Глава 8. В воздухе пахнет дождем - это так вкусно. Я люблю этот аромат, предшествующий слезам природы. Наверное, будет гроза. Слишком насыщенный дурманящий запах вокруг. Плотный, словно облако, и невероятно вкусный.
Я сижу дома одна, потому что Стефан остался у бабушки, а я вновь думаю. Думаю о Снейпе и Стефане, и о том, как получилось, что Снейп не знал о сыне. Предположения либо невероятны, либо смешны и я оставляю вскоре эту неблагодарную тему. Может, стоит отвлечься и, например, почитать? Или сделать первые наброски проекта, заказанного одним из моих постоянных клиентов? Думаю, что чтение вполне может заменить мне работу мысли, а проект пусть пока отдохнет.
Я уже пять минут брожу около книжных полок, выбирая из множества книг ту единственную, что скрасит мой вечер и отвлечет меня, увлекая в свой мир.
Та смесь различных жанров и направлений, что присутствует в нашей со Стефаном домашней библиотеке, очень меня радует. Здесь есть и фантасты, и научные работы маггловских ученых, и громадные фолианты по Древним рунам и зельям, и классика английской романтики. Пожалуй, остановлюсь именно на последней. Джейн Остен, «Гордость и предубеждение». Здравствуй, удивительный мир искренности, простоты и ироничности истинного английского юмора.
Погрузившись в чтение и увлекшись, я не сразу обратила внимание на влетевшего в приоткрытое кухонное окно великолепного филина. Малфоевская птица, которую невозможно было перепутать ни с какой другой, гордо нахохлившись, села на высокую спинку кресла и презрительно оглядела меня с головы до ног. Я хихикнула – даже птицы у блондинистых аристократов надменные. Но, увидев почерк, которым был подписан конверт, я забыла и про птицу, и про роман, столь захвативший меня в последние часы. Почерк, столь знакомый по контрольным и эссе, столь памятный, потому что именно оценку и замечания, написанные округлыми, чуть наскакивающими друг на друга буквами, я, будучи студенткой, ждала, сгорая от нетерпения, в надежде, что мастер зелий, наконец, похвалит гриффиндорскую заучку, оценив по достоинству ее знания. Надежды были тщетны. И черт, с вами, профессор Снейп! Ваше мнение, а тем более признание, для меня теперь не важнее маленького придорожного камешка на пути моего автомобиля.
Протягиваю руку и беру у щелкнувшего клювом филина белоснежный конверт, ничуть не сомневаясь в том, что сейчас узнаю много нелицеприятного и оскорбительного, выраженного в том самом, присущем именно мастеру зелий, стиле, от которого становится так обидно.
Так вот, профессор, я вас не боюсь! И в моем арсенале тоже имеется оружие под названием сарказм, и я уже не бесправная студентка, опасающаяся попасть в опалу к злобному и хмурому мастеру зелий. А это все, вкупе, дает мне право ответить вам в том же тоне, в котором вы наверняка написали данное послание.
Грейнджер, да ты никак боишься открыть конверт и посмотреть, что там внутри? Подбадривая себя хоть час кряду, ты ни на йоту не придвинешься к волнующим тебя строкам. Не дрейфь, ты же гриффиндорка!
Чуть подрагивающими пальцами вскрываю конверт, начинаю читать и тут же отрываюсь, изумленно протирая глаза. Это, что, Снейп написал!?
«Мисс Грейнджер,
Я был не совсем прав, врываясь в ваш дом подобным образом.
Посему настаиваю, во избежание дальнейших конфликтов, обойтись деловой встречей tete-a-tete.
Северус Снейп».
А где что-нибудь саркастичное, а? Верчу пергамент в руках, проверяя, не подписано ли с обратной стороны что-нибудь в стиле: «Мисс, вы - невыносимая всезнайка…». И разочарованно вздыхаю. Снейп, неужели ты изменился? Быть того не может! Или просто теперь, когда не надо играть роли, ты явил миру истинное свое лицо? Но ведь еще вчера ты был собой прежним. Я понимаю, что ничего не понимаю. Вот такой каламбур.
Иду на кухню, курить и пить кофе. Кофе у меня получается так себе. Ладно, каюсь, хуже некуда, поэтому я очень радуюсь, когда в гости приходит Гарри. Вот уж кто умеет варить божественный кофе.
Перед глазами встает картинка: лохматый и зеленоглазый молодой мужчина в моем стареньком переднике на нашей со Стефаном уютной кухне готовит фантастический напиток.
В голове тут же звучит голос моего гриффиндорца: «Гермиона, я понимаю, что освоить науку приготовления столь великолепного напитка дано лишь избранным, но ведь ты, со своим стремлением к знаниям, могла бы выделить полчаса в день и, после напряженных длительных экспериментов, я уверен, ты бы добилась вполне приемлемого результата…» - тонким сарказмом Гарри заразил сами-знаете-кто. Нет, не Темный Лорд, что вы! Всего лишь «великолепный слизеринец, аристократ и просто умопомрачительный и сногсшибательный Драко Малфой» - я цитирую слова нашего блондина.
Не знаю, как у Гарри получается делать столь ароматный и вкусный кофе, но он его делает. Я тоже пробовала, и из тех же сортов кофе и даже по времени высчитывала каждое действие зеленоглазого и пыталась воспроизвести с точностью, но, увы и ах, результат неизменно оставался одним - выливался в раковину.
Впрочем, та бурда, что сейчас плавает в моей чашке, как нельзя кстати отражает мое общее состояние – я в замешательстве. Нет, не так. Я удивлена, шокирована и вообще… я не знаю, что делать. И пусть этот вопрос мучил меня последние дни, но теперь я вдобавок еще и растеряна. Снейп извинился и предложил переговоры? Это, конечно, мудро, и вполне подходит ему, но вот форма, в которую это все облачено, сбивает меня с толку.
Мистер Снейп, вы сошли с ума? Или сошла с ума я? К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос. Впрочем, будем думать, что Снейп чуточку изменился за время отсутствия в Англии, или повзрослел, а может быть перерос, или подцепил кризис среднего возраста… Хихикаю. Ох, Грейнджер, слышал бы он твои мысли, проклял бы за неуместное веселье и все: привет, больничка, вылечите мне копыта и хвост. Ладно, оставим все, как есть. Допустим, его характер стал мягче. А что? Невозможно? В этом изменчивом мире возможно все! И не спорьте, потому что я права! Черт! Я снова отвлекаюсь на мелочи. Наверное, просто потому, что не хочу отвечать на письмо. Да и что я отвечу? Тут и так все ясно, ответ единственный – да. Естественно, я согласна поговорить, согласна рассказать профессору все, что произошло с момента моего приезда в тот приют. И… ох, сложно даже думать об этом, но, да, я согласна обсудить дальнейшее наше со Стефаном существование, включающее в себя Снейпа. Тяжелые мысли, представляете? Мысли имеют вес, а мысли о том, что еще кто-то претендует на моего мальчика, тяжелы, словно камни.
Ладно, мы, гриффиндорцы – смелые ребята, и будем бороться за свое, пока не помрем. А Стефан – мой!
Снова курю. Не могу не курить, а Стефан ругается. Знаю, что вредно, но это так успокаивает. Улыбаюсь, когда вспоминаю обличающий перст и гневно нахмуренные бровки, под которыми сверкают, словно обсидиан на солнце, черные глаза моего малыша. «Мама! Ну, сколько раз я говорил, что ты вредишь сама себе?». Да, мой малыш, курить вредно, поэтому не кури. Но позволь своей маме маленькую блажь.
Знаете, мой Стефан – самый замечательный на свете! Конечно, вы также можете сказать про своих детей, и теперь я вас понимаю, потому что тоже мать. Снова улыбаюсь. И куда мои мысли занесло? Правильно, подальше от Снейпа и нашего с ним тет-а-тет. Слово красивое. А Снейп и красиво – это… необычно. Нет, не так, это несовместимо.
Что ж, мистер мастер зелий, встретимся, поговорим. Надеюсь, вы любите маггловские кафе?
***
Сажусь писать ответ, но меня отвлекает стук в дверь. Странно, ведь я никого не жду. Палочка скользит в ладонь – война вбила в меня привычку к осторожности.
На пороге мужчина, красивый, высокий, глаза серо-зеленые, волосы русые.
- Здравствуйте, мисс Грейнджер, - ай-ай, акцента почти нет, но вот это «почти» говорит о том, что мужчина - приезжий. Галеон даю, - Меня зовут Михаил. Я приехал к вам из приюта, где раньше находился Стефан Стоун. Мне сказали, что именно вы его усыновили.
Страх нарывает меня лавиной. Какой Михаил? Что ему надо? Сглатываю, пытаюсь справиться с собой.
- Здравствуйте, Михаил, - палочка в рукаве. Интересно маг или маггл? По внешнему виду больше похож на последнего. - Да, я опекун, - мерзкое слово! Я – мать! – Стефана. Что вы хотели?
- Я могу войти? Поверьте, я не причиню вам вреда, я не принадлежу к вашему миру, я - сквиб и давно живу в мире магглов, - Михаил чуть морщится. Да, мне тоже это слово не нравится, ну, что ж тут поделаешь.
Распахиваю дверь шире, пропускаю мужчину внутрь. Хм, а у него приятный одеколон. Что-то древесное, горькая нотка и цитрус.
Проходим в гостиную, указываю ему на диван. Садится, предварительно сняв светлый пиджак. Судя по ткани, пиджак неимоверно дорого стоит. Впрочем, мужчина богат, это однозначно. Стоит только взглянуть на его обувь. У некоторых моих клиентов такая же. Стоит баснословно и делается вручную в лучших Европейских мастерских.
Сажусь напротив, рассматриваю незваного гостя, пристально и совершенно не стесняясь: вы, уважаемый, на моей территории. Поднимаю взгляд, встречаясь с серо-зелеными глазами. Оказывается, меня тоже пристально рассматривают. Вспоминаю, что сама в домашней одежде и с кое-как забранными в хвост волосами после душа. Ну и что? Я уже говорила, моя территория.
- Мисс Грейнджер, могу я называть вас просто, Гермиона? – благосклонно киваю. А мысли скачут в это время, словно растревоженные. На кой черт он приперся?
- Гермиона, понимаете, я поверенный Стефана. Точнее, поверенный его матери, - пульс зашкаливает, в голове туман, а перед глазами темнеет. Я судорожно впиваюсь ногтями в светлую обивку дивана. Нет, нет, только не это. Я – мать Стефана! А та женщина его бросила! Сквозь нахлынувшие эмоции слышу взволнованный голос гостя.
- Гермиона, послушайте, мать Стефана давно умерла, - а вот теперь у меня кружится голова от облегчения. Я знаю, что это противно, это неправильно, но я так рада! Простите меня за такие мысли, но вы, наверняка, поймете меня. Стефан – мое солнышко, центр моей вселенной, и даже от мысли о жизни без него, она рушится в момент.
Сижу и реву, как клуша. Кулаками размазываю слезы по щекам. Михаил вскакивает, бежит на кухню, приносит стакан воды. Жадно пью холодную влагу, приводящую в чувства. Все, нервы ни к черту, Грейнджер, пора на курорт. Подальше от сырой Англии, Снейпа и всех этих проблем. И когда я успела в истеричку превратиться? Или это – нормальная реакция на стресс последних дней? Ну, что ты еще скажешь, о, жестокий мужчина? Чем расстроишь мои и без того слабые нервишки?
- Гермиона, - сидит рядом, сверлит меня своими глазищами, - Позвольте я начну сначала.
Конечно, так и надо было сделать. А то сразу с места в карьер. Эх, мужчины!
- Давайте перейдем на кухню, Михаил. Думаю, рассказ у вас выйдет не слишком кратким, - кивает. Ну что, пошли, послушаем, что скажет нам посланник?
Сижу за столом напротив мужчины. Стараюсь на него не смотреть, бездумно направляя свой взгляд на все, что угодно – шкафчики, стикер с вопросом про кошачьи сны на холодильнике, хлебницу, забытый на столе платок. Мужчина тоже молчит, видимо собираясь с мыслями. Я чувствую его взгляд.
- Знаете, я несколько раз пытался репетировать этот рассказ, но получалось у меня плохо. Наверное, он выйдет не слишком связным, но я надеюсь, что вы все поймете, - киваю и поднимаю взгляд на мужчину – его тонкие пальцы нервно постукивают по поверхности стола. Движение завораживает своей монотонностью. Ловлю себя на мысли, что пялюсь на его руки, в то время, как он рассматривает меня. Вспыхиваю, как маков цвет.
- Говорите, Михаил, я вся внимание, - отвожу глаза, чтобы не рассматривать мужчину. Странно все это.
- Много лет назад я познакомился с одной невероятной женщиной. Здесь, в Англии, ее знали под именем мадам Коко, - хмурюсь, я такого имени не встречала, - Она была…, впрочем, это не столь важно. Главное, что она была самой замечательной женщиной из всех, кого я знал. У мадам Коко была дочь – Элизабет Уайт. Впервые мы встретились с Элизой в тот день, когда она сбежала от Пожирателей, - замираю, словно гончая, почуяв добычу, и слушаю, затаив дыхание, - Знаете, тогда это была испуганная девчонка, но уже через несколько дней, в течение которых она скрывалась у меня, она приняла решение вернуться за мамой, которую захватили слуги Волдеморта. Она была так отчаянно трогательна в своем смелом решении. Я не смог ее переубедить, и она вернулась в Англию. То, что произошло дальше, я знаю лишь с ее слов. Маму Элиза спасти не смогла, та была убита Темным Лордом или его приспешниками. Она рассказывала лишь про некоторые вещи, произошедшие с ней с того момента, как мы расстались. Элиза несколько раз упоминала о том, что познакомилась с замечательным человеком, которому потом заблокировала память, чтобы не подвергать дополнительной опасности. Его имя – Гарри Поттер, - мужчина посмотрел на меня.
Наверное, я выгляжу по-дурацки с приоткрытым ртом и распахнутыми глазами. Гарри? Заблокированные воспоминания? Но… Стоп! Беру себя в руки. Ладно, послушаю дальше. Но пока я мало что понимаю, если честно.
- Один раз, в момент слабости, Элиза призналась, что влюбилась по-настоящему, как некогда ее мама, - голос Михаила неуловимо меняется, и он замолкает, а я понимаю, что мадам Коко была для него очень дорога.
Тянусь за сигаретами, лежащими на краю стола, вытаскиваю из приоткрытой пачки тонкую белую папироску, хватаю зажигалку, словно она – спасательный круг. Прикуриваю. Наблюдаю, как сизый дым окутывает меня плотным облаком, когда я делаю первую затяжку. Михаил вновь сверлит меня взглядом и почему-то меня это смущает. Ну, зачем так меня рассматривать? Я ж не картина в музее.
- Что вы пытаетесь разглядеть? – голос чуть хриплый, словно я только что проснулась.
- Простите, Гермиона, я не желал вас смутить, - мужчина отводит свои серо-зеленые глаза и пытается гипнотизировать скатерть, - Понимаете, мадам Коко всю жизнь любила одного человека. Его звали Альфард Блэк, - вздрагиваю, услышав знакомое имя. Дядя Сириуса. Так, значит…, - Вы, верно уже догадались, что Элиза – дочь Альфарда.
Киваю в ответ, а что тут скажешь? Мадам Коко – женщина с юмором; дав своей дочери фамилию Уайт, она посмеялась над своей судьбой. Жаль, что на свете есть безответная любовь. И что же дальше?
- Как и ее мать, Элиза влюбилась в человека, не отвечающего ей взаимностью. И она провела с ним всего лишь одну ночь, - серо-зеленые глаза вновь пристально рассматривают меня. Элиза – мать Стефана, родственница Сириуса и, в какой-то мере, Драко и Гарри. Боже, мысли мечутся, словно бешеные. Так Снейп – отец или нет?
- Как звали мужчину, которого полюбила Элизабет? – отчего-то я произношу эти слова шепотом, словно боясь услышать ответ.
- Северус, Гермиона, его имя Северус Снейп, - Михаил чуть понижает голос в ответ, - Знаете, мне так сложно рассказывать, но Элиза очень просила меня передать все это тем людям, которые усыновят Стефана, либо же его отцу.
- А почему вы сами не усыновили мальчика? – по-моему, это было бы логично.
- Я не мог, и очень об этом сожалею. Но Элиза знала, что не в моей власти усыновить ее ребенка и настояла на том, чтобы оставить его водном из маггловских приютов Англии. Своего желания она мне не объяснила, - мужчина встает и подходит к окну. Я задумчиво рассматриваю его спину, обтянутую дорогой белой тканью, - Знаете, Гермиона, я увидел в Пророке статью и поэтому сразу приехал. Миссис Корнелл уведомила меня о том, что Стефана усыновили вы. А уже из газеты я узнал и о Северусе и его внезапном, неожиданном для магической Англии воскрешении, - мужчина поворачивается ко мне, но солнечный свет не дает мне возможности разглядеть его лицо, - Знаете, Гермиона, мать Стефана была очень талантливой волшебницей, мало того, она была иллюзионистом.
Я замираю. Боже! Иллюзионист! Столь редкий дар! Есть ли вероятность того, что он проявится в сыне?
- Но за два месяца до родов, Элизабет стала сквибом, Гермиона. Ей было неподвластно даже простое «Люмос». А родив малыша, она сразу же умерла. Гермиона, я знаю, что сейчас расскажу шокирующую вещь, но прошу вас не удивляться и никому об этом не рассказывать. Элиза, будучи беременной, провела ритуал отдачи своей магии, чтобы спасти человеку жизнь. Вы, наверное, догадались, кому именно. И вы наверняка знаете, что это за ритуал, - киваю. Что я еще могу сказать? Что беременная девушка выжгла свое магическое ядро, отдав все свои силы умирающему Снейпу? Так вот, кто его спас! Боже, что она наделала? Неужели, любовь к Снейпу была сильнее любви к еще не родившемуся ребенку? О чем она думала? А если бы ребенок погиб?
Судорожно вспоминаю все, что знаю о ритуале. А знаю я мало. Точнее, практически ничего. Ритуал отдачи. Или передача магии одним волшебником другому. Магическое ядро просто перетекает в того, кому его отдают. Принимающий может даже не почувствовать, что с ним происходит, а может и умереть. Так же, как и отдающий. Боже, Элиза – сумасшедшая, раз рискнула собой, ребенком и Снейпом ради спасения последнего! О чем она думала? Неужели любила так сильно? Мысли тут же прыгают на мою собственную историю. А что если бы моя любовь к Рону была сжигающей, словно пламя? Что, если бы я сошла с ума лишь от мысли, что его не будет на этой земле? Смогла бы я отдать все, что составляет мою суть, все мое волшебство ради спасения любимого? Я не знаю ответа. Потому что ни разу не любила именно так, ни разу не сходила с ума от присутствия человека или же когда его нет рядом. Именно потому, что в моей жизни не было такого чувства, я не знаю ответа на этот вопрос. Мысли плавно скользят дальше. И тут меня бросает в дрожь. А что если обряд повлиял и на Стефана? Пальцы судорожно цепляются за столешницу, я глубоко дышу, пытаясь успокоиться. Что делать? Что думать? Как понять?
Михаил подлетает ко мне, что-то говорит, наверное, пытаясь успокоить, но я не слышу его голоса. В ушах противно шумит, словно туда залетела стая ос. Стефан. У него пока не было стихийных выплесков магии. Ни одного, за все время пока мы с ним вместе. А в приюте? Я не помню, чтобы он об этом говорил. Миссис Корнелл говорила, что он странный. И другие воспитатели тоже утверждали, что мальчик отличается от других детей. Но были ли выплески магии? Те, которые так часто бывают у юных магов. Стефан. Мне срочно надо поговорить с сыном. Я, наконец, осознаю, что рядом стоит Михаил, его невыносимо теплая рука сжимает мое плечо.
- Гермиона! Боже, не пугайте меня! Вы как будто были в трансе! – он поворачивается к раковине, наливает стакан воды, ставит его передо мной.
Я жадно вцепляюсь в холодное стекло, теряясь в нахлынувших мыслях. Мне страшно, страшно до коликов в животе. Что будет, если Стефан…. Нет! Я не верю! Нет, нет, нет. Все, что угодно, только не это. И вот тут я понимаю, почему Элиза сделала это. Почему провела столь опасный ритуал. Она любила Снейпа больше жизни и больше кого-либо на белом свете. И я сделаю то же самое ради Стефана. Даже больше. Потому что люблю его больше всего на этой земле.
Слезы струятся по щекам, прокладывая мокрые дорожки на моей коже, но я не чувствую их. Так, остановись! Перестань плакать и возьми себя в руки! Ты паникуешь слишком рано. Собственный мысленный приказ останавливает соленый поток слез. Я стираю их со щек, чуть сердито и сверкаю глазами в сторону притихшего мужчины.
- Что еще? – если он скажет что-то ужасное, я, наверное, устрою истерику.
- Гермиона, я не продолжу рассказ, пока вы не успокоитесь, - глядя в серьезные серо-зеленые глаза, я понимаю, что мне его не переубедить. Ну и ладно, черт с тобой, Михаил!
Через полчаса я сижу в кресле, обнимая чашку с великолепным кофе. Теперь я поняла, почему у меня получается бурда – кофе, по моей теории, может приготовить только мужчина. Вот такое мое оправдание. Небо чуть жжет – моя жадность и нетерпеливость сыграли со мной жестокую шутку.
- Я готова слушать дальше, - вновь этот пристальный взгляд. Оценивающий, внимательный. Я спокойна, как большой удав. Похоже, мой гость убедился, что может продолжить свой рассказ.
- В последний раз Элиза приехала ко мне незадолго до смерти. Она знала, что умрет, и знала, что оставит ребенка одного. Я пытался узнать, что стало с отцом, но она ответила, что не знает. Больше я не спрашивал. Элизабет оформила документы, назначив меня поверенным. По ее воле в десятый день рождения мальчика я должен был приехать к нему и рассказать все. Но судьба распорядилась по-другому. И вот я тут.
Михаил прошел от окна к креслу напротив и сел.
- Гермиона, Элиза оставила Стефану достаточно большое наследство и вы, как его опекун, - я поморщилась, - можете им распоряжаться.
- Спасибо, Михаил, я зарабатываю достаточно для того, чтобы мой сын не нуждался ни в чем.
- Хорошо, тогда я переведу деньги на его личный счет, а дальше он пусть распоряжается ими сам, - киваю, чуть отстраненно. На деньги мне наплевать. А Стефану в будущем они могут понадобиться, - Теперь мне надо спешить, в Лондоне у меня встреча. Гермиона, я могу просить вас об одолжении?
Удивленно приподнимаю брови, пытаясь угадать, о чем будет просьба.
- Да, я думаю, да.
- Хорошо. Передайте наш разговор отцу Стефана. Он должен знать все, - Ох, нет! Я так и знала! Теперь еще и это. Черт! Хотя, я все равно буду с ним разговаривать, думаю, если разговор продлиться на полчаса больше, это ничего не изменит.
- Да, я попробую.
- Если вы не против, я заеду к вам на следующей неделе. Обсудим все еще раз, но более детально. И я, если позволите, хотел бы увидеть мальчика.
Удивленно приподнимаю брови. Зачем? Какой смысл?
- Не поймите меня неправильно, я просто хочу убедиться, что ему хорошо, - киваю. Это я могу понять.
- Ладно, Михаил, я думаю, что сын не будет против вашего с ним знакомства, - встаю с кресла, вытираю потные ладони об штаны.
Михаил идет впереди меня в прихожую, но у самой двери оборачивается, пристально смотрит мне в глаза и произносит чуть хрипловато:
- До свидания, Гермиона.
Киваю в ответ:
- До свидания, Михаил, - дверь чуть слышно хлопает, оставляя меня наедине с моими мыслями. И как мне реагировать? Что мне делать теперь? Впрочем, я знаю что.
«Кафе Бонингтон, завтра в 18-00.
Грейнджер.»
Провожаю дождавшегося меня филина глазами, пока тот не становится маленькой точкой на фоне грозовых туч. Надеюсь, что все будет хорошо.
