Название: Детское место Автор: Принципы снов Бета: afarran_silent, st_mungo_4th Рейтинг: R Пейринг: многовариантный Жанр: Angst, Drama, General Диклаймер: Not for sale=) Цикл: Поговори с ней
Саммари: Всего лишь краткий курс экономики дара для профессора Снейпа. За идеи большое спасибо Альмодовару, но, наверное, не только ему. Гермиона Грейнджер возвращается в Хогвартс в таком состоянии, что лучше бы не возвращалась. Фик "канонный", без учета эпилога. Присутствует намек на слэш. Фик может рассматриваться как самостоятельное произведение.
Комментарии: Предупреждения 1)Это ангст. Повторяю - АНГСТ. Правда, некоторые утверждают, что светлый. 2)Фик "Детское место" является частью цикла "Поговори с ней", в который также входит фик "Гермиона Грейнджер и другие катастрофы". Если вам хочется оставить нетронутыми светлые впечатления от этого фика, прочие произведения цикла вам лучше не читать. Как связаны новый канонный и старый аушный фики - лучше пока даже не гадайте. 3)И да, автор еще сам не знает, чем все в итоге закончится и закончится ли вообще. Впрочем, этот фик тоже полностью самодостаточный, так что от этого ничего не теряется. 4)Некоторое обстановочное сходство с одним из популярных снейджеров случайно, а потом и вовсе сходит на нет.
Ее привезли ранним утром, чтобы днем не привлекать лишнего внимания любопытных учеников к повозке с эмблемой госпиталя Святого Мунго. А то еще решат, что произошло что-то страшное, а от них скрывают. Слухи поползут, версии оформятся, найдется бригада юных разведчиков – Хогвартс никогда не отличался уважением к тайнам, касающимся чужой жизни. Или смерти. Впрочем, прибывшая гостья и сама по себе вызвала бы волну интереса. Но у Минервы Макгонагалл на объяснительные речи в Большом Зале не было ни сил, ни времени.
Дверцы обшарпанной медицинской кареты открылись. Два санитара вытащили носилки - несколько более осторожно, чем это требовалось по отношению к человеку, год лежащему без сознания. Минерва прошептала «Мобиликорпус». Следом вышел врач, сухо поздоровался, знаком показал санитарам лезть обратно в карету. Нашел глазами среди одиноко стоящих встречающих мадам Помфри. Они встали поодаль и о чем-то напряженно и ровно заговорили. Помфри вытащила пергамент и перо. Холодный молочный туман стелился в ногах у тех, кто стоял дальше, чем на пять футов от директрисы Хогвартса. Минерве казалось, что каждый из ее коллег сейчас похож на дементора – если им нужно будет сдвинуться с места, они не пойдут, а будут просто скользить над туманом…
У Хагрида скользить не получилось. В отличие от зельевара, который тенью встал за спиной полувеликана. Лесник не смог долго смотреть на синеватое истончавшее лицо – просто отодвинулся обратно в туман, прикрыв глаза и лоб руками, по размеру схожими с колесами медицинской кареты. Снейп подошел на шаг ближе и слегка склонился над носилками. «Как будто дохлого нюхлера-мутанта изучает», - неприязненно подумала Минерва, пробежавшись глазами по бледному лицу зельевара, которое не выражало ничего, кроме чисто академического интереса. Но быстро оторвать взгляд не вышло – черные пустые глаза Снейпа на долю мгновения расширились, он резко выпрямился.
- Она под «Ступефаем». - Зелья не действуют. - Обезболивающие или успокоительные? - Ни те, ни другие. - Почему не «Петрификус»? - Иногда он - но, очевидно, там сочли, что для перевозки оглушающие надежнее.
Снейп больше ничего не сказал, не взглянул даже еще раз на носилки - ускользнул в туман за Хагридом. «Сейчас подойдет к врачу и будет его пытать». Нет, не подошел. Равнодушная сволочь. Минерва смотрела на Помфри, врача, Снейпа, Хагрида, и думала о том, что каждый из них сейчас чувствует. Чтобы не было необходимости чувствовать самой.
Помфри и врач наконец расстались, и медик вернулся обратно к карете. Минерва выразила что-то похожее на «спасибо» и «до свидания», автоматически оформив это содержание в две распространенные и слегка напыщенные фразы, необходимые людям, отягощенным властью. Врач встретился с ней глазами – и директриса поняла, что могла бы и не тратить красноречие: тот услышал сквозь пышные признания заслуг и пожелания о дальнейшем сотрудничестве только «спасибо» и «до свидания». Карета и носилки одновременно тронулись с места: первая - по дороге, скрытой туманом, вторые – к больничному крылу старого замка. Встречающие, стараясь не смотреть друг на друга, рваной цепочкой заскользили следом. Добро пожаловать домой, Гермиона Грейнджер.
II
Снейп действительно был не особенно расстроен тем, что его бывшая ученица вернулась в школу в столь печальным состоянии. Но сказать, что это для него не значило вообще ничего, было бы ошибкой. Во-первых, Снейп действительно жалел Гермиону. Ему и впрямь было остро, до боли, как истинному ученому – жаль. Жаль, что мощный аналитический аппарат, скрывающийся сейчас под тусклой короткой больничной стрижкой, еще более ценный тем, что был когда-то способен конвертировать информацию в верные действия, пришел в полную негодность. Не было ни единого шанса, что Гермиона когда-нибудь придет в себя. Даже в виде «овоща». Во-вторых, держать пациента под «оглушающими» было чересчур даже для Снейпа. Авада, без сомнения, была бы гуманнее – а если без «непростиловки», то и обычная белладонна подошла бы вполне. Но в министерстве и госпитале до сих пор слишком много трусов, которые предпочитают закрывать глаза на столь наглядные примеры их неправоты. Которые «при любом раскладе выбирают надежду». «Отказываются брать на себя работу судьбы». «Противостоят искушению власти над жизнью и смертью». Какие еще там у них стандартные прекраснодушные фразы? Да какие бы ни были – за ними все равно непредставимая здоровому человеку боль, вечный кошмар в порубленном на куски сознании, сгустки крови под ногтями, пролежни, недержание мочи и кала, ночные крики и отсутствие возможности это прекратить.
Снейп внезапно содрогнулся и прервал свои размышления о людской трусости. Потому что сам не испытывал никакого желания даже отголоском воспоминания, даже косвенно, повторять свой «подвиг». Но тогда, для Дамблдора, сделать этого не мог никто, кроме него. Сейчас по-другому. Зельевар перепрыгнул этот шаткий мостик в собственных мыслях и начал думать о том, что же может твориться сейчас под свалявшимися вихрами девчонки, если ее берут только «оглушающие».
Погубили ее - как, пожалуй, и следовало ожидать - магглы и домовые эльфы. Причем эльфы в большей степени. Нет, юная советница министра, конечно, и с магглами постаралась. Снейп вспомнил давнее голосование Визенгамота о расформировании Слизерина, и пробудившаяся было тень сочувствия к лежащему в больничном крыле телу отступила. Смотрела она на него тогда, правда, извиняющимися глазами – ну, как будто в самом деле была уверена, что вот сейчас Хогвартс лишится факультета, а Снейп – должности декана. Впрочем, зря извинялась, потому что в тот момент Снейпу было все равно: Хогвартс - не Хогвартс, Слизерин - не Слизерин, декан - не декан. Не все равно стало потом, ну вот буквально два года назад, после того как маленький магглорожденный хаффлпаффец сбросился с Астрономической башни – не насмерть, как ни странно. Перед этим он откусил полпальца своему одногодке из Слизерина – надо полагать, очень сильно было за что. А после этого, вечером, небольшая группка рейвенкловцев и хаффлпаффцев без помощи магии превратила недоеденного «истинного слизеринца» чуть ли не в набор для барбекю – спасибо, что не зажарили. Не сказать, что и этот выжил чудом. Но Помфри тяжело пришлось. Снейп был, как ни странно, далек от мысли, что поколение победителей неизбежно будет бесчеловечно жестоко и унаследует принципы побежденных. А ведь от этого открытым текстом предостерег тогда даже «Пророк», который обычно не выходил в своих материалах за рамки проминистерского пафоса. Уж истерик-то было. Даже у Поттера, говорят. Сынов Хаффлпаффа и Рейвенкло практически сделали воплощениями зла. А ведь они, справедливые «защитники и мстители», попросту увлеклись новой ролью и не смогли вовремя остановиться. Гриффиндорцы вот, например, вообще не ввязываются – ну как же, ведь «мальчик-который-выжил» - из Гриффиндора, и он так часто повторяет – да, именно им! - со страниц газет и во время визитов в Хогвартс, что нужно отказаться от ненависти. Вот и терпят. Слизеринцы от этого бесятся еще сильнее. И представлять себе спальни, в которых одновременно сопят хаффлпаффцы и бывшие слизеринцы, рейвенкловцы и бывшие слизеринцы, и самое невообразимое – гриффиндорцы и бывшие слизеринцы, - стало жутковато. Дети на все пойдут, чтобы отстоять правоту родителей. Мировоззрения не меняются в одночасье, а несформировавшиеся умы впитывают их полностью. Поэтому чем меньше поводов для столкновений – тем лучше. И, разумеется, не стоило пытаться поставить Слизерин в положение врага, подлежащего уничтожению, а детей оттуда – в положение проигравших.
Однако остальные свои начинания бывшая гриффиндорка Грейнджер вполне успела реализовать (уже будучи Уизли, но Снейп как-то не представлял себе ее под этой фамилией). Она контролировала создание учебников по новейшей истории на предмет признания роли магглорожденных в становлении магического общества. В истинном смысле слова закрыла пару «закрытых» клубов для высокородных. Сейчас родители каждого волшебного малыша-магглорожденного практически сразу получают инструктаж о том, что их ждет, базовые правила безопасности и доказательства, что их ребенок – не ненормальный. А если захотят – то и няню соответствующей квалификации (Грейнджер приспособила для этого студенток – в рамках практики, когда еще сама училась в университете). Есть уже даже один небольшой детский садик в Лондоне, работающий по субботам, где деткам проводят легкий ликбез. Снейп не стал подробно размышлять на эту тему – он и раньше часто думал о том, что значило для Лили расти без поддержки таких же, как она. Причем думал, значительно преувеличивая масштаб проблемы. Впрочем, тень сочувствия к Гермионе Грейнджер вернулась.
Но эльфы! Приспичило же ей ограничить количество домовых эльфов в каждом особняке до трех душ. Как министерство дало ей на это право, как Кингсли это допустил – до сих пор неясно: вероятно, были обмануты положительными результатами ее предыдущей работы и начали верить, что все, что ни начнет невероятно-способная-Уизли, обернется благом. Аристократов обязали собственноручно подарить «лишним» эльфам носочки. Носочки! (Сочувствие к Грейнджер исчезло опять). Если оценивать последствия, то теперешнее состояние Грейнджер более приемлемо, чем толпы спивающихся и безработных эльфов, лишенных тех, кого они любили и о ком с рождения заботились. Даже удачно, что большинство просто не успели их отпустить. Зато кое-кто успел кое-что другое.
«…приблизительно в 20-00 у здания Министерства двумя неизвестными было совершено разбойное нападение на второго советника министра Г. Уизли и ее сына Р. Уизли 3-х лет от роду. В ходе инцидента ребенок миссис Уизли погиб от непростительного заклятия «Авада Кедавра». Состояние миссис Уизли тяжелое, она до сих пор пребывает без сознания. Против миссис Уизли, предположительно, было применено непростительное заклятие «Круциатус», но, по свидетельствам очевидцев, длительность его не превышала половины минуты, а этого, как правило, недостаточно для серьезных психических и физических повреждений. Неизвестные задержаны. Ими оказались…»
Ими оказались два молодых выродка, сыновья бывших Упивающихся Смертью, плоды четырехсотлетней череды близкородственных браков. Один из них, говорят, был очень привязан к домовому эльфу. А родители, скорее всего, рассудили, что повар, конюх и уборщик им нужнее личной служанки наследника. Второй просто решил, что, мол, хватит унижений, меня не для этого растили. Оба были полусумасшедшими и избалованными, и подозревать их в применении самоконтроля с самого детства не было никаких оснований. В Хогвартсе они не учились – родители предпочли Слизерину уединение родовых гнезд. Однажды на каникулах Снейп посетил одного из них (того, что не смог вынести разлуки с эльфом) в образовательных целях – родители просили. У тощего большепузого существа тринадцати лет глаза почти сошлись на переносице, а слюнявый рот был все время открыт, что странно контрастировало с безупречными манерами. А безупречные манеры не менее сильно проконтрастировали с тем, что он бросился на Снейпа с вилкой, когда тот запретил ему прикасаться к стеклянной колбочке с кипящей жидкостью. Чудесных слуг себе готовил Темный Лорд, ничего не скажешь.
Снейп поймал себя на том, что в очередной раз, вспоминая о Темном Лорде, не испытывает больше мучительной связи с ним. Это было облегчением – до такой степени, что первое время, когда еще не прошел шок от того, что все кончилось, ему хотелось высоко прыгать и орать торжествующе всем вокруг «мне больше не больно!» - как будто в поврежденную конечность вкололи изрядную порцию вечно действующего обезболивающего зелья. Так, видимо, требовало разрядки непрерывное нервное напряжение в течение тех шестнадцати лет. И дело было вовсе не в погасшей метке – разорвались наконец путы раскаяния и вины за то, что не дал себе труда подумать в юности. Правда, потом, когда эти странные реакции прошли, стало отнюдь не так весело – это если мягко выразиться. Снейп заставил себя оторваться от размышлений – наступало время его ночного бдения. Гулять по темным коридорам Хогвартса он теперь любил. Вряд ли кому-то пришло бы в голову, что он бродит по старому замку с удовольствием – что-то разглядывая, что-то вспоминая. А особенно маловероятно, что так покажется «везунчикам», попавшимся ему во время общего сна. Интересно, достанет ли ума Поттеру не отдавать своему сыну чертову мантию, когда тот поступит в Хогвартс? Наверное, не достанет.
III
Минерва Макгонагалл за последний месяц отощала, как уличная кошка. Именно так сказала своей смешливой подружке одна долговязая слизеринка, а Снейп услышал. Впрочем, докладывать директрисе об опасениях, которые ее вид внушает ученикам, он все равно не стал. А Минерва действительно перестала замечать и себя, и все окружающее. Началось это неделю спустя после доставки Грейнджер в Хогвартс. Сейчас, глубокой ночью, через шесть недель после прибытия Гермионы, Минерва сидела с краю за учительским столом в Большом Зале, не удосужившись зажечь ни одной парящей свечи. Небо над Залом было непроглядно-черным. Это было неважно – глаза Минервы были закрыты. Но она не спала, и когда по векам ударило световое пятно, поморщилась, подняла опущенную голову со сбитой прической. И уставилась на подошедшего слезящимися глазами, обведенными темными овалами.
- Директор Макгонагалл, с вами все в порядке? Конечно же, в порядке. Стал бы ты задавать этот вопрос, если бы было все в порядке. Минерва промолчала. - Сформулирую по-другому. Что там с Грейнджер? - Не делайте вид, что вам есть до этого дело. - Хотя вы и директор, вы забываетесь. Минерва внутренне сжалась. Кого, Мерлин возьми, волнует. Как она с ним разговаривает. Сейчас. Удаляющихся шагов она не слышала. Однако шелестящий голос спустя пару минут расползся уже из другого конца зала. - Режим сегодня нарушают Белл Кингсли, Рейвенкло, второй курс, и Юстас Грей, Слизерин, третий курс. Хогвартс патрулируют старосты Мэдисон, Дженнингс, Панович и Брю. Подумайте, что вы скажете каждому из них, когда они появятся здесь.
Спустя два часа он снова вернулся в Большой Зал – на всякий случай, так он себе сказал. Дверь была заперта. Снейп продемонстрировал замку невербальную «Алохомору», дверь открылась, и в противоположном конце зала от учительского стола куда-то в сторону метнулась темная тень. Снейп не стал долго раздумывать и пересек зал – прямиком к ополоумевшей директрисе. Ту мелко трясло. Слезы, видимо, уже закончились. В свете Люмоса она казалась одним из школьных привидений. Призраком жертвы трехдневного Круциатуса. Причем самым старым из наличествующих в школе. Снейп не особенно умело взял ее за плечи. Этого оказалось достаточно.
- Я думала.. я не могла ее там оставить. Ее родителям сказали, что она умерла. Ни одного близкого человека рядом… Там, в госпитале, оставляют только тех, о ком совсем некому… И она. Это одиночество. Кому пожелаешь… знаю, ей все равно. Но я ведь всегда считала ее… почти своей дочерью. Я тогда, на третьем курсе, дала ей… хроноворот. И я теперь решила, что пора… по-настоящему матерью. Как долг. Я смотрела на нее сейчас, Мерлин, она так постарела. Только матерям известно, как страшно, когда так быстро стареет твое измученное дитя. Мне теперь… тоже известно. - Что вам известно, Минерва, только не успокаивайтесь, прошу вас. (А вот про хроноворот бы поподробнее.) - Но я не могу… Я боюсь возвращаться в свои комнаты – там такая тишина, и мне страшно, что там тишина, в то время как у Помфри… тоже страшно. Она кричит, Северус. Мы кладем антизвуковые заклинания. Потому что… не можем держать ее под заклятиями. Помфри иногда… пеленает ее. Она мечется. Непрерывно. Замирает только для того, чтобы набраться сил для нового рывка. А иногда просто дрожит – когда сил уже совсем нет. Мы обрезали ей волосы – она как-то раз освободила руку и вырвала себе клок прямо с кожей. Ее почти невозможно кормить. Как она еще жива, я не представляю, Мерлин, дай ей отдохнуть…Она кричит. Не словами. То есть словами, но я их не понимаю. Я только один раз такое слышала – у моего дедушки, маггла, в восемьдесят был инсульт, и он мог бормотать странными звуковыми соединениями согласных, непрерывно и непонятно, целыми часами, а она кричит - так, как будто ее разрывают. Северус… это страшнее смерти. Это хуже поцелуя дементора, хотя я не представляла, что может быть хуже. Я… не могу… больше… видеть это. Снейп молчал. Директриса терзала его манишку. Потом подняла ему навстречу свое старое лицо. Но выражение на лице Снейпа немного испугало ее – черные глаза смотрели не тем проницательно-пустым взглядом, к которому она привыкла, и призрак сожаления, который она приписала было отсвету «Люмоса», из них исчез – хотя палочка его на столе, пристроенная в салфетницу, по-прежнему светилась. Теперь его черты казались грубо вырезанным барельефом на стене темноты, и от них исходила почти угроза. И почти… презрение. - Северус… скажите что-нибудь. Он уставился на нее своими пустыми глазами. - Грейнджер действительно так плохо? Я представляю, как вам сейчас тяжело приходится - нет ничего страшнее, чем призывать смерть к собственному ребенку. Всеми силами желать хотя бы на минуту облегчить боль - и ради этой минуты не жалко собственной жизни. Я не понимаю только одного. Как во время таких испытаний для девочки вы способны мучиться еще и от мыслей, достойны ли вы звания матери. Что принялись за непосильную задачу, для которой вы не годитесь. Вы действительно сильная женщина, Минерва. Уму непостижимо, как вас хватает еще и на эгоизм. Она поняла, что он ее за что-то осуждает. Как он-то может ее осуждать? Уж у кого, а у Северуса Снейпа нет на это никаких прав. Зато у него есть другое. - Северус, Северус, послушайте меня… Мне нужна помощь, и никто, кроме вас… я знаю, мы не можем применить Аваду. Она бы ничего не почувствовала, но нас засекут авроры. Но зелья, которые не оставля… Снейп буквально отшвырнул ее от себя. Она потеряла равновесие, но сумела удержаться за спинку стула. Снейп был уже далеко, но от одного его вида стало по-настоящему страшно. - Почему у всех директоров Хогвартса появляется, бл*дь, идиотская привычка просить меня кого-то убить ради его же блага? Что, я правда похож на монстра, которому уже не повредит лишняя смерть на совести? Я ненавижу. Вас. Даже в беде, хуже которой в жизни не бывает, вы умудряетесь трогательно заботиться о собственной жалкой душонке, пытаясь переложить ответственность за грязное дело на кого-нибудь еще. Если бы мне было дано право последней «Авады», я бы потратил его на вас. Или на кого-нибудь такого же, как вы. Снейп метался между рядами столов. Внезапно легко подхватил один из них и со всей силы ударил им об пол – стол разлетелся по досочкам, и у перепуганной до онемения Минервы возникла совершенно неуместная в своей бытовой расчетливости мысль, что завтра, вероятно, ей придется искать нового учителя зельеварения. - ...Да как вы так можете? Неужели вам страшнее позор, тюрьма и муки совести, чем то, что вы испытываете сейчас? Чем мучения вашего ребенка? Запустите в нее Авадой. Стукните ей по виску чем-нибудь тяжелым. Заморите ее голодом, в конце концов – то, что она сейчас чувствует, ничуть не легче голода. А потом прыгните с башни. Только без чужой помощи – нет нужды тянуть за собой вниз чью-то душу за компанию. Будьте вы прокляты, Минерва Макгонагалл. Последнее он произнес уже спокойно и тут же направился к выходу. - Простите меня. Не обернулся, уходит. - ПРОСТИТЕ МЕНЯ!!! Он остановился. А она опустилась на пол, обессиленная криком, и зарыдала снова.
IV
Треугольное заострившееся лицо, как бы обветренное, болезненного бледно-сизого оттенка, странно выделялось на подушке в оранжевый цветочек. Оно замерло на пару секунд, и голова снова замоталась – из стороны в сторону, из стороны в сторону. Минерва удержала ее, зажав ладонями виски – это было нетрудно, Гермиона очень ослабла. Директриса обтерла ее лицо и шею влажным платком. «Все будет хорошо, бедная моя» - ей казалось, она сказала это про себя. Не подняв даже взгляда, она отошла от кровати и стала напротив своего спутника. Тот взял ее руку, слегка сжал. И повторил ей, в точности копируя ее же интонацию: «Все будет хорошо». Потом тихонько толкнул в сторону двери – ей явно незачем было видеть то, что сейчас произойдет здесь. Оставшись в одиночестве - если не считать, собственно, больной - он встал над ее кроватью, поднял палочку и очень ровно произнес: - Петрификус тоталус.
Она замерла. На лице застыло неспокойное выражение – нижняя губа подтянута вверх, подбородок выдвинут. Снейп отбросил одеяло. Тело под ним было настолько худым, что тонкие ноги, связанные вместе бинтами, были словно журавлиные - как у птицы, усыпленной и лежащей в клетке для перевозки от родного озера в зоосад. Ноги Снейп трогать не стал – отвязал от кровати одну руку, приготовил бутылочку. Примерившись, зашептал: - Сектумсемпра… Мобилиликвидум. Когда бутылочка наполнилась, он проговорил-пропел-прошелестел длинное заживляющее – ранка затягивалась очень неохотно, края никак не хотели сходиться, кровь продолжала выступать рубиновыми бусинами поверх запекшихся сгусточков. Перед следующим этапом нужно было немного отдохнуть и сосредоточиться. Одеяло снова было накинуто на Гермиону, а Снейп отошел к окну и принялся смотреть на застеленное серыми тучами небо. Снейпу было очень сильно не по себе. Вчера они около двух часов разговаривали с напоенной стабилизирующим зельем директрисой в подземельях. Снейп выразил сомнение, что зелья в самом деле так бессильны, как непоколебимо уверяют доблестные медики Потому что на индивидуальный подход к каждому больному времени у них, как правило, просто нет. Новыми случаями занимаются исследователи – можно попробовать податься на кафедру магической академии, может, кто и возьмется. Для этого нужно собрать некий материал – наблюдения, результаты анализов на воздействие магии, итоги применения уже опробованных методик лечения. Историю болезни в Мунго просмотреть. А если не возьмутся – можно и самостоятельно попробовать. Терять ведь все равно, в принципе, нечего…
«- А если… ничего не получится, и мы по-прежнему будем только продлевать ее мучения?» «- Когда мы придем к такому выводу, тогда и будем об этом говорить.» «- Но вы обещаете, что если… то мы…» «- Вы хотите знать, убьем ли мы её, если дело окажется безнадежным? Да, обещаю, эта возможность будет рассматриваться.» «- Насколько точно обещаете?» «- Прошу вас, Минерва. Никаких Нерушимых клятв. Вы все-таки не мать и у вас нет права связывать такими обязательствами постороннего человека.» «- Хорошо, мне хватит и этого. Это даже к лучшему, может быть. Знаете, мне приходило в голову… Ведь человек, умерший так…неспокойно, вряд ли найдет для себя покой там. Он даже уйти из мира, наверное, не сможет. Когда я встречаю в коридоре Кровавого Барона, его вид подтверждает мои мысли.. вы же знаете его историю?» «- Минерва, если все на самом деле так плохо, как кажется, сама она оставит этот мир или с чьей-то помощью, не будет играть никакой роли для существования ее души после смерти. Смерть – это все-таки избавление.» «- Для нее – или для нас?»
Снейпу было очень сильно не по себе. При любом раскладе выбирать надежду. При любом раскладе выбирать надежду. Теперь эта фраза звучала в его голове не так нелепо, и это разъедало привычный ход его мыслей. Выбирать надежду. Бедная Минерва. Она действительно оказалась достойна быть вместо матери для девчонки. Что ж, тем хуже для нее. Снейп достал из саквояжика еще одну склянку – на этот раз с широкой горловиной. Сейчас будет сложнее… Он подошел, придвинул ближе к кровати столик, потом стул. Откинул одеяло, отвязал Гермионе вторую руку. Разрезал ножницами бинты, которыми было привязано к кровати тело молодой женщины. Перевернул ее – как куколку, вырезанную из картона. Проверил, может ли она дышать в таком положении. Раскинул полы ночной рубашки, скрепленной только завязками на шее, обнажив худую спину с острым гребешком позвоночника. Проговорил несколько очищающих – руки, бутылка, нужный участок кожи чуть выше поясницы. Сел. - Сектумсемпра… Фиксателлиум. Сектуммускулус… Сектумстернум.
Снейп отстраненно подумал, что зрелище так себе. Хотя зона вскрытия и маленькая. Разрезанная бескровная кожа слегка расступилась, была видна пара трубочек кровеносных сосудов, тонкий красный слой мышц – и расколотые позвонки с сероватым желеобразным содержимым. Чтобы получить образец костного мозга, заклинания не было, и Снейпу пришлось работать вручную. Костерост не всегда эффективно действовал на позвоночник – ну, разрезанные позвонки срастутся, а как насчет вот этого, внутри? - Ассио иглы! Очищающие – и вот в крохотной бутылочке с широким горлышком уже лежит то, зачем он пришел. И это – еще не самое сложное. Через два часа сумерки уже стекали синеватой гуашью с неба в палату, а Снейп все еще бормотал заклинания – восстанавливающие, сращивающие, останавливающие кровь, заживляющие. Почему он заранее не обеспечил себе достаточного света? На месте раны наконец появился синевато-белый шрам. Снейп откинулся на стуле, закрыл глаза… позволять себе расслабиться больше чем на минуту было уже нельзя. Он перевернул Гермиону, оставив заботу о бинтах мадам Помфри. Отрезал клочок волос. «Фините инканататем»… «Петрификус тоталус». Нет, с бинтами придется самому.
V
Исследования зашли в тупик. Аналитические растворы не выявляли ничего, кроме «Ступефая» и «Петрификуса». Через неделю удалось выявить даже не след, а намек на след применения Круциатуса. Никаких дополнительных проклятий, порч и прочего добра, оставляющего магический след на плоти, не было. Все существующие зелья, которые поставлял в медицинское крыло Снейп, результата не давали тоже. Впрочем, времени он не терял. За те полтора месяца, что он работал над анализами, мадам Помфри стало несколько сложнее удерживать больную привязанной к кровати, и она наконец снизошла до самостоятельного применения «петрификуса». Потому что Снейп практически сразу же взялся за приготовление индивидуальных питательных растворов для вливания непосредственно в кровь – вот тут данные анализов были значительным подспорьем. Он предупредил мадам Помфри, что переставать кормить Гермиону обычным образом в любом случае нельзя, даже если большая часть выходит обратно – мало будет хорошего, если атрофируется пищеварительная система. Этим он заработал презрительный взгляд школьного врача – неужели он думал, что это ей неизвестно. Тело Гермионы потихоньку восстанавливалось. Снейповское «не по себе» постепенно сменилось на «не по себе» другого рода, в виде легких угрызений совести, почему он не взялся за это раньше. Впрочем, раньше ни врач, ни директор все равно не давали понять о необходимости его вмешательства.
Круциатус не мог вызвать последствий такого масштаба – Снейп теперь почему-то был в этом уверен. Следовательно, причиной был не Круциатус, а что-то кроме него. Или вместо.
Именно поэтому в Хогвартс пришло счастье. В виде отмены уроков зельеварения на целую неделю. И именно поэтому Снейп шел сейчас по лужам лондонской мостовой – прохожие расступались перед ним, стараясь увернуться даже от краев его мантии, развеваемых ветром - и размышлял, почему его обязанности вдруг расширились до визитов в Министерство. Почему, собственно, он, а не кто-то другой? Почему не Рон Уизли? Он, как-никак, приходится больной мужем. Хотя – нет, уже не приходится. Четыре месяца назад, по словам Минервы, их брак был расторгнут в одностороннем порядке. Минерва младшего Уизли не осуждала. Он, говорят, до сих пор мучается – приезжал в Хогвартс за эти два месяца три раза, но Снейп предпочел его не видеть. Хотя формально к нему претензий не было. Не прикажешь же двадцатитрехлетнему парню угробить собственную жизнь на уход за тем, что было когда-то любимой женщиной, но теперь уже ею объективно не является и никогда уже не будет. Особенно если сам парень это понимает, и знает, что его старания бессмысленны. Жизнь берет верх, сказала Макгонагалл. А Рональд Уизли принял на веру слова медиков. Но даже если так? Снейп усмехнулся – жизнь берет верх не у всех. Если бы Лили Эванс, вместо того чтобы отойти в мир иной от Волдемортовой Авады, превратилась бы в полутруп с разрушенным сознанием, лежащий в Мунго, ему, Северусу Снейпу, и в голову бы не пришло искать себе новую жизнь. А если бы от нее отказался Джеймс Поттер… Да если бы даже не отказался, но его действия ограничились бы визитами совести и ностальгии. Он, Северус Снейп, дрался бы до конца, он бы разузнал о ней все, выкрал бы ее из госпиталя, и сделал бы все возможное… вот, да, все возможное. То, что он делает сейчас. Для выскочки Грейнджер. Невероятно-способной-магглорожденной-волшебницы, выпускницы-факультета-Гриффиндор. Полное попадание. Только Лили умерла, защищая сына, а у этой - не получилось…
А если бы он и сам поверил, что ничего уже не изменишь, то все равно остался бы рядом с Лили. До самого конца.
А что было бы, если в Мунго оказался бы Джеймс - безнадежно больной после визита Лорда? Посвятила бы ему Лили всю оставшуюся жизнь? Или кинулась бы в первые же утешительные объятия – как, по слухам, это сделал Рон Уизли? Кинулась бы. Это Северус точно знал. Ну, положим, не сразу. Положим, лет этак через пять. Лили вряд ли обрубила бы себе все связи с жизнью. И в этом не было ничего отталкивающего. Может быть, потому, что на ступеньке следующего этапа мог - с очень малой вероятностью, чисто теоретически – но мог стоять и ждать он, Сев?
Снейп запутался в собственных мыслях, принявших такой оборот. Ему стало трудно даже идти, одновременно распутывая этот тяжелый, почти каменный клубок, кончик которого вылез только сейчас – он свернул с мостовой, подошел к ближайшей лавочке и ухватился за ее спинку узкой костистой рукой так, что под кожей вздулись синеватые вены. Прикрыл глаза. А что было бы, если бы Лили вышла замуж не за Джеймса, а за него? Возможно, у них были бы дети. А потом бы она оказалась в Мунго. Или даже погибла бы. Получилось бы у него посвятить ей или ее памяти всю оставшуюся жизнь? Конечно, да. А может, и нет. Чувство, служившее объяснением этому выводу, было настолько неуловимо, что Снейп даже не пытался преобразовать его в четкие мысли. Капля воды, упавшая с дерева, разбилась о его лоб. Он тряхнул немытой черной головой. Сделал два глубоких вдоха. Очистил мозг от мыслей и эмоций. Надо же, базовый навык окклюменции теперь помогает ему в защите от себя, а не от Волдеморта, и для себя, а не для Поттера. Кто бы мог подумать. До Министерства оставался квартал, и пора было поторапливаться.
- Мистер Кингсли. Почему все ваши ведомства вот уже три рабочих дня отбивают меня друг другу, как будто я похож на бладжер? У вас что, соревнования? Могу ли я полюбопытствовать, когда состоится финальный матч? - Профессор Снейп, мы уладим это. Действия чиновников не выходили за рамки предписанных инструкций… - Прошение от директора Хогвартса Минервы Макгонагалл, старшего советника Визенгамота. Посетить заключенного в Азкабане. С возможностью применения Веритасерума или легилименции. В присутствии свидетелей. Для выяснения обстоятельств, требующихся для диагностики медицинского случая пострадавшей служащей Министерства. - Я понял вас. Кингсли откинулся в кресле, дав возможность полюбоваться на расходящуюся в районе живота мантию и белеющую сквозь эти отверстия сорочку. Очевидно, кожаное кресло с высокими подлокотниками в виде вставших на задние лапы львов способствовало превращению в унылое подобие Корнелиуса Фаджа каждого, кто когда-либо восседал на нем. Не исключая бывших авроров. Глаза бывшего аврора были устремлены в потолок, он покусывал нижнюю губу, отчего наметившийся второй подбородок слегка дергался. - Северус, разглашать это тем, кто не принадлежит к аврорату, министерскому начальству и Визегамоту, нельзя. Очень жаль, что вы отказались от членства в Визе… - … Кингсли прервал себя сам, наткнувшись на взгляд Снейпа. - Виновника произошедшего Фридриха Нордаммера нет в Азкабане. У вас нет права знать это, но так как вы представляете Минерву и вообще… потому что вы – это вы, профессор Снейп, я решил больше не испытывать вашего терпения. - Где же Нордаммер? И второй, Рэндалл, кажется? - Рэндалл действительно находится в Азкабане. Но информацию, нужную вам, у него получить не выйдет. Мы его уже допрашивали на этот счет. Нордаммер в госпитале Святого Мунго. В отделении для психической реабилитации опасных преступников. И кажется, вряд ли он оттуда когда-либо выйдет. - Отчего же официальные источники и Министерство декларируют, что они в Азкабане оба? Нордаммер сумасшедший, и, естественно, ему место в Мунго. - Это очевидно вам. Однако людям, на которых случай с Гермионой Уизли произвел сильное впечатление, в основной своей массе кажется по-другому. Когда в прессе появились сообщения о расстроенном состоянии психики обоих нападавших, около Министерства прошли пара несанкционированных митингов. О напряженности обстановки вам скажет то, что одним из наиболее популярных лозунгов на этих митингах был «Упивающимся Смертью – поцелуй дементора». Хотя дементоров, разумеется, на службе Министерства больше нет. Многим кажется, что мы слишком мягко обходимся с теми, кто был связан с Волдемортом, и предоставляем им все возможные способы уйти от заслуженного наказания. Кроме этого, некоторые мои коллеги по аврорату и министерской службе сами выражали однозначно интерпретируемое желание свершить правосудие вместо Министерства, если оно окажется на это неспособно. - Поттер и Уизли? - Гарри – нет, а Рон – да. И многие другие, кроме него. Миссис Уизли очень ценили здесь, и не только здесь. Поэтому Нордаммер сейчас физически в госпитале, а формально – в Азкабане. Ему присвоен статус неизлечимо больного, и поэтому применять магические средства для изучения содержимого его мозгов категорически не рекомендуется – отчасти из-за вероятной недостоверности информации, полученной из искаженного сознания, отчасти из-за опасности для него самого. Вы можете попытаться получить право на визит к нему у колдомедиков, я даже дам разрешение, но не думаю, что даже с ним вас к нему допустят. - Вот как. - Профессор Снейп… Я хочу попросить вас. Я знаю, что при выполнении важного вам задания практически ничто не может вас остановить. И поэтому просто прошу – если вы будете планировать операцию по несанкционированному доступу к больному, не привлекайте к этому делу ни Гарри Поттера, ни тем более - Рона Уизли. Рон просто не в курсе этой информации. Чтобы помочь Гермионе, они оба пойдут на все, потому что доверяют вам. Вот и не подрывайте их доверия. И доверия к ним Министерства и аврората.
Снейп молчал. Надо же, угадал его идею, как обойти медиков. Впрочем, это был только один из нескольких вариантов, уже успевших оформиться логическими цепочками в его голове. Снейп безошибочно выбрал идею не самую короткую по составляющим ее звеньям, но самую небольшую по времени воплощения. - Карл Нордаммер, бывший Упивающийся, сейчас в Азкабане? - Отец Фридриха? Да. - Могу я получить разрешение на его посещение? - Да. Но без Веритасерума и легилименции. Он стар. Думаю, нам не нужно предупреждать вас, что все заклинания в Азкабане фиксируются. Можно без свидетелей, если вам будет угодно. Но я рекомендовал бы вам взять с собой Поттера, он с минуты на минуту должен появиться здесь. Если не в качестве свидетеля, то хотя бы как сопровождающего, обеспечивающего вашу безопасность. - По-вашему, в случае агрессии я сам не справлюсь со стариком? - Ну, в этом случае ему придется обеспечить безопасность старика.
VII
Выродок, чуть не засадивший в свое время вилку в его спину, вряд ли мог придумать таинственное заклинание сам. Да что там, никак не мог. Не тот склад мышления. Сумасшествие не гениальное, а самое обычное, помноженное на плохую наследственность. Неизвестные древние книги – однозначно нет, хотя определенная доля случайности.... Друзья? Не было у него особо одаренных друзей, доля случайности та же, что с книгами. Следовательно, научил папа. Тут варианта два: либо в роду передаются эксклюзивные знания, либо Карл в составе Упивающихся «первой волны» участвовал в экспериментах с Темными Силами и вынес информацию оттуда. Впрочем, это не так важно.
Снейп, стремительно идущий по залитому резким светом коридору Азкабана, напоминал большую летучую мышь, летящую на маггловский фонарь. Сзади, на почтительном расстоянии, двигался Поттер – его мысли, как казалось Снейпу, были как раз сосредоточены на расчете длины оптимального отставания. Перед нужной камерой Снейп остановился так внезапно, что Поттер даже не то чтобы чуть не налетел на него – а просто внезапно оказался ближе, чем рассчитывал, и инстинктивно отпрыгнул назад. Снейп не мог сдержать кривую усмешку. Аврор, называется. - Отоприте дверь камеры и оставайтесь здесь, Поттер. Если понадобится ваша помощь, я позову вас. При любых необычных звуках и сигналах… действуйте по обстоятельствам. - Да, сэр. Снейп приоткрыл дверь ровно настолько, насколько требовалось, чтобы скользнуть в камеру. Его взгляду предстало небольшое помещение со стенами, выкрашенными в приятный зеленый цвет. Небольшое окно, находящееся почти под потолком, было зарешечено, однако на нем болталась белая занавеска. На столе, придвинутом к кровати, стояла чайная чашка с узором из незабудок. А на постели сидел и без удивления смотрел на гостя здешний жилец.
На вид Карлу Нордаммеру было гораздо меньше лет, чем на табличке на двери камеры. Гладко выбрит – значит, счеты с жизнью сводить в ближайшее время не собирался и не собирается, иначе бритвой давно бы воспользовался по другому назначению. Серые волосы до плеч – причесаны волосок к волоску. На недостаточное питание тоже явно не жалуется. - Здравствуй-здравствуй, Северус. Навещаешь бывших собратьев по лагерю? - К чему ирония, Карл. Я рад, что вы вроде бы в порядке. - Да, могло бы быть и хуже, но спасибо Министерству, что дементоры здесь больше не обедают. Я бы предложил тебе присесть… - Не беспокойтесь. - Итак. Осмелюсь поинтересоваться причинами столь неожиданного визита. Я бы отложил эту часть разговора и развлек тебя беседой и местными сплетнями – да и ты меня; однако время близится к прогулке, а я не люблю упускать простые радости моей нынешней жизни. Так что? - Карл, вы угадываете мои желания. Я тоже спешу. Цель моего визита – выяснить, какое же заклинание использовал ваш отпрыска, если грязнокровка, попавшая под его действие не больше чем на несколько секунд, до сих пор пускает слюни и долбится головой о стенку. - Круциатус, разумеется. Боюсь, что только за три заклинания можно попасть в Азкабан. - Не обманывайте меня, сэр. Вы отлично знаете, что в Азкабан можно попасть не только за заклинания и не только за эти три. У меня есть определенные догадки на ваш счет. И я в курсе, как действует Круциатус. - Северус, угрозы входят в план беседы? - Нет. - И правильно, потому что тебе нечем мне угрожать. Моя бедная жена умерла полгода назад, сын тоже вроде бы в ведении не твоем, а Министерства. - Карл, почему бы просто не облегчить душу. Вы же понимаете, что такие опасные заклинания в руках неопытных ведут не только к гибели врагов, но и к гибели неопытных. - Также, как и известный всем Круциатус. - То есть заклятием все-таки был не Круциатус. - Нет. Но, Северус, не стоит лезть мне в мозг. - Спасибо, вы пятый, кто меня сегодня об этом предупредил. - Кажется, мы зашли в тупик? Снейп усмехнулся. Подошел к стене с окном и уставился вверх. - Вы видите на прогулках сына? - Ожидаю увидеть когда-нибудь. Но особо опасных держат в камерах, а мой сын не отличается сдержанностью. - Да, я помню об этом. Я хочу предложить вам следующее… Вы никогда не увидите сына на прогулке. - И? - Сейчас решается вопрос о переводе ряда заключенных из Азкабана в госпиталь. Речь идет в первую очередь о тех, кто не всегда способен себя контролировать. Я, как член Визенгамота, могу этому поспособствовать. Вашему сыну там явно будет лучше. Сейчас он прикован к железной койке даже без белья, и его камера отнюдь не так комфортабельна, как ваша. А в госпитале медперсонал, успокоительные зелья… - Ты дашь Нерушимую клятву. Северус отметил про себя, что, кажется, история все-таки решила, будто он по ней соскучился, и любезно дает для него еще одно представление. В том виде, в котором истории свойственно являться на подмостки во второй раз. - Я согласен. - И предоставишь подтверждение. Судя по дотошности ваших специалистов по распознаванию заклятий, недалек тот момент, когда Нерушимая клятва перестанет быть такой уж Нерушимой. - Но как? Я, пожалуй, показал бы вам воспоминание, но Омут… - Доверять мыслям человека, шестнадцать лет обманывавшего Темного Лорда? Нет. Только колдография.
Гарри все еще пинал стену кроссовком и размышлял, каким образом удается этому типу даже в положении бесправного посетителя на чужой территории отдавать приказания ему, заместителю главы аврората, да еще инструктировать, как себя вести, - когда Снейп выскользнул из камеры, закрыл дверь и начал расстегивать плащ. - Следующая часть спектакля пройдет с вашим участием, Поттер. Я не надеюсь на вашу сообразительность и поэтому объясняю сценарий действия очень подробно. Вы слушаете? - Да, сэр. - Вам придется выступить в качестве связующего Нерушимой клятвы. Прямо сейчас. Мантия – чтобы вы могли прикрыть лицо: не стоит подставлять ни заключенного, ни меня, ни, главным образом, вас. Сделка между мной и Нордаммером касается информации о том, воздействию какого заклинания подверглась Грейнджер. Возможно, это сможет улучшить ее ситуацию. Нападавший – сын Нордаммера. Взамен мне предстоит устроить младшего Нордаммера в госпиталь Святого Мунго… Поттер, что с вами? Прячьтесь в мантию. Или вы не участвуете? - Что вы, с-сэр. Конечно, я участвую, - проговорил Гарри, натягивая на голову ткань, пахнущую шкафом с ингредиентами и больничным крылом. Он с трудом сдерживал смех, которому, как оказалось, угрожающий вид его бывшего учителя больше не является помехой.
VIII
- Круциопессимо! Очередная белая мышь упала на бок, ее конечности судорожно задергались – Снейп оборвал заклинание, чтобы та не успела отбыть к Мерлину, но опоздал на секунду – напряженные лапки замерли, капельки глаз застыли. Снейп взял ее за хвост и швырнул в корзину к шести другим мертвым мышам. Что-то записал в журнале. Достал из коробки мышь поменьше. Эта тоже дергалась, однако когда действие заклятия кончилось, лежала неспокойно, и ее беленький бок с просвечивающей розовой кожицей быстро-быстро поднимался и опускался. В отдельной коробке находились мышата. Они после опыта уже потихоньку ползали. Всё. Снейп уже знал о воздействии заклинания «Круциопессимус» даже больше, чем те, кто пронес его сквозь века, чтобы испробовать на Грейнджер. Интересно, какого характера самая большая боль, на которую способна мышь? Снейп допускал возможность, что существует кто-то, на кого это оружие вовсе не подействует – человек или животное, никогда на своей памяти не испытывавшее достаточно серьезных мук. Да уж, странное оружие. Неуниверсальное оружие. Однако при соответствующем попадании будешь похож на Гермиону Грейнджер. Самое худшее, что случалось с тобой, многократно, практически до абсолюта усиленное, изорвет на куски твой разум и превратит тебя в визжащий комок боли, ужаса, омерзения, стыда, беспомощности… кому что или все вместе. Дети, очевидно, имеют определенный иммунитет к этому заклинанию – скорее всего, потому, что действительно плохого большинство из них не испытывает на себе довольно долго. Не все, правда. Самый измученный мышонок сдох практически сразу – ему нелегко пришлось рядом со здоровыми сородичами. Видимо, было чем впечатлиться для Круциопессимуса. Снейп вздохнул. Уж лучше бы этого боггарта среди заклинаний забыли навсегда тысячу лет назад. Ясно, что произошло с Грейнджер. На твоих глазах убивают твоего ребенка. Нет ничего страшнее. Ей бы и меньше, чем полминуты, хватило, чтобы сойти с ума. Ей, собственно, и без заклинания этого хватило бы. Снейп поставил коробки с еще живыми мышами на стол ближе к подоконнику. Подумал, вернулся к корзине, вытащил три мертвых мыши. Он собирался их заморозить, чтобы вечером посмотреть, что делается с мышьим организмом – в принципе, все предсказуемо, но необходимы признаки, по которым впоследствии можно будет безошибочно распознать… В окно влетела сова. «Колдографию вчера отдал лично – прятаться не стал, это бы только насторожило Нордаммера. Он уничтожил ее без сопротивления…» Снейп отбросил письмо – с нелепым приключением покончено. Посмотрел, ползают ли мышата. Достал из шкафа мантию, накинул ее и вышел из комнаты. Спустя несколько минут он был в больничном крыле. Помфри поинтересовалась, действительно ли он хочет посмотреть Гермиону – та сейчас не под заклятьем, и в палате жуткий шум. Она выла. Руки, выгибающиеся, казалось бы, под совершенно неестественным углом, привязанные к кровати кисти, много шрамиков от наспех залеченных ран. Извивающееся в странном непостижимом ритме тело, напряженное, сотрясаемое крупной дрожью. Глазные яблоки под тонкими фиолетовыми веками скакали вверх-вниз, а на шелушащихся щеках словно бы светились еле заметные беловатые разводы. Соль. Она перестала выть и начала вскрикивать – четко, ясно, звонко, яростно и абсолютно бессмысленно. Снейп с некоторым отвращением погладил ее лоб, непонятно почему надеясь успокоить. Ясно, отчего все это. Ясно, и, Мерлин, как безнадежно. Нужно поговорить с Минервой. Ждать смысла нет. Он глядел на почти звериное лицо со сдвинутыми бровями, отчаянно артикулирующее в немыслимом танце спонтанных сокращений мышц. Почти ничего в нем не напоминало ту живую рожицу в туче растрепанных волос за передней партой. До чего нелепо, мисс Грейнджер. Вам всего двадцать три, и вам больше нечего здесь делать. Вы и не сделали почти ничего. Ребенок ваш погиб, муж вас оставил, и домовые эльфы не получили ненужной им свободы. Родители уже оплакали вас, а приходящие навестить друзья на третьей минуте не знают, что же им рядом с вами делать дальше. Снейп ради этого мысленного разговора опустился на пол, положив голову на постель девушки и уставившись на худую полупрозрачную кисть ее руки – в лицо ее было смотреть слишком… бесполезно. Потом закрыл глаза. Я ведь даже немного завидовал вам, Грейнджер. Но… вот сейчас как-то не могу. Потому что ни за что не пожелал бы увидеть, как умрет… Он почувствовал легкое прикосновение к своим волосам, и сизый водоворот, разверзшийся у него перед глазами, вмиг затянул его внутрь. Тьма.
IХ
Рассвет пронзил острыми стрелами дырявую занавеску, и Сев, протирая глаза, присел на кровати. Нырнул ногами в непомерно большие штаны, завязал на месте пояса кусок бельевой веревки. «Делай узел на петельку, а то стянется, и разрезать придется». Интересно, мама еще дома? Северус вдруг понял, что да, дома. Тихая песня, звучащая с первого этажа, могла принадлежать только ее голосу. Вот только до этого, кажется, никогда не принадлежала…
За полынною пустошью Начинается сказочный лес. Мы тихонечко слушаем, Как деревья растут до небес…
Сев почему-то крадучись вышел из комнаты и встал на скрипнувшей лестнице. Мама стояла лицом к плите и быстро кидала на сковородку ломтики хлеба. Гренки с сыром.
Как былые прогалины Разрезаются лезвием трав – Мы уйдем непечальными, Эту силу с собою забрав…
- Привет, мам. Не «доброе утро». «Доброе утро» - это не только когда оно доброе, это когда кому-то важно, что оно доброе, а обычно ведь никому. Сев даже слегка напрягся – ему что, действительно только что захотелось сказать «доброе утро»? - Доброе утро, в смысле. Она обернулась. Сев испугался на секунду – Мерлин, сейчас она решит, что он издевается. Мама, очевидно, плакала. Очевидно, ночью. Хотя… почему она молчит? - Доброе, сынок. Сейчас завтракать будем. Голос не вязался с лицом. С таким лицом – с набухшими красновато-сиреневыми веками и рыхлой после потока слез кожей, нужно говорить сдавленно, хрипло и глухо. Хотя она ведь только что пела. А сейчас пытается улыбаться. - Гренки с сыром? - Ага. Я утром до магазина дошла. - Ты почти домовой эльф… - Да, наверное, и не намного симпатичнее. Сев сбежал по лестнице вниз, схватил ветошь и начал убирать со стола вчерашние крошки и объедки. - Ну что ты. У какого эльфа такие волосы? - М? - Ну правда же. Красивые… и ты тоже кра... - … Сев сам оборвал свои уверения. - А где отец? - … Не знаю. - Он придет к обеду? - Очень сомневаюсь. - Нет? - Нет. - Мам. - Он… ушел, Северус. Теперь, кажется, главный мужчина в доме – ты. Она улыбалась одним уголком губ, криво и малоубедительно. Хотя… все-таки убедительно. Просто по-другому она, кажется, и не умела. - И не вернется больше? Поменьше, поменьше звона в голосе хорошо бы. - В этом году – вряд ли. Думаю, он будет к нам заходить… иногда. Вот бы потом мама предупреждала его заранее, он бы нашел чем заняться в это время. - Мам.. тебе плохо? - Нет, сын. Мне не плохо. И очень надеюсь, что мне больше не будет плохо. И тебе. Мы постараемся, верно? Сев теребил рукав футболки, одновременно озираясь вокруг. Теперь этот дом больше не будет полосой препятствий и ловушек, чулан будет просто чуланом, гостиная – просто гостиной, кухня – просто кухней. А мама – просто… Сев собрал в кулачок всю имеющуюся у него самоотверженность и сказал: - Постараемся, мам. И еще ты кого-нибудь получше встретишь, вот… Он увернулся от летящей в него прихватки-рукавички. Тьма.
- Таранталлегро, Нюниус! Поттер и его дружки обступили его полукольцом. Спина Северуса упиралась в нагретую солнцем стену. - Ты посмотри, отразил, да еще и невербально, - это Блэк. - Молодец, «превосходно» на СОВ тебе обеспечено, если доживешь. А теперь танцуй. - А ты заставь, последняя надежда Гриффиндора. Боль была двойная – от удара под ребра и толчка спиной о каменные выступы неровной стены. - Просто так танцуй. Без заклятий. - А ну пляши сейчас же. Хуже будет, выродок. Слизеринчик ты наш. - Пляши, пляши быстро! А то мы тебя живо… - Петтигрю. - Живо. Вчетвером. На одного. Мое восхищение.., - он выровнял наконец дыхание, - смелостью. - Заткни его, Джеймс. Не трусливому слизеринскому шпиону говорить о смелости. - Постой… Так вот оно что, Нюниус. Ты у нас отважный рыцарь и мечтаешь сразиться с кем-нибудь из нас один на один? Снейп молчал. - С кем же из нас, сопля? Кого бы из нас ты вызвал? Кого ты больше всех ненавидишь – нам стало интересно, правда. Кого бы ты… избил до полусмерти? Меня, Сириу… - А вот его. Люпин вздрогнул. - А он-то тебе что сделал? – в голосе Блэка послышалось чуть ли не праведное возмущение такой несправедливостью. - Он ничего не сделал. Он просто видит, что друзья стали скотами, но ничего не делает. Он, наверно, так вам благодарен, что смирился. С тем, что ему сейчас противно. Что его дружки дерьмо. Так боится остаться один, что готов боготворить падаль. Вот за это и избил бы. А вас бы просто отравил, как бешеных… Блэковский удар в челюсть прервал монолог. - Ремус? Общее внимание со Снейпа переключилось на Люпина. Тот как будто проглотил волшебную палочку. Нервно передернул плечами. Сжал неуверенный кулак. Фигуры мародеров, стоящие против солнца, казались черными. Две из них отступили на шаг. - Не слушай, что он треплет своим грязным языком, Ремус. Это неправда, и мы это знаем. Но вызов... Блэк внимательно глядел на оборотня. Теперь подальше отступили трое, давая возможность Северусу отойти от стены и освобождая пространство для битвы. Люпин остался стоять, и его рыжеватые волосики шевелились на ветру как оборванные края золотой паутинки. Слизеринец заметил, что сжатый кулак подрагивает. Выражение лица оборотня из-за бьющего в глаза света разобрать было невозможно. Кулак разжался, снова сжался, приподнялся до пояса… Северус подавил желание зажмуриться. - Ре.. Черная фигурка стремительно развернулась, тонкая рука взлетела, и Блэк, хватаясь за воздух, полетел на землю. А Люпин со всех ног кинулся прочь, чуть не запнувшись об упавшего. Петтигрю кинулся поднимать сжимающего нос Блэка, а Джеймс как стоял, так и остолбенел на месте. За углом послышались девичьи голоса, Поттер вышел из оцепенения, быстро развернулся и подхватил под локти пискнувшего Петтигрю и охреневшего Сириуса, размазывавшего по лицу кровь. - Уходим. Северус прислонился к теплой стене. - Слава Мародерам. Тьма.
- Уйдите, мисс Эванс. - Сев!! - Повторяю в последний раз. Мне не нужен друг, который меня стыдится. И тебе это будет большим облегчением. Больше не нужно будет оправдываться перед подружками. Ах, мне его так жаль – не твои слова?.. Топай к себе, хорошая девочка. - Я не стыжусь тебя, Северус! Но они – настоящие ублюдки, и все считают, что ты такой же! - С тобой бесполезно разговаривать. - Почему? - Потому что даже сейчас здесь «все», а мы должны говорить вдвоем. - Что ты имеешь в виду? Северус вскочил. - Уйди. Мне неприятны выяснения отношений. - Потерпишь, раз сам сказал, что этот разговор – последний. Другого шанса мне ведь все равно не представится? Она вцепилась в полог кровати, как будто опасалась, что он сейчас ее вышвырнет. Он и хотел ее вышвырнуть. Не последней причиной этого стремления было желание узнать, как это - ее тело в его руках, хоть один раз в жизни. - Хорошо. Ты слишком много внимания уделяешь тому, что думают все. Что там воображают твои гриффиндорцы. Я тебя вполне понимаю. Но не разделяю твоей увлеченности общественным мнением. - Северус, я всего лишь хочу помочь тебе. - Помочь? Мне? Помоги лучше себе, Эванс, ты ведь … Она стояла напротив него. Ее волосы пахли ландышем. Снейп старался не глядеть на нее. Он опять упал на кровать и сосредоточил взгляд на зеленых узорах полога, немного другого оттенка, чем ее глаза. - Благодарность и жалость. Вот что ты ко мне испытываешь. Старый друг детства, его ведь нельзя просто так оставить. Куда лучше гулять с ним час в неделю там, где никто не видит, и промывать ему мозги на тему «не водись с плохими ребятами, что о тебе подумают». Так хоть совесть не будет мучить. Это ладно. Но не нужно меня жалеть, Лил. Я о себе сам все прекрасно знаю, и это у меня жалости не вызывает. С какой стати я должен терпеть твою? - Я поняла тебя. Но вот ты меня понять не хочешь… - Да понимаю я тебя! Но благодарность и жалость – это не дружба! Возвращение долга – это не дружба! Общение с собственной совестью вместо меня – это не дружба! Если это для тебя важнее – уходи, уходи наконец, прошу тебя, я сейчас сорвусь. Она прижала подбородок чуть ли не к груди, отпустила полог и направилась к двери – очень быстро. Северус следил за ней краем глаза. Дверь открылась, но Лили вдруг резко развернулась, вскинув рыжую голову. На ее лице было выражение, похожее на отвращение. - Ты – меня – недооцениваешь. Тьма.
Пальцы скользят по теплой щеке ребенка. Тот пытается ухватить их ротиком, но он убирает руку, заставляя малыша вертеть черной головкой. Он берет его на руки, но детеныша перехватывают. - Время третьего ужина. - Не считая двух завтраков и полутора ланчей. - И пары-тройки ночных кормежек. - И еще разок – просто перекусить, не терпеть же голод из-за режима. Черная головка – как пушистый цветок на белой груди Лили. - Позволишь мне сменить ему пеленки? - Под строгим надзором. - Угу. Это, видимо, я в прошлый раз оставил его на пеленальном столике. - Ты…! Я тебя…! Я же просила, Северус! - Тихо, тихо. Прости. - Это теперь мой главный страх, а ты издеваешься. - Хорошо бы, чтобы это и в самом деле было нашим главным… Сиди, не прячься, я посмотрю, кто там пришел, а дверь прикрою. Он спускается вниз. Лестница поскрипывает. Он пересекает гостиную. Открывает дверь. Рваный зеленый свет. Тьма.
Тьма, а потом снова сизый водоворот, в котором кружатся лица, которые смотрят на него и что-то говорят, и ощущение теплой стены, и скрипнувшая снова старая лестница, и слизеринская спальня мальчиков, и Лили, и лежащий на земле Блэк, и кричащий ребенок, и зеленый свет от Авады, и снова мама, Люпин, ребенок, все быстрее, все невыносимее, все плотнее в этом сизом водовороте, который сейчас, кажется, высосет из него душу, но он карабкается и бьется, и когда все окончательно сливается, центробежная сила внезапно выкидывает его прочь, вовне… Тьма.
Снейп с трудом разлепил веки. Он совершенно не представлял, сколько прошло времени с того момента, как он присел у кровати Грейнджер. Теперь он лежал. Профессор довольно легко поднялся с пола, но его повело в сторону, и он грохнулся обратно, не успев даже руки подставить. Сознание, казалось, не оставило его снова только из вежливости. Вторая попытка встать оказалась более успешной. Но третья не удалась вовсе. Снейп стоял на коленях, решив не возвращаться на пол и не терять взятых позиций, а вместо этого собраться с силами и подумать пока о чем-нибудь помимо способа встать. Например, о том, что с ним сейчас было.
Он только что прожил жизнь Джеймса Поттера. Или свою собственную, которую забрал у него Джеймс Поттер. Последнее интереснее. Почему так тихо?
Он уперся в пол руками и присел на корточки. Оказывается, еще и затылок болит. Осторожно, по мысленно прочерченной вертикальной линии, поднялся. Покачнулся. Устоял. Посмотрел на кровать. Грейнджер не шевелилась, и даже больше, чем ровное выражение худого лица, его поразили неуловимые изменения очертаний ее расслабленного тела под простынею, оставленного отчего-то мучительным напряжением.
Ее свободная рука свесилась с кровати. Что она с ним сделала? Сытая вампирша. Или умерла!? Нет, слава Мерлину. Домой, в подземелья.
Помфри, разбуженная, очевидно, грохотом, который он учинил, пытаясь встать, наконец появилась в дверях. - Поппи, я воспользуюсь камином? Колдомедик уже не смотрела него – она внимательно изучала Гермиону. - ? - Поппи, пожалуйста. Потом. Да, она действительно просто спит. Я объясню все вечером, когда сам что-нибудь пойму. Он снова покачнулся. Помфри стремительно отлетела от Гермионы, и через секунду под носом Снейпа оказался дурно пахнущий флакончик. Ему показалось, что Поппи буквально донесла его тело до камина. Очутившись в своей комнате, он сразу упал на кровать, не заботясь о том, чтобы снять мантию и ботинки. Думать было трудно, хотелось раствориться в подступающем сне, но он понимал, что сон наверняка изгладит в его памяти львиную долю воспоминаний, впечатлений и нюансов, которые могут быть исключительно важны для дальнейших действий.
Снейпу вовсе не хотелось терять эти воспоминания. Что произошло? Откуда все это, такое реальное и несбывшееся? Осталась ли в живых его Лили? Что произошло с малышом? Ложные воспоминания, связывающие прожитые куски этой жизни между собой, теперь стремительно распадались, и Снейп уже не помнил, чем конкретно заслужил Аваду от Темного Лорда, почему он ждал в гости Люпина, и как – как, черт возьми!?– звали его сына? Древняя магия, озарило измученного Снейпа. Это древняя магия рвется наружу. И невероятным образом прокручивает этот сюжет в его голове. Грейнджер и не подозревает о том, что сейчас сделала с ним. Это только ее магия. Несостоявшегося самопожертвования. Нашла выход. Она больше не будет мучиться. А ему подарили собственную жизнь. «Спасибо, Грейнджер. Сто баллов Гриффиндору. – Не за что, профессор. Без вашей помощи я бы не справилась». Можно заснуть, но, пожалуйста, дайте сейчас сюда Омут Памяти, чтобы все это не растворилось, не вернулось обратно в неслучившееся … В той жизни его не подвешивали вверх тормашками и он не называл Лили «грязнокровкой». В той жизни он видел счастливую маму. В той жизни…
В камине раздался странный треск. Снейп резко повернул голову и чуть не свалился с кровати, увидев взъерошенного гостя. - Простите за вторжение, про… Мерлин, что с вами? У вас просто камин не был зажжен, а через сов я не смог, на всякий случай, их с обеда проверяют… - Что вам нужно, Поттер? - Вы в порядке, сэр? - В полном. Ну? - Карл Нордаммер сегодня утром умер. Самоубийство. - Бритва? - Откуда вы знаете, сэр? - Я дал ему ее. - Что?? Да как вы… - Замолчите. Это была неудачная шутка.
XI
«Семейный совет» в составе Снейпа, Помфри, Макгонагалл, и куда деваться, Поттера, прошел в теплой и дружеской обстановке. Профессора от нее до сих пор передергивало. Столько благодарности во взглядах ему не пришлось испытать даже после победы над Волдемортом. Правда, сравнивать было несколько неправильно, тогда благодарности как таковой вообще было мало – недоверие, изумление, стыд... Чувствовать признание естественно и с удовольствием у Снейпа получалось в свое время только со стороны Дамблдора, да и то... Официально принимать почести за заслуги ему приходилось неоднократно, но в тот момент эта модель поведения было как-то не к месту. Говорил он много, благодаря судьбу за то, что заклинание «Круциопессимус» само по себе вызвало море интереса, сняв необходимость рассказывать о том, что он, собственно, пережил сам во время выхода древней магии. Поттер сидел с не своим лицом, когда речь зашла о ней. Хорош бы он был, если… Хотя, скорее всего, ничего особенного бы не случилось, даже если бы пришлось что-нибудь раскрыть. Мальчик волею судьбы и Дамблдора и так знает о нем больше, чем все здесь присутствующие. Обливиатус бы, да поздно…
Да, шансов вернуться к разумному существованию у Грейнджер по-прежнему не было. Это имело значение, потому что даже колдомедик Помфри успела пообольщаться на этот счет. Впрочем, пообольщаться, как выяснилось спустя пару суток, успели они все. Грейнджер снова металась по кровати и выла (утром она оттуда свалилась и перевернула столик с пробирками). Сил у нее, очевидно, прибавилось, поэтому после Петрификуса на ее привязывание к кровати ушло вдвое больше бинтов, чем обычно. Снейп, немного пришедший в себя после путешествия в несбывшуюся жизнь, уже предугадал безмолвную просьбу директрисы повторить опыт, принесший облегчение гриффиндорке. И, собственно, собирался это сделать. Причем без особого нежелания. Однако он пребывал в растерянности. Подойти к Грейнджер в присутствии колдомедика и директрисы могло означать, что они узнают, что будет твориться в его голове. А этого Снейп хотел примерно так же, как в первую брачную ночь с Лили увидеть Сириуса Блэка, стоящего с подсвечником у их кровати. Впрочем, ему внушал надежду тот факт, что в первый раз Помфри его речи или криков не услышала. Действовали ли в это время антизвуковые заклинания? Скорее нет, чем да, ведь на грохот падения она прибежала. Или она просто сняла их как раз в это время? Или это была просто случайность?
Кроме этого, Снейп был озадачен вопросом, насколько долго продлится выход магии. Наиболее логичное предположение – это прекратится только вместе со смертью Грейнджер. Тогда каждый сеанс, уменьшая количество магии, будет приближать завершение земного существования девчонки. Хотя не факт. Она ведь в самом деле чувствовала себя лучше после того… эпизода. И может быть, магия выйдет, а Грейнджер просто будет тихо лежать здесь или в Мунго, где - не будет иметь значения. Если это действительно так, то она, скорее всего, даже будет в своем роде счастлива. А он будет счастлив завтра. Снова. Увидит Лили живой. Неважно, кто про это узнает. Неважно, насколько его это измучит. Неважно, что расплатой будет ужас. Страшно и отвратительно только то, что счастье пришло к нему так мучительно неестественно, в виде безумной Грейнджер, в виде нерастраченной последней магии, предназначенной погибшему ребенку.
XII
- Сев, это тебе. Он открыл потрепанного вида пыльную коробочку. - Что это? Мама рассмеялась. - Посмотрите на этого кроху. Он не знает, что такое снитч! Сев, как ты ухитрился зарыться в книги так глубоко, чтобы… - Ну маам. Терпеть не могу квиддич. - Ну, значит, это просто подарок на память. Скажи спасибо, что это не квоффл и места занимает мало. - И не бладжер, по голове не ударит. - Это точно. Я тебе не рассказывала, что была ловцом Слизерина? Одним из лучших в его истории, между прочим. - Кажется, не рассказывала, но я все равно это знаю. Мам, ты молодец! А я вот вряд ли влечу в историю Слизерина на метле, если ты понимаешь, о чем я. Но попасть туда уж постараюсь. Как-нибудь. Тьма.
- Снейп! Ты ведь в курсе, что случилось с Малсибером? - Разумеется. После встречи с Мародерами он второй день поедает траву на поле для квиддича, Помфри в очередной раз укротила его своим лассо буквально полчаса назад. - Мародеры еще поплатятся. Гипнотизеры хреновы. Выучили один трюк и… Снейп думал, что нужно сделать, чтобы не покраснеть от ужаса и вины перед всем факультетом в лице стоящего перед ним Люциуса Малфоя. Овцегипноз был его давней и тайной выдумкой, которую он опробовал на Блэке. Блэк успел поставить «Протего», а Поттер успел запомнить заклинание. С тех пор ближайшее будущее Слизерина отчетливо вырисовывалось как полная труба. Пока это заклинание разведают, пока разработают защиту, пока дополнят ею чары Хогвартса – пройдет недели две, не меньше, а помогать Дамблдору в этом ни слизеринцы, ни гриффиндорцы по разным причинам желания не испытывали. Поэтому поле для квиддича с каждым днем все сильнее напоминало гигантское шахматное – составить компанию несчастным слизеринцам и попастись приходили туда уже и из Хаффлпаффа, и из Рейвенкло, а потом и из Гриффиндора, конечно же. Снейп умирал со смеху, потому что первым пострадавшим от конкурирующего факультета был никто иной, как Ремус Люпин. Северуса гораздо больше порадовали бы жующие газон Поттер или Блэк, однако вервольф в роли овцы вызывал у него приступы просто-таки истерического хохота. Остальные слизеринцы тоже радовались довольно бурно, так что реакция Снейпа особенно не выделялась. Но было жутко обидно, что шуткой этой, про волка в овечьей шкуре, ну ни с кем нельзя было поделиться. Он ненавидел Дамблдора. Нерушимая клятва до окончания Хогвартса – это было слишком даже по меркам довольно-таки беспринципных слизеринцев. - …и у нас нет ловца. Северус, ты как? Ты же вроде с метлы не падал со второго курса, а остальное, в принципе, и неважно… Да. С таким подходом к спорту нынешнему Слизерину только и остается, что лупить бладжерами всех, кто не в зеленом. Тьма.
- Снейп, не спи! Я видел его слева! Желтые и зеленые молнии летали над полем, а Снейп завис посередине, не двигаясь с места. Хаффлпафф, разумеется, вел в счете. Кажется, 70:30. Северус был в этом не уверен. Ему было все равно. Только бы не свистели тут эти чертовы мячи. О, Мерлин, вот опять рядом. Спасибо, что соперники хаффлпаффцы – представители остальных факультетов давно бы нашли вполне легальный способ обезвредить растерявшегося ловца враждебной команды. Будь тут Рейвенкло, он бы давно уже в крыле у Помфри лежал, а виновная девочка-загонщик изображала бы искренний ужас; про Гриффиндор и говорить нечего. Северус безнадежно задрал голову вверх – и увидел над собой золотой проблеск.
Он не ожидал от себя этого. Совершенно не ожидал. Увидев, какую новый слизеринский ловец исполнил мертвую петлю, завыли все трибуны. В восхищенном ужасе, кажется. А потом снова завыли – от типично антислизеринской радости. Потому что снитч ускользнул у Северуса буквально между пальцев, и ловец снова висел посередине поля, одуревший от собственной безбашенности… а прямо ему в лицо летел бладжер. Но Снейп не мог сдвинуться с места. Он застыл – в таком страшном оцепенении, что, казалось, проплывающие мимо секунды царапают кожу. Конец.
Желто-черная бита, как огромная оса, метнулась вдруг прямо перед его лицом, а отраженный в последний момент тяжеленный шар полетел вправо. Снейп, уже слабея, в полупадении, повернулся – и встретил синие-синие глаза белобрысой загонщицы-хаффлпаффки, которая уже улетала, но обернулась назад буквально на мгновение – и это мгновение было последним, что запомнил теряющий сознание Северус, падая с метлы на поеденную траву квиддичного поля. Тьма.
- И все-таки зачем ты его отбила? Маленькая хаффлпаффка, казалось, искренне не понимала, о чем он ее спрашивает. - Я же враг, я не в твоей команде, ты меня даже не знаешь. Я бы и так шлепнулся. А у вас стало бы больше шансов. - Мы и так бы выиграли! Шансов у нас и без твоей покалеченной головы хватало, да даже если бы и не так!. Бладжер ведь прямо в тебя летел. А ты не мог с места сдвинуться, это все видели. Так бывает, от неожиданности. - … - Я не думаю, что ты испугался. - Зато все остальные так думают. Хаффлпаффка пожала худеньким плечиком и с робкой иронией протянула: - Ну, раз уж все остальныые… Они шли по усыпанной песком дорожке, ведущей к озеру, мимо сидящих в траве на раскинутых мантиях хаффлпаффцев и рейвенкловцев, мимо кустов жимолости и английских роз, мимо… Джеймса Поттера и Питера Петтигрю. Лицо Джеймса прямо-таки светилось от неведомой радости, и очки его сияли. Он загородил им дорогу. - Ути-пути-тили-тесто, у Нюниуса новая невеста. Радуешься, что на тебя хотя бы хаффлпаффка посмотрела, трусишка-зайка-сере... Северус уже размахнулся палочкой. - Поттер, что-то не так? Из-за куста жимолости вышли двое хаффлпаффцев-пятикурсников, один низенький и толстый как бочка, второй ростом на полголовы выше Поттера и значительно шире в плечах. Из-за спин этих двух, в свою очередь, выглянул третьеклашка с шеей, не по сезону замотанной желто-черным шарфом. - Все в порядке, ребята, за исключением того, что этот урод… - Мы рады, что у тебя пока все в порядке. Но ты, кажется, считаешь, что-то не в порядке у нас. Хотя-бы-хаффлпаффка. Джеймс, уточни пожалуйста, что конкретно не в порядке у нашего факультета? Над кустом жимолости воздвиглась фигура какого-то семикурсника, а Снейп услышал нечто похожее на сдавленный всхлип, раздавшийся чуть ли не из-под его мантии. Мэри Джонс изо всех сил старалась не смеяться в открытую. - Если-еще-раз. Увидим-или-услышим. - Иди отсюда, Поттер. Прихвостня не забудь. Джеймс обогнул группу деланно-медленной походкой и пошествовал к Хогвартсу. За ним поплелся Питер. - Ребят, я бы и сам спра… Парни, направившиеся обратно в свою жимолость, вряд ли разобрали его слова. Тьма.
Голоса пятнадцатилетних Джоанны и Психеи на втором этаже достигли, казалось, последней границы звуковых высот. Он был дома уже десять минут, но они не слышали. - Да он на тебя и не смотрит, дура. Ты вся такая добрая, а он вместе с остальными просто смеется над тобой - и зельеделие списывает! - Не смей говорить так про Гарри! - Ага, и он целыми днями с Грейнджер именно потому, что боится к тебе подойти? Ты серьезно считаешь, что мальчик-который-выжил чего-то стесняется? - Нет! - А зря. Потому что стесняется. Тебя! - Замолчи! Замолчи! Ты ведь ничего не знаешь! - Ну так расскажи, Пси! Вряд ли твоя история займет больше полуминуты! - …! - И не вздумай решить, что я тебе завидую – трехдюймовыми буквами у тебя на лбу сияет именно это, не поверишь. Последние слова превратились почти в шипение. Белокурая и синеглазая рейвенкловка Джо унаследовала внешность матери, но манера выражаться и резкость характера были, вне всякого сомнения, его. Зато ее двойняшка, черноволосая бледная Психея, студентка Слизерина, была просто вторая Мэри – может быть, чуточку более зажатая, чем мать, но… Вот же как все перемешалось. - Я убью тебя, если ты не замолчишь! - Я не замол…Пси… кхх.. что ты дела… Псии… Снейп ворвался в комнату дочерей и высвободил горло Джоанны из рук дрожащей в накатившем внезапном ужасе Психеи. Приподнял чуть ли не за шкирку не менее испуганную блондинку и толкнул ее к двери. - Если не научишься придерживать змеиный язык, когда-нибудь смертельно укусишь саму себя, Джо. Вон. Психея тихо всхлипывала, свернувшись в комочек на кровати. - Пси… - Папа, пожалуйста. - Не хочешь – не рассказывай. - Гарри Поттер поцеловал меня в поезде. - Действительно, меньше полуминуты. Пси пожала худеньким плечиком и прошептала с такой знакомой робкой иронией: - …целовал, кажется, дольше. - Эээ…Что ж. Младший Поттер мне не очень нравится, скажу честно. Но Дамблдор отзывался о нем как о добром и искреннем юноше, которому слишком многое пришлось пережить. Не плачь больше и не принимай поспешных решений. Проверь его лучше как-нибудь. - Как? (всхлип) Я не представляю. - А вот об этом посоветуйся с Джоанной. Она не такая злая, как кажется. Тьма.
- Мэри! Мэри, это ты? - Папа, папочка, пожалуйста, успокойся… - Джо… где… хх… твоя мама? Синие глаза, глаза Мэри, смотрели на него, и из них ручьем струились слезы, хотя лицо дочери было спокойным. Искусственно спокойным. А вот прервать поток слез она не могла. - Папочка, не засыпай только, пожалуйста, сейчас все будет хорошо! - Дж.. отв…чай мне сейчас ж... - Паапа… я… - Ум… - В лаборатории был такой взрыв, она просто не могла, папа, держись… Она прижала его голову к груди, и соленые капли упали прямо на его обожженное лицо, но он не чувствовал боли, а она не замечала своих слез. - Дж..анна. Я тоже. Кажж…ся сейчас. За ней. Передай Психее… и внукам, что я люблю их… И теб… И Мэ…ри. Тьма.
И водоворот из движущихся портретов, пейзажей и натюрмортов, и свадьбы дочерей, и снитч, скользящий между пыльными пальцами, и запах жимолости, стоявший в лаборатории перед взрывом, и синие глаза Мэри. Снейп, к которому параллельно возвращались какие-то обрывки прежнего сознания, несмотря на ужас увеличивающих скорость оборотов, стремился попасть туда, вглубь сизой воронки, к этому ускользающему синему свету, но безжалостная сила уже выталкивала его из этого круга, как какое-то чужеродное или просто слишком легкое тело… Тьма.
XIII
Снейп, как он узнал потом, валялся без сознания где-то четыре часа. Тогда как руки Гермионы Грейнджер касались его головы не более пяти минут, после которых он свалился на пол, забился беззвучно словно бы в нехватке воздуха, потом дернулся - и затих. Помфри заставила его остаться в больничном крыле на ночь и отпаивала укрепляющими. Спать профессору не хотелось – скорее всего, тот его обморок просто перешел в сон, и теперь он лежал с открытыми глазами на больничной койке в отдельной комнатке, ни в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, и мысли текли в его голове прозрачные и отстраненные, словно поток воды в каменном русле. Легкий ночной ветер, насыщенный острым запахом умирающей листвы, пробирался в комнату через полуоткрытое окно, и это само по себе было для Снейпа чем-то невыразимо новым – он уже шесть лет, да и раньше-то тоже, по большому счету, покоился на ночном ложе в лишь в подземельях Хогвартса, где не водилось даже хилого сквознячка.
Он не помнил, как звали ту хаффлпаффку. Почти стерлись черты ее лица. Зато чувство, которое он испытывал к ней, как будто въелось в память, вошло в состав крови, осталось на коже ладоней - такое спокойное, нежное, и в то же время жаркое и требовательное. Оно было так непохоже на болезненную, нервную и полуплатоническую даже в самые острые моменты привязанность к Лили Эванс. То, что рядом с ним была не Лили, что занимался с любовью он не с Лили, и детей ему родила не Лили, не вызывало изумления или неприятия – то неуловимое, но уже знакомое ощущение, которое он испытал не так давно по дороге в Министерство, служило почему-то достаточным объяснением этому.
Дверь приоткрылась, протянув к себе очередной порыв ветра, и в палату вошла Помфри. Снейп успел закрыть глаза. Он слышал, как она оказалась у изголовья его кровати, немного постояла там, решив, видимо, не будить уставшего, потом прошла к окну и затворила его; Снейп едва удержался, чтобы не возразить, но вовремя вспомнил, что как бы спит. Помфри ушла.
Кажется, Мерлин посредством Грейнджер дает понять ему, что в жизни выпадает вовсе не один шанс на счастье. Нормальным людям, по крайней мере. Он сам вряд ли после всего, что было, нормален, и шансы выпадают ему тоже совершенно ненормальным образом. Но минус на минус дает плюс. Вот сегодня он использовал вторую возможность. Будет ли третья, четвертая? Снейп неожиданно четко вспомнил Психею и Джоанну. Помимо нахлынувшего вдруг тепла, он вдруг испытал почти эстетское, как бы со стороны разочарование тем, что эти две девочки никогда не родятся – как когда-то пожалел, что аналитические способности Грейнджер никогда не будут реализованы. Они прожили свою даже-меньше-чем-пятиминутную жизнь только в его галлюцинации, а потом снова растворились в небытии. Снейп вернулся мыслями к своей жене, так несправедливо и не вовремя ушедшей из его памяти, как тогда - из жизни. Она была из Хаффлпаффа. За детьми с этого факультета закрепилась устойчивая репутация простачков, из них впоследствии мало выходило государственных служащих или ученых, хотя были исключения – вот Помона Спраут, например, и его жена, пусть и несуществующая. Интересно, была ли похожа на нее Хельга Хаффлпафф? Снейп с трудом поднял руку, чтобы слегка откинуть одеяло – без соседа-ветра в комнате уже становилось жарковато. Его внезапно позабавила мысль, что следующие его «шансы» непременно должны быть студентками Слизерина и Рейвенкло. Он попытался представить усредненные портреты представительниц, но получившиеся картинки ничем его не привлекли, хотя какая разница, ведь и Хаффлпафф до сегодняшнего вечера...
Снейп с неожиданной тоской думал об этом факультете, раз уж жену вспомнить почти не получалось. Студенты оттуда никогда ничем особым не бравировали, как это принято до сих пор у прочих факультетов: Слизерин – знатностью и изворотливостью, Рейвенкло – интеллектуальной искушенностью, а Гриффиндор, соответственно, храбростью. Зато если кого-то с их факультета обижали, они и вправду поднимались стеной – в большинстве случаев бесконфликтно, но и этого хватало. Это была отнюдь не хваленая гриффиндорская храбрость. Гриффиндорцы боятся страха; для каждого них главное – ничего не испугаться и обогнать в бесстрашии другого, в то время как хаффлпаффцам безразлично, кто из них храбрее – они просто встают на защиту вместе, когда это нужно кому-то из их простоватого желто-черного племени. Трудолюбивые пчелки в улье, в который лучше не соваться без дымового заклинания… Снейп вдруг понял, что да, он хотел бы учиться там вместе с этими ребятами, и неважно, что собственные качества его гораздо больше подходят остальным трем факультетам. Выбирать можно не только по сходству; можно ведь взять как раз то, чего не хватает. Слизерин, в конце концов, был выбран именно по этому принципу. И вряд ли его, Снейпа, исходные способности пострадали бы там – наоборот, он принес бы факультету новую, вполне заслуженную славу. Снейп засыпал с такими мыслями, не подозревая пока даже, что его новая мечта о прошлом в каком-то смысле не столь уж несбыточна.
XIV
- Никто из тех, кто в курсе, не может помочь ей. Кроме профессора Снейпа. - Ты тоже пробовала? - Да. - Когда? - Сразу же, как только она снова заметалась. - Может, потому что мы - женщины? - Вряд ли. Я позвала профессора Флитвика и рассказала об этом доктору, когда он приезжал. Оба они оказались готовы к эксперименту, но он ничего не принес. - Ты оперативно действуешь, Поппи… А Снейп знает о твоих опытах? - Да, со вчерашнего вечера. - Был сильно удивлен? - Да он ничем не бывает удивлен. Он как заранее знал. И знаете, профессор, мне показалось – на секунду – что он этому даже рад. - Не думаю, что он способен радоваться в таком состоянии. Глянь-ка вот… Помфри развернула поданную Минервой скомканную записочку. - Изъяла у не в меру расшалившегося рейвенкловца. - «…если зельевар вампир, то точно как минимум полгода не обедавший. Поэтому ночью нам ему лучше не попадаться.»… Лучше не скажешь. - Вот-вот. У него глаза провалились почти до другой стенки черепа. - Истощение, умственное и физическое. Рассредоточенность внимания, ночной бред, заострившиеся черты лица. Обследоваться не желает. - Да и смысл… - Ну мало ли. - Удивляюсь до сих пор, зачем он на это идет. - А я не удивляюсь. Особенно учитывая его прошлое. - А что такого в его прошлом? - Он ведь был влюблен в Лили Эванс, профессор! Гарри Поттер, перед тем как убить сами-знаете-кого, рассказал это чуть ли не всей школе. История не получила публичной огласки только потому, что соответствующий номер «Ведьмополитена» был изьят Министерством, а дочка редактора «Придиры» подруга Гарри. Тем не менее слухи… знают практически все. - Ах вот оно что. - И шпионил он для Дамблдора, чтобы искупить вину перед маленькой Эванс. - …? - Гермиона – тоже магглорожденная, и сама ситуация... Не уверена, что искупление вины у него не вошло в привычку. - Не могу поверить, Поппи, ты со мной сплетничаешь. - Могу прекратить, профессор. - Нет. Но на сегодня достаточно. - Думаю, вам все же лучше дослушать меня. - Да? - Снейп так долго не протянет. Он, чувствую, как раз этому и рад. Минерва, вам решать, продолжать это ради девочки или… - Запретить ему? Даже если бы я этого захотела, вы думаете, у меня бы получилось? - Хотя бы ограничить, и возможность это сделать есть лишь у нас двоих. - Так вы возьмете это на себя? - Да, если не вы, то я. - Воля ваша, хотя если бы мне пришлось выбирать… - Я, как врач, выбираю больного, у которого больше шансов.
XV
Через месяц Снейп перестал наконец снимать с подушки десятками собственные выпавшие волосы ( к счастью, не потому, что их больше не осталось) – это было его практически единственным развлечением между уроками, Грейнджер и часами тяжкого беспамятства. Он не помнил, как встретил Новый Год. Сеансы теперь проходили раз в неделю, пятничными вечерами, чтобы в выходные можно было хоть как-то восстановить силы. Помфри была неумолима. А Снейп нашел в себе силы немного отстраниться от эксклюзивности собственной роли, а главным образом - от желанной платы за ее исполнение. Грейнджер начинала буйствовать примерно во вторник – мучения ее теперь длились четыре дня из семи. Снейп начал наконец задаваться вопросом, почему именно он является катализатором для источника древней магии.
Несмотря на оскорбленные взгляды Помфри, он самостоятельно повторил эксперименты со всеми коллегами, кроме Хагрида («Профессор Снейп! Вы не в своем уме, он ведь как ребенок!»), вызвал консилиум из госпиталя Святого Мунго, с поистине шизофренической изобретательностью избегнув рассказов о том, что чувствовал во время сеансов сам. И, как и Помфри, оказался в тупике.
Тупика достигла и другая ветвь его размышлений. Снейп стоял у подоконника в коридоре больничного крыла и дожидался Помфри и ее рассказа о состоянии Грейнджер, которая со вчерашнего вечера опять лежала привязанная. В последнем своем видении он так и не встретил любимую женщину, а вел жизнь внешне примерно такую же, как сейчас, только без преподавания, и был вполне счастлив этим. Он посвятил себя разработке каких-то неимоверно сложных заклинаний, непонятно – темных или светлых, одним из них планировалось восстанавливать погибшее человеческое существо из любых его органов – кожи, ногтей, костей, волос, крови. Другое было предназначено для того, чтобы душа умершего человека могла оставаться в теле еще некоторое время после физической смерти – ну, например, чтобы успеть попрощаться с родными, предупредить о чем-то или закончить важное дело. Это было как-то связано с принципом действия хроноворота, и его он запомнил наиболее четко – даже записал, когда очнулся, наиболее важные моменты. До мышей, впрочем, дело пока так и не дошло – восстановление сил, раздумья и преподавание занимали все его время. До этого он считал, что для Минервы Макгонагалл тоже было бы неплохо поддаться действию древней магии Грейнджер; потом он понял, что она, собственно, проживает сейчас примерно то же, что и он. А вот сейчас выходило, что судьба Минервы – вовсе не настолько несчастная и бесплодная, как она в последнее время убедила и себя, и его заодно. Почему Помфри до сих пор нет?
Снейп заглянул в общую палату – на дальней койке чуть не подскочил лежащий там со сломанной ногой вратарь Гриффиндора. Профессор быстро ретировался, успев заметить еще одну разложенную и помятую постель. А в коридоре взгляд его уперся в дверь палаты Грейнджер. Обычно замаскированную. Он ворвался в палату и через секунду уже вырвал из рук Грейнджер бесчувственного хаффлпаффца-третьекурсника.
- Помона, можно вас на пару слов? - Да, Северус. - Что случилось с вашим третьекурсником Дэном Никсоном и почему он у Поппи? - Он довольно неуравновешенный мальчик, вам это известно… Мадам Помфри регулярно помещает его на некоторое время в больничное крыло для прохождения небольшого курса стабилизирующей магии. - Я хотел бы поподробнее узнать о том, что произошло с мальчиком два с половиной года назад. - Спросите у своих студентов! - Видите ли, Помона. Я не считал до этого момента, что допрос пострадавших детей с помощью Веритасерума является моей прямой обязанностью, но если уж декан Хаффлпаффа… - Простите. - Я лучше выслушаю вас. - Дэн Никсон – магглорожденный волшебник, воспитывался в приюте. Никогда не знал своих родителей, в общении с ровесниками скован, из дисциплин проявляет интерес главным образом к нумерологии. На первом курсе он повздорил с вашим студентом. Тот применил против него несколько заклятий, в том числе Левикорпус. Насколько мне известно, помимо этого молодой Эйвери сказал ему нечто вроде «такие уроды как ты не нужны даже магглам, собственным родителям», что, собственно, и пробудило агрессию мальчика. Думаю, он до сих пор полностью не оправился, но ему уже значительно легче, чем тогда. - Спасибо, Помона. Отчего-то хочется попросить у вас прощения тоже. - Не стоит, Северус, я, кажется, забылась на минуту. Некоторым из моих учеников также есть чего стыдиться. - Пусть тогда наши извинения взаимоуничтожатся. И спасибо еще раз…
Снейп вышел из теплицы, размышляя, стоило ли рассказывать Спраут об инциденте, произошедшем с Дэном. Потом он твердо решил, что ни за что не расскажет. Грейнджер, выпроставшая руки из бинтов, лежала тогда еще тихо, а Снейп тряс мальчика за плечи. Выпученные глаза того, казалось, сейчас выскочат из орбит и покатятся по полу. «- Что ты здесь делаешь?» «- Профессор, я…» «- Отвечай мне, щенок, если не хочешь, чтобы я сам достал ответы из твоей головы». «- Я зашел случайно, увидел… хотел уйти, но в коридоре появились вы, профессор, и я решил подождать…» «Прекрасно. Меня боятся больше, чем привязанную к кровати буйную сумасшедшую, которая выглядит как инферия. Это высочайший педагогический успех». «- Ты видел что-нибудь необычное, когда она прикоснулась к тебе?» «- …» «- Пятьдесят баллов с Хаффлпаффа. Отвечай немедленно». «- …отца и мать. Я их видел, сэр.» «- Превосходно. Что дальше?» «- Ничего, сэр.» «- Не лги, мерзавец. Еще пятьдесят баллов с Хаффлпаффа.» «- Это правда, больше ничего…» «- Легилименс!» «И вправду, больше ничего.» «- Выходи, Никсон.» «- Да, сэр». «- Смотри мне в глаза. Прямо в глаза. Обливиэйт». Мальчишка глянул на него испуганно, поздоровался и ушмыгнул. В коридоре тихо прозвучало «Сто двадцать баллов Хаффлпаффу». Снейп очень надеялся, что это прошло незамеченным. А спустя несколько секунд Грейнджер опять заорала, и ему пришлось самому привязывать ее – на всякий случай без применения заклинаний.
XVII
После того, как третьекурсник убежал к себе в палату, и до самого разговора с профессором Спраут Снейп ходил ошарашенный не меньше, чем Дэн Никсон. Как же, черт возьми, все очевидно. Ключ для источника древней магии – ребенок, любой ребенок. Почему он, Снейп, вполне успешно заменяет ребенка, стало главным вопросом, на который ответа пока не находилось. Он абсолютно точно чувствовал, что внутренне он старше даже Минервы Макгонагалл, которая преподавала в его классе Трансфигурацию и при этом выглядела не намного моложе, чем сейчас. Однако новая догадка Снейпа требовала экспериментального подтверждения. И профессор зельеварения начал охоту на мышей.
Охотиться было трудно, и для этого подходили только среда и четверг. Во-первых, необходимо было избегать Помфри. Во-вторых, дети около больничного крыла, как правило, появлялись в непригодном для экспериментов состоянии – со сломанными костями, расстройством желудка, пострадавшие от заклятий и так далее, и Снейп, бывало, уже высмотрев свою добычу, просто опускал руки и говорил себе – нет, не могу. Однако какой-никакой выход нашелся: в коридоре иногда появлялись студенты, провожавшие больных к колдомедику, а также навещающие друзей. Поэтому первыми жертвами Снейпа стали старосты факультетов, таскающие к Помфри первокурсников, объевшихся блевотными батончиками Уизли. Помфри была занята больными, и вышедшего в коридор старосту поместить в палату Грейнджер было несложно. Первые же опыты показали, что нет, не каждый ребенок способен сделать так, чтобы это чудовище перестало выть и трястись.
Первой его удачей стала шестикурсница Сандра Брю, староста Рейвенкло. Оцепеневшая кудрявая девица была усажена рядом с кроватью Грейнджер, и та сразу же запустила свои костлявые пальцы в ее темную шевелюру. Глаза Сандры закрылись, дыхание стало поверхностным – и Снейп высвободил девочку из-под власти древней магии. Не прибегая к допросу, легилиментировал ее, увидев странную сцену: мать бьет дочь по щеке, а та бросается ей на шею, и обе рыдают, а потом какого-то странного мальчика, который был точно не из Хогвартса, и скорее всего, маггл. Сандру пришлось продержать в оцепенении около часа – не везло, в коридоре постоянно появлялись то Помфри, то Спраут, то маленькие пациенты, и оставалось только тихо умолять Мерлина не наказывать его пока за издевательства над детьми и не пускать в палату к Грейнджер колдомедика. В конце концов Сандра вышла в коридор, получила свое заклятие забвения (плюс двадцать баллов Рейвенкло в качестве символической платы за услугу), и пошла дальше по своим старостовским делам.
За две недели Снейпу повезло трижды. Теперь нужно было добраться до картотеки учащихся – не расспрашивать же все время деканов. Впрочем, Снейп и так чувствовал, что его гипотеза подтверждалась. Гильом Д’Эрвэ, второкурсник-слизеринец, был круглым сиротой, его родители были Упивающимися Смертью – отец получил поцелуй дементора. Чему Снейп сам был свидетелем, так как дементору это разрешило уже не министерство, а Темный Лорд. Мать покончила жизнь самоубийством.
Эйси Мирроу, рейвенкловец, как и Сандра, рос практически без матери – той куда милее была ее лавочка в Лютом переулке. Туда Снейп частенько захаживал раньше, и ужасно удивился, узнав из директорской картотеки, что Изабелла Мирроу – действительно мать Эйси, а вовсе не двоюродная тетка. Сандра же формально оставалась загадкой: полная семья, никаких пометок о неблагополучии, первый ребенок, дисциплинированная и способная девушка – не зря же староста. Но Снейп видел ее сестру-четверокурсницу, беззаботную и пустую девчонку, к которой липла половина курса Хаффлпаффа, да и не только.
На помощь ему пришла Помфри, знающая все и про всех. Снейп чувствовал себя прямо-таки посрамленным – вот кого Темному Лорду нужно было вербовать для сбора информации! Он сам, в силу природной замкнутости и даже некоторой внутренней деликатности, не особенно интересовался жизнью людей как таковой, и поэтому слишком много сведений, отфильтровываемых как ненужные, проходило мимо него. Это одновременно было и плюсом, и минусом при выполнении его шпионской миссии. Правда, Темный Лорд тоже отнюдь не был кумушкой, любившей послушать кухонные истории о любовных и семейных секретах. Будь оно хоть отчасти так, наверняка жил бы сейчас и здравствовал, ублюдок. А глупая четверокурсница-хаффлпаффка, как выяснилось, была ребенком от измены – мать семейства Брю ездила на отдых в Черногорию, где пала жертвой чар местного ловеласа, в жилах которого текло некоторое количество вейловской крови. Мама Брю, опомнившись только во время аппарации, ничего не сказала папе Брю, а тот, очарованный дочкой-на-одну-десятую-вейлой, вряд ли желал что-то подсчитывать или выспрашивать. Муж все узнает последним, усмехнулась Помфри – получив возможность сплетничать, она чувствовала себя как рыба в воде даже рядом со Снейпом. Тот позабавился про себя, решив, что с колдомедиком нужно будет потом иногда общаться, и секрет старшей дочери раскрылся. Кому приятно, когда тебя в двухлетнем возрасте перестают замечать и почти бросают на произвол судьбы ради нечеловечески очаровательной новорожденной сестренки. Завоевать гордость родителей не помог, скорее всего, даже значок старосты самого разумного факультета. Снейп внезапно осознал, что просто дико сочувствует кудрявой рейвенкловке, чьи проблемы по масштабу даже близко не лежали ни к бедам Дэна, ни к трагедии Гильома.
Профессор, которому не впервой было убивать двух зайцев одной Авадой, воспользовался разговорчивостью Поппи, чтобы расспросить ее о Хагриде – его наконец-то насторожило воспоминание о том, как колдомедик решительно исключила кандидатуру лесника из участников эксперимента среди педагогического состава Хогвартса. Услышав, помимо всего прочего, странную историю про то, как полувеликана в раннем детстве оставила мать, а в шесть лет умер отец, которого малыш чуть ли не мог держать на ладони, он совершил по своим меркам маленькое чудо, выбив наконец у колдомедика разрешение на эксперимент и с ним. Но несколько позже – лесника нужно подготовить, как выразилась Помфри. В следующую пятницу в видении Снейпу явилась Сандра Брю. В понедельник на зельеварении он публично выругал девушку за то, что ее сестра убожество, в то время как сама Сандра в силу своих природных данных способна вроде бы заботиться не только о себе. Он чувствовал, что сходит с ума.
XVIII
Эксперимент с Хагридом провалился полностью. Лесник чуть не рыдал – Помфри, вероятно, недостаточно хорошо подготовила полувеликана: ему показалось, что именно он нужен, чтобы помочь маленькой Гермионе – и сейчас чувствовал себя так, как будто неудача – его личная вина. В этот момент Снейп и понял, почему опыт не удался. Великан давно простил безалаберность собственной мамаши, смирился со смертью отца, и наверняка искренне считал Гермиону почти что собственным ребенком – впрочем, как и соплохвостов, и фестралов, и гиппогрифа.
В целом гипотеза о том, что к древней магии Грейнджер восприимчивы люди, которым в детстве явно не хватало матери или вообще родителей, была подтверждена. Хотя Снейп еще пару недель ловил детей. Когда в больничное крыло снова явилась Сандра, он чуть сквозь пол не провалился. Однако быстро преодолел себя, наложил оцепеняющее заклятие и втащил девочку в палату к Грейнджер. Но… ничего не произошло. Больная продолжала дергаться и кричать, вовсе не желая касаться руками темной головки экспериментальной мышки. И на Снейпа внезапно, на секунду, опустилось теплое спокойствие, какого он не испытывал… никогда в этой жизни. Он поднял Сандру с пола, изо всех сил стараясь унять дрожь в руках и коленях, тихонько прижал к себе и коснулся губами ее макушки. Потом вывел в коридор и наложил двойной Обливиатус. Она убежала, а он не знал, что ему делать дальше. Последние две недели галлюцинации приводили к нему только ее.
Охота на детей была полностью завершена через день, когда колдомедик все-таки застукала его с поличным. Пришлось и ей подарить пару Обливиатусов.
XIX
- Мам, я ведь уже совсем взрослый… - Я вижу, Сев. - И я думаю, что ты можешь рассказать мне… - Что, сын? - Ну зачем ты вышла за отца! - … - Ладно, не нужно. Я взрослый, я понимаю. - Трудно объяснять, Сев. Я могла бы сказать тебе, что на меня просто никто, кроме него, не обращал внимания, и это было бы правдой, но… - Но это неправда. Мам… - Мы с тобой, Сев – осколки древнего рода Принцев. Даже не осколки, наверное, а отрубленные щупальца погибшего давным-давно страшного и могучего морского зверя. Так в детстве я и представляла себе наш род – в виде огромного доисторического животного, чем-то похожего на паука, покрытого каменной броней, с парой десятков глаз, мощными жвалами и тяжелым чешуйчатым хвостом. Время таких существ давно истекло, их вытеснили небольшие и более подвижные виды. Наши предки были людьми жестокими, сильными, могущественными и умными – былую их власть ты слышишь в нашей фамилии. Но принц вовсе не обязательно будет властителем – ну, как титул становится пустым звуком, когда ты дальний потомок младшего королевского сына… Мне казалось, мои родители были очень похожи на вот таких затерявшихся потомков, которые живут только хранимой ими памятью о былом, в бедности и безвестности, в то время как титульная линия рода давным-давно прервалась. Они умны так же, как и их предки – и поэтому знают, что очень скоро даже память о могучем чудовище умрет вместе с ними. И больше ничего не ждут, кроме момента, когда же последний кусочек щупальца наконец застынет. От меня ничего не ждали, Сев. Вообще ничего. Ты можешь себе такое представить? - … - А я никак не хотела застывать, ты представляешь? Сейчас думаю, что, может, и зря… Сев, Сев! Ты - самое дорогое и лучшее, что у меня есть и было, прости меня… - Мам… да ты что. Просто у меня самого были немного похожие мысли, вот и… - Я училась в Слизерине, лучше всех летала… Настоящих друзей у меня почти не было, но я не расстраивалась. До того момента, пока наконец не поняла, что от меня ничего никому не нужно. Что никто не порадуется за меня, когда я поймаю снитч… И никому не приглянется страшненькая принцесса исчезнувшего древнего королевства. И тогда я объявила бунт. Я подумала, что ненавижу и свое королевство, и своих родителей, и это древнее чудовище. Я решила всем доказать, что зря они все от меня ничего не ждут. И я отреклась от рода Принцев. Отказалась гордо донашивать растрескавшуюся корону. Я ушла из дома и вышла за маггла, что, наверное, ускорило смерть твоих бабушки и дедушки. Но они так ее ждали, чтобы присоединиться к гордому сонму благородных прародителей, что мне даже не стыдно. Вот, кажется, и все… - А почему… он разлюбил тебя? - Потому что, наверное, никогда и не любил. Тьма.
Северус медленно опустил руку, и мальчишеское тело мягко упало на камни у основания Астрономической Башни. Люпин поднял голову, тупо улыбаясь и отходя от шока. Закатное солнце снова делало его волосы похожими на золотую паутинку, а мягкие обычно черты лица были напряжены, как перекрестно натянутые струны. Одна струна лопнула – улыбка пропала. - Что ты со мной сделал, Снейп! - Вообще-то спас, но если ты подберешь какой-нибудь синоним… - Заткнись, ублюдок! - Да пошел ты. Пошел он сам, однако шаги за спиной заставили его обернуться, и очередной на сегодня удар в лицо отбросил его влево. - Ты, зашранечш, ты же мне челюшть выбил! Палочка на взлете: - Шштупефай! Оглушающее в таком виде подействовало в точности как «Риктусемпра». Люпин, занесший было руку для второго удара, прикрывал ею глаза, и его трясло от истерического хохота. Он опять упал - на колени, уперевшись локтями в щебень, и Северус понял, что теперь оборотень рыдает. Ударом по собственному подбородку, наудачу, он поставил свою многострадальную челюсть на место. - Да что с тобой, бл*? Люпин уставился на него мокрыми голубыми глазами. - А ты как думаешь, Снейп? - Я думаю, что ты послал придурков куда следовало, а они решили открыть на тебя охоту. - Никакой охоты они не откроют. Но все равно. Все. Потеряно. Больше. Ничего не будет. - Кто-то больше не будет чувствовать себя дерьмом, всего-то. - Что ты понимаешь. - Да что ты, малыш. Где мне тебя понять. Может, конкурс устроим, кто тут самый несчастный? Тебя, скажем, заставляли есть флоббер-червей? Или, может быть, это тебя травили всей школой на втором курсе, потому что кто-то изобретательный наколдовал тебе невыводимую всевшивость? Или, может быть, это ты плясал на заднем дворе весь Торжественный обед на прошлом курсе, а факультеты по очереди выходили на тебя посмотреть? Или это тебя спас от смерти твой злейший враг - из его же собственной ловушки? Ах да, тебя, прошу прощения. Да пошел ты снова. Жалей себя дальше, скотина. Ползи обратно на башню. Я даже посторожу, чтоб никто не помешал. - Прорвало, Снейп? - А ты все равно скоро сдохнешь, так что плевать. - Вот как? Тогда и ты послушай. Я был… - Хрен тебе. - Петрификус Тоталус. Люпин дотащил его за ворот мантии до основания башни и усадил кое-как на теплые камни. Снейп решил, что когда заклятие будет снято, оборотень еще пожалеет, что не умер. Хотя он, кажется, и так. - В детстве, Снейп, меня держали в запертой комнате, меня даже азбуке не учили. А зачем? Оборотню все равно жизни не будет. Лишь бы не убил кого-нибудь ненароком. Ты знаешь Грейбека? Вот он меня покусал. А ему давно фиолетово, полнолуние или солнцестояние. Все думали, я такой же. Меня даже никто не жалел по-настоящему. Но я еще не знал, что я безнадежен. Брось, Снейп, ты не поймешь. Кто учится на Слизерине, никогда не поймет – все вы там, чтобы оправдать чьи-то надежды.
Особенно моя мама, подумал Северус. И еще Темный Лорд. Но за некоторыми исключениями Люпин был прав. Ноги и то, что выше, звенели от боли после вынужденной поездки по щебенке и камням. - Я все выучил сам, Снейп. Как у меня вышло – я не знаю. Кто из жалости подошел ко мне и показал буквы – я не помню. Я помню, как приходил Дамблдор и о чем-то говорил с моими родителями. К тому времени уже было понятно, что я никого не убью - большую часть времени, по крайней мере. Но они уже привыкли. К тому, что я почти мертв для них. Что я чудовище. И я тогда тоже понял это. А потом оказалось, что это не так! Только здесь, в Хогвартсе! Я сам не поверил. Они ради меня стали анимагами! Ты не думай, я понимаю, что это было для них всего лишь веселым приключением. Но я был нужен! И если, по твоему, я нужен падали и скотам – плевать, пусть я буду нужен хоть им. Но больше ничего не будет. Я снова… запертое умирать чудовище. А я так больше не смогу. Фините инкантатем.
Снейп пошевелился неуверенно и завел руку за спину – якобы потереть затекшую спину и побитое то, что ниже. - Ты не чудовище, Ремус. Ступефай.
Северус уже несся со всех ног к гриффиндорской башне. Где они, Мерлин их побери. - Эванс! Где Блэк и Поттер? - Ты опять нарываться? Снейп побежал дальше. Он не знал еще точной силы собственных заклятий, и поэтому уже представлял себе, как прямо сейчас Ремус уже заползает на башню - почему-то в виде облезлого волчонка. Нашлись они там, где и должны были – в больничном крыле, Поттер сидит над Блэком, Блэк держит свой нос под компрессом. - Нюниус. А ну пшел отсюда. - Со своей собакой так разговаривай, Поттер. Блэк дернулся на кровати. - Тихо. Если заденете меня сейчас, вы больше не нелегальные анимаги. Похрен на Нерушимую. Люпин сейчас лежит под Астрономической Башней. Он оттуда сбросился, но я его спас. Он под заклятием, чтобы снова не полез. Это все из-за вас. - Что-о? - Он думает, что потерял лучших друзей навсегда. И только вы его разубедите – если захотите, разумеется. - Сириус, лежи. Я пойду. Они бежали со всех ног, и спутник ни о чем его не спрашивал. Через несколько минут Ремус уже увидел, как над ним на фоне заходящего солнца встали рядом две фигуры. Джеймс Поттер и Северус Снейп. Тьма.
Они сидели рядом – там, под Астрономической Башней. Северус грыз травинку и изучал закат, а Ремус смотрел на него. - Знаешь, а я все-таки чудовище. - Ты зацикленный дебил. - Это неправильно, Северус. Ты про меня еще не все знаешь. - А они про тебя все знают? - Нет. Но они – это не ты. - Ах вот как. И когда смысл твоей жизни успел так сместиться? - Скорее сфокусироваться. Северусу стало отчетливо не по себе. - Спорим, я сделаю что-нибудь, отчего ты пожелаешь, чтобы я умер? «Не по себе» от этого вопроса выросло вчетверо. - У тебя миллион шансов. Сказать мне «Круцио», к примеру. И … много другого.
Круглое личико Ремуса было так серьезно и грустно, что Снейпу нестерпимо захотелось, чтобы он улыбнулся, поморщился или просто раздраженно дернул головой… Он почти неосознанно поднял руку и прикоснулся к трепещущей на ветру золотистой паутинке его мягких волос. А лицо Люпина вдруг приблизилось и заслонило солнце, в его расширенных глазах сияла такая невероятная радость, что у Снейпа не получилось отшатнуться, и он почувствовал теплые губы со вкусом молока на своих губах, и замер. Так вот ты какой, первый поцелуй. Рука Люпина зарылась в его волосы, и губы прижались плотнее и требовательнее. Язык оборотня скользнул к нему в рот, но Снейп так и не вышел из оцепенения. Люпин отстранился. - Я… не так понял, верно? Северус по прежнему сидел как изваяние, не в силах понять, что же сейчас произошло или происходит. И как он к этому должен относиться. И как относится. Губы холодил ветер, соприкасавшийся с оставшейся на них влагой. Люпин обреченно зажмурился и опустил голову. - Только вот на Башню больше лезть не надо. Ремус открыл глаза и уставился на Северуса. А он приподнялся, слегка дрожащими руками обнял оборотня, прижал его голову к своей груди и тихонько коснулся губами золотистой макушки. - Ты не чудовище. Тьма.
- Снейп. - Оборотень. - Ничего, что я сместил тебя с должности преподавателя Защиты? - Что ты. За семь лет этой работы понимаешь, что зелья в руках учеников гораздо безопаснее направленного на тебя Ступефая. - И ты не всегда успевал отразить? - Самородки встречаются. Тот же Поттер-младший. - Вы с ним как? - Средне. Заносчив, как папаша. - Да он тебя боится. - И правильно делает. У меня есть для тебя кое-что к полнолунию. - Ты станешь анимагом-змеей? - Нет, ты станешь оборотнем-бревном. - А ты ко мне придешь в полнолуние? - Заткнись. Тьма.
Они стояли спина к спине в большом зале Хогвартса, где-то там Волдеморт выкрикивал проклятия, но оба знали, что Поттеру они больше ничем помочь не в силах. Вокруг них кружили Лестрейндж, Эйвери и Долиш, но соперники не могли добраться друг до друга. - Слева. - Знаю. - Долохов - Империус. - Отразил. Следи за Лестрейнджем. - Пошел он. - Вместе Оглушающим! - Ступефай! - Попал! - Съели, да? - Ну и танцы. - Угу. Они смеялись. Оба. Потому что смерть, казалось, была бессильна перед ними, и хотя ничего было уже не изменить, сражаться все-таки стоило. Снейп ощущал неведомо откуда уже знакомое ему внезапное теплое спокойствие. А Волдеморт уже шел к ним навстречу, и Долиш с Эйвери отступили, оттащив лежащего Лестрейнджа. Снейп развернулся, перед ним оказалась спина Люпина. - Вместе… - Экспелли...! Хохот Волдеморта пробрал их до самых костей, и они застыли, не в силах больше шевельнуться, как одно целое изваяние – Снейп с занесенной вверх палочкой, Люпин с палочкой наперевес, защищающий Снейпа. - Разве не прекрасны. Восхищения Лорда отчего-то не разделил никто. - Жаль разрушать такое совершенство. Обычной Авадой. Профундофламелиус!
Они стояли в огненном круге, и язычки адского пламени цепочками сбегались в центр, прямо к ним. Они напрягали все силы, чтобы вырваться из-под власти оцепеняющих чар, чтобы… - Это тоже будет быстро. - Я не боюсь. - Ты ведь никогда не любил меня, верно? - Неправда. Я люблю тебя, - тепло солгал Снейп напоследок. Он не мог видеть лица Ремуса, но почувствовал, что его выражение изменилось. - Там Гарри! Живой! Волдеморт уже разворачивался, но Снейп успел ухватить взглядом тонкую фигурку мальчика в дверном проеме Большого Зала. Последнее для тебя, Люпин. - Андолориум! Спустя секунду змеи пламени взметнулись вверх по его мантии. Он дернулся от невыносимой боли адского жара, почувствовав, как его ноги и руки превращаются в уголь. Упали в пожирающее пламя они вместе. Тьма.
И сумасшедший водоворот, из которого Снейп стремился вынырнуть, но в этот раз было труднее, чем во все предыдущие. Обезболивающее заклятие Люпину сквозь пламя, урок Защиты, губы со вкусом молока и огромный страшный морской паук, облезший волчонок, закат и опять беспощадно пожирающий огонь, этот огонь, и сила, которая обычно выносила его, как щепку, теперь так долго боролась с той, что затягивала его, отяжелевшего, вовнутрь, и Снейпу стало так страшно, что он перестал бороться сам.
XX
На дворе стоял жаркий июль. Северус Снейп, несколько часов назад прибывший в Хогвартс из госпиталя Святого Мунго, где провел больше трех месяцев, шел по дорожке к больничному крылу. Теперь там, за тайной дверью, лежала уже не буйная сумасшедшая, подобная инферии, и не вышедшая из строя аналитическая машина. Не вызывающий угрызения совести комок страданий и боли, подлежащий уничтожению. Не голодный вампир. Не извращенное повторение судьбы Лили Эванс. Не самоуверенная всезнайка с ненавистного факультета, словно назло воплощавшая его собственные нереализованные стремления и наказанная за это самой судьбой. Не омерзительный и внушающий ужас страж, охраняющий вход в мир его счастья или его смерти. Не чудовище.
Там лежала просто измученная девочка, его бывшая ученица.
Минерва, выглядевшая гораздо спокойнее, чем тогда, когда он видел ее в последний раз, рассказывала о ней довольно отстраненно. Снейп так и не понял - то ли она догадалась поставить окклюменционный блок на собственные чувства, то ли просто перестала мучиться, выдержала ли она экзамен на звание матери, и просто делала теперь то, что должно. У девочки, судя по всему, уже выходило время, отпущенное для ее земного пребывания. Снейп был не в состоянии снова ей помогать – он понимал, что следующее путешествие закончится для него смертью. Он шел попрощаться.
Профессор без былого напряжения и отвращения погладил ее высохшую впалую щеку с узором из лопнувших сосудиков. Она была под заклятием – она почти все время теперь была под заклятием, но это было неважно. Он придвинул стул, сел у кровати и взял истончавшую до костей руку в свою, такую большую и сильную даже после Мунго - по сравнению с этой. - Здравствуй, Гермиона. Добро пожаловать… домой. Я пришел сказать тебе спасибо. Ты ведь вовсе не чудовище. Ты никогда этого не узнаешь, но ты больше не моя ученица – скорее наоборот… И мне совсем не обидно от этого. Я благодарен. Мне так жаль, что я ничем больше не смогу тебе помочь. Я сделал все возможное, ты бы это признала, если бы могла. Ты тоже, кажется, сделала все возможное. Для меня. Это было предназначено не мне, но я … не стал отказываться, как видишь.
Ты научила меня принимать, отвергать и дарить. Какая ерунда для тебя, не так ли? Но для человека, не получившего в детстве ни одного подарка и всю сознательную жизнь посвятившего искуплению непонятно как возникших долгов - это нечто почти невероятное… С последним уроком было сложно, правда? Я так долго не мог справиться, я ведь даже выполнил твое домашнее задание в собственной жизни, но не понял его смысла. Мне… так жаль тебя. Прости меня, когда будешь уже там. Если сможешь. Я так боюсь за тебя. То, что сказала тогда Минерва – что больные души не найдут себе успокоения и после смерти - кажется, верно. Мне остается только надеяться... Я буду ждать этого от тебя, Гермиона. И просить Мерлина, чтобы он помог тебе оправдать ожидания. Я возлагаю на тебя такие надежды, что ты могла бы попасть в небесный Слизерин. Если он существует, ты вряд ли туда захочешь, но это неважно – ждут чего-то ведь не только от слизеринцев. От остальных тоже ждут.
Снейп так и не смог сказать ей просто «Спи спокойно». Это звучало бы кощунственно – как потому, что последнее спокойствие пока еще не коснулось ее тела, так и оттого, что она вряд ли захотела бы покоя даже после смерти. Она бы обязательно пошла дальше.
вот так вот наверно) 
