Этот пергамент защищен Инсендио. Самовозгорание через шестьдесят секунд.

59…58…57…

Нет, ну это же очевидно. Если составлять список, чем я, собственно говоря, и занимаюсь, то невозможно не упомянуть волосы. Они, разумеется, не настолько отвратительны, как другие ее качества (см. ниже), но вполне достойны десятого места. Их можно описать двумя словами: наэлектризованная копна. На уроках она постоянно вынуждена заправлять за ухо пряди. Неужели никто не показал ей, как заплетать косички? Должен признать, что цвет недурен – что-то между карамелью и танисовым корнем, но я, кажется, отклоняюсь от темы.

Вы просто посмотрите на нее! Вот она, прямо сейчас этим и занимается – как раз в эту секунду, когда я записываю все ее качества, от которых мне не спится по ночам, от которых я места себе не нахожу. Она наклоняется над котлом, челка падает на глаза, и ей приходится отмахиваться от прядей. Ой, у нее маггловский пластырь на пальце? Интересно, что случилось.

Не суть как важно. Как она собирается видеть, что делает, когда на лицо свисает самая настоящая грива? Хотя это, конечно, не имеет значения, потому что и я, и Грейнджер, да все в этом кабинете знают: она справится с заданием хоть с завязанными глазами, причем идеально. Она всегда все выполняет идеально, что позволяет мне плавно перейти к следующему пункту.

Не случайно я дал ей это занимательное, остроумное и невероятно подходящее прозвище. Я еще никогда не имел сомнительного удовольствия обучать такую… такую… личность. Стоит мне бросить в класс вопрос, объявить неожиданную контрольную, придумать дополнительное задание или просто-напросто обернуться, как она машет поднятой рукой и просто из кожи вон лезет, чтобы показать и мне, и всем остальным, насколько глубоки ее знания. Наверное, она и спит-то с книгами под подушкой. И, к сожалению, Грейнджер всегда права. Не все ли мне равно? Нет, мне совершенно не все равно. Тут трудно оставаться безразличным. Я имею в виду, что ценю науку и просвещение, как и все учителя. Когда ученики блещут знаниями, впитывают все твои слова как губка и так пылко относятся к образовательному процессу… Что ж, тут трудно остаться безучастным, это вам любой учитель подтвердит, любой! Не верите? Спросите Минерву! Спросите Катберта и Филиуса! Она нас всех с ума сводит. Всех нас.

Не только меня.

Мерлинова борода! Всего пару дней назад она потребовала – потребовала! – для себя дополнительное задание. Как нечто само собой разумеющееся. Выражение лица – вылитый я в том же возрасте: нахальный подросток, слишком уверенный в своих знаниях и способностях. Невыносимо (см. выше)! Что ж, я хмыкнул, шмыгнул носом и откашлялся, лихорадочно пытаясь вспомнить хоть одно трудное зелье. Стыдно признаться, но мне ничего не пришло в голову. Я смотрел ей в глаза и просто не мог связно думать, сам не знаю почему. Хорошо, что я никогда не краснею. Вся ситуация выбила меня из колеи, и я уверен, что она заметила. Однако я величественно скрестил руки на груди, закутавшись в мантию, и процедил, что она получит свое драгоценное дополнительное задание, когда мне будет угодно, и ни секундой раньше (или что-то в этом роде). Вот ей! Никто не командует Северусом Снейпом.

Никто.

Опять двадцать пять! В который раз она шепотом подсказывает этому идиоту Долгопупсу. Постойте-ка, неужели у нее губы накрашены? Нет, это содержимое котла так странно отсвечивает; неважно. Грейнджер думает, что я не замечу. Ей и в голову не приходит, как часто я за ней наблюдаю! Если бы она только знала...

Судя по всему, она твердо намерена помочь этому лоботрясу сдать зелья. А я почти готов его специально завалить, просто чтобы показать им: я знаю, что происходит. Профессор не лопух, глаза при нем. Никому, даже Гермионе Грейнджер, меня не одурачить.

Так. Я только что поднялся из-за стола и практически испепелил ее взглядом. Даже ноздри раздул для большего эффекта. Надеюсь, подействовало. Долгопупсу, очевидно, повторять не надо: он даже выронил чашку с нарезанной мазиловой луковицей. Соломка разлетелась по всему полу, и я едва смог сдержать смех. Грейнджер, конечно, побелела как полотно и попыталась утешить идиота, но… батюшки. Нет, только не это! Она отдала ему свои ингредиенты. Она что, совсем спятила? Вот, теперь побежала за новой луковицей для себя и начала торопливо нарезать ее соломкой…

Она ни за что не успеет вовремя.

Всегда, черт побери, всегда! Спорить с этой девчонкой – себе дороже. Не то чтобы я часто поддавался на провокации – нет, я схватываю на лету и, честно говоря, пытаюсь свести все разговоры с ней до минимума. Мне кажется, что мой голос как-то странно звучит, когда я с ней разговариваю… на октаву выше, совсем не похоже на обычные раскаты грома, от которых у первокурсников дрожат коленки.

И у нее хватает наглости меня исправлять! На днях она перед всем классом заявила, что я ошибся в расчетах для настойки из стрел купидона. Она была права, но все же!
Невыносимая всезнайка!

Стоп. Кажется, я повторяюсь?

Не знаю, с чего это я. Сейчас этот пункт просто вычеркну и продолжу.

Она, должно быть, привораживает. У меня просто нет другого объяснения. Потому что, несмотря на неопровержимые пункты с пятого по десятый, ужасные волосы и зубы (точно! Так и знал, что что-то забуду), бесчисленные причуды и раздражающе манящую, высокую... кхм.

Потому что, несмотря на все это, она по неизвестным причинам бесспорно привлекательнее, чем может быть средненькая волшебница.

Этот пункт достоин первого места, но я проявлю снисхождение, потому что знаю: это гипертрофированное чувство ответственности не дает ей бросить двух болванов на произвол судьбы. Нет, ну что бы они без нее делали? Не удивлюсь, если она одевает их по утрам и подтирает им задницы перед сном.

А Уизли-то, Уизли! Пялится на нее опять, аж слюни текут. Он думает, что она не замечает, но это не так. Она просто виду не подает. Умная девчушка. Слишком даже умная, если меня спросите. А Уизли! Да не смешите. У него нет никаких шансов. Он же дебил! А она гений!

Минуточку. Я его сейчас отработкой осчастливлю.

Нет, я не утверждаю, что она мной увлеклась, отнюдь. Хотя она и обнимает меня каждый чертов год с того дня, как переступила порог этой обители знаний. Подумать только, обнимает – меня! Поспешу заверить, что я никак ее не поощряю. Откуда ей знать, что я наблюдаю за ней, за ее успехами, друзьями, отношениями… Она никогда не догадается, что с годами стала моей любимой ученицей – ну, может, не самой любимой, ведь я никогда не предпочту гриффиндорцев слизеринцам, ни за что на свете, и все же… И все же.

Она как раз взглянула на меня и прикусила губу. Боится, что не успеет закончить зелье вовремя. Какая глупость! Разве она хоть когда-нибудь не успевала сдать зелье? Разве не получала высшие отметки за все, что бы ни делала в моем классе? Я ради проформы нахмурился, и она поспешно отвернулась. Кажется, даже покраснела. Сомнений нет: я все еще в форме. У меня было много лет, чтобы научиться скрывать свои истинные чу…

Ну, что я говорил? Эта невыносимая девчонка только что принесла мне свое зелье беспристрастности. Оно безупречно – как же иначе? – и переливается киноварью. Мерлин правый, ее пальцы коснулись моих, когда она сдала пузырек… Грейнджер посмотрела на меня такими глазами, улыбнулась уголком рта, пригладила свои невообразимые волосы и спросила: «Что вы пишете, сэр?»

Какая наглость! Будто ей действительно не все равно. Она стояла над душой, переминаясь с ноги на ногу и пытаясь хоть мельком взглянуть на пергамент, пока я не громыхнул так внушительно, как только мог: «Не ваше дело, мисс Грейнджер!»

Ох, батюшки, пора заканчивать. К моему столу направляется Поттер с флаконом мутной жижи, а Грейнджер собирает сумку, смахивая одичавшие волосы с лица, и она…