«Быть мертвым так заманчиво, – подумал Драко, – если бы для этого сначала не приходилось умирать».

Одна полоска света дерзко пересекала комнату, и руки Драко неестественно белели в дюйме над пледом, накрывающим колени. Изящные кости давили изнутри на кожу толщиной с крылышко мотылька, угрожая превратить сухой пергамент в кровавое месиво. Выступающие голубые вены растеклись синяками там, где хрупкие стенки треснули от силы пульса. Под ногтями виднелась засохшая кровь.

В комнате не раздавалось ни звука. Не трещал огонь, весело прогоняя холод, потому что жар означал волны боли. Не тикали часы, мягко отмеряя время, потому что времени оставалось слишком мало, и Драко ненавидел слушать, как оно убегает с каждым движением беспощадного маятника. Даже его поверхностного дыхания не было слышно, лишь белесые облака пара изредка появлялись в холодном воздухе.

Его руки начинали дрожать. Левитационные чары почти перестали действовать, и если Драко не сможет удержать руки в воздухе, они коснутся колен, а на вымученный стон прибежит мать. Она ахнет, обновит заклинания и уберет прядь волос, упавшую на его лицо. От еле заметного поцелуя на лбу останется кровоподтек; она теперь довольствуется одним поцелуем в неделю, не желая уродовать сына. А он всего лишь хочет, чтобы его оставили в покое, дали умереть – чем быстрее, тем лучше. Его руки упали на одеяло. Их вес обжег, как огнем. Драко направил всю силу воли на то, чтобы не сжать зубы в агонии. Он мог бы поклясться, что не проронил ни звука, но мать все равно пришла.

Скрипнула ручка двери, щелкнул замок, последовал шелест полотна по ковру, и наконец послышались тихие шаги Нарциссы. Свет из коридора проник в комнату, заставляя Драко зажмуриться от боли, но прозрачные веки не смогли защитить глаза. Хорошо, что мать хотя бы перестала носить духи: раньше от ее визитов жгло синусы и носом шла кровь.

– О, мой дорогой, – прошептала Нарцисса. – Мой милый мальчик.

Она взмахнула волшебной палочкой, и его руки вновь поднялись в воздух. Судороги в ногах прекратятся через несколько минут после того, как она перестанет поправлять одеяло. Драко ощутил, что смягчающие чары вокруг него налились силой, и по оттенкам магии понял, что отец вернулся домой.

Драко дождался едва заметного прикосновения губ своей матери. Он почти почувствовал, как взорвались капилляры, а кожа под давлением лопнула. Кровь потекла тонкой струйкой, задержалась над бровью и под конец начала капать вниз. Когда его мать снова выпрямилась, он отвел глаза.

– Мой бедный мальчик, – проговорила Нарцисса, – все это скоро закончится.

Драко не ответил. Он ждал, когда придет отец.

– Нарцисса, – послышался голос Люциуса в дверях, – оставь нас наедине. Мне нужно поговорить с сыном.

Она облизала губы, но не обернулась, чтобы посмотреть на мужа.

– Какое у тебя право на то, чтобы с ним говорить? Ты бы с таким удовольствием разрушил все, к чему стремилась наша семья. Ты никогда не любил Драко, а я его всегда оберегала.

– Оберегала ради чего? Чтобы он умер в таком жалком состоянии?

За суровыми словами отца Драко уловил отзвук того, что он давно страстно желал услышать.

– Это не жалкое состояние! Посмотри на него, Люциус! Видишь, как внутренний свет вырывается наружу? Его магия так сильна…

– Но он слишком слаб, чтобы управлять ею.

– Это скоро изменится, – ровным голосом проговорила Нарцисса.

– Боюсь, что нет, – хмуро ответил Люциус. Теперь Драко мог его видеть, но лицо отца все еще скрывалось в тени. – Послушай, Нарцисса, кажется, есть один способ…

– В какие отвратительные махинации ты нас хочешь вовлечь на этот раз, Люциус? Ведь я как чувствовала: тебе с твоей отвратительной родословной никогда нельзя было доверять! Да, я все про тебя знаю. И мать моя тоже знала, но все равно меня за тебя выдала. Нам очень повезло, что Драко не запятнан.

– И это называется «повезло»? – взвился Люциус. Драко зажмурился, пытаясь скрыться от громового голоса. – Мой сын – мой сын! – чахнет в темноте, а ты не позволяешь мне ради его спасения ничего сделать?

Пальцы Нарциссы сомкнулись вокруг ее волшебной палочки.

– Страшно подумать, что именно ты бы сделал, – отрезала она. – Слава Фуриям, я взяла с тебя клятву…

– Да, – горько проговорил Люциус, – клятву… Вырвала ее у меня, утаив самое важное, а я-то тебе доверял. Каким же я был дураком!

– Ты всегда доверял слишком легкомысленно, – высокомерно ответила Нарцисса. – Драко, я пойду узнать насчет твоего ужина. Ты не обязан разговаривать со своим отцом, если не хочешь.

– Я… хочу…

– Ну что ж, – Нарцисса погладила его по голове. Несколько прядей осталось между ее пальцами, и она поцеловала волоски, прежде чем равнодушно уронить их на пол. – Я ненадолго, родной мой.

Люциус дождался, когда за женой закроется дверь, потом пододвинул ногой низкий стул так, чтобы Драко не пришлось задирать голову. Устало присев, он сбросил с плеч дорожную накидку. От грязных сапог на белом ковре останутся отвратительные пятна. Драко был рад: все в этом доме, включая его самого, было создано в стремлении к совершенству, и вид запятнанной безупречности приносил облегчение. Люциус уронил голову на руки. Из-за завесы спутанных волос слышалось лишь прерывистое дыхание, будто он пытался сдержать рыдания.

– Отец? – смог прошептать Драко, но на этом его силы иссякли. Люциус поднял голову. Его лицо осунулось от бессилия и тоски. Драко хотел поговорить о чем-нибудь обычном, как раньше, когда эта… эта… гниль его еще не поглотила. – Родословная? – выдохнул он.

– Это далеко не всем известно, мой мальчик, – Люциус горько улыбнулся, – но моя прабабушка была грязнокровкой.

Люциус не мог не рассмеяться, увидев выражение лица своего сына, но сразу продолжил:

– Именно так: Мариус Малфой женился на грязнокровке и потратил годы на то, чтобы придумать для нее достойных предков, но от правды, к сожалению, не скрыться. Какой же она была мегерой, даже после того, как ей стукнул стольник! Мы с ней отлично ладили – кстати, будет лучше, если этот секрет останется между нами. Твоя мать мне таких родственничков простить не смогла. Стоило ей узнать, что миссис Блэк была в курсе всего и все равно настояла на нашем союзе, как она перестала разговаривать со своей матерью.

– Вот бы Грейнджер… посмеялась, – только и смог проговорить Драко.

– Да тут бы, мой мальчик, все волшебники Британии посмеялись.

– Твое лицо в грязи, отец.

– Дорога была нелегкой.

– Ты нашел?..

Люциус покачал головой.

– Я не перестану искать. Скоро мне опять в путь: твое время на исходе.

– Останься еще ненадолго, – попросил Драко. – Расскажи о своих… – он закашлялся; Люциус достал шелковый платок и нежно вытер кровь с губ сына, – странствиях.

Они немного поговорили – о мелочах, идиотах, дорогах и отелях, пока веки Драко не сомкнулись от усталости. Люциус остался сидеть у ног сына, всматриваясь в истощенное лицо. В полумраке казалось, будто оно светится.

Блеклый зимний день потускнел за окном, и Люциус сотворил шар мягкого света, чтобы не сидеть с сыном в кромешной тьме. Свет и тень играли теперь на отточенных болезнью чертах лица Драко. Ничего не осталось ни от розовощекого карапуза, которого носил на руках Люциус, ни от болтливого дошкольника или напуганного подростка, которым стал Драко под игом Волдеморта. Он превратился в этот едва дышащий призрак, иссохшее создание – бесцветное, если не считать крови и синяков. Единственный человек на свете, в которого Люциус верил и которого оберегал, находился на грани смерти.

Дуновением магии Люциус очистил лоб Драко от струйки крови, оставшейся после поцелуя Нарциссы, но не смел сделать большего: даже самые мягкие целительные заклинания причиняли вред. Ему так хотелось прижать сына к груди и держать, держать его в объятиях, но и этого им не было дано.

Люциус не мог не задаться вопросом, не началось ли все это, когда Темный Лорд возложил руки на Драко: может, сумасшествие как-то впиталось в кожу подростка, обжигая и ломая изнутри. Тогда Люциус сам был во всем виноват, тогда он сам убил своего сына. Он слепо пошел на поводу у гордыни, а Драко придется за это расплатиться. Люциус моргнул, стараясь удержать слезы, ибо Малфои не плачут – эту истину он впитал с молоком матери, – но воздух во рту был сух, как пепел.

Драко нахмурился и забормотал во сне. Его пальцы зашевелились, и бутон энергии медленно распустился меж его ладоней, слегка пульсируя сине-зеленым светом. Когда Люциус сидел у кресла сына в прошлый раз, он такого еще не видел. Из любопытства он протянул пальцы к сфере, и свет стал ярче. Сфера приблизилась и коснулась тыльной стороны руки, согревая кожу.

– Папа, – прошептал Драко. Люциус поднял взгляд на сына. Глаза Драко были широко раскрыты и светились тем же зеленоватым блеском, который постепенно уступил место обычному серому цвету. – Папа, – проговорил он снова, когда окрашенная кровью слеза скатилась по щеке.

– Я не знаю, что делать, – обреченно прошептал Люциус. – Я не знаю, как исцелить тебя, мой сын, но я постараюсь. Я приложу все усилия, даже если это будет стоить мне всего, чем я владею, даже если мне придется искать до моего последнего вздоха. Единственное, чего я прошу взамен, – дождись меня. Можешь подождать еще немного, Драко? Сможешь еще немного потерпеть?

Драко едва заметно кивнул, и они закрепили уговор молчаливым взглядом.

– Тогда поспи теперь, – сказал Люциус, с трудом поднимаясь на ноги. – Я вернусь утром.

Уголок рта Драко пополз вверх, и Люциус наклонился, чтобы поцеловать сына. Его губы легко коснулись бледного лба, и кожа совсем не пострадала.

Ваза неприлично пышных роз пестрела палитрой от белого до темно-красного среди аккуратных стопок серых скоросшивателей. Если внимательно присмотреться, то можно было найти и другие островки цвета в однообразном, спартанском кабинете сотрудника Министерства: открытка со Средиземного моря была синее синего; неоновые закладки торчали во все стороны из папок и справочников; веселый желто-зеленый шарф выглядывал из-под черного плаща на вешалке; невероятно оранжевые носки ручной вязки были засунуты в резиновые сапоги, которые ждали хозяина в конце рабочего дня. В остальном в кабинете царила атмосфера респектабельности, граничащей с суровостью, которую разбавляла песенка Монти Пайтона, доносившаяся из подсобки: «Как хорошо взять напрокат бухгалтера и рассекать по морю бухгалтерии…»

Дверь кабинета распахнулась настежь, опрокинув резиновые сапоги.

– Гермиона! Ты уже готова?

Рон и Гарри – в теплых пальто по ноябрьской погоде – принялись отвоевывать Гермионино царство у цепкой хватки порядка. Гарри плюхнулся в офисное кресло и пару раз крутанулся. Рон протянул руку к стопке скоросшивателей, намереваясь освободить на столе место для своей пятой точки.

– Дотронься до них, и ты покойник, – сказала Гермиона. Она подхватила другую стопку и понесла ее в подсобное помещение, из которого до этого появилась.

Рон примостился на только что освободившееся место и выудил из кармана слегка помятую желтую маргаритку. Он засунул ее в середину букета из роз, сложил руки на груди и принялся покачивать ногой.

– Мы опоздаем, – сказал Гарри.

– Это тебе приспичило ее пригласить, – ответил Рон.

– Идите вперед, я догоню, – послышался голос Гермионы из глубины шкафов с документами.

Рон слез со стола и встал в дверном проеме, откуда ему было видно обоих друзей.

– Если мы пойдем вперед, ты обязательно найдешь что-нибудь невообразимо важное и пропустишь весь матч. Неужели эти документы нужно подшить прямо сейчас?

– Наверное, нет, – вздохнула Гермиона. – И вы оба уверены, что смотреть квиддич в такую погоду хорошо для моей души?

– За страдания при просмотре бонус выше, чем за зонтик от солнца и корзину для пикника, – сказал Гарри, помогая Гермионе надеть шарф. – А потом мы тебя угостим сногсшибательным карри.

Гермиона наклонилась, чтобы натянуть носки и резиновые сапоги.

– В следующий раз я выбираю, что мы делаем, – проворчала она.

– Следующий раз приходится на Рождество, – напомнил Рон. – Ты проведешь его в Норе как почетный член клана Уизли, или забыла?

– И правда, – ответила Гермиона.

– В чем дело? – спросил Гарри. – Я думал, ты любишь Рождество со всеми нами.

– Ну да, конечно! Я только… – она заметила помятую маргаритку и улыбнулась своим друзьям. – Я только немного устала. Пойдем страдать на трибуны, если без этого я не получу карри.

Пока Гермиона запирала свой кабинет и накладывала чары на дверь, со стороны столовой Отдела магического правопорядка показались двое авроров в униформах.

– Эй, Уизли, Поттер! На матч собираетесь? – спросила Генриетта Роули, женщина с жесткими чертами лица, разменявшая четвертый десяток.

– Там увидимся? – строя глазки Рону, проворковала Пруденс Тикнесс. Она выглядела очень молодо, хотя и была старше Роули.

– Мы с Гермионой потом карри есть пойдем. Можете присоединиться, если хотите, – предложил Рон, улыбаясь и слегка выпячивая грудь.

Обе женщины окинули Гермиону пренебрежительным взглядом.

– Боюсь, у нас другие планы, – сказала Роули. – Пошли, Прю.

Гарри проводил их глазами до лифта.

– Тебе все еще приходится терпеть такое? – сердито спросил он.

Гермиона пожала плечами, положила ключ в карман и проверила волшебную палочку, закрепленную в рукаве.

– От старых привычек трудно избавиться. Неважно, какие законы были приняты: многие чистокровки признают их только на словах. Однако, – поспешила добавить Гермиона, когда Гарри попытался возразить, – искоренить вековые предрассудки за десять лет нереально. Хорошо, что хоть открыто не противоречат. Это первый шаг в правильном направлении.

Она взяла обоих друзей под руки и зашагала к тем же лифтам, которыми воспользовались авроры.

– Ну а теперь скажите мне, за какую команду я сегодня болею…

«Лохнесские Летуны» вырвали победу в последнюю секунду захватывающего матча, острая курочка таяла во рту, но напускной энтузиазм Гермионы улетучился, стоило друзьям проводить ее до дома. Она проверила защитные чары, обращая внимание на малейшие отклонения, и зашла в тихую гостиную. К усталости добавилась досада из-за непрерывного обсуждения матча и неловкость оттого, что ее друзья стали свидетелями свинского обращения, которому она подвергалась изо дня в день. Гермиона кинула плащ в сторону вешалки, плюхнулась на диван и в который раз задумалась о том, как заманчиво было бы наплевать на все и покинуть страну.

Война закончилась семь лет назад. Гарри и Рон наслаждались жизнью, обзаводились подружками, увлекались новыми вещами. А у нее была лишь карьера без шансов на продвижение, брак с Трудовым кодексом, который оказался требовательным, но неудовлетворительным партнером, и ежемесячный выход в люди благодаря друзьям, которые не давали ей сгнить на работе. Нельзя забывать и о ее роли Современной Грязнокровки: она, нравится ей это или нет, вот уже сколько лет являлась официальным примером для подражания. Гермиона не питала иллюзий на тот счет, как в высших кругах относились к ней и ей подобным. В ее размышлениях о счастье в жизни все чаще проскакивало желание убраться подальше отсюда. Однако «подальше» было просто нереально, если учесть груз многочисленных обязанностей.

«Почему же, – спрашивала себя Гермиона, – ты взваливаешь на себя все эти обязательства, если фактически не можешь ничего изменить?»

«Потому что никто, кроме тебя, и не попытается», – отвечала она сама себе, как обычно.

«Но ведь всем наплевать».

«Мне не наплевать».

На этом спор заканчивался, хотя в последнее время она даже себя саму не могла больше убедить.

Утром Гермиона собрала папку документов, надела мантию аврора поверх костюма и направилась к залу суда. Старательно собранные улики положат конец деятельности очередной пары продажных бюрократов: Гектор Галстроуд, родственник Булстроудов и большая шишка в отделе труда, и Джермейн Томас, младший брат Дина Томаса и секретарь Галстроуда, брали взятки за продвижение соискателей вперед по очереди на пособие из министерского Фонда послевоенного восстановления. Гермионе очень не хотелось затаскивать Джермейна на скамью подсудимых, но он работал в Министерстве всего лишь первый год и, очевидно, лишь выполнял приказы Галстроуда, поэтому Гермиона надеялась, что он отделается выговором с понижением в должности и в скором времени продолжит карьерный рост. Сам Галстроуд был продажной шкурой и наживался на взятках годами, не разбирая, кто ему платит.

Каждый доклад перед Визенгамотом – или любой относящейся к нему комиссией – был для Гермионы тренировкой в агрессивно-позитивном мышлении. Две трети комитета были прадедами динозавров, а остальные исхитрялись удержаться на посту независимо от политического режима. Это сборище больше походило на балаган. Во время каждого выступления Гермиона пыталась найти глазами тех немногих судей, которые выслушивали доказательства и принимали соответствующие решения. К счастью, такие судьи были, а Гермиона готовилась к каждому слушанию настолько хорошо, что комар и носа не мог подточить.

Четыре часа спустя она практически вышибла дверь в кабинет начальника и швырнула ему свои записи по расследованию с такой силой, что они проехали по столешнице и приземлились к нему на колени.

– Какого хрена я здесь делаю, Кингсли? – прокричала Гермиона.

Вслед за ней вбежал запыхавшийся секретарь Бруствера. Он пытался наложить на Гермиону удерживающие чары, от которых та не глядя отмахивалась.

Кингсли, всегда отличавшийся удивительным спокойствием, собрал бумаги и положил их на стол.

– Все в порядке, Грейвз, – сказал он секретарю. – Я уверен, что аврор Грейнджер не собирается на меня напасть, хотя чашечка чая определенно улучшит мои шансы. Почему бы вам не присесть, аврор Грейнджер, и не рассказать по порядку, зачем вы нарываетесь на обвинения в нарушении субординации и нападении на старшего по званию?

Все еще тяжело дыша, Гермиона рывком пододвинула к себе стул для посетителей.

– Хотите, чтобы я рассказала по порядку? С удовольствием. Галстроуда приговорили к пустячному штрафу и отставке, которой он будет наслаждаться на своей вилле, купленной за взятки. А каков был приговор для Джермейна Томаса, желторотого мальчишки, который успел отработать три месяца после выпуска из школы? Полгода в Азкабане! Лишение свободы. Знаете, что с ним там сделают? С молодым, наивным, магглорожденным… боже правый, – Гермиона запрокинула голову, опираясь затылком о спинку стула, и заслонила дрожащей рукой глаза. – Я и представить себе не могу, что…

Секретарь принес чай, прервав Гермиону своим появлением.

Кингсли выпроводил его из кабинета и наложил чары от подслушивания. Затем он разлил напиток по чашкам и достал из ящика стола упаковку шоколадного печенья. Раскладывая его на появившемся из воздуха блюде, он дал Гермионе время вытереть платком глаза, а под конец подвинул к ней её чашку.

– Я совсем не так представляла себе работу в аврорате, – горько проговорила девушка. – Хотела все улучшить, а теперь посмотрите на меня: отправляю детей в тюрьму.

– Я мог бы возразить, что не вы его туда отправили, а Визенгамот.

– Да это практически одно и то же. Не надо было вообще упоминать Джермейна…

– Но тогда бы возникли вопросы, кто был у Галстроуда на побегушках, сколько мальчишке отстегнули за молчание и, под конец, насколько можно доверять аврору, который об этих вопросах не подумал.

– Но…

– Гермиона, – твердо сказал Кингсли, – Джермейна Томаса никто не принуждал пособничать начальнику и брать за это деньги. Никто не угрожал ему, его семье или его друзьям. Он просто сделал неправильный выбор – и сделал его по собственной воле.

– Но…

– Однако я согласен с вами в том, что приговор не соответствует провинности. Я распоряжусь, чтобы Томаса оставили в министерской камере на время рассмотрения апелляции.

– Спасибо, Кингсли, – Гермиона осела на стуле. – Все это так несправедливо, так извращенно…

– Кто сегодня заседал?

– Лоренс Монтега, Эсмеральда Кеклшоу и Терциус Тротт. Архивариусом был Гамп. Каждый раз эта мразь Гамп, когда рассматривается мое дело! Терпеть не могу, как он смотрит на всех свысока, а у самого три класса образования и мозгов чайная ложка. Представляете, он облизал губы, когда Джермейн начал плакать! – Гермиона сжала руки в кулаки. – Да они все отвратительны!

Кингсли записал имена и отложил перо.

– Хотите, я сниму вас с расследования коррупции и переведу патрулировать улицы? Там работать намного проще: все проблемы решаются волшебной палочкой.

– Да! – Они долго смотрели друг на друга. – Нет.

– Я рад, Гермиона. Вы единственная в моем отделе, кому я доверяю отыскать всю гниль. Ни у кого иного нет нюха на то, какие дела нужно довести до суда, а какие прикрыть, чтобы позже использовать информацию. Никто другой не желает излечить наше общество так страстно, как вы.

– Я вас ненавижу, – сказала Гермиона. – Вы меня загоняете в угол моими же принципами.

– Мне нужен человек с принципами. Вы должны это понимать, – Кингсли вздохнул. – Наше общество погрязло в коррупции десятилетия назад, да что я, еще раньше! Разве смог бы Волдеморт с такой легкостью найти настолько властных соратников, будь оно иначе? Даже я повинен в традиционном взгляде на вещи, который не дает людям будить спящих драконов, что позволило укорениться опаснейшим тенденциям. Поэтому мне нужен человек со стороны, с отважным сердцем и незамыленным взглядом.

– Со стороны? – поежилась Гермиона. – А я-то думала, что давно заработала свое место в этом мире.

Она проглотила остатки чая и спустилась в тренажерный зал, чтобы немного разрядиться и, может, встретиться с Гарри, который тренировал рекрутов на соседней арене. Но он, как обычно, был в самой гуще событий, поэтому Гермиона лишь махнула ему рукой и решила больше не отвлекать.

После формального костюма для суда в сменке было легко и свободно. Некоторые коллеги косились на ее кроссовки и маггловские треники, но были и такие, которые давно прониклись преимуществами спортивной одежды, и Гермиона больше не чувствовала себя белой вороной во время тренировок. Она зашнуровала кроссовки и захлопнула дверцу ящика. Гарри освободится нескоро, чтобы составить ей компанию, поэтому она решила сначала позаниматься на беговой дорожке. Компания не заставила себя ждать, но оказалась далеко не такой приятной.

– Как насчет настоящей тренировки? – Тикнесс и Роули подошли к Гермионе. – Ты небось и забыла, как держать волшебную палочку, если штаны в Министерстве просиживаешь.

Гермиона остановила тренажер. Она заметила самодовольные ухмылки и порадовалась, что не оставила палочку в сумке, а пристегнула к руке.

– Привет, Пруденс, Генриетта.

То, что эти двое решили помериться силами, не вызывало беспокойства: особыми талантами они не обладали, в то время как Гермиона поддерживала форму регулярными тренировками. Но почему они подошли к ней, хотя обычно демонстративно игнорировали? Гермиона собрала с лавки полотенце и ключи и последовала за парой на арену для дуэлей. Она была уверена, что Гарри простит ей ложную тревогу, если предупреждение, которое она незаметно отослала ему с помощью своего брелока – старого галлеона ОД – окажется необоснованным.

В результате, Гермиона была очень рада, когда он появился на арене через десять минут. Роули и Тикнесс зажали ее в тиски. Они работали вместе как слаженный механизм, усиливая напор с каждым заклинанием. К счастью для Гермионы, она тоже припасла несколько грязных трюков.

Когда Гарри начал медленно хлопать, этого оказалось достаточно, чтобы отвлечь нападающих. Инкарцерус Гермионы проскользнул под щит Роули, в то время как оглушающее заклинание Тикнесс не попало в цель.

– Поработали на славу, – сказал Гарри. – Отличная тренировка, молодцы.

Он снял заклинание с Роули и помог ей подняться на ноги, продолжая:

– Если вы не возражаете, мне нужно обсудить один вопрос с аврором Грейнджер. Я уверен, что вы найдете другую возможность продолжить. – Гарри улыбался, пока коллеги не исчезли из виду, но потом нахмурился: – Все в порядке? Это выглядело серьезно. Ситуация обостряется?

Гермиона опустилась на лавку и вытерла рукавом лицо.

– Не знаю, Гарри. Может, только эти двое такие. На данный момент я просто рада, что осталась цела.

– Да уж, – Гарри присел на корточки и заглянул Гермионе в лицо. – Если ты уверена, что чувствуешь себя хорошо, мне хотелось бы получить ответ еще на один вопрос.

– Мне тоже, – кивнула она. – Откуда у этих бездарей такая сила, если пару месяцев назад им едва хватало магии, чтобы оштрафовать летающую метлу?

До Рождества оставалось две недели, а результатов все не было. Нарциссу не интересовали долгие отсутствия мужа и его изнуряющие поиски, а Драко никогда не попрекал отца, когда тот возвращался с пустыми руками, но Люциус остро переживал неудачу. Он до того отчаялся найти способ помочь сыну, что начал лестью и ложью проникать в маггловские медицинские библиотеки, хотя и не знал, что именно там искать. Привлечь к решению проблемы эксперта-маггла означало бы наложение противозаконных заклинаний для изменения памяти – при условии, что кто-то воспримет его всерьез, – но на данный момент Люциус не мог себе позволить наплевать на закон. За ним наблюдали, его палочку отслеживали; никто ему не доверял.

Никто, кроме единственного человека, чью жизнь он был не в состоянии изменить.

Люциус опустился во внушительное кресло с высокой спинкой, расположенное перед очагом в библиотеке. Драко спал, Нарциссы не было дома, поэтому никто не обращал внимание на его присутствие и не насмехался над его поражением. Каминная полка была украшена еловыми лапами с красными бантами. То тут, то там отсвечивали крошечные золотые колокольчики, а пыльца фей заменяла иней. Так эльфы украшали библиотеку на Рождество, сколько Люциус себя помнил. Мягко горели свечи, источая сосновый аромат. Фарфоровые ангелы тонкой работы держали золотые арфы. От простого заклинания они бы расправили белоснежные крылья и ударили по струнам, но пока что Люциус предпочитал абстрактную песнь огня.

В этом году Рождество ничего для него не значило. Ему было все равно, устроила Нарцисса какой-нибудь прием или нет; пригласила ли она родню; что она вообще решила сделать. Он не хотел отмечать; он не подготовил подарков.

Люциус вспоминал, с каким удовольствием он осыпал Драко подарками. Он знал, что портит мальчика, но жизнь была так трудна для ребенка с приспешниками и прихлебателями вместо друзей. Поэтому Люциус жаждал показать сыну, насколько им дорожит. А теперь… Теперь единственным настоящим подарком для Драко была бы жизнь, но даже все золото Малфоев не могло ее купить.

Появился домовик и почтительно поставил чайный сервиз и блюдо крампетов (Прим. пер.: полуготовые английские оладьи) на столик рядом с креслом Люциуса.

– Сэру угодно, чтобы Проваливай подрумянил для сэра оладушек? – спросил эльф.

Люциус моргнул, заметив, что был в библиотеке не один, но не поднял свой пустой взгляд от ковра.

– Кто тебя так назвал? – спросил он.

– Проваливай часто так говорили, поэтому Проваливай взял себе это имя.

Люциус почувствовал, что домовику не по себе.

– У тебя есть другое имя, эльф?

– Называть эльфов сэра – привилегия сэра.

Несмотря на прошлый опыт, Люциус не мог заставить себя использовать такое пренебрежительное имя, когда чувствовал себя хуже любого эльфа, и поэтому просто смотрел на Проваливай, пока тот робко не поднял взгляд на хозяина.

– Ты хотел бы выбрать для себя какое-нибудь другое имя?

– Эльфам не дозволено выбирать себе имена, сэр. Особенно в такой семье, как эта.

Усталость начала брать верх. Люциус оглянулся в поисках вдохновения, и его взгляд упал на чайный сервиз.

– Хочешь, чтобы тебя звали Сахар? Щипцы? Чайник? Оладушек?

Уши эльфа едва заметно дрогнули.

– Тебе нравится имя «Оладушек»? Тогда теперь тебя зовут так.

– Оладушек очень рад новому имени, сэр. Оладушек благодарит сэра за подарок.

Из-за радости эльфа Люциусу стало немного лучше. Хоть эти существа и не были людьми, они могли чувствовать благодарность.

– Сэру угодно, чтобы Оладушек подрумянил для сэра оладушек? – спросил эльф, смешно поведя ухом.

– Да, приступай.

Люциус вернулся к своим размышлениям, когда домовик принялся за работу. Если он смог одарить это существо, то и для Драко сумеет что-нибудь найти.

– В чем смысл жизни, Оладушек? Как ты думаешь?

– Жизнь есть служение, мастер, – ответил эльф, не отвлекаясь от своего дела. – Жизнь есть преданность. Вот почему нелояльные эльфы такие плохие, сэр. А еще… – он осекся, достал крампет из огня и перевернул его на длинной вилке.

– А еще? – поторопил его Люциус.

– Жизнь есть вера, мастер. Обычно необоснованная, но теперь Оладушек знает, что бывают награды, – он положил крампет с кусочком масла сверху на тарелку, чтобы растаяло, и подал Люциусу.

– Какая мелочь – имя, – фыркнул тот.

– Оладушку можно сказать, что сэр неправ?

– Все вокруг уже так говорят, почему бы тебе не присоединиться?

– Тогда сэр неправ.

– Ты, Оладушек, нахальное создание. Нет, не надо бить себя каминными щипцами. У меня для тебя есть более страшное наказание, – когда уши Оладушка повисли, Люциус продолжил: – Я хочу, чтобы ты служил мне – и только мне. Ты не будешь служить госпоже. Ты меня понял?

– Госпожа будет недовольна, – вопреки словам, уши эльфа немного оживились.

– Тогда не попадайся ей на глаза. Твое задание – охранять мастера Драко. Ты будешь бдеть над ним и приносить ему все, что он захочет. А если его состояние ухудшится в мое отсутствие или его кто-нибудь… если что-нибудь с ним случится, тебе приказано немедленно меня к нему перенести. Ты меня понял?

– Оладушек все для сэра выполнит. Поджарить сэру еще один оладушек?

– Не нужно. Иди проведай мастера Драко.

Домовик исчез с хлопком. Люциус почувствовал, что его ноша немного полегчала. Благодаря всего лишь слову у него появился слуга, преданный ему лично, а не всей семье. Больше не надо беспокоиться о Драко во время поисков. Он поднес крампет ко рту, но тот уже остыл и затвердел. Люциус нанизал еще один на длинную вилку, нечаянно уколов палец. Его настроение снова ухудшилось. Жизнь есть служение? Рабство разрушило и его жизнь, и жизнь его сына. Обернув рану носовым платком, он наблюдал, как кровь просачивается через ткань. Жизнь есть кровь – и то лишь выживание, независимо от чистоты крови.

*

Люциус проснулся оттого, что кто-то настойчиво тормошил его за плечо. Ему снилось, что он тонул в волнах крови: она капала с потолка, просачивалась сквозь стены, лила из окон и проникала в него сквозь нечистую кожу. Только когда Оладушек продолжил его будить, Люциус понял, что тонул лишь в собственном поту и трясине из простыней.

– Мастер должен проснуться! Сэру нужно встать с кровати! Мастер Драко хочет видеть сэра, а госпожа за ним не посылает!

– Да-да, я больше не сплю. Принеси воды.

Люциус нашел домашние туфли и дрожащими руками завязал пояс халата. Желудок кувыркнулся от торопливого глотка воды. Люциус поморщился, выходя из спальни, и стакан исчез из его руки.

– Иди со мной, но не попадайся никому на глаза, – приказал он, посмотрев вниз.

Нарцисса выглядела ослепительно в серебристо-сером пеньюаре. Она сидела на кровати Драко и держала его руку. Наманикюренные пальцы гладили хрупкую кожу, поминутно увеличивая синяк, от которого Нарцисса не могла отвести взгляд во время своего рассказа о званом ужине. Драко, очевидно, было одновременно больно и скучно, но ему не хватало сил на то, чтобы высвободить руку.

– …а Министр мне ответил, что его дальняя родственница Джулия делает большие успехи на новом посту в Отделе тайн. Эта работа открывает столько возможностей для одаренной девушки!

– Откуда тебе это знать, женушка? – язвительно спросил Люциус.

– Люциус, – проговорила Нарцисса, не отводя глаз от руки Драко. – Вижу, ты вернулся.

– Как остро подмечено, дорогая. Почему бы тебе не оставить мальчика в покое? Он выглядит уставшим. Может, составишь мне компанию в салоне – как насчет коктейля на ночь?

Нарцисса, подумав, выпустила руку сына и вышла из спальни. Лицо Драко расслабилось, хотя он так и не открыл глаза. Оладушек выглянул из-за подола домашнего халата Люциуса и посмотрел на обоих мужчин с грустью.

– Затуши все свечи, Оладушек. Не видишь, что ему больно? – приказал Люциус. Он оглянулся в поисках другого источника света и схватил старую масляную лампу с бортами из красного стекла. Коротко подрезав фитиль, Люциус поставил лампу на столик у кровати, где его поджидал эльф со щипцами для снятия нагара в руках. Драко с любопытством наблюдал за ними.

– Так намного лучше, отец, спасибо, – прошептал он и добавил: – Оладушек?

Люциус понадеялся, что жар на его щеках не виден в неверном свете лампы.

– Этот эльф служит мне – мне лично, Драко. Ты понимаешь, что это значит? – Брови Драко еле заметно поднялись. – Он будет тебя охранять и выполнять твои приказы. Он аппарирует за мной, если я тебе нужен. Ты это тоже понимаешь?

Драко взглянул мельком на дверь, за которой скрылась Нарцисса, а потом посмотрел на Люциуса:

– Я больной, отец, а не умственно отсталый.

Люциус улыбнулся в первый раз за очень долгое время.

– Теперь отдыхай, а я попробую поговорить с твоей матерью.

– Что ж, удачи, – сказал Драко. – Не знаю, услышит ли она тебя. Ей было все равно, когда я красноречиво притворялся спящим. Подойди поближе, у меня для тебя кое-что есть, – в его глазах зажглась искорка, а меж ладоней появилось мягкое зеленоватое свечение. – Я потихоньку учусь этим управлять, – прошептал Драко. Свет пробивался между пальцами, украшая воздух шелковой дымкой и маленькими облачками, которые отливали синим, зеленым и в этот раз еще и теплым оранжевым цветом.

– Получается очень красиво, сынок, – сказал Люциус, наклоняясь и дотрагиваясь до пальцев Драко. Стоило ему коснуться света, как по сердцу разлилось тепло и острое, как шрапнель, чувство надежды. Он сморгнул. – Теперь спи. Оладушек, не отходи от него ни на шаг.

Нарцисса не потрудилась дождаться мужа. Она устроилась на кушетке с глянцевым журналом, элегантно скрестив ноги в щиколотках и лениво поигрывая бокалом с мятным ликером так, чтобы поймать свет зеленой жидкостью. Люциус еле заметно поморщился, хотя не запах мяты расширял пропасть между ними. Нарцисса не оторвалась от журнала, когда Люциус налил себе бренди и пересек вышитый розами ковер по пути к своему любимому креслу. Он небрежно разгладил складки халата на коленях и пригубил бренди.

– Скажи мне, Нарцисса…

– Что сказать? – она перелистнула журнал на следующую страницу, где было еще больше фотографий сливок общества, которые фальшиво улыбались на камеру.

– Ты все еще получаешь удовольствие от званых ужинов, хотя твой сын при смерти? Это выставляет тебя не в лучшем свете, дорогая.

– Драко не при смерти, – беззаботно ответила Нарцисса. – В любом случае, все думают, что он в университете за границей.

Люциус сжал губы и медленно вдохнул через нос.

– И опять мы живем во лжи ради мнения света. Когда ты в последний раз посмотрела на мальчика, действительно посмотрела на него? Неужели ты можешь видеть, как он страдает, и все еще настаивать на том, что он не покидает нас? Что случилось с женщиной, которая попросила помощи у Северуса, хотя до этого с ним и не разговаривала? Что случилось с женщиной, которая пошла наперекор Темному Лорду, чтобы спасти своего сына?

Под конец Нарцисса подняла от журнала свои небесно-сапфировые глаза и оценивающе посмотрела на мужа.

– Сколько драмы, Люциус. Ты, должно быть, вместе с положением в обществе потерял и свое чувство такта.

Костяшки Люциуса побелели, хотя больше он никак не отреагировал на провокацию. Нарцисса улыбнулась:

– Ты прекрасно знаешь, дорогой, что Драко лишь взрослеет. Ты и сам помнишь, как непросто принять то, что причитается по рождению, а в его случае все намного труднее, потому что его будущее несказанно значительнее.

– Тебя не спасти от этого безумия.

– Это ты заблуждаешься, – ответила Нарцисса. – Ты понапрасну ищешь лекарство, когда нет никакой болезни. Я думаю, ты просто не можешь смириться с тем, что твой сын, а не ты, станет самым могущественным волшебником всех времен. Может, именно поэтому ты отдал Драко Темному Лорду, чтобы тот замарал его чистоту, – Нарцисса поставила бокал на столик и продолжила: – Бедный, мелочный Люциус. Даже Темный Лорд не смог долго стоять на пути у судьбы, на что же рассчитываешь ты? Забудь свои поиски. Если непременно хочешь выбиться из сил, помоги мне лучше подготовить все для Драко. Кто знает? Может, среди моих хороших знакомых найдется человек со знаниями, которых ты так жаждешь, и талантом переубедить тебя, если мое слово и гроша ломаного не стоит. Оставайся на моей стороне. Отплати мне хотя бы этим за все, что я для вас сделала.

Люциус смотрел на жену не отрываясь. Похоже, она говорила серьезно. Он вскочил на ноги, вмиг пересек комнату и навис над Нарциссой, тяжело дыша.

– Что именно ты для нас сделала? Смотрела, как заболел сын, и в письмах ни словом не обмолвилась? Принесла его в жертву безумию своей семейки? Связала меня по рукам и ногам, да еще и кляп в рот всунула, чтоб я не мог обратиться ни к одному волшебнику за помощью? Почему ты пытаешься меня сейчас отвлечь от всего этого? Может, ты специально не проронила ни слова в мою защиту, когда меня отправили в Азкабан? – Нарцисса не удостоила его ответом, только слегка повела бровью. – Пять лет, Нарцисса. Пять лет в зловонных камерах, где дух дементоров пропитал каждый камень, где он просачивается через кожу и губит душу, губит магию. Пять лет, в течение которых ты черт знает чем занималась помимо пренебрежения своими обязанностями жены и матери. Я не знаю, что ты делала, когда наш сын нуждался в тебе, но это должно прекратиться! Это прекратится. Мой капитал больше не в твоем распоряжении.

Нарцисса опустила ноги на ковер и встала, заставляя мужа сделать шаг назад.

– Именно так, Люциус. Ты и понятия не имеешь, чем я в эти годы занималась. – Она шагнула вперед, потом еще раз, вынуждая мужа отступить. Выражение ее лица все еще оставалось бесстрастным, но невидимая магия закружилась вокруг нее диким ураганом, таким мощным, которого от Нарциссы нельзя было ожидать. Она вышла из комнаты, остановившись в дверях и бросив через плечо: – И мне совершенно не нужен твой капитал; никогда не был нужен.

В потрясении Люциус вернулся к своему креслу и поднял стакан. Руки дрожали, и он едва смог поднести бренди к губам, не разлив. Нарцисса всегда была более чем способной волшебницей, но несомненно слабее него, однако теперь… От ее мимолетной демонстрации силы все еще шумело в ушах. Люциус осушил стакан, радуясь горячей волне бренди, но она обжигала, а не грела. Два года с момента освобождения потрачены впустую. Два года поиска ответов на вопросы, которые нельзя было задать из-за одной-единственной клятвы, самой глупой клятвы из всех клятв в мире. Два года бессилия. Люциус фыркнул: в течение двух последних лет он хотя бы знал о своем бессилии, знал, что с гордеца сорвали мантию гордыни. Это было уже что-то, горькая расплата за привычки его класса и рода.

Люциус повернул стакан в руке, неторопливо раздумывая, сколько понадобится для того, чтобы напиться до смерти, и можно ли подгадать время так, чтобы последовать в могилу сразу за Драко. Он был недостаточно труслив, чтобы опередить сына.

Тут он заметил мимолетные отблески света, блестящие на гранях стакана. Люциус поднес ладонь к глазам. Лучи света, подаренного ему Драко, все еще играли в тончайших складках его кожи. Они ширились и множились, проходя через хрусталь, и вспыхивали в воздухе светлячками.

Второй подарок на это нерадостное Рождество. Сначала имя, а теперь… Люциус не был уверен. Может, лучик надежды? Он кивнул сам себе. Что ж, даже если Нарциссе не нужны его деньги, чтобы вращать шестеренки своих махинаций, Люциус не побрезгует ее контактами, которые могут открыть нужные двери. Он был непревзойденным мастером по части взяток и обладал достаточными средствами, чтобы продолжить традицию.

Люциус достал из рукава волшебную палочку и направил ее на пустой стакан, превращая тот в многогранную сферу. Мальчику понравится играть с ней с помощью своей странной новой магии.

«Властвуй из тени», – подумал Люциус, взглянув на семейный герб над каминной полкой. Пришло время быть настоящим Малфоем.

Гермиона ценила каждую спокойную минуту и лучше всего отдыхала в уютном одиночестве. Рождество в кругу Уизли было каким угодно, только не спокойным, однако Гермионе казалось, что именно их оптимизм и безоговорочная любовь помогут ей справиться с грядущими месяцами эмоционально изматывающей работы. Поэтому она сидела вместе со всеми и улыбалась, несмотря на усталость и парализующую головную боль.

В министерской камере Джермейн Томас отчаянно надеялся, что ему не придется отбывать срок в Азкабане; Рождество в поместье Галстроуда, где тот получил повестку на слушание по поводу новых обвинений во взяточничестве, тоже не отличалось праздничным настроением. Гермиона же начала вести расследование по делу судей Монтеги, Тротта и Кеклшоу, на которых обратила внимание во время процесса. Ни один не был хоть как-то связан с Волдемортом, однако никто из сохранивших влияние во время последней войны не мог быть однозначно вне подозрений. Кроме того, покойный Том Реддл всегда предпочитал непрослеживаемых марионеток. Гермиона знала, что официально они были на данный момент невиновны, но горела желанием доказать обратное.

Что касается Гампа, то он был жабой из того же болота, что и Амбридж, с послужным списком, от которого так и несло отбеливателем.

Предыдущий месяц оказался для Гермионы непростым. Слухи о ее новом расследовании распространялись со скоростью лесного пожара – куда бы в Министерстве она ни пошла, сотрудники были готовы к ее визиту. Гермиона подала столько заявок на доступ к секретным материалам, что Кингсли в конце концов просто повысил ее, чтобы она перестала бегать к нему в кабинет.

В последний день перед праздниками Гермиона заперла свою подсобку с документами, наложила на дверь тройные чары и покинула Министерство с чувством несказанного облегчения: наконец-то никто не будет злобно щуриться в ее направлении, и так – целых несколько дней! За последние семь лет Гермиона поняла, что тайны есть у всех. В случае с семейством Уизли можно было хотя бы положиться на то, что их тайны другого сорта и не имеют отношения к ее расследованию.

Стоило Гермионе вспомнить о делах, как те поглотили все ее мысли. В результате она сбежала в сад, на морозец, лишь спустя два часа после прибытия в Нору.

Через какое-то время Артур вынес две из своих бесценных термокружек, от которых исходил тонкий аромат кофе, – в прошлом году Гермиона подарила ему кофеварку и помогла ее наладить. На кружке для Гермионы было написано «Расслабься и съешь пирог».

Артур все еще работал в Отделе связей с магглами, но дослужился до начальника и был неприлично счастлив, копаясь в странных механизмах и обогащая волшебный мир маггловскими идеями и приспособлениями на пару с Джорджем.

– Что случилось, Гермиона? – спросил он, усадив ее на низкую каменную ограду перед прудом.

Гермиона опустила голову и вдохнула запах кофе, отметив, что за прошедший год Артур действительно научился его варить. Она не знала, с чего и начать. Артур обнял ее за плечи, притянул к себе и терпеливо ждал, попивая из кружки с эмблемой «Звездных войн».

Через какое-то время медленно полились слова. Артур слушал молча.

– Знаешь, Гермиона, что тебе нужно сделать? – спросил он под конец. – Ты должна включить меня в список подозреваемых – и меня, и Перси, да он тебе еще и поможет. Я уверен, что ты что-нибудь да откопаешь: мы все люди и делаем ошибки. Задокументируй результаты и проследи за тем, чтобы все о них узнали.

– Артур…

– Никто не ангел. Если увидят, что ты подозреваешь всех, даже друзей, то, может, страсти поутихнут. Кингсли поставил тебя в невыносимое положение, чему я совершенно не рад, но хуже всего то, что ты работаешь в одиночку. Как ему только могло прийти в голову свалить все это на твои плечи?

– Все просто: никто не хочет мне в открытую помогать, тем более что я… Ах, я не хочу опять затягивать старую песню…

– Подожди минутку, – Артур ободряюще сжал ее руку. Он быстро вернулся вместе с Перси, который теперь выглядел как молодая копия Артура: начинающаяся лысина, да и все остальное.

– Привет, Перси, – поздоровалась Гермиона.

– Папа говорит, что тебе нужен помощник, – ответил тот. После недолгого раздумья Перси примостился на ограде рядом с Гермионой. Он поправил очки, потеребил манжеты и затем в ожидании глянул на нее.

– Помощник? – растерянно переспросила она.

– Кропотливая работа со скучными документами – мой конек. Личной жизнью я на данный момент не обременен, поэтому не имею ничего против сверхурочных. А еще я знаю все ходы и выходы налогового отдела, – Перси помедлил. – Я прошу взять меня на работу, аврор Грейнджер.

Гермиона перевела взгляд с одного Уизли на другого, не веря своим ушам.

– Вашему делу не помешает, что он чистокровка, ведь так? – добавил Артур и хитро улыбнулся. Даже Перси едва смог сдержать улыбку.

– Ах, Перси! – Гермиона порывисто обняла его, совершенно забыв, что он не любит вторжений в свое личное пространство. – Ты мой спаситель! Но разве Кингсли согласится перевести тебя в наш отдел?

– Я думаю, что с этим проблем не будет, – ответил Артур, выглядя очень довольным собой. – Что же до Макмиллана…

– Мой начальник не узнает о моей новой должности, пока не будет слишком поздно, – пообещал Перси.

– Особой радости эта работа тебе не принесет, – предупредила Гермиона.

– Ну, он и не за радостью нанимается, – ответил Артур. – Не только ты хотела бы очистить наше общество от вековой гнили.

– Ты действительно согласен, Перси?

– Я просто обязан внести свой вклад: мне все еще нужно себя показать, – ответил он, заливаясь краской и отодвигаясь от Гермионы.

– О, Перси!

– Это прекрасная возможность, честно! Только не надо раскисать.

Удачно выполнив задуманное, Перси неловко похлопал ее по руке и поспешил скрыться в доме, оставив Гермиону и Артура в саду одних.

– Это дело на всю семью тень отбросит, – предупредила она.

– Я именно на это и рассчитываю, – сказал Артур. – Давай доедай свой пирог и пошли внутрь, пока Молли не спохватилась, что мы отлыниваем от наших обязанностей по украшению елки.

Гермиона неожиданно обняла его.

– Я тебя обожаю, Артур. Молли – очень счастливая женщина. – И вдруг рассмеялась: – Ты что, покраснел?

*

В этом году Молли расширила ассортимент вязаных подарков. Калейдоскоп из цветов и узоров резал глаз, особенно в комбинации со всевозможными оттенками волос Уизли, но после серости Министерства Гермиона радовалась ярким краскам. Она моментально влюбилась в свой новый красный с зеленым свитер, который подчеркивал фигуру. Джордж был от ее свитера тоже без ума и во всеуслышание заявил, что начнет собирать подписи, дабы убедить аврора Грейнджер чаще носить обтягивающую одежду. Когда его попросили заткнуться, он сделал вид, что глух на оба уха. Маленький Тедди Люпин не знал себя от счастья и то и дело менял цвет волос, что заставило окружающих вспомнить о Блэкпульском фестивале света. Эти ассоциации, конечно, пришлось объяснить, что привело к обсуждению планов на летний отпуск для всей семьи.

Гермиона почти смогла забыть о Министерстве, по крайней мере, пока Гарри не вернулся со своей смены. Он выглядел, мягко выражаясь, неважно.

– Я не хочу домой, дядя Гарри! Джордж как раз показывает мне пукательные заклинания! – заныл Тедди. Гарри взъерошил его волосы:

– Не беспокойся, приятель, мне сначала все равно нужно срочно хлебнуть чая.

Гермиона, Артур и Рон последовали за ним на кухню, где Молли под тихую музыку возилась с выпечкой. Ей хватило одного взгляда на Гарри, чтобы усадить его на стул и поторопить мужа:

– Шоколад, Артур. Срочно.

На бумаге Гермиона теперь была выше Гарри по званию, и она терпеливо ждала его отчета. Он заговорил, стоило его щекам порозоветь, а рукам согреться и перестать дрожать:

– У нас опять нашествие дементоров.

– Что?! – Гермионе удалось не повысить голос, но она все равно глянула в направлении открытой двери, чтобы убедиться, что ее никто не услышал. Гарри проследил ее взгляд и устало направил Муффлиато через плечо.

– Готово, – сказал он.

– Что значит, у нас опять нашествие дементоров? – выпалил Рон. – Я думал, их всех изгнали или заперли.

– Дай Гарри договорить, – сказал Артур.

Гарри махнул рукой в жесте, что он не возражает, и глотнул чая.

– Вообще-то, Рон, – начала Гермиона, – мы два года потратили на то, чтобы их выследить и ликвидировать. Неудивительно, что общественности об этом ничего не известно: истребление целого вида не соответствует партийной линии.

– Но почему вы мне-то не сказали? – Рон выглядел обиженным.

– Нам так приказали. Происходящее в отделе навсегда остается в отделе, что не идеально в свете моего нового расследования, – задумчиво добавила Гермиона, – но в течение первых двух лет на службе мы искали гнезда дементоров и истребляли их.

– Как вредителей, – невесело хмыкнул Гарри.

– У нас даже футболки со специальным логотипом были, – продолжила Гермиона, – а «Сладкое королевство» на нас разживалось. Рон, мы с Гарри были так рады, что ты во всем этом не был замешан. Ты был нашим единственным здоровым другом, которого не касалась эта гниль, – Гермиона поежилась. – Ну ладно, Гарри, выкладывай.

– Наши люди в маггловской полиции дали знать, что в парке нашли ни на что не реагирующих тинейджеров. Их не удалось привести в чувство. Очевидно, они до этого выпивали, поэтому магглы подумали, что дело не обошлось без наркотиков. Но наркотиками там и не пахло, – Гарри закрыл глаза и нахмурился. – Это произошло в Литтл Уингинг – том парке, где я часто бывал.

– Ох, Гарри, мой мальчик, – вздохнула Молли. Она потянулась к Артуру и взяла его за руку.

– Сколько их было? – спросила Гермиона.

– Четыре парня, три девушки, – ответил Гарри.

– Нет, сколько дементоров?

– Сочувствия хоть отбавляй, – пробормотал Рон.

– Мы нашли логово с пятью особями в канализации.

– Но это же хорошо, – сказала Молли. – Их не так много.

– Да, не много, – ответила Гермиона, переглянувшись с Гарри и еле заметно покачав головой. Дементоры размножались быстро, а затем рассредотачивались по небольшим логовам. Одно из них нашли, но где одно, там и несколько. Хуже всего, что дементоры сами по себе не были проблемой. Они были симптомом.

– Чудесно, – неуверенно проговорила Молли. Гермиона облокотилась на стол:

– Кингсли наверняка не хочет предавать дело огласке?

– Да, говорит, чтобы мы не меняли планы, отгуливали отпуска, показались на Новогоднем балу и держали ухо востро.

– Яйца опять учат курицу? – усмехнулась Гермиона. – Рон, можешь нам сообщить, если заметишь в магазине или просто на улице что-нибудь подозрительное? Так, на всякий случай.

– Заметано, – ответил он, слегка взбодрившись.

– Отлично, – продолжила Гермиона. – Я знаю, что Артур и так наблюдателен. На данный момент мы все равно не можем ничего сделать, поэтому давайте вернемся к празднику. Гарри, ты себя уже лучше чувствуешь?

Рон и Гарри направились в гостиную, Молли последовала за ними с блюдом печенья и пирогов, но Артур остался, якобы чтобы налить домашнего пива.

– Я искренне надеюсь, что это не случай типа «наша песня хороша, начинай сначала», – вздохнула Гермиона.

– Мы все на это надеемся, – ответил Артур. – Но я уверен, что с тобою во главе мы незамедлительно повергнем неприятеля.

– Я совсем раскомандовалась, да?

– Ну, кому-то надо командовать. А разве есть более достойные кандидатуры?

– Артур, это удар ниже пояса! Кроме того, я едва ли смогу командовать наступлением – или чем-то еще – из моего заваленного бумагами кабинета.

– Что ты, дорогая, ты же стихийное бедствие!

– Уж скорее бюрократическое.

Артур поставил пиво на стол и тихонько взял Гермиону за плечи.

– Ты самая умная молодая женщина, которую я когда-либо видел, а также могущественная ведьма с новым свитером Молли на вооружении. Всегда смотри на светлую сторону жизни*.

Гермиона устало усмехнулась:

– Хоть одной семье волшебников я смогла привить любовь к маггловским комедиям.

*Прим. пер.: Always Look on the Bright Side of Life («Всегда смотри на светлую сторону жизни») – песня, написанная в 1979 году для финальной сцены фильма «Житие Брайана по Монти Пайтону». Песня стала популярной для исполнения на таких общественных мероприятиях как футбольные матчи, а каждый пятый британец хотел бы, чтоб она звучала на его похоронах.

– А Джинни там тоже будет? – Гермиона, как обычно, не могла просто стоять молча.

– Только ты можешь одновременно дышать и разговаривать, когда тебя упаковывают в корсет, – проворчал Гарри с лентами в зубах, пытаясь закончить шнуровку.

– Кажется, это называется многозадачностью, – сообщил Рон со своего места на подоконнике. – Гермиона сама говорит, что на этом собаку съела…

При этих словах Гермиона скомкала салфетку и бросила в Рона, промахнувшись приблизительно на километр.

– Но я не склонен ей верить, – добавил он.

– Можешь перестать вертеться? – встрял Гарри. – С какой стати я вообще тут надрываюсь?

– Потому что Молли занята с Флер и детьми. А кого мне еще было попросить, кроме вас?

– В мою сторону даже не смотрите, – начал отмахиваться Рон. – Тут, судя по всему, особые таланты требуются.

– Вот и все, – вдруг сказал Гарри. – Давай, повернись.

Гермиона вдохнула на пробу и повернулась лицом к друзьям.

– Ух ты! – присвистнул Рон. – Когда мне в следующий раз захочется всем утереть нос своим повышением, я тоже сниму напрокат костюм в этом маггловском магазине.

Гермиона выпроводила обоих и уселась перед зеркалом, чтобы закончить прическу и макияж. К счастью, Молли и Артур убедили ее, что в этот раз на Министерском балу нужно появиться во всеоружии. Сначала она хотела надеть свое любимое черное платье, нанести немного туши и помады и показаться только ради галочки. Однако по результатам голосования Гермиона оказалась в меньшинстве и теперь наслаждалась эффектом от багряного шелка, тугой шнуровки, тюбика Сликизи и косметики Флер, хотя про себя не совсем была уверена в мудрости принятого решения. Она закрепила отполированный чехол для волшебной палочки на предплечье, а угольно-черный чокер прабабушки Молли на шее. Ансамбль дополняли практичные туфли без каблука, которые не были видны из-под подола, и помада на тон темнее платья. Гермиона сама была почти готова утереть нос сливкам волшебного общества, но с Роном и Гарри, сопровождающими ее в парадных мантиях, она была в этом просто уверена.

Молодые люди, однако, вскоре оставили подругу на произвол судьбы: Гарри заметил Джинни среди «Холихедских Гарпий» на другом конце переполненного вестибюля, а Рон сообщил, что до конца вечера просто обязан пофлиртовать с как можно большим количеством девушек.

Гермиона покачала головой и направилась в толпу, чувствуя на себе некоторые недружелюбные, но в основном нейтральные взгляды. Для виду она взяла у проходящего официанта бокал шампанского и начала ходить меж людей, притворяясь, что кого-то ищет. Огибая группку гостей, Гермиона беззвучно сотворила Перехват Муффлиато – ее личное изобретение, основанное на старом заклинании Северуса Снейпа, но с обратным эффектом, – и до ее ушей донеслись обрывки разговора: «…попытаться найти местечко в отделе получше, однако…» – «…развел фруктовый сад…» – «…опять близнецы! Я действительно думаю, что им пора…» – «…настаиваю на том, чтобы он поговорил с Министром…» – «…грязнокровки на руководящих постах…»

Гермиона отметила для себя последнего говорящего и продолжила путь. Вдруг кто-то схватил ее за локоть, и Гермиона резко отдернула руку.

– Полегче! – вырвалось у Гарри. – Это всего лишь я!

– Ой, извини. Я работала. Тебе что-то нужно?

– Глянь-ка вон туда, – Гарри мотнул головой, – и скажи, у меня одного приступ дежавю или тебе тоже кажется, что история повторяется?

Гермиона повернулась в ту сторону, куда показал Гарри. За его спиной с министром Сингхом разговаривал не кто иной, как Люциус Малфой, блистающий великолепием в мантии из зеленой парчи с утонченными серебряными украшениями. На глазах Гермионы Малфой улыбнулся, пожал министру руку и по-дружески с ним распрощался. Министр сразу же переключился на следующего гостя, а Малфой удалился с привычной надменностью, от которой Гермиону и Гарри мутило еще в школе.

– Судя по всему, он получил то, за чем явился, – кисло проговорила Гермиона.

– Ну, мы же знаем, что наш дорогой Министр любезен со всеми, – ответил Гарри. – Обнимает деревья, и тому подобное. Пойдем глянем, кого еще Малфой сегодня слизью покроет?

– Ты разве не собирался провести вечер с Джинни?

– Она сейчас занята на торжественном приеме, сказала, что потом меня найдет. Что за вопросы? Неужели ты не хочешь узнать, что тут происходит?

Гермиона позволила Гарри взять себя под ручку, и они направились в бальную залу, выглядя просто хорошо одетой парой с очевидным намерением потанцевать.

– Я Малфоя уже сто лет не видела, с того дня, как его бросили в Азкабан, а ты?

Гарри покачал головой.

– Вообще-то, – продолжила Гермиона, – я и Драко не видела с тех пор, как арестовали Малфоя-старшего. Странно, особенно потому, что миссис Малфой вернулась в высшее общество, будто войны никогда и не было.

Гарри пожал плечами: к миссис Малфой он был слегка неравнодушен.

– Она так тяжело работала, чтобы сохранить положение, несмотря ни на что. А Драко продолжает образование в Штатах.

– Попахивает ссылкой. Странно, что Люциуса выпустили до Драко – Драко ведь был всего лишь пешкой.

– Ходят слухи, что Люциус отделался сравнительно небольшим сроком, потому что снабжал нашу сторону информацией.

– Ага, его вклад несомненно изменил исход войны, – фыркнула Гермиона. – Знаешь, Гарри, мы и в самом деле можем потанцевать, раз пришли. Особенно потому, что Малфои, кажется, тоже собираются.

Во время медленного вальса они пять или шесть раз прокружились мимо Малфоев, однако не узнали ничего, несмотря на подслушивающие чары: Люциус и Нарцисса не сказали друг другу ни слова. Гермиона предложила последовать за ними, когда танец закончился, но в результате согласилась с Гарри, что это было бы слишком очевидно. Кроме того, фотосессия Джинни подошла к концу, и ей не терпелось во всех деталях рассказать Гарри о каждом матче Европейского кубка. Гермиона приняла приглашение Кингсли потанцевать, потом получила удовольствие от всеобщего удивления, вызванного ее фокстротом с Луной, и под конец решила подышать свежим воздухом, чтобы успокоить идущую кругом голову.

Для посвященных в Министерстве не было недостатка в укромных уголках. По другую сторону бальной залы, ярко освещенной хрустальными канделябрами, находились комнаты для совещаний, используемые во время приемов в качестве гостиных и игровых. Если пройти еще дальше, взору представал внутренний дворик, в котором деревья и цветы обрамляли мягко журчащий фонтан. Оставалось только надеяться, что никакая парочка еще не облюбовала этот уголок.

Гермиона неторопливо шла по широкому коридору, будучи по обыкновению настороже. Группки гостей собирались то тут, то там, чтобы посплетничать, поиграть в карты или пофлиртовать. Проходя мимо ряда широко распахнутых дверей, Гермиона заглядывала в каждую комнату с видом человека, ищущего старого знакомого. Она иногда обменивалась приветствиями, изредка улыбками и шутками с другими гостями, принимала искренние и не очень поздравления с повышением и отмечала для себя тех, кто при этом уж слишком усердствовал.

Гермиону все еще тянуло на свежий воздух, когда она увидела Тикнесс и Роули, облаченных в богатые традиционные мантии и целенаправленно продвигающихся к Белой гостиной. Снедаемая любопытством, Гермиона последовала за ними на почтительном расстоянии. Двери были притворены ровно настолько, чтобы скрывать происходящее внутри, не привлекая ненужного внимания. Гермиона остановила официанта с подносом канапе и сделала вид, будто поглощена выбором, одновременно разворачиваясь так, чтобы заглянуть в комнату. От увиденного она нахмурилась: Нарцисса Малфой восседала в троноподобном кресле у камина, оживленно разговаривая с группкой людей, которые обычно сторонятся светских приемов, – невыразимцами. Каждый из собравшихся был чистокровкой. Рука Гермионы замерла как бы в нерешительности между кусочком стилтонского пирога и блинчиком с семгой и сметаной, в то время как сама Гермиона силилась разглядеть остальных людей в комнате, но двери вдруг захлопнулись.

Она выбрала пирог, поблагодарила эльфа за терпение и продолжила свой путь ко внутреннему двору.

К счастью, для жмущихся по углам парочек было еще рановато, и сад у фонтана оказался в полном распоряжении Гермионы. Она не привыкла к шумным сборищам и общению с таким количеством едва знакомых людей, но на свежем воздухе дышалось свободнее, и голова почти перестала болеть. Гермиона с облегчением присела на кованую скамейку с витиеватыми украшениями, стоящую в тени беседки из роз, и вдохнула аромат цветов. Вдалеке слышался шум лондонских улиц, но он не нарушал идиллию. Благодаря чуть заметным согревающим заклинаниям на земле и цветах Гермиона могла по-настоящему расслабиться перед возвращением в переполненные залы. Она очень старалась не обращать внимания на колкости и оскорбления в свой адрес, но остро чувствовала, что была чужаком в этом мире, хотя по-настоящему враждебно настроенные люди были в меньшинстве. Может, в один прекрасный день никому и в голову не придет отметить, что какой-то волшебник магглорожденный, но пока это еще было не так, и уж точно не в ее случае, когда магглорожденная волшебница наслаждалась, если так можно выразиться, высоким чином новой метлы. Перед ее носом всегда будут закрываться все двери, и ей всегда придется идти напролом. Гермиона потянулась за пышным соцветием и поднесла его к лицу. В едва пробивавшемся через матовую дверь свете не было видно, какого цвета роза, но аромат абрикоса и ванили, исходящий от лепестков, радовал обоняние.

Где-то скрипнули дверные петли – Гермиона больше не была одна.

Очень медленно, чтобы не привлекать внимания резкими движениями, Гермиона вернула бутон на свое место и положила руку на палочку, готовая выхватить ее в любую секунду. Костяшки на рукоятке побелели, когда Гермиона увидела, кто именно последовал за ней… или же просто пожелал скрыться от толпы, как и она.

Люциус Малфой аккуратно закрыл за собой дверь и направился к фонтану в центре сада. Надменность улетучивалась из его походки с каждым шагом, и было неудивительно, что он тяжело осел на выбранную им скамейку, когда достиг ее. Малфой оперся локтями на колени и уронил голову на руки. Сначала в тусклом свете виднелись лишь украшения на его мантии да серебряное кольцо, и только когда он поднял голову на звук далекой сирены скорой помощи, Гермиона смогла увидеть его лицо. Она чуть не ахнула: вся заносчивость, с которой Малфой обычно смотрел на мир, куда-то исчезла, и на ее месте появилась странная грусть с каплей, казалось бы, мрачного гнева?.. Да, именно так: буря гнева отразилась на его лице в ответ на взрыв смеха в помещении. И это был Люциус Малфой? То, что осталось от него после Азкабана, сдирающего с человека шелуху?

Гермиона, должно быть, пошевелилась, потому что Малфой повернулся на шелест ее юбок. Его лицо с поразительной скоростью приняло обычное выражение, ничем не выдавая тот факт, что оно было лишь маской.

– Прошу меня простить, – учтиво сказал он, – я не намеревался вас потревожить.

Малфой встал со скамейки, намереваясь удалиться, но Гермиона тоже поднялась и вышла из тени беседки. Она непринужденно сцепила руки перед собой, готовая молниеносно выхватить свою палочку.

– Ничего, мистер Малфой, – сказала Гермиона. – Это, в конце концов, не частный сад.

– Как любезно с вашей стороны, мадам… – он нахмурился, когда ее узнал, и Гермиона приготовилась к выпаду – вербальному или магическому, но тут Малфой продолжил: – мисс Грейнджер! Как… неожиданно.

К удивлению Гермионы, волны презрения не последовало. На лице Малфоя вновь отразилась та грусть, которая поглощала его несколько минут назад.

– Простите, – повторился он, теперь с большим чувством, чем вложил в пустую фразу в первый раз. – Я оставлю вас в покое.

– В этом нет никакой необходимости, мистер Малфой, – ответила Гермиона, охваченная неожиданным сочувствием. – Прошу, располагайтесь в саду, пока его не заняли влюбленные пары. Я уже все равно собиралась уходить.

Он слегка поклонился и отступил в сторону, давая Гермионе пройти. Помедлив в дверях, она обернулась и увидела его, вновь поглощенного печальными мыслями и, очевидно, забывшего о ее присутствии.

Гермиона не могла стряхнуть с себя странное чувство после неожиданной встречи. Она целиком погрузилась в размышления об этой загадке, когда на нее кто-то налетел, не потрудившись извиниться. Гермиона, удержавшись на ногах только благодаря отсутствию каблуков, обернулась и увидела свою любимую парочку, Тикнесс и Роули, которая продолжила свой путь в сторону танцевальной залы, слегка покачиваясь и громко разговаривая. Судя по всему, авроры даже не заметили, что чуть не сбили Гермиону с ног, иначе их хохот невозможно было бы не услышать. Неужели они напились? Кингсли скажет им пару ласковых… На службе или нет, но все сотрудники были лицом своего отдела.

Гермиона поправила платье и заверила подоспевшего эльфа, что не нуждается в помощи. Домовик успокоился, только когда она согласилась, что бокал шампанского пойдет ей на пользу. Пока эльф бегал за напитком, Гермиона пригладила юбки и вдруг заметила миниатюрный пузырек, поблескивающий около плинтуса. Может, это ее знакомые авроры уронили? Гермиона подняла пузырек и посмотрела на свет. Он был пуст, но внутренняя поверхность еле заметно отсвечивала всеми цветами радуги, как капля бензина в луже. Гермиона еще никогда ничего подобного не видела. Она вынула пробочку и быстро провела пузырьком под носом, осторожно понюхав остатки содержимого. Эйфория захлестнула ее, магия затанцевала на кончиках пальцев, но через мгновение все прошло, оставляя за собой пустоту.

Чудесно. Именно этого им еще не хватало – наркотиков.

Встреча с Гермионой Грейнджер потрясла Люциуса, но он не мог сказать, в хорошем или плохом смысле. Он направился в сад за передышкой, но нашел там ее – жрицу тьмы и кровных уз в ее багряном платье на фоне ночи, готовую его, Люциуса, низвергнуть. Его обуял трепет и даже страх, пока он не разглядел, кто это, но, узнав мисс Грейнджер, Люциус с какой-то безысходностью почувствовал, что именно она по праву могла бы сокрушить его. Его, который просто смотрел, как подростка – ребенка! – пытали на ковре в его гостиной, и ничего не предпринял, чтобы это остановить, из-за страха за семью и собственную шкуру. Люциус был готов к ее гневу, но вместо того глаза мисс Грейнджер едва заметно потеплели и меж бровей появилась морщинка, а потом она проявила доброту – по отношению к нему.

Люциус не мог вспомнить, когда кто-нибудь был добр к нему в последний раз.

Будь он моложе, то счел бы это верхом нахальства: какое у простых смертных право сочувствовать Малфою! Посторонним нельзя было видеть в Малфое ни единого признака слабости. Малфои были лучше остальных, держались особняком. И все же...

Крылышком бабочки мелькнуло воспоминание, старое-старое. Люциус был еще совсем ребенком – пяти, может, шести лет – и бежал по саду. Он споткнулся и упал, ободрав ладони и колени. Боль казалась невыносимой, но он только хватал ртом воздух, моргал и старался не заплакать. Тут, шелестя шелковыми юбками, подоспела прабабушка Элизабет, опустилась рядом с ним на колени, не заботясь о своем наряде, обняла Люциуса и утешала, пока искала свою волшебную палочку, которую она так и не научилась держать в легко доступном месте. Узловатые пальцы прабабушки двигались с нежностью, когда она лечила его ссадины, и она обнимала Люциуса, пока тот совсем не успокоился.

– Вот и все, Люциус, ты теперь новее нового, – сказала она. – Готов на подвиги?

Он храбро кивнул, но прабабушка не разомкнула объятий:

– Знаешь, нет смысла стыдиться своей боли. Ты можешь решить, сколько показать остальным, но от себя самого скрывать ее не надо. Как же иначе ты станешь сильнее?

Теперь Люциус жалел, что не прислушался тогда к словам своей прабабушки, храброй грязнокровки Малфой, но сейчас, казалось, ее мудрость лилась через Грейнджер. Он позволил волне унести себя в пучину и заполнить всего, пока не вырвался на поверхность. Приглушенная музыка вечеринки и отдаленные звуки маггловского мира напомнили ему, кто он, где находится и что тут делает.

Люциус Малфой выпрямил спину. Перед ним стояла цель, нужно было просто собраться с духом и начать работу. Какие могут возникнуть проблемы? Обольщать сильных мира сего и заговаривать им зубы было когда-то его второй натурой, и если сам министр был готов закрепить рукопожатием щедрое пожертвование на благо начальных магических школ в обмен на доступ к министерским архивам, то и остальные не побрезгуют. В последнее время ведь все постоянно твердят о примирении. Люциус фыркнул. Был бы он министром, не стал бы так поспешно бросать за решетку представителей финансовой элиты. В деньгах заключалась власть, а власть была главным призом.

Особенно власть сохранить жизнь.

Что ж… Пригладить волосы, нацепить улыбку и – Люциус поморщился – идти играть роль гриффиндорца в слизеринской шкуре.

Он зашел в гостиную, где восседала Нарцисса, якобы чтобы убедиться, что жена обеспечена напитками и компанией, а на самом деле, чтобы присмотреться к ее окружению. Нарцисса встретила его холодной улыбкой и достаточным количеством вежливых банальностей, чтобы не привлекать внимания. Никто не был настолько бестактным, чтобы поинтересоваться, почему Люциус так много лет не появлялся в свете, и ему не пришлось ничего выдумывать.

Новые друзья Нарциссы относились к ней с почтением, или, по крайней мере, так казалось. Люциус подозревал, что их учтивость была так же поверхностна, как и его собственная, но разве можно было хоть когда-то кого-либо этим удивить? Нет ничего нового под солнцем… Эта мысль одновременно опечалила и утешила Люциуса: значит, где-то был ответ на его загадку, оставалось только найти его. И, если он правильно разыграет свои карты, какой-нибудь из приспешников Нарциссы с неброской эмблемой Отдела тайн сможет ему в этом помочь.

На диванчике рядом с креслом Нарциссы расположилась симпатичная девушка в розовом атласном платье с аметистами – кузина Сингха Джулия, если Люциус не ошибался. Она была сокровищем на рынке невест наравне с молодой Гринграсс. Кстати о Гринграсс, ее двоюродный брат Титус маячил по другую сторону трона, молчаливо оглядывая помещение. Значит, Нарцисса считала, что ей нужен телохранитель. Интересно. Чуть поодаль от звезды его очей стояли еще трое чистокровок: Энтони Дженнингс, Клемент Монро и бедная калека Лукреция Бастабль, последняя в очень древнем роде. Люциус никогда не понимал, как она решалась показаться на людях без косметических чар, но допускал, что у каждого может быть свой способ застать оппонента врасплох. Эти трое живо и с интересом разговаривали о погоде, отрезая Люциуса от любой существенной информации. Неважно: были и другие пути ее получения.

Люциус откланялся и вернулся в фойе. Он провел вечер, общаясь со старыми знакомыми и мимоходом выясняя, кто был кем в высшем волшебном свете, всем своим видом внушая впечатление, что он только что вернулся из затянувшегося отпуска. Время от времени на глаза ему попадалась Грейнджер, такая же неутомимая в своих передвижениях, как и он сам, и Люциус в порыве отчаянья даже поигрывал с мыслью заговорить с ней, но тут за его спиной с ним чрезвычайно громко и жизнерадостно поздоровались, и ему пришлось обернуться.

– Малфой! Старина, какого дьявола! А я-то думал, ты залег на дно!

– Майлз, – сдержанно ответил Люциус, – как приятно тебя видеть. Ты, очевидно, преуспеваешь.

На самом деле, Майлз Меррифот всегда был надоедливой липучкой и добивался успеха за чужой счет с самого первого года в Хогвартсе. Но, за чужой счет или нет, он добрался до высокой позиции и был не так уж и глуп, поэтому Люциус растянул губы и слегка прищурил глаза, а Майлз, как всегда, не смог отличить простое движение мышц от настоящей улыбки.

– Преуспеваю! Ха-ха! Как ты тактично выразился! – ответил Майлз, посмеиваясь и похлопывая дородное, обтянутое парчой брюшко. – Хотя ты прав, дела идут не так плохо.

– И как же живется в Отделе тайн? – Люциус постарался, чтобы голос звучал слегка скучающим.

– Таинственно! – захохотал в ответ Майлз. – По крайней мере, теперь мы собрали все осколки, чтобы не скрипеть стеклом при каждом шаге.

Может, он еще и подмигнет? Вот, точно. Куда же без заговорщического подмигивания человеку, который процветал при Волдеморте, никогда в открытую его не поддерживая.

– Майлз, никто бы никогда не догадался, что ты невыразимец, – сдержанно посмеялся Люциус, чтобы это прозвучало не слишком язвительно, – и все же…

– Да уж, я кое-что знаю о тайнах и секретах, – ухмыльнулся тот.

– Правда? – поднял бровь Люциус, притворяясь удивленным.

Майлз ткнул в него пальцем.

– Ха-ха-ха! Я почти попался, Малфой, почти попался! Но мой язык за зубами, и даже шампанское, – тут он схватил бокал с подноса проходящего мимо эльфа, – не сможет его развязать!

– Именно поэтому ты и стал начальником отдела.

– Так оно и есть. Весь отдел полон магами твоего сорта, но это не помешало целенаправленному полукровке с талантом к вынюхиванию интересненького, – Майлз заглотил полбокала шампанского, и Люциус поморщился. – Ну что ж, Малфой, рассказывай, чем занимался в последнюю пару лет.

Нет нужды спрашивать о предыдущих пяти.

– Путешествовал, – ответил Люциус. – На свете столько замечательных местечек.

– Да-да, страсть к путешествиям, – закивал Меррифот. – Не удивительно, в самом деле, после… – он закашлялся. – Давай, расскажи, что тебе больше всего понравилось?

Они перекинулись парой слов об архитектуре, пофилософствовали о влиянии магии на готику и договорились встретиться за обедом.

– Я буду заходить в министерский архив для моего небольшого исторического проекта, – сказал Люциус, – и думаю, что мы еще не раз увидимся.

– Семейная история? – неожиданно прозорливо спросил Майлз.

– Можно и так выразиться, – элегантно пожал плечами Люциус. – Я сейчас занимаюсь инвентаризацией владений и фамильных ценностей и регулярно обнаруживаю досадные пробелы в собственных знаниях.

– Понятно-понятно… Ну, раз ты такой ценитель прекрасного, я приглашу тебя в один ресторанчик… Он находится в старой церкви неподалеку отсюда. Нераспознанный массами самородок, можно сказать… Там в самых неожиданных местах вырезаны маленькие злобные демоны!

– Звучит прекрасно, буду ждать с нетерпением.

Отворачиваясь от Майлза, Люциус истово пожелал, чтобы ему не надо было связываться с такими подхалимами, но деваться было некуда: ему, вероятно, очень скоро придется воспользоваться библиотекой Отдела тайн, ведь семейка Блэков отличалась безумной дотошностью и наверняка позаботилась о том, чтобы удалить всю действительно важную информацию из архивов. Люциус был связан по рукам и ногам своей клятвой, поэтому было не важно, с чьей помощью он достигнет цели: рассказать что-либо другому магу или колдунье не представлялось возможным, да и кому бы он доверился, если б смог… Хотя…

Ему недоставало Северуса. Несомненно, Снейп нашел бы решение и по кусочкам информации, да он бы и так все понял. Северус был единственным человеком, способным разгадать такую головоломку; единственным человеком, способным удержать такую загадку в секрете. Единственным, кому Люциус когда-то доверял. Единственным другом, который у него был.

Кто-то потянул его за подол, резко выдергивая Люциуса из омута жалости к самому себе.

– Оладушек?

– Сэр, это мастер Драко! – эльф выглядел охваченным ужасом. – Что-то очень, очень не так. Оладушек не знает…

– Я сейчас же приду, – Люциус похлопал эльфа по плечу, чтобы успокоить, – вот только найду комнату для аппарации…

Но эльф схватил его за руку и аппарировал в ту же секунду. Последним кадром Министерства было удивленное лицо Грейнджер.

Эльф поступил правильно, позвав его. Драко вытянулся на кровати и дрожал закатив глаза, кожа вокруг губ и на руках почернела, и Люциус едва сдержал рвотный порыв, когда увидел, что фаланга одного пальца проколола кожу.

– Драко, Драко! – закричал он, подбежав к кровати и пытаясь успокоить сына, легко дотронувшись до его рук: на большее он не решался.

Драко начал биться в конвульсиях, на губах выступила кровь.

– Быстро за его матерью! – беспомощно выкрикнул Люциус. – Драко, ты меня слышишь?

Распахнулась дверь, и Нарцисса вошла в комнату.

– Как ты посмел послать этого… – она осеклась, увидев сына, и замерла на месте. – Ох, божественная Цирцея, только не это! Этого не должно случиться!

– Где его целитель? Что ему нужно? Нарцисса, ну не стой же!

Моргнув, она поспешила к тумбочке у кровати Драко, упала на колени, выкрикнула слово, открывающее замок. Запустив руку в ящик, Нарцисса что-то уронила, прежде чем нашла маленький светящийся пузырек.

– Держи его крепко, – приказала она.

Люциус накрыл Драко своим телом и обхватил его голову руками, стараясь удержать его с наименьшим возможным давлением.

– Поторопись, Нарцисса! Что бы ты ни делала, делай это быстро! Поторопись, ну же!

Она откупорила миниатюрную пробку, жестко раскрыла челюсти Драко и влила ему в рот две капли светящейся жидкости. Та смешалась с кровью, сочащейся из раны на прокушенном языке, и потекла вниз по горлу. Нарцисса отступила на шаг.

– Продолжай его держать.

Люциус и не думал отпускать сына. Он тяжело дышал, и его слезы смешивались с кровью на искусанных губах Драко. Вся его сила ушла в мальчика, который постепенно успокоился и начал дышать равномернее. Чернота покидала его кожу. Драко кашлянул, и Люциус наконец нашел в себе силы отпустить его и осесть на пол. Нарцисса, покачиваясь, отошла и опустилась в кресло-качалку у огня.

– Что ты ему дала?

– Это для меня Лукреция сделала, – ответила Нарцисса, пряча пузырек в кулаке. – Помогает, если боль становится нестерпимой.

– Хочешь сказать, такое случается не первый раз?

– Так плохо – в первый. Наверное, он уже близко.

– Я не хочу потерять сына, Нарцисса. Освободи меня от клятвы, чтобы я смог пойти за помощью.

– Мы его не теряем. Он меняется, только и всего.

– Он умирает в агонии, а ты просто слепа, – Люциус закрыл глаза и уронил голову на руки. – Прочь отсюда.

Нарцисса немного подождала, потом подалась вперед в кресле. Оно скрипнуло.

– Так плохо еще никогда не было. Хочешь, я попрошу Лукрецию…

– Убирайся.

Люциус подождал, пока дверь за ней не закроется.

– Оладушек, ты здесь?

– Оладушек здесь, мастер, – прошептал эльф, выбираясь из-под кровати и дрожа.

– Достань все необходимое, чтобы привести мастера Драко в порядок. Я думаю, он испачкался. Поменяй простыни, залечи его раны. После того, как ты позаботишься о мастере Драко, ты со своими сородичами поможешь мне кое-кого отыскать.

Эльф кивнул и развернулся было, чтобы уйти.

– Знаешь, Оладушек… – Люциус сжал губы, потом глубоко вдохнул, – ты сегодня все правильно сделал.

Кассы «Сладкого королевства» вновь ломились от прибыли.

– Только мне так кажется, или эти намного хуже тех, что были во время войны?

Гарри откусил сразу полплитки шоколада и запил его какао, ожидая ответа Гермионы. У той совсем не было сил есть сладости, хотя она и знала, что это поможет, поэтому Гермиона просто клала шоколадные дольки в рот и ждала, пока они растают. В ответ она лишь пожала плечами и неопределенно махнула рукой. Гарри похлопал ее по колену и тоже погрузился в молчание.

Уставшие и покрытые грязью Гарри и Гермиона клевали носами, сидя в столовой авроров. К концу января это зрелище успело стать более чем привычным. После предрождественского открытия, что дементоры опять промышляют на Британских островах, в ходе расследования разрозненных нападений на магглов, а иногда сквибов и ничего не подозревающих волшебников обнаруживалось все больше и больше гнезд. Те были небольшими – по две или три особи, но находить их было трудно, а еще труднее – к ним подобраться. Растревоженные дементоры отличались невиданной свирепостью: исходящая от них аура животного страха и отчаяния действовала на авроров так сильно, что они потом по нескольку дней не могли вызвать патронуса.

Вот почему Гермиону временно перевели с расследования коррупции на патрулирование улиц, хотя это давно уже не входило в ее обязанности.

– Ничего с вами не сделается, – утешала она папки с доказательствами, – соскучиться не успеете, как я вернусь.

– Ты всегда с бумажками разговариваешь? – спросил Перси из угла кабинета, в который общими усилиями удалось втиснуть второй стол.

– Это я для собственного успокоения: каждый день вижу слишком много ухмылочек, когда выхожу на задание в форме. Надеюсь, на тебя никто не наезжает?

Перси поправил очки и одарил Гермиону особой улыбкой, от которой стал еще больше похож на своего отца:

– На меня? Наезжают? Да брось. Я не устаю жаловаться на то, какая стерва эта Грейнджер, и не забываю добавить, что в твое отсутствие задираю ноги на стол, решаю кроссворды и полностью игнорирую налоговую документацию.

– А на самом деле?

– Ты что, посмотри на этот стол! Тут разве есть, куда ноги положить? – Перси махнул рукой в сторону папок, возвышающихся вокруг него аккуратными стопками. – Кроме того, я предпочитаю судоку.

– У тебя дело продвигается, пока я охочусь на монстров?

Перси поправил несколько листов бумаги, пока те не стали лежать один к одному, ловко подшил их в папочку и сделал пометку на обложке.

– Тут, – начал он, кладя папку на стопку слева от себя, – у нас все на Галстроуда. Накопать материал было проще простого: он практически ничего не сделал, чтобы замести следы. Это очень кстати, – продолжил Перси, указывая на стопку по соседству, – потому что, как ты знаешь, он наследил в очень и очень интересных местах. Я тут категории разными цветами отметил.

– Рассортировал по фамилиям или по отделам?

– Сначала по отделам, потом по фамилиям. Надо будет место на стене освободить, чтобы все это хозяйство визуально оформить.

– Интересно, к какому из наших старых друзей будет тянуться больше всего ниточек? – сказала Гермиона. – Молодец, Перси, ты отлично потрудился. У тебя вырисовывается общая картина, на которую мне из-за отдельных расследований просто не хватало времени.

– Вот поэтому тебе и нужен был ассистент, – ответил Перси, и кончики его ушей порозовели.

– А это что за закладки кричаще-розового цвета?

– Угадай.

– Амбридж! – хихикнула Гермиона. – Надеюсь, на нее найдется что-нибудь интересное. Иначе не понять, как ее не вышибли из Министерства, даже если она всего лишь «исполняла приказы».

– Никаких финансовых зацепок. Кажется, ее конек – это влияние и информация, которой она просто так не делится.

– Любопытно.

– Да уж, но Амбридж теперь мелкая сошка, так что круг влияния у нее будет небольшой.

– Сошка-то мелкая, но, может, выведет нас на крупную дичь, – сказала Гермиона, проводя пальцами по аккуратным стопкам на столе, и вздохнула: – Что ж, кабинет в твоем распоряжении. Мне нужно навести еще кое-какие справки, так что тебе придется тут куковать одному. Наслаждайся своими графиками и ниточками. Жаль, что я не подумала пригласить тебя на работу раньше.

Так что Перси был счастлив в окружении бумаг, а Гермиона с радостью доверяла ему эту работу, особенно потому, что так она могла позаботиться еще об одной проблемке в перерывах между упадками духа, вызываемыми охотой на дементоров.

Как только Гермиона пришла в чувство после того поразительного вдоха из найденного пузырька, она заперлась в женской уборной и направила на себя ряд диагностических заклинаний, которые не показали ничего особенного, кроме едва заметного и быстро сходящего на нет усиления ее магии. Но это было достаточным поводом для беспокойства, ведь Гермиона вдохнула всего чуть-чуть. В пузырьке оставалась ничтожная малость неизвестной жидкости, которую Гермиона отнесла после работы в лабораторию, когда была уверена, что ее там никто не потревожит.

Она начала с обычного наблюдения: закрепила пузырек в штативе, чтобы тепло руки и непроизвольные движения не повлияли на содержимое, и начала его рассматривать. В пузырек поместились бы две, от силы три капли, а сейчас и вовсе приходилось работать с остатком на стенках. Слегка повернув голову, Гермиона присмотрелась к цвету. При искусственном освещении зелье отливало всеми цветами радуги. С помощью дополнительного устройства Гермиона начала разглядывать его при разном увеличении, чтобы определить, имеет ли она дело со взвесью: на это указывал неустанный водоворот цветов. Однако независимо от степени увеличения различить частички было невозможно. Единственным результатом визуального исследования стала уверенность, что такой красоты Гермиона еще никогда не видела.

Затем она взялась за дело всерьез. Однако с таким малым количеством субстанции она не решалась откупорить пузырек без хоть каких-либо догадок о его содержимом.

Через три недели Гермиона поняла, что в библиотеке Отдела магического правопорядка, содержащей все современные справочники по зельям, ответа не найдется. Поэтому она перенесла поиски в министерские архивы, где хранились менее известные широкой публике трактаты. На данный момент она решила не прибегать к помощи экспертов: еще не известно, кто замешан в производстве зелья. Пока что было бы неплохо найти производителя необычно маленьких пузырьков: емкости на одну дозу встречались нечасто, если вообще встречались. Черт, эта дрянь должна быть баснословно дорогой, раз ее продают отдельными дозами. К счастью, Гарри поможет с этим вопросом и будет держать ухо востро на случай очевидного использования наркотиков.

Гермиона устало улыбнулась и поднесла чашку какао к губам. Хорошо, когда на друзей можно положиться.

– Ну что, Шерлок? – подал голос Гарри.

– Да так, ничего особенного. Просто подумалось, как же хорошо, что можно доверять друзьям.

– Да, это однозначно улучшает ситуацию: круги у тебя под глазами уже намного меньше, – съязвил Гарри.

– Дурак ты и не лечишься, – вздохнула Гермиона и попробовала, не подействовал ли еще шоколад на ее ноги. Однако они категорически отказывались ее держать, так что она взяла очередной кусочек и опять развалилась на стуле. – Ох, Гарри… я собиралась продолжить кое-какие исследования, но думаю, что на это совсем не осталось сил. Меня сегодня не хватило бы даже на то, чтобы обнаружить открытую торговлю наркотиками у себя под носом.

– Так, для протокола: неужели великая Гермиона Грейнджер допускает, что и она… не всесильна? – для пущего эффекта Гарри схватился рукой за сердце.

– Отнюдь. Ты прекрасно знаешь, что мои возможности безграничны. Сегодня у них просто редкий выходной, – Гермиона глянула на Гарри и добавила: – Ты сам не особо классно выглядишь.

Гарри зевнул и провел рукой по волосам, отчего они начали торчать во все стороны.

– Думаю, ты прав, – продолжила Гермиона. – Эти дементоры, кажется, хуже тех, с которыми мы имели дело раньше. Не знаю, оправится ли когда-нибудь Кеннеди…

Оба опустили глаза к липкой протертой клеенке, думая, как повезло им и не повезло бедняге Олли Кеннеди, на которого набросился последний дементор из сегодняшнего логова. Гарри не надо было напоминать, что воля к борьбе медленно, неотвратимо покидала жертву этих тварей, оставляя чувство ненужности, безысходности и полнейшего опустошения. Раньше процесс длился достаточно долго, чтобы способный волшебник мог своевременно вызвать патронуса, но теперь, казалось, они встретились с дементорами нового вида – ненасытными и дьявольски быстрыми. Олли продержался меньше двух секунд, и если бы не эта задержка, Гермионе и Гарри было бы не победить. Они и так выиграли битву с минимальным перевесом: даже два бесстрашных патронуса едва смогли восторжествовать над всепоглощающей темнотой.

– Я практически чувствовала, как он мои силы через мою выдру выкачивает, – неуверенно прошептала Гермиона. – Я так боялась, Гарри…

Тот кивнул и поднял кружку:

– За Олли Кеннеди. Чтобы он вышел из комы и поправился.

– За Олли, – повторила Гермиона. – Надеюсь, что мы подоспели вовремя.

Они вздрогнули от внезапного взрыва смеха, Гермиона даже разлила какао на свою форму. Промакивая пятно, она расслышала конец пренебрежительной реплики Роули – кого еще? – и нахмурилась, а рука автоматически потянулась к волшебной палочке.

– Не обращай внимания, – процедил Гарри. – Ты же знаешь: если б они хоть на что-нибудь годились, их бы тоже послали опустошать логова, и у них не было бы сил над кем-либо насмехаться.

Гермиона проводила взглядом группку рядовых авроров, заглянувших в столовую между обедом и ужином, чтобы перекусить.

– Да уж, они старались больше не проявлять никаких талантов, по крайней мере, не там, где мы бы смогли их увидеть.

На министерском балу ни Гермионе, ни Гарри или даже Рону, которого подослали охмурить симпатичную Пруденс Тикнесс, не удалось поймать подозреваемых в приеме наркотиков с поличным. С тех пор не было никаких признаков употребления допинга. Под прикрытием тестов, признанных выявить самых способных к борьбе с дементорами, Гарри проанализировал способности и магическую силу сладкой парочки и подтвердил, что они просто физически неспособны на то представление, которое устроили Гермионе на арене для дуэлей. Те, конечно, выглядели довольными своими плохими результатами: никто не горел желанием связываться с дементорами.

– Они либо стали осторожней, либо банально деньги кончились, – сказал Гарри.

– Неплохая идея. Посмотрим, как они себя после получки поведут.

От очередного взрыва хохота, донесшегося со стороны барной стойки, Гермиона опять нахмурилась, да и от яркого освещения в столовой не по-детски начинала болеть голова. Она поставила свое какао на стол именно так, чтобы закончить цветок из отпечатков кружки на клеенке, и потянулась к Гарри, чтобы сжать его руку:

– Я домой, за тонной аспирина и годом беспробудного сна.

– Ты сама аппарировать сможешь? – спросил он через зевок.

Гермионе вдруг стало тепло внутри. У нее и в мыслях не было сомневаться, что Гарри – настоящий друг, но именно в такие моменты она чувствовала всеми фибрами души, что на свете есть хотя бы один человек, для которого она была просто-напросто особенной. Он, наверное, вообще падал с ног, потому что проводил больше рейдов, но все равно подумал сначала о ней и только потом о себе.

– Гарри, я тебя люблю, – сказала Гермиона. – Нет, не в сопливом смысле, дурашка, даже и не рассчитывай. Давай, шустро домой, к своей подружке, и в кровать. Я и сама доберусь.

– Моя скорбь безгранична, – ответил Гарри. – Ну ладно, по кроваткам. Не забудь, что мы завтра вечером встречаемся с Роном. Увидимся ровно в семь, надень что-нибудь поприличней.

Однако они встретились намного раньше.

Упав в кровать в шесть вечера, Гермиона проспала четырнадцать часов. Когда она открыла глаза, на улице было превосходное зимнее утро: раннее солнце искрилось на замерзших окнах спальни, в кристаллах льда то тут то там играла радуга. Гермиона широко улыбнулась: именно из-за этой прелести морозных дней она отказывалась установить в старом коттедже новые окна с двойными стеклами. Зачем же иначе тяжелые занавески и камин? Благодаря таким денькам было легко не поддаваться хмурому зимнему настроению. В звонкой белизне пестрели островки цвета: розовые бутоны, оставшиеся на кустах в саду, малиновки, требующие корма, и бесконечная синева распростершегося январского неба. Было, конечно, холодно, но это не беда: одним взмахом палочки Гермиона зажигала камин в гостиной, включала чайник, потом надевала высокие сапоги и набрасывала теплое пальто на ночнушку. В таком виде она осторожно шла по хрустящему снегу к кормушке в углу сада, с коробкой зерен в одной руке и кружкой кофе в другой. Таким утром было очень просто забыть о гнетущей темноте.

Гермиона долго стояла под душем, смывая с себя липкий страх последних нескольких недель. В такой день могут происходить только хорошие вещи, а люди могут быть только счастливы. Это был самый подходящий день для апельсинового мыла и жасминового шампуня, пестрого рождественского свитера, горячего супа и маггловских газет. Именно в такой день было слаще всего пить чай с шоколадным печеньем у огня, разгадывать кроссворд и неторопливо обдумывать, что надеть вечером.

Но, очевидно, именно такой день идеально подходил и для бесцеремонного пинка во входную дверь и ввалившихся друзей, крепко удерживающих между собой злящуюся Джинни Уизли.

– Ты ей рассказывай, – гаркнул Гарри Рону, весь белый от злости. Он силой усадил Джинни в кресло, а сам остался стоять, едва сдерживаясь.

– Мы, кажется, нашли то, что ты искала, – сказал Рон, показывая миниатюрный пузырек-близнец запертого в сейфе Гермионы, разве что этот был полным, с нетронутой пробкой.

Гермиона перевела взгляд с одного на другого, попутно отмечая, с какой жадностью Джинни глядела на пузырек, затем поднесла зелье к окну, чтобы рассмотреть его в угасающем свете дня. Оно гипнотизировало водоворотом цвета.

– Что это такое, Джинни? – тихо спросила Гермиона. – И как попало к тебе?

– Это Гвеног нам раздает, – вдруг расплакалась Джинни в ответ на спокойный тон. – От зелья мы становимся быстрее и сильнее, – плач перешел в истерику: – Мне просто необходимо его выпить! Нам завтра играть!

– Теперь Гарпии пользуются допингом? – Гарри был вне себя от отвращения. – Вот почему вы постоянно выигрываете! Играете не по правилам? – Он зашагал перед камином, сжав руки в кулаки. – Мне придется вас всех арестовать, ты это понимаешь?

– Нет смысла, – неожиданно нагло ответила Джинни. – Это зелье тестами не обнаружить, никакими. Мы находимся в отличной форме весь день.

– Ты думаешь, мухлевать не стыдно? – лицо Рона покраснело, но он неплохо сдерживал гнев. – Ради Мерлина, Джинни… что же скажут мама с папой?!

– Ах, Рон, вытри сопли, – отрезала Джинни, забыв о слезах. – Ты бы не был таким неудачником, если б тебе дали этого зелья, но вот фигушки, оно только для избранных!

– Что же это за «избранные», которые прибегают к наркоте!? – закричал Гарри.

– Сейчас я угадаю, – спокойно сказала Гермиона, удерживая Гарри одной рукой. – «Избранным» немного повезло с друзьями и сильно повезло с родословной, ведь так?

У Джинни вырвался истеричный смешок, и слезы опять полились градом.

– Где теперь вся твоя спесь, а? – бросила она Гермионе. – Тоже мне, золотая девочка. Да они тебя к этому зелью и близко бы не подпустили…

– «Они»? Кто это, Джинни? Кто снабжает Гвеног?

Джинни замолчала, покрывшись от злобы красными пятнами.

– Мерлина ради, скажи нам! – умолял Гарри. – Я так не хочу арестовывать тебя вместе с остальными…

– Никто никого не будет арестовывать, – твердо возразила Гермиона. – Держите ее крепко. Надо провести несколько тестов, раз вопросы ни к чему не приводят. Тебя ведь связали какой-то клятвой, да, Джинни?

Одним прыжком Джинни оказалась у двери, но Рон преградил ей путь.

– Тестируйте на здоровье! – захохотала она. – Я сегодня как стеклышко!

– Но у тебя, очевидно, проявляются симптомы зависимости, – холодно ответила Гермиона. – Эта информация нам тоже может помочь.

Однако ни один из проведенных тестов ничего не показал. Гермиона отправила Джинни под присмотр и уход матери и попросила Гарри и Рона вернуться так быстро, как только смогут. По возвращении они застали Гермиону, хмурящуюся в огонь со стаканом чего-то высокоградусного. В молчаливой поддержке друзья присоединились к ней на ковре у камина, как бывало в школьные времена.

– Родословная? – наконец заговорил Гарри. – Это еще откуда?

– Просто подозрение, хотя Джинни его подтвердила. Тикнесс и Роули – чистокровки, как и все Гарпии, как и некоторые особо бодрые подозреваемые в моих антикоррупционных расследованиях.

– Я чистокровка, но мне никто никакой дряни не предлагал, – возразил Рон.

– Ну, это, может, из-за твоих всем известных политических взглядов, – улыбнулась Гермиона, легко бодая его плечо.

– Будто нам больше нечем заняться, – раздраженно начал Гарри, – а тут еще целую команду арестовывать…

– Никто никого арестовывать не будет, – повторила Гермиона, – по крайней мере, не сейчас. Зелье не получается выявить никакими тестами, а без доказательств мы будем выглядеть идиотами. Нам непременно нужно доказательство, – вздохнула она нетерпеливо. – Нам нужен свой человек, подсадная утка, которая не вызовет подозрений у шайки, толкающей этот наркотик, но мне никто не приходит на ум.

Гермиона замолчала, но тут Рон вскочил и потянул ее тоже вверх.

– Ну, не надо киснуть, – сказал он. – Мы же хотели прошвырнуться по барам, так что собирайтесь. Нам всем срочно нужно расслабиться – да, и тебе, Гарри. Джинни в хороших руках, скоро ей станет лучше. Мама знает, как помочь. Кроме того, нельзя вызывать подозрений, ведь так? Исчезновение Джинни никак не должно быть связано с твоим паршивым настроением.

– Стратег до мозга костей, – пожаловался Гарри, – но ты, конечно, прав.

Гермиона поднялась в спальню, чтобы переодеться. Рон был как глоток свежего воздуха. Как же хорошо, что он выбрал другую карьеру! Она надела короткое платье, подобрала туфли на высоком каблуке и открыла шкатулку, чтобы выудить подходящие серьги. На их место Гермиона положила драгоценный пузырек, но вдруг заметила гравировку на поверхности. Пузырек был вновь извлечен и исследован с помощью заклинания увеличительного стекла. Гравировка оказалась… именем? «Посланник». Как странно, и ни на шаг не ближе к решению головоломки.

Гермиона вздохнула. Две капли жидкости – вот и все, что у нее было. Две капли. Из-за эффекта, вызванного испарениями из практически пустого пузырька, она знала, что зелье должно быть на редкость летучим: вынь пробку, и половина сейчас же испарится. Черт, ей был нужен мастер зельеварения, но не чистокровка и не идиот. Такой, который умеет хранить секреты. Гений в своей области.

Гермионе был нужен Северус Снейп, но Северус Снейп давно умер.

Даже аббату Рафаэлю Пересу, англичанину до мозга костей, несмотря на доставшуюся от дедушки-испанца фамилию, эта зима казалась особенно холодной. Он провел отрочество в непередаваемо унылом интернате, весь измерзся во время уроков в темных классах и футбольных матчей на обледенелых полях, а в спальнях допотопные обогреватели не имели никаких шансов против вездесущей стужи, однако зима этого года побила все рекорды. Холод, казалось, до самой весны осел сгустками по углам и в затененных коридорах, а их было немало даже в таком сравнительно новом, не дотягивающем и до двухсот лет аббатстве. Рафаэль перенес все службы, кроме литургии, в свою молельню, потому что большую церковь аббатства было невозможно протопить. Не далее как два дня назад ему пришлось расколоть лед в купели и добавить в нее три чайника кипятка, чтобы достичь приемлемой температуры для крещения. Христос, разумеется, любит детей, но не обрадовался бы преждевременному появлению близнецов, окоченевших от холода.

Засунув руки поглубже в противоположные рукава, Рафаэль возблагодарил Бога за такие маленькие радости, как термобелье и сапоги из овчины. Предыдущий аббат, может, и был аскетом, но Рафаэлю казалось, что у бренного тела есть границы, особенно если в нем нужно поддерживать способный к молению дух. Некоторым братьям такие вещи казались мирскими излишествами, которым не место в монастырской жизни, но в последнее время и эти критики не отказывались от дополнительных одеял, как с приятным изумлением заметил Рафаэль. От тепла становилось веселее, что, в свою очередь, открывало сердце для благодарности, и именно такие чувства помогали побороть лютый холод этого года.

Только одному человеку в аббатстве зима, казалось, не доставляла никаких неудобств. Рафаэль решился выйти в монастырский сад, на мороз, потому что знал, что найдет его там, ухаживающим за растениями и лечебными травами, как обычно в это время дня при любой погоде.

За почти семь лет, которые этот человек провел в аббатстве, он стал неотделимой частью жизни Рафаэля: большинство забот по уходу за новичком в самый первый год легло на его плечи. Дело это было странное, но не тягостное: в основном, надо было присматривать за больным, который сидел неподвижно с ничего не выражающим лицом. Иногда Рафаэль ему читал – Священное Писание, медитативные трактаты, современные романы, – но не получал никакой реакции. Время, проведенное с новеньким, стало часами, в которые можно было наверстать чтение молитв и изучение текстов, надеясь, что простое присутствие другого человека скрасит жизнь не идущего на поправку больного. Аббат Майкл никогда не рассказывал, почему его приютил. Странный мужчина просто стал как бы частью аббатства, вроде неподвижных горгулий на колоннах, хмуро смотрящих на окружающий пейзаж.

Одним погожим весенним деньком Рафаэль совершенно случайно взглянул на больного, вывезенного в кресле-каталке на солнце. В тот день Рафаэль пропалывал полупустые грядки и, распрямив спину, чтобы размяться, заметил, что покрывало сползло с колен новичка. Он было собрался его поправить, но, увидев выражение лица больного, замер: во-первых, потому что в его чертах проявилось хоть какое-то движение, и, во-вторых, потому что большие темные глаза, наконец-то заблестевшие жизнью, явственно выражали полнейшее, неприкрытое раздражение. Рафаэль торопливо вскочил на ноги и, спотыкаясь о полы своей рясы, поспешил к креслу-каталке.

– Как же… ты можешь… тебе нужно?.. – он заикался от волнения, но сумбурный поток слов оборвался под тяжелым взглядом, направленным в его сторону.

Больной повел челюстью и с трудом сглотнул.

– И это убожество… тут называется… садом лечебных трав? – под конец прохрипел он.

Рафаэль посмотрел на грядки, выглядящие довольно-таки плачевно после долгой зимы, а потом на все еще хмурящегося мужчину и разразился хохотом.

– Что за клоун попался! – резко ответил тот на очевидно неуместный смех. – Давай сюда лопатку, дурень!

Рафаэль отдал мужчине свою лопаточку и помог ему спуститься к грядке. Больной едва мог держать инструмент в руке, но тем не менее хмуро проковырялся в земле несколько минут, пока лопатка не выпала из рук.

– Хватит на сегодня, – сказал Рафаэль.

– На сегодня, – отозвался мужчина. Из-за длинных волос, упавших вперед, выражение лица нельзя было разглядеть, но Рафаэлю показалось, что на глаза больного навернулись слезы.

– Я завтра тебя опять сюда прикачу, возьму две лопатки, и ты сможешь объяснить мне, что нужно делать.

Ответом послужил лишь кивок.

– У тебя имя есть? – спросил Рафаэль.

Мужчина долго не отвечал, сидя на размякшей земле. Рафаэль терпеливо ждал.

– Северус, – наконец послышался шепот.

Дни напролет после этого разговора, потом недели, целые месяцы они работали над восстановлением заброшенного сада – и заброшенного здоровья. Северус был молчалив, а его редкие ответы – неизменно полны яда, но со временем он начал в какой-то мере доверять Рафаэлю, и между ними затеплилось что-то, похожее на дружбу. Северус практически не говорил о себе, кроме того случая, когда он заверил аббата Майкла и братьев, что не является каким-нибудь преступником, скрывающимся от правосудия, но внимательному наблюдателю можно было узнать о нем больше по его привычкам и поступкам. Его злоба, казалось, постоянно рокотала где-то под поверхностью, и даже размеренность монастырской жизни ничего в этом не изменила, но в саду проявлялась совершенно новая грань его личности. Рафаэль не уставал удивляться, как кулаки Северуса невольно разжимались: он становился неповторимо нежен, когда заботился о растениях. Подбитые градом травы выпрямлялись и зеленели с новой силой, будто по волшебству, от простого прикосновения рук. И сегодня, когда длинные пальцы коснулись забытого на заснеженном розовом кусте бутона, в тяге Северуса к последнему островку цвета серой зимой чувствовалось скрытое восхищение.

Часто он засиживался в садах со стопкой книг из библиотеки аббатства, читая по несколько часов без перерыва – так, будто ничего вокруг него не существовало. Птицы, привыкшие к равномерному перелистыванию страниц, беззаботно резвились у его ног, но разлетались в панике, стоило Северусу наткнуться на отрывок текста, от которого все клокотало внутри и только благодаря особому усилию воли не вырывалось наружу.

Большую часть времени, однако, он был замкнут, молчалив и бесстрастен.

Увидев, как Северус наклонился, чтобы смахнуть почерневшие листья с первых ростков подснежника, Рафаэль печально улыбнулся.

– Тебе не кажется, что подглядывание не пристало новому аббату? – не отрываясь от разглядывания нежных ростков, проговорил Северус.

Рафаэль рассмеялся – его друг был не лишен юмора.

– А после какой выслуги можно?

– Разве Майкл не объяснил тебе перед смертью? Как неудачно. Припоминаю, что у Атаназия был указан срок в двенадцать лет, два месяца и девять дней, спустя который аббату разрешается подглядывать.

– Я прекрасно знаю, что ты это только что выдумал.

– Как ты можешь быть уверен? К половине книг в библиотеке ты и пальцем не притронулся.

– Тебе его тоже не хватает, ведь так, Северус? – Рафаэль перешагнул через низкое ограждение, не считая нужным обойти полсада до калитки. – Знаешь, он смирился со смертью и был к ней готов.

Северус не ответил.

– Он попросил передать, что несказанно благодарен за весь труд, который ты вложил в этот сад. В молодости Майкл очень увлекался ботаникой, но даже его поразили твои познания в области свойств растений и ухода за ними.

Рафаэль немного подождал, но, когда ответа не последовало, пересек сад и тихонько дотронулся до плеча Северуса.

– Мне очень жаль, что ты не нашел в себе силы прийти на его похороны.

– Смерть выигрывает слишком часто, – ответил Северус, наконец встречаясь с новым аббатом взглядом. – Я не собираюсь нести знамена на ее парадном марше.

– Наверное, нет толку напоминать тебе, что самая последняя победа в этом мире всегда остается за смертью, а на похоронах мы празднуем жизнь земную и надежду на жизнь вечную?

– Если у тебя есть время на бестолковые занятия, ты волен потратить его на мое духовное просвещение, – сказал Северус с сухой усмешкой. – Но, может, не на этом холоде, а то даже Пресвятая Богородица выглядит так, будто готова умыкнуть твой шарф.

Рафаэль ласково посмотрел на статую в нише неподалеку.

– Царицу небесную греет ее безгрешность, Северус. Ты, однако, выглядишь продрогшим до костей, как бы ни притворялся, и от этого мне самому становится холодно. Надеюсь, ты смилостивишься и зайдешь внутрь на чашку чая?

– Раз тебе так мало нужно для надежды, попробую наскрести достаточно милости, – ответил Северус, – вот только наполню кормушки.

Когда они покинули сад, Рафаэль обернулся на стайки птиц, быстро слетевшихся на угощение. Их окраска радовала глаз.

– Даже зимой ты даришь нам цветы, – сказал он.

– С каких это пор ты обращаешь внимание на такую чепуху? – отозвался Северус, заходя в коридор, в котором было ненамного теплее, чем на улице.

– Власть в голову ударила, это же очевидно.

Рафаэль еще не успел обжить кабинет аббата и почувствовал, что при виде вещей Майкла сердце Северуса тоже екнуло. Не говоря ни слова, они уселись в креслах по обе стороны электрического очага, который выглядел довольно-таки жалко посередине настоящего готического камина. Исподволь Майкл оставил отпечаток на жизни всего аббатства, и его доброе слово всегда было законом. Несмотря на многочисленные обязанности, он всегда находил время поговорить с братьями, нуждающимися в совете. Рафаэль вспомнил бесчисленные часы, проведенные в тихой беседе, и знал, что Северус иногда тоже разговаривал с бывшим аббатом до поздней ночи, но никогда не пытался выяснить о чем. Молодой аббат вздохнул: он не был уверен, что новая ответственность ему по силам.

– Ты справишься, – неожиданно сказал Северус.

Рафаэль только удивленно поднял на него глаза.

– Да, ты не Майкл, но ты ведь сам неустанно повторяешь, что каждый призван служить по-своему. Попытка заменить Майкла обесценила бы эти слова, – Северус помедлил. –Чувство неадекватности – это естественно, особенно если предшественник был таким человеком. – На секунду беспокойство затмило его лицо, но быстро сменилось обычной маской беспристрастности. – Побалуй себя шоколадным печеньем, Рафаэль. Шоколад всегда помогает против тьмы – будь то темнота мыслей, духа или просто дня.

– Отойди от Меня, сатана, – шутливо процитировал Рафаэль. – Монахам не пристало себя баловать.

– Я серьезно, – ответил Северус, не спуская глаз со сгущающегося за окном сумрака. – Шоколад и в самом деле помогает.

Нахмурившийся от непонимания Рафаэль проследил за его взглядом и вдруг поежился, но не от холода.

– Что ж, уговорил. Помянем Майкла его же печеньем. Ты оказываешь на меня дурное влияние, Северус.

– Рад услужить, – ответил тот с ухмылкой и достал кусочек печенья из предложенной коробки. – Кстати, о служении…

– Неужели обязательно обсуждать это сейчас?

– А когда еще?

– Да в любое другое время, по любому другому поводу.

– Это лишь отговорки, чтобы отложить дело в долгий ящик, – возразил Северус, наклоняясь вперед в старом кожаном кресле, отчего оно заскрипело. – Когда ты позволишь мне принять постриг?

– Почему тебе кажется, что ты сейчас больше готов к постригу, чем на прошлой неделе, когда ты донимал Майкла этим вопросом? – вздохнул Рафаэль и отставил чашку на столик. – Думаешь, я быстрее сдамся? – Северус выглядел слегка смущенным.

– Нет, это не так, – сказал он наконец. – Но у тебя другой взгляд на вещи… не такой строгий, как у аббата Майкла.

– Ах, Северус… Почему тебе кажется, что монашество пошло бы тебе на пользу? Я не думаю, что в этом твое призвание.

Рафаэль вложил в свои увещевания всю любовь, на которую был способен, но Северус не слышал ничего кроме самих слов. Он вскочил на ноги и прошагал к окну, где замер в напряжении, глядя в темноту.

– Речь идет о моей жизни, – сказал он взволнованно, не в состоянии сдержаться. – Больше семи лет я работал на пользу общины, жил, трудился, учился бок о бок с вами, не прося ничего взамен. Почему же вы отказываете мне в принятии обетов?

– И разве ты возрадовался такой жизни? – вопросом на вопрос ответил Рафаэль. – Возрадовался работе, учениям, простоте и воздержанию? Вот как мы живем здесь, Северус. Служим всеми силами Богу, не требуя ничего взамен и радуясь Его благодати. Однако даже в садах ты не позволяешь себе легкости духа, по которой истосковалось твое сердце, – Северус собирался было возразить, но Рафаэль остановил его движением руки. – Ты не устаешь заниматься самобичеванием, но, даже не углубляясь в объяснения, я должен заявить со всей твердостью, что нельзя принимать постриг как кару. Пытаясь это сделать, ты лишь доказываешь, что не понял самой сути нашего служения. Если тебе так хочется наказаний, их можно обеспечить, но я просто не в состоянии позволить тебе принять постриг, пока не уверюсь, что ты поступаешь по воле Божьей и что ты рад быть орудием в Его руках.

Северус поник, и Рафаэль почувствовал, что смог его убедить.

– Кроме того, – продолжил молодой аббат, – одну мелочь мы еще совсем не обсудили: ты ведь не веришь в Бога.

Северус фыркнул и невесело улыбнулся. Он вернулся в свое кресло, протянул руки к огню и ответил:

– Не впервые пришлось бы служить мастеру, в которого я не особенно верю.

– И как тебе понравилось в прошлый раз? – беззаботно спросил Рафаэль, почувствовав, что кризис миновал.

– Намек понят, – ответил Северус, – но можно я хотя бы здесь останусь? Я не хотел бы жить где-то еще...

– Ну конечно же! Мы не собираемся тебя выдворять, можешь здесь жить, сколько пожелаешь. Братья тебя любят – не надо смотреть с таким скептицизмом, – а благодаря твоим способностям община процветает. Не будь ты сведущ в травах и традиционной медицине, паства и монахи были бы далеко не так здоровы, как в эти годы. Если ты уйдешь, братьям будет тебя недоставать. Даже Богу, наверное, будет недоставать твоей кислой физиономии в аббатстве. У меня к тебе только одна просьба.

– Какая же?

– Помнишь притчу о талантах?

Северус осторожно кивнул.

– Ты не пользуешься своими, – напрямик сказал Рафаэль.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Я сквиб, Северус, а не болван.

– Так я и думал.

Рафаэль кивнул и продолжил:

– К тому же, я поддерживаю связь с семьей, они мне пишут. Я знаю, кто ты, и наслышан о твоих поступках – и хороших, и плохих. Подожди с возражениями, просто слушай, что я тебе скажу. Как по мне, так ты пришел в аббатство, оставив прошлое позади. Все время, проведенное среди нас, ты был бесценным членом общины. Не мне тебя судить – на то суд Божий, но Он, наверное, позволит мне сказать, что Сам бы поставил тебя на сторону ангелов.

Рафаэль помедлил.

– Однако? – настороженно поторопил его Северус.

– Ты не пользуешься своей магией. Я чувствую ее в тебе, несмотря на мой притупленный дар, и знаю, что ты ни разу не воспользовался ею с тех пор, как преступил порог аббатства.

– Я… не могу.

– Друг мой… – Рафаэль подался вперед и положил руку на запястье Северуса. – Бог сотворил тебя таким. Он дал тебе магию, чтобы ты ей пользовался; не отворачивайся от такого дара. Разве ты отрезал бы половину лепестков цветка или одно крыло птицы? Так зачем же отвергать дар Его, сделавшего тебя волшебником?

– Я не собираюсь прибегать к магии, – глухо ответил Северус. – Я так долго пользовался ею в бесчестных целях…

– Насколько я понял, своей магией ты защищал слабых и учил их, как защищать самих себя.

Северус сжал губы и покачал головой.

– Ах, Северус, я знаю, что ты раскаиваешься в своих грехах, но ты забываешь, что за истинным раскаянием следует истинное прощение. Может, тебе стоит научиться жить прощенным? Или ты отказываешь себе и в этом?

Единственным ответом ему послужила еще ниже опущенная голова, но Рафаэль ничего другого и не ожидал, хотя боль друга сгущала сумрак и так уже нерадостного дня.

– Северус, в Библии сказано: раскайся или понеси наказание. Понимаешь? Одно из двух. А тебе хочется, чтобы и волки сыты были, и овцы остались целы, что, по меньшей мере, нелогично.

При этих словах Северус наконец-то возмущенно фыркнул и поднял голову. Он быстро вытер глаза, сжал руку Рафаэля и отстранился от своего утешителя.

– Вот почему ты стал аббатом, Рафаэль. Шут и проповедник в одном флаконе – разве Отец Небесный мог устоять?

Месяц, проведенный в архивах, никому не показался бы конфеткой. От отсутствия свежего воздуха и солнечного света, из-за постоянной работы в пыли рядом с древними полуизносившимися заклинаниями, несчетных часов корпения над неразборчивыми рукописями и бледного пойла, которое архивариус называл чаем, Люциус потерял весь свой лоск. В последнее время он просто оставлял свои регалии дома, довольствуясь черной мантией без украшений и тяжелой печаткой с семейным гербом. Странно, но ему совсем не составило труда сбросить изящное оперение: кто бы его увидел, кроме библиотекарей, таких же древних, как и пергамент на полках, да редких шпионов, подосланных – разве важно, кем? Его женой, авроратом, невыразимцами, остатками Ордена… Люциусу, честно говоря, было наплевать. Если за его чтением следили, то удивились бы обширности интересов: там были генеалогии, акты о передаче недвижимости, трактаты о флоре и фауне Британии, медицинские справочники, эпическая поэзия, списки магических ремесленников северной Италии, необъятные тома по архитектуре и монографии о малоизвестных зельях. На самом деле Люциус интересовался только последними, после того как убедился, что у происходящего с Драко не было прецедента.

На случай, если кто-нибудь спросит, у него была отговорка: якобы все Малфои в среднем возрасте ударялись в науку. Его библиотека в поместье была знаменита, и Люциус считал себя довольно эрудированным.

Никто, однако, не спрашивал о его работе.

Хотя много кто ее видел. Например, Гермиона Грейнджер. В последнюю неделю января Люциус несколько раз столкнулся с ней в отделении зелий. Грейнджер казалась такой же вымотанной и измученной головными болями, как и он. В первый раз она удивилась, но потом просто оставила его заниматься своими делами. Люциус было задумался, что именно Грейнджер делает в архивах, но не смог заставить себя обращать на это внимание: состояние Драко было стабильным после припадка под Новый год, но ему срочно нужны были ответы – и лекарство.

Люциус медленно шел по узкому проходу между высоких стеллажей. Мерцающие блики факелов едва просачивались сюда из коридора, поэтому он вызвал несколько холодных огоньков, которые теперь плясали от полки к полке, слабо освещая заголовки и летя дальше. Подол его мантии поднимал многолетнюю пыль, но Люциусу было все равно: какое ему дело, если министерские домовики отбились от рук? Ах, а вот и то, что он искал: «Исцеление и врачевание болезней и недугов» авторства так называемой «Старухи Агги» – небольшой ларец, полный набросков и клочков пергамента, собранных практически неграмотной язычницей в шестнадцатом веке. В большинстве трактатов, ссылающихся на наследие Агги, чувствовалось пренебрежительное отношение к ее «суевериям» и «лечебному использованию немагических трав», но раз ни один из этих высокообразованных авторов не знал, как помочь Драко, Люциус надеялся, что с ларцом сумасшедшей старухи повезет больше.

Люциус как раз потянулся к нему, чтобы снять с полки, когда из тени появилась еще одна рука с такой же целью. Столкнувшись костяшками пальцев, оба человека отдернули руки, будто обжегшись. Люциус направил холодные огоньки вверх, чтобы не слепили, и встретился взглядом с раздраженной Грейнджер.

– Прошу простить, – сказал он.

– Извините, – проговорила Грейнджер в ту же секунду. Странно, но затем она улыбнулась – сухо, но все же. – Насколько срочны ваши исследования, мистер Малфой? Потому что я действительно нуждаюсь в этом сборнике. – По тону ее голоса было понятно, что она не допускала какого-либо профессионального интереса с его стороны.

– Честно говоря, аврор Грейнджер, мои исследования и в самом деле срочные, так что не могли бы вы подождать?

– Еще чуть-чуть, мистер Малфой, и я использую служебное положение в личных целях, – угрюмо возразила она, – только вот сил нет.

Грейнджер и правда выглядела ненамного больше отдохнувшей, чем он сам.

– Однако, – продолжила она, стараясь звучать более примирительно, чем формально, – можно предположить, что в ларце содержатся разрозненные материалы. Может, мы их просто поделим?

Люциус кивнул и достал ларчик с полки, подняв облако пыли и засохших мотыльков. Грейнджер тихо чертыхнулась.

– Если содержимое от таких условий хранения пострадало, я не успокоюсь, пока не арестую всех местных библиотекарей и домовиков!

– Тут придется прибегнуть к упрощенному судопроизводству, – процедил Люциус. Он был просто обязан найти ответ в заклинаниях Старухи Агги.

Они посмотрели друг на друга, изумившись такому взаимопониманию. Теперь одержимый любопытством узнать, чем таким важным занимается Грейнджер, что очевидно боится за сохранность материалов, Люциус отступил на шаг, давая ей первой вернуться к освещенным коридорам. Почему специалист по борьбе с коррупцией занимается малоизвестными зельями?

Он последовал за Грейнджер к ближайшему рабочему столу, где та быстро уселась и предложила Люциусу занять стул справа от себя. Расстояние между их стульями было адекватным. Он поставил ларец на стол, и оба вперились в него взглядом. Особого впечатления артефакт не производил: обшарпанные деревянные стенки никогда не видали лака, зато достаточно древесных точильщиков. Ларчик был сантиметров сорок длиной с выпуклой крышкой и, казалось бы, незамысловатым замком. Грейнджер достала волшебную палочку и попробовала отменить запирающие чары, но сразу нахмурилась.

– Какие они странные.

– Можно мне? – спросил Люциус. – У меня есть некоторый опыт с необычными заклинаниями.

Грейнджер хватило такта воздержаться от колких замечаний и лишь приглашающе махнуть рукой. Он осторожно потянулся за своей палочкой, остро чувствуя присутствие аврора, и повел ей вдоль ларчика. Нахмурившись, Люциус повторил движение, пытаясь понять больше.

– Защитные чары однозначно присутствуют, – задумчиво проговорил он, – но я их совсем не узнаю. Они…

– Какие-то странные, – договорила за него Гермиона. – Кажется, будто…

– Некоторая предусмотрительность не помешает, – прервал ее Люциус. В архивах шпионам было легко спрятаться.

К его удивлению, Гермиона моментально сотворила сильнейшее заклинание против обнаружения и Муффлиато вокруг их стола. Люциус нехотя впечатлился.

– Присядьте, мистер Малфой, – сказала Гермиона, усаживаясь на свое место и скрещивая руки на груди. Он повиновался.

– Теперь расскажите мне, что, по вашему мнению, находится в этом ларце и почему вы считаете предосторожности необходимыми.

– Я мог бы задать вам те же вопросы, аврор Грейнджер, – мягко сказал он.

– Могли бы, но не зададите, – последовал резкий ответ. – Я на ваши вопросы отвечать не обязана.

– Ни вы, ни кто-либо еще, – вздохнул Люциус. – Что ж… Моя, скажем так, работа имеет для меня высокую ценность. По вашей реакции на условия хранения ларца можно догадаться о похожем интересе. Из личных соображений я предпочел бы обойтись без вмешательств в мои исследования, а вы, судя по роду вашей деятельности, наверняка не жалуете соглядатаев. Вот почему я подумал, что не помешает проявить осторожность.

Грейнджер молча смотрела на него. Люциус, помедлив, продолжил:

– Уверяю вас, что не сделал ничего противозаконного и не собираюсь.

Этим заявлением он Грейнджер не успокоил: палочка все еще лежала в ее руке.

– Никто не может поручиться за мои намерения, – горько проговорил Люциус, – а что до остального… – он повернул свою палочку и протянул ее рукояткой к Грейнджер. Глаза аврора округлились от удивления, и она кивнула:

– Благодарю, мистер Малфой, этого достаточно. Я не собираюсь совать нос в вашу личную жизнь.

– Приятно, что хоть кто-то так настроен.

Кризис миновал, и оба повернулись к ларцу. Грейнджер положила левую ладонь на крышку и еще раз провела палочкой в воздухе. Нахмурившись, она замерла и вскоре уступила место Люциусу. Тот повторил ее движения, однако там, где Грейнджер наткнулась на стену, он ощутил что-то знакомое. Люциус быстро сдвинул брови, стараясь выглядеть сосредоточенным. Грейнджер подалась вперед и положила свою руку рядом с его, закрыла глаза и наклонила голову, будто прислушиваясь.

– Эта магия… дышит, – сказала она наконец. – Почти как живая, вам не кажется? – Люциус осторожно кивнул, и Гермиона продолжила: – У большинства заклинаний есть четкая структура, отпечаток воли волшебника на предмете, а это… судя по ощущениям, что-то между зельем и жизненной силой… – ее глаза распахнулись, и она не договорила.

– Я не чувствую ничего живого внутри, – сказал Люциус уклончиво.

– Нет, я не это имею в виду. Это… даже не знаю, что и сказать. Не думаю, что тут замешана темная магия, как вы считаете?

Люциус знал наверняка, что темной магией тут и не пахло. В последний раз он ощутил что-то подобное, когда навестил сына этим утром перед самым рассветом. Тогда Драко опять поделился с ним тем странным сиянием, которое просачивалось через его кожу. Было трудно сдержать волнение, которое охватило Люциуса при этом открытии.

– Вам нечего сказать?

Люциус прочистил горло:

– Похожая аура окружает некоторые предметы, находящиеся у меня на хранении, – признался он неохотно. – Они никогда не считались злокачественными.

– Есть способ обойти защитные чары?

– Я не знаю.

– Что ж, посмотрим…

Прежде чем Люциус смог ее остановить, Грейнджер опять положила свою руку на крышку рядом с его рукой и послала несколько мягких, прощупывающих витков магии в странные защитные чары. Ее подход был вовсе не агрессивным и казался вопросом, а не требованием. Чары колыхнулись, но не отступили. Грейнджер попыталась снова, на этот раз еще мягче. Ничего.

– Попробуйте вы, – предложила она.

Люциус осторожно повторил ее действия, невольно думая о Драко. Защитные чары предстали перед его мысленным взором как радужный водоворот – не нежная бирюза магии Драко, а бурная смесь из синевы и пурпура с белыми вспышками. Одновременно со своими попытками Люциус почувствовал, что Грейнджер попробовала еще раз. Ее магия отливала багряным золотом и прохладной лесной зеленью. Ради эксперимента он послал в водоворот и свою ниточку магии, которую закружило и как бы втянуло внутрь. Люциус разочарованно заметил, что ему не было видно цвета своих заклинаний.

– Думаю, мистер Малфой, наши старания увенчались успехом, – сказала Грейнджер. – Работая вместе, мы смогли опустить защитные чары… Или, если точнее, – продолжила она в некотором смущении, – мы теперь знаем, что для этого требуется два волшебника. Я займусь исследованием этого феномена… позже, если останется время. – Грейнджер подняла крышку ларца и вздохнула с облегчением, когда оказалось, что содержимое за все эти века не пострадало. – Что ж, приступим?

За работой время пролетело незаметно, но не принесло ощутимых результатов. Они пришли к выводу, что Старуху Агги посещали видения – может, она была ясновидящей, а может, просто сумасшедшей. Когда она была в здравом уме, то записывала рецепты целительных снадобий аккуратным детским почерком. Люциус знал, что некоторые из них легли в основу наиважнейших лечебных зелий современного волшебного мира. Грейнджер отметила, что пренебрежительное отношение к сборнику в поздней литературе основывалось, очевидно, на том, что корифеи школьной медицины не хотели быть обязанными неграмотной оборванке. Вторая группа документов состояла из разношерстных огрызков пергамента, страниц, вырванных из непонятно как попавших к Агги книг, и даже кусков ткани. На них были описаны видения – по большей части, бессвязный бред, то неразборчиво нацарапанный в экстазе, то аккуратно выведенный либо Агги, либо незнакомой рукой. В записях часто говорилось о полузабытых снах, полных тьмы, отчаяния, злобных демонов и созданий света, которые их изгоняли. Судя по всему, Агги знала о патронусах, хотя ее так называемые описания были в лучшем случае импрессионистскими, а в худшем – представляли собой бесконечные повторения в духе «святойсветсветсветсветсветсветсвет». Третья, самая малочисленная группа, состояла из очень тщательных, детальных ботанических рисунков и трех простеньких набросков углем, на которых, судя по всему, дементоры отступали от оставленных пустыми участков бумаги. Люциус, ничего не понимая, вглядывался в незаконченные наброски, пока Грейнджер не воскликнула:

– Разумеется! Она не знала, как нарисовать свет! Уголь-то черный, а ничего другого у нее не было. – Она откинулась назад и положила голову на спинку стула. – Бедная Агги. Интересно, что с ней стало?

Судьба давно умершей ведьмы мало беспокоила Люциуса. Он чувствовал лишь раздражение: ответы были так близко, но оказались лишь миражом.

– Что бы с ней ни стало, она мне ничем не помогла.

– Но мы же еще не закончили, – примирительно сказала Грейнджер и потянулась за последними записями. Она покопалась в них, пока не почувствовала пальцами неожиданно гладкий пергамент. Глаза округлились, губы разомкнулись от удивления: – Ах, – только и смогла выдохнуть она.

Люциус подался вперед, протянул руку к находке, однако Гермиона не отпустила пергамент, хотя и позволила к нему прикоснуться. В ту же секунду Люциус почувствовал волну тепла, напоминающую ему о сыне и узах отцовской любви, связывающих его с Драко. Он смущенно сглотнул, но Грейнджер ничего не заметила: пергамент перед ней поглотил все ее внимание.

– Это не чернила, – тихо проговорила она, – это…

– Кровь, – закончил за нее Люциус.

Слова, выведенные Агги более крупными буквами, чем обычно, казались одновременно молитвой и обещанием:

Я есть свет.

Я есть света дочь.

Я есть света дар.

Я есть света любовь.

Я есть свет в мире.

Я есть мощь света в мире.

Я передам свет моим отрокам,

Да прославятся они и будут сильными.

– Думаю, она была очень уверена в своих видениях, – прошептала Грейнджер. Она слегка побледнела – неудивительно, если принять в расчет силу магии и силу убеждения, которыми были полны слова. – Интересно, кем на самом деле была Агги?

Люциус отдернул руку от пергамента как от огня.

– Акцио «Родословные Греблензиуса», – громко сказал он.

– Впервые слышу, – с некоторым подозрением в голосе заявила Грейнджер.

– Оно и не удивительно. Это сборник бредней начала семнадцатого века, когда некоторые чистокровные семьи очень хотели оказаться родственниками правящей династии, а грязнокровки – прошу прощения, магглорожденные – так же стремились удостоиться милостей короны. Греблензиусом звали обедневшего ученого-полукровку, которому поручили исследовать, а точнее, придумать несколько родословных, на которые не позарились бы чистокровки. Однако…

Книга пролетела над его головой и аккуратно приземлилась на стол. Люциус начал переворачивать страницы.

– Однако? – напомнила о своем присутствии Грейнджер. – Вы считаете, что в выдумке есть зерно правды?

Люциус пролистал до нужного места, провел пальцем по полям, вчитываясь в двойную колонну черного шрифта, и нашел то, что искал.

– Вот, – он повернул книгу так, чтобы Гермиона смогла прочитать запись.

– «Лорд Арктур, сын сэра Ригеля, сына Эридана, как по возмужании стал называться Симон, рожденный в грехе от сумасшедшей грязнокровки, распутницы и отравительницы Агаты Блэк». Блэк?! – воскликнула Грейнджер.

– Очевидно. Все беды от бреда полоумной, – с горечью прошептал Люциус.

– Какие беды? Мистер Малфой, о чем вы?

Целую секунду он необдуманно собирался рассказать ей все – ей! Аврору, ребенку, грязнокровке. Однако сработала клятва, сжимая горло и отрезая поток воздуха, пока Люциус не отказался от своего намерения. Ах, Мордредова борода! Как он ненавидел всю эту семейку с их убийственной гонкой к совершенству! Никаких ответов, одно сумасшествие. Люциус пришел в себя от настырного бумажного самолетика, кружившего поблизости из-за невозможности их найти. Грейнджер отменила свои заклинания, и сообщение упало в его побелевшие от напряжения пальцы:

«Ты опаздываешь на наш обед, дружище. Буду ждать в фойе до восьми».

– Черт, Меррифот, – вырвалось у Люциуса. – Я должен идти, – он начал собирать куски пергамента, но Грейнджер его остановила:

– Я все уберу, – сказала она. – Если вы захотите еще раз заглянуть в ларец, он будет у меня на хранении. Мне кажется, я смотрю в книгу, а вижу… сами понимаете. Так что я пройдусь по всем записям еще раз.

– Если вы что-нибудь найдете, со мной поделитесь?

Гермиона поколебалась.

– Я не уверена, что смогу, мистер Малфой, но если смогу, то обязательно поделюсь.

Вот она, опять эта чертова доброта! Люциус повернулся, чтобы уйти, но тут до него донеслись ее следующие слова:

– Мистер Малфой? Вы ужасно выглядите. Не помешало бы привести себя в порядок перед встречей с главой Отдела тайн.

Она была права. Он выглядел паршиво, а чувствовал себя еще хуже. Люциус кивнул в знак благодарности и набросил на себя сильные косметические чары, которые разгладили складки на мантии и на лице, убрали мешки под глазами и освежили запыленные волосы. Если Меррифот догадается о его истинном положении, ответов не видать, только вопросы. Еще больше вопросов.

*

К счастью, Меррифот, как обычно, был слишком занят собой, чтобы обратить внимание на кого-то еще. Он болтал без умолку, но даже если допустить, что Люциус все еще обладал хоть каким-то влиянием, Меррифот ему не поддавался и не рассказывал ничего, что не было бы уже общеизвестно. Хорошо, что хотя бы еда оказалась на высоте. Местечко, судя по всему, пользовалось популярностью в высшем свете: все столики были заняты именитыми, богатыми и власть имущими. Ресторан располагался в старой церкви, которая отличалась необузданной готической архитектурой. Меррифот полагал, что Люциус именно этим и увлекался, но резьба выглядела так, будто каменотесы с ума посходили: куда ни глянь, стены были полны ангелов, ничуть не утешающих своими постными лицами. Чтобы найти маленьких демонов, нужно было постараться: те прятались по углам, за основаниями колонн и иногда в окошках, но стоили затраченного на поиск времени. Они выглядели просто ужасно, но намного живее своих оперенных собратьев. Люциус, слушая Меррифота вполуха, наслаждался очевидным опытом резчиков в области греха и, судя по всему, блаженным неведением во всем, что касалось благочестия. Трудно представить, что посланники Божьи выглядели, как скучающие куклы.

– Я говорю, у тебя все в порядке, старина?

Люциус уделил Меррифоту недостаточно внимания.

– Ах, разумеется. Извини, я не мог не залюбоваться неповторимыми чертятами, снующими у наших ног, – какое поразительное местечко для настоящего ценителя! Спасибо, что пригласил меня сюда. Я обязательно зарезервирую столик для нас с Нарциссой.

– Тут довольно-таки внушительная очередь, но я замолвлю за тебя словечко перед менеджером, – Меррифот подмигнул целых два раза.

– Буду премного благодарен, мой старый друг, – ответил Люциус, стараясь не скривиться. – Может, вы с супругой окажете нам честь и присоединитесь?

Работа в архивах убедила Люциуса, что он был просто обязан попасть в Отдел тайн. Если для этого нужно было обхаживать это насекомое Маррифота и его неряшливую жену-плебейку, что ж, пусть будет так. Даже если бы пришлось продать все имения и залезть в долги ради выздоровления сына, он бы и глазом не моргнул. Пропади все остальное пропадом.

В углу аббатской кухни, который Северус оборудовал всем необходимым, варилось зелье – нет, готовилось лекарство – для лазарета. Большинство братьев было среднего или преклонного возраста, и зимой всегда требовались капли от насморка, настойки от кашля, мази для растирания… Северус научил нескольких братьев изготовлять эти нехитрые лекарства, но все равно занимался ими обычно сам. Кастрюли на газу нельзя было сравнить с котлами на волшебном огне, но привычные действия и знакомые запахи успокаивали. Он глубоко вдохнул пар, исходящий из стального ковшика, и слезы брызнули из глаз. Значит, почти готово. Мазь по рецептуре Хагрида, которую удалось вызнать у лесничего одной памятной ночью в «Трех метлах», пользовалась большой популярностью у братьев, страдающих от артрита. Мазь действовала безотказно, хотя в ней не было ни капли магии. Ее даже хотели продавать в местной лавке, чтобы увеличить доход аббатства. Северус помешал еще пару раз и снял ковшик с плиты. Брат Павл накрыл его чистым полотенцем и, не говоря ни слова, собрал использованные ложки и ножи, чтобы их помыть.

Северус улыбнулся в воротник. Павл твердо верил, что излишняя словоохотливость не оставляет времени для духовного роста, однако это не помешало им как-то раз замечательно поспорить из-за разделения обязанностей. Спор, по большей части, состоял из красноречивых доводов Северуса. Павл под конец не удержался и сказал: «У тебя своя работа, у меня своя». С тех пор он дожидался, когда лекарства закончат вариться, и сразу бросался мыть и чистить кухонную утварь. Лишь месяцы спустя Северус понял, что брат Павл таким образом выражает свое одобрение. Тогда он сдался, и монахи, до этого ходившие на цыпочках вокруг них с Павлом, вздохнули с облегчением.

Северус же выражал свою благодарность тем, что выискивал старинные рецепты гипокраса (Прим. пер.: напиток из вина, сильно подслащенного медом и приправленного благородными пряностями) и приглашал Павла, который с удовольствием занимался варкой, помочь с приготовлением.

Теперь Северус раскладывал на столе, только что освобождённом Павлом, составляющие для настойки от кашля. Он как раз собирался открыть банку меда, когда дверь отворилась, впуская Рафаэля. Оценив выражение его лица, Северус решил, что не очень хочет услышать новости.

– Ах, вот ты где. Сейчас подходящее время, чтобы сделать перерыв?

Северус поставил банку на стол и сложил руки на груди.

– Замечательно, – сказал Рафаэль, хотя, очевидно, сам не считал ситуацию замечательной. – К тебе, кхм, посетители.

Северус почувствовал, будто земля уходит из-под ног. Никто не знал о его местонахождении. Никто, кроме… Черт его подери. Если он проболтался… Но нет, он никогда никому не расскажет.

– Кто бы то ни был, они ошиблись, – ответил Северус, подчинив голос и выражение лица железной воле.

– Северус, они спросили о тебе по имени.

– Никому нет дела до моей персоны, а мне нет дела до посетителей, – отрезал он.

– Что ж, – вздохнул Рафаэль. – Я им передам. Однако я прошу тебя еще раз об этом подумать. Эти двое… кажется, они нуждаются в помощи. По ним видно, что они уже постучались во все двери, и ты их последняя надежда.

– Я такое не раз уже слышал, – горько усмехнулся Северус.

– Пожалуйста, поразмысли над этим, – повторил Рафаэль. – Я угощу их чаем, прежде чем отправить восвояси по такой мерзкой погоде. Они еще где-то полчаса будут в моем кабинете.

Северус взял нож и пучок трав, но дальше этого дело не пошло. Он в растерянности смотрел на свои руки. Он-то думал, что был здесь в безопасности, что нашел надежное укрытие, отдалился и отделился от мира и всего, что мир мог с ним сделать. Но эти люди, кем бы они ни были, нашли его, и теперь придется снова бежать. Придется начать все сначала. Охваченный внезапным гневом, Северус с глухим стуком положил нож на доску и снял передник. Когда он отошел от стола, Павл занял его место, вопрошающе посмотрев на Северуса.

– Да, можешь продолжить. Это та крепкая настойка, которую я тебе уже показывал. Рецепт в ящике. Я… – Северус хотел было сказать, что продолжит, когда вернется, но не знал, вернется ли вообще. Не знал, сможет ли попрощаться с братьями, которые приняли его в свои ряды без вопросов и упреков. Впервые за семь лет он страстно желал держать в руке свою волшебную палочку, чтобы наказать тех, кто посмел лишить его привычной жизни – опять.

Дверь в кабинет аббата была закрыта неплотно, и теплый свет просачивался в коридор. Северус на минуту задержался, пытаясь совладать с накатившей волной магии, вылившейся из комнаты вместе со светом ламп. Когда люди постоянно живут в магической среде, думают, едят и спят в окружении потоков магии, они перестают замечать, как она электризует воздух и будоражит чувства. Северус вдруг понял, что ему этого не хватало, и разозлился на себя за такие мысли. Он оставил магию позади по собственной воле, изменил свою жизнь единственным способом, который представлялся ему возможным, – и все это теперь под угрозой из-за этих… этих людей, к которым он когда-то принадлежал. Но теперь он другой человек.

Северус распахнул дверь и увидел, что тихие голоса принадлежат двум посетителям, сидящим спиной ко входу. Лампы перед ними окружали их головы и плечи мерцающим ореолом. Женщину он со спины не узнал. Ее волосы были забраны в аккуратный узел на затылке. А ее спутник… Губы Северуса сами собой приоткрылись, и он, должно быть, испустил какой-то звук, потому что мужчина повернулся и медленно поднялся на ноги.

– Люциус! – хрипло проговорил Снейп.

– Северус! О, слава Цирцее! Северус!!! – Малфой отодвинул стул и в три шага оказался у дверей. Он протянул Северусу руку, но вдруг замер, не уверенный, как тот его примет.

Северус окинул взглядом незамысловатую маггловскую одежду черного цвета, без каких-либо украшений, и глубокие морщины на лице человека, которого когда-то называл другом. «Ты выглядишь отвратительно», – сказал он и внезапно был заключен в горячие объятия.

*

С комом в горле Гермиона смотрела, как напряжение покинуло Снейпа и он обнял Малфоя в ответ. Их встреча оказалась поразительно живописной: Малфой с серебристо-белыми волосами и в черной одежде; Снейп в белой рясе, с головой, еще не тронутой сединой. Гермиона заметила, что из них двоих Снейп был явно в лучшей форме. В прошлом, в тех редких случаях, когда она видела их вместе, Малфой всегда казался хозяином положения. От этого стало еще очевидней, что тревога его фактически подкосила. От легкого прикосновения к руке мысли ее вернулись к аббату.

– Не хотели бы вы взглянуть на наши иллюстрированные псалтыри? – спросил Рафаэль, многозначительно посмотрев на двоих друзей. Он проводил Гермиону к дальней стене кабинета, которая, к сожалению, находилась на приличном расстоянии от электрокамина. Гермиона, задрожав, пожалела, что не может наложить на себя парочку – или десяток – согревающих заклинаний.

– Думаю, их нужно оставить на минутку одних, – тихо проговорил аббат.

Гермиона опять взглянула на Малфоя и Снейпа. Они стояли близко друг к другу и, несмотря на некоторую неловкость, тихо обменивались словами. «Одному Богу известно, – криво усмехнулась про себя Гермиона, вспомнив, где находится, – сколько печали, упреков и раскаяния разделяет этих двух мужчин». Однако что-то ей подсказывало, что они были способны забыть и простить, даже Малфой. Гермиона перелистнула страницу, не обращая на нее никакого внимания. Снейп хорошо выглядел: худощав, конечно, но здоров и силён. Монашеская ряса, не так уж сильно отличающаяся от простой мантии, была ему к лицу. Его волосы все еще спускались до плеч. Гермиона не удержалась и глянула на тонзуру аббата.

– Нет, мисс Грейнджер, – усмехнувшись, ответил тот на немой вопрос, – он еще не принял обет. Однако он очень предан нашему братству и посвятил ему все свое время. Мы и не знали, что у него остались друзья в миру.

Гермиона улыбнулась деликатно поставленному вопросу.

– Мистер Снейп долго считался пропавшим без вести. О нем очень беспокоились, потому что в последний раз видели его крайне тяжело раненным. Многие решили, что он погиб.

Разве она могла признаться аббату, что Снейпа списали со счетов? Его оправдали, а потом с превеликим облегчением о нем забыли. До того самого момента, пока выдохшийся домовик не появился в архивах, даже Гермиона не знала, что Снейп все еще чтит своим присутствием этот свет. Она опять улыбнулась: в аббатстве библейские фразы сами собой приходили на ум. Снейп, строго говоря, никогда никого не чтил своим присутствием, но, несмотря на необходительность своего старого профессора, Гермиона была рада, что он выжил.

– Однако мистер Малфой не потерял надежду разыскать своего друга, – продолжила она. – Именно до его помощников дошел слух, с помощью которого они нашли это место.

– Северус нам очень дорог, мисс Грейнджер, – сказал аббат. – Нетрудно представить, почему мистер Малфой не перестал его искать. Но ответьте: что это открытие будет значить для Северуса? Он приложил немалые усилия для того, чтобы отдалиться от мирской суеты. Может возвращение с вами ему повредить?

Гермиона запнулась. Она бы с удовольствием ответила отрицательно, но под спокойным взглядом аббата не хотелось кривить душой.

– Надеюсь, не может. Это все, что я могу сказать наверняка. Юридических причин скрываться у него нет, в этом я могу вас уверить. А что до всего остального…

Снейп выглядел встревоженным, как и Малфой. Гермиона продолжила с чувством:

– Я его не поставлю под удар и не позволю никому другому – он уже достаточно натерпелся. Но он нам очень нужен. Без него никак.

– Давайте вернемся, – сказал аббат, и они прошли к стульям, расположенным вокруг огня. – Я думаю, пора узнать, почему вы здесь. Судя по состоянию мистера Малфоя, его ситуация затруднительней вашей, поэтому пусть начнет он.

Когда Гермиона опять уселась, она обратилась к Рафаэлю:

– Мы можем рассчитывать на то, что сказанное останется между нами? Очень многое мы, честно говоря, обязаны держать в секрете, и эти вещи могут показаться вам просто невероятными.

– Северус знает, что я умею хранить секреты, – улыбнулся аббат. Снейп хмуро кивнул. – А насчет веры в невероятное – многие считают, что это мой хлеб насущный. Не смущайтесь, продолжайте, – он повернулся к Малфою.

– Я не уверен, что смогу, – начал тот, – но я попробую. – Люциус собирался было вдохнуть, но легкие вдруг отказались подчиняться. От борьбы с невидимой удушающей силой на шее выступили жилы.

– Люциус! Прекрати! – вмешался Снейп. – Кажется, ты под влиянием какой-то клятвы? – продолжил он, когда Малфой наконец смог вдохнуть и осел на стул. – Не можешь ничего сказать волшебникам? Что ж, тогда, мадам… Грейнджер?! – воскликнул Снейп, в первый раз по-настоящему взглянув на нее. – Какого чер…?!

Аббат прочистил горло.

– Извини, Рафаэль. От старых привычек, судя по всему, не избавиться. Так, мисс Грейнджер, в коридор. Я больше не считаю себя волшебником и думаю, что Люциус сможет мне все рассказать.

Гермиона вышла и закрыла за собой дверь, улыбаясь про себя тому, что от командирских замашек Снейпу, очевидно, было тоже не избавиться, и удивляясь, как хладнокровно аббат воспринял упоминания о волшебниках. По прошествии тридцати секунд дверь распахнулась и к ней присоединился Снейп. Его губы были сжаты в тонкую линию, поэтому Гермиона решила с ним не заговаривать и просто кивнуть. Снейп сложил руки на груди и начал буравить закрытую дверь взглядом.

Игра в молчанку надоела Гермионе через пять минут.

– Кажется, он может рассказать аббату, – проговорила она. Снейп что-то проворчал. – Но это же хорошо, не так ли? – продолжила Гермиона.

– А что именно вы тут забыли, мисс Грейнджер? – вдруг спросил Снейп, глядя на нее сверху вниз. Гермиона заметила в его голосе хрипотцу, которой не было раньше.

– Не мисс, а старший аврор Грейнджер, – автоматически ощетинилась она и моментально об этом пожалела: в глазах Снейпа промелькнул страх – поспешно скрытый, но тем не менее. – Я предпочту умолчать о моем деле, пока не услышу, что сказал мистер Малфой. – Гермиона сразу пожалела о своей резкости: Снейп, казалось, искал глазами пути к бегству. – Профессор, не надо! Я не собиралась… Вам не о чем беспокоиться, честное слово! Разве вы не знаете…

– Не знаю чего?

– Вас оправдали. Все думали, что вы погибли, но вас все равно оправдали. – Смысла говорить ему, что на этом настояла она с Гарри и Артуром, не было.

Снейп немного расслабился и оглядел ее. Гермиона была одета со вкусом, волосы забраны, макияж не бросался в глаза, но она все равно почувствовала себя чумазой первокурсницей.

– Никогда не думал, что вы станете аврором. Поттер – конечно, но не вы.

– Я отлично справляюсь, – с некоторой резкостью ответила Гермиона.

– Я и не сомневался. Вы всегда практически со всем отлично справлялись. Но справляться с работой и работать по призванию – это две разные вещи.

– Про Гарри вы угадали.

Повисло молчание. Гермиона не знала, о чем заговорить, чтобы не показаться идиоткой, а Снейп, очевидно, был не в настроении беседовать, поэтому они просто вместе смотрели на закрытую дверь.

– Какое отношение вы имеете к проблемам Люциуса? – наконец спросил Снейп. – Он прищемил чьи-то пальцы?

– Если и так, то, по крайней мере, не мои. Я просто была неподалеку, когда его эльф…

– Ах вот как он меня нашел!

– … когда его эльф сообщил мистеру Малфою, что вы здесь. Он просто не смог от меня отделаться, потому что мне, честно говоря, тоже нужна ваша помощь. А в остальном это было просто совпадением.

– Я не верю в совпадения.

Дверь открылась со щелчком. Они переглянулись и вошли в кабинет, при этом Снейп пропустил ее вперед. Этот незначительный проблеск вежливости странным образом взволновал Гермиону. Малфой выглядел изнуренным, обессиленным, однако держал в руке волшебную палочку, которой, очевидно, и открыл дверь. Аббат хмурился.

– Прошу, садитесь. Я думаю, что смогу все пересказать без того, чтобы мистер Малфой испытывал воздействие заклинания. Принесенная им клятва ведь так работает, не правда ли? – он заметил удивление, написанное на лице Гермионы и Малфоя, и поспешил добавить: – Я не волшебник, но и не совсем маггл. Вижу, вы меня понимаете. Давайте тогда не будем терять времени.

Несмотря на свои собственные слова, аббат Рафаэль помедлил, собираясь с мыслями.

– Как вам известно, мистер Малфой – чистокровный волшебник из старинного рода, как и его жена. Однако семья его жены заботилась о чистоте крови с истинно маниакальной тщательностью, совершенствуя ее из поколения в поколение на протяжении пяти веков – намного дольше, чем Малфои. Блэки заключали союзы между собой, а когда требовалась свежая кровь, выбирали только самых достойных. От дефектных отпрысков избавлялись; безупречных холили и лелеяли. Их целью был самый чистокровный волшебник всех времен, который, естественно, возвластвует над волшебным миром.

– Евгеника и мегаломания в одном флаконе, как мило. Белла и Нарцисса, наверное, горько разочаровались в Темном Лорде, – сказал Северус.

– Слушай и не перебивай, – пожурил его аббат. – Судя по тому, что мне рассказал мистер Малфой, именно его жена пошла на особый риск и жертвы ради защиты последнего в линии Блэков.

– Драко, – перебила Гермиона, посмотрев на Люциуса, который устало кивнул. – Это ведь все из-за Драко, не так ли?

– Драко Малфой тяжело болен, – продолжил аббат. – Когда чистокровный волшебник достигает зрелости, ему обычно нужно пройти через некоторого рода трансформацию, через пробуждение его полной силы. Другие волшебники тоже испытывают симптомы, но они легкие и кажутся простым недомоганием. Независимо от статуса крови, волшебники достигают полной зрелости к двадцати-двадцати пяти годам.

Гермиона было набрала в легкие воздуха, но решила подождать с вопросами. От Снейпа, однако, это не ускользнуло:

– Тридцать-тридцать пять лет для волшебниц, если ничто не спровоцирует преждевременное пробуждение, – кратко пояснил он. – Продолжай, Рафаэль.

– Трансформация Драко Малфоя была необычайно разрушительной. У него появились доселе невиданные магические способности, но его тело стремительно обветшало и не может их поддерживать. Он тает на глазах, не в силах сдерживать бурлящую внутри энергию. Он умирает.

Люциус смотрел невидящими глазами на ковер, когда аббат пересказывал его несчастья. Гермиону накрыла неожиданная волна жалости.

– Люциус знал заранее, что это случится? – спросил Северус аббата, намеренно не вовлекая обремененного клятвой друга в разговор.

– Он ничего об этом не знал до самой свадьбы, после которой был связан старинным гейсом (Прим. пер.: распространенная в древности разновидность запрета-табу в Ирландии), который не позволял рассказывать другим волшебникам о родовом проекте Блэков. Люциуса, можно сказать, приобрели, – с отвращением продолжил Рафаэль, – как племенного жеребца из самой чистокровной семьи Британии, чтобы Нарцисса родила он него Избранного. Он мне признался, что чувствовал тогда одновременно гордость и стыд, но сейчас, видя, что происходит с горячо любимым сыном, он желает лишь исцелить Драко и спасти его от собственной матери.

– А что Драко об этом думает?

– Драко отрекся от наследия амбициозных Блэков, – заговорил Малфой. Он едва заметно улыбнулся уголком рта: – Вы теперь обо всем знаете, и клятва больше меня не связывает. Благодарю вас, аббат, за эту неожиданную свободу. Да, Драко зол, что над его жизнью так надругались. Теперь он понял, что происходит, когда жажда власти руководит людьми. Драко хотел… – тут Люциус запнулся. – Драко хочет умереть, но его мать ему этого не позволяет.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурившись, подался вперед Снейп.

– Она заставляет его… – вдруг Малфой опять начал задыхаться. Снейп положил руку другу на локоть и повернулся к аббату, который продолжил рассказ.

– Миссис Малфой вливает в сына лекарство, которое мистер Малфой не может опознать. Лекарство помогает выйти из обострения, но, кажется, углубляет разрушительную трансформацию.

Аббат подошел к Люциусу и достал что-то из его кармана. Выпрямившись, он поднял в воздух миниатюрный пузырек. Малфой обмяк на стуле:

– Теперь вы знаете все, – проговорил он.

– Люциус, что именно тебе нужно? – начал было Снейп, но договорить не смог.

Глаза Гермионы округлились при виде пузырька. Она едва сдержалась, чтобы не выхватить его у аббата, и просто протянула за ним руку ладонью вверх. Она уже знала, что это было, но хотела полностью убедиться, прежде чем что-либо сказать. И в самом деле: пузырек был таким же, пробка, выгравированная надпись – все сходилось один к одному.

– Откуда у нее это? – нетерпеливо спросила Гермиона у Люциуса. – Кто занимается производством?

– Грейнджер! Сядьте на место и объясните, что тут происходит! – рявкнул Снейп.

Она достала из сумочки потрепанную шкатулку, открыла ее и показала свой пустой флакон, затем передала оба Снейпу.

– Это наркотик, – пояснила она. – Усиливает магические способности в кто знает сколько раз. Вызывает привыкание. Я практически уверена, что его толкают чистокровкам. Проанализировать состав не удалось, найти производителя тоже, однако… – она глянула на Малфоя, – зелье было известно семье вашей жены уже несколько веков. Профессор, – Гермиона повернулась к Снейпу, – мне необходимо узнать ваше мнение на этот счет, а мистер Малфой, очевидно, нуждается в вашей помощи с Драко. Мне жаль переворачивать вверх дном вашу жизнь, но…

Снейп остановил ее одним взглядом.

– Если бы речь шла лишь о чистокровках и их чистокровных махинациях, то есть о том, что подтачивает наше общество испокон веков… если бы на кону стояло только ваше честолюбие, мисс Грейнджер, я бы просто посоветовал вам засучить рукава и перестать ныть. Аврор или нет – никто не имеет права чего-либо от меня требовать, эти времена прошли. Связываться с миром волшебников у меня нет никакого желания. Однако… – тут Снейп помедлил, чтобы собраться с мыслями, – у меня очень мало друзей и всего один крестник. Люциус, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Мне нужно увидеть Драко, а также понадобится образец зелья.

Малфой, с трудом сдерживая эмоции, обреченно развел руками:

– У меня нет ни капли… Нарцисса…

– Понимаю. Все равно сделаю все, что смогу.

– Мистер Малфой? – встряла Гермиона. – Мистер Малфой, профессор Снейп, у меня есть дома нетронутый пузырек.

*

Северус сидел на своей узкой койке, разглядывая побеленную стену и висящее на ней распятие. Религиозная символика его не волновала, но он не мог не посочувствовать человеку, пожертвовавшему всем ради спасения других людей.

– История повторяется, Иисус, – пробормотал он. – Остается надеяться, что в этот раз мне не придется умирать. Два воскрешения, думаю, даже тебе были бы не под силу.

– Богохульствуешь, Северус? – Рафаэль присел рядом.

– Готов поклясться, у тебя обувь с заглушающим заклинанием. Кроме того, богохульствовать может только тот, кто в Бога верит.

– Однако истинно верующие не богохульствуют, – ответил Рафаэль самым благочестивым тоном.

Они сидели и молчали. Северус жил в этой маленькой келье с тех самых пор, как появился в монастыре. Он знал каждую неровность, каждую трещину на стенах и потолке, путь солнечных лучей, проникающих через узкое оконце, выучил положение звезд бессонными ночами. Рядом с койкой был втиснут простой стол со стулом и лампой, а на полочке было место для нескольких книг и стакана воды. Одежда висела на крючках, ввинченных в дверь. Это все, что Северусу было нужно. Это все, что он позволял себе желать.

Но теперь в его жизнь ворвался Люциус, нуждающийся в его помощи, напоминая о старых узах и манящей магии – именно тех вещах, из-за которых Северус пал, став марионеткой в борьбе за власть и рабом чувства вины.

– Не бойся вернуться к магии, Северус, – мягко сказал Рафаэль. – Она бурлит в тебе – мощь, дарованная Богом.

– Бог может с удовольствием забрать ее обратно. Я никогда не стремился к такой силе, никогда не желал власти.

– Не думаю, что ты полностью понимаешь, от чего отрекаешься. Нет, не спорь. Ты боишься своей силы и поэтому не можешь ее полностью подчинить. Иди со своим другом и этой решительно выглядящей мисс Грейнджер, помоги им, если сможешь. Когда все закончится, мы примем тебя с распростертыми объятиями, если ты решишь вернуться. Здесь тебе всегда найдется место, мой друг. Всегда.

Северус поежился и цинично ответил:

– Если я это приключение переживу.

– Я надеюсь, что ты приложишь к этому все усилия, и буду ежедневно за тебя молиться.

– Ах, Рафаэль, – рассмеялся Северус. – Какой же ты наивный, но с каким добрым сердцем! Спасибо тебе. Мне лучше идти, пока я не разрыдался. Проследи за тем, чтобы сад пропалывали.

Он поднялся и взял маггловскую куртку, раздобытую для него Рафаэлем. Дверь привычно скрипнула, когда Северус решительно открыл ее.

– Не помешало бы смазать петли, – добавил он.

Позволив обнять себя во второй раз за день, Снейп прошел с аббатом к выходу из монастыря, около которого тихо переговаривались Люциус и Грейнджер. Как странно, что этих двоих объединила одна цель. Но разве его жизнь хоть когда-нибудь проходила без странностей? Снейп принял благословение и покинул аббатство морозным вечером. Он ни разу не обернулся.

Даже если Северус и удивился, когда Грейнджер попросила Люциуса держать палочку наготове, то это чувство оказалось недолговечным. Стоило им высвободиться из тисков аппарации, как свинцовое присутствие дементоров легло на душу.

– Вы теперь знаете, где нас найти, – сказала Гермиона Люциусу, отпустив его руку после того, как аппарировала всех троих к своему дому. – Сообщите о визите заранее, чтобы я могла вовремя снять защитные чары. Вот, возьмите, – тут Гермиона покопалась в своей сумке и достала полплитки шоколада, – это все, что у меня осталось, а вы выглядите так, будто в этом нуждаетесь. – Воздух вокруг похолодел на пару градусов. – А теперь в безопасность, быстрее!

Люциус аппарировал, а Грейнджер открыла проход в стене чар, ничем не уступающих хогвартским. Она бесцеремонно протолкнула Северуса внутрь и быстро восстановила защиту за ними обоими – в самый последний момент. Северус вздрогнул, когда по меньшей мере семь дементоров пикировали на них с разинутыми ртами; тлетворный запах чувствовался даже через барьер защитной магии. Они покружили на месте и вскоре отступили, ища более легкую жертву. Грейнджер была бледна как полотно и дрожала, но выглядела в такой же мере решительной, как и напуганной.

– Мне с таким количеством в одиночку не справиться, – сказала она, – по крайней мере, не с этим видом.

Не вдаваясь в объяснения, Гермиона отперла дверь своего старинного дома и провела Северуса внутрь.

– Разуйтесь, пожалуйста, – попросила она, расстегивая молнию на сапогах. – В ящике с тапочками наверняка найдутся подходящие.

Северус молча подчинился. В ящике оказалось по меньшей мере пять пар мужских домашних туфель, и пара в несносно яркую шотландскую клетку ему подошла.

– Клан Уизли, – мимоходом пояснила Гермиона. – Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.

Они прошли по узкому коридору с каменным полом к покрытой красным ковром лестнице, которая выходила на неожиданно просторную галерею. Северус подумал, что глубоко сидящие в стенах окна, должно быть, выходят на уютный дворик, но Гермиона быстро закрыла тяжелые шторы багряного бархата, чтобы не видеть опустившуюся на землю ночь. Низкая полка была до отказа заставлена книгами, а разношерстные картины и оттиски оживляли выбеленные стены.

– Моя комната, – начала Гермиона, указав налево. Затем она кивнула на первую дверь справа: – Ванная. Там найдете полотенца и все необходимые туалетные принадлежности. – Она открыла следующую за ванной дверь: – А это ваша комната, профессор. Дверь напротив – кладовка. Спуститесь на кухню, когда обустроитесь. Я заварю чай.

Когда Северус отступил на шаг в сторону, чтобы дать Гермионе пройти, то вдруг понял, что причиной ее резковатого тона была неловкость ситуации. Из-за необходимости держать исследования Грейнджер и Люциуса в тайне, нежелания Северуса афишировать свое участие и невозможности посещения Драко, пока Нарцисса наверняка не покинет поместье, вариантов, где спрятать Северуса, было немного. Он подумал, что, случись им поменяться ролями, он тоже был бы не в восторге от навязанного гостя в лице Грейнджер. Что ж, она хотя бы позаботилась о его удобстве, и если Северус смог ужиться в монастыре, то справится и с этим раскладом, каким бы он ни был.

Северус зашел в комнату, слегка наклонившись, чтобы не задеть головой дверной проем. Спальня была уютной – не большой, но и не тесной. На фоне белых стен и ковра цвета прохладного мха выделялось пестрое лоскутное одеяло. Рядом с кроватью находился простой ночной столик, а в отполированном серванте теснилось множество книг. Шкафа не было, но высокий комод, несомненно, тоже неплохо служил гостям Грейнджер. Общую картину нарушала только большая опечатанная коробка с министерской эмблемой. На крышке стояло: «Северус Тобиас Снейп. 9.01.1960 – 1.05.1998. Личные вещи».

Что ж, возможно, Грейнджер так торопилась вниз, чтобы оставить его наедине с этими… этими обломками мертвого человека.

Северус поднял коробку на кровать, сел рядом и сложил руки на коленях. Хотел ли он опять стать владельцем содержимого? Коробка была символом той жизни, к которой он повернулся спиной. Северус уже заплатил за свои ошибки, искупил вину годами страданий и, под конец, своей кровью. Он отрекся от власти, которая свернула его с истинного пути, и не хотел иметь к ней больше никакого отношения. Однако… Без этой власти… без этой власти он не сможет помочь другу. Разве он позволит себе быть лишь шаткой опорой для друга в нужде? Или это его старая натура выходит на свет? Тот самый Снейп, который не выпустит власть из рук, стоит ее захватить. Тот самый Снейп, полный горечи и страсти показать себя, даже если никому до него нет дела… особенно если никому до него нет дела.

В домике было тепло. Северус поднялся, чтобы снять куртку, и что-то зашуршало в кармане. Он достал лист бумаги, подкинутый, судя по всему, Рафаэлем – аббат стал бы отменным карманником, если б отвернулся от религии. Развернув листок, Северус увидел «Простую молитву» (Прим. пер.: «Господи, сделай руки мои проявлением Твоего мира…». Ссылка на полный текст в конце главы). Сразу вспомнился тот хмурый день много лет назад, когда Рафаэль, выведенный из себя плохим настроением Северуса, сунул ему под нос открытый требник и отрезал: «Ты слишком много времени проводишь в раздумьях о своих печалях. Лучше вот что прочитай!» Северус тогда наконец-то встал на путь медленного возвращения к жизни – больше из-за возмущения монаха, чем из-за слов на странице. Теперь он снова прочитал молитву, услышав в ней давний укор Рафаэля, который отказался дать Северусу заморить себя вялым солипсизмом. Возможно, это был последний шаг, после которого Северус станет воистину свободным. Он сломал печать на коробке и поднял крышку. На самом верху лежала его волшебная палочка. Взяв ее в руку, Северус почувствовал, будто ему вернули давно потерянную конечность, а черное дерево вздохнуло с облегчением. Недостающее звено в цепи встало на место. Его сердце с минуту колотилось о грудную клетку, прежде чем вернуться к нормальному ритму после возрождения магии, которая бурлила в крови.

– С возвращением, мой старый друг, – прошептал Северус, обращаясь либо к себе, либо к палочке.

Он пристегнул палочку к предплечью и вышел из комнаты, оставив все другие вещи в коробке нетронутыми.

*

Гермиона не знала, сколько у них было времени до возможности посетить поместье Малфоев. Она показала Снейпу его комнату и, смутившись из-за того, как он молчаливо оценивал ее жилище, сбежала вниз, чтобы в который раз все перепроверить. В гостиной и на кухне все было прибрано настолько, насколько возможно. В ее рабочем кабинете порядком, честно говоря, и не пахло, но Гермиона предпочитала тратить редкое свободное время на исследования, а не на уборку. Однако небольшая лаборатория в подвале сверкала чистотой. Там всегда все блестело, оборудование превосходило обычные нужды Гермионы, а теперь она добавила к нему еще несколько предметов, «одолженных» у Отдела магического правопорядка. Гермиона попыталась предугадать, что понадобится Снейпу, но было ли этого достаточно? Завалить вопросами серьезного и, казалось, чем-то угнетенного незнакомца, которого она пригласила к себе жить, не представлялось возможным, хоть ей и не терпелось.

Гермиона посмотрела на потолок. Снейпу требовалось много времени, чтобы освежиться.

Может, было бы неплохо приняться за чай, который она ему обещала.

Не в состоянии спокойно сидеть и пить чай, Гермиона натянула на заварник грелку и принялась резать овощи для тушеного мяса на ужин. Она почувствовала присутствие Снейпа, когда ставила чугунок в духовку. Гость стоял в дверях кухни, очевидно, ожидая приглашения присесть, поэтому Гермиона поспешила предложить ему стул и поставить чашки с молочником на добела выскобленную столешницу. Теперь Снейп казался ей каким-то другим – не только более уравновешенным, чем по прибытии в ее дом, а изменившимся, будто более живым.

– Надеюсь, чай не упрел, – сказала Гермиона, снимая грелку.

Снейп отпил из своей чашки, но сразу не ответил.

– Если хотите, я другой чайник заварю, – беспокойно добавила Гермиона, уже привстав со своего стула. Снейп поставил чашку на стол.

– Прошу меня извинить, аврор Грейнджер. Чай неплох. Можно поинтересоваться, где мы находимся?

– Разумеется, простите. Как невнимательно с моей стороны, надо было сразу сказать, – Гермиона заметила, что ее слова перестали нести дополнительную смысловую нагрузку, отпила чая и окончательно решила взять себя в руки. Снейп больше не был ее раздражительным и непредсказуемым профессором, но ее гостем и, возможно, коллегой. – Мы в моем доме в Эксмуре. Домик стоит в долине в стороне от всех дорог, почти как ваше аббатство в Йоркшире. – За этим объяснением последовало молчание, показавшееся Гермионе крайне неловким. – Профессор, можно мне спросить, что случилось? Как вы выжили и оказались на севере?

– Неудивительно, что вы хотите знать, – ответил он без упрека в голосе. – В двух словах, меня быстро нашел Аргус Филч. Как же ему подходит это имя! Он знает обо всем, что происходит в Хогвартсе, и он был мне хорошим другом во время моего там пребывания. Он меня нашел, остановил кровотечение, напоил противоядием, которое я повсеместно носил с собой, и отвез меня в тележке в свою лачугу, которая находится в паре миль от Хогсмида. Потом положил меня в свой грузовичок и отвез в аббатство. В суматохе никто не заметил его отсутствия.

– Мистер Филч! – с восхищением проговорила Гермиона. Все внутри у нее сжалось, когда она представила, каких страданий Снейпу, должно быть, стоила дорога. – Никогда бы о нем не подумала.

– Обычно никто о нем не думает, – ответил Снейп. Гермиона залилась краской.

– Он знает, что вы выжили?

– Знает.

«Допрос окончен, – подумала Гермиона. – Думаю, можно не удивляться, если присутствие Снейпа перевернет вверх тормашками все мое мировоззрение».

Снейп попивал свой передержанный чай, с легким румянцем терпя ее пытливый взгляд. Как Гермиона уже заметила, он хорошо выглядел. В серых брюках, белой рубашке и свитере Снейп казался на удивление обычным – просто высокий мужчина с худым лицом и большим носом, а вовсе не чудовище, не заклятый враг, не упивающийся властью притеснитель ее школьных лет.

– Профессор? – неуверенно начала Гермиона.

Снейп поднял на нее взгляд, и она чуть не дрогнула от выражения его глаз. Так вот где он прячется! Угрюмый, саркастичный, переполненный сдержанной силой взгляд, равного которому Гермионе еще не доводилось видеть. Она прочистила горло и продолжила:

– Профессор, я надеюсь, что не покажусь назойливой простачкой, если скажу вам спасибо за все, что вы сделали?

– Давайте лучше не проводить таких экспериментов, аврор Грейнджер. Этот поезд давно ушел.

– Послушайте, я себя странно чувствую, когда меня называют аврором Грейнджер в моем же доме, – Гермиона знала, что покраснела еще больше. – И прежде чем вы успеете вернуться к «мисс Грейнджер» – одиннадцатилетней ученицей мне тоже не хотелось бы себя чувствовать. Лучше называйте меня Гермионой: готова поспорить, мы оба к этому привыкнем.

– Как пожелаете, – усмехнулся он. – Тогда вам лучше обращаться ко мне по имени – Северус.

– А я думала, вас зовут Профессор, – пошутила Гермиона, не успев сдержаться, и обрадовалась, когда он почти рассмеялся. – Чудненько. С этим мы разобрались, и у нас еще час до того, как будет готов ужин. Может, я покажу вам мои записи о Посланнике, а вы посмотрите, все ли присутствует в моей лаборатории или чего-то не хватает.

За ужином Северус устроил ей допрос с пристрастием о свойствах зелья. Под конец Гермиона отвечала неизменным «я не знаю», пока в раздражении не грохнула приборами о тарелку и не возмутилась:

– Я прекрасно понимаю, что мне далеко до Мастера зельеварения. Я провела все – все! – доступные исследования и совершенно ничего не выяснила. Я прочитала каждую книгу, каждый пергамент в библиотеке моего отдела и в министерских архивах. Я не знаю, что это за дрянь. Я не знаю, смогу ли найти еще, если наш первый анализ не принесет результатов. Я никому не могу ничего рассказать, потому что тогда об этом моментально узнает все Министерство. Вот почему мне нужны вы! Можете приступить прямо сейчас, если хотите, – Гермиона опять взяла в руку вилку и ожесточенно ткнула ей кусочек морковки. – Вы сами сказали, что лаборатория удовлетворительная.

– Я сказал, что лаборатория первоклассная, – ответил Снейп, не скрывая улыбки. – Я задаю столько вопросов просто затем, чтобы вы рассказали мне о вещах, которые заметили, так сказать, незаметно для себя. – Он аккуратно сложил нож и вилку на пустой тарелке. – Однако я склонен согласиться, что мы исчерпали ваши знания в этой области.

– Мы их уже двадцать минут назад исчерпали, – проворчала Гермиона. – Вы начнете работу прямо сейчас? – Она почувствовала легкий укор совести из-за своей нетерпеливости, но Снейп вопросом не смутился.

– Так поздно? Нет. Вы с дружками, может, и думали, что я ночами не спал и только вселял ужас в разновозрастных балбесов, но я лишь простой смертный. Однако мне хотелось бы взглянуть на пергамент.

Раз Снейп объявил себя обычным человеком, Гермиона разрешила ему убрать со стола и вымыть посуду, пока она заваривала кофе. Она не знала, почему так удивилась тому факту, что Снейп был в состоянии выполнять работу по дому, но за стенами Хогвартса Снейп казался чуть ли не инопланетянином, и Гермиона еще не решила, как вести себя с ним. Если честно, ей льстило, что он отнесся к ее исследованиям и записям серьезно и обещал продолжить работу на основе ее успехов. Гермиона решила, что, наверное, все еще по-детски страдала, если не знала ответов на все вопросы человека, на которого всегда хотела произвести впечатление. Да, так оно и было. Он все еще ждала от него баллов для своего факультета! Какая нелепость. Гермиона улыбнулась сама себе, как раз когда Снейп отложил кухонное полотенце и заметил ее взгляд. Он моргнул и немного нахмурился:

– Вас что-то рассмешило?

– Нет, ничего. Вот, отнесите поднос, а я достану печенье. Будем пить кофе в гостиной.

*

Северус чувствовал себя как слон в посудной лавке. Он всегда сопереживал бедняге: несчастный слон, должно быть, становился еще более неуклюжим от страха задеть своей тушкой что-нибудь особо ценное.

Северус привык к гулким сводам аббатства, простой мебели, тихим голосам и прохладной тени. Привык жить в мужской общине в окружении братьев, проводящих время в умиротворенном размышлении, хоть это не всегда было просто.

Низкие потолки в доме Грейнджер заставляли его вспомнить о своем росте. Яркие цвета, к которым она, очевидно, питала склонность, нарушали внутреннее спокойствие. От уютного тепла Северус потел, а безусловная женственность хозяйки казалась чуждой, хотя деловитая Грейнджер была лишь вежливой без единой тени кокетства и иногда даже раздраженной. Перед ужином она сбегала наверх и вернулась на кухню в спортивных штанах и мешковатой кофте с капюшоном, без макияжа и с распущенными волосами. «Так-то лучше, – сказала Грейнджер с очевидным облегчением. – Ненавижу юбки».

Теперь она сидела, поджав ноги, в огромном кресле с кружкой кофе, в то время как Северус, расположившись на диване, вертел пергамент Агаты Блэк в разные стороны в соответствии с указаниями Грейнджер, пытаясь увидеть описанный ею отблеск. Честно говоря, он не очень старательно отнесся к этому делу, потому что все еще думал о странных чарах, защищающих древний ларец. «Черт! – воскликнула Грейнджер, когда не смогла его сразу открыть. – Может, каждый из присутствующих должен внести свою лепту? Не изволите ли?»

Если бы Грейнджер знала, что своим поспешным приглашением раз и навсегда доказала слова Рафаэля... Северус понял, что действительно пытался отречься от половины своей сущности, когда незнакомые чары смешались с его магией и забурлили в крови. Он заметил, что отсветы багряного золота и лесной зелени исходили от магии Грейнджер – или Гермионы, как он должен ее теперь называть, – и, посмотрев на нее, встретился с ее широко распахнутыми глазами.

– Что вы видите? – спросил Снейп.

– Темный пурпур, отливающую медью синеву, черноту с белыми вспышками, – тихо ответила она. – Значит, вы знаете об оттенках магии?

– Дамблдор мне о них рассказал. Их могут видеть очень немногие, если цвета не проявляются при использовании боевой магии. – Снейп не сказал Гермионе, что обрадовался ее словам. Серый цвет его магии больше не тянулся до бесконечности – он исчез.

– Агата Блэк была возмутительной старушонкой, – проворчал Снейп, все еще не сумев увидеть какие-либо отблески на темно-красных «чернилах».

– Давайте, я попробую, – предложила Гермиона, протянув руку к пергаменту, но тут между ними внезапно появился светящийся терьер.

– Открой каминную связь, Гермиона, это я! – раздался неприятно громкий голос младшего из мальчишек Уизли. И действительно: стоило ей взмахнуть волшебной палочкой, как именно он вывалился на ковер вместе с приличным количеством сажи.

– Гарри просил передать, что он в порядке, и помочь найти…

Уизли потерял голос, заметив присутствие Северуса, и побледнел, когда его бывший учитель встал. В это время Гермиона начала очищать ковер от сажи.

– Мерлин! – выдавил из себя Рон.

– Нет, Снейп, – сказал Северус и ухмыльнулся сдавленному смешку Гермионы.

– Вы же умерли! – воскликнул Уизли. – Он же умер, Гермиона! Что он здесь делает?

– Сядь, Рон. Было бы неплохо сказать заранее, что хочешь заглянуть, а не вваливаться так. Нет, профессор Снейп не умер, хотя, должна признаться, я чувствовала себя так же, как ты, когда узнала об этом пару дней назад. Да сиди, Рон, сиди! Может, тебе кофе? – не дожидаясь ответа, Гермиона вышла за кружкой для него.

Уизли еще с минуту таращился на Снейпа, пытаясь совладать с собой.

– Извините, сэр. Просто это так… неожиданно. Я… я рад, что вы живы, – при этих словах Рон протянул Северусу руку, и тот пожал ее со смешанным чувством: немного было нужно, чтобы вновь ощутить себя частью этого мира. – А что вы здесь делаете? – выпалил Рон.

– Спасибо, мистер Уизли, что не задаете еще больше вопросов, которые, я уверен, крутятся у вас в голове. Мисс Грейнджер попросила меня помочь ей с одним экспериментом, который поставил ее в тупик.

– А, это вы про зелье?

Северус повернулся с вопросительным выражением лица к Гермионе, которая как раз вернулась из кухни.

– Да, Рон и Гарри все знают и помогают мне как могут.

– Какие-нибудь результаты? – сразу же спросил Северус Рона, который выпрямился под его взглядом.

– Пузырьки. Я вышел на возможного производителя благодаря одному из наших поставщиков. Мы почти уверены, что производством занимается эксклюзивная лавка стеклодувов в Венеции, которой владеет некий Бальдазар Неро. Я попытался приобрести образцы их работы, но они мне ничего не продали, поэтому я не могу быть уверен на все сто.

Северус и Гермиона переглянулись.

– Неро, говоришь? – переспросила она. – Семейный, судя по всему, бизнес. Ах, Рон! Перестань пялиться на профессора! Он живой, он здесь, он помогает. У тебя есть что-то еще?

Уизли достал несколько страниц с именами, которые Гермиона сразу же просмотрела. Она задумалась на минуту, потом вернулась к некоторым именам.

– Это те, которые показались подозрительными в твоем магазине, – сказала она, указывая на один список. – Эти Артур собрал, а эти чьи?

Уизли проглотил печенье.

– Это Фреда. Он при желании может стать невидимкой, так что я попросил его пройтись по любимым забегаловкам, держа ухо востро. Так что это подозреваемые из магазина, «Дырявого котла», школы, большей части Косого переулка и того бордельчика в Лютном переулке. Да, он сказал, что был там всего два раза, ну или три. Судя по всему, этого достаточно.

– Надеюсь, Фред может держать язык за зубами, – сказала Гермиона.

– Но не могу же я всем этим заниматься в одиночку! У меня же и работа, и личная жизнь, и вообще! – запротестовал Уизли.

– Спасибо за напоминание, Рон, – съязвила она.

– Мерлин, Миона, извини, я совсем не это хотел сказать…

Северус поставил пустые кружки на поднос и скрылся на кухне. Уизли, очевидно, все еще был инфантильным болваном, а за семь лет в монастыре Северус не научился терпеть ни то, ни другое. Он помыл кружки и кофейник, затем подошел к двери кухни, дабы убедиться, что выяснение отношений закончено.

– Не хочешь ли ты мне сказать, что он будет жить прямо здесь?

– А где еще? Мы стараемся не афишировать нашу деятельность, или ты забыл?

– Но он же…

– Что он, Рон? Может себя прилично вести? Поддерживать беседу? Приучен к лотку? Можешь рассказать об этом Гарри, если хочешь, чтобы авроры знали, кого искать при обнаружении в кровати моего бездыханного тела. Однако не думай, что я позволю тебе злоупотреблять нашей дружбой и указывать, кого я могу пригласить к себе домой. Он, если ты забыл, помогает мне разгрести ту кучу, в которую вляпалась твоя сестренка!

Северус закрыл дверь в гостиную и расположился за столом, развернув перед собой пергамент. Он решил, что Уизли его лучше не показывать. Начертанные кровью слова манили… они не были ни молитвой, ни магической формулой, ни заклинанием, но по тону напоминали все сразу. Северус наклонял пергамент под разными углами, но безуспешно. Нужно было захватить с собой какую-нибудь книжку.

Когда Гермиона зашла за ним на кухню, внимание Северуса было поглощено поваренной книгой. Усевшись на стул, Гермиона положила между ними списки, принесенные Уизли.

– Вероятные потребители, – объяснила она. – Попрошу Перси включить их в его паутину. Наверное, найдется множество совпадений. Извините за Рона, – добавила она устало.

Северус заложил страницу в книге чайной ложечкой и поднялся, чтобы заварить еще кофе.

– Не боитесь, что потом не уснете? – спросила Гермиона.

– Кофе на меня никогда не действовал.

– На меня тоже, – улыбнулась она. – Всем кажется, что я поэтому странная.

– Разве есть доказательство обратного?

Гермиона рассмеялась, но сразу поежилась, когда оба почувствовали присутствие темных существ за окнами в ночи.

– Хорошо иметь компанию, когда вокруг рыщут дементоры, – сказала она, притягивая к себе книгу с рецептами. – О, это мой любимый.

– Это очевидно, если принять во внимание все пометки и капли на странице, – ответил Снейп, наполняя кофейник горячей водой. – Вы и с рецептами зелий так обращаетесь?

Они поговорили о кулинарных экспериментах Гермионы, пока Северус заваривал кофе, и вскоре решили пойти спать, чтобы с утра начать работу. Северус помедлил в дверях, чтобы выключить свет. После секундной нерешительности он сделал это с помощью магии.

Примечание переводчика:

«Простая молитва» в оригинале только упоминается и не приводится полностью, но чувства Рафаэля становятся понятнее, если знать, о чем речь. Текст молитвы в русской Википедии: goo.gl/LH653g

Когда Гермиона потянулась к кофейнику и обнаружила его полным, то вспомнила о присутствии гостя. Наверное, она должна была смутиться, что выползла на кухню в полукоматозном состоянии в мужской пижаме – стащила самую теплую у Гарри – и своем пушистом розовом халате, но смущение, честно говоря, было слишком сложной эмоцией до первого глотка кофе. Обхватив руками кружку, Гермиона пыталась выдавить максимальное количество умственной деятельности из половины шестого утра.

– Доброе утро, – сказал Снейп. «Северус», – напомнила она себе.

– Еще темно. Не считается.

Она пила кофе и размышляла о том, что гость, умеющий по утрам держать язык за зубами, стоит золота. Через некоторое время Гермиона потерла руками глаза и взглянула на Северуса. Он был одет, чисто выбрит и выглядел отдохнувшим, черт его побери.

– Во сколько вы встали?

– Я привык к монастырскому расписанию. А почему вы заставляете себя подниматься в такой безбожный час?

– Разве он может быть безбожным, раз монахи в это время давно не спят? – Гермиона поморщилась. – Я должна быть рано в Министерстве, чтобы опередить некоторых подозреваемых. Коррупция, знаете ли, не дремлет, даже если виновные иногда и спят.

– Так вы сегодня на работу?

– Надо поговорить с Перси и хотя бы показаться, несмотря на то, что по расписанию я сегодня работаю на выезде. Я уйду на пару часов, навещу Гарри – его завтра или послезавтра выписывают. Хочу убедиться собственными глазами, что он опять в форме и готов сражаться с дементорами. Лишь бы нам найти, откуда они все берутся.

Северус подлил ей еще кофе и положил хлеб в тостер. Гермиона было потянулась за сахарницей, но отдернула руку, когда мимо ее носа что-то пролетело.

– Что за?..

Оглянувшись вокруг, Гермиона вдруг заметила множество маленьких, наполненных каким-то дымом сфер, парящих по всей кухне. Она ради эксперимента ткнула в одну из них пальцем, и сфера лопнула, выпустив облачко пара. Подлетела еще одна. Гермиона прищурилась, чтобы получше ее разглядеть. Сфера походила на мыльный пузырь и отливала пурпурным цветом – явный признак магии.

– Хм, это что-то новенькое, – сказала Гермиона. – Зачем они нам?

Северус направил волшебную палочку на свою кружку и прошептал: «Тенент ин мембрана», заключив небольшое количество пара от дымящегося кофе в миниатюрный мыльный пузырь величиной с ноготь на мизинце Гермионы.

– Вы же сказали, что зелье на редкость летучее, – объяснил он, – поэтому я тренируюсь: давно не пользовался этим заклинанием. Мембрана поддерживается чарами стазиса, поэтому пар улетучивается крайне медленно.

Глаза Гермионы засветились:

– Это же в разы лучше, чем методы, используемые в лаборатории нашего отдела! – Заметив довольную искорку в глазах Северуса, она добавила: – Ваше изобретение?

– Нет, я лишь улучшил старинную технологию, о которой позабыли, когда появились новые методы. Но радоваться рано: заключать пар в пузыри – это одно, а анализировать его по нескольку молекул за раз – совсем другое.

– Нужно все равно отдать вам должное: я и до этого не додумалась, – Гермиона поставила кружку на стол и посмотрела в окно на светлеющее небо. – Пора кормить птиц, а потом я в душ. Полагаю, от мистера Малфоя не было вестей? – добавила она, надевая вместо тапочек резиновые сапоги и доставая пакет с семечками с полки.

Северус покачал головой и направился к тостеру.

Когда Гермиона вернулась домой поздним утром, то сразу спустилась в лабораторию, где была встречена ужасным настроением и громовым рыком: очевидно, профессор Снейп, несмотря на маску цивилизованного Северуса, никуда не делся. Миниатюрный флакончик зелья с единожды откупоренной теперь пробкой удерживался в тонком зажиме над поверхностью рабочего стола, усеянного множеством исписанных листков – немыми свидетелями того, что все шло не по плану. Гермиона вернулась на кухню и поставила чайник. Она сразу увидела, что соваться с вопросами было не время, а после собственного утречка и ее душа требовала чая: Гермионе сообщили, что еще одному из ее дел не дадут хода, и в довершение ко всему она дважды наткнулась на мерзкую ухмылку Долорес Амбридж – в больнице, откуда выписывали Гарри, и в женской уборной Министерства.

Она не обращала на Северуса внимания, пока тот не уселся за стол со своей чашкой.

– В чем загвоздка? – спросила Гермиона.

– Сферы не работают: они разрушаются практически мгновенно от контакта с зельем, – хмуро ответил Северус.

– Есть теории на этот счет?

– Немного затруднительно анализировать вещество, которое испаряется, стоит на него посмотреть.

– Какое-то квантовое свойство, – отметила Гермиона, стараясь не обращать внимания на его едкий тон. – Но я не о фактах спрашиваю. Неужели нет совсем никаких предположений? Не думала, что вы в самом начале наткнетесь на такой подводный камень.

– На данный момент из-за летучести зелья я должен предположить, что нам следует поторопиться, так как пузырек уже был откупорен. Трудно назвать скорость разложения или испарения этого вещества, но я склонен думать, что она нам не понравится. Не стесняйтесь, попробуйте проанализировать его сами, – губы Северуса сжались в тонкую линию.

– Батюшки, Снейп, и спросить нельзя! – Гермиона встала из-за стола и прислонилась к шкафу. Ее плохое настроение, очевидно, еще больше раздражало Северуса. – Я…

– Прошу меня извинить, – неожиданно закончил за нее Снейп. – Может, было бы уместно начать этот разговор заново.

– Хорошо. Я тоже извиняюсь: утро пакостное выдалось, – Гермиона со вздохом села. – Значит… можно выдвинуть хоть какие-нибудь теории?

Снейп облокотился на стол, держа кружку в руках.

– Из-за всего, что я уже знаю о заклинании магической мембраны, мне кажется, что пары нашего зелья просто обладают слишком большим количеством энергии.

– Вы имеете в виду, что его магическая энергия слишком сильна или слишком… активна?

– Думаю, и то, и другое.

– Тогда оригинальный пузырек должен быть изготовлен из магически укрепленного стекла, – вслух подумала Гермиона. – Мне и в голову не пришло, что анализировать надо не зелье, а сосуд.

– Гениально! – воскликнул Снейп, хлопнув по столешнице. – Где пустые пузырьки? Бегом за ними, а я пока подготовлю все в лаборатории.

Он поскакал вниз по лестнице, как подросток, и Гермиона не могла не улыбнуться. Снейп всегда был стремителен – и в манерах, и в действиях. Ей просто никогда еще не приходилось наблюдать его стремительность в сочетании с хорошим настроением.

*

Подперев голову рукой, Гермиона в трансе смотрела на бесконечный танец радужных завихрений, увеличенных заклинанием в сотни раз. Оставалось всего две трети зелья: часть пошла в усиленные сферы, которые Северусу удалось сотворить после тщательного изучения пузырьков, а часть просто испарилась, как бы старательно они ни закупоривали флакончик. «Магическое стекло, магический воск, магическое зелье, магическая… магия», – устало подумала Гермиона.

На часах было два ночи.

Перо Северуса непрерывно скрипело по бумаге и доводило до бешенства. Гермиона кинула ему в голову ручку.

– Почему волшебники так помешаны на перьях? Бред какой-то!

Северус отложил перо, наклонился к полу за ручкой и продолжил как ни в чем не бывало.

– Мы за последний час вообще хоть немножко продвинулись?

– Честно говоря, нет, – он перестал писать.

– Так почему же мы тут все еще сидим?

– Потому что мы упрямые и помешанные, – Северус отодвинулся от стола и потянулся. – Давайте подытожим. Что нам удалось выяснить?

– Что мы ненавидим это зелье всеми фибрами души.

– Ну же, Грейнджер, где ваша выдержка?

Она злобно зыркнула на него, но расправила плечи и ответила:

– Мы выяснили, что у него нет различимой молекулярной структуры. Оно практически полностью состоит из магической энергии, которая реагирует с материей на субатомном уровне, результатом чего является не поддающаяся расщеплению жидкость. После того, как мы сотворили ту большую сферу и смогли удержать ее от коллапса целых – ух ты! – полсекунды, мы увидели, что в газообразном агрегатном состоянии зелье собирается в волокнистые структуры, то есть ведет себя, как магический аналог плазмы или квантовой жидкости. Единственная вещь, которую нам еще не удалось выяснить, – что это вообще такое. Можно мне теперь пойти спать?

Северус пробежался взглядом по страницам с формулами и расчетами, потом скомкал их и бросил в корзину.

– Да, вы ничего не упустили. А теперь нам действительно пора в кровать.

Гермиона подняла одну бровь, и Северус покраснел. Как самый натуральный помидор! Она не переставала смеяться, поднимаясь по ступенькам в свою спальню.

*

Следующее утро выдалось опять туманным. Чтобы согреться, Гермиона зажгла камин и даже несколько свечей. Дровницы оказались уже наполненными – то, что Северус взял на себя домашние обязанности и выполнял их без магии и как нечто само собой разумеющееся, приятно удивляло. Гермиона на секунду задумалась, было ли это старой привычкой или результатом жизни в монастыре. В любом случае, Северус оказался замечательным гостем.

Они, не сговариваясь, решили держаться подальше от лаборатории: на данный момент никаких прорывов там не намечалось. Поэтому Гермиона разложила свои бумаги на одном конце кухонного стола, а Северус уселся за другой, заполняя страницу за страницей расчетами, записями и многоэтажными формулами. Гермиона просматривала результаты работы Перси. По ее просьбе он выяснил все, что мог, о трех судьях, заседавших во время слушания Галстроуда, а этого оказалось немало. Гермиона думала, что у нее был талант, однако Перси оказался настоящим гением. Собранной на данный момент информации хватит, чтобы отправить Монтегу, Кеклшоу и Тротта в отставку – двоих последних в «отставку» строгого режима, – как только Гермиона найдет минутку, чтобы стянуть судейские парики с их облысевших макушек. Она собрала документы в аккуратную стопку и добавила к ним записку, в которой поблагодарила Перси за отличную работу. В это время Гермиона заметила, что Северус отложил свои записи и погрузился в книгу. То и дело уголки его губ вздрагивали, а в глазах появлялась доселе невиданная искорка.

– Что вы читаете? – спросила Гермиона, не в состоянии оторвать взгляд от выражения его лица.

– Киплинга, – ответил он, заложив страницу клочком бумаги. – Раньше как-то руки не доходили.

– Я им тоже сравнительно недавно увлеклась, – сказала Гермиона, затем взглянула на часы и поднялась, чтобы заварить чай. – Заполняю пробелы в образовании. Мне кажется, Киплинг – выдающийся писатель. Скоро одиннадцать – будете печенье?

За чаем они обсуждали Киплинга, но не особенно горячо.

– От мистера Малфоя пока ничего не слышно, – под конец сказала Гермиона. – Думаете, что-то случилось?

– Случиться могло все что угодно, но я надеюсь, что он просто пока не смог отвлечь Нарциссу. Необходимо дождаться ее отбытия из поместья. Она ведь не только Люциуса гейсом связала; Нарцисса – расистка похуже него и заавадила бы вас на месте. А что до моей персоны… тут ее презрение безгранично.

– Но я думала, что она пришла к вам за помощью…

– Только потому, что больше попросить было некого, – фыркнул Северус. – Если бы Нарцисса знала способного помочь магглорожденного, то скорее бы обратилась к нему.

Он откинулся на спинку стула и вытянул под столом ноги, взял ручку и начал машинально рисовать.

– Удивительно, не так ли? Для фашистов старой закалки типа Блэков смешанный брак между чистокровкой и магглом, как было в случае с моими родителями, – самое страшное преступление, а полукровки – отбросы общества. Ведь магглорожденный волшебник вроде вас – всего лишь ошибка природы в их глазах. Даже Поттер – сын чистокровного отца и магглорожденной матери – для Блэков не так отвратителен, как я.

– Э… правда? Так почему же Нарцисса поддерживала Волдеморта?

– Она хотела защитить семью, и поэтому у нее не было другого выбора.

– А Беллатриса?

– Стоило Реддлу заметить, что она самый внушаемый член семейства Блэков, как он ее соблазнил и идеологически обработал, ведь ему нужно было привязать к себе как можно больше чистокровок. Помню, как-то раз она объясняла в гостиной факультета подробную иерархию загрязнения крови – от самой верхушки, годной для Блэков, до пресмыкающихся вроде меня. Для Реддла Беллатриса делала исключение, ведь он был практически рок-звездой.

– Да, так его тоже можно было описать, – едва сдержала смешок Гермиона. Она подошла к окну и посмотрела на затянутый туманом сад. – Никогда не могла понять расистов, – с грустью проговорила она.

– Можно у вас кое-что спросить? – начал Северус, и Гермиона обернулась к нему. – Почему вы решили, что можно доверять Люциусу? Даже показали, где живете.

Гермиона опять повернулась к окну и через некоторое время ответила:

– Я видела его магию. Даже до того, как мы нашли ларец и его открыли, я подозревала, что мистер Малфой отрекся от старых убеждений, но в архивах… его магия… Он меня совершенно не испугал. Я почувствовала к нему даже какую-то симпатию. Мистер Малфой не самый приятный человек, но он не желает мне зла.

*

Северус опять открыл свою книгу и сделал вид, что читает. Гермиона Грейнджер однозначно повзрослела. Не то чтобы он ожидал увидеть перед собой задиристого, стремящегося превзойти всех и вся подростка, каким ее помнил, но то, как логично и прежде всего справедливо она обращалась с другими, было редким качеством. Качеством, которое напомнило ему Рафаэля. Наверное, именно поэтому Северус чувствовал себя в ее присутствии так свободно. Он ненавидел чего-то ждать, но если избежать ожидания было невозможно, то легче всего было переносить его в такой компании. Стоя у окна с простой косичкой, в неброских джинсах с ярким свитером, Гермиона спокойно сообщила о том, что предоставила второй шанс человеку, которого по праву могла бы ненавидеть. И, судя по всему, изменить свое мнение не составило для нее никакого труда. Хотя Гермиона, конечно, всегда отличалась мировоззрением ученого: если доказать, что ее точка зрения ошибочна, то она без малейших затруднений отбросит ее в пользу теории, основанной на фактах. Северус не мог не уважать этого. Он подумал, что никто из ее знакомых, наверное, не понимает ее мыслительного процесса до конца.

Вдруг Северус почувствовал себя неловко: а что если его присутствие стесняло хозяйку, привыкшую жить в одиночестве?

– Где ваш книззл? – вдруг спросил он. Гермиона отошла от окна и начала убирать кружки со стола.

– В саду. Я посадила подснежники на его могиле, они как раз расцвели. Очень красиво, – Гермиона прочистила горло. – Почему бы нам не сварить какое-нибудь зелье, чтобы скоротать время?

Вдруг яркая дымка стрелой ворвалась на кухню и превратилась в сияющего ястреба, который примостился на спинке стула и раскрыл клюв:

– Путь свободен, – прозвучал голос Люциуса. – Приходите прямо сейчас, – и ястреб исчез.

Какое счастье, что они надели теплые куртки, шапки, шарфы и перчатки: из-за чар вокруг поместья Малфоев им пришлось ждать перед парадным входом. Не желая выяснять экспериментальным путем, откроет ли темная метка ворота, Северус послал в дом патронуса и засунул руки в карманы отдаленно напоминающей телогрейку куртки, которую он трансфигурировал из одеяла. «Очень в стиле рабочего класса, – сухо заметила Гермиона, когда ее увидела. – Вы мистеру Малфою на что-то намекнуть хотите?» Северус сам и не подумал, как смешно было идти в гости к аристократии в практически рабочей одежде, – мальчишкой он постоянно бегал на каникулах в отцовской телогрейке, – но после замечания Гермионы он ухмыльнулся и трансфигурировал себе еще и кепку, чтобы дополнить ансамбль.

– Мистер Малфой подумает, что вы над ним смеетесь, – проговорила Гермиона, переступая от холода с ноги на ногу, – если, конечно, заметит.

Она поглядывала на пятна ржавчины на воротах и разросшиеся кусты ежевики, кое-где нависающие над подъездной дорожкой. Никем не починенные прорехи в износившейся брусчатке были наполнены грязной жижей и свидетельствовали об упадке, который Северус не ожидал увидеть.

Ворота распахнулись с громким скрипом, и Гермиона с Северусом направились к поместью. Туман здесь был не таким плотным, как вокруг дома Гермионы, и походил скорее на таинственную дымку, смягчающую очертания ландшафта и капающую с черных ветвей нагих деревьев. Воздух пах влажной землей. Вороны каркали и перелетали с одного дерева на другое, но в целом владения казались тихими и бесцветными, а само поместье – плотной тенью в пасмурный день.

Однако стоило Гермионе и Северусу подойти к парадной двери, как та открылась, маня теплым светом.

Люциус поприветствовал Северуса рукопожатием, а Гермиону – легким кивком.

– Спасибо, что незамедлительно явились, – сказал он. – Боюсь, Драко сейчас спит. Не угодно ли вам отобедать?

Люциус провел их через коридоры в небольшую гостиную, примыкающую к библиотеке. Северус ее хорошо помнил: он провел в ней множество часов, относясь к тем немногим привилегированным, у которых был доступ в поместье. Стены лоснились панелями темного дерева; в сочетании с массивной мебелью они придавали гостиной спокойную, уравновешенную атмосферу элитного клуба. В то время как заботливый хозяин Люциус усаживал Гермиону на диван с бокалом хереса, Северус исподволь разглядывал своего старого друга, размышляя, могла ли их дружба пережить войну и прошедшие с тех пор годы.

Люциус выглядел похудевшим и потускневшим. От множества характерных деталей одежды – драгоценностей, шитья на воротнике и манжетах, шейного платка, завязанного умопомрачительным водопадом, – не осталось и следа, будто хозяин больше не мог себя заставить обращать внимания на такие мелочи. Покрой его мантии был элегантным, но одновременно практичным, как будто это являлось теперь единственным важным свойством. Нарочито четкая манера речи немного смягчилась, а в бархатном голосе появилась хрипотца – то ли от недостатка сна, то ли от переизбытка горя. Свет преломлялся в большом ограненном изумруде его кольца – единственном украшении, которое Люциус теперь носил. Северус обратил на это особое внимание: не важно, чем уже пришлось пожертвовать, – Малфой думал о своей семье все с той же гордостью. Было ли этого достаточно, чтобы отвернуться от целой жизни, наполненной чистокровной идеологией? Мог ли Северус положиться на дружбу, которую давным-давно предложили ему из-за его полезности и не более? Несмотря на обоюдную симпатию, не так давно Люциус недолго думая сдал бы его с потрохами.

И все же…

Крайняя нужда срывает все покровы. И Люциус, для которого в целом мире существовал теперь лишь сын, казался осторожным, осмотрительным и готовым признать свою беспомощность.

– Северус, – Люциус подошел к окну, на фоне которого его гость казался лишь силуэтом, но мог видеть всю комнату, – обед ждет.

Несмотря на жест хозяина в направлении накрытого стола, рядом с которым их уже ожидала Гермиона, Северус знал, что его приглашали не только преломить хлеб. Он посмотрел Люциусу прямо в глаза и впервые за все их знакомство не увидел ни тени окклюменции.

– Благодарю, – ответил Северус. – Я проголодался.

*

За обедом не упоминали ни Драко, ни Нарциссу. Мистер Малфой поддерживал светскую беседу на темы, которые не требовали откровенностей ни от кого из присутствующих. Ни Гермиона, ни Северус не задавали вопросов: оба знали, зачем пришли, и не было смысла в обсуждениях, пока они не увидели Драко, однако с каждой прошедшей минутой Гермиона становилась все напряженнее. Дело было не в том, что воспоминания об этом доме оставляли желать лучшего, и даже не в том, что Нарцисса Малфой могла неожиданно вернуться; просто казалось, что все поместье было пропитано отчаянием своего хозяина.

Мистер Малфой заботился об удобстве гостей на протяжении всего обеда, но время от времени Гермиона замечала, что его мысли далеко. Когда он взял свою чашку кофе к окну и на минуту повернулся к комнате спиной, Гермиона не думая приподнялась, чтобы за ним последовать, но рука Северуса ее остановила. Он покачал головой, и Гермиона села на место. От ее внимания не укрылось, что между мужчинами что-то произошло, но она не знала, что именно. Однако если Северус решил положиться на Малфоя, Гермиона последует его примеру.

Как странно.

Она не спеша пила свой кофе и ждала, ждала. На часах давно пробило три, когда в гостиной показался эльф – кажется, тот самый, который совсем недавно ворвался в министерские архивы.

– Мастер Драко проснулся, сэр, – сказал он.

– Хорошо, Оладушек, – ответил Малфой, потом глубоко вдохнул: – Что ж, пора.

Гермиона поднималась по лестнице следом за мастером и эльфом и смотрела на них в раздумье. После рассказов Гарри о том, как ужасно Малфой обращался с Добби, видеть его почти что вежливое отношение к другому эльфу было неожиданно. В поведении эльфа, в свою очередь, чувствовалось настоящее уважение, а не та подобострастность, от которой Гермиону начинало тошнить. Возможно, Малфой действительно мог измениться – даже сильнее, чем другие люди.

– Охраняй дверь, – было приказано эльфу перед входом в комнаты Драко. В ответ тот просто кивнул головой.

Освещение в коридоре на верхнем этаже было тусклым, а в прохладных покоях, в которые они только что вошли, еще тусклее, хотя от ламп с элегантными хрустальными абажурами исходило приятное тепло. В нос посетителям ударил необычный запах: какой-то цветочный аромат со странным металлическим привкусом, одновременно чуждый и влекущий. Занавески были наглухо задернуты, чтобы не впускать молочный свет уходящего дня. Огонь в камине не горел. Толстый ковер заглушал звук шагов. В одном углу просторных покоев располагалась резная кровать с балдахином, никем не занятая. Богатое кресло стояло высокой спинкой к посетителям и под углом к холодному камину.

– Драко, – проговорил Малфой, подходя к креслу, – я привел к тебе гостей.

Гермиона замешкалась у входа в покои, чувствуя себя посторонней. Это ощущение усилилось, когда она заметила, что Северусу с трудом удается сдерживаться.

– Драко, – тихо начал Северус. – Я… если тебе можно помочь, я сделаю все, что в моих силах.

– Многообещающее начало, – голос Драко был слабым, но привычный сарказм никуда не делся, и Гермиона не могла не улыбнуться. – А где же «я чертовски рад тебя видеть»? Хотя, если учесть мое состояние, радоваться тут особенно нечему. Хорошо, что вы не умерли, профессор.

– Я тоже так думаю, – улыбнулся Северус. – Можно теперь я позабочусь о том, чтобы ты тоже не умер? – эти слова заработали ему неодобрительный взгляд от Малфоя-старшего, и Северус сразу продолжил: – Он уже взрослый, Люциус. Я не буду делать ничего без его согласия. Кто знает, какие страдания мне придется ему еще причинить.

– Можно без щепетильностей, профессор, – храбро ответил Драко, хотя Гермионе показалось, что голос его дрогнул. – Ничто не может быть хуже, чем… это. Но, отец, мне показалось, что ты имел в виду нескольких гостей?

Теперь и Люциус, и Снейп смотрели на нее, и Гермиона не могла больше оставаться у дверей. Она пересекла комнату и обошла вокруг кресла, чтобы встретиться лицом к лицу с мальчишкой, который когда-то был бичом ее школьной жизни.

– Боже мой, Малфой! Что случилось?! – Гермиона готова была провалиться на месте оттого, что у нее вырвались эти слова, но Драко неожиданно улыбнулся. Улыбка выглядела на его лице пугающе, но была, тем не менее, искренней.

– Вижу, Грейнджер, что с возрастом такта у тебя совершенно не прибавилось. Что это на твоих щеках, слезы? Из-за меня? Я наконец-то покорил тебя своим очарованием?

– Хватит молоть чепуху, – ответила она.

Драко опять улыбнулся, и Гермиона постаралась не обращать внимания на то, что из-за высохших десен его зубы казались удлиненными и острыми, с пятнышками запекшейся крови. Она никак не думала увидеть фактически кожу и кости, когда Люциус вскользь упомянул затянувшуюся болезнь. Драко истощал до такой степени, что было непонятно, как в нем все еще теплится искорка жизни, однако жизнь в нем не просто теплилась, а пламенела. Несмотря на потрескавшийся пергамент кожи, редеющие волосы, сгорбленные плечи, запавшие глаза, кровоточащие пальцы и едва затянувшиеся раны там, где – Гермиона поежилась – кости, должно быть, проткнули кожу… несмотря на все это, он будто светился изнутри, по-другому и не сказать. Сверхъестественная энергия наполняла его и искрилась на грани доступного человеческому зрению. А его глаза… Зрачки расширились до невозможного и отливали чистым серебром, практически светились в темной комнате, время от времени вспыхивая на мгновение водоворотом яркого цвета.

– Судя по выражению твоего лица, я выгляжу чудовищно, – шутливым тоном сообщил Драко. – Отец отказывается дать мне зеркало.

Гермиона бессильно опустилась на низкий стул у ног Драко и разрыдалась.

– Что они с тобой сделали? – прошептала она.

– Я думал, ты здесь именно для того, чтобы найти ответ на этот вопрос, Грейнджер, – Драко посмотрел на нее в упор своим гипнотизирующим взглядом, потом моргнул. – Знаешь, все не так страшно! Смотри!

Внезапно его руки охватило разноцветное сияние. Оно перепрыгивало от пальца к пальцу, повинуясь движениям Драко, бурлило в сложенных лодочкой ладонях, а потом затанцевало блуждающими огнями вокруг всех четверых, находящихся в комнате.

– Ума не приложу, что с ними делать, – сказал Драко, – но они красивые и приятные на ощупь. Дай сюда свою руку – вы тоже, профессор Снейп.

Гермиона вдруг заметила с облегчением, что Северус уже стоит прямо позади нее. Она неуверенно протянула Драко свою руку, и тот заключил ее в свои ледяные пальцы. В ту же секунду странное свечение пробежало по ее коже, лаская электрическими завихрениями, мягко просачиваясь внутрь и соединяясь с ее магией. Эйфория сдавила грудную клетку. Гермиона попыталась высвободиться из странных пут, но просто не смогла с ними расстаться: они бодрили, как глоток из живительного источника. В водовороте кружились все цвета радуги и еще многие, которых ей никогда не доводилось видеть. Создавалось ощущение одновременной близости и чуждой новизны.

Когда Драко отпустил ее руку, Гермиона невольно вскрикнула. Северус тяжело дышал, упав рядом с ней на колени.

На щеках Драко показались кроваво-серебристые слезы.

– Извините, – прошептал он. – Раньше такого никогда не было… Папа?..

– Все хорошо, мой мальчик, – проговорил Люциус, нежно погладив Драко по голове и вытерев его щеки мягким шелковым платком. – Думаю, ничего с ними не случилось.

– Я не хочу быть чудовищем, папа…

– Ты не чудовище, – выдохнул Северус над ухом Гермионы. – Я не знаю, что это за магия, но она кажется… доброй.

Гермиона кивнула, все еще не в состоянии говорить.

– Но почему же «добрая» магия меня разрушает?! Мне она не нужна! – Драко дрожал от истощения.

– У меня нет ответов – пока, – сказал Северус, предупреждая следующее раздраженное замечание. – Но я приложу все усилия – мы приложим все усилия, чтобы их найти. К сожалению, мне понадобится немного твоей крови и твоих слез. Потом мы дадим тебе отдохнуть. Будь храбрым, Драко.

– Как долго?

Северус и Гермиона переглянулись.

– Так долго, как только сможешь.

Гермиона в который раз посмотрела на часы. Она не знала, беспокоиться или нет. Хотя, если честно, знала и беспокоилась, но не думала, что было бы уместно что-то предпринять.

Она не видела Северуса с тех пор, как они вернулись домой с драгоценной кровью и слезами. Он ушел в свою комнату и больше не появлялся. Это было позавчера.

Что же до самой Гермионы… Был бы здесь Гарри или Рон, можно было бы найти утешение в объятии. И тот, и другой обняли бы ее без вопросов и так крепко, как ей только нужно. Но Северус… Он, конечно, зачастую выглядел так, будто его срочно нужно было обнять, однако Гермиона не сомневалась, что в его лексиконе это слово просто отсутствовало.

Ей было трудно определиться со своими чувствами по отношению к Драко Малфою. С одной стороны, ее сердце переполнялось жалостью. Помимо жалости, при виде гротескного превращения, навязанного ему собственной матерью, вспыхивала тлеющая ярость: ради власти Нарцисса была готова не только участвовать в племенном проекте Блэков, но и отравить единственного сына. С другой стороны, странная магия, переполняющая Драко и выплескивающаяся наружу, покоряла чистейшей красотой.

Здесь была какая-то загадка. Гермиона явно ощущала, что магия Драко состояла в странном родстве с той, которая переполнила ее энергией после принятия зелья. Неудивительно, если принять во внимание, что Нарцисса поила этим зельем сына с тех пор, как ему исполнился двадцать один год… Однако после зелья Гермиона чувствовала какой-то гнилой привкус, в то время как магия Драко освежила ее и придала сил. Гермиона помнила, что испугалась, когда странная магия подчинила ее себе, и желания повторить эксперимент не было, однако у нее осталось ощущение непередаваемой радости от единения с необъятным, бесподобным, сверхъестественным.

Гермиона поправила стопку записей на рабочем столе и крутанулась в офисном кресле. Загореться каким-либо из ее собственных проектов не получалось, хотя всего пару недель назад они все казались такими заманчивыми. Может, надо приняться за анализ крови Драко, не дожидаясь Северуса? Может, постучать в его дверь и поговорить с ним? А может, сходить прогуляться и развеяться? Гермиона посмотрела в окно на промозглый, туманный день и отказалась от последней идеи.

Нет, лучше всего что-нибудь приготовить. А потом еще что-нибудь испечь. Если Северус не появится на вкусные запахи, Гермиона просто сходит за ним, когда придет время ужина. Она потянулась за доской, стараясь унять дрожь в пальцах.

К тому времени как Северус наконец-то соизволил спуститься, Гермиона приготовила шоколадный торт, пирожные с глазурью, имбирные пряники, горшок говяжьего рагу, три буханки хлеба, пару запеканок и уже просматривала опустевшие полки на предмет составляющих для следующего блюда. Дверь на кухню скрипнула, впустив гостя, и Гермиона собиралась сказать что-нибудь колкое, но быстро передумала: Северус выглядел таким же потрясенным, как и она. Одновременно в нем появилось что-то новое, живое, как первозданная магическая энергия. Неожиданно Гермиона заметила, что он тоже смотрит на нее не отрываясь.

– Проголодались? – наконец спросила она.

Он сел за стол, но к еде не притронулся.

– Мне кажется, – сказал Северус после долгого молчания, – что именно так описывают состояние людей после встречи с Богом.

– Надеюсь, вы не думаете, что Драко Малфой – Бог? – заметила Гермиона, стараясь обернуть все в шутку.

– Это было бы маловероятно, – усмехнулся Северус, – и все же…

– … создается впечатление… – Гермиона кивнула.

– … чего-то сверхъестественного, – закончил за нее Северус и потер небритые щеки. – Смех, да и только.

– Кто знает, – задумчиво ответила она, усевшись рядом. – Наша обычная магия кажется магглам чем-то сверхъестественным. А дементоры, например, существуют на грани объяснимого возможного и неуловимого потустороннего.

Северус кивнул.

– Мы только начинаем подбираться к объяснению этого… феномена. Нельзя терять время.

Только договорив, он обратил внимание на горы еды, расставленной перед ним. Пораженный, Северус посмотрел на Гермиону.

– Я оставил вас наедине со всем этим – на целых два дня. Мне очень жаль. Рафаэль бы с меня шкуру спустил.

– Я еще раньше бросила вас одного, – прошептала Гермиона, стыдясь своего дрожащего голоса.

Северус нерешительно потянулся к ней и взял ее руку в свою. У него были длинные тонкие пальцы и широкие ладони. Гермиона высвободила руку и сплела свои пальцы с пальцами Северуса, чувствуя сухое трение кожи о кожу, замечая загрубевшие и обветренные от работы на улице участки. Она улыбнулась и сразу же покраснела в ответ на едва заметную теплоту в его взгляде.

– Кусочек торта? – спросили она наконец.

*

Гермиона открыла каминную связь в домике как раз вовремя, чтобы через нее прошел сначала Люциус Малфой, а потом Гарри Поттер.

Малфоя она проводила к гардеробу и ящику с тапочками. Он как раз возвращался в гостиную, когда появился Гарри. Гермиона поспешно убрала заклинанием с ковра всю сажу, которая нападала с мантии друга.

– Извини, я опоздал, – начал Гарри. – Не получилось избавиться от этой жабы Амбридж. Ума не приложу, почему ее просто не выкинули из Министерства. Носит теперь бумажки туда-сюда. Может, ее и оставили из жалости, но для всех остальных это настоящая пытка. Она принесла минимум двадцать формуляров мне на подпись и заставила сначала прочитать все до последнего!

– Ты не обязан танцевать под ее дудку, Гарри. Она же твоя подчиненная.

– Так можно быстрее всего от нее отвязаться. – Он одной рукой приобнял Гермиону: – Ты отлично выглядишь! Сразу видно, что не торчишь больше круглосуточно в своем кабинете. Добрый вечер, профессор Снейп, – Гарри шагнул вперед и протянул руку. – Рон сказал, что вы выжили. Я рад.

– Не беспокойтесь, – встряла Гермиона, – он больше никому не сказал, только Гарри.

Северус несколько настороженно посмотрел на Гарри, но достаточно дружелюбно пожал предложенную руку:

– Мистер Поттер.

За этим не последовало ни обвинений, ни извинений, ни каких-либо оправданий, чему Гермиона очень обрадовалась. Некоторые события были еще слишком свежи в памяти, чтобы залечить раны простыми словами. Эти двое должны сначала получше друг друга узнать. Хорошо хоть, что они не схватились сразу за волшебные палочки.

– Давайте ужинать, – предложила Гермиона, указав на кухню и радуясь возможности сменить тему.

– То есть ты имеешь в виду, – начал Гарри некоторое время спустя, жестикулируя корочкой хлеба, которую макал в подливку, – что это зелье как-то реагирует с кровью человека, его выпившего, но эффект недолговечен, а реакция изменяет клетки крови, отчего и появляется зависимость?

– В общем, да, хотя все и намного сложнее…

– Помилуй мое среднестатистическое воображение. Этой информации, думаю, уже достаточно. Меня больше последствия беспокоят. Волшебники, подсевшие на это зелье, полностью зависят от тех, кто его толкает.

– Так оно и есть, – согласилась Гермиона.

– Сколько доз требуется для привыкания?

– Трудно сказать. Из подопытных у нас только Джинни, а она, сам знаешь, молчит как рыба. Нам даже не удалось выяснить, сколько доз она приняла.

– То есть теоретически возможно, что одной дозы достаточно?

– Да, это возможно.

– Мерлин правый! Тогда остается надеяться, что поставки этого зелья никогда не закончатся.

– Какая необычная точка зрения, мистер Поттер, – проговорил Снейп. – Объясните.

– Ну, смотрите. Кто-то создал армию рабов. Под воздействием зелья они обладают невиданной силой и сделают для своих хозяев все, пока те продолжают их снабжать. Стоит поставкам прекратиться, как у нас на шее окажется толпа наркоманов в ломке, что будет, мягко выражаясь, невесело. Должен еще отметить, что весь план кажется непродуманным, если с помощью этого зелья хотели обеспечить власть чистокровок, потому что реакция с кровью просто-напросто калечит. Если кто-то планировал не только завоевать власть, но и удержать ее, у этих людей должен быть неисчерпаемый запас зелья.

Доводы произвели на Северуса некоторое впечатление.

– Хорошо подмечено, мистер Поттер. Хотя я думаю, в этом конкретном случае все кружится вокруг власти, а не крови. Многие, скажем так, консервативно настроенные личности склонны смешивать эти понятия, несмотря на повсеместные доказательства обратного, – Северус кивнул в сторону Гермионы.

– К счастью, – сказала она, повернувшись к Гарри, – инцидентов, указывающих на прием зелья, не так уж и много. Гарпии, конечно, Тикнесс, Роули, еще парочка авроров и несколько других случаев. Однако вызывает беспокойство, что они разбросаны по всему Министерству.

– А что с Отделом тайн? – спросил Гарри. – Все это покрыто такой завесой тайны, что они просто обязаны быть замешанными.

– Кто знает? – пожала плечами Гермиона. – Они прекрасно умеют не подавать виду, даже если что-нибудь и происходит. Перси включил парочку из них в свою паутину, но пока что ни одна золотистая булавка, которые обозначают потребителей зелья, не сошлась ни с одним невыразимцем.

– И все же меня не покидает ощущение, что они во всем замешаны, – упрямо повторил Гарри.

– Нас всех не покидает это ощущение, – ответил Северус.

Люциус, который до этого момента ел молча, положил приборы на тарелку и вытер салфеткой рот.

– Благодарю за необычайно вкусное угощение, мисс Грейнджер. Насчет Отдела тайн вы, возможно, правы. Моя жена постоянно в окружении чистокровных невыразимцев и получает зелье от одного из них – Лукреции Бастабль.

– Интересно, что Бастабль получает взамен? – тихо проговорил Гарри.

– Вероятно, влияние, – ответил Малфой. – У настолько сильно покалеченной женщины не слишком много способов завоевать власть и признание.

Гермиона неодобрительно посмотрела на Люциуса, но ответила только:

– Попрошу Перси, чтобы он обратил на нее особое внимание.

– Предупредите его, чтобы не подходил слишком близко, – посоветовал Люциус. – Она может быть опасна.

Гермиона всплеснула руками от раздражения.

– Но как можно что-то выяснить, не подходя слишком близко? Я не могу попасть в Отдел тайн, Гарри тоже, ответов нет – одни вопросы, попросить о помощи некого, потому что никому нельзя доверять, и никто, кроме нас, никогда не будет ближе к решению этой загадки! Как насчет десерта?

Северус помог Гермионе убрать посуду, в то время как Гарри и Малфой рассматривали друг друга, сидя по разным концам стола. Было приятно на пару минут отойти от этой молчаливой дуэли. Гермиона потянулась за блюдцами одновременно с Северусом. Он улыбнулся уголком рта, как обычно, и еле заметно кивнул: все шло по плану. Они практически целый день занимались исследованием крови Драко, потом осторожно смешали образцы своей крови с капельками зелья и пронаблюдали за разрушительной реакцией. Все это время Гермиона чувствовала себя уютнее, просто потому что Северус был рядом. Они больше не касались друг друга, но и не чувствовали скованности после вчерашнего происшествия. Гермиона дала Северусу отнести блюдца и ложки, а сама достала лимонный пирог, который приготовила на десерт.

– Я только не понимаю, – сказала она, ставя пирог на стол, – почему в крови Драко практически не наблюдается следов разрушительной реакции.

– Правда? – удивился Гарри. – А я так понял, что он… – Гарри взглянул на ничего не выражающее лицо Малфоя, – очень болен.

– Так оно и есть, но его кровь в порядке. Как бы тебе объяснить?

– В очень, очень простых выражениях, – негромко сказал Северус.

– Ах, помолчите. – Гермиона подала Малфою кусочек пирога. – Кровь Драко просто бурлит этой странной магией, которая кажется практически идентичной с зельем, но не проявляет разрушительных свойств, по крайней мере, судя по моему опыту: контакт с магией Драко не имел негативных последствий ни для меня, ни для Северуса. В крови Драко наблюдаются некоторые повреждения на клеточном уровне, но они едва заметны, что необычно, ведь он принимал зелье на протяжении четырех лет. Он также не проявляет никаких признаков зависимости. Не знаю, как это объяснить. Возможно, всему причиной племенной проект Блэков. Извините, мистер Малфой, вам, должно быть, трудно это слышать.

– Разве это важно? – Малфой красноречиво пожал плечами. – Проблему нужно непременно обсудить. Благополучие Драко, разумеется, заботит меня больше всего, но вернемся к Отделу тайн, в который, очевидно, мы должны проникнуть.

– Продолжайте, – сказала Гермиона, закончив раскладывать пирог по блюдцам и усевшись на место.

– Я в последнее время освежил знакомство с Майлзом Меррифотом, главой Отдела тайн. Он не чистокровка и поэтому не принадлежит к свите моей жены. Однако он подхалим со стажем и сделает все возможное, чтобы произвести впечатление на сливки общества, к которым относит и меня, – Малфой на секунду нахмурился, но вскоре продолжил: – Насколько всем известно, Драко обучается за рубежом, но подумывает о возвращении и просит у меня совета насчет карьеры в Отделе тайн. Я якобы не в восторге, но мальчика не разубедить. Думаю, что после деликатного намека Меррифот с удовольствием покажет мне свой отдел.

Малфой не поднимал взгляда от десерта, в то время как Гермиона и Гарри вспоминали их последнюю встречу в Министерстве.

– Это идеальная возможность нам всем пробраться внутрь, – сказал Северус.

– Очевидно, – ответил Малфой, – мне недостает опыта в области зелий, поэтому я положусь на тебя и мисс Грейнджер. Моя задача будет состоять в разработке плана для проникновения в отдел – с их приглашением или без.

– Я тоже пойду, – сказал Гарри.

– Почему? – ответил Малфой. – Это не ваша проблема.

– Не моя проблема?! – Гарри глубоко вздохнул и продолжил более спокойным тоном: – Возможно, мистер Малфой, вы не заметили, но на кону здесь намного больше, чем жизнь вашего сына.

– Не для меня.

– Вы слепец, – заявил Гарри напрямик. – Даже если Гермионе и Снейпу удастся исцелить Драко, каким миром он будет править после того, как ваша жена достигнет своей цели? Неужели вы совсем ни о ком другом не…

– Гарри! – остановила его Гермиона. – Какое тебе дело до его мотивации, если он нам помогает?

– С каких это пор прагматизм побеждает твои принципы? – огрызнулся Гарри.

– Довольно, – голос Северуса был спокойным, но не допускал пререканий. Гермиона опустила глаза, а Гарри уселся на свой стул с мятежным выражением на лице.

– Прошу меня простить, мисс Грейнджер, – неожиданно сказал Малфой. – Я когда-то действовал из принципов и в соответствии с моей идеологией оказался в Азкабане, откуда не смог защитить единственного человека, который мне дорог. Умом я понимаю, что мы с сыном существуем в мире других людей, но этот факт для меня совершенно ничего не значит. Однако наши с вами цели на данный момент совпадают, и этого должно быть достаточно.

– Не беспокойся, Люциус, – сказал Снейп. – В любом случае, мы с Гермионой тоже беспокоимся о Драко. Возможно, именно участие полукровки и магглорожденной в судьбе твоего сына напомнит тебе о том, что ты все еще связан с внешним миром.

Скептицизма на лице Гарри не поубавилось.

– Ты хоть дай ему себя показать! – взорвалась Гермиона. – По крайней мере, он не скрывает своих мотивов. Может, поговорим теперь о том, что именно мы надеемся найти в Отделе тайн, когда в него проникнем?

Гермиона выпроводила трех мужчин с кухни, чтобы заварить кофе. На самом деле она просто хотела отдохнуть от напряжения, витающего в воздухе. Может, Гарри и Малфой в одном помещении были большой ошибкой. Может, ей нужно было сначала попросить разрешения для Гарри на встречу с Драко? Нет, нельзя обращаться с Драко, как с выставочным экспонатом. Гарри должен будет поверить ей на слово, да и Люциус тоже. У Гермионы было достаточно проблем, чтобы беспокоиться еще и об этих двоих.

Чайник закипел, и Гермиона положила несколько ложек молотого кофе в кофеварку. Приятный аромат наполнил ее ноздри; он казался четче и богаче после ее встречи с Драко. Она налила молока в ковшик и поставила его на плиту. Можно было, конечно, подогреть его магией, но маггловский способ Гермионе нравился больше и помогал выиграть время. Она поставила на поднос свои лучшие чашки и сахарницу и достала несколько чайных ложек. Гермионе казалось, будто она скоро ринется в бой, и каждая минута спокойствия была на вес золота. От ковшика начал подниматься пар, сдобренный ароматом чуть карамелизированной лактозы. Вероятно, у них оставался день или два на разработку плана, прежде чем Малфой найдет лазейку в Отдел тайн. Гермиона наполнила молочник и отфильтровала кофе. Она как раз собиралась отнести поднос гостям, когда зазвучала тревога, и рука сама собой метнулась к волшебной палочке.

Гермиона вбежала в гостиную, где Гарри как раз помогал Рону выбраться из камина.

– Что случилось?

– Джинни! – задыхаясь, выпалил Рон. – Она сбежала! Обвела нас всех вокруг пальца и сбежала к своим дружкам.

У Гермионы похолодело внутри.

– Теперь они знают, что мы идем по следу, – сказал Гарри.

В глазах Снейпа мелькнула хищная искорка.

– Игра начинается, – улыбнулся он.

– Ты прощаешься, отец?

– Не знаю. Честно говоря, мне кажется, что я прощаюсь каждый раз, когда расстаюсь с тобой. Ты так слаб... Дуновение ветра могло бы тебя сломить.

– И все же я чувствую себя необычайно бодрым, – улыбнулся Драко. Прозрачная кожа на его щеке треснула, и рана налилась серебристо-красными каплями.

Он стал похож на призрака за те тридцать шесть часов, которые прошли после посещения Люциусом Грейнджер. По крайней мере, ему больше не было так больно, хотя это не обязательно было хорошим знаком. Люциус не раз был свидетелем последних часов умирающих и по опыту знал, что угасание боли обычно предвещает угасание жизни. «Будь примерным мальчиком, Люциус, – сказала тогда его прабабушка Элизабет, – и не беспокойся обо мне: я чувствую себя хорошо». Вскоре она умерла с улыбкой на сморщенных губах.

– В присутствии твоей матери тебе лучше не подавать вида, – ответил Люциус. – Мы же не хотим, чтобы ей в голову пришли новые идеи.

– Да, не хотим, – горько усмехнулся Драко и крепче сжал пальцы Люциуса. – Но ведь теперь есть надежда, отец? Вы с Северусом и Грейнджер что-то придумали? Скажи мне!

– В некотором отношении ты совсем не изменился, – улыбнулся Люциус. – Ты всегда должен был знать, что происходит. Да, мы кое-что замышляем, но это может оказаться опасным. Даже если ничего не случится, еще не факт, что эта вылазка нам чем-то поможет.

– То есть ты не хочешь, чтобы я попусту надеялся? Несмотря на помощь Грейнджер и Северуса?

Люциус покачал головой.

– Ладно. Посмотрим, смогу ли я помочь.

– Драко, не надо!

Но когда Драко глубоко вдохнул и закрыл глаза, Люциус понял, что не может двигаться. Он сидел как зачарованный, глядя на радужно переливающийся свет, который вырвался из тела его сына и накрыл Люциуса подобно волне. Лучи покалывали и щекотали, пробегая по коже и внутри, поднимая настроение, как смех ребенка, и наполняя такой энергией, какую Люциус уже давно не чувствовал. Он расправил плечи, впитывая все без остатка. Через некоторое время Драко отпустил его руку и открыл глаза.

– Мой подарок, папа. – Он казался таким же взбодренным, как и Люциус. – Теперь никто не может сказать, что я не помогаю. – В очередной улыбке обнажились удлинившиеся зубы.

Люциус наклонился, чтобы поцеловать сына, и тут что-то острое впилось в его щеку. Рука метнулась к порезу; тот кровоточил.

– Кровь Малфоя, – сказал Драко с внезапной серьезностью. – Священная связь; непоколебимое доверие. Я желаю тебе удачи – что бы ты ни задумал.

Перед дверью в покои ждал Оладушек. Люциус было набрал в легкие воздуха, чтобы заговорить.

– Оладушек знает, – опередил его эльф. – Оберегать молодого хозяина, что бы ни случилось. Сэр может доверять Оладушку.

*

– Перси, ты мой спаситель!

Гермиона с благодарностью смотрела на блюдо бутербродов и дымящийся чайник. Она провела целый день, опрашивая упирающихся сотрудников Казначейства и уклоняясь от непрерывных вопросов о присутствии Гарри. Имена тех, кто слишком яро настаивал на том, что криминальное расследование необоснованно, Гермиона занесла в отдельный список.

День выдался для Гарри скучным, но Гермиона была рада его присутствию. Куда бы она ни пошла, поблизости ошивалась парочка молодых чистокровок, якобы занятая каким-то важным делом, однако их повсеместное присутствие неоспоримо указывало на слежку. Гермиона не знала, чем бы все обернулось, если бы не Гарри.

Вдруг скрипнула дверь, заставляя Перси нахмуриться.

– Неужели я ее не закрыл? – поднимаясь, проговорил он.

– Просто не заперли, – ответил Северус, сняв плащ-невидимку Гарри.

Вскрикнув, Перси отпрыгнул назад, а потом покраснел при виде вскинутой брови Снейпа.

Гермиона налила в кружку чая и подала ее Северусу, вновь цепляясь взглядом за его одежду. Когда он рано утром спустился на кухню, то удивил своим выбором гардероба: он был с ног до головы облачен в черное – как настороженный ворон, готовый к бою. Гермионе казалось, что, вернувшись к своим традиционно черным одеждам, Северус хотя бы на время вернулся в мир волшебников.

– Ничего-ничего, мы и без чая обойдемся, – язвительно напомнил о свом присутствии Гарри.

– Ах, извините. Вот, пожалуйста, – Гермиона подала Гарри чашку. – И тебе, Перси.

Перси все еще пялился на Северуса. Тот отмалчивался, из-за чего ситуация становилась все неудобнее. Гермиона закатила глаза и откусила от бутерброда с тунцом, блаженно зажмурившись.

– Ладно, что полезного мы сегодня выяснили? – наконец заговорила она.

– Что я не хочу работать в финансовом, – ответил Гарри.

– Я сказала «полезного».

Северус взял с блюда сэндвич с яйцом, заглянул внутрь, чтобы оценить составляющие, и с отвращением вернул его обратно. Затем аккуратно вытер руки о салфетку и решил не изменять оказавшимся вполне приличными бутербродам с сыром и солеными огурчиками.

– Я побывал везде, куда смог проникнуть, и не заметил ничего необычного, кроме новой моды у чистокровок ходить парами, как миссионеры-мормоны. И мне весь день приходилось уворачиваться от Амбридж. Она будто вездесуща! Кому пришла в голову замечательная идея оставить ее разносить документы по всему Министерству?

– Кому-то, глубоко обиженному на весь мир, – сказал Гарри.

Перси потихоньку отошел от столбняка, в который впал при виде Северуса. Он направился к дальней стене кабинета и снял маскирующие чары, скрывающие его детище.

– Батюшки, Перси, – ахнула Гермиона, – с ума сойти!

Но он уже искал нить еще не использованного цвета и не обратил на возглас внимания.

– Так, – сказал Перси, полностью сконцентрировавшись на работе, – назовите мне чистокровок, которых сегодня видели вместе. – Он соединил пары оранжевыми нитками и на шаг отступил от паутины. – На данный момент это не дает нам ничего нового. Профессор Снейп, с кем именно говорила сегодня Амбридж?

Когда Перси закончил добавлять новую информацию, он заставил светиться сеть из розовых нитей на фоне стены. Гарри присвистнул.

– Кто бы мог подумать, – проговорила Гермиона, – на ее магию наложили ограничения, но дорогая Долорес и без нее нашла способ поучаствовать в веселье.

Розовые нити пересекали каждую кормушку в списке антикоррупционного расследования Гермионы и тянулись к каждому случаю неожиданного всплеска магических способностей.

– Она у них за курьера, – угрюмо сказал Гарри.

– И это по меньшей мере, – добавил Северус. Нахмурившись, он подошел к стене, чтобы получше рассмотреть одну булавку. – Интересно, что она, судя по всему, не состоит в прямом контакте с Нарциссой Блэк.

– Вообще-то, это не так, – возразил Перси, достав новую розовую нить и прикрепив один конец к многострадальной булавке Амбридж. – Я сначала ничего такого не подумал... Недавно хотел пробежать по магазинам во время обеда и увидел в фойе миссис Малфой с той Бастабль. Амбридж там тоже была, и их пути пересеклись.

– Они разговорились? Или, может, друг до друга дотронулись? – спросил Северус.

– Ни то, ни другое, – ответил Перси. – Только обменялись многозначительными взглядами.

– Мне не нравится, что Нарцисса сегодня в Министерстве, – нахмурился Снейп.

– Будем надеяться, что это просто совпадение, – без особой уверенности ответила Гермиона. – Мистер Малфой добрался без проблем?

– Да, они с Меррифотом пообедали и направились в Отдел тайн. Мне не удалось за ними последовать: система охраны за последние годы заметно улучшилась.

– Хорошо, что вы проявили осторожность, – слегка покраснев, проговорила Гермиона. Она взглянула на часы: – Уже пора.

Гарри бросил ей аврорскую мантию, висевшую на крючке за дверью, и сам накинул свою. Северус достал плащ-невидимку.

– Мне лучше не спрашивать, что вы затеяли? – Перси заметно побледнел.

– Ты рано или поздно и так узнаешь, – ответила Гермиона. – Пожелай нам удачи.

– Вам лучше залечь на дно, – добавил Северус.

Гермиона и Гарри заняли позицию в центре министерского фойе. По обоим аврорам было видно, что им не до шуток, и спешащие по домам работники обходили их стороной. Северус скрывался где-то, откуда можно было наблюдать за ситуацией, не стоя на пути человеческой лавины. Гермиона заметила пустеющую нишу на некотором возвышении и подумала, не там ли он устроился. Когда-то давно нишу украшала статуя Доротеи Доброй – знаменитой маггловской целительницы, но во время правления Волдеморта статую снесли и больше не восстанавливали. От мысли, что на месте Доротеи Доброй теперь стоит Северус Сердитый, Гермиона не могла не улыбнуться.

– Где он ходит? – прошептал Гарри. – Неужели он думает, что мы тут до старости торчать будем?

– Не дергайся. Ему от Меррифота улизнуть нужно, забыл? Смотри, вот и он!

Гермиона и Гарри решительно направились к Малфою и его упитанному спутнику.

– Постойте-ка! – воскликнул Меррифот, резко остановившись. – Что здесь происходит?

– Люциус Малфой? – холодно проговорила Гермиона, не обращая внимания на низкорослого Меррифота. – Пожалуйста, пройдите с нами.

Малфой пренебрежительно посмотрел на нее и скривил губы.

– Не думаю, что у вас есть, что мне сказать, – процедил он и собрался было пройти мимо Гермионы.

– Мистер Малфой, – повторила она, преградив ему путь. – Я должна вас опросить в рамках официального расследования. В ваших интересах было бы пройти с нами, если не желаете обсуждать личные вопросы у всех на виду.

Люди уже начинали оборачиваться. Малфой посмотрел вокруг.

– Что ж, пройдемте. Однако ваше начальство будет поставлено в известность.

– Я об этом тоже позабочусь! – поддакнул Меррифот. – Какая невиданная наглость! Мистер Малфой – уважаемый...

– Это расследование вас не касается, – перебила его Гермиона. – Я уверена, мистер Малфой с удовольствием поможет нам разобраться в некоторых вопросах. Мистер Малфой, сюда, пожалуйста.

Когда тот не сдвинулся с места, Гарри взял его за локоть, но был отброшен в ту же секунду с плохо сдержанным рыком. Трое направились в помещения для освидетельствования, находящиеся на нижних уровнях Отдела правопорядка, а Меррифот задумчиво смотрел им вслед.

Придя на место, Гермиона усадила Малфоя на стул и кивнула Гарри. Вместе они прошерстили видавшую виды комнату на наличие нежелательных чар, удалили парочку заклинаний подслушивания, установили собственную защиту и расслабились. Северус появился из ниоткуда и уселся на второй стул.

– Ну как? – спросил он Малфоя. – Мы в Министерстве после закрытия. Ты можешь провести нас в Отдел тайн?

– По крайней мере, на главный уровень. Нам четверым не составит труда обойти их защиту, хотя над некоторыми чарами придется потрудиться. Давайте, я покажу. Хм... – Малфой было достал волшебную палочку, чтобы начертить схему на поверхности стола, но вдруг замер с выражением досады на лице. – Моя палочка под наблюдением. Если я с ее помощью попробую обезвредить министерскую защиту или даже просто ее нарисовать, возможно, сработает тревога...

– ... В аврорате? – улыбнулся Гарри. Этот озорной блеск в зеленых глазах Гермиона знала слишком хорошо. – Можно? – Гарри протянул руку за палочкой, но Малфой прищурился и подал ее Гермионе. Она начала изучать чары, наложенные на полированное вишневое дерево.

– Хорошо, что ограничения не привязаны к ядру, но... Черт, – не удержалась Гермиона. – Для снятия некоторых из этих заклинаний нужно разрешение Кингсли, а если снять остальные, то у мистера Малфоя будут большие неприятности, когда аврорату надоест за ним следить, наблюдение с палочки снимут и заметят, что кто-то уже обезвредил чары. Извините.

– Какого черта я тогда здесь делаю? – вспылил Малфой. – Если я только и могу, что обхаживать низкородных выскочек, какой от меня толк? – Он злобно глянул на волшебную палочку, которую протянула ему Гермиона, и рявкнул: – К чему она мне теперь!?

– Оставьте Гермиону в покое! – побагровел Гарри.

Гермиона схватила его за плечи и оттащила так далеко от Малфоя, как было возможно в небольшом помещении, в то время как Северус встал перед своим другом.

– Я понимаю, что ситуация напряженная, но не могли бы вы успокоиться и перестать вести себя как дети? – сказала девушка едко.

Плечи Северуса подрагивали. Гермиона не знала, над чем тут можно смеяться, но это было лучше витающей в воздухе вражды.

– Так, – сказала Гермиона. – Мистер Малфой – теперь вы для меня Люциус, нравится вам это или нет, – мы можем обойтись без театральных номеров. Возьмите свою палочку и сядьте. Вам все еще можно пользоваться заклинаниями для защиты своей жизни и жизни ваших близких. Постарайтесь представить, что вы нас горячо любите. Что до остального, мы втроем справимся с замками, а для того, чтобы начертить схему, магия не требуется. – Гермиона подала ему карандаш и бумагу и продолжила: – Дорогой Гарри...

– А что сразу я?

– Веди себя прилично. У нас еще два часа до того, как в Министерстве все успокоится, но за это время Люциус должен полюбить тебя, как родного. Северус?

– Внимательно слушаю, – его глаза искрились смехом.

– Хватит ржать.

*

Незаметно пробраться мимо уборщиков оказалось нетрудно, потому что большую часть смены те проводили за игрой в карты. Так же не составило труда спуститься по одному из черных лестничных пролетов, пронизывающих Министерство, как в парадоксах Эшера. Они негласно решили избегать лифтов, которые слишком просто могли бы стать ловушкой. Гарри разведывал дорогу, чтобы ни на кого не наткнуться, а Северус замыкал группу. Волшебники двигались быстро и бесшумно. Теперь, перед лицом опасности, были забыты все пререкания.

Выложенная синей и белой плиткой узкая лестница ухнула вниз и закончилась тоннелем. Через прорези в потолке в него проникал скупой свет и обрывки разговоров.

– Но это же Отдел труда, – прошептала Гермиона. – Он тремя уровнями выше Отдела тайн!

– Ничего, – ответил Гарри и потянул ее вперед.

Вскоре они поднялись по нескольким ступенькам вверх, прошли между подточенными деревянными панелями и оказались на развилке. Все четверо нерешительно посмотрели друг на друга.

– Что в таких случаях говорит Гендальф?

– Туда, где воздух свежее? – ответил Северус Гермионе, когда их спутники обменялись непонимающим взглядом.

– Точно. Я думаю... Попробуйте потянуться вперед – в смысле, магией, Гарри… То, что мы ищем, находится с этой стороны, если я не ошибаюсь.

Колебания магии были слабыми и едва заметными, но Северус вдруг поднял голову, раздувая ноздри.

– Вы правы. Идемте.

Последовавший лестничный спуск изгибался грубо высеченными в камне поворотами. Узкий и низкий, он был кошмаром любого клаустрофоба. Однако дорога оказалась правильной и привела к пустующему коридору на девятом уровне, недалеко от непритязательной черной двери Отдела тайн.

– Откуда нам знать, что внутри никого нет? – спросил Гарри.

– Я же уже сказал: если работает защита четвертой степени, все разошлись по домам, – холодно напомнил Люциус. – Вам пора приниматься за дело, – с этими словами он отвернулся и сосредоточил свое внимание на коридоре.

– Теперь просто очевидно, что мы направились прямиком в ловушку, когда пошли искать Сириуса, – задумчиво проговорила Гермиона, работая над чарами. – Разве можно было так легко проникнуть в Отдел тайн? Ой, фу, для снятия этой защиты нужна ушная сера, слюна и капля чистой крови. С каких это пор они используют магию крови? Люциус, вы не против? Спасибо.

Двадцать минут спустя Северус обливался потом, стараясь открыть сам замок, в то время как Гермиона не давала невидимой глыбе его раздавить, а Гарри отбивался от колючих ежевичных веток, хлещущих вокруг двери. Наконец-то замок поддался, и защитные заклинания исчезли. Гарри пошатнулся от изнемождения, а Гермиона упала на колени, задыхаясь. Северус помог ей подняться.

– Готовы? – спросил он ее.

– Конечно.

Снейп повернул ручку и открыл дверь.

– Так, так, так, – послышался неожиданный голос, – кого это к нам занесло?

*

Тикнесс и Роули появились с разных сторон коридора с палочками наготове, непринужденно выйдя из тени, будто их ничего не волновало.

– Можно было догадаться, что они здесь нарисуются, – сказала Роули. – Эта мразь Грейнджер и ее сторожевой щенок Поттер.

– Малфоя, конечно, никто не ожидал, – ответила Тикнесс. – Сначала аристократ и Пожиратель смерти, потом зек, подкаблучник, а теперь и предатель крови. А мы-то думали, что ниже уже не пасть, – хихикнула она. – А это кто у нас тут, моя дорогая Генриетта?

– Мне кажется, что это Ссссеверуссс Сссснейп, – ответила Роули с издевкой. – Жаль, что нет под рукой змеи, чтобы закончить начатое. Или все же есть? Serpens sortia, – небрежно проговорила она.

Огромная черная змея вылетела из волшебной палочки и быстро поползла к Северусу. Гермиона встала перед ним и избавилась от змеи.

– Жаль, что вместе с зельем не раздают мозги и талант, – сказала она. – Вы же обе как обкуренные.

– Ооо, – протянула Тикнесс, – она хочет потягаться силами! Позовем остальных, Генриетта?

– Вот еще, – прорычала Роули. – Я эту подстилку давно хотела в угол загнать. Ходит тут вся такая невинная, а сама точно знает, с кем переспать ради следующего повышения, грязнокровка поганая!

Гермиона жестом остановила своих спутников.

– И это все, на что вы способны? – устало проговорила она, одновременно блокируя мощное колющее заклинание. – Обзывания и элементарные проклятия?

Северус стоял спиной к ее спине, Люциус рядом с ним, лицом к Тикнесс, а Гарри рядом с Гермионой, целясь палочкой в сердце Роули.

– Внимание, – прошептала Гермиона.

– Роули, мы не хотим причинять вам вред, – сказал Гарри. – Мы же все авторы, не так ли? Мы на одной стороне.

– Поттер, сама наивность! – крикнула Генриетта в ответ. – Вы нам ничего не сделаете! Это мы… причиним… вам… вред! Так оно и будет, правда, Прю? Так оно и будет. Мы вас в этом темном коридоре по стенке размажем, и никто этого не увидит.

– Размажем, размажем, по стенке размажем, – странным голосом начала подпевать Тикнесс.

Гермиона услышала приглушенный возглас Северуса, решилась обернуться и сама не смогла сдержать вскрик ужаса. От красоты Пруденс Тикнесс ничего не осталось. Мышцы на ее лице извивались, исчезая в костях черепа. Отвратительное серое вещество выступало вокруг рачьих глаз, текло по щекам и капало на пол, где, шипя и пенясь, прожигало дыры в плитке. Левая рука удлинилась и превратилась в хлыст чистой энергии, которым Тикнесс замахнулась в сторону двери, и четверо волшебников едва успели наклониться.

– Смотри на меня, когда я тебя убиваю, поганая грязнокровка! – завопила Роули.

Гермиона моментально обернулась, автоматически сотворив самое сильное Протего, на которое была способна. В следующее мгновение несчетное количество ядовитых игл застыло в воздухе в метре от нее. Гермиона боролась со рвотным рефлексом: кожа Роули отслаивалась, обнажая мышцы, покрытые броней из серой дымки. Кровь сочилась из стыков пластин. За рыком, с которым на Гарри и Гермиону обрушился новый шквал заклинаний, слышались стоны от непереносимой боли.

– Неужели вы знали, что так все закончится? – крикнул Гарри, насылая на Роули комбинацию из сковывающих проклятий, в то время как Гермиона поддерживала и модулировала щит. – Неужели вам именно это пообещали? Это и есть ваша неограниченная сила?

Роули завопила и метнула шар едкого огня, как раз когда Северус уклонился от хлыста Тикнесс, отвечая ей пурпурным проклятием и одновременно сбивая Гермиону с ног. Ее щит замерцал и погас. Гермиона услышала свой голос, выкрикнувший заклинание для восстановления щита, но было уже поздно. Гарри тоже попытался сотворить щит, Северус загородил собой Гермиону от едкой волны, но она знала, что все это напрасно. Не осталось ничего, кроме шума, смятения, вспышек заклинаний, страха и…

… Тишины.

Гермиона неуклюже повернулась под накрывшим ее телом Северуса и посмотрела наверх. Они находились внутри серебристого купола, по которому перетекали, словно вода, размытые цвета. Вытянув шею, Гермиона увидела Гарри, придавленного к полу за шкирку тяжелой рукой Люциуса Малфоя. Стоя на коленях и истекая потом, Малфой изогнулся, удерживая купол на месте. Гарри попытался подняться, но был бесцеремонно возвращен в исходное положение.

– Еще не время, – выдавил Люциус через сжатые зубы. – Я не для того так далеко зашел, чтобы эти две выскочки или ваше, Поттер, безрассудство испортили мои планы.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он дал куполу исчезнуть и поднялся на непослушные ноги.

– Подарок от Драко? – поинтересовался Северус, смахивая с мантии пыль. – Поразительно.

Они посмотрели на то, что осталось от двух авроров: там было немного, но от вида этого мутило. Битва закончилась столкновением проклятий Тикнесс и Роули.

– Так вот как выглядит передозировка, – борясь с тошнотой, сказал Гарри.

– Наверное, нужно немного прибраться, – дрожащим голосом предложила Гермиона. – Нет смысла привлекать ненужное внимание.

– Я этим займусь, – вызвался Гарри. – Бедные, глупые неудачницы.

– Пушечное мясо, – проговорил Северус. – Жаль, конечно: чистокровок и так мало. – Он тоже принялся за уборку и восстановление коридора. – Нам следует поторопиться, чтобы выяснить, что именно они защищали.

Они работали быстро и бесшумно, а потом как один повернулись к двери. Гарри помедлил и посмотрел на Люциуса.

– Ээ, Малфой, – начал он, смущенно потирая шею. – Спасибо.

16. Можешь привязать единорога?

Просторный круглый зал со множеством дверей был именно таким, как помнила Гермиона. В то время как остальные прошли к середине, она придержала дверь, через которую они вошли, и отметила ее крестом. Стоило двери закрыться, как стены зала завращались. «Третьесортная показуха», – проворчал Люциус. Движение замедлилось и вскоре совсем прекратилось. На каждой двери оказалось по одинаковому кресту.

– Зашибись, – проговорил Гарри. – Что теперь?

– Так как мы не можем одновременно заглянуть за все двенадцать дверей, предлагаю найти другой способ маркировки, – сказал Северус.

– Может, просто не давать им закрыться? – Гермиона глубоко вдохнула, чтобы быстрее прийти в себя. – Наверное, тогда и кружиться ничего не будет. – Направившись к ближайшей двери, она глянула через плечо на своих спутников: – Приступим?

Как странно они на нее смотрели… Северус и Гарри поспешили к ней, будто в замедленном действии… Гермиона была действительно немного не в себе: воздух со свистом покинул ее легкие, она вдруг согнулась пополам, опираясь руками о колени. Что-то было не так. Весь зал накренился. Может, поэтому Северус споткнулся? Гермиона потянулась к нему непослушными руками, но и Люциус уже осел на пол. Кто-то кричал ее имя, словно через завесу тумана. Где же Северус? Он бы знал, что происходит. Было странно видеть его лежащим ничком. Гермиона так старалась до него дотянуться, но руки не двигались, будто их у нее никогда и не было.

– Прикоснуться… – едва слышно пробормотала она и увидела, что кто-то схватил руку – ее руку? – и потянул к Северусу.

– Слава Мерлину! – вырвалось у Гарри, когда он наконец-то дотащил Гермиону до неподвижно лежащего Снейпа. – Не отпускай его руку: кажется, это помогает.

Голова все еще кружилась, но Гермиона действительно чувствовала себя лучше. По крайней мере, мир больше не вертелся, как стекляшки в калейдоскопе. Кожа и магия Северуса грели ладонь, наполняя сознание витками сдержанных цветов, знакомых после совместного открытия ларца Агаты Блэк. Гермиона улыбнулась, и Северус одарил ее таким же теплым, хотя и несколько потрясенным взглядом. Она сцепила его пальцы со своими и почувствовала легкое пожатие в ответ.

– Вот вам третий лишний, – выдохнул Гарри, подтаскивая к ним за плечи Люциуса, а затем решительно накрывая его рукой сцепленные пальцы Северуса и Гермионы. – Вы, Малфой, тяжелее, чем выглядите.

Серебристо-зеленая магия Люциуса, отливающая янтарем с черными прожилками, дополнила магию Гермионы и Северуса. Его взгляд внезапно сфокусировался, а пальцы сжались.

– Что произошло? – потребовал объяснения Люциус.

– Вы все трое закачались и как будто умом тронулись, – начал Гарри. – Вам с Северусом не удалось удержаться на ногах. Гермиона, кажется, пыталась найти Северуса, и обоим стало лучше, когда они друг к другу прикоснулись, поэтому я решил попробовать то же самое с вами, – Гарри сглотнул. – У меня до сих пор мурашки по коже. Надеюсь, вы не собираетесь повторять это представление.

– То есть вы сами не ощущали внезапного недомогания? – спросил Северус. Он сел на полу, не отпуская руки Гермионы и Люциуса. Они переглянулись.

– Драко – общий знаменатель. Его дар нам…

– … делает нас уязвимыми, – нахмурился Северус, прервав Гермиону.

– Какой еще дар? – встрял Гарри, но не получил ответа.

– Гермиона, вы заметили это на секунду раньше нас, – продолжил Северус. – Опишите ощущения.

– Будто я отрезана от мира, даже не чувствую саму себя. Но воздействие было не физическим и не психическим. Казалось, будто магия… кувыркнулась набок. Ах, это связно не описать.

Но и Северус, и Люциус задумчиво кивнули.

– Судя по всему, мы приблизились к чему-то, неблагоприятно влияющему на нашу магию. Это как-то связано с нашим зельем и ларцом Агаты Блэк. Может, у нас получится использовать этот эффект себе на пользу, – проговорил Северус, пристально смотря Гермионе в глаза. Она почувствовала гудение их связи глубоко внутри.

– Какая тут польза, если вам приходится друг за друга держаться, чтобы не хлопнуться в обморок? – проворчал Гарри. – Нам нужно пошевеливаться, чтобы сделать то, зачем пришли, и быстро испариться, пока нас не поймали. Ночь имеет свойство заканчиваться быстрее, чем хотелось бы.

Гермионе не нравилось разрывать магическую связь с остальными, но в словах Гарри был резон.

– Этого не потребуется, – сказал Люциус. – Драко удобнее передавать свой дар через прикосновение, но это не обязательно.

– Понимаю, – кивнул Северус. – В основе этой магии лежат щедрость и взаимодействие.

– О чем это вы? – встрял Гарри.

– Как при открывании ларца, – добавила Гермиона.

– Все еще не понимаю, – зеленые глаза метались с одного на другого.

– Попробуй, Северус, – проговорил Люциус. – Твое сердце мягче.

Гермиона заметила, как Северус одновременно покраснел и нахмурился, и почувствовала пульсацию переливчатого зеленого в его магии. Она сжала его руку. Другую руку Северус протянул к центру их небольшой группы, и остальные последовали его примеру. Цвета затанцевали с бешеной скоростью, и Гермиону захлестнула волна чувств, хотя было невозможно сказать, чьих именно, да это было и не важно. Руки расцепились и организовали маленький круг. Поток магии между ними развевал волосы и давил на грудь, формируя осознанную связь там, где раньше витки магии смешивались случайно. Гермиона чувствовала недоверие Люциуса ко всей ситуации, его страх потерять контроль, но ее саму охватило безрассудное возбуждение, будто она вот-вот собиралась полететь. Ей только и оставалось держаться за спокойную целеустремленность Северуса – единственный якорь в водовороте чувств.

– Давайте поднимемся, – проговорил Северус. – А то придется елозить на пятой точке, что я решительно отказываюсь делать.

Гермиона рассмеялась. Все трое встали и медленно расширили круг, оказавшись сначала на расстоянии вытянутой руки друг от друга, а потом крайне осторожно совсем разомкнув руки. Гермиона открыла глаза.

– Я ее все еще чувствую, – прошептала она. Связь с Северусом была такой же четкой, как и раньше, а с Люциусом – немного приглушенной. Одновременно Гермиона казалась себе свежее, сильнее, бодрее… – Я ее все еще чувствую! – воскликнула она. Северус подхватил и закружил ее, и, смеясь, они распахнули объятия для Люциуса, на щеках которого виднелись следы слез.

И тут Гермиона услышала уже порядком раздосадованного Гарри:

– Может, перестанешь душить их в объятиях и наконец-то скажешь, какого черта здесь происходит?

– Мы только что склонили чашу весов в нашу пользу, мистер Поттер, вот что происходит, – ответил за нее Северус.

*

Снейп слушал объяснения Гермионы, спускаясь вслед за Люциусом по практически бесконечной винтовой лестнице.

– Помнишь трикветр, Гарри? Нет, откуда, ты же не ходил на руны. Это такой древний символ, означающий Силу трех.

– А, ну да, мы его проходили на Основах магической теории во время подготовки для аврората.

– А я-то думала, ты весь курс проспал. Ну ладно. В зале с дверями поток магии между нами принял форму трикветра, символизирующего тройственность в единении и единение в тройственности, то есть усиление и упрочнение силы.

– Прямо как мушкетеры: один – за всех, и все – за одного, – сказал Гарри. Снейп фыркнул.

– Да, если тебе обязательно нужно начать с самого тривиального примера, – добродушно ответила Гермиона. – В нашей культуре символика тройственности присутствует испокон веков: произносящие брачный обет обещают любить, почитать и хранить; человек одновременно тело, разум и душа; мифологические триады, Троица христиан, Дева, Мать и Старуха волшебников не дают ни на минуту забыть о важности триединства.

– Однако…

– Важно теперь только то, что их попытка саботировать нашу магию сработала нам на руку, – закончила Гермиона. – Мы стали сильнее и можем идти по их следу.

След вел, как оказалось, не через одну из заманчивых дверей, а через искусно скрытый проход на дальней стороне помещения. Лестница спускалась к тем комнатам Отдела тайн, в которых, скорее всего, проводились самые интересные исследования. Проход находился глубоко под землей, однако сырости не чувствовалось. Гранитную лестницу обрамляли панели светлого дерева, а современные лампы освещали многочисленные двери, в некоторые из которых путешественники из любопытства заглянули, хотя след манил их дальше.

Северус наблюдал за Люциусом, который быстро, но без лишней суеты спускался по ступенькам. Тот был подавлен, и через новоприобретенную связь Северус чувствовал скорбь и волнение друга. Люциус всегда казался таким уверенным в себе, однозначным лидером и в школе, и после выпуска, таким самодостаточным, что Северус ни разу не задумался о глубине одиночества, от которого страдал его друг и которое чувствовалось в унылых оттенках его магии. Драко был единственным источником света в душе Люциуса, и тот готов был пожертвовать всем, чтобы исцелить сына.

– Беспокоишься, что я слабое звено? – бросил Люциус через плечо.

– Хм, как некстати, – ответил Северус. – Я привык полагаться на то, что могу скрывать свои мысли.

Люциус подождал, пока Северус поравняется с ним.

– Я не о твоих мыслях, а больше об общем впечатлении от того, о чем ты думаешь.

– Все равно… – наклонил голову Северус.

Тут их нагнали Гермиона и Поттер.

– Среди нас нет слабого звена, – уверенно заявила она.

– Гриффиндор, – поставил диагноз Северус.

– А то! Джентльмены, нам есть чем заняться, помимо того, чтобы тут раскисать. Мне кажется, мы уже близко.

Северус задумался, почему именно Гермиона раньше всех почувствовала отголоски чуждой магии, которую они искали. Может, из-за ее пола? Возраста? Из-за склада ее ума? Или из-за твердой веры в то, что любую поломку можно устранить?

– Я чувствую себя третьим лишним, – признался Поттер. – Со всей этой… телепатией между вами. Вам придется говорить вслух, а то окажется, что я просто путаюсь под ногами.

– Ах, Гарри, не дуйся, – улыбнулась Гермиона, взяв его под ручку и продолжая спускаться по лестнице. – Я знаю, что ты лучший боец в аврорате. Если мы попадем еще в одну стычку, разве мне хотелось бы иметь на своей стороне кого-нибудь вместо тебя?

Северус почувствовал, что это было не совсем правдой, и позволил себе внутренне ухмыльнуться. Люциус вскинул бровь, на что Северус лишь пожал плечами. Рафаэлю бы понравилась их разношерстная троица, бесстрашно направляющаяся в неизвестность: впавший в немилость аристократ с подрезанными крыльями, непризнанная обществом умница и неверующий без пяти минут монах. Но если все прочитанное о могуществе Троицы верно, то у них была если и не божественная сила, то хотя бы настоящий шанс в борьбе со всем, что мог бросить в их сторону волшебный мир. От этой мысли Северус ощутил проблеск оптимизма.

А оптимизм был опасным, отвлекающим чувством.

– Стоп, – тихо сказал Северус.

К тому времени, как он заговорил, Гермиона уже отступила обратно на шаг и даже Поттер был начеку. Ранее приятно теплый воздух резко похолодел, что нельзя было списать только на закончившуюся деревянную облицовку стен. Холод проникал в складки одежды и запускал щупальца в мозг, обещая ледяное забвение.

Гермиона и Поттер, побледневшие, но решительные, встали в боевую стойку. Северус знал, что на их долю в последнее время выпало слишком много тренировок, но никакой уверенности, что все четверо справятся с тем, что их поджидало, не было. Зло казалось всепоглощающим, жестоким и жадным – даже хуже, чем существа, окружающие домик Гермионы. Северус не знал, мог ли он еще вызвать патронуса и был ли Люциус хоть когда-то на это способен.

– Нам туда, – прошептала Гермиона. – Надо пройти там.

Лестница привела их к большому круглому помещению, повторяющему очертания своего двойника многими уровнями выше. Глянув наверх, Северус вздрогнул от того, как глубоко они забрели. Выходов было всего два: обратно по лестнице, на нижней ступеньке которой сгрудились путешественники, зная, что один-единственный шаг на отполированный пол круглой комнаты отрежет все пути к отступлению, и высеченная в противоположной скале темная арка.

– Придется прорываться с боем, – громко сглотнув, Поттер шагнул вперед.

Что правда, то правда – смелости ему всегда было не занимать. Гермиона встала слева от Поттера, а Северус – слева от нее. Он почувствовал, как ее тонкие пальцы сжали его руку, и невидимая нить между ними накалилась. Люциус стоял позади, и в его эмоциях чувствовалось лишь ожидание – ни страха, ни адреналина, ни предвкушения. Судя по всему, бороться будут лишь трое – не троица, но и этого должно хватить.

Осторожно ступая, все четверо подошли к арке. Ничего не двигалось, но ощущение угрозы нарастало. За аркой находился тоннель, грубо высеченный из скалы и полный углублений и ниш. Дыхание путешественников клубилось паром. Они шли все дальше и дальше среди неподвижных нависающих стен.

– Это просто невыносимо, – прошептал Гарри. – Почему они на нас никак не набросятся?

– Моя матушка советовала не навлекать на себя неприятности, – сказал Северус.

– И вы ее слушались?

– Только когда было уже поздно.

– У меня мурашки по всей коже, – пожаловалась Гермиона. – Когда же мы отсюда выберемся? Черт, осталось совсем немного – побежали!

Она вывернула свою руку из руки Северуса и понеслась вперед. Одинаково выругавшись, Гарри и Северус побежали за ней и остановились как вкопанные от представшей перед ними картины.

Тоннель резко заканчивался, а за ним открывался необъятный свод амфитеатра, разлинованный рядами ниш, в которых находились похожие на вертикальные саркофаги блоки из оникса, источающие ледяное зло из каждой трещины. Но по-настоящему заставило остановиться то, что находилось в центре пещеры.

Огромная полупрозрачная сфера из темной магии, охваченная серой решеткой, висела в воздухе над кольцом из странных устройств. От этих устройств тянулись многочисленные трубочки – некоторые бесцельно извивались по земле, остальные проникали через сферу в плоть удерживаемого в ней существа. Оно покачивалось внутри в очевидной агонии, время от времени дергаясь от новой волны боли, не в состоянии удержать сломанное крыло вдали от прутьев клетки, где магия разъедала маховые перья.

– Боже правый, – выдохнул Северус. – Это ангел.

– Он настоящий? – прошептал Поттер.

Северус едва сдержал едкое замечание. «Разумеется» было бы на редкость неудовлетворительным ответом. Ни у кого не повернется язык сказать «разумеется» при встрече с существом из легенды, невероятным образом представшим во плоти – и полным страдания. Северус взглянул на своих друзей. По лицу Гермионы бежали слезы, но она не обращала на них никакого внимания и выглядела разгневанной и решительной. А Люциус… В его взгляде, устремленном на ангела, не отражалось ничего, кроме усталого узнавания. Спина Люциуса сгорбилась, а пальцы слабо держали волшебную палочку.

Гермиона тряхнула головой:

– Мифы становятся реальностью, или вы забыли? Долго он не продержится, если мы не вызволим его оттуда. Простите, Люциус. Я знаю, что нужно искать помощь для Драко, но боюсь, что это не терпит. Я думаю, ангел… умирает.

– Согласен, – сказал Северус. – Обе проблемы все равно взаимосвязаны, если наши чувства нас не обманывают. Поттер, Люциус, стойте на страже. – Он не дождался их ответа.

– Почему здесь нет охраны? – прошептала Гермиона, когда они осторожно направились к сфере. – Где дементоры, которых мы почувствовали?

– Не знаю, давайте примемся за дело. – Затылок Северуса покалывало, будто за ним кто-то наблюдал, но ничто другое не указывало на чье-либо присутствие. – Будем надеяться, что остальные справятся со всем, что может случиться.

Приблизившись к огромной сфере, они смогли разглядеть прутья клетки, пересекающиеся с хаотичной нерегулярностью, время от времени уступающей место повторяющимся рунам, относительно которых большинство волшебников оставалось в блаженном неведении. Между прутьями пульсировало блестящее магическое поле. Ничто не указывало на то, каким образом вся конструкция удерживалась в воздухе. Ангел корчился от боли. Даже через сферу нельзя было не заметить его искаженный страданием лик. Гермиона подняла свою палочку.

– Нет! – выкрикнул Северус и ухватил ее за запястье. – Посмотрите! – Гермиона не заметила усилительное проклятье, пронизывающее магическое поле. – Что бы вы ни попробовали, заклинание вернется с утроенной силой и разрушит вас.

– Но как же…

– Я знаю, однако нельзя действовать необдуманно. Может, по этим устройствам мы сможем понять, что тут происходит.

*

Гермиона не могла объяснить опрометчивую жажду действий, переполнившую ее, но чем ближе она подходила к ангелу, тем отчетливее становилось это чувство. Его страдания отзывались отчаянием в самой глубине души. Это же был ангел, мерлинова борода, – ангел! Гермиона будто заглянула в будущее, когда не так давно сказала Северусу, что если что-то кажется сверхъестественным, это еще не значит, что оно ненастоящее. Реальность ангела, однако, не объясняла эффект, который он на нее производил, и это беспокоило Гермиону. Что будет, если они его освободят?

Северус и Гермиона осторожно подошли к приспособлениям, окружающим сферу. Некоторые из них были выключены, другие пощелкивали и гудели. По трубочкам, тянувшимся от ангела к устройствам, текла жидкость, и пара наклонилась, чтобы получше ее рассмотреть.

– Что ж, – начал Северус, и голос изменил ему. – Я бы сказал, это отвечает на многие наши вопросы, не так ли?

Гермиона никогда еще не видела его в таком гневе. Его лицо было белее мела, а глаза пылали.

– Гарри, Люциус! – позвала она. – Мы кое-что обнаружили.

Оба подбежали, держа волшебные палочки наготове. Гермиона указала на трубочку с жидкостью:

– Это вам ничего не напоминает?

– Зелье! – выдохнул Гарри. Его глаза округлились, и он выглядел так, будто его вот-вот стошнит. – Это же…

– Так вот откуда они берут свою «чистую» магию! – прорычала Гермиона. – Они пускают кровь ангелам и пьют ее. Черт побери, сколько можно реветь! – прикрикнула она на себя. – Это кровь. Кровь ангелов…

Душераздирающий крик, раздавшийся из сферы, их всех напугал. Оказывается, Гарри попробовал ради эксперимента потянуть за трубочку, чтобы посмотреть, не выскользнет ли она из-под кожи ангела, но сразу же выронил ее из рук, словно ужаленный.

– Мне очень жаль! Извините! Я просто подумал… – задыхаясь, начал Гарри.

– Не думайте, – отрезал Северус. – Охраняйте. Делайте то, к чему у вас естественная склонность. – Он провел рукой по волосам и снова обернулся к сфере.

Гермиона старалась подавить истерику – разве так она, обученный аврор, ведет себя в стрессовой ситуации? Разве не может она справиться со всем, что бы ни происходило? Неожиданным образом Люциус пришел ей на помощь, протянув платок, чтобы она могла вытереть лицо. Гермиона пару раз глубоко вдохнула для успокоения нервов, в то время как Северус ходил от одного устройства к другому. Повернувшись к Люциусу, она не могла не заметить доселе невиданную печаль в его глазах. Он грустно ответил на ее взгляд:

– Я думаю, вы понимаете…

– Драко.

– Я не могу знать наверняка, что это за существо, но чувствую, что оно сродни Свету – воплощение добра, исковерканное до безобразия, – голос Люциуса звучал очень странно, будто все это его не касалось. – Я никогда не был особо высокого мнения о своей жене, но и представить не мог, что она опустится так низко и затащит в трясину собственного сына… Судя по всему, я никогда по-настоящему ее не знал. Но теперь я хотя бы знаю себя. Идемте – возможно, мы сможем помочь Северусу.

Гермиона позволила Люциусу провести себя туда, где Северус задумчиво хмурился, глядя на сферу, но на душе у нее скребли кошки. Она чувствовала, что Люциус стал абсолютно непредсказуемым, и не знала, как это отразится на всех них.

– Помогите мне с анализом, – сказал Северус, стоило им подойти. – Магия и химия – надеюсь, Люциус, ты еще не совсем забыл свои исследования?

– Мои познания свежее, чем ты думаешь.

Через некоторое время все трое отступили от сферы, чтобы поделиться результатами.

– Я заметила присутствие комплексной руды, редких ядовитых оксидов, железной руды и золота… – начала Гермиона.

– Все это можно использовать в чарах, запирающих магию, – сказал Люциус. – Они присутствуют в системе безопасности Азкабана.

– Комбинация очень похожа на материалы, использованные для изготовления пузырьков, что, разумеется, логично, – добавил Северус. – К тому же, я обнаружил едва заметное, но повсеместное использование лантана, который незаменим для сокрытия самой сферы и ее узника от работников Министерства.

– Это техническая сторона, а что насчет обволакивающей ее магии? – спросила Гермиона. – Я совсем ее не узнаю, кроме как, э…

– Продолжайте, – ободряюще сказал Северус.

– Помните этот гнилой желтый цвет, присущий Империусу? Мне кажется, такие же отблески переливаются по поверхности всей сферы. Вы, наверное, тоже заметили.

Северус и Люциус переглянулись.

– Судя по всему, ваше зрение острее нашего. Так значит, кто-то добавлял новые свойства старому любимому заклинанию…

– Коньком нашего Темного Лорда, – объяснил Люциус, – были заклинания, подчиняющие волю. Он особенно увлекался разновидностью Империуса, порабощающей жертву, но оставляющей ее в полном сознании. Чем яснее жертва осознавала происходящее, тем лучше…

– Воля, – продолжил Северус, – является соединяющим звеном между сознанием и действием. Я могу осознавать ситуацию и понимать, какое действие было бы лучше других, но без наличия воли сделать ничего не получится. Поттер, например, отличается невероятно сильной волей и мог сбросить с себя Империус уже на четвертом курсе, в то время как для большинства людей это в принципе невозможно. Воля превращает мысли в действие, и без нее мы парализованы.

– То есть следует предположить, что конструкция сферы не только причиняет ангелу боль, но и лишает его силы воли? И он мог бы вырваться наружу, если бы не это? – подытожила Гермиона.

– Я почти уверен. Подумайте только, – Северус схватил ее за руку и заглянул в глаза, – кровь ангела – это чистая магия. Его мощь должна быть безгранична, если ничто не угнетает его силу воли. Это, судя по всему, единственный способ удержать его внутри.

– Тогда нам необходимо разрушить сферу!

– Я не уверен, что нам это по силам, – сказал Люциус. – Лично мне это не по силам. Кто-то долго и упорно работал, чтобы довести это грязное проклятие до совершенства.

– Но если нам не сломать сферу, то это должен сделать ангел, а вы говорите, что он не в состоянии. Что же тогда делать? – Гермиона подняла глаза на ужасающую клетку и вздрогнула.

*

Северус чувствовал отчаяние Гермионы как свое собственное, и, возможно, так оно и было. Связь между ними оставалась сильной, как и спокойное присутствие Люциуса, ощущаемое на границе сознания. Северус знал, что есть лишь одно решение, и доступно оно лишь ему. Из-за связи с двумя другими это решение требовало больше сил и, честно говоря, было совершенно не привлекательным, но других путей не было. Он прочистил горло и заговорил:

– В последние два года перед смертью Темный Лорд продолжал совершенствовать свою версию Империуса. Ему нравилось смотреть на попытки жертвы вырваться, а еще больше нравилось, когда это ей не удавалось. Поэтому он добавил к проклятию одну уловку: чем больше жертва сопротивлялась, чем сильнее она была, тем прочнее становились путы проклятья. – Он взглянул вверх на ангела. – Клетка так прочна только потому, что это существо бросило все свои силы на то, чтобы ее сломать. Единственный способ ее разрушить заключается в том, чтобы полностью отключить его волю.

– Но это значит, что клетка сломается, только если ангел перестанет сопротивляться… – Гермиона нахмурилась, смотря прямо в глаза Северусу. – Если он боролся против своих пут так сильно, что клетка стала настолько прочной, то он, я думаю, так просто не сдастся.

– Тогда я должен показать ему, как это делается, – сказал Северус.

– Я все еще не понимаю! Мне кажется, история знает много примеров, по которым видно, что из всех нас именно ты, Северус, хуже всего умеешь расставаться с контролем над своей жизнью.

– Именно поэтому, как сказал бы Рафаэль не без тени возмутительной усмешки, я и не гожусь для монашества – и именно поэтому я обязан показать ангелу путь. – Северус было потянулся, чтобы погладить щеку Гермионы, но вовремя опомнился. – Вот, возьмите мою палочку и не вмешивайтесь, когда я начну, хотя…

– Что?

– Не отходите далеко. – Северусу не нравилось признавать свой страх, но Гермиона улыбнулась ему с такой теплотой, что он тут же перестал жалеть о признании. – Ты тоже, Люциус. Случиться может все что угодно.

Он оставил их стоять и обошел вокруг сферы, чтобы оказаться лицом к лицу с ангелом. Северус надеялся, что в ангеле еще теплилась искорка сознания, иначе все усилия были бы потрачены впустую и оставили бы Северуса беззащитным. Он сел на землю, скрестив ноги, и принялся очищать сознание для самого значительного жеста доверия в своей жизни.

Опустить щиты окклюменции оказалось непросто: после целой жизни, проведенной за ними, щиты поддерживались бессознательно. Руки Северуса дрожали от ощущения скорой наготы, но он чувствовал твердую поддержку Гермионы и спокойную наблюдательность Люциуса, которые придавали ему сил. Северус вытер ладони о колени, концентрируясь на волокнах ткани, а потом избавился и от этого якоря. Он дышал глубоко и равномерно, передавая послание с помощью легилименции, отточенной под игом двух владык. Мягко, так деликатно, как только мог, Северус спросил: «Ты меня слышишь?»

Ответ был немедленным и полным ярости. Глаза ангела распахнулись, и даже через искажающую сферу был виден его оскал. Северус пошатнулся от немой волны гнева и сопротивления, но не поддался защитному инстинкту. Он бросил все силы своего разума на то, чтобы телеграфировать свое желание помочь, неустанно повторяя это про себя и стараясь удержаться перед шквалом ярости. Сила Гермионы помогла ему продержаться до того, как шторм закончился и оставил Северуса хватать ртом воздух.

«Кто ты?» – Северус покачнулся от рева в своей голове. – «Здесь больше нечем поживиться».

Северус почувствовал волну жалости к замученному, но все еще величественному созданию. «Я пришел тебе помочь, – подумал он. – Я хочу освободить тебя, если смогу».

«Твой род надругался надо мной». Голос давил на сознание весом обвинения.

– Северус? – беспокойно прошептала Гермиона.

«Она доверяет тебе». В голосе почувствовалась рябь удивления, разошедшаяся кругами по сознанию.

«Тогда позволь ее доверию вести тебя», – ухватился за соломинку Северус.

«Сердце твое полно обмана». Рябь превратилась в неровный лед.

Северус опять приложил все усилия, чтобы инстинктивно не защититься окклюменцией. Он поморщился и осел на землю, когда ангел начал перебирать его сокровенные мысли, слова, оставшиеся невысказанными, чтобы защитить себя и других, уловки, присущие любому слизеринцу, – все, что когда-либо было сокрыто.

«Выбирать тебе, ангел, – выдохнул Северус наконец. – Верь мне или нет, но определись быстро, потому что нам нужно выбраться отсюда как можно скорее, и я не готов пожертвовать своими друзьями из-за твоего недоверия».

Люциус глянул на Поттера, который стоял на страже и волновался все больше и больше с каждой минутой.

Северус, не дожидаясь ответа, принялся за действия, которые должны были повести ангела к освобождению, если тот решит последовать примеру. Секрет, если верить Рафаэлю, заключался в том, чтобы не пытаться получить желаемое, а просто быть готовым к нему, если оно случится. Раньше это казалось Северусу пустыми словами, но судя по тому, что Рафаэль имел в виду ощущение присутствия Господа, в которого Северус не верил, было неудивительно, что его медитативные упражнения оставались безуспешными. Тогда это Северуса совершенно не беспокоило, но сейчас на кону стояло намного больше. Цель была другой, но способ ее достижения – через отречение от силы воли – тем же. Отречение от силы воли ставило под угрозу все вокруг, но напрашивалось как единственно верное решение из-за того, как сильна и необъятна была извращенная жажда власти, пронизывающая сферу.

Северус попытался все это объяснить, но встретил лишь пустоту. Ангела с ним больше не было; он проиграл. Закрыв глаза, он уронил голову на грудь, начиная возводить привычные щиты.

«Я Сариэль, – печальный голос ангела теперь казался ближе и притягательнее. – Помоги мне, дитя человека. Покажи, что нужно делать».

(Прим. пер.: Сариэль – один из архангелов, который согласно Книге Еноха является начальником «над душами сынов человеческих».)

*

Гермиона не знала, о чем думал Северус. Она лишь слышала отголоски его чувств и понимала общее направление его мыслей. Из-за связи между ними создавалось ощущение, что Северус близко, рядом, как теплое объятие в промозглый день, только без прикосновения. Гермионе было одновременно уютно и досадно: даже несмотря на опущенные щиты окклюменции она не знала, что происходит, потому что все его внимание было направлено на ангела. Так что Гермиона держалась на расстоянии, как они договорились, и волновалась из-за того, что никак не может помочь Северусу отразить напор стихии, каковой являлся разум ангела. Даже будучи далеко, Гермиона едва устояла на ногах, хотя до нее докатились лишь слабые отголоски, в то время как Северус, дрожа, опустился на землю.

Но вдруг его спина выпрямилась, плечи расслабились, и он посмотрел на ангела, который смог повернуться в сфере так, чтобы зафиксировать Северуса пристальным взглядом.

– Будь осторожен, – прошептала Гермиона.

– Не поздновато ли будет, – тихо ответил Люциус.

– Что он делает?

– Разве вы ничего не чувствуете? – Люциус пожал плечами.

– Это будто… – Гермиона не могла подобрать слова. – Раньше между нами был словно ручеек, а сейчас целый океан.

– Это вас пугает?

– Нет. Да. Нет. Тут столько… силы. Его силы… но он ее не контролирует.

– Он просто дает вещам случиться, – тихо выругался Люциус. – С самого первого раза, когда мы держим в руках волшебную палочку, нас учат направлять через нее контролируемую магию, заставлять ее работать для нашего блага. В этом заключается наше мастерство.

– Нет, – прошептала Гермиона, и ее глаза округлились от молчаливого обмена между Северусом и ангелом. – Не мастерство, а сущность.

– Он меня храбрее будет (1), – проговорил Люциус с горечью и поднял дрожащую руку к лицу.

– Вы? Цитируете Киплинга? – Гермиона взяла руку Люциуса в свою. – Может, нам тоже стоит попробовать. Вы со мной?

Люциус на секунду задумался, затем кивнул и протянул Гермионе вторую руку.

Сфера взорвалась без какого-либо предупреждения.

*

Гермиона пришла в себя от звона в ушах и потому, что кто-то настойчиво тянул ее за плечо. Она приоткрыла глаза и увидела, что это был Гарри, который повторял ее имя и пытался вытащить ее из-под чего-то тяжелого. «Чем-то тяжелым» оказался Люциус, безуспешно старающийся скатиться на землю. Из-за их действий Гермиона чувствовала себя расплющенной и издерганной. Некоторые участки кожи саднили, будто от порезов. Она смахнула волосы с лица, и пальцы оказались запачканными кровью. Вытянув вторую руку из-под Люциуса, Гермиона помогла сместить его на землю; он перевернулся на спину и застонал. Гарри, убедившись, что она была жива и не очень тяжело ранена, помог ей сесть и начал заживлять ее раны. Гермиона оттолкнула его руку с волшебной палочкой: «Посмотри, что с Люциусом». Она наклонилась вперед и оперлась на руки и колени, чтобы подняться. Все вокруг было покрыто кусками раскореженного металла, оставшегося от разрушенных устройств, но Северуса нигде не было видно.

– Где Северус? – она ухватилась за воротник Гарри. – Где он?

– Где-то там! – наполовину услышала, наполовину прочитала по губам Гермиона, когда Гарри махнул рукой в сторону эпицентра. – Я сначала смог добраться только до вас.

Гермиона крепко обняла Гарри и сразу же подтолкнула его в направлении Люциуса:

– Помоги ему.

– Ты точно в порядке?

– Лучше некуда, – задорно улыбнулась Гермиона. – Бывало и хуже, – добавила она и подумала: «Хотя еще никогда не приходилось терять кого-то такого…» Она закончила мысль действием, направившись через ошметки металла к возвышающейся в центре груде обломков.

Гермиона потянула за ниточки своей связи с остальными. Вот Люциус – он дышит и борется со вспышками боли от своих ран. Неужели он закрыл Гермиону от взрыва своим телом? Или был просто брошен взрывом на нее? В конце концов, это было не важно. Главное, что она отделалась сравнительно легко, в то время как Люциус страдал от глубоких порезов, ушибов и сломанного ребра. Опытный аврор может вылечить его за несколько минут. Но где же Северус? Дальше, дальше… Гермиона начала разгребать остатки металлического скелета сферы, оставшегося без магии, но все еще острого и опасного. Ей пришлось остановиться, чтобы обмотать руки обрывками мантии. Где-то подо всем этим был Северус – живой, оглушенный и… изменившийся.

Гермиона потеряла равновесие, когда груда обломков распалась, открывая взору ангела. Тот лежал ничком, с безвольно обвисшим сломанным крылом и полусложенным здоровым. Северуса нигде не было видно. Гермиона всхлипнула и начала разгребать покореженный металл вокруг, но вдруг ангел поднялся, опираясь на руки, и из-под его сложенного крыла показался практически невредимый Северус. Ангел сел на корточки и потер лоб в странно человеческом жесте, в то время как Северус, покачиваясь, поднялся на ноги. С возгласом облегчения Гермиона бросилась ему на помощь, но тут ангел опустил руки от лица, проговорив: «Дитя», и мир вокруг Гермионы вдруг перестал вращаться.

Едва замечая, что чьи-то сильные руки подхватили ее внезапно обмякшее тело, она не могла отвести взгляд от вида поверженного величия перед собой. На коленях ангел был ростом с Северуса, а крылья казались просто огромными, но на этом сходство со скучными, облаченными в белое фигурами из детских книжек заканчивалось. Кожа ангела была цвета бронзы, и отблески света играли на мышцах, как на полированном металле, а не на мягкой плоти. Длинные спутанные волосы казались багряными под слоем пыли, как и крылья, обрамленные черными перьями, по которым плясали пурпурно-зеленые блики. Но по-настоящему приковывали взгляд его глаза, эти странные глаза цвета жидкого золота, такие нечеловеческие, но и не настолько чуждые, как должны быть. Хотя Гермиона еще никогда не видела подобных глаз, она без затруднений смогла прочитать в них теплоту, любопытство и благодарность.

В целом, существо казалось захватывающим – но и глубоко несчастным. Повсеместно серели участки поврежденной кожи, ему недоставало целых клоков волос, а крылья были подточены молью там, где их не коснулась разрушающая магия клетки. Ангелу очевидно не хватало сил, а по бокам можно было пересчитать ребра.

Стоило ему повернуться, как гримаса боли исказила приятное лицо, и показались длинные острые клыки. Моргнув, Гермиона пришла в себя.

– Ты ранен, – хрипло сказала она. – Твое бедное крыло… Ты позволишь мне попробовать тебя вылечить?

– Как трогательно, – пропел незнакомый голос.

Гермиона было развернулась, но Северус оказался быстрее и уже спрятал ее за своей спиной, так что ей только и оставалось вытягивать шею, чтобы увидеть говорящего.

– Два аврора, два предателя и сломанная игрушка, – неторопливые аплодисменты отозвались эхом в высокой пещере, – а моя работа в руинах. Можете исправить свою ошибку, вернув мне то, что осталось от ангела. Мы потратили много времени, чтобы этого поймать.

Гермиона вывернулась из рук Северуса и встала рядом с ним, между ангелом и говорящим, скрывающимся в тени.

– Не вам говорить об исправлении ошибок, – холодно ответил Северус.

– Взаимно, Северус Снейп. Я правильно понимаю, что вы не собираетесь вернуть мне то, что осталось от моей собственности?

– Покажитесь на свет! – выкрикнула Гермиона.

– А зачем, если я могу уничтожить вас, не подвергаясь риску? Вы, аврор Грейнджер, вовсе не так умны, как говорят. А теперь верните мне мою собственность!

Знакомая зеленая вспышка рассекла воздух без малейшего предупреждения, если не считать внезапную резкость последних слов. Оба возвели мощные щиты, защищая себя и ангела.

– Как хорошо у вас получилось, – похвалил их голос. – Можно подумать, что вы друг на друга настроены. Может, попробуем еще неско…

Звуки недолгой борьбы оборвали издевательский голос, и несколько минут спустя на свет вышел Гарри, волоча за собой низкорослую обезображенную женщину, которая практически не сопротивлялась.

– Лукреция Бастабль, – начал он, – оказывается, вы за всем этим стоите. Вы арестованы.

– Ах, какая глупость, мальчик! – рассмеялась она в ответ.

– Вы проведете остаток бесконечности в Азкабане, – резко сказала Гермиона.

– О, не думаю, что кто-то из нас покинет это место. Ни я, ни вы, – усмехнулась Бастабль. – Наша песенка спета.

Гермиона и Гарри переглянулись, ничего не понимая.

– Приведите ее ко мне, – тихо попросил ангел.

– Нет, – прохрипела Бастабль, – не надо!

Гарри не пошевелился. Гермиона колебалась, переводя взгляд с растерявшей всю свою уверенность женщины на существо, вперившееся в нее ничего не выражающими глазами. Северус, однако, не сомневался ни секунды. Он подошел к Бастабль и оттащил ее от Гарри к возвышающемуся ангелу, где ее и оставил, чтобы присоединиться к Гермионе. Не зная, что должно произойти, Гермиона взяла его за руку, и Северус попытался приободрить ее, слегка сжав пальцы.

Бастабль казалась загипнотизированной. Она смотрела на ангела широко распахнутыми глазами, будто никогда раньше не видела. Все ее тело стремилось навстречу попранному ей же существу.

– Ты знаешь, что должна искупить вину.

– Да, знаю.

– Ты согласна с тем, что должно произойти?

Бастабль кивнула. Она даже немного улыбнулась, когда ответила, уронив слезу:

– Кровь искупает все.

Рука Гермионы дернулась, но Северус крепко держал ее на месте.

Ангел обнял несопротивляющуюся Бастабль и приблизил к себе. Секундой позже он вырвал ее горло.

Кровь брызнула фонтаном, и ангел дал телу упасть на землю. Гермиона остолбенела. Где-то позади пытался справиться с рвотными позывами Гарри. Ангел сплюнул и вытер тыльной стороной руки капли крови со рта.

– Испорченная, – выдохнул он.

Северус отпустил Гермиону и сотворил большой кубок, который наполнил беззвучным Агуаменти и подал ангелу, а затем опустился на колени рядом с изувеченными останками Бастабль.

– Бедная Лукреция, – сказал он с жалостью. – Гениальный ум, но не в тех областях, которые важны. Бедная, испорченная душа.

Ангел протянул кубок, чтобы его снова наполнили, а потом запрокинул голову и вылил воду на лицо, чтобы смыть кровь.

– Вы что? – закричал Гарри. – Как вы могли это сделать? Снейп, почему вы это позволили? Как вы могли помочь?..

– То есть закон, – просто ответил ангел.

– О таком законе я не слышал! – взвился Гарри. – У вас не было никакого права…

– Пора убираться отсюда, – глухо проговорила Гермиона. – Как-нибудь. Где Люциус?

– Не вмешивается, как и нам бы следовало. Пошли, Гермиона, – ответил Гарри.

– Северус, ангел может идти? – Гермиона не могла обращаться к существу напрямую, хотя и знала, что его взгляд опять не отрывался от нее.

– Ты не можешь серьезно собираться взять этого с собой, – удивленно проговорил Гарри. – Мне наплевать, как он выглядит. Это же монстр!

– Она тоже была монстром, – ответила Гермиона, стараясь не расплакаться.

– Это ничего не меняет, и ты это знаешь! Неужели вы с ней согласны, Снейп?

Но Северус сидел рядом с телом, которое он перетащил на площадку без обломков, устроил со сложенными на груди руками и накрыл до подбородка, чтобы не было видно разорванного горла, только умиротворенное лицо. Его собственное лицо ничего не выражало, но казалось бледным.

– Гермиона! – взмолился Гарри.

– Дитя мое, – тихо заговорил с ней ангел. – Я Сариэль, и я должен испросить у тебя щедрый дар.

– Гермиона!

– Поделись со мной своей кровью, чтобы я смог исцелить себя.

Северус, испугавшись, вдруг поднялся на ноги, но не мог сдвинуться с места. Гермиона старалась не поддаться просительному тону и ласковым глазам.

– Чтобы ты сделал со мной то же, что сделал с ней? – спросила она.

– Но какие грехи тебе нужно искупить? – ангел казался удивленным.

– Я уверена, парочка найдется, – ответила Гермиона, пытаясь подавить в себе желание помочь. – Как я могу тебе верить после того, что ты только что сделал, не задумываясь? Почему я должна тебе помочь?

– Почему нет? – ангел хмурился, но только от замешательства. – Дитя мое, тебе незачем меня бояться.

– А что будет, если я откажусь?

– Я умру.

– Поделиться кровью, говоришь? – Гермиона приблизилась к нему на один шаг.

– Нет! – закричал Гарри.

Северус яростно боролся с силой, удерживающей его.

– Ибо кровь есть жизнь, – сказал ангел.

– Это моя жизнь, – ответила Гермиона, подойдя на расстояние вытянутой руки.

– Я знаю, – уверил ее ангел. – И если ты поделишься добровольно, это исцелит меня. Краденое повергнет в небытие, но дарящий дарит жизнь.

Гермиона смотрела вверх на прекрасное лицо. Решив не обращать внимания на панические попытки друзей до нее докричаться, она обдумывала слова ангела и тот факт, что он никак не старался на нее повлиять или дотронуться до нее. Она вспомнила, как ужасно чувствовала себя при виде страданий ангела и как страстно хотела помочь. Вспомнила, каким правильным, хоть и нелогичным, было это желание.

– Хорошо, – согласилась она.

С обеих сторон одновременно донеслись отчаянные выкрики.

Ангел наклонился к ней, обнажив острые клыки, и Гермиона инстинктивно отпрянула назад. Ангел замер.

– Я не сделаю тебе больно, дитя мое, – заверил он.

– Ладно, – пискнула она и сглотнула. – Только… только возьми не очень много, договорились?

Она могла поклясться, что ответная улыбка была немного озорной, но в ту же секунду рука обхватила ее затылок, и волна чувственности окатила Гермиону, забрав с собой весь страх. Существо вновь открыло рот, наклонилось ближе и лизнуло все еще кровоточащую на ее лбу рану, завершив странно интимное действие легким, как перышко, поцелуем.

– И это все? – Гермиона осела на землю, трясясь всем телом.

Северус и Гарри, освобожденные от невидимых пут, поспешили к ней, чтобы заключить в неуклюжие объятия, в то время как ангел, пошатываясь, поднялся на ноги, все еще волоча сломанное крыло.

– Дара достаточно, – ответил он.

Дрожь пробежала по его телу, и мышцы налились силой, а вся кожа заблестела великолепием. Ангел расправил раненое крыло с громким хрустом костей, от которого поморщились все присутствующие. Однако крыло поднялось и раскрылось, а с перьев и волос ангела слетела пыль, когда те, в свою очередь, ярко засветились здоровьем.

– Более чем достаточно, – добавил ангел.

Гермиона с удивлением обнаружила, что смеется – смеется и плачет одновременно, лежа в груде покореженного металла, ухватившись за Северуса и Гарри и глядя на самое восхитительное создание на земле. Ангел опустился рядом с ними на одно колено, и Гермиона засмеялась еще громче, когда Гарри и Северус попытались оттащить ее от ангела.

– Кровь есть жизнь, – вновь сказал он. Прокусив свой собственный палец, ангел помазал их лбы переливающимся ихором (2). Все трое ощутили, как их наполнили сила и спокойствие.

– Судя по всему, так оно и есть, – лаконично подытожил Северус. Гермиона почувствовала, как он прильнул щекой к ее макушке.

Сариэль улыбнулся.

Примечание переводчика:

(1) «Он меня храбрее будет» – едва узнаваемая, крайне неточная цитата из стихотворения Киплинга «Ганга Дин»: «Ты меня получше будешь, Ганга Дин!»
(2) Ихор – нетленная прозрачная кровь богов.

Все еще чувствуя по всему телу покалывание от благословения, Поттер бросился на поиски еще чего-нибудь интересного, наподобие, например, других доселе незамеченных небесных созданий, будто все было так просто.

Гермиона и Северус остались сидеть среди обломков нос к носу со впечатляюще огромным и не менее впечатляюще нагим ангелом. От того, как Сариэль смотрел на Гермиону, Северусу становилось не по себе, а тот факт, что внимание ангела пользовалось взаимностью, не улучшал ситуацию. Снейп не мог не признать, что внешность ангела пленяла и зачаровывала, но безопасным его точно нельзя было назвать. Однако Гермиона не отрываясь смотрела в золотистые глаза Сариэля, ничуть не тревожась ни из-за отблесков голода, проскальзывающих в ответном взгляде, ни из-за того, что ангел постоянно дотрагивался до ее лица, волос и рук. Она даже слегка наклонялась, встречая каждое прикосновение. Единственным подтверждением того, что Гермиона отдавала себе полный отчет в происходящем, была ее крепко сжавшая локоть Северуса рука и постоянное тепло ее тела совсем рядом, будто он был ее якорем.

Вот бы быть ее единственной постоянной в море неизвестности!..

Какая ирония – ведь он сам не знал, куда несет его течение.

Сариэль мельком глянул в его сторону, и Северус прочитал в его взгляде изумление и сочувствие. Как странно, что такие неземные черты могли быть столь выразительными. Хотя, может, не так уж и странно после того, что между ними произошло.

Было сложно не проанализировать события вечера, но времени оставалось только на то, чтобы с ними смириться. Смирение… Оно было лейтмотивом в увещеваниях Рафаэля: «Тебе никогда не найти покоя, пока ты не смиришься со всем, что ты есть». Проще сказать, чем сделать, особенно для человека, чье выживание когда-то зависело от отрицания, подавления и подчинения части самого себя. Но Северусу пришлось перестать цепляться за свои щиты, чтобы освободить ангела. Клетку нельзя было разрушить магией. Единственным способом было показать ангелу, как это сделать, а для этого нужно было позволить магии возвластвовать над собой.

В тот ошеломляющий и одновременно прекрасный момент Северус наконец-то признал раз и навсегда, что принадлежит миру магии, что путей для бегства не существует, что нет норы, в которой можно было бы укрыться от этого дара. Нельзя было спрятаться. Не было дороги назад.

Он крепче ухватился за пальцы Гермионы, и та ответила легким пожатием. Северус чувствовал исходящие от нее волны доверия и поддержки, хотя все ее внимание было направлено на ангела. Он не знал, что думал ангел, потому что поспешил вернуть свои щиты, как только клетка начала рушиться: было бы слишком легко забыться в колыбели могущественного сознания.

Но где же Люциус, последняя треть целого, чье неохотное подчинение позволило Северусу нащупать правильный путь, чье присутствие в сознании казалось мистическим свечением, бесцветным и спокойным? Северус обернулся и увидел друга недалеко от входа в пещеру. Люциус смотрел на ангела, но приближаться не собирался. Более того, он старался оставаться на расстоянии.

– Сэр? Ээ, Сариэль? – начал Поттер со своим обычным чувством такта. Он держал что-то в руках.

Сариэль оторвал взгляд от Гермионы, которая сильнее прижалась к боку Северуса. Тот высвободил руку и приобнял ее за плечо.

– Я кое-что нашел, – сказал Поттер голосом, полным сочувствия. – Больше ничего не осталось. Мне очень жаль.

Он держал два золотистых маховых пера, каждое длиннее руки. Одно из них было слегка погнуто.

Лицо Сариэля исказилось, и он зарычал, обнажая острые клыки. Поттер не отступил, продолжая держать в вытянутой руке ужасную находку.

– Армарос, – прошипел ангел. – Мой брат. (Прим. пер.: согласно Книге Еноха, Армарос – одиннадцатый из падших ангелов, обучивший людей искусству рассеивать чары.)

Сариэль вскочил на ноги, нависая над Поттером, и выхватил у него перья. Он погладил их, провел ими по губам, а затем сложил крылья перед собой, чтобы вставить в них по перу, где они теперь выделялись неожиданно яркими полосами на фоне темного оперения Сариэля.

– Пора отсюда убираться, – отступив в сторону, сказал Поттер Гермионе. – Не знаю, заметила ты или нет, но эти типа саркофаги?.. – он показал широким жестом на стены, – они больше не закрыты, а температура понизилась еще на пару градусов. Как ты думаешь, он… то есть ангел… Сариэль готов идти?

– Я готов, – прошептал Сариэль. Он подошел так бесшумно, что Поттер чуть не подскочил, когда услышал позади себя низкий голос. – Но сначала я должен поговорить со светловолосым. – Изогнув крыло, чтобы подтолкнуть Поттера в нужную сторону, ангел подошел к Люциусу, который бесстрастно ожидал их приближения.

Северус и Гермиона помогли друг другу подняться и отряхнулись.

– Надеюсь, нам удастся вывести его отсюда в целости и сохранности, – заметила Гермиона, когда Сариэль споткнулся и ухватился за плечо Поттера, чуть не сбив его с ног. – Он далеко не так силен, как кажется.

– Если он не сможет взлететь, путь по лестнице наверх покажется нам намного более долгим, чем спуск, – проворчал Северус, последовав за Сариэлем.

– Это в любом случае, но мы попробуем, – устало ответила Гермиона.

– Делай. Или не делай. Не пробуй.

Ответом ему послужил взрыв смеха, как Северус и надеялся.

– Не могу поверить, что вы это сказали! Это самая невероятная вещь за весь день!

– Странно у вас приоритеты расставлены, Грейнджер.

– Спасение ангела не сравнится с тем, как вы цитируете Йоду. – Гермиона положила руку ему на локоть, и Северус остановился. Она заглянула ему в лицо. – С вами все в порядке? В смысле… то, что вы сделали, это было, ну…

– Решительным шагом? Да уж, как в прорубь прыгнул. Солдатиком. Зажав нос и зажмурившись.

– А что теперь?

– Разве у меня была возможность устроиться поудобней в кресле, чтобы все обдумать? – он сразу же пожалел о своем резком тоне, но на Гермиону колкость не произвела никакого впечатления. Она просто взяла его за руку, а Северус просто решил ее руку не отпускать.

К тому времени как они присоединились к Поттеру и ангелу, те практически приперли Люциуса к стенке. Теперь Люциус отображался в сознании Северуса как мятежный водоворот темноты и серебра. От зелени и теплых тонов, которые преобладали лишь пару часов назад, почти ничего не осталось. Сариэль протягивал к нему руку с каплей ихора, блестящей на кончике пальца, но Люциус, очевидно, не желал принять подарок. Ангел склонил голову набок и смотрел на человека в замешательстве.

– Но почему? Это же добровольный дар. Он не причинит тебе вреда, хоть ты и плод с ветви, такой далекой от корня.

Северус не имел ни малейшего представления, что бы это значило.

– Дитя мое, – обратился Сариэль к Гермионе, – неужели тебе его не переубедить?

Люциус перевел угрюмый взгляд на Гермиону, и та кивнула. Северус сердцем почувствовал переполнившее ее сострадание.

– Оставь его, Сариэль, – сказала Гермиона. – Это не подарок, если от него отказываются; к тому же, Люциус еще не готов.

У Поттера отвисла челюсть от подобной дерзости, что избавило лицо Северуса от необходимости принять такое же выражение.

– Сариэль, – с убеждением повторила Гермиона. – Оставь его в покое. Почему не приберечь дар до того времени, когда он понадобится?

Сариэль наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза.

– И что ты предлагаешь мне с этим сделать? – едко спросил он, сунув каплю ихора ей под нос. Северус смущенно задумался, у кого ангел мог научиться такому тону. Вдруг Сариэль задорно улыбнулся, его рука метнулась к Северусу и вмиг помазала ихором его лоб. – Хороший выбор, дитя мое, – прошептал Сариэль на ухо Гермионе.

Северус ухватился за ближайшую опору, которой оказалась рука ангела: его голова кружилась, а в ушах звенело. Прикосновение к коже Сариэля, несмотря на ее металлический отблеск, показалось ему самым совершенным ощущением в мире: теплая и мягкая, она обтягивала стальные мышцы и литые кости, гудя почти ощутимой энергией. Северус сморгнул. И это был Сариэль в ослабленном состоянии? Как, во имя Мерлина, его удалось поймать? Новоприобретенная сила пронеслась ураганом по телу Северуса и постепенно улеглась, оставляя после себя прилив энергии и остроту мысли. Не удивительно, что кровь ангела вызывала привыкание.

Люциус и Гермиона подошли к нему и взяли его за руки.

– Мы готовы, – сказала Гермиона.

– Очень рад, – ответил Поттер, – потому что мы больше не одни.

Его дыхание сгущалось облаками пара, а слабый свет вокруг больше походил на синеватую дымку. От теней по стенам пещеры и со свода отделились тучи дементоров.

*

Вскоре стало понятно, что целью их свирепой атаки был ангел, но и людей дементоры не щадили. Сариэль бормотал заклинания на языке, не известном никому из присутствующих, и отбивался от нападающих крыльями, в то время как сверкающие доспехи начали появляться вокруг его тела. Однако было очевидно, что с сотнями дементоров, кружащих и пикирующих с широко раскрытыми ртами, не справиться даже ангелу. Он покачнулся и упал на одно колено.

– Северус, Гермиона! Щиты! – прокричал Люциус. – Поттер, со мной!

Северус схватил ангела за правую руку и направил всю свою энергию в переливающийся щит, соединившийся над их головами со щитом Гермионы, образуя защитный купол. Они питались от силы друг друга, и некоторое время даже самым свирепым дементорам было не проникнуть внутрь. К сожалению, Поттер и Люциус остались биться с полчищами нападающих без помощи.

Через щит Северус видел, как искусно Поттер уклонялся от атак – будто он был на метле. Его патронус в форме оленя то и дело разворачивался и продолжал нападение, в то время как Поттер кричал незнакомое заклинание: «Изыди, тьма!» Раскаленные пучки света разлетались из его волшебной палочки и взрывали сгустки дементоров единственным прикосновением. Но хотя Поттер был сильным – Северусу раньше не приходилось быть свидетелем всей мощи мальчишки, упакованной столь невзрачно, – такие затраты магии невозможно поддерживать долго. А где же был Люциус?

Северус искал друга с нарастающим отчаянием, боясь, что тому было уже не помочь, но вздохнул с облегчением – и Гермиона вместе с ним, – когда черная туча внезапно поредела и показались светлые волосы Люциуса. Он стоял неподвижно с закрытыми глазами в самой гуще дементоров, но те не обращали на него никакого внимания.

Концентрация Северуса ослабла, и Гермиона вскрикнула, когда их щит треснул и пропустил внутрь одного нападающего. Дементор взорвался от одного плевка Сариэля, но Северус понял, что резервов для помощи другу нет.

Люциус простоял еще несколько секунд, а затем, нахмурившись, медленно развел руки. Между ними загорелся яркий серебристо-белый свет, который удлинялся меж расходящихся ладоней, пока не стал сверкающим мечом. Гладиус люцис – одно из древнейших заклинаний, известных волшебникам; на него способны лишь те немногие, у кого осталась одна-единственная цель в жизни. Люциус поднял меч в фехтовальном салюте, посмотрел прямо на Северуса и ринулся в нападение, круша дементоров, как пустое тряпье.

Северус ухватился за ангела и Гермиону, изо всех сил поддерживая щит, не позволяя себе отвлечься даже на то, чтобы пожелать успеха двум сражающимся. Он сжал зубы и сконцентрировался на защите. Давление снаружи постепенно сошло на нет, и Северус понял, что опасность миновала.

Опустить щит и отпустить руки Сариэля удалось лишь с трудом. Поттер сидел неподалеку, как сломанная марионетка. На земле, в нескольких метрах от него, Люциус не шевелился.

«Нет!» – пронеслось у Северуса в голове. Он проковылял на непослушных ногах к другу и перевернул неподвижное тело. Глаза Люциуса были прикрыты, но вдруг он моргнул.

– Напомни мне никогда больше так не делать, – прохрипел он.

– Бахвал, – только и ответил Северус, вновь чувствуя себя тощим мальчишкой, которого опять спас от гриффиндорцев его неподражаемый префект.

– Молокосос, – отозвался Люциус.

– Хаффлпафф.

– Это удар ниже пояса, – тут Люциус прерывисто вдохнул.

– Если наш ангел не против, сейчас самое время принять его помощь, – сказал Северус.

Но Сариэль рыдал, стоя на коленях. Гермиона, уже осмотревшая Гарри, обняла ангела за плечи, как смогла, и пыталась его утешить. Северус не мог отойти от Люциуса, в то время как Поттер безуспешно старался подняться на ватных ногах. От них не стоило ждать помощи. Гермиона фыркнула с досады и закатила глаза – совсем как в Хогвартсе, уже на старших курсах, когда они с Северусом невольно начали делить ответственность за то, чтобы Поттер и Уизли перешли на следующий курс в целости и сохранности. Гермиона зафиксировала ангела яростным взглядом, а затем ухватила его за подбородок, чтобы тот на нее посмотрел.

– Мои братья… – запричитал он.

– Сариэль!

– Оставь меня…

– Сариэль, – повторила Гермиона мягко. – Ты нам сейчас очень нужен. Мы должны выбраться отсюда, вызволить отсюда тебя. Ты же не хочешь опять в клетку?

Но ангел лишь молча смотрел на нее золотистыми глазами, полными слез. Северус заметил, как поднялись плечи Гермионы от глубокого вздоха. А затем, к его полному ужасу, она наклонилась вперед и поцеловала ангела в губы.

Крылья Сариэля колыхнулись, и его рука обвилась вокруг Гермионы, привлекая ее ближе, в то время как поцелуй становился все глубже и глубже. Она поддалась на мгновение, но потом отстранилась.

– Достаточно, – проговорила Гермиона, запыхавшись. – Пора идти. Тебе нельзя думать о потерях. Нужно сконцентрироваться на нашей непосредственной ситуации и том, что скоро произойдет, то есть на нашем побеге. Вот… – Гермиона достала из воздуха иголку и уколола ею свой палец, предлагая ангелу багряную каплю. Она ойкнула, когда Сариэль, вместо того чтобы просто слизнуть каплю, обхватил чувственными губами весь палец.

– Прекрасное дитя, – промурлыкал он.

Северус облегченно сглотнул, когда Гермиона получила свой палец обратно и подошла на негнущихся ногах к той стене, у которой он поддерживал голову Люциуса на своих коленях. Она присела так, чтобы Северус оказался между ней и ангелом, и прошептала: «Упс».

Северус почувствовал, как его губы растянулись в невольной улыбке.

– Где ваши манеры? – прошептал Люциус. – Разве так ведут себя у смертного ложа?

– Что-то тут тебе никто не постелил, скорее всего потому, что ты не умираешь, – отозвался Северус.

– Мы не дадим вам погибнуть, – сказала Гермиона, убрав светлые пряди с его лица. – Разве можно – после такого гриффиндорского поступка?

– Оскорбления в довершение к флирту. Именно так я и представлял себе свою кончину.

– Никто не умирает, – повторил Северус. – Смотри.

Люциус смог повернуть голову настолько, чтобы увидеть, как Сариэль тряхнул крыльями. Его броня покрывала все тело и была на полтона светлее кожи. Ангел направился к ним, выглядя могущественнее, чем раньше.

– У тебя преданное и бесстрашное сердце, – проговорил Сариэль с улыбкой в глазах.

– И он туда же, великолепно, – прохрипел Люциус, и веки его сомкнулись.

– Быстрее! – заметалась Гермиона. – Мы его теряем!

Северус почувствовал жжение слез в глазах. Его друг глубоко вдохнул, выдохнул и перестал двигаться.

Несколько секунд никто не мог пошевелиться, но вдруг Сариэль опустился на колени и впился клыками в свое запястье. Густой ихор полился в приоткрытый рот Люциуса, и тот внезапно закашлялся, а по всему его телу прошла судорога.

– Живи! – велел ему ангел. – Твой труд еще не завершен.

Хватая ртом воздух, Люциус смог наконец сесть и вытер рот рукавом.

– Утонченный подход, – выдохнул он.

– Ты только посмотри на него, Люциус, – отозвался Северус. – Он явно не специалист по части утонченности.

– Подойди к нам, дитя, – поманил Сариэль Поттера. Тот наконец присоединился к группе, проковыляв на непослушных ногах, и сказал, глядя на часы:

– Самые долгие четырнадцать минут моей жизни. Теперь было бы неплохо, во-первых, выбраться отсюда и, во-вторых, научиться заклинанию мистера Малфоя.

– Оно его чуть не убило, Гарри, – возразила Гермиона.

– Все равно…

– Поттер, хватит нарываться на возможности принести себя в жертву, – отрезал Снейп. – Помогите мне поднять Люциуса, чтобы мы исчезли до того, как появится еще больше дементоров.

– Больше дементоров не будет, – печально возразил Сариэль, – по крайней мере, не здесь.

– Нам все равно нужно идти, – поторопила Гермиона. – Ночь не бесконечная, и мы должны выбраться из Министерства до рассвета – разве только ты умеешь исчезать, аппарировать или что-нибудь в этом роде. Я знаю, что в Министерстве аппарировать нельзя, но ты…

– Мои возможности ограничены этой оболочкой, – покачал головой ангел. – На данный момент.

– Что ж, тогда нам в тоннель, – и Гермиона пошла первой.

Возвращающаяся по тоннелю процессия выглядела жалко. Взъерошенная, уставшая, покрытая царапинами и синяками Гермиона шла впереди. Ангелу приходилось передвигаться на четвереньках, чтобы протиснуться вместе с крыльями. Северус и Гарри поддерживали Люциуса, чьи силы уже возвращались к нему, но медленно. Северус знал, что магическое истощение до коматозного состояния просто так не забывается.

– Что это было у вас за заклинание, Поттер? – спросил он, чтобы отвлечься от своих безрадостных мыслей и тихого разговора между Гермионой и ангелом. – Я его не знаю.

– Не удивительно, сэр. Гермиона придумала его на лету пару недель назад. Классная штучка, но энергии требует массу. Гермиона тогда нас всех сбила с ног.

Они проковыляли еще несколько шагов.

– Можно задать вопрос, мистер Малфой?

– Задавайте.

Северус с радостью почувствовал, что в их голосах не было ни следа вражды.

– Почему дементоры вас не трогали?

Этот вопрос и Северуса интересовал, но он не решался его озвучить.

– Им нечем у меня поживиться, мистер Поттер…

Подъем вверх по лестнице был таким же изматывающим, как и ожидалось. Ангелу тоже приходилось идти, потому что крылья его долго не держали. Вся группа остановилась на полпути, когда за одной из дверей оказалась кухня. Без малейших угрызений совести они вынесли все запасы, чтобы перекусить на лестнице: из-за крыльев Сариэль не пролезал в дверь. Выяснилось, что ангелы бывают такими же голодными, как и люди, и с удовольствием едят бобы на тосте, апельсины, пирог с патокой и шоколадное печенье – особенно шоколадное печенье. Когда запас шоколада иссяк, группа двинулась дальше. К тому времени как подъем закончился, Люциус мог идти самостоятельно, а Гермиона еле волочила ноги, хотя Северус и поддерживал ее за талию. Она уселась на верхнюю ступеньку со вздохом облегчения.

– Надеюсь, нас там не встречают, – проговорила она.

– Лучше не надеяться, – ответил Гарри и вытер пот с лица. – Дай мне минутку отдышаться, и я осторожно высунусь, чтобы посмотреть наверх.

Северус закатил глаза и сотворил перископ.

– А, ну да. Спасибо, сэр.

Проем, ведущий в знакомые залы Отдела тайн, отказывался увеличиваться, поэтому пришлось приложить все усилия, чтобы протолкнуть через него Сариэля.

– Кто бы мог подумать, что ангелы вовсе не бестелесные, – сообщил Люциус, упираясь плечом в бронзовую ягодицу. К счастью, Сариэль не оскорбился процессом. Когда всем удалось выбраться, он заразительно улыбнулся и одновременно обнял их всех. Северус подозрительно покосился на острые клыки, вдруг оказавшиеся слишком близко, но, соприкоснувшись с неповторимо мягкой, благоухающей кожей ангела, забыл о своих возражениях. Более того, он, как оказалось, даже вернул объятие. Ангел будто гипнотизировал, и это Северусу совершенно не нравилось; к тому же, отвлекаться сейчас было некогда.

Первое проклятье попало Поттеру в бок. Он резко вдохнул и ухватился за ребра, чтобы остановить поток крови, но рана была серьезной. Сариэль опустился на землю и закрыл их крыльями, но содрогался под натиском магии, пока Гермиона, задрав футболку Гарри, торопливо шептала лечебные заклинания.

– Сойдет, – скривился Поттер, – задай им жару!

Нападающих не было видно в неестественно глубокой тени между слабо мерцающими со стен светильниками. Люциус уже яростно сражался, не скупясь на проклятия и отражая вспышки магии, которые, казалось, летели отовсюду. Но даже будучи отменным дуэлянтом, он не мог в одиночку отразить каждую атаку, и одна его рука уже висела плетью вдоль туловища. Гермиона решительно подскочила к нему на помощь, а Северуса задержали.

– Проникнись тем, что знаешь лучше всего, – прошипел ангел и застонал, когда разрезающее проклятье задело его плечо, но глубокая рана затянулась практически моментально. – Ты наконечник. – Сариэль встал в полный рост, и огромный изогнутый меч засиял золотом в одной руке, а щит – в другой. – Ты поражающее лезвие, а я буду твоим щитом.

Если б еще знать, что бы это значило. Северус глянул в сторону Поттера. Мальчишка благоразумно отполз к стене, оставив на полу длинную кровавую полосу. Бледный и взмокший, он оперся плечом о стену и прерывисто дышал.

Проникнуться тем, что знаешь лучше всего?

Хорошо, что у него была возможность оценить обстановку, что оказалось непростой задачей в калейдоскопе вспышек и грохота. Люциуса с Гермионой было хорошо видно, и ангел прямо-таки светился кроваво-бронзовой энергией, однако нападающие прибегли к какому-то серому туману, чтобы скрыть свое расположение и количество. Туман разрастался ужасающими щупальцами, будто зловонное чумное облако, и гудел, как туча мух. Северус еще раз глянул на Поттера и с облегчением обнаружил, что тот заметил грозящую опасность и защитился заклинанием головного пузыря и щитом, потратив на это все силы, но продолжая посылать в надвигающуюся темноту проклятья, на которые еще был способен.

Северусу ничто не мешало сконцентрироваться на сражении. Сариэль увернулся от фиолетовой молнии, и секундой позже от раската грома у всех заложило уши. Поток проклятий, летящих в их сторону, не ослабевал. Становилось понятно, что нападающих было не много, но они были сильны. Кроме того, Северус подозревал, что они как-то объединили свои силы: мало кто был способен на такие заклинания в одиночку. Если бы только выдалась секунда, чтобы усилить его связь с Люциусом и Гермионой… проникнуться тем, что он знает лучше всего. Пылающий щит Сариэля вновь прикрыл его, и Северусу пришлось зажмуриться от яркости раскаленного золота.

Гермиона мелькнула красной стрелой мантии Аврората; краем глаза Северус увидел зеленое одеяние Люциуса и наконец посмотрел вниз, на свою иссиня-черную мантию.

Что он знает лучше всего…

Холодная бездна казалась домом всю его жизнь. Сладкий зов пучины был с ним постоянно, и Северус почти перестал различать ее шепот. Прямо на грани он мог отдохнуть и сокрыться от жестокостей и ужасов своего существования. Временами ему казалось, что он сам стал темнотой, тихой и бесконечной, но Северус никогда не решался полностью отдаться этому чувству. Может, именно это ангел и имел в виду? Северус вспомнил, как тепло улыбнулась Гермиона, когда увидела его в привычном черном одеянии. Вспомнил, как чувствовал себя, возвращаясь к этой традиции, – будто у него было на темноту особое право.

Что ж, это он знает лучше всего. Знает самое глубокое дно, мягкую завесу ночи, многообещающие темные углы, не нанесенные на карты миры власти и воображения.

Северус развел руки в стороны и дал темноте собраться на ладонях. Она лилась из его пальцев на землю, волнуясь и набухая. Он раскрыл рот и услышал беззвучно вещающий глас тьмы, дал темноте вырваться из своего тела и окутать его.

Потянувшись к Гермионе, Северус ухватил ее за руку. Он не знал, что именно она видела, но на лице ее отражался первобытный ужас.

– Доверься мне, – сказал Северус и укутал ее в складки темноты.

Люциус пришел сам.

Северус нащупал их тройственную связь, укрепил ее и, таким образом заранее позаботившись об обратном билете, увлек всех троих в ожидающую пучину.

Под конец Сариэль встал на колени позади Северуса, улыбаясь до тех пор, пока его сияние не потухло.

*

– Это что еще такое? – возмущался Поттер слабым голосом. – Стоит на минутку отключиться, как все вдруг кричат и ничего не видно! А теперь повсюду горы трупов!

Северус моргнул и медленно поднял голову. Гермиона все еще прятала лицо у его плеча, а Люциус обнимал их обоих.

– Три трупа – это далеко не гора, – возразил Северус и опять моргнул. Освещение в зале было тусклым, но детали вырисовывались крайне отчетливо. – Люциус, посмотри, кто они.

Ближайшее тело было брошено о стену с невыразимой силой. Оно лежало лицом вниз; обломки ребер белели через прорехи в серой мантии. Когда Люциус перевернул труп, он безвольно ударился о землю.

– Титус Гринграсс, – опознал погибшего Люциус. – Следующее тело было покрыто отвратительными гнойными язвами. – Энтони Дженнингс. – На последнем теле не было следов насилия, но лицо навсегда замерло в крике. – И Клемент Монро. Телохранители моей женушки в полном составе, – сказал Люциус и сплюнул.

– Что с ними случилось? – прошептала Гермиона. – Северус, что вы с ними сделали?

– Я? – Он отстранился на расстояние вытянутой руки и заглянул испуганной Гермионе в глаза. – Я с ними ничего не сделал.

– А как же тогда?..

– Когда они подписались на эту отвратительную аферу, то думали, что станут могучими, однако далеко не все люди могут совладать с темнотой. Что с ними случилось? Они посмотрели в бездну, и там оказалось именно то, на что они рассчитывали. – Северус легко сжал плечи Гермионы и отпустил ее. – Они сами навлекли на себя такую судьбу.

Гермиона прерывисто вздохнула.

– Понятно, но как…

– Это подождет, – прервал ее Люциус. – Нужно обсудить множество вопросов, но сначала мы должны отдохнуть и обдумать произошедшее. Поттеру нужна медицинская помощь. Давайте найдем правильную дверь, Гермиона.

Северус обернулся и увидел Сариэля, безмолвно стоящего позади него. Ангел уважительно поклонился.

Гермиона обернула голову полотенцем, повесила второе, которым только что вытерлась, на батарею, и накинула халат поверх пижамы. Она еле двигалась от усталости, когда вернулась домой, но просто не могла сразу отправиться спать. Было приятно вернуться к обыденным занятиям после всех откровений и ужасов ночи. Гермиона открыла дверь из ванной в свою спальню и на цыпочках прошла к кровати, на которой спал Гарри. Вместе с Северусом они тщательнее обработали глубокие порезы на боку Гарри и напоили его обезболивающими и восстанавливающими зельями, но до полного выздоровления необходимо было подождать несколько дней. Гермиона подоткнула одеяло вокруг спящего и в который раз порадовалась, что проклятье не задело ничего жизненно важного.

Она достала из-под кровати тапочки и надела их. Хорошо, что у нее был еще очень удобный диван.

На первом этаже из кухни доносилось тихое позвякивание посуды. Северус, который, судя по виду, тоже только что вышел из душа, как раз заваривал кофе и жарил яичницу-болтунью. Он кивнул Гермионе:

– Для вас тоже готовлю.

– Очень предусмотрительно с вашей стороны, профессор Снейп, – ответила она, усаживаясь за стол. Снейп выглядел совсем не по-профессорски в пижамных штанах и одной из футболок Рона с логотипом «Пушек».

– Отнюдь. Я лишь голоден и, услышав ваши шаги на верхнем этаже, подумал, что вы, наверное, тоже.

Гермиона осторожно улыбнулась.

– Вы Сариэля на ночь устроили?

– Защитил амбар от ветра и холода, как только мог, и трансфигурировал пару одеял во что-то более подходящее по размеру для ангела, – кивнул Северус, наблюдая за яичницей.

– Мне ужасно не нравится оставлять его в этой дыре, – сказала Гермиона.

– Мой рост – абсолютный максимум для ваших потолков, – заметил Северус. Он вынул хлеб из тостера и разложил по тарелкам нежнейшую болтунью. – В ангеле и без крыльев под два с половиной метра. Куда его еще можно было заселить? Кроме того, он сам сказал, что не нуждается в комфорте.

– Это он просто из вежливости, – Гермиона попробовала яичницу и блаженно вздохнула: – Боже мой, бесподобно.

Северус усмехнулся. Ей нравилось видеть его таким – обычным и раскрытым, совсем не похожим на темного мага, каким он предстал во время сражения.

– А вы Поттера уложили?

– Да, он глубоко спит. Люциус?

– Отключился, стоило ему добраться до моей кровати.

Гермиона рассмеялась.

– Вы можете лечь на диване – хорошо, что он достаточно длинный, – а я тогда в кресле. У меня есть на первом этаже несколько одеял, поэтому наверху никого тревожить не придется.

Они молча закончили трапезу и, оставив тарелки в раковине, уселись с кофе в гостиной. Гермиона подошла к окну.

– Почти светает. – Обернувшись, она увидела, что Северус рассматривает ее диски.

– Мне всегда казалось, что музыка помогает голове расслабиться, – сказал он, вставил диск в проигрыватель и уменьшил громкость. – Посидите со мной? – спросил Северус, когда Гермиона направилась к креслу. Она колебалась в нерешительности. – Вы можете доверять мне, Грейнджер.

– Знаю, профессор, – она уселась на диван рядом с ним, но немножко поодаль. Тихая музыка наполнила комнату. – «Месса времен войны»? Как кстати. Интересно, что я никогда не могу представить Гайдна грустным, когда слушаю его музыку.

– Рафаэль как-то сказал мне, что Гайдн лишь переносил на нотный лист музыку, которую ему пели ангелы, – сообщил Северус и фыркнул. – Я предпочитаю верить в людскую одаренность – особенно теперь, когда мы познакомились с другой стороной.

Гермиона поежилась, направила волшебную палочку на камин и зажгла хворост под заложенными бревнами. Диск на секунду замолчал, но проигрыватель был достаточно надежно защищен от магических скачков, и хор практически моментально продолжил мольбы о милосердии. Молчание становилось неудобным. Наконец Гермиона решила перебраться в свое кресло и начала вставать с дивана.

– Мисс Грейнджер, – Северус прочистил горло. – Гермиона, – он взял ее руку в свою. –Вы боитесь меня после случившегося?

– Да… Думаю, да. Извините.

– Посмотрите на меня. – Его черные глаза, спокойные и серьезные, не отрывались от ее лица.

– Сегодня ночью… – он опять откашлялся, – мне пришлось принять истину, в которую я так долго не хотел верить, – Северус глубоко вдохнул.

– Продолжайте, – подбодрила его Гермиона, надеясь, что он развеет ее сомнения.

– С колыбели нас учат бояться темноты – как в маггловской культуре, так и в волшебной. Нас учат, что это обитель зла, боли, страха и смерти. И все же, если задуматься, это нелогично. Вспомните, когда вам было больно и страшно. Прошу прощения за этот вопрос, но Беллатриса Лестрендж пытала вас в темноте или под хрустальными люстрами поместья Малфоев? Да и проклятья сопровождаются вспышками света так же, как и благотворные заклинания.

Северус забрал у Гермионы кружку кофе и поставил ее на пол, а затем взял обе ее руки в свои, поглаживая замерзшие пальцы.

– С темнотой все наоборот, – продолжил он. – Подумайте, как приятно лежать в кровати поздно ночью, укутавшись в тишину и полумрак, как легко получается расслабиться и забыть о дневных заботах. Вспомните, какой желанной становится темнота, когда голова раскалывается от напряжения на работе.

Гермионе показалось, что он говорит скорее о себе, а не о ней.

– Сравните благородную черноту воронова крыла и уродливое свечение… не знаю…

– Пергаментного грибка? – подсказала Гермиона. Она сжала его пальцы и увидела, как его плечи немного расслабились. – Я понимаю, что вы имеете в виду, Северус. Свет и тьма – это две стороны одной и той же медали.

– Не совсем: восприятие их как чего-то противоположного ведет к заблуждению. Проще говоря, они являются тем, что под ними подразумевают люди. Те трое в Министерстве нашли в темноте именно то, что с ней связывали. Тьма сама по себе не опасна – мы просто сами делаем ее такой. Тени не кишат монстрами – иногда они всего лишь тени. И иногда в них можно найти безопасное убежище.

Гермиона вспомнила, как Северус защищал ее и обнимал, а ее демоны не смели приблизиться.

– А что же Гарри? Вы не защитили его.

– Тут я, должен признаться, рискнул, – Северус, смутившись, потупил глаза.

– Рискнули по-крупному, – укорила его Гермиона.

– Опасность была минимальной. Поттер уже успел познакомиться с настоящими чудовищами, в том числе внутри себя самого, и распознает их без труда. Люпин мне все уши прожужжал о том, как «мудрый Поттер» больше всего боится страха. Его, честно говоря, было не заткнуть.

– Вы поступили храбро, отдавшись тьме, – заметила Гермиона, и Северус горько улыбнулся:

– Я давно приручил собственных чудовищ.

Гермионе хотелось сказать что-нибудь подходящее, но она вдруг зевнула прямо в лицо Северусу, не сумев прикрыть рот, потому что ее руки все еще лежали в его ладонях.

– Ох, извиняюсь!

– Нам обоим пора спать. Вы уверены, что предпочитаете кресло дивану?

Гермиона моментально узнала этот тон – когда мужчины что-то вежливо предлагают, но очень надеются, что до согласия не дойдет. У нее все друзья были такими.

– Ничего страшного, мне нравится мое кресло. – Она подняла с пола кружку, пока кофе не разлили на ковер. – Знаете что, Северус?

– Хм?

Гермиона подалась вперед и быстро обняла его одной рукой:

– Спасибо вам.

*

– Гермиона! Гермио-о-она! Миона!!! Черт возьми, ты вообще дома? Впусти меня!

Безрезультатные вспышки и шипение в камине сопровождались криками, от которых Гермиона наконец-то проснулась. Северус все еще спал сном праведника, уронив одну руку на пол, а комната заметно похолодела. Гермиона на сантиметр вынула руку с волшебной палочкой из-под груды одеял и открыла камин, из которого сразу же кубарем вылетел Рон.

– Слава Мерлину! – воскликнул он, крепко обняв подругу и при этом вытащив ее из кресла. – Я уже думал… я думал…

– Рон, отпусти меня – мне не вздохнуть – и перестань захлебываться словами. Что случилось?

– Об этом во всех газетах написано… а этот что здесь делает?

– То же самое, что и в прошлый раз. Не отвлекайся, Рон. Что в газетах?

– В Отделе тайн случилась какая-то заварушка. Говорят, что пропало четверо авроров и четверо невыразимцев. Везде погром. Охранников парализовали Остолбенеем. Я никак не мог найти ни тебя, ни Гарри, и уже подумал… – он опять ее обнял.

– Рон! Мы в порядке! Ну, Гарри немножко досталось, но он будет как новенький. И мы проверили состояние охранников после Остолбенея, даже наложили на пол смягчающие чары, чтобы они не ударились при падении. – Гермиона сморгнула. – И все это уже в газетах? Как-то быстро.

– Скиттер – чистокровка, – сообщил Северус в подушку.

– Это был спецвыпуск, – сказал Рон, плюхнувшись в кресло Гермионы. – История звучала как одна из тех, в которые вы с Гарри обычно вляпываетесь. Я вас обыскался! – добавил он возмущенно.

Гермиона сжала зубы. У нее не было никакого настроения разбираться с незаслуженными обвинениями, но в случае с Роном за его искренним беспокойством всегда следовал вопрос «А обо мне вы подумали?»

– Рон, можно попросить тебя об огромном одолжении? Не мог бы ты заварить большой чайник и достать из кладовой что-нибудь поесть?

Предоставить Рону свободу рядом с запасами еды было надежным способом заставить его забыть о предмете разговора. Гермиона подтолкнула друга в направлении кухни и, не обращая внимания на его продолжающуюся тираду, вздохнула с облегчением, когда Рон покинул гостиную.

– Чудесно. Что мы ему собираемся сказать?

– Все, что необходимо, чтобы от него избавиться, – ответил Северус, не поднимаясь с дивана.

– Например, что мы почти погибли, и что это далеко не конец, и что – почти забыла! – в моем амбаре тусуется ангел?!

– Что-о тусуется в твоем амбаре?! – воскликнул Рон, вернувшийся с двумя разными сортами чая. – Во что вы ее втянули, Снейп?

Северус проворчал нечто, за что Рафаэль в свое время послал бы его чистить утки и тысячу раз читать «Аве Мария».

– Все было, скорее, наоборот, – резонно отметила Гермиона. – А теперь, Рон, завари ассамский, лучше в самом большом чайнике, и достань шесть кружек. – Она опять выпроводила его из гостиной. – Ты обо всем узнаешь, но сначала мне нужно одеться и выпить чая. Северус, время снизойти до простых смертных. Диван на вас не обидится, если вы на время перестанете его обнимать.

Наверху Гермиона постучалась в гостевую спальню и сообщила Люциусу, что скоро будет готов «завтрак», а затем тихонько открыла дверь в свою комнату. Как ей нравилась эта комната! В обстановке не было особого стиля – Гермиона просто купила разношерстные предметы мебели, в которые влюбилась с первого взгляда, и они выглядели мило под старыми потолочными балками. Занавески, плед и подушка на кресле-качалке радостно пестрели, не вызывая головокружения от обилия цветов, и благодаря им Гермиона почувствовала себя полностью дома.

Гарри пошевелился.

– Скока время? – спросил он еле ворочающимся языком.

– Почти три часа дня. Нет – не садись пока. Дай сначала посмотреть на твой бок.

Без всякого стеснения Гарри позволил ей обследовать шрамы, косо проходящие от нижних ребер до бедра, как следы огромных когтей.

– Признан годным, – вынесла вердикт Гермиона. – Но смотри – никаких растяжек, даже наклоняться и поворачиваться можно только осторожно: шрамы еще совсем свежие. Тебе нужна помощь в душе?

– Я что, так воняю?

– Да уж. Рон как раз подготавливает завтрак, и я не собираюсь есть рядом с таким благоуханием, благодарю покорно. – Она помогла Гарри сесть. – Ах да, мы уже в газетах.

– На передышку можно было и не надеяться, – простонал он.

– Рано говорить, – ответила Гермиона, доставая из ящиков чистые вещи. – Насколько знают газеты, мы пока что пропавшие без вести, как и остальные. – Слезы начали наворачиваться ей на глаза: – Это просто невыносимо, Гарри. Почему все вопросы нужно решать через убийства? Как это глупо!

– Знаю, – ответил он. – Ладно, пора выяснить, дойду я сам до туалета или нет.

– На меня можешь не рассчитывать, – твердо заявила Гермиона. – Хотя не мог бы ты подождать пять минут, пока я не почищу зубы?

– Без проблем. Мне понадобится больше времени, чтобы дойти до ванной.

– Как же я тебя люблю, Гарри. Я рада, что ты жив.

– Девчонки такие сентиментальные! – ответил он с улыбкой в глазах.

*

Конечно же, лучше не стало, когда Люциус, появившийся последним, вошел в кухню. Зарычав, Рон подскочил и припечатал его к стене, приставив палочку к горлу. Северусу и Гарри пришлось отрывать его от несопротивляющегося Малфоя и удерживать на стуле, пока Гермиона проверяла, не последовало ли за нападением новых ранений. Затем она повернулась к Рону и одарила его взглядом, которому научилась у самой Молли Уизли.

– Рональд Уизли! С какой стати ты набросился на гостя в моем доме? Тебе должно быть стыдно! Даже мне за тебя стыдно!

Брызжа слюной, Рон вновь попытался высвободиться из удерживающих его рук.

– Ты что, совсем спятила? Это же Малфой! Ты же еще помнишь, как он стоял и смотрел, когда тебя пытали? Как он помогал Волде…

– Этого достаточно, Рон, – холодно оборвала его Гермиона. – Ты либо будешь вести себя как воспитанный взрослый человек, либо немедленно уйдешь из моего дома. Что ты выбираешь?

Рон перестал вырываться, но Гарри и Северус не отошли, хоть и отпустили его. Гермиона, скрестив руки на груди, буравила его взглядом, пока он не вздохнул и не обмяк.

– Так-то лучше. Ты обо всем узнаешь, когда будет готова еда. На данный момент тебе придется удовольствоваться тем, что мистер Малфой помогает нам разобраться с той проблемой, над которой мы работаем. Я не забыла ужасы войны – как и ты, и Гарри, и Северус, – но мистер Малфой уже достаточно зарекомендовал себя, чтобы оставить все в прошлом.

– Но почему эта проблема его касается?

– Потому что она касается Драко.

– Так и знал, что Хорек тут замешан…

– Он же жертва, балбес! – сказал Гарри, отвесив Рону подзатыльник. – Как и твоя сестренка, если ты забыл.

Лицо Рона скривилось, и он, бросив на Люциуса еще один обвиняющий взгляд, открыл было рот, чтобы опять заговорить, но Гермиона прервала его:

– Все теперь в состоянии вести себя цивилизованно?

– Если без этого никак… – пожал плечами Рон.

– Отлично, тогда можно попросить тебя об одолжении? Принеси дров в гостиную и отодвинь всю мебель от стеклянных дверей, ведущих в сад. Пожалуйста. – Гермиона вздохнула: – Прошу меня простить, Люциус.

– Вам не за что извиняться, – великодушно ответил он. – Вы меня никак не обидели.

– Я все равно чувствую себя ответственной, потому что это произошло в моем доме и из-за моего друга.

– Тогда мы квиты, Гермиона. Простим друг другу?

– С удовольствием. Ладно, я пойду за Сариэлем.

Несмотря на тучи и повсеместные лужи, дождя в порядке разнообразия не было. Гермиона на секунду остановилась посреди сада, чтобы вдохнуть холодного воздуха. Ее уютный домик начинал трещать по швам.

Подснежники почти отцвели, но из земли начали пробиваться крокусы, а кусты зимнего жасмина все еще желтели. Гермиона присела, чтобы смахнуть жухлые листья с могилы Косолапуса, и была глубоко тронута, когда заметила воткнутое в землю красно-черное перо ангела. Хотя Сариэль своим присутствием одновременно удивлял и возмущал, он, казалось, знал все о ее чувствах и разделял ее заботы о тех, кого она приняла в свое сердце. Гермионе совсем не нравилось, как ее тянуло к ангелу, как в его присутствии ощущение покоя и, чего греха таить, однозначного влечения затмевало благоговение, изумление и даже подозрительность. Она отломила веточку жасмина, глубоко вдохнула и направилась к старому амбару, который когда-то купила вместе со всем участком, но так и не собралась подлатать. Благодаря каменным стенам и ветхой соломенной крыше он выглядел крайне живописно снаружи, но внутри хозяйничали сквозняки, влажность и крысы. Гермиона чувствовала себя просто ужасно, оставляя ангела на ночь в такой дыре.

Но ангел, судя по всему, знал, как обустроиться. Гермиона застала его развалившимся на подушках, в которых она опознала гостевой плед. Сариэль тихо мурлыкал себе под нос, плетя фантастические фигуры из соломы. Стены были починены, а пол высушен. От крыс не осталось и следа.

– Дитя мое!

Сариэль подскочил, широко улыбаясь, и расправил крылья, насколько это было возможно под крышей амбара. Гермиона улыбнулась в ответ, чувствуя себя карликом.

– Тебе хорошо спалось?

– Я не спал, дитя. Я слушал, как танцуют звезды и как дышит земля. Я смотрел твои сны и сны остальных.

Гермиона не знала, что и сказать.

Ангел наклонился и дотронулся до ее лица:

– А еще я гулял по твоему саду в лучах солнца.

– Я заметила, – ответила Гермиона, опять улыбнувшись. – Ты проголодался? В доме приготовлена еда, а нам нужно многое обсудить. Да, я думаю, что ты поместишься в гостиной, если не попытаешься расправить крылья. Или, знаешь, мы все можем перебраться сюда, раз ты так замечательно прибрался.

Гермиона подбежала к двери и крикнула в сторону дома. Северус появился у окна и помахал рукой, подтверждая, что он понял. Когда Гермиона повернулась обратно, неестественные глаза Сариэля прищурились в улыбке.

– Что? – спросила Гермиона.

– Мне нравится твой облик, – ответил ангел, – и мне нравится твое одеяние.

Гермиона смущенно моргнула: сегодня она надела один из свитеров Уизли в яркую полоску.

– Может, я когда-нибудь передам это той женщине, которая связала свитер. Она будет в восторге. Кстати, об одеянии. Не мог бы ты?..

Сариэль посмотрел на себя вниз:

– Я не радую твой глаз?

– Нет! В смысле, да! Очень радуешь. Просто мы не привыкли, когда разгуливают нагишом.

Сариэль подчинился и обернул вокруг бедер одеяло на манер саронга, который после секундного размышления превратил в золотистую ткань. Было к лучшему, размышляла Гермиона, что ангел не предстанет перед Роном во всей своей богато награжденной природой красе. Парень и так, казалось, находился на грани нервного срыва.

Сариэль был в таком восторге от импровизированной трапезы, что все наперебой предлагали ему попробовать разные угощения. За едой Рона ввели в курс событий. По мере наполнения желудка и привыкания к невероятным новостям Рон слушал, становясь все собраннее, и задавал вопросы по делу, чем смог восстановить веру Гермионы в себя, хоть и продолжал старательно игнорировать Люциуса и был очевидно настороже. Под конец он отставил свою тарелку.

– Я только одно совсем не понимаю – в море тех событий, которые я как бы улавливаю с трудом: как тебя смогли поймать? Ты же такой могущественный, никогда не спишь, чувствуешь намерения людей… Как вообще можно поймать ангела?

Сариэль опустил крылья, выглядя смущенным.

– Вот моя погибель – как и мое торжество, – ответил он, поцеловав макушку Гермионы.

Она уже почти привыкла к его постоянному вниманию, хотя никто из окружающих не был от этого в восторге.

– Я? – удивилась Гермиона. – Но как я могла?..

– Не именно ты, дитя мое, но другие, похожие на тебя. – Сариэль обвел всех взглядом, останавливаясь золотистыми глазами на каждом по очереди. – У нас, называемых вами ангелами, обычно нет материальной формы. Нам трудно находиться в таком виде подолгу: телесная оболочка причиняет боль. Но одновременно мы любим вас, нас тянет к вашей энергичности, жизнерадостности, к способности мечтать и любить. В вас наша радость, и мы приумножаем ее, делясь с вами нашей сущностью.

– Я так и не понял, – сказал Рон. – При чем тут Гермиона?

Ангел улыбнулся, обнажая клыки. Рон отпрянул назад.

– Некоторые ваши женщины кажутся нам особенно привлекательными, – ответил Сариэль.

«Понеслось», – подумала Гермиона. Северус сжал ее руку, хоть все его внимание и было направлено на ангела.

– Кажется, я знаю, о чем это он. Это древняя легенда, несколько раз упомянутая в Библии и более подробно описанная в Книге Еноха. – Северус заметил удивление своих слушателей и пояснил: – Вот к чему приводят доступ к монастырской библиотеке и избыток свободного времени. Если вкратце: некоторые из сынов Божьих – ангелов – влюбились в дочерей людских. Они научили этих женщин волшебству и произвели на свет потомство. – Северус медленно выдохнул. – Кажется, мы только что получили объяснение тому, как человеческая раса овладела магией. Я прав?

Сариэль склонил голову в подтверждении:

– Я и не знаю, кто такие «сыны Божьи», но в одном я с тобой согласен: мы делимся с людьми тем, что умеем, потому что вы приносите нам такую радость.

– Так вот оно что, – выдохнула Гермиона. – Агата Блэк вовсе не бредила о том, что она «дитя света». Она знала, что ее отец – ангел!

– Так вот как вас ловят, – с отвращением проговорил Рон, – на живца. Оказывается, не такие уж вы и возвышенные существа.

– Не надо дерзить, – отрезала Гермиона.

– Ах, посмотрите на нее, такую охмуренную, что вот-вот…

– Заткнись, Рон, – прервал его Гарри.

– Рональд, сын Артура, – начал Сариэль. – Я даю тебе слово, что никогда не причиню вреда твоей подруге. Она для тебя безмерно важна, и я тоже ценю ее превыше небесных светил.

Гермиона заметила, что на глаза Рона навернулись слезы. Вдруг она поняла, что он с самого прихода еле держал себя в руках – и не только из-за Люциуса. Догадавшись, что происходит, она поднялась и обняла Рона.

– Что-то случилось с Джинни, ведь так?

– Мы ее нашли, Миона, – всхлипнул он. – Ее просто выкинули на обочину. Она в кататоническом ступоре, и силы просто постепенно ее покидают.

– Ах, Рон, почему же ты сразу не сказал?

Гарри уронил голову на руки.

– Это из-за моей крови? – нахмурился Сариэль. – Но ведь она пила ее добровольно…

– Честно говоря, я так не думаю, – возразила Гермиона. – По крайней мере, она не знала, что это. Ее снабжал человек, которому она доверяла.

– Я не для того пришел к вам, чтобы сеять разрушение, – проговорил ангел, и слезы покатились по его щекам.

– Нет, в этом мы сами виноваты, – сказал Северус, – ты всего лишь такая же жертва.

В повисшем молчании было слышно только, как плачут Рон и ангел. И вдруг – в первый раз за весь вечер – заговорил Люциус.

– Когда я был маленьким, моя прабабушка Элизабет любила рассказывать одно стихотворение. Я его не очень хорошо помню, но в нем была такая строка: «Слеза херувима излечит недуги». Может ли это быть правдой, фактом, передаваемым из уст в уста от одного поколения к другому, а не просто красивым оборотом? – он сотворил пузырек и передал его Сариэлю. – Не могли бы вы сберечь несколько слез для сестры этого молодого человека?

– Ты мудр, Светловолосый, – ответил ангел. Он приложил пузырек к щеке и вскоре передал его, уже наполненный блестящими слезами, Рону. Тот схватил пузырек и вскочил на ноги.

– Я… мне нужно бежать… и попытаться, – он уже был у двери. – Спасибо вам!

Гарри последовал за ним.

*

Гермиона принялась убирать посуду. Она смахивала остатки в салатницу и ставила стопки тарелок на поднос. За ними последовали стаканы. Говорить было не о чем. Она подняла поднос и открыла локтем дверь. Трава на лужайке поскрипывала от ее шагов, а дыхание превращалось в клубы пара. Гермиона подняла голову к ночному небу, усеянному бесконечностью звезд, складывающихся в давно знакомые величественные созвездия, и улыбнулась. Может, еще была надежда. Если удастся вылечить Джинни, то, возможно, они смогут помочь и Драко, а потом освободить Сариэля… Гермиона поставила поднос на кухонный стол и вернулась в амбар, где Северус и Люциус уже убирали все остальное.

– Ночь просто волшебная, – сказала она. – Пойдемте, посмотрим.

Они некоторое время стояли под навесом из звезд, пока Гермиона не начала дрожать.

– Вы замерзли, – отметил Северус.

– Да, но не из-за холода. Это…

Сариэль оскалился и зашипел.

– Дементоры! – выкрикнул Люциус.

Гермиона ухватила его за руку:

– Не надо повторять подвиги! Мы за надежным щитом, а наблюдать, как вы умираете во второй раз, очень не хочется.

Стая дементоров, еле различимых в синеве ночи, пикировала к ним. Все вздрогнули, даже зная, что находятся в безопасности.

– Мои братья, – печально проговорил Сариэль.

– Ты об этом уже упоминал, – сказал Северус. – Тогда я подумал, что ты говоришь о других заточенных ангелах, однако теперь… Неужели ты хочешь сказать?.. – он указал рукой на кружащих монстров.

– Так же, как мы не можем в вашем понимании «жить», мы не можем и умереть. Мы превращаемся в них, если забрать у нас все. В то время как мы стремимся дарить, они представляют из себя пустоту – ничего кроме жажды потерянного, ничего кроме всепоглощающего голода, множащегося и плодящего таких же голодных, заключенных в этом мире без надежды на спасение и без возможности насытиться, – Сариэль опять зашипел. – Вы проявляете милосердие, когда разрушаете их.

Гермиона потянула его за руку.

– На данный момент мы не собираемся ничего разрушать. Пойдем в дом – мы как-нибудь тебя разместим. Тебе нельзя оставаться снаружи одному, не в такую ночь.

Драко и без зеркала знал, что выглядит ужасно. Он видел, как удлинились кости; не мог не чувствовать, как сгорбленный позвоночник толкал плечи вперед, когда хотелось сидеть прямо; не мог никуда деться от запаха полуистлевшей плоти. Уход его небывалой красоты хоть и печалил Драко, но настоящим бичом заточения оказались скука и одиночество – и то, что его насильно удерживали в лохмотьях прежней жизни. Драко жаждал умереть, отречься от своего тела и вслед за этим распрощаться с муками и унижением, без которых больше нельзя было представить себе его хрупкую оболочку. Однако все попытки покинуть этот мир силой воли оказались безуспешными: либо плоть так упрямо держалась за Драко, либо что-то глубоко запрятанное в подсознании отказывалось сдаваться.

Когда отец навестит его в следующий раз один, без матери, Драко попросит его о последнем акте милосердия. Хотя, может, Северус на это согласится. Или даже Грейнджер.

Его мать, конечно, и слышать не хотела о том, что с сыном происходит что-то страшное. Она только и говорила о «родовом праве», «апофеозе» и «великолепии», будто не замечая, в какое чудовище он превратился.

Драко потерял последнюю надежду в тот день, когда был вынужден признать, что его мать такая же сумасшедшая, как и ее сестрица. Он сопротивлялся как только мог, но другого объяснения не находилось: нужно быть душевнобольным, чтобы смотреть без содрогания на ту вонючую гнилую массу, в которую он превратился, целовать его и щебетать, будто ничего не случилось.

Беллатриса, Нарцисса…Интересно, что произошло с третьей сестрой? Драко задумался над тем, как мог вильнуть ее жизненный путь, в чем проявилось ее сумасшествие…

Он вздохнул, и в легких забулькало.

Где же Оладушек? Драко учил эльфа читать: процесс доставлял обоим удовольствие и помогал Драко чувствовать себя нужным. Все началось, когда из-за судорог стало невозможно удерживать книгу ни физически, ни с помощью магии, и Драко попросил эльфа почитать вслух. Тот признался, что неграмотен, как и все эльфы Малфоев. Удивлению Драко не было предела. Он послал Оладушка в детскую за старой азбукой, и они немедленно принялись за дело. Оладушек оказался способным учеником и уже мог читать рассказы попроще. Драко было стыдно, что он никогда раньше не задумывался об образовании и умственных способностях эльфов – когда-то они не представляли собой ничего, кроме удобных, практичных предметов домашнего обихода. Однако сейчас все его превосходство сгнило вместе с его телом, и Драко увидел настоящих эльфов – магических существ с собственной культурой, традициями и талантами. Когда они с Оладушком уставали от чтения, то просто переходили к беседам, а когда Драко и от них уставал, то впадал в оцепенение, которое в конце концов превращалось в прерывистый сон, полный сновидений.

Ему часто снились свобода и легкость полета. Чего бы он только ни отдал за еще один круг на метле! Даже если там был бы Поттер. Если честно, с Поттером было даже интереснее – теперь не страшно в этом признаться. Драко обожал соперничество: оно заставляло чувствовать себя полным жизни и сил.

Так он и дремал, а время проходило, нисколько не приближая Драко к столь желанной развязке.

Дверь скрипнула на петлях, и Драко резко проснулся. Он чуть не позвал Оладушка, но секундой позже оказался рад, что голос его не послушался: то была его мать. Драко знал, на кого обрушился бы ее гнев, если бы стала известна его дружба с «низшим существом». Утонченный аромат защекотал ноздри как предвестник появления Нарциссы. Она опять стала использовать духи, больше не заботясь о том, что от этого у него носом шла кровь, а может, даже радуясь ее странному водянистому цвету.

– Дорогой мой, я принесла тебе бульона – ты уже давно ничего не ел.

Правда? Драко совсем забыл.

Нарцисса подошла ближе и мановением руки пододвинула к креслу столик, удерживая поднос в другой руке. От чаши из слоновой кости поднимался аппетитный пар. Рядом с ней на подносе лежала трубочка, чтобы было удобнее пить, и еще один из треклятых маленьких пузырьков. Драко ненавидел их всеми фибрами души: заключенное внутри зелье было жидкой пыткой. От него умирающая оболочка вдруг болезненно сжималась – а может, что-то внутри просто стремилось вырваться наружу. В любом случае, эффект был более чем болезненным. Как-то раз Драко сказал матери, что не будет больше принимать это зелье, потому что оно казалось неправильным лекарством и причиняло боль, но она лишь улыбнулась и влила в него содержимое пузырька, неся какую-то чепуху о «возвышенных страданиях». Сам Драко считал, что страдания были просто страданиями, а никакими не возвышенными.

Хоть Нарцисса и играла роль обеспокоенной матери, Драко не видел на ее бледном, осунувшемся в погоне за властью лице материнской заботы. Когда он был маленьким, она носила красивые яркие мантии и часто дарила ему самые теплые улыбки. А теперь та же женщина предпочитала одеяния в серых тонах, подчеркивающих стерильную белизну ее кожи и будто стирающих все другие цвета, даже синеву ее глаз. Раньше мать Драко часами напролет разговаривала и играла с ним. Теперь же она интересовалась им только как медленно продвигающимся экспериментом. Раньше во время разлуки она присылала конфеты и пирожные – в таких количествах, что Драко в конце концов начал оставлять сладости для всех в слизеринской гостиной. Нынешняя женщина приносила, однако, только лекарство.

Когда же начались изменения? А может, она всегда была такой и только ждала проявления болезни, играя роль заботливой матери, чтобы заполучить соответствующего всем параметрам сына? От этой мысли Драко почувствовал внутри пустоту.

– Давай я тебе помогу, мой дорогой, – предложила Нарцисса, поднимая пузырек наманикюренной рукой.

– Надломи воск, матушка. Мне лучше пить это зелье после еды, а суп еще слишком горячий. Я справлюсь с пузырьком, если ты ослабишь пробку.

– Только не медли, мой драгоценный. Ты же знаешь, какое оно летучее.

– Постараюсь. – Вдруг он нахмурился: – Матушка, почему ты принесла мне суп? Это разве не обязанность эльфов?

– Это отродье не будет нас больше беспокоить, – пренебрежительно ответила Нарцисса. – С этого момента только я буду о тебе заботиться.

– Матушка?.. – от ужаса спина Драко покрылась мурашками.

Она очаровательно улыбнулась и наклонилась, чтобы пригладить остатки его волос.

– Я избавилась от них. Магия – привилегия чистых кровью, мой любимый, и только чистые кровью должны ей управлять. Нельзя позволить, чтобы низшие существа и другие ошибки природы покушались на твое родовое право. Ах, ты так устал. Мне пора. Не забудь свой суп и лекарство.

Драко дождался, пока дверь за ней закроется, и тут шок от услышанного врезался в него, как поезд на полном ходу. Каким небрежным тоном она сказала, что «избавилась» от эльфов… Драко уронил лицо на руки и зарыдал. Слезы лились из его глаз, а от всхлипов содрогалось все тело. Эльфы редко уходили со службы семье, которой поклялись в верности. Добби был исключением со своим талантом соваться везде и всюду, понимать все неправильно и раздражать отца, навлекая на себя его гнев, в то время как нужно было просто держаться на заднем плане, как все остальные эльфы. Как-то раз Драко спросил Оладушка, почему не было больше эльфов, похожих на Добби. Оладушек ответил, что долг домовиков – оставаться со своей семьей и в радости, и в несчастье из-за непоколебимой веры в то, что за хорошей службой последует награда… когда-нибудь.

– Я вас совсем не понимаю, – сказал тогда Драко. – Я бы давно ушел, если бы со мной обращались так, как отец обращался с вами.

– Мастер многому научился, – ответил Оладушек. – Он доказал, что мы верили не напрасно. Этого достаточно.

Какое чувство долга, какая приверженность! Был всего один способ, которым Нарцисса Блэк могла разорвать эту связь.

Драко плакал навзрыд. В поместье работало более сотни эльфов.

– Мне так жаль, – рыдал он. – Мне так жаль, Оладушек, так жаль, – повторял он снова и снова как молитву раскаяния, в то время как суп стыл и покрывался пленкой белесого жира.

– Сэр! Молодой сэр! Мастер Драко, сэр! – донесся до слуха шепот домовика. – Сэр! Пожа-алуйста!

– Оладушек? – прохрипел Драко. – Ты жив? – Он начал тереть свои запекшиеся кровью глаза, чтобы посмотреть на эльфа.

Тот представлял из себя печальное зрелище: бледный и дрожащий, переполненный горем эльф тоже рыдал, и его слезы текли по щекам на наволочку, служившую ему одеянием.

– Оладушек живой, молодой сэр, и ему стыдно.

– Стыдно? Чего тебе стыдиться?

– Женщина убила нас. Мы мертвы.

– В этом нет твоей вины, – сказал Драко так мягко, как только мог, но лицо домовика оставалось печальным.

– Нам идти, когда зовут, и женщина позвать в гостиную. Женщина… она…

– Не нужно, – сказал Драко, но Оладушек продолжил:

– Она держала нас там и убивала, одного за другим. Маму и папу Оладушка, братьев Оладушка, сестренку Оладушка, друзей Оладушка. А Оладушек… – он ударил себя по голове, – Оладушек спрятался.

Драко, пораженный услышанным, потянулся было к эльфу, но тот отстранился.

– Оладушек спрятался, – повторил он надрывно.

– Мне нечего сказать. Мне так жаль, Оладушек.

– Молодому сэру не нужно сожалеть, молодой сэр этого не сделал. Женщина тоже убивает молодого сэра, а Оладушку нужно его защищать. Это обязанность Оладушка, но он и с ней не справляется… – всхлипывая, эльф упал на колени.

Драко попытался встать впервые за несколько месяцев, чтобы дотянуться до эльфа и попытаться его утешить, однако его ноги подкосились и он упал на ковер. Он не мог не вскрикнуть, когда лопнула кожа, но проглотил стоны и взял домовика за руку.

– Оладушек должен помочь молодому сэру! – закричал тот в панике. – Молодой сэр ранен!

– Нет, – сказал Драко так твердо, как мог, несмотря на невыносимую боль. – Ты больше ничем не можешь мне помочь. Спасай себя. Найди отца, расскажи ему, что случилось, и передай, что ему нужно держаться отсюда подальше: уверен, она и его убьет, если появится возможность.

– Но…

– Никаких «но», Оладушек.

Послышался тот звук, которого Драко больше всего боялся: дверная ручка начала поворачиваться.

– Беги, Оладушек! Спасайся!

Драко вздрогнул, когда зеленый луч взорвался около его лица, но эльф уже исчез и был в безопасности. Сконцентрировавшись на дыхании, чтобы ограничить боль, он наблюдал за размеренными шагами матери в свою сторону. Ее элегантные туфли остановились там, где Драко стоял на коленях в пародии на молитву. Ему ничего от нее не было нужно – ничего, кроме той единственной вещи, в которой Нарцисса ему отказывала, хотя щедро раздавала ее в других местах.

– Ах, Драко, глупенький, ты же не принял свое лекарство!

Он слышал, как мать откупорила пузырек. Затем она схватила его за подбородок, чтобы запрокинуть голову, и, улыбаясь, вылила зелье ему в рот. Сладкий оттенок быстро сошел на нет, и Нарцисса оставила Драко корчиться на полу с привкусом горечи во рту.

Гермиона подняла длинное черное перо со своей пожелтевшей лужайки. В слабом солнечном свете перо отливало красным. Оно было уже вторым, найденным этим утром. Оглянувшись вокруг, Гермиона наконец обнаружила ангела, направляющегося вниз по холму в сторону плоской каменной глыбы, с незапамятных времен накрывающей речушку наподобие моста. Ангел находился за пределами защитных заклинаний. Гермиона вздохнула. Казалось, будто он прямо-таки напрашивался на заварушку с рыщущими неподалеку дементорами. А думать о том, что будет, если на него наткнется какой-нибудь любитель пеших прогулок, вообще не хотелось.

– Северус! – позвала Гермиона, обернувшись в сторону дома. – Он опять сделал ноги!

Не то чтобы она не понимала желание ангела побродить по окрестностям: он был одновременно заключен и в телесную оболочку, и под куполомом защитных чар. Однако по прошествии трех дней его гульба начинала вызывать раздражение. Сариэль был все еще не в лучшей форме, и Гермиона чувствовала себя ответственной за его безопасность. Она проверила волшебную палочку в чехле и направилась вниз по тропинке. Несмотря на ледяной ветер, можно было практически наслаждаться отсутствием дождя: ложбина за садом Гермионы защищала путников от капризов погоды. Все начинали потихоньку сходить с ума из-за непрекращающегося ливня и необходимости вместе ждать сигнала от эльфа Люциуса в ограниченном пространстве коттеджа.

Гермиона дошла до речки и осторожно направилась к Сариэлю, перепрыгивая с одного пучка травы на другой, чтобы не увязнуть в размокшей земле. Ангел сидел у воды, хмуро глядя перед собой. Он казался одновременно замерзшим и уставшим, и это просто совсем никуда не годилось. Гермиона положила руку ему на плечо.

– К сожалению, Сариэль, тебе необходимо вернуться под купол из защитных чар, чтобы оставаться в безопасности. У меня совсем не осталось лишней энергии, чтобы сражаться с дементорами.

– Это я навлек на тебя это горе, дитя мое.

– Да-да, а еще ты виноват в том, что я утром ударилась пальцем о ножку кровати.

При этих словах Сариэль повернулся к ней, вздернув от удивления брови.

– Ах, эта местность кишела дементорами задолго до того, как ты тут появился, глупенький.

– Я и в этом виноват, – понурил голову ангел.

– Это просто смешно. Ладно, давай вернемся в амбар и согреемся. Люциус решил, что если не получит сигнала от своего эльфа к обеду, то просто пойдет в поместье сам и попробует отвлечь жену. Пока мы ждем, лучше основательно подкрепиться и подготовиться так хорошо, как только возможно. – Гермиона протянула руку: – Пошли?

Сариэль тяжело вздохнул и взял предложенную руку. Гермиона заметила, как он пошатнулся, когда поднялся и расправил крылья. Несколько перьев упало на землю. Гермиона собрала их и протянула ангелу, но тот лишь покачал головой.

– Ты болен, – сказала она. – Как я могу помочь? Может, еще каплю крови?..

При этих словах ангел улыбнулся, прищурив свои странные золотистые глаза. Гермиона уже практически привыкла к виду клыков.

– Нет, дитя мое. В этом еще нет достаточной нужды.

Несмотря на этот ответ, тяжелая поступь ангела беспокоила Гермиону и оправдывала каждую лишнюю минуту, которая отдавалась на подготовку. Если Люциус был прав насчет Нарциссы и ее неестественной магической силы, полученной благодаря ангельской крови, то лучше держать Сариэля от нее подальше: никто не сомневался, что Нарцисса была готова на все. Гермиона с грустью подумала о жестокости вынужденного ожидания: ставками на кону были увядающая жизнь Драко и исчезающие силы Сариэля, и не было никакой гарантии, что хоть одна из этих ставок выиграет.

Северус встретил их у ворот сада, напряженно осматривая окрестности с палочкой наготове. Пару дней назад он рискнул съездить в ближайший город, чтобы купить одежду для себя и Люциуса: запас у них был более чем скромным, но оба отказывались носить хоть что-то из той кучи вещей, которые Рон и Гарри позабывали у Гермионы на протяжении нескольких лет. Гермиона считала, что покупки были Северусу очень к лицу: черный цвет не удивлял, а маггловский стиль ему подходил.

– Есть новости?

– Да, но не из поместья, – ответил Северус и добавил, когда Гермиона и ангел подошли ближе: – Поттер прислал сову.

– Правда? Что в письме?

– Оно адресовано вам, – Северус протянул ей пергамент, который она торопливо развернула.

– Джинни проснулась и пошла на поправку! – возликовала Гермиона. – Сариэль, ты ее спас! Огромное спасибо!

– Моя заслуга невелика, но я рад, что твоя подруга чувствует себя лучше.

– Ее семья несомненно вздохнула с облегчением, но у них будет множество вопросов, – отметил Северус.

– Боже правый, что вы такие кислые! Это же отличная новость! Раз мы смогли помочь Джинни, то наверняка сможем помочь и Драко! Я просто обязана сообщить об этом Люциусу. – Северус и ангел переглянулись, и Гермиона нахмурилась: – Я отказываюсь думать, что у него нет никаких шансов. А после Драко и ты на очереди, Сариэль, – больше ты так просто от меня не отмахнешься!

Еда была вкусной, но есть никому не хотелось. Северус и Гермиона убивали время, превращая амбар в жилое помещение. Гермиона ограждала балкончик перилами и, честно говоря, не знала, зачем все это ей понадобится, но они были слишком взвинченными, чтобы, например, читать. За ее спиной Северус строил книжные полки. Гермионе пока было нечем их заполнить, но у них была впереди целая жизнь, чтобы купить все книги, какие душе угодно. «Хотя придется все покупать одной», – угрюмо подумала Гермиона. Этажом ниже Сариэль лежал на подушках, неплохо имитируя труп, а Люциус, для которого Северус тоже купил черную одежду, метался вокруг, выглядя все более готовым к кровопролитию. Гермиона не была уверена, что ей еще когда-либо придется увидеть его таким. Она посмотрела на часы: четверть одиннадцатого. Если бы только…

Она замерла, когда защитные чары внезапно пошли рябью.

– Люциус!

Но он уже выбежал за дверь. Северус и Гермиона бросились за ним вниз по лестнице, когда шок потряс их триаду.

Люциус стоял на коленях в мокрой траве, пытаясь успокоить практически впавшего в истерику эльфа, который начал верещать еще громче, стоило им показаться в дверях. Северус призвал успокаивающую настойку из лаборатории в подвале и вложил ее Люциусу в руку, затем вернулся вместе с Гермионой в амбар. Люциус вскоре последовал за ними, неся опоенного и слегка окосевшего эльфа на руках. Того усадили на стул, и Гермиона поднесла к его губам чашку чая.

– Тебя ведь Оладушек зовут? – тихо начала она. – Постарайся выпить этот чай: от него прояснится в голове, и ты почувствуешь себя лучше.

Эльф послушно выпил. Стоило его глазам сфокусироваться, как они наполнились слезами.

– Скажи мне… – Голос Люциуса предал его, и магу пришлось прочистить горло. – Скажи мне, Оладушек: мой сын мертв?

– Нет, мастер, – прошептал эльф. – Мастер Драко еще жив. Ему больно, но он живет. Женщина не дает ему умереть. Она…

Люциус сглотнул с облегчением, уселся перед Оладушком на корточки и спросил:

– Что же тогда случилось?

Оладушек долго обливался слезами, прежде чем ответить.

– Женщина, она нас убила. Она убивала эльфов, как тараканов, мастер. Мы все мертвы. Но мастер Драко приказал Оладушку убежать, выжить и вернуться к мастеру. Оладушек не хочет жить, но он выполняет приказы.

– Ты прекрасно справился, Оладушек, – Люциус был белее простыни. Он на секунду закрыл глаза и уронил голову на сжатые кулаки. Когда он медленно поднялся на ноги, ярость и скорбь испещрили морщинами бледное лицо. – Нам нельзя дольше ждать, – сказал он.

Гермиона с трудом сморгнула слезы, накатившиеся на глаза из-за ужасающих новостей эльфа. Нарциссе Блэк было, судя по всему, не достаточно евгеники и пыток, и она решила заняться геноцидом. Гермиона проверила волшебную палочку в чехле и заметила, что Северус сделал то же самое.

– Нет! – запричитал эльф. – Женщина слишком могущественна! Она убьет вас, мастер, и молодого мастера тоже. Вам нельзя туда идти. Я вас остановлю! – Оладушек попытался слезть со стула, чтобы преградить им дорогу.

– Эльф.

Сариэль вышел из тени, в которой до этого скрывался. Хоть он и казался Гермионе уставшим, его великолепие от этого не пострадало. Глаза Оладушка округлились, он крупно задрожал и пал ниц.

– Величайший, – пискнул он.

Сариэль опустился на одно колено.

– Тебе не пристало склоняться передо мной, Эльф, этим ты унижаешь свой род. – Он наклонился вперед, чтобы посмотреть Оладушку прямо в глаза.

Гермиона была поражена контрастом. С одной стороны низкорослый, тощий, невзрачный серо-зеленый домовик, а с другой – колоссальный, отливающий металлом огненно-черный ангел. «И все же, – подумала она, когда между ними сформировалось молчаливое согласие, – есть что-то общее у ангела и эльфа, не совсем доступное человеку». Какая-то неописуемая древняя магия, заставившая Гермиону почувствовать себя молодой и неопытной.

Тем временем ангел удивил ее еще больше, поклонившись эльфу:

– Мы будем служить им вместе, каждый по-своему. – Ангел поднялся и протянул руку Гермионе: – Идем, дитя мое. Идем, сыны человеческие. Великая битва ждет нас.

Сариэль запрокинул голову и издал боевой клич, от которого кровь в жилах Гермионы закипела. Она оскалилась в ответ, а рядом с ней Северус тихо зарычал.

Люциус просто пошел первым.

*

В поместье было неестественно спокойно. Защитные чары не преграждали им путь, а сирены не предупреждали о приближении. Следуя за Люциусом, они обошли дом, держась в тени деревьев. Гермиона посмотрела вверх на кроны: птицы не пели, хотя была уже ранняя весна. Вокруг не было никаких признаков жизни, даже ветер будто бы умер. Сзади дома царила такая же тишина. Северус заглянул в одну из конюшен и резко отпрянул, слегка позеленев. Он отвел Гермиону от входа:

– Лучше не надо: она и лошадей убила.

Гермиона взяла его руку в свою и переплела их пальцы, стараясь не думать о том, что именно Нарцисса могла сделать с животными, раз это потрясло даже Северуса, немало повидавшего за свою жизнь.

– Мне страшно, – сказала она. – А что, если…

Северус остановился и обнял Гермиону свободной рукой, прижимая ее к своей груди.

– Разве вы когда-нибудь шли на решающую битву, будучи уверенной в победе? – спросил он серьезно, отпустив девушку ровно настолько, чтобы заглянуть ей в глаза. Она покачала головой:

– Мне просто хотелось бы быть лучше подготовленной: мы не знаем, на что идем. Может, там настоящий ад…

– Libera eas de ore leonis, ne absorbeat eas tartarus, – ответил он, а затем добавил с усмешкой: – In paradisum deducant te Angeli. (1)

– Спасибо, Северус. И вам того же, – Гермиона не отрываясь смотрела ему в глаза, внезапно заметив, как близко он ее прижал к себе и как много она отдала бы за то, чтобы они оба пережили предстоящее сражение. – Давайте постараемся пока не торопиться в рай, договорились? Я просто хочу наслаждаться этой жизнью.

– Неожиданный поворот событий.

– Надеюсь, он вас не смутит. – Гермиона на мгновенье тоже прижала его к себе и резко отпустила. – Всем достать палочки! Как сказал бы Гарри, пора кое-кому надрать задницу!

Северус фыркнул:

– Всегда можно положиться на изысканность речи Поттера. Что ж, идемте.

*

Северус раньше не замечал, что присутствие ста с лишним эльфов, днем и ночью незаметно выполняющих свою работу даже во время пребывания в доме Волдеморта, наполняло поместье Малфоев ощущением жизни, которое сейчас полностью отсутствовало. Толстые ковры и элегантная обстановка не могли скрыть атмосферу заброшенности, наполнившую дом.

Оладушек повел Сариэля по черной лестнице в комнаты Драко. Их задачей было как можно быстрее коснуться молодого человека целительной дланью, в то время как остальные отвлекают Нарциссу.

Теперь только оставалось найти ее, чтобы отвлечь.

Молча ожидая подтверждения, что Драко один, Северус пытался наладить магическую связь со своими друзьями. Ему казалось, что связь им понадобится. Однако сконцентрироваться было непросто, как бы Северус ни старался: страх сковал его. Северус тогда не подал виду, но вся эта кровь в конюшне лишний раз подтверждала, как далеко Нарцисса отошла от всего человеческого. Только погрязший в жестокости садист мог получать такое очевидное удовольствие от издевательств над бессловесными тварями. Храни их всех Мерлин, если с Нарциссой не удастся совладать…

Северус закрыл глаза и постарался успокоить разум. Раньше никогда не было так трудно привести мысли в порядок: он контролировал себя, даже когда смотрел в лицо неминуемой смерти. Рука Северуса коснулась шрамов, скрытых за воротником его джемпера. В тот роковой день его кровь, полная яда, наконец-то выливалась вместе с его виной – и даже тогда Северус смог сконцентрироваться на том, что было необходимо сделать.

Кто-то дотронулся до его руки, и Снейп вздрогнул.

Гермиона одарила его слабой, печальной улыбкой. Она все понимала – как и тогда в Хижине, вдруг догадался Северус. Она стерла себя из жизни своих родителей, отдалилась от своей приемной семьи, порвала все связи, какие только могла, чтобы стать бойцом. Разница с Северусом заключалась в том, что он не мог больше отдалиться: сначала Рафаэль втащил его обратно в коллектив, а потом вытолкнул… куда? Северус не сопротивлялся, когда Гермиона настойчиво потянула его за руку и вновь переплела их пальцы. Ее ладошка была такой маленькой, но Северус чувствовал скрытую в ней силу – как и сейчас, когда девушка коснулась своей магии, и в его голове заплясали ее цвета, излучая могущество и теплоту. Гермиона кивнула и сжала руку Северуса, приглашая его сделать то же самое.

Уютная темнота была с ним всегда, даже в этом белом с золотом коридоре, залитом зимним светом. Она только и ждала приглашения, чтобы принять Северуса в свои объятья. Он сам был темнотой: крылом ворона, теплым одеялом, дыханием незримого чудовища, чем-то за границей поля зрения, бесконечностью. А сейчас под доверчивым взглядом Гермионы эту темноту пронизала тончайшая сеть из золотых, красных, зеленых и пурпурных нитей.

– Люциус, – позвал Северус, – присоединяйся к нам. Люциус?

Гермиона нахмурилась в недоумении и вдохнула воздуха, чтобы тоже позвать Малфоя, но в этом не было никакого смысла: Люциус был недоступен. Хотя Гермиона и Северус и постарались восстановить триаду, внимание Люциуса было направлено целиком и полностью на сына. Все остальное просто не существовало.

– Пойдемте, – вдруг сорвался с места Малфой, направляясь по коридору в сторону передней части дома.

– Люциус, подождите! – воскликнула Гермиона. – Вы получили подтверждение, что можно идти?

– Простите меня, – бросил он через плечо.

*

Они обыскали первый этаж и не нашли ничего, кроме несчастных домовиков, вызванных в гостиную на свою казнь.

– Мы должны их похоронить. Нельзя оставить их просто так, – прошептала Гермиона.

– Когда все закончится, мы спросим Оладушка о традициях эльфов, – пообещал Северус, закрывая дверь. Он подавил цепенящий ужас и направился к библиотеке.

– Посмотрим в темницах?

Коротко кивнув, Северус повел их к двери, спрятанной под главной лестницей. Прежде чем ее открыть, он, помедлив, сотворил заклинание обнаружения. В темницах никого не было – по крайней мере, никого живого.

– Я… я думаю, что все равно лучше проверить, – сказала Гермиона, зажав рот и нос рукой, когда поднявшийся запах смерти накрыл их, как волна.

– Ты можешь не ходить, – предложил Северус.

– Я аврор, – ответила она, расправляя плечи. – Кроме того, нам лучше не разделяться.

Люциус встретил их, когда они вернулись из темниц. Гермиона рыдала, не скрывая слез, а Северус был потрясен обнаруженными ужасами до глубины души. Он смахнул собственные слезы с глаз и, заперев подвальную дверь, наложил на нее заклинание, а потом просто прислонился к ней лбом и так и остался стоять. Люциус попытался дотянуться до ручки, но Северус оттолкнул его, прорычав:

– Да как ты смеешь!

– Что случилось? Что вы обнаружили? – спросил Люциус.

– Как долго ты жил здесь, не зная, что творится под твоим носом? Как долго? – Северус, насколько мог, контролировал рвущуюся наружу ярость.

Люциус дико посмотрел на него, затем на Гермиону:

– Я не понимаю…

Гермиона вытерла нос рукавом:

– Мы нашли приманку для ангелов, – коротко ответила она. – Женщин и… – Тут голос ее предал. – Некоторые были беременны. И еще новорожденных. И…

– Большинство из них умерло голодной смертью, – закончил за нее Северус. – А твоя жена, судя по всему, поразвлекалась с немногими оставшимися.

Лицо Люциуса исказилось, и он отступил назад.

– Я… я…

– Не смей отворачиваться от всего этого! – прокричал Северус. – Это твой дом! Ты должен был знать!

– Мой сын… – начал было Люциус, но сразу умолк.

– Твой сын не единственная твоя забота, Малфой.

– Перестаньте, – сказала Гермиона, встав между ними. – Он нам нужен, Северус. Да, он должен был знать, но не знал – с этим мы разберемся потом. Виновата во всем Нарцисса, она здесь единственное чудовище.

– Какое милое замечание.

Все трое замерли.

– Ах, ну что же вы так? – непринужденно проговорила Нарцисса. – Я знаю, где вы. Можете выходить, игра в прятки закончена.

Едва дыша, Северус потянулся к Гермионе, не скрывая дрожи в руке.

– Что нужно сделать женщине, чтобы собственный муж ее наконец-то заметил?

Люциус встретился взглядом со своим другом. Выражение его лица не поддавалось описанию: казалось, будто последний слой маски сполз и осталось лишь угрюмое желание довести все до конца. Люциус развернулся и направился к передней части холла, туда, где начиналась лестница на второй этаж. Свет, падающий сверху, выделил его спокойные серые глаза, когда он посмотрел на стоящую выше жену.

– Ах вот ты где, Люциус. Мог бы и поприличней одеться по такому поводу. Но где же твоя свита из грязнокровок и отбросов общества? – Северус почувствовал, как Гермиона поежилась от нарочито светского тона. – Я бы могла их и отсюда изничтожить, но так они упустят возможность в минуту своей смерти посмотреть мне в глаза.

Люциус подозвал их жестом, не отрывая при этом взгляда от жены. Северус и Гермиона настороженно присоединились к нему у начала лестницы, держа палочки наготове. Снейп приготовился бросить Аваду, не видя в этом ни малейшей сложности.

Нарцисса Блэк всегда была прекрасна, с ее платиновыми волосами и идеальной фигурой, элегантностью движений и деликатной чувственностью. В то время как Андромеда была просто симпатичной и старалась не привлекать к себе внимание, а Беллатриса кичилась и вела себя вызывающе, Нарцисса выбрала путь утонченности, продуманности и совершенства во всем. Даже сейчас, в пятьдесят с небольшим лет, она была самой прекрасной женщиной, которую Северус когда-либо видел. На ее лице не было ни морщин, ни следов макияжа или омолаживающих чар, а стройное, упругое тело идеально заполняло облегающую мантию белого шелка так же, как тридцать лет назад. Нарцисса будто не замечала размашистых брызг багряного месива, окрасивших и искореживших ее одежду, как и крови, запекшейся на волосах, струйкой пробежавшей по щеке и капнувшей на декольте, из-за чего один сосок казался возбужденным. Нарцисса приподняла подол, чтобы спуститься к ним, и Северус заметил, что ее босые ноги покрыты кровью от элегантных пальчиков до середины голени.

– Оладушек, – тихонько простонала Гермиона, еще крепче держась за руку Северуса, пульсируя магией и готовясь к атаке.

– Грязнокровная сучка и… этот? – протянула Нарцисса, вскинув бровь. – И это все, с кем ты пошел против меня? Бедный Люциус, я же говорила тебе держаться меня и моих приближенных.

– У тебя больше нет приближенных, – ответил он. – Ты осталась одна. Сдайся по-хорошему, Нарцисса.

– Одна? – Нарцисса кокетливо улыбнулась и обвила окровавленную прядь вокруг пальца. – Тогда мне достанется больше власти, не так ли? – Она облизала палец и свела запястья перед собой. – Ну что ж тогда, аврор, – бросила она Гермионе, – арестуй меня.

Гермиона в замешательстве посмотрела на Северуса и не сдвинулась с места. Это было правильным решением – хотя Нарцисса и была безоружной, а вокруг нее не чувствовалось активной магии, Северус тоже не собирался вот так, вдруг, ей доверять. Он знал, что единственным способом вывести это чудовище из дома по-хорошему было вывести его мертвым.

– О, все понятно, – подала голос Нарцисса.

И без какого-либо предупреждения в них полетело сильнейшее взрывное заклинание, отбросившее всех троих на несколько шагов назад, несмотря на воздвигнутые щиты. Люциус первым перешел в атаку с удушающим проклятьем, но Нарцисса с легкостью его парировала. Гермиона попыталась ее связать, но магические путы растворились, стоило им только коснуться неестественно бледной руки. Авада Кедавра Северуса просто впиталась в кожу лишь вздрогнувшей и ухмыляющейся хозяйки. В ответ она послала в них, казалось, полный список боевых заклинаний, имеющихся в ее репертуаре, и все это без единого телодвижения. Северус, Гермиона и Люциус отчаянно защищались, отбиваясь при любой возможности. Проклятия летели во все стороны, разрушая стены, окна, портреты и мебель, превращая все на своем пути в обломки и пыль. Гермиона и Северус подпитывались магией друг друга, что позволило им устоять на ногах, несмотря на ужасный натиск. Заполучить преимущество без Люциуса им не удавалось, но он был слишком занят стремлением уничтожить жену. Северус больше не мог даже приблизиться к его магии.

Битва закончилась так же внезапно, как и началась. Северус и Гермиона держались друг за друга, хватая ртом воздух и дрожа от перенапряжения, в то время как Люциус с трудом поднялся на ноги и изнуренно принял боевую позицию.

– Ах, муженек, можешь уже убрать свою пародию на палочку, – сказала Нарцисса. – Какая скука! Может, пригласить Драко на последний акт? – Она повысила голос: – Дорогой мой, спустись к нам, пожалуйста.

В темноте на верхнем этаже раздались нетвердые шаги. По мере приближения стало слышно тяжелое дыхание и приглушенный стоны. Со смешанным чувством ярости и безысходности Северус смотрел, как медленно, очень медленно Сариэль начал спускаться по освещенной лестнице, неся на руках бесформенную массу из тряпья и костей.

*

Мир вокруг Гермионы будто накренился, но она отказывалась терять сознание: было немыслимо предать своих друзей, поддавшись слабости. Гермиона будет сильной. Обязательно.

Однако от вида ангела она чуть было не сдалась: яркие синяки покрывали его кожу, глубокие порезы открывали плоть, челюсть была сломана и блестела серебристой кровью, а один глаз опух так, что совсем не видел. Крылья, из которых торчали сломанные перья, волочились по земле. Он был связан – обмотан мерцающими веревками, покрытыми длинными шипами, которые впивались в кожу при каждом движении. Однако ангел держал свою ношу, как самое дорогое сокровище – чем она и являлась для Люциуса. Сариэль положил сверток к ногам Малфоя и отступил на шаг, споткнулся и упал на нижние ступеньки, где и остался лежать в немой агонии.

– Сариэль, – выдохнула Гермиона. – Боже мой, не может быть, мне так жаль…

– Молчать, грязнокровка, – приказала Нарцисса. – Ну же, Люциус, ты что, не узнаешь своего сына? Не хочешь полюбоваться на результат своей ошибки?

Люциус с большим трудом мог контролировать выражение своего лица.

– Каким образом это моя ошибка? – голос его треснул.

– Во всем виновата твоя грязная маггловская родословная, муженек. Мой сын мог бы быть чистейшим существом, если бы не ты. К счастью, как оказалось, он не является Избранным. Можешь его забрать, мне он больше не нужен.

От столь жестоких слов Гермиона резко вдохнула. И хотя Северус попытался заглушить звук заклинанием, он привлек внимание Нарциссы.

– Может, это тебя заткнет, – проговорила она.

Гермиона закричала и упала на пол, выронив палочку, когда ее бедренная кость раскололась в щепки. Ее почти вырвало от непереносимой боли, от вида выпирающей кости и хлещущей из раны крови. Северус упал рядом с ней на колени. Его черные глаза были полны паники, в то время как он пытался остановить кровь, не причиняя Гермионе лишних страданий. Однако каждое прикосновение накрывало ее волной агонии и вело к новым воплям.

– Очевидно, нет, – проконстатировала Нарцисса. – Как ты думаешь, ты сможешь помолчать, если я начну угрожать двоим друзьям? – и она перевела взгляд на Северуса.

– Не надо! Пожалуйста! Оставьте его в покое, я попытаюсь, честно, пожалуйста! – Гермиона ухватилась за руки Северуса и что было сил сжала зубы. «Только не его, пожалуйста, только не его», – молила она про себя.

– Ах, что за представление, никакого самообладания. У меня есть идея… – Нарцисса игриво улыбнулась. – Северус Снейп, я думаю, ты расплатился в далеком прошлом, но, возможно, не сполна.

Гермиона беспомощно смотрела, как его голова запрокинулась, а рука, покрытая ее кровью, метнулась к горлу. Воротник джемпера вдруг заблестел от влаги. Северус упал на спину с булькающими звуками, закатив глаза.

– Люциус, помоги ему! – закричала Гермиона.

Но Люциус стоял на коленях перед свертком с почерневшими костями и сухой кожей – тем, что осталось от его сына. Дрожащей рукой он дотронулся до иссохшего лица, и, как по волшебству, странные серебряные глаза Драко открылись.

– Па… па… – прохрипел он.

– Теперь твоя очередь, – ласково сообщила Нарцисса. Поведя рукой в первый раз, она левитировала мужа в воздух, где тот повис, как сломанная кукла. – О, я намереваюсь получить от этого огромное удовольствие! – Нарцисса неглубоко порезала его щеку и, открыв рот, встала под капли крови.

(1) Цитаты из церковной службы на латыни:
Первая: Освободи их от пасти льва, Дабы не поглотил их тартар. Вторая: В рай да приведут тебя ангелы.

Нарцисса танцевала и кружилась под дождем из крови, хохоча и насмехаясь над мужем. В наступающей темноте ее лицо выглядело блуждающим огоньком – по крайней мере, так казалось слабеющим глазам Гермионы. Боль толкала ее дрожащее тело все ближе к полуобморочному состоянию, но при каждой судороге взрыв агонии возвращал ее к реальности. Гермиона цеплялась за темноту: темнота скрывала ее от глаз Нарциссы, а тишина приглушала редкие всхлипы. В темноте было безопасно; Северус был темнотой. Гермиона знала: он был все еще рядом и держался за жизнь так же решительно, как она держалась за него. Когда ее магия затухнет, последний глоток воздуха она поделит с Северусом. Она не предаст его, сдавшись, и будет бороться из последних сил.

Гермиона закрыла глаза, опускаясь в темноту, и почувствовала незнакомое прикосновение.

«Дитя...»

«Сариэль?»

«Дитя мое…»

«Мне так жаль, Сариэль».

«Молчи, дитя. Не все еще потеряно».

«Но я не могу с ней справиться. Не могу спасти ни одного из нас. Мы все умираем. Посмотри – мы истекаем кровью, в то время как она торжествует и резвится».

«Успокойся. Кровь есть жизнь».

Гермиона вздрогнула. Сариэль ничего не добавил, но она почувствовала, что он ждет. «Кровь есть жизнь?» Он, наверное, лишился разума от боли. Насильно забранная кровь ангелов привела лишь к страданиям, смерти и разрушению. Нарцисса Блэк танцевала и смеялась, упиваясь возможностью убить человека, пролив всю кровь до последней капли… Однако…

Гермиона открыла глаза и увидела, что Сариэль смотрит на нее одним здоровым глазом. Он отполз от лестницы в темный угол, несмотря на раны от шипов, впивающихся в кожу при каждом движении. Темнота, как заметила Гермиона, расширилась и будто приняла ангела в свои объятия. Повернув голову, девушка встретилась взглядом с Северусом; из-под его ресниц мелькнул темный огонек. Что ж, если они не сдавались, то Гермиона тоже не собиралась сдаваться.

Сжав челюсть так сильно, что треснула зубная эмаль, она, отталкиваясь локтями, сантиметр за сантиметром поползла к ждущему ангелу. Разбитая кость в ноге двигалась и заставляла кричать, однако Гермиона не позволила воплю вырваться наружу. Она подползала ближе и ближе, мысленно благодаря того Малфоя, который выбрал мрамор вместо ковров, тем самым облегчив ее продвижение. Повсеместные лужи крови тоже помогали. Где-то наверху застонал Люциус.

И вот ангел на расстоянии вытянутой руки… теперь еще ближе…

Сариэль одарил Гермиону своей самой нежной улыбкой:

«Ты отлично справляешься, дитя мое».

Неужели Северус чувствовал себя так же, когда ангел разговаривал с ним в его голове? Чувствовал ту же всепоглощающую любовь, признание и… гордость? Сердце Гермионы запело, и она подтянула себя в полусидячее положение, оперевшись на плечо Сариэля.

Кровь есть жизнь.

Так бережно, как позволяли дрожащие руки, Гермиона разомкнула губы ангела и приоткрыла его разбитый рот. Один из резцов был сломан, но второй оказался неповрежденным и острым, как игла. От одного касания на пальце показалась свежая рана, сразу налившаяся кровью. Будет ли этого достаточно? Гермиона повернула руку и дала багряной капле упасть на язык ангела.

– Бог любит троицу, – прошептала она. – По крайней мере, я надеюсь.

Но глаза Сариэля закрылись, и он лежал без движения. Было слишком поздно.

Гермиона соскользнула на пол, не сдерживая слез. Сил на то, чтобы вернуться к Северусу, больше не осталось.

Послышался шорох, который она проигнорировала. Пусть Нарцисса делает, что хочет: силы покинули Гермиону, вся ее энергия перешла в ту каплю крови, которую она подарила Сариэлю. «Ну и что из этого вышло», – горько подумала она. Но вдруг… почувствовала щекой медленный выдох, несущий незнакомый аромат и теплый, сладкий вкус. Гермиона открыла глаза и повернула голову.

Поверженный ангел менялся на глазах. Его раны заживали, а синяки растворялись под металлическим блеском кожи. Мышцы набирали объем, на лицо возвращалась неземная красота, в то время как расправленные крылья восстанавливались и наливались глубоким черным цветом. Это было больше, чем простое возвращение здоровья, свидетельницей которого Гермиона стала в пещере Министерства, – это было превращение. Ангел и раньше был неотразим, но теперь его прежний облик казался не замысловатее детских каракулей в сравнении с Сикстинской капеллой. Путы Нарциссы упали с него, превратившись в пыль, и ангел расправил руки. Черные когти выросли из его пальцев, а пурпурные волосы покрылись обсидиановым панцирем.

С бесконечной бережностью Сариэль сгустил вокруг себя темноту и поднялся со ступеней, чтобы опуститься на колени перед Гермионой. Его золотистые глаза источали любовь, когда он наклонился, оперевшись руками по обе стороны от ее головы, приблизил свое лицо к лицу Гермионы, словно покровом ночи накрыв их обоих своими крыльями, и наконец дотронулся губами до ее рта. Гермиона разомкнула губы, когда почувствовала прикосновение его языка. Она была слишком запутана, чтобы оттолкнуть ангела, и слишком слаба, чтобы притянуть его ближе.

«Этим я возвращаю твой дар, дитя мое».

Все тело Гермионы дрогнуло в экстазе, когда дыхание ангела наполнило каждую ее клетку. Когда Сариэль отстранился с той особой ухмылкой, которую всегда приберегал для Гермионы, она поняла, что была исцелена – даже больше: она была сильнее, чем раньше.

Сколько времени на это ушло? Гермиона будто витала в облаках, но резкий вскрик Люциуса вернул ее к реальности. Казалось, Нарцисса пока ничего не заметила, однако…

– Северус?

Сариэль слизнул слезы с ее щек и прикрыл глаза от удовольствия. «Я исцелю его. Отвлеки демона».

– С удовольствием. – Гермиона выскользнула из объятия ангела и подошла к пятну света, в котором Люциус висел и орошал кровью свою смеющуюся жену.

– Нарцисса Блэк, – твердо позвала Гермиона.

Та, вдруг оступившись, перестала танцевать.

– Как это возможно? – выдохнула она. Синие глаза неестественно выделялись на ее покрытом кровью лице. Она быстро взяла себя в руки: – Я с тобой уже один раз разобралась. Мне не составит труда повторить это, грязнокровка.

Гермиона отразила направленное в ее сторону заклинание, почти не задумываясь, и сделала шаг вперед. Нарцисса пыталась снова и снова, но тайные двери к магии Гермионы, за один раз позволившей разнести полчище дементоров, были теперь настежь распахнуты. Никакое из брошенных проклятий не могло ее поразить. Гермиона приблизилась еще на шаг.

Нарцисса отступила вверх по лестнице, швыряя ужасные заклинания.

– Замри, – послышался глубокий голос, и из темноты показался Северус.

У Гермионы екнуло сердце, но все внимание было сосредоточено на Нарциссе, которая теперь тщетно пыталась сдвинуться с того места, где будто приросла к полу.

– Отпусти меня! – визжала она. – Отпусти! Ты за все это поплатишься! Отребье! Как ты смеешь меня задерживать! Меня невозможно удержать! – Ее бесполезные проклятия сыпались направо и налево. – Отпусти меня! – Тут она прищурилась и внезапно указала на Люциуса. – Отпусти меня, или он умрет!

– Нет, – тихо сказал Сариэль, однако от резонанса Нарциссе пришлось закрыть руками уши. Ангел тоже вышел на свет. Гермиона не могла вновь не поразиться его неземной, ужасающей красоте. Он был выше всех и излучал энергию, от которой Гермиона чувствовала себя более живой, чем это вообще было возможно. Искры на оперении замерцали, когда ангел расправил крылья. Нарцисса съежилась.

– Ты никому не причинишь больше зла.

Сариэль подхватил Люциуса, будто тот ничего не весил, и прижал к себе, как ребенка. Он вновь опустил порезанное запястье ко рту Малфоя, а затем бережно положил его рядом с Драко.

Гермиона с отвращением заметила, с какой жадностью Нарцисса смотрела на ангельскую кровь.

– Не будет тебе больше крови, – сообщил тот.

– Да я ее сама заберу! – взвилась Нарцисса, пытаясь дотянуться до Сариэля. – Кровь – это жизнь!

Его лицо исказилось от злости:

– И все же от тебя несет смертью, хоть ты и выпила столько.

– Но у меня есть твое могущество, ангел. Ты передал мне всю свою силу – ты и твои дружки: вы веками кормили мою семью, пока мы приближались к безупречности. – Нарцисса захохотала. – Вы служили нам целую вечность и будете служить впредь!

– Вы забрали наше могущество силой – и ради чего? Разве оно того стоило? – Он указал на Драко. – Вы не добились ничего, кроме разрушения и страданий.

– Этот не безупречный, – ответила Нарцисса, злобно взглянув на Люциуса, – но я…

– Теперь это уже не важно, – прервал ее Сариэль. В его левой руке появилась черная плеть с несколькими ремнями, заканчивающимися клубками огня. Нарцисса вздрогнула и облизала губы. Сариэль продолжил: – Тебе придется заплатить за каждую жизнь. За каждого человека, за каждого эльфа, за каждого ангела, которого ты разрушила, – придется заплатить. – Он подошел ближе, встав между Северусом и Гермионой, и, подняв плеть, со свистом опустил ее. Каждый горящий ремень въелся в тело Нарциссы, и та закричала от ярости и злобы. Когда Сариэль замахнулся вновь, Гермиона поспешила вмешаться.

– Хватит, – взмолилась она. – Пожалуйста, Сариэль, хватит страданий. Не опускайся до ее уровня.

Все еще держа плеть в воздухе, ангел пробуравил Гермиону взглядом, но та не стушевалась под натиском его праведного гнева. Наконец он уронил плеть с громким стуком; она скатилась по лестнице и попала в лужу полузапекшейся в холле крови. Лицо Сариэля медленно прояснилось, и он нежно дотронулся до щеки Гермионы, убрав когти.

«У тебя доброе сердце, дитя мое», – прошептал он в ее сознании.

Когда ангел поднял другую руку, Гермиона увидела изогнутый меч, которым он сражался в прошлый раз.

– Кровь есть жизнь, – тихо сказал Сариэль Нарциссе, затем подошел ближе и приставил кончик меча к ее груди. Она не обратила на это никакого внимания, все еще пытаясь добраться до ангела зубами или ногтями. – И тебе придется кровью искупить свою вину.

От одного нажатия клинок плавно прошел насквозь через все ее тело. Какую-то долю секунды Нарцисса казалась удивленной, но потом соскользнула назад, хотя так и не упала вниз: ее тело моментально превратилось в серый дым и исчезло.

Гермиона сморгнула и покачала головой. Нарциссы Блэк больше не было на этом свете. Сгустившаяся тьма отступила, и бледный свет прорвался через разбитые окна в разрушенный холл. Как быстро все закончилось – или почти закончилось. Оставалось распрощаться еще с одной жизнью. Гермиона потянулась к Северусу, который встретил ее на полпути, и они вместе спустились по лестнице к Люциусу. Все еще в полубессознательном состоянии, тот сидел на коленях рядом с Драко, тихо оплакивая то, что осталось от его единственного ребенка. Гермиона и Северус сели рядом с ним.

Тень легла на иссохшее лицо Драко: это Сариэль присоединился к ним, все еще держа меч в руке. Гермиона посмотрела на него снизу вверх:

– Я обязана извиниться, Сариэль, за все то зло, которое люди причинили твоему роду, за все, что ты из-за нас потерял.

Ангел не обращал на нее внимания, глядя только на Драко. Гермиона с удивлением заметила, как медленное, свистящее дыхание Драко немного выровнялось, а его глаза приоткрылись. Из-под ресниц пробился серебряный свет, и он улыбнулся.

– Брат мой, – сказал Сариэль.

Гермиона посмотрела на них обоих, затем на Северуса. Потом вскочила на ноги, размахивая от возбуждения руками:

– Так оно и есть, Мерлин, как мы только раньше не заметили! – она обняла Сариэля за пояс и рассмеялась, когда тот поднял ее в воздух. – Кровь ведь и в самом деле жизнь!

*

Северус не имел ни малейшего понятия, что происходит и почему Гермиона так радуется смерти Драко Малфоя.

– Северус, вы просто посмотрите!

Она указала на Драко, но вместо того, чтобы посмотреть вниз, Северус не мог оторвать глаз от своих друзей, которые с нетерпением ждали, пока и он все поймет. Внезапно все встало на свои места, и он тоже начал устало смеяться.

– Люциус, посмотри на него. Пожалуйста, хоть на секунду.

Тот нехотя повиновался.

– Ты же тоже это видишь?

– На свою беду, – пожал плечами Люциус.

– Нет, ты посмотри внимательнее! – Северус покачал головой, не веря собственной глупости. – «Мое дитя»! Все это время Сариэль называл нас «сынами человеческими», но Гермиону всегда – «мое дитя»! Она ведь и правда твой ребенок, не так ли? Вот откуда появляются магглорожденные! – Северус вновь рассмеялся. – Гермиона, вы с ним похожи как две капли воды, но никто из нас этого не заметил.

Девушка выскользнула из объятий ангела и подошла к Люциусу.

– Вот как магия попала к людям, Люциус. Вот кем была Агата Блэк – ребенком ангела. Но она была еще и бедной, одержимой женщиной и передала свою навязчивую идею потомкам. Они хотели, чтобы их магия была безусловно чиста, как магия ангелов, но не понимали, что ее нужно дарить простым смертным, чтобы она стала доступна людям. На протяжении многих поколений Блэки исключили все человеческое из своего рода. Нарцисса просто зашла еще дальше, отравив Драко ангельской кровью.

– Что мне во всем этом, кроме знания, чем погубили моего сына? – закричал Люциус. По его щекам текли слезы.

– Потому что теперь мы знаем, как его спасти, – терпеливо сказал Северус. – И это возможно только благодаря твоей крови, Люциус. Без твоей прабабушки-«грязнокровки» Драко ни за что не хватило бы сил дожить до того момента, когда его можно будет освободить.

– Освободить? – Люциус ухватился за хрупкие пальцы сына.

– Освободить, – прошипел тот.

– Это действительно то, чего ты хочешь, Драко? – тихо спросила Гермиона.

– Да…

– Ибо кровь…

– Спасибо, мы это уже поняли, Сариэль, – немного несдержанно оборвала ангела Гермиона.

Северус подавил смешок. Ему казалось, что она и Господа Бога заткнет, если Он ее достаточно разозлит.

Гермиона поискала в развалинах свою палочку и, найдя ее, сотворила почему-то длинный шип, который протянула Люциусу.

– Поделитесь с ним своей кровью.

Люциус уколол палец и дал капле скатиться в рот Драко. Северус проделал то же самое, а вслед за ним и Гермиона.

– Чистокровка, полукровка, магглорожденная, – прошептала она, – все смешалось, весь волшебный род. Теперь можно уйти, Драко. Не нужно больше страдать.

Она отошла назад к Сариэлю и взяла его за руку. Почему-то ее радость уменьшилась. Тут Северус заметил, что ангел начал становиться прозрачным. Он вспомнил, что Сариэль говорил о том, как не может удерживать физическую форму без боли, и попытался порадоваться его освобождению, но нарастающее чувство потери уже пересиливало все.

Драко прерывисто вдохнул и выдохнул – в последний раз. Долго, слишком долго его тело лежало неподвижно. И когда Северус уже испугался, что они опоздали, Драко пошевелился.

Он перекатился на бок, ближе к отцу, и смог с трудом опереться на руки и колени. Искривленный дугой позвоночник не позволял ему встать, поэтому Люциус и Северус помогли ему подняться на ноги – насколько это было возможно.

– Отойдите, – прошептал Драко. – Сейчас станет… неуютно.

Когда Люциус даже не шелохнулся, Северус, взглянув на колоссальную фигуру Сариэля, просто схватил друга за руку и оттащил его в сторону – весьма вовремя. От взрывной волны, сопровождающей мгновенный рост Драко, всех и так повалило наземь. Яркий свет ослепил их на некоторое время, поэтому Северус смог оценить саркастический комментарий Гермионы, только когда наконец проморгался.

– Да уж, Малфой, неплохо. Немного выпендрежно, но неплохо.

Хотя лицо Драко выглядело таким же – изысканным и высокомерным, от прежнего молодого человека не осталось и следа. Он был в два раза выше своего отца, худощавый, но с выраженной мускулатурой, сверкающими серебром глазами и будто полированной кожей черного янтаря. Когда Драко расправил крылья, прежде чем сложить их за спиной, оказалось, что его оперение переливается всеми цветами радуги. А волосы…

– Я вижу, ты решил не менять цвет волос, – отметил Северус.

Драко провел рукой по длинным платиновым прядям.

– Некоторые вещи просто невозможно улучшить, – ответил он медовым голосом и ухмыльнулся, обнажив такие же острые клыки, как у Сариэля. Однако его улыбка исчезла так же быстро, как появилась. – Не плачь, отец, – прошептал Драко, падая на колени около Люциуса. – Ты же видишь, я в порядке, папа, пожалуйста, не плачь! Мне нужно идти. Только не плачь, пожалуйста! – он уже казался менее осязаемым.

Но Люциус был безутешен. Драко заключил его в объятия и в отчаянии посмотрел на Сариэля, который наклонил голову и вздернул алую бровь.

Если Северус когда-то – до этих странных событий – и размышлял о речи ангелов, то «блин, забыл!» в их словарный запас точно не входило.

– Оладушек! – позвал Драко.

Дрожащий эльф появился с громком треском.

– О, мастер Драко! – пискнул он. – Что с вами произошло?

– Я… я должен вас покинуть. Я должен идти, Оладушек. Как же хорошо, что ты смог спрятаться.

– Оладушек делает так, как ему было сказало, молодой мастер.

– Выполнишь еще одно мое задание? – Драко кивнул в сторону своего отца. Эльф посмотрел на того с явным сочувствием.

– Конечно, мастер, если вы пожелаете.

Драко обвел их всех взглядом, уже не сдерживая слез.

– Я не знаю, как вас поблагодарить. Я ожидал совсем другого, но спасибо, Грейнджер, спасибо, Северус, и тебе, Оладушек, спасибо – самое большое. Папа… папа, я люблю тебя. – Он опустил отца на пол рядом с эльфом и наконец повернулся к Сариэлю: – Что теперь? Я даже не знаю, как тебя зовут.

– Я Сариэль. Ты мой брат.

– Получается, что я твой дядя, Грейнджер, – ухмыльнулся Драко.

– Ха-ха, – она старалась, чтобы голос не задрожал.

Сариэль отпустил руку Гермионы и легонько подтолкнул ее к Северусу.

– Заботься о себе, Гермиона, самая дорогая из всех детей.

– Не пропадай, – ответила она. – Ты же знаешь, что можешь меня навещать.

Оба ангела расправили крылья. Северус почувствовал, что не забудет это зрелище до конца своих дней. Даже когда он станет старым и забывчивым, он будет помнить вид этих ангелов до самого последнего вздоха. Люди рядом с ними казались карликами – даже сама реальность выглядела игрушечной. Возможно, их уход был и к лучшему, чтобы реальность могла остаться настоящей. Северус ощутил прикосновение Сариэля к своему сознанию и вынужден был смириться с тем, что после первого контакта наслаждался мысленным одиночеством вовсе не благодаря окклюменции.

«Ты тоже мой брат», – прошептал в его голове Сариэль. Он салютуя поднял меч, затем перевернул его и всадил клинок в мраморный пол.

Северус приобнял Гермиону за плечи. Ее губы дрожали, но она явно держала себя под контролем. От ангелов не осталось и следа, как и от разрушений в поместье Малфоев: исчезли осколки стен, разбитое стекло, поломанная мебель. Исчезли лужи крови. Резко вдохнув, Гермиона бросилась к дверям в гостиную и распахнула их настежь. Тел эльфов там тоже больше не было. Северус направился в темницы – те также оказались пустыми и чистыми.

– Мне бы хотелось… – грустно начала Гермиона. – Я имею в виду, мы даже не знаем их имен. Они навсегда останутся без памятника, без записи в архивах – будто они никогда и не существовали.

– Так, наверное, лучше, – ответил Северус. – Ни на кого не придется вешать ответственность за произошедшие здесь зверства. Не нужно будет ничего объяснять. Вы можете себе представить, что бы вы написали в отчете? Да и кто бы вам поверил?

– И правда, кто бы поверил… мне.

Северус не знал, что означала толика разочарования в ее голосе. Гермиона продолжила:

– Наверное, вы правы. Нужно вернуться к нормальной жизни.

Она взошла на ступеньки и огляделась вокруг. Все было по-старому – кроме двух осиротевших, безутешных фигур около лестницы.

– Им нельзя оставаться здесь, – сказала Гермиона. – Давайте вернемся в мой дом.

По прошествии целого вечера они сдались и перестали уговаривать Люциуса и Оладушка поесть или попить. Гермиона, стараясь почему-то никому не смотреть в глаза, установила маленькую койку для эльфа у изножья кровати в гостевой комнате и оставила Северуса обустраивать несчастных. Он напоил обоих сонными зельями в надежде, что несколько часов без сознания помогут им. Когда он вышел в коридор, Гермионы нигде не было видно, поэтому Северус решил не торопясь принять горячий душ и постараться отдохнуть на диване. Гермиона, наверное, была уже в постели.

Под душем ему стало намного лучше. Это было простое, обыденное занятие – и маленький шажок в сторону нормальной жизни после знакомства со сверхъестественным и путешествия в ад. Нужно было многое переработать в себе, и горячая вода с ароматным мылом казались на данный момент самым надежным якорем за последнее время.

Спустившись на первый этаж, Северус поставил чайник, порадовавшись незатейливости этого занятия. Он потянулся за двумя кружками и положил по пакетику чая в каждую, прежде чем замер от удивления, но затем просто пожал плечами: если ему хотелось чая, то Гермионе, наверное, тоже. А если она уже уснула, он наложит на ее чашку согревающее заклинание. Поставив чай на поднос, Северус пошел наверх. На его тихий стук никто не откликнулся, поэтому он повернул ручку и приоткрыл дверь. Он сразу почувствовал запах шампуня из ее ванной, хотя вода больше не текла и никого там не было слышно. Открыв дверь пошире, Северус увидел Гермиону. Она не лежала в кровати, как он предполагал, а сидела среди своих вещей на полу, тихо плача во влажное полотенце и покачиваясь взад-вперед.

Не долго думая Северус поставил поднос на ящик с книгами и бросился к ней. Он опустился перед ней на колени, но не знал, что делать дальше.

– Я принес чай, – беспомощно сказал он.

– Если англичане не знают, что делать, они заваривают чай, – слабо улыбнулась Гермиона и шмыгнула носом. – Спасибо вам, это очень предусмотрительно.

– С вами все в порядке?

Из ее глаз опять полились слезы.

– Нет, – всхлипнула она. – Не думаю, что со мной когда-нибудь все будет в порядке!

Северус собирался было подняться, чтобы принести ее кружку, но Гермиона ухватилась за его руку и не отпускала.

– Не уходи… Я просто не могу остаться сегодня одна. Пожалуйста, не уходи.

С уверенностью, что, несмотря на все случившееся, к этому он был готов меньше всего, Северус бережно заключил дочь ангела в объятия. Она оказалась очень теплой, совсем настоящей и такой человечной…

Гермиона решила, что пора прекращать пускать сопли в кофе и подбегать к входной двери каждый раз, как в доме скрипнет половица. Если ей надоело плакать – а ей действительно надоело, то нужно просто прекратить это делать. В конце концов, у нее и без того было чем заняться.

Она достала из кармана резинку и забрала волосы в хвост, потом умылась в раковине на кухне и вытерла лицо полотенцем для посуды. Затем Гермиона включила горячую воду и начала мыть гору кружек, накопившуюся за пару дней. Она подумала, не стоит ли перекусить, но в результате решила, что не голодна, и, приведя кухню в божеский вид, направилась в гостиную. Там она поправила подушки на диване, сложила и убрала одеяла и вручную протерла пыль. На верхнем этаже она достала маггловские чистящие средства и пошла убираться в гостевой ванной. «Как только могут двое мужчин использовать столько полотенец? Мистика какая-то», – подумала Гермиона. Полотенца были вынесены в коридор, затем в гостевой спальне было сменено постельное белье, проветрены одеяла и покрывала. Только койку Оладушка Гермиона убрала с помощью магии.

Окинув взглядом гору стирки в коридоре, Гермиона решила добавить к ней и свои полотенца вместе с постельным бельем.

Она начистила собственную ванную до блеска, а затем, немного запыхавшись, принялась за свою кровать. Из-за нахлынувших воспоминаний Гермиона опять чуть не разрыдалась.

– Черт возьми! – воскликнула она в сердцах и потянулась за салфеткой, но коробка оказалась пустой. Гермиона швырнула ее через всю комнату и разразилась слезами.

Как только он смог с ней так поступить? В глубине души это ее не удивило, но все же…

Той ночью Гермиона хорошо спала в объятиях Северуса, под защитой тела, оберегающего ее со всех сторон. После случившихся событий она была рада найти в нем убежище и, судя по тому, как он ее держал, надеялась на схожие ответные чувства.

Как только рассвет позолотил ее окна, Северус пошевелился. Гермиона увидела, как он нахмурился, прежде чем прижать ее ближе к себе. Затем открыл глаза и улыбнулся уголком рта:

– Впервые в истории студент с Гриффиндора утром рад меня видеть, – сонно проговорил он.

Гермиона чувствовала его умиротворенность, пока они дремали, не торопясь вернуться к реалиям и трудностям дня. Однако это не могло продолжаться бесконечно. Гермионе пришлось встать в туалет, Северус тоже пошел по своим делам, а когда они оба вернулись, момент был упущен. Гермиона все еще была потрясена до глубины души тем, что пережила, совершила и узнала о себе, но Северус держал дистанцию и думал уже о Люциусе и Оладушке, что, конечно, было намного важнее. Гермиона тоже чувствовала себя в ответе за них, хотя и не знала, как им помочь. Поэтому она надела к леггинсам полосатый свитер, чтобы поднять себе настроение, и направилась на кухню готовить завтрак.

Люциус и Оладушек опять ничего не ели. Люциус вообще не реагировал на уговоры и действия, а Оладушек, как казалось Гермионе, не забил себя до смерти только благодаря просьбе Драко присмотреть за отцом. Северус оставил их в гостиной и вернулся на кухню, где Гермиона выкидывала в мусор нетронутую еду. Он остановился в дверном проеме с непроницаемым выражением лица и скрещенными на груди руками.

– Мы не можем отвести их в Мунго, ведь так? – размышляла вслух Гермиона. – Там будут задавать слишком много вопросов. Кроме нас друзей у Люциуса нет, но, должна признаться, я не представляю, что делать с его страданием, с его…

– Безысходностью, – подсказал Северус.

– Как мы можем помочь?

– Я возьму их с собой обратно в аббатство, – ответил Северус.

Гермиона заморгала, когда на глаза внезапно навернулись слезы. Она заняла себя грязными тарелками в раковине, пытаясь совладать со своим голосом.

– Как монахи отреагируют на эльфа-домовика? – наконец спросила она.

Северус ответил, следя за выражением своего лица:

– С Рафаэлем проблем не будет, а что до остальных… Эльфы знают, как оставаться незамеченными. Аббат сможет склонить всех на свою сторону, если Оладушка все же обнаружат.

– Когда вы отправляетесь?

– Не вижу смысла задерживаться.

Гермиона опять повернулась к раковине, чтобы спрятать лицо.

– Ладно, тогда я пойду попро…

Но Северус уже вышел. Она выбежала в гостиную, но и там никого не было. Громкий треск парной аппарации раздался, как раз когда Гермиона распахнула входную дверь, и поразил ее, как удар под дых. Она не могла поверить, что Северус исчез просто так, не сказав ни слова, просто вернулся в монастырь после всего произошедшего. Гермиона медленно прошла на кухню, чтобы домыть посуду. Она не знала, что именно их связывало, ведь они совсем недавно начали работать вместе, но чувствовала даже до ужасных происшествий в Министерстве, что эта связь была чем-то настоящим, и надеялась, даже была уверена, что тщательно исследует ее – вместе с Северусом.

Гермиона поставила кипятиться воду для первого из множества последующих кофейников. Ей не хотелось спать в реальности без якоря, которым являлся Северус: воспоминания и пустота достаточно мучили ее и наяву.

Все еще одна в большой кровати, Гермиона двумя днями позже доплакалась до прерывистого, полного кошмаров сна, после которого чувствовала себя еще хуже.

– Да и выглядишь ты не ахти, – сообщила она своему отражению в зеркале. – Соберись. Не пристало реветь из-за мужчины, сбежавшего от тебя, даже не попрощавшись. И ты еще считаешь себя гриффиндоркой? Давай, хватит киснуть.

Душ помог почувствовать себя человеком, а редко используемая косметичка – скрыть оставшиеся следы последних дней. Нужно было набраться сил за завтраком и подумать, какую полуправду рассказать Кингсли Брустверу, ведь даже будучи потомком ангела ей все еще нужно было явиться на работу – скорее всего. Один поход в Министерство прояснит этот вопрос. От мыслей о возвращении туда у нее затряслись руки. Гермиона усмирила дрожь тостом с мармеладом, задумчиво разглядывая в вазе на столе длинные черные перья. Ее мама всегда говорила, что она была чудо-ребенком, зачатым через несколько лет после того, как они с папой перестали пытаться. Гермиона не знала, помнила ли ее мама что-нибудь из своей встречи с Сариэлем. Скорее всего, нет. Но было понятно, почему Сариэль выбрал ее мать: она была не только скромной внешне, трудолюбивой и рациональной, но и способной на глубокую любовь и сострадание женщиной, обладающей невероятной щедростью и пониманием.

Сжав губы, Гермиона размышляла о несправедливости жизни. Хелен Грейнджер пережила и школьные годы дочери, и войну в магическом мире, простила изменение памяти, без упреков вернулась к своей старой работе – только чтобы погибнуть вместе с мужем в глупой автокатастрофе через год после того, как Гермиона вернула их из Австралии.

– Мне так хотелось бы, чтобы ты с ним по-настоящему встретилась, мамочка, – прошептала Гермиона.

В Министерстве все шло своим чередом, и это было просто невыносимо.

– Вернулись с полевой работы, аврор Грейнджер? – спросил охранник, мимо которого она прошла.

Гермиона поздоровалась и улыбнулась, успев забежать в лифт как раз до того, как закрылись двери.

– Доброе утро, Гермиона, – поздоровалась Падма, направляющаяся в Отдел регистрации новых чар со стопкой папок. – Никто еще не видел пропавших авроров?

Гермиона вспомнила страшную смерть Тикнесс и Роули, но постаралась не выдать себя выражением лица.

– Никто, насколько известно, но я давно не была в офисе и не знаю всех новостей.

– Ходят слухи, что они были замешаны в каких-то махинациях…

«Да уж, так тоже можно сказать», – подумала Гермиона.

– И должны были смотать удочки, пока их не поймали, – закончила Падма.

– Я посмотрю, что удастся выяснить, и потом с тобой поговорю, ладно? – ответила Гермиона, когда лифт остановился на ее уровне.

– Как-нибудь за кофе, – предложила Падма.

Секретарь Кингсли посмотрел на Гермиону каким-то затравленным взглядом и вскочил на ноги:

– Я думаю, у него есть время – подождите, я проверю!

– Разумеется, – ответила Гермиона, усаживаясь в кресло и открывая последний выпуск «Квибблера». – У меня не назначено, я могу и подождать.

Но ждать ей не пришлось. Секретарь выскочил из кабинета начальника, как испуганный заяц, и указал Гермионе дорогу, будто она ее не знала. Она закатила глаза и зашла в кабинет так непринужденно, как только могла: в конце концов, перед гневом Бруствера надо было поддерживать репутацию храбреца. Кингсли не разочаровал.

– Какого Мордреда вы отправились на «полевую работу» и с тех пор ни разу не сообщили о своих результатах, Грейнджер!? – проревел он.

Как только дверь за Гермионой закрылась, он, улыбаясь, подошел к ней.

– Присаживайтесь, Гермиона, и рассказывайте все по порядку.

– А разве Гарри?..

– Поттер в отпуске по семейным обстоятельствам, он сказал мне засунуть любопытство в одно место и дождаться вас, потому что это ваша история. У современной молодежи нет никакого уважения к старшим.

– Ну ладно, – и Гермиона рассказала ему все, тщательно умолчав об ангелах. – Если вы хотите услышать мой совет, я бы от всего сердца порекомендовала ограничить самоуправство Отдела тайн. Если им удавалось вырабатывать наркотики и плодить дементоров без того, чтобы кто-нибудь заметил, Мерлин знает, чем они еще займутся без присмотра.

– Нарцисса Малфой? Ничего себе! – присвистнул Кингсли. – Она всегда казалась несчастной жертвой, которую муж втащил в грязные махинации, а оказывается, что все это время она была похуже Волдеморта! А теперь, говорите, она мертва? Вы уверены?

– Да, и она забрала с собой в могилу Драко и сотню эльфов. – Гермионе было непросто умолчать о всех погибших женщинах-магглах, но объяснить их роль и обстоятельства исчезновения было невозможно, не выдав тайны. После Тома Реддла и Нарциссы Блэк не хотелось представлять себе, как именно магическое сообщество воспримет информацию о том, что чистую магию можно собрать в пузырек.

Кингсли не обратил особого внимания на убийство эльфов, отчего в Гермионе медленно затлела ярость. Лучше не стало, когда он выразил сожаление о том, что оборудование для производства наркотика было разрушено. Гермиона направилась к выходу:

– Письменный отчет будет на вашем столе к завтрашнему дню.

Ее прохладный тон не остался незамеченным.

– Одну минутку, аврор Грейнджер. Что произойдет теперь со всеми теми, кто принимал зелье и остался без поставщиков?

– Я знаю не больше, чем вы, но было бы неплохо присматривать за молодыми чистокровками. Возможно, не все они были замешаны – тут Перси специалист, спросите его. Кстати, мне нужно еще кое-что доделать.

– Что именно?

– Вы прочитаете обо всем в моем отчете. – Гермиона открыла дверь, однако, помедлив, обернулась: – Ах да, Северус Снейп выжил, – сообщила она, зная, что секретарь подслушивает. – Без него у нас не было бы никаких шансов разобраться со всей этой ситуацией. Наверное, не повредит выплатить ему его ветеранское пособие за все прошедшие годы.

– Что? Правда? Так где же он?

– Вы же аврор, Кингсли, вот и ищите.

Перси был так рад видеть Гермиону, что подскочил с места и обнял ее крепче Джорджа.

– Чем я это заслужила? – рассмеялась Гермиона.

– Ты прекрасно знаешь! Джинни с каждым днем становится все лучше. Интересно, что ты накрошила в то зелье – оно поставило ее на ноги.

– Как приятно это слышать! – воскликнула Гермиона, уклонившись от ответа. – Я рада, что она поправляется. Как поживает твоя паутина?

Перси снял маскирующее заклинание со стены, и Гермиона ахнула:

– Как ты в этом разбираешься?

– Это не так уж и сложно, – ответил Перси, невольно выпятив грудь. – Нужно всего лишь выбрать нитку, соответствующую одной из этих папок… – тут он махнул рукой в сторону шкафов, ради размещения которых пришлось придвинуть стол Гермионы к самой стене, – и вуаля! Нитка светится. Я пользуюсь несколько другим заклинанием, если нужно подсветить параллельные связи или наиболее активных действующих лиц.

– Покажи мне Амбридж.

– С удовольствием, мэм!

Гермиона окинула взглядом вездесущую розовую нить, которая уже сама по себе выглядела, как целая паутина.

– Она трудилась не покладая рук. Пора приглашать на допрос.

В камере Амбридж раздулась, как разъяренная жаба. Самоуверенности ей было не занимать.

– Да что я такого сделала? Вы мне ничего не пришьете! У вас нет никаких доказательств!

– А что вы так волнуетесь, если ничего не сделали? – добродушно поинтересовалась Гермиона. – В любом случае, доказательства у нас есть, целые горы замечательных доказательств того, как вы помогали совершать сделки и поддерживать влиятельность чистокровок. Надеюсь, вам заплатили вперед.

– Нет доказательств, нет! – упиралась Амбридж, вытаращив глаза.

– Однако на данный момент, – продолжила Гермиона, будто ее и не перебивали, – меня больше интересуют наркотики, которые вы распространяли.

Во взгляде Амбридж проскользнуло отчаяние. Гермиона знала, что та уже несколько дней не получала информации ни от Бастабль, ни от Нарциссы и поэтому постепенно начинала беспокоиться.

– Да, Долорес, мне все известно о зелье. Я знаю, как оно работает и как чувствуют себя люди без очередной дозы. А ведь поставок больше не будет… Ваш запас уже иссяк или иссякнет в ближайшее время, а вашим поставщикам, если хотите знать, прикрыли лавочку. Как поведут себя бедные клиенты, когда поймут, что у вас нет того, чего они так жаждут? Приятно видеть, что вы начали задумываться о своей ситуации. Предлагаю еще поразмышлять о том, какими безопасными могут быть камеры в Азкабане. Это единственное место, где до вас никто не доберется…

– Дай пять! – улыбнулась Гермиона Перси, выйдя из комнаты для допросов. – Пусть она еще часик поварится в собственном соку, потом можешь идти за признаниями. Нужно, чтобы она призналась абсолютно во всем, в чем была замешана. – Гермиона не сомневалась: Амбридж пойдет на все, чтобы спасти свою шкуру.

Когда Гермиона вернулась в свой кабинет, то поняла, что на самом деле он ей больше не принадлежит.

Перси обнаружил ее прошение об отставке на своем столе вместе с рекомендацией для Кингсли назначить на свой пост Перси Уизли, который не только лучше нее справляется с работой, но и получает при этом огромное удовольствие.

*

Гермиона не могла не почувствовать разочарование, когда вернулась в свой пустой и тихий дом. Она прошла в рабочий кабинет и уселась в любимое кресло на колесиках, но мотивации заняться хоть чем-то абсолютно не было. Также не получилось вернуться и к едва начатым проектам, убедив себя, что это все интересно. Гермиона спустилась на кухню, проигнорировав дверь в лабораторию, и приготовила стейк с салатом. Налив себе бокал вина, она села за стол, взяла в руки нож и вилку и гипнотизировала свою тарелку до тех пор, пока не решила, что не голодна. Гермиона вздохнула и направилась в гостиную, где разожгла камин и уселась на ковер смотреть на огонь. С самого раннего детства она могла забыться, видя в языках пламени волшебные дворцы и фантастические пейзажи, даже если ничто другое ее не утешало. На данный момент огонь мерцал, как перья ангела, окрашенные золотом улыбающихся глаз Сариэля, но Гермионе виделись в нем совсем другие глаза, черные и нечитаемые.

– Ты себя подожжешь, если будешь наклоняться так близко к пламени. Неужели на уроках зельеварения ты не запомнила ничего из элементарных правил безопасности?

Гермиона медленно вернулась к реальности. Северус сидел на корточках и протягивал ей одну из ее же заколок, которую достал из кармана. Когда Гермиона не отреагировала, он перебрался к ней за спину и начал заплетать ее волосы в небрежную косичку.

– А защитные чары твои никуда не годятся: я их даже не почувствовал.

– Северус? – встрепенулась Гермиона и поспешно поднялась на ноги. – Ты… ты… мерзавец!

Он остался сидеть на полу, но мягкость из его глаз исчезла.

– Судя по всему, мне не рады.

– Ты ушел! Ты покинул меня, заставил разговаривать с Кингсли одной! Вернулся в монастырь и даже не попрощался!

– К чему прощаться, если все равно вернешься?

– Ах, какой же ты невыносимый! – воскликнула Гермиона, всплескивая руками, как ненормальная. – Ты просто взял и ушел!

– Не то чтобы ты умоляла меня остаться.

– Не то чтобы ты вел себя так, будто хотел этого!

– Мои вещи все еще лежат в комоде! – повысил голос Северус.

– А я что, ясновидящая? – взвилась в ответ Гермиона.

– Это что еще за чепуха? – рявкнул Северус, поднимаясь с пола.

– Сама не знаю!

– Так мне уйти или остаться? – он шагнул в ее сторону, нахмурившись.

– Остаться, умник, – отрезала Гермиона. – Если ты этого хочешь.

– Мне больше некуда податься.

– Чудесно! Я последнее прибежище, – она разочарованно махнула рукой, которую Северус тут же поймал. Гермиона для вида потянула руку обратно: – Пусти меня.

– Ты же знаешь, что я имел в виду совсем другое.

– Что же именно, Северус? – печально спросила она.

– Я хотел сказать, – начал он, перебирая ее пальцы и с трудом находя слова, – что предпочитаю быть именно здесь. Если ты не против, конечно.

У Гермионы перехватило дыхание. Северус не решался поднять на нее взгляд, вместо этого рассматривая их крепко переплетенные пальцы. Гермиона вдруг поняла, что он был в этой ситуации так же раним и беззащитен, как и она, так же выведен из равновесия, так же неопытен в тех вещах, которые в жизни оказываются важнее всего.

Она шагнула вперед и положила голову ему на грудь. Северус перестал теребить ее пальцы и обнял ее; Гермиона в ответ обхватила руками его талию.

– Дураки мы оба, – сказала она. – Конечно же, я хочу, чтобы ты остался. Хочу каждый день видеть тебя здесь, хочу... – но это признание было бы уже лишним. Гермиона посмотрела ему в глаза с усталой улыбкой. – Хочу вместе с тобой есть бутерброды и запивать их вином, развалившись на диване.

– Взаимно.

– Тоже хочешь вместе с самим собой развалиться на диване?

– Всю жизнь мечтал.

– Пустозвон.

– Дерзкая девчонка.

Северус никак не прокомментировал ее нетронутый обед и вазу с перьями, хотя провел по ним рукой по дороге за тарелками.

Вечер выдался тихим. Гермионе не особенно хотелось разговаривать: находиться рядом с Северусом было достаточно. Расправившись с бутербродами и вином, они сидели вместе на диване, глядя на огонь, в то время как за окном выл ветер и лил проливной дождь. Внутри было тепло и уютно, и Гермиона в первый раз смогла подумать о недавних событиях без парализующего страха.

– Как Люциус? – спросила она наконец.

– Сломлен. Но если кто и может ему помочь, то это Рафаэль. Он даже меня вернул к жизни.

– Только вот забыл зашкурить острые края.

На это Северус лишь усмехнулся.

– А Оладушек? – продолжила Гермиона.

– Я думаю, он уже очень скоро станет прежним: он как свой среди монахов, посвятивших всю жизнь служению, и это помогает справиться с чувством потери и вины. Рафаэль принял Оладушка с распростертыми объятиями и обещал найти ему такие задания, которые можно выполнять незаметно для других.

– Твой аббат – очень мудрый и проницательный человек, не так ли? – Северус лишь кивнул, и Гермиона нерешительно продолжила: – А что же ты, Северус? Ты не хотел там остаться?

Он мельком взглянул на нее, а потом опять повернулся к огню.

– Я… думал об этом и решил, что аббатство мне не подходит. Вернее, я не подхожу аббатству.

– Мне жаль это слышать.

– Неужели, мисс Грейнджер?

– Ну, не совсем, профессор, хотя с какой-то стороны и действительно жаль. Ты же думал, что проживешь там всю жизнь незамеченным, да? Непросто от такого отказаться.

– Честно говоря, я почувствовал себя свободным, отказавшись от прежних ожиданий.

Глянув на его профиль, Гермиона заметила намек на улыбку.

– А у тебя как?

– Я уволилась с работы.

– Она не соответствовала твоим ожиданиям?

– Напротив, слишком соответствовала, за исключением редких вылазок с группой безответственных волшебных товарищей.

– Чем ты теперь займешься?

– Не знаю, – пожала плечами Гермиона. – Буду жить на сбережения, пока не придумаю.

– Ну, тогда мы с тобой в одной лодке.

– Не такая уж это и плохая лодка, – улыбнулась она и добавила, посмотрев на часы: – Как я устала!

Они распрощались в коридоре. На данный момент Гермиона не хотела торопить события, однако она не приняла во внимание ангелов, которые оказались невероятно назойливыми: после недели вдвоем проведенных дней и порознь проведенных ночей Гермионе пришлось сбежать в комнату Северуса и захлопнуть за собой дверь. Не до конца проснувшись, он выстрелил в ее сторону заклинанием, и Гермиона еле успела отскочить.

– Что тут происходит? – он выпрыгнул из кровати, чтобы убедиться, что девушка не пострадала.

– Это все Сариэль! – прошептала она. – Он… он хотел… – Ее щеки зарделись. – Он же мой отец! Он не может себя со мной так вести! Это же ни в какие ворота не лезет!

– Я не думаю, что понятия ангелов о том, что пристойно, а что нет, соответствуют нашим. Он просто хотел быть рядом с тобой.

Тут Гермиона вспомнила, что стоит в спальне Северуса в тоненькой хлопчатобумажной сорочке, которую ей подарила Молли. Сорочка была слегка велика и сползала с одного плеча. Гермиона снова покраснела и поправила лямочку, отчего с другого плеча моментально сползла вторая. Гермиона отвернулась от Северуса и спрятала лицо в ладонях.

– Просто ужасно стыдно, – еле слышно проговорила она.

Тут нежные руки бережно пригладили ее волосы, а теплое дыхание коснулось обнаженного плеча, заставляя дрожать.

– Здесь нечего стыдиться, – прошептал Северус ей на ухо. – Только если это тебе тоже кажется непристойным, – он провел руками от ее плеч к запястьям, затем к животу и привлек Гермиону к себе. Покалывание пробежало по ее коже теплой волной, и колени подогнулись.

– Нет, – прошептала она. Северус замер.

– Значит, мне перестать?

– Значит… не кажется… непристойным.

Теплые ладони заскользили по животу к груди. Гермиона резко вдохнула и запрокинула голову, ища губами его рот. Северус наклонился к ней, и оба упали на кровать. Хоть они и столкнулись носами, а угол оказался не совсем удачным, для Гермионы это был самый прекрасный поцелуй в ее жизни.

Намного позже, когда она лежала в постели, довольная, сонная и готовая погрузиться в ожидающую ее темноту, Гермионе показалось, что она слышит чей-то смех.

– Этот ангел просто слизеринец какой-то, – проворчала она.

– Естественно.