Когда моя жизнь пошла настолько наперекосяк? Естественно, у меня имеются ответы на этот вопрос, но вариантов слишком много, чтобы я выбрал один окончательный. То ли само начало моей кривой линии жизни было неправильным, то ли переломным моментом стала смерть Лили Поттер. Но в одном я могу быть уверен на все двести пятьдесят процентов, пик моих несчастий начался после инцидента в Визжащей Хижине в день последней битвы. Помимо того, что я чудом — а никак иначе назвать сие никто не мог — уцелел после укуса гадкой змеищи, так ещё обрёл Долг Жизни, по отношению к…
Именно в этом месте начинается главный спор моих приоритетов. С одной стороны, я даже благодарен своей спасительнице за собственную никчёмную жизнь, с другой же, желание придушить мисс Грейнджер, чтобы не лезла к чужим проблемам, превалировало со страшной силой. Впрочем, юная альтруистка, решившая спасти чуть ли ни кровного врага, была не самым худшим вариантом.
Стоило лишь представить, что вместо кудрявой девчонки, я мог быть пожизненно обязан мистеру Поттеру, с долгом по отношению к которому только-только распрощался, становилось дурно. А если всего на краткий миг заменить любую из тёмных макушек башкой рыжего остолопа, так и не преодолевшего в своем развитии отметки «неандерталец», то мадам Смерть чудилась самым прекрасным и желанным существом в этом грешном мире!
Но вернёмся к несносной девчонке… Девчонке, которая непонятно когда успела вырасти в юную женщину. Это прозрение, когда отдохнувшая, причёсанная и прилично одетая в свои неприличные магловские вещи ведьма явилась навестить меня в больницу Св. Мунго, сильно ударило по моему, начавшему восстанавливаться и крепнуть, ехидному мировоззрению. В первое мгновение я даже не узнал мисс Грейнджер, тем более, что она припёрлась ко мне в палату без двух своих повседневных атрибутов — Поттера и Уизли за спиной. Слишком уж привычно было видеть Мисс-Я-Знаю-Всё именно в этой неподходящей компании, что без неё Гермиона предстала перед моим взором совсем другим человеком. Чем-то такие метаморфозы во внешности бывшей ученицы (Мерлиновы кальсоны им, а не моё возвращение в Хогвартс) напомнили детскую сказку о гадком утёнке, превратившегося в прекрасного лебедя. Правда, гадкой мисс Грейнджер, даже в самый неудачный её день в Хогвартсе, мой язык назвать не повернулся бы, но и прекрасной величать девушку я не спешил. Она была просто привлекательной девушкой, не более и не менее.
Будто бы я раньше не видел своих подросших учеников? Видел, и не одного! Но именно Грейнджер особенно ярко выделяется чем-то на фоне других. Или это я её неосознанно выделил как не просто человека, а человека, спасшего мне жизнь? Ведь не останься ведьма в той замызганной хижине на залитом моей кровью полу, стеная и плача о приближении моей скорой кончины — я бы с удовольствием прикрыл веки и отправился на тот свет, в ад, рай или пустоту, мне не принципиально. А так, я боролся с тошнотой, лёжа на холодном прогнившем пыльном полу, и пытался успокоить слишком истеричную девицу. Никогда бы не подумал, что мисс Грейнджер сумеет настолько уподобиться не лучшим представительницам слабого пола — кисейным барышням. А с каким вдохновением Гермиона взялась причитать над моим почти бессознательным телом, когда силы, брошенные на попытки утихомирить гриффиндорку, исчезли?..
Действительно, я столько новых и интересных вещей о себе узнал! Раньше, конечно, всякое бывало — недоброжелатели не жалели гадкого словца для меня, а мои змеёныши-подхалимы соловьём заливались, лишь бы задобрить родного декана. Но чтобы меня одновременно костерили на чём свет стоит и пели хвалебные дифирамбы от чистого — а в таком состоянии Грейнджер вряд ли могла так виртуозно лгать — сердца, такого доселе не случалось в моей отнюдь не короткой и достаточно насыщенной различными событиями жизни. Оказалось, я тот ещё мерзавец, не желающий замечать или в упор игнорирующий свою собственную ученицу. Но это не новость, на своих лекциях я действительно предпочитал уделять внимание кому угодно, но не вечно тянущейся к потолку руке мисс Грейнджер. А вот информация, что я лучший, по мнению самой мисс, преподаватель Хогвартса, стала истовой неожиданностью и потрясением, польстившая моему самолюбию профессора. Было ещё много чего интересного и не очень в длинном монологе прилежной ученицы, неожиданного и ожидаемого.
Некоторая часть сообщений, вылитых на мою всё ещё почему-то не седую, но явно больную голову в тот роковой день, даже сохранилась в закутках памяти. Конечно, не все откровения девушки остались в воспоминаниях, и кратковременные потери сознания тому виной. Но я искренне надеялся, что ничего любопытного из слов Гермионы не упустил. До сих пор отчётливо помню, как сильно хотелось закрыть глаза и просто провалиться в сон. Но те отчаянные всхлипы и просьбы девушки, склонившейся надо мной и не побрезговавшей сжимать в руках окровавленный полутруп, не бросать их всех, а в частности, её одну, заставляли цепляться за ясное сознание, уподобившись оголодавшему клещу. Да и дослушать её пылкую речь о том, какой я гад, но гад хороший, нестерпимо хотелось.
***
— «П-п-профес-сор Снейп! Не умирайте, пожалуйста… Вы же такой скользкий тип, предатель, а предатели проживают долгую и счастливую жизнь, правда-правда»
Ехидно цитирую я в первый её визит, оправившись от лёгкого шока из-за слишком опрятного внешнего вида ученицы и воспользовавшись её одиночеством. Будь она в компании своих оболтусов, даже с моей стороны было бы слишком подло и мерзко так унижать девчонку в глазах самых близких друзей. Особенно, учитывая факт, что на тот момент я был врагом Занозной Троицы похлеще Волдеморта, а Грейнджер слёзно умоляла меня жить.
Проку от её молитв было мало, но мне в тот момент так приятно сделалось… Даже сейчас от воспоминаний передёргивает. А какая логичность была в тех словах лучшей ученицы Хогвартса за последнее столетие! Какая аргументированность скользила в каждом предложении!.. Так и хотелось поверить мисс Грейнджер — на слово.
Хотя утрирую я, наверное, зря. Первый виток девичьей истерики над моим истерзанным телом был самым громким и глупым. Что в такой момент могла сделать или сказать девушка, брошенная друзьями в гниющей лачуге возле умирающего человека? Будь Грейнджер хоть трижды мозгом безрассудной компашки Гарри Поттера, а в первую очередь она оставалась напуганным всем происходящим вокруг неё ребёнком. Очень сильным и умным, но всё же поддающимся глупым эмоциям дитём, за которым нужен был глаз да глаз. А вместо этого Гермиона обязана была выполнять функцию строгой нянюшки, центрального двигателя и единственного взрослого создания в Золотом Трио. На Рональда Уизли даже самый отчаянный оптимист и блаженный дуралей ни одну из этих задач повесить не решился бы. Мистер Поттер — это совершенно другой разговор, конечно, но и он слишком сильно походил на собственного отца в своём безрассудстве и горделивости. Эти две черты характера, которые я так чётко наблюдал все годы обучения Гарри в Хогвартсе, скорее бы убили, если не его самого, то друзей в первую и самую скорую очередь. А без своих товарищей Мальчик-Который-Выжил… Печальная судьба постигла бы Поттера, а вместе с ним весь магический и не очень мир Британии.
Но все эти размышления, больно напоминающие несуществующую у меня совесть, мигом улетучились, стоило лишь увидеть реакцию мисс Грейнджер на мои слова. О да, это было истинное блаженство! Широко распахнутые карие глаза, приоткрытый в немом удивлении ротик и пунцовые щёки — картина маслом, которую я запомню на всю мою оставшуюся скучную жизнь. А разве могла меня ждать другая после всего пережитого? Сомнительно, что что-то или кто-то сумеет в будущем потрясти меня больше, чем парочка отборных Круцио Тёмного Лорда.
Мисс Грейнджер вылетела из моей отдельной палаты (хоть какой-то плюс от этого чёртового ордена Мерлина и трёпки Поттера о моём прошлом), как пробка из бутылки шампанского. А все её извинения, слова о моём мнимом героизме и доблести вместе с вероятными благодарностями так и не прозвучали. Откуда я знаю, что девушка хотела произнести, если даже слова проронить ей не позволил? Всё просто, до неё приходила ещё куча… бывших учеников, коллег и не только со всем перечисленным. Будто страх перед ужасным и злобным мною исчез напрочь у этих особо одарённых болванов! Правда о благодарностях я загнул, но вот извинений было море. Хотя, может на то Грейнджер и умна, чтобы в единственном экземпляре поблагодарить меня за все мои, в принципе, бескорыстные страдания деяния?
Более того, всех предыдущих моих посетителей я выслушивал молча — запрет врачевателя на любые разговоры был очень красноречив и категоричен. Но к визиту мисс Грейнджер, а я почему-то не сомневался, что он будет, подготовился. Точнее будет сказать, поднапряг колдомедиков, чтобы уже полностью восстановили мои голосовые связки. Пусть им это не особо удалось, но почти нормально говорить я был в состоянии. И час расплаты, начавшийся с Гермионы, был сладок. Всю последующую неделю я волновал и беспокоил целителей довольным оскалом, отказывая в любых личных встречах.
***
— «Сэр, вы не можете умереть! Если вы умрёте, будьте уверены, я отправлюсь за вами на тот свет, и даже там вы не сможете отделаться от моих нескончаемых вопросов. Я вам это обещаю, сэр!»
Я просто не сумел устоять. Мой понедельник начался с этой цитаты, как и в прошлый раз, брошенной прямо в лоб мисс Грейнджер, с порога. Моей, если уж честно сказать, первой и последней посетительнице с момента полного возвращения голоса.
Наблюдая за выражением лица девушки, я опять ощутил небывалый прилив сил и эндорфинов. Решительность на нём, видимо указывающая на готовность услышать что угодно из моих уст и остаться стоять на месте, сбежала трусливо поджав хвост. Зато пунцовые щёки очень гармонично смотрелись с бегающим взглядом гриффиндорки, пытающейся смотреть куда угодно, но не на меня.
— Простите, — прозвучало неоригинальное.
Вот так, словно мышка, пискнув на прощание, девушка опять выбежала из моей палаты. А ведь, если Грейнджер поняла, что я в момент её бездействия и час словесного поно… фонтанирования был в сознании и прекрасно всё запомнил, почему не подготовилась морально получше? Честно признаться, я ожидал, что она останется у меня подольше и не будет мило краснеть.
В тот момент я напоминал сам себе вампира, который питается не кровью, а чужими эмоциями. Может не зря ученики об этой версии всю мою преподавательскую деятельность в Хогвартсе по углам шептались? Правда, сперва они относили это к моей неприглядной, но отнюдь не блёклой внешности — бледный, черноглазый брюнет, вечно закутанный в чёрную мантию и не любящий вылазить из подземелий. Чем не упырь или кровосос? Только клыков и не хватало. Хотя, я ведь «эмпатический вампир», сегодня правда открывший, что страх и ненависть учеников не самая приятная эмоция. А вот смущение одной конкретной спасительницы — деликатес послаще любимых Малфоевских эклеров.
После столь одухотворяющей встречи с мисс Грейнджер со мной, наконец-то, соизволил встретиться новый Министр Магии. На той же неделе Его Брустверское Величество явилось пред мои отнюдь не светлые очи. Удовольствие от разговора с бывшим аврором я получил изрядное, правда на вкус оно ничем не отличалось от помоев. Странная вещь, ведь мне, сперва своим угрюмым молчанием, а затем несколькими короткими фразами, удалось вывести Министра из себя — радоваться бы своей находчивости и мерзопакотности! Но нет, не хватало того приятного послевкусия мёда с молоком на кончике языка, который остался после ухода мисс Грейнджер.
***
— «Господин декан! Вы не можете, слышите, просто права не имеете сейчас помирать! Подумайте о своих змеёнышах, что с ними без вас будет? Кто им дополнительные баллы зачислять будет, чтобы факультет Слизерина в отстающих не плёлся?! А как мы без вас, господин декан? Кто будет учеников по ночам пугать и уйму баллов снимать за одну принадлежность только к Гриффиндорскому факультету?»
Я наверное садист, очень жестокий садюга. Или просто больной, что было бы не удивительно, на голову мужчина. Чем ещё можно объяснить, что я в очередной раз встречаю мисс Грейнджер её собственной цитатой? И ведь в отличие от прошлых разов, совсем не горю желанием избавиться от девушки поскорее. Даже вновь вспыхнувшие щёки малышки не радуют особо, пусть ранее незримый и неощутимый тяжёлый ком, сдавливающий грудную клетку, расслабляется. Но и сдержаться было выше моих сил, я слишком зол. Зол на колдомедиков, не желающих выпускать меня из этой больничной дурки. На себя, за то, что мне так одиноко и скучно в четырёх стенах, пусть в этом и сам отчасти виноват, не давая согласия на личные визиты ко мне в палату. Однако, в первую очередь я зол на Гермиону Грейнджер, которая не навещала меня целые две грёбанные недели.
Не недельный термин, как в прошлый раз, который я с таким трудом перенёс здесь. Даже не полторы недели, которые я (и это также бесило) беспросветно ждал в гости свою бывшую ученицу. Как дурак, ждал и надеялся всю предыдущую неделю, уповая на совестность оной юной особы. Дождался и сорвался, чего не позволял себе все эти дни. Вместо привычного чувства эйфории после высказанных слов и приятного вкуса маленькой мести, во рту поселился вкус горечи. Может это потому, что в этот раз я не победил, а проиграл?
Мисс Грейнджер продержалась на удивление долго. Лишь судорожно вдохнула воздух, выслушивая мои, пропитанные ядом, слова, сильнее сжимая в руках какой-то пакет. Взгляд не выдержал недоброй иронии моих прищуренных глаз и опустился куда-то в пол, но в своём упрямстве девушка могла посоревноваться с гиппогрифом. А стоило эху последнего слова повиснуть в воцарившейся тишине, как гриффиндорка твёрдым шагом направилась ко мне. Что же она хочет сделать, зачем приближается и почему не удрала отсюда, как в прошлые разы? Пополам с чувством первого проигрыша в крови вновь забурлила радость. Я с томительным предвкушением ожидал, что же вытворит Грейнджер сейчас. Наорёт на меня? Вроде бы она усмирила свой стыд, а орать в моём присутствии, как оказалось, в той злосчастной хижине уже наловчилась. Или даст пощёчину? Хотя вряд ли, скорее пропишет один прямой, как некогда Малфою младшему. Долго же тогда над Драко смеялись, за его спиной разумеется.
Гордо вздёрнутый подбородок, хоть глаза и не отрываются от пола, прямая спина, и Гермиона уверенно чеканит шаг по направлению ко мне. Ещё никогда эта палата не казалась мне такой большой, словно мы очутились в атриуме Министерства Магии, право слово! У меня даже дыхание перехватило в ожидании её последующих действий. Зато девчонка успела собраться с мыслями и остатками решимости. Она остановилась перед моей больничной койкой, вскинув карие глазища прямо на меня.
— Поправляйтесь, профессор, — не буркнула, но в своей любимой манере протараторила нахалка, сунув мне в руки свой пакет. А сколько уверенности в тёплом взгляде, сколько смущения, разлившегося на бледных скулах! И всё это гриффиндорское великолепие ретировалось столь же быстро, как и в прошлые свои разы, стремглав покинув палату.
Пакет… А в нём бананы, яблоки и груши. Ну хоть не апельсины, но всё равно смешно. Правда, почему-то в моём смехе скользит печаль. Может это из-за осознания — она больше не придёт ко мне с визитом? Грейнджер переборола свой страх, своё смущение и даже пожелала мне скорейшего выздоровления, зачем возвращаться сюда вновь? Но зачем тогда, дементор её поцелуй, она приходила уже в третий раз?! И каждый раз в её взгляде читался затаённый страх, буквально, ужас.
Вот бы вспомнить всё, что она наговорила мне в тот злосчастный день. Припомнить весь монолог глупой девчонки, который до сих пор не даёт покоя. А ведь я, даже ещё в самом начале своей госпитализации, записал в тетрадь все имеющиеся в памяти цитаты истерящей мисс Грейнджер. И теперь у меня появился идеальный способ отгонять лучшую ученицу Хогвартса от себя, можно впредь не опасаться её смешных в своей наивности угроз «вечно преследовать меня и донимать вопросами».
Но, конечно же, лучше всего будет избавиться от этого дурацкого желания, чтобы бывшая ученица вновь навестила меня. Прекратить ждать именно её визита, в зародыше задушить надежду, что Гермионе ещё есть что мне сказать, кроме банального «выздоравливайте».
***
— «Профессор Снейп… не оставляйте меня одну, пожалуйста. Если вы уйдете я… Я больше ни разу не исправлю мальчиков, чтобы они вас профессором называли. И сама… сама буду вас назвать исключительно Снейпом. Нет — Северусом! А то и Севом, чтобы вам неповадно было. Вот… Теперь вы просто обязаны выжить. Пожалуйста, Северус…»
Это всё же случилось. Она пришла… Явилась ко мне в палату, не побоялась. Когда я практически утратил веру в такое чудо, а на горизонте замаячила не просто звезда, целое Солнце, в виде моей выписки из этого порядком поднадоевшего Святого Мунго. Пришла, когда уже не ждали, в миг, практически ощутимой на коже солоноватым бризом, истинной свободы. Впрочем, пахнет ли свобода гнилью и затхлостью прежней жизни? Может она способствует образованию вместо сердца ледяной глыбы из того магического льда, что никогда не тает? Или душевной опустошённости, которую ощущаешь даже в обществе кучки недоносков?
Сам себе сегодня я напомнил попугая, который только и может повторять чужие слова. Человека, не способного высловить собственные мысли в присутствии, некогда так раздражающей, девушки. Хотя почему некогда — Грейнджер и сегодня раздражает, но совсем по иным причинам, чем обычно. Нет её любопытного взгляда и поднятой вверх руки, нет и привычного ужаса в глазах. Зато присутствует поднадоевшая решимость в ясном взоре, небывалое спокойствие на лице с временами пробивающимся сквозь него волнением.
Раньше мне казалось, что этим цитированием я издеваюсь над мисс Грейнджер, смеюсь над её глупым поведением. Сегодня же пришло полное осознание, способное привести меня к полному краху — я больше не побеждаю смелую львицу, я пытаюсь защититься от неё. Это просто защитный рефлекс.
Возможно, именно поэтому сегодня мой голос не звучит саркастично, как в первый её визит. Он не пытается ехидно передразнить тоненький девичий голосок Гермионы, как это происходило во всех предыдущих случаях. Интонации звучат вопросительно. Словно в глубине души я действительно сомневаюсь, произносила ли она нечто подобное? А может это просто был мой горячечный бред? Бред утомленного сомнениями, оскорблениями и недоверием сознания, которому просто хотелось каплю участия и заботы. Что оно успешно и спроецировало на предположительное поведение и реплики оставшейся рядом, вопреки многим факторам, девушки.
С другой стороны, я больше всего на свете хотел узнать, что происходило после моей почти полной пятиминутной, а возможно и более длительной, отключки? Что ещё успела наговорить Грейнджер? Или она буквально сразу взяла себя в руки и, наконец вспомнив о своих волшебных способностях и палочке, принялась восполнять мою кровь? Только восполнять, не залечивая рану, что и спасло мою жизнь, как проницательно подметили колдомедики. Хотя, сама девушка утверждала, что это из-за шока и страха её разум помутился и она перепутала последовательность действий. Именно её неумение, в кои-то веки, следовать заученным правилам помогло избавиться от большей части яда Нагайны. Он просто вытек из меня с несколькими литрами крови, я, конечно же, вновь утрирую по поводу количества. Позже появились целители из Св. Мунго, но именно перед Гермионой я нёс Долг Жизни.
Но я отвлекся на слишком дальние воспоминания. Лучше припомнить прошедшую неделю. Неделю, полную долгих и утомительных визитов разных ординарных личностей. Колдомедики, как бы это странно ни звучало, не могли нарадоваться моему чудесному избавлению от социофобии, после краткого посещения мисс Грейнджер. Хотя, девушка практически не была причастна к моему неожиданно возросшему желанию общаться с простыми смертными. Конечно, она послужила главным катализатором в этом, но… Мне просто было скучно и одиноко. Так тоскливо и погано, как не было даже на полу в той проклятой лачуге! Впрочем, тому причиной вновь послужила мисс Грейнджер, не сумевшая бросить умирающего бывшего профессора в одиночестве. И этот воцарившийся вакуум я пытался всю неделю заполнить другими людьми: Поттер, Кингсли, Малфои, МакГонагалл, даже рыжие Уизли и куча других, вдруг воспылавших ко мне любовью, бывших учеников, коллег, фанатов (Поттер плохо держал язык за зубами). Но странный парадокс, чем больше и шумнее компания ко мне приходила, тем отчетливее я ощущал себя чужим и ненужным среди этого праздника жизни. Словно та искра, что заставляла меня чувствовать себя живым, находилась не здесь или уже давно почила с миром.
Эти многочисленные гости так и не помогли мне забыть те краткие, но такие острые на эмоции визиты мисс Грейнджер. Хуже того, с каждым днём всё чётче я понимал, девушка не придёт навестить своего профессора — ей банально незачем. А так хотелось, чтобы она пришла, просто так. Хотелось опять увидеть её реакцию на свои собственные, некогда брошенные в запале слова, ведь самое интересное я приберёг на конец. Конец, который, по всей видимости, так и не наступит. Как и успокоение моего любопытства, вся ли важная информация запечатлелась в памяти? Или перебирая, словно скряга, такие приятные воспоминания, я упускаю самые значимые?
Но зря я усомнился в упрямстве Львиного факультета, а в частности, в гиппогрифовом упрямстве одной единственной его представительницы. Она пришла, уже по сложившейся традиции, одна. Если раньше было непривычно её видеть единственным визитёром, то теперь два инородных молодых тела возле моего личного наважднения, выглядели бы чуждо и нелепо. И как в первый её визит, я не смог обойти вниманием изменения во внешности Гермионы Грейнджер. Волосы заплетены в аккуратную косу, на лице привычная россыпь веснушек, которые только усугубляют бледность молочной белизны кожи, придавая девушке невинно-беззащитный вид. Стоит мне только дотронуться до её хрупкой, несмотря на явно появившиеся округлости во всех нужных местах, фигурки или чуть сильнее надавить на неё морально, как смертельно раню этот нежный цветочек. Цветочек, который в действительности является розой, способной в нужный момент постоять за себя и близких. И я, в который раз, давил на неё, напирая.
Наверное, со стороны это выглядело бы нелепо, если бы не казалось так страшно. Упрямая маленькая гриффиндорская львица, больше напоминающая котёнка, к которой с неумолимостью дьявола, приближается большая жилистая змея. Я наступал медленно, но неотвратимо. Мне хотелось улыбнуться, наблюдая за расширяющимися глазами Гермионы, но я продолжал сохранять хладнокровный вид. Даже грозно нахмурился, сдерживая свой несвоевременный порыв, но она выглядела так забавно.
Интересно, как видела эту картину она, и что испытывала при этом? Будь на месте Грейнджер кто угодно другой, я бы мог со стопроцентной уверенностью заявить: «Меня — бояться!» Но в выражении лица гриффиндорки страха, вопреки ожиданиям, не было. Налёт сомнения и неуверенности, но не страха. Так полюбившееся мне смущение тоже было, оно особенно остро проявилось, когда я навис над девушкой мрачным изваянием. Может я и утратил часть своей массы из-за ранения и строгого больничного пайка, но всё же оставался на полторы головы выше девушки и намного мощнее. Апогей напряжения, витающего в воздухе, нарушила Грейнджер, предрешая своими словами не только мои дальнейшие действия, но и нашу судьбу:
— «Пожалуйста, Северус… я ведь люблю тебя… и не позволю умереть. Профессор, даже не надейтесь так легко отделаться от меня!»
Всё-таки я пропустил самую важную часть чьего-то монолога, которая всё это время не давала мне жить спокойно. Может подсознательно, я запомнил эти слова, а может… просто хватит думать, выдумывать разные глупости и иронизировать? Пора уже действовать, и самое главное, Гермиона, так безрассудно отвечающая на мой поцелуй, полностью с этим согласна.
~~Конец~~
