Но Гермиона знала о его волнениях – часто, когда лежала рядом с ним ночью, женщина слышала, как супруг стонал во сне, звал ее, чувствовала, как он метался и крутился в постели. Ведьма знала его сон, приснившийся Северусу впервые много лет назад, когда он выгнал юную студентку из своих комнат. Ему снилось, что она лежала в его объятиях, но стоило лишь коснуться девушки, как она исчезала, растворяясь в небытии. Однажды утром, после той страшной ночи, когда Гермиона практически изнасиловала Северуса в саду, проснувшись рядом с магом, она видела, как ему снился этот сон, и то зрелище было душераздирающим.
Тогда потребовалось намного больше, чем простой поцелуй, чтобы прогнать кошмар навсегда. На протяжении многих десятилетий Северусу больше не снилось ничего такого: они поженились, стали частью друг друга, и Гермиона уже не могла исчезнуть в никуда.
Но, к сожалению, скоро она уйдет – на сей раз навеки. И уже не будет ни единого шанса, вернуть ее.
Боги, она все еще так сильно любила Северуса. Если бы кто-нибудь в двадцать лет спросил Гермиону – она отрицала бы возможность быть влюбленной парой после более чем шестидесяти лет брака. Прожить вместе – да. Ее родители были вместе до самой смерти. Но любовь? Всепоглощающая, мучительная, сводящая с ума любовь? Никогда.
Но вот здесь и сейчас она, больная и старая, лишь тень былой себя – и любит своего мужа так глубоко, как и в тот день, когда они вступили в брак, спустя год после рождения их дочери.
И после всех этих лет Гермиона все еще желала своего супруга. До недавнего времени они наслаждались физической любовью и близостью друг друга. И только потому, что ее тело так ослабело, им пришлось прекратить любовные ласки.
Печально. Очень и очень печально.
– Ты помнишь грозу? – прошептала Гермиона, прикрыв глаза.
Кровать прогнулась, когда Северус сел. Женщина чувствовала аромат чая, принесенного им: ройбуш* с ванилью – так обидно, что не хватает сил взять чашку и сделать глоток. Но она и правда не могла, поэтому муж подвел руку ей под голову и, приподняв, помог сделать глоток.
– Конечно, – ответил Северус. Его голос изменился за эти годы, стал немного хрипловатым и более мягким, чем в дни молодости. Гермиона обожала его голос, от одного звука сладостная дрожь пробегала по ее телу.
– Грозу? Когда мы были саду? Ту ночь, когда я пришла сказать, как тебя ненавижу? – женищна знала, что ее почти не слышно, но так хотелось, чтобы муж говорил, и самый действенный способ заставить его это сделать – задавать вопросы. Северус все еще преподавал, хоть и бросил обучение более пятнадцати лет назад, сосредоточив все свое внимание на развитии школы.
Нежным движением маг вытер капли с подбородка супруги. Гермиона ненавидела свою слабость, хотя жаждала прикосновений мужа.
– Я не смогу забыть ту ночь, любовь моя, пока живу, – ответил Северус. – Ты вернулась ко мне той ночью. Предъявила свои права на меня. И притащила траву в мою постель, я все еще подумываю, что тебя стоило бы за это отшлепать.
– Ты делал это. Неоднократно, – пробормотала Гермиона и скорее почувствовала, чем увидела, его улыбку.
Надо было признать – Северус научился улыбаться, хотя потребовалось немало времени, чтобы люди смогли лицезреть это диво. На протяжении многих лет он расслаблялся только в ее обществе или в немногочисленной компании общих друзей. Альбус был частым гостем в их доме, так же, как и Тонкс с Ремусом. Они нередко вместе обедали, и Гермиона узнала, что человек, которого она любила, был не только превосходным поваром, но еще и радушным хозяином.
Она наслаждалась жизнью с ним. Северус оставил свое одиночество ради нее, и Гермиона в конечном итоге бросила работу в Италии ради семьи. Найти работу в Англии было не так-то легко. Но после появления на свет их дочери ежедневные вояжи в Италию оказались слишком утомительными для всех, хоть у них и была приходящая «няня».
– Я люблю тебя, – прохрипела женщина, не уверенная, услышал ли ее Северус. Но Гермиона должна была сказать это. В последний раз.
Северус поцеловал жену в щеку.
– Я знаю. Ты сумасшедшая. Я говорил тебе и раньше, но ты никогда мне не верила.
Он осторожно притянул ее к себе, пока голова жены не устроилась на его груди. Гермиона слышала, как бьется его сердце, и ей вспомнилась их первая проведенная вместе ночь. Тогда впервые она услышала этот звук, и с тех самых пор не могла спокойно спать, не убаюканная им.
Женщина провела языком по пересохшим губам, Северус, заметив ее движение, взял ткань, смочил в миске с водой, обтер лицо жены. Ее горло сжалось от нежных прикосновений.
– Я не сошла с ума, – сказала Гермиона, коснувшись запястья мужа, она переплела свои пальцы с его, – ты поступил глупо, когда прогнал меня из своей комнаты – у нас было бы еще три года, проведенных вместе. Я отдала бы все, чтобы провести с тобой хоть три дня. Или три часа...
– Шшшш. Не говори, любовь моя. Я знаю, как тяжело тебе это дается. Мы уже сказали друг другу все, что хотели.
Одной рукой Северус потянулся к тумбочке, взял маленький стакан и поднес его так, чтобы Гермиона смогла его увидеть.
– Ты уверена? – его голос, такой бархатный и рокочущий, звучал внешне спокойно. Но Гермиона слышала боль в словах мужа и кивнула.
– Я не могу так больше, – с усилием ответила она. – Очень больно. Слишком много сил требуется, чтобы дышать. Слишком много... слишком много всего... я готова...
Северус обнял жену, прижимая ее к своей худой, костлявой груди. Сегодня он не надел привычные джинсы, а был облачен в легкие шерстяные брюки и белую рубашку вместо джемпера. Формальная одежда, настолько подходящая для похорон.
– Я знаю. И я согласен. Пришло время. Я не могу больше видеть, как ты страдаешь. Я ничем не могу тебе помочь – ни одно зелье не спасет тебя на этой стадии болезни. Вот. Выпей это.
Северус протянул стакан с бесцветной жидкостью и не отпускал его, когда жена потянулась к нему. Вместо этого он поддержал ее руку и помог поднести стакан к холодным бескровным губам. Нагнулся, чтобы видеть, что она делает, и длинная прядь его седых волос коснулась щеки супруги.
Один глоток – и жидкости нет. Одна слеза упала на ярко-красное стеганое одеяло, покрывавшее кровать.
Роза, стоявшая на подоконнике, потеряла лепесток – первый с тех самых пор, когда была срезана много десятилетий назад. Медленно планируя, лепесток словно плыл к подоконнику, и невидимый ветерок сдул его на пол.
– Я не хочу умирать, Северус, – прошептала Гермиона. Ее голова покоилась на плече мужа, и она чувствовала, как он дрожит. Ему будет нелегко, она понимала это. Но Северус пообещал избавить ее от страданий, когда она будет готова.
Сегодня жизнь оказалась для нее невыносимой. Сегодня она попросила дать ей напиток, который положит конец мучениям. Северус сварил зелье много недель назад, понимая, что рано или поздно Гермиона попросит его об этом.
– Я должна была попрощаться с Сэмом, – Гермиона с трудом приоткрыла глаза.
Сэм Леонард, который столько лет присматривал за Сашей. Сэм, живущий сейчас в Южной Германии с женой и детьми. Она не видела его с...
– Гермиона, Сэм был здесь на прошлой неделе, – спокойно ответил Северус, целуя ее в лоб, – глупый мальчик выплакал все глаза, когда спустился вниз. Мне пришлось отпаивать его приличной порцией моего лучшего портвейна, прежде чем он смог уйти. Ты попрощалась с ним. С ним, с Тонкс, с Сашей, Лукой и Габриэлем. Ты можешь обрести покой.
Неужели она только что услышала слезы в голосе мужа? Медленно Гермиона поворачивалась в его объятиях, пока не оказалась лицом к лицу с ним. Да, определенно, это слезы.
– Ты никогда не плачешь, – удивленно заявила она. – За все те годы, что я тебя знала, ты плакал только дважды – когда умер Альбус и когда умер Ремус.
Северус долго смотрел на жену.
– Теперь умираешь ты. Я люблю тебя больше своей жизни. Ты была со мной всю мою жизнь. И через несколько минут ты уйдешь. Неужели ты считаешь, что я не имею права на слезы?
Гермиона улыбнулась.
– Ты встретишь кого-нибудь, – поддразнивая, произнесла она слабым голосом. – Молодую, красивую, сильную. Ту, которая сможет быть с тобой рядом.
Маг фыркнул.
– Можно подумать, что вокруг толпа ведьм, мечтающих жить со старой, сварливой стодвенадцатилетней летучей мышью из подземелий. Вообще-то ты была единственной, кто когда-либо задумывался о том, чтобы окрутить меня.
– Я… и Рита Скитер, – возразила Гермиона и услышала тихий смех мужа. То напоминание о Рите было постоянной шуткой, которой они часто обменивались с Ремусом.
Солнце уже зашло? В комнате было так темно, и эта темнота была прекрасна.
Гермиона слышала аромат их розы, запах шампуня, которым Северус пользовался утром, могла вдыхать запахи горящих свечей и чая. Прекрасные, такие знакомы запахи. Может быть, смерть не так страшна, как ее рисуют.
Она не заметила, как муж протянул руку, взял второй стакан и залпом осушил его. Новый запах, острый и немного горьковатый, донесся до нее. Тот самый запах, что соответствовал привкусу, оставшемуся на ее губах. Женщина хотела возразить, хотела отвести любимого в лабораторию, заставить его выпить противоядие.
Но… однажды они обсуждали этот вопрос, и Северус был непоколебим. В конце концов, если она имела право решать, когда и как умереть, то и он имел на это полное право.
– Ты не должен был этого делать, любимый мой, – призрачные слова упали в тишину, царившую в их спальне под крышей дома. – Саша будет убита. Потерять нас обоих в один и тот же день. Дети… Лука и Габриэль…
– Они поймут, – твердо произнес Северус. – Кроме того, перспектива появления Риты Скитер в нашем доме после твоей смерти, действительно, ужасающа даже для меня. Мерлин, она выглядит старше, чем Минерва.
Гермиона улыбнулась бледной тенью своей когда-то яркой и очаровательной улыбки.
– Пусть только попробует приблизиться к тебе, я возвращусь как призрак и буду преследовать ее, пока не загоню в ад, – пробормотала женщина. – Ты не должен был… ты здоров… ты мог бы прожить еще много лет.
– Без тебя моя жизнь не имеет смысла, Гермиона. Вот как все просто. Согласись с этим. Мы умрем вместе. Сегодня. Сейчас.
Смерть вступила в комнату и смотрела на пожилую пару, лежавшую на кровати. Она взмахнула косой и молниеносным движением оборвала те тонкие нити, что все еще связывали их с окружающим миром. Смерть с достоинством взглянула на мужчину и женщину, покоившихся в объятиях друг друга, когда последний вздох покинул их тела.

*************
Дверь внизу открылась и мелодичный голос позвал:
– Мама? Папа?
Крупицы пыли сверкали на свету – после хмурого дождливого утра солнце вышло из-за туч, и земля, наконец, напитала воздух ароматом весны. Саша опустила сумку на пол и зашла на кухню в поисках вазы. В руках женщина держала маленький букетик цветов – нарциссы в ее саду зацвели слишком рано – она хотела поскорее поставить их в воду, перед тем как отнести в спальню родителей. Мама любит цветы, этот букет станет приятной неожиданностью для нее.
Сегодня дети не смогли прийти с ней. Ее дочь Лука была на занятиях в университете, а близнецы Габриэля заболели, и ему пришлось остаться дома.
Ей очень не понравилось то, что она увидела. Обычно кухня была самым популярным и светлым местом в доме даже ночью.
Но не сегодня. Все было чисто убрано. Никаких книг. Кухня казалась мертвой.
Даже мусора нет.
– Мама? Папа? – вновь позвала Саша и нервно провела рукой по своим коротким волосам. Она не торопилась беспокоиться. Унаследовавшая холодное логическое мышление от отца, женщина решила подняться в спальню, чтобы проверить родителей, прежде чем волнение захватит ее полностью. В конце концов, они могли прилечь отдохнуть или…
Медленно она опустила цветы на рабочий стол и пошла наверх.
В спальне, лишенная привычных чар, сохранявших ее более полувека, роза когда-то удивительного апельсинового оттенка потеряла свой последний лепесток, упавший на пол и тот час же обратившийся в прах.

В западный край (перевод Олеси Брютовой из Сургута)

Усни,
Свою голову склони.
Ночь приходит,
И грядет конец пути.
Сон встреть,
И узришь перворожденных богов,
Зов услышишь -
Голос белых берегов.

Плачешь о чем?
Что значат слезы на лице?
Скоро поймешь –
Страх обрывается в конце.
В добрых руках
Лишь засыпаешь…

[Припев:]
Что видишь ты
На горизонте?
Что значит чаек стон?
Через моря
Луна восходит,
Ладьи придут – и встретишь свой дом.

Закат уснет
В зеркальной мгле.
Лунной дорогой
Свет в тебе.

Во тьме
Надежды свет угас.
Тени ночи
Память кутают сейчас.
Нет слов:
«Вот конец, уготованный судьбой»
Берег ждет нас
Там мы встретимся с тобой

И будешь ты
На руках
Спать и грезить

[Припев:]
Что видишь ты
На горизонте?
Что значит чаек стон?
Через моря
Луна восходит,
Ладьи придут – и встретишь свой дом.

И станет все
Хрустальным сном.
Лунной дорогой
Мы пойдем
В западный край...

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Бывает же такая любовь, не остывшая до самой смерти, не утратившая своих красок и пылкости, страсти и уверенности...эх...

Но думаю, что этот фик хорошо смотрелся бы в одиночестве. Он не вяжется с первыми частями вообще.