Вода постепенно остывала. Гермиона недовольно повозилась в ванне, стараясь погрузиться поглубже и раздумывая, не добавить ли еще горячей. Ведьма пребывала в этом блаженном состоянии уже почти час, что вообще-то было ей не свойственно, так как она в большинстве случаев предпочитала душ. Но сегодня требовалась атмосфера, максимально располагающая к размышлениям и самоанализу, а как еще, скажите, можно эту атмосферу создать? Повернув кран, девушка подождала, пока вода станет теплее, а потом откинулась на бортик и вернулась к своим мыслям и сомнениям, терзавшим ее уже не первый день. А времени для принятия решения оставалось все меньше: сегодня Сочельник, через десять часов наступит Рождество, и если она не преодолеет свои сомнения, то нынешний праздник станет для нее одним из самых невеселых. Потому что провести его придется одной. Этого совсем не хотелось.
Можно еще отправиться к родителям, что, впрочем, тоже не улучшит настроения. Не то, чтобы мисс Грейнджер не соскучилась по ним, виделись они редко, но если у тебя уже два года есть жених, а ты вдруг появляешься на Рождественском ужине в родном доме одна да еще без предупреждения, то вопросов не избежать. Ее проницательная мама сразу догадается, что дочка в очередной раз поругалась с вышеупомянутым женихом, и пусть она не станет читать нотации или, того хуже, жалеть «бедняжку», но, несомненно, огорчится. Видеть понимающие взгляды матери Гермионе сейчас тоже не очень-то хотелось. Значит, единственным выходом из ситуации оставался тот, на который бывшая гриффиндорская отличница и пыталась решиться вот уже битый час.
Провести Рождество в Норе вместе с Уизли и Поттерами. Собственно, на первый взгляд, в такой перспективе не было ничего необычного. И правда, если бы не одно крайне досадное обстоятельство, то наша героиня даже не задумывалась бы о других вариантах праздничного вечера. Досадное же обстоятельство состояло в том, что три недели назад (три недели и три дня, если быть точным – аккурат первого декабря) мисс Грейнджер поссорилась со своим женихом, мистером Рональдом Билиусом Уизли, причем размолвка вышла серьезная. Настолько, что в течение всего этого времени обиженная невеста не общалась с парнем вообще, не пыталась примириться, как делала это раньше, да и жених(он) не спешил раскаяться в содеянном и вновь воссоединиться со своей возлюбленной. Девушка была убеждена: в произошедшем виноват именно Рон. Если бы не его твердолобость, нежелание принять ее жизненную позицию… Гермиона убрала с лица мокрые пряди волос и подавила вздох. За те два года, что она являлась невестой младшего из братьев Уизли, ссоры, подобные последней, вспыхивали неоднократно. Не сказать, правда, что молодые люди постоянно ругались, но волшебница подозревала: перепалки между ними редки лишь потому, что и виделись будущие супруги не слишком часто. Вот уже четвертый год хогвартская выпускница являлась студенткой одной из академий Сорбонны, где, в отличие от других, изучалась магия.
Окончив родную школу с идеальными оценками, получению которых не помешало даже противостояние Волдеморту, финальная битва и окончательное поражение темного мага, Гермиона Грейнджер ни минуты не сомневалась: ей следует продолжать учебу и получить высшее магическое образование. Поскольку ее любимым предметом на протяжении всех семи хогвартских лет оставалась Трансфигурация, а любимым преподавателем – Минерва МакГоннагал, то, опять же не колеблясь, девушка выбрала своей специальностью Трансфигурацию. И надо сказать, ничуть не жалела об этом. Щеки и уши до сих пор покрывались легким румянцем, когда она вспоминала, с какой почти материнской гордостью смотрела на нее сменившая должность декана Гриффиндора на должность директора Хогвартса Минерва в тот день, когда новоиспеченная студентка Объединенной Европейской Академии Прикладной и Теоретической Магии навестила свою учительницу в ее новом директорском кабинете.
Все последующие три с половиной года, вплоть до сегодняшнего дня, мисс Грейнджер прилежно училась, стараясь быть лучшей во всем, как это было в родной школе. Она привычно пропадала в библиотеках, строчила рефераты, готовила собственные проекты, успешно защищала их, набирая материал и опыт для своей итоговой квалификационной работы, которую ей предстояло сдавать через полгода. Даже во время каникул, проводимых большей частью в Норе с Роном и его семьей, Гермиона не могла полностью отвлечься от учебы: обычно она привозила с собой несколько книг, с которыми работала в занимаемой ею бывшей комнате Джинни. (Сама мисс Уизли, т.е. уже миссис Поттер, жила теперь в доме своего мужа). Рон ворчал по поводу ее вечной занятости, но невеста, глядя на него серьезными карими глазами, отвечала, что ей необходимо высшее образование, чтобы чувствовать себя уверенно и приносить пользу обществу.
Рыжий представитель Золотого трио, проучившийся после школы год в ВАУ – Высшем аврорском училище – считал на этом свое образование законченным. Теперь он взрослый, солидный мужчина с хорошей работой, а потому – самое время завести семью. Единственной кандидатурой на роль своей супруги он видел Гермиону, о чем и заявил ей со всем прямодушием на следующий день после получения должности в Аврорате. Их помолвка состоялась в августе, но невеста сразу же сообщила жениху, что свадьбу следует планировать не раньше, чем девушка закончит Академию, поскольку ей трудно будет совмещать учебу и семейные обязанности. Жених сначала надулся, но потом подумал и решил, что лучше подождать, чем отвоевывать у книг и пергаментов право на внимание и заботу собственной жены.
Решить-то он решил, но тем не менее с завидным постоянством донимал свою суженую разговорами о том, что неплохо бы все-таки пожениться раньше, чем они запланировали. Учеба учебой, говорил Рон, но всему же есть предел! И его отнюдь не ангельскому терпению тоже. Волшебница сначала отшучивалась, потом пыталась поговорить серьезно, объяснить любимому, что для нее образование – не блажь, а необходимость, и посему церемония бракосочетания ну никак не может состояться прежде, чем процесс обучения завершится, и мисс Грейнджер получит диплом. Все это она в очередной раз втолковывала парню в то самое первое декабря, недоумевая, почему ее избранник не может понять элементарного, и еле сдерживаясь, чтобы не начать орать. Первым не выдержал Уизли: в сердцах заявил, что он-де все понял, что Гермионе-де вовсе эта помолвка не нужна, и поэтому она постоянно откладывает свадьбу, и уже, наверно, давно нашла кого-то более умного, более богатого и более подходящего в своей академии. Мисс Грейнджер в ответ на это заявление сначала застыла столбом, а потом, полностью осознав смысл сказанного, не стала устраивать истерику, а просто оповестила жениха о том, что если он настолько не доверяет своей любимой девушке, то им, возможно, действительно стоит пересмотреть отношения. Она вздернула подбородок, распрямила спину так, что ее осанке позавидовала бы любая королева, и, полная чувства собственного достоинства, вышла из комнаты мистера Уизли-младшего, попрощалась со старшими представителями семейства и покинула гостеприимный дом, чтобы в последующие три с половиной недели там не появляться.
И вот теперь размышляла: а не совершает ли ошибку, собираясь в Нору на Рождество, тем самым делая первый шаг к налаживанию отношений с Роном? Вдруг он подумает, что невеста осознала его правоту и пошла на попятный? Еще чего! Гермиона Грейнджер не меняет своих решений! Впрочем, тут же поправила она себя, кто первый идет мириться, тот мудрее. Что ж, значит, в Нору. Такой праздник - самый подходящий момент для воссоединения. Да и подарков для всех она уже давно накупила - не отправлять же их теперь с совой! Это было бы невежливо.
С такими мыслями гордость Гриффиндора быстро завершила все гигиенические процедуры, выбралась из ванной и взяла большое желтое махровое полотенце – презент от Молли. Тщательно вытираясь, ведьма представляла себе, как они с Роном помирятся, как проведут рождественский вечер, как он вручит ей подарок... Подарок! А вдруг он не купил ничего из-за этой ссоры? Постояв несколько секунд в раздумьях, Гермиона улыбнулась: не купил? ну и ладно. Она ведь не за подарки его любит, правда?

***

Мда, а выбрать подходящий наряд для праздничного ужина, оказывается, не так просто. Особенно, когда у тебя этих нарядов - раз-два и обчелся. Девушка с тоской смотрела на открытый шкаф. Джинсы, свитера, водолазки, пара рубашек, пара повседневных брюк - ее гардероб был исключительно функционален. Уизли – не Малфои, они не станут предъявлять какие-то особые требования к одежде, заявишься в джинсах - не выгонят, но ведь Сочельник сегодня, хочется в кои-то веки выглядеть привлекательной, чтобы твой любимый смотрел только на тебя... Парадных мантий в гардеробе мисс Грейнджер не было вовсе, так как она предпочитала маггловские вещи, выходных платьев же имелось три, и все она уже надевала, да и слишком они помпезны для семейного вечера.
Гермиона повернула голову к окну. На улице сильный ветер, следовательно, надо надеть что-то потеплее. Ага, и потом заживо свариться - в Норе всегда было очень жарко. Еще раз критически осмотрев гардероб, волшебница хмыкнула и ловким движением выудила из шкафа брюки из плотного шелка. Так, а к ним что?
Минут через двадцать, перемерив, кажется, все, что только можно было, она остановилась на следующем варианте: стального цвета брюки, выбранные изначально, и более темная трикотажная кофточка с рукавом три четверти и небольшими кружевными вставками на груди. На дворе не лето, конечно, но ей и не придется долго ходить по улицам - аппарирует сразу во двор дома Уизли. Так, а волосы? Наверх поднять или оставить распущенными? Лучше оставить. Немного чудодейственного геля, купленного в магазине волшебной косметики на тихой парижской улочке, пара заколок - и прическа готова, и выглядит она вполне естественно. Девушка еще раз внимательно окинула взглядом свое отражение в зеркале. Ей понравилось. Замечательно, сейчас только половина третьего, и до восьми, когда надо будет отправляться, у нее еще уйма времени. Она все успеет.

Глава 2.

Определенно, это была далеко не лучшая погода для Сочельника. Холодный пронизывающий ветер бил в лицо, рвал полы мантии, бросал в глаза вихрь колючих снежинок. Мороз пробирал до костей, и руки даже в перчатках заледенели. Вокруг не было ничего, только беснующаяся стихия. Но и в кромешной тьме, за застилающей глаза метелью, Гермиона видела, что местность, в которой она находилась, была ей абсолютно не знакома и ни капли не напоминала окрестности Норы.
В душу медленно закрадывался страх: где она? Как здесь оказалась? Единственное объяснение, пришедшее ей в голову: сбой при аппарации. Подобные вещи случались, особенно в плохую погоду – во время проливных дождей, шторма или бурана. Незадачливая путешественница, конечно, знала об этом, но понадеялась-таки на себя, и вот… Неизвестно где, продрогшая, замерзающая, а самое главное – никто не знает, куда она отправилась… Нужно выбираться отсюда, пока совсем не застыла. Гермиона попыталась сосредоточиться, но даже мысли, казалось, превратились в льдинки. Похоже, аппарировать повторно не удастся. Для этого нужно хотя бы согреться. Трясущимися руками ведьма попыталась вытащить из рукава волшебную палочку: Согревающие чары пусть ненадолго, но защитят от холода. Она уже начала проговаривать заклинание, когда резкий порыв ветра едва не сбил ее с ног. Девушка потеряла равновесие и замахала руками, чтобы не упасть, чуть не выронив при этом палочку. Вторая попытка наложить нужные чары была столь же неудачна, как и первая. Итак, магия бесполезна. Спрятав волшебное орудие обратно, чтобы, не дай Мерлин, снова не потерять, и прикрывая лицо от снежного вихря, мисс Грейнджер огляделась, чтобы определить, есть ли где-нибудь поблизости признаки человеческой жизни.
Она обнаружила, что стоит на склоне пологого холма, справа вдалеке чернеет какая-то бесформенная масса, возможно, рощица или лесок. Внизу, в небольшой долине, судя по всему, расположилась деревушка – Гермиона смогла разглядеть огни. На вершине же стоял большой двухэтажный дом, темный, едва различимый в бешеной белой круговерти.
Обхватив себя руками и притопывая на месте, чтобы хоть как-то согреться, несчастная жертва аппарации пыталась решить, в какую сторону ей идти. На первый взгляд, логичнее было двинуться вниз, к деревне, но путь до нее не самый короткий, брести придется не меньше получаса, а то и больше, учитывая, что ничего, похожего на тропинку, поблизости не наблюдается. Возможно, она и существует, но сейчас ее замело так, что искать бессмысленно. Зато в деревне наверняка найдется какая-нибудь забегаловка, где можно отогреться и обсохнуть. Вот только как объяснить жителям свое внезапное появление в этой глухомани, да еще в такую погодку? До дома на холме гораздо ближе, однако в нем не видно ни огонька, да жилой ли он вообще? Есть ли в нем люди? Может быть, хозяева давно празднуют Рождество внизу? Если она пойдет к дому, а тот окажется необитаемым… тогда ей останется только надеяться на чудо и милость провидения.
Гермиона кинула еще один взгляд на таинственное строение. Ну пожалуйста, кто-нибудь… Нет, оно по-прежнему оставалось темным. Значит, деревня. Гриффиндорка уже собиралась развернуться и сделать первый шаг, как вдруг, словно в ответ на ее просьбу, в одном из окон первого этажа появился свет. Не яркий электрический, нет, скорее так мог гореть камин или свечи. Но путешественнице некогда было раздумывать – она чувствовала, что с каждой минутой, проведенной на морозе, ее кровь стынет все сильнее, а конечности деревенеют от холода. Потому двинулась к дому настолько быстро, насколько позволяли бьющий в лицо ледяной ветер и замерзшие ноги.
Едва девушка сделала пару шагов, как по колено провалилась в снег, который сразу же набился в короткие замшевые полусапожки, так необдуманно надетые сегодня. Выкарабкиваясь, она чуть не упала и теперь была зла на себя, на мерзкую погоду и весь мир в придачу: ну кто ее, спрашивается, заставлял так наряжаться? Брючки и кофточка, спору нет, красивые, но… Но вот от холода они не спасают ни капли! О боги, сейчас бы толстый свитер и варежки потеплее, да и меховые унты определенно не были бы лишними. Бедняжка мысленно честила себя на чем свет стоит, медленно пробираясь к спасительному дому. Снежный наст в некоторых местах был тонким, поэтому волшебница то и дело проваливалась в сугробы, падала на колени, так что, казалось, промокла до нитки. И никакая мантия уже не защищала от ветра и холода.
Когда до вожделенных каменных стен оставалось метров двадцать, девушка, сделав очередной шаг, вдруг почувствовала острое покалывание в кончиках онемевших пальцев и не сразу поняла, что это реакция защиты дома на ее вторжение. Магическая реакция. До замороженного сознания постепенно доходило, что, раз сработала защита, значит, хозяева – волшебники. Она спасена. Им не нужно будет объяснять, как молоденькая девчонка оказалась одна-одинешенька в чужой местности в канун Рождества. Ей помогут: наверняка в доме есть камин, по которому можно переместиться в Нору. Провидение все-таки существует! Свет в окне все еще горел, следовательно, внутри точно кто-то есть. Из последних сил гриффиндорка доковыляла до крыльца, поднялась на него и взялась за дверной молоточек, но тут, не дожидаясь ее стука, дверь отворилась, и в проеме возникла человеческая фигура.

– Пожалуйста, мистер, извините за вторжение, но не могли бы… – губы плохо слушались, и слова давались с трудом, но и они замерли на языке, когда Гермиона как следует разглядела того, кто появился на пороге.
Если бы в этот момент перед ней ударила молния, ведьма даже не пошевелилась бы, ибо изумление ее было настолько велико, что на мгновение она позабыла, как дышать. Напротив стоял и так же изумленно таращился на нее мужчина, которого бывшая хогвартская староста никак не предполагала встретить когда-либо еще в своей жизни. Волшебница глядела на худое бледное лицо с резко очерченными скулами, на большой ястребиный нос, на черные глаза, в которых читалось сейчас безмерное удивление, на неопрятные черные волосы, скрывающие часть лица. Ошибки быть не могло: Гермиона стояла на пороге дома Северуса Снэйпа, ее учителя зелий. Маг очнулся первым и далеким от доброжелательности тоном произнес:
– Мисс Грейнджер! Какая неожиданность. Чем обязан вашему визиту?
– Сссээр??... – девушка была ошарашена настолько, что на время забыла о сковывающем ее холоде. – Но как… Ох, сэр, извините, но я не знала, что это ваш дом… Пожалуйста, можно мне войти?
Снэйп оглядел незваную гостью с ног до головы. Зрелище она представляла довольно жалкое: промокшая от налипшего снега одежда, посиневший нос, заиндевевшие ресницы, зубы выбивают дробь… Профессор, разумеется, никого не ждал и в любой другой ситуации даже не стал бы слушать ее лепет, просто захлопнув дверь. Но выгнать девчонку в такую погоду, при том, что она и так замерзла, а если совсем застынет, то непременно подхватит воспаление легких и… в общем, совершенно не хотелось отягощать свою и без того обремененную грехами совесть. В конце концов, что эта всезнайка ему сделает, если войдет? Достаточно применить свою традиционную тактику поведения «урод из подземелий», и бывшая ученица даже пикнуть не посмеет. Согреется и пусть убирается восвояси. Северус снова посмотрел на Гермиону, сейчас больше напоминавшую снеговика, чем человека. Она глядела на зельевара с надеждой, но, увидев хмурое выражение его лица, смешалась и, снова бормоча извинения, попятилась от двери, намереваясь уйти.
Снэйп вздохнул. Глупая курица! Не собирается он ее гнать!
– Грейнджер! Стойте! – девчонка замерла. – Быстро в дом!
– С-с-спасибо…
Он прервал ее:
– Благодарности потом, когда оттаете.
В темной прихожей мужчина заставил ведьму скинуть засыпанную снегом мантию и провел в гостиную, освещенную лишь горящим камином да парой свечей. Левитировав одно из кресел поближе к огню, он велел девушке сесть, снять обувь и вытянуть ноги, а сам повесил мантию на крючок у камина – сушиться. Развернувшись, угрюмый профессор продолжил наблюдение за гриффиндоркой, отмечая, что ее напряжение стало спадать и она понемногу расслаблялась, по мере того как тепло проникало в тело.
– Итак, мисс, поведайте же мне, какого черта вас принесло сюда в такое время? Я не помню, чтобы приглашал вас отпраздновать со мной Рождество.
– Я оказалась здесь случайно, сэр. Мне нужно было попасть в Нору, я аппарировала, но, очевидно, произошел сбой, и я очутилась, сама не знаю, где. Что это за местность?
– Силверберн. Это Шотландия.
– Ничего себе! Как я промахнулась! – Гермиона попробовала улыбнуться. – Не беспокойтесь, сэр. Я не отниму у вас много времени. Только чуть-чуть согреюсь и уйду.
– И как, позвольте узнать, вы собираетесь это сделать?
– Ммм… думаю, аппарировать снова не стоит… – зельевар хмыкнул, словно говоря: «Надо же, как вы догадались?». Волшебница продолжила: – Профессор, могу я воспользоваться вашим камином?
– Нет, – ответил Снэйп и, сощурившись, проследил за реакцией своей гостьи. Она явно растерялась.
– А…
– Нет, вы не сможете воспользоваться камином, потому что он не подключен к сети. Я не люблю неожиданные визиты, – мужчина кинул выразительный взгляд в ее сторону.
– Хммм… но тогда как же… А порталом от вас можно переместиться?
– Да, если вы знаете координаты места назначения и способны создать портал.
– Я не знаю координат Норы… Мне никогда не приходилось добираться туда с помощью портала. Ох.
Гермиона опустила голову. Ну и что прикажете делать теперь? Если срочно не придумать выход, то надежда на приятный и веселый вечер, а также на примирение с женихом накроется медным тазом.
Она не может аппарировать, переместиться по каминной сети или порталом. О полетах на метле и речи не идет!.. Так, какой еще способ передвижения используют волшебники? «Ночной рыцарь»? Угу, это в Сочельник-то? Наверное, даже у этого чокнутого автобуса сегодня выходной. Ооох. Неужели она здесь застряла? С человеком, который не стесняясь дал ей понять, что совсем не рад ее появлению. Думай, думай, работай головой, мисс Всезнайка, ты найдешь выход! Колдунья настолько погрузилась в себя, размышляя над возникшей проблемой, что не расслышала, как Снэйп задал ей вопрос, и только раздраженный окрик: «Вы, что, оглохли?» заставил девушку поднять голову.
– Грейнджер, только не вздумайте тут реветь! – хозяин дома смотрел на нее с неприязнью. – Если вы так убиваетесь по сомнительному удовольствию провести вечер в компании Уизли, то рекомендую отправить Патронус и хотя бы сообщить им, где вы находитесь, пока они не кинулись поднимать на уши весь Аврорат с Министром в придачу и искать вас.
«Можно подумать, провести вечер в компании с вами – это не сомнительное удовольствие!» - эта фраза едва не сорвалась с губ гриффиндорки, но благоразумие вовремя взяло верх над возмущением: не стоит раздражать своими пререканиями человека, оказавшего ей гостеприимство. Поэтому девушка только вздохнула:
– Никто не станет поднимать Аврорат, сэр. Уизли меня не ждут. Вернее, я не предупредила их, что приду.
– Решили и им устроить сюрприз? Вынужден огорчить, но сюрпризы вам не удаются, – Снэйп скривился, что, должно быть, означало улыбку. – Ах, или я ошибаюсь, и вы настолько им надоели, что они и не подумали приглашать вас на Рождество?
– Нет, – Гермиона едва сдерживалась, чтобы не нахамить. А вас, профессор, кажется, тоже никто не спешит звать в гости? Или вы настолько надоели даже Малфоям? – Я не собиралась в Нору вообще-то, потому что мы с Роном поссорились – он мой жених, – при слове «жених» у зельевара сделалось такое лицо, будто его сейчас стошнит. – Очень крупно поссорились. Но в последний момент я решила, что должна все-таки первая сделать шаг к примирению, это будет разумно. Собралась, подарки взяла, – мисс бывшая староста кивнула в сторону висевшей на крючке мантии, по карманам которой была рассована по меньшей мере дюжина свертков, в уменьшенном виде, разумеется. – Наверное, стоило мне остаться дома. Похоже, вы правы, сэр. Если бы в Норе хотели меня видеть, то пригласили бы к себе даже несмотря на мою размолвку с Роном.
Девушка шмыгнула носом. Настроение катастрофически испортилось. Дурацкий день! Дурацкое Рождество! Мало того, что отправилась в гости незваная, так еще и с аппарацией, словно студент-недоучка, справиться не смогла и выставила себя перед учителем полной идиоткой.
Северус тем временем покачал головой и, едва слышно буркнув: «Сидите на месте, я скоро вернусь», вышел из гостиной. Он прошел по небольшому холлу, на мгновение остановился перед деревянной дверью, прикоснулся к ручке, прошептав заклинание, и спустился по лестнице. Внизу оказалась еще одна дверь, также открывшаяся по велению Мастера Зелий. Профессор очутился в своей святая святых – лаборатории. Он подошел к шкафу с готовыми снадобьями, какое-то время пристально глядел на всевозможные флакончики и пузырьки, а потом протянул руку к одному из них.
Нежданный визит бывшей надоедливой студентки выбил его из колеи. Он не видел эту девчонку, как, впрочем, и других своих учеников, с тех пор как те завершили обучение. День, когда поттеровский курс выпустился из школы, стал самым счастливым для Северуса Снэйпа из всех, проведенных в стенах Хогвартса. И зельевар ни разу не задумывался о том, как сложились дальнейшие судьбы Поттера и компании. Будто у него нет других забот! И вот эта всезнайка возникла сегодня, словно из ниоткуда. Он по старой привычке напустил на себя недовольный вид, хотя на самом деле – наедине с собой волшебник мог в этом признаться – ему было слегка любопытно: какими они стали, эти невыносимые, вечно лезущие в самое пекло гриффиндорцы? И вот представился шанс узнать все из первых уст. Естественно, он не будет демонстрировать свой интерес: стоит лишь чуть-чуть подтолкнуть Грейнджер в нужную сторону, и она сама все расскажет. Что ж, мисс, вам придется еще немного пробыть под гостеприимным (тут он ухмыльнулся сам себе) кровом этого дома. Тем более, что выставлять девчонку на улицу в такую метель и правда жестоко, даже для отвратительных безжалостных слизеринцев.
Забрав нужное зелье, он вышел из лаборатории, поднялся в холл, шагнул было по направлению к гостиной, но, подумав, вдруг изменил свое намерение и отправился на второй этаж.

Оставшись одна, Гермиона некоторое время сидела неподвижно и пыталась осмыслить ситуацию, в которой оказалась волею судьбы и капризов британской погоды. В доме своего профессора. В рождественский вечер. Могла ли она когда-нибудь предположить… А Снэйп нисколько не изменился, ни внешне, ни, похоже, внутренне. Волосы по-прежнему черные и немытые, сюртук (надо же, дома в сюртуке ходить!) застегнут на все пуговицы, физиономия хмурая, любви к гриффиндорцам не прибавилось ни на кнат. Хотя, он ведь ее не выгнал… Впустил, разрешил задержаться… и даже не очень сильно ворчит… Его, конечно, отчасти можно понять. Сама волшебница тоже бы, наверное, не обрадовалась, если бы ей как снег на голову свалился… ну скажем, Драко Малфой. Так что нечего себя жалеть, все могло быть хуже! Замерзла бы в снегу или расщепилась при аппарации… А профессору надо сказать спасибо. В конце концов, он уже не обязан спасать жизни своих студентов, пусть и бывших.
Гермиона не видела слизеринского декана с самого своего выпускного бала, да и тогда, если честно, не очень-то на него смотрела. Она знала, что грозный хозяин подземелий по-прежнему преподает Зелья, тиранит воспитанников львиного факультета и, кажется, занимается научными изысканиями. Минерва как-то обмолвилась. Интересно, а здесь он живет во время каникул? Дом наверняка принадлежал кому-то из его семьи, во всяком случае, построен он добрых лет двести назад. Девушка оглядела гостиную. Темная, что и следовало ожидать от такого человека, мебели немного: диван, два кресла, на одном из которых сейчас сидела Гермиона, второе же вместе с низким деревянным столиком стояло чуть поодаль. Книжных шкафов, вопреки ожиданиям молодой ведьмы, не было. Без сомнений, где-то в доме есть библиотека – лучшая ученица Хогвартса едва не облизнулась: взглянуть бы на нее хоть одним глазком! Как же, держи карман шире! Сколько времени ей еще придется пробыть здесь? В идеале неплохо бы дождаться, пока метель не стихнет, но профессор может решить иначе. Да и в Нору все же хотелось попасть. Рождество один на один с Главным Ужасом школы – нет, не о таком вечере она мечтала.

Пока Гермиона предавалась размышлениям, ее спаситель вернулся в гостиную, неся в одной руке склянку с зельем, а в другой – девушка не поверила своим глазам – потрясающе красивую, цвета еловой хвои, мантию. Подойдя к гостье, Северус протянул ей снадобье. Она открыла флакон и осторожно втянула носом воздух, пытаясь по запаху определить, что за варево ей предстоит проглотить. Травяной, чуть горьковатый аромат, скорее приятный, чем отталкивающий, и очень знакомый. Противопростудное, точно. Оно пахнет именно так, это гриффиндорка помнила еще со школы, когда медсестра трижды в течение учебного года поила этой микстурой всех учеников с первого по седьмой курс. Волшебница мысленно возблагодарила Снэйпа: такое зелье ей сейчас более чем кстати. Она осушила склянку и вернула ее мужчине:
– Спасибо, сэр.
Маг, с легкой усмешкой наблюдавший за ее манипуляциями, кивнул. Отрадно видеть, что хоть один из студентов не забыл тех прописных истин и элементарных правил безопасности при работе с зельями, которые их Мастер повторял на протяжении семи лет. Впрочем, можно было не сомневаться в способности именно этого студента, точнее студентки, усваивать материал. Он сунул пустой флакончик в карман сюртука и обратился к Гермионе:
– Теперь наденьте это.
Она удивленно приподняла брови, словно спрашивая: «Зачем?»
– Мантия имеет определенные свойства. Одно из них – не дать замерзнуть тому, на ком эта вещь надета. Уверяю вас, действует получше согревающих заклятий.
Грейнджер все еще была удивлена, но без слов приняла сию деталь гардероба, встала, закуталась в нее поплотнее и снова опустилась в кресло. Снэйп устроился в соседнем, придвинув его к камину взмахом палочки. Он, казалось, не был настроен на дальнейшую беседу.
Девушка принялась разглаживать складки мантии свободной рукой и одновременно получила возможность внимательно ее рассмотреть. Ткань довольно плотная, но не тяжелая, дающая ощущение тепла и комфорта, не грубая, очень приятная на ощупь, чуть ворсистая, похожая на бархат. Может, правда бархат, Гермиона не стала задумываться над этим. Вещь определенно была не новой, но и не выглядела ветхой или потрепанной, совсем нет! Нельзя было отвести глаз от причудливой золотисто-коричневой вышивки, украшавшей полы, низ широких рукавов, воротник-стойку: это выглядело как хаотичное переплетение листьев, стеблей, цветов и вписанных в затейливый растительный орнамент странных символов, отдаленно напоминающих руны. Красивая вышивка, похоже, ручная работа. Интересно, а зачем профессору женская одежда? Может, она принадлежала его матери? Или… ну вряд ли он совсем ни с кем не общается. Гриффиндорка подняла голову и взглянула на безмолвного учителя. Тот разглядывал носки собственных туфель, не удостаивая бывшую студентку своим вниманием. Не в силах справиться с собой, мисс Любопытство задала вопрос:
– Профессор, могу я поинтересоваться, откуда у вас такая мантия?
Снэйп медленно, как бы нехотя, оторвался от рассматривания своих ног и перевел взгляд на нахалку.
– Вряд ли вас это касается, мисс Грейнджер.
Ну конечно! Как будто можно было ожидать от него другого ответа! С чего она вообще взяла, что Мастер Зелий будет с ней разговаривать? И все же как хотелось узнать…
– Ммм… просто она мне понравилась. Очень. Интересно, где можно купить или заказать такую. Я вообще-то не часто ношу мантии, они, по-моему, неудобные: эти рукава широкие, да и полы вечно путаются под ногами, но такую красоту я бы очень хотела иметь. Судя по покрою и качеству ткани, эта вещь сшита на заказ, да?!
Слизеринский декан только поморщился по окончании сего монолога. С чего бы это ему вдруг стать консультантом по выбору женской одежды? Что эта малявка вообще себе позволяет?! Он проявил несвойственную ему мягкость, когда впустил ее в дом и позволил задержаться. Помочь хотел? Вот и расплачивайся теперь, развлекай. Сказать, что ли? Ведь не отвяжется, Снэйп по опыту знал. Мужчина глубоко вздохнул и приготовился к длинной беседе. В том, что она окажется длинной, сомневаться не приходилось.
– Мантия была подарена моей матери. Давно, еще до ее замужества. Я понятия не имею, где она была куплена и кто ее шил, так что избавьте меня от дальнейших расспросов, Грейнджер.
Гермиона, не ожидавшая уже ответа на свой вопрос, инстинктивно подалась вперед, не намереваясь так легко сдаваться.
– Ваша мама жива, сэр?
– Нет, мисс Всезнайка. Она давно в могиле.
– Ох, извините…
– Приберегите ваши извинения для Уизли, – профессор зелий резко дернул головой. – Мне они ни к чему, за двадцать лет я вполне свыкся с этим фактом.
Упоминание о Роне снова повергло девушку в уныние. Да… ей еще придется объясняться с ним. Это грозило вылиться в очередную ссору. И почему близким людям порой так трудно понять друг друга?
– Возможно, потому, что каждый человек по натуре – эгоист и думает преимущественно о себе любимом? К некоторым представителям семейства Уизли это относится в полной мере, – Снэйп насмешливо кривил губы и барабанил кончиками пальцев по обивке кресла.
– Вы проникли в мои мысли? – ведьма была поражена такой бестактности.
– Мне этого не потребовалось. Привычку проговаривать некоторые мысли вслух я помню еще со времен вашей учебы в Хогвартсе: когда вы варили зелья и добавляли в котел ингредиенты, то всегда шептали себе под нос очередность добавления и порядок помешивания.
– Это для того, чтобы не отвлекаться. А Рон вовсе не эгоист! То есть не настолько эгоист, он просто…
– Разве я упоминал его имя?
– Вы сказали «некоторые представители семьи Уизли», причем с такой интонацией…
– С интонацией, которой я всегда пользуюсь для характеристики людей, особо одаренных интеллектом. Впрочем, вы правы. Рональд Уизли как раз из их числа.
Гермиона хотела было, по гриффиндорской привычке, вступиться за жениха, но чертов здравый смысл заставил ее признать то, что профессор Снэйп был недалек от истины, во всяком случае, в определении степени эгоизма ее суженого и глубины его познаний.
– Рон просто не всегда меня понимает. Он уверен, что я хочу того же, чего и он. Я, конечно, хочу, но… но у меня есть и другие цели. Ему не нравится, что я все время учусь, а мне кажется, что хорошее образование поможет достичь в жизни многого. Он хотел бы, чтобы мы поженились как можно скорее, а я думаю, что не стоит одновременно взваливать на себя учебу и семейную жизнь… В общем, мы не всегда сходимся во мнениях. Поэтому ссоримся. Вот и сейчас мы поругались из-за моей вечной занятости в Академии. Рон обвиняет меня в невнимательности к нему: словно я специально откладываю свадьбу, потому что не хочу становиться его женой. Сколько раз объясняла, что не так, но он вбил себе этот бред в голову и не желает прислушаться к моим словам.
Зельевар постарался изобразить на своем лице максимальную степень отвращения к теме беседы. Плевать он хотел на рыжего тупицу и на его личные неурядицы. Насмешливо растягивая слова, Северус проговорил:
– Что, мистер Уизли не ценит ваших интеллектуальных потуг? Впрочем, я не уверен, что в его словарном запасе есть такое слово – «интеллект». Ваши усилия, Грейнджер, пропадают даром.
– Стыдно в этом признаваться, но иногда я тоже так думаю… Временами он ведет себя, как капризный подросток, будто это только его интересы и желания имеют значение, а на мои можно не обращать внимания! – колдунья сдвинула брови. – Порой я сомневаюсь, сможем ли мы преодолеть наши разногласия. Ох, сэр, простите. Вряд ли вам есть дело до моих проблем.
В принципе, Снэйп готов был с ней согласиться: никакого дела до своих бывших учеников ему нет. Но где-то в глубине души профессор даже понимал эту всезнайку: будучи студентом, Северус часто не мог найти общего языка с сокурсниками менее образованными, чем он сам. О чем, скажите, разговаривать с людьми, у которых вместо мозгов – каша? Грейнджер не повезло оказаться умнее своих друзей-балбесов, и они всю дорогу беззастенчиво этим пользовались. Хотя это и в самом деле не его проблемы.

Девушка, уже совсем согревшаяся, немного распахнула выданную ей во временное пользование мантию и вновь залюбовалась изысканным узором на ней.
– Сэр, эта вещь, вероятно, дорога вам как память?
Безразличное пожатие плеч:
– С чего вы взяли? Да, она принадлежала моей матери, но я, во-первых, никогда не видел это на ней, а во-вторых, не настолько сентиментален, чтобы привязываться ко всякому барахлу. Моя мать получила эту тряпку от своего отца, кажется, на день рождения.
– Значит, ваш дед очень любил ее.
– Возможно. Она была его единственной дочерью.
– У него не было сына? Почему?
– Потому что семьей он обзавелся очень поздно, почти в шестьдесят. Его жене было около двадцати. Их первым и последним ребенком стала моя мать. Стелла, моя бабка, умерла на другой день после родов. Дед больше никогда так и не женился и растил маму один. Он был весьма строгим воспитателем и не слишком баловал свою дочь. Она привыкла подчиняться ему во всем. Единственный раз в жизни, когда Эйлин не послушала отца, это замужество. Мама вышла за маггла во многом назло отцу и потом говорила мне, что для него это стало ударом, предательством. Он отказался от дочери.
– Ваш дед ненавидел магглов?
– Ненавидел, пожалуй, сильно сказано. Но он был Принс. Чистокровный. Не то чтобы все Принсы на протяжении столетий были ярыми блюстителями чистоты крови… Насколько мне известно, семейные хроники утверждают, что в нашем роду были и полукровки. Но магглов не было никогда. Мой дед не мог допустить, чтобы его дочь нарушила вековые традиции.
Снэйп замолчал и уставился на свои туфли. Какого черта он сидит тут и выкладывает этой гриффиндорской выскочке всю подноготную своей семьи? Кто его за язык тянет? Пожалеет ведь об этом завтра, как пить дать, пожалеет. А может, уже и сегодня. В голову вдруг пришла совершенно предательская мысль о том, что он, оказывается, испытывает потребность просто поговорить с кем-то, с живым человеком, поскольку давно и намеренно лишил себя этого удовольствия, проводя большую часть своего времени в обществе мебели и ингредиентов для зелий. Коллеги не в счет. Общество Гермионы Грейнджер, столь неожиданно появившейся в его доме, не было, очевидно, совсем уж неприемлемым. Даже если она задает свои бесконечные вопросы. В конце концов, это только на один вечер. Можно раз в году, в Рождество, побыть общительным. И потом молчать весь следующий год. А Грейнджер, кажется, как раз созрела для новой словесной атаки.
– И ваш дед никогда так и не принял Эйлин обратно?
– Нет. Только меня, незадолго до маминой смерти. Этот дом тоже принадлежал ему. Вообще-то после отречения от дочери все фамильные вещи остались у него, но так как дочь была одна, а ребенок у нее, то есть я, тоже был один, то мой упрямый дед предпочел передать все права мне, полукровке, – какому-никакому, а наследнику, чем кому-то из дальней родни, не имеющей отношения к нашей ветви, или, упаси Мерлин, Министерству Магии.
– Я читала, что во многих чистокровных семьях был обычай вводить наследника в род. Только описания самого обряда в книге не было. Вас тоже вводили, сэр?
– Да. Это очень древняя традиция. Когда-то она была обязательной для любого наследника, даже для родного сына. Отец совершал над сыном обряд при достижении ребенком определенного возраста. Мальчик получал родовое имя и право голоса в семье. Позднее обычай немного изменился. Ритуал проводился, если, скажем, не было прямого наследника. Если все дети – девочки, то старшую, как правило, отдавали замуж за какого-нибудь небогатого чистокровного волшебника, его принимали в семью, и все дети от такого брака носили фамилию матери. Если законных наследников не было вообще, так вводили в род бастардов. Или каких-нибудь племянников. Я хоть и не бастард, но все же полукровка, да еще ребенок отвергнутой женщины. Потребовался обряд. Дед признал меня членом семьи Принсов после того, как я окончил Хогвартс. Много времени я тогда провел в фамильном поместье, где и познакомился с семейными хрониками, традициями и прочим чистокровным бредом.
– Почему бредом? Неужели для вас чистота крови ничего не значила? Никогда? – трудно было не расслышать иронию в ее голосе. Снэйп постарался не поддаться на провокацию.
– Значила, мисс Грейнджер. Однако время чаще всего заставляет нас менять взгляд на большинство вещей. Во всяком случае, сегодня чистота моей крови меня мало волнует. Точнее, волнует лишь настолько, насколько это все связано с родовой магией. Будучи законным наследником, я получил доступ к таким вещам, о которых никогда не узнал бы, оставаясь изгоем-полукровкой.
– Вы имеете в виду Темную магию?
Мужчина повернулся к Гермионе. Несколько секунд глядел на нее, как бы решая, продолжить разговор или послать назойливую девушку ко всем чертям. Потом снова отвернулся, уставившись на огонь в камине, переплел пальцы рук, похрустел суставами, прикоснулся к воротничку рубашки и после этого соизволил ответить.
– Отнюдь, мисс Олицетворение Светлых Сил. Не знаю, что говорили вам преподаватели в Академии или что вы успели прочесть в книгах, но родовая магия не является темной по определению. Таковой ее считали и продолжают считать невежды, полагающие, будто тайное знание, принадлежащее ограниченному количеству людей, обязательно направлено на зло, на то, чтобы уязвить остальных, тех, кому это тайное знание недоступно. Фамильная магия – закрытая, она не может быть доступна всем и каждому. Обряды, заклинания и ритуалы, хранящиеся сейчас в чистокровных благородных семьях, те самые, которые сегодня наши ретивые министерские чинуши готовы объявить Мировым Злом, еще лет триста-четыреста назад никому и в голову не пришло бы назвать Темной магией. Они лишь призваны либо защищать род, либо регулировать отношения внутри него. Многие старинные семьи отчаянно пытаются сохранить вековые традиции своих предков, жить так, как жили их прадеды. Жить по законам Рода. Потому и кичатся так своей чистокровностью. И надо сказать, что большинство из них выбрали не самый выигрышный и безобидный вариант восстановления прежних порядков. Да, мисс Грейнджер, я имею в виду Волдеморта.
– То есть, по-вашему, чистокровные маги стали Упивающимися Смертью лишь потому, что хотели сохранить свои традиции? Абсурд!!
– Не только поэтому. На самом деле большая часть Упивающихся просто прикрывалась этим красивым оправданием. Но не место и не время сейчас говорить об этом.
Северус сжал руки в кулаки. Беседа принимала крайне нежелательное направление. Если девчонка надеется услышать от него еще хоть слово сегодня, ей придется сменить тему.
Гермиона тоже решила больше не ступать на столь опасную почву. Подавив в себе волны праведного гнева и возмущения, она постаралась мысленно вернуться в прежнее русло беседы.
– Профессор, почему вы считаете, что традиции существуют только у чистокровных? Разве их нет у тех семей, которые роднятся с магглорожденными и магглами?
– Отчего же нет, есть. Только большинство из них к сегодняшнему дню либо утратилось, либо обессмыслилось. То есть перестало подпитываться магией рода. Превратилось в детскую сказку или череду непонятных и никому не нужных действий. Вот почему я говорю, что по-настоящему волшебные традиции хранят только в старинных семьях. Для них это одно из правил жизни. Отсюда стремление чистокровных к браку с чистокровными же, поскольку магглы и магглорожденные волшебники не имеют собственных обычаев, а порой и не понимают сути подобной магии.
– Именно поэтому можно называть их людьми второго сорта, да?!
– О Боги, Грейнджер! Не пытайтесь уловить в моих словах скрытый смысл, там его нет! Я не принижаю магглорожденных, а лишь констатирую факты. Как бы вы ни обижались, но это неоспоримо: такой волшебник всегда будет отличаться от потомственного, и дело тут не в хорошей или плохой крови, а в том, как человек принимает магию, как живет с ней. Хотите простой пример для наглядности? – Мастер Зелий всем корпусом развернулся к своей собеседнице. Левую ногу он поджал под себя, на правую оперся локтем и наклонился вперед. Глаза его были устремлены на Гермиону, хмурящую брови и теребившую прядь своих волос. Этот непроизвольный жест всегда означал у нее несогласие и желание спорить. Но пока она молчала. Снейп это оценил.
– Ну что ж. Чтобы было проще анализировать, поясню свои суждения на примере вашей Золотой Троицы. Поттера, Уизли и вас. Вы знаете, Грейнджер, что у всех троих магия проявлялась очень по-разному?
Во взгляде слушательницы он увидел заинтересованность. Она, кажется, перестала корчить из себя оскорбленную невинность и пошла на поводу у любопытства. Северус мысленно улыбнулся. Сквозь взрослую, изо всех сил пытавшуюся казаться серьезной женщину в Гермионе все же проглядывало что-то неуловимо детское, прежде раздражавшее его, а сейчас позабавившее. Он нарочно выдержал минутную паузу, наблюдая, как повышается уровень нетерпения в ее взгляде. Все же она научилась сдерживать себя, отметил мужчина. И, не дожидаясь очередного вопроса, продолжил:
– Ваша магия проявлялась по-разному, это так. Дело тут не в силе и способностях. Сила, кстати, у вас, Грейнджер, и у Поттера почти одинаковая. А вот способности разные. У Уизли они вообще ниже средних. Различным было и ваше отношение к магии, ваше обращение с ней. Для большинства чистокровных колдунов и ведьм, подчеркиваю, для большинства, ибо есть и исключения, волшебство – часть их природы. Проявлять свои колдовские способности для них так же естественно как дышать, есть, спать. Такие дети с рождения живут в окружении магии и другого не знают. Они управляются со своим даром естественно. Их сила может быть меньшей или большей – это не столь важно. Главное – естественность в обращении с колдовством. Таковы, например, все Уизли. Таков в большинстве случаев и Поттер. Другое дело, что ваши дружки просто лентяи, и не захотели иметь больше, чем им уже дано, развивая свои умения. Вы, мисс Грейнджер, от них отличались. Не интеллектом, нет. Не дуйтесь, я не ставлю своей целью оскорбить вас. Вы реагировали на магию по-другому. Вы ее боялись. Все возражения позже, мисс! Дайте мне договорить.
Профессор откинулся на спинку кресла, выпрямил ноги и потер пальцами подбородок. Он был уверен в том, что сейчас собирался сказать этой девчонке. Долгие годы наблюдения за студентами вообще и особо тщательного наблюдения за некоторыми из них – имена он уже озвучил – позволили ему сделать определенные обобщения и выводы, в верности которых он не сомневался.
– Причины подобного страха очевидны: вы не росли в мире волшебников, не знали магии с детства. Она была для вас чем-то непонятным и чужеродным, а следовательно, потенциально опасным и страшным. Когда вы попали в Хогвартс, то постарались сделать все возможное и невозможное, чтобы взять эту непонятную силу под контроль разума. Постоянное стремление облечь волшебство в словесные формулы заклинаний или точные движения палочки – это не что иное, как страх. Желание контролировать и подчинять.
– Я училась для того, чтобы больше знать о мире, в который попала! – Гермиона даже чуть подпрыгнула на своем кресле от переполнявших ее эмоций. Как он смеет утверждать, что она трусиха!
– Вот именно. Больше знать о колдовском мире, чтобы вовремя успеть блокировать удар незнакомой силы, живущей в вас. Тем более, вы, действительно, могущественная ведьма. Но вас, никто не учил с раннего детства принимать магию как естественное начало в мире и в себе. Отсюда родился страх. В качестве еще одного подобного примера могу привести Лонгботтома. Разница лишь в том, что вы старались подчинить свой страх жесткому контролю, а он – нет. Поэтому и со своей магией мальчишка справиться не мог.
– Но Невилл же чистокровный!! Вы сказали, что все чистокровные…
– Я сказал «большинство чистокровных», Грейнджер, – Снэйп перебил ее. – Но Лонгботтом – то самое исключение, которое, как говорится, подтверждает правило.
– Ладно. А как же быть с Гарри, который, как и я, воспитывался у магглов и до Хогвартса знать не знал ни о каком волшебстве? – Гермиона пыталась сохранить преимущество за собой. Получалось не очень.
– Вспомните, мисс, что Поттер до года жил с родителями, к тому же его отец – потомственный родовитый волшебник. Возможно, сработала наследственность. Впрочем, я предоставляю вам сомнительное удовольствие предаваться размышлениям о судьбе Великого Поттера. Кстати, о птицах. Мисс Грейнджер, каковы были ваши успехи в Полетах?

У Гермионы было стойкое ощущение дежа вю. Ровно год назад она точно так же ломала голову, как провести Рождество. И вот этот вопрос мучает ее снова. И снова выбор весьма невелик: или родительский дом, или семейство Уизли. При том, что ни один из перечисленных вариантов ее не устраивал. Сидеть, ковыряясь в тарелке, выслушивать рассуждения матери о том, какой замечательный парень сын их новых соседей (племянник давней подруги, троюродный брат коллеги) и как было бы чудесно, если бы дочка с ним познакомилась… Нет, к родителям она не пойдет. Нора? Пожалуй, еще хуже. Там она непременно встретит Рона. Рон… Жених. Бывший.
Девушка вновь мысленно вернулась к событиям прошедшего года: год, казалось, обещавший стать самым счастливым в жизни молодой женщины, принес ей много разочарований. Весной она закончила Академию и получила звание Мастера Трансфигурации. В июле ее ожидало еще одно значительное событие – ей предстояло стать замужней дамой, женой Рональда Уизли. А пока, окрыленная успехами и полная надежд, Гермиона подала заявку в Министерство Магии для рассмотрения своей кандидатуры на должность младшего научного сотрудника в отдел НМТ (Новых Магических Технологий). Ее счастье закончилось сразу после того, как она сообщила жениху о своих намерениях трудиться на благо волшебного сообщества. Последний подобного рвения не оценил и заявил, что не желает, чтобы его жена работала. Обязанность женщины – дом и семья, а Министерство Магии как-нибудь и без его благоверной обойдется. Естественно, упрямая и целеустремленная гриффиндорка не могла согласиться с такой точкой зрения и потому настаивала на своем. Скандалы между будущими супругами вспыхивали едва ли не ежедневно. Ни один не желал уступать. В конце концов, Рональд предъявил возлюбленной ультиматум: либо она соглашается с его мнением, либо им вообще не следует жениться.
Хорошенько подумав, ведьма пришла к выводу, что парень прав – им вообще не следует жениться. И через две недели стала сотрудником отдела НМТ.
Несмотря на то, что со времени их расставания прошло почти полгода, Уизли-младший все еще не мог примириться с уходом невесты и при каждой встрече заводил разговор о возможности восстановления отношений. Правда, заканчивалось все это обычно очередной ссорой. Вот почему появляться сегодня в Норе Гермионе крайне не хотелось.
Откровенно говоря, разрыв дался ей легче, чем она ожидала. Как будто все чувства к жениху успели выгореть во время их скандалов, и теперь осталось только облегчение. Да еще обида и недоумение притаились где-то в глубине души: разве ее желание работать, делать карьеру – это что-то зазорное, неприличное? Почему же Рон был настолько против? Ведь они не в дремучем Средневековье живут, когда женщина и вправду могла довольствоваться только ролью хозяйки дома, а в XXI веке. Неужели все мужчины-волшебники настолько консервативны?
Продолжая размышлять о предрассудках магического сообщества, колдунья подошла к шкафу и открыла дверцу. Там на полке, среди коробочек, баночек и прочей ерунды, стояла вещица, купленная несколько месяцев назад в антикварном маггловском магазине. Бронзовая чернильница в виде свернувшегося дракона. Девушка увидела ее в витрине и не смогла пройти мимо. Чем-то этот предмет притягивал взгляд. Много раз гриффиндорку посещала идея, что если зачаровать такую штуку, чтобы в ней никогда не высыхали чернила, то она могла бы стать отличным подарком для… Нет. Глупая мысль. Вот только почему-то воспоминания о прошлом Рождестве никак не желали оставлять Гермиону.

Он не был рад ее появлению тогда.
Но ведь она задолжала ему подарок…
Величайшей дуростью будет отправиться туда снова.
Просто отдать подарок и уйти. Больше ничего.

Казалось, волшебница стояла на склоне этого холма только вчера. Хотя с погодой в этот раз ей повезло намного больше. Никакого пронизывающего ветра и жуткого холода – лишь легкий морозец, разрумянивший щеки. Внизу переливается разноцветными огоньками деревенька, а на вершине – знакомый темный дом. В окнах ни одного проблеска света, но девушка уверена – Мастер Зелий там, наверное, снова занят в лаборатории.
Гермиона приблизилась к дому и, почувствовав покалывание в кончиках пальцев – отдачу защиты, - вдруг заволновалась. Профессор не ждет гостей. А она опять явилась незваная.
– Только не говорите, что вы снова ошиблись при аппарации, – вместо приветствия выдал Снэйп, открыв ей дверь. Он, кажется, не слишком-то удивлен? Неужели ждал?
– Нет, сэр, не ошиблась. На сей раз я попала точно по адресу.
– Напомните мне, когда я посылал вам приглашение?
– Я без приглашения, но у меня есть уважительная причина.
– Весь внимание.
– Я только хотела вернуть вам долг…
– Какой еще долг??
– Подарок, сэр. Я задолжала вам подарок.
– Что за глупости, Грейнджер! Сдался мне ваш подарок… ну заходите, раз уж пришли.
В полутемной прихожей Гермиона оставила на вешалке теплую зимнюю мантию и прошла за мужчиной в гостиную.
Снэйп расположился в любимом кресле и с интересом оглядел неожиданную визитершу. Девушка смущенно улыбнулась:
– Вот… – она протянула профессору коробочку, обернутую в темно-синюю бумагу с маленькими серебряными звездочками. – С Рождеством вас, сэр.
Закусив губу, волшебница наблюдала, как зельевар разворачивает бумагу и открывает коробку.
– Спасибо, – только и сказал он, вынув чернильницу и рассмотрев ее со всех сторон.
– Я подумала, что она вам пригодится.
Мужчина усмехнулся:
– Скорее всего.
Он положил подарок обратно в упаковку и взмахом палочки отправил его на каминную полку, после чего кивком головы указал Гермионе на пустующее кресло, а когда она расположилась там, задал вопрос:
– Мисс Грейнджер, будет ли бокал вина приемлемым выражением моей благодарности?
Гриффиндорка, ожидавшая, что ее вот-вот погонят восвояси, слегка опешила. Вино? Слизеринский декан предлагает ей выпить с ним вина? Так, дорогая, вспоминай, насколько различные группы ядов совместимы с алкоголем…
Следующие слова Мастера Зелий заставили девушку покраснеть:
– Если вы боитесь, что я отравлю вас, то мне, вероятно, стоит сообщить, что наиболее сильнодействующие и опасные яды я храню не в этом доме, а в своей личной хогвартской лаборатории, так что за свою бесценную жизнь можете быть спокойны.
– Ну что вы, сэр, я вовсе не… – получив в ответ иронично вздернутую черную бровь, Гермиона стушевалась окончательно.
Снэйп произнес призывающее заклинание, и на столе появились бокалы и бутылка, наполненная темно-красной жидкостью. Волшебница не была тонким ценителем вин, но подумала, что профессор, как всякий мужчина, знает толк в спиртных напитках, и ничуть не ошиблась: вино оказалось как раз таким, какое она любила – не слишком сладким, но и не кислым, с приятным терпковатым послевкусием.
Северус вертел в руках бокал и ждал. Он хотел знать, почему мисс Грейнджер пришла в Рождество именно к нему, почему не празднует вместе со своими друзьями, а сидит в мрачной гостиной мрачного хогвартского учителя. Нет нужды спрашивать, стоит проявить лишь каплю терпения, и девчонка скажет сама. Умение держать язык за зубами никогда не было ее отличительной чертой.
Пока же она пристально разглядывает недопитый бокал, словно ищет в нем ответы на какие-то свои, неизвестные Снэйпу, загадки.

- Профессор, - Гермиона нервно теребила локон. - Могу я задать вам несколько вопросов?
- Вы предсказуемы, мисс Грейнджер. Ничего другого я и не ожидал, - зельевар хмыкнул и добавил: - Задавайте. Но, как и в прошлый раз, я оставляю за собой право не отвечать.
- Да сэр, хорошо. Так вот, я хотела спросить... это чисто гипотетически... - девушка не была уверена, что спрашивает нужного человека. Но ей необходимо было выяснить, понять... чтобы не чувствовать себя виноватой, ущербной... Она на секунду задержала дыхание и сформулировала, наконец, вопрос: - Сэр, если бы вы были женаты, то как бы отнеслись к тому, что ваша жена хочет делать собственную карьеру? Что она не согласна заниматься только хозяйственными делами и сидеть дома, а желает состояться как личность?
Северус воззрился на собеседницу: черные глаза внимательно вглядывались в лицо бывшей ученицы, губы сжались в тонкую полоску. Несколько мгновений он словно решал - издевается она или же говорит серьезно. Затем, видимо, не найдя в выражении лица мисс Грейнджер ничего, похожего на шутку или иронию, он, не отводя взгляда, ответил:
- Мне вряд ли когда-либо придется столкнуться с такой проблемой. Полагаю, что едва ли я женюсь в обозримом будущем, впрочем, и в отдаленном будущем тоже.
- Эм... ну а если просто представить себе подобную ситуацию? Как бы вы повели себя?
Снэйп слегка сощурился и потер пальцами подбородок. Стоит ли отвечать на заведомо бессмысленный вопрос? Что толку предполагать и строить гипотезы, если ему никогда не проверить их на практике? Он действительно вряд ли обзаведется семьей когда-нибудь. Эта мысль, изредка посещавшая его, причиняла ему больше боли, чем он мог представить раньше. И все же... Если бы судьба вдруг выкинула очередной фортель и предоставила слизеринскому чудовищу возможность стать семьянином… Был бы он деспотом и тираном, как с учениками в школе? Или подкаблучником? От этой мысли профессор чуть не поперхнулся - ну уж нет! Или старался бы установить равные отношения со своей... второй половиной? Такой вариант был бы более лестным для его самолюбия. Да, скорее всего, он действительно постарался бы быть терпимым и объективным... Насколько это возможно с его характером.
- Льщу себя мыслью, что я не стал бы противиться желанию моей... жены, - все-таки Северус не мог без запинки произнести это слово, - найти работу, разумеется, в том случае, если бы эта работа не стояла выше интересов семьи и не была бы опасной.
- Что значит "выше интересов семьи"? - лицо Гермионы было по-прежнему сосредоточенно и серьезно. Очевидно, она задает такие вопросы не только из праздного любопытства.
- Чтобы остальные члены семьи не чувствовали себя обделенными вниманием, ненужными.
Она кивнула. А потом тихо и нерешительно задала следующий вопрос:
- А дети? Вы хотели бы, чтобы они были?
Несомненно, маленькая Всезнайка собралась сегодня выпотрошить и вывернуть его душу наизнанку. Что ж, пожалуй, стоит выяснить, с какой целью ведется этот допрос.
-Сэр? - девчонка все еще ждет ответа. Ответ будет.
- Да. Да, я хотел бы.
Кажется, она ждала другого. Во всяком случае, ее зрачки расширились от удивления. Ваш старый профессор полон сюрпризов, мисс Грейнджер.
- Но сэр, вы бы не стали требовать, - спустя пару секунд Гермиона вновь была готова спрашивать, - чтобы ваша жена забеременела сразу после свадьбы или бросила ради детей работу, которая ей нравится?
- Повторяю: трудно рассуждать гипотетически, но, полагаю, что если бы я дорожил своим браком и семьей, то не стал бы игнорировать личность своей супруги, ее интересы и желания. Нет, - маг сделал предупредительный жест рукой, увидев, что колдунья вновь открыла рот, готовясь обрушить на него очередную лавину вопросов. - Теперь моя очередь, мисс. Меня интересует одно: для чего вам все это нужно?
- Я лишь пытаюсь понять, сэр, что движет мужчиной, когда он хочет создать семью. Мне нужно знать - все ли мужчины-волшебники относятся к этому одинаково?
Зельевар неопределенно хмыкнул. Его собеседница тем временем продолжила:
– Мне кажется, в этом плане в британском магическом сообществе все еще преобладают средневековые традиции, когда считалось, что женщина должна быть только женой и матерью. Большинство волшебников до сих пор уверены, что желание современных ведьм быть самостоятельными и независимыми – это признак неудавшейся личной жизни, признак того, что девушка не смогла найти себе мужа, который содержал бы ее. По-моему, это крайне несправедливо, поскольку подобное отношение ограничивает свободу женщины, но никто даже не пытается изменить мнение общества!
Северус внутренне усмехнулся. Вот сейчас перед ним истинная дочь факультета Гриффиндор Гермиона Грейнджер, готовая бороться за дело, которое считает правым, до победного конца, и не важно, будет это защита прав домовых эльфов, спасение мира от Темного Лорда или установление всеобщего равенства и братства. Вон как глаза засверкали! А не подразнить ли ее немного? Девчонка будет забавно сердиться и доказывать ему свою правоту, а он… а он получит возможность полюбоваться на Мисс Справедливость во всей красе.
Снэйп тихонько кашлянул, побарабанил пальцами по столешнице и заявил:
– Вы смотрите на вещи с точки зрения вашего маггловского происхождения.
Выпад достиг цели. Гермиона была готова, закусив удила, яростно спорить с ним, отстаивая свое мнение. Однако ссора вовсе не входила в его планы на вечер, и потому он не стал провоцировать девушку дальше. Замечание о происхождении, похоже, и так сильно задело ее: когда она заговорила, в голосе слышались обида и гнев:
– Да, это так. И я вовсе не считаю, что моя точка зрения ошибочна.
Мол, попробуйте только мои слова опровергнуть, и я вас на клочки разорву! Снейп, которому все еще было интересно, зачем Грейнджер приставала к нему с расспросами, не стал язвить в ответ, а довольно миролюбиво заметил:
– В одном вы правы: очень немногие маги, особенно чистокровные, согласились бы с подобными высказываниями о роли женщины в обществе. Для чистокровных семей женщина – прежде всего продолжательница рода. В этом заключается ее главная функция. Ничто другое не может быть столь же важно, в том числе ее и собственное мнение.
– Вот именно! Но я не желаю превращаться в курицу-наседку, обремененную только домашними заботами. Нет, я вовсе не против завести семью и детей, но прежде хочу состояться как личность, доказать, что Гермиона Грейнджер способна на что-то в профессиональном плане, а не только готовить обеды, стирать рубашки и рожать одного отпрыска за другим.
Девушка перевела дыхание. Губы ее были приоткрыты, щеки – то ли от жара камина, то ли от волнения, с каким она говорила – разрумянились, несколько непослушных прядок выбились из прически и упали на лицо. Она мотнула головой в попытке убрать щекочущие и мешающие волосы, но безуспешно: растрепавшиеся локоны никак не хотели аккуратно ложиться. Тогда Гермиона решила просто не обращать на них внимания.
Из-под полуприкрытых век Северус Снэйп пристально следил за своей гостьей и старался подавить в себе невесть откуда взявшееся желание протянуть руку и пальцами коснуться этих своенравных каштановых кудряшек, живших, казалось, совершенно отдельной от их хозяйки жизнью. Дабы преуспеть в своих стараниях, он сцепил руки в замок и, подавшись чуть вперед, уперся локтями в колени. Придав своему голосу снисходительно-насмешливый тон, Мастер Зелий задал очередной провокационный вопрос:
– Мистер Уизли, надо полагать, отнюдь не в восторге от таких убеждений? Вряд ли он поддерживает ваше нежелание повторить подвиг его матери, – получив от собеседницы обеспокоенный и немного удивленный взгляд, мужчина пояснил: – Я помню, что вы говорили год назад.
– Да, – бывшая гриффиндорская Всезнайка кивнула. – Он хочет, чтобы я стала второй Молли. Нет, я, конечно, очень уважаю миссис Уизли, но… быть ее копией – упаси Мерлин!
– Тогда вам будет очень трудно в браке, потому что вы не сможете заменить своему мужу его мать. Последнее слово всегда будет оставаться за ней.
– Не будет. И брака никакого не будет. Мы с Роном разорвали помолвку. Мы решили… вернее, я решила, что так лучше, поскольку не уверена, что хочу связать свою судьбу с человеком, который игнорирует мои интересы и не разделяет мои жизненные ориентиры. Может быть, я излишне требовательна.
Гермиона тихонько вздохнула и поджала губы. Наверно, зря она так разоткровенничалась… Но каков слизеринец! Вместо того чтобы отвечать на ее вопросы, ловко вытянул из нее все, о чем она и не собиралась рассказывать! Ладно, что уж теперь. После драки кулаками не машут. Странно только, что он молчит. Чтобы Снэйп, да не сказал колкость о слабости другого человека? Да еще гриффиндорца? Подобрел что ли? Или затаился, ожидая, когда жертва расслабится, и ее, ничего не подозревающую, можно будет эффектно добить? Молчит. Хм, оказывается, это очень даже уютно – молчать вместе с бывшим учителем зелий.
Девушка допила остававшееся в бокале вино и, мельком глянув на застывшего, будто изваяние, собеседника, стала смотреть на огонь. Медленно текли минуты. Тишина и тепло камина обволакивали Гермиону, точно мягкое бархатное покрывало, мысли улетучивались. Испугавшись, что снова уснет прямо в кресле, волшебница решила нарушить молчание:
– Профессор, можно я сяду поближе к огню?
Снэйп, до сего момента пребывавший, казалось, в забытьи, чуть вздрогнул и уставился на волшебницу. Она повторила вопрос.
– Вам холодно? – его голос звучал ровно, без привычного сарказма, презрения или превосходства.
– Нисколько. Мне просто вдруг захотелось. Так можно?
– Да ради Мерлина, Грейнджер, – зельевар отвернулся от нее и опять вперил взгляд в языки пламени. Что он видел там?
Его неожиданная гостья переместилась с кресла на коврик у камина, поджала под себя ноги и принялась разглаживать пальцами жесткие шерстяные ворсинки.
– Мисс, поверьте, в этом доме достаточно стульев.
Вот теперь она уловила нотку иронии и, пожалуй, удивления. Обернувшись к Северусу, девушка улыбнулась:
– Не нужно стульев, сэр. Так намного удобнее.
Маг передернул плечами, словно говоря: «Ну, как хотите».
Пылающий огонь отбрасывал на фигуру и лицо слизеринского декана пляшущие тени, отчего Гермионе показалось, будто мужчина корчит гримасы. Она еще на секунду задержала взгляд на зельеваре, а затем вновь отвернулась к камину. Вряд ли профессору понравится, что его разглядывают так беззастенчиво. Девушку вдруг поразило, что, лицезрея этого человека чуть ли не ежедневно в течение семи лет в школе, она никогда не пыталась рассмотреть Мастера Зелий повнимательнее. Хотя на уроках подобное времяпрепровождение было чревато гневом учителя и снятием кучи баллов с факультета. К тому же, усмехнулась про себя ведьма, ей нужно было смотреть не только в свой котел, но и в котлы Гарри, Рона и Невилла – где уж тут любоваться физиономией Снэйпа! Сейчас же ей казалось, что его лицо, не спрятанное под маской отчуждения, не искривленное гримасой отвращения, выглядит – нет, не красивым, конечно, но… интересным и даже, пожалуй, довольно привлекательным. Резкие черты, хищный нос, острые скулы – его внешность словно повторяет его нрав: тяжелый, неуживчивый, раздражительный. Или он вел себя так только со студентами? Вот ведь сейчас сидит, не вредничает, разговаривает как человек. Ну, ехидничает слегка, но ведь не орет же, не гонит прочь. Хм. Странно это.
– Странно это, – повторила она вслух и, не дожидаясь вопроса, пояснила: – Сидеть у вас в гостиной на полу, пить вино и разговаривать о своих личных неурядицах… В Хогвартсе мне такого и присниться не могло.
– Еще бы, – с легкой насмешкой откликнулся зельевар, – гриффиндорцам я мог присниться только в худшем ночном кошмаре.
– Не обижайтесь, профессор, но вы и правда всегда держали себя так, что трудно было подумать, какой вы вне школы. Что и с вами можно общаться как… – Гермиона едва не брякнула «с нормальным человеком», но, слава Мерлину, успела вовремя прикусить язык и договорила: – с… приятным собеседником.
– Что я умею не только шипеть, но и просто разговаривать?
– Э… в общем, да.
– Возможно, я вас разочарую, Грейнджер, но в школе вы этого никогда не узнали бы. Я ни за что не позволил бы себе беседовать так ни с одним учеником.
– Даже со слизеринцем?
– Даже со слизеринцем.
– И все равно, это странно. Не хочу обидеть вас, сэр, но вы не производите впечатления общительного человека.
– Вы правы, мисс Грейнджер, я не нуждаюсь в обществе.
– Но вы беседуете со мной почти весь вечер, вместо того чтобы выставить за дверь сразу же после того, как я появилась здесь.
– В таком случае можете считать, что я нахожусь в благоприятном расположении духа. К тому же сегодня Рождество, а вы были весьма любезны, поздравив меня, – единственная, подумал он с горечью, – и даже рискнули принести подарок, чего я, кстати, никак не ожидал. Посему я должен был хотя бы попытаться изобразить из себя гостеприимного хозяина. Тем более, это всего лишь на один день в году.
– То есть, – Гермиона повернула к Северусу голову и глянула на него с хитрой улыбкой, – вздумай я к вам прийти в любой другой день, вы бы меня на порог не пустили?
Снэйп секунду раздумывал и кивнул:
– Вероятность этого была бы велика.
– Тогда мне повезло, что я пришла именно сегодня, если Рождество – это единственный день в году, когда можно получить удовольствие от общения с вами.
Взгляд девушки был устремлен в сторону, и потому она не могла заметить, как изменилось выражение лица ее собеседника. Он чуть сощурился и несколько мгновений не сводил глаз с волшебницы. А потом вдруг неожиданно опустился на пол рядом с ней.
– Раз уж я собрался быть сегодня гостеприимным, надо играть роль до конца. Кроме того, – тон его стал ворчливым, – перспектива беседовать с вашим затылком, мисс Грейнджер, не кажется мне прельщающей.
Гермиона широко улыбнулась:
– Нет, все-таки у Рождества особая магия, и она влияет на всех! Кто бы мог подумать! Профессор Снэйп сидит на полу с невыносимой Всезнайкой и за два часа разговоров еще ни разу не снял с Гриффиндора баллы!
Маг осклабился:
– Мне совсем нетрудно оказать вам эту маленькую услугу, леди. Более того, она только улучшит мое настроение. Однако вы уверены, что Гриффиндор имеет сейчас достаточно баллов для того, чтобы их потеря прошла безболезненно? К сожалению – или к счастью – ваше место Всезнайки осталось вакантным, и набирать на уроках баллы за весь факультет больше некому.
В любое другое время колдунья, наверное, оскорбилась бы за свой факультет, и за то, что ее опять назвали Всезнайкой, но сейчас, когда ей было так тепло и комфортно, она восприняла слова профессора зелий как почти дружеское подшучивание. Девушка снова улыбнулась и прикрыла глаза.
Молодая волшебница и не предполагала, что рядом с Северусом Снэйпом может быть так уютно. Уютно сидеть на полу в его гостиной, слушать его красивый баритон, чувствовать себя не чужой этому дому и его хозяину, пусть даже на один вечер.
– Сэр, могу я спросить? – проговорила она, не открывая глаз.
– Если я скажу «нет», вас это остановит?
– Остановит, но я буду страдать от неудовлетворенного любопытства.
– Добровольно признаёте, что не в меру любопытны? О, вы, определенно, стали более самокритичной! – заметив, как собеседница морщит нос, он добавил: – спрашивайте уже, но я не дам гарантии, что вы получите ответ.
И Гермиона нырнула в омут с головой:
– Одиночество – это страшно?
Снэйп замер: губы плотно сомкнуты, глаза устремлены в одну точку, кисти рук, до этого спокойно лежащие на коленях, сжаты в кулаки. Девушке даже не нужно было открывать глаза, чтобы понять, как изменилась атмосфера в комнате, как мужчина отгородился от нее стеной отчуждения и привычной холодности. В попытке удержать стремительно исчезающее ощущение близости она резко обернулась к нему и быстро-быстро заговорила:
– Ради Мерлина, простите, сэр! Пожалуйста! Я не хотела оскорбить или задеть вас и спросила только потому… потому что никак не могу разобраться в себе. Иногда мне кажется, что одиночества я боюсь больше всего на свете. А иногда это мое единственное спасение… Я словно стою на краю пропасти: кружится голова, когда смотрю вниз, и страшно смотреть, но… как ни стараюсь, не могу отвести взгляд.
Гриффиндорка зажмурилась, по ее лицу пробежала тень. Глубоко вздохнув, она пробормотала:
– Мои слова кажутся вам полным бредом, да?
– Нет, мисс Грейнджер, – голос зельевара звучал глухо, мужчина по-прежнему был напряжен. – Ваш страх мне отчасти понятен: это страх любого нормального человека перед самим собой. Одиночество – самое правдивое из зеркал. В нем вы увидите себя такой, какая вы есть… Никто не расскажет вам больше, чем оно… Я мог бы научить вас одиночеству… Жить с ним, даже любить его… но это были бы слишком жестокие уроки.
Гермиона, слушавшая мага, затаив дыхание, только кивнула. Между ними снова повисло молчание. Чтобы сгладить свою неловкость, девушка попросила:
– Расскажите что-нибудь, пожалуйста. Я сама, кажется, наговорила уже достаточно глупостей сегодня.
– И теперь вы ждете их от меня?
– Вы никогда не говорите глупостей, сэр.
– С чего вы взяли? Только потому, что я – профессор? Кстати, приятно слышать, что вы столь высокого мнения обо мне.
– Значит, не хотите рассказывать?
– Я предпочел бы помолчать.
Ну что ж, намек понят. Молчать, так молчать. Тем более, иногда это, оказывается, очень приятно делать. Никаких слов – только слышно, как потрескивают дрова в камине и тикают ходики где-то на стене, слышно собственное дыхание и дыхание сидящего рядом мужчины. Времени нет. Нет вчера, нет завтра. Есть только один-единственный миг настоящего. Хочется раствориться в этом мгновении, остаться в нем навечно…
Гермиона ощутила вдруг острую, почти физическую боль, осознав, что всего этого завтра уже не будет. И послезавтра. И послепослезавтра. Рождество закончится, а с ним закончится и этот вечер, по-настоящему волшебный. Ей придется уйти из ставшего родным дома, чтобы, возможно, никогда в него не вернуться. И от этого тоже было больно. Девушке мучительно захотелось остаться здесь, провести в едва освещенной гостиной еще один вечер. И следующий. И еще много-много вечеров. Никогда она так сильно не хотела разделить с кем-то свое молчание и уют полутемной, почти призрачной комнаты. Нет, не с кем-то. Не все равно, с кем. Откуда это безумное, неуместное, невозможное желание остаться?! Остаться рядом с человеком, который никогда об этом не попросит? В памяти вдруг всплыли строчки, прочитанные когда-то давно у какого-то маггловского поэта, забытые за ненужностью, а вот сейчас ставшие необходимыми:
… Я хотела бы жить с Вами
В маленьком городе,
Где вечные сумерки
И вечные колокола.
И в маленькой деревенской гостинице –
Тонкий звон
Старинных часов, как капельки времени…
И, может быть, вы бы даже меня не любили…*
Она не осознавала, что произносит стихи вслух, пока не проговорила последнее слово и не услышала рядом с собой тихий резкий выдох. Девушка повернула голову на этот звук и встретилась взглядом с Мастером Зелий. Несколько мгновений волшебница смотрела на него, словно пораженная обездвиживающим заклинанием, но было что-то такое в его лице, что заставило ее вдруг очнуться, вскочить и вновь бормотать бессмысленные оправдания.
– Простите, сэр… профессор… я … это просто… я вспомнила случайно… Неважно. Уже поздно, сэр, мне пора уходить.
Снэйп тоже поднялся с пола, неловким движением отряхнул сюртук и, пряча глаза, произнес:
– Пожалуй, вам и впрямь лучше уйти, мисс Грейнджер.
Гермиона заторопилась в прихожую и попыталась снять свою зимнюю мантию с вешалки, но пальцы не слушались. Тогда девушка с остервенением рванула ее с крючка, мельком подумав, что, наверное, разорвала подкладку. Ну и плевать. Важно побыстрее уйти отсюда, сбежать, пока она самым позорным образом не разрыдалась. Все ее попытки одеться также не увенчались успехом: путались полы, рукава, мешал капюшон. Молодая женщина готова была проклясть все на свете, а самое себя в первую очередь. Колдунья все еще боролась с рукавами, когда вдруг мужские руки мягко, но настойчиво забрали у нее многострадальный предмет гардероба, расправили его и аккуратно накинули ей на плечи. Гриффиндорка повернулась лицом к хозяину дома, намереваясь еще раз извиниться, и наткнулась на его внимательный, пронизывающий взгляд. От этого взгляда, пытливого, смотрящего прямо в душу, она смутилась и почувствовала, как щеки заливаются краской. «Я пойду», – собиралась сказать Гермиона, но Снэйп опередил ее.
– Останься.
Слово прозвучало так тихо, что волшебница не была уверена, не померещилось ли ей. Хотела переспросить, но сдержалась, боясь, что просто-напросто ослышалась, а он подумает…
– Останься, – уже чуть громче.
– Зачем? – ведьма пожала плечами. – Не надо. Я не хочу превращать сегодняшнюю сказку в развлечение на одну ночь.
Зельевар помедлил лишь долю секунды.
– Если не хочешь на одну ночь – оставайся насовсем.
Неужели опять не ослышалась?. Девушка прикрыла глаза. Остаться? Поверить в чудо Рождества? В то, что все и впрямь будет так, как она намечтала себе, как обещал этот нездешний вечер? Пока гриффиндорка искала правильный ответ, к ее левой скуле осторожно, неуверенно, словно спрашивая: «Можно?», прикоснулись мужские пальцы. Теплые, чуть шероховатые, они скользили по щеке, выше – к мочке уха, к вискам. Не встретив сопротивления, пальцы легонько погладили завитки волос у висков, переместились к бровям. Правильный ответ наконец-то нашелся. Гермиона открыла глаза и, в свою очередь, стала осторожно и нежно исследовать лицо Снэйпа, повторяя путь его руки: от подбородка к щекам, вискам, подвижным бровям, к глубокой морщинке между ними, по переносице к самому кончику хищного носа. Северус склонился к ней так, что она могла ощущать его дыхание, чувствовать его запах – горьковатый, травяной, такой волнующий и такой успокаивающий одновременно.
Он склонился еще ниже и губами коснулся ее щеки, где-то около уха. С каждым его прикосновением, с каждым поцелуем, Гермиона обретала твердую уверенность в том, что все обязательно сбудется: все мечты, все желания, все обещания этого Рождества. Будут долгие вечера в полутьме гостиной, будет веселый танец пламени в камине, будут слова и будет молчание, тесные объятия и сцепленные руки, будут десятки, сотни, тысячи дней и ночей, проведенных вместе. Все это у них будет.
Теплая, подбитая мехом мантия соскользнула с плеч и осталась лежать на полу.

КОНЕЦ

* Это стихотворение принадлежит Марине Цветаевой. Прочитать его полностью можно здесь: http://tsvetaeva.lit-info.ru/tsvetaeva/stihi/all/stih-365.htm

Просто встретились два одиночества,
Развели у дороги костер...
(с)

Замечательна сама атмосфера рассказа - теплая и душевная. Слышится треск поленьев, а в душе разливается умиротворение и покой. Очень понравилось окончание фика - смятение героини, острое чувство одиночества и потери, слова Северуса: "Останься"... Я б тоже так хотела))) Сердце ухнуло

Спасибо, Автор, за доставленное удовольствие!

Вау!!!

Можешь не писать - не пиши. (с)
Иконостас

Ваша, VeroLuckyStar.

VeroLuckyStar, огромная авторская благодарность за хороший, обстоятельный отзыв.