С недоверием оглядев небольшой белый дом, едва проглядывающий сквозь заросли кустов и цветов, Гермиона еще раз сверилась с написанным на клочке пергамента адресом. Все верно: Бреедж, Тревитик-роуд, 17. Вплотную подойдя к низкой кованой калитке, она осторожно заглянула во дворик: слева располагался сад – не сказать, чтобы очень ухоженный, но довольно аккуратный, с деревянной беседкой посередине, чуть поодаль из-за угла дома выглядывала теплица. Нет, здесь явно какая-то ошибка. Северус не мог жить в таком доме.

С бешено колотящимся сердцем, Гермиона указала палочкой на дом и прошептала заклинание, выявляющее магию. Ничего, никаких барьеров, никаких охранных заклинаний. Дом не был защищен. Северус никогда бы не оставил свой дом без малейшей защиты. Может, она просто приняла желаемое за действительное и таинственный С.С., приславший ей подарок, – просто очередной талантливый зельевар, желающий выслужиться перед министерской шишкой?

Добыть этот адрес оказалось сложнее, чем она думала. В патентном агентстве разводили руками: автор пожелал остаться неизвестным и предоставил только счет, на который нужно было перечислять проценты от продаж. В Гринготтсе, несмотря на знакомства Билла, сообщать личные сведения о владельце счета наотрез отказались: банк славился защитой конфиденциальных сведений.

Но, когда Гермиона уже совсем отчаялась найти таинственного отправителя, в лабораторию, которую она курировала, пришла копия документов на патент антиликантропного зелья. Оказалось, что зелье было создано по заказу ее собственной лаборатории одним из фрилансеров, которых они в большом количестве привлекали к исследовательской работе. С конкретно этим фрилансером – А08 – они сотрудничали уже три года, почти с самого открытия лаборатории. Время от времени А08 снабжал их базами для сложных зелий и высылал теоретические выкладки по возможным модификациям зелий. Заказ на создание антиликантропного зелья он получил еще пару лет назад вместе с остальными удаленными сотрудниками лаборатории. Это была идея Гермионы – привлечь к разработке нового зелья как можно больше волшебников. Проект был дорогостоящий и заведомо обреченный на провал, но Гермиона держалась за него руками и ногами, каждый год доказывая спонсорам его исключительную важность – и надеясь на чудо. И вот чудо произошло. А08 все-таки создал антиликантропное зелье. Лаборатория по условиям договора получала свой процент с его продажи. И никак не могла связаться со своим чудо-сотрудником, потому что он, как и большинство фрилансеров, работал анонимно, держа связь с лабораторией через собственную сову. Причем делал он это крайне нерегулярно. От отчаяния Гермионе хотелось выть: у нее не было сил месяцами ждать возможности связаться с ним.

К счастью, сова появилась в лаборатории всего через пару недель, готовая принять очередной заказ. И тогда Гермиона, не видя другого выхода, от своего имени написала А08 крайне эмоциональное письмо с просьбой о личной встрече.

Ответ пришел лишь через неделю. На маленьком клочке пергамента неразборчивым почерком был накарябан адрес – и больше ничего. Без лишних раздумий в ту же минуту Гермиона аппарировала на место, указанное в письме. И вот теперь она стояла перед домом, не решаясь зайти внутрь. А если это не Северус?

Что ж, был только один способ узнать наверняка, верно? Собравшись с силами, дрожащей рукой Гермиона толкнула калитку, и та с тихим скрипом отворилась, пропуская гостью во двор. Подойдя к входной двери, она тихо, но решительно постучала. Прошло несколько секунд, показавшиеся вечностью, прежде чем дверь медленно открылась – и Гермиона перестала дышать. Это был он!

От переизбытка чувств Гермиона не могла выдавить из себя ни слова. Северус стоял перед ней, живой и невредимый, в маггловской одежде темных тонов, немного постаревший, но выглядящий посвежевшим и полным сил. Так долго она убеждала себя в его окончательной и бесповоротной смерти, что сейчас просто не могла поверить в реальность происходящего. Может, это просто очередной из ее снов? Или галлюцинация, вызванная хронической усталостью и недосыпом?

Несколько минут они стояли молча, разглядывая друг друга. Гермиона не могла определить, что Северус чувствует и о чем думает. Он был совершенно закрыт для нее, и его лицо выражало лишь вежливое любопытство.

И Гермиона вдруг подумала: что, если он ничего не помнит? Из всех ее знакомых только она сохранила память о том прошлом. Или этот Северус и вовсе из новой, измененной реальности и к ее Северусу не имеет никакого отношения? Но ведь зачем-то же он прислал ей подарок на день рождения! И адрес свой дал. С другой стороны, если это Северус из новой реальности, значит, Гермиона, которую она отправила в прошлое, все-таки спасла его. Между ними же тоже возникли какие-то отношения, пусть даже и не любовные?

Все то время, что она искала его адрес, Гермиона не задумывалась обо всем этом. Он был жив – и этого уже было достаточно. Она даже никак не представляла их встречу, ей просто нужно было увидеть его во что бы то ни стало. И вот теперь она стояла перед ним, живым, материальным, реальным, – и не знала, что делать дальше и как себя вести.

– Мистер Снейп? – наконец осторожно прервала она затянувшееся молчание.

– Мисс Грейнджер, чем обязан?

Его голос – низкий, обволакивающий – чуть не заставил Гермиону расплакаться от переполнявших ее чувств.

– Я... могу войти? – робко выдавила она.

Северус молча посторонился, распахнув перед ней дверь. Не глядя на него, она вошла в гостиную. Здесь все было аккуратно и минималистично: потрепанный временем мягкий гарнитур у камина, низкий столик из темного дерева да небольшой книжный шкаф. Ничего лишнего.

– Присаживайтесь, мисс Грейнджер, – Северус указал ей на диван и, подождав, пока она займет свое место, устроился в кресле – подальше от нее. – Так чем могу быть полезен? Что-то не так с антиликантропным зельем?

– Судя по предварительным исследованиям, с ним все в порядке, но нам нужно провести больше тестов, прежде чем допустить зелье к продаже, – растерянно ответила Гермиона: она вовсе не собиралась разговаривать о зельях.

– Разумеется, – наклонил голову Северус.

– Почему вы не поставили защитный барьер на свой дом? – вдруг выпалила она.

Северус приподнял бровь:
– Я снял его перед вашим приходом. Это же так очевидно, мисс Грейнджер.

– Вы были уверены, что я приду, как только получу ваш адрес?

– В своем письме, – он невербально подозвал к себе исписанный гермиониным почерком пергамент, – вы весьма недвусмысленно выказали желание срочно меня увидеть. Я решил, что это связано с тестированием зелья, поэтому дал вам свой адрес. Сейчас же я в недоумении.

Гермиона нахмурилась:
– А зачем вы прислали зелье лично мне? Еще и в качестве подарка?

Северус немного помолчал, задумчиво проводя длинным изящным пальцем по губам. Наконец он сказал:

– Я осознавал, как много сил вы потратили на то, чтобы это зелье было создано. Не думаю, что спонсоры вашей лаборатории горели желанием выделять деньги на такой сомнительный проект. При этом вы никогда не ограничивали меня в ингредиентах, даже редких и дорогостоящих, и ни одного меня, если судить по ежемесячно пересылаемым отчетам от моих коллег. Я знаю также и то, что сама идея открытия исследовательской лаборатории пришла к вам изначально благодаря желанию создать антиликантропное зелье – вы сами говорили это в одном из интервью. Этот проект много для вас значил. И мне казалось, что вы заслужили узнать о своем успехе первой. То, что это случилось в ваш день рождения, всего лишь случайность.

Гермиона с шумом выдохнула, не в силах сдержать разочарование. Все, что говорил Северус, было таким логичным, но так не соответствовало ее ожиданиям! Получалось, что этот Северус действительно был из измененной реальности и, судя по всему, и понятия не имел о том, что между ними когда-то были отношения. Он ее не любил и даже представить не мог, какую боль причиняет Гермионе этот сухой, вежливый разговор. Гермиона же в свою очередь не знала, какие отношения связывали их в этой реальности. Нужно было как-то незаметно выпытать подробности прошлого у Северуса, но как это сделать? Его, в отличие от Гарри, не проведешь россказнями о зелье забывчивости: он знает, как это зелье работает на самом деле.

Между тем, уходить отсюда, не получив ответы на свои вопросы, Гермиона была не намерена. Как и снова вычеркивать Северуса из своей жизни.

– Не угостите меня чаем, мистер Снейп? – нахально спросила она, стягивая с себя мантию и удобнее устраиваясь на диване. – Я несколько продрогла на улице.

Северус скривился от такой очевидной лжи: октябрь в этом году выдался на редкость теплым, тем более на юге страны, где он жил. Тем не менее он молча встал и направился к двустворчатой двери, ведшей, очевидно, на кухню. Гермиона же, подождав, пока за ним закрылась дверь, вскочила с дивана и принялась быстро осматривать гостиную, надеясь найти хоть какую-то зацепку о недавнем прошлом его хозяина. Беглый осмотр не выявил ничего интересного. Тогда Гермиона подошла к неприметной двери рядом со шкафом и, осторожно приоткрыв ее, издала стон разочарования: дверь вела в кладовку, всю заставленную ингредиентами и инвентарем для зельеварения.

– Что-то ищете, мисс Грейнджер? – вкрадчивый голос за спиной заставил Гермиону вздрогнуть и быстро закрыть дверь.

– Уборную, – пискнула она, оборачиваясь.

Северус стоял прямо перед ней, держа в руках поднос с заварочным чайником и двумя чашками. Стоило ей протянуть руку, и она могла бы дотронуться до его лица, провести пальцем по носу, спуститься к губам и...

– По коридору и налево.

– Что? – предавшись фантазиям, она определенно выпала из реальности.

– Уборная по коридору и налево, – медленно повторил Северус, задумчиво глядя ей в глаза.
Затем он сделал шаг назад и головой махнул в сторону коридора. Гермионе ничего не оставалось, кроме как последовать в туалет.

Когда она вышла, Северус уже сидел в кресле, а поднос с чашками, заполненными чаем, стоял на столике перед диваном. Гермиона спешно заняла свое место и, схватив одну из чашек, сделала большой глоток ароматного чая.

– Спасибо, мистер Снейп, – еле слышно пробормотала она, чувствуя себя крайне неуютно под его пристальным взглядом.

– Зачем вы сюда пришли, мисс Грейнджер? – спросил он в который раз.

– Я... я не знаю с чего начать.

– Вы могли бы начать с ответа на мой вопрос, – в его голосе послышались нотки раздражения.

«А еще я могла бы зацеловать тебя до смерти, Северус, – подумала Гермиона, отважившись встретиться с ним взглядом. – Интересно, как бы ты отреагировал на это?».

– Когда мы в последний раз виделись, мистер Снейп? – спросила она и обрадовалась, что голос не выдает ее волнения.

– У вас проблемы с памятью?

– А вам сложно ответить на вопрос?

– Почему я должен отвечать на глупые вопросы?

Их нелепая пикировка зашла в тупик, и Гермиона нахмурилась. Северус решительно не собирался облегчать ей жизнь.

– Как ваши дела? Что нового? – предприняла она следующую попытку.

– Избавьте меня от бессмысленных вопросов, мисс Грейнджер, и переходите сразу к делу.

– Это вовсе не бессмысленные вопросы. Мне и правда интересно.

– Вы так настаивали на личной встрече только для того, чтобы узнать, как у меня дела?

– А даже если так?

Северус изогнул брови и, вновь призвав злосчастное письмо, зачитал:
– «Я понимаю, какая это наглость с моей стороны, но мне срочно нужно встретиться с вами. Поймите, это очень важно, буквально вопрос жизни и смерти...»

– Все верно, я ведь и спрашиваю у вас про вашу жизнь, – невозмутимо прервала его Гермиона. – Ну, хотите про смерть спрошу? Как вам удалось не умереть?

– Разве не вы спасли меня? – сарказмом в его голосе можно было захлебнуться.

– Может, мне хочется услышать благодарность от вас.

– Создание антиликантропного зелья не кажется вам достаточным выражением благодарности?

И снова тупик. Напряжение между ними можно было резать ножом. Гермиона уже и забыла, как сложно было с ним разговаривать. Когда она пять лет назад оказалась единственной, чьи воспоминания не были изменены, ей приходилось аккуратно выпытывать все детали прошлого у каждого знакомого. И это не составляло большого труда. Пара наводящих вопросов – и любой человек говорил ей даже больше того, что она хотела услышать. Но с Северусом эта тактика не работала. Какая неожиданность.

– Как давно вы живете в этом доме? – начала она третий заход.

– Каким образом это касается вас?

– О, Мерлин! – взвыла Гермиона, вскакивая с дивана, и принялась нервно ходить по гостиной, автоматически теребя рукой браслет – она всегда так делала, когда волновалась. – Ну что вы за человек такой? Почему вы не можете просто побеседовать со мной? Мы так давно не виделись, все это время от вас не было никаких вестей, так неужели вам непонятно мое любопытство? Целых три года вы, оказывается, работали на меня, а я даже не знала об этом!

Гермиона резко повернулась к Северусу и замерла. Он не мигая смотрел на ее руку, перебирающую браслет. Затем медленно перевел взгляд на ее лицо и, поднявшись, подошел к ней вплотную.

– Откуда у вас этот браслет? – глухо спросил он.

Гермиона могла поклясться, что в его голосе сквозило волнение, которое мгновенно передалось и ей. Неужели он все-таки?..

– Вы мне его подарили, – еле слышно выдохнула Гермиона.

Северус пытливо вглядывался в ее глаза, словно пытаясь прочитать в них что-то. Казалось, он едва сдерживался от того, чтобы применить к ней легилименцию.

– Зачем я вам его подарил?

– Чтобы я знала, что с вами все в порядке. Он должен был нагреваться, когда вам угрожала опасность.

Северус молчал, продолжая пытать ее настороженным взглядом. Гермиона не могла понять, что означают эти вопросы. Помнил ли он все, что между ними было? Или, возможно, в этой реальности он тоже дарил ей этот браслет, но в других обстоятельствах? Или он дарил его кому-то другому – это ведь тоже возможно? Неопределенность убивала ее. Как и невозможность просто прижаться к нему, спрятать лицо в его груди, запустить руки в длинные волосы, ощутить его жесткие губы на своих губах... Она так давно мечтала об этом!.. Гермиона больше не могла сдерживаться, чувствуя, как к глазам подступают слезы – впервые за много лет.

– Но он не сработал, когда ты убил себя, Северус, – прошептала она. – Когда ты бросил меня. Почему ты оставил меня одну – зная, как я буду страдать? Как ты посмел оставить меня?!

Она это сказала. И теперь напряженно ждала ответа. Сейчас, сейчас все решится.

– Потому что так было суждено, Гермиона. Я должен был умереть, – выдохнул он и вдруг с силой, жадно, до боли прижал ее к себе, носом зарывшись в ее пышных волосах. Гермиона с готовностью обняла его в ответ.

* * *

Они сидели на полу перед камином, закутанные в плед, тесно прижавшись друг к другу. Северус неторопливо поглаживал плечо Гермионы, а она пальчиком выводила узоры на его обнаженной груди. В это мгновение, немного уставший от любовной неги, переполненный гармонией, Северус впервые за долго время чувствовал себя счастливым. Он знал, что этот волшебный момент покоя не продлится долго. Еще чуть-чуть – и Гермиона придет в себя и засыплет его миллионом вопросов. И наверняка разозлится, услышав ответы. Но пока, пока можно было просто наслаждаться долгожданной близостью.

– Северус? – она немного приподняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

Ну вот. Началось.

– М-м? – отозвался он.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Он тяжело вздохнул и, мягко отстранив Гермиону, поднялся, чтобы одеться. Не хотелось вести тяжелый разговор голым. Гермиона же еще плотнее закуталась в плед и перебралась на диван. Она терпеливо ждала. Оттягивать неизбежное не было смысла.

– Помнишь, я подслушал твой разговор с Джиневрой?..

Северус подробно описал свой визит к Дугальду. Прошло уже много лет с тех пор, но он все помнил в мельчайших деталях. Помнил и свою растерянность после того разговора. Он должен был убить себя – это было ясно, но, казалось, старик пытался намекнуть на что-то еще. И вот это «что-то еще» ускользало от Северуса, потому он и не торопился с самоубийством. Тем более что сначала нужно было помочь Поттеру. Когда же до сознания мальчишки удалось достучаться и жизни и здоровью Поттера больше не угрожала опасность, Северус больше не мог откладывать принятие тяжелого решения. Он уже даже сварил для себя яд, убивающий быстро и безболезненно. Но никак не мог заставить себя принять его. Целенаправленно лишить себя жизни оказалось тяжелее, чем он думал. Он не хотел умирать. Только не сейчас, когда он узнал, какой может быть жизнь. Чуть ли не впервые Северус хотел бороться за свою жизнь, за право быть счастливым. Благодаря Гермионе в нем теперь было достаточно смелости для этого.

К тому же ведь было, было это самое «что-то еще»! Он что-то упустил, не смог прочитать между строк, не разгадал загадку...

А потом он понял. Ответ лежал на поверхности, и старик почти напрямую говорил ему об этом. На самом деле в его смерти не было необходимости, достаточно было просто убедить Гермиону в том, что он мертв!

– Дело ведь было не во мне. Мирозданию было плевать на меня, значение имела только ты, Гермиона, – медленно проговорил он, глядя ей в глаза. – Тебе было суждено сделать этот мир лучше, изменить его – постепенно, шаг за шагом, настойчиво. Ты должна была отдать этому всю себя, и ничто не должно было отвлекать тебя от твоей миссии. Ничто и никто. Пока я был жив, вся твоя неуемная энергия была направлена на решение моих проблем. Но если бы ты знала, что я мертв, ты смогла бы переключиться на что-то другое.

– А могла бы вообще не выжить, – тихо сказала Гермиона, впервые прерывая его рассказ. – Знаешь, сколько раз я думала о самоубийстве?

– Знаю. Я... присматривал за тобой после своей «смерти». Подливал тебе Умиротворяющий бальзам в чай, предотвращал опасные ситуации... иногда даже разговаривал с тобой.

– Так это был не сон, – догадалась она, – той ночью ты действительно обнимал меня и говорил всю эту чушь про то, что я должна жить за нас двоих!

– И эта чушь оказалась весьма эффективной, не так ли?

Он видел, что Гермиона начинает сердиться. Впрочем, ничего другого он и не ожидал.

– Как тебе удалось сымитировать смерть? Гарри же видел твое тело.

Северус нахмурился: едва ли ей понравится то, что он скажет.

– Пришлось выкрасть из маггловского морга тело какого-то несчастного. А потом применить конфундус ко всем, кто должен был увидеть мертвого Северуса Снейпа. Желающих, к счастью, было не так много.

– Но, Северус, это же... это же незаконно! – ожидаемо воскликнула она. – И аморально, и...

– Ты бы предпочла, чтобы я на самом деле умер?

Гермиона тут же замолчала, но продолжала сердито сверлить его взглядом.

– Я знаю, что это было жестоко по отношению к тебе, Гермиона, – мягко сказал он. – Мне тоже было нелегко наблюдать за тем, как ты страдаешь. Признаться, я не ожидал от тебя настолько острой реакции. Но даже эти страдания были тебе предначертаны. Ты должна была через них пройти: я видел это среди образов, которые показал мне Дугальд. Наверное, тебе нужно было сильное потрясение, чтобы ты решила кардинально изменить свою жизнь.

– Это несправедливо, – прошептала Гермиона, в ее глазах стояли слезы.

– Согласен. Но мир вообще несправедлив, особенно когда дело касается общего блага.

– Общее благо, ну конееечно, – протянула она. – И что ты делал потом? Где жил?

– В основном дома, – пожал плечами Северус. – Кроме тебя никто не пытался пробраться в мое жилище. Да и ты со временем перестала это делать. Под оборотным зельем брал заказы в Лютном переулке. Ничего противозаконного, – быстро добавил он, предупредив вопрос Гермионы, – специфические зелья, избавление от последствий экспериментов с темной магией – не всегда волшебники имеют возможность обратиться за помощью в Мунго. Иногда следил за тобой, чтобы убедиться, что ты в порядке.

– Я не была в порядке.

– Знаю. Но я не сомневался, что ты справишься, Гермиона. Ты всегда была сильной.

– Почему ты все помнишь? – неожиданно спросила она. – Прошлое изменилось, когда я заставила Гермиону из этой реальности воспользоваться хроноворотом. Никто ничего не помнит о тех событиях, в этом мире ты даже никогда не воскресал.

Если бы он знал ответ на этот вопрос!

– Какие указания ты дала Гермионе, отправляя ее в прошлое? – задумчиво спросил он.

Гермиона посмотрела на него с вызовом:
– Не вмешиваться в твою смерть.

– То есть ты хотела изменить прошлое? – нахмурился Северус. – Но ведь тогда все, через что мы прошли, оказалось бы бессмысленным.

– И я не получила бы свою порцию предначертанных страданий, ты это имеешь в виду? – ядовито спросила Гермиона. – Ну уж извини, я ведь не знала обо всех этих множественных реальностях и планах судьбы. Почему этот твой Дугальд ничего мне не рассказал? Почему ты ничего мне не рассказал – хотя бы без деталей, без образов будущего? Все, что у меня было, – это инструкции от профессора Макгонагалл об использовании хроноворотов и дневник предка Блэка с его версией и планах смерти.

– Но ты ведь знала, что нельзя менять прошлое.

– А еще я знала, что, когда поменяла прошлое в первый раз, апокалипсис не случился и мир не распался на мелкие кусочки, – огрызнулась Гермиона. – Я просто пыталась вернуть все к изначальному варианту. И да, избежать тех самых страданий, которые ты и Дугальд так заботливо для меня приготовили. И я не понимаю, почему этого не произошло и почему я все помню!

– Мы ничего для тебя не готовили, – устало возразил Северус, – так должно было...

– Должно было случиться? – взвилась она. – Что-то я не припомню сильных потрясений в той реальности, из которой я пришла. Северус, о чем ты думал вообще? Как ты мог так распоряжаться моей жизнью? Ты даже представить себе не можешь, через что я тогда прошла! Ты не знаешь, каково это – пережить смерть любимого человека!

– Я не знаю? Да я всю свою чертову жизнь...

Слова застряли в горле, от поднявшейся волны гнева стало трудно дышать. Северус вскочил с кресла и отошел к камину, до боли сжимая руки в кулак так, что ногти впивались в ладони. Один Мерлин знает, каких усилий ему стоило не сорваться на Гермиону сейчас.

– Ох, прости, что вызвала в тебе неприятные воспоминания! – в ее звенящем голосе не было ни капли сожаления.

– Как я понимаю, ты решил, что мне катастрофически не хватает такого же опыта, верно? А что, без страданий ведь никто не может изменить свою жизнь и добиться хоть чего-либо стоящего! Ты ведь не мог просто поговорить со мной и объяснить, что именно от меня требуется! Я ведь так боюсь взваливать на себя ответственность и так ненавижу работать без отдыха. И любовь – конечно, она мешает строить карьеру, ведь только старые девы без личной жизни способны добиться успеха! Да я поверить не могу, что это был единственный выход! Только человек с больной фантазией мог придумать подобное!

– Позволь тебе напомнить, что дело вовсе не во мне и моей больной фантазии, – прошипел Северус, едва сдерживая злость, – а в той великолепной судьбе, что была тебе уготована. Я ведь оказался всего лишь незначительным препятствием на твоем пути к великому будущему!

– И тебе хватает наглости еще и обвинять во всем меня? Что-то я не припомню, чтобы я просила о каком-то там великом будущем. Меня вполне устраивало просто быть с тобой!

– В том-то и дело, верно? Ты так расслабилась, утопая в своих розовых соплях и любовных драмах, что мне пришлось инсценировать свое самоубийство, только бы ты перестала быть домашней наседкой и вновь вспомнила о своих амбициях!

Она замерла с открытым ртом, задыхаясь от возмущения. Конечно, он был несправедлив к ней сейчас. И уже корил себя за несдержанность. Но ничего не мог с собой поделать – стоило ей напомнить о Лили, и ярость полностью поглотила его. Надо было немедленно успокоиться, чтобы их ссора не зашла слишком далеко.

А она повзрослела и изменилась, неожиданно подумал Северус. Она стала более жесткой и уверенной в себе. И в ней не осталась и следа от того подсознательного страха перед ним, который она неизменно испытывала раньше, – несмотря даже на отношения между ними. Пропало и ее вечное стремление во всем ему угодить. Новая Гермиона была зрелой женщиной, знающей себе цену. И, хотя такой она нравилась ему даже больше, Северус вдруг испугался, что они не смогут вновь наладить отношения. Может, теперь он ей и вовсе не был нужен. Может, она разлюбила его. И потому с такой легкостью причиняла ему боль.

Но никакая боль не могла заставить Северуса отказаться от Гермионы.

Он вынашивал этот план долгие годы, с того самого момента как понял, что в его смерти не было необходимости: он позволит случиться всему, что было предначертано, а потом вновь вернется к Гермионе, надеясь, что судьба не станет пытаться устранить его снова, когда надобность в этом отпадет. Северус не знал, как долго придется ждать, тем более он не был уверен, что Гермиона не будет к тому времени замужем и не обрастет сопливыми детишками. Он собирался добиваться ее несмотря на любые обстоятельства, потому что жизнь без нее была неполноценной и пресной.

В тот день, когда младшая версия Гермионы должна была отправиться в прошлое, он особо внимательно прислушивался к своим ощущениям. Он не знал, что произойдет. По идее, ничего не должно было измениться: Гермиона должна была вновь спасти его, вместе они прошли бы через все испытания, потом между ними начались бы отношения, которые закончились бы инсценировкой его смерти. Петля времени должна была замкнуться.
Каково же было его удивление, когда он вдруг обнаружил себя в этом доме, хотя секунду назад беседовал с очередным клиентом в Лютном. В руках Северус держал нож для резки ингредиентов, а перед ним стоял бурлящий котел.

Потушив огонь под котлом, Северус осторожно исследовал дом. Он был один и, судя по всему, жил в этом доме какое-то время. Шкаф в гостиной был заполнен его книгами, на столе в кабинете лежала кипа пергаментов, исписанных его почерком. Даже незнакомый ему фолиант на прикроватной тумбочке – и тот был в пометках, начертанных его рукой. А это означало, что прошлое все же изменилось. Но почему тогда все воспоминания остались с ним? И где его новые воспоминания? Казалось, его просто вырвали из одной реальности и переместили в другую.

Целый месяц ушел на то, чтобы понять, что творится в его жизни. Оказывается, он никогда не воскресал. Оказывается, он уже много лет нелегально готовил зелья для всех желающих и даже успел наладить довольно хитроумную систему связи с заказчиками, позволяющую ему не встречаться с ними лично. Оказывается, его услуги пользовались большой популярностью, и он неплохо на них зарабатывал. Оказывается, пару лет назад он продал дом в Паучьем тупике и, доложив накопленные деньги, купил этот дом.

Но он так и не смог выяснить, связывало ли его в этой реальности хоть что-нибудь с Гермионой. Никаких следов ее присутствия в этом доме не было. Никаких писем, написанных ее рукой. Никаких вещиц, которые можно было бы принять за подарки от нее. Он даже не был уверен, что это она спасла его.

Северус внимательно следил за новостями в ее жизни, благо она давала газетам массу поводов писать о ней и ее неуемной деятельности. Образы будущего, которые он увидел в кабинете Дугальда, начали воплощаться в реальность. Потом с подачи Гермионы был издан Указ о фрилансе, и жизнь Северуса заметно облегчилась. Теперь он мог легально работать даже на крупные учреждения, но при этом сохранять свою анонимность. Когда же она открыла свою исследовательскую лабораторию и выставила объявление о наборе удаленных сотрудников, он откликнулся не задумываясь. Слишком уж велик оказался соблазн быть к ней ближе – пусть даже она и не будет знать об этом. И все свои силы он бросил на создание антиликантропного зелья – для нее.

По правде сказать, зелье было готово еще в середине лета, но Северус в непонятном для самого себя сентиментальном порыве решил преподнести его Гермионе на день рождения. К тому же у него появилось время, чтобы убедиться в эффективности зелья: в волшебном мире было достаточно оборотней, готовых протестировать на себе незарегистрированное зелье.

Он долго сомневался, стоит ли подписывать подарок. А вдруг прошло еще недостаточно времени, и он своим поступком отправит их двоих на новый виток страданий? А вдруг она разлюбила его? А вдруг она в принципе не помнит об их совместном прошлом?

Но, несмотря на многочисленные «а вдруг», подарок подписал, хотя и не полным именем, а только инициалами, ни к чему Гермиону не обязывая и не принуждая. Тем самым предоставляя ей самой решать, стоит ли восстанавливать связь между ними. Долгое время от нее не было никаких вестей, и Северус уже почти оставил надежду на их счастливое совместное будущее, как вдруг понял, что она просто не имеет возможности найти его или хотя бы связаться с ним. И тогда он отправил в лабораторию свою сову – якобы за новым заказом.

Пришедшее от Гермионы письмо он перечитывал тысячу раз, пытаясь найти в нем скрытые намеки на то, что она все помнит. Безусловно, оно было написано эмоционально, даже напористо, буквально в каждом слове сквозило отчаяние, но чем именно оно было вызвано? Да и официальная подпись смущала и сбивала с толку: «Гермиона Грейнджер, главный куратор Исследовательской лаборатории “Гермес”». Почти неделю он сомневался, стоит ли давать ей свой адрес. Ведь независимо от того, как пройдет их встреча, обратной дороги не будет. Все его самые дерзкие надежды могут оправдаться – либо обратиться в прах. Когда он наконец решился, это было похоже на прыжок в пропасть.

И вот Гермиона появилась у него на пороге. Северусу потребовались нечеловеческие усилия, чтобы не наброситься на нее прямо на крыльце. Потому что все эти долгие годы он скучал по ее объятиям и поцелуям, по ее ненавязчивым прикосновениям и нежности ее хрупких пальцев. Но он так до конца и не был уверен, помнила ли эта Гермиона об их романе, поэтому вынужден был вести себя с ней осторожно и хладнокровно, незаметно выведывая, что именно ей известно. Впрочем, даже если эта Гермиона никогда не любила его, он готов был завоевывать ее. В конце концов, ведь это она научила его бороться за свое счастье.

Но Гермиона все помнила. И бросилась сюда, как только узнала, что он может быть жив. И до сих пор носит его браслет. И только что отдавалась ему – страстно, нетерпеливо, отчаянно. Так что он будет идиотом, если не сумеет сейчас успокоить ее и не остановит скандал.

Северус глубоко вздохнул, избавляясь от клокочущего в нем гнева, и медленно приблизился к дивану. Гермиона пристально следила за ним. Глаза ее по-прежнему метали молнии, от возмущения у нее покраснели щеки, и даже неуемные волосы, казалось, топорщились еще больше. Она была похожа на кошку, готовую к драке.

– Гермиона, я понимаю, почему ты злишься, – примирительно начал он, подсаживаясь к ней так близко, что мог чувствовать ее учащенное дыхание. – Но также я уверен, что и ты на самом деле понимаешь причины моих поступков. Что бы ни произошло в прошлом, оно уже свершилось, и этого не изменить. Но сейчас мы оба здесь, и мы оба живы, и даже твое великое будущее состоялось. Почему мы – и только мы – помним о прошлом, я не знаю. Но я рад этому. Я не хотел бы забывать... то, что было. Я скучал по тебе и... Если бы мы могли... снова...

Сердце Северуса колотилось так сильно, что, казалось, сейчас вырвется из груди. Его тошнило от собственного косноязычия и нелепости. Он чувствовал себя неопытным юнцом, впервые приглашающего даму сердца на свидание. Мерлин, это оказалось намного сложнее, чем он думал! Открываться перед ней было мучительно. К тому же его начали одолевать сомнения. Они ведь оба изменились за годы, проведенные отдельно друг от друга. Она достигла таких высот, так зачем он ей нужен – старый, уродливый, не имеющий даже права на собственное имя? Она вполне может отвергнуть его. То, что между ними только что была близость, ничего не означает. Почти наверняка она отвергнет его. Или не сможет простить. Или...

– Я тоже люблю тебя Северус, хоть ты и жестокое чудовище, – вдруг выдохнула Гермиона, прерывая его напряженные мысли, и крепко прижалась к нему. – И я больше никуда тебя не отпущу. Никогда.

– Я устала от всего этого! – с порога заявила Гермиона и, обойдя Северуса, совсем не грациозно плюхнулась на диван.

– Что ты здесь делаешь? – сердито спросил он, захлопывая дверь. – Мы договорились, что следующая встреча будет...

– ...в субботу! Да, я все помню: встречи на выходных, только у тебя, никому ничего не рассказывать, работать в полную силу и так далее. Но я так не могу, Северус!

Он промолчал, с трудом сдерживая колкости, готовые сорваться с языка. Не стоило тратить драгоценное время редких встреч на выяснение отношений. Тем более что отношения эти и так были далеки от идеала.

Вот уже три месяца они изо всех сил пытались вернуть то теплое взаимопонимание, что связывало их раньше, – и терпели в этом оглушительное поражение. Семь лет, проведенные раздельно, давали о себе знать. И он, и особенно Гермиона сильно изменились за это время. Они старались держать себя в руках и терпеливо привыкать друг к другу – вновь, но ссоры между ними и мелкие дрязги возникали буквально на пустом месте с завидной регулярностью. Неужели одной любви было недостаточно, чтобы быть счастливыми?

В первую же встречу они с подачи Северуса установили вполне разумные правила, позволявшие свести к минимуму его влияние на жизнь Гермионы: встречаться редко и только в его доме, не обмениваться письмами, никому не рассказывать о том, что он жив, не менять стиль и ритм жизни. Словом, Гермиона должна была продолжать жить так, будто Северуса в ее жизни по-прежнему не было. И его это вполне устраивало: после долгих лет одиночества даже несколько часов в неделю в компании любимой женщины казались ему щедрым подарком судьбы. Только вот любимая женщина, похоже, его мнение не разделяла.

– Так жить нельзя! Все заметили, что я стала даже более нервной, чем раньше, – бушевала она. – Конечно, мне ведь приходится постоянно врать и выкручиваться, где я была, почему не успела доделать работу, с какой это стати не могу прийти на ужин в Нору.

– Но мы встречаемся всего лишь раз в неделю! – возразил Северус.

– Ты просто ничего не знаешь о моей жизни, – обиженно покачала головой Гермиона. – У меня каждая секунда на счету. Выпадение из жизни на три часа в субботу потом сказывается на всей рабочей неделе. Это как снежный ком, превращающийся в лавину.

– Тогда, возможно, будет лучше и вовсе прекратить эти встречи, – зло прошипел Северус. – Чтобы ты не выпадала из жизни.

Гермиона пристально на него посмотрела:
– А ты только этого и ждешь, верно? Уже сам жалеешь, что послал мне тогда это чертово зелье?

Он устало прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. В самом деле, так жить нельзя.

– Что ты хочешь от меня? Ты сама согласилась со всеми правилами.

– Я была в эйфории от того, что ты жив! – воскликнула Гермиона. – К тому же я была уверена: пройдет время, и ты сам осознаешь всю абсурдность этих правил. И я так и не поняла, зачем нужна эта скрытность. Не думаю, что сейчас хоть кто-то захочет тебе мстить, узнав, что ты жив. Столько лет прошло, Северус! О войне с Вольдемортом уже никто и не вспоминает.

– Если ты не выполнила все, что должна была, нас может ожидать кое-что похуже кучки народных мстителей, – холодно возразил Северус.

– И что же, мне теперь всю жизнь убиваться на работе только потому, что у меня судьба такая? – вскинулась она, и Северус понял, что зря заикнулся о предназначении. – Кто установил мне такую судьбу, Северус? Кто? Я не давала свое согласие на это и вольна жить так, как пожелаю! И если я желаю провести вечер в объятиях любимого мужчины, а не с годовым отчетом о работе Отдела, то так и будет!

С этими словами Гермиона решительно встала и, подойдя к Северусу, крепко обхватила его руками и изо всех сил прижалась к нему. Он приобнял ее за плечи в ответ и легко провел по непослушным волосам. Несмотря на положение в обществе и успешную карьеру, она все еще была капризным, упрямым ребенком. Так ему казалось, по крайней мере.

– Я люблю тебя, Северус, – пробурчала она ему в свитер. – И я хочу проводить с тобой больше времени. Хочу по вечерам жаловаться на сотрудников-идиотов и хвалиться тем, как продвигаются дела в лаборатории. Хочу зарываться в тебя после тяжелого дня. Хочу уговаривать тебя сходить на ужин к Джинни и Гарри. Хочу завести с тобой кота. Хочу возмущаться из-за того, что ты разбрасываешь носки.

– Я не разбрасываю носки, – ухмыльнулся он.

– Тогда я хочу хвастаться подружкам, что ты не разбрасываешь носки.

– У тебя нет подружек.

– Я заведу их специально для того, чтобы хвастаться!

Гермиона подняла голову и внимательно посмотрела ему в глаза.

– У нас ничего не получится, если мы будем видеться раз в неделю, Северус. Мы просто не сможем привыкнуть друг к другу и не научимся опять доверять друг другу. Ты же тоже видишь, что сейчас... это не работает.

Да, он видел, но не хотел заострять на этом внимание. Не хотел думать, что зря все эти годы надеялся на счастливую жизнь – с ней. Жизнь научила Северуса преодолевать сложности, сражаться за жизнь, терпеть боль и лишения, бороться с врагами, но у него не было никакого опыта в построении отношений. Он просто не знал, как это делается. В прошлый раз всем руководила Гермиона, да и обстоятельства постоянно заставляли их быть настороже и отвлекали от размеренности существования. Вот и сейчас было намного проще придумать какие-то препятствия – борьбу с судьбой, например – нежели просто работать над отношениями.

– И что ты предлагаешь? – осторожно спросил он и почувствовал, как в груди растеклось тепло от улыбки, мгновенно появившейся на губах Гермионы.

– Давай для начала навестим твоего старого знакомого.

* * *

– Изволь напомнить, что ты сама этого хотела, Гермиона.

Северус спокойно, даже несколько отстраненно смотрел на нее. Если он и начал испытывать раздражение, то не собирался этого показывать. Как не собирался и брать инициативу в свои руки.

Они стояли возле неприметной двери, спрятанной в бесконечных лабиринтах Отдела тайн. Гермиона с трудом добилась от Кингсли разрешения прийти сюда, едва выпросила у Гарри мантию-невидимку для Северуса, несколько недель убеждала последнего в необходимости разговора с Дугальдом – и теперь, оказавшись у цели, просто стояла, невидяще глядя на табличку «Исследование времени», не решаясь зайти внутрь.

– Я боюсь, Северус, – тихо призналась она. – Боюсь того, что он скажет. Что, если он снова начнет убеждать тебя в необходимости твоей смерти?

– В прошлый раз он ни в чем меня не убеждал, – бесстрастно ответил Северус.

Его внешняя невозмутимость не могла обмануть Гермиону: она догадывалась, что он сопротивлялся походу сюда именно из-за опасения услышать от Дугальда приговор. Конечно, можно было просто плюнуть на все и наслаждаться жизнью. Хотя отношения между ней и Северусом были далеки от идеальных, Гермиона верила, что постепенно все наладится и напряжение и неловкость между ними сойдут на нет. Если он откажется от своих дурацких правил, конечно. Но страх перед неизвестностью не давал ей расслабиться и просто получать удовольствие от воссоединения с любимым. А вдруг снова начнутся неприятности и несчастные случаи? Что, если она еще не успела выполнить все то, что было на нее возложено? Вдруг судьба решит, что Гермиона еще недостаточно настрадалась?

Сам факт существования какой-то там судьбы и предопределенности жизни казался Гермионе возмутительным. Она-то, наивная, всегда верила, что сама несет ответственность за свою судьбу. Была уверена, что все зависит только от нее. Если же все решено заранее, зачем вообще жить? Зачем мучиться, принимать тяжелые решения, делать выбор? Зачем испытывать желания, мечтать и бороться? Теперь жизнь казалась бессмысленной. Поэтому Гермионе так важно было прийти сюда на откровенный разговор с Дугальдом. Она хотела убедиться в том, что жизнь имеет смысл. Что Северус в прошлый раз просто не понял старика. Или что старик заблуждается. Или... Мерлин, ей просто надо было хорошенько поспорить с кем-нибудь!

Но, оказавшись здесь, перед этой дверью, она вдруг стушевалась. А вдруг разговор со стариком сделает все только хуже?

– Ладно, раз уж мы сюда пришли...

Гермиона нервно сжала руку Северуса и, решительно постучав, толкнула тяжелую дверь. Не было никакого черного бесконечного пространства и миллиарда звезд образов прошлого и будущего. Это был обычный министерский кабинет, заставленный шкафами с пылящимися в них папками. За столом сидел сгорбленный старик, который медленно водил пером по пергаменту, низко склонившись над ним. На посетителей он, казалось, вовсе не обратил внимания.

– Мистер Дугальд? – неуверенно спросила Гермиона, закрывая за собой дверь. – Меня зовут...

– Я знаю, кто вы, – внезапно проскрипел старик, ни на миг не отрываясь от своего занятия. – Более десяти лет я пристально слежу за вашей судьбой.

– Именно поэтому мы здесь. Я бы хотела...

– Я не смогу дать ответы на ваши вопросы, мисс Грейнджер.

Дугальд поднял наконец голову. Он значительно постарел с тех пор, как Гермиона видела его на суде. На вид он был таким дряхлым, что, казалось, рассыплется в труху от малейшего прикосновения. Взгляд его водянистых глаз лениво скользнул по Гермионе и остановился на Северусе. Дугальд нахмурился.

– Вы не помните меня? – догадался Северус.

– Боюсь, что нет. Мы встречались ранее, мистер?..

– Северус Снейп. И да, мы встречались несколько лет назад, очевидно, в другой реальности. Вы даже показывали мне ваше пространство реальностей.

Дугальд выглядел удивленным.

– Вероятно, для этого должна была быть веская причина. Посторонним не дозволено видеть варианты сущего.

– В прошлый раз вы показали мне грандиозное будущее мисс Грейнджер. И довольно доходчиво объяснили, как мое присутствие в ее жизни угрожает этому будущему.

Дугальд по-прежнему не сводил недоумевающий взгляд с Северуса. Вдруг он поднялся из-за стола и двинулся к одному из шкафов, чуть слышно бормоча: «Северус Снейп... Северус Снейп...». Порывшись в шкафу, он достал одну из папок и принялся неторопливо изучать пожелтевшие от времени пергаменты, непрерывно хмыкая и кряхтя.

– Хм... Стало быть, вы умерли, мистер Снейп? – спросил наконец Дугальд, ставя папку на место. – Или должны были умереть. Хотя, в сущности, это одно и то же.

– В прошлый раз вы убеждали меня, что моя смерть не была предопределена, – сердито возразил Северус.

– В самом деле? Впрочем, нельзя винить старика за редкие сентиментальные порывы. И все же очень, очень странно.

Северус и Гермиона обменялись раздраженными взглядами. Этот разговор начинал казаться бессмысленным.

– В деле замешан хроноворот, не так ли? – спросил Дугальд, возвращаясь за стол. – Да, эти маленькие приборы всегда доставляли нам немало проблем. Одно-единственное использование хроноворота всегда создает множество нестабильных реальностей. А в условиях нестабильности может произойти все, что угодно. Даже самые невероятные вещи. Например, кто-то может помнить о разговоре, которого никогда не происходило, – Дугальд пристально посмотрел на Северуса. – Но реальность не может долго оставаться нестабильной. Как только петля времени замыкается, реальность вновь остается в одном-единственном варианте – лучшем из возможных.

– Лучшем для кого? – с вызовом спросила Гермиона.

Она пока мало что понимала в витиеватых объяснениях Дугальда, но желание поспорить с ним на тему судьбы по-прежнему клокотало в ней.

– Лучшем для всех, разумеется, – пожал он плечами.

– И что же, по-вашему, является лучшим для меня? – продолжала наступление Гермиона.

– Полагаю, только вы можете дать ответ на этот вопрос, мисс Грейнджер.

Гермиона чувствовала себя сбитой с толку. Если Дугальд вел себя так всегда, как Северус мог прийти к каким-либо выводам после прошлого разговора с ним?

– Послушайте, мы пришли к вам с конкретным вопросом, – сердито начала она, – и мы надеемся на конкретный ответ.

– Выбор есть всегда, – внезапно сказал Северус, что вызвало едва заметную улыбку Дугальда. – Вы говорили это в прошлый раз: выбор есть всегда.

– Именно поэтому я не могу дать ответ на те вопросы, с которыми вы пришли. На них и не может быть конкретного ответа, ведь, как правильно заметил мистер Снейп, выбор есть всегда, и ни я, ни кто-либо другой не осмелился бы лишить вас этого выбора, – подтвердил Дугальд. – Но я могу попытаться ответить на вопросы, которые вы не собирались задавать, – если вы того захотите.

Едва ли не первый раз в жизни Гермиона чувствовала себе самым глупым человеком в комнате. Эти двое, казалось, прекрасно понимали друг друга, в то время как она по-прежнему не понимала ничего из их разговора. О каком выборе они говорят? И что значит «лучший вариант реальности»? Почему старик просто не может ответить на простой вопрос – и даже не позволяет задать его?

– Вы меня запутали, – честно призналась она. – Северус говорил, что есть предопределенные события, которые непременно происходят во всех вариантах реальности, а теперь вы говорите, что реальность всего одна и в ней у каждого из нас есть выбор?

– Именно так, – склонил голову Дугальд. – Вы видите здесь противоречие, мисс Грейнджер?

– Конечно, я вижу здесь противоречие! – возмутилась Гермиона.

– Видите ли, события, входящие в каркас сущего, никак не зависят от выбора каждого из нас. Хотим ли мы того или нет, они произойдут в любом случае. Кто-то или что-то – называйте это судьбой, роком, богом – подталкивает нас к исходной реальности, в которой все развивается по наиболее гармоничному пути с минимальными затратами. Но решение о своих поступках всегда принимаем мы сами. У нас всегда есть выбор.

– Кажется, в прошлый раз я так этого и не понял, – тихо сказал Северус.

– Отчего же? Вы ведь сейчас стоите передо мной – живой и невредимый. Что это, если не последствие вашего выбора – как, полагаю, и выбора мисс Грейнджер?

– Вы сказали, что использование хроноворота создает множество реальностей. И в каждой из них мы делаем выбор, правильно? – Дождавшись кивка Дугальда, Гермиона продолжила: – Значит, к тому моменту, когда петля времени должна замкнуться – к моменту запуска хроноворота – возникает много вариантов реальности. Какой из них остается в качестве «лучшего из возможных» и куда деваются все остальные?

Старик некоторое время молчал, беззвучно шевеля морщинистыми губами. Наконец он откинулся на спинку стула и задумчиво уставился на потолок.

– Это сложный вопрос, мисс Грейнджер. В лучшей реальности должны одновременно присутствовать лучшие обстоятельства – и лучшие мы, способные сделать лучший выбор. Увы, не всегда оба этих фактора присутствуют в одной реальности. И тогда судьбе приходится... импровизировать: брать обстоятельства из одной реальности, а некоторых из нас – из другой. Полагаю, в вашем случае произошло именно это. Вы с мистером Снейпом, вероятно, были перенесены из другой реальности, которая перестала существовать в тот момент, когда был запущен хроноворот. Но точно так же прекратили существовать и ваши двойники из реальности, в которой мы сейчас находимся. Благодаря использованию хроноворота мироздание протестировало великое множество вариантов развития событий и такое же множество Северусов Снейпов и Гермион Грейнджер – чтобы остановить свой выбор на той реальности и на тех людях, которые поспособствуют лучшему развитию событий в будущем. Вероятно, подменить Северуса и Гермиону из этой реальности вами было для мироздания легче, чем добиваться от них принятия правильных – с точки зрения исходной реальности, разумеется, – решений.

– В прошлый раз вы говорили, что я ничего не значу для мироздания, – сказал Северус. – Значение имеет только Гермиона.

– Если бы это было так, передо мной сейчас стоял бы ваш двойник из этой реальности. Или, вероятнее всего, этого разговора и вовсе бы не было.

– Стало быть, вы меня обманули?

– Либо сказал то, что вам нужно было услышать. В конце концов, я тоже всего лишь делал выбор, который казался мне правильным.

Из кабинета Дугальда они вышли в задумчивом молчании. В молчании же они выбирались из Отдела тайн и аппарировали к дому Северуса.

– Он нам так ничего и не сказал, верно? – сказала наконец Гермиона.

Они оба сидели на диване, завороженно глядя на мерцающий огонь в камине, только что разожженном Северусом.

– Ничего определенного, как всегда, – кивнул он. – Дугальд лишь напомнил, что мы сами несем ответственность за все наши поступки и решения.

– И какое решение мы примем сейчас? – осторожно спросила Гермиона, посмотрев на Северуса.

– В этой версии реальности мир не знает, что я жив. А она была выбрана мирозданием лучшей из возможных.

Гермиона понимала его сомнения: он не хотел, чтобы из-за него вновь оказались в опасности все, кто его окружает. А ведь вероятность того, что так и будет, все еще существовала.

– Но вместе с тем мы вольны делать любой выбор, – тихо сказала она, накрывая его руку своей. – Мы с тобой помним прошлое, помним о том, что между нами было, – и это ведь тоже имеет значение? Тебе страшно, Северус, потому что ты не знаешь, что нас ждет. Но ведь это нормально – не знать своего будущего. Все так живут, но при этом заводят семьи, строят карьеры, совершают ошибки и радуются счастливым моментам. В этом же и есть прелесть жизни.

Северус пристально смотрел на нее, словно взвешивая каждое ее слово. Он не спорил, и это воодушевило Гермиону:

– Ты имеешь право на собственное имя, Северус, даже если кому-то не понравится то, что ты жив. Все должны знать, что это именно ты создал антиликантропное зелье, как и все те зелья, которые ты еще обязательно создашь в будущем. А еще все должны знать, что из всех женщин на планете ты выбрал именно меня.
Сказав это, она почувствовала, как краска заливает ее лицо. Подобное заявление прозвучало слишком самонадеянно, слишком горделиво и тщеславно. Северус мог воспринять это... да как угодно превратно!

– То есть... я не имела в виду... я не собиралась заявлять свои права на тебя или что-то в этом роде. Ты же, в конце концов, не моя собственность, и мы с тобой еще даже не заговаривали о... Мерлин, какая же я идиотка, – принялась было оправдываться она, но Северус прервал поток ее слов, накрыв пальцами ее губы.

– Полагаю, гораздо большим шоком для всех будет то, что из всех мужчин на планете ты выбрала меня, – мягко сказал он. – Даже я до сих пор недоумеваю по этому поводу. Признаться, я списывал это твое помешательство на превратности судьбы, но сегодня меня убедили в том, что выбор мы всегда делаем сами. Так неужели, мисс Грейнджер, бывший Пожиратель, мерзкий преподаватель с отвратительным характером, – это ваш лучший выбор?

– Нет, мой лучший выбор – это гениальный ученый и храбрейший мужчина. Просто так вышло, что отвратительный характер идет к нему в довесок, – улыбнулась Гермиона. – Хотя у меня характер тоже не подарок. Уверена, все мои никчемные подчиненные будут жалеть именно тебя.

– Мы еще даже не начали жить вместе, а ты уже начинаешь жаловаться на подчиненных? – проворчал Северус, но, тем не менее, приобнял ее и крепко прижал к себе. Немного помолчав, он добавил: – Жить будем у меня, даже не думай, что я смогу находиться в той свалке, что ты называешь своей квартирой.

– Эй! Когда это был в моей квартире?

– То есть с тем, что она похожа на свалку, ты даже не споришь? – насмешливо приподнял бровь Северус и тут же перехватил острый локоть, нацелившийся было на его ребра. – Говорю же, все эти годы я присматривал за тобой... на всякий случай.

– Я хорошо себя вела? – преувеличенно серьезно спросила Гермиона.

– Лучше всех, – ответил Северус, целуя ее макушку.

Гермиона с удовольствием прижалась головой к его плечу и переплела пальчики с его тонкими изящными пальцами. Они вновь замолчали, но на этот раз тишина между ними была уютной. Казалось, напряжение между ними наконец исчезало, уступая место гармонии и умиротворению.

– Я только одного не могу понять, – нарушила молчание Гермиона. – Что было бы, если бы я тогда не воспользовалась хроноворотом? Получается, ты бы не выжил, мы бы никогда не полюбили друг друга, ты никогда бы не инсценировал свое самоубийство, я бы не умирала от горя, а потом не решила бы поменять жизнь и не взялась бы за работу, как умалишенная. Как в таком случае мироздание привело бы меня к тем событиям, которые были предопределены? Или все же, решив воспользоваться хроноворотом, я изменила саму исходную реальность? Изменила все?..

Северус стоял, прислонившись к стволу дерева, и, едва заметно улыбаясь, наблюдал за темноволосым мальчишкой, сидящим у самой кромки океана и увлеченно возводящим замок из песка – слишком большой и рельефный, чтобы сохранять форму без помощи магии. Наверняка дело рук Гермионы. Хотя чересчур смышленый для своих пяти лет Норман мог использовать и собственную магию.

– Я могла бы провести здесь целую вечность, – услышал он из-за спины расслабленный голос жены.

– Не придумывай, ты уже завтра начнешь сходить с ума от безделья, – фыркнул Северус. – Думаешь, я не видел то полчище сов, что оккупировало окно нашей спальни сегодня утром? Ты же обещала, что эти две недели и думать не будешь о работе. Можно подумать, без тебя во всем Министерстве остановится жизнь.

– Вполне вероятно, что так оно и есть, – пробормотала себе под нос Гермиона, а потом уже громче добавила: – Ему здесь нравится, правда?

– Конечно, ему здесь нравится. Океан, множество жутких насекомых и зверей, которых он так обожает, да еще и любящие бабушка и дедушка, пытающиеся всунуть в него всю заботу, которую не могли дать все эти годы. Не думаю, что он хоть когда-нибудь ощущал на себе столько внимания.

Гермиона виновато засопела:
– Я и так стараюсь уделять Норману все свободное время.

– Я знаю, Гермиона. Я – последний человек, перед которым тебе надо было бы оправдываться. Наш сын растет в любви и заботе, уверяю тебя, пусть даже и под присмотром няни.

Северус знал, что для нее это была больная тема. Рождение сына никак не повлияло на ее желание помочь всем и вся, как и не умерило ее пыл в работе. Она по-прежнему работала как ненормальная и, поговаривают, была главным претендентом на должность Министра. Северус же, взявший на себя руководство исследовательской лабораторией, частенько подтрунивал над неуемным трудолюбием жены, хотя и гордился им втайне от нее. Но в результате ни у Гермионы, ни у Северуса не было достаточно свободного времени, чтобы посвятить его ребенку. Поэтому им пришлось пользоваться услугами няни почти с самого рождения Нормана.

Они были женаты уже семь лет, и все эти годы Северус не переставал удивляться благосклонности судьбы. Общественность на удивление спокойно восприняла весть о том, что он жив, тем более что эта новость померкла на фоне известия об их браке. Основной огонь, конечно, приняла на себя Гермиона: это ведь ей приходилось целыми днями сталкиваться с кучей людей, в то время как Северус спокойно корпел дома над своими котлами. А потом и эта новость улеглась, и они могли наконец наслаждаться спокойствием... пока Гермиона не забеременела. Они не задумывались о детях до этого, но, узнав, что ждут ребенка, подумали, что готовы стать родителями. Как же они заблуждались! Северус не представлял, как бы они справились с тем беспорядком и хаосом, которые внес в их жизнь Норман, без помощи многочисленных друзей Гермионы. Он бесконечно любил сына, но совершенно не знал, как к нему подступиться, и постоянно боялся, что с ним может случиться что-то ужасное. И только несколько пьяных разговоров с многодетным папашей Поттером хоть немного помогли справиться с иррациональным страхом.

Когда же Норман чуть подрос, и опасности перестали подстерегать его на каждом углу, Северус вновь успокоился и даже начал получать особое удовольствие от семейной жизни с ее тихими радостями и спокойной рутиной. У него была лучшая на свете жена, прекрасный умный сын, буквально фонтанирующий магией, интересная работа – чего еще он мог желать от жизни? И ведь всего этого могло бы не быть, не решись он только инсценировать свою смерть. Или не осмелься он прислать Гермионе антиликантропное зелье, подписав его собственными инициалами.

– Пойдем, мама уже давно звала нас всех к столу, – Гермиона взяла его за руку и ласково посмотрела на него, щурясь от яркого австралийского солнца.

– Пойдем, – легко согласился Северус. – Но своего упрямого ребенка будешь тащить на обед сама.

– Это и твой ребенок!

– Только не тогда, когда упрямится!

Поцеловав Гермиону в нос, Северус быстро развернулся и пошел к дому. За спиной он услышал звук рассыпающегося песка, означающий падение крепости, последовавший за этим горестным событием рев Нормана и, наконец, злорадный голос Гермионы:
– Не плачь, малыш, папа обещал после обеда построить для тебя замок в два раза выше и красивее этого!

– Папа, правда? Правда?

Северус улыбнулся и, услышав топот маленьких ножек позади себя, немного ускорился, притворяясь, что не слышит сына.

– Пап, построишь же, да? – в голосе Нормана уже слышалось отчаяние.

– Только если успеешь быстрее меня добежать до калитки, – бросил через плечо Северус и перешел на медленный бег.

– Но так нечестно, у тебя ноги вон какие длинные! И фора была! – Норман давил на жалость, но скорость, хитрец, все равно увеличил: явно маленький слизеринец рос, с гордостью думал Северус.

Наслаждаясь легким бризом, освежающим лицо, слыша пыхтение догоняющего его сына и задорный смех Гермионы, Северус внезапно подумал, что все-таки прав был старик Дугальд: выбор есть всегда.

Уже который час подряд Гермиона сидела, закутавшись в мантию-невидимку, в углу пыльной темной комнаты и изо всех сил старалась не думать о битве, происходящей в этот момент за стенами Визжащей хижины. Ведь если подумаешь, обязательно направишься туда, чтобы хоть чем-то помочь, хоть что-то изменить… А между тем, одергивала себя она, вмешиваться ни в коем случае нельзя. Об этом ее предупреждала Гермиона из прошлого, по чьей милости она и оказалась здесь.

Задача ее была предельно проста: увидеть, как Вольдеморт убьет Снейпа, зафиксировать его смерть и потом прожить шесть долгих лет в гордом одиночестве. Благо хоть деньги на жизнь ее старшая копия дала.

Звук приближающихся шагов прервал мысли Гермионы, и она, глубоко вздохнув, внутренне напряглась, стараясь не издавать звуков. И все же вздрогнула, когда дверь открылась и в комнату вошел самый сильный темный волшебник века – прошлого для Гермионы и уходящего для всего остального мира – Лорд Вольдеморт. Мысленно успокаивая бешено колотящееся сердце, она замерла. Ее не должны обнаружить: мантия-невидимка, данная ей Гермионой из прошлого, придуманные недавно и тщательно наложенные чары необнаружения, а также знание того, что другая Гермиона шесть лет назад уже прошла через это и осталась живой и невредимой, – все это придавало ей уверенности и успокаивало. Но появилось давно забытое необыкновенное чувство, когда в голове стучит от прилившей крови, волосы немного поднимаются от страха и волнения и адреналин разливается по всему телу… Она только сейчас осознала, как ей не хватало этого ощущения. Вероятно, поэтому она согласилась на авантюру с перемещением во времени?

Она старалась не обращать внимания ни на Вольдеморта, задумчиво вертящего в руках Старшую палочку, ни на Нагини, с тошнотворным звуком сворачивающуюся в кольца. Даже сейчас, зная, что через несколько часов ни волшебника, ни его змеи не будет в живых, Гермиона боялась, чувствуя его огромную силу. И как только Гарри удалось победить Вольдеморта? Сколько же храбрости и силы воли потребовалось для этого?

Люциус Малфой – истощенный, заметно постаревший, с глубокими впадинами под глазами – бесшумной тенью проскользнул вслед за своим Темным Лордом в комнату и сел в угол напротив Гермионы. Она посмотрела на него с сочувствием: кажется, он был одним из первых, кого ужасное проклятье Кэрроу лишило жизни.

Неожиданно Вольдеморт резко обернулся и, казалось, посмотрел прямо на Гермиону. От ужаса та перестала дышать, ее глаза широко раскрылись. Волшебник тихо прошипел что-то Нагини, змея медленно подняла свою большую голову и тоже посмотрела в угол, где, сжавшись в комок, притаилась спасительница. Однако через секунду змея равнодушно отвернулась, прошипев что-то в ответ хозяину, и Вольдеморт, коротко кивнув, тоже отвел взгляд. Гермиона перевела дух. Ну уж нет! Однажды она пережила этот день, значит, переживет его еще раз!

Казалось, в Визжащей хижине время растянулось, хотя, как помнила Гермиона, там, в Хогвартсе, оно летело с неимоверной скоростью. А потом она услышала то, что заставило ее сердце подпрыгнуть:

– Позови Снейпа, – приказал Вольдеморт.

– Снейпа, м-мой Лорд?

– Снейпа. Сейчас же. Он мне нужен. Я хочу, чтобы он… оказал мне одну услугу. Ступай…

Когда вошел бледный Снейп, Гермиона нервно сглотнула и, зажмурившись, попыталась отвлечь себя хоть какими-нибудь мыслями от разговора Вольдеморта и Снейпа. Она и не предполагала, что будет так трудно пережить все это… снова. Ведь в это время еще одна Гермиона с ужасом вслушивается в разговор Темного Лорда и его слуги, и тоже улавливает нотки гнева в голосе Вольдеморта, и тоже понимает, что ничем хорошим для Снейпа этот разговор не закончится… Внезапно раздалось шипение и затем вскрик Снейпа – змея пронзила его шею своими жуткими клыками.

Когда Гермиона отважилась открыть глаза, Вольдеморт уже покинул комнату. Вместо него она увидела Гарри, который склонился над умирающим Снейпом, чтобы забрать его воспоминания, а рядом – себя и Рона с выражением совершенного ужаса и шока на лицах.

Раздался холодный голос Вольдеморта, трое гриффиндорцев вскоре выбежали из комнаты, а Гермиона наконец сняла с себя мантию-невидимку и осторожно приблизилась к Снейпу. Его застывшие глаза были прикрыты, из ужасающей раны на шее все еще сочилась кровь. Гермиона и представить себе не могла, что удержаться от помощи Снейпу будет так сложно. Бедный профессор не заслужил такого ужасного конца. Нет, тут же одернула себя она, спасать его ни в коем случае нельзя, ведь это понесет за собой еще более страшные последствия.

И вдруг Снейп издал булькающий звук и пошевелился. Гермиона замешкалась, глядя на него во все глаза. Что ей надо было делать? Одно дело не пытаться реанимировать умершего, но совсем другое – отказать в помощи раненому, позволяя ему умереть прямо на ее глазах. О таком Гермиона из прошлого ее не предупреждала. Снейп тем временем открыл глаза, посмотрел прямо на нее и отчаянно засипел. Она просто не могла этого вынести. Она же целитель, в самом деле!

Чертыхаясь, Гермиона быстро опустилась на колени, наклонилась над Снейпом и принялась водить палочкой над его разорванным горлом, тихо шепча заклинания. Он с ужасом следил за ее манипуляциями, судорожно зажимая раны руками.

– Уберите руки, профессор, вы мне мешаете. Да уберите же! Вот ведь упрямец!

Без труда отведя его ослабевшие руки в стороны и прижав их к полу коленками, для чего ей потребовалось усесться на Снейпа верхом, Гермиона продолжила читать свои заклинания и уже через несколько минут довольно осматривала его затянувшиеся раны.

– Хорошо, – нараспев произнесла она, перекидывая ногу через Снейпа и усаживаясь на пол рядом с ним. – А теперь нам надо кровевосстанавливающее и укрепляющее зелье. Профессор Снейп, вы слышите меня? – он просипел что-то неопределенное. – У вас есть зелья? – Снейп еле заметно качнул головой из стороны в стороны. – Есть у вас на примете какое-нибудь спокойное место, где можно сварить зелья? Дом? Секретное убежище? Тайная лаборатория? Если я в ближайшие часы не напою вас зельями, вы умрете, профессор!

В его глазах читалось сомнение, но в конце концов он, здраво оценив свои состояние, понял, что Гермиона права, и, вцепившись в ее руку мертвой хваткой, аппарировал. После громкого хлопка единственным напоминанием об их присутствии в Визжащей хижине осталась лишь мантия-невидимка, валяющаяся в пыльном темном углу.