермиона из этого времени и сама изменилась? Вот, даже дом с удовольствием обустраивает.

– Все... нормально, Рон, – через силу улыбнулась она.

– Нет, не нормально. Я и сам понимаю, что веду себя с тобой, как последняя свинья, – горячо возразил Рон. – И... это ведь из-за меня он... ну, то есть это же я рассказал журналистам, что Снейп жив.

– Северус умер не из-за журналистов, – покачала головой Гермиона. – Пожалуйста, давай не будем об этом говорить.

Рон открыл рот, чтобы что-то сказать, но в последний момент благоразумно передумал. Тем временем официантка принесла его заказ, и он, неуверенно косясь на Гермиону, приступил к поглощению пирога. На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая только чавканьем Рона. И Гермиона никак не могла себя заставить начать разговор.

– Так жачем ты меня пожвала? – наконец спросил Рон, дожевывая остатки пирога.

Гермиона наблюдала за ним с легким отвращением. Ее всегда бесила эта его привычка говорить с открытым ртом. Но только сейчас она осознала, насколько мерзко это выглядело. Она устало потерла глаза.

– Рон, я хочу попросить тебя кое-о-чем. И я понимаю, что не имею никакого права просить у тебя это, но... другого выхода нет.

Рон заметно напрягся.

– Помнишь, я тебе рассказывала о том, как переместилась в прошлое? Это произошло 2 мая 2004 года.

– И что?

По его быстрому ответу, полному агрессии, Гермиона поняла, что он уже обдумывал это раньше. Значит, она правильно поступила, что назначила ему встречу сегодня. Гермиона сделала глубокий вдох. Он должен понять ее, иначе случится страшное.

– Я понимаю, что совершила ужасную ошибку, пытаясь изменить прошлое, – медленно произнесла она. – Но я сама жестоко за это поплатилась, верно? И все же, несмотря ни на что, Гермиона – твоя Гермиона – тоже должна отправиться в прошлое. Выслушай меня, пожалуйста, – взмолилась она, видя, что Рон собирается возражать. – Если в тот момент, когда я отправилась в 1998 год, Гермиона из этого времени не воспользуется хроноворотом, произойдет нечто ужасное. И не только со мной – со всем миром, с самим временем. Может случиться все что угодно, любая катастрофа!

Рон молчал, угрюмо глядя на нее.

– И это и есть моя просьба к тебе: не мешай Гермионе отправиться в прошлое. Пожалуйста, это очень важно!

– С чего ты взяла, что я собираюсь ей мешать?

– Перестань, Рон, – устало сказала она, – я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы предполагать, как бы ты поступил в этой ситуации.

Нахмурившись, он смотрел на нее с недоверием и вдруг спросил:
– То есть ты не знаешь наверняка, что именно произойдет, если Гермиона не отправится в прошлое?

– Нет, наверняка не знаю. Знаю только, что что-то непоправимое.

– А если ничего не произойдет? – продолжил Рон. – А если просто ты исчезнешь – и всем станет лучше от этого?

– А если исчезнет твоя Гермиона? А если исчезнет весь мир? Рон, ты готов рискнуть?

Она начала раздражаться, потому что вдруг поняла, что Рон вполне может отказаться выполнить ее просьбу.

– Ты понимаешь, о чем меня просишь? У нас только-только начало все налаживаться, мы наконец-то счастливы, а ты хочешь, чтобы я собственноручно отправил любимую жену развлекаться в объятиях этого мерзкого, сальноволосого...

– Развлекаться? – жестко перебила его Гермиона. – Развлекаться? Рассказать тебе о том, как я развлекалась? Когда он умер, я думала, что не выживу. Вначале казалось, будто дементор высосал мою душу. Настолько внутри было пусто и холодно. А потом пришла боль. Я никогда не думала, что душевная боль ощущается физически. Как будто вот сюда, – она показала рукой на грудь и живот, – кто-то просунул когтистую лапу и пытается вырвать сердце, сдавливая его все больше и больше. От боли я не могла есть, спать, даже дышать. Каждую ночь я проводила в бреду, а, когда приходила в сознание, думала, что мне все приснилось, что я вот-вот увижу его. И бегала по всему дому и звала его. Каждое утро мне приходилось переживать его смерть заново! Раз за разом. И это сводило меня с ума. Я хотела, чтобы это все прекратилось, я сотни раз хотела покончить жизнь самоубийством, как и он, но мне просто не хватало сил. И до сих пор каждое утро мне приходится заставлять себя вставать с кровати, и думать о чем-то, и строить какие-то планы, хотя все это бессмысленно, потому что его нет и никогда не будет. Ну что, Рональд Уизли, нравится тебе это развлечение?! Я достаточно повеселилась, как ты думаешь?

Она не смогла сдержать слез и разрыдалась. Магглы за соседними столиками уже начали обращать на них внимание, но ей было все равно.

– И думаешь, я поверю, что ты сейчас хочешь заставить мою Гермиону пройти через это? – закричал Рон. – Я не идиот, Гермиона! Наверняка у тебя есть какой-то хитрый план, как все переиначить, как сделать так, чтобы твой долбаный Снейп все-таки выжил!

– Да пойми же ты: что бы я ни делала, как бы я ни старалась, какие бы планы я не придумывала, Северус все равно умрет, он должен умереть! Мне больно даже думать об этом, но это должно произойти. Северус умрет. И будет умирать снова и снова, каждый раз, когда все новая и новая Гермиона будет пытаться спасти его. И ничто не может это изменить!

Слезы градом катились по ее щекам, и она резкими, грубыми движениями размазывала их по лицу, тщетно пытаясь прекратить рыдания. Это было слишком больно, слишком невыносимо. Рон пораженно, с ужасом смотрел на нее. Когда она немного успокоилась, он недоумевающе спросил:
– Тогда зачем ты хочешь отправить Гермиону в прошлое? Если Снейпа все равно нельзя спасти?

– Потому что это судьба, Рон, – обреченно произнесла она. – Нет у меня никаких запасных планов. Нет никаких надежд. Все должно случиться так, как должно: Гермиона должна переместиться в 1998 год, а Северус Снейп должен умереть.

Некоторое время они оба молчали. Посетители кафе, разочарованные тем, что скандал странной парочки так быстро утих, вновь вернулись к своим праздным разговорам. Потом Рон вдруг тихо спросил:
– И что будет дальше? Я имею в виду, как ты собираешься жить после всего этого? Что теперь будет с нами?

– Не знаю, – пожала плечами Гермиона. Она чувствовала себя виноватой перед мужем. – Честно говоря, я вообще не собиралась жить дальше, пока...

Она прервалась, неуверенно посмотрев на Рона. Тот подбадривающе кивнул.

– В общем, однажды я увидела его во сне. Он лежал рядом со мной, гладил мои волосы, убаюкивал и говорил: «Ты же такая сильная, Гермиона, ты справишься. Ты должна жить. Тебя ожидает такое прекрасное будущее. Не повторяй моих ошибок, Гермиона. Не трать себя на бессмысленную скорбь о прошлом. Живи эту жизнь за нас двоих». Ну, или что-то подобное, – неловко закончила Гермиона, бросив быстрый взгляд на Рона. – Так что теперь я в некотором роде чувствую себя обязанной жить дальше. Но насчет наших с тобой отношений, Рон... я... не уверена, что мы сможем продолжать.

– Ты очень любила его, да?

– Да, – тихо ответила она, избегая его взгляда. – И мне очень его не хватает.

И снова они замолчали, погруженные каждый в свои невеселые мысли. Наконец Рон прочистил горло и сказал:
– Гарри и Джинни рассказывали мне о твоем состоянии. Я злился и затыкал их. Был уверен, что они преувеличивают, потому что в моей голове не укладывалось, как моя здравомыслящая, рассудительная Гермиона могла сойти с ума от любви. Но оказалось, что они не рассказывали мне и половины того, что с тобой происходило на самом деле. Однажды я пришел в дом Блэка, чтобы посмотреть... эм... навестить тебя. Ты, наверное, и не помнишь этого, да? – Гермиона неуверенно кивнула, и Рон продолжил: – Как только я вошел в дом, ты пулей сбежала ко мне с верхних этажей с криками: «Северус? Северус?». Когда ты меня увидела, ты остановилась как вкопанная и долго-долго всматривалась в мое лицо, пока я говорил, что нет, это я, Рон, я пришел проведать тебя и все такое. А ты вдруг, даже не дослушав меня, развернулась и пошла обратно. И вид у тебя был такой... несчастный, что у меня сердце кольнуло. Я пошел за тобой следом, что-то говорил, но ты не обращала на меня внимания, как будто меня там не было. В гостиной ты забилась в кресло, обняла себя руками и что-то тихо забормотала, какую-то бессмыслицу. Я подошел, взял тебя за плечи, и ты посмотрела на меня. Вот тогда я испугался: твои глаза... они были как бы пустые, понимаешь? В них была только боль, столько боли, что даже мне стало плохо. А ты медленно прошептала: «Се-ве-рус». Так жалобно, как маленький ребенок. Ты была похожа на сумасшедшую, честное слово, Гермиона, ты была сумасшедшей! Мне стало так жутко, я сразу же убежал из того дома и потом еще несколько часов ходил по улицам, пытаясь успокоиться.

Я пришел домой поздно, Гермиона заполняла какие-то документы, карты больных, или как они там называются, и даже не спросила, где я был все это время. Ужин не приготовлен, везде бардак. Я попытался ее обнять, но она отстранилась и сказала, что у нее еще много работы, и начала ворчать, почему я постоянно лезу к ней в самое неподходящее время, завтра ей сдавать отчет, а я никогда о ней не думаю, ну и дальше в таком духе. И знаешь, что самое ужасное? Она ведь всегда вела себя так! И я всегда думал: ну да, бывают же и такие жены, не слишком ласковые. Я же и сам не подарок, ты знаешь. Она просто очень целеустремленная, для нее работа много значит. Мне это, конечно, не нравится, но что делать. Поэтому я иногда и домой-то стараюсь рано не возвращаться, хожу с друзьями в бар – чтобы ей не мешать, чтоб она не начинала ругаться.

Но когда я увидел, как ты страдаешь из-за Снейпа, я понял, что дело не в том, что ты карьеристка и не особо любишь нежности. Просто ты меня не любишь. По крайней мере, не так сильно, как его. Мерлин, два с половиной года прошло, а ты все еще его оплакиваешь! – голос его дрогнул, но, взяв себя в руки, Рон продолжил: – Да, сейчас мы меньше ругаемся, чем обычно. Но только потому, что я изо всех сил стараюсь быть хорошим мужем. Я убеждаю себя, что у нас все нормально и уже даже почти поверил в это, но... я устал, потому что моя жена никак мне не помогает. Ей просто плевать на меня. Не уверен, что она вообще заметила, что что-то изменилось.

Гермиона пристыженно молчала. Рон в течение всего рассказа прятал взгляд, глядя только на кружку с чаем, которую вертел в руках. Но Гермиона все равно заметила, как на его глазах проступили слезы.

– А я всегда думала, что это ты меня не любишь, поэтому постоянно шляешься по барам, изменяешь мне и не обращаешь на меня никакого внимания, – тихо призналась она. – О, Рон...

Он с болью в глазах посмотрел на нее:
– Почему мы никогда не говорили об этом друг другу? Почему просто не сели, вот так, как сейчас, и не обсудили все спокойно и без скандалов? Почему у нас ничего не получилось?

– Не знаю, Рон, – печально помотала головой она. – Не знаю. Наверное, мы просто принимали друг друга как должное. Наивно думали, что хорошо знаем друг друга. Или просто не подходили друг другу, но не смогли этого понять, пока бегали по лесам в поиске хоркруксов, грабили Гринготтс и изображали из себя героев.

Вспомнив о прошлом, они оба невесело засмеялись, и напряжение между ними наконец ушло. Рон перегнулся через стол и взял Гермиону за руку.

– А знаешь, я всегда буду любить тебя.

– Знаю. Потому что я тоже всегда буду тебя любить. Ты мне очень дорог, Рон, и мне жаль, что я вспомнила об этом только сейчас.

Рон сильнее сжал ее руку, а затем вдруг улыбнулся – просто, добродушно, по-доброму, как мог улыбаться только он.

– Кстати, насчет дела, которое мне дали, – почти весело сказал он. – Видимо, из-за него мне придется уехать отсюда на несколько дней. А потом я вернусь, и мы с тобой на свежую голову обсудим детали развода.

Гермиона благодарно улыбнулась ему в ответ:
– Может быть, нам и не придется. Кто знает, каким будет наше будущее?

* * *

Гермиона нервно мерила шагами гостиную в доме Блэков, периодически посматривая на напольные часы.

– Гермиона, прекрати, у меня уже голова кружится из-за тебя, – взмолилась Джинни, уже больше получаса наблюдавшая за ее перемещениями. – Все будет хорошо. Гарри приведет ее сюда с минуты на минуту. Ну что может пойти не так?

– Да все, что угодно! – воскликнула Гермиона. – Гарри может ее не найти, она может не поверить, что я – это я, она может отказаться сделать то, что должна, может произойти какой-нибудь магический взрыв... Ведь не зря же правилами запрещено встречаться с собой в прошлом!

– По-моему, ты как-то поздновато о правилах вспомнила, – глубокомысленно заметила Джинни и автоматически погладила свой уже очень заметный живот. – Да и потом, вы трое всю свою жизнь все мыслимые и немыслимые правила нарушаете – и ничего, все живы и даже не в Азкабане.

– Да уж, раньше это даже казалось забавным. А сейчас что-то совсем невесело.

– Стареешь, – бодро сказала Джинни, надкусывая очередное яблоко.

Во время беременности она ела их килограммами. Гарри уже даже жаловался, что от запаха яблок его тошнит. «Даже такие мелочи в любом времени остаются неизменными», – горько подумала Гермиона.

Вдруг камин зашипел, и из зеленого огня в гостиную, отряхиваясь, вошли Гарри и младшая копия Гермионы, которая тут же замерла, с опаской глядя на себя повзрослевшую.

– Ну что ж, не будем вам мешать, – скороговоркой проговорил Гарри, помогая жене подняться с дивана, – мы пошли домой.

Было очевидно, что Джинни предпочла бы остаться и понаблюдать за тем, как все пройдет, но Гарри почти силком затащил ее в камин, и через мгновение они оба были поглощены зеленым пламенем. В комнате остались только две Гермионы.

– Привет, – неловко начала Гермиона-старшая.

– Привет. Очень странно видеть себя такой повзрослевшей.

– Более странно, чем разговаривать с самой собой? Вот уж не думала, что мой голос со стороны звучит так пискляво.

Они синхронно улыбнулись, и старшая Гермиона, вздохнув, указала рукой на диван:
– Давай лучше сядем, разговор будет долгим...

Когда Гермиона планировала этот разговор, она сразу решила, что не будет вдаваться в лишние подробности. Незачем было ее младшей копии знать о ее романе с Северусом и обо всех сложностях, через которые им пришлось пройти. Да она бы просто не поняла, как можно было полюбить угрюмого, желчного профессора. Она не знала настоящего Северуса – и сейчас это было даже на руку Гермионе. Тем легче будет ее убедить сделать то, что требуется.

– Помнишь неожиданное воскрешение Северуса Снейпа? В Пророке тогда писали, что на самом деле он никогда и не умирал, а просто несколько лет скрывался, боясь правосудия. Но правда в том, что это я его спасла. Ровно шесть лет назад, 2 мая 2004 года, с помощью хроноворота я переместилась в день Битвы за Хогвартс и, воспользовавшись своими навыками целителя, реанимировала уже умершего Северуса. – Младшая Гермиона ахнула от удивления, но промолчала, внимательно слушая. – После этого несколько лет мы благополучно прятались, чтобы не вносить изменений в прошлом. Потому что в моей реальности профессор Снейп никогда не оживал. И первое время у нас получалось скрываться, окружающая действительность была в точности такая, какой я ее помнила. Но потом... потом начались проблемы. Беды, несчастные случаи, трагические случайности – одно за другим. Северус постоянно оказывался в опасности. Реальность начала меняться, все узнали о том, что Северус жив, на него начали охоту, пострадал Гарри – ну, это ты знаешь. И в конце концов мы выяснили, что я не должна была спасать Северуса. Дело в том, что есть определенный план смерти, который предопределяет, кто и когда должен умереть. Я знаю, в это сложно поверить...

Гермиона сама не верила, что на полном серьезе это говорит. А ведь какой чушью казалась ей эта теория с «планом смерти», когда Северус впервые озвучил ее! Мерлин, с тех пор прошла целая вечность.

– ...Так вот, есть определенный план смерти, и в соответствии с ним Северус должен был умереть тогда, в 1998 году. Из-за того, что я вмешалась в этот план, начали происходить ужасные вещи, и все, кто оказывался рядом с Северусом, подвергались опасности. Смерть будто хотела любыми средствами забрать его себе. Я понимаю твой скептицизм, – добавила Гермиона, видя, как скривила губы ее копия, – я тоже до последнего отказывалась принять это, но факт остается фактом: как только Северуса не стало, все несчастья прекратились.

– Он правда покончил с собой?

– Да. Как только убедился в существовании плана смерти. Северус... не мог позволить, чтобы из-за него страдали другие.

Ей нелегко дался этот разговор. Особенно сложно было оставаться безэмоциональной и не предаваться воспоминаниям. Младшая Гермиона нахмурилась:
– Но ты же нарушила все возможные правила! Переместилась во времени, изменила прошлое, наконец, разговариваешь сейчас со мной. Профессор Макгонагалл же предупреждала, что...

– Я помню, – нетерпеливо прервала ее Гермиона. Времени оставалось все меньше. – Но что сделано, то сделано. Я совершила ошибку.

Она действительно понимала, что это было ошибкой. Если бы не ее безрассудство, узники Азкабана не умерли бы жуткой смертью, Эмили все еще была бы красавицей, Гарри не прошел бы через чудовищную пытку заклинанием Вечного кошмара, Северусу не пришлось бы принимать тяжелое решение о самоубийстве, а сама Гермиона... так никогда бы и не узнала, как сильно ее сердце способно любить, и какую боль оно может в себе вместить.

– И сейчас ты хочешь, чтобы эту ошибку совершила я? – недоверчиво спросила Гермиона-младшая. – Ты же для этого позвала меня сюда: сказать, что я должна отправиться в прошлое? Нет, я, конечно, понимаю, что это необходимо, чтобы петля времени замкнулась. Если я не воспользуюсь хроноворотом, последствия могут быть ужасные... Но ты, ты бы сделала это еще раз? Зная, что все окажется бессмысленным и профессор Снейп вынужден будет покончить с собой?

Стала бы Гермиона снова спасать Северуса? Воспользовалась бы она шансом увидеть его еще хоть на мгновение, прикоснуться к нему, услышать его низкий, обволакивающий сознание голос, понаблюдать за тем, как он вдохновенно работает над зельями... прижаться к нему – и почувствовать себя дома, в безопасности, под надежной защитой? Захотела бы снова влюбляться в него, готовить его любимый кофе с корицей, сидеть у него в ногах, положив голову ему на колени, читать, уютно примостившись у его жесткого бока, заботиться о нем и видеть ненавязчивые проявления заботы с его стороны?

...И была бы она готова вновь заставить его принять решение о самоубийстве – и тем самым еще раз потерять часть свой души?

– Нет, – ответила она после долгого молчания. Слова давались с трудом. – Я бы не стала повторять свою ошибку. Не станешь этого делать и ты.

– Но ведь нельзя изменять...

– Прошлое? – горько закончила за нее Гермиона. – Ты разве не поняла? Я уже его изменила. Сейчас же я просто хочу вернуть все на круги своя. Исправить свою ошибку.

Гермиона-младшая недоумевающе нахмурилась:
– То есть мне не надо отправляться в прошлое? Не то чтобы я горела желанием, конечно...

– Нет, ты воспользуешься хроноворотом, – тихо сказала Гермиона. – Ты очутишься в Визжащей хижине и, спрятавшись под мантией-невидимкой, увидишь, как Вольдеморт убьет Северуса Снейпа. И позволишь ему умереть.

Они были в Визжащей хижине. С замиранием сердца Гермиона наблюдала, как ее копия переворачивает песочные часы в хроновороте. Перед последним оборотом та посмотрела на нее, ободряюще улыбнулась и, набросив мантию-невидимку, исчезла.

Гермиона прислушалась к своим ощущениям. На первый взгляд ничего не изменилось, даже все ее воспоминания остались при ней, хотя Гермиона предполагала, что после изменения прошлого ее память подкорректируется. Что-то пошло не так? Впрочем, она была рада, что сохранила все свои воспоминания. Забыть о Северусе казалось ей предательством по отношению к нему.

Немного подождав, Гермиона аппарировала к дому Блэков. Осторожно приоткрыв дверь, она заглянула внутрь: было тихо и темно, только сверху доносилось размеренное тиканье часов и едва различимое ворчание Кричера. Неторопливо Гермиона прошлась по всем комнатам, подмечая мельчайшие изменения: ваза, которую разбил Марсель еще два года назад, стояла на месте, на столике в гостиной лежали другие книги, не хватало кое-чего из ее одежды, зато взамен появилась другая. Она определенно жила в этом доме и в этой, измененной, реальности. И, судя по всему, жила совершенно одна, даже Марселя здесь не было. А еще не было следов пожара. Значит... Гермиона облегченно выдохнула: значит, все получилось. Осталось только узнать подробности собственного прошлого.

Расположившись у камина, она бросила в него щепотку пороха и, предусмотрительно закрыв глаза, произнесла:
– Саммер-стрит, 29!

Гостиная Поттеров выглядела как обычно. В ней никого не было, но из дальней по коридору комнаты доносился веселый смех Джинни, поэтому Гермиона крикнула:
– Джинни! Гарри!

Оба тут же вышли к ней, в пижамах, взлохмаченные и крайне довольные жизнью.

– Гермиона? Что-то случилось? – немного озадаченно спросил Гарри.

– Это опять Рон, да? – сердито добавила Джинни, нахмурившись. – Когда-нибудь я убью этого мерзавца!

Они ничего не знали! Они не помнили о ее перемещении в прошлое! Реальность все-таки изменилась.

– Нет, Рон тут не при чем, – быстро заверила их Гермиона. – У меня очень глупые вопросы на самом деле. Случайно перепутала склянки и выпила зелье забывчивости, поэтому сейчас немного... дезориентирована. Гарри, могу я тебя попросить зайти ко мне буквально на десять минут? Я на площади Гриммо.

– О-о, мне даже можно туда зайти? В Дом-который-нельзя-упоминать? Ты точно не в себе, Гермиона, – весело сказал Гарри, обменявшись с Джинни игривыми взглядами.

– Что это еще за?.. – сбитая с толку Гермиона помотала головой. – Не важно. В общем, я жду тебя, – и отключилась от дома Поттеров, поднявшись с колен.

«Здорово, что счастье в семье Гарри незыблемо и не зависит ни от каких обстоятельств», – думала Гермиона, приводя волосы в порядок. Ее шевелюра явно не была предназначена для использования каминной сети. Гарри появился через несколько минут и первым делом с любопытством осмотрел гостиную.

– Хм, тут вроде ничего не изменилось, – хмыкнул он. – Я-то думал, ты притон здесь устроила. Или штаб какого-нибудь тайного общества по защите магических существ. Джинни ставила на любовное гнездышко для встреч с тайными поклонниками. Ну а что? – начал оправдываться Гарри, столкнувшись с недоумевающим взглядом Гермионы. – Мы же должны были найти хоть какое-то разумное оправдание тому, что ты отобрала у меня имущество и под страхом Оппуньо запретила не только приходить сюда, но даже говорить об этом доме – с тобой в том числе? Мы уже шесть лет бьемся над этой загадкой!

Да, ее версия из этой реальности поступила мудро, не втягивая Гарри в историю с хроноворотом. Значит, все эти шесть лет она провела здесь, в этом доме... без Северуса.

– Ты как-то странно выглядишь, – вдруг заметил Гарри. – Как будто... эмм... Ты хорошо себя чувствуешь?

Тактичный Гарри не решился сказать, что она постарела. Разумеется, за шесть лет она изменилась: появились новые морщинки, лицо похудело и утратило свежесть молодости, кожа была уже не такой упругой и сияющей, как раньше. Гермиона тяжело вздохнула: она надеялась, что эти изменения не будут так бросаться в глаза.

– Просто устала, – пробормотала она, – и еще это зелье...

Гарри сочувствующе кивнул и развивать эту тему не стал, за что Гермиона была ему благодарна.

– Гарри, у меня сейчас в голове такой бардак... Я задам тебе несколько глупых вопросов, ладно? – дождавшись еще одного кивка, она продолжила: – Я ведь по-прежнему целитель, да?

– Да, и по-прежнему практически живешь на работе. По правде сказать, мне кажется, что этот твой Августус тебя использует, скидывая на тебя всю грязную работу. Джинни тоже так считает.

Это была не новость. Целитель Августус, начальник отделения недугов от заклятий, в котором работала Гермиона, действительно злоупотреблял ее мягкотелостью и неумением отказать.

– И мы с Роном живем в?..

– Ты настолько повредила память, что даже забыла, где живешь? Гермиона, может, тебе стоит обратиться в Мунго? – обеспокоенно спросил Гарри.

– Нет-нет, все в порядке, – заверила его она. – Эффект зелья пройдет через пару дней, просто я не хочу даже на короткое время оставаться в неведении. Поэтому и мучаю тебя среди ночи. Прости, пожалуйста.

– Да ничего, – протянул Гарри, с сомнением глядя на нее. – У вас с Роном квартира в маггловской части Лондона. Адрес не помню, извини. Не думаю, что вообще хоть когда-нибудь его знал. Если хочешь, могу помочь тебе аппарировать туда.

Гермиона кивнула:
– Чуть позже, хорошо? А... как дела у Рона?

Гарри помрачнел.

– У вас с Роном сейчас непростой период. На работе у него постоянные косяки, даже я уже устал его прикрывать. Если бы не титул героя войны, его бы давно уволили. А так просто собираются отстранить от дел и перевести на офисную работу. Гермиона, – неуверенно произнес Гарри после небольшого молчания, – мы с тобой это никогда не обсуждали, хотя и я, и Джинни много раз пытались начать этот разговор... Тебе не обязательно цепляться за Рона просто потому, что все этого от тебя ждут. Мы же видим, как вы несчастны друг с другом. И никто не будет вас осуждать, если вы решите... В общем, просто знай, что мы поддержим любое ваше решение.

– Спасибо, Гарри, – тихо сказала Гермиона, опустив глаза в пол.

Что ж, чуда не произошло. Они с Роном по-прежнему несчастны. Очевидно, их отношения не складывались в любой реальности. Наверное, им просто не суждено было быть вместе. Но, странное дело, осознав это сейчас, Гермиона почувствовала облегчение. Она вовсе не представляла, как могла бы снова быть женой Рона после всего, через что ей довелось пройти. Смогла бы она притворяться, что любит его, узнав, что такое любовь на самом деле?

Но самое удивительное, что, оказывается, друзья видели проблемы в их браке. И сочувствовали Гермионе, и хотели помочь. А она-то, находясь в своем времени, думала, что никто не обращает внимания на ее страдания. Думала, все поддерживают Рона и во всем обвиняют ее. Почему она не решалась просто поговорить с близкими людьми на эту деликатную тему? Возможно, все ее личные проблемы можно было решить, и не убегая в прошлое.

Как глупа она была! Сколько ошибок успела совершить! Пустила собственную жизнь на самотек, сама себя загнала в тупик, мучилась от осознания собственного фиаско по всем фронтам – и ничего не делала, чтобы изменить ситуацию, хотя бы попробовать решить проблемы.

Немного помолчав, Гермиона проговорила:
– И последний вопрос, Гарри. Что случилось с Северусом Снейпом?

Гарри удивленно моргнул. Такого вопроса он явно не ожидал.

– Он умер, Гермиона. В Визжащей хижине, в день победы над Вольдемортом. Мы видели это своими глазами.

Он все-таки умер. Сердце Гермионы пропустило один удар. Он умер, как и было задумано. Младшая Гермиона справилась. Все шло так, как должно.

Теперь надо было жить дальше, как он и хотел. Жить, полностью взяв контроль над судьбой в собственные руки. Храбро справляться с проблемами, перестав убегать от них.

Жить, не обращая внимания на зияющую дыру в сердце.

Пришло время работы над ошибками.

* * *

– Нет, мистер Друфтус, меня совершенно не волнует, что ваши «достопочтенные семейства» испытают «определенные неудобства» из-за нового закона о домашних эльфах! Телесные наказания эльфов и недопустимые условия их проживания – это жуткие пережитки прошлого, от которых наше прогрессивное общество должно избавиться раз и навсегда.

– Но, мисс Грейнджер, – робко промямлила голова в камине, – наши традиции...

– Не смейте мне говорить о традициях! – взвизгнула Гермиона. – Давайте еще запретим магглорожденным иметь волшебные палочки! Или вновь ведем телесные наказания в Хогвартсе! Или будем применять круцио за нарушение общественного порядка – а что, славные же были традиции? Закон будет принят, мистер Друфтус! И еще скажите спасибо, что я не вписала в него требование обязательной оплаты труда эльфов! Заметьте – пока не вписала. Рабство домашних эльфов – это совершенно неприемлемое...

– Гермиона, к вам мистер Поттер, – мягко прервала ее приоткрывшая дверь Анна, личный помощник, секретарь и вообще самый незаменимый человек в жизни Гермионы.

Присутствие Анны всегда успокаивало и отрезвляло. Вот и сейчас она перевела дух и уже более спокойно продолжила:
– До скорого, мистер Друфтус! И если я еще раз услышу, что вы саботируете мой проект...

Но голова мага уже благоразумно успела исчезнуть из камина.

– Тупоголовый индюк! – выругалась Гермиона, быстро пробегая глазами бумаги, которые подала ей Анна, и удрученно воскликнула: – Как это – закончилась кровь дракона?! Мы же только в прошлом месяце купили целых три галлона! Они ее пьют там, что ли?! Дурдом какой-то! – Гермиона напряженно потерла виски. – Значит так, Анна, передай Августусу, что я лично зайду к нему в лабораторию завтра и проверю все отчеты. И пусть только... Тебе чего, Гарри? – резко спросила она, увидев, что тот, не дожидаясь приглашения, входит в ее кабинет.

– И тебе привет, Гермиона, – улыбнулся Гарри. – Джинни послала тебе уже с десяток вопиллеров, но, зная услужливость твоей помощницы, я предположил, что все они так и не дошли до адресата, и решил забежать к тебе сам.

Анна скромно улыбнулась и, забрав подписанные Гермионой бумаги, вышла из кабинета.

– Вопиллеры? Что-то случилось? – взволнованно спросила Гермиона. – Джеймс опять случайно проклял Альбуса? У Лили начались стихийные выбросы магии? Сейчас, подожди секунду, я соберусь – и сразу к тебе.

– Успокойся, с детьми все в порядке, – остановил он начавшую уже было натягивать на себя мантию Гермиону. – Это по поводу сегодняшней вечеринки.

– Вечеринки?

Гарри тяжело вздохнул:
– Какой сегодня день?

Она быстро достала из-под завалов на письменном столе календарь и недоуменно уставилась на него. День как день. Красным не обведен, никаких пометок и восклицательных знаков.

– Какой-то праздник? У кого-то из семьи день рождения? – догадалась Гермиона.

Мерлин, она ведь не покупала никаких подарков! «Ничего, – подумала она, быстро соображая, – если встреча с благотворителями закончится к пяти, она успеет забежать в Косой переулок до интервью. На крайний случай можно послать Анну в магазин к Джорджу и Рону».

– Ты уже мысленно подбираешь подарок гипотетическому имениннику, да? – ухмыльнулся Гарри, внимательно глядя на притихшую подругу и покачал головой: – Ты неисправима! Гермиона, у тебя сегодня день рождения!

«Слава Мерлину, что не надо выкраивать время на покупку подарка, – с облегчением подумала Гермиона. – Ясно же, что встреча с благотворителями... Что?»

– Что? – пораженно спросила она вслух. – Я забыла про свой день рождения?

– Вот-вот. И это не какой-то там рядовой день рождения! Не каждый день тебе тридцать исполняется, знаешь ли! – Гарри явно получал удовольствие от происходящего. – Джинни целый месяц тебе о вечеринке говорит. В этот раз семья организовывает для тебя нечто действительно грандиозное.

Гермиона начала что-то припоминать. И правда, Джинни, кажется, пару раз говорила ей о празднике в Норе. В отчаянии она уронила голову на кипу бумаг, лежащих на столе.

– Я безнадежна, Гарри! Я не справляюсь!

– Ты просто слишком много на себя взяла – как всегда. Управление Отделом, основание Фонда, все эти твои благотворительные акции, курирование лаборатории, написание научных работ. Я вообще не понимаю, когда ты спать успеваешь!

– В метро, – виновато ответила Гермиона. – Я сплю в метро.

– Ты ездишь на работу на метро? – изумился Гарри. – Зачем?

– Чтобы отдохнуть от магии. И поспать.

Гарри с жалостью на нее посмотрел и, не найдя в кабинете свободного стула, трансфигурировал его из вазы с цветами и сел рядом с Гермионой, накрыв ее руку своей.

– Когда пять лет назад ты уволилась из Мунго, мы подумали, что ты наконец поняла: нельзя всю свою жизнь тратить исключительно на работу. Ты устроилась в Отдел регулирования и контроля за магическими существами – это было логично, если вспомнить твою Г.А.В.Н.Э. В свободное время ты занялась общественной деятельностью – мы были счастливы, видя, как у тебя загорались глаза, когда тебе удавалось успешно провести очередное мероприятие. До сих пор помню твой триумф в тот день, когда сносили фонтан братства в Министерстве! Но потом, Гермиона, потом ты же просто с катушек съехала! Каждый день ты взваливаешь на себя все новые и новые обязательства. Как будто твое время истекает, и ты боишься не успеть осчастливить всех и каждого!

– Я просто хочу помочь... – вяло отозвалась Гермиона.

– Да знаю я! Но мир не остановится, если ты позволишь себе законный отдых. И научишься наконец делегировать обязанности. Тебе необязательно делать все самой, понимаешь? Иначе твоя жизнь пройдет мимо тебя, – в волнении Гарри запустил руку в волосы, взлохматив их еще больше. – Мне иногда кажется, что ты просто прячешься от каких-то своих проблем за всей этой неуемной деятельностью. Ты очень успешна, ты сделала очень многое для общества, но из-за работы у тебя нет никакой личной жизни!

– А может быть, я сделала очень многое благодаря тому, что у меня нет личной жизни? – тихо спросила она.

– Ты счастлива, Гермиона?

Гермиона задумалась, прежде чем ответить. Да, работа приносила ей удовольствие. Несмотря на бешеный график, постоянный стресс и хроническое недосыпание, она чувствовала себя живой и нужной. Ей действительно нравилось приносить пользу. Но счастлива ли она? На размышления о счастье у нее просто не было времени. И ее это вполне устраивало, ведь стоило ей хоть на секунду остановиться, как щемящая пустота накрывала ее с головой, заставляя вспомнить, что она потеряла.

Она так и не смогла забыть Северуса. Боль от его утраты немного притупилась с годами, но все еще постоянно напоминала о себе. Гермиона скучала по нему - отчаянно, безумно. И не могла представить кого-то другого рядом с собой. Время от времени появлялись мужчины, стремящиеся завоевать ее внимание, но она сразу давала понять, что их ухаживания ей не интересны. Такого, как Северус, она все равно больше не встретит, зачем же тратить драгоценное время на бессмысленные отношения? Тем более что времени этого действительно постоянно не хватало.

«Живи эту жизнь за нас двоих», – сказал он тогда в ее сне. Что ж, эти слова стали ее девизом. Они каждое утро поднимали ее с кровати, они заставляли взваливать на себя все новые и новые обязательства, они помогали справляться со страхами и неуверенностью – и идти напролом, воплощая даже самые грандиозные планы. Кто знает, не случись в ее жизни романа с Северусом – и его смерти – достигла бы она такого успеха, сделала бы так много?

– Я в порядке, Гарри, – наконец ответила она. И это было чистой правдой. – Я люблю свою жизнь, И если в ней нет семьи и детей, то это мой сознательный выбор.

Гарри недоверчиво покачал головой, но спорить не стал.

– Нора, девять часов, – сказал он, поднимаясь и превращая стул обратно в вазу. – И только попробуй опоздать – Джинни тебя с потрохами съест.

* * *

Она сидела на диване, слушая уморительные рассказы Рона и Джорджа о происшествиях в их магазинчике. Ее щеки устали от постоянной улыбки, а мышцы живота уже болели от смеха.

Гермиона была рада, что пришла сюда. Все семейство Уизли с их многочисленными отпрысками, старые друзья, члены Ордена Феникса, с которыми они по-прежнему поддерживали теплые отношения, – сегодня в Норе собрались все, кого она любила.

– Так, хватит утомлять Гермиону своими пошленькими шуточками, – раздался звонкий голос Джинни. – Дайте и мне провести время с нашей занятой леди.

Прогнав братьев с дивана, Джинни села рядом с Гермионой, приобняв ее за плечи.

– Я молодец? – самодовольно спросила она, с улыбкой наблюдая за веселящимися гостями.

– Ты молодец, и я тебе очень благодарна, – искренне сказала Гермиона.

Напротив, в углу комнаты расположилась кучка детей – по большей части рыжеволосых. Посередине на низком табурете, словно на троне, восседал Тэдди, изменяющий свою внешность на потеху малышне. Те заходились от смеха и наперебой просили сделать то эльфийские уши, то пятачок, то львиную гриву.

– Жаль, что он так и не попал в Хогвартс, – вздохнула Гермиона.

– Не твоя вина, что эти старые пердуны не позволили тебе внести поправки в Закон о защите от оборотней. Ты сделала все, что могла, – сердито сказала Джинни.

– Видимо, этого было недостаточно.

– Бедный ребенок, он так прыгал от радости, когда летом ему пришло приглашение в Хогвартс. Я не знаю, чего стоило Андромеде убедить его, что домашнее обучение – это лучшее, что может случиться с маленьким магом.

Гермиона внимательно посмотрела на Тэдди, ее сердце сжималось от жалости.

– Выглядит он вполне довольным.

– Пытается быть сильным, как его отец. Он очень умный и сразу все понял, – покачала головой Джинни. – Тэдди тогда пришел к нам, такой весь сосредоточенный и серьезный, и долго разговаривал с Гарри. Сказал, понимает, что опасен для окружающих и что всем будет лучше, если он останется дома. И раз его отец смог прятаться столько лет, то и он сможет. Ладно, – повеселев, сказала она, – не будем сейчас об этом. Сегодня твой день, старушка, и мы будем веселиться! Время подарков! – закричала она на всю Нору, левитируя столик с внушительной горой подарков к дивану.

Все в предвкушении обступили Гермиону, и она немного засмущалась: отвыкла от такого внимания к себе.

– Открой самый большой! Открой самый большой! – заверещал Джеймс.

– Нет, сначала к’асненький! – перебила его Мари-Виктуар. – Это от нас!

– Золотистый!

– Ну-ка все тихо, вы ее уже совсем запутали, – вмешалась Молли, – Гермиона, дорогая, не обращай на них внимания.

Гермиона засмеялась и, закрыв глаза, вытянула наугад увесистый сверток и, распаковав, показала всем толстую книгу «Закон и магия: между традициями и здравым смыслом», вызвав всеобщий взрыв хохота.

– Готов поспорить, каждый второй подарок будет книгой, – задорно крикнул Джордж, игнорируя шиканье жены. – Делаем ставки, дамы и господа!

Гермиона тем временем уже распаковала большую красную коробку. В ней оказалась шикарная бордовая мантия из струящейся ткани и такого же цвета колпак с золотистыми полями.

– К’асивая, п’авда? Это я выби’ала, – гордо заявила Мари-Виктуар.

– Вы же отдали за нее целое состояние, не стоило, в самом деле, – признательно улыбнулась Гермиона Биллу и Флер.

Третий сверток оказался очень маленьким, с ладошку Гермионы. Разорвав черную бумагу («Ну кто дарит подарки в черной бумаге?» – «Рон, это твои проделки?» – «Открывай же быстрее, Гермиона!»), она увидела внутри небольшой флакон с густым темно-бордовым зельем и маленькую карточку, на которой официальным министерским шрифтом было написано: «Антиликантропное зелье, патент №22847 от 19.09.2009». И снизу – уже другим, до боли знакомым почерком – две буквы, увидев которые, Гермиона окаменела.

«С.С.»