Оглядевшись вокруг и плотнее закутавшись в мантию-невидимку, позаимствованную у лучшего друга, она двинулась вперед по узкой булыжной улице, освещаемой лишь несколькими закопченными фонарями и неверным светом луны.

Ее сердце колотилось в волнительном ожидании того, что найдет она там, в конце своего путешествия. Могли ли быть правдой слова покойного директора, произнесенные с портрета, который появился в его кабинете вскоре после смерти?

Волшебник на портрете спал вплоть до похорон: вернувшись после них в круглый кабинет, Минерва МакГонагалл обнаружила бывшего директора бодрствующим и ожидающим кого-нибудь, чтобы передать срочное сообщение.

С покрасневшими от слез глазами, погруженная в размышления, исполняющая обязанности директора пришла в гриффиндорскую башню и попросила Гарри, Рона и Гермиону следовать за ней к каменной горгулье. Дамблдор попросил дать ему возможность сперва поговорить с Гарри наедине – даже профессор МакГонагалл нервно ожидала снаружи. Долгое время из кабинета не доносилось ни звука, но вдруг раздался яростный крик, призывающий вернуться из небытия. Обезумевший юноша бушевал еще несколько минут, насылая на портрет проклятья, конфундусы и все известные ему недуги.

МакГонагалл вернулась в кабинет, попросив Гермиону подождать снаружи, а Рон пошел успокаивать Гарри. Озадаченная, Гермиона еще немного посидела на холодной каменной скамье в коридоре, пока профессор не позвала ее наверх.

Она хотела верить в то, что рассказал ей портрет, действительно хотела. МакГонагалл, все то время, что студентка и бывший директор беседовали, сидевшая в кресле перед камином, не произнесла ни слова, только изредка хлюпала носом и, второй раз за этот вечер слушая рассказ портрета, промакивала выступающие на глазах слезы.

– Я бы не доверил вам этого задания, если бы его выполнение грозило вам опасностью. Вы единственная, кому это под силу, мисс Грейнджер, – в заключение своего мрачного повествования сказал старый волшебник. – Вы ведь понимаете это, не так ли?

– Я… – Гермиона запнулась. Ей казалось, будто она предает Гарри даже тем, что просто рассматривает возможность взяться за выполнение просьбы директора. Кроме того ей хотелось верить в то, что рассказанное было правдой, и, если так, и она откажется, то предаст их всех. – Почему я? Почему не профессор МакГонагалл? Она ведь понимает? Она верит вам.

– А вы нет? – со своего места на стене спросил директор.

Она колебалась.

– Я хочу верить, – наконец, воскликнула она. – Я никогда не думала, что он мог…

– Вот почему это должны быть вы, дорогая, – сказала МакГонагалл, становясь позади нее и опуская ей на плечи свои холодные сухие руки. – Я не хотела верить, пока не проснулся Альбус. У меня не было выбора, кроме как полагаться на слова юного мистера Поттера.

– Не то, чтобы я не верила Гарри, – возразила Гермиона. – Он был <i>там</i>… я только… может, он просто увидел то, что хотел видеть… и вы тоже были там и… – она умолкла, не зная, что еще сказать.

– Действительно, я был там, мисс Грейнджер, – подтвердил портрет, в его глазах вновь вспыхнули крошечные озорные искорки, хотя не прогнали грусть и тревогу, поселившиеся во взгляде. – Это нужно сделать быстро – сегодня ночью, если возможно, пока он окончательно не решил, будто план провалился.

– Поттер сейчас слишком зол, чтобы слушать, – добавила МакГонагалл. – После его рассказа остальным о том, что случилось четыре дня назад, никто не станут слушать ни слова из другой версии произошедшего. Даже с учетом открывшихся фактов, Альбусу они не поверят: портрет <i>мог</i> быть проклят. Только слова Поттера имеют для них значение.

– Вы должны вернуть его сюда, мисс Грейнджер, – серьезно сказал директор.

Она встревожено взглянула на него.

– Вернуть его сюда? Вы в своем уме, сэр? Да весь магический мир жаждет его крови! Он никогда не пройдет в эти ворота живым…

Она прервала свою тираду, когда МакГонагалл вручила ей маленький кожаный мешочек.

– Портключ, – пояснила директриса. – Он доставит вас прямо в этот кабинет. Я не уйду отсюда, равно как и не позволю никому сюда войти, пока вы не вернетесь.

Девушка смотрела на коричневый мешочек в своей руке, перебирая в уме открывшиеся подробности, пытаясь найти хоть одну причину, почему план не сработает, любой путь к отступлению, способ отказаться от обязанности, выполнить которую она уже была вынуждена.

– Даже если мне удастся убедить его вернуться, – поспешно проговорила она: – каковы его шансы получить оправдание своим действиям? Гарри попытается убить его, как только увидит.

– Не в этом кабинете, – решительно сказала МакГонагалл, поджимая губы. – Клянусь жизнью, мистер Поттер вынужден будет выслушать его, и, Альбус, – продолжила она, оборачиваясь к портрету в золотой раме: – на этот раз вы скажете ему все.

– Скажу, – печально подтвердил директор. – Держать Гарри в неведении оказалось смертельной ошибкой и, увы, мне не хватило времени, чтобы исправить ее при жизни. Если бы он только смог найти Северуса прежде, чем мистер Малфой обнаружил нас…

"Как по-разному могут выглядеть вещи", – подумала Гермиона в заключение оборвавшихся горестных стенаний директора.

Тем не менее, именно теперь представлялся шанс кое-что изменить. Ее шанс на то, чтобы попытаться поставить все на свои места. После минутных колебаний Гермиона набрала в грудь воздуха и сказала: – Я сделаю это.

Лицо директора осветила печальная, но полная надежды улыбка.

– Спасибо вам, мисс Грейнджер, – прошептал он. – У вас есть возможность все исправить.

Дамблдор отправил ее в это место, где она стояла теперь, дрожа от холода в тумане, поднимающемся с невидимой отсюда реки.

После нескольких поворотов мощеной улицы она зашла в тупик, вдали возвышалась громадина старой мельничной трубы – в точности, как описывал директор.

Она достала палочку из рукава. Полагаясь на заверения директора в том, что вокруг этого места не должно быть никаких чар, она осторожно приблизилась к ветхому строению, стоящему в конце улицы под названием Тупик Прядильщиков.

Хорошенько сконцентрировавшись, она направила палочку на жалкое подобие дома и произнесла обнаруживающие чары, которым всего несколько минут назад обучила ее профессор МакГонагалл. "Просто на случай, если он не один", – пояснила пожилая ведьма.

Чары сообщили о присутствии в доме одного человека, и Гермиона очень надеялась, что это тот самый человек.

Через щель над дверью просачивался слабый свет, и девушка осторожно приблизилась, боясь выдать себя малейшим движением или шелестом листвы под ногами, устилающей землю и некогда бывшей цветником.

Поправив на себе плащ-невидимку, она встала сбоку от двери и, задержав дыхание, постучала, отчего створка немного приоткрылась. Когда из дома не последовало никакой реакции, она аккуратно расширила проход настолько, чтобы скользнуть внутрь и неслышно закрыла за собой дверь.

Она было решила, что в комнате никого нет, как ее ушей достиг звук чьего-то кашля. Приглядевшись, она различила лишь силуэт мужчины, сидящего спиной к ней в одном из двух потертых кресел.

Единственная лампочка, висящая под потолком, давала недостаточно света, чтобы разглядеть мужчину в подробностях, потому, опасаясь ловушки, Гермиона подняла палочку и невербально применила Expelliarmus.

В ее руку влетела палочка, до того лежавшая на полу рядом с креслом, и одного взгляда хватило, чтобы узнать, кому она принадлежит.

Пока Гермиона со смесью облегчения и страха смотрела на предмет из темного дерева, низкий голос произнес: – Покончите с этим.

Она спрятала новообретенную палочку в задний карман и, держа свою наготове, двинулась по направлению к источнику звука, останавливаясь неподалеку. Только теперь она сняла с себя плащ-невидимку.

Он не взглянул в ее сторону, продолжая невидяще смотреть на дальнюю стену комнаты. Его глаза с залегшими под ними черными кругами были пусты и налиты кровью. Она огляделась вокруг, ожидая увидеть, что стол и пол вокруг кресла уставлены пустыми бутылками, но ни одной не обнаружила. Его одежда выглядела неопрятной, чересчур… растрепанной.

– Я знал, что они кого-то пришлют, – сказал он. Голос его звучал хрипло, но отчетливо, и она отбросила мысль о том, что он пьян. – Я не думал, что это будете вы.

– Я пришла по собственному выбору, – тихо проговорила она, неуверенная, как вести себя с мужчиной, сидевшим перед ней – столь не похож он был на грозного волшебника, с каким она готовилась встретиться. – Мне указали, где вас найти, но я здесь не для того, чтобы навредить вам.

– Тогда зачем? – резко произнес он и внезапно закашлялся, морщась, словно от боли. – Зачем вы здесь? Разве Поттер не рассказал вам, что я сделал? Он послал вас отомстить вместо него?

– Гарри рассказал мне то, чему оказался свидетелем, – бесстрастно проговорила она: – и профессор Дамблдор рассказал все, что знал.

Впервые с момента ее появления его черные глаза обратились к ней, сужаясь в недоверчивом прищуре.

– Вы лжете, – прохрипел он.

Она молча покачала головой.

Этот простой жест оказал на ее бывшего учителя поразительное действие: он молниеносно вскочил на ноги, подлетел к ней и до боли сжал руку, в которой она держала палочку, не давая ей сдвинуться с места. В тот момент вид его внушал ужас и заставлял усомниться в ясности его ума. Гермиона судорожно решала, не совершила ли ошибку, обманувшись рассказом мертвеца.

– Не лгите мне! – вскричал Снейп. Он настолько приблизился к ней, что кожу опалило его горячее, будто наполненное гневом дыхание, а тело его, прижатое к ней, казалось, распространяло вокруг себя холод. – Он ничего вам не сказал! Он мертв! Альбус Дамблдор мертв!

Она, по-настоящему напуганная, во все глаза смотрела на него. И пока ее напряженный взгляд изучал его лицо, она заметила странную эмоцию, на миг исказившую черты: нечто, столь чуждое его бледному заостренному лицу, что она даже не сумела дать этому определение.

Внезапно он отпустил ее, оттолкнув от себя, отступил на пару шагов и рухнул в кресло.

– Мертв, – повторил он уже ничего не выражающим голосом.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

– Портрет, – тихо произнесла она, страх отпускал ее, оставляя наедине с глубокой бездной отчаяния. – Он появился в его кабинете сразу после… – она умолкла, делая судорожный вдох: – после его смерти, но не говорил до его… до его похорон.

И вновь Снейп молчит, хотя Гермиона заметила волну дрожи, пронзившую его худое тело. Странно: каким хрупким он казался, когда не нависал над ней. Ей вспомнились слова Дамблдора о том, как бывший декан Слизерина умолял освободить его от этого задания, умолял забрать его собственную жизнь прежде, чем он вынужден будет отнять ее у своего наставника.

Тем не менее, его не освободили. Он был вынужден совершить нечто столь чудовищное, столь предосудительное, столь до крайности мерзкое… стоило ли удивляться его нынешнему ужасному виду?

– Как много он вам рассказал? – он опять тяжело закашлялся. Гермиона осторожно опустилась на край дивана.

– Все, – прошептала она.

– Все? – рассеянно отозвался он.

Она сделала глубокий вдох и продолжила: – О том, почему вы присоединились к… нему, почему ушли, о вашей дружбе с Лили… – Снейп не сдержал приглушенного стона и уронил голову на руки. – … о вашей клятве защищать Драко и к чему это вас обязало, и о его – Дамблдора – плане относительно того, что вам пришлось сделать, прежде чем на это решился бы Драко.

В комнате надолго воцарилось молчание. Гермиона наблюдала за тем, как его ладони сжимаются в кулаки, все сильнее и сильнее сжимая волосы, пока, наконец, ей не показалось, что он вырвет темные пряди с корнями.

А потом она заметила, как его плечи сотрясаются и, вопреки всем доводам разума, поднялась с дивана, чтобы приблизиться к нему.

– Не надо.

Ее внезапно остановили всего два слова, неразборчиво прозвучавшие из-за завесы гладких волос.

– Не надо чего?

– Не подходите ближе.

Ее сомнения длились всего мгновение, прежде чем она обошла низкий кофейный столик и опустилась перед мужчиной на колени. Там она замерла в нерешительности.

– Что вам от меня нужно? – спросил он; слова будто застревают в его ладонях, разжавших мертвую хватку на волосах и вновь закрывающих опущенное лицо.

– Мы хотим, чтобы вы вернулись.

Слова повисают в воздухе, и он, наконец, поднимает голову: глаза еще больше налиты кровью, только теперь Гермиона понимает истинную причину этого.

– Вернуться? – повторяет он, и ей кажется, будто на миг в его глазах отражается страх.

– В Хогвартс, – уточняет она.

К ее удивлению, он усмехается.

– За дурака меня держите? – спрашивает он, в то время как к нему почти возвращается его знаменитая презрительная ухмылка. – Считаете, вам удастся уговорить меня вернуться к воротам Хогвартса, где уже поджидают авроры, готовые наслать смертельное проклятье?

Она покачала головой, достала кожаный мешочек и положила его на кофейный столик. Снейп с минуту смотрел на предмет, прежде чем осознал его назначение.

– Он перенесет нас прямо в кабинет директора… – она запнулась, вспоминая о новых реалиях: – … директрисы. Профессор МакГонагалл пообещала, что кроме нее там никого не будет.

– Вы лжете, – повторил он, но теперь в его голосе слышалась нотка неуверенности.

– Нет, – ответила она, глядя прямо ему в глаза и позволяя увидеть правду. – Вы знаете, я не лгу.

Она дождалась, пока исчезнет покалывание на лбу, что, по рассказам Гарри, являлось первым признаком вторжения в разум. Но, кроме этого, она ничего не ощутила и озадаченно посмотрела на него.

– Я не могу сделать это без палочки, – пояснил он.

Она покусывала губы, решая, не является ли это ловушкой. Способом вновь вооружиться палочкой и с легкостью ранить ее или аппарировать, прежде чем ей удастся убедить его воспользоваться портключом…

Был только один способ проверить это. "Дамблдор доверяет ему", – подумалось ей, в то время как она достала палочку из заднего кармана и протянула ее мужчине рукоятью вперед.

Он посмотрел на палочку, затем перевел взгляд на девушку.

– Уберите это, – пробормотал он, откидываясь в кресле и прикрывая глаза.

– Но я… – заговорила она, но в следующий миг все поняла Ее решение, ее готовность вернуть ему палочку говорили сами за себя: уже не требовалось копаться в ее разуме в поисках дополнительных доказательств того, что она говорит правду. Кто еще, как не посвященный во все детали их взаимоотношений с Дамблдором, стал бы ему доверять?

Она знала, и она доверяла.

Гермиона убрала его палочку обратно и спрятала свою. Затем замерла в ожидании, право следующего шага оставляя за Снейпом. Оба знали правду; он знал, что она верит ему. Мяч был на его половине поля: только Снейп мог решить, возвращаться ли в Хогвартс. Она сложила руки у себя на коленях и всмотрелась в них.

"Странно", – подумала она, разглядывая красный след на левой ладони. Гермиона не помнила, чтобы где-то порезалась. Она потерла след и тот сошел, оставив немного липкое ощущение на пальцах. На руке не было ни царапины.

Она выхватила палочку Снейпа и принялась разглядывать основание в слабом свете. Пятно обнаружилось на всей длине рукояти: оно уже подсохло, но не оставалось сомнений в том, что это кровь.

Ее взгляд метнулся к его правой руке, безвольно лежащей на подлокотнике кресла. Ей не удалось разглядеть следов проклятья, да и что-либо другое разглядеть было затруднительно. Воспользовавшись своей палочкой, она сделала свет ярче. От увиденного у нее перехватило дыхание.

Не мудрено, что его одеяние казалось растрепанным. Распахнутый сюртук на деле оказался разорван и клочьями свисал на груди. Рубашка под ним – такого же черного цвета – тоже не подлежала починке и уже не скрывала кровоточащую рану под ней.

– Что произошло? – вскричала она, с ужасом взирая на кровавое месиво.

Он открыл глаза и проследил направление ее взгляда так, будто почти забыл о ранах, несомненно причиняющих ему сильную боль.

– Гиппогриф.

Единственное слово прозвучало напряженным шепотом, и Гермиона вспомнила рассказ Гарри о том, как Клювокрыл напал на их бывшего учителя. Атаки гиппогрифа, как она знала, были быстрыми, яростными и зачастую заканчивались смертельным исходом.

– Это произошло четыре дня назад, – недоверчиво произнесла она, пораженная внезапной догадкой. Неужели он вернулся сюда, в дом своего детства, сразу после бегства из Хогвартса той страшной ночью? Неужели он сидел здесь – одинокий, потерянный, раздавленный потрясением и горем – все эти четыре дня?

– Разве? – безжизненно откликнулся он, подтверждая ее страшные догадки. Его взгляд вновь стал пустым, яркий свет еще сильнее подчеркнул темные круги под глазами.

Это напугало ее.

Каждый раз на протяжении всех шести лет, глядя в глаза Северуса Снейпа, она находила в их черных глубинах полыхающий огонь. Искру гнева, ненависти или насмешки – чаще всего; лишь однажды – страх; никогда – восхищение или страсть, но она не сомневалась в его способности и на первое, и на второе – представился бы только случай.

А теперь в них не было ничего. Пустые, черные провалы; выцветшие и усталые. Он смотрел прямо перед собой, не замечая ее тревоги и будто не ведая о стерегущей его опасности.

Гермиона осторожно дотронулась до его руки, показавшейся ледяной даже в этой холодной комнате. Он не оттолкнул ее и вообще никак не отреагировал. Это встревожило ее, наверно, даже больше, чем болезненная бледность его кожи.

– Позвольте помочь вам, – мягко проговорила она.

– Помочь? – прохрипел он, в очередной раз зайдясь в приступе кашля, заставившем его болезненно поморщиться. – Я не хочу помощи, я хочу забыть! Я хочу вернуть все назад, я хочу все изменить, я хочу… – его голос прервался, и он прошептал: – я просто хочу умереть.

– Не говорите так, – вскричала она, судорожно сжимая его руки.

– Почему? Разве что-то изменится, если я скажу это вслух?

Она беспомощно смотрела на него. Придя сюда этой ночью, она ожидала от него чего угодно: гнева, оскорблений, пренебрежения, жестокости, даже стоического <i>молчания</i>. Но она никак не ожидала услышать подобное признание слабости от внешне всегда непоколебимого человека.

Внезапно он рассмеялся: хриплый звук, полный безумия, будто напугал его самого ничуть не меньше, чем ее.

– Какова ирония: внушающий страх бывший мастер зелий Хогвартса не в состоянии сделать даже такую малость, как сварить себе зелье, которое окончит его жалкое существование.

– Прекратите! – закричала она, схватив его за плечи и пытаясь встряхнуть. – Сейчас же прекратите!

Он зашипел от боли, когда ее пальцы сжали открытые раны. Она быстро отдернула руки, кляня себя за то, что послужила причиной еще больших его мучений.

– Простите, – прошептала она. – Простите… пожалуйста, позвольте мне сделать хоть что-нибудь для вас.

– Делайте, что хотите, – отмахнулся он, обессилено откидываясь в кресле. – В конце концов, разница не велика.

Не обращая внимания на его мрачные высказывания, она взяла себя в руки. Склонившись над ним, она отодвинула обрывки рубашки и сюртука. Снейп будто вновь погрузился в безэмоциональное оцепенение. Гермиона с тревогой посмотрела на свежую кровь, слабо блестящую в темной комнате.

Она приспустила с его плеч сюртук, насколько позволяло его полусидячее положение в кресле.

Одна большая дыра на рубашке открывала рану под ключицей, даже по прошествии стольких дней сочащуюся кровью.

– О вас следовало позаботиться раньше, – пробормотала она.

– И кто бы это сделал? – вяло осведомился он. – Темный Лорд похвалил меня за мой… мой успех… и отослал подальше. Кто я такой, чтобы вставать на пути желанной смерти?

– Что ж, это не произойдет сейчас, – решительно сказала она, принимаясь за расстегивание пуговиц, чудом уцелевших на рубашке.

Он безмолвно сносил все ее манипуляции с одеждой, пока она не попыталась распахнуть рубашку, заставив его зашипеть от внезапной боли и оттолкнуть ее руки. Кровь от мелких порезов успела засохнуть, надежно приклеив ткань к коже. Дернув за материю, Гермиона только возобновила кровотечение.

– Ох, простите, – извинилась она. – Я не знаю обезболивающих чар.

– Зелья были бы лучше, – пробормотал он: – но раз их у меня нет, я справлюсь сам.

Под ее пристальным взглядом он удобнее сел и взялся за края рубашки. Сжав зубы, он дернул их в стороны и не сумел сдержать стона боли, когда открылись раны.

Гермиона мысленно кляла себя: у нее не было навыков в волшебной медицине, и она оказалась не готова к этому.

– Где здесь кухня или ванная комната? – быстро спросила она. – Мне нужно что-то, чем можно остановить кровотечение.

– Чары, – хрипло отозвался он. – Vulnus sanare.

– Я не знаю движений палочкой, – сказала она, заворожено глядя на медленно сочащуюся из ран кровь. Некоторые из них выглядели очень глубокими, и она содрогнулась, представив, как острые, точно бритва, когти гиппогрифа вспарывают эту бледную кожу.

– Просто направьте ее, – слабеющим голосом проговорил он.

Ее сомнения длились лишь миг, но затем осознание безвыходности ситуации положили конец ее нерешительности, и она направила палочку на самый маленький порез на плече.

Сделав глубокий вдох, она произнесла нараспев: – Vulnus sanare.

С кончика палочки сорвалась краткая вспышка белого света и растворилась в порезе. Края раны закрылись, но остался шрам. Тем не менее, это было лучше, чем ничего.

Воодушевленная успехом, она принялась за глубокие порезы. Ни один из них не удалось залечить полностью – видимо, сказывался недостаточный опыт новоявленной целительницы в наложении чар и движении палочкой, но и полученный результат позволял дождаться возвращения в Хогвартс, где о Снейпе позаботится профессиональный колдомедик… если он, конечно, согласится вернуться.

Отгоняя от себя подобные мысли, она занялась применением более привычных ей чар – очищающих – убирая с его груди следы засохшей крови. Открывшаяся кожа была бледной… слишком бледной, что не удивительно: четыре дня с открытыми ранами… ткань рубашки, отброшенной им в сторону, заскорузла от пропитавшей ее крови. Удивительно, как он вообще не умер от потери крови.

Она перевела взгляд на его лицо.

Его голова была откинута назад, глаза закрыты, его тонкие губы из-за своей бледности казались едва ли не полупрозрачными. В тишине комнаты она могла слышать его затрудненное, неровное дыхание.

– Сэр? – окликнула он его. – Пр… Сэр?

Казалось странным в подобной ситуации обращаться к нему "сэр", тогда как ни "Снейп", ни "профессор" больше не подходили. Быть может, он отзовется на…

– Северус? – нерешительно позвала она. – Вы все еще со мной?

Секундная заминка и несколько вдохов, а затем: – Я не хотел этого, – вымолвил он. Глаза его снова открылись и безучастно уставились в потолок.

Сказывался шок. Неудивительно, учитывая перенесенную им травму: физическую и эмоциональную. Ей нужно было убедить его вернуться в Хогвартс и чем скорее, тем лучше.

– Я бы сделал все, о чем бы он ни попросил… – печально продолжил он: – но это…

– Но вы сделали это, – подстегнула она его, пытаясь заставить говорить: – даже если вы едва ли могли представить себе это. Когда не осталось пути назад, вы поступили отважно, но еще более мужественным поступком станет то, что вы сумеете двинуться дальше.

– Мужественным, – слабо фыркнул он, отвращение исказило его черты. – Поттер назвал меня трусом.

Она вновь крепко сжала его ладони в своих в безнадежной попытке достучаться до него.

– Он не понимает, – горячо заговорила она: – вот почему вам нужно вернуться. Он должен знать правду, они все должны… и они не удовлетворятся словами портрета профессора Дамблдора. Вам тоже нужно быть там.

– Вы полагаете, это все исправит: вернуться и объясниться перед людьми, которые не хотят слушать? – возразил он, наконец, встречаясь с ней глазами. – Вы полагаете, это сможет оправдать то, что я сделал?

– Что вы сделали? – повторила она. – У вас в любом случае не было выбора.

– Так вы это видите? – проговорил он. – Всегда есть выбор. У меня был выбор умереть. Вместо этого я убил своего наставника, своего друга , единственного человека, которого Темный Лорд когда-либо боялся, единственного человека, который с готовностью согласился дать мне второй шанс на жизнь… – Его глаза неожиданно странно заблестели, и он поспешно отвернул от нее лицо, взгляд его уперся в книжные полки вдоль стены.

– Да, я знаю, что вы сделали, – мягко проговорила она. – Вы принесли величайшую жертву, значимость которой ни один из нас никогда не сумеет полностью постичь. Вы сделали то, о чем вас попросили – самую ужасную вещь, какую только можно представить – ради спасения Драко от страшной судьбы, при том закрепив свое место шпиона и дав большинству из нас шанс победить в этой войне.

Заметив его короткий взгляд, брошенный на нее, она продолжила: – Если бы они знали, если бы они поняли всю историю, то непременно согласились с тем, что вы сделали.

Их взгляды снова встретились. Она смотрела в его глаза, позволяя убедиться в своей искренности и сострадании, испытываемом ею. Она знала, что возвращение в Хогвартс будет трудным, и ненависть, какую он встретит там, ничуть не упростит задачу. Помимо этого там ему предстояло вновь встретиться лицом к лицу с Альбусом Дамблдором, который, даже будучи портретом, служил напоминанием о содеянном, поднимая в душе Снейпа все те сомнения, какие он уже озвучил здесь.

– Вы, в самом деле, верите тому, что сказал вам портрет директора? – наконец, спросил он, выдавая взглядом свою неуверенность.

– Верю, – решительно сказала она. – Иначе была бы я здесь?

Уголки его губ едва заметно приподнялись, хотя это могла быть и очередная гримаса боли.

– Тогда мне непонятно, почему из всех людей, он послал именно вас.

– Он пытался поговорить с Гарри, – честно ответила она: – но тот не стал слушать. Гарри решил, что портрет зачарован или что-то в этом роде. Я оказалась готова слушать.

– Знаете, вполне возможно, что портрет подвергся внешнему воздействию, – заметил Снейп, но Гермиона отрицательно покачала головой.

– Мне приходило в голову, что я могу попасть в ловушку, – признала она. – Но едва войдя в дом, я убедилась в правдивости его слов.

В ответ на это заявление она получила насмешливый взгляд и поспешила объяснить: – Вы бы никогда не забыли поставить защиту, разве что действительно желали смерти… приди вместо меня кто-нибудь другой, ему достаточно было бы просто войти и убить вас.

Он ничего не ответил, и ей подумалось, что, возможно, именно на это он и надеялся.

– Они поймут, – повторила она. – Вероятно, понадобится некоторое время, но они… я же поняла.

– Начало положено, надо полагать, – ответил он, на его лице мелькнула едва заметная печальная улыбка.

– Значит, вы вернетесь? – с надеждой спросила она.

Он посмотрел на кожаный мешочек, все так же лежащий на кофейном столике, затем обвел комнату взглядом и вновь сосредоточил внимание на Гермионе.

– Вернусь.

Наконец, она ему улыбнулась, улыбнулась по-настоящему, и, хотя улыбка эта осталась без ответа, его глаза больше не были пусты – в них вновь появилась искра, искра надежды.

Гермиона поднялась на ноги и протянула ему руку.

На миг он не сумел сдержать вновь охватившего его недоверия, но почти сразу справился с собой и, взявшись за предложенную ладонь, позволил помочь подняться из низкого кресла.

Она снова достала его палочку и протянула ему. На этот раз он принял ее без колебаний и краем рубашки стер с нее засохшую кровь.

Он опустил взгляд на некогда безупречное одеяние и, нахмурившись, пробормотал неизвестные Гермионе заклинания. Это явно сработало: хотя сюртук и рубашка не приняли свой первозданный вид, но стали прилично выглядеть, восстановив целостность и вернув себе полный набор пуговиц.

После этого, к недоумению Гермионы, Снейп вложив в ее ладонь свою палочку.

– Просто на всякий случай, – прошептал он, беря со стола кожаный мешочек.

Она потянулась, чтобы дотронуться до портключа, но Снейп за миг по прикосновения убрал руку.

– Спасибо вам, Гермиона, – серьезно сказал он. – Я… вы… – он вздохнул. – Просто спасибо вам.

– И вам спасибо, – искренне ответила она. – За все.

Он вновь протянул портключ и положил на него ее руку. Она коснулась мешочка своей палочкой, произнеся "Portus".

Вместе они вернулись в Хогвартс.

---
От автора:

Эта маленькая история написана вскоре после прочтения Принца-Полукровки. Я отказываюсь верить в предательство Снейпа и останусь пребывать в своем счастливом самообмане до дня, когда 7-я книга докажет, что я не права. Также, если корабль под названием Расчетливость и Зелья Северуса Снейпа даст течь, я пойду ко дну вместе с ним.

По большей части не подходящий текст, тем не менее давший мне идею для названия:
Help! You know I’ve got to tell someone
Tell them <i>what I know you’ve done
I fear you, but spoken fears can come true
It’s not what it seems, not what you think
No, I must be dreaming
- "I Must Be Dreaming" Evanescence

(Помогите! Я должна рассказать кому-нибудь
Я знаю, что ты сделал
И это не то, чем кажется, не то, что ты думаешь
Нет, я верно сплю

P.S. перевод авторской заметки и текста песни допускают неточность :) )

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Juno как всегда радует нас отличным переводом.
Спасибо большое.

Ringa, от такого мастера, как ты, похвала вдвойне приятна
Я тоже думаю, что Гермиона одна и могла достучаться до Северуса. Кто бы еще стал сидеть в ногах Северуса?!

- Что это с ним? Он опять выглядит грустным?
- Наверное, так сказать, вдохновение кончилось. © Смешарики