Солнце только-только встало, а Гермиона, в девичестве, да и в браке тоже — Грейнджер, уже сидела за письменным столом. Сосредоточено сдвинув брови, она правила текст выступления, посвящённого Дню Победы. Ее муж, Рон Уизли, потянулся, открыл один глаз и тут же притворился спящим, но Гермиона недаром считалась одной из сильнейших ведьм своего поколения. Не поворачивая головы, она сказала:
— Милый, мне нужна твоя помощь. Послушай…
Рон, поскольку деваться всё равно было некуда, вздохнул и сел на кровати, пытаясь сосредоточиться.
— Давай, — он потер глаза и приготовился внимать.
— Уважаемые гости, так… это можно пропустить. Вот! Сегодня мы вспоминаем не только прекрасного учителя и ученого, но и удивительного человека, который…
— Смог объехать на кривой козе Волдеморта, — зевая, сказал Рон. — Ой, прости, — и снова принял серьезный вид.
— Рональд! — Гермиона посмотрела на мужа осуждающе. — Так, на чем... ах, вот: удивительного человека. Последний рыцарь, романтик, пронесший через всю свою короткую, но яркую жизнь образ прекрасной дамы! Так пусть этот портрет служит всем нам напоминанием…
— О том, что нефиг вести себя как козел, если хочешь помереть как человек.
— Рон, — Гермиона перебралась из-за письменного стола к мужу, накрыла озябшие ноги одеялом, — ну как тебе не стыдно?
— Да что с ним носиться? Он, конечно, молодец. Но это никак не меняет то, что вел он себя как последняя скотина. И он бы на наших могилах не распевал соловьем! — заметил он ревниво.
— Как хорошо, что тебе не придётся выступать пред собравшимися, — заметила Гермиона, внося мелкие правки в текст. — Ты удивительно бесчувственен. Неужели тебе нисколечко не жаль бедного профессора Снейпа?
— Жалеть? Его? — Рон усмехнулся. — Это кто кого еще должен жалеть…
В это же самое время, в зале победителей, директор Хогвартса с тоской во взгляде рассматривала портрет достопочтенного профессора Снейпа. Министерство категорически отказывалось вешать портрет предыдущего директора, но Гарри был неумолим и, зная, чем закончилось противостояние Гарри с Волдемортом, нетрудно было догадаться, что он своего добьется. И вот результат — портрет уже висит в зале, намечены торжества по поводу его открытия.
Минерва бросала косые взгляды то на портрет, то на автора этого шедевра.
— Милейший, — Минерва выпрямилась, рискуя уже погнуться назад, — вы видели когда-нибудь живого профессора Снейпа?
— Было дело, — подобострастно ответил юнец.
— Тогда почему вы нарисовали его, э, таким?
Художник непонимающе заморгал, Снейп на портрете остался неподвижен.
— Начнем с очевидного: у него никогда не было таких, как бы это сказать — локонов. Длинные волосы, не всегда ухоженные, но никак не локоны. Он же похож на даму!
Художник обиженно поджал губы:
— Я так вижу, — отчеканил он. Минерва вздохнула. Намекать, что такого мужественного разворота плеч, такого орлиного взгляда и таких чувственных губ у профессора тоже отродясь не было, видимо, не стоило. Стараясь не думать о том, кто и как отреагирует на этот портрет, Минерва решила, что уже пора удалиться и заняться более интересными делами, когда двери распахнулись и, элегантный как собственные павлины, в зал влетел Люциус Малфой.
Деньги все-таки — великая сила, иногда покруче любой магии. После войны Люциус откупился ото всех, от кого можно и нельзя, и все равно остался чертовски богат. На год он с семьей пропал из Англии, правда, не делая секрета из того, что все семейство приводит в порядок нервишки где-то в Луизиане. То ли знахари там были не в пример лучше, чем целители в Мунго, то ли воздух болот был показан Малфоям, как естественная среда обитания, но вернулись они посвежевшие и полные энергии. Люциус, воспользовавшись плачевым состоянием дел в Хогвартсе, грациозно занял место в попечительском совете.
У МакГонагалл зубы сводило от одного вида Малфоя, но она ежемесячно подписывала у него план расходов и поэтому сочла за нужное улыбнуться гостю.
— О, Минерва, годы над тобой не властны, — промурлыкал Люциус, — а я по поводу празднества… — он увидел портрет и слегка опешил.
— Это что еще такое?
— Это — профессор Снейп. Тот самый портрет.
— Ой, — Люциус с трудом удержал на лице серьезную мину, — это Северус?
— По утверждению этого молодого человека — он самый. — Минерва села в кресло, с мстительным удовольствием наблюдая и за художником, и за Люциусом.
— Это безобразие! — воскликнул Люциус, подходя к портрету. — Безобразие! — Он уже разве носом по холсту не водил. — Вы с ума сошли?
Минерва прикрыла глаза, радуясь, что в кои-то веки не ей придется разбираться с мелкой, но досадливой проблемой.
— Художника всякий обидеть норовит, — истерически воскликнул молодой человек.
— Это художник всякого обидеть норовит, — в голосе Люциуса прорезались стальные нотки. — Ты что ему за мантию нарисовал? Это что за орнаменты кельтские по подолу? В тот год даже Северус такого уже не носил, это же страшно вспомнить какого года коллекция. Нет, профессор, конечно, был в первую очередь человек дела, но это возмутительно, рисовать такого человека, — Малфой пафосно потряс руками над головой, — в таком костюме!
— А тебя больше ничего не смущает? — спросила Минерва с интересом.
— Нет, а что? — Люциус снова посмотрел на портрет. — В остальном вполне миленько.
— Миленько, — вздохнула Минерва. — Ну что ж…
Никем не замеченный, в зал заглянул Филч.
После войны, всем на удивление, он обрел второе дыхание и с удвоенным усердием стал ловить нарушителей порядка, видимо, работая и за себя и за достопочтимого профессора. По слухам, нашел какую-то вдовушку-маглу в Лондоне и ездил к ней с визитами раз в месяц. После этого пару недель он был даже похож на человека и не так ревностно выполнял свои обязанности, но затем его нрав начинал портиться, и в какой-то момент студенты, застуканные в коридоре, получали сполна.
Сейчас Филч хотел поговорить с директором: празднование Дня Победы всегда было делом суетливым и нервным. Народу в замке прибавлялось, эльфы начинали себя вести совершенно неподобающе, студенты не отставали, дисциплина падала ниже Тайной Комнаты. Но госпожа директор вела оживленную беседу с господином Малфоем, и Филч, пару минут с кислой миной постояв у портрета, пошаркал к себе. Там вспомнил, что давно не пополнял запасы мяты для себя и корма для кошки (Миссис Норис-вторая был очень привередлива), надо было сходить в деревню и купить заодно все, что было в его личном списке.
По дороге — а тащиться надо было порядком — он вспоминал (как обычно) прошлое, ругая (как всегда) студентов и климат и думая (а вот это было необычно) о Снейпе. Снейп был единственным нормальным человеком во всем замке. Остальные преподаватели смотрели на Филча как на бесплатное приложение к камням, а Снейп приносил — просто так — прекрасную настойку от ревматизма, который мучил Филча неизвестно сколько лет. А еще он гонял студентов и не давал им спуску, а какой порядок был в тот год, когда Снейп был директором! Филч утер непрошенную слезу.
Сделав все покупки, Филч завернул в лавочку травника Брауна. Две девицы стояли у прилавка и решали, сколько унций бадьяна и розмарина взять.
— Что-то дороговато у тебя, — сказал одна, подбоченясь. — В аптеке-то дешевле.
— Вот и шагай в аптеку, — ответил Браун, стоявший к покупательницам спиной и не проявлявший даже намека на заинтересованность в их покупке.
— Ну и пойдем! — сказала другая. — У тебя вся трава какая-то квелая!
— Шагай, — прошипел Браун.
Что-то в травнике Филчу казалось знакомым. Он слышал, что такое бывает после заклятия забвения. Смотришь на человека — знать его не знаешь, а на самом деле… А может, думы о бывшем директоре так повлияли, но Филч впервые решил присмотреться к Брауну повнимательнее. Он не так часто бывал в этой лавке, сплетен местных клуш не слышал и ничего об этом Брауне не знал. После войны в деревню приехало много нового народу, а те, кто провел тут не самые лучшие годы, напротив, снялись с места. Теперь Хогсмид было не узнать.
— Мне бы мяты, — проскрипел Филч, внимательно разглядывая травника. Кто бы что ни говорил, а слух и зрение с годами у него хуже не стали. Все же он не магл, а сквиб, — гордо подумал о себе Филч. Браун держался странно, все отворачивался, но в Филче проснулся азарт и он решил рискнуть.
— Свежую, сушеную, перечную, какую? — равнодушно осведомился Браун.
— Сушеную, перечную, — ответил Филч, подходя поближе. Браун взвесил мяту, запаковал бумажный пакет и отдал Филчу, после чего одернул манжеты… точно так, как всегда делал Снейп. И пусть волосы были острижены, а на носу сидели очки в тяжелой оправе, Филч, присмотревшись, нашел еще пару черточек, которые (как ему казались) были свойственны только профессору Снейпу.
— А у нас завтра — День Победы, — Филч принялся медленно вытаскивать кошелек, еще медленнее развязывать тесемки, словно пальцы его не слушались. — В этом годе профессора Снейпа чествовать будут. Портрет вот нарисовали. Красивый. Портрет, в смысле, красивый. И выступать приедут. Грейнджер, от. Далеко пойдет, чует мое сердце — Министром станет. Ну еще Поттер обязательно. И да, книга же выходит про подвиги профессора. Вторая уже! Вся будет сплошь о его любовных подвигах. Он же, знаете, столько сердец разбил, но сам только одну любил, да…
— Портрет, значит, — сказал Браун, беря в руки какую-то жестянку. — И книга о любви, значит?
— Он на портрете такой… — Филч взмахнул рукой, — с локонами, — повторил он то, что услышал в зале. — На другой манер, но на Локхарта, упокой его душу, похож.
— С локонами? — жестянка полетела в стену.
Сомнений в том, что перед ним сам профессор Снейп, у Филча не осталось. На радостях он взял стоявший рядом горшок с бегонией и треснул его об землю.
* * *
В этот же день, но немного позже, Гермиона Грейнджер, выйдя в холл Министерства, наткнулась на тощего плюгавого шатена в темном плаще и темных очках. Незнакомец, оказавшийся тем самым профессором Снейпом, взял ее за локоть и оттащил в сторону от потока служащих, с осоловелым видом шествующих к каминам.
— Это я, Снейп, — прошипел он. — Поговорить надо.
— Но не здесь же, — не менее зловеще прошипела Гермиона.
— В полночь. У могилы.
— У какой?
— У моей. Думаю, вы своей пока не обзавелись?
Гермиона кивнула. Снейп выпустил ее локоть и, как ни в чем не бывало, шагнул в один из каминов.
Когда из камина вылетел Северус, Люциус как раз собирался испить из кубка.
— Я чуть не подавился! — Люциус отставил бокал. — Кстати, неплохое вино, будешь?
— Недосуг. Сегодня в полночь у могилы. Можно с вином.
— Ну вот еще, — заканючил Люциус. — У тебя там все время сыро! И в полночь? Нарцисса подумает плохое.
— И все же советую явиться, — сказал Снейп, — а то Нарцисса не только подумает, но и узнает плохое.
— Шантажист, — вздохнул Малфой. — Буду. Куда я от тебя денусь?
Минерва, часом позже, была немного удивлена, когда в окне увидела лицо Снейпа. Она быстро открыла створки, и Снейп, будто он так делал по пять раз на дню, сел на подоконник.
— Тебя же могли увидеть, Северус! Ты с ума сошел, в твоем возрасте такие выкрутасы!
— Решили бы, что я привидение. От ваших затей я бы точно поднялся из могилы!
— Только не сейчас, Северус, у меня и так голова кругом из-за Дня Победы. Ждем Министра, попечителей и так далее…
— Сегодня в полночь у могилы, — перебил ее Снейп и сиганул вниз. Почти рядом с землей он эффектно перевернулся в воздухе и встал на ноги. Слава Мерлину, никто его не заметил, а если и заметил, — Минерва накапала себе пятнадцать капель валерьянки — то не поверил своим глазам.
* * *
Несколько хлопков аппарации возвестили, что все собрались. Послышался тихий, еле слышный шорох шагов, и вокруг могилы засветили люмосы трое человек. Четвертый люмос вспыхнул невдалеке и стал приближаться. Палочки у всех были наготове.
— Господа, я собрал вас, чтобы сообщить…
— Северус, давай без пафоса и как можно быстрее, — прервал прочувствованную речь Люциус. — Мне надо домой и у тебя, как я говорил — сыро!
— Хорошо, — Снейп сложил руки за спиной и стал ходить рядом со своей могилой, стараясь не смотреть на надгробный памятник. — Мы с вами договорились, что я умираю и мы все живем спокойно. Вы меня не трогаете. Я — вас. Я свое слово сдержал, но вы?
— А что — мы? — Грейнджер молчать, конечно же, не могла. — Мы вас признали героем!
— Я бы обошелся без этого. Снейпу — все равно, а Брауну подавно. Какого Мерлина вы решили издать книгу обо мне? И какого черта вы решили продолжить ее, да еще и о моих любовных подвигах? Вы о чем писать там думаете?
— Это не мы, это Скитер! — отрезала Грейнджер.
— Вы должны были ее остановить! — Снейп навис над Грейнджер, но ту смутить — что с соплохвостом спорить.
— У нас — свободная печать, — заявила она.
— В первой книге правды не найти даже с лупой, страшусь подумать, что во второй!
— А ты не думай, вот выйдет — и узнаешь! — жизнерадостно заметил Малфой.
— А портрет? Я видел этот ужас! Это же не я!
— Ну почему же? Определённое сходство есть, — подала голос Минерва. Ей совершенно не нравилась вся эта история, но как ее разрешить, она не представляла.
— Да! — живо согласилась Грейнджер, которая до сих про с трудом сдерживала улыбку, вспоминая, как они с Роном и Гарри ржали над портретом. — Брюнет, нос — большой, и взгляд такой…
— Какой — такой? — рассвирепел профессор.
— Такой, романтичный, — Грейнджер поспешно отвернулась.
— Если вы не хотите ничего предпринять. Что ж… — он многозначительно засучил рукава.
— Ты же не намерен воскресать? Ты знаешь, у нас это не любят. Последний раз это закончилось…
— Последний был Поттер, — холодно заметил Снейп. — И не помню, чтобы кто-то ему это запрещал! Да, я возвращаюсь. Я сам напишу книгу и…
— И портрет? — влезла Грейнджер.
— Северус, — вступила Минерва, — завтра приедут гости, Министр, Гарри. Ты же не хочешь испортить нам праздник? И дети! Ты перепугаешь детей!
— Не знаю, не знаю, думаю, взрослые еще больше испугаются, — тихо заметил Люциус.
— Нет, нет, — Минерва заговорила властно, — завтра — это исключено! Книгу можно изъять из продажи, а портрет мы исправим. Право, Северус!
— Я все решил! — отрезал Снейп.
— Ты всегда был упрям, — Минерва вытащила волшебную палочку, — но я, как директор, не могу позволить, чтобы в замке…
Не успела она договорить, как Снейп, поклонившись присутствующим, аппарировал.
— Как невежливо, — заметил Малфой и зевнул. — Он всегда был упрямцем!
— Что будем делать? — спросила практичная Грейнджер.
Совещались долго. Люциус, меланхолично разглядывая маникюр, предложил заавадить и похоронить, чтобы было все честь по чести. А что? Могила есть, а покойник изволит ходить где вздумается. Не хочет жить как Браун, пусть умрет как Снейп!
— Это негуманно, во-первых, — заявила Грейнджер.
— А во-вторых, кто это в мирное время будет кидаться Авадами? — строго уточнила Минерва. Люциус смотрел на них таким невинным взором, что становилось понятно — убивать Снейпа должен кто-то другой, но не он.
— Не надо никаких Авад! Это — не наш метод. Просто, — Гермиона выдержала драматичную паузу, — просто признаем его сумасшедшим.
— И то верно! — воскликнул Малфой. — Кто в здравом уме захочет быть Снейпом? Никто! Даже сам Снейп, если он вменяемый…
— Мы поняли, — прервала его Минерва. — Это хорошая идея, но, Гермиона, как?
Через двадцать минут все вопросы были обсуждены, при этом Малфой дважды чуть не схлопотал по физиономии. Он откланялся первым и аппарировал, дамы, нежно распрощавшись, последовали его примеру.
* * *
Директор МакГонагалл нервничала. Она знала, что Снейп появится всенепременно и ожидание неизбежного выматывало. Между тем торжество шло как по писанному, выступающие сменяли один другого, говорились прочувствованные речи о победе, о долге и славе в общем, и о том, какую лепту во все это внес профессор Снейп в частности.
Люциус, как обычно, умело перевел рассказ с профессора на себя. Минерва который раз удивилась умению Малфоя рассказывать так, чтобы создавалось впечатление, будто всю работу проделывал он, а слава досталась Снейпу только из-за скромности самого Малфоя. Все уже привыкли к этому, приглашенные гости большей части дремали, и только Гарри Поттер слушал внимательно и хмурился. У Минервы появилось нехорошее предчувствие, что Гарри может сделать глупость и начать выводить Люциуса на чистую воду. Видимо, Гермионе в голову пришли те же мысли и она что-то зашептала Гарри на ухо, тот вздохнул и с явным неудовольствием кивнул.
После Малфоя слово взяла неизвестно как проникнувшая в Хогвартс Рита Скитер. Минерва подозревала, что Гермиона заключила с этой «божьей коровкой» какой-то договор. В свете возможного появления Снейпа это было логично и правильно, но все равно от одной мысли Минерве хотелось обратиться в кошку и уйти гулять по самым дальним коридорам Хогвартса.
Рита красочно расписывала, каким прекрасным человеком был Северус Снейп, когда двери Большого зала распахнулась, и на пороге застыл сам профессор. «Браун, аптекарь Браун», — поправила себя Минерва. Ученики и гости посмотрели в его сторону и вернулись к своим занятиям: некоторые вежливо делали вид, что внимательно слушают Скитер, другие сидели и явно скучали, но ни те, ни другие не сочли появление высокого худощавого мужчины чем-то особенным.
— Я прошу дать мне слово, — Снейп приставил к горлу палочку, и его голос, усиленный Сонорусом, прогремел на весь зал.
Кингсли с интересом покосился на Гермиону, которая, конечно же, предупредила всех о том, что может случиться явление восставшего героя.
— Добрый день, мистер Браун, — Грейнджер направилась в сторону Снейпа, но тот с нехорошей улыбкой угрожающе навел на нее палочку и прошипел:
— Прочь, миссис Грейнджер.
Ученики оживились — когда еще на официальных мероприятиях увидишь такое? Гости окончательно проснулись и приготовились узреть что-то по-настоящему интересное. Скитер молниеносно достала блокнот и перо. Гарри дернулся навстречу профессору, но Рон удержал его, положив руку на плечо.
— Ты же не хочешь, чтобы у МакГонагалл сердечный приступ случился? — донеслось до Минервы. Она была, конечно, стара, но не настолько, чтобы падать в обморок, и поэтому наградила Уизли с Поттером взглядом, которого опасались ученики с первого по седьмой курс и который ничего хорошего не предвещал. Между тем Гермиона подошла к вошедшему мужчине:
— Не стоит этого делать, мистер Браун, вы выставите себя дураком, вот и все, — сказала она спокойно, но Снейп только мотнул головой:
— Уйдите и дайте мне сказать!
— Пожалуйста, — Грейнджер пожала плечами и, вернувшись за стол, села между Гарри Поттером и мужем.
— Все, что вам рассказывают о профессоре Снейп, почти все — ложь. И этот портрет тому подтверждение. Профессор Снейп — это я, — произнес Северус, указывая на портрет, — и как видите, мой портрет на меня не похож. Мне надоело это…
— Постойте, мистер Браун… — Минерве было противно, но она должна была так поступить, все-таки спокойствие школы — ее прямая обязанность, и не они первыми это все начали, так что… Минерва вздохнула. — То, что вы не похожи на протрет, только доказывает, что вы — не профессор Снейп. Вы — аптекарь Браун и, судя по всему, вам нужна помощь специалистов святого Мунго.
— Я не сумасшедший, Минерва! — зашипел Снейп, резко оборачиваясь. — Ты же знаешь! — Он снова повернулся к студентам. — У нас был договор, я сам настоял на том, чтобы меня сочли мертвым. Мне хотелось покоя, но вы… — он крутанулся и указал на сидящих за столом. — Вы издаете книги, выпускаете статьи и треплете мое имя…
— Постойте, милейший, — Люциус встал из-за стола. — Северус был одним из лучших моих друзей, почти что крестный моего сына, мы вместе с ним тайно боролись в стане врага со злом, мы… не важно. Я ручаюсь, что вы — не он. Я понимаю, каждому хочется быть героем и определенное сходство с Северусом у вас есть, но…
— Да ты вообще врешь как дышишь, Люциус! — взвился Снейп.
— Он был очень, очень сдержанным, не то что вы! — Люциус обиженно поджал губы.— Истерик!
— Он, то есть я, был сдержанным? — изумился Северус. — Да я…
— Не знаю, как вы, — перебил его Люциус, — но Снейп был очень хладнокровным и спокойным! Любой это знает, кто читал его биографию!
— В ней на два слова правды — две страницы вранья! — выкрикнул Снейп, теряя терпение.
— Нет! — выскочила вперед Скитер. Судя по немного ошарашенному виду Гермионы, выход Риты не был запланирован. — Вранье? Нет! Северус мне сам, сам рассказывал о своей жизни долгими ночами! Он любил Лили Эванс, но я, — Рита промокнула глаза маленьким платочком, выдернув его из рукава, словно фокусник, — я была для Северуса близким другом и… в какой-то момент, ну вы понимаете, не при детях… — она смущенно замолчала, указывая на учеников.
— Рита, что ты несешь? — заорал Снейп. Судя по его виду, он сам уже начинал сомневается в своей адекватности.
— Да! — от волнения Рита то и дело поправляла очки. — Он мне сам все рассказывал! Мы были… — она сделала вид, что очень смущена, — мы были близки! А вас, сударь, я впервые вижу!
Люциус от удивления совершено не аристократично открыл рот, сам Снейп уже и не знал, что сказать. Поттер с недоумением переводил взгляд с Риты на Снейпа, пытаясь понять — кто же перед ним.
— Простите, но вы совсем не похожи на профессора Снейпа, и если вы хотите доказать, что вы — это он, кто в это поверит? — нарушила тишину Грейнджер. — Вы же понимаете, что у вас должны быть весомые доказательства. У вас они есть? У вас палочка профессора? Или…
— Палочку похоронили вместе с трупом, который выдали за мой, уж вам-то это известно!
— Мерлин, ну у вас и фантазия! — вполне искренне удивилась Гермиона.
В зале, словно листва на ветру, зашелестели разговоры:
— У него другая прическа… — сказал кто-то.
— Да и нос… не такой… — подхватил сосед.
— И голос… — заметила старая колдунья.
— И где тогда метка?
— А что метка? Можно подумать, метка только у него была…
— И шрамы подозрительно маленькие после Нагайны…
— Да не мог он выжить, не мог…
Были и те, кто с сомнениями повторял: «Ну, возможно, что-то общее у них есть…», но их быстро разубеждали — не было среди собравшихся тех, кто мечтал о теплой встрече с бывшим профессором зельеварения.
— Неужели никто, совсем никто меня не узнает? — спросил Снейп, и в голосе у него появились нотки отчаянья. Минерва закусила губу. Еще чуть-чуть, и Браун, а не Снейп, будет вынужден покинуть Хогвартс, поняв, что воскреснуть Снейпу не дано!
— Я. Я узнаю вас, профессор, — поднялся с места Гарри Поттер. — Я могу подтвердить, что…
Та кутерьма, которая началась после этих слов, могла сравниться только с паникой по поводу появления тролля в подземельях. Не успел Гарри договорить, как зачарованные свечи вдруг стали падать вниз, а воск, который никогда не капал с них, полился на головы школьников и гостей. Естественно, все тут же забыли о новоявленном профессоре Снейпе. Но персоналу Хогвартса было не привыкать к спешной эвакуации, и через пять минут зал опустел. Свечи тут же перестали чадить, вернулись на свое место под потолком, а воск, который грозил залить весь пол Большого зала, чудесным образом испарился.
— Поттер, вы как обычно. Бессмысленное геройство, — Снейп подошел к Гарри, который остался в зале, впрочем, как и Кингсли, Малфой и Грейнджер с Уизли. — Спасибо, — выдавил профессор, обводя недобрым взглядом собравшихся — так, что было не очень ясно — на самом ли деле он признателен Гарри за поддержку, или так саркастично «благодарит» всех прочих.
— Прости, Гарри, но даже твое слово не может считаться решающим, — возвестил Кингсли с приятной улыбкой прирожденного дипломата. — Ты можешь и ошибиться. Вам, — обратился он к Снейпу, — мистер Браун, придется доказать, что вы Снейп.
— Как? Сварить зелье? Отдать свои воспоминания?
Кингсли с самым серьезным видом покачал головой:
— Нет, зелье и воспоминания — не самые надежные доказательства. Только Снейп да Волдеморт умели летать. Так что, если ты — Снейп, в чем я сомневаюсь…
— Кинсгли, ты же лично мне выправлял документы, — устало сказал профессор.
— Не было такого! — Кингсли искренне возмутился.— Так вот, — продолжил он спокойно, словно действительно видел Снейпа впервые в жизни, — если вы, мистер Браун — Снейп, то проблем не будет: спрыгнете с Астрономической башни без подручных средств, мягко приземлитесь — и все, тогда признаем. Все очень просто, — и он снова улыбнулся.
Минерва нахмурилась. Гарри с тревогой посмотрел на Рона и Гермиону. Люциус загадочно улыбнулся.
* * *
Чуть позже заговорщики в расширенном составе пили чай в кабинете Минервы. На самом деле — пили все, кроме Гарри. Герой волшебного мира мерял шагами кабинет.
— Я понимаю — Малфой, я даже понимаю Министра — он политик, но ты, Гермиона, вы, профессор МакГонагалл, Рон! Как вы могли?
— А что сразу Малфой? — с наигранным возмущением спросил Люциус. — Меня втянули! Я — не хотел. Я предлагал просто заавадить, и все! Было бы спокойнее и проще!
Гарри остановился, в немом изумлении глядя на Малфоя, не зная, радоваться или печалиться из-за того, что Гермиона десять минут назад все-таки отобрала у него волшебную палочку.
— Гарри, ты же понимаешь, что мы не можем признать его живым! Это… это приведет к путанице, это приведет к нестабильности волшебного мира, и самому Снейпу, между прочим, жить под своим именем будет куда как сложнее, чем под фамилией Браун! Наши действия продиктованы в первую очередь заботой о нем! — сказала Гермиона. По ее виду было ясно, что она совершенно уверена, что поступает правильно.
— Гарри, но разве нормальный может захотеть быть Снейпом? Ну сам подумай, — вступил Рон, которому на самом деле тоже не нравилась вся эта кутерьма, поскольку отвлекала от насущных забот, семейного бизнеса и приятного досуга с молодой женой, но высказывать свое неудовольствие он не спешил.
— Это для его же блага, — мягко сказал Гермиона, — он это сам поймет. Потом. И еще спасибо скажет! Просто он поддался эмоциям, это бывает. А если мы пойдем у него на поводу, он потом успокоится и будет думать «Что я натворил!», и обвинит нас в том, что не удержали, не направили на истинный путь! Я уж молчу о том, какие убытки потерпят простые люди, которые…
— …наживаются на имени Снейпа, — пробормотал Люциус, за что тут же получил жалящим заклятием от Грейнджер.
— Уж кто бы говорил, — заметила она.
Гарри вздохнул и по многолетней привычке запустил руки в шевелюру, которая с возрастом более послушной не стала.
— Ладно… раз вы все так считаете… то… Я пойду, — он быстро вышел из кабинета, стараясь не смотреть на оставшихся, и направился в совятню. Там, кое-как устроившись с пергаментом и пером у окошка, он написал небольшое письмо своей жене и отправил с одной из сов, на вид самой шустрой и умной.
* * *
В это же время профессор Снейп, как и Гарри, мерил шагами комнату, в который его заперли, отняв палочку.
— Для вашей же безопасности, — объяснил любезно Кингсли.
Кто бы мог подумать, что Минерва на старости лет станет такой послушной чужой воле, из Кингсли получится отличный Министр, если считать главной чертой Министра умение лицемерить, а Грейнджер станет настолько… непробиваемой, хотя у нее и в школе задатки были.
Северус вздохнул. Он, как и предрекала Гермиона, уже немного сожалел, что все это затеял. В самом деле, мог бы и подождать, но тогда… Он поежился. Нет уж, уж лучше умереть под своим именем, чем жить под чужим! Они хотят, чтобы он полетал? Что ж…
Снейп сосредоточился, слегка подпрыгнул и завис в нескольких дюймах над полом. Вроде, все должно получится. Дураки! Неужели он думают, что он не сможет полететь? И что они могут? Крыльев у него нет, подрезать нечего. Не пошлют же они его на Астрономическую башню без палочки? Ведь… не пошлют?
Снейп решительно тряхнул головой, сожалея, что когда-то решил для конспирации постричься. Может, явись он с грязными патлами до плеч, его бы быстрее узнали. С другой стороны, если его сравнивали с портретом, то… Он икнул — воспоминание о своем изображении будило в душе что-то нехорошее, вплоть до желания снова обратиться к темной магии и испепелить чертов портрет Адским пламенем.
Профессор сел на стул, с тоской думая, что за два года можно было бы обзавестись не только лавкой, но и какой-нибудь женой. Она, во-первых, смогла бы свидетельствовать на его стороне, во-вторых, выдернула бы Рите волосы, нет, лучше язык, чтобы не несла всякую чушь, а в-третьих, навестила бы его здесь, и они бы стояли молча, глядели бы друг другу в глаза и вели бы мысленный разговор, используя легилименцию…
В замке заскрежетал ключ. Но на пороге вместо воображаемой жены (у которой были, само собой, рыжие волосы и зеленые глаза), стоял Рон Уизли.
— Вот мебель, — Уизли взмахнул палочкой, стараясь не смотреть на профессора, и достал из небольшой, явно женской сумочки кровать, кресло и даже стопку книг. Проделал он это настолько неуклюже, что Снейп не сдержался от пары язвительных комментариев и почувствовал себя гораздо лучше. Уизли поспешно ретировался, исключительно волшебством сдержав желание ответить.
Обед появился сам, в лучших традициях Хогвартса, и был чудесен. До следующего утра Снейп провел время даже с некоторым комфортом и удовольствием, полностью уверенный в том, что завтра все закончится, и он снова сможет жить под своим именем.
* * *
Лучшей погоды и пожелать было нельзя: светило солнышко, эффектно освещая Астрономическую башню, ветер был достаточным, чтобы собравшиеся не изнывали от жары, но все же не таким сильным, чтобы Снейп мог сослаться на него и не прыгать.
Сам Снейп со свойственным ему скептицизмом смотрел из окна своего узилища на идиллию: казалось, что все вот эти люди внизу собрались на пикник, уж слишком веселыми и беззаботными они выглядели, даже вечно озабоченная осчастливливанием всех Грейнджер.
— Не к добру, — сказал вслух профессор и усмехнулся, когда открылась дверь камеры: за ним пришел Рон Уизли.
— Уизли, у вас отработка у жены за плохо помытую посуду? — не удержался Снейп.
— Нет, — спокойно ответил Уизли, — просто у меня быстрая реакция и очень хороший удар. Если что. Поэтому не советую пытаться что-то эдакое выкинуть.
Снейп презрительно вздернул бровь и отвернулся.
— Мистер Браун, сейчас мы поднимемся на Астрономическую башню, где вы получите палочку профессора Снейпа и покажете свое умение летать, — произнес Уизли официальным тоном. — Пошли уже, — добавил более буднично.
— Палочка профессора Снейпа лежит вон там, — Северус кивнул в сторону небольшого, но все же вычурного обелиска рядом с гробницей Дамблдора.
— Ради такого дела мы все расстарались и достали ее вам.
Они вышли из комнаты — Рональд держал пленника под прицелом палочки, — спустились вниз, вместо того, чтобы пройти более коротким путем, внутренними коридорами. На улице они споро зашагали в сторону Астрономической башни. У ее подножия стоял стол, во главе которого сидел Министр, по бокам от него — Поттер и Грейнджер.
— Вы не хотите сделать заявление, сэр? — спросил Кинглси. — Если ночью вам стало лучше, и вы вспомнили, что носите славную фамилию Браун…
— Я Снейп, Северус Снейп, — сказал профессор громко. — Не Браун, Снейп!
— Ну что ж… Тогда хорошего вам полета и мягкой посадки, — и Министр взмахнул рукой, указывая на длинную лестницу.
Снейп вздохнул, ему было, конечно, всего сорок, но жизнь в подземельях уже давно наградила его ранним артритом и колени начинали болеть от одной перспективы подниматься наверх.
Северус еще раз обвел взглядом присутствующих.
— Поттер, вы не хотите ничего мне сказать на прощание? Вы — единственный, у кого хватило смелости признать, что я — это я, — сказал он, чтобы лишний раз задеть героя — во-первых, и немного отложить подъем на несусветную высоту — во-вторых.
— Нет, профессор, то есть — мистер Браун… — пробормотал Поттер, делая над собой видимое усилие.
— Что вы там мямлите, Поттер? Неужели сытая жизнь сделала то, что не в состоянии был сделать Волдеморт? Он бы умер еще раз, от смеха, видя вас сейчас!
— Я… я верю, что у вас получится полететь, — сказал Поттер чуть громче.
— Спасибо, боюсь, что ваша вера не имеет никакого значения, — Снейп сделал первый шаг к лестнице.
— Я… я уверен, что вы — профессор Снейп! — сказал Гарри громко.
— Мне от этого не легче, увы, — Северус сделал еще шаг.
— Профессор, ваша палочка — подделка, это просто деревяшка! — заорал Гарри, перепрыгивая через стол.
— Гарри! — Грейнджер посмотрел на него с грустью. — Геройство — это все-таки диагноз!
— Профессор, вы не сможете взлететь с этой штукой! Возьмите мою палочку… — Гарри кинулся к Снейпу.
— Поттер… Грейнджер права, геройство — это диагноз, — он помедлил, а потом протянул руку. Гарри стремительно вложил в нее свою палочку.
— Удачи! Я действительно верю в вас, профессор.
Снейп скептически посмотрел на палочку из остролиста в своей руке, взмахнул — палочка выпустила сноп искр, сидящие за столом пригнулись, Грейнджер, само собой, вытащила собственную палочку и встала в полный рост.
— Благодарю, Поттер, — Северус склонил голову и поднялся на одну ступеньку вверх.
Он поднимался по лестнице, и ему казалось, что подъем не кончится никогда, что ступенек стало раз в сто больше. Колени болели так, что приходилось то и дело останавливаться и переводить дух. Но все же он одолел эту чертову лестницу и встал в проеме.
Люди внизу казались такими маленькими… Снейп усмехнулся. Точно такими же мелкими казались сейчас все их заботы и проблемы, впрочем, и его проблемы — тоже. Браун, Снейп — не все ли равно, как его назвали теперь? Тем более он-то сам знал, кто он и какие грехи лежат на его плечах. Какая разница, будут им восхищаться или ненавидеть его? И все-таки разница была. Он столько лет был двойным агентом, столько лет врал, столько лет скрывал себя настоящего ото всех… и даже умер не по-настоящему. Хватит! Пришло время быть самим собой.
— Я — Снейп, Северус Снейп, — сказал он спокойно и громко, усмехнулся, сделал глубокий вдох, встал так, чтобы чувствовать, как бушует на этой высоте ветер. Еще раз посмотрел вниз, взмахнул палочкой и сделал шаг…
~~Конец~~
