Название: Месть и немного любви Автор Korell Бета: Ololsh Герои: Гарри Поттер, Гермиона Грейнлжер, Рон Уизли, Лили Эванс, много оригинальных героев Рейтинг: PG-13 Жанр: Детектив Дисклаймер: Все права принадлежат Дж. К. Роулинг. Саммари: Через десять лет после окончания Второй магической войны Гарри Поттер сталкивает с новым, невидимым и неуязвимым врагом, который, возможно, связан с бывшими врагами. А началось все с пустяка. Размер: миди Статус: в работе. Отношение к критике: надеюсь на конструктивную критику, но будьте готовы к дискуссии.
На утреннем докладе, когда совещание уже закончилось, Джеймс Уитворт задержал старшего аврора Гарри Поттера и протянул ему лист пергамента.
— Взгляни-ка. И займись вот этим… пока не подкину задачку посерьезней. Тем более, — прищурился он, — что дело касается лично тебя.
Так начался первый рабочий день Гарри Джеймса Поттера после возвращения из отпуска. Поправив очки, он бросил быстрый взгляд на длинный белый пергамент и с интересом прочитал небрежно нацарапанную фразу: «Мистеру Поттеру — к исполнению». Писал, видимо, кто-то из начальников Аврората. Собственно, только это и привлекло его внимание: что же за странное дело, которым должен заниматься именно он, а не какой-то другой сотрудник, например?
В кабинете, как обычно, царил рабочий беспорядок — точно такой, как в день перед отпуском. Высокие черные шкафы были завалены пергаментами. На длинном коричневом столе валялась куча бумаг. В знакомых деревянных рамках виднелись колдографии родителей и их знаменитого «трио», которое журналисты давно окрестили «золотым». Гарри поначалу сердился, но в последнее время привык и даже находил в этом нечто милое. Посмотрев на любимую колдографию, он улыбнулся: на снимке был запечатлен зимний день в Хогсмиде, и он, счастливый третьекурсник, радостно обнимал улыбавшихся Рона с Гермионой. Как давно это было… Гарри хотел было распечатать конверт, как вдруг заметил сидящую напротив неясыть.
— Скорри? — машинально переспросил Поттер.
Громадные глаза птицы оставались неподвижными. Порывшись в ящике стола, старший аврор протянул ей остатки старого крекера. Сова весело ухнула и, клюнув его, стала расхаживать по столу. Гарри погладил птицу и сразу отвязал от лапки темно-синий подарочный конверт.
— Прости, но у меня нет тунца в собственном соку, — ласково сказал птице Гарри.
Скорри, почтовая сова министерства, разносила по утрам письма. Взмахнув крыльями, она поднялась к потолку. Гарри раскрыл конверт. К его удивлению, из письма выскочил продолговатый листок пергамента, на котором изумрудными чернилами была выведена какая-то фраза. Поправив очки, Гарри прочитал:
Дорогой мистер Поттер! Иногда на поверку слон оказывается всего лишь непомерно разросшейся мухой, не правда ли? С наилучшими пожеланиями, AB
Несколько мгновений Гарри смотрел осоловелым взглядом на послание. Фраза показалась ему бессмыслицей. Перечитав ее еще раз, Гарри стал рассматривать письмо. Очевидно, чей-то глупый розыгрыш. «Ромильда?» — мелькнула мысль. Нет, почерк явно не принадлежал Вэйн. Красивые каллиграфические завитушки, росчерки над буквами, немного старомодные формы ничем не напоминали каракули Ромильды… Из знакомых Гарри, пожалуй, так не писал никто.
— Мистер Поттер не желает чаю или кофе? — пробормотала появившаяся у стола пожилая эльфийка Кренси.
— Кофе. Да, спасибо, — машинально ответил Гарри. Маленький пятачок эльфийки растворился в воздухе, а хозяин кабинета снова взял в руки письмо.
Конверт был темно-синим, подарочным. Такие продавались в дорогой лавке Эльзы Вудфрик в Косом переулке. Обычно их покупали девушки или пожилые дамы на значимое событие, вроде дня рождения или годовщины свадьбы. Должно быть, автор хотел послать письмо на какой-то юбилей. Нет, полная глупость…
— Что-нибудь случилось? — в дверном проеме показалась всклокоченная голова его верного помощника, Донана Кларенса. На правах старого друга он охотно вошел в кабинет и присел напротив начальника, даже не поинтересовавшись, как тот провел отпуск.
Гарри в ответ только пожал плечами и протянул письмо.
— Не совсем понимаю, о чем это, — поморщился Поттер, потеребив манжету с серебряной запонкой.
— Ну, некая АВ считает, что ты не слон, а всего лишь непомерно разросшаяся муха, — равнодушно ответил Донан. Поскольку он считался лучшим криминалистом Аврората, Гарри всегда внимательно прислушивался к его словам. — Какую-нибудь поклонницу отверг, старина? — бросил он внимательный взгляд белых, почти бесцветных, глаз.
— Э… В последнее время вроде ничего такого не было… — замялся Гарри.
Кларенс рассмеялся. Оба они прекрасно помнили то время, когда молодые девушки слали героям войны — Гарри Поттеру и его другу Рону Уизли — письма с признанием в любви и собственными колдографиями. Гарри всегда относился к этому с юмором; зато его друг, судя по слухам, не отказал паре поклонниц в праве на короткое счастье. Рон… Гарри чуть ностальгически улыбнулся, глядя на пепельницу в виде керамического сапога. В последние три года они совсем отдалились друг от друга — то ли из-за семейных дел, то ли из-за бесконечного, ненормированного рабочего дня. Сам старший аврор никогда не приходил домой раньше одиннадцати вечера.
Вбежавшая Кренси лихо расставила на столике две белые кофейные чашки. Она, как правило, заваривала густой и крепкий, на старинный лад, «венский кофе», как говорила сама Кренси. В министерстве ее любили и старались особо не нагружать делами. Однако эльфийка настолько любила готовить чай и кофе, что зачастую сотрудники намеренно просили ее сварить то или другое — чтобы просто не обидеть старушку.
— Кренси, ну зачем мне столько мороженого? — притворно поднял руки вверх Кларенс. — Я ведь крепкий люблю…
— Мистер Поттер просил «Венский», — ответила Кренси тоном, не допускающим возражения. — Вот я и принесла ему. А вам, мистер Кларенс, могу сделать черный, «Кёнигсбергский».
— Да уж, прусские бароны знали толк в жизни, не то, что венские фаты, — усмехнулся Донан, положив конверт на стол.
— Ты чем-то недоволен? — переспросил Гарри, глядя на его движения.
— Ты понюхал письмо? — протянул он его Гарри. — «Шанель No 5». Для нынешних девчонок это нафталин. Да и бумага — кремовое верже. Такую перестали делать году в пятьдесят пятом поди, а продается она разве что в дорогих подарочных лавках.
— Вот чертяка, — весело отшутился Поттер. — По части криминалистики ты ас, — отпил он кофе. — Старушка, значит?
— Скорее, старая дева или старая барынька, — ответил Кларенс. — Какой там старушке или барыньке благородных кровей ты недавно насолил?
— Да никакой вроде, — почесал переносицу Поттер. — Но мало ли какие есть на свете экстравагантные личности. Это все?
— Погоди, конверт дорогой, бумага тоже. Неужели она тратила приличные деньги только для того, чтобы сообщить тебе, что ты не слон, а муха? Можно было и на простом пергаменте прислать. Делов-то, — снова развел он руками.
— А, может, наоборот, кто-то играет под старую деву? — Гарри с наслаждением отпил молочный напиток.
— Смысл? — спросил Донан, глядя, как за окном начинается небольшой дождик. Впрочем, то была иллюзия: министерство магии, располагавшееся под землей, имело только фальшивые окна, которые в точности передавали погоду над землей. — Ну, а что шеф?
— Да ты не горюй, барыньки в кроватке иногда сто очков молодым дадут, — фыркнул было Кларенс, но осекся: Поттер достал из кармана другой пергамент. В нем, как оказалось, была завернута вырезка из «Утренних известий» от первого августа:
Презентация «Эротических дневников Лили Эванс» состоится 5 августа в 13.00 в холле магазина «Флориш и Блоттс» в Косом переулке. Приглашаются все желающие.
— Ты это видел? — лицо Гарри побледнело от ярости.
— Болтали что-то такое, — глухо отозвался Кларенс. — Были публикации, что их нашли и…
— Ты соображаешь, что это моя мать? — с ненавистью закричал Гарри. Сейчас его лицо побелело от ярости. — Я немедленно туда, — прихватил он летнюю мантию.
— Мне тоже не мешает, раз уж я подключен, — хмуро ответил Донан. Подняв со стула грузное тело, он также жестко пошел к камину.
***
С Дональдом Кларенсом Гарри познакомился в двухтысячном году. Выпускник Хаффлпаффа, он, будучи только четвертокурнсником, участвовал в памятной битве за Хогвартс. Затем Аврорат, учеба, знакомство с Гарри Поттером. Совместные тренировки и общая подготовка сделали их приятелям. В те лихие времена повсюду бродили недобитые общества Пожирателей, мечтавшие то ли взять реванш, то ли вернуть каким-то образом Темного Лорда. И всё же их настоящая дружба началась после совместного раскрытия гибели Эллы Хриштокс — несчастной магглорожденной выпускницы, убитой очередной группой фанатиков во главе с Девоном Забини. Вот и сейчас Гарри, несмотря на ярость, был очень рад, что друг будет рядом с ним.
— Слушай, давай пока порассуждаем немного… — начал было Донан, но Поттер остановил его движением руки:
— Потом.
Кларенс не ответил, а молча убрал длинный черный зонт-трость. Гарри кивнул. Он знал принцип Донана: «Если человек не в духе, дай ему отмолчаться», но только сейчас оценил его по достоинству.
В холле магазина «Флориш и Блоттс» в самом деле стояла толпа человек в сто. Большинство из них были либо журналисты, либо коммерсанты, либо праздношатающиеся. Все они стояли полукругом, опираясь на старинные деревянные перила. Ближе к центру в дорогом белом плаще стоял Драко Малфой, холодно рассматривая соседей. «Приперся, гаденыш», — подумал с ненавистью Гарри. Несмотря на их кажущееся примирение на процессе, где Поттер свидетельствовал в пользу Малфоев, принципиально в их отношениях ничего не изменилось.
— Хоть Люциуса всё же упекли в Азкабан, — шепнул Донан, словно уловив его мысли.
— Вот потому и приперся, что упекли, — хмуро ответил Гарри.
Со всех сторон сверкали магниевые вспышки. Толстяк в черном смокинге потрясал книгой и охотно рассказывал о ней. Гарри показалось, что он никогда в жизни не видел такой сальной улыбки. Рядом с ним стояла невысокая полноватая девушка — Джульетта Хлорделл из «Магического листка». Они, похоже, отвечали на вопросы прессы.
— Вы правы, хотя дневники подлинные, у них есть автор, — сказала Джульетта. Ее косые синие глаза, казавшиеся лисьими, сверкали веселым светом.
— О, им дала литературную обработку Виктория Резник, — охотно добавил толстяк. — Да-да, леди и джентльмены, та самая знаменитая австрийская писательница…
— Книгу ждали давно, и она не разочаровала, — начала Джульетта, но Горбин пресек ее движением пухлой руки.
— Что-то знакомое, — поморщился Гарри. Бесспорно, это лицо он уже видел…
— Алоиз Горбин, собственной персоной, — хмыкнул Кларенс. — Внучатый племянник того, старого. Приперся из Вены пару лет назад…
— Экспертиза определила, что да! — поднял палец толстяк. — Все известные эксперты подтвердили подлинность событий и деталей Хогвартса семидесятых годов.
— Вы показывали дневники директору МакГонагалл? — крикнула высокая девушка.
— Разумеется, — ответил, не задумываясь, толстяк. — Она в свойственной ей ханжеской манере назвала книгу гадкой, но признала, что все детали — не выдумка…
Присутствующие зааплодировали. Донан протянул руку к стоящей недалеко даме:
— Дайте-ка экземпляр, пожалуйста, — взял он увесистую книгу в черной глянцевой обложке.
Гарри с замиранием сердца посмотрел на книгу и едва подавил крик. На обложке шла рыжая зеленоглазая девушка в школьной форме и короткой летней юбке. Это несомненно была его мать, только ее лицо портила блудливая улыбка. Поодаль на фоне башен Хогвартса сидела группа учеников, похотливо рассматривавшая ее голые коленки и перехваченные ремешком туфелек лодыжки. Сверху полукругом красовалась витиеватая надпись: «Эротические дневники Лили Эванс. (Под редакцией Виктории Резник) ». Девушка повернулась в сторону Гарри и порочно улыбнулась.
— Твари… — с ненавистью прошептал Поттер.
Грудь тряслась от яростных ударов сердца. Слюна стала непривычно кислой. До этой минуты вся история казалась ему нереальной. Он ожидал увидеть какое-то подпольное собрание похотливых мерзавцев. Однако сейчас, на фоне громадной толпы и вспышек, Гарри понимал, что речь идет о матери. У его, а не чьей-то другой матери, была отвратительная блудливая улыбка. Глаза его, а не чьей-то другой, матери сияли похотью. И группа учеников оценивающе рассматривала ноги его, а не чьей-то другой, матери…
— Да, знаменитая история про озеро и мистера Снейпа предстает теперь в ином свете, — хмыкнул Горбин. — Как и многие чувства знаменитого зельевара…
Гарри стал лихорадочно листать книгу. На сто пятой странице, в самом деле, была приведена знакомая ему со школьных лет колдография: летающий Снейп, с которого его отец обещал снять штаны. Возмущенная Лили спорила с Джеймсом Поттером, а поодаль сидели мародеры — Ремус, Сириус и Питер. Ниже красовался текст:
Я не смогла сдержать улыбку. Ведь ночью я отдамся твоему победителю, Северус! Он завоевал меня, и имеет право обладать добычей. Я ругаю его, Северус, чтобы распалить, чтобы твой победитель наслаждался ночью сильнее, усмиряя меня. А я? Я должна принадлежать ему, Северус, ибо для девушки нет ничего блаженнее, чем быть трофеем, завоеванной победителем в бою. Когда в горящей Трое Андромаха бросилась на закованного в латы Неоптолема, разве не знала она, что ей суждено стать его наложницей, которой победитель будет обладать самым унизительным путем?
— Да, таковы нравы в Хогвартсе того времени, — спокойно продолжал Горбин, поправив легким движением руки коричневую бабочку. — Перед нами не просто эротическая эстетика, но также исторический документ.
Неожиданно Гарри сделал шаг вперед. Затем другой. Третий. Толпа, не обращая внимания, шумела о своем. Только в последний момент физиономию Горбина исказил ужас. Гарри развернулся и изо всех сил ударил его в лицо.
— Вы председатель попечительского совета Хогвартса, мистер Малфой, — обратился он с холодной яростью в толпу. — Вы хотите, чтобы ваши ученики читали такую мерзость?
Лежащий на полу Горбин застонал. Джульетта взвизгнула, одернув темно-синее платье, словно на нем были пылинки. Гарри осторожно подошел к ней и со всего размаха залепил пощечину.
Сообщение отредактировал Korell - Четверг, 25.02.2016, 23:37
Аврорат превышает полномочия? («Ежедневный пророк», 6 августа 2007 г.)
Вчера днем в магазине «Флориш и Блоттс» произошло скандальное происшествие. На презентации книги «Эротические дневники Лили Эванс», изданной под редакцией известной писательницы Виктории Резник, старший аврор Гарри Джеймс Поттер дошел до рукоприкладства. Распоясавшаяся знаменитость публично избила мистера Алоиса Горбина, ведущего презентации. После этого мистер Поттер позволил себе ударить его соведущую, журналистку мисс Джульетту Хлорделл. Коллеги мистера Поттера не рискнули, однако, применить против него силу. Напротив, они вежливо вывели хама из магазина.
«Поступок мистера Поттера — очередное свидетельство превышения Авроратом своих полномочий. Мистер Поттер просто забыл, что без ордера он — мелкий чиновник», — заявил в интервью нашему изданию заместитель министра магии сэр Каспер Нотт. Конечно, по-человечески можно понять чувства мистера Поттера. Но мыслимо ли дело, чтобы, например, принц из дома Бонапартов или Романовых посмел заниматься рукоприкладством на презентации книги о ком-то из своих предков — пусть даже содержание будет ему не по душе? Хотелось бы узнать, живем ли мы в правовом государстве или в мире произвола.
Ханна Вирт, Собственный корреспондент
Что произошло во «Флориш и Блоттс»? Интервью с председателем Попечительского совета Хогвартса мистером Драко Люциусом Малфоем («Утренние известия», 6 августа 2007 г.)
Вчерашний инцидент во «Флориш и Блоттс» в буквальном смысле взорвал магическую общественность. Возмутительный поступок мистера Поттера расколол общество на его сторонников (меньшинство) и противников (абсолютное большинство). Наш корреспондент Стелла Смит попробовала разобраться в произошедшем вместе с председателем попечительского совета Хогвартста мистером Драко Люциусом Малфоем.
СС: Мистер Малфой, добрый день! Спасибо, что нашли время дать интервью. Как Вы прокомментируете произошедшее?
ДМ.: Прежде всего, спасибо за приглашение. Думаю, истина, как обычно, где-то посередине. Я солидарен со многим в возмущении мистера Поттера. Но то, как это было сделано, совершенно недопустимо. Впрочем, методы часто играют против мистера Поттера…
СС: С чем Вы солидарны? Вы понимаете его сыновьи чувства?
ДМ: Не только. Мистер Поттер обратился ко мне, как к председателю Попечительского совета Хогвартса. Я полностью солидарен с ним: детей и подростков нельзя близко подпускать к подобного рода литературе, где описаны все извращенные формы секса. Надеюсь, директор МакГонагалл примет все меры, чтобы не допустить попадания к ученикам «Дневников Лили Эванс»! Со стороны Попечительского совета она может рассчитывать на любую помощь.
СС: А взрослых?
ДМ: Здесь сложнее. Среди эротической литературы есть настоящие шедевры. Возьмите, например, «Декамерон» Бокаччо или «Лолиту» Набокова. Или даже греческие мифы, не прошедшие цензуру. Недавно наша выдающаяся исследовательница античности мисс Крокетт обнаружила, что в первом варианте мифа о Киренейской лани богиня Артемида скорее всего потребовала от Геракла секса как платы за убийство священного животного. Богиней-девственницей Артемида стала в Архаической Греции, а не в Микенскую эпоху. Можно вспоминать исследования сэра Николаса Роули о сексуальной роли весталок в раннем Риме. Все это — шедевры культуры. Но они для тех, кто понимает, что такое высокое искусство и воспринимает его исключительно как искусство.
СС: Но ведь книга написана о матери Гарри Поттера!
ДМ: Да. Я могу его понять. Но Лили Эванс — достояние истории. Разве не пишут эротические романы об исторических личностях? Вспомните анонимный роман о Наполеоне и прусской королеве Луизе. Кто теперь докажет, овладел ли ей Наполеон при обсуждении Тильзитского мира? Или Романы Мориса Дрюона, где Маргарита Бургундская и Изабелла Английская изображены вселенскими шлюхами. Правда ли это? Не знаю. Но такова проблема исторических лиц — про них сочиняют любые произведения.
СС: Но что было делать мистеру Поттеру? Не подавать же в суд на Викторию Резник?
ДМ: А почему бы и нет? Тогда госпоже Резник нужно было бы предъявить оригиналы, написанные самой Лили Эванс. Было бы интересно их посмотреть.
СС: То есть, оригинальной рукописи Лили Эванс нет?
ДМ: Ее пока не видел никто. Вместо этого мистер Поттер сделал безумную рекламу книге. Теперь большинство ужасно захочет прочитать: «А что там такое написано, за что Гарри Поттер полез драться?»
СС: Гарри был не прав?
ДМ: Гарри Поттер сделал все, чего ожидали от него его враги.
СС: Спасибо за интересное интервью, мистер Малфой!
— Хорек. Подлый хорек, — прошептал Гарри, отложив газету. — Всегда хочет быть и вашим, и нашим — так, на всякий случай.
— Чем кричать на Малфоя, взял бы с него пример! — Джинневра Поттер, тряхнув растрепанными рыжими кудрями, шагнула к старомодному серванту с посудой. После вторых родов фигура жены начала слегка полнеть — настолько, что прежде свободное голубое платье сидело теперь на ней впритык.
— Мне брать пример с Дракусика? — Гарри, преодолевая ярость, постарался придать голосу ехидную тональность.
Джинни, развернувшись, уперла руки в бока.
— Во всяком случае, Малфой не вваливается домой чуть теплым от коньяка, — прошипела она. — Наш мистер Поттер ведь не признает огневиски — нам подавай шикарный немецкий коньяк! И не имя Малфоя с позором поливают все газеты…
— Это была моя мать! — от ярости Гарри стукнул кулаком по столу.
Джинни, прищурившись, внимательно посмотрела на мужа.
— Только твои родители были святыми? А о детях ты хоть раз подумал? О том, что им будут тыкать в спину за выходки папы? Обо мне ты подумал? Мне надоело эти вечные безденежье и позор. Двадцать шесть — едва старший аврор!
Гарри сокрушенно вздохнул. Больше всего на свете он корил себя за глупый поступок юности. Тогда он по совету Молли Уизли пожертвовал половину состояния Поттеров на восстановление Хогвартса. Газеты умилялись с год его благородству, после чего благополучно забыли. Зато не забыла жена, регулярно напоминавшая о том, что они могли бы жить иначе. С годами в Джинневре Поттер просыпалась все большая страсть к деньгам, от которой ее муж готов был лезть на стенку. Старый дом Блэков приходил в упадок, и Поттеры по сути ютились в одном, изрядно обшарпанном, крыле. Или просто… Жена так и не простила ему Ромильду?
— Прекрати орать, — поморщился Гарри. — Наши детки — не бедные сиротки, лежащие под лавкой. — Сейчас белая мебель столовой казалась ему невыносимо затхлой.
— Да что ты говоришь? — мстительно улыбнулась Джинни. — Тебе не жена нужна, а рабыня… Или шлюха, — выпалила она.
— Если бы я знала, что это — брак с алкоголиком и дебоширом, я бы…
— Побежала под венец снова, — хмыкнул Гарри, швырнув в ярости салфетку. — Мне пора, — поднялся он из-за длинного черного стола. — И запомни дорогая, я тебе не твой папа под властью твоей матери, — ткнул он пальцем в воздух.
За спиной послышалось что-то вроде «скотины», но Гарри было всё равно. Последние три года в этом доме ему все было чужим. Он приходил сюда, чтобы позавтракать и переспать, а затем убегал на работу. Он намеренно придумывал себе дела на выходные, чтобы пореже бывать в доме. Попытка примирения позапрошлым летом, от которой, собственно, и появился на свет второй сын — Альбус-Северус — закончилась ничем. Критично осмотрев себя в зеркале с оправой из черного ореха, Гарри быстро пошел вниз. Скоро, без сомнения, проснется портрет Вальбурги Блэк и начнет предаваться воспоминаниям о кузине Лукреции, обожавшей в детстве пороть эльфов плетью или прижигать их раскаленными углями. «Или позировать на фоне итальянских пейзажей в античной тунике», — усмехнулся про себя Гарри.
Только выйдя на улицу, он ощутил прелесть солнечного утра. Духота прошла, и в воздухе появилась легкая матовая дымка. Прохожие спешили по делам, и Гарри решил слиться с толпой. Удивительно, но после вчерашнего у него не болела голова. Ум был ясным, а тело легким, как обычно бывает после окончания тяжелый болезни. Порывшись в кармане, он нашел половину пачки сигарет и сразу вздрогнул. Малфой! Только сейчас он понял смысл слов школьного врага.
Он сделал так, как хотели его враги.
Кто были эти враги? Гарри не знал. Тяжелая тупая боль охватила сердце. Перед глазами поплыл образ Лили, блудливо строящий глазки в школьном дворе. Гарри посмотрел на каменный парапет и, вдохнув табачный дым, быстро пошел вперед.
***
Юридическая контора «Джон Ундервуд и сыновья» располагалась в маленьком кривом переулке: на полпути от Сити к изгибу Темзы, за которым начинались нефешенебельные районы. Только дойдя до невысокого здания середины прошлого века, Гарри понял, что можно было пройти более коротким путем от «Дырявого котла». Ничего удивительного в этом не было: большинство старинных адвокатских контор всегда выступали посредниками между мирами волшебников и магглов. Внешне они выглядели как обычные офисные помещения, хотя в них царил дух полувековой давности.
«Путешествие в прошлое», — иронично подумал Гарри, поднимаясь по скрипучий лестнице мимо деревянных перил с обшарпанными бронзовыми шпилями. Временами он сам удивлялся, как мало изменился волшебный мир за минувшие годы. На грандиозном процессе над бывшими Пожирателями смерти осудили человек шестьдесят. Остальные под разными предлогами увернулись: кто-то сбежал в Австрию, кто-то доказал, что находился под «империо», кто-то имел слишком незначительные прегрешения. Все остальное осталось прежним — от неизменных факультетов до почтовых сов, разносящих письма повсюду, даже в Министерстве. Четыре года назад волшебный мир и вовсе охватила мода на старину: директор МакГонагалл восстановила в Хогвартсе форму образца сорокового года. Из-за жилетов и форменных брюк возни с ней стало куда больше, чем с той, что помнил Гарри… Отворив тяжелую дверь из мореного дуба, он вошел в кабинет.
— Доброе утро, — Гарри, не ожидавший такой любезности, сначала пожал руку, а только затем поставил зонт в специальную подставку. — Если я правильно понимаю, то имею дело с Джоном Ундервудом-отцом?
— С внуком! — поднял толстяк пухлый палец. — С внуком, хотя действительно с Джоном Ундервудом, — улыбнулся он. — Наша компания была основана в тысяча девятьсот тридцать девятом году.
— Понимаю, — кивнул Гарри, внимательно осмотрев собеседника. Толстяк-блондин в позолоченных очках был упакован в темно-серый маггловской костюм, желтую рубашку и синий галстук. На вид ему можно было дать чуть больше шестидесяти, хотя большой живот и одутловатое лицо делали его куда старше своего возраста.
— У нас солидная юридическая контора, мистер Поттер. Есть адвокатский, есть нотариальный отдел, — добродушно похвастался толстяк. — Впрочем, не стану делать вид будто не понимаю о чем идет речь. Есть только одно происшествие, которое могло заставить вас заглянуть в наше захолустье.
— Совершенно верно, — Гарри был приятно удивлен готовности Ундервуда идти на сотрудничество. — Если я правильно понимаю, мистер Ундервуд, вы ведете дела с писательницей Викторией Резник?
— Да, для нас большая честь работать с таким знаменитым автором, — кивнул Ундервуд. — Тиражи ее книг растут из года в год, и мы имеем хороший доход.
Гарри присмотрелся. В полутьме профиль хозяина приобретал неприятные мясистые очертания, как это обычно бывает у толстяков с хищными чертами лица. На шее выпирал громадный кадык, лучше любых слов говорящий о болезни щитовидной железы. Об этом, впрочем, говорили и большие, неестественно выпученные глаза.
— В таком случае, дайте мне контакты писательницы, — ответил Гарри присаживаясь в темно-зеленое плюшевое кресло.
Ундервуд удивленно посмотрел на гостя поверх очков.
— К сожалению, у нас их нет, — развел он руками. — Мы ведем дела опосредованно. — Безымянный палец его левой руки украшало небольшое серебряное кольцо с печаткой, испещренной какими-то знаками.
— Через кого же? — спросил Поттер. Только сейчас Гарри начал понимать, что именно насторожило его с первой минуты пребывания в офисе. В комнате царил беспорядок: папки, лист ватмана, бумаги беспорядочно лежали на шкафах и полках. Однако на большом овальном столе с позолоченной чернильницей царил идеальный порядок: каждая вещь лежала на своем месте, словно в банке «Гринготтс».
— «Штирнер и Штерн» — контора, представляющая интересы фройлян Резник в Британии, — охотно ответил Ундервуд. — Когда нам срочно необходима связь с ними, мы пишем по их почтовому адресу. Они, напротив, связываются с нами, когда пожелают.
Отложив толстое пресс-папье, Ундервуд поднял с кресла свое массивное тело и пошел по кабинету к противоположной от окна стене. Пол заскрипел под его тяжелыми грузными шагами. «Не мешало бы тебе понаклоняться по утрам», — подумал Гарри, критично осматривая тело владельца.
— А вы, конечно, не помните адрес? — немного насмешливо улыбнулся Поттер.
— Нет, отчего же? — плотный человек поправил очки на мясистой переносице. — Вадуц, Лихтенштейн, Обердофергассе, 10-12.
— Кто владелец фирмы? — сделал Гарри быструю пометку в пергаменте.
— Барон Бернгард фон Энкерн, австриец, — продолжил Ундервуд. — Только не спрашивайте меня, как он выглядит, — усмехнулся он. — Я не имел с ним дел и вел переписку только с его секретарем Оскаром Штраусом.
— Как же обычно происходит связь? — вскинул брови Поттер. Подсвечник на столе был украшен такой искусной резьбой, что напоминал канделябр из старинного дома. В центре подсвечника высилась тонкая белая свеча, которая, судя по целому фитилю, служила исключительно для украшения.
— «Лавр на Эврифане», — улыбнулся Ундервуд. — Я приобрел этот подсвечник в одном антикварном магазине. Кажется, он тысяча восемьсот пятого года… Забавно, его изготовили в год Трафальгара… К нам приезжает их представитель, Генрих Науман.
— Ясно, — поморщился Поттер. Теперь он отлично понимал, почему презентацию книги вела Джульетта. — Когда же он привез тираж?
Владелец компании не спеша подошел к столу и посмотрел в папку бумаг.
— Шестнадцатого июля. Тогда я видел его в последний раз.
Небо за окном становилось свинцовым. Собирался дождь, который обещал стать обложным. Гарри поморщился: окно казалось настолько пыльным, словно его никто не открывал как минимум несколько лет.
— Вы не могли бы его описать? — нетерпеливо спросил Гарри, рассматривая шкаф с книгами, прикрытый затемненными стеклами с узорами. «Зачем им здесь книги?» — с удивлением подумал он.
— Высокий поджарый брюнет лет сорока, — не задумываясь ответил Ундервуд. — Карие глаза, в очках. Красит виски от ранней седины.
— Понимаю… У него есть какие-то координаты?
— Я вас сильно удивлю, если скажу, что не знаю? — удивленно посмотрел хозяин поверх упавших на переносицу очков.
Гарри взглянул на большую черно-белую гравюру, изображавшую Уайт-Чапел. Во всем облике церквушки было что-то старинное и в то же время родное, словно давнее прошлое проступало сквозь пелену тумана до сих пор.
— Уайт-Чапел сорок первого года, — что смущенно улыбнулся Ундервуд. — Я очень люблю эту старинную гравюру. В ней есть что-то… щемящее, — выпалил он вдруг, словно не мог подобрать слово.
— Дальше вы скажете, что не знаете его адреса, что он сам направляет вам сову с предложениями о встрече и что места для этих встреч выбирает он сам, — горько усмехнулся гость.
Хозяин выдержал его пристальный взгляд, а затем кашлянул.
— Самое интересное, что так и есть. Вы слишком умны для аврора, мистер Поттер, — картинно откинулся он в кресле.
— Самое интересное, что я вам верю, мистер Ундервуд, — вздохнул Гарри и, взяв черный зонтик, направился к двери.
***
Начальник отдела Джеймс Уитворт встретил сотрудников внимательным взглядом, в котором, как им обоим показалось, затаилась насмешка. Указательным пальцем он массировал переносицу, отчего массивные черные очки ездили вверх-вниз — верный признак хорошего настроения.
— Ну как, разыскали адрес талантливой австрийской писательницы? Нашли, через кого в Англию попала подобная мерзость?
Гарри рассказал все сбивчиво, но достаточно подробно. Во второй половине дня их с Кларенсом ждало разочарование. Для экстренной связи использовали маггловское консульство в Лихтенштейне. Ответ от конторы «Штирнер и Штерн» был быстрым и однозначным: никакого Генриха Наумана среди их сотрудников нет и никогда не было. С понурый видом Гарри и Донан поплелись на вечерний доклад к начальнику отдела.
— Что ж получается? — развел руками Уитворт. — Шестнадцатого июля через юридическую контору «Джон Ундервуд и сыновья» в Британию была завезена порция книг, порочащая героиню войны Лили Поттер. Привез ее некий герр Науман из Лихтенштейна, и далее след его теряется. У Наумана нет ни адреса, ни контактов. И вы вдвоем не можете найти среди нескольких тысяч британских магов ни единого, кто бы его видел?
— Книгу с постельными подробностями никак нельзя назвать невидимкой, — шутливо ответил Поттер. — Скорее, это документ с неверной информацией, порочащей определенных людей.
— Готов согласиться. Хотя, может, австрийская писательница ничего подобного и не знает. Но сперва поделитесь-ка вашими версиями о произошедшем!
— Первая. Виктория Резник решила срубить хороший куш, и воспользовалась именем миссис Поттер для литературного скандала. — Когда Гарри делал доклад он называл родственников официально, по фамилии. — Книга была отпечатана на континенте, скорее всего в Лихтенштейне, и привезена в Англию по заданию то ли «Штирнер и Штерн», то ли иной конторы.
Уитворт подергал торчащее из чернильницы серое гусиное перо: было видно, что подобные объяснения его не устраивают.
— Эта версия вызывает много вопросов, — прошелся Гарри к набитому пергаментами шкафу. — Зачем известной писательнице так старательно прятать концы в воду? Почему бесследно исчез герр Науман, да так, что в Лихтенштейне не могут найти его следов? Где он взял документы, чтобы представиться сотрудником «Штирнер и Штерн»?
— Мог украсть или подделать. Волшебник всё же, — поправил очки начальник.
— Зачем? — недоуменно спросил Гарри. — Деньги писательнице через «Штирнер и Штерн», видимо, поступали: иначе подняла бы скандал. Да и для чего фирме в Лихтенштейне работать себе в убыток?
Несмотря на частые насмешки, Гарри уважал шефа. Прежде чем занять нынешний пост начальника отдела, он прошел огонь и воду под начальством Аластора Грюма. Вставал со стула он всегда, кусая от боли губы: из-за старой раны наступить на ногу было сразу очень больно. И хотя с подчиненными он был беспощадно требователен и вспыльчив, Гарри знал, что наверху Уитворт не раз заступался за них. То, что он ни словом не упрекнул Гарри за вчерашнее, говорило о том, что шеф прекрасно понимал его состояние. Единственное, от чего Гарри иногда сходил с ума — это привычки начальника истязать подчиненных мелкими подробностями и отрицать с усмешкой любую их версию, играя за противника.
— Что же поделывает таинственный герр Науман, исчезнув из поля зрения собственной конторы? — продолжил Уитворт после небольшой паузы.
— Допустим, спокойно вернулся на континент, где живет под другим именем, — пожал плечами Кларенс. — Хотя с чего бы личному представителю известной писательницы жить под другим именем?
— Значит, еще не послали, — невозмутимо ответил Уитворт. — Продолжайте, Поттер, — кивнул он.
«Не ладится у нас что-то с докладом», — подумал с досадой Гарри. Даже обычно бодрый Кларенс выглядел как-то понуро, словно в пятницу вечером. Пора было брать инициативу.
— Идут только первые часы расследования, которое по-хорошему начать бы месяц назад. Завтра отправим писательнице официальный запрос через «Штирнер и Штерн» и тамошнего барона, — вздохнул Гарри.
Глаза Уитворта сверкнули озорным огоньком.
— А Вика вам: «Знать ничего не знаю, ведать не ведаю!» Это же ясно ежу. Да, получила заказ обработать дневники за хорошие деньги. Чтить память Лили Эванс она, как австрийка, не обязана. Магическая Австрия — далеко не дружественная нам страна, так что запрос в сиятельную Вену мы не отправим. Ответят: «Скажите спасибо, что наша гражданка вообще изволила вам ответить». И мы еще напишем ей благодарственное письмо.
В кабинете повисла тишина. И Гарри, и Донан, похоже, поняли, насколько шеф близок к истине. Гарри, однако, выдернул подбородок — как и всегда, в нем просыпалось упрямство, когда не клялись дела.
— Вторая версия такова: Австрия, Лихтенштейн, герр Науман и Виктория Резник — не более, чем мистификация. Дневник написан у нас, в Англии, и распространяется изнутри.
— Постой-постой, версия заманчивая, — оживился начальник. — Намекаете на очередное общество бывших Пожирателей? Но зачем им тратить столько денег, чтобы именно сейчас поливать грязью имя Лили Поттер?
— Но ее сын не политик, а аврор, — резонно возразил Уитворт. — Стоит ли им тратить такие деньги на организацию подобного шоу? И почему тогда они не делали ничего подобного последние девять лет? С чего бы это им ждать аж до августа две тысячи седьмого года?
— Сделал гадость — сердцу радость, — как бы себе под нос заметил Кларенс.
— Верно, если можете сорить деньгами, — охотно подтвердил начальник. — А у недобитых Пожирателей не та ситуация, если они сидят в подполье.
— А если Малфои или их родня Гринграссы? Вот у кого денег куры не клюют! — с яростью воскликнул Поттер, тряя над собой контроль.
— Смысл? — Уитворт внимательно посмотрел на подчиненных. — Фанатиками Темного Лорда ни те, ни другие не были. Едва ли они сохраняют ему верность через девять лет. А на их карьеру и деньги публикация подобных дневников не повлияет.
В кабинете снова повисла тишина. Было только слышно как капли воска медленно падают на пергамент.
— Вобщем, два — ноль, в мою пользу, — вздохнул шеф. — Не позднее, чем завтра к обеду жду от обоих доклада о направлениях поисков. И, кстати, ребята, не тратьте-ка время на розыск «герра Наумана». Науман по-немецки ничто или никто… — постучал он пальцами по столу. — Так что, над вами еще и поиздевались, как над детьми, — кивнул он Поттеру.
В тот же миг со стороны потолка раздались хлопки крыльев. Все трое как по команде подняли головы. Едва Гарри успел сообразить, как на стол села министерская неясыть Скорри с письмом. Быстрым движением руки Уитворт отвязал конверт и протянул его Гарри:
— Снова поклонницы Поттера. Даже в кабинете начальника достают.
Не обращая внимание на шпильки, Гарри осмотрел почту. Большой изумрудно-зеленый конверт, в правом верхнем углу которого был изображен волшебник в турецкой чалме. В центре красными чернилами была выведена надпись: «Мистеру Гарри Джеймсу Поттеру. Кабинет сэра Джеймса Уитворта». Ниже стоял почтовый штемпель: «Стамбул. 2 августа 2007 года». Гарри вздрогнул: в надписи было легко узнать вчерашние виньетки с письма.
— Осторожнее, — посоветовал Уитворт, когда Гарри открыл конверт. Из него тотчас с выскочил белый лист пергамента. Сомнений не было — кремовое верже. Кларенс и Уитворт также склонились над письмом и стали читать вместе с Гарри:
Дорогой мистер Поттер!
Надеюсь, мой подарок ко Дню Рождения пришелся Вам по душе! К сожалению, он немного опоздал, но лучше поздно, чем никогда. Я охотно подняла за Вас и за Вашу не в меру сластолюбивую матушку бокал шербета на берегах Босфора. Еще раз с праздником!
Неизменно Ваша, АВ
P.S. Мой легкий книксен мистеру Кларенсу — я в восторге от его детективных способностей. Передайте ему, что помимо «Шанели No 5» я еще очень люблю «Шанель No 19» и «Опиум» — пусть это поможет в его поисках!
Внешне отель «Шац»*, несмотpя на pомантическое название, казался не слишком привлекательным. Однако внешность часто бывает обманчива. За мpачным серым фасадом скрываются изящные салоны с мозаикой и ковpами, мpамоpные лестницы, светлые номера с голубыми обоями, доpогая мебель и ванные комнаты, отделанные розовой плиткой. Ровно в пять часов один из таких номеров открыл высокий мужчина лет тридцати, одетый в потертые дорожные джинсы, оранжевую рубашку в клетку и пиджак, который был велик ему в плечах. Поставив чемодан у входа, мужчина брезгливо стащил с себя одежду и встал под душ. Затем, прошептав заклинание, достал из чемодана чистую белую рубашку, дорогой бордовый галстук, новый сеpый костюм и чеpные ботинки. Одевшись, он с наслаждением вздохнул, и, закрыв номер, поскорее вышел на улицу.
Облик приезжего мог бы показаться интересным. Высокая длинная фигура сочеталась с неестественно бледной кожей и изможденным лицом. В черных глазах сверкал нездоровый огонек, словно у него была лихорадка. Быстро закурив, он посмотрел на убегавшие вниз ажурные решетки бульвара. Похоже, в недавнем прошлом он пережил потрясение, от которого не оправился до сих пор — все происходящее казалось ему мимолетным приятным сном. Свернув на тихую улицу, он закурил вторую сигарету, и ускорил шаг, пока не оказался возле шестиэтажного старинного здания, украшенного колоннами, портиками и лепниной. В центре здания красовалась надпись «Отель Империал».
Прохожий оглянулся. У входа в отель располагалась длинная летняя терраса, на которой стояли столики, накрытые безупречно-белыми скатертями, и бордовые мягкие кресла. На одном из них сидел плотный темноволосый человек лет пятидесяти в дорогом «театральном» костюме. Короткие волосы были аккуратно зачесаны в пробор, хотя на макушке давно обосновалась залысина. Лицо казалось одутловатым, в том время как маленькие настороженные глаза выдавали в нем куда более внимательного человека, чем можно предположить. Подошедший кивнул и, бросив окурок в пепельницу, направился к его столику.
Высокий с удовольствием пожал ее, сохраняя, однако, настороженный вид.
— Я понимаю, скольким обязан вам, Освальд… — вздохнул он. Его лицо имело странную особенность — глаза жили отдельно от остального лица. Он мог говорить, улыбаться, смеяться, однако черные глаза оставались неподвижными.
— Полно, что за счеты, Френсис. Вдохните полной грудью чудесный венский воздух! — указал плотный на стоящее напротив бархатное кресло. — После нашей встречи прогуляйтесь непременно на Шварценберг-плац. Поверьте, в ней есть очарование, словно вы возвращаетесь в блаженные времена Его Величества Франца-Иосифа… — улыбнулся он маленькими глазами.
— Я на остановке видел плакат какого-то исторического общества с изображениями гренадеров и кирасир, — кивнул Френсис, удобно устраиваясь, наконец, за столом. — Подпись внизу гласила, что времена императора Франца-Иосифа по сей день популярны в Австрии.
— А то как же! — пробасил пухлый. — «Для меня, шутника, жизнь легка, жизнь легка!» — напел он. — С минуту они молча смотрели друг на друга, а затем также в унисон рассмеялись. Легкая синева венского неба, казалось, поддерживала их веселье.
— После восьми лет заточения мне, поверьте, непривычно, просто гулять по улице, — грустно вздохнул Френсис. Подошедший официант поклонился и поставил гостю бутылку «Перье».
— О, не волнуйтесь! В этом городе, скорее, враг Темного Лорда получит «аваду» в спину, чем арестуют его сторонника, — рассмеялся Освальд. — Ваши друзья и родственники скоро выйдут пройтись по Хофбургу. Присоединяйтесь, но только после Шварценберг-плац!
Подошедший кельнер расставил бутылки с холодной водой. Освальд что-то шепнул ему, а затем обернулся к гостю:
— Хотите штрудель? Вы не в Кельне, а в Вене, поэтому рекомендую не яблочный, а вишневый!
— Мое естество жаждет сейчас не штрудель, а бифштекс с жаренной картошкой, — вздохнул Френсис.
— Что же, тем лучше. Пожалуй, составлю вам компанию, — признал Освальд.
— Поразительно, но даже маггловские машины на этой улочке не вызывают у меня аллергии, — вздохнул долговязый. — Главный отель на самой тихой улице города — воистину, венские парадоксы…
— Вы еще не видели Вену, когда зажгутся вечерние огоньки… Кажется, что тебе снова семнадцать, впереди вся жизнь, и хочется скорее заглянуть за стены серых домов, чтобы понять, какая жизнь течет там… Как жаль, что ваша милая сестра не сможет это все увидеть…
Лицо соседа исказила гримаса ненависти.
— Они ответят за Лору. Слышите, Освальд, ответят. Ей было двенадцать, когда она умерла, оставшись без помощи. Пусть сдохнут все, — стукнул он кулаком по скатерти. — А прежде всего — так называемые герои, «золотое Трио».
— Полно, дорогой Френсис, зачем убивать Поттера? — вздохнул его сосед. — В этом была ошибка Темного Лорда: не надо плодить мучеников. Он живой труп. Он больше не Мальчик-Который-Выжил. Он — выродок сексуальной маньячки, с тринадцати лет мечтавшей об оральном сексе с насилием, и папочки-садиста, мучившим всех, ради того, чтобы его мамочка возбуждалась сильнее… Теперь об этом знает весь мир! Школьники, чиновники, авроры, аристократы, сослуживцы, — все они, глядя на Поттера, будут теперь представлять длину фаллосов, с которыми забавлялась его мамаша!
С минуту Френсис внимательно смотрел на соседа, а затем снова рассмеялся.
— Гениально! — произнес он, наконец. — Она в самом деле гений, Освальд.
— Она убила его, Френсис. Уничтожила легко, одним касанием пера. Потому что она правда гениальна, — темные глаза немца блеснули нездоровым светом. — Заметьте, мстить Поттеру некому: разве что воздуху и стенам.
— Они были Темному Лорду, как сын и дочь, — задумчиво посмотрел Френсис на уже запыленную листву лип. — Жаль, что она не поспела к битве за Хогвартс…
— Так было угодно Провидению, — сжал пухлые пальцы Освальд. Подбежавший официант поставил на столик зелень. — Теперь все стало иначе, Френсис. Их система приходит в глубокий кризис. У них больше нет святых. Надеюсь, — прищурился он, — вы понимаете, что долго система без святых и героев жить не может?
— Зато у нас хватает героев, — выпалил, не задумываясь, собеседник. — Крауч, Мальсибер, семья Лестрейнджей, Долохов…
— Этим мы и сильны! — поднял пухлый палец немец. — Поймите, Френсис, пока вы коротали срок в Азкабане, мы тоже не бездельничали. Мы навязали им настоящую войну, ведущуюся день за днем, эпизод за эпизодом. Эти кретины даже не понимают, что новая война уже началась! И в ней мы лишим их главного — святых и героев.
— Все же покойный профессор Снейп оказал нам немалую услугу, — ответил неожиданно Френсис. — Хотя он и был мерзавцем и предателем.
— И вы теперь солдат этой войны, Френсис. Причем, заметьте, на ней нам даже не надо рисковать жизнью. Мы воюем, наслаждаясь «Утренними листками» и гуляя по Ринг-штрассе. Вот, взгляните, — протянул немец газету. — Нам нужно будет сделать одним маленький штрих, на который указал Малфой.
— Как жаль, что гнусь иногда бывает права, — вздохнул Френсис. Его собеседник кивнул и разложил салфетку на коленях.
***
8 августа 2007 г.
Первое, что они узнали, запросив Определяющее Перо: почерка, которым были написаны послания AB, в архиве Аврората нет. Гарри снова наведался к Джону Ундервуду и тот, не скрывая удивления, предоставил все необходимые пергаменты, подписанные Генрихом Науманом. Ответ экспертов был незамедлительным: все документы, печати и штемпели полностью соответствовали оригиналам компании «Штирнер и Штерн».
Разумеется, в Лондон мог приезжать сотрудник конторы под фальшивым паспортом, выдавая себя за Генриха Наумана. Однако причины, побудившие представителя уважаемой фирмы пойти на такой шаг, оставались окутанными мраком.
Кларенс, тем временем, провел допрос Джульетты Хлорделл. Поскольку девушку трясло от одного имени Гарри Поттера, было решено, что тот не покажется на допросе. Донан старался говорить с ней спокойно и ласково, словно это был не допрос, а дружеская беседа. Однако сведений Джульетта дала немного. В начале июля главному редактору «Утренних известий» в самом деле позвонил немецкий коммивояжер и предложил распространить новое произведение Виктории Резник. Тиражи книг писательницы росли, как на дрожжах, и главный редактор не отказался от столь выгодного предложения: тем более, что все юридические формальности брала на себя компания «Джон Ундервуд и сыновья».
Через два дня, исчерпав все возможности, Уитворт снова собрал Поттера и Кларенса в кабинете и заявил им уже без подколок:
— Дорогие коллеги, мы, кажется, в тупике. Что вы вообще думаете о загадке, заданной нам австрийской писательницей?
— Дело Виктории Резник не такое уж простое, — огрызнулся Поттер, усаживаясь в темно-синее кресло возле стены. (Как все выпускники Райвенкло Уитворт отдавал предпочтение родному цвету). Гарри был ужасно зол, что целый день беготни и суеты не принес никаких результатов.
— Конечно-конечно. Нашему брату куда легче получать галлеоны в день зарплаты, — ехидно усмехнулся начальник. — Несколько сложнее выдвинуть, например, интересную версию, — поправил он очки.
— В таком случае, выслушайте ее, — неожиданно ответил Кларенс. Гарри и Уитворт повернулись к нему как по команде. — Я сопоставил оба письма. Первое пришло прямо перед презентацией книги. Штемпеля и даты отправления нет, так что могли послать откуда угодно.
— Ага, намекаешь на то, что… — подмигнул Уитворт.
— Обойдемся без намеков. Второе послание AB еще более интересно. Отправление датировано вторым августа, пришло к нам шестого. Невероятный срок для волшебной почты из Стамбула…
— Однако конверт волшебный, а не маггловский! — с жаром возразил Кларенс. — Маглы с такими не работают. Я убежден, что это не случайность, — взмахнул он рукой — Видимо, был некий конверт из Стамбула, который отправили с более близкого расстояния. Например, из Лондона, — многозначительно посмотрел он на сослуживцев.
— Хочешь сказать, что для нас разыграли спектакль? Мерси, — улыбнулся Уитворт, видимо, довольный, что подчиненные ввязались в спор. — Только подобный спектакль требует немалых денежных затрат. Для чего кому-то понадобилось их осуществлять, если нет дивиденда?
Кларенс попытался возразить, но начальник остановил его движением морщинистой руки.
— Погоди. Этот твой гипотетический преступник, идя на приличные траты вроде письма из Стамбула, должен был преследовать серьезные цели и получить дивиденды. Какой же доход он или, точнее, она, — хмыкнул шеф, — получил?
— Оскорбить или пригрозить, — выпалил Гарри, который все это время молча покусывал губы.
Уитворт выдержал паузу, а затем задумчиво посмотрел на висячий напротив портрет Грюма.
— Разумно. Только в посланиях нет прямых угроз и даже оскорблений. Так, игривые полунамеки. Про слона и муху, еще с натяжкой подойдет, хотя больше похоже на розыгрыш школьницы, — хмыкнул он. — Во втором письме и такого нет.
— Как насчет оскорбления моей матери? — на лице Гарри мелькнула ярость.
— Имеешь ввиду пассаж про «сластолюбие»? — вскинул брови начальник. — Возможно, намекает на книгу… Не более того… К сожалению, после выхода в свет известного томика, писать подобное пока не возбраняется.
После слов «не возбраняется» в кабинете повисла тишина. Уитворт по привычке теребил пером и немного ехидно поглядывал на подчиненных поверх очков. Кларенс смотрел на друга, словно ожидая поддержки, чтобы возобновить наступление.
— Ну, а информация о том, как Кларенс вычислял эту даму по духам? — запальчиво ответил Гарри, опередив друга.
— Примитивный фокус, — начальник допил остатки кофе. — Если она знает о Донане, вполне может быть уверенной, что уж ее-то духи он точно засечет. Потому и приписала про другие любимые духи. Прием старый: нагнать тумана и посеять взаимное недоверие. Ломайте голову, господа авроры, кто из вас сдает другого.
Гарри и Донан переглянулись, изумившись, как легко решил шеф мучившую их загадку. В глазах Поттера даже появилась досада.
— Верно, дивидендов больших нет, — признал Донан.
— А, вот так-то! — подтвердил Уитворт, слово объяснил нерадивому школьнику теорему. — И что, по-вашему, из этого следует?
— Автор этих анонимок на мой взгляд явно переборщил. Перестарался, так сказать… Хотел создать иллюзию, что он причастен к делу о книге.
— Даже чуть ли на организовал его, — подтвердил Гарри. — Намекает, что это ее подарок на мой День Рождения…
Наступила пауза. Начальник, откинувшись, начал что-то рисовать на пергаменте. Поттер с яростью ущипнул ладонь: как обычно, его злила манера шефа намеренно разбивать любую версию. Зато Кларенс мотнул головой:
— Я убежден, что анонимки не случайность, — продолжал Донан, забавно растрепав кудряшки. — Вообще-то я избегаю оперировать версиями о глупом преступнике, слишком это опасно. Потому допускаю: трюк с письмами был кому-то необходим, чтобы направить нас по ложному следу. Не разумнее ли предположить, что кто-то хочет нам внушить, именно внушить, что нити тянутся в Турцию? Ведь если предположить, что организаторы шоу сидят аж в Стамбуле, сама собой отпадает необходимость искать их в Англии.
— Или опять-таки нас надувают, — воскликнул Гарри. — Заставляют ничего не предпринимать, пока они не скроются, черт знает куда!
— Кто это такие — они? — с интересом спросил шеф. Кларенс подмигнул Гарри, но тот уже ринулся в бой: его, похоже, доконали шпильки начальства.
— Например, компания «Штирнер и Штерн», — с запалом возразил он. — Или те, кто скрывается под ее вывеской.
Уитворт усмехнулся, что-то пометив в пергаменте. Подчиненные с интересом посмотрели на шефа, который, похоже, наконец, принял решение.
— Ну так вот, ребята, — поднялся он из-за стола, придерживаясь осторожно за его краешек, — ничто из приведенных вами аргументов не убеждает меня, что анонимщица напрямую причастна к делу о книге. Пора оставить треп об анонимках и заняться делом. Любительница «Шанели» пусть себе пьет шербет на берегах Босфора. А вас, Поттер, раз уж подали дельную идею, завтра ждет Лихтенштейн: навесите герра Оскара Штрауса и поговорите с ним по-хорошему. Только без инцидентов: в германских землях победитель Темного Лорда, мягко говоря, не в чести.
Повернувшись к Кларенсу, начальник стал что-то доказывать ему про допрос главного редактора «Утренних известий». Гарри послушно пошел за ними, чувствуя, как на душе снова поселяется смешанное чувство досады и нетерпения.
***
Летний вечер вступал в свои права. Домой идти не хотелось, и Гарри аппарировал в Косой переулок. Можно было посидеть в пабе, встретить кого-то из старых знакомых, или, на худой конец, пройтись по магазинам. Главное было прийти на площадь Гримо как можно позже. Приземлившись возле банка «Гринготтс», Гарри некоторое время посмотрел на пеструю толпу, а затем свернул в длинный ряд лавок.
Вокруг было много праздношатающихся. Несколько молоденьких ведьм в темных мантиях спешили мимо него. Старичок неподалеку продавал печень угря. Пухлый торговец торговался с каким-то пожилым человеком, видимо врачом, за цену на ингредиенты для зелий. Ловя грудью вечернюю прохладу, Гарри вдруг подумал о том, что Темный Лорд когда-то тоже шел в первый раз по Косому переулку. О чем думал он, вырвавшись из приюта? Нашелся ли кто-то, кто захотел проводить его через «Дырявый котел»?
Первой мыслью Гарри было отнять у старика книгу, однако какой-то голос подсказал ему не делать этого. Он вдруг поймал себя на мысли, что стоило бы прочитать или, по крайней мере, пролистать эту книгу. Автор иногда раскрывается в тексте. «Ради мамы», — подумал вдруг и тотчас надел маскировачные зеркальные очки.
Отсчитав пятьдесят галлеонов, аврор поскорее взял в руки книгу. Рыжая девушка с обложки снова послала ему блудливую улыбку и кокетливо продемонстрировала голые колени. Гарри, однако, не стал вдаваться в детали. Отойдя в сторону от линии лавок, он поскорее открыл книгу на середине — как раз в том месте, где колдография изображала гуляющих Лили и Северуса. Дальше шел знакомый Гарри разговор**, но в совершенно неузнаваемом виде:
Что же, Сев, ты совершенно прав: с твоей неспособностью к действиям ты навсегда останешься только другом. Не сомневаюсь, что ты тайком в ванной онанируешь на мое изображение, воображая, как снимешь с меня сначала блузку, потом юбку, а потом и все остальное. Но это — все, на что ты способен. Ты не способен властно сжать мою талию, не обращая внимания на мои крики и протесты. Ты ведь даже не подозреваешь, что я не люблю надевать свои маленькие кружевные трусики — красные, с сердечком… Вот потому, Сев, я никогда не буду биться горячей и взмокшей под напором твоего фаллоса! Впрочем, говорить ему об этом я не стала, а решила поиграть:
— Мы и есть друзья, Сев, но мне не нравятся люди, с которыми ты связался. Прости, но я не выношу Эйвери и Мальсибера. Мальсибер! Ну что ты в нем нашел, Сев? Он же подонок! Ты знаешь, что он на днях пытался сделать с Мэри Макдональд?
Я остановилась у колонны и прислонилась к ней, глядя в худое, бледное лицо. Мне стало интересно, поймет ли Сев. Поймет ли он, что я обожаю отдаваться Мальсиберу. В ту ночь после его шутки с Мэри он медленно раздевал меня, и мы вместе, целуясь, смеялись над дурой Макдональд. Потом его пальцы бродили по спине, пробегали по всем позвонкам и неспешно поглаживали мою попку. Его тело выгибалось, а его копье росло на глазах: оно, кажется, упиралось уже мне в пупок, и я сделала почти незаметное движение бедрами, чтобы усилить наслаждение. Морти нетерпеливо гладил изгиб моего бедра, а я жадно шептала, что хочу посмотреть, как он снова поиграет с дурой Мэри. Я ведь ругала его при всех, как староста, а он слушал мои замечания с дьявольски порочным огоньком в глазах…
Гарри с ненавистью закрыл книгу. Его тело охватывала смесь ярости и бессилия. В первый раз он не мог ничем помочь своим: он даже толком не знал, кому нужно мстить. Горбину? AB? Недосягаемой Виктории Резник? Или, может, герру Науману? Оторвавшись от книги, Гарри заметил, как мимо него прошли две школьницы лет пятнадцати. Перешептываясь, они несли «Дневники Лили Эванс». Одна из них блудливо улыбалась и что-то говорила подруге. Они будут тайком читать и обсуждать, с какими мужчинами спала его мать…
Лужа напротив лавки «Сладости» казалась не просыхающей никогда. Перед глазами поплыла забытая картинка, как тень матери умоляла его оборвать связь их палочек с Волдемортом. Затем вспомнился Люпин, говорящий о том, как его поддерживала Лили Эванс. Этого человека не было в живых. Остальные будут знать другую, помешанную на сексе и жестокости, Лили. Он, ее сын, ничем не мог это остановить. У горла появился непрошенный ком, и Гарри с ненавистью пнул камень.
Примечания:
* Сокровище (нем.)
**Для описания эротических фантазий Лили Эванс использованы в переработанном виде пассажи из романа Э. Арсан «Эммануль».
Утром Уитворт встретил Гарри любезно, даже чересчур: последовали расспросы о здоровье, о самочувствии жены, о поведении детей. Тем временем эльфийка Кренсби принесла кофе и ледяной тоник в высоких бокалах — угощение, обычно предназначавшееся для гостей. Гарри живо смекнул, что и сервис, и дипломатические любезности затеяны неспроста, и терпеливо дожидался главного, стараясь не выказать удивления.
Сам Гарри был в хорошем настроении: он не ночевал дома и избежал скандала с Джинни. Через камин он сообщил жене, что готовится к поездке в Лихтенштейн, и снял отличный номер в «Дырявом котле». Затем, сняв денег, зашел в магазин к мадам Малкин и купил себе отличную новую мантию. После чего, выпив немного коньяка и выкурив штук пять сигарет, сладко уснул. Этим приемом — снимать номер — он иногда пользовался, когда у него появлялась на время любовница. Только последняя из них, стажерка Кэтрин Вальдок, предпочитала дорогие гостиницы, и Гарри буквально поражал шефа готовностью лететь по делам в любой европейский город.
Кэтрин была тонкой кареглазой блондинкой двадцати лет, обладавшей помимо насмешливого взгляда и носа с горбинкой еще и задиристым нравом. Когда Поттер инструктировал стажеров, Кэтрин, откинув длинные волосы, дерзко заявила: «А у вас, как я вижу, садистские наклонности». Сердиться на стажерку Гарри счел ниже своего достоинства и попытался отшутиться. После встречи девушка, подойдя к нему в коридоре, сообщила, что желает побороться с ним за справедливость. «Вы хотите объявить мне войну?» — попытался отшутится Гарри. «Вполне возможно, — дерзко ответила Кэтрин. — И даже победить в ней». «Что же для вас будет победой?» — снова засмеялся Гарри. В тот вечер они вместе пили кофе и болтали о каких-то пустяках. «Мы вместо войны присматриваемся друг к другу», — улыбнулась Кэтрин. А еще через неделю оба они обменялись первым поцелуем возле маленькой автозаправочной станции. Их мимолетное счастье длилось, впрочем, недолго: Кэтрин собиралась стать журналисткой и уехала на практику в какое-то европейское представительство.
— К сожалению, Гарри, у меня для вас плохие новости, — кашлянул Уитворт. — Ваша тетка Петунья Дурсль…
— Что с ней? — спросил Гарри, предчувствуя недоброе.
— Погибла. Вроде бы несчастный случай: налетел какой-то вишневый автомобиль, водитель не справился с управлением… Можете прочесть заключение врача. Держитесь… — потрепал шеф его по плечу.
— Я могу смотаться в Тисовую аллею? — спросил быстро Гарри, читая текст. — Из путанных объяснений выходило, будто Петунья отправилась погостить к кому-то из подруг. «Петунья… Пойдет гулять одна?» — покачал головой Гарри.
— Да, конечно… К тому же… — нахмурился Уитворт, — Штраус просит отложить встречу на пару дней. Обещает помощь, но сразу говорит, что адреса писательницы нет и у них: они связываются с Вики через компанию «Поларфукс».
— Неужто дали и адрес? — поразился Гарри.
— Разумеется. Вена, отель «Империал», комната 202, — фыркнул шеф. — Поларфукс по-немецки — «полярная лиса». Знают ведь, твари, что в улей под названием Вена лишний раз не сунешься!
— Думаете, «Поларфукс» не существует? — поинтересовался Гарри, все еще глядя на отчет.
— Вы еще не поняли, что у них другой стиль? — вздохнул Уитворт. — В «Империале» наверняка есть комнатка, арендуемая какой-нибудь букмекерской конторой «Поларфукс». Где нам, как великое одолжение, дадут адрес еще одного перевалочного пункта…
Была половина одиннадцатого, когда Поттер вышел из кабинета Уитворта. В коридорах мелькали редкие чиновники, спешившие по делам. Миновав длинный коридор, он осторожно вышел в маленький зимний сад на террасе: одно из немногих мест в министерстве, где сотрудникам разрешали курить. С помощью волшебства здесь было создано нечто вроде хвойного дендрария из сосен, зеленых и голубых елей, редких шишкоростов и каких-то кустарников, названия которых Гарри из курса травологии не помнил. В центре садика высился мраморный фонтан «Люди-львы». Скамеек не было — сотрудники могли наколдовывать их или стулья по желанию. Гарри, однако, любил курить на ходу. Механически нащупав пачку «Кента», он сунул в рот сигарету и прикурил от палочки.
— Мои соболезнования, — Кларенс шел навстречу начальнику, дымя «Лаки страйк». Гарри равнодушно посмотрел на нее — он никогда не понимал пристрастие друга к сигаретам, обжигающим губы.
— Благодарю. Знаешь, на душе противно, — вздохнул Гарри. — Мы десять лет не жили вместе, и я о Дурслях почти ничего не знаю. — Донан знал, что Поттера вырастили родственники магглы, обращавшие с ним ужасно и не поддерживающие с племянником никаких связей.
— Я понимаю, ты сейчас не в том состоянии, — бросил Кларенс, —, но взгляни. Мне кажется, это важно, — протянул он свежий номер «Пророка». Об этом сейчас не судачит только ленивый!
— Ага… — рассеянно бросил Гарри. Едва ли сейчас он смог бы повторить вопрос друга. Перед глазами стояла старая картина, как тетя требовала от него постричь кусты и подмести гравиевые дорожки перед визитом Мейсона. Дадли смеялся, что у него нет друзей, а он, мальчишка, грозился поджечь кусты и угрожающе шептал: «фокус-покус, фигли-мигли«… Хотелось опустить все плохое и вспомнить сейчас о тетке хорошее. Только ничего хорошего на память не приходило, и Гарри чувствовал, как на глазах сами собой начинают выступать предательские слезы.
— Вот сюда… Смотри… — прошептал Донан. Его мантия показалась Гарри какой-то излишне помятой. «Неужели Донан перестал следить за собой?» — подумал он.
— А? — Гарри машинально взглянул на объявление, и тотчас почувствовал, как что-то закололо внутри. Надпись показалась неприятной, словно клубок змей, и явно несущей в себе что-то недоброе.
— Да… Сам удивился… — выпустил Донан табачное облако. — Что они там покажут… Ты бы побывал там, а?
Гарри помотал головой, словно не до конца понимая, что происходит. Затем, не сказав ни слова, пошел вперед. Аппарировать из аврората было можно только в Косой переулок, и мгновение спустя он открыл глаза перед белоснежным мрамором банка «Гринготтс». Равнодушная толпа как обычно спешила в сторону бойко торгующих лавочек — родители, похоже, собирали своих чад в Хогвартс. Гарри, однако, почти не замечал происходящего. Перед глазами почему-то стояли два огромных зеленых глаза Добби: эльф наблюдал за ним, когда Гарри убирал сад по приказу Петуньи. Тогда он очень опасался Волдеморта… А сейчас?
Гарри прислушался. Где-то невдалеке играла шарманка. Этот старинный музыкальный инструмент был чрезвычайно редок в Британии, и он видел его разве что года три назад во время поездки в Кельн. Почувствовав что-то похожее на интерес, он развернулся и осторожно подошел к стоявшему напротив одной из лавочек вишневому ящику на колесах. Правая и левая его сторона были украшены изображениями цветов — ландышей и кувшинок. Высокий белобрысый старичок с седыми бакенбардами крутил ручку, и откуда-то из глубины ящика разносились звуки:
O, mein lieber Augustin, Augustin, Augustin, O, mein lieber Augustin, Alles ist hin!
Старичок подмигнул собиравшимся вокруг него детям. Некоторых из них оттягивали взрослые, но дети, вырываясь, продолжали смотреть на ящик. Гарри присмотрелся. В самом центре ящика деревянные куколки давали веселое представление. Высокий мужчина в цилиндре кланялся и вертел маленькую шарманку, а люди, слушая его, вдруг начинали весело крутиться в вальсе:
Und selbst das reiche Wien, Hin ist’s wie Augustin; Weint mit mir im gleichen Sinn, Alles ist hin!
Серое небо затягивала дымка. Гарри заметил, что рядом со старичком потягивался дрессированный сурок, то вставая на задние лапки, то падая и отбрасывая лапки. Кое-кто из детей хлопал сурку. Неподалеку лежала шляпа, в которой, поджав уши, сидел серый кролик. Зажавшись, зверек словно боялся ударов, и осторожно шевелил губами:
— Подайте денег на корм зайке! — провозгласил старичок надтреснутым голосом. — Кто такой был этот Августин, это знает только Бог один. Смотрите представление про Августина!
Посмотрев на другую шляпу, Гарри увидел, что в ней лежат всего несколько кнатов. Неожиданная волна жалости охватила его. Непонятно почему, ему стало безумно жаль кролика, шарманщика и сурка. Сурок старался и поворачивался, пережив, наверное, множество трудных тренировок, на которых получал от хозяина прутом. Шарманщик старался, показывая забавную, хотя и немного примитивную историю, но получил всего лишь несколько кнатов. А кролик… Он был настолько слаб и беззащитен, что его, казалось, мог обидеть любой. Зверек, в отличие от сурка, был совершенно не нужен шарманщику: он видимо подобрал его только из жалости, но все же находил возможность делиться с ним последним.
Jeder Tag war ein Fest, Und was jetzt? Pest, die Pest! Nur ein groß' Leichenfest, Das ist der Rest.
Слезы стали застилать глаза. Порывшись в карманах, Гарри достал двадцать галлеонов, и быстро, словно стыдясь, положил их в шляпу. Шарманщик недоуменно посмотрел на него, словно не понимая, радоваться или нет нечаянно свалившемуся счастью. Перед глазами встала фигура Петуньи, за что-то ругавшей его. Ручки шарманки крутилась, и кавалеры, кланяясь, приглашали дам на вальс.
— Спасибо, сэр! — поклонился старик. В его голубых глазах тоже выступили капли слез — то ли от ветра, то от счастья.
— Покормите его, — голос Гарри предательски дрогнул. — Пусть он ни в чем не нуждается, — присев на корточки, он погладил кролика. От его прикосновения зверек еще сильнее вжал уши, словно опасаясь удара.
— У вас что-то случилось, сэр? — спросил шарманщик с легким акцентом. Видневшиеся вдали шпили Лютного переулка показались невыносимо высокими.
— Да, пожалуй, … — вздохнул Гарри. — У меня… Умер дорогой человек… — оторвав руку от кролика, он снял и протер очки. Кое-кто из взрослых, вдохновленных его примером, стал класть деньги в шляпу шарманщика.
— Которого вы не любили? — внимательно посмотрел на него шарманщик.
От его слов Гарри вздрогнул и сильнее погладил дернувшегося кролика.
— Не страшно, сэр… Обязательно сходите на похороны, сэр! — тихонько проговорил он. — Поверьте, вам станет намного лучше.
— Благодарю… — пробормотал Поттер и машинально почесал кролику за ушами. Хотя глаза были полными слез, он вдруг понял, что больше не заплачет ни у гроба, ни на похоронах. Потому что дважды искренне прощаться с человеком нельзя.
***
Визит к Дурслям прошел буднично и грустно. Постаревший дядя Вернон был слишком погружен в горе, чтобы обратить внимание на нелюбимого племянника. Дадли и его жена Линда хлопотали по дому, завешивая простынями зеркала и зажигая маленькие свечи в маленьких металлических чашечках. Ближе к полудню в доме стали сами собой появляться венки и незнакомые Гарри люди. Некоторых из них он видел в прошлом в доме Дурслей. Дадли, всхлипывая, что-то бормотал о матери, и кузен погладил его по голове. Из его обрывочных фраз Гарри узнал, что похороны должны были состояться днем одиннадцатого числа. Тело Петуньи решили, впрочем, не привозить на Тисовую аллею: подходить следовало к траурному залу.
— Нет, — ответила она. — Решили похоронить так, — сказала она, погладив Дадли.
Гарри дернулся. Непонятно почему его пронзила мысль, что Джинни не погладила бы его так никогда. Впрочем, таков, видимо, был его удел. Выйдя в пятом часу вечера, он вернулся в Косой переулок и после некоторых размышлений зашел в паб. Затем первым делом тщательно помыл руки — хотя тела не было в доме, на душе было отвратительное чувство, словно он вернулся с похорон.
— Кофе? — спросила официантка, подойдя к его столику.
— Сначала содовой. Желательно похолоднее, — сказал Гарри. Несмотря на пасмурный день, было жарко, и он изрядно вспотел, пока дошел до паба. «Ее будут сильно бальзамировать… От жары», — подумал он. Решив отогнать неприятные мысли, он достал из портфеля книгу о матери и открыл ее наугад:
Семнадцатого июля мы снова сходили в музей. Я смотрела античные фрески, на этот раз — критские. У древних минойцев был великолепный обычай тавромахии: жрица укрощала самого свирепого быка голыми руками! Она должна была запрыгнуть ему на спину, удержаться на ней и надеть узду на зверя. Затем жрица, натянув поводья, въезжала верхом с триумфом в Кносс. На поясе у жрицы висел маленький кинжал, который она с наслаждением вонзала в шею быка. И вот уже девушка с напускным равнодушием смотрит, как младшие жрицы — девочки лет двенадцати — равнодушно разливают кровь грозного быка в священные сосуды, а шкура расстелена на полу при входе в святилище. Придет время, и каждая из них укротит своего быка или погибнет в бою.
«Патронус отца — олень!» — вдруг звякнул в голове непрошеный колокольчик. Гарри вздрогнул. Неужели именно это его мать хотела сделать с его отцом? Перевернув страницу, он понял, что не ошибся:
Укрощать жертвенного быка не просто, но в этом, безусловно, есть своя прелесть. Тем милым осенним вечером я намеренно надела очень короткую юбку и, забравшись с ногами в кресло, стала рисовать осенние листья. Увидев, что Поттер примостился рядом, я осторожно расстегнула воротник школьной мантии и легким жестом закинула рыжие волосы назад. Я улыбнулась, увидев его пристальный взгляд. Конечно, не только мои коленки стоили того, чтобы на них посмотреть, и я осторожно пошевелила ножками. Поттер, забыв своих друзей, начал осторожно поглядывать на моги ноги: «ноги сирены», как их называла моя Марлин.
Гарри отпил содовой и почувствовал, как на душе появился неприятный холод. Что, в сущности, он знал о матери? Он не помнил ее в сознательном возрасте: если бы не колдографии, он никогда не воспроизвел бы образ матери в сознании. Он никогда не разговаривал с ней и, говоря по совести, ничего не знал ни о ее детстве, ни о ее школьных годах. Ее боготворили Хагрид, МакГонагалл, Люпин и Слагхорн. Но насколько искренними они были в своих симпатиях или говорили все это ради него, «Избранного»? Ее ненавидела родная сестра — Петунья. Сначала Гарри не понимал, почему это было так, но воспоминания Снейпа неожиданно заставили его посмотреть на отца и мать другими глазами. Что если ее дневник был правдой? Пусть даже она не спала взаправду, а например, написала его, как роман, «в стол», чтобы снять свои комплексы?
«Надо поговорить с ее одноклассниками», — попытался взять себя в руки Гарри.
«А что тебе скажут одноклассники? — холодно ответил он сам себе, словно представив Уитворта. — Кто, спустя тридцать лет, достоверно знает, спала ли она с Мальсибером и Джеймсом? Или, тем более, испытывала ли она к ним тайное влечение?» Да и где теперь искать тех одноклассниц, если большая часть первого состава Ордена Феникса давно погибла?
Дернувшись, Поттер помассировал лоб. В самом деле, он ведь почти ничего не знает о случившимся. И если существуют подлинные дневники Лили Эванс, которые продемонстрируют всему миру послезавтра…
«Едва ли они дадут фальшивые рукописи при таком скоплении экспертов», — ответил сам себе Гарри. У горла появился неприятный ком. Отпив содовой, Гарри почувствовал, что ему хочется изо всех сил сдержать слезы. Сидевшие напротив пожилые ведьмы неодобрительно посматривали на него — видимо вспоминая о том, кем была его мать. Возможно, ему показалось, но откуда-то со стороны донеслось шипение «ублюдок главной шлюхи».
Гарри посмотрел на серое запыленное окно. Перед глазами появилось лицо Уитворта, всегда требовавшего от подчиненных «знать врага в лицо». В самом деле, он толком не знает ничего о Виктории Резник. Между тем, узнать о ней следовало как можно больше. Идти во «Флориш и Блоттс» ему после памятного скандала было стыдно. Оставался магазин «Омнер». Подозвав официантку, Гарри поскорее расплатился и вышел на улицу.
Накрапывал дождь. Невдалеке слышалась шарманка, но Гарри не хотелось идти мимо нее. Ускорив шаг, он обогнул банк «Грингтоттс» и повернул в сторону Лютного переулка. «Главное — попасть за фасад, а там многое может проясниться», — лихорадочно думал он. К счастью, народу возле инкрустированного розовым камнем входа было много: нырнув, Поттер попытался раствориться в толпе.
Войдя в магазин, Гарри стал рассматривать стеллажи с книгами, занимавшие всё пространство от пола до потолка. Здесь как обычно стояли книги на любой вкус: гигантские фолианты в кожаных переплётах, книги размером с почтовую марку, книги в шёлковых обложках, книги, испещрённые непонятными символами, и книги, в которых были только пустые страницы. Гарри посмотрел на них, как на старых друзей, снова вспоминая рассказ Хагрида о родителях во «Флориш и Блоттс». Это потом он узнает, что великан сказал ему мягко говоря не всю правду… Теперь не было ни родителей, ни тетки: он оставался в каком-то смысле последним из своей семьи.
— Простите, вы не подскажете, где посмотреть книги Виктории Резник? — спросил Гарри рыжую девушку с усыпанным веснушками лицом.
— Виктории Резник? — удивленно вскинула она брови. — Да… Конечно, пойдемте, — указала она на следующую дверь.
Гарри равнодушно поплелся за ее мелькающей серой мантией. Через пару минут от его равнодушия не осталось, однако, и следа. Книги Виктории Резник занимали не стеллаж, а добрую половину зала. Некоторые из них лежали отдельно, как бестселлеры. Другие занимали специально отведенные шкафы. В зале толпилось немало людей, охотно покупавших произведения. Невысокий волшебник с залысиной, прихватив две книги, пошел на кассу, придирчиво посмотрев направо. Там, над отдельным стеллажом, стояли «Эротические дневники Лили Эванс» с пометкой: «Только с 18 лет».
Гарри снова с отвращением просмотрел на рыжую девушку, гулявшую с блудливой улыбкой по Хогвартсу. На мгновение его охватило сильное желание поджечь этот проклятый зал, но он тотчас подавил его. С такой корпорацией не справится ни одно заклинание, даже адского огня.
— Спасибо, — Гарри натянуто улыбнулся и подошел к полке «бестселлер».
— «Звезда Софонибы», «Пеласгос и океанос», — прочитал он. Последний двухтомник, на обложке которого был нарисован прибой морских волн, расходился особенно хорошо.
— Вы не подскажете, о чем этот роман? — спросил Гарри невысокую белокурую женщину, которая, подобно многим, откладывала себе обе книги.
— О гибели Атлантиды… — голос был невероятно знаком. — О том, как Платон, путешествуя, ошибся с датами и принял за Атлантиду минойский Крит…
Женщина в небесно-голубой мантии повернулась к Гарри и тот чуть не сдержал крик изумления. Ее глаза были плотно закрыты черными спектральными очками.
— Луни… — растерянно прошептал он.
— Здравствуй, Гарри Поттер, — ласково и вместе с тем немного задумчиво сказала женщина, словно они расстались только вчера.
— Луни, как здорово… — Гарри обнял подругу. Сейчас он в самом деле был невероятно рад ее видеть: что-то родное в далеком и чужом мире. — Ты поклонница Виктории Резник? — спросил он без предисловия.
— Конечно, — тихо ответила Луна. — Она знает все обо всех. Она — легендарная Ведьма, крадущая сны…
Гарри не видел Луну около пяти лет. Он знал, что она вышла за натуралиста Ньюта Скамандера, и путешествовала с ним по Африке. Кажется, родила ему двух сыновей близнецов… Однако, похоже, странностей и причуд у нее осталось не меньше, чем в школьные годы. Гарри вздохнул, решив подыграть подруге.
— Мои. Наверное, и твои тоже… Она знает все обо всех, — прошептала Луна.
— И про тебя? — переспросил Гарри. Сейчас его внимание привлекла книга, на обложке которой была изображена девушка, едущая через море верхом на быке и державшаяся за его рога. Ниже стояла извилистая надпись «Критский бык».
— Это повесть о похищении Европы Зевсом, — пояснила Скамандер. — Виктория Резник доказывает, что Зевс не похищал Европу, а это образ критской жрицы, сражающей быка. Возможно, ее звали Еленой…
«Не эта ли картинка совратила маму?» — с ужасом подумал Гарри. Нет, это наваждение… «Ничего подобного не было», — напомнил он себе. Но чем больше он думал об этом, тем непонятнее становилось на душе. Впрочем…
— Какие сны она своровала у тебя? — спросил Гарри с чуть заметной иронией.
— Пойдем, — миссис Скамандер сняла очки и бросила на друга мягкий взгляд голубых глаз.
Гарри пошел за ней к соседнему стеллажу. Из-за усиливавшегося дождя за окнами потемнело, и продавщица зажгла в зале летящие свечи. Луна достала с полки книгу, на которой крупными буквами было выведено: «Виктория Резник. В ожидании грозы». На обложке был изображен вид заснеженного Хогвартса, скрывавшегося за отвесными струями мокрой метели.
— Это не мелодрама, Гарри. Это правда, — ответила со вздохом Луна. — Пандора — моя мама Пандора Касл, и ее изнасиловали юные Пожиратели, когда она училась в школе. А Виктория Резник знает об этом!
— «Однажды, когда мне исполнилось двенадцать, я прочитала историю о том, как воины великого завоевателя мира Чингиз-хана насиловали русских принцесс прямо на снегу, как трофей за взятие города, — прочитал Гарри первые строки. — Я почувствовала прилив крови в голову, рождающий сладкое и, одновременно, мерзкое чувство в животе. В затаенных мечтах я представляла, как воины срывают с меня на морозе шубу, красные сапожки, головные жемчужные подвески… Я видела себя обнаженной и плачущей пленницей, стоящей, закрыв ладонями лицо, в шатре пирующего завоевателя, а он, поднимая бокал за победу, с холодной усмешкой смотрит на будущую невольницу…» Твоя мать действительно так хотела? — удивленно вскинул он брови.
— Это меняет дело, — побормотал Гарри. Схватив книгу, он оплатил покупку и бросил ее в портфель.
— Мне было больно узнать, что она сама так хотела, — прошептала Луна. — Но такова правда, отец подтвердил…
«Сломалась, — подумал Поттер. — Интересно, где сейчас ее муж?» На лестнице, несмотря на поздний час было удивительно много народу. Луна послушно, как ребенок, следовала за ним, осторожно озираясь. Гарри посильнее сжал ее мягкую руку. Главное сейчас было не отпускать Луну, а там будет видно…
Дождь усиливался. Быстро достав зонт, Гарри раскрыл его над Луной. Женщина послушно пошла за ним, цокая каблуками. Вопрос был в том, где лучше всего следовало с ней пообщаться. «У Флориана Фортескью» было, видимо, уже закрыто. Идти в «Дырявый котел» не хотелось: после всего случившего Гарри не был уверен, что за ними не следят. Второй раз идти в «Вишневый рай» тоже не стоило. Оставался небольшой паб «Сильвер», находящийся как раз на развилке у Лютного переулка. Отойдя от магазина, они свернули за угол.
— Нам сюда, — показал Поттер на деревянное зеленое здание.
Они подошли к стальному козырьку, за которым начинались деревянные перила. Вода стекала вниз по водосточным каменным канавам. Гарри уже сделал шаг в сторону, как вдруг заметил идущую к ним черную фигуру. Со стороны Лютного переулка шел человек, укутанный в черную мантию с капюшоном. Его лицо было закрыто настолько, что прохожий мог различить только прорези для глаз. В руках прохожего был деревянный посох, которым тот прощупывал дорогу перед собой.
— Он! — Луна вскрикнула, взглянув на незнакомца. Тот внимательно посмотрел на Поттера и его спутницу.
— Ты знаешь, кто это? — тихо спросил Гарри. Ему показалось что-то странно знакомое в голубоглазом лице.
— Это дервиш, иранский проповедник, — прошептала Луна. — Наверное, идет в свой квартал.
Нищий осмотрел спутницу Гарри с головы до ног. Поттер, напряглись, нащупал палочку. С минуту оба они внимательно наблюдали друг за другом.
— Демонэ, — с ненавистью выплюнул он, глядя на голые ноги Луны. Затем, постукивая посохом, медленно отправился вперед.
Паб находился в подвале, и внутри помещения царил полумрак. К вечеру эльфы зажгли несколько свечей, которые неплохо освещали резные перила и гравюры на стенах. Владелец «Сильвера» — ирландец О'Хэнлон — оформил заведение в национальном стиле, с движущимися колдографиями старого Дублина и Корка. Гарри любил бывать здесь в канун Рождества, когда в заведении царила праздничная обстановка. Особенно приятно было смотреть, как от камина до входа горели гирлянды с огоньками фей, толстая свеча сама собой играла музыку, а возле камина для всех посетителей паба лежали подарки в толстых красных, зеленых и белых носках. Однажды веселый ирландец дал представление поющих овец, которые, блея, под общий смех исполняли «Merry Christmas».
— Сюда, Луни, — шепнул Гарри спутнице, ведя ее вниз по крутой деревянной лестнице.
Женщина осторожно перебирала ногами. Гарри показалось, что она испугана встречей с дервишем, хотя чем именно напугал ее иранец, он не представлял. На душе были смутные сомнения относительно поведения Луны. Не то, чтобы он подозревал ее в чем-то. Но Гарри казалось, что в каждом ее поступке было что-то отличное от привычной Луны. «Испугана? Подавлена?» — размышлял он.
— Идем… — растеряно осмотрел он паб и махнул рукой знакомому кельнеру.
Почти все столики были заняты. Единственный свободный, если не считать дальнюю часть зала, находился у стены под лестницей. Можно было сесть у барной стойки, где сновали эльфы, но Гарри не любил те места. Луна рассеянно посмотрела на столик: ей, похоже, было всё равно. Поэтому Гарри не составило труда быстро снять с нее легкий синий плащ и усадить за стол.
— Есть будешь? — быстро спросил он. Луна кивнула и равнодушно посмотрела на толстую желтую свечу в небольшом подносе.
— Что хочешь: суп-карри или сразу мясо? — подвинул Гарри меню.
— Что и ты… — Луна хлопнула глазами и настороженно посмотрела на лестницу. Высокий седой мужчина в черном костюме не спеша вошел в паб и, озираясь, проследовал к барной стойке.
— Я буду бекон с картошкой и зеленью. Давай возьму тебе салат? — посмотрел Гарри.
Спутница не сопротивлялась, а пожала плечами. Гарри осмотрелся. Народу было слишком много, и ждать официанта не имело смысла. «Легче подойти самому к бару», — решил он. Заодно было бы неплохо выкурить сигарету, собраться с мыслями… Луна явно знала что-то важное, и нужно было обдумать план, как вывести ее на разговор.
— Подожди, я сейчас, — бросил Гарри. Луна снова кивнула, и он, поднявшись из-за стола, подошел к бару.
Выйдя на улицу, Гарри снова закурил. Дождь усиливался, и струи в желобе превращались в настоящий поток. «Кент» всегда был «дымной» сигаретой, и Гарри с удовольствием ощутил себя внутри табачного облака. Главное сейчас было выведать у Луны, что ввергло ее в шок: рассказ Резник о матери или что-то иное. А чем вывести из шока? «Правильно, только новым шоком», — решил Гарри. Выпустив последнее облако, он испарил окурок и нырнул снова в паб.
Луна по-прежнему сидела за столиком, ожидая его. Только теперь рядом с ней появился маленький синий фонарик с горящим внутри огоньком. На столе уже стояли и два бокала содовой. «Лучше бы я заказал ей вина», — подумал Гарри, глядя на подругу. Впрочем, можно будет и перейти к вину…
— Вот и я, — Гарри, улыбнувшись, присел за стол. — Что это? — спросил он, указав на фонарик.
— Защита, — мягко ответила Луна. — Для тебя. От Ведьмы, крадущей сны… — прошептала она.
— А для тебя? — решил подыграть ей Поттер.
— Мне уже ничем не поможешь, — вздохнула его подруга. — Прости меня…
Раздался смех. Седой что-то сказал кельнеру и щелкнул пальцами. Свеча в воздухе сделала странный пируэт. Гарри понял, что пора.
— Луни, скажи прямо: что случилось? — жестко посмотрел он ей в глаза. — У тебя определенно что-то произошло, — сказал он.
С минуту Луна поколебалась, а затем потупилась в стол. Гарри ощутил в воздухе странный сладковатый запах, напоминавший восточные благовония. «С каких пор О'Хэнлон полюбил Восток?» — подумал он.
— Гарри, Ньют не вернется, — вздохнула Луна.
— С чего ты взяла? — Поттер посмотрел в упор на подругу.
— Я получила письмо, — опустила она веки. — И мне приснился сон, что его засасывает трясина…
Сладковатый запах становился все сильнее. Гарри вновь и вновь чувствовал сладкое головокружение. Запах пробуждал внутри неясную тревогу, словно хотелось бежать со всех ног и спасаться в отдаленном месте. Но, вместе с тем, он рождал сладкую истому: ощущение скорого счастья, которое, кажется, наступит не когда-то вообще, а здесь и сейчас, не позднее, чем завтра.
— Но это глупо… Неужели ты веришь сказкам?
— Да, Гарри… Я верю, что он погибнет… — прошептала Луна.
Гарри еще раз посмотрел на голубую накидку соседки, затем на ее голубые глаза. Раньше он никогда не замечал, насколько она была красивой. Ее тело казалось удивительно мягким и нежным — настолько податливым, что его хотелось мять и терзать на глазах у всех посетителей. Сладковатый дурман кружил голову, и Гарри казалось, будто он находился в индийском храме, где Луна была баядеркой. «Она была странной в школе потому, что училась на баядерку», — сообразил Гарри, поразившись простоте своего открытия.
Он хотел что-то добавить, но не смог: лицо Луны стало рассыпаться на множество лиц. На миг Гарри показалось, что он видит лицо Кэтрин Вальдок, и это было правда… Уже не Луна, а Кэтрин помахала и вприпрыжку побежала к каналу, у перил которого стояли велосипеды. «Там город!» — сообразил Гарри и побежал со всех ног за Кэтрин, чтобы доиграть в эту чудную игру.
***
10 августа 2007 г.
Гарри блуждал по улицам старинного города. В заплесневелые стены высоких зданий, построенных, казалось, совсем недавно, въелась грязь. Посреди улиц виднелись утонувшие в ивах каналы, по которым чинно проплывали лодки. Напротив канала была видна улица с разноцветными резными домами. Это, наверное, был Амстердам или какой-то северный город. В воздухе был разлит все тот же сладковатый дурман, от которого на душе становилось одновременно тревожно и радостно. Женский голос окликнул его с балкона. Гарри поднял голову и почему-то вновь увидел Кэтрин. Посмотрев на него, девушка радостно помахала ему рукой. Гарри попытался махнуть ей в ответ, но не смог. Что-то мешало ему.
Гарри попытался открыть глаза, но не смог: слишком приятным было лежать с закрытыми веками. Не хотелось шевелить ни рукой, ни ногой. Хотелось развернуться на бок и снова уйти в сладостные скитания по далекому городу. Быть может он всё-таки сумеет добраться до Кэтрин или она спустится к нему? Впереди у них будет дорога к центральному каналу или… Почувствовав какую-то неясную тревогу, Гарри, сделав над собой усилие, быстро открыл глаза.
— Проснулись, Поттер? — раздался грубоватый и немного насмешливый голос.
Простонав, Гарри повернулся на бок и с ужасом заметил, что рядом с ним стояла жесткая металлическая кровать. На ней сидел в белом халате его начальник Джеймс Утиворт и весело поглядывал на него из-под роговых очков.
— Что происходит? — потряс головой Гарри. Сладкая разбитость все еще не давала ему покоя и, казалось, тянула вниз.
— Что происходит? Марихуана, знаете ли, Поттер, штука опасная. Сначала рождает приятные видения, а потом не обессудьте — вставать трудно.
Напротив высилось небольшое окно. Гарри еще раз бессмысленно посмотрел на него и снова простонал. Только сейчас он начал понимать, что лежит в больничной палате. Начальник улыбнулся и подвинул к нему чашку кофе.
— Выпейте. Поможет.
Покачав головой, Гарри отпил горячей жидкости. Небольшой прилив бодрости побежал по рукам. Затем сделал второй глоток. Уитворт, похоже, подогрел жидкость, так что стало получше.
— Японцы после этой мерзости специальным бульоном отпаивают, — вздохнул Уитворт. — Давайте-ка, рассказывайте, что случилось.
— А… Сколько время? — спросил Гарри, отпивая кофе. Напиток потихоньку возвращал способность размышлять, хотя вылезать из-под одеяла не хотелось ни за что на свете.
— Половина третьего, — вздохнул начальник. — Вас, Поттер, нашли вечером в пабе «Сильвер» после крепкого принятия марихуаны. Мерзкое местечко — хорошо не ограбили еще. Отвезли в специальный департамент. Нас подняли среди ночи. Я им сразу отписал, что вы были при выполнении опасного задания. Вот теперь жду рассказа… Не верю, что из-за смерти тетки вы решили утешиться в «мире грез»! — побарабанил шеф прокуренными пальцами по тумбочке.
— Ммм… — простонал Гарри. Его вдруг посетила страшная мысль, что он не знает, о чем рассказывать шефу. Книжный магазин… Луна… Книги Резник… Дервиш… Что если все это было его такими же видениями, как город с башнями и Кэтрин? В самом ли деле он был в книжном магазине с Луной или просто забрел в «Сильвер», где понюхал марихуаны? И где сейчас Луна? Что было сном, а что — явью?
— Одно могу сказать точно: наркоманом вас назвать нельзя, — кивнул Уитворт. — На заправских наркоманов с первого раза такая порция не подействует, как на вас… Так что жду рассказа, Поттер.
Сделав еще глоток кофе, Гарри сбивчиво, но подробно рассказал о событиях вчерашнего вечера. Уитворт внимательно слушал, что-то время от времени помечая в своем блокноте. Затем, когда Гарри дошел до эпизода с ридикюлем, встал с кровати и остановил подчиненного рукой:
— Погодите… Вы уверены, Поттер, что перед вами была именно Луна Скамандер?
— Ну, да… — запнулся Гарри. — Я Луну знаю, как родную…
— Оборотки никто не отменял, — пожал плечами Уитворт.
— Да, правда… — Гарри помассировал лоб. Только сейчас он начинал понимать, что его могли разыграть, как ребенка. — Нет, наверное всё же Луна. Хотя она странной мне вчера показалась. Очень странной…
— Женщина с вами вроде бы была, — загнул палец Уитворт. — Потом закричала и убежала. — Кларенс уже допросил официантов паба. Никакой книги у вас в портфеле нет. Впрочем, неудивительно — могла и забрать…
— Из-за матери? — вздрогнул Гарри.
— Глупо. Вы пойдете и купите новую. Но если все правда, то кое-что проясняется. Виктория Резник пишет, помимо прочего, тексты, рассказывающие гадости о родителях героев войны. Мерзости не о вас, а о ваших родителях…
— Месть? — встрепенулся Поттер.
— Может быть… — задумчиво сказал начальник. — Мне интереснее другое. Родителей вы почти не знали. Значит, ни подтвердить, ни опровергнуть на сто процентов не сможете. И, простите, Поттер, но я соглашусь с Кларенсом: смерть вашей тетки не случайность. Слишком вовремя.
— Но… Почему? — рука Гарри бессильно повисла в воздухе. Отбросив одеяло, он присел на кровати. — Зачем? Их даже в ту войну Пожиратели не тронули.
— В ту не тронули, а в эту… — Уитворт, вернувшись, снова сел на кровать. — Видишь ли, я тоже читаю «Дневники», и там много косвенных ответов на наши вопросы. Начало читали?
— Нет, — потупился Гарри. Он в самом деле мог читать только отрывками, после чего его охватывала ярость или разбитость.
— Напрасно, хотя винить не могу, — ответил начальник. — Понимаете, выучить чужую биографию можно без запинки, до запятой, а вот бытовые подробности — это как сказать. Вот, например, по книге Лили Эванс испытала первый опыт секса с подростком Брендоном, братом ее маггловской подруги. Катались на велосипеде, соблазнила, заехали в кусты, ну и… — махнул он рукой. — Так вот, у Петуньи Эванс можно было бы узнать много бытовых подробностей: где именно росли кусты, где росли деревья, где жил тот Брендон… Да много чего, не оставляющего камня на камне от дневников. А так — концы в воду.
— «Империо» к магглу — и дело в шляпе, — отмахнулся Уитворт. — Но суть вопроса не в этом. Если рассказ Скамандер подтвердиться, мы имеем дело с единым почерком Резник. А это уже кое-что, — поднял он руку.
— Без Петуньи они тоже не докажут подлинность дневников, — помассировал лоб Гарри. — Только сейчас он начал понимать, какую сделал глупость, не начав читать дневники с начала.
— А им, наверное, и не надо, — ответил спокойно начальник. — Им главное — бросить тень сомнения. Чтобы никто не мог точно сказать, что там было, а чего не было. Все знают, что «дыма без огня не бывает». Может, не так грязно, но какая-то грязь и пакость были наверняка… — снова походил он по палате.
— Зачем это Виктории Резник? — снова спросил Гарри скорее самого себя, чем Уитворта.
— А вот нам и предстоит выяснить, — прищурился Уитворт. — Теперь направления три: найти вашу подругу Луну Скамандер, разобрать эпизод с нападением на ее мать, ну и навести побольше справок о Резник. Парадокс какой-то: великая писательница, а никто толком о ней ничего не знает.
— Так-таки и ничего? — удивился Поттер.
— Кларенс навел справки. Живет то ли в Ницце, то ли в Зальцбурге, то ли в Тунисе. То ли имеет несколько вилл. Интересных ярких колдографий почти нет. А вы, Поттер, побывайте обязательно на похоронах тетки и присмотритесь, — кивнул Уитворт. — Авось всплывет чего интересное в разговорах… Кстати, должен предупредить: помните Френсиса Яксли?
— Того, что сбежал в мае из Азкабана? — заинтересованно спросил Поттер. — Помнится, мы тогда делали большие облавы в портах.
— Его самого. Наши люди заметили его в Вене.
— Добрался-таки до «земли обетованной»? — помотал головой Гарри.
— Добрался! Гуляет себе, как ни в чем не бывало, то по Банкгассе, то в Бельведере, — в глазах Уитворта сверкнула ярость. — Там у них курорт после Азкабана для восстановления сил. В Бельведере так вообще весь паноптикум вечерами можно встретить: и Роули, и Трэверса, и Пьюси, и Крэбба, и конечно… Теперь еще и Яксли к ним до комплекса присоединился.
— Ладно, сунется…
— И я думаю: сунется, — заметил начальник. — Этот не смирится: слишком сильно нас ненавидит. Будем ждать дорого гостя, — хмыкнул он, закрыв дверь.
«Неужели Луна предала?» — подумал с ужасом Гарри, глядя на закрытую дверь. «Нет, не может быть». Перед глазами вновь встало ее изможденное лицо с большими голубыми глазами. Даже если они и использовали Луну, скорее всего, это было, как в прошлый раз. Шантаж? Угрозы? Или «Imperio»? При одной мысли об этом, Гарри почувствовал, как похолодело все внутри. Первой его мыслью было подняться и бежать, искать Луну. Вопрос был в том, где.
«Ее там нет. Ее давно там нет», — повторял Гарри, пытаясь отговорить самого себя от безрассудной затеи. Однако сама мысль о том, что Луне сейчас, возможно, очень плохо, не давала ему покоя. Пусть даже он не найдет Луну, но хотя бы узнает побольше о произошедшем в «Сильвере». Подумав с минуту, он спрыгнул с кровати и начал быстро собираться. Аппарировать в конце концов можно было прямо из палаты.
***
11 августа 2007 г.
Рабочий день журналистки Кэтрин Вальдок начинался обычно около семи утра. Поднявшись с кровати, девушка всегда отдавала сорок минут физическим упражнениям на полу: то ли из любви к спортивной гимнастике, то ли из желания сохранить внешний вид. Затем следовали неизменный контрастный душ, утренний туалет и чашка кофе с мюсли. Затем — укладка длинных пшеничных волос и сборы на работу. Гарри Поттер, герой магического мира, помог ей устроиться на работу в представительство «Ежедневного пророка» в Амстердаме: отличный старт для будущей карьеры.
Нынешнее утро не стало исключением. После зарядки, душа и завтрака Кэтрин легко оделась в короткое оранжевое платье и черные туфли-лодочки. Сегодня предстояла важнейшая пресс-конференция из всех, какие только можно представить: презентовали оригиналы скандальных дневников матери Гарри Поттера. Про это дело судачили много, и многие сомневались, но теперь, похоже, все прояснилось. Кто решится представить фальшивку при таком скреплении народу? Гарри было, конечно, жаль: он был отличным любовником (Кэтрин даже прикрыла глаза от удовольствиях при воспоминаниях об их горячих ночах), но такова профессия журналистики…
Утренний Амстердам оставляя верным самому себе. Кэтрин обожала этот город за его неповторимую атмосферу. В нем почти никогда нее было жары из-за прохладного морского бриза. Девушки вовсю мчались на велосипедах, и парни, нагоняя, пытались флиртовать с ними прямо на набережных каналов. Кэтрин с удовольствием посмотрела на огромные дома, к которым подавали и пришвартовывались лодки: в некоторые из них попасть можно было только со стороны каналов. Густые ветви ив, закрывая башни и каналы, словно придавали городу особый запах вечной весны. В этом городе весна словно всегда переходила в осень, а осень — снова в весну, заставляя уже с февраля жить в ожидании синего неба, так похожего на знаменитый дельфтский фарфор.
Волшебный центр на Рембрандт-плейн напоминал по структуре «Дырявый котел». Чтобы попасть в него, следовало сначала зайти в ресторан «Рембрандт», затем пересечь зал. Соответствующим клиентам кельнер показывал на маленькую красную ширму, за которой начиналась деревянная лестница, ведущая на огороженный кусочек канала. Знающие прикасались палочкой к необходимому кирпичу и тотчас перед ними, словно из воздуха, вырастало громадное коричневое здание со шпилями и высокими окнам: Волшебный центр или вход в магический Амстердам.
Постукивая каблуками, Кэтрин легко побежала вперед. Когда она вошла в круглый зал, он был уже почти заполнен представителями прессы. Присутствующих было немного: около сорока человек из различных издательств и СМИ. Кэт присела рядом с высокой темноволосый девушкой в очках, которая что-то помечала на пергаменте.
— Вы из Испании? — осторожно спросила Кэтрин, рассматривая ее дешевые колготки.
— Из Германии, — спокойно ответила девушка. — Ханна Чейсготц из Мюнхена, — кивнула она.
Кэтрин едва сдержала улыбку, глядя как вбежавший журналист смерил заинтересованным взглядом колени немки. «Едва ли тебя ждет успех», — насмешливо подумала девушка, наблюдая за его движениями. Журналист с растрепанными волосами, возможно, голландец, встал прямо позади их кресел.
Едва Кэтрин успела поймать чей-то взгляд, как раздались аплодисменты. К стоящему в центре столу с четырьмя стульями вышли три мужчина и грузная женщина в светло-желтом платье и черных зеркальных очках. В воздухе появилась синяя надпись: «Внимание! Идет пресс-конференция». Следом раздались щелчки магниевых вспышек. Дождавшись, когда аплодисменты стихнут, пухлый мужчина в смокинге поклонился.
— Дамы и господа, позвольте приступить мероприятию, — заговорил пухлый человек. — Думаю, всем известно, что меня зовут Якоб ван Велли. Я представляю издательский дом «Граатенхорст», который взял на себя смелость профинансировать первое издание дневников. Охотно представляю вам наших гостей: мисс Виктория Резник, мистер Готлиб Курст, представляющий компанию «Штирнер и Штерн», и доктор Лэнс Бернз, эксперт-историк.
Кэтрин зааплодировала вместе со всеми. Пожилая писательница, седой экспорт, толстяк ведущий и сухопарый то ли немец, то ли… как там правильно называют жителей Лихтенштейна? Ничего интересного, словом.
— Тем более, — неожиданно встрял тем временем немец, — что такое мероприятие можно без преувеличения назвать «событием века»!
Снова послышались аплодисменты. Кэтрин дежурно улыбнулась и посмотрела сначала в пергамент, а затем на президиум. Все-таки не каждый день удается увидеть таинственную Викторию Резник. Лицо женщины, прикрытое зеркальными очками, казалось немного мясистым. Кэтрин хмыкнула: хотя дама изо всех сил старалась скрыть морщины, до конца ей это не удавалось. «Пятьдесят пять… Не меньше», — фыркнула Кэтрин. Пятьдесят ли казалось ей глубокой старостью — чем-то таким, что невозможно в ее жизни никогда.
— Мистер Бернз, расскажите, как были найдены дневники Лили Эванс, — неожиданно обратился Якоб ван Велли к пожилому человеку.
— Что же, это не составит труда, — пробасил он. — После трагической гибели миссис Поттер они перешли по праву наследования к семье Поттеров, как и весь их семейный архивов. Единственным представителем рода Поттеров в то время был несовершеннолетний мистер Гарри Джеймс Поттер, проживавший у магглов. Поэтому архив Поттеров перешел к единственной ближайшей родственнице — миссис Вальбурге Блэк, племяннице миссис Дореи Поттер.
— Леди Блэк не стала его разбирать, — ответил он. — Он пролежал у нее мертвым грузом до самой ее смерти в восемьдесят пятом году. Только осенью восемьдесят шестого года ее кузина и наследница миссис Лукреция Пруэтт разобрала архив. После этого часть бумаг, включая дневники, попали в дом к Пруэттам.
Магниевые вспышки снова осветили помещение, как днем. Кэтрин делала быстрые пометки на пергаменте: если будет стоящая тема, может будет прямо отсюда отправить статью, не дожидаясь конца пресс-конференции.
— Но миссис Лукреция Пруэтт умерла двенадцатого октября тысяча девятьсот девяностого года, — заметил ван Велли.
— Все верно, — подтвердил Бернз под аккомпанемент вспышек. — В последнее время Пруэтты сильно обеднели и задолжали большие деньги мистеру Горбину. Тот в качестве уплаты долга договорился взять с собой некоторые драгоценности и документы, включая часть архива Поттеров. Последний, видимо, не представлял для него особой ценности и спокойно продолжал лежать у него. И вот несколько лет назад его наследник Алоиз Горбин обнаружил дневники…
— И теперь они у нас, — подтвердила Виктория Резник, достав две темно-синие и одну черную тетради. — Мисс Эванс вела их в магловских тетрадях.
Вспышки не утихали. Почти каждый репортер хотел запечатлеть дневники. Кэтрин повернулась, и чуть не в крикнула от удивления. Лохматый журналист, вытянув палочку, шел к накрытому зеленой скатертью главному столу.
— Дамы и господа, я попрошу отдать дневники, — неожиданно крикнул он, приставив палочку к шее невысокой щуплой девушки из третьего ряда. В противном случае я буду вынужден убить ее.
Повисла тишина. Толстяк дернулся, явно желая что-то крикнуть, но из толпы к нему уже подошел второй человек в коричневой маске.
— Палочки на стол… Вот так, отлично… Дневники бросить моему помощнику, — указал он на третьего — оператора, также надевшего матерчатую маску. — Живее, или она умрет, — также выхватил он с первого ряда визжащую заложницу.
— Дамы и господа, — поклонился бывший оператор толпе. — Прошу извинения за этот инцидент. Мы не бандиты, не грабители и не убийцы. Мы почтенная политическая партия, для которой недопустимо поливать грязью имена героев войны. Как только рукописи будут у нас, а мы аппарируем, инцидент будет исчерпан.
— Но… — прошептал толстяк ван Велли… Немец, не обращая внимание, на его слова, взмахом руки направил тетради на говорящего. Одна из девушек взвизгнула, но человек в маске, выругавшись, сильнее прижал палочку к ее горлу. Барнз, щелкнув пальцами, попытался остановить летящие дневники, но немец заблокировал его заклинание.
— Вы ненормальный! Они же убьют всех нас… — пробормотал он.
— Они бесценны! — прошипел англичанин. Писательница, не подавая вида, продолжала отстраненно наблюдать за происходящем в зале.
— Спасибо… — ответил первый, поймав тетради на лету. — А теперь все легли лицом в стол! Остальные — лица в руки и на колени. Живо, живо!
— Это невозможно! — крикнул Бернз. — Вы понимаете…
— Avada Kedavra! — с ненавистью прошептал один из людей в маске. Кэтрин взвизгнула: тело Лэнса Бернза окутала зеленая вспышка.
Инцидент на вчерашней пресс-конференции в Амстердаме угрожает международным скандалом. Британский режим позволяет себе нагло вмешиваться в дела европейских стран. До недавнего речь шла о возмутительных действиях спецслужб. Теперь речь идет о политических группировках, использующих террористические методы и устраняющих недовольных. Люди, пришедшие к власти в Лондоне в 1998 году, считают возможным нарушение суверенитета других стран.
«Голландия вправе отозвать посла из Британии, — заявил в интервью нашей газете граф Рудольф фон Эстерхази. — Народы континента должны выразить решительный протест режиму, поддерживающему террористов и подавляющему инакомыслие. Уверен, наша страна всегда охотно предоставит политическое убежище людям, выступающим против подобной политики».
«Бернер магикал цайтунг», 12 августа 2007 г.
Последствия политики британских властей дают о себе знать. Эксперимент по провозглашению равенства магов и магглорожденных волшебников закономерно привел к росту экстремизма. Мы имеем дело с людьми, готовыми брать заложников и убивать только потому, что мать одного из их руководителей их бывших повстанцев оказалась малолетней проституткой. Такая политики поощрения экстремизма не приведет ни к чему хорошему нынешний британский режим.
«Магия моря» (Амстердам), 12 августа 2007 г.
«Терроризму — нет!» — говорит сегодня вся магическая Голландия. Мы зажгли поминальные свечи в Амстердаме, Лейдене, Дордрехте и Дельфзейле по сэру Ланселоту Бернзу — отважному человеку, осмелившемуся выступить в защиту свободы. Ведь вся проблема заключалась в том, что мать одного из бойцов десятилетней давности (в Британии в то время шла очередная магическая междоусобица) была глубоко развращенной малолеткой. Голландия — свободная страна: нам и в голову не пришло бы убивать или брать заложников за публикации дневников школьной проститутки. В магической Британии сейчас, видимо, иные порядки. Там руководствуются принципом: «Нам можно все потому, что мы прогрессивны».
Бессмысленно призывать действующий британский режим к проведению независимого расследования. Но террористы просчитались! Ослепленные ненавистью, они не поняли, что доказали всему миру подлинность «Дневников Лили Эванс». Отняв их, террористы доказали, что дневники опасны для них. Взяв ради них заложников, террористы подтвердили, что эти дневники в самом писала мать одного из их с позволения сказать «героя». (Довольно странно, что британский режим держит на задворках столь дорогого ему «героя»). Убив мистера Лэнса Бернза, террористы продемонстрировали, что дневники их проститутки подлинны.
В Лондоне сомневаются, подлинны ли дневники. Спросим «озабоченных господ»: стоило ли брать заложников или проливать кровь Лэнса Бернза, если записки вашей малолетней шлюхи — фальшивка?
***
Послеполуденная жара спала, и легкий ветерок заиграл в кронах Бельведерского парка. Августовский вечер, несмотря на показное тепло, напоминает о неумолимо приближающейся осени. Внешне август вроде бы похож на май свежестью вечерней прохлады после полуденной жары. Но легкая присыпка из желтых листьев и шишек, жухлая трава и дымка в воздухе лучше любых слов говорят, что лето близится к закату. Даже мраморный дворец в античном стиле и фонтан с группой белых греческих фигур словно смирились с происходящем и начали готовиться к будущим дня, когда Вена оденется в так идущие ей золотые и пурпурные одежды. «Летом нимфы бегут ранним утром, а осенью — под вечер», — отчего-то подумал Оймен Трэверс, глядя на резные ступеньки дворца.
Венцы гуляют в Бельведере дважды. До шести вечера он принадлежит магглам и сквибам, охотно рассматривающим дворец и парк. После шести, когда парк закрывается, на прогулку выходят волшебники, для которых действует свой волшебный невидимый для магглов Бельведер. Вход него осуществляется через Белую беседку, которая на той стороне выходит в Китайский павильон с движущимися драконами и гравюрами. Именно за ним начинается тот настоящий волшебный Бельведерский парк: место прогулок и бесед знатных волшебников. Каждые три дня в Люксембургском павильоне проходит вечерний прием, где в зеркальном зале подают напитки и мороженое карлики-цвери. По негласному кодексу эксперименты и демонстрации волшебства в Бельведере не поощряются — для этого у магов есть чащи Венского леса или свои особняки.
Оймен прищурился на разбившиеся по глади пруда предзакатные лучи. Он пока не переходил на ту сторону, оставшись после закрытия в магической части парка. Иногда он осторожно осматривал парк, раскинувшийся вокруг фонтана с группой мраморных скульптур, словно ожидая кого-то. За минувшие годы он окончательно поседел, а карие глаза приобрели из прежнего жесткого чуть более устало-грустный вид. От сильного варикоза он мог передвигаться только с помощью трости, а потому присел на небольшом белом стуле прямо напротив пруда: благо, магглы не могли его заметить. Наконец, Оймен увидел, как со стороны дворцовой лестнице к ему приближается поджарая смуглая фигура, настороженно оглядывающая по сторонам.
— Возвращение рыцаря из Святой земли? — чуть насмешливо кивнул Оймен, помахав человеку рукой. В его монотонном голосе чувствовались, однако, нотки тепла.
— Вот, полюбуйтесь, — Фрэнсис, подбежав, на лету протянул пергаментный пакет. Сейчас на его лице было видно что-то похожее на улыбку. Он начал разговор без всяких церемониальных приветствий: словно они расстались только вчера.
— На что именно? — Трэверс рассеянно посмотрел на застывшее зеркало пруда. Затем осторожно вскрыл конверт, словно в нем лежало что-то опасное.
— На коллекцию драгоценностей, — усмехнулся собеседник, когда из конверта выпали три маггловские тетради — те самые, что лежали на столе во время пресс-конференции. Поскольку рядом не было стула он быстро наколдовал его взмахом тонкой черной палочки.
— Чисто сработано, — кивнул с легким восхищением Трэверс. — А, главное, никакого риска. Освальд был прав: теперь «подлинник» дневников канул в лету, а мир убедился в их подлинности! Не читая их… — лукаво добавил он.
— Ох и напишут теперь борзописцы книжек о поисках подлинной рукописи дневников, — съязвил его собеседник, оглядываясь вокруг.
— А мы, между прочим, подогреем интерес, — охотно подтвердил Трэверс, прикрыв морщинистые веки, словно усталая черепаха на берегу пруда. — То там напали на следы рукописей, то здесь… Надо будет еще достать подлинные письма или записки рыжей… Через годик-другой в Англии или в Неаполе будет найден фрагмент подлинной и, возможно, уже уничтоженной англичанами рукописи.
— Да я уже почитал за обедом. Дневник рыжей шлюхи чуть не стал саsus belli, — фыркнул Фрэнсис, достав сигарету. — Вы не против немного пройтись? Не люблю, разговаривая, торчать на месте…
— Чего не сделаешь ради героя… — развел руками Трэверс. — Сразу к нам, — указал он на беседку, — к японскому пруду?
— Лучше здесь. Есть что обсудить, — быстро вскочил Фрэнсис и протянул руку пожилому приятелю в смокинге. Тот, крякнув, не спеша поднялся, опираясь на трость.
— Вы бы поговорили с доктором Груббером, — в голосе молодого мужчины появилась нотка заботы. — Сиотрите, как он поднял меня: готов снова стать ловцом Слизерина! — рассмеялся он.
— Старость и Азкабан так просто не проходят, Фрэнсис, — кашлянул Трэверс, достав платок. — Вы молоды, и страдания только укрепляют силу. Темный Лорд, вернувшись, наградит по заслугам и вас, и кузину, — задумчиво посмотрел он на опустевший пустой сад. — Я все думаю: есть ли здесь нимфы и фавны…
— Что дальше? — жестко спросил Фрэнсис, хотя, судя по движению век, он явно был польщен. — Обвиняем Поттера в срыве пресс-конференции?
Трэверс не ответил. Достав из карману серебряную табакерку с рубинами, он осторожно раскрыл морщинистыми пальцами крышку. Затем не спеша достал табак и поднес его к носу.
— Ни в коем случае, друг мой. Сейчас в наших интересах немного сгладить шум вокруг этого дела. Поттер залез немного дальше, чем хотелось бы, — на его безымянном пальце свернула серебряная печатка со странным узором. Наши друзья, — поднес он платок к чуть заслезившимся глазам, — немного поубавят его ретивость. Но в целом…
— Зачем же тогда мы старались? — потрясенно спросил Френсис. — Я рисковал хорошими ребятами, Оймен!
— Ради Темного Лорда, — закрыл табакерку Трэверс. — Я хочу, чтобы Вы, наконец, поняли наш план, который мы разработали с вашей очаровательной кузиной, — тихо сказал он. — Будем откровенны, Фрэнсис: будущая армия Темного Лорда, наша надежда, сейчас ходит под стол. Да-да, вы не ослышались, друг мой: еще даже не собирается в Хогварст, а ходит под стол и счастливо трясет погремушками. Это для них мы доказали пролитой кровью подлинность дневников Лили Эванс. Их поколение должно расти на подобных книгах. Наши герои — жертвующие собой узники Азкабана, Барти и Мортимер. Герои их государства — садист-дегенерат и шлюха, обожавшая большие мужские члены. Ах, да, еще их кретин сыночек, поднимающий руку на женщин за дневники своей распутной мамаши. Освальд прав: нашими героями школьники должны восхищаться; на их героев — онанировать.
— Скоро они начнут запрещать наши книги, — нахмурился Фрэнсис и начал от нетерпения крутить в руках волшебную палочку. Гладь воды шевельнулась от легкого ветерка, так кстати пригнавшего легкий бриз.
— Тем лучше! — выдохнул Трэверс. — Тем лучше, Фрэнсис. Запретный плод всегда сладок. На уроках им будут рассказывать про героев Джеймса и Лили Поттеров. А вечером они, хихикая, будут украдкой читать о том, как юная Лили текла при виде каждого мужика, а ее будущий муженек развлекался тем, что мучил других — даже не для собственной забавы, а чтобы рыжая нимфоманка кончала ночью еще сильнее. Причем, читая, они будут чувствовать себя инакомыслящими и борцами с системой. Посудите сами: подростки даже не будут ненавидеть их героев — они будут сильно смеяться над ними, как над похотливыми животными!
— Остроумно. Но этим войну не выиграешь… — покачал головой Фрэнсис. Прищурив левый глаз, он начал осматривать белые камни дворца.
— О, разумеется! — кивнул Трэверс. — Это лишь часть комбинации. Первый гол они уже пропустили — мы сделали все для обожествления покойного профессора Снейпа, поддерживая его превращение в самого главного героя войны. Кое-кто их наших друзей не поскупился на оплату авторам, — усмехнулся он.
— Для них этот подонок таковым и был, — фыркнул Фрэнсис, примяв ботинком былинку. Его коричневые штиблеты явно нуждались в глянце, в отличие от безупречных черных туфель собеседника.
— Наверное, — устало поморщился седой. — Но обожествляя его одного, — поднял палец Трэверс, — мы добились того, что всех остальных их героев оценивают по отношению к нему и только к нему. И ведь вот какая забавная штука получилась: Мародеры и Эванс — мрази, Поттер и Лонгботтом — идиоты и недоумки, Дамблдор — циничный манипулятор, — усмехнулся он. — Войну с Темным Лордом выиграл слизеринец, над которым глумились и измывались тупые и шлюховатые гриффиндорцы. Эти кретины хоть сами поняли, — бросил Трэверс ироничный взгляд на спутника, — что вся эта история — бомба против их идеологии? Если, конечно, — усмехнулся он, — правильно ее развернуть. А уж мы развернем, Фрэнсис! Мы создадим атмосферу, когда сказать что-то хорошее о других героях войны станет невозможно.
Фрэнсис посмотрел с интересом на товарища. Сейчас вечно невозмутимое лицо Трэверса светилось болезненной исступленностью. Глаза сияли, словно в лихорадке; белые скулы шевелились, словно жевали.
— Мы даже бросили косточку любителям Ордена. Пусть хвалят Люпина и Блэка в меру — на их фоне папаша и мамаша их «Избранного» должны казаться полными животными. И это был второй наш гол в их ворота. Дневники шлюхи Эванс — третий гол.
— Что же будет четверым? — поинтересовался его спутник.
— Следом настанет очередь Дамблдора. Ваша кузина тысячу раз права, — поднял он палец, — мы пока не будем воспевать Темного Лорда! Мы докажем в десятках книг и статей, что Дамблдор и Темный Лорд — одно и тоже. Разве Дамблдор не дружил с Темным магом Гриндевальдом и не внушил ему свои идеи? Разве он не мечтал в юности поработить магглов? И разве не он был учителем Темного Лорда? Не он ли привил ему презрение к магглам? И кто величайший темный маг и манипулятор — очень знаете ли спорный вопрос…
— Вы сравниваете Темного Лорда с этой…? — лицо Фрэнсиса побледнело от ярости.
— Пусть так думают подростки этак в две тысячи двенадцатом году! — весело посмотрел на него Трэверс. — Еще мы объясним им, что папа Дамблдора — магглоненавистник и убийца, а его сестра — вырожденка. Что вся война была задумана старым маразматиком, чтобы держать в руках министерство! В ответ на вопросы о нашем терроре никто не будет нас ни хвалить, ни ругать. Единственным и немедленным ответом при слове «Пожиратели Смерти» станет встречный вопрос: «А Дамблдор?»
— А дальше? — с интересом спросил его собеседник, которого, казалось, тоже захватила эта игра.
— Следующая мишень — Крауч и Багнольд, — удовлетворенно проурчал Трэверс, словно забил шар в бильярдную лунку. — Разве они не творили террор? Не узаконили пытки? Не устраивали процессы с дементорами? — глумливо передразнил он кого-то. — Не доставляли заключенных в цепях? Чем это отличается от того, что они приписали нам? — хмыкнул Трэверс. — Нет разницы между государством Дамблдора и Крауча и между государством Темного Лорда — это мы будем объяснять в каждой книге и каждой сплетне. «Вы шило сменили на мыло», — вот что мы охотно поведаем под большим секретом детям.
Трэверс замолчал. Мимо по дорожке весело прыгала разноцветная сойка, поклевывая что-то в траве. Иногда она опускала головку, то ли выискавшая червяков, то ли находя какие-то былинки.
— Конечно, каждую из этих книг они могут опровергнуть, конфисковать, уничтожить. Но все вместе они будут неодолимы, — посмотрел Трэверс на маленькую шишку, а затем на совсем зеленую ель.
— Да Мерлин с ним, мылом. В хозяйстве пригодится, — фыркнул Фрэнсис. — Они прижмут нас по части террора магглорожденных… — задумчиво взглянул он на птицу.
— Ба! — развел руками Трэверс. — А разве в их государстве эльфы, великаны и кентавры не находятся в приниженном положении? Разве их государство не делится по расовому признаку? Нам не надо доказывать, Фрэнсис, что дважды два это пять. Нам достаточно посеять сомнения в том, что дважды четыре. И как только какой-то подросток усомнился в аксиоме, как только на вопрос «сколько будет дважды два?», мальчик или девочка ответит «не знаю» или «дискуссионно» — знайте, вот там нас ждут, там мы желанные гости и туда мы уже спешим.
Маленький куст туи качнулся от ветра. Возле него запрыгали две небольшие птички с черной и розовой грудкой. Одна из них, застрекотав, стала клевать длинную шишку.
— Разумеется, лет через десять министерство забьет тревогу, — спокойно продолжал Трэверс, когда они подошли к беседке. — Но что власти смогут сделать? Ничего. Ровным счетом ничего. Назвать Пожирателей Смерти в тысячный раз негодяями? А кому это интересно? Все устало зевнут, ибо согласно их пропаганде, никаких Пожирателей давно нет. Написать ходульные картонные книжки о своих героях? А кто те книжки будет читать и кто им будет верить после наших, подпольных или полуподпольных книжек? Запретить наши книжки? Чем больше они их запретят, тем больше появится желающих их прочитать. Юность хочет бунта, Фрэнсис! Юность отвергает официоз, пусть власть и права. И мы дадим им и сомнения, и бунт!
— И вы уверены, что это сработает? — покачал головой его собеседник.
— Надо бить там, где не ждут, — кивнул Трэверс. — Они боятся, что мы будем убивать Поттера и грязнокровку Грейнджер. А мы им вместо убийства — книгу школьникам, как Поттер на четвертом курсе имел сестричек Делакур, — глумливо хмыкнул он. — Подробно опишем, кто был сверху, а кто снизу. Или, например, обеих сразу в теплой уютной постельке. Теперь представьте какая получается забавная штука: Поттер как герой, приезжает в Хогвартс пообщаться с молодежью на очередное второе мая. А детки из-под полы перед этим почитали подпольные книжки о его настоящих подвигах с сестричками Делакур, шипят, улюлюкают… Его защитника, буде таковой отыщется, сами подростки обзовут прихвостнем министерства, а что страшнее для подростка? Что нам и требуется, — весело заключил он.
— Неужели сами? — с ноткой недоверия спросил смуглый.
— Ну, где не сами, там поможем мы с вами. Мы объявим защитников их героев, особенно агрессивных, хамами, дураками, карьеристами и просто узко мыслящими идиотами. Работы непочатый край, мой друг, и Темный Лорд ждет наших успехов. Имена их героев должны вызывать гадливость и омерзение, но так, что об этом нельзя сказать открыто вслух.
— Вот после всего этого мы расскажем им о Темном Лорде, — почтительно склонил голову Трэверс. — О мальчике, росшем в приюте, жаждавшем знаний, овладевший тайнами волшебства и мечтавшим о счастье для волшебников… И наши дети сравнят… Ваша кузина снова права: сначала мы завоюем умы, а потом они сами подарят нам власть! Вам сколько лет будет через двадцать лет, в двадцать седьмом или тридцатом году? — прищурился Оймен.
— За пятьдесят, — потупился Фрэнсис и досадливо дернул губами.
— А, счастливчик! Юность политика… Вам с кузиной строить будущее с новой армией Пожирателей Смерти. А мне будет уже за восемьдесят… Хочется покоя, а не безумных баталий, сидеть у пруда и любоваться на проплывающих зеркальных карпов… Но эти двадцать лет мы будем осторожно наносить удар за ударом. Мы незаметно вырастим поколение, ненавидящее нынешнюю власть и восхищающееся Темным Лордом.
Фрэнсис не ответил. Налетевший ветер пригнул траву, и желтый листок, оторвавшись от земли, потрепался в воздухе.
— В том, что Вы говорите, много верного, — вдруг резко развернулся его собеседник. — Но я человек дела, Оймен. Я ловец, а не шахматист. Мне хочется дела, а не слов!
— Пора битв еще не настала, Фрэнсис… — покровительственно положил руку ему на плечо Трэверс. — Пришла пора создания армии. Ковать мечи не менее увлекательно, чем сражаться, поверьте. Между Бонапартом и Бисмарком в Европе было тихо. Но все как-то забывают, что в этом время жил Клаузевиц, возглавлявший военную школу в Берлине, — улыбнулся он. — Кстати, был сквибом, бедняга. Так вот, Клаузевиц писал книжки и обучал по ним армию на свой манер: даром что сам Бонапарт его опасался. Французы и русские не заметили чудака, за что потом заплатили сполна: одни Седаном, а другие отошли до Москвы. Да и нам пришлось заплатить разомбленными городами и, чтобы победить, смиренно пойти на выучку к Клаузевицу.
— Я понимаю, что это верно, но я так не могу, Оймен! — неожиданно воскликнул Фрэнсис. — Слышите, не могу! У меня перед глазами Лора… Нас преследовали эти твари, — вцепился он в рукав собеседника. — Мы уходили через подземный ход. Ей было двенадцать, слышите, Оймен, двенадцать, и у нее болела кровь. Она упала, плача, и поранила коленку! — смуглое лицо исказила ярость.
— Мы все сочувствуем вам, — вздохнул Трэверс. — Но, друг мой, нельзя ускорить историю, — меланхолично улыбнулся он на солнце. — Вы расплатитесь и расплатитесь сполна.
Откуда-то издалека зазвучал чарующий вальс «Летучей мыши», словно приглашая всех забыть проблемы и, надев бальные наряды, начать кружение в мраморных залах Бельведера. Трэверс ностальгически улыбнулся, словно вспомнив о чем-то очень хорошим.
— Мне мало глумления над ними! — снова воскликнул Фрэнсис. — Я хочу видеть, как все эти герои мучительно сдохнут! Я хочу увидеть, как запекут заживо их «Избранного»! Как погаснет свет в глазах много ставящей из себя зазнайки-грязнокровки! А рыжих — рыжих мы отшвырнем в навоз, одним движением палочки.
— Неплохая мысль… в навоз… — задумчиво посмотрел Оймен на солнечный луч, осветивший серебряный набалдашник его трости в виде головы дракона, и поводил рукой в такт вальса. — Семейка Уизли работала при Темном Лорде в министерстве и училась в Хогвартсе. Чем не коллаборационисты? — снова достал он табакерку. — Отменный сюжет для прессы и для пьесы! — съязвил он.
— Мне плевать, Оймен. Я хочу мести, — снова исказилось лицо Фрэнсиса.
Трэверс снова поднес платок к морщинистому лицу. Его лицо не выражало никаких эмоций кроме легкого шевеления век. Фрэнсис с мольбой смотрел ему в глаза. Сойка подняла головку, и расправив крылья, полетела к туе.
— Она любила соек, — прошептал, побелев, Фрэнсис. — Она называла их райскими птичками, не зная, как их называть. Мама и няня играли с ней так: не говорили название, а называли ее «заморской птичкой». И она бежала к ним, пытаясь поймать сойку… Дайте мне в награду хотя бы чокнутую! Желательно с муженьком-звероловом и двумя их выблядками! скривился он.
С невысокой пихты посыпались темно-зеленые иголки. Старик, посмотрев на него, леко кашлянул.
— Я сообщу о вашей просьбе Совету, — кивнул он и пошел в беседку. Фрэнсис посмотрел ему вслед, а затем медленно отошел к пруду, словно решив остаться на этой стороне.
***
Гарри с тревогой посмотрел в окно, пытаясь хоть как-то осмыслить события последних двух дней. Пока они представляли собой набор бессвязных событий, словно ребенок беспорядочно разбросал кубики на ковре. Найти Луну не удалось. В пабе приняли враждебно, и только бармен сказал, что белокурая девушка в темных очках убежала в неизвестном направлении. («Словно испугалась чего-то», — добавил он, пристально глядя на Поттера). Поиски в закоулках возле паба также не дали ничего. Да оно и понятно: кому хотелось бродить в сильный ливень? Не задумываясь, Гарри прибег к последнему средству — аппарировал в Ньюкасл по адресу Скамандеров. Однако и здесь его постигло разочарование: дом был пуст и заколочен.
— Нету их там, нету… — замотала головой старушка, когда Гарри обходил дом. — Уехали месяца три назад…
— Куда? — встрепенулся Поттер.
— А знать бы куда.. — вздохнула женщина. — В тропики куда-то вроде… Там теперь сам черт не разберет.
«Искать морщерогих кизляков», — улыбнулся про себя Поттер, только вот заколоченный деревянный дом не слишком располагал к веселью.
— А дети? — снова попытался пристать он к огороднице.
— Деток к тетке отправили. В Ярмут вроде, — грустно вздохнула она, поправив съехавший на затылок картуз.
Его взгляд упал на выгребную яму, из которой торчал огромный металлический прут. Поттер осторожно отошел от забора и с недоверием осмотрел его. Кое-где валялись разбитые черепки чайного сервиза. Не били ли их этим прутом? Недоверчиво прищурившись, Гари наколдовал перчатки, осторожно достал прут из ямы и упрятал в соответствующий футляр. «Пусть посмотрят в Отделе», — подумал он.
Следующим днем прошли похороны. Гарри добрался до траурного зала заранее, хотя держался особняком: почти никто из присутствующих не был ему знаком. Ровно в одиннадцать служащий запустил присутствующих в серое здание. Петунья лежала в гробу, облаченная в длинное серое платье. Лицо напоминало восковую куклу, которую старательно приготовили для процессии. «Ей нет и пятидесяти», — подумал Гарри. Священник сотворил молитву, и все, перекрестившись, зажгли маленькие свечи в белых банках. Гарри понимал, что это было ужасно, но глядя на тело тетки не ощущал почти ничего. Разве что горечь, что ему ни разу не удалось поговорить с теткой по душам и просто обняться, как родным людям. Дядя Вернон, Дадли и его жена стояли у изголовья гроба из дорогого полированного дерева, причем Вернон Дурсль не скрывал слез.
— Хотели похоронить в Коукворте, но потом решили здесь, в Лондоне, — прошептала укутанная в черный плащ женщина: по возрасту явно знакомая или подруга Петуньи Эванс.
— Вернон не хочет, — ответила другая, грузная и угрюмая, женщина в темно-сером платье. — Говорит, место для меня. Как бы не наложил на себя руки.
— Еще молодой. Может и женится снова, поди, — ответила первая. Гарри показалось, что у нее был болезненно-белый цвет лица и удивительно щуплое тело.
— Простите, пожалуйста… Вы сказали в Коукворте? — обернулся он к дамам, поправив манжету угольно-черного пиджака.
— Да… — дама с водянистыми глазами посмотрела на него. — Они ведь с сестрой оттуда, из Коукворта обе были. Сами-то Вы кем будете? — посмотрела она.
— Племянник, — ответил Гарри и на всякий случай отошел в сторонку. Подумать только, он даже не знал, откуда была родом его мать…
Нести гроб его не пригласили, и на предложение Гарри его кузен беспомощно замахал руками. «Боится, как бы чего не случилось», — подумал он. Всю дорогу до кладбище, сидя в катафалке, он думал не об усопшей, а о странном открытии, которое довелось ему узнать. Какая-то мысль словно не давала ему покоя, хотя оформить ее во что-то конкретное, у него не получалось.
Озарение пришло на кладбище, находящемся в маленьком сосновом лесу. Было промозгло, и ветер уже теребил черные ленты на венке, установленном на свежевыросшем холмике. Только сейчас, глядя на неровный темно-серый песок, Гарри вспомнил начало дневников, где его мать возбудилась в музее на древнеегипетское изображение победителя бога Гора, грубо обладавшего Нефтидой — женой побежденного и оскопленного им бога Сета. «Египетский музей? В Коукворте?» — с недоверием подумал Гарри. Конечно, родители могли свозить сестер Эванс в античный музей в Лондоне. «Не наведаться ли в тот Коукворт?» — подумал было Гарри, но тотчас осекся. Все же сейчас были важнее поиски Луны.
— Приветствую шеф, — отвлек его от мыслей вошедший Кларенс. — У меня для тебя кое-что есть! — весело постучал он по пергаментному свитку.
— Опять про пресс-конференцию? — поморщился Поттер. — Вся эта история после похорон казалась ему глупым и несуразным спектаклем. «Хотят загнать мерзость за большие деньги», — подумал Гарри. После повести о матери Луны он не сомневался, что дневники были фальшивкой.
— Нет, дружище, про прут! — плюхнулся Донан на стул. — Экспертиза установила, что им недавно били мебель. И еще, — нахмурился он. — на нем есть капельки крови.
— А Мерлин знает… Лукс из второго утверждает, что ей где-то неделя или десять дней. Может, конечно, кто руку поранил, когда выкидывал прут…
— Может быть… — пробормотал Гарри, почуяв неладное. Приближался вечер, и следовало собираться домой. Благо, Джинни думала, что он в командировке и можно было еще провести ночь в «Дырявом котле».
— Знаешь, — откинулся Кларенс, — меня в твоем рассказе один момент заинтересовал: дервиш. Почему твоя подруга так испугалась, увидев его возле паба? — ткнул он по привычке пальцем в воздух.
— Ну мало ли… — замялся Поттер, подергав чернильницу. — Увидел бы ты их дервишей — тоже дернулся бы, поди. Зловещая кукла, скажу я тебе.
— Да, если бы она увидела его впервые, — подтвердил Кларенс. — Но ведь она уже знала, что это дервиш! Причем не откуда-то с Востока, а из Ирана. Чего она так испугалась, если видела его не первый раз?
Гарри пожал плечами, не зная, что ответить. Его товарищ, похоже, был настроен предаться любимому делу: поразмышлять вслух. Подумав с минуту, он протянул Поттеру пергамент. Тот недоверчиво посмотрел на нарисованный черный квадрат, от которого в разные стороны вели три стрелки, завершавшиеся новыми квадратами.
— Это три наши ниточки, — пояснил Донан. — Вот смотри: первая — Луна Скамандер, — показал он на первый квадрат с надписью «LS». Найти ее важно, потому что кто там был с тобой — дело темное. Может, и она, но под «Империо», — кивнул он приятелю. — Вторая — история про ее мать. Видишь, — указал он на второй, — написано «PC», «Пандора Касл». Надо будет узнать, что там произошло подробнее. Как Резник узнала все это, сидя то ли в Зальцбурге, то ли в Ницце? Ну, а третья…
Он не договорил. В ту же минуту вспыхнул камин. Гарри и Донан как по команде повернулись к покрасневшим углям, в которых появилось лицо Уитворта.
— Поттер, у меня для вас неважные новости. Сверху пришло указание отстранить вас от этого дела… — хмуро добавил он.
— Основания? — воскликнул Кларенс. Гарри хмуро смотрел на решетку, словно все еще не понимая, что произошло.
— Пресс-конференция взывала международный скандал, а вы — сын, слишком заинтересованное лицо. И этот дурацкий скандал с марихуаной, в который вы умудрились вляпаться. Бред собачий, понимаю, но таково решение начальства. Ладно, не грустите. Кларенсу дам в помощь стажера, а вас оставлю консультантом дела. Передайте дела Донану.
Закусив губу, Гарри ударил кулаком по столу. Он сам точно не мог объяснить, что происходит, но его охватила ярость — невиданное желание взять палочку и крушить кабинет и проклятый камин, шаг за шагом. Крушить медленно, методично, разнося каждую частицу мебели. Донан бросил на друга внимательный взгляд; затем встал и, подойдя, положил большую ладонь на его плечо.
Сообщение отредактировал Korell - Воскресенье, 28.02.2016, 02:40
Дата: Воскресенье, 28.02.2016, 02:36 | Сообщение # 9
Второкурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 30.03.2012
Сообщений:120
Глава 6. Совет Гермионы
Темные дома нависали над улицей, словно отвесные утесы. Некоторые из них казались невероятно высокими, точно стены глубокого каменного колодца. Черный и серый камень, смешавшись, создавали иллюзию гранитных плит. Небо затягивалось серой пеленой, предвещая скорый дождь. Ярость прошла, и Гарри не чувствовал ничего, кроме легкости и отчаянного желания бороться. Идти до конца, до победы, невзирая на все преграды. Невдалеке сверкнула молния, нарисовав неровный зигзаг на вечернем небе. Подумав с минуту, Гарри открыл тяжелую дверь «Дырявого котла» и нырнул внутрь.
— Добрый день, Гарри! — владелица паба Ханна Аббот тепло обняла друга. Хотя Ханна давно вышла замуж за Невилла Лонгботтома, она сохранила девичью фамилию. С годами она сильно располнела, и темно-зеленое платье едва сходилось на ее спине.
— Привет, Ханни! — обрадовался Гарри. — Не откажешь в кружечке сливочного?
Сидевший за соседним столиком пожилой волшебник громко фыркнул. Гарри не обратил на него внимания: за минувшую неделю он уже почти привык к глумливому шипению в спину. Ханна помахала другу и пошла наливать пенящейся жидкости следующей посетительнице — девушке в белой шляпке.
За минувшие годы «Дырявый котел», несмотря на смену владельца, почти не изменился. Ханна словно намеренно не желала ничего менять. По бокам все также горели толстые желтые свечи в тяжелых бронзовых подсвечниках, образуя островки неяркого света в темноте. В центре стояли те же тяжелые деревянные столики; у стойки стояла сама Ханна, охотно разливавшая сливочное пиво. Со стороны задней стены показались дети с родителями — видимо, возвращались из Косого переулка. Одна девочка в светлом платье нетерпеливо дергала маму за рукав, словно желая о чем-то расспросить.
— Нет, — равнодушно ответила женщина, продолжая наливать пиво пожилому волшебнику в темно-коричневой мантии и цилиндре. — Невилл получил от нее весточку год назад, — на ее губах мелькнула странная тень.
«Ревнует что ли?» — с удивлением подумал Гарри, вспоминая слухи о романе Невилла с Луной пару лет назад. Тогда он им не сильно верил, и смеялся над ними, но теперь…
— Мне просто надо связаться с Скамандерами… — начал было Гарри, но Ханна прервала его движением ладони.
— Спроси лучше Рона с Гермионой: они наверняка с ней в контакте, — протянула она пиво пожилому посетителю. Гарри с интересом посмотрел на его светлые бакенбарды. — Держись, — прошептала Ханна, погладив его по плечу.
— Спасибо, — улыбнулся Поттер. Достав лист пергамента, он поскорее послал короткую записку Уизли, а сам пошел к невысокому черному столику.
Присев, Гарри посмотрел на бокал и нахмурился. Нужно было собраться с мыслями, обдумать произошедшее. Помассировав лоб он уставился в стол, чувствуя, как сердце стучит все сильнее. Что-то спугнуло его врагов настолько, что они пошли на его отстранение от дела. «Отстранение — крайняя мера: на нее идут в исключительных случаях», — учил их в Академии авроров пожилой профессор Корделл. В обычных условиях его враги ограничились бы тем, что приставили пару шпиков в отдел или подбросили ложную информацию. Эти, видимо, настолько боялись серьезного разоблачения, что предпочли избавиться от него. Или, по крайней мере, ослабить его участие в деле.
— Говорят, их перепечатают «Утренние известия», — проверещал какой-то голос.
Гарри скривился: снова разговаривают о проклятых дневниках. «Ничего, однажды не будут», — с яростью подумал он. Стоп. Спокойнее. Спокойствие не было его коньком, но следовало взять себя в руки. Нужно привести мысли в порядок.
Что же так взволновало его врагов? Гарри протер очки. Похороны Петуньи? Отпадает. Ничего необычного он там не заметил: только что узнал про Коукворт. Сильные маги, конечно, могли копаться в мыслях, но едва ли это могло их так встревожить. Книги Резник? Он обнаружил их уже несколько дней назад, и все оставалось спокойно. Остается одно — поиски Луны. «Прут! — неожиданно осенило Гарри. — Их напугали результаты анализа прута!»
— Благодарю, — кивнул Гарри кельнеру, охотно подлившего ему сливочного пива. Хромой кивнул и пошел к следующим посетителям.
Вырисовывалась, впрочем, и другая проблема. Если он прав в догадках, то получается, у его врагов был информатор в их отделе. Да, скорее, всего так оно и есть. Только так можно объяснить странную осведомленность таинственной AB о его передвижениях в Аврорате. Только сейчас Гарри понимал: в каждом его шаге противник словно заглядывал ему в карты. «Кто же ты, сволочь?» — с ненавистью подумал Поттер. Кларенс? Уитворт? При одной мысли об этом Гарри почувствовал дрожь… «Так быть не должно!» — с яростью сказал он самому себе. Но так было…
— Еще будете? — оскалился кельнер, делая новый обход.
— Нет, спасибо, — вздохнул Гарри и положил горсть монет. Горбун крякнул, но затем, взяв монеты, поплелся к выходу.
В тот же миг на черный стол, за которым сидел Поттер, приземлилась молодая серая сова и, весело ухнув, легонько клюнула в руку. Гарри улыбнулся и погладил ее по крыльям. Это, несомненно, была сова Уизли. В память о прошлой сове они назвали ее Стрелкой. Отвязав записку, Гарри прочитал:
Приходи конечно. Рон.
От этой короткой записки на душе стало неожиданно тепло. Гарри и сам не ожидал, что может быть настолько радостно от весточки старого друга. Быстро собрав портфель, он осторожно пошел к выходок. Затем махнул рукой Ханне, которая, наливая очередному клиенту, подняла руку в приветствии: «Мол, держись!». Гарри перевел взгляд на темную обивку и…
Стоп.
На миг Поттеру показалось, что тот самый старик со светлыми бакенбардами, которому Ханна наливала пиво во время их разговора, наблюдает за ним. Едва Гарри повернул голову, как старик уткнулся в газету. Для верности Гарри остановился и направил палочку на шнурки. Так и есть: пожилой подвинул пиво и стал рассматривать в стеклянный бокал. «Ловит отражение», — подумал Поттер. Едва Гарри посмотрел в его сторону, как старик потянулся за чесночными гренками. Неужели за ним установлено наружное наблюдение?
«Он слушал наш разговор с Ханной. О Луне!» — мелькнула непрошеная мысль.
«Напасть… Схватить подонка», — подумал с ненавистью Поттер, но тут же осекся. А что если они только того и ждут? Инкриминировать тому типу что-то конкретное он не может. К тому же, могло оказаться, что слежка — игра его больного воображения. Нет, пожалуй, стоит повременить. На мгновение Гарри показалось, будто старик ему знаком. Не сам по себе, а что-то неуловимое в каждом жесте и движении. «Пусть думают, что я не заметил», — подумал Гарри и быстро направился к выходу в каменный дворик.
***
— Ну заходи, заходи, старина! — Рон, не задумываясь, крепко сгреб друга в охапку к самого входа. — совсем забыл про нас, — укоризненно покачал он головой.
— В нашем мире не мудрено, — грустно вздохнул Гарри, также обнимая друга. Сейчас ему казалось будто обитая деревом прихожая расплывается в радостном мареве.
— Да, знаю, знаю о твоих бедах, — пробурчал Рон. Мы с Гермионой каждый день за прессой следим, читаем. Он тут нашла кое-что для тебя даже..
— И ты молчал? — с яростью крикнул Поттер.
— Да там ничего серьезного вроде… Просто идеи кое-какие. Да ты не стой — проходи, — постарался сгладить шероховатости Рон.
В доме Уизли было уютно. Рон и Гермиона еще не накормили на собственное жилье и снимали небольшой двухэтажный дом за городом. На нижнем этаже располагались уборная, кухня и столовая. На верхнем — круглая гостиная и две небольшие комнатки. В одной из них жил сам Рон; в другой — Гермиона с их годовалой дочкой Розой. Центр зала украшали не свечи, а самая обычная маггловская люстра из трех рожков. Увидев друга, Гермиона сразу бросилась к нему и, не сдержав порыва чувств, крепко обняла Гарри.
— Гарри, не верь не единому слову! — четко сказала она. — Это ложь и клевета!
— Сам знаю, — тепло улыбнулся Гарри, рассматривая ее джинсы и коричневую футболку. — Но спасибо тебе, — приобнял он ее за плечи. В последние дни он настолько устал от мерзостей, что сама мысль, что кто-то им не верит, казалась ему счастьем.
— Осторожнее! — Еще немного, и я заревную, — погрозил пальцем Рон.
— А они напишут эротический роман о том, как жена друга Избранного изменяла с ним! — рассмеялся Гарри.
Друзья переглянулись и засмеялись вместе с ним. От их смеха Гарри почувствовал прилив уверенности, словно все неприятности непременно должны были остаться в стороне.
— Слушай, как отлично, что ты зашел, а? Сто лет тебя не видели. Думали, забыл совсем… — Начал было Рон, но жена жестко прервала его:
— Помолчи. Неужели не видишь в каком Гарри состоянии? Представь, на весь свет о твоей матери бы такое написали кто-то!
— Но ведь там все неправда… — вздохнул Рон.
— Конечно, неправда! Но Гарри, поверь, от этого не сильно лучше! — возмущалась Гермиона, словно перед ней были невидимые враги, которым она доказывала свою правоту.
Гарри смотрел на их перепалку, едва сдерживая улыбку. Рон за минувшие годы слегка располнел и всем своим обликом напоминал отца с колдографий в молодости: вплоть до аккуратно зачесанных рыжих волос на пробор и блестящих озорных глаз. Черты лица Гермионы заострились, но блеск карих глаз и русый «хвост» волос оставалась неизменными. Глядя на них, Гарри чувствовал, что его перенесли в старый мир, где они втроем были почти единым целым, и находясь в одной комнате, могли смеяться, веселиться, не боясь, что кто-то тайком продает информацию в прессу, шпионит или хуже того, выполняет «служебный долг».
— Луна думает иначе, — вздохнул с горечью Гарри, подойдя к небольшой деревянной этажерке, доверху набитой книгами.
— Луна всегда была глупой, — бросила Гермиона. — Хорошей, но глупой, — поспешила добавить она, словно извиняясь за некстати вырвавшуюся неловкость. — Вот, посмотри, я нашла для тебя, — протянула она дневник. — А Рон, бездельник, все никак не напишет тебе.
— Сама могла бы написать… — проворчал Рональд, отходя к окну. Гарри отмахнулся и открыл книгу по закладке. Красным карандашом был отмечен текст:
И тут же твердокаменный стержень Джеймса принялся за работу, прокладывая себе путь в мою заднюю расщелину. Я не могла удержаться от крика. Боже, какой же он длинный! Я думала, что больнее всего первые моменты проникновения, но теперь, когда он двинулся дальше, мои глаза наполнились слезами. Джеймс, похоже, был в восторге, увидев их:
— Больно, шлюха? — ухмыльнулся он. — Вспоминаешь, как ходила, задрав нос передо мной? Как смела повышать на меня голос?
После исступления Джеймс не прекратил меня содомировать, а работал все с той же силой и напором.
— Гадость какая! — воскликнул Гарри.
— Гадость, — подтвердила Гермиона. — Только знаешь, про кого это на самом дела? Это почти слово в слово сцена из «Пеласгос и Океанос». Там Посейдон делает тоже самое с нимфой Клейто — прародительницей атлантов! И почти также торжествует, когда та плачет.
— Посейдон… С Клейто? — опешил Гарри. — Ты читаешь Резник?
— Раньше читала, даже нравилось, — чуть поводила рукой женщина. — «Пеласгос и Океанос» — очень глубокая вещь. Я поражена, что Резник вообще взялась за эту гадость!
— А про что эта книга? — прищурился Гарри, глядя на темно-синюю стену.
— Про Платона. Как он искал идеальное государство, поехал в Египет и узнал от жрецов про гибель Крита от вулкана, — не задумываясь выпалила Гермиона. — Только язык он знал не очень хорошо, и услышал так, что все увеличил в десять раз. И страна погибла не девятьсот, а десять тысяч лет назад, и остров стал в десять раз больше, чем Крит… Так и получилась несуществующая Атлантида…
«Значит, Луна сказала в магазине правду», — подумал Гарри.
— Наверняка там было и про критских жриц… — задумчиво сказал он вслух.
— Что-то такое… — замялась Гермиона. — И ведь правда! Странно, что у твоей мамы были те же знания, что и Резник через сорок лет, правда?
— Так она же редактор. Неудивительно… — буркнул Рон.
— Ой, Рон, да очнись! — махнула рукой Гермиона. — Я ведь тебе говорила. Зачем вообще нужен редактор? Если мама Гарри писала дневники, так и опубликуйте их! Зачем нужна Резник?
— И что такое редактировать чужие дневники? — подхватил ее мысль Гарри. — Дописывать текст или кромсать их? — Сейчас он удивлялся почему ему самому не пришла в голову такая простая мысль.
Они замолчали. Гарри снова казалось, что они расстались буквально накануне и вместе продолжают важное дело. Рон и Гермиона молчали, словно думая о том же. Или не о том? Гарри развернулся к Рону, решив, наконец, расспросить, как у него дела, но Гермиона опередила его.
— Что же я сижу? — всплеснула руками Гермиона. — Сейчас поставлю чайник и принесу печенье!
— Ты волшебница или нет? — шутливо всплеснул руками Рон, плюхнувшись в кресло. — Когда приучу подогревать чайник волшебством?
— Знаешь, у магглов чай куда вкуснее нашего, — отмахнулась жена. — Гарри сейчас сам увидит и оценит.
Гермиона, повернувшись, пошла к двери на первый этаж. Гарри растерянно посмотрел на зеленое плюшевое кресло, а затем на огромный, занимавший всю стенку, книжный шкаф. Рон весело указал на ту же дверь, и друзья быстро спустились вниз по узкой деревянной лестнице.
Столовая показалась Гарри уютной — словно в старых деревенских домах. Стены покрывала зеленая краска. В центре стоял круглый шлифованный стол темно-коричневого цвета, покрытый белой скатертью с рисунками синих цветов. На столе высился глиняный кувшин с букетом камышей. На стенах висели колдографии, изображавшие Рона, Гермиону и их годовалую дочку Розу. На двух из них Гарри увидел себя: улыбавшимся с ними на четвертом курсе и уже совсем взрослым, обнимавшим их обоих. На глазах вдруг сами собой блеснули слезы. От чего, Гарри и сам не знал сам… Наверное, от того, что ему больше всего на свете хотелось, чтобы в его доме была бы точно такая столовая; только почему-то (и Гарри это понимал) такой столовой у него не будет никогда.
— Гарри… Ты о чем задумался?
— Я? — Только сейчас Гарри заметил, что уже сидит за столом с Роном и Герминой, поедая творожное печенье. Рон, кажется, рассказывал о своих успехах в Отделе по работе с магглами.
— У тебя определенно что-то случилось, — Гермиона подвинула белый чайник с заваркой. — Расскажи.
— Где Роза? — неожиданно спросил Гарри.
— Спит, — Гермиона даже легко улыбнулась, видя такую неуклюжую попытку друга уйти от ответа. — Так что, давай.
— Давай лучше ты, а то всея я да я, — попытался улыбнуться Поттер. — Расскажи, как твои успехи при Визенга…
— Сначала ты, — спокойно прервала его Гермиона.
— Я… Я вот думаю: мы говорим о победе… Но тогда почему спустя десять лет после победы мы бегаем, прячемся, боимся слежки? Почему мы все еще твердим имена Пожирателей, словно они не учебник истории, а мы боремся с ними до сих пор? — с посмотрел Гарри на колдографию, где запечатлены они втроем, словно осуждая самого себя за что-то.
Рон и Гермиона переглянулись.
— И эти дневники… Я почти уверен, что за ними…
Он не сдержался. Он не заметил, как стал рассказывать целый час. Рассказывать все с самого начала. Про дневники и таинственную писательницу. Про смерть тетки и Луну. Про марихуану и металлический прут. Про свое отстранение и таинственного старика. При рассказе о похоронах он всхлипнул, и Гермона ласково погладила его по плечу. Он не просил извинений за слезы… Слишком хорошо все трое понимали, что иначе и быть не может.
— От Луны год полтора нет известий… Но… Гарри, а ты уверен, что этот осведомитель — предатель? — спросила, наконец, Гермиона, когда ее друг закончил рассказ.
— Как это — не предатель? — буркнул Рон, откусив рассыпчатый кекс.
— А вдруг он просто выполнял свой долг? — задумчиво сказала женщина. — Ведь распоряжение о твоем отстранении пришло сверху, из Аврората. А, может, даже из министерства, — опустила она веки. — Те люди вполне могли потребовать от Кларенса и даже Уитворта докладывать им о деле.
Гарри задумчиво посмотрел на друзей. Только сейчас он начал понимать, что за всей историей с дневниками, анонимками и Луной могли стоять не какие-то недобитые Пожиратели в Вене, а свои — люди из Аврората, а, возможно, даже министерства. Гарри прикрыл глаза, представив мысленно карту Европы. «Где Вена и где Лондон…», — покачал он головой.
— Мыслимо ли дело, сидя в Вене, так наблюдать за вами? — словно подхватила его мысли Гермиона, машинально поправив край клеенки. — Какие нужно иметь средства, чтобы так контролировать вас?
— Сообщники есть наверняка, — поддержал Рон.
— Пойми, тут не просто сообщники, которые прячутся и жмутся по углам, — жестко ответил Поттер. — Тут люди из министерства или с верхов Аврората… Неужели там до сих полно скрытых Пожирателей? — недоверчиво и, кажется, с легкой досадой посмотрел он на друзей.
— А почему бы и нет? — спросила Гермиона. — Ты сам посмотри на наши верхи: Малфоя поставили во главе Попечительского совета, Фоули в министерстве, Нотт в министерстве…
— Это не тот Нотт, а другой, — фыркнул Гарри, словно передразнил кого-то.
— И не только Нотт. Там «других» хватает, — продолжала миссис Уизли. — Ты думаешь, они все тебя сильно любят? Или твою мать?
Гарри почувствовал, как сердце застучало сильнее. Из мрака, где он блуждал все последние дни, впервые стали возникать очертания. Враги без сомнения сидели не в Вене, или не только в Вене, но и здесь в Лондоне. Кто-то из них покровительствовал всей этой истории… «А может просто придумали Пожирателей и писателей в Вене?» — ущипнул себя Гарри. Но коричневый глиняный кувшин словно подбадривал его, напоминая, что все будет хорошо.
За стеной раздался детский плач.
— Знаешь, Гарри, оставайся ты у нас, — неожиданно сказала Гермиона. — Мы тебе комнату дадим. А завтра, если хочешь, давай съездим с тобой в Коукворт.
— Почему в Коуковорт? — спросил Гарри, хотя эта мысль вертелась и у него.
— Потому что мы ищем в темноте, — Гермиона встала и быстро пошла к выходу. — Не знаем ничего ни о ее детстве, ни о ее жизни… Давай посмотрим, как она жила. А потом посмотрим и сравним с тем, что писала Резник.
— Авось да придумаем кое-что, — буркнул Рон, смахнув крошки с рукава. Гермиона скрылась в дверном проеме, и он, достав палочку, наколдовал неуклюжую глиняную пепельницу.
— Вот, кури если хочешь. У нас целый вечер впереди — поболтаем друг.
— Ты со мной? — достал Гарри помятую пачку, чувствуя, как на душе нарастает давно забытое умиротворение.
— Нет, — покачал головой Рон. — Я в отличие от кое-кого, — сделал он притворно грозный вид, — о жене думаю. Я тебе, поганцу, сестру доверил не для того, чтобы ты бегал за длинными ногами Ромильды и юными шалавами-журналистками! — стукнул он кулаком по столу.
— Ты про… — затянулся Гарри. Друг поморщился от табачного дыма, и ехидно поднял бровь.
— Про Кэт твою, кого же еще. Кто про это не знает! Знаешь, я бы тебе, козлятине, на месте сестры ни за чтобы развод не дал.
— Да иди ты… — отмахнулся Поттер, выпустив кольцо дыма. — Давай не ворошить прошлое и не оскорблять милую девушку…
— Девушку? — вспылили Рон. — Шалава она, а не девушка! Девушку нашел мне тоже…
Он не договора. Гарри, неожиданно почувствовал приступ ярости. До этой минуты он никогда не думал о том, кем была его Кэтрин. Но теперь… Сама мысль, что друг оскорблял ее ради жены, возвращение к которой после Кэт было невыносимым, казалась невыносимой. Сердце забилось сильнее. Гарри поднявшись со стула, схватил его за плечо:
— Запомни: оскорблять Кэт я не позволю никому. Даже тебе, — в ярости бросил он. Брошенный окурок дымился в пепельнице, обволакивая их дымом.
— Да шалава, твоя Кэт, шалава, и еще какая! — хмыкнул Рон. — Не бесись! Что, неприятно, что шалаву имел, а?
— Я запрещаю тебе… Слышишь! — Гарри еще раз тряхнул друга. Комната плыла перед глазами. Бросив воротник друга, он сел назад на стул. Синяя стена плыла, словно была гигантским полукругом, вращающимся вдоль какой-то орбиты.
— Усююю… Вот это любовь, — бросил с презрением Рон, глядя на отпитую чашку. — Не думал, что так все далеко зашло…
Гарри хотел было ответить, но не смог. На душе вдруг появилось мерзкое чувство, словно он сделал что-то плохое. «Уйти? — подумал он. — Да, пожалуй, уйти… » Он хотел было встать, но Рон положил руку ему на плечо:
— Ты прости, дружище… Не хотел. Понимаю, что ты пережил, но она мне сестра!
С минуту Гарри помолчал, не понимая глядя на друга. Затем, потушив сигарету, посмотрел на кувшин. Камыши стояли неподвижно, словно ничего не произошло. «Лето… — подумал Гарри. — Летнее озеро». На минуту он вдруг представил себе сладостную сцену: они с Кэт, муж и жена, приходят в гости к Рону и Гермионе. Они смотрят вокруг, улыбаются, и Кэт что-то рассказывает про эти камыши..
— Я ведь тоже не хотел так, Рон, — вздохнул он. — Но не клеится у нас. Не хочу идти домой… Не хочу — и точка!
Он не договорил. Из соседней комнаты раздался голос Гермионы, которая, видимо, читала вслух Розе:
Шалтай-Болтай сидел на стене, Шалтай-Болтай свалился во сне. И вся королевская конница, И вся королевская рать…
С минуту Гарри пристально смотрел на тихий камин, словно размышляя о чем. Пламя, словно в унисон с его мыслями, разгорелось сильнее и поглотило ярким отсветом угли. Затеи Гарри не выдержал и рассмеялся:
— Знаешь, Рон, а ведь это про них! — сказал он, прикрыв глаза.
— Про кого? — недоуменно посмотрел на него приятель.
— Ну как же.. Про наших старых знакомых — Пожирателей в Вене. Их Шалтай-Болтай свалился девять лет назад во сне о своем величии. И вся их королевская рать…
— Это кто же? — буркнул Рон.
— Яксли, Трэверс, Крэбб… Да еще, АВ, конечно, — на лице Поттера мелькнула улыбка.
— Не может Шалтая-Болтая собрать! —весело закончила Гермиона.
Друзья переглянулись, а затем Рон, прыснув, также рассмеялся вместе с другом.
***
13 августа 2007 г.
Дамрак — центральная улица Амстердама — заканчивается огромной темно-серой башней. Собственно говоря, это не только башня, но и дом, в котором находятся ресторан и гостиница. Особый шарм башне придает канал: заплыть в ресторан можно только на лодке. Башенные часы, отбивая время, играют короткую мелодию, которая разносится над тихими улочками с каналами. Здесь, у башни, центральная улица распадается на торговую Кальверстрат, треугольники ключевых каналов и множество переулков, отделяющий Дамрак от порта.
Сегодня Кэтрин Вальдок надела на работу легкий наряд: кремовую блузку и такой же пиджачок, короткую черную полупрозрачную юбку и черные лакированные туфли на каблуках. Белые волосы она уложила в небольшую шапку. Весело стуча каблуками, она повернула влево от башни: туда, где за домами открывалась вид ее башни-сестры с такими же часами. Перед тем, как свернуть в переулок, девушка незаметно оглядываюсь и, с интересом заметила кудрявого брюнета в темно-синем плаще.
— А, мадемуазель Вальдок! — осмотрел он ее хрупкое тело. — Доброе утро. Хорошо что я вас увидел: вы мне напомнили пpо одно дело, — бросил незнакомец.
Девушка на мгновение остановилась и вскинула голову.
— Я вас не понимаю. Что вы хотите? — ее темно-карие блеснули неприязнью.
— Видите ли, я запомнил вас по той пресс-конференции… — кивнул блондин. — Представлюсь, чтобы не выглядеть в ваших глазах маньяком или вымогателем: я Эдвард Бернз, брат покойного Лэнса Бернза.
Девушка вздрогнула и пристально, изучающе посмотрела на него.
— Может быть по кофе и шоколадному торту? — предложил ее спутник. По синему амстердамскому небу пообедали легкие облака: явный признак скорого дождя.
— Благодарю. Но у меня мало времен, — бросила Кэтрин. Она в самом деле спешила на выставку волшебных книг Фрисландии.
— Тогда у меня к вами просьба, — человек достал длинный белый конверт. — Я знаю, у вас есть контакт с мистером Гарри Поттером и британскими аврорами. Передайте им это — здесь важная информация.
— Я не… — пробормотала блондинка, беря конверт.
— Это важно, — нетерпеливо сказал он. — Я буду здесь завтра в это же время. Сообщите мне ваше решение. Любое, — кивнул мужчина и, развернувшись, пошел в сторону Кальверстрат.
Дата: Воскресенье, 28.02.2016, 02:46 | Сообщение # 10
Второкурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 30.03.2012
Сообщений:120
Глава 7. Письмо и ваза
За все время выставки Кэтрин чувствовала себя не в своей тарелке. Она, конечно, сразу проверила пергамент на наличие опасных заклинаний, и конверт, по счастью, не показал ничего подозрительного. Это немного её успокоило. Едва первый тур выставки был окончен, Кэтрин, не помня себя от волнения, побежала в кафе на Лейдсекаде. Заказав чашку кофе, она поскорее вскрыла конверт и извлекла из него пергамент. Затем, близоруко прищурившись, начала читать:
Дорогой Эд!
Пишу тебе из другой, хотя и не очень далекой страны на букву «А», будь она неладна. Впрочем, ты и сам знаешь, что это так. Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Я попросил одного из здешних типов, с которым судьба свела меня случайно, отправить тебе сову, если со мною это случится. А поскольку письмо у тебя, то знай: это случилось. И хотя для меня это уже не имеет ровно никакого значения, как и все остальное на грешной земле, все-таки хочется наступить на мозоль этим негодяям. А на мозоль наступишь им ты, если ты мне все еще мне брат (хотя после всего случившегося трудно просить тебя питать ко мне родственные чувства).
Прошу тебя! Умоляю! Тебе это ничего не стоит. Свяжись с британским Авроратом и передай им, что интересующие их материалы хранятся у Айрин Кирш. Она проживает в Лютном переулке, дом 9, комната 117. Я успел передать ей. Все, что нужно — войти и сказать: «Гоблин Сфинкс ожидает сладкой тыквы». Там, поверь, мне есть кое-что очень важное, от чего кое-кто нервно зачешется.
Прости, но я запутался в делах. Я очень сожалею, что познакомился тогда с этими типами и не послушался матушки. Потому и опасаюсь за свою жизнь: случайно знаю кое-что, о чем лучше и не знать. Надо мной сгущаются тучи. Подозреваю, что эти твари пустят меня в расход, как глупого кролика на мясо и шапку. Вопрос в том, где и когда. Осталось только отомстить.
Твой брат Лэнс.
Кэтрин не заметила, как письмо закончилось. Быстро осмотревшись, она снова уткнулась в него: слишком невероятным было все написанное. Если вдуматься, то оно заставляло по-новому взглянуть на всю пресс-конференцию (при воспоминании о которой Кэтрин до сих пор чувствовала нервную дрожь). Бернз знал, что его убьют на пресс-конференции? Бернз ожидал нападения? Все это казалось слишком невероятным, чтобы быть правдой. Если это письмо ненароком попадет в прессу оно произойдет настоящий фурор.
— Еще кофе? — осторожно поклонился кельнер.
— Нет… Лучше счет… — ответила девушка, все еще рассматривая пергамент.
Или? Кэтрин задумчиво посмотрела вокруг. Или стоит всё же отправить письмо Поттеру? Разумеется, все изложенное могло оказаться шуткой, розыгрышем, да и просто откровенной провокацией. Можно было, конечно, подождать до завтра. Но… — от волнения Кэт, как обычно, закинула ногу на ногу и стала покачивать лакированной туфелькой… — разумно ли было носить при себе столь опасный документ? Если перед ней в самом деле письмо убитого Лэнса Бернза, разумно избавиться от него как можно скорее. В конце концов, именно об этом просил ее странный незнакомец… С минуту девушка задумчиво смотрела на темно-зеленую гладь канала, а затем осторожно положила пергамент в сумочку.
***
— Гарри, подъем!
Несколько мгновений Гарри непонимающе смотрел вокруг. По желтым занавескам быстро бегали солнечные лучи, играя в синих цветочках. Ему показалось, будто он вынырнул из темноты. Впервые за минувшие месяцы он спал без сновидений. Наверное, виной тому был коньяк… Гарри лихорадочно оглянулся и заметил стоявшую напротив Гермиону в домашнем синем платье.
— Начало девятого. Вставай, соня, нам нужно съездить поскорее в Коукворт.
— Почему поскорее? — пробормотал Гарри, которому ужасно не хотелось вставать. Сейчас, глядя на лучи, он больше в его хотел, чтобы все произошедшее за последние дни, включая дневники, оказалось тревожным сном.
— Я ведь договорилась с миссис Протт только до трех. Она с Розой посидит, — терпеливо пояснила Гермиона, словно говорила с ребенком.
— Ага, сейчас… — мигом собрался Поттер.
За завтраком Гермиона не проронила почти ни слова. Лишь изредка она терпеливо подвигала другу малиновое варенье, чтобы он поливал им омлет. Гарри также молчал, словно пытаясь обдумать какой-то план. Наконец, перейдя к кофе, Гарри решил нарушить молчание и осторожно спросил:
— Что ты хочешь найти в Коукворте? — солнечные лучи делали столовую еще более теплой, чем вчера. «Снять бы тут пару комнат и жить с друзьями до конца дней», — вдруг подумал он.
— Откровенно говоря, ничего конкретного… — ответила Гермиона. — Просто посмотреть кем была твоя мать, как жила, какими были ее родители… Вдруг найдем какую-то зацепку?
— Сравним с дневниками? Не думаю, чтобы их авторы были столь глупы, чтобы не разузнать о быте моей матери.
— Кто знает? — прищурилась Гермиона. — Иногда мелочи наталкивают на неожиданные мысли. Вспомни, что мы нашли у Батильды Бэгшот…
Гарри нахмурился. Сегодня они с Гермионой снова, как много лет назад, пойдут странствовать вдвоем. Перед глазами проплыла их встреча Рождества в Годриковой Впадине, когда они нашли могилы отца и матери… Минуло девять лет, и им точно также предстояло скитаться по другому, теперь уже маггловскому, городку. Им снова предстояло смотреть в оба, чтобы не заметили ненароком враги. Да только вот кто теперь враг-то?
В Коукворт аппарировали быстро*. Здесь, в отличие от Лондона, было пасмурно, и предосенняя хмарь закрывала серое небо. Гарри сразу ощутил ее дыхание на мокроватых стеклах очков. Поодаль валялись наструганные доски, рядом — щепки и громадный кусок коры. На всем пространстве не было видно ни души.
— Похоже, окраина, — пробормотал Гарри. Сейчас ему казалось, будто мерзее места не доводилось видеть.
— Будь осторожен, — прошептала Гермиона. Достав палочку, она сделала шаг к доскам. Гарри, напротив, пошел вправо. Для удобства оба надели маггловские джинсы, рубашки и кеды: вполне сойдут под не слишком обеспеченных магглов, хотя, конечно, и не бродяг.
Невдалеке виднелись развалины склада с висячими дверями. Далее шел покорежившийся бетонный забор; за ним виднелись развалины заводских корпусов. Здесь, похоже, прежде находился завод или фабрика. Гарри осторожно подошел к забору и посмотрел на сорняки, доходившие ему по пояс. Гермиона наблюдала за другом, остановившись чуть поодаль. Фабрику, похоже, закрыли не одно десятилетие назад.
— Какой тут Египет? Какой Крит? — с удивлением бормотал Гарри, вернувшись от забора.
— «Я, как завороженная, смотрела на Нефтиду**, стоявшую на коленях перед новым Повелителем и смиренно ублажавшую языком его фаллос. У древней богини было столько истомы в полузакрытых глазах, что мне до ужаса, до ломоты в суставах захотелось немедленно попробовать это незнакомое, запретное лакомство», — зачитала Гермиона начало дневников, достав книгу из рюкзака. — Ты прав, Гарри. Какая Нефтида в этом городе?
— Но не так часто, как описано в дневниках, согласись, — возразила Гермиона. — Они не волшебники, и добираться в Лондон им нужно было поездом. Много ли наездишься? — зачем-то подобрала она щепку.
«Эвансы… Я так говорю о своих бабушке с дедушкой», — подумал Поттер, чувствуя, как в груди появляется неприятный ком. Весь этот мир был ему безнадежно чужим: настолько, что он, глядя на него, не чувствовал ничего. Гарри посмотрел на побитый бетонный забор, изрядно запачканный голубями. Затем они с Гермионой перешли железнодорожную линию, на которой стояла отцепленная цистерна. Пути, видимо, не использовались тоже, и кое-где рельсы были разобраны.
— Куда теперь? — спросил Гарри, глядя вокруг. Выше на холме находился другой Коукворт. Там в чинных улочках ровно стояли благообразные домики с яркими крышами и стенами в пастельных тонах.
— На кладбище, — твердо сказала Гермиона. — Давай хотя бы найдем могилы твоих бабушки и дедушки.
Гарри кивнул, не желая особенно возражать. Откровенно говоря, сейчас ему было всё равно. Бродить в поисках кладбища не хотелось, и оба, взявшись за руки, снова прибегли к аппарированию.
Городское кладбище оказалось длинным. Как и всегда, в «городе мертвых» было прохладнее и сумрачнее, чем в «городе живых». Напротив входа высилось серое двухэтажное здание: зал прощания и крематорий. Могилы начинались за высокой оградой — всегда открытой, чтобы каждый живой мог зайти и посмотреть на свое будущее. У входа из мраморной тумбы бил маленький фонтанчик, чтобы любой желающий мог обмыть руки.
— Тут можно блуждать до вечера, — вздохнул Гарри.
— Надо спросить в администрации, — твердо ответила его подруга. — Идем!
Не размышляя, Гарри последовал за ней. За траурным залом в виднелась небольшая будочка. У входа стояли венки с черными лентами: видимо, ожидались похороны. Друзья было зашли в маленькую прихожую.
За дешевым коричневым столом сидел мужчина средних лет в роговых очках. Увидев вошедших, он отложил ручку и с удивлением посмотрел на вошедших.
— Что бы вы хотели, молодые люди? — вежливо обратился к ним служащий.
— Мы ищем могилу семьи Эванс, — бойко ответила Гермиона. — Мы их родственники, — поспешила добавить она.
— Как их зовут? — мужчина равнодушно взял со стола журнал. Гермиона вопросительно посмотрела на Гарри.
— Ммм… — замялся он. Только сейчас Гарри с ужасом осознал, что не знает имен бабушки с дедушкой.
— Вы не знаете имен родственников? — бросил мужчина заинтересованный взгляд. Его лицо кое-где изъели раны — следы герпеса.
«Крит… Какой, к дьяволу, Крит? — лихорадочно подумал Поттер. — Здесь герпес, а не Крит». В принципе все происходящее не имело отношения к дневникам. Но почему-то, глядя на развалины фабрики и герпес служащего, Гарри как никогда остро чувствовал фальшь дневников.
— Ну… Мы дальние родственники, — попыталась сгладить неловкость Гермиона. — Только приехали из Австралии…
— А! — почему-то просветлел клерк. — Наверное, Джордж и Роза Эванс? Погибли в автокатастрофе в ноябре семьдесят девятого года.
— Да, да, в автокатастрофе, — кивнул Гарри. Сейчас он вспомнил, что именно так тетя Петунья объясняла ему гибель родителей. «Вот, значит, откуда это пошло…», — подумал он.
— Спасибо, — отозвалась Гермиона. Служащий равнодушно кивнул, и они пошли к воротам.
— Не стыдно совсем не знать историю своей семьи? — назидательно спросила Гермиона, когда они подошли к кладбищенским воротам.
— Для меня все это — темный еловый лес, — вздохнул Гарри, глядя на мелькавшие надгробья. — Точно в другой мир попал.
— Неужели тетя тебе вообще ничего не говорила? — Гермиона посмотрела на огромное кирпичное надгробие, изображавшее мужчину лет сорока пяти в полный рост. — Почему не рассказать?
— Не знаю… Словно хотела забыть о чем-то…
«О разврате сестры», — шепнул в голове непрошеный голос, и Гарри не смог заставить его заткнуться. В последних главах проклятого дневника описывалось, как Лили жила одновременно и с Джеймсом, и с Сириусом, обожая заниматься с ними сексом на природе. Однажды сестра увидела ее садящейся на мотоцикл между обоими парнями. Сириус находился за рулем, а Джеймс, сидя сзади, похотливо вязал ее голую ступню и нетерпеливо погладил ее.
— Шлюха, — взревела дома Петунья. — Неужели не можешь спать с одним мужиком, распутница? — с яростью выпалила она.
— Не забывай, я ведьма. А ведьмы любят мужчин, — игриво ответила Лили, покачивая бедрами. — Похоже, мальчики не любят играть с тобой?
«А вдруг правда?» — с замиранием сердца подумал Гарри. Сириус, крестный, никогда не рассказывал о матери. Если они с отцом были близкими друзьями, воспоминаний о матери должно быть море. Только вот где они? «Какую тайну унес с собой в Арку Смерти Сириус Блэк?» — посмотрел Гарри на надгробие и едва не вскрикнул. На дорогом мраморном памятнике был нарисован черноволосый мужчина в белой пелене, скрестивший руки на груди.
— Это душа, Гарри, — прошептала Гермиона. — Древние так изображали душу.
— Тебе не кажется, что он похож на… Сириуса? — прошептал Гарри, не отрывая взор от стелы.
— Да, правда. — Пораженно сказала Гермиона. — Точный Сириус… Наваждение просто… — помотала она головой.
Вокруг не было ни души. Только одинокая старушка возлагала цветы к соседней могиле. «Думает о своем месте», — подумал с ужасом Поттер. Поставив цветы, пожилая женщина поправила серую шляпку и комично осмотрелась.
Могила Эвансов оказалась обычной, хотя и ухоженной. В центре стоял памятник в виде маленькой стелы. На нем виднелась фотография, где молодой мужчина и женщина стояли, приобняв друг друга. Мужчина был рыжим, кудрявым и зеленоглазым; женщина — синеглазой блондинкой, тепло смотрящей вдаль.
— Джордж и Роза Эванс… Умерли почти в один день… — прищурилась его спутница.
— Ты так на них смотришь… — покачал головой Гарри. По бокам оградки стояли венки.
— Они были хорошие люди, — четко сказала Гермиона, глядя на фотографию. — Ты веришь, что они воспитали дочь нимфоманку?
— Не… — прошептала он и тут же осекся. Возле памятника стояла маленькая ваза из кремового мрамора с тонким горлышком.
— Гарри… — вздрогнула Гермиона. — Посмотри: это римская погребальная курильница. Весталки клали ее усопшим…
— Они правда любили Античность… — прошептал Гарри. На душа снова похолодело: неужели в дневниках написана правда? Подойдя, он тихо взял вазу и поднял с надгробья.
— Осторожнее! — крикнула Гермиона, но опоздала. На вазе сама собой появилась красная надпись:
— «Найти меня, быть может, мудрено. Но ты и сам придешь ко мне однажды», — прочитал Гарри. Ваза выпала из рук, и он отошел к ограде, где рос куст туи. Мгновение спустя, он понял, насколько правильно поступил: из горлышка погребальной курильницы осторожно выползала серая гадюка.
***
Принцен-грахт, как и два его собрата — Хирен-грахт и Кайзер-грахт, представляет собой линию канала в виде правильного треугольника. Начинаясь недалеко от центрального вокзала, набережная убегает вниз до Дворца Юстиции. Далее канал разворачивается до «острия» на Регулер-грахт, после чего тихие ивы Принцен-грахт, пересекая реку Амстел, бегут к Западному парку. В одном из старинных зданий в голландском стиле притаился Амстердамский филиал британского издательского дома «Волшебное перо». Основанный в восемьдесят седьмом году сэром Роджером Бэддоком он за минувшие годы настолько усилился, что сумел открыть филиалы в Амстердаме, Берне и Париже.
Нынешний владелец издательства Аммос Бэддок, мужчина лет тридцати семи, был невысоким приземистым человеком с ранними залысинами и длинным носом. Возглавить «Волшебное перо» ему пришлось два года назад — после того, как у Роджера Бэддока открылся рак легких. Маги как и магглы, пока не научились лечить эту коварную болезнь. Отец, передав дела сыну, прооперировалося в Мюнхене, а затем отправится жить в Ниццу. Однако сегодня Аммос, спасаясь под зонтом от легкого амстердамского дождя, спешил мимо знаменитых «принценовских» ив к отелю «Барбизон-палас» на встречу с отцом.
Основатель «Волшебного пера» не стал отнекиваться, а сразу приехал к сыну. В письме Аммос коротко описал, что у него возникли разногласия с собственным управляющим Оливером Булстроудом относительно важной сделки. История, что и говорить, вырисовывалась не самая приглядная, но это был прекрасный путь поправить пошатнувшиеся дела некоторых зарубежных филиалов. Роджер искренне недоумевал, почему сын не хочет подписывать выгодное соглашение. Впрочем, может быть у Аммоса были более точные сведения о будущих партнерах и клиентах? Так или иначе, но Роджер с нетерпением ожидал сына в холле «Барбизон-паласа».
— Папа! — Аммос радостно улыбнулся, увидев в холле знакомую полную фигуру в бордовом жилете. — Спасибо, что сразу приехал, — обнял он его.
За минувшие годы изможденное прежде лицо Роджера Бэддока округлилось: лечение, видимо, пошло ему на пользу. Только неестественно большой живот напоминал о том, что со здоровьем у него далеко не все в порядке. Сейчас его «клубный» наряд забавно контрастировал с черным деловым костюмом сына.
— Знаешь, а я рад, что ты обо мне вспомнил, — тепло обнял Роджер сына. — В последние годы я чувствовал себя никому не нужной руиной: ты прекрасно справлялся без меня. Зато теперь, — подмигнул он, — я снова хоть ненадолго вернулся к делам. Что может быть приятнее для больного старика, чем ощутить себя сильным и молодым?
— Мы можем поговорить где-то за кофе? — спросил Аммос.
— А, может, в бильярд, как в старые добрые времена? — подмигнул отец. — До сих вспоминаю, как учил тебя держать держать кий! Здесь есть тихий зал…
— Ты разузнал и это? — Аммос удивленно посмотрел на отца. — Прирожденный предприниматель, не то что я, — вздохнул он.
Роджер Бэддок начинал карьеру в министерстве магии, но не поднялся выше второго секретаря Отдела волшебной юстиции. Дойти до хорошей должности ему помешало падение Бартемиуса Крауча: Роджер приходился племянником его жене, Лаванде Бэддок. Зато Роджер сразу оценил растущую роль издательского дела и основал корпорацию «Волшебное перо». Министерские связи отлично помогли укреплению ее позиций: от презентаций до поддержки в борьбе с конкурентами. Потихоньку да полегоньку и «Волшебное перо» стало ведущей издательской корпорацией.
— У тебя проблемы с фон Энкерном? — бросил отец, когда они вошли в бильярдный зал.
— «Штирнер и Штерн» держат контрольную квоту нашего филиала в Берне. Ты знаешь.
— Без них нас не пустили бы в Швейцарию, как и в любую германскую страну, — ответил Роджер, подойдя к стоящим в корзине киям. — Сомневаешься в их платежеспособности? Закажи яблочный сок, пожалуйста, — бросил он, увидев кельнера.
— Дело не в фон Энкерне. Дело в нас, — вздохнул Аммос, также беря кий. — Булстроуд предлагает чудовищное решение. Он заигрался!
— Авантюризм в его проекте есть, ты прав, — Роджер нацелился на первый шар. — Но, согласись, где нет риска? Успех позволит сразу покрыть все финансовые дыры, — направил он шарик на центральную позицию.
— Я о моральной стороне, — взволнованно сказал Аммос, также нацелившись на шарик. — Прости, папа, но я так не могу! Мы обрекаем на позор и самоубийство целую семью! Уважаемую семью… Героев войны, — ударил он по шару.
— Наше участие в этом деле чисто техническое, — Роджер взял сок. — Винить надо не нас, а политиков. Мы, издатели, только даем трибуну политикам. Согласись, наши конкуренты неплохо нажились на дневниках Эванс!
— Отец… Это не просто полить грязью человека… Мы упрекает порядочках людей в чудовищном преступлении. Дальше позор, возможно суд, самоубийства или линчевание. Ведь это герои войны с Темным Лордом!
— Тебя волнуют герои или крах филиала в Берне? — прищурился Роджер. — Я оставлял тебе прекрасную систему, с минимальными проблемам. Что мы иммет теперь? Пойми, фон Энкерну ничего не стоит его взорвать, — поставил он сок.
— Но ведь кроме денег есть еще и мораль, папа! — карие глаза Аммоса блеснули ярким светом. — У нас, издателей, тоже есть обязательства. Мне жаль героев… — взял он свой стакан сока. — Они боролись с Темным Лордом за лучшую жизнь…
— А мне нет. — Роджер подошел к противоположному краю стола и поставил кий. — Они получили то, за что боролись. Приснопамятный Темный Лорд мечтал построить мир аристократии: главное — не кто ты есть, а в какой семье ты родился. Только полукровкам, выслуживавшимся перед Повелителем, позволили ли бы войти в избранный круг. Остальным…
— Изгнание было бы завидной участью, — вздохнул сын, ударив по шару. Тот, однако, не попал в цель, а покатался, застыв на середине.
— Не будем к нему слишком строги. Несчастный приютский ребенок, узнавший, что он — прямой потомок Салазара Слизерина и съехавший на этой почве, — подошел Роджер к доске. — В его сознании Салазар был чем-то вроде Господа Бога, существом не от мира сего…
— Основатель Хогвартса? — удивился Аммос. Отец нанес удар, но его шар также не долетел до середины поля.
— Очевидцы рассказывают: Лорд Волдеморт в минуты сентиментальности утверждал, что Слизерин являлся остальным волшебниками в виде неясной светящейся субстанции, и те падали ниц, едва загорелся зеленый огонек. Но планы Темного Лорда провалились. На смену ему пришло общество равенства. А что такое общее равенство? — поднял он брови. — Верно, власть денег.
Они замолчали, оценивающе глядя на зеленое сукно. Затем Аммос осторожно подошел к доске.
— При Темном Лорде мы прозябали бы, владея небольшими лавочками, как знаменитый Карактак Бэрк. Несмотря на все деловые таланты, он, согласись, так и остался барыгой… Риддл был бы доволен теневым оборотом золота, покрывающего экономические провалы. Но и только. Теперь ситуация изменись. Мы сумели открыть крупные финансовые и издательские дома. Как ни высокопарно звучит, — удовлетворенно кивнул он, видя промах Аммоса, — мы стали основой страны. Деньги — кровь, а информация — дыхание.
— Омерзительно участвовать в делах, которые ведут к травле и самоубийствам людей, — Аммос говорил с плохо скрываемым раздражением. — Я устал финансировать подобную мерзость. Кровь и позор этих несчастных — на нас. Неужели, — воскликнул он, — ты никогда не чувствовал вины в отношении тех, кто затравлен на наши деньги?
— Деньги не ведают морали, — досадливо отмахнулся Роджер. — Мы финансируем чёрный пиар, это верно. Но мы точно также спонсируем издание школьных учебников, детских книг, журналов для массового чтения. Мы не ангелы, но и не демоны. Мы просто выполняем свою работу, — подытожил он.
Аммос посмотрел на столик. Там лежала детская книжка с движущейся картинкой. На ней были изображены качели, на которых маленький эльф и гномик подбрасывали друг друга, а стоявший в отдалении гоблин, смеясь, довольно потирал руки.
— Что ты посоветуешь? — с надеждой посмотрел он на отца.
— У тебя нет выбора, — покачал головой Роджер. — У тебя только два выхода для покрытия финансовой дыры. Первый: операция Булстроуда гениальна, и ты должен это признать. Второй: отказавшись от плана Булстроуда, ты должен будешь немедленно публиковать компромат на звезд и политиков. Тогда ты низводишь нашу компанию до уровня конторы по сливу компромата.
— В противном случае?
— В противном случае мне ничего не останется, как… — с этими словами он четким ударом направил шар на группу шаров в центре поля. — Точнее, твоим конкурентам, — усмехнулся он, глядя, как отлетели в лунки шары сына.
Аммос горько посмотрел на шары, затем на статуэтку. Громадный лев, ревя, приготовился к прыжку.
— Я не могу. Не могу, — горько вздохнул он и бросил на стол свиток пергамента. — Если хочешь, верну тебе издательство, но не подпишу.
— Хочешь сделать генеральную доверенность? — прищурился Роджер. — Позволь, я все же посмотрю условия контракта.
— Хорошо. — Аммос достал свиток и положил на бильярдный столик. Затем, развернувшись, пошел к выходу в сверкавший мраморными плитами коридор.
Примечания:
*В главе использованы образы из фанфика Мелании Кинешемцевой «Двадцать один год».
**В древнеегипетской мифологии бог Гор, победив Сета, оскопил его и сделал своей наложницей его юную жену — Нефтиду, богиню темных желаний.
Гарри не успел опомниться, как Гермиона вызвала заклинание, уничтожающее змей. Гадюка вспыхнула с хвоста и, шипя, растворилась. В воздухе какое-то время еще кружили искры.
Отойдя от ограды, Гарри не задумываясь подбежал к курильнице. Затем осторожно поднял с земли и, проверив ее парой заклинаний, поспешил бросить ее в сумку. Гермиона стояла возле могилы и, словно сама не понимая, что происходит, смотрела на фотографию Эвансов.
— Пойдет на экспертизу, — подытожил Гарри. — Скорее!
Взяв за руку Гермиону, он побежал с ней прочь от могилы. Женщина не сопротивлялась, а послушно бежала за ним. Через несколько минут они подбежали к тому памятнику, на котором, как показалось обоим, была изображена душа Сириуса. Однако никакой души в греческом одеянии не было. Вместо нее на памятнике был выбит образ пожилого улыбавшегося мужчины в старомодном костюме.
— Наваждение… — прошептала Гермиона.
— Нет! — воскликнул Гарри, глядя на пустые мраморные и гранитные тумбы. — Не наваждение, а колдовство.
— Но тут никого… — замялась его спутница.
— Точно? Помнишь старушку возле той могилы? — показал Поттер на каменную ограду.
— Думаешь, она?
— Больше никого здесь вроде бы не было… — нервно осмотрелся Гарри.
Мгновение спустя, Гарри и Гермиона подошли к могиле. На общей гранатой тумбе висели фотографии двух пожилых сестер Мюрдейк. Рядом с ними стояли свежие букеты цветов: видимо, старушка принесла их сестрам. Дорожка была чистой и аккуратно подметенной: маленький веник заботливо стоял возле памятника.
— А старушка-то исчезла… — недоверчиво осмотрелся Поттер.
— Возможно, просто ушла… — вздохнула Гермиона, хотя, судя по тону, она не особенно верила собственным словам. Налетевший ветерок заколыхал темно-бордовые розы, в лепестках которых была еще видна роса.
— Так быстро? И след простыл… — огляделся Гарри. — А ведь она с клюкой, должна тяжело идти.
— Что будем делать? — спросила Гермиона.
— Они здесь. В этом городе. Я останусь. — Поттер осматривал надгробье, видимо пытаясь найти хоть какую-то зацепку.
— Я тоже, — женщина сжала ему руку, от чего Гарри сразу ощутил приступ тепла. — Сейчас напишу домой. Только, думаю, они уже сбежали отсюда.
— Может быть… Но поискать чего-то еще стоит… — прищурился Гарри.
— С чего начнем, сыщик? — ласково улыбнулась Гермиона старому другу.
— Сначала пообедаем, — неожиданно ответил Поттер, — и составим план действий.
Гермиона кивнула в знак согласия. Некоторое время они молча шли назад до кладбищенского входа: старушка словно растворилась. Несколько человек подходили к разным могилам. Возможно, «старушка» давно приняла оборотку, но доказать это сейчас было невозможно. Вода била из фонтанчика, приглашая обмыть руки после посещения скорбного города.
Затем, взявшись за руки, Гарри и Гермиона аппарировали в центр города, где сразу нашли небольшой полупустой стейк-бар. Пухлая хозяйка охотно усадила их на веранде и, подождав заказ, забрала меню. Гарри, однако, с тревогой осматривался по сторонам: редкие прохожие, похожем вызывали у него тревогу.
— Гляди-ка, Гарри, опять про тебя, — Гермиона развернула свежий номер «Утренних известий», прихваченный заранее из дома.
— Опять про дневники… — скривился Поттер, положив на колени белоснежную салфетку, но осекся: заголовок статьи оказался в самом деле интересным.
Дневники Лили Эванс: взгляд профессионала
Продолжается дискуссия о подлинности дневников Лили Эванс, обработанных известной австрийской писательницей Викторией Резник. Сегодня гостем нашей редакции стал известный швейцарский колдомедик-психиатр Морис Поллан. Наш корреспондент Джульетта Хлорделл встретилась с мистером Полланом, и он любезно согласился ответить на наши вопросы.
ДХ: Мистер Поллан, первый и самый важный вопрос: вы верите в подлинность дневников Лили Эванс?
МП: Безусловно. Хотя события, описанные в них, скорее всего вымышлены.
ДХ: Как это понимать?
МП: Видите ли, героям дневников было по 16-18 лет. На самом деле подросткам в этом возрасте гораздо сложнее перейти сексуальный барьер, чем мы это думаем. Много трепа — мало дела. Юноши и девушки мечтают о сексе, хвастаются победами, но перейти от слов к делу для них часто неразрешимая задача. Боязно, особенно для девочки. Тут и страх перед беременностью, и страх перед венерическим болезнями, и страх перед самим половым актом. Да и юноши боятся и случайной беременности, и вмешательства родителей девочки.
И не забудьте важный момент. Подростки в Хогвартсе под постоянным наблюдением взрослых. На соответствующие укромные местечки наверняка наложены определяющие и защитные заклинания… Хотя не буду категоричен: мисс Эванс сразу после окончания школы вышла замуж за Джеймса Поттера. Возможно, у них был секс на 7 курсе.
ДХ: Значит, всё же подделка?
МП: Отнюдь. Подлинник. Мисс Эванс, видимо, была больным подростком. Возможно, она так снимала свои комплексы или верила, что так и есть на самом деле. Девочка могла страдать шизофренией в средней стадии.
ДХ: Это очень серьезное заключение…
МП: Вспомните начало дневников. Девочка испытала сильнейший оргазм в музее, увидев картинку, как победитель Бог Гор обладает женой побежденного им Бога Сета — Богиней Нефтидой. Последняя находится в подчеркнуто унизительной позиции рабыни: занимается оральным сексом, стоя на коленях. Это, похоже, стало подсознательным желанием мисс Эванс. Она по сути отождествила себя с Нефтидой.
ДХ: Она мечтала быть изнасилованной?
МП: Видимо, да. Она мечтала, чтобы ей, как рабыней, обладал Повелитель, завоевавший ее в качестве трофея. Вспомните, как ее возбудили слова Джеймса Поттера, что он изнасилует Эванс в коленно-локтевой позиции после победы в квиддичном матче. Процитирую этот пассаж: «Чтобы шлюха знала свое место и помнила, как делать мне замечания, я натяну ее. Слышишь, Бродяга, натяну, чтобы орала от боли и не смела помыслить, как дерзить мне!» Видимо, после египетского музея она о чем-то таком и мечтала. И придумала, как это может произойти.
ДХ: А Мальсибер? Мечты «попробовать» профессора Слагхорна?
МП: Из той же оперы. Мортимер Мальсибер был жестоким Пожирателем смерти… Возможно, он оценивающе отозвался о сексуальных достоинствах мисс Эванс, пообещал друзьям ее «усмирить». Это вызвало восторг девушки! Она, отождествившая себя с Нефтидой, мечтала о подобном насилии и сразу сочинила соответствующую сцену. Случай, не такой уж редкий в психиатрии…
ДХ: Однако по рассказам некоторых свидетелей мисс Эванс была отличницей, образцовой старостой с высокими моральными принципами.
МП: И что? История знает примеры безумных королей, которые управляли государствами, а их подданные даже не подозревали об этом. Вспомните хотя бы французского короля Людовика IX, которого французы зовут Святым: на самом деле он страдал тяжелой формой эпилепсии и паранойи. Подобный шизофреник вполне может вести себя как обычный человек, раскрываясь перед чем-то одним: дневником или близким человеком. Если брать мисс Эванс, то подобной шизофреничке могло доставлять удовольствие играть на людях в высокоморальную девочку. Не случайно, родная сестра вспоминала мисс Эванс с содроганием — видимо, она знала больше других о ее тайной сущности.
ДХ: Зачем же тогда террористы выкрали рукописи сумасшедшей?
МП: Сложный вопрос… Очевидная шизофрения мисс Эванс заставляет нас вернуться к событиям осени 1981 года. Помните, по официальной версии Темный Лорд преследовал Поттеров, чтобы убить их сына Гарри? Не исключаю, что у девушки, больной шизофренией, была скрытая форма преследования.
ДХ: На какой почве?
МП: Например, Джеймс не оказался тем Гором-Господином, который ее по-настоящему усмирил, как пленницу и рабыню.
ДХ: Возможно, и Питтер Петтигрю вовсе не выдавал Темному Лорду секретов Поттеров, а они просто не заперли дверь?
МП: Почему нет? Думаю, Джеймс Поттер был в шоке, узнав, что его жена — шизофреничка с мазохистскими наклонностями. Или даже садо-мазохистскими. У мисс Эванс была вторая шизофреническая ипостась: критская жрица, убивающая жертвенного быка. Что если Джеймс, не справившийся с ролью Гора, превратился в ее сознании в жертвенного быка?
ДХ: Значит, дневники украли не просто из-за их подлинности?
МП: Признание факта шизофрении на почве сексуальной распущенности и насилия заставляет по-новому посмотреть на события осени 1981 года. Что там правда, а что — мания сексуального преследования несчастной больной женщины? Надо разобраться. Но я твердо решил, что дневники мы включим в курс патологической психиатрии в Берне.
ДХ: Спасибо, мистер Поллан, за интервью.
Таково мнение международно признанного светила в области психиатрии — швейцарского доктора Мориса Поллана.
— Гарри, не верь! Это ложь, — Гермиона погладила ладонь друга, но тот к ее удивлению только меланхолично улыбнулся.
— Да, теперь понятно… Теперь многое понятно… — кивнул он. — Следующий шаг — объявление меня шизофреником по наследству.
— Античная ваза со змеей? — сообразила Гермиона.
— Конечно, — Гарри взял нож и отрезал кусок мяса. — Какая-то ваза, может змейка заползла, а может большой червяк, скажут… А сыночку шизофренички все мерещатся античные курильницы, да змеи… Затем и душу Сириуса нарисовали, и марихуану дали, и Луну-не Луну прислали… Сын в маменьку…
— И слежку за тобой устроили такую, чтобы ты ее заметил. Мания преследования! — подтвердила Гермиона, положив листья салата. — Кто-то очень хочет доказать тебе, что ты шизофреник.
— А в реальности что мы имеем? — горько вздохнул Гарри. — Все будут думать, что это правда… А мы не продвинулись ни на йоту!
— Ну, это неправда. — Гермиона подвинула бокал. — Мы узнали многое. Давай суммируем? Пункт первый: странно, что сексуальные фантазии твоей мамы похожи на образы из книг Резник. Да и зачем вообще нужна Резник? Публиковали бы дневники Лили Эванс, как есть.
— Принято, — кивнул Гарри, глядя, как официантка забрала тарелки. — Пункт второй. Странно, что в этом захолустном городе мама мечтала о каких-то там жрицах, Горах и Нефтидах…
— Девочка из этого городка, будь она порочной, скорее отождествляла бы себя с соседками, которые изменяют мужьям или подвергаются домашнему насилию. Какая-то Мэри Смит, но никак не Нефтида. Вообще, машет на аристократку из высшего света, — понизила Гермиона голос. — Это им Античность вбивают в головы от рождения… Их бонны и гувернантки водят по музеям изобразительных искусств, да про сфинксов с богами рассказывают.
— Пожалуй, — кивнул Гарри. — Пункт третий: у моих врагов есть помощь наверху и соглядатай в нашем отделе.
Официантка принесла кофе с мороженым и поставила на столик.
— И пункт четвёртый… — замялась Гермиона. — Меня поражает, как люто твой враг ненавидит тебя и твою маму!
— То есть? — встрепенулся Поттер, взяв мороженое и не смог подавить улыбку. Когда Гермиона ела мороженое, в ее лице появлялось что-то детски трогательное: словно она вновь была девчонкой одиннадцати лет, заучкой и сладкоежкой.
— Вот смотри, — принялась объяснять Гермиона. — Какой-нибудь Яксли или Трэверс, сбежав из Азкабана, попытался бы тебя ударить «авадой» или «круциатусом». Они ненавидят тебя, как Пожиратели. Здесь другое. Враг смачно глумится над твоей матерью, смакуя каждую подробность. Изо дня в день доказывает тебе, что ты шизофреник и ничтожество. Ей мало убить тебя: ей надо уничтожить твой внутренний мир, медленно довести тебя до шизофрении…
— Осталось только узнать ее имя, — скептически вздохнул Гарри.
— Ну, имя не имя, а психологический портрет вырисовывается, — добавила женщина, с удовольствием отломив кусочек мороженого.
— Помоги же нарисовать его мне, о художник! — шутливо поднял руки Поттер.
— Это очевидно, — вскинула брови Гермиона. — Умна, начитанна, великолепно знает Античность. Мстительна. Патологически жестока, особенно в области психологических пыток. Обожает медленно шаг за шагом изводить жертву. Причем делать это с утонченной эстетикой — змеи, римские вазы, души…
— И любит «Шанель номер 5», добавил бы Кларенс, — снова улыбнулся Гарри краешками губ.
— Старомодная аристократка, — кивнула Гермиона. — Тоже интересный штрих к портрету.
Несколько минут они молчали. Гарри сосредоточенно пытался понять, кто из бывших Пожирателей мог бы подойти под это описание. Нет, пожалуй, никто… «Разве что чудом выживавшая Беллатрисса Лестрейндж», — усмехнулся про себя Поттер. — Впрочем, нет: и Белле не за что было питать к нему такую лютую личную ненависть».
— Гарри, ты бы помирился с Джинни, — неожиданно сказала Гермиона. — Я понимаю, что у вас есть трудности, но, поверь, они есть у всех. Мы с Роном тоже ссоримся, а потом миримся.
На лице Поттера мелькнула легкая тень.
— А Джинни… Думаю, несмотря ни на что, любит тебя. Не любила бы — не хранила семью, а ушла.
— Ушла? — Гарри изумленно поднял брови вверх. — Кому она нужна-то, посуди сама?
— Гарри, ты ведешь себя, как обиженный ребенок. Ты волен воспринимать мои слова, как угодно, но поверь мне: твоя Кэт — потребительница. Она никого не способна сделать счастливым.
— Можно подумать, Джинни дает много счастья, — грустно вздохнул Гарри. — Пойми: мы настолько чужие люди, что нас уже вряд ли что-то помирит. Я, честно говоря, безумно счастлив, что эту неделю прожил вдали от так называемого дома…
Его соседка хотела что-то возразить, но не успела: к столу приближалась серая неясыть. Гарри сразу узнал министерскую сову Скорри, и поскорее отвязал письмо от ее лапы. Гермиона, нагнувшись через плечо, также с интересом наблюдала за клочком бумаги.
Немедленно возвращайтесь в Лондон. Открылись новые факты по делу о пресс-конференции. Уитворт
— Вот и конец стихийному отдыху, — натянуто улыбнулся Гарри. Посеревшее от дождей небо сейчас казалось как нельзя лучшей картинкой для его размышлений.
***
14 августа 2007 г.
Тихая набережная Марникскаде кажется другим городом на фоне толчеи Дамрака и Рокена. В тишине ив притаилось несколько маленьких кафе, в которых искусно расположенные зонтики защищают посетителей от случайно налетевшего дождя. По мутной воде канала проплывает несколько безразличных уток, привыкших, видимо, собирать хлеб и другие угощения. За одном из таких столиков Роджер Бэддок сидел за чашкой кофе, изредка поглядывал на часы. Наконец, со стороны Принцен-грахт показалась фигура высокого поджарого человека в легком летнем плаще. Подойдя к столику, он без лишних церемоний присел с Роджером и протянул ему жесткую, как деревяшка, руку.
— Благодарю, Оливер, что вы приехали по первой просьбе, — негромко сказал Роджер, поправив очки.
— Разумеется. В этом есть и мой интерес, — откинулся темноволосый на стуле. — После беседы с вами мне надо срочно вылететь в Вену. А по нынешнем временам лететь в Вену лучше из Амстердама, чем из Лондона.
— В Вену? — удивленный Роджер подвинул кофе. — Я думал, что «Штирнер и Штерн» базируются в Лихтенштейне.
— Верно, но наши посредники в Вене… — черные глаза Оливера смотрели жестко и настороженно, словно ожидая подвоха. - Без них мы никогда бы не смогли подписать выгодную сделку с фон Энкерном. Надеюсь, вы понимаете, что ситуация близка к кризису?
Роджер спокойно выдержал его взгляд. Голубое августовское небо стало хмурится, покрываясь свинцовыми рваными облаками.
— В чем вы видите кризис, Оливер? Наша задача как солидной компании — произвести проверку сделки.
— Но не в этом случае, — кивнул черноглазый, внимательно рассматривая ивы возле канала. — В сделке задействованы слишком серьезные люди, чтобы мы могли их подставить. Если ваш сын не поставит подпись, боюсь, нас сомнут.
— Аммос — большой ребенок, — отмахнулся Роджер. — Вы это знаете, Оливер, не хуже меня. Надо дать ему время понять, что альтернативы нет. Тогда это повлияет на него.
— Обычно — да, но сейчас случай особый, — пробормотал чего собеседник. — Мне стоило неслыханных трудов пробить нашу сделку. И что мы получаем, когда все готово? Глупое упрямство и идиотизм вашего сына.
— Скажите честно, Оливер… — вздохнул Роджер. — Есть ли у нас шанс спасти отделение в Берне без этой сделки?
Его собеседник, не задумываясь ни минуты, отрицательно покачал головой.
— Откровенно говоря, ни единого. И не только в Берне, следом за его банкротством посыпаться амстердамское отделение. Не говоря уже о том, что наши акции рухнут на второй день.
— Понимаю… — замялся Роджер. — Но и вы, Оливер, должны понять меня и Аммоса. Ваша сделка не просто коммерческий, а политический проект. Если он не получится в силу каких-то причин…
— Каких, например? — вскинул брови черноглазый.
— Вы — сын Пожирателя смерти, Булстроуд. Вы понимаете, что в таком контексте издание нами будущей книги будет смотреться иначе?
— Я думал об этом. Сначала осуществим перевод через фиктивную компанию в Лихтенштейне, — ответил его собеседник. — Затем мы просто издаем перевод с немецкого в Британии. Риск минимальный.
— Вы полагаете, что люди, подобные фон Энкерну столь глупы, чтобы иметь дело с ненадежной организацией? — не выдержал Булстроуд.
Они замолчали, молча уставившись друг на друга. Во взгляде Оливера читалась плохо скрываемая ярость; во взгляде Роджера — изучающий прищур. Наконец, мистер Бэддок подвинул бокал.
— Что вы хотите за такую услугу? — осторожно спросил он.
— Очень мало, — ответил Булстроуд. — Только восемь процентов акций «Волшебного пера».
— Восемь процентов? — вскинул седые брови Роджер.
— Восемь. Согласитесь, это ничтожно мало за мои усилия по спасению бернского филиала. И тех усилий, которые я еще предприму.
— Восемь процентов, — на лице Бэддока появилась улыбка, — это именно та граница, которая отличает основных акционеров от простых акционеров. Блокируясь с другими акционерами, вы сможете создавать блокировочный пакет или даже контрольную квоту.
Оливер хотел что-то возразить, но затем взял себя в руки. На противоположной стороне канала была пришвартована яхта, и волны сами собой бились о ее борт.
— Посудите сами: зачем мне, имея восемь процентов, вредить собственной компании? Это, поверьте, не в моих интересах.
— Хорошо… — Роджер Бэддок посмотрел на круглые часы и, закрыв их крышкой, положил в карман. — Думаю, мы вернемся к разговору, когда вы слетаете в Вену. Аммос завтра подпишет генеральную доверенность, — добавил он, словно пытаясь успокоить гостя.
— Тогда отправляюсь в Схипхол. Магглы, к сожалению, передвигаются быстрее нас между странами, — скривился Булстроуд, зачем-то достав черный кожаный бумажник. Роджер снова посмотрел на управляющего: ему, похоже, предстоял длинный и сложный разговор.
***
Гарри не ожидал, что визит к таинственной Айрин Кирш пройдет настолько гладко. Бывшая журналистка оказалась высокой рыжей женщиной лет тридцати пяти, обладавшей отличной спортивной фигурой. Ее деревянный домик утопал в зелени; маленький сарай казался заросшим лопухами. На деревянном крыльце стоял велосипед: видимо, хозяйка любила делать велосипедные прогулки. Открыв дверь, женщина приятно улыбнулась и запустила Поттера в дом. Кларенс и стажер Дибч остались курировать переулок, заняв позицию возле маггловской колонки: как и договорились на вечернем совещании.
Вечером Уитворт показал в отделе таинственное письмо из Амстердама. Гарри едва не вскрикнул от счастья, увидев завитушки Кэт. Хотя текст был официальным, ему казалось, что ее карие глаза улыбались между строк. Кэт помнит о нем… Кэт достала ценную информацию… Кэт любит его по-прежнему… После такого открытия душа сама собой стала наполняться радостным нетерпением. Вечер дотошного разбирательства письма покойного Лэнса стал для Гарри одним из самых счастливых: словно все предыдущие черные дни душа ожидала первой, пусть робкой, но такой обнадеживающей весточки.
— Не стану делать вид, будто не знаю вас, мистер Поттер. Только одно дело могло привести вас ко мне. Лэнс? — приятно и чуть ностальгически улыбнулась она. Женщина была одета по-маггловски: в белой футболке и джинсовых шортах, словно делали продемонстрировать свою спортивную фигуру.
— Гоблин Сфинкс желает сладкой тыквы, — ответил Гарри. Первый раз в жизни ему казалось, что он несет полную чушь. Однако женщина спокойно кивнула.
— Хорошо, постараемся помочь несчастному Сфинксу… — сказала она и вышла в соседнюю комнату.
Минуты ее отсутствия показались Гарри бесконечностью. Электрический чайник, давно завоевавший мир волшебников, начинал бесшумно закипать. Когда хлопнула кнопка Айрин явилась с длинным синим конвертом.
— Вот, от Лэнса. Он знал, что придете вы или кто-то другой. Хотите чаю?
— Да, не откажусь, спасибо… — улыбнулся Поттер. Рука нетерпеливо вскрыла конверт. К удивлению Гарри из него выпали две колдографии.
— Ничего не понимаю… Какие-то колдографии… — пробормотал Гарри, вскрывая конверт. Айрин с интересом посмотрели ему через плечо.
В конверте в самом деле оказалось две колдографии. На первой, выглядевшей старо, были запечатлены радостно обнимавшиеся парень и девушка. Парню на вид было лет двадцать, девушке — лет пятнадцать. Кожа юноши казалась на удивление молочно-бледной, а на лице виднелись веснушки. Девушка была точеной блондинкой с рыжеватым отливом волос. Обвив руками шею парня, она от восторга поджала ноги в гольфах и белых туфлях-лодочках на каблуках.
— Кто они? — удивился Поттер и осмотрелся по сторонам. Кухня Айрин была совсем бедной: все дверное пространство занимал старый дешевый шкаф из шлифованного дерева.
— Понятия не имею. Видимо, важные, раз люди заплатили за эти карточки жизнями, — ответила хозяйка. — Лэнс говорил, что это отравленное оружие против кого-то.
— Так, что у нас тут? — размышлял вслух Гарри, достав новую карточку. — Это, пожалуй, интереснее…
На второй колдографии состав присутствующих был гораздо взрослее. Четыре человека сидели в креслах в какой-то комнате. Первый был высокий темноволосый мужчина лет пятидесяти в очках с золотой оправой. Второй — относительно молодой лет тридцати семи с острым носом и кудрявыми волосами. Третья — хрупкая женщина лет сорока с серебристо-серыми глазами, прикрытыми узкими прямоугольными очками — чему-то улыбалась. Ее чуть рыжеватые волосы были распущены вдоль плеч. Четвертый — темный мужчина лет сорока пяти — смотрел пронзительным колючим взглядом черных глаз. На маленьком столике перед ними отчетливо виднелись четыре высоких хрустальных бокала с золотистой жидкость. «Шампанское», — подумал Гарри.
— Юбилей? Нет. Слишком официально. Обмывка чего-то… — неуверенно сказала Айрин.
— Например, сделки, — Гарри кивнул, продолжая рассматривать карточку. Прищурившись, он вглядывался в каждое лицо, словно пытаясь найти знакомых. Ни одно лицо пока не казалось ему знакомым. Разве что… — Гарри остановился взглядом на кудрявом…
— Бог мой, да ведь это Септимус Шафик, глава отдела магического правопорядка. Наша восходящая звезда волшебной юстиции! Ему прочат пост замминистра.
— А ведь правда! — ахнула Айрин. — Его портрет часто выходит в газетах.
— Ясное дело, особенно в «Утренних известиях», — ответил Поттер, все еще рассматривая снимок. — Что он был за за птица, этот Лэнс? — спросил Гарри, отпив чаю.
— Мы познакомились в Мюнхене лет пять назад. Лэнс был в ссоре со всей семьей. Он был милым человеком, мечтавшим изменить все к лучшему, — охотно ответила Айрин. — Потом, кажется, попал в Вену, где угодил в дурную компанию,
— Он вам настолько доверял? — удивленно вскинул брови Гарри.
— Наверное. Мы были любовниками, — спокойно ответила Айрин. — А эти материалы он передал мне пару месяцев назад. Сказал, что это бесценно, что передать можно только произнеся пароль… Идёмте, я вас провожу! — сказала женщина.
— Вы не напишите все сжато, кратко и с именами? — спросил Гарри, когда они вышли на крыльцо. — До завтра, — утвердительно кивнул он.
— Постараюсь, — охотно ответила Айрин, — потрепав волосы. — Зайдите завтра часам к двенадцати.
Гарри хотел было согласиться, но не успел. Со стороны черешни вылетело что-то зеленое. Несколько мгновений оно приближалось к ним, после чего обвило девушку странным облаком. Несколько минут Поттер смотрел на нее осоловелым взглядом. Затем Айрин стала медленно падать, недоуменно подняв к небу словно оледенелые глаза.
Несколько мгновений Гарри непонимающе смотрел на безжизненное тело. Затем, повинуясь наитию, достал палочку. Сомнений не было: „облако смерти“, усиленный вариант „авады“, изобретенный по слухам то ли самим Лордом Волдемортом, то ли его последователями. Судя по траектории заклинания, облако исходило откуда-то со стороны зарослей возле деревянного забора. Неожиданная волна жалости к мертвой женщине пронзила каждую клетку, точно ее смерть была его личной болью.
— Stupefy! — закричал Поттер, направив палочку на кустарник возле разлапистой яблони.
Что-то шелохнулось между забором и кустами. Гарри осторожно подержал палочку на изготовке. Затем еле заметное шевеление в малиннике заставило его чуть отойти в сторону. Гарри наставил палочку. Вскоре он понял, что не ошибся. Зеленое облако вырвалось со стороны деревянной ограды, отделявший малинник от остального участка, и начало медленно приближаться к нему.
— Protego maxima! — мгновенно среагировал Гарри.
Белый прозрачный щит, вырвавшийся из его палочки, на мгновение заблокировал зеленое облако, позволив Поттеру спрыгнуть с крыльца и отскочить вправо к груше.
— Petrificus Totalus! — Гарри снова направил луч в сторону зарослей малины. Со стороны улицы послышались шаги. „Кларенс!“ — осенило Гарри.
Со стороны кустов вылетела обычная „авада“. Поттер отскочил в сторону, позволив зеленому лучу расщепить ствол молодого грушевого дерева. „Грушу за что?!“ — почему-то возникло перед глазами лицо Гермионы. Впрочем, сейчас было не до сантиментов. Стажер — высокий парень лет двадцати — проломил забор с помощью „бомбарда максима“. Через несколько минут три „петрификуса“ полетело в сторону малины.
— Готов? — раздался голос Кларенса.
— Черт знает… — процедил Поттер. — Похоже.
Ему вдруг пришло в голову, что они все трое были охотниками, обложившими в промозглом лесу опасного волка. Несколько минут они постояли молча: пугать до срока дичь было опасно. Отступать врагу было некуда: позже неглубокого малинника находился деревянный забор. Конечно, он мог попробовать аппарировать, но сделать это бесшумно ему бы не удалось.
— Чего мы ждем? Идем одновременно, — сказал Кларенс.
— При малейшем шевелении бить на поражение! — приказал Гарри.
Ему не нравилась идея наступать без подготовки, но выбирать не приходилось. Все трое, выставив палочки вперед, осторожно пошли к деревянному забору. Через некоторое время им открылся лежащий в зарослях длинный черный предмет. Судя по черной мантии, это было тело человека.
— Ничего не трогать! — велел Поттер. — Соблюдать осторожность.
Однако стажер, присев на колено, перевернул тело. Перед ними был мертвый молодой парень лет восемнадцати-двадцати. В закатившихся глазах застыл предсмертный ужас, словно он сам ужаснулся собственной смерти. Другая рука отчаянно сжимала палочку, не желая выпускать смертоносное оружие.
— Яд… — шмыгнул ноздрями Кларенс. На его лице появилось выражение брезгливости.
— Какой-то волшебный? — спросил стажер, поворачивая мертвую голову.
— Обычный цианид, — снова принюхался коллега Гарри. — Ну-ка, что у него в другой руке?
Стажер равнодушно перевернул тело. В правой ладони мертвого в самом деле лежала раздавленная ампула с остатками белого порошка. Душный августовский вечер вступал в свои права. Легкая дымка, как напоминание о грядущей осени, укутала темно-синие астры.
— Выпил, поняв, что безнадежно, — покачал головой Поттер.
— Фанатики… — сплюнул Кларенс. — Мать родную не пожалеют из-за своего давно дохлого Лорда.
Гарри, между тем, продолжал рассматривать длинное нескладное тело с пронзительными ярко-голубыми глазами. В глазах застыл предсмертный ужас, словно парень не хотел умирать, но был вынужден сделать это. На губах стояла предсмертная гримаса конвульсия, будто парень умолял яд не действовать. Вдруг что-то страшно знакомое показалось Гарри в его лице.
— Дервиш! — неожиданно воскликнул Поттер. Это, несомненно, были глаза того человека, что напугал Луну возле паба. Кларенс с удивлением посмотрел на друга.
— Тело берем с собой, — хмуро сказал он. — Надо опознать личность для начала.
Гарри показалось, будто в глазах убитого мелькнул огонек, но это была игра света. Молящий взгляд словно просил окружающих вернуть ему жизнь. Покачав головой, Гарри с яростью сжал ладонь, чувствуя злость на себя. Злость за то, что позволил несчастному парню умереть ни за грош.
***
Фантазии Виктории Резник* („Придира“, 14 августа 2007 г.)
«Коукворт… Город, который несколько десятилетий назад существовал только за счет фабрики. Фабрика давно закрыта, люди ездят работать в Манчестер. Разумеется, здесь нет и никогда не было музеев античного искусства. Здесь даже музей местной истории закрыли пять лет назад за недостаточностью средств. Но Виктории Резник, лихо приписавшей Лили Эванс сексуальные фантазии при взгляде на униженную Нефтиду, это невдомек. Виктория Резник, видимо, плохо знакома с особенностями жизни Коукворта.
Иначе за основу сексуальных фантазий Лили она могла бы взять, к примеру, случай с соседями семьи Эванс, Файресами: муж убил жену, застав ее с любовником. Чем не повод для возникновения фантазий? Нет. То ли не вдохновляет госпожу Резник история маггловки, то ли она просто незнакома с подробностями биографии девушки, на могиле которой вздумала сплясать.
Или, к примеру, почему бы ей не упомянуть любимую книгу мисс Эванс — „Американскую трагедию“? Недостаточно утонченно для госпожи Резник, брезгует она такими историями? Или просто при редактировании „дневников“ даже не удосужилась опросить хоть кого-то из друзей и знакомых Лили, из тех, кто помнил ее родителей? Что ж, попробую восполнить этот пробел.
Джон Хови, маггл, врач городской больницы Коукворта. „Под руководством Джорджа Эванса я начинал работать. Удивительный был человек — благотворитель, бессеребренник. Спас рабочие районы от туберкулеза. Его отец состоял в компартии, и Джордж тоже, кажется, придерживался левых взглядов. Античность, музеи? Вы смеетесь? Он был занятой человек и редко вывозил детей из города — на море разве что“.
Мери Макдональд, близкая подруга Лили Эванс: „Мы с ней семь лет делили спальню. Дневников Лили не вела. Алиса Брокльхерст вела дневник, Лили нет. С Поттером встречаться стала на седьмом курсе. До и после никого у нее не было. Я сплю чутко, услышала бы, если бы она выходила из спальни. А Резник могу передать, чтобы самоудовлетворялась получше“.
Летиция Гэмп, однокурсница Лили Эванс, Слизерин: «Помню, однажды я сидела в библиотеке. Передо мной занимались Марлин МакКиннон и Лили Эванс. МакКиноно пошутила по поводу хаффлпаффки Пенелопы Чаррингтон: кажется, что ей больше пошло бы называться Гебой. Эванс спросила: „Геба — это жена Юпитера?“ Понимаете? После этого мне смешно слышать, когда ей приписывают отождествление себя с Нефтидой».
Мэрион Грин, в девичестве Риверс, однокурсница Лили Эванс, Хаффлпафф: „Что такое учеба в Хогвартсе, сколько времени занимает выполнение домашних заданий, помнят все. Эванс была одной из лучших на потоке. Делайте выводы. Плюс прогулки с друзьями, подругами. Когда ей было вести дневник? Ночью? Подруги за семь лет не один раз заметили бы, что она не спит“.
Прибавлю к этому замечание портрета профессора Дамблдора: „В Хогвартсе не так много мест, где можно без опасений ненужных свидетелей заняться любовью. В Выручай-комнату каждый раз удаляться затруднительно, она все же на восьмом этаже“.
А пока нам остается только ждать от госпожи Резник дневников Алисы Лонгботтом-Брокльхерст. Под ее редакцией, с уже знакомыми нам выражениями и тематикой».
Александр Принц
Сомневаться ли в подлинности „Дневников Лили Эванс“? („Утренние известия“, 15 августа 2007 г.)
Публикация журналиста Александра Принца в „Придире“ стала выстрелом вокруг истории с „Дневниками Лили Эванс“. По сути в ней приводятся аргументы, что „Дневники“ подложны. Наш корреспондент Габриэль Фьорт встретилась с руководителем информационного бюро издательского дома „Волшебная сила“ Джоном Доббинсом, специалистом по журналистским расследованиям.
ГФ: Мистер Доббинс, вы склоняетесь к версии подлинности дневников. Мистер Принц считает иначе и привел серьезные аргументы в пользу их подделки. Вы не согласны с ними?
ДД: Аргументация мистера Принца наивна и неряшлива. Возьмите первый тезис: в Коукворте нет античного музея. Он может на сто процентов гарантировать, что миссис Эванс однажды не сводила дочерей в Лондонский музей?
ГФ. Наверное, нет.
ДД: Столь же неряшливый аргумент — ссылка на мнение Мэри МакДональд. Откуда мистер Принц так уверен, что она не была в сговоре с мисс Эванс? Эванс вполне могла уходить из спальни, а МакДональд обеспечивать ей алиби.
ГФ: Но Мэри утверждает, что ее подруга не вела дневники.
ДД: Она наблюдала за ней 24 часа в сутки? Каждый день и каждый час в течение 7 лет? Даже на каникулах? Я солидарен с мнением профессора Поллана: все это мисс Эванс могла сочинить на каких-то каникулах дома. Или в Хогвартсе вечерами. Если, например, у нее была вялотекущая форма шизофрении.
ГФ: А свидетельство Летиции Гэмп?
ДД: Что Эванс не знала, кем была Геба? Это не значит, что Эванс не могли в сексуальном плане возбуждать античные картинки.
ГФ: Есть еще замечание Дамблдора…
ДД: Судя по официальной истории войны, мистер Гарри Поттер с друзьями облазили весь Хогвартс и знали тайные ходы в Хогсмид по картой, составленной мародерами. У мистера Дамблдора некий ученик по имени Том Риддл открывал Тайную комнату, с первого класса лазил тайком в Запретную секцию, а мародеры стали незарегистрированными анимагами. (Где, интересно, они тренировались?) Так что, на его мнение я бы полагаться ни в коем случае не стал. Иначе возникают нехорошие вопросы к мистеру Дамблдору.
ГФ: Остается главный аргумент мистера Принца: почему мисс Эванс не потрясли реальные истории сексуального насилия в Коукворте, а потрясла именно египетская мифология?
ДД: А почему ребенок в зоопарке испугался, например, именно удава, а не гориллы или бегемота? Почему ребенка напугали похороны именно этой, соседской, бабушки, а не дедушки c соседней улицы? Что мы вообще знаем о формировании механизмов подсознательных комплексов, страхов и желаний? Да по-сути ничего. Испугаться можно многого. Но мы боимся почему-то именно этого, единственного случая. Сексуальное желание мисс Эванс могло проснуться от случая с соседкой или при чтении „Американской трагедии“. Но не проснулось. Проснулось при виде древнеегипетской картины в музее.
Знаете, я нахожу этот довод в пользу подлинности дневников. Если бы Виктория Резник хотела сфальсифицировать историю Лили Эванс, она бы раскопала и про американскую трагедию, и про случай с Фаерсами… Но этого нет! Знаете, у криминалистов есть принцип: „Так подозрительно может вести себя только невиновный человек“. Отсюда я делаю вывод: такой умный человек, как Виктория Резник, нашла бы более тонкий вариант фальсификации, будь это фальсификацией. Но перед ними — сексуальные фантазии распутной пятнадцатилетней шизофренички — такие, какие есть.
ГФ: Мистер Принц ждет „Дневники“ Алисы Брокльхерст от Виктории Резник.
ДД: А вот нет дневников Брокльхерст! Есть дневники Эванс. Делайте выводы.
ГФ: Спасибо, мистер Доббинс, за интересное интервью.
„Слава богу — успел“, — подумал Оливер, отложив газету. Сейчас он сидел в зале-люкс аэропорта Схипхол, потягивая стакан виски. Набросать ответ Принцу пришлось вчера днем за чашкой кофе в ресторанчике на Рокене. Джон Доббинс как был, так и остался пустотой. Никчемное существо, используемое другими. Но Габи, белокурая полувила Габи… Оливер ущипнул себя за ладонь. Настанет день, когда он получит ее. Непременно настанет!
На душе снова и снова мелькали неприятные мысли: вроде бы все продумал, все предусмотрел, но проклятая случайность могла, как обычно, разрушить почти совершенный план. Главная из них: непредсказуемость реакции хозяев в Вене.
„Бруствера вовремя убрали“, — подумал Оливер, задумчиво почесав чуть морщинистый лоб. Перед глазами поплыли кадры того давно январского утра две тысячи третьего года, когда в „Волшебное перо“ пришли известия о покушении на Кингсли Брустера. В то серое утро с мокрым снегом они узнали, что секретарь Бруствера Лэйм Аллингтон оказался маньяком-самоубийцей, уничтоживший адским огнем и себя, и министра. Теперь оставалась техника…
Однажды в юности Оливер нашел маггловскую книгу Бэзила Лиддель-Гардта „Вторая мировая война“. С того момента его потрясла одна фраза: „Гитлер понимал, что если русские сделают еще один шаг длинной в сто километров и займут Чернаводы, подача нефти в порт Констанца будет прервана. Еще сто километров — и вся машина Рейха остановится из-за гибели нефтепромыслов Плоешти“. Да, именно так. Самые могущественные империи уничтожаются пустяком — точным ударом в солнечное сплетение. Вопрос в том, как именно найти это сплетение и рассчитать время для удара.
— Боже, мне показалось, что у вас в газете движутся картинки! — воскликнула подошедшая официантка.
— Вам показалось, — ласково улыбнулся Булстроуд. — Затем со вздохом убрал газету в портфель.
Белокурая официантка поставила белую чашку кофе и исчезла. Оливер посмотрел на ее сочное тело и почему-то блаженно улыбнулся. Что если однажды они будут пить здесь кофе вместе с Габи?
***
Самолет незаметно выпустил шасси и начал приземление. Оливер Булстроуд с нетерпением посмотрел, как приближается черный асфальт посадочной полосы. Скорее бы… Сердце застучало сильнее, как и всегда перед началом серьезных переговоров. В тот же миг раздался толчок, и машина поехала по асфальту.
— Дамы и господа, наш самолет совершил посадку в аэропорту Швехат города Вены, — заговорил четкий мужской голос. — Просим вас оставаться на местах до полной остановки самолета и приглашения выйти в аэропорт. Желаем вам счастливого пути и благодарим за то, что воспользовались авиакомпанией KLM!
„Настоящий маггл-коммивояжер“, — фыркнул про себя Оливер, осмотрев свой темно-серый костюм, розоватую рубашку и черный галстук с мелкими квадратиками. Затем, взяв черный кожаный портфель, пошел через рукав и нырнул в зал прилета. Багажа не было, и мужчина быстро прошел через почти пустой паспортный контроль. Палочку в портфеле пришлось замаскировать с помощью иллюминационных заклинаний под дорогую подарочную ручку.
— Добрый день, Оливер, — неожиданно поклонился ему невысокий человек в костюме и темных очках. — Мне поручено вас встретить.
— Бог мой, Монтегю! — Булстроуд повернулся к старому знакомому и тепло поприветствовал белобрысого. — Надеюсь, все хорошо? — посмотрел он на синеву венского неба.
— Более менее. Вас ждут, — бросил он, взяв портфель гостя.
— Аппарируем в „Империал“? — уточнил Оливер. Сейчас он мог поклясться, что Монтегю чем-то взволнован.
— Нет. В Лаксенбург. Там будет встреча. Держитесь за руку, — добавил Монтегю, когда завернули за угол полупустого терминала и подошли к бетонному забору.
Мгновение спустя, оба знакомых появились возле маленького сквера с ажурной оградой. На небольших столбиках красовались гипсовые львы. Вокруг росли маленькие кипарисы и туя, излучавшие приятный запах мокрой хвои.
— Принц Евгений-штрассе, — бросил Монтегю. — Следуйте в сквер.
Узкая аллея из лавровишен вела вглубь сквера. В самом ее конце виднелся маленький давно потушенный фонтан с фигурой в виде беседки. Монтегю достал их кармана пиджака палочку и аккуратно прислонил ее к торчащему кирпичу из фонтанной облицовки. В конце аллеи тотчас появился легкий туман. Оба знакомых мелькнули в облако, которые закрывало невидимый для магглов маленький желтый павильон в классическом стиле.
— Нам сюда, — Монтегю указал на дверь с узорной ручкой в виде льва.
Круглый павильон был заставлен столами с легкими закусками и бокалами с вином. Стены изображали движущуюся карту венского Бельведера, а потолок — точную копию неба. На задней стене высился Собор святого Штефана в натуральную величину. В самом конце был маленький выход в парк, где три волшебных фонтана выплескивали потоки разноцветной воды и излучали зеленое и серебристое сияние. Между фонтанами переплетались зеленые и серебристые нити, образуя под тихую вальсовую музыку что-то вроде музыкального павильона.
Оливер осмотрелся. За центральным столом сидели семь человек в черных балахонах и металлических масках, украшенных резьбой в виде растительного орнамента. Мимо столов сновали карлики-цверги в зеленых ливреях, разносившие напитки и салфетки. Один из маленьких горбунов с неприязнью посмотрел на Монтегю, и тот на всякий случай достал палочку. Оливер последовал его примеру.
— Morsmordre! — вскинул палочку Оливер и улыбнулся. Под потолок поплыл зеленый череп. Затем, зависнув под небом, выпустил змею.
— Добро пожаловать в Совет, мистер Булстроуд, — раздался глухой мужской голос. — Мы готовы заслушать важные сведения.
Стоявшие по бокам античные светильники на тонких ножках вспыхнули тусклым огнем. Вскоре над ними стали образоваться то ли коричневые, то ли желтые облака.
— Я вас не вижу… — сказал Оливер, изо всех прячась сохранить присутствие духа. Хотя он с детства был воспитан в почтении к Темному Лорду, видеть группу в масках было страшновато.
— А зачем тебе нас видеть? Ты говори, — раздался старческий и немного разбитый голос.
Оливер посмотрел на маски и только сейчас понял, что именно его пугает. Можно было сколько угодно всматриваться в них — никогда не поймешь, кто из семерки говорит сейчас с тобой. Несколькими взмахами палочки он наколдовал подобие громадного экрана. Следом на нем появились изображения движущихся кругов и диаграмм. На центральном круге был изображен офис „Волшебного пера“, на остальных — отделения в Берне, Амстердаме и Париже с видами этих городов. Оливер кашлянул и чуть „в развалку“ прошелся мимо своего творения.
— Упрямство Аммоса Бэддока, о котором я предупредил Совет, временно блокирует возможность заключения сделки „Волшебного пера“ со „Штирнер и Штерн“, — кашлянул он. — Однако у меня есть и хорошие новости. Струсивший Аммос спивается и деградирует, как личность. Через некоторое время вопрос может встать о смене владельца „Волшебного пера“: как раз накануне Аммос вернул отцу генеральную доверенность. Полагаю, в такой ситуации мы не можем оставаться в стороне, учитывая важность столь мощной корпорации.
В зале повисла тишина. Облака от ламп становились все гуще, время от времени закрывая людей в масках. Затем со стороны масок раздался голос с жестким акцентом:
— Такой вариант был бы прекрасен для осторожной пропаганды наших идей. Однако захват корпорации слишком рискован.
— Нынешний режим грязнокровок подписал себе смертный приговор пятнадцатого мая две тысячи третьего года. С этого дня часы стали отстукивать время до возвращения Темного Лорда, — почтительно склонил голову Оливер. — В тот день они отказались от государственной политики в области издания книг и учебной литературы. Публикации была возложена на частные издательства с аккредитацией, которую получили только три издательских дома.
— А газеты? — продолжал тот же голос.
— Большинство газет четыре года назад также были переведены в разряд акционерных обществ. Контрольная квота „Утренних известий“ принадлежит, например, „Волшебной силе“. Нам, „Волшебному перу“, принадлежит пока восемь процентов акций „Пророка“: пакет, отделяющий нас от простых акционеров Мы готовимся проглотить целую издательскую империю, и даже нечто большее! Обладая ей, мы возьмем под контроль весь британский информационный рынок.
— Это возможно в случае, если вы обеспечите контрольную квоту, — негромко сказал старческий голос. — Причем не филиала в Берне, а всего „Волшебного пера“.
— Или если мы получим лояльного генерального директора, — наклонил голову Булстроуд. — Такого, который осуществит разворот издательской деятельности в нашу пользу.
Две маски повернулись к третьей, более светлой. Булстроуд также внимательно посмотрел на дым, словно ожидая решения. Ему вдруг пришла мысль, что звериные головы египетских богов были всего лишь масками волшебников, которые должны были заставить трепетать магглов.
— К сожалению, Оливер, вы сейчас не можете стать генеральным директором, — раздался нежный женский голос. — Ваш план действительно смел, но вы — сын осужденного Пожирателя Смерти. Смена курса издательского дома будет немедленно замечена властями, и мы до срока спугнем дичь.
— Пожалуй, соглашусь, — ответил голос с акцентом. — Нам будет сложнее вести дела в Британии, если все будут знать, что во главе компании-партнера стоит сын сторонника Темного Лорда.
— Разве я говорил о себе? — поднял брови Оливер. — Берите Роджера Бэддока — он станет вполне лояльным нам генеральным директором.
— Но Роджер смертельно болен? — удивился удивился старческий голос. Две маски, включая светлую, закивали в знак согласия.
— Думаю, пара-тройка лет у него есть в запасе. Он не совсем наш, но и не враждебен — вспомните, кто был его племянником! За эти два года мне удастся реализовать план.
Оливер направил палочку на сияющий экран. Тотчас на круге, изображавшим бернское отделение, появилась цифра „8%“.
— Взяв под контроль 8% Бернского филиала, я выкупаю блокировочный пакет, — Оливер снова взмахнул палочкой и цифра превратилась в 11%. Вместе с 33% компании „Штирнер и Штерн“ мы получаем 44%, — сменилась цифра. — Нам останется всего 7% акций, которыми владеет „Поларфукс“, и мы получаем контрольный пакет Бернского филиала.
Цифра в круге сменилась на „51%“. Затем огненная надпись погасла и через мгновение на ее месте появилась новая: „Поларфукс (4%) “. Затем сияющая цифра превратилась в „55%“.
— Изящно, — раздался голос с иностранным акцентом. — Но, заметьте, Бернский филиал — далеко не главный.
— Но обладание Бернским филиалом даст нам блокировочный пакет в 11% в рамках всего „Волшебного пера“, — продолжал Булстроуд, грузно расхаживая мимо экрана. — Следующий шаг — выкуп контрольного пакета акций Амстердамского филиала. Мы можем создать подставную фирму с компанией „Поларфукс“, — от Бернского круга выдвинулась стрелка, завершившаяся пустым зеленым кругом, — на которую я переведу основной доход Бернского филиала.
Со стороны Бернского филиала посыпались зеленые точки, наполняя пустой круг. В зале по-прежнему стояла тишина.
— Я также ставлю Амстердамский филиал на грань банкротства, переведя фирме-призраку большую часть уставного капитала и списав провал на негативную конъюнктуру рынка, — продолжал Булстроуд. — После несложной операции мы получаем сначала блокировочный пакет, а затем контрольную квоту Амстердамского филиала.
Цифры на изображении кольца Амстердамских каналов сменились сначала на 11%, а затем на 33%. Следом часть рыжеватых огоньков пересыпалась из Амстердамского филиала на пустой круг дополнительной компании.
— Прогрессирующая болезнь Бэддока не позволит ему контролировать мои действия. Парижский филиал намного слабее Амстердамского и Бернского, — резко развернулся Булстроуд. — При необходимости я смогу с помощью „Поларфукса“ выкупить не только контрольный пакет, но и так называемый инвестиционный портфель. — В круге с изображением вечерних Елисейских полей появилась сияющая цифра „71%“. — В совокупности все три филиала дают нам контрольную квоту „Волшебного пера“, — ниже круга с изображением панорамы Косого переулка появилась надпись „33%“. С этой минуты мы вольны издавать в Британии любую продукцию!
Металлические маски казались непроницаемыми. Булстроуд быстро взял стакан с подноса, поднесенного карликом-цвергом.
— Что остается? — поднял брови Оливер. — „Волшебное перо“ владеет блокировочным пакетом в „Кентавре“, — зажег он новый круг с изображением бегущего кентавра и цифрой „11%“. — Потенциалы обоих издательских домов настолько несопоставимы, что мне не стоит ничего выкупить их контрольную квоту.
Цифра в круге с кентавром сменилась на „33%“. Следом две зеленые стрелки, напоминавшие вьющихся змей, устремились от „Волшебного пера“ и „Кентавра“ к возникшему на экране кругу „Волшебная Сила“.
— Что касается „Волшебной Силы“, то она и так лояльна нам. Впрочем, при необходимости капитал „Волшебного пера“ и „Кентавра“ позволит выкупить и ее контрольную квоту. — На круге с изображением Мерлина нервно запульсировала цифра „33%“.
— Вы берете под контроль все три издательства? — раздался голос одной из масок.
— Этот же трюк мы проделаем и с акционерными обществами газет, — кивнул Булстроуд.- Мы осложним их положение при помощи операции, в результате которой стоимость их акций резко упадет. Мы должны заставить их пустить акции в продажу, а потом сразу же предложим за них свою цену. Выкупив пакеты мелких акционеров, мы обеспечиваем себе контрольные квоты „Ежедневного пророка“, „Утренних известий“, „Волшебного листка“ и даже „Придиры“. — На экране появились несколько кругов с цифрами „33%“.
— Но ведь это полный контроль над информацией!
— С этого момента, — наклонил голову Оливер, — мы можем публиковать любую литературу, любые учебники с нужной нам версией истории. Молодежь будет учиться на наших учебниках и наших книгах. Более того: мы можем блокировать публикацию любых неугодных нам идей. Или публиковать их в том виде, как они угодны нам. Неподконтрольная нам информация отныне невозможна. Магическая Британия — наша, и приведение к власти нашего министра становится вопросом времени. Мы уничтожим любого политика, который осмелится выступить против нас или просто не захочет играть по нашим правилам.
От взмаха его палочки в воздухе появилась картина: стопки учебников, книг и газет разлетающаяся в разные стороны. Веселые дети, подхватив стопки учебников, быстро пошли в Косой переулок. Взрослые, спеша на работу в мантиях, ловили на лету газеты. «И Габи — главный редактор „Пророка“!» — с наслаждением подумал Булстроуд, представив, как она, постукивая черными лодочками на шпильках, грациозно, как настоящая королева, входит в свой кабинет, едва замечая подданных. Его женщина. Его Габи.
— В вашем бесспорно оригинальном плане я вижу несколько подводных камней, — раздался голос с иностранным акцентом. — Министерство наверняка заметит формирование недружественной ему монополии и примет меры…
— О, не беспокойтесь, — вдвинул руку Булстроуд. — Формирование монополий не запрещено законом, да и мы будем действовать через разные компании. Министерство даже не заметит наши шаги. Кого волнует решение, принятое советом директоров относительно пакета акций Амстердамского филиала? В Британии слишком много демократии, чтобы они могли нам помешать!
— Другая проблема — Аммос Бэддок, — заговорил женский голос. — Ваш план требует его исчезновения.
Булстроуд потупился на серо-зеленый пол в виде колеблющихся плиток с изображением змей. Облака от ламп, пробегавшие то тут, то там, закрывали его.
— Аммос сдрейфил и деградирует как личность, — продолжал Булстроуд. — Полагаю, вопрос с его выходе из дела может быть решен незаметно.
— И вы гарантируете, что Роджер Бэддок подпишет интересующую нас сделку? — повторил тот же голос.
— Полагаю, что да. У него нет иного выхода для спасения филиала в Берне, — ответил Оливер.
— Совет должен посовещаться, — ответил старческий голос. — Мы благодарим вас за труд, мистер Булстрод. Завтра узнаете наше решение!
Люди в масках поднялись с мест. Каждый из семерых, достав палочку, мгновенно выпустил зеленый череп. На мгновение в душе Булстроуда шевельнулся страх от их безжалостных точеных движений. Стараясь думать о приятном, он блаженно улыбнулся: перед ним словно из сумрака комнаты возникли лучистые глаза Габи.
Примечание:
*Статья Александра Принца написана Меланией Кинешемцевой. Выражаю благодарность.
Утром Джеймс Уитворт собрал подчиненных в своем круглом кабинете. На его морщинистом лице мелькали радостные проблески: верный признак пса, взявшего след. Гарри, Донан и стажер также сгорали от нетерпения: впервые за десять дней дело сдвинулось с мертвой точки. Поттер то протирал очки, то теребил кончик длинного серого пера. Как обычно, он заночевал у Уизли. Тепло дружеского дома словно передавалось и ему, пробуждая жизненные силы.
— Что же? Поздравляю: прогресс есть, — кивнул начальник. — Молодцы, ребята! После такого я официально вернул Поттера в дело.
— Есть справедливость на свете! — продекламировал Кларенс. Гарри сдержанно кивнул, но счастливый блеск в глазах выдавал его радость. Все улыбнулись.
— Вот и славно. Классифицируем информацию и наметим новые задачи. Итак, первое, — загнул Уитворт палец. — Таинственный дервиш. Кларенс, удалось выяснить его личность?
— Удалось. Еще как удалось! — Донан, радуясь удачи, взмахнул длинными руками. — Винсент Хиггз собственной персоной. Помните, его подозревали в причастности к группировке Девона Забини? Тогда его отмазали: то ли улик не хватило, то ли вняли стенаниям одинокой мамочки. А, может, потому, что школьником был…
— В Слизерине, конечно? — буркнул Уитворт.
— Это нуждается в пояснении? — поднял брови Кларенс с притворенным недоумением. Гарри и начальник быстро переглянулись, а затем улыбнулись.
— А мы их, тварей, милуем, — скривился Поттер, пройдясь по комнате. Вошедшая эльфийка внесла кофе и аккуратно поставила на стол металлический поднос с тремя чашками.
— Спасибо, Кренси, — буркнул Уитворт. — Надо непременно побывать в Азкабане и хорошенько потеребить Девона Забини. Донести до его куцых мозгов, что сотрудничество с нами пойдет ему только на пользу.
— Такой отморозок вряд ли согласится, — покачался головой Кларенс.
— Так мы ему объясним, что в свете открывшихся фактов дело попахивает участием в организованной террористической группировке с политическими целями, — сказал Уитворт. — Это уже не десять лет, а на сороковник потянет. Кого бросить на такое дело: вас или Поттера?
— Меня! — воскликнул радостный Гарри, почувствовав прилив сил от идеи поучаствовать в настоящем деле.
— Вот и славно. Значит, Поттер направляется в Азкабан и потрясет своего старого знакомого Забини. Сегодня соберите подобное досье на них с Хиггзом и вперед. Теперь самое трудное, — покачал головой Уитворт. — Септимус Шафик.
— Скользкая улитка, — выпалил Гарри. Непонятно, почему, но из всех участников этой истории наибольшую ненависть у него вызывал лощеный сотрудник министерства.
— Задержать — и на обстоятельный допрос! — встрепенулся стажер.
— Даже так? — вскинул седые брови Уитворт. — И что конкретно мы ему инкриминируем? Колдография? «Да, — ответит Шафик, — ездил по делам в Лихтенштейн или Рим, встречался с тамошними деловыми кругами. Это запрещено? Кто-то из них имеет проблемы с законом? Так это проблема принимающей стороны, а не моя».
— Но запечатлен-то Шафик не с бизнесменами! — с жаром возразил Поттер, чувствуя ярость от того, что скользкая рыба может ускользнуть из сетей.
— А с кем? — невозмутимо спросил Уитворт.
— С… — механически выпалил Гарри, но затем переглянулся с Кларенсом и осекся. В самом деле, с кем? Ни один из запечатленных с Шафиком людей не был ему знаком.
— Вот так-то! — поднял морщинистый палец Уитворт. — Мы сами не знаем, кто запечатлен на колдографии, а уже обвиняем в чем-то известного человека. Вы понимаете, что нас поднимут на смех в министерстве с такими обвинениями?
Все замолчали. Вопрос, поднятый шефом, был слишком серьезным, чтобы от него просто так отмахнуться. Уитворт, словно ожидая продолжения беседы, отпил кофе.
— Может, просто пригласим Шафика на беседу? — спросил стажер, все еще немного робевший при виде начальства.
— Опять же: на каком основании? — нахмурился Уитворт. — Я вижу пока только один выход. Займитесь-ка с Донаном колдографией, — квинул он. — Давайте сперва установим, кто именно на ней изображен. Ну, а потом, — развел он руками, — можно будет подумать и о беседе с молодым политическим дарованием.
— Можно заехать в третий отдел… — размышлял Кларенс. — Колдографию посмотрят и, глядишь, чего определят.
— Вот и задачка нашему юноше, — кивнул Уитворт стажеру. — Что по Скамандерам? — обратился он к Донану
— Ничего… — потупился Кларенс. Судя по движению губ, этот участок вызывал у него наибольшее напряжение. — Я только пообщался в Волшебном географическом центре. Сам Ньют Скамандер вроде как и правда умотал в Гвинею и Конго на поиски редких животных, но про его жену никто не слышал.
— Это уже кое-что… — размышлял вслух Уитворт. — Продолжайте собирать сведения… — сидевший напротив Поттер потянулся и чуть нервно отпил кофе: медлительность начальника в отношении Луны он не одобрял. Уитворт считал, что поиски Скамандеров — дело семнадцатое на фоне борьбы с недобитыми Пожирателями, но Гарри не терпелось броситься с головой именно на розыск подруги. «Неужели не понимают, что она пропала?» — с яростью вцепился он ногтями в подлокотник кресла.
— Вы, Кларенс, о чем задумались? — подмигнул начальник.
Донан не стал отпираться, а, улыбнувшись, взмахом палочки достал из расширяющего кармана пиджака две книги. Гарри с интересом потянулся к другу, но тотчас скривился. Перед ним была знакомая книга Виктории Резник «Пеласгос и Океанос». Кларенс, однако, не обратил внимания, а открыл титульный лист.
— Долго я думал: что мне не нравится на этом титуле? Чего здесь не хватает? — произнес он, сделав театральную паузу. — Потом понял. Вчера после обеда, — он с удовольствием осмотрел притихших коллег, — я спросил себя: «А какой, собственно, национальности Виктория Резник?»
— Австрийка. Какой же еще? — фыркнул Гарри. Он все еще немного злился на друга за то, что тот не проявил рвения в поисках Луны.
— Нет. Не немецкая фамилия. Да и имя не типичное для немки, — покачал головой Кларенс.
— Чешка, словачка или еврейка, — отозвался Уитворт.- А, может, украинка… — Покончив с кофе, он отодвинул чашку. — В центре Европы кто только не живет!
— Вот! — выразительно посмотрел на коллег Кларенс. — Именно! На каком языке она, Мерлин и Моргана, пишет книги? Где фраза на титуле — перевод с чешского, словацкого, иврита? Да русского, на худой конец — для многих евреев он родной… Нет ее. Значит, она пишет по-английски.
— Английский в Европе давно стал международным… — начало было Поттер, но Уитворт сразу осадил его.
— Погоди, давай послушаем Кларенса. Сдается мне, у него что-то дельное наклевывается…
— Трудно представить, чтобы иностранка писала большие книги по-английски так, чтобы не требовался переводчик, — продолжал Кларенс. — Кстати, интересно, есть ли вообще книги Резник на местных языках? И другая странность: зачем дневники Лили, англичанки, дали на редактору писательнице чешке или еврейке? Неужто она знает английский лучше носительницы языка?
— Ну и что? — непонимающе поправил очки Гарри.
— А то, что Виктория Резник — англичанка! — кивнул Кларенс. — Потому и пишет по-английски. Или другой вариант. Виктория Резник — вообще не человек, а собирательный псевдоним какой-то конторы, штампующей книги.
— Смелое заключение, — покачал головой Уитворт, хотя, судя по блеску в глазах, ему нравился ход мыслей подчиненного.
— Мое заключение базируется на двух косвенных доказательствах, — победно задрал подбородок Кларенс. — Я вот все думаю: «Кто ее видел, эту Резник?» Такая знаменитость теперь — хоть бы одно интервью приличия ради дала о дневниках Эванс. Хоть бы один портрет ее был в газете. Черта с два. Словно и нет ее.
— Была вроде на той пресс-конференции в Амстердаме, — заметил Гарри.
— Ну да, кукла в темных очках сидела, — продолжил Кларенс. — Да ведь могли посадить кого угодно! Вот Александр Принц, молодец, разобрал ее по косточкам. Они ответили ему грамотно и на удивление оперативно. Да только почему дневники защищают то журналист, то швейцарский психиатр? Где сама Резник, почему молчит?
Гарри задумался. К своему стыду он поймал себя на мысли, что такая простая идея не приходила ему в голову. Он еще раз вспомнил дождливый вечер в книжном магазине. Обилие публикаций Резник и ни одного портрета. А ведь на стендах популярных ходовых книг принято ставить портрет автора…
— Acio, — прошептал Кларенс, достав из портфеля вторую книгу. На обложке крупным планом было написано: «Виктория Резник. Звезда Софонибы». — В любой книге, особенно популярной, должна быть биография автора, — пояснил Донан с видом профессора, читающего лекцию. — Должны же читатели знать что-то об писателе, правда?
— А ее нет? — хитро прищурился Уитворт.
— Есть… Но какая! — Кларенс открыл последний лист, где был написан текст.
Виктория Резник — австрийская писательница. Родилась в Будапеште 12 января 1962 года. По образованию — магический филолог. Член Общества изучения Античности «Артур Эванс». Проживает в Зальцбурге (Австрия).
— И здесь есть интересный прием: скрупулезно выписанная дата Рождения, — добавил Кларенс. — Взглянув на нее, большинство читателей никогда не усомнятся в существовании Виктории Резник.
— Да… Не густо… — с удивлением посмотрел в текст Уитворт.
— Зато скрыто главное. Кто родители Резник? Где она училась? — Кларенс, наконец, взял свой любимый чёрный кофе и подогрел его движением руки. — Она специалист-филолог в области какого языка?
— Чешского, поди, или словацкого, — бросил Гарри, которого даже немного развеселила эта игра.
— Так бы и написали, — пробормотал начальник. — А то получилась, что пришла из ниоткуда. Интересно, — сделал он пометку в пергаменте, — когда вышло первое произведение Резник?
В кабинете повисло молчание. Поттер, Кларенс и стажер переглянулись: шеф, как обычно, сумел найти больную точку.
— Вот и прекрасно, — кивнул Уитворт. — Кларенсу разузнать о первом издании как можно больше. И вообще, о книгах Резник. Поттера ждет Азкабан, а Дибча — третий отдел. Завтра вечером обменяемся результатами, — посмотрел он на высокие часы в виде большого деревенского домика. Стрелки, которые вращали два садовых гнома, как раз подходили к полудню.
***
Ровно через три часа в малахитовый зал Бельведера, утопавший в прозрачном солнечном свете, вошли четверо. Первая — невысокая женщина с рыжеватым отливом длинных волос, облаченная в длинное темно-синее платье. Из-за неестественной худобы ей можно было дать не больше семнадцати, и только морщинки вокруг глаз выдавали преддверие сорока. Второй — пожилой человек, опиравшийся на трость, в котором без труда узнавался Оймен Трэверс. Оба сразу уселись за большим круглым столом с ярко-зеленой каменной крышкой. Напротив них сел третий персонаж — высокий мужчина лет пятидесяти с черными как смоль волосами и тонкими золотыми очками. Из-под его дорогого черного смокинга виднелась желтая венгерская рубашка увенчанная коричневой «бабочкой». Вскоре к нему присоединился и четвертый — плотный темноволосый человек с внимательным взглядом колючих черных глаз. Зажигая сигару, он отставил мизинец со сверкавшим на нем тяжелым перстнем, изображавшим переплетение треугольников.
— Я только что получила тревожные новости из Лондона, — голос женщины звучал нежно и напевно. — Они установили личность Хиггза и получили нашу июньскую колдографию с Шафиком. И то, и другое может иметь катастрофические последствия.
— Она сама вам это сообщила? — поднял брови человек в позолоченных очках. Он произносил английские слова с забавным акцентом, оглушая и съедая окончания.
— Увы, Бернгард, да. Поттер завтра мчится в Азкабан и допросит Забини. Колдографию передадут в третий отдел.
— Почему она сообщила об этом только сейчас? — возмутился Трэверс.
— Потому что решение было принято несколько часов назад, — ответила женщина. — Завтра встреча в камере.
— Боюсь, он совершенно рехнулся в Азкабане. Ради досрочного освобождения пойдет на все. Он и так зол на нас — считает, что мы его обманули и оставили вне игры, — кивнула дама.
Черноволосый мужчина с каждой минутой выглядел все более встревоженным, он хмурился, а его лоб чуть вспотел. Женщина и Трэверс наблюдали за ним, обмениваясь недоуменными взглядами.
Человек в золотых очках повернулся. Черты его холодного лица еще более обострились. Он принадлежал к тому типу людей, которые всю жизнь выглядят отвлеченными кабинетными профессорами, витающими в заоблачных высотах — до тех пор, пока не познакомишься с ними поближе.
— Неужели мы ничего не можем сделать? — спросил он с жестким акцентом.
— Вы не хуже нас знаете, что мы в тупике, дорогой Бернгард, — обратился Трэверс к человеку в очках. — Забини знает кое-что про нас и каналы прикрытия наших сделок. Если он решится рассказать, наше дело прогорело.
— Откуда у них колдография? — спросил, наконец, человек с сигарой.
— Поттеру передала ее бывшая шлюшка Бернза. Наши люди заставили ее заткнуться навсегда, но колдографию они, похоже, получили, — вздохнул Трэверс.
— Сукин сын! — выругался курильщик. — В этих условиях нам не остается ничего другого, как отказаться от операции. Слишком рискованно.
Его глаза сверкнули, как раскаленные угольки, из которых, казалось, вот-вот посыплются искры. В ярости он хватил кулаком по столу.
— Нет! — спокойно ответила дама. — Мы не можем послать все к Мерлину из-за одного сумасшедшего.
— Повторяю: неужели мы ничего не можем сделать? — блеснул очками темноволосый.
— Почему бы и нет? — отозвался Трэверс, словно его осенила долгожданная мысль. Черноволосый мужчина рассеянно кивнул, хотя на его лице была написана ярость.
— Но я не могу один принимать решения, — предупредил человек в очках.
— Я голосую за, — ответила дама. В ее бесстрастных серых глазах блеснул огонек.
— А вы? — обратился их собеседник к курильщику. Задняя стена изобразила летний луг, над которым беззаботно порхали лимонные и голубые бабочки.
— Пожалуй, я проголосую за, зная, как вы хорошо это делаете, — прикрыл тот глаза.
— Вы, Оймен? — продолжал темноволосый.
— Я не люблю большинства. Или мы согласны все, или мы не делаем ничего. Поэтому голосую за, — развел руками Трэверс.
— Это правильно, — мягко подтвердил человек в очках. — Однако мне необходимо немного поразмыслить.
— Вы знаете, Бернгард, что мы спешим и не можем ждать, — кивнула дама. — Дорога каждая минута.
— Согласен. Не собираюсь отказываться, но я действую не от собственного имени, а представляю интересы других лиц. И должен проконсультироваться. Это слишком серьезно. Прошу меня извинить.
И, слегка сутулясь, он исчез за дверью, тщательно прикрыв ее за собой. В той комнате, видимо, был камин. В зале стояла тишина. Прошло четверть часа прежде, чем человек в очках вернулся.
— Все в порядке, — резюмировал он. — Занимайтесь этим делом, но возьмите ответственность на себя.
— Гарри, ты о чем задумался? — Гермиона направила кувшинчик, который сам собой налил сливок в кофе. За минувшую неделю она уже привыкла готовить на двоих.
— Любовницу бывшую вспомнил, — проворчал Рон, с аппетитом уплетая хлеб с маслом.
— Отвали, — добродушно пробурчал Поттер, взяв чесночную гренку. Перед поездкой в Азкабан ему хотелось собраться с мыслями. Хотя Гарри не раз бывал в тюрьме, он никогда не видел ее силуэт издалека.
— Рон! — укоризненно посмотрела Гермиона на мужа.
— А что, это неправда? — проворчал рыжий. — Он ведь с ней кувыркался, а не я!
Миссис Уизли шутливо замахнулась на мужа, и тот также весело увернулся. «Играют», — горько подумал Гарри, продолжая смотреть на колдографию во вчерашнем «Пророке». Подпись внизу гласила, что Ромильда Вэйн помолвлена с американским бизнесменом Филом Стрэйфиком. Солнечный лучик рассеянно бегал по газетным листкам, словно напоминая, что началось летнее утро с его обычными заботами. Однажды в детстве он, работая в саду, с интересом рассматривал, как осы пили воду из маленькой ванны. Не то, чтобы Гарри испытывал сожаление об их связи. Однако при взгляде на подтянутую брюнетку с распущенными волосами его охватило что-то сродни ностальгии, словно он прощался с дорогим родственником.
С Ромильдой Вэйн у Гарри закрутился роман после первой серьезной ссоры с женой. Первые три года после победы он забыл про нагловатую гриффиндорку. (Разве что иногда они с Роном вспоминали, как забавный анекдот, историю про конфеты Ромильды). Тучи на горизонте появились на четвертом году их брака с Джинни, когда первый любовный порыв угас, зато характер супругов стал проявляться сильнее. Джинни начала сожалеть о переведенной в «Восстановительный Фонд» половине состояния Поттеров. Гарри, огрызнувшись, ответил, что сделал это по совету ее матери Молли. Та ожидала, что после перевода средств, зятя в благодарность поднимут на самый верх. О том, как высоко взлетит «Избранный» после такого жеста, любил повторять и Перси Уизли, укреплявший свои позиции в министерстве. Но все изменилось после гибели Кингсли Бруствера: новый министр Амундсен Уорвик относился к Поттеру равнодушно, и его карьера приостановилось. Однажды за завтраком жена не преминула подчеркнуть перемены в его положении.
— Ты знаешь: я не карьерист, — спокойно ответил Гарри, отпивая кофе.
— С такой фамилией и славой ты давно мог бы занять хорошую стартовую позицию в Аврорате, — вздохнула Джинни. — Можно поговорить с Перси. Но нет, гордость мешает!
— Прекрати, — поморщился Гарри. — Я иду, как иду.
— Да знаю я твою философию: чем богаты, тем и рады, — скривилась жена. — Да, еще Дамблдор сказал, что на тебе неплохо сидит мундир главнокомандующего! — усмехнулась она, поправив домашнее темно-зеленое платье. — Только тебе до того мундира — как до взгляда на затылок без зеркала.
— Брось, — в душе Гарри нарастала ярость. — Ты знаешь, при каких обстоятельствах он это сказал.
— Ой, куда там! — поморщилась Джинни. — Посмотри на Дина Томаса. Ни фамилии, ни известности не было, а уже стал вторым секретарем в департаменте Международного магического сотрудничества. Неплохо сшитые мундиры главнокомандующих на себя не примеряет, а идет к цели.
— Все еще любишь Томаса? — Гарри неприязненно посмотрел на жену.
— Может, лучше бы мне было выйти за Дина, — прищурилась Джинни. — Хоть был бы нормальный стремящийся к чему-то муж…
Какой-то голос внутри шептал Гарри, чтобы он не отвечал. Но ярость вкупе с ревностью сделала свое дело. Отставив чашку, Поттер с отвращением посмотрел в упор на жену.
— Сейчас еще не поздно, — холодно процедил он.
Джинни, взмахнув рыжей копной волос, с яростью посмотрела на него.
— Думаешь, твоя фамилия такая чудесная, что все остальные просто второй сорт?
— Кажется, на шестом курсе ты думала иначе, дорогая, — Гарри, чувствуя нарастающую холодную ярость, попытался вложить в голос весь яд.
— Ещё бы! Избранный, — ехидно посмотрела Джинневра на мужа, — по сути жил у нас дома.
Гарри не знал, чем покрыть выпад жены, но хотел сделать это как можно больнее. Прищурившись, он внимательно посмотрел ей в глаза.
— Предпочитаешь, чтобы у вас дома жил Риддл? — он продолжал смотреть на жену. — Без меня это вполне стало бы реальностью.
Джинни, видимо, не нашла что возразить, и в ярости бросила блюдце на пол. А Гарри первый раз в жизни посмотрел на нее новым взглядом. Ему вдруг показалось, будто в его душе обломался важный клапан. Любовь к жене ушла, а вместе с ней что-то умерло. Перед ним стояла неприятная полнеющая рыжая женщина, для которой он был пчелой, приносящей мед в улей. Пчелой, которую терпят лишь до тех пор, пока она исправно поставляет лучший мед.
Тогда было утро пятнадцатого марта. Пятнадцатое марта — день рождения Ромильды Вэйн… После обеда он столкнулся с ней в прихожей — счастливой, веселой, одетой в легкое красное платье. Черные волосы Ромильды все также густо вились вдоль плеч, а ее карие глаза светились радостным и чуть насмешливым огоньком. Гарри почему-то обрадовался ей, как старому другу. Они долго гуляли с Ромильдой по коридору и о чем-то болтали. Потом они сидели в маггловском кафе и весело пили фруктовый чай с вином. Легкий бордовый плащ Ромильды болтался на вешалке, и Гарри казалось, что улыбалась она только для него. Придя домой, он сослался на усталость и лег спать. Он не спал всю ночь, слушая шум весеннего дождя. Его трясло от температуры или легкой лихорадки, но это была счастливая лихорадка.
В субботу Ромильда организовывала праздник, на который пригласила и его. Гарри пошел туда с женой. Он был поражен шокирующему наряду Ромильды. На ней были расстегнутая на груди клетчатая рубашка, короткие джинсовые шорты, как пояс, и легкие светло-коричневые туфли без каблуков. Но голос внутри шептал, что она оделась так для него, и эта мысль снова дарила ему ощущение счастья… Когда поднимали тост за именинницу, Гарри заметил, что Ромильда пристально наблюдает за ним краешками глаз и лукаво улыбается, поймав его встречный взгляд. Он никогда не забудет, как медленно Ромильда опустила густые черные ресницы. «Я твоя, смелее», — словно говорила она. «Я это знаю!» — мысленно ответил ей Гарри, совершенно не боясь, что Джинни поймает его мысль.
В тот вечер они тайком обменялись поцелуем, от которого у Гарри закружилась голова: Джинни никогда не целовалась с такой страстью. Счастливая Ромильда прикусила его нижнюю губу, и, легонько щелкнув по носу, побежала в сад на танцы. Назавтра после работы они встретились снова и, уже не таясь, горячо поцеловались в сквере, словно школьники, сбежавшие с уроков. Была середина марта, и Гарри удивился, как быстро день сменился густыми сумерками, накрывшими верхушки деревьев. «И это отважный гриффиндорец, победивший Темного Лорда?» — засмеялась девушка, когда Гарри сказал ей об этом… Он не ответил, а, поцеловав, приподнял ее от земли…
У них были бурные ночи, после которых Гарри от усталости едва ощущал свое тело. Обожая плотские утехи, Ромильда обставляла спальню свечами и, как неутомимая амазонка, седлала и «пришпоривала» пяточками своего взмыленного скакуна. Войдя в раж, она иногда надевала шляпку от солнца, перевязанную оранжевой ленточкой. «Должна же я ощутить себя настоящей ковбойшей, укротившей мустанга», — шутила Ромильда, водя острым ногтем по его плечу. «Я знала, что так все и будет, зайдя к тебе в купе», — прошептала однажды девушка, когда они оба, обессиленные, лежали в кровати и смотрели на предутренние вспышки молний за окном. Потом Гарри много раз корил себя за слабость, но тогда… Две тысячи третий год был в самом деле роковым для них всех…
— Хватит любовниц вспоминать. Смотри! — ткнул он в свежий номер «Пророка».
Гарри чертыхнулся. Уйдя в воспоминание, он не заметил, как в окно влетела сова и принесла почту. Рон тыкал пальцем в статью на второй полосе. Гарри поправил очки и, прищурившись, прочитал:
Трагедия в Азкабане
Сегодня рано утром в Азкабане произошел несчастный случай. От острой сердечной недостаточности скончался лидер террористической группировки Девон Забини. После окончания Хогвартса в 2002 г. Девон Забини создал террористическую организацию, провозгласившей своей целью подготовку к возвращению Темного Лорда. Единственной их акцией стало совершенное 16 декабря 2002 г. убийство магглорожденной хаффлпаффки Эллы Хриштокс в Хогсмиде. По приговору суда 14 января 2004 г. семь членов секты, включая Девона Забини, были приговорены к десяти годам заключения в Азкабане. По свидетельству тюремного врача мистера Гарольда Слокомба, смерть Девона Забини была вызвана естественными причинами.
— Мерлин! — пробормотал Гарри. В первые минуты он настолько не хотел верить в произошедшее, что прочитал текст еще раз.
Ниже стоял движущийся портрет молодого синеглазого парня с черными кудрявыми волосами. Гарри помнил это лицо на процессе. Тогда оно казалось ему физиономией фанатика или безумца. Теперь эта мелькавшая на губах улыбка выглядела совсем юношеской — словно парнишка, смеясь, говорил: «Мерлин, да какой же я убийца?» Только траурная полоса, так нелепо смотревшаяся в углу колдографии, напоминала, что он мертв.
— Гарри… — осторожно сказала Гермиона. — Ты… Поедешь? — Рон ничего не сказал, а непонимающе посмотрел на друга.
— Не знаю… — Поттер все еще перечитывал статью… — Конечно еду! То есть нет… Зачем я теперь там? — снял он очки и потер глаз.
— Хоть увидишь все сам… — пробормотал Рон. — Знаешь, иногда полезно. Может, он руки на себя наложил, а?
— Слокомб говорит, что естественная смерть, — до Гарри, словно в тумане, доносился голос подруги. — А какие у нас основания не верить врачу?
«Так не бывает… Это не может быть совпадением», — лихорадочно думал Поттер, пытаясь сосредоточится. Затем отодвинул чашку кофе и, достав палочку, пошел к камину.
Однако возле решетки его ждал новый сюрприз. Угли вспыхнули сами собой, образуя огненную дорожку. Несколько мгновений она горела, а затем появились контуры головы. Гарри отошел назад. Расплывчатые линии сами собой стали превращаться в лицо Уитворта.
— Быстрее в Азкабан, Поттер! — рыкнул Уитворт, даже не дослушав его. — Поговорите с врачом, надзирателем, комендантом в конце концов. Поймите, это настоящее убийство. Которое мы прошляпили, Поттер.
— С чего вы взяли, что это убийство? — не сдержался Гарри.
— Колдография уничтожена, — раздался упавший голос начальника. — Эксперимент в Третьем отделе привел к ее гибели. Кларенс уже занимается этим. А ваше место в Азкабане. Слышите: в Аз-ка-ба-не! — повторил он по слогам.
— Уже бегу, сэр, — вздохнул Гарри. Уитворт говорил по слогам только если находился в крайней степени раздражения. Взглянув на стол, он равнодушно пробежал глазами по портрету счастливой Ромильды Вэйн.
Сообщение отредактировал Korell - Четверг, 03.03.2016, 00:02
Как Гарри и предполагал, поездка в Азкабан не дала прямого результата. Тюремный доктор Слокомб показал подготовленное к бальзамированию тело. Ничто, по его словам, не указывало на факт насильственной смерти. Девон Забини регулярно устраивал даже голодовки, которые отнюдь не придавали ему сил. Гарри, правда, удалось выяснить, что накануне вечером с Забини виделись двое охранников: Артур Вичейгл принес ужин в семь часов, а Ральф Баггоут — доставил кофе в половине девятого. (Заключенный, судя по его словам, внезапно захотел чашечку кофе). Последний факт сам по себе мог показаться интересным, но при наличии показаний доктора Слокомба, похоже, мало, что значил.
За минувшие годы Азкабан не сильно изменился. Гарри приходилось нагибаться, чтобы идти вперед. Факелы в боковых нишах горели почти на уровне середины подхода, чтобы освещать весь узкий коридор. Камни на стенах все также были мокрыми от сырости и подтеков. Единственной разницей было отсутствие дементоров: их отправили жить в особо охраняемые леса на крайнем западе. Это, впрочем, увеличено количество побегов заключенных, так что в министерстве поговаривали о возможности их возвращения. Подумав немного, Поттер развернул свой временный „штаб“ в кабинете заместителя коменданта — Льюиса Вудстока.
— Что новенького в Лондоне? — спросил Вудсток, поиграв в руке шариком. — Мерлин его знает, полюбил в последнее время эту игру, — указал он на стеклянную сферу с синевато-золотистым свечением,
Гарри знал его по совместным годам учебы в Академии Аврората. Льюис никогда не блистал оценками, но всегда шел к цели методично и целенаправленно. Этот холодный натренированный брюнет словно вопрошал собой силу этой холодной каменной полукамеры-полукабинета.
— В Лондоне… Да все по-прежнему… — замялся Гарри. В первую минуту он хотел было рассказать обо всем произошедшем, но потом ощутил, что ему не хватит и вечера для такой пространной истории.
— Здоровье шалило, — ответил Льюис. — Аристократишки — они все квелые по большей части. Зато держатся — кремень. Все, как на подбор, своему Лорду верны.
— Которого давно уже нет…
Гарри ответил неопределенно, хотя на душе сразу появилась тревога. Точнее, ощущение неприятной тайны. Какая сила заставляла его врагов так упорно идти под знамя Волдеморта? И пойдет ли кто-то защищать Министерство, если оно завтра подвергнется осаде или, не дай бог, вынужденно уйдет в подполье? Что-то непонятное ему самому никак не хотелось открываться — даже под пристальным взглядом Гарри на отсыревшие камни.
— Ладно, можешь пока тут кабинет оборудовать, — сказал Вудсток. — Мальчишку только сильно не гоняй: и так он не в себе.
— Постараюсь, — буркнул Поттер.
Беседа с парнишкой, приносившем кофе, прошла труднее. Гарри показалось, что высокий юноша с землистым цветом лица был сильно взволнован. Войдя в прихожую доктора, где расположился Поттер, он опасливо оглянулся на ровную кладку стены. Он боялся то ли самого Поттера, то ли неудобных вопросов. "Или просто растерялся", — подумал Гарри.
— Вы побывали у покойного вчера вечером? — начал допрос Поттер.
— Да, сэр… — кивнул Ральф.
— Он сам вызвал вас? — продолжал Гарри, разглядывая мелкие черты лица собеседника.
— Да, сэр… — потупился охранник.
— Он не казался взволнованным или больным?
— Нет, сэр… Скорее, возбужденным. Видимо, он узнал что-то важное, но не захотел толком разговаривать…
— Кофе вы брали внизу?
— Да, сэр… Мы заказываем его эльфам, а те, соответственно, подают из подвала по печному сообщению.
— Не заметили чего-то необычное? — Гарри попытался располагающие улыбнуться, но парень не обратил внимания.
— Вроде бы нет… Скажите, сэр? — неожиданно вскинул он голову. — Вы меня в чем-то подозреваете?
Поттер снова с интересом посмотрел на собеседника. Похоже, следовало объяснить мальчишке что есть что.
— Не только вас, — неожиданно жестко сказал он, встав со стула. — Обстоятельства гибели Девона Забини темны и до конца не ясны. Поэтому прошу вас сообщить мне что-то важное, — в его голосе слышались стальные нотки, — сказать мне об этом незамедлительно.
— Нет, сэр… — упавшим голосом ответил охранник.
„Надо будет непременно поднять его дело“, — подумал Гарри. Даже если он и не был убийцей, его поведение явно наводило на размышления. Проводив вышедшего взглядом, он быстро собрал пергамент и пошел к двери. Кабинет доктора Слокомба находился этажом ниже, и Гарри решил сам зайти к нему.
Тюремный врач, впрочем, держался дружелюбно и не скрывал симпатии к Гарри Поттеру. Этому невысокому полному человеку с налысо побритой головой на вид было далеко за шестьдесят. Когда Гарри вошел в его пропахший спиртом кабинет, доктор улыбнулся ему, как давнему знакомому, и приобнял за плечи.
— Держитесь, Гарри. Мы все понимаем, что дневники — это фальшивка против вас и вашей матери!
— Кто это такие "мы"? — насторожился Поттер. Белые шкафчики вдоль стен были до отказа наполнены лекарствами, что усиливало сходство кабинета доктора с аптекой.
— Мы — те, кто помнят времена Темного Лорда и меньше всего на свете хотели бы их повторения. И потому чтим подвиг вас и вашей матери!
Гарри только сейчас заметил, что глаза доктора были ярко-серого, почти белого, цвета. Толстый нос и пухлые губы придавали ему сходство с маггловскими добряками-врачами — теми, что бесплатно лечат сельских ребятишек. Подмигнув, он налил Гарри крепкого чая, добавив в него немного диковинного бальзама.
— Выпейте. Это нужно, чтобы немного успокоиться. Да и от недосыпа помогает.
— С чего вы взяли, что у меня недосыпание? — насторожился Поттер.
— А как вы думаете: я долго буду рассуждать, заметив покрасневшие глаза и легкие зевки? — подмигнул врач.
Гарри потупился, почувствовав неловкость. Чай оказался вкусным, он него исходил аромат, напоминавший рябину. Подвинув чашку, Гарри охотно налил в нее немного меда. Врач долго смотрел на него, а затем подмигнул.
— Скажите, доктор, этот приступ можно вызвать искусственно? — Гарри, чувствуя расположение врача, неожиданно решил взять быка за рога.
— Конечно, — кивнул Слокомб. — Даже не нужен яд. Достаточно резко усилить кофе, чтобы вызвать учащенное сердцебиение. Или, например, дать амазонский папоротник — средство для учащения сердцебиения и паралича сердечной мышцы…
— Но анализ, вскрытие… — Гарри посмотрел на силуэт темно-серой башни в окне.
— Через несколько часов наличие этих средств не определит ни одна сыворотка, — ответил, прищурившись, доктор.
— Даже так? — удивился Гарри. — Тогда зачем вы официально констатировали, что смерть Забини произошла по естественным причинам? — недоумевал он.
Врач не спеша подвинул ослепительно белую чашку. „Сода“, — подумал Гарри. Его вдруг посетила странная мысль, что если дементоры вырвутся из своего укрытия, они начнут, как в стародавние времена, летать по всей стране и нападать без разбора.
— Скажите, мистер Поттер, вы можете арестовать охранника по подозрению в убийстве? — прищурился врач.
— Конечно, нет! — не задумываясь ответил Гарри. От его голоса темно-желтая жидкость в чашке заколыхалась.
— А почему? — недоумевал врач. — Вы ведь аврор…
— Мы исходим из презумпции невинности, — вздохнул Гарри. — Никто не может считаться виновным пока…
— Вот именно! Но и мы, врачи, тоже исходим из презумпции невиновности. Как я напишу, что смерть наступила от отравления, если нет ни одной улики? Подозревать я, как и вы, могу все что угодно…
— А когда, по-вашему, Забини умер? — вскинул голову Гарри.
— Однозначно сказать трудно, — цокнул языком доктор. — Основываясь на биологических процессах могу констатировать, что смерть наступила до полуночи. Часов в десять — половине одиннадцатого, не позже.
— И вы подозреваете последнего охранника? — прищурился Поттер, но доктор отрицательно покачал головой:
— Вовсе нет. Симулятор или яд могли подсунуть и за обедом — зависит от времени действия. — Кстати, вы не против, если я обращусь к вам с маленькой просьбой? Мой брат — Ойстер Слокомб, профессор магический истории, просто мечтает увидеться с вами.
— Ойстер Слокомб… — задумался Гарри. Сейчас ему казалось, что эта фамилия была ему знакома. Только вот откуда?
— Он хотел поговорить с вами недели две назад. Заходил в Аврорат и...
"… Оставлял визитку!" — вспомнил Поттер. Теперь он отчетливо вспомнил карточку с изображением волшебника в цилиндре. Тогда, увлеченный поиском дневников, Гарри просто не обратил на нее внимание. Теперь он начинал сожалеть, что не сделал это шаг тогда…
— У него для меня важные сведения? — голос Гарри чуть дрогнул, словно от этой встречи зависело многое.
— Думаю, да, — добродушно, чуть с хитринкой, улыбнулся доктор. — Это касается истории с дневниками…
***
В Лондон Гарри вернулся около шести. После обеда он, сгорая от нетерпения, посвятил время личному делу Ральфа Баггоута. Из кратких сведений выходило, что парень закончил Хоглвартс три года назад и сразу попал в академию Авроров. Ральф рос в бедной семье — с одинокой матерью и школьницей-сестрой, учащейся только на четвертом курсе. Как выпускник Хаффлпаффа показал себя на курсах Аврортата усердным, исполнительным курсантом. Но связей в столице у паренька не нашлось, и два месяца назад его распределили в Азкабан. Ничего. "Ничего, кроме бедности", — подумал Гарри.
В глади воды ярко отражались огни: в конце Косого переулка теперь было огромное озеро, возле которого любили гулять волшебники. Гарри даже почувствовал легкий озноб в такой прохладный вечер, стоя, прислонившись к парапету. Стрелка часов ползла к половине седьмого. "Пора бы", — подумал Гарри, нервно постучал пальцами по камню. Наконец со стороны высоких серых домов к нему подошел приятного вида волшебник лет пятидесяти с волнистыми русыми волосами, небольшими усиками и в сверкающих круглых очках. Он был упакован в белую мантию. Наряд довершали перчатки и цилиндр того же цвета.
— Мистер Поттер? — он говорил с безупречной вежливостью и сразу прислонил руку к полям цилиндра. — Мне приятно, что вы согласились встретиться. — Сейчас Гарри вспомнил, что читал о нем весной: доктор Слокомб перевел гонорар за книги по магической истории Шотландии на строительство детского дома.
— Простите, что не смог встретиться с вами раньше, профессор, — извиняясь развел руками Гарри. Его собеседник выглядел настолько серьезно, что он едва сдерживал улыбку. — Как вы относитесь к тому, чтобы посидеть "У Флориана Фортескью"?
— С огромным удовольствием, — ответил подошедший. — Я, право, большой сладкоежка и охотно съем кусочек яблочного пирога.
"Не удивительно", — весело подумал Гарри, глядя на его выступающий живот. Слокомб, видимо, не имел представлений о спорте, зато любил вкусную пищу. Повернувшись, оба пошли в сторону сиявшего белизной банка "Гринготтс". Слокомб шел не спеша, чинно опираясь на трость.
— Ваш брат сказал, что у вас есть для меня нечто важное, — нарушил Гарри установившееся неловкое молчание. Со стороны волшебного зоомагазина "Забавный зверинец" слышался гам: там, похоже, завершалась распродажа.
— Возможно. Это касается одной печально известной вам особы, — ученый достал из внутреннего расширяющегося кармана книгу Виктории Резник "Звезда Софонибы". — Посмотрите в конце.
— Вы знаете это общество? — в глазах Гарри загорелся интерес.
— Отчасти, — отозвался Слокомб. — Общество, подозреваю, лишь легальная вывеска, за которой скрывается очень мощная и, как я считаю, куда более опасная организация.
— В каком смысле — опасная? — спросил Поттер.
— Видите ли, я часто езжу на научные сипозиумы и обратил внимание на одну деталь. Историческое общество "Артур Эванс" организует конференции по изучению Античности. Их мероприятия отличаются невероятной пышностью, — кивнул он. — Однако после каждого из них в общество предлагают вступить не только историкам, но и влиятельным лицам. Политикам, редакторам газет, чиновникам Министерства, просто влиятельным волшебникам… Формально их всех объединяет любовь к Античности.
— И что с того? — сказал Поттер. Подойдя к столику на веранде кафе, они быстро заняли черные кресла с белыми сидениями и резными подлокотниками — писк моды последних лет. Слокомб присел неуклюже, то и дело оглядываясь по сторонам. Веселый мороженщик, чудом уцелевший после войны с Темным Лордом, помахал гостям рукой.
— Они вносят деньги на организацию семинаров и конференций по истории Древнего мира, — продолжал, устраиваясь, Слокомб. — Посещая подобные мероприятия, они образуют странные связи друг с другом. Публикация фальшивых дневников вашей матери натолкнула меня на мысль, что общество может быть опасно.
— У вас есть доказательства? — спросил Гарри, раскрыв новую пачку "Кента". Сейчас ему хотелось понять, говорит ли этот человек серьезно или провоцирует его с какой-то целью. Подбежавший эльф протянул гостям две карты меню.
— Это лишь догадки, — вздохнул Ойстер. — Но они основываются на конкретных фактах. Мы с вами стали свидетелями некоторых странных случаев, которые наводят на мысль о вмешательстве какой-то мощной организации. Разе вы, мистер Поттер, не чувствуете такое влияние в Аврорате?
Гарри задумался, вспоминая события последних дней. Странные осведомители в Отделе, его отстранение от дела, случай на кладбище, наконец, одновременная гибель Забини и колдографии — все это наталкивало на размышления. Пожалуй, странный профессор был в чем-то прав. Сидящая за соседним столиком семья поднялась со стульев, и чинный отец в блестящей мантии важно пошел к стойке.
— Посмотрите на историю с дневниками, — продолжал ученый. — Их издали громадными тиражами, их ввезли в Британию, презентовали люди, уверенные в полной безнаказанности. Кто же мог дать им чувство безнаказанности? Только высокие покровители. Тогда я вспомнил, что Виктория Резник — член "Артура Эванса"… Я в свое время сталкивался с таинственной блокировкой общественных инициатив…
Глядя на блеск очков Слокомба, он вспомнил, что слышал это имя от Гермионы. Несколько лет назад она вместе с профессором работала в комиссии по предоставлению гражданских прав эльфам. Трудно было понять почему, но комиссия так и не пришла к общему решению.
— Британский археолог и волшебник, живший сто лет назад, — охотно ответил Слокомб, принимаясь за торт. — В свое время он открыл миру Критскую цивилизацию и магию. Магглы так и не смогли понять правила чтения критских текстов, для нас они чрезвычайно важны.
— И его именем названо загадочное общество, в котором состоит Виктория Резник? — резюмировал Гарри. Сейчас он внимательно смотрел по сторонам, пытаясь понять, нет ли за ними слежки.
— Именно так. После публикации дневников я полагаю, что тут нечто гораздо большее. Вероятно, у них имеются политические связи на международном уровне.
— Пока это все слова, — равнодушно ответил Поттер, пригубив кофе. — У вас есть конкретные факты?
— Есть! Есть, — профессор взмахом ладони открыл черный портфель. Гарри с интересом посмотрел, как у него в руках оказалась папка. — В "Артуре Эвансе" состоят некоторые близкие вам люди, — бросил Слокомб. Простым шевелением пальцев он точно также извлек несколько газетных листков.
— Это кто же? — удивился Поттер.
— Например, мисс Ромильда Вэйн, — сказал Слокомб, поправив очки. — Она вам ведь знакома?
— Ро… — если бы рот Гарри не был занят мороженым, он, несомненно, бы вскрикнул. Однако на колдографии среди множества ярких вспышек стояла в самом деле Ромильда на фоне античных амфор. Ее тонкое красное платье, перехваченное легким поясом, в самом деле напоминало тунику.
— Да, именно так. На прошлогоднем конгрессе по античности в Париже. Здесь, кстати, она и познакомилась со своим нынешним женихом, — кивнул Слокомб. Его вид был при этом ужасно серьезным.
— Ромми увлекается Античностью? — почесал переносицу Гарри. Ничего более глупого он, казалось, не слышал в своей жизни.
— А вот еще один небезызвестный вам знаток Античности, — протянул Слокомб колдографию. — Джульетта Хлорделл, из "Утренних известий", — протянул он Гарри колдографию. На ней были изображены мужчина лет сорока и девушка в вечернем темно-синем платье, сжимавшая в руке бокал вина.
— Ничего предосудительного, — пожал плечами Гарри. — Какой-то фуршет, где наверняка есть представители прессы.
— Возможно, — Слокомб подлил сливок в чай. — Однако я пообщался с мисс Хлорделл и был поражен ее вопиющему невежеству. Она рассказывала мне, что Кносский дворец состоит из террас над морем, каждая из которых наполнена античными статуями. А, между тем, Кносс — это руины, большей частью под землей. Если она так любит Античность, неужели она не знает простых вещей?
— Возможно, она ездит туда за красивой жизнью и богатыми любовниками, — размышлял Поттер, все еще вглядываясь в лицо ликующей Джульетты.
— Но наше министерство регулярно проводит приемы, встречи, юбилеи! — с жаром возразил Слокомб. — Стоит ли ехать в Цюрих или Зальцбург, если все это можно получить здесь?
Гарри промолчал, чувствуя себя окончательно сбитым с толку.
— И, наконец, — протянул профессор колдографию, — еще один необычный любитель крито-микенской культуры.
— Невероятно… — прошептал Поттер, взяв карточку. На него, улыбаясь смотрел пожилой лысый человек, выпивавший с компанией на каком-то банкете в парке. — Ричард Свенсон, мой старый учитель в Академии Аврората?
— Он самый. Нынешний куратор Департамента политических преступлений, — подтвердил Слокомб. — Здесь он на банкете после семинара в Амстердаме.
— Для нас он был почти легендой, — прошептал Гарри. — Старый помощник Аластора Грюма…
— Однако моего приятеля, профессора Сомерсетта, специалиста по волшебству Микен, никто и не думал пригласить вступить в это общество, — пожал плечами Слокомб. — Неужели профессиональный аврор для изучения Античности важнее и интереснее ученого?
— Ба, Септимус Шафик! — изумился Гарри, разглядывая колдографию банкета в саду. На Слокомба его слова, однако, не произвели впечатление.
— Вполне возможно. На их застольях можно встретить крупных чиновников министерства.
— И все любят крито-микенскую культуру? — риторически спросил Поттер. Только сейчас он начал понимать, что, видимо, странный профессор передал ему в руки важную нить.
— Мало что о ней зная, — отодвинул тарелку ученый.
Они помолчали, глядя на быстро темневшее небо. Собиралась гроза, и в воздухе стоял привычный запах влаги. Откуда-то исходил пахло розами, возвещая своей сладковатой истомой об окончании лета.
— Еще один вопрос, профессор. Кто возглавляет "Артур Эванс"? — закурил Поттер.
— Некий профессор Морроне, — неуверенно поводил рукой Слокомб. — Я, впрочем, никогда его не видел…
— Итальянец? — прищурился Гарри.
— Швейцарец, — уточнил Слокомб. — Но из итальянского кантона Лугано. Впрочем, если хотите, — посмотрел он на загоравшиеся свечи, — я готов дать вам адрес одного осведомленного человека…
***
18 августа 2007 г.
Оливер Булстроуд напряженно посмотрел на нового начальника. Роджер Бэддок восседал в центре большого стола. Сейчас у него был досадливо-напряженный миг: сын Аммос пропал. Скандал, принимая во внимание, что сегодня состоится заседание Совета правления "Волшебного пера", был серьезным. На лице Оливера тоже было написано недоумение. За длинным полированным столом слышались странные вздохи.
Заседание происходило в Амстердамском филиале компани. Расположенный в глубине каналов, офис был большим темно-серым зданием с голландскими окошками. Большой зал был отделан еще так недавно, что в нем еще немного пахло свежеполированным деревом. Пол был облицован яшмой, придавая внушительность заведению. По бокам от центрального стола стояли маленькие серванты, забитые какими-то бумагами.
— Что же, пусть мистер Булстроуд озвучит план реструктуризации Бернского филиала, — спокойно сказал Роджер Бэддок.
Исполнительный директор поднял из-за стола чуть грузное тело и чуть заметно поморщился: все же не пристало мужчине в тридцать семь иметь такой большой живот. Его, видимо, подводил переизбыток жареной пищи: удивительным образом Оливер не мыслил свою жизнь без фаст-фуда. "Забьете печень без горячего", — объяснил ему однажды доктор, но Оливер предпочитал есть жареное, чем давиться суповой жижей. Благо, смокинг неплохо скрывал живот.
— Я рад сообщить, что переговоры с партнерами в Лихтенштейне прошли успешно, — наклонил он голову. — Мы приняли решение изменить систему управления. — От взмаха его палочки на гигантском экране появилось изображение круга с видом на знаменитые бернские часы. — Напомню, что австрийская компания "Штирнер и Штерн" владеет 33% пакета акций филиала; австро-германская компания "Поларфукс" — 11%.
— То есть 44% акций Бернского филиала принадлежит австрийцам? — поднял темные брови руководитель Амстердамского филиала Лейр Риззи.
Булстроуд бросил выразительный взгляд на Бэддока, словно призывая того покончить с глупостями.
— По законодательству германских стран в них не могут работать компании, в которых контрольная квота не принадлежит немцам, — поправил он очки. — Без этого компромисса мы не были бы допущены на этот рынок.
— Как обладатель 8% акций я договорился с компанией "Поларфукс" о создании совместного предприятия, — спокойно сказал Булстроуд. — Мы создаем волшебную страховую компанию "Зимнее волшебство". Компания "Поларфукс" передает ей 7% акций Бернского филиала в качестве уставного капитала. Соответственно, "Зимнее волшебство" владеет 15% акций Бернского филиала.
— Я не совсем понимаю, — заговорил руководитель конторы экспорта-импорта Чарльз Реддингион, также поправив очки. — Австрийцы усиливают влияние в Бернском филиале?
— Совершенно обратно, — невозмутимо ответил Булстроуд. — Австрийцы передают в наше совместное управление 7% своего пакета акций. У самой компании "Поларфукс" остается только 4% акций, что переводит ее в разряд обычных акционеров.
— В таком случае вы не сможете занимать пост исполнительного директора компании "Волшебное перо", — заявила бойкая Линда Филлинг — начальник юридического отдела.
— Оливер Булстроуд сохраняет пост, коль скоро он не будет генеральным директором "Зимнего волшебства", — уточнил Роджер Бэддок. — Этот пост займет по обоюдному согласию сторон мистер Ральф Флинт.
Высокий светловолосый мужчина с массивным подбородком поднялся из-за стола и наклонил голову. Остальные, как по команде, повернулись в его сторону.
— С сегодняшнего дня мистер Флинт будет участвовать в заседании Совета акционеров по всем вопросам, посвященным Бернскому филиалу, коль скоро "Зимнему волшебству" принадлежит более 8% акций, — сказал Булстроуд.
— Но это очень выгодные условия, — кивнул Лейр Риззии. — Во главе совместной австро-британской компании компании поставлен англичанин.
— Давайте сразу расставим точки над "i", — холодно отозвался Оливер Булстроуд. — Фирма "Зимнее волшебство" зарегистрирована не в Австрии, а в Лихтенштейне. Мы - британо-лихтенштейнская, а не британо-австрийская компания.
По залу пронесся одобрительный гул. Слово "Лихтенштейн", похоже, разрядило атмосферу.
— Итак, новое распределение… Yaviciome, — про шептал Бэддок, направив палочку на экран.
Приутихший зал стал рассматривать вновь засиявшей круг. Сначала в нем появился темно-зеленый объемный треугольник с надписью "Штирнер и Штерн" (33%). "Контрольная квота". Затем появился белый треугольник, в котором горела подпись: "Поларфукс" (4%).
Булстроуд почувствовал, как отлегло от сердца. Акции "Поларфукс" резко уменьшились. Это означает, что правительство Лихтенштейна одобрил создание новой компании. Только сейчас он понял оригинальность решения Совета.
"Пусть обсуждают до хрипоты во всех газетах ажурные стринги шлюхи Эванс, — подумал он. — За этими спорами никто не заметит серую новость об изменении акционерного пакета Бернского филиала".
На экране тем временем появился большая красная доля "Волшебное перо" (40%). Собственник». Наконец, высветилась синяя доля. Невидимое перо словно само собой выводило "Зимнее волшебство" (15%). "Блокирующий пакет". И только потом возник ярко-желтый конус с подписью "Прочие акционеры" (8%).
— Сделка совершена! — торжественно произнес Роджер Бэддок. Стоявший рядом с ним фиолетовый самородок чароита вспыхнул сиреневым свет — как их всегда, когда требовалось подтвердить заключение сделки. Присутствовавшие члены правления встали и громко зааплодировали.
Искры чароита переливались по стенам. Глядя на них, Роджер прищурился. Однажды в детством он пытался нарисовать гуашью спящий под снежной шапкой зимний лес. Это было настолько увлекательно, что на душе появилась счастливая истома — ожидание Рождества с елью и золотыми шишками. Бабушка, еще живая в те дни, подошла к нему и радостно потрепала по головке.
"Зимы захотел… дорогой" — прошептала она, сильнее затягивая пояс от боли в спине. Ей оставалось жить чуть больше года…
Ту детскую радость Оливер запомнил на всю жизнь. Настолько, что однажды пообещал самому себе: план возвращения Темного Лорда будет называться "Зимнее волшебство".
Сообщение отредактировал Korell - Четверг, 03.03.2016, 00:15
„Путешествие в прошлое или что произошло в Хэллоуин 1981 года“ („Утренние известия“, 18 августа 2007 г.)
„Я стояла возле колонны. Передо мной виднелся маленький коридор, за которым начинался главный вход. Откуда-то издалека доносились знакомые голоса, становившиеся с каждым мгновением все ближе. Джеймс! Я дернулась и спряталась за портик, боясь, как бы мои каблуки не цокнули об пол.
— Меня это достало, Бродяга! Слышишь, достало! А она еще смеет швырять мою валентинку…
— Что же я могу тебе предложить? — пробасил Сириус. — Мне она тоже замечания в коридоре делает… Принципиальная, мерзавка! — судя по голосу, он ухмыльнулся.
Они говорили обо мне! Я почувствовала, как в животе снова появилась сладка истома. Она обнималась все выше, охватывая постепенно все тело, порождая затаенное желание: удивительное чувство, когда ты понимаешь, что хочешь чего-то, но что именно, не можешь понять.
— Я на ней прокачусь верхом, Бродяга! — смачно причмокнул Джеймс. — Я ее поставлю на четвереньки так, что долго будет помнить! Выть будет, а я в тот момент ей напомню, как баллы посмела снять с меня… Натяну еще сильнее…
Мои трусики стали влажными…“
Мы привели фрагмент из скандально известных „Дневников Лили Эванс“. Эти дневники давно стали центральным событием в жизни нашего общества. Но за ними стоит нечто более серьезное. Как именно публикация дневников меняет наши представления о минувшей войне? Сегодня политический обозреватель Габриэль Фьотф беседует об этом с голландским историком Рубином ван Ледерером.
ГФ: Мистер Ледерер, первый вопрос: дневники Эванс — это только сексуальные комплексы подростка или за ними стоит что-то большее?
РЛ: Уже многие светила психиатрии признали, что Лили Эванс страдала нимфоманией и, возможно, шизофренией… Но мало кто обратил внимание, что это событие заставляет нас по-новому посмотреть на события 1981 года.
ГФ: Каким образом?
РЛ: Прежде всего, что мы вообще знаем о тех событиях? Лорд Волдеморт охотился зачем-то за годовалым младенцем. Поттеров выдал их друг Питер Петтигрю. Темный Лорд пришел 31 октября 1981 г., убил Джеймса Поттера, но Лили Поттер пожертвовала собой и спасла сына. Заклинание отрикошетило в Темного Лорда. Он погиб, а Гарри Поттер стал „Избранным“. Так?
ГФ: Это знает любой школьник.
РЛ: Именно. И никто не дал себе труда спросить, а откуда мы это знаем?
ГФ: Сложный вопрос. От самого Гарри Потттера?
РЛ: Которому был год? Который, по его словам, помнит только зеленую вспышку и смех?
ГФ: А ведь правда…
РЛ: Где документальная база? Где протоколы допросов Блэка? Где письменные свидетельства Дамблдора? Где материалы комиссии о расследовании тех событий?
ГФ: Разве такая комиссия была создана?
РЛ: Вот вы все и сказали! Почему не была создана комиссия о расследовании событий 31 октября 1981 года? Не носовой же платок пропал — Темный Лорд! А как пропал, почему — кому какое дело… Да и Поттеры погибли — свои, члены Ордена Феникса… Почему власть не захотела проводить расследование?
ГФ: Дамблдор что-то такое говорил, вроде бы…
РЛ: Он нам много чего говорил. Мы не знали, например, что он с Гриндевальдом дружил. Так что, господину директору надо верить через раз. Да и где они — записки Дамблдора?
ГФ: Что же там было?
ЛР: Теперь мы узнали, что Эванс была, видимо, нимфоманкой и/или шизофреничкой. Что если муж убил ее просто в приступе ревности? А потом, например, покончил с собой?
ГФ: Но… как же тогда исчезновение Темного Лорда?
ЛР: Министерству и Дамблдору нужно было объяснить пропажу Темного Лорда. Вот, возможно, ее и списали на Поттеров. Иначе чего было скрывать о тех событиях?
ГФ: Куда же тогда исчез Темный Лорд?
ЛР: Мало ли куда… Может, решил разыграть свою смерть. Может, решил выиграть время и дособирать армию. Может, был опасно ранен… Но резюмирую: мы не знаем почти ничего о событиях 31 октября 1981 года…
ГФ: А как же Пророчество?
ЛР: Кто его слышал целиком, то Пророчество? Оно погибло при неясных обстоятельствах в 1995 году. Мы знаем только рассказы о нем из третьих рук.
ГФ: Портрет профессора Снейпа утверждает…
ЛР: Мало ли, что утверждает портрет профессора Снейпа! Он — пристрастное лицо. Возможно, они с Дамблдором планировали устроить ловушку Волдеморту посредством пророчества. Кого подтравить в качестве приманки? Правильно, больную нимфоманку — таких не жалко. А, может, Волдеморт ни на что и не купился: все преследование им Поттеров — это комплексы сексуально озабоченной шизофренички.
ГФ: Какой Ваш вывод?
ЛР: Мы ничего до сих пор не знаем о событиях 1981 года. А общество, не знающее прошлого, обречено его повторить. Сейчас мы узнали, что Лили Эванс была шизофреничкой. И это интересный факт, меняющий кое-что в наших представлениях.
ГФ: Спасибо, профессор, что нашли время дать нам интервью. Друзья, сомневаемся во всем, ищем, думаем! Это наше право на поиск истины — право свободных людей!
— Вот ведь мерзкая фифа, — фыркнул Рон, глядя на хрупкую белокурую девушку в ослепительно-белой блузке. Длинные пепельные, „лунные“, волосы спадали вдоль плеч. Из-под ее тонких очков сияли глубокие синие глаза, словно обещая подарить счастье всякому, кто осмелится нырнуть в эту синеву. И вместе с тем, легкая улыбка на губах словно намекала, что она в душе смеется над незадачливыми поклонниками, павшими жертвами ее чар.
— Что-то знакомое… — прищурился Гарри, также рассматривая журналистку.
— Не узнал? — покачал головой Рон. — Габи Фьотф, в девичестве Делакур. Младшая сестричка нашей Флер, а ныне подающая надежды журналистка. Ты ведь ее спасал из Черного озера, тварь продажную!
— Рон! — укоризненно покачала головой вошедшая миссис Уизли. Как обычно, дома она не признавала никаких мантий, а была одета в маггловские джинсы и футболку. В руках у нее был большой синий чайник. — Это, конечно, мерзко, но Габриэль возможно, не виновата: она выполняет редакционную политику.
— Политику? — скривился Рон. — Да посмотри на нее! Она мать родную продаст ради карьеры и денег! Флер не хочет видеть на пороге их дома.
— Что совершенно неправильно в отношении сестры… — Гермиона, не прибегая к магии, стала разливать чай в белые чашки. — Какая бы Габриэль не была Флер, думаю, не должна с ней так поступать!
Гарри хотел было что-то сказать, но не успел. Его взгляд упал на лежавший на подоконнике глянцевый журнал. Присмотревшись, он понял, что это был свежий номер „Ведьмополитена“. На обложке лежала, подняв длинные ноги туфлях на каблуках, рыжая зеленоглазая девушка в красно-желтом бикини и таких же ажурных трусиках с сердечком. Подпись внизу гласила „Лили Эванс — самая сексапильная волшебница Британии“. Гарри мотнул головой и посмотрел на старого приятеля — кувшин с букетом камышей. Что надо было сделать для слома столь мощной машины? Закрыть все журналы и издательства? Уволить разом всех журналистов? Найти и уничтожить таинственную Викторию Резник? Нет, даже все это едва ли остановит поток лжи и глумления…
— Как же надоели эти пляски на гробе умершей, — вздохнул Поттер, глядя на зеленые стены.
— А что же по-твоему? — изумленный Рон посмотрел на рыжую девушку, а затем на Гарри.
— Я тоже думала так раньше, — поставила чайник Гермиона. — Теперь нет. Это не пляски — это репетиция! — в ее карих глазах сверкнул болезненный блеск.
— Чего? — переспросил ее муж. Гарри, не говоря ни слова, следил за подругой. Как обычно, его удивляло, что Гермиона умеет выразить вслух его затаенные мысли. Мысли, которые вертелись у него в голове, но которые он сам понять до конца не смог.
— Войны, Рон! — от волнения женщина чуть не обронила чайник. — Знаешь, у магглов был такой тиран Гитлер. Вот он прежде, чем начать большую войну, проверил, как готовы его войска, в Испании. Так и тут… Они проверяют силы перед новой войной! — с необычной жесткостью посмотрела она в окно.
— Чего проверяют? Как будут грязью хороших людей обливать? — скривился Рон и, не удержавшись, взял сыр.
— Как будут нас бить, дурачок, — вздохнула Гермиона и вдруг, подойдя к мужу, ласково потрепала его рыжие вихры. — Неужели вы не поняли: в нас больше никто не будет кидаться „авадами“ и „круциатусами“! Нас объявят шизофрениками, дегенератами, сексуальными маньяками… Да мало ли кем! Для этого у них будет наготове целая рать журналистов, психологов, историков, писателей. Между нами будут сеять недоверие — как между Гарри и Луной… Нас будут бить поодиночке, пока мы станем искать, кто предатель, а кто нет!
— У них для этого целое общество, — покачал головой Гарри.
Вчера он рассказал друзьям о беседе с профессором Слокомбом, и они второй день под впечатлением от услышанного. Гермиона, как выяснилось, знала Ойстера Слокомба по совместной работе в министерской комиссии. Ученый, по ее мнению, был добряком и филантропом, но в своих политических симпатиях они явно не сходились. Миссис Уизли настаивала на немедленном освобождении всех домовых эльфов, в то время как Слокомб требовал сначала принятия закона, запрещавшего побои домовиков. Большинство членов комиссии поддержали проект профессора, однако он, по неведомым причинам, застрял на уровне подготовительных комитетов Визенгамота. Однако сейчас Гермиона, преодолев старые разногласия, внимательно выслушала о наблюдениях Слокомба.
— Интересно, что они могут на самом деле сделать? — Рон, намазав на булку масло и мед, с удовольствием положил в рот свой самодельный бутерброд.
— Что могут сделать? Рон, очнись! — в глазах миссис Уизли снова мелькнул блеск. — Если начнется война, они парализуют всю страну. Они будут слать множество противоречащих друг другу приказов, вбрасывать ложную информацию, сеять панику… А остальные…
— А остальные будут взахлеб смаковать порнографию, которой они завалят эфир, — грустно улыбнулся Гарри. — Спорить о трусиках моей мамы или кого-то еще. Они даже не узнают, что вторжение уже началось… — Рон смотрел на друга удивленными глазами, в которых, однако, мелькали искры ужаса. — И самое страшное, в том, что мы…
— Не будем больше верить никому. Все кругом будут подозревать, кто из нас состоит, а кто не состоит в тайном обществе. Кому можно верить, а кому нет, — подытожила Гермиона.
— Я вот думаю: этот профессор Морроне правда существует? — спросил Гарри. — Или все это сказки и выдумки?
— Ну, это мы сейчас узнаем. — Гермиона применила призывающее заклинание и перед ней появилась большая зеленая книга. Гарри потянулся и с интересом прочитал ее название: „Античные исследования зарубежном“.
— Вот так открыто? — изумился Рон. — Может, Слокомб правда мнительный идиот, и они — уважаемые историки? — отпил он, подув, предварительно, на горячий чай.
— Конечно-конечно. Особенно Хлорделл с Вэйн… — буркнул Гарри. — И Шафик очень известный историк…
— Тебе это не мешало спать с Ромми, — фыркнул Рон. — Так что нечего выделываться, дружище.
— Как ты сказала? — Гарри почувствовал, будто от предчувствия у него засосало под ложечкой.
— Обердофергассе, 10-12, — повторила Гермиона. — А тебе… Знаком этот адрес? — замялась она.
— Да! — не задумываясь, выпалил Поттер. — Знаешь, — бросил он победный взгляд на опешившего Рона, — это же адрес компании „Штирнер и Штерн“!
— И? — пораженный друг хлопал глазами, пытаясь разобраться, что к чему. Гарри едва сдержал смех: растерянный Рон сейчас выглядел очень забавно.
— И то, что у Морроне один и тот же адрес с Резник! — в глазах Гарри засиял радостный огонек. — Связь с ними осуществляется через „Штирнер и Штерн“. Значит…
— Значит, за этими адресами может стоять, кто угодно, — понизила голос Гермиона. — И Резник, и Морроне могут оказаться на самом деле другими людьми…
Друзья замолчали, многозначительно переглянулись. Где-то в соседней комнате зазвучал бой часов. Этот звук сразу ущемил сердце Гарри: когда-то они с Джинни также с интересом слушали бой в старом доме Блэков.
— И ниточка — колдография утеряна, — вздохнул Рон.
— У меня еще осталась вторая… — неожиданно прищурился Поттер. В самом деле, как он мог забыть, что к него была вторая колдография? На фоне первой, где явно обмывалась какая-то сделка с участием Шафика, вторая — юноша и девушка — казалась им всем неважной. Сейчас это была последняя колдография, оставшаяся у них в руках…
— Гарри! Как ты мог забыть! — возмущенно замахала руками Гермиона. — неужели ты не понимаешь, как это…
— Важно? — Поттер все еще недоуменно рассматривал зеленые стены столовой, от которых веяло столь дорогом. теплом счастливого дома. — Да, пожалуй… За нее ведь тоже заплатили кровью…
— Завтра передай ее Уитворту, — назидательно сказала миссис Уизли.
— Нет уж, хватит с меня отдела! — неожиданно вспылил Гарри. — Завтра сам поеду с ней в Хогвартс, да расспрошу МакГонагалл. Вдруг она знает этих деток? — с надеждой посмотрел он на колдографию.
— Пожалуй, ты прав… — задумчиво посмотрела на скатерть Гермиона. Рон промолчал и, хмыкнув, развернул газету.
***
Хотя Гарри славился тем, что засыпал, едва коснувшись головой подушки, на этот раз он долго ворочался с боку на бок. Ночь была безлунной, и за окном стояла кромешная тьма. Усталость породила бессонницу, а бессонница — тоску. Во рту появлялось неприятное ощущение — непреодолимая вязкость, порождавшая желание выкурить хотя бы пару сигарет. Приподнявшись, Гарри посмотрел на часы. Половина двенадцатого. Поднявшись, он осторожно вышел из спальни в маленькую гостиную, где открывался выход на балкон.
Ночь оказалась прохладной и зябкой. Выйдя на балкон, Гарри сразу ощутил всю свежесть ветра. Завтра, скорее всего, должен был пойти дождь. Пепельница стояла на маленькой деревянной полочке. Подойдя к ней, Гарри раскрыл пачку „Кента“ и тотчас вздрогнул: в белом кресле сидела Гермиона. Женщина была в ночном розовом халате и к удивлению Гарри смотрела в темноту — туда, где непоколебимо стояли два пирамидальных тополя. Сейчас они были совсем зелеными, но Гарри знал, что совсем скоро они пожелтеют и сбросят листья.
— Не спишь? — спросила Гермиона. — Знаешь, я тоже. Рон спит, как убитый, а я не могу…
Гарри сладко затянулся и посмотрел в темноту.
— Знаешь, август — ужасно интересный месяц, — сказал он. — Вроде бы лето, а уже пахнет поздней осенью. Даже зимой…
— Наверное, ты прав, — пресекла его размышления Гермиона. — А я вот думаю: что мы сделали не так, Гарри? Почему опять все пошло наперекосяк? — спросила она с затаенной надеждой, словно ее друг знал ответ.
— Свенсон в Академии говорил: „Вы еще пожалеете, что не добили змеенышей и не закрыли гадюшник Слизерин“, — затянулся, наконец, Гарри.
— Ну не вырезать же их семьи с младенцами? — неожиданно серьезно возразила Гермиона. — Мы же не звери вроде Беллы, правда?
— Свенсон говорил, что все зло в Слизерине, — продолжал Гарри. — Мол, как быть с факультетом, который из поколения в поколение рождает темных магов? — выпустил он табачное облако.
Гермиона задумалась. С минуту она молчала, а затем откинулась в кресле.
— Это просто смешно. Если бы все зло было в Слизерине… — неуверенно сказала она. — Крауч и Квирелл были из Райвенкло, а Петтигрю — вообще из Гриффиндора… Видимо, что-то мы не поняли, правда…
— Да, Мерлин с ним, со Слизерином, — устало отмахнулся Поттер. — Скажи лучше: мне съехать в гостиницу?
Гарри спокойно затянул новую сигарету. Вчера утром Джинни прислала брату гневное письмо, что ее муж (который, как она думала, уехал в командировку на континент) продолжает жить у них. „Покрываешь походы моего к шлюхам? — писала она. — Или вернулась из Амстердама эта его милая, нежная, спящая Красавица?“
— Нет, что ты… — вздохнула Гермиона. — Но, Гарри, неужели у вас с Джинни все конечно?
— Наверное, да, — спокойно ответил ее друг. — Только живя у вас, я понял, как хорошо без нее, без этих ее криков и придирок… Знаешь, — стряхнул он пепел, — я был идиотом. За такое счастье, как быть без нее, надо побороться!
— Ты ведь любил ее, Гарри, — в голосе Гермионы звучал не упрек, а скорее горькое удивление.
Налетевший ветер начал сильнее трепать кроны тополей. Гермиона поежилась и накинула на плечи плед. Гарри словно не заметил ничего, но затянулся сильнее.
— А что ты почувствовал когда изменил Джинни впервые? — спросила Гермиона. — Прости, что спрашиваю, — спохватилась она, —, но тебе, думаю, надо выговориться.
Гарри помолчал. Затем, сделав новую затяжку, посмотрел на маленький сквер, начинавшийся невдалеке от тополей.
— Мерлин знает… Сначала счастье. Безграничное счастье от того, что произошло, и все было так замечательно. Что у меня есть она — добрая, понимающая, заботливая… Любая женщина такая в начале отношений, да?
— Наверное… Хотя у нас с Роном сразу были ссоры, как ты помнишь, — ласково улыбнулась Гермиона.
— Потом злость… — Выпустил ее друг облако дыма. — Злость, ощущение, что так тебе и надо, раз ты пренебрегла мной…
Он замолчал. Гермиона не прерывала его, словно выжидая, когда он решиться скажет остальное.
— Потом раскаяние. Когда она однажды вечером накрыла мне на стол, я подумал: „Боже, какой же я мерзавец!“ Я не хотел говорить ей ничего. Вообще ничего… А зачем тебе это? — вдруг повернулся он к подруге.
— Должна же я знать, что будет чувствовать Рон, когда мне изменит, — на губах миссис Уизли застыло подобие улыбки.
„Уже изменил“, — подумал Гарри. Впрочем, есть вещи, которые не стоит говорить никому…
— А потом ничего. Просто пустота, — закончил Гарри. — Словно, что-то умерло во мне. Впрочем, к этому все шло. Я был слепым идиотом! Мне надо было вспомнить, как она унижала брата, — прошелся по балкону Поттер. — Как ее мать кричала на мужа. Я думал, что всегда буду в их семье любимым, — задумчиво произнес он, глядя в темному. — А я был любимым, пока был Гарри Поттером. А когда стал членом их семьи — стал таким, как все… На кого можно кричать, кого можно осаживать, с кем не надо церемониться…
— До сих пор не пойму: почему вы поругались с миссис Уизли? — вздохнула Гермиона. — Ладно, Джинни…
— Я предложил Джинни развод, — скривился Гарри, словно она спрашивала о чем-то, что не следовало говорить. — Моя благоверная написала матушке, — скривился он. — Та прибежала и подняла скандал, скольким я обязан ее семье.
— Вспылил. Сказал, что если бы не я, сидеть бы вам под Волдемортом — будьте тоже благодарны. Знаю, это был не лучший ответ, — поморщился он. — Но я был зол… С тех пор так и живем по уговору: каждый делает, что хочет… Пока держим видимость семьи ради детей.
Они замолчали. Слишком хорошо понимали оба, что не о чем говорить. Гарри не мог понять, на чьей стороне была Гермиона. А она сама сидела, рассматривая гнувшуюся от ветра тополиную крону. Гарри не смел нарушить ее молчание, а затянулся новой сигаретой.
— А я вот верю что ты найдешь еще свою любовь, —вдруг улыбнулась Гермиона, хотя ее улыбка показалась Гарри грустной и немного вымученной.
— Может, и найду… Только кому она будет нужна в пятьдесят лет? — желчно усмехнулся Поттер и выпустил новое облако. — Покорнейше благодарю Небеса за столь щедрый подарок!
— Гарри… — Гермиона, казалось, слегка опешила от его слов. — Разве можно так говорить? Любовь нужна человеку всегда…
— Только вот лучшие годы жизни будет прожиты, — ехидно поднял бровь ее собеседник. — Как говорит наш шеф: „Да назови, как хочешь, а половина жизни прошла! И это была лучшая ее половина“.
Гарри приземлился возле камина и, потеряв управление, чуть не обронил очки. Всё же путешествие по каминной сети не было его сильной стороной. Привстав, он осмотрелся. Кабинет оставался всё так же наполненным книгами и траурными жужжащими приспособлениями, смысла которых не понимал и сам Гарри. На противоположной стене мерно спали портреты директоров.
— Доброе утро, профессор, — пробормотал он. — Это было странно, но, когда Гарри попадал в Хогвартс, ему казалось, что он снова возвращается на урок.
— Вы знаете, Поттер, что я вам всегда рада, — улыбнулась седая женщина. На столе, как обычно, сидела не большая полярная сова. — Садитесь, я сделаю чаю…
Взмахом палочки она вызвала на стол теплый чайник. Следом сами собой появились синие чашки с белыми полосками, такие же блюдца и вазочка с печением. Не зная, как начать разговор, он посмотрел на стол, где стояла чернильница с гусиным пером.
— Магглы уже давно пишут авторучками или печатают на машинах — компьютерах, — подвинул Гарри чашку.
— И это их большая ошибка, — неожиданно подхватила МакГонагалл. — Письмо пером развивает мышление и приучает ребенка к самодисциплине. Надо следить за росписью, не ставить кляксы, уметь обращаться с письменным материалом… И да, переписывать, если произошла ошибка. Именно этого не хватает современным детям.
Поттер улыбнулся. Сейчас его больше всего удивляло, как мало изменилась Минерва МакГонагалл по сравнению с его школьными годами. Разве что морщин стало чуть больше. Наверное, в этом был удивительный секрет волшебников: до старости они развивались, как и маглы, зато в старости консервировались на десятилетия. „Вечной молодости нет, зато есть почти вечная старость“, — подумал Гарри, глядя на сову.
— Как я поняла, Поттер, вы приехали из-за „Дневников“ вашей матери? — поправила очки директор. — Я почти уверена, что это фальшивка, но, к сожалению, грамотная фальшивка. Почти все бытовые эпизоды, приведенные там, подлинны. Такое ощущение, что текст писал человек, учившийся в то время в Хогвартсе. Хотя, я, поверьте, вам очень сочувствую, — с грустью добавила она.
— Не верю, что мама могла так поступать, — сказал Гарри.
— И я не верю, — поддержала его профессор МакГонагалл. — Лили Эванс была другой: честной, отзывчивой, с высокими моральными принципами. Только ненормальный будет видеть в ее любви к морали проявление шизофрении, — нахмурилась она. — Вам нужна моя помощь?
— Не совсем… — неожиданно нашелся Гарри. — Я ищу Луну Скамандер.
— А что с ней такое? — седые брови директора поползли вверх. Сова также ухнула, словно не понимая, что происходит.
— Пропала, не можем найти… — грустно сказал Поттер. — Нет ли у вас каких-либо известий от нее?
— Нет… — МакГонагалл также подвинула чашку. — Хотя подождите. У меня где-то было письмо ее родственницы из Ярмута.
— Вы можете мне его показать? — спросил Гарри, чувствуя радостное нетерпение: там мог быть долгожданный адрес. — Мы пока не подаем в розыск, но возможно понадобиться.
— Постараюсь. — МакГонагалл применила призывающее заклинание, и через минуту у нее в руках появился длинный желтый конверт. — Вот, возьмите.
Гарри взял конверт и осмотрелся. За окном шел нудный обложной дождь. Осень в северной Шотландии наступала немного раньше, чем в Лондоне. Несмотря на середину августа, густой туман уже скрыл верхушки деревьев. Гарри, боясь легкой сонливости, неизбежной при такой погоде, отпил побольше горячей жидкости. МакГонагалл с интересом наблюдала за ним.
— Возьмите его, потом прочитаете, — сказала МакГонагалл. — Давайте не терять время, Гарри, — тепло улыбнулась она.
— Мне для поиска Луны нужно уточнить два момента, мэм… — сказал Поттер. Директор с интересом посмотрела на бывшего ученика. — Я недавно почитал, что было нападение на Хогсмд, — посмотрел Гарри на видневшийся сквозь туман силуэт северной башни. — И якобы тогда была изнасилована мама Луны…
МакГонагалл внимательно посмотрела на него, словно подозревая, что Поттер не договаривает. Под ее взглядом Гарри снова почувствовал себя школьником, прячущим очередную проказу.
— Такой случай правда был, — ответила сухо женщина. — Когда ваши отец и мать учились на седьмом курсе, Пожиратели Смерти напали на Хогсмид и взорвали дом следователя Подмора. Погибли он сам, почти вся его семья, профессор Вэнс, мистер Риверс из Аврората, несколько учеников — Эллен Гамильтон из Гриффиндора, Изабель Крейл и Эдвин Форгис из Райвенкло.
— А мама Луны? Ее, кажется, звали Пандора? — спросил Гарри. Он никогда не слышал об этом эпизоде, но теперь понимал, почему Хагрид называл времена учебы его родителей „темными“.
— Да, ее звали Пандора Касл, — вздохнула МакГонагалл. — Понятия не имею, что нашло на Пожирателей. Они ее уволокли и надругались над ней прямо на снегу. На опушке Запретного леса, — уточнила она.
„Все, как у Резник“, — с замиранием сердца подумал Гарри. Сейчас при взгляде в окно, ему казалось, будто серое небо превратилось в декабрьскую мглу, и в морозном воздухе начали кружить первые снежинки.
— Бедняжка потом долго лечилась от потрясения, — грустно сказала МакГонагалл, словно не желая вспоминать тяжелое прошлое.
— Мисс Касл была со странностями, но я бы не назвала ее сумасшедшей, — покачала головой Минерва. — Она была очень похожа на свою дочь — Луну…
„Неужели она в самом деле мечтала стать невольницей?“ — задумался Гарри. Прошлое плыло перед ним, словно неявная картинка.
— И второй момент. Знакомы ли вам эти юноша и девушка? — протянул он колдографию.
Минерва не спеша поправила очки и поднесла к глазам колдографию. Ее внимание продолжалось, впрочем, недолго. Едва посмотрев на снимок, она покачала головой и, нахмурившись, отложила прочь.
— Но это же Барти Крауч с Александриной Бэрк! — слегка опешила она. — Барти Крауч младший, я имею ввиду. Снимок старый, то ли семьдесят девятого, то ли восьмидесятого года…
Гарри почувствовал, как внутри него что-то напряглись. Меньше всего он ожидал услышать имя старого врага, возродившего Темного Лорда. Впрочем, так и есть… Гарри посмотрел еще на бледное лицо с веснушками и кругами под глазами. В самого деле, как же он сам не догадался…
— У Барти Крауча была девушка? — спросил потрясенный Гарри.
— Да. Александрина Бэрк, — отчего-то поджала губы МакГонагалл. — Она училась в Слизерине на четыре года младше Барти. С самого начала они отлично ладили друг с другом: Крауч опекал ее, как любимую младшую сестренку. Но потом у них началась безумная любовь… Иногда мне кажется, что они не могли бы физически прожить даже дня друг без друга…
— А что с ней стало? — Гарри все еще не мог оторвать взгляд от колдографии. Девушка в самом деле смотрела на парня таким ласковым взглядом, что, казалось умерла бы без него.
— У нее необычная судьба, — несколько странно посмотрела МакГонагалл. — Она стала одним из ведущих в мире специалистов по античной культуре. Живет на континенте, кажется в Ницце. Написала несколько книг, некоторые статьи — под псевдонимом мисс Крокотт. Едва ли изучение античной магии можно представить без ее имени…
— А почему она не живет у нас? — удивился Поттер, но, взглянув на колдографию, почувствовал, что знает ответ.
— Да, совершенно верно, — вздохнула директор. — В юности она вместе с Барти Краучем вступила в ряды Пожирателей Смерти. Затем не вернулась в Британию. У нее очень радикальные взгляды на магглорожденных. Иногда мне кажется, что на ее фоне Темный Лорд был умеренным политиком.
— И… Она проповедует это в книгах? — пробормотал пораженный Поттер.
— Александрина достаточно умна, чтобы делать это завуалированно, — директор посмотрела на полку и, спустя мгновение, на столе появились две книги.
— „Античный мир Фридриха Ницше“, — с интересом прочитал Гарри, вертя в руках фолиант с обложкой из темной кожи.
— Ницше проповедовал власть сверхчеловека над обычными людьми, — Гарри показалось, что МакГонагалл говорила с легким удивлением. — Под сверхчеловеком он понимал чистокровных волшебников.
— И Бэрк солидарна с ним? — Гарри все еще не мог отвести взгляд от обложки.
— Ей не надо стараться, — подняла брови МакГонагалл. — Ей достаточно описать Крит и Микены, где власть волшебников над магглами была абсолютной.
«Общество „Артур Эванс“ занимается крито-микенской культурой», — звякнул в голове колокольчик. Гарри вздрогнул. Как еще лучше можно было легально назвать общество бывших Пожирателей?
— …В скрытой форме это есть и в ее сборнике новелл про Античность — „В тени Парнаса“, — продолжала МакГонагалл. — Если бы не ее политическое безумие, я бы, право, гордилась такой ученицей.
Гарри открыл первую страницу и почувствовал, как по телу пробежал холодок. Перед ним без сомнения была та самая блондинка, которую он видел на колдографии с Шафиком. На этой картинке она сидела за столом, обложенным пергаментами, помечая что-то фазаньим пером. Но взгляд серых глаз и распущенные белые волосы с рыжеватым отливом оставались неизменными. „Александрина Бэрк… AB…“ — мелькнула мысль в его голове. Неужели она настолько чувствовала свою безнаказанность, что назвала себя двумя инициалами?
— А… Она знала маму? — спросил изумленный Гарри.
— Конечно. Идемте, — МакГонагалл показала в сторону мыслива.
Едва Гарри подошел к чану, директор достала из шкафа маленький пузырек и вылила его содержимое в мыслив. Густая масса в чане задвигалась, словно меняя формы и цвет. Не раздумывая ни минуты, директор взяла за руку своего бывшего ученика, и они нырнули в омут.
Они оказались на мраморной лестнице недалеко от центрального входа. Белокурая щуплая девушка с визгом металась по лестничной площадке, хлопая руками по своему платью: у него горел подол. На ступеньках чуть повыше стояла, беззвучно смеясь и блестя глазами, знакомая Гарри сероглазая девочка с рыжеватыми вьющимися волосами. Здесь она была совсем маленькой — видимо, на первом или втором курсе, но Гарри казалось, будто в ней невозможно не признать холеного профессора Античности с парадного портрета. Повыше, облокотившись на перила, стоял бледный юноша с веснушками лет шестнадцати, и спокойно наблюдал за происходящим. „Барти Крауч“, — сразу безошибочно узнал его Гарри. Вся сцена казалось окутанной легкой дымкой.
— Aguamenty! — раздался звонкий и немного строгий голос.
Поттер и МакГонагалл обернулись. Со стороны лестницы к ним подбежала невысокая рыжая девушка со значком старосты Гриффиндора. Из ее палочки выскочила вода, но, соприкоснувшись с синеватым пламенем, лишь расплескалась по полу. „Мама“, — прошептал Гарри, но девушка не обратила внимания: для нее Гарри и МакГонагалл были не более чем фантомы.
— Помоги! — обратилась она к Барти, но тот лишь пожал плечами. Александрина ласково прошелестела:
— Урок всем грязнокровкам: вот каково не уступать дорогу настоящим волшебницам.
Рыжая девушка, судя по движениям, еле удержалась от того, чтобы не ударить наглую девчонку. Та самодовольно смерила её взглядом, поправила шелковистые, пепельные с рыжеватым отливом волосы.
— Минус десять баллов со Слизерина! — воскликнула с яростью гриффиндорка.
— Ну-ну. Сначала расколдуй её, — Барти говорил негромко, но Лили его услышала. Судя по движению губ, ей пришла в голову скверная догадка:
— Так её заколдовал ты? Минус десять баллов с Рейвенкло!
Барти с притворной покорностью развел руками.
Белокурая девочка, обессилев, упала на пол, и во взгляде Барти, беззастенчиво рассматривавшего ее точеные ножки, блеснуло холодное и жестокое удовольствие. Александрина Бэрк сделала ему легкий реверанс. Лили пыталась поднять несчастную, но та, хрипя от ужаса, не подпускала её к себе.
— Да расколдуй же её! — в отчаянии крикнула Лили Краучу.
— Я тебе не Поттер и не Снейп, чтобы ты мной командовала, — юноша не шевелился. Гарри вздрогнул: впервые в жизни он видел, чтобы к его матери кто-то относился с таким спокойным презрением. Он вспомнил, как Снейп с мольбой просил у нее прощения; тем удивительнее было видеть человека, отталкивавшего ее…
— Я староста, и ты обязан…
— Ты всего лишь грязнокровка, — вздернула носик маленькая Александрина. Лили хотела что-то сказать, но не успела: лежавшая на полу девочка перестала кричать. Лили обернулась: девочка со значком Хаффлпаффа, дрожа, поднималась с пола, и с обычным отрешенным видом ей помогала встать девушка, похожая на Луну Лавгуд. Платье хаффлпаффки больше не горело.
Барти, что-то прошипев сквозь зубы, развернулся и ушел. Александрина побежала вверх по лестнице, ничем не выдав досады от того, что развлечение так скоро закончилось. Лили, не оглядываясь, побежала к себе.
— Вам достаточно, Поттер? — спросила с легкой неприязнью МакГонагалл.
— А? — Гарри не заметил, как оказался вновь в кабинете директора. Хотя он не раз просмотривал чужие воспоминания, все происходящее казалось ему сейчас сном. Или маггловских фильмом, где жизнь подается как иллюзорное царство грез.
— Чьи это воспоминания? — выдавил он, наконец, из себя, все еще представляя юную маму.
— Мисс Элизабет Дирборн. Компания будущих Пожирателей — Барти Крауч, Регулус Блэк и Мортимер Мальсибер — травила ее с первого дня учебы в Хогвартсе. Это было их любимым развлечением, — кивнула она. — Впрочем, вы и сами, Гарри, видели забавы Крауча с Бэрк. Зато твои родители иногда за нее заступались.
Гарри улыбнулся, почувствовав гордость. Глядя на него, улыбка появилась и на лице МакГонагалл, словно она была по-прежнему деканом Гриффиндора и немного покрывала шалость любимого ученика.
— У них тоже другая форма, — с интересом посмотрел он на колдографию и зачем-то постучал костяшками пальцев по блюдечку. — Не наша и не нынешняя…
— Нынешняя — старинная, — улыбнулась директор. — Мы в точности скопировали образец тридцать седьмого года. Благо, все лекала сохранены у мадам Малкин.
— Я все-таки не совсем понял… — замялся Гарри, глядя на сову. — Почему вернули такую старую школьную форму с жилетами и фартуками?
— Ах… — вздохнула МакГонагалл. — Это была идея Свенсона.
— Да, — кивнула директор. — Он приезжал в гости незадолго до своего ухода из Аврората… Тогда, после гибели Бруствера, — уточнила она. — Мы посидели с ним, повспоминали былое, посмотрели старые колдографии… Знаете, Поттер, я ведь сама училась в от время и ходила в такой же форме.
— Он убедил меня, что это поможет преодолеть раскол, — ответила МакГонагалл. — Многие слизеринцы и райвенкловцы одобрят реверанс старине. А для остальных это будет замечательной традицией — опорой после погрома Волдеморта.
„Свенсон… Свенсон… Что-то слишком часто стал мелькать эта фамилия в последнее время“, — подумал Гарри.
— Что же, профессор… Спасибо! Буду собираться! — приподнялся он из-за стола.
— Удачи, Гарри, — неожиданно ласково, словно мать, обняла его старушка. — Чтобы ни говорили, а я вами горжусь, — сказала она.
Поттеру показалось, что при этих словах у нее на глазах выступили слезы. Однако профессор тотчас отвернулась и пошла к камину. Гарри последовал за ней.
„Профессор Морроне… Профессор Морроне…“ — рассеянно думал Поттер, беря щепоть летучего пороха. Что если таинственным „профессором Морроне“ была реальная профессор Бэрк? Он почему-то решил, что профессор Морроне, несомненно, мужчина. Но, собственно, откуда такая уверенность? Теоретически „профессором Морроне“ вполне могла быть и женщина…
— „Профессор Морроне — профессор Бэрк“, — решил про себя Гарри, но тотчас вздрогнул. Перед глазами проплыла та самая утерянная колдография. Больше всего его тогда удивила не Бэрк, а холодное лицо брюнета в золотых очках. Гарри не мог понять, чем именно его так удивило это лицо: холодное и тонкое с острым носом, напоминавшее чем-то опасную бритву. Возможно, это было глупо, но Гарри был готов поверить, что профессор Морроне — именно он.
Примечание:
В главе использован фрагмент и образы из фанфика Мелании Кинешемцевой „Двадцать один год“ с согласия автора. Выражаю глубокую благодарность!
Вопреки первоначальному решению Гарри аппарировал не в Лондон, а в Ярмут. Было еще рано, и он, осмотревшись, пошел в сторону маленького переулка. Накрапывал дождь. Неподалеку находилась арка, за которой начинался путь к центру. На улицу выходили высокие белые дома со старинными дверями из толстого мореного дуба. Напротив была маленькая кондитерская, где на витрине заманчиво смотрелись несколько тортов и пирожных. Толкнув дверь, Поттер вошел внутрь и сразу занял маленький столик возле большого окна.
— Чем могу служить? — подошедшая молодая официантка послала ему ласковую улыбку.
— Мне, пожалуйста, кусочек этого, — указал Гарри на лежащий за стрелком фруктовый торт. — Наверное с кофе…- неуверенно добавил он.
— Можем быть, с вином? — спросила девушка. Гарри только сейчас заметил, что ее личико было усеяно веснушками.
— Давайте. С белым, — кивнул Гарри.
Довольная официантка упорхнула выполнять заказ. Поттер осмотрелся. Возле двери сидела старушка в синем платье, читавшая книгу. За столиком напротив расположилась пожилая пара, о чем-то весело болтавшая друг с другом. „Вспоминают прошлое, — подумал Гарри. — Как сидели здесь молодыми“. Интересно, будут ли в старости они с Кэт вспоминать что-то подобное? Если надежда и была, то она была в Кэт…
Жидкость была не белого, а, скорее, густого желтого цвета. Гарри кивнул и рассеянно посмотрел на отражавшиеся в ней огоньки. За окном пошел легкий дождь. Разложив на коленях салфетку, Гарри пригубил чуть кисловатое вино и задумался.
Гипотеза „Бэрк-Резник“ вроде бы подтверждалась по четырем статьям. Александрина Бэрк была профессором Античности, о которой были написаны и многие книги Резник. Бэрк жила на континенте, в то время как адреса и портрета Виктории Резник не знал никто. Бэрк была Пожирательницей Смерти и подругой Барти Крауча — значит, у нее вполне мог быть мотив для мести и ему, и матери. И, наконец, Бэрк училась вместе с его мамой, значит, знала обстановку в Хогвартсе того времени. Ей не нужно было подделывать — достаточно было вспомнить.
Гарри осмотрелся и снова пригубил вина. Единственным, что его, пожалуй, смущало, была кажущаяся очевидность дела. В конце-концов эти колдографии он получил при не вполне ясных обстоятельствах: у женщины, о которой он, откровенно говоря, не знал почти ничего. Что если ему опять подбросили липу с целью отвлечь от поиска нестоящего преступника? Бэрк в самом деле вполне могла быть недобитой Пожирательницей Смерти или, что более вероятно, просто сочувствующей, но она ли стояла за псевдонимом „Виктория Резник“? Гарри выпустил облако сигаретного дыма: лучше было воздержаться от поспешных выводов.
Гарри задумался. Узнать сейчас что-либо о Бэрк было сложно. Куда важнее оставались поиски Луны… Луна! Достав конверт, он поскорее вынул небольшое письмо и посмотрел на адрес. В центре изумрудными буквами было выведено: „Ярмут, Джоркинс-стрит, 2476, Джоанна Спрот“. Открыв конверт, он достал лист пергамента и начал читать:
Уважаемая госпожа МакГонагалл!
Миссис Луна Скамандер просила меня передать Вам, что она отъезжает в Эдинбург 13 июня с. г., поэтому ее визит в Хогвартс не состоится. Ее муж профессор Скамандер отправился в длительное путешествие на изучение болотистой местности Конго. Миссис Скамандер намерена заехать на несколько дней в Эдинбург, а затем присоединиться к мужу. В этой связи она просит передать Вам свои извинения.
С уважением Джоанна Спрот
Перечитав дважды письмо, Гарри быстро поднялся из-за стола. Нельзя было терять ни минуты. Расплатившись со слегка опешившей официанткой, он побежал на улицу. Брызги дождя разбивались о камни мостовой. Не обращая внимания на воду, Гарри забежал в соседний подъезд и, прошептав адрес, растворился в мутной влаге.
Через несколько минут он оказался на маленькой улочке, заполненной до самого конца небольшими домиками. Многие из них было построено из темно-серого камня, как в большинстве старых британских городов. Нигде не было видно ни единого кафе или заведения: улица мчалась вдаль, перерастая в скоростное шоссе. Поодаль за границей домиков начинались густые заросли — видимо, здесь была окраина города. Дом под номером 2476 мало чем отличался от собратьев: такая же невысокая постройка с островерхой башенкой. Осмотревшись, Гарри осторожно постучал в дверь молотком в виде моллюска.
— Я имею честь говорить с мистером Поттером?
Опешивший Гарри сделал шаг назад. Он, видимо, ожидал увидеть пожилую женщину, примерно ровесницу Минервы МакГонагалл. Вместо нее на крыльце стояла невысокая девушка лет тридцати с неестественно белым цветом лица и выпуклыми серыми глазами. На хозяйке были маггловские джинсы и легкая белая кофточка. Женщина не была болезненно худой, но весь ее облик почему-то показался Поттеру нездоровым.
— Вы миссис Спрот? — посмотрел он на хозяйку. Вздернутый носик свидетельствовал о веселом нраве, но в водянистых глазах застыла грусть.
— Да. Не удивляйтесь, не узнать Гарри Поттера невозможно, — охотно подтвердила она. — Проходите, — указала она на лестницу.
— Вы даже не поинтересовались, какое у меня к вам дело, — удивленный Гарри поставил зонтик в черную калошницу. Стены были обиты дешевыми деревянными плитами, из которых кое-где торчали крючки.
— Раз ко мне пришел мистер Поттер — дело, видимо, серьезное, — спокойно сказала женщина. - Вы, кстати, вовремя. Через пару часов я пошла бы за моими сорванцами.
— Они где-то учатся? — Гарри шагнул в коридор мимо большого шкафа.
— Мой в начальной маггловской школе. А двух сорванцов Скамандеров я вожу в специальный центр детского развития. Я сквибка и живу среди магглов, — пояснила женщина.
— Вот значит как… — пробормотал Гарри. Хозяйка показала ему на комнату, и гость поскорее вошел в нее.
Гостиная маленького домика показалась Гарри невзрачной, но теплой. В центре комнатки стояло несколько стульев: первый украшала старинная черная книга, остальные были пусты. Коричневый письменный стол был преобразован в столовый. На стене висели колдографии, изображавшие веселую девушку в объятиях спортивного коротко стриженного парня. Возле стола стояла маггловская лампа. Миссис Спрот вошла следом, внеся на подносе электрический чайник, две чешки, маленький заварной чайник и коробочку конфет,
— Удивлены? — бросила на него взгляд женщина. — Я кузина Ньюта, сквибка. Тоже Джоанна Скамндер, вышла замуж за Клэйра Спрот, но… Не сложилось, — грустно вздохнула она.
— Сочувствую, — Поттер, казалось, был искренне тронут таким теплым приемом. — Не стану отнимать много времени: я разыскиваю Луну Скамандер. Профессор МакГонагалл показала мне ваше письмо, и я решил поговорить с вами.
Чайник зашипел, и кнопка подпрыгнула вверх. Женщина подвинула чашки и стала осторожно заливать кипяток в заварной чайник.
— МакГонагалл… — замялась она. — Да, я писала ей… Луна не смогла поехать поработать в Хогвартс, а помчалась за Ньютом в Африку… Впопыхах забыла предупредить МакГонагалл… Чудачка! — изобразила она подобие улыбки.
Гарри посмотрел, как пальцы ее быстро открыли коробку конфет. На душе появились странное чувство, будто маленькая женщина улыбается своим словам, зная на самом деле куда больше.
— И все-таки вам что-то не нравится… — нахмурился Гарри.
— Что же, от вас ничего не скроешь, мистер Поттер, — слабо улыбнулась миссис Спрот. — Да, Ньют в последнее время казался мне очень возбужденным. Как-то в конце апреля он зашел ко мне посидеть вечерком… Я никогда не видела Ньюта таким взволнованным. Он расхаживал по комнате и вдруг сказал: „Случись что, позаботишься о моих?“.
— Что он имел ввиду? — прервал женщину Гарри.
— Сказал, что экспедиция в Центральную Африку очень сложная, неизученные громадные болота… Но я ему не поверила, — покачала головой женщина.
— Почему? — Поттер бросил на хозяйку заинтересованный взгляд.
— Он много раз ездил в опасные места, но никогда так нет не говорил, — ответила миссис Спрот. — Потом он уехал…
— Когда? — Поттер приготовился сделать пометку в пергаменте. Женщина наполнила чашки и подвинула их Гарри.
— В начале июня… И тоже так странно: уехал — и все.
— Как это произошло? — с удивлением спросил Гарри, глядя в бесцветные глаза хозяйки. Чай оказался невероятно ароматным, —
— Луни неожиданно зашла ко мне, — спокойно сказала женщина. — Сказала, что вынуждена срочно собираться. Сначала в Эдинбург, потом к мужу… Дети остались у меня.
— Какой она вам показалась? — нетерпеливо прервал ее Поттер.
— Взволнованной. Очень, — ответила женщина. — Даже чашку разбила, когда разговаривала… Луни, правда, всегда была не от мира сего…
— И вы, конечно, не обратили внимания? — досадливо скривился Гарри.
— Нет, отчего же… — миссис Спрот досадливо фыркнула. — Обратила. Но только не думала, что там что-то серьезное…
Гарри замялся, а затем забарабанил пальцами по столу. Миссис Спрот также не ответила, словно размышляя, предложить ли гостю еще одну чашку чаю или не стоит. Дождь за окном так и не перерос в ливень, и солнце стало осторожно пробиваться из-за влажной пелены туч.
— Как вы думаете… — спросил Гарри, — Луни туда доехала?
— А вы сомневаетесь? — бросила на него взгляд миссис Спрот. — Хотя, я удивилась, что не прислала мне никого сообщения ни из Эдинбурга, ни из Лондона.
„Магглы как-то регистрируют улетающих на свои рейсы, — осенило Гарри. — Надо проверить рейсы за 13 июня на Киншассу. Или на Яунде“. Пожалуй, это было все. Можно было собираться.
— Если что: обращайтесь за помощью, — охотно сказала хозяйка. — Буду рада помочь, чем смогу.
— Да, только с ней, — ответила миссис Спрот. — Они только с ней все больше выезжали.
— Что же, спасибо. Вы не против, если я возьму пару газет? — спросил он, глядя на стопку „Пророков“.
— Ради Бога. Хоть все, — хлопнула глазами миссис Спрот.
На лице Гарри снова мелькнула тень. Быстро взяв первую попавшуюся газет, Гарри бросит ее в сумку. Но, открыв первую страниц стразу отступил назад. В „Пророке“ за седьмое марта половина передовицы рассказывала об иностранных инвестициях. Гарри посмотрел на колдографию и едва не опешил. Перед ним важно на стуле сидел темноволосый человек лет пятидесяти. Виски чуть тронула седина, но эти холодные темные глаза и очки Гарри узнал бы одни из тысячи. Ниже стояла подпись: „Бернгард фон Энкерн, президент компании “ Штирнер и Штерн» и потенциальный инвестор в Издательское дело Британии«…
— С вами все хорошо, мистер Поттер? — спросила хозяйка, глядя, как он попятился назад.
***
Кабинет Роджера был просторной комнатой с темно-синими стенами. Владелец не любил всевозможных ухищрений или декоров и оставил его без волшебных обоев. Возле окна стоял черный письменный стол с ящиками; единственным его украшением оставалась чернильница с фазаньим пером. Рядом стоял стул с серебристыми сидениями и спинкой. У маленького камина расположились два кресла, накрытые пледами, которые могли занимать гости. Булстроуд поспешил воспользоваться приглашением и плюхнулся в крайнее возле двери. Роджер внимательно просмотрел на него, а затем покачал головой.
— Знаете, Роджер, это уже выходит за рамки… — хмыкнул Булстроуд. За минувшие два дня они оба вернулись в центральный офис в Лондоне и преступили к делам.
Владелец „Волшебного пера“ кивнул, а затем с тревогой посмотрел на маленький темно-серый коврик. Аммос, в бытность генеральным директором, оставил любимый кабинет отца без изменений.
— Я и сам не ожидал, что Аммос позволит себе такое… Прогулять заседание совета директоров…
— Он совершенно деградировал! — вспылил Оливер, привстав с кресла. — Не удивлюсь, если после горячительных он стал травокуром, — скривился он.
— Как вы думаете, где он сейчас? — спросил с тревогой Бэддок. Его красная замшевая мантия, несмотря кажущуюся кичливость, каким-то образом не вырывалась из общего ансамбля кабинета.
— Заливает за воротник в каком-нибудь амстердамском шалмане! — Булстроуд, привстав, начал расхаживать по комнате. — Будьте покойны.
— Думаю, надо будет подать в розыск… — в глазах Роджера появилась тревога. — Ладно, вернемся к делам.
— Вы подписали контракт? — его заместитель посмотрел на носки коричневых штиблет. Носки, что и говорить, в самом деле нуждались в щетке.
— Да, — Роджер отодвинул пергамент, откинувшись на стуле. — У старости, друг мой, есть много недостатков… — сложил он руки на животе. — Один из них: невозможность долго сидеть ровно…
— Хорошо, — взмахом руки Булстроуд привлек к себе свиток. — Теперь важно до конца покрыть финансовую дыру. Буду откровенен, — достал он сигарету, — мы частично покрываем убыток в Бернском филиале, но только сделка позволит нам покрыть ее целиком…
Бэддок равнодушно взмахнул палочкой, установив защиту от табака. Удивительно, но после войны с Темным Лордом курением буквально весь волшебный мир. Магглы старались ограничивать его, в то время как маги дымили теперь, где только можно. „Скоро, пожалуй, волшебник от маггла будет отличаться курением на ходу“, — съязвил как-то Роджер.
— Где же нам взять уставной капитал для „Зимнего волшебства“? — прикрыл владелец левый глаз, словно пытаясь размышлять о чем-то.
— Пока сбросим из Амстердамского филиала, — выпустил облако Булстроуд. — Ну, а после операции прикроем дыру. Если, конечно, вы согласны.
— Мы поправим дело, — сказал Роджер, подняв руку, — не спеша, спокойно. После такой удачной сделки я могу перевести доверенность на ваше имя.
— Спасибо. Эти люди не шутят, — с раздражением сказал Булстроуд. — Вы ведь знаете правила игры. Могли бы хорошенько вбить их в голову своему сыночку.
— Да, да, конечно. Я с вами вполне согласен, — поспешил успокоить его старик. — Аммос человек неделовой, мы это прекрасно знаем. — Он ходил взад-вперед медленными шагами, заложив руки за спину. — Я дам Вам доверенность, и вы подпишете все что надо — вместо него. Ему мы ничего не скажем. Потом я сам поговорю с Аммосом.
Он поглядел на Булстроуда долгим взглядом, словно пытаясь прочесть, что у того на уме.
— Ну, этого достаточно?
— Не знаю. Ваш сын потерял голову и способен наделать глупостей. Не уверен, что он сумеет держать язык за зубами.
Владелец „Волшебного пера“ нахмурился.
— Неужели дело зашло так далеко?
— Да, вот именно. Это его странное исчезновение… Каково ваше решение, вы предоставляете и мне все полномочия?
Старик утвердительно кивнул головой. Он достал из ящика стола желтый свиток пергамента и передал его Булстроуда.
— Хорошо, — сказал тот, — пожалуй, мы устранили препятствия, все согласовали.
— Кроме одного.
Оливер был на полпути к двери. Он приостановился и вопросительно посмотрел на Бэддока.
— Что вы имеете ввиду? — спросил Булстроуд. Тот факт, что владелец „Волшебного пера“ заставил его вернуться с полдороги, явно не вызвал у него удовольствия.
— Я имею ввиду операцию прикрытия, — прищурился Роджер. Сейчас на его лице проступило что-то лисье. — Я все-таки не совсем понял ее суть.
— Что же там непонятного? — вскинул брови Оливер. Затем, повернувшись, не спеша вернулся к журнальному столику из черного ореха.
— Давайте по пунктам, — охотно кивнул Бэддок. — Я буду уточнять суть сделки, а вы, Оливер, будете меня поправлять. В феврале или марте мы издаем через Берн книгу о коллаборационизме семьи Уизли в годы войны с Темным Лордом. Так? — бросил он искренний взгляд на заместителя.
— Верно… — Булстроуд осторожно взял со стола тяжелое пресс-папье и зачем-то стал его рассматривать. — Поверьте, фактов больше чем достаточно. Глава семейства Артур Уизли продолжал трудиться в министерстве весь период пребывания у власти Темного Лорда. Его сын, Перси, делал это же самое. Дочурка, нынешняя миссис Поттер, спокойно училась в Хогвартсе. По непонятной причине директор Снейп отмазал её за попытку украсть меч Гриффиндора… Да и в заложники ее почему-то не взяли, пока Поттер с Грейнджер бегали по лесам… Думаю, такая книга прольет свет на многие моменты прошлой войны.
— Уизли меня волнуют крайне мало, — отмахнулся Роджер. — Я лично даже не против, чтобы эта обнаглевшая после войны семейка испытала кое-какие проблемы. Меня волнуют слишком льготные условия австрийцев…
— Австрийцев, Оливер, австрийцев, — блеснул очками Бэддок. — Пора назвать вещи своими именами. Не подумайте, я ничего не имею против контактов с Австрией, если они приносят хороший доход. Но в данном случае необычно льготные условия при создании „Зимнего волшебства“ и огромная сумма гонорара за книжку про Уизли наводят на размышления…
— Не спорю, мы должны будем добавить кое-что от себя, — сказал после небольшой паузы Булстроуд. — Но Аммос, как я понимаю, просветил вас относительно характера сделки?
— Только в общих чертах. Хотя, как я понял, он был чрезвычайно взволнован. Да, признаюсь, мне тоже не по себе, когда я вижу столь щедрый подарок ваших австрийских друзей, — откинулся владелец в кресле. — Мы передаем им ценный пакет? Курите, не стесняйтесь, — сложил он руки на животе.
— Скорее, проводим соответствующую сделку. Отвечает за нее наш американский друг Фил Стрэйфик. В случае опасности, мы всегда умоем руки, — охотно уточнил Оливер, зажигая движением пальцев сигарету.
— Тот, что женится на шлюшке Гарри Поттера? -вскинул седые брови Роджер.
— На бывшей шлюшке, — брезгливо поморщился Булстроуд. — Впрочем, какая разница? Мы просто предоставляем канал, только и всего.
— Канал прежний? — спросил Бэддок.
— У нас есть другой вариант? — спросил Булстроуд.
Оливер внимательно посмотрел на темно-коричневую дверь. Ему вспомнился давний вечер в Вашингтоне, когда они с дядей гуляли по самому центру города. Отец после первой войны отбывал срок в Азкабане, но тогда для Оливера это было предметом гордости. Темно-серые здания, выполненные в нарочито античном стиле, нависали над оживленной улицей. Мимо в небольшом сквере, виднелись статуи, выполненные из черного парадного мрамора. А рядом, как ни в чем не бывало, мчались подростки на досках, весело смеясь вашингтонскому вечеру. В воздухе пахло скорым началом мая — удивительным цветением, отказом от плохого и обновлением ветоши…
„Властелины мира больше не ведут армии и не убивают королей: они сидят в этих зданиях“, — показал ему дядя на банковские центры. Маленький Оливер вздрогнул: неужели все эти подростки на досках и прохожие принадлежали тем, кто тихо сидел в этих зданиях?
— Нам надо держаться друг за друга, — кивнул он Роджеру. Тот, подумав, протянул Оливеру руку, бросив на него самый открытый взгляд.
***
20 августа 2007 г.
Центральный вокзал Амстердама расположен возле самого залива. Переход через платформы ведет прямо к берегу моря, где была маленькая корабельная станция. Здесь пахнет старинным портом, словно сюда все еще заходят на разгрузку парусные фрегаты. Небольшие баркасы не спеша курсируют между берегами, перевозя людей из рабочих окраин в центр и наоборот.
Рабочий день мастера Абрахама ван Мельхольтена начался как обычно: с переезда на центральную сторону. Дальше можно было подъехать на автомобиле до угла Кайзерграхт, но он предпочитал получасовую прогулку пешком вдоль моря. Семьи к своим сорока трем мастер Абрахам не создал, и, соответственно, мог распоряжаться временем по своему усмотрению. Сегодня он не изменил привычкам. Морской бриз дарил приятное ощущение свежести, и он, глядя на беззаботно мчавшиеся велосипеды, он вспоминал, как они мальчишками устраивали друг другу засады на набережных каналов Дельфта.
— Вы уверены, что дно чистое? — спросил на ходу начальник. По старой военной привычке он щелкнул кнопку черного электрического чайника.
— Да! — охотно подтвердил Литинген. — Мы три дня чистили его специальным аппаратом. На всякий случай подъемный кран еще стоит. Если вы, мастер, разрешите…
— Раз вы ручаетесь, я, конечно, не могу быть против, — развел руками Мельхотен. — Кофе хотите? — спросил он, глядя на выключившийся чайник.
— Сначала запущу аппарат! — Помощник помчался из комнаты.
Мельхольтен посмотрел ему вслед, с интересом думая о том, что могло заставить молодого человека так рано полысеть. Литингер был отличным помощником в работе, но во всем остальном оставался невероятно закрытым человеком. Абрахам иногда задумывался, было ли у него хоть какое-нибудь хобби или увлечение. За окном раздалось урчание землеройки, вслед за которым вскоре послышалось чавканье выбрасываемого на берег морского ила. Мельхольтен, взял чашку кофе и, разбудив компьютер, углубился в дискету.
Смотреть пришлось недолго. Литингер вернулся буквально через пятнадцать минут и, размахивая руками, стал кричать что-то про землеройку. Начальнику вначале показалось, будто он сам не до конца понимает, о чем идет речь. Только из обрывков фраз он понял, что землеройка остановилась, найдя странный предмет.
— Из-за такой ерунды встала землеройка? — изумился начальник, поднявшись из кресла.
— Она очень чувствительная. Южнокорейская, — уточнил помощник. — Автоматическая блокировка.
— И как же решается вопрос? — пробасил Мельхольтен, поднимаясь из-за стола. Компьютер еще журчал, но темнеющий экран напоминал, что скоро он погрузится в сон.
— Мы запустили подъёмный кран. Сейчас он достанет со дна проблему.
— Идёмте посмотрим, что там.
Не говоря ни слова, директор пошел к выходу. Небо становилось все более пасмурным, и налетевший ветер затрепал барашки по устью Амстеля. Вода — смесь речной и морской — также казалась сегодня мутной и грязной. Пройдя немного вперед, начальник заметил, что возле крана уже собралось около десятка сотрудников. Подержавший помощник остановился прямо да ним. Огромный кран стал поднимать из воды кусок темно-серой ткани, с которой хлестала вода. Молоденькая секретарша Ева взвизгнула и закрыла лицо.
— Что это? — спросил удивленный Мельхольтен на объемную массу.
— Тело… — прищурился подошедший со стороны крана пухлый прораб Алли ван Вейдок. — Мужчина лет тридцати…
— Утопленник? — поднял брови начальник.
— Не знаю… Камня на шее вроде нет… — Литингер критично осмотрел пожимавшийся все выше размокший труп. Сейчас были хорошо видны непокрытая голова и безжизненно свисавшие руки
— Надо будет вызвать полицию… — заметил ван Вейдок.
— Так вызовите! — рыкнул шеф.
Громадный крюк протащил тело над водой, а затем поволок его в сторону береговых сооружений. Легкий туман, разбавленный тусклыми утренними, оставил видимым только силуэт подъемного крана.
Потушив сигарету, Гарри посмотрел на маленькую урну в углу цветочной аллеи. Небо снова было хмурым: вчерашний ливень закончился, но мелкий дождик мог начать накрапывать в любую минуту. Иногда сквозь рваные просветы послеполуденные лучи освещали видневшиеся вдали контуры собора. Шедший рядом с ним пожилой человек лет шестидесяти пяти остановился и прищурился. Его массивная фигура, упакованная в серую мантию, не выглядела грузной: скорее, она казалось подтянутой, несмотря на округлый живот.
— Почему Луна пропала? — спокойно сказал Поттер. — Это означает только то, что она не отправилась за мужем. — Видимо, было нечто из ряда вон выходящее, а помнят только яркое…
Он ненароком взглянул на громадные жасминовые кусты. Его собеседник молчал, сосредоточенно наблюдая за цветами. Волосы на его голове сохранились только по бокам. Бесцветные глаза, напротив, светились живым интересом.
— Вижу, ты настроен не слишком оптимистично, — задумчиво произнес он.
— Поводов для оптимизма не много, — ответил Гарри. Непонятно почему, но наедине со старым учителем он в самом деле чувствовал себя легко.
Сегодня вечером он приехал погостить к Ричарду Свенсону — своему старому преподавателю в Академии Аврората. В последние годы тот, по слухам, был вынужден уйти в отставку и жил в собственном доме на окраине Ист-Энда с женой Хелен. Оставаясь холостым до пятидесяти пяти лет, он вдруг женился на своей двадцатилетней ученице. Детей у Свенсоов не было, но молодая жена превратила быт старого холостяка в удобную домашнюю жизнь. Гарри очень волновался, как встретит его пожилой учитель, и был искренне рад, когда белокурая Хеллен, открыв дверь, встретила его, как старого знакомого. «Ричард уже с самого ланча ждет вас», — звонко сказала она, пригласив Поттера в дом. Сейчас, гуляя по саду, он в самом деле чувствовал, что бывший преподаватель криминальной психологии волшебников рад ему, как на старых занятиях. Он не стал посвящать Свенсона во все дела запутанной истории, а просто решил спросить у него совета по делу Луны: отличное прикрытие для важного разговора.
— Ты все в отделе Уитворта? — спросил Свенсон.
— Именно там, — мягко улыбнулся Гарри, словно он по-прежнему был юношей на его уроках, стоявшим планы на будущее.
— Знаю, ты заслуживаешь большего, — неожиданно развернулся Свенсон и осторожно положил руку на плечо Гарри. — Но, наверное, ты в курсе: вот уже три года, как я отошел от дел. Из своего убежища, которому я обязан друзьям, я не мог больше влиять на дела Аврората.
— Но я нашел себе новых друзей, так что справедливость скоро восторжествует. — Я недавно получил новое назначение, и скоро верну себе прежние позиции, — спокойно посмотрел он на Поттера. — Так что советую тебе спокойно переждать трудные времена, — снова похлопал он по плечу старого ученика, и показал путь к дому.
— Здесь очень красиво… — Гарри посмотрел на аллею, увитую плющом и цветущим шиповником. — Когда я был первокурсникам, вы были уже легендой. Знаете, как вас тогда уже называли?
Свенсон обернулся, словно желая услышать что-то интересное.
Дом Свенсонов оказался большим зданием из темного-серого базальта. У входа стояли большие кадки с цветами. На крыльце была расстелена синяя дорожка. На стенах холла висели движущиеся картины и небольшие панно, созданные из причудливо переплетённых геометрических фигур. Свенсон, легко улыбнувшись, посмотрел на Гарри, а затем показал в полукруглый арочный коридор:
— Проходи… — он говорил еще бодро, но Гарри казалось, что в его голосе стало звучать что-то старческое.
— Спасибо… — пробормотал он. В ажурных бронзовых подсвечниках горели снизки в три или пять свечей. Гарри с интересом стал рассматривать один из таких подсвечников в виде переплетенных ветвей винограда.
— Жена постаралась, — чуть снисходительно опустил веки Свенсон. Гарри показалось, будто он говорил о любимом ребенке.
— Ваша супруга будет с нами? — спросил Гарри.
— Да, Хеллен сейчас подойдет, — ответил хозяин. При этих словах Гарри почувствовал легкий укол: трудно было представить, что этот плотный пожилой мужчина в начинённых до блеска черных штиблетах был некогда грозой темных волшебников.
Маленькая столовая была подготовлена к приему гостя. В центре стоял чайник и свело-синий голландский сервиз. Рядом — три вазочки с миндалем, сыром и шоколадными конфетами, подле которых лежал посыпанный пудрой яблочный пирог. Свенсон улыбнулся и широким жестом пригласил гостя за стол.
— Помню, как к вам бежали ученики после каждой лекции, — Гарри удобно устроился на мягком стуле. — Ко всем вы были внимательны, терпеливо обсуждали любые вопросы.
Хозяин кивнул, словно обрадовавшись чему-то хорошему, и затянулся сигариллой.
— Ты исключение, — неожиданно серьезно сказал Свенсон. — Ты единственный, кто меня никогда ни о чём не просил. Теоретически, по законам криминальной психологии, я не должен тебе доверять… — рассмеялся он. — Кстати, как жена?
— Мы прожили вместе целых семь лет, — вздохнул Гарри.
— Помню, как ты летал от счастья после свадьбы, — выпустил струйку дыма бывший учитель Гарри. — Ладно, не будем, — добродушно нахмурился и покачал головой, поймав взгляд ученика. — Знаешь, это проблема всех ранних браков… Люди еще не умеют ценить отношения и воспринимают все происходящее, скорее, как забавную игру. Не подошел этот — не беда, найду другого. Брак хорош после тридцати пяти, — снова выпустил он струйку дыма. — Когда оба учились научились ценить отношения и дорожить тем, что есть…
Гарри посмотрел на его пухлый палец, чуть сморщившийся от ревматизма. Сейчас ему казалось, будто от слов пожилого учителя исходила странная успокаивавшая сила. Все Ромильды и Джинни сейчас показались ему далекими и чужими, словно тающий в другом времени мираж.
— Меня сейчас волнует иное… — выдавил из себя Гарри.
Свенсон бросил на него быстрый взгляд, а затем потушил окурок.
— Понимаю, — кивнул он. — Тебе просто надо принять, наконец, решение: все ли закончено или…
Он не договорил: дверь открылась и в комнату бодро вошла хозяйка. Хелен Свенсон, невысокая кудрявая блондинка, надела в честь приема гостя короткое синее платье и красные туфли на каблуках. Гарри смотрел на нее с нескрываемым интересом: миссис Свенсон всегда была для него загадкой. Она улыбалась той бодрой улыбкой отличницы, которая всегда готова помочь любимому преподавателю, но понимает гораздо больше, чем хочет показать. Голубые глаза сияли серым отливом, в котором застыли радость и внимание. Махнув рукой гостю, она улыбнулась и села напротив мужа.
— Хел, присоединяйся, — махнул рукой муж. — Мы с Гарри все спорим о Слизерине, — добродушно проурчал Свенсон.
Гарри присмотрелся. Хеллен, осторожно подобрав платье, села за стол. Неожиданно ему вдруг стало интересно, какой колледж закончила она. Едва ли Свенсон мог бы жениться на слизеринке, хотя сейчас Гарри, по правде говоря, не удивился бы ничему.
— А что закончили вы сами? — приветливо улыбнулся он хозяйке.
— Гриффиндор, как и вы, — ласково кивнула Хеллен. — Вы были нашим кумиром, мистер Поттер! — воскликнула она.
Гарри шутливо развел руки в стороны, словно показывая, что сдается.
— И было за что, дорогая! — подмигнул ей муж. — Между прочим, стала старостой. Самая ответственная студентка своего потока!
— В таком случае, охотно передаю привет от директора МакГонагалл, — сказал Гарри. — Я был у нее только вчера.
— В самом деле? — густые ресницы Хеллен поползли вверх. Муж с улыбкой посмотрел на нее.
— Да, я вчера был в Хогвартсе, — спокойно ответил Гарри. — Мы говорили с профессором о Луне.
— Все-таки замечательно, что директором стала Минерва, а не прощелыга Слагхорн, — пробасил Свенсон. — Честь и хвала Кингсли Брустверу! Разбирался покойник в людях.
— Ричард, — недовольно поджала губы супруга. — Ну зачем ты так о зельеваре, тем более покойном? Ну, да, слаб характером, любил знаменитостей…
— И был отъявленным расистом! — стукнул кулаком по столу ее муж. От его удара фужеры разразились жалобным перезвоном. — Я не спорю, внешне он казался милым человеком, но по-хорошему ему бы сидеть в Азкабане вкупе со всеми Пожирателями.
— Хотя всегда подчеркивал, что лишен предрассудков? — удивился Гарри. Хеллен, насупившись, посмотрела в бокал: всем видом она показывала, что не одобряет грубости мужа.
— Ничто не ново под Луной, — пожал плечами Свенсон. — Только дурак говорит о своем уме. Только трус громогласно заявляет о своей храбрости. Только подлец болезненно призывает всех быть честными. Ну, а Слагхорн… Он в общем-то никогда не скрывал своих расистских взглядов. Всегда так, невзначай, напоминал: «Ведь странно, что у магглокровок есть талант, не правда ли?» Времена изменились, вот и вынужден был маскироваться старикашка.
— Удивлялся, но признавал, — вздохнула Хеллен, поправив лежавшую на коленях белоснежную салфетку.
— А заодно — подчеркивал ученикам, что малокровии в принципе не могут иметь таланта, — гримаса исказила губы Свенсона. — Что ты хочешь от духовного отца Волдеморта? — бросил он взгляд на вазочку с миндалем. — Со времен Тома Риддла его клуб штамповал Пожирателей из поколения в поколение. С чего бы это? — выразительно посмотрел он на жену.
— Но он любил мою мать, — приподнял главу Гарри.
— Или придумал это, чтобы втереться к тебе в доверие, — невозмутимо ответил хозяин. — Ты ведь не видел этого, чтобы утверждать достоверно, правда?
Гарри поник. Перед глазами встала сцена, которую он видел в омуте памяти: молодой профессор Слагхорн сидел в кресле, а юный Волдеморт расхаживал, заломив руки за спину, по его кабинету. «За годы учебы Том Риддл сблизился только с одним учителем… Догадываешься с кем?» — невозмутимо спросил Дамблдор. Гарри вздрогнул. Прошлое плыло, распадаясь на тысячи версий и не стыковок. Что вообще было правдой, а что ложью? Он не видел общения Слагхорна с его матерью, зато видел, как Риддл, разговаривая с ним, поправил перстень… Кстати, о Волдеморте…
— МакГонагалл сказала, будто вы предложили ей вернуть школьную форму тридцать седьмого года, — с интересом посмотрел он на старого учителя.
— Так и сказала? — весело прищурился Свенсон.
— Ну, да, — ответил Гарри, осмотрев хозяев. «Мерлин, какой же я идиот, если мог их в чем-то подозревать», — с раздражением подумал он.
— Это преувеличение, — Свенсон не спеша выпустил струйку дыма. — Мы в самом деле поболтали с ней, вспоминая старые времена, — наморщил он лоб, словно стараясь вспомнить о чем-то. — Минерва рассказывала о старых добрых временах… Мы посмеялись и даже посмотрели старые колдографии покойного профессора Слагхорна.
— Конечно, — ответил Гарри. Он до сих пор не мог толком ответить самому себе, как относиться к трусоватому старику в фетровой шляпе и дорогой мантии, который в финальном бою оказался невероятно храбрым.
— Его застала даже я, — бодро продекламировала Хеллен.
— Так вот, мы посмотрели колдографии и повспоминали прошлое. И тут же решили, а почему бы не вернуть старую форму?
— Неужели только из-за красивых колдографий? — удивился Гарри.
— Да нет, куда больше… — Свенсон, казалось, размышлял вслух, наслаждаясь табачным дымом. — Нам нужно как-то символически доказать, что век Волдеморта миновал. Мы перешагнули через темные времена и возвращаемся к естественному развитию!
— Что мы хотим мира без Волдеморта? — Поттер снял очки и помассировал переносицу. Глядя на блестящий чайник, он ловил себя на мысли, что ему и в голову не пришла бы столь оригинальная мысль.
— Да, пожалуй, — неожиданно спокойно ответил Свенсон.
— Но ведь можно было бы придумать что-то совсем новое? — вскинула брови Хеллен.
— А зачем, дорогая? — вполне искренне спросил ее муж. — Эта форма была у нас в дни, когда победили Гриндевальда. Эта форма времен, когда Темного Лорда не было и в помине. МакГонагалл к тому же говорила, что нам нужен какой-то символ, традиция… Что-то, объединяющее нас всех после стольких лет войны. Да и форма красивая! — неожиданно весело закончил он, подмигнув Гарри.
— Пожалуй… — вдруг согласился Гарри. На какой-то миг он попытался представить себя в жилете и темно-сером пиджаке, где на нагрудном кармане вышита эмблема колледжа. Нет, не получалось… Почему-то не получалось и представить Гермиону или Джинни в аккуратном школьном фартуке и черных туфлях-лодочках на каблуках. «Любопытно будет взглянуть на Джеймса с Алом», — подумал он, представив, как оба его ребенка спешат в такой форме на Хогвартс-экспресс.
— Идем-ка в мой кабинет! — Свенсон внимательно посмотрел на бывшего ученика. — Покажу тебе кое-что. Хел, мы скоро, — кивнул он жене и, подняв с кресла грузное тело, направился к двери.
***
Кабинет Ричарда Свенсона оказался полной противоположностью столовой. Длинная неширокая комната завершалась окном-эркером с белым подоконником. Подступ к окну был закрыт громадным коричневым столом. В центре стола высился подсвечник с тремя свечами и письменный прибор с простым гусиным пером. Левая боковая стена была закрыта книжным шкафом.
— Присаживайся, — улыбнулся краем губ Свенсон. От духоты у него на голове выступили легкие капельки пота.
— Здесь тоже можно курить? — в глазах Гарри мелькнул легкий блеск. Сейчас он как завороженный смотрел на громадную стенку, набитую книгами и манускриптами. Библиотека, видимо, была куплена недавно, коль скоро в комнате стоял устойчивый запах древесины.
— Таково свойство курения, — пробасил Ричард. — Чем больше куришь, тем больше хочешь, дорогой мой. — С этими словами он присел на диван, стоявший рядом с маленьким светло-коричневым шкафом. Гарри с интересом осмотрел его. Трудно было сказать, зачем хозяину понадобился отдельный маленький шкаф, если в громадной библиотеке была почти свободной вся третья секция.
— А ведь, правда, — Гарри, прищурившись, сел в кресло напротив. — Ни один курильщик не начинает с того, что хочет курить. Сначала наслаждаешься одной сигаретой в пятницу вечером и думаешь: «Буду курить по сигаретке раз в неделю по пятницам. Да разве я курильщик?» Потом добавляешь одну в воскресенье вечером. Потом в среду. Я ведь не курильщик, правда? Потом незаметно уже каждый вечер… — посмотрел он на бело-зеленый ковер.
— А потом каждое утро… — кивнул с пониманием Свенсон. — А там уже и днем… — выпустил он струйку дыма.
— Особенно на работе. Нервы, трудности… — подался чуть вперед Поттер. — А так: покурил и вроде нашел решение.
— Можно было бы выразить тебе сочувствие в связи с этой гнусной историей, — спокойно сказал хозяин. — Но сочувствие — не то слово.
Гарри с интересом посмотрел на лицо бывшего учителя. Сейчас у него в глазах застыло твердое выражение, словно он заранее знал, чем это может завершится. Почувствовав уверенность, Гарри также достал сигарету.
— Мы на войне. А война диктует свои законы, — подтвердил бывший профессор криминальной психологии. — На тебе испытали новое оружие и должен сказать, что ты держишься молодцом. Оно называется ОРИД.
— ОРИД? — изумленно переспросил Поттер. От волнения он забыл распаковать кусочек сыра, который продолжал лежать на столе.
— Совершенно верно. Оружие информационного доминирования, — кивнул Свенсон, словно говорил о чем-то само собой разумеющимся. Это мерзкое маггловское изобретение в последнее время стало популярным и у нас.
— И… Как же оно работает? — спросил Гарри с изрядной долей скептицизма.
На губах Свенсона мелькнуло подобие улыбки. Затем, пошевелив пальцами, он наколдовал белую чашку и поднял ее в воздух. Гарри проводил взглядом летящий предмет. Мгновение спустя чашка упала и разлетелась на кучу неровных Черепков.
— Что я сделал? — спросил спокойно хозяин, поправив мантию. Прищурившись, он с надеждой посмотрел на Гарри, словно тот все еще был подающим надежды учеником.
— Разбили чашку… — пожал плечами Поттер.
— Верно, но не совсем, — подтвердил бывший профессор. — Я могу вызвать авроров и сказать им, что Поттер в нетрезвом состоянии состоянии хулиганил в моем доме. Далее я рассказываю журналистам, что пьяный Гарри Поттер начал буянить в моем доме и для демонстрации своей силы разбил чашку…
— Но ведь это неправда! — не сдержался Гарри.
— Утром репортаж об этом скверном происшествии выйдет в газетах, — невозмутимо продолжал хозяин. — Моя Хеллен даст душещипательное интервью, что эта чашечка была для нас особенно дорога, как подарок покойных родителей. Вас выпускают из камеры, и толпа журналистов делает роскошный репортаж о выходе на свободу Гарри Поттера — мерзавца и дебошира.
— Я могу сопротивляться… — голова слегка закружилась, и Гарри, пытаясь сосредоточиться, закурил новую сигарету.
— Разумеется… — смерил его внимательным взглядом бывший учитель. — Только с этой минуты, мой дорогой, вы находитесь в цугцванге. Вы помните, что такое цугцванг?
— Не помню… — вздохнул Поттер. — Что-то из шахмат, — наморщил он лоб, вспоминая слова Рона.
— Да. Ситуация, когда невыгодно делать следующий ход, — подтвердил Свенсон. — Вы будете опровергать — журналисты поднимут крик «а что это Поттер так рьяно все отрицает, если он невиновен?» Вы не замечаете — журналисты поднимают крик, что набедокуривший Поттер струсил и исчез. Вы пытаетесь заставить их замолчать — набирает силу кампания, что мерзавец Поттер пытается использовать административный ресурс. Тут, кстати, возникает вопрос: «А не взяточник ли сам Поттер?» — прикрыл Свенсон черепашьи веки.
— И все это из-за одной чашки? — Гарри задумчиво выпустил вверх струю табака.
— Именно, — подтвердил Свенсон. — И заметьте, — хозяин встал и начал расхаживать по комнате, скрепя половицами, — мне это не стоило больших затрат: пара хороших контактов в мире журналистики. А дальше страсть журналистов к сенсациям и конкуренция издательств сделали свое дело, — показал он чашку.
— Откуда же дует ветер? — посмотрел Поттер на разбившуюся чашку.
— Мы совершили роковую ошибку, за которую ты, да и не только ты, — пухлая рука Свенсона соединила осколки, — сейчас расплачиваешься сполна.
— Вы имеете ввиду Слизерин? — Поттер постарался выдавить из себя улыбку, переложив взмахом ладони кусочки сыра. — Помните, Вы сказали мне это, когда мы шли по коридору, а вы достали часы на цепочке? — засмеялся он, затянувшись табачным дымом.
— Мы, волшебники, не хотим учить маггловскую историю, а зря, — покачал головой Свенсон. — Глупая спесь лишает нас множества полезных примеров. Германию после Великой войны не разоружили, а оставили озлобленной и недобитой. Через четырнадцать лет они вооружались снова, а через двадцать — развязали следующую войну.
— Им помог Гриндевальд, — добавил Поттер. Летний вечер за окном быстро разгонял тучи, высвечивая синие просветы неба.
— Сомневаюсь, что без Гриндевальда боши сидели бы тихо, — покачал головой Свенсон. — Он, конечно, дал им силу, но мечта о реванше жила и в них самих. Мы ведь тоже были хороши: все норовили умиротворить бошей. Думали договориться с ними за счёт Восточной Европы. Все никак не выучил аксиому: врага нельзя умилостивить! Любое уступку он рассматривает как слабость и будет готовиться давить сильнее…
— Думаете, и Слизерин? — вскинул брови Гарри. Только сейчас он заметил, что на большом кресле лежали две белые подушки с коричневой вышивкой.
— У тебя есть сомнения? — скептично окинул его взглядом бывший педагог. — Ты и сам прекрасно знаешь, что только немногие бывшие Пожиратели бежали в Австрию. Большинство сочувствующих остались на свободе и сделали вид, что смирились с новыми порядками. Они слабы, разобщены, но ждут своего часа и воспитали своих детей в ненависти к магглорожденным. В Хогвартсе для слизеринцев обозвать ребенка «грязнокровкой» все еще норма жизни, — возмущенно встал он с кресла. — При МакГонагалл стало ее хуже, чем при Дамблдоре. А мы все ждем, миндальничаем… Чего ждем? Когда там вырастет новый Волдеморт? — желчно усмехнулся он.
— Неужели такое возможно… — начал было Гарри, потушив окурок, но хозяин пресек его движением руки.
— Почему бы и нет? Согласись, Том Риддл не родился Темным Лордом. Он им стал, да и то неизвестно, было ли это в Хогвартсе… Пойми, мы упустили редкую возможность уничтожить зло на корню! Процесс над Пожирателями Смерти должен был стать процессом над Слизерином.
Они помолчали. В воздухе повисла странная напряженность, чем-то напоминавшая клубы густого табачного дыма.
— Я всё же не понимаю: почему столько Пожирателей открутились от процесса? — грустно вздохнул Гарри. — Почему нельзя было посадить всех этих чистокровных мерзавцев за решетку? — дрогнул его голос от ярости.
Свенсон прищурился и, взяв со стола щипцы, откусил кончик сигариллы.
— Дорогой мой, а кому был нужен такой процесс? — устало спросил он. — Нормальный процесс над Пожирателями стал бы процессом над Слагхорном и Слизерином. Посуди сам, сколько в министерстве слизеринцев. Кто бы допустил из них процесса над собой или своими родственниками?
Поттер и вздрогнул. Перед ним на полке стоял книжный том, изображавший набегавшие на скалистый берег густые морские волны. Пенясь они прибрежные скалы, они разлетались на множество брызг, словно осыпая пеной морской берег. Ниже стояла надпись: «Джоан Крокот. Этюды об Элладе». Крокот… Крокот… Определенно это имя было ему знакомо…
— Вы увлекаетесь Античностью? — вырвалось у Гарри.
— Я? — на лице Свенсона мелькнула странная тень. — А, нет… Жена, не я. Впрочем, она взяла меня на несколько конференций. Должен сказать, это очень увлекательно. В истории, как ни странно, содержатся ответы на все вопросы.
— А кто такая Крокотт?
— Все знают, что это творческий псевдоним Александрины Бэрк, — махнул рукой Свенсон. — Великий ученый, но бывшая Пожирательница… Будь она вменяемой — мы бы с тобой гордились тем, что ее современники.
— Вы читаете Пожирательницу? — изумился Поттер. Перед глазами стояла сцена, как эта гнусная Александрина оскорбляла его мать. Чтобы она не написала, Гарри не мог побороть в себе омерзение от ее рыжеватых волос.
— Я бы охотно упек ее в Азкабан, — хмыкнул хозяин. — Но наука и искусство, Гарри, не ведают идеологии и политики. Вспомни: великий волшебник Линней был отъявленным расистом, а великий Достоевский — фанатичным слугой жестокого русского императора Александра. И это не мешает нам признавать и изучать их.
— Можно мне взять почитать? — просил Поттер. Ему вдруг показалось, будто он вырулил на скользкую трассу, где надо управлять метлой предельно осторожно.
Гарри не ответил. Имя Крокотт он видел где-то мельком, словно сам не желая о нем говорить. Кажется оно было в каком-то тексте. Перед глазами сами собой плыли буквы. Да, конечно… Грудь вздрогнула, словно ее затрясло он сердцебиения.
Неужели Драко Малфой, белобрысый хорек, назвал ему такое важное имя?
***
21 августа 2007 г.
Да, запрос через маггловскую систему дал однозначный результат: 13 июня Луна Скамандер не числилась среди пассажиров рейсов ни на Киншассу, ни на Яунде. Ответ пограничников был столь же категоричен: подданная Луна Скамандер не покидала Соединенное Королевство после февраля нынешнего года. Оставалось предполагать, что Луна находилась в Англии. Непонятно только, почему она не выходила на связь. Из-за полученных сведений Гарри казался необычайно взволнованным: во рту пересохло, словно он не пил несколько дней. Зато Уитворт на утренней планерке выглядел довольным: расследование, похоже, стало приносить реальные плоды.
— Выходит, трое с погибшей колдографии нам известны, — поправил он очки.
— Шафик, Бэрк и фон Энкерн. По четвёртому пока результатов нет, — доложил Гарри.
— Вы его помните? -спросил в упор Уитворт.
— Жгучий брюнет с немного сальными волосами. — Не англичанин точно. Австриец или итальянец скорее.
Гарри пока не рассказывал коллегам по работе об обществе «Артур Эванс», помня, что из их отдела не раз происходили утечки. Зато он подробно рассказал о визите к МакГонагалл и своей беседе с миссис Спрот, не забыв упомянуть, как и при каких обстоятельствах он обнаружил портрет фон Энкерна.
— К сожалению, даже это нам не дает возможности обвинить в чем-то Шафика, — вздохнул Уитворт. — Нет статьи, запрещающей пить вино с Бэрк и фон Энкерном. Да и колдографии уже след простыл… Вы, Кларенс, о чем задумались? — бросил он взгляд на кудрявого парня.
— Никак не могу понять: что связывает друг с другом наших Пожирателей и австрийцев? — задумчиво сказал он. — Вот наш знакомый Бернгард фон Энкерн, барон и предприниматель… Не один ему черт, какие маги у власти в Британии?
— Видать, не один, — задумчиво протянул Гарри, только сейчас сообразив, что Донан, похоже, попал в яблочко.
— Мысль интересная, — поднял брови Уитворт. — Отработать ее будет не просто… Хотя…- прищурился он, посмотрев в упор на Кларенса.
— Может, правда, махнуть на пару дней в Лихтенштейн? — нахмурился Кларенс. — Мало ли чего интересного там прояснится. Если, конечно, защититься обороткой…
— Рискованное дело, — покачал головой начальник. — Места там явно паршивые, между нами говоря. Пришлепнут за здорово живёшь, а проку… — развел он руками. — Сами понимаете, никакого.
Гарри молчал. Треп Кларенса начинал его снова раздражать. Ему казалось, что сейчас нет ничего важнее, чем начинать реальный розыск Скамандеров. Другое дело, где следовало искать пропавшую. Он сам был готов вылететь первым рейсом в Африку. Только почему-то был уверен, что ничего там не найдет. «Их похитители и прячут», — подумал он с яростью, хотя зачем, не мог понять сам.
— Так что там по Луне…
Начальник не договорил. Мгновение спустя в кабинет влетела почтовая сова и, описав круг, села на стол. К лапке было привязано два конверта. Уитворт быстро отвязал их. Первым был темно-серый официальный конверт, в котором лежала короткая записка. Шеф близокруко осмотрел письмо, а затем вздохнул:
— Придется вам, Поттер, снова ехать в Азкабан. Покончил с собой тот парень, что давал кофе Забини. Мерлин, — пробормотал он, закрыв конверт.
— Как это произошло? — встрепенулся Гарри.
— Подробности неизвестны. Узнаете сами, — горько вздохнул он.- А Вы, Кларенс, покопайтесь в биографии Шафика. Вдруг да чего найдете… О, это Поттеру от поклонницы, — протянул он конверт.
Преодолевая волнение, Гарри вскрыл конверт. Из него по традиции вылетел дорогой пергамент. На нем красовалась знакомая надпись:
Найти меня, быть может, мудрено, Но ты и сам придешь ко мне однажды. АВ
Дата: Воскресенье, 03.04.2016, 16:19 | Сообщение # 19
Второкурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 30.03.2012
Сообщений:120
Глава 15. Полет в посмертие
Магикал Виннер Цайтунг, 22 августа 2007 г.
Вчера вечером в парке Бельведер вместо обычного гулянья были зажжены траурные свечи. Море колыхающихся траурных свечей. Вена в скорбном молчании склонила головы в память о Девоне Забини: несчастном молодом человеке, который три года жизни провел в Азкабане. Из-за темной истории с нападением на полусумасшедшую магглокровку Девон Забини был в 18 лет заключен в Азкабан. По достижению 20 лет был приговорен британским судом к 10 годам заключения, из которых прожил три года. Ему было только 23…
В чем же заключалась вина Девона Забини? В том, что происходил из знатной семьи? В том, что не любил магглорожденных, не уважающих наш мир, но пожирающих его плоды? В том, что он читал и думал? Да, все это непростительные преступления с точки зрения нынешнего британского режима. Но мы — мы склоняем головы в память о Девоне Забини. И, зажигая свечи, требуем от британского режима грязнокровок свободы инакомыслящим.
Слово о Горации Слагхорне («Ежедневный Пророк», 22 августа 2007 г.)
Иногда я думаю, что очень многое потерял, будучи сквибом. Нет, я не жалею о возможностях, которые дает магия. Но все же я хотел бы учиться в Хогвартсе, чтобы лично познакомиться с живыми легендами нашего времени. Я уже не застану Альбуса Дамблдора, Северуса Снейпа — мне пришлось в свое время довольствоваться разговорами с их портретами. Однако с профессором Горацием Слагхорном я встретиться смог.
На этого человека, старого и одинокого, в последнее время льется грязь. Фактически снимая ответственность с чистокровных семей, многие обвиняют его в том, что в своем знаменитом клубе он сеял идеи чистокровного расизма, что воспитал поколения Пожирателей Смерти. О том же, что он привел в решающий момент последнего сражения подкрепление, обычно забывают.
В момент нашей встречи Гораций Слагхорн выглядел измученным и удрученным.
— Меня ужасает та грязь, которой сейчас поливают Лили Эванс. И крайне огорчают, конечно, обвинения в мой адрес. Я слышал, мою симпатию к ней многие считают неискренней, но тут уж я ничего не могу поделать. Я любил эту девочку. Идеи превосходства чистокровных мне, старинному другу Альбуса Дамблдора, были противны. Но я не мог единым разом перевоспитать учеников, приходивших ко мне уже подростками, я не в состоянии был переломить влияние их семей.
Он показывал мне фотографии членов клуба. Я составлял списки фамилий, и оказалось, что чистокровных среди них была только половина, остальные — полукровки и магглорожденные.
— В чем вы сами видите свою вину?
Старик выглядел колеблющимся.
— В легкомыслии, пожалуй. Я не видел ничего особенного в том, чтобы употреблять жаргон своей среды. Я не видел беды в том, чтобы слизеринцы вели себя так, как их воспитали. Не видел беды, когда они интересовались темной магией, ходили в Запретную секцию, обращались ко мне с вопросами, на которые я, конечно, не должен был отвечать, — он опустил голову.
— А ваше участие в создании «Справочника чистой крови»?
Он вздохнул, грустно засмеялся и замахал руками.
— То же легкомыслие. Мой друг Гектор Трэверс предложил идею, другой мой друг, Кантанкерус Нотт, подхватил, ну и немного помог… Мы и представить себе не могли, к чему это приведет, поверьте! Насильственная смерть нашего знакомого или процесс над Гонтами казались нам событиями куда более важными.
Кто знает, не были ли они правы? С моей точки зрения, этот реестр был бы не более, чем игрушкой для любителей за неимением своих реальных заслуг почесать самолюбие наличием «славных предков», если бы не нашелся маньяк и фанатик, способный повести за собой. Впрочем, стоит ли Том Риддл звания фанатика? Он обладал не только гениальным умом, но и ничтожной душой. Фанатик готов не только убивать, но и умирать. Том Риддл, как известно, от смерти трусливо бегал.
Осуждать ли за трусость его старого учителя? Обычный человек, думаю, вправе быть малодушным. Нельзя сваливать на него ответственность за порочное, гнилое воспитание мерзкой средой мерзких людишек — сброда, составившего ряды Пожирателей Смерти. Хотя и не в среде дело. Они сами сделали свой выбор. Кто и куда бы человека не толкал — свой выбор он делает сам.
Александр Принц
— Довольно странно, не так ли? — доктор Слокомб отложил газету и посмотрел в упор на Гарри. Ярко серые глаза стали непривычно внимательными, словно увидели опасность.
— Статья правда интересная… — Гарри, привстав, начал расхаживать по тюремному кабинету. — Знаете, кто и что бы не говорил, а я с теплом вспоминаю Слагхорна! — неожиданно завершил он.
— Я не о том, — доктор махнул костлявой рукой. — Мне показалось странным, что они вообще поместили статью Принца в качестве передовицы. Кому и зачем это понадобилось?
— Думаете, за этим что-то кроется? — спросил Гарри и тотчас устало посмотрел на дверь. Насколько за последнее время он привык к тому, что не бывает «просто публикаций»: за каждой наверняка стоит какая-то интрига.
— Принц не самый любимый нашей властью журналист, — доктор стал легко барабанить пальцами по столу. — «Пророк» для него обычно был закрыт. А здесь статью оппозиционного журналиста не просто опубликовали, а бросили в качестве передовицы.
— Самое интересное, что статья ни к селу, ни к городу, — продолжал Слокомб. — Была бы какая-то годовщина или юбилей Слагхорна… А так — Принц, получается, возвышен до ключевых журналистов.
«Свенсон! — мелькнула мысль у Гарри. — Свенсон ненавидит Слагхорна. А здесь — хвалебная статья о Слагхорне. Зачем им публично хвалить Слагхорна?» Перед глазами снова поплыл образ зельевара, показывавшего ему свою коллекцию колдографий.
— Я еще понял, если бы Принц опроверг кого-то, — продолжал барабанить врач. -Но нет, -бросил он резкий взгляд на Поттера. Да курите, курите, — махнул он. — Дым магией уберу.
— Благодарю, — кивнул Гарри, затягиваясь табачным дымом. — Интересно, последует ли опровержение? — с некоторым азартом спросил он.
— Едва ли… — цокнул языком доктор. — Полемика — не стиль «Пророка». Это официальный материал. Плохо относиться к Слагхорну теперь не лучший вариант, — морщины на лбу Слокомба удивленно поползли вверх.
— Пожалуй… — пробормотал Гарри. На душе стало неуютно, словно он узнал нечто такое, чего не следовало бы знать.
Сегодня утром Поттер приехал в Азакабан для расследования о самоубийстве охранника Ральфа Баггоута. Быстро осмотрев каморку, где повесился парень на наколдованной веревке, он отправился поговорить с тюремным врачом. («Хотя недели еще не прошло», — хмуро подумал Гарри). Но доктор Слокомб вместо рассказах о последних днях паренька сразу протянул столичному гостю свежий номер газеты. Гарри пробежал его глазами и не сразу понял, что интересного в эссе о его старом учителе. Но постепенно из разговора с врачом он понимал, что эта статья далеко не так проста, как ему казалась прежде.
— Давайте, доктор, вернемся к Ральфу… — неуверенно махнул рукой Гарри. — Может, вы заметили что-то странное?
— Только одно: повдаленное и одновременное взволнованное состояние, — спокойно ответил врач. — Его словно что-то все время серьезно угнетало.
— Со дня смерти Забини? — Гарри попытался направить его размышления в нужное русло. Кабинет тюремного доктора оставался прежним: темный стол, белые самодвижущийся шкафы и устойчивый запах спирта, но эта привычная остановка почему-то внушала Гарри уверенность.
— Намного раньше, — покачал головой Слокомб. — Он всегда был угнетенным из-за семейных проблем. А теперь и вовсе стал…
Гарри почудилось, как на сердце появился неприятный холодок. Вся его версия, что Ральф страдает из-за убийства Забини, рассыпалась на глазах. Слова доктора доходили до него словно в тумане. Что если он глупо поверил первому впечатлению, и этот Ральф страдал по другим причинам?
— Скажите, доктор… — Гарри осторожно прерывал его размышления вслух. — А смерть могла, по вашему, быть неестественной?
— Инсценировать самоубийство трудно… — Слокомб, откинув голову, посмотрел перед собой. — Это вам не яд или зелье. По следу на шее любой врач определит, когда сдавили петлю: до или после смерти. Есть, конечно, Imperio…
— Но его нужное успеть применить и снять, от есть быть все время рядом. — спокойно подтвердил Поттер. — Да. Задачка… — Снова стал он расхаживать по комнате. От его шагов полки на левой стороне шкафа-стенки стали непроизвольно выдвигаться наружу и тотчас убегать назад.
— На всякий случай поговорите с его матерью, Дианой Бангоут… Она в Йорке живет. Адрес у меня где-то был, — добавил доктор, пристально посмотрев на ящик в шкафу.
«Слагхорн — автор справочника «Чистой крови»? — подумал Гарри, глядя, как доктор Слокомб подошел к шкафу. Они были похожи с братом, но если от младшего веяло мягкостью, то от старшего — суховатой жесткостью. Впрочем, какое это имело значение? В прошлом, как оказались, все было не так, как казалось ему в ту давнюю ночь, когда великан Хагрид рассказал ему о родителях и Хогвартсе. Точнее, просто солгал. Как, впрочем, сослали в чем-из и все остальные.
***
Дом Баггоутов, находящихся на тихой окраине Йорка, уже был приготовлен к похоронам. Зеркала в простых черных оправах были завешены простынями; у входа в зал стояли венки; в центр самого зала был выдвинут стол, нарытый белой скатертью и покрытый клеенкой. В двух вазах стояли букеты с четным количеством цветов. Шторы были закрыты, из-за чего в зале стоял сумрак. Посреди этого обычного пира смерти расхаживала невысокая темноволосая женщина в черном платье. Исподлобья взглянув на Поттера, она взмахом руки предложила ему сесть в плюшевое кресло.
— Из волшебной полиции? — неприятно скривила она губы. -Явились-не запылились, голубчики.
— Вы разве не волшебница? — спросил осторожно Гарри. Чувствуя, что женщина настроена враждебно, он постарался говорит мягко, но его слова почему-то прозвучали неубедительно.
— Я — маггла, — Гарри показалось, что женщина принесла эти слова с вызовом. — Маггла, имевшая несчастье влюбиться в одного из ваших… существ и родившая на свет ему подобных.
При этих словах женщина, дернув губами, подошла к черной тумбе с букетом хризантем. Гарри с удивлением посмотрел на нее: от женщины исходила не историческая ярость боли, а ненависть — холодная, осознанная ненависть к любому волшебнику как таковому.
— Меня зовут Гарри Джеймс Поттер. Моя мать тоже была из магглов… — Гарри понимал, что его голос звучит неуверенно, но не мог ничего с собой поделать.
— Это не помешало вам родиться магом, — презрительно скривилась хозяйка. — Что же, доставайте ваше самопишущее перо и фиксируете акт о смерти.
— Подождите, я пришел к вам не за этим, — поднял руку Поттер. — Я хотел спросить у вас о вашем сыне.
Женщина ничего не ответила, а молча повернулась к гостю. В полутьме были отчетливо видны ее черные, как смоль, глаза и острый нос. Затем, подумав с минуту, усмехнулась и подошла к столу, где уже горели свечи.
— В детстве мы обожаем волшебников… Мы рассказываем о них сказки детям. Мы представляем их великими, добрыми и могущественными и говорим: «К сожалению, волшебников не существует». Потом мы узнаем, что они существуют. Только, — резко повернула она голову, — они злобные, спесивые, мстительные и недобрые. И еще…
Она хотела что-то добавить, но не смогла: рыдания вырвались из груди. Всхлипнув, она поднесла платок к глазам. Пару минут Гарри с изучением смотрел на черную тумбу, а затем, выскочив со стула подбежал к ней. Женщина рыдала, не обращая на его внимание. Гарри вдруг понял, что ей было совершенно всё равно, перед кем плакать: главное, было выплеснуть наболевшее горе. Гарри аккуратно поладил ее по волосам, а затем положил руку на плечо.
— Мой сын… Мой мальчик… знал, что скоро умрет. — Всхлипнула женщина. — Три дня назад он сказал мне, что может скоро умереть. Он увидел в коридоре свой астральный двойник — предвестник смерти.
— Астральный двойник? — снова изумился Гарри. Машинально погладив миссис Баггоут за плечи, он с удивлением думал, что никогда не слыхал ничего подобного о магии.
— К счастью, хоть волшебники не хоронят самоубийц за оградами кладбищ… — снова рыдала женщина. — Единственный плюс вашего мира… — Бормотала она, глядя перед собой. — Но я не дам вам, нехристям, его сжечь… Я похороню его, как принято у нас…
— Но ведь у вас есть дочь? — удивился Гарри. Сейчас запах мокрых хризантем казался ему
— Кэрри? — женщина посмотрела на скатерть влажными глазами. — Я не общаюсь с дочерью… — Рыдания закончились, и теперь она просто смотрела на стол. — Магия украла у меня и ее…
— Она тоже погибла? — Только сейчас Гарри заметил на столе еще две фотографии. На одной был изображен знакомый ему темноволосый парень, а портрет был перетянут в углу черной лентой. На другом были изображены парень и девушка лет двадцати с черными кудрявыми волосами.
— Мы не общаемся с дочерью. — Теперь женщина заговорила просто, словно Гарри был ее давним знакомым. — Она выбрала самостоятельную жизнь и не желает общаться с родными. Мы, правда, тоже отдалились от нее, — горько вздохнула она.
— Но… Как почему? — Гарри снова с удивлением смотрел на портрет темноволосый девушки, радостно улыбавшейся непонятно чему.
— Все началось с подруги. Забыла, как ее звали: то ли Нелли, то ли Хеллен. Она вовлекла бедняжку в гнусную секту с индийским культом, — женщина непроизвольно положила морщинистую руку на белую скатерть. — Сначала та стала давать Кэрри индийские книжки. Потом обе стали пропадать на собраниях по выходным. Затем уехала туда на все Пасхальные каникулы. Летом после Хогвратса я попыталась ее ограничить, накричала. Она пообещала, что проткнет меня как жука, — голос хозяйки предательски дрогнул. — Я не выдержала, надавала Кэрри пощечин, а брат объявил ей бойкот. Через два дня она сбежала на пикник к подруге и не вернулась. Прислала нам письмо, что не желает нас знать и будет жить самостоятельно.
— У вас не сохранилось это письмо? — прищурился Гарри.
— Конечно, — всхлипнула миссис Баггоут. — Мы с сыном иногда перечитывали его, а потом смотрели старые фотографии. Одну минуту.
Постукивая каблуками, хозяйка вышла из комнаты. Гарри, несмотря на сумрак, подошел к фотографии и стал разглядывать их. Что побудило этого странного парня выбрать профессию тюремщика? В биографии указывалось, что Ральф Баггоут закончил Хаффлпафф. Хотел ли он выслужить себе право попасть в Аврорат? И почему он не поступил сразу в Академию?
— Вот, возьмите, — женщина протянула пергамент. Гарри быстро развернул его и стал лихорадочно читать.
Дорогая мама!
Пишу тебе «дорогая» в память о моем детстве, ибо больше я для вас с братом не дорогая. Я подумала и решила, что мне лучше уйти в свою жизнь. Ты сама сказала мне: «Когда будешь самостоятельной, тогда живи, как хочешь, а пока изволь подчиняться моим правилам». Подумав, я решила, что так будет лучше и мне, и тебе. Я ухожу к нам — туда, где мне будет легко как и всем таким же как я. А вам желаю оставаться и быть счастливыми.
Прощайте, Кэролл
17.07.2004 г.
— Спасибо, — Гарри задумчиво протянул письмо хозяйке. Его взгляд упал на синие хризантемы, которые показались ему невероятно омерзительными.
— Не за что… — женщина кивнула. — Я до сих пор корю себя за тот случай.
— Может, помиритесь с дочерью? — спросил Поттер, поправив очки.
— Едва ли она приедет. Хотя, кто знает. Впрочем, на все воля Божия, — вздохнув, женщина перекрестилась и снова достала платок.
***
Найти Кэролайн Баггоут оказалось несложно. После обеда Гарри, вернувшись в Лондон, уже знал ее точный адрес: съемную часть дома на окраине Ист-Энда. Пообедав в ирландском пабе, Гарри решил, однако, не идти сразу к Кэролайн, а понаблюдать за ней. Для такого случая он решил воспользоваться мантией-невидимкой. Возможно, в этом индийском культе не было ничего особенного. Но какой-то голос внутри подсказывал ему, что все может быть иначе.
Около шести Гарри уже стоял возле небольшого каменного домика на лондонской окраине. По статью, недалеко был магазин, ему ничего не стоило выдать себя за зеваку, шатавшегося в этом районе. Чтобы не выглядеть подозрительно, он не спеша выкурил пару сигарет, любуясь двориком. Кэролайн — высокая худая женщина — вышла из дома в половине седьмого и пошла вперед. Гарри, потушив окурок, зашел за угол и быстро накинул плащ-невидимку.
К его удивлению, на углу третьей улице Кэролайн сделала примерно тоже: достала из сумки серый плащ с капюшоном и, накинув его, нырнула в дверь. Гари остановился и присмотрелся. На двери висела табличка с надписью: «Психология роста: духовные практики Индии». К удивлению Гарри в дверь стала входить целая группа женщин, укутанных в такие же плащи с капюшонами. В нынешнем теплом августе такие плащи были явно ни к чему. Подумав с минуту, Поттер нырнул за ними, оставаясь невидимым для привратника-индуса, который приветствовал вошедших кивком головы. Деревянная лестница вела вниз, и Гарри быстро спустился по ней. Через несколько минут он оказался, а каком-то странном помещении, куда заходили и женщины.
Гарри осмотрелся. Помещение напоминало ровный квадрат, по бокам которого возвращались колонны с цветастым орнаментом. Прямо находилась небольшая сцена, отделенная деревянными подмостками. Окон не было, что создавало ощущение густого сумрака. По бокам в прикрепленных к стенам чашам горел огонь, излучая приторный запах неизвестных Гарри благовоний. На мгновение Гарри охватило легкое головокружение: непривычные запахи были настолько сильными, что порождали в голове подобие дурмана. Гарри мотнул головой и что есть силы ущипнул себя за ладонь: неизвестно, будет ли поддерживать его мантия, если он лишится сознания.
Женщины в летних плащах тем временем расселись на стульчики. Ни одна из них, включая долговязую Кэролл, не сняла капюшон. Несколько минут в помещении стояла тишина. Затем на сцене вспыхнуло гигантское голубое пламя. Несколько мгновений столп искр поднимался в воздух. Затем из них вышел невысокий пухлый человек.
— Добрый вечер, дорогие дамы, — поклонился он, словно конферансье на концерте. — Рад видеть, что все наши добрые друзья пребывают в отменном телесном здравии. Пришло время для вечера душевного здоровья.
Держась за колонну, Гарри как можно внимательнее рассматривал говорящего. Он ожидал увидеть волшебника в мантии, который преподнесет пару дешевых фокусов магглам. Однако выступавший был одет в белую рубашку в черную клетку, черные фирменные брюки и темно-синий галстук. Пухлое неказистое тело было плотно перетянуто темно-синими подтяжками. Гарри прикусил губу: подтяжки всегда казались ему символом приближавшейся старости. Говорящий, тем временем, зажег взмахом руки два тусклых салатовых фонаря.
— В жизни человека есть три ужасных возраста, — вздохнул человек в подтяжках. — Двадцать пять — время, когда сознаёшь, что прожил полпути до роковых пятидесяти лет. Сорок — когда чувствуешь каждой клеточкой кожи, что пройдена половина пути до могилы. И шестьдесят — ужасные шестьдесят, когда осознаешь, что не лучшая, а большая часть жизни прожита. Что впереди только остаток бытия и подготовка к гробовому савану. И каждый из нас, — Гарри показалось, будто в его голосе зазвучала неподдельная скорбь, — опасается, что там его ждет небытие.
В полной тишине было слышно, как воск гулко капнул о чашу. Гарри еще раз внимательно посмотрел на выступавшего. На вид ему было явно за пятьдесят. Черные, как смоль, волосы изрядно побила седина; лоб испещрили морщины. Только маленькие черные глазки смотрели внимательно и настороженно, словно ища опасности. Хотя незнакомый мужчина вглядывался в зал, он явно не замечал Поттера, и это придавало уверенности.
— Всемогущий Сад Аркабад, слуга Шивы и Кайли, легко снимет любой ваш страх, как и всегда, — улыбнулся он. — Сегодня он снимет самый главный страх — страх смерти.
В тот же миг фонтан разверзся искрами. Описав в воздухе полукруг, они образовали подобие арки. Мгновение спустя из них вышел высокий невероятно худой человек в длинной темно-синей мантии. На его голове был головной убор синего цвета, напоминавший колпак. Гарри напрягайся и повернул голову. Лицо странного человека было шоколадного цвета, окаймленной густой короткой бородой с проседями. Без сомнения, перед ним стоял индус.
— Слушайте все, слушайте всемогущего Сада Аркабада! — патетично провозгласил человек в белой рубашке и подобострастно поклонился индийцу. В тот же миг откуда-то со стороны зазвучала плавная восточная музыка, а
Гарри не мог отделаться от мысли что он вернулся в детство: Дурсли повели их с кузеном Дадли на представление в цирке «Слоны — мои друзья», и на сцену вышел индийский фокусник. Не хватает только верной кобры, которая бы выступала вместе с индусом. Однако остальные пятнадцать человек сидели, напряженно глядя на сцену. Они, похоже, относились ко всему происходящему очень серьезно.
— Смотрите сюда… Смотрите… — человек в колпаке не спеша вращал шарик. — Слушайте Сада Аркабада. Кто из из вас боится смерти?
— Я! — с первого ряда поднялась девушка и, поклонившись, поднялась на сцену. Ее голос показался удивительно юным и звонким.
— Тогда я жду вас, дочь моя! — раскрыл руки индиец.
Музыка зазвучала сильнее. Девушка вышла на помостики и села в неизвестно откуда появившееся кресло. Индиец быстрым движением снял с нее капюшон. Русые волосы девушки растрёпались по плечам, она сами запрокинула голову. Гарри показалось, будто девущка вошла в транс. Маленький шарик в руках индийца продолжал вертеться, но девушка смотрела на него, словно замороженная. Пламя в чашах задрожало неровными бликами и, как показалось Гарри, уменьшилось в размере.
— Смотрите сюда… Смотрите… — человек в колпаке не спеша вращал шарик. — Слушайте Сада Аркабада!
Русоволосая девушка запрокинула голову. Гарри показалось, будто она вошла в транс. Шарик продолжал вертеться, но девушка смотрела на него, словно замороженная. Пламя в чашах задрожало неровными бликами и, как показалось Гарри, уменьшилось в размере.
— Всемогущий Сад Аркабад знает, как помочь вашей боли… Как преодолеть страх смерти… — раздался рядом с девушкой нежный певучий голос. — На подмостках, словно из ниоткуда, появилась белокурая босая женщина в синей мантии, усыпанной белыми и золотистыми звездами. На ее плечах лежала шкура леопарда. «Жрица должна убить зверя», — вспомнилась ему фраза из дневников, но он тот ас проиграл его прочь.
Гарри едва подавил крик. На сцене без сомнения стояла Луна Скамандер. В синих глазах стояла все та же мечтательная задумчивость, а белокурые волосы спадали вдоль плеч. Луна присела на одно колено и протянула индусу золотое блюдо с каким-то предметом. Она была жрицей индийского культа. Кажется, это называется…
— Великий Сад Аркабад, помогите ей… — голос Луны было трудно с кем-то спутать.
— Хорошо, я готов помочь ей, если так угодно богини Кайли, — индус, казалось, сам пребывал в трансе. Голос его звучал властно и немного звонко, напоминая голос ребенка. Гарри не мог понять, где он слышал подобный голос, но с кем-то таким он разговаривал: ему казалось, будто этот голос принадлежал полузабытому другу детства.
«Баядерка!» — вспомнил Гарри, не отрывая взгляд от Луны. Ему под влиянием наркотика мерещилось, будто Луна закончила школу баядерок. Неужели все это было не видением, а правдой?
Гарри вздрогнул. Девиз Пожирателей смерти… Только сейчас он понял, что именно напоминают ему серые плащи женщин. Луна, тем временем, сорвала покрывало с блюда. На нем покоился огромный разноцветный шар. Индус торжественно взял его и стал раскручивать перед девушкой огни.
— Отвлекитесь… Отвлекитесь от себя… Вспомните ваши прошлые жизни и смерти… Дайте волю своему подсознанию… — Заговорил он. — Расскажите нам всем о своей прошлой смерти.
«Лорелла! — осенила Гарри. — Лорелла Саммерс, жена руководителя Отдела волшебного образования!» Он видел ее портрет в «Пророке» два года назад, когда ее муж развелся с прежней женой и соединился себя браком с юной слизеринкой Лореллой Макс.
— Я поднимаюсь под потолок… Я вижу свое тело со стороны, освещенное белым светом… — лепетала девушка. — Его кладут на стол, словно одежду. Мне хорошо — на душе воцарились сладость и истома… Мне сладко, мне очень сладко… Родные почему-то плачут, укладывая мое тело… Почему они плачут?
— Вы просите их о помощи? — мягко спросила Луна. Легким движением руки она поправила украшавшие ее плечи шкуру леопарда.
— Я кричу им, что все хорошо, что я счастлива, но они меня не слышат… — шарик индийца продолжал размеренно двигаться мимо глаз девушки. — Я хочу расстроиться, но не могу. Я — это я, только я умею летать… Я ищу себя в зеркалу, но зеркала закрыты простынями… Я хочу подняться выше, но не могу — теперь я вижу не комнату, а яркий свет, к которому меня влечет. Он вопрошает готова ли я…
— И вы готовы умереть? — спросила жрица. Гарри едва не чертыхнулся: голос Луны Скамандер было невозможно спутать ни с кем. «Это она. Несомненно она!» — с яростью прошептал он.
— Да, я согласна. Меня ничто больше не влечет к этому телу, — лепетала Лорелла. — Он соглашается. Я лечу вперед по гигантскому черному туннелю, за которой огромная река. Я должна ее перелететь… Свет снова спрашивает готова ли я, и я согласна. Берег за рекой отделен чем-то похожим на стекло. Оно открывается передо мной, и я улетаю навсегда…
— Дальше… Что было дальше… — мерно бормотал индус. — Откройте каждому из нас самую великую тайну.
Зал слушал, не шелохнувшись. Гарри временами самому казалось, будто все, что говорит эта женщина — правда. Он чувствовал, что находится под властью странной магии, которую не в силах преодолеть. Сейчас ему чудилось, будто это его собственное тело отрывается от земли и летит в какой-то странный мир.
— Я летела по странному миру, где кругом туман. Здесь было вовсе не так хорошо, как мне казалось… Что-то вроде туманной лесной поляны. Мимо меня плыли странные световые облака, и я поняла, что наверное выгляжу так… Я плыла и плыла, пока не увидела новый тоннель… Я влетела в него и увидела всю свою жизнь в обратном порядке. Я старушка… Я пожилая… Я праздную шестьдесят лет… Все ярко, и мне больно каждый раз, когда я поступила не так, как должна была.
— Полет в посмертие скоро закончится… — сказал индиец. — Утро новой жизни уже влечет вас… Скоро будет рассвет, несущий новую жизнь, ее боли и грусть, — повернул шар индиец.
«Шарманщик!» — осенило Гарри. Он вспомнил, как, узнав о смерти Петуньи, брел по улице и его утешил добрый шарманщик с суком. Его голос он узнал бы одним из тысячи.
— Мне больно и стыдно. Я желаю смерти своему однокласснику… Я ссорюсь с родителями… Я клянусь, что сделаю все, чтобы полюбить родителей… Свет обещает мне помочь… Мама гладит меня и мне стыдно, что я ее не любила! — всхлипнула Лорелла.
«Жены… Они управляют женами и сестрами!» — внезапно осенило Гарри. На лице Лореллы было написано такое блаженство, что она, без сомнения, была бы готова исполнить любой приказ, чтобы только пережить его вновь.
— Я вижу себя в колыбели… Туннель завершается, и там колыбель… Я вижу маленькое тельце… Я попадаю в него и уже не помню ничего, кроме света…
— Боги дали вам заданием на новую жизнь, — назидательно сказал жрец. Фонтан ожил, обдав синими брызгами всех.
Неожиданно Гарри заметил, что с одной женщины спал капюшон. Черные кудрявые волосы растрепались по плечам. Она обернулась, надеясь, видимо, поправить его. Гарри дернулся и едва смог подавить крик.
Перед ним была Ромильда Вейн.
Примечание:
Статья А. Принца написала Меланией Кинешемцевой. Выражаю благодарность!
Дата: Воскресенье, 03.04.2016, 16:25 | Сообщение # 20
Второкурсник
Статус: Offline
Группа: Всезнайка
На сайте с: 30.03.2012
Сообщений:120
Глава 16. Ромильда
Несколько мгновений Гарри наблюдал за расходящимися женщинами, а затем сделал шаг в сторону темного дерева. Всего пару минут назад он колебался, не броситься ли на поиски Луны, но благоразумие взяло верх. Индийский маг и Луна растворились в фиолетовом фонтане, показав притихшим зрительницам еще несколько подобных фокусов. Следом за ними исчез с улыбкой и темноволосый, похожий на конферансье. Найти Луну вряд ли удастся, а вот Ромильда… Она была единственной ниточкой, способной хоть немного пролить свет на всю эту темную историю. Не размышляя ни минуты, Гарри пошел вслед за ней, опасаясь, как бы в толпе не перепутать ее плащ.
Успех пока сопутствовал Гарри. В полутьме он заметил, как к Ромильде подошла другая закутанная в плащ тонкая девушка. Внешне она казалась похожей на Лореллу, но Гарри не мог для себя это ни подтвердить, ни опровергнуть. Достав из сумочки длинный белый конверт, она мгновенно передала его Ромильде. Та, не долго думая, расширила заклинанием театральную сумочку и, вложив конверт, быстро пошла вперед. Было отчетливо слышно, как цокают каблуки ее черных лодочек. Подруга (впрочем, была ли это подруга?) перешла дорогу и растворилась в темноте, свернув к маленькой бензозаправке. Сгорая от любопытства, Гарри продолжал следовать за Вейн.
За светофором начинался небольшой сквер. Подойдя к решетке, Ромильда внимательно, но осмотрелась, словно ища кого-то. Она осматривалась настолько тщательно, что у Гарри зародилось подозрение, не выполняет ли она некую инструкцию. На всякий случай он нащупал палочку: Ромильда была сильной волшебницей, и примени она „Homenum Revelium“, пришлось бы бить наверняка. Этот же ход девушка применила, подойдя к только что остановившегося фонтану. Затем, убедившись, что никого нет, сбросила плащ и пошла по центральной аллее в сторону площади, закурив на ходу тонкую сигарету „Данхилл“.
Ночной августовский воздух был еще теплым, хотя уже нес ощущение предосенней прохлады. В этом бодрящем холоде было что-то сладостно приятное: как и всегда, когда вслед за жарким днем наступает морской бриз или легкая прохлада. Деревья вокруг напоминали Гарри детство на Тисовой аллее, когда он шел рядом с Дурслями, мечтая, что однажды за ним придут родители. Впрочем, все это было уже в прошлом. Машины сияли ночными огнями, в которых была отлично видна тонкая фигура Ромильды в коротком черном платье.
Девушка, наконец, не спеша перешла площадь и тотчас исчезла в стеклянной прихожей отеля. Гарри меланхолично улыбнулся и достал сигарету. Хотя „Вестин“ был маггловским отелем, он не сомневался, что Вейн предпочтет его любой из комнат в „Дырявом котле“. Ромильда слишком любила комфорт и негу, роскошную мебель, контрастный душ, удобные диваны. „И громадные кровати с самыми разными подушками“, — цинично усмехнулся голос внутри.
Он затянулся табачным дымом посильнее. Перед глазами почему-то поплыла старая сцена, как они со Свенсоном разбирали учебное дело Кильверта Огули, который вступил в борьбе с группой торговцев темными артефактами в Лютном переулке.
— Его, значит, убьют? — спросил тогда Гарри, чувствует ужас при мысли о предстоящей расправе.
— Нет… Зачем? — посмотрел снисходительно Свенсон на ученика. — Зачем его убивать?
Пораженный Гарри не знал, что ответить. Он, выросший в годы войны с Темным Лордом, даже не представлял, что иногда может быть выгоднее не убить, чем убить заклятого врага. Как оказалось, врага можно и отпустить. А можно и возвысить на время — был бы, что называется, дивиденд. И эту науку он в свое время также выучил у Свенсона.
„Ты все еще хочешь ее?“ — спросил в голове неприятный насмешливый голос. Гарри сделал глубокую затяжку, пытаясь отогнать назойливые мысли о душе, который сейчас принимала Ромильда. Впрочем, нет: она предпочитала подолгу лежать в пенной ванне.
„А если я скажу тебе, что она мне отвратительна, поверишь?“ — прикрикнул на себя Гарри.
«Она тебе „противна“ со школы, — захихикал тот же голос. — Только вот спать тебе нравится с ней, не так ли?»
„Это давно пройденные времена“, — прикрикнул на самого себя Гарри, но тотчас осекся. Перед глазами возникло видение, как Ромильда в коротком розовом пеньюаре, смеясь, запрыгивает на огромную постель, и, как ребенок, начинает бросать в него подушками. Сначала он отвечает ей тем же, и они устраивают шуточный бой. Затем Гарри, обессилив от ее напора, поднимает руки вверх и шутливо сдается „на милость победительницы“. Ромильда в знак победы прижимает коленку к его груди, после чего они, обложенные подушками, сливаются в долгом поцелуе.
Гарри с ненавистью мотнул головой, пытаясь прогнать омерзительное, хотя и сладкое, видение. Сделав последнюю затяжку, он подумал, не проследовать ли за Ромильдой. Заходить в отель было опасно: мало ли что могло прийти в голову этой сумасбродке. Впрочем, другого выбора не было. Гарри хотелось присесть и сгруппировать лихорадочно прыгающие мысли. Все соседние рестораны и стейк-хаусы оказались закрыты. Оставалась кофейня или бар в гостинице. Подумав с минуту, Гарри снова закурил и быстро пересек площадь: в крайнем случае можно будет наврать Ромильде, что он узнал о ее приезде.
— Вы что-то ищите, сэр? — Швейцар кивнул ему возле вращающейся стеклянной двери.
— Я? Да, пожалуй… Нет ли у вас кофейни или бара? — Гарри старался говорить спокойно, хотя чувствовал легкую дрожь: за минувшие годы он всё же отвык от маггловского мира.
— Кофейня закрыта, а круглосуточный бар — вверх по эскалатору, — охотно ответил служащий. — Вот, видите ту открытую дверь?
Гарри кивнул и быстро поднялся вверх по эскалатору. В пабе в самом деле было почти пусто: только молодая пара то ли японцев, то ли корейцев пила алкогольный коктейль и время от времени сладко целовались. Ромильды нигде не было видно. Что же, пожалуй это и к лучшему. Определенно стоило выудить из нее кое-что. Впрочем, нет… Сначала стоило понаблюдать за ее передвижениями. Перед глазами возникло пожилое лицо Свенсона с морщинами под глазами, словно старый учитель строго задавал ему вопрос.
Свенсон!
Эта мысль словно молния промелькнула в голове. Гарри с наслаждением сделал глоток черного кофе. Лучше всего было посоветоваться со старым учителем. Посмотрев на переливающиеся дорогие бутылки и перевернутые бокалы над барной стойкой, Гарри лихорадочно начал писать на листе магловского блокнота:
Дорогой сэр,
Хочу посоветоваться с Вами по вопросу, который сам не могу разрешить. Мне удалось найти пропавшую Луну Скамандер. Вы не поверьте, но она состоит жрицей в одной индийской секте, поклоняющейся некоему пророку или медиуму Саду Аркабаду. Эта секта вводит в транс жен высокопоставленных политиков — например, Лореллу Саммерс. Среди прихожанок я заметил и школьную знакомую Ромильду Вейн. Хочу спросить у Вас, как быть. Достаточно ли одного подозрения для ареста руководства секты или лучше понаблюдать за ними?
Заранее спасибо!
Всегда Ваш, Гарри.
— Еще кофе? — заботливо спросил подошедший официант.
— Да, капните коньяка, — кивнул Гарри, сворачивая лист бумаги. Надо было как можно скорее послать сову Свенсону.
***
23 августа 2007 г.
Рабочий день журналиста Александра Принца начался как обычно. Позавтракав дома яичницей с беконом и кофе с молоком, он поцеловал свою жену Тану в щеки начал быстро собираться. Сама Тана преподавала в Хогвартсе маггловедение; сегодня учителя должны были провести собрание перед новым учебным годом, но это ближе к полудню, а пока она хлопотала, пытаясь накормить их капризного годовалого сына Северуса — тому, похоже, интереснее была бабочка на мамином переднике, чем творожок, который ему подали на завтрак.
В окна весело светило солнце. Алекс, одевшись, быстро просматривал передовицу „Пророка“. Время еще оставалось: будучи сквибом, он попадал на работу вместе с соседом, работавшим в Министерстве.
— Они все никак не уймутся, мерзавцы! — фыркнул Алекс.- Посмотри-ка. Так, а кто у нас хулиганит?
Северус сердито агукнул и отшвырнул ложку в твороге, жена живо очистила ее, но сыну все же дала другую и вытерла ему перемазанные творогом щечки.
— Это он протест выражает, — засмеялась Тана. — Что там у тебя?
Новые замечания профессора Поллана
Позавчера в „Утренних известиях“ были опубликованы заявления Мэри МакДональд — якобы бывшей однокурсницы Лили Эванс. Рассказывая о своей подруге, мисс МакДональд с яростью обрушилась на неких „авторов дневников Лили Эванс“ и тех, кто говорит о шизофрении ее подруги. К сожалению, комментарии данной особы содержали обилие нецензурной лексики. Однако швейцарский профессор психиатрии Морис Поллан считает, что рассказ Мэри МакДональд как нельзя лучше дополняет его предположения. Наш корреспондент Габриэль Фьотф встретилась со светилом психиатрии и пообщалась с ним о данной проблеме.
ГФ: Доброе утро, мистер Поллан. Что вы скажете о произошедшем после публикации заявлений Мэри МакДональд. Они изменили ваше мнение о душевном здоровье покойной миссис Поттер?
МП: Прежде всего, доброе утро. Нет, не изменили. Скорее укрепили в моих выводах.
МП: Вот именно. Вы когда-нибудь видели нормального подростка, зацикленного на вопросах соблюдения морали? Такое поведение характерно, скорее, для старушки лет семидесяти, которая прожила жизнь (как правило, неудачную). Подросток — это чаще всего бунтарь, склонный отрицать официальную мораль, но никак не защищать ее. Кроме того, у нормального подростка есть куда более интересные дела: спорт, общение со сверстниками, игры, влюбленность в конце концов… Если девушка шестнадцати лет „во всем видела моральную основу“, я бы на месте ее подруг насторожился.
ГФ: Неужели это характерно для шизофреников?
МП: Скорее, для параноидов. Они склонны к образованию сверхценных идей, которое для них важнее обычных людей. Им не важно, будет ли счастлива подруга: главное, чтобы она следовала морали (которую придумал, как правило, сам параноид). Эту свою мораль, сверхценную идею, они готовы демонстрировать всем и судить всех за малейшее отклонение от нее.
ГФ: Чтобы покрасоваться?
МП: Не только. Им важно ощущать свое превосходство над окружающими. Талантами в учебе мисс Эванс, похоже, не отличалась: так, обыкновенная прилежная школьница. В спорте тоже: падение с метлы в начале второго курса закрыло для нее этот вид деятельности. Но честолюбивому параноиду трудно не быть лучшим! Что остается? Правильно, стать первым адептом морали, требующим от всех ее беспрекословного соблюдения.
ГФ: Какой именно морали?
МП: Да какой угодно! Хоть коммунистической, хоть националистической, хоть ультра-либеральной! Главное, служба абстрактной идее. И параноид ей заболевает, в конце-концов. Он искренне становится рабом Абсолютной идеи. Обычные люди вечером идут, например в паб. А параноид может закрыться в комнате и воображать себя борцом за всеобщее избирательное право или избавителем мира от евреев. Или Повелителем бабочек в конце концов. У них свои, недоступные нам развлечения.
ГФ: Как же это согласуется с сексуальной распущенностью мисс Эванс?
МП: Параноиды обожают жить двойной жизнью. Двоемыслие — отличительная черта их сознания. Мисс Эванс, как любой параноид, могла наслаждаться, призывая других быть высокоморальными и, одновременно, представляя, как ей в самой скотской позиции будут обладать Поттер или Мальсибер. Затаенная мечта параноида — чтобы его бесценной личности было можно больше, чем всем остальным. Вот и мисс Эванс хотелось, что все беспрекословно слушались ее в вопросах морали, но она сама имела бы право предаваться сексуальным оргиям.
ГФ: Есть ли этому подтверждение в рассказе Мэри МакДональд?
МП: Разумеется. Разве мисс Эванс вышла замуж за какого-то высокоморального мужчину, проводящего жизнь в политической борьбе или благотворительности? Нет. Она вышла за первого хулигана и задиру, игрока в квиддич, явно не склонного к беседам о морали и политике. Сама мисс Эванс описывает, что главной причиной была ее мечта пережить с ним опыт анального секса в самом унизительном для женщины варианте. Какие у нас основания ей не верить?
ГФ: Значит… Преследование Поттеров Темным Лордом могло быть из той же оперы?
МП: Да, скорее всего. Из параноидальных склонностей мисс Эванс выросла шизофрения миссис Поттер с устойчивой манией преследования. Случай, не столь уж и редкий в психиатрии…
ГФ: Но тогда возможно, что Питтер Петтигрю вовсе не был предателем, выдавшим Темному Лорду секрет Поттеров?
МП: Это вопрос к историкам-профессионалам. Я со своей колокольни могу только задать интересные вопросы. Первый: почему мы верим на слово откровенно сомнительному типу Сириусу Блэку, что хранитель Поттеров был сменен? Второй: зачем вообще был нужен хранитель? Почему Дамблдор не забрал Поттеров в Хогвартс на период охоты на них Темного Лорда?
ГФ: Да, вопросы в самом деле интересные… В следующий раз обязательно обсудим их с историками. У меня даже родился проект круглого стола: истрики и врачи о загадках Первой магический войны.
МП: Буду рад принять участие. Спасибо за приглашение!
— Кто же все-таки за этим стоит? — Александр скривился: грязное ощущение от статьи не вязалось с невинно-ясным настроением утра.
— Забини был тварью, — скривился Алекс, рассматривая домашнее платье жены горчичного цвета, не слишком ловко облегавшее ее слегка расплывшуюся после родов фигуру. Она не любила, когда он или ее мать резко выражались, но помалкивала.
— Он был моим учеником, Алекс. А когда-то и таким, как наш Северус. — задумчиво сказала Тана. — Не думай, что его мне жаль больше, чем Лиз, но ведь они когда-то сидели в одном классе. И я так и не смогла узнать, что же произошло, как случилось, что он ее убил. Как он вовремя погиб… И охранник…
— Похоже, их кто-то убирает, — согласился Александр. — Только вот с какой целью?
Северус, успокоившись, зачмокал: ему дали бутылочку.
— И погибший в схватке с аврорами Хиггз, который был участником шайки Забини. И эта женщина, которую он убил… Вот о чем надо думать, а не об этом, — Тана с отвращением передернула полными плечами, указывая на газету.
— Тебе не кажется, что эти события связаны друг с другом? — осторожно спросил Алекс.
Тана потерла подбородок.
— Я не знаю. Мне просто непонятно, зачем опасным преступникам такой глупый и грязный ход.
Взяв на руки ребенка, которого уже смаривало, она подошла к мужу и прижалась щекой к его плечу. Алекс тоже задумался, глядя на ее гладко причесанные льняные волосы. Сегодня ему предстояла встреча с той самой Габриэль Делакур. Вчера она прислала ему письмо, где уведомила, что хотела бы увидеться с ним сегодня около 11 часов в кафе „У Флориана Фортескью“. Алекс, подумав, ответил согласием: возможно, речь пойдет о каком-то интересном предложении из „Пророка“. Однако сейчас о встрече с Габриэль почему-то говорить не хотелось.
Примерно через час Алекс добрался, наконец, до Дырявого котла. Будучи сквибом, он не мог самостоятельно открыть проход в Косой переулок, и ему пришлось воспользоваться помощью Ханны Аббот. Солнечный свет и легкий ветер не радовали и не бодрили. На душе поселилась странная тревога. Алекс прищелкнул пальцами „по-испански“, стал насвистывать „Песенку тореадора“. За все годы сотрудничества с „Пророком“ Габриэль он ни разу не видел, дискутируя с ней лишь заочно. Для чего теперь ей понадобилась встреча с ним? Вряд ли только для дискуссии, которая, в сущности, никому не интересна.
Присев за черный столик, Александр задумался. Старшая сестра этой Габриэль была замужем за Биллом Уизли и охотно рассказывала, как Гарри Поттер спас ее младшую сестренку во время Турнира Трех Волшебников. Откуда, спрашивается, у Габриэль такая неблагодарность, такая озлобленность? Или тут равнодушие и голый прагматизм?
Журналистка Габриэль Фьотф, которую знакомые зазвали ласково „Габи“, была француженкой и закончила Шармбатон в две тысячи первом году. Через полгода она переехала в Лондон и почти сразу нашла себе работу: сначала ведущей колонки в „Утренних известиях“, а затем штатной журналистской в „Пророке“. Столь быстрый карьерный взлет вызывал много толков. Одни говорили о ее связях с семьей Уизли; другие — что красивая француженка приглянулась кому-то в редакции. Сама Габриэль, впрочем, быстра вышла замуж за Энтони Фьотфа — заместителя начальника Департамента магического сотрудничества. Брак оказался недолгим: осенью позапрошлого года француженка развелась с мужем, сохранив за собой его фамилию. Поговаривали, что причиной стало не желание мистера Фьотфа носить рога, но это были только слухи. Сейчас Габриэль Фьотф считалась одной из самых красивых и подающих надежды журналисток страны.
— Добрый день, мистер Принц!
Алекс обернулся. Перед ним стояла невысокая тонкая девушка в коротком темно-синем платье. Белокурые, отливавшие золотом волосы, струились по плечам. Лицо было прикрыто зеркальными очками от солнца. Через плечо висела маленькая темно-синяя сумочка — больше для декорации, чем для реальной ноши. Впрочем, Габриэль, как волшебница, могла и носить в ней какой-то груз.
— Добрый день, мисс Фьотф! — иронично поклонился Алекс. Внешний вид журналистки он оценил сразу: „Дорогая шлюшка, мыльный пузырь, бездарность, статьи за нее пишут“ — и все же не мог оторвать взгляд от белизны ее кожи. „Нежная-то какая… Но, должно быть, любит, когда ей оставляют синяки“, — подумал Александр, прищурившись на солнце. Сам он презирал подобные извращения, но за период работы довольно нагляделся на любителей насилия и на добровольных жертв. Девица явно была из таких.
— Ну зачем же так официально? — нежно улыбнулась девушка. — Зовите меня просто Габриэль. Или Габи, — кивнула она. — Я могу присесть?
— Благодарю. — Девушка, послав ему новую улыбку и, постукивая высокими каблуками, спокойно поднялась к нему. Алекс заметил, что она была обута в белые босоножки. Невольно задержав взгляд, он вдруг почувствовал головокружение и сладкую истому. Осадил себя и мысленно выругался: „Она вила на одну восьмую. Соберись“.
— Которое… — чуть запнулась Габриэль. Подошедший Флориан Фортескью установил возле них два пломбира с орехами и шоколадной глазурью.
— Про Лили Эванс, — жестко добавил он. Габриэль хотела показать, что воспринимала это интервью как одно из множества дел. „Ты статью-то хоть читала, которую для тебя написали, дорогая моя?“
— О мертвых — правду, — очаровательно улыбнулась девушка. „Вот так она провоцирует на то, чтобы ее били по лицу“.
— Тех, кто так говорит, — зевнул Алекс, — я бы публично бил кнутом.
Не ошибся: у нее замерцали глаза. Красивые глаза, самой чистой лазури. „А у Таны — светло-зеленые, бесцветные почти. Часто мокрые от слез“.
— Это жестоко, — Габриэль с улыбкой подвинула мороженое. — У вас странные фантазии, мистер Принц, — кокетливо поиграла она плечом. — А новость горячая, и мы держим ее на первой полосе.
Она сдвинул очки на лоб и посмотрела на Алекса. В тот же миг он снова почувствовал легкое головокружение. Где-то в закоулках сознания возникла картина, как он впивается губами в нежную шейку этой Габриэль, мнет ее маленькую грудь, но Алекс тотчас махнул головой. „Оттаскать бы тебя за волосы, дрянь, и отпинать ногами. Понимаю тех, кто так делал. Ведь так делали?“
— Давно хотел спросить: как выглядит этот швейцарский псевдоврач? Если он вообще существует, конечно? — Алекс скрестил руки на груди.
— Понятия не имею, — неожиданно ответила Габриэль. — Мне отдают текст, а я компоную из него интервью. Только и всего.
„Ну что за дура“.
— Кстати, -понизила она голос, —, а как бы вы отнеслись к перспективе вступить в одно интересное общество?
Девушка пристально посмотрела на собеседника. „Вот за этим-то меня и позвали“. Алекс подобрался.
— Что это за общество? — он старался не смотреть ей в глаза: если почувствует радость и спокойствие, значит, попал под чары.
— Оно называется „Артур Эванс“. Это общество людей, которые интересуются Античностью, особенно Древней Грецией, — охотно ответила Габрэль. Она говорила с легким французским акцентом, забавно ошибаясь в ударении; очевидно, кто-то сходил от этого с ума, но Алексу косноязычные девицы были не по душе. „Что она лепечет?“ — подумал он раздраженно. Тем более раздраженно, что почувствовал: тело охватывает то томление, которое прежде было, лишь когда обнимала жена.
— Кому нужна ваша античная история? Мир идет вперед, к чему оглядываться?
— О, поверьте, это увлекательное дело, — улыбнулась в ответ девушка. — Многие даже не подозревали, вступая в Общество, что это будет настолько интересно.
— Последний раз я был в археологическом музее лет десять назад, — хмыкнул Алекс.
Габриэль церемонно поправила чашечку с мороженым.
— Вот и прекрасный повод расширить знания, кругозор, — ее длинные тонкие пальчики осторожно взяли ложечку. — Крит, Микены, Атлантида, цивилизация кентавров… — мечтательно улыбнулась Габриэль.- Тем более, — в ее сияющих глазах появилось озорное выражение, — члены общества во всем поддерживают друг друга.
Реплика была брошена как бы невзначай, но напряжение в груди Александра усилилось. „Интересно, в чем? — подумал он, также подвинув десерт. — Неужели и в карьерном росте тоже — как тебя, к примеру? Неужели в этом причина твоего успеха? Тогда и статьи про Лили Эванс тебе пишут… они?“
— А кто такой Артур Эванс? — спросил Принц, стараясь не заострять внимание на последней фразе.
— Неужели вы настолько несведущи? — снова улыбнулась Габриэль, показав маленькие ровные зубки. — Великий археолог и маг, наш соотечественник, открывший миру Крит, а, быть может, и Атлантиду… Мы продолжаем его дело, изучая золотой век Античности… Представляете… — мягко сказала девушка, — какие репортажи вы сможете написать?
Алекс почувствовал, как живот медленно сковывает истома. Ему вдруг показалось, что эта девушка улыбается только ему и только для него, что все ее слова — не более, чем хитрый план, чтобы… Перед глазами вдруг встал стеной зеленый лес, и там он катал ее по прелым листьям, истязая тонкое тело, а потом жестоко и грубо овладел. Он и помыслить не мог о таком в отношении Таны, их близость всегда была благоговейно-нежной, а сейчас он чувствовал, что кровь кипит и пенится от страсти, смешанной со злобой.
— А что побудило вас обратиться ко мне? — спросил он, преодолевая видение.
— Ваша статья, — охотно кивнула Габриэль. — Статья о профессоре Слагхорне. Поверье, она понравилась многим, и мы хотели бы, чтобы вы напечатали еще несколько подобных статей.
Девушка чуть смущенно улыбнулась. Перед ней тотчас появилась чашечка горячего кофе.
— Вы не поверите, но итальянцы пьют много кофе, чтобы спасаться от жары, — девушка нежно улыбнулась ему, словно старому приятелю. — А правда или нет, — не знаю… — снова пристально посмотрела она на Алекса.
— Незнаком с итальянцами, — Алекс прочистил горло. „Зачем эта дура уходит от темы?“
— Возможно, еще и познакомитесь… — улыбнулась девушка. - Нет, конечно… Просто у нас в обществе есть видные политики, журналисты, общественные деятели. А мы помогаем друг другу…
Алекс понял, что надо было менять тактику.
— Я подумаю, — он тоже послал Габриэль по-мужски очаровательную улыбку, что хорошо умел.
— Разумеется, — вскинула ресницы Габриэль. — Мы будем рады и вашей супруге. Так вы принимаете предложение? — она снова в упор посмотрела на Принца.
— Такие вопросы не решаются в одно мгновение, — ответил Александр. — Дайте немного времени, и я сообщу о решении.
— Хорошо, — Габриэль поправила сумочку. — Как надумаете, дайте знать. Я всегда буду вам рада, — девушка снова наградила его игривой улыбкой и, легко развернувшись на каблуках, пошла вперед.
Алекс проводил взглядом ее легкую фигуру. Каждая клеточка, каждый шаг, каждое ее движение пробуждали желание обладать ей. Перед глазами мелькнула картинка, как она, обнаженная, сидит у него на коленях, обвив стройными ногами спину. Алекс вдруг подумал, что недаром, наверное, о его предках говорили, как о людях волчьего нрава: он дрожал от жадной злости, от желания загнать, замучить.
Девушка исчезла. Александр посмотрел на столик, чувствуя, что ему становится легче. В чашке оставался последний глоток, и Алекс прикончил его в один присест. Пожалуй, был один человек, которому стоило рассказать о произошедшем.
Сообщение отредактировал Korell - Воскресенье, 03.04.2016, 16:30
