Приглашаем всех творцов принять участие в конкурсе "Однажды 20 лет спустя" в честь юбилея ТТП!   

По залитой мягким закатным светом мостовой Косого переулка, заполненного суетливыми волшебницами и волшебниками, спешащими к теплу и уюту семейных очагов, уверенно и быстро шел высокий молодой человек. Он не был приглашен на званый ужин, его некому было ждать в холодном доме среди лондонских трущоб, но человек все равно торопился, никому не уступая дороги и не обращая внимания на возгласы: «Эй, смотри куда идешь!» или «Ну и наглая нынче молодежь, не то что мы в их годы!».

Совсем недавно этот прохожий с длинным носом и черными волосами, почти скрывающими бледное лицо и горящий взгляд черных глаз, получил письмо. Нет, для него это была не просто бумага, как можно было бы подумать. Это была надежда. Глупая, напрасная, ничтожная, равно как и все надежды в его весьма скучной и до недавнего времени предсказуемой жизни.
Он резко остановился возле двери кафе, на стеклянной поверхности которой, словно на большой колдографии, вилась поземкой вьюга — магический рисунок на двери как бы утешал прохожих напоминая им, что английская сырость в январе месяце — явление, разумеется, пренеприятнейшее, но, все же, временное. Жалоба министру на бездействующий Отдел Магического Хозяйства, который и найти-то толком никто не может, была грамотно составлена всеми работниками Министерства, и Пророк со дня на день обещал «реакцию» и её результат, то есть снег. Но никто не мог точно сказать, радовался ли этот мрачный человек хорошей погоде или, что вероятнее, его мало интересовали подобные мелочи.
Его тонкие длинные пальцы несмело нажали на ручку двери, и главный зал заведения огласил нежный звон колокольчиков, отчего молодая рыжеволосая женщина, сидевшая за дальним столиком, привстала и приветливо помахала рукой.
— Северус, сюда! — она изо всех сил старалась быть веселой, но грусть то и дело проскальзывала сквозь наигранную радость. Сейчас ей было неловко: она даже не знала, что заставило её написать то странное письмо для её еще более странного друга, который, по сути, давно им не являлся.
— Здравствуй, Лили…
— Привет, Сев. Не замерз?
— Нет, у меня кровь горячая! — оба рассмеялись привычной с детства шутке: натужно, неестественно, но вдвоем. И такое искусственное единение в самом деле немного согрело окоченевшего Северуса, который и мечтать не мог, что вот так, когда-нибудь…
Лили немного замялась, нервно заправила непослушный локон за аккуратное ушко с маленькой сережкой в виде полумесяца, но потом решилась и выпалила:
— С днем рождения! — и разразилась пожеланиями всевозможных благ, мерлиновой мудрости, такого же богатства и еще лавиной весьма банальных слов, адресата так и не достигнувших, ведь он, адресат, смотрел только на красивые пухлые губки Лили. Смотрел смело, ничуть не стесняясь такой своей смелости, но вовсе не чувствовал того, что чувствовать обязан был!
У него горело сердце, разрываясь от мучительной боли и удивления. Будто кто-то каленым железом пытался выжечь из него любовь, не спросив на то разрешения! И она уходила. По капле. С каждым её пустым и ничего не значащим словом, с каждым жестом тонкой ручки, с каждым взмахом пушистых ресниц. Он терял Лили Эванс! Нет, он не потерял её, когда она выбрала Джеймса, он не потерял её, когда она вышла замуж и стала миссис Поттер, он не потерял её, когда она отвернулась в первый раз, не пожелав с ним здороваться в "Кабаньей голове" при Сириусе. Она оставалась его светом всё это время. Но что же происходит сейчас? Северус откинулся на спинку стула и принялся разглядывать причудливые тени на потолке, отбрасываемые множеством свечей, только что зажженных хозяином заведения.
— Ты меня слушаешь? — Лили говорила тихо и почему-то пристыжено. — Я от души, тебя ведь мало кто поздравляет…
— Конечно же, слушаю, — яд его слов мог убить. — Ведь ты единственная на всем белом свете, буквально одна, кто догадался поздравить меня: нелюдимого, гадкого, презренного Пожи...
— Прекрати! Не смей так со мной разговаривать!
— Не нравится? — криво усмехнулся Снейп.
— Не нравится!
Он вдруг наклонился через стол и больно схватил её за локоть.
— А чего ты хотела? — его злой шепот пугал. — Я же Пожиратель, Лили. И ты это знаешь!
Лили Поттер поежилась, словно её холодным ветром обдуло:
— Да, мы недавно узнали…
Собеседник хмыкнул и скривил тонкие губы.
— "Мы"? Надеешься разнюхать что-то, чтобы идиота благоверного порадовать? А если не надеешься... Значит, сама идиотка — жаловаться пришла! — девушка смотрела на него обиженными глазами и не могла ничего возразить. — Других кандидатур не нашла? Волчонок твой, или Блэк, или еще какой тупица больше не радуют своей храбростью? Захотелось поговорить с кем-то мыслящим?! Или помощи попросить решила? Ты в своём уме?! Три года назад смотреть на меня не хотела... А я ведь просил прощения, Моргана тебя побери, я умолял! Всего одно слово, одно несчастное слово, и всё — я больше не достоин твоего общества. А сейчас что изменилось? Что???
— Я ошиблась! Прости меня…
От неожиданности Северус смахнул со стола белый кофейник, и тот разбился с оглушительным звоном.
— Мисс, у вас все хорошо? Что-то громко вы ссоритесь, — пробормотал подошедший Флориан, подбирая осколки.
Хозяин узнал и свою молодую посетительницу и такого же молодого, но весьма решительно настроенного посетителя. Он не желал видеть у себя в заведении лояльных Тому-Кого-Нельзя-Называть, а именно такие слухи ходили про этого черноволосого носатого мага. И были они весьма убедительны. Но и выгонять сальноволосого клиента, больше похожего на злобного зверька, ему было не с руки.
— Да-да, конечно, не беспокойтесь! Простите за кофейник…
— Ну, не вы должны извиняться, мисс! — произнес волшебник, уставившись на молодого человека.
— Уйди. Немедленно! — металл в голосе слизеринца не позволил Флориану ослушаться, и он поспешил ретироваться от греха подальше: мало ли что может прийти в голову безумцу.
Они помолчали еще немного, занятые разглядыванием засахаренных вишенок на пирожных. Но молчание — вещь хрупкая, ненадежная... излишне красноречивая. И Северус не положился на него, а предпочел продолжить прерванный разговор:
— Он груб с тобой?
— Нет!
— Он не любит тебя?
— Любит!
— Он идиот!
— Да нет же!
— Это не вопрос, а неоспоримый факт.

Лили больше не знала, что сказать, и как объяснять. Возможно, виной всему обычная депрессия. Может, все пройдет, и мир снова станет ярким. Может, она вновь будет радоваться уставшему от борьбы, но от неё же и счастливому мужу. Станет приветливее с его друзьями, своим постоянным присутствием превращающими всякое её личное пространство в штаб-квартиру Ордена Феникса. Все пройдет, и ей расхочется греть руки в ладонях своего старого друга, чье имя Джеймс запретил даже произносить.
Она понимала, что эта встреча — женская блажь, глупая выходка вчерашней школьницы, ошибка. Но ноги отказывались слушать свою хозяйку и не давали ей возможности просто сбежать…
— Ты на меня странно смотришь. Злишься?

Его холодный и пустой взгляд пригвождал её к месту. А так хотелось купаться в его обожании, говорить обо всем на свете, высмеивать его вечную серьезность и любовь к жабьим лапкам, важнейшему компоненту его обожаемых зелий, но нет… Мальчишка, которого она старалась опекать в детстве, вырос и не стремился открывать душу перед своей вечной защитницей, равно как и оберегать её саму. Да и осталось ли хоть что-то в его скрытной душе, способное понимать, сострадать, любить? Она сомневалась.
- Я разочарован, Лили. Думал, ты другая, а ты… - он окинул безразличным взглядом её фигуру, - как все!
Северус сложил руки на груди и наблюдал за женой врага, поражаясь, как мог столько лет обманываться. Она — женщина. Самая обычная женщина! Таких вокруг тысячи ходят. А он еще надеялся на что-то - глупец! Муж ей разонравился, устала она от него… Какая банальность!
— Ты меня часто обижал, Северус… а я тебя постоянно прощала, - она принялась расправлять несуществующие складки на своем платье. - Давай не сегодня, ладно?
Молодой маг нервно вздохнул и резко откинулся на спинку стула.
— Мне теперь без надобности твое прощение. Совсем. Ну как ты не поймешь?! – он возвел руки кверху, словно призывал кого-то в свидетели такой глупости.
— Ну вот, опять я тебя прощаю… — Лили тоскливо заглянула Северусу в глаза, словно искала там что-то.

Они взяли себя в руки: нашли силы обсудить бывших однокурсников, странности погоды, вспомнили приветливого отца Лили, любившего фотографировать свою веселую дочь и её задумчивого маленького друга на качелях заднего двора, умело обошли стороной опасные темы их нынешней жизни и принялись прощаться. Притом только один из них надеялся больше не встретиться с другим и сберечь хотя бы бледные воспоминания о своей первой и чистой любви. Другой, а, вернее, другая, расставаться не хотела - не верила, что больше не увидит влюбленного взгляда черных глаз. Однако она верила, что её нельзя не любить, а раз так — он будет любить!
Лили, взяв Северуса под руку, прижалась к его нескладному худому телу, стряхнув с серого дешевого сюртука несколько крошек, и невинно поинтересовалась:
— Проведешь?
— Нет, до входа! — он еще не свыкся с ровно бьющимся в её присутствии сердцем. Обычно оно просто выскакивало из груди. И уж точно не хотел никуда провожать повисшего на его руке члена Ордена Феникса, а по совместительству – его бывшую любовь. Северус опасался подвоха со стороны миссис Поттер. А ведь раньше и помыслить не смел о подобном!
— Северус, будь мужчиной: уже темно, а Джеймс вернется только завтра, и я боюсь идти одна, — она топнула ножкой. - Да что с тобой такое?!
— Это опасно. Для тебя же и опасно.
— Побежишь к хозяину с докладом, как собачка?
Ответа не последовало.
Они вышли на тускло освещенную улицу. С неба накрапывал противный дождь, и Северус убедил себя, что лучшим решением будет аппарировать с ней до её дома и подавил в себе желание задушить приставучую Лили прямо здесь!
— Хорошо. Полагаю, засада меня не ждет? — вопрос был серьезным.
— Конечно, нет! Что за глупости?! — она заулыбалась, натянула варежки и радостно шагнула на середину тротуара. — Пройдемся?
Молодой человек запрокинул голову, оценивая изменения погоды, произошедшие за минуту с того момента, как он делал это в последний раз. Их не наблюдалось — все так же моросил дождь и дул ледяной ветер.
— Может, не стоит? Может, лучше… э-э-э… летом?
Лили засмеялась и потянула Северуса за собой, словно тот — её непослушное дитя:
— До лета еще далеко!
Даже огромный наколдованный зонт не помог - Северус Снейп вымок до нитки и, проклиная женские прихоти на чем свет стоит, то и дело порывался оставить свою спутницу: его ждал друг, а жена друга наверняка уже приказала приготовить для него чего-нибудь горячего, и они втроем уселись бы у потрескивающего камина, потягивая огневиски и обсуждая планы Темного Лорда, сулившие им обоим желанные деньги и не менее желанную власть - такой вечер нельзя было бы назвать бесполезным, в отличие от бронхита, заработанного по собственной воле!
Спустя долгий час бесцельного шатания по Косому Переулку Лили, наконец, сжалилась над своим угрюмым спутником. Они аппарировали к её большому дому, никем не замеченные, и остановились у ворот.
Подойдя к калитке, молодая женщина обернулась и, будто только сейчас заметив данный факт, воскликнула:
— Да ты весь дрожишь! Давай я тебе грог приготовлю?
— Ноги моей в доме Поттера не будет! — он решительно развернулся, готовый покинуть Годрикову Впадину и забыть даже внешний вид кирпичного дома на окраине.
Лили умоляюще сложила ладошки и заглянула Северусу в глаза, готовая на все, лишь бы доказать, как же сильно она нужна ему…
— Ну, пожалуйста-а-а… — протянула она ласковым голосом, полным надежды. — Ты же простудишься!
В её зеленых бархатных глазах горел живой огонь. Эти глаза смотрели на него чуть насмешливо и нежно. Ну а холод был таким мерзким, что путь к горячему грогу показался ему не таким уж длинным и опасным, а даже полезным для самолюбия: узнай Джеймс Поттер, кто грелся в его доме - заавадился бы на месте!

Гостиная была обставлена богато и со вкусом: массивная темная мебель, портреты в позолоченных рамках, свадебные колдографии Лили на камине, старинные, но оттого не менее красивые диван и кресла красных с золотом оттенков, напольные часы с человеческий рост, издававшие противный скрип и лишь подобие тиканья в силу своего почтенного возраста, — все это просто кричало о внушительной истории рода хозяина дома, создавало атмосферу покоя, стабильности и простого семейного счастья.
"Что ей не так, чего же она хочет?" — задумывался молодой человек каждый раз, когда мимо него с очередным бокалом сладкого и почти неразбавленного грога проходила Лили Поттер. Распустившая волосы, красивая, волнующая, но не его, а этого жалкого тупицы, неспособного на какие-либо поступки без своей свиты таких же тупых дружков!
Дом детства Северуса Снейпа был иным — темным, обшарпанным, неуютным, полным боли и разочарования его несчастной матери, неспособной защитить от постоянных издевательств мужа ни себя, ни сына. И парня пронзила зависть — жгучая, крепкая, черная. У беззаботного придурка Поттера было все, о чем сам Северус мог лишь мечтать! И где же справедливость?
— Еще? — спросила девушка, присев на подлокотник кресла, в котором развалился её гость.
— Нет, это уже пятый… — у него заплетался язык, а запах пряной туалетной воды, исходивший от упругого и такого близкого тела Лили, трезвости не способствовал. Да и её волосы, такие густые, такие блестящие и яркие, похожие на закатное солнце… Интересно, Джеймсу нравятся её волосы? Или для него такая красота — это что-то само собой разумеющееся, как, собственно, и все, чем он владеет?
— Сними рубашку, — Северус непонимающе на нее уставился. — Да не смотри ты так, стеснительный какой, я быстро высушу, ты и не заметишь! — она опять улыбалась, а на её румяных щечках играли отсветы от огня в камине.
— Наклонись…
— Что? — игриво переспросила Лили, уже понимая, что её взяла.
— Наклонись… — повторил Северус и резко притянул к себе девушку. Она упала прямо ему на колени, не сопротивляясь и продолжая призывно улыбаться. — Обними меня!
— Ты что, приказываешь мне?
— Приказываю…
Они целовались долго и жадно, словно пытаясь вобрать в себя частичку друг друга. Северус рвал на ней плотное синее платье, желая поскорее добраться до тела, а она гладила его влажные волосы, и ничто уже и не смогло помешать парню, не совладавшему со своей похотью и завистью, когда он прохрипел:
— Где спальня?..
— На втором этаже, первая дверь налево…
Ночь была бурной, два тела на широкой супружеской кровати сплетались до самого рассвета, а одно из них, женское, надолго сохранило синяки от грубых мужских ласк… Но как бы хорошо им ни было вдвоем, пожалеют о содеянном оба. А Северусу Снейпу — серьезному человеку, доверенному лицу Темного Лорда и подающему надежды зельевару — придется расплачиваться за такую ошибку молодости еще многие и многие годы. И пусть эта ошибка будет далеко не единственной, но именно она разрушит его далеко идущие планы, заставит унижаться и притворяться. А что может быть хуже, чем поступиться своей гордостью? Для него — ничего.

Будущее пряталось в тумане серого промозглого рассвета. Молодой человек смотрел на него сквозь воздушный белый тюль на окне и готовился уйти, не попрощавшись. Лили разметала свои спутанные волосы по подушке. Обнаженная и теплая, сладко посапывающая на смятой постели. Но оставить её, не притронувшись напоследок к такому прекрасному телу, он не смог и, тихонько подойдя к кровати, поцеловал шелковую кожу на плече. И только после этого пошел прочь, еще не осознав до конца, чего хотел больше: мести Джеймсу за все школьные годы или все же саму Лили? Подойдя к невысокой чугунной ограде, он оглянулся на окно спальни. Завернутая в простыню девушка беззвучно плакала. Она уже знала, что её бывший друг не её герой. Вернее, не он захотел им стать, и еще через несколько секунд дымка тумана навсегда скроет от нее её измену, но утаить неверность от мужа будет намного сложнее…
Как только за Северусом со скрипом захлопнулась калитка, он все же ощутил, чего желал больше.
«Так даже лучше, вот, Джеймс, мы и квиты»! — подумал парень и недобро усмехнулся: он был доволен. Впереди его ждали сражения, борьба и победа, а в ней, победе своего повелителя, он не сомневался. Он уповал на неё, как на единственный шанс показать всем своим обидчикам, что же такое настоящая месть без границ и пощады!

На журнальном столике, возле недоеденного бутерброда с сыром и записки от Дамблдора, лежал светлый конверт. Его не было видно, но Северус знал, что он там. Просто не хотел зажигать свет. В темноте его мысли выстраивались по ранжиру, и он мог узнать главную, появись она в его голове, разумеется. Мысль, от которой зависела его судьба. А она, судьба, отвернулась от него спустя всего пару недель после той роковой встречи с Эванс. Откуда он мог знать, что пророчество затронет её ребенка? Он даже не знал, что она была беременна! С тех самых пор он только и делал, что умолял. Умолял Дамблдора спасти Лили, Темного Лорда умолял пощадить её, а себя умолял быть сильным, потому как не верил ни тому, ни другому.

Однако повелитель удивил его не только тем, что почти согласился не убивать мать, но и тем, что согласен был оставить в живых и дитя, забрав его себе. В нем боролось недоверие к Альбусу с его проклятым пророчеством и желание жить. И недоверие с каждым прошедшим днем перевешивало желание, хотя что же произойдет, когда он обнаружит Поттеров — предсказать невозможно. Но и сам Северус с трудом допускал, что настолько могущественный волшебник вот так запросто позволил бы ему подслушать пророчество под незапертой дверью, просто-напросто позабыв про осторожность! Конечно, ему только двадцать один, он молод и зелен, но далеко не глуп…

На бумагу упал лунный свет, и конверт вновь попался на глаза молодому человеку, понуро сидящему в старом домашнем халате на старом протертом диване и сгорбившимся под тяжестью собственных дум. Он нехотя потянулся за ним, попутно поджигая оплавленный огарок свечи. Что нового могла написать ему Лили? И вообще, от её писем одни неприятности. Он и сам знает, что виновен, не нужны ему другие обвинители, чтобы понять столь простую истину!

Вглядевшись в свое имя, выведенное каллиграфическим почерком отличницы, он вспомнил клятвенное обещание Дамблдора.

— Да ты же не знаешь, что это я… — и с облегчением выдохнул.

Прочитав короткое послание упавшей духом женщины, щедро политое её слезами, он и сам еле сдержался, позволив себе лишь такую слабость, как тяжелый стон. Да, Северус был достаточно умен, чтобы понять: безнаказанность — явление временное, но он был совсем не готов узнать, что в его случае провинившийся наказал себя сам, причем пожизненно…

Стекло дребезжало от настойчивых и тревожных постукиваний клюва большой белой совы. Дамблдор еще ни разу не отправлял её к нему, опасаясь выдать своего шпиона, и так не сильно желавшего таковым числиться. Особой смекалки не требовалось, чтобы догадаться о причине, побудившей директора на такую неосмотрительность. Это ощущение бесповоротности происходящего, ужаса, сковывающего руки и ноги, — молодой человек не понимал, откуда все это взялось, но знал, какую весть пытается донести до него обеспокоенная птица, прекрасно знал.

И от этого знания хотелось умереть, не оставив после себя ничего — ни останков, ни дома, ни воспоминаний, но он не заслужил такой роскоши. Парень встал, покачиваясь от горя, доковылял до окна и распахнул створки, впуская в дом известие о чьей-то страшной гибели и свою новую жизнь…

* * *

Громко хлопнула дверца машины, нарушив тишину и покой сонной Тисовой улицы. Прямо над дорогой стремительно пронеслись две совы, едва не столкнувшись клюв в клюв с двумя такими же. Где-то вдалеке жалобно и боязливо завыла собака — то ли на луну, то ли на птиц, ненормальное поведение которых удивляло ученых по всему миру вот уже второй день. Но никакие звуки и необъяснимые явления не могли заставить сидящую на заборе дома номер четыре кошку даже пошевелиться. Она была неподвижна, будто статуя, и смотрела немигающим взглядом в самый дальний конец улицы, словно терпеливо ожидала кого-то. Заметив, наконец, нужную ей персону, кошка дернула хвостом из стороны в сторону и сузила глаза.

Человек, появившийся словно из ниоткуда, был высок, довольно худ и стар. Он уже целую минуту рылся в карманах своей лиловой мантии и беззлобно ругал самого себя, такого рассеянного и забывчивого. Альбус Дамблдор, а это был именно он, не рад был находиться на этой улице, равно как и улица была не рада всему с ним связанному, начиная от волшебства в целом и заканчивая загнутыми кверху носками его экстравагантных туфель. Причины, по которым улица и её жители расстраивали директора Хогвартса, были намного серьезнее, но старик уверял себя, что другого выхода все равно не было. Многочисленные фейерверки по всей стране, ошибочно принимаемые магглами за гром и молнии — отличное тому подтверждение. И пусть в его тщательно продуманный план закрались непредвиденные обстоятельства и совсем уж неожиданные люди, все равно — Британия обрела свободу от кровавого тирана, и ничего не может быть лучше для её народа, ничего!

Наконец, во внутреннем кармане Альбус отыскал нужную ему вещицу, оказавшуюся чем-то вроде серебряной зажигалки, откинул с ее верхнего конца крышечку и чем-то там щелкнул. Ближний к нему фонарь погас, он щелкнул еще раз — погас и второй фонарь, но когда старик щелкнул в третий раз, первый фонарь зажегся вновь и уже не хотел гаснуть, сколько бы человек не тряс зажигалку и не грозил её создателю карой небесной.

— Вас скоро начнут фотографировать, директор.

Старик перестал размахивать вещицей и оглянулся на молодого человека в черной мантии.

— Да я тут вот… свет гашу. Мы не должны вызывать ни малейшего подозрения, мальчик мой! Ни малейшего! — поучительно произнес старик, сверкнув ясными голубыми глазами из-под затемненных очков.

— А неприятностями не чревато ваше обращение с фонарями при помощи этой вещицы? Вы же не думаете, что ночами по маггловским улицам расхаживают толпы волшебников и развлекаются игрой со светом? — он удивленно пожал плечом.

— Хм… — Альбус поспешно засунул свое приспособление обратно в карман. — Действительно, идемте лучше к дому… Ты где, Северус?

Но молодой человек и не думал ждать своего директора. Его широкая и немного сутулая спина виднелась уже у самого дома номер четыре, и Альбусу ничего не оставалось, как печально покачать головой и направиться туда же.

— Профессор МакГонагалл, немедленно превращайтесь! — в ответ на яростное шипение Северуса кошка отвернулась и мяукнула. — Немедленно!

Запыхавшийся от быстрой ходьбы директор достиг, наконец, конечного пункта своего небольшого путешествия и с тяжким вздохом уселся на крыльцо дома.

— Минерва, ты неправа, и ты это знаешь, — мягко заметил он, — прекращай упрямиться! — только ему было позволено говорить таким покровительственным тоном с деканом Гриффиндора, и той все же пришлось принять человеческий облик.

— Вы не отдадите его… этому! — горячо зашептала женщина с острым носом и сердитым взглядом.

— «Этот», как вы позволяете себе выражаться, четко сказал вам написать своему посыльному, что ребенка сюда доставлять нет необходимости… — Северус театрально взмахнул рукой, словно резко вспомнил что-то важное. — Как я мог забыть, он же не умеет читать! В вашей великой школе и такой малости научить не в состоянии!

— Хагрид не посыльный! И он умеет читать…гм…немного… — Минерва замялась, но быстро спохватилась, — а школа прекрасно всему учит, и то, что вы сбились с пути, молодой человек, еще не означает, что кто-то в этом виноват!

Больше ей возразить было нечего. Профессор действительно помедлила с отправкой громовещателя Хагриду, в надежде, что директор все же передумает, убедившись, какие Дурсли хорошие и замечательные! Только вот, пронаблюдав за ними целый день, сама Минерва убедилась в обратном, потому в глаза Альбусу Дамблдору старалась не смотреть. Но и перед этим ничтожеством с грязными волосами она извиняться ни за что не станет! И как только Лили могла? Такая прилежная умная девочка, такая сильная волшебница и вот такой экземпляр?! Ей никогда не нравился этот её ученик, слишком уж тихий, а в тихом омуте, как известно, и Тому-Кому-Нельзя-Называть появиться несложно!

— Не ссорьтесь, дорогие мои! Лимонную дольку не желаете? — Альбус извлек из кармана горсть засахаренных фруктов и протянул им.

— Нет! — рявкнули стоящие перед ним люди в два голоса.

— Тише-тише! Я понял, понял… — сам директор решил все же полакомиться и набил рот конфетами, не заботясь о своей респектабельности.

Северуса чуть не стошнило на собственные ботинки, ведь перед его глазами до сих пор стояло мертвое, перекошенное от боли лицо Лили Поттер, совсем непохожее на смеющееся живое лицо той юной женщины, поздравляющей его с днем рождения и разделившей с ним ночь. Он страстно хотел бы запомнить её именно такой, но, увы, не вышло. Директор сам вызвал его к развалинам недавно еще целехонького дома, откуда битый час извлекали тела Джеймса и его супруги, накрывшей собой малыша, и спасшей тем самым ему жизнь во второй раз. Прошел всего один день, и как он может жевать свои чертовы конфеты, причмокивая от удовольствия?! Мысленно пожелав директору подавиться, Северус присел рядом и приготовился ждать.

Да, он убивал, и смерть не была ему в новинку, но она редко касалась знакомых ему людей, и уж точно он не позволил бы ей коснуться матери собственного сына. По крайней мере, он так думал, но в глубине души понимал, что обманывается. Скорее всего, он бы отвернулся, не поверил, оскорбил, да и всё на этом. В последнем письме Лили написала, что родила сына раньше срока, чтобы не вызвать подозрений у мужа, что больше не может хранить эту тайну, и пишет настоящему отцу её Гарри в надежде, что он не бросит сына, если с ней что-то случится. В самых последних строках она все же решилась и добавила, что и от мужа не укрылась его схожесть с их бывшим однокурсником. Он каким-то образом уничтожил чары сокрытия накануне вечером, и его взору явилась уменьшенная копия ненавистного Северуса Снейпа, разве что только с материнскими глазами. Рука, писавшая письмо, дрожала, и оттого буквы еле читались, то сбиваясь в кучу, то спрыгивая с положенного им места, то вообще исчезая. Видно, смелости у девушки хватило лишь на имя адресата, и не поверить ей было невозможно. Молодой человек многое бы отдал, лишь бы узнать, что произошло между супругами той ночью, куда делся Лорд и как выжил Гарольд? И, главное, сколько лет ему понадобится, чтобы узнать ответы на все эти вопросы?

«Волдеморт исчез, любовь победила!» — возвестил во всеуслышание Альбус, стоя над еще не остывшим телом своей ученицы, исцарапанным упавшими на неё обломками. Директор вещал, Снейп стоял на коленях и проклинал себя за глупое и ненужное донесение, а Сириус Блэк оглядывал руины и толпу людей возле них, ничего не понимая. Да ему и не дали понять, его практически сразу же схватили авроры и куда-то уволокли, но вот куда именно — это Северуса уже не интересовало.

Гораздо больше его волновал Темный Лорд. Ну не верил Снейп, что один из самых умных магов на планете мог угодить в такую ловушку, а то, что это была именно ловушка, сомнений не вызывало. Тем-Кого-Лучше-Не-Называть сколько угодно могли пугать непослушных детей, но слепым фанатиком зла Лорд не был, отнюдь! Он не мог поступить соответственно сказанному в пророчестве, словно бездумная кукла! Не мог! Ненависть к нему за убитую Лили и едва не убитого сына, за его кровь и плоть, смешивалась с разочарованием — с собой его наставник унес все мечты парня, и такое пережить было едва ли не труднее, чем всё остальное. Повелитель, а, вернее, мужчина, за которым Северус пошел по жизни, которому поверил, идеи которого принял не ради кого-то, а ради себя, бросил его на распутье. С ребенком, которого он не ждал, с Азкабаном, от которого ему будет очень трудно отвертеться, с друзьями, которым избежать тюрьмы будет практически невозможно — большинство из них никогда не скрывало свою приверженность Волдеморту. И что теперь ему делать: радоваться или биться в истерике?!

— А он… точно? Ты уверен, Альбус? — профессор МакГонагалл задала этот вопрос раз в десятый.

— Минерва! — директор не выдержал и повысил голос — ему чертовски надоело повторять одно и то же. Как будто бы он сам безумно рад такому непредвиденному и весьма щекотливому обстоятельству! — Уверен, процедура была мной соблюдена, если ты сомневаешься! И если бы Северус не отлучился, а ты сразу бы объяснила всё Хагриду, и он не последовал бы старому плану, так и не дождавшись результатов, то мы бы…

— Ладно-ладно! — женщина обижено поджала губы и демонстративно отвернулась. — Мы бы здесь не торчали, знаю!

Ночную тишину разрушили приглушенные раскаты грома. Когда люди догадались задрать головы кверху, огромный мопед уже приземлился прямо перед ними и с него, пыхтя и отдуваясь, как раз слезал еще более огромный человек.

— Хагрид! — директор расплылся в улыбке. — А ты письма не получал случайно? Ну, от профессора?

— От профессора? Письма? Да я ж и читать-то не умею! — слева от лесника раздалось язвительное хмыканье. — Хотя гналась за мной какая-то птица, точно гналась… Но они нынче нервные такие пошли, я подумал — обозналась! А что?

В тот же миг раздался гулкий удар, и Хагрид завертелся на месте.

— Балуется кто, что ли?

На земле за спиной великана валялась взъерошенная сова. К своему несчастью, она не успела затормозить и со всей силы врезалась в спину получателя своего послания, которое тщетно пыталась доставить на протяжении целого часа!

— О! Это она, она гналась! — обрадовался Хагрид и ткнул указательным пальцев в несчастное пернатое.

Северуса раздражал и Дамблдор, и лесник, и профессор, потому он откашлялся и поинтересовался:

— Я тут никому не мешаю?

— Чем, мой мальчик? — заинтересовался директор.

— Тем, что стою здесь и жду сына?

Хагрид открыл рот, и в него чуть было не залетел припозднившийся воробей.

— Откуда ж тут ему быть, чего ж ты несешь, нечисть змеиная?! У тебя ж деток-то и нету вовсе! — загудел великан, грозясь разбудить всю округу.

Директору все надоело не меньше, чем его молодому спутнику. С этой историей пора было кончать, ведь счастливый конец, а именно таким его видел Альбус, грозил затянуться до самого утра и плавно перерасти в мелодраму, изредка разбавляемую отборной бранью.

— Хагрид, ребенок в порядке?

— Да, нормально все, как вы и говорили, я у мадам Помфри забрал его и сразу сюда, сразу!

— Да-да, мы так и поняли… — Альбус покосился на все еще бездыханную сову. — Давай его мне!

— Хм… а этот тут к чему стоит? Чего он мелет про сына какого-то? Вы ж его не отдадите ему, не отдадите ведь?! — лесник переминался с ноги на ногу и бережно прижимал к себе белый сверток, извлеченный им из недр безразмерного серого плаща, подозрительно смахивающего на походную палатку.

— Отдам.

— Но сэр!

— Хагрид! Это его ребенок!

— Да быть этого не может, а мамка тогда ему кто? Лили, хотите сказать? Да не смешите вы мою горемычную голову!

— Хагрид!

Великан стушевался под колючим взглядом директора и протянул ему сверток, тот передал ребенка теперь уже законному родителю, задумчиво провел указательным пальцем по шраму в виде молнии на лбу малыша и прошептал:

— Ну, вот и всё, мой хороший, вот и всё…

Лесник громко сморкался в платок, не в силах поверить в услышанное, и сетовал на женское коварство. Минерва МакГонагалл пыталась гладить его по руке, хоть и не могла дотянуться даже до локтя, а Северус Снейп не находил в себе сил поверить, что вот так взял и исполнил последнее желание женщины, не задумавшись ни на секунду. Он смотрел на иссиня черные волосы сына, его носик с горбинкой, и понимал — не роди его уже давно нелюбимая им Лили, Темный Лорд не испарился бы, жизнь у него была бы гораздо проще, а у его матери она просто — была бы! Теплое тельце зашевелилось, угугнуло, и Снейп очнулся.

Отец так отец, как-нибудь справится.

Ранним утром следующего дня миссис Дурсль боязливо приоткрыла дверь, вытянула свою длинную шею и оглядела аккуратно подстриженный газон. Всю ночь ей чудились голоса, шепот и мяуканье! Но трава перед домом была свежей, непримятой и, как ей показалось, даже более зеленой, чем вчера. Женщина довольно кивнула: все-таки хорошо, что на свете есть удобрения. Какой же у неё умный и хозяйственный муж — просто лапочка, а не человек! Она смело вышла на порог, выставила пустые бутылки для молочника и вернулась в дом, к своему счастью, так и не заметив звездопада на уже довольно светлом небе.

Странное поведение небесных тел еще долго будут изучать всевозможные астрономы-профессионалы и просто любители, но они так никогда и не узнают, что то весь магический мир праздновал свою победу, запуская салюты и поднимая бокалы за Мальчика-Который-Выжил!

Однако Гарри Поттера чествовали совсем недолго. Руководство «Пророка» пошло на беспрецедентные меры и изъяло из продажи весь свой тираж, сославшись на закравшуюся ошибку. Но уже к вечеру его красочные заголовки гласили: «Да здравствует Гарольд Северус Снейп — Мальчик-Который-Выжил!». На первых полосах газет красовался темноволосый молодой человек с неприятным и словно презрительным выражением бледного лица, а на руках у него дергал ножками румяный пухленький малыш.

Нет, все было не так просто. Тысячи и тысячи волшебников и волшебниц перемывали кости благородной чете Поттеров и совсем не благородному Северусу не один, да и не два года. Но Азкабана бывшему Пожирателю удалось избежать с легкостью, не понадобилась и помощь Дамблдора. Кто ж засадит за решетку отца героя?! Однако все забывается, люди успокаиваются, а подробности произошедшего забирает себе история, так и фамилия Поттеров канула в небытие, оставшись лишь в умах верных друзей Джеймса. Да, он защищал жену, предполагаемого сына и погиб смертью храбрых, но погиб, а Гарольд с отцом остались жить дальше.

* * *

Под Люциусом Малфоем закачался сначала пол, затем кресло, а затем завибрировал и он сам. Удерживать чашку чая за тонкую фарфоровую ручку, вальяжно закинув ногу на ногу, не разливать этот самый чай и притом выглядеть достойно своего высокого положения у него выходило из рук вон плохо, а точнее — не выходило вовсе! Напиток пролился на дорогущий выходной камзол из мягчайшего бретонского бархата, сын издевательски хихикал, наблюдая эту сцену, а друг сидел напротив и являл собой образец истинного английского спокойствия, сосредоточенно листая свежий «Свод Зельевара».

— Это не повторится? — с плохо скрываемым раздражением в голосе поинтересовался мужчина у всех присутствующих и вернул чашку обратно на столик, не без оснований полагая, что так будет намного безопаснее.

— Повторится — еще два, — буркнул Северус, не поднимая глаз.

— Еще два взрыва?! Но это… хм… много! А если он там, ну того… — не то чтобы Люциус беспокоился за Снейпа-младшего, он к нему теплых чувств не испытывал, скорее, наоборот, но вот так спокойно сидеть? Может ему, упаси Мерлин, голову оторвало?!

— Нет, пап, эта комбинация предполагает три взрыва! И вот если не будет второго или третьего, значит, Гарри точно помер! — дом вновь сотрясла взрывная волна, опровергнув тем самым предположение о безвременной кончине его друга.

Северус оторвался от занимательного чтения и просверлил крестника злющим взглядом. Ну не понравилось ему заявление Драко! Что за судьба такая — передавать свои бесценные знания недостойным человеческим умам?

Мальчишка вытянулся в струнку, постарался придать своей веселой физиономии как можно более льстивый вид и затараторил:

— Ну, то есть при должном внимании к компонентам взрываться ничего не должно, но при существующей рецептуре …кхм…не устраивающей вашего сына, это весьма вероятно… Тем более, кто его знает, что этот дурень туда сыпанул, ну правда!

Конец его речи вышел просто жалобным. Ребенок бы и хотел высказать все, что думает о манере преподавания своего крестного, то есть о его манере все время орать, в то время как это самое преподавание и должно происходить. Но распрощаться с жизнью в столь юном возрасте или превратиться в мелкого грызуна он точно не был готов!

Его размышления о несправедливой судьбе прервал еще более несправедливый, по его мнению, подзатыльник от отца и выговор о недопустимости подобных выражений из уст наследника знатного рода, убедив Драко в его выводах еще сильнее и навсегда. Лучше бы это он там взорвал чего-нибудь, а не Гарольд, хоть не так обидно было бы!

После третьего взрыва, последовавшего почти сразу же за вторым, Северус недовольно крякнул и все же поднялся, расправил строгий черный сюртук, поправил белоснежные манжеты и решительно проследовал в подвал.

— Ждите здесь.

Мужчина смело открыл массивную дверь в помещение, предназначенное для хранения ненужной домашней утвари вроде дырявых котлов, покинутых портретов и детской мебели, выкинуть которую Хельга — весьма своенравный домовик — все время «забывала». Не забывая, притом, частенько пускать слезу над паровозиками, кроваткой или детским стульчиком и жаловаться на такое неожиданно быстрое взросление её обожаемого воспитанника. Не терпевший и намеков на сентиментальность Снейп не единожды пытался вышвырнуть вещи на помойку или же отправить деревяшки доживать свой век в пустыню на радость бедуинам, но они каким-то чудесным образом вновь материализовывались здесь!

Только вот, оглядев комнату, ненавистной мебели, занимающей ценное пространство их небольшого дома в пригороде Лондона он, к своему удивлению, не заметил. Не то чтобы её вдруг не стало, вовсе нет! Просто все помещение и вещи в нем оказались щедро замазаны искрящейся изумрудной слизью, безусловно придавшей унылым серым стенам некую пикантность, но уж явно не ту, которой бы порадовался хозяин жилища!

Посреди комнаты, на единственном чистом табурете сидел его совсем не чистый сын, одной рукой он подпирал подбородок, а другой безуспешно пытался очистить брючину, тяжело вздыхая и философски оглядывая деяние рук своих…

Всё это случилось из-за того, что я не умею просить! И как можно просить того, кого презираешь? А директора Дамблдора я презираю всей душой, даже не будучи с ним близко знаком. Мне никто и никогда не портил жизнь с такой противной улыбкой на добром лице!

— Мальчик мой, в Хогвартсе слишком много опасностей для такого любознательного малыша, как ты! — ласково говорил он, стоя к нам с отцом спиной и любуясь своим чертовым фениксом. — Твой папа наверняка найдет решение! — и я вырос один, запертый в светлом снаружи, но темном внутри доме.

Потертая мягкая мебель непонятного цвета перекочевала к нам из места, где отец жил раньше — еще до моего появления в его жизни, и уютом от неё не веяло, веяло лишь старостью и плесенью. Каменные, немного шероховатые стены, словно крошкой посыпанные, простые столы и стулья, массивные хрустальные люстры, уже несколько мутные и навевающие грусть своим тусклым желтоватым сиянием, несколько подаренных профессором МакГонагалл напольных ваз ужасного коричневого цвета в мелкий горошек — обстановка весьма и весьма скромная. Две спальни на втором этаже, маленькая гостиная, библиотека без окон, кухня и две тесных каморки в подвале, одну их которых отец гордо именует лабораторией — вот и все помещения моего родного дома. Его единственные украшения — скрипучий черный флюгер на крыше, изображающий пышущего огнем дракончика с отломанным крылом, да маленький овальный витраж на пыльном чердаке.

Забравшись туда очередным скучным вечером, злой на всех людей, меня покинувших, я смотрел сквозь стекло во двор — с его покосившимся забором, лохматыми кустарниками, ржавой бочкой у ворот, и любовался высоченным древним дубом. Дерево погибало, отбыв свой срок на земле. Его ели жучки, сухие ветви на нем ломались и падали вне зависимости от времени года, а могучие корни норовили покинуть почву и словно помогали дубу умирать. Но в разноцветных стеклышках витража оно оживало, принимало причудливые формы и напоминало мне стойкого бойца на страже моего спокойствия, лишь притворившегося слабым и хилым. Для отвода глаз! Вот до чего я доходил, чуть не воя от одиночества.

Так что, директор, если вдруг я решусь вас за что-то поблагодарить — срочно вызывайте колдомедиков, пусть они мне мозги вправят, и только если вы их вызовите и они помогут, я скажу вам за то самое искреннее спасибо!

— Папа на выходных занят, радость моя, он у нас единственный зельевар! Кто же дополнительные занятия проводить будет? — директор растягивал слова и снова улыбался, протягивая мне какую-то сладкую гадость в честь восьмого дня рождения национального героя. Отец неловко приобнял меня, как только горгулья закрыла за нами вход в кабинет, но я не плакал, просто не умею. Меня учили только терпеть, и я терпел!

Дополнительные занятия с «неорганизованным стадом баранов» не приносили этим самым баранам никакой пользы, и лишь сильнее убеждали их в том, что они на самом деле самые обыкновенные бараны, а часть из них еще более обыкновенные овцы. Это со слов отца, как несложно догадаться. Но директор сказал, и декан Снейп не спорил. Догадывался ли я, что ему не сильно то и хотелось со мной возиться? Нет — не догадывался, знал. Я люблю отца, отец вроде любит меня, и вообще — у нас обычная волшебная семья, каких тысячи! Но иногда мне случается ловить на себе такой холодный взгляд родных черных глаз, что в груди все замирает, остывает и дрожит мелкой дрожью. В такие моменты мне кажется, что на меня смотрит неприветливый незнакомец, и я ему просто обязан что-то оправдать и окупить, но вот беда — не оправдываю и не окупаю!

Два года назад, после возвращения с Рождественского ужина у Малфоев, где отец прилично выпил, он не пошел спать сразу, как обычно, а сам зажег огонь в камине, придвинул к нему два огромных жестких кресла и пригласил меня присесть в одно из них, поговорить с ним. Редкий случай, обычно мы не разговариваем, а перекидываемся простыми предложениями и желаем друг другу спокойной ночи, если есть, кому желать, разумеется. Но в ту ночь никто так и не заснул. Я сбежал от ужаса услышанного обратно к Драко, закрылся у него в шифоньере, ранее нами же обработанном антипоисковыми чарами в качестве эксперемента, и трясся там до утра, так и не выжав из себя ни слезинки.

Друг не выдал моего местонахождения и после отцовской взбучки, но непрозрачно намекал на идиотизм такого поведения, называя меня ученым придурком, и упрашивал покинуть его мебель добровольно. Однако не забывал добросовестно докладывать в замочную скважину о ходе поисковой операции под кодовым названием «Мальчик-Который-Непонятно-Зачем-Выжил-Ведь-Его-Сейчас-Убьет-Отец!»

Под утро он не выдержал и пошел сдаваться своему крестному, которому его мама запрещала проникать в сознание сына, мотивируя свое решение слабостью его душевного и физического здоровья. Хотя и того и другого у него с избытком, уж поверьте! Мне кажется, она тогда моему родителю зачем-то насолить хотела. К тому времени отец с дядей Люциусом рыскали уже по округе, пугая добропорядочных магглов своим зверским видом и баламутя местное отделение полиции звонками обеспокоенных граждан. Когда меня, наконец, извлекли на свет, от детоубийства отца спас лишь мой вид загнанного животного. Я чуть не кидался на нарушивших моё уединение, хотя почти ничего не понимал и не видел от долгого пребывания впотьмах. Напившись, Северус Снейп вольно или невольно, кто же разберет, выдал девятилетнему мне многие свои мысли, а в придачу, чтоб мало не показалось — подробную историю моего появления на свет, объяснившую причины, по которым меня почти изолировали от магического мира. Стыдно признаться, но было очень больно. С тех пор я не понимаю, люблю ли рыжеволосую девочку на колдографии или ненавижу. Я то думал они развелись! Да и тетка правдоподобно рассказывала трагическую историю о разбившемся автобусе, и не менее красочно описывала процедуру опознания тела своей непутевой сестры. Еще и глаза платком промокала, лгунья!

Отец назвал мать неверной, но хорошей, любящей, самоотверженной, подарившей мне жизнь дважды. Но я, любитель порядка и ясности, никак не мог соединить все эти понятия в одно целое. Не позови она папу тогда за собой, может я родился бы у неё позже и все были бы живы! Не знаю ответа, не знаю ничего, но с тех пор фото выпускницы Хогвартса пылится в книжном шкафу между «Искусством Фламеля», подаренным отцу им самим, и старой подшивкой газет.

— Ты её любил? — спросил я на следующий день после своего неудавшегося побега.

Отец заерзал в кресле, как мальчишка, отвел взгляд и поморщил нос. Он всегда так делал, когда что-то забывал или не мог отыскать.

— Нет! — плохой ответ, но честный.

Рассердиться тогда я не посмел, послушные дети не сердятся на своих родителей, они их слушаются, и я слушался и слушаюсь. Неподчинение грозит отправкой к Дурслям, а моё присутствие у них в доме радости не приносит никому. Им — лишние хлопоты, а мне — желание повеситься от постоянной кормежки, приторно-сладкого «Гарричка» тети Петунии и сотни её просьб сделать «Даддличку» немного стройнее! Физическое превосходство над противником, пусть и исчисляемое в фунтах, дело не последней важности, и задиру Дадли устраивает его вес, но тетку не переубедить! И я обещал ей, что как только научусь столь сложному заклинанию, сразу же сделаю из её сыночка настоящую балерину! Хотя я прекрасно знаю заклинание, я вообще благодаря отцу и его книгам знаю много, но кузена жаль. Он не блещет умом, скорее наоборот — он туп, как пробка, но мне он нравится. Как-то раз Даддли даже пытался меня защитить от хулиганов соседней с Тисовой улицы, и пусть нам совсем не героически пришлось спасаться бегством и совсем уж позорно сверкать пятками, глупую, но все же храбрость, я оценил. Их было пятеро на двоих!

Не желая продолжать трудный разговор, отец прервал свой завтрак и отправился в Хогвартс, приказав Хельге глаз с меня не спускать. На том разбор полетов — то есть чувств, закончился. Ведь они, чувства, в нашей семье не приветствуются. У меня в спальне на полках самые лучшие игрушки, в шкафу новомодные вещи и редчайшие книги, три золотых котла в подвале ждут реализации моих идей, а Комета лежит в пустующем гараже и не ждет ничего — я ненавижу летать. На моё содержание средств папа никогда не жалеет, но всё это я бы с радостью отдал за возможность поменяться с Драко местами всего на одну неделю! Родители любят его больше жизни и говорят об этом вслух сто раз на дню, пылинки сдувая с избалованного и непослушного сына. Не то чтобы меня что-то не устраивало, Гарольд Снейп не сопливая девчонка и в жизни никому не жаловался! Я даже не сказал, что сломал руку прошлым летом, а пробрался в отцовскую лабораторию и сам сварил Костерост. Кость срослась немного криво и тетя Нарцисса в первый раз в жизни отвесила мне хороший шлепок, но ведь срослась! Нет, я не жалуюсь, я завидую. Малфои воспитывают отпрыска, ругают и хвалят, гордятся и стыдятся, последнее в редчайших случаях, безусловно, и благодаря этому в Малфой-мэноре кипит жизнь!

Я же просто существую, и что самое обидное, я чувствую себя виноватым в том, что просто существует и мой отец. Он не скрывает, что не верит в то, что Темный Лорд не сдержал обещания и решил меня убить, он ждет его возвращения, всей душой ждет, а про маму даже и не вспоминает. Иногда он замирает, не дописав строчку, не допив кофе, или помешивая зелье в котле, пар которого обжигает ему руку, и в его грустных глазах рождается иная жизнь. Жизнь, где он важен, где все его планы воплощены и там, я уверен, у него нет сына. Там живет его кумир, там живут его свободные друзья и тетя Беллатрикс, там все совсем по-другому и он улыбается — мечтательно, легко, позабыв о том, кто он и где он. Но тот мир испаряется, как только он видит меня. Отец не злится, а просто возвращается в скучную реальность и продолжает варить снадобья для учащихся школы, богатых заказчиков, или же аптекарей, неспособных самостоятельно и жаропонижающее состряпать. Декан Снейп не свободен — все семь заявлений об его уходе были отклонены, и собственный бизнес занимает у него все свободное время, по праву принадлежащее праздникам или же просто сну. Он тяжело работает, чтобы я жил хорошо, очень тяжело. Но почему отец не ушел самовольно, я не знаю. Директор играет с нами, но чего он хочет? У меня снова нет ответа.

В конце концов, я просто ребенок, к тому же ребенок, у которого отобрали надежду на дружбу и хоть какое-то общение с родителем — Слизерин. За что?! Чем я Дамблдору насолил? Он же не дядя Люциус! Тот понятно, отчего морщится рядом со мной, словно я скунс какой-то! Ему кроме меня обвинять некого. Отца бы он тоже обвинил, наберись смелости, но без друга, пусть и ответственного за моё появление на свет, ему будет несладко. Но директор?!

— Мальчик мой, что я должен тебе сказать… И в самом деле, а что я должен тебе сказать? — он спрашивал сам себя, рассеяно перебирая драже Берти-Боттс в большом стеклянном сосуде у стола и придирчиво их изучал, принюхиваясь и присматриваясь.

— Со вкусом требухи те, что поуже, они разные по размеру, — подсказал я, не справившись с нетерпением. Почему я должен был ждать? Он же сам меня вызвал, появившись в камине и попросив зайти на минутку!

— А ты внимательный, Гарри, очень внимательный! Это похвально!

— Гарольд! — заявил я из вредности.

— Да? Странно, и Гарри имя тоже очень хорошее… Джеймс сам его выбирал… — если раньше мне было все равно, как именоваться — хоть Гарольдом, хоть Гарри, хоть бревном — то в ту самую минуту директор ситуацию кардинально изменил. Только Гарольд! По крайней мере, для чужих и противных людей!

— Ой! Прости меня, Гарри, прости старика, заговариваюсь уже, старость, знаешь ли, не шутка! Но ты же знаешь, как я вижу, папа все рассказал? Да? — в моей голове что-то затрещало и загудело. Я напрягся изо всех сил, пытаясь оправдать затраченное отцом время на обучение легилименции, но несколько сот лет разницы в возрасте давали о себе знать, чего уж там! Мой мысленный блок затрещал по швам спустя секунды три, и если бы в кабинет вихрем не ворвался декан Слизерина, с раздутыми от гнева ноздрями, ни единой мысли Альбус Дамблдор в личное пользование мне бы не оставил.

— Вы должны предупреждать меня, когда вызываете моего сына, он не ваш ученик и он несовершеннолетний! — нет, то был не гнев, то была слепая ярость.

Отец сжимал кулаки и еле сдерживался, чтобы не шагнуть к директору и не стать перед ним нос к носу. Он не побледнел, он стал белым, а такого голоса я у него еще не слышал, то был хрип, местами переходящий в скрип! Я испугался так, что аж присел, и опасливо покосился на старика. Мне казалось, что тот вот-вот испепелит моего родителя и быть мне сиротой до конца дней своих! Я приготовился к защите своего единственного прямого родственника, нащупал за пазухой недавно подаренную им же палочку, но услышав ответ самого могущественного мага на планете, по словам писак Пророка, конечно, я присел еще сильнее!

— Мальчик мой, ты прав, конечно, ты прав! Я поступил неразумно, но твой Гарри превосходно работает с летучим порохом, просто превосходно! — каким-то образом я уяснил, что за словами каждого таился скрытый смысл, понять который я не должен был, да и не понял.

Отец ничего не сказал, сложил руки на груди, недобро прищурился, и мне почудилось, что в комнате стало меньше света, а феникс сияет уже далеко не так ярко и волшебно, как минуту назад. На Северуса Снейпа так реагировало все живое и светлое, и я не понимал — почему. От него постоянно веяло холодом, уверенностью и странной силой. Завидев его темную высокую фигуру в коридорах Хогвартса, учащиеся старались прикинуться глухонемыми призраками, а преподаватели ускоряли шаг. Что же происходило у него на занятиях, страшно было представить!

Пока я предавался отвлеченным размышлениям, директор бодро продолжил, как ни в чем ни бывало:

— Ну да ладно, оставим это маленькое недоразумение, — старик немного поспешно уселся в кресло и сочувственно вздохнул. — Северус, я тут на досуге правила перечитывал, и знаешь, что я там нашел?

— Глупости?

— Хм… ну как сказать, как сказать! К моему глубочайшему сожалению, должен вам объявить, что Гарри будет проходить несколько усеченную процедуру распределения… Нет-нет, ничего особенного! — моё лицо вытянулось и директор поспешил меня успокоить. — Уверен, такие пустяки столь серьезного мальчика не расстроят! Но я вот решил предупредить, зачем нам лишние сюрпризы, правда?

Отец медленно подошел к столу, оперся об него руками, наклонился к директору и прошипел, чуть слюной в того не брызгая.

— Вы хотите сказать, что мой сын не может учиться на моем факультете, потому что я его глава?

— Правило восемьсот одиннадцать, что поделаешь! Да он и так рядом будет, к чему изводить себя? У нас остается еще три факультета — это богатый выбор! Если вы, конечно, не предпочтете Дурмстранг… А вы же не предпочтете, правда? — директор довольно улыбнулся и закинул руки за голову, переводя взгляд с отца на меня и обратно. — Лили бы порадовалась за вас, такие дружные, никогда бы не подумал…

— Вы спятили!

— Право слово, Северус! Школа еще стоит благодаря строгому соблюдению правил, исключений не будет! — благодушие слетело с его морщинистого лица, он резво поднялся и принялся прощаться: — До свидания, хорошие мои! А с тобой, Гарри, — на моём имени он сделал ударение, — мы увидимся всего через месяц. Не скучай, Хогвартс ждет тебя!

Нет, конкретно в ту минуту меня ждал лишь Азкабан — я хотел убить Альбуса Дамблдора! Во мне кипела не детская злость и обида. Я уяснил рассудком, а не эмоциями — враг может появиться в твоей жизни в любой момент, даже если ты ничего для того не предпринял и толком даже не вырос! Директор преподнес мне очередной урок, или вернее испытание на крепость воли и духа, но я больше не хотел его проходить. Еще чего, у меня свои планы на жизнь! Берегись директор, мы еще поквитаемся. Да, мне мало лет, но ума больше, чем ты думаешь!

Я сам не заметил, как у входа в подземелье взял отца за руку. Кожа на его хрупкой ладони была немного шершавой от воздействия различных компонентов зелий и мозолистая от постоянного помешивания этих самых зелий, но нет ничего приятней, чем держаться за того единственного человека, который тебе по настоящему дорог.

— Там его не было?

Папа закатил глаза в изумлении.

— Ты еще спрашиваешь?! Разумеется! Когда-то его там не было! — он, как обычно, и не подумал соврать.

— Ты ничего не можешь сделать?

— Не могу, — он откинул непослушную прядь с моего лба длинными, прохладными и такими родными пальцами. — Когда-нибудь ты поймешь…

— Я его ненавижу!

Отец помолчал немного в раздумьях и зло прорычал, отвернувшись от меня.

— Мы его ненавидим, Гарольд, мы…

Разрешение на ненависть было мной получено, и мы оба, нога в ногу, пошли прочь от директорского кабинета в подземелья. Наверное, я все же выглядел немного смешным, пытаясь подстроиться под стремительный и широкий шаг отца, и подпрыгивая не хуже шоколадной лягушки, но в тот момент мы были единым целым, одним духом, одной силой, и мелочи меня не волновали. Мы никогда не были особо близки, но в те минуты нас связали не только кровные узы, но и что-то гораздо более сильное…

* * *

В общем, если коротко, то я все же не выдержал и сегодня утром сел писать директору гневное письмо, изобличающее его как тирана, лжеца и просто нехорошего человека. Когда разум проветрился и вернулся, то письмо я, само собой, сжег и сел писать второе, в котором изобличал уже себя как несчастного, покинутого, и не желающего учиться на краснознаменном или еще каком факультете мальчика. Брызнул на бумагу водой, для придания пущего трагического эффекта и, само собой, письмо сжег, сердито смахнув пепел со стола на пол. Отчего Хельга заверещала тонким голоском, стукнула меня чуть ниже спины, и чуть было сама не испепелила — она у нас слегка бракованная.

Отец приобрел ее на незаконном вторичном рынке для домовых эльфов, когда мне исполнилось всего два года, а ему двадцать два. Видимо возраст и отсутствие денежных средств, втрое все же вероятнее, помешали ему понять, что за десять галеонов «опытного» и «достойного» домового эльфа приобрести можно, но вот нормального — никогда! С тех пор мы оба боимся лишний раз что-нибудь испачкать или, упаси Мерлин, оставить носки не на своем месте! Она, конечно, злющая и выглядит странно — с розовым бантиком на голове, в полосатой пижамной кофточке того же цвета, к тому же еще постоянно брюзжит о режиме и порядке, но папу слушается беспрекословно, а меня она воспитала, воспитывает и, как ни прискорбно, воспитывать будет…

Разобравшись с тем, кому же убирать эту грязь — то есть, как быстро это всё должен вычистить виновник столь жуткого происшествия, я зарекся что-либо у кого-либо просить. Внутри засела злость и мешала думать, а такого противного ощущения еще поискать!

Помог мне справиться с печалью редчайший скалозубый бурундук, ради которого я полночи не спал, ожидая, когда же отец, наконец, допишет статью под названием «Как воспитать любовь к Зельеварению. Личный опыт». Название придумал директор — и взрослых, оказывается, могут наказывать! Лучший зельевар Англии писал статью вот уже два месяца, а впроцессе сыпал проклятиями на головы всех, кто приходил ему на ум: от изобретателя первого печатного издания до мамы Альбуса! Я же на всё лето лишился приятной возможности заимствовать компоненты в отцовской лаборатории. Чем не воспитание?!

Но вчера все получилось, бурундука я добыл, разделал, в зелье добавил, с инструкцией сверился и три взрыва запланировал, наивно полагая, что отец не поймет, что это совсем не три стадии Костероста. Но то ли название книги соответствовало её содержанию, что бывает редко, то ли любовь моя к Зельеварению не взаимна…

На звук открывающейся двери я обернулся, но на вошедшего особого внимания не обратил — не до него было. Мой взгляд прирос к участку на потолке, прямо над тем местом, к которому прирос отец, открывающий и закрывающий рот подобно рыбе — беззвучно. Упадет или не упадет? Пока я гадал, она все— таки упала, зараза.

Отец свел глаза к переносице, с неудовольствием заметил на кончике своего носа ошметок чьей-то кишки, шумно втянул в себя воздух и с интересом поинтересовался:

— Скалозубый бурундук?

— Скалозубый… — покорно согласился я за неимением другого варианта. Носы у нас одинаковые, но вот такого нюха у меня нет!

— Тот, что по семьдесят галеонов штука? С бразильских болот Пантанала? Который вчера покоился на второй полке третий слева?

Вот не люблю я, когда уточняют, уже зная ответ!

— Он…

— А что за зелье такое… хм… зеленое?

— Истины…

— Чего-чего? Правды?

Отец продолжал смиренно выяснять причины произошедшего, и мною была допущена ошибка.

— Истины! — выкрикнул я, предположив на свою беду, что у него от взрывов уши малость заложило.

Но в ответ он так заорал, что уши заложило уже у меня, а звон в них еще минуту мешал мне понять, что же такое интересное вопит злющий профессор и мой родитель по совместительству.

— Что за истина такая? Чья она? Твоя? Моя? Твоего приятеля?! С чего ты взял, что его можно сварить, а?! — от ярости у него задергался глаз, а я пожалел, что не взорвался вместе с котлом. Любопытно было бы понаблюдать, как отец ползает на коленях, льет слезы по погибшему смертью истинного зельевара сыну и клянет этого чертового бурундука! Ведь если бы не его сгущающие свойства…

Папа гневно постукивал носком лакированной туфли по полу, а Хельга ошарашено вышагивала по комнате, не обращая внимания на чавканье под ногами, и разводила руки в немом изумлении, решая, кого защипает до смерти первым — меня или хозяина, в наказание за моё существование? Я начинал понимать, что дела мои плохи, и все же рискнул выдать настоящего виновника — ему-то ничего не будет!

— Дядя Люциус книгу подарил на день рождения… — поведал я голосом умирающего. На этих моих словах бодрое постукивание тростью за дверью резко затихло, и обладатель этой самой трости поспешил направиться туда, откуда пришел.

— Люциу-у-у-с!

Спустя несколько секунд, ушедших у старшего Малфоя на раздумья, он все же показался в проеме.

— Друг мой, сам же велел до самого совершеннолетия ему книги дарить! Я же не мог с пустыми руками явиться, это моветон! — протянул он удивленно и откинул белые волосы за плечи, одарив меня убийственным взглядом. Этот взгляд ясно говорил, что в следующий раз он мне подарит гораздо более полезную книгу под названием «Если Темный Лорд не справился, убей себя сам!» — Но! — он поднял указательный палец кверху, сверкнув огромным перстнем. — Прошу тебя заметить, что мы с женой планировали приобрести новую метлу…

— И как обозвали этот талмуд мудрейшие маги, его начертавшие? — прошипел отец.

Дядя Люциус замахал рукой, пытаясь ею обозначить размеры и вид книги, но вот название, в отличии от габаритов, в его голове никак не всплывало.

— Эээ… Да я не помню… Большая такая… — он старался, он всегда старается помогать отцу.

— Гарольд? — холодно поинтересовался папа уже у меня.

— Невозможные зелья для развития фантазии у опытных зельеваров…

Произнесся название вслух и прочувствовав всю полноту своего идиотизма — я совсем пригорюнился, но заприметив белобрысую голову и её обладателя, выглядывающего из-за отцовской спины, духом воспрял. Обычно вредный товарищ вставал на мою защиту сразу же, даже не разобравшись в происходящем, но в этот раз ему было не моих проблем. Драко сгибался пополам от беззвучного хохота и стоял на скользком полу ровно лишь благодаря непонятному стечению обстоятельств.

— Здесь её нет, я полагаю? Столь…гм… ценной вещью ты бы рисковать не стал?

— Не здесь, — кивнул я. — В спальне, под половицей, которая под кроватью, а половица скрытая, там нужно сказать Прояв…

— Ты сейчас учишь кого-то? Или это у меня слуховая галлюцинация? — папа сощурился и смотрел на меня исподлобья, похлопывая палочкой по бедру. Все вокруг замерли, а Хельга вообще осталась стоять на одной ноге и напоминала болотную цаплю — боялась ступить в жижу и нарушить молчание.

— Галлюцинация! — с радостью подтвердил я и предпринял жалкую попытку улыбнуться, с треском провалившуюся — мне в рот тут же устремились потоки вонючей слизи.

Отец метнулся к лестнице, желая изничтожить опасный продукт книгоиздательства немедленно, пока их дом еще стоит самостоятельно, без помощи магии и подпорок! Ну, все вышеперечисленное он выкрикивал, пока его голос не стих в районе второго этажа.

Но перед тем успел добавить:

— Никаких бурундуков, котлов и метел — ни своих, ни чужих! Отправишься к тетке, там из тебя дурь живо выведут! — отец в это свято веровал.

На этих словах Драко захлопнул челюсть и возмущенно замахал руками, не представляя, чем будет заниматься целый месяц до школы? А главное — с кем? Не летать же ему в гордом одиночестве, в самом-то деле? Он же не орел, ему скучно будет!

Размахивание конечностями привело к логичному результату — к падению. Брезгливо скривившись во всю мощь своей мимики, получив от отца подзатыльник увесистой тростью, в остервенении отряхиваясь от липкой вонючей грязи, Драко недовольно пробурчал в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Ну почему, когда напортачит Гарольд Снейп, достается всегда мне, ну почему?!

Меня окутали удушливые горькие запахи огневиски, сигар и потных тел, вкупе с самими этими телами, приветствующими меня, как живое занимательно чудо, которое просто невозможно не потискать и не пощупать! Так случалось каждый раз, когда я появлялся на людях. Все принимались кудахтать надо мной и задавать дурацкие вопросы.

— Мальчик мой, вот мы и свиделись, какая честь для меня! Опять, опять честь! Как твой шрам? Иди к нам!

— Добрый день, мистер Динг, я тут подожду, — демонстрировать ему свой шрам в очередной раз мне не хотелось.

Грязная старуха с потухшей сигарой в желтых зубах прохрипела:

— Как отец, все такой же засранец? — и пьяно засмеялась. — Да черт меня побери, он же тебе не отец, дурья моя башка! — покачала этой самой дурьей башкой и снова прохрипела: — Как твой настоящий отец, все такой же подлец? — и согнулась пополам от хохота.

Пока Дедалиус Динг пытался унять своеобразный юмор женщины, Дорис Крокхард все же добрался до моего лба и исследовал изменения в форме шрама, коих не было, а отец рассчитывался с Томом в подсобке, мой взгляд наткнулся на бледного молодого мужчину, нервно теребящего шнурок мешочка для палочки. Моё внимание к его беспокойной и наряженной в модный лиловый камзол персоне с тюрбаном на голове не осталось не замеченным.

Он несмело вышел вперед и представился:

— Профессор К-ви-р-релл, очень п-п-приятно познакомиться с такой известной л-л-ичностью! — и протянул мне руку.

Не знаю, что произошло, но мир изменился, когда я её пожал, полностью изменился! По телу разлилось спокойствие, откуда ни возьмись появилось ощущение тепла, уверенности, силы. Меня перестали раздражать глупые и навязчивые люди, и я понял что-то важное, я словно стал частью чего-то! Правда, что именно я понял и частью чего стал понять мне дали возможности, к сожалению.

Две огромные ручищи оторвали мое худое тело от пола и подкинули вверх с такой силой, что я больно стукнулся о потолок заведения, которое тут же стало моим самым нелюбимым среди всех, мне известных!

— А-а-а-а! — заорал я и попытался ухватить за нос кого-то лохматого и громадного, но промазал и схватился за бороду чудища, вымазав пальцы в кетчупе, коим данная растительность была щедро смазана.

— А вырос то как! — гудело чудище. — А шнобель то какой, а волосы… кхм… черные какие, а длинные то какие… кхм… — резко замолк и прошептал мне в ухо, отчего в нем еще долго гулял ветер: — Постригся бы ты, Гарри! Уж больно похож на папашу! Нет, у змеюк ты был бы за главного! Но вот сказал мне давеча директор, что избавил он тебя от…

— Хагрид! — от холодной ярости в голосе моего родителя окружавшие меня люди поспешили скрыться, кто вернулся за свой столик и чуть не залез под него, а кто и вовсе покинул Дырявый котел — на всякий случай, мало ли чем все могло закончиться?

— Да я эта… от гоблинов только вышел, смотрю — профессор с мальчонкой шагают! Думаю, дай зайду, поздороваюсь! А вы, профессор, тута чего делаете? Небось рюмочку пропустить решили, за Гарри то и не следил никто вовсе! — с укором произнес великан. Те, кто «не следил» опасливо выглядывали из-под столов и углов. Единственным, не лишившимся спокойствия, оказался этот самый Хагрид. Драко что-то рассказывал о глупом леснике, и в моем мысленном списке тех, с кем стоило общаться в школе, стало одной позицией меньше! Нет, его там и раньше не значилось, но теперь для него там не было даже гипотетического места!

— Поставьте!

— А? Чего?

— На пол меня поставьте! — Хагрид забубнел извинения и принялся ставить своего пленника на ноги, но в процессе чуть его не угробил. Осторожно прижимая меня к груди, дабы я не свалился с такой верхотуры, он чуть ребра мне не сломал! В пиджаке, где то в районе нагрудного кармана, пришитого к нему сверху и напоминающего растянутый холщовый мешок, у него лежало что-то круглое и одновременно с тем острое.

Это что-то так надавило мне на грудь, что я снова заорал:

— А-а-а-а!

В общем и целом — знакомство не удалось.

— Не-Трогай-Моего-Ребенка-Никогда! — с особым ожесточением выговорил отец, подойдя к Хагриду вплотную, с палочкой наперевес.

— Да ладно, чего уж так сердиться… Я ж вот этими руками его еще младенчиком держал! Злой вы какой, а еще ребятишек учите…

Я даже пожалел его немного, такой обиженный у великана был вид. Папа уже тянул меня к выходу и я успел лишь несмело улыбнуться Хагриду, но тот, заметив мою улыбку, просто обезумел от радости и взревел:

— До встречи, Гарри! До встречи! — махая мне вслед мне обеими ручищами.

Отец был зол.

— Не водись с ним, я запрещаю! — прошипел он и решительно взялся за ручку двери.

Я знал, что не ослушаюсь, но смотрел уже не на Хагрида, а в мутные глаза старухи со всё еще не зажженной сигарой. Как я не заметил раньше?! Обычно я всегда замечаю то, что другим незаметно! В её водянистых серых зрачках плескалась чистая, кристальная ненависть, она не отрывала взгляда от широкой спины моего отца, и на мгновение мне почудилось, что я отчетливо слышу скрип её гнилых зубов…

— Пап, а кто та старуха за треснутым столиком?

— С сигарой?

— Да! — я кивнул, содрогаясь от страха.

— Прорицательница одна, сумасшедшая… С ней тоже не водись! — добавил он на всякий случай, словно я в спальне Хогвартса мог на неё наткнуться!

Мы опаздывали, и отец ускорил шаг — Малфои не любят ждать. Но по пути мы всё же задержались. Торговый центр «Совы» манил меня раздающимся из его недр уханьем, шумом птичьих крыльев и грохотом клеток. Оставлять на потом такое счастье я был не готов. Как всегда, меня заинтересовало то, что не интересовало никого — я замер перед клеткой в самом дальнем углу зала и любовался совой, расцветка которой, несомненно, отпугнула всех возможных покупателей такого чуда, причем давно.

— Птичка… эээ… старовата немного… но умна! Очень умна! — упитанный продавец резво кружил вокруг нас уже пятую минуту. Видно, в надежде избавиться от своего постояльца и окупить затраты на его содержание, которые, судя по костям на дне клетки, были немалыми.

— Если она «старовата», то почему стоит как новая метла? — резонно поинтересовался отец, вопросительно вскинув бровь.

— Умная, я же говорю, умная… — лепетал человек и смахивал пот с лица.

Мы уставились на черную с красно-зеленым отливом птицу и в раздумьях склонили голову на бок. Сова открыла один глаз, оглядела двух одинаково выглядящих и также стоящих людей и снова закрыла.

— Не дохлая? — я сомневался и решил уточнить, мало ли, отчего у неё глаз открылся… Может, посмертная судорога!

— Да нет, просто зеленовата и… гм… красновата…

Отец что-то обдумывая и задумчиво смотрел в окно у входа, отвернувшись от меня.

— Гарри, на одном из трех факультетов эта птица будет не так выгодно смотреться, как на… четвертом…

— Это я буду невыгодно смотреться на одном из этих трех факультетов, а не она!

Моя правда победила, и из торгового центра я вышел гордым обладателем чего-то непонятного, возмущенно ухающего, и открывающего глаза исключительно поочередно — то один, то другой.

— Это что?! — Драко чуть с помоста для примерок не свалился, увидев моё приобретение.

— Букля!

— Эй, Букля, ты живая? — птица не реагировала. — Слушай, Гарри, а Букля то хоть понять может, что она Букля?

— Драко! — я обиделся.

— Ладно-ладно! Становись рядом лучше, любитель прекрасного!

— Ты разговариваешь, как твой отец, это раздражает!

— Ты тоже так разговариваешь, и это раздражает гораздо сильнее!

Пока мы препирались, мадам Малкин, старенькая приземистая волшебница, отлучилась, и возле меня ее место заняла румяная веселая помощница. Девушка слишком активно орудовала палочкой, и иголки плохо ей подчинялись, предпочитая хаос и непредусмотренные траектории полета. Но я слишком устал за сегодняшний день, и когда она в очередной раз меня уколола, то я разразился ругательствами и не прекращал её отчитывать целую минуту.

— Я напоминаю вам подушку для иголок? Где вы видите сходства? Я тоже мягкий?! Кто вас обучал?! Что за идиотизм, себя царапайте, раз получаете от этого такое удовольствие! Мой отец вам деньги платит, вы вообще в курсе, сколько этот кусок материи стоит? Нет?! — я брызгал слюной от гнева. Но в самом деле — было больно!

Она чуть не плакала, дрожала, но все еще пыталась подобрать полу и закрепить её своим орудием пыток! Драко, наблюдавший за происходящим уже со скамьи, присоединился к моей отповеди.

— Они не знают, как трудно деньги зарабатывать, не расстраивайся Гарольд! Нужно сказать, чтобы её уволили, мой отец устроит, не сомневайся! — друг сосредоточено кивал своей белобрысой макушкой, соглашаясь с моими словами, но отвлекаться от любования новенькими золотыми часами на витой цепочке не хотел. Он всегда мог выразить свое презрение без лишних слов и движений.

В моей памяти надолго осталось воспоминание о слезах племянницы миссис Боунс, щедро пролитых ею в «Сладком Королевстве», после того как она неосторожно решилась подойти к красивому бледному мальчику и угостить его сахарными перьями, за которыми я как раз стоял в очереди.

— Держи, — сказала она и улыбнулась. — У них перья закончились. Эти последние — орлиные! Их из настоящих превращают, чтобы отличить нельзя было, мне мама рассказала!

Драко хмыкнул и помахал мне, желая поскорее убраться оттуда.

— Спасибо, не нужно, они не полезны, как я погляжу… — и кинул на неё такой мимолетный взгляд, который и заметить было сложно! Но весьма пухленькая и низенькая Сьюзен разрыдалась так сильно, что её всхлипывания слышались всю дорогу до «Трех Метел», куда отцу срочно потребовалось зайти и наградить праздничным несварением желудка нескольких нерадивых студентов. Те посмели сдать ему всего одно, пусть и большое эссе о благотворном влиянии чистоты инвентаря — то есть котлов, на конечный результат, умственное, а заодно и физическое развитие. Парням, явно с моим отцом несогласным, я сочувствовал всей душой — чистку котлов сам люблю не больше нарезки червей, но вот поведение Драко понять так и не смог.

— Ты ей еще что-то сказал? После? Я не услышал?

— Да ничего я не говорил, и не было никаких «после», чего ты пристал ко мне! Пусть себе ревет, раз ей так нравится!

— Ты ей что-то показал, рукой?

Драко чуть было не споткнулся на ровном месте, вытаращил на меня свои серые глаза и открыл рот, затем закрыл его и без запинки произнес, словно выплюнул:

— Неприличные жесты свойственны лишь мерзким грязнокровным особам или же еще более мерзким и глупым магглам! — цитировал он дядю Люциуса, а на возмущение прохожих такими ругательствами просто не обращал внимания. Женщина в синем пальто с картой звездного неба на нем не поленилась остановиться и что-то записать в блокнот!

Любопытство меня просто распирало.

— Но что-то ты сделал, ты не мог ничего не сделать!.. — однако крикнул я уже в спину товарища, со скоростью метлы метнувшегося к своему крестному, заметившему, наконец, что шествует в гордом одиночестве, и вследствие чего пребывавшему в состоянии крайнего неудовольствия.

Нет, намеренно приятель не сделал ничего дурного, он просто посмотрел, но не слова, а именно фирменный малфоевский взгляд унизил Сьюзен и заставил горько рыдать. Уверен, её обида Драко еще аукнется — такое не забывается. Я бы точно не забыл!

Пока я вспоминал, оправдывая слова Дамблдора о моей серьезности, закройщица шмыгала носом, а Драко прихорашивался у большого напольного зеркала, на шум отреагировали в соседнем помещении. За толстой красной ширмой продавали готовые мантии для менее обеспеченных магов, и заходить туда нам не доводилось, к счастью. Я даже не думал, что все мной сказанное слышит еще кто-нибудь! Нет, я бы сказал всё то же самое, но как-то тише, что ли…

— Молодой человек, прекратите себя вести так по-хамски! Где вы воспитывались?! Мэри, дорогая, не плачь… — в помещение ворвалась решительно настроенная волшебница средних лет. Её карие глаза сверкали от возмущения, а руки не находили себе места. Ими она успевала и свою драгоценную неумеху по спине погладить, и мне погрозить! Одежда на ней была какая-то странная, не то чтобы неопрятная, но уж слишком цветастая и дешевая, а такие люди у меня доверия не вызывали никогда. Я выпрямился, гордо вскинул подбородок и приготовился дать достойный отпор, но тут вмешался Драко.

— А вы что себе позволяете в моем… в нашем присутствии, миссис… как вас там?! — его возмущение шло из глубин его аристократической души, и мне польстило, что такой друг встал на мою защиту.

Женщина, угрожающе уперев руки в бока, ответила:

— А ты не пищи там, мальчик! Я не «как вас там», а миссис Уизли!

Драко не сдавался, он привык, что последнее слово всегда оставалось за ним.

— Я будущий лорд Малфой, а это… — он величаво кивнул в мою сторону и сделал эффектную паузу, желая произвести должное впечатление. — Гарольд Северус Снейп! Если вы можете читать, то наверняка его знаете!

Он совсем не гордился моим шрамом и его ролью в жизни страны и своей семьи в частности. Наоборот — он его ненавидел! Но это было то единственное во мне, чем он все же с натяжкой, но мог хвастаться перед другими. Мне же лордом не быть и Министерством не управлять!

Женщина замерла, словно в неё Петрификус Тоталус попал. На её лице вначале проступило неподдельное изумление, затем интерес, а вслед за интересом я заметил в её глазах жалость, раздраконившую меня еще больше. И чего она меня жалеет, нищенка! Себя бы пожалела!

Миссис Уизли качала головой и осматривала меня с ног до головы, остановив свой осмотр лишь на волосах, но ей крупно повезло, что она не предложила их остричь, а то я точно в неё пальнул бы чем-нибудь, наплевав на все запреты! Мне и до плеч длина нравится, к черту стрижку!

— Ты не Джеймс, совсем не Джеймс…

Перед глазами все поплыло от непонятно откуда взявшейся злости, она просто кипела внутри! Справившись со скрежетом собственных зубов, я процедил слова, позаимствованные из отцовского лексикона:

— Мы только познакомились, а вы мне уже комплименты отвешиваете? Ну что ж, премного благодарен! — я церемонно поклонился и женщина осуждающе поморщилась. — А теперь покиньте зал немедленно, нас раздражает ваше присутствие! — я шипел, опять же подражая отцовскому тону, мною обозначенному как «Лучше молчи, нечисть, а то вон там котел стоит, и пусть твои кишки завоняют мой дом — я потерплю!» Почему меня так раздражает имя маминого мужа, всю биографию которого я втайне от папы изучил — не знаю. Он защищал меня, он хотел, чтобы я жил! Но что-то противное во мне мешало верить таким простым фактам, и с этим чем-то я совладать не мог, да и не старался…

Женщина открыла рот, но ответить ничего не успела.

— Ты наглеешь с каждым годом, Молли Уизли, как и твоё жалкое семейство лишенных разума существ, способных удивлять благопристойных граждан лишь своей численностью! — в зал вошел дядя Люциус. Кое-что из нашей «беседы» он явно слышал. — Не стоит Гарольда ни с кем сравнивать, поверь мне, женщина, не стоит… — его низкий грудной голос таил в себе скрытую угрозу, а серебряная трость постукивала по паркету размеренно и звонко, лишь подтверждая такое ощущение — даже у меня те гулкие стуки отдавались холодным эхом в животе! Да и весь его вид говорил не только лишь о богатстве, но и о нешуточной власти. Малфои семья влиятельная во всех слоях общества: от политиков до мелких торговцев, и миссис Уизли смолчала.

По ней было видно, что молчание дается ей дорого. Она покраснела от напряжения, но все же предпочла уйти с высоко поднятой головой, тряхнув на прощание светло-рыжей шевелюрой и бросив:

— Плохие защитнички тебе достались, Гарри, очень плохие!

— Я Гарольд! — на этот раз последнее слово осталось все же за мной.

Волей-неволей Малфои меня по жизни оберегали — одному я друг, другому сын друга, но вечером, готовясь к отъезду и запихивая новенькие учебники и одежду в чемодан, я думал — что произойдет, если Темный Лорд вернется? Он захочет меня убить, как и маму, и Джеймса Поттера, о котором мне сегодня потрудились напомнить, или не захочет? Да, я знаю, что все обрадуются, но что случится со мной? Возможно, дядя Люциус сам меня заавадит, а папа ему не помешает? Чертыхнувшись от дикого количества диких мыслей и вопросов, заполонивших мой усталый разум, я повалился на мягкую постель под зеленым балдахином и уставился на звезды, вернее, на уменьшенную копию свода Хогвартса на бархате, созданную отцом, когда я был еще маленьким. Тучки то закрывали светила, то вновь освобождали путь для яркого света, так и одна важная мысль, то показывалась мне, то вновь скрывалась, точно боялась, что я её поймаю!

Уже сквозь сладкую дрему я мысль нагнал и разобрался, наконец, что готов на всё, лишь бы отец радовался, и готов на многое, лишь бы Лорд передумал меня убивать и рассказал, почему я до сих пор жив и невредим…

— Гарричка, ты взял сэндвичи? — тетя Петуния задумчиво оглядывала гору продуктов на кухонном столе, не желавшую помещаться в мой рюкзак. — А в чемодан вишневый джем не поместится?

— Взял! Не поместится! — ответил я сразу на два вопроса, но поразмыслив немного, передумал. — Но только если в боковое отделение… Тогда влезет! — люблю я этот джем, что поделать. Женщина резво пронеслась мимо с банками в руках, и мне оставалось своему чемодану только посочувствовать.

Я сидел в кресле напротив выключенного телевизора и тихо радовался, что не увижу противный ящик еще очень долго! В семье Дурслей существовала странная и мне непонятная традиция — собираться вечером на диване, обсуждать нерадивых поставщиков дрелей фирмы «Граннингс», сетовать на непрофессионализм учителей Дадли, и выспрашивать у меня подробности прошедшего дня, отчего кузен начинал ерзать и кусать губы, а я совершенствоваться в искусстве вранья! Заканчивался весь этот ужас просмотром еще более ужасных вечерних новостей, после которых оставалось только радоваться за тех, кто не дожил до сегодняшнего дня; поеданием бесчисленного множества ведер сладкого попкорна и истерикой Дадли, с завидным постоянством обнаруживающего, что данный продукт не растет прямо у них на кухне и иногда его нужно покупать! После всего вышеперечисленного разум отказывался прощать меня за столь дурацкое времяпровождение, и награждал разнообразными кошмарами, мешающими спать и дышать!

Тетка окружала меня заботой с удвоенной силой не просто так — она чувствовала себя виноватой. Я понял данный факт сразу, как только переступил порог этого уютного аккуратного дома, похожего на пряничный домик, и заорал:

— Тетя, маму убили и папа не её муж, ты знала?!

Пышные усы мистера Дурсля, встречающего меня у входа, зашевелились, а наверху раздался жуткий грохот и парочка крепких ругательств. Как позже я узнал, тетя Петуния свалилась со стремянки, прибивая очередную фотографию кузена в коридоре второго этажа, на которой тот запечатлен в обнимку с агрегатом, именуемым «компьютер», в накладных слоновьих ушах, и огромным куском торта в руках. Праздновали тогда не его день рождения, а первую в семестре отметку «В» по странному предмету «Технология». Моя фотография там тоже имелась. Крайняя в нижнем ряду, да и на фоне упитанного Дадли я терялся, напоминая несчастного больного мальчика, которого во двор ветром занесло, но смотреть на неё все равно было приятно. Складывалось ощущение, что я — часть нормальной семьи, как и Драко…

— Какое непосредственное дитя, какое непосредственное… — бормотал дядя, пытаясь затолкнуть меня в прихожую и захлопнуть двери. — Чего уставился, болван! Мальчик роль репетирует! Драматическую! — рявкнул он на кого-то, и на улице раздались возмущенные возгласы невольного слушателя моей «репетиции».

Как только тетя обработала царапины на лице и сменила запачканный розовый передник на аналогичный, но чистый, мне пришлось выслушать её получасовую речь о развратной, строптивой и сумасшедшей сестрице, помешанной на фокусах и мужчинах!

— Не знаю, Гарричка, как там у вас принято, но в моём мире так себя не ведут! — закончила она рассказ театральным взмахом руки и машинально потянулась за платком — утереть несуществующие слезы. — А бог с ним, с платком этим, ну не любила я её, не любила! Что хочешь, то и думай! Твой папа… убедил нас, что история с автобусом намного более приемлема и… попросил иногда тебя принимать. Ты же мой племянник! — продолжала она громко возмущаться. — Но о сестре и её ненормальных ухажерах я говорить больше не буду, никогда! — на мгновение её глаза расширились от ужаса, а затем она взвизгнула. — Ой, Гарричка, это Джеймс ненормальный, твой папа не ненормальный! Он просто такой… странный! Да-да, самую чуточку странный! Ты же не скажешь, что я такое вот ляпнула, не скажешь, солнышко? — её дрожащий голос меня немного позабавил. Ну и запугал же папа Дурслей! Дракона на их скромное жилище грозился натравить, если те меня не признают, что ли? А может, просто посмотрел как-то косо? С него станется!

В общем, месяц не пролетел, а прополз. От папы за всё время я получил всего одно письмо, в котором он напоминал мне, где находится платформа 9 ¾ и просил не обижаться, если он меня в Хогвартсе не встретит, хотя я и не надеялся. Ну а Драко не общался, а "тренировал" своего новенького белого филина и постоянно слал мне записки маловразумительного содержания: «А теперь на левую лапу ему чего-нибудь прицепи!» или «Не указывай адрес, просто скажи, чтобы хозяину доставил!», или вообще: «Да не знаю я, чего тебе писать! Отсылай его обратно, но подожди, пока дождь пойдет!» Несчастная птица до самой смерти не забудет дом на Тисовой улице, и если филинам в принципе снятся кошмары, то конкретно этому буду сниться я!

Пока тетка пыталась впихнуть банки в чемодан, а Дадли вновь быстренько захламлял мою спальню — его комнату для поломанных им же вещей, мистер Дурсль подозрительно замер у окна. Хотя еще минуту назад он вовсю размахивал руками и поносил своего соседа и его собаку, повадившуюся жевать жасмин тети Петунии. Потому, когда дядя широко открыл рот и протер глаза, я понял, что такое его удивление может относить лишь к тому миру, к которому сам он отношения не имеет.

— Дядя, что там?

— П-п-птичка…

— Какая?

— С-с-страшная… — его внушительный живот, всегда появляющийся впереди своего хозяина, задрожал как лимонное желе Хельги. Её фирменное и весьма противное блюдо.

Я поднялся наверх, еле увернулся от орущей массы по имени Дадли, вылетающей из комнаты, вошел и открыл окно, встречая Буклю. Да, признаю, птицу я выбрал безобразную, но не сдавать же её обратно, она ведь дорогостоящая, да и галеоны мне точно не вернут!

— Букля, мы в Хогвартсе должны были встретиться! Ты чего тут делаешь? — сова недовольно ухнула, подпрыгнула на подоконнике и попыталась долбануть меня клювом в лоб.

Что домовой эльф, что личный почтальон! Может на мне проклятие какое? Чего они все меня воспитывают?!

— Ладно-ладно, буду вежливее… — прогундосил я обиженно и с опаской протянул руку к её лапе, с привязанным к ней пергаментом. От бумаги тянуло сыростью и плесенью, принюхавшись, я уловил те же запахи и от Букли. Где её носило? Не у Малфоев в подземельях же! А такие ароматы я только там и встречал, потому как нигде толком и не был.

Развернув пергамент, я уставился на чей-то размашистый неровный почерк. Казалось, что писавший дрожал, часто отрывался от письма на продолжительное время и пальцем пытался подчистить ужасные помарки. Буквы были кривыми, словно писали куском необработанного грифеля. Но поразили меня не они, а странные слова, которым я просто не смог не поверить, просто не смог…

«Здравствуй Гарольд, моя надежда и моё проклятие. Ты, наверное, очень удивлен, получив письмо неизвестно от кого? Ты знаешь, я тоже была удивлена, получив возможность написать тебе. Мне стоит поблагодарить твою удивительную птицу, и когда-нибудь я это сделаю, обязательно. Береги её, птица-Анубис не просто сова, а настоящий почтальон судеб, доставляющий адресату послания тех, чье желание связаться с тобой сильнее других его желаний. Она дожидалась тебя много лет и дождалась, слава Моргане! Но будь осторожен, заклинаю! Однажды тебе могут написать люди, поверить которым легко, но избавиться от ложной веры им — невозможно! Их добрые слова будут ласкать, Гарри, помни это и готовься! Тебе интересно, кто я? Я твой враг, твой настоящий враг! Почему? Потому что так было угодно Дамблдору, Гарольд. Мы с тобой не виноваты, поверь. Но в твоих силах всё изменить, всё! Знаю поверить мне сейчас — глупость с твоей стороны, но выбора нет, мой мальчик. Ты поймешь меня, почувствуешь! Если то, что мне известно — правда, а в этом я не сомневаюсь, скоро ты захочешь нас поддержать, не сможешь противиться своей сути! И как только ты её почувствуешь, я напишу еще раз, и то письмо ты покажи отцу, обязательно покажи! Это же храни в тайне, такой тайне, какую не сможет раскрыть даже Дамблдор! Не знаю, какой сейчас день, но знаю, что скоро ты поступишь в Хогвартс, Гарри. Прислушивайся к своим желаниям, они подскажут тебе, как поступать. И еще, юный Снейп, мне трудно умолять тебя, но я просто не могу этого не сделать, и я умоляю — жди нас, жди и наблюдай!»

Письмо было трудным для понимания, но буквы прыгали перед моими глазами, а в груди трепетал холодный огонь. Я не мог пошевелиться, и меня ошеломило не столько послание, сколько то, что этот дешевый клочок бумаги, испачканный какой-то серой пылью, показался мне истинной, настоящей истиной, и плевать, что отец отвергал сам факт её существования! Опять возникло странное ощущение, что в меня вливается непонятная сила и уверенность, как тогда, в Дырявом Котле. Выходит, не только папа и я не верим Дамблдору, где-то еще есть люди, похожие на нас! И они знают обо мне что-то, и я важен для них! Важен! Я стоял, улыбался и точно знал, что буду ждать до тех пор, пока не дождусь…

***

Переехать их, что ли?! Я уже минут пять катаюсь на тележке у платформы туда-сюда, а они все никак не определятся, кто первый, кто что забыл и кто из них кто!

— Я не Фред, я Джордж! — возмущенно сказал один из двух рыжих высоченных близнецов, тут же опровергнув своё заявление, и принялся заливисто смеяться, довольный своей неумной шуткой.

За мной уже начали собираться маги, и очередь нелепо одетых людей с совами в клетках грозилась вот-вот привлечь к себе внимание дежурного по вокзалу. Можно, конечно, заявить, что мы все не местные, но попасть в рубрику Пророка «Когда магглы умнее тебя!» и упасть в глазах единственного друга до уровня флоббер червя? Нет уж, увольте. Однако еще сильнее мне не хотелось попадаться на глаза миссис Уизли. Трудно было разобраться, то ли стыдно мне перед ней, то ли она мне противна одним своим заботливым и несколько растрепанным видом …

Я налег на тележку, раза в три превосходящую меня по весу и довольно сварливо выкрикнул:

— Посторонись! — на меня удивленно оглянулись. — Возможно, вас в школе не ждут, раз вы туда не спешите?

Мальчишки еле успели отскочить, но самому старшему из них, в мантии старосты, я все же наехал на ногу.

— Вот гад малолетний! — отвесил мне комплимент один из близнецов.

— Еще покажем ему… — поддержал его второй.

— Как наезжать… — продолжил первый.

— Проучим! — подытожили оба.

— Прекратите немедленно! Это Гарри Снейп, и советую вам с ним не задираться! Сами знаете, кто у него отец. Или школу заканчивать не собираетесь? Вы и так по его предмету отстаете! — Молли Уизли продолжила осыпать своих ошарашенных детей советами и предостережениями касательно «вредного мальчика», но я уже ничего не слышал. Билетная касса и Уизли осталась позади, а впереди меня ждали знания, приключения и какая-никакая, но свобода!

Оптимизма мне хватило ровно на одну минуту — сумасшедшая семейка меня все же настигла, хотя, если честно, то был мой рекорд радужного восприятия мира. Нет, Уизли и не гнались, разумеется, но последовали сразу за мной и теперь смотрели мне в спину, словно надеялись увидеть там знамение или, на худой конец, проверенный рецепт уничтожения всяких разных Волдемортов! Многие маги останавливались посмотреть, на кого же так пристально, пусть и невольно, уставилась эта рыжая компания, и вокруг меня начал образовываться импровизированный круг любопытствующих. Казалось, что чужие взгляды прожигают тело насквозь и скоро от меня ничего не останется — я просто сгорю заживо! В тот момент я зарекся посещать зоопарки. Оказывается, быть зверюшкой в клетке не так уж просто, и я даже понял, чем руководствовалась обезьяна, не прельстившаяся бананом Даддли и угрызнувшая меня за палец. Я бы сейчас тоже угрызнул кого-нибудь, если бы не опасался пожизненной прописки в Святом Мунго!

Таранить толпу тележкой мне не позволяло воспитание, приблизиться к Уизли и дать понять остальным, что занят светской беседой с ними — нежелание унижаться. Я остался стоять молча, с прямой спиной, дрожащими от злости коленями и сжатыми зубами, готовый моментально провалиться сквозь землю, если вдруг представится такая возможность.

— Чего уставились? Билеты на просмотр покупали? — вырвавшись из цепких объятий миссис Уизли, изучающей меня точно так же настороженно, как и толпа, ко мне подошел тощий, нескладный парень. — Бесплатно и гномы в саду не работают! — ему было страшно, и шаг его был неуверенным, но он преодолел страх и заступился за меня. Судя по всему, ему не впервой переступать через собственную слабость и давать отпор, вон как недобро на него братья смотрят, того и гляди порчу нашлют!

Из толпы послышался тонкий девчачий голос:

— Подумаешь, внебрачный сынок со шрамом! Что, популярней нет никого? Идем уже! — на светловолосую кудрявую девочку кто-то шикнул, и она поспешила громко добавить: — Разве только отец нормальный! — на неё опять кто-то шикнул. — Достойный, достойный отец, я говорю! — И уже совсем тихо переспросила у своей собеседницы: — Ханна, кого говоришь, профессор заспиртует? — на этих словах толпа резко зашевелилась, уводя своих чад от меня подальше.

Я понял, что мне не очень-то нравятся люди, я чужой для них. Уизли — сторона матери и Джеймса Поттера, как объяснил мне отец, а Малфои — его сторона. А где я, неужели посередине?

— Гарольд! Слава Мерлину, я тебя нашла! Давай быстрее, дорогой — поезд скоро отправляется! — ко мне стремительным шагом подошла тетя Нарцисса. Мужчины оборачивались ей вслед и восторженно шептались — шелковое голубое платье трепал ветер, пшеничные локоны блестели на солнце, словно золото, а тонкая талия поражала воображение своей хрупкостью. Но царственная осанка, надменный взгляд и брезгливая осторожность, с какой она старалась не дотрагиваться до людей, даже будучи в белых замшевых перчатках, не оставляли сомнений — она леди серьезная, и лучше ей не перечить. А именно оспорить её право на меня и попыталась Молли Уизли, все же очнувшаяся от созерцания необычного сына Лили Поттер, так на неё непохожего.

Женщина сделала шаг вперед и сказала:

— Гарри, давай лучше с нами! Извини меня, если что не так… — она сложила ладони и потрясла ими перед собой, выказывая своё самое искреннее сожаление. — Да и Ронни ты понравился, вместе и поедете! Ну как, согласен?

Большие глаза Нарциссы Малфой потемнели в одно мгновение, как будто чья-то рука нажала на невидимый рычаг в её душе. Если обычно их легко можно было сравнить с чистым небом зимнего дня, то теперь в них бушевала самая настоящая летняя гроза!

Тихо, зло, с тщательно скрываемыми нотками бешенства в голосе она отклонила такое предложение, не дав мне и секунды на обдумывание.

— Нет, он с нами. Благодарю ваше благородное семейство, но не думай, Молли, что имеешь на него какие-то права! Где вы были, когда он болел? Вы поздравляли его в праздники? Вы интересовались, где он живет? Вы ему никто! Пустое место! Держись от моих мальчиков подальше, а то я найду управу, не сомневайся!

Было в этих словах что-то живое, инстинктивное, честное. Я взял её за руку и крепко сжал, удивив самого себя. У меня все же есть отец, друг, мама этого самого друга, которая всегда старалась меня как-то подбодрить, чем-то угостить, справлялась о моем здоровье и нередко заставляла пить горькие микстуры, когда я болел. Этого разве мало? Нет, мне не нужны Уизли, совсем не нужны!

— Спасибо, Ронни, — вежливость есть вежливость.

— Я Рон! Ронни меня только мама называет, да они вот, — он с обидой кивнул на притихших родственников, — когда издеваются…

Судя по всему, наше короткое общение не осталось незамеченным.

— Ронни, помоги нам с чемоданами! — визгливо крикнула его мама, словно боялась чего-то непоправимого.

В ту же секунду миссис Малфой довольно ухмыльнулась каким-то своим мыслям и сделала ответный ход. Даже я понял, зачем и почему, чего уж говорить о Молли!

— Мальчик, не хочешь с Гарри и моим сыном в одном купе ехать? Мы уже и сладости заказали, и веселее втроем! Гарри с вами не может пойти, они ведь с Драко вдвоём, а вас много — за тобой не успеют соскучиться, я уверена! — её голос вновь стал нежным, певучим и ласковым.

По лицам всех Уизли пробежала не то что тень, а огромная черная туча. Нахмурились даже развеселые близнецы!

Рон обернулся, внимательно посмотрел на растерянную мать, словно судьбу свою выбирал, а не купе в Хогвартс-экспрессе, и отрешенно переспросил:

— Сладости?

— Да, много! Таких больше ни у кого не будет!

Пока Рон думал, уставившись себе под ноги и хмуря лоб, тетя Нарцисса несильно дернула меня за руку, и мне пришлось поддакнуть.

— Да, веселее! — сложно было представить этого недотепу в компании со мной и Драко, ну раз нужно так…

Спотыкаясь о снующих под ногами кошек разных мастей, сталкиваясь с другими тележками и их хозяевами, щурясь от яркого солнца, я шел к поезду, но шел уже не один. Следуя за прямой спиной миссис Малфой, рядом со мной и нога в ногу шагал угрюмый Рон Уизли. Ему явно не сойдет с рук такое решение, ведь последние слова перед началом учебного года, которые он услышал от матери в свой адрес, были такими:

— Негодный мальчишка!

Его младшая сестра схватилась за серую мамину юбку и со слезами на глазах спросила:

— Мам, а с кем он пошел? Кто та красивая тетя? Ты злишься на братика?

Женщина потрепала дочку по тяжелым рыжим волосам.

— Нет, Джинни, я не злюсь, всё не так просто…

С Молли Уизли и мной был полностью согласен еще один человек — лорд Малфой. Он впервые в жизни кивнул в мою сторону не высокомерно и покровительственно, а вопросительно и растерянно, лишь только завидев нашу странную процессию у вагона. Я немного пропустил Рона вперед, чтобы не обидеть, и не менее растерянно пожал плечами, выразительно выпучив глаза на тетю Нарциссу. Но, справедливости ради, дядя Люциус ни на секунду не подумал, что это я мог пригласить Рона в наше купе, он просто недоумевал, а увидев мой взгляд, сразу переключил своё внимание на жену.

— Так, Люциус, Драко, — кстати, приятель вообще окаменел, я его сразу и не заметил, — познакомьтесь, это Рон Уизли-и-и! — на фамилии она сделала ударение и немного её растянула, словно пробкой закупорив неминуемый поток слов, готовый излиться из обоих Малфоев. — Дорогой, — она наклонилась к сыну и потрепала его по волосам, — он поедет с вами!

— Но…

Драко явно хотел возмутиться, но мать резво повернула его лицом к вагону, чмокнула в затылок и подтолкнула к ступенькам, затем повернулась к нам и процедуру повторила, с тем лишь отличием, что Рона она не целовала, разумеется. Драко ничего не оставалось, как залезть в тамбур и уже оттуда выражать свой молчаливый протест. Его отец подал нам клетки, чемоданы, мой синий спортивный рюкзак — подарок Дурслей, и неуверенно махнул на прощание рукой, чуть скривившись. Он явно мучился тем фактом, что прощаться ему пришлось не только со мной и сыном, но и отпрыском семейства Уизли! Тетя Нарцисса легонько наступила ему на ногу, чего я просто не мог не заметить по причине своей наблюдательности, и дядя Люциус заулыбался и замахал намного живее, но всё равно — я был с ним абсолютно согласен!

Когда мы, наконец, дошли до зарезервированного для нас купе и скрылись от завистливых взглядов, Драко возмущаться уже не хотел. Он с интересом рассматривал Рона, и просто светился от удовольствия, наслаждаясь его реакцией.

— Привет, я Драко! — он смело протянул руку.

Рон неуклюже вытер ладони о брюки и протянул свою в ответ. После такой открытой демонстрации своей невоспитанности, любой другой на его месте не удостоился бы и взгляда любого из Малфоев, но в этот раз Драко даже не скривился. Он словно затаился в ожидании чего-то!

— Я Рон… — парень уже не хмурился, а улыбался.

Перемены произошли не только в нем, если минуту назад Драко просто светился, то сейчас готов был просто треснуть от распиравшей его важности! В голосе Уизли он безошибочно угадал нотки слепого обожания, ведь слышал их с самого детства — сперва в адрес отца, а со временем и в свой. Я ухмыльнулся, уселся поближе к окну, и уставился в него. Может, выгнать? Просто взять и выгнать? Пусть обидится, разозлится, и уйдет к своим? Я обернулся — Драко как раз руководил погрузкой поклажи на багажную полку. Руководил то он, ему эта роль к лицу, но вот потел Рон. Я опять отвернулся. Раз он сам готов прислуживать Драко, то к чему вмешиваться? Может, мы еще подружимся?

— Так хорошо?

— Нет, левее! А то мой с краю — упадет еще…

— А так?

— Нет, теперь чемодан Гарри с краю! Ну ты что, совсем того?! Левее, говорю, ле-ве-е! — приятель капризничал.

Рон потянул на себя свой чемодан и оставил его лежать у самого краешка, весьма довольный своим глупым решением.

— Вот так, молодец! — громко похвалил его Драко. — Теперь слезай, сейчас отправляемся, упадешь еще! — если в моем воображении Рон тут же превратился в клетчатый чемодан с кожаной ручкой, то сам Рон подобного сравнения не уловил. Его такая неискренняя забота только порадовала, он спрыгнул на пол и присел рядом со мной.

Я решил поблагодарить:

— Спасибо.

— За что?

Подобная недогадливость и угодливость разозлит кого угодно!

— Мой багаж, полка! — провел я аналогию.

— Ааа… Не за что!

Я вздохнул — выгонять, то есть спасать, я его не буду, но мы абсолютно точно не подружимся!

За окном все еще толпились люди, тискали своих чад, совали в руки разные свертки, украдкой вытирали слезы, шумели, смеялись. Но Малфои на перроне не остались, не желая топтаться возле экспресса, как все остальные, и я успел заметить только их спины. Внутри что-то неприятно заныло — мне вдруг стало ясно, что я буду сильно за ними скучать…

Мистер Малфой меня как будто услышал и резко обернулся, я даже немного испугался и отпрянул назад! Но, не заметив на его лице обидных гримас, вновь прильнул к стеклу. Отыскав меня в окне, он кивнул и еле заметно, одними уголками рта, улыбнулся. Застыл на секунду, нахмурился, тряхнув белоснежными волосами, и так развеваемыми ветром, словно мысли гнал, и пошел прочь.

Раздался свисток, поезд тронулся, набирая скорость, и вскоре платформа скрылась за поворотом, а за окном замелькали дома.

— Ты как с Гарри познакомился? — Драко рылся в кармане, пытаясь из него что-то вытащить.

— Да так, просто увидел его, он Перси на ногу наехал…

— Перси?

— Брату моему, он староста.

— На меня толпа уставилась, он их разогнал, — уточнил я.

— А ты что, сам не мог?! — приятель забыл, что он там искал и уставился на меня.

— Мог, наверное, но Рон мне очень помог!

— Ну ладно, помог и помог, можно было просто поблагодарить… — он выяснял причины, по которым ему пришлось делить с купе еще с кем-то.

— Твоя мама пригласила его к нам, сказала, так веселее!

— Я вам что — мешаю? — Уизли насупился.

Мы ответили в один голос, но каждый по своей причине:

— Нет!

Почему именно он нам не мешает, Драко объяснить не успел — двери разъехались в стороны, и в купе просунулась рыжая голова одного из близнецов.

— Эй, Рон! — окликнул он его. — Там Ли Джордан едет в двух вагонах от нас, он с собой тарантула везет. Огромного! Сходим, посмотрим?

Рон засомневался, оглядел нас, затем посмотрел на мой шрам, о котором он еще ничего не успел выспросить, и промямлил:

— Да нет, Фред, мы тут разговариваем…

— А может, все-таки пойдем? — этот самый Фред не сдавался. Я видел, что он переживает за брата, и не считает нашу компанию для него подходящей. — Я попрошу Ли и он даст его тебе подержать! Сразу перестанешь пауков бояться, а то тебя трясет, как девчонку, только видишь какого!

Его хитрость не удалась — Рон не побежал доказывать свою смелость, а просто разозлился. Не такой уж он и недотепа, как мне казалось!

— Сам иди к своему пауку, и ничего я не девчонка!

Фред кинул какой-то грустный взгляд в окно и замолк, затем шагнул в купе и присел рядом с Драко, напротив меня.

— Гарри, ты на нас сердишься? — я молчал. — Мы не специально на тебя таращились, правда!

— Это еще не значит, что он не должен сердиться! — осмелел Драко. Всё же близнецы намного старше нас, и ругаться даже с одним из них ему не сильно хотелось.

— Молчи, мелюзга, а то пошепчу на распределении, тебя вообще в Хогвартс не зачислят!

Слова Фреда поставила под сомнение бесспорно умная девочка. Со снопом жестких каштановых волос на голове, с чуть длинноватыми передними зубами, весьма уверенная и, наверняка, начитанная.

— А вот и нет, такого быть не может! В школу принимают всех, так заведено с самого основания Хогвартса, был только один случай — в 1564 году. Один плохой волшебник вернулся в детство и попытался обмануть… — она запнулась на полуслове. Недобро на неё посмотрел не только Фред, но и остальные. — А вы жабу не видели, нет?

— Нет! — купе взревело единогласно.

— Ну ладно, пойду в туалете посмотрю… — девочка обиженно поджала губы и отправилась восвояси.

Неловкое молчание нарушил Фред, но лучше бы он этого не делал.

— А ты на какой факультет хочешь, Гарри? И ты… как тебя?

— Драко Малфой! — с вызовом ответил Рон, хотя его и не спрашивали.

— Я знаю, что Малфой… — неприязненно протянул парень.

Но Драко и в мыслях не держал, что должен что-то там отвечать долговязому Фреду Уизли, много чести! Он, не мигая, смотрел на мои сжатые кулаки и, я уверен, понимал меня, как никто другой…

— Слизерин! — заорал я на весь вагон, не справившись с обидой и разочарованием, застрявшими во мне, словно комок невыплаканных слез. — Слизерин! Слизерин! — со стороны могло показаться, что это обычная истерика.

Фред нахмурил своё веснушчатое лицо и тихо произнес:

— Но ты ведь знаешь, как погибла твоя мама, все знают…

— Слизерин… — прохрипел я низким голосом, четко и ясно.

Он что-то почувствовал, хоть и не мог понять, ведь многого не знал. По всей вероятности Уизли все же умнее, чем кажутся с первого взгляда. Парень резко поднялся, схватил Рона за руку и потянул его к двери с такой силой, что тот даже не успел подняться на ноги и упал на четвереньки посреди купе, больно стукнувшись коленями об пол.

— Ты что, сдурел! Отпусти меня!

— Уходим отсюда!

— Нет, это ты уходишь! — Драко вскочил на ноги, задрал голову и смело уставился Фреду куда-то в район подбородка, тем временем Рон уже освободился и потирал запястье.

— Я не… — но в ту секунду мы встретились с ним глазами. — Ты не прав, Гарри! Ты можешь любить отца, но у тебя же была еще и мама! — выкрикнул он с разочарованием в голосе, развернулся и ушел, столкнувшись у выхода с Крэбом и Гойлом — знакомыми Драко и детьми друзей семьи Малфой. Я тоже неплохо их знал, мы часто играли в Малфой-мэноре.

— Привет, Драко, Гарри, а мы вас иска… Эй, осторожнее! — круглый, как надутый шарик, Гойл, не смог вовремя увернуться от стремительного Уизли.

— Извини, — расстроено пробормотал Фред. Гарри Снейп ему не понравился, но и он, в свою очередь, не понравился мне! Только вот я расстраиваться по этому поводу не спешил…

Несмотря на то, что его слова еще долго звучали в моей голове, сливаясь с мерным грохотом колес, дальнейший путь мы проделали без особых приключений. Драко, наконец, вытащил из своего кармана сверток плотной коричневой бумаги и, смущаясь и краснея, извлек на свет парочку дохлых мышей.

— Ну, родители запрещают, и вообще… Но он ведь голодный, ехать то долго…— забубнел приятель оправдания своему отнюдь не аристократическому поведению. — Жалко его!

Накормив филина и убедившись, что никто не собирается над ним смеяться, он переключил свое внимание на крысу Рона — Коросту, вызвавшую неописуемый восторг у Крэбба и приступ тошноты у нас с Гойлом. Какая-то она ну уж слишком подвальная, что ли… Таких только в зелье кидать, а не себе за шиворот!

Оставив Грэгори морщиться наедине с этой «мерзостью», и клятвенно пообещав ему не задерживаться, я вышел в коридор. Судя по его визжанию — как раз вовремя. Видно, Коросте надоело изображать из себя экспонат, и она тоже решила размять ноги. Тьфу — лапы!

За окном уже давно мелькали не дома, а бескрайние поля, на одних паслись коровы, на других дозревал урожай, а на третьих буйным августовским цветом пестрели россыпи цветов. Каких именно — я не замечал. Экспресс шел быстро, и картинки перед глазами сливались в одно большое яркое пятно. Всё это казалось таким обычным. Трудно было поверить, что я еду в школу для волшебников после того, как целый месяц повел в обычной маггловской семье! Семье моей матери, которая тоже вот так ехала когда-то в первый раз и не догадывалась, что зайдя в этот поезд, она выбрала скорую смерть…

Гортанные переливы вывели меня из странного оцепенения и заставили вздрогнуть. Чересчур много живности за один день! Краем глаза я заметил жабу, мечущуюся перед выходом в тамбур. Казалось, её отчаяние передалось и мне — жаба абсолютно точно хотела жить, и уж точно не хотела быть раздавленной! Вздохнув, закатив глаза к потолку, но все же решившись, я подошел к несчастному животному и с трудом — зеленая шкурка выскальзывала из пальцев, но схватил его. Короста в ту же секунду показалась мне «симпатичной», без всяких сомнений! Отогнав шальную мысль и вспомнив, что заикание долго лечится даже волшебниками, Грэгори пугать я передумал, но что тогда делать с этим пучеглазым ужасом? Скормить филину Драко? Отогнав и эту мысль, как слишком жестокую, я поплелся по вагону искать ту саму умную девочку, чьи поиски этого чуда оказались явно безрезультатными.

— Ой, это ты тот мальчик?.. — так, дверь захлопываем, и побыстрее!

В следующем купе сидели рослые старшекурсники и подгоняли каждый своего дракона, маленького и ненастоящего, разумеется. Те бегали по столу, изрыгали огонь в сторону противников и вовсю пытались оправдать возложенные на них надежды. Парни уставились на меня весьма недружелюбно, а один вообще счел нужным грозно цокнуть языком. Но уже спустя несколько секунд их лица расплылись в счастливых улыбках.

— Снейп младший… Ты заходи, не стесняйся! Давай знакомиться! У нас тут драконьи бега! Эй! Ну куда же ты?! — и тут её нет. Я вышел, безжалостно разрушив мечту студентов о более высоком балле по Зельеварению.

Пройдя еще несколько купе и получив в подарок бантик, несколько вздохов, два ругательства, и три приглашения дружить, я наплевал на отцовские напутствия о необходимости скрывать свои знания (Ему не дарили розовый бантик и воздушный поцелуй!), и прошептал:

— Парционелли…

Девочку я запомнил хорошо — она сразу выбежала из последнего (кто бы сомневался!) купе и закричала:

— Я тут! — и принялась озираться по сторонам.

— Держи жабу, ты искала! — я ткнул жабу ей в грудь и принялся вытирать руки о штаны, благодаря Мерлина, что Драко не видит такого безобразия. — Она тут прыгала, а ты как раз вышла. Ну, в общем, держи свою жабу… — повторил я и развернулся, просто счастливый, что избавился, наконец, от её домашнего любимца.

— Это Тревор, и он не мой, а Невилла! Спасибо тебе большое! Я Гермиона Грейнджер! — выпалила девочка на одном дыхании.

— Я Гарри, — с фамилией я решил повременить.

— Мы знаем… — она замялась. — Слушай, Гарри, ты же вырос среди волшебников?

— Ну да… Мой папа профессор в Хогвартсе! — не знаю почему, но мне нестерпимо захотелось перед ней похвастаться, и я даже пожалел, что не сказал фамилию.

Гермиона восхищенно округлила свои карие глаза и несколько раз ахнула.

— Зайди к нам, пожалуйста, расскажешь что-то! А то Невилл как-то неинтересно рассказывает…

— А ты что, из магглов, да? — спросил я с опаской.

— Ну да! — она с готовностью кивнула, и опасения мои подтвердились. — Но я много знаю, я «Историю Хогвартса» пять раз прочитала, а учебник по Заклинаниям — шесть! — её от гордости прям распирало. Знала бы Гермиона, что я её с помощью темного заклинания нашел. Оно простое, конечно, но ей и такое никогда не выучить — она его просто не найдет. Не те книжки читает!

— Угу… — я переминался с ноги на ногу и просто не знал, как уйти, не выставив себя грубияном. Во первых — абсолютная грязнокровка, во вторых — заучка похлеще меня, а в третьих — да не хочу я с ней дружить! Это мне что, между какой-то девчонкой и Драко выбирать? Чепуха!

— Меня ждут, Гермиона, я лучше пойду, хорошо?

— Ну ладно, как-нибудь в другой раз… — но я уже шел по коридору, в своё купе, к своим друзьям. Правда, зачем-то оглянулся — Гермиона растерянно смотрела мне вслед, и все еще крепко прижимала к себе гадкую жабу. Она, Гермиона, а не жаба, явно хотела со мной подружиться, я чувствовал. Но чего ради с ней дружить мне?! По какой такой причине?

— Ты с кем так долго разговаривал? Обещал ведь меня там не оставлять! — Гойл чуть не плакал, и я принялся его утешать. — Нет, ты представляешь, они её на меня кинули, а я её отшвырнул, ну она же такая противная!

— Ты еще Тревора не видел…

— А?

— Не важно, продолжай.

И Грэгори принялся махать руками, объясняя мне, что же произошло. Его пухлые щеки дрожали от обиды, а маленькие круглые глазки блестели от еле сдерживаемых слез. Я же еле сдерживал хохот — Гойла всегда до смешного легко обидеть. Несмотря на его физическое превосходство и полное отсутствие мыслительных способностей, мне частенько казалось, что он добрее и ранимее всех нас, вместе взятых!

— Так вот, Рон обиделся, а Драко меня отругал, громко так, а потом они… — он еще долго не хотел заходить в купе и жаловался мне на эту парочку новоиспеченных друзей, но ровно в половине первого в вагоне появилась тележка со сладостями. Все обиды были забыты и мы принялись делить вкуснейшие сэндвичи тети Петунии, заедать их тянучками, обмениваться карточками из-под шоколадных лягушек, смеяться и шутить. Я даже забыл, какое испытание ждет меня на распределении. Но забыл совсем ненадолго, а когда вспомнил, принялся разглядывать довольного Драко, словно пытался запомнить его таким навсегда. Приятель как раз доказывал Рону, что у него в доме действительно сто двенадцать комнат и два подземных этажа. Уизли завистливо вздыхал и мечтательно качал головой из стороны в сторону.

— Я тебе покажу, на каникулах! — приятель хвастливо кивнул в мою сторону. — У него спроси! В некоторые, конечно, двери трудно найти — они под стены маскируются… Но мы пять таких уже отыскали! Гарри хорошо знает, как искать спрятанное! Правда?

— Ага… — я подтвердил, но взглядом дал понять, что нечего тут всем рассказывать, что я умею. Драко виновато улыбнулся и незаметно подмигнул.

Не хочу терять такого друга, очень не хочу… но сердце ёкнуло.

***

— А как батюшка ваш, что-то я не видел его? Прибыл?

— Прибыл… Позавчера еще.

— А нянюшка, не хворает?

— Не хворает… — я уставился в пол и глаз старался не поднимать. Над моей головой пролетела муха. Вычислить траекторию её полета на слух можно было элементарно — вокруг стояла просто звенящая тишина.

— Серьезная она у вас, такая серьезная-я-я… Нынче это, знаете ли, редкость! Все стараются поменьше работать, абсолютно все! А она — нет! Мне Барон сказывал, какой порядок умелица наводит у профессора: после неё даже пылинки не найти, всё блестит, как моя шпага! Блестела, разумеется, в далекие лучшие времена… — Безголовый Ник принялся поправлять своё жабо и горестно вздыхать. Но он был прав, после Хельги не то что пылинку найти сложно, но и любую вещь, позволившую этой самой пылинке на себе появиться!

— Эээ…

— Да, мой мальчик? — призрак встрепенулся и участливо наклонился ко мне поближе, отчего его голова накренилась и грозилась вот-вот покинуть положенное ей место. — Ты что-то хочешь сказать?

Что я мог ему сказать? Мистер Безголовый Ник, общение с вами в этой маленькой темной комнате на тему благополучия моего «батюшки» и «нянюшки» несколько отрицательно сказывается на моей репутации? Потому как, видите ли, кроме меня здесь еще сотня первокурсников, лишившихся дара речи и пребывающих в полуобморочном состоянии? Но даже в таком состоянии уже два индивидуума умудрилось обозвать меня «папенькиным сынком», и два тумака от Драко уму разуму их так и не научили?!

Нет, такого сказать я не мог.

— Мистер Ник, мне кажется, вас ждет мистер Проповедник… — жемчужно-белая тень у стены материализовалась, приобрела четкие очертания и превратилась в толстого монаха с добродушной физиономией. — В зале, наверное, уже народу полно…

— Ох! Совсем вы меня заговорили, молодой человек! Конечно, я же там еще сегодня не показывался… — что означало, что сегодня он еще не запрокидывал свою отрубленную голову, и чьи-то нервы остались невредимыми. — Идемте, друзья! Нас ждут! — за ним в шеренгу выстроился еще с десяток призрачных фигур, и все они, беседуя о чем-то своем — призрачном, комнату покинули. На прощание Безголовый Ник крикнул: — Я сегодня порадую Барона — скажу, что его факультет этим великим днем пополнится еще одной светлой головкой! Или темной? — он не сдержался и противно хихикнул. Если бы в привидение можно было попасть, я бы так и сделал, не пожалев башмака, честное слово!

Я оглядел перепуганных детей, и выражение лиц многих из них мне сильно не понравились. Даже Гермиона, до прихода призраков с воодушевлением объяснявшая всем, какие страшные испытания их ждут на распределении, хмурилась. Видно, кто-то её уже просветил по поводу «избранности» и некоторых особенностей учащихся змеиного факультета, и девчонка сделала выводы. Однако все присутствующие были явно не единодушны. Многие одобрительно хмыкали и кивали, переговариваясь друг с другом. Будущие слизеринцы, те, кто про Кровавого Барона слышал от родителей — догадался я, и совсем расстроился. Мне в их число не попасть…

Но совсем плохо стало, когда в комнату вошла профессор МакГонагалл, окинула строгим взглядом всех первокурсников и по привычке со мной поздоровалась. Все же я знал Хогвартс и его учителей совсем не по учебникам, в отличие от Гермионы Грейнджер.

— Так, все построились в две шеренги, живее! Следуйте за мной! — командовала она. — Здравствуй, Гарри… — громко сказала женщина, споткнувшись своим колючим взглядом о мою скромную персону.

— Добрый день, — буркнул я не слишком вежливо и смирился с тем, что с этого момента буду вызывать недоверие у всех четырех факультетов, без исключения!

Восторженные вздохи и ахи пораженных великолепием Большого Зала меня раздражали, видел я уже это всё, и не раз. Еда на золотых тарелках и кубках, после съеденного в поезде, вызывала лишь один рефлекс — рвотный, и, судя по отрыжке Драко и Рона, не только у меня. Тысячи плавающих над столами свечей — это красиво, но все же как-то непродуманно. Восковые капли уже два раза упали мне на макушку, но выдирать их вместе с волосами мне совсем не хотелось.

Обеспокоился моей шевелюрой и Крэбб.

— Эй, дружище, у тебя на голове… — прогундосил он почти заботливо.

— Да знаю! — рявкнул я себе за плечо и задумался. Мне никогда не нравился Хогвартс: его чудеса, рассчитанные на совсем уж непосвященных в магию, показная роскошь и богатство, обманчивое ощущение безопасности, да и вообще — мне всё не нравилось! Отец говорил, что замок живой — в него заложена энергия его основателей, и эта энергия может думать и выбирать, кому открыть свои секреты, а от кого их лучше спрятать. Мне уже давно казалось, что эта самая сила еще до моего рождения причислила меня ко второй категории, и честно говоря — не ошиблась!

Все смотрели вверх и по сторонам, толкали друг друга и наступали мне на ноги. Растерял всю свою важность и показную невозмутимость даже Драко. Его рот не закрывался уже целую минуту! Они с Роном прижались спинами друг к дружке, наплевав на необходимость держать строй, кружились на месте, словно единый механизм, и обменивались такими фразочками:

— Ух….

— Ну да…

— А ты там видишь, видишь?! — Рон тыкал пальцем куда-то в потолок.

— Ага, вижу…

Тем временем зал затих, сотни бледнеющих в полумраке лиц словно застыли, и шляпа на табуретке у помоста завела нудную песнь про свой ум, чужую корысть, отвагу Грифиндора, хваленое трудолюбие Пуффендуя, любовь к наукам учащихся Когтеврана, а также наглость, хитрость и беспринципность слизеринцев. Нет, я всем докажу, что песню писал Дамблдор, обязательно докажу!

— Итак, начнем! — профессор МакГонагалл сверилась с пергаментом и провозгласила: — Аббот, Ханна! — ага, вот ты какая, подружка противной девчонки, опасавшаяся, что вас заспиртуют…

— Пуффендуй! — проорала шляпа спустя мгновение.

— Боунс, Сьюзен! — Драко что-то шепнул Рону на ухо, и оба захихикали. Сьюзен обернулась и показала им язык. Хорошо, что хоть не разревелась — мысленно я её похвалил.

— Пуффендуй! — раздалось вновь, и крайний справа стол в очередной раз разразился аплодисментами.

Затем шляпу примерили Тэрри Бут и Мэнди Броклхерст, и Когтевран пополнился еще двумя студентами. Первым новым членом Грифиндора стала кудрявая Лаванда Браун, та самая — разговорчивая подружка Ханны. Я старался запомнить, кто есть кто, и не забыть, кому не мешало бы попортить жизнь! Стол Грифииндора сотрясли приветственные крики, но среди кричавших особо сильно выделялись голоса близнецов Уизли.

— Финч-Флетчи, Джастин! — Пуффендуй!

— Мораг МакДугал! — Слизерин!

— Миллисента Булстроуд! — Слизерин!

— Симус Финниган! — Грифиндор!

На Симусе шляпа размышляла совсем недолго, если точнее — она не размышляла вовсе! Но вот на голове Рона Уизли, которого вызвали сразу за Финниганом, она, казалось, заснула… Еще я заметил, что младший Уизли с ней о чем-то горячо спорил, но противный головной убор не отвечал, а кривил губы и морщил «лоб» — то есть свою остроконечную верхушку, на которой как раз красовалась заплатка. Минуты шли и многие просто заскучали — кто-то откровенно зевал, кто-то принялся почесываться от нетерпения, Гермиона же извлекла из портфеля учебник по Зельеварению и демонстративно его перелистывала, ну а Драко по левую руку от меня замер и старался не дышать. Может, рыжий ему действительно понравился? Я ободряюще хлопнул приятеля по плечу.

— Да у него все родственники на красном факу…

— Слизерин… — проскрипела шляпа и зал погрузился в тишину, нарушаемую лишь осторожными фразами ничего не понимающих первокурсников.

Первым опомнился совсем не я или Драко, а сами слизеринцы. Они несмело захлопали, но глаза у них всех расширились от удивления и непонимания, граничащего с ужасом. Несколько раз, еле заметными движениями, хлопнул и мой отец. Он повернулся к нам и его тяжелый взгляд теперь вовсю буравил Драко — тот не справился с радостью и запрыгал на месте. Всего два раза и невысоко, но декану Слизерина и этого хватило, чтобы понять, что дело здесь не чисто…

Идя по залу к зеленым знаменам, Рон приветливо махнул нам рукой, но от своих братьев отвернулся, словно вспомнив что-то, а затем пригнулся и продолжил путь почти бегом! Близнецов стало жаль, да и старосту — Перси — тоже. Парни привстали со своих мест, побледнели и чуть не плакали! В их дружной семье с этого момента все изменится, и не в лучшую сторону — понял я каким-то шестым чувством.

Пока Рон обменивался рукопожатиями со своими новыми однокурсниками, которые не пожелали демонстрировать всем свое удивление еще дольше и предпочли принять Уизли, на Грифиндор распределили Грейнджер и Невилла Долгопупса, владельца мерзкой жабы и потому явно не очень нормального человека, по моему мнению. Затем настала очередь Лайзы Турпин, пополнившей собой Когтевран, и высокого красивого мальчика — Блейза Забини, попавшего на тот же факультет, что и Рон, чему особенно обрадовались слизеринки, а еще через две минуты меня покинул Драко. Факультет змеи захлопал ему тут же, как только профессор выкрикнула его фамилию. Он шел медленно, демонстрируя всем себя и свой дорогой черный костюм, а кому-то даже успел подмигнуть! Но оглядываясь на меня, товарищ менялся в лице и словно извинялся. Таким сочувствующим я его еще не видел, да и навряд он таким когда-то был, это же Малфой… В ту минуту Драко показался мне старше, чем был на самом деле, но легче от этого не стало, совсем.

Странное дело, при всем при том и вопреки всем моим ожиданиям, шляпа не зашлась в истошном вопле, только коснувшись его белобрысой макушки. Она подумала с полминуты и лишь затем громко, но спокойно, выговорила:

— Слизерин.

Я остался один, без друзей. Попытки унять беспричинную тоску, меня душившую, успехом не увенчались.

Крэбб и Гойл, понятное дело, отправились следом за Драко, но перед тем сочли нужным пожать мне руку, отчего я чуть не взвыл. Они все знали о замысле Дамблдора и будто прощались! За нами с интересом следили пуффендуйцы — только их столу была вида группа за углом профессорского помоста, уже заметно поредевшая. Остальные факультеты размещались левее, и видеть ничего не могли.

Мун, Нотт, Паркинсон, девочки-близнецы Патил, затем Салли-Энн Перке и, наконец…

— Снейп, Гарри!

Я плелся к злосчастной табуретке, глох от аплодисментов, безуспешно пытался встретиться глазами с отцом, и садиться на данный предмет мебели категорически не хотел. Но оглядев его со всех сторон, и вздохнув парочку раз, уселся, как мне показалось — на гвозди! Вокруг продолжали восторгаться личностью Мальчика-Который-Выжил, но в большинстве своём восторгались вынужденно, а как иначе — директор же наблюдает! Слизерин обрывал ладоши сильнее всех, но смотрел не на меня, а на своего декана, и старался угодить именно ему. Грифиндор обязан был хлопать — это же Грифиндор! Остальные рукоплескали по разным причинам — я ведь герой, в конце то концов!

— Минуточку внимания! — профессор МакГонагалл подняла руку, но шум не утихал. Когда то же самое проделал директор — все враз затихли. Профессор благодарно кивнула в его сторону и несколько раздраженно продолжила: — Все вы слышали, кто такой Гарри, и знаете, какую роль он сыграл в нашем с вами нынешнем благополучии, — она обвела взглядом зал, словно искала подтверждения своим словам. — Однако правила Хогвартса писаны для всех, и ни для кого не делается исключений, ни для кого! — раздался недружный хор одобрения. — Гарри, по причине родственной связи с деканом нашей школы, будет проходить распределение на один из трех факультетов, исключая тот, которым руководит его многоуважаемый родственник! — на этих словах из-за стола слизеринцев послышался грохот.

Кинув туда взгляд, я увидел спины Драко и Забини, мальчишки кого-то усердно вытаскивали из-под скамьи. Судя по рыжей шевелюре вытаскиваемого — с удивлением на этот раз не справился Рон.

— Но Гарри совсем не расстроился, и убедил директора, что не будет расстраиваться и в дальнейшем, правда? — не дождавшись ответа, она принялась нахлобучивать на меня свою драгоценную шляпу. Тетя Петуния выкинула бы её сразу же, как только увидела такое безобразие на моей чистой голове! Стоп! Я мысленно прокрутил слова декана Грифиндора назад: «…и убедил директора, что не будет расстраиваться и в дальнейшем…» Подняв глаза, я увидел, что слизеринцы уже не хлопают, а отец смотрит прямо на меня. Его взгляд красноречиво говорит, что я должен быть сильным, очень сильным. Но в моём сердце бил колокол, а его тяжелый звон отдавался дрожью по всему телу. Я просто не смог не понять, как же страстно директор хочет меня оградить от зеленого факультета и друзей…

— Ну что ж, я слышу ум и ощущаю силу, но сила силе рознь… — шляпа, наконец, заговорила. — Её с избытком, осмелюсь я заметить, но нет в тебе безумия отваги, и жизнь свою ценить научен ты сильнее остальных… — она резко замолкла. — Ты смел! Рука твоя творит деянья быстро, без раздумий. Но те деянья не несут тепла… — голос будто удивлялся. — Мой друг, и знания твои лишь губят! Нет, Гриффиндор не ждет тебя! — уже хорошо, хоть Грейнджер приставать не будет, подумал я. — Ты так хитер, что и Кандида не прельстилась бы твоим талантом, и доброта в тебе тускнеет с каждым днем… Как быть тогда, куда тебя направить? Не Пуффендуй, не Когтевран, ни Годрика юнцы? — наступила гнетущая тишина, по крайней мере, в моей голове. — Однако вижу я твоих друзей, отца, обид глубокую пучину и предрекаю, Гарри, непомерно сложный путь… Раз так, дарю тебе уединенья сладость, покой и шанс на радость — СЛИ… Ммм… Ммм…

Внезапно я ощутил прохладу, рукой нащупал собственную макушку и ничего там не обнаружил. Профессор содрала шляпу! Я оглянулся на отца — тот сцепил пальцы с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Его злость и беспокойство накрыли меня горячей волной. Отрешенность бездонных черных глаз могла обмануть кого угодно, но я — сын, а не кто угодно!

— Мы договаривались, и директор тебе говорил… — шипела Минерва МакГонагалл за моей спиной, прикрыв шляпе рот ладонью. — Или повторить?! — что повторить, я понял сразу. Раздался легкий хлопок — кто-то применил заклинание Увещевания. Оно действует лишь на магических существ и такие же предметы. Волшебники на него никак не реагируют. В быту оно очень полезно — урезонивать разбушевавшихся садовых гномов или злобных эльфов, ворующих все подряд, приходится довольно часто. Я почувствовал досаду. Что же тогда можно свершить гораздо более сильными заклятиями? И неужели наследие самих основателей можно одолеть чарами домохозяек?!

Оказывается — можно. Профессор извинилась за заминку, сказала, что, мол, забыла шляпу предупредить и быстренько надела головной убор обратно, пока магия не выветрилась. Вероятно, именно это только что и произошло.

— Грифиндор! — заорала многострадальная шляпа и поставила жирную точку в этой бессмыслице.

Но я так просто не сдался. Со стула теперь уже моему декану пришлось своего новоиспеченного ученика просто стряхивать — и это совсем не образное выражение! Потому не только Дамблдор, но и некоторые сообразительные студенты Хогвартса все же поняли, как сильно я хочу на материнский факультет… Уизли входили в их число, разумеется. Однако добравшись до скамьи под красным знаменем, я плюхнулся на неё, принялся широко улыбаться, здороваться со всеми, кто этого хотел, и вообще вести себя так, словно ничего не произошло. Меня так учил отец.

«Скрывая себя, ты обретаешь преимущества, которые помогут победить, — говорил он, — и не имеет значения, где побеждать — в жестокой войне или безобидной детской игре...»

Вызванный моей персоной шум, да и сама моя персона, незамеченными не остались, только вот не отцом, а Аргусом Филчем! Смотрителя я и раньше видел, естественно, но вот знаком с ним не еще был. Старик трогательно прижимал к себе свою знаменитую кошку — миссис Норис, стоял посреди помещения и шмыгал носом. Его сгорбленная фигура и красные от слез глаза, которые он промокал своим клетчатым шарфом, не вязались с образом злобного сумасшедшего, а именно таким его обрисовал мне мой сосед по комнате — Симус Финниган. О мистере Филче ходили легенды больше напоминающие страшные сказки, но, похоже, я только что узнал, что не всем легендам стоит верить…

— Болеет? — поинтересовался я сочувственно.

Мистеру Филчу не понравилось мое сочувствие, он сердито отвернулся, пытаясь перестать всхлипывать, но ответил:

— Недоумки с твоего факультета постарались! — голос его прерывался от горя и обиды. — Бедная моя кисочка…

Я готов был взвыть от жалости к серому тощему созданию, безжизненно свесившему голову на руке хозяина, и от злости к её мучителям, но не успел.

— Кладите её на стол, я нашел ту мазь… Гарри? Ты что здесь делаешь в такую рань? — папа вихрем пронесся мимо меня, а за ним шлейфом пронеслись горькие запахи трав. — Тебе необходимо высыпаться! — затем он холодно, но вежливо представил меня завхозу: — Мистер Филч, это мой сын — Гарри, — в его голосе угадывалась гордость.

Я подобрался, словно меня министру представляли! Но затем задумался — гордиться мной перед каким-то завхозом? Рассмотрев плешивого морщинистого мужчину, который как раз бережно укладывал свою кошку на принесенную им подстилку из какого-то тряпья, ничего необычного я не заметил. Старик и старик! Однако он наверняка отцу чем-то полезен, но вот чем? Что же в нем такого особенного?

— Очень приятно, но я прекрасно его помню! — мистер Филч явно рассердился на такое неуважение к своей памяти. — Виделись уже, когда в пеленках был… — еле слышно проскрипел он, не оборачиваясь.

— Разумеется, — кивнул отец, подтверждая его слова. — Гарри, подожди за дверью, я скоро освобожусь.

— Нет! — горячо возразил Аргус и все же неуверенно посмотрел на меня. — Он не мешает…

Мы встретились взглядами, и в его мутных глазах я увидел благодарность, самую обычную человеческую благодарность! Он почувствовал, что мне не просто жаль кошку, мне жаль его друга, ведь я хорошо знаю, что такое одиночество, даже очень хорошо. Младший Снейп ему приглянулся. Ну а на моего отца он и так смотрел, как на живое божество, сошедшее с небес, и даже пригибался при каждом его приближении, не справляясь со своим безграничным почтением к такой личности.

Пока декан черной тенью кружил вокруг стола и втирал дурно пахнущую мазь в тельце животного, мистер Филч доковылял до меня и просипел прямо в лицо:

— Ты, если там что, обращайся, в гости заходи… — изо рта у него пахло не лучше, чем от мази. — Я родителя твоего уважаю, ну и ты, вроде, разумный малый…

Я словно что-то выиграл, но виду не подал.

— Ага… — скромно протянул я, чуть не лопнув от усердных трудов по сдерживанию своей радости. Заручиться поддержкой того, кого все боятся, того, кто носит с собой все ключи Хогвартса! Ну, почти все. В общем — день начинался просто чудесно!

И когда отец освободился, вымыл руки и приступил к допросу, целью которого было выяснение причин, позволивших шляпе определить Рона Уизли на его факультет, тем самым испортив ему настроение на год вперед, я все равно улыбался.

— Миссис Малфой пригласила?!

— Пригласила.

— И Рон согласился?

— Ну пап, раз он на твоем факультете! Согласился! Ему Драко понравился! Ну, или его рассказы о Малфой-мэноре… — в последнем я не был уверен, но не сказать не мог.

Отец даже забыл, что меня необходимо поучить уважению к старшим, а просто уставился на противоположную стену и замолк. Его черные бездонные глаза, обычно напоминавшие мне длинные туннели полные неизведанных тайн, на этот раз выражали лишь банальное удивление. Притом казалось, что отец удивлялся за всех слизеринцев вместе взятых, когда-либо учившихся в Хогвартсе!

— Артур, Артур… Ты зря был так непогрешим…

— Кто? Что? — я ничего не понял.

— Да неважно. Подойди! — отец сел в кресло у стола и поманил меня пальцем. Я подошел, он положил руки мне на плечи и пристально посмотрел в глаза. — Гарри, несмотря на то, что ты на другом факультете, не оставляй Драко, хорошо? Может, тебе сейчас кажется, что это он влияет на Рона, но все может случиться… иначе. И не забывай, кто такие Уизли и как они к нам относятся, договорились?

— Конечно! — о таких простых вещах я забыть просто не мог.

— Ты хотел еще что-нибудь?

— Эээ… — отец принялся рыться на столе в поисках нужной ему папки, а я все еще мялся и не знал, как преподнести свою просьбу. — Пап, а ты не мог бы сказать Хельге…

— Что сказать? — папа замер, а уголки его губ предательски дрогнули. Он будто знал, о чем я сейчас попрошу. Я мысленно хлопнул себя по лбу — разумеется, знал! Это ведь он меня оклюменции учил, а не наоборот!

Забота — хорошо, но в меру. Несмотря на то, что я встал сегодня очень рано, мои соседи проснулись намного раньше меня и битый час наблюдали, как Хельга носится по спальне. Она развесила на спинке стула дюжину носков разной толщины и плотности, дабы я выбрал из них наиболее мне приглянувшиеся, разобрала чемодан, рассортировала мои свитера и брюки строго в соответствии с цветовой гаммой. А после, как искренне любящая, но немного ненормальная, еще полчаса носилась по спальне с серебряным кофейником, подыскивая подходящее для него место, впоследствие оказавшееся прикроватной тумбочкой, и не обращала ровно никакого внимания на Симуса, Невилла и Дина. Те натянули бордовые шерстяные одеяла по самые подбородки и опасливо на все это взирали. Когда Хельга трудится — на её сморщенной мордочке появляется такое свирепое выражение, что перечить ей и отец не смеет. Ему проще покорно позволить домовику делать всё, что угодно. Даже укрывать себя третьим одеялом в слегка прохладный июльский вечер!

Именно в таком испуганном состоянии я и застал моих соседей по палате… тьфу… спальне! Ни один из них не вызывал во мне хороших чувств. Однако неуклюжий молчаливый Невилл все же импонировал мне больше, в отличие от медлительного Дина Томаса и неугомонного ирландца Симуса. Последний постоянно что-то говорил, чем-то хвастался и всем нравился! Он явно превосходил меня по красоте, которой, если честно, во мне не наблюдается вовсе. Его светлые волосы, лопоухость, веснушки, голубые глаза и какой-то уж слишком добрый взгляд, похожий на взгляд полного придурка, умиляли большинство преподавателей и всех без исключения девчонок первого курса. Я всегда смогу заработать, если решу передавать их надушенные записки Финнигану за определенную плату! Пока же я делаю это бесплатно, и за то Симус еще в первый день смело причислил меня к числу своих лучших друзей, не подозревая, насколько неверен такой его выбор.

Он до сих пор не устаёт меня представлять каждому встречному, и так запросто меня узнающего, таким вот образом:

— Это мой друг — Гарри! Он просто гениальный! — и обязательно хлопает меня по плечу. Что Финниган имеет ввиду под «гениальностью», я уверен, непонятно даже ему самому.

Но с ним категорически не согласен Долгопупс. Уже на второй день, во время завтрака он, дождавшись, когда я отойду подальше от столов, зашептал что-то Симусу на ухо. Тот чуть не подавился куриной ножкой, и разговор меня заинтересовал.

Незаметно махнув палочкой, я применил усовершенствованный отцом Сонорус — очень простое заклинание, и в моей голове раздался встревоженный голос Невилла:

— … и на наш факультет он не хотел, и ты ему совсем не нравишься…

— Ты сдурел! Он же гриффиндорец!

— Но это потому, что правила запретили и шляпа…

— Симус! — я подкрался незаметно, и Невилла чуть удар не хватил. Он схватился за край стола и вздрогнул всем телом. — Пошли уже, сколько можно есть! Я тебе покажу короткий путь к Флитвику, а то будешь блуждать, как в прошлый раз…

— Ага! Идем! — он резво вскочил, перепрыгнул через скамью и заулыбался.

— А ты, Невилл, завтракай. Тебе я потом покажу… путь… — мальчишка смутился еще больше и уткнулся в свою тарелку с овсянкой, словно надеялся в ней защиту от меня найти!

Захватив с собой веселых Драко и Рона, шушукающихся в сторонке, мы пошли прочь. Каким-то шестым чувством я уяснил, что Невилла мне не обмануть. Не смогу я! Может он и ненормальный, и смешной, и жаба у него противная, и свитера у него на вид еще более ужасные, чем у Уизли, но мальчишка точно не дурак. Он понимает, как мне тоскливо со всеми этими краснознаменными, и видит, насколько сильно мне «нравится» говорливый Симус. Еще Дамблдору доложит о подобном моем настроении! В таком случае отец меня просто выпорет, а потом заавадит, а затем вновь выпорет… Ну, совершит что-то в таком духе. Но Невилл смотрел уже не в тарелку, а в мою спину, задумчиво хмурил широкие брови и ничего вокруг не слышал, не реагируя даже на очередное замечание Гермионы. И я подмигнул! Пусть так, раз он сам захотел, будет ему война, обязательно будет! Долгопупс приоткрыл рот и выронил вилку. Та упала на мраморный пол, и гулкий звон от её падения слышался до самого выхода из зала. Неужели так испугался? Я, может, и выгляжу мрачновато, и декана Слизерина напоминаю всем, кто имел счастье его видеть, и подмигивал с умыслом, разумеется, но так пугаться? Я ж не Кровавый Барон, в самом деле! Мне одиннадцать!

Однако мои мысли прервал тяжелый стон Невилла. Он согнулся, словно от кишечных колик, и Грейнджер испуганно закричала. Все вокруг засуетились, повскакивали со своих мест, и меня от остальных незаметно отделил профессор Квирелл. Он как-то осторожно потянул мою руку, мимолетно наклонился, словно просто отодвигал ученика со своего пути, и прошептал:

— Это ты, Гарри, это ты…

С тех пор прошло три дня, а я не могу прийти в себя и сейчас. В момент, когда ладонь профессора дотронулась до моей, показалось, что на меня навалилась тяжесть всего мира, а ноги словно налились свинцом! Но затем я резко воспарил надо всеми — тело стало невесомым, а внутри поселился покой. Я даже удивился — почему же меня не хватают за ноги и не притягивают обратно, к земле? Я же улечу! Такие ощущения длились мгновения. Всё прошло быстро, но следом за непонятными ощущениями в теле, в моей голове раздались голоса. Их гул нарастал с каждой секундой, он давил на меня, разрывал на части! Люди кричали, срываясь на хрип, шептали, кто-то кого-то проклинал, кто-то о чем-то молил, но я точно знал — все они обращаются ко мне и никому кроме меня…

Я прогулял занятия по Заклинаниям. Мне было страшно, очень страшно! Невилла согнула пополам именно моя злоба, скрытая внутри. Но испугался я не столько её, сколько себя самого. Та сила, вырвавшаяся наружу… Уткнувшись носом в подушку и спрятавшись за пологом от любопытного Симуса, последовавшего сразу за мной, я понял, о чем писала мне неизвестная в том странном письме. Я прислушался к своим желаниям… и услышал! Только вот еще не разобрал — радоваться мне этому или огорчаться?

Все эти свежие воспоминания я словно пересмотрел заново, потому как отец и не скрывал, что просматривает их вместе со мной. Все забыли про Хельгу, мою невысказанную просьбу, Уизли и Драко, про время и завтрак, на который я вот-вот опоздаю. Всё осталось позади, как что-то мелкое, незаметное и глупое. Мы одновременно осознали что-то очень важное и сложили кусочки мозаики в единое целое. Отец смотрел в никуда, его пальцы дрожали, а на лице играла горькая ухмылка. Ему только зимой исполнился тридцать один год, однако я лишь сейчас увидел, как же он молод, но как давно и терпеливо ждет свободы…

Папа нервно откинул волосы назад, зажмурился, затем резко вскочил, сложил руки за спиной и принялся ходить туда-сюда, не переставая бубнить что-то себе под нос. Затем, чуть не разорвав ткань от нетерпения, закатил рукав, и я в который раз залюбовался бледным рисунком на его предплечье.

Пронаблюдав за ним еще несколько минут и, не увидев того, что ожидал, он процедил сквозь зубы:

— Я хорош, слишком хорош … Он мне не доверяет! — и в сердцах смахнул со стола стопку школьных тетрадей. — Гарри, ты должен принести мне это письмо. Ясно?! — решимость в его голосе граничила с яростью.

— Сейчас?

— Нет, лучше вечером… — он выпрямился, взмахнул палочкой, леветируя тетради на положенное им место, помолчал немного и осторожно спросил: — Ты понимаешь, что такая твоя реакция на профессора Квирелла может быть вызвана не только его особенностями, но и… твоими?

— Понимаю… — так же осторожно ответил я.

— А ты понимаешь, что все то, о чем мы говорили многие годы, скоро потребует нашего вмешательства? Ты готов?

У меня ноги подкосились.

— Готов! — а вот это уже чистая ложь.

Однако отец предпочел её не заметить, и я приготовился слушать…

***

— Ай! — Драко сбил меня с ног, и теперь точно так же, как и я, потирал ушибленный лоб, чуть не треснувший от столкновения с моим. — Ты на шабаш умников опаздываешь?! — он поднялся первым, подал мне руку и мы принялись отряхиваться от пыли.

— Что-то случилось?

— Случилось! — приятель кипел не хуже чайника. — Еще как случилось! Сюда МакГонагалл идет, я крестного предупредить хочу. Подвинься, — я шагнул в сторону и освободил путь к двери.

— Зачем? Он её боится, думаешь? — рассмешила подобная теория нас обоих. В присутствии моего отца профессор только и могла, что поджимать губы и кривиться. Ну, еще со слизеринцев баллы снимать при каждом удобном случае. На них её хваленая справедливость не распространялась. Видимо, у каждого человека она, справедливость, своя собственная. — Или она его себе на замену пригласить хочет? В воспитательных целях? — мы захихикали, но уже через секунду со стороны лестницы послышались гневные выкрики, и смеяться мы перестали.

— Это он, это всё он! И Малфои! Это немыслимо! Это обман!

— Но Молли, ну что же вы так… — ей отвечал весьма жалобный голос моего декана. — Шляпа ведь не ошибается…

— Выходит, ошибается! — мужской бас громко озвучил чистую правду.

Растерявшая всю свою уверенность профессор лепетала:

— Но директор вот-вот вернется…

МакГонагалл семенила за каким-то мужчиной, который, в свою очередь, семенил за миссис Уизли, гневно размахивающей руками и направляющийся к нам с самым воинственным видом.

— Вот когда вернется, тогда мы с ним и поговорим!

— Дорогая, а может все-таки…— Молли Уизли так резко затормозила, что упитанный мужчина, судя по всему — отец Рона, натолкнулся на спину своей супруги и моментально изменил свою точку зрения. — Ну, если ты настаиваешь! — и процессия тут же возобновила движение.

Драко потянул меня в тень, но опоздал. Чета Уизли уже уставилась на нас, и под их взглядами мне стало неуютно, словно под ледяным душем зимой и на морозе — то есть намного больше, чем просто неуютно!

— А вот и вы! — Молли выдохнула, затем вдохнула, набирая в легкие побольше воздуха.

Однако профессор твердо решила не допустить гвалта под кабинетом декана Слизерина, и попыталась не ударить лицом в грязь перед тем, кого боялась вся школа и терпеть не могла она сама. Женщина, конечно, тоже выдохнула, но постучала в дверь довольно смело, чего нельзя было сказать о Молли Уизли и её муже. Они разом утратили весь свой напор, и в кабинет входили уже бочком.

Оглянувшись, профессор махнула рукой в сторону Драко и строго сказала:

— Мальчик, позови сюда Рона Уизли!

— Сейчас! — радостно ответил «мальчик», и остался стоять на том же месте, не предпринимая абсолютно никаких попыток кого-то там позвать.

— Ну? — спросил я просто из интереса. — Идешь?

— Завтракать? — уточнил он с готовностью.

— За Роном!

— Сдурел?! — приятель округлил глаза. — Ей надо, пусть сама и идет. Она твой декан, а не мой!

Мне оставалось только одобрительно хмыкнуть — слизеринец!

— Ну? — Драко пихнул меня в бок. — Махай!.

Опять Сонорус, но уже не для одного, а для двоих. Затем я махнул еще разочек, и еще! Наконец, Макгонагалл все же поздоровалась и принялась скомкано объяснять причины столь раннего визита, а я перестал биться в конвульсиях и трясти палочкой, убедившись в её исправности. Уизли молчали, и когда я начал вовсю сомневаться уже в своей магической «исправности», отец сказал всего два слова — тихих, жестких, от которых волосы на голове зашевелились. Закрыв глаза и пофантазировав, можно было представить эти слова, как самую настоящую бездну. Бездну равнодушия и презрения. А таким замогильным и пустым голосом, я уверен, на смерть отправляют!

— Вон отсюда…

Профессор сказала что-то вроде «Ай!», «Ой!» или «Как вы смеете!» — расслышать точнее нам помешал довольно громкий шелест. Отец демонстративно перекладывал бумаги на столе, или же листал книгу. На мгновение шуршание стихло. Папа, видимо, решил воочию убедиться, прислушались ли к его «доброму совету» назойливые люди, и поднял на них глаза. Спустя пару секунд двери распахнулись и оттуда стремглав вылетели раскрасневшиеся, взмокшие Уизли и просто пунцовая МакГонагалл! Они, молча и в считанные секунды, преодолели совсем не маленькое расстояние, и скрылись в более менее светлом проеме у выхода из подземелья, мы же остались стоять в приятном нам сумраке.

Тем не менее, я позавидовал их сыну, ведь как бы отец ни возмущался такому идиотскому обстоятельству, как Уизли-слизеринец, он принял его сразу же и навсегда. Рон теперь под защитой, а вот я — под ударом…

— Как он их… — с придыханием произнес Драко, восторгаясь крестным. — Так сыграть!

Да не играл он, отец и есть такой… холодный. Но возражать я не стал. Я что, другой разве?

Дождавшись сонного Крэбба и Грэгори, спящих на ходу, мы все вместе пошли в столовую.

— А Рон где? — заинтересовался я.

Крэбб с радостью остановился, оперся о стенку, наклонился и сделал вид, что завязывает шнурок. Его тело еще не проснулось и мстило своему хозяину за такое мучение, как поход на завтрак.

— Его Блейз будит…

— Пытается… — внес немаловажное уточнение Гойл, зевнул, пошатнулся, наступил мне на ногу, и тоже решил немного подержаться за стенку. — Он всех обычно будит… Садист…

Рон все эти дни был безумно счастлив, словно вырвался из духоты и просто не мог надышаться свежим воздухом. Он радовался, когда тянул руку на Заклинаниях, не желая отличаться от серьезных и начитанных слизеринцев. Радовался, когда в среду делил телескоп с Миллисентой на астрономической башне, шушукался с Драко по любому поводу и спорил с заносчивым Ноттом. Когда позволял Гойлу и Крэббу, ребятам крепким и сильным, защищать себя от нападок этого самого Нотта. Он радовался постоянно, словно в его голове не умолкал слышный лишь ему одному приказ: «Будь счастливым!» Братья его не понимали, гриффиндорцы его не понимали, да его даже не все слизеринцы понимали! Но Рон плевал на их мнение и продолжал издеваться над Гермионой, обзывая её лохматым сусликом, отворачиваться от родственников, и улыбаться мне, что бесило близнецов еще больше.

Справедливости ради — Гарри Снейп бесил многих. За глаза меня называли и «папенькиным сынком», и «ябедой», и «сопливусом», и «змеиным дружком», и «сухой жердью с зарубкой», высмеивая мой рост и шрам. Однако меня беспокоило лишь предпоследнее прозвище, а вернее — только оно меня и беспокоило. Если все так, как думает отец, моя дружба с половиной змеиного факультета насторожит Дамблдора и неприятности, сообща с подозрениями, просто не смогут обойти меня стороной! Но и «ссориться» с друзьями мне не хотелось. Это раньше я думал, что притворяться легко…

Если подытожить — особого почтения моя личность, освободившая Англию от Того-Кого-Нельзя-Называть, не вызывала. Люди просто не могли себя побороть. Не все, но очень многие. То ли личность отца сыграла свою роль, то ли поведение матери, то ли родители нашептали своим отпрыскам некие свои догадки и опасения связанные с темным прошлым Северуса Снейпа… Даже преподаватели косились на меня недоброжелательно, и постоянно спотыкались на моей фамилии в журнале. Или, что еще хуже, сначала смотрели на неё задумчивым взглядом, тяжело вздыхали, и лишь затем нехотя произносили, словно одолжение делали! Мне все чаще казалось, что я незаконно занимаю чье-то место, и все ждут, когда же я его освобожу. Ну, я точно знаю, чье это место. Это место проклятого Гарри Поттера, которого никогда не было и не будет. Он просто старый миф, фантазия моей матери, а я живой! Живой!!!

— Эй! Ты чего?! Вернись к нам! — парни уставились на мою явно отсутствующую физиономию и Драко забеспокоился. — Ты как будто то свое зелье сейчас варишь! Ну, зеленое… как его?

— Истины…

— Во! Точно! Эту дрянь!

Спорить по поводу «дряни» я не стал — с чем, собственно, спорить?

Но вот у входа в Большой Зал задержался и крикнул им в спины:

— Идите, я догоню! — а подождав с минуту, двинулся за ними. Какая никакая, но уловка.

— Ты ушел, когда было еще темно, а это запрещено правилами! Стыдно не знать правила сыну преподавателя! — Гермиона стояла за моей спиной и возмущенно сопела. — С нас могли снять баллы!

«Спокойствие, только спокойствие… Котел кипит, все зелья готовы, черви продаются уже нарезанными… К тому же Невилл исчез… Дамблдор исчез… Шрам исчез… а я уже давно вырос и не учусь в Хогвартсе! Или еще лучше — Хогвартс тоже исчез…» — моя незамысловатая мантра все же позволила не убить Грейнджер, но зубы пострадали. Сожми я челюсть еще сильнее — они бы сломались!

— А тебе… Хм… А ты… А тебя… — к такому наглому поведению привыкнуть просто невозможно и нужные слова никак не шли на ум. Приличные нужные слова! — А ты следила, что ли?!

Гермиона открыла рот и замахала руками, выплескивая на меня очередную порцию своего негодования.

— За тобой?! Очень нужно! — она хмыкнула, но поверить в её равнодушие все равно было сложно. — Я к Зельеварению готовилась! К твоему сведению, сегодня у нас первое занятие по этому, бесспорно важному предмету! — тряхнув копной каштановых волос, девчонка важно прошла мимо, довольная высказанным обвинением в неуважении.

Жирную точку в этой идиотской ситуации поставил Пивз — он швырнул костылем в старшекурсника за моей спиной, посмевшего надо мной засмеяться, но промахнулся, к сожалению. Уточнять, кто преградил собой путь костылю?!

Глазки-бусинки полтергейста испуганно моргнули, коротенькие ножки нервно дернулись, и в ту же секунду маленькая фигурка растворилась в воздухе, успев лишь виновато пропищать:

— Пивз не хотел, совсем не хотел…

— Тебя даже свои бьют! Ха-ха-ха! — Джордж Уизли, оказавшийся тем самым старшекурсником, продолжал хохотать, и ему громко вторила свита его веселых дружков.

— Он не мой! — на глаза навернулись слезы.

— Ты поплачь, маленький ушибленный сопливус, поплачь… Лобик, наверное, болит?

Да, Джордж, болит, тут ты прав. Но вот плакать мне захотелось не от боли, а от невозможности свернуть тебе шею!

Под улюлюкивания и выкрики я прошел к своему месту, плюхнулся возле Гермионы, не сразу и заметив такое обстоятельство, и принялся производить раскопки в овсяной каше — аппетит пропал совсем. Уставившись в тарелку, я думал. «Так много думать не свойственно мальчикам твоего возраста!» — заметила как-то тетя Нарцисса. Не дозвавшись гостя к ужину, она послала за ним домовика. Тот обнаружил младшего Снейпа на чердаке, любующегося вечерним пасмурным небом. Оно, небо, манило своей свободой, тайной, силой! Овсянка — не загадка мироздания, разумеется, но и она навевала мне кое-какие мысли…

— Ну, тебе, наверное, нужно было уйти… Да?

— Ага… — не стал её разочаровывать «нечастный» Гарри Снейп. — Папа целыми днями занят, вот я и…

Как же удобно не договаривать свои предложения, люди обычно всё «понимают» сами!

— И ты не хотел, чтобы баллы сняли? Правда?

— Не хотел… — Гермиона в задумчивости отвернулась. — Но если бы сняли, то отец бы как-нибудь вернул, обязательно! — в такую чушь я не верил, но Грейнджер и Симус, до того момента благородно прикидывающийся глухим, купились.

— Правда?! — Финниган хитро сощурился. — Чем докажешь?

— Да, чем? И как?! — Лаванда, следующая за Симусом везде и всегда, словно его тень, не удержалась. — Профессор нас ненавидит — так почти все говорят! Он злой и противный! Пуффендуйцы уже были у него на занятии!

Тут уже не удержался Невилл и громко выкрикнул:

— И ты тоже злой и противный! — реплика прозвучала отчаянно и искренне, а потому — неуместно. Все были крайне заинтересованы поднятой мною темой щедрости «летучей мыши» Хогвартса, и окажись всё так, как я им говорил, не хотели быть согласными с Невиллом, да и не понимали они его.

Симус парировал:

— А ты сиди там, пухленький! Кушай молча, а то опять живот схватит! — сидящие возле меня первокурсники, да и несколько гриффиндорцев постарше прыснули со смеху, а кто-то даже закашлялся.

Долгопупс поднялся, неуклюже перешагнул через скамью, чуть не грохнувшись на пол, и почти бегом покинул зал. Но его ухода никто и не заметил, все смотрели на меня и ожидали обещания настоящего чуда. Я уже сто раз пожалел о сказанном, но не отступать же?!

— Он сегодня начислит нам… эээ… 10 баллов! — я аж зажмурился от такой своей смелости.

— Десять? — Лаванда разочарованно фыркнула и жеманно смахнула с лица завиток. — Ты бы еще пять баллов пообещал!

О осмелел окончательно, пусть и вынужденно.

— Двадцать! — вокруг начали собираться люди, но слава Мерлину, лишь гриффиндорцы.

— Заметано! — выкрикнули несколько человек почти одновременно и я вздрогнул…

Так быстро бегать мне еще не приходилось! Опередив всех, я молнией пронесся через вестибюль, не успел затормозить у входа в подземелье, проскользил мимо него, вернулся и, перепрыгивая через ступеньки, понесся вниз. У меня появилась мечта — уговорить отца в необходимости мне подыграть и уговорить его до того, как начнется мое первое занятии по Зельеварению в этом году! Вспотевший, еле держащийся на ногах, но вполне довольный скоростью своего передвижения, я во второй раз за день ввалился в отцовский кабинет, и столкнулся с ним у самой двери.

— За тобой тролль гонится? — я отрицательно махнул головой. — МакГонагалл? Нет? Кто тогда? Дамблдор?

— Никто! — наконец изрек я и прохрипел: — Баллы…

— Я знаю, что есть такое слово. Дальше что? Пройдемся по словарю? — отец был не в настроении, говорил холодно и отстраненно.

— Гриффиндору нужны баллы!

— Они всегда им нужны, но тут играет важную роль отсутствие такой необходимой составляющей, как мозги! Но даже если бы она и присутствовала, плевать я хотел на желание этих парнокопыт…

— Папа! — заорал я.

Отец сощурился и деловито поинтересовался.

— Тебе нужны? Не им?

— Мне… Двадцать! На уроке! — я набрал в грудь побольше воздуха и приготовился просить, убеждать и доказывать, что подобная мелкая уступка с его стороны может если не спасти мою репутацию, то хотя бы улучшить.

— Хорошо.

— А?! — меня словно парализовало.

Он внимательно смотрел в одному ему видимую точку на каменном полу и молчал. Показалось, что время вокруг меня остановилось, продолжая жить лишь в отце. Он что-то вспоминал и о чем-то размышлял…

— Ты что, действительно думал, что я тебе… откажу? — спокойствие в его низком хриплом голосе больше напоминало страх или растерянность.

Не обнаружив стула для посетителей на обычном месте, я сел в кресло декана, положил подбородок на столешницу и вдохнул знакомый с детства запах. В нем было все — моё и его одиночество, пыль старинных манускриптов, горько-сладкие ароматы трав, чернил, утреннего кофе с молоком, лимонного желе, старых башмаков и новых котлов, еще не впитавших в себя ни единого запаха кроме сырости подземелья, моей детской комнаты, отцовской каморки в подвале — то есть лаборатории… У меня не было права сомневаться в его любви, ни единого. Каким бы сухим он ни был, он все равно поможет и поймет.

— Я не хотел… — попробовал я исправить ситуацию.

— Иди.

— Но я…

— Иди!!!

Уже закрывая за собой дверь, я увидел, как папа закрыл лицо руками и почти присел, издавая какой-то странный хриплый звук. Ну и чего так расстраиваться? Ну не был я уверен, что он поддержит, ну и что тут такого страшного?!

На занятие я все-таки опоздал. Не такой уж я физически крепкий, как надеялся. Бегать вверх и вниз по лестницам, живущим своей собственной жизнью — это вам не аппарировать! Да и Хельга учебники под кровать засунула, посчитав их слишком потрепанными для вычищенной ею спальни…

Никогда не замечал, что дверь в отцовский кабинет так громко скрипит. Моя личность опять-таки оказалась в центре внимания, и как бы я не наклонял голову в надежде, что длинные волосы скроют моё, совсем не виноватое лицо, слизеринцы, а именно с ними сегодня проходило спаренное занятие, все же умудрились осуждающе покачать головой!

Свободных места было всего два, и хоть Симус махнул рукой, приглашая меня сесть рядом с ним и Лавандой, я предпочел Дина — продираться в самый центр ряда и греметь стульями мне не хотелось. Ну а усевшись, принялся листать учебник в поисках нужного параграфа, готовить пергамент и проверять исправность пера. Заметив, что такие манипуляции провожу только я один, и они, манипуляции, тщательно отслеживаемы всеми без исключения и издают весьма громкие звуки, учебник я закрыл, чернильницу спрятал, а перо отложил. Со своего места на первой парте мне улыбнулась Гермиона, я улыбнулся ей в ответ и, наконец, затих.

Приблизительно я понимал, какую мысленную речь произносит сейчас профессор Снейп и какие ругательства сыпятся на мою черноволосую макушку, но не бояться же мне собственного отца?!

За неимением возможности ненавидеть меня, отец выбрал себе более доступный объект — Гермиону.

— Всё? Вы накопили в себе достаточно хорошего настроения для того, чтобы из вашей маленькой пустой головки вновь было чему улетучиваться? — он учтиво поклонился, вовсю издеваясь над девчонкой. — Вы позволите мне продолжить?

Улыбка сползла с её лица и она промямлила:

— Конечно…

— О! Разрешение Грифиндора мною получено, всю жизнь мечтал о таком счастье… — он чуть слюной от бешенства не брызгал. Все старались не дышать, в том числе и я. Но не от ужаса, а от нежелания выделяться. Сегодня я перевыполнил план по этому процессу. На год вперед!

Папа говорил шепотом и словно нехотя, но его все его прекрасно слышали и боялись пропустить хоть слово. Он контролировал весь класс, не прилагая к тому ни малейших усилий, и хотя в его черных глазах не было ни капли тепла, его не только боялись, его уважали!

— Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки, — продолжил он. — Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства… Могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой саму смерть… Но все это только при условии, что вы хоть чем-то отличаетесь от того стада болванов, которое обычно приходит на мои уроки!

Затем, в гнетущей тишине, отец открыл журнал и начал знакомство с учениками. Дойдя до своей — то есть моей фамилии, он несолидно скривился, обвел предупреждающим взглядом всех присутствующих и проскрипел:

— Снейп…

— Здесь! — подскочил я бодро и остался стоять. Драко прыснул, а затем обиженно крякнул. Наверняка это Рон не хотел злить декана и пнул приятеля в бок. По крайней мере — именно об этом говорила злющая физиономия рыжего. Но на выходку слизеринца папа внимания не обратил, разумеется.

— Садись… — проскрипел родитель еще раз, и то было последнее слово, адресованное им мне за все время, отведенное на урок.

Он не хотел обращаться ко мне по фамилии! А по-другому не мог, раз уж ко всем так обращался! И вообще, как ему выговорить: «Садитесь, мистер Снейп, вы неуч! Да нет же! Не я, а он! Вон тот, темненький, худой, и являющийся моим сыном!» Я обрадовался — напрягаться и освежать в памяти давно пройденное мне не придется. Так рисковать отец не станет. Вдруг я возьму и не отвечу?!

Ответственность за знания грифиндора на себя взяла Грейнджер. И поразив всех сведениями об усыпляющей настойке, получаемой из корня асфоделя и настойки полыни, безоаровом камне и идентичности волчьей отравы с клобуком монаха — то есть аконитом, о чем Гермиона и не догадывалась, мой факультет все же получил своё вознаграждение.

И в тот момент как отец недовольно пробубнил себе под нос:

— Двадцать баллов мисс Грейнджер… — по классу пробежалась волна восхищенных вздохов грифиндорцев и немого, но вполне осязаемого изумления слизеринцев.

И когда Гермиона окинула победным взглядом кабинет, словно позабыв о моем обещании повлиять на отца, я заметил в её карих глазах обожание и такое восхищение, с каким не сравнится восхищение домового эльфа своим хозяином, собственноручно приготовившим ужин! Да уж, у самой приставучей грифиндорки любимый учитель — мой отец… Мысленно чертыхнувшись, я понял, что уж лучше бы декан Снейп снял с нас сотни две баллов, а не добавил эти несчастные два десятка!

За обедом я получил письмо. Букля пренебрежительно швырнула его между тарелкой с супом и вазочкой с клубничным джемом. И пока три факультета, включая мой, наперебой обсуждали это летающее «нечто», а четвертый почти аплодировал, так подходила птица мрачной атмосфере Слизерина, я развернул конверт.

Дорогой Гарри,

— было написано в письме неровными буквами.

Я знаю, что в пятницу после обеда у тебя нет занятий, поэтому, если захочешь, приходи ко мне на чашку чая примерно часам к трем. Хочу знать, как прошла твоя первая неделя в школе. Пришли мне ответ с твоей птичкой.
Хагрид.

P.S. И как она узнала, что я хочу тебя пригласить?!

«Как узнала, как узнала… Узнала и всё!» — я разозлился. Эдак вся школа скоро будет «желать» мне что-то написать! И ведь напишет! Нужно срочно в библиотеке поискать что-то о системе управления этими анубисами, срочно! Хагрид захотел — прилетела! Дамблдор захочет — прилетит! Молли Узли захочет — принесется! Она такая, предупредительная… Меня передернуло только от одной мысли о таком вынужденном общении, но я, одолжив перо у Гермионы, ответ написал.

Здравствуйте, Хагрид!
Мне очень приятно, что вы интересуетесь моими школьными успехами. Учусь я хорошо! (Обведя взглядом жующих однокурсников, я вздохнул) У меня теперь много друзей. (Еще раз окинув грифиндорцев взглядом более пристальным, я вновь засомневался, но…) Они очень умные и мне с ними не скучно. Особенно мне нравится Невилл Долгопупс, Гермиона Грейнджер и Симус Финниган! (В гробу и белом саване!)

— Вы лесника с вокзала помните? Большого такого? — строго спросил я всех вышеупомянутых.
— Кого? — ответили мне дружно. Последний, на кого они обращали внимание в лодке, плывя по озеру к таинственному замку в дымке тумана, был лодочник. Ну а на школьном помосте и кроме него учителей хватало.
— Привет передавать?
— Кому?!

Они передают тебе привет и хотят познакомиться! (Высунув кончик языка от усердия, я продолжил лгать самым безопасным способом — письменным) Но я прийти сегодня не могу, у меня много домашнего задания по Трансфигурации, дополнительного. Профессор МакГонагалл разозлится, если я его не сделаю. А сегодня к вам на чай придут мои друзья. Они очень хотят увидеть ваш дом!
Г. Снейп.

Десять минут ушло на то, чтобы заставить поверить эту троицу, что поход к Хагриду — их святой долг, ведь он просто жаждет знакомства с первокурсниками своего любимого факультета! Не желая разочаровывать уважаемого человека, Гермиона согласилась первой, ну а за ней согласился Симус, в свою очередь уговоривший Невилла. Я вздохнул с облегчением — остаток дня был свободен. Понятное дело, к леснику в гости я никогда не пойду. И не только потому, что отец запрещает. Мне просто не хочется идти в ту хижину — великан постоянно крутится возле директора, а обдумывать каждое свое слово мне и так надоело до чертиков! Намного приятнее будет сходить в каморку к Финчу, захватить с собой Драко, Рона, и поспрашивать старика о потайных комнатах замка, выведать, что же такое страшное Дамблдор скрывает на третьем этаже, или кто так страшно воет в подземелье, да и вообще — с ним явно не будет скучно! Можно даже попробовать сделать то, что нужно отцу, не дожидаясь того самого дня…

***

Вопреки моим ожиданиям — меня не поняли, совсем. Драко приложил ладонь к своей груди, словно опасаясь за душевное состояние собеседника, и таращился на меня, словно я новый, глупый, и до сих пор никем не замеченный призрак Хогвартса.

— Давай Кровавого Барона лучше поищем, он хотя бы давно умер! — глубокомысленно изрек он и закатил глаза.

А вот Рону было все равно, куда идти, с кем идти и зачем, собственно. Он был готов и пританцовывал от нетерпения.

— А ты чего радуешься? Тоже мне, главная факультетская жизнерадостность нашлась… — тихо возмущался приятель, растягивая слова. — Ты заканчивай уже негативно влиять на престиж моей фамилии! Слышал хоть, куда зовет нас этот бесстрашный?!

— Думаю, Гарри не позвал бы нас, если бы там было опасно. Правда? — не дождавшись совсем ненужного ему ответа и не обращая внимания на недовольную гримасу Драко, он потянул меня за собой.

— Обратно!

— Чего?

— В обратную сторону, у него возле кухни комната, а ты меня к выходу тянешь! — озвучил я очевидный факт.

Рон нервно тряхнул рыжей шевелюрой, развернулся на сто восемьдесят градусов и вновь вцепился в меня мертвой хваткой, при этом постоянно оглядываясь и приговаривая:

— Пусть будет Филч, пусть будет…

— Его братья грозились в поросенка превратить! — шепнул мне на ухо приятель, как только Рон от меня отлип, принявшись объяснять разъяренной Пэнси Паркинсон, благодаря каким таким чарам забывчивости её конспект по Заклинаниям до сих пор у него. — Только ты ему не говори, что я знаю. Мы все знаем, но не говорим. Он обидится, гордый… — а спустя секунду убежденно добавил: — И тупой! Сам мог бы их превратить, первым. Зачем же ждать?!

Про себя я подумал, что Уизли не превратит в поросенка никого, кроме себя. Видел я его палочку, и то, как он ею размахивает, точно мух отгоняет… Но он то не может, а я могу! Правда, не сейчас и не здесь. Мы уже дошли до высокой деревянной двери, сколоченной из грубых досок, в просветы между которыми пробивался тусклый свет и запахи плесени. Было в ней что-то загадочное, уродливое и неприветливое. Но и моя цель была не из числа благородных и светлых, поэтому я смело постучал, и звонко ответил на хриплое «Кого там леший принес?»:

— Это Гарри Снейп! — и уже тише: «Вы меня приглашали…»

Не случилось ничего необычного, смотритель распахнул дверь и обыденным тоном пригласил войти, церемонно расшаркавшись перед Драко.

— А вы, молодой человек, отца мне напоминаете, сложный был ученик, очень сложный… — однако заметив недовольство своего знатного гостя, поспешил добавить, явно не погрешив против истины: — Всегда знал, чего хочет, и брал это, всегда!

Приятель нахохлился, словно индюк, и принялся благосклонно оглядывать помещение. Он дарил себя в эту минуту миру и награждал Филча своим присутствием в его скромном жилище. Но я никак не мог взять в толк, отчего же этот жалкий сквиб, который, как говорят, долгие годы предан директору, с такой ностальгией в голосе отзывается о лорде Малфое, трепещет перед моим отцом и принимает у себя слизеринцев, будто мы — первокурсники — почетные гости! То есть, отец дал мне понять — почему, но так ли это мы еще не знали… Пока я размышлял, тем же самым занимался и завхоз. Его тусклые глазки, казалось, сейчас пробуравят Рона насквозь, а двойной подбородок Аргуса и его обвисшие щеки просто тряслись от напряжения и затрачиваемых усилий на то, чтобы не заехать Уизли по его наглым веснушкам.

Не придумав ничего хорошего в его адрес, но и не желая говорить гадости, он просипел:

— А вы, юноша, присаживайтесь, присаживайтесь… Не туда!!! — от его вскрика я вздрогнул. — Это место миссис Моррис, все эти трудные пятнадцать лет! — он грозно потряс костлявым пальцем перед носом Уизли и все тотчас прониклись таким завидным кошачьим постоянством.

Усевшись на продавленный диван без одной ножки, я тоже принялся оглядываться — искал блеск. Блеск срываемой магией вещи, ведь на поясе старика никакой связки ключей я не заметил, но все не может быть просто. «Просто» бывает только в плохих книгах и школьных учебниках. Кстати о книгах, в этой комнатушке их было не меньше, чем в библиотеке у мадам Пинс! Книги, подшивки газет, аккуратно стянутые резинками, кипы бумаг, пожелтевших от старости и помеченных ярлыками с указанием года выпуска, о которые Рон умудрился уже два раза споткнуться и три раза жалобно попросить за то прощения — и эта каморка обычного завхоза?! Пока я смотрел во все глаза, Филч демонстрировал фотографии кошек на стене и увлеченно описывал судьбу каждой из них.

— А Милли дракон съел, давно еще… Хагрида был дракон… Незарегистрированный! — сказал он и зло плюнул куда-то в угол. — Паршивец косматый, ты мне еще попадешься!

Драко кивал, поддакивал и вообще, вел себя как истинный аристократ, он это может. Уизли жался на не внушающем доверия табурете, явно являющимся ровесником замка, и внимательно рассматривал носки своих истрепанных ботинок. Подарить ему новые, что ли… Из этих того и гляди пальцы покажутся!

— А Ронда мне в работе помогала, еще лучше миссис Норис нарушителей ловила, стоит где кому прошмыгнуть, а она тут уже! Интеллект у неё был о-го-го какой! Побольше чем у некоторых нынешних преподавателей…

— И что с ней?.. — приятель счел своим долгом спросить.

— Пропала, — отрезал Филч и замолк.

Затем мы пили противный горький чай, ругали МакГонагалл, внимательно слушали рассуждения старика о комнате, в которой может появиться все, что угодно — стоит только представить, и хорошо проводили время. Однако так не должно было быть! Всё казалось неправильным! И я ждал вопросов о цели нашего визита, вглядывался в мутные глаза Филча, следил за каждым поворотам его почти лысой головы с остатками жидких выцветших волос, но старик вел себя, словно радушный хозяин, и даже время от времени улыбался остатками зубов Уизли, поверив окончательно, что за этого странного слизеринца отвечает слизеринец более надежный.

На полке узкого книжного шкафу в самом темном углу, я заметил несколько светлых бликов и понял, что то не отблески двух свечей — яркость другая. Но как к нему приблизиться?! Морок наводить я пока не могу, а время останавливать научусь годам к ста пятидесяти… Что тогда? Попросить? Дайте мне ключ от комнаты нижнего этажа, чтобы я смог её открыть и выпустить то, что внутри? Что вы говорите? Дамблдор убьет? Да что вы, он же добрейший волшебник!

Я, конечно, начал незаметно передвигаться к противоположному краю дивана, но метод «тише едешь — дальше будешь» мог сработать только к утру, а Рон, как назло, не вовремя заволновался об ужине, и принялся пихать Драко в бок. Знаю по опыту — еще два три таких пинка и приятель забудет манеры, начнет бурчать, а я так ничего и не заполучу, окромя броколли и бифштекса! Поразмыслив еще немного, я все же раз в тысячный понял, что тот, кто старше — умнее. Говорил папа — действуй ночью, когда он заснет, а не когда вы толпой к нему завалитесь чай пить! Почувствовав урчание в животе я, недолго думая, толкнул Драко и приятель, избиваемый с двух сторон, красиво завершил беседу, ввернув в разговор что-то о неумолимом времени и слизеринской пунктуальности. Филч чуть не расплакался, услышав такие высокопарные слова из уст сына, как выяснилось уже в процессе беседы, одного из самых любимых его учеников. Драко умел говорить красиво, когда хотел. Это же не он все детство промолчал, считая признаком дурного тона разговор с книгами!

— Всего доброго! — чуть не проорал Рон, первым вылетевший из сырой комнаты.

— И тебе, сынок, не хворать! — а совсем тихо, почти над моим ухом, прошептал ему вдогонку: — Главное родителям привет не передавай... — и хихикнул.

Драко старался двигаться плавно и непринужденно, но я видел, что ему дорогого стоит не рвануть на всех парах за Уизли, и догадывался, что взвалив груз разговора с незнакомым человеком на его плечи, получу немало упреков. Но я хотя бы узнал, где этот ключ, или ключи, спрятанные чарами сокрытия. Где-нибудь еще это узнать было бы просто невозможно, но Хогвартс, окутанный множеством охранного волшебства, внутри себя плохо терпел такие вот уловки и резонировал с магией скрытого предмета. Хотя я был уверен, что без отца тут не обошлось и резонанс этот временный. Сам он не мог позаимствовать ключ по многим причинам и, как единственный вариант, выбрал меня. Ничего, у меня все получится, у нас все получится!

Возле самой двери в карман моей мантии упало что-то тяжелое. Я замер, боясь пошевелиться. Не знаю, что меня испугало, может сам факт того, что всё получилось, может то, что пути обратно у меня больше нет, и все произойдет, а может я испугался жгучей радости, накрывшей меня с головой и мешавшей сглотнуть.

— Передай отцу, что мы с тобой прошли его проверку, она не такая уж и сложная!

Горячее дыхание на моей голове уже давно улетучилось и остыло, дверь за спиной с грохотом захлопнулась, приятели что-то говорили мне и трясли за плечи, но я все стоял, ощущал ключ в своей руке, смотрел в никуда и думал, что если смогу совершить такое, то смогу абсолютно всё… а это чертовски приятно!

Смотреть еще внимательнее на Квиринуса Квиррелла было просто невозможно. Я сидел на первой парте открыв рот и слушал, как профессор разглагольствовал о пользе заклинания Люмос, почти всегда позволяющего обнаружить врага в темноте. Что стоит предпринять уже после обнаружения этого самого врага — явно останется загадкой, по крайней мере, на этом занятии. Бежать — вот лучший вариант, если единственное что вы можете — это зажигать свет! Но, понятное дело, заявлять я об этом не стал.

— Рука движется плавно, красиво, как кораблик на легких-легких волнах… — Дин возле меня буркнул что-то невежливое, но зажмурился, а затем и скривился — кораблик явно не шел ему на ум. — Кораблик, с па-па-русами! Делайте волну, мои хорошие, делайте же эту п-р-р-елестную волну…

Профессор принялся со своего места водить рукой Дина с помощью палочки, словно дирижер оркестра, и в какой-то момент так увлекся, что вывихнул её! Мальчишка дико заорал, невредимой рукой схватился за пострадавшее плечо и все мы чуть не оглохли от его крика на одной протяжной ноте возмущения и удивления:

— Аааа!!!

— Ну что же вы так кр-и-и-чите, достопочтенный, вы беспокоите других учеников… — лепетал полную чушь побелевший профессор, готовый рухнуть в обморок и взмокший от усилий, позволивших ему не воплотить подобную слабость духа в жизнь.

Пока Квиррелл жаловался на «невоспитанного» ученика, Симус успел смотаться к мадам Помфри, успокоить повизгивающих девчонок Пуффендуя, игриво помигать Лаванде и Ханне, и даже предложить профессору стакан неведомо откуда взявшейся воды. Когда он, стакан, был с благодарностью принят, и профессор сделал шаг назад от красного и злющего Дина, оказалось, что тот краснел и злился еще и оттого, что преподаватель Защиты от Темных Искусств вот уже несколько минут стоял у него на ноге!

Гермиона, махавшая платком над Дином, как опахалом, в конце концов, бросила этот безрезультатный способ успокоения и присела возле меня.

— А нас от него кто защитит?! — горестно спросила она и кивнула в сторону обладателя лилового тюрбана.

Наверное, я мог бы вправить руку Дина немедленно, или даже не допустить слишком сильного выброса неумелой магии в его сторону, но, ни малейшего желания вершить помощь у меня не наблюдалось. Мой разум, казалось, опустили в кисель, и я наблюдал за этой суетой, как за размытым мутным изображением, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться от ощущения счастья. Так происходило на каждом уроке по Защите, но только на этом я впервые засомневался, что передо мной сам Волдеморт, а не нечто глупое и избалованное! Такого попробуй спроси, что случилось с моей мамой… Что он ответит? Представляем кораблик?!

Сегодня в пять утра мы с Драко крадучись пробрались в кабинет отца, никем не замеченные, и тайно аппарировали в Малфой-мэнор. Приземлившись на зеленую ковровую дорожку у библиотеки, освещаемую лишь двумя факелами и бледными отблесками от них, мы пошли в подземелье. Замок всегда казался мне холодным, темным и строгим. На серовато-бежевых каменных стенах здесь нельзя было увидеть ничего кроме полотен знамен рода и портретов предков, а в спальнях и гостиных — необходимой мебели. Разумеется, дешевого в замке не терпели, все вещи стоили баснословных денег, но зайдя в гостиную Малфой-мэнора ты понимал одно — в доме живет гордая, скрытная и сильная знать, а не кичащиеся своим богатством маги средней руки. Я люблю этот древний замок, его остроконечные черные башенки, скрипучие винтовые лесенки, неровные стены, кое-где поросшие мхом, старинную мебель из дорогой древесины, люстры из драгоценных камней на кованых цепях, его дух и силу. Люблю всей душой…

Но в этот раз я ничего такого не замечал, меня трясло от ужаса. В тот момент я опустился до зависти Рону Уизли, вечно ноющему, что родственники его ни во что не ставят и даже разговаривать при нем не хотят!

Каждый мой шаг разносился эхом по лабиринту коридоров и, прислушиваясь к этим зловещим звукам, я еле поспевал за отцом и Драко, знающими путь гораздо лучше меня. Малфои никогда не придерживались родительской заповеди «чем меньше дитя знает, тем лучше спит», и приятель мог бы, не будь он таким ленивым, написать весьма достойный труд о Пожирателях, их тайнах и законах. Всегда поражался, как одновременно можно быть таким болтливым и таить в себе то, за что Дамблдор, я уверен, руки бы не пожалел?

Без нас не хотели обходиться, раз мы уже школьники, то и жить должны по-взрослому. Я был согласен, конечно, но от этого страх не исчезал, а нарастал, как снежный ком и, войдя в большое мрачное помещение с круглым столом из белого мрамора в его центре, я уже не мог унять дрожь. Позади меня осталось что-то важное, и пусть я всего лишь первокурсник, все же рискну предположить, что там осталось моё детство и моя мама. На какую-то долю секунды мне даже послышался душераздирающий женский крик, доносящийся из коридора, знакомый крик! Я невольно обернулся, пытаясь понять, кто же это кричит, но увидел лишь черную дыру входной арки, а за ней — пустоту.

— Что-то случилось? — заботливо спросил отец и закрыл своей фигурой вход.

— Показалось… — ответил я и прошел в том направлении, куда подтолкнула меня подошедшая тетя Нарцисса, одетая во все темное и такая бледная, что цвет её кожи превосходил белизной даже мрамор!

Отогнав мысли о матери, я почувствовал, как начинаю гордиться — собой, отцом, Драко и дядей Люциусом, восседающим возле какого-то молодого мужчины с шелковым платком на шее, внимательно рассматривающего то меня, то свои ногти, больше похожие на когти. Не смотря на полумрак, перемежаемый светом свечей, отбрасывающих причудливые подвижные тени на лица людей и стены, страх ушел, не оставив и следа. Неведомо как, но я понял — здесь не случится ничего плохого.

За столом сидел Аргус Филч, постукивающий пальцами по столешнице, мужчина с ничего не выражающим лицом, а также некто большой, высокий, с объемной черной шевелюрой, бегающими глазками и жиденькой козлиной бородкой.

— Вы опоздали… — недовольно протянул отец Драко.

— А ты пробовал аппарировать без следа и сквозь охранный занавес, Люциус? — его жена разливала вино в высокие золотые кубки на тонких ножках. Домовых эльфов в зал не допустили — собрание было слишком важным и тайным.

Мистер Малфой что-то забурчал, но его прервал тот большой мужчина в толстом сером балахоне и длинной бородкой. Он вскочи на ноги, принялся размахивать руками, словно крыльями и закричал:

— Что мы здесь делаем?! Что?! Всем известно, что его больше нет! Кто думает по-другому — дурак! Нужно выживать без него и стараться…

— А ты хорошо знаешь, как выживать, не так ли, Каркаров? Даже чересчур хорошо… — раздался сиплый насмешливый голос.

Модно одетый мужчина со шрамом через все лицо поднялся, одернул платок, протер свой перстень, прежде дохнув на кровавый камень, и вальяжно подошел к этому самому Каркарову. Последний не просто сел в деревянное кресло, похожее на трон, а упал в него и попытался ни на кого не смотреть, не дышать, и не двигаться.

— Ты не кричи в доме моих друзей, Игорь, не кричи… Они никого не предавали, в отличие от тебя! — говорящий почти рычал. — Веди себя тихо! Я ведь еще не решил, как к тебе относиться… — отойдя от него, человек подошел ко мне. — Бери пример с мальца, видишь, как ровно сидит, как спокоен? — шумно втянув в себя воздух и наклонившись к моей шее так близко, что его русые спутанные волосы защекотали мою кожу, добавил: — В нем нет суеты, он умен, а ты глуп… — развернувшись на каблуках, мужчина улыбнулся и резко протянул руку моему отцу: — Здравствуйте, Северус, давно не виделись!

Тот пожал её и ответил:

— Добрый день, Фенрир, но это ведь не я развоплотился, могли бы и заглянуть…

— Я исправлюсь, уж больно сын у вас занятный! — и подмигнул мне. — Уверен, если кто и виноват в нашей трагедии, то не он…

Фенрир Сивый — жуткий оборотень и красивый человек, персонаж пугающих сказок и старый знакомый отца. Я много слышал о его выдающейся силе и еще более выдающемся интеллекте, и всегда хотел познакомиться, а услышав имя нового знакомого, не удержался и улыбнулся. Не стыдно хотеть походить на него — независимого, плюющего на чужой авторитет и… грозного.

Мистеру Малфою надоело все происходящее, он поднялся и сказал, обращаясь к Каркарову:

— Большинство никогда не сомневалось, что повелитель исчез не навсегда, а теперь у нас есть веские причины считать, что время его возвращения пришло! Мы достаточно пресмыкались перед министерскими крысами, достаточно платили! — услышав такие слова, Сивый вернулся на свое место, закинул ноги на стол и принялся внимательно слушать. Может, его поведение и не говорило о воспитании, но вот его сосредоточенность явно говорила о почтении к дяде Люциусу и вере в его слова.

— Гарри, встань! — велел мне отец. — Расскажи всем, что ты чувствуешь, когда рядом находится профессор Квиррелл, расскажи о его словах тебе, и о событиях, с ним связанных…

— Не бойся! — выкрикнул Фенрир. — Они не кусаются, а я не буду! — раздались смешки, улыбнулась даже тетя Нарцисса.

Рассказ мой был недолгим, но произвел неизгладимое впечатление. Несмотря на обещание не кидаться на меня, Фенрир еле сдерживался. Нет, кусать меня он бы не стал, а вот задушить в припадке радости — мог.

— Ты не врешь, ребенок? — раздался тусклый безжизненный голос.

— Макнейр, не наглей, тебе не давали слова!

— Лорд Малфой, да я так просто…

В зале повисла тишина, но не гнетущая. Люди просто боялись вымолвить слово, словно боялись что-то спугнуть. Может, надежду? Я слился со всеми в этом напряжении, переглядывался с ними, чувствовал себя нужным им, а они нужны были мне.

— Что с письмом? Это сестра? — первой не выдержала тетя Нарцисса.

— А кто еще? Её призрак?! Женщина, не задавай глупых вопросов, умоляю… — лорд Малфой откинул волосы назад небрежным жестом. — Она ведь говорила, что ей известно подлинное пророчество!

— Но она бы написала мне, а не ребенку! Или передала письмо со мной, а не чужой птицей! — миссис Малфой в отчаянии заламывала руки. Драко рассказывал, что после заточения сестры у его матери поседела половина головы, и лишь магия помогает ей скрывать этот факт. Беллу Лейстрейндж тетя Нарцисса любит безумно!

— Оттуда, — он сделал многозначительную паузу, — не видно, кто еще друг, а кто уже враг. Время могло повредить её психику, дорогая, но не ум! Вероятно, ей известно то, чем она поделится только лишь с Гарольдом…

— В письме она ничего не напишет, я её знаю, а посетить сестру он не сможет. Дамблдору донесут в ту же секунду, как он аппарирует на остров!

Скрипучий удар металла о мрамор заставил всех вздрогнуть. Аргус Филч поставил на место украшенный рубинами кубок и сжал кулаки.

— Не смейте даже говорить о безумии девочки, она сильнее вас всех! — ярость просто выплескивалась из этого иссохшего старика и угрожала затопить нас всех. — Слышите? Сильнее!

— Безумен мир, а раз так, Беллатрикс всегда найдется в нем место… Но лишь в том случае, если вы перестанете корчить из себя благоразумие и произнесете, наконец, то, ради чего мы, — папа кинул на меня мимолетный взгляд, — рискуем жизнями!

«Один, два, три…» — я хотел досчитать до пяти, но мысли сбились, и я решился на самые важные слова, какие только можно себе представить.

— Темный Лорд жив! Он в Хогвартсе! Нужно что-то делать!

На меня уставились восемь пар глаз. Фенрир понимающе кивал головой и усмехался, Каркаров сложил руки в замок на животе и задумчиво смотрел в никуда, отец и дядя Люциус переглядывались, как мне показалось — они были довольны, ну а все остальные смотрели в пол, и лишь Драко посмел сказать:

— Это потрясающе! Правда?

Но гораздо более потрясающим оказалось заявление отца.

— Ему нужен философский камень…

— Какой камень?! Тот самый?.. — Сивый наклонился вперед всем телом, а глаза у него заблестели странным золотым светом.

— Да. Философский камень Фламеля, — отец кивнул, встал и окинул тяжелым взглядом всех сидящих. — Нам известно, как долго они с супругой живут на этом свете и чьими близкими друзьями являются… — последние его слова были едва слышными.

Если мне мало что было ясно, то взрослые все поняли сразу и принялись перешептываться друг с другом.

— Но как?!

— Проклятый лесник его забрал у гоблинов в начале месяца, я не знал, что он понадобится так скоро… Я ничего не знал! — папа сцепил руки за спиной и принялся ритмично расхаживать вокруг стола, создавая полами своей мантии нешуточный сквозняк. Все следили за его темной сутулой фигурой, вращая головами из стороны в сторону, и вслушивались в каждое слово, точь-в-точь как первокурсники на Зельеварении. — Я поговорю с ним, узнаю, но сомнений нет, никаких.

— Постой, Северус, у меня уже перед глазами все плывет, остановись! — отец встал за его спиной, как вкопанный, и дяде Люциусу все же пришлось в очередной раз обернуться, причем на этот раз — всем туловищем. — Если камень в Хогвартсе, то ты наверняка его там и прятал, разве не так?

— Прятал, и даже знаю — зачем. Альбус не догадывается о присутствии Лорда, или частице его сущности… — размышлял вслух декан Слизерина, — но он понимает, что такой момент настанет обязательно и хочет забрать Гарольда.

— Откуда?! От кого? — миссис Малфой заволновалась и всплеснула руками.

— От нас, Нарцисса, от нас… Да нет же! — папа выставил вперед руку, оборвав женщину на полуслове, и скривился, как от ветра с песком. — Факты ему пока неизвестны, он о будущем думает, и отводит в нем Гарри сложную роль, чуждую ему роль… — все хмыкнули почти одновременно, даже Драко и Каркаров, до того момента ни на что не реагировавший.

— Выходит, он воплотится… — подвел итог директор Дурмстранга и, как мне показалось, вздохнул совсем не торжествующе.

— Если мы убедимся в его… присутствии, проведем Гарри в Азкабан к вашей скрытной сестрице, ничем себя не выкажем и добудем, наконец, философский камень, так? — подвел еще один итог Фенрир Сивый. — В чем вы нам поможете, декан Снейп, правая рука дражайшего директора и добрейшего мага, а?

— Во всём, друг мой, во всём… — ему нельзя было не поверить.

Однако меня мучили вопросы о пророчестве, Беллатрикс Лейстрейндж, об отцовском испытании моей решимости и непонятной приверженности Аргуса Филча. О том, почему отец никому не сказал о том ключе смотрителя и существе, которое мне предстоит выпустить, а ведь случилось все еще до сегодняшнего дня. Он все и так знал? И хотел добыть камень? Или та проверка и это собрание задуманы самим… Волдемортом?!

Но пора было уходить, и я уже почти вышел из залы, вновь следуя за отцом и Драко, как над моим ухом раздался ехидный голос:

— Ты драться умеешь?

— Нет… Я еще маленький!

— Ну да, маленький? — Сивый захохотал. — Совсем-совсем? Ты еще скажи — глупенький… Я тебе все равно не поверю! — смахнув выступившую в уголке глаза слезу, он спросил: — А хочешь научиться?

— Хочу! — ответил я честно.

— Тогда ответь мне еще на один вопрос, ты какого лешего такой умный и преданный, а?! Знаешь ведь, что случилось одиннадцать лет назад, хорошо знаешь! Нет, все могло быть совсем не так, да и пророчество слегка… хм… странное, если верить твоему отцу, но почему? В мире, за который мы боремся, есть всё, кроме мира, а если тебе говорили иное — тебе лгали…

Я не думал ни секунды, словно знал ответ так долго, сколько живу и дышу.

— Я и хочу… всё!

Мне нужно, чтобы меня боялись, а не смеялись надо мной, мне нужно, чтобы Драко носил вещи дешевле, чем у меня, мне нужно, чтобы учебники учили тому, что интересно, а не скучно и бесполезно, мне нужно уметь драться и быть сильным, мне нужно побеждать, мне нужно уметь то, что умеет Темный Лорд и знать, что же было предсказано в подлинном пророчестве, мне нужно очень и очень многое…

Мы уже отошли от Фенрира футов на пятьдесят, так и не дождавшись ответа, но он опомнился и крикнул мне вдогонку:

— Эй, Преданный! Когда-нибудь я научу тебя, мы подружимся!.. — я обернулся.

Затянутый в кожаные одежды, с серьгой в одном ухе, сильный, по-звериному грациозный и опасный — оборотень мне улыбался, а гулкое эхо его слов сопровождало нас еще долго.

— Чему он тебя научит? — отрешенно поинтересовался отец, шагая чуть впереди.

— Драться!

— Да? — он слегка повернул ко мне голову. — Ну что ж, это очень хорошо… Хотя магия заставит служить тебе любого, даже такого сильного, как Сивый, запомни это Гарри, хорошо запомни!

Но никаких возражений по поводу моей предполагаемой дружбы с самым опасным оборотнем Англии я так и не услышал…

— Эй, вы куда делись? Я тут чуть Розовой даме кланяться не начал, вас везде ищу! — Рон воинственно сложил руки на груди и смотрел на нас весьма и весьма неприветливо.

Мы как раз выходили из кабинета, тяжело дыша и отдуваясь от воздействия сложной магии, позволившей прорвать аппарационный барьер прямо из кабинета. Такое проделать могут только мой отец и Темный Лорд, поделившийся когда-то со своим учеником секретом таких черных, как ночь, чар. Узнай директор, как «сильна» его защита — Хогвартс закрыли бы лет на сто, пока не изобрели чего-то более надежного, не похоронили бы декана Снейпа и гарантировано не развоплотили Волдеморта на веки вечные…

— Зачем? — спросил я.

— Ну… эээ… — Уизли уставился в потолок и покраснел. — Драко так рано поднялся, в темноте стул опрокинул, дверцами скрипел, я думал, он хоть к завтраку вернется, а на нем и тебя не было…

Я покосился на белобрысого приятеля, старательно делающего вид, что его тут нет! И это называется «покинуть спальню не привлекая к себе внимания»?! Да, отец не рассчитал время и завтрак мы пропустили, но мы же не звезды Хогвартса…

— Кто-то заметил, что нас нет?

— Ну да…

— Кто?

— Школа!

Мы уставились на мальчишку, и тот принялся водить носком ботинка по полу, вычерчивая линии и круги.

— Гермиона сказала МакГонагалл, что вы у Драко задержались, хотите свои метлы на уроке использовать, а не школьные. Я ничего другого не придумал… — протянул он жалобно и замолчал.

— А как мы туда попали? — меня беспокоил этот вопрос.

— С деканом вместе — через его камин!

И это притом, что, камином никто не пользовался. Скрыть то свое перемещение в Малфой-мэнор мы скрыли, да переусердствовали! Дамблдор как чувствовал, старая ищейка! Мелочь, конечно, но для отца эта мелочь будет весьма неприятной. Обычно в утро понедельника директор не появляется на завтраке, а тут такой сюрприз…

За обедом все стало еще хуже — филин Драко, волнообразно перемещающийся по воздуху из-за своей тяжелой ноши — то падая вниз, то ценой невероятных усилий взлетая вверх, все же добрался до обеденного стола хозяина и, словно бомбу, сбросил на него тяжелый сверток. Покружив в растерянности возле слизеринского стола, он обнаружил меня в другой стороне и, радостно ухая, процедуру повторил. Тетя Нарцисса иногда поступала как… ну не знаю. Глупо поступала!

Невилл крутил головой, наблюдая за Драко, угощающим однокурсников присланным французским шоколадом, и за мной, уставившимся на аналогичное лакомство чуть ли не с ненавистью.

— С собой взять забыли, да? А метлы, их не забыли? — храбро поинтересовался он у меня.

Отвечать я не стал — обойдется, и попытался угостить своим гостинцем хоть кого-то. Но грифиндорцы наотрез отказывались, выдумывая небылицы о несварении желудка и всяких болячках, появившихся у них вот только что, а близнецы Уизли ухмылялись и корчили мне рожи, одновременно пытаясь всем туловищем изобразить извивающуюся змею, стоя на скамейке. Стало как-то не по себе, намного уютнее и спокойнее я себя чувствовал утром, в другом обществе, и еще неизвестно, кто тут настоящие змеи!

Дамблдор за учительским столом пытался жонглировать целой дюжиной зачарованных апельсинов. Ему хлопала Трелони и пыталась остановить возмущенная таким поведением МакГонагалл, но как только я кинул взгляд в его сторону, директор выронил фрукты и посмотрел на меня. Может, он не знал, что я смотрю на него? Иначе, почему в его голубых глазах мне привиделся… страх?

В три тридцать все учащиеся Грифиндора торопливым шагом подходили к площадке, где нам предстояло учиться летать. Ярко светило солнце, под ногами шелестела зеленая трава, все трепетали в предвкушении чего-то необычного, а я брюзжал и ныл, выводя из себя Гермиону Грейнджер.

— Да ну их, эти полеты… После них то бронхит, то насморк!

— Не ной!

— Ненавижу метлы…

— Не ной, кому говорю! Ты хотя бы умеешь летать, а я ни разу не пробовала!

— Можешь не расстраиваться, это я тебе честно говорю…

В конце концов, девчонка не выдержала, и отошла от меня к Дину. Но тот уже минут десять нудно вещал о преимуществах игры в футбол с одним мячом, и от него ей тоже пришлось отойти. Она остановилась рядом с Невиллом, дрожащим от ужаса перед неизвестностью, и принялась зачитывать ему на ухо правила полетов, почерпнутые ею из множества бесполезных книг, одной их которых являлась «История квиддича». Со всей уверенность можно было заявить, что правила чего-либо Долгопупса совсем не волновали, его явно волновала сама перспектива сесть на метлу и оторваться от земли. Испуганный взгляд Пухлого прирос к выстроившимся в ряд метлам, и не желал находить себе другой объект для изучения.

Первокурсники из Слизерина не обращали на нас особого внимания и, в свою очередь, слушали нудные рассказы Драко о том, как правильно держать древко метлы, чтобы обогнать в полете самого орла, или хвосторогу, или ветер, или еще что-то подобное. Приятель отлично летал, но еще лучше хвастался.

Наконец появилась преподавательница полетов, мадам Трюк. У нее были короткие седые волосы и желтые, как у ястреба, глаза.

— Ну и чего вы ждете?! — рявкнула она. — Каждый встает напротив метлы — давайте, пошевеливайтесь.

Все замерли в ожидании свистка, означающего, что можно уже пробовать отталкиваться от земли, но когда дождались, в небо взлетело большинство слизеринцев, да я. Остальные остались барахтаться внизу и злить преподавателя. Упасть, что ли?!

Но мою идею суждено было воплотить не мне, а Долгопупсу. Он, путем убеждения непослушной метлы, все же оторвался от земли, да так стремительно, что я не сразу и понял, что эта орущая серая тень, чуть не свалившая меня вниз потоком воздуха, и есть Невилл!

В моей голове хаотично замелькали картинки, похожие на картинки в телевизоре Дурслей во время грозы: Невилл в Визенгамоте судит моего отца, Невилл идет к Дамблдору, Невилл спасает философский камень, Невилл убивает какую-то змею и что-то кричит, а мне становится плохо…

«Это он сейчас маленький, но он вырастет и станет опасным… он ведь другой… и за родителей отомстить захочет… и бабушка его с Уизли дружит… и меня он всегда подозревает в чем-то… — я вел спор с самим собой, горячий спор. — Но так нельзя, наверное, да и директор может догадаться…»

Взявшись за древко метлы, и вздернув его вверх, я взмыл ввысь и как раз успел схватить Невилла, летевшего к земле, за руку. Под моими холодными пальцами билась венка — по ней текла чужая кровь противника, и только от меня сейчас зависело, биться этой венке дальше или застыть навсегда. Я нутром ощущал свою власть! Холодный ветер бил в лицо, а земля внизу, как и мы, была надежно скрыта пеленой нежных кудрявых облачков. Карканье ворон, пролетавших неподалеку, не могло привести меня в чувство, я и так был спокоен, как удав. Во мне не было и капли волнения или сомнения. Я понимал, как лучше, но размышлял и перебирал варианты. Выскользни сейчас его ладонь из моей, что изменится? Меня станут меньше любить? Да вы что, какая драма! Но вот директор, он поймет, что воспитанный отцом, я просто не могу на него не походить. Такая трагическая «случайность» не сойдет нам с рук, не сойдет…

Секунды шли. Я, не наклоняя головы к ревущему Невиллу, смотрел вдаль — на размытую линию горизонта, и неизвестно, что там разглядела во мне эта ходячая неприятность, но что-то точно разглядела.

— Пожалуйста… — прорыдал Долгопупс и крепко зажмурился. Подвешенный над бездной он уяснил, кто из нас сильнее, и испугался.

Мгновения, отпущенные мне на решение, прошли.

— Невилл, держись крепче! Я сейчас приземлюсь! Залезай, залезай… — я кричал и еще что-то благородное, достойное настоящих героев и затягивал свою ношу на метлу, осторожно снижаясь навстречу мадам Трюк и перепуганным однокурсникам. Гарри Снейп вел себя, как настоящий спаситель, не требующий награды. Я ведь и вправду герой, теперь уже дважды!

На земле к Невиллу со всех ног кинулись люди, кто-то позвал мадам Помфри, и та бежала к нам, позеленевшая от ужаса. За ней мчались Минерва МакГонагалл и Хагрид, от топота которого содрогалась земля. Наверное, он заметил нас в небе со своей хижины на холме. Меня обступили со всех сторон, хлопали по спине, благодарили, а мадам Трюк не постеснялась и расцеловала героя в обе щеки! Эстафету по обниманию у неё перенял лесник, и мои ребра опять ощутили на себе всю мощь его силы.

— Ты, ты… Невилл ведь не просто мальчик, а сын, их сын… — смешно всхлипывал он мне на ухо, пока я сосредоточенно думал, какую эмоцию надлежит изображать спасителю.

— У вас салфетка вымазана…

— А?

— Салфетка… — пробормотал я и указательным пальцем показал себе на грудь. На том же месте у Хагрида торчала обеденная салфетка, размерами не уступающая целой скатерти.

— Гарри! — отмерла Гермиона и повисла на моей шее, как только великан перестал тискать меня и занялся чисткой полотна. — Ты такой отважный!

Я почувствовал, как бьется её сердце и своё раздражение, словно происходящее не имело ко мне никакого отношения, и все благодарили не Гарри Снейпа, а постороннего мальчика. Хотелось уподобиться страусу и зарыться головой в землю, чтобы не видеть этих лиц. Чужие, не понимающие, презирающие мою фамилию и обсуждающие мою мать и отца каждый раз, когда я отходил на безопасное расстояние, сейчас они улыбались и хлопали… Какая чушь, все эти добрые дела! Ложь, которой все подыгрывают, потому что иначе — нельзя! Слизеринцы, сбившиеся в кучку чуть поодаль, не хлопали и не кричали, а смотрели на меня изучающе и с некой долей уважения. Воспитание в магических семьях и способность мыслить здраво, не выражая прилюдно бесполезных чувств, в этих моих сверстниках уже пробивалась наружу. Ну а в гриффиндорцах и пробиваться было нечему…

Долгопупса, не поворачивающего головы в мою сторону, увели. Драко плелся позади меня и о чем-то думал.

— Ты молодец… — решился он на сомнительный комплимент.

Я буркнул, давая понять, что разговаривать на эту тему мне не хочется.

— Угу!

Пройдя еще несколько десятков футов по направлению к замку, приятель на что-то наступил и чуть не упал носом в землю.

— Смотри! — крикнул он. — Это та самая дурацкая штука, которую прислала плаксе его бабка!

Напоминалка Невилла заблестела в лучах солнца.

— Выбрось!

Приятель засомневался.

— Ну, неудобно как-то, за неё ведь деньги уплачены… Может, передашь ему?

— Драко, я к отцу пойду, ладно? Передай сам!

В ответ он удивленно повел плечом.

— Ну и передам, трудно, что ли…

***

Профессор МакГонагалл резко остановилась напротив одного из кабинетов, потянула на себя дверь и заглянула внутрь.

— Извините, профессор Флитвик, могу я попросить вас кое о чем? Мне нужен Вуд.

Я не дошел до отцовского кабинета, и теперь стоял позади своего декана и тренировался ругаться, не произнося ни звука — пока у меня получалось. Вуд оказался рослым короткостриженым пятикурсником, выйдя из кабинета, он вопросительно посмотрел на профессора и меня. Вместе мы прошли в соседний, свободный кабинет, в котором не было никого, кроме Пивза, писавшего на доске нехорошие слова.

— Вон отсюда, Пивз! — рявкнула МакГонагалл.

Но полтергейст послушался её частично, вылетев за дверь, он все же просовывал сквозь неё свою любопытствующую физиономию. Я незаметно показал ему кулак, не справившись с неприятным воспоминанием о костыле, угодившим не туда, куда нужно было! Пивз скис и отвел глаза, осознавая свою вину передо мной, деканом Слизерина и, что самое главное, Кровавым Бароном — грозным призраком этого факультета.

— Пот… Снейп, знакомьтесь — это Оливер Вуд. Вуд, я нашла вам ловца.

— Эээ… Но он высокий, длинноногий, и захочет ли постричься… — за перечисление этих своих «недостатков» я на всю жизнь заранее простил парня за неприветливость. — А тебе нос смотреть не мешает, нет? — на это я уже просто не обратил внимания.

— Вуд, что вы себе позволяете! Мистер Снейп только что спас жизнь своему однокурснику и заслужил стать членом команды! Директор против не будет, не переживайте, — не дала она высказать ему еще и это сомнение. Но я бы ни за что не стал задерживать Невилла на этом свете, знай я заранее, что за «награда» меня ждет!

— Вы же не против защищать честь своего родного факультета?

— Эээ…

— Тогда подписывайте! — и тут же сунула мне под нос какую-то бумажку. — Это согласие ученика, чистая формальность.

— Хм… А мне кажется, что он немного про…

— Подписывайте! — гаркнула профессор, перебив Вуда, мудрость которого явно не была присуща всему Гриффиндору в целом.

— Но его родственник является деканом… — парень попытался сразить профессора её же орудием.

— Зато он летает, как птица! В жизни не видела ничего подобного. Вы в первый раз сели на метлу, Снейп? Или вас обучали?

— Обучали…

— Кто? Вы простите за нескромный вопрос, но папа ваш всегда летал… гм… неважно. Или вообще не летал… — в задумчивости она почесала подбородок.

— Драко Малфой, Винсент Крэбб, Грегори Гойл и лорд Малфой… — тщательно перечислил я, загибая пальцы, и вспоминая, не забыл ли кого.

Громогласный смех Оливера сотряс комнату и все предметы в ней, способные сотрясаться, включая стекла в окнах.

— Ловец Гриффиндо-р-р-а… Ой, не могу-у-у… Факультетом не промахнулся, мальчи-и-к?! — нет, бесспорно, очень умный человек.

— Не стоит так реагировать, мистер Оливер, не стоит… — неуверенно выговорила профессор и смахнула с рукава что-то невидимое. — Чего уж тут… — она явно пожалела о своем вопросе. — Нам стоит поблагодарить учителей Гарри за такую подготовку!

— Ага! Сейчас же пойду, найду и поблгодарю-ю-ю… — его опять сразил приступ гомерического хохота.

— Вуд — капитан сборной факультета Гриффиндор, — пояснила профессор МакГонагалл, словно этот факт оправдывал его истерику.

Засомневавшись в адекватности своего замечания, она снова сунула мне под нос бумагу, взяла со стола чье-то забытое перо и вложила его в мою руку. Упасть в обморок и опозориться до конца дней своих я не мог, а потому этот чертов контракт, претендующий на мое тело, душу и свободное время, подписал.

— Превосходно, директор обрадуется, просто превосходно… — приговаривая, она вышла из кабинета, позабыв о моем существовании.

Я уставился на теперь уже своего капитана.

— А опаздывать на тренировки можно?

— Тебе? — глубокомысленно переспросил Вуд. — Можно!

— Сколько раз? — заинтересовался я.

Капитан принялся озираться в поисках неучтенных личностей вроде Пивза, наклонился и зашептал мне на ухо:

— Вообще-то, я выгоняю за три опоздания, но ты же Снейп! Да и директор похлопочет, если что, и МакГонагалл… — он замолчал, обдумывая количество опозданий, способное избавить нас от общества друг друга.

— Ну?! — я сгорал от нетерпения.

— Десять!

— Ого!

— Опаздывай на час!

— Тогда ладно…

Мы хорошо поняли, чего хотели, и если бы были другими людьми одного возраста, а жили в другой жизни, то могли и подружиться.

— Ну… не обижайся на меня, парень! Ты на недокормленного ворона похож, а не ловца. Фактура не та, понимаешь?

Я фыркнул.

— Слизеринская фактура, да?

Крепкий, поджарый и мускулистый, с открытым честным лицом, он тепло и даже немного застенчиво улыбнулся в ответ.

— Да, именно такая…

Добравшись, в конце концов, до портрета Полной Дамы, я просто устал от необходимости со всеми здороваться и подтверждать:

— Да, я… Невилла, да… Полного такого, не помните? Да, этого, спотыкающегося… Да, спасибо… И Того-Кого-Нельязя называть — да, тоже я… Только его не спас, да... Что? Кому постоянно везет?! А не пойти бы тебе! — ну, и всё в таком духе.

Но открыв рот и собираясь произнести пароль, я чертыхнулся и затопал ногами — мне не в башню нужно было идти, а в подземелье!

— Да чтоб ему провалиться! — под «ним» подразумевался Долгопупс. — Да что ж за день такой, Моргана его побери!

— Ох, какие нервы, Снейп! Ты нас побереги, тут из-за тебя только что такие страсти кипели! Без году неделю учишься, а достал всех уже, словами не выразить… — сложив руки на груди и закинув ногу на ногу, меня нагло рассматривал Кормак Маклагген. Он всего лишь курсом старше, но это не мешает слыть ему главным гриффиндорским грубияном и местным Драко Малфоем!

Но меня интересовал не он.

— Какие страсти? — прошептал я, враз лишившись голоса и подумав о самом плохом.

— Чего-чего?! Хрипишь от счастья, что ли? Ловец фигов… Мы никогда у змеюк не выиграем, если за нас их же шпионы играть будет! Кричала тут МакГонагалл на твоего папашу, а он на неё, а потом они вдвоем гоняли этого… Пивза! Он кого-то поздно предупредил о каком-то разговоре, кажется… И это кому-то не понравилось, но кому-то не понравилось, что он вообще предупредил… — его круглое лоснящееся лицо морщилось от необходимости думать.

— А чего кричали?

— Про квиддичч! Про что еще? И знаешь, в этот раз наш факультет с твоим родителем согласен, полностью согласен! На кой это всё затеяли, издеваются небось, идиоты… Бедный Вуд!

Мальчишка скрылся за портретом, а я поплелся к отцу, стараясь передвигаться как можно более незаметно. Не обнаружив его в кабинете, я остановил старосту факультета — приземистого и необщительного Уорингтона, куда-то спешащего.

— Кассус, а ты декана не встречал?

— В гостиной… — я пошел вперед по коридору, к мнимому тупику.

— Эй! Чувствуй разумом!

От такого совета чуть глаза на лоб не полезли.

— Чем?!

— Пароль!

— Ааа… Спасибо!

— Да пожалуйста, не жалко… — пробурчал он и помчался дальше.

Отец сидел за небольшим письменным столом возле зеленого кожаного дивана, тоскливым взглядом изучал старинную бронзовую лампу, излучавшую еще более тоскливый болотный свет, и грустил. Иногда он поднимал глаза на выстроившихся перед ним в шеренгу пятикурсников, и что-то комментировал. Затем вздыхал и вновь опускал глаза, словно разочарованный родитель несмышленых детишек. Когда папа уперся подбородком на руку и заерзал на стуле, я вообще опешил. Он выглядел таким… домашним. На декана смотрели без опаски и страха, студенты даже не боялись сверяться при нем с конспектами, пытаясь не забыть то, что учили.

— А когда Темносущный Сияющий в 1225 году вывел из употребления слово «темносущный», и личность Злобиуса Светлоносца была забыта вплоть…

Казалось, папа сейчас зарыдает. Он даже мимолетно прикрыл рот рукой и покачал головой!

— Вы не сдадите СОВ, не сдадите… Это программа прошлого года-а-а! Светлоносец Сияющий, а Злобиус Темносущный! Вы еще не научились улавливать подобную министерскую логику за эти годы, нет?

— Ну профессор! — заканючил отвечающий. — Вы мистера Бинса слушали? Он же лучше умиротворяющей настойки действует… и быстрее!

— Слушал я, слушал! — папа не выдержал и подскочил на стуле, отчего тот не замедлил упасть. — На мертвых не жалуются! Мертвее они все равно не станут! К сожалению… — он прошипел еще что-то весьма нелицеприятное о Карберте Бинсе и его рассеянности, не позволившей ему заметить собственной смерти, но на ученика больше не кричал.

— А может вы его… того… чтоб упокоился? — пискнул тонкий девчачий голосок за спиной декана. Худенькая белокурая девушка подняла стул и теперь, смущаясь, смотрела на своего преподавателя.

Папа настолько красноречиво зыркнул на ученицу, что та исчезла из его поля зрения так быстро, будто аппарировала!

— Так, повторяем пятый том с 25 страницы, дополнения надиктую позже. Живо! — все поспешили занять себе место на диване и углубились в чтение.

Я подошел к отцу.

— Они существуют только в учебниках и нигде больше, а ведь нужно учить, нужно сдать… Безумцы полагают, чем глупее история, тем проще ею управлять? Ну-ну, мы еще посмотрим… — папа явно размышлял об этих светлоносных и темносущных.

— Пап…

— Я знаю.

— Что?

— Я всегда знаю всё, Гарри. Можешь не верить, но помнить ты обязан… — его монотонный голос и пустые глаза смотрели на меня вопросительно и совсем не так обыденно, как на пятикурсников Слизерина. — Ты хочешь, чтобы я что-то сказал?

— Я про Невилла…

— Пошли!

Он поднялся и поманил за собой, мы вышли и прошли в его кабинет. Там папа прошел в угол, где слился с темнотой и скрылся от меня.

— Я видел Невилла в больничном крыле, он все понял. Ты подарил жизнь врагу, а я не могу тебя ругать — это невозможно, ругать сына… за такое. Но ты сам должен выбирать верное решение, и если ты посчитал такое решение верным, и воплотил его — молодец.

— Он теперь опасен, да?

— Да.

— А я? Я — опасный? Злой?

— Добро? Зло? Гарри, об этих абстрактных понятиях кричат лишь те, кто не достиг цели, и находится либо в пути, либо давно сошел с него. Но цель одна на всех!

— Какая?

— Власть! — отец исступленно стукнул кулаком по стене. — Её хотят все! Это естественно, как дышать! Рождение начинает эту борьбу, а смерть заканчивает. После жизни ничего нет! Поступай так, как нужно, чтобы успеть! Тебя не защитит Дамблдор, не простит мать, не поймут слепцы, не видящие этой цели, ну и что?! Ты всегда можешь послать их к черту!

Я почувствовал озноб, мне стало холодно возле отца, очень холодно. И хотя я едва различал его неясный силуэт, нетрудно было представить, каким горящим взглядом он сейчас смотрит, сцепив руки за спиной. На меня ли он смотрел? Нет — он видел цель…

— Я пойду?

— Нет.

— Почему?

— Забери ключ, там, во втором ящике.

Я еле выдвинул застрявший в пазах скрипучий ящик комода и пошарил в нем рукой, а когда нашел, покрылся испариной.

— Он скрыт, спрячь его у себя, уже скоро.

Мой папа сильный и умный человек, он говорит вещи, с которыми я не могу не согласиться, однако это не он прислушивался к дыханию Невилла Долгопупса всю эту муторную ночь, и не он понимал, что на соседней кровати прислушиваются к твоему и боятся…

Вы когда-нибудь чувствовали себя идиотом настолько явно, что даже в глубине души не могли оспорить этот факт в дискуссии с самим собой? Нет? Тогда вы — это не я!

— Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Я развернулся к Драко, которого умоляли с самого утра, а не обеда, как меня, и приятель уже готов был махнуть рукой и сдаться под напором весьма настырного Уизли.

— У тебя есть безоары?

Он развел руками, не в состоянии понять, зачем они, безоары, могли ему понадобиться.

— Вот! А тех, что есть у отца — не хватит! Нет, Рон... — добавил я уже тише и серьезнее — я не пойду к вам в гости, извини. Ну… не хочу.

— А Грегори, Винсент и Блейз согласились… — рыжий хлюпнул носом.

— Первые два привыкли мало думать, а третий не расслышал вопроса! — я понимал, что обижаю его, и странное дело, мне совсем не понравился этот факт.

Мы стояли у входа в Большой Зал и молчали. Драко дал понять, что ему все равно и оставил право выбора за мной. Рон преувеличенно внимательно рассматривал манжеты своей рубашки, на которых не хватало двух пуговиц, и не поднимал глаз. Он наверняка боролся за право пригласить слизеринский контингент, и борьба была не из легких…

— Они про спасение Невилла узнали, захотели увидеть тебя и моих друзей…

Я уверен, Молли Уизли просто не догадывалась, что у её сына, воспитанного в почтении к красно-золотому знамени, в друзьях числится не меньше дюжины учащихся змеиного факультета! Причем не только лишь первокурсников. Я не раз замечал, как ему что-то покровительственно объяснял Эдриан — третьекурсник, молча, но по возможности терпеливо тыкал пальцем в учебник Кассус, не понимая, как можно не понять такие простые вещи, и пытались привести в порядок его внешний вид сразу несколько девчонок пятого курса. Он располагал к себе, в отличие от меня. Рон хотел все знать, хотел быть не хуже, хотел не зависеть от мнения своих родственников — и это подкупало уважающих такую твердость характера слизеринцев.

— Драко! Ну скажи ему! — я прибег к последнему своему аргументу. Нет, у меня были и другие, но предназначались они не для посторонних ушей.

— Ну а что такого? — ответил он совсем другим, светским тоном. — Раз нас приглашают, то отказываться так категорично… — приятель театрально взмахнул руками, как бы говоря, что просто не может поступить так невежливо.

Рон заулыбался и засиял, точно утреннее солнце! Почему я не могу так радоваться? Мне все время кажется, что что-то не так, что-то плохо, а козни Дамблдора, как и он сам, прячутся под каждым встречным кустом…

Всматриваясь в одну подпрыгивающую спину и одну ровно идущую, я сам себе не верил, что согласился на такую авантюру!

К визиту я подготовился тщательно — то есть, подготовил себя. Черный бархатный костюм, черная шелковая рубашка, волосы, стянутые в хвост атласной лентой, тяжелый взгляд и полное равнодушие — всё, что я решил взять с собою, за исключением палочки и безоара, разумеется. О моей паранойе никто не узнает, надеюсь, а раз так, то можно ею и пострадать.

«Хельга!» — мысленно позвал я.

— Да, мой красивый хозяин…

— Почисть лаковые туфли!

Домовик плюхнулась посреди спальни и принялась остервенело натирать обувь материализовавшейся в её руках губкой, а я — рассматривать свое отражение в зеркале. Изящный длинный нос с горбинкой, брови вразлет, бледная кожа, заостренные черты лица, капризно изгибающаяся линия губ и странный взгляд, словно я смотрю на все нехотя, через силу… Нет, комплимент Хельги — от большой любви, но опасность, исходящую от этого высокого мальчика с тонкой костью почувствовать было совсем не трудно. Она в нем жила! Я довольно ухмыльнулся своему близнецу напротив и дотронулся до его шрама на лбу указательным пальцем, пытаясь осознать окончательно, что он и его сила — это я.

— Чего улыбаешься? Еще кого-то спасти хочешь? — голос Невилла показался мне скрежетом металла, и я передернул плечами, как от оскомины.

Мальчишка валялся на кровати, закинув ногу на ногу, а руки положив под голову, и не отрывал от меня взгляда своих маленьких противных глаз. Да он вообще с некоторых пор смотрел на меня постоянно. Я уже и привык, если честно, и даже понимаю, зачем он наблюдает за своим «спасителем». Тем не менее раздражение росло во мне с такой силой, что когда я, в свою очередь, принимался глядеть на Долгопупса, у меня начинали дрожать руки и я не знал, что же такого сделать, чтобы не кинуться на него и не начать избивать. Если бы этот придурок не взлетел тогда к солнцу, спутав себя с божьей коровкой, и сам не дал мне повод, жить было бы легче!

Он никому не сказал, что произошло там, в вышине, да и что там произошло, собственно? Один одиннадцатилетний мальчик упал с метлы, а другой его подхватил, испугался и не сразу сообразил, что нужно снижаться, а не смотреть вдаль. Что, детям не свойственно пугаться? Однако Дамблдору не нужны слова, а Невилл целых десять минут провел с ним наедине. Директор наверняка увидел то же самое, что и спасенный, разумеется — то есть ничего особенного, но сомнения, они всегда найдут себе путь даже туда, где, казалось бы, им не место…

Я провел рукой по волосам и ехидно заметил:

— Кстати, Невилл, а бабушка тебя не учила, что за хорошие дела людей нужно благодарить? Что-то ни одного «спасибо» я от тебя так и не услышал!

— Я же не спрашиваю, чему тебя учил отец… — тихо буркнул мальчишка и повернулся на бок, ко мне спиной.

По телу пробежали холодные мурашки, но мне ничего не оставалось, как молча подойти к его кровати, резко задернуть ширму, насладиться страхом по ту её сторону и выйти.

***

— Детки, детки, сюда проходим, сюда… — Молли Уизли спиной продвигалась к кухне, гостеприимно показывая путь руками и, почему-то, постоянно вытирая эти самые руки о видавший виды серый фартук.

Нора мне понравилась еще меньше, чем Рон Уизли в первый раз, как я его увидел. С покосившимися разноцветными пристройками, курятником у входа, неухоженным то ли огородом, то ли садом на заднем дворе, кучей истоптанных башмаков у порога, разномастной мебелью внутри, с вязаными яркими салфетками на всех поверхностях, статуэтками, шумом и гамом, издаваемыми домочадцами, собравшимися в полном своем составе — что тут могло понравиться?! Драко реагировал не так, как я — он словно попал в доисторический музей и просто крутил головой, интересуясь всем, что попадалось на его пути. Гойл сосредоточился на том, чтобы ничего не спихнуть с положенного места и ни на что не наступить, Винсент смотрел себе под ноги и зевал, а Блейз до сих пор стряхивал с себя золу из камина, щедро усыпавшую его дорогой костюм из серого велюра, так нравившийся всем девчонкам без исключения. Он и вправду был в нем похож на солиста модной нынче группы «Колдуны-вещуны», и по праву гордился такой своей схожестью.

Но все мы встали, как вкопанные, только войдя в помещение, где нас ждал накрытый стол, да и не только он. Джордж и Фред уже были там, стоя у разогретой печки как оловянные солдатики — ровно и неподвижно. На них были надеты выходные коричневые костюмы ужасного кроя, старомодные ботинки и такие же рубашки в мелкий горошек, широкие галстуки на которых кто-то затянул так туго, что стало понятно, почему мальчишки стараются не шевелиться — они же вот-вот задохнутся и умрут! Возле злющих пунцовых парней, взглядом дающих понять сразу, как они нам рады, (чтоб мы провалились!) стоял улыбающийся до ушей отец Рона — Артур Уизли, и держал одну руку за спиной. Что ж, в деле воспитания своих отпрысков Уизли не постеснялись воспользоваться магией. Очевидно, именно она и удерживала рты близнецов закрытыми, а руки — недвижимыми, и именно она растягивала им рты в жуткий оскал, призванный заменить собой улыбку и продемонстрировать нам искреннее дружелюбие братьев!

— Фред, Джордж! Смотрите, какие у нас гости! Это друзья нашего Ронни… Как вас зовут, мальчики?

— Грэгори!

— Винсент!

— Блейз!

— Хи-хи-хи… — это Драко вовсю наслаждался унижением близнецов, да и имя его ни для кого не являлось секретом. Скорее, наоборот, в этом доме его поминали слишком часто, равно как и фамилию.

— Гарольд… — протянул я из вежливости.

— Ребята, поздоровайтесь в ответ!

Фред и Джордж, не переставая жутко улыбаться, попытались что-то промычать:

— Ммм… чтоб… день… вам… добрый… не был… поганц… сизерниск…

— Да-да, чудесный субботний день! — «подтвердила» Молли. — Но у вас дела, мальчики, да?

— Ммм… ыыы… ммм…

— Ну вот и хорошо, мы вас отпускаем, идите, хорошие мои, идите… — облегчение в голосе хозяйки было огромным.

Парни мелкими шаркающими шажками, словно им не только верхние конечности связали, но и нижние, покинули кухню через заднюю дверь, одарив нас десятком другим взглядов, обещающих верную и скорую смерть.

Я представил свой дом, свою кухню, добавил в представленную картинку, дорогую моему сердцу, парочку гриффиндорцев и поежился. Да уж, если поразмыслить, то не трудно понять, что все мы находимся примерно на втором месте в числе нежелательных гостей семейства Уизли после самого Волдеморта! Забини — уже сейчас красивый какой-то порочной красотой сын аристократов, никогда не поддерживающих политики Дамблдора, Драко — сын еще более известной семьи — тайны и власть которой будоражит всех без исключения, Гойл — ребенок ближайших друзей Малфоев, так же как и они он просто ненавидит грязнокровок. На вид ничем не примечательный мальчик Винсент — наследник знаний своей знаменитой бабки Летиции Крэбб — темной ведьмы, разорившейся благодаря расследованию авроров. Она занимала в свите Темного Лорда не последнее место! Ну а я? Мальчик, о котором никто ничего не знает? Кто из нас мог понравиться Молли? Ну кто? Даже такие, неоперившиеся, немножко смешные, обманчиво важные и вроде бы одинаковые — мы угрожали её семье. Своим существованием! Мы продолжения тех, кого они презирают и боятся! И отцовская «преданность» директору, ничем не замаранная и явная, не могла примирить их с его неординарной личностью, даже будь на самом деле все так, как и выглядело…

— У нас сегодня столько вкусностей, самых разных, самых вкусных… — тараторила миссис Уизли. — Ну что же вы? Присаживайтесь! Ронни, не стой истуканом, приглашай своих гостей за стол.

Но приглашения Рона никто ждать не стал и все, наконец, принялись усаживаться, переговариваясь о том, кому какой стул занимать. А переговариваться было о чем — все они оказались неудобными, дешевыми, но некоторые, к тому же, еще и шатались! Уступив свой крепкий стул тучному Гойлу, и не приняв во внимание его смущенные возражения по этому поводу, я замолк и замер, ожидая дальнейшего развития событий.

После того как картофельный салат и вишневый пирог были съедены, тема погоды пройдена вдоль и поперек, а все родичи Рона нам представлены, миссис Уизли «вспомнила» что-то важное и разохалась:

— Ой, Гарри, мне же Рон рассказал, что случилось на этом вашем ужасном занятии по полетам!

— Это преподаватель виновата, никогда она мне не нравилась! В ней ничего не говорит о серьезности занимаемой ею должности, а это противореч…

— Перси! Кушай! — прервали родители своего отпрыска, и тот вновь принялся жевать, обиженно поджав губы.

— Ты просто летать боишься! — выдал страшную тайну брата Рон.

— Да какая разница, кто виноват! Правда? — обратилась за поддержкой к гостям Молли, но ответить им не дала. — Гарри не дал погибнуть Невиллу!

— Ага… — я, конечно же, подтвердил этот прискорбный факт.

— Кстати, а где он? — спросила Молли у сына. — Почему не пришел? Ты передал приглашение?

Все слизеринцы уткнулись в свои тарелки, прекрасно зная, что никто никуда Долгопупса не приглашал и не собирался!

— Ну мам! — Рон попытался уйти от ответа. — Он занят…

— Чем?

— Мам!

— Ну что «мам»?! Невилл заболел? У него вечно что-то болит, и его всегда так трудно вылечить! Августа постоянно берет у меня настойки, ну те, которыми я тебя поила, а возвращать не…

— Мама! Я не дружу с Невиллом, он глупый и противный гриффиндорец! — спохватившись, Рон обернулся ко мне. — Ну, ты не такой, конечно… — заметив мою улыбку, он вспомнил, что меня этим никак не обидеть, разве только порадовать, и вновь обратился к матери: — Тебе хочется его видеть, ты и приглашай, я его не знаю!

— Ну как же… Я же столько рассказывала, вы в детстве виделись, и Августа… — миссис Уизли побледнела. Наверное, ей было больно, кто знает?

Но она взяла себя в руки и спокойно обратилась ко мне:

— А вы молодой человек, вы с кем дружите?

— С ними! — я обвел взглядом слизеринцев. — Ну, и еще с некоторыми…

Помяв пирог на тарелке еще немного, она сказала тихим грустным голосом, так непохожим на её вечное кудахтанье:

— Мы с мужем знали Лили, хорошая была девушка…

— Да? Хм…

И чета Уизли так и не смогла понять, к чему относилось мое сомнение — к тому, что они знали, или к тому, что Лили Поттер была хорошей? Взрослые переглянулись, поправили вилки, стаканы, и вообще все, что находилось поблизости и могло быть поправлено, и только затем продолжили выспрашивать у скучающего Драко, как поживают его родители, и доволен ли он своим деканом.

— Он же мой крестный! — искренне удивился приятель.

Артур Уизли отодвинул от себя тарелку и начал увлеченно объяснять неразумному дитяти, что такое хорошо и что такое плохо.

— Понимаешь, Драко, любой человек может совершать ошибки… Это я не о твоем отце, Гарри, ты не подумай! — обратился он ко мне. — Вот, к примеру, ты обидишь кого-то, сильно обидишь, но это не значит, что ты плохой, верно?

— Ну, кто-то может подумать, что я плохой, но это просто значит, что я могу обижать, — осторожно согласился Драко. — И если вы о салоне мадам Малкин…

— Нет! Не о нем! — вступила в разговор миссис Уизли и нарочито громко спросила: — Грэгори, не хочешь еще салатика?

Третья порция салата не входила в планы Гойла, но отказаться он не смог, и на время разговор приостановился. Наверное, он бы не продолжился никогда, уж крайне сложным он получился, но Драко Малфой не просто так носит свою фамилию, совсем не просто так!

— Мистер Уизли, вы терпеть не можете мою семью, но и мне, за редким исключением, не нравится ваша, и когда я подрасту, ничего не изменится. Но вот Рон поступил на мой, понимаете — мой факультет! Где декан — мой крестный… почти мой родственник, друг моего отца, и на этом факультете важны те же законы, что и в моей семье. Так что — ваш сын плохой?

Я не мог сказать того же, не имел такого права и возможности. Но тишина, последовавшая за словами бледного блондина всего одиннадцати лет отроду, говорила красноречивее моих слов и мыслей, эта тишина просто кричала о пропасти между этим домом и тем миром, в котором выросли мы и Драко. На нас двоих смотрели, как на чужеземцев, захвативших в плен родного им человека. Ну а этот самый человек — Рон — смотрел куда-то в сторону, склонив голову на бок, и не возражал. Даже не догадываюсь, как он жил раньше, о чем думал, но теперь он наш. Ему здесь тоскливо, он стесняется этого грубо обтесанного стола, чашек разных размеров, простой матери, её дешевой одежды. Нет, он никогда в жизни не станет на сторону Темного Лорда. Сам. Но ему ведь можно помочь, можно убедить, обмануть…

— Нет, он не плохой… — выдавил из себя мистер Уизли, не поднимая глаз. Он просто не верил, что о таком ему говорит малолетний сын врага.

— Вот видите! — неизвестно чему обрадовался Драко, словно это он учитель, а взрослый человек перед ним — ученик, угадавший ответ на сложный вопрос. Затем он поднялся, сложил салфетку согласно правилам этикета, положил её под тарелку и обратился к Рону: — Ну что, покажешь дом и ко мне?

— Как… ко мне… куда?! — не соблюдая никаких правил миссис Уизли вскочила на ноги, шумно сдвинув стул.

— Эээ… Мы по выходным у Драко обычно летаем, если дополнительных занятий нет, конечно… — промямлил младший Уизли. Он готов был вылететь из родного дома в ту же секунду, только дай ему метлу. В его светлых глазах просто застыл вопрос — отчего же ему здесь так неуютно?

— Но правила запрещают! Первокурсники могут покинуть школу только раз в семестр! Куда смотрит твой декан? Через какой камин вы путешествуете без спросу, молодые люди?!

Тут не выдержал я.

— Они и путешествуют с деканом, вместе. Его разрешения достаточно, у отца тоже есть… правила.

Наверное, мой голос оказался слишком твердым, потому как именно эти мои слова положили конец странной трапезе. Удовольствие от неё получил только Гойл, наевшийся до отвала, остальные просто сделали одолжение Рону и теперь хотели вернуться в Хогвартс — делать домашнее задание и заниматься приятным ничегонеделанием. Еще меньше, чем мне и Рону, визит не понравился Блейзу. В наши скучные разговоры он не вслушивался, да и не смог бы при всем желании, ему даже поесть толком не дали! От него все это время не отлипала младшая сестра Рона — Джинни. Рыжая и подвижная, она осыпала «хорошенького мальчика», а именно так его охарактеризовала Молли Уизли, вопросами о школе, о моем шраме и призраках, дергала его за рукав многострадального костюма, и надувала губки каждый раз, когда несчастный Забини отвлекался и пытался поднести вилку ко рту!

Ко мне девчонка старалась не приближаться, и я даже услышал, как она шепнула своему старшему брату Биллу на ухо:

— Страшный какой…

Хоть кто-то воспринял меня всерьез!

— Гарри! — в этот момент ко мне подошла миссис Уизли. — Я бы хотела отдать тебе некоторые фотографии, пойдем со мной.

— Но Рон сейчас дом показывать будет…
Она небрежно махнула рукой в сторону, куда отправились остальные.

— Да ничего, увидишь еще! — вот в этом я сомневался. Неприятные люди, чужой неказистый дом, нуждающийся в хорошем домовике, вроде Хельги, чего тут смотреть?

Но за хозяйкой этого дома я пошел, разумеется. Несколько раз она оглянулась, осматривая меня с ног до головы точно так же, как и тогда, в салоне, но ничего не сказала. Кем там Вуд меня назвал? Вороном? Ну что ж, если это так, то вороны — нелюбимые птицы миссис Уизли, а притворяется она весьма неважно…

В гостиной женщина подошла к серванту, взяла с него резную деревянную рамку с колдографией и жестом пригласила меня присесть на потертый красный диван.

— Смотри Гарри, это члены Ордена Феникса, потом узнаешь, что это за организация, сейчас не о ней. Вот твоя мама и па… её муж… — она вздохнула так тяжело, словно собиралась заплакать. — Лили была очень юной матерью, только ведь школу окончила, но любила тебя больше жизни, понимаешь? — я кивнул. — Ну да, ты понимаешь… Держи, дарю!

Я внимательно посмотрел на улыбающихся людей, поправляющих прически и воротнички, дабы не выглядеть неопрятными перед объективом вечности, и честно старался что-то почувствовать, но не получалось, никак! Ну картинка, ну мама на ней, в каком-то блеклом бесформенном платье, кстати, ну и что? У меня есть подобные, отец у тети взял — специально для меня, но они давно в шкафу пылятся. Быть может, для Молли эта колдография важнее? Вон как тщательно она глаза уголком передника промокает…

— Не нужно, у меня есть, спасибо.

Миссис Уизли дернулась, как от удара.

— Ну как знаешь, раз есть, то еще одна лишняя, ты прав… — неуверенно согласилась она и постаралась как можно более жизнерадостно продолжить. — Но от этой вещицы ты просто не сможешь отказаться!

Я сполз на самый краешек дивана.

— Какой?

— Да вот же она! — женщина улыбалась, а в руках у неё блестело и переливалось серебряным светом что-то бесформенное, шуршащее и абсолютно прозрачное. — Это мантия-невидимка, Гарри, очень древняя и ценная вещь, раньше она принадлежала… твоей маме. Она помогала ей в борьбе с Тем-Кого-Нельзя-Называть много раз, а сейчас, я уверена, она очень нужна тебе…

— Почему она мне нужна?

Женщина зачем-то глянула в окно, и только потом ответила:

— Как? Ты же знаешь о пророчестве! А если убийца твоих род… твоей мамы вернется? Так! — она решительно подошла ко мне, взмахнула мантией и набросила её на меня. — От этого подарка ты не откажешься! Забирай, живо!

— Ни вопросов, ни возражений! Давай, беги к ребятам!

Но бежать к ним не пришлось, все они ввалились в гостиную и ломанулись к камину, не соблюдая очереди, и я еле успел стянуть с себя накидку. Завидев хозяйку, мальчишки все же замедлили шаг — ради приличия, но Молли Уизли все равно узнала, как себя чувствует в родном доме её младший сын — он бежал впереди всех. Уверен, он сам не понимал, зачем просил мать принять его друзей.

Винсент отправился домой — спать, пока срок разрешения на субботний визит не истек, а Гойл и Блейз, все еще отбивающийся от прилипчивой Джинни, отправились в школу. Затем настала очередь Драко.

— Малфой-мэнор! — выкрикнул он.

Рон обернулся ко мне.

— Ты с нами?

— У меня тренировка по квиддиччу… — ответь я еще печальнее, вышло бы отличное начало для похоронной речи.

— Гарри, ты почему нам не сказал, что в команде?! — удивилась Молли и заулыбалась. — Это же чудесно!

— Дурацкая игра! — рявкнул я, не совладав с эмоциями, и миссис Уизли улыбаться перестала.

— Малфой-мэнор! — радостно заорал Рон и исчез в зеленом пламени. Его мама сжала кулаки, а глаза у неё заблестели совсем не от огня…

Медленно подойдя к камину, я нерешительно оглянулся. Молли Уизли смотрела куда-то в пол, безжизненно свесив руки вдоль тела, казалось, она застыла. Её тихая грусть заполнила собой всю комнату, еще несколько минут назад пышущую уютом и беззаботностью. Рон провел вне стен этого дома не так много времени, а уже стал чужим. Женщина думала, что же произошло, в чем она виновата, и не понимала.

— Тебе меня не жалко? — рассеяно спросила она, больше не пытаясь выглядеть веселой, ведь кроме нас в гостиной больше никого не осталось, убежала даже Джинни.

— Ему хорошо там.

— Нет, ты ответь, не жалко?

— Не жалко! — я решил не юлить, а ответить на вопрос, на который она и так знала ответ.

— А маму свою?

— Я её не знал.

— И её не жалко, значит… Нельзя отрекаться от родных, Гарри, нельзя!

— От кого отрекаться? У меня только один родственник! — я поспешил убежденно добавить: — И мы с ним сами победим Темного Лорда, если вдруг что…

Она покачала головой.

— Ты плохой ребенок!

Я беззлобно хмыкнул и пожал плечами, не оспаривая и не подтверждая это умозаключение.

— Какая мне разница, что вы думаете? Хогвартс! Кабинет профессора Снейпа!

Что за странный разговор взрослого и ребенка? Что за идиотский визит вежливости? Зачем это все было нужно? В памяти не осталось ничего интересного, абсолютно!

***

Я поежился, чихнул, а после снова поежился. Солнце светило, но не грело, и ко всему прочему мерзли еще и ноги. Сырые сладковатые запахи осени щекотали мне нос и мешали сосредоточиться на собственных, весьма важных мыслях. Проводив взглядом какую-то большую черную птицу, скрывшуюся вдали, я зажмурился от слепящего своей синевой неба, а когда лениво открыл глаза — захотел закрыть снова не только их, но и уши. Загонщики — близнецы Уизли — носились по полю за бладжером и кричали, словно тот обязан был испугаться и улететь восвояси. Вуд командовал действиями Кэти Белл, не жалея голосовых связок, отчего девчонка злилась и нервничала так, что в конце концов передала квоффл не охотнику, а Джорджу, чем несказанно его удивила и заставила замереть прямо в полете и с битой наперевес, обдумывая, то ли это бладжер почернел, то ли ему уже пора снижаться и проверять зрение… Снитча вот уже целый час никто не видел, да и не искал. Я, как «основной» ловец, спокойно сидел в запасе на деревянной скамье трибуны у кромки поля и дышал свежим воздухом, а «запасной» ловец Гриффиндора — маленькая и быстрая Алисия Спиннет — строила глазки Фреду и постоянно пыталась пролететь как-то особо впечатляюще прямо у него перед носом, в результате чего столкновения случались с завидной регулярностью. Если они и с противником так играют, а не только сами с собой, то я понимаю, почему змеиный факультет побеждает вот уже столько лет. В этих головах есть место только для одной ценной мысли, и если это мысль не о квиддиче — возрадуйся, Слизерин!

На какой-то блаженный миг гул, то есть крик капитана и его команды стих, и я даже улыбнулся, наслаждаясь жизнью, но вспомнил о реальности сразу же, как только Оливер ткнул мне в лицо метлу, чуть не выбив ею передние зубы, и испуганно зашипел:

— Лети, лети давай! Быстро!

— Куд… ааа!!! — я был им схвачен под руки и с разворота выкинут в воздух, словно я не человек, а мячик, и это просто везение, что метлу я схватил крепко, и уже совсем неважно, что задом наперед! — Кривее лети, кривее… — донеслось до меня немаловажное напутствие капитана, хотя кривее было уже некуда. Оливер хотел всем доказать, что я летаю плохо, и он тут совсем ни при чем.

Взглянув вниз, я увидел кучу народа, столпившуюся возле выхода на поле и что-то выспрашивающую у Вуда. Был там и директор, и МакГонагалл, и половина моего факультета, и Драко с приятелями, невесть как здесь очутившиеся и явно пришедшие с целью не дать мне заскучать, и еще какие-то преподаватели…

— А почему он вне зоны игры? — громко спросил кто-то чересчур внимательный.

Оливер задрал голову кверху, но обнаружил меня не сразу, а когда обнаружил — почесал за ухом и глубокомысленно изрек:

— Наблюдает за остальными, учится… Оттуда виднее!

— Это просто чудесно, что такой прилежный первокурсник еще и ловец команды… Привет, Гарри! — что есть мочи заорал директор и плавно замахал мне рукой из стороны в сторону, словно прощался навек. Ему бы еще белый платочек в другую, и получилась бы вылитая Петуния Дурсль! По крайней мере, если смотреть отсюда.

Пока я мерз и чертыхался, летая в разных произвольных направлениях, а Вуд внизу объяснял всем такую замысловатую тактику моего «обучения», Драко и Симус что-то не поделили. Не стесняясь присутствия декана и директора, Гриффиндор стенкой пошел на Слизерин, и все могло бы закончиться плачевно, если бы Джордж не решил отомстить мне за свое недавнее унижение и не уступил дорогу бладжеру. Понятное дело, что вторым препятствием на его пути должен был стать не кто иной, как Гарри Снейп!

Честно говоря, желание остаться обладателем ровно двух глаз и одного, но целого черепа, было таким сильным, что от напряжения меня просто затрясло, и хоть красный мяч летел в моем направлении всего секунды, я смотрел на него словно в замедленном темпе. Ужас быть опозоренным перед всеми, страх перед болью, злость к этому рыжему недоумку, обида, холод, пронизывающий ветер — всё сыграло свою роль. Наверное, так и должно было случиться, я не знаю…

«Акцио, бладжер…» — это была не просто мимолетная мысль, а настоящий приказ. Он зашелестел в моей голове, будто опавшие листья, подхватываемые вихрем. Спустя короткое мгновение я уже смотрел на мяч в своей руке, не мог сфокусировать взгляд ни на чем другом, и лишь боковым зрением улавливал вокруг размытые тени — это ко мне подлетели притихшие гриффиндорцы.

— Его еще никто рукой не ловил… — шептала взволнованная Кэти.

— Он не мог, это невозможно, он бы кость пробил… — растерянно бормотал Фред.

— Придурок! — бешено заорал приблизившийся к нему Вуд. — Было бы лучше, если бы пробил, что ли?! На минуту вас оставить нельзя!

С земли доносились вопли Минервы МакГонагалл и рукоплескания всех подряд. Да уж, теперь десятью опозданиями не обойдешься…

Но размышлениям о чем бы то ни было все еще не хотела уступать место одна, очень важная мысль — у меня хватает силы воплощать самый сложный вид заклинаний, невербальный!

Благодаря мне инцидент с непониманием двух противоборствующих факультетов остался безнаказанным, чего не скажешь о Джордже. Его наказали по полной, отлучив от тренировок и прилучив к отработкам у Филча в качестве главного по мытью лестниц и пролетов. К тому же достоверные источники — Рон и Крэбб — всегда снабжающие меня интересной информацией, проинформировали меня об отсутствии какой бы то ни было благожелательности на лице своего декана в тот момент, когда ему доносили о произошедшем Драко и Гойл. Я передал эту ценнейшую весть Гермионе, та передала её всем, и я на некоторое время лишил себя такого приятного общества, как общество близнецов Уизли! Они предпочитали находиться или на приличном расстоянии позади меня, или далеко впереди, или с противоположного края скамьи в Большом Зале, что просто не могло не радовать, разумеется.

— Он наглый избалованный тупица!— Симус остановился, как вкопанный. — Я ведь тоже твой друг, верно? — сощурившись вопрошал он раз в пятый, и вновь принялся нервно измерять шагами спальню и мешать мне сосредоточиться на особенностях распада крысиных лапок на компоненты, входящие в состав болеутоляющего… или снотворного… или…

— Симу-у-у-с! — застонал я и отшвырнул от себя учебники, все равно в голове кроме громкого голоса ирландца ничего не умещалось.

— Ты это… подбери лучше.

— Чего?

— Ну, Хельга твоя не одобрит, разозлится…

Я свесился с кровати, нащупал книги, и сложил их на тумбочке, успокоив тем самым Финнигана, с некоторых пор трепетно относившегося к порядку в комнате. В учебе он не блистал, и вынужденная любовь к чистоте — один из немногих его навыков, приобретенных им в Хогвартсе.

— Ну так что, друг или не друг?! — завел он свою шарманку.

— Друг! — клятвенно заверил я его и со всей силы ударил себя кулаком в свою весьма не крепкую грудь, чуть не закашлявшись.

Будь на его месте Драко, Гойл или Дин, они бы уже сотрясали стены своим хохотом, но Симус лишь удовлетворенно кивнул и продолжил:

— Я вызвал его на дуэль! — возвестил он гордо и распрямил плечи. — Сегодня ночью!

— Сегодня астрономия, — напомнил я, и не думая терять покой.

Драко ничего не будет, а Симус мне безразличен. Он есть в моей жизни, мы живем в одной комнате, но каждый раз, когда я смотрю на этого лопоухого задиру, то вспоминаю, как много должен скрывать от мальчишки, и он словно растворяется. Это похоже на то, как если бы я вышел на трибуну перед огромным залом людей! Их много, но каждого по отдельности не рассмотреть — темно и лица затягивает плотная серая дымка, да и незнакомы они мне, и кажется, что эта враждебная масса вот-вот поймет, как же страшно человеку перед ними и засмеет его, да и уйти хочется, как же хочется уйти…

— А причина тебе не интересна, нет?! — продолжал свою психологическую атаку Финниган.

— Неа… — ответил я честно и принялся мять подушки, позевывая и готовясь вздремнуть до самой полуночи.

— Я сказал, что ты летаешь, как настоящий гриффиндорец!

Стало интереснее.

— А он?

— А Малфой ответил, что ты… что ты… — он стоял перед моей кроватью, задыхался от праведного гнева и часто дышал. — Дерьмовый гриффиндорец!

Мальчишка меня не развеселил, совсем, наоборот, но мне почему-то стало очень грустно. Я улыбнулся и снова спросил:

— А ты?

— А я ему сказал, что ты отличный гриффиндорец — смелый и умный! — он засмущался и почесал кончик носа. — Твой так называемый друг сказал, что эти два понятия не совместимы, а второе так и вообще к нашему факультету отношения не имеет, что, дескать, Годрик его у кого-то одолжил…

— Я не хотел эту белую моль на дуэль звать, не хотел! Я терпел…

— А почему позвал? — я посмотрел на Симуса другими глазами. Он оказался большим ребенком, чем я мог себе представить! Вспыльчивый, гордый, сильный, и такой… добрый.

— Ну ты прости… ну не вытерпел я…

— Да ладно тебе, я благодарить должен, а не прощать… — мой «защитник» засиял, как надраенный чайник. — Только я с вами не пойду, ладно?

— Да ладно, чего уж там! Я понимаю…

Драко меня не посвятил в эту маленькую ссору, не счел нужным, или же счел ниже своего достоинства привлекать предмет спора в процесс его разрешения. Но внутри что-то ёкнуло, я представил себе унижение Симуса, награжденного Малфоем какими-то колючками по всему телу, или еще какой «веселой» по мнению приятеля гадостью, и захотел помочь, хоть капельку, малюсенькую такую капельку!

— Симус?

— А?

— Ты умеешь хранить секреты?

— Обижаешь! Знаешь, какой древний мой род? Выжили бы мы, если бы секреты не хранили?!

— Клятву дашь?

— Клянусь родами Гормлахов и Финниганов!

Я в очередной раз свесился с кровати и засунул под неё обе руки. Приложив некоторые усилия, я все же вытянул оттуда тяжеленный сундук, доставшийся мне от бабушки, и откинул скрипучую крышку. Я всегда с почтением относился к этому предмету, как к единственной отдушине покойной миссис Снейп и её возможности прикоснуться к желанному миру запретного волшебства. Она прятала в нем от мужа всякие волшебные вещи и самое сокровенное — свою палочку, которую мой дед — недалекий маггл — все же как-то ухитрился у жены выманить и сломать. Но главное в этом сундуке не две её половинки с сердцевиной из волоса русалки, не дюжина колбочек с приворотными зельями, не пожелтевшие письма из прошлого, и не старая слизеринская мантия бабушки с карманами, полными поисковых клубочков самой Ариадны, а то, что показываются все эти сокровища только тем, кто по крови принадлежит роду Принцев. Этот кованый ящик с красноглазой змейкой на его крышке, отлитой из настоящего золота, можно было сломать, открыть, уничтожить, но получить то, что внутри — никогда. Действовала самая сильная магия в мире — родовая. В него я и засунул мантию-невидимку, решив не рисковать и не использовать то, что мне дали посторонние люди, только лишь потому, что вещица занимательная. Ну а Симусу какая разница? Пусть берет!

— Держи, Симус! И никому про неё ни слова!

Я ввергнул мальчишку в самый настоящий ступор. Он слова не мог вымолвить! Такая его реакция мне даже польстила, и когда он расстроено пролепетал:

— Но я с Невиллом иду, и Гермионой…

Я покачал головой, имитируя раздумья, но ответил решительно:

— Ну, тогда не говори, где взял!

— Ага! Спасибо тебе, Гарри!

«Ну хоть немного напугает Драко, да и Филчу не попадется, и благодарен мне будет, что тоже неплохо… Ну а Драко и так сильнее — с домашним обучением профессора Снейпа он дюжину Симусов на недельку другую к мадам Помфри отправить может!» — с такими оптимистичными мыслями можно было смело отправляться в царство Морфея, что я и сделал, заснув почти счастливым…

Проснулся я от топота ног, количество которых явно превосходило положенное по списку проживания. Зажмурившись от яркого света и прикрыв рукой глаза, а зажжено было всё изобретенное для этой цели, я приподнялся на кровати и узрел в комнате кучу народа, имена половины которой даже не знал! Они сидели на стульях, подоконнике, полу, а Дин так вообще уступил кому-то свою кровать и уселся на мою, удобно разместившись у меня под боком и чуть не спихивая законного хозяина койки на пол! Сложив руки на груди, а ноги подобрав под себя, он покачивался из стороны в сторону и осуждающе цокал языком.

Я, недолго думая, огрел его коленом по спине, но в ответ получил не возмущение и крики, а странное пожелание:

— Хватит дрыхнуть! Тут такое случилось! — зашептал он мне таким тоном, словно делился новостью с собратом по несчастью. Поразмышлять над тем, что же заставило всех собраться в комнате и единодушно убиваться по кому-то или чему-то мне не удалось. — Филч поймал Симуса! В коридоре третьего этажа, представляешь?! Того самого этажа, куда директор ходить запретил … — его голос вообще стих, таким нереально страшным ему казалось это событие.

— Как?!

— Как как… руками! — донесся до меня противный тонкий голос Перси Уизли, восседающего в единственном кресле у окна. По обе стороны от него, на подлокотниках, сидели близнецы Уизли и не сводили глаз со своего старшего братца. — Я должен, говорю вам, пустите меня! Я буду жаловаться! — парень раздувал щеки и пыхтел, как паровоз.

— Жалуйся, предатель, жалуйся… — ничуть не испугавшись «разрешили» ему рыжие.

Дин снова зашептал мне в ухо:

— Ему поручили вещи Симуса собрать, а мы не даем!

— Ааа…

— Его без вещей домой не отправят, холодно ведь!

— А Невилл…

— Тут я! — выкрикнула эта ходячая неприятность почти из-под кровати. Я даже дернулся от неожиданности! — Это снова ты придумал, ты ему её одолж… Ай! Что вы делаете?!

— Ты достал, малявка! Придумай себе другого виновника всех бед! Только и знаешь, что ныть — Гарри то, Гарри это… Тошнит уже! Ведешь себя, как пуффендуец, ну честное слово… — Вуд скорчил препротивнейшую рожу, сильно всем напомнившую физиономию Невилла и несколько мальчишек прыснули со смеху. А до этого именно он отвесил Долгопупсу увесистый подзатыльник и с тяжелым вздохом уселся с другой стороны моей кровати.

— Гарри Снейп! — заорал просунувший голову в проем Ли Джордан. — Тебя зовут!

Все замерли и уставились в мою сторону, ведь позови меня сейчас директор, Невилл мог бы рассчитывать на гораздо большее понимание со стороны своих однокурсников…

— Да эта… как её… заучка наша, лохматая! Небось, на астрономию тебя затащить хочет… Вы не идете, не до уроков! Скажешь — старшие так решили!

Гриффиндорцы выдохнули и вновь сфокусировались на злющем старосте, постоянно предпринимающем попытки покинуть кресло и исполнить свою важную миссию. С трудом выбравшись из спальни и наступив не на одну ногу, я спустился в гостиную, где у камина, в стороне от кучки девчонок и в гордом одиночестве сидела пригорюнившаяся Гермиона Грейнджер. Положив голову на кулачок, она чуть не плакала, шмыгала носом, и вообще — выглядела еще хуже, чем обычно, что в принципе казалось невозможным.

— Что случилось? — поинтересовался я деловито, ведь знал, что астрономия здесь совсем не причем.

— Мы в зале наград Пивза встретили, побежали, там проход какой-то был, ну мы в него и повернули… Симус первый шел, в мантии, а мы за ним… за поворотом дверь увидели, захотели там спрятаться, а у двери Филч стоит, ну как знал! — она смахнула слезу. — Он его руками нащупал, а мантию забрал… Симус сказал, что это ты ему её одолжил… — девчонка покраснела. — Ну, мы очень долго его просили рассказать, интересно ведь…

Я вздохнул и решил не реагировать на нарушенную клятву представителя… ну, тех родов, в историю которых как-то затесался и болтливый Симус!

— Значит, вы убежали, а он остался?

— Да!

— Драко не попался?

— А ты только за него и переживаешь! — рассердилась Гермиона. — Тут Симуса исключают, а ты за эту белую моль волнуешься… Мы его даже не встретили!

— Лохматый суслик!

Грейнджер открыла рот, отчего тут же стала похожа на кролика — её передние зубы слегка длиннее остальных, замахала на меня руками и приготовилась реветь в голос.

— Да как ты смеешь?!

— Тебе приятно, когда тебя так называют? — спросил я нравоучительно.

Рот она закрыла, а махать руками перестала. Мы достигли некоторого взаимопонимания, и пока оно не улетучилось, я переспросил:

— Филч точно ждал, да?

— Да! Я сама поверить не могу! Откуда он мог знать?! Ну откуда? — внимательно присмотревшись к собеседнику, она заподозрила его во всех грехах и, выпрямив спину, высоким и обманчиво спокойным голосом поинтересовалась: — А ты никому не говорил… случайно?

— Нет! — рявкнул я совсем не так спокойно, и на нас обратили внимание.

Вообще-то, я ничего не чувствовал и никого не жалел. Я думал. Филч, конечно, почти вездесущий, а его ржавый керосиновый фонарь может осветить самые темные уголки Хогвартса, но ждать нарушителей там, куда никому нельзя ходить? Он не только не владеет даром прорицания, он еще и сквиб! Пусть и не такой, как я думал раньше, у него наверняка есть кучка секретов, но все равно, что-то здесь не так…

Что именно не так, я решил спросить, а не мучиться в догадках, так быстрее можно достичь желаемого — правды.

«Хельга!» — позвал я.

— Да, мой сонный хозяин…

Мы с ней стояли в темном коридоре за портретом Полной Дамы, не нарушая своими голосами привычных звуков ночного Хогвартса: скрипа никогда не останавливающихся лестниц, сопения обитателей портретов и завывания призраков. С помощью легилеменции я попросил узнать все, меня интересующее, а ответ донести не только до меня, но и отца. И я получил ответ, доказавший окончательно, что места в мире Альбуса Дамблдора мне не было, нет, и никогда не будет. Я растерялся, вспоминая, где мог выдать себя уж так явно, но единственной такой своей неудачей можно было считать мое рождение, и только… Страстно захотелось пойти обратно, в спальню, забежать туда, начать переживать со всеми о судьбе злосчастного ирландца, не умеющего хранить тайны по причине своего малого возраста, возмущаться, смеяться, сторожить Перси, всем нравиться… Но кому я там нужен? И кто из них нужен мне?
Я отошел еще дальше от входа, присел у холодной стены и крепко обнял колени.

«Дамблдор велел следовать за черным пятном на его карте, и ловить того, кто им окажется. Пятно было одно!» — передал Филч.

Мантия-невидимка, подарок миссис Уизли, якобы принадлежавший матери — всего лишь способ проследить за мной тогда, когда я буду к этому не готов. Тогда, когда я поверю, что люди могут быть любезными, а «великий» старец Дамблдор может позабыть о первокурснике Снейпе… Что во мне не так? Я ведь не проучился еще и полгода! Откуда он знает?! Молли сказала, что мантия мне сейчас ну очень нужна, но это неправда, мне не нужна эта сто раз переколдованная тряпка. Как я мог её в бабушкин сундук засунуть?! Если мне что-то и нужно, директор, то это истинное пророчество и твой оглушительный провал…

Щелчок замка в полумраке, скрип фонаря за спиной и мое дыхание — даже такие простые звуки могут означать совсем не простые события. Я замер на секунду и наклонил голову к замочной скважине, постаравшись задержать дыхание. Какое-то шевеления я уловил и, обернувшись, довольно кивнул Филчу — животное там и уже двигается, а значит, понимает, что воля рядом, стоит только сделать несколько шагов ей навстречу…

Мы поспешили удалиться, никем не замеченные, что получалось у нас прекрасно — миссис Норисс протяжно мяукала, а эхо разносило её вой по всем коридорам подземелья. Те, кто слышал его в эти ранние часы, предусмотрительно шарахались в совершенно противоположную сторону, не стремясь к встрече с хозяином милой киски. Я шел позади завхоза, уставившись себе под ноги, и мои глаза слезились от радости, сдерживая которую я чуть не плакал. Та злость, которую я испытал совсем недавно, все еще растекалась по телу холодом и, ощущая его, я переставал ощущать все остальное. Мой ум ничто не затуманивало — я видел цель и прекрасно понимал отца, явно пребывавшего в таком состоянии «на грани» большую часть жизни.

— Эта мантия Джеймса Поттера, Гарри, а не твоей матери! И я отпускал тебя к Уизли не для того, чтобы ты подтверждал возможные сомнения Дамблдора! Ты должен был постараться расположить к себе всех, а не…

— Он никому ничего не должен! — резко перебил его хриплый голос из темного угла отцовского кабинета, озвучивший так понравившуюся мне мысль. — Ни тебе, ни тем более мне! Только свобода даст ему шанс не ошибиться с выбором своей судьбы, Северус. Тебе ли не знать! Ты пришел ко мне сам, не забывай об этом…

Отец скользнул по мне острым взглядом, отошел и вновь сел за стол, сложив руки в замок, и нервно кивнул головой.

— Вы правы, мой повелитель.

Вчера я лишился еще одного оправдания перед своей покойной матерью. Гарри Снейп встретился с Волдемортом, вселившимся в Квирелла, но земля не ушла из-под его ног, а Хогвартс, увы, не развалился на части. Но, в моей жизни все было скучным на протяжении многих лет, по-видимому, в ней всегда все скучно и просто? И встреча с самым темным магом на планете не исключение?

Когда я зашел в отцовский кабинет, разодетый в блестящие одежды Квирелл сидел в кресле для посетителей, сложив ногу на ногу и пил мятный чай, положив локоть на стол. Мне с трудом удалось пройти дальше в комнату — голова кружилась и грозилась взорваться от боли, но, как только тюрбан был снят и я узнал, как именно Лорд живет, все ушло на задний план. Я просто стоял и слушал, вглядываясь в нечто морщинистое, ужасное, выступающее на затылке преподавателя по Защите от Темных Искусств и растягивающее его кожу до появления на ней синюшных растяжек. Рот Волдеморта еле открывался, нос был почти незаметен, но вот ощущение собственной целостности, несмотря на головную боль — результат именно его присутствия, и это очевидный факт.

— Хочешь мне что-то сказать? — спросил он после того, как представился и похвалил меня за сообразительность, которая радует его вот уже несколько месяцев.

— Вы убили мою маму?

Отец выронил палочку, которой отрешенно играл уже несколько минут, подкидывая её в руке. Но ничего не сказал, а молча поднял её и отошел к стеллажам со склянками, где застыл, словно статуя. Его лицо освещали лишь редкие отблески свечи, попадавшие на стекло. Он был спокоен и красив. Декан Снейп совершенно не волновался, будто знал, что все произнесенное Темным Лордом ничего не изменит ни в его сыне, ни в нем самом.

Квирелл поднялся и мелкими шажками, приблизился ко мне, после чего повернулся и лицо на его голове заговорило:

— А ты сомневался? Советую задать верный вопрос, мальчик, пока у тебя есть такая возможность…

Я крепко задумался.

— Почему?

И получил ответ, много ответов.

Волдеморт перешагнул порог дома Поттеров холодным дождливым октябрьским вечером 1981 года. Не медля ни секунды, он, неслышно ступая, прошел на второй этаж — убивать меня. На парочку супругов, перекидывающихся обвинениями в неверности и черствости на кухне, маг внимания не обратил — хотел свершить все быстро и тихо.

— Я боялся тебя, Гарольд, очень боялся, и не зря… — сипел Лорд, пытаясь донести до меня свои мысли. — Но ты заплакал, громко! Звал на помощь мать, сам того не понимая…

— Пусть кричит, отребье грязнокровки! Шлюха! — кричал Джеймс.

Но мать уже взлетела по ступенькам, словно невесомая птичка, достигла двери детской, а распахнув её, мгновенно осознала, что же сейчас произойдет. Не задумываясь, она кинулась к кроватке и закрыла её своим юным телом, полным жизни, готовая погибнуть, но спасти сына.

— Зачем бы мне её убивать? — сощурился Волдеморт и кинул взгляд на отца, сцепившего руки за спиной. — Но она не уходила, стояла, плакала и кричала на меня…

Когда в комнату вихрем ворвался Джеймс Поттер, еще ничего непоправимого не произошло. Волдеморт держал перед собой палочку и медлил, как он сказал — пытался решиться, но слова все не желали срываться с губ. Он чувствовал подвох, и разум пытался одолеть страх.

— Отдай его мне… — сказал Лорд перепуганной маме. — И разойдемся. Вы слабы, мне не противники. Прекратите борьбу, и родятся у вас еще отпрыски… Будете жить все, — он кивнул на младенца, — прославляя мое великодушие! — и презрительно усмехнулся из-под черного капюшона, надвинутого на глаза.

Мать засомневалась — моя жизнь, пусть и вместе с Темным Лордом, казалась ей лучшим выходом, чем моя смерть. Она прижала сына к себе, посмотрела в его зеленые глаза, зажмурилась и дрожащими руками протянула ребенка тому, кто все же принял сложное для себя решение — пощадить его. Но ничто не вечно, любит иногда говорить отец, вот видно и любовь Джеймса Поттера не выдержала испытания изменой. Может, он умом двинулся? Как тот, кто так рьяно боролся со злом, мог поступить подобным образом? У меня защемило где-то в области сердца, как только я представил, что почувствовала мать, услышав бездушные слова мужа, решившего отомстить беззащитной женщине так, как не всегда решаются мстить друг другу даже самые лютые враги.

Джеймс шагнул к Лили и зло сказал, словно выплюнул:

— Он носит мою фамилию! Лучше умереть, чем знать, что ты, грязное существо, отдала ребенка врагу! — и поднял палочку на Волдеморта.

— Нет, Джеймс, нет… — шептала мама сквозь слезы.

Думаю, ему было все равно тогда, на кого её поднимать. Поттер тоже принял решение — умереть, но унести позор, то есть секрет о моем рождении, с собой в могилу. О письме Северусу он не догадывался, и тут мать ему солгала, наивно рассчитывая на прощение мужа. Однако грифиндорская гордость оказалась качеством более коварным, чем всем открытое зло Темного Лорда. Мама инстинктивно вскинула палочку, увидев, что Лорд направил свою на её мужа. Так они и стояли посреди комнаты, направляя палочки друг на друга. Все трое медлили, как будто понимали, что не должны здесь находиться, не должны так поступать, и уж тем более не должны погибать. Я молчал на руках матери, крутил головой и даже не думал плакать. Вокруг меня стояла зловещая тишина, за которой явно притаилась поджидающая свои жертвы смерть.

Все произошло мгновенно, как только Джеймс открыл рот, пытаясь произнести хотя бы начало смертельного заклинания. Он прекрасно знал, что кто-кто, но Волдеморт в этом деле гораздо опытнее его, да и просто — во стократ умнее, сильнее, и быстрее. Вначале Авада убила Джеймса, затем мою мать, бросившуюся к нему, а следом устремилась и ко мне — Лорд разозлился, из-за чего и проиграл.

— Да, Гарольд, я понял, что проиграл Дамблдору, как только луч коснулся твоего лба. Я ощутил пустоту. Она затягивала меня к себе куда-то далеко, к самой границе бытия. Там я многих увидел, очень многих… и твою мать в их числе. Она кидалась на своего мужа с кулаками и проклинала его… — он замолк, и попытался прочистить горло, или что там у него, надрывно прокашлявшись. — Они разошлись в разные стороны, мальчик, и ты должен понять, что каждый выбирает свою сторону, всегда! И в жизни, и в смерти!

Пророчество было ложным, или недосказанным, об этом знала лишь Беллатрикс Лейстрейндж, прибывшая на помощь хозяину первой, и именно она видела седовласого старика у дома Поттеров, пока еще целехонького дома. Там же она что-то подслушала, но что именно — неизвестно. Он взмахнул палочкой, и здание разрушилось в одно мгновение, заодно разрушив все магические отпечатки произошедшего и погребя под собой последнего представителя древнего чистокровного рода. Гарри Поттер должен был вырасти и встать на защиту Британии, если бы возникла такая потребность, не задавая лишних вопросов и не испытывая ровно никаких сомнений. Но развоплощение — не смерть, и дух Волдеморта еще долго витал над развалинами в ярости от своего бессилия и чужой победы, подмечая все особенности поведения Дамблдора и его неуместные улыбочки исподтишка. Страна была свободна, а директор был доволен, что естественно и почти правильно. Но просматривая картинки в своей голове, посылаемые Волдемортом мне через отца, более сильного в вопросах сложной легиллименции, не доволен был я! Ненависть не кипела внутри, нет, просто она постепенно находила причины своего существования, которых ранее мне не хватало.

— Только убив тебя, я мог исчезнуть. Ты мне не угроза, Гарри, ты просто орудие. И только от тебя зависит, слабое или сильное! — продолжал сипеть Волдеморт, не обращая внимания на то, что Квирелл переминается с ноги на ногу, утомившись от долгого стояния.

Дамблдор был явно шокирован, узнав, что «Гарри Поттер» отменяется, и его блестящая повесть закончена, едва начавшись, но спорить не стал. Шокирован был и сам Волдеморт, хоть и пришлось ему об этом прознать гораздо позже, а точнее — всего год назад.

— Албания не то место, где можно раздобыть светские новости, разве только тупицы иногда забредают в её дремучие леса… — пояснил он свою неосведомленность.

Квирелл замер, очевидно, догадавшись, что речь о нем.

«Дамблдор, отец, его служба у директора, разрешение на то, чтобы я носил фамилию Снейп, что-то здесь не так…» — у меня в голове бешено завертелись мысли, которые я все никак не мог соединить одну с другой. В это время отец задвигался по комнате гораздо живее, что-то вновь упустил, шумно подвинул стул, заглянул в бездумное и словно завороженное лицо Квирелла и вообще, старался шуметь, словно ребенок, которому вдруг надоел родительский разговор и он просто не знает, чтобы такого сделать, чтобы закончить его.

— Северус, твой секрет мучает не только тебя, он мучает и твоего сына… Ты сейчас слаб! Он имеет власть над тобой! Как ты допустил такое! Ты?! Самый умный мой соратник, способный просчитать действия врага на десять шагов вперед?! Как?!

Папа не испугался скрежета голоса Темного Лорда, он вел себя при нем просто уважительно, как любимый ученик при учителе, знающий, что его все равно не накажут. Но то, что произошло, как только отец дослушал до конца слова Лорда, я не забуду никогда.

Северус Снейп упал на колени, оперся рукой об пол и застонал. Его жуткий голос проник мне в сердце, и я испугался так, как ни пугался никогда. За отца! Из него словно что-то выходило, какие-то ужасные чувства, они душили его!

Мои ноги занемели, ведь не только Квирелл, но и я стоял неподвижно очень долго, и мне трудно было не упасть, но я кинулся к папе и стал перед ним на четвереньки. Его лицо полностью скрывали черные сальные волосы, и хоть его я не видел, но боль — ощущал в полной мере.

— Это он рассказал мне о пророчестве, тоже не знал, чем все обернется… — совсем тихо произнес Волдеморт, словно оправдывал свое неразумное дитя, по совместительству оказавшееся моим отцом и тем, кто лишил меня матери.

Всё стало на свои места. И я, по всей вероятности, обязан был удивиться, разозлиться, подняться и убежать, лелея жалость к себе и обиду на отца. Но я что, не Снейп?! Не истинный слизеринец?! Не сын своего отца?!

Нет, мне открылся весь ужас произошедшего тогда, много лет назад, но мне дорогого стоило не рассмеяться. Все годы директор держал папу на коротком поводке, используя его любовь ко мне?!

«Какой кошмар!» — подумал я.

«Но как хорошо… — добавил внутренний голос. — Меня так сильно любят…»

Я обнял отца и уткнулся ему в плечо, вдыхая ароматы трав. Он старался лишний раз не вздохнуть, чтобы не спугнуть меня, а я улыбался. Тихий хлопок заставил нас обоих поднять головы и обернуться на дверь. Квирелл, а вернее Волдеморт, незаметно ушел. У него получилось — я поверил, ведь увидел своими глазами. Почему кто-то за Дамблдора, кто-то за Темного Лорда, а кто-то еще за кого-то? Потому что они сделали выбор, кто сам, а кто при рождении — с помощью самого провидения. Нет ничьих там сторон — светлых или темных, но есть обычная — твоя жизнь.

Мы еще долго говорили о философском камне, моей матери, Белле Лейстрендж — школьной знакомой отца и его подруге уже после выпуска — но самое главное во всем этом разговоре то, что черные как ночь глаза отца сияли и он улыбался, пусть и еле заметно, несмело.

Я-то наивно полагал, что буду разгадывать тайну смерти матери, исчезновения Волдеморта и моего рождения до самой старости! Но, как оказалось, в мире абсолютно точно найдутся секреты и посложнее…

Уже когда я уходил, то краем глаза заметил, что отец открыл ящик и достал из него пожелтевшую от сырости фотографию матери из школьного альбома, такую, овальную. На ней она еще совсем девочка с завязанным на макушке пушистым хвостиком.

— Ты бросилась на его защиту, Лили? После таких слов? — помолчал, внимательно рассматривая маму, но когда я уже прикрыл дверь, с горьким смешком подытожил: — Дура! — небрежно кинул фото в мусорную корзину под столом и придвинул к себе стопку школьных тетрадей, над которыми ему предстояло скоротать унылый вечер.

Услышав, как я коверкаю заклинание, Гермиона противно зашипела мне на ухо:

— Ты неправильно произносишь! Нужно быть внимательнее, профессор же говорил, что… — но тут ее речь прервалась, так как перышко взлетело, немножко покачалось в воздухе, и медленно поплыло к учительскому столу. Именно такой нехороший эффект я получил, пытаясь испепелить эту гадость!

— О! Гарри Снейп! Это ваше перо щекочет мне за ушком? — поинтересовался Флитвик.

Надежда прослыть признанным неучем еще не угасла.

— Да профессор, простите, я случайно, оно меня не слушается… — и хлюпнул носом ради признания достоверности своего ужаса от случившегося.

— Это так приятно… То есть вы молодец! — быстро поправился он. — Десять баллов Гриффиндору!

Я плюхнулся обратно на стул и пригорюнился. Грейнджер смотрела на меня с подозрением, развеивать которые я не хотел. Не дождавшись объяснений, она обиделась и переключила свое внимание на Невилла.

Долгопупсу, стоявшему за соседним столом, не слишком везло.

— Вингардиум Левиоса! — орал он, размахивая руками, как ветряная мельница. Но лежавшее перед ним перо оставалось неподвижным.

— Ты неправильно произносишь заклинание, — донесся до меня недовольный голос заучки.

— Если ты такая умная, сама и пробуй, — прорычал в ответ не Невилл, а Симус. У ирландца дела с пером обстояли еще хуже, а ведь у него испытательный срок. Если не начнет учиться лучше — его уже точно исключат, безо всяких условий!

Гермиона закатала рукава своей мантии, взмахнула палочкой и произнесла заклинание. Перо оторвалось от парты и зависло над девчонкой примерно в полутора метрах.

— О, великолепно! — зааплодировал профессор Флитвик — Все видели: мисс Грэйнджер тоже удалось!

К концу занятий грифиндорцы смотрели на Грейнджер, словно та Малфой, а Флитвик не Флитвик, а профессор Снейп!

— Надоела она, сил моих нету! — бурчал Симус у дверей кабинета после занятия.

— Неудивительно, что с ней дружить никто не хочет… — грустно заметил Невилл, обращаясь ко всем сразу.

— Ага… — согласился я.

Но я-то понял, что он переживает за ту единственную, кто выносит его компанию, но вот сама Гермиона, врезавшаяся в меня, когда мы выбрались из толпы учащихся, этого понять не смогла. Судя по её заплаканному лицу и тому, что девчонка шарахнулась от нас, как от прокаженных — сейчас обида её была куда сильнее, чем на уроке.

Гермиона не появилась на следующем занятии, и до самого вечера никто вообще не знал, где она. Лишь спускаясь в Большой зал на банкет, посвященный Хэллоуину, Симус и Дин случайно услышали, как Парвати Патил рассказывала своей подружке Лаванде, что Гермиона плачет в женском туалете и никак не успокаивается, прося оставить ее в покое. Судя по виду, Симусу, а за ним и Невиллу, стало совсем не по себе. Но уже через несколько мгновений, когда они вошли в празднично украшенный Большой зал, они и думать забыли о Гермионе.

На стенах и потолке сидели, помахивая крыльями, тысячи летучих мышей, а еще несколько тысяч летали над столами, подобно низко опустившимся черным тучам. От этого огоньки воткнутых в тыквы свечей трепетали и казалось, что ты попал в страшную сказку, а не на школьный ужин. Хотя, мое впечатление отличалось от впечатлений всех остальных — меня так и подмывало поймать парочку мышек и растереть их крылья в порошок, в попытке усовершенствовать традиционный рецепт летучего пороха…

Не знаю, имелась ли у Рона и Драко аналогичная благородная цель, но вот действия по её воплощению они совершали совершенно осознанно — стоя на скамейках и размахивая палочками. Рон орал «Левиоса», а Драко шептал что-то более действенно и даже смог поймать одну мышь, за что получил в свой адрес восторженные выкрики первокурсников и снисходительные улыбочки ребят постарше. Я смотрел на них не мигая. Если бы зависть помогала аппарировать, никакой запрет на смог бы меня удержать и я, наплевав на свою серьезность, подвинул залезшего на скамейку Блейза, и сам прыгал вместе с ними, задыхаясь от счастья.

— Еще чуть нахмуришься, и от папаши тебя не отличишь! Гарри, веселее! — вывел меня из задумчивости Оливер и хлопнул по плечу. — Сегодня я был у директора… — наклонился он к самому моему уху. — Не вышло, парень, будешь ловцом! — у меня лицо вытянулось. — Да ладно тебе, не в Азкабан ведь отправляют!

— Я не хочу… — зашептал я в ответ.

— В Азкабан? — захохотал Вуд.

— И туда тоже… — совершенно искренне ответил я.

Нет, мне, конечно, нужно увидеть Лейстрендж, но вот отправиться туда навсегда — это кошмар, который не хотелось претворять в жизнь, а мне ведь действительно снился сон, в котором я увидел себя пленником этой страшной тюрьмы: сидящим на ледяном полу камеры и слушающим, как с потолка капает вода, капля за каплей, удар за ударом — кап-кап, кап-кап… И так, словно эти капли, проходили дни, месяца и годы, которым терялся счет. Ужасный сон!

Мои размышления вновь хотел прервать Оливер, он даже руку поднял, намереваясь еще раз стукнуть меня по плечу, но не успел. В зал вбежал профессор Квирелл. Его тюрбан сбился набок, а на лице читался страх. Все собравшиеся замерли, глядя, как Квиррелл подбежал к креслу Дамблдора и, тяжело опираясь на стол, простонал:

— Тролль! Тролль… идет на верхние этажи… спешил вам сообщить…

Я с облегчением выдохнул, а то в голове уже успела зародиться шальная мысль — не показать ли ему дорогу?.. Не Квиреллу, разумеется, а троллю, именно он является самым доступным звеном охранной магической цепочки философского камня, разорвав которую, можно было без опаски идти дальше. Начать взлом защиты с так называемого Пушка — нельзя. Волдеморт, то есть Квирелл, ну или все же Волдеморт, уже пробовали. Да уж, мой папа постарался на славу! Теперь остались мелочи, но главное, чтобы нам никто не помешал…

— Может, его впустил Пивз, решил так пошутить перед Хэллоуином? — Драко пробрался ко мне, и мы вместе вышли в коридор.

— В тебе ума, как у того тролля! — завелся Симус, пытаясь оттолкнуть от меня Малфоя и занять его место, а я первый раз в жизни почувствовал себя популярным.

Количество людей, не желавших оставить меня одного хоть на долю секунды, только увеличивалось. Следом за Драко к нашей компании протиснулся и перепуганный Рон, увидев которого, Финниган скис окончательно. И почему он так хочет быть мне другом? Судя по оживленному движению на лестницах, эвакуация шла полным ходом. Только ученики из Пуффендуя оправдывали репутацию своего факультета: они потерянно столпились в одном из коридоров и мешали пройти остальным. Мы прокладывали себе дорогу сквозь толпу, когда меня вдруг схватил за рукав Невилл.

Взгляд был его отсутствующим, а глаза остекленевшими от ужаса. Мой рукав ему просто подвернулся, как, собственно, и я сам.

— Я только что вспомнил: Гермиона!

— А что Гермиона? — не сразу понял Симус.

— Она не знает про тролля…

Время шло, а шансы улизнуть незамеченным улетучивались на глазах, и я решился — ватагой, так ватагой, выкручусь!

— Побежали! — победно изрек я, изо всех сил изображая героя.

Пригнувшись, мы влезли в самую середину группы школьников из Пуффендуя, которые, наконец, двинулись к своей башне — то есть в противоположном направлении. Никто не обратил на них внимания, и через какое-то время мы вынырнули из толпы, быстро пробежали по опустевшему боковому проходу и устремились к женским туалетам. До цели было подать рукой. Они уже сворачивали за угол, когда сзади послышались быстрые шаги.

— Это Перси! — в ужасе прошипел Рон, хватая Драко и прячась вместе с ним за большим каменным грифоном. За ними туда же попытались втиснуться Симус и Невилл, не знаю как, но им это удалось.

Я прекрасно различил, чьи именно это шаги. Их просто нельзя было не узнать. Родительский голос, запах, шаги и даже дыхание — всё это высекается на сердце каленым железом, то есть навсегда. Проснувшись ночью, вы точно знаете, кто вздыхает под вашей дверью, прислушиваясь, спите ли вы, прекратились ли желудочные боли, не холодно ли? Нет, чаще это была Хельга, разумеется, но не всегда.

— Я посмотрю, прячьтесь! — зашипел я устрашающе, накаляя обстановку, и быстро выглянул из-за угла, встретившись глазами с отцом. Ими же, глазами, я и показал ему, что на данный момент лучшим его решением убудет ступить дорогу нам! Папа завертелся на месте, обнаружил еще одного грифона и нырнул в его тень, недовольно крякнув. Еще бы — декан Слизерина прячется от первокурсников, да не где-нибудь, а за грифоном — символом его «обожаемого» факультета! Жаль, колдографию сделать нельзя…

— Ну? — тихо протянул Симус.

— Мадам Трюк! — возвестил я. — Уже ушла, выходите!

Рон не верил.

— Точно не Перси? — на него уставились четыре пары глаз и Уизли покраснел. — Ну он противный такой…

— Ничего бы он тебе не сделал! — прикрикнул на приятеля Драко и мы продолжили идти дальше, благополучно миновав укрытие отца.

Как только в воздухе стал различим запах грязных носков и общественного туалета, за которым раздались громкое шарканье больших подошв о каменный пол, я понял, что сейчас мы его увидим. Тролль — глупое, сильное, вонючее существо, против которого может выступить и ребенок, знай он несколько простых заклинаний Защиты или же одно, но вполне конкретное, способное убить. Однако мне требовалось лишь изолировать его, не вызвав подозрений. Квирелл сейчас с директором, который наверняка сам отдал распоряжение отцу пойти проверить сохранность защитных чар Пушка. Дамблдор ведь не подозревает, что тот, кто уже должен быть в спальне башни, вот-вот сделает так, что чары эти можно будет снять…

Как только все ахнули, я повернул голову и увидел это нечто — примерно четырех метров ростом, с тусклой гранитно-серой кожей, бугристым телом, напоминающим валун, и крошечной лысой головой, больше похожей на кокосовый орех. У тролля были короткие ноги толщиной с дерево и плоские мозолистые ступни. Ну а руки у него намного длиннее ног, и потому гигантская дубина, которую тролль держал в руке, волочилась за ним по полу. Но исходивший от него запах мог сразить получше любой дубины!

Тролль остановился, застыл у дверного проема и, нагнувшись, заглянул внутрь. Он зашевелил длинными ушами, кажется, пытаясь принять какое-то решение. Процесс затянулся, потому что мозг у тролля, если судить по размерам головы, крошечный. Однако, в конце концов, решение было принято и существо, сгорбившись, пролезло в комнату.

Ну а мне просто не верилось, что на свете существует такая удача!

— Ключ, ключ в замке! — радостно проорал и, недолго думая, рванул к двери, захлопнул её и провернул этот самый ключ, а затем тихо, но очень четко выговорил: — Вертитум… — что означает «запрет».

Помещение, в которое зашел тролль, лишилось магии ровно на пятнадцать минут. Сложное заклинание, придуманное отцом специально для Хогвартса, ведь в этом здании обычные темные заклятия зачастую не срабатывали — за безопасностью школы директор следил неукоснительно.

Всё получилось, и довольные Симус, Рон и Невилл рванули вперед, то есть обратно — звать преподавателей. Мне же оставалось надеяться на длинный путь, который займет достаточное для отца время, и короткую память мальчишек, начисто позабывших о Гермионе и о том, где же именно она прячется.

Ну что ж, если та троица меня порадовала, то Драко расстроил. Ему ума и внимания не занимать…

— Стой! — выдохнул он и его светлые глаза потемнели от ужаса. — Там же эта… лохматая… Гермиона!

Он развернулся и приготовился бежать, словно какой-нибудь бездумный гриффиндорец! Я схватил его запястье и больно сжал.

— Туда нельзя еще минут двадцать…

Он весь задрожал, а я явственно увидел, как на его лице проступило удивление вперемешку с раздражением.

— Ты глухой?! Это же женский туалет! — еще я видел, что он начинает понимать, что ситуация серьезная и мое «нельзя» совсем не шутка.

— Тебе отец потом объяснит. Это важно, никого не нужно спасать… — бубнил я монотонным голосом, словно гипнотизируя приятеля, и тот сдержал готовые вырваться крики.

— Ты не можешь, Гарольд, так нельзя, он её дубиной по стене размажет! — в его глазах стояли слезы. — Ты не можешь… Это убийство! Тебя накажут!

— Накажут? За невнимательность? Да они вообще сделают вид, что про Гермиону и не догадывались даже, как только узнают, что это за комната! — я махнул свободной рукой в направлении, где скрылись остальные. Вообще-то, мне было неприятно. Вроде выросли вместе, вместе слушали дядю Люциуса и папу, читали одни книги, знаем одних и тех же людей, а тут такая нерешительность…

В молчании прошла еще одна минута.

— Темный Лорд в школе, это его задание… — я хватался за соломинку, потому как видел, что Драко тянется к палочке в заднем кармане. Приятель как-то почувствовал, что даже если и сможет вырваться, так просто так я его к двери не подпущу. Он испугался меня.

— Нет…

— Твоего отца накажут, а не меня, твою мать, тебя… — перечислял я.

Мысленно я отсчитывал минуты, конечно, раз уж пришлось остаться неподалеку от туалета, но раньше времени разрушить Вертитум? Ни за что! Возле Пушка мой отец, и плевал я на всех Грейнджер в мире!

По коридору эхом разнесся жуткий вопль — кричала Гермиона, затем раздались глухие удары — это дубина тролля ударяла об стены, а мы оба все никак не могли расцепить взглядов, точно на дуэли! Драко холодел, я чувствовал, как остывает его кожа. Думаю, и несколько седых волос у него появилось, но вот различить их в платиновой шевелюре уж крайне сложно. В этот момент он явно делал свой важный выбор, и семья перевесила — приятель остался стоять.

Как только позади нас раздались крики МакГонагалл, я понял — медлить больше нельзя — и отпустил его руку. Он тут же рванул к двери, а я остался разминать затекшие пальцы. Предоставив Драко возможность оглушить тролля его же дубиной, я «запыхавшись» забежал в туалет и повторил его действия, затем подошел к зловонной туше и убил её Авадой. Я бы не смог ею даже поранить человека — слишком это сложно, да и лет мне еще мало для такого, но тролля? Запросто!

Окровавленная Гермиона лежала в углу между окном и последнее кабинкой, именно там она и спаслась. Возле неё на коленях стоял Драко и молчал. Он был белее белого и, казалось, вот-вот упадет в обморок.

Бегло осмотрев девчонку, я успокоил его:

— Её шип дубинки за бок задел, немного крови потеряла и все…

Он очень медленно повернул ко мне голову, и настал мой черед бледнеть.

— Конечно… — спокойно протянул приятель, растягивая гласные на малфоевский манер, а затем тряхнул волосами. — Немного…

Но глаза его были ледяными, они просто обжигали холодом! Да, с точки зрения хорошего человека, я поступил дурно. Однако он ведь знал, что когда-нибудь придется так поступать!

— Ты сердишься? На меня?! — я беспомощно развел руками, удивляясь такой его реакции. К горлу подкатил комок обиды и мешал говорить ровным голосом, он у меня срывался на хрип и я почти гудел, силясь сдержать в себе кучу плохих слов.

Драко поднялся на ноги, наклонился ко мне поближе и растерянно прошептал:

— Ты что, правда не понимаешь?..

Спустя мгновение в комнату ворвалась профессор МакГонагалл, за ней отец, а за ними Квирелл. Все галдели, кричали на нас, звали мадам Помфри, выясняли, как именно мы тут оказались, кто кого спас и без умолку ругались. Симус, Рон и Невилл виновато заглядывали в дверной проем, то и дело засовывая головы обратно — в помещение все еще продолжали проходить учителя и колдомедики.

Драко всем заявил, что это я оглушил тролля, от чего тот вдруг взял да и скончался, всем на радость. И вообще, они с Роном просто мимо проходили, когда встретили меня, Невилла и Симуса. Ну а потом, минут через несколько, услышали крики, доносившиеся из женского туалета. Мы с ним остались здесь, а остальные побежали за подмогой. Красочно описав битву с троллем и моё мужество в тот момент, когда я, от незнания всего на свете, решил запрыгнуть животине на спину и хоть как то её напугать, Драко закончил свой нарочито сбивчивый рассказ. Квирелл чуть не плакал, охая и ахая от умиления и восторга. Его чувств не разделяла профессор МакГонагалл, зыркая на коллегу отнюдь не дружелюбно, но уличить Драко во лжи было просто невозможно! Тем более мы все ему поддакивали и кивали с таким остервенением, словно Малфой великую истину глаголит!

— Записать? — участливо поинтересовался отец у декана и даже немного поклонился.

— Что? — очнулась та от созерцания наичестнейшей физиономии Драко.

— Вы уже моего ученика в пятый раз слушаете, смею предположить, что в таком почтенном возрасте память уже не та… — елейно изложил свое предположение папа.

Минерва посерела и открыла рот, но толком ответить от возмущения так ничего и не смогла. Сердито махнула на нас рукой, развернулась на каблуках и вышла, все же выкрикнув напоследок:

— Да забирайте вы их, забирайте!!!

Драко шел рядом как ни в чем ни бывало, весело перепрыгивал ступеньки и интересовался предстоящим матчем по квиддичу, на котором должны были встретиться команды Грифиндора и Слизерина.

— А больше тебя… никто не интересует? — спросил я его.

— Интересует! — покорно согласился приятель. — Только ты мне потом расскажешь, ладно?

— Потом?!

— Ага! — и широко улыбнулся во все зубы.

— Ну хорошо, потом, так потом… — я нерешительно кивнул.

Такая ложь дала понять мне даже больше, чем если бы он говорил правду. Драко не хотелось ни улыбаться, ни скакать по ступенькам, то и дело приветствуя хорошеньких девочек и шутливо кланяясь им, ему даже не хотелось разговаривать. Я смотрел приятелю в след и хмурился. Первый раз за всю свою жизнь он злился на меня и не говорил об этом во всеуслышание, призывая Мерлина в свидетели моей глупости…

Разговор после произошедшего в директорском кабинете больше напоминал цирк — любимое времяпровождение Дадли, и совсем не важно, где — то ли в специально отведенном помещении, то ли просто дома.

— Гарри! — Дамблдор ходил вокруг стола, время от времени указывая указательным пальцем куда-то вверх, удивляясь и возмущаясь одновременно.

Несколько раз я все же задрал голову, интересуясь, что же там такого важного на потолке, но, не заметив ни разверзнувшихся небес, ни карающей мою глупую голову молнии, вновь скромно потупил глаза и опустил голову.

— Да? — отозвался я уже не в первый раз.

— Гарри! — повторил директор и обессилено упал в кресло, схватившись за сердце. — Твое безрассудство и храбрость могли стоить тебе жизни! — пожурил он меня ласковым, но обеспокоенным голосом.

Оба эти качества не имели ко мне ровно никакого отношения, а вернее — даже не догадывались о моем существовании, но я вскинул подбородок, покосился на бесстрастного отца, занятого лишь одним — защитой моей памяти, и заявил:

— Я не мог… иначе!

Пока я решал — всплакнуть или же просто благородно покраснеть, директору надоело происходящее, наши с ним встречи утомляли его. В них не было победителя или побежденного. Он говорил — я соглашался, я соглашался — он довольно кивал. Наше противостояние в словах и взглядах никак не проявлялось. Ну не могло! Что я, спорить с ним должен был?! Я старался оправдывать его надежды на мое «перевоспитание» Грифиндором, как мог, и ситуация с горным троллем — из этой песни. Защита камня нарушена, но отец об этом во всеуслышание заявлять не станет, разумеется. Сейчас директор просто беспокоится за мою душу, воспитание, отношение к тому, за что ратует он сам… что еще? Ну, следит он за мной, опасается чего-то, ведь явно знает больше, чем мы. Да и всё, собственно. С Темным Лордом я не встречусь еще долго — это опасно, мою память и память Драко нельзя все время править, как неудавшееся сочинение, а Невилл на время забыл о своих подозрениях, и опять же временно любит меня за спасение Грейнджер. Ну что еще нужно, чтобы слиться со всеми в их беззаботности? Да ничего!

Старик перестал поглаживать свою бороду, поднялся и трогательно развел руки, демонстрируя нам, как сильно мы ему дороги, и как он хочет нас обнять. На долю секунды закралась мысль, что, в общем-то, это вполне вероятно. Он ведь верит папе, действительно верит…

— Мальчик мой! — обратился он к отцу. — Береги сына!

— Конечно, директор. Мы можем идти? — низким грудным голосом ответил ему «мальчик».

— Идите, хорошие мои, идите…

У самого выхода я поднырнул под отцовскую мантию и собрался облегченно вздохнуть, правда до конца распрямить грудную клетку мне не дал тычок между ребер и воздух пришлось задержать до того момента, как горгулья закрыла за нами вход. Опять в голове зазвенели слова Лорда о свободе. Да уж, мне о ней остается только мечтать! Ни вдохнуть, так как хочется, ни выдохнуть, ни… ну не важно.

— Северус… — мистер Малфой церемонно поклонился отцу, одной рукой изящно опираясь на трость и улыбаясь лишь одними глазами. — Я слышал, что-то произошло?

— Да, досадный инцидент друг мой, но не беспокойтесь, наши дети не пострадали… разве только одна гриффиндорка, что, разумеется, весьма печально, весьма… — последние слова отец произнес словно нехотя и небрежно, но очень громко.

Мои глаза грозились покинуть орбиты. С каких пор они так беседуют, словно два мажордома на случайной встрече?! Шаги и возмущенный голос Малфоя младшего объяснили такое странное поведение двух друзей. Я не заметил МакГонагалл, идущую к кабинету, и Драко, злобно сверкавшего на неё глазами.

— Я сам могу дойти до кабинета!

— Не сомневаюсь, молодой человек, дойти вы можете до чего угодно… — пробурчала она. — Поэтому в школу и вызвали вашего отца! Но раз уж нам по пути, вы будете идти со мной!

Завидев троицу у горгульи, она инстинктивно замедлила шаг, не рассчитывала видно, что придется ей вверить Драко его родителю уже сейчас.

Поздоровавшись и осмотрев дядю Люциуса с ног до головы, но в ответ получив лишь пренебрежительный кивок головы, она сказала:

— Теперь заходим, не стоит задерживать директора.

— Вы знаете, я думаю, что присутствовать при выяснении деталей произошедшего должны не вы, многоуважаемая дама и друг многоуважаемого директора, а декан того факультета, на котором, собственно, и учится мой сын…

— Но я…

— Нет-нет, я ведь попечитель школы, мне не пристало просто думать… — Минерва застыла, прекрасно понимая, что такого унижения перед двумя первокурсниками может и не вынести. — Я уверен!

Драко не выдержал и победно фыркнул, а я стоял, еле сдерживая смех и уставившись в пол.

— Северус! — поклонился дядя Люциус, пропуская отца вперед.

— Люциус! — кивнул декан.

Уже сделав шаг по направлению к кабинету, мистер Малфой машинально потрепал меня по голове, как делал каждый раз, когда приходил к нам в дом. Он просто так здоровался много лет, и сейчас не изменил своей привычке, наплевав на не совсем подходящую для выявления таких отношений ситуацию. Ему было все равно, как на это отреагирует Минерва, а напрасно. Декану моего факультета было совсем не безразлично, кто и как меня приветствует, с кем я дружу, кого поддерживаю, и кто поддерживает меня…

Помахав Драко и подмигнув ему я, совершенно спокойный за его разум и память, ведь отец не позволит ничему случиться, вприпрыжку направился в Большой Зал — обедать. Не преодолев и половины расстояния, я остановился посреди лестницы, как вкопанный. Не знаю, какой инстинкт заставил меня обернуться, но я обернулся. МакГонагалл смотрела на меня снизу вверх. Смотрела изучающее, недоверчиво, и кривила губы в горькой усмешке. У неё не было на вооружении ни единого доказательства моей моральной «несостоятельности». Но её мутные глаза смотрели прямо в мои, лишая меня возможности сделать вид, что, мол, вовсе я и не в них смотрю!

Ей младший Снейп не нравился еще больше, чем Молли Уизли, но, в отличие от первой, Минерва перестала скрывать свою неприязнь и четко дала мне это понять. Ноги налились свинцом, а на спину словно мешок тяжестей взвалили, и я поплелся дальше — медленно и еле разбирая дорогу. Меня то и дело больно задевали плечами спешащие на трапезу студенты, что-то выговаривали за мою неповоротливость, но я словно ничего не слышал, я устал.

В начале декабря погода сильно испортилась. Расположенные вокруг замка горы сменили зеленый цвет на серый, озеро стало напоминать заледеневшую сталь, а земля каждое утро белела инеем. Просыпаться по утрам и выбираться из теплой постели становилось все сложнее, и я был даже благодарен Симусу, взявшему на себя роль персонального будильника.

— Эй! Вставай! Сегодня игра! Хватит валяться! — орал он мне в ухо. Этот вопль разбудил уже всех, а меня в первую очередь и давно, но я лежал на боку и делал вид, что крепко сплю.

— Ну, игра же не в спальне проходить будет, и не прямо сейчас… перестань кричать, ну прекр-а-а-ти… — Дин спустил обе ноги на пол, но туловищем остался лежать на кровати, зевал и брюзжал. — Глухой ловец Вуду не нужен…

Вуду вообще не нужен такой ловец, как я! А Драко не нужен друг, забивающий голы в ворота его факультета! Приятель, разумеется, никому не поведал, что спас грязнокровку, дабы не позориться и еще по нескольким понятным причинам, но я все равно чувствовал себя виноватым. И еще вчера, выслушивая на Зельеварении лекцию о неоспоримости того факта, что все мы тупы, я не сводил глаз с приятеля, изо всех сил старавшегося всем своим видом доказать, что к нему это утверждение ну никак не относится. И если все лихорадочно записывали в и так пухлые тетради все слова злющего преподавателя, носящегося по кабинету, словно черный смерч, я выводил на бумаге каракули, кружочки, и даже, да что это со мной, цветочки!

— Идиоты! — кричал отец.

— И-ди-о-ты… — выводил пером Дин, высунув кончик языка от старания.

— Неучи пустоголовые! Вы дискредитируете само производство волшебных палочек! Для кого?! Для кого и зачем, я спрашиваю?! — папа с ветерком пронесся мимо, и мы поежились.

— Дискре-ди… что?

— Дис-кре-ди-ти-ру-ете… — продиктовал я услужливо.

— Ага… спасибо!

Невилл спутал лопатку с палочкой и помешал ею обычное очищающее зелье, что привело к совершенно противоположному эффекту и магическому взрыву. Тем, у кого зелье все же вышло, целый час пришлось поливать им враз почерневшие предметы мебели, посуду, удивленных такими метаморфозами своего внешнего вида жаб, ранее радовавших взгляд сочным зеленым, а заодно — и самих себя. По этой причине практическое занятие плавно переросло в более безопасное — теоретическое, и все немного успокоились, за исключением двух особ — декана Снейпа и сравнявшегося по цвету с жабами Долгопупса. Однако когда отец пробегал мимо в очередной раз и по неосторожности заглянул в мою тетрадь, всевозможные оттенки салатного отобразились и на его лице, после чего родитель враз погрустнел, сморщил нос, словно собрался чихать или плакать, и обреченно поплелся к столу. Да уж, если меня в пример не поставить, то к чему распаляться? Жизнь не удалась и точка! Но он быстро опомнился, вернулся, огрел меня журналом по голове, и уже затем, с чувством выполненного отцовского долга продолжил свое грустное шествие к креслу.

Я, Драко и Рон переглянулись и прыснули, чего себе не мог позволить никто из гриффиндорцев, да и печальный Снейп вызывал у них лишь дикий ужас перед неизвестностью, а не улыбки. Похихикав вдоволь, я еще внимательнее всмотрелся в сидящих неподалеку слизеринцев и задумался. Они смотрели на меня с веселой искоркой в глазах, а те, кто осуждающе кивал головой, все равно еле сдерживали улыбки.

— Профессор Снейп… — робко протянула с первой парты Гермиона, только утром выписанная из лазарета. — Невилл хочет вам сказать, что не услышал вас, а в книге написано мешать палочкой, там… написано… так… Невилл… — пискнула она напоследок до оскомины надоевшее всем имя.

Отец, стоявший к классу спинной, растерянно покрутил головой, будто гадал, и откуда же доносятся эти недостойные звуки, затем резко развернулся и вытаращил глаза на Гермиону, присевшую от испуга даже ниже, чем позволяла высота стула!

Медленно подойдя к парте, он уверенным жестом откинул полу мантии назад, выпрямился и шумно втянул в себя воздух. Я уверен, многие решили, что профессора радует запах испуганного грифиндорца. Ну а затем декан заорал так, что многострадальные жабы замерли, Невилл плюхнулся со скамейки и чуть на заработал инфаркт, а я подавился смешком.

— Пятьдесят баллов с Гриффинодорааа!!!

— За что? — пропищал кто-то смелый с задних рядов.

— За всё… — прошипел отец, прикрыв глаза от удовольствия.

Но только сейчас, лежа в теплой кровати и страдая от воплей ирландца, раскатистого кваканья гадкого Тревора, доносящегося из банки, и нытья Дина, я определился с результатом предстоящего матча уже наверняка, отчего улыбнулся, а вслед за тем и потянулся, обрадовав осипшего Симуса своим пробуждением. Моя улыбка вышла широкой, радостной и доброй. Такой она и была, однако не для всех…

Позавтракав жареными сосисками и восхитительным картофельным пюре, я просто лучился хорошим настроением. Гермиона, заметно более тихая и спокойная после произошедшего с троллем, и все еще немного прихрамывающая, моего настроя не разделяла.

— Ты совсем-совсем не волнуешься?

— Ммм… подай мне жареный тост, пожалуйста!

— Против ловцов всегда грубее играют, Гарри… Ты бы не ел столько! — пришел на помощь Гермионе обеспокоенный Симус. — Потяжелеешь!

— Ага… — согласился я, поливая последнюю сосиску кетчупом и глядя на ирландца, которому кусок в горло не лез.

К одиннадцати часам стадион был забит битком — казалось, здесь собралась вся школа. У многих в руках были бинокли. Трибуны расположены высоко над землей, но, тем не менее, порой с них сложно разглядеть то, что происходит в небе.

Гермиона, Невилл, Симус и поклонник футбольного клуба «Вест Хэм» Дин уселись на самом верхнем ряду. Чтобы сделать приятный сюрприз команде, они развернули огромное знамя. Дин, который умел хорошо рисовать, изобразил на знамени огромного льва, эмблему факультета Гриффиндор. Когда они развернули полотнище, Гермиона что-то прошептала себе под нос, и буквы и рисунок начали переливаться разными цветами.

Драко и Рон сидели на слизеринской трибуне с весьма кислым видом и о чем-то беседовали с родителями Гойла. Особенно усердствовал Рон, он кивал полненькой, но симпатичной и молоденькой маме Грегори, что-то объяснял и улыбался, а ему улыбались в ответ. Женщина протянула им какую-то бумагу, и я понял, что ребят пригласили на ежегодный бал, на котором проводили своеобразный ритуал посвящения в слизеринцы. Проходил он в поместье Гойлов вот уже много лет. И пусть этот ритуал — скорее детская игра, древний обычай аристократов, на глаза навернулись слезы. Им было хорошо, несмотря на пронизывающий холод, а мне — нет!

Матч начался. Уизли носились как угорелые, отбивали бладжеры и подрезали Маркуса Флинта — капитана сборной Слизерина. Охотники пытались забивать квоффлы, что получилось сделать первой Анджелине Джонсон, а Ли Джордан комментировал все происходящее и явно злоупотреблял шуточками в адрес зеленого факультета. Я же летал по полю и делал вид, что высматриваю снитч, нисколько меня не интересовавший. Меня больше волновал счет, который я, выждав некоторое время, и начал править в пользу тех, кто мне больше нравился.

«Акцио бладжер…» — мысленно звал я мяч и он, отбитый Фредом, летел не мимо Кэтти, а врезался в древко её метлы.

«Вингардиум Левиосса…» — продолжал стараться ловец, и метла капитана, а по совместительству и вратаря немного дернулась, и Оливер пропустил мяч в кольцо, чем позволил Слизерину заработать очередные 10 баллов.

«Авис…» — и невесть откуда взявшаяся на такой высоте канарейка пролетала перед носом удивленного Джорджа, от которой тому приходилось отмахиваться, что позволяло бладжеру летать в том направлении, в котором ему вздумается, или же быть отбитым загонщиком Слизерина в направлении охотника Грифиндора. Игроки змеиного факультета — охотник Эдриан Пьюси и вратарь Блетчли — самые ловкие и сильные среди своих игроков, просто смеялись, когда счет вновь оказывался не в пользу противника.

Оглянувшись на трибуны, я нашел взглядом отца и дядю Люциуса, чинно похлопывающих в ладоши — они были довольны и явно догадывались, что к чему. Пока я думал, не «поймать» ли Слизерину еще и снитч, с моей метлой что-то произошло. Еще минуту назад послушная мне и моим желаниям, она просто взбесилась! Её покачивание из стороны в сторону могло дорого мне обойтись — расстояние до земли было огромным. Люди отсюда казались игрушечными и походили на маленьких куколок. Еще секунда и Нимбус сам принялся лететь, не слушаясь хозяина, но лететь красиво и плавно, будто с достоинством! Я взмывал все выше и выше, а перелетев сквозь скопление облаков, увидел снитч, замерший в воздухе. Меня словно кто-то тянул к нему, лишив возможности даже увернуться! Лови или погибни, одним словом. Врезаться на такой скорости пусть и в неподвижный мяч — смертельно опасно. Я заскрежетал зубами от злости.

— Гарри, лови его, лови! — за мной поднялся Фред и кричал что есть силы.

Мне ничего не оставалось, как заорать в ответ, перекрикивая завывание ветра:

— Я стараюсь!

Но от моих стараний ничего не зависело — я летел к снитчу! В тот момент, когда должно было произойти неизбежное столкновение, то есть захват крылатого мяча хоть туловищем, хоть ртом, хоть еще какой частью тела, мою метлу кто-то потянул в другую сторону. Я почувствовал чью-то руку, клянусь Мерлином, настоящую руку! Снитч зашевелился и шарахнулся от меня, а метла прошла всего в нескольких дюймах от него, и хоть я мог дотянуться, делать этого не стал. Только позже, снизившись с виноватой физиономией к остальным, осознал, какую совершил ошибку. Вот теперь кто-то точно поймет, что даже одиннадцатилетние мальчики могут мыслить и выбирать чью-то сторону…

Жадно вглядываясь в лица на стадионе, я силился понять, кто заколдовал снитч и метлу, а кто их расколдовал. И если второе узнать просто, скорее всего, так необдуманно поступил отец, то узнать первое будет намного сложнее, но что важно — нужнее.

Вскоре снитч поймал ловец Слизерина и рефери — мадам Трюк — махнула рукой, останавливая игру. Стадион загудел, и одновременно с нарастанием этого гула я терял жалкие остатки доверия своих однокурсников. Оливер шел к выходу, волоча за собой метлу, за ним не более радостно ковыляли остальные игроки, а Кэтти плакала. Выбежавшие на поле девчонки показывали мне языки и отворачивались, Лаванда и Парвати так вообще сделали вид, что меня нет.

— Он не поймал снитч! — сказала Браун, стоя в полуметре от меня.
— Кто?
— Да жердь эта со шрамом! Дружок змеиный!
— Ааа… — понимающе протянула её подружка и они, взявшись за руки, ушли с поля.
Я только ухмыльнулся им в след — стоит мне немного подрасти, и вы по-другому заговорите! Еще ко мне хотел подойти здоровяк Дерек и «поблагодарить» за такую отвратительную игру всю команду в моем лице, но Пьюси дружелюбно стукнул его открытой ладонью по лбу, торжествующе засмеялся и что-то прошептал на ухо. Вратарь подходить передумал и отвернулся. Отвернулись от меня почти все, исключая отца, слизеринцев и Гермиону, тщательно соблюдавшую неписанный кодекс «спасенных и спасителей».
Уже в коридоре меня нагнал дядя Люциус. Решительное постукивание трости, довольный вид её обладателя, такие знакомые белые волосы и легкая полуулыбка на тонких изогнутых губах — все это вселило в меня уверенность в завтрашнем дне. Ну возненавидят грифиндорцы Гарри Снейпа, ну и что? У них вообще границы между любовью и ненавистью какие-то ненадежные! Чего только мамина смерть стоит!
— Твой отец разрешает тебе провести остаток дня у нас… — он смахнул с черного, расшитого золотом рукава несуществующую пыль, точно смущался своего приглашения. — Разумеется, если исчезновение ловца сразу после игры не разозлит твоих так малоуважаемых мною однокурсников! — и саркастически хмыкнул.
Меня приглашали в Малфой-мэнор безо всякой причины, и это грело мое промерзшее до костей тело.
— Пусть злит!
— Молодец! — подтвердил мои мысли мистер Малфой и мы пошли с ним вместе, рука об руку. Две темные фигуры в длинном коридоре. Одна высокая, красивая, грозная, а другая еще маленькая, некрасивая, но, Мерлин меня побери, тоже сильная!
И в ту же секунду сердце знакомо ёкнуло, я резко остановился и обернулся. Мне в спину, как уже однажды было, пристально смотрела Минерва МакГонагалл. Оглянулся и лорд Малфой, недовольно цокнув языком.
— Она опасна… — сказал он, обращаясь не ко мне, а в пространство.

Я с тревогой заглянул ему в лицо.

— Очень?

— Да нет, ты что! — дядя Люциус встрепенулся, отряхиваясь от наваждения. — Не опаснее нас! — и мы продолжили путь.

Сегодня Гриффиндор проиграл, а я победил. Вкус такой победы напомнил мне спелую ягоду земляники — не сладкую, а с горчинкой, но такую приятную, что хотелось пробовать её вновь и вновь…