— Всеведущая чаша... — еле слышно повторила МакГонагалл и, дождавшись, когда Министр покинет её кабинет, возмущённо воскликнула.

— Всеведущая чаша! Магические обручи! Ежедневный контроль заклинаний! Мерлин всемогущий, да они что, там, в Министерстве, все с ума посходили? Что мы со всем этим будем делать? Это же школа, а не исправительное учреждение! Впрочем, — добавила она спустя минуту, немного успокоившись, — возможно, в чём-то Кингсли действительно прав: без ложных обвинений, склок и наговоров нам, конечно, не обойтись. Придётся постоянно разбираться с конфликтами. С другой стороны, нет худа без добра: мысль о том, что за ними приглядывают, не даст твоим слизеринцам натворить лишних бед.

Снейп напряжённо сощурился, не отрывая взгляда от камина, затем вдруг, ничего не объясняя, стремительно пересёк комнату и отточенным, немного пугающим своей резкостью движением достал из шкафа толстую тяжёлую книгу. Старый, истлевший от времени фолиант показался МакГонагалл смутно знакомым. Минерва редко просматривала книги, оставшиеся в наследство от Альбуса, и всё же эту книгу она уже определённо видела раньше: абсолютно чёрная, со странно вогнутой обложкой, книга так и манила — «положи на меня руку», «открой меня», «прочти»… Призывная магия? Чёрная магия симбиоза? Минерва немало слышала о книгах, питавшихся за счёт силы своего хозяина. В конце концов, все они выросли на легенде о Костяной книге, но в Хогвартсе такие издания не хранились даже в Запретной секции. Разве что в частных коллекциях профессоров. Там, где живет и учится столько непослушных и любознательных студентов, подобные вещи были попросту неуместны.

Снейп отодвинул в сторону оставленные министром свитки и бережно положил чёрный фолиант на стол.

— Думаю, директор, вы так же, как и Кингсли, не до конца понимаете, с артефактом какой невероятной магической мощи нам предстоит иметь дело, — сказал он, открывая книгу на одной из потемневших от времени страниц. — В древности Всеведущую Чашу называли Расхитительницей душ, её считали настолько опасной, что великий Аврелий Аквинский, один из первых и самых уважаемых исследователей магии, внёс книгу в свой знаменитый «Бестиарий ужасающих тварей», написанный ещё в пятом веке. Всеведущая Чаша была единственным неодушевленным предметом, попавшим на страницы книги, потому что Аврелий не без основания верил, что Чаша, похитившая и уничтожившая такое множество человеческих душ, обязана быть причислена к пантеону живых. Знаете, почему здесь нет её изображения? — Снейп пододвинул книгу к МакГонагалл так, чтобы ей удобно было рассмотреть страницу, исписанную аккуратным каллиграфическим почерком. — Потому что Чаша обладает чарами ненаносимости. Никто не может запечатлеть её изображение на холсте, пергаменте или магических фотопластинах. Говорят, что невыразимцы пробовали использовать даже магловские камеры, чтобы сделать снимки, но Чаша сожгла их, как только они оказались с ней в одной комнате.

Профессор постучал пальцами по раскрытой книге, невольно вкладывая в этот жест всю силу своего раздражения.

— Вы, конечно, помните, что и Кубок огня, и Омут Памяти были изготовлены основателями Хогвартса, но знаете ли вы, что, создавая их, Основатели пытались копировать Всеведущую Чашу, причём, замечу, без должного успеха. Задумайтесь, директор, величайшие артефакты, ставшие за прошедшие века предметами нашего всеобщего восхищения, на самом деле являются лишь жалкими копиями, способными повторить только малую часть тех воистину безграничных возможностей, которыми обладает Всеведущая Чаша. Эта вещь древнее нашей Школы, и никто даже отдалённо не представляет её истинного предназначения. И Министерство хочет подпустить к этой Чаше детей?

— Северус, я не вчера родилась, чтобы не понимать, как может быть опасен магический артефакт, уходящий своей историей в эпоху до Основателей. Вполне вероятно, что к его созданию приложила руку сама Моргана. Но если Чаша не окажется порталом, способным перенести всех нас в преисподнюю, то всё остальное я, пожалуй, всё же переживу.

— Едва ли я поручился бы даже за это, — зло захлопывая книгу, прошипел Снейп.

МакГонагалл обошла стол по кругу и с тяжёлым вздохом опустилась в своё кресло.

— Это вопрос доверия, — сказала она спустя пару секунд. — Уверена, Всеведущая Чаша вполне безопасна. Десятки учёных изучали её все эти годы, и ничего непоправимого не произошло.

— С чего это вы взяли? — без всякой иронии поинтересовался Северус. — Всё, что хранится в подвалах невыразимцев, покрыто завесой тайны, и даже министр не имеет об этом ни малейшего представления. Эта штука могла в неделю съедать по человеку, и мы никогда бы об этом не узнали.

За свою долгую жизнь МакГонагалл слышала немало пугающих историй, рассказанных об Отделе тайн. Поговаривали, что в подвалах невыразимцев, где на все помещения постоянно накладывали заклинания умножения и расширения, с магией творились жуткие вещи: в коридорах, похожих на кротовые норы, время ходило по кругу, начиная свой путь в понедельник и заканчивая в четверг, и все, кто попадали туда без специального амулета, постоянно забывали, что есть и другие дни. В мрачных лабораториях, освещенных слабым светом газовых ламп, маги в белых халатах лепили из глины големов, а затем вдыхали в них жизни, используя души бродячих собак. На подземных этажах в искусственных пещерах, увешанных земляными коконами, спали инферналы, а в стеклянных бассейнах, похожих на бездонные аквариумы, хранились мозги и другие органы человеческих тел, и невыразимцы, вооружившись палочками и ножами, пытались отыскать в них «то самое место», где зарождается магия.

Вероятно, в бытность её простым деканом даже половины подобных рассказов было бы достаточно, чтобы Минерва первая взялась отговаривать Альбуса от появления Всеведущей Чаши в Хогвартсе. Она нашла бы массу убедительных доводов, говоря о неспособности учеников подчиняться правилам, о величайшем самомнении, погубившем немало исследователей, об опасности заблуждений, позволяющих верить, что достаточно опыта и предусмотрительности, чтобы управлять магическими предметами, истинной сущности которых не понимаешь. И, возможно, многие из её аргументов были бы схожи с теми, что сегодня пытался отыскать для неё Северус. Так что же изменилось?

Задумавшись над словами Снейпа, над его страхами и предупреждениями, МакГонагалл невольно опустила руку на лежавшую на столе книгу, и тут же испуганно отдёрнула — на секунду ей показалась, что обложка вонзила в её ладонь сотни иголок. Хищный голодный «Бестиарий» не готов был признавать за ней право владения, но в то же время и не желал отпускать её — странное, пугающее ощущение чужой воли, едва ощутимой и… неживой. Минерва с отвращением отодвинулась, подавляя собственные кошачьи инстинкты — будь она сейчас в своей анимагической форме, шерсть на загривке непременно встала бы дыбом.

Альбус всегда обладал странным пристрастием к подобным вещам, к пугающей нездоровой магии. Его привлекали предметы и люди с испорченной сущностью, порочные в своей изобретательной недосказанности, в своём нежелании следовать правилам. С возрастом он постепенно научился не восхищаться ими, а изучать и направлять, обращать любую, даже не самую чистую магию на пользу людям. И это был его собственный способ делать мир лучше.

Дано ли и ей нечто подобное? Минерва не знала. Она всегда была ведомой, играла по чужим правилам и никогда не устанавливала своих. Но, возможно, сейчас пришло то самое, новое время: Хогвартс нуждался в стабильности, и появление в его стенах Чаши, способной хотя бы на время примирить конфликтующие стороны, не казалось Минерве такой уж высокой платой. В конце концов, даже Альбус однажды позволил впустить дементоров на территорию Хогвартса.

— Кингсли, — сказала она, тщательно обдумывая и подбирая слова, — никогда не предложил бы привезти Чашу в Школу, не будучи уверенным в полной её безопасности. Мы мало что знаем об истинных возможностях этого артефакта, но я не исключаю, что большая часть рассказанных о ней историй — это всего лишь легенды, за долгие века скопившиеся на страницах книг. В любом случае наш выбор невелик, и, если выбирать между магическими обручами и Всеведущей Чашей, я всё же предпочитаю последнюю.

Она сделала вид, что не заметила недовольного восклицания, сорвавшегося с уст Снейпа, и спокойно продолжила, чувствуя, что с каждым сказанным словом её внутренняя уверенность в собственной правоте набирает силу.

— Визенгомот принял решение, и глупо надеяться, что наше мнение хоть что-то изменит. Визит Бруствера был жестом вежливости, а не попыткой заручиться нашим согласием, а значит, единственное, на что мы можем рассчитывать — это установить правила, на которых Всеведущая Чаша прибудет в Хогвартс.

МакГонагалл налила себе немного виски, бросила короткий взгляд на нетронутый стакан Снейпа и, медленно поднявшись, подошла к окну.

Ветер за окном усилился, и фигура мальчишки, всё ещё сражавшегося с летающими по кругу обломками веток, выглядела сейчас до странности неуместно. Листья кружили над полем, стучались в окно и, следуя за яростными порывами ветра, уносились вдаль, в сторону Запретного леса.

— Мы должны позаботиться, чтобы в Школе никто не узнал о Чаше, — сказала МакГонагалл, следя взглядом за росчерками листьев, чертивших замысловатую гравюру по оконному стеклу. — Каждый вечер Сотрудник министерства будет посещать Хогвартс, просматривать заклинания и составлять отчёт для Совета. Я уверена — мне удастся настоять, чтобы все бумаги были обезличены и конфиденциальны. В конце концов, Министру самому не слишком нравятся новые правила.

— Неужели, директор, вы действительно верите, что ежедневные визиты министерского чиновника в Хогвартс останутся незамеченными? — спросил Северус с усталой иронией в голосе. — Через месяц преподаватели поймут, что в Хогвартсе происходит что-то без их ведома. Через два об этом неизбежно догадаются ученики. Шила в мешке не утаить. Когда, ради Мерлина, в этой школе хоть что-то удавалось сохранить в тайне?

МакГонагалл молчала. Нетерпимость Снейпа порой мешала ему рассуждать объективно, и тем неприятнее было признавать тот факт, что в этот раз он был абсолютно прав. Регулярные визиты чиновников или, что ещё хуже, Авроров в Школу действительно привлекут внимание. В Хогвартс нельзя аппарировать, и в маленькой деревушке Хогсмит, где в отсутствие шумной толпы учеников местные жители знают друг друга в лицо, ежедневное появление чужака, направляющегося в Школу, неизбежно вызовет вопросы. Вопросы, которые жители Хогсмида сначала обсудят между собой, обменявшись самыми невероятными предположения, а через день-другой какая-нибудь общительная и словоохотливая домохозяйка увезёт эту новость в Лондон.

«И шила в мешке не утаить!»

Минерва нашла взглядом Милза и в который раз за вечер поймала себя на мысли о том, что эта фраза приобретает особый смысл и в отношении него — сына Пожирателей смерти, неспособного удержать при себе свою пугающую магию. Неудобный мальчишка в неудобное время! Что может быть хуже, чем потомственный чёрный маг с неуправляемым магическим потенциалом, волею судьбы оказавшийся в Хогвартсе именно в тот год, когда дети «неблагонадёжных» возвращаются в школу? В Школу, где будет установлен магический контроль.

Неизбежность выбора казалась пугающе очевидной, и всё же совесть, запрятанная под покровами общественной необходимости, отчаянно шептала, что так нельзя.

Что значит жизнь и судьба одного мальчишки, когда решается вопрос выживания целого магического поколения? Ничтожная крупица в водовороте человеческих судеб!

«Необходимая жертва», «сопутствующей урон». Мерлин! Альбус знал тысячи терминов и слов, способных послужить для неё оправданием. Но уступая доводам разума, сдаваясь на милость здравого смысла, Минерва как никогда понимала, что, принимая подобное решение, она предаёт не только мальчишку, но и себя.

И всё же она почти решилась.

— Я хотела поговорить с тобой о Милзе... — сказала МакГонагалл, не глядя на Снейпа, и, не услышав возражений, продолжила: — Ты знал его родителей, Северус?

Снейп неохотно кивнул.

— Близко?

Неуместность вопроса, казалось, застала Снейпа врасплох. Он секунду молчал, пытаясь понять, намеренно ли МакГонагалл задевает его. Горечь, которую он испытывал всякий раз, когда люди намекали ему на его прошлое, желчной гримасой гнева исказила его худое, болезненного вида лицо. Он заговорил медленно, намеренно неприятно, словно вкладывая в каждое слово своё несогласие с её правом задавать подобные вопросы. Даже став директором, она всё ещё не была Альбусом.

— Они были Пожирателями Смерти, из Ближнего круга. Такими же, как и я, госпожа Директор, — язвительность, которую в этот вечер в его голосе, казалось, заменяла усталость, привычно вернулась. — На собраниях Ближнего круга мы не носили маски и знали друг друга не только по именам, но и по делам нашим... — он не сказал «совершённым во имя нашего господина», но это читалось так явно, что в окончании фразы просто не было никакой необходимости.
МакГонагалл удивлённо подняла на Снейпа глаза, не понимая причины столь резкой перемены его тона и через мгновение вспыхнула:

— Ради всего святого, Северус, я не собиралась терзать тебя! — возмутилась она. Ей с головой хватало и собственных демонов, чтобы дразнить ещё и адских тварей в душе Северуса Снейпа.

Она попыталась продолжить, но Снейп перебил её, не желая оставлять недосказанности:

— Тогда объясни, что ты на самом деле хочешь узнать, Минерва?

Он произнёс это сдержанным тоном, но в голосе его всё ещё слышались отголоски нерастраченной ярости.
МакГонагалл вздохнула и наконец, словно сдаваясь на милость собственных страхов, медленно сказала:

— Насколько мальчик... — ей сложно далось это слово, — опасен? — Она встретила мрачный взгляд Северуса и тут же, словно опомнившись, торопливо добавила: — Если только этот ребенок действительно может быть опасен.

И, видя, что Снейп продолжает неотрывно смотреть на неё, сказала то, что уже и вовсе не собиралась произносить вслух:
— Мерлин, Северус, я просто не могу поверить, что говорю это о ребёнке. Но я хочу быть уверена, что мы не повторяем ошибку Альбуса, позволяя мальчишке учиться в Школе.

Минерва не сказала ни слова о Волдеморте, но Снейп и сам прекрасно понял, куда клонит директор. Едва ли он когда-нибудь признался бы в этом МакГонагалл, но и он порой испытывал странное беспокойство, думая об этом ребёнке. Ему не раз приходилось сталкиваться с непростыми детьми, но никогда ни один из них не казался ему настолько... неясным? У него так и не получалось подобрать верное слово. Мальчишка был замкнутым, нелюдимым и странным. Будучи деканом Слизерина, Снейп хорошо усвоил, что для студентов его факультета происхождение определяло слишком многое. Достаточно было вспомнить военное поколение: Малфои, Гойлы, Крэббы, Нотты — никто из его студентов не противился воле своих отцов, и не одержи в этой войне победу Поттер — всех их ждала бы Тёмная метка и служение Тёмному Лорду.
Он хорошо помнил Магду и Арвена Милзов.

— Они не были похожи на других сторонников Волдеморта, — произнёс Северус после продолжительной паузы. — Большая часть магов, пожелавших последовать за Тёмным Лордом, преследовали вполне прозаичные цели. Обедневшие чистокровные семьи надеялись поправить своё финансовое положение. Богатые аристократы вроде Малфоев грезили о власти. Совсем ещё юные волшебники, жаждавшие величия или свершений, не желали мириться с ограничениями, наложенными Статутом о секретности. Были, конечно, и просто фанатики, сумасшедшие, которым нравилось издеваться над маглами. Милзов не интересовали ни власть, ни деньги, ни маглы — они были умными, хорошо образованными людьми и всё, что имело для них значение — это те тайные знания, которыми обладал Тёмный Лорд. Арвен занимался поиском и изучением магических артефактов, Магда практиковала древние ритуалы. У Милзов было странное извращенное представление о морали. Они никогда не принимали участие в рейдах по устрашению маглов, считая охоту на людей во всех отношениях постыдным развлечением, но при этом не чурались принесения человеческих жертв во время проведения собственных магических ритуалов. Милзы верили в смерть ради науки, не делая различия между магами и маглами, не получая от неё удовольствия, но никогда себе в ней не отказывая. Думаю, Заккари Милз мог быть зачат во время одного из подобных магических ритуалов. Сложно представить, что такая женщина, как Магда, допустила бы, чтобы её ребенок родился случайно. Однако я никогда не присутствовал ни при одном из её экспериментов, ни тем более при родах, не готовил для неё зелий, я вообще ни разу не слышал о том, что у них есть общий ребенок, пока не увидел его имя в Книге Доступа в этом июле.

— Я разговаривала с его теткой сразу после того, как Заккари получил письмо из Хогвартса, — сказала Минерва, тщательно обдумывая услышанный рассказ. — Она напомнила мне миссис Дурсль — столь же надменна и столь же нетерпима к мальчишке. Мне показалось, она так стремилась избавиться от него, что не пришли мы письмо, она сама отправилась бы за ним в Хогвартс. В тоже время сам Милз произвёл на меня впечатление очень спокойного и вежливого мальчика — глядя на него, сложно было представить, что его появление в школе способно принести подобные неприятности. И уж тем более я даже помыслить не могла о таком…

— Не думаю, что мальчишку намеренно обучали тёмной магии. Он знает заклинания. Достаточно много. Но первое, чему учат всех тёмных магов без исключения — это контролировать собственную силу, а не разбрасываться ею по пустякам. Поэтому его магические выбросы кажутся мне чем-то иррациональным. При этом с палочкой он не демонстрирует ничего особенного. Возможно, всё это лишь последствия ритуальной магии, — я не знаю. А возможно, всё дело в том, что мисс Грейнджер излишне эмоциональна и незрела и не умеет контролировать собственных учеников.

— Ты слишком суров к ней, Северус!

— Не льсти ей, Минерва, едва ли я хоть чем-то выделяю твою любимицу среди прочих, — фраза прозвучала устало. Сейчас, когда он так говорил, и правда казалось, что не было порядком набившей оскомину вражды факультетов, язвительных замечаний в адрес неразлучной троицы и нежелания Снейпа признавать за Гермионой заслуженного права учить детей.

Но оба они знали, что это не так.

МакГонагалл покрутила в руках свой стакан виски и, так и не сделав ни одного глотка, решительно поставила его на подоконник.

«Не думаю, что мальчишку обучали чёрной магии».

Надеялась ли она услышать нечто иное? Возможно. Но разве это что-то меняет? Когда-то, будучи деканом Гриффиндора, Минерва могла позволить себе жить по законам совести, но, став директором этой школы, она лишилась этого права.

— Я договорюсь с Попечительским советом об открытии дополнительной преподавательской вакансии, — сказала она, рассеяно глядя в окно, — уверена, учитывая особые обстоятельства, они одобрят это решение.

МакГонагалл ожидала, что Снейп взорвётся яростной вспышкой гнева, отчаянным неприятием, тысячью доводов против! Но он смотрел на неё молча, ничего не говоря, и внезапно она поняла, что, вероятно, он просто презирает её. И ощутила горечь!
Когда-то очень давно она точно так же не понимала Альбуса!

Могла ли она попытаться ему объяснить?! Минерва вновь взяла стакан и с отчаянной решимостью всё же сделала глоток виски.
Но горечь стала лишь ярче! Конечно, она могла попытаться... Но, что, чёрт возьми, это меняет?!

— Вы примете на работу в школу аврора? — спросил Северус после продолжительной паузы. — Вы же понимаете, директор, что для мальчишки это приговор? Если Аврор будет находиться в школе постоянно, нам не удастся спрятать его магию.

— Я не могу спрятать и мальчика, и Чашу, Северус! Ты должен это понимать. Я не могу сражаться со всем миром. И, если мы хотим, чтобы «неблагонадежные» вернулись в Школу, я должна сделать правильный выбор.

* * *

Снейп молча поднялся из-за стола. Не нужно было быть легилиментом, чтобы понять — Макгонагал не была до конца с ним откровенна. Он видел, как сомнения, словно переплетенные червоточины, пожирают Минерву изнутри. Ей слишком сложно далось это решение. Уже в дверях он на мгновение остановился, словно собираясь что-то добавить. Здесь, в этом кабинете, эмоции слишком часто боролись в нём с чувством долга, так часто, что иногда казалось, что он проигрывает сражение лишь потому, что устал от постоянного напряжения. Он мог бы сказать ей, что понимает!

Но он всё ещё злился на неё. Он так и не простил ей те заклятья, что она с такой страстью посылала в него в коридоре в тот день, накануне финальной битвы. Сколько лет прошло, а он до сих пор содрогался каждый раз, вспоминая её лицо. Обжигающие огненные кольца, разящие кинжалы, стремящиеся располосовать его плоть, — Минерва оставалась беспощадна даже тогда, когда наконец поняла, что, противостоя ей, он не использует ничего, кроме щитовых чар.
Северус никогда не напоминал ей об этом, и, наверное, уже никогда ничего и не скажет. Какой смысл ворошить прошлое? Так и не решив ничего более добавить, он вежливо поклонился и вышел.

МакГонагалл слышала, как за ним захлопнулась дверь.
Она посмотрела на одинокий, так и нетронутый стакан виски, оставшийся на столе после Снейпа, и тяжело вздохнула. Сколько бы раз она не протягивала ему ветвь мира — он никогда её не принимал.
Повернувшись к окну, Минерва вновь отыскала глазами поле для квиддича. Несмотря на то, что ветер бушевал вовсю, Заккари Милз продолжал собирать поломанные ветки, с упрямством волоча по траве длинные грабли. Сейчас тяжёлая деревянная палка казалась выше его головы почти на четверть, а излишне свободная мантия делала его ещё более худым и нескладным.

Некоторые дети, по мнению МакГонагалл, обладали странной особенностью всем своим видом вызывать жалость, но, по совершенно непонятной причине, Заккари Милз не был из их числа.

На дом под номером двенадцать на площади Гриммо незаметно опустилась ночь. В прихожей размеренно тикали часы, на стенах загустели тени, миссис Блэк в съехавшем на бок чепце мирно дремала, едва различимо жалуясь во сне. Прислушавшись, можно было легко разобрать отдельные слова, доносившиеся из-под неплотно прикрытой портьеры, что-то ставшее уже привычным об артрите, осквернителях крови и неблагодарных детях, не способных позаботиться о чести семьи.

В камине догорал огонь, дрова потрескивали, озаряя отблесками пламени еще совсем юное лицо хозяина этого дома. Гарри Поттер лежал на диване, прижавшись щекой к заботливо подложенной Кричером подушке, и крепко спал. Очки сползли ему на самый кончик носа и наверняка упали бы на пол, если бы не клеящее заклинание, которому научила его Гермиона. В гостиной, что уже несколько месяцев служила Гарри рабочим кабинетом, царил уютный полумрак, на полу и ковре в привычном беспорядке валялись журналы и книги — международный справочник по метлам венчал внушительную стопку министерских брошюр, призванных разъяснять волшебному сообществу пользу «Закона о защите магглов». Здесь же, порывшись в кипе сваленных в кучу бумаг, без труда можно было отыскать отчет о сокращении популяции валлийских драконов, реестр торговых поставок волшебному протекторату Уганды, таблицы с расписанием игр чемпионата по квиддичу, исчерканные красным маггловским фломастером, и, конечно, несколько последних номеров «Придиры». Луна Лавгуд по-прежнему регулярно присылала Гарри журналы своего отца, и он от души веселился, читая статьи о розовых люпинариях, разрушающих зубную эмаль, и книжных буквоедах, заразивших чесоткой весь министерский архив. Сквозь неплотно завешенные шторы в комнату просачивался слабый свет электрического фонаря. На улице шел дождь. Гарри Поттер заворочался во сне и перевернулся на другой бок. Ему снился сон.

Он был в чужом доме, мрачном и абсолютно незнакомом. Стоя на пороге большой неосвещенной комнаты, Гарри удивленно оглядывался по сторонам, совершенно не понимая, как он здесь очутился. Все в этом странном месте — и высокие окна, завешенные тяжелыми портьерами, и огромная хрустальная люстра под потолком, и деревянный паркет — неуловимо напоминали ему Малфой-мэнор, но стоило присмотреться повнимательнее, как сразу становилось заметно, что в доме давно никто не живет — обои на стенах выцвели, люстру опутала паутина, а серые чехлы на мебели покрылись толстым слоем пыли. Дом выглядел старым и совершенно заброшенным.

Почувствовав, что за ним наблюдают, Гарри торопливо обернулся. Прямо перед ним, на обветшалой стене маленького коридора, ведущего вглубь особняка, висел портрет пожилого волшебника. Изображенный на нем мужчина — высокий, седовласый, одетый в темную, украшенную мехом мантию — с надменным видом рассматривал незваного гостя в позолоченный монокль. Губы его были неодобрительно сжаты. На темной, тронутой патиной раме портрета виднелась полустертая надпись.

«Честолюбие превыше всего», — нахмурившись, прочитал Гарри. Фраза показалась странно знакомой, он мог бы поклясться, что уже слышал эти слова раньше, вот только никак не мог вспомнить, где.

Медленно и осторожно Гарри приблизился к портрету, собираясь заговорить с ним. Десятки вопросов, один тревожнее другого, вертелись у него в голове. Как он попал в этот дом? Кому этот дом принадлежит? И что здесь вообще происходит?

Но прежде, чем он успел произнести хоть слово, в сознании его словно что-то подвинулось, и Гарри узнал это место. Конечно же, это был дом его Хозяина. Сырой и мрачный, наполненный чудесными запахами и звуками, способный каждый вечер дарить ему наслаждение от охоты и сытный ужин. Скользя вдоль прутьев решетки, Гарри всем своим телом ощущал ночную жизнь старого дома: писк полевок, снующих вдоль границ сада, шуршание термитов, нашедших себе жилье в покосившемся комоде, шелест крыльев летучей мыши, такой далекий, что человеческое ухо было не в состоянии уловить его. Он испытывал голод и жаждал выбраться из клетки, но тяжелый засов и стальные прутья мешали ему, лишая свободы. Его миска, опустевшая много часов назад, все еще пахла кровью и куриными потрохами, и этот резкий, чуть сладковатый запах подтухшего мяса дразнил его, сводя с ума и скручивая желудок в болезненный узел. Та часть мозга Гарри, что все еще хранила память о человеческой сущности, тревожно забилась, не понимая, что происходит. Он снова был змеей в чужом незнакомом доме, запертый в клетке, способный думать только о собственном голоде! Он больше не был тем Гарри, что помнил смех друзей, первый полет на метле, солнечный свет, игравший в волосах Джинни, смерть Сириуса и последние слова матери. Змеиные инстинкты, подобно невидимым щупальцам, обвив его сердце, неумолимо выдавливали из него все то, что делало его человеком. Понимая, что проигрывает, Гарри зажмурился, отчаянным усилием воли стремясь освободиться, но ничего не выходило. Эмоции змеи все усиливались, а его собственные, напротив, блекли, словно его неумолимо затягивало под толщу мутной воды. Он должен справиться! Он должен прекратить это! От злости и бессилия Гарри в отчаянии забил огромным хвостом, стараясь одержать верх. Если бы только его так не мучил голод!

Раньше Хозяин никогда не забывал о нем, по вечерам открывал дверцу клетки и выпускал его на охоту, в темноту бесконечных коридоров и прохладу ночного сада, и лишь под утро заклинанием принуждал возвращаться назад. Но не сегодня. Сегодня Хозяин был занят. Мальчишка, незваный гость, явившийся в их дом после заката, посмел помешать их привычному ритуалу.

Через приоткрытую дверь, возле которой стояла клетка, Гарри видел скользящие в полумраке тени и слышал приглушенные голоса. В комнате находились двое.

— Ты разочаровал меня, — голос говорившего был мягок и тих, но в похожих на шелест интонациях звучала такая неприкрытая угроза, что Гарри сразу понял, что Хозяин сердится. Высокий, в темной дорожной мантии, он сидел напротив камина, откинувшись на спинку дубового кресла, и, как не старался, Гарри смог разглядеть лишь его руки, переплетенные на коленях.

— Твой отец обещал мне, что ты будешь полезен, но ты только ноешь и жалуешься. — Пламя в камине дрогнуло, и руки в перчатках медленно легли на подлокотники кресла. — Я дал вам денег! Столько денег, что вы смогли восстановить права на свой дом и свои владения, и что же я получил взамен? — пальцы сжались, и дерево неожиданно хрустнуло. — Бесконечные оправдания!

— Но я же сделал все, что вы велели! — Голос мальчишки, пришедшего в их дом с плохими вестями, поднялся до болезненной высоты. — Я проник в Министерство, избавился от старикашки, я принёс вам книгу. Я...

— Ты жалок, Драко...

Молодой волшебник взвился — бледный, худой, с прилизанными белыми волосами, он стремительно подался вперед, и Гарри, к своему удивлению, узнал в нем Малфоя. Одетый в серый, идеально сшитый костюм, Малфой выглядел еще хуже, чем на шестом курсе, когда попытки убить Дамблдора, казалось, медленно иссушали его изнутри. Щеки на остром лице ввалились, некогда платиновые волосы потеряли свой блеск.

— Я рисковал, меня ведь могли поймать, — голос Драко, дрожащий от желания оправдаться, был переполнен обидой и страхом. Он облизал пересохшие губы и попытался начать все сначала.

— Я уверен, там ничего нет. Я просмотрел сотни свитков, десятки отчетов, за прошедший месяц я провёл в Министерстве так много времени, что даже этот безмозглый тупица Долиш стал задавать мне вопросы. Не заставляйте меня туда возвращаться, Мерлин, я не хочу закончить как Паркинсоны!

Затянутые в перчатки руки погладили израненную древесину и плавно вернулись на прежнее место. Хозяин дома молчал. Давящее ощущение тишины постепенно заполняло комнату. Гарри слышал, как стучит сердце Драко, — жадно, беспокойно, — не способное выдержать ровный ритм. Он никогда раньше не думал, что молчание может казаться таким угрожающим.

— Вы могли бы нанять эту писаку Скитер, у нее большие связи, сейчас, когда она пишет книжонку о Поттере, она постоянно бывает в Министерстве, — Малфой продолжал говорить, словно боясь остановиться, но с каждой сказанной фразой голос его становился все тише и тише. — Скитер может поехать в Хогвартс. Грязнокровка Грейнджер, подружка Поттера, работает там уже второй год, я много раз рассказывал вам о ней…

Хозяин дома склонил голову на бок и произнёс тихо и вкрадчиво:
— В какую игру ты играешь, Драко?

И давящая тишина неожиданно лопнула. Пламя в камине вспыхнуло и загудело. Маг подался вперёд, и Гарри увидел в его руках палочку, мертвенно белую, бледную, с мерзкими пятнами плесени на рукояти. От палочки тошнотворно пахло, словно от покрытого струпьями инфернала — болью, смертью, страхом!

— Ты что-то знаешь об этом, Драко! Ты был там, ты был рядом с ним, когда это случилось, так почему же ты не даёшь мне нужных ответов?!

Волна неконтролируемой паники ударила Гарри в лицо. Голос незнакомца, его отвратительный запах, вид его палочки — все в нем просто кричало о смертельной опасности, неужели Драко не чувствует этого? Но Малфой почувствовал, губы юноши дрогнули, лицо стало серым. Он сделал неуверенный шаг в сторону, попятился и неожиданно замер, словно невидимые путы сковали его худое тело, глаза широко раскрылись и мигом остекленели.

— Я чувствую, что ты сопротивляешься мне, Драко, — голос мага, мягкий и скользкий, заполз в сознание Гарри подобно ядовитой змее. Он совершенно не походил на голос Волдеморта — визгливый и высокий, — и от этого Гарри вдруг стало ещё больше не по себе. Ему вдруг отчаянно захотелось крикнуть Малфою: «Беги!», но было поздно, он понял, что означает этот странный остекленевший взгляд Драко. Хозяин дома использовал легилименцию.

В его проникновении не было той мягкости, что звучала в обманчиво сладких интонациях голоса, не было и элегантности опытного легилимента, он ломал барьеры грубо, с невероятной силой сметая на своём пути все лишнее и не заботясь о последствиях. Атака была молниеносной и жёсткой. Но Драко выстоял, руки его тряслись, ноги едва держали, на подбородке вязкой струйкой выступила слюна. Он пошатнулся, схватился за стену, но так и не вытащил палочку.

— Я не смог ничего найти. Я старался, — прохрипел Малфой одними губами, — вы должны мне верить!
Но просьбы не помогали, вторая атака последовала за первой. Драко схватился руками за голову, словно пытаясь выдавить из неё незваного гостя, и, отчаянно защищаясь, стал возводить барьеры — один за другим, беспорядочные и бездумные, как когда-то учила его Белла.

— Я ничего не знаю, пожалуйста, прекратите!

Чужие эмоции захлестнули Гарри: голод, ярость, желание уничтожить, все переплелось, перемешалось в нем в чудовищный клубок, и он уже не мог разобраться, где были эмоции змеи, а где безумные чувства его Хозяина. Голову словно разрывало надвое.

— Так что же ты тогда пытаешься спрятать?

Темная тень, до этой минуты сидевшая в кресле, вдруг резко взметнулась вверх, и через секунду маг уже стоял позади Драко. Палочка уперлась в бледную худую шею.

— Где они? Где Поттер спрятал их?

Кадык Малфоя испуганно дернулся.

— Я не знаю! — завопил Драко, стараясь вырваться.

— Не лги мне! Они в Хогвартсе?

— Я не знаю!

Палочка рассекла воздух, и холодный голос выплюнул:

— Алохомора!

Замок щелкнул, и Гарри почувствовал, что клетка больше не сдерживает его. Огромное тело змеи скользнуло через порог. Шершавые, давно не мытые плиты пола царапнули шкуру. Липкая волна страха накрыла Гарри с головой. Он в отчаянии забился в чужом сознании, пытаясь остановиться, но было поздно.

Зубастая пасть раскрылась, и Гарри увидел, как серые глаза Драко затопил леденящий ужас.

— Я не знаю! — завизжал Малфой.

* * *

Гарри проснулся и резко сел на диване. Грудь ходила ходуном, пот холодными струями стекал по лицу, футболка взмокла и прилипла к телу. Одно мгновение он сидел неподвижно, стараясь справиться с рвущимся из груди сердцем, но в следующую секунду жесткий спазм боли скрутил ему живот, и его вырвало прямо на зеленую обивку дивана. Желчь оставила во рту неприятный привкус. Захотелось встать и немедленно почистить зубы. Дрожащими руками Гарри медленно вытер с лица пот и нащупал на лбу неровный шрам в виде молнии. Он ждал, что сейчас голова разорвется от порядком подзабытой, но когда-то такой привычной боли, и весь сжался, приготовившись с достоинством встретить её, но ничего не произошло. Секунды шли, а голова оставалась такой же ясной и чистой, словно он глубоко и без всяких сновидений проспал несколько часов подряд, и лишь сведенные судорогой внутренности напоминали ему об обратном. «Это из-за непривычного для желудка вкуса человеческой крови», — почему-то подумал он и тут же с ужасающей ясностью вспомнил все, что снилось ему минуту назад: темный дом, незнакомца со странной палочкой и Драко. Яркие, пугающие картинки воспоминаний ворвались в его сознание, сменяя друг друга подобно цветным стёклам из детского калейдоскопа. Он был змеей, он жаждал крови, он разорвал горло Драко!

В отчаянии Гарри с силой ударил рукой по спинке дивана, и дерево хрустнуло, десятками мелких осколков впиваясь ему в запястье. Боль пульсирующим кольцом охватила руку. Он должен что-то сделать, он должен как-то это исправить.
Пошатываясь, Гарри поднялся с дивана. Его знобило, ноги плохо слушались, в каждой клеточке тела появилась противная слабость. От страха и волнения голова походила на гудящий колокол. С трудом передвигая ноги, он сделал несколько нетвердых шагов в сторону камина и едва не упал, ухватившись рукой за каминную полку.

«Надо найти летучий порох!»

Старые ключи, обломки перьев, огарки свечей, пакетики с жевательными резинками «Друбблз», розетки с последнего чемпионата мира по квиддичу, совиное печенье, карточки, предсказывающие погоду — на полке были сотни ненужных вещей, о существовании которых Гарри даже не подозревал. Наконец пальцы его нащупали старинную табакерку. Гарри торопливо открыл её и в растерянности замер, не понимая, что делать дальше: с кем связаться, кого позвать на помощь?
Аврорат, он может сообщить в Аврорат! Наверняка авроры обладают достаточными ресурсами, чтобы отыскать нужный дом. Вот только захотят ли чиновники из отдела защиты магического правопорядка хоть что-то предпринять ради сына Пожирателя смерти? Едва ли. Да и что он им скажет? Что ему приснился сон? Можно было попытаться связаться с Кингсли, авторитета министра хватило бы, чтобы заставить авроров выполнить любой, даже самый нелепый приказ. Но Кингсли тщательно охраняют, камин Министра наверняка заблокирован, а на разговоры с многочисленными секретарями и помощниками уйдет слишком много времени, которого у Гарри попросту не было. Оставался еще мистер Уизли. Но и этот вариант был не из лучших. Конечно, отец Рона сразу поверит ему и даже согласится помочь, но как он отыщет Драко?

В груди Гарри подобно снежному кому нарастала паника. Возможно, именно сейчас Малфой истекает кровью. В прошлый раз, когда змея напала на мистера Уизли, все было значительно проще, тогда он находился в Хогвартсе и рядом с ним был Дамблдор!

Ну конечно же, Хогвартс! Очевидная простота этой мысли заставила Гарри воспрянуть духом. Хогвартс — это место, где всякий нуждающийся всегда получает помощь! И почему он не подумал об этом сразу? Ему срочно нужно попасть в Замок!

Но в Хогвартс нельзя трансгрессировать, нельзя отправиться через камин, нельзя... Решение пришло неожиданно. Домовик.

— Кричер! — что есть мочи заорал Гарри.

Громкий хлопок, напоминающий оглушительный выстрел, оповестил о появлении домашнего эльфа семьи Блэк. Невысокий, совсем уже сгорбленный старостью, Кричер сонно тер кулачками бледные выпуклые глаза, невнятно бормоча себе под нос:

— Снова не спится господам, все книжонки свои читают и читают. Что на этот раз желает молодой хозяин, чаю или снова подать пергаменты?

— Кричер, мне срочно нужна твоя помощь! — сказал Гарри, и от его тона домовик тут же проснулся.

— Хозяин заболел? Хозяину плохо? Кричер немедленно доставит хозяина в больницу Святого Мунго! — домовик подскочил к Гарри, причитая и стараясь ухватить хозяина за руку. Медальон Регулуса, висевший у него на шее, больно защемил морщинистую кожу, но Кричер в волнении даже не заметил этого.

— Постой, — перебил его Гарри, — ты можешь трансгрессировать в Хогвартс?

Домовик замялся лишь на мгновение.

— Да, хозяин, но ...

— Не спорь, Кричер, у меня очень мало времени. Ты должен немедленно доставить меня в Замок. Мне нужно попасть к Гермионе Грейнджер. Ты понял меня?

Домовик кивнул, и его большие уши, заросшие пучками волос, прижались к голове, словно он ожидал наказания. Маленькая костлявая ручка вцепилась Гарри в штанину.

— Кричер сделает, как велит хозяин, — пробормотал он, обхватывая Гарри Поттера за колени, и спустя мгновение с громким хлопком трансгрессировал.