Комментарии к фанфику архива "Я не Поттер!", автор Rishana, CC/ЛЭ, ГП, ДМ, РУ, ББ, AU/ Detective/General, POV, макси, закончен. Любой, имеющий в доме ружье, приравнивается к Курту Кобейну. Любой, умеющий читать между строк, обречен иметь в доме ружье.
Мария, когда-то специально зарегистрировалась, чтобы вам спасибо сказать, всем, ну и, конечно, уважаемой Ринге, да что-то там не сложилось с интернетом и комментариями. Кстати, стихи прочла и без регистрации, тоже хочется читать и читать, и это я серьезно. Ну в общем исправляюсь - спасибо огромное и честное за внимание и прочтение!
Сообщение отредактировал Rishana - Суббота, 10.09.2011, 00:19
— Ну? — спросил я вчера ночью Риддла, прокравшись на седьмой этаж даже без маскировки, в пижаме и босой.
Не хотел шуметь, вытаскивая из-под кровати ботинки. Все равно, кого-нибудь кроме Филча, отца и призраков в три утра встретить в Хогвартсе трудно. Спят даже дежурные, они ведь тоже люди.
— Он разговаривает?
Молодой человек по ту сторону сидел на диване в позе лотоса, со сложенными ладонями и, казалось, читал неслышную мантру.
— Думаю да...— ответил он. — Сложно учится в школе, будучи немым.
Я так и сел, чуть не промазав мимо стула. С каждым прошедшим днем мне становилось все понятнее и понятнее, во первых — дети и взрослые не похожи, даже если они одна личность, во вторых — в Темном Лорде берет вверх юность. Еще немного и он не то что шутить начнет, а изливать мне душу, жалуясь на Дамблдора!
— Кстати, советую тебе не приходить сюда так... рано. Рожденный днем раньше испугался доспехов Мавра IV, затем испугал того, кто давно покоился в этих доспехах... а сейчас твой однокурсник потирает пятку, она замерзла. Почему то быстро бежит, испугавшись обычной кошки, сшибает со стены портрет Лябиуса Остроусого, просит у него прощения, пытается вернуться и... падает с верхней ступеньки пятого этажа на шестую. Надо же, какой храбрый червяк...
— Шею не сломал?
Я затаил дыхание в ожидании столь важной информации и чуть привстал в нетерпении.
— Нет.
— Жаль.
Больше у меня Невилл ночью не встанет, даже в туалет. Умение терпеть шпионам просто необходимо. Пусть тренируется!
— Вы это как, по зеркалам ходите?
— Хожу. Мне больше негде ходить, Гарри.
— Ага... — я зевнул. — Ну, хоть что-нибудь ощущаете? Может, рядом с дневником?
Том прикрыл глаза и втянул носом воздух.
— Ум. Блестящий ум...
Мерлин всемогущий, неужели дневник не у грифиндорца?!
Шагая к двери и покачиваясь от недосыпа, я неожиданно для самого себя обернулся, чего никогда не делал, и внимательно посмотрел в голубые глаза Лорда, так же внимательно наблюдавшие за мной. Недобрые глаза, совсем. Смотрят так осторожно, немножко прищурив самые уголки, словно изучают.
— Хотите что-то сказать?
— Хочу. Когда-нибудь.
Пусть не утруждается, я и так хорошо чувствую, что его во мне удивляет, страшит и радует. Мы смотрим на мир одинаково, и мое зрение вместе с его голубыми глазами не врут. Том Риддл уже видел похожего на меня второкурсника, много-много лет назад... в зеркале.
— Спокойной ночи... — буркнул я, не подумав.
— Мне? — он звонко рассмеялся и чуть присел, положив руки на колени.
Если бы не тот факт, что в его личности все же огромное место занимает Темный Лорд, можно было смело заметить, что этот смех — смех от души.
* * *
— Правильно, Гарри, правильно. Не ешь. А то в следующий раз люстра возьмет и упадет, двух жирненьких она навряд удержит... — мальчишка всплеснул руками, ужаснувшись чего-то. — Ты даже папочку позвать не успеешь!
— Дин, жуй дальше. Ты мне неинтересен... — пробормотал я, внимательно всматриваясь в лица завтракающих грифиндорцев второго курса.
— Да тебе никто неинтересен! Разве только братец Малфой с братьями гоблинами... Ха-ха-ха!
Томас расхохотался с такой силой, что скамейка под ним заходила ходуном и сидевшая рядом Кэти Белл немного расплескала какао, смахнула с колен капли и раздраженно вернула чашку на место.
— Закройся, ребенок, сил моих больше нету! — прикрикнула она на него.
Однако Дин распоясался вконец.
— А то что?.. Ай! Так нельзя! Ты старше!
— Можно!
Девчонка влепила красавчику крепкий подзатыльник и улыбалась, довольная таким действенным методом воспитания — тупица заглох и возобновил трапезу, уткнувшись в тарелку с омлетом.
У меня тоже больше не было сил и я начал мстить. На замечание Симуса о том, что я, мол, не девчонка, чтобы на две тумбочки по зеркалу ставить, у меня тоже нашелся ответ. Теперь, в какое зеркало он не глядит, любуясь своей не по-ирландски смазливой физиономией — видит на носу большой красный прыщ, лечит его, и в результате зарабатывает еще парочку настоящих. Невилл же спит по стойке смирно, вскакивает в шесть утра и несется в ванную комнату с красными от перенапряжения глазами, сметая все на своем пути, в том числе и меня. Нет, он очень сильно хотел встать пятью часами раньше, но вот незадача — что-то мешало. Дин обозвал всех своих поклонниц «набитыми дурами и пигалицами», получил немало ударов нелегкими дамскими сумочками по глупой макушке и на некоторое время перестал задирать нос. Правда, переключил свое «благосклонное» внимание на меня. Чувствует, наверное, откуда ветер дует. А не надо было меня весь год игнорировать, словно я пустое место. Здороваться не учили?!
Гермиону я не трогал, я её опасаюсь, вернее, её вечного присутствия за моей спиной. Вдруг бы что-то не заладилось, и заучка приклеилась ко мне навечно?! Уизли постоянно наказывает младший Уизли. Получает баллы на Зельеварении, шушукается с однокурсниками прямо перед носом братьев и постоянно приглашает Джинни в свою гостиную, что правилами не возбраняется, младшая сестра ведь. Кто возразит? Рыжая в подземелье почти освоилась. Таскается хвостиком за Блейзом и подобострастно восторгается его музыкальными вкусами, часами смотрит на зеленоватый огонь в камине, позволяет Пэнси заплетать себе красивые длинные косы, а затем рассказывает всем, кто же сотворил такую красоту, тем самым доводя старших братьев-грифиндорцев не то что до ярости, а почти до слез.
В дополнение ко всему вчера за завтраком она сказала Перси, что у них в расписании окно, но она очень хочет поучиться, и в башню со всеми не пойдет.
— Да-да... хорошо. В библиотеку пойдешь? — спросил он рассеяно, выстраивая первокурсников в шеренгу. — Ровнее, ровнее, кому говорю!
— Нет, к одному мальчику. Он приходил к нам в гости весной, — бесхитростно ответила девчушка и улыбнулась. — У него та-а-а-к-и-е интересные книги, с большими-большими картинками, они выпрыгивают со страниц и гуляют по гостиной! Даже могут всякие разные правила говорить!
— Отлично, молодец. Дети, берите пример с Джинни Уизли, учеба с самых ранних лет — залог успешной карьеры!
В туже секунду он нахмурился, явно пытаясь понять, по какой такой гостиной прыгают живые картинки. Они же учатся на одном факультете, но ничего такого он не видел, хоть и староста. Да и стоят такие книги немеряно...
— Э-э-э... а как зовут мальчика? — нарочито небрежно спросил Перси, толкая какого-то малыша в спину, к выходу.
Джинни пыталась перелезть слишком высокую для нее скамью и на странный тон брата внимания не обратила, да и не понимает она еще, что к чему в этом мире, живет легко, беззаботно и честно старается любить всех.
— Драко! — громко ответила рыжая и убежала.
Как только хрупкая фигурка скрылась за первым поворотом, под слизеринским знаменем случился массовый приступ бурного веселья, грозивший перерасти в истерику. Кое-кто даже под стол сполз, смеясь до боли в животе. Те, кто говорят, что у представителей змеиного факультета странное чувство юмора, ошибаются. Оно не странное, оно избирательное, и не проявляет себя, когда просто смешат, но играет в полную силу, когда действительно смешно.
Не дай врагу дружить с твоим другом, наставлял меня в детстве отец, а вот Уизли никто не поведал такого простого закона жизни. Именно врагу! И защищая свою семью от представителей «плохого» лагеря (и это правильно), они ставили представителей «хорошего» перед очень сложным выбором. Да, я не нравлюсь Джинни, совсем, окончательно и бесповоротно. Но есть другие, тот же Забини, Нотт, Малфой, Пэнси. Девчонка просто влюблена в их манеры, красивую одежду, правильную и грамотную речь, уверенность в себе, высокое происхождение, богатство...
А Рон? Да за эти недели он просто вырос в её глазах! А Малфой? Почувствовав слабое место в броне рыжих, приятель забыл о себе и печется о младшей Уизли, словно высокооплачиваемый гувернер! Даже домашнее задание за неё делает, высунув кончик языка от усердия. Ну, иногда хитрит, и поручает это ответственное задание кому-нибудь менее важному и аристократичному, чем он сам, но Джинни этого никогда не узнать. Она записывает его слова, сидя в зеленом кожаном кресле холодной гостиной, слушает его горячие речи о маглах, которые якобы предназначаются его ровеснику, который как бы случайно присел рядом, и начинает не только писать под его диктовку, но и жить. Хитрый блондин с очаровательной улыбкой бандита на капризном лице вот-вот станет её кумиром, а в свите Драко станет одним Уизли больше...
У Джорджа желваки на скулах заиграли, и он швырнул тяжелую вилку на стол с такой силой, что та подпрыгнула, а упав — разбила тарелку. Оливер положил руку на плечо друга и сочувствующе похлопал его по нему, но помочь не мог ничем. Малфои оправдывали свое звание врагов и раздирали на части душу его семьи, выискивая в ней своих друзей. Если бы я не был я, то, быть может, пожалел его.
Но позавчера эту мою слабую попытку посочувствовать нечаянно пресек Рон. На уроке Трансфиурации он попросил Лаванду пересесть от меня подальше. Та фыркнула, сказала, что сделает это с огромным удовольствием и место уступила.
— Ты с ума сошел? Не мог до конца подождать? — возмутился я таким явным наплевательством на все негласные правила противоборства двух факультетов. — Соскучился, да?!
Однако Рон выглядел, словно в воду опущенный, смотрел себе под ноги и часто вздыхал, словно ему воздуха не хватало. Он явно хотел плакать, и его веснушчатая физиономия кривилась от усилий, сдерживающих слезы.
— Гарри...
Сердце застучало в груди, как бешеное.
— Кто? — выдавил я из себя.
На урок опаздывали все, кто был мне хоть чуточку дорог. И Драко, и Крэбб, и Блейз, и Гойл... и даже Пэнси! Такое единодушие могло говорить или о бойкоте Минервы и её предмета, что как-то неумно и исключается, или же о том, что кто-то из них мог запросто отправиться к праотцам, или к мадам Помфри. Не нравились мне оба варианта.
— Джинни!
— А... Э-э-э... — я тщетно искал слова для деликатного уточнения сути произошедшего. — Скончалась? — и не нашел.
— Сдурел? — как-то грустно поинтересовался рыжий, пристально на меня уставившись, а я выдохнул с облегчением. — Хуже...
Тем более в этот момент вся моя большая пропажа ввалилась в класс, не обращая внимания на крепко сжатые губы декана и сноп искр из её глаз. Что она могла сделать, баллы снять? Так папа добавит, не беда.
— Её в Дурмстранг переводят! — Рон решил не дожидаться еще одного умного вопроса. — Ты только представь — Уизли в Дурмстранге!
Да чего мне представлять? Как только на тебя, такого неуклюжего погляжу, и сразу понимаю — Уизли в Слизерине, это не лучше.
— Кто так решил? — прошептал я, пытаясь проявить требуемое от меня уважение к Минерве Макгонаггал. Причем, судя по её злобно-равнодушному виду, требовала его именно она.
— Родители! — рявкнул увалень на весь класс, не заботясь о подобных мелочах. — Я вчера подслушал, как ты и советовал... Они мне даже не сказали ничего, а еще родственники!
— Почему не Шамбратон? — мне стало интересно.
— Папа сказал, что Дурмстранг дальше, — мальчишка всхлипнул, — и там Малфоев нет. А в Шамбратоне даже их портреты на стенах висят, они же меценаты, кажись... Это всё из-за меня! — продолжал убиваться Рон.
— Ты же не мог знать, что мама тебя родит, значит, это из-за неё... — внес я сумятицу в мозг рыжего. Но, странное дело, он хоть и не переварил информацию, но успокоился.
— Ты поможешь, Гарри? Поговоришь с отцом? Может, он как-то на Дамблдора повлияет, или на маму?
Тут и помогать нечего, две строчки Каркарову и Уизли получат отписку с отговоркой, отказом и парочкой завуалированных оскорблений. Вот как, значит, пытаются бороться за дочку, ну-ну... За меня бороться и не думали, а ведь догадывались, понимали, а сейчас, видите ли, я им ужасным кажусь! Как часто «добрые» люди умывают руки от проблемы, лишь бы не запятнать такое свое звание? Вот Волдеморт — зло, и не скрывал этого с самого детства, жил, как им судьба распорядилась, и не пытался её обмануть. А Уизли?! Не получите вы Джинни, я её не отдам. За мое детство без единого сладкого подарка от семейства, считавшегося чуть ли не лучшими друзьями Лили Эванс!
— Поговорю, обязательно. Не переживай, иди к своим, а то Минерва сейчас лопнет.
— Так ей и надо... — буркнул повеселевший Рон и встал с места. — Спасибо!
— Это что за большое переселение народов прямо на уроке?! — не выдержала Макгонаггал и завизжала от негодования. — Кто позволил?! Слизерин теряет десять баллов благодаря вам, мистер Уизли! — она махнула указкой в его сторону. — Понятно?
— Не очень.
— Еще пять!
— Профессор, вы сегодня что-то не в духе...
— Мистер Снейп! — у неё дыхание перехватило, и она размахивала руками, не в силах вымолвить ни слова. — Да как вы... да как... смеете... мне... с вас пятьдесят баллов!
И тут же шумно выдохнула, вспомнив, что персональных часов в Зале Наград нет, да и во всем Хогвартсе их тоже не сыскать. Драко понимающе хмыкнул и подмигнул мне, красная от пережитого Макгонаггал обессилено упала на стул и задумчиво уставилась в окно, в классе лениво заскрипели перья, переписывающие заклинания из книги в тетрадь, ну а я улыбался.
— После занятия к директору, оба.
— За что? — спросил я и постарался придать себе образ святой невинности, вытаращив на декана ясные зеленые глаза, полные искреннего непонимания и обиды. Не думаю, что невинность имеет что-то общее с моей угрюмой физиономией, но своего я почти добился.
— Да, профессор, за что это мы страдаем? — подал голос Симус с задней парты. — За правду?
Финниган не то чтобы с ума сошел, просто ему нечего было терять — по Трансфигурации у него в этом году одни неуды и море униженного самолюбия.
— Мистер Финниган! — осуждающе начала Минерва, но резко оборвала саму себя. — Пишите... — вполголоса закончила она тираду, толком её и не начав.
— Что?
— Что писали!
Папа бы в ответ на вопрос Симуса честно ответил «за всё», что в его понимании и есть самая веская причина снятия баллов с краснознаменного факультета. Но вот Минерва не могла сказать «за всё», или «за твоего отца», или «за твое существование», «за твою проклятую хитрость», «за мои мысли о тебе и бессонные ночи», «за погибшие надежды», «за дружбу с врагами» и всякое такое. Да и зачем ей это говорить? Она знает, что я знаю, что она знает. Время выяснять отношения еще не настало. Мой самый сильный защитник сейчас беззащитен и я мудро выдержу паузу перед тем, как подпалить мосты в этот непонятный мамин мир, где даже самые хорошие справедливо поступают лишь с теми, кто не менее хороший. Тоже мне благородство!
Само собой, поход к директору не состоялся, выставлять себя перед ним маленькой обиженной девочкой МакГонаггал не стала, а я продолжил улыбаться, и даже милые замечания вроде «Ты урод, Снейп!» и с десяток похожих по смыслу, не могли испортить моего настроения.
Но то было вчера, сегодня утром я грустил, и точно не по причине словесного недержания Дина. До «жирненького» мне как до аврора — даже дороги не существует. Сквозняком бы не унесло! Печалило меня отсутствие интеллекта на близ сидящих лицах, а конкретно на тех, кто учится вместе со мной. Чихал я на их перспективы в будущем, чихал на скудный внутренний мир, и некрасиво сморкался на всё, что может дать им наличие «блестящего ума».
Но где дневник?! Фенрир вас всех за ногу!
Боунс закончила рассказывать всем, сколько калорий содержит в себе тыквенный сок с сахаром, не дождалась заинтересованных возгласов, и быстро ушла, напустив на себя равнодушие.
Незаметно, по чуть-чуть, я продвинулся на освобожденное место поближе к Гермионе, и с любопытством заглянул в её карие глаза, явно обдумывающие очередное судьбоносное пророчество Трелони. Они с Лавандой к ней по три раза на день бегают, и возвращаются именно с вот таким вот взглядом — словно жизнь закончилась и завтра конец света.
— Да, Гарри, ты что-то хотел? — она очнулась и с опротивевшей мне услужливостью приготовилась помогать.
Я присмотрелся повнимательнее, но кроме длинноватых передних зубов меня ничего не заинтересовало.
— У тебя родители кто, стоматологи?
— Да, и очень хорошие! — гордо ответила Грейнджер, правда, почти шепотом. — А зачем тебе?
— Да так, просто спросил... — протянул я. — Приятного аппетита!
Уже намного быстрее я от девчонки отодвинулся и продолжил грустить с удвоенной силой. Прочитай Гойл столько же книжек, сколько и Гермиона, и его смело можно было обзывать «жирдяй Грейнджер». Усидчивость не ум, а просто усидчивость!
Уже в коридоре я как-то машинально пристроился к слизеринцам и пошел совсем не в ту сторону, которую для меня выбрал наимудрейший Дамблдор.
— Вот сволочь! — выругался я и зло развернулся в противоположную.
За моей спиной хмыкнул Драко.
— Я даже знаю — кто!
— Это не секрет, к твоему сведению.
Мы отошли ото всех в сторонку и побрели вниз — не сговариваясь, решили проветриться. Лестницы знакомо скрипели, грифиндорцы привычно отворачивались, а Драко все равно спокойно стоял рядом и загадочно улыбался. Одна черная фигура, другая белая, мы такие разные, но знаем друг друга, как никто. Надоели Уизли, надоел Волдеморт, надоели проблемы. Хочу назад, в детство, на задний двор Малфой-мэнора, строить лабиринты из опавших осенних листьев и гадать, чем же так вкусно пахнет из подвального помещения кухни...
— Чего молчишь? — спросил Драко.
— Устал разговаривать.
Приятель кивнул.
— Понятно...
— А ты чего улыбаешься?
— Нравится, когда ты молчишь!
Драко расслабился, шел, легко перебирая ногами, чуть ли не вприпрыжку, и просто излучал покой, словно его заново мама родила.
— Ну, не хочешь говорить, тоже молчи.
— Я всю жизнь так делаю... — ответил он тихо и пригладил рукой и без того прилизанные волосы.
— Как дела у родителей?
— Здравствуют! Ты лучше мне скажи, — он еще раз понизил голос, — что там с Джинни?
— Ты бы и сам мог Рону помочь!
— Я?!
— Ладно, забудь... — признал я праведность такого возмущения. — Нормально все будет.
— Отлично, просто отлично...
— А чего она тебя так интересует? Нравится?
Банальность такого предположения покоробила даже меня, но было поздно, я уже опозорился. Драко шагнул на ступеньку выше, хотя мы уже спустились на первый этаж, и принялся озираться, сосредоточенно вращая белобрысой макушкой во все стороны.
— Ну где же он, ну где же... — бубнел Малфой.
— Да кто? — опозорился я во второй раз.
— Тот придурок, с которым ты вот прямо сейчас разговаривал!
Путь до выхода мы проделали молча. Казалось, что если вдохнуть свежего воздуха, холодного и сладкого, по-настоящему осеннего, то жизнь станет легче. Наверное, так думал и Драко, поэтому мы оба старались обогнать чувство самосохранения и просто летели навстречу маленькой, но все же свободе. Когда еще Трелони откажется вещать, напророчив себе на это чудесное октябрьское утро чудовищно мучительную смерть?
Есть на свете шутки, которые лишь кажутся таковыми, до тех пор, пока кто-то ими не пошутит. Канат толщиной с руку, извивающийся как змея, перед самым твоим носом, а по неудачному стечению обстоятельств и перед ступеньками ведущей вниз лестницы — из разряда такого юмора. Близнецы Уизли смеялись, когда я его увидел и дернулся, желая избежать столкновения, способного лишить меня глаз, а вот когда я полетел кубарем, рискуя больше никогда не подняться — нет. Единственная мысль, посетившая меня во время падения: «А за убийство с какого возраста в Азкабан садят?»
— Гарри... ты это... живой? — ко мне подлетели рыжие и протянули руки, желая помочь подняться.
Да, я выжил, и даже несколько раз успел утвердиться в мысли, что с интеллектом в Грифиндоре беда. Может, мне с ними еще расцеловаться?
— Грабли уберите... — посоветовал я, лежа на земле и почти наслаждаясь чистым небом.
Не знаю, как там и чего, но переглянувшись, они решили не дожидаться, пока я вытащу свою палочку из кармана полностью, а не наполовину.
— Не груби, носатый, а то я... — одного близнеца толкнул в бок другой и тот замолк.
— Ты чего пялишься, мелюзга трусливая? — спросил толкнувший.
Видно, они его не сразу заметили, а заметив, осеклись. Парни опасались мальчишки младше себя не потому, что боялись, а потому что не понимали. Им в его возрасте явно не приходили в голову планы по уничтожению чужих семей и, воюя с ним за свою, самого Драко умудрялись обходить стороной.
Я перевел взгляд на приятеля. Тот стоял и заинтересовано смотрел на Уизли, словно приценивался. И почему это он трусливый? Признаю, его капризная физиономия не кажется эталоном храбрости, но внешность не дает ответов, она их задает. Малфой и раньше летал выше всех, а сейчас и подавно, чего только история с троллем стоит... Уизли наверняка по себе судят — выглядят тупыми, такими и являются!
— Да вот думаю, сейчас за вас расплатиться, или скидок подождать? К концу учебного года вы точно по бросовой пойдете, с такими то баллами...
К Драко вплотную приблизился Фред, пытаясь сдвинуть Малфоя с места, но не тут то было — приятель стоял, как вкопанный.
— Я обязательно передам твои слова Рону, слизень малфоевский — процедил он сквозь зубы, дыша неприятелю в макушку сверху вниз. — Усек?
— Да пожалуйста! — улыбнулся Драко и скорчил самую покорную мину, на которую только способен. — Он все равно не поверит...
Больше им не о чем было говорить и Уизли ушли, а приятель, наконец, помог мне встать и принялся молча отряхивать с меня пыль и листья, о чем-то думая.
— Отец тебя в воскресение к нам приглашает, поговорить хочет.
— О чем?
— О важном, о чем же еще? — удивился Драко. — Ну все вроде, повернись немного... да, всё. В спальне еще мантию почистишь, и как новенький. — Пошли к озеру, что ли... Красиво там сейчас.
Озеро и впрямь манило черной гладью, а опадавшая листва ложилась на неё так медленно и нежно, словно в танце кружилась. Никогда не чувствовал подобного счастья, даже похожего. Может, головой ударился? Ветер развивал отросшие ниже плеч волосы, ведь лента порвалась и больше их ничего не удерживало, своей свежестью ласкал закрытые глаза, и нещадно трепал такой ненужный мне красный шарф, сдавливающий худую шею и мешавший дышать. Я протянул руку к горлу и сорвал его, да так и остался стоять с красной тряпкой в руке, прикрытыми глазами, замерзший, но счастливый. Задним умом я понимал, что Драко на меня смотрит открыв рот, но не мог вымолвить ни слова в свое оправдание — я жил.
— Эй, поэт трагического слога, — процитировал он отца, — не оставляй меня одного... Да очнись ты!
И тут Драко совершил ошибку, а я понял это сразу, как только его открытая ладонь со всей дружеской дури опустилась на мою спину в районе ключицы. Она, ключица, пережила падение с верхотуры совсем не так удачно, как остальные части моего тела!
— А — йа — яй — ааа... — постыдно завизжал я, как девчонка, и согнулся от боли по всей спине, прежде инстинктивно оттолкнув Драко от себя. Совсем несильно, еле коснувшись. Но попятившись, приятель неудачно наступил на камень, не удержался на ногах и присел на землю, вытянув ноги перед собой.
— Ты чего?! — поинтересовался он почти участливо, и даже виновато улыбнулся. Ну а вдруг это он сам оступился? Воспитание подводило его нахальную натуру в самые неожиданные моменты.
Уверенные шаги за спиной не дали мне ответить, я быстро выпрямился и обернулся, готовый к встрече с неприятелем. Шаги немногочисленных друзей я мог узнать и разбуженный среди ночи, но это были точно не они.
— Двадцать баллов за вами, молодой человек в зеленом. Что за драка среди бела дня? Нападаете со спины? А вас кто учил так защищаться? — мужчина обратился ко мне. — Это не защита, это Мерлин знает что. Снизу нужно бить, снизу! Вот так, смотрите, — и он принялся прыгать на месте, размахивая руками, но постоянно возвращал их в исходное положение, к лицу. — Ясно?
— Это маггловское занятие... — опасливо протянул Драко. — Оно глупое.
— А вы значит, умный? Как вас...
— Драко Малфой! — ответ прозвучал вызывающе гордо.
Плохо выбритое лицо незнакомого мужчины вытянулось, а глаза как-то странно блеснули. Он поднял указательный палец, чтобы явно поучить моего друга, как правильно жить, и внутри меня заклокотала злость, хотя до этого момента я был спокоен, как дитя, и даже потешался над этим наивным человеком, делающим выводы из пустоты.
— Он умный.
— А? — такого от меня незнакомец не ожидал. Но услышав, демонстративно сложил руки на груди и всем своим видом дал понять, что так уж и быть, выслушает.
— Вы увидели, что один ученик Грифиндора согнулся, а другой, ученик Слизерина, упал. Мы живем на большой планете, на большом континенте, среди сотен миллионов людей. Тем не менее, единственное, что пришло вам в голову — потасовка, вражда. Могу поспорить на сотню галеонов — вы окончили Грифиндор, дружили с грифиндорцами, и неоправданно этим гордитесь. Это мой друг, мой лучший друг. Он споткнулся, а у меня, наверное, трещина в ключице, поэтому мне просто было больно. И глупый не только этот магловский спорт, но и все маглы. Я их терпеть не могу, можете прямо сейчас бежать к Дамблдору и рассказать ему об этом, мне все равно. И да, Драко умный, и его папа умный, и мама тоже, если вам интересно. Про вас, извините, подобного сказать не могу.
Этот бедно одетый худощавый мужчина мог слушать других, и слушал. С каждым произнесенным мною словом он проникался ко мне неприязнью, но не перебивал, а лишь несколько раз еле заметно кивнул, с чем-то согласившись.
— Ты ничего не знаешь про его папу, мальчик...
— Это вы не знаете того, что знаю я.
— И как же зовут такого серьезного умника, как ты? — с тщательно скрываемым раздражением в голосе поинтересовался еще один мой противник.
— Гарольд! — я чуть ногой не топнул, ведь просто не мог сдержать странную, словно незнакомую ярость.
Глаза незнакомца смотрели на меня с долей насмешки, но какой-то настороженной, внимательной, а вовсе не легковесной. Молодой, как папа, а волосы редкие и с сединой, худой, уставший, щеки обвисшие... Он что, только-только из приюта для бездомных выписан, новый дворник, что ли? В таких обносках только в дворнки и можно подвязаться, не иначе.
— Г-а-р-р-и-и-и!
Мамочка моя, да что же это за странное отцовское свойство — появляться, когда совсем не ждут?! Какая сволочь поведала моему родителю о безвременной кончине сына? По крайней мере, именно такая странная информация читалась на перекошенном от ужаса лице летящего декана Слизерина. Даже присмотревшись, я не заметил, чтобы он ногами перебирал! Так переживал о моей судьбе он только один раз, когда Драко пошутил и временно заморозил меня каким-то странным заклятием в позе трупа, а сам ушел за конфетами, устав проводить эксперимент по длительности действия чар. Он Добби напугать хотел, а чуть не убил крестного, который потом чуть не убил меня. Ну, когда вдоволь насморкался и наорался, конечно.
Побежать навстречу, упасть на колени и попросить не дискредитировать мою гениальную речь вопросами о моем самочувствии? Нет, не буду. Весь Хогвартс и так наблюдал за черным пятном, с завидной скоростью приближавшимся к другому черному пятну и еще двум.
— Ты живой?!
Только родители могут задавать этот вопрос бесконечно, не обращая внимания на то, что спрашивать что-то можно лишь у того, кто может что-то ответить, то есть — у живого!
Отдышавшись, папа в приступе необъяснимой нежности схватил мою голову обеими руками и потряс, умиляясь моей живучести.
— Уизли его убить хотели! — прервал сентиментальное молчание Драко. — В этот раз им это с рук не сойдет, гадам таким. Правда, профессор?
Отец уже вернулся в свою реальную жизнь и тискать меня перестал. Он странно, не отрывая взгляда, смотрел в тусклые глаза незнакомца, а тот, в свою очередь, словно утонул в черных глазах декана.
— Вы правы, мистер Малфой, абсолютно правы...
— Здравствуй, Северус.
— Здравствуй, Ремус. Можно, я не буду говорить «добро пожаловать»?
— Надо же, а что случилось? — мужчина иронично улыбнулся, но явно через силу.
— Не могу, сам знаешь.
— С чужими женами, значит, можешь...
— Бывает иногда, что тут поделать? — просипел отец, явно мечтая вырвать Люпину и те ржавые патли, что остались.
— Сын, значит, вот оно как... Туманные у него понятия о жизни, скажу тебе честно. Ты его или не любишь, или ты им...
— Гарри, жду тебя в кабинете.
— У меня ключица болит, — вспомнил я.
— Тогда жду тебя в кабинете после того, как мадам Помфри вылечит твою ключицу, — сказал отец. — И вас, мистер Малфой, тоже.
— Угу... — промычал приятель, все еще глаз не отрывая от небритого мужчины.
Папа удалился от нас чинно, с прямой спиной и грустными глазами. Тонкие пальцы сцеплены в замок на спине, полы мантии развеваются на ветру, а детство, его унылое детство, задумчиво смотрит ему вслед и чувствует себя победителем.
Пока я думал о том, что отец явно достоин лучшего, несмотря на все ошибки, Ремус Люпин потянулся к моему лицу, будто хотел удостовериться, что я не призрак.
— Вот какой вырос...
Но когда до моей щеки оставался всего дюйм, он одернул руку, как от огня, и сделал шаг назад, опомнившись.
— А мама твоя... — завел он до боли знакомую мне песнь.
— Умерла, — перепрыгнул я сквозь десяток другой душещипательных воспоминаний и сразу подошел логическому завершению. — Давно. Ваш друг тоже. Их Авада убила. Это всё, я могу идти?
— Их Темный Лорд убил, Гарри.
— Ну да, он. Мне до сих пор страшно. Ну что, мы пойдем? — спросил я в очередной раз, ведь передо мной стоял новый преподаватель, как никак, а вовсе не бомж.
— Идите.
Когда тяжелые вздохи позади стали еле слышными, Драко уверенно сказал:
— Дур-а-а-а-к...
— Да, точно. Обычный дурак.
Но как бы мы не храбрились, все равно понимали, что тот, кто в этот раз поставлен директором на должность преподавателя Защиты — кто угодно, но не дурак.
— Эй, длинноногий! Не выставляй единственного друга идиотом! — приятель почти бежал, но все равно не мог меня догнать. — Куда так резво?
— Озером любоваться! — рявкнул я в ответ.
Гори оно синим пламенем...
* * *
— Др-а-а-к-о...
Шевеление на соседней кровати и недовольное сопение оттуда же заставило меня наложить на неё чары неслышимости, хотя было лень. В четыре утра всё делать лень, вообще-то. В черноте слизеринской спальни поблескивали лишь мои глаза страдающего бессонницей недоумка и тлеющие угли в камине, видно, они только недавно догорели. Покой, сплоченность, голые пятки Уизли и Драко, из последних сил притворяющийся спящим. Может, десять минут назад так и было, но я вдуваю ему в ухо его же имя как раз столько времени и не проснуться он просто не мог. Думал, наверное, за что ему я на его голову, и как он завтра с утра пойдет подговаривать декана сменить пароль, а, скорее, втихую сменит его сам. Невелика магия, если честно — четыре с половиной взмаха палочкой и одно старинное заклинание.
— Др-а-а-к-о...
— Я в курсе, как меня родители назвали. Чего тебе? Если помер кто, то хоронят, обычно, по утрам. Шагай отсюда, а то я тебя боюсь... — зашептал несчастный.
— Почему?!
— Подойди к зеркалу и сам забоишься. Тебе бы в руку нож и всё — готовый маньяк. Хоть глаза обратно вкати! А то выпучил тут...
Еще с минуту я послушал все «добрые» слова, что могли прийти в голову разбуженному в четыре утра, а затем задал свой гениальный вопрос:
— Слушай, Драко, а кто на втором курсе Грифиндора самый умный, а? Ну, кроме Грейнджер, она не подходит.
— Ну, она, конечно, не подходит. Даже ты наполовину не совсем мне подхо...
— Драко!
— Вот черт, собственное имя надоело... — буркнул приятель и зажмурился, силясь схватить сон за кончик хвоста. — А ты часто в чужие спальни за комплиментами среди ночи шастаешь?
— А?!
— Интересно просто. Да ты самый умный, ты! Хоть и придурок. Катись отсюда, исчадие профессора Снейпа! — он повернулся набок и лягнул пяткой воздух, промазав мимо меня. — Брысь!
Эх, случилось бы чудо, поставил бы кто здесь третью кровать для меня. Какие бы разговоры мы вели по вечерам, какие планы строили, как бы смеялись...
Однако в этот раз я в башню не плелся — летел! По скорости я точно превзошел не только сам себя, но и парочку моделей Чистометов. Не Нимбус, разумеется, но тоже быстро. Чуть не проделав своим устремившимся к цели телом дырку в портрете Полной Дамы, добежал до спальни, ворвался в неё и замер, вспоминая все, что когда-либо учил. Два десятка заклинаний, перевернутая вверх дном комната и спокойно спящие Невилл, Дин и Симус. Сладко посапывали они в углу комнаты, сваленные мной туда в кучку. Голова Томаса возлежала на ноге Долгопупса, нога Долгопупса на животе Симуса, ну а сам Симус возлежал в самом низу. Как еще я мог распотрошить их матрасы?!
Но снимая чары сокрытия со всего, на что их гипотетически можно наложить, и не забыв проверить даже зимние подштанники Невилла, я не ожидал, что найду тетрадь там, где ей и место. Среди тетрадей! В моем синем спортивном рюкзаке — подарке Дурслей! Только теперь обложка дневника сменила цвет с вылинявшего коричневого на сочный зеленый. Однако не с помощью магии, а обычного красителя! И все, больше никаких изменений, кто-то очень хорошо понимал — прятать бесценное нужно так, чтобы никто не догадался, что это было спрятано, даже обнаружив его. Я собственноручно приготовил эту «тетрадку» на завтра, моя старая по Зельеварению заканчивалась, вот я и... чуть души не лишился. Каждый, кто напишет хоть слово на этих девственно чистых листах, большую часть себя потеряет навсегда. Даже если бы Том Риддл и удивился, а удивившись, отписал неожиданному собеседнику что-то вроде «Поднимись на седьмой этаж, там я тебя лучше слышу», могло быть просто поздно. Зачем кому-то моя душа?! Вот Невилл частенько заявляет себе под нос, что у меня её и вовсе нет, так какая же это ценность? Любой, имеющий в доме ружье, приравнивается к Курту Кобейну. Любой, умеющий читать между строк, обречен иметь в доме ружье.
Дата: Воскресенье, 11.09.2011, 00:39 | Сообщение # 44
Медиковедьма Темных Подземелий
Статус: Offline
Группа: Администраторы
На сайте с: 05.01.2011
Сообщений:9850
Rishana, спасибо за продолжение!!! Ваши герои нестандартны даже для образа "Темного Гарри"! Но при этом - логичны, последовательны, узнаваемы, характерны и... любимы! Да, уже любимы!!! Так и хочется им помочь, подсказать, Невилла стукнуть, что-ли!?!))) Но не смотря на стройность истории, я до сих пор теряюсь в догадках - а что будет дальше? Вы сумели завладеть моим вниманием и полностью погрузить в интригу своего фика! С нетерпением и предвкушением жду продолжения!!! Беги от двери ведьмы Мэри. Уползаю Снейпа. Профессионально. Дорого. (с)
Часть 2. Глава 4 В зияющей черноте входной арки мне больше не мерещился призрак матери, убивающейся о моей грешной душе. Я всматривался и прислушивался очень внимательно, но нет – ничего. Полумрак длинного помещения и отблески свечей на белом мраморе теперь не казались вестниками потустороннего, а нервное постукивание трости дяди Люциуса за моей спиной вызывало лишь оскомину. Словно кислый лимон, который хочется выплюнуть и заменить пирожным, но нельзя. Ко всему прочему, атмосферу тайны напрочь уничтожали орешки, то и дело стреляющие в мою сторону. Фенрир Сивый сам считал себя тайной, и потому демонстративно игнорировал мрачную торжественность происходящего, прицельно забрасывая меня тем, что вообще-то принято есть! Но меня бесили не фисташки - орехи как орехи, а Фенрир как Фенрир. Бесила меня невозможность почесать нос, не выказав неуважения к тому, кто его от меня не так уж сильно и требует – к Темному Лорду. - Это неслыханно! – надрывался лорд Малфой, и его голос, словно гром, эхом отзывался в моей голове. – Открытое противостояние Гарольду – наглость, достойная высшей меры наказания! Интересно, если я всё же почешу, они на меня уставятся? А если уставятся, уместным будет оправдание: «Темный Лорд не возражает, когда я чешусь...»? Мерлин помоги, если они не закончат обсуждение моих проблем хотя бы через час, у меня просто не останется сил для их решения. Тем более Риддл в прошлый раз так разошелся, что свиток с его домашним заданием я пишу уже неделю, и счет давно идет на дюймы не в длину, а толщину. А мне отчетливо ясно, что «неуд» от Волдеморта в настоящее время – хороший шанс не дожить до будущего. Вон неприятелей сколько, со счету сбиться можно! О том, что дух Лорда поселился в зеркале той странной комнаты, и может посещать другие зеркала Хогвартса, знает лишь отец. Так пожелал сам Риддл, он хотел наблюдать за поборниками своей идеи, хотел знать, чем они дышат, но не хотел, чтобы кто-то прознал о таком его желании, что понятно и естественно, как по мне. Я долго изображал из себя пророка и ясновидца, закатывал глаза и хватался за голову, убеждая своих, что Волдеморт приходит в мое сознание и вещает оттуда, даруя мне часть своей мудрости. Ну, это основная мысль, которую я донес до них, и донес удачно. Теперь я сижу не возле Драко, а по правую руку от дяди Люциуса, и чувствую себя почти священным идиотом. С Каркаровым я уже переговорил, раз представилась возможность, и разговор был короткий. - Сэр, вы могли бы не принимать Джинни Уизли в свою школу? - Мог бы. - Спасибо, сэр. - Да пожалуйста, мистер Снейп. Хорошо, когда есть к кому обратиться. Наверное, мама бегала к Дамблдору, ну а я – к её убийце и его сподвижникам. Лили Поттер плакала бы, узнав о таком, но она не узнает. - Ты слушаешь, Гарольд? – громко спросил лорд Малфой, направив поток моих мыслей в иное русло. Конечно, я слушаю, но мне неинтересно. Ведь это вы должны меня слушать, это мне есть что сказать, это мне доверяет тот, кого вы так боитесь, и боитесь потому, что просто не способны пожертвовать всем ради цели, как сделал он. - Завтра мы берем тетрадь и подкидываем её... любому. Верно? - Абсолютно верно, малыш, абсолютно верно... Раз-два-три и... огонь!.. Оборотень, закинув ноги на стол и прикрыв один глаз, все еще не оставлял надежды втянуть меня в игру «мне на вас плевать» и целился в район моего нахмуренного лба. - Сивый, чего ты к нему пристал? – вступился за меня бородатый. - Милый мой Каркаров, вы такие серьезные, что блевать охота... Невольно я хмыкнул, так это замечание соответствовало моей действительности. - Вот! Я знал! Гарольд не безнадежен! – он поднялся, молниеносным и глазу незаметным движением оттолкнулся от земли и очутился на столе. Его черные массивные ботинки с черепами каких-то животных вместо пряжек впечатляли не меньше прыжка. Хищно улыбнувшись и поклонившись во все стороны в ответ на одобрительные смешки, он спрыгнул на пол за моим стулом, и на меня повеял не по-мужски сладкий запах одеколона. – Развеять вашу скуку – мой удел... – зашептал он мне в ухо. На том собрание было окончено. Буйные выходки вечно молодого, самого сильного, и самого жестокого оборотня не послужили тому причиной. Слова закончились, и все присутствующие поспешили по своим делам. Наверное, этим вечером я умудрился понять Волдеморта, не слишком сильно дорожащего своим окружением. Это словно бы я стоял на скале и смотрел в манящую даль, а снизу вверх на меня смотрели букашки, желающие подняться к моей вершине. Они такие смешные! Не знают ничего, умеют мало, а всё чего-то хотят... Эти люди опустились на ступеньку ниже меня, и самое приятное – им невдомек, что я выше. Подождав, пока маги разойдутся, Драко подошел и сказал, что подождет меня у камина, он еле стоял на ногах от усталости, обнимал себя худыми руками и явно мерз. - Необязательно выглядеть так жалко, сын... – на ходу бросил дядя Люциус, приобняв меня за плечи и направляя вглубь зала, где в малахитовой шкатулке лежал дневник. – Боишься ответственности? Предсказуемо, весьма предсказуемо... Я забыл, куда и зачем иду, споткнулся и в недоумении уставился на приятеля, подпирающего собой стенку. Казалось, он не падает благодаря силе воле, а не притяжению земли. Простудился, наверное, бледный такой, ему бы сейчас в постель и мятный чай. Мой отец, конечно, готов жертвовать моим здоровьем, если уж что важное на носу, философский камень там или возрождение Темного Лорда, но в такие моменты и я готов им жертвовать. Однако он никогда не скажет мне плохих слов, не заденет сокровенного, не унизит. С моего первого приезда в школу прошло почти полтора года, и разрази меня гром, я, со своей хваленой внимательностью, пропустил что-то очень важное! Опередив излучающего чувство собственного достоинства лорда Малфоя, я за секунду открыл шкатулку, захлопнул крышку мизинцем и небрежно сунул дневник подмышку, а после заорал: - Др-а-а-ко! Ты просты-ы-ыл?.. Неуместный крик не того человека и не в том месте. Но я хотел увидеть хоть какую-то реакцию дяди Люциуса. Однако его лицо являло собой пример форменного малфоевского равнодушия, скрывающего все, что за ним таится. Слишком сильный удар трости о мрамор – и это всё. Он не удивился, знал, что все эти три часа его сын еле дышал за этим проклятым столом. - Ты это... как? – спросил я Драко уже у камина. - Плохо, - последовал честный ответ. – И мамы нет... - Зачем тебе мама? Сейчас в больничное крыло сходишь и всё, здоров! Драко поднял на меня глаза, склонил голову набок и принялся думать о чем-то сложном. Он всегда смотрит на людей так, будто они невидимки, если в его голову приходят непростые мысли, а они там частые гости, я знаю. - Всем нужна мама, Гарри... - Ты чего раскис? – изумился я такому странному Малфою. – Ты смотри мне, а то Уизли расскажу. Я вот «папочкин», будешь «мамочкиным». Драко натужно засмеялся – для меня. - Иди ты... - Вместе пошли, опоздаем! - Ну пошли... Ой, забыл! – приятель преувеличено равнодушно махнул рукой в сторону широкой мраморной лестницы. - Поднимись в мою комнату – возьми тот свитер, с воротом. Он теплый. - А новый эльф ваш... как его? - Фабрициус. - Он, да. Что, не может? Приятель молчал, с какой-то жуткой безнадежностью рассматривающий носки своих дорогущих лакированных туфель. У него вообще есть все, а не только сотня пар туфель, но ... - Отца боишься? - Боюсь? Я? Не смеши. Просто... возьми ты. - Сейчас, минуту! – выпалил я уже со ступенек. Над другом измываться – последнее дело. Не хочет он, чтобы кто-то знал, пусть будет так. Мама ему всегда в чемодан с десяток свитеров укладывает, но приятель их вечно вынимает оттуда и заявляет, что не маленький. Новый домовой эльф семейства – ужас на двух кривых ножках и главная причина нежелания приятеля идти наверх самому. Он возненавидел Драко еще до того, как его увидел, что странно, конечно. А может, не возненавидел Драко, а рьяно полюбил Люциуса? Только этим можно объяснить наличие большой головы на тщедушном теле везде, куда бы Драко не отправился, за исключением Хогвартса. В него путь эльфу-шпиону преградила Хельга, и выбрала для увещевания очень доступный способ – избиение до полусмерти. С тех пор, как мне кажется, эльф морщит свою серьезную морду лишь при одном упоминании школы чародейства. И поделом ему! Ступенька, еще ступенька, темный коридор, плесень на стенах и даже на рамах картин, огромная деревянная дверь, отполированная до неположенного ей временем блеска, серебряная ручка, на которую я нажимал не одну сотню раз и... - Фенрир, я жить хочу. - Кому-кому, а тебе, юный Снейп, я не препятствую существовать... Сивый стоял в двух шагах от меня, курил обычную сигарету и как-то деловито стряхивал пепел на пол, не заботясь о сохранности истертой ковровой дорожки. Одна нога уперлась в стену напротив, преграждая мне путь, другая отстукивает ритм неслышной мне музыки. Черное существо в черном месте и с черными мыслями. Именно такие думы навевал красноватый блеск его глаз и светлые лунные отблески на кожаной куртке. Кто папу моего непонятным называет, не встречал этого оборотня, абсолютно точно не встречал. - Испуг вполне способен остановить сердце. Вы же подкрались! - Я? – он сделал глубокую затяжку и не по-звериному тепло улыбнулся в стенку, не удостоив меня и взглядом. – Это ты мальчик, подкрался. Никто тебя не ждал, да... и черт с ним! – он потушил сигарету о носок массивного ботинка. – Знаешь, сколько нас было? А сколько осталось? - Кого? - Нас! – оборотень поправил шейный платок и принялся рассматривать свой маникюр на руке. - Готовых бороться за чистоту волшебного мира? За право на жизнь? То оборотни вне закона, то великаны, то еще кто... Теснят нас дамблдоровские маглы, ой тесня-я-т... Тысячелетия жили себе, а сейчас всё – финита ля комедия – нельзя. Закон выпустили, там так и написано – «прекратить размножение»! – он почти кричал, и похоже что вместе с ним кричала настоящая, выстраданная боль. – Как, спрашивается? Совершить массовое самоубийство?! Но, Гарри, мы были, есть и будем... а вот такие, как ты... – Сивый в притворной задумчивости потер подбородок. - Не знаю, не знаю... - Семь поколений? - Не так - всего семь... – зловеще прошептал он, наклонившись ко мне. Закон семи поколений – приговор волшебного мира. Дамблдор, добрейший и светлейший, не стесняется отправлять в Азкабан даже тех, кто упоминает о нем лишь вскользь. - Учение темных людей, мальчик мой, очень темных... – сказал он как-то, читая донесение шпиона Снейпа о подобных смельчаках, то есть Пожирателях. – И ложь, чистая ложь! – вскричал он из-за стола, заметив, что я оторвался от лицезрения отцовской спины и передумал спать. И всё, больше ни одного аргумента. А вдруг не ложь, а правда? Он подумал вообще? Чем тогда маглы лучше, они что, должны выжить, а мы остаться историей, да еще такой, которая никому из них никогда не станет известной? Ничего не бесконечно, гласит здравый смысл и единственный уцелевший трактат семьи Гриндевальда – рукописная копия Свода Бытия Чародеев, сожженного еще во времена бурного средневековья. Чистокровный волшебник породит волшебника, даже если его вторая половинка – магл, и от его ребенка произойдут маги, и от внука, и правнука, уже далеко не такого сильного и здорового, как дед. Но вот тот, кто четырежды правнук разорвет магическую цепь и его ребенок не будет не то что сквибом с кровной памятью о магии предков, он будет... чужим. Обычным маглом без памяти крови, тем, кто своим существованием обесценит жизни целого волшебного рода! Ну жил когда-то тот, кто числится его дедом, ну страдал, ну любил и ненавидел. А зачем? А просто так... Сквибов сейчас рождается много, я эту тему в прессе отслеживаю внимательно, но гложут меня сомнения, что большинство из них совсем не сквибы – чужаки. Пока я всматривался в глубины собственного сознания, Фенрир устал корчить из себя загадочность и пялиться то на собственные ногти, подточенные под волчьи когти, то на стенку напротив. Он опустил явно онемевшую ногу, недовольно крякнул, и обычным голосом поинтересовался: - Как в школе дела? - Идут. - А в Азкабане что нового? - Беллу в другую камеру перевели, повыше. Там крыс меньше. - А-а-а... – с пониманием протянул Сивый. – Ну а почему отец сегодня не явился? Брезгует? - У Дамблдора на совещании. - Ясно... – во второй раз подытожил оборотень и перестал осыпать меня вопросами, услышь которые хоть один грифиндорец, его мир полетел бы в тартарары на огромной скорости. Это я частенько беседую на темы падения нынешней власти и самочувствия заключенных тюрьмы на скале. Но бытовые темы для меня, как занавес для других, за которым скрывается просто нереальная тьма! Они ведь не догадываются даже, что никакой тьмы нет, есть просто разные интересы. - Знаешь, что такое скука? - Мне нужно отвечать? – спросил я жалобно. - Еще чего, я не для того спрашивал! – возмутился он и многозначительно замолк. – Ты сегодня выглядел так нудно. Я уж было подумал, что ты вернее ласты откинешь не от Авады, а от тоски. Единственное, что тебя утешало, это твое же присутствие среди нас, таких несмышленых... Угадал? - Ну... – глубокомысленно вытянул я две буквы, но они, как дырявый спасательный жилет, не помогли. - Ты брось мне «нукать», Гарри. Сказать, во сколько десятков раз я старше? - Не-а... - И вообще, прекращай мычать, учись производить впечатление... – он ловко вынул последнюю сигарету из пачки, подкурил её и с наслаждением выпрямился. – Ты нам не сказал правды, Темный Лорд не приходит к тебе во снах. Чай ты не прыщавая принцесса, а он не принц на белом коне! Не прикидывайся идиотом, он ближе, я чую. Ты передай... повелителю, что мой народ готов. Ко всему готов, он поймет. Договорились? Мы смотрели друг другу в глаза неприлично долго. Кстати, они у него такие же зеленые, как и мои, только смотрят с безгранично унылым равнодушием на всё и блестят как-то неестественно. Говорят, он никогда не был человеком, а родился таким, и еще раньше, чем Даблдор почтил своим присутствием этот мир. Как такое возможно, знает только Сивый, книжки по этому вопросу упорно молчат. Его манерные ужимки, преувеличенно изящные движения, безвкусные побрякушки, куда ни глянь, смешные поклончики налево и направо, на удивление утонченные черты порочного, словно изношенного лица – уловка. Настоящий хамелеон, а не оборотень, привык скрываться, собственно, как и я, и отец, и много-много магов, тех, которые не ко двору в наше время. Они воюют за положенное им место под солнцем и луной, как могут, из последних сил, а получается, что становятся пресловутым злом... Обидно! Стройный силуэт удалялся неслышно, я видел уже лишь тень, да и различил ее благодаря движению черных волос с парочкой косичек из седых прядей. - Эй! – крикнул я довольно смело и сделал шаг вперед, в темноту. – А мне? - Что «тебе»? – заинтересовано переспросила тень. - Мне поможете... если что? – от страха мой голос повел себя странно, он не засипел и не стих, а нагло взмыл ввысь и стал звонким. В темноте блеснули белоснежные зубы Сивого – он улыбался. - Я уж думал, не спросишь! – оборотень хлопнул в ладоши. – А как же, мальчик, а как же... Ты главное уж будь добр, вырасти, не умри. Смерть в любом виде – досадная штука, знаешь ли, для всех... Он готов был помогать не Волдеморту, а сильнейшему. На Темного Лорда он больше не сможет надеяться так, как раньше. Фенрир разочарован, но... на данный момент существует тот, кто послужил тому причиной – я. Ему нужно спасать своих, спасать от охоты, открытой на них министерством, и потому нужно выжить, любой ценой. Груз его ответственности, словно душный сырой туман – давит, до слез. - Я вырасту, обещаю. - Жду, Гарри, жду... Любой, имеющий в доме ружье, приравнивается к Курту Кобейну. Любой, умеющий читать между строк, обречен иметь в доме ружье.
*** Я опустошил полку с теплой одеждой, прихватив самое некрасивое, а по совместительству и самое теплое, хлопнул дверцей и огляделся. Всё так, как и было – аккуратно до скуки, без излишеств, но дорого. Это на моем факультете уверены, что Малфои из золотых чашек пьют. На самом деле замок мрачный не только снаружи. Холодные серые стены, кое-где на них висят портреты, массивная мебель безо всяких завитушек, кованые канделябры, средневековые факелы, и дух вечного времени – это и есть Малфой мэнор. Ну а комната Драко - огромная кровать под зеленым балдахином и шкаф на всю стену, в котором я однажды прятался от собственной жизни. Два высоких овальных окна с мутными от старости стеклами, грамоты за хорошую учебу на стене у письменного стола, подписанные моим отцом, фотографии матери и даже моя - чтоб мне провалиться! Но одной, самой большой, колдографии Люциуса Малфоя, не было. Угрюмый блондин лет тридцати больше не взирал с каминной полки, изучая каждого вошедшего в спальню сына. Вместо того чтобы объединяться в такой важный момент, они ссорятся. Ну как дети, в самом деле! Однако, может, я зря так быстро ушел? Дядя Люциус еще на прошлой неделе хотел со мной о чем-то поговорить, и остается надеяться, что не о Драко. Приятеля я в обиду не дам, ни Риддлу, ни Люциусу, да и сам всегда займу его сторону. Когда я смотрю на Малфоя младшего, то понимаю, конечно, что он мой друг. Но еще много лет назад, засыпая под скрипучий голос поющей Хельги, я задумался, отчего Драко так со мной приветлив, даже метлу свою постоянно одалживает, а ведь дороже его сердцу вещи просто нет. И пытаясь незаметно заткнуть пальцем левое ухо, дабы не возненавидеть пение до конца дней своих, я неожиданно понял – почему, и оторопел от такой взрослой мысли настолько, что помню тот морозный вечер и вьюгу за окном до сих пор. Драко хороший, он дружит, а я плохой, я разрешаю дружить. Пытаюсь ему соответствовать, разумеется, пытаюсь почувствовать что-то кроме твердого знания о том, что такое друг, и делаю всё, что положено делать другу, но какой-то я неискренний... к моему огромному сожалению. *** - А-п-ч-х-и!.. - Будь здоров. - Спасибо, Гарри. Не знаю даже, где мог так простыть... А-п-ч-х-и!.. «Мда... – подумал я, смахивая с лица слюни Финнигана» Знал бы, что все так обернется, наколдовал бы ирландцу матрасик, да потолще. Но, увы, поздно. Трехчасовое пребывание на холодном каменном полу в позе мешка с картофелем не прошло для мальчишки даром. Три раза его лечил, ирод такой! Сколько в нем бацилл то, бесконечность?! Видно, побочный эффект замораживания, и в больничное крыло его оттого не отправить, догадаются ведь...» - Так ты поможешь? Пригорюнившись, я замедлил шаг, с сомнением качая головой. - Конкретизируй, - велел я строго. – По пунктам. Симус засиял и затараторил: - Деканша достала совсем, предмет бы её подтянуть... и Лаванда меня игнорирует... и по Зельям беда... и... ну не могу я больше ничего трансфигурировать! Не мог-у-у-у... - Ты не знаешь такого слова, да? - Какого? - Пункты! Помочь я, конечно, согласился. Особенно после вчерашнего. Превратить нос соседки в кофейник, вместо того, чтобы превратить кружку в бокал – мне жаль магический мир, честно. Берусь его спасать. Тем более Симус хоть и хитрая сволочь, но популярная, чего не скажешь обо мне. Нет, в плане популярности я ему не уступаю, но вот в её качестве – еще как. Мы плелись по извилистым коридорам в класс по Защите от Темных искусств и Симус заискивающе (театр по нему плачет) плелся чуть позади. Как по мне – предмет бесполезен. И про темные искусства на нем ни слова не услышать, и в результате сама защита выходит какая-то непонятно от чего защищающая... Не хотят «злу» обучать, обучили бы арифметике! А то стыдно вспомнить, как Даддли мне на пальцах объяснял, что такое проценты и как их получать. Т-а-а-к... гнать это страшное воспоминание, гнать... - Г-а-р-и-и!.. Иди… иди ко мне… дай мне схватить тебя… разорвать… убить… - А-у-у-у!.. – …так голоден… так долго… - Г-а-р... - Да не ори ты! – возмутился я. – Я же рядом, олух! - Так ты слышишь, как я зову, или нет? – хитро прищурился Симус, не обидевшийся за «олуха» по причине во первых – правдивости, во вторых – близившегося теста по Трансфигурации. Вообще-то хотел бы не слышать, но хотеть не вредно. Ночью мне помогают беруши, а днем – всякие разные заклятия, позволяющие выбирать, что конкретно действует мне на нервы и «приглушать» именно этот звук. Ну болтливая эта змеюка, спасу нет. И бубнит, и бубнит... Делом бы занялась! Тоже мне, наследие Салазара, великое и могучее. То просыпаться не хотела, и я голосил в подземелье, как последний идиот, упрашивал... То полностью выползти не соизволила! Высунула хвост из тоннеля и всё, хоть тяни за него, надрывайся. После всех трудов я присел на ступеньку, поминая Риддла разными словами, а она такая глазищи красные выпучила и с интересом спрашивает, мол, чего тебе надобно, многоуважаемый змееуст? О жизни поговорить, Моргана тебя побери. Я вот собственно ради великосветской беседы по женским туалетам и шастаю, призраков по унитазам погонять охота! Василиск, как василиск, пришел я к такому выводу через пять минут объяснений особенности его миссии ему же, и еле убедив животину в том, что хоть она и хочет спать, это не причина от этой самой миссии отказываться. Да и от взгляда её хваленного с десяток охранных заклятий имеется, и не избавит она мир от грязнокровок, их ведь так много. Ну, раз нужен Риддлу подобный символизм в борьбе за чистокровность, уж пусть будет... - Ты б хоть спросил, чего я кричу, дылда нос... - А? Чего-чего? – еле сдерживая смех переспросил я, приложив ребро ладони к уху, чтобы лучше слышать. - Ты б хоть спросил, чего я кричу, хороший добрый мальчик! – не просто с долей иронии, а лишь только с ней ответил несчастный двоечник, скорчив такую виноватую мину, что сомнений не оставалось – ни хорошим, ни добрым он меня больше не считает, и просит за такую наглую ложь прощения у своей замученной совести. – Мы мимо прошли, с минуту назад...
Всё, это был предел, мы согнулись пополам и захохотали, высмеивая самих себя. Симус рукой даже об стенку уперся, дабы не растерять самые жалкие остатки самоуважения и не покатиться по полу. Ну а я забрался на подоконник с ногами, отсмеялся до конца уже там и уселся поудобнее, прильнув лбом к холодному пыльному стеклу. - Ты все-таки дылда, - подошедший Симус уставился в окно. – Вымахал за лето! Я тебя выше только в прыжке, и только если с табуретки прыгать. И нос у тебя длиннющий, и лицо такое... эээ... тоже длинное. - А правду? Финниган даже не стал держать паузу ради приличия. - Скверное! - ?! - Ты когда на нас смотришь, к огню подойти хочется, Гарри, отогреться. Ты лучше так на наших не смотри, честно тебе говорю. Многие думают, что тебе что проклятие, что щекотка... все равно не скривишься. Даже проверить хотят! Будь живее и люди к тебе... – мальчишка замолк, - а вообще – живи, как хочешь! – он махнул рукой, неожиданно разуверившись в пользе сказанного. - Только меня не трогай и убери уже эти прыщи, Мерлина ради, сколько ж можно?! Я больше тебе слова плохого не скажу, клянусь родами Гормлахов и Финниганов! - Эй, уважаемые, позвольте прервать вашу веселую и очень громкую беседу. К нам незаметно приблизился Люпин. Все в тех же лохмотьях, все такой же вымученно жизнерадостный и похожий на полинявшую, старую лису. Видно, решил не дожидаться, когда мы про него вспомним, и сам вышел из класса в поисках шумных прогульщиков. Он улыбался и изо всех сил корчил из себя не учителя, а «своего парня». Сказать, что эта роль ему не идет, или пусть дальше старается? - Гарри, слезь с подоконника, бери своего друга и марш на урок! Мы с Симусом устали от игр в того, кем ты не являешься и, не произнеся ничего вслух, все же словно пообещали себе подобными нюансами жизнь не усложнять. Ирландец в науках хоть и не разбирается, но это не мешает ему разбираться во всем остальном. В один голос мы не просто ответили, а заявили: - Он мне не друг! – это взвизгнул Финниган. - Я ему не друг! – произнес я. Наши голоса слились в один и улыбка сползла с добродушного лица Ремуса, как свежая акварель с картины, смываемая водой – медленно и смешивая на своем пути все яркие краски в одно сплошное месиво. Он не знал, что ответить, как отреагировать. Два мальчишки у окна, один на нем сидит, другой стоит рядом. Они смеются и мирно беседуют, вместе прогуливают урок, вместе пристально всматриваются в пожухшую зелень Запретного леса за стеклом, словно глаза друг от друга отводят, и также вместе не хотят дружить, очень сильно не хотят. - Ну ладно, недрузья, идемте уже... Шагая плечом к плечу с Симусом, я наслаждался свободой, и от этого нового, щемящего чувства даже глаза щипали. Не друг и не враг, которому ты НИЧЕГО не должен. Ни нравиться, ни не нравиться, ни помогать, ни мешать, ни любить, ни ненавидеть... Хочу иметь много-много недрузей! Уже дойдя до двери класса, Люпин замешкался, пропуская Симуса вперед и придерживая для него дверь. Мужчина переминался с ноги на ногу и выглядел так неуверенно, словно сбежать хотел. - Слушай, Гарри, я вот вчера с тобой поговорить хотел, а ты на выходные, оказывается, школу покидаешь... - Папа разрешает. - Твой папа всего лишь декан и это правило, если на то пошло, действительно только на его факультете! – резко ответил мой новый преподаватель и тут же спохватился. – Но если и директор не против... - Вы не расслышали – па-па раз-ре-ша-ет! – отчеканил я и попытался пройти под его рукой, пригнувшись и уже почти желая получить порцию ненужных знаний. И тут случилось невероятное, по крайней мере, в моем понимании. Люпин с грохотом захлопнул дверь прямо перед моим носом, приложил руку к своему лбу, словно температуру проверял и дрожащим голосом, почти упрашивая меня ему ответить, спросил: - Где ты был?.. Вчера? - Дома. - А твой отец, значит, в школе? - У вас есть дом? – поинтересовался я. – А у меня есть. Могу там, знаете ли, иногда появляться. Пыль вытереть, книжку почитать... поспать в одиночестве! - Поспать? Книжку? Библиотеки мало, выходит, вот как... Но ведь твой отец находился в замке, а ты без него - там... – он разговаривал сам с собой, а над его верхней губой проступили капельки пота. Зрелище меня пугало. – Ты врешь, но ты не можешь врать... о таком. Тебе ведь двенадцать, всего двенадцать, и глаза у тебя материнские, так как же это, как же... – монотонно бубнил Люпин, прожигая меня насквозь ничего не видящим от ужаса взглядом. Всего одиннадцать, всего двенадцать, обязательно будет всего шестнадцать... а потом что? До ста удивляться будут? «Тебе же, Гарри, всего девяносто два, и глаза еще зеленоватые, как же ты так можешь...» Б-р-р-р! Тем не менее и я был полон ужаса, а сердце ходило ходуном. Действительно, по-настоящему роковые ошибки это те, огромную важность которых даже умом объять трудно. Ноздри оборотня трепетали, словно он след по ветру взял, а у меня похолодели руки. Всего лишь дверь, всего лишь преподаватель и звуки ударов тяжелых капель о стекло – это утренний ливень разыгрался не на шутку, и кажется, что за окном пасмурный вечер. После этого урока у меня много дел, но все же я должен успеть отогреться перед горячим камином в гостиной и поучить Симуса хоть чему-нибудь. Странно, что в этот список банальностей приходится включить еще один, черт бы его побрал, пункт – + 1 новый враг... - Ты не сказал, что был в Малфой-мэноре, а он мог появиться только там. Ты хотел скрыть, неужели ты хотел скрыть?.. – мужчина чуть не плакал. Я молча подвинул убитого таким откровением Ремуса и молча прошел в класс, где присел рядом с заждавшимся меня Финниганом и вздохнул – можно, конечно, оправдываться, но не оправдаться. Эх, Сивый, за тобой должок, не стоило нам так долго беседовать - запах зверя другой зверь чует издалека... Люпина пришлось ждать неприлично долго, и что он там за дверью делал – загадка. Судьбу мою решал, что ли? Думал, как поступить, кому пожаловаться? Лили Эванс винил во всех грехах? Какое счастье, что я этого не узнаю. Мальчишки от скуки принялись дергать девчонок за банты, косички и шарфы, девчонки не обращали на них внимания и занимались утренним туалетом, всеми скудными мыслями утонув в зеркалах и пудреницах. Невилл спал на парте, так уж у него с некоторых пор повелось – ночью он бодрствует и боится встать, страдая, а днем храпит отцу на радость. Гриффиндор под звонкий храп пухлого больше сотни баллов лишился. Наконец, первый урок по Защите начался. - Добрый день еще раз! – приветствовал он учеников. – Извините за опоздание. Учебники можете убрать, сегодня у нас практическое занятие. Так как я ничего и не вынимал, много чести, то у меня было время присмотреться к Ремусу – бледный и злой. От растерянности не осталось и малейшего следа. - Ну что? Готовы? – спросил он притихший класс. – Пойдемте со мной. За ближайшим поворотом нас встретил Пивз, висевший вниз головой и замазывающий замочную скважину. - Глупый Люпин... глупый Люпин... глупый Люпин... – заголосил полтергейст. - Я бы на твоем месте отлепил жвачку от замочной скважины, - приветливо сказал Люпин. – Мистер Филч огорчится, ведь там его щетки. Пивз не боялся ни Ремуса, ни самого черта, а уж тем более щеток Филча, а потому в недоумении вытаращился на «глупого Люпина», не понимая, то ли это угроза была, то ли человек просто поговорить хочет... - На этот случай есть одно полезное заклинание, - сказал учитель себе за плечо, вытянул руку и уверенно произнес: - Виддиваззи! Ни жвачка, ни Пивз так и не улетели. Ремус явно перенервничал, перед дверью, да и мой запах продолжал его беспокоить – он то и дело морщил нос. В общем и целом впечатления оборотень не произвел, скорее наоборот, и я решил воспользоваться подвернувшейся ситуацией. - Пивз, уйди... – буркнул я себе под нос и на меня обернулся весь курс. Полтергейст немедля испарился, будто в невидимую дверь шагнул. Но когда ему оставалось подтянуть лишь ногу с растопыренными пальцами, уходить по-английски он передумал и вернулся. - Да-да, как скажете, уважаемый! – заискивающе заверил меня Пивз в своей покорности и лишь затем «шагнул» полностью. Процессия двинулась дальше, и никто не произнес ни слова. Что-то попыталась сказать Гермиона, и уж было начала рассказывать Лаванде на ухо, что полтергейсты это тоже духи, только злые, но на неё зашикали со всех сторон и девчонка замолкла. Все смотрели в затылок впереди идущего преподавателя, согнувшегося, словно от тяжкого груза, и не хотели злить и так злого человека. Мало ли как он там с баллами факультета поступить может?! - Ну вот мы и пришли. Заходите! – пригласил он войти всех присутствующих, остановившись перед высокой дверью учительской. В отделанном деревянными панелями просторном помещении стояло множество разномастных стульев и на одном из них, у окна, сидел мой отец. Он обернулся на шум, криво улыбнулся, поднялся и, не сказав ни слова, вышел, закрыв дверь вместо Ремуса, тот так и остался стоять с поднятой рукой. - Ну что же, зельевары они такие, надышатся сложных зелий и всё им потом неприятели по углам чудятся! Ха-ха... хм... Э-э-э... Однокурснички застыли, будто в них Ступефай срикошетил. Никто и не думал смеяться, не раздалось даже хилого смешка. Кто левым глазом, кто правым, а кто двумя, но все они косились на меня, а их лица просто кричали о «неудачности» подобной шутки. Не стой перед ними сконфуженный автор юмора, они бы не постеснялись меня заверить об этом вслух. Вот он – великий страх перед летучей мышью Хогвартса... В такие моменты они явно представляют декана Слизерина на мышью, а мстительным драконом! - Ха! – четко и громко выговорил я, стоя напротив неудачливого учителя. Опростоволоситься перед подростками два раза, так и не успев начать обучение... - Да, дети, Гарри прав. Вы видимо... хм... любите своего учителя... – он прокашлялся. – Прошу прощения... Кто ему при мне возразит? Все остервенело закивали, признаваясь «старшему гаду Снейпу» в любви, и с каждым кивком глаза Ремуса все больше смахивали на русалочьи – увеличивались и выкатывались. Нет, так они вели себя не всегда, просто я решил хоть капельку оправдать свое звание «ябеды», ранее незаслуженное, и с некоторых пор оправдывал его вовсю. Дин вот, в будущем к зельям не то что не подойдет, его не подпустят, с такой то характеристикой «отсутствия врожденных способностей». А ведь у них семейный бизнес – целых три аптечных лавки в пригороде Лондона! Лаванда в кабинет теперь бочком просачивается, и дышит тихо, и глаза только вровень с котлом подымает. А чего она волосам отца прозвища придумывала? То висюльки, то бирюльки, то медуза Горгона по ним плачет... Честно заработали, недорогие мои, получите! Вскоре Люпин очнулся и принялся демонстрировать приунывшим слушателям старый гардероб для мантий, в котором возился боггарт. И пока он объяснял, что это такое, и как его одолеть, лично меня одолевали сомнения – уйти или остаться? Еще скажет подойти, раскрыть перед всеми своё самое потаенное... Что тогда делать? Как быть? Я точно знаю, чего боюсь, и папа просто сумасшедший, раз не предупредил меня о новой мебели в учительской и возможном уроке здесь же! - Одолеть его легче вдвоем... превратить в нечто смешное... вот ты, Невилл, чего ты боишься больше... – в мою голову просачивались лишь обрывки фраз, я невербально колдовал. - Н-е-е-т! – хором закричали несколько особо сообразительных. – Невилл ничего не боится, правда? – настойчиво спросил Симус. - Да... конечно... не боюсь! И папа из шкафа вываливаться не стал. Как результат, смешным его Невиллу представить не довелось. Спустя минуту Парвати закричала: - Ридикулус! И мумия запуталась в бинтах. Затем появилась ведьма-баньши, лишенная ирландцем голоса, поползли змеи и принялась гоняться за собственным хвостом несчастная крыса... - Гарри, твоя очередь, - как мог приветливо произнес Люпин и протянул руку, приглашая меня подойти. – Вперед! Мне нечего было бояться, ведь я, хоть и наспех, но дочитал длиннющее заклятие противодействия страху и смело шагнул вперед, подбодряемый Гермионой. Все застыли и жадно всматривались в пока пустое место перед гардеробом. Когда волна жара обдала моё лицо, было уже поздно, совсем поздно - мой страх уже сидел на табуретке. Юный, хрупкий, в синей кофточке с белым воротничком и простых черных джинсах. Люпин перехитрил не только меня, но и себя. Его лицо вытянулось и посерело в один миг, будто кто-то нажал на кнопку и изображение сменилось черно-белым. Мама в ритм постукивала небольшим каблучком по полу, и сосредоточенно поправляла густую рыжую челку, и без того аккуратно уложенную. Боггарт не знал моей матери, он оживил то, что мог видеть или представлять я. Но Лили Поттер жила в моей голове лишь в образе мертвой женщины на полу. Спорящей с мужем и протягивающей меня Риддлу я постарался мать забыть. Мне было стыдно за неё, её неуместную доброту к тому, кто с легкостью пожертвовал и вроде как любимой женой, и собой, и маленьким ребенком, избегая унижения обычными сплетнями... Люпин махнул палочкой и наваждение исчезло. Он принялся горячо убеждать раскрывших рты грифиндорцев, что Снейп боится очень красивой, но очень злой ведьмы. Она живет в горах Норвегии и о её злодеяниях упоминается во многих книгах, прочитанных Гарри, и поэтому даже боггарт у него в какой-то степени полезен для обучения. Он усердно выдумывал подробности похищения ведьмой оставленных без присмотра детей и процесс их превращения в послушных ездовых собак и еще кучу глупостей, на озвучивание которых и ушла оставшаяся часть урока. Трудно было ему не поверить тому, кто еще живет в прекрасном детстве, и все с радостью обманулись. Оборотень старался, казалось, его пугает сама возможность того, что ему не поверят. - Я вам отомщу... – буднично сообщил я, подойдя к нему после звонка. С иступленным упорством вглядываясь в колдографии матери, я задерживаю дыхание и прислушиваюсь к своему сердцу, не дрогнет ли? Мне известно, что обряд, проведенный Беллой, отдалил меня от неё. Однако я вижу изображение, но не маму, помню её смерть, но почти не жалею. Ум мой ужасно боится того, что она могла бы мне сказать, случись чудо, и Лили Эванс ожила на денек, посмотреть, как живет уже не совсем и её сын. Однако, как бы я не взывал к тому, что называют душой, все равно слышу лишь гулкое эхо рациональных мыслей, раздающееся будто из пустого колодца... Любой, имеющий в доме ружье, приравнивается к Курту Кобейну. Любой, умеющий читать между строк, обречен иметь в доме ружье.
Rishana, какая глава! "Вы разрываете мне сердце...."
Quote (Ringa)
Однако, как бы я не взывал к тому, что называют душой, все равно слышу лишь гулкое эхо рациональных мыслей, раздающееся будто из пустого колодца...
Вот эти последние слова просто убили! Так точно и пронзительно.... Слов нет. Очень нравится, как описана внутренняя борьба Гарри. Причем, он и не осознает до конца, что борется сам с собой. Но, видит Мерлин, такой "темный" Гарри мне, как ни странно, ближе. Он честнее, что ли. Он за все свои поступки отвечает сам. Он думает, а не идет, куда позовут. Короче, для меня - он более настоящий. Вот. Спасибо огромное еще раз! И с нетерпением буду ждать продолжения!!! Беги от двери ведьмы Мэри. Уползаю Снейпа. Профессионально. Дорого. (с)
Дата: Понедельник, 03.10.2011, 23:08 | Сообщение # 49
Вернулась в Цитадель
Статус: Offline
Группа: Награжденные Орденом Мерлина
На сайте с: 16.05.2007
Сообщений:5484
Часть 2. Глава 5
Великан внизу возится. Ма-а-а-ленький такой. Все не решит, какое из двух деревьев срубить, то, что совсем сухое, или то, на котором есть еще живые ветки, с тремя желтыми листочками. Макушку чешет, не понимает, что деревьям нужна не его жалость, а вечный покой. Они устали расти и радовать, не получая ничего взамен. Под этой лиственницей и я когда-то с Гойлом от дождя прятался, и листочки щипал, и в трубочки их скручивал от нечего делать. Не то чтобы вода меня пугала — просто ноги не хотели идти в школу.
— Хагрид! — закричал я с астрономический башни вниз, чуть голос не сорвав. — Руби оба! Об-а-а!..
Лесник задрал голову кверху и неуверенно, почти стыдливо помахал мне огромной ручищей, в другой он все еще держал топор, чем-то похожий на мини-гильотину. Ему не понравилось моё замечание, хорошие люди не должны орать, свесив ноги с карнизов и указывать другим, как им лучше убить живое. Бедный, бедный Хагрид. Отсюда вижу его виноватые глаза, в смысле чувствую и догадываюсь — зрение у меня не орлиное. Он не верит сам себе, что так и не смог полюбить сына Эванс и настоящего героя, развоплотившего самого Того-Кого-Нельзя-Называть. Крикнуть бы ему, что всё нормально, для терзаний нет причин, так ведь это я, а я не крикну.
Поерзав на холодном мраморе, с каким-то больным интересом я вновь принялся вглядываться в пропасть под ногами.
— Осторожне-е-е там!.. — наконец великан придумал, что ответить, и с чувством выполненного долга вернулся к думам о выборе жизни и смерти, закинув топор на плечо и уставившись на обреченные деревья.
Знал бы ты, кто здесь сидит — топор в меня швырнул, и уверен, ни за что на свете не промазал. Вы бы все хотели моей смерти, ведь это жизненная необходимость. Дамблдор вот пожалел однажды, теперь несет ответственность за все живое, а всего-то — про Беллу за окном не знал. Хотя, он поступил благородно, будь я на его месте, заавадил бы раз пять подряд.
Как бывает, за три часа дойти до того, что меня не убивших смело записывать в благородные...
Невилл не дурак, просто противный. Говорил же он, что нет у меня души? Говорил, а я не прислушался, самым умным себя возомнил. Так всегда, истина постоянно рядом, только часто она еще противнее, чем пухлый со своей жабой вместе взятые. Почему я не могу любить, да почему я не могу любить... ну нет во мне такой функции. Не заложена!
— Ты личность, ты чувствуешь и понимаешь то, что чувствуешь. Но души у тебя нет... — сказал отец. — Возможно, она... побеждена другой.
— Возможно?
— Да, возможно.
— И вот из-за этого «возможно»...
Я не договорил, а отец не ответил.
Мы строим планы, суетимся, что-то скрываем, что-то кому то навязываем, и даже не подозреваем, что все может рухнуть в один момент. Нет, я не о смерти — смерть не конец, да и такие банальности мне не к лицу. Оговорка, самая обычная оговорка, и мир перестает двигаться, а ты начинаешь понимать, что тело и разум вполне себе способны существовать и друг без друга. Я насчитал сорок две щербинки на одном квадрате каменной плитки, пока сознание не вернулось и я смог шевелить еще чем-то, а не только дико вращать глазами. Ну а холодный пот, он не просто холодный, он ледяной, и это я понял лишь благодаря оговорке. Да чего я только не понял благодаря всего одному скупому словосочетанию — «зеленая книжка». Дневнику Риддла я вернул его обычный облик пятью секундами позже обнаружения, люблю порядок, знаете ли. Знал бы, к чему приведет такая любовь, добавил бы в палитру еще немного салатного, для живости!
Пересказывая отцу подробности прошедшего собрания Пожирателей, я раскачивался на двух ножках в кресле его кабинета и втихую водил палочкой над стопкой контрольных работ грифиндорцев — вносил посильный вклад в их листки успеваемости. Был чрезвычайно сосредоточен, опасаясь исправить что-то так, как тому и положено быть, то есть правильно, и вообще — мало обращал внимания на реплики отца.
— Каркаров сказал, великаны на севере волнуются, у них часть земли отняли, с ними теперь говорить можно...
— Кто там сейчас руководит? — спросил папа, расставляя новые банки с травами по полкам и стоя ко мне спиной.
— Голгомаф пока, но его вот-вот сюда перенаправят, северным он не нравится. Буйный, говорят.
— Это они меланхолики... — он вздохнул. — Нужно успеть до этой перестановки кадров, а то опять последними в очереди окажемся. Дамблдор его тут ждет, как своего.
— Ага...
— Сегодня после ужина идешь к нему. Не забудь и не пройди мимо, ты это любишь.
— К кому иду? Голгомафу?!..
— Директору! — возмутился отец. — Ты чем слушаешь?!
— Ушами... — я обиделся.
— Сивый с ума сошел. Сразу после превращения и беседы вести... — раздался звон, одна банка с прыгучей травой оправдала свое название и спрыгнула вниз, разбившись. — Вот черт! — выругался отец и принялся леветировать осколки в мусорное ведро. — Лови её, она в твою сторону идет!
Пока я ползал под столом, отлавливая попрыгунью, только недавно вырванную из земли, а потому злобную, грязную и кусачую, декан Снейп разнервничался вконец. Он присел на стул и сложил руки на коленях, позабыв о банках и обо мне в частности. Что-то в его скрюченной фигуре меня насторожило, какая-то нотка истерики, готовое вырваться наружу отчаяние, слишком грустные глаза...
— Кто теперь владеет дневником?
— Мне нельзя говорить. Никому. Так безопас... ОЙ! Больно! Она кусается!
— Конечно, это подвид Зубастых... — буркнул отец в сторону. — Сколько можно возиться?!
— Здесь темно!
— Да ты что? — в ответ мне раздалось прям змеиное шипение. — В первый раз слышу, что под землей темно, ты сделал открытие...
Мне не хватило нескольких дюймов, чтобы дотянуться до этой проклятой травы с действительно зубастым бутоном на верхушке, как моя голова затрещала, словно кто-то спутал её с орехом и захотел раздавить. На обед там, или просто перекусить!
— Пап-а-а... — заныл я. — Перестань!
— Нет.
И я сдался, о чем теперь жалею так, как словами не сказать, нет таких слов.
— Ну ладно, я её этому... ну как его... он еще ловец Пуффендуя! — папа уставился на меня с немым укором. — На «С» начинается... — продолжил я вспоминать. — Высокий такой, вроде сильный. Но сам ничего не заподозрит, такой тихоня. Я книжку ему в портфель на перемене левитировал.
— Родители забыли дать ему имя?!
Помню каждую черточку хорошенького лица пуффендуйского отличника, случайно перешедшего мне дорогу у кабинета Флитвика. Помню противно вежливую улыбочку и покровительственное похлопывание по моему плечу ни с того ни с сего — он словно смерть свою узнал и поприветствовал. А вот имя, скучное такое... я его еще не сразу и спросил у Рона, забыл. Парень просто мимо шел, ну не повезло ему, со всеми бывает. Так почему бы и не с ним?
Наконец память вернулась, вдоволь проветрившись.
— Ссс... Седрик! — я временно высунул голову из-под стола. — Диггори!
На какое-то время в кабинете повисла странная тишина.
— Почему? — спросил отец, глядя в стенку.
— Рядом был, удобно... Поймал! — я схватил траву, поднялся с колен и довольный прошел к стеллажам. — От меня не уйдешь...
Отец явно сделал над собой усилие и поднялся, стряхнув что-то с колен. Затем придирчиво рассмотрел себя в отражении стекла, зеркал в помещении больше не имелось, остался недоволен увиденным и поёжился.
— Холодно? — спросил я с участием. — Позвать Хельгу?
— Не стоит, лучше холод, чем африканский зной... — папа хмыкнул. — Я сам, позже. Тем более кто знает, возможно вечером Альбус начнет борьбу за нашу память, а холод позволяет держать защиту дольше, ты должен знать.
— Знаю я, сто раз уже повторил!
Мы готовились к вечернему разговору очень долго и нудно, а потому любое упоминание о нем выводило из себя мои и так расшатанные подростковые нервы. Я сам охладил свою спальню и дезактивировал камин, что грозило Симусу не простудой, а воспалением легких, но, сколько бы дров в огонь он не подбрасывал, тепла от него — как от бенгальского.
— Гарри, это ты? — с безнадегой в голосе поинтересовался ирландец, отшвырнув от себя кочергу.
— Конечно, ты же меня спрашиваешь, я ли это. Кем тогда еще могу быть я, как не собой?
Глаза моего собеседника округлились, но ненадолго. Осознав бесполезность мыслительного процесса, он разогнул спину и проковылял к постели. Вскоре раздался возмущенный скрип старого потертого чемодана Симуса, наверняка в нем прятались от мыла с порошком носки не одного поколения, а еще через минуту — шорох одежды и сопение. Памятуя о тесте по трансфигурации, спорам он предпочел мамины вязаные панталоны, свитер, гольф, и зимние ботинки на меху.
— Шапку не забудь, — напомнил я. — А то продует еще.
— Не забуду! — рявкнул мальчишка и в самом деле вытянул из глубин чемодана детскую шапку с большим красным помпоном. — Вдруг тебе после заморозков снежков полепить приспичит?! — чихнув, он забрался под одеяло. — Хренов чародей...
— А?! Что ты там шепчешь?
— А как думаешь? — засипел простуженный. — Превозношу твои душевные качества! Умный волшебник, чтоб тебя...
Мы опять засмеялись, хотя спросил бы нас кто — почему, не ответили.
Смогу ли я еще вот так смеяться, не вспомнив о том, что сказал мне отец эти проклятые три часа назад?
А именно:
— Если бы не паршивая зеленая книжка, мерзнуть бы не пришлось!
Он пересчитывал новые блестящие котлы у дальней стенки, придирчиво и с интересом истинного зельевара осматривая каждый из них. Некоторые даже поглаживал, оценивая чистоту и качество литья. На короткий миг почудилось, что он немного... сумасшедший, столько любви к железкам светилось в его горящем взгляде. Еще через один миг мне ничего не чудилось — мир опрокинулся, как ведро. Только в нем была не вода, а что-то липкое и противное — страх. Странно, но первым делом я подумал о том, что должно было прийти в мою голову уже в конце грядущих размышлений, а именно — я один.
— Какое собрание, если говорить не о чем? Лентяи, все делать самим приходится. Как же я устал!
Не знаю, что такое душа, да и кто знает, но знаю, что такое пустота в груди. Такая щекотная, такая звонкая, словно она совсем и не пустота, словно это чувство, неясное, нехорошее, но точно справедливое...
— Папа...
— Да?
— Зачем ты хотел меня убить?
Отец не застыл, а это его привычная манера выказывать крайнюю степень эмоциональности, он зло развернулся на каблуках ко мне лицом. В воздух взметнулись полы черной мантии и со свистом рассекли воздух. Всего четыре уверенных шага и мой несостоявшийся убийца стоит передо мной. Землистый цвет лица, большие, впавшие от худобы глаза, в которых ничего не прочесть, ведь они как черное озеро у замка — непроглядные. Однако вполне вероятно, что в отличие от стальных глаз Малфоев, порицаемых всеми, кому не лень, эти ничего и не скрывают — там и вправду темно.
— Ты крестарж Волдеморта, сосуд, а не мой сын! — закричал он. — Хочу вернуть его, а не убить тебя!
Я не сфокусировал взгляд хоть на чем-нибудь даже с третьей попытки, так и остался стоять посреди кабинета с размытой картинкой перед глазами, не в силах заставить себя сделать хоть шаг. На меня навалилась такая вялость, что не хотелось даже дышать. Единственное, чего хотелось — выйти. Но непонятно, это черное пятно перед глазами что такое, дверь или отец?
Когда декан Снейп сделал шаг назад, я обрадовался — пятно это точно дверь, ведь они, двери, ходить не могут.
— Ты глупец, и маленький. Моя любовь к тебе в твоей голове просто не поместится, нужна душа, а её нет. Ты маленьким часами смотрел на мух в паутине, в оконной раме. Сам же их туда и заманивал. Когда они умирали, ты начинал плакать. Но когда я тебя спрашивал, почему ты плачешь, ты просто пугался, молчал. Жалеешь? — спрашивал я. Нет... — отвечал ты и принимался плакать еще сильнее. Интеллект тебе подсказывал, что ты слишком многого не чувствуешь, не можешь, и дохлые мухи тебя пугали твоим равнодушием к их дохлому состоянию. Хотел купить тебе котенка, много раз, или собаку. Еле уговорил на хомячка. Если ты помнишь, Хельга его на третий день в горшке с фикусом похоронила, как удобрение, а мне не сказала. Знаешь, почему?
— Нет... — выдавил я.
— Асфикция, Гарри, удушение. Она берегла воспитанника, как могла. Уговаривая тебя на покупку, я по глупости заявил, что жизни не мыслю без хомячков. Ты хороший сын, старался меня порадовать, но долго радовать не смог. Не помнишь разве? Нет? Для тебя это было несущественно. И хотя твой отец не образчик лживой добродетели, но мне стало жаль хомяка, тебе — нет. Я за Драко столько лет боялся, когда тебя с ним оставлял, что теперь даже любить его не могу, как раньше, перегорел. Гарри, ты был в детстве не одинок, а изолирован, мне жаль. Двенадцать лет назад тебя должен был забрать себе Лорд, и с твоей душой всё было бы в порядке, ты бы вырос и победил его этой чертовой любовью, как ни странно это звучит. Но, судя по тому, что видела Белла, Дамблдор промахнулся мимо цели, не мог представить себе подобного абсурда. Мыслит узко, что поделать!
— Дневник...
— Дневник бы забрал его душу и Риддл стал чуть живее!
— Неужели тебя не беспокоило, что я мог бы стать чуть мертвее... — по коже мурашки поползли.
— Это единственная вещь в мире, способная забрать душу, не убив. Там, — он подошел еще ближе и больно ткнул меня указательным пальцем в грудь, — есть что-то. Не может не быть! — отчаянно выкрикнул отец. — Только тебя попробуй обмани... Не помогло даже отсутствие магии, одолел. Как?
— Лорд подсказал.
— Да? — он кивнул, будто собственным мыслям нашел подтверждение. — Значит, ему это выгодно. Он тебе никогда не причинит зла, рядом с ним ты всегда будешь жив и здоров. Это такая ирония твоей жизни, нет для тебя никого надежнее, чем твой собственный убийца.
— И ты...
— Сделал выбор. Не в его, твою пользу! По большому счету — вы равнозначны. Если быть откровенным, а это сложно, у меня с Лордом два общих интереса — ты и победа.
— Врешь! — спокойно констатировал я, осознав, что хорошо лгать отец в состоянии не только чужим, но и мне.
Папа вскинул брови и немного приподнял голову, изучая меня с незнакомой мне настороженностью.
— Твоя проницательность сослужит тебе плохую службу... Да, наверное, вру. У меня сын без души и всё, пустота. А мне нужно, Гарри, нужно еще хоть что-то! — он отошел к столу и отвернулся от меня. — Ничего не изменилось, ничего. Все по старому, как нес твой груз на себе, так и дальше нести буду. Ты же можешь идти, проклинать меня за очередную попытку тебя оживить! — отец провел рукой по столу. — Пыль, опять пыль...
— Хельга на тебя неделю сердится.
— Хельга, Хельга... — он скривился. — Она — артефакт Лейстрейнджей. Четырехсотлетний! Белла хитра, чертовка, не оставила тебя одного, надеялась вернуться... Ты с ней в резонансе, будешь в Азкабане, можешь убедиться. Вас синие нити связывают, в межпространстве. Так не бывает, если вы не одной крови, а значит... — произнести то, что хотел, он просто не смог. Его голос сорвался и затих. — Поэтому Хельга так сильно тебя любит. Обычно покупные они... другие.
Крестарж Волдеморта, ненастоящий Поттер, не совсем Эванс, почти Лейстрейндж, мальчик без души, фальшивый герой, неискренний друг... Не человек — огрызок. Любопытно, это так на свет появляются те, кого потом все ненавидят за ненависть к ним? Смею предположить, что так, ведь имейся у меня душа, она бы разлетелась на мелкие кусочки от этой самой ненависти и обиды. Но, к счастью, в ассортименте моих качеств такого наименования не значится, а мой ум мне уже минуту шепчет — это не катастрофа, это удача. Узнать, что родной отец готов исправлять свою якобы ошибку за твой счет до того, как он попробует провернуть такой фокус еще раз — это как вооружиться.
— Что, злишься на меня? — спросил он, словно утверждая.
— Не сильно... — ответил я чистую правду, ведь давно пришел в себя.
Где-то во всё это закралась ошибка, такая же, как и её собратья в тетрадях на столе. Простая, но от неё всё не так, все неверно, даже я сам!
Пальцы его правой руки еле заметно подрагивали, он готовился, но опасности ждать не стоило — папа применит самое безопасное заклятие. Не догадывается, как я его не люблю, за что поклон Драко, практикующему его на мне не один год. Ну очень забавно — забыть, что сделал домашнее задание вот только что и переписывать его бесконечно, умнея прямо на глазах!
Однако секунда другая еще есть.
— А Добби... ты?
Отец ответил рассеяно, думал о другом.
— Невысокого же ты обо мне мнения... Обливейт коригулус!..
Холодный пустой голос как нельзя лучше подходит для стирания памяти, ведь многие знатоки говорят, что жертва заклинания все же может помнить последние услышанные слова. Только я всю жизнь помню лишь такой голос — именно пустой и именно холодный. Не знаю, как бабушка растила моего отца, но что-то там явно не заладилось. Чувствовал я, еще в прошлом году, в больничном крыле — соперник он, абсолютно точно соперник. Хомячка вспомнил! По себе судит? Это весьма нечистоплотная гадость, благоухающая отнюдь не розами, застряла в прутьях клетки и удавилась совершенно случайно. Вроде бы так. Но если и не сама, следить лучше за ребенком надо было! Прожил двенадцать лет, словно курс темного бойца прочел, со всеми положенными атрибутами в виде письменных конспектов и Пожирателей, а теперь спохватился — душу мою ищет, потерял! За своей бы понаблюдал лучше, ради интереса. Когда ошибки сделаны, их исправляй, не исправляй, они уже заняли свое место в этом пространстве, существуют в нем и существовать будут.
Обливейт не подействовал, ведь против всякого действия имеется противодействие. Выбери, что ты можешь позволить забывать себе каждый день, прочел я в книге из стопки для летнего чтения, и зачитай это заклинание: брдлыб, удылыб, и прочая абракадабра, которую я год расшифровывал на досуге. Любопытство взяло — выйдет или последние мозги вышибет. Не вышибло, или пока я этого не заметил. С тех пор меня можно четвертовать, но я не вспомню, что ел на завтрак. То есть, когда я ем, я не глух, слеп, и нем, а вполне адекватен и в еде разборчив, но вот спустя минуту после того, как встаю со скамьи, спрашивать меня о вкусовых качествах пищи бесполезно. Я быстрее отвечу, что любил есть на завтрак будущий Темный Лорд, а отчего его просто тошнило. Если кто спросит, конечно.
Папа не изменился, и не произошло ничего непоправимого, жив ведь, но самое главное — я до смерти буду помнить...
— Не забудь, после ужина у директора, — буднично сообщил декан Снейп и плюхнул стопку контрольных работ в центр стола, полный показной решимости сесть за работу. — Ну, чего стоишь? Иди уже, иди...
Перебирая ногами все еще немного неуверенно, я сам того не заметил, как добрел до седьмого этажа. Дверь уже ждала, моя магия росла постоянно и вполне могла обойтись безо всяких там команд. Сырой воздух подземелья преследовал меня всю дорогу сюда, словно кошмар наяву, и первым делом, войдя в помещение, я стянул с себя мантию, оставшись в черной водолазке и брюках. Повалившись на диван, накрыл лицо подушкой и раскинул руки, умирая от усталости.
Спустя минуту, успокоенный шумом прибоя, безразличного ко всем проблемам на планете, я решил заявить о себе:
— Почему молчите? Вы же здесь.
— Вспоминаю молодость... — послышался голос, принадлежность которого прыщавому подростку не вызывала сомнений, на слух не вызывала, разумеется. — Славное было время.
Представляя, чем же это оно было у него славным, я чуть мозги не сломал, вместе с фантазией. Потому скинул с себя подушку и, стараясь сохранить спокойствие, поинтересовался:
— Чем же оно вам так нравилось?
Парочка тяжелых вздохов, ранее мне неслышимых, тяжелое дыхание, так же ранее мне неизвестное, видно Седрик уже вступил на свой последний путь, и неохотный ответ:
— Все предательства казались концом света. Понимание того, что конец света — это конец твоей жизни и больше ничего, еще придет, Гарри. А сейчас обижайся на отца, обижайся... Такие обиды сделали меня тем, кем я есть! — гордо заявил дух зеркала, и я немножко засомневался в пользе предательств, как таковых.
— Может, я еще смогу... лучше чувствовать... во мне же... эээ... есть душа... — без воодушевления промямлил я. — Папа хотел, как лучше...
Риддл смотрел на меня, как на несмышленого ребенка, которого ему не хотелось расстраивать сообщением о том, что торт то уже кто-то съел... Только глаза отводил, обманчиво чистые, как небо сегодняшним осенним утром, после которого начался жуткий ливень. Будто бы мимо глядел, но не в пустоту, а в бездонные глубины самого себя.
— Моя душа не поможет, мальчик, я уже это проходил. До того, как ко мне пришел Дамблдор с рассказами о чудесах, задолго до того... Конечно, я хотел любить, конечно! — выкрикнуло самое темное зло на планете, и я не просто встал с дивана, я с него подпрыгнул. — Думаешь, позволят?! А ты попробуй, обмани судьбу, вперед! — кричал молодой человек, запертый в пустоте зазеркалья, не имеющий возможности дышать, двигаться, жить, зажатый в тисках воспоминания о самом себе. Его красивое, словно списанное с картин средневековья «правильное» лицо исказила непонятная мне гримаса. Ни боли, ни злости... обиды! Да уж, нашел кому жаловаться, нечего сказать...
— А домашние задание? — опять промямлил я, тем самым удостоверившись, что сегодня явно не мой день по всем календарям, начиная с лунного.
— Ничего страшного, я подожду... — елейным тоном разрешил Темный Лорд. — Ступай, побудь любящим и добрым, а домашнее задание после принесешь, как надоест!
Он махнул мне на прощанье рукой, словно в дальнее плаванье отпустил, и я поплелся к выходу, обдумывая план по одушевлению самого себя собственными руками — чем богат тому и рад. Но всё же не забыл снять с шеи кулон на кожаном шнурке — овальное зеркальце в позеленевшей от времени медной оправе. Не стоит искушать отца проверкой моей честности, не стоит... Любой, имеющий в доме ружье, приравнивается к Курту Кобейну. Любой, умеющий читать между строк, обречен иметь в доме ружье.
Дата: Понедельник, 03.10.2011, 23:09 | Сообщение # 50
Вернулась в Цитадель
Статус: Offline
Группа: Награжденные Орденом Мерлина
На сайте с: 16.05.2007
Сообщений:5484
* * *
— Чего ты тут распрыгался?! — близнецы Уизли не выдержали и возмутились. — Весь бизнес портишь! Отойди, побудь минутку человеком! — попросили они уже не так задиристо.
Твердо решив быть чутким, но, все же, клацнув зубами от злости, я отошел от мальчишек на приличное расстояние вправо. Моя сгорбленная и подпрыгивающая от нетерпения фигура была ими трижды названа «пугалом хвостатым», однако не громко, а себе под нос. Но когда подле них испарился в неизвестном направлении последний покупатель, а новый — какой-то белобрысый первокурсник, необдуманно желающий испробовать рвотные тянучки то ли на себе, то ли на обидчиках, ойкнул от испуга и резко затормозил на ходу, помогая торможению руками, решились и погнали меня прочь. Рыжие строили из себя Мерлин знает какую крутость, мнили себя акулами бизнеса и всячески убеждали в этом других, периодически попадая в список нарушителей Филча и героев всея Хогвартса. И еще недавно им было невдомек, что Рон поведал всему Слизерину, а Драко в первую очередь, что веселые братья большую часть заработанного не таким уж и веселым, а весьма кропотливым трудом, передают родителям. С деньгами в их семье действительно беда — их просто нет. И коротая ночи не на мягких подушках, а в кабинете Флитвика, на жестких стульях, сонные и уставшие за день, парни слипающимися глазами всматриваются в... книжки! Ведь чтобы что-то заколдовать, желательно знать — как.
Позавчера вечером, к ним, в сопровождении Крэбба и Гойла за плечами подошел Драко. Уизли вовремя не смогли отреагировать на быстро приближающегося Малфоя, и тот смог разыграть комедию. Деловито и поспешно он сунул руку в карман и принялся отсчитывать деньги.
— Сколько стоит? Мне две, нет, лучше три.
— И мне! — добавил Грэг.
— И я хочу! — встрял Винсент.
— Пятьдесят сиклей штука... — пробормотал один из рыжих, просто растерявшийся между желанием заработать и прогнать наглеца. — А тебе зачем, сожрешь и побежишь папочке плакаться? Скажешь, отравили маленького?
— Не переживайте, это Джинни попросила, — приятель улыбнулся, засовывая покупку в карман. — Карманных денег у неё же нет. Да у кого из вас есть? Я ей покупаю. Благотворительность дело хорошее, мой папа в трех фондах состоит, и девочка довольна останется...
Убивать наповал простыми, неказистыми словами — это его. Рыжие, и так худые, будто высохли на глазах, завяли. Руки у них опустились, глаза затуманились и, я уверен, перед их взором тогда открылась вся панорама небогатой жизни семьи Уизли. Разумеется, спустя несколько десятков секунд они очнутся, начнут кричать Драко в след разные плохие вещи и громко смеяться, грозя кулаками. Ведь их жизнь не так плоха, как дал им понять Малфой, скорее наоборот. Тем не менее, забудут они это унижение, ощущение мерзости от сомнений, надменность серых глаз приятеля, звон монет в его мешочке для денег? Да никогда!
Дядя Люциус не учил его этому, скорее, отрабатывал на нем. Это такой неписаный кодекс Малфоев, главный принцип которого — топчи гордыню неприятеля. Как не пожалеть парней, не понять? Я не зря послушался и отошел, если уж быть чутким, то с сегодняшнего дня, а не с понедельника. Вглядываясь в повеселевшие физиономии Уизли, их ужимки и улыбочки до ушей, единственное, что я понял — я поступил правильно. Больше — ничего. Противные такие эти братья, ну прям препротивные!
Жаль до туалета далеко, причина моего подпрыгивания на месте весьма банальна, но ждать отца здесь, напоминая всем его же, мне надоело. Пойду к кабинету, не прочтет директор мои мысли через стенку, не сможет. Может, это я услышу что-нибудь...
Опоздал, мелькнула странная мысль. Приди я минутой раньше, не пришлось бы слушать глупых речей. Горгулья мешала чужой магии пройти сквозь себя, но не зря же я неделями на седьмом этаже сижу. В магическом мире нет невозможного, ведь есть магия.
— Дамблдор, вы не правы. Вы знаете, что он мне сказал?! — Люпин разговаривал на повышенных тонах. — Я вам отомщу, сказал. Представляете?!
— Мстительный двенадцатилетний мальчик... — твердо стоял на своем Альбус.
Ремус не знал что ответить, послышался скрип старого кресла у стола и шорох бумаги.
— Старые газеты просматриваете? — спросил оборотень. — Налюбоваться Северусом не можете, так что ли?
Дамблдор оторвался от какого-то занятия, и я услышал его уверенные шаги.
— Северус здесь юн, ох как юн... Отец героя!
— Уважаю вас безмерно, Альбус, но вы не находите, что Гарри слишком взрослый для своих лет. Наглец, к тому же!
— Избалован, в этом трудно с тобой поспорить, — согласился директор. — Единственный ребенок, что поделать...
Люпин закашлялся и что-то выплюнул.
— Что, кислые?
— Кислые... — прохрипел подавившийся. — Вы не можете со мной поспорить, потому что я не утверждал, что он избалован! Кем? Сопли... Северусом Снейпом? Северусом Снейпом избалован сын Лили?!
— Ну, может и не избалован... — директор тоже что-то жевал. — Однако зря ты его обвиняешь в таких страшных вещах, Ремус. А Северус...
— Северус шпион, ваши глаза в стане врагов, самый-самый умный и вообще, просто прелесть! Я уже слышал! — закричал мой новый преподаватель. — Гарри не похож на сына Лили! Он... он... бездушный!
— Не слишком добрый, мстительный двенадцатилетний мальчик... — продолжать упорствовать директор.
— Вы издеваетесь?! Он не был дома, он был в компании Пожирателей смерти! Не находите, что компания неподходящая? Нет?
— Ты ребенку не понравился, и он соврал. Драко Малфой единственный близкий ему человек в этом мире. И не нужно морщиться, Ремус! — его голос стал жестче, в нем зазвучал металл. — Тебе в жизни повезло с друзьями, — озвучил он весьма сомнительную гипотезу, — не думай, что всем так везет.
— Вы не правы, все сложнее. У меня сердце болит за Гарри, он не...
— ...тот карапуз, который засыпал на твоих руках. Даже имя иное! Ты не простил подругу за обман, я понимаю... — приторно сладким голосом директор попытался успокоить разбушевавшегося мужчину.
— Куда мне! — Люпин вскочил с места. — Ремус, смотри какой у него носик, ой, а какие глазки, просто вылитый папа! — и принялся копировать интонации моей покойной матери. — Куда мне, простить...
Он выдохся от собственного отчаяния и вновь повалился в кресло.
— Но я простил, простил. Не мог не простить! Это же Лили, наша милая Лили. Лучший друг, наша честь и совесть... — оборотень истерично засмеялся. — И боггарт собственного сына!
— Ремус!
— Что, Альбус? Неужели вас ни капельки не тревожит, что ребенок больше всего боится родной матери? И где он мог видеть её в той синей кофте, где?! — на несколько секунд он замолк. — Петуния сестру в ней хоронила. Это мой подарок, и сделал я его за день до гибели Лили. Привез из Франции, ездил по делам Ордена с Джеймсом. Сложный вопрос, правда?
— Детские воспоминания хранятся в памяти всю жизнь. И не ругай Гарри, он очень хороший ученик, любознательный. Минерва от него просто в восторге... — монотонно бубнил мой неожиданный защитник, словно гипнотизировал собеседника. — Ты его просто не узнал, как следует, а делаешь выводы. Нехорошо, мальчик мой, нехорошо. Не все дети идеальны!
— Да, я его не узнал, — согласился Люпин. — Именно так. А знаете, почему? Не хочется!
— Если бы не смелость мальчика, философский камень мог оказаться в руках Волдеморта... — тут уверенность Альбуса все же пошатнулась, голос дрогнул, и этим не преминул воспользоваться оборотень.
— Вы твердо в это верите? Верите Северусу, лучшему бывшему Пожирателю. Верите Гарри, лучшему другу Драко, отец которого лучший, якобы бывший союзник всех Пожирателей... Да?
— Верю.
— Дело ваше, директор, дело ваше... — ответил Ремус тоном, не оставляющим сомнений в том, что вера эта ему ох как не нравится. — Позвольте мне за ним последить немного, и если я не прав, так тому и быть. Извинюсь, клянусь Мерлином, извинюсь перед сопляком!
— Гарри тебе не по душе, потому что он не Поттер, Ремус. Ты заранее повесил на него клеймо, не оставляешь парню никакого выбора, — старик осуждающе вздохнул. — Время, как колесо, делает полный оборот и...
Дамблдор фразу не закончил, а Ремус не продолжил. Наверное, подумал о том же. В истории их взаимоотношений с моим отцом колесо сделало полный оборот, лишь сменив состав героев новым, готовым страдать с чистой страницы.
— Один уже как-то выбрал. Вы сами рассказывали. И что? Погибшим счета нет. Я по ночам спать не могу, их крики в голове живут, как у себя дома.
— Да, крики они такие, живучие... — бормотал Альбус. — Хочешь, наблюдай! Однако запомни, это та черта, после которой Гарри Снейп тебя не простит, никогда. Рискнешь?
— Да сдалось мне его прощение! И чем, собственно, рисковать? — явно опрометчивая уверенность в его голосе плескалась через край. — Мне нужна правда, очень нужна.
Дамблдор что-то переставлял на столе, по всей видимости, двигал настольную лампу.
— Правда? — переспросил он. — Должен заметить, её ценность нередко преувеличивают... Ты не находишь, что синий плафон, это как то скучно? Нет?
Ответом ему была тишина, какая обычно наступает после того, как сказано то, чего никто не ожидал услышать.
— Хм... Хочу горошек. Точно! — обрадовался старик. — Синий в красный горошек. Или желтый? Желтый лучше?
Дождавшись отца, мы битый час провели в кабинете директора, на столе которого теперь красовалась лампа с красным абажуром в синий горошек, и доказывали всеми возможными способами, что я не верблюд. Ремус потребовал подтверждения — путешествия по моим воспоминаниям с помощью омута памяти, но получил твердый отказ директора. Разрешения на проверку моей палочки он просил уже нерешительно, сцепив зубы от душившей его злости и непонимания такого вот поведения Альбуса Дамблдора — защитника всего того, что способно хоть немного походить на доброе. Не позволив Люпину залезть ко мне в голову, он и сам не предпринимал таких попыток, озадачив меня еще одной, внеочередной тайной. Попервой отец пытался убеждать самого оборотня, обращался к нему, жестикулировал, отпускал колкости в его адрес, но вскоре переключил свое внимание на директора. Ремус не смотрел на бывшего однокурсника, и даже поворачивая к нему лицо, не сразу отрывал взгляд от моих виноватых глаз, то и дело скрываемых выбивающимися из резинки прядями черных волос. Напустив на себя раскаяние, морща лоб и качая головой, демонстрируя всем удивление от такого своего нехорошего поведения, изредка я кивал, соглашаясь с фактом своего пребывания в Малфой-мэноре и тем, что там все пропахло Сивым, а дядя Люциус интриган и очень плохой человек. Откуда я это знаю? Ну вы даете, уважаемый преподаватель и член Ордена Феникса первого созыва! Мой папа — просто превосходный шпион. Откуда я знаю, что он шпион? Ну вы даете, уважаемый преподаватель и член Ордена Феникса первого созыва! Он же мой папа.
Не сомневаюсь ни на йоту, Ремус не видел в зеленых глазах из прошлого абсолютно никаких признаков раскаяния, он видел там то, что я и хотел, чтобы он видел — насмешку.
— Альбус! Альбус! Вы это видели?! — возопил несчастный борец за правду. — Мальчишка показал мне язык!
Провожая нас колючим взглядом лукавых и таких ненавистных мне глаз, директор прошептал:
— Не очень добрый, мстительный, показывающий язык своему учителю, двенадцатилетний мальчик... Любой, имеющий в доме ружье, приравнивается к Курту Кобейну. Любой, умеющий читать между строк, обречен иметь в доме ружье.
Не очень добрый, мстительный, показывающий язык своему учителю, двенадцатилетний мальчик..
Как всегда, запоминается последняя фраза, не так ли? Да, не так-то прост этот мальчик. Что-то мне подсказывает, что Гарри в Вашем исполнении скоро нас очень удивит. Да и себя, наверное, тоже. Но что же такое задумал Дамблдор? С чего вдруг он стал таким доверчивым? Теряюсь в догадках! А этот поступок Северуса! Как же он его раскрывает с абсолютно новой, простой и человечной стороны! Он хочет своего сына! Но ведь есть у тебя сын! И вместо того, чтобы твердить о его "бракованности", лучше бы постарался дать ему любовь, тепло, нежность. И душа бы раскрылась - не пришлось бы на такие жертвы идти. Да, прорывается в Северусе человек, простой человек, но мало его и он слишком эгоистичен: хочет всего и сразу. А человек тем и отличается, что не должен позволять "душе лениться". И я уверена, что сын еще докажет папочке, что душа у него есть и какая! Знаете, если в первой части Вашего увлекательного произведения мне было просто интересно, но вполне узнаваемо - отражение событий имело место быть почти зеркальное! То сейчас повествование стало очень продуманным и философским, не потеряв, однако, увлекательности и легкости слога. Теперь я боюсь даже предполагать - чем закончится это противостояние Гарри здесь и Гарри в зеркале. Но затянуло и жутко интересно. Так что же дальше?... Беги от двери ведьмы Мэри. Уползаю Снейпа. Профессионально. Дорого. (с)
М@РиЯ, спасибо большое еще раз. после прочтения вдумчивых комментариев хочется самой над сюжетом подумать! И про Северуса, и про человечность и т.д. Однако не думаю, что все может закончится противостоянием, ни душ, ни магов, хотя... Еще несколько глав, правда не скоро, и я закончу Тайную Комнату, а весь фик подойдет к концу после четвертой книги, вот там и увидим!
Дата: Понедельник, 17.10.2011, 16:33 | Сообщение # 54
Медиковедьма Темных Подземелий
Статус: Offline
Группа: Администраторы
На сайте с: 05.01.2011
Сообщений:9850
Часть 2, глава 6.
Дверь распахнулась с грохотом, и в спальню влетело нечто блондинистое, веснушчатое, лопоухое и безмерно счастливое. При ближайшем рассмотрении оно оказалось Симусом. На бешеной скорости пересекло помещение, с разбега повалилось в кресло, перевернулось вместе с ним, выкарабкалось из-под мебели, глупо хихикая, уселось в него снова и изрекло:
— Сдал!
— Хочешь сказать, что неуемная радость по этому поводу появилась вследствие развеявшихся сомнений в моем умении что-либо трансфигурировать?
Симус улыбаться не перестал, но лоб нахмурил.
— Чего ты сказал? Вот прямо сейчас? — поинтересовался он с искренним любопытством.
— Какого ты улыбаешься? — упростил я мысль. — Ты плакать должен!
Потратив на ирландца неделю жизни, пыхтя от усердий в библиотеке и носясь за ним хвостиком с учебником наперевес, единственное, чему я смог его научить — более менее правдоподобно махать палочкой. Правильное произношение ему не давалось, вследствие чего окружающие подвергались нешуточной опасности, а я — приступам бешенства. Но сколько ни топай ногами, проклиная всю Ирландию и её потомков до двадцатого колена, а ума это Финнигану не добавит, скорее, убавит у меня. По этой причине тест я сдавал за двоих, двигая палочкой из-за спины и невербально, чего мальчишка, конечно, и предположить не мог. Думал, что я просто шептал. Хотя, шептать то я шептал, но не заклинания, а всякие разные слова и комплименты в адрес достопочтимых горцев семейств Гормлахов и Финниганов.
— Ай! — ирландец небрежно махнул на меня рукой. — Не порть мне жизнь еще несколько минут. Поставь свой личный рекорд, — добавил он ехидно. — Слабо?
— Да нужен ты мне... — буркнул я в ответ и вновь уставился в папин новый труд, чтобы понять который, явно требовалось выпить несколько описанных в нем зелий. — Не отвлекай лучше.
— Ну да, я и забыл, что ты с хорьком дружишь...
— Я не дружу с животными, — посчитал я нужным уточнить сей прискорбный факт по причине участившихся снов с дохлым хомячком в главной роли. — И они со мной тоже как-то не очень.
— Да с Драко ты дружишь, с Драко!
— Он не похож на хорька.
Симус задумался и по его отсутствующему виду несложно было понять, что ирландец в данную минуту вспоминает все знакомые ему подвиды грызунов и сравнивает их с Малфоем.
— Не похож, — подтвердил он спустя минуту. — Но хорек.
— Гениально... — я вздохнул. — И с каких пор?
— Со вчерашнего дня. Была там одна история... — протянул он загадочно и покосился на меня, оценивая произведенный эффект.
Потакать ему и расспрашивать, каким образом приятель оказался в рядах мелких животных я не стал, и просто выговорил прописную истину хорошего друга, с трудом сдерживая зевок.
— Не обижай моих друзей...
В голову опять просочилась надоевшая мысль о необходимости быть более чутким, всю неделю вытесняемая оттуда то самим Симусом, то выскакивающим изо всех углов замка и прямо перед моим носом оборотнем, то Риддлом, до сих пор пребывающем в некоем подобии шока от знания того, что мне теперь можно все, а не только чесать нос в его присутствии.
— Почему? Они же не мои друзья!
— Не твои. Зато спальня у нас общая.
— Ладно, — безропотно согласился Финниган. — Не буду. Ты на праздник идешь?
— Если много есть, можно лопнуть.
— У Безголового Ника юбилей смерти!
— В таком случае, если съесть то, что подают у него, через двенадцать месяцев можно отпраздновать собственный...
— Что собственный?
— Юбилей! Он у него каждый год, кстати. Призраки плохо помнят, когда ими стали, — излагал я известные всем образованным людям вещи. — Передавай ему привет! Хотя нет, не передавай, обойдется...
Симус присел на краешек моей кровати и предпринял попытку подвинуться поближе.
— Ты чего крадешься? Я тебя вижу.
Симус заискивающе заглянул мне в глаза, изображая саму невинность и часто моргая, отчего его пушистые ресницы сразу стали похожи на девчачьи.
— Болен? — спросил я участливо. — Могу полечить, если не боишься.
— Боюсь, — кивнул мальчишка. — Только мне т-а-а-к нужен хороший бал от Трелони...
Настал мой черед таращиться.
— После того, как она сподвигла Волдеморта на мое уничтожение, я как-то не очень хорошо отношусь к пророчествам.
Симус зашептал:
— Гермиона обещала мне с Трелони помочь, если ты с нами пойдешь. Невилл приглашен, я, она, а за тебя мы сами попросили. Только заучка сказала, не видать мне её конспектов, если я тебе расска... Гарри?!
Финниган не сразу заметил, что место, на котором только что сидел его собеседник — пустое.
— А? — ответил я, завязывая шнурки у двери с такой скоростью, будто однажды выиграл чемпионат по завязыванию шнурков. — Всё. Пошли! Зачем обижать покойников, они ж нас на том свете встретить могут, правда?
— Могут... — только и смог выговорить Симус, в руку которого я вцепился мертвой хваткой и тащил за собой уже через полную гостиную людей. — Гарри, я в тапочках, вообще-то...
— Так, взмахнем палочкой... — пробормотал я тоном заботливой мамочки, не огладываясь. — А теперь?
Раздался грохот и мальчишка растянулся на полу.
— В лыжах...
— Да? — пришлось затормозить. — А так, хорошо?
Остановил я свой выбор на красных башмаках и, не обращая внимания на негодование Симуса таким вот неподходящим его брутальной натуре аксессуаром, рванул вниз по ступенькам.
Пережив и переварив всё то, что узнал о самом себе совсем недавно, я успокоился, словно ушел густой туман и только теперь мне стал виден маяк. Можно, разумеется, быть более душевным, но вот менее сильным — не хочу. Сегодня важный вечер, и мне нужно алиби. Оно всегда мне нужно, с рождения, однако сегодня особенно. Где-то по этажам бродит потерявший личность Седрик, ищет, где бы заняться рисованием. Шуршит в застенках василиск, ищет, кого бы убить. И я просто обязан поискать место для самого себя, чтобы деяния вышеперечисленных лиц не списали на мою особу. Мысль о том, что компания грифиндорцев, в составе которой присутствует сам пухлый, как нельзя лучше подходит для такой цели, пришла внезапно, но поселилась прочно.
Наконец, мы добежали до входа в подземелье.
— Невилл! — возопил я радостно, раскинув руки для объятий.
Мальчишка отпрыгнул от меня, как ужаленный, от испуга не поняв, что объятия между нами возможны, но только в смертельном бою. За последнюю неделю от удушения Долгопупса я удержался ровно четыре раза. Может и вправду хомячка... ну того... я? Если он был такой же добренький и смелый, как и Невилл, то точно я. Люпин с ним возится неспроста. Заметил, шельма, как сильно мы друг друга любим. Хочет понять причины такого его страха, но Невилл молчит, как рыба. Даже не радуется и не краснеет от этой самой радости, когда оборотень его нахваливает на уроках. Лучше бояться стать мертвым, чем быть им.
— Ну че ты! — ирландец пихнул меня в бок. — Он и так спит плохо, на тебя уставится и скрипит зубами, и скрипит...
Наверное, все же, расколдую его. Пусть ходит в туалет, раз так хочет, а то я и во сне этот скрежет слышу.
Гермиона решила разрядить обстановку.
— Гарри, мы так рады, что ты идешь с нами! — она просто вся светилась от этого факта.
— Спасибо, Гермиона, — чинно ответил я. — Вас провести?
В большом подземном зале горели холодным, синим огнем сотни черных свечей, в их безжизненном свете вальсировали призрачные пары и играли на пилах музыканты, сидевшие на сцене. Изо рта повалил пар — холод вокруг стоял невероятный. Я не чувствовал страха, мертвых бояться смешно, да и мыслями был не близко, а многими этажами выше. Ведь согласно расписанию наших с Лордом злодеяний, Седрик должен идти наверх и...
— Ты и меня в призраки записал? Хорош друг, нечего сказать. Приперся сюда с грязнокровкой и ни здрасьте тебе, ни как дела, ни как ты себя чувствуешь!
Драко был зол, голоден и простужен. Понятное дело, на лавочке у стены он сидел не один, а с приятелями, и сидел уже давно, судя по инею на его носу. Они походили на нахохлившихся утят, завернутых в черные соболевые шубы. В роли мамы-утки выступал Кровавый барон, меланхолично сидящий между ними. Худой старик с выпученными глазами, по мантии которого серебристо переливались кровавые пятна. Призрак факультета Слизерин никогда не пугал его учеников, или пугал, но строго по расписанию: ночью с четверга на пятницу и на рассвете воскресения. Если в связи с неотложными посмертными делами Барон не успевал кого-нибудь напугать, то расписание менялось, о чем призрак заблаговременно предупреждал деканов факультета вот уже не одну сотню лет. Говорят, в прошлом он запугал до смерти одну первокурсницу, был изгнан за стены замка каким-то решительно настроенным директором и не мог вернуться в подземелья около пятидесяти лет, повторения чего не желает. О таком поведении самого страшного призрака Хогвартса слизеринцы предпочитали не распространяться, а потому золотое трио за моей спиной замерло, открыло рты и застыло. Гермиона даже на оскорбление не ответила, что просто вероятно.
Драко без особой охоты и с кислой миной на лице выпрямился, вздернул подбородок и надменно вскинул брови, прямо как на портрете в гостиной у себя дома. Аристократ, говорил весь его вид, даже призраки меня уважают! Когда вновь прибывшие очнулись, поздравили подлетевшего юбиляра, и пошли осматривать гниющие продукты на праздничном столе, приятель вновь поник, скуксился и посмотрел на меня как-то недобро.
— А ты чего здесь? — спросил я его.
— Не хочешь спросить, СКОЛЬКО я здесь?! — зашипел приятель и звучно высморкался в изящный шелковый платок. — Прошу прощения! — тут же буркнул он в сторону Кровавого Барона.
Я аж присел от осознания своей вины. Утром Драко получил от меня записку, где говорилось о необходимости избегать сегодня одиночества и коридоров, да и вообще, держаться подальше от верхних этажей. Ну я же не мог знать, что он заберется на самый нижний! Хотя, конечно, стоило немножко четче обрисовать временные рамки...
Уизли, прикорнувший на могучем плече Гойла, пытаясь изобразить оптимизм, протянул:
— Мы столы помогали накрывать... Нас потом даже хотели угостить чем-нибудь...
Не менее печально высказался Крэбб. Он сидел слева от бестелесного призрака, возле заиндевевшей ледяной стены, и прикорнуть никак не мог. Потому сидел прямо, но с закрытыми глазами и чуть покачивался.
— Мы отказались...
— Вижу, — я с пониманием кивнул. — Живы ведь.
— А почему мы здесь? — с ленивым интересом осведомился Грэгори.
— Надо, — ответил я, не уточнив, что не им.
На том и так вялая активность на скамейке сошла на нет. Мальчишки укутались понадежнее и приготовились покорно ждать неизвестно чего дальше. Драко неодобрительно зыркнул на меня, давая понять, что ждет своего освобождения, а я отправился изображать грифиндорца. Пройдя по краю танцплощадки, мимо группы мрачных монахинь, мимо оборванного человека в цепях, мимо Толстого Проповедника — веселого призрака Пуффендуя, и мимо рыцаря, у которого во лбу торчала стрела, троица учеников краснознаменного факультета была, наконец, мною настигнута.
— Пожалуйста! — прошептала Гермиона, замирая на месте. — Разворачивайтесь назад, и побыстрее. Я совершенно не хочу беседовать сейчас с Плаксой Миртл.
Не то чтобы я развернулся, нет. Я подпрыгнул и совершил разворот в полете! И там же, как мне кажется, начал перебирать ногами, не дожидаясь соприкосновения с землей. Однако приведения гораздо проворнее тех, у кого пока еще есть физическое тело...
— Г-а-р-и-и! Почему такой красивый мальчик не навещает меня вот уже... ммм... ммм...
Надо же, заклинание Флитвика, заставляющее умолкать чересчур разговорчивых призраков, когда они мешают вам спать, имеет силу и без этого, а профессор на нем настаивал, условия.
— Миртл, мы очень спешим — здесь слишком холодно, а мы легко одеты. Извини нас, пожалуйста! — затараторила Гермиона. — Поговорим в следующий раз!
Как оказалось, ужас заучки перед неуемно разговорчивой и плаксивой Миртл затмил собою тот факт, что обычно этот призрак не замолкает по собственной воле. Вдруг они все же прознают, где находится Тайная Комната и какой вход в неё ведет? Как тогда я буду объяснять, почему меня не устраивают туалеты для мальчиков, и по какой причине я являюсь завсегдатаем заброшенного туалетов для девочек?
— А чего это ты Того-Кого-Нельзя-Называть не боишься, а давно умершую девочку — боишься... — не то чтобы спрашивал, а скорее утверждал пухлый, идущий прямо за мной и смело решившийся изложить мне свои сомнения прямо в затылок.
Эх, жаль не вышло у меня подкинуть дневник тебе, Невилл. Во первых — ну просто не получилось, а во вторых — нельзя так открыто истреблять тех, кто дрожит перед тобой от страха. В Азкабан попасть легче, чем выбраться из него.
Я предпочел промолчать. Мне перед ним оправдываться, что ли? Легенду придумывать? Очевидно, что когда-нибудь Долгопупс и так сложит кусочки мозаики в одно целое. Даже представляю, как он будет сидеть в потертом мягком кресле своей бабушки, обхватив голову руками, и вспоминать каждую минуту знакомства со мной, коря себя за нерешительность и упущенные возможности моего истребления еще до того, как я стал руководить... ну хотя бы Министерством!
Очнулся от мечтаний я уже на лестнице, но уговаривать всех вернуться — не стал. Место времяпровождения и вправду выбрано неудачно, и всё из-за Невилла, чтоб его горгулья слопала...
Выждав для приличия совсем немного секунд, за нами гуськом высыпались насквозь промерзшие слизеринцы и прошли мимо, но Драко не упустил случая задеть Симуса плечом, да с такой силой, что ирландец еле устоял на ногах. Не желая быть очевидцем примитивной драки, а Гойл уже прикрыл своей могучей спиной Малфоя, я деликатно поднял указательный палец кверху, дабы привлечь хоть чье-нибудь внимание.
— В Большом Зале банкет начался, я видел. И папа рассказал, что в этом году Дамблдор танцующих скелетов на праздник пригласил, они должны вот-вот приехать. Пойдем?
Пока я только договаривал, мальчишки уже теснили друг друга в узком коридоре, толкаясь и пропихивая своих вперед. Да, голод, он такой, мотивирующий на активные действия. И у меня бы не имелось возражений, если бы путь до тарелок с пирогами мы все прошли без приключений. Ведь они, приключения, хороши в основном тем, что происходят с другими. Ежели оно происходит с вами, то вовсе это уже не приключение, а самая настоящая неприятность.
— Т-с-с... Шипит? Слышите?
— Невилл, это у тебя в голове от недосыпа всё вокруг шип... Ой, шипит! — Симус приложил ухо к стене. — Точно шипит...
Жаль, не могу зашипеть змеюке в ответ пару добрых слов. Это не василиск, а змея-трещетка какая-то. Неужели и в самом деле так трудно передвигаться без словесных угроз в адрес всего живого?!
«Чую кровь... чую кровь...»
Вот приду к тебе в гости, ты тогда и не такое учуешь!
Позабыв, что враждуют, вся орава бросилась следом за Долгопупсом, пересекла холл и кинулась вверх по лестнице. Я спешил не особо, хотя и старался не отставать. Самую чуточку, но я боялся увидеть что-то страшное, что-то такое, после чего я бы уже никогда не задумался, сколько стоит человеческая жизнь.
Тем временем мозг анализировал открывшуюся передо мной картину, а закончив, взорвался от возмущения, опровергнув им все мои сомнения в своей готовности к решительным действиям.
— Кошка?! — рявкнул я в пространство.
Гермиона всхлипнула:
— Б-б-една-а-я...
Это я бедный, и Темный Лорд, и немножко — Филч. Седрик оказался более сильным, чем мы могли предположить. Василиск не может пройти сквозь стены, а даже если бы и мог, то свернуться клубочком за доспехами рыцаря и спокойно поджидать жертву — до смешного невозможная задача. Не уменьшать же его, как чемодан? В перекрытиях коридоров из подземелий проложены вентиляционные шахты, закрытые за ненадобностью — замок настолько стар, что великолепно вентилируется с помощью тысяч щелей. Выходы из этих широких труб замаскированы под стены, но это нам только на руку. И Диггори, направляемый крестаржем, должен был заманить жертву василиска поближе к такому отверстию, тем самым совершить убийство и разбить свою душу. Такая душа быстрее отдает силы своего владельца, теряет твердость и уходит к новому хозяину вслед за жизнью, вроде бы так. Не до Рождества же Риддлу выслушивать, как прекрасны малюсенькие и совсем не прекрасные глазки Чжоу Чанг?! Чувствую, что сразу после воплощения он наплюет на мировое господство и первым делом пойдет искать девчонку, чтобы их выколоть. Однако пуффендуец каким-то образом осознал, что от него требуется, и принес абсолютно ненужную нам жертву, усыпив бдительность Лорда на мгновения. Просыпается у него сознание иногда, что поделать. Не зря же он отличник. У него даже по Зельям «превосходно»!
«ТАЙНАЯ КОМНАТА СНОВА ОТКРЫТА. ТРЕПЕЩИТЕ, ВРАГИ НАСЛЕДНИКА!»
Эти слова были начертаны на стене между двух окон огромными буквами, блестящими в свете факелов.
Наследник — это Риддл. На самом деле он не имеет кровного родства с Салазаром, разве только ну очень дальнего, как и все маги. Знание парселтанга, словно подарок собственной крови, способной адекватно воспринимать темную магию, и очень редкий, просто редчайший дар.
— А почему вы себя наследником называете? — спросил я его, уставившись на носки собственных туфель. — Вы же не наследник... — моя наглость становилась все наглее с каждым днем.
Подросток по ту сторону задумался, в раздумьях взъерошил блестящие темные волосы, и будто что-то решив для себя... улыбнулся!
— А ты хочешь быть чьим-нибудь наследником?
— Хочу...
— Чьим?
— Салазара! — моя скромность явно где-то задремала.
— Это место занято, Гарри. Думай!
Не знаю как, даже не догадываюсь, но я понял, что выбираю собственный путь на долгие годы. Думать мне не пришлось, но минуты шли, а я молчал, зная ответ. Отвернувшись от зеркала, смотрел на бушующий океан, там, за решеткой маленького окна. Он казался таким сильным, таким грозным и таким гордым в своем одиночестве. Дух захватывало от его величия. Тот соленый запах свободы хотелось вдохнуть глубоко-глубоко, чтобы не выветрился никогда. Его беснующиеся у горизонта волны помогли мне собрать воедино буквы в слова, но не успокоили, я и так был спокоен. Разве только немного нервничал от понимания того, что нормальные люди в таких ситуациях спокойными быть просто не могут.
— Вашим. Хочу быть вашим наследником... и чтобы все знали!
Странно, но то, что недавно казалось само собой разумеющимся, произносить вслух не хотелось. Тем не менее, слова, пусть и весом с хороший валун, были брошены в самую пучину океана, и поднять их со дна уже никто не сможет. Ну и пусть — у всех есть души, а у меня будет власть над ними! Разыграли живого человека, как пешку в шахматной партии. Нет ни матери, ни души, да и желания их иметь тоже. Разве это нормально? Обида подкатила к горлу, словно надвигающаяся ангина. Отомщу не только Люпину — всем. Кому именно, узнает каждый, но в свой последний миг и от меня лично!
— А как?.. — я нахмурился, перебирая в памяти всевозможные обряды наследования. — Это сложно, стать им?
— Ты что, нет на свете ничего проще! — Риддл продолжал ухмыляться. — Будь им!
— Быть?
— Да, поверь и будь, — подтвердил мой новый предок. — Нет возможности принять меня душой, прими умом! — вещал он с той стороны действительно мудрые вещи. — И Беллу прими, и Блэков, и мою мать, растоптанную проклятым маглом... Прими нас всех. Весь мир еще жив, потому что кто-то во что-то верит, и большая часть этих верящих заблуждается, полагая, что верит душой.
— А папа? — прошептал я.
Риддл подошел к самой границе наших миров и прильнул к поверхности зеркала, наклонившись вперед всем телом и сцепив руки за спиной. По всему было видно, что он хочет стать чем-то, а не тенью, и перейти её.
— А что папа? Ты предан им за преданность себе, Гарри! — слизеринец был взвинчен и говорил возбужденно, высокие скулы двигались, а тонкие губы подрагивали. — Однако Северус мой человек и твой отец, а этого достаточно, чтобы быть стоящим сыном, но...
— Пошли отсюда скорее... — слова Уизли, адресованные Драко, развеяли дымку свежего воспоминания перед глазами. — Вдруг нас кто-нибудь здесь увидит!
Драко философски оглядел ораву пооткрывавших рты однокурсников за своей спиной, и тоном терпеливого старшего брата, готового вот-вот перестать быть терпеливым, произнес:
— Нас уже видят, Рон.
Издалека донеслось множество голосов, и это означало, что процесс набивания желудков, которому директор придавал столько значения, окончился. Шаги десятков ног приближались с неумолимой скоростью. Слышались возгласы веселых и беззаботных людей. Еще миг — и нас окружила праздничная толпа. Но как только первые подошедшие увидели висящую кошку, в коридоре сразу же воцарилась тишина.
— Трепещите, враги наследника! — громко крикнул кто-то, кого мне захотелось прибить на месте. — Сначала кошка — следующими будут те, в чьих жилах течет нечистая кровь!
Это Малфой, немного поразмыслив, решил не упускать возможности заявить об особенности своей семьи и её предпочтениях, в результате чего я закатил глаза к потолку и призвал высшие силы даровать мне спокойствие. Стоило напрягаться и прятать его от окружающих, отводить возможные подозрения, если он кричит о них так, что слышно даже глухим! Его холодные глаза ожили, а на бледных щеках заиграл румянец. Хоть бы он охрип в том подземелье, что ли... Беги от двери ведьмы Мэри. Уползаю Снейпа. Профессионально. Дорого. (с)
Дата: Понедельник, 17.10.2011, 16:34 | Сообщение # 55
Медиковедьма Темных Подземелий
Статус: Offline
Группа: Администраторы
На сайте с: 05.01.2011
Сообщений:9850
* * *
— Ученику второго курса такое не под силу, Ремус, — возразил Дамблдор, — мы имеем дело с искуснейшей черной магией…
Дышать в кабинете по Защите было нечем, но я был счастлив, несмотря на испепеляющие взгляды оборотня, способные прожечь во мне с дюжину дырок. Во первых — кошка жива, просто оцепенела, а с этим папа справится в два счета, ему не привыкать её выхаживать, а во вторых...
— Правда, дети, Гарри ведь был с вами? — спросил Дамблдор, немного приподнял очки и окинул взглядом комнату, набитую людьми, как улей Хагрида пчелами. Нелегкая судьба даже не сжалилась над Симусом и подвинула, а скорее притиснула его поближе к МакГонагалл, и он уже два раза умудрился наступить ей на ногу, что явно повлекло за собой проклятия в адрес и чистой крови, и нечистой, и перемешанной, да и вообще, какой бы то ни было.
— Правда! — подтвердил целый хор нестройных голосов. Кто вынужденно, не погрешив против истины, а кто с радостью, не погрешив против истины и меня.
— Правда-правда... — пискнул затесавшийся в компанию свидетелей Пивз. — Я сам его на юбилее призрачных видел! — соврал он наглым образом. — А Люпин глупый, ой какой глупый...
Во вторых — Люпин действительно глупый, не может справиться с эмоциями и пыхтит от возмущения, как паровоз. Сложил руки на груди, ноги на ширине плеч, ноздри подрагивают... Ну прям готовый боец с не очень добрыми мальчиками! По-моему, Альбус даже немного стесняется такого поведения преподавателя, и время от времени кидает на него осуждающие взгляды.
— Ремус, вам просто необходимо завести собственных детей, может тогда вы перестанете нападать на чужих... — папа в задумчивости потер подбородок. — Однако стоит признать, я погорячился... Это не выход, вы же начнете набрасываться на своих!
Слизеринцы громко засмеялись, ведь в присутствии своего декана ничего не боялись. Но только я, директор и Минерва могли понять, что означали жестокие и справедливые слова Северуса Снейпа.
Процесс покидания столь гостеприимного кабинета, прямо скажем, затянулся. Я присел на последнюю парту, положил миссис Норис рядом с собой — отец поручил мне доставить живое чучело к нему в кабинет — зевнул, и приготовился ждать рассасывания затора в дверях. Когда, наконец, в классе не осталось никого кроме Люпина и директора у доски, успокаивающе поглаживающего оборотня по руке, я вышел. Но пройдя целых два этажа, возмущенно замахал руками и готов был наградить сам себя хорошим тумаком по безмозглой макушке. Кошка то до сих пор на скамье валяется! Нет, я никогда не найду взаимопонимания ни с дохлыми животными, ни с живыми, ни замороженными. Повезло еще, что у Филча выходной.
Тяжело топая обратно и не видя ничего вокруг от усталости, я все же не смог не заметить прошмыгнувшего в кабинет Люпина Невилла. Мальчишка воровато оглянулся, открывая двери, и я отпрыгнул в сторону, больно ударившись о что-то твердое. Понаставляли тут... стен! Потирая ушибленный бок, я поковылял вперед, передумав снимать с Невилла чары и дарить ему желанную ночную свободу выбора. К тому же, если не услышу ничего судьбоносного, прокляну. Обоих!
— Он Плаксы Миртл боится... точно вам говорю, сильно боится! — испуганно шептал доносчик. — А Гарри ничего никогда не боится!
— Невилл... — тоном взрослого и умного возразил Ремус. — Люди не могут ничего не бояться. Может, Снейп призраков недолюбливает? Да и Миртл эта, противное такое привидение!
— Гарри всех недолюбливает... — ответил добрый Невилл. — А Миртл он по-другому боится, не так, как будто ему страшно. По-другому! — твердил мальчишка.
— Это ты его боишься, ребенок. Давно пора мне рассказать — почему...
— Не расскажу.
— И меня боишься? — мужчина понимающе хмыкнул.
— Нет! — решительно ответил Невилл. — Просто у меня доказательств нет... — голос стих и стал неуверенным. — Никаких. Но он точно боится Плаксу Миртл, я видел. На юбилее у Почти Безголового Ника...
Люпин поднялся и послышался шум отодвигаемых стульев.
— Ладно! — он вздохнул, давая понять, что беседа закончена. — Нехорошо как-то обвинять человека без доказательств, тут ты прав, а я что-то я сегодня разошелся. Но как только освобожусь, проверю, что там не так с этой девчонкой.
* * *
— Миртл, уходи по-хорошему... — попросил я.
Привидение уже перестало глупо хихикать и краснеть. Сейчас она просто удивленно смотрела на меня, вися под самым потолком туалета, и ничего не понимала. Когда-то она не поняла, что умерла, ей об этом рассказали прохожие призраки, а сейчас она не понимает, почему должна исчезнуть без следа во второй раз. Такой судьбе не позавидовать, это действительно страшная судьба. Перестав кривляться и кокетливо мне подмигивать, девочка перестала быть страшной и противной, и стала похожа на обычную школьницу, правда, умершую давным-давно.
— Тебе очки не идут, — почему-то сказал я.
— Да зна-а-ю... — протянула Миртл, сняла их и принялась вытирать несуществующие стекла. Её прозрачные пальчики проваливались в пустоту и ничего хорошего из этой затеи у неё не выходило. — Они всегда грязные, я их не успела вытереть... ну, тогда. Я же не могла знать, что умру через секунду... а то бы вытерла! Мама мне всегда говорила, что я должна быть аккуратной, а тут грязные очки... Грязные-е-е-е... — внезапно она зарыдала. — Всегда-а-а-а...
Рука поднялась сама, словно она вовсе и не моя!
— Мортиус пулирус!
Стекла призрачных очков заблестели, а я стоял потрясенный открытием — чужая душа помнит чужие заклинания, которые я никогда не учил! Через мгновение странная радость и удивление сменилось грустью. Да, я обычный сосуд, и даже не догадываюсь, что же во мне скрыто. А не очень-то приятно быть сюрпризом для самого себя!
Миртл подлетела поближе и заглянула мне в глаза. От неё повеяло смертельной стужей и я поежился.
— Ой, извини, — привидение виновато сложило ладошки на груди, — я не хотела тебя морозить! Просто... а ты не Том, нет? Тоже такой кра-а-а-сивый... Он мне точно так же очки чистил! — пояснила она. — Помогает только не очень, Гарри, ты уж извини. Надо было их перед смертью почистить, надо было...
— Кто чистил?!
— Том! Мы с ним вместе учились, он курсом старше. Умный-умный! Всегда такие интересные вещи говорил! Например, ты знаешь, что магия была всегда, только её украл кто-то могущественный, а потом вернул на землю вместе с какими-то книгами? Только там что-то напутали и однажды в книгу записали магла. Самого первого! А то, что репейчатый мох лучше любовного зелья, он помогает любить как взаправду? Но злые горные эльфы прячут его от нас? Знаешь?
Лицо девочки просто светилось счастьем. Миртл даже забыла, что она призрак, и ходила ногами по полу туалета взад и вперед, эмоционально жестикулируя и вспоминая, каково это — быть. Казалось, девчонка ожила, и вот-вот побежит на урок. Думаю, она пропустила очень много уроков...
— Том приходил сюда, рассказывал, как мне лучше разговаривать с мертвыми. После смерти я такая нервная стала, а врачи поблизости всё никак не умирали... — сокрушался призрак и качал головой. — А еще он учебники приносил, листал их для меня. Прямо там, где ты сидишь!
Я сидел на подоконнике и... нет, не думал — просто сидел и не думал ни о чем...
Миртл надоело со мной разговаривать, она опять скривилась и приготовилась плакать, отчего вполне себе миловидное лицо превратилось в смешную маску, а большие карие глаза перестали казаться живыми.
— А потом он перестал приходить, злым стал, ругаться начал... — она заохала и принялась вздыхать. — Ну, Гарри, я пошла. Только насовсем уходить я не хочу! Привидения не могут уйти... ну... туда. Они в другое место уходят, для плохих приведений. Там еще холоднее и ничего нет, только другие плох...
Глядя на укрытый инеем лес, я не дал Миртл договорить и нехотя прошептал:
— Spirit moneo mortis...
Заклятие Лорда, он продиктовал его мне среди прочих, но я прекрасно помню, как его красивый, словно тяжелый бархат голос дрогнул, споткнувшись именно на словах о том, что всякая душа ждет смерти. Миртл убил василиск, явно сам себя удивив, тварь эта ленивая до абсурда, и наверняка — случайно. Уверен, погибнуть должен был кто-то другой, а не тот, кому Риддл рассказывал о свойствах репейчатого моха горных эльфов!
Крестарж во мне — некое подобие любви или дружбы, которой больше нет. Её не оживить, ведь она не моя, чужая, и владельцу уже давно не нужная, как старая мебель, которую просто некуда было деть. Смерть девочки по его приказу — судьба, о которой говорил Лорд, та судьба, которую не сломить, будто она каленым железом в историю вписана. А то, что произошло сейчас — уже моя участь. Мне искренне жаль Плаксу Миртл, в астрале для призраков ей страдать не одну вечность, а столько, сколько их будет, если один мир исчезнет, появится другой, за ним третий... Ну, если все же одним словом — вечно. И тут не нужна душа, чтобы понять, на какие муки я её обрек. Но как иначе? Да никак, видимо, воевать с судьбой — дело напрасное. И Темный Лорд тому очень хороший пример...
Уставший, голодный и злой я передвигал ногами, считая шаги и ступеньки, и больше всего на свете желал закрыть глаза и заснуть. Заснуть так, чтобы ни одна проклятая мысль не проникла в мой сон. Ни одна!
За спиной послышался шорох, но не успел я обернуться, как он послышался впереди. Еще через секунду я увидел прямо перед моим носом чью-то широкую спину в слегка старомодной зеленой мантии Слизерина. Сейчас то они все черные, различие в цвете имеют лишь шарфы и плащи. Мантии цвета факультетского знамени одевают лишь самые смелые, те, кто хочет этим что-то сказать.
— Не слышали новость, молодой человек? — парень не оборачивался, просто шел вперед, а я а ним. — Все о ней только и говорят!
— Что, Дамблдор объявил о втором ужине? Или раннем завтраке? По-моему, «всех» может волновать только это...
— Да нет — Седрик умер!
Я остановился, но лишь на секунду. То к чему я себя готовил так долго — произошло, и шок был велик. Стать и просто постоять мне не позволили нервы, они звенели, как натянутые струны.
— Как?..
— Сел урок учить, в своей гостиной, и умер! Какая прелесть, не находишь? Такая легкая смерть! Всем бы такую!
Наконец я вышел из ступора и обратил внимание, что радоваться чужой смерти не принято даже среди учащихся старших курсов Слизерина. Нет, не запрещено, конечно, а просто не принято.
И пока я обдумывал вопросы морали, имеющей ко мне весьма отдаленное отношение, парень медленно обернулся и бросил себе через плечо:
— Гарри, ну что ты как чужой!
Молодой Том Риддл иронично улыбался и смотрел на меня ясными голубыми глазами.
— Все у нас с тобой хорошо, а если ты все же вспомнишь про чучело на скамейке, то всё будет просто отлично!
— Да чтоб её горгулья вместе с Невиллом... — зашипел мой уставший организм, развернул меня на месте и я, будто резвое кенгуру, поскакал вниз, перескакивая ступеньки и упрашивая лестницы двигаться поживее.
Если Люпин заметит, что кошка кабинет не покидала, может предположить, что я мог за ней возвращаться и услышать то, что слышать не должен был.
Остановившись перед дверьми кабинета отдышаться, я смахнул капли пота со лба и заставил себя пожалеть Седрика Диггори. Молодого, умного и сильного, на которого завтра наденут его парадный костюм с бабочкой и закопают. Он больше не получит ни единой оценки, не выпьет тыквенного сока, и не сможет никого спасти. Чжоу Чанг так и не узнает, как сильно ему нравилась, выйдет замуж за другого и родит ему много детей с глазами, так не похожими на большие и, если память мне не изменяет, добрые глаза Седрика. Еще немного и я начал бы представлять себе внуков Диггори, ведь несостоявшиеся дети меня не тронули. Так стараться пожалеть кого-то — невозможно! Но и не пожалеть — тоже, однако я ухитрился и не смог... Беги от двери ведьмы Мэри. Уползаю Снейпа. Профессионально. Дорого. (с)
Ой, а про свою тему то и забыла! Спасибо огромное Ринге за выкладку и регулярное обновление фика. Мария, а тебе - за стихи и перехваченную эстафету, если бы не плохой инет, я бы у вас тут поселилась... Нравится!
Дата: Понедельник, 24.10.2011, 01:29 | Сообщение # 58
Медиковедьма Темных Подземелий
Статус: Offline
Группа: Администраторы
На сайте с: 05.01.2011
Сообщений:9850
Часть 2, глава 7.
Поздняя осень больше походила на середину лютой зимы. Все вокруг занесло колючим сухим снегом, похожим на плохо смолотую муку, но радости от него никакой. Снежки не лепятся и рассыпаются в руках, да и лепить то их не очень хочется. Холод стоит не только за стенами замка, но и в нем самом, а ветер так тоскливо завывает в его сырых стенах, что впору завыть самому. Из под мантий учащихся торчат рукава и вороты теплых свитеров, добавляя фигурам неуклюжести, а дороги от гостиных до кабинетов стали короче — все не просто идут в класс на урок, а бегут на него, лишь бы скорее миновать чересчур хорошо вентилируемые коридоры и согреться в отапливаемых помещениях. Вот уже неделю как отец лишился приятной возможности снимать балы за опоздание с непунктуальных студентов. Никто не опаздывает!
Однако в моей комнате стоит тропическая жара, и будь я более веселым человеком, то один другой шезлонг вместо кроватей, и она превратилась бы в настоящий пляж. Симус свыкся со мной и моим умением все делать лучше, чем кто-либо. Думаю, можно смело записать себе в заслуги заражение ирландца здоровым пофигизмом. Во втором ящике его тумбочки теперь хранятся вещи не одного, а сразу двух сезонов: шапка, куртка, вязаные панталоны, а также красные шорты и белая майка. По мере изменения климата в спальне, незаметно и тихо меняется одежда ирландца. Как раз вчера он написал письмо маме, в котором просил выслать ему вьетнамки, и еще попросил не спрашивать — зачем. Невилл и Дин не обладают терпением истинных горцев и возмущаются постоянно, тем не менее, за пределы помещения их возмущения не вышли ни разу. Я расту, и вместе со мной растет их опасение. Нравится ли мне такое положение дел, или плевать я хотел на этот страх — не знаю. В зеркале на прикроватной тумбочке я вижу тощего подростка с безгранично пустыми глазами. Наверное, они были такими всегда, но присмотреться к своему отражению повнимательнее я догадался только после похорон Седрика Диггори, единственного ребенка в семье и просто хорошего человека. Мне стало интересно — как же я на такое решился?!
На кладбище отправились лишь пуффендуйцы, но и прощания во дворе школы мне хватило с лихвой. Рыдали все: и девчонки всех без разбору факультетов, и Минерва, и Флитвик, и родители мальчишки, поддерживающие друг друга, чтобы не упасть на гроб сына и не вцепиться в него мертвой хваткой. Крышку гроба закрывать не стали и те, кто хотел, могли подойти к мертвецу и дотронуться пальцами до его лба, бормоча слова прощания. Первыми на этот скользкий путь, полный неловкости, ступили слизеринцы. Стройными парами, построенными в ряд, они как муравьи потянулись к Седрику. Достойно, с лицами являющими собой одну сплошную скорбь, они в считанные минуты выполнили свой общественный долг, развернулись и ушли. За ними подтянулось десятка два самых смелых пуффендуйцев, следом нехотя поковыляли остальные. Последними выступили преподаватели, немного растерянный директор и плачущий Хагрид. Я, понятное дело, подойти не захотел. Но особого уважения покойнику никто, кроме представителей змеиного факультета, так и не выказал. Большинство просто боялось трупов и до сих пор не понимало — а что, собственно, произошло? Он же вчера до вечера в библиотеке просидел!
Уверен, о причинах своей смерти хорошо осведомлен сам Седрик, да еще несколько персон, в число которых вхожу я. Остальным придется гадать долгие годы. Честное сердце не выдержало борьбы с тем, у кого его нет, и сдалось. Волдеморт теперь не совсем призрак, а я его наследник, хотя, по сути, наследовать то и нечего. Разве только упорство в достижении целей и просто нечеловеческую усидчивость. Первым минусом первого шага к его воплощению в нечто живое стала дурная привычка Риддла подглядывать из-за плеча и дышать в затылок.
«— Коряво! — излагал он свое недовольство, стоя у меня за спиной и мешая услышать хоть слово декана. — Ты можешь не зачитывать все слова, ты можешь их просто представить! Жаль, что данный женский экземпляр появился в школе уже после меня... — подросток сложил руки на груди и с долей мечтательного разочарования улыбнулся».
— Мистер Снейп! — завизжал только что упомянутый экземпляр. — Прекратите размахивать руками. У нас не урок полетов!
— Я муху отгоняю... — пробормотал я в свое оправдание.
«Муха» в виде невидимого остальным Лорда хмыкнула, пренебрежительно махнула рукой на Минерву и деловито пошла проверять практическое задание Драко. Нашептывая ему свое видение предмета, Риддл сводил приятеля с ума. Тот становился похож на поэта, с визитом к которому нагрянула чокнутая муза, комкал исписанные листки бумаги, грыз перо и вглядывался в потолок в поисках откровения, даже не догадываясь, кто учит его уму-разуму. Пора бы их уже лицом к лицу познакомить!
МакГонагалл всплеснула руками, довольная подвернувшейся возможностью меня уязвить. С некоторых пор ей надоело меня расхваливать, и понравилось потешаться.
— Неужели сын такого знаменитого отца не знает заклинания, способного отогнать муху? — еле заметно усмехнулась она, чуть скривив губы. — Вы поразили меня в самое сердце!
— Я другое знаю, но мне муху жалко... — ответил я тихо, но все сидевшие вокруг меня замерли. Казалось, шевелятся только их уши.
— Вы боитесь нанести ей моральную травму? — продолжала допытываться Минерва, не теряя своей знаменитой строгости. — Не бойтесь, мистер Снейп, не стоит.
В ту же секунду материализованная мною муха была мною же и уничтожена, немного подсушена, а после скинута с потолка прямо в центр учительского стола, на румяное и блестящее яблоко декана, явно предназначенное не для демонстрации чудес Трансфигурации, а для съедения.
— Ну раз вы настаиваете... — я пожал плечами. — Мухи тоже жить хотят, вообще-то!
Мои слова заставили Минерву открыть рот, переводить взгляд с яблока на меня и обратно, и удивляться тому, как запросто размахивание ученика руками на уроке может привести к обвинению в черствости и бесчеловечности самого учителя. Не смешка, ни улыбки в свою поддержку декан Грифиндора так и не увидела. Надо мной уже давно никто не шутит, кроме узкого круга лиц, ну просто не хотят.
С таким положением вещей не может смириться Ремус Люпин. Не знаю, кто он по профессии и есть она у него, но, похоже, мужчина всерьез взялся за жизнеописание несостоявшегося Гарри Поттера, и не стесняется интервьюировать не только гриффиндорцев, но даже детей своих врагов. Не пойму, он верит в чудеса похлеще магических? Потому как приятель слова такого не знает — «правда».
— Малфой, останьтесь после урока. Мне необходимо... проверить вашу тетрадь, — сказал он, глядя в пыльный угол и смущаясь неизвестно чего. — Пожалуйста.
Драко не сразу поверил, что это к нему обращаются, но когда Гойл утвердительно затряс головой в ответ на вопрос в его глазах, обернулся и уставился на преподавателя, словно в первый раз видит.
— Подойдите, подойдите... А вы можете быть свободны. Не забудьте добыть гнома на следующее занятие, но только не садового, домашнего! — крикнул он слизеринцам вслед.
Оставшись наедине с выпученными глазами приятеля и им самим, Люпин попытался взять верх над юностью белобрысого наследника древнего рода.
— Ну что, молодой человек, поговорим?
Драко как воды в рот набрал. Скорее всего, это у него речь от удивления отняло.
Закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку стула, Люпин возвел глаза к потолку и развел руки в немом вопросе.
— Кто он?
Тут приятель всё же не выдержал и потерял самообладание:
— Чего?!
— Вы не боитесь своего друга? Того, которого все боятся. Нет? — тоном обеспокоенного дедушки спросил оборотень и резко наклонился к сидящему перед ним Драко. — Я тут подумал... — сказал он, — раз никто не знает, почему дрожит перед второкурсником, значит тот, кто его не боится, просто обязан знать, почему он его не боится. Верно?
— Э-э-э... А вы точно со мной поговорить хотели? — еще более обеспокоенно поинтересовался Драко. — Точно-точно со мной?
Ремус коротко кивнул, соглашаясь с его сомнениями.
— Ты не глупый мальчик, просто... Малфой. Им быть сложно, я понимаю. Но раз Гарри тебе друг, помоги ему! С ним творится что-то неладное, он сторонится всех, он смотрит на людей так... словно... словно... оглядывает. Безо всякого интереса! — закричал Люпин и вскочил. — Знаниям его отца я в детстве завидовал, это правда. Ты должен знать. Но знания сына меня... пугают!
Приятель бубнил себе под нос:
— Нет, точно не со мной, абсолютно точно не со мной...
— Он никогда не причинял тебе вреда? — не дожидаясь реакции вынужденного собеседника, оборотень продолжал. — Он встречается в твоем доме с друзьями твоего отца даже тогда, когда профессора Снейпа в замке нет, так ведь? Куда подевался призрак из туалета, в конце концов? Перевелся в другую школу посмертно?! И почему Невилл перестал со мной разговаривать? — выкрикивал Ремус вопросы, брызжа слюной в макушку приятеля, щедро сдобренную гелем для волос. — Сейчас ты мне не ответишь, ты преданный человек. Ты предан всем и всему, во всё веришь, но через год-два, если и тебе станет страшно, приходи ко мне. Я помогу, пойму и...
— Возможно.
Оборотень расплылся в счастливой улыбке и ободряюще хлопнул Драко по колену.
— Возможно, мне станет страшно, — подтвердил приятель, расправляя примятую мантию на ноге. — Только к вам я никогда не приду, ни к кому из вас... — взглянув на помрачневшего человека напротив, Драко убедился, что тот понял, о ком речь. — Даже если и захочу, я ведь Малфой, и тут вы правы, сэр.
Шагая к двери под аккомпанемент гнетущей тишины и невысказанных слов, Драко на мгновение остановился, застегивая портфель, и как бы между прочим спросил своего учителя по Защите, которой ему вовсе и не требовалось.
— А с чего вы взяли, что с ним что-то не так? — он удивленно пожал плечом. — Он всегда такой был!
Захлопнув за собой двери, приятель еще долго слышал тяжелые вздохи оборотня и его бормотание:
— Лили, Лили, Лили...
Ремус Люпин не худший друг, чем Драко Малфой, но кто я такой, чтобы восхищаться таким его качеством?
Дневник Тома Риддла, переставший быть оружием, но, понятное дело, не переставший быть крестаржем, нашел свое пристанище в зазеркалье, где теперь хранится не только лишь один философский камень. Интересно, отец и вправду доверил мне его сохранность тогда, год назад? Или он просто не до конца верил, что камень вообще может пригодиться? Если честно, не хочу знать ответ, он мне не нужен. Книжицу, победившую Седрика, мы с Хельгой выудили из недр пуффендуйских комнат с потерей её душевного спокойствия и моих некрепких нервов. Пришлось в очередной раз пить оборотное зелье и принимать облик препротивной Чжоу. Тем более учитывая тот факт, что кипение собственной кожи на тебе самом и так вещь неприятная, я пообещал себе, что после воплощения Темного Лорда в нормального Темного Лорда, а не подростка-заучку, больше никогда и никуда за его вещами ходить не буду. Найду себе кого-нибудь на роль верного пажа, выбор у меня есть, и немаленький.
Да тот же Рон, чем не верный? На прошлом занятии отец сказал Невиллу, чтобы тот брал пример с Уизли. Мол, рыжий тоже не знает состав болеутоляющего зелья, но стоит над котлом с такой умной миной, что в это просто не верится. В принципе, такое признание отца способности мальчишки хотя бы выглядеть умным — настоящая победа, однако одержал её не совсем Рон, скорее его младшая сестра. Девочка устала каждый вечер после ужина решать глобальную проблему — бежать наверх или вниз? Переживет Миллисента один вечер без неё, и не забудет ли Драко рассказать ей завтра то, что сегодня расскажет другим, когда её — о ужас! — не будет рядом? А книжки? Ей же надо делать домашнее задание, но все её тетрадки наверху! И если она вернется в башню, как сможет незаметно ускользнуть от близнецов, охраняющих её гриффиндорский дух от посяганий духа Салазара? Я не раз наблюдал её метания на выходе из Большого Зала из стороны в сторону и растерянность на обычно решительном личике. Каркаров не принял дамблдоровский переводной лист Джиневры Уизли из школы чародейства Хогвартс в школу чародейства Дурмстранг по причине отсутствия причин, по которым он мог бы её принять. Дублировав свой отказ во все инстанции и лично семейству учащейся, директор северного учебного заведения, не менее известного и уважаемого, чем заведение Альбуса, поставил своего коллегу на положенное ему место, выполнил мою маленькую просьбу и забыл о всех Уизли вместе взятых.
Однако кануть в небытие этому факту не дал Малфой, чему немало поспособствовал я. Родители не рассказали дочери о своих планах, не рассказал даже Рон и слизеринцы, которых он сам об этом попросил. Но что мне стоило убедить Драко в необходимости открыть глаза Джинни на такую несправедливость по отношению к ней и прямо вопиющее неуважение? Характер младшей Уизли не из легких, она как паровоз — сметает все на своем пути и не оглядывается. Джинни тоже может быть верной, и мне явно следует это запомнить...
Папа трогательно прижал собственный конспект к груди, и одними глазами отслеживал перебежки возмущенного рыжего пятна по его кабинету.
— Я вам сказала, я буду учиться у вас! — в десятый раз повторила Джинни, хотя с ней никто не спорил и после первого. — Не хочу быть гриффиндоркой, не хочу!
Я как раз помогал отцу сортировать сухой порошок полыни по кулечкам, когда с грохотом распахнувшиеся двери и ворвавшийся вместе с девчонкой и ею же созданный сквозняк пустили все мои старания книзлу под хвост. Джинни одарила меня мимолетным взглядом, признавая мое существование, но не свою вину, и принялась излагать суть своих претензий к родителям. Я же внимательно слушал, ползая под партой, приспособленной для приготовления ингредиентов, и нарочно медленно тыкал палочкой в рассыпавшуюся траву.
— А теперь они хотят закинуть меня в Шамбратон, представляете?! — пылала она праведным гневом. — Я и... эти... эти... мадмуазельки! Представляете?! Как они могут!
Отец не перебивал это непосредственное красноречие, пытаясь в срочном порядке отыскать в себе преподавателя. Нечасто в истории к декану факультета Салазара Слизерина прибегают жаловаться на жизнь юные последовательницы гордого Годрика. По крайней мере, в истории школы Хогвартс об этом нет ни единого упоминания начиная с того момента, как в ней была начертана первая строчка.
И отловив пропажу в бездонных глубинах своего разума, он глубокомысленно изрек:
— Ужасно... — и, наконец, оторвал от себя журнал, со вздохом отложив его в сторону. — Присаживайтесь, мисс Уизли. Гарри, убери свою сумку с кресла!
Джинни не стала дожидаться, пока я разогну длинное туловище и все так же непосредственно швырнула рюкзак в мою сторону, чуть не сбив меня с ног. Папа закашлялся, скрыв тем самым кривую ухмылку, а Уизли, как ни в чем ни бывало, забралась в освобожденное кресло, свесила с него недостающие до земли ноги и замолкла, пригорюнившись. Складывалось ощущение, что Джинни была просто уверенна, что декан Снейп во-первых — не кусается, во-вторых — все понимает. А как иначе? Ужаснее её родителей никого на свете нет! Настал мой черед ухмыляться но, не желая получить по лбу чем-нибудь более весомым, чем рюкзак, я поспешил залезть обратно в убежище — под стол.
— Понимаете... — отец вовсю пытался скрыть свое удовлетворение от факта передислокации еще одного Уизли в его лагерь. — Ваши родители относятся к моему факультету и ко мне в частности неодобрительно, что является существенной преградой вашему желанию примкнуть к компании своих друзей и брата, но если директор подпишет приказ... — он вскинул брови и покачал головой, выразив свою неуверенность в таком безрассудстве Альбуса. — Однако подать заявление должны родители ребенка, если только...
— Да? — девчонка смотрела на своего учителя, как пленный воин на воина армии освободителей. — Если только что?!
— Если только вы его не убедите лично. Правило устное, что известно лишь нам обоим... Да и ваш энтузиазм так заразителен...
— Сейчас! — девчонка подпрыгнула и рванула к выходу, и я еле успел спасти себя от участи бесконечного наполнения мешочков, накрыв их всем телом.
Папа ошарашено смотрел в пустой проем двери, постукивал косточкой пальца по столешнице и пытался прийти в себя от шока после общения с той, кто его совсем не боится. Декан Снейп к такому не привык, как несложно догадаться. При всем при том, полностью совладать с переполнявшими его эмоциями отец банально не успел.
В помещение во второй раз за день ворвалась представительница когда-то дружного семейства Уизли.
— Убедила! — заорала она во все горло.
Размахивая листочком с заветной подписью перед носом своего нового декана, Джинни была так неподдельно счастлива, так светилась, будто у неё внутри кто свечку зажег! Её аккуратный носик с веснушками смешно морщился от широкой улыбки, и мы с отцом уставились на него, словно по ту сторону жизни смотрели. Что-то мне подсказывало — ни я, ни Северус Снейп, никогда не были и не будут такими счастливыми, как она сейчас — мы уже не сможем.
Какой мотив заставил Альбуса Дамблдора предать Молли и Артура Уизли? Какая причина позволила ему подписать ту бумажку? Неужели его совесть смолчала? Директор не может не понимать, солнечной девчонке не быть счастливой в темных подземельях, никогда. Она умнее брата, и сильнее, и лучше. Зря отец доволен, зря Джинни светится, и зря я мучаюсь этим вопросом. Как раз мне такой поворот событий на руку, чем ближе Уизли к Драко, тем удобнее ими управлять мне. Хочет Джинни испытать судьбу — да пожалуйста!
Рон долго и нудно пересказывал, что именно произошло в его доме после того, как туда прибыла Джинни. Хотя, нудно было только мне. Рыжий старался всех смешить, копировал заботливые интонации матери и вел себя как... придурок. Чему он радуется? Тому, что мы с Драко семью его в пух и прах разбили? Ладно я, но он то чего... Какая-то горечь не позволяла мне радоваться вместе со всеми, в первый раз я её почувствовал, когда тащил чемодан Джинни вниз, сама она за ним идти не захотела. За процессом наблюдал весь Хогвартс, а близнецы шли за мной до самого входа в подземелье, и остановились только перед зияющей чернотой, куда я смело шагнул, делая вид, что вовсе их и не вижу. Мало ли кто чуть не плача за мной ходит? Подумаешь!
— Гарри... — жалобно протянул один из них, прежде до хрипа накричавшись и обрушив на мою несчастную голову все известные ему проклятия, на которые я ни разу так и не ответил. Вину свою чувствовал, что ли... — Там холодно?
— Холодно! — буркнул я и скрылся из виду.
Джинни понимала, что натворила, несомненно, но не понимала, почему все вокруг твердят, что декан Слизерина — бездушное чудовище, а её профессор по Защите от Темных искусств нервно меряет шагами её комнату! У него своей нет?! Возмущение ребенка словами и поведением родителей, убитых известием, которого они, в общем-то, ждали, вылилось в такой разговор:
«— Он хороший!
Артур схватился за голову и отбежал к окну, откуда раздался его сдавленный стон.
— Джинни, девочка, он бывший Пожиратель... — лепетала несчастная мать.
— Он крестный папа Драко!
Этот аргумент был призван убедить глупую маму, что декан Снейп не может быть плохим, ну никак. Немного подумав, она гораздо менее уверенно, но добавила:
— И просто папа Гарри...
После этих слов застонали уже все: и Перси, и Билл, и Люпин, издавший самый громкий звук, к слову.
— Он одаренный зельевар! Это все знают!
Миссис Уизли заплакала.
— Он помогает ребятам учить историю магии!
Билл облокотился о косяк и непрочно прибитая деревяшка треснула.
— В Слизерине учатся умные дети! — продолжала упорствовать Джинни.
Перси не смолчал:
— Возможно и так, но только те, кого шляпа выбрала. И судя по твоему братцу и хорьку, не всегда это правило срабат...
— Перси, а в лоб? — поинтересовался и его братец тоже, тем самым оборвав данную ветвь беседы.
— Джинни, давай порвем бумагу, ты же хорошая девочка, послушай меня... — увещевала Молли дочку.
— Ну, мам, отстань от неё! Может, она без меня скучает?! — заныл Рон.
— А ты вообще молчи! — рявкнула любящая мать и попыталась фартуком отогнать сына от дочери. — Всё из-за тебя!
Но Рон покидать Джинни не собирался и от тряпки легко увернулся.
— Это как - круглосуточно на тебя смотрит и скучает? — спросил Билл. — Фред рассказывал, как ты её к себе зазываешь после каждого урока!
— Нет... я обязательно добьюсь твоего перевода в другую школу... — вслух размышляла Молли, сидя на краешке кровати и обреченно качая головой. — Добьюсь!
Джинни осточертело происходящее, он топнула ножкой и развернулась, готовая уйти, не попрощавшись.
— Не добьетесь! — победно заявила она, тряхнула рыжей копной волос и нетерпеливым жестом позвала за собой Рона. — Мне вчера дядя Люциус пообещал, что не добьетесь. И профессор Снейп пообещал, и Гарри, и даже Драко! А еще мама Грэгори работает в Министерстве!
— Люциус Малфой тебе не дядя! — женщина продолжала всхлипывать и вытирать слезы тем самым фартуком, который комкала в руках уже целый час. — Как ты можешь такое говорить, Джинни, детка...
— Ремус, ну ты то хоть скажи! — наконец заговорил Артур.
Люпин уже минут десять как перестал ходить туда-сюда, встал в углу возле запотевшего окна, и невидящим взором смотрел сквозь стекло — на голые деревья и неприветливые серые тучи.
— Холодно... — он передернул плечами и попытался запахнуть поплотнее тонкую холщовую куртку, давно утратившую свой изначальный цвет и вид.
— Ремус!
— Что Ремус, Артур, что Ремус... Десять баллов Гарри Снейпу!
— Да какие десять, тут и тысячи мало будет... — пробормотал расстроенный Перси и смахнул пылинку с прикроватной тумбочки сестры. — Скоро дом в зеленый перекрашивать придется!
— Молли? — с надеждой спросил оборотень, словно вспомнил что-то давно забытое, и даже подался вперед всем телом. — Ты Гарри поздравляла с праздниками там, или днем рождения? Когда-нибудь, раньше?
Женщина отвернулась и попыталась погладить дочку по волосам, но её рука нащупала лишь пустоту — строптивая слизеринка шагнула в сторону.
— Нет, Ремус, не поздравляла...
— И я — нет.
— Это не причина так с нами поступать!
— Ну да, конечно, не причина... — голосом, полным сомнения и непонимания ответил оборотень и вновь забился в угол, слившись с его темнотой».
Хлопнула дверь, за которой скрылись младшие дети, и в комнате повисла тишина.
Оборотень чутко уловил повод, благодаря которому моя совесть перед Уизли чиста — они мне никто. Лучшие друзья и соратники матери, те, с кем она делилась сокровенным, с кем боролась плечом к плечу, в чьем доме пила горячий чай с молоком и думала, что уж эта дружба точно навсегда — они знать не желали её сына. Ленились аппарировать к калитке его дома и стеснялись в неё постучать. А если бы у меня не было терпеливой тетки, в ужасности которой они не сомневались долгие годы, потому как она уж очень обычный и совсем не идеальный магл? Про которого Лили по молодости и глупости никогда слова хорошего не сказала, чем обидела на всю жизнь. А если бы не было Малфоев, учивших меня правильно пользоваться сначала столовым прибором, потом метлой, а затем и каминной сетью? А мой отец, до смерти уставший от плена своих несбывшихся желаний и сына без души, вернуть которую он не может, как бы не хотел? Если бы не было его?! Нет, всё это не причина, они правы, причина записана где-то там, куда никто из живых заглянуть не в силах. Однако, чем не повод?
Неподаренные конфеты, недополученное внимание, нерозданные подзатыльники, неотпразднованные праздники за одним столом и несделанные фотографии с виновником торжества в его центре — и жизнь меняет вектор. Мне не обидно, необходимость всего вышеперечисленного для взращивания правильной, в понимании Уизли, личности — это то, что я понимаю умом, а не сердцем. Ничего этого не было ни у Риддла, ни у отца, ни у меня... Вот как ни крути, а вырисовывается закономерность!
Не знаю, было ли счастье в жизни Беллатрикс Блэк, моей приемной матери по воле случая, да и ни к чему мне лишние знания. Мне бы инструкцию к анубисам с магического древнегреческого понять! Я уж не говорю — перевести, умалчиваю, так сказать. Переводом Волдеморт занимался, вставляя промеж переведенных древних строчек крепкие словечки современного английского. Ну а что? У меня почтальон скоро скончается, дорогостоящий, уникальный и полезный! Правда, страдающий именно от этой своей уникальности и чужого безумия. Белла писала мне письма, много писем. Часто в них не было ничего, кроме жирной точки вверху страницы — она ставила карандаш, давила на него, но не знала, как описать тот мир и мысли, что живут в её голове. Иногда женщина вполне осознанно и с интересом интересовалась, по какой такой причине моя птица к ней летает чуть ли не каждый день? Букля тоже бы не отказалась с этой причиной ознакомиться, ведь больной разум Беллы её побеждал. Со мной ведьма связывала все свои надежды на будущее и само существование будущего, оттого желание что-то мне сказать, чем-то поделиться, знать, что я где-то там и помню её жертву, которая и вправду дорогого ей стоила, пересиливало саму магию! Лестрейндж не осознавала, как я сильно ей нужен, а птица — знала и летела, превозмогая усталость и леденящие ветра. Всякий раз, получая очередную серую бумажку, пахнущую сыростью и чужой болью, я дрожал от страха. Там, в крепости посреди и так неприступного океана томятся многие, кому я должен свободу. Однако каждая капля крови во мне вскипала, а дыхание замирало, как только я думал об одной единственной свободе — свободе Беллатрикс. Магическая связь матери и сына между нами крепла, становилась ощутимее, нити теперь не просто нас соединяли, они опутывали! Если мы сможем, и жадная до жизни красавица когда-нибудь покинет застенки Азкабана, то останется со мной навсегда, не даст себя покинуть, ни за что. Это во мне не загубленный дар предвидения проснулся, а проведенный Беллой обряд слияния крови. Вот не могут же маги перенять у маглов хорошую традицию усыновления, заверяет которое обычная такая подпись шариковой ручкой! Обязательно нужно жизни соединять! Хотя, конечно, именно кровь Беллы и удержала меня в магическом мире, и этот долг обычной оплате не подлежит... Беги от двери ведьмы Мэри. Уползаю Снейпа. Профессионально. Дорого. (с)
Сообщение отредактировал М@РиЯ - Понедельник, 24.10.2011, 22:06
Дата: Понедельник, 24.10.2011, 01:30 | Сообщение # 59
Медиковедьма Темных Подземелий
Статус: Offline
Группа: Администраторы
На сайте с: 05.01.2011
Сообщений:9850
* * *
— Гарри, ты не можешь не пойти! — надрывался Симус, все еще не отходя от доски объявлений. — Дуэльный клуб открывается сегодня! И как нельзя кстати!
— Он хочет отомстить чудовищу, убившему Колина... — одними губами прошептала мне Гермиона, выглядывая из-за спины ирландца.
Смерть маленького проныры Колини Криви осталась ну уж слишком незамеченной, словно её кто-то попытался стереть из истории. Ни прощания, ни объявлений, ни общешкольного горя!
«Вы знаете, на прошлой неделе убили первокурсника!»
«Какого первокурсника?»
«Ну того, с фотоаппаратом. Он еще Снейпа пытался фотографировать, пока тот ему линзы в воду не превратил. Слышали?»
«Еще бы не превратил, профессора фотографировать... на уроке небось баловался!»
«Да не профессора! Младшего!»
«Ужас! Убили Гарри Снейпа?!
«Да не убили, фотографировали!»
«Кто фотографировал?»
«Тот, кого подземное чудовище убило!»
«Ужас! А кого оно убило, говорите?»
Слава Мерлину, Риддл просветил меня, что это директор обеспокоился спокойствием неокрепших детских душ и немного смягчил ужас от этого известия, а то я собрался идти на кладбище с букетом наперевес и проверять наличие могилы. Не все, конечно, поддались столь благостным посылам Альбуса. Люпин так вообще напился и пошел с инспекцией в подземелья, высказывать отцу все свои подозрения в лицо. Заблудился, разумеется, был выдворен обратно в свет крепышом Касусом, опозорен его рассудительной речью о пользе здорового образа жизни, и объявился вот только сейчас. Уж никогда бы не подумал, что дуэли — конек Ремуса. Разве только если клыками пользоваться...
— А я говорю — пойдешь! Как ты можешь не пойти?!
— Скажу своим ногам — не идите, случится чудо, и они не пойдут! — заорал я.
Симус в долгу не остался и с обидой в голосе заорал в ответ:
— Ты же герой!
Что-то я, конечно, хотел ответить, только этим чем-то мне пришлось подавиться. Возразить и сказать, что мол, героем я только зовусь, да и добрая половина школы уж давно стерла из памяти этот прискорбный для них факт — нельзя.
— Скажи еще, что не помнишь, как Самого-Того-Кого-Нельзя-Называть два раза одолел! А дуэлей боишься, так что ли? — возмущался мальчишка, вне себя от ярости. — Ты нам нужен!
— Да, Гарри, нужен... — поддакнула ему Гермиона, посчитав своим долгом согласиться с такой благородной постановкой вопроса.
Да чтоб вы все... папу сегодня встретили!
* * *
— Интересно, кто будет помощником тренера? — сказала Гермиона, продираясь сквозь галдящую толпу поближе к подмосткам. — Может, Флитвик? Говорят, в молодости он был чемпионом по дуэлям на волшебных палочках.
— Да, было бы… — начал Симус и осекся, огорченно махнув рукой: на подмостки вышел Люпин в старых джинсах и таком же свитере, сопровождаемый не абы кем, а отцом в черном будничном одеянии, под стать настроению. Сжатые губы, нахмуренный лоб и напряженные руки с закатанными по локоть рукавами, готовые хоть прямо сейчас научить желающих обращению с Авадой. Ну, если они успеют обучиться, конечно.
Зачитав краткую приветственную речь и представив всем своего и без того известного коллегу, он понимающе подмигнул, соглашаясь с тем, что личность рядом с ним и впрямь интересная. Мне стало противно, Ремус Люпин так сильно старается всем нравиться, что все больше становится похож на клоуна, того, который тщетно пытается всех развеселить нарисованным смехом на лице. Фальшивит, одним словом! Однако, опять никто не отреагировал на якобы шутку преподавателя. Для них это мелочь — не засмеяться раз или два в неделю, когда кто-то из Снейпов рядом и шутят именно над ним. Ну, на всякий случай. Оборотень же все происходящее воспринимает, как вселенскую победу зла над добром и становится сам не свой, что обычно грозит мне десятью вопросами по предмету, внеочередным тестом или дополнительным занятием для отстающих, на котором еще неизвестно, кто кого учит. Хотя, почему неизвестно? Это я всем объясняю, как это у меня получилось отразить русалочье проклятие одновременно с Эксперилиамусом! На этих занятиях, где главный персонаж я и всё для меня, Люпин пытается неумело проникнуть в мой разум и разгадать мою загадку. Нет, несколько особенностей, таких как отсутствие врожденной человечности и наличие лишь приобретенной, да Темный Лорд в душе и комнате седьмого этажа — некая тайна, не спорю. Но основа то — книги. Почему все считают, что если что-то дано, то с неба упало? Все, что есть у кого-то, можно взять и для себя!
Пока я размышлял, Ремус успел пальнуть в отца Ступефаем, тот пальнул в ответ, лениво взмахнув палочкой, и сгусток магии декана Снейпа встретился со своим собратом профессора, победив его в равной борьбе. Внутреннее спокойствие и хладнокровие — залог успеха всех боевых заклятий, как это ни противоречит самой их сути. Оборотень не был размазан по стенке, все же его магические навыки вполне добротны, но вот упасть — упал. Пожав руку противнику, хотя тот её и не думал её ему подавать, мужчина передумал демонстрировать всё, на что способен и принялся составлять пары для дуэлей, выбирая дуэлянтов из присутствующих в зале школьников. Выбор моего противника совпал с выбором судьбы и удивления у меня не вызвал. Ну кто еще, как не Невилл? Кто?! Не имею ни малейшего понятия, каков был хитрый план, но он явно провалился. Моё заклятие разоружения выбило палочку из рук пухлого вместе с суставом. Я даже губу прикусил, представив, как ему сейчас больно. Тем не менее Невилл не заплакал, а мужественно поплелся выковыривать половинки бывшего магического атрибута из забрала стоящих в углу доспехов средневекового рыцаря. И пока оно, забрало, гремело, все молчали и сочувствовали. Долгопупс кривился, ведь одна его рука висела, как тряпочка, но не сдавался, злющим взглядом отгоняя кружащую вокруг него Гермиону — тоже гордый, оказывается. Мальчишка еще раз убедился, что я не кладезь добра и света, хотя никогда в этом и не сомневался, отец с видом мудрого старшего брата взирал на погрустневшего Ремуса, а я зевал, ведь перед глазами то и дело всплывал перечень древних непростительных заклятий. Мне предстояло их выучить, потакая неуемному желанию Риддла обучать свою жертву, пока та не заблещет гениальностью, как надраенный чайник. И это только список, молчу о практической стороне занятия.
— Невилл не виноват! — сладким голосом заявил Драко на весь зал и картинка с пергаментом лопнула, как мыльный пузырь, а сам я завертелся на месте в поисках говорившего. — Нет, ну что вы на меня так смотрите! Джинни, стань сюда, пожалуйста, а то меня не видно... да, не виноват! — приятель повторил, а окружившие его слизеринцы пооткрывали рты от изумления. — Разве человек в ответе за интеллектуальные способности, переданные ему родителями? А вы знаете, где сейчас его родители?! Сейчас я расскажу...
— А-а-а! — взревел пухлый, нагнулся и словно бык двинулся в самую гущу представителей зеленого факультета, ему только рогов для полноты картины не хватало.
Девчонки завизжали, Драко замолчал, отец заскрипел зубами и отвернулся, а Ремус схватил двуногий таран за шкирку и заорал:
— Драко Малфой, Симус Финниган — на помостки! Живо!
Я забеспокоился за приятеля, Симус — совесть и кулаки факультета, легче сразу заавадится, чем сказать плохое слово в адрес краснознаменных в его присутствии. Да и самое простое заклинание из уст ирландца способно сразить наповал, даже если изначально планировался букет ромашек и бантик. Он не специально такой опасный, конечно, но...
— Экспеллириамус! — спокойно сказал Драко, поклонившись на старинный манер и отставив одну ногу чуть назад.
Раздались охи и вздохи романтичных натур, а за ним:
— Экспеллириамус! — произнесенный раскрасневшимся от сдерживаемой злости Симусом.
Ирландец, понятное дело, был успешно и ожидаемо лишен волшебной палочки, а Драко, так же ожидаемо — победил. Гермиона расстроилась и предпочла отвести Невилла к мадам Помфри, что пора было сделать уже давно, а виновник её печали — Малфой, повернулся к Финнигану спиной и принялся изящно раскланиваться во все стороны, насмехаясь над ирландцем и его попытками уговорить Миллисенту подать ему палочку, упавшую к её ногам. Момент, когда ему это всё же удалось — все пропустили. Уж больно Драко был забавен в ту минуту, и пока на него в немом восторге пялились девчонки, я пялился на них, не совсем понимая причины, по которым пялятся они!
— Экспеллириамус! — заорал ирландец во второй раз. — Змеюка ты подколодная!
Первую часть вопля, а это был именно вопль, а не заклинание, вселенная в расчет не взяла. А, может, она тоже залюбовалась малолетним красавчиком? Не знаю, кто там и кем любовался, но палочка Симуса произвела на свет не просто змею, а змею магическую и ядовитую — серебряную кобру. Секунды решают все, и пока вздох ужаса только начал свой полет над головами пораженных школьников, а учителя только-только соизволили обернуться на крик, кобра уже готова была совершить свой смертельный полет. И пусть не заклятием Разоружения, а молниеносным ядом, но мой единственный друг был бы побежден на веки вечные, и больше никогда бы не смог меня отчитать за мое глупое поведение, стоя у зеркала и прилизывая вонючим гелем свои довольно красивые белоснежные волосы. Меня бы никто и никогда не простил — ни крестный отец Драко, ни настоящий, ни Джинни, ни Грэгори, никто...
— Замри, тварь! — зашипел я, и с каждым звуком лица присутствующих вытягивались и бледнели. — Не смей его трогать, это я тебе говорю! Я! Растворись!
Спустя мгновения у ног Драко больше не было никакой змеи, лишь маленькая лужица серебряной жидкости, похожей на ртуть. А у Ремуса Люпина больше не было сомнений, никаких, он получил свое личное доказательство, и пусть на деле оно ничего не доказывает — ему всё равно.
Дата: Понедельник, 24.10.2011, 16:36 | Сообщение # 60
Вернулась в Цитадель
Статус: Offline
Группа: Награжденные Орденом Мерлина
На сайте с: 16.05.2007
Сообщений:5484
Rishana, мне ваш фик безумно нравится. Нравится сюжет - вроде бы и северитус, но такого северитуса не встречала нигде, нравятся характеры - причем все персонажи выписаны мастерски, каждая черта характера - пусть даже на первый взгляд не канонная - находит свое обоснование и объяснение в тексте. Рассказ живой получился, чем очень привлекает и затягивает. Отдельное спасибо за адекватных темных))) Это не маньяки, и не оголтелые фанатики, а люди, которые по тем или иным причинам выбравшие сторону Лорда. В этом плане особенно гарри нравиться, видно, как он с течением повествования изменяется и развивается, делает выводы и приходит к определенным заключениям. И это происходит не в одночасье, а путем долгих сомнений и размышлений. если брать терминологию, то он здесь пока что "эвил нейтрал" - это несмотря на общение с хоркруксом Лорда - и у него вполне есть возможность качнуть весы своей личности в сторону просто "нейтрала". Только вот такие, прости Господи, "взрослые", как Люпин и Молли Уизли. вполне способны подтолкнуть его к окончательному "эвил". Впрочем, меня это не расстроит Умный темный Гарри - что может быть лучше))) А еще, очень хочется, чтобы он побольше общался с отцом, и они, наконец, разрешили все недопонимания. Спасибо большое за интересную работу! Любой, имеющий в доме ружье, приравнивается к Курту Кобейну. Любой, умеющий читать между строк, обречен иметь в доме ружье.
