Отец и дочь.
Цветок любви!
Господь тот миг,
Благослови! Мы с женой не хотели знать заранее, кто родится. Мы даже не обсуждали это, не строили планов и не подбирали имен….
Пока она
Еще дитя,
И ей нужна
Любовь твоя.
Как же тяжело... Я впервые улыбнулся легко и непринужденно, когда Поппи протянула мне ее, завернутую в пеленку, и сказала, что я теперь отец девочки. Не в обиду моей благоверной, которая до этого работала над моей скупой улыбкой целых два года.
Отец и дочь:
Мы "да" и "нет".
Так, успокойся, Северус… Но как же я был зол, невозможно описать словами.
«Гриффиндор», – упрямо твердила Ливия уже с пяти лет.
«Слизерин! – кричал я в ответ. - Гермиона, хоть ты меня поддержи!»
Супруга лишь улыбнулась и, тихо сказав: «Не вам решать, а шляпе» - вышла на веранду.
Отец и дочь:
Вопрос – ответ.
Как же тяжело все-таки вспоминать, как она просила остаться и послушать колыбельную, которую поёт ей мама... Я редко соглашался. Но никогда не уходил дальше двери, просто стоял и подслушивал. Хотя даже спустя столько лет я так и не признался в этом ни жене, ни дочери...
Как уберечь,
Спасти, помочь
Мой дух и плоть -
Родную дочь.
Так, успокойся, Северус... Вспомни лучше, как у нее был первый всплеск магии. Не зря нам говорили, что из нашего тандема не получиться простых детей. Она же в два года разнесла все стекла в доме... Расстроилась, что мама петь не сможет - приболела...
Главное, сейчас не улыбаться, а то у студентов инфаркт случиться.
И день придет, с моих колен
Она вспорхнет, попавши в плен
Коварных чар чужих мужчин,
Где каждый вор и сукин сын.
Ночной кошмар, мой страшный сон!
Как же тяжело... Хоть и кажется, будто еще вчера она сидела у меня на коленях с плюшевым недоразумением странного цвета и, заглядывая в глаза, просила почитать ей книжку...
Взрослеет дочь, старею я.
И стала ночь длиннее дня!
Так, успокойся, Северус….
Смотрел, как она кружится в танце с молодыми людьми на школьном балу... Это не та маленькая девочка, что взрывала котлы в моей лаборатории, это уже молодая женщина... На которую засматривается пол-Хогвартса...
Не мне менять иной закон,
Где нет меня, есть только он,
Она и он!
Как же тяжело и сложно... Первый раз не знаю, что мне делать. Я понимаю, что она выросла, но понимаю лишь умом, а не сердцем... О Мерлин, скажи я это лет 20 назад, меня в отделение душевнобольных св. Мунго сдали бы...
А может быть, я все ж неправ,
Пора смирить свой гордый нрав
И скорбно ждать свой смертный час.
Так, успокойся, Северус, вспомни лучше, как она первый раз боялась с тобой заговорить….
«Джеймс предложил выйти за него после выпускного бала. Пап, он хотел прийти в конце недели…» - тихо произнесла Ливия и опустила взгляд, недоговорив. С того дня не нахожу себе места. Что я мог сказать, знал же, что она крутится с эти оболтусом и жена меня готовила к такому повороту событий. Скрепя сердце - благословил. Наверное, это того стоило - столько счастья я не видел в ее глазах никогда.
Дочь станет мать, и часть от нас
В ней прорастет цветком другим -
Круговорот мы завершим.
Но ангел мой, любовь моя!
Как же мне тяжело ее представить матерью… Она сама еще такой ребенок. Я понимаю, что от этого уже никуда не деться: она совершеннолетняя и буквально через полгода выходит замуж…
Смирить себя я не могу!
Свое дитя отдать врагу!
Так, успокойся, Северус, когтерванцы хоть и гении, но не прочили мы с супругой в мужья ботаника… Впрочем, может лучше бы ботаник был, чем ее выбор? Ведь гриффиндорец – это диагноз…
И будь сто тысяч раз проклят тот,
Кто мой цветок, шутя, сорвет.
Как же тяжело смотреть на нее. На сердце сейчас как будто камень лежит, если не скала. Я же удушу его голыми руками, если он хоть что-то сделает не так или хоть раз обидит ее, мою маленькую Ливию…
Владеет мной одна лишь страсть:
Мой рай земной не дать украсть,
Мое дитя не дать украсть.
Так, успокойся, Северус, и не накручивай себя. Ты же прекрасно знаешь, что Джеймс Поттер не сделает ей ничего, во-первых, потому что любит ее, во-вторых, потому что боится тебя…
Отец и дочь,
Любовь моя,
«Как же тяжело…» - последнее, что пронеслось в моей голове перед тем, как легкая и нежная рука легла мне на плечо.
- Пытаешься взять себя в руки, - она практически никогда не спрашивает, всегда утверждает.
- Ты, как всегда, права, маленькая мисс Всезнайка.
- Тогда послушай меня и поверь, что у Ливии все будет хорошо, - теперь она лукаво улыбается, - вспомни, как тебя мой отец принял, он тоже не хотел отдавать единственную дочь другому мужчине…
- Гермиона, и как ты оказываешься всегда права? – в моей интонации есть ирония.
- Между прочим, Джеймс оказался даже сильнее тебя. Он видел тебя каждый день в течение семи лет, а ты моего отца лишь по праздникам.
- Ты почти меня убедила…
- Иди, Северус, ты не можешь пропустить танец отца и дочери в день ее свадьбы…
Дочь, ангел мой,
Ты часть меня!
Так, успокойся, Северус…
Вот опять узкая ладошка как никогда вовремя ложится мне на плечо.
- Успокойся, Северус, - тихо произносит Гермиона и берет меня за руку.
- Я спокоен! – ответ слегка резковат, но супруга не обижается, а лишь чуть крепче сжимает мое плечо.
Мне ее не обмануть, она прекрасно чувствует мое настроение, ее поддержка всегда греет мне душу.
Владеет мной
Одна лишь страсть:
Мой рай земной
Не дать украсть!
Гермиона пропускает меня в палату первым, могу лишь догадываться: она чувствует, что это сейчас для меня важнее всего. Надо не забыть извиниться перед ней. Сама же стоит в дверях, в глазах можно увидеть слезы, она долго не отводит от нас взгляда.
Ливия протягивает мне ребенка, завернутого в простую пеленку, и тихо произносит:
- Знакомься, это твоя внучка, Лили…
Маленькие зеленые глазки пытаются сфокусировать на мне взгляд. Нежно провожу пальцем по детской щечке.
- Привет, Лили… - в который раз искренне улыбаясь дочери, произношу: - Спасибо, моя милая Ливия…..
Отец и дочь.