Северус Снейп устало опустился в кресло и прикрыл глаза. Давно уже он так чертовски не выматывался, слишком сложным и утомительным оказался этот последний эксперимент.
А на улице, должно быть, как и днем, продолжает свирепствовать метель. Настоящая рождественская погода – скрипучий снег под ногами, ветер, гнавший вперед маленькие снежные вихри, впивавшиеся в лицо запоздалому путнику мириадами острых как иглы снежинок.
Только в его мрачном жилище нет даже окон, чтобы взглянуть на творящееся снаружи буйство стихии.
Северус вспомнил терпкий душистый запах хвои, наполнивший Большой зал, и усмехнулся про себя. МакГонагалл сегодня предложила ему придти на вечеринку по случаю Рождества. Минерва, верно, совсем забыла, с кем разговаривает, если ей показалось уместным подобное предложение. Когда это он ходил на вечеринки? Даже в юности за ним такого не водилось, а теперь и подавно. Да еще, кажется, чертов Поттер притащился, только его и не хватало. Немного выпьет и снова полезет рассыпаться в благодарностях. Нет уж, пусть развлекаются без него.
Пламя весело шумело в камине, и причудливые блики плясали на стенах кабинета профессора зельеварения, придавая заспиртованным уродцам в банках еще более зловещий и одновременно загадочный вид.
Привыкнув за много лет к холоду и сумраку подземелий, Снейп редко разжигал камин для себя. Но, сегодня, как и в другие вечера, занятые совместной работой с мисс Грейнджер, в камине бушевало жаркое пламя. Северус открыл глаза и отыскал волшебницу взглядом. По своему обыкновению, спокойно и неторопливо она убирала оборудование и расставляла по полкам баночки, коробочки и пакетики, погрузившись в свои мысли. Это было одним из тех неписаных правил, которых они придерживались на протяжении вот уже трех лет. Он готовил ингредиенты и лабораторию к предстоящим исследованиям, она – убиралась по завершении работы. Оба давно привыкли к этому и находили заведенный ритуал естественным.
Взгляд Снейпа задержался на несколько мгновений на ее волосах, отливающих янтарем в свете пламени, скользнул по плечам, спустился к тонкой девичьей талии и, не удержавшись, проследовал ниже, остановившись, наконец, на стройных ножках, выглядывавших из-под слишком короткой юбки. Да, профессор Грейнджер была определенно хороша собой, и зельевар с трудом подавил вздох, готовый вырваться из груди. Что проку в этих вздохах, если он вынужден исподтишка, словно вор, разглядывать девушку, пряча в памяти каждую деталь ее образа?
Чтобы потом, оставшись в одиночестве, наслаждаться этими приятными и горькими воспоминаниями, пытаясь вновь и вновь представить ее улыбку и веселые искорки в огромных карих глазах. Пытаясь угадать, каковы на ощупь ее вьющиеся, непослушные волосы, каковы на вкус ее нежные алые губы, как должны быть волнующи прикосновения ее мягких, ласковых рук. А тонкий изысканный аромат ее духов еще долго будет витать в комнате после ухода колдуньи, создавая иллюзорное ощущение ее присутствия. И, закрыв глаза, он сможет представлять, что она все еще здесь, с ним, вдали от шума и суеты Большого зала.
Жалел ли он, что позволил ей ассистировать ему в экспериментах? Северус прекрасно помнил, как дерзко гриффиндорка настаивала на том, чтобы он взял ее в ассистентки. Зельевар не мог понять, что ею двигало, и почему она с таким упорством добивается возможности работать с ненавистным бывшим учителем. Это злило и приводило в состояние растерянности одновременно. Но в разгар их спора Снейп неожиданно почувствовал, что желание возражать куда-то улетучилось. Вместо этого захотелось, чтобы ему помогала именно эта молодая ведьма, такая упрямая и решительная, что в нем внезапно проснулся интерес, и он впервые взглянул на нее, как на женщину, а не вчерашнюю школьницу.
Наверное, с того самого вечера все и началось. Они стали работать вместе и, хотя Северус никогда не говорил этого мисс Грейнджер, помощник, подобный ей, был пределом мечтаний. Пытаясь подавить зарождающиеся в душе нелепые чувства и устремления, он цеплялся к ней по поводу и без, надеясь, как последний трус, что она не выдержит и сбежит. Она не сбежала. Ему вообще не удавалось вывести ее из себя. Каким-то непостижимым образом девушка научилась игнорировать все его колкости и язвительные замечания, полностью отдаваясь работе, да еще и умудряясь получать от нее удовольствие.
Жалел ли он? Жалел ли, что, пустив волшебницу тогда в свою лабораторию, не выдержал и пустил ее в свою жизнь и свое сердце? Что вечера без нее стали казаться пустыми и лишенными смысла? Что важней всего на свете для него стала ее улыбка, взгляд карих глаз и звук ее голоса? Что неожиданно она стала для него всем, а он по-прежнему оставался для нее всего лишь коллегой и бывшим учителем?
Да и мог ли он надеяться на что-то другое? Мог ли ожидать, что хоть когда-нибудь она взглянет на него по-другому? Молодая успешная колдунья, героиня войны, окруженная любовью и заботой друзей, таких же успешных и знаменитых.
Однако, три вечера в неделю принадлежали ему. Только ему. И Северус был благодарен ей уже за это. За то, что в эти вечера она позволяла ему не чувствовать себя одиноким. Но вечера всегда заканчивались, и девушка уходила. А он оставался наедине с горько-сладкими воспоминаниями и своими глупыми, безнадежными мечтами.
Вот и сегодня она уйдет. Уйдет на вечеринку, где будет шумно и весело, где ждут старые друзья, где никогда не найдется места для такого как он. И после ее ухода все, что ему останется, чтобы заполнить пугающую, гнетущую пустоту – это стакан огневиски. Сегодня он не погасит камин после ее ухода, и янтарная жидкость, дрожащая и искрящаяся в отсветах пламени, напомнит ему ее глаза. Такие прекрасные и недоступные. Такие же недосягаемые, как и она сама.

Кажется, уже целая вечность прошла с тех пор, как она, приняв предложение МакГонагалл, стала профессором трансфигурации, а заодно и деканом Гриффиндора. И почти столько же с того момента, как она работает бок о бок с Мастером Зелий, в роли его ассистента. Гермиона уже, наверное, сотню раз задавалась вопросом, почему же Снейп все-таки позволил ей помогать ему в исследованиях.
Когда, спустя год после окончания войны, девушка вернулась в Хогвартс в статусе профессора, Снейп встретил ее холодным насмешливым взглядом. Так привычно и так характерно для него. Все профессора приняли ее как равную себе, как коллегу. Зельевар же упорно продолжал делать вид, что она навсегда останется для него лишь ученицей, нетерпеливо тянувшей руку на его уроках.
Однако, услышав случайно от Минервы, что Мастер Зелий намеревается найти себе помощника, девушка без колебаний заявилась к нему в кабинет, предложив свою кандидатуру. Зачем? Конечно, ограничить себя одной лишь трансфигурацией было до крайности скучно. А работа со Снейпом открывала перед ней интереснейшие перспективы, позволяя принять участие в его исследованиях и до тонкостей познать сложную науку приготовления зелий. Но дело, безусловно, заключалось не только в этом. Гермиона была просто одержима идеей доказать ему, что она уже далеко не та школьница, что посещала его занятия. Доказать, что может работать на равных с ним, ну… или почти на равных. Впрочем, волшебница не могла бы с уверенностью утверждать, что доказывает она это именно ему. А, может, себе?
Да, ему требовался ассистент, но маловероятно, чтобы он желал видеть в этой роли вечно раздражавшую его гриффиндорскую всезнайку. Но Гермиона была гриффиндоркой, а не в их правилах отступать.
Почему-то ей очень хорошо запомнился тот давний вечер три года назад и состоявшийся между ними разговор. Удивление Снейпа, вызванное ее появлением, очень быстро сменилось гневом, когда он понял, зачем она пришла. Но, несмотря на яростное шипение, зельевар не смог подобрать ни одного убедительного аргумента, ни одной стоящей причины, по которой колдунья не могла бы стать его ассистенткой. Когда Гермиона вспоминала свой напор и горячность в тот момент, ей становилось немного стыдно. Но желание во что бы то ни стало убедить Снейпа, доказать ему свою полезность, заставить, наконец, признать ее дарования, заставляло ее идти напролом. К концу их беседы черные непроницаемые глаза профессора блеснули каким-то странным огнем, а уголок губ дернулся так, словно он неимоверным усилием сдержал улыбку.
- Хорошо, мисс Грейнджер, - сказал он тогда, - Но запомните, если вы разобьете хоть одну пробирку, испортите хоть один ингредиент, ноги вашей не будет в этом кабинете. Вам ясно?
Ей было ясно. Абсолютно ясно, что впервые в жизни ей удалось одержать верх над слизеринским деканом, переупрямить этого несусветного упрямца.
Поначалу Снейп жутко ворчал, пытаясь найти хоть малейший изъян в ее действиях. То она пришла слишком поздно, то слишком рано, то взяла совсем не ту колбу, которую обычно берет он в подобных случаях, то еще что-нибудь. Причины для придирок находились постоянно, но они не входили в список, оглашенный зельеваром, поэтому, несмотря на его сердитое фырканье, Гермиона продолжала являться в его кабинет три раза в неделю.
В ответ на ее первую робкую просьбу разжечь камин, чтобы хоть немного согреть холодное неуютное помещение, Снейп насмешливо приподнял бровь и сообщил, что он вовсе не настаивает, чтобы столь изнеженное создание трудилось у него в ассистентках. Гермиона на это ничего не ответила и молча приступила к работе, кляня про себя зельевара за упрямство и эту холодную язвительность.
Раз за разом Снейп наблюдал ее гордо вздернутый подбородок и расправленные плечи, ожидая, когда же она сдастся и вновь повторит свою просьбу. Но гриффиндорка и не думала сдаваться. Просто приходя в подземелья, она накидывала мантию не на тоненькую блузку, а на толстый вязаный свитер, давний подарок миссис Уизли. То ли вид этого свитера раздражал зельевара, то ли еще по каким-то другим причинам, но, однажды, спустившись в урочное время в его кабинет, девушка с удивлением обнаружила, что в камине полыхает яркое пламя. В ответ на ее недоумевающий взгляд, Снейп проворчал:
- Вы слишком неуклюжи, когда кутаетесь, и пользы от вас в этом случае не больше чем от Лонгботтома.
Гермиона собиралась было высказать ему все, что о нем думает, но в последний момент остановилась. В конце концов, он оказал ей любезность, пусть и в своей манере, словно боялся и стыдился быть замеченным в чем-то хорошем. С тех пор камин в его кабинете горел всегда, когда появлялась гриффиндорка.
Такое проявление внимания со стороны язвительного и хмурого слизеринского декана, оказалось для волшебницы приятным, но она не задумывалась о причинах возникновения таких странностей в поведении Мастера Зелий до тех пор, пока, как-то раз, не поймала на себе его взгляд. Не холодный, отстраненный и безразличный, а живой, человеческий, полный самых разных чувств и эмоций. В этом взгляде смешались грусть и тоска, надежда и восхищение, желание и… боль. Боль, доминирующая над всеми остальными чувствами. Давняя, застарелая, всепоглощающая. Лицо зельевара, лишившись на мгновение своей обычной бесстрастной маски, стало совершенно другим, помолодевшим, одухотворенным и почти красивым.
Но, увидев его таким, Гермиона на миг испугалась. Испугалась того отклика, который пробудил в ней необычный взгляд Снейпа. Испугалась глубины и силы чувств, таившихся на дне угольно-черных глаз. Испугалась неизведанного…
Этого мига оказалось достаточно, чтобы лицо Северуса исказилось болезненной судорогой, и он отвернулся, снова пряча себя настоящего под непроницаемым ледяным панцирем.
Но тот взгляд послужил для Гермионы своеобразным толчком. Спустя несколько дней она с удивлением обнаружила, что Снейп не выходит у нее из головы. Да, конечно, ей безумно нравилось работать вместе с ним, наблюдать за его уверенными безошибочными действиями, вести с ним занимательные научные споры, но это… ЭТО было совсем другим.
Загадочный взгляд черных глаз преследовал ее во сне и наяву. Перед мысленным взором то и дело вставал резко очерченный, суровый профиль зельевара, его высокая, статная фигура и тонкие, изящные пальцы.
Кляня себя за малодушие, задевшее профессора, принесшее ему новую порцию боли, гриффиндорка, спускаясь в очередной раз в подземелья, твердо намеревалась дать понять Снейпу, что его чувства не остались без ответа. Но… Мастер Зелий вел себя так, словно ничего и не было. И как бы старательно Гермиона не наблюдала за ним, он больше никогда не смотрел на нее ТАК. Никогда. Все эти годы. Сама же волшебница с удивительной ясностью поняла, что навсегда попала в плен его черных глаз и тихого проникновенного голоса. Но по собственной глупости и трусости она безвозвратно упустила тот необычайный момент откровения, момент, когда он, казалось, был готов сделать первый шаг.
Гермионе оставалось лишь жить своей одинокой, безответной любовью, иногда плача по вечерам в подушку от безысходности и горького осознания того, что нечто восхитительное, неуловимо прекрасное, что могло бы произойти между ними, уже никогда не произойдет.

Часы пробили одиннадцать. Что ж, скоро она закончит, пожелает ему, как обычно, доброй ночи и исчезнет, оставив его одного. И холод в душе будет куда более ощутимым, чем холод в комнате, даже если он погасит камин. Колдунья, должно быть, спешит на рождественскую вечеринку. Странно, что она вообще сегодня пришла. Северус почти не ждал ее и был слегка удивлен, когда в восемь вечера раздался традиционный стук в дверь, и на пороге его кабинета появилась… Гермиона. Уж в мыслях то никто не запретит ему называть ее по имени. Поставив на полку последнюю банку, гриффиндорка повернулась и взглянула на расположившегося в кресле Мастера Зелий, продолжавшего наблюдать за ней из-под полуопущенных ресниц. Сейчас она попрощается и уйдет. Мерлин! Задержать ее, хоть на несколько минут! Хоть немного еще насладиться таким знакомым ароматом ее духов и блеском ее невероятно прекрасных глаз…
- Не хотите вина, мисс Грейнджер? – слова сорвались с губ прежде, чем он успел осознать, что говорит.
Глупец! Зачем ей пить вино с ним?! Там, наверху, ее ждут шум, музыка, смех, друзья, а здесь всего лишь скучный и нелюдимый профессор зелий. Словно в подтверждение его мыслей в глазах Гермионы отразилось удивление. Что ж, ничего неожиданного. Размечтался, старый дурак!
- Сегодня Рождество, - скривившись, сообщил Снейп, - и люди часто пьют вино в этот праздник… Но, я вижу, вы спешите…
- С удовольствием, - перебила волшебница.
- Что? – не понял Северус.
- С удовольствием выпью с вами вина, - медленно и четко проговорила девушка.
И вдруг улыбнулась. Ему. Улыбнулась так, словно его предложение действительно было приятным для нее. Несколько долгих секунд зельевар пристально смотрел на колдунью, силясь понять, почему она согласилась, и имеет ли это хоть какой-либо смысл. Опомнившись и осознав, что Гермиона ждет, Снейп достал палочку, и в следующее мгновение в воздухе перед ними возникла бутылка вина и два высоких хрустальных бокала на тонких ножках. Пробка вылетела из бутылки, и бокалы наполнились рубиновой жидкостью. Мисс Грейнджер задумчиво разглядывала кроваво-красный напиток, игравший золотистыми огоньками от отблесков яркого пламени камина.
- Цвета Гриффиндора, - усмехнулся Снейп, салютуя ей своим бокалом.
Гермиона пригубила вино, не сводя взгляда с сидевшего в нескольких шагах от нее мужчины.
- Прекрасный выбор, - одобрила она.
- Я польщен, мисс Грейнджер, - хмыкнул Северус, вызвав у нее новую улыбку.
Он наблюдал за тем, как она пьет, как румянец приливает к ее щекам, а в карих глазах появляется загадочный блеск. Поставив опустевший бокал на стол, Гермиона медленно подошла к нему и остановилась около кресла. Снейп замер и почти перестал дышать. Ее близость была такой манящей и пугающей одновременно. И уж он совершенно не ожидал того, что произошло дальше. Девушка вдруг наклонилась к нему и, положив ладошки ему на плечи, нежно поцеловала в губы. Совсем мягко, слегка захватывая краешки его губ своими губами и лаская их кончиком языка. Немного отстранившись, она посмотрела в черные глаза, в которых застыло непривычное выражение растерянности, и, робко улыбнувшись, тихо произнесла:
- С Рождеством, профессор Снейп!
Ее губы все еще находились в какой-то паре дюймов от его губ, а в глазах, сменяя друг друга, промелькнули надежда, сомнение и, наконец, испуг. У нее был такой вид, словно она боялась, что он сейчас вышвырнет ее прочь. Бокал, выскользнув из руки Снейпа, со звоном упал на каменный пол, разбившись на мелкие осколки. Но мужчина и женщина не обратили на это ни малейшего внимания. В этот миг в целом мире существовали только они двое. Зельевар шумно выдохнул, и Гермиона сама не поняла, как вдруг оказалась сидящей у него на коленях, а его губы настойчиво и нетерпеливо прильнули к ее губам.
- С Рождеством, мисс Грейнджер, - прошептал он, наконец, прервав поцелуй.
- Гермиона…
- Что?
- Мне кажется, уместнее будет называть меня Гермионой.
- С Рождеством, Гермиона, - усмехнулся Снейп и снова ее поцеловал.

- Северус?
- М-м-м… - зельевар повернул голову и взглянул на лежащую рядом ведьму.
Даже просто смотреть на нее было непостижимо приятно. Северус и представить себе не мог, что хоть одна женщина на свете способна так наслаждаться его близостью, так отвечать на его ласки, получать удовольствие от прикосновений к его телу, не находя его отталкивающим. А уж то, что этой женщиной оказалась именно Гермиона, и вовсе лишало его способности трезво мыслить. В голове до сих пор звучали ее чувственные стоны и ласковый тихий шепот.
Он смотрел на нее и не мог насмотреться. Рассыпавшиеся по обнаженным плечам каштановые локоны, огоньки свечей, отражавшиеся в карих глазах, румянец на щеках, слегка припухшие от поцелуев губы – все это сводило его с ума.
Гермиона, придвинувшись ближе, заглянула в бездонные черные глаза и тихо произнесла:
- Я люблю тебя…
Снейп, вздрогнув, посмотрел в ее лицо, напряженное в ожидании ответа.
- Ты понимаешь, что говоришь? – осведомился он полушепотом.
- Как никогда, - девушка прижалась щекой к его груди, а ее руки обвились вокруг его шеи, - я люблю тебя, Северус Снейп, и уже очень давно…
Ладонь зельевара, погладив ее по спине, зарылась в непослушные волосы колдуньи. И те слова, которые, как ему казалось, произнести невероятно сложно, вдруг сорвались с губ сами собой:
- Я тоже люблю тебя… и, готов спорить на что угодно, гораздо дольше…
- Сколько же времени мы потеряли напрасно… - с горечью проговорила Гермиона.
- Пришла пора наверстывать упущенное, - улыбнулся Северус, вовлекая ее в жгучий поцелуй.