Приглашаем всех творцов принять участие в конкурсе "Однажды 20 лет спустя" в честь юбилея ТТП!   

– Протоколы испытаний составов группы «Б».

– В самом деле? И по каким признакам я могу об этом догадаться?

– Здесь же пометка. И здесь, – лаборантка ткнула пальцем в убористо исписанный лист.

– Вы полагаете, тот, кто захочет ознакомиться с протоколами, должен копаться в этом безобразии?

– Но…

– Разобрать по датам, пронумеровать, прошнуровать, подколоть в папку и скрепить печатью лаборатории! Немедленно.

– Да, сэр.

– Постойте.

Лаборантка замерла, прижимая к груди злополучные пергаменты.

– Вы забыли, что использование косметики в помещении для приготовления зелий строго запрещено? А вот ношение головного убора как раз обязательно. Это касается всех присутствующих.

– Да, сэр! – отозвались несколько мужских и женских голосов. Сотрудники застыли возле своих столов, кажется, начисто позабыв о бурлящих в котлах зельях.

– Еще тридцать секунд, и вы создадите аварийную ситуацию, – сказал Северус замершему у крайнего стола зельевару. Тот вздрогнул и принялся убавлять огонь в горелке.

– Так, что у нас здесь? – Северус пошел вдоль одинаковых, зачарованных на прозрачность шкафов. Остановился возле одного, рванул на себя дверцу, извлек примостившуюся среди флаконов темного стекла и одинаковых бумажных пакетов пузатую колбу. На дне колбы плескалась светло-коричневая муть.

– Что это? Кто-нибудь может мне ответить?

– Вытяжка пантов изюбра, – отрапортовал ассистент, торопливо натягивая на лысеющую голову льняную шапочку.

– А где этикетка?

– Простите, сэр, я только что приготовил…

– Безобразие! Немедленно подпишите и внесите в реестр, – Северус указал на пергамент с длинным списком, закрепленный на дверце шкафа. – А заодно проверьте сроки хранения ингредиентов.

– Всех?!

– Вы обязаны ежедневно следить за этим! – рявкнул Снейп. – Будьте любезны хоть изредка исполнять ваши должностные обязанности, иначе отправитесь чистить котлы. Кстати, миссис Вэйн, пройдемте в котломоечную. Надеюсь, вы не забыли, что отвечаете за ее состояние?

– Да, сэр, – с неожиданной для весьма дородной женщины прытью заведующая хозяйственной частью бросилась к белой двери.

Северус вошел следом и невольно зажмурился от горячего пара, заполнившего небольшое помещение.

– Что здесь творится? Почему не включаете тягу?

– Дык, не работает вторую неделю, – широко улыбнулся пожилой мойщик. – Опять, небось, забилась. Агуаменти!

Он направил палочку на закопченный котел, тот мгновенно наполнился водой.

Северус резко обернулся к Вэйн:

– Почему вы молчали?

– Сэр, я…

– Хотите сказать, что не знали?

Полные губы Вэйн задрожали.

– Да ладно, сэр, – вступился за начальницу мойщик. – Мы во время проверки чистку устраивать не будем. Ясно же: министерство… Оденемся в чистые робы, сложим руки на коленях.

– Только это и остается. Вас предупредят, мистер…

– Просто Джефф.

– Вас предупредят, Джефф.

Северус окинул взглядом комнату. Чистые котлы на полках были тщательно рассортированы по размеру, только что вымытые стояли в сушилке, грязные аккуратной горкой лежали в большой ванне. В сетчатом лотке сохли фарфоровые песты. Флаконы с чистящими средствами, щетки и губки были подписаны и расставлены на белоснежной тумбочке. «В следующем месяце надо будет премировать этого Джеффа», - подумал Северус. Ответственного мойщика порой сложнее отыскать, чем среднего зельевара. А ведь любой эксперимент напрямую зависит от чистоты посуды.

– Сэр, видите, даже низший персонал готовится к проверке, – заискивающе проворковала Вейн.

– Надо каждый день работать честно, тогда проверка не станет катастрофой, – пробурчал Северус, выходя из котломоечной.

Грядущий приезд министерского контролера раздражал невероятно. Конечно, плановые визиты случались и раньше. Приезжали ничего не смыслившие в зельеварении чиновники, расхаживали по лаборатории, задавали глупые вопросы. Обычно Северус заваливал их специальными терминами вперемешку с названиями ингредиентов, и спустя полчаса гости уезжали, оставив директору подписанный акт и продленную лицензию на деятельность. Северус вставлял лицензию в рамочку, вешал на стену своего кабинета и забывал о министерстве до следующего года. Но нынешний случай был исключительным. Исключительно неприятным.

Скандальная статья в «Ежедневном пророке» о том, как распоряжается государственными средствами Независимая лаборатория зельеварения, была написана в лучших традициях бульварной прессы. Снейпа обвиняли не только в том, что на министерские деньги он проводит собственные исследования, но и намекали на опасный характер создаваемых им новых зелий. Упоминая, якобы походя, его службу Волдеморту. Мерзкую статейку венчали воспоминания бывших учеников, в которых яда было куда больше, чем почтения.
Слухи тут же подхватил вездесущий «Придира», а «Ведьмополитен» опубликовал отрывки из отвратной книжонки Риты Скитер, от одного названия которой у Северуса начиналась изжога. Он честно старался не обращать внимания на глупых писак, пока не получил приглашение навестить министра магии.

– Снейп, я должен устроить проверку хотя бы для того, чтобы развеять сплетни, – сказал позавчера Кингсли. – Считайте, что я действую в ваших интересах.

В другое время Северус согласился бы с ним. Но не сейчас. Журналисты, сами того не зная, оказались в определенном смысле правы. Хотя явно ни о чем не подозревали – просто били наугад, скорее всего, по наущению конкурентов.

– Вы же понимаете, откуда дует ветер, – сказал он Кингсли. – Министерский заказ – лакомый кусок для любой лаборатории.

– Понимаю. Но лучше мы пресечем все разговоры сейчас, чем будем расхлебывать эту историю через год, во время очередного распределения грантов. Да вы не волнуйтесь, Снейп. Мы пошлем к вам человека знающего и справедливого. Посмотрит, проверит бумаги, перепишет зелья, составит отчет.

– Такие есть? – усмехнулся Северус.

– Какие?

– Знающие и справедливые.

– Поищем, – заверил его Кингсли.

***

– Доброе утро. Скажите, документы по Независимой лаборатории зельеварения готовы?

– Госпожа…

– Гермиона Грейнджер.

– Да, – кивнула пожилая секретарша и направила палочку на лоток со множеством ячеек. Из одной вылетел пухлый конверт и опустился прямо в руку Гермионе. Она сломала сургучную печать, заглянула внутрь, извлекла несколько одинаковых пергаментов с министерскими водяными знаками, плотный листок предписания и маленькую костяную пуговицу.

– Это портключ, – пояснила секретарша. – Сожмите его в ладони и окажетесь на месте.

– Да, знаю.

– Распишитесь в получении.

Гермиона взяла перо, обмакнула в чернильницу и склонилась к пухлому журналу, отыскивая в длинном списке свою фамилию.

– Вот, – указала кончиком палочки секретарша. Строчка «Г. Грейнджер» засветилась зеленым. – Удачной вам работы!

– Спасибо, – ответила Гермиона, опуская перо в подставку. И добавила про себя: «Надеюсь, она будет удачной».

Вчерашнее приглашение на прием к министру пришло поздно, под конец рабочего дня. Самолетик из плотной, окантованной золотом бумаги спланировал на пергамент с недописанным отчетом, нетерпеливо затрепетал крыльями.

– Ой, от министра! – воскликнула помощница, выглядывая из-за разделявшей их столы стойки.

– Я вижу, – холодно ответила Гермиона, разворачивая бумагу. Любопытство подчиненных временами выводило из себя. – Вы уже подобрали картотеку по магическому взаимодействию с кентаврами в области чар?

– Нет, не успела.

– Так поторопитесь до моего возвращения.

– Вы куда-то уходите?

– Меня вызывает министр.

«Что, интересно, понадобилось Кингсли?» – гадала Гермиона, стоя в пустом лифте. На четвертом уровне зашли смутно знакомая ведьма с папкой под мышкой и лысый сухонький старичок из отдела магического транспорта. Они продолжали обсуждать какие-то местные новости, ничуть не стесняясь попутчицы. Ведьма говорила громко, даже визгливо, и Гермиона, недовольно поморщившись, коснулась нывшего уже несколько часов виска. Лифт остановился на втором уровне. Она вышла, за спиной громыхнули, закрываясь, золотые решетки. Длинный коридор был пуст, только на дверях переливались красным тонкие магические паутинки. Должно быть, хозяева кабинетов уже отправились домой, опечатав заклинаниями двери. Гермиона прошла в приемную министра, назвала свою фамилию секретарше.

– Вас ждут, – сказала та.

Министр выглядел усталым – это первое, что бросалось в глаза. Темный лоб прорезали глубокие морщины, по белкам глаз ветвились красные сеточки сосудов. Кингсли левитировал в сейф лежавший перед ним пергамент и предложил Гермионе сесть.

– Ты слышала когда-нибудь о Независимой лаборатории зельеварения? – спросил он. Все бывшие «фениксовцы» обращались друг к другу на «ты» независимо от должности. «Все, кроме одного», – подумала Гермиона и тут же вспомнила.

– Это та, где работает Снейп?

– Вернее, она принадлежит ему. После войны он купил затрапезную аптеку у почти разорившегося хозяина, нанял пару зельеваров. Спустя несколько лет аптека превратилась едва ли не в фабрику по производству первоклассных зелий.

– У него что-то случилось?

– Случились публикации в прессе. И теперь необходима проверка, – сказал Кингсли. – Сейчас я все объясню.

Из его рассказа Гермиона поняла несколько вещей. Что, во-первых, пресса дружно накинулась на Снейпа, обвиняя его в незаконном изготовлении зелий, во-вторых, министр настроен отдать ему следующий грант на изготовление составов, и, в третьих, проверять Независимую лабораторию должен надежный человек.

– Вы хотите, чтобы я ничего там не обнаружила? – спросила она. Дерзко, но сейчас откровенность казалась уместной.

– Если бы я хотел этого, послал бы кого-нибудь другого. Ты, я уверен, будешь копать глубоко и расскажешь обо всем, что узнаешь. Снейп – отличный зельевар, но еще он невероятно хитрый лис, способный обмануть саму Моргану. Я должен точно знать, чем он занимается.

– Он меня уничтожит, – сказала Гермиона, потирая висок. Боль стремительно распространялась по лбу, отдавалась в затылке.

– Это четвертая причина, по которой я посылаю тебя. Мы оба знаем Снейпа: он может устроить скандал, выставить за дверь проверяющего. Но ты достаточно умна, чтобы не обращать внимания на грубость. К тому же вам троим он обязан жизнью.

– Дополнительный повод меня ненавидеть, – кисло улыбнулась Гермиона.

– В общем, я на тебя надеюсь, – сказал Кингсли и занялся ленточками потрепанной папки, давая понять, что разговор окончен, возражения не принимаются.

«Он точно меня уничтожит», – думала Гермиона, рассматривая лежавшую на ладони пуговицу. Вспомнился первый курс, развевающаяся черная мантия, слова о бестолковых маханиях палочкой и великой науке зельеварения, которую не дано освоить сидящему в классе стаду болванов. В Хогвартсе Снейп был единственным из преподавателей, кто откровенно не любил отличницу Грейнджер. Все считали – из-за принадлежности к ненавистному факультету и дружбы с Гарри Поттером, но она уже тогда понимала, что дело не только в этом. Скорее, в разном отношении к знаниям, в чрезмерном, с точки зрения Снейпа, почтении Гермионы к книжным премудростям. Однажды он презрительно назвал ее «невыносимой всезнайкой». И теперь эта невыносимая всезнайка явится проверять его лабораторию…

«Заткнись немедленно, – одернула она себя. – Ты уже не ученица, а он не твой учитель, и вы оба не в школе, где можно снять баллы. Ты просто выполняешь свою работу. Заткнись и отправляйся туда».

– Вам что-то непонятно, госпожа Грейнджер? – поинтересовалась секретарша.

– Нет, все в порядке, – ответила Гермиона и сжала ладонь.

***

– Сэр, а когда он придет? – спросила Вэйн.

– Кто?

– Ну… чиновник. Проверяющий.

– Не знаю. Сегодня, – передернул плечами Северус. Настроение становилось хуже с каждой минутой. – Мне, знаете ли, не доложили.

– Понятно…

– Что вам понятно? Идите немедленно работать! Чтобы через четверть часа заявка на ремонт вытяжки была у меня на столе.

– Сэр, – стуча острыми каблучками, к ним подбежала запыхавшаяся лаборантка. – Сэр, там…

– Мисс, вы читали инструкцию номер шесть, пункт пятьдесят два? В помещении для приготовления зелий можно находиться только в обуви на низком каблуке, с нескользящими подошвами. Представляете, что будет, если вы упадете и опрокинете котел? Вам не выдали рабочие тапочки?

– Сэр, там из министерства. Дама, – лаборантка указала подбородком на дверь.

– Здравствуйте, господа, Здравствуйте, профессор, – женщина с министерской бляхой на мантии приблизилась, протянула руку. – Надеюсь, мои туфли подойдут?

Северус помедлил секунду. Необходимую для того, чтобы выругаться про себя. Этот вариант полностью соответствовал обещанному Кингсли и был наихудшим. Потому что стоявшая перед Северусом честная зануда могла раскопать то, что не раскопал бы ненавидящий его аврор или погруженный в науку ученый. Будучи абсолютно, отвратительно справедливой.

– Вполне, – сказал он, едва касаясь кончиков ее пальцев. – Боты на плоской толстой подошве. У моей мамы были такие. Здравствуйте, мисс Грейнджер.

– Ваша матушка, несомненно, была практичной женщиной, – кивнула она в ответ. Достала из сумочки стянутый шнурком и опечатанный министерской печатью свиток, протянула Северусу. – Вот документы, профессор.

– Я давно уже не ваш профессор, – сказал он, ломая сургуч.

– Да и ко мне несколько лет никто не обращался «мисс Грейнджер».

– Я разговариваю с очередной миссис Уизли?

– Нет. Я не меняла фамилию после замужества.

– Понятно, значит, буду звать вас, как привык, – он поднял взгляд от пергамента. – Что желаете осмотреть в первую очередь?

– Как обычно. Начнем с учредительной документации.

Северус не сдержал усмешки:

– С ней все в полном порядке, иначе я не получил бы нынешний грант. И вы это прекрасно понимаете.

Грейнджер вздохнула. Выражение лица у нее было кислое, как у человека, которому предстоит выпить отвратительное на вкус зелье. Костерост, например.

– Таковы правила. В акте проверки двести восемь позиций, я должна отметить и кратко описать каждую из них.

Да, это определенно хуже костероста!

– Сэр, будут какие-то указания? – спросил подошедший к ним ассистент.

– Работать. Всем работать! – велел Северус, окидывая взглядом комнату. Зельевары и лаборанты, с интересом прислушивавшиеся к разговору начальника и проверяющей, моментально склонились к своим столам. Кто-то продолжил нарезать ингредиенты, кто-то принялся мешать зелья в котле. Вот бездельники! Так и ищут повод повалять дурака! – Идемте в мой кабинет, мисс Грейнджер. Вся документация там.

Он развернулся, направился к выходу в длинный, хорошо освещенный коридор. Грейнджер шла чуть позади, крутила головой, осматривалась.

– «Чистые помещения», – прочла она надпись на одной из одинаковых белых дверей.

– Это боксы для розлива зелий во флаконы, – пояснил Северус.

– «Стерилизаторская». Вы пользуетесь маггловскими методами?

Он обернулся. Грейнджер смотрела со смесью удивления и восхищения.

– Магглы придумали много полезных вещей. Например, они со времен господина Пастера знают, что посуда, в которую разливают лекарства, должна быть свободна от микроорганизмов и грибов. Под грибами я имею в виду не те, что растут в лесу, разумеется.

– Да, я в курсе, мои родители – медики. Но обычно маги применяют для этого очищающие заклинания…

– Во-первых, заклинания не обеспечивают стерильности, во-вторых, влияние посторонней магии на зелья до сих пор не изучено. Я больше доверяю кипячению.

– Я тоже, – улыбнулась Грейнджер. – Правда, магглы пользуются…

– Они пользуются автоклавами, – оборвал ее Северус. – Но у нас маггловская техника не работает, вам ли не знать?

– Да, понимаю. «Виварий», – прочитала она надпись на двери в конце коридора. – У вас есть подопытные животные?

– Разумеется. Не на людях же проверять экспериментальные зелья. Хотя некоторые из них заслуживают этого куда больше, чем ни в чем не повинные крысы и морские свинки. Позже я проведу вас по всей лаборатории.

– Еще мне хотелось бы поговорить с некоторыми из ваших подчиненных.

– Желаете узнать, не применяю ли я к ним средневековые пытки, как мечтал наш общий знакомый Аргус Филч? – усмехнулся Северус.

– Нет, но…

– Мисс Грейнджер. Я плачу работникам неплохие деньги, поэтому они дорожат своим местом. Они терпеть меня не могут, потому что за эти деньги я много спрашиваю. Не стоит тратить время, чтобы узнать такие простые вещи, – сказал он. – Мой кабинет. Проходите.

***

– До завтра, госпожа Грейнджер, – сказала полная женщина в форменной робе, распахивая перед Гермионой дверь. – Хорошая сегодня погода.

– Да, хорошая, – согласилась она, вдыхая сладкую свежесть июньского вечера. – А откуда вы знаете, что я приду завтра?

– Все об этом знают, – женщина улыбалась, но смотрела внимательно, цепко. По-видимому, стремилась понять, в каком настроении уходит проверяющая. – Антиаппарационные чары действуют вон до той ограды.

– Спасибо, – кивнула Гермиона. Снейп, разумеется, не предложил воспользоваться каминной связью. Его право.

«Жаль, что я в мантии», – думала она, проходя через окружавший здание крохотный парк. Иначе можно было бы пройти квартал-другой, собраться с мыслями. Свести в одно целое впечатления сегодняшнего дня. Признаться, весьма противоречивые.

Детище Снейпа было для магического мира чем-то выдающимся, почти невероятным. Идеальный порядок, чистота, вышколенный персонал, внимание к мелочам, так не свойственное магам. Ничего общего с Хогвартсом, с темным кабинетом слизеринского декана в подземельях, где на обшарпанных полках стояли банки с пугающими неизвестными гадами. Кабинетом, копию которого Гермиона, направляясь в Независимую лабораторию, неосознанно ожидала увидеть. Но та скорее напоминала клинику, в которой работал отец, чем привычное обиталище зельеваров. Теперь желание Кингсли отдать грант именно Снейпу становилось понятно: тот, без преувеличения, был лучшим.

Гермиона подошла к ограде, взялась за чугунный завиток калитки. Остановилась, глядя на проносившиеся мимо машины. Документы лаборатории, которые она успела посмотреть, тоже были в идеальном порядке. Разрешения, сертификаты, расписки, печати на каждое действие, каждый чих. Все подколото, подшито, собрано, рассортировано по годам и внесено в магическую картотеку. Странно, но в этом порядке чудилось что-то… подозрительное. Гермионе не удавалось точно уловить собственные ощущения. Пожалуй, дело было в том, что она с трудом представляла прежнего Снейпа, занимающегося всеми этими бумажками. Вернее, только ими. Необходимыми, правильными и невыносимо скучными. Разумеется, люди меняются, но неужели до такой степени?

– Вы сами варите зелья? – в какой-то момент спросила она. И получила высокомерный и исчерпывающий ответ, что для этого существуют подчиненные. Да, конечно, генерал не идет в бой, размахивая оружием, но…

«Глупости, – сказала она себе. – Что ты ожидала увидеть? Снейпа, орудующего над котлом в средневековом подземелье? Запуганных домовиков, подносящих ему ингредиенты? Человек с нуля создал лучшую в стране лабораторию по приготовлению зелий. Разве этого мало? Или тебе нужна какая-то другая, особая романтика? А много ли ее в твоей жизни?»

Гермиона вздохнула. В последние годы ни на что не хватало времени, даже на книги оставалось совсем немного. Пара часов перед сном, пока не начинали окончательно слипаться глаза. Все отнимали министерство, дети… Которые, должно быть, уже дома. Гермиона захлопнула за собой калитку и аппарировала домой.

– Вот и мама пришла, – с порога услышала она знакомый голос.

Сердце заколотилось сильнее, и она строго приказала ему заткнуться. Глупо, но обычно это помогало. «Психосоматика – великая вещь», – говорил в таких случаях отец. Вот и сейчас удалось справиться с дурным волнением и ровно сказать выходящему навстречу мужчине:

– Привет, Рон.

– Я отпустил Нелли, – сказал Рон Уизли и потянулся за поцелуем. Гермиона подставила щеку. – Эй, осторожно, не сбейте маму с ног!

Пятилетняя Роза и трехлетний Хьюго бросились к ней, обхватили за ноги, заговорили каждый о своем, перекрикивая друг друга, стали тянуть в комнату.

– Ты давно пришел? – спросила Гермиона, расцеловав детей.

– Нет, не очень. Мы с Джорджем замотались с этой комиссией. Представляешь, какие-то идиоты продают детям всякую опасную фигню, а шерстят нас.

– А вы не продаете?

– Зачем нам это нужно?

– Раньше ведь поставляли в Хогвартс что попало, – сказала Гермиона, опускаясь в кресло. – Иди сюда, Хьюго? Что это у тебя? Сыпь?

– То раньше. Мы отлично зарабатываем на легальной продукции. К чему нам проблемы?

– Действительно, к чему… – мысли опять вернулись к Снейпу, вернее, к его лаборатории. Чистые светлые комнаты, таблички на каждой склянке, ряды одинаковых, приготовленных для отправки в Мунго флаконов. Все она выдумывает: чего ему еще желать? Разве возможности спокойно работать, не отвлекаясь на идиотские статьи и бессмысленные проверки. Правда, смущало что-то еще. Пока неуловимое. – А Джорджу не скучно? Не хочется выдумать что-нибудь эдакое?

– Ну… мы же придумываем, – Рон сел на диван, вытянул к камину длинные ноги, взял со столика начатый стакан с соком. – Только испытываем на взрослых добровольцах. И продаем взрослым.

– А они уже нелегально торгуют в Хогсмиде. А ну, Хьюго, повернись, покажи шею. Вот так. Нет, это точно сыпь.

– Слушай, во-первых, мы не делаем ничего по-настоящему опасного, – нахмурился Рон. – А во-вторых, не обязаны проверять каждого, кто покупает блевательные батончики или имитаторы чужой речи.

– То есть, перед законом вы чисты?

– Абсолютно. И вообще, я бы своими руками придушил гада, продающего кому угодно подушки сновидений. Хоть ребенку, хоть взрослому. Так что не делай из меня преступника, пожалуйста.

– Да нет, я просто думаю… Проверяю сейчас одну лабораторию. Рон, ты давал ему шоколад?

– Нет.

– Значит, Нелли. Ничего не помнит, хоть на лбу напиши. Теперь придется поить его зельем.

– Не хочу зелье! – завопил смышленый Хьюго, отлично помнивший гадкое слово.

– Тихо, тихо! – Гермиона подхватила его на руки. – Тогда ты должен помнить, что есть шоколад нельзя, даже если няня его предлагает.

– Уволила бы ты эту Нелли, – заметил Рон.

– Думаешь, так легко найти приличную няню? Эта хотя бы не бросает детей одних и не водит в хозяйский дом кавалеров.

– Мое предложение все еще в силе.

Гермиона невольно нахмурилась, уткнулась лицом в мягкие волосы сына. Рон всегда предлагал одно и то же. Достаточно большое содержание для того, чтобы она могла не работать, по крайней мере, пока не подрастут дети. Вопрос только в том, кому к тому времени она будет нужна в министерстве. И захочется ли ей самой, погрязшей в домашних делах, возвращаться к работе.

– Ты же знаешь, что я отвечу, – спокойно сказала она. Прошли времена, когда они ссорились из-за подобных вещей. – И это вряд ли понравилось бы твоей жене.

– Неважно, – отрезал Рон, и в его с детства знакомом, родном лице появилось что-то незнакомое, жесткое. – Я имею право содержать собственных детей. Так что если дело в этом…

– Нет, не в этом, конечно. Просто не нужно.

– Как хочешь, – он замолчал. Паузы у них в последнее время выходили неловкими, будто наполненными каким-то ненужным, лишним теперь смыслом. – Ты говорила, что проверяешь лабораторию. Какую?

– Не имеет значения. – Гермиона опустила Хьюго на пол. – Беги на кухню, сейчас будем ужинать.

– Не хочешь рассказывать?

– Да так, обычная работа. Ты иди, Рон.

«Какой длинный день», – подумала она, глядя на вспыхнувший зеленым камин. Почти ночь, а завтра с утра опять к Снейпу. И вдруг поняла, что еще смутило ее во время сегодняшней проверки. Снейп был чересчур вежлив. Конечно, без заискивания и подобострастия, всего лишь прохладное спокойствие, формальная учтивость. Но и они наводили на мысль о необходимости что-то скрывать.

– Мама, мы будем ужинать? – в гостиную заглянула Роза.

– Да, сейчас, – отозвалась Гермиона, гадая, удосужилась ли няня приготовить ужин.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Стрелка настольных часов подползла к цифре «восемь», подвешенная в их основании стеклянная колба перевернулась, заструился песок, отсчитывая новые шестьдесят минут. Северус подошел к окну, отвел тяжелую штору (в свое время он категорически отверг новомодные идеи дизайнера, притащившего сюда жалюзи). Небо было бархатно-черным, с мелкими точками звезд. Все-таки выбор для кабинета помещения, выходящего окнами во внутренний двор, был правильным – не хватало любоваться на маггловский Лондон. Хотя тот же дизайнер настаивал на комнате, из которой открывался «потрясающий вид на город». Считал, что так «престижнее», и едва в истерике не забился, когда услышал соображения заказчика по поводу «видов» и «престижа». Забавный народ эти творческие люди.

За спиной вновь послышалось шуршание страниц. Северус обернулся.

Грейнджер сидела, запустив пятерню в растрепавшиеся волосы, быстро пробегая взглядом пергаменты с колонками цифр и латинских названий. Временами она щурилась: должно быть, устали глаза. Вот неугомонная!

– У вас, наверное, весь вечер свободен? – поинтересовался Северус. Второй день торчит здесь до самой ночи, с головой закапываясь в бумаги. Нет, туповатый аврор определенно был бы предпочтительнее.

– Собираетесь пригласить меня на свидание? – рассеянно спросила она, продолжая водить кончиком пера по строкам. – Не пойму, для чего закупались эти ингредиенты? В полугодовом перечне их нет…

Северус подошел ближе. Чтобы оценить опасность, хватило беглого взгляда и одного мгновения.

– Исключаете такую возможность? – он опустил растопыренные пальцы на пергамент. Некстати вспомнилось, как целую жизнь назад Темный Лорд похвалил его способность моментально принимать самые неожиданные решения. Хотя, почему некстати? Том Риддл был мерзавцем, но далеко не глупцом.

– Что? – Грейнджер подняла голову. Веки у нее и впрямь слегка припухли.

– Исключаете возможность того, что я могу пригласить вас на свидание?

Наблюдать за Грейнджер было забавно: она будто справлялась в уме с очередной задачкой. Варианты решения, по-видимому, предполагали розыгрыш, издевательство, попытку отвлечь от тщательной проверки – все, кроме романтического интереса. Что вполне соответствовало действительности.

– Абсолютно.

– Правильно. Я просто не хочу, чтобы вы погибли от голода, а меня обвинили в доведении до смерти сотрудника министерства магии, – он взял лежавший перед ней пергамент и засунул в самую середину толстой пачки. Очень удачно: теперь придется постараться, чтобы его отыскать.

– Что вы делаете, Снейп?

– Идемте, – сказал он. – Время вашей проверки, как я понимаю, не ограничено. Продолжите завтра.

– Но я бы успела…

– Внизу есть забегаловка, я всегда там ужинаю. Покормлю вас, и отправляйтесь на все четыре стороны.

***

Кафе, в которое они спустились, не то чтобы нравилось Северусу, но казалось вполне приемлемым. Здесь быстро обслуживали, сытно и не слишком дорого кормили: идеальный вариант для человека, после рабочего дня аппарирующего в квартиру, где из съестного имеется только кофе. Между столиками возвышались бамбуковые перегородки, скрывавшие посетителей друг от друга: симпатичная деталь, позволявшая ужинать в одиночестве. Еще здесь были уютные диваны, на столах стояли свежие цветы, парившие в воздухе оранжевые и красные лампы светили мягким светом, а занавески из органзы переливались мягким золотом, но Северус отродясь на обращал внимания на подобную ерунду.

– Закажите рагу из кролика. Это их фирменное блюдо, – посоветовал он изучавшей меню Грейнджер.

– Только не кролик, – она поморщилась. – Не понимаю, как их можно есть.

– Диетическое мясо. Полезно и питательно.

– У меня в детстве был кролик. Декоративный, с большими обвислыми ушами. Его задавила машина.

– Сочувствую вашей травме.

– Не смешно, – меж ее бровей обозначилась сердитая складка. – В определенном возрасте подобные вещи воспринимаются как настоящая трагедия.

Наверное, в ответ следовало пошутить, но в голову ничего не приходило. Не рассказывать же, что тоже переживал, когда сдох толстый и глупый хомяк, подаренный Северусу на восьмое в его жизни Рождество.

Подошел официант, слегка поклонился и замер в ожидании. Северус заказал сырный суп и свинину на ребрышках с овощами, подумал и добавил бутылку «Мерло». Грейнджер долго водила указательным пальцем по строчкам, как будто читала не меню в ресторане, а очередной документ. В результате выбрала отварную говядину и греческий салат.

– Худеете? – поинтересовался Северус.

– Предпочитаю здоровую пищу.

– Мои соболезнования вашему супругу.

– Мы в разводе. Сочувствуйте моим детям.

– И много их?

– Двое. Почему вы так на меня смотрите? Нет, они не сидят одни дома. С ними няня.

– Полагаю, это частое явление?

Грейнджер вдруг откинулась на высокую спинку стула и рассмеялась:

– С вами очень здорово, Снейп! Вы не стараетесь быть галантным.

– У меня бы все равно не получилось, – признался он.

Официант принес вино, разлил по бокалам, поставил на столик чашку с плавающей в ней свечкой. Забавно. Когда Северусу приходил один, ему никогда не предлагали свечей.

– Ну и хорошо. Выпьем за это. За искренность, – Грейнджер подняла бокал, Северус отсалютовал своим.

– Вам идет улыбка, – сказал он. – Лицо молодеет и глаза… меняются.

– Ну вот, стоило выпить с вами за искренность, и вы начали говорить комплименты.

– Даже не надейтесь, – фыркнул он. – Констатирую факт. Два дня я наблюдал сухаря в министерской униформе, и только сейчас вы стали похожи на человека.

– А вы не пробовали? – Грейнджер подалась вперед и опустила локти на стол. В ее глазах и впрямь плясали веселые искорки, губы порозовели от вина. На нижней Северус заметил маленькую трещинку.

– Что?

– Стать похожим на человека. Улыбнуться, например.

– Зачем? Мне же не нужно выходить замуж.

Она отклонилась назад, неловким жестом поправила волосы. И взгляд стал прежним, настороженным. Как будто потушили лампу или закрыли дверь в освещенную комнату.

– А почему вы считаете, что мне это нужно?

Северус пожал плечами. Замуж хотят все женщины. Ну, или почти все. Тем более те, которые усиленно это отрицают. Он усмехнулся самому себе: не зря много лет назад Люциус говорил про его феноменальную способность наступать на чужие больные мозоли.

Подошел официант, составил на стол тарелки с парящего в воздухе подноса, пожелал приятного аппетита.

– Спасибо! – Грейнджер взялась за нож и вилку. – Я проголодалась, оказывается.

– Мерлин, благодарю тебя! А я-то уж испугался, что у вас внутри нечто вроде маггловских аккумуляторов, – пробурчал Северус, разрезая стейк.

– Кстати, сами-то вы не стремитесь создать семью, – заметила Грейнджер. Она вновь расслабилась, опустила плечи, во взгляде сквозило едва угадываемое лукавство.

– Ну да, ведь у меня под дверью стоит очередь из потенциальных невест.

– Уверена, желающие нашлись бы.

Вообще-то он знал. Не обольщался на свой счет, просто понимал, что неплохо обеспеченный, твердо стоящий на ногах свободный мужчина без вредных привычек при желании сумеет найти себе жену. Пятидесятилетний владелец собственной лаборатории, даже несмотря на отталкивающую внешность и вздорный характер, – неплохая партия для вдовы или разведенной ведьмы. Одно время его усиленно пыталась женить Нарцисса – у супруги Люциуса после войны отыскалось множество родственниц, нуждавшихся в крепком мужском плече, хорошем доме и относительно полном кошельке. В какой-то момент Северус даже перестал бывать в Меноре: слишком уж утомительными получались «неожиданные» визиты кузин, приуроченные к его приходу. Хотя об одной симпатичной толстушке он даже думал какое-то время. Без налета романтической ерунды, просто как о возможной спутнице жизни. Размышлял, взвешивал, да и отказался от опасной идеи.

– Я не переживу жизни в браке, – честно сказал он Грейнджер. – Женщине мало войти в твой дом. Ей надо подчинить своим глупым прихотям всю твою жизнь, изменить твои привычки, постоянно совать нос везде, включая работу мужа. А я не желаю зависеть от капризов легкомысленного и самовлюбленного существа.

– Речь старого холостяка.

– Здравомыслящего человека, – поправил он, отодвигая пустую тарелку

– Почему же вы уверены, что я мечтаю о новом браке? Потому что я женщина? Более-менее удачное приложение к мужчине?

Северус потянулся за только что принесенным десертом. Шоколадный торт выглядел аппетитно. Знакомые речи. И популярные в последнее время. Как правило, среди магглорожденных женщин – чистокровные маги подходят к воспитанию дочерей более разумно.

– Говорите, ну! – щеки Грейнджер порозовели. – Вы так думаете?

– Ничего я не думаю. Я торт ем, – пробурчал он.

Она внезапно успокоилась, хихикнула в кулак, как девчонка-школьница.

– Никогда бы не заподозрила вас в любви к сладкому.

– Глюкоза необходима для работы мозга, мисс Грейнджер. Советую и вам об этом не забывать в погоне за здоровым образом жизни, – он слегка брезгливо кивнул на салат.

– Вполне достаточно той, которую мы получаем с овощами и фруктами.

– Скажите это своим детям, когда они попросят купить очередную коробку шоколадных лягушек, – посоветовал Северус. Заметил, как на мгновение она смешалась, и понял: говорит.

– Кстати, о детях, – Грейнджер заправила за ухо постоянно выбивавшуюся прядку и взглянула на часы. – Мне пора. Принесите счет, пожалуйста, – обратилась она к маячившему у барной стойки официанту.

Грейнджер, конечно, заплатила за себя сама. Торопливо – видимо, опасаясь, что Северус ее опередит, – достала из сумочки скромный кошелек, отсчитала галлеоны. Он не возражал. Без слов ясно: принципы. Ни от кого не зависеть, быть с мужчинами на равных.

Они вышли из кафе и, как в ласковую морскую воду, окунулись в ясную июньскую ночь. Было тепло, только легкий ветерок забирался под воротники, трепал волосы. По проезжей части неслись автомобили, из открытых окон некоторых раздавалась нехитрая маггловская музыка. Дикость жуткая, но сейчас она казалась Северусу уместной. На противоположной стороне улицы сиял витринами магазин игрушек: из-за огромных стекол улыбались большеглазые куклы, в импровизированных джунглях нежились плюшевые звери, по подвешенным в воздухе рельсам носился поезд, чем-то походивший на Хогвартс-экспресс.

– Хорошо, – улыбнулась Грейнджер и тут же испугано оглянулась. – Ой, мы же в мантиях. А здесь магглы…

– Чары невидимости, – сказал Северус. – Действуют вон от той башенки до того дома.

– Понятно. Ну, я аппарирую. Пора.

– Да, конечно, – кивнул он, размышляя о том, почему она медлит.

– Спасибо, что не позволили умереть от голода. И за компанию, – она протянула руку. Ладонь у нее была узкая, пальцы аккуратные, с коротко остриженными ногтями. И теплая, приятная на ощупь – убедился Северус, отвечая на рукопожатие.

Что-то вдруг изменилось. Как будто совсем немного, чуть-чуть, сдвинулась реальность. Или время. А может быть, шумная улица исчезла. И осталась летняя ночь, закрытые двери кафе за спиной, женщина рядом – с гладкой кожей, растрепанными волосами и вздымавшейся под мантией грудью. Северус вдруг подумал о том, как отреагирует Грейнджер, если сейчас податься вперед, сжать ладонями ее плечи, коснуться губами губ. Должно быть, удивится невероятно, отшатнется. Или подумает, что бывший учитель издевается, хочет ее унизить. Залепит еще, пожалуй, по физиономии. Он немного резче, чем следовало, отпустил ее руку, сказал:

– До свидания.

– До завтра, – ответила она и исчезла. Аппарировала к детям, привычной жизни и повседневным делам, оставив его посреди улицы. Северус глубоко вдохнул. Ночная прохлада, кажется, обожгла легкие. Какие идиотские мысли приходят в голову! Не хватало еще целоваться с Грейнджер. Возможно, Люциус прав: длительное одиночество губительно действует на психику здорового мужчины. Надо бы иногда отвлекаться… Хотя на интрижки, положа руку на сердце, времени не было совершенно. Уже много лет.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Снейп стоял в окружении небольшой группки подчиненных, которые смотрели на него с одинаковой смесью почтения и страха.

– Сэр, это ведь та самая Грейнджер? Та, что вас проверяет? – спросила молоденькая девушка в клеенчатом фартуке, надетом поверх форменной робы.

– Да. И что дальше?

– Но ведь это… это же хорошо. Вы ведь вместе боролись против Волдеморта… – под строгим взглядом Снейпа девчушка смешалась.

– Хелена имеет в виду, что Гермиона Грейнджер не должна к вам придираться, – пришел ей на выручку рослый парень, державший в руке перчатки из драконьей кожи.

– То есть вы признаете такое количество недостатков в вашей работе, что от санкций может спасти только личное знакомство руководителя с проверяющим?

– Но, сэр… – парень смешно захлопал глазами, пытаясь осмыслить услышанную фразу.

– Мистер Снейп, не сердитесь, – женщина, что провожала Гермиону в первый день, приложила полные руки к груди. – Мы в самом деле волнуемся. Видим, что министр послал даму, с которой вы были в Ордене Феникса, которая когда-то вместе с Гарри Поттером спасла вам жизнь. Выходит, он хочет, чтобы проверка прошла хорошо?

– Понятия не имею, чего он хочет. И Грейнджер не была в Ордене, сопляков туда не брали.

– Но они действительно вас спасли? – осторожно спросил паренек. Не испугался прежней отповеди. «Все-таки любопытство – великая сила», – подумала Гермиона и тут же вспомнила присказку о кошке, которую оно сгубило.

– Действительно, – неохотно ответил Снейп. – Скорее, Грейнджер. Эти двое тупиц не знали ни кровоостанавливающих, ни заживляющих заклинаний.

– Неправда, Гарри всегда носил в кармане безоар, – сказала Гермиона, открывая дверь.

И почти сразу пожалела, что выдала себя. Снейп вздрогнул, бросил на нее испепеляющий взгляд и процедил сквозь зубы:

– Мисс Грейнджер, как обычно, входит без предупреждения.

– Я только что пришла, – сказала Гермиона. – Всем добрый день.

– Следуйте за мной. Вас ждут бумаги, – резко сказал Снейп и, развернувшись, не глядя на нее, быстрыми шагами направился в коридор. Догнать его удалось только у самого кабинета.

– Извините меня, мистер Снейп! Я не хотела ничего дурного.

– Дурного? – он посмотрел на нее брезгливо, как на залетевшую в комнату моль. – Вы подслушивали мой разговор с сотрудниками, мисс Грейнджер. Вы – официальное лицо, представитель министерства – унизились до банального шпионажа!

– Неправда! Я постояла у двери ровно одну минуту. Да, мне было интересно, как вы общаетесь с сотрудниками, но и только.

– Вернее, хотелось послушать, что я скажу о вас. Так, мисс Грейнджер? Вдруг я стану вас поносить или дам указание игнорировать ваши просьбы. Или велю подчиненным молчать как рыбы, если вам вздумается задавать им вопросы?

– Мерлин, ну почему вы так думаете о людях?! – почти простонала Гермиона.

– Потому что они дают повод, – Снейп открыл дверь, вошел первым, и не подумав пропустить ее вперед. – Впрочем, этот разговор не имеет смысла. Гриффиндорцы, даже бывшие, не видят ничего дурного в подслушивании. Что ж, в следующий раз буду внимательнее. Проходите.

Гермиона покорно пошла за ним. На душе было гадко. Получалось, что она действительно повела себя некрасиво, да еще бросила тень на министерство. Вновь вспомнилась кошка, принявшая незавидную судьбу из-за любопытства.

Снейп тем временем подошел к своему столу, резко выдвинул ящик, стал вынимать и бросать на столешницу какие-то папки.

– Я не хотела плохого, – повторила Гермиона. Вспомнился вчерашний вечер, почти приятельская беседа в маленьком уютном кафе. Надо же собственными руками сломать установившееся равновесие! – Кстати, простите за опоздание. Я понимаю, вы рассчитываете свое время…

– Мисс Грейнджер, я не ваш начальник и не вправе указывать, когда вам следует приходить и уходить.

– Я вообще-то терпеть не могу опаздывать.

– Иногда приходится делать то, что не нравится, ведь так? – Снейп откровенно над ней насмехался.

– Именно. Моя дочь не очень хорошо себя чувствовала с утра.

– Что с вашей дочерью? – резко спросил он.

– Тошнота. У нее иногда случается что-то вроде несварения. Потом все проходит, но в эти моменты она пугается, просит меня остаться с ней.

– Я дам вам хорошее зелье. Оно подходит для детей. Будете поить ее при первых признаках.

– Не нужно, – покачала головой Гермиона.

– Мисс Грейнджер, уж не думаете ли вы, что я таким образом предлагаю вам взятку?

– Нет, не думаю.

– Тогда почему отказываетесь?

– Не хочу быть обязанной, – ответила она честно. – И не хочу, чтобы на меня смотрели сверху вниз только потому, что я женщина и мать. Я способна решить свои проблемы сама, поверьте.

– Это какое-то нездоровое отношение к самым простым вещам, – покачал он головой. – Что ж, как вам будет угодно. Хорошо, достаточно отвлеченных разговоров. С чем желаете ознакомиться сегодня?

«Опять разозлился», – подумала Гермиона. Но оправдываться дальше было бы глупо и неуместно.

– Мне нужен план вашей лаборатории. Тот, который был утвержден министерством, – сказала она.

– Зачем? – внимательно посмотрел на нее Снейп. – Вы что-нибудь смыслите в архитектуре?

– Я должна заполнить определенные графы.

– Полагаете, что разберетесь без специальных знаний?

Казалось Гермионе, или Снейп впрямь опасался, что она увидит нечто, не предназначенное для чужих глаз? Под ложечкой неприятно заныло. Убеждаться в его нечестности совершенно не хотелось. Ни чуточки! Но другого выхода не было.

– Я постараюсь.

– Ваше право, – передернул плечами Снейп. – Сейчас принесу ключ от ящика с проектными документами.

***

В дверь постучали. Деликатно, не очень громко. Так, чтобы, не получив ответа, можно было уйти. Северус поморщился. Что за новости? Обычно подчиненные заходили без стука, сообщив пароль устроившемуся под потолком каменному дракончику. Помнится, Люциус однажды попенял на эту «неуместную для серьезного руководителя доступность». Но Северус отмахнулся: не хватало еще новомодных условностей в виде приемной с бездельницей-секретаршей.

– Заходите! – крикнул он.

– Простите, сэр… – Вэйн приоткрыла дверь. – Я на минуту.

– Что вы там топчетесь? Думаете, у нас тут романтическое свидание?

– Нет, ничего такого… – пухлые щеки Вэйн заалели. – Сэр, все закончили работу, сдали пароли от шкафов, я закрыла кладовую, моечную…

– Отправляйтесь домой.

– До понедельника, сэр.

Ах, да. Сегодня же пятница. Разумеется, Северус не ждал выходных с нетерпением, подобно бездельникам, едва ли не в воскресенье начинающим мечтать о следующей субботе. Но сегодняшний вечер предпочел бы провести по-другому. Скажем, в домашнем кресле за чтением нового выпуска «Вестника зельеварения», или здесь, занимаясь собственными опытами, на которые никогда не хватало времени.

Только без Грейнджер. Или с ней, но не в лаборатории, а в кафе, например. Вчера они на удивление сносно провели время. Северус посмотрел на незваную гостью. Грейнджер, прикусив губу и насупив небрежно выщипанные брови, сосредоточенно вглядывалась в огромный пергамент с планом лаборатории. Ее абсолютно точно не волновал вечер пятницы, как и вновь позабытый ужин.

– Не понимаю, что у вас здесь? – она ткнула кончиком пера в пересечение линий на чертеже.

– Стена, – ответил Северус, указывая палочкой на дальний, абсолютно пустой угол.

Грейнджер проследила за его жестом, нахмурилась, будто сводя в уме цифры, снова перевела взгляд на пергамент:

– Тут должно быть магическое расширение пространства, – она порылась в пачке бумаг. – Вот разрешение, полученное на стадии утверждения проекта.

– Заметьте: на стадии утверждения. Возможности так и не были использованы.

– Я заметила, – кивнула Грейнджер. – Только ваша лаборатория платит за эти помещения налог. А еще… – она заглянула в блокнот. – Мистер Снейп, вы так и не ответили, для чего закупались некоторые ингредиенты. Они никогда не использовались для производства указанных в перечне зелий. Вот список.

– Для опытов, которые только планировались и не были утверждены министерством.

– Это невозможно. Так никто не делает, – она помолчала, потом глубоко вдохнула, словно готовясь нырнуть на глубину, и спросила. – Мистер Снейп, ответьте: вы все-таки проводите незаконные эксперименты? Расскажите мне, – запнулась и добавила: – Лучше мне, чем аврорам.

Все-таки догадалась! Северус выругался про себя, ощущая, как предательски часто заколотилось сердце. И не было смысла отпираться: Грейнджер, конечно же, доложит начальству обо всем, что узнала. А там прощай, грант, прощай все, достигнутое за эти годы. Уничтожить следы он уже не успеет, да и не обливиэйтить же министерского сотрудника. Если не хочешь оказаться в Азкабане, конечно.

Он не отвечал около минуты. Достаточно, чтобы взвесить все «за» и «против». Пускать в свой мир, свои дела не хотелось никого, но Грейнджер в чем-то была права: она казалась далеко не худшим вариантом. В конце концов, у подружки Поттера всегда имелось больше мозгов, чем у прочих гриффиндорцев.

– Что ж, идемте, – сказал Северус.

Прошептал заклинание, направляясь к стене. Та отодвинулась в сторону, открывая ведущую вниз лестницу. Он заспешил по ней, не оглядываясь: хотелось покончить со всем скорее. За спиной слышались легкие шаги. Вот женщина! Идет и даже не спрашивает: куда. Северус резко остановился, обернулся.

– Что? – лицо Грейнджер светилось откровенным любопытством и предвкушением новых открытий, как у жадной до знаний ученицы, какой она была когда-то. И невыносимо раздражала своим рвением Северуса. Он невольно усмехнулся.

– А если я заведу вас в подземелье и оставлю умирать голодной смертью? Или растворю в кислоте? – спросил он с интересом, ожидая в ответ гневную отповедь. Но Грейнджер только хихикнула, совсем как девчонка, так что на щеках обозначились едва заметные ямочки:

– Тогда вам придется объясняться в министерстве. Скорее всего, в аврорате. И будьте уверены, Гарри найдет мои жалкие останки.

– Спорим, не найдет ничего ваш Поттер, если я захочу это скрыть, – ответил Северус в тон. – Пошли.

Лестница делала поворот и упиралась в обитую железом дверь, которую он открыл, произнеся пароль.

– Ничего себе! – покачала головой Грейнджер, останавливаясь на пороге средних размеров комнаты. – Вот и неиспользованное пространство. Хорошо вы тут устроились!

Северус только хмыкнул, в который раз оглядывая свои тайные владения. Три стены из четырех занимали металлические шкафы с ингредиентами, укупоренными в разнообразные бутылочки, колбы и флаконы. В углу, сложенные горкой, лежали медные и серебряные котлы, на большом столе в центре комнаты были подставки с ножами, доски для резки ингредиентов – все в идеальном порядке. Северус направил палочку на металлическую перегородку в углу комнаты. Та со скрежетом поползла вверх, открывая нишу, где на высокой треноге стоял закрытый крышкой котел.

– Третий уровень безопасности, – отметила Грейнджер. – Железная штора, углубление в каменной кладке. Значит, все-таки запрещенные зелья…

– Даю руку на отсечение, вы уже перебираете в уме названия самых опасных ядов, – сказал Снейп и по выражению ее лица понял, что попал в точку. – Думаете, я готовлю здесь нечто ужасное для продажи у Горбин и Бэрк? Или для собственных целей: травить конкурентов, старых и новых врагов, контролировать сознание тех, кто может быть мне полезен…

Грейнджер сердито тряхнула головой:

– Ничего я не думаю. Я жду объяснений.

– Все куда менее романтично. Здесь я занимаюсь собственными исследованиями. Да, не санкционированными министерством. Ингредиенты стараюсь закупать на личные средства, но, к сожалению, многие из них невозможно приобрести частному лицу. Думаю, вы в курсе.

– Но… почему? Почему тайно, почему здесь?

Захотелось сказать в ответ что-нибудь резкое. Делает вид, что не понимает? Или в самом деле не знает, предпочитая оставаться все той же помешанной на книжных знаниях идеалисткой? Что ж, расставаться с иллюзиями полезно в любом возрасте.

– Потому, мисс Грейнджер, что указы о деятельности зельеваров, выпущенные в последние годы, не оставляют ни малейшей возможности для нормальной исследовательской работы. Только для рутинного производства известных каждому школьнику зелий. Слава Мерлину, если удается немного модифицировать хоть что-то. Сделать аконитовое менее токсичным, снизить эффект привыкания к зелью сна без сновидений, добиться того, чтобы женщинам хотелось ложиться в постель с мужем даже после того, как они выпьют противозачаточное. Которое раньше у шестидесяти процентов принимавших его отбивало это желание.

– Но… – щеки Грейнджер порозовели. Она собиралась что-то возразить, однако Северус продолжал, не заботясь о церемониях. Хотелось высказать все, что давно накипело, пусть даже этой девчонке, которая, конечно же, не сможет ничего изменить.

– Мелочи, да? Но об экспериментах над новыми составами теперь можно забыть. Каждый шаг контролируется министерством. Чтобы проверить мелькнувшую в голове идею, надо написать кучу бумажек, дождаться резолюции чиновников, которые зелья видят только в аптеке. Обосновать, тролль ее за ногу, целесообразность исследования! Я не могу купить нужные ингредиенты даже на собственные деньги, не могу провести серию опытов! Война закончилась двенадцать лет назад, а мы продолжаем дрожать от каждого шороха.

– Может быть, вы и правы…

– Подойдите сюда, – вновь оборвал ее Северус, направляясь к котлу на треноге. – Не бойтесь.

– Я не боюсь, – Грейнджер приблизилась, встала рядом, почти касаясь Северуса плечом, указала на котел. – Здесь, как я понимаю, одно из ваших новых зелий?

– Правильно понимаете.

– И вы мне расскажете, что это? – опять это любопытство в глазах. Не женское, раздражающее, а настоящий интерес жадного до знаний человека. Что ж, Северусу было чем ее удивить.

– Подайте мне вон ту клетку, – указал он на противоположный конец комнаты. – Да, там, в углу на тумбочке.

– Ой!

– Надеюсь, вы не боитесь этих грызунов?

– Нет. Просто недолюбливаю. С некоторых пор… – Грейнджер вернулась, держа на вытянутых руках средних размеров клетку с железными прутьями, в которой металась потревоженная белая крыса.

– Давайте сюда, – Северус уже надевал перчатки. Приоткрыл крышку котла, опустил в мутновато-бурую жидкость крохотную стеклянную пипетку, отщелкнул крючок на дверце клетки и вытащил отчаянно сопротивлявшееся животное.

– Что вы будете с ней делать? – слегка брезгливо спросила Грейнджер, отставляя клетку в сторону.

– Сейчас увидите, – не обращая внимания на пронзительный визг крысы, он быстро выдавил из пипетки каплю на маленький алый язык и застыл, напряженно глядя на извивающееся в руке белое тельце. Должно сработать! Просто обязано!

Грейнджер тоже замерла в ожидании, даже дышать, кажется, перестала. Мгновение, и крыса исчезла. Есть! Если бы Северус был склонен к открытому проявлению чувств, то станцевал бы от радости джигу. Снова есть! Как и в прошлый – первый – раз.

– Куда она делась? – Грейнджер смешно захлопала глазами. – Это что, зелье невидимости?

– Неправильный ответ, – сказал он, откровенно наслаждаясь произведенным эффектом, и раскрыл ладонь. – Вот, смотрите!

– Она… это она?!

– Да! – скрыть торжество не удавалось. Ну и пусть! В конце концов, это его победа. Не каждому даже выдающемуся зельевару удается за свою жизнь создать что-то с нуля. – Она, – подтвердил Северус, глядя на маленькое – меньше фаланги пальца – белое существо с крохотными, как красные булавочные головки, глазами и тонким, словно нить, хвостом. Миниатюрная крыса озадаченно обнюхивала перчатку.

– Она стала детенышем? Это зелье омоложения?

– Посмотрите внимательно. Новорожденные крысята обычно лысые, розовые, с закрытыми глазами. А эта такая же, какой была, только…

– Маленькая, – закончила Гермиона. – Значит, это уменьшающее зелье?

– Именно. Уменьшает любое живое существо в соотношении один к десяти. Длина тела этой крысы без учета хвоста примерно семь с половиной дюймов. Была до уменьшения.

– И она уменьшилась ровно в десять раз? – в голосе Грейнджер сквозило восхищение, и отчего-то это было приятно. Хотя, почему отчего-то? Честная оценка проделанной работы, бессонных ночей, проведенных за расчетами, выходных в этой крошечной комнате, когда от запаха ингредиентов начинала кружиться голова.

– Надо проверить. Сейчас принесу линейку, – сказал он, взял ладонь Грейнджер и стряхнул в нее миниатюрную крысу. – Подержите.

Грейнджер вдруг побледнела, инстинктивно отвела руку, выпуская крысу из дрогнувших пальцев. Охнула, нагнулась, пытаясь ее подхватить.

Северус заорал:

– Стоять! Раздавите! Смотрите, она у вас на мантии, – на темном сукне действительно шевелилось крохотное белое пятнышко.

Последняя фраза была ошибкой. Грейнджер вновь дернулась, Северус рванулся к ней.

Впоследствии он так и не смог понять, кто из них двоих в суматохе толкнул котел. Но тот пошатнулся, тренога качнулась, и чугунная громадина с грохотом полетела на пол, едва не придавив ноги Северуса, успевшего в последний миг отскочить, вернее, завалиться назад и одновременно запустить в Грейнджер заклинанием, отбросившим ее в комнату. В следующую секунду зачарованная на аварийный случай металлическая завеса с мерзким скрежетом опустилась, отсекая путь к выходу. Наступила кромешная темнота, в которой, булькая, проливалось из котла густое, зеленовато-бурое зелье, заполнявшее воздух тяжелым, слегка пряным запахом. Закружилась голова, темнота расцветилась алыми пятнами, и Северус почувствовал, что стремительно падает вниз.

***

Металлическая штора захлопнулась с громким лязгом. Жутковатое зрелище: прежде Гермионе не приходилось наблюдать срабатывание третьего уровня защиты. Аварийные чары действовали мгновенно и безжалостно, отделяя место разлива опасного зелья от окружающего пространства и одновременно отрезая выход зельевару, если тот не успевал выскочить из опасной зоны. Конечно, третий уровень подразумевал работу как минимум вдвоем, причем одному из магов следовало находиться снаружи. Они пренебрегли этим правилом. Впрочем, сегодня выяснилось, что Снейп нарушал кое-что посерьезнее инструкций по безопасной работе с зельями.

Гермиона поднялась на ноги, потирая спину (больно ударилась о край стола, когда заклинание выбросило ее наружу), подошла к шторе. Постучала кулаком в отозвавшийся громким звоном металл, крикнула:

– Снейп, вы в порядке?

Ответа не последовало. То ли защита не пропускала звук, то ли Снейп потерял сознание от паров зелья. И хорошо, если только от паров. Вдруг внутри произошел взрыв? Или произойдет?!

Требовалось как можно быстрее открыть нишу, и Гермиона заметалась по лаборатории в поисках защитной маски: иначе они оба могли остаться в этом подземелье навсегда. Та нашлась на одной из верхних полок: зачарованный на защиту от любых испарений грязно-серого цвета намордник с железным клапаном сбоку. Здесь же обнаружились очки и перчатки из драконьей кожи, и Гермиона надела их, вспоминая давние уроки Снейпа. Он постоянно внушал ученикам, что любое неизвестное зелье надо считать потенциально опасным не только при приеме внутрь, но и при возможном воздействии на глаза, кожу и органы дыхания. Экипировавшись таким образом, она направила на металлическую штору палочку и проговорила:

– Алохомора!

Завеса поддалась, медленно и словно неохотно поползла вверх. Гермиона вздохнула с облегчением. Как она помнила из курса лабораторной практики, защитные перегородки должны открываться стандартным заклинанием для упрощения возможности спасательных работ. Но мало ли, какие чары мог навести Снейп, не считавшийся, кажется, ни с чем, кроме собственных соображений. Случай не такой уж редкий: в том же курсе говорилось, что чаще всего пострадавшими от аварий оказываются начинающие работники по причине незнания и очень опытные из-за излишней самоуверенности. О чем Снейпу следовало бы напомнить. После того, конечно, как удастся вытащить его из опасной зоны и привести в чувство.

Гермиона подошла к нише, заглянула внутрь и замерла, не веря собственным глазам. На полу, предусмотрительно ограниченном порожком, слегка пенилось разлитое зелье, валялись на боку злополучный котел и тренога со сломанной ножкой. А вот Снейпа нигде не было. Начальник Независимой лаборатории зельеварения бесследно исчез, словно растворился в воздухе или провалился сквозь каменный пол. Может быть, в стене был еще один невидимый выход, открывавшийся, скажем, особым заклинанием?

– Грейнджер! – голос, странно изменившийся, но, без сомнения, принадлежавший Снейпу, заставил Гермиону вздрогнуть, ее взгляд заметался по стенам. Неужели действительно тайный проход?

– Мисс Грейнджер, я здесь. Посмотрите вниз! Сюда, налево.

Она опустила глаза и охнула от неожиданности. На небольшом каменном выступе примерно вровень с порожком балансировал Северус Снейп. Живой и невредимый, но уменьшившийся до кукольных размеров.

– Грейнджер, ну что вы смотрите на меня, как овца на стог сена? Пары в высокой концентрации подействовали так же, как зелье, принятое внутрь. Если из вашей головы еще не до конца выветрились знания, полученные на третьем курсе Хогвартса, вы должны помнить, что это рядовая ситуация, – уменьшившийся Снейп, по-видимому, не изменил обычной манере общения. – Помогите мне выбраться! Или хотите, чтобы комната тоже наполнилась парами?

Гермиона склонилась к нему, протянула защищенную рукавицей ладонь, Снейп осторожно ступил на нее. Он был сейчас не тяжелее морской свинки, той, которую в прошлом году Гарри подарил Розе и Хьюго.

– Опустите меня на стол и вернитесь к зелью.

– Что у вас с голосом? – спросила Гермиона, позволяя ему спуститься на гладкую, приспособленную специально для работы с зельями столешницу.

– Сонорус, – коротко ответил он, указывая левой рукой на правую, удерживающую приставленную к горлу палочку. Такую же крохотную, как сжимавший ее кулак.

– Значит, палочка…

– Все потом, мисс Грейнджер! Сейчас слушайте меня. Соберите в герметичную емкость остаток зелья из котла. Оно может понадобиться для анализа. Остальное уничтожьте. В нормальный флакон, изготовленный без применения магии! – крикнул он, заметив, что Гермиона собирается наколдовать бутылку.

– Где они хранятся? – спросила она, стараясь держать себя в руках. Какова бы ни была природа изменений, характер уменьшенного Снейпа явно остался прежним.

– В том шкафу. Да, справа, в лотке.

Гермиона выбрала пузатый флакон с неровными гранями, в которых переливался свет зачарованных от взрыва ламп, подошла к нише, потянула к себе довольно внушительный по весу котел, флаконом зачерпнула зелье. Закрутила блестящую крышку, обтерла стекло перчаткой и оглянулась.

– Куда его поставить?

– Давайте сюда, я наколдую этикетку, – велел Снейп. Даже сейчас, после приведшей к столь неожиданным последствиям аварии, он думал о порядке. – А теперь уничтожайте остатки. И перчатки тоже. Хотя, подождите. Акцио, крыса!

Гермиона едва сдержала испуганный вздох, когда мимо нее стремительно пролетел крохотный белый комочек и опустился прямо в ладонь Снейпа. Но от него, по-видимому, не укрылось ее замешательство.

– Никогда не думал, что вы боитесь безобидных грызунов, подобно истеричной хаффлпаффке, – заметил он, когда Гермиона вернулась к столу, очистив заклинаниями нишу.

Он сидел на краю стола и задумчиво разглядывал носившееся по дну маленькой фаянсовой ступки животное, чью участь неожиданно разделил.

– Я не боюсь. Просто не люблю крыс. После знакомства с одним известным вам анимагом.

– Еще одно травмирующее воспоминание? – кивнул Снейп. Он больше не приставлял палочку к горлу, и голос его звучал тихо, как включенный на маленькую громкость колдоприемник.

– Вроде того, – не стала отпираться Гермиона, отодвигая стул и усаживаясь напротив Снейпа. Стянула маску и очки, бросила на стол. – Говорите, что теперь делать?

– Принесите линейку. Вон, на той полке.

– Зачем?

– Измерить мой рост, разумеется!

– Вы маньяк, – покачала головой Гермиона, возвращаясь с обычной ученической линейкой, какие используют на нумерологии. Хотя в душе признавала, что на месте Снейпа поступила бы точно так же: в первую очередь определила все параметры.

– Поставьте ее вертикально, – велел он. Подошел к деревянной пластине, которая, должно быть, казалась ему сейчас широкой доской, отметил ладонью свой рост, привстал на цыпочки и заметил деления. – Так. Есть! Уменьшение ровно в десять раз! Мои семьдесят дюймов превратились в семь! – он заходил взад-вперед по столу, потирая подбородок. – Но это результат расчетов, это предполагалось. А вот то, что уменьшились все вещи, с которыми я в тот момент контактировал – одежда, палочка… Это просто чудо!

– Вы не думали, что такое случится?

– Скажем так, я предполагал нечто подобное, но даже не думал о таком безусловном эффекте! – Снейп остановился, поднял лицо, и Гермиона с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Он походил сейчас на куклу с растрепанными волосами и черными, как угли, глазами-бусинами. Вряд ли бывший строгий учитель подозревал, как комично выглядит. Хотя сейчас ему было явно не до размышлений о производимом на Гермиону впечатлении.

– Вы использовали при приготовлении зелья заклятия трансфигурации?

– Конечно! – слегка надменно ответил Снейп.

– Значит, слухи о применении смежных областей магии в приготовлении зелий – правда?

– Разумеется, правда, мисс Грейнджер, – он резко развернулся, взмахнув полой маленькой мантии, так что крыса в ступке испуганно заметалась. Прошелся до середины стола, вернулся обратно, потирая виски и бормоча: – Но палочка! Мерлин, даже палочка!

– Подобные эксперименты запрещены министерством!

– А пошло бы ваше министерство к драным низзлам! – с чувством ответил Снейп.

Невероятно! И этот человек когда-то упрекал гриффиндорцев в пренебрежении правилами. Он, который ради смелого опыта готов был нарушить все правила разом!

– Хорошо, не будем об этом, – кивнула Гермиона. Не получалось искренне возмущаться нарушением законов, наблюдая настолько блестящие результаты. – Значит, ваша магия осталась прежней?

– Не думаю, – Снейп взглянул на палочку, походившую сейчас на зубочистку. – По задумке, все функции организма ослабляются в десять раз, а магию можно назвать именно функцией. Впрочем, сейчас проверим. Акцио, «История европейского зельеварения!» – огромный том на дальней полке слегка пошатнулся, но не сдвинулся с места. – Вот видите, я был прав.

– Если бы вы ошиблись, могли бы уже лежать, придавленные этой громадиной, – сказала Гермиона, ощущая, как участилось сердцебиение. – Осторожнее с магией, мистер Снейп.

Но он, кажется, не обратил внимания на ее более чем справедливую реплику.

– И свойства тканей не изменились, заметьте, – он пропустил через пальцы край тонкой мантии. – Вы же в курсе четвертой проблемы трансфигурации?

– При уменьшении в несколько раз свойства предметов изменяются.

– Да, именно. Эта мантия, если уменьшить ее обычным путем, стала бы жесткой, как кусок дерюги, из-за особенностей плетения нити. Но это… это просто прорыв!

– Все отлично, – прервала его Гермиона. – А теперь, может быть, вам пора вернуться в обычное состояние? Меня ждут дети: у няни заканчивается рабочий день, уверена, она сейчас рвет и мечет. Не дождется, когда сумеет убежать к своему жениху.

Снейп скривил тонкие, как ниточка, губы, вновь сел на край стола, свесил ноги в крохотных, походящих на работу талантливого кукольника ботинках. Протянул руку к отчаявшейся выбраться из фарфорового плена крысе, сказал по-прежнему тихо, но отчетливо:

– Это невозможно, мисс Грейнджер. Остается только ждать, когда закончится действие зелья. Если закончится…

– И когда же? – думать о последней реплике Снейпа не хотелось. Не могло случиться ничего подобного, он должен был предусмотреть...

– Я рассчитывал на сутки, – ответил он. Помолчал и добавил: – Отнесите меня в кабинет и отправляйтесь домой, к детям.

– А вы? Останетесь здесь, в таком состоянии? Без еды, без элементарных удобств?

– Ну, спуститесь в то кафе, принесите мне чего-нибудь, – Снейп нетерпеливо повел плечами. – Не это сейчас главное. Нужно разобраться…

– Нет уж, я вас тут не оставлю, – решение пришло мгновенно. Действительно, что могло быть проще? – Заберу вас к себе домой, переждете этот день и вернетесь в свою любимую лабораторию. И не возражайте!

– Ладно, что с вами поделать! – пробурчал он, пряча тоненько запищавшую крысу в карман. – Идемте. Только захватим из кабинета мои записи.

– Вот и отлично, – немного вымученно улыбнулась Гермиона. Кажется, Снейпу тоже не хотелось оставаться сейчас в одиночестве. Хотя в этом он, разумеется, никогда бы не признался.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Грейнджер подставила огромную ладонь, Северус сел на нее, прикрыл глаза. Голова слегка кружилась то ли от высоты, то ли от недавнего превращения. Не шутка: уменьшиться в десять раз. Немногие из тех, кто пользовался Оборотным зельем, задумывались о природе происходивших с ними изменений. Ведь дело было не только во внешности: человек превращался в другого со всеми его особенностями, включая физическую силу и болезни. Менялось все, кроме сознания. Но с уменьшением, пожалуй, было еще сложнее.

– Вам неудобно? – спросила Грейнджер. Она поднималась по ведущей в кабинет лестнице, одной рукой удерживая Северуса, а в другой сжимая освещавшую ступени палочку.

«Сейчас она оступится, и мне конец», – подумал он, представив, как летит с высоты и оказывается придавлен падающим сверху огромным телом. Не то чтобы он панически страшился смерти, но погибать глупо, не закончив и десятой доли начатого, не хотелось.

– Осторожнее! – сказал он, и Грейнджер, разумеется, едва не оступилась.

– Что?

– Ничего! – крикнул он, приставив палочку к горлу. – Идите дальше.

Наконец они очутились в кабинете. Со вздохом облегчения Северус ступил на собственный рабочий стол. Такие знакомые, обычные предметы казались сейчас огромными строениями. Чернильница на массивной подставке доходила ему до пояса, в подставке, как гигантские опахала, возвышались белые перья. Маленькая кофейная чашка напоминала средних размеров бочонок. Пергаменты походили на громадные упаковки из-под маггловской техники, которые в детстве он находил на местной свалке, чтобы мастерить из них уродливые картонные дома. Правда, тогда он воображал, что строит замки… Северус сел на подаренное кем-то ониксовое яблоко. Раньше оно умещалось в ладони, но теперь вполне подходило для того, чтобы служить табуреткой.

– Где ваши записи? – спросила Грейнджер.

– В левом верхнем ящике. Большая синяя тетрадь, – крикнул Северус и почувствовал, что в горле пересохло. Захотелось немедленно напиться.

– Агуаменти! – произнес он, направляя палочку на чашку. Для того чтобы наполнить ее, понадобилось не меньше минуты: вода лилась тонкой струйкой. Напиток, получившийся в результате, казался на редкость мерзким. В воде плавали коричневые хлопья – остатки кофе. Но другого выхода сейчас не было, и Северус, морщась, зачерпнул мутную воду ладонями и сделал несколько глотков отвратительно пахнувшей жидкости.

– Могли бы попросить меня, – сказала Грейнджер. В руках она держала тетрадь – ту самую.

– А не пошли бы вы! – пробормотал он под нос. В конце концов, виновата в произошедшем была она, ее желание сунуть нос во все на свете, ее идиотская боязнь безобидных грызунов, если на то пошло.

– Что? – переспросила она, не расслышав.

– Ничего! – крикнул он, едва сдерживаясь, чтобы не добавить какое-нибудь грубое обращение. – Как мы переместимся к вам домой?

– Каминная связь работает? – спросила Грейнджер, запихивая тетрадь в маленький на вид дамский саквояж.

– Да, – Северус подошел к краю стола. – Но как вы меня туда доставите?

«В руке я не поеду!» – решил он. Не хватало еще улететь неизвестно куда по каминным сетям, если она нечаянно разожмет ладонь во время перемещения.

– Я могу посадить вас в свою сумку.

Северус подозрительно взглянул на саквояж.

– Мисс Грейнджер, она под уменьшающими чарами?

– Да, очень удобно.

– Вы слабоумная? – нежно поинтересовался он. – Можете сказать, как повлияет магия уменьшения на меня, и без того уменьшенного в десять раз?

– Правда…

– Я тоже не могу и не горю желанием узнать.

– Тогда вот что! – Грейнджер без всякого предупреждения подхватила его и опустила куда-то. Северус оказался в месте, похожем на большой мешок. Справившись с вновь накатившим головокружением, он высунул голову, посмотрел вниз и увидел далеко внизу под собой паркет и темные женские туфли. «Я в кармане», – понял он и спрятал голову, усевшись на дно. В полутьме перед ним блестела круглая монета, казавшаяся средних размеров тарелкой, под задом оказалось что-то мягкое и светлое. Должно быть, носовой платок – хотелось надеяться, что чистый.

– Приготовьтесь, – услышал он голос Грейнджер.

***

Как только Гермиона вышла из камина, к ней бросилась няня:

– Вы! Наконец-то! Опоздали на два часа!

– На час. Вы работаете до семи, – напомнила ей Гермиона.

– Но сегодня пятница! – надула подкрашенные губы няня. – Короткий день.

– Как чувствует себя Роза? – спросила Гермиона. – Ее больше не тошнило?

– Нет, все замечательно. Мы даже гуляли сегодня в парке.

– Хорошо. Вы свободны, Нелли.

– Да, меня уже давно ждут, – она подхватила лежавшую в кресле сумочку. – Скажите, а вы не забыли, что на следующей неделе я не прихожу к вам?

– Как не приходите?

– Так я же предупреждала вас. Мы с Арчи в понедельник едем на озера, будем жить в настоящем замке, я ведь рассказывала.

– Не помню, – призналась Гермиона, потирая лоб. – И долго вас не будет?

– Говорю же: неделю!

– Хорошо, хорошо. Идите.

Вот же напасть! Теперь нужно что-то выдумывать: просить Молли посидеть с детьми или отправить ребят к родителям. Хотя второе исключено. Двое магглов не справятся с малышами, в которых просыпается стихийная магия. Никому не хочется повторения прошлогодней истории с Розой, неожиданно оказавшейся на верхушке огромного дерева. Тогда маме пришлось вызвать службу спасения, да еще уговаривать пораженных спасателей не вызывать корреспондента из передачи «Необъяснимое». Ведь ствол дерева был абсолютно гладким, ни одного сучка, за который мог бы зацепиться ребенок.

– Может быть, все-таки поставите меня на твердую поверхность? – услышала она голос Снейпа.

– Да, конечно! – Гермиона опустила в карман руку, осторожно подцепила крохотное тельце.

– Осторожно! – крикнул Снейп, и от испуга она едва не разжала пальцы.

– Простите!

– Поставьте меня, наконец!

– Сейчас! – удерживая его на ладони, Гермиона поспешила в свою комнату. Из детской доносились голоса сына и дочери, которые, судя по смеху, были заняты какой-то игрой. Хорошо, хотя бы есть время разобраться со Снейпом. Прошла к себе, опустила его на небольшой журнальный столик из стекла, встала рядом на колени.

– Как вы себя чувствуете?

– А как вы думаете? – ответил вопросом на вопрос крохотный, похожий на куклу Снейп. Ощущение нереальности происходящего, накрывшее Гермиону еще в лаборатории, вернулось. Может быть, это какой-то сумасшедший сон? Она украдкой ущипнула себя за палец, но Снейп заметил движение.

– Нет, мисс Грейнджер, вы не спите и не сошли с ума, – сказал он сварливо. Его лицо, и без того бледное, сейчас походило цветом на лист бумаги. – Я в самом деле уменьшился. И несколько минут назад, перемещаясь по каминной сети, едва не вывалился из вашего проклятого кармана!

– Ой, – только и сказала Гермиона.

– Не время для эмоций, – Снейп сел на край стола, спустил ноги. – Что вы собираетесь делать?

– Сейчас я устрою вас. Принесу еду. Уменьшу вон ту кушетку, постельные принадлежности, халат…

– Даже не думайте, – покачал маленькой головой Снейп.

– Почему?

– Мы же только что вспоминали четвертую проблему трансфигурации. Предметы, уменьшаясь, меняют свои свойства. Кушетка деформируется так, что на ней невозможно будет спать, одеяло станет жестким, как кусок пергамента, в халате я смогу только стоять.

– Так что же делать? – наморщила лоб Гермиона. Задача оказалась сложнее, чем она предполагала вначале.

– Бросьте мне какие-нибудь тряпки на этот стол, – сказал Снейп, как ей показалось, устало. – Это ваша кровать?

– Да.

– Тогда загородите меня. Скажем, книгой.

– Подождите. Я, кажется, придумала. Оставлю вас на несколько минут.

Вернулась Гермиона спустя четверть часа, таща в охапке что-то розовое и большое. Сказала, опуская свою ношу на стол:

– Простите, пришлось задержаться с детьми. Сейчас устрою вас и опять пойду к ним.

– Что это? – спросил Снейп, как ей показалось, подозрительно.

– Игрушечный домик Розы, – ответила она, прилаживая островерхую крышу на пластмассовые розовые стены. Она там селит своих кукол. По-моему, лучше, чем ширма из книги. – Хотя нет, не так.

Она вновь сняла крышу, выудила из кучи принесенных игрушек кровать, застеленную белым матрацем и похожим на настоящее атласным одеяльцем, поставила ее внутрь домика.

– Так, это готово, – Гермиона опустила крышу на место. – Снейп, вам поставить стол в доме? Или будете есть у крыльца? Мне кажется, у крыльца удобнее. Не надо носить еду…

– Вы… – тихо проговорил наблюдавший за ее манипуляциями Снейп и, приложив палочку к горлу, повторил: – Вы… полагаете, что я буду ночевать здесь?!

– Вам не нравится? – удивилась Гермиона.

– Она еще спрашивает! – Снейп подошел к оставшимся игрушкам, брезгливо поднял маленькую чашку. – Что это?

– Посуда. Игрушечная посуда моей дочери.

– Вы хотите, чтобы я из этого пил? И спал вот там?! – он махнул рукой в сторону дома, на крохотном лице читалось отвращение. – Вы решили окончательно унизить меня? Поиздеваться?

– А у вас есть другие предложения?

– Я не подойду к этому идиотскому дому, – сказал Снейп и отвернулся, сложив руки на груди. – Лучше мне было остаться в кабинете…

– Как пожелаете! – оборвала его Гермиона. – Ничего другого я вам предоставить не могу. Сейчас пойду на кухню, принесу какой-нибудь еды.

Она выпрямилась, сделала шаг к двери. Правильно говорил Рон: Снейп всегда был самодовольным мерзавцем с отвратительным склочным характером. К какой бы стороне он ни примкнул. Ведет себя так, словно она во всем виновата. Будто это она тайком варила зелье, приведшее к таким последствиям.

– Грейнджер, – услышала она усиленный Сонорусом голос. – Не забудьте что-нибудь придумать с туалетом. И желательно побыстрее.

– Хорошо, – откликнулась Гермиона, соображая, остался ли еще кошачий наполнитель от гонявшего сейчас в Норе гномов Косолапсуса.

***

Дети не засыпали долго. Хныкала Роза, никак не мог утихомириться Хьюго. Они будто чувствовали взвинченное состояние матери. В конце концов, после третьей за вечер сказки, засопел сын, потом затихла Роза. Шепотом произнеся «Нокс», Гермиона вышла, закрыла за собой дверь.

В комнате ее ждал Снейп. Сидел на краю стола, свесив ноги, несмотря на то, что рядом стоял подходящий для его роста стул. Ну да, розовый. Как вся игрушечная мебель, с которой играют маленькие девочки. Правда, на столе были крошки: должно быть, он все же поел принесенного Гермионой сыра и печенья.

– Это у вас кофе? – спросил он, принюхиваясь.

– Да, – Гермиона опустила рядом с ним белую чашку и блюдце с сэндвичами. – Поужинаю: с утра во рту не было ни крошки.

– Как будто кто-то заставлял вас работать без обеда.

– Я привыкла, – пожала она плечами. – Хотите кофе?

– Вы пьете его на ночь?

– Я обычно так устаю, что мне не мешает спать, – Гермиона придвинула к столику кресло, села так, что голова Снейпа оказалась на уровне ее подбородка. Взяла ту самую маленькую чашку, осторожно перелила в нее немного кофе из своей, протянула Снейпу:

– Держите.

Он поднес чашку к носу, понюхал, сделал маленький глоток и отставил, скривившись:

– Мерлин, что это за гадость?

– Почему гадость?

– Как вы это варили? Поделитесь рецептом, на его основе я приготовлю яд для травли насекомых.

– Я его не варила. Это обычный растворимый кофе. Из банки.

– Теперь все ясно, – Снейп вновь поморщился, но сделал еще один глоток. – Ну и пакость! Вернусь к своим бывшим размерам – сварю вам нормальный. Или за уши оттащу в хорошую кофейню.

– А когда закончится действие зелья? – спросила Гермиона, которую этот вопрос волновал куда сильнее кулинарных рецептов.

Снейп заметно помрачнел:

– Я рассчитывал на сутки. Не знаю, попал ли…

– Скажите, а зачем вообще оно нужно? Нет, как эксперимент – понимаю. Но с практической точки зрения?

– С практической, как вы выразились, Грейнджер, точки зрения, оно позволит магу попасть в такие места, пройти по таким пещерам и тайникам, в которые раньше могли проникнуть только животные. Можно будет искать артефакты и драгоценности, исследовать породы, к которым до сих пор не смогли подобраться ни маги, ни магглы.

– А еще заниматься подслушиванием и шпионажем, – добавила Гермиона и тут же пожалела о сказанном.

– Мисс Грейнджер, с помощью обычной сковородки можно пожарить брокколи и убить человека, – сказал Снейп, вставая. – Если же вы намекаете на мое прошлое…

– Ни на что я не намекаю!

– Пора спать, мисс Грейнджер, – оборвал ее Снейп и направился к игрушечному дому, ступил на крыльцо, исчез за белой, украшенной веселыми завитками дверью. Но через минуту выскочил, держа в руках кусок тонкой белой материи.

– Что это? Что за гадость вы мне положили?!

– Это ночная рубашка, – сказала Гермиона, с наслаждением откусывая от сэндвича. Есть действительно хотелось зверски.

– Вы мне предлагаете это надеть? – похожим на спичку пальцем он ткнул в пышные кружева.

– Ничего другого нет. Только белье этой куклы. Как ее?.. Ах, да. Сэнди. Не спать же вам в мантии.

Несколько мгновений Снейп молчал, с отвращением глядя на злополучную рубашку и, кажется, раздумывая: не разорвать ли ее в клочья. Потом прошипел сквозь зубы что-то похожее не слова: «Я вам это припомню», и бросился в дом.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Северус проснулся от звука детских голосов. Сквозь мутную расслабленность промелькнуло: «Ну вот, снова Хогвартс», но тут стена затряслась, и он окончательно проснулся. Привстал на постели, глядя на ядовито-розовые обои, не вполне понимая, где оказался, и замер. В квадратное окно глядел обрамленный пушистыми ресницами светло-коричневый с зеленоватыми прожилками глаз.

– Хьюго, смотри! Здесь кукла!

Послышался топот детских ног, и в другом окне прямо перед Северусом мелькнул еще один глаз, только светлее, круглее и меньше. Но почти сразу исчез, и вместо него появился палец. Пухлый, огромный и шевелящийся, как розовый удав, он пытался дотянуться до кровати. Северус замер, размышляя, что будет правильнее: попытаться сбежать или притвориться неподвижной игрушкой. В конце концов, оконные проемы были чересчур маленькими даже для детской ладони.

– Рози! Хочу! – стена затряслась от ощутимого удара.

– Подожди, Хьюго, – в голосе дочери Грейнджер слышались строгие материнские нотки. – Так ты не достанешь. Надо снять крышу.

Северус сжал палочку, размышляя, как подействует ослабленный в десять раз Ступефай на пятилетнего ребенка. Сверху раздался отвратительный скрежет, стены вновь зашатались. Он вцепился в кровать, чтобы не упасть. Крыша взлетела вверх и исчезла, глаза ослепил яркий солнечный свет. Северус невольно зажмурился, а в следующий миг забился в подхватившей его огромной руке. Палочка выскользнула, покатилась куда-то вниз, на пол разоренного дома.

– Ух ты, смешной!

– Мальчик…

– Это дядя, Хьюго.

Обкусанный ноготь ощутимо щелкнул Северуса по затылку, и он не выдержал: заколотил ладонями по указательному пальцу, тесно сдавившему грудь, уже не думая о том, что делает хуже, что девочка от испуга может уронить его или сильнее сжать кулак.

– Ой, он живой! – воскликнула Роза. – Живая кукла!

– Дай! – к нему потянулась другая рука.

«Сейчас они будут вырывать меня друг у друга и разорвут надвое», – пронеслось в мыслях. Северус живо и слегка отстраненно представил, как удивятся дети, когда из куклы вывалятся окровавленные внутренности.

– Нет, ты сломаешь! – Роза, не собиравшаяся делиться находкой, прижала Северуса к груди, и он затих, приникнув щекой к светлой в цветочек ткани. В мелкий цветочек, должно быть, но сейчас каждый бутон был размером с половину его головы.

– Ыыы! – привычно заорал малыш, плюхаясь на пол.

– Хьюго, не реви! – прикрикнула на него Роза, по-видимому, довольная своим положением старшей.

– Злая! Ыыы! – Северус всегда поражался, как порой плачут маленькие дети. На одной ноте, с готовностью тут же успокоиться, получив требуемое. Например, живую игрушку, которую не хотела отдавать сестра.

– Не плачь! – Роза вытянула руку, сжимая Северуса двумя пальцами где-то в районе подмышек. Он взглянул вниз и невольно зажмурился, поджав торчавшие из глупой кружевной рубашки ноги. Там, внизу, был пол. Блестящий, отлично натертый паркет, о который, свалившись с такой высоты, невозможно не разбить голову. – Видишь, он боится!

Удивительно, но Северус, много лет водивший за нос одного из самых жестоких магов современности и всегда болезненно относившийся к обвинениям в трусости, сейчас готов был согласиться с предположением девочки. Потому что Волдеморту можно было сопротивляться, его можно было обмануть, обхитрить, а разыгравшиеся дети казались стихией: непредсказуемой и грозной, как торнадо или сошедшая с гор лавина.

– Хочу! – дикий вопль младшего отпрыска Уизли почти оглушил Северуса.

– Нет! Пойдем лучше его покормим, – Роза вновь прижала его к груди и с топотом помчалась в столовую. Хьюго, спотыкаясь, побежал за ней.

Девочка остановилась, залезла куда-то – должно быть, на высокое детское кресло, которое Северус заметил вчера, – и опустила свою игрушку на скользкую поверхность стола. Северус оглянулся. Бежать было некуда. Пара похожих на высокие бочки кружек, тарелка с огромными, мерзко пахнувшими тостами, наполненный чем-то желтым графин. И банка с отвратительной на вид коричневой массой, которую схватила Роза.

– Сейчас мы его покормим, – сказала она мальчишке, вцепившемуся в край стола и с опасным любопытством глядевшему на Северуса. И прежде, чем тот сообразил, что сейчас случится, и метнулся, надеясь спрятаться за графин, девчонка схватила его за сорочку. Босые ноги заскользили по столешнице, он не удержал равновесия и упал, больно ударившись коленями.

– Ну, что ты? – Роза снова сжала его в левой руке, а правой подвинула к себе банку с коричневой гадостью. – Сейчас поедим…

Металлический край ложки больно ткнулся Северусу в лицо (ощущение было, будто в губы сунули лопату), он замотал головой, пахнущая чем-то сладким масса испачкала волосы, полилась на грудь, под рубашку.

– Не хочет, – глубокомысленно заметил Хьюго. – Мне тоже не нравится.

– Мама говорит, яблочное пюре полезно.

– Идиотка ваша мама! – прошипел Снейп, уворачиваясь от настырной ложки.

– Роза, Хьюго, чем вы тут занимаетесь? – Северус не думал, что способен так обрадоваться голосу Грейнджер. – Что у вас здесь? Ой, Снейп?! Роза, отдай немедленно!

– Мама, эта кукла была в домике Кэти!

– Отдай, это не кукла. И не для тебя, – Северуса высвободили из цепких пальцев, и он, потеряв равновесие, шлепнулся на испачканную коричневой массой салфетку, торопливо одергивая задравшуюся рубашку. Смерть опять прошла мимо, и опять чудом.

– Роза, Хьюго, ступайте в детскую, – велела Грейнджер.

– Но, мама! – захныкал мальчик.

– Без разговоров!

Дети, с сожалением оглядываясь на отнятую игрушку, направились к дверям. Северус проводил взглядом две удаляющиеся огненно рыжие шевелюры, походящие на огромные лохматые шары.

– Мне так жаль, – Грейнджер склонилась к нему. – Они вам ничего не сделали?

– Ничего, кроме отнятых пяти лет жизни, – пробурчал он, пытаясь избавиться от коричневой мерзости.

– Что?

– Ничего! Моя палочка в этом вашем доме. Ваша идиотская выдумка!

– Простите! Нельзя было оставлять их без присмотра.

– Да уж!

– Вам надо помыться! – сказала Грейнджер тоном, не терпящим возражения, и добавила уже менее уверенно: – Надо придумать, как это сделать.

– Утопите меня в ванной.

Грейнджер почему-то хохотнула. Подозрительно. Огромное лицо приблизилось к Северусу, большие розовые губы проговорили:

– Легче всего было бы вымыть вас под краном, Снейп. Но, боюсь, вы не согласитесь.

Он представил себя, голого, в пальцах Грейнджер, моющей его в струе воды, и замотал головой:

– Нет, не соглашусь. Вот лучше… например, в кружке, – он кивнул на стоявшую поблизости фаянсовую емкость с нарисованным на ней нелепым подсолнухом.

– Правда! Идемте ко мне в комнату, сейчас я принесу, – обрадовалась Грейнджер. И прежде, чем Северус успел опомниться, подняла его на ладони. Ходила Грейнджер быстро, так что пришлось ухватиться за ее большой палец. Впрочем, после знакомства с юными Уизли стремительное передвижение на высоте казалось сущим пустяком.

Оказавшись на полу в спальне Грейнджер, он бросился в многострадальный полуразрушенный кукольный дом. Палочка отыскалась под кроватью, в углу. Он направил ее на свалившуюся со стула с глупой витой спинкой одежду, проговорил: «Акцио брюки». Слава Мерлину, магия работала, и с палочкой ничего не случилось. Северус глубоко вздохнул и сел на кровать. Только сейчас наступила настоящая реакция на чудом миновавшую смертельную опасность. Сожми девчонка кулак чуть сильнее или урони его на пол, руководитель Независимой лаборатории зельеварения никогда не вернулся бы к своим подчиненным. Впрочем, он и без того уже сомневался, что ему когда-либо это удастся. Несмотря на испытания, несмотря на ту единственную морскую свинку, уменьшившуюся в три раза и спустя двое суток обретшую прежние размеры. И хорошо еще, если «формула уменьшения» не распространялась на продолжительность жизни. Хотя, кому нужна такая жизнь?

В углу, около бутафорского стенного шкафа, дверцы которого не открывались (Северус вчера проверил), зашевелилось что-то белое. Он наклонился, поднял с пола крысу, чью участь невольно разделил. Подержал ее в ладонях и сунул в карман мантии. Надо будет не забыть покормить бедолагу.

– Снейп, вы здесь! – что-то тяжело опустилось рядом с домом. – Я принесла воду.

Северус взялся было за брюки, но пачкать одежду липкой гадостью, в которой он перемазался, не хотелось. Ничего, Грейнджер потерпит и так. В конце концов, ее дети постарались.

Прямо перед розовым крыльцом стояла большая кружка с картинкой: дурацкого вида драконом. Из кружки шел пар.

– Ну и посуда у вас!

– Детям нравится.

– Я уже понял, – Северус примерился, оценил взглядом ручку. Если забраться по ней, удастся перелезть внутрь.

– Вода не очень горячая, – Грейнджер говорила, низко склонившись к нему, так что Северус ощущал ее похожее на слабый ветерок дыхание. – И вот, – она указала на блестящий пакетик. – Это жидкое мыло, дорожное. Я надорвала край, чтобы вам было легче. Еще раз простите, что так вышло…

– Может быть, вы все-таки уйдете? – не выдержал Северус. Крикнул, понимая, однако, что его голос должен быть похож на мышиный писк.

– Что? – не поняла Грейнджер.

– Мне совершенно не хочется раздеваться при вас, – сказал он с достоинством. Если можно сохранить достоинство, стоя босиком, в дурацкой, предназначенной для куклы ночной сорочке и будучи вымазанным яблочным джемом.

– Да-да, – склонившееся к нему гигантское лицо слегка порозовело. – Пойду к детям. А вот это вместо полотенца, – Грейнджер повесила на перила крыльца матерчатую салфетку.

Как только дверь в комнату захлопнулась, Северус стянул рубашку, бросил ее под ноги, забрался в кружку, слегка удивляясь собственной ловкости, и с наслаждением нырнул в теплую воду. После пережитого ужаса ванна расслабляла, хотелось понежиться, хоть несколько минут отдохнуть. Северус прикрыл глаза, прислонился к гладкой стенке. Если постараться, можно представить японскую баню, где, как он читал, моются в бочках. Только читал, сам никогда не был. Даже после войны не хватало времени на подобные глупости. Он перегнулся, ухватился за оставленный Грейнджер блестящий пакет. Наверное, для людей нормального роста тот казался очень маленьким, но Северус втащил его в кружку с трудом, и с не меньшим усилием выдавил на ладонь немного прозрачного геля. Немного, потому что после него вода станет мыльной, а возможности ополоснуться в чистой Грейнджер не предусмотрела.

Перебросив через край чашки пакет, Северус быстро смыл с волос джем. В последний раз окунулся с головой и вынырнул, отфыркиваясь. Провел ладонью по подбородку, и, обнаружив щетину, живо представил свою опасную бритву. Подобной он, нынешний, скорее мог отрезать себе голову, чем побриться. Впрочем, нелюбимое бреющее заклятие должно сработать. Ну, пора вылезать.

Он схватился за край кружки, попробовал подтянуться и понял, что не выберется. Грейнджер, проучи ее Моргана, по-видимому, отыскала самую огромную чашку, которая была в доме, не подумав о том, как Северус сумеет из нее вылезти. Края возвышались над головой примерно на дюйм, голый живот скользил по пологим стенкам, ногам не во что было упереться. Возможно, какой-нибудь юный остолоп с хорошо развитой мускулатурой смог бы подтянуться на руках, но не пятидесятилетний ученый, из физических упражнений в последние годы практиковавший только переноску котла из одного угла своей тайной лаборатории в другой. После нескольких попыток подпрыгнуть, разбежаться, перевернуть кружку, Северус прекратил усилия. Смысл имеют действия, в результате которых возможен хоть крохотный шанс на успех. В его же случае успеха не предвиделось. Теперь только ждать, пока вернется Грейнджер (явится же она когда-нибудь). Плохо было только то, что остывала вода. Оставалось только двигаться: прыгать на месте, махать руками и ногами, чтобы окончательно не замерзнуть.

Когда наконец-то послышались знакомые шаги, от которых, казалось, сотрясался пол, Северус уже основательно продрог и впал в своеобразное оцепенение не только тела, но и мыслей. Сами собой закрылись веки, перед глазами поплыли мутные видения, не хотелось ни двигаться, ни говорить, ни думать. Он смог лишь посиневшими губами произнести ругательство, когда Грейнджер склонилась к нему и охнула, обнаружив свою оплошность.

– Я сейчас, – пролепетала она, взяла ту самую салфетку-полотенце и подхватила ею Северуса, вынула из кружки.

– Сам, – прохрипел он. Еще не хватало, чтобы Грейнджер кутала его, словно куклу! И, оставляя мокрые маленькие следы на паркете, поплелся в домик.

***

– Где записи, которые я велел вам захватить в лаборатории? – спросил Северус и чихнул в кусочек разорванной частей на десять бумажной салфетки.

– Здесь, дома. Все-таки простыли! – покачала головой Грейнджер. – Как же я не подумала…

Она сидела в кресле, склонившись к стеклянному журнальному столику. На нем в свою очередь расположились наскоро починенный кукольный дом, маленький стол и кресло того же ядовито-розового цвета, от которого Северуса уже не на шутку тошнило. Но выбирать не приходилось: оставалось только радоваться, что у хозяйки дома есть дочь, чьи игрушки, предложение воспользоваться которыми вначале так его оскорбило, в последние сутки служили ему мебелью и одеждой. У Розы нашлась крошечная, но очень похожая на настоящую посуда: стеклянные, размером с наперсток, чашки, маленькие белые тарелки и даже круглый чайник, в котором сейчас был налит чай с отыскавшимися в доме травами, специально приготовленный Грейнджер под руководством Северуса. Он время от времени подогревал чайник заклинанием, подливал чай в чашку и пил мелкими глотками, заедая кусочками засахарившегося меда. Правда, ложек у Розы не было, и пришлось есть чересчур большой – одноразовой чайной, лишь кончик которой помещался в рот Северусу.

– Как я не подумала?! – повторила Грейнджер.

– По-видимому, семейная жизнь ослабила ваши умственные способности, – заметил Снейп, делая очередной глоток. Он сидел, укутавшись в клочок шерстяной ткани (Грейнджер попыталась уменьшить одеяло, но то стало чересчур жестким и тяжелым, и она просто разрезала плед), ему было тепло и хорошо. Насколько может быть хорошо в подобной ситуации.

– Умудряетесь грубить, даже будучи уменьшенным в десять раз, – проворчала Грейнджер.

– Это всего лишь наблюдения исследователя, – ответил он, от души забавляясь ее возмущением. Хотя сейчас, в домашнем халате из какого-то шелковистого материала, с волосами, небрежно заколотыми на затылке, она тоже казалась спокойной и расслабленной. Казалась уютной.

– В чем-то вы правы, – Грейнджер наморщила лоб. – Я сама чувствую, что деградирую в этих заботах, с детьми, с бумажной работой. Даже читать не успеваю…

– Оно и видно! – усмехнулся Северус, указывая на внушительную горку книг у изголовья кровати.

– Это чтение на месяц. Я и половину не осилила!

– Мисс Грейнджер, большинство женщин не осилили и половины за всю свою жизнь. Да и мужчин тоже.

– Не понимаю это большинство, – она тряхнула головой. – Я всегда, с детства хотела жить так, чтобы успеть все, чтобы узнать как можно больше. Вы никогда не задумывались о том, сколько в мире знаний? Накопленных веками по крупинкам, по зернышкам. Им посвящали жизнь, ради них этой жизнью даже жертвовали. Знаете, каждая книга – как шкатулка с драгоценностями. У мамы была такая, и когда мне было столько, сколько Розе, я любила перебирать эти бусы, рассматривать броши, камни…

– Большинство из них потом оказались стекляшками?

– Какая разница? Мне они казались сокровищами. А книги хороши тем, что в них нет фальшивок.

– У вас идеализированное представление о книгах, – сказал он, укутывая пледом ноги. Сейчас не помешали бы шерстяные носки, но таких крохотных вещей не было даже у кукол. – В них полно обмана.

– Надо уметь выбирать их. Как друзей. И они раскроются для тех, кто может их по-настоящему оценить.

– Знания не самоценны, они нужны для чего-то. Для жизни, – сказал Северус и вновь громко чихнул. Устроившаяся на его коленях осоловевшая после ужина крыса (ей достался основательный кусок голландского сыра), испуганно соскочила на стол и затихла под свесившимся с кресла пледом. – Может быть, все-таки дадите мне перечное?

– Нет! Вы сами говорили, что все функции организма ослабляются в десять раз. Вдруг капля вас убьет?

– Каким образом? – проворчал Северус. – Вот же, упрямая…

Признаться, он терпеть не мог простуду и сопутствующие ей прелести в виде насморка и кашля.

– Например, поднимется артериальное давление, участится сердцебиение. У магов тоже бывает инфаркт, Снейп. И не рассказывайте мне про свое здоровое сердце!

– Оно в самом деле здоровое!

– Лечитесь народными средствами! – отрезала Грейнджер, указывая на банку с медом. Небольшую, примерно в половину роста Северуса. – Я скоро вернусь, только уложу детей. А вы отправляйтесь спать!

– Захватите записи! – крикнул он и закашлялся.

Пожалуй, необходимость все время повышать голос, чтобы разговаривать, была одним из главных неудобств маленького роста. Хотя первое место занимал туалет. От одного вида плошки с кошачьим наполнителем, деликатно отгороженной импровизированной, сооруженной из куска картона ширмой в углу кукольного домика, тошнило. Туалет вчера придумала Грейнджер: немыслимо унизительно. Особенно кошачий наполнитель. Впрочем, сейчас жизнь казалась вполне сносной. Даже такая. Как мало все-таки нужно человеку: безопасность, тепло, горячий чай. «Хотя нет, некоторым надо больше других», – поправился Северус. Именно из-за этого они и попадают в дурацкие ситуации. Когда вынужден гадать: сколько еще времени придется спать на мерзкой игрушечной постели, укрываясь одеялом с розочками и гадить в миску с кошачьим наполнителем. Несколько суток – или всю оставшуюся жизнь?

***

Грейнджер вернулась с пухлой тетрадью, в которую вместилась полуторагодовая работа над зельем: первые догадки, первые шаги, ошибки и успехи. Еще во времена ученичества Северус, несмотря на то, что никогда не жаловался на память, принял за правило записывать все: каждую неожиданно мелькнувшую мысль, малейшее отклонение в течении опыта. И привычка сослужила ему добрую службу: ей он был обязан множеством новых идей, родившихся во время пролистывания собственных записей.

Грейнджер склонилась к Северусу:

– Я заглянула, пока укачивала Хьюго, – сказала она извиняющимся тоном. – Вы будете сердиться?

– Буду. Терпеть не могу, когда лезут в мои записи.

– Простите!

– Что с вами поделаешь, – передернул он плечами. – Патологическое гриффиндорское любопытство. Ладно, давайте ее сюда.

Грейнджер положила казавшуюся сейчас огромной тетрадь на стол, Северус подошел к ней, взялся за край картонной обложки, попытался открыть. Та поддавалась с трудом: как огромный кусок фанеры, который надо поднять и перебросить в другое место.

– Может быть, ее уменьшить? – спросила Грейнджер.

– Кажется, я объяснял. Предметы при таком сильном уменьшении меняют свойства. Буквы сольются, я не смогу ничего прочитать.

– Тогда давайте я помогу! – Грейнджер потянулась было к тетради.

– Я вас, кажется, об этом не просил! – прикрикнул на нее Северус.

Собственная беспомощность угнетала. Поднатужившись, он перевернул-таки тяжелую обложку, ступил на первую страницу, обезображенную оранжевым пятном от какого-то реактива.

И тихо выругался от злости. Прочитать ничего не удавалось. Огромные буквы расплывались перед глазами, как гигантские уродливые пауки.

– Вам неудобно, – догадалась Грейнджер. – Надо ее как-то пристроить. Может быть, прислонить к чему-то? Подождите, я быстро.

Спустя пару минут она вернулась с большой стеклянной банкой, полной коричневой массы, не менее отвратительной, чем джем, от которого сегодня пострадал Северус.

– Что это? – с подозрением глядя на банку, спросил он.

– Арахисовое масло.

– Только не говорите, что кормите этим детей.

– Кормлю.

– Вас надо привлечь к ответственности за жестокое обращение с несовершеннолетними.

– Кто бы говорил! – Грейнджер сердито тряхнула головой. – И вообще, вы хотели читать. Вот и читайте.

Она резко опустила банку на стол, так что Северус едва успел отскочить, прислонила к ней открытую тетрадь. Отодвинула кресло, села чуть поодаль, открыла первую попавшуюся книгу.

– Благодарю! – громко и, как он надеялся, язвительно сказал Северус. Грейнджер не обернулась, только едва заметно передернула плечами. Должно быть, обиделась. Ничего, на правду не обижаются.

Он взглянул на тетрадь, отошел подальше, снова взглянул. Лучше не стало: она стояла как-то криво, страницы схлопывались, закрывая часть текста. Просить Грейнджер о помощи не хотелось, и Северус подошел ближе, слегка потянул на себя обложку. Тетрадь угрожающе зашаталась и в следующий миг повалилась вперед, накрывая и сбивая его с ног. Все, что он успел – это повернуться к летящей громадине спиной. Ощущение было не из приятных: стопка листов, утяжеленная обложкой, больно ударила по затылку, обрушилась на позвоночник.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Гермиона старалась не смотреть в сторону стола, на котором Снейп сражался с огромной для своих нынешних размеров тетрадью. Не желает принимать помощь – пускай все делает сам. Самоуверенный, высокомерный тип, отчего-то убежденный в том, что имеет право критиковать других! Считает, что может справиться с любыми трудностями самостоятельно – пусть справляется. Гермиона вернулась к чтению. Книгу о нетипичных побочных действиях заклинаний она собиралась почитать уже давно. В открытой наугад главе описывалась история некоего французского мага. После применения к нему длительного Петрификуса Тоталуса он начал неожиданно замирать в самых неподходящих для этого местах. Например, в самый разгар рабочего дня, дома во время занятий с детьми, перед приходом гостей. Закончилось это трагедией: он не смог сдвинуться с места, чтобы спасти тонувшую в озере супругу.

Зачитавшись рассказом о злоключениях несчастного волшебника, Гермиона почти забыла о Снейпе. Оглянулась она только на шум – и охнула. Отбросила книгу на пол, кинулась к столу, где под грузом собственных записей барахтался бывший учитель. Убрала злополучную тетрадь, протянула руку к нему, распластанному на столе, и замерла. Спросила:

– С вами все в порядке? Ничего не сломали? – больного с серьезными травмами переносить с места на место было нельзя. Гермиона помнила это из курса первой помощи, который раз в три года читали работникам министерства. Следовало уложить пострадавшего поудобнее и немедленно позвать целителя. Правда, она с трудом представляла работника Мунго, способного вылечить семидюймового человека.

– Кажется, ничего, – сказал Снейп, поднимаясь и потирая затылок.

– Спина не болит?

– Все болит, – огрызнулся он.

– Мне жаль!

– Ничего. Зато я получил уникальную возможность проверить все плюсы и минусы изменений на собственном опыте. Должен радоваться.

Голос его, однако, звучал совсем не весело.

– А давайте я почитаю вам вслух.

– Во-первых, мне нужны конкретные выдержки. Во-вторых, вы вряд ли с легкостью разберете мой почерк, а слушать ваши заикания я не намерен.

Гермиона помолчала, переводя взгляд со Снейпа на тетрадь, потом сказала:

– Так, я придумала, – и прежде чем он успел возразить, подхватила двумя пальцами за талию, подняла в воздух, в другую руку взяла тетрадку и направилась к кровати. Скинула с ног домашние шлепанцы, забралась под одеяло.

– Эй, что вы делаете? – возмутился Снейп, с отвращением разглядывая белую в светло-синий ромбик простыню под ногами.

– Помогаю вам, – ответила Гермиона. На нее вдруг навалилась невероятная усталость. Не удивительно: целый день разрывалась между уменьшившимся Снейпом и детьми. К которым, по словам Рона, можно было подключать маггловский двигатель, чтобы работал от их энергии.

– Полагаете, если я меньше вас ростом – меня можно переносить, как куклу, не спросив разрешения?

– Извините. Но вы хотели читать, я решила вам помочь.

– Что же вы предлагаете?

– Я сяду, облокочусь на подушку. А вы устроитесь там, – Гермиона указала в изголовье кровати, – и будете говорить мне, когда перевернуть страницу. Или вы снова против?

Снейп помолчал, все так же брезгливо глядя на простыню, потом нехотя процедил:

– Не против. Вполне разумное решение.

– Вот и замечательно! – Гермиона вновь подняла его и пересадила на деревянную спинку кровати. На этот раз он не возражал – должно быть, не горел желанием самостоятельно подниматься по подушке. Все-таки маленький рост способствует сговорчивости.

– На какой странице открывать?

– Листайте, – Северус встал, прошелся по спинке кровати, вернулся назад.

– Вам не видно? Мешает моя грива? – спросила Гермиона, перекидывая на другое плечо наспех сколотые заколкой волосы.

– Ничего лучше не придумать.

– Вот что. Спускайтесь ко мне на плечо, – решилась она.

– Что?!

– Спускайтесь. Так будет удобнее. Вам помочь?

– Сам, – он подождал несколько секунд и прыгнул. От ощущения спружинивших о плечо кукольных ног Гермиона ойкнула и тут же фыркнула в кулак. Все-таки как необычно!

– Что случилось? Вам больно? – спросил он.

– Нет-нет, все нормально. Устраивайтесь, профессор.

– Благодарю, – сказал Снейп прямо в ее ухо. – Ну, листайте.

– Так? – Гермиона медленно переворачивала страницы.

– Да. Постойте-ка. Вот здесь, да. Дайте я прочитаю. Листайте дальше.

Спустя полчаса Снейп, уже без стеснения облокотившийся о ее шею, сказал, как показалось, устало:

– Хватит, убирайте.

– Что? – спросила Гермиона, захлопывая тетрадь и глядя перед собой. Странно было разговаривать вот так: не видя собеседника, слыша только его голос в собственном правом ухе.

– Ничего. Ничего не понятно.

– Не верю, – помотала она головой и тут же осеклась, поняла, что чуть не смахнула Снейпа. – Ой, извините!

– Ничего, – проворчал он. – Я удержался за воротник вашего халата.

– Но я действительно не верю. Это же ваше зелье…

– Мое, – он помолчал. – Только, как вам известно, оно экспериментальное. Ни один безумец не станет проверять зелье на человеке без серии опытов на животных.

– Вы опасаетесь… – она прикусила губу.

– Я трезво смотрю на вещи. Последствия могут быть любыми, мисс Грейнджер. Я не знаю дозу, которую «схватил», надышавшись. Не представляю, как изменяется и изменяется ли его действие при проникновении через слизистые оболочки. Я не ожидал такой силы, рассчитывал на обратное превращение через двадцать четыре часа. Теперь ясно, что я ошибся. И я, и крыса до сих пор остаемся маленькими. И не исключено, что останемся, если в рецептуре была допущена серьезная ошибка.

– Но ведь вы ее не нашли?

– Это не означает, что ее нет, мисс Грейнджер.

Они замолчали. Гермиона с трудом представляла, какие чувства испытывает сейчас Снейп. Другой на его месте уже впал бы в панику.

– Все будет хорошо, – сказала она и добавила: – Чем я могу помочь?

– Ничем. Сейчас мы можем только ждать.

– Но, возможно, противоядие…

– Будем надеяться, что оно не понадобится. На разработку противоядий обычно уходит вдвое больше времени, чем на сам состав. Если в нашем случае вообще возможно его приготовить. Ведь нет же зелья, блокирующего действие оборотного. Вы и сами знаете.

– Да уж! – Гермиона невольно поежилась. Вспомнилось ощущение беспомощности и стыда, когда друзья вели ее в больничное крыло, укрывая от любопытных глаз. И страха навсегда остаться такой: обросшей уродливой шерстью, полуживотным-получеловеком. Бедный Снейп!

– Зато как я веселился, мисс Грейнджер, когда увидел вас с пушистым кошачьим хвостом и ушами! Ладно, помогите-ка мне спуститься. Вам пора спать.

– Вы уже не против моей помощи?

– Ну, если желаете, чтобы я спускался по вашей груди…

Гермиона отчего-то покраснела и сама себя обругала за неподобающую серьезной женщине реакцию. Пора бы уж привыкнуть к его шуткам! Подставила ладонь, Снейп осторожно ступил на нее, балансируя, чтобы не упасть. Каким он все-таки был беззащитным, хоть и храбрился изо всех сил. И эта история с детьми, и с чашкой…

– Я придвину стол ближе к кровати, – решила Гермиона. – А то мало ли… Вдруг опять что-нибудь случится. Вы позовете, а я не услышу.

***

Спустя полчаса Северус лежал в очередной похожей на платье дурацкой рубашке, укрытый отвратительно скользким (атласным, что ли) кукольным одеялом и смотрел в потолок. В углу чем-то шуршала крыса. Интересно, ощущает она какие-то перемены в своем состоянии? Или животных не волнуют мелочи вроде привычных предметов, ставших вдруг огромными? Хотя эта крыса вряд ли в состоянии вспомнить что-то, кроме собственной клетки.

Вернулась Грейнджер, должно быть, из ванной, зашуршала чем-то, послышался щелчок: наверное, она сняла свою заколку. Движимый непонятным стремлением, Северус сел на кровати и вытянул шею, чтобы выглянуть в окно.
Она сидела на краю постели, уже в пижаме: строгой, темно-синей, и быстрыми, резкими, совсем не женскими движениями расчесывала густые волосы. Потом опустила расческу на тумбочку, потянулась к круглым часам.

– Зачем вы ставите будильник? – громко спросил Северус и закашлялся. – Ведь завтра воскресенье.

Грейнджер вздрогнула, посмотрела на домик:

– Привыкла. К тому же планирую с утра отвести детей к Молли.

– Разумное решение: там они хоть поедят нормально.

– Не знаю, что вы имеете в виду под «нормально». Я не считаю нормальным количество калорий, которое моя бывшая свекровь умудряется собрать в каждом блюде, – ответила она раздраженно. Помолчала и добавила: – И вообще, вы могли бы не смотреть на готовящуюся ко сну женщину.

– Мне даже в голову не пришло, что вы можете спать в неглиже.

– Ну и замечательно. Спокойной ночи! – странно, но в ее голосе послышалось что-то вроде обиды. – Нокс! Спокойной ночи, Снейп!

Стало темно, только на пол домика падал слабый отсвет от уличного фонаря. Грейнджер зашуршала одеялом, легла слишком тихо, не так, как люди обычно устраиваются перед сном. Северус отчего-то представил ее: укрытую до подбородка одеялом, вытянувшую руки вдоль тела, рассерженно уставившуюся в темноту.

– Да не собирался я за вами подглядывать! – сказал он как мог громко, стараясь не обращать внимания на саднившее горло.

– Разумеется.

– Вы желали бы, чтобы я сказал обратное? – поразился он.

– Нет, конечно! – кровать скрипнула – должно быть, Грейнджер повернулась. – Мне просто надоело, что вы все время пытаетесь подсмеиваться надо мной. Кто вам дал право критиковать мои методы воспитания детей, мое поведение, мою внешность? Нет, я понимаю, вы, как и большинство мужчин, желали бы видеть всех женщин похожими на Молли, но это ваши проблемы.

– Вы не очень-то ладите, – догадался Северус.

– Мы вполне ладим. Просто каждый человек ищет в жизни свою дорогу. То, что подходило ей, не подходит мне, вот и все.

– Уизли ставил маму вам в пример?

– Иногда. Она ведь сильная и талантливая ведьма, но жизнь потратила на воспитание детей. Хорошо, я уважаю ее выбор, я даже в каком-то смысле восхищаюсь им, но сама не хочу такого.

– У вас и не получится.

– Опять насмехаетесь?!

– Даже не думаю. Я, как вы однажды заметили, сам не являюсь поборником семейных ценностей.

– Но вы и не заводили семью, – кажется, Грейнджер успокаивалась. – А я… Мне в самом деле казалось, что получится совместить все. И я считаю, что удается – по крайней мере, в отношении детей. Что бы вы все ни говорили…

– Уизли женился во второй раз? – спросил Северус.

– Да, – хмыкнула Грейнджер. – На девочке моложе него, из обедневшей чистокровной семьи. Вы ее учили.

Она назвала фамилию, и Северус вспомнил ученицу с цепким взглядом светло-голубых глаз, прямыми и золотистыми, как солома, волосами, мягкими плавными движениями ожидающей прыжка рыси. Из слизеринок получаются почти идеальные жены, но он отчего-то посочувствовал Рональду Уизли.

– И ваш бывший муж доволен?

– Разумеется. Она замечательная жена. Особенно для мужа, чей бизнес процветает. О работе и не думает, поджидает его дома с обедами. Всегда подтянутая, красивая…

– Вы красивая! – поддаваясь неожиданному порыву, сказал Северус. – Даже очень. Уж точно красивее этой бледной моли.

Грейнджер в темноте как-то странно хмыкнула, зашевелилась. Сказала изменившимся и немного сердитым голосом:

– Знаете, Снейп, слышать от вас комплементы даже как-то страшновато. Как будто Кровавый барон вдруг затанцевал польку.

– Ну, спасибо, – пробурчал несколько уязвленный Северус. – Сами обижаетесь на какую-то ерунду, а живого адекватного человека сравниваете с полоумным привидением.

– Извините, – в темноте при всем желании было ничего не увидеть, но он готов был поклясться, что Грейнджер улыбалась. – Просто действительно странно. Знаете, если хотите – может звать меня просто по имени. Я Гермиона, если вы не забыли.

– Что ж, логично, – согласился он. – Если уж мы практически спим вместе… Можете и вы меня. Напоминаю: я Северус.

– Постараюсь. Хотя, непривычно… вы все-таки мой учитель. Пусть и бывший.

– Которого в данный момент вы можете пришибить ногтем. Гермиона.

– Северус, – она помолчала. – Простите меня за то… за те мои расспросы, в общем. И упреки. Что вы не женаты, и прочее в этом роде. Я ведь помню, что тогда говорил Гарри. Вы, наверное, до сих пор любите ее, да?

– Кого? – не понял он сразу и напрягся. Что там еще выдумал этот клинический идиот – глава министерского аврората?

– Ну… маму Гарри. Лили Поттер.

– А!.. – вздохнул он с облегчением. – Нет, не думайте о той истории.

– Но…

– Не уподобляйтесь дебилам-газетчикам, – сказал он твердо. – Спокойной ночи, Гермиона.

Странно, но воспоминание о Лили потеряло свою остроту сразу после победы, после Большой битвы, из которой он чудом выбрался живым. Вернее, не выбрался: вынесли. Возможно, дело было в отданных Поттеру воспоминаниях, но скорее в том, что, отомстив за гибель Лили, Северус закрыл собственные долги. Он не думал об этом: все произошло само собой. Очнулся тогда в Мунго с отчаянно саднившей шеей, ощущая невероятную слабость во всем теле, взглянул в залитое навязчивым солнечным светом окно и понял, что свободен. Без рефлексий, без долгих размышлений. Даже странно. Когда газеты соревновались в наиболее «романтичной» версии его отношений с матерью победителя Волдеморта, Северус откровенно наслаждался этим внезапным покоем, как наслаждаются освобождением из долгого и мучительного плена. Позже он отказался от собственных воспоминаний, которые хотел вернуть Поттер. Не потому, что боялся возвращения ставшего привычным за долгие годы ощущения вины и беды, просто казалось, что они принадлежали другому человеку. Тому, который умер-таки на полу Визжащей хижины.

– Простите еще раз, – сказала Грейнджер. Должно быть, винила себя за то, что вновь расковыряла старую рану.

Северус не ответил. Пусть помучается угрызениями совести: таким, как она, полезно. При всей мучительной неизвестности его нынешнего положения настроение было на удивление хорошим. То ли потому, что все-таки пережил этот день, то ли из-за тихо дышавшей рядом женщины. Он закрыл глаза и отвернулся к стенке, проваливаясь в сон, спустившийся как-то сразу, укутавший пледом отдыха и забвения, мягким и теплым, наподобие того, что сегодня разрезала Грейнджер.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Северус очень давно не летал во сне. С детских лет, которые даже сейчас, спустя целую жизнь, вместившую в себя две работы, две войны и множество потерь, при всем желании не удалось бы назвать счастливыми. Впрочем, даже те подростковые полеты несли оттенок дневных переживаний. Обычно Северусу грезилось, что он бежит, преследуемый разъяренной толпой, чудом уклоняясь от летящих в спину заклинаний. Выбиваясь из сил, несется по дороге, и видит перед собой пропасть или высокую стену. Деваться некуда: сзади враги, впереди непреодолимое препятствие. Сейчас будут унижение, боль, безуспешные попытки отбиться… И тогда он взлетал. Раскинув руки, поднимался в воздух без метлы, даже без палочки. Парил, как птица, над ошарашенными людьми, наслаждаясь их бессильной яростью.

Но сегодняшний сон был другим. В отличие от тех, давних – легким, даже счастливым. Северус шел по летнему лугу, щурясь от немыслимо ярких красок: сочетания зеленого, золотистого, ярко-синего, шел вперед, к кому-то, кто звал его издалека, кажется, к женщине с длинными распущенными волосами, то ли рыжими, то ли каштановыми, к женщине, чье лицо никак не мог разглядеть из-за слепящего солнечного света.

– Северус, ну же, быстрее! – закричала она. – Беги сюда.

Но бежать не хотелось, и он полетел. Поднялся в воздух, даже не прикасаясь к палочке, не произнося заклинания, которому научил тот, кого не хотелось вспоминать, раскинул руки и полетел, глядя на нее: смеющуюся, хлопающую в ладоши. Выпрямился, понесся вверх, к легким перистым облакам, сделал вираж над казавшейся с высоты маленькой поляной, глядя на ставшую крохотной фигурку.

– Северус! – звала женщина. – Северус!

Она ждала, махала ему с земли, и он, обернувшись вокруг своей оси и вытянув руки вдоль тела, стремительно полетел вниз, так, что грудь сдавило от нехватки воздуха.

Потом был грохот, сопровождаемый весьма болезненным ударом, ощущение какой-то тянущей боли во всех мышцах. Еще мгновение он приходил в себя, соображая, где находится, что происходит и почему та самая женщина тормошит его и громко зовет по имени.

– Северус, очнись же! – вновь закричала Грейнджер.

– Я упал. Извини, я упал, – пробормотал он и проснулся.

Северус лежал на полу возле кровати Грейнджер, на обломках стекла и дерева. В нескольких шагах валялась откатившаяся во время падения волшебная палочка, рядом бегала, отчаянно пища, белая крыса. Что-то больно кололо левый бок. Северус потянулся, извлек из-под себя куски пластмассы ядовито-розового цвета и захлопал глазами, обнаружив, что одет в странную белую рубашку, отороченную снизу широкими кружевами. Что за мерзость?!

– Ты превратился! – воскликнула Грейнджер и вдруг крепко обхватила его за плечи, ткнулась губами в щеку.

«Это все-таки сон, – подумал он, прижимаясь к ее мягкой груди и притягивая в настоящий – рот в рот – поцелуй. – Во сне можно все».

Во сне было допустимо все: например, не отрываясь от податливых губ, вновь откинуться назад, на пол, увлекая за собой женщину, чьи волосы пахли летним лугом, ощущая сладкую тяжесть молодого тела, горячую нежность округлого живота под тонкой тканью халата. Вот только зачем-то она разорвала поцелуй. Так не должно быть… во сне.

– Северус, вокруг полно осколков, – сказала Грейнджер слегка хриплым голосом. Отстранилась, встала, протянула ему руку. – Осторожнее.

Сладкий морок развеялся, на смену ему пришла неловкость. Северус поднялся, стараясь не наступить босыми ногами на стекло, ему стало стыдно за идиотскую, увеличившуюся вместе с ним кукольную рубашку. Странно, но превращение не принесло особой радости. Сейчас казалось, что иного и быть не могло. К тому же раздражало неуместное возбуждение. Вполне закономерное после сна и женских прикосновений, но лишь усиливающее неловкость. Тем более что тонкий хлопок ничего не скрывал.

– Ошибка почти на двенадцать часов, – сказал Северус.

– Что? – спросила Грейнджер, по-видимому, испытывавшая сходные чувства. Она стояла, вцепившись в ворот плотно запахнутого халатика, щеки пылали неровным румянцем.

– Обратное превращение случилось позже на двенадцать часов. Надо подумать над ошибкой…

– Я бы советовала сначала переодеться. Хотя, вам идут эти кружева.

– Неуместные шутки. Где у вас ванная?

– Там, налево, – Грейнджер махнула рукой в сторону двери. – Подождите.

– Что еще? – дольше оставаться в таком виде было просто невыносимо. Тем более перед женщиной, которая…

– Вам нечего надеть, – она подошла к шкафу, отодвинула зеркальную дверцу, достала стопку какой-то одежды, вложила в руки Северусу. – Вот, трансфигурируйте по своему размеру. Сможете?

– Разумеется, смогу!

– Отлично, – кивнула Грейнджер.

Северус провозился дольше, чем рассчитывал. Трансфигурация и в школьные годы не была его любимым предметом, а уж о превращениях одежды он никогда не задумывался. Для того чтобы получить приемлемый результат, требовалось представить в деталях желаемое. Задача простая для кокетки, ежечасно глядящейся в зеркало, но не для пятидесятилетнего зельевара, не видевшего своего отражения в полный рост Мерлин знает сколько времени. В результате мантия получилась чересчур короткой, брюки – длинными, на манжетах сорочки не было запонок, а на одном ботинке – шнурка. Конечно, это не имело большого значения: главное сейчас покинуть этот дом. Положа руку на сердце, вполне уютный, если не считать несносных отпрысков Уизли. Вернуться в лабораторию, сделать записи, измерить свои рост, вес, исследовать крысу. И подумать о том, что произошло сегодня утром. Был ли неожиданный поцелуй проявлением симпатии? Или Грейнджер просто обрадовалась тому, что не придется всю жизнь возиться с привередливой живой куклой, в которую превратился бывший учитель? А он тоже… обрадовался. Старый идиот! Нет, положительно, эти размышления следовало отложить на потом.

Пока он одевался, Грейнджер успела навести порядок в спальне. Починила разрушенный столик, собрала обломки кукольного дома и даже трансфигурировала клетку для крысы, уже обживавшейся на новом месте.

– Вы победили свой страх перед грызунами, – констатировал Северус, поднимая клетку на уровень глаз. Кажется, крыса осталась такой же, какой была до превращения.

– Да, почти. Хотя это не страх, а брезгливость.

– Травмирующее воспоминание, – хмыкнул Северус, опуская клетку на стол.

– Их хватало в последние дни, не так ли?

– Постараюсь не напоминать о самом травмирующем для меня воспоминании. Имею в виду младших Уизли, конечно.

Последнее замечание было лишним. Глаза Грейнджер опасно блеснули:

– Мои дети не привыкли к любителям ставить над собой эксперименты.

– Это была аварийная ситуация.

– Не следовало пренебрегать правилами безопасной работы с зельями!

– О, да! Вы, чиновники, замечательно умеете рассуждать о таких вещах!

– А вы, экспериментаторы, считаете, что вам разрешено все!

– Разумеется, нам разрешено только то, что соизволят одобрить мудрые руководители. И не важно, что с момента окончания Хогвартса они видели зелья только в аптеке! – Северус схватил под мышку клетку с отчаянно запищавшей крысой и направился в гостиную. Грейнджер шла следом.

– Куда вы собрались? – в ее голосе послышалась растерянность.

– На работу, конечно.

Она замялась, кажется, собираясь сказать что-то еще, но передумала. Тряхнула головой, рассыпая по плечам пышные волосы:

– Я приду позже. Только оденусь и зайду к Молли…

– Вы придете? Зачем?

– Если вы не забыли, я еще проверяю вашу лабораторию.

– Сегодня же воскресенье.

– Детей все равно заберет Молли. Можно спокойно поработать.

– Не терпится разделаться с проверкой? – усмехнулся он. – А впрочем, приходите. Где у вас летучий порох?

– Вот, – она взяла с камина жестяную банку из-под каких-то конфет, сняла крышку. – До встречи, Северус.

Уже бросив горсть пороха в камин, он осознал, что Грейнджер назвала его по имени. Да, конечно, они договорились, но…

***

Снейп исчез в столбе зеленого пламени, а Гермиона все еще стояла возле камина, сжимая в руках банку и глядя на тлеющие поленья. В голове было до странности пусто, как после сданного на «отлично» сложного экзамена, когда кажется, что все заученное долгими вечерами забылось в одночасье, и чувствуешь только одно: пьянящую радостную легкость. Нечто подобное она испытывала несколько раз – очень давно, когда только начала встречаться с Роном. Гермиона усмехнулась, вспомнив, как рассказала ему об этом.

– Ты все-таки удивительная девчонка: сравниваешь поцелуи с учебой, – рассмеялся в ответ Рон.

Тогда она немного обиделась и решила, что некоторых вещей не стоит говорить мальчишкам: глухим и равнодушным ко всему, что касается эмоций. А сейчас думала, что Рон точно подметил ее подход ко многим сторонам жизни, включая отношения мужчины и женщины. Правда, этот экзамен она пока не сдала… И даже не слишком хорошо преуспела в освоении базового материала. Иначе чем объяснить глупый утренний порыв и волнение, которое вызвал неожиданный, полуосознанный поцелуй.

«Он просто спал, а ты кинулась ему на шею, – сказала она себе. – Неловко и неприлично, хорошо еще, что он повел себя так, будто ничего не произошло. Тошно представить, что он теперь думает. Должно быть, считает тебя помешанной на поисках возлюбленного одинокой дурой».

Гермиона поставила банку с летучим порохом на полку, вернулась в свою комнату. Ничто кроме розовых обломков кукольного дома не напоминало об утренних разрушениях. Она достала палочку, чтобы уничтожить сломанную игрушку, и застыла в нерешительности. Вдруг вспомнилось, как они разговаривали вчера. Снейп – из этого самого дома, усиливая голос Сонорусом, она – лежа в постели и глядя на поблескивающую в лунном свете игрушечную крышу с маленьким эльфом-флюгером на самом верху. Вздохнув, она опустилась на корточки и стала собирать пластмассовые обломки, соединяя их заклинанием.

– Дорогая, ты уже встала? – раздался голос бывшей свекрови. Как всегда громкий: слышно было через стену. Оставив наполовину починенный дом, Гермиона поспешила в гостиную.

– Привет, Молли, – она склонилась к торчавшей из камина почти седой голове.

– Здравствуй, милая! Так и знала, что ты уже поднялась, ты же всегда встаешь чуть свет.

– Что-то случилось? – вчера они договорились, что Гермиона приведет детей, как только те проснутся.

– Девочка моя, мне так неудобно! Но я не смогу сегодня забрать Хьюго и Розу. Ночью у Артура опять был этот приступ, – румяное лицо Молли помрачнело. – Мистер О'Кеннон сказал: надо отправляться в Швейцарию. А я не могу отпустить Артура одного, сама понимаешь.

– Да, конечно! – Гермиона прикусила губу. Вот ведь, Мерлинова лысина!

Неизвестное заклятие, брошенное в старшего Уизли кем-то из Упивающихся Смертью в последней битве, никто не посчитал серьезным. Артур и сам не обратил внимания на резкую боль в плече. Темная магия дала знать о себе позже: внезапной и сильной лихорадкой, невероятной слабостью, судорогами. Первый приступ случился через два года после битвы, второй – под Рождество. Потом они участились. Целители Мунго разводили руками, признавая, однако, что болезнь вытягивает из стареющего мага силы. В прошлом году Гарри отыскал швейцарского целителя, работавшего с чарами такого рода. Артур был у него уже два раза, и оба приносили облегчение на несколько месяцев.

– Прости, милая, мне действительно так жаль! Я же понимаю: сегодня воскресенье, тебе хотелось отдохнуть.

– Нет, что ты! У меня были дела, но я их отложу.

– Дела! – хмыкнула Молли. – Надеюсь, это те дела, о которых я думаю. Нет, молчи! Надо же тебе устраивать жизнь, раз мой сын оказался таким балбесом!

– Мне поздно! – попыталась отшутиться Гермиона.

– Поздно?! – брови Молли возмущенно поползли вверх. – Тетушка Иридия на прошлой неделе вышла замуж. А ей, между прочим, семьдесят шесть лет!

– В семьдесят шесть, может быть, и я выйду.

– Надеюсь, это случится раньше! В общем, отправляйся куда собиралась. Я договорилась с Нелли. И не думай возражать!

– Но Нелли сегодня уезжает.

– Вечером. До пяти она совершенно свободна. Я уже все устроила: она придет в одиннадцать, – должно быть, Молли переслала няне двойную плату. Как обычно.

– Спасибо. Но, честно, я бы обошлась…

– Не надо обходиться, девочка. Прости, что не смогла помочь. Ну, мне пора, Джинни уже заказала портключ.

– Всего вам хорошего! – от всей души пожелала Гермиона. Определенно, ей повезло со свекром и свекровью, пусть даже и бывшими.

Выпрямившись, она с досадой ощутила, как во время сидения перед камином затекли колени. Права Джинни: надо больше гулять, двигаться. Только некогда… Вот и сегодня Молли ошиблась – Гермиона собирается вовсе не на свидание. При мысли о свидании кровь отчего-то прилила к лицу. Она ведь почти напросилась к Снейпу, который ответил на ее порыв более чем вяло. Может быть, не делать из себя посмешище? Не ходить?

«Ерунда! – сказала она себе. – Во-первых, мы договорились, а во-вторых, я просто обязана узнать, как он чувствует себя после превращения».

***

Сидя за столом в рабочем кабинете, Северус крутил в пальцах флакон с остатками уменьшающего зелья, рассеянно наблюдал за не оставляющей попыток выбраться из клетки крысой, и думал о вещах, весьма далеких от зельеварения. Конкретно – о Гермионе Грейнджер и ее возмутительном поведении. Недавняя ссора казалась логичным следствием того, что произошло между ними утром. «Вернее, не произошло», – поправил он себя. Будто взаимными обвинениями они оба старались загладить неловкость, возникшую после волнующих поцелуев, защититься от мыслей о возможности продолжения. И виновата во всем была, разумеется, Грейнджер, на пустом месте затеявшая глупый раздор. Удивляться не приходилось: она была хоть и неглупой, но женщиной – созданием, которому по определению чужды представления о рациональном поведении. Для них это кажется вполне нормальным: сначала кидаться к полусонному человеку с поцелуями, а потом устраивать ему сцену. «Вот поэтому я и не женюсь», – подумал Северус. Не хватало еще ежедневно выносить подобные выкрутасы из-за того, что женщине захотелось поднять себе цену, показать характер. И ведь какой «хорошей» Грейнджер была в последние дни! Конечно, легко казаться понимающим и добрым с тем, кто полностью от тебя зависит. «Вам нужен карманный супруг, мисс», – пробурчал Северус, поднимаясь.

Слегка побаливала голова – правый висок. Вдруг невыносимо захотелось кофе: двойную порцию с аппетитной пенкой. Настоящего, не той растворимой гадости, которую предлагала ему Грейнджер. Пожалуй, следовало спуститься в кафе, потратить двадцать минут на удовольствия, еще в пятницу казавшиеся привычными и незначительными. Которых мучительно не хватало в измененном состоянии.

– Я принесу тебе сыр, – сказал он крысе, постучав пальцем по металлическим прутьям. Клетка ничем не отличалась от настоящих, тех, что продавались в магазине. Все-таки Грейнджер была сильна в трансфигурации. Тьфу! Опять эта Грейнджер!

Он сунул флакон с зельем в карман (потом надо будет убрать его в сейф), взялся за дверную ручку. И едва не получил удар по лбу, потому что дверь неожиданно распахнулась. На пороге стояла та, о ком он решил не думать. В строгой темной мантии с министерской бляхой, с тщательно сколотыми на затылке волосами. Трудно было поверить, что эту женщину он видел сегодня утром в легком домашнем халатике, растрепанную, уютную после сна. И не только видел… Нет, об этом сейчас вспоминать не следовало.

– Почему вы на меня так смотрите? – спросила она, поправляя воротник. – Что-то не так?

– Час назад в спальне вы выглядели по-другому, – честно ответил Северус, и с мстительным удовольствием увидел, как розовеют ее щеки. Впрочем, даже несмотря на смущение, Грейнджер недолго раздумывала над ответом.

– Вы тоже. В той очаровательной кукольной рубашке.

Странно, но язвить в ответ не хотелось, и он спросил:

– Вы завтракали?

– Что? – захлопала глазами Грейнджер, по-видимому, приготовившаяся к очередному раунду битвы.

– Давайте спустимся вниз, выпьем крепкого кофе. Я до сих пор не приду в себя после той гадости, которой вы меня поили.

***

– Нравится? – спросил он спустя четверть часа, когда Грейнджер сделала глоток из довольно большой чашки (Северус не признавал наперстков: если уж употреблять наркотик, каким был для него кофе, то от души).

В недавно открывшемся кафе почти не было посетителей. Только какой-то молодой человек в углу листал пухлую тетрадь, время от времени потягивая через соломинку ярко-оранжевый напиток (должно быть, морковный сок). Бармен левитировал на полки посуду и бутылки с разноцветными этикетками, уборщик накладывал очищающие заклинания на большое – во всю стену – стекло, успокаивающе жужжала кофеварка.

– Нравится, – кивнула она. – Но у меня нет времени варить кофе.

– Скажите честно, что нет желания или не умеете, - фыркнул Северус.

– Нет времени! – с этим гневным и упрямым выражением лица Грейнджер становилась похожа на амазонку с одной из хогвартских картин. Помнится, эти девушки время от времени наведывались в гости к средневековым пьяницам с другого полотна. Дружеские попойки обычно заканчивались безобразной потасовкой, причем амазонки неизменно побеждали. – Я, если вы заметили, воспитываю двоих детей и к тому же работаю. Полагаете, это настолько легко?

Северус пожал плечами. Не заметно, чтобы она особенно утруждала себя занятиями с детьми. По его мнению, младшие Уизли росли абсолютными дикарями. Которые через несколько лет придут в Хогвартс. Слава Мерлину, не к нему, к другим профессорам.

– Пейте кофе, – сказал он.

– Вы торопитесь?

– Хочу измерить и взвесить крысу, просканировать магическое поле...

– Северус, – Грейнджер отставила чашку. – Вы сами уменьшались, испытали все на себе и собираетесь исследовать крысу? Зачем?

– Потому что ее параметры я четко зафиксировал до начала эксперимента. Странно, что вам приходится объяснять настолько простые вещи.

– То есть эту крысу вы знаете лучше, чем себя?

– Разумеется. Я же не снимал у себя показатели магического поля и не делал своих колдографий в вертикальной и горизонтальной проекции.

– Вы просто неподражаемы, – покачала головой Грейнджер. – Кстати, о работе… Не знаю, как мне теперь писать отчет.

– Что вы имеете в виду?

– Ну… ваши эксперименты. Как их отразить в отчете? Это ведь… это ведь нарушение.

Редкий случай, но Северус не сразу осознал то, что она хотела сказать. Но когда понял, душу захлестнула бурлящая, словно оставленное на большом огне зелье, злость.

– Правильно я понимаю, что вы собираетесь донести на меня министру? – уточнил он.

– Я не знаю, что делать, – она отвела взгляд.

– Как что? Писать докладную. Меня лишат лицензии, лабораторию закроют. Зато откроют судебное дело.

– В любом случае вам грозит только административная ответственность…

– Не думал, что вы так плохо знаете законодательство, мисс Грейнджер. Незаконное приобретение ингредиентов на государственные средства, запрещенная деятельность по приготовлению составов третьей степени опасности. До трех лет заключения в Азкабане. Конечно, Визенгамот может вынести более мягкое решение, но учитывая, что значительная часть судей на дух меня не переносит…

– Они не сделают этого, – замотала головой Грейнджер, будто убеждая саму себя. – Не посмеют. И я вступлюсь. И Гарри, и Кингсли…

– В любом случае это не имеет большого значения. Я начал свое дело с нуля, у меня лучшая в Магической Британии лаборатория. Если все рухнет, Азкабан станет не самой большой неприятностью.

Грейнджер сощурила глаза, провела по ним ладонью.

– Но вы сами нарушили все возможные запреты…

– Меня вынудили. Идиотские законы, ваша министерская тупость. Иногда я сомневаюсь, прав ли был, перейдя на сторону Дамблдора. Волдеморт хотя бы разбирался в пользе и целесообразности. И презирал ничего не смыслящих в своем деле бумажных крыс.

Жестокие фразы стекали с губ легко, словно ждавший своего часа поток воды, подточивший наконец хлипкий камень осмотрительности. Говорить о том, чем раньше не делился ни с одной живой душой, было легко и приятно. Пусть даже сидящей напротив шокированной откровениями девчонке, которая все равно (Северус понимал это) сделает по-своему.

– Что… Что вы говорите? Как вы можете?!

– Правду. В результате мы получили власть невежд, до мокрых штанов страшащихся любых перемен. Готовых протухнуть в своем вонючем болотце, лишь бы не рисковать тем, что имеют.

Грейнджер глубоко вздохнула, сцепила в замок тонкие пальцы.

– Северус, я догадываюсь, сколько сил вы вложили в свою работу. Пожалуй, даже понимаю, почему вы занимались этим втайне. Наверное, понимаю. Но это не оправдание. Можно было пойти к нам, в министерство, объяснить. Ну что вы смеетесь?

Он и впрямь расхохотался. Тем каркающим смехом, который вводил подчиненных в полное оцепенение. Когда начальник ругался, они понимали: это еще не самое страшное. Самое страшное будет, если он развеселится.

– Я даже не знаю, что это, – сказал он, смахивая выступившие от хохота слезы. – Гриффиндорская тупость или непробиваемый идеализм ограниченной чиновницы.

– Какое право вы имеете меня оскорблять? – щеки Грейнджер стали пунцовыми, губы дрожали не от обиды – от возмущения. Северус вспомнил вдруг, как на третьем курсе она ударила по лицу сына Люциуса Малфоя. Так, что бедняге пришлось залечивать глаз в Больничном крыле. – Варите втайне от правительства опасные зелья, рискуете здоровьем других людей…

– До сих пор я рисковал только собой, мисс Грейнджер. И, как вы знаете, совсем недавно был наказан за это.

– Наказаны?! Да вы радовались тому, что можете испытать на себе действие зелья! Это же было видно невооруженным глазом!

– Что?! – Северус не поверил своим ушам. Ну и бред! – Вы считаете, мне было приятно спать в этом вашем идиотском кукольном доме, мыться в дурацкой кружке и едва не быть убитым вашими невменяемыми детьми?! Полагаете, это развлечение?

Он не сказал о многом, что, кажется, Грейнджер и без того должна была понимать. Об унижении, которое испытываешь, когда тебя переносят с места на место, будто вещь, об удушающем ощущении собственной беспомощности, о стыде отвратительной слабости и зависимости. Значит, для нее все это казалось нормальным? Просто очередное приключение помешанного на работе ученого?!

– Ничего страшного с вами не произошло. Зато ваш научный эксперимент удался. Поздравляю!

Рука, кажется, сама потянулась к чашке с уже остывшим кофе. Одно стремительное движение, и черная жижа выплеснулась Грейнджер в лицо, заставив ее смешно заморгать, полилась на мантию, на глупый министерский значок.

– Что… Да как вы?! – она на мгновение растерялась. – Да как вы смеете? Самодовольный, распущенный наглец, вообразивший себя равным самому Мерлину!

«По-видимому, я первый, кто решился сделать такое, – с азартом прыгнувшего в пропасть безумца подумал Северус. – И точно не первый, кто хотел».

– Не забудьте написать об этом в своем отчете, мисс Грейнджер, – посоветовал он.

– Вы… Вы просто ненормальный! Вас надо изолировать от людей! – она вскочила, с громким стуком отодвинув стул, и бросилась к туалету.

Привлеченный шумом скандала, уборщик перестал взмахивать палочкой. Подошел официант, наложил очищающее на стол и диван, поинтересовался:

– Вам принести еще кофе, сэр?

– Что?

– Желаете еще кофе? Свой вы вылили на эту леди с министерской бляхой.

– Нет, спасибо. Дайте счет.

В висках стучало от гнева, перед глазами мутилось от острой обиды. Все это время он надеялся если не на сочувствие, то хоть на какое-то понимание Грейнджер. Вечная мужская ошибка, крючок, на который попадаются многие и которого в свое время не избежал он сам. Разве женщины – эти вероломные и эгоистичные создания – способны на сопереживание? Все, что им нужно – это власть над другими. Над детьми, над мужчинами, над подчиненными. Власть, явная или нет, все равно. Им надо быть правыми во всем и получать то, что они хотят, любыми способами, и при этом не отдавать ничего, оставаясь равнодушными к чужим переживаниям. И ему еще показалось в какой-то момент, что Грейнджер иная, что она способна понять другого, разделить интересы, что с ней можно поделиться сомнениями. Как бы не так! Обустраивала его в идиотских игрушечных интерьерах, купала в кружке, носила в руке, а сама, должно быть, радовалась возможности унизить бывшего нелюбимого учителя и возомнившего о себе чересчур много ученого. И одновременно с фальшивыми заботами вынашивала планы о том, как сдаст его министерству, расскажет о нарушениях и заработает, должно быть, очередную благодарность. Это ведь так важно для нее, всю жизнь мечтавшей быть лучшей. Что ж, мисс Грейнджер, вам полезно будет ненадолго оказаться в шкуре слабого.

Северус редко делал что-то, не просчитав последствий, не взвесив «за» и «против», и хорошо помнил эти считанные в своей жизни случаи. Потому что все они заканчивались предсказуемо: результаты приходилось разгребать в течение долгого времени, словно камни, обрушившиеся от необдуманно пущенной Бомбарды. Это гриффиндорцам полагается не размышлять, слизеринцам, даже бывшим, сделанное в сердцах обходится чересчур дорого.

Северус помнил об этом, и все же достал из кармана флакон с остатками зелья, открутил крышку и, быстро оглянувшись, стряхнул пару капель в чашку Грейнджер. Пусть испытает на себе, как приятно и интересно оказаться подопытной мышью! А ему уже все равно. После отчета, который она напишет, отравление министерского сотрудника будет лишь одной из строчек в обвинительном акте. Отправляться в Азкабан – так с ощущением хорошо исполненной мести.

Грейнджер вернулась спустя несколько минут: бледная, с выбившимися из прически влажными прядями волос. Сказала, не глядя на Северуса:

– С вашими вспышками гнева я знакома еще по Хогвартсу. Вы не удивили меня, мистер Снейп. Жаль только, что вы не извлекаете уроков из прошлого. Поднимемся в лабораторию: нам предстоит много работы.

– Да, разумеется, – сдержано кивнул он. – Только допейте свой кофе: чтобы написать на меня донос, вам потребуется ясность ума.

– Вот как вы это называете? – пальцы Грейнджер, сжавшие ручку чашки, дрогнули.

– Я привык называть вещи своими именами, – ответил Северус и подумал почти с облегчением: «Сейчас она выльет кофе мне в физиономию, и ничего не случится».

– Что ж, если вы обо мне такого мнения, нам не о чем больше рассуждать. Идемте работать, – сказала она, поднесла чашку ко рту и залпом допила остывший напиток.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Вначале Гермиона подумала, что теряет сознание. Состояние стремительного падения куда-то в темноту очень напоминало момент во время первых родов, когда на нее наложили заклятие сна. Тогда она провалилась в какой-то другой, искаженный и непонятный мир, мимо пролетали самые неожиданные предметы вроде медальона Слизерина или огромного кухонного половника Молли. А потом послышался детский крик.

Вот и сейчас то, что ее окружало, вдруг стало нереальным и пугающим. Она стояла на огромной площадке, выстланной зеленым ковром с удивительно толстыми ворсинами. Людей не было, только сбоку возвышался столб, в отдалении виднелись другие такие же. Вдруг к ней потянулось что-то живое, огромное, и она закричала, завопила что есть мочи, выхватывая палочку. А потом забилась в огромных мягких тисках, не сразу сообразив, что чувствует твердую поверхность под ногами.

– Тихо, Грейнджер, – послышался откуда-то сверху невозможно громкий голос Снейпа. – Не бойтесь. Вы уменьшились.

– Как… – она посмотрела вниз. Там был ковер, походящий на соломенный, только каждая соломинка была толщиной с ее ступню. Подняла голову и увидела над собой большущее лицо Снейпа.

– Вы уменьшились, – повторил он.

– Но… как? Почему?

Гермиона оглянулась. Бамбуковая перегородка, разделявшая столики, теперь казалась стеной, от высоты потолка кружилась голова. Взгляд упал на чашку, которая походила сейчас на большую лохань вроде той, что стояла у Молли в углу двора и летом наполнялась дождевой водой. Взглянула и все поняла.

– Вы подлили мне свое поганое зелье! – крикнула она, выхватывая палочку.

Снейп открыл было рот, однако не успел вымолвить ни слова.

– Инсендио! – выпалила Гермиона, и маленький яркий сноп огня полетел прямо в склонившийся над ней длинный крючковатый нос с двумя ноздрями-пещерами. Снейп, не сдержав крика, отпрянул, схватился за лицо. А потом обрушил на нее высокий лист бумаги и прошипел:

– Заткнись, идиотка!

– Что-то случилось? – Гермиона услышала голос официанта и осторожно выглянула из-за листа. – Что с вашим лицом?

– Ничего страшного, – прогнусавил Снейп, державший у лица салфетку.

– А где дама, что была с вами?

– Она аппарировала. Вот, возьмите деньги, – не отнимая салфетки от носа, он вытащил из кармана несколько монет, бросил на стол. – Сдачи не нужно.

– Благодарю. Могу я забрать карту вин? – пальцы официанта потянулись к бумаге, за которой стояла Гермиона.

– Подождите, возможно, я еще что-нибудь закажу.

– Как скажете, сэр.

Официант ушел, оглядываясь на беспокойного клиента, и Гермиона вышла из-за своего укрытия. Уперлась кулаками в бока, глядя прямо в огромные черные глаза Снейпа, спросила:

– Значит, отомстили?

Он молчал, мрачно разглядывая лежавшую перед ним чайную ложку, и Гермиона продолжила:

– Вы сумасшедший? Меня же будут искать!

– Что? – спросил Снейп. По-видимому, она говорила слишком тихо. Гермиона приставила палочку к горлу, произнесла «Сонорус» и крикнула:

– Вы не понимаете, что меня будут искать?

– Понимаю, – пробурчал он. – Мне все равно.

– Все равно? Да вы совершили должностное преступление! Напали на сотрудника министерства, – Гермиона топнула ногой по соломенному коврику, который, как она сейчас понимала, был салфеткой – одной из тех, что лежали на каждом столике.

Снейп прикусил губу, подался вперед, и Гермионе показалось, что сейчас он прихлопнет ее кулаком. И никто ничего не узнает. В своей тайной лаборатории он быстро устроит что-нибудь безобидное, какой-нибудь склад, который спокойно предъявит аврорам. А что случилось с сотрудницей министерства Гермионой Грейнджер? Темное дело. Ушла в воскресенье утром из дома и не вернулась. Молли, должно быть, подтвердит, что бывшая невестка отправилась на свидание. А с кем? Мерлин знает. Обычная история – женщина познакомилась с мужчиной и нарвалась на маньяка.

Снейп протянул руку, Гермиона отскочила назад, едва удержавшись от крика и подавляя горячее желание спрятаться за чашку. Но большие пальцы всего лишь обхватили ее за талию, подняли в воздух.

– Куда вы меня тащите? – закричала она.

– В лабораторию. У меня куча дел.

***

Снейп, кажется, уже целую вечность подписывал счета, быстро просматривая цифры. Перо со скрипом скользило по листу пергамента, планировало к чернильнице и возвращалось обратно.

– Ничего себе, расходы у вас! – сказала Гермиона, мрачно наблюдавшая за процессом с подставки для письменных принадлежностей. Настроение было ужасным. Мало того, что Снейп из дурацкого чувства мести подлил ей свое зелье. Он еще и поступил с ней, сотрудницей министерства, как с подопытным грызуном, вроде того, что сладко дрых сейчас в своей клетке. Измерил линейкой, взвесил на аптечных весах и снял показатели магического поля, отвечая в ответ на протесты, что ни один ученый не упустит такую возможность. Потом, правда, ушел куда-то и вернулся через полчаса с измельченной специально для Гермионы едой.

– Вы думаете, дешево содержать такую, как у меня, лабораторию? – он отложил очередной лист.

– Не думаю. И не понимаю, зачем рисковать всем ради каких-то безумных опытов.

– Вам не понять. Превратились в министерскую крысу.

– Захотели еще Инсендио? – поинтересовалась Гермиона.

– Я бы на вашем месте не чувствовал себя так уверенно, – заметил Снейп, не поднимая взгляда. Кончик его носа был вымазан густым зельем от ожогов.

– А то что? Убьете?

– Растворю в кислоте. И вообще не мешайте, из-за вашей дурной проверки у меня накопилась куча дел.

– Постарайтесь сделать свои дела до пяти, – посоветовала Гермиона мстительно. – Вам еще приглядывать за моими детьми.

– Что? – пальцы Снейпа дрогнули, и на счете расползлась темная блестящая клякса. – Почему мне?

– А кому? Я же не могу вернуться к ним в таком состоянии. А Нелли вечером уезжает на какие-то озера. Так что следить за Розой и Хьюго придется вам.

Снейп молчал с минуту. Потом бросил перо на испорченный лист и тоном, не допускающим возражений, произнес:

– Это невозможно.

***

– Спрячьтесь поглубже в карман и крепче держитесь за внутренний шов. Иначе вывалитесь и потеряетесь навсегда в каминной сети. Или разобьетесь насмерть, – Снейп потянулся за дымолетным порошком.

– Я знаю, знаю! – говорить под Сонорусом было тяжело. – Главное, ведите себя естественно с няней. Запомните: вы – мой коллега из министерства, я попросила вас присмотреть за детьми.

– Почему именно меня? Почему не какую-нибудь подружку?

– У меня нет подружек в министерстве.

– Не удивительно, – хмыкнул Снейп. Наглец!

– Послушайте, не пытайтесь отвертеться! – Гермиона чувствовала, что теряет терпение. – Вы сами заварили эту кашу! Вот теперь и разбирайтесь! Мои дети не должны страдать из-за вашей мелкой мести.

– Вы уверены, что им будет хорошо со мной в качестве няньки?

Гермиона не была уверена, больше того, она с трудом представляла Снейпа в этой роли. Снейпа, который в Хогвартсе был на редкость плохим воспитателем. Другого выхода, однако, не было.

– Тогда давайте отправимся к моему бывшему мужу и все ему расскажем. Или к Поттерам. Гарри недавно стал главой аврората, ему будет интересно услышать вашу историю.

Снейп не отвечал, и Гермиона с удивлением поняла, что он в самом деле раздумывает, не лучше ли будет сдаться в аврорат. Она вновь приставила палочку к горлу и крикнула как могла громко:

– Не медлите же, Северус! Называйте адрес, – и с головой спряталась в карман, изо всех сил ухватилась за шов, зажмурилась.

Перемещения по каминной сети никогда не доставляли ей удовольствия, но сегодняшнее оказалось самым отвратительным в жизни. Лететь в большом мешке, стараясь не вывалиться из него, ничего не видя в кромешной темноте, только ощущая свистящий в ушах ветер…

– Как вы? – тихо поинтересовался Снейп спустя, кажется, вечность.

– Нормально, – ответила она, преодолевая тошноту. – Мы дома?

– Дома. У вас.

– Миссис Уизли, это вы? – послышался голос няни. Ну сколько можно объяснять этой девчонке, что некоторые женщины, вступая в брак, не берут фамилию мужа? Гермиона осторожно выглянула из кармана, чтобы рассмотреть происходящее. Разумеется, Нелли уже переоделась в выходную мантию и даже схватила сумочку, чтобы сразу нырнуть в камин.

– Нет, это не миссис Уизли, – сказал Снейп.

– О, сэр! – воскликнула нянька. – Вы… как вы здесь оказались?

– Мы знакомы?

– Вы меня, наверное, не помните! Я Сандерс. Нелли Сандерс с Хаффлпаффа. Вы преподавали у нас защиту! А потом были директором, и вас все терпеть не могли. Ну, то есть… Мы же не знали, что вы – герой. А потом узнали, но вы уже не вернулись в Хогвартс. Ой, как здорово, что вы здесь! А вы изменились. В смысле: в лучшую сторону. То есть, я не это хотела сказать. Вы и раньше были ничего. Но сейчас так солидно выглядите, профессор!

«Чему она радуется?» – с раздражением подумала Гермиона. Вряд ли Снейп был любимым преподавателем у хаффлпаффцев.

– Я давно уже не профессор.

– Да-да, я знаю, я читала недавно в «Ведьмополитене». Вы руководите какой-то жутко секретной лабораторией, так? Вы ведь пришли к миссис Уизли? А ее нет дома, – Нэнси тараторила без умолку.

– Вы правы, я пришел к ней, – сказал Снейп после недолгого молчания. – Вы можете быть свободны. Я присмотрю за детьми.

– Но мне не велели…

– Вы же собирались уезжать, мисс Сандерс.

– Откуда вы знаете?

– Догадайтесь. От мисс… от Гермионы, разумеется.

– Вы… – легко было представить выражение лица Нелли. Широко распахнутые тщательно подведенные глаза, в которых удивление постепенно сменялось смешанным со жгучим любопытством пониманием.

– Да, я ее друг.

– Ой, я так рада! Правда, ну не может же еще не старая женщина думать только о работе. Должна же у нее быть личная жизнь! Я на днях спрашиваю: «Миссис Уизли, где вы делаете маникюр?» А то в моем салоне так взвинтили цены, просто ужас! А она знаете, что отвечает? «Я вообще его не делаю». Представляете? Ну куда это годится?

– Согласен, форменное безобразие! – грустно ответил Снейп, и Гермиона изо всех сил ткнула его кулаком в бок. Ехидина!

– Да-да, так что вы последите за ней!

– Даю вам слово!

– Кстати, а где же миссис Уизли? Почему вы пришли один?

– Она… – Снейп несколько секунд помолчал. – Она пошла в лавку за продуктами для торта.

– Для торта?!

«А теперь она стоит с открытым ртом, как дура», – с непривычным для себя злорадством подумала Гермиона.

– Мы решили приготовить на ужин торт. Но вы, кажется, собирались уходить, мисс Сандерс.

– Да, меня ждут. Но как же дети?

– Вы полагаете, я не сумею позаботиться о детях Гермионы? – откуда в голосе Снейпа взялись эти мягкие, почти интимные интонации?

– Нет, я даже не сомневаюсь! Тогда я пойду, ладно?

– Конечно, мисс Сандерс. Удачной поездки!

– До свидания, профессор! Ой, я правда так рада за вас и миссис Уизли!

Последние слова прозвучали глухо, уже из камина. Потом пламя вспыхнуло зеленым – Нелли наконец-то отправилась к своему ухажеру. Бедный парень, обреченный регулярно выслушивать нескончаемую болтовню подружки!

– Ну и зачем вы устроили это представление? – едва сдерживая возмущение, спросила Гермиона.

Два огромных пальца опустились к ней, сжали талию, потянули вверх. Отвратительное ощущение, когда тебя переносят, будто вещь.

– Не нервничайте так, Гермиона, – сказал Снейп, опуская ее на каминную полку.

– Теперь она расскажет всем знакомым, что у нас роман!

– Вас так волнует чужое мнение?

– Не люблю, когда обо мне болтают, – сказала Гермиона мягче.

– Другого выхода не было, – Снейп пожал плечами, отошел к окну. – Как, скажите на милость, я должен был убедить эту дурочку в том, что она может оставить ваших детей на мое попечение? Версия о нашем романе – первое, что пришло в голову. И самое логичное.

– Да, но… – отчего-то сделалось неловко.

– Понимаю, вам отвратительно даже представить такое. Прошу прощения.

– Глупости! – решительно оборвала его Гермиона. – Вы же видели: Нелли просто растеклась перед вами лужицей. И вообще: идемте к детям, они там одни.

***

Северус ожидал, что с мелкими Уизли придется непросто, но не подозревал, до какой степени. Младший, Хьюго, оказался неугомонным маленьким разбойником, и пяти минут не способным спокойно посидеть на одном месте. Он носился по комнатам, как угорелый, пытаясь обрушить и разбить все, что еще не разбито и не сломано, разбрасывал по всей комнате бесчисленные игрушки, а потом закатывал истерику из-за того, что не мог отыскать в собственноручно устроенном хаосе любимого медведя или резинового единорога. Пятилетняя Роза была спокойнее и рассудительнее брата, но отличалась непробиваемым упрямством матери. Отвлечь ее от намеченной цели казалось просто неразрешимой проблемой. Она, в отличие от Хьюго, не плакала, не капризничала, но с упорством тупой овцы продолжала заниматься своим делом.

Появление Северуса на пороге детской отвлекло брата и сестру от важных занятий: Роза, стоя на стуле и орудуя большим клеевым карандашом, украшала оконные занавески бумажными снежинками из рождественской гирлянды (где она только ее взяла в разгар лета?), Хьюго, сидя на полу, разрывал на мелкие куски книжку с яркими картинками – судя по всему, не дешевую. Судьба занавески и книжки Северуса не волновала совершенно. Но детям, которых по инструкции Грейнджер требовалось: первое – накормить ужином, второе – переодеть, третье – вымыть, четвертое – уложить спать, нужно было как-то объяснить, почему вместо мамы к ним явился незнакомый мрачный тип.

– Здравствуйте, – сказал Северус, ощущая себя абсолютным дураком. Он решительно не представлял, как обращаться с такой мелюзгой. Хогвартским балбесам, по крайней мере, можно было назначить отработку или снять с их факультета баллы. А что делать с этими неразумными отпрысками многочисленного рыжего семейства?

Хьюго обернулся. Склонил голову и засунул большой палец в рот, что, должно быть, свидетельствовало о чрезвычайной степени любопытства. Роза слезла на пол, отступила за высокую спинку стула и спросила подозрительно:

– Кто вы?

– Я знакомый вашей мамы, – ответил Северус кисло. – Побуду с вами, пока она… пока она занята.

– Нам нельзя разговаривать с чужими, – помотала головой Роза, сильнее вцепившись в стул. – Где мама?

– Ей пришлось уехать, – терпеливо повторил Северус. – Она велела передать, что вы должны меня слушаться.

– Почему ты весь черный? – вытащив палец изо рта, спросил Хьюго.

– Одежда такая.

– Страшная, – вынес вердикт мелкий негодяй и отполз в сторону, запустил руку в гору игрушек, вытащил оттуда на редкость мерзкого пластмассового гоблина и поднял над головой: – Это ты!

– Кто тебе разрешил грубить взрослым?! – возмутился Северус, но Хьюго только показал ему язык.

– Ты на кого-то похож, – насупив светлые брови, сказала Роза.

– На того несчастного, которого вы чуть не угробили, пытаясь накормить пюре, – пробурчал Северус.

– Точно! На игрушку, которую забрала мама! – Роза запрыгала, хлопая в ладоши. – Это ты? Ты стал большим? Правда?

– Правда, – мрачно подтвердил Северус. – Я стал большим и теперь вам за все отомщу.

Последние слова были роковой ошибкой. Потом около получаса пришлось успокаивать и уговаривать орущих детей, носившихся от него по всему дому, как два маленьких рыжих факела, прятавшихся в шкафах, за диванами, креслами и портьерами. То ли они действительно перепугались, то ли задумали поиграть в салочки и прятки с неожиданно увеличившейся до человеческих размеров игрушкой. Отвлечь их удалось только фокусами: примитивной, но эффектной магией. Из палочки Северуса взлетали к потолку и таяли в воздухе невиданные птицы с ярким оперением, для смеющихся детей танцевали кухонные тарелки и ложки, оживали многочисленные игрушки. Куклы и медведи чинно вышагивали по полу, гонялись друг за другом маленькие драконы. Благодаря этим ухищрениям малышей удалось накормить. Хорошо еще, что Нелли оставила приготовленный ужин, на который всего лишь требовалось наложить согревающие чары. Несмотря на удручающее отсутствие мозгов, готовила девчонка неплохо, и набегавшиеся малыши бойко уплели овощное пюре с мясом и клубничный пудинг. Правда, постоянно вертевшийся за столом Хьюго измазался едой до ушей, но это было не слишком важно: все равно детям предстояло купание.

– Роза умоется сама, – сказала Грейнджер. – А Хьюго можно ополоснуть под душем. Только проверьте сначала воду: она должна быть теплой. Не слишком горячей и не очень холодной, а теплой, запомните.

Северус в ответ лишь вяло кивнул. Положа руку на сердце, он ожидал, что Грейнджер, пусть и в уменьшенном виде, станет активнее помогать ему: советами, подсказками. Но она ответила, что не хочет смущать сына и дочь своим неизвестно откуда раздающимся голосом, уж не говоря о том, чтобы показаться им в нынешнем состоянии.

– Они испугаются, – сказала она, левитируя к себе то самое кукольное одеяло, под которым еще прошлой ночью спал Северус.

– Опасаетесь моральной травмы? – прошипел он, оглядываясь на дверь. Судя по звукам, доносившимся из гостиной, малолетние хулиганы разносили в щепки не самую дешевую мебель.

– Конечно! Представьте, что было бы с вами, увидь вы своих родителей в таком состоянии?

Северус не ответил на вопрос. О том, что он, пятилетний, мог бы сделать с постоянно ругающимся и распускающим руки отцом, уменьшись тот до размеров куклы, думать не хотелось.

– И вы не боитесь, что я не справлюсь с вашими головорезами?

– Северус, это просто, – немного снисходительно сказала Грейнджер. – Всего лишь накормить детей, умыть их и уложить спать. Многие женщины делают это каждый вечер, а уж вы-то точно сумеете.

По-видимому, она догадывалась, что волноваться нужно скорее за Северуса: младшие Уизли себя в обиду не дадут. Хьюго, например, сопротивлялся предстоящему купанию не на жизнь, а на смерть. Вырывался, визжал, как поросенок, забрызгал водой вперемешку с мыльной пеной пол в ванной, зеркало на стене, закрытую стеклянным колпаком лампу и мантию Северуса. От осушающего заклинания мальчишка зашелся таким визгом, что прибежала Роза и прикрикнула на него. Удивительно, но вопли прекратились. Хьюго позволил надеть на себя пижаму и отправился в детскую вслед за сестрой. Перелез через деревянные прутья кровати, натянул одеяло почти до носа и потребовал у собиравшегося ретироваться Северуса:

– Сказку!

– Да, сказку! – поддакнула со своей кушетки Роза. – Мама всегда рассказывает!

– Обойдетесь сегодня без сказки!

Лицо Хьюго немедленно исказилось страдальческой гримасой, глаза стали мокрыми. В следующую секунду он громко, с чувством, закричал:

– Хочу к маме!

Северус метнулся было к его кроватке, но вдруг разрыдалась Роза. В отличие от брата сдержано и тихо, но не менее горько.

– Да что с вами обоими, в конце концов?

– Где мама? – Роза подняла заплаканное лицо. Хьюго ответил на слова сестры новым воплем.

Северус подвинул к себе стул, поставил меж двух кроватей. Со вздохом сел, приготовившись к долгому бдению. Детей нужно было успокоить. В самом деле: вместо матери к ним является какой-то незнакомый угрюмый человек, требует подчинения, ничего не объясняет.

– Ваша мама занята, – сказал он терпеливо. – Она послала меня, чтобы я пока побыл с вами.

– Лайзе тоже так говорили! – еще громче всхлипнула Роза. – А потом оказалось, что ее мама упала с метлы и разбилась!

– Кто такая Лайза?

– Крестница тети Джинни.

«Должно быть, речь идет о защитнице из «Гарпий», два месяца назад разбившейся насмерть во время матча», – понял Северус. Еще писали, что у нее осталась маленькая дочь. И зачем об этом рассказывать детям?

– Но ваша мама не любит летать на метле, – сказал он. – Значит, с ней ничего не случится.

Дети замолчали, по-видимому, сраженные этим доводом.

– Откуда ты знаешь? – спросил Хьюго.

– Я был ее преподавателем в Хогвартсе.

– Вы учили ее летать? – встрепенулась Роза.

– Я учил ее готовить зелья. Но слышал, что летала она плохо, – Северус вспомнил, как потешался Драко Малфой, изображая вцепившуюся в метлу Грейнджер. Это было не слишком честно (Люциус купил сыну первую игрушечную метлу, когда тому исполнилось три года), но уморительно смешно. Хотя Северус, будучи деканом, старался пресекать эти не достойные слизеринцев кривляния.

– Наша мама все делает хорошо!

– Ни один человек не может делать все одинаково хорошо.

– А мама может! – Хьюго, судя по всему, вновь приготовился завопить, но его оборвала Роза:

– Мама плохо летает, даже дядя Гарри говорил. Зато она никогда не свалится с метлы.

– Именно! – подтвердил Северус.

– Расскажи про маму! – потребовала Роза.

Северус мысленно обратился к Мерлину. Когда же это закончится, когда они уснут?

– Расскажу, но обещайте, что потом закроете глаза и будете спать.

– Да, – хором завопили дети.

– Ну… однажды они вместе с вашим папой и дядей Гарри украли из моего кабинета… в общем, кое что украли и в туалете для девочек сварили оборотное зелье.

– Что такое обо… это зелье? – переспросила Роза.

– Оборотное. Оно нужно, чтобы на время принимать облик других людей.

– Как это?

– Например, ты опустишь волос Хьюго в стакан с этим зельем, выпьешь, и на час станешь его копией.

– Ух ты! А мама в кого превратилась?

– В кошку, – Северус вспомнил девочку с острыми ушами, лицом, обросшим кустиками кошачьей шерсти, с пушистым, будто наколдованным для карнавала хвостом. Да, Грейнджер определенно не везет с зельями…

– Почему? – Хьюго сидел, вцепившись ручонками в деревянные прутья кровати, глаза светились страстным, типично уизлевским любопытством.

– Потому что привыкла совать нос туда, куда не просят. Хорошо еще, что эта ненормальная троица осталась жива после истории с василиском.

– С кем?

– Все! – не выдержал Северус. – Об этом вам расскажет мама, когда вернется.

Он встал, включил маленькие ночники с абажурами в виде фруктов: яблока и апельсина, взмахнул палочкой:

– Нокс! Спите.

Повернулся, чтобы уйти, и услышал за спиной все те же ненавистные всхлипы. Хьюго вновь ревел, Роза пока сдерживалась, только смотрела с укором:

– Ты обещал!

– Сказку! – сквозь слезы потребовал Хьюго.

– Хорошо, хорошо, сейчас, только не вопи, – сказал Северус, вновь опускаясь на стул и лихорадочно вспоминая единственную пришедшую на ум историю про колдуна и прыгучий горшок.

***

Оставшись одна в своей небольшой комнате, которая сейчас казалась огромным залом с теряющимися в вышине потолками, Гермиона медлила всего несколько минут. Просто опустилась на ковер, чтобы справиться с легким головокружением – последствием путешествия по каминной сети, и сидела тихо, прикрыв глаза. Потом встала, взглянула на починенный утром кукольный дом, сложенные в углу игрушки, которые еще вчера ночью служили Снейпу мебелью, и достала из кармана палочку.

Левитировала в дом кровать, застелила постель, расставила стулья, отыскала закатившуюся под туалетный столик посуду.

От Снейпа, судя по всему, ждать помощи не приходилось. Ему бы справиться с ролью няни. Вспомнилось, как пренебрежительно он отозвался о каждодневных женских заботах. «Вот пусть теперь узнает», – не скрывая злорадства, подумала Гермиона. Пускай попробует хотя бы накормить детей и не сойти с ума.
И тут же ощутила противную скользкую тревогу. Ведь Снейп может и не справиться. В самом деле, о чем она думала?! Поручить детей человеку, который никогда не имел дела с малышами, было, по меньшей мере, легкомысленно. Да, Нелли приготовила ужин. Но вдруг Снейп применит чересчур сильные согревающие чары? Или напоит Розу, у которой несколько дней назад болело горло, стоящим под холодильными чарами соком? Или даст Хьюго шоколадную лягушку?

– Северус! – крикнула она, приставив к шее палочку. – Северус, подойдите сюда!

Но он не отзывался. Не удивительно: даже через толстую стену из кухни доносились детские голоса. В таком гвалте не расслышишь и гудка прибывающего поезда.

Гермиона поспешила к выходу, прикидывая, сколько времени займет путь на кухню, и остановилась у закрытой двери. Должно быть, ее захлопнул Снейп. Гермиона направила палочку на уходящую в головокружительную высоту дубовую громадину, проговорила: «Алохомора!». Тяжелая дверь из дуба лишь слабо качнулась.

– Алохомора!

Снова ничего. Даже маленькой щелки, в которую можно было бы проскользнуть. Об этом говорил Снейп: магия ослабляется в десять раз. С ее помощью можно поправить крышу на кукольном доме, но нельзя сдвинуть с места тяжеленный кусок дерева. Получается, что без чужой помощи из комнаты не выбраться?

«Думай, – сказала себе Гермиона. – Думай, пожалуйста!».

Выйти из комнаты было нельзя, но ведь оставалась аппарация. Что может быть проще? И незачем зависеть от Снейпа, ждать, пока он соизволит вернуться. Можно самой аппарировать куда нужно. В кухню, в ванную, в детскую. Гермиона представила кухонный столик в углу под полкой (идеальное место, чтобы не попасться на глаза детям, не напугать их), и привычно крутанулась на месте. А потом все исчезло.

– Мисс Грейнджер! Гермиона, открывайте глаза. Вы уже в сознании.

Чересчур громкий голос Снейпа пробивался сквозь сдавившую виски душную муть. Она с трудом разлепила непривычно тяжелые веки. Склонившееся к ней огромное лицо с желтоватой кожей расплывалось, двоилось. Пытаясь понять, где оказалась, Гермиона подняла голову, и тут же невыносимая тошнота подступила к горлу, рот наполнился горечью, и болезненный спазм едва не вывернул желудок наизнанку.

– Поздравляю, вас вырвало на мою руку, – сказал Снейп. – Потерпите, сейчас я вас переложу.

Импровизированная постель накренилась, Гермиона перекатилась на какую-то неподвижную поверхность.

– Где я?

– В собственной кровати.

Новый поворот головы вызвал все ту же тошноту, хорошо еще – без рвоты. Слева простиралось огромное, застеленное светлой тканью поле. «Простыня», – поняла она.

С волос на лицо упало несколько капель воды, и тут же невыносимо захотелось пить. Словно догадавшись о жажде, которую испытывала Гермиона, Снейп поднес игрушечную чашку к ее губам. Дождался, пока она сделает несколько глотков, спросил:

– Что с вами случилось?

– Не знаю. Почему я мокрая? – влажными были не только волосы, но и мантия, и даже белье.

– Я не мог применить к вам Энервейт. Пришлось обходиться традиционными методами.

– Что?

– Я обрызгал вас водой. Так что произошло?

– Не знаю. Я хотела аппарировать…

– Все ясно! – Снейп ударил ладонью по колену. Так громко, что едва не заложило уши. – Мисс Грейнджер, вы считаете меня идиотом? Дебилом, не додумавшимся до аппарации, даже когда ваши гоблины едва не разорвали меня на части?

– Нет, – каждое слово давалось с трудом.

– Тогда зачем вы решились на этот эксперимент?

– Я думала, что получится, – честно ответила Гермиона. – Это опасно? Почему?

– Да потому что в школе следует учиться, а не заниматься всякой ерундой! – рявкнул Снейп.

– Я училась!

– Тогда почему же, Моргана вам в ребра, вы не помните, что во время аппарации расходуется определенное количество энергии? Что оно не зависит от веса и объема тела? Что энергия необходима для открытия пространственного коридора? Именно поэтому детям, больным и слабым нельзя аппарировать.

– А я думала, из-за того, что они могут расщепиться?

– Они могут умереть, – мрачно сказал Снейп. – Не знаю, как выжили вы. Не ожидал. Куда вы собирались отправиться?

– На кухню.

– Благодарите Мерлина, что вам не пришло в голову навестить соседей. Были бы уже трупом.

– Маленьким, – слабо улыбнулась Гермиона.

– Почти уверен, что после смерти человек возвращается в свой прежний облик. Поэтому не волнуйтесь: вместо школьного пенала у вас был бы нормальный гроб.

– Обнадеживает. Как дети?

– Спят, с ними все в порядке. Если можно сказать такое о паре невоспитанных болванов.

– Можете отнести меня к ним?

– Зачем это? – нахмурился Снейп.

– Хочу на них взглянуть.

– Мисс Грейнджер, ваши внезапно проснувшиеся материнские чувства сейчас неуместны. Вы слабы и должны лежать. Желательно, до завтра.

Возражать не хотелось. Все еще очень сильно кружилась голова, и противная тошнота никуда не исчезла.

– Перенесите меня в дом, – попросила Гермиона.

– Лежите здесь.

– А вы?

– Трансфигурирую себе кушетку из кресла.

– Нет, все-таки отнесите меня в дом. А сами ложитесь на эту кровать.

– Я же сказал, не надо! Отправляйтесь куда подальше с вашей учтивостью.

– Дело не в учтивости. Просто я успела устроить в доме туалет, – объяснила Гермиона. И почти развеселилась, заметив, как отвел взгляд Снейп. Неужели смутился?

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Утро показалось Северусу продолжением кошмарного сна. Кажется, он только коснулся головой подушки, а Грейнджер уже звала его, требуя приготовить детям завтрак.

– Вставайте же! – возмущенно топнула она ногой, когда Северус попытался перевернуться на другой бок. – Никогда не думала, что вы такой же соня, как другие мужчины. Как Рон.

Сравнение с Уизли подействовало сильнее холодного душа, и он немедленно проснулся, опустил взгляд к маленькой фигурке на полу. Грейнджер в кружевном халатике, с распущенными по плечам волосами, походила на одну из кукол, которых он много лет назад видел у Лили. Красивую и невероятно бледную.

– Зачем вы встали?! – прикрикнул он, борясь с внезапным желанием взять ее в руку, поднести ближе к глазам, дотронуться до каштановых кудрей. – Ложитесь быстро. Я принесу вам поесть.

Спустя четверть часа Северус уже колдовал в кухне над завтраком. Мюсли, которые, судя по надписям на упаковке, следовало залить молоком, он отверг сразу (экая гадость). Зато на одной из дальних полок нашлась нормальная овсянка, а в ящике с холодильными чарами – масло и джем.

Младшие Уизли, еще сонные и неумытые, уплели получившуюся кашу с чрезвычайным удовольствием.

– Ты хорошо готовишь, – заметила Роза.

– Молодец, – подтвердил Хьюго, помахав для убедительности ложкой.

– Уж если я варю зелья, с овсянкой как-нибудь справлюсь, – хмыкнул Северус. – Не знаете, у вашей мамы есть сова?

– Нет, от них слишком много грязи, – ответила Роза тоном, удивительно походившим на материнский.

Северус кивнул. Значит, связаться с лабораторией не удастся. Можно было бы воспользоваться каминной сетью, но никто из сотрудников не войдет в запертый кабинет начальника.

– Зачем весь этот балаган? – спросил он позже у Грейнджер. – Все равно сдадите меня с потрохами, к чему превращать в ад мои последние часы на свободе?

Тонкие, как ниточки, брови поползли к переносице.
– Я не собираюсь обвинять вас в нападении на работника министерства, – ответила она, поднося ко рту маленькую чашку. – Хотя следовало бы.

Северус лишь передернул плечами. Очень благородно с ее стороны – не добавлять лишний пункт в обвинение. Которое и без того будет впечатляющим.

– А сейчас детям пора на прогулку, – сказала Грейнджер, делая глоток. – Вкусный чай, спасибо. Нелли обычно гуляет с ними в соседнем парке.

– Обойдутся!

– Нет, – отрезала она. – Дети должны дышать свежим воздухом. К тому же, вам ничего не нужно делать: только приглядывать, чтобы не убежали. На улице они будут играть сами, поверьте мне.

Грейнджер, конечно же, ошиблась. В парке, куда они пришли, Роза и Хьюго не оставляли Северуса в покое ни на минуту. Дергали, теребили, заставляли рассказывать все новые истории, требовали купить сладости, на которые у Северуса не было маггловских денег. А в какой-то момент вновь разревелись из-за пропавшей мамы. Сначала захныкал Хьюго, вслед за ним разрыдалась Роза. Вдобавок еще и заявила:

– Я никуда не пойду, пока ты не скажешь правду.

По-видимому, ей не давала покоя история погибшей защитницы «Гарпий».

– Идите сюда, я вам все расскажу, – пообещал Северус, опускаясь на скамейку. В конце концов, сколько можно издеваться над малышами? Хьюго он усадил на колени, Роза примостилась рядом. – Помните, каким маленьким я был всего два дня назад?

– Да, – ответила Роза, а Хьюго часто закивал.

– Я уменьшился потому, что выпил зелье. А вчера подлил его вашей маме.

– Зачем? – резонно спросила Роза.

Северус нашелся не сразу. Собственный поступок теперь, спустя сутки, казался опрометчивым и нелепым. Поэтому ответил так, чтобы поняли дети:

– Решил пошутить.

– Глупая шутка, – совсем по-матерински нахмурила брови Роза, а Хьюго потребовал:

– Хочу к ней!

– Да, мы пойдем к ней? – Роза дернула Северуса за рукав мантии.

– Обязательно, – решился он.

Гермиону он попросту поставил перед фактом. Та вышла из домика с заметно порозовевшими по сравнению с утром щеками, скалывая крохотной заколкой волосы.

– Ни за что, – заявила она Северусу. – Дети не должны…

– Дети думают, что вы тяжело больны или умерли, – ответил он резко. – Пусть убедятся, что с вами все в порядке.

– Но они испугаются!

– Они будущие маги, их родители волшебники. С какой стати им бояться таких вещей?

– Но…

– Забудьте о своем маггловском происхождении, Гермиона, – посоветовал Северус. – Ваши дети совсем другие.

***

Большие часы, закрепленные в высоком металлическом футляре, заиграли приятную и смутно знакомую мелодию. Створки футляра отворились, и маленький поезд, похожий на Хогвартс-экспресс, ровно десять раз промчался по круглым рельсам. Его появление сопровождалось громким гудком и настоящим клубом дыма. Потом створки захлопнулись до следующего часа.

Северус потянулся, с наслаждением откинулся на мягкую спинку дивана. Дети были с Гермионой, она рассказывала им традиционную сказку на ночь. Все получилось так, как он предсказывал. Роза и Хьюго ничуть не испугались, скорее восхитились, увидев похожую на куклу маму.

– Какая ты красивая! – протянула Роза, разглядывая стоявшую на кухонном столе мать. И, взглянув на Северуса, спросила: – Правда?

– Правда, – пробурчал он и увидел, как порозовело маленькое лицо Грейнджер.

После он аппарировал в Косой переулок, заказал в ресторанчике подходящий для детей обед. Подумал и прибавил к нему ужин. Утренняя каша действительно удалась, но для дальнейших экспериментов с кулинарией Северус вдохновения не испытывал. Впрочем, Роза и Хьюго остались более чем довольны овощными супами, воздушными пудингами и мороженым в качестве десерта. Остаток дня прошел спокойно: шести с половиной дюймовая Грейнджер отлично управлялась со своими отпрысками.

Северус вновь потянулся, взял со столика первый попавшийся журнал, прочел заголовок: «Современные чары». Что ж, странно было бы обнаружить в этом доме «Ведьмополитен».

Но дочитать статью о новых опытах швейцарских магов не удалось. Камин осветился зеленым, из него высунулась рыжая голова бывшего хозяина квартиры. С полминуты они молча смотрели друг на друга, потом Уизли спросил:

– Что вы тут делаете, Снейп?

– И вам доброго вечера, – слегка поклонился Северус. Почти умиротворенное настроение сегодняшнего вечера развеялось без следа.

Уизли помолчал, по-видимому, соображая.

– Снейп, что вы делаете в моем доме?

– Разве он ваш? – поинтересовался Северус, откладывая журнал.

– По крайней мере, купил его я, – сказал Уизли, выбираясь из камина.

– И, разумеется, не забываете напоминать об этом бывшей супруге, – кивнул Северус, с интересом разглядывая бывшего ученика.

Тот изменился. Повзрослел, как все эти оболтусы, которых он учил почти два десятка лет. Вчерашние угловатые подростки: отяжелевшие, солидные, поскучневшие. Отчего-то не слишком приятно было наблюдать эти перемены. Возможно, потому что они взрослели, а Северус старел. Хотя Уизли если и изменился, то в лучшую сторону. Его – худого, подтянутого, даже суховатого, в дорогой мантии, с аккуратно постриженными волосами, пожалуй, можно было назвать элегантным. Должно быть, влияние новой супруги.

– Нет, – сдержанно ответил Уизли. Сдержанность тоже была чем-то новым. – Ошибаетесь, Снейп. Я никогда не говорил этого Гермионе. В третий раз спрашиваю: что вы здесь делаете?

– А вы? – хотелось позлить Уизли. Мерлин знает, зачем. В конце концов, он имел право спрашивать о том, с какой стати посторонний человек остался с его детьми.

– Я пришел навестить свою семью.

– Вашу?!

Уизли сжал кулаки, в глазах промелькнуло что-то, очень похожее на бешенство. Северус подумал, что еще мгновение, и бывший супруг Грейнджер запустит в него каким-нибудь не самым безобидным заклинанием. Но тот глубоко вдохнул, потом выдохнул и спросил почти ровно:

– Где Гермиона?

– С этого, пожалуй, стоило начать. Мисс Грейнджер задержалась в министерстве, дети спят.

– И она оставила вас с ними?

– Как видите.

Наблюдать за тем, как на лице Уизли отражается осознание ситуации, было забавно. Эмоции сменяли друг друга: от удивления к ярости, от ярости к какому-то обреченному пониманию. Привычным жестом он взъерошил несуществующие патлы, покачал головой:

– Вот, значит, как?

– Да, так.

– Хотите пива? – вдруг спросил Уизли.

– Лучше огневиски, – подумав, ответил Северус. А что? Напиться – не такая уж плохая идея. Пусть даже в компании одного из самых неприятных представителей рыжего семейства. После всего, что случилось, и перед тем, что предстоит в ближайшем будущем.

– Гермиона связалась с алкоголиком, – сказал Уизли, бросил щепоть летучего пороха в камин и исчез. Вернулся он, спустя несколько минут, с початой бутылкой. Плюхнулся в кресло, слегка подвинув его, чтобы лучше устроить длинные ноги, призвал с кухни бокалы. Молча разлил в них золотисто-коричневатую жидкость, поднял один:

– За счастье.

Делая вид, что не заметил издевки, Северус отсалютовал своим, поднес его ко рту и выпил содержимое двумя большими глотками. Горло приятно обожгло ароматным огнем, но он все же заметил:

– Могли бы захватить лед. Или лимон.

– Обойдетесь.

– Придется.

Они замолчали. В камине трещали поленья, снаружи по металлическому подоконнику барабанили крупные капли. Когда начался дождь? Северус даже не заметил.

– Значит, Гермионы нет, а вы дожидаетесь ее дома и хлещете огневиски?

– Огневиски принесли вы.

– Ну да, – Уизли посмотрел на него в упор. – Насколько я понимаю, ваша… вы общаетесь совсем недолго. И женщина уже уходит из дома по вечерам. Вообще-то, я ее понимаю.

– Вы в разводе уже два года. И решаете навестить бывшую семью в десять вечера, когда дети спят.

Уизли коротко рассмеялся, хлопнул ладонью по острому колену.

– Один-один.

– Может быть, имеет смысл выбрать?

– Значит, вы считаете… – Уизли криво усмехнулся. – Хорошо же вы думаете о своей женщине!

– О ней я как раз так не думаю. О вас – вполне.

– Что бы вы понимали!

– Куда уж мне.

– Вы хоть представляете, что нас связывает? Мы же были вместе с одиннадцати лет. Да я жизни без нее не представлял!

– Зато потом представили, – пожал плечами Северус и потянулся к бутылке. Люди, впадавшие в неуместный пафос, всегда вызывали у него смутное ощущение брезгливости. – Будете?

– Нет.

– А я буду, – сказал он, наполняя бокал. – Опасаетесь гнева супруги?

– Нет. Это Гермиона ругалась. Вирджиния считает, что мужчине позволительно пропустить рюмку-другую.

– Понятно. Вам оставили маленькие радости.

– Ничего вам не понятно.

– Я много лет был деканом Слизерина, мистер Уизли, – вторая порция пошла хорошо. Приятнее и легче, чем первая. – Чистокровные девушки с детства знают, что муж в семье – голова, а женщина – шея. Что молчанием, улыбками и разумным дозированием интимных ласк можно добиться куда большего, чем требованиями и наставлениями.

Уизли резко вскинул голову: по-видимому, Северус попал в точку.

– Знаете, а я не вижу в этом ничего плохого. Да, у Вирджинии есть свои маленькие хитрости, и, поверьте, я о них прекрасно знаю. Но мне приятнее сделать что-то, когда меня об этом просят, а не толкают в нужном направлении, как теленка хворостиной. Хочется, знаете ли, чувствовать себя мужчиной, от которого зависит счастье жены и детей, а не мальчиком-стажером на приеме у строгого начальника.

– Не нервничайте так. Скоро вы привыкнете и сами поверите в то, что надутые губки, аффектированная радость, вечерняя головная боль, совпадающая с отказами в удовлетворении мелких желаний, – это нормально. Привыкнете и даже почувствуете себя счастливым.

Уизли вцепился в подлокотники так, что побелели пальцы, подался вперед. «Сейчас он все-таки попытается меня ударить, – подумал Северус. – Не заклинанием, так, по-маггловски, кулаком». Но ошибся. Мгновение неконтролируемой ненависти миновало, Уизли криво улыбнулся и сказал, снова откидываясь на спинку кресла:

– Вам тоже придется ко многому привыкнуть, Снейп.

– Ну-ну, интересно. Я жду.

– Считаете, я буду рассказывать о том, какой плохой женой была Гермиона?

Северус в ответ лишь передернул плечами. Этого он и ожидал, если быть честным.

– Я вообще-то имел в виду вас. Вы же ни с кем никогда не жили вместе долгое время, так? Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, мистер Уизли.

– А тут сразу семья, женщина с двумя детьми. Вы же не представляете, как это: подчинять свои желания потребностям других людей. Близких. Остаться дома, когда нужно пойти куда-нибудь, пусть даже на работу, говорить о детских болячках, торопиться к ужину, потому что иначе семья обидится. Обсуждать с женой книги, которые она прочитала, выслушивать ее рассказы о министерских бездельниках и тупицах, ходить в гости к друзьям… Кстати, друзей Гермионы вы хорошо знаете, – он ухмыльнулся. – Вам придется ближе сойтись с Поттерами, зуб даю. Семейная жизнь – непростая штука, Снейп. И я почти уверен, что вы не справитесь. Вы же никогда не считались с другими.

– Вы все сказали? – осведомился Северус, с трудом подавляя желание запустить в рыжую голову чем-нибудь относительно безобидным. Вроде Ректусемпры.

– Почти, – Уизли поднялся, крупными ладонями оттолкнувшись от деревянных ручек кресла. – Мне, в самом деле, пора. Послушайте, Снейп…

– Если я обижу Гермиону и ваших детей, вы меня заавадите, – скучающим тоном оборвал его Северус. – Не трудитесь, Уизли. Я знаю все, что вы можете мне сказать. Заавадить я вас успею в три раза быстрее, случись такая необходимость, да и ваша бывшая супруга сумеет за себя постоять. Не беспокойтесь, я не собираюсь доставлять неприятности вашей бывшей семье.

– Да, в общих чертах, – кивнул Уизли, берясь за банку с летучим порохом. – Вы можете думать что угодно, Снейп, но мы с Гермионой хорошо жили.

– Только развелись. Понимаю.

– Не собираюсь перед вами отчитываться.

– Упаси Мерлин!

Уизли облокотился о каминную полку, покачал головой. Сказал, вглядываясь в аляповатые картинки на жестяной, должно быть, из-под печенья или конфет, банке:

– Все-таки это безумие. То, что Гермиона выбрала именно вас. Надеюсь, она одумается. – Уизли взял щепоть пороха, поставил банку на место, шагнул в камин. – Дом Вирджинии и Рональда Уизли.

Пламя загудело, взвилось зеленым, дым закрутился темной воронкой, в которой исчезла долговязая фигура.

Северус потянулся за бутылкой, плеснул еще огневиски в свой бокал. Что за дурацкий разговор? И осадок после него какой-то… не презрение и не ненависть, как можно было бы ожидать. Пожалуй, неясная досада. Как будто жаль, что разыгранное перед Уизли представление не имеет с реальностью ничего общего. Будто захотелось на миг, чтобы все стало правдой: и женщина этого рыжего, теперь сделавшаяся женщиной Северуса, и ее дети, о которых готов заботиться, потому что, принимая близкого человека, надо принимать его целиком, со всем пережитым, и это хорошо, правильно. Наполнившаяся неожиданно найденным смыслом жизнь.

«Старый сентиментальный идиот», – одернул он сам себя. Лучшее, что ждало впереди – это лишение права на работу, необходимость начинать все сначала. О худшем не хотелось думать. Северус взял со стола бокал, слегка погрел пальцами тонкое стекло, поднес ко рту.

– Зачем вам это понадобилось? – услышал он слегка вибрирующий из-за Соноруса голос и вздрогнул от неожиданности.

Грейнджер стояла, упершись кулачками в бока, маленькие алые губы подрагивали, грудь вздымалась от гнева.

– Зачем вам понадобилось врать?

***

Снейп выпил свой виски, отставил бокал. Но, вместо того, чтобы объясниться, ответил вопросом на вопрос:

– Жалеете?

– Разумеется! Зачем нужна эта ложь?

Гермиона давно не испытывала такой всепоглощающей злости. Мало того, что эти два мерзавца говорили о ней за глаза, так Снейп еще и нагло врал, притворяясь ее возлюбленным. В какой-то момент Гермиона едва удержалась от желания поджечь его мантию, как когда-то давно, на первом курсе Хогвартса. Не сделала этого только из опасения выдать себя. Вернее, его. Но сейчас почти раскаивалась в своем великодушии. Снейп не стоил того, чтобы прикрывать его задницу. Определенно не стоил.

– Мне неудобно так разговаривать, – сказал Снейп и протянул к ней руку, поднял в воздух, поставил перед собой на стол.

– Почему вы переносите меня, как вещь?! – возмутилась Гермиона.

– Отвечаю взаимностью. Помнится, вы не видели в этом ничего страшного.

– Я делала это не нарочно! И не увиливайте. Отвечайте на мой вопрос: почему вы солгали Рону?

– Хотел утереть нос этому самоуверенному дураку. Пусть не думает, что на нем свет клином сошелся.

– Да кто дал вам право?!

– Дело ведь не только во лжи, верно? Вам не хочется, чтобы Уизли знал, что у вас кто-то есть? Вы до сих пор любовники?

– А вам какое дело?! – закричала она, набрав в легкие побольше воздуха. – Даже если это так, почему вы решили, что можете вмешиваться в чужую жизнь?

– Да мне жаль вас, несчастная идиотка! – процедил Снейп, склоняя к ней лицо. Оно расплывалось бледным пятном, только глаза было видно отчетливо: черные, злые, презрительно сощуренные. – Я не любил вас в Хогвартсе, но вы были сильной, уверенной в себе, самостоятельной. И посмотрите, во что вы превратились! Вы же бледня тень себя прежней! Возитесь с детьми, ничего о них толком не зная, прозябаете в своем министерстве, принимаете бывшего мужа, делая вид, что все нормально, все так и должно быть!

– Замолчите! – крикнула она, топнув ногой. – Заткнитесь немедленно! Лучше обернитесь на себя. Послушный бизнесмен Северус Снейп. Да-да, именно так! Вы никакой не ученый, обычный в меру успешный коммерсант. Изобретаете новые зелья втайне, за кучей дверей, опасаясь любого шороха, и думаете, что совершаете подвиг.

– Меня вынудило ваше министерство!

– Я уже слышала эту песню! И вы даже не попытались бороться, что-то кому-то объяснить. Просто спрятались в своем подвале, как крыса!

– Я не привык прошибать головой стены!

– Тогда не судите других! И не лезьте в чужую жизнь, – она отвернулась, скрестив руки на груди. Сердце колотилось часто, в висках стучало. Вот же… вот мерзавец!

Вдруг ее затылка коснулось теплое дыхание. Она вздрогнула, оглянулась. Снейп тут же отклонился назад.

– Вы все еще любите Уизли? – спросил он.

– Какое вам-то дело? – вздохнула она. Глупый разговор… вообще глупый вечер. – Нет. Если хотите знать – нет. Хотя я не понимаю, почему это вас волнует.

Он открыл было рот, но так ничего и не сказал. Отвел взгляд, произнес сухо и сдержанно, будто не было только что взаимных обвинений:

– Я отнесу вас в дом. Пора спать.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Летнее солнце с трудом пробивалось в комнату сквозь плотные шторы, маленькая золотая дорожка падала на стол, лаская затылок сжавшейся в кукольном кресле Гермионы. Ожидаемого ночью превращения не случилось, утром тоже все осталось без изменений. Снейп на всякий случай даже измерил ее школьной линейкой. Бессмысленно: все те же шесть с половиной дюймов, ни больше ни меньше.

– Понятия не имею, в чем дело, – раз в пятый за утро повторил Снейп. Он сидел на краю так и не разобранной кровати, мрачно уставившись в пол и сцепив в замок пальцы.

– И нет никаких догадок?

– Если только зелье настоялось во флаконе. Или…

– Изменило свойства?

– Да не может такого быть! – Снейп ударил кулаком по столу.

– Значит, остается только ждать.

Он взглянул на Гермиону не то удивленно, не то восхищенно, покачал головой:

– Беру свои вчерашние слова обратно. Вы отважная женщина. Другая бы уже билась в истерике.

– Если бы этим можно было что-то изменить, я бы билась, – она поплотнее запахнула халатик. Несмотря на летнее тепло, было зябко, должно быть, от вызванного неизвестностью волнения. – Посмотрите, как там дети. Может быть, уже проснулись?

– По крайней мере, если обратного превращения не произойдет, я попаду в Азкабан за дело, – пробурчал Снейп, поднимаясь.

– Не говорите ерунды… – начала было Гермиона, но ее прервал стук дверного молотка. Гулкий, настойчивый, разносящийся по всему дому.

– Откройте немедленно! Это аврорат, – услышали они усиленный Сонорусом голос. – Алохомора!

В прихожей раздались гулкие шаги, заскрипели несмазанные дверные петли.

– Немедленно, спрячьте меня в карман, – потребовала Гермиона, подбегая к краю стола. – Ну!

Снейп замер, по-видимому, решая, как поступить, и она приложила палочку к горлу, крикнула:

– Ну же, быстрее!

– Вы ненормальная, – выплюнул Снейп, но все же подхватил ее двумя пальцами и опустил в карман мантии. – Выбирайтесь, если меня будут уводить.

– Ступайте же к ним! Иначе получится, что вы прячетесь.

Но Снейп не успел сделать и шага. Дверь широко отворилась, два аврора с палочками наперевес ворвались в спальню, и Гермиона опустилась на дно кармана, спрятала голову.

– Имя!

– Северус Снейп, заведующий Независимой лабораторией зельеварения.

– Что вы делаете в доме Гермионы Грейнджер?

– Я здесь по ее приглашению.

– Где она сама? – голос аврора звучал холодно и отрывисто, как будто у него не было сомнений в виновности того, к кому обращался.

– Не знаю. Ушла по делам, попросила меня побыть с детьми.

– С каких это пор вы, мистер Снейп, исполняете роль няньки? – спросил другой аврор. Голос у него был низкий, густой.

– Вы никогда не оказывали маленьких услуг знакомым, господин аврор?

– Подозрительно выглядят ваши услуги. Гермиона Грейнджер в прошлую среду отправилась вас проверять, после выходных вы оба исчезли. Она не появлялась ни в министерстве, ни в вашей лаборатории. Больше того, там не появлялись и вы. Только прислали письмо, в котором сообщили, что какое-то время вас не будет, и велели забрать из кабинета клетку с лабораторной крысой.

– Считаете, что я убил Грейнджер, закопал труп, а сам устроился в ее доме? По-видимому, дожидаться вас?

– Мы ничего не считаем, мистер Снейп. Мы просто задерживаем вас до возвращения Гермионы Грейнджер или выяснения обстоятельств ее исчезновения, – объяснил первый аврор.

– Если вы можете пообещать нам, что она вернется в течение ближайших двух часов, мы согласимся подождать ее здесь, – сказал второй.

– А если не вернется, отправите меня в Азкабан?

– Нет, в министерскую тюрьму.

– В доме двое маленьких детей. С кем мы их оставим?

– Мы уже связались с их родственницей – Джиневрой Поттер. Она будет здесь с минуты на минуту.

«Гарри! – мысленно воскликнула Гермиона. – Ну конечно же! Надо поговорить с Гарри, все ему рассказать!». Но как дать понять Снейпу, намекнуть на это? На всякий случай она толкнула его кулаком в бок. Нет, вряд ли, не догадается. Но Снейп, должно быть, понял ее по-своему. В карман переместилась рука. Огромные пальцы осторожно скользнули к Гермионе, подушечки коснулись плеч. Что он задумал? На всякий случай она села на дно кармана, сжалась в комочек. Но пальцы опустились ниже, на талию. Гермиона почувствовала, что ее тащат вверх, и поняла. Снейп хотел незаметно вытащить ее из кармана, чтобы не брать с собой в тюрьму. Ну уж нет! Нельзя бросать этого ненормального! Изо всех сил она вцепилась во внутренний шов кармана, безуспешно попыталась вывернуться из захвата, в отчаянии обернулась и впилась зубами в большую ладонь. Рука сразу дернулась и исчезла, а во рту остался солоноватый привкус. «Прокусила до крови», – без всякого раскаяния подумала Гермиона.

– Что с вами? – спросил один из авроров.

– Ничего. Уколол руку. В кармане какая-то… заноза.

– Так что? Будем ждать госпожу Грейнджер, или сразу отправимся в министерство?

– Не думаю, что она вернется через два часа, – сказал Снейп, поднимаясь. – Кто останется с детьми до прихода миссис Поттер?

– Диана, наша стажерка.

– Тогда идемте.

«Джинни! Дождись Джинни и попроси, чтобы она рассказала обо всем Гарри!» – мысленно взмолилась Гермиона. Но Снейпу такое в голову не пришло, а ничего сказать вслух она, разумеется, не могла. Оставалось только ткнуть его кулаком еще раз. Просто так, от досады.

***

Камера министерской тюрьмы ничуть не напоминала сырые азкабанские норы, о которых Гермиона, к счастью, знала только из чужих рассказов. Выкрашенные светлой краской стены, зачарованные на постоянное горение лампы, узкая кровать и маленький стол, скрытые за занавеской туалет и умывальник делали камеру похожей скорее на больничную палату, чем на узилище для подозреваемых в преступлении магов. Вспомнилось, как спустя несколько лет после войны газеты взахлеб восхищались этим нововведением. Наперебой рассказывали о том что, благодаря министру и Визенгамоту, люди, чья виновность не доказана, теперь будут содержаться в комфорте. О том, что большинство из них после отправится в Азкабан, где и без дементоров стало ненамного лучше, в прессе не вспоминали. Наверное, полагали, что тем, кто совершил даже мелкое преступление, человеческих условий не положено. Гермиона не считала это правильным. Даже оступившийся имеет право на снисхождение. И уж точно не заслуживает пытки заключением в страшный каменный мешок без минимальных удобств. Она хотела поделиться своими мыслями со Снейпом, но передумала. Вряд ли он сейчас оценил бы разговоры о магической тюрьме. Хотя, если он и нервничал, то внешне это никак не проявлялось.

Снейп сидел на кровати, привалившись к стене, и казался абсолютно, неестественно спокойным. Полная противоположность изнывавшей от тягостной неизвестности Гермионе.

– Вызовите охранника, потребуйте встречи с министром. Или с Гарри Поттером, – в который раз повторила она, прохаживаясь взад-вперед по обитому зеленым пластиком столу.

– Вы отправились сюда, чтобы действовать мне на нервы? – поинтересовался Снейп.

– Неужели вы не понимаете разумных доводов?

– А вы всегда поступаете, думая не головой, а… – Снейп осекся. – Что было бы, обыщи меня охранники перед тем, как запихнуть в камеру?

– Подозреваемых первой категории не обыскивают. Только забирают палочку и проверяют на наличие магических артефактов. Если находят, требуют отдать.

– А если бы я пронес маггловский нож? – хмыкнул Снейп. – Вот дебилы!

– Послушайте меня! – Гермиона уселась на край стола, свесив ноги. – Попросите разговора с Гарри. Вам пойдут навстречу.

– Поттер уничтожит меня за то, что с вами случилось. К тому же, я не горю желанием созерцать его физиономию.

– Нет, не уничтожит. То есть, может быть, все обойдется.

– Не понимаю. Я отравил вас незарегистрированным зельем, действие которого почему-то не проходит. И вы при этом не жаждете моей крови?

– Вы безответственный самодур, но я не жажду вашей крови, – честно ответила Гермиона. – И желаю вам… Я просто хочу, чтобы все стало по-прежнему.

– По-прежнему не будет в любом случае.

Она хотела возразить, но не успела. Голова закружилась, все расплылось перед глазами, стремительно исчезая где-то далеко внизу. Гермиона зажмурилась, неловко взмахнула руками и повалилась вперед. «Я падаю!» – успела подумать она и оказалась в объятиях Снейпа. Который, кажется, вновь был одного с ней роста. Она услышала произнесенные непривычно взволнованным голосом слова: «Мерлин, спасибо!», почувствовала руку, гладящую ее затылок, горячее дыхание прямо у своего лица и открыла глаза.

– Что… – начала Гермиона, еще не вполне осознавая происходящее.

– Ничего, все отлично, – прошептал Снейп. Почему он говорил так тихо? Боялся, что услышат? – Вы увеличились. И свалились на меня.

– Простите. Я не хотела, – тоже шепотом ответила Гермиона, упираясь ладонями в его грудь. Достаточно было сделать одно движение, просто оттолкнуться, чтобы встать. Но делать его почему-то не хотелось.

– Ничего, – Снейп опустил глаза и тут же слегка отстранился, резко сглотнул, так, что над воротом мантии дернулся острый кадык.

Гермиона проследила за его взглядом и почувствовала, как к щекам приливает кровь. Кружевной халатик совершенно не прикрывал тончайшую, почти прозрачную сорочку на узких бретельках, под которой не было и намека на лифчик.

– Извините! – пролепетала Гермиона, а потом сотворила нечто совершенно нелогичное, объясняемое только пережитым недавно волнением. Вместо того, чтобы прикрыть грудь руками, она прильнула к Снейпу, уткнулась лицом в его плечо, словно ища защиты от смущения или чего-то еще, куда более опасного. Услышала, как он прерывисто вздохнул, замер на миг. А потом, пробормотал довольно громко:

– Да катись оно все фестралу под хвост! – охватил ладонями ее виски, заставил отстраниться. В его глазах было что-то странное, незнакомое, похожее на безумие готовящегося кинуться в пропасть человека. Гермиона смотрела в них молча, слушая частые удары то ли своего, то ли чужого сердца. А потом глаза приблизились, губ коснулись губы и все стало общим. Прерывистое дыхание, лихорадка быстрых – наугад – прикосновений и терпкое, разливающееся по телу тепло.

Они расцепились на миг, чтобы взглянуть друг на друга – возбужденные, растрепанные, раскрасневшиеся, с припухшими влажными губами. Снейп протянул руку, убрал прядку, прилипшую к гермиониной щеке, коснулся шеи, обвел пальцем мочку уха. Сказал задумчиво:

– К моему обвинительному акту добавится изнасилование работника министерства. Но другого выхода нет: учитывая обстоятельства, следующий случай нам представится еще не скоро.

И, не оставляя Гермионе возможности произнести хоть слово возражения, притянул ее в новый поцелуй. Приподнялся, опрокидывая ее на узкую кровать, рванул пояс глупого кукольного халата, прильнул губами к ямочке под ухом.

«Невероятно приятное изнасилование!» – промелькнули в туманящихся мыслях слова, за которые в иное время Гермиона Грейнджер строго осудила бы любую женщину. Потому что с насилием не шутят. Но момент был явно из ряда вон выходящим, думать о достоинстве, самоуважении и прочих серьезных вещах не получалось категорически – все смывали жаркие, требующие немедленного разрешения волны. Поэтому она лишь сильнее откинула назад голову, подставляя шею под горячие поцелуи. А потом мысли улетучились вовсе. И это, несомненно, было к лучшему.

***

После близости мужчина и женщина обычно лежат, обнимаясь, ловя последние отголоски наслаждения. Но поместиться вдвоем на тюремной койке не получилось бы при всем желании, поэтому они сидели. Правда, все-таки в обнимку. Гермиона привалилась к боку Северуса, утонув под его рукой, прикрыла глаза, дышала тихо, почти неслышно. Расслабленная, мягкая, теплая, странно домашняя. «Какие интересные эти женщины, – думал Северус, сжимая в ладони ее горячие пальцы. – Как они меняются после этого».

Жаль, что продолжения не будет. Действительно, жаль. Вряд ли Гермионе позволят навестить незадачливого ученого в Азкабане. А Северусу сейчас нестерпимо хотелось продолжения. Вообще хотелось всего того глупого, что пригрезилось вчера, во время разговора с Уизли. Что ж, не судьба. Как обычно, впрочем.

Гермиона сладко потянулась, потерлась щекой о его плечо. Сказала, тихо смеясь:

– Согласись, что в некоторых отношениях без равенства не обойтись?

– Соглашусь. Но я не отказался бы от возможности время от времени носить тебя в кармане.

– Никогда не думала, что буду заниматься этим в тюремной камере.

– Я тоже. Хотя тема камеры всплывает в моей жизни постоянно.

– Хорошо, что на этот раз все устроилось, – улыбнулась Гермиона.

– Ничего не устроилось, – возразил Северус, запуская пятерню в ее густые волосы. Шелковистые и мягкие, невероятно приятные на ощупь. – Во-первых, нам надо будет объяснить, как ты здесь оказалась. А объяснение только одно – зелье. Во-вторых, не забывай про отчет, который ты должна написать.

– Послушай… – начала она и замолчала, расслышав скрежет ключа в скважине. – Но как…

– Сиди тихо! Говорить буду я! – велел Северус, крепко сжимая ее мгновенно вспотевшую руку. Два идиота! Нужно было договориться, придумать более-менее вменяемую версию, хоть какую-нибудь отговорку. Вместо того, чтобы… Нет, не нужно. Произошедшее того стоило.

– Да, здесь, – голос у охранника был скрипучим, как петли металлической двери. – Проходите, мистер Поттер.

– Гарри! – радостно воскликнула Гермиона, вскакивая с кровати. Но тут же села, обхватила себя руками за плечи, вспомнив про необычный наряд.

Если что-то и могло позабавить Северуса при нынешних обстоятельствах, то это ошеломленное лицо Гарри Поттера. Тот застыл у входа в камеру, глупо уставившись на пленников из-под своих знаменитых стекол (уже не круглых, а весьма изящных, в тонкой дорогой оправе). Приятно, когда человек, к которому относишься, мягко говоря, неоднозначно, чувствует себя круглым дураком. Но, к огорчению Северуса, Поттер пребывал в ступоре недолго.

– Выйдите в коридор и прикройте за собой дверь, – велел он охраннику.

– У меня инструкция, – замялся пожилой служака с отвисшими, как у бульдога, брылями.

– Вы получили указание от главы аврората. Извольте выполнять.

– Слушаюсь!

– Браво! Вы замечательно усвоили начальственный тон, Поттер, – сказал Северус, когда дверь за охранником захлопнулась. И для убедительности два раза хлопнул в ладоши, не обращая внимания на ощутимый тычок Гермионы.

– Как ты здесь оказалась? – спросил у нее Поттер, пропустив замечание мимо ушей.

– Спросите еще, что она здесь делает, – посоветовал Северус и поморщился от нового тычка.

– Что вы здесь делаете, я примерно представляю. Вчера ночью ко мне завалился Рон. Джинни разбудил, между прочим. Меня интересует, как ты оказалась в запертой камере.

– Рон что, болтает обо мне на всех углах? – Гермиона вскочила, сжав кулаки. Поттер немедленно отвел взгляд: кукольный наряд предсказуемо действовал даже на привычного к неожиданностям аврора.

– Не на всех. Человек пришел поделиться с другом и собственной сестрой, – ответил он, продолжая смотреть в сторону.

Северус ощутил саднящее раздражение. Как этот самоуверенный индюк смеет так смотреть на его женщину? Или, вернее, настолько откровенно стараться не смотреть на нее? А вот Гермиона совершенно перестала смущаться. Что тоже не радовало.

– Ладно, с Роном я разберусь позже, – сказала она. – А сейчас будь добр, выпусти нас отсюда.

– Объясни…

– Мистер Поттер, – прервал его Северус. – Я оказался здесь из-за подозрения в причастности к исчезновению госпожи Грейнджер. Но сейчас она перед вами. Цела и невредима. Повода удерживать меня больше нет.

– Гарри, он прав!

– Он не прав, – хмурясь, возразил Поттер. – У авроров возникнет куча вопросов.

– У авроров?

– И у меня первого.

– Гарри, – Гермиона приблизилась к нему почти вплотную, глядя в глаза. Северусу захотелось сделать что-нибудь нерациональное. Например, стукнуть Поттера по голове. Так, для профилактики. – Гарри, я очень тебя прошу! Я нашлась, все разрешилось. Просто отпусти его. Нас.

Наблюдать драматизм внутренней борьбы, со всеми нюансами отражавшейся на физиономии Поттера, было забавно. Он хмурился, прикусывал губы, слегка морщил нос. Гермиона не мешала: стояла тихо, ждала решения. Умная девочка.

– А как я объясню все охраннику? Предлагаете наложить на него Обливиэйт? – спросил Поттер, и Северус понял, что тот согласен.

– Не объясняй ничего. Если начнет спрашивать – скажи, что во всем разобрался, – предложила Гермиона. Молодец!

– Ты и мне не расскажешь?

– Не сейчас. Когда-нибудь. Прости, Гарри.

– Хорошо, – сказал Поттер после недолгого молчания.

– Спасибо! Спасибо, Гарри! – Гермиона чмокнула его в щеку. Что, по мнению Северуса, было абсолютно лишним. – Не сомневайся, ты поступаешь правильно!

– Надеюсь, – проворчал он. – Подождите пару минут: я предупрежу охрану. И найду для тебя какую-нибудь мантию.

– Уфф! – выдохнула Гермиона, когда Поттер вышел из камеры. Прислонилась к стене, на миг закрыла глаза. – Видишь, я была права. Гарри не мог не понять!

– Он – не единственная наша проблема, – напомнил Северус. Его абсолютно не устраивал этот восхищенный тон.

– Не имеет значения, – мягко и слегка грустно улыбнулась Гермиона. – Я… я разберусь.

«Что ты еще выдумала?» – хотел спросить Северус. Но не спросил, зная, что она все равно не ответит, только насторожится. Проще было прибегнуть к иному, пусть недопустимому с точки зрения приличных людей, но действенному способу.

Северус поймал ее сосредоточенный, отчаянно-решительный взгляд, мягко коснулся разумом мыслей. Вторжение оказалось на удивление легким. То, что требовалось Северусу, билось на поверхности самоотверженной обреченностью. Подать прошение об отставке, уйти из министерства, не писать несчастный отчет. И поставить крест на карьере.

«Спасибо, мисс Грейнджер! – мысленно поблагодарил он, разрывая контакт. – Вы нашли замечательный способ не идти на должностное преступление и не предавать любовника. Только заткнули бы вы подальше свои гриффиндорские глупости. Разберутся и без ваших жертв. Теперь есть кому разобраться».

– Почему ты на меня так смотришь? – поежившись, будто от холода, спросила Гермиона. Наверное, почувствовала воздействие легилимента.

– Хочу поцеловать, – ответил Северус почти честно и сделал шаг вперед, охватил ладонью ее затылок, накрыл припухшие губы своими. Решение, пришедшее на ум несколько мгновений назад, казалось ясным и правильным.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

– Как здесь душно, – поморщилась Гермиона. – Еще и курят.

– Тебе нехорошо? – спросила Джинни.

– Я сейчас скажу ему, – Рон поднялся с узкого кожаного дивана у стены, на котором они сидели уже полтора часа.

– Не нужно, – Гермиона потянула его за рукав. – Там написано про место для курения.

– Может быть, выйдем отсюда? – спросила Джинни.

– Нет-нет, скоро должно закончиться.

Спустя несколько минут двери зала и впрямь отворились. В коридор, отмахиваясь от немедленно бросившихся к ним репортеров, вышли несколько магов в одинаковых фиолетовых мантиях.

– Мы здесь! – крикнула Джинни, заметив мужа.

– Все? – Гермиона встала навстречу пробиравшемуся к ним Гарри.

– Нет. Сейчас пятнадцатиминутный перерыв, потом вынесение приговора. Нет, мистер, никаких комментариев, – Гарри отвернулся от следовавшего по пятам репортера. – Идемте, постоим где-нибудь, – обратился он к друзьям.

Миновав пару коридоров, они оказались в маленьком тупике у созданного с помощью чар иллюзии окна. За окном шумел золотисто-зеленый сентябрьский лес: чары имитировали время года в точном соответствии с календарем.

– Никогда не думал, что Снейп может блистать красноречием, – сказал Гарри.

– И как? – слегка нахмурившись, спросила Гермиона.

– Он никого не оскорблял, если ты волнуешься об этом. Я сам удивился. Правда, про отношение министерства к зельеварению и вообще науке высказался… как обычно.

– Ой! – Джинни приложила ладонь ко рту.

– Ну, примерно то же он написал в этом своем открытом признании. Ничего нового. Национальная безопасность, упадок, трусость чиновников. Даже скучно. Но судьи, кажется, прониклись. Сейчас обсуждают не Снейпа, а поправки к закону о магических науках.

– Мы этого и добивались, – удовлетворенно кивнула Гермиона.

– Психи! – фыркнул Рон.

– Почему это?

– Кингсли тоже сказал что-то в этом роде, – заметил Гарри. – Он бы не дал этому делу ход, понимаешь? Поговорил бы со Снейпом и положил твой отчет в стол.

– У Северуса была другая цель! Вы же понимаете. Не утрясти все, а наоборот. Озвучить проблему, повлиять на общественное мнение…

– Ой, не надо, ты не перед журналистами, – Рон закрыл уши ладонями. – Говори нормально.

– Да Северусу просто надоело работать по-старому! Прятаться, выкручиваться. Если законы мешают развиваться, их надо менять!

– Стал бы он этим заниматься, если бы не ты.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Хватит вам! – прикрикнула на них Джинни. – Рон, Гермиона! Ну, перестаньте! Гарри, лучше скажи, что грозит Снейпу?

– Думаю, штраф. В худшем случае – большой штраф. Судьи настроены вполне мирно.

– Слава Мерлину! – выдохнула Гермиона. – Штраф – это ерунда.

– Ладно, мне пора, – сказал Гарри. – Не уходите, скоро все закончится.

– Скорее бы, – покачала головой Гермиона, глядя ему вслед. – Вы идите, а я загляну в туалет.

– Я провожу, – откликнулась Джинни. – Рон, жди нас у зала.

– Бегаю постоянно, – пожаловалась Гермиона спустя несколько минут, глядя в большое, слегка потемневшее зеркало. Намылила и ополоснула ладони, закрыла кран. Джинни протянула ей бумажное полотенце.

– Это нормально. Так бывает.

– Я знаю. Все равно неприятно.

– Все будет хорошо, – Джинни обняла ее за плечи. – Каждый раз легче предыдущего. Так мама говорит, а она-то уж знает. В следующий раз даже не заметишь.

– Я думаю, трех вполне достаточно, – Гермиона скомкала салфетку и бросила в урну. – Тем более что и этот мы не планировали.

– Дети – такая штука. Иногда получаются, когда их не планируешь.

– Да уж… – Гермиона понизила голос, хотя кроме них в туалете никого не было. – Вообще поражаюсь. Мы ведь в следующие дни… в общем, я принимала зелье. С одного раза получилось, представляешь? Надеюсь, этот ребенок никогда не узнает, что был зачат в тюремной камере.

– Говорят, у многих сильных ведьм так. Беременеют от каждого чиха.

– Молли говорит? – с подозрением спросила Гермиона.

– Именно. Мнение специалиста, – ответила Джинни, и обе рассмеялись. – Ну, идем. Пора.

Они вернулись на уровень, где располагались залы суда, когда заседание уже кончилось. Судьи Визенгамота, переговариваясь, направлялись в сторону лифтов. Гермиона несколько раз услышала слово «штраф». Слава Мерлину! Пожилая сгорбленная волшебница остановилась, сжала пальцы Гермионы маленькой сморщенной рукой:

– Все хорошо, деточка. Неприятно, понимаю, но не смертельно. А ваш муж молодец! Большой молодец. И говорил все правильно.

– Спасибо! – сказала Гермиона, судорожно пытаясь вспомнить фамилию старушки. – Спасибо, госпожа…

– Не важно! – рассмеялась та. – Счастья вам, деточка!

Из толпы выступил Рон, сказал преувеличенно деловито:

– Ну, наконец-то! Все уже закончилось, штраф – тысяча галлеонов. А еще они назначили заседание для обсуждения закона.

– Спасибо! Спасибо тебе за все! Ты замечательный! – не скрывая радости, Гермиона приподнялась на цыпочки и чмокнула бывшего мужа в щеку. Казалось, что невидимый груз, давивший на плечи в течение этих трех месяцев, растворился в один миг, позволяя вздохнуть полной грудью, распрямить спину. Все случилось так, как они хотели. И, главное, Северус не отправится в Азкабан. Самое главное!

– Да ладно тебе, – уши Рона порозовели. – Вон твой Снейп. Отбивается от писак, – он махнул в сторону дверей.

Северус, конечно же, не отбивался. Он, казалось, просто не замечал вооруженных самопишущими перьями и колдокамерами репортеров. Стоял у выхода из зала суда, сосредоточенно переговариваясь о чем-то с министром.

– Лучше им не мешать, – шепнула Гермионе на ухо Джинни. – Рон, там Кэтлин, бывшая тренер «Гарпий». Помнишь, ты хотел познакомиться? Мы оставим тебя на минуту, ладно?

– Да, конечно, – ответила Гермиона, замедляя шаг.

– Миссис Снейп, – от звуков знакомого вкрадчивого голоса она невольно поморщилась. – Пару слов для «Ежедневного пророка».

Рита Скитер почти не изменилась за эти годы. Пожалуй, даже похорошела: стала строже, с большим вкусом одеваться, похудела. И глаза смотрели так же холодно и цепко. Очень хотелось отослать ее восвояси, но Гермиона сдержалась. Северус принципиально не желал говорить с газетчиками, оставляя эту неприятную обязанность ей. Неприятную, но, к сожалению, необходимую.

– Я вас слушаю.

– Скажите, вы разделяете точку зрения супруга на необходимость изменений в законе о магических науках?

– Да, разделяю, – Гермиона опять перевела взгляд на Снейпа. Словно ощутив его, тот поднял голову, встретился с ней глазами. И, коротко кивнув, вновь обернулся к Кингсли.

– Вы поддерживали его решение выступить с открытой критикой политики министерства?

– Конечно.

Рите, да и любому другому, даже друзьям, незачем было знать, как кричала она на Северуса, когда узнала о признании, которое он одновременно отправил в министерство и в «Ежедневный пророк». Признании, ставшем вызовом и обвинением. Как, впервые за долгое время, расплакалась, а он даже не пытался ее утешать, просто погладил по плечу и сказал: «Со своими делами я разберусь сам». И не подумал уйти, когда Гермиона потребовала, чтобы с таким отношением к совместной жизни он убирался куда подальше.

– Вы обсуждали его сегодняшнее выступление?

– Мы неоднократно обсуждали саму проблему.

«Плевать мне на твое зельеварение! – выкрикнула она как-то раз. – Один человек не может изменить систему. Пойми, не может! Они же отомстят тебе, дадут огромный срок!» Сейчас ей было стыдно за ту истерику. Хорошо еще, что Северус почти не обратил на нее внимания.

– Вы не считаете опасным зелье, которое изобрел мистер Снейп? Некоторые граждане опасаются, что его возьмут на вооружение воры и шантажисты.

– Уменьшающее зелье открывает огромные возможности для самых разных исследований. Обычной сковородкой тоже можно убить человека.

К Кингсли и Северусу, тем временем, подошел Гарри, вступил в разговор. «Это надолго», – подумала Гермиона.

– И вы не боялись, что ваш муж попадет в Азкабан? – не отставала Рита.

– Я верила, что Визенгамот примет правильное решение.

Азкабан снился ей едва ли не каждую ночь. Такой, каким она вообразила его себе когда-то давно, со слов Сириуса Блэка. Крохотные темные камеры, в одной из которых, она знала, томится Северус, сырые стены, шелестящие страшные тени в капюшонах. Неважно, что там давно не пользовались услугами дементоров. В ее снах они были.

«Он здесь из-за меня», – думала Гермиона и просыпалась с часто колотящимся сердцем.

Северус вновь встретился с ней взглядом, указал на споривших о чем-то Кингсли и Поттера, страдальчески вздернул брови. Она в ответ легонько улыбнулась, покачала головой: «Терпи».

– Значит, в вашей новой семье, миссис Снейп, царят взаимопонимание и равноправие? – сладким голосом поинтересовалась Рита.

– Я на это надеюсь, мисс Скитер, – ответила Гермиона, пропуская мимо ушей издевку. Заметила, как Северус, вновь обернувшийся к Кингсли и Поттеру, нахмурился, как едва заметно скривился в ухмылке его рот, как блеснули злым азартом глаза.

– Простите, я тороплюсь, – сказала Гермиона и решительно шагнула вперед. Пора было вмешаться, пока кое-кто не наговорил лишнего.

Конец

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.