Не утерпев и прочитав ангийскую версию, я поняла, что хочу, чтобы переводчики, как и хотят сами, перевели в целом без эпилога, а эпилог выделили в альтернативной концовке. Это как у мадам Ро, ага, люди всегда стараются не смотреть на эпилог при создании своих фанфиков =)

Стыдно убивать героев, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных. Стыдно. (с) Обыкновенное чудо

Он не знал, чего ждать, но уж точно не того, что увидел. Девочка ушла даже дальше, чем описывал Поттер. Она выглядела хуже, чем когда он первый раз увидел её в Св. Мунго, а тогда у неё почти не было волос и тело было хрупким, как у котёнка.

В течение последних полутора лет она умудрялась сохранять здоровый и крепкий вид, который стал для него неотъемлемо связан с ней. По-видимому, из-за этого Поттеру и было так тяжело её видеть − обычно она выглядела в точности так же, как перед впадением в кому, − так, будто в любой момент могла подняться и начать задавать кучу вопросов, которые, скорей всего, вывели бы Снейпа постепенно из себя, даже если бы ему понравилось на них отвечать.

Но сейчас − великодушный Мерлин! Её кожа, обычно здорового светло-медового цвета, была белей, чем молочные тосты, которыми его пичкала Поппи в больничном крыле. Под кожей были видны острые углы костей. Хороший мышечный тонус всего двухнедельной давности испарился, и она свернулась практически в позу зародыша. Её великолепные волосы − волосы, которые в снах обвивали его руки, − стали безжизненными и прямыми, ломкими и сухими, − а не той дикой копной кудрей, которую его пальцы обхватывали и прижимали к коже в те редкие моменты, когда он позволял себе к ним прикасаться.

Нетти Помфри посмотрела на него с выражением, похожим на жалость, когда он задохнулся при виде искалеченного тела Гермионы.

− Почему она лежит на боку? − спросил он. − Почему у неё так согнулись руки и ноги?

− Такое случается, когда больные долго находятся в коме. Сухожилия теряют эластичность и съеживаются.

Снейп не ответил, лишь шагнул ближе к кровати и протянул вперед руку.

− Она так похудела. Кажется, что она может сломаться от малейшего прикосновения. Что случилось? − В его голосе не было ни сарказма, ни вопроса, а лишь печаль и почти мольба.

− Я не знаю, − ответила Помфри. − Ей становилось всё хуже и хуже после вашего последнего посещения. Я больше ничем не могу ей помочь.

− Я не смирюсь, − прошептал он. − Господь Всемогущий…

Он не помнил, как упал на колени рядом с кроватью, рука потянулась к ломким волосам, чтобы осторожно убрать их с её глаз.

Они совсем не изменились, по-прежнему были широко распахнуты и пусты, цвета болотной тины, а не золотисто-карими, блестевшими интеллектом, который, как он подозревал, мог сравниться с его собственным. Он попался в ловушку её взгляда, отразившись в её глазах. Их пустота насмехалась над ним, обвиняла его. Он подвел её, несмотря на обещание.

Непомерный груз опустился на грудь, мешая дышать. Он практически видел смутный ореол смерти, витающий над ней, и вдруг осознал, что если она умрёт, то часть его − та часть, которую он только начал узнавать, − умрёт вместе с ней.

Он снова посмотрел ей в глаза, вспоминая их такими, какими они были, − упорно решив, что не даст ей уйти. Он почувствовал, будто падает в карюю глубину, входя в её разум, зовя её по имени. Эхо его голоса отражалось от стен пустынных коридоров её разума, и от одного только этого звука становилось не по себе. Нужно было быть сумасшедшим, чтобы надеяться найти здесь хоть что-то от девочки, которую он когда-то знал.

Её больше не было. Его последний шанс искупления, и тот теперь утерян. Идиот.

Он подхватил её под голову рукой, чувствуя под пальцами изящные кости черепа.

− Нет, − взмолился он её разуму. − Нет!

И в этот момент он и почувствовал это, какое-то легчайшее прикосновение… чего-то… к своим мыслям. Такое манящее, такое робкое, что он испугался, не померещилось ли ему. Его взгляд сфокусировался и стал пристальным, разум пытался проникнуть дальше, идти наощупь…

− Мисс… Мисс Грейнджер? Гермиона?

Он по наитию шёл через коридоры, которые рассыпались в пыль вокруг него, решительно пробирался сквозь огромные, разросшиеся деревья, осторожно ступал на кирпичи и обвалившуюся известку. Впереди маячила смутно знакомая черная дверь, изъеденная жучками и покосившаяся.

Наконец он добрался до неё и мягко толкнул, чтобы открыть. Дверь рассыпалась от прикосновения, пылью прошла сквозь пальцы и растворилась в воздухе, даже не долетев до каменного пола. Он прищурился, чтобы защитить глаза от пыли, и почти перестал дышать. Рядом кто-то плакал.

− Гермиона?

Какое-то мгновение его окружала беспросветная мгла, которая вдруг разлетелась в разноцветный калейдоскоп. Колени дрогнули под неожиданным грузом охвативших его эмоций: гнев, боль, одиночество, отчаяние, ужасное, захлестнувшее с головой, чувство угнетенности, так что стало страшно, что оно его полностью поглотит.

− Северус? − Её голос был голосом ангелов, голосом всепрощения, голосом искупления и спасения. − Это на самом деле ты? Это действительно ты?

Он упал на колени перед ней, уверяя самого себя, что глаза слезятся из-за пыли.

− Это я, Гермиона. Я пришёл.

Она спрыгнула с огромного кресла, в котором сидела, сжавшись в комочек, и, обхватив его руками, уткнулась лицом ему в грудь.

− Северус, где ты был? Я так скучала по тебе!

Между каменными плитами пола вдруг проросла трава, и в заброшенном классе зельеварения распустились цветы.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

вот теперь он ее точно не покинет)

Глава 8. Гермиона (часть 1)

Предупреждение: глава не бечена

Голоса вернулись. Или, точнее, не голоса, а голос. Сжавшись в комочек в кресле в старом классе зельеварения, она слышала, как он эхом отражался в мыслях, зовя её:

− Гермиона!

Это был его голос.

Конечно, она не отвечала. Голоса пытались одурачить её и раньше, пытались выманить из этой комнаты − её убежища. Она не поддастся. Она знала, что если уйдёт отсюда, то разорвет последнюю связь с ним и после этого окончательно отдастся безумию, сопротивляться которому становилось всё трудней и трудней.

– Гермиона!

Она слышала шаги, громкое эхо которых доносилось из коридоров, слышала тяжелое дыхание, которое точно принадлежало кому-то другому. Неизвестный призрак, порождённый её разумом и призванный окончательно перевести её через грань безумия, приближался.

– Гермиона! – голоса стали ещё коварнее, столь искусно имитируя его голос сейчас, когда они знали, что она так сильно по нему тосковала. Было так трудно удержаться, чтобы не отозваться. Она больно закусила губу, чтобы не произнести его имени; в глазах набухли слёзы. Она пыталась подавить рыдания, подступающие к горлу, но те вырывались помимо её желания.

Она так устала от одиночества.

Шаги смолкли в коридоре перед комнатой. Большая черная дверь, криво висевшая на петлях, слегка качнулась вперед, прежде чем рассыпаться в пыль.

– Гермиона?

Он стоял здесь, в пустом дверном проеме, в ореоле вьющейся вокруг него пыли. Его голос был слегка хрипловатым, как будто он сдерживал сильные эмоции. Гермиона знала, что не выдержит этого.

На самом деле его здесь нет. Она окончательно сошла с ума, и её разум породил, наконец, то единственное создание, что точно способно её уничтожить.

– Северус? – её голос был мягким, охрипшим от долгого молчания и слез, и в нём прозвучала такая тщетная надежда, что она содрогнулась.

– Это на самом деле ты? Это действительно ты?

Снейп вошел в комнату и стремительно направился к ней: расстояние между ними сокращалось прямо на глазах, пока, наконец, он не опустился перед ней на колени. Казалось, он плачет: слезы медленно прочерчивали дорожки по его пыльным щекам.

– Это я, Гермиона. Я пришёл.

Гермиона знала, что он лжет. Она знала это даже когда соскользнула с кресла, в котором сидела, сжавшись в комочек, и бросилась ему в объятия. Но ей было всё равно.

Она больше не хотела быть одной. Одну вещь Гермиона поняла точно: уж лучше бредить и сходить с ума − только бы не быть одной. Уж если она очертя голову летит в пучину безумия, то уж лучше делать это в его объятиях, чем как-нибудь ещё.

– Северус, где ты был? Я так скучала по тебе!

Она не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она в последний раз слышала чей-то голос или видела кого-нибудь в своих мыслях. Ей казалось, что выдуманный Снейп исчез целую вечность назад, почти сразу же после того, как реальный Снейп покинул её, но вот он вернулся и на этот раз не был ни злым, ни противным.

Гермиона бурно разрыдалась, как только оказалась в объятиях этого фантома и с облегчением почувствовала, насколько реальным он казался – сильные руки, заключившие ее в свои объятия, были столь же осязаемы, как и весь остальной мир, построенный ей в своём разуме. Она уткнулась лицом ему в грудь и вдыхала его запах, стараясь ни о чём не думать, пока её обволакивал его мягкий шепот и успокаивали его руки.

Наконец, почувствовав, что снова может говорить, она прошептала:

– Почему ты не можешь по-настоящему быть здесь?

– Я здесь, Гермиона, – она почувствовала, как напряглось его тело.

– Нет, тебя здесь нет, ты всего лишь плод моего воображения − игра подсознания в чистом виде. Ты один из тех десяти шагов, о которых предостерегала статья в Магическом Еженедельнике. Вообще-то, это очень интересно. Должно быть, я не такая уж сумасшедшая, как мне казалось, раз смогла так точно воссоздать тебя в своей голове. А откуда взялись эти цветы, Северус? – она нахмурилась, указав на цветы возле ее ног. – По-моему, они очень украшают эти развалины. Боже, ну и вид, наверное, у меня! – прошептала она внезапно и отклонилась назад, упершись руками ему в грудь. – Прости за этот беспорядок – у меня не было настроения убираться. У меня так давно не было гостей.

– Гермиона, – тихо сказал Снейп, – о чем ты говоришь?!

Гермиона ответила не сразу. Вместо этого она неуверенно провела руками по волосам и заметила со странным чувством отстраненности, что вся покрыта пылью. Она увидела пыльный отпечаток, оставшийся там, где она прикасалась к нему, и с трудом сдержала улыбку.

– Я испачкала твой костюм летучей мыши.

– Прости?.. – его голос все ещё оставался тихим, но тон как-то изменился. Теперь он стал не таким мягким, и в него закралась нотка недоумения.

Гермиона улыбнулась ему, после чего принялась стряхивать пыль с его груди.

– Я испачкала твой костюм летучей мыши. Как здорово, что ты не настоящий, а то бы ты ужасно разозлился на меня. Я прямо так и слышу тебя сейчас, я имею в виду настоящего тебя: «Мисс Грейнджер! Что означает вся… эта… пыль?! – последнюю фразу она прорычала, довольно точно скопировав Снейпа в его самой надменной ипостаси: – Пятьдесят баллов с Гриффиндора, дерзкая грязная девчонка!»

– Гермиона, уверяю тебя, я настоящий и я…

Гермиона начала выходить из себя:

– Не лги мне! Почему ты всегда мне лжёшь? Ты не настоящий! Ты сказал, что не вернешься назад! Ты был моей единственной надеждой и ты, ты... – она внезапно вскочила на ноги и отвернулась от него. – Ты покинул меня. Ты бросил меня здесь совсем одну. Ты обещал спасти меня, а потом просто бросил…

Отвернувшись, она скрестила руки на груди и крепко обхватила себя, словно пытаясь защититься. Ей била дрожь, она кусала губы, стараясь не расплакаться. Она не позволит этому − существу − сломать себя. Нет, только не теперь, после того как она продержалась так долго.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Глава 8. Гермиона (часть 2)

Гермиона знала, что он тоже поднялся на ноги. Она чувствовала, как тепло его тела обволакивает её, как он пожирает её глазами. Это казалось слишком реальным. Он шагнул к ней, смяв цветы, которые, казалось, расцветали везде, где только ступала его нога. Их приторный аромат и его близость затмили собой всё на свете.

Она почувствовала, как его руки легли ей на плечи и сжали их. Хватка была болезненно крепкой, но несмотря ни на что − желанной. Пусть даже это происходит только в воображении − её это больше не волновало. Она хотела быть со Снейпом любым способом, пусть даже он всего лишь «изощрённое проявление её подсознательных желаний».

– Я вернулся, Гермиона, – его голос был тверд. – Ты умираешь.

Гермиона хмыкнула:

– Нет, не умираю. Это невозможно. Заклятие действует не так: я не могу умереть, как бы сильно мне этого ни хотелось. Это же «Живой сон», что означает, что тот, в кого попало вышеупомянутое заклятие − то есть я, − обязан жить.

– Ты умираешь, Гермиона! – его голос стал громче. – Я пришел, как только узнал об этом. Каким-то образом… я смог попасть в твое сознание с помощью легилименции.

Гермиона снова повернулась к нему, довольная, что его теплые руки остались лежать на её плечах.

– Теперь я знаю, что тебя действительно здесь нет. Легилименция не действует на меня – директор Дамблдор пытался, когда я ещё была в Хогвартсе, найти меня, но так ни разу и не смог. Поэтому-то все и думают, что я в коме.

Снейп молчал, мириад эмоций пронёсся по его лицу.

– Да, я забыл об этом… Тогда как же я смог тебя найти?

Она закатила глаза:

– Да потому что это не ты меня нашел! Это я тебя сделала! Ты будешь слушать или нет?

Он улыбнулся. Почему-то из-за этой мимолетной улыбки показалось, что его голова сейчас расколется на две половинки.

– Итак, когда Альбус пытался найти тебя, это не сработало. Что ты тогда чувствовала?

– Почему тебя это так беспокоит? – огрызнулась она в ответ, вздёрнув плечи как готовая зашипеть кошка. Впрочем, почти в тот же момент её голос изменился, будто она признала своё поражение: – Думаю, это не важно. Так же как и то, что ты лучшая компания, чем… чем…

Она поёжилась.

– Казалось, будто я стояла за стеклянной стеной, смотря через темное зеркало. Я видела Дамблдора, но он не видел меня, – выдохнула она. – Всегда повторяется одно и то же – я могу видеть всех, когда захочу. Для этого нужно лишь посмотреть. Так тяжело, когда никто не видит меня в ответ. То же самое было с тобой, каждый раз, когда ты приходил навестить меня. Я видела тебя, слышала тебя – Боги… я даже… я даже могла чувствовать твои руки в моих волосах!

Теперь его руки мягко, почти машинально поглаживали её плечи: пальцы массировали ключицы, скользили вверх вдоль шеи, нежно прикасались к ушам и затылку. Настоящий Снейп никогда бы этого не сделал – никогда бы не дотрагивался до неё, будто она была хрустальной вазой или хрупкой бабочкой. Быть рядом с таким Снейпом вполне даже неплохо, если, конечно, она себе это позволит. Сумасшествие вдруг перестало казаться столь неприятным.

Замычав от удовольствия, она прильнула к нему, склонив голову на бок, чтобы ему было удобней касаться её шеи. Она не могла оторвать от него глаз, удивляясь, как могла раньше не замечать благородства в его строгих чертах. Жесткие губы слегка смягчились, глаза сверкали, как ониксы, такой бездонной была их чернота. Гермиона с удовольствием утонула бы в них, если бы могла. Она никогда не замечала, насколько они красивы. Казалось, в них отражалась сама Вселенная.

Они стояли так несколько мгновений, прежде чем Снейп осознал, что делает, и резко отдернул от неё руки, после чего уставился на них, будто видел в первый раз. Прежде чем он смог извиниться, Гермиона капризно выдохнула:

– Разве я разрешила тебе перестать гладить меня?

Снейп выглядел крайне ошеломлённым:

– Прости?

– Смотри, – сказала она, – я тебя создала. Каким-то образом мой разум наконец догадался, как сотворить тебя таким, чтобы ты действительно разговаривал со мной, чтобы ты мог по-настоящему ко мне прикасаться. Я понимаю, что ты всего лишь моя фантазия. Конечно, теперь я точно потеряла ту последнюю каплю разума, что у меня ещё оставалась, но сейчас ты здесь и можешь прикоснуться ко мне, так что не смей останавливаться!

– Гермиона, в последний раз уверяю тебя, я настоящий. Ты не придумала меня. И это совершенно неуместно − мне стоять здесь и… – он замолчал, будто слова застревали у него в горле, и он был не в силах подобрать то единственное нужное, – гладить твою шею, как будто… как будто…

– Как будто у тебя есть на это право? – подсказала Гермиона. – Если не у тебя, то у кого? Если бы я хотела кого-то другого, то я бы тебя здесь не выдумала, не так ли? Может, я и сумасшедшая, но я все ещё знаю, кого хочу. И это я решаю, что правильно, а что нет в моем собственном сознании. Здесь ты не мой профессор, а Северус. Просто Северус. И мне хочется, чтобы ты прикасался ко мне. Мне уже так давно этого хочется. И сейчас я хочу, чтобы ты прикасался ко мне как можно дольше.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Глава 8. Гермиона (часть 3)

Северус внезапно побледнел и отступил от неё на шаг назад.

– Ты сошла с ума?

– Да! Как раз это я и пытаюсь тебе объяснить! – с удовольствием согласилась Гермиона. – Я совсем сошла с ума. Не хочешь меня поцеловать?

– Я не могу, будучи в здравом сознании, так воспользоваться твоим положением, Гермиона. И не буду. Когда я смогу убедить тебя, что настоящий, то не хочу, чтобы тебе было о чём… сожалеть. Теперь, зная, что ты точно все ещё с нами, я буду ещё упорней искать способ тебя вылечить. Мне понадобится твоя помощь – возможно, ты вспомнишь что-то, что я мог упустить. И мне нужно, чтобы ты была в здравом уме и нормально общалась со мной, а не ненавидела за то, что здесь произошло.

Гермиона улыбнулась.

– Ты выглядел прямо как он, когда сказал: «Я не могу, будучи в здравом сознании, так воспользоваться твоим положением», – передразнила она его. – У тебя даже интонации были, как у того Снейпа, которого я помню, – я имею в виду того, противного, из Хогвартса, а не того, кто приходил ко мне. Знаешь, я уже взрослая, а не школьница. И я полностью отвечаю за себя.

Снейп саркастически хмыкнул в ответ:

– Как ты можешь отвечать за себя, если тронулась умом? – Он знакомым жестом скрестил руки на груди. – Итак, что мне надо сделать, чтобы убедить тебя, что я настоящий?

Гермиона помолчала, прежде чем ответить:

– Это невозможно. А теперь, не будешь ли ты наконец так любезен снизойти до того, чтобы выслушать меня?

– Я смотрю, восемнадцать месяцев комы не избавили тебя от командирских замашек. Ты всегда была уверена, что знаешь всё лучше всех. – Снейп довольно грубо схватил её за руку и попытался вытащить Гермиону из комнаты. – Пойдём со мной, я докажу, что я действительно здесь.

Гермиона упиралась изо всех сил:

– Это ловушка, я не пойду с тобой! Как только я выйду отсюда, всё станет совсем безнадёжно. И тогда ты бросишь меня в точности так же, как сделал он.

– Мерлина ради, девочка! – Снейп начал терять терпение. – Мне пришлось перестать навещать тебя как ради самого себя, так и ради твоего же блага. Да если бы я только знал, что ты на самом деле блуждаешь в этой… неразберихе свого разума, то никогда бы не бросил тебя одну. Я вернулся, как только узнал, что ты умираешь, – неужели же это ничего не значит?

– Не говори со мной таким тоном, – с раздражением откликнулась Гермиона. – Если уж на то пошло, я вообще здесь только из-за тебя, разве не так? Я бы слушала бесконечную болтовню Гарри про квиддич, и это ты был бы заперт в собственном разуме и всё ждал бы, чтобы хоть кто-нибудь пришёл тебя навестить. Только вот никто бы никогда не пришёл, ведь тебя все ненавидят.

Она замолчала, почувствовав, что Снейп выпустил ее руку. Его лицо словно превратилось в ледяную маску, так хорошо знакомую со школьных лет. Слезы раскаяния и стыда наполнили её глаза

– Прости, – сокрушенно прошептала она. – Это было жестоко с моей стороны, и я вовсе так не думаю.

– И, тем не менее, это сущая правда, мисс Грейнджер, – ответил Снейп, его голос внезапно стал совершенно ровным, лишённым каких-либо интонаций, хоть он и запнулся слегка на её имени. – Я виноват, что вы здесь, я прекрасно это осознаю. Однако я делаю всё, что в моих силах, чтобы исправить ваше положение. И я совершенно не желаю, чтобы мою совесть ещё сильнее отягощала вина за вас и ваше самопожертвование, чем это и так уже есть. Я знаю, что я на самом деле нахожусь здесь, и твёрдо намерен доказать вам это, даже если для этого придется взять вас на руки и вынести туда, где вы сможете увидеть меня собственными глазами.

Гермиона поежилась при этих словах. В них скрывалась боль, и она поняла, что сейчас происходило, − он отгораживался от неё, воздвигая вокруг себя невидимые глухие стены. Она смотрела на человека перед собой, вдруг отмечая морщинки в уголках его глаз, которые никогда не замечала у реального Снейпа, складки у рта, пролегающие глубже, чем во время войны. В черных волосах даже появилась легкая седина. Почему она состарила его образ? Она шагнула к нему, вдруг разом осознав, какой беспорядок царит вокруг них.

Почему из пола растут цветы? Почему вокруг такая разруха? Эта комната – её убежище – рассыпалась прямо на глазах. Снейп стоял перед ней напряжённый и холодный и излучал угрюмость, отчего казался слишком похожим на настоящего.

– Я бы навещала тебя, – тихо констатировала она. – Я бы приходила каждый день и приносила тебе цветы. Я бы разговаривала с тобой и читала тебе, и надеялась бы, что мои посещения привяжут тебя к реальности и не дадут тебе уйти, как твои визиты сделали это для меня. Я бы с той же преданностью и самоотверженностью заботилась о тебе, как ты обо мне. И я никогда бы не отчаялась и не отступилась.

Разрушенные стены вокруг неё начали восстанавливаться, трещины, пробежавшие по известке, казалось, сами собой зарастали от одних только её слов. И у неё появилась слабая, совсем-совсем робкая надежда, что, может быть, может быть, он был настоящим – и даже если это не так, то фантазия была славной. Она шагнула вперед, протянув руку, чтобы дотронуться до него, и слегка улыбнулась, увидев, как его глаза распахнулись от удивления, когда она так изменила реальность вокруг них и вернула класс зельеварения в нормальное состояние.

– В тот последний раз, когда ты приходил ко мне, когда ты заснул у моей постели, тебе что-то снилось. Я слышала, как ты шептал мое имя. Что тебе снилось?

Снейп посмотрел на неё и тут же отвел взгляд.

– Ничего особенного, – его голос был спокойным, но Гермиона почувствовала внезапную напряжённость в его тоне. Она изумлённо наблюдала, как легкая краска медленно заливает его лицо, оттеняя резкие линии скул.

И вот тогда-то она и уверилась. Она ни за что на свете не смогла бы выдумать краснеющего Снейпа. Это было просто за пределами её возможностей, даже в воображении. Смеясь и плача одновременно, она бросилась ему на шею:

– Это правда ты! Ты на самом деле здесь!

Несколько мгновений он стоял, словно окаменев под её бешеным натиском. Она слышала, как гулко стучит его сердце под её ухом, чувствовала его дыхание поверх волос, когда он посмотрел на неё сверху вниз. И, наконец, почувствовала, как его руки нерешительно обняли её.

– Глупышка, – прошептал он. – Глупышка.

– Обещай, что никогда больше меня не оставишь, – плакала она. – Мне кажется, я этого не перенесу. Ты мне нужен.

− Гермиона, я... – и тут он исчез. В её объятиях осталась лишь пустота.

− Северус... Северус!

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Глава 9. Нетти(1 часть)

До конца своих дней я буду помнить тот день, когда профессор Снейп вернулся к мисс Грейнджер. Его полубезумный вид и переполненные страхом и отчаянием глаза навеки врезались в мою память, как отчетливый оттиск фотографии.

С того момента, как он поклялся больше не приходить, прошло две недели и один день. Эти две недели дались ему нелегко. Я привыкла видеть его всегда очень строго одетым, в полностью застегнутом сюртуке и мантии, а не в рубашке с распахнутым воротом и расстегнутыми манжетами. От него пахло затхлостью, как будто он долго находился в помещении, и к этому запаху примешивался стойкий аромат виски. Его обычно опрятные (пусть и не очень чистые) волосы были ещё жирнее, чем обычно, и беспорядочно торчали во все стороны. Создавалось впечатление, что он не мылся несколько дней. Узреть в таком виде человека, который всегда казался мне чересчур чопорным и педантичным, было настоящим шоком.

Однако я постаралась никак не выдать своих чувств, когда он наконец смог оторвать взгляд от неподвижно застывшей мисс Грейнджер.

− Почему она лежит на боку? − спросил он. − Почему у неё так согнулись руки и ноги? − Голос его был хриплым, как будто он с трудом заставлял себя говорить.

− Такое случается, когда больные слишком долго находятся в коме, − мягко ответила я. − Сухожилия теряют эластичность и съеживаются.

− Она так похудела. Кажется, что она может сломаться от малейшего прикосновения. Что случилось? − Его голос стал ещё более сдавленным, словно с натугой выходящим из гортани. Он шагнул ближе к кровати и протянул заметно дрожащую руку, чтобы прикоснуться к ней. Его отчаяние было практически осязаемым. И вот в тот момент, кажется, я и начала его понимать. Совсем чуть-чуть. Я с трудом сдержала порыв подойти и обнять его, как обнимают маленьких детей, так мне захотелось защитить его от всех на свете бед. Но вместо этого я лишь мягко ответила:

− Я не знаю. Ей стало становится всё хуже и хуже после вашего последнего посещения. Я больше ничем не могу ей помочь.

За годы работы колдомедиком, я более чем достаточно насмотрелась, как бывают сломлены люди страхом потерять дорогого человека. Отчаявшиеся мужья и жёны, на чьих руках умирали их супруги. Стенающие от невыносимого горя родители, узнавшие, что их любимое дитя не выживет из-за каких-то ранений или болезней, которые, казалось, выбирали именно молодых. На это всегда было тяжело смотреть. Но сейчас… ладно, если раньше мне только казалось, что он любит девочку, то теперь пропали последние сомнения. Он сходил с ума от горя прямо на моих глазах: его боль и чувство вины были очевидными и всепоглощающими. Нас разделяло десять шагов, но мне казалось, что я слышу, как бьётся его сердце.

− Я не смирюсь, − прошептал он. − Всевышние боги…

И в следующий момент он упал на колени возле кровати. Он стоял, вглядываясь в её пустые, смотрящие в никуда глаза; трясущиеся руки лежали поверх её плеч. Его голос чуть не оборвался, когда он вымолвил:

− Мисс… Мисс Грейнджер? Гермиона?

Я не знала, как ему помочь. Не знала, как облегчить исходившее от него волнами страдание. И спрашивала себя, как он переживёт эту потерю? Понимаете, я не сомневалась, что мисс Грейнджер умирает. Ни капли.

Я стояла не шелохнувшись, и прямо на моих глазах мужчина, о котором все говорили как о холодном, бессердечном, грубом и мрачном, − мужчина, который частенько больно ранил меня своим острым языком, − сходил с ума от горя у постели девочки в два раза его младше.

− Нет, − его голос был тихим и полным мольбы; страдание, прозвучавшее в этом одном-единственном слове, было красноречивее тысячи романов. − Нет!

Его руки с длинными изящными пальцами по очереди гладили её волосы. Он подхватил её под затылок и наклонился вперед, нависнув над краем кровати и прижавшись лбом к её лбу. Пряди истончившихся волос на её щеке трепетали от его дыхания.

Сначала я не совсем поняла, что он делает. Я разрывалась от противоречивых чувств: с одной стороны, профессиональная этика требовала оставить его наедине с ней, с другой стороны, я была обязана держать ситуацию под наблюдением. В итоге, не в силах уйти, я так и продолжала, как зачарованная, смотреть на них, когда комнату вдруг заполнила почти физически осязаемая магия, сконцентрировавшаяся вокруг мужчины и моей пациентки.

И тут обрывочные куски информации стали складываться в одну картину: кое-что, слышанное от Поппи, застывший взгляд Снейпа, прикованный к мисс Грейнджер, мурашки, побежавшие по спине из-за магии. Он пытался воздействовать на неё легилименцией: мысленно исследовал её разум, пытаясь найти хоть какой-то признак её присутствия. Я закусила губу, понимая тщетность всего этого. Ничего не получится.

Поппи сказала мне, что Дамблдор уже несколько раз пытался обнаружить мисс Грейнджер подобным образом. Они не отправляли её в святой Мунго, пока он не вынужден был признать, что её мысли − пусты и ей ничем нельзя помочь. Поппи говорила, что старик был практически в отчаянии, когда им пришлось отправить её в больницу. Гермиона Грейнджер была одной из его любимиц.

Мне хотелось подойти к профессору Снейпу и хоть как-нибудь помочь ему, но я сдержала себя. Его прошлые резкие замечания приучили меня к осторожности − к осторожности того же свойства, как при обращении с раненым животным. Я уже поняла из своего предыдущего опыта, что этот человек отвергнет любые попытки утешения. Я не знала, как ему помочь.

Не знаю, сколько прошло времени, когда я вдруг заметила, что он стал дышать медленнее и не так тяжело. Лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым, но казалось, что его охватило какое-то неведомое спокойствие, пока он держал её в объятиях, полных странной близости.

− Я здесь, Гермиона. Я пришёл.

И − снова тишина. Самая странная тишина на свете, не знаю, понимаете ли вы, что я имею в виду. Казалось, там, где я стояла, было слышно биение его сердца: отчетливое тук-тук-тук, которое замедляло свою бешеную скачку и становилось всё более спокойным. И спустя какое-то время я услышала как бы эхо этого биения и вдруг поняла, что оно исходит от мисс Грейнджер. Я стояла, застыв на месте, и слушала, как её сердце, казалось, бьётся в унисон с его, грудь поднимается и опускается в одном ритме с его грудью, биение сердца, бывшее таким слабым и неразличимым, постепенно становится всё более отчетливым, словно нежно отвечая его сердцу.

Его губы шевелились, но, насколько я слышала, вслух он ничего не произнёс. Он ещё сильнее наклонился над кроватью, практически опустившись на Гермиону. Руки его всё ещё были запущены в её волосы, лоб по-прежнему вплотную прижат к её лбу, их губы почти касались. Его дыхание стало почти осязаемым − я как будто видела, как оно перетекает из его губ в её и обратно. Они дышали вместе.

Глава 9. Нетти(2 часть)

Не смея шевельнуться или даже моргнуть, я в изумлении смотрела на сцену удивительной близости, разыгрывавшуюся передо мной. Зрелище того, как профессор Снейп пытался вернуть жизнь в её хрупкое тело, завораживало. Если бы я не видела этого собственными глазами, то никогда бы в такое не поверила. Это была магия в своей чистейшей форме.

Надеюсь, это в какой-то мере извиняет то, что меня застал врасплох полный гнева и смятения голос:

− Что он с ней делает? − Гарри Поттер ворвался в комнату и зло рванул профессора Снейпа от Гермионы. Он стащил его с кровати, развернул и ударил что есть силы прямо в лицо.

Как только мистер Поттер выпустил его из рук, профессор неуклюже свалился на пол, приземлившись на четвереньки. Он стоял так, низко уронив голову, и когда, наконец, её поднял, его взгляд, прикованный к молодому человеку, был ледяным.

− Глупый вы мальчишка! − прорычал он. − Проклятый идиот! Убил бы вас! Вы хоть понимаете, что натворили? − Не обращая внимания на капающую из носа кровь, он медленно поднялся на ноги и приблизился к юноше, голос его звучал с каждым словом всё яростнее и яростнее. − Я разговаривал с Гермионой! Я только-только смог убедить её, что это действительно я, как ВЫ ОТОРВАЛИ МЕНЯ ОТ НЕЁ!

Юноша даже не шелохнулся; с каменным выражением лица он потянулся за палочкой. Альбус Дамблдор, оказывается, тоже вошедший в комнату, быстро шагнул вперёд.

− Прекратите немедленно оба!

Профессор Снейп что-то буркнул старику, но перестал враждебно наступать на мальчишку. Тот в ответ одарил его кривой усмешкой и повернулся к директору:

− Говорил же я, что он что-то задумал. Он не помогает Гермионе, он хочет надругаться над ней!

Глупый мальчишка. Я шагнула вперед, вдруг обидевшись за профессора Снейпа.

− Мистер Поттер, сомневаюсь, чтобы он мог надругаться на ней, как вы изволили выразиться, в моём присутствии.

Профессор и Гарри чуть не подскочили на месте, услышав меня, а Дамблдор лишь приветственно кивнул:

− Нетти, очень рад снова вас видеть.

Я кивнула в ответ, продолжая сверлить юношу строгим неодобрительным взглядом. Честное слово, у него напрочь отсутствовал здравый смысл! Я уже была в курсе, что дружеских чувств они с профессором Снейпом друг к другу не испытывают, но, тем не менее, глаза-то у него есть! Достаточно было взглянуть на Гермиону, чтобы понять, что профессор Снейп ни в коем случае ей не навредил. Скорее наоборот − он ей помог.

− Взгляните на мисс Грейнджер, мистер Поттер. Просто взгляните! Посмотрите на волосы, на кожу! Вам кажется, она так же плоха, как этим утром? А? И, уверяю вас, это вовсе не моя заслуга, что ей стало лучше. Это всё профессор Снейп − это он ей как-то помог!

Пока я говорила, её состояние продолжало улучшаться. Тело всё ещё оставалось скрюченным, но волосы обрели былую прочность и их тускло-коричневый оттенок сменился шоколадным блеском, который я так хорошо помнила. Кожа перестала быть серой и быстро приобретала свой обычный светло-медовый цвет. Я не сомневалась, что по прошествии недолгого времени её конечности снова войдут в нормальный тонус и обретут прежнюю гибкость. Мисс Грейнджер больше не умирала.

Трудно сказать, кто был сильнее поражён этим открытием: мистер Поттер или профессор Снейп. Пока юноша, раскрыв рот, наблюдал за подругой, Снейпу, кажется, стало дурно. Его снова охватил озноб, как когда он только пришёл, и он бессильно упал в кресло возле кровати.

− Гермиона, − выдохнул он, потянувшись к ней.

− Не трогай её своими грязными лапами, ублюдок, − практически выплюнул парень, быстро подойдя к кровати с другой стороны. − Что происходит?

− Хотел бы и я это знать, − мягко вмешался Дамблдор. − Ты сказал, что… разговаривал с ней, Северус?

− Да, − ровным голосом ответил профессор Снейп. − Я разговаривал с ней. Она здесь, Альбус, она всё это время была здесь, а мы об этом не догадывались. Не знаю, что это было за заклинание, но оно заперло её внутри разума.

− И ты нашёл её с помощью легилименции? − Одной рукой Дамблдор поглаживал свою длинную бороду, а пальцами другой задумчиво водил по губам. − Интересно.

− Он лжёт, − безапелляционно заявил юноша. − Иначе быть не может. Вы ведь несколько раз пытались использовать легилименцию, профессор Дамблдор! Если вы ничего не смогли найти, то как мог он?

− Я не лгу, − Снейп со всей яростью воззрился на Гарри. − Она здесь.

− Я видел тебя за занятием легилименцией, Снейп! − насмешливо процедил его имя мистер Поттер. − Вообще-то, ты даже применял её на мне. Что-то не припомню, чтобы для этого ты ложился на меня сверху!

Профессор Снейп побледнел, но умудрился съехидничать:

− Ревнуете, Поттер?

Я с трудом сдержала смех. Право, этот человек умел смешить в своей утонченно-издевательской манере. Юноша немного напрягся, но ничего не ответил. Вместо этого он повернулся к директору:

− Профессор Дамблдор, вы ведь не верите ему?

Пожилой маг подошёл ближе, бросил быстрый взгляд на неподвижно застывшего профессора Снейпа и, повернувшись к молодому человеку, мягко сказал:

− Он не лжёт, Гарри.

− Но этого не может быть! Получается, она находилась там, запертая с… это…

− Ужасает, − печально закончил его мысль Альбус и, подойдя ближе, положил морщинистую руку на трясущееся плечо мальчишки.

− Как ты думаешь, Северус, она ответит мне, если я попытаюсь сам с ней поговорить?

Какое-то время профессор Снейп сидел в гробовом молчании. Я заметила, что его рука лежала на покрывале напротив безжизненных пальцев Гермионы, как будто он сдерживал желание прикоснуться к ним, боясь проявить чувства в присутствии Гарри и Дамблдора.

− Я не знаю, − наконец признался он. − Она говорила, что, когда ты пытался раньше, она слышала и видела тебя, а ты её − нет. Что она как будто была заперта за зеркальной стеной.

− Ловко придумано, − фыркнул мистер Поттер.

Профессор Снейп не обратил на него внимания.

− К сожалению, рассудок мисс Грейнджер немного пострадал с момента твоей последней попытки. Когда я говорил с ней, она была уверена, что я «порождение её подсознания». Как раз в тот момент, когда Поттер оттащил меня прочь, она начала было верить, что, может быть, это действительно я, а не часть построенного ею мира. Она начала терять рассудок, Альбус. Большую часть времени, что я был там, она была уверена, что видит сон.

− Скорее, кошмар, − снова хмуро вставил юноша.

Мне захотелось влепить мальчишке подзатыльник. Да, я знаю, что он спаситель магического мира, но всему же есть предел! Неужели и я была когда-то таким ребенком?

− Гарри, − мягко сказал Дамблдор. − Ты не очень-то нам помогаешь. Северус, ты уверен, что просто не вообразил её сам?

Профессор Снейп выглядел задетым этими словами.

− Альбус, ты ведь не думаешь, что я это выдумал?

− Преднамеренно − нет, конечно, но в последнее время ты пребывал в серьезном стрессе, и я знаю, как сильно ты переживал из-за мисс Грейнджер и её состояния. Нет ничего странного в том, что ты хотел бы, чтобы она была здесь.

− Я не псих, − прошипел Снейп. − Она здесь. Попробуй поговорить с ней. Даже если она не ответит, скажи что-нибудь, что она сможет передать мне, когда я снова войду в её разум. Надеюсь, это тебя убедит.

− Дело не в том, что я сомневаюсь в тебе, − начал было Альбус, но профессор Снейп оборвал его внезапно уставшим голосом:

− Знаю, Альбус. Просто сделай это.

Дамблдор и Снейп поменялись местами у кровати мисс Грейнджер. Старший волшебник слегка наклонился над девушкой и внимательно посмотрел ей в глаза. Он не прикасался к ней.

− Вот так и надо применять легилименцию, − через пару секунд с издевкой прошептал юноша Снейпу. − Без рук.

− Заткнитесь Поттер, − рявкнул в ответ Снейп, − а не то я вырву вам язык.