Толкнув тяжелую дубовую дверь Замка, Гермиона вошла в Холл. В лицо ей пахнуло ароматом еды, теплом только что разожженного камина, и чуть резковатым запахом сырых дров. На улице мелко накрапывал дождь и мокрые листья, налипнув на длинный подол учительской мантии, раскрасили цветными пятнами обычно опрятную и строгую одежду профессора. Улыбнувшись пробегавшему мимо первокурснику, Гермиона наклонилась и принялась руками приводить мантию в порядок - едва ли Филч обрадуется, если после очищающего заклинания листья разлетятся по каменным плитам, в беспорядке устилая их подобно ковру. Мысли девушки крутились вокруг только что состоявшегося разговора с Милзом. Что там сказал Заккари? «Я просил, чтобы мне назначили взыскание в вашем классе, но профессор Снейп отказал, сославшись на то, что вы были против». Какая странная и ненужная ложь. Она потянула с мантии тонкий ивовый лист, затем еще один, и еще, и внезапно сдавленно охнула. На мгновение Гермионе показалось, что она рухнула в ледяную прорубь. Боль железными тисками сдавила ей сердце. Воздух в легких смерзся, в глазах потемнело, злые колючие иглы безжалостно вонзились в руки, а живот скрутила неуправляемая тошнота. Еще секунда, и её непременно бы вырвало.

- Мисс Грейнджер, о Мерлин, мисс Грейнджер, простите меня, профессор, с вами все в порядке?

Холод и боль с неохотой отступали. Вначале вернулись звуки: шелест мантий, скрип ступенек, детский смех. Гермиона медленно открыла глаза и поняла, что стоит, ухватившись обеими руками за перила лестницы, а пальцы, сжимающие потемневший от времени мрамор, нервно дрожат.

- Сэр Николас, - пробормотала она одними губами и, разжав руки, без сил опустилась на каменную ступеньку.

Она сидела на лестнице, глядя на взволнованно кружащего перед ней Почти Безголового Ника и ощущала, что мир вновь становится осязаем. Как странно: она семь лет провела в Хогвартсе, но ни разу до этого дня не сталкивалась ни с одним привидением. Привычно ища ответы в книгах, она читала, что волшебники по-разному ощущают себя в те неприятные мгновения, когда привидение случайно или намеренно, просачивается сквозь их тело, но Гермиона и представить себе не могла, что для нее это окажется вот так – она зажмурилась, мысленно стараясь подыскать подходящее сравнение. О господи! Это было даже хуже, чем полет на метле.

- Мисс Грейнджер! – сэр Николас де Мимси, сконфуженный, со сбитым на ухо париком, стремительно подлетел к лестнице и склонился над профессором трансфигурации. – Я так удручен, я позволил себе непозволительную бестактность, этого никогда бы не случилось, если бы я не был поглощен этим письмом.
Обычно жемчужно-белое, полупрозрачное тело сэра Николаса сейчас казалось серым от смущения. Он поднял руку и показал Гермионе свиток пергамента.

- Я просто не заметил вас, моя дорогая, мне нет оправдания, - призрак Гриффиндора был неподдельно расстроен. - Среди нас, привидений Хогвартса, проходить сквозь живых людей считается в высшей степени дурным тоном. Что скажет Кровавый Барон? А Серая Леди? Я так опозорен...

Сэр Николас сокрушенно покачал головой и из пышного воротника, напоминавшего бланманже, показался тонкий лоскут прозрачной кожи, удерживающий на плечах его полуотрубленную голову.

- Со мной все в порядке, Сэр Николас, – Гермиона попыталась улыбнуться, - она и правда чувствовала себя значительно лучше, холод больше не сковывал её движения, руки перестали дрожать, а тошнота, еще минуту назад казавшаяся невыносимой, сейчас доставляла лишь легкое неудобство. Зато, избавившись от последствий физического недомогания, она вдруг отчетливо осознала, что её бледный вид, переживания гриффиндорского привидения и его сокрушённые восклицания привлекают к ним куда больше внимания, чем ей бы того хотелось. Проходящие мимо ученики уже с интересом посматривали в их сторону, а два слизеринских третьекурсника, еще минуту назад спешившие к себе в подземелья, и вовсе замерли позади Безголового Ника, с беззастенчивым любопытством ловя каждое сказанное им слово. Гермиона представила себе, что скажет профессор Снейп, узнав о её минутной слабости, и ужаснулась, внезапно залившись краской – тоже мне, героиня войны, столкнулась в Холле с привидением собственного факультета и едва не грохнулась в обморок.
Гермиона торопливо нащупала рукой перила и, оперевшись на них, решительно встала.

- Вы не расскажете мне о письме?

- О письме? - настроение сэра Николаса разом улучшилось. На призрачном лице появилась торжествующая улыбка, а белые полупрозрачные щеки покрылись синеватой рябью – румянцем, догадалось Гермиона. - Приглашение, мисс Грейнджер, я получил приглашение! Это такое радостное событие! Они, наконец, согласились принять меня! Десять лет! Я ждал этого десять лет! А сколько я получил отказов! Но в этот раз, в этот раз они сами написали мне. - Сэр Николас развернул светящийся серебристым светом пергамент и, звенящим от переполнявших его чувств голосом, торжественно прочитал:

- Сэр Николас де Мимси-Дельфингтон, граф Падингтонский! Сим письмом мы удостоверяем, что «Клуб безголовых охотников» имеет честь пригласить вас стать членом нашего Почетного общества. Торжественная церемония состоится во вторник, 10-го октября, в Восточном зале Висельников. При себе полагается иметь свидетельство о смерти, голову и церемониального свидетеля. Ведущим церемонии назначен сэр Арфус Додкинс-яйцеголовый. Членские взносы просим направлять по адресу ... - не справившись с волнением, сэр Николас выронил письмо и закружил вокруг Гермионы.

- Сам сэр Патрик прибудет на этой неделе в Хогвартс, чтобы подготовить меня к церемонии вступления. Возможно, я даже получу свою лошадь!

Не разделить искреннюю радость сэра Николаса было попросту невозможно. Гермиона хорошо помнила, как во времена их учебы на втором курсе, они с Гарри и Роном были приглашены на празднование пятисотлетней годовщины смерти Почти Безголового Ника. В тот год надеждам гриффиндорского привидения так и не суждено было сбыться. Маленький кусочек кожи, все еще удерживающий голову сэра Николаса на плечах, оказался непреодолимым препятствием для вступления в клуб обезглавленных привидений. Не помогло даже знакомство со знаменитым Гарри Поттером. И вот, наконец, мечта Ника сбылась!

- Как вы думаете, – осторожно спросил сэр Николас, скользя рядом с Гермионой, в то время как преподавательница трансфигурации поднималась по лестнице на второй этаж, – не согласится ли Гарри Поттер стать моим церемониальным свидетелем?

Гермиона подумала о своем лучшем друге и мягко улыбнулась:
- Он будет рад, сэр Николас. Если хотите, я сегодня же напишу ему.

Они шли, оживленно болтая о подготовке к празднику, об игре в поло отрубленными головами, и о предстоящем матче по квиддичу между Гриффиндором и Когтевраном.
У дверей кабинета трансфигураци сэр Николас плавно замедлил скольжение и церемонно раскланялся.

- Не будете ли и вы столь любезны, мисс Грейнджер, оказать мне честь своим присутствием на моей вступительной церемонии? Ведь вы декан моего факультета, – произнес он прощаясь.

- Конечно, сэр Николас, – не желая расстраивать призрака, согласилась Гермиона, и тут же почувствовала, как к горлу вновь подкатила тошнота: мысль провести целый вечер в месте, где соберется половина привидений Англии, казалась ей сейчас равносильной самоубийству.

Гость вышел из камина, и зеленое пламя, утробно заурчав, яркой вспышкой вырвало из темноты обожженные кирпичи за его спиной.
Темно-вишневая мантия, очки в роговой оправе, идеально уложенные рыжие волосы и пухлый портфель, зажатый под мышкой.

- Мистер Уизли? Что вы здесь делаете? – удивленно воскликнула МакГонагалл. - Мы ждали Бруствера.
Перси Уизли небрежным жестом стряхнул со своей идеальной мантии невидимый пепел и, поправив очки, важно сказал:

- Добрый вечер, директор, профессор Снейп. Господин Министр задерживается на заседании Визенгамота, - Перси так отчетливо подчеркнул в своей речи слово «министр», что усомниться в намёке на «непочтительное» обращение МакГонагалл было попросту невозможно. - Он поручил мне доставить в Хогвартс протоколы заседания и все готовые документы. Пока это лишь черновики, но уже утром выйдет новый министерский Декрет, затем несколько формальностей: подпись главы Попечительского совета, виза Министра, и бумаги с совой отправят в «Ежедневный Пророк». Ещё до обеда новости будут во всех газетах.

Продолжая говорить, Уизли открыл свой огромный кожаный портфель и с каким-то странно-отчаянным неудовольствием стал выкладывать на стол плотно скрученные свитки:

- Копия Декрета. Список фамилий, получивших одобрение Визенгамота. Бумаги о снятии запрета на аппарацию. И… - Он помедлил, словно не уверенный в праве присутствующих уже сегодня увидеть секретные документы, но спустя секунду все же закончил, - Внутренний Регламент Министерства. Этот документ не станут озвучивать официально, но все, кто приедут в школу, обязаны будут прочесть его и подписать.

МакГонагалл подошла к столу и развернула верхний свиток из стопки. На желтоватом, местами потертом пергаменте значилось шестнадцать фамилий, пять из которых были жирно перечёркнуты. Даже невооруженным глазом было заметно, что надписи в свитке несколько раз исправляли с помощью магии: стирали, дописывали вновь, вычеркивали и снова стирали. «Что ж, по крайней мере, Кингсли боролся за каждого», - подумала Минерва, невольно испытывая чувство вины. Самой ей лишь раз позволили выступить на закрытом заседании Специальной комиссии по делам «неблагонадежных» и сейчас ей казалось, что, будь у неё ещё хотя бы одна попытка, она смогла бы добиться большего. Одиннадцать наследников чистокровных семей этой осенью снова вернутся в Англию. Чертовски мало, крохотная, ничтожная часть из тех, кто уехал…

В первый же месяц после окончания войны многие чистокровные волшебники, чьи родственные связи или репутация не были безупречны, покинули магическую Британию. В те дни достаточно было иметь фамилию Эрже или Нотт, чтобы попасть на скамью подсудимых или лишиться всего семейного состояния. Те из них, кто не был арестован почти сразу же после падения Тёмного Лорда, уезжали целыми семьями. Они отправлялись в Европу порталами или магловскими паромами, указывая в запросах на разрешение короткую фразу «погостить», и «совершенно неожиданно» находили десятки причин, чтобы не вернуться: одни желали подлечить пошатнувшееся здоровье, другим хотелось поддержать стареющих родственников, третьим - расширить горизонты магического образования. Племянники, кузены, дяди и тети - целые магические роды в одночасье оказались за пределами Британии. Литы, Розье, Мальсиберы, Уортоны, Селвины… Фамилиям не было числа. Все это казалось похожим на массовое бегство, впрочем, кто мог осуждать перепуганных отцов семейств, получивших статус «неблагонадежных», или одиноких женщин, не готовых противостоять разгневанному магическому обществу? Министерство подписывало бумаги, не задавая лишних вопросов и никому не отказывая: все понимали, что сложные времена лучше переждать. Чистокровные в Косом переулке, в своих богатых домах или в очереди в банк Гринготтс вызывали с трудом сдерживаемое раздражение, желание ввязаться в драку или устроить погром. Чистокровные, уехавшие за границу - не вызывали ничего, кроме презрения.

Страна, казалось, обескровела. За шесть месяцев уехали даже те, кто никогда не поддерживал Волдеморта. Тогда все считали это правильным - Британию покидала грязь, дурная кровь, порочные идеи и чёрная магия, а вместе с ними уезжали воспоминания о гонениях, отобранных палочках и декретах Пия Толстоватого. Общество поправлялось, отправляя за границу ощущения собственного стыда и беспомощности, испытываемые теми, кто без каких-либо усилий и неожиданно для самих себя оказался на стороне победителей. Ещё вчера они растерянно доказывали, что купили свои палочки в лавке Олливандера, а сегодня вдруг проснулись хозяевами мира с подмоченной репутацией. Забыть о собственном унижении было гораздо проще, когда свидетели и виновники оказались вдруг так далеко.

Изувеченная войной страна постепенно успокаивалась, раны затягивались, но процесс шёл слишком медленно и болезненно. Даже в самом Министерстве лишь немногие понимали, как важно было вернуть чашу весов к потерянному равновесию. Капиталы и состояния утекали за границу, экономика рушилась, процент молодого детородного населения сократился почти на четверть, а прогнозы по падению магического потенциала стали выглядеть просто устрашающе. Пожалуй, ещё никогда со времён введения самого Закона о Статуте Секретности, вопрос о вырождении магической Британии не стоял так остро.
И все же, двери для тех, кто готов был вернуться, открывались с большой неохотой. Одиннадцать фамилий из шестнадцати - им понадобилось четыре месяца и немало связей, чтобы сделать первый шаг - вернуть собственных детей в Хогвартс.
МакГонагалл медленно свернула свиток.

- Министерство отказало всем Лестрейнджам, Розье и, разумеется, Кэрроу. Булстроудам запрет на возвращение в страну продлили ещё на целый год. Тот факт, что Герберт был банкиром Волдеморта, по-видимому, сыграло решающую роль, - она протянула пергамент Снейпу и с некоторым облегчением в голосе добавила, - однако, они все же оставили в списке Руквудов, Пиритсов и…

Стоило Минерве упомянуть Руквудов, как маска чопорного недовольства мигом слетела с Перси.

- Не знаю, сколько они заплатили, чтобы их выблядкам позволили вернуться в Хогвартс, - воскликнул он, перебивая директора, - но достоинство и честь, видно, нынче стоят слишком мало, раз им хватило на это денег!

- Что за глупости вы говорите, Уизли? – возмутилась Минерва.

- Руквуды убили моего брата! – закричал Перси, едва не набрасываясь на МакГонагалл. Его обычно надменное, невыразительное лицо исказила злоба. - Лучше бы они сидели в своей дыре, куда так трусливо заползли, как только пришло время расплачиваться за свои поступки!

- Заткнитесь, Уизли! – резко осадил его Снейп. - Вашего брата убил Август Руквуд, а не семеро мальчишек и девчонок, никогда в жизни не видевшие своего двоюродного дядю и кузена по отцовской линии. Если бы обо всех Уизли судили лишь по вам одному, высокомернее и глупее семьи было бы не сыскать во всей Британии. Однако, по счастью, остальные Уизли пошли в своего отца! Так не будем же осуждать их всех за неудачное родство с вами!

Но Перси не собирался так просто сдаваться. Все разочарование, гнев и боль, что он с трудом сдерживал в себе с того самого момента, когда впервые узнал о решении Специальной комиссии о помиловании Руквудов и других «неблагонадежных», теперь неуправляемым потоком хлынули наружу. Он не понимал, как эти люди, сражавшиеся с ним на одной стороне, терявшие близких и хоронившие учеников, могут радоваться, что их вчерашние враги получают индульгенцию и прощение.

- Вы боретесь за то, чтобы детям убийц позволили вернуться в школу, которую их же собственные отцы разрушили три года назад!

- Мы боремся за то, мистер Уизли, - совершенно спокойно ответила МакГонагалл, - чтобы детей не судили за поступки их родителей. Вам всего двадцать шесть, и вы живете лишь сегодняшним днём. Будь вам столько же лет, сколько и мне, вы понимали бы, как недальновидно мыслить нуждами лишь одного поколения. Мы вырождаемся! Хотите вы возвращения «неблагонадежных» или нет, но из-за Статута Секретности насыщенность волшебной крови постепенно падает, а с ней и наш магический потенциал. Как вы думаете, что будет с нашим обществом через два поколения, если сегодня мы позволим, чтобы пятнадцать процентов нашей самой чистой магической крови осталось в Европе?
Конечно, большинство из «неблагонадежных» будут скучать по своей родине, у многих здесь ветшают фамильные дома и зарастают могилы родителей, но в конце концов все они прекрасно обойдутся и без нас! Их дети получат образование в Шармбатоне, Ильверморни или в Дурмстранге, они купят себе поместья на Луаре и в низовьях Рейна и смогут основать новые магические династии, переиначив свои фамилии на французский и немецкий лад. А мы снова начнём рожать сквибов. Целые магические области опустеют и зачахнут, уступив место магловским городам, а сколько талантливых и прогрессивных волшебников не досчитается магическая Британия в следующем поколении? Мы все испытываем боль, мистер Уизли, и все ещё не смирились с потерями, но нужно двигаться дальше, нужно смотреть в будущее! Со временем вы поймете, что это правильно, а иначе вы никогда не станете хорошим политиком.

- Пускай я не стану хорошим политиком, зато я не предаю идеи, за которые мы сражались!

- Боюсь, вы ошибаетесь, - без всякого осуждения сказала МакГонагалл. - Мы воевали за то, чтобы людей не клеймили за их происхождение и чистоту крови. И разве не это вы делаете сейчас?

Уизли надулся, став ярко-пунцовым. Его идеальная причёска растрепалась, свитки в распухшем портфеле смялись, излишне сильно сжатые им от волнения. Гнев и обида душили Перси, и все его попытки сдержаться терпели явную неудачу. Он все еще слишком сильно переживал потерю брата и по-прежнему не мог простить себе его смерть.

- Как бы там ни было, - произнес Уизли с болезненным злорадством, - им не позволят вернуться просто так, без всяких условий. Пусть не думают, что они снова одни из нас!

Он схватил со стола один из пергаментов и протянул его МакГонагалл. Тот самый Секретный Внутренний Регламент Министерства. Минерва быстро пробежала свиток глазами и замерла, найдя наконец то, о чем говорил Перси.

«Решением Специальной комиссии по делам «неблагонадежных» для учеников, получивших в Хогвартсе временный статус, устанавливаются особые правила нахождения на территории школы. Каждый вновь прибывший волшебник или волшебница, получивший статус «временный ученик школы» обязаны будут пройти регистрацию, соблюдать правила по применению разрешённых заклинаний, не вступать в конфликты и ежедневно проходить проверку сотворённого в течение дня волшебства.
Для контроля могут быть использованы любые магические приспособления, средства считывания заклинаний или чары. В случае отсутствия доказавших свою эффективность средств контроля, администрация и преподавательский состав школы обязаны применить к «временным ученикам» средства ограничения магического потенциала, например, подавляющие и сдерживающие магические обручи…» - прочитала МакГонагалл вслух.

- Я не позволю одеть на детей собачьи ошейники! – в ярости выдохнул Северус.

- Тогда пусть остаются там, где им самое место! - огрызнулся Перси.

Снейп взял из рук директора свиток с Регламентом и титаническим усилием воли не позволил своему гневу изничтожить Адским Пламенем эту жалкую бумажонку.

«Они тянули до последнего, словно намеренно подчеркивая свое нежелание позволить «неблагонадёжным» приехать в школу одновременно со всеми остальными учениками, - подумал он, ощущая тяжесть в груди от сдавившего ее холодного разочарования, - они все ещё ненавидели и боялись их! Публичное возвращение изгоев! Демонстрация презрения в каждом жесте! Как там сказал Уизли? «Мы разрешаем вам вернуться, но не смейте даже думать, что вы снова одни из нас»?»

Ему хотелось задушить этого тощего рыжего гаденыша с петушиной шеей, в одночасье ставшего для него олицетворением всех этих жалких крючкотворов, что так смаковали свою власть, сидя в уютненьких кабинетах. В тех же самых кабинетах, где они старательно и униженно кланялись самому Снейпу три года назад, безропотно исполняя указы Пия Толстоватого. Они не посмеют устроить еще и это!

Он в ярости бросил пергамент на стол и вынул из кармана палочку.

- Даже не думай, Северус, - на всякий случай сказала МакГонагалл, хотя, конечно, понимала, что вряд ли Снейп решится проклясть мальчишку.

- Магический ошейник, Уизли, хотите я вам продемонстрирую, что это такое? – он направил палочку на враз побледневшего Перси, но прежде, чем МакГонагалл успела вмешаться, камин в очередной раз вспыхнул, и высокая крупная фигура Кингсли Бруствера завертелась в зеленых языках пламени.

- Что здесь происходит? – удивлённо спросил Министр своим низким, слегка вибрирующим голосом, выходя из камина. Бруствер был все еще в темно-сливовой мантии с вензелем «В» на груди, видимо, заседание Визенгамота закончилось пару минут назад.

- Все в порядке, Кингсли, – МакГонагалл взглядом велела Северусу отойти в сторону и взмахом палочки помогла Перси собрать свитки, испуганно оброненные им, когда подрагивающая от ярости палочка Снейпа уперлась ему в шею. – Мы только что узнали о Внутреннем Регламенте Министерства. И это не простая новость, которая, возможно, сводит на нет всю нашу работу. Не думаю, что родители согласятся отправить детей в школу на подобных условиях. Им ведь и так предстоит пережить достаточно унижения при встрече с уже сформированным общественным мнением. Уверена, многие ученики воспримут новость об их возвращении не менее резко, чем мистер Уизли.

- Поверьте, я сделал все, что мог, - Кингсли устало сел в кресло и расстегнул верхнюю пуговицу мантии. – Прошу вас, Северус, уберите палочку.

Он перевел взгляд на бледного, всклокоченного Перси, прижимавшего к груди портфель и с ненавистью смотревшего на Снейпа, и внезапно как-то разом постарел.

- Думаю, нам разумно остаться одним и обсудить все подробно, – он достал из кармана маленький конверт и протянул его Уизли. – Перси, пожалуйста, передайте это своему отцу. Это срочно, я хочу, чтобы он прислал ответ с совой еще до рассвета.

Перси взял из рук Министра конверт, собрал свои свитки заклинанием и, не отрывая полного презрения взгляда от Снейпа, чопорно раскланялся.

- Директор, - сказал он, сухо кивая. – Министр, – и, швырнув горсть дымолетного порошка, не прощаясь со Снейпом, шагнул в камин.

- С ним иногда бывает сложно, - произнес Кингсли, болезненно морщась и потирая виски, - я очень уважаю Артура, но его сын еще недостаточно… повзрослел. Я буду признателен, если вы нальете мне выпить, Минерва, день сегодня выдался просто ужасный.

МакГонагалл заклинанием призвала бутылку огневиски и протянула Министру наполненный бокал.

- Я понимаю вашу реакцию, Северус, – сказал Бруствер спустя минуту, сделав довольно большой глоток, - однако мера эта действительно необходима, – он поднял руку в предостерегающем жесте, видя, что Снейп ожидаемо намерен спорить, и продолжил уверенным и спокойным тоном. – Да, это так, мера действительно необходима, и призвана она прежде всего защитить самих «неблагонадежных». Нам не нужны ложные обвинения в чёрной магии, намеренных нападениях и применении запрещенных заклинаний. А слухи, наговоры и подлоги будут обязательно, вне зависимости от того, подготовимся мы к этому или нет. Перси Уизли не единственный мальчишка, ослепленный горем и уверенный в своем праве линчевать всех слизеринцев, посмевших переступить порог Хогвартса.

- Но сейчас в Хогвартсе учится достаточно слизеринцев, и никто не объединяется против них и не пытается с ними воевать, по крайней мере, не больше, чем раньше. Мелкие школьные конфликты будут случаться всегда, пока существует система распределения на факультеты.

- Конечно, Северус, однако с теми слизеринцами, что остались после войны в Англии, все в некотором смысле давно «смирились», считая, что, раз они не сбежали, то значит им и нечего было стыдиться или скрывать. Для тех же, кто вернется спустя три года, все будет иначе. Сам их отъезд в глазах общественности равносилен признанию вины, даже если это совершенно не так. Давайте будем реалистичны: возвращение первых детей не пройдет безболезненно ни для самих «неблагонадежных», ни для Хогвартса в целом. Я преклоняюсь перед мужеством тех мальчишек и девчонок, что отважились вернуться в школу, им предстоит проторить дорожку, по которой потом гораздо легче пройдут десятки других детей. Но эти, первые, наверняка переживут ад. И магический контроль не самое худшее, с чем им предстоит столкнуться.
Кингсли сделал еще один большой глоток виски и продолжил.

- Я не буду усугублять их положение. Никто не говорит о магических обручах, или иных приспособлениях, сдерживающих магию. Ничего такого, что дополнительно выделяло бы этих студентов среди других ваших учеников.

- Но что же тогда?

- Каждый вечер, в определенное время подконтрольные студенты будут сдавать свои палочки для проверки всех заклинаний, произнесенных ими за день. Если среди них не будет запрещенных, - Кингсли пожал плечами, - значит не будет вопросов.

- Но как вы собираетесь проверять заклинания? – удивленно спросила МакГонагалл, - Приори Инкантатем позволяет увидеть лишь десяток последних заклятий. Однако это просто капля в море в сравнении с тем какое количество заклинаний студенты произносят за день: Репаро, Акцио, Алохомора! Бог мой, да здесь штаны далеко не все снимают без магии!

- В Министерстве нашли способ, - сказал Кингсли спокойно. - Мы доставим в школу Всеведущую Чашу.

- Всеведущую Чашу? - лицо зельевара изумленно дернулось. Снейп редко позволял себе демонстрировать удивление и потому, как и прочие, непривычные для него, эмоции, эта вышла у него не вполне естественной. Словно он намеренно заставлял свое лицо двигаться, копируя выражения других людей. Его эмоциональный диапазон, даже вне общения с учениками, обычно не изобиловал разнообразием: сарказм, презрительные ухмылки, холодное безразличие, кислая скука. Минерве было странным помнить его еще мальчиком, способным увлекаться, мечтать и с горячностью, не свойственной слизеринцами, отстаивать свои убеждения. Теперь в нем мало что напоминало о его природной живости, и она не знала, осталось ли хоть что-то у него внутри. Словно почувствовав ее мысли, Снейп машинально поджал губы, и лицо его приобрело привычный оттенок непроницаемости. Живая игра теней и эмоций длились всего мгновение.

- Вы осознаете, о чем говорите? Всеведущая Чаша? – произнес он скупо, но МакГонагалл понимала, что сейчас он поражен не меньше нее. – Проверять волшебные палочки Всеведущей Чашей - это все равно, что стрелять из пушки по комарам.

- Но ведь это возможно! Разве не так? Чаша без труда определит все заклинания, что сотворила палочка за любой промежуток времени. А вы сварите для неё «Проявляющее зелье». И все останется в тайне. Никто, кроме вас, в школе не будет знать о процедуре проверки, а в Министерстве в вопросы, связанные с контролем за «неблагонадежными» будет посвящено не более десятка человек, и все подпишут приказ о неразглашении.

- Ты сможешь сварить это зелье? – спросила МакГонагалл, глядя на зельевара.
Снейп недовольно поджал губы.

- Мы знаем, что вы варили зелье для Думосброса, – с укором сказал Кингсли.

- Думосброс, - это жалкая копия Всеведущей Чаши, поделка ремесленников, нет смысла даже сравнивать два эти предмета, это все равно, что равнять волшебную палочку и зубочистку, – вспыхнул Северус. – Вы, видимо, не понимаете, какой опасности подвергаете школу, привозя сюда такой древний и мощный магический артефакт. Триста лет Всеведущую Чашу прятали в подвалах невыразимцев и вдруг решили выставить на всеобщее обозрение?!

- И все же это решает все вопросы, - Кингсли залпом допил остатки виски и тяжело поднялся, – мне пора возвращаться, – он выглядел усталым и измученным. - Все бумаги подписаны, если вы дадите свое согласие, завтра запустим процесс.

Снейп и МакГонагалл молчали.

- Что ж, - Министр слегка поклонился и, глядя на двух расстроенных учителей, тихо и примирительно сказал: - Надеюсь, вы оба понимаете, что это лучшее решение из тех, что в данных обстоятельствах мы в состоянии с вами найти? Вам просто необходимо это принять.