Приступ

Опять ночь. Опять ночь с грозой и молниями.
«Как это знакомо, да, Северус? Сидишь, сгорбившись над чашкой остывшего чая, и вздрагиваешь от каждого раската грома».
Вспышка молнии озаряет на миг кухню, и я вижу свое отражение в стеклянной раме серванта. Осунувшееся лицо и спутанные волосы, неаккуратно закрывающие лицо, заставляют меня скривиться в усмешке. Я делаю еще глоток чая и морщусь. Чай такой крепкий, что на языке остается только его горький вкус. Горечь. Это единственное, что я могу сейчас чувствовать. Легкий взмах палочкой и под чайником на плите разгорается тихий огонь. Услышав скрип ступеней на лестнице, я тут же вскакиваю со стула, чуть не опрокинув чашку краем мантии.
Вот тот момент, которого я так боялся. С каждым разом мне становится все страшнее. С каждым ее новым приступом.
Я выхожу из кухни и, увидев ее, останавливаюсь перед лестницей. Она спускается очень медленно, как будто каждый шаг дается ей с трудом. Движения ломанные. Кажется, что кто-то дергает ее за ниточки, привязанные к рукам и ногам. Белая ночнушка на бледном теле, волосы всклокочены, а под глазами опять залегли глубокие тени. Она выглядит как привидение, как и я сам. «Дом с привидениями» - вот во что превратилось мое жилище. Я с удивлением прислушиваюсь к звукам, которые издает лестница. Как она может скрипеть под ней, под этим маленьким, худым, костлявым телом?
Спустившись, она останавливается передо мной.
- Гермиона, - я тихо зову ее, надеясь, что случилось чудо, и она пришла попить воды.
Не в этот раз. Ее широко распахнутые глаза смотрят сквозь меня. Зрачки расширены так сильно, что глаза кажутся полностью черными. Она слеповато шарит по мне руками и обходит, так же осторожно и медленно ступая босыми ногами по прохладному полу. Подойдя к окну, она протягивает руку ладонью вперед, и створки рамы распахиваются перед ней. В комнату тут же врывается порыв ветра, загоняя под диван и шкафы опавшую мокрую листву. Я вздрагиваю от внезапного холода и призываю плед из кухни, который заранее приготовил. Я подхожу ближе, чтобы успеть подхватить ее, если она будет падать. Гермиона встает на подоконник и разводит руки, чтобы опереться на края рамы. Дождь хлещет ее по лицу, но она смотрит в ночное небо, не замечая этого. Внутри у меня все сжимается в тугой комок в ожидании того, что сейчас будет. Очередная вспышка молнии, и она кричит. Кричит так сильно, что это становится похоже на исступленный вой. Мне всегда казалось, что я должен оглохнуть от таких громких криков. Но по непонятной для меня причине я слушаю их каждый раз. Я даже не могу заставить себя заткнуть уши. То, что ее может услышать еще кто-нибудь, меня не волнует. Я наложил заглушающие заклинания около своего дома в тот же день, когда она переступила его порог. Крик обрывается так же внезапно, как и начался, и Гермиона обессилено опускается на колени. Подбежав к ней, я накидываю на ее худенькие плечи плед и переношу на диван.
Глаза у нее закрыты, а мокрые пряди волос, в которых запуталась веточка, прилипли к лицу и шее. Заметив, что она вся дрожит от холода, я закрываю окно. Сам я холода уже не чувствую. У меня есть пять минут – ровно столько она еще пробудет в беспамятстве. Этого хватит, чтобы высушить ее одежду и приготовить горячий чай с сонным и согревающим зельями, чтобы она не простыла и смогла заснуть.
Сначала чай. Судя по звукам на кухне, вода в чайнике уже начала выкипать. Четкие, отточенные практикой движения: достать ее любимую чашку со знаком факультета Гриффиндор, налить некрепкий чай, достать зелья с верхней полки шкафчика, добавить в чашку, перемешать, пройти в гостиную, поставить чашку на столике перед ней, развернуть плед, направить палочку и произнести высушивающее заклинание. Пяти минут на это всегда хватает.
Гермиона открывает глаза и рассеяно оглядывается вокруг. Я протягиваю ей чашку, от которой идет пар, и сажусь рядом.
- Северус, - шепчет она так тихо, что я еле ее слышу, и берет чашку, - у меня снова был приступ?
- Да, – коротко отвечаю я и, чтобы не смотреть в расстроенные глаза, поправляю плед, соскальзывающий с ее плеча. – Пей чай, а то можешь простудиться.
Какое-то время мы сидим молча. Гермиона баюкает чашку с чаем в руках, периодически делая небольшие глотки. Я наблюдаю за ней и жду, когда зелье начнет действовать.
- Северус, - Гермиона медленно и нерешительно поворачивается ко мне. Глаза опущены, в голосе тревога, - а я ….
- Нет, ты ничего не разрушила в этот раз. - Мое плечо, которое выехало, когда она отбросила меня во время своего прошлого приступа, непроизвольно приподнимается.
- Прости меня, - шепчет она и смотрит мне в глаза. Я вижу, что она еле сдерживает слезы.
- Все хорошо, Гермиона, - тихо, как бы успокаивая, говорю я. Взяв у нее из рук чашку, я притягиваю ее к себе, отчего она утыкается мне в плечо. – Все будет хорошо.
- Северус, у тебя вся мантия мокрая, ты же простудишься, - всхлипывает она и прижимается ко мне. - Прости меня, прости.
Я чувствую у себя на шее ее сбивчивое дыхание, теплые мокрые дорожки от слез и неуклюже начинаю гладить ее по голове. Она всхлипывает все реже и, наконец, перестает совсем – это подействовало зелье. Я на руках отношу ее в кровать. Ее голова лежит на моем плече, пока я поднимаюсь с ней по лестнице. Сейчас она такая спокойная и красивая, совсем как прежняя Гермиона. Я укутываю ее одеялом и сажусь рядом. Я люблю смотреть на нее, когда она спит. Я помню наизусть все черты ее лица, каждую мелкую морщинку в уголках глаз.
Темнота и тишина, царящие в спальне, делают свое дело: меня начинает клонить в сон. А засыпать мне нельзя, только не сегодня. Я должен вернуться на кухню и подождать пока кончится этот дождь.
- Сможешь ли ты простить меня? – шепчу я в тишину и выхожу из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Я возвращаюсь на кухню и завариваю еще одну чашку слишком крепкого чая. Дождь льет, не переставая, уже второй день. Значит, я не сплю уже двое суток. Я смотрю в окно и делаю очередной горький глоток. За окном так темно, что абсолютно ничего не видно. Только ветки кустов, растущих рядом с окнами, когда ветер бросает их в стекло. Я всегда любил ночные дожди. Я мог сидеть всю ночь у себя на крыльце и прислушиваться к шуму капель, стекающих по крыше. С ветки капля падает на крышу, потом стекает на карниз, с карниза на крыльцо, с крыльца в траву. Как будто кто-то лениво перебирает клавиши фортепиано.
Теперь все изменилось. Теперь я ненавижу ночной дождь. Ненавижу, когда вечером на закате небо затягивается грозовыми тучами. Ненавижу так сильно, что когда думаю об этом, внутри все переворачивается, а челюсти непроизвольно сжимаются.
Когда это началось?

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Deja vu

Первые три года ее учебы в Хогвартсе я видел только смешную, самовлюбленную девочку с острым умом и сообразительностью, которых не было и у одного ученика. Кто еще, кроме нее, мог догадаться и сварить оборотное зелье на втором году обучения? Я сразу понял, что именно она это сделала. Девочка, которая всегда таскалась с Поттером и Уизли. Я еще больше ненавидел Поттера за то, что она всегда прикрывала им тыл и помогала выходить сухими из воды.

А потом на ее четвертом курсе был Турнир Трех Волшебников. И, конечно же, Рождественский бал. Я сидел на обязательной части праздника и ждал момента, когда она закончится. Тогда я смог бы уйти к себе в комнаты, налить бокал вина и наслаждаться тишиной. Я пробежался глазами по толпе нарядных студентов, но не заметил ее среди них. С какой-то долей удовольствия я отметил, что она предпочла остаться у себя в комнате и не приходить сюда ради этих дурацких танцев. Двери Большого Зала открылись, и я лениво посмотрел в их сторону. Она вошла в зал под руку с этим болгарским парнем. Я не мог отвести от нее глаз, пока они шли к центру зала, чтобы занять позицию для первых танцевальных па. Такая красивая, такая невинная, такая смущенная, такая светящаяся изнутри, такая счастливая. На мгновение мне захотелось ощутить, как ее ладошка накрывает мою руку. Но я, усмехнувшись собственной глупости, попытался выкинуть это из головы. Не получилось. Стиснув зубы, я молча наблюдал, как она скользит в танце в руках своего партнера. Лучше бы я ушел в свои комнаты, как хотел. Я остался, чтобы пить и смотреть на нее исподлобья, время от времени огладываясь, не заметил ли кто-нибудь моего внезапного интереса к студентке. Она, сама того не желая, притягивала к себе взгляды. Мои взгляды. Что это было? Интерес? Влюбленность? Желание? Может ли взрослый учитель желать свою четырнадцатилетнюю ученицу? Еще как может. Да, Северус? Я наливал себе бокал за бокалом, но не мог избавиться от этих мыслей. Каждый раз, когда я слышал в толпе учеников ее звонкий, как колокольчик, смех, они возвращались снова. Ночью, сидя у себя в кресле, я винил в своем внезапном интересе красивое платье, подчеркивающее фигуру, обращающее внимание на ложбинку между грудей, прическу, которая открывала изящную и длинную шею, все что угодно, только не ее. У Гриффиндора через два дня урок по зельям. Там она будет прежняя: лохматая, в школьной мантии, с задранной вверх рукой. Вот тогда мой минутный интерес должен был пройти, как мне казалось.

На следующее утро я зашел в библиотеку по поручению Дамблдора и увидел там ее. В привычной немного помятой мантии, из-под которой выглядывали смешные гольфы на тощих икрах. Она с грустными глазами сидела у окна и делала вид, что читает книгу. Она даже переворачивала страницы в ней для вида, но взгляд оставался всегда в одной точке. Что ее могло расстроить ранним утром? Или это было еще на балу? Неужели этот неотесанный болгарин? Мои кулаки непроизвольно сжались, и я испугался этой реакции. Неслышно я подошел поближе, взял первую попавшуюся книгу со стеллажа и тоже стал делать вид, что просматриваю ее. Только чтобы меня не обнаружили здесь, подглядывающего за своей ученицей. Лучики света скользили по ее волосам, которые вновь были распущены и лежали непослушной гривой по плечам. Я невольно засмотрелся на эти блики. Словно почувствовав мой взгляд, она обернулась и вздрогнула.
- Доброе утро, профессор Снейп.
- Мисс Грейнджер. – Еле заметный кивок.
Неужели все началось в то утро? Неужели я осознал это именно тогда?

Я сидел в кабинете у директора и в очередной раз отказывался от предлагаемого чая.
- Присмотрите за Гарри, Северус, - тихо сказал Дамблдор и поднес чашку к губам.
На моем лице появилась привычная недовольная усмешка. Знал ли он, какие противоречивые чувства вызывали во мне эти слова? Опять наблюдать за выходками Поттера, нарушающего правила школы, угадывать, что он собирается натворить, а потом докладывать директору. Именно этого хотел от меня Альбус. Но он не догадывался, что, наблюдая за Поттером, я видел ее рядом с ним, присматривал и за ней тоже. Подсматривал за ней. Да, иногда я делал именно так, когда ее назначили старостой, и она обходила коридоры во время дежурства. Я следовал за ней невидимой тенью, стараясь не дышать, чтобы не выдать своего присутствия. А потом я приходил к себе и долго принимал холодный душ, потому что она вызывала во мне слишком сильное желание. Такое сильное, что оно причиняло боль.

Я слышал, как отзывался о ней Драко: «грязнокровка», «заучка», «лохматая уродина». Пробовали ли вы когда-нибудь сравнить, что говорят про одного и того же человека любящий и ненавидящий его? Совершенно противоположные вещи. Я видел свет, который исходил от нее, когда она смеялась. Я видел в ней умную и любознательную не по годам ведьму. Я представлял себе ее блестящее будущее. Она могла найти себе молодого и перспективного человека. В крайнем случае, стать женой Уизли или Поттера, которые постоянно были рядом с ней. Я злился, когда думал об этом каждый вечер. Я специально накапливал в себе эту злость, чтобы потом вымещать ее на Гермионе, унижать ее, снимать баллы. Бессмысленно и неразумно было бы вести себя по-другому. Я не смог бы дать ей ничего. Я - старый изъеденный своей желчью бывший Пожиратель смерти, упивающийся своей злостью ко всему окружающему миру. Я был тем, кто не может радоваться жизни, потому что ее у меня никогда не было. Как могло произойти так, что я, Северус Снейп, который боялся привязаться даже к своему ворону, полюбил снова? К тому же полюбил девушку, которая находилась в смертельной опасности, помогая Поттеру. У меня возникало ощущение «Deja vu» (*).

День последней битвы. Я вздрагиваю каждый раз, когда вспоминаю острые зубы Нагини, разрывающие горло. Темный Лорд опять просчитался, решив, что я не буду к этому готов, зная его страсть скармливать людей своей питомице. Невербальное кровоостанавливающее заклинание отобрало почти все мои силы. Закончив, я осторожно дотронулся до шеи. Пальцы нащупали очень тонкую кожу, которая превратилась в огромный уродливый шрам. Мне следовало лучше залечить его, чтобы не было осложнений, но я не стал этого делать. Я поспешил в замок. Мне нужно было удостовериться, что Гермиона жива. И плевать я хотел, что кто-то меня заметит или попытается остановить. Завернув в один из коридоров, я замер и сдавленно застонал. Гермиона лежала без сознания на полу, а рядом сидели Лонгботтом и Лавгуд. Они суетились около нее, пытаясь привести в чувство. Я на негнущихся ногах подбежал к ним и оттолкнул Лонгботтома, который тут же поднялся и наставил на меня палочку.
- Вы … - прошипел он. – Убийца! Отойдите от нее!
- Замолчите и помогите мне, - приказал я, но из горла вырвались только булькающие хрипы. Мерлин, мне нельзя было разговаривать, иначе кровотечение могло возобновиться. Я чувствовал, как у меня поднималась температура, а пот липким ручьем скатывался по спине.
Лонгботтом непонимающе уставился на меня. Когда он взглядом наткнулся на мою шею, на его лице появилось отвращение. Я взмахнул палочкой, и на стене возникла надпись: «Я отнесу ее в больничное крыло. Лонгботтом, приведите туда МакГонагалл. Лавгуд, пойдете со мной».
Никчемные дети! Я дал им четкие указания, а они стояли и переглядывались, как будто не понимали, что она могла умереть.
- Иди, Невилл, он поможет ей. – Лавгуд не сводила с меня своих выпученных глаз, держа наготове палочку.
Лонгботтом коротко кивнул и неуклюже побежал по коридору.

Я принес Гермиону в больничное крыло, но она так и не пришла в сознание. Голова болталась из стороны в сторону, глаза закатились. Я огляделся вокруг. Многие кровати были заняты другими пострадавшими. Поттера среди них не было.
- Вот здесь есть свободное место, - Лавгуд указала на кровать у окна.
Я попытался привести Гермиону в чувство с помощью заклинаний, но это не помогло, только лишило меня последних сил. Когда в палату вбежали Помфри с МакГонагалл, я уже сполз на колени перед кроватью, на которой лежала Гермиона. Обе одновременно нацелили на меня палочки, а Лавгуд спиной попятилась к ним.
- Теперь вас некому прикрывать, Северус, - процедила сквозь зубы МакГонагалл. - Сюда идут авроры. За вами.
- Отойдите от мисс Грейнджер, - очень высоким голосом приказала Помфри и подбежала к Гермионе, вытирая на ходу руки, испачканные чьей-то кровью.
Я безуспешно пытался подняться с колен. Наконец мне это удалось. Пошатываясь на дрожащих ногах, я выпрямился и посмотрел в глаза МакГонагалл. Глупые курицы, она и Помфри. Разве я мог причинить вред Гермионе? МакГонагалл направила палочку мне в лицо.
- Вы больше никого не убьете. - Минерва явно была расстроена, подбородок у нее дрожал.
Мне пришлось облокотиться на спинку кровати, чтобы не упасть. Горло болело, под мантию потекло что-то горячее. Видимо, рана начала кровоточить. Краем глаза я наблюдал, как Помфри хлопотала над Гермионой. Она призывала из шкафа зелья и вливала их одно за другим ей в рот. Она все делала правильно. Именно в таком порядке: восстанавливающее, обезболивающее, исцеляющее.
В коридоре раздались быстрые шаги, и в двери ворвались авроры во главе с Кингсли. Мне показалось, что они все одновременно взмахнули палочками, потому что грудь тут же пронзила сильная боль от попавших в нее заклинаний.
- Северус Снейп, вас доставят в Азкабан, - всегда мягкий голос Кингсли теперь звучал грубо, - для выяснения обстоятельств смерти Альбуса Дамблдора.
Перед тем, как я шагнул с ними в камин, я обернулся и посмотрел на Гермиону. На щеках у нее появился румянец, но в себя она так и не пришла. Спящий ангел. Я хотел запомнить ее именно такой.

* Deja (фр.) - уже, а Vu (фр.) производная от слова Voir - видеть

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Дополнение к завещанию

Через пять дней ко мне в камеру пришли два молчаливых и угрюмых аврора и заявили, что меня хотят видеть в Хогвартсе. Публичная расправа – первое, что пришло мне в голову. Говорил я еще с трудом и поэтому просто кивнул.
Хогвартс. Я надеялся что, попав туда, смогу узнать новости о Гермионе. Но портал перенес нас сначала в Министерство, в кабинет Кингсли, который изучающее посмотрел на меня, когда мы появились.
- Как вы? – вместо приветствия спросил он, показывая на мою шею.
Я неопределенно пожал плечами в ответ. Можно обойтись без вежливых бесед о погоде и самочувствии, если тебя собираются публично наказывать.
- Я соберу документы, и мы направимся в Хогвартс. - Кингсли разбирал свитки у себя на столе. Затем он вытащил что-то из ящика и протянул мне.
- Ваша палочка, Северус. Но я попрошу вас ей пока не пользоваться. В целях вашей безопасности, - он кивнул в сторону двух авроров, стоящих по бокам от меня.
Стараясь не выдать своего удивления, я подошел к нему и молча взял палочку. Я совершенно не понимал, что это все означало.
Когда Кингсли закончил, мы направились по коридорам к каминам. Волшебники, которые попадались нам на встречу, косились и отшатывались от нас. Я был уверен, что они оборачивались и шептались мне в след.
- Вот, возьмите, - Кингсли сунул мне в руку газету, - вам, наверное, интересно узнать, чем все закончилось.
Я жадно выхватил из его рук «Ежедневный Пророк». На первой странице большими буквами заголовок: «Волан-де-морт повержен!». Наконец-то они начали называть все своими именами. Я пробежал глазами по статье – она занимала четыре с лишним страницы – я искал интересующую меня информацию. Вот она: «Гермиона Грейнджер, магглорожденная ведьма, помогавшая Гарри Поттеру …», - я пропускал куски бессмысленного для меня текста, - « … пришла в сознание и не узнает никого вокруг. Колдомедики не могут понять причину ее болезни …». Дальше я не читал. Я остановился и вздохнул с облегчением. Она жива, остальное для меня было не важно.
- Да, весь магический мир расстроен, - произнес Кингсли, заметив мою реакцию. Он остановился рядом со мной и похлопал меня по плечу. - Вы сделали все, что смогли.
Я посмотрел сначала на его ладонь у меня на плече, потом на него. Кингсли мягко улыбнулся и убрал руку, а я, воспользовавшись этим, ускорил шаг. По дороге я все-таки успел просмотреть большую часть статьи. Кингсли был прав – магический мир действительно был расстроен.

Выйдя из камина в кабинете директора Хогвартса, я огляделся. МакГонагалл расположилась в кресле Альбуса, моем кресле, и подписывала какие-то бумаги. Артур с покрасневшими глазами, сидел около клетки с фениксом и просматривал газету. Молли смотрела в пол и теребила в руках огромную тряпицу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась носовым платком. Помфри развернулась к Минерве и шептала ей на ухо. Вид у нее был очень уставшим. Флитвик, Стебель, Хуч, еще несколько учителей о чем-то говорили, стоя у стены. Три незнакомых волшебника держались в стороне от всех и осматривали кабинет. Судя по их мантиям, они были колдомедиками из Мунго. Я сжал зубы, чтобы из моего рта не вырвались вопросы о Гермионе, и сделал шаг вперед. Все, сидящие в кабинете, посмотрели на меня с неприязнью.
- Что он здесь делает? – спросила МакГонагалл, кивнув в мою сторону.
- Сейчас, Минерва. – Кингсли наколдовал нам стулья и жестом пригласил меня сесть. Затем он достал из кармана мантии два свитка, которые забрал с работы, и, прочистив горло, развернул один из них.
- На следующий день, после падения Волан-де-Морта, обнаружилось дополнение к завещанию Дамблдора, - заметив, что МакГонагалл открыла рот, чтобы задать вопрос, он поднял вверх руку, останавливая ее, и продолжил, - которое было заколдовано таким образом, что прочесть его можно было только в случае нашей победы. В нем Альбус Дамблдор полностью оправдывает Северуса Снейпа.
Все как-то некрасиво ахнули и посмотрели на меня. Чертов старик, он и здесь сыграл по своим правилам. Я обвел всех взглядом: все переглядывались и ждали подробностей.

Потом Кингсли зачитывал письмо Дамблдора, в котором тот рассказывал о своей «милой» просьбе убить его, а я смотрел в окно. У меня возникло ощущение, что я участвую в очередном фарсе. Кингсли упомянул также, что им были переданы воспоминания бывшего директора, которые тщательно проверялись авроратом последние четыре дня, что эти воспоминания соответствуют содержанию письма, и что завтра Визенгамот, учитывая мои заслуги в победе над Темным Лордом, признает меня невиновным. Я вдыхал свежий воздух, которым заполнялась комната, благодаря открытому окну, и не мог поверить, что это все закончилось. Теперь я смогу уехать отсюда и провести остаток дней в каком-нибудь забытом Мерлином городке на окраине, в тишине и покое. Меня оправдали, а Гермиона жива. Я уже начал думать о том, куда именно я отправлюсь из этого кабинета, как Кингсли развернул второй свиток и зачитал его вслух.
«Я, Альбус Дамблдор, прошу Северуса Снейпа оказать мне еще одну, на этот раз последнюю, просьбу. Я прошу его заботиться о Гермионе Грейнджер, Гарри Потере и Роне Уизли, в случае, если с ними случится что-то непоправимое или они останутся одни. Я прошу его опекать их столько времени, сколько потребуется. Северус, я знаю, что тебе, возможно, неприятна эта просьба, но лучше тебя с этим никто не справится. Тебе я доверяю больше всех, даже больше, чем себе. Еще раз хочу попросить у тебя прощения».
- Северус, это последняя воля Альбуса. - Кингсли сложил свиток и выжидающе посмотрел на меня. У меня в груди все сжалось, как от нехорошего предчувствия. Я помолчал некоторое время, подбирая слова и наблюдая на Дамблдором, который мило улыбался мне со своего портрета.
- Насколько мне известно, мистеру Поттеру и мистеру Уизли моя помощь не требуется, а у мисс Грейнджер есть родители, - наконец сказал я.
Молли всхлипнула, и Артур обнял ее.
- Мистер и миссис Грейнджер погибли, - сдавленно произнес он, поглаживая руку Молли, - на них напали Пожиратели Смерти в день последней битвы. Так что у Гермионы никого не осталось.
Я снова посмотрел на портрет Дамблдора. Он, как и все в кабинете, замер, ожидая моего ответа. Предполагал ли он такой поворот событий? Смотря ему прямо в глаза, я сказал:
- Вы все знали Альбуса, - горло начало болеть, и голос звучал сдавленно, - не все его просьбы и пожелания имели здравый смысл. Эта – не исключение.
Дамблдор в портрете расхохотался и подмигнул мне, а мне было бы легче, если бы он разозлился и ушел. Только я подумал, что наступил конец играм, в которых я участвовал благодаря Альбусу, как оказался втянут в новую. Мне захотелось взять его за плечи и встряхнуть, как следует, за очередной гениальный план. Но в глубине души, где-то под мантией, маленький ребенок внутри меня радовался, будто получил долгожданный кусок торта. Я мог опекать Гермиону! У меня была причина находиться рядом с ней!

- Минерва, неужели вы это допустите? – не успокаивалась Молли.
МакГонагалл, поджав губы, молчала. Ища поддержки у мужа, Молли повернулась к нему.
- Артур, ведь наверняка существуют законы, которые этого не позволят?
- Миссис Уизли, - Кингсли, отмеряющий шагами кабинет, остановился около нее, - юридической силы волеизъявление Альбуса не несет. Мисс Грейнджер – совершеннолетняя, поэтому опекуны ей не нужны. Мистер Снейп может отказаться заботиться о мисс Грейнджер. Тогда до нового учебного года она будет находиться под присмотром мадам Помфри, а потом, если ее самочувствие не улучшится, ее переведут в Мунго.
- Она здесь? – не выдержал я. - В Хогвартсе?
- Конечно, - возмутилась Помфри, - мы делаем все, что в наших силах. И лично я не думаю, что вы сможете обеспечить ей полноценный уход, Северус.
Врачи из Мунго о чем-то зашептались.
- Мне нужно ее увидеть, - заявил я, разворачиваясь к МакГонагалл. - Я могу пройти в больничное крыло, Минерва?
- Да, Северус, только не уверена, что она будет рада вас видеть – она не в курсе последних обстоятельств.
- Какая разница? – раздраженно откликнулся я. - В «Пророке» написано, что она никого не узнает.
- Ну, - МакГонагалл усмехнулась, - не нужно слепо верить каждому слову, написанному в «Пророке».
- Приятно осознавать, что некоторые вещи не меняются, - я повернулся к Кингсли. - Я должен вернуться с Азкабан или могу остаться здесь?
- Вы можете остаться. Но на ваш камин и палочку наложены следящие чары. Завтра вас ждут в Визенгамоте для официального оглашения решения.
Кингсли посмотрел на часы, которые вынул из кармана мантии, и, сказав, что он должен вернуться в Министерство, скрылся вместе с аврорами в камине.
- Северус, я провожу вас до больничного крыла, - МакГонагалл поднялась с кресла, - заодно расскажу про состояние мисс Грейнджер. Если вам это, конечно, интересно.
Я коротко кивнул и открыл перед ней двери кабинета.

Я шел по коридорам и слушал МакГонагалл. То, что она рассказывала, было ужасным. Гермиона могла не говорить часами и смотреть в одну точку. Иногда она отказывалась от еды, а потом говорила, что забыла поесть. Иногда у нее были галлюцинации, такие кошмарные, что Помфри после ее рассказов пила всю ночь успокоительное зелье. Иногда она кричала, когда до нее дотрагивались.
- У нее бывают неуправляемые выбросы магии, - сказала МакГонагалл, остановившись перед дверьми в палату. - Мы уже три раза восстанавливали все стекла в больничном крыле.
- И еще, Северус, - сказала она, когда я потянулся к ручке, - она ничего не помнит о последней битве.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

За те три недели, пока Гермиона лежала в больничном крыле Хогвартса, я почти не отходил от нее. Первое время Помфри старалась сделать все возможное, чтобы не подпускать меня к ней, но потом сдалась и она. Без МакГонагалл здесь не обошлось. Пожалуй, она была единственная, кто открыто поддерживал меня. После долгого разговора с портретом Дамблдора в тот вечер, когда Кингсли привел меня в Хогвартс, МакГонагалл подошла ко мне и, смущаясь, предложила опять занять должность директора. Под ее присмотром, конечно. Я отказался, не жалея об этом ни минуты. А МакГонагалл с еле заметной улыбкой тут же занялась восстановлением школы в качестве ее директора. Именно она поведала Гермионе о дополнении к завещанию Альбуса.
- Гермиона, Дамблдор просил профессора Снейпа присматривать за тобой, - осторожно сказала МакГонагалл, сидя около ее кровати.
Я стоял рядом и сквозь полуопущенные ресницы наблюдал за реакцией Гермионы. Сначала она повернула голову в мою сторону и только потом перевела взгляд с Минервы. Широко распахнутые глаза изучали меня, как будто первый раз видели. Потом на осунувшемся лице появилась мягкая улыбка. В каждом ее движении чувствовалась напряженность и заторможенность. «Странная» – первое слово, которое пришло на ум, пока я наблюдал за ней.
- Это хорошо, - произнесла она и замолчала.
Гермиона осмотрела меня, будто решая можно ли мне доверять, и добавила: - Ко мне вчера приходили Гарри и Рон. Они принесли мне книжку.
МакГонагалл кинула на меня быстрый взгляд и погладила Гермиону по руку.
- Какую книжку, милая?
Гермиона тупо уставилась на нее, будто вспоминая, а затем, нахмурив лоб, вздохнула. Она выглядела как расстроенный маленький ребенок.
- Я не помню, профессор МакГонагалл. Мне кажется, она должна лежать где-то рядом, - она начала оглядываться вокруг.
- Вот эту? – я протянул ей книгу, которая лежала на тумбочке рядом с ее кроватью. На обложке было написано: «Лечебные зелья, помогающие при умственных расстройствах».
- О, да, это она, - Гермиона улыбнулась мне и взяла книгу. – Спасибо, профессор Снейп.
Ее улыбка. Простое движение носогубных складок: сложить губы вместе и растянуть их в стороны. Но от этого простого движения мое сердце стало биться быстрее. Это была ее первая улыбка за все эти годы адресованная мне. Была бы она искренней, если бы не ее болезнь? Я лишь усмехнулся в ответ.
- Мисс Грейнджер, пора пить лекарство, - сказала Помфри, входя в комнату. – Что это у вас в руках? Вам сейчас категорически нельзя читать!
Гермиона послушно кивнула, отдала мне книгу и выпила содержимое пузырька. Зелье для Сна без сновидений. Я делал его прошлой ночью.
- Это варил профессор Снейп, - вяло пробормотала Гермиона. – Он очень хорошо его варит.
Через минуту она уже спала крепким сном.
- Откуда эта книга? – спросила меня Минерва, когда мы вышли в коридор.
- Видимо, книга мадам Помфри. Я взял первое, что попалось под руку.

Гермиона не всегда была такой «странной». Иногда она была прежней и все понимала. Однажды ночью я привычно расположился в кресле рядом с ее кроватью, чтобы дать очередную порцию лекарства, если она проснется. Когда я почувствовал на себе ее взгляд, я потянулся к флакончику с зельем. Так было почти каждую ночь: она просыпалась, вставала и подходила к окну. Она ни с кем не говорила, просто смотрела в темноту. Я укладывал ее обратно и заставлял выпить зелье, после чего она засыпала.
Мои пальцы уже сомкнулись на флаконе, когда она заговорила со мной.
- Профессор Снейп, вы не спите? – спросила она хриплым шепотом.
- Нет, мисс Грейнджер, - так же тихо ответил я.
- Я ведь больна? В смысле, со мной что-то не так?
Она села на кровати и поправила воротник пижамы, который закрутился оттого, что она ворочалась во сне. Я медлил, не зная, что ответить. Не мог же я сказать ей правду, что у нас нет зелья, способного полностью вылечить ее. Пока я подбирал слова, она посмотрела на меня. Я поразился тому, каким осознанным и сосредоточенным был ее взгляд. В последний раз, когда я его видел, она сидела на моем уроке. Мне даже показалось на миг, что она сейчас поднимет руку и сама начнет отвечать на свой вопрос.
- Да, вы больны, - подтвердил я.
Она лишь вздохнула и, подтянув колени к груди, обхватила их руками. Обычно после этого она начинала раскачиваться на кровати. Я облегченно выдохнул, когда она просто положила голову на колени.
- Спасибо, профессор Снейп. Вы, наверное, единственный, кто говорит мне правду. Есть шансы, что я вылечусь?
- Есть. За последние двадцать пять дней, которые вы здесь находитесь, вам уже стало лучше.
- Я здесь уже почти месяц? – грустно спросила она. Не дождавшись от меня ответа, она сказала: - Вот видите, я этого не помню.
- Вам нужно выпить зелье, - я поднял руку с флаконом. - После него вы будете спать до утра.
- Профессор Снейп, - она послушно легла на кровать, - вы можете почитать мне вслух какую-нибудь книгу?
- Могу, мисс Грейнджер, - я подошел к ней, - но не буду. От зелья толку больше. К тому же здесь не библиотека.
- Простите, - смутилась она, - просто мне захотелось … Неважно. Давайте зелье.
- Что вам захотелось?
- Почувствовать, что я здесь не одна, послушать чей-нибудь голос, - она обвела взглядом больничное крыло, которое стало пустым, когда всех пострадавших забрали домой. – Простите, - снова повторила она, пряча от меня глаза.
Я помолчал немного, обдумывая ее слова. МакГонагалл и Помфри к ней почти никого не пускали. Только колдомедиков из Мунго, которые приходили два раза в неделю, проводили осмотр и расспрашивали о ее самочувствии. Ее можно было понять. Она, наверное, чувствовала себя ужасно одинокой.
- Хорошо, - согласился я, - но если вы не заснете от моего голоса в течении пятнадцати минут, вам придется выпить зелье.
- Спасибо, профессор, - довольно улыбаясь, прошептала Гермиона.
Я направил палочку на полку, висящую около кабинета Помфри.
- Акцио, книга.
- Но учтите, сказок здесь нет, - сказал я, пытаясь придать голосу строгость. - Поэтому придется слушать, - посмотрев на обложку книги, я не удержался и ухмыльнулся, - «Лечение заколдованных фурункулов».
- Пусть будут фурункулы, - засмеялась она.
Я ликовал, потому что Гермиона первый раз в жизни попросила меня что-то сделать для нее. Я вел себя как неразумный влюбленный юнец, обращая внимание на такие мелочи и радуясь им. Или это, наоборот, пришло с возрастом?

Со временем моменты, когда Гермиона бывала «странной», случались все реже. Я был рад этому.
Я был рад этому?
Я бы покривил душой, если бы утверждал так. Чем чаще она чувствовала себя лучше, тем чаще у меня в голове раздавался вопрос: «Что будет, когда Гермиона полностью вылечится?». Я был уверен - обо мне она подумала бы в последнюю очередь. А это значило, что я не смогу больше дежурить у ее кровати по ночам и смотреть, как она засыпает, лежа на боку, поджав колени к груди и положив одну руку под подушку. Не смогу читать ей на ночь дурацкие книжки. Не смогу уговаривать ее съесть еще одну ложку супа в обед. Не смогу по утрам давать ей очередное горькое зелье и выслушивать с ухмылкой, как она выговаривает мне, что оно могло бы быть более вкусным. Просто не смогу.
Через две недели должен был начаться новый учебный год, и вставал вопрос о ее переводе в Мунго. Выбрав день, когда она себя хорошо чувствовала, мы решили ей все рассказать.
МакГонагалл вместе с Кингсли прибыла из Министерства Магии ближе к вечеру. Все уже были в больничном крыле. Помфри крутилась около Гермионы, пытаясь напоить ее успокаивающим зельем, от которого та отказывалась. Молли распаковывала пироги, которые принесла, и складывала их на тумбочку около кровати. Артур стоял у окна и смотрел на тучи, которые собирались на небе. В последнее время он слишком замкнулся в себе. Звук открываемых дверей заставил всех обернуться. Минерва, подобрав полы своей темно-лиловой мантии, подошла к кровати.
- Добрый вечер, профессор МакГонагалл, мистер Бруствер. - Гермиона привстала с кровати. Сегодня она была одета в свою школьную форму, которую ей выдала Помфри вместо уже привычной пижамы.
- Мисс Грейнджер, - Минерва сухо кивнула и сразу перешла к делу, - ваше состояние заметно улучшилось. Поверьте, мы все этому очень рады. Но скоро начинается новый учебный год, и мы не сможем больше лечить вас в Хогвартсе. Возможно, придется перевести вас в Больницу Св.Мунго.
Гермиона растерянно переводила взгляд с МакГонагалл на меня.
- Минерва, - вмешалась Молли, - Гермиона может пожить у нас какое-то время. Правда, Артур?
Мистер Уизли молча кивнул, продолжая смотреть в окно. На улице начался дождь. В повисшей тишине стук капель по карнизу слышался особенно четко.
- Я не уверена, что вы сможете обеспечить ей полноценный уход, – сказала мадам Помфри.
- Я тоже считаю, что будет более правильным поместить мисс Грейнджер под пристальное внимание людей, компетентных в лечении, - добавил я.
Уж лучше было направить ее в Мунго, чем в этот сумасшедший дом, который назывался «Норой».
- Не себя ли вы имеете в виду, Северус, когда говорите про компетентных людей? – ядовито поинтересовалась миссис Уизли.
- Мистер Снейп находился с мисс Грейнджер все это время. Он знает, какие зелья и когда ей нужно принимать, - поддержала меня МакГонагалл.
- Но … - недоумевала Гермиона, - я же могу уехать к родителям. А профессор Снейп может навещать меня. Вы же сами сказали, что мне уже лучше.
Ей никто не ответил. Она смотрела на нас и не понимала, почему все начали рассматривать свои туфли.
Я надеялся, что хотя бы МакГонагалл будет не такой трусливой, как остальные, но и она потупила взгляд. За окном раздался раскат грома, и Гермиона вздрогнула.
- Ох, милая, - Молли села на кровать рядом с ней и обняла ее за плечи.
- Да что здесь происходит? – Гермиона вскочила на ноги и подбежала ко мне. – Профессор Снейп, что с моими родителями?
Она ожидала от меня честного ответа, а я не мог дать его. Я лишь молчал и глядел ей в глаза.
- Гермиона, - Молли всхлипнула и закрыла лицо руками, - мы не говорили тебе, боясь за твое здоровье. Их убили в ту ночь, когда была Последняя ...
Новый раскат грома прервал ее, и в этот момент произошло сразу несколько вещей. Стекла в окнах разбились, Гермиона согнулась пополам и закричала, а вокруг нее, как в водовороте, начали кружиться вещи и осколки. Мы даже не успели достать свои палочки, как в комнате раздался грохот, и нас раскидало по разным сторонам.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Спасибо большое))) Я даже не расчитывала на "мурашки" от прочтения))) Так что вы меня очень и очень обрадовали))

Avelena,

Спасибо вам за приятные слова)))
"В доме падших ангелов" мне понравился. Но муза пока навевает мне немного другой сюжет))
Песня, согласна с вами, потрясающая! И тоже из моих любимых! Но, как вы видите, в предупреждении не указана смерть героя ;-) Так что, если во время написания не накроет депрессия, смертей не будет))

Пути назад нет

Я выбрался из-под завала и оглядел комнату. Гермионы в ней не было. МакГонагалл, опираясь на руку Кингсли, поднималась с пола.
- У нее опять был неуправляемый выброс магии, - сказала она, ощупывая небольшой порез на щеке. – В этот раз слишком сильный.
- Нам нужно разделиться и найти ее, - предложил Кингсли, взмахом палочки убирая упавшую кровать, которая не давала подняться Артуру.
- Пока она не причинила себе вред, - добавила Молли, стряхивая осевшую пыль.
Я боялся даже подумать об этом, а она сказала вслух. МакГонагалл беспомощно озиралась по сторонам, явно не зная с чего начать. Я достал палочку и крепко сжал ее рукоятку, чтобы спрятать дрожь в пальцах.
- Минерва, мы с вами отправимся к вам в кабинет. Мадам Помфри, уберите здесь все. Когда мы приведем мисс Грейнджер, здесь должно быть чисто, - твердо сказал я. Мысли о том, что будет, если мы ее не приведем, я гнал из головы.
- Северус, что вы … - начала Молли.
- Вы трое ищите в Хогвартсе, - перебил я ее. – Первым делом проверьте Большой зал и гостиную Гриффиндора. Подключите к поиску портреты.
Я выбежал из больничного крыла, хваля Мерлина, что МакГонагалл не стала спорить, а побежала за мной следом.
- Мы идем к вам в кабинет, - бросил я через плечо.
- Северус, - запыхавшимся голосом сказала она, - давайте лучше опросим портреты.
- Вам, как директору, прекрасно известно, что портреты висят не по всей школе, - хоть я и не оборачивался, я спиной почувствовал, как она вспыхнула, - есть один предмет, который нам поможет.
- Карта Поттера, - сказал я, остановившись перед статуей горгульи. – Я знаю, что теперь она хранится у вас в кабинете.
МакГонагалл кивнула и, когда статуя отпрыгнула в сторону, крикнула, направив палочку на лестницу:
- Акцио карта!
Через пару секунд она уже была у нас в руках. Мы судорожно перелистывали страницы, пока не увидели точку «Гермиона Грейнджер». Мне показалось, что я разучился дышать, когда посмотрел, где она находилась. МакГонагалл подняла на меня испуганные глаза на бледном лице и одними губами прошептала:
- Астрономическая башня.

Я побежал на Астрономическую башню, крикнув Минерве, чтобы она оповестила всех остальных. Я никогда еще так быстро не бегал.
«Только бы не опоздать. Только бы не опоздать», - раздавалось у меня в голове, - «Только бы не …».
Я замер, когда достиг последней ступеньки на лестнице, ведущей в башню. Гермиона стояла на карнизе, ни за что не держась.
- Мисс Грейнджер, - позвал я ее, - сейчас же отойдите от окна.
Она повернула голову в мою сторону, и я машинально поднял палочку в попытке защититься. Я элементарно испугался ее взгляда. Тогда я наблюдал его впервые: глаза пронизывали насквозь, «ощупывали» и одновременно не видели меня. Она медленно развернулась и вытянула руку в мою сторону. Я еле успел поставить щит между нами. Желтый луч, который сорвался с ее ладони, был такой сильный, что почти пробил его. А Гермиона тем временем сделала шаг вперед и исчезла в темноте. Я чувствовал себя как во сне, как в одном из своих кошмаров, когда все движения казались слишком медленными.
- Морари Моментум, - закричал я, видя, как Гермиона неумолимо приближалась к земле.
Когда ее тело под действием заклинания замерло в воздухе, я левитировал ее наверх. Она была без сознания. Я прижал ее к себе и начал укачивать, зарывшись лицом в мокрые волосы.
- Что ты наделала? Зачем? – шептал я ей в ухо, пользуясь тем, что она меня не слышала.
- Кхе, кхе, - раздалось со стороны лестницы.
МакГонагалл. Мне даже не хотелось представлять, как она восприняла эту ситуацию. Все было и так ясно. За ее спиной толпились остальные. Они не могли видеть, что происходило на башне, и поэтому нетерпеливо ждали ее ответа. Я взял Гермиону на руки и подошел к Минерве.
- Мисс Грейнджер в порядке, просто без сознания, - сказал я. – Надеюсь, мадам Помфри успела все убрать?
МакГонагалл молча пропустила меня вперед. Но я заметил, какое у нее было удивленное выражение лица.

- Мы решили поместить ее в Мунго, Северус, - сказала МакГонагалл, когда я зашел к ней. - Там должны справиться с ее приступами.
Два колдомедика, Помфри и Кингсли уже ждали меня в кабинете директора. Началась последняя неделя августа, и необходимо было решить дальнейшую судьбу Гермионы. Я подошел к окну и встал около Помфри.
- Как она? – шепнула мне Поппи.
- Заснула, - коротко ответил я.
Гермиона быстро пришла в себя, но не разговаривала ни с кем. Чаще всего она сидела у окна, смотрела в одну точку и никого к себе не подпускала. Никого, кроме меня. Все были удивлены этому, особенно МакГонагалл. После того случая на башне я постоянно ловил на себе ее подозрительные взгляды, когда она исподтишка наблюдала за мной.
Возможно, ее подозрения усиливались из-за того, что Гермиона доверяла только мне. Она даже не пила зелья, которые ей приносила Помфри. Только те, которые я приносил ей. Мне приходилось проводить почти все время в больничном крыле. Стоило уйти к себе в комнату, как из камина в скором времени высовывалась голова Поппи с очередной жалобой: «Северус, она отказывается обедать», «Северус, она не принимает лекарство», «Северус, она не может заснуть».
А засыпала она всегда одинаково. С еле заметной улыбкой на лице протягивала мне одну из книг, которые лежали на тумбочке у кровати.
- Почитать, мисс Грейнджер? – Легкий кивок в ответ.
Иногда во время чтения я ловил на себе ее изучающий взгляд. Если она замечала, что я на нее вопросительно смотрел, тут же закрывала глаза, прикидываясь спящей. Как маленький ребенок.
Но если ночью был дождь с грозой и молниями, мы все готовились. Готовились к ее очередному приступу. Тогда я и начал ненавидеть ночные дожди.
Никакие запирающие и удерживающие заклинания не помогали. Гермиона с легкостью снимала их одним движением руки. Когда психическое состояние волшебников ухудшалось, прочитал я в одной книге, их магическая сила выходила из-под контроля и могла их убить.
- Смогут ли ей обеспечить нужный уход, учитывая ее неуправляемые выбросы магии? – вывел меня из задумчивости голос Кингсли.
- У нас мисс Грейнджер будут обеспечены самые лучшие условия, - выступил один из колдомедиков, - иначе и быть не может.
У меня возникло ощущение, что они воспринимали ее только как одного из героев войны, а не как молодую девушку, которая не могла справиться со своим состоянием.
- Она никого из вас не подпустит к себе, - ухмыльнулась Помфри. – Она доверяет только профессору Снейпу.
Я молчал, когда колдомедики высокомерно посмотрели на меня. Я молчал, когда МакГонагалл вопросительно изогнула бровь. Я молчал, сжимая челюсти, потому что слова были готовы сорваться с языка.
- Я думаю, мы тоже сможем заставить ее поесть, - уклончиво ответил второй колдомедик.
В голове почему-то промелькнуло: «Неужели, Имерио?».
- В крайнем случае, мы можем взять несколько волос у профессора Снейпа и воспользоваться оборотным зельем, - добавил он.
Эта фраза привела меня в бешенство. Встретившись взглядом с МакГонагалл, я понял, что она чувствовала то же самое.
- Это ваши обычные методы? – жестко спросила она.
- Нет, - ответил колдомедик, - но ведь и пациент не совсем обычный. К тому же, как я понял, это единственный выход для вас.
- Не единственный, - слова сами вырвались у меня изо рта. – Вы забыли про последнюю просьбу Дамблдора.
Я понимал, что теперь пути назад не было. МакГонагалл развернулась ко мне и скрестила руки на груди. Она снова принимала позу недоверия, когда смотрела на меня.
- К чему вы клоните? – спросила она.
- Я уже говорил вам, что не буду больше работать в Хогвартсе. Поэтому свободного времени, чтобы присматривать за мисс Грейнджер, у меня будет предостаточно.
- Но как вы себе это представляете?
- Она будет жить у меня дома. Так мне будет легче ухаживать за ней. – Это не было внезапным решением, я уже давно все обдумал.
- Вы серьезно это предлагаете? – усмехнулась Минерва.
- Да. У вас есть какие-то возражения?
МакГонагалл молчала, поджав губы, и сверлила меня взглядом, не обещающим ничего хорошего. Из всех присутствующих только я понимал, что на самом деле она имела в виду.
- Это очень благородно с вашей стороны, Северус, - Кингсли удивленно посмотрел на Минерву, которая в это время язвительно ухмыльнулась. – Вы понимаете всю ответственность, которая свалится на вас? Вы будете вынуждены отдавать почти все свое время уходу за Гермионой.
- Министр, в данный момент я именно этим и занимаюсь. Так что особой разницы я не вижу.
- Тогда мы в ближайшее время переправим Гермиону к вам домой. Министерство обеспечит лучшую охрану от посторонних людей. А репортерам из «Пророка», которые спят и видят возможность взять у нее интервью, скажем, что поместили ее в закрытую палату в Мунго. Мы можем рассчитывать на вашу помощь? – Кингсли посмотрел на колдомедиков.
С каждым его словом лицо МакГонагалл становилось все более хмурым. Она переводила взгляд с меня на Кингсли, а потом остановилась на портрете Дамблдора, который кивал головой, как бы соглашаясь со всем, что предлагал министр.
- Что ж, это тоже неплохой вариант, - подтвердил один из колдомедиков. - Не стоит ближайшее время лишать мисс Грейнджер общества человека, к которому она привязана. Присутствие незнакомых людей вокруг нее способно вызвать лишь новые приступы, а это может ее убить.
- Мне тоже кажется, что нужно поступить так, как сказал министр, - добавил второй, наклонив голову в сторону Кингсли, - Тем более, если вас совсем не устраивают наши методы.
Казалось, что все ухватились за мое предложение, чтобы больше не пришлось ломать голову, придумывая другие возможности. Я на это и рассчитывал.
- Ну что ж, если министр, квалифицированные колдомедики и даже Альбус, - сказала МакГонагалл, - настаивают на этом, нам остается узнать только мнение мисс Грейнджер.
- Не думаю, что есть в этом смысл, - произнесла Помфри. - Сейчас она выберет дом Северуса, а не палату в Мунго.
- Тогда через два дня мы организуем ее перемещение к вам домой, Северус. Если вам будет нужна моя помощь – сообщите в любое время, - Кингсли подошел ко мне и протянул мне руку. – Дамблдор в вас никогда не ошибался. А я всегда верил Альбусу.
Испытывал ли я в тот момент хоть малейшие угрызения совести? Нет. Абсолютно никаких угрызений. Я понимал, что принятое мной решение было неразумным. Я понимал, что не смогу найти оправдания своему непозволительному поступку. Но я не жалел об этом. Ни минуты.
Я молча кивнул Кингсли в ответ и пожал ему руку.

- Останьтесь на минутку, Северус, - окликнула меня МакГонагалл, когда все стали расходиться.
- Я буду наблюдать за вами, - сказала она, глядя мне прямо в глаза. – Вы старше ее. А она молода и сейчас не в том состоянии, чтобы отдавать отчет своим действиям.
- Я не понимаю, о чем вы говорите, Минерва, - сухо ответил я. – Вы меня в чем-то подозреваете?
- Все вы прекрасно понимаете, Северус, - она наклонила голову, показывая, что разговор закончился. – Удачи вам.
- Спасибо, Минерва.
Когда я шел по коридору в больничное крыло, я заметил, что в окошки пробивались солнечные лучи, а на небе не было ни облака. Еще одна ночь без приступов. Гермиона могла выспаться, а у меня было время подумать о ее предстоящем появлении в моем доме. Сейчас я знал точно только одно – меня опять ожидала война. Но на этот раз с самим собой.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Попытка

Судя по румянцу на щеках и потупленному взгляду, Гермиона была смущена.
- Давайте же, мисс Грейнджер, - раздраженно торопил я ее, - возьмите меня за талию.
Из-за того, что Гермиона не говорила, мы не могли воспользоваться каминной сетью. Перемещение с помощью портала было еще слишком опасно для ее здоровья. Оставался один выход – аппарирование. А это значило, что нам нужно было быть как можно ближе друг к другу. И именно это ее смущало. Если бы она знала, в каких растерянных чувствах был я сам. Мне пришлось прикрикнуть на нее, чтобы скрыть свое волнение.
Я взял ее за руки и притянул к себе поближе. Она была чуть выше моего плеча. Чисто вымытые волосы опять лежали непослушными волнами. И никакого запаха духов, который исходит от некоторых девушек. Только ни с чем не сравнимый запах ее кожи и волос. Гермиона, не поднимая взгляда, медленно обняла меня за талию. По спине вдоль позвоночника тут же побежали мурашки, стоило только почувствовать прикосновение ее пальцев через мантию. Стараясь не обращать внимания на свои ощущения, я тоже соединил руки у нее на спине.
- Готовы, мисс Грейнджер? – спросил я.
Уголки ее губ чуть приподнялись, и она моргнула в знак согласия.
Мы аппарировали на крыльцо моего дома.
- Прошу, - сказал я, распахивая перед ней дверь и заходя следом.
За спиной послышались новые хлопки: Помфри и МакГонагалл решили лично убедиться, что мой дом не напоминал чулан для метел.
Скрипя зубами от негодования, которое вызывал их визит, я спешно провел их по всему дому. Краем глаза я заметил, что Помфри провела пальцем по поверхности кухонного стола и одобрительно покачала головой.
- Домовых эльфов у меня нет, но чистоту я поддерживаю, - язвительно произнес я, глядя на нее.
Помфри смутилась и что-то тихо забормотала, оправдываясь.
- Северус, камин Кингсли и мой подключены к вашему, – сказала Минерва перед уходом. – Если вам что-то понадобится, сразу сообщите. В любое время суток.
Развернувшись к Гермионе, которая стояла около книжного шкафа, зачарованно его рассматривая (я сразу понял, какой предмет в доме будет ее любимым), она добавила:
- До свидания, мисс Грейнджер.
Я вызвался проводить их. Теперь я уже не хотел, чтобы они уходили. Их уход означал, что мы с Гермионой должны остаться вдвоем. Волнение, от которого хотелось глубоко дышать, чтобы успокоиться, плавно, но неизбежно накрывало меня. Я даже подумал, что было бы неплохо выпить немного успокоительного зелья.
- Северус, я хочу попросить вас сообщать мне о любых изменениях в ее самочувствии, - сказала МакГонагалл, когда мы вышли на крыльцо.
- Не беспокойтесь, Минерва, - в моем голосе сочился мед, - я буду сообщать вам о каждом ее шаге. И, конечно, о каждом своем.
- Приятного аппарирования, - я с усмешкой поклонился им, заметив, как щеки МакГонагалл вспыхнули.

Я вдохнул побольше воздуха, после того как они исчезли, и вошел в дом. Гермиона уже успела стянуть с полки какую-то книгу и теперь с интересом перелистывала страницы.
- Мисс Грейнджер, - позвал я ее, - я буду вам очень признателен, если вы проявите немного уважения и спросите у меня разрешения перед тем, как пользоваться моей библиотекой. Некоторые книги в ней очень ценные. И мне не хочется, чтобы они испортились только из-за вашего праздного любопытства.
Лучшая защита – это нападение. А мне сейчас как раз нужно было защититься от ее расстроенного взгляда. От легкого страха, который был в ее глаза. От того, как она смешно чуть-чуть дергала рукой, в которой держала книгу, видимо, не зная, что с ней теперь делать и куда ее положить. От того, что молния маггловской кофты немного расстегнулась, и я не мог оторвать взгляда от ее ключицы, видневшейся в вырезе. От бледной нежной кожи на шее, к которой хотелось прикоснуться.
Гермиона протянула мне книгу. Она не знала, что ей сейчас делать. Не нужно было читать ее мысли, чтобы понять это. Я был озадачен тем же вопросом.
- Чаю? – спросил я, подойдя к ней и взяв книгу из ее рук.
Почему-то мне сразу вспомнились разговоры с Дамблдором. С неизменными сервизами и мармеладом. Какие цели люди преследуют, когда предлагают чай? Самим сосредоточится на предстоящем разговоре? Расположить к себе собеседника, показывая, что ему здесь рады? Мне всегда казалось, что второе. Но сегодня, пожалуй, преобладало первое.
Она кивнула, и я жестом пригласил ее пройти на кухню.
Пока закипала вода в чайнике, я доставал с полки чашки и готовился к разговору. Эта идея появилась у меня на днях, и теперь я хотел предложить ее Гермионе.
- Мисс Грейнджер, - начал я, ставя перед ней сахарницу и чашку с горячим чаем, - существует способ улучшить ваше самочувствие. Я этого еще ни разу не делал, но, думаю, что справлюсь.
Гермиона дула на чай, чтобы он остыл, и внимательно меня слушала.
- Зелье Восприимчивости. Вы слышали о таком? – Она кивнула. – Если я воспользуюсь легиллименцией, когда вы будете под его действием, возможно, мне удастся вернуть вам прежнее состояние.
- Шансы на положительный результат небольшие, но они есть, - продолжал я, пока она раздумывала, прихлебывая чай. Конечно, кому хотелось, чтобы копались в его голове? – Если вы согласны, то можно будет попробовать через два дня – как раз столько мне понадобится, чтобы сварить зелье.
- Что ж, хорошо, - сказал я, когда она снова кивнула, соглашаясь.
Чай мы допили в тишине.

Вечером того же дня я сидел у себя в кабинете, подготавливая ингредиенты для зелья Восприимчивости. Гермиона находилась у себя в комнате с книгой, которую я дал ей почитать. Она поднялась к себе сразу после обеда. Я не знал что делать: подняться к ней и спросить, нужно ли ей что-нибудь, или ждать, что она сама спустится.
В голову лезли безумные мысли. Я прогонял их, как мог, но они все равно возвращались, отвлекая меня от работы. Отбросив с раздражением нож, которым я нарезал корень валерьяны, я откинулся в кресле, закрыл глаза и сложил руки на груди. Лучше было обдумать все сейчас.
Первое, что меня тревожило: как мне вести себя с Гермионой? Наблюдая за ней в Хогвартсе, я думал, что хорошо ее узнал. Ее привычки, ее жесты, ее походку. Глупец! Этого было мало. Ничтожно мало для того, чтобы жить с ней под одной крышей. Когда я приобрел ворона, мне дали свиток с правилами ухода за ним. Продавец долго рассказывал о его характере и пристрастиях в еде. Как мне сейчас не хватало подобного свитка! Оставалось только надеяться, что со временем я все это узнаю.
Второе: что мне делать, если она вспомнит о своих друзьях? Особенно, про Поттера и Уизли. Я привычно поморщился, произнеся про себя его фамилию. Что я должен буду ответить ей на вопросы про Поттера? А я был уверен, что такие вопросы рано или поздно обязательно возникнут. Единственное, что я считал верным в тот момент: ограничить ее связи с внешним миром, окружить дом защитными заклинаниями, отменить подписку на газеты. Это было вполне оправданным решением, не только из-за Поттера и Уизли. Гермиона должна находиться в тишине и покое. Никаких новостей, никаких встреч. Отпуск, так сказать. Отпуск от всего, что было ранее. От всего, кроме меня. Ну и, конечно, МакГонагалл. Она, наверняка, будет ее навещать. Но за нее я мог не волноваться. Минерва всегда обожала Гермиону: она не сказала бы ничего, что могло вызвать новый магический срыв. Что ж, с этим я, пожалуй, разобрался.
Третье, самое важное: в последнее время я все меньше был уверен в своем теле. Я не мог не обращать внимания на появляющуюся тяжесть в паху, когда Гермиона находилась рядом. Тогда я видел только один выход из этой ситуации: по возможности сторониться ее и почаще принимать ледяной душ. Я был уверен, что смогу себя контролировать. Глупый и самонадеянный болван!

Перед сном я заглянул к Гермионе в комнату – дверь была не заперта. Она так и заснула в одежде с раскрытой книжкой в вытянутой руке. Я боялся, что, проснувшись и увидев меня в комнате, она могла испугаться. Но не удержался и отвел за ухо прядь волос, которая падала ей на лицо. Она не проснулась, и я, укрыв ее пледом, вышел из комнаты. В этот вечер она не требовала, чтобы я прочел ей книгу перед сном.

Два дня пролетели незаметно. Я почти все время проводил в кабинете, занимаясь зельем. А Гермиона валялась на диване в гостиной с очередной книгой. У меня возникало ощущение, что она старалась быть у меня на виду. Стоило мне посмотреть в ее сторону через открытую дверь кабинета, как я натыкался на ее взгляд. Несколько раз она заходила ко мне в кабинет с кружкой чая и аккуратно ставила ее на край стола. А потом так же тихо выходила. Гермиона хотела быть полезной. Один раз она даже попыталась приготовить завтрак.
- Не знал, что вы умеете готовить, - сказал я, пережевывая подгоревшую яичницу, пока Гермиона с виноватым видом ковырялась вилкой в тарелке.
Наверное, стоило воспользоваться предложением МакГонагалл, чтобы домовые эльфы доставляли еду из Хогвартса.

- Начнем? – спросил я, ставя перед ней приготовленное зелье.
Гермиона неуверенно кивнула и потянулась к нему. Когда она осушила бокал, испуг в глазах пропал, а на лице появилось расслабленное выражение. Теперь она была готова.
- Легиллименс, - выкрикнул я, направив на нее палочку.
Водоворот образов мгновенно поглотил меня. Поборовшись с соблазном заглянуть в ее воспоминания, я начал работу. Нет, я не стал смотреть их. Мог, но не стал. Мне хотелось, чтобы она сама мне рассказала о своем детстве, о годах учебы, о тех мелочах, которые ее радовали.
Воздействовать на нее было трудно. Воспоминания о последней битве были, как будто затерты, и я не смог до них добраться. Почти все попытки исцелить и исправить поражения сознания натыкались на эти провалы в памяти. Похоже, попытка была безрезультатной.
Когда я закончил и взглянул на часы, то увидел, что прошел уже час. Гермиона сидела в той же позе на диване, немного откинувшись на его спинку.
- Финитэ, - произнес я, чтобы снять действие зелья.
Она открыла глаза и испуганно дотронулась до своей шеи.
- Мисс Грейнджер, как вы?
- В… В… – она прокашлялась, но голос все равно был тоненьким и звучал очень тихо. – В порядке. Спасибо, профессор Снейп.
- Хорошо, - коротко бросил я.
По лицу готова была расползтись довольная и счастливая улыбка, но мне пришлось напрячь губы, чтобы этого не произошло. Когда я так делал, получалась гримаса недовольства и отвращения. Я давно заметил: когда скрываешь что-то хорошее, все вокруг видят в тебе только плохое.
Наверное, так получилось и в этот раз, потому что Гермиона смутилась.
А ночью, не смотря на все мои надежды, у нее все равно случился приступ.
Во всяком случае, она начала разговаривать.

МакГонагалл появилась поздно вечером на следующий день сразу, как только я сообщил ей, что Гермиона заговорила. Я с хмурым видом наблюдал, как она вышла из камина, отряхивая мантию. Строгим взглядом она обвела комнату, задержавшись на миг на моем лице.
- Профессор МакГонагалл, - воскликнула Гермиона и подбежала к ней.
- Мисс Грейнджер, - ответила Минерва и обняла ее, удивив меня этим. – Я очень рада, что вам уже лучше.
- Это все профессор Снейп, - тише сказала Гермиона и покосилась на меня.
Я слегка кивнул ей, и уголок рта привычно заскользил вниз. Жесты и мимика, отработанные годами, очень помогали скрывать эмоции.
Сославшись на то, что меня ждала работа, которую нужно было срочно закончить, я скрылся в кабинете, сопровождаемый благодарным взглядом Гермионы. Она просила меня дать ей возможность поговорить наедине с Минервой.
Звук приглушенного разговора доносился из гостиной на протяжении следующего получаса. Я успел написать уже половину статьи для «Чудес зельеварения», когда в кабинет вошла Минерва, постучав в дверь для приличия.
- Поговорили? – спросил я, откладывая в сторону перо.
За ее спиной я не увидел Гермионы.
- Она делает чай, - ответила МакГонагалл на вопрос в моих глазах.
Я жестом предложил ей присесть на стул и, сложив руки на груди, приготовился выслушать ее.
- Северус, - начала она, - Гермиона просила не отправлять ее в Мунго сейчас, когда состояние немного улучшилось.
- Я согласен с этим. Здесь ее ничто не сможет потревожить. К тому же через месяц я хотел бы снова попробовать легиллименцию в сочетании с зельем. Раньше пробовать нет смысла – зелье Восприимчивости нельзя употреблять так часто в ее состоянии.
- А потом?
- А это мисс Грейнджер будет решать сама. – Я сверлил глазами МакГонагалл, - Или вы думаете, что я буду держать ее здесь против воли?
- Северус, я этого не говорила, - возмутилась она. – Я же вижу, что она хочет жить здесь, с вами. Она и сама мне это сказала.
- Да будет вам, - улыбнулась она, заметив удивление в моем взгляде. – Вы всегда были для нее суровым учителем, который снимал баллы с ее факультета. А я - ее деканом. Конечно, она рассказала мне некоторые вещи, которые не стала бы говорить вам.

Лежа поздно вечером в кровати и прокручивая в голове события минувшего дня, я снова вспоминал эти слова МакГонагалл. Я догадывался, что отношение Гермионы ко мне изменилось. Иначе, зачем она постоянно пыталась мне угодить: будь то принесенная чашка чая, очередная неудачная попытка приготовить обед или помощь в уборке кабинета после сваренного с ошибкой зелья. Но как бы я хотел знать больше о тех вещах, про которые говорила Минерва с самодовольной улыбкой! Знать, как Гермиона относится ко мне на самом деле.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Визит

Прошло две недели. Я уже не понимал, как раньше жил один. Без нее. Не понимал, почему мне это нравилось. Теперь мне казалось, что это так естественно: проснуться, приготовить завтрак на двоих, подождать, когда Гермиона спуститься вниз, зевая и чуть морщась от яркого солнца, застилающего кухню.
– Доброе утро, профессор Снейп, – говорила она, садилась за стол и сладко потягивалась, как маленький ребенок после пробуждения.
Я краем глаза подглядывал, как в это время натягивалась ткань футболки на ее груди, и накладывал завтрак в протянутую тарелку.
– Доброе утро, мисс Грейнджер, – бросал я. – Приятного аппетита.
– Спасибо, и вам, – отвечала она, принимаясь за еду.
После завтрака она обычно принимала лечебные зелья и мыла посуду. А я уходил к себе в кабинет работать или варить очередную порцию зелий. Дверь в кабинет я оставлял почти всегда приоткрытой, чтобы видеть Гермиону, которая устраивалась поудобнее на диване с очередной книгой в руках. Иногда она вызывалась помочь мне с уборкой дома. Только она делала это без помощи магии. Ее палочка лежала в запертом ящике моего стола. «Никакой магии, даже элементарной, иначе состояние может ухудшиться», – говорили колдомедики из Мунго.
Однажды я зашел на кухню и увидел, как Гермиона в рубашке с закатанными по локоть рукавами, слишком большой для нее, мыла полы, напевая какую-то незнакомую мне мелодию. При этом она еще умудрялась пританцовывать. Я фыркнул от смеха слишком громко, чем обратил на себя ее внимание. Она повернулась ко мне, убирая запястьем упавшую на лицо прядь волос, и тоже рассмеялась. Со всклоченными волосами, раскрасневшаяся, в одежде слишком большого размера для ее худой фигуры она выглядела так комично, что я даже почти улыбнулся ей в ответ.
– Мисс Грейнджер, ваше пение отвлекает меня от работы, – строго сказал я.
Когда я отлучался из дома по делам, то хотел только одного: вернуться побыстрее домой и увидеть ее. Один раз я отсутствовал три часа. Когда я вышел из камина в гостиной, Гермиона стояла на стуле и вытирала пыль со шкафа.
– Профессор Снейп, – воскликнула она, и ее губы растянулись в широкой улыбке. В широкой и искренней. – Вас так долго не было!
– Успели соскучиться, мисс Грейнджер? – съязвил я в ответ, не желая принимать во внимание тот факт, что она была рада моему возвращению.
Мы привыкали к совместной жизни слишком быстро, как мне казалось. Если бы она была замкнута или боялась меня, мне было бы проще относиться к ней, как раньше. Но Гермиона общалась со мной, будто с хорошим знакомым.
Как выяснилось позже, ее круг общения не ограничивался лишь мной.

Я записывал состав нового зелья, когда настойчивый стук прервал меня. Я никого не ждал. Гермиона подняла голову от одного из старых выпусков «Чудес зельеварения», который читала, устроившись на диване. Посмотрев сначала на меня, потом на дверь, она подбежала к ней, крикнув через плечо:
– Я открою, профессор.
За дверью меня поджидал неприятный сюрприз.
– Джинни, Невилл, Луна! – радостно закричала Гермиона, бросаясь к каждому по очереди на шею.
Воспользовавшись затянувшимся столпотворением у меня на крыльце, я подошел поближе. Сложив руки на груди, я выжидающе смотрел на их обнимания. Единственным желанием было - с силой захлопнуть у них перед носом дверь и наложить как можно больше запирающих заклинаний. Когда они, наконец, обратили на меня внимание, я с удовольствие отметил, что вызываю у них тот же страх, что и во время своего преподавания.
– Здравствуйте, профессор Снейп, – хором сказали они.
– Что вы здесь делаете? – поинтересовался я, чеканя каждое слово. Меньше всего мне сейчас хотелось выглядеть радушным и вежливым.
– Мы пришли проведать Гермиону, – ответила младшая Уизли. Подняв что-то большое с пола и всучив мне это, она добавила, – И еще вот.
«Что-то» оказалось большой клеткой с огромным рыжим котом.
– Живоглот! – Гермиона бросилась к клетке, которую я держал в руках. Пока она доставала кота, я, прикрыв глаза, вдыхал аромат какого-то шампуня из трав, исходящего от ее волос. «Приятные мелочи» – так я называл такие моменты.
– Что это? – спросил я, показывая на рыжее чудовище, когда она его достала и взяла на руки.
Чудовище, видимо, тоже было не радо нашему знакомству, потому что не сводило с меня недоверчивого пристального взгляда.
– Это мой кот, профессор, – довольно улыбалась Гермиона, почесывая его за ушами, отчего он начал издавать слишком громкие урчащие звуки.
– Вы хотите сказать, что он теперь будет жить здесь? – поморщившись, спросил я.
Из всех кошек я мог переносить лишь МакГонагалл. Причем когда она была в человеческом облике.
– Да, – удивленно сказала Гермиона, как будто другого ответа для нее не существовало, и добавила, – Вы же не будете против?
– Можно мы войдем? – прервала нас Лавгуд.
Они все еще стояли на крыльце. Ехидное «Нет» уже почти сорвалось с моих губ. Но Гермиона, опередив меня, широко распахнула перед ними дверь и спросила:
– А где Гарри и Рон? Я думала, они будут с вами.
Кинув на меня быстрый взгляд, младшая Уизли тихо ответила:
– Они … Они не смогли прийти.
– Как это не смогли? – сердито переспросила Гермиона. – Почему?
– Видимо, мистер Поттер и мистер Уизли заняты более важными делами, – сказал я, видя, как ее друзья молча переглядывались.
– Зачем? – покрасневший Лонгботтом поднял на меня рассерженные глаза. – Зачем вы так говорите про Гарри и Рона?
– Нет, Невилл, – грустно сказала Гермиона, пряча расстроенное лицо в шерсти рыжего чудовища, – профессор Снейп прав. Я им написала уже шесть писем, а они ни на одно не ответили. И сейчас их нет. Сначала я думала, что они на меня обиделись, но теперь, видимо, пришла моя очередь обижаться.
Эти шесть писем. Они лежали в запертом ящике письменного стола у меня в кабинете. Отправляя с моим вороном очередной пухлый конверт, Гермиона не подозревала, что он приносил эти письма мне. Каждый раз, вынимая из его клюва письмо, на котором было написано «Гарри Поттеру» или «Рону Уизли», я складывал его в ящик, не читая. У меня даже ни разу не возникло желания их просмотреть.
– Почему вы не предупредили о своем визите? – спросил я у рассаживающихся на диване в гостиной молодых людей. – Или вас прислала профессор МакГонагалл?
– Но я направила к вам сову с письмом, – возразила Уизли. – И Гермиона мне ответила, что вы будете дома.
Я старался оградить ее от окружающего мира. Но я не предусмотрел, что Гермиона могла получить сову от тех, кто знал, что она находилась здесь, и передать с ней ответ. Надо было сегодня же сделать дом ненаносимым для сов с письмами на ее имя.
– Мисс Грейнджер? – Я посмотрел на нее как в школе. Взглядом, которого она тогда боялась. – Вы мне не объясните, почему не просветили меня относительно этого неприятного во всех отношениях визита?
– Я подумала, что если скажу вам, то вы запретите им приходить, – тихо сказала она, опустив глаза в пол. – Я так давно не виделась со своими друзьями.
– Вам следует предупреждать меня заранее, что хотите принять гостей.
– Значит вы не против, если они придут еще? – радостно спросила она.
Ох уж эта женская логика! Разве я сказал, что согласен?
– Вам нужна тишина и покой, – процедил я сквозь зубы.
– Профессор Снейп, – вмешалась Лавгуд, – мы не будем шуметь.
Я даже на минуту пожалел, что мы сейчас находились не в Хогвартсе. С удовольствием снял бы с Гриффиндора и Райвенкло по пятьдесят баллов. С каждого.
– Мисс Грейнджер, на пять минут, – приказал я, беря ее за плечо и разворачивая в сторону кухни.
Я хмуро наблюдал, как она ставила чайник на огонь, чуть не пританцовывая на месте от желания вернуться в гостиную. Ее ужасный кот запрыгнул на стул рядом с ней и начал мурлыкать, преданно следя за каждым движением своей хозяйки. Гермиона взяла его на руки и принялась гладить. Я непроизвольно поморщился, представив, что по всему дому будет бегать этот огромный волосатый мешок, издающий громкие звуки, похожие на урчание пустого желудка.
– Я понимаю, что это ваш дом, и вам неприятно видеть здесь своих учеников, – начала она, – но ведь это мои друзья. Я думаю, что для моего состояния будет полезно встречаться с ними.
– О моем отношении к их визиту следовало подумать заранее.
Она вздохнула. По ее бегающему взгляду и напряженным мышцам лба я понял, что она подбирала слова. То ли дело было в успокоительных зельях, то ли сказалось мое постоянное присутствие рядом, но она начала взвешивать каждое слово перед тем, как его произнести. Кот спрыгнул с рук и начал тереться о ее ноги.
– Профессор Снейп, я вам очень благодарна, что вы обо мне заботитесь, но опекать меня от друзей нет необходимости. В одной маггловской книжке по психологии я однажды прочитала, что человеку, пережившему стресс нужно постепенно возвращаться в прежний мир, что ему нужно видеться с теми, кто раньше был ему дорог. Если вам не нравится, что они приходят сюда, я могу видеться с ребятами в другом месте, – тихо сказала она.
Вот я и попал в ловушку, которую расставил сам. Принимать в своем доме ее друзей я не мог, мне и так хватало частых визитов МакГонагалл. На то, чтобы категорически запретить встречаться с ними, не было веских причин. Отпустить ее с ними одну - равнозначно спящему вулкану, который мог в любую минуту проснуться (а в ее случае - возникновению еще одного срыва). А этого нельзя было допустить.
– К тому же мы можем пойти куда-нибудь вместе. Вместе с вами. Если вы не хотите отпускать меня одну, – продолжила она, видя мое замешательство.
Мои брови от удивления медленно поползли вверх, стоило мне только представить такое развитие событий. Чтобы я ел мороженое в кафе в компании своих бывших учеников, которые еще недавно тряслись от страха, когда я входил в класс! Я не сдержался и ухмыльнулся, представив, как Лонгботтом подавился бы этим мороженным, сидя со мной за одним столиком. Но я не мог не признать, что этот вариант был единственным, который устраивал всех.
– Пожалуйста, профессор Снейп, – улыбнулась она мне, доставая пять чашек из серванта.
– Я подумаю, мисс Грейнджер, – я повернулся к двери. – Для чая хватит четырех чашек. Боюсь, что я сегодня не составлю компанию вашим друзьям.

Все трое сидели на диване, когда я вошел в гостиную, и озирались по сторонам. Я подошел поближе и тихо, чтобы Гермиона не услышала, сказал:
– Надеюсь, что вам не нужно напоминать какие темы в разговоре с мисс Грейнджер поднимать не стоит?
– Да, профессор Снейп, – пролепетала Лавгуд.
Лонгботтом и младшая Уизли, которая сжимала в руках какой–то сверток, кивнули.
– Я буду в кабинете, где буду слышать каждое слово, которое вы произнесете. Мерлин вас упаси, если вы скажите хоть что-нибудь, что может повредить ее состоянию.
Зайдя в кабинет и наложив подслушивающие чары, я услышал голос Лонгботтома:
– Да я бы умер, если бы жил вместе с ним.
– У вас будет такая возможность, мистер Лонгботтом, если я еще раз услышу что-то подобное в свой адрес, – громко сказал я.
За дверью раздался сдавленный вздох. Даже сейчас ужас, который я наводил на него, доставлял мне наслаждение: я все еще не мог простить ему той истории с боггартом.
– Невилл, зря ты так, – послышался голос Гермионы, – профессор Снейп очень хороший человек. Просто вы его совсем не знаете.
Если бы они меня сейчас видели, то испугались бы еще больше, потому что на лице всегда сурового зельевара расплылась дурацкая улыбка. Из-за этих слов идея по поводу кафе уже не казалась мне столь сумасшедшей.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Помощница.

Зайдя с утра на кухню, я не сразу понял, что именно было не так. Я настороженно огляделся, и взгляд уперся в стул, на котором с наглым видом сидел кот Гермионы. Под его пристальным наблюдением я поставил чайник, надеясь, что он найдет себе более интересный предмет для изучения. Но когда я обернулся, рыжее чудовище продолжало на меня пялиться. Я готовил завтрак, а оно смотрело на меня, и в его глазах я четко видел подозрение и неприязнь. Такое отношение было привычным, но все равно раздражало.
– Что тебе нужно? – тихо спросил я его. – Что ты на меня уставился?
Ответом мне послужил все тот же немигающий взгляд на сплющенной морде.
– Он, наверное, хочет есть, – сообщила Гермиона, заходя на кухню. – Доброе утро, профессор Снейп.
– Так покормите его, мисс Грейнджер, – сквозь зубы сказал я, проклиная про себя чертову Уизли, которая притащила сюда этот шерстяной мешок.
– И давайте сразу договоримся, весь уход за ним вы берете на себя, – добавил я, наблюдая, как Гермиона кормит свое животное.
– Хорошо, сэр, – ответила она и, указав рукой на стол, добавила: – Это вам.
Проследив за ее жестом, я увидел ворох какой-то вязаной одежды.
– Что это? – спросил я, потому что ничего подобного в моем доме раньше не было. – И как это сюда попало?
Гермиона, довольно улыбаясь, взяла в руки этот ворох и развернула его. Большой серый свитер с зеленой буквой «С» на груди.
– Ну, как? – спросила она, прикладывая его к себе. – Это принесла Джинни.
Я поднял брови, чтобы показать ей свое удивление, и молча ждал, когда она продолжит.
– Миссис Уизли связала свитера вам и мне. И передала их с Джинни, – терпеливо пояснила Гермиона. – Мой поменьше размером и с буквой «Г».
– Молли, видимо, слишком перетрудилась, воюя с садовыми гномами, если думала, что я одену это? – я презрительно усмехнулся, понимая, что с ее стороны это было попыткой извиниться.
– То есть вы не будете его носить? – радостно воскликнула Гермиона и, увидев мой угрюмый взгляд, добавила: – Тогда можно я возьму его себе? Мне он нравится больше, чем тот, который она передала для меня.
И тут же стала его одевать, не дождавшись моего ответа. Из–за того, что одежда была явно не ее размера, свитер висел на ней как бесформенный мешок, доходя до середины бедра.
– Я, возможно, разбираюсь в женской одежде меньше, чем в зельях, но одно могу сказать точно, – произнес я, ставя тарелки с завтраком на стол. – На вас он смотрится отвратительно.
Гермиона рассмеялась в ответ и, лукаво посмотрев на меня, добавила:
– Я знала, что он вам понравится.
«Дрянная девчонка», – с восхищением подумал я, понимая, что она с самого начала хотела присвоить себе этот кошмарный свитер. Я понимал, что столкнулся с так называемой «женской хитростью», что попался на нее. Это одновременно и веселило, и злило. А еще этот лукавый взгляд! Гермиона даже не догадывалась, как я мог его интерпретировать.
– Уберите вашего кота со стула, – бросил я ей, садясь за стол. – Если я его еще раз увижу сидящим на нем, он будет жить исключительно в вашей комнате.
Я приготовился услышать возражения или пламенную речь в защиту «несчастного» животного, но Гермиона лишь столкнула его на пол и добавила, улыбнувшись мне:
– Очень вкусный завтрак.
Тишину нарушил только звук стукнувшейся о стол вилки, которая выпала у меня из рук после ее слов.

Гермиона постучалась в дверь кабинета и, не дождавшись разрешения, вошла и тихо прикрыла ее за собой.
–Профессор Снейп, – спросила она, не поднимая глаза от раскрытой книги, которую держала в руках, – можно задать вам вопрос?
– Только один, – пробурчал я, потому что зелье требовало внимания, а не отвлекающего фактора в обтягивающей футболке.
– Я хотела уточнить по поводу трансфигурации человека в неодушевленный предмет. По поводу его восприятия действительности. – Она подошла совсем близко и встала перед столом, на котором возвышался котел.
– Он воспринимает все как человек или…– спросила Гермиона и замолчала на какое–то время, а потом несмело добавила: – Или как предмет, в который его трансфигурировали? А что вы варите?
«Любопытство в случае Гермионы Грейнджер – не порок, а основная потребность организма», – напомнил я себе, глядя на нее.
– Это уже два вопроса, – нетерпеливо сказал я. – На какой именно мне ответить?
– На оба, – неуверенно предположила она. Но, получив от меня только выжидающий взгляд, с вздохом сказала: – На второй.
Я прекрасно понимал, что и первый она задаст, только чуть позже.
– Это доработанный вариант зелья Восприимчивости. Я вношу в него некоторые коррективы, чтобы усовершенствовать его для вашего случая.
– Вы сами это делаете? – в ее голосе послышались нотки восхищения.
– А вы видите здесь кого–то еще? – ехидно спросил я. – Будучи в Хогвартсе, мисс Грейнджер, вы лишились бы не менее двадцати баллов за такие глупые вопросы.
– А как именно вы его изменили? – сделав вид, что не слышала моего сарказма, уточнила Гермиона.
В последнее время она игнорировала мои замечания и насмешки. Как будто я не говорил их. И сейчас она стояла напротив, а в глазах – любопытство, интерес, уважение. Почти как на уроках в Хогвартсе, только сейчас в них не было страха.
– Мисс Грейнджер, не отвлекайте меня от работы, – попросил я. – А на вопрос по трансфигурации я отвечу вам, когда закончу.
Гермиона и не думала уходить. Она подошла поближе и принялась рассматривать ингредиенты. И что хуже – некоторые она начала перебирать руками. Этого я стерпеть не мог.
– Мисс Грейнджер, – тихо, чтобы не показать злость, сказал я, – не суйте свой длинный нос не в свое дело?
Надеясь, что эта фраза ее обидит, я вернулся к занятию, от которого меня отвлек ее приход – измельчению листьев мелиссы. Но не услышал ни возражений, ни удаляющихся шагов, ни звука захлопнувшейся двери. Я с раздражением посмотрел на Гермиону и увидел, что она, из всех сил стараясь сдержать улыбку, рассматривает мое лицо. Вернее, мой нос.
– Куда вы смотрите? – спросил я, понимая, что ее нос, который я назвал длинным, хоть и был таковым, но по размерам явно проигрывал моему.
Гермиона перевела взгляд на стол и стала осматривать его. А уголки ее губ предательски лезли вверх.
– Это ведь листья черной бузины? – спросила она, показывая на банку, стоящую на столе. – А что еще нового вы хотите добавить в это зелье?
– Мисс Грейнджер, закройте дверь с той стороны.
– Пожалуйста, сэр, – умоляюще посмотрела она на меня. – Я так давно ничем не занималась. Я ужасно соскучилась по зельям.
– Я могу выдать вам котел, – я сложил руки на груди. Она тоже. Разговор явно начал перерастать в спор. – Сварите какое–нибудь простое зелье Немоты.
«И выпьете его потом», – хотелось добавить, но я промолчал.
– Это слишком легко, – она нетерпеливо притопнула ногой. – Я не буду вам мешать, я просто посмотрю.
Я усмехнулся, потому что сомневался и в том и в другом. Но как от нее отвязаться, не применяя силу, я не знал, и поэтому сдался.
– Листья мандрагоры и желчь единорога.
– Желчь единорога? – переспросила Гермиона. – Тогда оно должно настаиваться не менее двух недель?
Я кивнул в ответ, а Гермиона тут же подошла поближе и заглянула в котел.
Варить зелье с помощником к моему удивлению оказалось намного быстрее и продуктивнее. Хоть я и доверил Гермионе только подготовку ингредиентов, делала она это очень хорошо. Попутно она спрашивала меня о каких–нибудь зельях и правилах их приготовления. А я объяснял ей. Все было прекрасно, пока…
– Профессор Снейп, а где у вас хранятся хвосты саламандры? – спросила она, застыв перед открытым шкафом и обводя его внимательным взглядом.
– На верхней полке, – откликнулся я и, заметив краем глаза, что Гермиона увидела нужную ей банку и теперь пыталась дотянуться до нее, снисходительно добавил: – Давайте, я сам достану.
Когда я почти подошел к шкафу, Гермиона все еще отчаянно тянула руку к верхней полке, надеясь обойтись без моей помощи. Лоб нахмурен, на лице знакомое по школе упрямое выражение, футболка задралась, обнажая тонкую полоску бледной кожи на животе.
«И все ей хочется сделать самой», – подумал я как раз в тот момент, когда банка аккуратно соскользнула с полки и влетела прямо ей в руку. А потом сразу же последовал взрыв, и вокруг нас с Гермионой возникло облако черного едкого дыма.
– Замрите, – тихо приказал я, стараясь не разжимать губ, чтобы дым не проник внутрь. Всего одно маленькое слово, а рот уже начало жечь.
Мы стояли, как истуканы, стараясь не смотреть друг на друга, и ждали, когда дым полностью рассеется. На щеках Гермионы появился румянец: судя по тому, с какой поспешностью, она отвела глаза, моя одежда значительно пострадала. Впрочем, как и ее. Как только мы могли двигаться и говорить, она тут же обхватила себя руками за плечи.
– Простите меня, – выдавила она. – Я не хотела.
– Надеюсь, что не хотели, – зло проворчал я, рассматривая свои обожженные пальцы. – Вы хоть понимаете, что именно вы уронили?
– Жгучий отвлекающий порошок, – констатировала она, поставив банку с хвостами саламандры на стол, все еще отводя от меня взгляд. – Вызывает густой черный дым, обжигающий всё, что в нем движется.
Я осмотрел себя и понял причину ее смущения. В мантии зияла огромная прожженная дыра, через которую виднелся живот, да и рукава полностью обуглились. Наверное, я должен был пойти переодеться, но, посмотрев на Гермиону, решил заняться этим позже.
– Я вижу, вы хорошо усвоили четвертый курс обучения защиты от темных искусств, – сказал я, беря в руки палочку и призывая одну из склянок, стоящих в шкафу. – Давайте я нанесу мазь.
Гермиона пострадала больше: от футболки спереди почти ничего не осталось, а на груди и руках было много мелких ожогов. Она аккуратно приблизилась, все еще прикрываясь руками.
– Мисс Грейнджер, мне нужно намазать вас мазью, – повторил я, зачерпывая пальцем густую голубую массу из банки. – Если сделать это прямо сейчас, то через пару дней даже следов не останется.
Но Гермиона и не думала опускать руки. Она так и стояла рядом, потупив взгляд.
– Прекратите стесняться. – Я нервно сглотнул, вспомнив, как выглядело то, что она сейчас пыталась скрыть.
– Я уже видел вас без одежды в Больничном крыле Хогвартса, – продолжил я, стараясь придать голосу жесткость. – Ничего нового для себя я там сейчас не увижу. Может быть, не стоит тратить мое время на ненужную скромность?
Гермиона вспыхнула до корней волос и тихо сказала:
– Можно было об этом не напоминать, профессор.
А затем, наконец, убрала руки за спину и с вызовом посмотрела на меня. Подбородок был задран выше, чем нужно, а губы сжались в тонкую полоску. Видимо, Гермиона хотела показать, что ей не страшно. Я аккуратно прикоснулся к ожогу, нанося на него мазь и стараясь не думать об обычном белом бюстгальтере, который из–за подпалин стал почти черным. И тут же отдернул пальцы, когда она вздохнула с облегчением.
«Старый дурак!», – мысленно отругал я себя. – «Это всего лишь реакция на охлаждающий эффект, а не на твои прикосновения».
– Вы видели? – спросила Гермиона, пока я безрезультатно старался не разглядывать ее. – У меня получилось призвать банку.
– Непроизвольный выброс магии, такие и у детей бывают, – ответил я. – Банка прыгнула к вам в руки, задела коробку со жгучим порошком, та упала и разбилась.
– Как вы знаете, такие выбросы бывают под воздействием определенных эмоций, – продолжал я, не давая вставить ей ни слова. – В вашем случае из–за упрямого желания сделать все самой.
Я осознавал, что опять пытался напасть, чтобы защититься. Видимо, это выражалось не только словами, но и действиями, так как Гермиона вскрикнула и отпрянула.
– Больно? – испугавшись, спросил я. – Я слишком сильно надавил?
– Все… все нормально, – неуверенно сказала она, поморщившись от болезненных ощущений.
Я подул ей на ожог, до которого слишком сильно дотронулся. Сначала тихо, потом сильнее. Лицо Гермионы постепенно расслабилось, и на нем стало появляться подобие довольной улыбки.
– Как хорошо, – прошептала она. – Мне мама так в детстве дула на ушибы и ранки.
– Поток воздуха, направленный на рану, обработанную этой мазью, лишь усиливает ее обезболивающий эффект, – сухо ответил я, обрабатывая ожоги на руках. А потом, поддавшись какому–то внутреннему порыву, продолжил: – Очень давно, когда магическое сообщество еще полностью не отделилось от магглов, волшебники продавали им некоторые лекарственные зелья. Они и рассказали про эту уловку с усилением действия мази, когда на нее дуют. Позже отношения с магглами прекратились, но они до сих пор дуют своим детям на мелкие ушибы, как делали им их бабушки, а тем их прабабушки.
– Это рассказывают на лекциях по колдомедицине, поэтому вы этого не знали, – опередил я ее вопрос. Стоило поведать Гермионе о каком–то неизвестном ей прежде факте, как смущение от того, что она стояла полуголая перед своим бывшим преподавателем, было забыто. Гермиона с такой жадностью ловила каждое мое слово, что я не удержался и улыбнулся. И тут же пожалел об этом, испугавшись, когда она ответила мне тем же.
– Постарайтесь впредь контролировать свои эмоции, чтобы таких выбросов больше не было, – строго сказал я, тут же сменив тон разговора.
– Но… – с жаром возразила Гермиона, – со мной ведь ничего не случилось.
– Любое проявление магии может ухудшить ваше состояние! – я старался сохранить спокойствие, но это получалось с трудом. – И прекратите со мной спорить! Если я сказал, что нельзя, для вас этого должно быть достаточно!
Гермиона даже открыла рот от возмущения. Это было поистине смешное зрелище: чумазая, в тряпке, которая раньше была футболкой, а теперь даже не могла скрыть бюстгальтер, вся в ожогах, которые уже начали заживать, с взлохмаченными волосами, глаза сверкают от гнева. В этот раз у меня хватило ума скрыть улыбку язвительной усмешкой. Заметив, что я осматриваю ее и усмехаюсь, она начала спорить с удвоенной силой.
– Может быть, эта та ситуация, когда вам не нужно решать за меня? – кричала она. – Я и сама могу принимать решения.
– Конечно, – съязвил я, – например, сегодня я позволил вам действовать самостоятельно. И к чему привело ваше желание засунуть свой нос в мои дела? – я обвел рукой, в которой держал склянку с мазью, кабинет.
Гермиона огляделась, но вид кабинета, который был весь в грязи из–за Жгучего порошка и опрокинутых ингредиентов, не вызвал у нее сожаления.
– И вообще, нельзя хранить такие вещи дома! – привела она, видимо, последний аргумент.
– Не ваше дело, какие предметы магии я храню в своем доме!
– Мое, раз я живу с вами под одной крышей!
Эта ссора напоминала мне тот же Жгучий порошок, который она рассыпала. Стоило сказать хотя бы одно слово, как оно распаляло еще больше. Кому–то из нас надо было замереть и заткнуться, только мы оба уже не могли себя контролировать.
– Тогда принимайте мои условия проживания! Пока что я делал все только для вашей пользы! – не в силах остановиться выговаривал я.
– Я и так все делаю, как вы говорите! – Гермиона начала размахивать руками от избытка эмоций, уже не заботясь о своей наготе. – А вы стараетесь оградить меня от всех и от всего. И все время ругаете. Нельзя быть таким ужасным человеком, который думает только о себе!
– То есть последние четыре месяца я думаю только о себе? – переспросил я, задыхаясь от злости. И уже не контролируя себя, добавил: – Если вас не устраиваю лично я, то можете найти себе другое место, где вам будет обеспечен полноценный уход.
Гермиона замерла на миг, не зная, что сказать. Глаза прищурены от злости, грудь вздымалась оттого, что она часто дышала, пытаясь успокоиться. Я готов был поспорить, что выглядел также.
– Просто, – выдавила она из себя, – я сама могу делать некоторые вещи.
– Тогда пойдите в свою комнату и закончите наносить мазь, раз вы такая самостоятельная, – крикнул я в ответ, хваля Мерлина, что она не приняла мой совет всерьез. – Как видите, меня еще ожидает много работы, которую вы мне подкинули.
На миг у нее на лице промелькнуло виноватое выражение, которое тут же исчезло после моей фразы:
– Побыстрее, – нетерпеливо сказал я, – я не могу потратить весь день на то, чтобы успокаивать неуравновешенную и неблагодарную девчонку.
Она выхватила у меня банку с мазью и, хлопнув дверью, выбежала из кабинета.

Из своей комнаты Гермиона вышла только на следующее утро. Пока она кормила кота, я ловил на себе ее взгляды. То ли изучающие, то ли извиняющиеся, то ли недоверчивые.
– Мисс Грейнджер, мне хватает одного наблюдателя в этом доме, – сказал я, поглядев на рыжее чудовище, которое уже поело и довольно вылизывалось на полу.
– Извините, – пробормотала она.
Поставив тарелки на стол, я сообщил ей, что зелье Восприимчивости будет готово через три недели, а она только кивнула в ответ и приступила к завтраку.
«Первая ссора произошла», – с усмешкой подумал я про себя.