Название: Не покидай...
Оригинальное название: Heart With No Companion
Автор: Michmak
Переводчик: viola (главы 1-6), Caroline & Lady Nym (главы 7-11), Lady Nym (глава 13), ewige (главы 12, 14 - до конца)
Бета: Нари (главы 7-11)
Гамма: viola (главы 7-11)
Пейринг: Северус Снейп/Гермиона Грейнджер
Рейтинг: PG-13
Жанр: Драма, Романтика

Дисклаймер: права на мир и персонажей принадлежат Дж. К. Роулинг
Саммари: Иногда людей сближает не жизнь и даже не смерть. «Она здесь уже больше года, и он навещает ее каждый день в одно и то же время, не важно, что на дворе – солнце или дождь. По нему можно проверять часы»
Примечания переводчика ewige: Этот фик, написанный в 2005 году, переводился с тех пор в течение многих лет целой командой:
до 6 главы включительно – перевод viola,
с 7 главы по 11 включительно – перевод Caroline и Lady Nym, бета Нари, гамма viola,
глава 13 – перевод Lady Nym,
глава 12 и с четырнадцатой до конца – перевод мой.
Я очень рада, что у русскоязычных читателей наконец появилась возможность насладиться этой историей в полном объеме!
Разрешение на перевод получено, как и разрешение на выкладку всех глав от имени команды

Предупреждения: Отклонения от канона, Постканон, Повествование от нескольких лиц
Размер: макси
Статус: закончен

Ссылка на оригинал: https://www.fanfiction.net/s/2056132/1/Heart-With-No-Companion
Разрешение на перевод: получено

Она здесь уже больше года, и он навещает ее каждый день в одно и то же время, не важно, что на дворе – солнце или дождь. По нему можно проверять часы.

Сразу после обеда раздаются знакомые шаги, я выхожу и успеваю увидеть, как он пересекает холл, а мантия развевается за ним, словно черные крылья. К его приходу я ставлю на стол в палате чашку горячего чая.

Он всегда садится на один и тот же стул возле ее кровати. Он никогда не разговаривает со мной, как, впрочем, и с другими сестрами-целительницами.

Но иногда он говорит с ней...

В тот первый раз я знала, что он приедет. Моя сестра Поппи предупредила, что он скоро будет здесь и что он в отвратительном настроении. В принципе, мне не очень много было про него известно, в основном только то, что писали в газетах, да плюс Поппи иногда его упоминала, когда рассказывала про свою работу в Хогвартсе.

Он был героем. Но то страшное время, перед падением Волдеморта, дало нашему миру немало героев. Сам Гарри Поттер приезжал в тот день, когда ее привезли, а кто может сравниться с живой легендой?

Мистер Поттер тогда попросил меня позаботиться о ней, чтобы ей было как можно удобнее. Я никогда прежде не видела таких глаз, как у него, – усталых и грустных, словно увядшие листья клевера, полных теней и невыразимой тоски. Он слишком много пережил для своих лет. Я знала, что в Последней битве он потерял лучшего друга, да можно сказать, что двух, ведь слишком мало шансов, что эта юная ведьма придет в сознание.

Перед уходом он дал мне бутылочку какого-то маггловского средства и попросил брызгать на ее волосы перед тем, как расчесывать. Сказал, что так они будут меньше путаться. Я объяснила ему, что, согласно правилам нашей больницы, волосы придется остричь. Он пришел в настоящий ужас и начал втолковывать мне, что она не просто пациент, она Гермиона, а Гермиона всегда носила длинные волосы.

Он даже вытащил фотографию, на которой юная мисс Грейнджер весело смеялась и махала рукой, в то время как мистер Поттер и рыжеволосый молодой человек, в котором я узнала погибшего мистера Рона Уизли, пытались выпутаться из ее развевающихся волос. Похоже, снимок делался в ветреный день.

Я вежливо, но твердо сказала, что правила в клинике устанавливала не я, но я обязана их соблюдать. Как бы мне ни хотелось сделать исключение, целитель Бечтэль, руководитель больницы св. Мунго, никогда бы этого не позволил. Мистер Поттер выслушал мои слова с непроницаемым лицом, но мне показалось, что он не смирился. Однако второй раз он просить не стал и вскоре уехал.

На следующий день несколько взволнованная Поппи предупредила меня, что в больницу должен приехать профессор Снейп. Я его никогда прежде не видела, но хорошо запомнила слова сестры: «Нетти, дорогая, он может вывести из равновесия кого угодно. Он вообще не очень приятный человек, но он столько пережил, что заслуживает уважения. Так что постарайся при нем немного попридержать язык».

Меня несколько раздражало, что Поппи все еще видит во мне маленькую ведьму с косичками, поэтому я попросту проигнорировала ее тон. Она была моей старшей сестрой, я очень любила ее и восхищалась ею, поэтому старалась не нарываться на конфликт и терпела ее отношение ко мне как к ребенку.

Итак, я знала, что сегодня придет профессор Снейп. Очень бы хотела сказать: «Кто предупрежден, тот вооружен», но хоть я и ожидала его прибытия, я все-таки вздрогнула, когда он материализовался прямо передо мной, словно гигантская летучая мышь. Он угрюмо сверкнул глазами на пару напуганных его эффектным появлением младших помощников целителей и повернулся ко мне.

– Добрый день, мисс Помфри.

Я несколько удивилась, что ему известно мое имя, но постаралась не показать этого.

– Добрый день, профессор Снейп.

– Вам привет от мадам Помфри.

Вот оно что. Я должна была предполагать, что информация от Поппи течет не только ко мне.

– Спасибо, сэр, пожалуйста, передайте ей мою благодарность.

Тем временем взволнованный шепот в толпе сбежавшегося со всех сторон персонала становился все громче по мере того, как они понимали, кто стоит перед дверями палаты мисс Грейнджер. Кто-то даже рискнул спросить профессора Снейпа, осталась ли у него на руке Черная метка после гибели Сами-знаете-кого, и если да, то можно ли на нее посмотреть.

Я понимаю, что он просто сорвал на этой дурочке злость, и в общем-то даже не очень его и обвиняю... Я проследила за ней взглядом, когда она рыдая убежала в коридор, сопровождаемая большинством остальных любопытствующих, и снова посмотрела на гостя.

Его тяжелый взгляд заставил меня удержаться от того, чтобы изобразить на лице дежурное выражение сочувствия. Я просто повернулась и открыла дверь в палату мисс Грейнджер. Думаю, это было самым верным решением: профессор Снейп не выглядел как человек, которого можно заставлять ждать. Когда он вошел, я заметила, что он нахмурился и окинул мою пациентку таким взглядом, что я почти порадовалась, что она без сознания.

– Думаю, вы рады, мисс Грейнджер. Даже в таком состоянии вам удается создавать мне проблемы, – пробормотал он, вытаскивая из-под плаща длинную белую коробку.

Больше он ничего не сказал, просто положил эту коробку на кровать и внимательно уставился на девушку. Цветы – или не знаю, что там могло находиться, – были забыты, как и я.

Минут через пять профессор Снейп повернулся ко мне, надменно приподняв бровь.

– Вы когда-нибудь выйдете? – резко спросил он.

Невыносимый характер.

Я постаралась выглядеть не слишком испуганной, когда покидала комнату.

Час спустя, когда я вернулась, его уже не было.

Мисс Грейнджер по-прежнему бессмысленно смотрела в потолок унылым потухшим взглядом. Но кое-что все-таки изменилось: ее волосы.

У нее больше не было короткой стрижки, которая так сильно ужаснула вчера мистера Поттера. Густая, вьющаяся, не поддающаяся никакому контролю грива обрамляла нежное лицо и ниспадала почти до самого пола.

Мне не очень приятно это вспоминать, но я снова попыталась ее остричь. Я не лгала мистеру Поттеру, когда говорила, что длинные волосы запрещены нашими правилами. Они создают массу проблем помощникам целителей, которым надо заботиться о гигиене пациентов, – особенно такие вьющиеся волосы, как у мисс Грейнджер.

Но все попытки обрезать их ни к чему не привели: профессор Снейп каким-то образом их заколдовал. Не знаю, сколько ножниц просто развалились прямо у меня в руках, прежде чем я бросила эту затею. В конце концов я решила, что Гермиона действительно не просто пациентка, а героиня войны, к тому же с длинными волосами она и правда выглядела лучше.

В тот же вечер мы обсудили эту проблему с Поппи, заглянувшей ко мне на чашечку чая. Она оглядела прическу мисс Грейнджер и, нахмурившись, повернулась ко мне.

– Он их заколдовал, что ли?

Я пожала плечами.

– Похоже на то. Во всяком случае, я их обрезать не могу, ножницы сразу ломаются. И, предупреждая твой естественный вопрос, должна сказать, что магическим способом укоротить их тоже не получается.

Поппи задумчиво закусила губу.

– Он тебе что-нибудь сказал?

– Нет. Он появился, наорал на помощников целителей и велел мне выйти вон из палаты. Когда я вернулась, его уже не было. – Я подлила сестре чая, потом наполнила свою чашку и сделала глоток. – Почему его так заботит длина ее волос?

Поппи вздохнула.

– Мистер Поттер заходил вчера в школу, он был так расстроен, бедный мальчик. Это все слишком тяжело для него, ты же понимаешь. Сначала он потерял Рона, а теперь в довершение всего – Гермиону... Он так переживал из-за ее волос.

– Это было заметно, – согласилась я, – но при чем тут профессор Снейп?

– Видишь ли, Гарри явился вчера в Больничное крыло. Я в первый раз оставила Снейпа в палате одного после... ну ты знаешь, после чего. И тут Гарри влетел как ураган, возбужденный, чуть ли не в слезах, и начал требовать, чтобы я позволила поговорить с профессором. Они никогда особо не ладили, ну ты слышала об этом, но я даже не успела придумать причину, чтобы не дать ему войти, как Снейп крикнул, чтобы я его пропустила.

– И? – Я изо всех сил старалась быть терпеливой. Поппи наслаждалась своим рассказом, а мне ужасно хотелось поторопить ее. В чем же суть всей этой истории? Сестрица прекрасно понимала, о чем я думаю, и посмеивалась надо мной.

– Эти бисквиты восхитительны, дорогая. Можно взять еще один? – Она мило улыбнулась, когда я, фыркнув, подтолкнула к ней всю тарелку. – Итак, Гарри, как я уже сказала, навестил Снейпа. Кстати, это был не первый его визит, в прошлый раз он ворвался, как настоящее стихийное бедствие. Слава Мерлину, в Больничном крыле в то время находился Дамблдор, он не дал Гарри совершить убийство.

Она откусила еще кусочек бисквита и улыбнулась, глядя на мое испуганное лицо.

– Да-да, если бы Дамблдора там не было... ну, по крайней мере, первые несколько минут после того, как Гарри ворвался, проклиная Снейпа... И наплевать ему было, что бедняга и так сильно пострадал, он готов был попросту его убить. Видишь ли, Нетти, он винит Снейпа в том, что случилось с Гермионой.

– Но почему?

– Гермиона попала под заклинание, которое предназначалось ему. Насколько мне известно, она видела Люциуса и успела загородить Снейпа прежде, чем был нанесен удар. Именно Снейп должен был лежать в той палате, в клинике св. Мунго, и он прекрасно это знает. Все это знают.

– Но ведь это же не его вина, правда?

– Именно так Дамблдор и сказал Гарри, когда сумел отобрать у мальчика палочку. Снейп не мог знать, что Гермиона так поступит. Мы все удивились ее поступку, он никогда к ней особо хорошо не относился, с чего вдруг она решила пожертвовать собой ради него? Так или иначе, это было ужасно – Северус еле живой лежал на кровати, а Гарри кричал на него, что он не стоит жертвы Гермионы, что, если бы он умер, это была бы небольшая потеря, и что никто бы и не расстроился из-за его гибели. Он говорил, что это Снейп должен был погибнуть, как Рон, или попасть под неснимаемое заклинание, как Гермиона... Гарри был очень жесток, Нетти. И знаешь, что ответил Снейп? – Я покачала головой, но Поппи этого даже не заметила. – Он посмотрел ему прямо в глаза и сказал: «Я в курсе». Ты можешь себе это представить? «Я в курсе». Из Гарри словно весь воздух выпустили, несколько минут он мог только таращиться на Снейпа, беззвучно открывая рот. А из глаз Дамблдора текли слезы... Теперь ты понимаешь, почему я вчера не хотела его пускать? Но особого выбора у меня не было.

– Так что произошло вчера? – спросила я.

– Гарри и Северус поговорили. Без криков и воплей, как цивилизованные люди. Гарри рассказал о своем посещении мисс Грейнджер, объяснил, что ей остригли волосы, так что она даже не похожа на прежнюю Гермиону. Он сказал, что не может видеть ее такой – совсем чужой, словно она уже умерла. А волосы сами не отрастут, пока она в больнице. И чем больше он говорил, тем больше раздражался Снейп – не на Гарри, а на ситуацию в целом. Я видела, что он закипает все сильнее. Наконец он рявкнул, что покидает Больничное крыло и что никому его не остановить. Затем он посмотрел на Гарри и сказал, что лично займется урегулированием проблемы с волосами мисс Грейнджер.

– Подожди, но если они поговорили уже вчера, то почему он явился только сегодня?

Поппи пожала плечами:

– Не знаю. Мне известно только, что его не было в школе прошлой ночью. Я даже думала, что он здесь, пока он не явился на завтрак и не объявил с присущим ему странным юмором, что едет в больницу св. Мунго решать возникшую у мисс Грейнджер небольшую проблему. Но я уверена, что он больше не доставит тебе неприятностей. Сомневаюсь, что ты вообще его еще хоть раз увидишь. Он никогда не любил больниц и не относится к тому типу людей, которые имеют склонность по много часов просиживать у больничной койки. Уверена, у него на это и терпения бы не хватило.

Кто бы мог подумать, что Поппи так сильно ошибается.

Прошло уже больше года, а он все приходит.

Он единственный, кто все еще приходит...

Пятьсот двадцать семь дней. Странно, что он начал их считать, однако всё, чем он в последнее время занимался, можно было назвать странным.

Сидеть каждый вечер у ее кровати, пить горячий чай, который доброжелательная Нетти оставляла для него, и ничего не делать…

Так он и поступал. Ничего не делал, просто сидел и думал. А еще – считал. Недавно ему пришло в голову, что все трагедии в его жизни связаны с цифрой восемнадцать.

Ему было восемнадцать, когда он принял Черную метку и вступил в ряды Пожирателей. Восемнадцать дней он пролежал в больнице без сознания после финальной битвы. И по иронии судьбы ей было восемнадцать лет, когда она спасла его жизнь, погубив тем самым свою. Интересно, есть ли в этом какой-нибудь смысл? Может, теперь придется сидеть возле этой кровати восемнадцать лет, прежде чем удастся разорвать странные узы, заставляющие приходить сюда день за днем?

Он знал, что Поттер больше не навещает ее, но не мог его винить. При всей своей нелюбви к этому мальчишке Северус его понимал. Ему самому было нелегко видеть ее каждый день в таком состоянии – неподвижную, безжизненную, с пустым взглядом, – а ведь он никогда не был ее другом.

Каждый день, покидая больницу, он давал себе клятву, что это последний раз, что он больше не вернется, что он ничего ей не должен. Он не просил его спасать, не сделал ни одного намека на то, что хотел бы обменять ее блистательную молодую жизнь на свою, никому не нужную. Это был ее собственный выбор. А ему оставалось только забыть и продолжать жить дальше.

Вот только не мог он этого сделать. Снейп почти жалел о тех восемнадцати днях, которые провел в Больничном крыле, ничего не помня о роли мисс Грейнджер в своем спасении.

Потому что, когда он сумел открыть глаза и привести в порядок мысли, ему осталось лишь пожалеть, что он не умер.

Сначала он мог только лежать и слушать щебетание Поппи, которая явно вознамерилась заболтать его до смерти. Он не знал точно, сколько времени провел без сознания, но был почти уверен, что войну они выиграли. А если нет, то непрерывные вопросы мадам Помфри о его самочувствии – малая толика его проблем: Волдеморт не прощает предателей.

Несколько последующих дней Снейп провел, сходя с ума от бессильной ненависти. Он ненавидел свою неподвижность, проклятые ожоги, кошмарную фиолетовую микстуру, которую не сам приготовил, Альбуса, наносящего визиты каждый день, предлагающего конфеты и бодрым голосом осведомляющегося о состоянии здоровья «нашего героя».

Это был ад.

Ад с лимонными леденцами.

Северус никогда не думал, что переживет финальную битву, поэтому, очнувшись, еще долго не мог поверить, что остался жив. А уж то, что он стал героем вместе с Мальчиком-который-как-обычно-выжил-черт-бы-его-побрал, стало последней каплей. Но прошло немало времени, прежде чем он смог высказать свое мнение вслух, поскольку Поппи напоила его «Восстановителем голоса», причем таким горячим, что Мастеру Зелий не очень верилось в способность этой гадости вылечить поврежденные голосовые связки.

Он слышал, как Поппи болтала о нем с мадам Хуч.

– Ты можешь представить себе Снейпа без его знаменитого голоса? – шептала медсестра. – Это словно отобрать у льва его рык.

– Скорее, шипение у змеи, – усмехнулась мадам Хуч. – Не думаю, что ему бы понравилось сравнение с гриффиндорским символом.

Это было за несколько дней до того, как Северусу наконец хватило сил потребовать, чтобы его выписали и разрешили вернуться в подземелья.

Поппи неодобрительно раскудахталась и заявила Дамблдору, что это не очень хорошая идея.

– Я не хотела бы лишний раз пугать детей. Вы знаете, они и так уже думают, что он летучая мышь! А если они увидят эту мумию, то, боюсь, у бедняжек будет шок.

Снейп пообещал, что он ей это еще припомнит, – попозже, когда новая кожа станет привычной, а пальцы утратят хрупкость сухой коры.

События, непосредственно предшествовавшие выведению его из строя, напрочь стерлись из его памяти. Альбус как-то вскользь спросил, помнит ли он что-нибудь, но настаивать не стал и вообще больше не возвращался к этому вопросу. А сам Северус ни разу не задумывался, как так случилось, что он все-таки выжил, – считал, что дело в его собственной проклятой удачливости… или неудачливости, как посмотреть. И ему ни разу не приходило в голову спросить Дамблдора, кто еще выжил в Последней битве…

Поттер-то, конечно, остался жив. Слух у Снейпа был превосходный, даже бинты не могли заглушить восторженные ахи и охи, сопровождающие каждое упоминание о национальном герое, к обсуждению которого обычно сводился каждый разговор в госпитале. Удивляло Мастера Зелий только то, что имена Уизли и Грейнджер звучали не очень часто, слишком уж он привык воспринимать неразлучную троицу как единое целое. Но, если честно, он не особо задумывался над этим вопросом. Он потихоньку выздоравливал и больше интересовался словами Поппи о том, что ему скоро можно будет покинуть Больничное крыло.

Тот день был вполне непримечательным, таким же, как множество предыдущих. Альбус выполнял свою ежедневную повинность, как всегда с лимонными леденцами и деланно-радостным голосом, от которого у Снейпа начиналась головная боль. Хотя для разнообразия даже это неплохо. Был вполне обычный день… пока не появилась бледная и расстроенная мадам Помфри и не сообщила, что «ее нашли в маггловской больнице… Гарри уже доставил ее в Мунго…»

В голове словно щелкнул какой-то переключатель.

Гермиона Грейнджер…

Они нашли Гермиону Грейнджер. А ему даже в голову не приходило, что ее нет в Хогвартсе, что она не в безопасности.

Они нашли ее в маггловской больнице… Она была в больнице из-за него… Это она спасла его жизнь…

Он посмотрел на директора. Старый волшебник потерял всю свою показную веселость.

– Я должен идти, Северус. Я вернусь.

Есть у человеческой памяти такое странное и неприятное свойство – она сама решает, когда и какие воспоминания вам подсунуть, и нет возможности выбора, что стоит помнить, а что лучше забыть.

Вот и сейчас воспоминания обрушились все сразу, словно огромная лавина.

Воздух просто гудел от заклинаний – всюду полыхали зеленые, голубые, красные молнии. Северус едва успевал следить за Поттером и парировать проклятья, с каждым шагом продвигаясь все ближе и ближе к Темному Лорду.

Всплывающие в памяти одна за другой картинки складывались в кошмарный фильм, каждая сцена которого была страшнее предыдущей. Вот Невилл Лонгботтом пытается вынести обезоруженную Луну из опасной зоны, вот голос Люциуса Малфоя выкрикивает: «Сarnificare!» – и голова Рона Уизли вспыхивает фиолетовым пламенем… И над всем этим хаосом – пронзительный смех Волдеморта, смех ослепительный и жестокий, словно волшебный мир уже поставлен на колени, словно будущее уже мертво…

И наконец – Поттер и Волдеморт. Один на один.

Взрыв потряс все здание до основания, и мальчишка рухнул как подкошенный. Его магия истощилась. Это казалось сном, ясным и четким сном… внутри другого сна. Крики стихли. Несколько секунд все, как загипнотизированные, смотрели на то место, где только что кипел бой, а сейчас лежал Гарри Поттер. Волдеморт исчез. И было понятно, что Поттер умрет, если кто-нибудь ему не поможет.

Снейп не долго думая направил палочку на мальчишку и громко выкрикнул: «Traductio magicus!» Кажется, кто-то назвал его предателем, но было уже не до того, все его силы перетекали в Поттера, поддерживая молодого человека и давая ему энергию для продолжения борьбы. Краем глаза он успел заметить, что Гермиона Грейнджер прорывается к ним. Глаза молодой волшебницы сверкали, она просто сметала все препятствия на своем пути.

Снейп чувствовал, что его магия почти иссякла, Поттер вытянул практически все. Оставалось только гадать, не превратится ли теперь грозный Мастер Зелий в сквиба… если выживет, конечно. Северус уже с трудом держался на ногах, колени подгибались… но Поттер еще сражался.

Грейнджер была уже рядом, когда Люциус направил на бывшего соратника свою палочку. Снейп видел это, но ничего не мог сделать. Защищаться было невозможно, поскольку нельзя было лишать Поттера поддержки в этот критический момент. Что ж, он готов к смерти. Он всегда знал, что рано или поздно этот миг настанет, и теперь ждал его почти с нетерпением.

Голос Малфоя прозвучал неожиданно громко, шум сражения словно нисколько не заглушал его:

– Somnus Animula!

Снейп улыбнулся, глядя на несущуюся к нему серебристую молнию. Ему казалось, что он даже слышит, как она со свистом разрезает воздух. Он успел повернуться, чтобы встретить смерть лицом к лицу… И вдруг…

– Профессор Снейп! – Гермиона закрыла его собой.

Он рухнул, когда мощное заклятье швырнуло на него девушку. В тело впились осколки серебряной молнии, разрываясь невыносимой болью. А ведь Гермиона приняла на себя основной удар…

– Нет! – раздался вопль Поттера. Мальчишка успел прийти в себя за мгновение до падения своей подруги.

Воздух клубился жутковатым фиолетовым месивом, потом оранжевым, потом еще каким-то… Все сгорало в пожарище страстей, словно вырвавшихся на волю после гибели Волдеморта. Ненависть и любовь, жестокость и искупление – все перемешалось в убийственном пламени.

Снейп чувствовал, как его кожа и мышцы начинают таять, обнажая белые кости, однако это его мало интересовало. Грейнджер умерла – умерла, спасая его…

Но Волдеморт не отпускал его и мертвый, он забирал с собой в ад неверного соратника. Тело плавилось, стекало с костей. Последнее, что Северус видел до того, как погрузился в спасительную темноту, были волосы Гермионы, которые тоже плавились от адского жара, и ее глаза, глядящие прямо на него, – огромные карие пустые глаза…

Итак, Гермиона вернулась в Хогвартс, и доставил ее туда Поттер. Когда мальчишка вошел в его палату, Северус начал подозревать, что пребывание в Больничном крыле может затянуться еще на несколько недель. Только вмешательство Альбуса не дало ситуации полностью выйти из-под контроля.

– Профессор Снейп спас твою жизнь, Гарри. Без его помощи ты бы погиб, а Волдеморт одержал бы победу.

Гарри разрыдался искренне и горько, выбежал из палаты и снова направился к Гермионе.

Но сам Северус впервые был согласен с Поттером. Он не заслуживал такой жертвы. Он не имел права жить такой ценой.

– Итак, ты все вспомнил?

Снейп хмуро посмотрел на директора.

– Да. Что заставило эту глупую девчонку подставиться под проклятье? И что она делала все это время в маггловской больнице? Разве она не понимала, что о ней будут беспокоиться? Эгоистичное, неблагодарное…

– Она в коме.

Слова Альбуса остановили его посреди тирады. Кома. Снейп криво усмехнулся: похоже, он не единственный, кто не может нормально погибнуть.

– Северус, ты помнишь заклинание Малфоя? Если бы мы знали, в чем суть проклятья, мы могли бы что-нибудь сделать.

– Animula somnus – «живой сон». – Снейп нахмурился. – Я не знаю, что это такое.

– Попробуем выяснить, – вздохнул Дамблдор. Он слегка замялся, потом смущенно посмотрел на Мастера Зелий, в голубых глазах мелькнуло тщательно скрываемое беспокойство: – Полагаю, нам надо проверить, сохранилась ли твоя магическая сила. Теперь, когда ты все вспомнил, это будет следующим, вполне логичным шагом.

Северус не нашелся, что ответить. Поскольку раньше он не помнил, что отдал Поттеру свои силы для продолжения борьбы, ему и в голову не приходило, что его магия могла иссякнуть.

Альбус достал волшебную палочку, причем, что удивительно, это была собственная палочка Снейпа. А он-то думал, что потерял ее, поэтому был очень рад видеть, что она цела и невредима.

Снейп осторожно провел пальцами по гладкой поверхности, вспоминая ощущения, охватившие его, когда уходила волшебная сила, чувство опустошенности и страх остаться сквибом. Нервы натянулись до предела…

– Давай, Северус! Не нервничай, просто взмахни палочкой и произнеси заклинание. Хочешь лимонный леденец?

Мастер Зелий кинул хмурый взгляд на старого колдуна, который выглядел так, словно являлся зрителем на сверхинтересном шоу.

– Я ненавижу лимонные леденцы. Evanesco!

По его новой, еще розовой и гладкой коже словно прокатилась волна болезненных уколов, когда магическая энергия побежала по крови, наполняя ее силой. Леденцы Альбуса исчезли с громким хлопком, и Снейп усмехнулся, когда директор слегка растерянно посмотрел на свою пустую ладонь.

Снейп по-прежнему был волшебником.

Немного помолчав, Дамблдор ослепительно улыбнулся, сунул руку в один из своих бесчисленных карманов и вынул еще один пакетик конфет.

– Если бы только мисс Грейнджер было так же просто вылечить, Северус. Хочешь жевательную резинку?

Вот так.

Они не позволили ему навестить мисс Грейнджер: сказали, что это не имеет смысла и что у мадам Помфри все под контролем. Снейп не знал, негодовать ему или вздыхать с облегчением.

Ему не хотелось видеть Гермиону. Последнее связанное с ней воспоминание все еще пылало в его памяти – воспоминание о том, как ему хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть этот пустой безжизненный взгляд и тлеющие вокруг головы, словно нимб, волосы.

И в то же время он хотел ее навестить. В конце концов, она же спасла ему жизнь. Теперь он был перед ней в долгу.

Но, прежде чем Северусу удалось убедить себя в том, что надо все-таки зайти к мисс Грейнджер, ее перевели в больницу св. Мунго. Поппи больше ничем не могла ей помочь.

Когда Поттер спросил, кто будет заботиться о Гермионе в больнице, мадам Помфри ответила, что по просьбе Дамблдора лечащим целителем девушки назначена Нетти Помфри. Снейпа это успокоило. Его нервировала мысль о том, что девочка может остаться одна, без всякой заботы, хоть он и знал, что она ничего не чувствует.

Он решил выкинуть мисс Грейнджер из мыслей, как только ее увезут. Помешал снова Поттер.

– Они ее остригли! – кричал тот. – Без волос она не похожа на Гермиону, а они не дадут им снова отрасти.

Чем больше Снейп его слушал, тем больше злился, но не на Поттера. Конечно, они не стали друзьями, это просто невозможно. Однако жизнь сделала их кем-то вроде партнеров. Сначала Снейп разделил с мальчишкой свою магию, а потом они – вину перед Гермионой и обязательства перед ней. Да, в тот день, когда девушку увезли в больницу, Мастер Зелий и Мальчик-который-выжил заключили мир. Они больше не могли быть врагами.

Приехав в св. Мунго, Северус поклялся себе, что ноги его больше там не будет. Он всегда ненавидел больницы, и три месяца в койке в Хогвартсе ничуть не изменили его мнения. Он сделает то, за чем явился, потом уйдет, и все, конец.

Его настроение нисколько не улучшили хихикающие дурочки-медсестры, а уж тем более Нетти Помфри, взирающая на него, словно на маньяка-убийцу.

Снейпу понадобилась вся выдержка, чтобы не показать, как его ужаснул вид мисс Грейнджер, которую он видел в первый раз после того боя. Она выглядела хрупкой и прозрачной, словно хрустальный бокал, трогательной, как сломанные крылья. И почему Поппи не удалось закрыть ее глаза? Это было слишком ужасно – чувствовать на себе ее безжизненный взгляд и понимать, что на самом деле она ничего не видит.

– Думаю, вы рады, мисс Грейнджер. Даже в таком состоянии вам удается создавать мне проблемы. – Он вынул из-под плаща длинную коробку и осторожно положил ее рядом с девушкой. Потом он смотрел на Гермиону еще некоторое время в надежде, что Нетти уйдет сама, но не дождался и все-таки рявкнул на нее. Повременил еще пару минут, чтобы быть уверенным, что целительница не вернется, и открыл коробку.

Там были полевые цветы.

Так как Северус уже прошел все возможные медицинские тесты, он покинул больничную палату, невзирая на возражения мадам Помфри, и аппарировал в Холли Медоуз – в место, где происходило Последнее сражение.

В центре был оплавленный кратер, точно указывающий, где умер Волдеморт. Альбус рассказывал, что после смерти Лорда все, у кого была Черная Метка, просто расплавились. Сначала сгорала метка, потом оплавлялась кожа вокруг нее, потом мясо отделялось от костей… Снейп стал единственным из Пожирателей, кто сумел выжить…

Он шел осторожно, обходя те места, где обгорелая земля указывала на то, что здесь кто-то сгорел заживо. Трава уже проросла, чахлая и жалкая, но… Все-таки жизнь сильнее смерти, надо только дать ей шанс… или хоть долю шанса. Он собрал маленький букетик из растущих здесь цветов и взял его с собой.

Теперь он поставил их в небольшую вазу около кровати и снова посмотрел на Гермиону, уже по-другому, зная, что его никто не видит. Как и сказал Поттер, ее волосы были коротко острижены. Северус позволил себе коснуться пальцами ее головы, скользнуть по коротким кудряшкам… Без своей пышной шевелюры мисс Грейнджер казалась совсем хрупкой, а ее глаза выглядели просто огромными. И по-прежнему пустыми.

Снейп еще раз проклял глупость этой девчонки. То, что она сейчас лежала здесь, неподвижная и ничего не понимающая, было никому не нужно. Это была всего лишь оболочка той Гермионы, которую он знал.

Ее пустой взгляд напоминал ему обо всем, что он старался не замечать в ней: о ее тонком уме, большом таланте и огромной смелости. Он старался игнорировать ее бесконечные вопросы и вечно поднятую руку. Он пытался не замечать, что только в перепалках с ней его кровь бежала быстрее, что он сам провоцировал ее на столкновения, чтобы ее глаза засверкали… Она заставляла его вырываться из бездны тоски и отчаяния. Она напоминала ему о том, что в жизни есть вещи, за которые стоит бороться, и именно это делало работу шпиона более терпимой.

Он хотел, чтобы она вернулась.

Северус взял стул и сел около кровати.

– Мисс Грейнджер, – он говорил нежно и мягко, хоть и знал, что она не может его услышать, – все-таки вы самая глупая и невыносимая девчонка, какую я когда-либо встречал.

Он снова коснулся ее волос, короткие пряди скользнули сквозь пальцы.

– Я думаю, вам хочется вернуть свои волосы. Без них вы похожи на ребенка, а не на молодую львицу, которую все привыкли в вас видеть, – шептал он, пропуская через свои руки мощный поток магии. Завитки становились все длиннее, они опутывали его пальцы, словно не хотели отпускать, а он сидел и думал, что, может, они и правы…

Но нужно быть осторожнее в своих желаниях, ведь они могут сбыться.

Когда волосы стали достаточно длинными, Снейп вынул из кармана зеленую ленту, обвязал один локон и отрезал его. Для себя. Потом наложил сложные чары, чтобы никто не смог больше остричь ее волосы.

Теперь, с прежней роскошной гривой каштановых кудрей, Гермиона стала похожа на себя. Северус посидел около изголовья еще несколько минут, потом провел рукой по ее волосам в последний раз и сказал:

– Пусть это звучит высокопарно, но я сделаю все, чтобы спасти вас, мисс Грейнджер.

Теперь, спустя почти год, он был рад, что не пытался поставить себе определенный срок. За все это время он не продвинулся ни на шаг, сколько бы исследований ни проводил. Проклятье Малфоя оказалось ему неподвластно.

Снейп прекрасно понимал, что навещать Гермиону вовсе не нужно, это никак не поможет ему в работе, но заставить себя больше не приходить у него просто не было сил. Гермиона была для него напоминанием о том, что в мире существовал человек, который хотел, чтобы он жил.

Он не мог ее бросить.

И еще… он тоже хотел жить.

Он вернулся. Гермиона почувствовала его присутствие, прежде чем увидела, как он сел на стул возле кровати. Ей так хотелось, чтобы он придвинулся поближе, чтобы она могла видеть его лицо, а не эту белую стену.

Гермиона жила в аду и не могла оттуда сбежать.

Она боролась изо всех сил, пытаясь собрать воедино те маленькие обрывки информации, которые удавалось получать, и все равно до сих пор не знала точно, что с ней случилось. Конечно, она знала, что попала под заклятье. Она видела, как Малфой направил палочку на Снейпа, и не раздумывая закрыла профессора собой. Она прорвалась через все поле битвы именно для того, чтобы помочь ему, ведь Снейп не мог защищаться, потому что спасал Гарри. Гермиона так и не узнала, верны ли были ее догадки, что он передавал Гарри свою магию. Неважно. Что бы он ни делал, это сработало – силы Гарри возросли десятикратно, но сам Мастер Зелий стал отличной мишенью.

Гермиона прекрасно помнила, как из палочки Малфоя выстрелила серебряная вспышка, ударила ей в грудь и швырнула прямо на Снейпа, безуспешно пытавшегося удержаться на ногах и продолжавшего при этом помогать Гарри. Она помнила, как хотела спросить, все ли в порядке, и как в ужасе поняла, что не может произнести ни слова.

Потом раздался страшный взрыв, в ушах зазвенело, яркая вспышка ослепила ее, и Гермиона почувствовала, как ее подхватили руки Снейпа. Раскаленный ветер рвал ее одежду, волосы хлестали по лицу… Взрывная волна отшвырнула их обоих на самый край поля.

Когда ветер успокоился, она краем глаза увидела валяющихся на земле людей. Часть из них просто лежала без сил, но некоторые корчились в агонии, их кожа горела, плоть отваливалась от костей…

Снейп находился в поле ее зрения, и Гермиона поняла, что его тело тоже охватил огонь. Она пыталась позвать на помощь, но губы отказывались слушаться. Она не понимала, что случилось: кожа Снейпа плавилась, словно в раскаленной печи, а ее собственное тело оставалось совершенно невредимым. Она ничего не могла поделать, не могла даже отвести взгляд от его искаженного муками лица… Она была в состоянии плакать, но и слезы сразу высыхали в исходящем от него жаре. Когда на ее разум опустилась тьма, Гермиона даже не пыталась бороться. Она приняла беспамятство как подарок.

Придя в себя, Гермиона не поняла, где находится. Она видела только серое небо и не могла повернуть голову, чтобы рассмотреть что-то еще. Когда пошел дождь, она не смогла моргнуть, чтобы очистить глаза от влаги. Так она и лежала – безмолвная и неподвижная, пока какие-то магглы не нашли ее и не отвезли в больницу.

Тогда она решила, что все ее друзья погибли. Только так она могла объяснить тот факт, что они до сих пор ее не нашли. Может быть, Волдеморт все-таки победил, а ее в живых оставили просто потому, что не стали тратить время на убийство грязнокровки, которая и так практически мертва. Она помнила, как Снейп сгорал на ее глазах, и мучалась от мысли, что такая участь могла постигнуть всех ее друзей.

У Гермионы не было семьи – родители погибли в автокатастрофе за несколько месяцев до Последней битвы. Она всегда боялась, что их убьет Волдеморт, тем в больший шок ее повергла их банальная, совершенно… маггловская смерть.

В больнице она стала Джейн Доу, этакой загадкой местного значения. Никто не знал, кто она такая и как оказалась посреди каменного круга Калланиш на шотландском острове Льюис. Честно говоря, Гермиона и сама не знала, как там оказалась. Битва была на Вестен Айлс, достаточно далеко оттуда. Она отчаянно пыталась узнать, что случилось с ее друзьями, но никто в больнице ни разу не упоминал о сражении волшебников или о странном событии в районе Холли Медоуз.

Вскоре Гермиона потеряла счет дням. Она знала, сколько прошло времени, лишь приблизительно – по визитам медсестер, которые приходили кормить ее, мыть и перекладывать. Они делали все быстро и редко говорили с ней. Но примерно через месяц ее нашел Гарри. Она даже не сразу поняла, что это все-таки он. Только когда он склонился над ней и Гермиона увидела в его зеленых глазах слезы, она поверила, что это и правда ее друг, а не галлюцинация. Ей хотелось закричать от радости, обнять его, вцепиться как можно крепче и не отпускать… но она не могла.

Он несколько минут говорил с ней, все надеясь дождаться ответа. Наконец понял бесполезность своих попыток и взял ее на руки.

– Я отвезу тебя домой, Гермиона. Мадам Помфри вылечит тебя, обещаю. Я так рад, что ты жива…

Ей было даже интересно: что подумали медсестры, когда пришли проверить ее и обнаружили пустую кровать? Гарри аппарировал прямиком в Хогсмид.

Его надежда на то, что мадам Помфри легко найдет способ привести Гермиону в чувство, рухнули через несколько дней. Колдомедики ее, конечно, обследовали, но смогли сказать только, что девушка находится в коме, вызванной наложенным на нее проклятьем. Как это было ужасно – лежать вот так, смотреть, как все суетятся, и не иметь возможности объяснить им, что они ошибаются, что никакая это не кома. Это что-то намного более серьезное.

Мадам Помфри то и дело кружила вокруг Гермионы, то пробуя очередное лечебное зелье, то пытаясь привести ее в себя каким-нибудь заклинанием, то проверяя, нет ли реакции на что-нибудь. Но вскоре стало ясно, что так просто Гермиону не вылечить. Она часто думала, что лучше бы ничего не видеть и не слышать. Тогда она хотя бы не чувствовала себя запертой в собственном теле, как в ловушке.

Когда она поняла, что целители не смогут ей помочь, она стала пытаться найти решение сама, вспоминая произнесенное Малфоем проклятье. Гермиона сумела припомнить все до мельчайших подробностей – голос Люциуса Малфоя, ненависть на его лице, энергичный взмах палочкой, когда он направил ее на Снейпа. Но само заклинание – «animula somnus» – было ей совершенно незнакомо. Оставалось надеяться только на то, что еще кто-нибудь расслышал его сквозь шум сражения и теперь сможет найти контрзаклинание.

В Хогвартсе ее почти каждый день навещал Гарри. Он любил сидеть рядом с кроватью и что-нибудь говорить, и она была рада его слышать. Гермиона помнила гибель Рона, помнила, какое изумление было написано на его лице, когда в него попало проклятье. Но он, по крайней мере, погиб быстро, ему не пришлось быть запертым в своем теле, как в тюрьме.

Она пыталась утешаться мыслью, что поступила правильно, но дни складывались в недели, надежда на выздоровление таяла, и думы становились все более горькими. Переезд в клинику св. Мунго стал для нее страшным ударом. Гермиона никогда не любила находиться в лечебных учреждениях для безнадежно больных, с тех пор как у ее бабушки нашли болезнь Альцгеймера и той пришлось провести остаток жизни в частной лечебнице. Каждый раз, выходя оттуда, Гермиона чувствовала себя страшно угнетенной, словно из нее выкачали все силы. В такие места мало кто любит наведываться. Иногда ей приходили в голову разные вопросы, например: поселили ее на том же этаже, что и родителей Невилла? Страшно было представлять, что ее ждут годы в этой палате, которые можно будет отсчитывать только по кратким визитам Гарри на Рождество и день рождения…

Гермиона помнила свое изумление, когда профессор Снейп пришел в первый раз. Она не видела его в Хогвартсе и долго считала, что он все-таки погиб. Это ее сильно расстраивало, ведь она столько отдала за то, чтобы его спасти, а вот не получилось…

– Я отказываюсь снова есть на завтрак эти ужасные яйца всмятку. Уверяю вас, моя пищеварительная система прекрасно работает, и ей нисколько не повредят пара тостов и чашка чая. И не говорите, что в ваши обязанности входит сделать так, чтобы я умер с голоду.

Гермиона прислушивалась к его голосу, раздающемуся из-за открытой двери, веселясь над тем, как он начинает жаловаться каждый раз, когда в его палату входит мадам Помфри. Делал он это со своей обычной язвительностью, а недоволен был практически всем – едой, излишней заботой, тем, что ему не дают покинуть Больничное крыло…

– Я выжил, шпионя за самым могущественным темным волшебником нашего времени, но сомневаюсь, что смогу пережить ваше лечение.

Гермионе нравилось его слушать, ей нравилось, что, несмотря на болезнь, Снейп не изменился, как, впрочем, и его знаменитый сарказм. Эти язвительные комментарии скоро стали ее основным развлечением в унылой палате. Но увидеть профессора не удалось до того визита в Мунго.

Он похудел. Это бросалось в глаза даже при том, что он и раньше был поджарым. Его кожа выглядела как у людей, выздоравливающих после солнечного ожога. Волосы, видимо, тоже остригли, так как теперь они едва опускались до воротника. Он нахмурился, глядя на Гермиону точно так же, как всегда, потом привычно объяснил ей, что от нее бывают только неприятности. А затем огрызнулся на целительницу, чтобы та ушла. Негромкий хлопок двери был подтверждением, что требование было выполнено.

Гермиона смотрела на Снейпа во все глаза, странно радуясь, что видит его после того, как в Хогвартсе столько времени наслаждалась его голосом, скрашивающим ее унылое существование. Ей было интересно, зачем он пришел.

Но вот чего она точно не ожидала, так это того, что он достанет из коробки букет полевых цветов и поместит их в вазу около кровати. Единственное, что напоминало привычного мрачного Мастера Зелий, так это то, что он наложил на букет чары Незаметности перед тем, как поставить его на столик.

– Не стоит никому сообщать, что я могу кому-нибудь подарить цветы, – саркастически пробормотал он, – это может разрушить мою репутацию мерзавца.

Гермиона про себя захихикала, когда поняла, что только они двое будут видеть этот букет. Но сюрпризы на этом не закончились. Снейп уселся на стул и коснулся рукой ее волос.

– Мисс Грейнджер, и все-таки вы самая глупая и невыносимая девчонка, какую я когда-либо встречал.

Смысл слов шел полностью вразрез с тоном, которым он их произносил, в голосе слышалось… раскаяние. Неужели ему и правда стало ее жаль? Она могла видеть его только краем глаза, но когда его пальцы погрузились в волосы, девушка испытала настоящее наслаждение. Никто не дотрагивался до нее иначе, как по делу, например, при обследовании, или когда Гарри нес ее в Хогвартс. Никто даже не брал ее за руку…

Пальцы Мастера Зелий были сильными и теплыми, а голос звучал удивительно нежно:

– Я думаю, вам хочется вернуть свои волосы. Без них вы похожи на ребенка, а не на молодую львицу, которую все привыкли в вас видеть.

Гермиона ощущала, как через нее побежали токи его волшебства, чувствовала, как начали расти остриженные волосы… Когда он убрал руки, ей хотелось вскрикнуть. Она и не знала, как ей нужно было простое человеческое прикосновение…

Потом он ушел, но перед этим еще раз погладил ее по голове и прошептал:

– Пусть это звучит высокопарно, но я сделаю все, чтобы спасти вас, мисс Грейнджер.

Слова Снейпа обрадовали и встревожили ее. Одно его появление уже сильно повлияло на Гермиону, она больше не чувствовала себя навсегда пойманной в ловушку и начала надеяться. Несмотря на плохие отношения между ее друзьями и Мастером Зелий, Гермиона всегда восхищалась его огромными знаниями и умением находить выход даже из абсолютно безвыходных ситуаций, в которых любой другой пал бы духом. Совместная работа в Ордене дала тому много примеров. Он сделает то, что сказал, потому что никогда не сдается. А огорчало ее только то, что навестить ее Снейп больше не придет… да и никто не придет, а уж он – тем более.

Ее изумлению не было границ, когда он явился на следующий день, а потом еще раз, и так каждый день. Скоро она поняла, что вообще живет только от визита до визита. А время между ними Гермиона тратила на то, чтобы обдумать предыдущее посещение, понять, зачем он приходил, предположить, как продвигаются его исследования… Ей до боли хотелось как-нибудь показать ему, что она жива, что она все видит и понимает.

За первый месяц в больнице св. Мунго она поняла, насколько сильно проклятье, наложенное на нее Малфоем. Можно было представить, что он постарался выбрать такое, которое гарантировало, что Снейп будет мучаться до конца дней своих. Гермиона было согласна с тем, что нет ничего более ужасного, особенно для такого умного человека, как Мастер Зелий, чем быть пойманным в подобную ловушку. Нельзя ни говорить, ни писать, ни читать, ни держать палочку… для Снейпа это точно была бы дорога к безумию, ведь он человек не только очень умный, но и крайне деятельный.

Она с ужасом представляла, что было бы с ней без ежедневных визитов Снейпа, ведь до того, как он начал приходить, ей уже казалось, что она потихоньку сходит с ума, словно разум понемногу исчезал, превращая ее в тело без души.

Нельзя сказать, чтобы ее больше никто не навещал, просто никто другой не смог заставить ее снова почувствовать себя человеком. Несколько раз забегал Гарри, но его визиты становились все реже и реже, и Гермиона подозревала, что со временем он вообще перестанет приходить. Она его не винила. Бедняга, он еще так молод и уже стольких потерял… а тут еще и она… Как он до сих пор не сломался? Да и смогла ли бы она на его месте то и дело подвергать себя такому мучительному испытанию, как лицезрение полумертвого лучшего друга? Она не знала.

Но что заставляет Снейпа приходить сюда день за днем? Свои исследования он прекрасно проводит в Хогвартсе. Гермиона ему пока не нужна, так как до той стадии, когда можно уже проверять лекарство на пациенте, он еще не добрался. Впрочем, для нее было важнее то, что он не собирается бросить эти исследования, и каждый его приход она воспринимала как подтверждение того, что он помнит ее и заботится о ней.

Ей нравилось, что он разговаривает с ней так, словно знает, что она его слышит и понимает. Поначалу он больше молчал, только время от времени рассказывал ей о том, как продвигается работа, какие теории он пытается проверить, на что он рассчитывает. Со временем Мастер Зелий стал разговаривать с ней гораздо больше: сердился из-за отсутствия каких-либо достоверных сведений о наложенном на нее проклятье, говорил, что его раздражает то, что из-за этого много времени тратится впустую. Впрочем, он еще рассказывал о происшествиях в школе, о том, как глупые ученики опять взорвали котел и что из этого получилось. Говорил он и о других сотрудниках, в основном, конечно, о Дамблдоре.

Как-то холодным зимним вечером он рассказал забавную историю о том, как директор весь понедельник проходил с прилипшим к бороде лимонным леденцом.

– Представьте себе, мисс Грейнджер, его белоснежную бороду и запутавшийся в ней ярко-желтый леденец, очень заметный, скажем прямо. Я обратил на него внимание еще за завтраком, но промолчал: уж очень хотелось посмотреть, сколько Альбус так проходит, прежде чем заметит. К ужину конфета не исчезла, никто так и не сказал о ней Дамблдору. Наконец я подошел и сообщил директору о его сладком украшении. Знаете, что он сделал? Он съел этот проклятый леденец. Может, он становится скрягой на старости лет?

Иногда Снейп приносил с собой контрольные работы, проверял их и зачитывал вслух наиболее идиотские отрывки.

Но лучше всего было, когда он сидел рядом и рассказывал о какой-нибудь статье в «Алхимическом обозрении» или другом научном издании.

– Мне очень интересно, Гермиона, что бы вы сказали о гипотезе, что волшебники – отдельная ветвь гоминидов, такая же, как неандертальцы или кроманьонцы.

В первый раз он назвал ее по имени спустя почти год после первого посещения, и она мысленно улыбнулась. Ей было интересно, понимает ли он, какой радостью служат для нее его визиты? И появится ли у нее когда-нибудь возможность рассказать ему об этом?

Гермиона наслаждалась его обществом, наслаждалась звуком его голоса, его неповторимым сарказмом, его едкими шутками. Она была счастлива, слушая его рассказы и обдумывая предложенные им вопросы. Само его присутствие успокаивало ее даже в периоды наибольшего уныния. Когда он был рядом и говорил с ней своим обволакивающим, бархатистым голосом, ей снова хотелось жить.

А еще… ей очень хотелось, чтобы он снова коснулся ее волос.

Этот день был одним из худших в его жизни, что уже говорит о многом. В конце концов, Северус побывал Упивающимся Смертью, шпионом, двойным агентом… Он видел, да и делал страшные вещи, даже не задумываясь. Но этот день…

Конечно, после падения Волдеморта существование Снейпа приобрело относительную стабильность. Избавившись от убийственной заботы Поппи, он собрал осколки своей жизни и постарался сложить ее заново. Он по-прежнему оставался Мастером Зелий Хогвартса, что обязывало его преподавать тупицам, не способным приготовить даже чашку хорошего чая, сложную науку изготовления зелий, многие ингредиенты которых смертельно опасны. Он периодически делал микстуры для мадам Помфри, покорно ходил на всякие собрания и заседания… И продолжал искать способ вылечить Гермиону.

Жизнь текла как-то слишком просто… но он почти наслаждался этим спокойствием и упрощенностью. Черной Метки больше не было, она сгорела вместе со всей его старой кожей после гибели Волдеморта. Но в волшебном мире было достаточно тех, кто шептался о «сомнительной лояльности» слизеринского декана, игнорируя все его заслуги. Впрочем, Снейпу это было безразлично. Он получил второй шанс. Да, он считал, что не заслужил этого, но сумел научиться с этим жить. Вроде бы.

Северус знал, что не годится для нормальной жизни… даже для видимости нормальной жизни. Такие, как он, ее и не заслуживают.

***

Снейп понял, что это будет плохой день, в тот момент, когда за завтраком Поппи уселась рядом с ним и начала бросать в его сторону таинственные взгляды. Причем она явно была глупейшим образом уверена, что он этого не замечает. Как будто двадцатилетний шпионский опыт ничего не значит. Да у Северуса уже волосы начали дымиться от ее взгляда!

К тому же назойливая целительница и ее глупая болтовня были вовсе не тем, что могло заинтересовать его этим утром… что вообще могло когда-либо заинтересовать. Он полночи провел, пытаясь отыскать в недавно найденной древней книге о проклятьях что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее то, которое было наложено на Гермиону. И, как обычно, не нашел. Разочарование в комбинации с менее чем двумя часами сна за эти сутки сделали Снейпа еще более нервным и раздраженным, чем обычно.

Прошло уже восемнадцать месяцев с тех пор, как пал Волдеморт – нет, с тех пор как она попала под проклятье, – а Северус так и не нашел решения этой задачи. Animula somnus – «живой сон»… как это просто звучит… Но ни в одной книге о нем нет ни слова. Ни слова о его природе, продолжительности, последствиях, не говоря уже о контрзаклинаниях и способах снятия. Поэтому все, на что приходится опираться, – это медицинское заключение и собственные наблюдения.

Тело Гермионы живо, но оно словно лишилось души, которую забрали, уничтожили или просто заперли… даже это точно не ясно. Полтора года прошло, а Северус так ни на шаг и не приблизился к разгадке.

И нельзя сказать, чтобы его настроение улучшилось, когда Поппи, мило улыбнувшись из-за своей чайной чашечки, небрежным тоном спросила:

– А как здоровье мисс Грейнджер?

– Простите? – в его голосе звучало предостережение.

Но глупая женщина, не заметив, продолжила:

– Как дела у мисс Грейнджер? Я слышала, вы навещаете ее каждый день.

Слова Поппи разнеслись на весь преподавательский стол, остановив разговоры. Все уставились на Снейпа… ну разве что Дамблдор как ни в чем не бывало размазывал по тосту взбитый белок. Директор, разумеется, знал о попытках Мастера Зелий найти способ снять проклятье; наверняка знал и о его посещениях Мунго. Этот человек вообще знал абсолютно все.

– Северус, а я и не слышала, что вы навещаете Гермиону! – удивленно воскликнула Минерва и покачала головой.

Мадам Хуч, сидевшая несколько дальше, посмотрела на него с подозрением:

– А с чего это вы вдруг ее навещаете? Насколько я помню, она никогда не была в числе ваших любимцев, вы вообще ее едва выносили.

Многие закивали, соглашаясь.

– Я думаю, что он чувствует себя виноватым перед девочкой. Не правда ли, Северус? Ведь это из-за вас она попала в Св. Мунго. – Снейп выдернул у Поппи руку, которую она было утешительно пожала. Хоть ее голос и звучал сочувственно, каждое слово вызывало в нем бешенство. – Я только не понимаю, зачем вам видеть ее так часто, – беспечно продолжила медсестра, а затем захихикала, словно девчонка. – И что вы делаете там каждый вечер?

Снейп изумленно посмотрел на нее, не сразу найдя подходящие слова для ответа.

– Вы прекрасно знаете, что я изучаю ее состояние, чтобы найти лечение.

– Безуспешно, как я понимаю? – Минерва понимающе вздохнула. – Ведь бедная девочка по-прежнему в коме.

Флитвик пискнул что-то вроде: «Такая была яркая, талантливая ученица», – и вернулся к вафлям.

– Я думала, пора бы и вам признать, что вылечить ее невозможно, – любезно сказала Поппи, – я в свое время испробовала все, что известно в волшебном мире, чтобы снять эти чары. Бесполезно. Как-то не похоже на вас – тратить время на бессмысленные поиски. – Мадам Помфри придвинулась ближе, и Снейп отстранился, чувствуя, как по спине пробежал холодок. – Скажите, Северус, у вас есть еще какая-то причина? Вы же не пытаетесь искупить свою вину перед ней, ведь прошло уже столько времени? Или вы испытываете к этой девочке… нежные чувства?

– Вы что, с ума сошли? – прошипел Снейп, резко встал и с ненавистью посмотрел на коллег. – В отличие от всех вас, я не считаю, что Гермиона совершенно безнадежна, и пытаюсь найти способ ее вылечить. Если мне нужно ее навещать, чтобы изучать ее состояние, то это мое право. И уж точно не ваше дело.

Когда он, еле сдерживая ярость, выходил из зала, то еще успел услышать кудахтанье Поппи:

– Он называет ее Гермионой! С каких это пор?

Снейп давно не был в таком бешенстве. Мадам Помфри предоставила всему коллективу столько пищи для сплетен, что хватит до конца года. Рявкнув на пару не вовремя попавшихся на пути учеников, он спустился в подземелья, изо всех сил пытаясь прогнать из памяти любопытные взгляды и бестактные комментарии.

***

Добравшись до своей комнаты, он схватил первую попавшуюся книгу, которая оказалась маггловским трактатом о случаях длительной комы. Одно время он надеялся, что изучение подобной литературы поможет ему понять причины состояния Гермионы. Однако все книги вызывали больше вопросов, чем давали ответов. Северус сомневался, что несчастье девушки вызвано травмой головы, а именно эта причина обычно указывалась у магглов как вызывающая сложную и непредвиденную реакцию головного мозга. Не всегда кому, но, во всяком случае, серьезные и часто непоправимые последствия. В результате книга больше расстроила его, чем помогла.

С грустью вспомнив, как он рассчитывал на этот трактат, Снейп положил его обратно на стол и начал готовиться к утренним занятиям с учениками. Но привычная рутинная работа по сортировке бумаг и проверке, все ли в наличии, не помогла снять раздражение, вызванное недавним разговором.

Какое право имели эти старые клуши его допрашивать? Сами они за восемнадцать месяцев палец о палец не ударили, чтобы помочь лучшей ученице Хогвартса. А его чуть ли не педофилом объявили за то, что он просто навещает несчастную девушку. Скорее всего, никто из них, за исключением разве что Минервы, даже ни разу не видел Гермиону с тех пор, как ее перевезли из Хогвартса в больницу Св. Мунго.

А еще Северуса раздражало, что, сколько бы он ни доказывал делами свою лояльность, все продолжают считать себя вправе требовать у него отчета о его действиях. Они по-прежнему ему не доверяют. А потом еще удивляются, почему он их презирает.

Ни разу за все годы работы в школе он не посмотрел ни на одного ребенка иначе, чем просто как на ученика. Подозревать, что он, профессор Снейп, мог посещать Гермиону с грязными намерениями… Невероятно. Он хотел спасти эту девочку, потеря которой была настоящей трагедией для всего их мира. Других причин не было.

Конечно, когда она перешла на седьмой курс, Северус отметил про себя, что она сильно повзрослела за последнее лето, но это ничего не значило. В конце концов, он тоже человек и, что бы там о нем ни говорили, способен заметить и оценить красоту. Но это же не признак извращения.

Продолжая размышлять, Снейп начал подбирать компоненты для зелий, которые будут изучаться на ближайшем уроке. Взяв очередной флакончик, он кинул беглый взгляд на ярлык и застыл как вкопанный. Это был ее почерк. В голове промелькнуло воспоминание, что, должно быть, Гермиона готовила эту смесь на последней назначенной им отработке. Да, это был ее почерк, Северус столько раз видел его на пергаментах с сочинениями и контрольными. И этот флакон он помнил. Она тогда протянула его и спросила, нужно ли будет выкинуть порошок в случае, если он не будет использован в течение трех лет.

Мастер Зелий вслух назвал себя дураком и постарался выкинуть этот эпизод из памяти. Он не собирался предаваться сентиментальным воспоминаниям из-за какого-то флакона с ингредиентами.

Он вообще не хотел ничего вспоминать.

***

За первые пять минут урока он вогнал в слезы уже трех школьников и даже начал немного успокаиваться. Но когда Берти Боунс, безмозглый третьеклассник из Хаффлпаффа, унаследовавший зельеварческий гений Невилла Лонгботтома, разбил тот самый флакон и рассыпал по всему полу смесь, приготовленную Гермионой… Снейп просто взорвался.

Следующие двадцать минут он потратил на то, чтобы разобрать во всех подробностях род Боунсов, выискивая генетическую мутацию, приведшую к появлению среди волшебников несчастного Берти.

Зрелище покидающих класс учеников никогда не казалось Северусу столь прекрасным, как в этот кошмарный день. Он был по-настоящему счастлив, когда уроки наконец закончились. В кармане его мантии лежал разбитый Боунсом флакончик, который был бережно восстановлен из осколков при помощи умелого «Reparo».

Время от времени Мастер Зелий касался этикетки кончиками пальцев и пытался убедить себя в том, что у него большой дефицит таких флакончиков.

Он тянул время, прибираясь в разгромленном как обычно классе, но обед неотвратимо приближался. Надо было идти в Большой зал, а значит, следовало решить, что теперь делать. Учитывая ужасное утро и зная характер большинства преподавателей, было ясно, что его присутствие на обеде приведет к тому, что мерзкие вопросы о его отношениях с Гермионой возобновятся.

Но больше всего Северуса ужасало другое – сплетники были по-своему правы. Когда же он начал называть мисс Грейнджер Гермионой? Наверное, во время одной из их односторонних вечерних бесед, каких было много за эти месяцы. Он сделал это не намеренно, просто так уж получилось. Она больше не была его ученицей, поэтому он имел право называть ее как угодно. Да и обращение «Гермиона» нравилось Снейпу гораздо больше, чем «мисс Грейнджер». Мисс Грейнджер была невыносимой маленькой всезнайкой, которую он терпеть не мог. А Гермиона – девушка, которая спасла ему жизнь. И чего Поппи к этому так привязалась? Кому может быть дело до того, как он кого называет? Нет, все сразу засуетились… Курятник!

Он со вздохом доел безвкусный бутерброд с бараниной. Все-таки стоит держаться подальше от остальных преподавателей, хотя бы до выходных. В подземельях полно дел.

Шести- и семикурсники скоро будут варить усложненные зелья… хотя ни один из них даже ингредиенты простого варианта не помнит, а уж о том, чтобы ответить на дополнительные вопросы, и речи быть не может. Болваны. Среди них нет ни одного достаточно храброго, чтобы поднять на его уроке руку, а стоит к кому-нибудь из них обратиться, как сразу начинаются слезы и заикания. Северус вспомнил, как Гермиона на первом же уроке уверенно тянула руку, пока он задавал вопросы бездельнику Поттеру.

Он тогда не знал, засмеяться ему или ее отчитать. И даже при том, что злость взяла верх, девочку это нисколько не смутило, все семь лет ее рука то и дело тянулась вверх. Снейп и не знал, насколько привык к этому… А теперь ему приходилось все время общаться с дураками, которые даже вместе взятые не имели и половины ее интеллекта. Гермиона слишком высоко подняла планку: как ни натаскивай нынешних школьников, до ее уровня им все равно не достать.

И эта девочка с кипучим умом теперь лежит в Мунго, не живая, но и не мертвая. Северус хорошо помнил, как она выглядела, когда он первый раз ее навестил, – хрупкая фигурка, короткие торчащие волосы, ничего похожего на знакомую ему школьницу. Почему-то у него тогда защемило сердце.

Может, Поппи права, и он посещал Гермиону не только ради исследования болезни? Они никогда не были друзьями, да что там, они вообще не общались за пределами класса. Но если ему удастся ее спасти?.. Возможно, их дружба еще впереди? Хотя вряд ли. Если она очнется, то будет чувствовать себя как после долгого сна. Зачем ей вообще знать о его участии? Зачем ей такой друг?

И почему ему так тоскливо?..

***

Размышления о Гермионе и невозможности каких-либо отношений с ней вызывали у Северуса грусть и чувство опустошенности.

От печальных мыслей его отвлек взрыв, настолько неожиданный, что Мастер Зелий оказался к нему совсем не готов. Ученики вопили не переставая, и Снейп с ужасом понял, что в воздухе чувствуется характерный запах драконьей крови, смешанной с лунной росой. Какой-то болван умудрился создать ядовитую смесь, одни испарения которой могут сжечь легкие за несколько секунд.

– Вон из класса! – взревел он, прикрывая рот и нос рукавом. – Старайтесь не дышать!

Несколько бесконечно долгих секунд ушло на то, чтобы тремя «Evanesco» убрать все опасные пары, и только после этого Северус решился сделать вдох. Класс был пуст, все ученики разбежались, повинуясь приказу Мастера Зелий, которого, скорее всего, боялись больше, чем любых ядовитых испарений. Остался только Деннис Криви, который был в таком состоянии, что не мог двигаться. Он лежал под обломками котла, и, взглянув на его посиневшие губы, Снейп без разговоров подхватил мальчика на руки и помчался в Больничное крыло.

Едва переступив порог, он почувствовал, что ноги его не слушаются. Перед глазами все поплыло, и Северус потерял сознание.

Очнулся он несколько часов спустя и сразу увидел мадам Помфри.

– Как Деннис? – только и сумел прохрипеть он.

– Выживет, – ответила медсестра, – но если бы вы промедлили еще хоть одну секунду… – Она неодобрительно посмотрела на Снейпа. – Что вообще произошло?

Северус вздохнул и поморщился от боли в груди.

– Какой-то дурак где-то достал драконью кровь и решил добавить ее в сегодняшнее зелье. Когда я найду этого идиота…

– Он лежит в другом конце палаты и чувствует себя еще хуже, чем вы. – Из-за ширмы появился Альбус с ободряющей улыбкой на губах. – Юный мистер Криви и есть преступник. Он купил кровь у какого-то уличного торговца в Косом переулке. Поверил, что несколько капель могут сделать любое зелье просто совершенным.

– Просто смертельным, – прошипел Снейп. – Ему повезло, что он не погубил нас всех.

– Ему повезло, что вы были там и сумели его спасти, вы это имели в виду, – блеснул глазами Дамблдор. – Северус, спасение учеников становится чем-то вроде вашего хобби.

Мастер Зелий задохнулся от пульсирующей в груди боли.

– Не понимаю, почему я так ношусь с этими маленькими надоедливыми чудовищами. Давно надо было позволить им угробить меня. И им хорошо, и мне больше никаких проблем.

Мадам Помфри нежно погладила его по руке.

– Ну что вы, Северус, все бы ужасно огорчились. Вы столько помогали Гарри. А когда Волдеморт…

– Хватит, Поппи, – холодно отрезал Снейп, – не стоит произносить это имя в моем присутствии. Мало мне боли в груди…

– Болеть будет всего несколько дней, – бодро уверила его мадам Помфри, – пока растет новое легкое. Еще бы вырастить вам новое сердце, тогда, учитывая вашу новую кожу, вы стали бы совсем другим человеком.

Альбус рассмеялся и похлопал Снейпа по плечу.

– Да, Поппи, – весело сказал он, – я начинаю понимать Северуса. Ну ладно, мне пора. Кстати, я взял на себя смелость отменить все занятия по зельям на этой неделе.

– Зачем, Альбус, я в полном порядке! Завтра смогу вернуться к работе.

– Нет, не сможете! – твердо заявила мадам Помфри. – Радуйтесь, если я завтра позволю вам хотя бы встать с постели. Для нормального выздоровления потребуется не меньше недели полного покоя. Но если вы будете меня слушаться, я разрешу вам вернуться к вашим любимым пробиркам уже завтра вечером. – Она вручила ему чашку с дымящимся напитком. – Выпейте, это немного ослабит боль и поможет вам уснуть. Сейчас вам нужно побольше спать.

Мастер Зелий раздраженно схватил чашку, подозрительно фыркнул, сделал глоток и скривился от мерзкого вкуса.

– Это самая мерзкая гадость, какую я когда-либо пробовал, – прохрипел он, чувствуя, что его начинает клонить ко сну.

Мадам Помфри пожала плечами.

– Невкусно? Тогда учтите это, когда будете в следующий раз варить зелья для Больничного крыла.

Снейп хотел придумать достойный ответ, но мир уже расплывался перед его слипающимися глазами.

Этой ночью он видел сны, много снов. Он раз за разом видел взрыв в классе зелий. Но не Денниса Криви он нес на руках в больницу, а Гермиону. Он мчался, спешил… но никогда не успевал. Ее сверкающие глаза потухали, а с посиневших губ слетал последний вздох: «Северус…»

За более чем восемнадцать месяцев это был первый раз, когда он не смог навестить Гермиону.

Я всегда была безнадежным романтиком. Стыдно признаться, но это факт. Думаю, именно поэтому меня так интересует профессор Снейп. Не поймите меня превратно – я в него вовсе не влюблена. Если честно, то я полагаю, что в жизни не встречала более саркастичного, надменного, неприятного в обхождении мерзавца.

Он мне вообще не нравится. Однако… есть в его визитах к мисс Грейнджер что-то… правильное. Определение хоть и не совсем точное, но единственное, которое приходит на ум. Надеюсь, я никого не шокировала. Я ведь не шпионила за ними, вовсе нет. Как только профессор Снейп приходил, я обычно тут же исчезала.

Но за столько месяцев можно, и не желая того, так многое услышать и понять…

Например, как он с ней разговаривает… Он, который со всеми остальными такой ледяной и саркастичный. Человек, который может раздавить одним словом. Поппи говорит, что он так обращается абсолютно со всеми, поэтому я стараюсь понапрасну не обижаться на его резкость. Моя сестра, кажется, неплохо к нему относится, несмотря на его ужасные манеры. Когда я в прошлый раз ее об этом спросила, Поппи только улыбнулась:

– Моя дорогая, он нравится мне настолько, насколько вообще может нравиться такой сложный человек. За эти годы мне достаточно часто приходилось залечивать его раны, и я знаю, что кровь его такая же красная, как и у любого другого. Я его больше не боюсь… почти.

Пожалуй, мне профессор Снейп все-таки тоже нравился. Слишком уж очаровывал контраст – резкость и сарказм по отношению ко всем окружающим и в то же время такая нежность и преданность, когда дело касалось этой несчастной девушки. Он был настоящим трагическим героем – мрачным и измученным, но, несмотря на всю свою видимую неприступность, так нуждающемся в простом человеческом тепле… Во всяком случае, мне нравилось рассматривать его с такой стороны. Поппи сказала бы, что я перечитала маггловских романов. Чего уж скрывать – я и правда люблю Бронте и Остин.

Не знаю, насколько я права, но, когда я случайно прохожу мимо палаты мисс Грейнджер во время его посещений, я всегда слышу, как он с ней разговаривает. А как звучит в это время его голос… Глубокий и плавный, мягкий, словно бархат, и сильный, как мурлыканье льва. Он то рассказывает ей какие-то истории, то говорит о недавно прочитанных книгах, которые, по его мнению, могли бы ей понравиться. Однажды я услышала, как он читает вслух – даже не литературное произведение, а какую-то запутанную статью об отличиях соли с руин Содома и Гоморры от соли из Атлантиды. Но его голос звучал настолько нежно и мелодично, что у меня перехватило дыхание.

Я часто думала о нем, о ней… о них. Почему он каждый день продолжает ее навещать? В конце концов, Поппи говорит, что в школе, да и во время войны, они не были такими уж друзьями. А теперь его неожиданная мягкость и преданность далеко превосходят все, что продемонстрировали лучшие друзья этой несчастной девушки.

Разумеется, я не говорю, что мисс Грейнджер больше никто не посещает. Гарри Поттер с того первого раза появлялся трижды – на ее день рождения, на Рождество и еще как-то в начале весны. Но было видно, что он ужасно неловко себя чувствует и старается побыстрее уйти. Несколько раз приходила Молли Уизли. Вот уж женщина, по которой я не стала бы скучать. Она каждый раз приносит для мисс Грейнджер новые длинные ночные рубашки с именными ярлычками. Она обычно садится возле кровати, достает носовой платок и пять минут плачет. На Рождество она подарила девушке огромное вязаное одеяние самого кошмарного рыжего цвета, какой я когда-либо видела, украшенное ужасной бананово-желтой вышивкой. Да еще и требовала, чтобы я надела его на мисс Грейнджер немедленно.

После ухода мистера Поттера и миссис Уизли мне всегда становилось грустно. Конечно, они прекрасные, добрые люди, но разве их вынужденные набеги могут сравниться с посещениями профессора Снейпа?

Он приходит не потому, что должен, а потому, что хочет, я абсолютно уверена в этом. В ту минуту, как он переступает порог ее комнаты, его высокомерие сразу тает. Я давно поняла: ему нравится здесь бывать, вот единственная причина его ежедневных визитов. Ох уж это мое слишком богатое воображение…

***

У меня две проблемы – слишком бурная фантазия и безнадежный романтизм. Я люблю придумывать всякие вещи о людях, которые меня интересуют, а профессор Снейп заинтересовал меня более, нежели кто-либо другой. Да и как могло быть иначе? Он просто живая загадка. Мне кажется, никто не знает, что он представляет из себя на самом деле. Правда, сестра говорила, что директор Хогвартса вроде бы понимает его довольно хорошо… Что же, видимо, не зря говорят, будто Дамблдор всемогущ.

Сама Поппи, когда узнала от меня, что Снейп продолжает каждый день навещать мисс Грейнджер, была просто вне себя от изумления.

– Но зачем? – спросила она. – Что ему тут нужно?

Разумеется, я не знала ответа, но мое воображение подсказывало, что ему очень важна эта девушка. Может быть, он восхищался ею, еще когда она была школьницей, но невозможность каких бы то ни было отношений между учителем и ученицей мешала ему открыть свои чувства. А теперь, когда она пожертвовала собой, чтобы его спасти, он понял, что упустил свой шанс и никогда уже не сможет ей ничего сказать… Сердце разбито, и все, что осталось в жизни – это возможность приходить сюда каждый день…

Не смейтесь! Я знаю, это звучит по-идиотски. Если бы я отважилась сказать что-либо подобное Поппи, она бы рассмеялась мне в лицо. Но я люблю придумывать романтические истории, я же никому этим не мешаю. А что может быть более трагическим и романтичным, чем любовь такого человека, как Снейп, к спасшей его юной девушке? Особенно теперь, когда эта девушка стала вот такой – не живой, но и не мертвой.

К тому же он казался мне несчастным человеком, чье сердце нуждается в истинном друге, а душа ищет мира и покоя.

Я так привыкла видеть его каждый день, что, когда он не появился, пришла в полную растерянность. Он всегда был точен, как часы, – приходил без четверти семь и сидел до пятнадцати минут девятого. Ежедневно. Но в этот понедельник он не пришел.

Мисс Грейнджер была подготовлена к его визиту, как обычно. Перед посещениями я сажаю ее на постели и подкладываю под спину подушки, чтобы она больше походила на живого человека, а не на труп… надеюсь, понятно, что я имею в виду. Я проверила, достаточно ли увлажнены ее глаза, чтобы не вваливаться в палату с глазными каплями, пока тут будет профессор Снейп; удостоверилась, что ее волосы в порядке и недавно расчесаны.

Как водится в понедельник, девушку облачили в новую хлопчатобумажную ночную рубашку, в этот раз очень идущего ей зеленого цвета, украшенную воланами. Мисс Грейнджер вообще выглядит на удивление живой и здоровой, учитывая, как долго она находится в коме…

Представьте себе мое изумление, когда профессор Снейп не пришел. Я предположила, что он просто задержался, ведь за восемнадцать месяцев он не пропустил ни одного вечера. Но в конце концов пришлось смириться и убрать его остывший чай.

– Думаю, сегодня он уже не придет, моя дорогая, – сказала я мисс Грейнджер, убирая подушки из-под ее спины и укладывая девушку поудобнее. – Надеюсь, что ничего страшного не случилось.

Конечно, я могла кинуть в камин горсть летучего пороха и заглянуть к Поппи. На самом деле я прямо-таки рвалась это сделать, но мне не хотелось влезать в личные дела профессора Снейпа. Наверняка, раз он не пришел, у него была какая-то серьезная причина. Я попробовала представить, что же могло помешать ему навестить мисс Грейнджер, но ни одна причина не показалась мне достаточно значительной.

Я точно знала, что он не мог отказаться от посещения больницы только из-за большого количества работы или чего-то в этом роде. Естественно, я отмела мысль, что он просто устал и решил пропустить один вечер. И я изо всех сил старалась не думать о худшем… гнала от себя мысль, что с ним случилось что-то страшное.

Только на следующий день я увидела в «Ежедневном Пророке» статью о несчастном случае в Хогвартсе. Справа от нее была напечатана крайне неудачная фотография, хотя удивительно, что у кого-то вообще хватило смелости щелкнуть профессора Снейпа.

Я пересказала всю эту историю мисс Грейнджер вечером, когда перестилала ее постель.

– Похоже, ваш профессор Снейп снова повел себя как настоящий герой. Газета утверждает, что он спас школьника от неминуемой смерти, когда у того взорвался котел. Они оба теперь в Больничном крыле, и я уверена, что Поппи быстро поставит их на ноги.

В тот же день, немного позже, я навестила сестру и поинтересовалась о здоровье профессора Снейпа. Она засмеялась, услышав мой вопрос.

– Мне пришлось дать двойную дозу снотворного, чтобы удержать этого паршивца в постели. Столько лет работаю медсестрой, а он по-прежнему не верит в мою компетентность. Кстати, как там Гермиона?

Я вздохнула:

– По-прежнему… Я рада, что профессор Снейп не очень пострадал.

Поппи снова развеселилась.

– О, ему сильно досталось. И Деннису Криви тоже. Если бы они подышали этими испарениями немного подольше, остались бы без легких. Деннис, бедняга, пострадал сильнее, но и Северус… Думаю, что он не скоро сможет возобновить свои посещения.

– Передай, пожалуйста, ему от меня привет и пожелание скорейшего выздоровления. Надеюсь, мисс Грейнджер даже не заметит перерыва.

– Передам слово в слово, – усмехнулась Поппи.

***

Как долго тянулась эта неделя.

Только теперь я поняла, насколько важны были для меня эти визиты, скрашивающие повседневную рутину. Обычно, когда профессор Снейп приезжал, я уходила в служебное помещение и наливала себе чашечку чая, а потом приступала ко всякой бумажной работе, на которую не хватило времени днем. Но теперь, когда он перестал навещать мисс Грейнджер, мне показалось неудобным бросать ее одну. У бедной девочки ведь совсем никого не осталось, и я ее ужасно жалела.

На третий день я заметила кое-что странное. Скорее всего, я обратила на это внимание только потому, что стала проводить с девушкой больше времени. Но когда я расчесывала ее волосы, мне вдруг показалось, что они стали какими-то сухими и ломкими. Это ее-то густые шелковые локоны! Я встревожилась и решила заново вымыть их и смазать бальзамом. Заодно я наложила на палату легкие чары для более высокой влажности воздуха, чем обычно.

Ни то ни другое не помогло.

На следующее утро я уже боялась ее расчесывать – щетка была просто забита обломанными волосками. И я заметила, что на подушке и простыне их тоже хватает. Прежде – с тех пор, как волосы заколдовал профессор Снейп, они ни разу не выпадали и не обрывались. Я повнимательнее присмотрелась к растрепанным прядям – они были блеклые и унылые, потерявшие всю свою яркость и золотой блеск.

В пятницу я решила искупать мисс Грейнджер. Приготовила ванну с недавно подаренной мистером Поттером пахучей пеной… Конечно, пышная шевелюра пациентки требовала от меня много заботы, но я не могла ею не восхищаться. Ужасно не хотелось верить, что болезнь так подорвала здоровье бедной девочки, что это отразилось на ее волосах, которые теперь не спасет даже колдовство хогвартского Мастера Зелий.

Я еще выполаскивала шампунь из кудрей своей подопечной, когда, к моему огромному изумлению, в палату вошел профессор Снейп. Я заметила, что двигался он несколько менее элегантно и стремительно, чем обычно. На дворе был белый день, и я совершенно не ожидала посетителей, поэтому Гермиона была не одета, а завернута в банное полотенце. Он так и застыл в дверях, напрочь позабыв о моем присутствии, секунд тридцать не отрываясь смотрел на мисс Грейнджер, а потом, опомнившись, резко отвернулся к стене.

Если честно, я с трудом удержалась от смеха. Но я так долго его не видела, что радость от его появления пересилила и ехидство, и раздражение от того, что он таращился на мою пациентку. Бедняга и так покраснел, словно школьник.

– Профессор Снейп, я не ждала вас сегодня, – сказала я, стараясь, чтобы в голосе не осталось даже намека на насмешку. Я закончила промывать волосы мисс Грейнджер и начала тщательно протирать их полотенцем. – Поппи вас выпустила? Как вы себя чувствуете?

Даже в профиль было видно, что он нахмурился.

– Дышать могу, спасибо. Вы закончили?

– Минутку, я должна надеть на нее ночную рубашку. Все-таки никакое очищающее волшебство не сравнится с хорошей ванной. А уж волосы-то как прекрасно выглядят после нормального мытья…

Снейп не поворачиваясь скрестил руки на груди и фыркнул:

– Ну разумеется.

Я быстро убрала обернутое вокруг тела девушки полотенце и натянула ей на голову сорочку, шепча высушивающие заклинания. Подаренная мистером Поттером пена пахла жасмином и еще чем-то нежным и душистым. Профессор Снейп слегка вдохнул тонкий аромат, и я заметила, что его плечи странно дрогнули.

– Готово, можете поворачиваться.

Он обернулся. Я наконец-то сумела его хорошенько разглядеть и буквально ужаснулась. Еще бледнее, чем обычно, вокруг глаз черные круги… А похудел как – кожа да кости, зато нос на изможденном лице словно стал даже больше. И наверняка он еще не выздоровел – это было видно по его скрюченной фигуре, прогнувшейся, словно от сильного удара в грудь. Поппи, конечно, говорила, что его принудительно освободили от занятий с учениками, но выглядел он так, словно не спал со времени последнего посещения больницы. Не человек, а развалина.

– Могу я предложить вам чаю или еще чего-нибудь? – Я старалась не показывать своего беспокойства, поскольку уже успела понять, что профессор Снейп ненавидит, когда о нем заботятся. Но он все равно нахмурился.

– Все, в чем я нуждаюсь, мисс, так это чтобы меня оставили в покое.

Я не стала ему возражать и быстро покинула палату. Но, закрывая за собой дверь, я вынуждена была обернуться, поэтому успела увидеть, как он буквально рухнул на свое обычное место возле кровати мисс Грейнджер.

***

Сорок минут спустя я вернулась с чашечкой свежего чая и свежего слоеного печенья на подносе. Судя по худобе человека, которого я оставила в палате, в мире найдется немного людей, более нуждающихся в горячем чае и какой-нибудь пище. Лишь бы только он не слишком рассердился, ведь я же делаю доброе дело…

Я осторожно постучала в дверь локтем, прежде чем толкнуть ее.

– Профессор Снейп?

Он сидел, низко опустив голову, почти касаясь одеяла, на котором лежала рука мисс Грейнджер. Длинные черные пряди закрывали лицо, резко контрастируя с бледной кожей.

– Профессор, с вами все в порядке?

Я поставила поднос и слегка встряхнула мужчину за плечо. Он вздрогнул, словно проснувшись, резко повернулся и впился в меня взглядом.

– Вы так бледны, профессор Снейп! Поппи знает, что вы здесь? Держу пари, не знает. Осмелюсь сказать… судя по вашему виду, вам не помешало бы несколько часов крепкого сна.

Он продолжал смотреть на меня в упор, кровь слегка прилила к его лицу, придавая коже более-менее живой оттенок.

– Меня не интересуют ни мадам Помфри, ни ее советы. Я взрослый человек и могу поступать так, как сочту нужным.

Я неодобрительно покачала головой, и Снейп зло прищурился.

– Не смейте читать мне нотации. Меня не волнует ваше мнение – так же, как и мнение вашей сестры. И хватит кудахтать вокруг меня, словно наседка…

– Что вам действительно нужно, профессор, так это немного поспать, – рассудительно сказала я. Люди часто бывают злобными только потому, что не выспались. – Я говорю вам это как медсестра и, надеюсь, как друг. Наверняка Поппи советовала вам…

Снейп прервал меня:

– Ваша сестра и так уже сунула свой чересчур длинный нос не в свое дело. – Он встал и надменно посмотрел на меня сверху вниз. – Я надеялся, что любопытство и любовь к сплетням не являются вашей семейной чертой. Увы, это было ошибкой. Кажется, я слишком задержался здесь.

Он отодвинул меня, словно мебель, и гордо направился к двери, но зашатался и был вынужден схватиться за косяк, чтобы не упасть. Я буквально разрывалась между желанием помочь ему и опасением, что он просто оторвет мне голову за мою помощь.

– А когда вы вернетесь? – робко спросила я.

Снейп как-то прерывисто вздохнул, но даже не оглянулся:

– Никогда…

Гермиона Грейнджер потихоньку сходила с ума. Она чувствовала это, но ничего не могла поделать. Она изо всех сил пыталась удержать ускользавший рассудок, сохранить память и знания в этом кошмаре, но делать это становилось все труднее.

Иногда она спрашивала себя – а стоит ли вообще стараться? Не легче ли перестать бороться и позволить себе быть сумасшедшей? Разве так не проще?

За последние три недели Северуса она видела всего один раз. Один! Свои ежедневные визиты, помогавшие ей сохранять рассудок, он прекратил неожиданно и безо всяких объяснений.

Первую неделю она боялась, что Снейп погиб. Медсестра Нетти Помфри прочитала ей о взрыве на уроке зелий, но больше ничего не добавила. Когда он не появился и на второй неделе, Гермиона начала паниковать.

Невыносима была даже мысль, что она потеряла его навсегда. Он был ее якорем, единственным, кто удерживал ее в реальном мире, не давая сойти с ума и навсегда затеряться в лабиринтах безумия. Она жила от одного его посещения до другого, дни проводила в ожидании и потихоньку мечтала, чтобы он вновь коснулся ее волос. Он был постоянен, как солнце и луна. Он был так нужен ей…

Она убеждала себя, что Северус вернется, как только сможет, но сама себе не верила. Без него дни сливались в единую серую тягучую массу, и ничто не прерывало их монотонного течения.

Пытаясь бежать от тоски, овладевшей душой в отсутствие Северуса, Гермиона начала бродить по комнатам, созданным ее воображением. Она строила их все то время, что находилась в коме, пытаясь найти место, где могла бы не чувствовать себя несчастной и одинокой. Гермиона дорожила ими и в то же время ужасно боялась, что это ловушка, часть проклятья, наложенного Малфоем, – свой собственный мир, мир одиночества.

В первые месяцы неподвижности, когда она была не в состоянии видеть больше, чем охватывали ее неподвижные глаза, Гермиона могла только мечтать о чем-нибудь, вспоминать прошлое или восстанавливать в памяти последний разговор со Снейпом.

Она старалась не слишком увлекаться воображаемым миром и предпочитала проводить время в раздумьях и воспоминаниях. К счастью, Снейп всегда давал ее уму пищу для размышлений. Он не позволял ее разуму впасть в оцепенение, а телу – забыть, что такое простые дружеские прикосновения, и это не менее важно. Иногда он гладил Гермиону по голове, пару раз похлопал по плечу, но чаще всего она вспоминала невероятное ощущение его пальцев, перебирающих ее волосы.

Она, конечно, не видела свою новую шевелюру, но слышала восхищенные реплики мадам Помфри и некоторых здешних медсестер, поэтому догадывалась, что кудри выглядят очень даже неплохо и, скорее всего, гораздо лучше, чем до стрижки.

Первые попытки бежать от скуки привели к тому, что Гермиона стала создавать в уме всякие образы. Она представляла себе доску, на которой писала мелом то, что хотела бы сказать Снейпу по поводу статей, которые он читал ей накануне. Записав свои мысли, пусть даже только в воображении, она могла убрать доску как бы в другую комнату, и ей становилось значительно легче.

Когда Гермиона снова представляла себе эту доску, то находила ее пустой. Разумом она понимала, что надпись не может там сохраниться, но опять упрямо писала, а потом изо всех сил старалась запечатлеть в памяти каждое слово. Она делала это снова и снова, пока надпись не стала сохраняться на доске. И через некоторое время можно уже было стирать, исправлять и дополнять то, что записывалось раньше.

Естественно, ее пытливый ум не мог остановиться на достигнутом, и она стала выяснять, что еще можно сделать с помощью одного только разума. Используя доску в качестве опорной точки, Гермиона с большим трудом, много раз разочаровываясь и начиная все сначала, создала в своем воображении целую классную комнату. Она вложила в нее много сил, рисуя фрагмент за фрагментом, но только потом, взглянув на уже полностью готовое помещение, поняла, как похоже оно на класс зелий. Нельзя сказать, чтобы это была точная копия: высокие окна, всего четыре парты вместо двенадцати, два больших стула по обе стороны громоздкого снейповского стола, ну и огромная доска – вот, пожалуй, основные отличия творения Гермионы от оригинала.

В создание класса зелий, его класса, она вложила больше всего труда. Дальше дело пошло легче – будто, усвоив первый урок, разум осознал свои возможности. Играючи, словно складывая огромный паззл, Гермиона создала школьную библиотеку, гриффиндорскую гостиную, свою старую спальню, Большой зал – правда, в несколько уменьшенном варианте, зато с таким же чудесным потолком – и даже прекрасный сад вокруг Хогвартса, которого на самом деле не существовало и который был полностью плодом ее воображения.

Прекрасно освещенные каменные коридоры соединяли все эти помещения так, что она могла свободно передвигаться между ними. Со временем она начала чувствовать себя в этом странном доме очень комфортно.

Он стал для нее тихой гаванью. В отсутствие Снейпа Гермиона проводила там почти все время. Особенно она любила класс зелий, его класс… Это было первое ее творение и одновременно место, где она могла себя чувствовать словно рядом с ним. Комната надежд и мечтаний.

Но когда Снейп прекратил свои визиты, Гермиона уже не могла возвращаться в этот кабинет со спокойным сердцем. Без Северуса не было надежды, остались только тоска и печаль.

Иногда она впадала в отчаяние. Ведь как ни кричи, надрывая связки, никто, никто ее не услышит. Никто. Даже он.

Неужели он никогда не вернется?

В кабинете зелий Гермиона больше не задерживалась. Когда Снейп перестал приходить, эта комната начала вызывать у нее чувство тоскливого одиночества. Теперь все время она делила между гриффиндорской гостиной и своей спальней, обещая себе, что вернется в кабинет зелий только после того, как снова появится Северус. А еще она стала просто лежать на кровати, ни о чем не думая. Если не концентрироваться на мыслях, можно почувствовать свой пульс, частоту дыхания… Сколько ее молодое здоровое тело сможет прожить вот так, словно растение? Ведь запас сил у него немалый, может пройти еще очень много времени, прежде чем оно все-таки уступит смерти. Гермиона не знала, что ее пугало больше – смерть или такая жизнь. Пожалуй, все-таки такая жизнь…

Иногда единственное, что удерживало ее от безмолвных слез, было проигрывание в памяти визитов Снейпа, его рассказов и остроумных замечаний. Если и этого не хватало, Гермиона возвращалась к тем временам, когда она была живой и могла по-настоящему беседовать с ним, хотя на самом деле все разговоры сводились к едким, а иногда и оскорбительным высказываниям Мастера Зелий, доводившим впечатлительную девушку до слез.

В те времена Гермиона его терпеть не могла. Жестокий и раздражительный, неприятный как внешне, так и по характеру – кому он мог понравиться! Как бы ей хотелось и сейчас думать о нем так же, это было бы намного легче.

Но на память приходило и другое… Как он спасал ее жизнь и жизни ее друзей, охранял их и защищал от опасностей, которым они сами себя подвергали. Взгляд его черных глаз, в которых она видела только жесткую насмешку, и лишь теперь поняла, какой в них светится ум и какое одиночество… И пьянящее ощущение его рук в ее волосах, когда он нежно пропускал длинные, только что выращенные пряди сквозь пальцы… И мягкое, насмешливое сожаление в его голосе, когда он первый раз появился в ее палате:

– Мисс Грейнджер, и все-таки вы самая глупая и невыносимая девчонка, какую я когда-либо встречал.

К концу первой недели одиночества в созданном Гермионой мире вдруг появился человек – высокий, с желтовато-бледной кожей, тонкими губами, постоянно кривящимися в ехидной усмешке, и длинными черными волосами, падающими на лицо и закрывающими все, кроме большого носа.

– Вы еще живы, – спросила его девушка, – или умерли?

Конечно, воображаемый Снейп ее проигнорировал. Но Гермиона и без его ответа решила для себя, что он не может быть мертв, просто он почему-то, по каким-то важным причинам, временно не может ее навещать. Ведь поверить в его смерть означало признать свое поражение. Если его не станет, никто больше не поможет ей сохранить здравый рассудок. И никто больше не позаботится о ней…

– Есть еще Гарри, – попыталась она убедить себя, – он тебя любит, ты ему нужна.

Впрочем, Гермиона понимала, что сама себя обманывает. Конечно, Гарри заботился о ней, но его привязанность оказалась недостаточно сильной, чтобы удержать его возле превратившейся в растение подруги. Если бы он ее действительно любил, он приходил бы гораздо чаще.

– Но и Снейпу ты не нужна, – сказал ей внутренний голос.

– Нужна!

– Он просто чувствует себя виноватым.

– Я ему нужна! Он обо мне заботится. Он меня навещает.

– Неправда.

– Правда!

– Ну и где он тогда?

– Он болен.

– Он мертв.

– Не может быть!

– А какая разница?

– Большая! Я о нем беспокоюсь.

– Ты просто дурочка. Ты его совсем не знаешь.

– Знаю! Мы нужны друг другу. Мы поможем друг другу.

– Да ты его никогда больше не увидишь. Все кончено! Теперь ты всегда будешь одна.

Гермиона пыталась игнорировать этот проклятый голос, она сбегала от него по запутанным коридорам воображаемого дома. Иногда ей удавалось заглушить его, но избавиться полностью не получалось никогда.

– Никто не заботится о тебе, никто, никто…

– Он обещал!

– Он забыл о своем обещании.

Иногда голос звучал тихо и словно бы всхлипывал. В таких случаях она кричала ему:

– Заткнись! Заткнись и проваливай, не то я от тебя с ума сойду.

– О, до этого уже немного осталось, – усмехался в ответ голос, и в нем звучали уже вполне снейповские нотки.

А через неделю он вернулся.

Гермиона как раз заканчивала мыться. Нетти что-то бормотала о ее волосах, старательно их промывая. Именно эти прикосновения к голове потревожили девушку в ее воображаемой библиотеке в воображаемом Хогвартсе. Она как раз доваривала зелье, а поскольку следить за ним было почти не нужно, то одновременно, чтобы расслабиться, читала статью, найденную в старой подшивке «Ведьминского еженедельника»: «Десять признаков того, что вы сошли с ума».

Она поглядывала на кипящий котел и старалась не думать о неприятностях, ждущих ее в том случае, если зайдет мадам Пинс. Кончиком розового пера делала пометки на пергаменте, параллельно комментируя статью.

«Слышите голоса – тоже мне новость… Пятьдесят помешиваний по часовой стрелке и не забыть блох гиппогрифа… Разговариваете с покойниками – ну да. Хотя не уверена, что этот признак можно засчитывать. Я ведь и раньше разговаривала с Почти Безголовым Ником, а разве я в то время была сумасшедшей?.. Влюбляетесь в неподходящих мужчин, которые только лгут вам и играют с вашим сердцем…»

Дверной хлопок заставил ее вздрогнуть и уронить котел. Вязкое зелье разлилось по разложенным бумагам. Блохи гиппогрифа поскакали по столу, выкрикивая тоненькими голосами: «Пятьдесят баллов с Гриффиндора, пятьдесят баллов с Гриффиндора!» Проклятье! Гермиона нахмурилась, сосредотачиваясь на том, чтобы впервые за несколько дней полностью вернуться в палату. Перед глазами проявились знакомые белые стены и… кое-что неожиданное.

Он. Он пялился на нее, как на привидение. Руки Нетти продолжали перебирать ее волосы. Снейп еще несколько долгих секунд смотрел на Гермиону не отрываясь, а потом вдруг нахмурился и резко отвернулся.

В душе Гермиона просто кричала от радости – он был в порядке! Он вернулся! Она забыла о зелье, о своих размышлениях, ей хотелось только, чтобы Нетти поскорее ушла. Ну пусть она наконец уйдет!

Гермиона чуть не взвыла, когда на нее стали натягивать ночную рубашку – ведь та загородила ей Снейпа. Ах, как она наслаждалась сарказмом в его голосе, когда он сказал, что может дышать, и когда потребовал, чтобы его оставили в покое.

И когда он, как прежде, подошел к изголовью и посмотрел на нее долгим взглядом перед тем, как сесть на свое обычное место, девушка почувствовала, что счастье буквально переполняет ее сердце.

Он вернулся!

Гермионе хотелось, чтобы он что-нибудь произнес, например, рассказал ей, где он был и что с ним случилось. Но голос, который она так мечтала услышать, молчал. Боковым зрением она видела, что Снейп смотрит на нее, но не произносит ни слова.

Она начала упрашивать его:

– Дотроньтесь до меня! Поговорите со мной! Пообещайте, что никогда меня больше не оставите! – но слова эти звучали только в ее воображении.

Через несколько минут Гермиона с изумлением поняла, что его низко склоненная голова уткнулась в ее матрас. Он уснул! Девушка чувствовала, как прижатое им одеяло сильнее натянулось на ее теле. Несколько прядей его длинных волос касались ее руки, щекоча кожу и заставляя вибрировать каждый осязательный нерв. Она ощущала его горячее дыхание, обжигающее ее бедро через тонкую ткань ночнушки…

Гермионе безумно хотелось протянуть руки и зарыться пальцами в черные длинные волосы, провести ладонями по его голове, по лицу. Она хотела услышать биение его сердца и убедиться, что он действительно не призрак, что он на самом деле жив. Чего бы она только ни отдала за то, чтобы повернуться, прижать его голову к груди, вдохнуть его…

От него пахло зельями и, кажется, сандалом – этот запах струился по ее телу, делая его более чувствительным, чем когда бы то ни было. Гермиона чувствовала, что ее кожа пылает. Она никогда, никогда не ощущала себя более живой, чем в эти минуты. Она повторяла его имя раз за разом, почти крича: «Северус… Северус!»

И услышала, как он нежно, почти благоговейно прошептал сквозь сон:

– Гермиона…

А потом все закончилось. Вернулась Нетти с чашкой чая, Северус проснулся и сразу отодвинулся.

Гермиона не знала, что случилось, и не понимала, что же будет теперь. Все, что она поняла, – это что Снейп ушел, даже не взглянув в ее сторону, и сказал, что больше никогда не вернется.

Сначала она не верила. Да и как она могла в такое поверить? Она убедила себя, что неправильно поняла его слова, что это была просто резкая фраза, типичная для его ужасного характера. Не мог же такое на полном серьезе сказать человек, который единственный не бросил ее в беде, человек, которого она узнала за этот год с совершенно неожиданной стороны.

Но он не возвращался, и Гермиона совсем пала духом. Теперь она знала, что Снейп жив и здоров, он просто не хочет ее видеть. Он бросил ее, но она не понимала почему.

Вскоре Гермиона перестала считать дни. Нетти, как и прежде, разговаривала с ней каждый раз, но Гермиона ее не слушала. Ей теперь было не важно, что будет дальше. Все, что ее хоть немного интересовало, – это ее воображаемые комнаты… и воспоминания, какими бы сладостно-болезненными они ни были.

Она заставила себя вернуться к реальности лишь однажды, когда неожиданно зашел Гарри. Вот только… она не почувствовала никакой радости. Как бы сильно она ни любила Гарри, а она его действительно любила, все же это был не Снейп.

Гермиона уже начала потихоньку возвращаться в свой выдуманный Хогвартс, когда вдруг услышала, что Гарри сказал что-то о «сальноволосом ублюдке». Она тут же очнулась и начала лихорадочно припоминать, о чем он вообще говорил.

Кажется, Гарри виделся с Дамблдором, припомнила Гермиона его слова. До него дошли слухи, что Снейп ежедневно посещает больницу Святого Мунго, и он зашел к директору, чтобы узнать, зачем профессор туда ходит.

Гермионе стало ясно: несмотря на то, что война уже закончилась, а так называемый «сальноволосый ублюдок» вообще спас Гарри жизнь, отношение ее друга к Снейпу можно было назвать в лучшем случае двойственным.

– Я знаю, что не имел права, Гермиона, – пробормотал он, – но я ничего не мог с собой поделать. Это его вина, что ты теперь здесь. Это он виноват, что я тебя потерял. Погибни он, и никто не горевал бы по нему так, как по тебе. Так, как я тоскую по тебе…

Гермионе хотелось сесть и стукнуть его, чтобы он хоть немного повзрослел, но пришлось удовольствоваться безмолвным рычанием. Северус всем пожертвовал ради торжества их дела. Он обрек себя на одиночество, заставил людей смотреть на себя, как на зло, и все ради того, чтобы никто не догадался о той смертельно опасной игре, которую он вел. Гермиона не тешила себя иллюзиями и прекрасно понимала, какие страшные вещи он видел, да и творил, будучи Пожирателем и двойным агентом.

Он не был приятным человеком, но он был настоящим человеком. А за то время, что он ее навещал, она успела понять, что он был еще и хорошим человеком. Под резкостью он скрывал боль от одиночества, и только Гермиона знала о его слабости. Гермиона была уверена: догадайся Снейп о том, что она все видит и слышит, он вел бы себя более осмотрительно. Судя по рассказам мадам Помфри, он всегда был очень сдержанным, а уж после войны вообще отгородился ото всех.

Но Гермиона уже видела его доброту, слышала, как он осуждал свои поступки, знала о его огромной преданности Дамблдору. Она знала его, знала настоящего Северуса Снейпа, а не тот фасад, который он демонстрировал людям. Он был сильно израненным жизнью человеком, чье доверие и дружбу теперь очень сложно завоевать. Мир был жесток к нему, и уже не раз он собирал свою разбитую душу буквально по частям, медленно и кропотливо. Но при этом он умудрился остаться цельной личностью с огромным внутренним благородством. Гермиона восхищалась им так сильно, что не смогла бы даже выразить это словами.

В общем, когда Гарри ушел, она даже испытала облегчение. Не к ней он приходил. Он приходил, чтобы успокоить совесть этим посещением забытой подруги. Его привели в больницу вина и стыд за то, что Снейп, которого он терпеть не мог, оказался единственным, кто навещал Гермиону ежедневно. Гарри раздражало, что Снейп делал то, на что у него самого не хватило силы духа.

А теперь он не нашел ничего лучше, чем сказать ей:

– Я хотел бы навещать тебя чаще, но это же совершенно бесполезно. Ты больше не Гермиона, ты всего лишь оболочка той девушки, которую я знал.

Гермиона хотела возмутиться, но вдруг поняла, что это правда. Без визитов Северуса она медленно, но верно теряла связь с действительностью. Еще немного, и она действительно станет всего лишь оболочкой прежней Гермионы, телом без души…

***

Вскоре после короткого визита Гарри она нашла новую комнату. Большую, полную картин. Через несколько мгновений она застыла в растерянности.

– О, Гермиона! – Рон смотрел на нее с картины, играя в волшебные шахматы и ухмыляясь. – Как ты думаешь, Гарри всегда будет проигрывать мне в эту игру?

Она постаралась не закричать во весь голос. Потом долго вытаскивала его из картины и наконец крепко обняла.

– Почему ты плачешь? Чувствуешь себя плохо из-за Гарри, да?

– Я скучала по тебе, Рон, я так сильно скучала!

– Почему? Я всегда здесь.

– Ты умер, Рон.

– Я знаю, – он подмигнул ей, – но это не так плохо, видишь? Я и тут как-то раз обыграл Гарри. Пойдем, сразимся в шахматы. Эй, если сейчас я мертвый, ты думаешь, что можно обращаться со мной, как с Безголовым Ником?

Гермиона быстро отпрянула от него. Она не могла этого выносить.

– Гермиона, милая, почему ты не можешь навещать меня чаще? – проворчала ее мама с соседнего изображения. Она мыла блюдо в раковине, и ее руки были по локоть в пене. – Мы с твоим папой скучаем!

– Мама, я тоже скучаю без вас! – прокричала она. – Почему вы меня бросили?

– Избавьте меня от истерик, надоедливая девчонка! Неужели не заметно, что я пытаюсь вас игнорировать? – Профессор Снейп пристально смотрел на нее с другой картины. – Почему вы отравляете мою жизнь?

– Вы больше не навещаете меня.

– Разве возможно получать от этих визитов удовольствие? – последовал холодный ответ. – Наши разговоры были ничем иным, как запоздавшими попытками вернуть вас.

– Вы сказали, что спасете меня!

– Я слишком занят стараниями спасти самого себя, мисс Грейнджер, – прошипел портрет. – А сейчас оставьте меня в покое.

Гермиона решила не заходить больше в эту комнату.

– Все кончено, Гермиона, – сказала она себе, как только прошла через пустой холл. – Первый признак помешательства – слышать голоса.

«Он не вернется, ты же знаешь».

«И я этого боюсь».

Голоса шептали резко, потом умирали и исчезали в вакууме, заставляя Гермиону чувствовать себя еще более одинокой и покинутой, чем раньше. Стены рушились вокруг нее, и там, где она прошла, в пыли оставались отпечатки ее ног. Она спотыкалась снова и снова, но продолжала поиски другого пути. Она знала, что он был здесь, но везде, куда ни поверни, не было ничего, кроме дороги к смерти.

Гермиона не понимала, куда несли ее заплетающиеся ноги, но вот она набрела на черную, словно ночь, дверь в конце холла. В открывшейся комнате пахло гнилью и затхлостью, густой зеленый мох рос на каменных стенах.

Деревянные парты, стоящие там, были покрыты влажной плесенью. Книги лежали наполовину открытыми, выцветшие страницы были в зеленоватом грибке. Как ни странно, Гермиона хорошо знала это место. Она пробралась мимо валяющихся камней и мусора и вошла в класс зелий. Гермиона подошла к креслу позади стола – его спинка была похожа на простой частокол. Два шкафа оказались в комнате единственным, что было не тронуто гниением.

Она скучала по нему. Она даже не могла вспомнить, как звучал его голос. Все, что она слышала, – это ее крики и звуки, отражающиеся в пустоте и тишине.

Гермионе захотелось умереть.

Не надо было туда возвращаться. Не так уж ему и нужно ее навещать, вовсе нет. Да и грудь ныла. Аппарирование из Хогсмида в Мунго и обратно чуть не прикончило его. Он хмурился, сидя в темноте в своем кабинете. Может, грудь болела и из-за только что опрокинутой стопки «Старого Огдена», но он думал иначе.

Если быть предельно честным, то вообще-то ему не верилось даже в то, что боль осталась из-за недолеченных легких. Казалось, сердце просто вырвали из груди. Больше он туда не пойдет.

Он снова глотнул виски и содрогнулся, ощущая, как жидкость прочертила огненную дорожку в горле. Сколько еще придется выпить, чтобы забыть о ней?

Развратник. Все его иллюзии о том, кем он был на самом деле, разлетелись в клочья из-за девчонки, которая никогда не поймет, что она с ним сотворила.

Это была кошмарная неделя.

Он помнил, как вышел из Больничного крыла на следующее утро после взрыва, чувствуя, будто табун диких гиппогрифов проскакал по груди. Поппи была в своем репертуаре: кудахтала над ним, как над ребенком. Он не выносил, чтобы им командовали, особенно старые любопытные болтушки, вообразившие, что могут звать его по имени и немилосердно над ним подшучивать.

Влив ему в глотку очередную порцию вчерашнего мерзкого пойла, она улыбнулась:

− Нетти по камину спросила утром, как вы. Я сказала, что вы в порядке, но в ближайшее время не появитесь у Гермионы. Она просила передать, чтобы вы не беспокоились: мисс Грейнджер будет в том же состоянии, как в последний раз.

Он изо всех сил старался не обращать на нее внимания, так как, несмотря на все его надежды, попытки испепелить ее взглядами проваливались.

После принудительного утреннего сна, в котором ему привиделась очередная тревожная вариация на тему умирающей у него на руках Гермионы, зашел Альбус, принеся копию «Ежедневного пророка». Скандальная газетенка, преувеличивая в своей обычной манере, умудрилась одновременно превознести его на одной странице и обвинить на другой. Пока первая статья привлекала внимание к тому, как быстро он действовал, спасая жизнь Деннису Криви, вторая умудрилась невзначай намекнуть, что он специально устроил взрыв, чтобы немножко развлечься теперь, когда его работа двойным шпионом закончилась.

Дамблдор был им недоволен, да Северус особо и не возражал. Если бы он был внимателен и поменьше думал на уроке о собственных проблемах, ничего бы не произошло. К счастью, Криви выжил, несмотря на рассеянность Северуса. Он содрогнулся от одной только мысли, сколько объяснительных пришлось бы писать, если бы этот болван и правда погиб. Поппи расхохоталась, когда он заявил об этом Альбусу:

− Ну-ну, Северус, уж с нами-то не надо. Уж мы-то знаем, как вы любите своих учеников.

Снейп подумал, что предпочел бы длительные пытки Круцио ее дурацким замечаниям и намекам.

На следующее утро Поппи позволила ему наконец покинуть Больничное крыло, предварительно наказав есть в своей комнате и держаться подальше от дымящихся котлов. Она также невзначай добавила, что он может навестить мистера Криви, если захочет. Когда Снейп, безучастно взглянув на нее, поинтересовался, с чего бы это ему вдруг могло взбрести в голову проведать идиотского ребенка, который чуть было его не убил, она ехидно улыбнулась в ответ:

− Ну вы ведь навещаете Гермиону!

Но это не соответствовало действительности − по крайней мере, до конца недели. Уж если на то пошло, он просто физически был не в состоянии. Грудь болела от малейшего вздоха, и даже сама мысль об аппарировании без саморасщепления, честно говоря, ужасала.

Кроме того, не хотелось давать повода для школьной мельницы слухов. У него не было абсолютно никаких причин посещать Гермиону, поэтому он и не будет ее посещать.

Но избавиться от нее в снах он не мог. Тот первый сон в Больничном крыле, казалось, проложил русло для нескончаемого потока. Стоило только ему закрыть глаза, и он тут же попадал в плен сновидений о Гермионе.

Сначала сны были о том, как она умирает: то на полу в его классе, то в сражении, безвольно повисшая на его руках. Но по прошествии нескольких дней сны трансформировались в нечто совершенно иное. И как бы жестоко это ни звучало, он предпочел бы сны о ее смерти этим видениям, которые никогда бы не могли воплотиться в жизнь.

В одном из снов он был в своих покоях, дневной свет мягко проникал сквозь окна. Но сон вдруг резко изменился, день превратился в ночь, и ощущение чужого присутствия в комнате промелькнуло в голове. Он повернулся к гостиной и с удивлением обнаружил, что кто-то сидит в его любимом кресле напротив камина с раскрытой книгой в бледных руках. Даже не видя лица, он уже знал, кто это, знание пришло само собой откуда-то изнутри. Волосы ореолом рдели вокруг ее головы, она сидела и улыбалась ему, окутанная теплой золотистой аурой от огня.

− Никаких взрывающихся котлов сегодня? Это хорошо, − сказала она, и голос у нее был чем-то средним между детским звонким дискантом и глубоким женским тембром. Позже, вспоминая, он даже не мог точно сказать, был ли это вообще ее голос, − прошло столько времени с тех пор, как он его слышал.

В другом сне он шел, удаляясь от школы ясным осенним днем. Его шаги были куда менее широкими, чем обычно, и рядом шел кто-то еще. Тонкая рука лежала в сгибе его локтя так, будто ничего не могло быть естественней, и они с Гермионой обсуждали возможности улучшения зелья для оборотней. Поднялся ветер, закружив вокруг них листья и холодный воздух, и он галантно предложил свой шарф, чтобы ее шея не замерзла. Сон ускользнул вместе со странной шаловливой улыбкой на ее губах, с которой она перекрасила зеленые и серебряные полоски на шарфе в золотые и красные цвета Гриффиндора.

Эти и многие другие картины посещали его в ночных сновидениях, воспоминания о них преследовали его так настойчиво, что он был рад отсутствию школьных занятий на этой неделе, поскольку боялся, что подобные мысли отвлекали бы его даже сильнее, чем прежние размышления. Каждое утро встречало его светом и определенностью, заставляя почувствовать себя опустошенным и одиноким. Никогда она не улыбнется ему на пути в Хогсмид, не наденет его шарф, не будет сжимать его руку в таком доверительном молчании. Она по-прежнему была в больнице, и произошло это по его вине.

После четырех ночей, полных снов, и почти недели вдали от нее он снова отправился в Мунго. Окончательное решение навестить ее было принято сразу после обеда. Ему было просто необходимо убедиться собственными глазами, что она все еще там и не превратилась в преследующее его привидение.

В начале недели он поклялся, что не пойдет к ней снова, пока не будет уверен, что нашел лекарство. Он клялся, что никогда больше не позволит себе отвлекаться на мысли о ней, − достаточно, что он чуть не потерял ученика, не говоря уже о том, что он совершенно не хотел давать коллегам повод вновь заинтересоваться его отношениями с Гермионой. И лучше всего для этого было прекратить посещения и выкинуть ее из головы.

Проблема была в том, что он не мог. В промежутках между снами и теми моментами, когда он думал о ней в течение дня, она всегда присутствовала в его мыслях. Проходил день за днем, и он обнаружил, что скучает по ней − по тем часам, которые он провел бы, посещая ее, − и что томится по тому умиротворению, которым наслаждался, просто сидя с ней рядом. Он пытался убедить себя, что это не так; пытался не придавать никакого значения тем моментам, что провел с ней, рассказывая обо всех забавных или хоть сколько-нибудь значимых событиях своих будней.

Раз за разом отвергал он мысль о том, что Поппи была права − что он в самом деле стал неравнодушен к Гермионе. Потому что если это так, то он просто жалок! Мужчина, чьей единственной привязанностью была девочка в два раза его младше, девочка, которая никогда не сможет с ним заговорить, или улыбнуться, или даже осознать его присутствие.

Он так ушел в свои мысли, что, войдя в палату, не сразу заметил, что Нетти Помфри тоже была здесь. Она смывала с волос Гермионы пену от шампуня. Прикованная к постели девочка была прикрыта лишь простыней, края которой были плотно заправлены под ее руки по краям от груди. Ему было видно легкое биение жилки в маленькой впадине у ключицы, и он долго стоял, застыв на месте, прежде чем смог отвести взгляд.

Медсестра быстро завершила водные процедуры с Гермионой, надоедая ему своей пустой болтовней, пока он резко не попросил ее уйти. Только когда она поспешно убралась из комнаты, слегка покраснев от обидного замечания, он позволил себе снова повернуться к Гермионе.

Ее волосы все еще были слегка влажными, хоть он и слышал, как Нетти пробормотала высушивающее заклинание. Девочку переодели в ночную рубашку, практичную и простую, но руки по-прежнему оставались открытыми.

Нерешительно стоя у изножья кровати, Северус посмотрел на Гермиону и вздохнул. Он был рад вернуться. То чувство опустошенности, что преследовало его всю неделю, казалось, испарялось от одного только взгляда на нее.

Подойдя к ней сбоку, он опустился в кресло возле кровати, после чего снова посмотрел на лицо Гермионы. Ее кожа выглядела почти такой же бледной, как его собственная, и была полупрозрачной на скулах. Руки были тонкими, длинными, но все еще с хорошо развитыми мышцами. Он подумал, что Нетти Помфри, наверное, проделывала с ними физические упражнения, чтобы мускулы не атрофировались, и признал, что она неплохо поработала. Он посмотрел на лежавшие на простынях кисти рук, отмечая, какие они маленькие. Пальцы были худыми, и он вдруг вспомнил их на сгибе его локтя − так явственно, будто это действительно когда-то произошло, а не привиделось ему во сне.

Первый раз за неделю он почувствовал себя расслабленным и опустился в кресло рядом с ней с едва слышным вздохом. Он оперся подбородком о руку, и очень скоро его плечи начали опускаться, а веки с каждой секундой становились все тяжелей и тяжелей до тех пор, пока − и это произошло довольно быстро − он не погрузился в сон.

Он был в своих комнатах, но они как-то изменились. Казалось, что стало меньше свободного места − возможно, из-за дополнительного платяного шкафа у стены напротив и высоких стопок книг с обеих сторон от кровати. Он ничего не понимал, и тут из-за спины послышался шум.

Гермиона появилась в дверях его ванной комнаты. Ее лицо светилось, мокрая копна волос была закручена в большое полотенце. Она позаимствовала его халат − серебряного цвета, со змеей, вышитой на кармане. Пояс был слабо завязан на талии, выставляя на обозрение соблазнительно много обнаженного тела.

− Почему ты надела его? − спросил он. Снейпу казалось таким естественным, что она тут стоит. Как будто халат всегда принадлежал ей, и комнаты были ее, а не его.

− Ох, Северус, − она снова говорила тем самым голосом, в котором интонации женщины и ребенка смешались вместе так, что трогали его до глубины души. − Мне нравится бархат, я чувствую себя в нем, как кошка.

Большая часть его хотела сбежать дальше в этот сон, утонуть в нем, принять его как реальность, и в то же время рациональная его часть − хоть и ставшая неразличимо малой в этот момент − наблюдала за происходящим в ужасном замешательстве.

− Ты выглядишь попавшей под дождь львицей, − услышал он собственные слова. Ноги сами несли его к ней.

− А ты − пантерой, готовой к броску, − улыбнулась она в ответ. – Расчешешь мне волосы, пока они не высохли и не запутались?

Она отбросила полотенце, встряхнув свободно распущенными локонами, и протянула ему щетку для волос.

− Люблю, когда ты это делаешь. Очень расслабляет.

Он взял широкую щетку и какое-то мгновение пристально ее рассматривал, забыв, зачем она ему. Потом поднял глаза и обнаружил, что они находятся перед туалетным столиком. Гермиона сидела на стуле спиной к нему.

− Ну, не спи на ходу, − поддразнила она, и Снейп увидел в зеркале ее улыбку.

Окружавшая их тишина нарушалась лишь их дыханием и мягким шорохом скользящей по волосам щетки. Гермиона сидела, небрежно положив руки на столик, ее голова была откинута назад и, наклоняясь вслед расчесывающим движениям, почти касалась его груди.

Он видел, как бьется жилка у ее ключицы, и размышлял, каково было бы почувствовать этот трепет, прикоснуться языком к пульсирующей точке, прильнуть губами к ключице и поцеловать ее. Движения его рук вдоль ее волос замедлились. Щетка со стуком упала на пол.

Он наклонился вперед, почувствовал, как его голова сама по себе опустилась ей на плечо, и прошептал ее имя:

− Гермиона…

− Северус…

− Профессор Снейп… Профессор Снейп? С вами все в порядке?

В то же мгновение Снейп проснулся. Мышцы торса жалобно застонали, протестуя против слишком резкого движения, с которым он выпрямился в кресле, рывком подняв голову с кровати Гермионы. Он уснул рядом с ней, согнувшись в странной, неудобной позе. Он чувствовал, что на щеке слегка отпечаталась складка от простыни, и побледнел от смущения, когда к нему стремительно вернулись воспоминания о том, что приснилось.

Нетти Помфри слегка озабоченно разглядывала его, стоя в ногах кровати.

− Вы так бледны, профессор Снейп. Поппи знает, что вы здесь? Держу пари, что не знает. Осмелюсь сказать… судя по вашему виду, вам не помешало бы несколько часов крепкого сна.

Снейп пристально посмотрел на нее, чувствуя, как медленно заливается дурацкой краской от шеи до корней волос. Лицо пылало жаром, сравнимым лишь с охватившей его внутренней яростью. Он не помнил точно, что ответил Нетти, но знал, что это было что-то неприятное.

Когда она остановила его, рвущегося к выходу, чтобы спросить, когда он вернется, то пришлось вцепиться в дверной косяк, чтобы не упасть: такая боль горела в груди.

− Никогда, − прорычал он, пытаясь сдержать неожиданное желание крикнуть в мучении. Ему нельзя было видеть Гермиону… нет, мисс Грейнджер… больше никогда.

Будь проклята Поппи с ее назойливостью, с ее проклятыми выдумками и шутками! Это из-за нее ему снится Гермиона! Именно Поппи внушила ему, что он может быть неравнодушен к девчонке, иначе такая мысль никогда не пришла бы ему в голову. Он был развратником, как все о нем и думали. Тайно вожделел пациентку, которую надеялся спасти, мечтал о ее мягких руках и нежных улыбках, о разговорах с ней.

И, несмотря на все попытки отрицать это, почему-то он больше не мог обманывать самого себя, стараясь думать, что все обстоит иначе. Он питал к девочке куда более сильный интерес, чем следовало. Возможно, он даже любил ее.

Старый Огден знал толк в виски, и Северус был ему безмерно благодарен. Жжение от смачивающей горло жидкости в последние несколько недель стало желанной болью. Он не возвращался больше к мисс Грейнджер, несмотря на почти непреодолимое желание. Он не позволил себе отдаться инстинктам и навестить ее. Без него ей было лучше.

Его и без того взрывной характер вконец испортился. Ученики и коллеги все как один перешептывались, что теперь, когда Волдеморта больше нет, он стал даже более гадким и невыносимым, чем когда-либо раньше.

Этот шепот вызвал у него мрачные усмешки.

− А чего они ждали? Я самый мерзкий ублюдок, какого только можно найти.

День за днем он вел уроки со свирепостью, сметавшей все на своем пути. Ученики были так напуганы, что боялись лишний раз вздохнуть, опасаясь, как бы он не взорвался в потоке такой злой и оскорбительной брани, которая испепелила бы их на месте.

Снейпу это нравилось. В его классе больше не было никаких происшествий.

Коллеги держались от него подальше, относясь к нему так же, как до того, как он стал «героем войны», старались не обращать на него внимания, насколько это было возможно, и разговаривали с ним только по необходимости.

Даже Альбус его не трогал, за что Северус был крайне благодарен. Снейп не вынес бы разочарования и отвращения старика. А что еще тот мог бы почувствовать, если бы узнал, как Северус злоупотребил его доверием, начав испытывать совсем не подобающий преподавателю интерес к мисс Грейнджер, своей бывшей ученице.

И если иногда тихий голосок и напоминал ему, что Гермиона больше не школьница, причем уже довольно давно, он беспощадно его заглушал, пока тот окончательно не тонул в потоке ненависти и презрения.

Снейп испробовал все, что только приходило в голову, чтобы избавиться от снов, но ничего не помогало. Даже зелье снов без сновидений не было достаточно действенным, чтобы вытеснить Гермиону из его головы. Поэтому он до бесчувствия накачивался каждую ночь «Старым Огденом» и пытался не уснуть так долго, как только мог. Сны о Гермионе убивали его.

Никого из тех, кто его знает, не удивило бы, что он человек глубоко эмоциональный и страстный. Однако они бы удивились, что вся эта страсть − вся глубина и широта его чувств − по мере посещений мисс Грейнджер полностью сконцентрировалась на ней.

Он никогда в жизни не испытывал столь сильных эмоций, никогда не ненавидел себя так яростно. Он собирался спасти ее из совершенно бескорыстных побуждений, а в результате превратил свои чувства во что-то низкое и постыдное. Он задумывался: был ли он обречен всегда разрушать все светлое и хорошее в своей жизни, портить все свои усилия тем злом, что, как он знал, скрывалось в нем?

Если бы Гермиона была здорова, она бы с криком бросилась бежать подальше от него в ту же секунду, когда заподозрила в подобных чувствах к ней. Она никогда бы добровольно не согласилась на то, что делала каждую ночь в его снах, с улыбками и мягкими словами, нежной заботой, которая превратила его в пыль у ее ног. Он был животным. Он держался от нее подальше ради нее же самой и пытался утопить себя в выпивке.

Через несколько недель после последнего посещения Гермионы к нему заявился Поттер. Молодой человек не соблаговолил даже подождать приглашения, чтобы войти, и если бы Снейп не прикончил уже второй стакан огневиски, то мог бы вполне послать в мальчишку проклятье. А так он лишь изогнул бровь:

− Поттер. Какой неприятный сюрприз.

Гарри стремительно пронесся через комнату и, упав в кресло напротив, нахмурился, почувствовав исходивший от Снейпа аромат:

− Не рановато-то ли для выпивки, а, Снейп?

− Проваливайте или присоединяйтесь. Мне все равно, что вы предпочтете.

− Знаете, вы ублюдок, − прошипел Поттер, наливая себе бокал.

− До вас только сейчас дошло? Ах, Поттер… Я всегда знал, что вы туповаты. Чем обязан неудовольствию лицезреть вас?

− Как вы могли не сказать мне о Гермионе!

Снейп презрительно усмехнулся:

− Когда это мы с вами стали так близки? С чего мне рассказывать вам что-то о Герми… мисс Грейнджер?

− Потому что она умирает, черт вас подери! Нетти Помфри сказала мне, что она умирает, и я ничего не могу поделать! − Поттер дрожал от гнева, его глаза заблестели от набежавших слез. − Я пришел проведать ее сегодня, и она… она… − голос подвел его, слезы вырвались наружу, − она все, что у меня осталось, и я теряю ее. Как вы могли мне не сказать!

− Что вы имеете в виду? − Снейп похолодел, будто его окунули в ледяную воду. Тот комок мускулов, что называется сердцем, с болью забился в груди.

− А вы не знаете? Вы же видите ее каждый день! Альбус сказал мне об этом несколько недель назад, когда я спросил его, чем вы там занимаетесь. Он сказал, что вы пытаетесь найти лекарство для нее, разве не так? − с жаром спросил Поттер.

− Я не навещал мисс Грейнджер с той недели, когда произошел несчастный случай с Криви, − прошипел Снейп. − А теперь объясните, почему Нетти считает, что она при смерти?

− Да по ней видно, − прошептал Поттер. − У нее выпадают волосы… Она вся скрючилась, а кожа стала такой серой… Я пришел сегодня утром, и она лежала как труп. Я… я не мог… Последний раз, когда я ее видел, она выглядела как всегда, и это было всего две недели назад! А теперь она выглядит так, будто вот-вот рассыплется.

Снейп вскочил на ноги. Пустой стакан упал на каменный пол, и он с какой-то отстраненностью услышал, как тот разбился.

− Мне пора. − Он посмотрел на Гарри, на слезы в глазах мальчишки и его бледное лицо, и понял, что вообще-то чувствует странную близость с ним. − Идите за Альбусом, скажите ему, что я жду его в Мунго.

Он не знал, на что рассчитывать, но уж точно не на то, что увидел. Ситуация была даже серьезней панических описаний Поттера. Гермиона выглядела хуже, чем когда он первый раз увидел ее в Мунго, а тогда у нее почти не было волос и тело казалось хрупким, как у котенка.

В течение последних полутора лет она умудрялась сохранять здоровый и крепкий вид, к которому Снейп успел привыкнуть. По-видимому, из-за этого Поттеру и было так тяжело ее видеть: обычно она выглядела в точности так же, как перед впадением в кому; так, будто в любой момент могла подняться и начать задавать кучу вопросов, которые, скорей всего, вывели бы Снейпа из себя, даже если бы ему понравилось на них отвечать.

Но сейчас − Мерлин! Ее кожа, обычно здорового светло-медового цвета, была белей пшеничных тостов, которыми Поппи пичкала его в Больничном крыле. Под кожей были видны острые очертания костей. Хороший мышечный тонус всего двухнедельной давности испарился, и она свернулась практически в позу зародыша. Ее великолепные волосы − волосы, которые в снах обвивали его руки, − стали безжизненными и прямыми, ломкими и сухими, а не той дикой копной кудрей, которую его пальцы обхватывали и сжимали в те редкие моменты, когда он позволял себе к ним прикоснуться.

Нетти Помфри посмотрела на него с выражением, похожим на жалость, когда он задохнулся при виде искалеченного тела Гермионы.

− Почему она лежит на боку? − спросил он. − Почему у нее так согнулись руки и ноги?

− Такое случается, когда больные долго находятся в коме. Сухожилия теряют эластичность и съеживаются.

Снейп не ответил, лишь шагнул ближе к кровати.

− Она так похудела! Кажется, будто она может сломаться от малейшего прикосновения. Что случилось? − В его голосе не было ни сарказма, ни обвинений, а лишь печаль и грустная мольба.

− Не знаю, − ответила Помфри. − Ей становилось все хуже после вашего последнего посещения. Я больше ничем не могу ей помочь.

− Я это так не оставлю, − прошептал Снейп.

Он не помнил, как упал на колени рядом с кроватью, как рука потянулась к ломким волосам, чтобы осторожно убрать их с ее глаз.

Они совсем не изменились, были по-прежнему широко распахнутыми и пустыми, цвета болотной тины, а не золотисто-карими, блестевшими интеллектом, который, как он подозревал, мог сравниться с его собственным. Он попался в ловушку ее взгляда, отразившись в ее глазах. Их пустота насмехалась над ним, обвиняла его. Он подвел Гермиону, несмотря на свое обещание.

Непомерная тяжесть опустилась на грудь, мешая дышать. Он практически видел смутный ореол смерти, витающий над Гермионой, и вдруг осознал, что если она умрет, то часть его − та часть, которую он только начал узнавать, − умрет вместе с ней.

Он снова посмотрел ей в глаза, вспоминая их такими, какими они были, − упорно решив, что не даст ей уйти. Он почувствовал, будто падает в карюю глубину, входя в ее разум, зовя ее по имени. Эхо его голоса отражалось от стен пустынных коридоров ее сознания, и от одного только этого звука становилось не по себе. Нужно было быть сумасшедшим, чтобы надеяться найти здесь хоть что-то от девушки, которую он когда-то знал.

Ее больше не было. Его последний шанс искупления − и тот утерян.

Он подхватил ее под голову рукой, чувствуя под пальцами изящные кости черепа.

− Нет, − взмолился он. − Нет!..

И в этот момент Снейп почувствовал какое-то легчайшее прикосновение… чего-то… к своим мыслям. Такое манящее, такое робкое, что он испугался, не померещилось ли ему. Его взгляд сфокусировался и стал пристальным, разум пытался проникнуть дальше, идти наощупь…

− Мисс… Мисс Грейнджер? Гермиона?

Он по наитию шел через коридоры, которые рассыпались в пыль вокруг него, решительно пробирался сквозь огромные, разросшиеся деревья, осторожно ступал на кирпичи и обвалившуюся известку. Впереди маячила смутно знакомая черная дверь, изъеденная вредителями и покосившаяся.

Наконец он добрался до нее и мягко толкнул, чтобы открыть. Дверь рассыпалась от прикосновения, пылью прошла сквозь пальцы и растворилась в воздухе, даже не долетев до каменного пола. Он прищурился, чтобы защитить глаза от пыли, и почти перестал дышать. Рядом кто-то плакал.

− Гермиона?

Какое-то мгновение его окружала беспросветная мгла, которая вдруг разлетелась в разноцветный калейдоскоп. Колени дрогнули под неожиданным грузом охвативших его эмоций: гнев, боль, одиночество, отчаяние; ужасное, захлестнувшее с головой, чувство угнетенности, грозившее полностью поглотить….

− Северус? − Ее голос был голосом ангелов, голосом всепрощения, голосом искупления и спасения. − Это на самом деле ты? Действительно ты?

Он упал на колени перед ней, уверяя самого себя, что глаза слезятся из-за пыли.

− Это я, Гермиона. Я пришел.

Она спрыгнула с огромного кресла, в котором сидела, сжавшись в комочек, и, обхватив его руками, уткнулась лицом ему в грудь.

− Северус, где ты был? Я так скучала по тебе!

Между каменными плитами вдруг показались ростки, и цветы распустились в заброшенном классе зельеварения.

Голоса вернулись. Точнее, не голоса, а голос. Сжавшись в кресле в старом классе зельеварения, она слышала, как этот голос эхом отражался в ее сознании, зовя:

− Гермиона!

Это был голос Северуса.

Конечно, она не отвечала. Голоса пытались одурачить ее и раньше, пытались выманить из этой комнаты − ее убежища. Она не поддастся. Она знала, что если уйдет отсюда, то разорвет последнюю связь с ним и окончательно отдастся безумию, сопротивляться которому становилось все трудней.

– Гермиона!

Она слышала шаги, громкое эхо которых доносилось из коридоров, слышала тяжелое дыхание, которое точно принадлежало кому-то другому. Неизвестный призрак, порожденный ее разумом и призванный окончательно перевести ее через грань безумия, приближался.

– Гермиона! – голоса стали еще коварней, искусно имитируя Северуса, потому что знали, как сильно она по нему тоскует. Было трудно не отозваться. Она больно закусила губу, чтобы не произнести его имени; в глазах набухли слезы. Она пыталась подавить всхлипы, подступающие к горлу, но те вырвались помимо ее желания.

Она так устала от одиночества.

Шаги смолкли в коридоре перед комнатой. Большая черная дверь, криво висевшая на петлях, слегка качнулась вперед, прежде чем рассыпаться в пыль.

– Гермиона?

Он стоял в пустом дверном проеме, в ореоле вьющейся вокруг него пыли. Его голос был слегка хрипловатым, как будто он сдерживал сильные эмоции. Гермиона знала, что не выдержит этого.

На самом деле его здесь нет. Она окончательно сошла с ума, и ее разум породил наконец то единственное создание, что точно способно ее уничтожить.

– Северус? – ее голос был тихим, охрипшим от долгого молчания и слез, и в нем прозвучала такая тщетная надежда, что Гермиона содрогнулась.

– Это на самом деле ты? Правда?

Северус стремительно направился к ней: расстояние между ними сокращалось прямо на глазах, пока, наконец, он не опустился перед ней на колени. Казалось, он плачет: слезы медленно прочерчивали дорожки по его пыльным щекам.

– Это я, Гермиона. Я пришел.

Гермиона знала, что он лжет. Она знала это, даже когда соскользнула с кресла, в котором сидела, сжавшись в комочек, и бросилась ему в объятия. Но ей было все равно.

Она больше не хотела быть одна. Гермионе было ясно: уж лучше бредить и сходить с ума, только бы не быть одной. Уж если она очертя голову летит в пучину безумия, то лучше делать это в его объятиях, чем как-нибудь еще.

– Северус, где ты был? Я так скучала по тебе!

Она не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она в последний раз слышала чей-либо голос или видела кого-нибудь в своих мыслях. Ей казалось, что выдуманный Снейп исчез целую вечность назад, почти сразу же после того, как реальный Снейп покинул ее, но вот он вернулся и на этот раз не был ни злым, ни противным.

Гермиона бурно разрыдалась, как только оказалась в объятиях этого фантома, и с облегчением почувствовала, насколько реальным он казался – сильные руки, заключившие ее в объятия, были столь же осязаемы, как и весь остальной мир, построенный ею в своем разуме. Она уткнулась лицом ему в грудь и вдыхала его запах, стараясь ни о чем не думать, пока ее обволакивал его мягкий шепот и успокаивали его руки.

Наконец почувствовав, что снова может говорить, она прошептала:

– Почему ты не можешь по-настоящему быть здесь?

– Я здесь, Гермиона. – Его тело напряглось.

– Нет, тебя здесь нет, ты всего лишь плод моего воображения − игра подсознания в чистом виде. Ты один из тех десяти шагов, о которых предостерегала статья в «Ведьмином Еженедельнике». Вообще-то, это очень интересно. Должно быть, я не такая уж сумасшедшая, как мне казалось, раз смогла так точно воссоздать тебя в своей голове. А откуда взялись цветы, Северус? – Она нахмурилась, указав на бутоны возле ног. – По-моему, они очень украшают эти развалины. Боже, ну и вид, наверное, у меня! – прошептала она внезапно и отклонилась назад, упершись руками ему в грудь. – Прости за этот беспорядок – у меня не было настроения убираться. У меня так давно не было гостей.

– Гермиона, – тихо сказал Снейп, – о чем ты говоришь?

Гермиона ответила не сразу. Вместо этого она неуверенно провела руками по волосам и заметила со странным чувством отстраненности, что вся покрыта пылью. Она увидела сероватый отпечаток, оставшийся там, где прикасалась к нему, и с трудом сдержала улыбку.

– Я испачкала твой костюм летучей мыши.

– В смысле? – Его голос все еще оставался тихим, но тон как-то изменился. Теперь он стал не таким мягким, и в него закралась нотка недоумения.

Гермиона улыбнулась, после чего принялась стряхивать пыль с его груди.

– Я испачкала твой костюм летучей мыши. Как здорово, что ты не настоящий, а то бы ты ужасно разозлился на меня. Я прямо так и слышу тебя, то есть настоящего тебя: «Мисс Грейнджер! Что означает вся… эта… пыль?!» – Последнюю фразу она прорычала, довольно точно скопировав Снейпа в его самой надменной ипостаси. – «Пятьдесят баллов с Гриффиндора, дерзкая пыльная девчонка!»

– Уверяю, Гермиона, я настоящий, и я…

Гермиона начала выходить из себя:

– Не лги мне! Почему ты всегда мне лжешь? Ты не настоящий! Ты сказал, что не вернешься назад! Ты был моей единственной надеждой, и ты, ты… – она внезапно вскочила на ноги и отвернулась от него. – Ты покинул меня. Бросил здесь совсем одну. Обещал спасти, а потом просто бросил…

Отвернувшись, она скрестила руки на груди и крепко обхватила себя, словно пытаясь защититься. Ее била дрожь. Гермиона кусала губы, стараясь не расплакаться. Она не позволит этому − существу − сломать себя. Нет, только не теперь, после того как она продержалась так долго.

Гермиона знала, что он тоже поднялся на ноги. Она чувствовала, как тепло его тела обволакивает ее, как он пожирает ее глазами. Это казалось слишком реальным. Он шагнул к ней, смяв цветы, которые, казалось, расцветали везде, где только ступала его нога. Их приторный аромат и его близость затмили собой все на свете.

Она почувствовала, как его руки легли ей на плечи и сжали их. Хватка была болезненно крепкой, но, несмотря ни на что, желанной. Пусть даже это происходит только в воображении − ее это больше не волновало. Она хотела быть со Снейпом любым способом, даже если он всего лишь «изощренное проявление ее подсознательных желаний».

– Я вернулся, Гермиона, – его голос был тверд. – Ты умираешь.

Гермиона хмыкнула:

– Нет, не умираю. Это невозможно. Заклятие действует не так: я не могу умереть, как бы сильно мне этого ни хотелось. Это же «Живой сон», то есть тот, в кого оно попало, а это я, обязан жить.

– Ты умираешь, Гермиона! – его голос стал громче. – Я пришел, как только узнал об этом. Каким-то образом… я смог попасть в твое сознание с помощью легилименции.

Гермиона снова повернулась к нему, довольная, что его теплые руки остались лежать на ее плечах.

– Теперь я знаю, что тебя действительно здесь нет. Легилименция тут не действует: директор Дамблдор пытался найти меня таким образом, когда я еще была в Больничном крыле, но так и не смог. Поэтому-то все и думают, что я в коме.

Снейп молчал. Миллион эмоций пронесся по его лицу.

– Да, я забыл об этом… Тогда как же я смог тебя найти?

Она закатила глаза:

– Да потому что это не ты меня нашел, а я тебя сделала!

Он улыбнулся. Почему-то из-за этой мимолетной улыбки показалось, что его голова сейчас расколется на две половинки.

– Итак, когда Альбус пытался найти тебя, это не сработало. Что ты тогда чувствовала?

– Почему тебя это так беспокоит? – огрызнулась она в ответ, вздернув плечи, как готовая зашипеть кошка. Впрочем, почти в тот же момент ее голос изменился, будто она признала свое поражение: – Думаю, это неважно. Так же, как и то, что ты лучшая компания, чем… чем…

Она поежилась.

– Казалось, будто я стояла за стеклянной стеной, смотря через темное зеркало. Я видела Дамблдора, но он не видел меня, – выдохнула она. – Всегда повторяется одно и то же: я могу видеть всех, когда захочу. Для этого нужно лишь посмотреть. Так тяжело, когда никто не видит меня в ответ. То же самое было с тобой, каждый раз, когда ты приходил навестить меня. Я видела тебя, слышала тебя… Я даже… даже могла чувствовать твои пальцы в моих волосах!

Теперь его руки мягко, почти машинально поглаживали ее плечи, массировали ключицы, скользили вверх вдоль шеи, нежно прикасались к ушам и затылку. Настоящий Снейп никогда бы этого не сделал – никогда бы не дотрагивался до нее, будто она была фарфоровой вазой или хрупкой бабочкой. Быть с таким Снейпом даже неплохо, если, конечно, она себе это позволит. Сумасшествие вдруг перестало казаться столь неприятным.

Застонав от удовольствия, она прильнула к нему и склонила голову на бок, чтобы ему было удобней касаться ее шеи. Она не могла оторвать от него глаз, удивляясь, как раньше не замечала благородства в его строгих чертах. Жесткие губы слегка смягчились, глаза сверкали, как ониксы – такой бездонной была их чернота. Гермиона с удовольствием утонула бы в них, если б могла. Она никогда не замечала, насколько они красивы. Казалось, в них отражалась сама Вселенная.

Они стояли так несколько мгновений, прежде чем Снейп осознал, что делает, и резко отдернул руки, после чего уставился на них, будто видел в первый раз. Прежде чем он смог извиниться, Гермиона капризно выдохнула:

– Разве я разрешила тебе перестать гладить меня?

Снейп выглядел крайне ошеломленным:

– То есть?!

– Понимаешь, – сказала она, – я тебя создала. Мой рассудок наконец догадался, как сотворить тебя таким, чтобы ты действительно разговаривал со мной и мог по-настоящему ко мне прикасаться. Я понимаю, что ты всего лишь плод моей фантазии. Конечно, теперь я точно потеряла ту последнюю каплю разума, что у меня еще оставалась, но сейчас ты здесь и можешь прикоснуться ко мне, так что не смей останавливаться!

– Гермиона, в последний раз уверяю тебя, я настоящий. Ты не придумала меня. И это совершенно неуместно − мне стоять здесь и… – Снейп замолчал, будто слова застревали в горле и он был не в силах подобрать то единственное, нужное. – И… и гладить твою шею, будто… будто…

– Будто у тебя есть на это право? – подсказала Гермиона. – Если не у тебя, то у кого? Пожелай я рядом другого, я бы тебя здесь не выдумала, не так ли? Может, я и сумасшедшая, но все еще знаю, кого хочу. И в моем собственном сознании решаю я, что правильно, а что нет. Здесь ты не мой профессор, а Северус. Просто Северус. И мне хочется, чтобы ты прикасался ко мне. Мне уже так давно этого хотелось! Так что не останавливайся.

Северус внезапно побледнел и отступил от нее на шаг:

– Ты сошла с ума?

– Да! Как раз это я и пытаюсь тебе объяснить! – с удовольствием согласилась Гермиона. – Я совсем сошла с ума. Не хочешь меня поцеловать?

– Я не могу, будучи в твердом уме, так воспользоваться твоим положением. И не собираюсь. Когда мне удастся убедить тебя в своей реальности, я не хочу, чтобы тебе было о чем сожалеть. Теперь, зная, что ты точно все еще с нами, я буду еще упорней искать способ тебя вылечить. Мне понадобится твоя помощь: возможно, ты вспомнишь что-то, что я мог упустить. И мне нужно, чтобы ты была в себе и нормально общалась со мной, а не ненавидела за то, что здесь произошло.

Гермиона улыбнулась:

– Ты выглядел прямо как он, когда сказал: «Я не могу, будучи в твердом уме, так воспользоваться твоим положением», – передразнила она его. – У тебя даже интонации были, как у того Снейпа, которого я помню. Я имею в виду того, противного, из Хогвартса, а не того, кто приходил ко мне. Знаешь, я уже взрослая, а не школьница. И целиком отвечаю за свои поступки.

Снейп саркастически хмыкнул в ответ:

– Как ты можешь отвечать за них, если тронулась умом? – Он знакомым жестом скрестил руки на груди. – Итак, что мне надо сделать, чтобы убедить тебя, что я настоящий?

Гермиона помолчала, прежде чем ответить:

– Это невозможно. А теперь, не будешь ли ты наконец так любезен снизойти до того, чтобы меня выслушать?

– Я смотрю, восемнадцать месяцев комы не избавили тебя от командирских замашек. Ты всегда была уверена, что знаешь все лучше всех. – Снейп довольно жестко схватил ее за руку и попытался вытащить Гермиону из комнаты. – Пойдем со мной, я докажу, что я действительно здесь.

Гермиона упиралась изо всех сил:

– Это ловушка, я не пойду с тобой! Как только я выйду отсюда, все станет совсем безнадежно. И тогда ты бросишь меня в точности так же, как он.

– Мерлин! – Снейп начал терять терпение. – Мне пришлось прекратить визиты как ради самого себя, так и ради твоего блага. Да если бы я только знал, что ты на самом деле блуждаешь в этой… паутине своего разума, то никогда бы не бросил тебя. Я вернулся, как только узнал, что ты умираешь, – неужели же это ничего не значит?

– Не говори со мной таким тоном, – с раздражением откликнулась Гермиона. – Если уж на то пошло, я вообще здесь только из-за тебя, разве не так? Я бы слушала бесконечную болтовню Гарри про квиддич, и это ты был бы заперт в собственном разуме и все ждал бы, чтобы хоть кто-нибудь пришел тебя навестить. Только вот никто бы никогда не пришел, ведь тебя все ненавидят.

Она замолчала, почувствовав, что Снейп выпустил ее руку. Его лицо словно превратилось в ледяную маску, так хорошо знакомую со школьных лет. Слезы раскаяния и стыда наполнили ее глаза.

– Прости, – сокрушенно прошептала она. – Это было жестоко с моей стороны, и я вовсе так не думаю.

– Тем не менее, это сущая правда, мисс Грейнджер, – ответил Снейп. Его голос стал совершенно ровным, лишенным каких-либо интонаций, хоть он и запнулся слегка на ее имени. – Я виноват, что вы здесь, и прекрасно это осознаю. Однако я делаю все, что в моих силах, чтобы исправить ваше положение. И я совершенно не желаю, чтобы мою совесть еще сильнее отягощала вина за вас и ваше самопожертвование. Я знаю, что на самом деле нахожусь здесь, и твердо намерен доказать вам это, даже если придется взять вас на руки и вынести туда, где вы сможете увидеть меня собственными глазами.

Гермиона поежилась при этих словах. В них скрывалась боль, и она поняла, что он отгораживается от нее, воздвигая невидимые стены. Она смотрела на человека перед собой, вдруг отмечая морщинки в уголках его глаз, которые никогда не замечала у реального Снейпа, складки вокруг рта, пролегающие глубже, чем во время войны. В черных волосах даже появилась легкая седина. Почему она состарила его образ? Она шагнула к нему, вдруг осознав, какой беспорядок царит в кабинете.

Почему из пола растут цветы? Почему вокруг такая разруха? Эта комната – ее убежище – рассыпалась прямо на глазах. Снейп стоял перед ней напряженный, холодный и излучал угрюмость, отчего казался слишком похожим на настоящего.

– Я бы навещала тебя, – тихо констатировала она. – Я бы приходила каждый день и приносила цветы. Я бы разговаривала с тобой, читала вслух и надеялась, что мои посещения привяжут тебя к реальности, как твои визиты привязали меня. Я бы с той же преданностью и самоотверженностью заботилась о тебе, как ты обо мне. И я никогда бы не отчаялась и не отступилась.

Разрушенные стены вокруг начали восстанавливаться. Трещины, пробежавшие по известке, казалось, сами собой зарастали от одних только ее слов. И у нее появилась слабая, совсем-совсем робкая надежда, что, может быть – может быть! – он настоящий… И даже если это не так, фантазия была славной. Гермиона шагнула вперед, протянув руку, чтобы дотронуться до него, и слегка улыбнулась, увидев, как его глаза раскрылись от удивления, когда она так изменила реальность вокруг и вернула класс зельеварения в нормальное состояние.

– В тот последний раз, когда ты приходил ко мне и заснул у моей постели, тебе что-то снилось. Я слышала, как ты шептал мое имя. Что это был за сон?

Снейп посмотрел на нее и тут же отвел взгляд.

– Ничего особенного, – его голос был спокойным, но Гермиона почувствовала внезапную напряженность в его тоне. Она изумленно наблюдала, как легкая краска медленно заливает его лицо, оттеняя резкие линии скул.

И вот тогда-то она и поверила: она ни за что на свете не смогла бы выдумать краснеющего Снейпа! Это находилось за пределами ее возможностей, даже в воображении. Смеясь и плача одновременно, она бросилась ему на шею:

– Это правда ты! Ты на самом деле здесь!

Несколько мгновений он стоял, словно окаменев под ее бешеным натиском. Она слышала, как гулко стучит его сердце, чувствовала его дыхание поверх волос, когда он посмотрел на нее сверху вниз. И наконец ощутила, как его руки нерешительно обняли ее.

– Глупенькая… – прошептал он.

– Обещай, что никогда больше меня не оставишь, – плакала Гермиона. – Мне кажется, я этого не перенесу. Ты мне нужен.

− Гермиона, я… – и тут он исчез. В ее объятиях осталась лишь пустота.

− Северус… Северус!

До конца жизни буду помнить тот день, когда профессор Снейп вернулся к мисс Грейнджер. Его безумный вид и переполненные страхом и отчаянием глаза навеки врезались в мою память.

С того момента, как он поклялся больше не приходить, прошло ровно две недели. Они дались ему нелегко. Я привыкла видеть его всегда строго одетым, в сюртуке и мантии, а не в рубашке с распахнутым воротом и расстегнутыми манжетами. От него пахло какой-то затхлостью пополам со стойким ароматом виски. Его опрятные (пусть и не очень чистые) волосы были жирнее обычного и беспорядочно торчали во все стороны. Создавалось впечатление, что он не мылся несколько дней. Узреть в таком виде человека, который всегда казался мне чересчур чопорным и педантичным, было настоящим шоком.

Однако я постаралась никак не выдать своих чувств, когда он наконец смог оторвать взгляд от неподвижно застывшей мисс Грейнджер.

− Почему она лежит на боку? − спросил он. − Почему у нее так согнулись руки и ноги? − Голос его был хриплым, как будто он с трудом заставлял себя говорить.

− Такое случается, когда больные слишком долго находятся в коме, − мягко ответила я. − Сухожилия теряют эластичность и съеживаются.

− Она так похудела. Кажется, будто может сломаться от малейшего прикосновения. Что случилось? − еще более сдавленно проговорил Снейп. Он шагнул ближе к кровати и протянул заметно дрожащую руку, чтобы прикоснуться к мисс Грейнджер. Его отчаяние было практически осязаемым. В тот момент я и начала его понимать. Совсем чуть-чуть. Я с трудом сдержала порыв подойти и обнять его, как обнимают маленьких детей, − так мне захотелось защитить его от всех на свете бед. Но вместо этого я лишь мягко ответила:

− Не знаю. Ей стало хуже после вашего последнего посещения. Я больше ничем не могу ей помочь.

За годы работы колдомедиком я насмотрелась, как страх потерять дорогого человека ломает людей. Отчаявшиеся мужья и жены, на чьих руках умирали их супруги; стенающие от невыносимого горя родители, узнавшие, что любимое дитя не выживет из-за каких-то ранений или болезней, которые, казалось, выбирали именно молодых, − на это всегда было тяжело смотреть. Но сейчас… ладно, если раньше мне только казалось, что он любит девочку, то теперь пропали последние сомнения. Он сходил с ума от горя прямо на моих глазах: его боль и чувство вины были очевидными и всепоглощающими. Нас разделяло десять шагов, но мне казалось, что я слышу, как бьется его сердце.

− Я не смирюсь, − проговорил он и в следующий момент упал на колени возле кровати. Он всматривался в пустые, смотрящие в никуда глаза; трясущиеся руки лежали поверх ее плеч. Его голос чуть не оборвался, когда он вымолвил:

− Мисс… Мисс Грейнджер? Гермиона?

Я не знала, как ему помочь. Не знала, как облегчить исходившее от него волнами страдание. И спрашивала себя, как он переживет эту потерю? Понимаете, я не сомневалась, что мисс Грейнджер умирает. Ни капли.

Я стояла не шелохнувшись, и прямо на моих глазах мужчина, о котором все говорили как о холодном, бессердечном, грубом и мрачном типе, − мужчина, который частенько больно ранил меня своим острым языком, − терял разум от горя у постели девочки в два раза его младше.

− Нет, − его голос был тихим и полным мольбы; страдание, прозвучавшее в этом одном коротком слове, было красноречивее тысячи романов. − Нет!

Его руки с длинными изящными пальцами гладили ее локоны. Он подхватил ее под затылок и наклонился вперед, нависнув над краем кровати и прижавшись к ее лбу своим. Пряди истончившихся волос на ее щеке трепетали от его дыхания.

Сначала я не совсем поняла, что он делает. Я разрывалась от противоречивых чувств: с одной стороны, профессиональная этика требовала оставить его наедине с ней, с другой стороны, я была обязана держать ситуацию под наблюдением. В итоге, не в силах уйти, я так и продолжала, как зачарованная, смотреть на них, когда комнату вдруг заполнила почти физически осязаемая магия, сконцентрировавшаяся вокруг профессора Снейпа и моей пациентки.

И тут обрывочные куски информации стали складываться в цельную картину: болтовня Поппи; застывший взгляд Снейпа, прикованный к мисс Грейнджер; мурашки, побежавшие по спине из-за магии. Он пытался воздействовать на нее легилименцией! Мысленно исследовал ее разум в поиске хоть какого-то знака ее присутствия. Я закусила губу, понимая тщетность всего этого. Ничего не получится.

Поппи говорила, что Дамблдор уже несколько раз пытался связаться с мисс Грейнджер подобным образом. Ее не отправляли в Мунго, пока он не вынужден был признать, что ее сознание пустует и ей больше не помочь. По словам Поппи, старик был практически в отчаянии, когда им пришлось отправить ее в больницу. Гермиона Грейнджер была одной из его любимиц.

Мне хотелось подойти к профессору Снейпу и хоть как-нибудь помочь ему, но я сдержала себя. Его прошлые резкие замечания приучили меня к осторожности − такой, как при обращении с раненым животным. Я уже поняла из своего предыдущего опыта, что этот человек отвергнет любые попытки утешения. Я не знала, как ему помочь.

Трудно сказать, сколько прошло времени, когда я вдруг заметила, что он стал дышать медленнее и не так тяжело. Лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым, но его будто охватило какое-то неведомое спокойствие, пока он держал ее в объятиях, полных странной близости.

− Я здесь, Гермиона. Я пришел.

И − снова тишина. Самая странная тишина на свете, не знаю, понимаете ли вы, что я имею в виду. Казалось, там, где я стояла, было слышно биение его сердца: отчетливое тук-тук-тук, которое замедляло свою бешеную скачку и становилось все спокойней. И, услышав какое-то время спустя будто эхо этого биения, я вдруг поняла, что оно исходит от мисс Грейнджер. Я стояла, застыв на месте, и слушала, как ее сердце бьется в унисон с его, словно нежно отвечая, а грудь поднимается и опускается в одном ритме с его грудью.

Губы профессора шевелились, но вслух он ничего не произносил. Он наклонился ниже, практически опустившись на Гермиону. Руки его все еще были запущены в ее волосы, лоб по-прежнему вплотную прижат к ее лбу; их рты почти соприкасались. Его дыхание стало почти осязаемым − я как будто видела, как оно перетекает из его губ в ее и обратно. Они дышали вместе.

Не смея шевельнуться или даже моргнуть, я в изумлении смотрела на сцену удивительной близости, разыгрывавшуюся передо мной. Зрелище того, как профессор Снейп пытался вернуть жизнь в ее хрупкое тело, завораживало. Если бы я не видела этого собственными глазами, то никогда бы не поверила: то была магия в чистейшей своей форме.

Надеюсь, это в какой-то мере извиняет мою растерянность, когда полный гнева и смятения голос застал меня врасплох:

− Что он с ней делает?! − Гарри Поттер ворвался в комнату и зло оторвал профессора Снейпа от Гермионы. Он стащил его с кровати, развернул и ударил что есть силы прямо в лицо.

Как только мистер Поттер выпустил его из рук, профессор неуклюже свалился на пол, приземлившись на четвереньки. Он стоял так, низко уронив голову, но, когда он наконец ее поднял, его взгляд, прикованный к молодому человеку, был ледяным.

− Глупый вы мальчишка! − прорычал Снейп. − Проклятый идиот! Убить вас мало! Вы хоть понимаете, что натворили? − Не обращая внимания на капающую из носа кровь, он медленно поднялся на ноги и приблизился к мистеру Поттеру. Голос его звучал с каждым словом все яростнее и яростнее: − Я разговаривал с Гермионой! Я только-только смог убедить ее, что это действительно я, как вы выдернули меня из ее сознания!

Юноша даже не шелохнулся; с каменным выражением лица он потянулся за палочкой. Альбус Дамблдор, оказывается, тоже вошедший в комнату, быстро выступил вперед:

− Прекратите немедленно, оба!

Профессор Снейп что-то буркнул старику, но перестал враждебно наступать на мальчишку. Тот в ответ одарил его кривой ухмылкой и повернулся к директору:

− Говорил же я, что он что-то задумал. Он не помогает Гермионе, он хочет надругаться над ней!

Вот глупец! Я шагнула вперед, вдруг обидевшись за профессора Снейпа:

− Мистер Поттер, сомневаюсь, чтобы в моем присутствии он мог, как вы изволили выразиться, надругаться над ней.

Профессор и Гарри чуть не подскочили на месте, услышав меня, а Дамблдор лишь приветственно кивнул:

− Нетти, рад вас видеть.

Я кивнула в ответ, продолжая сверлить юношу строгим неодобрительным взглядом. Честное слово, у него напрочь отсутствовал здравый смысл! Я уже была в курсе, что дружеских чувств они с профессором Снейпом друг к другу не испытывают, но, тем не менее, глаза-то у него есть! Достаточно было взглянуть на Гермиону, чтобы понять: профессор Снейп ни в коем случае ей не навредил. Скорее наоборот!

− Взгляните на мисс Грейнджер, мистер Поттер. Просто взгляните! Посмотрите на волосы, на цвет лица! Вам кажется, она так же плоха, как этим утром? А? И, уверяю вас, это вовсе не моя заслуга, что ей стало лучше. Это все профессор Снейп, это он ей как-то помог!

Пока я говорила, ее состояние продолжало улучшаться. Тело все еще оставалось скрюченным, но волосы обрели былую прочность, и их тускло-коричневый оттенок сменился шоколадным блеском, который я так хорошо помнила. Кожа перестала быть серой и быстро приобретала свой обычный светло-медовый цвет. Я не сомневалась, что по прошествии недолгого времени ее конечности снова обретут нормальный тонус и прежнюю гибкость. Мисс Грейнджер больше не умирала.

Трудно сказать, кто был сильнее поражен этим открытием: мистер Поттер или профессор Снейп. Пока юноша, раскрыв рот, наблюдал за подругой, Снейпу, кажется, стало дурно. Его снова охватил озноб, как в начале прихода, и он бессильно упал в кресло возле кровати.

− Гермиона, − выдохнул Снейп, потянувшись к ней.

− Не трогайте ее своими грязными лапами! − практически выплюнул Поттер, быстро подойдя к кровати с другой стороны. − Что происходит?

− Хотел бы и я это знать, − мягко вмешался Дамблдор. − Ты сказал, что… разговаривал с ней, Северус?

− Да, − ровным голосом ответил профессор Снейп. − Я разговаривал с ней. Она здесь, Альбус, она все это время была здесь, а мы об этом не догадывались. Не знаю, что это было за заклинание, но оно заперло ее внутри сознания.

− И ты нашел ее с помощью легилименции? − Одной рукой Дамблдор поглаживал длинную бороду, а пальцами другой задумчиво водил по губам. − Интересно.

− Он лжет, − безапелляционно заявил Поттер. − Иначе быть не может. Вы ведь несколько раз пытались использовать легилименцию, профессор Дамблдор! Если вы ничего не смогли найти, то как мог он?

− Я не лгу, − Снейп со всей яростью воззрился на Гарри. − Она здесь.

− Я видел вас за занятием легилименцией, Снейп! − насмешливо процедил мистер Поттер. − Вообще-то, вы даже применяли ее ко мне. Что-то не припомню, чтобы для этого вы ложились на меня сверху!

Профессор Снейп побледнел, но ответил с мрачным сарказмом:

− Ревнуете, Поттер?

Я с трудом сдержала смех. Право, этот человек умел поддеть в своей утонченно-издевательской манере. Мальчишка немного напрягся, но ничего не ответил. Вместо этого он повернулся к директору:

− Профессор Дамблдор, вы ведь не верите ему?

Дамблдор подошел ближе, бросил быстрый взгляд на неподвижно застывшего профессора Снейпа и, повернувшись к молодому человеку, мягко сказал:

− Он не лжет, Гарри.

− Но этого не может быть! Получается, она находилась там, запертая?! Это…

− Ужасает, − печально закончил его мысль Альбус и, подойдя ближе, положил морщинистую руку на трясущееся плечо Поттера.

− Как ты думаешь, Северус, она ответит мне, если я попытаюсь сам с ней поговорить?

Какое-то время профессор Снейп молчал. Я заметила, что его рука лежала на покрывале напротив безжизненных пальцев Гермионы, как будто он сдерживал желание прикоснуться к ним, боясь проявить чувства в присутствии Гарри и Дамблдора.

− Я не знаю, − наконец признался он. − Она говорила, что, когда вы пытались раньше, она слышала и видела вас, а вы ее − нет. Что она как будто была заперта за зеркальной стеной.

− Ловко придумано, − фыркнул мистер Поттер.

Профессор Снейп не обратил на него внимания.

− К сожалению, рассудок мисс Грейнджер немного пострадал с момента вашей последней попытки. Когда я говорил с ней, она была уверена, что я «порождение ее подсознания». Как раз в тот момент, когда Поттер оттащил меня прочь, она начала было верить, что, возможно, это действительно я, а не часть построенного ею мира. Она начала терять рассудок, Альбус. Большую часть времени, что я был там, она была уверена, что видит сон.

− Скорее, кошмар, − снова хмуро вставил юноша.

Мне захотелось отвесить мальчишке подзатыльник. Да, я знаю, что он спаситель магического мира, но всему же есть предел! Неужели и я была когда-то таким ребенком?!

− Гарри, − мягко сказал Дамблдор. − Ты не очень-то нам помогаешь. Северус, ты уверен, что просто не вообразил ее сам?

Профессор Снейп выглядел задетым этими словами.

− Альбус, вы ведь не думаете, что я все выдумал?

− Преднамеренно − нет, конечно, но в последнее время ты находился в серьезном стрессе, и я знаю, как сильно ты переживал из-за мисс Грейнджер и ее состояния. Нет ничего странного в том, что ты хотел бы, чтобы она была здесь.

− Я не умалишенный, − прошипел Снейп. − Она здесь. Попробуйте поговорить с ней. Даже если она не ответит, скажите что-нибудь, что она сможет передать мне, когда я снова войду в ее сознание. Надеюсь, это вас убедит.

− Дело не в том, что я сомневаюсь в тебе, − начал было Альбус, но профессор Снейп перебил его внезапно уставшим голосом:

− Знаю, Альбус. Просто попробуйте.

Дамблдор и Снейп поменялись местами у кровати мисс Грейнджер. Директор слегка наклонился над девушкой и внимательно посмотрел ей в глаза. Он не прикасался к ней.

− Вот так и надо применять легилименцию, − через пару секунд с издевкой прошептал Поттер Снейпу. − Без рук.

− Заткнитесь, − рявкнул в ответ Снейп, − а не то я вырву вам язык.

Прошло, наверное, целых десять минут, прежде чем Дамблдор выпрямился и вздохнул:

− Ничего не чувствую.

Поттер вскинулся, злорадствуя:

− Я знал, что он врет!

Я вздохнула. Казалось бы, до мальчишки должно было дойти, что радоваться-то тут нечему. Если мисс Грейнджер действительно там нет, тогда ей уже наверняка не помочь, и она никогда не выздоровеет. Профессор Снейп в резкой форме попытался донести до него эту самую мысль, после чего стремительно двинулся вперед, чтобы занять место Дамблдора.

Я смотрела не шелохнувшись, когда он, казалось, снова утонул в ее пустом взгляде. Как и в первый раз, они явно начали дышать в унисон, и его рука протянулась, чтобы нежным движением убрать прядь волос с ее лба. Было очевидно − мне, по крайней мере, − что он разговаривает с мисс Грейнджер. Легкая улыбка скользнула по его лицу, смягчая резкие черты. Рука переместилась Гермионе на плечо и осталась лежать там, когда он вновь поднял взгляд и выпрямился.

− Гермиона просила передать, что вы полный засранец, Поттер, и если не можете держать себя в руках, то убирайтесь к черту из ее палаты.

У меня вырвался легкий смешок, совсем тихий, но все трое мужчин уставились на меня. Кажется, мое веселье разделял только профессор Снейп.

− Ничего другого от вас я и не ждал, − ответил мистер Поттер. − А что она сказала насчет Альбуса?

Профессор Снейп медленно повернулся к директору.

− Она вас видела, Альбус, но вы ее не слышали. Она говорит спасибо, но не хочет лимонных долек, которые вы ей предлагали. Она также считает, что причина, по которой с ней могу общаться только я, кроется в том, что мы были рядом, когда в нее попало проклятье Малфоя. Большая часть обрушилась на нее, но отголоски затронули и меня.

Дамблдор слегка улыбнулся, услышав это:

− Да… она всегда была умницей, − его глаза вдруг весело блеснули. − Уверен, она передала тебе и все остальное.

Профессор Снейп неловко поерзал на стуле и бросил быстрый взгляд на мисс Грейнджер, после чего снова принялся разглядывать кровать:

− Да, передала. Но вы зря везде суете свой нос.

Поттер остолбенел:

− Так Снейп прав? Она на самом деле здесь?

− Он передал суть того, что я сказал ей, − признал директор. − Я пытался выманить ее наружу, предложив лимонную дольку.

− Она ненавидит лимонные дольки, − дрожащим голосом сообщил юноша. − Она на самом деле здесь. Черт побери!

− Вот именно, Поттер, «черт побери», − отрезал профессор Снейп, хоть выглядел уже более спокойным, а в тоне его не было обычной язвительности. − Я хочу забрать ее назад в Хогвартс.

− Что?! − Даже невооруженным глазом было заметно, что молодому человеку эта идея совсем не по душе. − Что вы имеете в виду под «забрать ее назад в Хогвартс»?! Забрать к себе?!

− Для всех, кому она не безразлична, ситуация упростится, если мисс Грейнджер будет рядом. Не дать ей видеть знакомые лица лишь потому, что она не может ни с кем разговаривать, − да на такую жестокость даже я не способен, Поттер, − насмешливо бросил Снейп мальчишке, начавшему заливаться краской. − Она все еще здесь и теперь сможет помогать мне в поисках лекарства. Она умнейшая ведьма из всех, кого я учил за свою жизнь, и мне нужно, чтобы она была поблизости, чтобы работать вместе.

− Да, мисс Грейнджер нужно перевести в Хогвартс, − согласился Дамблдор. − Но ее нельзя держать в Больничном крыле. У Поппи и так слишком много работы, и она не может дополнительно ухаживать еще и за Гермионой. Да и ты тоже, Северус, не сможешь находиться при ней двадцать четыре часа в сутки. Так что нужно найти какой-то другой выход.

− Я могу поехать с ней, − вдруг предложила я. − Отпрошусь из Мунго, ведь я уже хорошо знакома с ее случаем и знаю, что ей необходимо. После стольких месяцев мне хотелось бы получить возможность быть причастной к ее выздоровлению.

Честно признаться, мысль о том, что я не увижу завершения этой романтической истории, была невыносима. Я уже просто душой приросла к девочке и, как ни странно, к профессору Снейпу. Мне хотелось знать, чем все закончится, и я от всего сердца надеялась, что финал этой истории будет счастливым, − ведь я так желала им счастья.

− Но где она будет жить? − вмешался мистер Поттер, хмуро глядя на профессора Снейпа.

Дамблдор успокаивающе посмотрел на юношу.

− Рядом с комнатами Северуса в подземельях есть свободные помещения. Мы можем подготовить там жилье для Гермионы и мадам Помфри. Нетти, вы уверены, что сможете поехать?

Я улыбнулась в ответ:

− Уверена, сэр. Мне все равно некуда девать время. Когда вы хотите перевезти ее?

− Как только все подготовим, − ответил он, направившись к двери. − Я, кстати, могу задержаться и прямо сейчас подписать нужные бумаги. Когда вы отпроситесь?

− Ко дню ее переезда в Хогвартс, − ответила я и улыбнулась Гермионе: − Слышали, мисс Грейнджер? Профессор Снейп забирает вас домой!

Выражение, с которым Поппи Помфри посмотрела на него, когда он вышел из камина в Больничном крыле, позабавило бы Снейпа, если бы за шоком не скрывалось явное подозрение. Можно подумать, он раньше никогда не появлялся (хотя, надо признать, обычно не через камин) с учеником на руках − да взять того же Денниса Криви!

− Северус… это… это Гермиона Грейнджер? − наконец выдавила Поппи.

− Да вы, как погляжу, просто чудеса наблюдательности проявляете, − насмешливо ответил Снейп. − И – позвольте предугадать следующий вопрос − нет, я ее не похитил.

Поппи смущенно покраснела и принялась нервно разглаживать руками складки мантии.

− Почему вы принесли ее сюда?

Прежде чем ответить, Снейп осторожно положил Гермиону на пустую кровать.

− Мы забираем ее обратно в Хогвартс. Альбус и ваша сестра сейчас как раз улаживают все формальности. − Его рука невольно потянулась вперед: хотелось дотронуться до Гермионы и убедиться, что она все еще здесь. − Она заперта в ловушке своего разума, Поппи.

Колдомедик вздрогнула и подошла ближе, чтобы взглянуть на безмолвную, болезненно хрупкую девушку.

− Не может быть. Альбус пытался…

− Я знаю, что Альбус пытался, − перебил ее Снейп. − Но она там. Я разговаривал с ней.

− И она была в сознании все это время? − дрогнувшим голосом спросила Поппи. − Кошмар.

− Да, настоящий кошмар. Мне надо организовать покои для нее и вашей сестры. Не могли бы вы побыть с ней, Поппи? Не хочу, чтобы она подумала, что ее снова все бросили.

Поппи никогда не слышала такой нежности и раскаяния в его словах.

− Снова… бросили?

Снейп стоял очень прямо, сложив руки на груди.

− Она думала, я забыл о ней, когда перестал навещать после инцидента с Криви, − ответил он, и нежные нотки пропали из его голоса, сменившись обычным холодом. Он стиснул зубы, будто хотел добавить что-то еще, но передумал. Когда он повернулся обратно к Поппи, взгляд его был спокойным. − Она может видеть вас, если вы в ее поле зрения, и слышать все, что говорят вокруг. Если вам понадобится уйти до моего возвращения, предупредите ее, пожалуйста.

− Конечно, Северус, − пробормотала Поппи, не скрывая удивления.

Снейп не улыбнулся в ответ, но слегка наклонил голову. Поппи не помнила, чтобы он когда-либо был так учтив с ней.

− Спасибо.

Вновь повернувшись к лежащей на кровати девушке, он склонился над ней, глядя прямо в глаза, и нырнул вглубь ее разума.

Он снова оказался в классе зельеварения, но обстановка сильно изменилась. Исчезли все следы пыли и осыпавшейся штукатурки. На каменном полу не было ни соринки. Просторные окна, обрамленные красными портьерами, были распахнуты настежь, щедро впуская в комнату солнце. Снейп усмехнулся, заметив новшество в виде окон, и подошел к девушке, сидевшей за столь хорошо знакомым ему дубовым столом.

Она каким-то образом умудрилась почти один в один реконструировать стол из его кабинета: совпадало все, вплоть до деталей лепных украшений и потускневших ручек на выдвижных ящиках. Снейп был тронут: выбирая, что создать в своем разуме, она остановилась на предмете, связанном с ним, и ее способности оказались просто поразительными. Оставив последний росчерк на пергаменте, она подняла глаза и тепло улыбнулась. У Снейпа перехватило дыхание:

− Гермиона…

− Да, Северус?

− Мне надо ненадолго уйти. Я обещаю вернуться.

При этих словах Гермиона заулыбалась еще шире.

− У меня, знаешь ли, есть уши. Я слышала, что ты сказал Поппи.

− И все же мне не хотелось уходить, не предупредив тебя. − Он подошел к столу и заглянул в развернутый свиток пергамента. − Чем ты занимаешься?

Гермиона показала, над чем работала, когда он пришел.

− Я решила записать все, что помню о проклятии. Я уже пыталась раньше, но… Не могу найти тот свиток. Должно быть, уничтожила его, когда ты сказал, что больше не вернешься.

Снейп вздрогнул:

− Гермиона, я…

− Ты не знал. Да и откуда тебе было знать? Главное, теперь ты здесь.

Северус не нашелся, что сказать. Он стоял рядом и вдыхал ее запах, который накрыл его с головой, заглушив все остальные чувства. Он смотрел на нее во все глаза, но поспешно отвел взгляд, когда Гермиона, откинувшись в кресле, подняла к нему лицо. Тепло, исходящее от нее, проникало сквозь кожу. Казалось, эта девочка – нет, эта женщина − наслаждалась его близостью, и это удивляло Северуса до глубины души. Никогда с ним такого не происходило.

− Я скоро вернусь, − прошептал он, с сожалением выходя из ее сознания. Расставаться было невыносимо.

Он должен был лишь проследить за подготовкой комнат, которые, по словам Дамблдора, подходили как жилье для Гермионы и Нетти. От него на самом деле всего-то и требовалось, что отдать распоряжения домашним эльфам и присмотреть за их работой. Покои Гермионы будут находиться через две двери от его комнат, и Северус сам не ожидал, что так этому обрадуется.

Он все еще с трудом верил, что Гермиона на самом деле жива в глубине своего сознания. В Мунго он боялся найти лишь пустую оболочку и был потрясен до глубины души, когда отыскал намного больше.

Их встреча врезалась ему в память навсегда: Гермиона, обнаруженная им посреди руин собственного разума в довольно точной копии класса зельеварения, плакала в его объятиях.

Он никогда не встречал женщины красивей. Чувства, нахлынувшие при этой мысли, невольно вернули Снейпа в прошлое. Конечно, после стольких пьяных размышлений и ночей, проведенных в мечтах о ней, он прекрасно понимал, что неравнодушен к Гермионе. Было не ясно, как это произошло, ведь нельзя сказать, что он хорошо ее знал. До истории с проклятьем она всегда была для него лишь ученицей − лохматой девочкой-всезнайкой, которая раздражала своей назойливостью, ненасытным любопытством и дружбой с Уизли и Мальчиком-который-выжил-чтобы-свести-его-с-ума.

Однако после того, как в нее попало проклятье Малфоя, все изменилось. Почему это произошло и как вообще такое было возможно, учитывая, что она все это время лежала в коме, было выше его понимания. По всем законам логики Грейнджер должна была оставаться для него маленькой противной девчонкой. Вместо этого память старательно подсовывала картинки со смелой девушкой, сражавшейся рядом, защищая его, пока он помогал ее другу; картинки с героиней, закрывшей его собой от проклятья; с хрупкой красавицей, чьи волосы в тот его первый визит в Мунго росли прямо под пальцами, словно покрывая их тысячью шелковых поцелуев. Казалось, во время той роковой Последней битвы он впервые увидел ее по-настоящему.

Но воспоминания меркли по сравнению со снами, в которых она дерзко улыбалась ему, сидя на подлокотнике его кресла; подходила, когда он пытался читать, и перебирала пальцами его волосы, массируя голову после тяжелого рабочего дня. Все дело было в этих снах, в этих грезах о незначительных жестах, из которых возникает привязанность, − именно из-за них он и влюбился.

То были проблески жизни, о которой он никогда не позволял себе мечтать. Более того, долгое время он не смел даже в мыслях признаться, что хотел бы такого.

Увидев Гермиону при смерти, он в конце концов вынужден был смириться с фактом, что, без сомнения, влюблен. И вместе с этим пришло понимание: попытки закрывать на это глаза бесполезны. Да, проклятье попало в Гермиону, но без нее жизнь Снейпа сама по себе стала проклятьем. И даже если ему придется до смерти неподвижно лежать рядом с ней, то пусть будет так, ведь тогда они останутся вместе, навечно вдвоем. О лучшей судьбе он и мечтать не смел.

Снейп вспомнил слова Гермионы: «Я даже могла чувствовать твои руки в моих волосах!» − и как он сжал тогда ее плечи, как гладил атласную кожу ее шеи, как взял в ладони ее лицо.

Она сказала, что он – он, Северус Снейп! – нужен ей; просто и с кристальной ясностью заявила, что хочет, чтобы он к ней прикасался, целовал ее… И не давала возразить, хоть и не верила еще, что он настоящий. Хотя теперь, возможно, она застыдится своих чувств, осознав, что он действительно проник в ее разум.

Когда Поттер рывком оттащил его от кровати и ударил в лицо, Снейпу хотелось прибить дебила на месте: ведь прямо посредине разговора с Гермионой его неожиданно выдернули из ее сознания, причем в тот самый момент, когда она как раз начинала верить ему! Поттер словно задался целью разрушить те хрупкие мостки доверия, которые едва удалось возвести. Снейп боялся, что его крошечный успех сойдет на нет из-за внезапного исчезновения, и Гермиона больше никогда не поверит ему.

Но она поверила. Когда ему снова позволили войти в ее разум, Гермиона бросилась ему навстречу, крепко обняла и потянула к себе. Она ждала его прямо за зеркальной поверхностью глаз, в вестибюле, где он очутился, когда в первый раз пришел ее искать. Однако паутина и пыль исчезли, а темнота сменилась ослепительным светом, который, казалось, излучала сама Гермиона. Больше в комнате не было ничего, кроме школьной доски, исписанной изящным округлым почерком Гермионы, и большого, обтянутого отвратительным красным плюшем кресла, в которое она незамедлительно его усадила.

Не успел Снейп прийти в себя, как Гермиона взялась осторожно вытирать его лицо влажной марлей, которую тут же наколдовала вместе с чашей ледяной воды. Только тут он осознал, что у него из носа идет кровь.

− Гарри – просто дебил какой-то, − сказала Гермиона, прижимая марлю к переносице. − Если он еще раз что-нибудь такое выкинет, можешь с чистой совестью шарахнуть его проклятьем!

− Не знал, что мне требуется твое разрешение, − ответил Снейп, не удержавшись от насмешливого тона.

− Как этот придурок только посмел тебе врезать!..

− Он думал, что защищает тебя, − ответил Снейп. − На его месте я бы поступил точно так же.

− Ты что, на его стороне? − удивленно спросила Гермиона. − Да ведь и дураку понятно, что ты не делаешь со мной ничего плохого. Передай ему, что если он не может держать себя в руках, то пусть убирается к черту из моей комнаты.

Снейп хмыкнул. Он испытывал странного рода удовольствие от того, что Гермиона суетится над ним. Пока она занималась его носом, ее локоны то и дело скользили по руке или плечу Снейпа, а руки мимолетно касались его груди. Никогда в жизни он не был так счастлив.

Закончив, она осторожно тронула пальцами его переносицу.

− Ну, хотя бы не сломана.

− Откуда ты знаешь? − поддел ее Снейп и с трудом удержался от улыбки, когда Гермиона засмеялась. Подойдя ближе, она обвила руками его шею:

− Как я рада, что ты здесь!

Он позволил себе прильнуть к ней, наслаждаясь объятиями. Но стоило ему вспомнить о приличиях, как он резко отстранился:

− Я не могу оставаться дольше: Альбус и Поттер ждут доказательств, что ты действительно тут.

− Конечно, Хортон*, − усмехнулась она, вызвав недоумение. – Значит, так… Профессор Дамблдор предложил мне лимонные дольки. Вообще-то я терпеть их не могу, но ради него, так и быть, взяла бы, однако он меня не услышал.

− Как оригинально с его стороны, − пробормотал Снейп, пытаясь скрыть разочарование.

− А еще я подумала, − продолжала Гермиона, − почему это, интересно, ты можешь войти в мой разум, а профессор Дамблдор − нет? Я записывала разные воспоминания и довольно долго занималась исследованиями с теми немногими ресурсами, что у меня были тогда… ну, в смысле, раньше. Я помню, что проклятие Малфоя ударило в меня сзади, но я заметила, что часть его обтекла вокруг и коснулась тебя. Когда я вспомнила об этом, то подумала, что это ничего не значит, потому что ты явно не пострадал, но, может, именно поэтому ты теперь способен приходить сюда. Что-то, связанное с этим проклятьем, задело и тебя.

Северус пришел в восхищение от высказанной Гермионой догадки. Подумать только, и это после двух недель, проведенных на грани безумия! Его радость так и рвалась наружу от одной мысли, что Гермиона способна вот так абстрагироваться от проблем и строить логические цепочки, даже находясь под сильнейшим эмоциональным стрессом. Но стоит ему улыбнуться − и последуют новые оханья и объятья, что совершенно неуместно в данный момент, поэтому Снейп лишь вопросительно изогнул бровь:

− Что-то еще?

Гермиона кивнула:

− Директор надеется, что я действительно здесь. Из-за тебя. Кажется, он считает, что… я тебе небезразлична, и боится твоей реакции, если окажется, что ты все выдумал. Или если я умру.

Снейп ничего на это не ответил, только пристально на нее посмотрел, так что она слегка порозовела и закусила губу.

− Так это правда? − наконец спросила она.

− Что именно? − уклонился от ответа Снейп.

− Что я тебе небезразлична?

Он вздохнул.

− Это зависит от тебя, Гермиона. Хочешь ты этого или нет?

В ответ она нахмурилась.

− Твои чувства ведь не изменятся от того, что я отвечу?

− Я не буду обременять тебя этими… чувствами, если ты их не разделяешь. − Снейп поморщился, понимая, до чего же сухо прозвучали его слова, но Гермиона лишь улыбнулась в ответ.

− Знаешь, какие посещения нравились мне больше всего? Когда ты гладил мои волосы и рассказывал, как прошел твой день. − Она наклонилась ближе. − Я помню, один раз ты даже провел пальцами по моей щеке. И я почувствовала себя такой живой и такой… не знаю, как сказать… Но даже спустя несколько часов после твоего ухода я как будто все еще ощущала тепло твоей руки.

Пока Гермиона говорила, она потянулась к нему и легко погладила по щеке. Кончик пальца ласково пробежал вдоль переносицы и очертил линию брови. Северус невольно подался вперед, словно умоляя ее не останавливаться. Его как будто обожгло с головы до ног.

− Ты чувствуешь это, Северус? − Глаза Гермионы сияли. – Этот неописуемый отклик на мое прикосновение? У меня такие же ощущения, когда я с тобой. Ко мне никто еще так не прикасался. И не прикоснется.

Снейп взял в руку ее запястье. Кожа была тонкой, и под ней чувствовалось биение пульса − яркое напоминание, что Гермиона жива, несмотря ни на что. Он приложил ее пальцы к своей щеке, после чего повернулся, уткнувшись в ладонь лицом, и поцеловал.

Он действовал чисто инстинктивно, с нежностью, какой не испытывал никогда в жизни. Каждый сладкий вздох, вырывавшийся из губ Гермионы при его прикосновениях, каждое теплое дуновение ее дыхания разжигали кровь.

− Это ты неописуемая, Гермиона, − голос его был хриплым от чувств и вязкого, как шоколад, желания. − Я никогда тебя не оставлю.

− Я тебе не позволю, − отозвалась она, и ее слова вспыхнули, как клятва, будто засияв в воздухе вокруг них. − Теперь, когда я знаю… ты спас меня, Северус.

− Пока что нет, но спасу. − Он отпустил ее руку и с сожалением отстранился. − Мне надо идти. Альбус и Гарри… Я обещал, что быстро вернусь.

На мгновение он задержал на ней взгляд, словно выжигая в памяти образ раскрасневшейся Гермионы, и только после этого позволил себе с легкой улыбкой на лице исчезнуть.

− Профессор Снейп, мы закончили-с, сэр. − Писклявый голос одного из домашних эльфов ворвался в его мечтания. Тряхнув головой, чтобы отогнать туман воспоминаний, Снейп прошелся по комнатам, проверив спальни и гостиную.

− Да, все в порядке, − кивнул он.

Эльф робко улыбнулся ему, покручивая ухо, после чего в ужасе прошептал:

− Это правда, что мисс Гермиона возвращается-с, сэр? Она ведь не будет заставлять нас носить одежду?

− По крайней мере, не сразу, − пробормотал Снейп, и маленький эльф исчез с испуганным хлопком, приговаривая:

− Нодди не нравятся носки, совсем не нравятся!

Ухмыльнувшись, Снейп взял пригоршню летучего пороха, бросил в камин и ступил в пламя, пробормотав: «Больничное крыло». Он не удивился, обнаружив там Дамблдора и Нетти с Поттером.

− Северус, покои для Гермионы и Нетти готовы? − встретил его вопросом Альбус. Прищурившись, он смотрел на Снейпа, пока тот счищал с плеч сажу.

− Да, эльф только что закончил, − ответил Северус. Он, казалось, не видел никого, кроме Гермионы, и тут же устремился к ней. Физически она почти полностью восстановилась, и эти изменения были ошеломляющими. Он неохотно оторвал от нее взгляд, услышав раздраженный тон Поттера:

− И все-таки я не понимаю, почему ее нужно размещать в подземельях.

− Чтобы оградить от нежелательного любопытства, − ответил Альбус. − Там ей не будут докучать школьники, желающие посмотреть на знаменитую Гермиону Грейнджер. И так будет удобней для Северуса. Он проведет с ней много времени в поисках способа ее исцелить.

В ответ Поттер нахмурился. Зеленые глаза сверкнули, когда он посмотрел на Снейпа:

− Не думайте, что я не буду следить за вами.

Снейп презрительно усмехнулся:

− Я не собираюсь причинять ей вред, Поттер. Все, чего я хочу, − освободить ее. А теперь, если вы не возражаете, я думаю, пора разместить Гермиону и мадам Помфри. День был тяжелый, и я обещал Гермионе, что вернусь, как только смогу.

С этими словами он осторожно подхватил ее на руки.

− Я отнесу тебя в твои комнаты, Гермиона. Мадам Помфри, − он кивнул Нетти, − следуйте за мной, пожалуйста.

Последнее, что он услышал перед тем, как исчезнуть в пламени камина, были адресованные ему слова Поттера:

− Я не доверяю вам, Снейп.

«Зато Гермиона доверяет, − прошептал про себя Северус, ступив в новые покои. – А все остальное неважно».

____________
Примечания:
* Имеется в виду персонаж сказки «Хортон кого-то слышит» Доктора Сьюза («Horton Hears A Who» by Dr. Seuss), в которой слоненок Хортон пытается доказать другим зверям, что в крошечной пушинке живет целый город, жителей которых слышит только он.

Гермиона продолжала сходить с ума, но теперь это ее не особенно волновало. Она вернулась в Хогвартс, Северус проводил с ней бесчисленные часы, обсуждая ее ситуацию и вероятность излечения, и она чувствовала себя невероятно счастливой. Но от этого ничуть не менее сумасшедшей.

Не то чтобы быть сумасшедшей плохо – вовсе нет. На самом деле, с таким сумасшествием она вполне могла бы жить, потому что знала, что в конечном итоге все это закончится и она получит то, что хочет. А хотела она Северуса.

Он же сводил ее с ума.

Она не понимала, почему он не может просто поверить на слово, когда она говорит, что он нужен ей, что даже малейшее его прикосновение − желанно. На каждый ее шаг навстречу он, казалось, отвечал двумя шагами назад.

Она думала, это будет просто – в тот первый день, когда он нашел ее, он разве что не признался ей в чувствах. Об этом сказал ей уже сам Дамблдор, когда вошел в ее разум, хоть старик и не был полностью убежден, что она там.

Даже Нетти, когда ходила по их комнатам в Хогвартсе, щебетала:

− Это так романтично, прямо как в «Красавице и чудовище»! Он любит вас, дорогая. Воздух так пропитан магией, когда он смотрит на вас, что даже у меня, такой старой ведьмы, трепещет сердце!

Гермиона только улыбалась в ответ: «А представьте, как это действует на меня!» Конечно, Нетти не могла ее слышать, но это не имело значения. Гермиона все равно продолжала разговаривать с ней.

Проблема была не в том, что Северус не разделял ее чувств, − она была почти уверена, что разделял, хоть и упорно хранил молчание по этому поводу. Ее сводило с ума то, что он не очень-то был расположен к каким-либо активным действиям. С момента ее возвращения в Хогвартс они часами бывали вместе, однако он больше ничего не предпринял с того первого дня, когда покрыл поцелуями ее ладонь.

Ей не казалось, что ему неприятно прикасаться к ней, как раз наоборот, но он никогда не проявлял инициативы. Она всегда первой тянулась, чтобы взять его за руку или прижаться к нему в поисках объятий. Она чувствовала, что в конце концов не выдержит и сама его поцелует, но пока надеялась, что все не сведется к этому. Ей хотелось, чтобы он ухаживал за ней. Разве это слишком смелое желание?

Однажды она поймала на себе его пристальный взгляд, когда они обсуждали ее воспоминания о проклятье, и в его глазах было столько страсти, что у нее перехватило дыхание, а сердце заколотилось в груди. Она замолчала, полностью захваченная его взглядом, зачарованно глядя, как он облизнул нижнюю губу. Она в ответ тоже провела языком по нижней губе и медленно наклонилась к нему, будто невидимая нить притягивала ее. И только она подумала, что наконец-то – наконец-то! − он поцелует ее, как он отвел глаза и отошел назад, тряся головой, словно пытаясь выкинуть посторонние мысли.

− Ты уверена, что проклятье было холодным, когда попало в тебя? Оно точно не было горячим? – вежливо уточнил он, и ей захотелось взвыть от разочарования. Северус Снейп мучил ее, сам того не сознавая.

Если раньше его посещения были просто важны для нее, то теперь вся ее вселенная вращалась вокруг них. Каждая минута, проведенная вдали от него, когда она оставалась одна в своем сознании, казалась вечностью. Гермиона старалась занять себя, делать заметки или обдумывать идеи, которые приходили им в голову, но в итоге ее мысли всегда возвращались к Северусу. В такие моменты ее перо выпадало из пальцев, а взгляд затуманивался, и она вновь с поразительной ясностью переживала те минуты, что они провели вместе. Она часто ловила себя на размышлениях о том, каким образом ей подтолкнуть его к поцелую, и долгими часами строила планы, как этого добиться.

Однажды вечером, на второй день пребывания в Хогвартсе, она подгадала по времени так, чтобы Снейп пришел навестить ее как раз в тот момент, когда она была в самом конце выполнения упражнений, которыми занималась еще до того, как в нее попало заклятие. Летом после пятого курса она начала заниматься йогой в общественном центре, и очень скоро это стало ее излюбленным методом снятия стресса и способом избавления от кошмаров об Отделе тайн. Когда Северус вошел, она занималась растяжкой в своей любимой бордовой облегающей форме.

− Просто пытаюсь немножко расслабиться, − объяснила она ему, мысленно улыбнувшись, когда он неловко засуетился, стараясь отвести взгляд. – Потеряла счет времени.

Она сделала зеркальными все стены комнаты, в которой они находились, и он поворачивался от одной стены к другой, пытаясь не смотреть на нее в этом обтягивающем костюме. В конечном счете он нашел выход из положения, принявшись разглядывать собственные ботинки, и, глядя на его напрягшиеся плечи, она почувствовала легкий приступ раскаяния за свою проделку.

− Ну вот, я и закончила. − Чувствуя, что для одного раза достаточно, она наконец подошла к нему; поверх шеи у нее было накинуто полотенце, а волосы собраны на затылке в конский хвост. − Думаю, это важно − сохранять гибкость, даже только в воображении, как ты считаешь?

Она вздохнула, покрутила головой из стороны в сторону и, оттянув тугую майку, подергала ее, позволяя воздуху проникнуть внутрь.

− Теперь для полного счастья мне не хватает только легкого душа. Подождешь меня немножко?

Она готова была поклясться, что ее усилия не остались незамеченными: дыхание Снейпа участилось, а его глаза, прикованные к ее лицу, просто обжигали. Однако упрямец лишь спросил, не против ли она, чтобы он пока просмотрел их заметки в лаборатории.

− Отличная идея, − согласилась Гермиона, убирая со стен зеркала и быстро наколдовывая ширму, скрывшись за которой она стянула форму и перебросила ее поверх перекладины. − Дай мне пару минут, и я присоединюсь к тебе.

Услышав звук его быстро удаляющихся шагов, больше напоминающих бегство, она засмеялась и фыркнула. Она все равно одержит над ним верх − во что бы то ни стало.

На следующий день он неожиданно зашел во время обеда.

− Гермиона, − она слышала, как он зовет ее из каменного коридора, − где ты?

− В библиотеке, − крикнула она. − Двадцатый ряд, секция B! Я ищу тут кое-что.

Он нашел ее стоящей на цыпочках на приставной лестнице и вытягивающей наугад с пыльной полки то одну, то другую книгу.

− Осторожней, Гермиона! Ты можешь упасть! − нахмурился он.

Она только засмеялась в ответ.

− Но ты же поймаешь меня, правда? А, вот она! − Она нашла ту книгу, что искала, и, торжествующе вытянув ее из плотного ряда, быстро спустилась с лестницы к нему. − Я не была уверена, что она еще здесь.

Северус слегка улыбнулся ее энтузиазму.

− Что это? Книга о контрзаклинаниях и снятии порчи?

− К сожалению, нет, − ответила Гермиона. − Это сказки.

Он поднял брови:

− Сказки? Они-то зачем тебе понадобились?

– Поппи что-то там вспоминала недавно о красавице и чудовище, − застенчиво улыбнулась Гермиона, − и это натолкнуло меня на мысль. В сказках персонажей всегда заколдовывают, верно? Белоснежка и Спящая Красавица обе были заколдованы и погружены в мертвый сон…

− И какое отношение это имеет к твоему случаю? − перебил ее Северус. – Ты же, как и я, прекрасно знаешь, что «Мертвый сон» − это зелье. Белоснежка приняла его с яблоком, а Авроре в кровь оно попало через ранку от укола веретена, покрытого зельем. Ты же пострадала совсем от другого − от «Живого сна». И зелья тут ни при чем.

− Верно. Но что во всех этих историях общего? Даже в тех, которые никак не связаны с зачарованным сном?

Снейп напрягся:

− Из этого ничего не выйдет.

− Откуда ты знаешь? – возразила она. − Во всех этих историях проклятья всегда снимаются поцелуем искренне любящего человека. Даже в «Красавице и Чудовище» Красавица спасла жизнь Чудовищу и вернула ему человеческий облик, когда поцеловала его, вложив в свой поцелуй всю любовь, до последней капли.

Пока она говорила, на его лице сменилась целая гамма эмоций, и в обычно непроницаемых темных глазах мелькнул робкий огонек надежды, когда Гермиона упомянула любовь.

− Иногда красавице даже не обязательно целовать чудовище, чтобы изменить его жизнь, − нежно прошептал он и, потянувшись, заправил ей за ухо выбившийся локон, погладив кончиками пальцев ушную раковину.

От этих слов ее сердце бешено застучало, а голова вдруг слегка закружилась.

− И чудовище иногда вовсе не чудовище, − дрогнувшим голосом добавила она, − а просто человек, не доверяющий своему сердцу.

Грустная улыбка промелькнула на его лице, но он тут же согнал ее:

− Да, в самом деле.

Они какое-то время стояли, молча разглядывая друг друга, пока он снова не заговорил:

− Я пришел узнать, не хочешь ли ты прогуляться по саду. Сегодня удивительно хороший день.

− Хочу, − она улыбнулась, − но имей в виду, что я не сдамся.

Он кивнул, как бы принимая к сведению ее решимость:

− Посмотрим.

Прогулка по саду, как и большинство времени, что они проводили вместе, была восхитительной. Конечно, она не могла видеть его, но он, не останавливаясь, разговаривал с ней, пока катил ее по дорожке, выложенной серой плиткой, в деревянном кресле с колесами, которое где-то достал. Когда мощеная дорожка закончилась, он взял ее на руки и отнес на берег озера.

Лежа так − на его руках, с головой, опущенной ему на плечо, − она слышала, как сильно бьется его сердце и как движется в такт дыханию кадык на шее. У него был резко очерченный сильный подбородок с черными точечками густой щетины на чисто выбритой коже. И каждый раз, когда он чуть-чуть поворачивал голову, его взгляд нежно касался ее лица. Она видела свое отражение в его глазах, и вдруг с удивлением осознала, что очень красива.

− Ты напоминаешь мне одуванчик, Гермиона, − прошептал он в какой-то момент во время прогулки. − Ты сильна духом и всегда пробиваешься к солнцу, всем препятствиям назло. И я должен признаться, твои волосы такие же надоедливые, как пушинки одуванчика, − сказал он с ухмылкой, убирая изо рта непокорный локон, ярко переливающийся золотом на солнце. − И ты, бывает, так же опьяняешь, как вино из одуванчиков.

Она улыбнулась на это и решила, что не имеет ничего против сравнения себя с сорняком.

Одной из вещей, скрашивающих жизнь Гермионы в отсутствие Северуса, стало чтение вслух, устраиваемое Нетти. Та добралась уже почти до самого конца «Грозового перевала» и однажды днем, перед тем как начать читать, призналась, что выбрала именно этот роман, потому что обожает трагические любовные истории, в которых главные герои – мрачные страдающие мужчины, прямо как тот, который каждую свободную минутку посещает Гермиону.

Ей нравилось мягкое журчание голоса Нетти, и она часто ловила себя на фантазиях, в которых Снейп стремительно шагает по торфяным болотам, с любовью и отчаянием проклиная ее призрак. Однажды она рассказала ему об этом, и он почти улыбнулся в ответ.

− Я верю, у нас с тобой конец будет лучше, чем у Кэтрин и Хитклифа, − возразил он сухо. − Если память мне не изменяет, Хитклиф в конце сошел с ума.

− Будь со мной всегда… прими какой угодно образ… Сведи меня с ума, только не оставляй в этой бездне, где я не могу тебя найти!* – с чувством процитировала Гермиона, после чего потянулась к нему и взяла за руку. − Но ты не Хитклиф, и у меня нет причин преследовать тебя.

− Но ты все равно преследуешь. − От его ответа по ее коже побежали мурашки. − Ты не даешь мне покоя, Гермиона.

Несколько дней спустя она вновь завела разговор о своей теории волшебных сказок.

− Я все-таки думаю, что ты должен попытаться, − принялась убеждать она, когда Снейп фыркнул. − Ну хотя бы чтобы убедиться, что это не поможет.

− Это не сработает, − категорически заявил он. − Зачем пробовать, если мы и так знаем, что это бесполезно?

− Но мы этого не знаем точно, − возразила она, − мы только предполагаем. Может, мы что-то упустили? А что, если это единственное средство снять проклятие, а мы так никогда его и не попробуем? И я навеки останусь запертой здесь только потому, что тебе слишком страшно меня поцеловать?

В ответ Северус схватил ее за плечи и встряхнул.

− Глупая ты девчонка! − рявкнул он. − Подумай хоть немножко. Ты в коме, твое тело ни на что не реагирует, и Поттер уже предполагает худшее. Во имя Мерлина, у тебя есть сиделка, чья главная обязанность − следить, чтобы я не воспользовался твоим положением. Как ты думаешь, что случится, если она увидит, как я тебя целую? И что на это скажут Альбус и Поттер?

− Как ты можешь воспользоваться моим положением, если я сама тебе это предлагаю по доброй воле? − спросила Гермиона, внезапно разозлившись. − И Нетти здесь вовсе не для того, чтобы следить за тобой. Она знает, что ты мне ничего плохого не сделаешь. А Гарри, − она взмахнула руками, − пусть идет лесом. Он просто расстроен, что это ты нашел меня, а не он. Он ведь так привык быть героем.

Снейп в ответ поднял бровь.

− Поттер все еще не верит, что ты здесь. Он считает, я выдумал все это и перенес тебя в Хогвартс для своих личных эгоистических целей. И Нетти здесь как раз для того, чтобы присматривать за происходящим. Ты же знаешь, что это так.

− Северус, послушай… − Вновь смягчившись, Гермиона потянулась к нему и взяла за руки. Те были холодны, как лед. − Нетти разговаривает со мной. Она знает, что ты не причинишь мне вреда. Ты ей очень даже нравишься. Она сама мне говорила. Вот буквально на днях она сказала: «Мисс Грейнджер, милая, я никогда в жизни не встречала такого человека, как ваш профессор. Снаружи он кажется таким колючим, но я-то вижу, как на самом деле он одинок. Я рада, что у него есть вы». Если ты не будешь сопротивляться, вы с ней подружитесь.

Северус фыркнул:

− Гермиона…

− Но я говорю правду. Почему ты всегда предполагаешь худшее? − Она пристально смотрела на него, и нежность переполняла ее, когда Гермиона вглядывалась в каждую черточку его лица. − Или ты только о себе так плохо думаешь, а о других людях − нет?

Он напрягся и попытался высвободить руки, но она их не отпустила.

− Это ведь так, верно? Ты не веришь, что кто-то может захотеть подружиться с тобой, привязаться к тебе? Как ты можешь быть такого низкого мнения о себе?

− Гермиона, я… − он устало вздохнул. − Я неприятный человек.

− Да, ты неприятный человек, − согласилась она. − Ты пылкий. Ты язвительный, резкий, порой жестокий… но ведь еще и умный, преданный и способный на куда более глубокую нежность, чем все, кого я когда-либо знала. Почему бы тебе не обратить внимание на те чудесные качества, что тебе присущи, вместо того чтобы зацикливаться только на плохих? Я все еще здесь только благодаря тебе!

− Даже не напоминай, − мрачно ответил Снейп.

− Ты же знаешь, что я совсем не это имела в виду! Ты подарил мне надежду, Северус, когда я не смела надеяться. Ты дал мне мужество не сдаваться. Ты поделился со мной своей силой и заставил поверить в будущее… И теперь, когда я пытаюсь подарить тебе что-то в ответ, ты отталкиваешь меня, отрицая мои чувства. Я… я люблю тебя, Северус. Как бы ужасно ни было это чертово проклятье, я не могу целиком и полностью жалеть о том, что попала под него. Если бы этого не произошло, я бы никогда тебя по-настоящему не узнала, ведь так? Ты − самое лучшее, что случилось со мной во всем этом кошмаре. Ты − моя путеводная нить.

Казалось, Северус молчал целую вечность − просто стоя рядом и глядя на свои руки, которые она продолжала сжимать.

− Глупышка, − прошептал он наконец. − Никакая я не «путеводная нить». Скорей уж черная туча, что портит хороший день.

Сердце Гермионы сжалось, и она мягко проговорила:

− Ну, если бы ты не носился вечно во всем черном…

Он ухмыльнулся в ответ на ее шутливое поддразнивание, поднес ее руки к губам и нежно поцеловал, и от этой ласки у нее чуть не подкосились колени.

− Я не сделал ничего, чтобы заслужить тебя.

− Ты герой. Но только не тогда, когда я прошу тебя поцеловать меня, − затаив дыхание, прошептала она, прижимаясь к нему.

− Я… Гермиона… − На его лице боролись нерешительность и желание, и Гермиона вздохнула. Казалось, сам воздух вокруг них чуть ли не трещал электричеством, так что волоски на коже вставали дыбом от предвкушения. В животе как будто все свернулось в комок, излучающий восхитительное тепло, медом растекающееся по венам. Сердце забилось медленно и тяжело, и Гермиона облизнула губы, почувствовав взгляд Северуса.

Сейчас он поцелует ее. Он поцелует ее, и она неожиданно вспыхнет, как факел, прямо здесь, в его руках. Он поцелует ее, и она наконец узнает его вкус, наконец почувствует его губы, узнает их аромат… о да… да-да-да…

− Прошу прощения, что вмешиваюсь, профессор Снейп, мисс Грейнджер, − вдруг откуда-то извне вторгся голос Нетти, − но уже за полночь, а я знаю, что вам завтра вести уроки, сэр.

Гермиона непроизвольно вцепилась в его руку.

− Нет, не…

Но Северус уже отдалялся от нее со смесью сожаления и облегчения на лице.

− Я должен идти, Гермиона. Я должен…

− Обещай мне, − прошептала она ему вслед, наблюдая, как его образ постепенно тускнеет в ее сознании, пока он не оказался снова снаружи, глядя в ее глаза, − обещай, что тоже будешь любить меня.

Она не знала, услышал ли он ее.

Когда он вернулся на следующий день, все было так, будто вчерашнего разговора и не было.

− Я подумал, что мы работаем в неправильном направлении, − вместо приветствия заявил он, стремительно входя в класс зелий. − Меня осенило прошлой ночью, что выражение «animula somnus» по-латыни мужского рода. Я больше не считаю, что Малфой взял это заклятие из каких-то древних текстов, − я думаю, что он создал его специально для меня.

Гермиона нахмурилась:

− Что ты имеешь в виду?

− Что мы не найдем ответа в книгах, − рассудительно сказал он. − Не понимаю, как я раньше до этого не додумался. Проклятие было нацелено на меня − в расчеты совершенно не входило, чтобы оно попало в тебя. Если бы оно предназначалось женщине, то он бы произнес его как «animulae somnusi».

− Но мы всегда знали, что оно было направлено на тебя! − запротестовала Гермиона. − Что в этом нового?

− Мы предполагали, что для него есть лечение, когда на самом деле, возможно, его не существует. Особенно если Малфой сам создал его. С его странным видением правосудия ему бы понравилась идея поймать меня в ловушку никому не известным, нигде не записанным, неизлечимым проклятием его собственного изобретения. Он всегда был талантливым ублюдком.

Они проработали весь остаток вечера над теориями и предположениями, исписывая целые свитки идеями, основанными на новой информации.

− Если оно предназначалось для тебя, то почему тогда сработало на мне? − наконец раздраженно спросила Гермиона после того, как очередная их теория рассыпалась, будто ударившись о непробиваемую стену.

− Возможно, потому что ты касалась меня, когда оно сработало в полную силу, − спокойно предположил Снейп. − Наверное, именно из-за этого ты и чувствуешь такую… связь… со мной. Проклятие Малфоя распознало свою настоящую цель и привязало тебя ко мне…

У Гермионы дернулась щека.

− Надеюсь, ты не убеждал самого себя в этом целый день? Мои чувства к тебе вызваны не проклятьем.

Внезапно тень вчерашнего разговора возникла между ними, привнеся в разговор то же чувство неловкости, возросшее многократно.

− Вот почему ты не хочешь меня поцеловать, да? Ты все повторял и повторял себе, что все это не по-настоящему, что я не могу на самом деле полюбить тебя?.. Ведь так?

Северус нахмурился, посмотрев на нее:

− В этом есть резон. По меньшей мере, твои чувства вызваны одиночеством.

Гермиона фыркнула:

− Чушь. Я знаю, что чувствую.

− Конечно знаешь, − ответил Снейп. − Я не сомневаюсь в этом. Тем не менее пойми, Гермиона, тебе всего двадцать и ты заперта здесь − в своем сознании − уже более полутора лет. Ты сама говорила мне, как страстно желала простых человеческих прикосновений, а я был одним из тех немногих людей, которые дарили их тебе. Но, я считаю, выйти за рамки этих действий означало бы воспользоваться ситуацией, в которой ты находишься. Тебе может казаться, что ты хочешь моего поцелуя… − его голос слегка дрогнул, − однако я уверен, что, если бы у тебя был выбор, ты предпочла бы кого-нибудь другого.

Гермиона покачала головой, от отчаяния не в силах подобрать слова.

− Нет, не предпочла бы. Я уже говорила раньше: мне не нужен никто другой, кроме тебя. И я знаю, я тоже нужна тебе… Знаю, что ты ко мне неравнодушен. Ты целовал мою ладонь. Ты… ты видел сны обо мне.

Снейпу, кажется, стало неловко от ее слов.

− Ну хорошо, − он кашлянул и потер переносицу. − Я не могу отрицать, что ты мне небезразлична. Ты спасла мою жизнь, и я чувствовал себя виноватым в том, что случилось с тобой. Но мне не следовало целовать твою ладонь. Единственное мое оправдание − я был ошеломлен событиями того дня, тем, что нашел тебя живой и что в твоем… восхитительном… разуме даже сохранились какие-то крупицы здравомыслия… − Он ласково усмехнулся в конце своей маленькой речи. Гермиону зачаровала эта улыбка.

− Но ты хочешь меня, − в голос закрались ненавистные умоляющие нотки, − ты не можешь отрицать это.

− Ты все усложняешь, − ответил Снейп раздраженно. − Я всего лишь мужчина, Гермиона, но у меня есть принципы, что бы там ни думали обо мне остальные. Возможно, после того, как мы освободим тебя от этого проклятия, если я все еще буду тебе нужен…

Он не смотрел на нее, пока говорил. Вместо этого он разглаживал ткань сюртука. Его пальцы почти светились на фоне темного материала. Гермиона уже заметила, что он частенько делал так, когда ему хотелось выглядеть незаинтересованным в предмете разговора, − как будто убрать незаметную ниточку с рукава или разгладить воображаемые складки было важнее того, что она скажет. Это придало ей азарта: надо поставить точку в этом вопросе сегодня, прежде чем он снова уйдет.

− Ты будешь мне нужен, − тихо, но твердо сказала она, − и я докажу тебе это, как только стану свободна. Первым делом нам надо проверить все потенциальные способы излечения. Такие, как поцелуй…

− Гермиона…

− Не надо, я не хочу больше ничего слышать. Я знаю, ты не веришь, что это сработает, и даже согласна с тобой. Но разве было бы не в духе Люциуса Малфоя выкинуть такую штуку, решив, что никто никогда тебя не поцелует? Признайся, в этом есть логика.

Северус кивнул в ответ, и Гермиона, не удержавшись, улыбнулась:

− Поговори с Нетти, Северус. Расскажи ей, что собираешься сделать. Ты встретишь у нее куда больше понимания, чем думаешь. Она не побежит докладывать Альбусу или Гарри, что ты поцеловал меня.

− Я бы не был в этом столь уверен, − сквозь зубы ответил Снейп. − Не забывай, что она родственница самой большой сплетницы Хогвартса.

Гермиона засмеялась. Сердце рвалось из груди: он не отказался!

− Не вмешивай в это мадам Помфри. Пожалуйста, поговори с Нетти. Я думаю, ты будешь удивлен.

____________
Примечания:
* Отрывок из романа Эмили Бронте «Грозовой перевал» в переводе Н. Вольпина.

Я люблю свою сестру, но жить с ней под одной крышей − настоящее мучение, даже если это крыша такого большого замка, как Хогвартс. Видите ли, Поппи − старший ребенок в нашей семье, а я, четвертая по счету, навсегда осталась в ее глазах малышкой. Со средними сестрами, Маригольд и Петунией, Поппи обращается нормально; ее покровительственный тон зарезервирован исключительно для меня.

Наверное, отчасти я сама виновата. Поппи любит командовать, а я так привыкла к этому за многие годы, что легче всего играю роль младшей сестры. Обычно это меня не беспокоит: я просто стою и киваю, иногда выполняя приказы, иногда − нет. И все же я еще ни разу не возмутилась, что Поппи сует нос не в свое дело, и не посоветовала ей идти со своими приказами подальше.

Жаль, что я сдержалась и в этот раз.

Конечно, я уже много лет не жила с ней бок о бок, поэтому в подобной реакции не было необходимости, да я по натуре и не конфликтная. Все началось в день нашего с мисс Грейнджер прибытия в Хогвартс. После того как я устроила мою подопечную, заявилась Поппи − якобы с вопросом, не нужна ли нам помощь, но на самом деле просто на разведку, да еще и со сворой приспешниц.

Я часто слышала рассказы о ее коллегах, но была знакома только с профессором Снейпом, директором Дамблдором и Минервой Макгонагалл − последняя дважды навестила Гермиону в Мунго.

Сидели мы, значит, вдвоем с мисс Грейнджер. Профессор Снейп только что ушел, обещав вернуться, как только «обсудит с Поттером и Альбусом дальнейшие действия относительно Гермионы». Это было сказано таким тоном, что я сразу поняла: совещание было не его затеей. Скорее всего, мистер Поттер снова требовал гарантий насчет обращения Снейпа с моей подопечной. Тут я не могла мысленно не пожелать профессору удачи − она ему понадобится, чтобы сохранить самообладание, потому что Поттер косился на него весь день с нескрываемой подозрительностью.

Меньше всего мне хотелось по прибытии в Хогвартс оказаться среди сплетниц, кудахтающих под началом моей сестры. Дверь в покои была открыта, поэтому я услышала голоса и неторопливые шаги еще до того, как увидела их обладателей.

«Это было просто ужасно, − говорила Поппи, − я просто прибиралась, когда профессор Снейп ворвался через каминную сеть, выглядя как привидение: в белой рубашке, с засохшей на лице кровью и с мисс Грейнджер на руках! Я чуть в обморок не упала!»

«С кровью на лице? Что случилось?» − полюбопытствовал незнакомый голос.

«Гарри ударил его в нос», − в ужасе ответила Поппи.

Тут все захихикали и послышалось ехидное: «Он и до этого красавчиком не был».

Поппи откашлялась, чтобы вернуть себе всеобщее внимание: «Судя по всему, Гарри застал Снейпа и Гермиону в интимной позе и оттащил его от нашей девочки».

Среди возмущенных возгласов послышался смешок. У меня забурлила кровь от услужливого тона Поппи и готовности ее подруг слушать подобную ересь! Я им покажу «интимную позу»!

«Но не волнуйтесь, − важно продолжила сестрица, − Нетти нам сейчас все расскажет, в мельчайших подробностях. Ее пригласили в Хогвартс специально для того, чтобы никто не воспользовался беззащитностью Гермионы».

Какая наглость! Я посмотрела на мисс Грейнджер и прикусила щеку, стараясь изобразить улыбку, хотя внутри меня все кипело:

− Сейчас налетят коршуны, дорогая. Надеюсь, вы морально готовы. Лично я − нет…

Перед уходом профессор Снейп усадил мисс Грейнджер в удобное кресло, так что казалось, будто она просто ждет, когда подадут чай. Честно говоря, я думала, он отнесет мою подопечную на кровать, поэтому немного удивилась, однако он пояснил в ответ на мой вопрос: «Мисс Грейнджер не лежачая больная и не желает быть узницей своей спальни, пока гостит в Хогвартсе».

Что ж, это было понятно: стены ее комнаты были довольно скучными.

Когда Поппи и ее товарки зашли в наши покои, удивление на их лицах при виде мисс Грейнджер, словно ожидающей их, доставило мне большое удовольствие.

− Нетти, почему Гермиона не в кровати? − спросила Поппи, мельком посмотрев в мою сторону и снова вперившись взглядом в мисс Грейнджер.

− Привет, Поппи. Добрый день, − поздоровалась я профессиональным тоном с остальными и продолжила: − Мисс Грейнджер хотела посидеть в гостиной.

− И это она сама вам сказала? − ехидно улыбнулась незнакомая мне ведьма.

− Нет, профессору Снейпу, − холодно ответила я.

− Да-да, − ведьма закатила свои желтые глаза, − наверняка так оно и было.

Остальные хором загалдели:

− Поппи, неужели ты тоже думаешь…

− Но ведь Дамблдор…

− Бедный мальчик, неудивительно, что он набросился на Снейпа…

− А правда, что она, ну, вы понимаете…

− Так и знала, что он когда-нибудь окончательно свихнется…

Я слегка ошалела от всего этого гвалта. Поппи подошла ко мне вплотную и тихо проговорила:

− У этого мужчины разума меньше, чем у животного! Гермиона не в состоянии сидеть тут так, будто принимает гостей. Нетти, милочка, помоги мне уложить ее в кровать.

− Не стоит утруждаться, − твердо ответила я. − Мисс Грейнджер здесь достаточно удобно, ведь так, дорогая? − При этом я похлопала свою подопечную по руке, желая показать ей, что не позволю ее куда-либо отнести.

− Нетти, я настаиваю как главный колдомедик Хогвартса.

− Я здесь для того, чтобы ухаживать за мисс Грейнджер, а не выполнять твои приказы, − возразила я. – А она дала понять, что не хочет находиться в спальне, и поэтому останется здесь, пока профессор Снейп не вернется и не передаст мне иные ее пожелания.

Остальные, притихнув, смотрели на меня с интересом.

− Вы действительно верите, что она заперта в ловушке своего разума? − с любопытством спросила невысокая ведьма, чье морщинистое лицо напомнило мне кукол с головой из яблока, которых делала мама.

− Да, верю, − кивнула я. − Профессор Снейп не кажется мне склонным к выдумкам. Кроме того, состояние мисс Грейнджер заметно улучшилось с тех пор, как он зашел к ней сегодня утром.

− Как по мне, так она все еще в коме, − насмешливо проговорила ведьма со странными глазами.

− Потому что так оно и есть! − высокомерно сообщила Поппи. − В самом деле, Нетти, как ты можешь утверждать, что ей стало лучше?

Я ощетинилась от покровительственного тона старшей сестры:

− Вы просто не видели, что она уже одной ногой была на том свете! Но откуда вам это знать, если вы мисс Грейнджер совсем не навещали, − тут я с раскаяньем взглянула на профессора Макгонагалл, но продолжила: − Эти роскошные волосы были ломкими и тусклыми, руки и ноги не разгибались, даже кожа посерела. И посмотрите на мисс Грейнджер сейчас! С момента, как профессор Снейп нашел ее и поговорил с ней, наступило поразительное улучшение. Вот откуда я знаю, что ее разум все еще где-то внутри.

− Не может быть, чтобы все было так плохо, − начала Поппи, но я ее перебила:

− Ты не доверяешь моей квалификации колдомедика? Думаешь, я не знаю, как выглядит умирающий человек?

− Ну, Нетти, я этого не говорила. Просто мне кажется, что ты слишком переживаешь из-за мисс Грейнджер и ее ситуации. Может, тебе просто показалось, что ее состояние ухудшилось.

− Я ничего не выдумываю, − прохладно ответила я. − Профессор Снейп вернулся и спас ее.

− Что значит «вернулся»? − вдруг спросила полная колдунья в мантии землистого цвета. − Разве он прекратил свои посещения?

− Он набирался сил после несчастного случая на уроке зельеварения, − с каменным лицом ответила я. Я не собиралась вдаваться в подробности, да и не знала, почему на самом деле визиты прекратились на столь продолжительное время.

− То есть он не появлялся в Мунго целых три недели? − Макгонагалл была поражена.

− Его состояние позволяло аппарировать уже две недели назад, − встряла Поппи и с подозрением покосилась на меня: − Ты что-то умалчиваешь, Нетти.

− Разве что вещи, которые вас не касаются, − пожала плечами я.

− Какая-то ты сегодня раздражительная, − насупилась Поппи. − Наверное, это просто переезд так подействовал, и твое настроение скоро улучшится. Мне пора возвращаться в Больничное крыло. Завтра увидимся?

− Ты знаешь, где меня найти, − кивнула я и улыбнулась остальным посетительницам: − Всего доброго.

Они быстро удалились, чему я была рада, однако их голоса еще долго звучали в коридоре эхом. Я не могла не поежиться от недоверчивого тона и сомнений, преобладающих в их разговорах о спасителе мисс Грейнджер.

Повернувшись к своей подопечной, я невесело улыбнулась:

− Вы заметили, что ни одна из этих женщин не поговорила с вами? И никто не посчитал нужным мне представиться. Какое бескультурье!

У нас с мисс Грейнджер быстро выработался определенный распорядок дня. Профессор Снейп часто заходил по утрам и обычно оставался на завтрак, таким образом избегая суматохи Большого зала, и это было понятно: судя по тем обрывкам, которые я слышала от Поппи, сплетники в Хогвартсе разошлись не на шутку, и их главной темой являлся профессор Снейп.

Он приходил ровно в семь, и я следила за тем, чтобы к этому времени мисс Грейнджер была готова принимать гостей. Профессор передал мне, что в течение дня моя подопечная предпочитает носить верхнюю одежду, и я с удовольствием исполняла это желание. Было неудивительно, что девочка хотела выглядеть во время его посещений как можно естественней. Кроме того, я всегда рада помочь зарождающимся чувствам и потому специально прихорашивала мисс Грейнджер. Она в самом деле была красивой – особенно если заколдовать волосы от чрезмерного объема.

В хорошую погоду профессор иногда заходил еще и днем. Он усаживал мисс Грейнджер в старомодное деревянное кресло-каталку, которое где-то раздобыл, и, укрыв ей ноги пледом, вез на прогулку к озеру, подальше от любопытных глаз студентов и учителей. Если колесам случалось застрять в грязи, профессор брал девушку на руки и, будто хрустальную фигурку, нес дальше. Я видела это своими глазами, потому что тоже люблю свежий воздух и с удовольствием читаю на солнышке, когда профессор Снейп присматривает за мисс Грейнджер. Хотя, признаться, поглядывать в их сторону было зачастую интереснее, чем возвращаться к принесенной книге.

Помимо всего этого, профессор приходил в наши покои каждый вечер и оставался на час-полтора, как раньше в Мунго. Я не знала, о чем они говорят, но видела, как он обращается с ней – с неизменным почтением, от которого у меня щемило сердце.

Стоило профессору Снейпу посмотреть Гермионе в глаза, как связь между этими волшебниками становилась очевидной. Он не просто смотрел, а будто нырял в нее, понимаете? Даже во время бесед со мной он то и дело поглядывал на мисс Грейнджер, словно не веря, что она на самом деле здесь. А потом он садился напротив ее кресла, подавался вперед и буквально падал в глубины запертого разума. Во время этих визитов моя подопечная выглядела лучше, она будто светилась золотом изнутри. Даже строгий профессор преображался: его бледная кожа сияла, словно луна, отражающая великолепие солнца.

Он никогда не дотрагивался до мисс Грейнджер в начале «разговора», но под конец часто держал за руку. Время от времени он даже заправлял ей за ухо выбившийся локон или нежно гладил по щеке. Когда они были вместе, профессор много улыбался, что было непривычно видеть, однако улыбка очень шла к его строгим чертам, я и сожалела, что она не появляется чаще. Возможно, в его существовании без мисс Грейнджер не находилось поводов для радости.

Углубившись в «беседу», он не замечал моего присутствия, а я старалась о себе не напоминать. Обычно я прибирала комнаты или сидела в нише, служившей нам скромной библиотекой, и читала. Если он задерживался допоздна, я подходила и вежливо касалась его плеча. «Прошу прощения, – говорила я, – но уже за полночь, а у вас завтра уроки, сэр».

Он неохотно прерывал контакт, и было видно, что покидать мисс Грейнджер ему удавалось с трудом.

Во время одного из вечерних визитов профессора к нам зашла Поппи – «на чай к младшей сестре». Но я, конечно же, понимала, что это только предлог. Мне удалось быстро провести ее в нишу и усадить так, чтобы ни профессора Снейпа, ни мисс Грейнджер ей не было видно. Покрутившись на месте, чтобы обернуться как можно более непринужденно, и наконец смирившись, Поппи обратила внимание на меня:

– Дорогая сестренка, я надеялась почаще видеться с тобой во время твоего пребывания в Хогвартсе.

– Ты же знаешь, я не могу оставить мисс Грейнджер одну, – улыбнулась я.

– Тебе надо больше выходить, получше познакомиться с девочками…

Разве можно было ей сказать, что я вовсе не горю желанием познакомиться с «девочками», которые казались мне раздражающей сворой болтливых кумушек? В результате я вежливо промолчала. Поппи нахмурилась:

– От тебя что, убудет, если ты время от времени с нами посидишь? Все очень переживают из-за Гермионы.

– Охотно верю, но для этого нет особых причин. Профессор Макгонагалл заглядывала к нам пару раз и может подтвердить мои слова.

– Понимаешь, ходят слухи, что Северус забирает мисс Грейнджер для прогулок по саду. Профессор Спраут говорит, что видела, как он нес девочку к озеру.

– Ей нравится быть на природе, – согласно кивнула я. – Тебе бы тоже надоело сидеть в четырех стенах без малейшей на то причины. Свежий воздух действует на нее благотворно.

Поппи прищурилась:

– Но ты никогда с ними не ходишь. Разве ты не должна следить за соблюдением приличий или хотя бы за состоянием твоей подопечной? Мы все знаем, что видел Гарри в день вашего переезда.

Я честно старалась держать себя в руках, однако это становилось практически невозможным.

– Юный мистер Поттер распространяет небылицы, – гневно возразила я. – Этого мальчишку следует научить уму-разуму! Разве ты действительно считаешь, что профессор Снейп причинит ей вред? – Поппи не ответила, и я закатила глаза. – Ах, Поппи, какая же ты иногда упрямая! После того, что он сделал во время войны и как чуть не погиб ради Поттера, неужели ты думаешь, что он собирается, даже не знаю, воспользоваться мисс Грейнджер или взять ее силой, пока никто не смотрит? А?

У Поппи хватило совести покраснеть.

– Я не думаю, что он причинит ей вред. Просто мы еще никогда не видели Северуса таким… и мы беспокоимся.

– Каким «таким»?! – набросилась на нее я. – Человеческим существом? Почему бы ему не помочь ей? Он, вероятно, единственный, кто понимает, что действительно значит полное одиночество. Этот мужчина пользуется уединенностью, как щитом, и никто не считает нужным этот щит обойти. Так что я не удивляюсь его желанию беседовать с Гермионой. Наверное, теперь она знает его лучше, чем кто-либо еще.

– На что ты намекаешь? – фыркнула Поппи с раздражением, которое ярко напомнило мне наше детство.

– На то, – подчеркнуто ответила я, – что вы все предпочитаете дразнить бедного профессора и хихикать за его спиной, а также распространять слухи и непристойности вместо того, чтобы попробовать докопаться до истины. Я уверена, что ты неплохо относишься к нему, но ни один человек здесь так и не простил профессору ту роль, которую он сыграл в войне. Вы все настолько привыкли видеть в нем не вызывающего доверия темного мага, что ни разу не потрудились разглядеть за этой маской настоящее лицо. Почему вы не можете оставить его в покое и сплетничать о чем-нибудь другом?

– И в самом деле, мадам Помфри. Я ежедневно задаю себе этот вопрос. – При звуке голоса профессора Снейпа мы обе подпрыгнули и залились виноватым румянцем. Интересно, как долго он стоял и слушал. Я надеялась, что не очень: некоторые из сказанных Поппи вещей могли бы его оскорбить.

– Профессор Снейп, сэр… – наконец выдавила я. – Вы закончили беседу с мисс Грейнджер раньше обычного.

– Так оно и есть, – согласился он учтиво, хотя тон его голоса оставался прохладным. – Гермиона хотела с вами кое-что обсудить, однако я не сразу заметил присутствие вашей сестры.

Он скривил губы, произнося последнее слово, и одарил Поппи тяжелым взглядом черных глаз.

– Поппи, вы что-то хотели мне сказать?

Несмотря на то, что я злилась на сестру, мне стало ее жаль, когда она поежилась от столь пристального внимания.

– Нет… ничего, Северус. Совсем ничего. Это Нетти, э-э…

– Она, как я слышал, отлично защитила мою честь. А вам разве больше нечем заняться, кроме как толочь здесь воду в ступе? Уверен, что какому-нибудь болвану очень требуется медицинская помощь специалиста вашего калибра.

Поппи смутилась:

– Северус, вы же знаете, что я сама не верю… – Она не посмела закончить это предложение и быстро глянула на меня, прежде чем подняться. – Это все пустые разговоры. Никто не придает им особого значения…

– Всего хорошего, Поппи, – кивком попрощался с ней профессор. Уходя, она не решилась поднять на него глаза и лишь в раскаянии похлопала его по плечу.

– До скорого, Нетти, – тихо проговорила она и закрыла за собой дверь.

Я медленно повернулась к Снейпу. Мне он еще ничего не сказал, но я была готова к строгому выговору, поэтому удивилась, когда он лишь спросил, можно ли ему присесть в освободившееся кресло.

– Вам часто приходится этим заниматься? – негромко произнес он, расправляя изящными пальцами рукава своей мантии.

– Чем? – выдохнула я, завороженная движением его рук. – Разговорами с сестрой?

Если бы я не знала его лучше, то приняла бы ответный звук за смешок.

– Нет, защитой моей чести, – пояснил он.

Я позволила себе поднять на него взгляд и поняла, что он не сердится. Черты его лица, скорее, выражали любопытство. Я покачала головой:

– Нет, не часто. Хотя с самого переезда я практически ни с кем не разговаривала, кроме мисс Грейнджер.

– Да, Гермиона рассказала мне, что вы спасаете ее от одиночества, когда я преподаю, – улыбнулся он. – Ей особенно нравится, что вы читаете вслух «Грозовой перевал». Она вбила себе в голову, что я живой Хитклифф.

– Сходства действительно есть, сэр.

– Может быть. – Эта сюрреалистичная беседа была довольно-таки приятной. После минуты обоюдного молчания он подался вперед, опершись локтями о колени:

– Мадам Помфри, – начал он, однако мне пришлось его перебить:

– Пожалуйста, зовите меня Нетти. Мадам Помфри – это моя мама или моя сестра, но точно не я.

– Нетти, – кивнул профессор, – у меня есть к вам… просьба.

Я помедлила, стараясь не выдать свое любопытство, но в результате не сдержалась:

– Какая, сэр?

– Вы знаете, что я пытаюсь найти способ освободить мисс Грейнджер от проклятия, – заговорил он, явно чувствуя себя неловко из-за того, что собирается сказать. Я просто кивнула и подождала, когда он продолжит.

– Мисс Грейнджер считает, что, возможно, проснется, если я… поцелую ее.

Я не могла не улыбнуться:

– Как Спящая Красавица, сэр?

– Именно, – ответил он, поерзав в кресле. – Я не верю, что это сработает, даже больше: я это знаю. Однако мисс Грейнджер настаивает на том, чтобы мы перепробовали все возможные варианты.

– В этом есть своя логика: сказки отчасти основаны на реальных событиях, поэтому такой способ может действительно сработать. И что же вы хотели со мной обсудить?

Профессор Снейп откашлялся.

– Я понимаю, что вы находитесь здесь не только в качестве колдомедика, но и для того, чтобы между мной и мисс Грейнджер не произошло ничего предосудительного, поэтому…

– Чепуха! – перебила я его. – Как будто вы позволите себе недостойное поведение в ее присутствии! Не думайте, что я могла хоть на секунду в это поверить. Да вы и волоска на ее голове не тронете.

Он взглянул на меня, ни капли не успокоенный моими заверениями.

– Нетти, я не хороший человек. Я совершал… в своей жизни намного худшие поступки. – Сказал он это тихо, будто стыдясь прошлого.

– У нас всех есть то, чем мы не особо гордимся, – возразила я. – Вы больше не тот человек, который стал приспешником Волдеморта. Я бы даже сказала, что вы больше не тот, кто нашел мисс Грейнджер восемь дней назад. Вам не нужно признаваться мне в своих грехах.

Помолчав, профессор Снейп склонил голову:

– Как вы можете быть настолько уверенной, что я не причиню ей зла? – Он говорил тихо, будто умоляя. Наверное, так оно и было: профессор нуждался в ком-то, кто доверял бы ему полностью, без оговорок. Я вздохнула:

– Я не слепая. Любому, не погрязшему в болоте предубеждений, очевидно, что мисс Грейнджер для вас много значит. Я просто уверена, что вы скорее умрете, чем допустите, чтобы с ней случилось что-нибудь плохое.

– Вы правы, я этого не допущу, – кивнул он.

– Я понимаю, сэр. Значит, мисс Грейнджер хочет, чтобы вы ее поцеловали? Мне все говорили, что она очень умная. – Я улыбнулась, когда щеки профессора порозовели.

– Мы лишь пытаемся исключить возможные варианты, – начал он, и я рассмеялась:

– Конечно-конечно. Мне кажется, она влюблена в вас, профессор Снейп, – подмигнула я.

– Глупая девчонка, – прошептал он, окончательно покраснев. – И зовите меня просто Северус, пожалуйста.

Ну и денек выдался! Снейп упал в кресло в своей гостиной и, вздохнув, принялся массировать переносицу в надежде прогнать пульсирующую боль в висках. Можно было бы принять зелье, но ему хотелось сохранить ясную голову.

Все сегодня шло наперекосяк. Как не заладилось с утра – так и продолжалось весь день, пока он не вернулся в свои неуютные пустые комнаты.

Завтра он поцелует Гермиону.

Она всю неделю уговаривала его. Ласковые прикосновения, дрожащие губы, разнообразные сказочные теории − против него был пущен в ход весь арсенал.

Да ничего из этого не выйдет! Поцелуй не пробудит ее. Она, конечно, красавица, но он-то точно не сказочный принц.

Снейп криво усмехнулся.

Понять ее желания легко, и – положа руку на сердце – разве можно ее винить? Гермиона томилась в ловушке без какой-либо надежды на освобождение и практически без физических контактов с реальностью − даже представить страшно. И она внушила себе, что хочет его. Именно его и никого другого, и переубедить ее невозможно. Да и не очень-то хочется переубеждать.

Как трудно отказывать себе в самом заветном! Надолго ли хватит его после завтрашнего дня? Останется ли у него хоть капля самообладания?

Эта неделя была каторгой: нужно было постоянно противостоять ее желаниям и бороться с собственными! А ведь он Гермиону еще даже не поцеловал.

Она просто исключительная. Закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, Снейп вспоминал нежный голосок: «Я люблю тебя, Северус… Ты − единственное хорошее в этой ситуации. Ты моя путеводная нить».

Никто никогда его не любил. По крайней мере, насколько ему известно. Поэтому его до глубины души пугала эта любовь. Даже сильнее, чем те последние ужасные месяцы шпионской работы. Сильнее, чем столкновение с Волдемортом в Последней битве. Никто никогда не обладал над ним такой властью, как Гермиона. И как он боялся утратить это!

А если удастся снять проклятие? Что тогда? Да, она уверяла его в любви, но вдруг, обретя свободу, она выберет человека помоложе? Вдруг ее вкусы изменятся? Он возвращался к этим мыслям снова и снова.

Если бы он был тем чудовищем, за которое все его принимали, что бы он сделал? Пропитанная горечью, неразумная его часть разворачивала перед глазами эту картину. Он не стал бы освобождать Гермиону. Держал бы для себя одного, чтобы никто не мог приблизиться к ней. И не боялся бы ее потерять. И все же, как ни соблазнительна была эта мысль, он не рассматривал ее всерьез ни на мгновение. Его любовь достаточно сильна, чтобы отпустить Гермиону, если она того захочет. Жизнь без нее утратит смысл, но они должны проверить каждую теорию: нельзя оставлять Гермиону в таком положении.

Он снова вздохнул. Надо бы выпить виски. Мысли этим вечером были сентиментальными, с привкусом неопределенности и болезненного, пронизывающего насквозь одиночества. Она так нужна ему! Внутри ее сознания мир выглядел более настоящим, чем снаружи. И с каждым разом было все трудней уходить, возвращаться в так называемую реальность.

Никто, кроме Нетти Помфри, не верил, что он действительно нашел Гермиону, и это тоже расстраивало. Удивительно, но в Нетти он, кажется, нашел друга − человека, который не подведет.

Поттер считает его лжецом и каждый день заходит проведать Гермиону и с пристрастием допросить Нетти. Ни та, ни другая, конечно, Снейпу об этом не рассказывали, просто он был поблизости, когда Поттер жаловался Хагриду. Он не собирался подслушивать, но при звуке его имени сработали старые навыки. Он ведь так долго был шпионом, и его уже не переделать…

Снейп сидел в библиотеке, перечитывая книгу о старинных проклятиях на латыни, когда заметил Поттера и Хагрида, расположившихся за одним из больших столов. Он прекрасно знал, зачем сюда пришел Хагрид: тот не далее как утром просил посоветовать хорошую книгу о лечении химер.

Снейп не смог ему помочь, но предложил:

– Почему бы вам не посмотреть в библиотеке? Хоть я и не уверен, что там что-то есть. Эти… существа… они ведь вне закона?

Хагрид потупился, изображая младенческую невинность.

– Дык я ж, того, не говорю, что у меня есть химера. Просто… интересно, что делать-то, если больная в руки попадется, понимаете?

Итак, Хагрид решил последовать совету Снейпа, а Поттер – ну, этот противный мальчишка здесь точно только для того, чтобы нагнетать атмосферу.

– Она и правда лучше выглядит, Хагрид! – говорил Поттер. – Но откуда нам знать, может, Снейп сам специально и сделал сначала так, чтобы она выглядела очень больной, а потом убрал эти чары, чтобы всем казалось, что ей стало лучше благодаря ему?

– Но, Гарри, – гремел в ответ Хагрид, – зачем ему это снадобилось-то, а?

– Не знаю, я просто не доверяю ему, – отвечал Поттер. – Я не думаю, что он собирается специально ей навредить. По словам Альбуса, Снейп не врал, что разговаривал с ней. Но ведь ему могло показаться. В таком случае он говорил правду, как и сказал Альбус. Но мне кажется, он свихнулся.

– Но та проверка, Гарри… – начал было Хагрид.

– Да какая там проверка! Смех, да и только. Альбус каждого встречного спрашивает насчет лимонных долек. И он так и не заставил Снейпа уточнить, что еще сказал Гермионе. Даже Минерва и Хуч согласны со мной на этот счет.

– Ну, это да… – протянул Хагрид.

– И еще, – Гарри наклонился ближе, – мадам Помфри сама мне сказала, что никогда не слышала о таких болезнях и что подобное невозможно. Чтобы кто-то был жив внутри своего сознания и только один легилимент мог с ним разговаривать?! Разве это не подозрительно? Разве тебе не хочется узнать, что замышляет Снейп?

Тут Снейп бросил прислушиваться: он и так уже узнал более чем достаточно.

Было неприятно, однако он уже привык становиться предметом сплетен и домыслов из-за определенного образа жизни, хоть тот и остался в прошлом. С тех пор Снейп получил Орден Мерлина первой степени за свою роль в войне, но все продолжали видеть в нем Пожирателя, который слишком хорошо владеет темными искусствами. Даже Альбус, кажется, иногда сомневается в нем, а Альбус знал его лучше, чем кто-либо другой, если не считать Гермиону.

Проблема была даже не в том, что для многих он закоренелый лжец. Просто никто не хочет ему верить. И разве можно, положа руку на сердце, осуждать их? Им было тяжело принять потерю Гермионы. А осознать, что она в ловушке, что слышит и видит все вокруг, но не может ни с кем общаться, было еще страшнее.

Снейп перестал уделять внимание слухам, наводнившим Хогвартс, и даже пообещал себе не сильно злорадствовать, когда спасет Гермиону и она раскроет всем правду.

Альбус почти каждый день интересовался, как продвигается лечение, но остальные коллеги до отвращения старательно обходили эту тему стороной. Никогда не спрашивали, как чувствует себя Гермиона или как идут его исследования, – ничего. Но точно трепались об этом за его спиной. Это тайное шушуканье ранило, хоть нервы на него тратить и не стоило. Да разве он когда-нибудь давал повод для недоверия? Повод заподозрить, что может причинить вред находящемуся у него на попечении человеку? И все-таки именно так о нем и думали.

Кажется, ему доверяла одна только Нетти Помфри. Странно – они были практически не знакомы, и он вел себя с ней не очень-то любезно, но именно она чувствовала, что он не причинит Гермионе вреда, тогда как знавшие его годами люди сомневались в благородстве его намерений.

После разговора с Нетти этим вечером у него, можно сказать, выросли крылья. Удивительно, но именно она и никто другой кинулась защищать его от нападок сестры. Он-то думал, что они два сапога пара – вечно сплетничают и пересказывают всякую ерунду. Как ни странно, но за всеми защитными стенами Нетти смогла разглядеть его истинную сущность, и увиденное не вызвало у нее неприязни.

– Мне кажется, он лучше всех знает, что такое одиночество, – говорила она. – Своей нелюдимостью он как бы отгородился от всего мира, и никто никогда не пытался пробиться сквозь эти преграды. Неудивительно, что ему нравится беседовать с Гермионой. Она, наверное, лучше всех понимает его сейчас.

Теперь, зная ее позицию, разговаривать с ней стало легче. Гермиона была права, когда сказала, что Нетти может стать ему другом. По крайней мере, теперь Снейп знал, что она на их стороне. Когда он сообщил ей о затее Гермионы, Нетти только рассмеялась и сказала, что ее подопечная – умничка.

Итак, завтра Снейп поцелует Гермиону, и Нетти Помфри, фактически состоявшая компаньонкой при вышеозначенной девушке, не только не собиралась никому докладывать об этом, но и подначивала его сама.

С ума сойти.

В животе будто скрутился клубок. Ох, не стоит этого делать… Конечно, ему хочется, но все равно ничего не выйдет. И будет страшно обидно, пусть даже он и не ждет успеха. Черт бы все побрал!

***

Он провел у Гермионы вот уже тридцать минут. Сидел, жутко нервничая, у ее кровати с третьей чашкой горячего чая с лимоном. Когда он пришел, Нетти сказала, что Гермионе будет удобнее «целоваться», лежа в собственной кровати, а не сидя на диване в гостиной. Таким образом, обстановка приобрела на редкость интимный оттенок, к чему Снейп совсем не был готов.

Гермиона встретила его радостно.

– Я уж думала, придется посылать за тобой Нетти, – пошутила она, как только он появился. – Ну, как все произойдет?

Снейп беспокойно одернул рукав сюртука.

– Я буду вне твоего разума во время поцелуя.

– Почему? – нахмурилась Гермиона.

– Мне надо сконцентрироваться, – ответил он. – Быть в состоянии осмысливать происходящее. Боюсь, я не смогу спокойно думать, находясь во время поцелуя внутри.

– Неужели я так сильно тебя отвлекаю? – поинтересовалась Гермиона. В ее голосе переплелись нотки невинности и искушения.

Он бросил на нее тяжелый взгляд.

– Ты сама это прекрасно знаешь.

– Хорошо, – улыбнулась она в ответ. – Но я хочу получить подробный отчет, когда ты вернешься. Если, конечно, это не сработает.

– Гермиона, умоляю тебя: не рассчитывай всерьез на поцелуй. Я не хочу, чтобы ты расстроилась и разочаровалась во мне.

– Ты никогда меня не разочаруешь, – ответила она и закусила губу. – Я не надеюсь на чудо. – Она потянулась к нему и нежно погладила по щеке. – А теперь иди и поцелуй меня, пока всю решимость не растерял.

Сказать легче, чем сделать. Снейп сидел рядом с кроватью и чувствовал себя ужасно неловко. Нетти стояла на страже в дверях. Она спросила, нужно ли ей уйти, но он попросил ее остаться, чтобы никто не ворвался неожиданно и не дал ему в нос, как случилось в прошлый раз.

Снейп примостился на краю кровати и глядел на Гермиону в нерешительности, сидя вплотную к ней – так, что их тела соприкасались. Ее руки, лежавшие на груди, сместились, когда он сел: одна соскользнула в сторону, другая опустилась ему на бедро. Он осторожно взял ее, погладил тонкие пальчики и маленькую ладошку, поднес к губам и поцеловал.

Ее кожа была на удивление холодной. Чуть наклонившись вперед, Снейп пристально всмотрелся в лицо Гермионы, свободной рукой нежно обвел контуры подбородка и скул, провел пальцем по бровям… Ему так хотелось утонуть в ее глазах! Не отрывая взгляда, он выдохнул и осмелился прикоснуться кончиком пальца к ее губам. Они были мягкими и припухлыми на ощупь. Погладив контур маленькой ложбинки на верхней губе, Снейп выпустил ладонь Гермионы, освободившейся рукой провел по плечу и зарылся пальцами в волосы, подхватывая Гермиону под затылок.

– Сейчас я поцелую тебя, – прошептал он и, наклонившись вперед, легко прикоснулся губами к ее губам. Какими же холодными они показались!

Он поцеловал ее чуть решительней, всем сердцем ожидая, что сейчас что-то произойдет.

Ничего.

Ничего.

Ничего.

Полный грусти, он хотел уже отстраниться, как вдруг его словно пронзило током. Чуть не подскочив на месте, он распахнул глаза и посмотрел на нее. Что-то крепко вцепилось в него и потянуло за собой.

Падение.

Ее губы холодны.

Ее губы горят.

Она неподвижна в его руках.

Она прижимается к нему, сладкие губы приоткрываются…

Его губы такие сухие и жесткие.

Бесконечная нежность… Мерлин, разве может быть что-то слаще?

Ничего не происходит.

Желание сводит с ума, захлестывает и уносит с собой, как морские волны.

Его пальцы по-прежнему в ее волосах.

Его руки спустились вниз, он крепко обнимает ее за талию.

Ее руки лежат неподвижно: одна на кровати, другая – у него на колене.

Ее руки обнимают его, перебирают волосы, гладят спину, прижимают его крепче.

Он молчит.

Он выдыхает ее имя: «Гермиона…»

Она не отвечает.

Она пылает в его руках: «Северус! Не останавливайся, прошу тебя!»

Его охватывает безумие.

Она сводит его с ума.

Задыхаясь, он резко отстранился от нее и вынырнул из ее разума, чуть не свалившись с кровати. Сердце колотилось, было жарко. Хотелось вернуться назад в ее сознание и продолжить… сделать то, к чему она его подталкивала.

Как она посмела его не послушаться!..

Какое счастье, что она его не послушалась.

Гермиона по-прежнему лежала неподвижно. Поцелуй не пробудил ее.

– Ничего не получилось, Нетти, – понурил голову Снейп.

– Но вы ведь и не думали, что получится, – спокойно и рассудительно заметила та.

– И все же надеялся…

Она ничего не ответила, лишь печально улыбнулась.

– Полагаю, мисс Грейнджер сейчас так же расстроена, как и вы. Поговорите с ней, Северус. А я заварю вам чай.

Входить в ее сознание было совсем нетрудно. В первый раз Снейп будто погружался в болото, липкое и неприятное, но с каждым новым визитом становилось проще. Теперь требовалось лишь взглянуть ей в глаза и сделать шаг внутрь.

Гермиона ждала его там, где он ее оставил. Волосы ее были растрепаны, губы распухли и покраснели от поцелуев. Она кинулась ему навстречу, как только он вошел:

– Северус!

Хотелось сжать ее в объятиях, продолжить с того места, где они остановились… Он все еще чувствовал вкус ее губ, помнил жар ее тела… Но он лишь строго посмотрел на нее:

– Ну и что это было?

– В смысле?

– Ты не должна была затягивать меня внутрь. Я хотел оставаться в трезвом рассудке, – проговорил Снейп, сдерживая ярость и желание.

Гермиона ошеломленно смотрела на него.

– Но я не затягивала тебя. Ты целовал мои губы… Я это чувствовала, но ничего не происходило. И потом ты вдруг оказался здесь и уже целовал меня по-настоящему, и мне было… так хорошо…

– Ты втянула меня внутрь, – упорствовал он. – Я ощутил это, Гермиона.

– Ничего подобного, клянусь! – возразила она, шагнув ближе. От нее словно исходили волны, бросавшие его в жар. – Я даже не смотрела на тебя, так была охвачена чувствами! Северус, это было непередаваемо… Пожалуйста, поцелуй меня снова, – прошептала Гермиона, и его бросило в дрожь от тягучего искушения, сквозившего в ее голосе.

Ее руки тянулись к нему, лицо пылало. Он не мог оторвать взгляд от жилки, трепетавшей на ее шее в такт биению сердца.

– Гермиона, – выдохнул он, мягко отводя ее руки. – Лучше не надо…

– Надо… – Она снова прижалась к его губам, мягко и нежно. От переполнявших его чувств у Снейпа едва не подкосились ноги. – Здесь никого нет, кроме нас. Только ты и я. Я так долго об этом мечтала, Северус… Никто не узнает…

Он терял контроль. Он понимал это, но… боже правый… От нее невозможно оторваться.

– Никто никогда не узнает, – согласился он, выпуская ее руки. Пальцы Гермионы пробежались по сюртуку, расстегивая пуговицы, и скользнули внутрь, под темную ткань; Снейп почувствовал их на спине.

Сердце, казалось, просто не выдержит такого напора адреналина и счастья. Он обнял Гермиону и склонился к ее лицу, чтобы снова поцеловать:

– Я так люблю тебя…

– Знаю…

Они провели вместе остаток дня, наслаждаясь разговорами и минутами молчания. Устроили пикник в саду и погуляли вдоль озера, потом вернулись к исследованиям, и между ними была такая близость, полная страсти и согласия, что он просто не верил, что все это происходит с ним. Гермиона была чудом, сверкающим кристаллом, источающим свет и согревающим самые темные уголки его души.

Чай, приготовленный Нетти, остыл и стоял нетронутым на прикроватной тумбочке рядом со сделанным ею же бутербродом. Снейп даже не услышал, когда она заходила в комнату. Наконец, когда солнце стало садиться за горизонт, он вырвался из объятий Гермионы, несмотря на протесты.

– Останься…

– Не могу.

– Можешь!

– Мне надо подумать, Гермиона, пока я еще хорошо все помню. Кроме того, Альбус ждет меня на ужине в Большом зале. Я и так уже, наверное, опаздываю.

– Обещай, что вернешься.

– Обещаю.

Сейчас, сидя в Большом зале и рассеянно глядя в свой суп, Снейп вдруг понял, что ощущает… умиротворенность. Какое незнакомое чувство! Умиротворенным он никогда еще раньше не был. Гермиона любит его! Он больше не сомневался в этом – просто не мог. Не важно, из-за заклятия или нет, но она любит его, а он… Вдали от нее ничто ему было не мило. Он не мог сдержать улыбку при мысли, что вернется, погрузится в сладкий рай ее сознания, будет разговаривать с ней, держать в объятиях…

Встрепенувшись, Снейп огляделся по сторонам – не заметил ли кто-нибудь, как он по-идиотски улыбался, уставившись на ложку, – и вздохнул с облегчением: все были слишком заняты ужином, чтобы глядеть на него.

Хотя… кажется, Сибилла Трелони смотрит в его сторону? Почему она здесь, а не у себя, как обычно? Да еще и изучает его так внимательно сквозь толстые стекла очков! Снейп нахмурился, но она лишь улыбнулась своей одурманенной улыбкой и наклонилась к нему через Спраут, окунув бусы в суп коллеги:

– Профессор Снейп… Северус, – начала она своим противным поющим голоском, – что с вами произошло?

– Не понимаю, о чем вы, Сибилла, – холодно отозвался он.

– Ваша аура сегодня какая-то другая, – продолжала она, будто не расслышав. – Такая… яркая.

Снейп грозно на нее воззрился, а Спраут захихикала:

– Яркая? Что вы имеете в виду?

– Не потакайте ее фантазиям, Спраут, – прошипел Снейп, но было уже поздно.

– Аура каждого человека имеет свой цвет, – принялась объяснять Сибилла. – У вас, Помона, она зеленоватая с примесью земляных оттенков. Она отражает вашу суть: любовь к природе, способности к выращиванию растений… любовь к свежему воздуху. А у Альбуса она пурпурная – это самый мудрый из всех цветов ауры – с золотыми прожилками. Пурпурный указывает на сильные магические способности, а золотой – на то, что Альбус всегда действует во имя высшего добра. У нашего директора аура очень сильная.

Замолчав, она снова повернулась к Снейпу, и взгляд ее больше не был рассеянным, но цепким и оценивающим. Теперь уже весь стол прислушивался к разговору, с интересом глядя в их сторону.

– А вот у профессора Снейпа аура почти всегда была черная – цвета гнева, обиды, несчастья и боли. В ней также присутствовали отблески пурпура как знак его сильных магических способностей, но теперь!.. Дорогой мой мальчик, вы влюблены?

Снейп чуть не подавился. Слева захихикала Хуч, а яростный взгляд Минервы прожигал ему затылок, как будто она хотела оторвать ему голову. Он сердито посмотрел на Трелони:

– Прошу прощения, мадам?

– Ваша аура полна жизни, – ответила та, – полна красок! Алый цвет чистый и яркий – это страсть. Розовый – любовь и чувственное счастье. Оранжевый – сила, вдохновение и сексуальная энергия, и наконец желтый – умиротворенность. Ваша аура говорит, что вы счастливы.

Ее вдохновенная речь была встречена молчанием. Все смотрели на Снейпа с разными оттенками удивления и потрясения. После тягостной паузы, в течение которой никто не проронил ни слова, Хуч многозначительно спросила:

– Что, Северус, навещали с утра Гермиону?

Снейп не удостоил ее даже взглядом. В голове кружилось: «Цвета! Трелони увидела вокруг меня разные цвета! Боже правый!» Не сводя глаз с Трелони, он буквально прохрипел:

– А что значит серый? – От волнения было тяжело дышать.

– Серый? Это отделение души от тела. Блокировка энергии. Серый – цвет невоплощенной жизни.

Снейп резко вскочил, с грохотом опрокинув стул, и схватил Трелони за руку. Нужно немедленно отвести ее к Гермионе. Пусть эта ненормальная провидица и сделала из него посмешище, зато она подарила им подсказку – самую важную подсказку на данный момент.

Ожидать возвращения Северуса было настоящей пыткой. Конечно, ему иногда надо было уходить, нельзя же постоянно находиться в ее сознании… И все же это было невыносимо – по двум причинам: во-первых, Гермиона любила его и чувствовала невыразимую пустоту, когда его не было рядом. А во-вторых… это было труднее описать, но, вероятно, она боялась, что однажды он не появится.

Не то чтобы она ему не доверяла, напротив! Гермиона знала, что Северус вернется к ней, если сможет. Ее пугало только то, что этой возможности у него вдруг может не оказаться.

Нетти, конечно, была крайне милой – прибираясь в комнате после ухода Северуса, она разговаривала с Гермионой и отпускала между делом интересные комментарии. «Ах, моя дорогая, – говорила она. – Я еще никогда не видела мужчину, на которого единственный поцелуй произвел бы столь сильное впечатление! Жаль, что это не помогло. Я знаю, что профессор Снейп… Северус… был очень разочарован».

При этом Нетти взбила Гермионины подушки, пригладив затем ее волосы в утешительном жесте. «После этого он остался с тобой надолго, не так ли? Даже не попил чая с сэндвичами, которые я ему принесла. Напоминай ему о еде, хорошо, деточка? Он временами так увлечен, что забывает обо всем. А при этом ему нельзя терять вес: он и так чуть ли не прозрачный».

Гермиона начала возражать, что он пообедал – с ней, – но вдруг поняла, что это не считается, хоть и казалось реальностью. Она устроили пикник в саду неподалеку от теплиц, обсуждая за едой разные идеи и варианты, оставшиеся после того, как «сказочный поцелуй» не сработал.

– Я знал, что он не поможет, – повторил Снейп, разделяя апельсин на дольки.

– Я тоже знала, – кивнула Гермиона с проказливой улыбкой, – но это было единственным способом сподвигнуть тебя на поцелуй.

Снейп фыркнул и зарделся едва заметным под воротничком румянцем, пробурчал что-то о корыстных мотивах, а потом посмотрел на Гермиону и улыбнулся. Он теперь улыбался все чаще, когда они были вместе, и каждый раз у нее перехватывало дыханье. Она и подумать не могла, что улыбка так хорошо пойдет этому суровому лицу. Его губы были на самом деле полными и чувственными, если не сжимать их в тонкую линию, а глубокие морщины по сторонам орлиного носа казались менее угрожающими, когда появлялись из-за улыбки.

Снейп никогда не станет красавцем: годы презрения к себе и пренебрежения физическими потребностями об этом позаботились, – однако он пленил и увлекал своей приземленностью. В добавок к этому его разум был подвижным, острым, гениальным, и Гермиона не могла представить себе, что кто-либо подойдет ей лучше. По ее мнению, он был идеален – идеален для нее, в любом случае.

Они съели апельсин в уютном молчании, прежде чем Гермиона заговорила вновь.

– Северус, что же нам теперь делать с проклятьем?

– Если честно, я не знаю.

– Вариант из сказки не подошел.

– Да, но мы не сдадимся.

– Что, если мы никогда не найдем контрзаклинания?

– Найдем. Малфой был умен, но не умнее нас с тобой. Мы найдем способ, Гермиона. – Твердость его голоса утешала, а горящий взгляд не покидал карих глаз.

– Ты не можешь посвящать этому исследованию все свое время, – возразила она. – У тебя в реальном мире есть своя жизнь.

Снейп провел пальцами по ее щеке, прежде чем ответить со всей серьезностью:

– Я бы так не сказал. Я преподаю зелья кучке идиотов, которые в любой момент могут меня убить неправильно добавленным ингредиентом. Мое социальное положение не улучшилось из-за того, что я Пожиратель Смерти…

– Бывший! – встряла Гермиона, но Снейп лишь пожал плечами.

– Как бы то ни было, в глазах публики это не делает меня достойным доверия. Не то чтобы меня это беспокоило, – поспешил добавить он, когда Гермиона попыталась снова его перебить. – Единственный человек, с которым я хочу проводить время, – это ты. Следовательно, чем быстрее я тебе помогу, тем быстрее начнется для меня реальность. Вся моя жизнь – это ты, глупая девчонка.

Для Гермионы в этих словах слышались и признание, и клятва.

– Когда-нибудь тебе придется перестать меня так называть, – с трепетом произнесла она, прижимаясь щекой к его ладони и глядя на него из-под опущенных ресниц. – Иначе я подумаю, что ты это не серьезно.

– Гермиона…

– Просто поцелуй меня еще раз, Северус, пожалуйста. Давай не будем сейчас думать об этом проклятье, оно меня совсем вымотало. Завтра начнем с нуля.

– Больше никаких сказок.

– Да, можно и без сказок, – согласилась Гермиона, улыбаясь в нежный поцелуй. – Хотя я не против концовки в стиле «и жили они долго и счастливо».

Они провели остаток дня за приятной беседой и в не менее приятном молчании.

– Кто бы мог подумать, что ты умеешь молчать, – подтрунивал Северус, когда они гуляли по берегу озера. – Это настоящий шок.

– Кто бы мог подумать, что у наводящего страх Мастера Зелий под всеми этими слоями темноты бьется настоящее сердце, – отвечала в тон Гермиона. – Уж точно не я.

Когда они вернулись в подземелья, Гермиона несла свои туфли в руке, оставляя на полу влажные следы, и Северус провел ее в уютный рабочий кабинет, которого она еще никогда не видела. Огонь гостеприимно потрескивал в камине, а выстроившиеся вдоль стен полки буквально ломились от книг. Северус и Гермиона уселись на большой диван перед очагом. Ей было приятно, что он решил сесть рядом с ней, а не в кресло сбоку.

– У тебя, наверное, совсем замерзли ноги, – проговорил Северус, приобняв ее одной рукой за плечи и зарывшись носом в кудрявую макушку.

– Только чуть-чуть. Но мне понравилось гулять вокруг озера. Я никогда не думала, что оно простирается так далеко за границами Хогвартса.

– В следующий раз надо будет взять с собой корзину, чтобы собрать некоторые береговые растения. Мне нужно пополнить запас жаброслей.

Согласно мурлыкнув, Гермиона прильнула к Северусу и повернулась так, чтобы обнять его обеими руками. Прямо под ее ухом равномерно билось сердце, убаюкивая ее умиротворением.

– Этот день был просто чудесным.

– Но завтра необходимо вернуться к исследованиям. Надо будет тщательно изучить сегодняшний… эксперимент, чтобы собрать каждую толику новой информации.

– Да, наверное, – вздохнула Гермиона.

– Когда я тебя… поцеловал… что ты почувствовала? Снаружи, а не здесь, в чертогах своего разума.

– Если честно, ничего. Я знала, что это произошло, потому что ощущала прикосновение твоих губ. Помню, что думала, какие они теплые… А потом ты оказался здесь, со мной, и я перестала анализировать.

– А ты… не затянула меня внутрь каким-либо образом?

– Нет. Если б я знала, как это сделать, я никогда бы тебя не отпустила, – улыбнулась Гермиона. – Я ненавижу, когда ты уходишь.

– А что ты чувствуешь, когда я тебя навещаю, – до того, как оказываюсь здесь? Что-то изменяется в твоих ощущениях? Возможно, тебя будто встряхивает?

Гермиона пожевала в раздумье губу.

– Я никогда об этом не думала. Обычно я так рада тебя видеть, что не обращаю внимания на другие ощущения. Просто знаю, что, когда ты не со мной, я чувствую – пустоту. Как бы это описать… мне словно чего-то не хватает. А когда ты здесь, я могу быть полностью собой.

Северус инстинктивно прижал ее к себе, прежде чем, вздохнув, подняться с дивана. Гермиона не знала, стало ли ее объяснение тому причиной, но видела, что он собирается прощаться.

– Останься, – прошептала она.

– Не могу.

– Можешь.

– Мне нужно подумать, Гермиона, пока все еще свежо в памяти. Кроме того, Альбус ждет меня к ужину в Большом зале. Возможно, я уже опаздываю.

– Обещай, что вернешься.

– Обещаю.

Погрузившись в размышления, Гермиона еще долго сидела у камина, пока внезапно не осознала, что не в курсе, где находится. Она еще никогда не бывала ни в этой комнате, ни в какой-то похожей.

Декор был выдержан в слишком темных для ее вкуса тонах – шоколадно-коричневом и хвойно-зеленом, которые указывали на то, что хозяин – мужчина. В кабинете не было ни одной забавной мелочи, ни одного украшения, и простота обстановки в сочетании с непринужденной элегантностью чем-то напоминали Северуса. За диваном, на котором сидела Гермиона, находилась еще одна дверь, пробуждающая любопытство. Прошло много месяцев с того дня, когда Гермиона решилась исследовать новую территорию: последняя попытка привела ее в комнату с портретами Рона, ее матери и профессора Снейпа в самом язвительном расположении духа; повторять этот опыт не хотелось.

– Интересно, – сказала сама себе Гермиона, поднимаясь с дивана, – куда ведет эта дверь…

«Есть только один способ это выяснить, – ответил внутренний голос, – а именно – открыть ее».

– Но я не хочу снова разговаривать с портретами умерших, это вгоняет меня в депрессию. – Однако Гермиона сделала шаг вперед и осторожно надавила на дверь.

В следующей комнате было темно и по стенам плясали лишь неясные тени, потому что единственный источник света находился в оставленном позади кабинете.

Сделав шаг вперед, Гермиона проговорила:

– Иллюмина! – и ахнула, когда рожки на стенах загорелись.

Она находилась в спальне. Большая кровать с балдахином и иссиня-черным покрывалом стояла посередине комнаты. В углу из-под брошенной на него мантии выглядывало кресло, а слева от кровати виднелась тумбочка с очками, оставленными на книге заклинаний. У другой стены темнел шкаф красного дерева с открытыми дверцами, будто кто-то собирался второпях. Внутри висело несколько черных мантий, отглаженные с аккуратной стрелкой черные брюки и белые рубашки, которые предпочитал Северус.

Значит, Гермиона находилась в его покоях, а это – его спальня. Значит, ранее она сидела с ним на его диване, перед его камином. Гермиона прошла обратно в гостиную и наугад достала с полки книгу. Внутри разворота знакомым почерком было выведено: «Северус Снейп».

Оглянувшись вокруг, Гермиона увидела в небольшом алькове письменный стол, который не заметила раньше, а на нем – оставленные в беспорядке свитки и несколько перьев. Все еще держа в руках книгу, Гермиона подошла ближе и поняла, что это уменьшенная копия стола из кабинета зельеварения. Было неожиданно видеть горы пергамента, ведь в классной комнате Северус всегда казался хорошо организованным и аккуратным.

«Гермиона, – прочитала она свое имя, – заклинание живой смерти… латынь, мужской род… в женском роде – Animulae Somnusi. Проклятье Малфоя было создано для меня? Получится ли создать контрзаклинание?»

При взгляде на остальные свитки стало ясно, что каждый из них испещрен заметками, сделанными Северусом в ходе его исследований, включая ссылки на изученную литературу. В нижней части кипы обнаружился лист пергамента меньшего формата, привлекающий внимание линиями, по которым он, очевидно, был сложен множество раз… Бережно достав его и развернув, Гермиона не могла сдержать улыбку. Это был ее портрет, нарисованный чернилами с невероятной преданностью оригиналу, вплоть до последней кудряшки. В углу Северус подписал свои инициалы и название – «Моя Эвридика».

Гермиона была готова расплакаться от того, сколь много значил этот простой лист пергамента – портрет руки Северуса, показывающий, что она прекрасна и любима. Благоговейно положив его на место, Гермиона медленно вернулась к дивану и опустилась на него в задумчивости.

У Северуса имелась в ее сознании собственная комната. Гермиона была уверена, что это не какие-то случайные покои, а именно его, с его книгами и вещами. Весь конструкт был продуман до мельчайших деталей и не мог быть ничем другим, однако… Гермиона никогда не была в покоях Снейпа. Она не имела ни малейшего понятия, где они располагались и как выглядели, поэтому было не ясно, как она могла себе их представить и воссоздать в чертогах своего разума с той же точностью, как свою спальню?

Гермиона вспомнила прогулку по озеру – вдоль тропинки, ей не знакомой, но которой Северус, очевидно, пользовался не впервые. Тут же на ум пришли другие примеры – странные мелочи, на которые она в свое время не обратила внимания. Однажды в кабинете зельеварения, когда Гермиона записывала идеи на доску, Северус попросил ее достать из потайного ящика стола фляжку огневиски, что Гермиона и сделала, не задумываясь о том, откуда он знал о тайнике, ею не созданном.

У тропы, по которой они гуляли в саду, обнаружилась мраморная статуя, которую Гермиона раньше не видела, однако Северус, по его заверению, помнил статую хорошо. В библиотеке нашлась сокрытая доныне полка с книгами: Северус непринужденно отменил чары незаметности вокруг нее, чтобы Гермиона тоже могла ее видеть, и с ухмылкой сообщил в ответ на пораженный вздох:

– Кажется, сегодня твоей репутации всезнайки был нанесен ощутимый урон. Мадам Пинс всегда предпочитала прятать вещи на самом виду. Некоторые из этих книг столь редки, что единственный в мире экземпляр находится в Хогвартсе. Надеюсь, мы найдем в них информацию, которая прольет свет на твое состояние.

Возможно, такие вещи происходили с самого начала. Гермиона вспомнила тот день, когда Северус нашел ее, – мелкие красные бутоны расцвели вокруг них, пробиваясь через щели в камне и покрыв весь пол класса зельеварения. Гермиона всегда думала, что чувства переполнили ее в тот день и она сама не заметила, как сотворила цветы, однако теперь было ясно, что и Северус мог быть за них в ответе. Наверное, он и сам не знал об этой своей способности, и все же он, судя по всему, мог создавать вещи в чертогах ее разума с такой же легкостью, как и Гермиона, и эти реалистичные, детально воссозданные покои были тому лучшим доказательством.

Ей не терпелось после ужина снова увидеть его, чтобы поделиться новым открытием. Она знала, что даже самый талантливый легилименс не может создавать воспоминания или предметы в чужом разуме, так почему же это удалось Северусу? И почему созданные им предметы существовали даже после того, как Северус удалился? Это противоречило любой логике, и все же… Гермиона чувствовала, что это как-то связано с проклятьем, поэтому новая крупица информации окрыляла ее: удалось найти еще одну подсказку, еще один кусочек головоломки.

Поднявшись с дивана, она решила ждать Северуса у поверхности своего разума – там, где сразу заметит его возвращение. Открытие так взбудоражило ее, что просто сидеть было невозможно; небольшая прогулка окажется только кстати.

Гермиона почти пришла, когда услышала грохот резко распахнутой двери ее покоев. Посмотрев в реальность, она поняла, что Нетти, судя по всему, успела переместить ее из спальни в гостиную, а Гермиона, увлеченная своим открытием, этого даже не заметила. Она надеялась, что Нетти не читала ей все это время, потому что попросить ее вернуться на пару страниц не представлялось возможным.

Гермиона не знала, почему Северус с таким грохотом влетел в ее покои. Он был бледнее обычного, что было особенно заметно на фоне его покрасневших щек и мечущих молнии глаз. Он тащил кого-то за руку, мертвенной хваткой вцепившись в покрытое розовым шифоном запястье.

Гермионе понадобилось несколько секунд, чтобы понять, кому принадлежит розовый рукав и аляповатые бусы, и она чуть не застонала от раздражения. Что в ее покоях забыла профессор Трелони?

Она была последним человеком, которого Гермиона хотела увидеть в подземельях, особенно едва поспевающей за Северусом в облаке клацающих бусинок и развевающихся волос. За ними спешили другие профессора, охнувшие от удивления, когда учительницу прорицания бесцеремонно втащили в покои Гермионы.

Обычно мечтательный голос Трелони слышался тонким и высоким из-за паники и страха, когда она извинялась перед Северусом за… что-то. Гермиона не могла понять, что происходит.

– Северус… Профессор Снейп… Прошу вас, моя рука… Если бы я знала, что вы так резко отреагируете, я бы ничего не сказала… Пожалуйста, простите меня…

– Замолчите наконец, Сибилла, – отрезал Снейп, подтолкнув Трелони вперед. – Я не собираюсь вас убивать! – Тут практически слышалось невысказанное «пока что». – Какие цвета вы видите, когда смотрите на Гермиону?

В его голосе звенело напряжение, заинтриговавшее Гермиону, которая подошла к самой поверхности своего сознания, чтобы лучше понимать, что происходит снаружи. Трелони выглядела такой же удивленной, какой Гермиона себя чувствовала, а в по-совиному круглых глазах все еще виднелся отблеск страха.

– Какие цвета? – с дрожью повторила прорицательница.

– Я спрашиваю про ее ауру. Ну же, что вы видите?

– Ах да, аура… – Гермиона с улыбкой наблюдала, как Трелони, поправляя шаль, пыталась принять свой любимый таинственный вид, который во время уроков ей не очень удавался. Вперившись взглядом в Гермиону, она начала вещать замогильным голосом: – Это… это крайне необычно…

Гермиона пожалела, что не может закатить глаза, чтобы напугать притворщицу до поседения, однако та уже обращалась к Снейпу:

– Боюсь, ее аура серая, но, судя по вашему вопросу в Большом зале, вы это и так подозревали. – Снейп сдержанно переспросил:

– Никаких других цветов нет, только серый?

– Только серый, – кивнула Трелони. – Мне очень жаль, но мисс Грейнджер, очевидно, потеряна для нас. Ее душа отделилась от тела.

– Так я и знала! – громким шепотом сообщила Хуч. – Никого нет дома.

Снейп даже не повернулся и только прорычал:

– Гермиона там, внутри, я лично с ней говорил, глупая кошелка! – Его выразительные глаза метнулись к Гермионе, прежде чем перейти на прорицательницу. – А моя аура все еще… такая, как вы описали за ужином?

– Вокруг вас пульсирует водоворот цвета, – кивнула та. – Я еще никогда не видела столь яркой ауры.

Снейп в задумчивости поднес переплетенные пальцы к губам. Другие профессора перешептывались где-то вне зоны видимости Гермионы, но та и не хотела на них смотреть: наблюдать за Снейпом было куда интереснее. В его голове будто крутились шестеренки, а взгляд переходил с Трелони на Гермиону и обратно.

– Сибилла, сообщите мне, если моя аура поменяется в течение следующих минут, – попросил он, подойдя к Гермионе и посмотрев ей в глаза. В этот раз и она почувствовала то притяжение, которое он упоминал ранее, – внезапный рывок за долю секунды до того, как Снейп оказался в ее сознании.

– Северус, что происходит? – воскликнула Гермиона. – Почему ты привел Трелони?

– Объясню через минуту, а пока… держись, – он крепко сжал ее плечо и одновременно обратился к Трелони: – Сибилла, я сейчас с Гермионой. Что вы видите?

– Ваша аура… ваша аура меняется, Северус! – Трелони больше не говорила с придыханием, как на уроках прорицания; ее тон, скорее, выражал граничащее с шоком удивление. – Она обвивается вокруг ауры мисс Грейнджер… эти цвета… серость…

– Что происходит? – снова прошептала Гермиона, однако Северус не ответил. Вместо этого он обратился к Трелони.

– Опишите подробно, что вы видите.

– Ваша аура как бы сливается с ее, вы будто делитесь… даже не знаю, как это назвать! Она окутана сейчас вашей аурой, а вы – ее. Серая дымка накрыла вас обоих, но цвета все еще светятся внутри, только не так ярко. – Трелони осеклась в замешательстве. – Как это вообще возможно?

– Как это возможно… – эхом повторила Гермиона.

Снейп хмуро улыбнулся ей, и снаружи, в реальности, на его лице промелькнула такая же жуткая улыбка.

– Потому что Люциус Малфой был самым настоящим подонком, – ответил Снейп всем одновременно. – Его проклятье было серого цвета.

Это объявление было встречено ошарашенным молчанием. Профессор Трелони нашлась первой:

– …Серого цвета? Но… заклинания никогда не бывают серыми. Они всегда зеленые, или синие, или красные…

– Серая… – прошептала Гермиона. – Я – серая…

– Сибилла, как снова насытить ауру Гермионы цветом? И если это нам удастся, высвободим ли мы таким образом ее сознание? Может, сломаем проклятье? – Вся значимость этих слов пропитала воздух снаружи, а внутри разума Гермионы Снейп прошептал только ей: – Не могу поверить, что обращаюсь к Сибилле Трелони за советом по освобождению от проклятий.

– Я еще никогда о таком не слышала, – неуверенно начала Трелони, – о серой ауре. Полагаю, есть способ вернуть цвета, но ради достижения равновесия их надо будет вернуть все в равном количестве, прежде чем аура сама по себе обретет естественный оттенок. Насколько я помню, аура мисс Грейнджер была в большой мере желто-оранжевой, что указывает на ум и преданность, с вкраплениями пурпура – это магическая сила, – и болотно-зеленого – это скептицизм. Не удивительно, что ее сознание было закрыто для чудес прорицания.

Гермиона фыркнула.

– Возможно, это тот самый прорыв, которого мы ждали, – улыбнулся ей Северус, тихонько сжимая ее руку, прежде чем вернуться к Трелони: – Как восстановить равновесие ее ауры?

Совиные глаза медленно моргнули.

– Мне очень жаль, Северус, но я не знаю.

К тому времени, как Трелони и остальные профессора удалились, Гермиона была в изнеможении. Снейп поддерживал разговор одновременно с ней и с прорицательницей в течение целого часа, задавая вопрос за вопросом. Гермионе едва удавалось следить за ходом его мыслей, и ее сбивало с толку уже то, что Снейп мог говорить параллельно с двумя людьми. Когда вопросы иссякли, он поблагодарил Трелони за ее время и извинился за то, что столь бесцеремонно тащил ее через подземелья. Та лишь отрешенно улыбнулась:

– Я знала, что мы направляемся сюда, Северус. Не забывайте: я обладаю даром предвидения. – И она царственно удалилась. Остальные профессора последовали за ней – некоторые в более глубокой задумчивости, чем другие, но все с пожеланиями Снейпу доброй ночи на устах. Единственной, обратившейся и к Гермионе, стала профессор Макгонагалл, которая задержалась дольше всех.

– Северус, – начала она нерешительно, – вы действительно думаете, что нашли верный путь? Мне так не хочется, чтобы вы разочаровались.

– Все логично, вы же слышали, что сказала Трелони о наших перекрывающихся аурах.

– Да, но… не будем забывать, кто именно это сказал. С каких пор вы полагаетесь на слова Сибиллы?

– На данный момент это единственное объяснение, Минерва. Другого нет.

Профессор Макгонагалл вздохнула и сочувственно коснулась плеча Северуса.

– Я благодарна за ваши попытки, но постарайтесь не питать особых надежд. Мы уже два года как потеряли Гермиону. Никто не посмотрит на вас косо, если вы прекратите искать способ обратить заклинание.

– Мы ее не потеряли, она прямо здесь, – чопорно ответил Снейп. – Я ее не выдумал.

После этого Минерва повернулась к Гермионе и будто внезапно постарела от горя и беспокойства.

– Конечно, она здесь, Северус. Разумеется. Доброй вам ночи. И тебе тоже, Гермиона.

– Мне так хочется, чтобы она тебе поверила, – прошептала Гермиона, глядя на удаляющуюся спину Минервы. – Я вот верю, что у тебя все получится.

Северус с улыбкой заключил ее в свои объятия:

– Я действительно считаю, что мы натолкнулись на что-то важное. Как бы мне ни претило оказаться в долгу перед полоумной Трелони, ее помощь сегодня была бесценной. Уверен, что цвет заклинания был частью проклятья. Теперь только осталось догадаться, как обратить его.

– Жаль, что Малфой не выжил и с ним нельзя поговорить. И что он не оставил никаких записей.

– Я все проверил, записей действительно нет. Все было разрушено либо аврорами, либо охотниками за сокровищами, разграбившими поместье и сжегшими его дотла после того, как выяснилось, что Люциус и его семья были Пожирателями Смерти.

Они немного помолчали, прежде чем Северус проговорил в ее волосы:

– Хотя Драко может что-нибудь знать. Люциус любил красоваться, особенно перед своим сыном – маленьким льстецом.

– Драко жив? – удивилась Гермиона. – Я думала, он погиб вместе со всеми остальными.

– Нет, – покачал головой Снейп, – он не успел принять Темную метку. Его приговорили к пожизненному заключению в одиночной камере Азкабана.

– Ты можешь его навестить?

– Если только Альбус сильно постарается. Я надеялся, что найду решение без того, чтобы просить о помощи, но у нас нет другого выхода. Поговорю с Альбусом прямо утром, чтобы он попытался организовать визит.

Все это так удивило Гермиону, что она совсем забыла рассказать Северусу о своем открытии: о том, что он может создавать предметы в ее разуме с той же легкостью, как и она сама.

Даже без дементоров Азкабан был ужасным местом. Снейп плотнее запахнул вокруг себя теплую мантию, пока его вели подземными коридорами, и постарался не обращать внимания на атмосферу отчаянности, которой, казалось, были пропитаны сами камни.

Помещение для визитов было плохо освещенным и пустым, если не считать видавшего виды стола и пары стульев. От Снейпа не ускользнула ирония ситуации: и Драко, и Гермиона вынуждены были влачить похожее существование, только Гермиона являлась узницей в собственном разуме, а Драко приговорили к жизни в одиночной камере без какой-либо связи с внешним миром и элементарного человеческого контакта.

По воле случая Визенгамот обрек Драко на такие же страдания, на которые Люциус обрек Гермиону, хотя смертная казнь, возможно, была бы в этом случае более мягким приговором.

Где-то непрерывно капала вода. Чуткий нос улавливал запах влажной плесени, а уши – отдаленные стоны. Было трудно поверить, что юный Драко, озорник и модник, которого Снейп знал с самого рождения, проводит здесь день за днем. Наверное, Люциусу это и на том свете покоя не дает.

– С каких пор мне разрешены посещения? – Обладатель надменного голоса был уже совсем близко. Шаги нескольких человек – его и охранников – гулко отзывались под низкими сводами коридоров. – Мне же сказали: никаких посетителей до самой смерти. Думаете, кто-то решил написать мою биографию? Я никому не позволю наживаться на моей участи, вы меня поняли?

Снейп поднялся на ноги и ожидал Драко, в волнении опершись на край стола.

Мальчишка ничуть не изменился, если не считать его одеяния. Платиновые волосы были чуть длиннее привычного, но все так же убраны с лица, что подчеркивало утонченную аристократичность. На губах играла презрительная ухмылка, а глаза холодили, как кубики льда. Очевидно, Драко по мере возможностей следил за собой: ногти его были аккуратно подстрижены и идеально чисты. Он носил робу заключенного так, будто она была самой модной мантией.

Драко с минуту молча смотрел на посетителя, скривив рот на манер своего отца.

– Профессор Снейп… Я был бы рад удивиться тому, что вы еще живы, но плохие новости просачиваются даже через эти толстые стены.

– Как ты? – вежливо поинтересовался Снейп, опускаясь на шаткий стул вслед за тем, как сел Драко.

– Покои не отвечают моим привычным стандартам, но охранники обычно держат плебеев на расстоянии. Зачем вы пришли? Не думаю, чтобы поинтересоваться моим состоянием, крестный. – Он процедил последнее слово с ощутимой злобой. Снейп, вздохнув, подался вперед.

– Я помог бы тебе, если б это было в моих силах. К сожалению, влияние твоего отца на тебя всегда превосходило мое. Мне жаль, что ты оказался здесь, однако я был рад услышать, что ты выжил в битве.

– Вы предатель.

– Смотря у кого спросить.

Оба на какое-то время замолчали. Наконец Драко тряхнул головой:

– Мой отец доверял вам. Я вам доверял! Как вы только могли…

– Ах, мальчик, я никогда не пользовался доверием твоего отца. Он едва мог меня терпеть, и это чувство, спешу заверить, было взаимным. И чего ты от меня ждал? Мне нужно было признаться тебе в том, что я двойной агент и работаю на Дамблдора? Ты бы сразу побежал к папочке, и я был бы мертв до захода солнца.

– Может, побежал бы, а может, и нет! Может, я бы вас удивил.

– Да, но я не был готов пойти на этот риск. Мне очень жаль, Драко.

– Знаете, каково это, торчать здесь день за днем? Не с кем говорить, нечего делать. Мне даже не разрешают читать. По ночам я слышу стоны этих стен. Я слышу жалобы и вздохи камней, рассказывающих истории, которые никто не хочет знать. Где-то постоянно капает вода… вы только прислушайтесь… – Драко затих, и отчетливое капание, которое уже раньше заметил Снейп, стало вновь слышимым. – Ночью еще громче, и это никогда не прекращается. Никогда. Я почти два года не видел солнечного света. Воздух здесь пропитан плесенью, а когда я обращаю на это внимание охранников, они либо смеются надо мной, либо просто не обращают внимания. Как жаль, что я не успел принять Метку! Тогда бы я погиб с остальными и не сидел бы в этой дыре, постепенно теряя рассудок.

– Драко, мне… – начал было Снейп, однако не успел договорить.

– Не утруждайтесь. Я знаю, зачем вы пришли. – Глаза Драко сверкнули в неверном свете лампы. – Вы хотите расспросить меня о проклятье отца.

Когда Снейп не возразил, Драко рассмеялся.

– Тут я ничем не могу вам помочь. Я не знаю, что он выдумал.

– Но ты слышал о существовании проклятья.

– Ну конечно! Или вам кажется, что Люциус Малфой упустил бы повод блеснуть своей гениальностью? – Его смех теперь перемежался с икотой, а взгляд становился все более диким. – Вы правы: отец вас действительно ненавидел. Он начал работать над проклятьем еще до того, как узнал о предательстве. Хотел вывести вас из игры и свалить все на какого-нибудь аврора.

– Но вместо меня он попал в Гермиону.

– О, так теперь она «Гермиона»! Гермио-о-она, – передразнил Драко. – Тупая грязнокровная сучка. Хорошо, что отец избавился хотя бы от нее.

– Она не умерла, только оказалась заточенной в своем сознании. Я говорил с ней.

– А вы уверены, что не сошли с ума, Северус? – ухмыльнулся Драко.

– Уверен, – повел плечом Снейп и, оценивающе глянув на собеседника, продолжил: – Я надеялся, что ты можешь рассказать мне все, что знаешь о проклятье.

– Я знаю только то, что вам никогда не удастся ее освободить, если вы из-за этого спрашиваете. Это проклятье невозможно сломать.

– Но оно было создано для меня, а не для нее.

– И на вашем месте я бы об этом не забывал, – со злобным возбуждением хихикнул Драко. – Мой отец был гениальным человеком.

– Твой отец был одержимым психопатом.

– Ну а я что сказал? – ухмыльнулся Драко. – Однако расскажите мне о Гермио-о-оне, Северус. Ваша кожа поет, стоит вам коснуться Гермио-о-оны?

Снейп видимо напрягся и, сузив глаза, не сводил их с вновь захихикавшего Драко.

– Вы знаете, оно внутри Гермионы. И оно жаждет, Северус… жаждет уже так давно.

Он больше так ничего и не сказал, пока охранники не объявили, что пора возвращаться в камеру. Когда его силой поставили на ноги, его глаза, внезапно грустные и отчаявшиеся, метнулись к Снейпу.

– Если бы вы только принесли мне зелье, чтобы я смог убить себя!.. Я больше не в состоянии переносить одиночество.

– Драко… – начал было Снейп, но не смог продолжить. Молодой человек, которого тащили к дверям, не был больше тем ребенком, которого Снейп пытался уберечь: он превратился в Малфоя-старшего.

– Вам еще достанется, Северус, вот увидите… Мой отец уже победил!

***

Вернувшись на берег, с которого через завесу тумана и противомаггловских чар виднелся Азкабан, Северус понял, что направляться в Хогвартс пока нет желания: там его ждет Альбус в надежде услышать важные подробности, а встреча была еще слишком свежа в памяти, чтобы спокойно ее пересказать.

Было необходимо подумать. На самом деле Драко помог ему больше, чем хотел.

Вспомнив первое попавшееся направление, Северус аппарировал с промозглого берега на поляну, залитую теплым солнечным светом. Он не удивился, оказавшись на месте Последней битвы. Ему не приходилось возвращаться сюда с того самого раза, как он нарвал цветов для Гермионы перед своим первым визитом в Мунго. Северуса одолело странное чувство: будто витки истории пытаются захлопнуться и положить конец стараниям последних двух лет.

Поляна выглядела теперь совсем не так, как через месяц после сражения, испещренная рытвинами от заклинаний и покрытая черными пятнами там, где в агонии корчились Пожиратели. С тех пор она заросла высокой травой и дикими цветами, а в воздухе витал запах теплой земли. Опустившись на колени среди зеленых стеблей, Северус позволил себе по-настоящему вспомнить тот день.

Яростные крики оглушали – это было невозможно забыть. Тела учеников, Пожирателей и авроров укрыли всю поляну бесформенными буграми, сравнявшись друг с другом в смерти, независимо от прижизненных убеждений. Вонь от озона заклинаний, крови и обгорелой плоти царапала горло, вызывая тошноту. Ненависть, проклятья, злоба и горечь казались осязаемыми, так что воздух содрогался от боли при каждом судорожном взмахе палочек.

В развевающейся черной мантии Северус целенаправленно двигался к Поттеру через весь этот хаос, уже отбросив маску. Ни остальные Пожиратели, ни сам Волдеморт еще не догадывались о том, что Снейп перешел на сторону противника, что он давно сделал свой выбор: лучше погибнуть за Свет, чем пресмыкаться перед буйнопомешанным, решившим загубить весь мир. Северус ни о чем не жалел, когда направил свою магическую силу на поддержку надоедливого болвана, – только чувствовал глубокое удовлетворение от того, что погибнет, вернув все долги.

Он ясно помнил звенящую холодной яростью тираду Люциуса, которую тот испустил, заметив предательство Снейпа. По брызжущему горячими искрами каналу Поттер выкачивал магию с такой скоростью, что это было трудно контролировать. Северус на секунду испугался, что превратится в сквиба, однако этот страх быстро сменился паникой: лишь бы Поттер успел до того, как Люциус разрушит тоннель. И тут появилась Гермиона.

Она подбежала к нему как раз тогда, когда магические силы покинули Северуса. Со сверкающими глазами и дико развевающимися прядями волос она казалась прекрасным духом отмщения – теперь, наедине с собственными мыслями, Северус позволил себе в этом признаться. Два Пожирателя пали от выкрикнутых ею заклинаний, а секундой позже она бросилась вперед, чтобы загородить его своим телом и принять на себя основную силу проклятия. Северус едва успел подхватить ее… По полю боя разнесся крик взбешенного Малфоя, растратившего всю свою магию. Северус помнил серебристо-серую паутину, которая обволокла Гермиону и протянулась к нему нитями, поглаживающими кожу. От их ласкающих прикосновений пробирало холодом до самых костей, а в голове шелестел возбужденный шепот: «Это он, это он, это он, это он…»

Поток магии от него к Поттеру мигнул и затух, однако за секунду до этого мертвенный холод пронзил руку с палочкой и перескочил на последние капли отправленной мальчишке энергии.

Северус помнил остекленевшие глаза Гермионы, из которых ушел весь свет, только что сверкавший внутри. Теперь в них отражалось лишь его серое будущее. Северус хотел утонуть в них, они будто манили его, призывая погрузиться в ждущую за пустыми зрачками топь и покончить со всем раз и навсегда. Но на другом конце поля кто-то прокричал слова заклинания, и этот финальный рывок Поттера, пошатнувшегося от смерти своего последнего друга, нес в себе силу и горечь каждого человека, выступившего против Темного Лорда.

Подхватившая Северуса и Гермиону взрывная волна швырнула их в сторону от эпицентра. Снейп каким-то образом сумел удержать девушку в объятьях, так что они вместе рухнули на выжженную траву. Вокруг них Пожиратели выли в агонии, падая один за другим. Непереносимая боль поглотила тело Северуса, как Адское пламя, и ему пришлось выпустить Гермиону из рук, корчась на земле с остальными. Он чувствовал каждую клетку кожи, каждое нервное окончание, каждый сантиметр плоти, когда они плавились и стекали с его костей.

Боль была хуже Круцио, и все это время глаза Гермионы не покидали его. Северус чувствовал отголоски проклятия Малфоя – в ней и в себе, – и его тело будто леденело там, где коснулись серебристые нити, хотя на самом деле он сгорал изнутри. Голос в голове теперь визжал: «Заполучу его, заполучу, заполучу!..»

Сморгнув слезу, Северус вернулся от болезненных воспоминаний к реальности. Ноги едва слушались его, когда он попытался подняться, а сухие стебли цеплялись за край мантии. Его последним осознанным воспоминанием была Гермиона и стремление ее обезопасить. Это стремление перебороло страх и боль, поглотило все его мысли: спасти ее любой ценой – так, как она спасла его. Сам того не осознавая, Северус сконцентрировался на ее пустых глазах и каким-то образом призвал самые последние остатки своей магии, чтобы отправить Гермиону прочь – как оказалось, прямиком в Калланиш, древнее убежище.

***

Прибыв в Хогвартс, Снейп с удивлением обнаружил, что его кто-то ждал: Минерва скупо улыбнулась, когда он миновал дубовые двери главного входа.

– Здравствуйте, Северус. Все прошло гладко?

– Так гладко, как можно было ожидать, – ответил он без своего обычного цинизма. Посещение Холли Медоуз вытянуло из него все силы, и он был не в настроении для пустых разговоров, особенно потому что уже опаздывал на встречу с директором.

Он зашагал было к кабинету Дамблдора, но Минерва неожиданным образом направилась за ним:

– Позволите вас проводить?

– Как пожелаете.

Через несколько секунд она снова заговорила:

– Северус, я понимаю, что не поддерживала вас должным образом в изучении способа исцелить Гермиону, но…

– Знаю, знаю, – перебил Снейп. – Она всегда была вашей любимой ученицей, и вы подозревали, что у меня не самые честные намерения. – В его голосе не было горечи. Минерва вздохнула:

– Дело не в этом, Северус. Я беспокоюсь о ней, конечно же, но и о вас тоже. Мне не хотелось, чтобы вы ввязались в дело, которое все считали безнадежным. Должна признать, что отнеслась скептически к вашему заявлению о том, что вы можете общаться с Гермионой, – однако не потому, что вы когда-либо были не совсем честны в своих высказываниях, а потому что сама идея виделась столь нереальной. Мне всегда казалось, что вы хотите помочь Гермионе, чтобы заработать прощение, и я считала, что в этом нет необходимости: вам ничего не нужно доказывать – ни мне, ни кому-нибудь еще.

– Рад это слышать, но почему вы сообщаете мне об этом именно сейчас? – Снейп действительно хотел знать. Сказанное задело его, но старая симпатия к Минерве сгладила обычно резкую реакцию.

– Мы обошлись с вами несправедливо. Из всех нас вы, возможно, пострадали больше всех – даже больше Гарри, который сразился с Волдемортом. Трудно отказаться от поведения и мнений, которые вошли в привычку за последние двадцать лет. Пока Волдеморт был жив – даже если мы об этом только догадывались, – я была обязана презирать и подозревать вас, чтобы он не почуял неладное. А вам приходилось обращаться с учениками в вашей незабываемой манере, дабы никто не засомневался, на чьей вы стороне. Вот как сформировалась эта привычка. Я хочу за нее извиниться. Извиниться за то, что мы заставили вас почувствовать, будто не ценим вас. За то, что словно не заметили конец войны, после которого не требовалось для виду подозревать вас во всех смертных грехах. И я рада, что вы наконец нашли человека, которого полюбили.

– Даже если это ваша дражайшая, впавшая в кому гриффиндорка? – поморщился Снейп. – Не то чтобы я соглашался с вашим анализом.

– Особенно если это она! Она единственная из всех, кого я знаю, кто в интеллектуальном смысле мог бы с вами посоперничать. – Минерва остановилась и положила руку на локоть Северуса, чтобы и он не шагал дальше. Тот, посмотрев на иссохшую кисть, покрытую морщинами и пигментными пятнами, внезапно осознал, что Минерва стареет. – Пообещайте мне, Северус, что, спасая ее, не забудете о себе и о том, как много вы значите для других. Я хочу вернуть Гермиону – разумеется! – но не готова потерять из-за этого вас.

Серьезность этой речи смутила его, застав врасплох. Особенно сегодня он не ожидал ни торжественных признаний в том, что о нем заботятся и беспокоятся, ни искренних извинений. Тем труднее было достойно на них ответить.

– Обещайте, Северус.

– Не могу, – наконец отозвался он. – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы освободить Гермиону. Ей я пообещал раньше.

Нахмурившись, Минерва собиралась что-то еще сказать, но тут из-за угла коридора показались Хуч и Трелони вместе с несколькими студентами старших курсов. Стоило Хуч заметить Северуса, как она заулыбалась и громко воскликнула:

– Сибилла! Поведайте, навестил ли Северус сегодня утром мисс Грейнджер? Как выглядит его аура?

Снейп подобрался и хмуро глянул на нарушительницу спокойствия, в то время как Трелони проявила мудрость, не ответив. Коротко кивнув Минерве, Снейп развернулся и прошел мимо новоприбывших, ощущая, что скрытые за ладонями смешки студентов доводят его до белого каления.

Он слышал, как позади Минерва ледяным тоном отчитывает Хуч:

– Это было действительно необходимо?

Но к тому времени, как Хуч ответила – если нашлась, что сказать, – он был уже далеко.

То, что коллеги смеялись и шушукались у него за спиной, было само по себе низко, но при студентах подобные комментарии являлись абсолютно непростительными. Снейп чувствовал, как снова запылала злость, которую до этого момента оттесняли на второй план печаль и сожаление. За два поворота до кабинета Альбуса праведный гнев достиг такой степени, что хотелось выплеснуть его на подходящую жертву. Тут он услышал свое имя и скользнул в тень. Шагах в двадцати от него хихикала стайка младшекурсников.

– Да я точно говорю! – громко заявила Рованна Хиклз, хаффлпаффка с третьего курса. – Кузен сказал, что всем было видно: он любил ее уже тогда, когда она у него училась!

– Не может быть, – возразила Алиша Боунс, младшая сестра Берти Боунс. – Снейп никогда никого не любил. Он на это не способен, потому что у него нет сердца.

– У каждого человека есть сердце, – фыркнула третья ученица, – даже у Грозы Подземелий. Мне кажется, это даже мило.

– Да, очень романтично! – со вздохом согласилась Рованна. – Какая трагедия: судьба украла у него девушку, в которую он влюбился, и теперь он до конца жизни будет сидеть у ее постели, тоскуя по ней… И вообще, он герой и заслуживает быть счастливым!

– Мерзавец он, а не герой, – подала голос Мерри Паркинсон. – Это же отвратительно: он ее в два раза старше. Меня тошнит от одной мысли о том, что он делает с ней – там, за закрытыми дверями в ее комнатушке.

– А меня тошнит от тебя, – сообщила Рованна, закатив глаза. – Ты всегда думаешь о худшем. А мне кажется, что это все так романтично! Он настоящий мистер Дарси!

– Кто? – спросила одна из девочек.

– Мы же читали на маггловедении «Гордость и предубеждение». Ах, Юджини, тебе нужно меньше ловить ворон на уроках. – Рованна снова вздохнула: – Наверное, он постоянно носит черное, потому что он в трауре.

– Да он всю жизнь черное носил, – фыркнула Мерри, раскрасневшись от злости. – И если он такой, когда влюбленный, не горю желанием встретить его в плохом настроении!

– А придется, – прошипел Снейп, прежде чем выйти из укрытия и смерить взглядом каждую из учениц. – Невыносимые тупицы! Мало того, что день за днем мне приходится вдалбливать в ваши головы знания и следить за тем, чтобы вы не взорвали сокурсников – или тем более меня! Но я еще и вынужден стоять здесь и слушать ваши злорадные перешептывания и отвратительные инсинуации! Этого – я – не – потерплю! По пятьдесят баллов с каждого и по месяцу отработки с Филчем, начиная с сегодняшнего дня! Я ясно выразился?

Девочки все тряслись, залившись от ужаса краской.

– Да, профессор Снейп, – чуть слышно ответили они, а Рованна добавила: – Мы сожалеем, сэр.

– Если вы сейчас же не уберетесь восвояси, то будете сожалеть еще сильнее! – рявкнул он. Настроение немного улучшилось от вида улепетывающей мелюзги, да и вообще благодаря этой очистительной вспышке гнева. Мрачно ухмыляясь, Снейп продолжил путь к кабинету Дамблдора.

Невыносимые тинейджеры, одурманенные гормонами и мелодраматичными книжицами! Как только они смеют сравнивать его с персонажем из маггловской литературы! Подобное дозволено только Гермионе – и только потому, что она заслужила это право. Она понимает его так хорошо, как не под силу ни одной из этих жеманниц. Надо будет не забыть пересказать ей подслушанное и непременно упомянуть, как он выскочил на сплетниц из укрытия. Гермиону эта история развеселит, и ему даже не попадет от нее за штрафные баллы, потому что ни одна из нарушительниц не гриффиндорка. Тайно улыбаясь этим мыслям, Снейп подошел к кабинету директора.

В этот полный неприятных сюрпризов день совсем не стоило удивляться тому, что Дамблдор был не один. Поттер не обрадовался новоприбывшему.

– Я вернулся, Альбус, – сообщил Снейп вместо приветствия, не обращая внимания на молодого человека. – Но если вам сейчас некогда, зайду попозже.

– Что ты, что ты, Северус, присаживайся. Угостить тебя леденцом?

– Спасибо, но вы же знаете: я терпеть не могу конфеты.

– Знаю и не устаю повторять, что регулярный прием сладостей может подсластить твой характер.

Поттер фыркнул, и Снейп одарил его презрительным взглядом:

– Вам еще не пора? Мне нужно кое-что обсудить с Альбусом, и ваше мнение будет лишним.

– Я наслышан про вашу ауру, – злобно огрызнулся Поттер. – Значит, вы светитесь счастьем, страстью и сексуальной энергией? Что именно вы вытворяете с Гермионой, подонок?!

– Именно то, что вы думаете, – холодно ответил Снейп. – Меня всегда интересовала некрофилия, а если во время надругательств над Гермионой в комнате присутствует, например, Нетти Помфри, это возбуждает еще сильнее. – Ухмыльнувшись при виде покрасневших щек Поттера, Снейп уселся в кресте поудобней и поправил запонки. – Сообщаю вам, Поттер, хоть и не знаю, к чему это: я действую исключительно в интересах Гермионы. Ей необходимо найти лечение, и я намерен в этом преуспеть. Вне зависимости от того, какого мы с вами друг о друге мнения, мы оба понимаем, что спасение Гермионы превыше всего. У меня нет ни времени, ни лишней энергии на постоянные уверения в том, что я не вытворяю с Гермионой что-то против ее воли. Вы все равно будете придерживаться своего мнения. Так что если у вас остались вопросы насчет моих визитов, прошу задавать их Нетти Помфри, а меня оставить в покое.

Поттер упрямо сжал губы и, не ответив, повернулся к Дамблдору:

– Вы подумаете о том, что мы обсудили?

– В этом нет необходимости, – мягко успокоил тот.

– Ну ладно. Пойду тогда к Нетти.

– Не забудьте выделить минутку на то, чтобы поговорить с Гермионой, – с ноткой сарказма сказал Снейп, в то время как Поттер направился к выходу. – Ей не нравится, что вы с ней совсем не разговариваете, а ваш жалкий вид и громогласные вздохи вызывают депрессию.

Стоило Гарри хлопнуть за собой дверью, как Снейп с усмешкой повернулся к директору:

– Может, предложите вместо чая бокал Огденского? У меня выдался крайне нелегкий день.

Я все забываю называть профессора Снейпа Северусом. Для меня он так долго был «профессором Снейпом», что представить его себе в иной роли почти невозможно. Хотя нужно добавить, что с каждым днем в Хогвартсе он все больше отдаляется от того человека, с которым я впервые повстречалась в Мунго два года назад.

Дело не только в изменившемся характере – уверена, его мягкость замечаю только я, если не считать мисс Грейнджер, но я и вижу его каждый день. Резкость его манер исчезает, стоит ему перешагнуть порог наших покоев: плечи расслабляются, морщинки на лице разглаживаются. Даже его глаза, черные, как ночь, становятся немного теплее, напоминая тень в освещенной свечами комнате. Звучит глупо, но это сущая правда.

Когда он приходит, он первым делом расстегивает пару верхних пуговиц сюртука и этим незначительным жестом будто дает себе разрешение передохнуть.

Несмотря на то, что мы стали – не побоюсь этого слова – друзьями, он не особенно много со мной разговаривает. Обычно мы здороваемся и он спрашивает, как прошел наш с мисс Грейнджер день, а затем он проводит с ней весь вечер. Я вижу в нем Северуса, лишь когда он рядом с мисс Грейнджер: только тогда защитная оболочка профессора Снейпа полностью исчезает.

Я принялась называть его профессором Северусом, что его веселит.

Когда я в первый раз с ним так поздоровалась, он ответил, изогнув бровь и, кажется, пытаясь не улыбнуться: «Можно и без титула, Нетти». Я тогда вздохнула и покачала головой: «Не могу, сэр профессор Северус. Вы кажетесь просто Северусом только рядом с мисс Грейнджер, а профессором Снейпом вы перестали для меня быть, потому что я вас больше не боюсь, к тому же мы, я считаю, стали друзьями. Называть вас профессором Северусом – единственный приемлемый для меня компромисс».

Однако в последнее время его физическое присутствие стало менее ощутимым. Это трудно объяснить. Да, конечно, он похудел: я в курсе, что он часто забывает есть. Он упоминал, что трапезничает с мисс Грейнджер, когда ее навещает. Ему легко забыть, что это лишь воображаемая пища.

Сколько я его знаю, он всегда был сухощавым – даже слои мантии, сюртука и рубашки не скрывают худобу его фигуры, которая стала еще более выраженной, стоило ему перестать есть. Лицо, ранее выглядящее утонченным и аристократичным, стало теперь костлявым: острые скулы нависали над впавшими щеками, а глаза сидели будто глубже, чем обычно.

Дело не только в том, что он сбросил вес, которого у него явно не было в излишке; он перестал заботиться о внешнем виде с присущей ему ранее педантичностью. Волосы, которые всегда и так казались грязноватыми, свисали теперь на плечи тусклыми, постоянно сальными прядями. Бывали дни, когда он их, кажется, даже не расчесывал. Одежда, обычно идеально черная, без пылинки и без складочки, как новый лист пергамента, все чаще была несвежей и помятой, а ворот рубашки – серым и не накрахмаленным. В последнее время я задавалась вопросом, не носил ли он одни и те же вещи несколько дней. В то утро, когда он зашел, чтобы рассказать о предстоящей поездке в Азкабан, он даже не счел необходимым побриться. Черная щетина резко выделялась на фоне бледной кожи. Когда он ушел, я сказала мисс Грейнджер:

– Дорогая, вам надо обязательно напоминать профессору Северусу, чтобы он кушал. Он так сильно похудел, и это ему не к лицу. Я знаю, что это не мое дело, но я за него переживаю. В прошлом году он ни за что не показался бы на людях в такой помятой и покрытой пятнами одежде, как сегодня.

На самом деле я начала замечать в нем перемены сразу после того дня, когда он поцеловал мисс Грейнджер, и они меня беспокоили. Я никак не могла догадаться, почему его физическое состояние так стремительно ухудшалось. Если бы не регулярное общение с ним, я бы заподозрила, что он страдает от чего-то вроде деменции.

А вот мисс Грейнджер просто светилась здоровьем. Пребывание в Хогвартсе пошло ей на пользу – хотя, вероятнее всего, ее кожа и волосы сияли из-за возможности каждый день видеться с профессором Северусом. Ей становилось лучше так же быстро, как становилось хуже ему, и для ведьмы, которая две недели назад находилась на пороге смерти, она выглядела поистине замечательно.

– Ну, мисс Грейнджер, чем мы сегодня займемся? – спросила я ее, садясь с чаем в кресло подле кровати. – Мне кажется, профессор Северус до позднего вечера больше не зайдет. Как насчет ванны и массажа? Я нашла новое заклинание, которое можно будет попробовать на ваших волосах: оно превращает кудри в колечки! Готова поспорить, что ваша прическа будет выглядеть еще прекрасней, чем обычно!

Как только я усадила мисс Грейнджер в кресло и приготовилась читать, в дверь резко постучали. Наш день начался очень размеренно, поэтому я удивилась, когда через некоторое время после ухода профессора Северуса к нам неожиданно заглянула Минерва Макгонагалл.

– Можно войти? – поинтересовалась она, стоило мне отворить дверь.

Я действительно не считалась с ее приходом. Во время нашего пребывания в Хогвартсе профессор Макгонагалл заходила более регулярно, но она уже была у мисс Грейнджер не далее как два дня назад, когда профессор Северус появился, таща за собой эту чудачку Трелони. Я вежливо улыбнулась:

– Мисс Грейнджер все еще в спальне. Не хотите ли чашку чая?

– Было бы замечательно, мадам Помфри, спасибо. Мне здесь всегда зябко.

– К этому быстро привыкаешь. Проходите, пожалуйста. Я уверена, она будет рада вас видеть.

– Попьете со мной чай, пока я сижу с Гермионой? – спросила она, кивнув.

Этого я не ожидала. Я думала, она захочет порасспросить меня о профессоре, и не собиралась ни переубеждать ее, ни давать новую пищу для слухов. Я уже хотела отказаться, как она улыбнулась:

– Я слышала, как вы пристыдили Поппи. Она нехотя признала, что это было заслуженно.

– Имейте в виду, что я не собираюсь обсуждать с вами профессора Снейпа.

– Я наслышана о том, что вы его защищаете. – Ее улыбка стала еще шире. – Я просто хочу выпить чаю, мадам Помфри.

Последовавший за этим визит оказался очень приятным. Не прошло и тридцати минут, как мы с Минервой смеялись, как старые подруги. Я была особенно рада тому, что Минерва разговаривала и с мисс Грейнджер.

– На вашем первом курсе он был сам не свой, Гермиона. Никак не мог поверить, что вы так быстро разгадали его головоломку, – сказала с улыбкой Макгонагалл, прикасаясь к руке мисс Грейнджер. – Было весело потом подшучивать над ним в учительской. Он был уверен, что вы каким-то образом сыграли нечестно, и ему понадобилось много времени, чтобы признать: вы действительно такая умная, как ему все твердили!

– Легко могу себе представить, как его это задело, – согласилась я.

– Он не самый простой в обращении человек, как вы наверняка успели убедиться, мадам Помфри.

– И вправду успела. Но, пожалуйста, зовите меня Нетти.

– А вы меня тогда – Минервой, – согласилась та с видимым удовольствием. – Можно полюбопытствовать, Нетти – это уменьшительно-ласкательное от какого имени?

– У моего имени любопытная история. Понимаете, отец очень хотел сына, а мать с такой же убежденностью хотела, чтобы я стала их последним ребенком. Это легко понять любому, кто провел хоть немного времени с моими сестрами, когда они были маленькими проказницами! Когда оказалось, что родилась еще одна девочка, отец был разочарован и решил назвать меня не Дейзи (прим. пер.: маргаритка), а Неттл (прим. пер.: крапива), потому что я ужалила его в самое сердце.

Бедная Минерва не знала, что и сказать, отчего я громко рассмеялась:

– Ах, не переживайте вы так. Он быстро запамятовал о разочаровании и был действительно чудесным отцом. К тому же это имя мне так хорошо подходит. Неужели я похожа на Дейзи? Мерлин упаси!

Визит получился очень душевным. Минерва ушла только после обеда, тепло пожелав Гермионе приятного дня, а мне сказав:

– Вы здесь просто поразительно справляетесь, Нетти. Я рада, что мы нашли время поговорить. Жаль, что я не заглянула раньше.

– Лучше поздно, чем никогда. – С этими словами я проводила ее до двери.

– Действительно. – Остановившись в коридоре, она снова посмотрела на меня: – То, как вы отчитали Поппи… из-за нашего обращения с Северусом… Знаете, вы правы. Наше поведение было просто отвратительно, как мы этого сами не заметили?

– Трудно заметить то, что вошло в привычку, – примирительно ответила я. Минерва, кивнув, направилась к выходу из подземелий.

Я как раз усаживала Гермиону поудобней, когда в дверь снова постучали. Это произошло уже во второй половине дня, потому что после чаепития с Минервой я сперва читала Гермионе вслух, а потом она приняла ванну, о которой я говорила утром.

В камине полыхал огонь, потому что ее волосы еще не успели высохнуть. На ней был пушистых банный халат, подаренный профессором Северусом по возвращении в Хогвартс, и я уже собиралась расчесать ее и применить заклинание для кудряшек. «Кто это там? – спросила я себя. – Профессор Северус просто бы вошел, так что это точно не он».

Оказалось, Гарри Поттер пожаловал. Должна признаться, я была не очень рада его видеть. Не то что я его невзлюбила, просто не особо жаловала. Было трудно поверить, что этот вспыльчивый юнец стал спасителем волшебного мира.

– Мистер Поттер, какая приятная неожиданность! – сказала я без энтузиазма. – Гермиона только что из ванной, сидит у камина.

Поттер переступил с ноги на ногу, прежде чем ответить:

– Вообще-то я к вам, мадам Помфри.

Ох, батюшки… Вздохнув, я пригласила его внутрь:

– Мне нужно причесать мисс Грейнджер. Можете в это время рассказать, что вас сюда привело. Проходите. – Чай я решила ему не предлагать.

– Привет, Гермиона, – тихо сказал Поттер, войдя следом за мной в комнату. Закатив глаза, я взяла расческу и повернулась к нему.

– Чем могу быть полезна, мистер Поттер?

– Я пришел, чтобы разобраться, что происходит между Снейпом и Гермионой. Я слышал… про его ауру… – При этих словах он поморщился. – И я из-за этого волнуюсь.

– Что именно волнует вас? – нетерпеливо вздохнув, поинтересовалась я.

– Я просто думаю… Вы ведь все время с ними, да? Не оставляете Снейпа с ней наедине?

Я посмотрела на него таким взглядом, что он вздрогнул.

– Мистер Поттер, почему вы приходите каждые пару недель с одним и тем же вопросом? Это начинает надоедать.

– Я ему просто не доверяю, – угрюмо ответил он. – Вы бы тоже не доверяли, если б знали его так хорошо, как знаю я.

– Я знаю его лучше вас! Мерлин, с какой стати вы думаете, что вообще знаете его? Просто потому что он вас несколько лет учил?

– Он всегда был мерзавцем и всех ненавидел! Я ему тоже никогда не нравился!

– Нравились достаточно для того, чтобы спасти вам жизнь, – огрызнулась я. – Или уже забыли?

– Не забыл! – Поттер вспыхнул. – Но Гермиона… с ней это случилось из-за него.

– И теперь вы ненавидите профессора из-за сделанного ею выбора? – Я не могла сдержать изумления. – Он оказался в этом положении по воле судьбы. И я считаю, что для человека, который «всех ненавидит», он весьма преуспел в том, чтобы расположить к себе людей. Профессор Дамблдор – неглупый, как мне кажется, человек – высокого о нем мнения. Минерве он нравится, да и мне тоже. Готова поспорить, что Гермиона его даже любит.

– Не смейте так говорить! – воскликнул Поттер. – Она не любит его.

– Еще как любит. – На середине нашего разговора я перестала расчесывать волосы мисс Грейнджер и теперь пристально смотрела на Гарри. – Взгляните на нее! Она выглядит влюбленной.

– Она в коме, – с горечью в голосе ответил он.

– Разумеется. Ее состояние похоже на кому, но это не значит, что разум ее покинул, что ее покинули чувства, мечты и все остальное, несовместимое, по вашему мнению, с комой. – Мягко сказав это, я подошла к мальчику и села рядом, чтобы коснуться его сжатой в кулак руки. – Помните тот день, когда вы пришли навестить ее, и я сказала вам, что она умирает? Помните, как плохо она выглядела? Волосы были ломкими, а кожа – сероватой. Вы сами сказали, что она похожа на труп. Помните?

Гарри, чуть не плача, кивнул.

– Именно профессор вернул ей здоровый вид. Мне кажется, ее состояние тогда ухудшилось, потому что она думала, что он больше не придет. Без него она умирала.

– Откуда вам знать, что это не какая-нибудь уловка? – нерешительно возразил Гарри. – Может, Снейп сам заколдовал ее внешность, чтобы мы думали, что без него она погибнет. Может, таким образом он намеревался переправить ее в Хогвартс, где она оказалась бы в его власти.

– Он вернулся в Мунго только благодаря вам, – покачала я головой. – Вы обратились к нему, когда поняли, что Гермиона умирает. Если подумать, вы бросились к нему еще и тогда, когда я объяснила вам, почему нужно держать ее волосы короткими, помните? Почему вы обо всем этом ему рассказывали, если ненавидите его? Каких действий вы от него ожидали?

– Я не знаю, не знаю! – в смятении воскликнул Поттер. – Знаю только, что безумно скучаю по ней. Если Снейп… если б он мне тогда не помог, она бы не лежала сейчас в коме. Ей бы не пришлось встать на пути проклятия Малфоя.

– Получается, вы обвиняете профессора Снейпа, потому что чувствуете себя виноватым, – мягко сказала я. – Это не совсем справедливо.

– Я ничего не могу поделать со своими чувствами! – В зеленых глазах блестели слезы. Я впервые почувствовала жалость к мальчику.

– Конечно не можете, мистер Поттер. Это никому не под силу. Но подумайте: что если ему удастся освободить Гермиону от проклятья? Как вы себя поведете, когда она сама скажет вам, что любит его? Будете цепляться за свою ненависть, заставите Гермиону между вами выбирать? Просто мне кажется, она выбрала бы его. Вы ведь даже не верите, что она все еще где-то там, в чертогах разума. А профессор Снейп навещает ее каждый день и не жалеет сил для поиска контрзаклинания – несмотря на препятствия, которые вы ставите на его пути. – Поттер собирался было меня перебить, но я быстро продолжила: – Вам не кажется, что мисс Грейнджер спросила бы вас, почему вы не прислушались к профессору Снейпу, не помогли ему? Вы же, говорят, могущественный волшебник – но вы и пальцем не пошевелили для того, чтобы снять проклятье.

– Он не примет от меня никакой помощи, – ответил Гарри, потупив глаза.

– Вы хотите сказать, что он не попросит вас о помощи, – исправила его я. – Ему не чужда гордость, как и вам. Но мне кажется, он вас удивит, если вы предложите помочь. Обещайте мне подумать над тем, что я сказала.

Он не ответил, лишь вытер рукавом глаза. Я хотела спросить насчет чашечки чая, когда из камина послышался голос профессора Дамблдора:

– Нетти, дорогая, вы тут? Можно пройти?

– Конечно, профессор Дамблдор, заходите! – сказала я, поднявшись на ноги и повернувшись к огню. Обращаясь к Гермионе, я добавила с улыбкой: – Надо будет попросить профессора Северуса повесить вот на эту стену знак «Платформа 9 3/4». Сегодня у нас чрезвычайно много посетителей.

Дамблдор, вытряхивающий из бороды пепел, улыбнулся, заслышав это.

– Кто еще приходил?

– Минерва и мистер Поттер. Вот он, еще не успел уйти.

Директор посмотрел на второго посетителя поверх своих очков.

– Здравствуйте, Альбус, – тихо проговорил Поттер.

– Гарри, мой дорогой мальчик! Я думал, ты так долго не засидишься.

– Скоро пойду. А где Снейп?

– Думаю, в своих покоях. Он ожидает книгу из Дурмстранга, поэтому хотел проверить, не пришла ли она, прежде чем навестить Гермиону. В этой связи я, собственно говоря, и здесь, Нетти, – проговорил он, обращаясь ко мне. – Северус упомянул, что собирается отужинать с мисс Грейнджер, и я хотел бы вас попросить… – Выглядя крайне серьезным, Дамблдор наклонился ближе и продолжил более тихим голосом: – Я беспокоюсь о нем, Нетти. Он выглядит совсем неважно, и я хотел бы удостовериться в том, что он не голодает. В Большом зале я видел его за прошедшие два дня всего один раз – в результате он притащил сюда Сибиллу, – и тогда он съел не больше полтарелки супа.

Поттер бессовестно подслушивал. Я едва сдержалась, чтобы не стрельнуть в него строгим взглядом, прежде чем ответить:

– Я ставлю для него блюдо с сэндвичами и другими подобными закусками, сэр, но обычно он оставляет их нетронутыми. Зато пьет много чая. Знаете, я и сама уже о нем беспокоюсь.

– Ну, похудел он немного, в чем проблема? – встрял Поттер. – С кем не бывает.

– Все не так просто, Гарри, – с горечью ответил Дамблдор. – Дело не только в весе. Неужели ты не заметил, когда вы сегодня встретились, каким… неопрятным он теперь выглядит? Он утром не побрился, а голову и подавно с неделю уже не мыл.

Поттер хотел было сострить, но я оказалась быстрее:

– Если вы скажете: «Не вижу разницы», – я отвешу вам подзатыльник.

Мальчишка захлопнул рот.

Я снова обратилась к директору:

– Но что вы предлагаете, Альбус? Он взрослый человек, я не могу заставить его принимать пищу, а если попробую, это ему явно не понравится.

– Нет-нет, конечно. Я просто беспокоюсь. Так плохо он со времен Последней битвы не выглядел – и тогда у него не было кожи.

Некоторое время мы стояли в раздумье. Даже Поттер выглядел так, будто напрягает мозги. Поэтому, должна признать, мы все немного подпрыгнули, когда объект наших размышлений без стука влетел в комнату.

– Нетти, Альбус… Поттер, – учтиво поздоровался он, хоть и запнулся на имени Поттера. Профессор был одет в рубашку и черные брюки – очевидно, забыл сюртук и мантию в своих покоях. Под мышкой у него виднелась большая книга в кожаном переплете.

– Должен сказать, что удивлен встретить такое количество людей. Обычно здесь лишь Нетти и Гермиона. – С этими словами он подошел к креслу и хотел было коснуться свободной рукой ее плеча, но быстро одумался. Вместо этого он положил книгу на стол рядом с Гермионой и повернулся к нам троим: – Что-то случилось?

– Нет-нет, профессор Северус, сэр, – ответила я. – Мистер Поттер просто зашел повидаться, а Альбус хотел предупредить о вашем приходе.

– Вижу, вы получили книгу, Северус, – спокойно заметил Дамблдор. – В ней содержится необходимая вам информация?

– Я нашел в ней некоторые вещи, которые смогу использовать хотя бы в измененном виде, – кивнул тот.

– Надеюсь, визит в Азкабан тоже был удачным? – поинтересовалась я.

– Азкабан!? Что вам понадобилось в Азкабане? – Вскочив на ноги, Поттер вглядывался в лицо Снейпа. Я вздохнула. Снейп изогнул бровь:

– Гермиона не устает твердить, какой вы умный. Пораскиньте мозгами – что, по вашему мнению, мне там понадобилось?

– Драко… – выдохнул Поттер. – Наверное, вас впустили благодаря связям Альбуса. Но почему никто мне не сказал, что вы туда направляетесь?

– С какой стати? – ледяным тоном ответил Снейп. – Какая вам разница?

Я видела, что Поттер хотел ответить резкостью, но передумал и вместо этого относительно спокойно спросил:

– Вам удалось у него что-нибудь вызнать?

Профессор Северус удивился такому относительно вежливому поведению со стороны Поттера и, смерив его взглядом, обратился ко мне:

– Нетти, вы провели с Поттером воспитательную беседу?

Я покраснела. Хотелось надеться, что в его голосе слышались нотки мрачного юмора, а не раздражения.

– Сэр, вы выглядите уставшим. Как насчет чашечки чая?

– Судя по тому, что вы пытаетесь напоить чаем каждого встречного, вы, очевидно, думаете, что чай – лекарство от всех недугов, – улыбнулся он. – Я бы не отказался от чашечки. – Повернувшись к Поттеру и Альбусу, он добавил: – Мне нужно с вами поговорить, не могли бы вы задержаться на минутку? Только сначала я должен сказать кое-что Гермионе, а потом попробуем одну вещь.

Оба кивнули. Поттер с большим любопытством наблюдал за тем, как Снейп приблизился к Гермионе, чтобы заглянуть в глаза. В повисшем молчании я быстро приготовила чай для всех нас и подала чашку профессору Северусу, когда он снова выпрямился.

– Спасибо, Нетти, – поблагодарил он, все еще глядя на Гермиону. – Она говорит, что сегодня вы дочитали «Грозовой перевал».

– Так и есть, – улыбнулась я. – Если она не против, завтра начнем «Чувство и чувствительность».

– Она обожает Джейн Остин, – проговорил Снейп, заправляя за ухо Гермионе выбившийся из прически локон и стараясь при этом не касаться ее кожи. Краем глаза я заметила, что Поттер сжал зубы, но сразу заставил себя расслабиться.

– Не собираетесь просветить нас, Снейп? Что мы тут все еще делаем? – процедил он. Он так сильно вцепился в свою чашку, что она могла вот-вот разлететься на кусочки. Профессор кивнул ему:

– Разумеется, Поттер. – Его тон был не так холоден, как раньше, но и не особо дружелюбен. – Во-первых, я хочу проверить, удастся ли мне найти Гермиону с помощью одного лишь прикосновения. После разговора с Драко меня посетила мысль, что, возможно, не обязательно смотреть ей в глаза.

– Но вы же и раньше уже к ней прикасались, – с неподдельным любопытством ответил Поттер. – Разве не заметили бы что-то необычное?

– Может, заметил бы, а может, и нет. Я ведь не ожидал никаких странностей. Кроме того, есть основания предполагать, что моя чувствительность по отношению к связанным с Гермионой вещам усилилась… с прошедшей субботы.

– Что случилось в субботу? – с подозрением спросил Поттер.

– Гермиона хотела проверить одну теорию, – коротко ответил Снейп. – Она хотела убедиться в том, что… поцелуй ее не разбудит. Так что мы… я поцеловал ее.

– Поцеловали?! – воскликнул Поттер. – Альбус, вы были в курсе происходящего?

– Сегодня Северус рассказал мне об эксперименте, Гарри, – мягко ответил Дамблдор. – Это была неплохая теория. Поцелуй как-никак разбудил Белоснежку и Аврору.

Поттер и Снейп фыркнули, и первый злобно глянул на второго:

– И что же произошло, отчего вы теперь думаете, что смотреть в глаза не обязательно?

– Она затянула меня в свой разум, – ответил Снейп, вздыхая и потирая переносицу. Он осторожно продолжил: – По крайней мере, что-то затянуло меня внутрь. Я подозреваю, проклятье.

– Вы совсем ума лишились! – вскипел Поттер. – Хотите сказать, что проклятье все еще… живет в Гермионе?!

– Думаю, да, – пожал плечами профессор. Повисло шокированное молчание. Снейп повернулся к Гермионе и взял ее руку в свою… В ту же секунду я поняла, что он был прав. Они дышали синхронно, и профессор выглядел таким же умиротворенным, как обычно во время бесед с Гермионой.

– Мерлин! – только и прошептала я.

– Мерлиновы подштанники! – ахнул Альбус.

– Так я и думал, – вынес вердикт Снейп. – Я не отпущу твою руку, Гермиона, раз ты хочешь участвовать в нашем разговоре. Альбус, Поттер, Нетти… это серьезно.

– Хотите сказать, проклятье все еще активно? – с большим сомнением поинтересовался Поттер, но было видно, что он готов выслушать Снейпа.

– Это логичный вывод, – ответил профессор. – Мы предполагали, что я могу проникать в разум Гермионы, потому что проклятье отчасти коснулось и меня. Но что если причина в другом? Что если проклятье было создано для меня и, узнавая, пропускает внутрь?

– Северус… – нахмурившись, начал было директор.

– У меня все под контролем, – перебил тот.

– Значит, вы – цель проклятья. Думаете, оно все еще пытается добраться до вас? – Поттер переводил взгляд с Гермионы на профессора и обратно. Снейп пожал плечами:

– Должен признать, это крайне вероятно. Достучаться до Гермионы становится все проще, и это указывает на то, что… что-то меня впускает. Гермиона просит сказать, что она это тоже чувствует. Это не она затягивает меня внутрь.

– Но вы думаете, что можете нейтрализовать проклятье, ведь так? Вы не собираетесь сдаться? – внезапно запаниковал Поттер. Я удивленно посмотрела на него. Северус изогнул бровь:

– А я-то думал, что вы хотите, чтобы я прекратил попытки. Разве не об этом вы говорили сегодня утром с Альбусом? – профессор насмешливо смотрел на Поттера, но без какой-либо злости. У молодого человека хватило совести покраснеть. Он ничего не ответил на заявление Снейпа, но виноватый вид и так все сказал за него.

– Я считаю, что смогу освободить Гермиону, – продолжил Снейп. – После того, как Сибилла обнаружила изменение в ее ауре, я начал искать информацию о зельях, предназначенных для восстановления и балансировки цвета ауры. – Он указал на принесенную им книгу. – Если нам удастся раздобыть ингредиенты необходимого цвета – предметы, как-то относящиеся к Гермионе или проклятью, – это позволит мне создать модифицированную версию зелья, которое поможет вернуть ауре Гермионы сбалансированный цвет. Для произнесения необходимых заклинаний зелье, кроме Гермионы, должен будет выпить как минимум еще один человек. Если нам удастся выровнять ее ауру, сохраняя при этом стабильность моей, пока я нахожусь в разуме Гермионы, я надеюсь освободить ее от проклятья, чтобы новая аура смогла укорениться.

– Вам одному не справиться, Северус, – устало проговорил Дамблдор. Его голос внезапно показался старческим. – Если это проклятье действует так, как ты предполагаешь, оно могущественно. Вероятно, даже сильнее самого тебя.

После этого заявления все притихли. Профессор Северус подошел к директору, не выпуская руки Гермионы:

– Я не могу бросить ее, Альбус, если есть шанс ее освободить. Даже не просите.

– А что если я тоже выпью зелье? – подал голос Поттер. – Исходя из ваших выводов, у меня тоже может быть слабая связь с Гермионой, если проклятье коснулось и меня. В крайнем случае я могу подпитывать вас своей магией.

– Может сработать, – сказал Снейп, глядя на Поттера. – Зелье функционирует так, что его цвета могут защитить вашу ауру от пагубного влияния проклятья.

– А можно добавить в него какой-нибудь ингредиент, чтобы сделать проклятье видимым? Если его будет видно, его будет легче победить – или избежать.

– Отличное предложение, Гарри! – улыбнулся Дамблдор, оживившись от этой идеи. – И нам будет легче вернуть их обоих, если вы будете служить привязкой для Северуса к нашей реальности.

– Предложение и правда хорошее, Поттер. Можно поинтересоваться, с какой стати вы вдруг загорелись желанием помочь?

– Мы оба стремимся к одной цели, – улыбнулся Гарри – открыто и искренне, без малейших признаков обычной неприязни. – Я хочу вернуть Гермиону так же сильно, как и вы.

– Сомневаюсь, – хмуро возразил Снейп. Я заметила, что его пальцы крепко сжимали руку Гермионы. – Однако я не откажусь от любой помощи, которую вы в состоянии предложить.

– Когда зелье будет готово, Северус? – спросил Дамблдор.

– Меньше, чем через неделю: к субботе.

Северус был сам не свой. Гермиона наблюдала с улыбкой за его беседой с Сибиллой Трелони: он изо всех сил сдерживался, чтобы не взорваться, когда вместо прямого ответа на очередной вопрос Сибилла снова впустую сотрясала воздух. Для Гермионы он язвительно комментировал происходящее.

– Сибилла, мне просто нужно подтверждение: какие цвета обязаны присутствовать в зелье?

– Все цвета радуги, – мечтательно отозвалась провидица.

– Будто у меня есть время глазеть на радугу! – прорычал Снейп внутри разума Гермионы, которая старалась не рассмеяться. В реальном мире он пояснил: – Поконкретнее, Сибилла: мне нужны четкие указания.

Трелони по-совиному моргнула за своими огромными очками и принялась напевать себе под нос какую-то мелодию. Снейп уставился на нее и прорычал, когда она запела еще громче, не попадая в ноты:

– С вами все нормально?

Но Гермиона со смехом подхватила детскую песенку:

– Красным, желтым и зеленым и, конечно, голубым, озаряют всю планету фиолетовым и синим, цветом радуги прекрасной…

– О боже, – прошептал Снейп. Выражение его лица просто не поддавалось описанию. Трелони все еще пела. Гермиона подошла к нему и обняла за талию, едва сдерживая смех.

– Пойте со мной, Северус! – воскликнула Трелони, прежде чем начать новый куплет.

– Бегу и падаю, – едко огрызнулся тот. – Если говорить конкретно, какие цвета нам нужны? Каких должно быть больше, каких меньше?

– В ее ауру не стоит добавлять еще больше серого, – широко улыбнулась Трелони. – Но понадобится черный для равновесия, белый для чистоты и прозрачный для ясности. Как вы думаете, после того как все закончится и вы вернете Гермиону, мы сможем вместе написать статью о значении зелий при исцелении ауры? В области ясновидения такая работа станет настоящим прорывом!

– Не думаю, что найду время, – натянуто ответил Северус. Он так сильно сжимал зубы, что Гермиона боялась, как бы он не сломал челюсть. Вежливое общение с Трелони стоило ему последних нервов.

Гермиона озорно улыбнулась:

– Боюсь, твоя репутация не переживет совместного написания статьи. Никто больше не будет принимать тебя всерьез.

– Да меня и сейчас никто всерьез не принимает, – возразил Северус. – Все думают, что я сошел с ума. – Обращаясь к Трелони, он спросил: – Что-нибудь еще, Сибилла?

– Ничего больше не приходит на ум, – улыбнулась та, – но я ведь на аурах не специализируюсь. – Тут ее осоловелость исчезла, и Трелони спросила со всей серьезностью, взвешивая каждое слово: – Северус, когда вы будете готовы восстановить ауру Гермионы, я надеюсь, вы позволите мне при этом присутствовать. Тогда я смогу постоянно сообщать вам, что происходит с ней и с вами… смогу хоть как-нибудь помочь.

– Звучит крайне резонно, – удивившись, сказала Гермиона. Северус вздохнул:

– Да, это действительно хорошая идея. Трелони нам очень помогла.

Вслух он сказал:

– Я непременно сообщу вам, когда все будет готово. Мы благодарны за вашу поддержку.

– Спасибо, Северус, – засияла Трелони. – Я с радостью помогу вам обратить проклятье: с вами намного легче общаться, когда вы счастливы.

Ситуация казалась необычной даже для Гермионы, особенно потому, что Гарри на самом деле старался быть полезным, а не ставил Северусу палки в колеса. Создавалось впечатление, что разговор с Нетти хорошо на него повлиял. Гермиона радовалась и предвкушала свободу. Она была уверена в том, что к концу недели она снова будет разговаривать и смеяться с друзьями, а также получит возможность доказать Северусу, что любит его, даже не будучи узницей своего сознания.

Однако Гермиона видела беспокойство Альбуса. Трудно было не заметить его скепсис, когда Северус объяснил присутствующим, что именно, по его мнению, происходит. Мысль о том, что проклятье все еще живет внутри нее, была не из приятных. И все же Гермиона отказывалась думать, что оно как-нибудь сможет захватить Северуса, что они оба окажутся в плену. В тот единственный раз, когда Гермиона заикнулась о своих сомнениях при Северусе, тот пристально посмотрел на нее и ответил:

– Я уверен в том, что смогу тебя освободить. Разве я тебе хоть когда-то лгал?

Конечно нет – даже в школьные годы, когда она его недолюбливала. Он всегда держал свое слово, даже если собеседнику не нравилось услышанное.

– Ты уверен, что проклятье тебе не вредит? – спросила она. – Нетти очень о тебе беспокоится. Говорит, что ты перестал есть.

– Просто кое-кто завладел всем моим вниманием, – ответил Северус таким бархатным голосом, от которого задрожали коленки. – Кроме того, много времени уходит на зелье. Разве тебе кажется, что я выгляжу нездоровым?

Гермиона присмотрелась к нему, восхищаясь иссиня-черными волосами, завязанными в аккуратный хвост кожаным шнурком. Рукава рубашки были завернуты, выставляя на обозрение молочно-белую кожу жилистых рук. Северус больше не казался болезненно зеленоватым, как в годы ее ученичества: он был все так же бледен, но будто светился изнутри. Красивым его в привычном смысле слова назвать было нельзя, однако он выглядел хорошо: сильным, ухоженным, здоровым.

– Ты просто пышешь здоровьем, – честно ответила Гермиона. – Не знаю, из-за чего все беспокоятся.

На третий день после визита в Азкабан Северус пожаловался, едва ступив в библиотеку:

– Привыкнуть к услужливому Поттеру невозможно. Это противоестественно и расстраивает мой желудок.

– Что он опять натворил? – рассмеялась Гермиона, прикрыв рот книжкой, которую читала. Когда Северус подошел к ее креслу и положил сзади руку ей на плечо, она, сама того не замечая, принялась поглаживать тыльную сторону его ладони.

– Он принес мне с Холли Медоуз красных ветрениц, фиолетовой герани и белой черемши. Думал, цветы пригодятся мне при изготовлении зелья.

– И в чем проблема?

– Я не привык к тому, что Поттер пользуется мозгами. Это отвлекает, – возмущенно ответил Северус. – Но нарвать цветов с места Последней битвы – идея хорошая: там было наложено проклятье, а само место много значит для нас троих. Но ты же понимаешь, что герань будет горчить, если смешать ее с маслом черемши? Зелье получится не на гурмана.

– С каких это пор ты руководствуешься при выборе ингредиентов вкусовыми качествами? – вздохнула Гермиона, закрыв книгу и прильнув затылком к животу Северуса. – Твои зелья всегда противны на вкус. Не понимаю, почему ты не добавляешь хотя бы мяту.

– Тратить мяту на несносных детей, у которых не хватило ума на то, чтобы не попасть в передрягу и избежать необходимости принимать зелье в первую очередь? Ты что, Гермиона!

– Так и знала, что у тебя найдется хорошая причина, – улыбнулась она. Снейп тихо рассмеялся.

– У тебя было время на то, чтобы составить список?

– Да. Для черного цвета можно взять прядь твоих волос – это обеспечит связь с моей аурой. Измельченный обсидиан откроет первую чакру, что поможет победить проклятье. Как ты думаешь?

– Чудесно. Что еще? – Во время разговора Снейп поглаживал ключицы и плечи Гермионы, наполняя все ее тело беспокойными искрами.

– Для красного однозначно понадобится кровь – по паре капель твоей, моей и Гарриной, так как именно мы выпьем зелье. Я еще подумала, что для придания смеси большего эффекта можно добавить по капле от других преподавателей – тех, кто нас любит. Кровная магия, как ты знаешь, может иметь сильное защитное действие. Красные ветреницы, которые нарвал Гарри, тоже придутся кстати.

– Ну да, – с ноткой сарказма заметил Снейп, – как только я мог про них забыть.

– С синим все просто: возьмем турмалин и колокольчики. В теплицах у профессора Спраут всегда растут великолепные колокольчики. Может, их нектар смягчит вкус герани.

– Я бы на это не рассчитывал, – буркнул Снейп.

– Перестань дуться и сядь рядом, – улыбнулась Гермиона, глядя на него снизу вверх. – Не забывай, что мне это зелье тоже придется пить.

– Разве ты различаешь вкус того, чем все это время кормит тебя Нетти? – повел бровью Снейп. Гермиона не ответила, только пододвинула к нему свои записи.

– Северус, мне кажется, тебе в радость меня поддевать.

Улыбнувшись одним уголком рта, он наклонился к листу пергамента:

– Коричневый – измельченная кора ивы. Наверное, не помешает добавить твоих волос.

– Как я сама не догадалась! Привыкла думать, что никакие ножницы мои волосы не берут. Ты знаешь контрзаклинание?

– Оно не потребуется, – бархатным голосом ответил Северус. – Я отрезал небольшой локон после того, как их тебе отрастил, – на всякий случай. Предусмотрительность – одно из преимуществ профессии зельевара.

Не обращая внимание на это позерство, Гермиона продолжила:

– Желтый – масло подсолнечника и цитрин.

– И волосы Драко. От Люциуса ничего не осталось, но проклятье может узнать потомка своего создателя. Я также считаю, что кровь Малфоев поможет нам сделать проклятье видимым.

– Как ты предлагаешь заполучить его локон?

– Уже сделано. Вчера Альбус отправил сообщение Артуру, и уже сегодня утром тюремный цирюльник навестил Малфоя-младшего. Волоски в моем кабинете, ждут в колбе своего часа.

– Для розового цвета предлагаю взять шиповник и натуральные масла эвкалипта. Для фиолетового – принесенную Гарри герань, масло лепестков лотоса и его порубленные листья. Для оранжевого – иланг-иланг и вымоченные лепестки календулы. Для зеленого – оливин и изумруд. Я также обратилась к литературе и пришла к выводу, что очищенная ледниковая вода станет идеальной основой для зелья. В твоей книге из Дурмстранга упоминаются ледяные водопады в Сибири, но давным-давно, еще до этого проклятья, я где-то читала, что вода из ледников на севере Японии еще чище.

– Как ты смогла прочитать книгу, которую я получил из Дурмстранга? – Северус так сильно удивился, что даже вздрогнул.

– Она лежала в твоем кабинете, – легко ответила Гермиона. – А теперь…

– Но каким образом ты ее увидела? Ты еще ни разу не была в моих покоях… – Его глаза сузились… – Разве что пробралась туда, еще будучи студенткой… хотя это невозможно. Ты не смогла бы обойти мои запирающие чары.

– Но ты же меня пару дней назад сам туда привел… – Гермиона осеклась, внезапно поняв, в чем несостыковка. Наверное, Северус даже не заметил, как воссоздал свои покои и копию книги. За последние три дня столько всего произошло, что она совсем забыла упомянуть о своем предположении: Гермиона подозревала, что он может строить в ее сознании такие же реалистичные помещения, как и она. – Батюшки, я же тебе не сказала!..

– Что именно ты мне не сказала? Когда ты была в моих покоях?

– В субботу – после того, как ты меня поцеловал, помнишь? После прогулки вокруг озера мы пошли в твои покои и грелись там у камина. Мне кажется, мы тогда совсем не обратили на это внимания, а теперь забыли из-за нескольких насыщенных событиями дней. Извини, что я тебе не сразу сказала, но ты можешь создавать вещи в моем сознании.

Он хотел было возразить, однако задумался и, помолчав, спросил:

– Ты уверена, что мы были у меня и что это та же самая книга?

– Да, кивнула Гермиона. – До вчерашнего дня я этой книги в глаза не видела. Что до твоих покоев – когда ты меня туда привел, мы сидели только в гостиной, но после твоего ухода в наличии оказались все комнаты. Я была в твоей спальне. У тебя есть очки для чтения – с половинками стекол, как у Альбуса. Они лежали на открытой книге, которая, в свою очередь, покоилась на прикроватном столике. Дверцы шкафа были распахнуты, внутри висела твоя одежда. Мантию ты бросил на спинку темно-зеленого, обитого вельветом кресла, которое стоит в углу. Я подошла к твоей книжной полке и смогла почитать даже те книги, о которых никогда раньше не слышала. Я видела твои записки… – тут она внезапно покраснела, – и тот лист пергамента, на котором ты нарисовал меня. Я и не подозревала, что ты настоящий художник!

Северус скупо улыбнулся:

– Ты еще многого обо мне не знаешь. – Он на минуту задумался. – В тот день, когда я обнаружил тебя в классе зельеварения, через камни начали пробиваться цветы – красные ветреницы, такие же, какие Поттер сегодня принес с Холли Медоуз.

– Эти цветы были в букете, который ты подарил мне при первом визите в Мунго, – вспомнила Гермиона.

– Мне кажется, я подсознательно привносил элементы своих мыслей и воспоминаний в твое сознание. Вопрос в том, получится ли у меня это специально? – Он пристально смотрел ей в глаза. – Гермиона, ты когда-нибудь пробовала воссоздавать знакомые места за пределом Хогвартса, кроме твоей спальни? Например, Хогсмид?

– Я об этом как-то не задумывалась. До того, как ты отвел меня в сад, я и не знала, что могу выходить в своей голове «на улицу».

– Звучит как бред сумасшедшего, – улыбнулся Северус.

– Причем ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – парировала Гермиона. – В тот день мы гуляли по тропинке вокруг озера, о существовании которой я и не подозревала. Отведи меня прямо сейчас куда-нибудь, где я еще не была! Давай посмотрим, где границы наших возможностей!

– Куда ты хочешь пойти? – спросил Северус, порывисто взяв ее за руку.

– В какое-нибудь новое для меня место, – улыбнулась ему Гермиона. – Которое имеет для тебя особое значение.

Стены начали смещаться, а краски тускнеть. Пол внезапно исчез, вызвав у Гермионы головокружение и заставив зажмуриться. Когда она открыла глаза, то увидела, что стоит с Северусом на вершине утеса. Воздух вокруг был пропитан соленым запахом моря. Далеко внизу волны медленно накатывали на кромку ослепительно белого берега, а кулики, покрикивая, играли в разводах пены на песке.

– Где мы? – воскликнула она, подставляя лицо горячим лучам солнца.

– В Греции. Поразительно: все именно так, как в моих воспоминаниях…

– В каких именно воспоминаниях? А то Греция большая.

Снейп указал на домик, стоящий с нескольких метрах позади них.

– Альбус однажды заставил меня провести здесь отпуск. Сказал, что мне «нужно на некоторое время забыть обо всем». Было невыносимо жарко, и уже через пару часов по прибытии меня одолела скука: Альбус запретил мне покидать это место, но не оставил ничего для умственных занятий. Выбор книг в доме крайне неадекватный, хотя, думаю, Нетти бы его оценила.

– Если тебе здесь так не понравилось, почему ты перенес нас сюда?

– В надежде, что понравится тебе, – ответил Снейп, заправляя выбившийся локон Гермионе за ухо.

– Местность очень красивая, – согласилась она и хитро улыбнулась: – А почему Альбус настоял на том, чтобы ты провел отпуск именно здесь?

– Кто его знает, – закатил глаза Северус. – Ты еще не видела, какие ужасные плавки он для меня оставил! Черные с розовыми фламинго.

– Ну и как, ты их носил? – захихикала Гермиона.

– Вот еще! – фыркнул он, прежде чем добавить: – Я предпочитаю плавать без одежды, чтобы загар получался равномерным.

Многозначительно улыбнувшись, он поцеловал шокированную его объявлением Гермиону.

***

Они вернулись в Хогвартс только с наступлением вечера.

В течение последовавших дней они продолжали экспериментировать с его способностью создавать разные местечки в ее сознании, придя к выводу, что достаточно единственного посещения в реальном мире для того, чтобы один из них сотворил воображаемую копию. Когда Гермиона пожаловалась, что одной ей скучно гулять по Хогсмиду или Косому Переулку, Снейп вопросительно изогнул бровь:

– А разве ты не создала однажды копию моей персоны?

– Да, но он не разговаривал. Если точнее, твой портрет разговаривал, а вот двойник – нет.

– Мой портрет?

– Когда ты перестал навещать меня после инцидента с Криви, я обнаружила в своем сознании целую комнату с портретами. Там был Рон, моя мама… ты. Я разговаривала со всеми вами.

– Хм, как интересно. Значит, портреты умеют говорить, а двойники – нет…

– По крайней мере, пока не умеют.

– Но ты в состоянии это изменить?

– Да.

– Что ж, давай тогда наполним твое сознание другими людьми. Я уверена, что у нас получится сделать так, чтобы они заговорили: мы с тобой крайне целеустремленные.

– Было бы чудесно, – согласилась Гермиона. – Тогда мне не было бы так одиноко, когда ты не со мной.

В четверг Северус перенес их на Великую китайскую стену. Сухощавый старик беззубо улыбнулся и поклонился им, когда они купили экземпляр «Красной книжечки».

– Do jeh! Do jeh! – залопотал он, когда Северус показал жестом, что сдача не нужна.

– Foon ying, – спокойно ответил Северус. Гермиона взяла его под руку, и они неторопливо прошли еще несколько километров.

Когда Снейп навестил ее на следующий день, Гермиона оказалась в библиотеке, где варила зелье и оживленно спорила сама с собой. В буквальном смысле. Снейп пару минут простоял на пороге, наблюдая за этой картиной, прежде чем обе Гермионы его заметили. Одна из них тут же исчезла с хлопком, похожим на звук аппарации, а вторая густо покраснела.

– Ты думаешь, наверное, что это странно, – начала она, однако Снейп ее перебил:

– Не думаю, а знаю. О чем ты сама с собой спорила?

– У меня все еще не получается сделать так, чтобы твой двойник говорил. Вероятно, потому что ты и так можешь посетить меня здесь. Поэтому я в качестве эксперимента решила создать собственную копию. В теории, у нее не должно было иметься способности разговаривать, однако теория не подтвердилась, напротив: с тех пор, как моя копия открыла рот, ее было не заткнуть. Она пыталась втолковать мне, что я помешиваю зелье слишком быстро! Можешь себе представить?!

– Значит, довольно-таки точная копия получилась, – ответил Северус. – Теперь ты понимаешь, каково нам всем.

Гермиона бросила на него испепеляющий взгляд, но было видно, что она едва сдерживает смех.

– Я не такая несносная!

Снейп наклонил голову, будто говоря: «Мечтать не вредно», – но так как вслух он ничего не сказал, Гермиона предпочла посчитать спор выигранным.

Северус остался до вечера. После ужина он мерил шагами класс зельеварения, то и дело перепроверяя свои записи. Рядом на слабом огне булькала копия зелья. Они решили варить его и в реальном мире, и в сознании Гермионы, чтобы она могла принять участие в своем спасении. Снейп был благодарен за ценные замечания, и Гермиона была уверена, что на следующий день наконец-то обретет свободу.

Она уже решила, что после того, как вернет себе контроль над своим телом, она в первую очередь зацелует Северуса до беспамятства, чтобы проверить, так же ли это приятно в реальности, как в ее сознании.

– Ты всегда так нервничаешь, когда варишь зелье? – лукаво спросила она, когда Снейп в который раз прошел мимо, что-то бурча себе под нос.

– Я просто должен убедиться, что мы ничего не забыли. И мне кажется, что добавить слезы феникса было не лучшей идеей.

– Хуже от них точно не станет. Кроме того, Трелони специально обратила наше внимание на то, что для зелья требуется что-то прозрачное.

– Вот только они не прозрачные, а переливающиеся на свету. Не уверен, что они подойдут.

– И что ты предлагаешь? Ты убеждал меня всю неделю в предстоящем успехе. Хочешь сказать, мне не надо было тебе верить?

– Ничего подобного, – твердо ответил Снейп. – У нас непременно получится.

– В чем тогда проблема? Я тоже уверена в успехе. Во время варки зелье ведет себя именно так, как ты ожидал: меняет цвет, консистенцию…

Они повернулись к котлу. Его булькающее содержимое было гуще чая, но жиже меда. Цвета постоянно менялись: красный перетекал в синий, который вскоре становился зеленым, затем фиолетовым… Гермионе казалось, будто она смотрит на жидкую радугу.

– Разве Трелони не сказала тебе, что цветовые переходы выглядят как переходы ауры?

– Да, но в зельеварении она ничего не понимает. Зелье не обязано сработать только благодаря тому, что Трелони нравится, как оно выглядит.

– Это так, но ты же мастер зельеварения, и ты сам убеждал меня, что все получится. К чему тогда волноваться? Это наш последний вечер здесь, без вереницы посетителей. Завтра, подозреваю, все будет иначе: когда мы победим проклятье, Гарри от меня ни на шаг не отойдет, да и Альбус, как тебе известно, планирует что-то особенное.

Северус фыркнул, но позволил ей увести себя в гостиную.

– Да уж… Здесь нас никто не беспокоит, и этого мне точно будет не хватать.

– Тогда советую извлечь из нашего времени здесь наибольшую пользу, – прошептала Гермиона, поднимаясь на цыпочки, – и поцеловать меня.

Северус ушел несколько часов спустя, настаивая на том, чтобы Гермиона хорошо выспалась. Она проводила его до вестибюля в легко доступной части своего сознания, который выглядел как главный вход в Хогвартс, и закатила глаза, когда он снова повторил, где его утром встретить.

– Ты обязательно должна ждать меня у входа. Эффект зелья сильнее всего сразу после его принятия, так что нужно действовать быстро.

– Конечно, Северус. Я приду сюда, ничто меня не остановит. Думаешь, мы сможем увидеть проклятье, если оно все еще активно?

– Вот завтра и узнаем, – таинственно ответил он. – Только не забудь: если Драко говорил правду, проклятье нас просто так не отпустит. Трудно поверить, но я даже рад, что с нами будет Поттер. Надеюсь, проклятье не попытается втянуть и его.

– Я понимаю, что ситуация опасная, но создается впечатление, будто ты что-то не договариваешь. – Гермиона закусила нижнюю губу. – Мы же сможем вырваться, да?

– Это я тебе обещаю. К вечеру завтрашнего дня ты сможешь сама сказать Альбусу, куда засунуть лимонные дольки, и он тебя услышит, – ухмыльнулся Снейп.

– А еще я скажу Гарри, что ты благодарен ему за помощь.

Северус нахмурился, но возражать не стал. Вместо этого он подался вперед и поцеловал Гермиону в макушку.

– Только не говори Сибилле, что это она справилась с проклятьем, иначе она нас не оставит в покое. А теперь иди спать.

– Ты тоже, Северус. Я люблю тебя.

– А я – тебя, – сказал он с мимолетной улыбкой.

Затем он исчез, а Гермиона направилась в его покои. Она спала там с того дня, как поняла, кому они принадлежат. Постельное белье из египетского хлопка и витающий вокруг запах пряностей и клевера, ассоциирующийся у нее с Северусом, превращали его спальню в безопасную гавань, где можно было спастись от одиночества. Вес тяжелого одеяла напоминал о его объятьях, и Гермиона нередко чувствовала себя так, будто Северус вот-вот присоединится к ней в их общей постели.

Переступив порог, Гермиона улыбнулась сама себе. Уже очень скоро они действительно будет вместе спать в его кровати, завернувшись в одеяло, как в кокон. Они останутся вместе навсегда.

Шепнув заклинание, усмиряющее огонь в камине, Гермиона сладко потянулась и зевнула. Напевая песенку Трелони про радугу, она прошла через спальню в ванную, где умылась, почистила зубы и, дрожа, быстро переоделась в пижаму. Надо будет поговорить с Северусом о каком-нибудь способе более надежного обогрева подземелий – например, с помощью заклинания, делающего каменный пол теплым, или благодаря дополнительному камину в спальне. И пара ворсистых ковров тоже не повредит. Для одежды Гермионы понадобится еще один шкаф, а о том, где разместить все ее книги, она боялась даже задумываться. Сонно моргая и мечтая о настоящей жизни за пределами возведенной проклятьем тюрьмы, Гермиона накрылась одеялом Северуса и практически сразу уснула.

Как и в предыдущие ночи, а также некоторые дни, она даже не пошевелилась, когда невидимые серые цепи обвили ее руки и ноги. Гермиона не почувствовала, как они обернулись петлей вокруг шеи и проникли под кожу, в мозг, вызывая уже знакомые приятные сны. Ее сознание довольно мурлыкало, наслаждаясь мыслями о будущем с Северусом, в котором они до конца жизни вместе путешествуют по всему свету, не обремененные ограничениями физического мира.

Гарри Поттер никогда не хотел стать знаменитым; слава обрушилась на него как девятый вал. Он не просил титула «спаситель магической Британии» и с радостью бы забыл о надоедливом прозвище «Мальчик-который-выжил».

На самом деле он ненавидел быть «Мальчиком-который-выжил», потому что это значило, что он жил, в то время как его друзья мучились и погибали. Война изменила его – сделала жестче, так что теперь он быстрее злился и медленнее прощал. Не был больше таким оптимистом, таким доверчивым… просто не был. Он больше не знал, что это за человек такой, Гарри Поттер, но чувствовал, что все наладится, если удастся вернуть Гермиону. Она-то всегда была благоразумной. Он полагался на нее не только как на подругу, но и как на голос разума, отчитывающий за недостойное поведение, требующий лучше готовиться к экзамену или меньше волноваться. В течение нескольких месяцев, предшествовавших Последней битве, Гермиона стала для него островком спокойствия в центре бушевавшего вокруг океана.

Со дня Битвы – с того дня, когда он потерял Гермиону, – он был сам не свой. Его поочередно охватывали разные эмоции, из-за чего Гарри был постоянно вспыльчивым и злым. Если бы Снейп ему не помог, Гермиону не постигла бы эта ужасная участь. У Гарри в голове не укладывалось, как она могла встать на пути проклятья Малфоя; он не мог поверить, что кто-то готов пожертвовать собой ради сального ублюдка.

Он с самого начала недолюбливал Снейпа, а Снейп недолюбливал его. Все это знали, и притворяться было незачем. Пока Гермиона лежала в коме, именно недоверие и неприязнь к старому профессору помогали Гарри не сойти с ума. Он понимал, что это низко, и все же не пытался бороться со своими предрассудками: ненавидеть Снейпа было проще, чем ненавидеть себя.

Но как же Гарри себя ненавидел! Если бы он не подружился с Роном, тот не стал бы мишенью в Битве, а Гарри бы не пришлось увидеть, как брошенное проклятье отделило вихрастую голову от туловища с такой мощью, что моментально прижгло остаток шеи. Гарри не пришлось бы смотреть в глаза Молли и Артуру – добрейшим людям, которые практически заменили ему родителей, – зная, что их младший сын мертв. Ему было все еще крайне трудно заходить в Нору, наполненную воспоминаниями о лучших временах, о семействе Уизли в полном составе. Гарри был виновен не только в гибели Рона, но и в том, что Перси сгорел изнутри, как и остальные носители Метки после смерти Волдеморта.

Джинни… Джинни все еще редко разговаривала, хотя в последний раз попыталась сострить, что ее пересекающий все лицо шрам выглядит намного внушительнее бледноватой молнии Гарри, но, расплакавшись, выбежала из комнаты. Артур вот уже как год не спрашивал у него ни о каких маггловских изобретениях. А Молли… Каждый раз, когда она смотрела на Гарри, тот чувствовал, что она с радостью бы поменяла их с Роном местами.

Ему требовался козел отпущения, которым в результате оказался Снейп. Именно на него Гарри проецировал свою вину, злость и отчаяние.

Конечно, он знал, что Снейп не причиняет Гермионе никакого вреда. Только слепой не увидел бы, что профессор искал способ исцелить ее, жертвуя при этом своим здоровьем. И, кажется, теперь этот способ был найден. Вот только Гарри и пальцем для этого не пошевелил. Спускаясь по лестнице, Гарри вздохнул с отвращением и поправил очки. Сегодня они проверят гипотезу Снейпа: выпьют зелье и попробуют освободить Гермиону. Простит ли она его?

Снейп уже ждал, расхаживая перед покоями Гермионы. Гарри за несколько поворотов коридора услышал характерные шаги и узнал их: семь лет тайных вылазок с друзьями заставили его выучить наизусть все звуки, издаваемые профессором при ходьбе, начиная с едва уловимого шелеста мантии, когда тот скользил по темным углам, надеясь отловить нарушителей, и заканчивая грозным стуком подошв, если профессор торопился или был зол. Гарри надеялся, что теперь правильно истолковал быстрые шаги как нетерпение.

Стоило Гарри подойти, как Снейп бросил на него испепеляющий взгляд:

– Поттер.

– Профессор Снейп.

В коридоре повисло неловкое молчание. Гарри предложил:

– Ну, идемте?

– Не так быстро. Нам нужно кое-что обсудить, и я не хочу, чтобы Гермиона это услышала и разволновалась.

– Что-то произошло? – забеспокоился Гарри. – Вы думаете, что зелье не сработает?

– С зельем проблем не возникнет, – небрежно махнул рукой Снейп. – Однако ситуация опасней, чем она думает. Гермиона уверена, что я сегодня ее освобожу, и я это сделаю. Она также уверена, что я вернусь вместе с ней. Но этого я гарантировать не могу.

– Что?!

– Проклятье живое, Поттер. И оно стремится завладеть мной. Я знаю, что смогу освободить Гермиону, но если оно окажется слишком сильным… Если для того, чтобы спасти ее, мне придется сдаться самому, я так и сделаю.

– Но это недопустимо! Гермиона никогда бы не позволила вам пожертвовать собой ради нее.

– Именно поэтому я ее в эти подробности и не посвятил, – холодно ответил Снейп. – Вы должны пообещать, что будете досконально выполнять мои инструкции. Сначала я погружусь в сознание Гермионы, потом возьму вас за руку. Зелье образует между нами связь и позволит мне с помощью прикосновения втянуть вас за собой. Скорее всего, вы окажетесь в большом вестибюле, по виду напоминающему главный вход в Хогвартс. Оставайтесь там: мне нужно, чтобы вы находились в легкодоступной части ее сознания и связывали нас с внешним миром, если проклятье попытается нас удержать. Предполагаю, что вы увидите нить, связывающую меня с вами, а Гермиону – со мной. Отыскав Гермиону, я расположу ее между нами. Вы покинете ее сознание первым и вытащите нас за собой. Если мне по какой-то причине понадобится разорвать связь, у вас останется мало времени на то, чтобы спасти Гермиону, прежде чем ее сознание вытолкнет вас наружу. Если я скажу вам выбираться, вы это сделаете без всяких дискуссий, просто схватите Гермиону – и вперед. Я доступно выражаюсь?

– Да, но…

– Никаких «но», Поттер, – прорычал Снейп. – Вы меня поняли? Да или нет? Если придется, я справлюсь и без вас.

– Понял, – ответил Гарри. – Я сделаю так, как вы скажете.

Снейп смерил его взглядом, прежде чем кивнуть.

– У меня к вам еще одна просьба. Если я не вернусь, позаботьтесь о том, чтобы все мои книги достались Гермионе. Я хочу, чтобы они принадлежали ей. Альбус знает, как распорядиться всем остальным.

– Вы вернетесь. Другого исхода Гермиона вам не простит.

– Поверьте, я прекрасно это понимаю. Она в этом отношении весьма упряма, – ответил Снейп с ноткой сарказма, однако Гарри почувствовал в его голосе и теплоту.

– Жаль, что мы так и не стали друзьями, – внезапно признался Гарри, повернувшись ко входу в покои.

– Я хотел бы согласиться, но, если честно, не могу, – ухмыльнулся Снейп. – Хотя вдруг передумаю, после того как мы спасем Гермиону…

Гарри, широко улыбаясь, проследовал за Снейпом.

Зелье получилось неоднородным и дурно пахнущим. Гарри не знал, что именно Снейп в него добавил, однако ингредиентов, улучшающих вкус, в рецепте явно не было. Гарри пришлось зажать нос, чтобы проглотить свою дозу и не поддаться рвотному рефлексу. Снейп, разумеется, лишь усмехнулся и опустошил свой кубок до дна. Нетти помогла Гермионе выпить зелье, проследив за тем, чтобы не пролилось ни капли.

Рядом с кроватью Гермионы стояли Трелони и Дамблдор. Гарри знал, почему присутствует Альбус: он директор школы и хорошо относится к Снейпу. А Трелони, наверное, должна будет извещать об изменениях в ауре.

– Северус, мой мальчик, – проговорил Дамблдор, подойдя к как раз допившему зелье Снейпу. Пальцы директора нервно теребили кулек конфет, а голос дрожал. – Пообещай, что не натворишь глупостей.

– Обещаю, – твердо ответил Снейп, с теплотой глядя на директора.

– И чтобы без геройства, – продолжил Альбус, будто не расслышав. – Мы слишком многое пережили вместе, чтобы все закончилось вот так.

– Альбус… – Снейп сжал старческие руки своими. Гарри удивился, заметив в глазах директора слезы.

– Не знаю, говорил ли я тебе, как тобой горжусь…

– Альбус…

– Как восхищаюсь тем, что ты боролся с тьмой и защищал нас всех…

– Альбус…

– Ты наихрабрейший человек, Северус. Ты мне как сын. Пожалуйста…

– Альбус… – Высвободив руку, Снейп достал из кармана носовой платок и подал его Дамблдору. – Не нужно так. Я этого не стою.

– Ты стоишь намного большего, – ответил тот. – Ты вернешь нам мисс Грейнджер и больше никогда не будешь отзываться о себе в столь презрительной манере, ясно?

– Да, Альбус. Кристально ясно.

Дамблдор перевел полный слез взгляд на Гарри:

– Помоги ему. Верни их обоих.

Гарри молча кивнул. Снейп спросил:

– Ну что, Поттер, готов?

– Готов.

Снейп повернулся к заламывающей руки Нетти и, к вящему удивлению Гарри, поцеловал ее в щеку.

– Не надо так волноваться. Уверяю вас, что перспектива слушать, как вы читаете вслух женские романы, меня ничуть не прельщает. Я вернусь.

– Какой нахал! – всхлипнула Нетти, но улыбнулась и благодушно сжала его пальцы. – Жду не дождусь поговорить наконец с мисс Грейнджер!

– Может, еще передумаете, когда поймете, что ее не заткнуть, – мягко ответил Снейп, прежде чем обратиться к Трелони: – Я буду слушать, что вы говорите, Сибилла. Не знаю, смогу ли ответить, но все равно сообщайте, что видите. Мне необходимо знать, если серый цвет начнет становиться сильнее, грозя поглотить нас.

Трелони кивнула и ответила с такой серьезностью, какой Гарри от нее еще никогда не слышал:

– Я не подведу, Северус.

Северус снова повернулся к Альбусу.

– Лимонную дольку? – спросил тот, протягивая кулек.

– Знаете, почему бы и нет, – ответил Северус и, взяв одну конфетку, положил ее в рот, но чуть не подавился, когда Альбус его крепко обнял.

Гарри отвел глаза, яростно моргая, и повторил про себя данное Снейпу обещание. Он оставит его позади, если придется. Самое главное – спасение Гермионы.

Снейп глянул на него, изогнув бровь:

– Долго мы тут будем прохлаждаться?

– Да, нам пора, – кивнул Гарри.

Снейп дотронулся до руки Гермионы, и его лицо сразу расслабилось: он нырнул в ее сознание. Отрешенным голосом он сказал:

– Возьмите меня за руку, Поттер.

Гарри подчинился – и едва не упал, когда почувствовал тягу вперед, через темный вязкий тоннель, который выплюнул его в плохо освещенном, холодном и пустом вестибюле. За каждый вдох нужно было бороться. Легкие жгло от нехватки кислорода, и Гарри подался вперед, чтобы устоять на ногах. Его тело казалось утяжеленным, будто покрытым толстым слоем болотной грязи, как тоннель, через который он сюда попал. Гарри даже посмотрел на свои руки, чтобы понять, не иллюзия ли это.

Но кожа и одежда оказались чистыми. Белая светящаяся нить, теряющаяся в темноте, была обвязана вокруг его талии. Далеко впереди, на другом конце нити можно было с трудом различить фигуру Снейпа. Его черная мантия практически сливалась с глубокой тенью.

– Гермиона! – звал он, и эхо повторяло за ним. – Я просил тебя ждать нас здесь! Где ты? – Ответа не было. Снейп позвал снова – более громким и взволнованным голосом: – Гермиона!

Откуда-то издалека, словно из-под толщи воды, послышался голос профессора Трелони:

– Северус, ваша аура сливается с аурой Гермионы, как и раньше. Однако ваши цвета не ослабевают. В ауре Гарри не видно никаких изменений.

– Снейп, – Гарри с огромным усилием сделал пару шагов вперед. – Что происходит?

– Оставайтесь на месте! – рявкнул Снейп. – Уже забыли, что я вам говорил?

– Где Гермиона? – прокричал Гарри. – Почему она нас не встретила?

– Это я и собираюсь выяснить. Оставайтесь здесь и не двигайтесь.

С этими словами Снейп без видимых усилий начал удаляться по темному коридору, заставляя Гарри задуматься: неужели он не ощущает густой, давящей атмосферы? или просто успел к ней привыкнуть? Звуки шагов слышались все тише. Время от времени вдалеке скрипели открываемые двери, и зов Снейпа – «Гермиона!» – становился все отчаянней. Гарри был готов расплакаться.

Через некоторое время Снейпа совсем перестало быть слышно. Нить растянулась до предела и ритмично пульсировала белым светом. Гарри решился на еще один шажок вперед:

– Снейп! Снейп!

– Цвет ауры у всех троих без изменений, – снова сообщила Трелони.

– Снейп!

Но вот в отдалении раздался звук стремительно приближающихся шагов, будто кто-то бежал сломя голову, преследуемый… судя по жужжанию, роем разозленных пчел… или тысячей гусениц. От ужаса у Гарри волосы встали дыбом, а ладони вспотели: надвигалось что-то страшное.

Он вздохнул с облегчением, когда в дальнем конце коридора показался Снейп, который тянул за собой Гермиону, на бегу отрывая цепляющиеся к ней нити серого тумана.

– Не оглядывайся! – кричал Снейп. – Беги дальше! Я с тобой, ты в безопасности!

Гарри сделала два шага вперед:

– Гермиона!

– Оставайтесь на месте, черт вас подери! – взвился Снейп. – Я же сказал не двигаться!

– Серый цвет… приближается… Вам надо спешить! – Голос Трелони менялся, становился громче. Гермиона теперь бежала перед Снейпом, который подбирал витки ведущей к Гарри нити, чтобы обвязать ее вокруг талии Гермионы.

Оглянувшись, Гарри увидел, что стоит посередине вестибюля, разваливающегося на глазах, а не у самого выхода, как вначале. Гермиона находилась метрах в пятидесяти от него, а Снейп – еще пятью метрами дальше. Ухватившись за нить, Гарри принялся тянуть что было сил, одновременно пытаясь вернуться к выходу, но каждый шаг давался с трудом, как в кошмарном сне.

Преследующее их существо все приближалось, шипя и плюясь. Воздух будто подменили – теперь из коридора несло приторным запахом разложения и смерти, сыростью и холодом. По своим ощущениям, Гарри должен был вот-вот превратиться в ледышку. Снейп и Гермиона продвигались вперед все медленнее, словно по болоту. Стены вокруг плавились, источая струйки какой-то темной жижи.

Коридор, из которого несколько секунд назад выбежали Снейп и Гермиона, превратился в разинутый зев и издал нечеловеческий вой, грозя поглотить беглецов. Холодный серебряный свет полз из него по полу и стенам, покрывая все на своем пути серым налетом. Тысячи голосов причитали: «Он обманул нас, обманул, обманул! Мы должны поймать его, поймать, поймать, поймать…»

Гарри принялся неистово тянуть за свой конец нити, будто одной силой воли мог заставить Гермиону появиться рядом. Он видел, что по ее щекам текут слезы, замерзая каплями на развевающихся позади волосах. Но проклятье – а это было именно оно, догадался Гарри, – настигало свою жертву.

Это произошло, когда Гермиона все еще пыталась продвинуться вперед: Снейп перестал бороться, взамен решительно повернувшись к преследующему их существу. Охваченный ужасом, Гарри смотрел, как Снейп достал из мантии сияющий золотом кинжал и перерезал связывающую их нить.

Результат последовал незамедлительно: голоса победно зашипели и загоготали, а Гермиону швырнуло вперед с такой скоростью, что она чуть не сбила Гарри с ног.

Вязкая жижа исчезла, но вестибюль оставался ледяным и зловонным, будто ждал чего-то. Не обращая на это внимания, Гарри заключил Гермиону в объятья, смеясь и повторяя:

– Гермиона, наконец-то, Гермиона!

– Скорее выбирайтесь наружу! – крикнул Снейп на бегу. Он теперь тоже мог двигаться свободно. Гермиона закричала в ответ:

– Мы тебя не оставим! Торопись, Северус, беги!

Серые щупальца позади него внезапно исчезли. Послышался визг Трелони:

– Спасайся, Северус! Я больше не вижу твои цвета…

Снейп заорал:

– Бегите, Поттер! Хватайте ее – и бегом отсюда!

Гарри так и сделал, практически перебросив Гермиону через плечо и ринувшись к выходу. Гермиона лупила его по спине и извивалась, как дикая кошка, так что Гарри едва не уронил ее на полпути.

– Северус! – звала она. – Северус!!!

Гарри боялся обернуться. Голоса снова начали победно шептать из каждого угла: «Он наш, он наш, он наш…»

– Выбирайтесь, Поттер! Сейчас же!

– Гарри, поставь меня на ноги! Северус! Северус! Гарри, я могу его спасти, ну же!

– Нет, – ответил Гарри, задыхаясь от напряжения. – Я обещал ему… вызволить тебя отсюда!

– Гарри Поттер, если ты мне друг и если ты любишь меня, ты отпустишь меня сейчас же. – Ее голос был хриплым от криков. – Мне без него жизнь не в радость, и, если ты не позволишь мне попытаться, я тебе этого никогда не прощу.

– Ты можешь оставить меня себе, скотина поганая! – кричал тем временем Снейп. – Просто дай им уйти! Поттер! Хватайте ее в охапку и проваливайте отсюда!

– Гермиона… – Теперь по щекам Гарри тоже текли слезы. Он как раз подобрался к выходу и мог видеть всех, кто снаружи ждал их возвращения.

Альбус и Нетти стояли рядом, вцепившись друг в друга и не сводя глаз с неподвижного Снейпа, который все еще сжимал руки Гарри и Гермионы. Гарри видел и свое лицо – окаменевшее от ужаса и залитое слезами. Из-за его спины слышался голос Трелони:

– Осталось видно только двоих. Третий теперь полностью серый.

– Это его решение, Гермиона, – сказал Гарри. – Он хочет спасти тебя.

– А я хочу спасти его, – ответила она в отчаянье. – Пожалуйста, Гарри… Я знаю, что смогу его вызволить. Просто знаю! Но если покину это место, будет уже не вернуться. Связь разорвется, и мы потеряем его навсегда.

Бросив еще один взгляд на ждущих в спальне людей, Гарри поставил Гермиону на ноги и крепко сжал ее плечи. Он прекрасно понимал, что может вылететь из ее сознания в любую секунду. Если он в это время все еще будет ее держать, она станет свободной.

Пока они не смотрели, серые щупальца снова появились и уже обвили Снейпа, создав вокруг него толстый смертельный кокон. Время от времени в прорехах отсвечивал золотом кинжал, но было ясно, что эту битву Снейпу не выиграть.

– Гермиона, я не могу потерять тебя, не могу!

– Но ты все равно меня потеряешь, если не дашь сейчас ему помочь. Я до самой смерти не буду с тобой разговаривать, вот увидишь.

– Ты… ты действительно думаешь, что справишься? – Слезы снова полились из его глаз.

– Я уверена, что смогу. Так же, как он спас меня. Разве я хоть раз лгала тебе, Гарри? Просто доверься мне. Мне нужно к нему вернуться, пожалуйста! Я не могу его здесь оставить… Я люблю его, Гарри!

Глядя на ее залитое слезами лицо, на панику в ее взгляде, Гарри понял, что должен ее отпустить. Конечно, она была ему дорога, а это значило, что нужно дать ей то, что она хочет, – а это был Снейп. Он не знал, сможет ли она освободить его и вернуться, но понимал, что не имеет права стоять у нее на пути. Сейчас были важны не он и его желания, а желания Гермионы, которая любит Снейпа. Сального ублюдка. Северуса.

Щупальца оттаскивали Снейпа к коридору, из которого они с Гермионой появились будто несколько часов назад. Он все еще сопротивлялся, но слабо.

– Обещай вернуться, Гермиона! Обещай мне!

– Обещаю, Гарри. – Ее голос был таким же милым, каким Гарри его помнил. – Мы оба вернемся.

Гарри крепко обнял ее и поцеловал в макушку. Он не мог остановить текущие по щекам слезы, да и не пытался. Гермиона торопливо обняла его в ответ и тоже поцеловала, прежде чем побежать туда, где исчез Снейп.

– Скоро увидимся, Гарри! Обещаю!

– Я люблю тебя, Гермиона, и просто хочу, чтобы ты была счастливой. – В душе он понимал, что это их прощальные слова.

Гарри стоял и ждал, вглядываясь в темноту. Его сердце разрывалось, как тогда, на месте Последней битвы.

– Гермиона… – прошептал он. Все вокруг потемнело, и его вытолкнуло наружу через тот же тоннель, по которому он пропутешествовал в сознание Гермионы, чтобы спасти ее.