Автор: Veniamel Беты: Sandra Snape, Янтарь, alexz105 Гаммы: alexz105, Александр Захаров Рейтинг: G Размер: мини Пейринг: СС, нжп, ГГ Жанр: Drama Отказ: отказываюсь от прав на героев и мир, придуманный Дж. Роулинг Аннотация: кто вам сказал, что профессора Снейпа не любят все ученики? Он, конечно, сильно вредничал на уроках, но дети бывают очень внимательными и добрыми… особенно девочки. Статус: Закончен Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.
Профессор Снейп пришел в сознание. Ну конечно, больничное крыло. Героически умереть не получилось. А кто сидит рядом на его кровати? Мир все еще расплывался перед глазами, и профессору никак не удавалось сфокусировать взгляд. Кажется, вездесущая мисс Грейнджер.
– Ой! Профессор! Вы… – пискнула она и тут же замолчала, увидев, что Снейп хочет что-то сказать.
– Тсс… Никому… не говорите… что я очнулся. Пожалуйста! – произнес он и тут же пожалел, что решился на такую длинную фразу. Говорить было очень больно, поэтому он шептал, точнее, шипел.
– Но… почему? Все будут очень рады…
– Мне самому… пока трудно… радоваться, – пояснил он и снова скривился от боли.
Гермиона наконец сообразила, что больному разговаривать нельзя: вытащила из своей бездонной сумки блокнот, самопишущее перо и подала их преподавателю.
«Если вы скажете, тут сейчас же начнется суета», – перо помедлило, а затем вывело в одно мгновение: «Мисс Грейнджер, будьте человеком, дайте мне отдохнуть от всех вас!»
Гермиона посмотрела на бледного Снейпа:
– Вы точно никого не хотите видеть?
Он кивнул.
– Хорошо, профессор. Я никому не скажу, что вы очнулись. А за ширмой вас не видно – так что никто этого и не заметит. Окно открыть?
Снейп прикрыл глаза, соглашаясь.
Гермиона раздвинула плотные шторы и распахнула настежь окно. Было утро, и ветер, ворвавшийся в комнату, принес ароматы весенних цветов и свежей травы.
– Но я могу заходить к вам? – чуть помедлив, спросила девушка. Перо снова неловко запрыгало по блокнотному листу: «Заходите. Только не слишком часто».
Гермиона кивнула.
– Хорошо. Я скажу только мадам Помфри, что вы пришли в сознание. В больничном крыле заняты все кровати. И… – она запнулась, потому что мысленно снова увидела мертвых – Тонкс и Люпина, которые лежали рядом, держась за руки, очень серьезного Фреда, смотрящего в потолок пустым взглядом… и еще многих и многих, кого она знала и кого больше нет. Их тела были в западном крыле школы, в бальном зале: меньшее по размерам помещение не вместило бы всех погибших, – …и вас не будут часто беспокоить, – закончила она фразу, с трудом подавив желание разрыдаться.
*** Под дверью в больничное крыло Гермиону ждали Гарри и Рон.
– Как там он? – обеспокоенно спросил Мальчик-Который-Победил-Волдеморта.
– Ну… Вроде бы лучше. Дышит ровно…
– Гермиона, ты чего-то не договариваешь! – Гарри внимательно посмотрел на нее.
– Ребят… Только никому, ладно?
– Конечно… Хорошо… – отозвались они хором. – Профессор Снейп очнулся…
– О!
– …но просил никому об этом не говорить.
– Почему? – удивился Рон.
– Похоже, он никого не хочет видеть.
– И даже тебя? Стоило тебе его спасать и сидеть всю ночь около его койки! – возмутился рыжий парень.
– Похоже, мое присутствие он готов переносить, но лучше этим не злоупотреблять, – девушка улыбнулась и пожала плечами. – Ничего, теперь его будут лечить колдомедики.
– А я знаю, почему профессор Снейп никого не хочет видеть, – сообщила Луна Лавгуд, которая уже пару минут стояла у Гермионы за спиной и, конечно же, все слышала.
– Луна! Никому не рассказывай, пожалуйста! Я обещала! – лучшая ученица выпуска обернулась и умоляюще посмотрела на подругу.
– Я думаю, профессор считает, что его здесь никто не любит, – продолжила Луна, кивнув Гермионе. – В смысле, в Хогвартсе. Да и вообще…
– Наверное, он прав, – Рон почесал затылок и смущенно заложил руки за спину.
– Неправда, мы очень уважаем профессора Снейпа, – вступился Гарри. – Я считаю, он герой войны и много сделал для победы над Волдемортом.
– Уважаете, но не любите, – парировала Луна.
– Ну да, у него тяжелый характер… – не мог не согласиться Гарри.
– Хотя, пожалуй, кое-кому я точно должна сказать, что профессор пришел в себя, – как бы между прочим сообщила рейвенкловка.
– Но ты же обещала… – растерялась Гермиона.
– Не волнуйся, она не пойдет к нему. Но будет рада хорошей новости.
Луна повернулась, и вскоре ее легкие шаги затихли в коридоре, ведущем в гостиную Рейвенкло. Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.
Сперва в больничном крыле обнаружился маленький белый свиток. Письмо было перевязано синей лентой, на которой при желании можно было бы найти наспех записанную длиннющую формулу по трансфигурации и несколько еще более длинных русых волос. Чья-то рука подсунула письмо под дверь больничного крыла, и мадам Помфри, добрая душа, сочла нужным донести его до адресата.
Искомый адресат долго игнорировал послание. Оно полдня пролежало нераспечатанным на прикроватной тумбочке Снейпа, на которую ставили зелья и клали бинты. Свиток успел размотаться и измяться, а на его обратной, чистой стороне профессор написал рецепт питья, которое требовалось, чтобы он мог быстрее встать на ноги и отправиться в свои комнаты в подземельях. И только когда Снейп собрался уже отдать рецепт мадам Помфри, то краем глаза заметил текст на другой стороне, написанный каллиграфическим почерком.
«Дорогой профессор Снейп!» – так начиналось письмо. Преподаватель потер глаза, решив, что ему померещилось. Нет, точно «дорогой»*. Захотелось читать дальше.
«Дорогой профессор Снейп!
Я очень надеюсь, что у вас все будет хорошо. Сегодня я не спала целую ночь. Сначала варила возвращающую голос настойку по своему рецепту (зелья, 5-й курс, второй семестр, рецепт прилагается ниже), потом пыталась проникнуть в больницу, чтобы передать мадам Помфри для вас результат. К сожалению, ничего не получилось: наша целительница не стала меня даже слушать. Похоже, она не верит, что семикурсница может сварить пристойное зелье. А ведь оно могло бы вылечить моего любимого преподавателя.
Да, вы мой самый любимый учитель. Я не боюсь в этом признаться, потому что вы-то всегда в меня верили. Я думаю, что ваше разрешение посещать факультатив по зельям вместе с шестым и седьмым курсами, данное мне три года назад, говорит само за себя. Вы всегда очень четко объясняете материал и хорошо относитесь к тем ученикам, которые сами придумывают новые рецепты. К этой микстуре я хотела приложить свежее ранозаживляющее зелье, но, полагаю, оно в достатке есть в больничном крыле.
Если вы скажете мадам Помфри, что я могу передать ей настойку, я с удовольствием ее принесу – ведь это самое малое, что я могу сделать для вас, мистер Снейп.
Мелоди Хиггинс Рейвенкло.
P.S. Рецепт настойки таков…»
Далее следовало перечисление ингредиентов и способ их приготовления. «А ведь девчонка действительно потратила на приготовление микстуры целую ночь, – подумал Снейп, внимательно прочитав рецепт. – Нужно поощрить такую сильную тягу к науке и сказать Поппи, чтобы приняла лекарство у мисс Хиггинс… Кроме того, можно подсказать ей, что лишний способный помощник в больничном крыле сейчас не помешает: в Хогвартсе наверняка полно раненых…»
С этой мыслью профессор уснул.
*«Darling», а не «dear». Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.
Долго спать Снейпу не довелось. Через пару часов в раскрытое окно влетела крупная коричневая сова с пухлым пакетом и, покружившись немного под недоуменными взглядами бодрствующих пациентов, уронила оный прямо на грудь зельевару. Эту картину, впрочем, скрыла ширма, отгораживающая его от остальных страдальцев.
– Что еще такое! – хотел возмущенно крикнуть пробудившийся профессор, но вместо крика получился лишь неразборчивый шепот.
«Настойка Хиггинс мне сейчас определенно не помешала бы», – подумал он и натянул до подбородка тонкое одеяло. Снейпа знобило, прокушенная шея, леченая-перелеченая и замотанная бинтами, затекла и заледенела, но, увы, колдомедиков в больничном крыле и вправду не хватало, поэтому нужно было ждать, когда до него дойдет очередь и Поппи появится около его кровати с очередным осмотром.
Машинально проверив сверток, который скинула на него сова, на наличие враждебного колдовства, Снейп непослушными пальцами развернул бумагу. Из нее выпало что-то шерстяное, явно связанное вручную, при ближайшем рассмотрении оказавшееся длинным черным шарфом. Это было весьма кстати. Профессор с трудом оторвал голову от подушки и несколько раз обмотал шарфом многострадальную шею. Только после этого он обнаружил, что к подарку прилагается небольшая записка. В ней была всего пара строк, да и те не отличались красотой слога.
«Мой любимый профессор! Я начала вязать этот шарф в тот день, когда плакала в теплице, а вы нашли меня там и проводили в гостиную моего факультета. Вы очень помогли мне тогда, и я верила, что смогу отдать вам его шарф и что он вам пригодится. Пожалуйста, выздоравливайте поскорее. Рози О’Нил, Халфпафф».
В жизни Снейпа было не слишком много плачущих девушек: если они и расстраивались из-за его отметок и замечаний на уроках, то предпочитали лить слезы не в кабинете зельеварения, а в каком-нибудь другом, более удаленном от него месте. Поэтому он запомнил Рози – второкурсницу, которая пару месяцев назад пряталась в теплице с мандрагорами от кого-то из Кэрроу – Пожирателей, которые последний год «следили за дисциплиной» в Хогвартсе.
Поздно вечером он решил проверить, не готовы ли мандрагоры для использования в зельях, и увидел рыжую девочку, которую на церемонии распределения принял сперва за очередную Уизли. Неизвестно, что побудило маленькую ирландку обратиться к нему за помощью, но когда она плакала, вцепившись в его мантию, он не знал понимал, куда девать руки: в таких случаях полагалось обнимать или гладить по голове, но Снейп не знал, как это делается, не знал и не умел… Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.
– Не пущу! Вас слишком много, слышите, не пущу!!! – громко выговаривала мадам Помфри кому-то за дверью.
От ее криков задремавший зельевар снова проснулся.
– Жив ваш профессор, не переживайте. Но навещать его пока нельзя.
«Значит, мои пришли», – подумал Снейп и вздохнул. Желание никого не видеть начало проходить. Лежать на больничной койке было нестерпимо скучно. Кроме того, слизеринцы могли бы немного отвлечь его от ноющей боли. Но профессор не привык менять свои решения, поэтому никак не проявил заинтересованности в посетителях и продолжил мужественно пялиться в потолок, считая трещины. Слизеринцы немного пошушукались под дверью и ушли.
Профессор сделал робкую попытку сесть на кровати и, как ни странно, ему это удалось. На тумбочке он обнаружил микстуру, о которой писала Мелоди Хиггинс из Рейвенкло. «Одну каплю на стакан воды», – гласила лаконичная надпись на бумажке, прицепленной к пузырьку. Снейп взял стоявший тут же графин с водой, стакан и воспользовался микстурой в соответствии с рекомендацией. Через пару минут он почувствовал, что слабость исчезла, а горло стало меньше болеть. Зельевар встал, накинул мантию, висевшую на спинке кровати, и босиком прошлепал к раскрытому окну.
Некоторое время ничего не происходило. Будучи в относительном уединении, обеспеченном ширмой, профессор устроился на широком подоконнике и подумал, что сейчас неплохо бы что-нибудь почитать. Желательно научное. Лучше всего – о зельях. Похоже, что мысль эта была кем-то подслушана: через пару минут к больничному окну подлетела на метле маленькая черненькая девица лет шестнадцати в слизеринской мантии (без запятой) со школьной сумкой наперевес.
Увидев в окне Снейпа, она издала радостный клич и, ловко удерживая прыткую метлу коленками, начала извлекать на подоконник из сумки книги.
– «Утраченные рецепты», «Редкие травы и где их искать», «Вестник зельевара» номер один, два и три… – бормотала она. – Кажется, все… – Затем девица подняла глаза на своего декана и бодро отрапортовала: – Здравствуйте, сэр! Очень рада видеть вас в добром здравии! Разрешите отбыть?
– Разрешаю, – проговорил немного растерянный профессор.
Девица лихо развернула метлу, взяла с места в карьер и через пару секунд исчезла из снейпова поля зрения.
«Дементор! – ругнулся профессор, осознавая происшедшее. – «Это была Диана Гринвуд, ловец нашей команды по квиддичу. Она принесла мне книги и, следуя моему желанию не общаться ни с кем (видимо, переданному слизеринцам мадам Помфри), тут же улетела, чтобы не докучать».
Он посидел еще немного просто так, глядя в окно, а потом открыл «Утраченные рецепты». Судя по характерному вензелю на первой странице, это был том из библиотеки Малфоев. В книге лежало письмо.
«Дорогой крестный!
Я взял эту книгу из моей библиотеки, потому что в больничном крыле, где вы сейчас лежите, очень скучно, и наверняка вы захотите что-нибудь почитать. Диана, прибывшая вчера в Малфой-менор, чтобы утешить меня после всех произошедших событий, любезно согласилась передать вам ее. Не сомневаюсь, что у нее это получится. В отличие от меня, Диану, к счастью, никто не отчислил с седьмого курса за два дня до экзаменов. Но не волнуйтесь: у меня все хорошо. Отец еще до ареста успел передать мне все дела, и пока я хозяйничаю в нашем родовом замке. Вы всегда были человеком действия, так что, надеюсь, скоро встанете на ноги. Книга в этом вам поможет.
С наилучшими пожеланиями, Драко Малфой».
«Кажется, мальчишка не настолько пропащий, каким я считал его в последние два года», – подумал Снейп и усмехнулся. Если бы кто-то видел его в это время со стороны, то сказал бы, что усмешка подозрительно похожа на улыбку.
Вторую книгу и «Вестники» Диана, похоже, добавила от себя, в чем профессор и убедился, когда увидел приписку с обратной стороны письма, сделанную другим почерком.
«Моему декану от Дианы с любовью. P.S. Обратите внимание на отмеченные статьи. Мне хотелось бы услышать о них ваше мнение». Снейп представил вытянувшегося за год худого светловолосого Драко рядом с изящной черноволосой Дианой. «Кажется, они неплохо смотрелись бы вместе, – пробормотал он себе под нос. – Мерлин! О чем я только думаю!» Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.
Профессор попытался углубиться в чтение, но какая-то мысль не давала ему покоя. Однако у Снейпа с трудом получалось сосредоточиться и никак не удавалось ухватить эту мысль за хвост, чтобы ее препарировать.
Прошло несколько часов, мадам Помфри успела два раза сделать обход. За окном начало темнеть. Кроме целительницы, зельевара больше никто не побеспокоил, ничего не происходило…
Точно! После того, как Диана прилетала на метле и передала ему книги, больше ничего не происходило. А ему хотелось уже, чтобы запрет на посещение был нарушен. Причем одному человеку он прямо сказал, что на него пожелание никого не видеть не распространяется. Гермиона Грейнджер. Абсолютно честная гриффиндорка: принимает все слова на веру. Он пожелал никого не видеть – значит, так и должно быть. Ведь если нарушить запрет, можно стать объектом насмешек злого профессора. А ей это, конечно, не нужно. Непонятно, зачем вообще она просидела рядом с ним всю ночь? Выглядела семикурсница утром неважно: под глазами круги, лицо в грязи, короткая коса разлохматилась, плечи устало опущены.
Ее лицо – последнее, что он запомнил, прежде чем потерять сознание в Визжащей Хижине. Значит, она не поверила, что он умер. «Маленькая всезнайка. Не думал, что ты интересовалась ядами и противоядиями – а иначе как бы я остался жив?»
Снейп представил себе Гермиону, какой она обычно выглядела на уроках: мантия застегнута на все пуговицы, непокорные локоны с трудом уложены, ногти коротко подстрижены, руки всегда чистые. Удивительно, но она больше не раздражает его. И не из-за того, что спасла ему жизнь, есть другая причина.
Ни! За! Что! Он не признается. Даже себе. В том, что ему нравится Гермиона Грейнджер. Мисс Я-Знаю-Все. Девушка, которая младше его на двадцать с лишним лет.
Насильно уложенный целительницей обратно в постель («Какие могут быть хождения по комнате? Ты еще слишком слаб для этого!»), он переложил поудобнее подушку и обнаружил под ней еще одно письмо. Оно было написано знакомым округлым почерком, тем же, что и самые длинные сочинения в классе…
«Северус!
Надеюсь, я могу называть вас так, ведь я скоро оканчиваю школу и, возможно, останусь здесь преподавать, буду вашей коллегой…»
«Еще чего не хватало!» – вздрогнул профессор Снейп.
«...Я очень рада, что мои знания, которыми я докучала вам целых семь лет, наконец-то оказались для вас полезны. Зелье, настоянное на слезах феникса, я научилась варить сразу после второго курса, после истории с василиском. Я боялась, что она может повториться и кто-нибудь пострадает. Когда я узнала, что у Волдеморта есть огромная змея, то поняла, что усовершенствованная мной настойка может спасти жизнь Гарри или кому-то еще: ведь он так часто видел в своих снах, как она злая тварь нападала на людей…»
Усовершенствованная, надо же! Великий зельевар Гермиона Грейнджер! Защитница не менее великого Гарри Поттера… Впрочем, Поппи говорит, что мальчишка действительно прикончил Лорда, и теперь уже навсегда.
«…На самом деле, я хотела написать не об этом. Может быть, вы знаете, есть такая маггловская игрушка, она называется паззл. Из кусочков, как мозаика, собирается единое изображение, картинка. Я давно, с первого курса собираю вашу мозаику, Северус. Началось все с профессора Квиррелла, который рассказал Гарри, что сам делал все то, в чем мы обвиняли вас. А вы нас спасали. Почему-то мой друг сразу забыл об этом, я же решила списать ваши придирки на сложный характер и продолжила складывать паззл – почти как в детективах, знаете? Собирать факты, истории и слухи, что-то отметать в сторону, что-то вставлять в мозаику событий вашей жизни. И когда Гарри рассказал, что он увидел в Думосбросе в ваших воспоминаниях, паззл наконец сложился полностью».
Сложный характер? Так значит, эта невыносимая выскочка следила за ним? Собирала этот… как его… жезл? Нет… паззл?
Раздражение преподавателя на лучшую ученицу курса мгновенно вернулось, как будто никуда и не уходило. Да как она посмела? Снейп испытал желание выбросить письмо, разорвать на мелкие клочья, но оставалась всего пара строк, и он дочитал.
«…Это было очень интересно, я увлеклась. Но я опять говорю не о том. Наверное, потому что боюсь сказать то, что очень хочу. Я люблю вас. Вот, сказала. Надеюсь, вы простите меня за это.
Гермиона»
.
Профессор снова перечитал последнюю строчку письма. И снова. И еще раз. Она – что, просит прощения за то, что любит его? А все остальное – в порядке вещей? Все эти паззлы и жезлы? Все эти глупости, которые ей почему-то важны? Стоп… Она что, действительно любит? Меня? Но за что?
Он не заметил, как произнес последние слова вслух. И кто-то невидимый рядом с ним вздохнул и тихо ответил:
– Любят просто так, профессор. Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.
Профессор зельеварения Северус Снейп лежит на кровати в больничном крыле, закрыв глаза. Он делает вид, что спит. Очень старательно и правдоподобно притворяется. Лежит и чувствует, как мягкая девичья рука гладит его по волосам, уже несколько дней не мытым.
Но, похоже, невидимой обладательнице руки это не слишком важно. От нее исходит тепло и покой. Она сидит рядом, и вместе с ней очень хорошо думать и молчать. Думать о Мелоди Хиггинс из Рейвенкло, о Рози О’Нил из Хаффлпаффа, о Драко и Диане из Слизерина и о ней, Гермионе Грейнджер из «справедливого» Гриффиндора. Еще немного о маггловских детективах, которые читал когда-то его отец, о мозаике жизни и о себе самом. Думать и чувствовать, что ледяная корка, давным-давно образовавшаяся внутри, где-то с левой стороны груди, незаметно тает, стекает по стремительно теплеющим рукам, по кончикам пальцев вниз, в никуда, а сердце оживает.
Гермиона Грейнджер, девица семнадцати лет с будущим преподавателя, всезнайка, выскочка и лучшая ученица выпуска, сидит на постели выздоравливающего Северуса Снейпа в больничном крыле под мантией-невидимкой. Она знает, что тот не спит, но делает вид, что верит: профессор упорно притворяется спящим. Она гладит его по голове очень нежно. Движения руки монотонны, однообразны, но на большее она не решается. А вдруг он «проснется»? Что тогда она будет делать? О чем говорить? Завтра очередной экзамен. Конспект по трансфигурации прочитан, лежит рядом, главное – утром перед уходом отсюда не забыть его и забрать с собой. Не забыть… Глаза девушки закрываются, она наклоняется, опускает голову на грудь профессора и засыпает до утра. И уже не чувствует, как он аккуратно и бережно берет ее руку в свою, теперь уже практически теплую ладонь, и тоже засыпает. Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.
Боже, я в восторге!!! Просто замечательный фик!!! Такой нежный, добрый и милый! Я не очень люблю хэппи-энды, но здесь все так умиротворенно и жизнеутверждающе, что прям душа радуется. Безумно рада за Снейпа и Гермиону! Образы всех персонажей очень каноничны. И здорово, что профессора нашего все любят! Уииии!!! Автор, спасибо вам огромное за это чудо!!! Теперь у меня снова праздничное настроение с утра!!!
Вы очень помогли мне тогда, и я верила, что смогу отдать вам его шарф и что он вам пригодится.
А? Чей шарф? Или лишнее слово?
Quote (Маркиза)
Халфпафф
Это намеренно с ошибкой написано?
Quote (Маркиза)
Неизвестно, что побудило маленькую ирландку обратиться к нему за помощью, но когда она плакала, вцепившись в его мантию, он не знал понимал, куда девать руки
очень и очень здорово! Романтично и так нежно-мило:) Приятная и очень жизнеутверждающая история! Спасибо:) "Прошлое гибнет под копытами настоящего, но то, чего так и не случилось, умирает вместе с нами" (В. Камша)
Дрогой автор! Спасибо Вам за мини шедевр. Не смотря на его размеры, Вы сумели вложить в него так много тепла, нежности и доброты. А профессор и не знал, что его так любят все факультеты, я признаться, тоже не подозревала. Но Вы отрыли глаза на этот весьма приятный факт и сделали это так мастерски, что дух захватывает от восторга! Ура всем факультетам! Ура профессору Снейпу! Пусть будет счастлив со своей гриффиндоркой! У каждого святого есть прошлое, и у каждого грешника есть будущее. Оскар Уайльд
Люблю я этот рассказик. Сколько не перечитываю, а всё равно, вызывает улыбку. В книге Снейп отвратен, в фильме слишком стар. То что в снейджере прекрасно, в обычной жизни: буэ-э-э. И за что я только снейджеры люблю?
Уииии!!! 
Много... однако ж: 
мило... 
