Сейчас, глядя на меня, люди думают, что я счастлива, что была такой всю свою жизнь. Великое заблуждение! Да, я любила и была любима ровно семь месяцев, как раз седьмой курс в Хогвартсе... Слышишь, Северус?! Я любила! Любила, отдавая всю себя, полностью раскрываясь перед тобой, практически ничего не прося взамен. И что тебя так удивило, когда я заикнулась насчет свадьбы? Мы прекрасно жили вместе, почти не ссорились, придумывали имена нашим будущим детям, спорили о том, в каком стиле будет гостиная в нашем новом доме, а в каком — детская. Само собой, я подумала, что нам просто необходимо связать друг друга законными узами брака.
До сих пор твои слова вгоняют меня в дрожь, когда я вспоминаю их.
— Неужели ты думаешь, что я женюсь на шлюхе? — почти спокойно тогда изрек ты. — Ты предполагаешь, что я желаю своему сыну репутации ублюдка? Нет, мне наплевать, что скажут другие, но я просто сам себе не позволю совершить такую ужасную ошибку...
— Но я...
— О, брось, — газета, наконец, была отложена в сторону. — Не нужно вешать мне лапшу на уши. Думаешь, я не знаю, какой Лорд заставил тебя тогда раздвинуть передо мной ноги? Твоя тяга к знаниям сделала из тебя обычную шлюху, и кстати, довольно дорого обходящуюся: одни твои тряпки сколько стоят... Запомни, дорогая, если хочешь, чтобы мужчина на тебе женился, не раздвигай перед ним ноги на первом свидании, в нашем случае, отработке.
Я тогда орала, визжала, кричала, рыдала, говорила, что ты должен, ОБЯЗАН на мне жениться, будто тебе можно указывать. Ты тогда просто рассмеялся мне в лицо и, не взяв ничего, ушел, хлопнув дверью, а на утро я проснулась в практически пустом доме. Да, без твоих вещей дом опустел.
Я долго ругала себя, корила, писала тебе письма, моля о прощении. Я не могла без тебя. Мне было плохо: депрессии, нервные расстройства. Тогда я поняла, что беременна, что скоро у нас будет сын, который должен был вернуть нам былую идиллию. Но ты лишь прислал документ о том, что обязуешься платить мне алименты, и пачку дорогостоящих бумажек. Думаешь, я их выкинула? Нет, это ведь и твой сын тоже, твой ублюдок, и он имеет право знать, кто его отец и что он из себя представляет; что деньги правят миром.
Что ж, милый, благодаря тебе, через восемь месяцев в мире стало на одного сквиба больше. Я тут же попросила унести ребенка, несмотря на то, что у него были какие-то проблемы со здоровьем. Ты влетел в тот момент в палату, приказал медсестре получше укутать младенца и подготовить его к аппарации.
Я помню, как только дверь за счастливой акушеркой закрылась, ты подлетел ко мне и, влепив несколько сильных пощечин, кинул на кровать кошелек, полный денег:
— Спасибо за труд.
— Северус, послушай...
— Я услышал достаточно. Если ты так ненавидишь этого ребенка, я его заберу и, так уж и быть, позволю тебе видеться с ним раз в месяц, но это все.
— Он сквиб...
— А ты — грязнокровка, — впервые за все двадцать лет ты произнес это слово. — Однако я жил с тобой. Ребенок ни в чем не виноват, и отсутствие у него магии — целиком и полностью твоя вина.
После того разговора я впервые увидела тебя лишь два года спустя. Ты создал зелье, способное излечить оборотня, избавить его от волчьей сущности — на фотографии в Пророке ты стоял с нашим сыном и какой-то женщиной, месяце на шестом беременности. Позже я узнала, что это была Андромеда Крист, ныне — Снейп, мастер Арифмантики, полукровка.
Я все никак не могла понять, чем же я хуже, что же тебя во мне не устроило, а потом присмотрелась к фотографии и увидела восхищение тобой в ее глазах, обожание и любовь настолько искреннюю, что даже невольно залюбовалась. Вот что вам, мужикам, нужно — беспрекословное подчинение и восхищение. Я не могла этого сделать, не могла поставить мужчину выше себя.
Я договорилась встретиться с твоей женой под предлогом обсудить с ней кое-какие ее исследования. Непринужденная беседа, успокаивающая обстановка кафе и три бокала вина развязали ей язык:
— Нет, конечно, Северус очень милый человек, с ним интересно общаться, у него довольно обширная кладезь знаний, и потом, где бы я была, если бы не его связи!
— Связи?
— Да, у бывшего Пожирателя, ставшего Героем, довольно много полезных знакомых. Знаешь, ты могла бы быть сейчас на моем месте, если бы не одна твоя ошибка.
— Вот как? И что же за ошибка?
Ее ответ, прямо скажем, поразил меня:
— Надо было расставлять перед ним ноги, только добившись хоть какого-то признания в обществе. Ты в замешательстве? Смотри: он познакомил меня с нужными людьми, я съездила на пару конференций, подготовила несколько докладов, все больше цитируя книги — сама понимаешь, применение Арифмантики к Прорицаниям мало кого интересует, — потом просто "сказала" ему спасибо. Конечно, ему понравилось то, что я к чему-то стремлюсь, делаю какие-то исследования...
— Исследования?
Она затянулась сигаретой — Северус, на шестом месяце беременности она ЗАТЯНУЛАСЬ СИГАРЕТОЙ! — и очень мило отмахнулась:
— Бога ради, Гермиона! Какие, к черту, исследования! Я просто смотрю картинки в книгах! — она рассмеялась. — Ну вот, а он как дурачок верит, что я действительно чем-то занимаюсь, поддерживает меня во всем... Слушай, а что мы все вино да вино? Может, Огденского хлопнем, а?
Я удивилась:
— А не вредно вам Огденского, в вашем-то положении?
Она вновь рассмеялась и закурила еще одну сигарету, ударив себя кулаком по животу:
— И ты на это купилась?! Брось! Может, я ни черта и не смыслю в Арифмантике, зато по Зельям у меня всегда было Превосходно. Слышала что-нибудь о зелье ложной беременности?
— Ах да. В шестнадцатом веке, чтобы удержать мужчину, женщины подкладывали под платья подушку, глотали это зелье, и мужчины...
— ... если прикладывали ухо, слышали, как малыш дергает конечностями, излучая магические волны и бла-бла-бля! — пепел упал ей на живот.
— А что Северус? Он об этом знает?— как можно более невинно спросила я.
— С ума сошла? Если он узнает — плакал мой статус счастливой женщины!.. Нет, я никогда не забеременею, ведь Клайв этого не хочет!
— Клайв?
— Да, мой любовник. Милочка, у каждой уважающей себя женщины должен быть муж, который ее обеспечивает, любовник, который ее удовлетворяет, и человек, которого она любит. Три в одном — это сказка для девочек... Или новомодное маггловское кофе!
Она смеялась, вдыхая в себя дым и заливая его Огденским.
— Значит, вы не любите Северуса, — сделала я тогда вывод, и она отрицательно помотала головой. — Ну а что будете делать через три месяца, когда подойдет срок?
— Зачем дожидаться? Через недельку разыграю сценку с выкидышем, и он будет полностью моим, а точнее — его деньги. У меня три незаконнорожденных ребенка, любовник и больная мать, а их, знаешь ли, надо обеспечивать...
Если ты не веришь мне, Северус, я приложила с этим письмом воспоминания о том вечере. Что бы ты там обо мне ни думал, я все равно люблю тебя. Я знаю, после этого ты меня еще больше возненавидишь, но позволь попросить тебя о последнем одолжении: я хочу увидеться с сыном в последний раз, попросить у него прощения. И ты больше никогда обо мне не услышишь, ну, разве что из газет. Тебя это, конечно, не волнует, но я уезжаю во Францию, моими исследованиями заинтересовалась Сорбонна и Зельеведческая Академия Наук.
Гермиона.
* * *
Гермиона сняла очки и подставила лицо лучам вечернего июньского солнца. Возле фонтана, где она сидела, играли дети, пели птицы, а в кафе напротив играла музыка и слышался смех.
Завтра она уедет во Францию, развернет свои исследования и согласится преподавать в Сорбонне. И больше никакой Англии, никакой лжи и недоговоренности...
— Мама! — черноволосый мальчуган бежал к ней, то и дело спотыкаясь.
— Шон, осторожней! Смотри под ноги! — прикрикнула Гермиона, когда мальчик чуть не упал.
Странное у нее было желание — попросить прощения у двухлетнего ребенка, но она надеялась, что Северус ее поймет. Она совершила ошибку, которая покалечила этому человечку жизнь. И пусть она никогда себя не простит, она надеялась, что когда-нибудь Шон все-таки поймет ее.
— Я так по тебе скучала! — мальчик доверчиво прижимался к ней, радостно улыбаясь. Он еще не знал, что ему предстоит пережить. — Прости меня, маленький. Прости!
— Гермиона, — Северус стоял напротив нее, совсем не изменившийся. Черная рубашка и брюки, начищенные до блеска ботинки, вот только черные волосы на висках теперь разбавляла седина, — нам надо поговорить.
Шон быстро нашел себе друзей среди здешних мальчишек его возраста, и Северус предложил Гермионе присесть на здесь же стоящую лавочку.
— Я просмотрел воспоминания.
Гермиона лишь кивнула, ожидая продолжения.
— Это объяснило нежелание Анромеды спать со мной в одной постели.
— Ты злишься на меня?
— Нет. В конце концов, я никогда не верил во вселенскую справедливость, скорее уж в закон мирового свинства...
— Северус, позволь мне кое-что тебе объяснить...
— Я был неправ, — перебил он ее. — Насчет тебя.
— Что, Андромеда обходилась дороже? — горько усмехнулась Гермиона.
— Да, то есть, не в этом дело! — он закрыл лицо руками. — Я запутался. Скажи мне, только честно, что сподвигло тебя на секс с ужасом подземелий тогда, три года назад?
Она усмехнулась, снимая солнечные очки:
— Я любила тебя, Северус. На отработку я к тебе шла отнюдь не за положением в обществе и не за высокими оценками. Ты можешь думать, что я поступила тогда, как последняя шлюха или мразь, но это не так. По-свински я отнеслась к ребенку — этого я себе никогда не прощу. Я любила тебя, до сих пор люблю, и когда ребенок не смог вернуть тебя мне, я обвинила во всем его.
— Говоря все это, ты рассчитываешь на мое прощение?
— Нет, — она покачала головой. — Я прошу прощения у Шона, в первую очередь, я виновата перед ним. Ты поступил правильно: забрал ребенка у недееспособной мамаши. Хотя, перед тобой я виновата не меньше — ровно настолько, насколько ты виноват передо мной.
Гермиона думала, что сейчас Северус разозлится, наорет на нее, заберет ребенка и уйдет, но вместо этого он сделал то, чего она никак не ожидала:
— Ты права. Прости меня. Я должен был все понять с самого начала, во всем разобраться...
— Мам! Пап! — Шон звонко смеялся, стоя возле фонтана, а у него в руках переливался всеми цветами радуги водяной шар...
