Приглашаем всех творцов принять участие в конкурсе "Однажды 20 лет спустя" в честь юбилея ТТП!   

Название: Опус Вивендис
Автор: Maggie Swon, Dozen Roses
Бета: vega_1959
Пейринг: СС/ГГ
Рейтинг: PG-13
Жанр: Романс/Драма/Приключения
Дисклаймер: все права принадлежат Роулинг
Саммари: Костяная книга – это книга, которая дает ответы на все вопросы на свете. Как стать величайшим магом Британии? Где взять миллион галеонов? Как спасти друзей от участи страшнее смерти? Только одна проблема - за каждый полученный ответ маг платит собственной кровью и магической силой. Так сколько же вопрос ты успеешь задать, прежде чем книга выпьет тебя целиком?
Размер: макси
Статус: в работе
Отношение к критике: только положительное

«...Кэлом Экриздис был самым выдающимся магом своего поколения. Творя поистине великие деяния, он дальше всех других известных волшебников продвинулся по пути исцеления искалеченных душ, в практической магии создания волшебных существ и в мастерстве изготовления волшебных палочек».

Из официальной версии истории Магической Британии,
написанной Батильдой Бекшот, и изданной в 1884 г,
учебник «История Магии», 2 курс.

«...Согласно земельным архивам Министерства Магии 6 августа 1093 г Кэлом Экриздис эсквайр приобрел на острове Сорс в Северном море 26 акров земли, где его усилиями и за его счет была построена первая в истории магического общества лечебница для душевнобольных. Не желая, чтобы любопытные и далекие от медицины люди мешали выздоровлению пациентов, Кэлом Экриздис применил к острову заклинания "необнаружения" и "ненаносимости" на географические карты, никому ранее не известные и являвшиеся его собственными изобретениями. 31 октября 1094 года по специальному приглашению Экриздиса и с ведома Министерства Магии, 164 пациента из лучших магических семей Британии прибыли на остров для прохождения дальнейшего лечения и повышения уровня магических способностей. С тех пор их больше никто никогда не видел. Лишь в 1136 году, после того как Экриздис скончался, а маскирующие чары развеялись, Министерство Магии смогло, наконец, отыскать остров, где к всеобщему изумлению обнаружилось огромное здание из черного кирпича, с высеченной на нем надписью - «Азкабан». Здание оказалось необитаемым, однако на самом острове сотрудниками министерства было найдено около 200 существ жуткого вида, бесспорно являющихся плодом и сосредоточением зла, при этом – что еще более ужасно - все еще понимающих человеческую речь. Опасаясь их ярко выраженной агрессии и нежелания покинуть остров, Министерство Магии вновь закрыло Сорс для посещений, а найденным на нем магическим существам определило закрытое проживание в пределах указанных территорий. 2 ноября 1136 года решением квалификационной комиссии существам, обитающим на острове Сорс, было присвоено название – «дементоры», что, по мнению участников комиссии, означало «воспитанный демоном» (видимо игра слов «демон» и «ментор» – наставник). В том же году Министерство Магии конфисковало все имущество, принадлежавшее Экриздису, похоронив мага за государственный счет. В 1734 году приказом Домокла Роули, действующего Министра Магии, на острове Сорс была основана тюрьма для волшебников, сохранившая свое прежнее название «Азкабан». Дементоры, все еще проживавшие закрытой колонией на Сорсе, согласились стать его охраной, получив взамен право проведения казни через поцелуй...»

Выписка из частных дневников историка Лия
Эфрокуса, выданная 16 марта 1898 года из
архива Министерства Магии по запросу
Альбуса Дамблдора, том 20614 часть 2.

Ниже, на том же пергаменте, чьей-то рукой, обладавшей более мелким и округлым почерком, была сделана коротенькая приписка:
«Эфрокус всегда считал, что совершая свой ужасающий поцелуй, дементоры всего лишь пытаются отыскать свою собственную душу. Не задавался ли ты вопросом, милый Альбус, что именно с душами этих несчастных мог сотворить такой выдающийся маг как Кэлом Экриздис?»
Еще ниже, рукой Дамблдора было написано два неразборчивых слова.

В маленьком коридорчике, ведущем в Главный Магический Архив Британии уже много часов не было посетителей. Днем - шумный и многолюдный, постоянно наполненный беспорядочно снующими туда-сюда волшебниками, к ночи он постепенно пустел, превращаясь в нечто совершенно непримечательное - всего лишь еще один безликий служебный коридор, расположенный на нижних этажах Министерства Магии. Деревянная конторка - крошечное рабочее место дежурившего здесь мага, ютилась в самом конце коридора, и, сидевший за ней мистер Иткинс - невысокий, тучный волшебник, облачённый в форменную мантию служащего архива, откровенно скучал. Примостив на конторке колоду стареньких карт, он неторопливо раскладывал пасьянс, позевывая и наблюдая за тем как трефовый валет, старается незаметно спихнуть со стола задремавшую даму червей. Висевшие над дверью часы, гулко забили полночь – обычные, совершенно не волшебные часы. Мистер Иткинс поднял на них глаза и вновь сонно зевнул. Здесь в подземелье Министерства Магии минуты текли в своем особенном, неторопливом ритме, и если бы не равномерное движение стрелок по круглому циферблату, то можно было подумать, что время и вовсе стоит. В коридоре не было окон, и газовые лампы, подвешенные под потолком, днем и ночью цедили совершенно одинаково – тусклым, неживым светом, усыпляя дежурных и нагоняя на них тоску. Единственную картину, некогда занимавшую стену напротив стола мистера Иткинса, и принадлежавшую великому Архивариусу Элефтериусу Фогу, забрали на реставрацию еще на прошлой неделе. Какой- то шутник плеснул на портрет «Жующим раствором» и старый, но все еще крепкий холст стал похож на изгрызенную собаками резиновую грушу. Без картины дежурная смена казалась мистеру Иткинсу еще более удручающей. Не то чтобы Фог был таким уж занимательным собеседником, он почти ничего не понимал в квиддиче, часто чихал, жалуясь на архивную пыль, и подолгу дремал, пискляво и нескладно похрапывая во сне, и все же в особо тоскливые часы с ним можно было поболтать о технике игры в плюй камни, или обсудить молоденьких ведьм, следящих в архиве за наложением чар. Теперь, же когда портрета не стало - из всех дозволенных радостей мистеру Иткинсу остались лишь кроссворд да пасьянс. В кроссвордах мистер Иткинс так и не преуспел.

Спустя четверть часа, порядком заскучав от однообразной игры, дежурный волшебник собрал карты в колоду, и отложив их на край потемневшего от времени стола, огляделся по сторонам. В коридорчике по-прежнему было тихо. Закрытые двери архива, опечатанные на ночь охранным заклятием светились слабым лиловым светом. Мистер Иткинс знал, что на улице идет дождь, но здесь, под землей воздух казался сухим и немного затхлым. В дневное время суток, когда в архив пускали посетителей - волшебники из отдела климатических преобразований накладывали на этаж чары «всеконформности», и тогда воздух становился легким и свежим, температура прохладной, а запахи приятными. Но к ночи чары развеивались. Порывшись в складках мантии, мистер Иткинс извлек из кармана коробочку табака, а следом за ней шуршащий коричневый пакет.

В плотной, изрядно измятой бумажной обертке хранилась его отрада – медная фляжка с огденским виски, купленным в прошлый вторник в волшебной деревушке Ичвуд. Фляжка скрашивала его ночное дежурство получше всякой беседы. Мистер Иткинс осторожно открутил маленькую крышечку и с наслаждением пригубил янтарный напиток. Обжигающая жидкость, медленно растекаясь по жилам, наполнила желудок теплом.

- Не так уж и плохо, – подумал он, с наслаждением прикрывая глаза.
До окончания совершенно обычного дежурства оставалось еще четыре часа.

***

Десятью этажами выше, на посту начальника охраны, старший дежурный волшебник Джарвис Крокет, отвечавший за ночную смену, с неохотой оторвал взгляд от кроссворда на последней странице «Колдовского досуга» и, прищурившись, посмотрел на часы, висевшие на стене. В отличие от часов мистера Иткинса, эти часы были самые что ни наесть волшебные. На круглом циферблате двигалось двенадцать стрелок, на каждой из которых был изображен дежурный волшебник. Шесть стрелок из двенадцати стояли сейчас на отметке «совершают обход», еще четыре - застыли возле деления «на посту». Стрелка, принадлежащая мистеру Уорвику, медленно двигалась, сползая с деления «совершает обход» и перемещаясь к делению «в туалете», и только самая последняя, двенадцатая - находилась не там, где положено. Старший дежурный внимательно вгляделся в циферблат и встал, стрелка, принадлежащая Артуру Стиксу, тревожно вибрировала на делении «крепко спит». Вытащив из кармана волшебную палочку, Джарвис Крокет отлевитировал свой кроссворд в стол, и направился в сторону лифта – необходимо было срочно принять меры.

***

Виски был и правда хорош.

Мистер Иткинс сделал еще пару глотков из фляги и предался фантазиям о том, как в предстоящий уикенд отправится в Ирландию на чемпионат Великобритании по метлогонкам. На прошлой неделе он прочитал в «Ежедневном пророке», что на летнем гран-при в Зимбабве команда «Уэльские Упыри», выставила на гоночную трассу новый прототип метлы - Вихрь 2002 с линейным ускорителем и уникальной подрезкой хвоста. С тех пор мистер Иткинс мечтал увидеть новую метлу в деле. В отличии от квиддича, в гонках на метлах маневренность метлы имела вторичное значение, а вот скорость и угол поворота – решали все. Поговаривали, что конструкторы гоночных метел уже не первый год посматривали в сторону пластика и резины. Однако мысль о каучуковой метле казалась мистеру Иткинсу ужасающей.

Он так увлекся размышлениями о предстоящих соревнованиях, что не сразу расслышал как на другом конце коридора в маленький холл, поскрипывая цепями, опустился лифт. И лишь когда двери его с резким металлическим лязгом разъехались в стороны, мистер Иткинс от неожиданности подскочил на стуле. Из обитой красным деревом кабинки в коридор медленно выползло черное облако Абсолютной Тьмы.

На мгновение ему показалось, что это пожар, тьма клубилась подобно едкому, наполненному сажей дыму, стремительно распространяясь от пола к потолку и неумолимо надвигаясь на конторку, за которой сидел дежурный волшебник. Мистер Иткинс выронил флягу с виски и испуганно вскочил.

- Агуаменти! - закричал он, пытаясь вытащить палочку из кармана. Тонкая струя холодной воды слабым подобием фонтана брызнула ему на брюки. Страх лишил его силы и концентрации.

- Агуам... , - начал он заново, но прежде чем заклинание успело слететь с его губ, черное, искрящееся синими всполохами облако чего-то по настоящему жуткого беззвучно преодолело последние метры коридора, и в следующую секунду мистер Иткинс оказался в кромешной темноте. Сердце его гулко стукнулось о грудную клетку. Вцепившись одной рукой в край конторки, а другой все еще сжимая волшебную палочку, мистер Иткинс медленно закрыл и снова открыл глаза. Ничего не изменилось. Он что ослеп?
Темнота была полной, в воздухе пахло серой и вулканическим пеплом. И вовсе не было запаха дыма.

- Люмос, - испуганно пискнул мистер Иткинс, поднимая палочку над головой, и не узнал собственный голос.
На кончике палочки зажегся слабый голубой огонек, но исходящий от него свет не смог рассеять окружавшей его тьмы.

«Я не вижу собственных рук», - в ужасе подумал мистер Иткинс. Он судорожно зашарил ладонью по лицу, испугавшись вдруг, что дело вовсе не в свете, а в том, что не стало его самого. Но лицо было на месте - мокрое от напряжения и страха, оно оставалось таким же осязаемым как и всегда.

- Силы небесные, что здесь творится? – прошептал волшебник одними губами, и в туже секунду почувствовал, что он не один.

Это было сродни животным инстинктам - ощущение смертельной опасности, шелест... чье-то дыхание... горьковатое, напряженное, словно дыхание самой смерти... совсем рядом... Мерлин... Ему почудилось, что нечто едва ощутимое коснулось его головы. Он отпрянул, схватившись рукой за волосы, и в ужасе закричал, тыча наугад палочкой.

- Кто здесь? Кто здесь? Не трогайте меня! - и тут же пожалел об этом. Что если это зловещее «нечто», следящее за ним из адской тьмы, отыщет его по голосу? Гонимый страхом, он шарахнулся в сторону, наткнулся на стул, запутался в складках мантии и вместе со стулом упал на пол. Волосы у него на затылке встали дыбом. Палочка выпала из рук и укатилась во тьму. Он дернулся в попытке спрятаться, уползти, но уперся спиной в стену.

- Нет, пожалуйста, не надо! – завопил он, обхватив голову руками.

И вдруг все закончилось. Тьмы больше не было – мистер Иткинс сидел на полу, забившись в угол между конторкой и стеной, и смотрел как черное облако рассеивается, открывая его взору привычный и совершенно пустой коридор. Всё так же уныло горели лампы и лиловым светом отсвечивало заклинание, наложенное на дверь архива. Рядом с ним, опрокинутый на бок, лежал стул, игральные карты рассыпались по полу, на серой мантии влажным пятном расплывался след от воды.

“Будто бы ничего и не было“, - растерянно подумал мистер Иткинс, напряженно оглядываясь по сторонам.
Лишь в воздухе пахло пеплом и страхом, словно он только что побывал в аду.

***

Посидев немного на каменном полу, мистер Иткинс попытался собраться с мыслями. Он не был глупым или недальновидным волшебником, и потому хорошо знал, что, прежде чем сломя голову бежать поднимать тревогу - стоило все обдумать. Достав из-под конторки упавшую палочку, он внимательно осмотрел темную полированную поверхность и, убедившись, что она цела, прошептал:
- Люмос.

Кончик палочки насытился голубым светом, и в коридоре стало в несколько раз светлей. От осознания, что с палочкой ничего не случилось и магия не покинула его, мистер Иткинс испытал огромное облегчение. Но страх вперемешку с жадным желанием осмотреться – гнали его в коридор. Спустя пару минут, найдя в себе достаточно мужества, он на четвереньках подполз к краю конторки и посмотрел в сторону лифта. Коридор был пуст, кабинка красного дерева с золотыми дверями по-прежнему находилась на этаже, и имела самый обыденный вид. Никаких тебе пугающих клубов дыма, чудовищ или черных магов. Медленно и все также осторожно мистер Иткинс вернулся на свое место и снова сел на пол.

В темноте он уронил флягу и расплескал виски. Сильный запах пролитого алкоголя едко щипал нос. Мистер Иткинс торопливо направил палочку на пятно на полу и дрожащим голосом произнес:
- Эванеско!

Лужа исчезла, но запах остался, толи капли виски разлетелись по всей конторке и впитались в старое дерево, толи напиток был уж очень ароматным, но скрыть следы алкоголя не удалось. Поразмыслив еще немного, мистер Иткинс пришел к выводу, что пары алкоголя, насытившие воздух и старое дерево, могут стать препятствием к тому, чтобы вызвать Джарвиса Крокета. Он с тоской посмотрел на черный круг, выжженный на конторке заклинанием оповещения, и прикрыл глаза. Стоит прижать кончик палочки к его середине и через минуту коридор заполнится дежурными аврорами - и страх отступит, и он окажется не один, и Джарвис Крокет, похожий на охотничьего терьера, в миг учует запах виски, и будет смотреть на него с осуждением, а утром когда смена закончится, и все разойдутся, Крокет выдаст ему фиолетовый бланк с предписанием об увольнении, и глядя все с тем же осуждением проводит до дверей телефонной будки, служащей выходом тем , кто больше не является сотрудником министерства. Джарвис Крокет был педантичен и нетерпим, он не любил метлогонки, не ходил на квиддич и никогда не нарушал правила. Он был почти идеален и требовал того же от своих подчиненных. Мистер Иткинс дорожил своим местом и не хотел сердить мистера Крокета. Он посмотрел на двери архива, по-прежнему светившиеся призрачным лиловым светом, и попытался убедить себя в том, что ничего не случилось. Защитные заклинания были не тронуты, в архив никто не входил, а адская тьма и чье-то дыхание у него в волосах, и запах протянувшихся к нему рук смерти – что ж, возможно в этом и не было ничего такого, о чем стоило знать Джарвису Крокету.

Так рассуждая, мистер Иткинс поудобнее уселся в своем углу и принялся ждать. Палочку он по-прежнему держал в руке, впрочем, не слишком уверенный в её силе. Он очень надеялся, что тьма исчезла безвозвратно и её холодные, пахнущие пеплом щупальцы не вернутся, чтобы отобрать у него жизнь. Совершенно не волшебные часы, висевшие над опечатанными дверями архива, показывали, что до окончания смены мистера Иткинса оставалось три с половиной часа.

***

Шестью этажами выше Джарвис Крокет вернулся к своему столу и сел, взгляд его привычно скользнул к циферблату часов – все двенадцать стрелок находились там, где им и положено быть.

Старший дежурный волшебник удовлетворенно кивнул и, достав из ящика стола журнал, вновь сосредоточился на кроссворде.

- Мисс Грейнджер, как это прикажете понимать? Второй раз за неделю?! - профессор зельеварения Северус Снейп смотрел на разгром, учиненный в классе трансфигурации, и неумолимо начинал закипать. И тот факт, что причиной данного инцидента был ученик его собственного факультета, казалось, лишь усиливал его раздражение.

- Северус, пожалуйста, успокойся! – Минерва МакГонагалл, поправила тонкую дужку квадратных очков, с осуждением глядя на зельевара - Это всего лишь неконтролируемый магический выброс, замечу, не первый, случившийся в нашей с тобой учительской практике, хотя и вынуждена признать, что... - она на мгновение замялась, пытаясь подобрать нейтральный аргумент к тому неоспоримому факту, что половина кабинета трансфигурации пребывала сейчас в руинах.

- Директор, прекратите ее защищать! Она абсолютно не в состоянии контролировать класс! Мы оба прекрасно знаем: учителю, который не может поддерживать дисциплину, не место в школе, где дети размахивают волшебными палочками!

Снейп ждал, что мисс Грейнджер начнет спорить, но она не стала. Она виновато и как-то устало потерла переносицу испачканными чернилами пальцами и тихо, но совершенно спокойно, сказала:

- Профессор Снейп прав, директор, это был неконтролируемый магический выброс, и раз он был неконтролируемый, значит, я не контролировала студента. И это... это действительно случилось второй раз за неделю, - Гермиона стёрла с лица остатки пыли и каменной штукатурки и с сожалением в голосе добавила, - простите, я как-то это исправлю.

- Уж потрудитесь, - зло прошипел Снейп, - и я настаиваю, чтобы сложившуюся ситуацию разобрали на педсовете школы!

- Северус, это уж слишком! - возмутилась Макгонагалл.

- Сколько у нас пострадавших, директор? Шестеро? И пятеро из них слизеринцы. Не ей сегодня, замечу, предстоит разбираться с родителями этих студентов.

Щеки Гермионы вспыхнули виноватым румянцем.

- Я… я могу сама написать им.

- Нет, не можете! Вы вообще мало, что можете. Лучше приведите свой класс в порядок... профессор … - встретив предостерегающий взгляд директора, Снейп неохотно замолчал, прервавшись на полуслове, но его бледное искаженное гневом лицо отразило так много презрения, что Гермиона невольно почувствовала себя только хуже. Уж лучше бы он продолжал ругаться.

Сейчас, когда пыль осела, а магический выброс перестал поддерживать предметы в воздухе, стало хорошо заметно насколько сильным разрушениям подвергся ее класс и Гермиона понимала, что гордиться ей нечем: северная часть потолка обвалилась, колонны лишились венчавших их капителей, а пол из плотно пригнанных друг к другу тесаных плит усыпали обломки мебели и каменной штукатурки. Справа от входа на куче деревянной щепы, покачиваясь на округлом боку, лежала тяжелая кованая люстра. Свечи, вылетевшие из своих креплений, жалкими огарками валялись неподалеку.

Осторожно ступая, профессор МакГонагалл медленно прошла вдоль рядов разломанных парт, короткими взмахами палочки убирая с дороги куски потолка и искореженные клетки, в которых еще час назад сидели ежи и цесарки, служившие пособиями для трансфигурации. Ее строгое, но по-прежнему спокойное лицо казалось сосредоточенным и немного расстроенным. В коридоре, за чудом уцелевшими дверями класса, с шумом и смехом студенты ловили разбежавшихся животных, а голос Флитвика, высокий от нервного напряжения, то и дело выкрикивал заклинания - защитные или связывающие- из класса было не разобрать. Снейп молчал. Он сверлил Гермиону обжигающим взглядом, и серые следы пыли на его угольно-чёрной мантии казались девушке ещё одним обидным напоминанием о собственном бессилии - как ни старалась, а удержать потолок она так и не смогла. Наконец, обойдя разрушенный класс по кругу, МакГонагалл остановилась возле ближней стены. Элегантный росчерк палочки нарисовал в воздухе дугу, и преобразовав бесформенные кучи гранита в изящный парапет, она неохотно сказала:

- Хорошо, Северус, раз ты на этом настаиваешь, осмотри с Поппи пострадавших детей, и встретимся у меня в кабинете через час. Моя дорогая, - она обернулась к Гермионе, и тон ее стал более мягким, - Я попрошу Филиуса помочь тебе восстановить класс. Завтра необходимо возобновить занятия.

Гермиона расстроено кивнула, и, стараясь не замечать холодного презрения в глазах профессора Снейпа, начала восстанавливать стену. Сегодня декану Гриффиндора предстоял долгий и очень тяжелый день. Зельевар смотрел на нее сверху вниз и не испытывал ни грамма сочувствия.

***

Едва ли хоть что-то напоминало в ней прежнюю школьницу...

Снейп стоял в кабинете директора, опираясь плечом на раму окна, и бесцеремонно рассматривал профессора трансфигурации. Невысокая, тоненькая, она перестала выглядеть неуклюжим, дерганым подростком, и сразу стало заметно, что она красива. Не той раздражающей, глянцевой красотой, что пестрела на разворотах модных журналов, а очень мягкой, женственной, теплой. Иногда ему казалось, будто она совершенно не замечает этого. Так часто бывает с женщинами, которые любимы и знают об этом. Им больше не нужно ничего доказывать, придумывать себе неестественные и глупые образы, суетливо ловить мужские взгляды и улыбаться бесконечной череде оценивающих их лиц. Глядя в такие минуты на Грейнджер, он думал, что Лили была так красива потому, что ее любил Поттер.

Не замечая, что Снейп рассматривает ее, Гермиона застыла, напряженно прислушиваясь к разговору МакГонагалл и нервно прикусывая губы. Пожалуй, только эта ее привычка, да еще вечно испачканные чернилами пальцы, вот и все, что сейчас напоминало в ней девчонку, которую он учил долгих шесть лет. Правда, теперь на одном из этих пальцев было кольцо - подарок Уизли. Снейп недовольно поморщился, вспоминая повзрослевшего долговязого парня, с регулярностью почтовой совы появлявшегося в Хогвартсе весь прошлый год. Уизли играл в квиддич, где, к немалому удивлению Снейпа, делал успехи. Прошедшей весной его взяли в команду «Уимбурнские Осы», и мальчишка уже шесть месяцев был у них основным вратарем.

Помедлив, зельевар неохотно отвел взгляд от Грейнджер, заставляя себя прислушаться. Одним из пострадавших в сегодняшнем обвале был мальчик из Рейвенкло, и сейчас Минерва разговаривала по каминной сети с его разгневанным отцом, сдержанно объясняя причины произошедшего на уроке трансфигурации. Никто из родителей слизеринцев не счел допустимым обращаться с претензиями к Директору школы напрямую, не обсудив предварительно ситуацию со своим деканом. Снейп знал, что вечером ему предстоит поговорить с родителями пострадавших учеников, но случится это не раньше, чем сам он свяжется с ними. Устраивать истерику директору? Губы профессора презрительно скривились. Слизеринцы были иначе воспитаны.

- Я понимаю вашу обеспокоенность, мистер Фицпатрик, - уже не в первый раз говорила МакГонагалл, - однако вам не стоит так волноваться. С вашим сыном все в полном порядке. Мадам Помфри и профессор Снейп осмотрели его, и мальчик вернулся к занятиям.

- Он ведь слизеринец, ну, тот ученик, что устроил обвал? – зелёная голова в камине надменно сдвинула брови. - Из дурной семьи?

- Едва ли его принадлежность к тому или иному факультету имеет значение. Заккари Милз всего лишь маленький мальчик! Все они - дети, впервые в своей жизни на столь долгий срок оказавшиеся оторванными от своих семей. Не всем им просто адаптироваться!

- Но, Директор!

- Достаточно, Дэвид, - теряя терпение МакГонагалл встала, - не думаю, что и дальше стоит об этом спорить. Я хорошо помню последствия, с которыми нам с профессором Флитвиком пришлось столкнуться, когда на первом курсе вы имели неосторожность потерять свою крысу. В тот раз, как мы оба знаем, все закончилось самовозгоранием в общей гостиной. - Бровь МакГонагалл многозначительно поднялась вверх. - Учитывая имеющийся у вас личный опыт, я рассчитываю, что вы будете более снисходительны...

- Несдержанный идиот, - Снейп презрительно скривился, стоило зеленому пламени в камине, наконец, погаснуть.

- Спасибо за твою оценку, Северус, однако, давай вернемся к поднятому тобой вопросу, - МакГонагалл привычным жестом заблокировала камин, и устало опустилась назад в высокое кресло. - Сейчас я не расположена к долгим беседам. Зачем тебе педсовет?

Снейп бросил взгляд на сидевшую в углу Гермиону и поджал губы.

- Я считаю, что своими действиями мисс Грейнджер наносит осознанный и значительный вред моим ученикам.

- Помилуй меня, Северус, мне кажется или мистер Милз, обрушивший потолок кабинета трансфигурации, является студентом твоего факультета?

- Именно так, директор, причем замечу, обрушивший дважды. Заккари Милз- плохо воспитанный неуправляемый мальчишка, с явно нарушенным восприятием моральных ценностей и норм поведения. Он асоциален и конфликтен. И цель преподавателей - держать подобных студентов в узде. Однако, мисс Грейнджер, по-видимому, никак не может уяснить, что ее задача состоит именно в этом!

Карие глаза Гермионы широко раскрылись, она вскочила со стула, готовая спорить.

- Он одиннадцатилетний мальчик, профессор, а не Пожиратель Смерти! Заккари очень талантлив и все, что нужно - это только правильно направить его, поддержать, помочь ему раскрыться. Его нельзя подавлять!

Снейп угрожающе подался вперед, тяжело опираясь на стоящее перед ним кресло. Длинные пальцы легли на кожаную спинку и сжались. Он заговорил медленно, не повышая голоса, привычно растворяя в своем обманчиво мягком баритоне презрение пополам с усталостью.

- Первая часть нашей проблемы, мисс Грейнджер, состоит в том, что вы по-прежнему делите мир на белое и черное, а вторая - в том, что девяносто процентов людей, живущих в этом мире, рассуждают и поступают точно так же. Потому что они столь же узколобы и ограничены, как и вы. Вы не видите дальше собственного носа, профессор!
Его подчеркнуто презрительное "профессор" прозвучало подобно пощечине.

- Я не понимаю... - Гермиона выглядела растерянной.

- В том- то и дело, мисс Грейнджер: вы не понимаете! Однако при этом упорно отказываетесь слушать советы старших коллег. Я уже не раз пытался объяснить вам, почему ваше поведение недопустимо и неуместно!

- Северус!

- Не защищайте ее, директор! Мисс Грейнджер должна раз и навсегда понять, что любые ее поступки, совершенные в стенах этой Школы, затрагивают не только ее. И все они, каждый из них, имеют свои последствия. Вы больше не школьница, мисс Грейнджер, а значит, не можете себе позволить дружить со студентами, вы должны подчинять их и управлять ими.

- Но это не верно...

- Нет, верно! Вы смотрите на Милза и видите "бедного мальчика", ставшего сиротой в восемь лет и жившего в последние годы в семье опекунов, где с ним обращались не лучшим образом. Вы испытываете к нему сострадание и жалость. Вы поступаете неправильно, мисс Грейнджер! Заккари Милз - опасный ребенок с плохим прошлым, выросший в семье Пожирателей смерти. Он не может сдерживать свою порочную сущность и постоянно наносит вред другим ученикам. Вам придется это признать, даже если вам не кажется, что он делает это намеренно. Если вы не обуздаете его, через пару месяцев до Попечительского совета дойдут слухи, что в школе учится маг, с которым в одиннадцать лет не в состоянии справиться преподаватели…

Он выдержал паузу, давая ей возможность осознать значение только что сказанных слов.

- Среди родителей наших студентов немало людей высокого положения, многие из них имеют связи в Министерстве и влияние на Совет Попечителей Школы. Не успеем мы оглянуться, как Попечительский Совет потребует провести расследование. Поверьте мне, они не будут столь щепетильны как вы, они решат, что мальчишка опасен и попытаются вынудить Минерву перевести его на домашнее обучение.

- Но ведь это не справедливо!

- Мисс Грейнджер, сядьте! В этом мире никто никогда не думает о справедливости, им управляют людские страхи. И страхи прошедшей войны еще слишком сильны в памяти тех, кто сейчас стоит во главе этого мира. Том Реддл также, как и Заккари Милз, был ребенком из неполноценной семьи, сиротой, с яркими отрицательными наклонностями, проявившимися еще в раннем детстве. Но важно даже не это. Важно то, что Том Реддл был мальчиком, которого Альбус Дамблдор собственноручно привез в Хогвартс, чтобы затем, в течение семи лет обучать его магии в лучшей школе Чародейства и Волшебства. Эта школа уже вырастила одного Темного Лорда, мисс Грейнджер. И едва ли Министерство позволит нам сделать это дважды!

Гермиона, наконец, села. Она уже не спорила, хотя было заметно, что внутренний гнев и природная несдержанность все еще распаляют ее изнутри. Закусив губу, она внимательно слушала Снейпа, неожиданно подавленная осознанием справедливости его слов.

- В любом случае, как только Попечительский Совет выскажет нам свои претензии, мы вынуждены будем либо пойти на публичный конфликт из-за сына Пожирателя смерти, либо выполнить требование Попечителей Школы. Ни первое, ни второе решение не принесет нам пользы. Не думаю, что исключение из школы скажется положительно на дальнейшей судьбе мальчишки, но даже если мы согласимся с этим, мы лишь создадим прецедент. Попечительский Совет решит, что имеет право и в дальнейшем вмешиваться в дела Хогвартса. И не успеем мы оглянуться, как нам начнут указывать, каких детей принимать в Школу, а каким отказывать, какие предметы включать в программу обучения, а какие игнорировать, каких учителей считать благонадежными, а каких нет. И первыми пострадают студенты моего факультета. У нас больше нет Дамблдора с его репутацией, связями в Министерстве и влиянием на Визенгамот, теперь мы - просто Школа. И вашим чертовым милосердием, мисс Грейнджер, вы загоняете нас в тупик!

- Я думаю, достаточно, Северус, - МакГонагалл, терпеливо молчавшая все это время, наконец, встала. Она была почти столь же высокой как Снейп, и, несмотря на преклонный возраст, по-прежнему сохраняла королевскую прямоту осанки и твердость взгляда. Зельевар резко выпрямился, но даже так не получив привычного превосходства в росте, недовольно поджал губы.

- Если мое мнение ничего не значит для мисс Грейнджер, директор, - произнес он более сдержанно, - то я бы хотел, чтобы другие преподаватели, мнение которых мисс Грейнджер ценит, возможно, чуть выше, объяснили ей, наконец, элементарные вещи. Вот почему я настоятельно требую вынесения этого вопрос на педсовет.

- Уверена, мисс Грейнджер расслышала все, что ты сказал, Северус, - МакГонагалл перевела свой строгий взгляд на Гермиону и та виновато кивнула, - я также уверена, что твое мнение мисс Грейнджер уважает и ценит ничуть не меньше, чем мнение профессора Флитвика или мое. Поэтому давай просто дадим ей время обдумать твои слова.

Снейп несколько мгновений смотрел на профессора МакГонагалл, затем коротко поклонился и, стремительно взметнув полы мантии, вышел из кабинета директора.

- Ведь все, что он сказал, правда? - не поднимаясь из своего угла, тихо спросила Гермиона.

МакГонагалл помедлила, задумчиво глядя вслед удаляющемуся Снейпу, и, наконец, произнесла: - Лишь отчасти. Мы не столь беспомощны после смерти Альбуса, как утверждает Северус. Мы все еще можем за себя постоять.

Гермиона вздохнула, оценивающе осматривая собственный класс. Было далеко за полночь, она закончила восстанавливать стену и потолок, починила парты и убрала мусор. За ночь эльфы вытрут пыль и вернут книги на стеллажи. Больше всего она переживала именно за книги, но к ее облегчению, ни школьные пособия, ни старинные фолианты не пострадали. Гермиона осторожно подняла с пола деревянную подставку и положила ее на стол. Сегодняшний вечер она планировала провести с Роном, и ей было жаль, что встречу пришлось отложить. Но винить было некого. В обед она отправила сову с извинениями, написав, что в первый месяц учебного года школьных обязанностей оказалось больше, чем она ожидала. А что еще она могла написать? Что она не справляется? Что ученик разрушил ее класс? Что профессор Снейп потребовал вызвать ее на педсовет? Гермиона не любила жаловаться и ненавидела признавать поражения. Пусть уж лучше так, пусть Рон считает, что ее затянули школьные обязанности, и она тратит вечера на составление учебных планов, так же как в старые времена: придирчиво хмуря лоб, измеряя линейкой длину написанных свитков, и решая, не стоит ли добавить что-то еще.

Она обернулась, чтобы погасить свечи и неожиданно увидела профессора Снейпа. Гермиона не знала, как долго он здесь стоял - высокая фигура на фоне темно-серой стены, руки скрещены на груди, на бледном, таком же усталом как у Гермионы лице застыло непонятное выражение. Она подумала, что, скорее всего, зельевар провел последние часы, успокаивая встревоженных родителей, и вновь испытала укор совести. Они стояли так несколько секунд, прежде чем профессор Снейп нарушил молчание.

- Почему вы не назначили взыскание студенту? - его губы, сжатые в тонкую прямую линию и напряженно сощуренные глаза, не обещали приятной беседы.

Гермиона устало вздохнула. Ну как ему объяснить?

— Это бессмысленно, магический выброс нельзя контролировать.

- В пять лет! - Снейп подчеркнуто выдержал паузу, прежде чем с привычной саркастичностью закончить фразу. - Однако, Заккари Милзу одиннадцать. Уверен, вы это заметили.

- Хорошо, - ей совершенно не хотелось с ним спорить, - если вы так считаете, я назначу.

- Не трудитесь, я уже назначил. С завтрашнего дня Милз будет чистить газон на поле для квиддича.

- На поле для квиддича? - Гермиона еще ни разу не слышала, чтобы Снейп назначал кому-то взыскания вне замка.

Заметив ее изумление, он склонил голову набок и усмехнулся.

- Не знаю, как пользу, - прошелестел его голос, - но он определенно не принесет там вреда.

Натянутое молчание повисло в воздухе. Они стояли не шевелясь. Никто отчего-то не спешил уходить, но Гермиона знала: вот сейчас он скажет «спокойной ночи» и вновь растворится в темноте коридора, такой безразличный, такой надменный, такой не способный видеть в ней ровню. «Всезнайка», «гриффиндорка», «девчонка», ни разу за два года совместной работы зельевар не назвал ее коллегой, как бы она не старалась соответствовать. Даже это его "мисс Грейнджер" всегда звучало язвительным оскорблением. С первого дня работы Гермиона делала все, чтобы завоевать его уважение, доказать, что она на своем месте, что она чего-то стоит. Но вместо признания ее заслуг он с каждым днем, казалось, разочаровывался в ней все больше и больше. Может, стоит попытаться ему объяснить? Она собралась сделать шаг навстречу, но Снейп, опередив ее, отстранился от стены, и, словно намеренно не замечая охвативший Гермиону порыв, кивком головы дал понять, что и разговор, и день, наконец, закончены. Гермиона смотрела, как он уходит, несмотря на усталость, двигаясь как свойственно только ему - плавно и в тоже время стремительно, оборачивая темную мантию вокруг высокого и все еще поджарого тела, и испытала странное разочарование. Так было всегда. Потратив достаточно его времени, она все равно не получила желаемого.
«Господи, ну почему?!» - Гермиона болезненно сжала руки, ненавидя себя за слабость к этому странному человеку. - «Какая ей разница, что он о ней думает, если ему на нее наплевать?»

Внезапно фигура его замерла.

«Ну, может хоть сейчас... Вот сейчас обернется и скажет что-нибудь ободряющее. Что со всеми случается, и что не нужно брать в голову... Или просто пообещает ей поговорить с Милзом. Это ведь так не трудно...»
Мгновение, и сердце пронзила слепая надежда.

Снейп и, правда, собирался отправиться спать, вышел в коридор, но неожиданно передумал и вернулся.

- Мерлин! - сказал он с пронзившей ее эмоциональностью. - Мисс Грейнджер, ну почему вы такая дура?!

Гермиона сглотнула, чувствуя, как горький вкус унижения заполняет гортань. Ну почему он с ней так! От усталости, от обиды ей захотелось расплакаться. Она потерла рукой покрасневшие скулы и попыталась взять себя в руки – нельзя было позволить ему увидеть ее слезы.
Снейп поймал взгляд Гермионы и неожиданно сделал стремительный шаг к ней навстречу.

- И не вздумайте мне зареветь! - резкий глубокий голос, казалось, дрогнул, но через мгновение привычная твердость вернулась. – Только ваших глупых истерик мне не хватало!

Гермиона гордо вздернула подбородок. Карие огромные глаза, блестящие от подступивших слез, посмотрели с вызовом и отчаянной надменностью. Ей захотелось сказать - "не дождетесь", но она сдержалась, только отступила назад, словно само присутствие зельевара давило на нее, лишая собственной воли. Но он не оставил ей даже этого, он сделал шаг следом и оказался так близко, что дышать стало нечем - запах трав, мела и затаенного напряжения. Он был слишком высоким, чтобы выстоять с ним на равных.

- Вы не понимаете ничего, - Снейп заговорил непривычно быстро и тихо, словно досада снедала его, несмотря на безуспешную попытку сдержаться. - Умненькая соплячка-всезнайка, прочитавшая тысячу книг, но так и не научившаяся думать. Вы мечете вокруг себя свою жалость, словно бисер, не задумываясь о последствиях и не отвечая за содеянное. Жалость постыдна, она беспощадно травит душу, она разрушает, она делает слабым! Неужели вы не видите, что творите?

Он говорил с таким чувством, словно копил его в себе долгие дни, терпеливо позволяя ей совершать ошибки, пребывая в неоправданной надежде, что Гермиона, наконец, повзрослеет и посмотрит на мир как должно.

- Думали ли вы хоть раз, подсказывая Лонгботтому на зельях, что своей жалостью вы все сильнее утверждаете его в мыслях о собственной никчемности? Задумывались ли, что, жалея эльфов, вы лишаете их ощущения значимости собственной работы? Внушаете им, что они всю жизнь занимались чем-то постыдным, от чего вы так стремитесь освободить их? Осознаете ли вы, что, не наказывая Милза, вы словно намеренно подчеркиваете его неполноценность? Ущербность в сравнении с другими? Зачем вы все это делаете, мисс Грейнджер? Вы так желаете дать им понять, что все они хуже вас? Я знаю только двух людей, сумевших достаточно долго жалеть безнаказанно. Один из них – Альбус Дамблдор, и жалость убила его моими руками, другая… - он вдруг осекся, понимая, что и так сказал предостаточно, и сейчас уж точно было не время и не место открывать перед этой девчонкой душу. Криво поморщившись, Снейп отстранился, недовольный тем, что позволил себе слишком многое: много слов, много эмоций, много напрасно потраченного времени. Почти неуловимо, в терпком, столь насыщенном баритоне зельевара проступила досада. Он не сдержал ее намеренно, словно стремясь подчеркнуть, насколько тяготит его необратимость состоявшегося монолога, и отступил, тем самым давая понять, что для умной женщины было сказано достаточно, а для прочих - любые слова лишь пустое сочетание букв.

- Жалость меняет судьбы людей, готовы ли вы принять на себя эту ответственность, мисс Грейнджер? Если нет, то держите ее при себе, и научитесь уже, наконец, думать, а не только читать книги.

Гермиона молчала, ощущая невольную горечь, он был прав и не прав, как бывает это лишь в жизни и никогда - в книгах. Слизерин и Гриффиндор, Мерлин! Как все же много разделяет их, кроме цвета дома и чистоты крови. И там, где профессор Снейп – истинный слизеринец - видел только постыдную жалость, Гермиона, как прирожденная гриффиндорка, стремилась выразить сострадание и оказать поддержку. Но неужели их полюса никогда не сойдутся? Даже если оба они, в глубине души, стремятся принести своим ученикам только добро?

- Я никогда не бежала от ответственности, профессор, - произнесла Гермиона как можно более ровно, - просто, отчего-то я смотрю на нее с отличной от вас стороны. Безответственно не протянуть руку помощи тому, кто нуждается в ней, и позволить оказаться в одиночестве ребёнку, не готовому противостоять целому миру. Я не хочу оставлять Заккари без возможности найти у меня понимание, даже если он скрывает свою слабость за озлобленностью и гневом. Душа каждого человека стоит того, чтобы за нее бороться. Даже если я, по собственной глупости, не всегда делаю это правильно.

- Заккари Милз, - произнес Снейп с раздражением, - если вы действительно хотите ему помочь, держитесь от него подальше. Он слизеринец, мисс Грейнджер, и чем больше вы ему нравитесь, тем сильнее он будет воспринимать вашу жалость как оскорбление. Не совершайте ошибку, не противопоставляйте его другим!

Она смотрела на Снейпа, ничего не говоря, и он уже сам не понимая, зачем это делает, быстро добавил: - Эта война и так отобрала у нас слишком многое, мисс Грейнджер, и я хочу, чтобы вы четко усвоили одно: если потребуется выбирать, я предпочту пожертвовать Милзом, чтобы защитить других моих учеников.

- Что ж, - Гермиона горько усмехнулась, - в этом вы недалеко ушли от Альбуса Дамблдора. Все ради общего блага!*

____________
* Девиз Гриндевальда и надпись над входом в тюрьму Нурменгард, ее аналог «Für das höhere Wohl» («Для высшего блага») был выбит над воротами немецких концлагерей.

Будучи по натуре идеалисткой, Гермиона всегда с осуждением относилась к решению старого директора пожертвовать жизнями преданных ему людей - Гарри и Снейпа - ради блага и благополучия магического общества в целом.