Приглашаем всех творцов принять участие в конкурсе "Однажды 20 лет спустя" в честь юбилея ТТП!   

Жанр drama/detective
Рейтинг R

Диклаймер писано в некоммерческих целях, несколько персонажей и атмосфера принадлежат Д. Роулинг, также пара слов из Б. Акунина, А. Дюма, Ю. Семенова

Саммари После победы над ВдМ реабилитированный Люциус Малфой становится свидетелем неких событий, происходящих в правительстве магической Британии. Но он ещё не знает, что и сам он связан с происходящим, благодаря своим прежним грешкам.
Комментарии некоторое АУ
Предупреждение текст содержит эпизод с инцестом
Размер миди

ПРОЛОГ

«Дорогая Эрмина,
… Приношу извинения за доставленное неудобство. Надеюсь, этих восьмисот галлеонов хватит, чтобы избавиться от последствий нашей неосторожности. Тебя будут ждать в конце этой недели в швейцарской клинике в Энгельберге. Если этих денег окажется недостаточно, пришли мне счет.
Л.М.»

«Милая моя Аннабель,
… Прошу, оставь свои поиски, поверь, их результат не принесет тебе успокоения, вы слишком похожи, забудь его».

* * *
- Хорошо, полученные вами сведения будут нам очень полезны.
Роквуд кивнул и самодовольно улыбнулся.
- Эти министерские иногда так наивны, думают, если я реабилитирован, то они снова могут мне доверять.
- Скажите, Роквуд, а о том, что стало с казной убитого Лорда, он молчал?
- Молчал. Сразу замыкался, ну а жать на него я боялся.
- Правильно делали … И о Малфоях он тоже молчал?
- Наглухо.
- Ладно, есть и другие пути.
- Конечно, важно, что он согласился помогать мне, ай да Уизли.
Роквуд захихикал и после некоторой паузы продолжил:
- Ну что ж, кажется, на сегодня достаточно. Уже поздно, мне пора идти, пока меня не хватились.
Роквуд попытался встать из-за стола, но ноги отказывались его слушаться.
Человек, сидящий напротив невозмутимо произнес:
- Никто вас не хватится. Они получат письмо, где вы сообщаете, что отбываете на материк с особым поручением аврората.
- Не стану я ничего писать, - мужчину охватило беспокойство.
- Вам и не придется, письмо было отправлено сегодня утром.
Роквуд в изумлении смотрел на своего собеседника.
- Вам нехорошо? Выпейте ещё вина, оно превосходно, - услышал он едва ли не насмешливый голос.
Бывший пожиратель смерти пытался поднять руку от столешницы, но безуспешно.
- Не выходит? – притворно-сочувственным тоном. – Ваши конечности онемели.
Это уже не было вопросом.
- Ещё две минуты и паралич доберется до жизненно-важных органов, а пока у вас есть время для последнего слова.
Но мужчина в панике только хлопал глазами, крутил головой, безуспешно пытаясь двинуться, шевельнуть хотя бы мизинцем. И, наконец, осознав тщетность своих попыток, он уставился на человека, сидящего напротив. В глазах застыл немой вопрос: «За что?»
Неожиданно в полумраке комнаты прямо перед его лицом вспыхнул пучок света. И, словно ответом на незаданный вопрос, прозвучало:
- Предатель, не думаешь ли ты, что те, кого ты дважды предал, поступили бы с тобой мягче?
Без сострадания убийца взирал на дело своих рук.
Роквуд в ужасе смотрел, как безжалостные, словно глаза Немезиды,(2) две серые мрачные бездны блестели в свете волшебной палочки. И, когда последнее дыхание – тяжелый предсмертный хрип вырвался из парализованных ядом легких, звучный, холодный голос произнес:
- Нокс.

- Это он! – откуда-то справа, пониже локтя Люциуса раздался неприятный скрежещущий голосок. - Вергилий МакАдамс, начальник департамента внешней торговли нашего уважаемого министерства, - лицо гоблина Брекинга презрительно скривилось, сделав существо ещё более уродливым. – Говорят, на прошлой неделе в одном из их архивов была совершена кража. Похищенные документы все ещё не найдены. Я слышал, за ним и ещё двумя сотрудниками правления, имевшим доступ в архив, теперь ведется круглосуточное наблюдение, их совы перехватываются, корреспонденция проверяется. А он, вы только посмотрите, разгуливает по приемам, развлекая очередную вейлу.
Люциус повернулся в сторону человека, о котором говорил гоблин.
В центре гостиной старинного готического замка собралась небольшая группа оживленно беседующих солидных господ. Хозяин дома – пожилой мужчина в несколько старомодном, но элегантном костюме доверительно шептал что-то одному из приглашенных, который в ответ понимающе кивал. Именно на этого гостя показывал сейчас гринготтский банкир.
Про Вергилия МакАдамса Люциус, конечно, слышал, он вспомнил, что читал его трактат о неоспоримых преимуществах чистокровных политиков перед прочими, и это сочинение его весьма впечатлило. Однако Люциус знаком с ним не был, поскольку начальником департамента этот господин был назначен не так давно, а их интересы еще не пересекались. И, кто бы мог подумать, что этот, несомненно, талантливый и дальновидный человек настолько нехорош собой и … гадок, да-да гадок. Это был субтильный уродец надменного вида. Его неопрятно висящие усы напоминали мочалку. Особенно отвратительны были жилы, набухшие на лысом черепе, выпученные рыбьи глаза и неестественно длинные пальцы, которыми он беспрестанно теребил маленькую белую ручку своей спутницы.
Криво улыбнувшись тонкими губами, человечек раскланялся с собеседником и вместе со своей дамой направился в сторону, где стояли Люциус и Брекинг.
- Добрый вечер, господа. Мистер Брекинг, если я не ошибаюсь?
- Совершенно верно.
- Позвольте представиться, Вергилий МакАдамс.
- Вёрджил Брекинг. Наслышан о вас. Разрешите представить, Лорд Малфой.
- К вашим услугам, - Люциус слегка кивнул. – До меня также доходили весьма лестные отзывы о вас, да и сам я имел возможность познакомиться с вашими научными трудами, считаю их необходимо включить в обязательную программу подготовки министерских работников.
- Благодарю, весьма польщен. Моя спутница, Изабель де Ворм.
Девушка грациозно присела в неглубоком реверансе – память о не столь уж далеких временах рыцарства.
- Господин Брекинг, разрешите полюбопытствовать, правдивы ли слухи о том, что вы собираетесь вкладывать деньги в разработку …
Внимание Люциуса с делового разговора, который завел бесцеремонный МакАдамс, переключилось на более интересный предмет. Спутницу чиновника, казалось, окружало какое-то сияние. То ли дело было в её пшеничных волосах, переливающихся в ярком свете люстр, то ли в очень светлой перламутрового оттенка коже открытых плеч и рук, или в платье, расшитом множеством сверкающих камней - невозможно сказать определенно. Она была не столько красива - опытный глаз, приглядевшись, увидел бы в её чертах едва заметную отстраненность, делавшую её старше своего возраста - сколько неуловимо притягательна.
Но разглядывать вот так малознакомую даму было не слишком-то вежливо.
Девушка посмотрела на Малфоя внимательно, но тут же перевела взгляд на гоблина, который угрюмо твердил что-то МакАдамсу, а тот, в свою очередь, многословно и горячо ему возражал. Когда же Люциус вступил в разговор, придав своему голосу некоторую тягучесть, которую обычно не использовал в беседах с чиновниками и банкирами, прелестная девушка взглянула на него снова. И больше уже ни на хмурого финансиста, ни на своего кавалера не смотрела.
Люциус полностью завладел её вниманием. Она глядела на него, как завороженная, что Люциуса совершенно не смущало. С ранней юности он привык к проявлениям женского внимания: в редкие часы общения с сыном мать нынешнего Лорда Малфоя восхищалась им, чуть ли не ежеминутно. Как он красив, опрятен, с каким достоинством держится, как он похож на своего отца. Позже, в школе почти все его однокурсницы, да и большая часть остальных студенток томно вздыхали, а иной раз и падали в обморок в его присутствии, и учителя часто отмечали «очаровательного и сообразительного мальчика», словом, ему рано стало известно значение внешней привлекательности и возможности, которые она открывала для ловкого человека. И, хотя пора юности для Люциуса Малфоя давно миновала, даже сейчас неотразимая внешность белокурого лорда была притчей на устах доброй половины дам высшего света, впрочем, как и женщин не знатных, но знакомых с Люциусом. На смену зеленой юношеской нежности и прелести пришли настоящая мужская красота, обильно приправленная сексуальностью, припудренная дорогими одеждами, украшениями, домами, экипажами и общим ореолом знатности и богатства, окружавшим семью Малфоев, которые не могли оставить равнодушными ни одну женщину, а порой и некоторых мужчин. И эта удивительная вейла, к вящему удовольствию Люциуса, не стала исключением. Все шло превосходно.
Гадкий чиновник, почуяв неладное, нахмурился.
- Прелесть моя, как тебе, верно, наскучил наш деловой разговор, - обратился МакАдамс к своей спутнице, которая, казалось, только теперь вернулась в реальный мир, отвлекшись от созерцания великолепного статного мужчины, стоявшего перед ней.
- О нет, что ты, дорогой! Слушать беседу столь умудренных людей – большая честь и неоценимый опыт для столь невежественной особы, как я.
МакАдамс рассмеялся:
- Ну же, не кокетничай, Изабель. Не стоит верить её словам, господа, даже если они произносятся таким прелестным ротиком, - мужчина самодовольно улыбнулся. – Вчера я прочел её перевод с латыни «Ядов или всемирной истории отравлений». Прости, милая, что взял книгу без спроса, но, должен сказать, твой английский великолепен, а написанные тобой комментарии очень точны, а порой и весьма занимательны.
Девушка залилась очаровательным румянцем. Тем временем, Брекинг, потерявший всякий интерес к беседе, воспользовавшись тем, что чиновник отвлекся, скомкано извинился и исчез.
- Вы работаете переводчиком? – заинтересованно спросил Люциус.
Девушка смущенно улыбнулась.
- Нет, переводом я занимаюсь не профессионально, это всего лишь хобби. Я - студентка высшей школы истории магии в Копенгагене и пишу работу по современным светилам европейской политики и экономики. Объехав уже половину Европы, я оказалось в вашей гостеприимной стране, где мне, очевидно, придется задержаться несколько дольше, чем я планировала.
- Что вы имеете в виду?
- Да то, - МакАдамс распалился, - что эти жалкие бюрократы из департамента международных перемещений вот уже месяц не дают Изабель разрешение на аппарацию за пределы страны. Хотя я, признаюсь, этому даже рад, но в своем ведомстве я таких проволочек не потерплю. И, что хуже всего, в обычных обстоятельствах я мог бы легко всё устроить, но не сейчас. Вы, конечно, уже слышали, что произошло в нашем архиве?
Люциус кивнул, изобразив сочувствие.
- Сейчас я сам нахожусь под постоянным контролем и не могу отступить от протокола ни на шаг.
Девушка расстроено закивала и погладила чиновника по плечу.
-Уверен, что наши доблестные авроры очень скоро найдут похищенные бумаги, а злоумышленники будут наказаны, - Люциус взглянул на МакАдамса, который начал успокаиваться, и перевел взгляд на мисс де Ворм. В первый момент девушка замерла, а потом только покачала головой.
- Надеюсь, вы правы, - сказал, наконец, начальник департамента и, учтиво поклонившись, в сопровождении своей дамы направился в сторону министра.

«В том внешнем, что в тебе находит взор, нет ничего, что хочется исправить…» - вдруг всплыли в голове Люциуса строчки какого-то маггловского поэта.
«Стихи? Что-то раньше я не замечал в себе особой склонности к романтизму, - он мысленно скривился в иронической ухмылке, - хотя, эта прелестница, без сомнения, нечто особенное. Если бы эта юная служительница науки писала свой труд обо мне, вполне возможно, и я позабыл бы о делах. Пожалуй, моих связей еще хватит, чтобы познакомится с её чарами поближе, а заодно помочь ей с разрешением на аппарацию».
Люциус улыбнулся удачной идее.
Он еще толком не понял, что в девушке привлекло его внимание. Она притягивала, но чем, как угадать? Она была совершенно не похожа на его жену – шлифованную аристократку Нарциссу Малфой с её бледной кожей и неизменно меланхолическим выражением лица. Изабель была гораздо более живой, непосредственной. Сквозь свойственную её возрасту наивность просвечивал кипучий ум исследователя и острота, женщинам не свойственная. Она не просто нравилась, она опьяняла.
Озвучь он эти свои мысли в разговоре с кем-либо, его собеседник, вероятно, посчитал бы, что неприступный Лорд Малфой банально влюбился. Но Люциус никак не желал отождествлять ту гамму чувств, которую испытывал, с этим столь популярным словом, используемым по всякому поводу, а часто и без него.
Вообще, слово «любовь» казалось Люциусу чем-то далеким, непонятным и даже искусственным. Он знал, что такое желание, зависть, привязанность, которая в его понимании была скорее привычкой; ему случалось испытывать восхищение, уважение, страх. Но любовь…? Люциус не помнил, чтобы когда-нибудь он произносил это слово, как говорят, от чистого сердца, разве что в далеком детстве он, возможно, говорил это своей матери, но знает ли он теперь, подразумевал ли он под этим словом то же, что и она. Даже вполне искренние родственные чувства, которые он испытывал к жене и сыну «Любовью» он почти никогда не называл, только если к этому его вынуждала ситуация, но в душе – никогда. Его «Любовные» речи затуманивали головы и покоряли сердца не одной женщины, но шли они всегда от холодного, расчетливого ума Люциуса и произносились для достижения некой вполне определенной цели.
Вот и сейчас Люциус пребывал в некоторой растерянности, он раздумывал, пытался анализировать свои чувства. «Да еще эти стихи!?» Но, уступив той притягательной силе, которая таилась в юной чаровнице, он вновь нашел её взглядом в толпе гостей.
Некоторое время Люциус наблюдает за ней. Вот она со своим кавалером в компании чиновников из министерства и гоблинов из Гринготтса. Вот её приветствуют дочери хозяина дома. Ещё слишком юные девушки весело щебечут, и она легко поддерживает бессмысленный разговор. Вот, наконец, она остается одна в нише, почти полностью скрытая длинной портьерой. Подходит Нотт и с поклоном произносит что-то еле слышно. Она раздраженно передергивает плечиками, отвечает ему довольно резко, и Нотт поспешно удаляется.
«Кажется, на этот раз твое обаяние не подействовало», - мысленно иронизирует Люциус.
Тем временем взгляд девушки скользит по толпе гостей и останавливается на…. Но, что это? Люциус, проследив за движением её глаз, замечает слева от себя в галерее у входа в бальный зал пожилого сутулого мужчину, совершенно не вписывающегося в торжественную обстановку. Хотя он и был одет в парадную мантию, но выражение лица выдавало в нем профессиональную ищейку.
Почувствовав на себе пристальный, изучающий взгляд Люциуса он резко повернул голову в его сторону и так же резко отвернулся. Прошло несколько секунд, и этот непонятный субъект стремительно покинул галерею.
Когда же Люциус развернулся, оказалось, что и девушка из ниши тоже исчезла.
«Похоже, за МакАдамсом действительно постоянно следят, ну и за его девушкой заодно», - рассеянно думал Люциус.
От размышлений о странностях сегодняшнего вечера его отвлек голос хозяина приема, приглашавший гостей к столу.

Без особого энтузиазма Люциус положил в рот кусок восхитительного бифштекса, медленно его проживал и сделал глоток вина; хоть завтракал он один, стол был накрыт так обильно, что хватило бы на пятерых. Он посмотрел на поданные блюда, вдохнул их аромат, пытаясь пробудить аппетит; есть, как ни странно, совершенно не хотелось, и Люциус отложил вилку в сторону. В столовую прокрался домовик, держа в лапках конверт. Люциусу достаточно было взять его в руки, чтобы, даже не глядя на обратный адрес, понять, что это послание от Нарциссы – его супруги.

«Милый Люциус!
… Мне ужасно не хватает здесь твоего присутствия. Вокруг столько репортеров, и им всем не терпится узнать наше отношение к скандалу, который разгорелся вокруг Драко. Они повсюду, постоянные вспышки камер, а я совсем одна, я так устала. Хотя, знаешь, третьего дня я познакомилась с очаровательной девушкой по имени Алисия Рэйнбоу. Она иностранка, из Швеции, а, может быть, из Швейцарии, впрочем, не важно. Главное, она из прекрасной семьи чистокровных магов, уже в Мерлин знает каком поколении. Ты не слышал об этой семье? А вот она очень заинтересовалась, когда узнала, что я жена знаменитого на всю Британию, да и на всю деловую Европу Люциуса Малфоя. Это её слова. Она наслышана о нашей древней фамилии, о твоих заслугах и абсолютно не верит тем слухам, которые сейчас не пересказывает только ленивый. Правда, она очень мила? Я пригласила её следующей весной погостить у нас в поместье. Надеюсь, ты не против? Какие новости от Драко? В последнем письме, что я от него получала, он сообщал, что из-за плотного графика соревнований и тренировок он снова не сможет сопровождать одну из своих многочисленных кузин в день её дебюта; жаль, мне так хочется повидать его. Вчера я встретила твоего коллегу, такого сутулого старика с огромными усами и незапоминающимся именем, он сказал мне, что Драко предпринял несколько очень рискованных биржевых ходов, на которых, как будто бы, потерял «огромную», по его меркам, сумму. Дорогой, прошу, присмотри за ним, он еще так молод и неопытен. С нетерпением жду твоего приезда.
Нарцисса»

Закончив чтение, Люциус положил письмо в карман халата. Его красавица-жена отдыхала на французской Ривьере и писала ему по письму в неделю, сообщая светские сплетни, расписывая свой загар и жалуясь на вечно снующих вокруг репортеров. Люциусу всегда приятно было открывать конверт персикового цвета с монограммой жены. От её писем веяло легкостью, спокойствием и даже безмятежностью. Несмотря на некоторую поверхностность и легкомыслие, его Нарси, даже после всего пережитого, сохранила тот взгляд на жизнь, который бывает только у истинных аристократов: уверенность, что мир вокруг создан, чтобы им было комфортно, и что благодаря своему воспитанию, статусу и внутреннему стержню они способны пережить, что угодно. Если быть честным, в некоторые моменты эта уверенность малодушно покидала даже такого человека как Люциус Малфой, Нарцисса же не изменяла себе никогда, и он не мог этим не восхищаться. Она была и остается достойной женой своего мужа, матерью своего сына и образцом для подражания всего высшего света.

Погрузившись в такие размышления, Люциус прошел в кабинет с намерением посвятить ближайшие пару часов, оставшиеся до запланированной вечерней прогулки по Лондону, разбору деловой корреспонденции и поиску пробелов в магическом законодательстве.
Удобно расположившись в кожаном кресле, Люциус взял со стола бокал бренди, заранее приготовленный домовыми, и вытащил из стопки сегодняшней почты свежий номер «Ежедневного пророка». Заголовок газеты кричал: «Скандал на кубке Соединенного королевства по квиддичу».
«Какой сюрприз», - подумал он устало. Тема первой полосы не менялась уже неделю. Инцидент обрастал в газетах все новыми и новыми подробностями, иногда - фактами, но преимущественно домыслами.
Сначала газеты заявляли, что ловец команды «Стремительных» Драко Малфой сцепился с загонщиком из Блэкпула Генри Осборном во время одной из ежедневных тренировок. Затем те же газеты твердили, что на товарищеской вечеринке примирения Драко Малфой, не пожелавший молча сносить колкие замечания загонщика, заколдовал его бокал с пивом. Сегодняшняя статья утверждала, что истинной причиной конфликта ловца и загонщика стало то, что спортсмены не поделили внимание некой иностранной журналистки, молодой, но, как говорят, талантливой дальней родственницы широко известной в Англии Риты Скиттер.
- Какая нелепость, - в раздражении Люциус швырнул газету на пол, не намереваясь дочитывать выдумки этих никчемных писак до конца.
Тут же откуда ни возьмись в комнате появился ушастый домовик, поднял газету с ковра и, стараясь не привлекать внимание хозяина, положил её в корзину для бумаг, а затем исчез также бесшумно, как и появился.
Люциус уже собирался открыть кодекс законов существования магов в маггловском мире, раздел о наказаниях, когда понял, что расстаться с темой скандала ему так просто не удастся. Потому что в этот момент в кабинет вошел Драко.
- Добрый день, отец.
- Здравствуй, Драко.
- Отец, удили мне, пожалуйста, несколько минут для разговора.
- Ну что ж, поскольку я сейчас не слишком занят, изволь. Я тебя слушаю, сын.
- Папа, я хотел поговорить с тобой …
Драко увидел заголовок газеты, лежащей в урне. Люциус проследил за его взглядом, но продолжал молчать.
- А-а, ты уже знаешь, - констатировал Драко.
- Разумеется, «добрые» вести быстро распространяются. Особенно, когда они касаются такой семьи, как наша, – выделил последнюю фразу Малфой-старший.
- Отец, я …
- Скажу сразу, я не намерен тратить своё время и задействовать свои связи, чтобы замять эту историю.
- Но …
- Ты уже достаточно взрослый, чтобы уметь самому разбираться в таких случаях.
- Да я уже всё уладил.
- Уладил? Это ты называешь, уладил? – Люциус брезгливо махнул рукой в сторону корзины для бумаг.
- Но я все утроил в спортивном комитете, ни Осборна, ни меня не дисквалифицировали. Игры будут продолжаться, как будто ничего и не было.
- А огласка? – Люциус снова начал раздражаться. – Ты должен был подумать об огласке.
Драко потупился.
- Ты ведь знаешь, эти репортеры, они вездесущи.
- Но им всегда можно заткнуть рот, главное знать кому и сколько.
- Вот именно, кому? Этого, который написал эту статейку, его вообще никто не знает. Текст вместе со снимками пришел в «Пророк» по почте анонимно. Хотя нет, не совсем анонимно, он ведь подписался: «Жало». Претенциозный нахал!
- Что, нельзя было проследить за совой? Или есть ещё множество других способов.
- Поверь, отец, я сделал все, что мог.
- И снова безуспешно.
Драко совсем сник.
- Ладно, оставим. Но, может быть, ты все-таки объяснишь мне, что же в действительности там произошло. Хоть одна из версий газетчиков имеет какое-нибудь отношение к правде?
- Увы, отец …

Большие напольные часы пробили половину восьмого; Люциус стоял в своей гардеробной и колдовал над одеждой. Нет, она не была испорчена, у такого щеголя это было невозможно, но его плащ нуждался в некоторой декоративной доработке. Почему сам Лорд Малфой занимался такими пустяками? Он собирался на встречу со своим информатором, явно страдавшим паранойей, потому что встречу он назначил не где-нибудь, а в Людном переулке – месте известном как самое злачное и непотребное, в котором приличным магам, если они не затевают каких-нибудь темных дел, и появляться-то было незачем. Причем непременным условием информатора было то, что на мистере Малфое должен быть надет длинный черный плащ с капюшоном, скрывающим лицо, и обязательно с синей окантовкой по краю. И это притом, что среди тамошней публики знающему человеку не составило бы труда узнать Люциуса Малфоя по росту, гордой осанке, надменной манере держать себя и, конечно, по качеству и дороговизне его платья, которые, прямо таки, бросались в глаза.
Но, выполняя условия договора, в урочный час Люциус шел по темным закоулкам магического Лондона в ожидании появления своего осведомителя.
По старой привычке, оставшейся со времен Пожирателей смерти и из элементарной осторожности, Малфой внимательно наблюдал за тем, что происходит вокруг него, следил за поведением обитателей переулка, неожиданно появляющихся из-за одного поворота и скрывающихся за следующим, снующих из двери в дверь, ловил украдкой брошенные взгляды, прислушивался к каждому шороху. И, почувствовав за собой слежку, он не слишком удивился. За теми, кто раньше хоть как-то был связан с Темным лордом, теперь следили, не постоянно, но иногда, «для профилактики», как любил говаривать один его знакомый аврор. Итак, уже мысленно приготовив себя к тому, что это та самая «профилактика», Люциус все же решил проверить. Он замедлил шаг, а потом и вовсе остановился перед витриной какого-то маленького темного магазинчика, в которой были выставлены засушенные головы каких-то существ, не то домовых эльфов, не то обезьян.
Заметив в отражении грязной витрины темный силуэт, Люциус резко обернулся. Маленькая фигурка в такой же, как у него, черной мантии с капюшоном, стоявшая у него за спиной, вздрогнула. Капюшон, скрывавший лицо преследователя, упал с его головы на плечи, и каково же было удивление Люциуса, когда в человеке в черном плаще, он узнал свою недавнюю знакомую – молодую датчанку по имени Изабель, фамилию он, конечно, не запомнил.
- Мисс …? – изумленно произнес Люциус.
- Де Ворм, - автоматически напомнила девушка, продолжая удивленно хлопать ресницами. – Мистер Малфой, это вы?
Девушка, казалось, была удивлена этой встречей не меньше.
Люциус наклонился ближе к девушке и шепнул:
- Знаете, не стоит так громко раскрывать здесь наше инкогнито, - он надел капюшон ей на голову. – И, прошу, называйте меня – Люциус.
- Изабель, - девушка кивнула, но было видно, что она ещё не пришла в себя от неожиданности.
- Хорошо, Изабель, но скажите же, что вы здесь делаете? – Люциус взял девушку под руку, кисти её рук были все также скрыты длинными рукавами мантии, и увлек вслед за собой.
- Полагаю, то же, что и вы.
- О нет, я так не думаю. Уверен, вы не замышляли ничего дурного, - произнес он шутливо полуутверждение, полувопрос. – Вероятно, вы искали какое-нибудь любовное зелье. Какого несчастного вы собирались одурманить, неужели нашего друга МакАдамса?
- Почему же несчастного?
- Потому, моя милая, что действие подобных зелий плохо сказывается на психике жертвы. Поверьте, не стоит использовать их, если, конечно, в этом нет особой необходимости, - добавил он с лукавой улыбкой.
Девушка выглядела смущенной и спрятала в карман мантии нечто, что до этого держала в руке.
Люциус сделал вид, что не заметил этого, и продолжил:
- Поверьте, Изабель, вам нет нужды прибегать к подобным средствам. Вы столь обворожительны, что любой, кому посчастливится обратить на себя ваше внимание, будет жестоко повержен.
Девушка в изумлении подняла брови.
- Любой, однажды увидевший этот пленительный взгляд, более никогда не будет свободен.
- Любой? – она кокетливо улыбнулась, подняла на него свои серые с расширившимися черными зрачками глаза и посмотрела пристально, даже испытующе. В тусклом свете грязных фонарей взгляд ее казался бездонным.
- Любой, - утвердительно ответил Люциус и слегка кивнул головой в знак абсолютной убежденности в истинности своих слов.
Её нежные щеки залил розовый румянец. У Люциуса появилось внутри какое-то странное ощущение. Что-то давно забытое, похожее на … Неужели? Да, именно, это был укол совести. Она ещё так юна, наверняка моложе его собственного сына. Такая легкая и чистая. Она своей маленькой белой ручкой заправляет за ухо выбившуюся прядку волос. Перед мысленным взором Люциуса всплыло воспоминание недельной давности: длинные тощие пальцы, похожие на ветки сухого старого дерева, теребят белую ручку. И вот уже воображение рисует Люциусу одну за другой картинки, как пожелтевшие клешни обвивают её талию, сквозь легкую ткань платья гладят её по спине, зубы покусывают мочку её уха, тонкие бескровные губы целуют её шею, острый язык проводит дорожку по груди. Он тряхнул головой, стараясь отогнать от себя, отвратительное похотливое видение.
Всё его умиление тут же исчезло. Сейчас она стояла перед ним в длинной черной мантии, а он вспоминал, какой она была в момент их первой встречи. Вот он смотрит на тень под ключицей, опускаясь взглядом вниз, на ложбинку между грудей, темные пятнышки сосков, легко угадывающиеся под элегантным вечерним платьем, изгиб талии, неожиданно крутые бедра и стройные ножки. Образ невинной чистоты окончательно исчез; голос совести не был слышен, утонув в желании освободить гибкое тело от скрывавшей его ткани, наслаждаться им, подчинять его своим прихотям, завладевать им, желании обладать.
- Ну, вот мы и пришли, - голос девушки вырвал его из плена порочных мыслей и вовремя.
Собеседники вышли из мрачного переулка на ярко освещенную волшебными фонарями аллею.
Люциус окончательно пришел в себя, к нему вернулась его галантность.
- Здесь я вынужден вас покинуть, ведь встреча с вами, хоть и была мне чрезвычайно приятна, но, признаюсь, несколько нарушила мои планы на этот вечер, поэтому мне следует поспешить, возможно, мне ещё удастся спасти остатки своей деловой репутации.
Люциус неотразимо улыбнулся и с весьма элегантным поклоном поцеловал руку девушки.
- Желаю вам в этом удачи. Рада была увидеть вас.
- Уверен, эта встреча не будет последней.
С этими словами Люциус Малфой скрылся в темном переулке.

В модном ресторане «Стелла ди маре»(4) этим вечером был аншлаг. Все столики были заказаны заранее, поэтому непредусмотрительные гурманы, спонтанно решившие зайти сюда поужинать, вынуждены были топтаться у входа, и даже если бы сейчас сюда пришел сам министр магии, ему, вероятно, объявили бы, что мест нет, и ему, как и прочим, придется ждать.
Голубые балдахины под потолком покачивались от морского бриза, а все освещение зала составляли излучавшие зеленовато-голубое мерцание свечи, впрочем, этого было достаточно, чтобы видеть своего собеседника и блюдо на своей тарелке.
Неожиданно свеча, висевшая над столом в центре зала, погасла, и до этого мирно беседовавшие мужчина и женщина оказались в темноте, так как свет свечей над соседними столами их почти не достигал.
Порывшись несколько секунд в памяти, мужчина вспомнил нужное заклинание и зажег свечу. Когда над столом вновь разлился свет, мужчина увидел на лице своей дамы изумление, она смотрела чуть выше его головы. Обернувшись, МакАдамс, а это был именно он, уперся взглядом в голову серебристой змеи, открывшей пасть, обнажив длинные острые зубы. Еще через секунду он понял, что змея – это всего лишь пряжка на мантии человека, стоящего у него за спиной, хотя выглядела змея очень натурально.
- А, мистер Малфой! – преувеличенно радостным голосом воскликнул МакАдамс.
- Добрый вечер, друзья мои.
- Как мы рады вас видеть, присаживайтесь, пожалуйста.
- Мне совсем не хотелось бы мешать вам …
- О нет, вы нисколько нам не помешаете, напротив, я буду очень польщен, если вы согласитесь с нами отужинать.
- Благодарю, - Люциус кивнул и сел на появившийся стул.
На столе перед ним также из ниоткуда появился прибор, на который он даже не взглянул.
- Вы очень вовремя, мистер Малфой. Мы с Изабель как раз говорили о современном образовании. Я думаю, что современные школы слишком много внимания уделяют изучению магглов, а Изабель со мной не согласна, ей кажется, что многие маггловские знания были бы полезны и волшебникам. Ну что, скажите, за странные фантазии? Мистер Малфой, вы ведь, кажется, были членом попечительского совета одной из школ, что вы думаете?
- Да, был. И тогда моё мнение совпадало с вашим, но я всегда оказывался в меньшинстве. Неужели, вам кажется, что в теперешней обстановке эта тема ещё актуальна?
Чиновник покачал головой и сказал со вздохом:
- Вы правы, мистер Малфой.
И продолжил поглощать рис, завернутый трубочками во что-то похожее на водоросли.
- Кстати, – начал МакАдамс, прожевав очередной кусок, – я вспомнил, что совсем недавно встретил во Франции вашу очаровательную супругу. Газетчики, кажется, просто обожают вашу семью: после моего десятиминутного разговора с миссис Малфой, они преследовали меня в течение нескольких дней.
Люциус не успел ничего на это ответить, потому что в этот момент проходивший мимо них официант, левитирующий перед собой поднос с какими-то экзотическими блюдами из морепродуктов, вручную приготовленными здешним шеф-поваром, неожиданно споткнулся, выронил палочку, и его поднос полетел прямо на голову МакАдамса. Но морским гадам, еще шевелящимся на тарелках, не суждено было встретиться с лысиной чиновника, потому что Люциус, проявив невероятную реакцию и ловкость, остановил поднос в нескольких сантиметрах от головы своего собеседника. Однако несколько капель странно пахнущего зеленого соуса все же испачкали элегантный кремовый костюм МакАдамса.
Он использовал то одно, то другое очищающее заклинание, но пятна остались на месте. Вопросительный взгляд, брошенный в сторону своих соседей по столу, встретил сочувственную улыбку девушки и недоумевающее пожатие плечами у мужчины.
- О, Мерлин, не могу поверить, что мне придется воспользоваться маггловскими методами. Прошу меня извинить, друзья мои. Дорогая, я скоро вернусь, надеюсь, ты не дашь скучать мистеру Малфою.
Люциус улыбнулся:
- Не волнуйтесь, мы займем друг друга до вашего возвращения.
МакАдамс спешно покинул зал.
- Какая неприятность, правда, мистер Малфой? – сделав глоток вина, сказала девушка.
- Действительно, слава французских официантов сильно преувеличена.
- Признайтесь, Люциус, зачем вы это сделали?
Теперь настал черед Малфоя прятать улыбку за бокалом.
- Скажите, Изабель, вы все ещё желаете покинуть пределы нашей прекрасной страны?
- В этом мире существуют и другие прекрасные страны, и множество политиков и экономистов, чьи судьбы и воззрения были бы мне интересны для написания диссертации.
- Ну, разумеется, – и снова глоток вина. – И вы испытываете все те же трудности, что и прежде?
- К сожалению, да.
- Знаете, Изабель, сейчас в министерстве я уже не на первых ролях, но, думаю, я смог бы помочь вам преодолеть эти трудности, хотя мы и потеряем в вашем лице несравненное украшение нашего общества.
- Вы действительно знаете, как мне помочь?
- Верьте мне.
- И когда же я могла бы уехать?
- Ну, на самом деле, уже завтра.
- Неужели?! – на лице девушки отразилась крайняя степень изумления. – Но как?
- Признаюсь вам, я уже все устроил. Разрешение на аппарацию за границу я вытребовал для вас ещё вчера. Чтобы не вызвать ненужный интерес среди моих коллег, - последнее слово Люциус произнес особенно презрительно, - посыльный из министерства доставит его в мой фамильный замок. Вы сможете отправиться в путь прямо оттуда. Малфой-Мэнор – оно из немногих частных поместий, где в каминной сети есть прямой международный канал.
- Я поражена, Люциус, просто не знаю, как вас благодарить.
- По правде говоря, я делаю это не совсем бескорыстно. Имейте в виду, я ожидаю ответной услуги, - Люциус улыбнулся. – Я полагаю, вы не захотите остаться передо мной в долгу.
Её брови взлетели вверх, а в правом уголке губ появилась едва заметная складочка.
Такую ироничную складочку он уже видел раньше. Миловидная молодая женщина – секретарь датского дипломатического корпуса после приема в честь прибытия делегации из магической Британии сопровождала Лорда Малфоя к его апартаментам в западном крыле министерского дворца – явному новострою и совершеннейшей безвкусице, как сразу отметил аристократ. Девушка уверенно придерживалась светского тона разговора. И когда мужчина, легко обняв её за талию, заявил, что не намерен расставаться с ней до конца визита, и не позволит своему восхитительному гиду провести остаток вчера в унылой компании этих напыщенных бюрократов, она лишь покачала головой и с полузастенчивой, полузаносчивой улыбкой проговорила:
- О, поверьте, этой ночью мне не придется скучать …
И чуть помедлив, удовольствовавшись изумлением в его глазах, она добавила:
- Мне ещё нужно хорошенько спрятать все наши государственные секреты от столь проницательного и смелого человека, как вы, Лорд Малфой.

- Люциус … Милорд Малфой…
Воспоминание исчезло так же легко, как и появилось.
- Думаю, такой умный человек, как вы, не потребует от меня что-то, что было бы мне не по силам.
- Вам не стоит об этом беспокоиться. Я не попрошу у вас ничего, чего бы вы не смогли сделать, и ничего, что было бы вам неприятно. Итак, курьер прибудет завтра к восьми часам вечера, буду ждать вас к половине девятого, все-таки лучше, чтобы вы с ним разминулись.

Восемь часов, двадцать минут пополудни. Посреди леса прямо из воздуха материализовалась молодая девушка, а вслед за ней появился эльф с несколькими дорожными чемоданами и чемоданчиками. Осмотревшись, девушка обнаружила, что стоит перед высокими коваными воротами, украшенными вензелем «М». Итак, она не ошиблась, очевидно, это и был вход в имение семьи Малфой.
Антиаппарационный барьер, установленный еще предками теперешних Малфоев, не позволял посторонним неожиданно, без приглашения появиться в их владениях, поэтому всем посетителям приходилось аппарировать вблизи границ поместья.
Девушка отпустила сопровождавшего её эльфа, когда тяжелые створки стали медленно открываться. Ей навстречу вышел ушастый слуга дома Малфоев. И, поскольку в границах поместья аппарировать могли также только его хозяева, гостье была предложена элегантная коляска. Но девушка решила проделать остаток пути пешком, благо, дорога была очень хорошая, да и время позволяло. С услужливым поклоном домовик сказал, что гостье нужно идти только прямо, и исчез вместе с её багажом.
Она шла по широкой дороге через парк, густые кроны деревьев скрывали здание почти полностью, лишь между стволами в конце длинной аллеи можно было разглядеть парадный вход в замок. Солнце яркими бликами отсвечивало от стекол в окнах комнат первого этажа. Но если бы девушка обернулась, то увидела бы серые и темно-синие грозовые тучи, ползущие вслед за ней в сторону замка. Приближалась гроза.
Из открывшихся дверей ей навстречу выступил уже знакомый домовик. Он пригласил девушку войти и сообщил, что хозяин ждет её в маленькой гостиной на третьем этаже. Девушка кивнула и в сопровождении эльфа направилась вверх по лестнице.
Поднявшись на третий этаж, она услышала доносившуюся из коридора музыку. Она узнала эту мелодию. Хотя исполнение было довольно своеобразным, звук был какой-то металлический, или нет, скорее механический. По мере приближения к комнате, к которой вел её эльф, музыка становилась все громче. И действительно, оказалось, что музыка звучала из гостиной, где её ждал хозяин дома Люциус Малфой.
- А, мисс де Ворм!
- Люциус.
- Вы пунктуальны, присаживаётесь, пожалуйста, - и Люциус указал жестом на кресло напротив него.
Изабель села, взяла предложенную ей чашку чая и увидела на столике между ними свиток пергамента, скрепленный министерской печатью.
- Да, это именно оно. Ваше разрешение на аппарацию за пределы Британии. Достать его было нелегко, но ради вас я мог бы решиться и на вещи, гораздо более сложные и даже опасные.
- Хорошо, что этого не потребовалось. Мне не хотелось бы подвергать вас риску.
- Вы очень добры и милосердны.
Изабель молчала, наслаждаясь ароматом и вкусом первоклассного чая.
- В ответ на мою маленькую любезность окажите и вы мне небольшую услугу, - после некоторой паузы Малфой продолжил с видом ностальгической отрешенности. - Дело в том, что моя супруга Нарцисса сейчас отдыхает во Франции, а мой сын Драко вчера уехал на очередные сборы квиддичной команды. Так уж получилось, что сегодня в годовщину смерти моего отца я остаюсь один в этом большом старом доме, который, разумеется, мне очень дорог, но иногда вот такими вечерами быть здесь одному слишком тоскливо. Если вы не очень торопитесь, не согласитесь ли вы скрасить для меня своим присутствием этот вечер.
Изабель спокойно улыбнулась, чуть повернула голову в сторону, откуда доносилась музыка, и спросила:
- Что это?
- Ах, это, - Люциус чуть рассеянно качнул головой. – Это называется полифон. Странный маггловский агрегат, оставшийся в доме от моей бабушки. Отчего-то эта музыка – одно из самых ярких воспоминаний моего детства. Вам нравится?
- Не особенно.
- Вот и мне тоже. Но, странная штука, как видите, он до сих пор здесь. Дурацкая сентиментальность, скажите вы?
Девушка только приподняла бровь и пожала плечиком.
- Знаете, Люциус, а ведь и в моих детских воспоминаниях музыка занимает очень большое место. Моя мать прекрасно играла на фортепиано, хотя в доме, где мы жили, его не было, иногда мне все же случалось услышать классические произведения или народные песни в её исполнении. Тогда музыка наполняла меня восторгом и могла отвлечь от всех забот, тревог и власти беспощадной действительности. Сколько воды утекло с тех пор.
- Для вас, не так много, как для меня.
- Возраст это видимость, Люциус. Опыт, появившийся от прошедшего времени, эфемерен.
- Изабель, ты так молода, но я чувствую, ты знаешь, о чем говоришь. Я верю тебе.
В комнате стало быстро темнеть, тяжелые тучи окончательно скрыли последний клочок голубого неба. Начал накрапывать мелкий дождик. Видимо, все-таки будет гроза.
Изабель кивнула.
- Возраст это видимость, Люциус. Скажи, много ли знаний ты получил за шестнадцать - семнадцать лет детства, юности, обучения в школе? Много ли знаний ты приобрел за последние пять - шесть лет после реабилитации, работая в министерстве, проводя время на бесконечных совещаниях, встречах, приемах, обедах, балах? Вспомни, когда к тебе пришло истинное понимание жизни? Когда ты познакомился с ним, с Темным Лордом? Когда стал его правой рукой, сподвижником и сообщником? Когда по его приказу и, признайся, не без удовольствия, ты предавал, калечил и убивал знакомых и незнакомых, своих сослуживцев, друзей? Когда Пожирателем стал твой сын? Ты уже отчетливо понимал что делаешь, но отступать было некуда. Вот непревзойденная школа жизни, не так ли? - девушка говорила медленно и уверенно, в то время как Люциус впал в какое-то оцепенение, так глубоко проникали её слова, так точно они попадали в цель. – Лорд был талантлив. Он учил тебя, и ты усвоил урок. Ты предал его, вытащил сына, выкрутился сам. Ты умен и ловок. Но твой опыт, пришел ли он к тебе с возрастом или в те несколько моментов, когда тебе нужно было принять роковое решение, судьбоносное движение, слово, даже мысль, от которых зависели жизни твоя, твоих близких, твоих товарищей, твоих сообщников и твоих жертв? В твоей жизни эти моменты растянулись на двадцать лет, в моей сжались до нескольких месяцев. Вот и вся разница.
Люциус почувствовал, что его броня пробита. Привычная самоуверенность покинула его.
Он смотрел на неё. Как резко её слова контрастировали с невинностью её возраста и мягкостью выражения лица. Она не обвиняла, не упрекала, не порицала, а только проявляла понимание.
Разве мог Люциус ожидать такой проницательности от молодой и почти незнакомой ему девушки?
- Что ты такое? Откуда ты явилась?
- Не сейчас …

Кап, кап, кап. Капли дождя разбиваются о каменные стены замка; из соседней комнаты доносится механическая мелодия полифона.
На девушке было платье из тонкой многослойной ткани, подхваченное элегантной атласной лентой. Люциус потянул за один её конец, и платье бесшумно соскользнуло к ногам Изабель. На ней осталась лишь почти невесомая кружевная паутинка, создававшая впечатление воздушности, и, кажется, само тело её было почти прозрачным.
Мужчина протянул к ней руку, ткань оказалась настолько тонкой, что он её не ощущал, но и она казалась ему преградой.
Он обнял эту нимфу, она тряхнула серебряными локонами … Серебряными? Как странно, сейчас, в отсветах вспыхивающих молний они казались серебряными. Она тряхнула волосами и кружевная преграда исчезла.
Грозовые раскаты звучали все ближе, в раскрытое окно летели холодные капли дождя.
Люциус почувствовал, как серый непроглядный туман наползает на его сознание. Он прильнул губами к нежной коже её шеи, где неподдельный запах желания смешивался с тонким ароматом изысканных духов. Туман стал вязким, мысли путались, сбивались в комок и терялись в пепельном небытии; он чувствовал, что жажда обладания совершенно затмила его разум, но контролировать это больше не мог, да и не хотел. Поцелуй становился все более страстным, обжигающим. Но внезапно она отстранилась, развязала пояс его халата и столкнула его с плеч любовника. Изабель обвила ногами его талию, нетерпеливый жар разрастался в нем, откуда-то снизу он теперь проходил по всему телу. Еще мгновение, и он не понял, как они оказались на его кровати под тяжелым бархатным балдахином.
Девушка, лежащая на белых простынях, держит его крепко, не отпускает. Её глаза широко раскрыты и совершенно неподвижны, словно она хочет запомнить его лицо в этот момент, вобрать и сохранить каждую черточку, каждую морщинку. Дрожащие губы, капельку пота на виске и его тёмные расширившиеся зрачки.
Люциус сквозь пелену перед глазами различает разливающийся ртутный блеск меж её распахнутых век. Он раскрывает рот, хочет что-то сказать, но в этот момент с губ девушки слетает слабый глухой стон, и все ненужные сейчас слова застывают у него на языке, губы Люциуса смыкаются на её губах. Что-то неуловимо совершенное было в её трепете, что-то отчаянно близкое ему.
Он хочет отстраниться и вновь взглянуть на неё, но она обнимает его все крепче, прижимается все горячее. Гибкое тело под ним вибрирует, обвивает его. Увлекая в страстный смертельный танец прекрасного, но ядовитого существа. Странные образы мечутся в его голове. Её розовая влажная кожа, как нежные лепестки, увенчанного утренней росой цветка, что распускается ночью на змеящихся ветках плюща, такая притягательная, проведи по ней рукой, погладь её.
Глубокий вдох и прерывающийся неровный выдох. Ты чувствовал её колебания, она ощутила твоё прикосновение. Её ресницы дрожат, одним только движением губ почти беззвучно она произносит его имя. Сколько людей стонало, сколько выкрикивало и страстно шептало его? Кто делал тебя своим вдохом и выдохом, кто жил твоим именем?
Или это было лишь видение, посылаемое этой маленькой жестокой колдуньей? Миражи или реальность, всё сливалось для Люциуса в холодном свете луны и неестественно теплом сиянии кожи Изабель.
Полный решимости преодолеть эту неопределенность и утвердить свою власть над коварной чаровницей, одним судорожным движением он подчинил себе её тело. И она покорилась. Жадный завоеватель присваивал, а она добровольно бросала всё к его ногам. Он рушил преграды на своем пути, она же открывалась навстречу ему. Он сжигал всё за собой, её тело трепетало и жаждало повторения.
Насытившийся тиран уже сам молил о пощаде, но безжалостный цветок плюща вновь источал пьянящий запах желания, вновь одурманивая, заставляя диктатора подчиняться своей природной силе, без слов, единожды назвав его по имени.

Грома уже не слышно, и молнии яркими вспышками не прочерчивают небо, гроза ушла, только дождь редкими каплями стучит по крышам замка.
Она спит глубоко и спокойно, положив голову чуть ниже груди Люциуса. Он лежит на спине, глядя на бархатные драпировки балдахина; едва касаясь, гладит её рукой по волосам.
Этой ночью она была то неистова и дерзка, то робка или, может быть, даже скрытна, но и в эти моменты он чувствовал необыкновенное единение с ней, такую целостность двоих, какую прежде ни с кем другим не испытывал. И в то же время, словно какой-то барьер не позволял ему думать о ней, как о своей любовнице, в том значении, в каком он думал так о прочих своих женщинах.
В ночной тишине спящего замка слышна только мелодия, доносящаяся из соседней комнаты. Дотянувшись до палочки, Люциус шепотом приказывает музыкальному инструменту остановиться. Сейчас тишину нарушали только капли дождя за окном. Мужчина закрыл глаза и медленно погрузился в блаженную темноту.

Благодаря выработанной годами привычке она смогла проснуться ровно через полтора часа. Стремительно преодолев грань между сном и бодрствованием, она открыла глаза, в комнате стоял полумрак. Девушка прислушалась, кажется, дождь перестал. Она почувствовала, как мерно вздымается грудь мужчины, теплая кожа была приятной на ощупь и источала мускусный запах. Повернув голову, она взглянула в его лицо, во время сна он был еще более красив, чем когда блистал на светском приеме, расточая пышные комплименты, более красив, чем когда склонился к её лицу в темном переулке и шепнул: «Зовите меня Люциус». Рот чуть приоткрыт, губы мягкие после страстных ночных поцелуев, морщинка между бровей разгладилась. Как и ко всем людям во сне к нему возвращался его истинный облик.
Но решение принято, колебаться поздно.
Аккуратно высвободившись из объятий любовника, откинув легкое атласное покрывало, девушка грациозно выскользнула из широкой кровати черного дерева.
Она надела платье, так и оставшееся лежать на мягком белом ковре со вчерашнего вечера, и через открытое окно посмотрела на линию горизонта. Линия эта была еще слишком размыта, лишь первые проблески солнечных лучей робко выглядывали из-за черного леса. Было раннее утро.
Девушка продолжала стоять у окна, прислушиваясь к звукам пробуждающейся природы. На человека, раскинувшегося позади неё на кровати, она старалась не смотреть.
Она думала о том, что сегодня ночью было приобретено, а что безвозвратно утрачено ею. И, как всегда, в её не столь долгой, но уже богатой многими печалями жизни, равновесия не было.
Она не привыкла жалеть о содеянном, и потому, бросив прощальный взгляд на красивое сильное тело, распростертое на постели, она тихо, насколько позволял ковер, пересекла просторную спальню и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.
Вчера, когда она шла через парк к этому дому, она видела, как он велик и замысловат в своей архитектуре. Ей очень хотелось бы осмотреть родовое гнездо, но времени оставалось слишком мало.
Девушка шла по лестницам и переходам, любуясь богатым убранством дома, изучая портреты многочисленных членов рода Малфоев, висевшие по стенам, и подмечала неизменное сходство всех представителей этой древней фамилии.
Открыв тяжелые дубовые двери, девушка вошла в комнату на втором этаже замка. Это оказался кабинет. Большой мраморный камин прекрасно подходил для перемещения её багажа.
Люциус не обманул, когда она прочла над камином заклятье из разрешения министерства, в нем загорелись символы международных перемещений, ей оставалось только назвать точный адрес, но она не торопилась это сделать.
Вместо этого девушка села в глубокое кожаное кресло за огромным письменным столом, взяла чистый лист пергамента, перо и начала писать. Аккуратным, хотя и не совсем женским почерком она написала несколько абзацев и посмотрела на часы. Нужно спешить.
Она аккуратно сложила листок, не забыв при этом наложить на него заклинание, которое должно уберечь содержание письма от случайного человека.
Уже стоя около камина, она привычным движением переместила в кабинет свой багаж, оставленный вчера домовыми на первом этаже, и в последний раз оглядела комнату, массивный письменный стол со стопками деловых бумаг, шкафы по стенам, до потолка заставленные ветхими фолиантами и богато отделанными современными томами. Еще она увидела картину в золоченой раме, которую прежде не заметила. Портрет нынешнего хозяина Малфой-Мэнор был написан, как ей показалось, лет пятнадцать – двадцать назад. Без удивления она отметила, что мужчина, сейчас мирно спавший под легким сонным заклятьем на третьем этаже замка, за прошедшие годы мало изменился, столь же уверенный и блистательный, как и прежде, лишь только складка между бровей стала резче, да линия губ выглядела теперь много более жесткой.
Гостья решительно развернулась к камину и отправила к месту назначения свой багаж, а потом и сама бесследно исчезла в зеленом пламени. Хотя, впрочем, не совсем бесследно, кое-что она все же оставила в память о себе: заколдованный листок пергамента, лежащий на письменном столе.

Люциус проснулся в прекрасном настроении, но, не обнаружив прекрасной нимфы в своей постели, прислушался. Ни из ванной комнаты, ни из гардеробной никаких звуков, свидетельствующих о чьем-либо присутствии, не доносилось. На зов хозяина дома с характерным хлопком явился домовик.
- Где гостья, приехавшая сюда вчера вечером? – требовательно спросил Лорд Малфой.
- Сегодня рано утром она прошла в ваш кабинет, хозяин, и больше оттуда не выходила.
- А её багаж? – тревожно спросил Люциус.
- Вчера мы оставили его в гардеробной в холле, хозяин, сейчас его там нет.
«Неужели она воспользовалась ключом?»
Люциус вскочил с кровати, накинул на голое тело халат, сам не зная зачем, схватил волшебную палочку и бросился в библиотеку. Распахнув дубовые двери, он влетел в комнату, но, конечно же, никого там не обнаружил. Неожиданно тяжкое чувство утраты и безысходности настигло этого надменного и самодостаточного человека. Он смотрел в пустой камин, обнаруживая следы несгоревшего летучего пороха. То, во что не хотелось верить, было очевидно. Она ушла. Но как же так, ни слова, ни строчки на прощание?
- Не оставила ли гостья для меня письма? – не питая надежды на положительный ответ, обратился Люциус к домовику, просунувшему свою ушастую голову в двери кабинета.
- Хозяин, на столе лежит какое-то письмо.
Люциус вздрогнул и кинулся к огромному письменному столу, в центре которого, действительно, обнаружилось письмо, которого вчера не было.
Две страницы пергамента были заполнены красивым, хотя и несколько нервозным почерком.

«Милорд,
Сегодня я покидаю Вас. И это письмо – моё прощание и моя благодарность Вам за то, что вы сделали. Уже при нашем знакомстве я знала, что Вы – тот человек, в чьей власти оказать необходимую мне помощь. Вчера вы спросили меня, кто я? Не утруждайтесь, не наводите справок, если Вам интересно, я расскажу все сейчас.
Моё имя – Аннабель. Девятнадцать лет назад я родилась в крохотной швейцарской деревушке, которой даже нет на карте, но о которой, несмотря на это, кроме её жителей также широко известно в высшем обществе магической Европы, благодаря тому, что в ней находится медицинская клиника, конфиденциально оказывающая услуги весьма деликатного свойства. Уверена, нет необходимости называть её, вы, наверняка, поняли, о каком месте я говорю. Вот в этой-то больнице я и родилась.
Для моей матери это было очень тяжело, она часто болела, и мы долго жили при клинике, один из врачей которой постоянно навещал нас. Мне было тогда лет тринадцать, матери стало хуже, и её направили в специализированную клинику за границей, а тот доктор продолжал приходить в наш дом.
Совратил ли он меня, или это я обольстила его. Теперь это уже не имеет значения. Сначала он дарил мне игрушки и сладости, потом цветы, платья, украшения и постоянно твердил, что любит меня, сделает все, чего бы я не попросила. И сделал.
По моему желанию мы переехали в дом моей матери в Дании. Он был обеспечен, дал мне блестящее образование, лучшие воспитатели прививали мне светские манеры. Я была талантливой и прилежной ученицей, но всех моих учителей неизменно пугали моя проницательность и склонность к разного рода авантюрам. Благодаря его связям я общалась с людьми самыми изысканными, богатыми и могущественными в Дании. Мне было только пятнадцать, а среди моих поклонников были уже крупные правительственные чиновники, финансисты и политики, что и восхищало, и раздражало моего покровителя. Он исполнял все мои прихоти, ни в чем я не чувствовала недостатка, только в свободе, это было единственным, в чем он меня ограничивал.
И вот однажды на него напали неожиданно, предательски, со спины, как писали тогда все газеты. Его жестоко пытали непростительным заклятьем, после которого он остался жив, но совершенно обезумел, и был помещен в клинику для душевнобольных.
Второй мой покровитель обнаружил во мне таланты, которые доктор не замечал. Он видел их и не мог не использовать те возможности, которые они открывали. Тогда к урокам магии обычного уровня, истории, музыки, этикета добавились новые специфические дисциплины: логика, основы военного дела, тактика, стратегия, анатомия и медицина в части изучения возможностей человеческого тела и пределов этих возможностей, психологические навыки, без помощи магии позволяющие понимать скрытые помыслы человека, контролировать и направлять их. Я овладела боевой магией, узнала множество черномагических ритуалов, научилась укрощать и использовать самых опасных магических животных, изучила все тонкости зельеделия в том, что касается ядов и взрывчатых веществ. Я училась страстно, знания привлекали меня. Вряд ли тогда я до конца понимала, для чего они мне понадобятся, я была выдающимся, но все же ребенком.
Меня хорошо обучили, и, когда пришло время, я оправдала ожидания своего покровителя. Мне с легкостью удавалось то, чего другие не могли достигнуть годами. Меня боялись, мной восхищались, меня ценили по достоинству.
Я искала, выясняла, анализировала и угадывала. Я притворялась и лицемерила. Я завлекала, одурманивала и совращала. Наконец, я выслеживала, пытала и убивала. Без злобы, без сожаления. Равнодушная к успехам и поражениям, безучастная я скиталась из страны в страну, из тюрьмы в бальный зал, из постели в парламент, желая найти нечто, чего ещё не могла понять, лишь смутно ощущала на границе сна перед пробуждением.
Однажды, когда мне случилось убить старика, кинувшегося на защиту своего уже взрослого сына, я поняла, вот он – недостающий элемент, белое пятно в моей биографии – мой отец. И с этого момента мысль узнать что-нибудь о нем уже не покидала меня.
Сотни раз я спрашивала себя: «К чему?» И находила сотни убедительных ответов. Неизвестность причиняла мне неизъяснимое беспокойство, и пробел в моем прошлом порождал тревогу.
Мать отказывалась говорить со мной об этом, и мне пришлось применить магию. Мой внимательный покровитель открыл во мне способности к легилименции, которые я с успехом продолжаю развивать. Итак, я вторглась в воспоминания моей матери, я долго искала, но, наконец, нашла то, что она пыталась спрятать от меня особенно отчаянно. Яркое, четкое искрящееся чувствами воспоминание».

Теплый вечер начала сентября. Закатные лучи сквозь открытое окно проникают в комнату чиновничьего дворца, претенциозная архитектура которого показалась бы смешной любому знатоку высшего света и ценителю старины.
Напряженное молчание, повисшее между мужчиной и женщиной, находящимися в комнате, прервалось внезапно:
- Вы хотите от меня избавиться, Эрмина?
- Вы знаете ответ, - девушка с большими выразительными глазами покачала головой.
- Когда, по вашим словам, я оскорбил вас, вы отнеслись ко мне с нескрываемым презрением.
- С презрением?
- Вы сбежали от меня, отказывались говорить со мной, получать мои письма, и это в то время, когда я проявил сдержанность, которую вы не оценили. Я могу назвать это только презрением.
- Вы понимаете меня лучше, чем делаете вид; так было надо.
- Отговорки, - мужчина отвернулся и начал разглядывать темные холмы за окном. - Я так несчастен в своем одиночестве.
- Я желаю вам только счастья.
- Как я могу быть счастлив без вас? – он обернулся, в голосе звучало нечто среднее между раздражением и обидой. – Вы единственная, кто еще способен рассеять мрак моей души, вернуть меня к свету. Помогите мне!
Мужчина прижал женскую кисть к своей груди. Она мучительно отняла руку.
- Вы обрекаете меня.
- Я надеюсь, вы поняли мой выбор, который подсказан мне долгом.
- Да, и ваш выбор определил мой, - с отчаянной решимостью проговорил он.
- Каков же он? - в её словах был слышен явный оттенок тревоги.
- Я люблю вас. Помните, я пошел на более серьезные вещи, чем думал, но … - оборвав себя на полуслове, он горячо поцеловал её руку. – Прощайте.
И мужчина стремительно направился в сторону двери.
- Нет … нет, постойте!
Она бросилась вслед за ним, схватила его за плечи, он резко развернулся, и она оказалась в его объятьях.
- Почему вы не хотите сделать меня счастливым?!
- Хорошо, - она почти плакала. – Я не смогу жить, если не сделаю этого. Я обещаю, больше никаких отказов. Никаких сожалений.

«Мужчина, сжимавший в объятьях мою мать. Я уже знала, кто он. Он прервал поцелуй и посмотрел ей в глаза. Тогда я увидела его лицо, уверенное, страстное, мужественное. Лицо моего отца. Ваше лицо.
Но имя. Оно терялось в воспоминаниях угнетенного разума моей матери. Много времени провела я в архивах, и, наконец, нашла упоминание о дипломатической делегации из Британии, прибывшей в Данию в тот год, и имя человека, в сопровождающие к которому была прикреплена моя мать.
Все оказалось несколько проще, чем мне представлялось вначале, проще и прозаичнее.
Небольшое дельце в департаменте внешней торговли стало поводом для приезда в Англию. Причиной же было желание заполнить пробел в моей личности. И я познакомилась с Вами.
Блестящий кавалер, пылкий любовник, расчетливый соблазнитель Вы использовали людей в своих играх и сбрасывали, как мелкие карты с рук. Мать говорит, что мы слишком похожи. Думаю, она права: цвет глаз – не единственное, что я унаследовала от Вас.
Во мне нет гармонии, очевидно, таким людям, как мы, её никогда не достичь. Но сейчас я чувствую целостность. Я знаю все, что хотела узнать. За это я благодарю Вас.
Более ничто не держит меня в этой стране, я покидаю Англию.
Прощай, отец».

Отец … Листок пергамента выпал из разжавшихся пальцев. Где-то внутри под ребрами комок, увеличивающийся по мере чтения, достигал теперь размеров кулака Люциуса, давил и мешал ровно дышать.
Он сидит неподвижно, устремив воспаленный невидящий взор в глубину пустой комнаты; глухие стоны порой вырываются вместе с дыханием из его груди и согласно вторят шуму волн в его душе, которые вздымаются, рокочут и с ревом, как вечное и бессильное отчаяние, разбиваются о скалы, на которых был воздвигнут этот мрачный и горделивый замок, именуемый Люциус Малфой.
Сознание его разделилось на две части. Одна - живая тонет, мечется, готовая излиться в окружающий мир и поглотить его, другая похожа на последние сгустки энергии в мертвом теле, которые иногда позволяют трупу моргнуть или пошевелить рукой, но признаками жизни не являются. Этой частью своего сознания Люциус видит на столе рядом с письмом бокал, наполненный янтарным искрящимся в утреннем свете напитком; появляется равнодушная мысль: «Странно, что домовые принесли бренди в такую рань, я же никогда не пью раньше полудня». Люциус одним судорожным глотком осушает бокал, не потому, что хочет пить, но лишь для того, чтобы исчез, наконец, в груди этот сухой комок. Напиток не имеет вкуса, только что-то обжигающее пролилось в пересохшее горло.
Люциус снова взглянул на листок пергамента, строчки начали расплываться. Он моргнул, посмотрел перед собой, книжные полки поползли куда-то вверх и влево, постепенно исчезая. Непонятная слабость охватила его. Члены его стали вялыми, и простейшее движение казалось непосильным. Сейчас он не смог бы произнести ни звука, чтобы позвать кого-нибудь, во рту словно была вата. Он почувствовал легкую тошноту, в глазах потемнело, и голова Люциуса безвольно упала на скрещенные на столе руки.

Нельзя пить спиртное сразу после сонного заклинания, пусть даже самого слабого. Конечно, Люциусу это было известно. Но ведь он не знал, что находится под действием такого заклинания. Проснулся он от нетерпеливого стука, поднял голову и взглянул в окно, красные лучи заходящего солнца ослепляли. В стекло стучалась клювом выбившаяся из сил серая сова с растрепанными перьями.
От сна в неудобной позе тело затекло, Люциус потянулся и медленно встал. Открыв окно, он впустил недовольную птицу, которая тут же рухнула на подоконник. Люциус сломал печать министерства и развернул пергамент. Это было приглашение от самого министра магии на ежегодное празднование дня образования министерства. В верхнем углу пергамента он начертал аббревиатуру, означающую, что он с благодарностью принимает приглашение, вернул письмо сове, развернулся и, почувствовав тяжесть в голове, упал обратно в кресло.
Только когда его взгляд остановился на листе пергамента, все ещё лежавшем на столе, к нему начали возвращаться воспоминания, а вместе с ними вернулась тупая боль в груди; постепенно приходило осознание произошедшего.
Мысли то еле ворочались, растягиваясь и сжимаясь, как горячая карамель в руках кондитера, то метались в его голове в диком, бессвязном танце.
Годами таившееся во мне зло вновь настигло меня одним гигантским прыжком.
Скука – злейший враг воли и ума – в детстве легко покорила меня и определила мою судьбу. Алчность, разврат – безумие, тяжким бременем нависшее над моим разумом, а глупое тело – праздный гуляка, ищущий наслаждений, в бессилии ведомый позорными желаниями. Порок - для меня уже только привычка, но почему теперь так больно?
Тяжело вдохнуть. В легкие невидимым бурным потоком вливается горячий воздух, сухой, словно пепел, который я вдыхал на черной пустоши, среди трупов разбитой армии Пожирателей. В груди клокочет и сжимается ужас. На моем лице почти не осталось следов былого отчаяния, лишь растленный дух культивирует воинствующую трусость, прикрывая её маской надменности.
На пестром балу, легко и естественно сменяя обличия, надевая, сбрасывая и снова надевая бесчисленные маски, я забыл, каким был я. Был ли я? Не знавший ни любви, ни дружбы, влекомый величественными и обманчивыми идеями, гордо подняв голову, я шествовал в небытие.
И вот последний, как мне казалось ещё вчера, шанс, возможность обратиться к осмысленности, к чему-то действительно важному, сегодня уничтожил во мне последнюю частичку страсти, порыва, наверное, и самой жизни. Последнее сердечное движение стало судорогой и замерло. Иссохла и потрескалась оболочка, форма сохраняется, скорее, по привычке, тогда как внутри всё - тлен.
Погрузившись в бездну мрачных размышлений, в кромешный ад, у врат которого он оставил себя прежнего, впервые он страшился себя, своего прошлого. Выставив себе счет, он вновь ужасался каждой пережитой потере. Как дорого он заплатил тогда, но он не мог предугадать, какую высокую плату ему ещё предстоит внести. Прошлое вновь настигло его в образе его дочери, ставшей по воле жестокой судьбы, его распутства и её потерянной опустошенной души любовницей своего отца, прекраснейшей женщиной из всех.
Отныне груз на его совести тяжел, как никогда, но избавление ему не желанно.

Сколько прошло времени, он не заметил. Кажется, били часы, но сколько раз, и сколько было ударов? Люциус обнаружил себя сидящим в кресле, согнувшись, как если бы получил удар под ребра; голову держат руки, упирающиеся локтями в колени.
Начинают возвращаться физические ощущения – Люциус чувствует дрожь в замерзших ногах. Он все еще в одном халате, босыми ногами на холодном полу. Камин не горел, в кабинете темно и холодно. Сколько же он так просидел?
- Карл! – зовет Люциус, не поднимая головы.
В комнате появляется старый домовик.
- Сколько времени?
- Шесть с четвертью, хозяин.
- Свободен.
Но, поскольку характерного хлопка не последовало, Люциус устало бросил:
- Что ещё?
- Хозяин, Карлу нужно знать, какой костюм готовить для вечернего приема в министерстве?
- Что? – Люциус поднял голову, но, быстро сообразив, о чем говорит слуга, обернулся к раскрытому окну. От министерской совы на подоконнике остался маленький клочок пуха.
«Приглашение принято, придется идти», - мучительно подумал он.

Впервые в кругу своих коллег из министерства Люциус Малфой не чувствовал себя центром и украшением собравшегося общества. Присоединившись к праздновавшей толпе, он едва перебросился парой учтивых слов с министром и тут же постарался скрыться от внимания коллег в самом дальнем и уединенном углу бального зала. На все попытки заговорить с собой он отвечал гримасой такой тоскливой обреченности, что у докучливых болтунов отпадало всякое желание беспокоить непонятно чем угнетенного лорда.
Эти сборища и прежде не вызывали в нем никаких восторженных чувств, а сегодня все те же глупые, жадные, заносчивые или нелепые, фанатичные, возбужденные лица пробуждали к жизни на протяжении многих лет методично засовываемые поглубже отвращение и неудержимое раздражение. А уж когда министр, подняв бокал, начал рассуждать об успехах министерства и своих личных достижениях в минувшем году, Люциус едва не столкнул на пол огромный старинный хрустальный кубок, стоявший на массивной каменной подставке, который разлетелся бы на куски с таким грохотом, что «все эти олухи сразу бы заткнулись».
Но он не успел совершить эту роковую для чиновника ошибку, потому что в этот момент еще один из приглашенных рискнул нарушить уединение Лорда Малфоя. Люциусу показалось, что этого человека он уже где-то видел, но он никак не мог вспомнить где. Хотя, если честно, он не очень то и старался, сейчас ему было не до мелких жалоб надоедливых грязнокровок.
Мужчина сделал вид, что не замечает недовольную физиономию аристократа, и заговорил несколько вкрадчивым тоном:
- Добрый вечер, мистер Малфой … - получив вместо приветствия холодный взгляд из-под нахмуренных бровей, мужчина невозмутимо продолжил. – Меня зовут Захария Джонсон, и я хотел бы поговорить с вами.
- Сожалею, но не могу ответить вам взаимностью.
- Мистер Малфой, уделить мне время сейчас в ваших же интересах. Поверьте, беседовать со мной здесь гораздо приятнее, чем в одном из темных и сырых … кабинетов в моем ведомстве. А найти предлог, чтобы получить санкцию на допрос бывшего Пожирателя Смерти, не составит труда.
Люциус начал закипать, но мистер Джонсон упредил его возражения:
- Да, мистер Малфой. И реабилитированного тоже.
Люциус, несмотря на все раздражение, достаточно хорошо это понимал и решил уступить.
- Что вам от меня нужно?
- Вы, как всегда, благоразумны, мистер Малфой. Скажите, знакомы ли вы с начальником департамента международной магической торговли Вергилием МакАдамсом?
- Да.
- Как давно?
- Около двух недель.
Люциус вспомнил о происшествии в архиве департамента и понимающе слегка кивнул головой.
- Вы совершенно правильно поняли, - Джонсон прочел это движение. – Мой интерес связан с пропавшими бумагами. Как вы понимаете, эти документы содержали информацию, не предназначенную для широкого круга, они представляют большую ценность.
- Только не для меня. И сам я в деньгах не нуждаюсь, поэтому ни покупать, ни продавать их я бы не стал.
- Мы это знаем.
- Так чего же вы хотите? К чему вы задаете эти вопросы мне?
- Нам стало известно, что вами было получено разрешение на аппарацию за границу.
- Да, но что с того, эти разрешения получают десятки людей ежедневно.
- Разрешение было получено в обход нескольких стандартных процедур.
- Это доказано?
- Я не занимался этим и не займусь, если вы соблаговолите сказать, для кого был этот ключ?
- Для одной из кузин моей жены, сейчас они вместе отдыхают во Франции.
Мистер Джонсон покачал головой:
- Как нам удалось выяснить, этот ключ служил для перемещения несколько дальше Франции, а именно в Македонию. К сожалению, дальнейший маршрут перемещений его владельца нам выяснить не удалось, поскольку он пресек любую возможность для этого, а вы, вероятно, знаете, как это непросто. Поэтому, я думаю, что все, что вы мне сейчас сказали – это неправда, и ни ваша жена, ни её многочисленные родственники тут совершенно не при чем. Скажите правду, мистер Малфой, это разрешение было получено вами для некой мисс де Ворм, выдающей себя за датскую студентку, которую в качестве своей спутницы вам представил Вергилий МакАдамс на приеме около двух недель назад?
Вот сейчас Люциус вспомнил, где раньше видел этого человека. На том самом балу. Так значит, он следил вовсе не за чиновником, а за ней.
- Да, мистер Малфой, я был свидетелем вашего знакомства с беспечным МакАдамсом и этой женщиной, - Джонсон вновь угадал мысли Люциуса. Неужели, Малфой настолько потерял над собой контроль, или этот человек настолько проницателен? Люциус взглянул в зеркало, висевшее на ближайшей стене. «Нет, скорее, все же второе».
- Не правда ли, она умеет добиваться того, чего хочет, - тем временем продолжал мистер Джонсон. – Что вы знаете о ней, мистер Малфой? Что она говорила, что вы сами заметили? Расскажите, и ваше участие в этом деле не будет фигурировать в официальных протоколах.
Люциус вспомнил красивый, чуть нервозный почерк на листе пергамента, лежавшем сейчас в потайном кармане его мантии. Письмо будто прожигало ткань его платья, но расстаться с ним было выше его сил.
- Весьма сожалею, - сказал Малфой холодно, - но вряд ли я смогу как-то дополнить ваши сведения. О ней мне известно лишь то, что рассказывали на балу: она студентка высшей школы истории магии в Копенгагене, пишет диссертацию, занимается переводами с латыни не профессионально, но весьма успешно, ну и ещё, пожалуй, что её мать была пианисткой, и что она не выносит звуков полифона.
- Ваши сведения действительно довольно скудные. Итак, почти ничего о ней не зная, вы решили помочь ей? Впрочем, если вас это утешит, вы не первый и, я думаю, не последний.
- В утешении я не нуждаюсь.
- Больше вам нечего добавить к её портрету?
- Нечего.
- В таком случае, разрешите откланяться, благодарю за потраченное время. И, если вы ничего от нас не утаили, я также сдержу данное обещание. До свидания, мистер Малфой.
- Прощайте.
Церемонно поклонившись, мистер Джонсон развернулся и, сделав несколько шагов, скрылся в толпе.
А Люциус остался стоять около окна, скрытый от глаз остальных приглашенных. Его кулаки были сжаты, губы дрожали. Если бы кто-то сейчас увидел его, он подумал бы, что этот человек на грани того, чтобы выхватить палочку и начать бросать непростительные проклятья в каждого, кто попадется ему на глаза, либо упасть на колени и разразиться рыданиями, стонами и криками отчаяния. Но ничего этого он не сделал. До некоторой степени взяв себя в руки, Люциус выступил из затемненной ниши в освещенное пространство бального зала, на секунду прищурился от ярких лучей и стремительно направился к выходу, не обратив ни малейшего внимания на обращенный к нему возглас уже изрядно разгоряченного спиртным и всеобщим восхищением министра магии.
Никто из гостей не заострил внимание окружающих на более чем странном поведении Лорда Малфоя, и празднество продолжалось своим чередом, лишь мистер Джонсон еще некоторое время стоял неподвижно, потягивая красное вино и раздумывая над впечатлением, которое произвела на Малфоя их непродолжительная беседа.

Меня не радует твоя печаль,
Раскаянье твое не веселит.
Сочувствие обидчика едва ль
Залечит язвы жгучие обид.
Но слез твоих, жемчужных слез ручьи,
Как ливень, смыли все грехи твои!

Над Аггерсборгом – городком на побережье Ютландии(5), уже который день висели серые грозовые тучи, угнетающие и без того не особенно веселых горожан. Только что прошел дождь, но тучи так и не уходили, в воздухе постоянно висела влага. В эту промозглую погоду по набережной залива Лимфьорд брела одинокая фигурка. Других людей на улице не было, морские суда здесь не ходили, поэтому ничто не отвлекало девушку от размышлений. С моря подул ветерок, и капли дождя, оставшиеся на листьях дерева, под которым она проходила, упали ей на лицо. Девушка вздрогнула, взглянула вверх и сунула руку в карман в поисках платка. Но вдруг она обнаружила то, о чем, казалось, уже почти забыла. Девушка вытащила из кармана маленький пузырек с мутной желтой жидкостью, по запаху напоминающей чеснок. Она помнила, что так сказал ей продавший его зельевар. В раздумье она разглядывала склянку в своей руке и, когда уже собралась было швырнуть её через перила в воду, неожиданно подумала, что брошенная склянка непременно разобьется, а ведь ни рыбы в прибрежной полосе залива, ни упорные рыбаки, сидящие в своих лодках в такую погоду, ни любители полакомиться морскими деликатесами ничего плохого ей не сделали, и обрекать их на столь мучительную смерть было бы неоправданно жестоко. Придя к такому выводу, девушка трансфигурировала из первого же камня небольшую деревянную шкатулку, обитую изнутри мягким бархатом, осторожно поместила в неё пузырек и положила шкатулку вместе с её содержимым в карман пальто.

__________________________________________
1 - ФУЛА, страна, которая считалась в античности северным пределом обитаемого мира. «Дальняя Фула», как назвал ее Вергилий, сделалась обозначением любой оторванной от мира, таинственной страны. Фула – это также название небольшого поселения, основанного датским путешественником Кнудом Расмуссеном в 1910 на северо-западном побережье Гренландии.
2 – Немезида (конечно, все знают, кто это, но я все ж напомню, на всякий случай) - богиня справедливости и возмездия, карающая преступления, символизирует неотвратимость наказания (греч. миф.).
3 – Здесь и далее эпиграфы из сонетов У. Шекспира, пер. С. Маршака.
4 – Стелла ди маре, кажется, морская звезда (ит.)
5 - Ютландия (датск., Страна Ютов), полуостров в Европе, разделяет Балтийское и Северное моря, на нем расположена часть Дании.