Я забываю писать тебе,
жду, что однажды напишешь сам.
Время читается по глазам:
то, что пришлось закопать в себе,
Слишком упрямо, чтоб там же сгнить.
Слушай, я помню, что ты женат,
Помню о детях. И наш контракт
сроком в два года давно истёк.
Видишь, что я продолжаю жить,
не заступая за твой порог?
Видишь, кем стала и кем была?
Ты представляешь, могу любить,
Не забываясь в тебе никак,
так что и некого хоронить.
Думаешь, девочка умерла?
Или что в сердце — дыра и мрак?
Девочка счастлива, мой герой,
любит, хотя ты опять не с ней,
Знает: чем правильней, тем больней,
и остаётся сама собой.

Это не я, они сами подбираются -- я только фиксирую.

Мне действительно легче читать, здесь и ритм, и рифма видны очень хорошо. Прости, не всегда улавливаю ритм. Наверное, именно из-за этого некоторые твои стихи от меня "закрыты". Попробую исправиться)

Море нынче неспокойно
И в лицо плюётся солью,
Даже если б было больно,
Не обидно – не впервой.
Ведь оно куда честнее,
Своенравней и теплее
Всех, живущих поумнее
И к самим себе – спиной,
Всех, наивно уходящих
Вслед за счастьем, настоящих
Идиотов, крепко спящих:
До него – подать рукой.

;)

Shana, лол)))

***

Я не верю в судьбу из протоптанных троп,
В направление «север», в отметку «на юг»,
Ведь дорога одна: от рождения – в гроб,
Не дано отыскать нам спасительный крюк,
Прорываться сквозь чащу, увидеть просвет
И по картам искать то, что было – и нет.

То, что было – твоё, то, что будет – поймай,
Сохрани, заруби на своём же носу,
Что творец – это ты. Так что хочешь, ломай
И всегда и во всём получай по лицу,
Хочешь – просто живи и себе не мешай,
Счастлив будь, а не просто об этом читай.

Тогда как выбор двигаться за нами,
Куда и с кем мы выбираем сами.

Если можешь

С каждым выдохом ты кажешься чуть-чуть спокойней,
А перо меж тем как раз вычеркивает строчки,
Ставя длинный прочерк между датами, не точки.
Вот такие похороны сразу после бойни
С орденом "посмертно" и без всяческой отсрочки.

С каждой фразой "за любовь" ты кажешься смешнее.
"Time to die". Конечно же, ведь так тебя учили
Подавать историю под острым, вроде "Чили",
С пафосом бульварного романа: чем нежнее,
Тем вернее не сгниют тома под слоем пыли.

С каждым мертвым именем ты кажешься моложе,
Ведь писать о них живых -- все будет ложь и скука:
Ты же очень правильная и совсем не сука,
Так что, знаешь, развлекайся что ли, если можешь...
Через год тебе за все поотрывают руки.

Восемнадцать.

Рыжеет небо, приходят гости, стучатся в ставни, в закрытый дом. Мне, как всегда, не хватает злости, и удаётся с большим трудом не хлопать дверью, не вешать носа, и отвечать на вопросы так, что ни один из гостей не спросит ни про потери, ни про чердак.

Потери – что же, бывало хуже, зарубцевалось, забылось. Вновь я возвращаюсь туда, где нужен, не помню школы, не вижу снов. Чердак просрочен, как пряник детства, не манит больше к себе ничуть, хотя, как раньше, не будет средства закрыть глаза, а, открыв, вернуть тех, кто мне дорог, кого не видел уже почти что семнадцать лет: есть только тени: их ненавидел, жалел (с обертками от конфет, зажатых крепко в моей ладошке, отпустишь – будешь совсем один), их собирал по крупице, ложке, не вышибался проклятый клин, ведь было нечем: я не пытался, не верил в чудо – куда уж мне … Да, вру, конечно: всегда боялся, что в первых мартовских по весне проснутся двое, и – как же дальше? – те лица станут не маской, жизнь их разукрасит, как было раньше, и вот: ни шепота «Расскажи», ни просьб о странной трактовке сказок, ни «Ба, ведь я же на них похож…» Я не жалею себя ни разу, но отчего-то бросает в дрожь.

Прости мне, мама, что я не выжил, я мертв давно для таких, как ты. Я в вас не верю, я вас не вижу, я на могилу несу цветы, плевать, что живы, что нет надгробий, моё-то вертится колесо: мне восемнадцать, не надо копий. Я вас не помню: на этом всё…

***

У меня для тебя подарок (глупый, что там, зато «с любовью»),
Фраз не надо – такой порядок, без подтекста и всех помарок.
«Что ж, спасибо». Ты снова краток. Я отделалась малой кровью.
И ни слова о чем-то большем: никогда не имела права
Ни жалеть, ни смотреть подольше, ни желать, чтобы было проще.
Вызреваю взрослей и горше, ничего не начав сначала.

***

Между строчками рефератов дисциплин «хоть не профиль, надо»
Проступаешь неверным словом, опечатавшись адресатом,
Изъясняешься бестолково, но довольно витиевато…
Сколько ж прожито было снова – мне хватило и полуслова.

Молодец. Замечательные стихи!
После некоторых твоих стихов (или строчек) на меня находит приступ ощущения собственной бесталанности.
Вот это стихотворение в том числе.

Последнее, повторюсь, мне очень нравится. Так многое сказано в 4х строках!

Я очень рада, что снова могу воспринимать твои стихи. Наверное, таки научилась. За это тебе спасибо.

:)

Ой, я за тебя очень рада))) Приятно.

***

Вопрос закрыт. И это не простуда,
Хотя так проще объяснить расквасившийся вид.
Выходишь (руки-ноги целы, сердце не болит)
И примеряешь то, что, без сомнения, старит:
Усмешку «как хотите, умирать не буду»,
Да не свою.
Припомнить бы, откуда…

Есть друг... такой, что даже думать о нём смешно:
Нелепый, искренний, устойчивый, как пятно --
И такой распорядок вещей говорит о многом.
Есть друг, который, несмотря на полсотни «но»,
Через несколько лет всё ещё остаётся другом.

Здравствуй, странный сентябрь, мой калека и старый друг
Хуже, чем решето: ты теряешь себя и всех,
Кто не верил тебе, но открытым держал сундук –
Сборник сказок про холод, ледышки, мороз и снег.

Здравствуй, странный сентябрь. Знаешь, даже тебя браня,
Я твержу, уступая кому-то в немой борьбе:
«Здравствуй, здравствуй, сентябрь. Я, пожалуй, люблю тебя,
Раз уж нужно любить что-то слишком в самой себе».

У тебя подрастает дочь, но не помнишь её, ведь нет?
А она тебе шлёт конверт: письмецо, беззаботный смех…
Ведь смеётся, как ты, точь-в-точь, но о лучшей из всех помех
ты не помнишь. Чего и ради?

Перечитала. Прониклась еще раз)

Не грусти!
*Муррчит, напрашивается на погладить и напоминает, что кошкотерапия более чем эффективна*

***
Невозвращенец

Шепчешь в небо «пока живой»,
Прислоняясь к стене спиной.
Расписание – рваться в бой,
Уцелеть, чтоб суметь вернуться,
И с концовками разминуться.

Год за три, тут взрослеешь так:
Был повеса и весельчак,
Стал героем дворовых драк,
А потом – и бойцом. За что там,
Вспоминается по субботам.

По прошествии многих лет
Косны принципы и скелет,
И хотел бы идти на свет,
Но в карманах – лишь соль и перец.

Я, похоже, невозвращенец.