I see a red door and I want it painted black.
No colors anymore, I want them to turn black.
I see the girls walk by dressed in their summer clothes,
I have to turn my head until my darkness goes.

Он не помнил того, сколько дней находился здесь. Поначалу он еще оставлял зарубки на стене, с трудом вычерчивая каждую острым камнем, найденным на полу. Первый месяц ему удавалось сохранять ясность сознания. У него был свой козырь в рукаве, который помогал держаться. У него были те воспоминания, от которых на душе становилось теплее, от которых внутри него, в этой непроглядной тьме, слабо мерцал свет.

Но это проклятое богами место уничтожало его, расшатывая психику, которой оказалась нипочем многолетняя служба двум господам. С каждым днем эти холод, сырость и абсолютная изоляция постепенно, кусочек за кусочком, забирали у него надежду на то, что еще можно выбраться. Не удивительно, что Беллатриса свихнулась в этих стенах. Не удивительно, что, выбравшись отсюда, приспешники Лорда стали безжалостнее и изощренней в своих пытках и убийствах.
Порою, он вспоминал о ней. Вспоминал о той, чей взор проливал свет в самую глубину его души. Туда, куда никому и никогда не было прохода. Наверное, она и в правду обладала какой-то невообразимой магией, перед которой открывалось его сердце. Боги, сейчас он уже не мог вспомнить того момента, когда к нему пришло осознание того, что его жизнь абсолютно пуста без нее. Но те, кто приходил к нему каждый день, высосали из него всю радость, и постепенно этот образ мерк.
В первые дни своего заточения мужчина собирал свои воспоминания, словно драгоценные самоцветы на золотую прочную основу. Но время шло, и золотой стержень стал более похож на тонкую нить, истрепанную от постоянных попыток дементоров отобрать то единственное бесценное, что у него осталось.

Он вспоминал о том, как она раздражала его первые годы, когда постоянно тянула руку, желая дать ответ даже на самый сложный его вопрос. Ее лохматая голова уже тогда хранила в себе те знания, до которых не все доросли, окончив Хогвартс. Вспоминал, как постепенно это раздражение сменило недоумение тем, как эта невыносимо правильная девочка умудрялась изящно нарушать одно правило за другим, будто бы они не были писаны для нее, как она находила изящные решения сложных задач на пути к вытаскиванию задниц своих друзей из очередной переделки. Его память услужливо подбрасывала ему воспоминания о том, как впервые в нем возникло восхищение этой хрупкой, вечно лохматой фигуркой, смело выступающей против сгущающейся тьмы. О да, она просто восхищала его тем, что в отличие от десятков других, не боялась ни темного Лорда, ни его. Как восхитителен был вызов, бросаемый ею каждый раз, когда он назначал наказания или понижал баллы Гриффиндору. Такая противоречивая и такая далекая, она воплощала собой живое противоречие. Воспитанная и блистательно умная, она таила в себе непокорность и готовность сломать поношенные стереотипы. Маглорожденная волшебница, добившаяся признания тех, кто ранее возмущался даже присутствию полукровок рядом с собой.
Первую неделю заключения в Азкабане, он еще помнил о том, как солнце, запутавшись в ее непослушных волосах, едва отливало тусклой медью, как она подставляла бледноватое лицо небу и впитывала в себя тепло, сидя на изумрудно зеленой траве, неподалеку от квиддического поля. Он благодарил небо за то, что в тот весенний день ему суждено было пройти мимо, следуя от поля к замку. Маг так же помнил о том, как она пришла к нему в Мунго, разругавшись в пух и прах со стражниками у дверей. Мерлин, имея при себе орден первой степени, она кричала тогда о том, что Министерство может себе его в задницу засунуть, раз победительницу из золотого трио не пускают к бывшему профессору, который почти при смерти. Воспоминания о том, как она вошла тогда в палату и тихо присела на край больничной койки жгли огнем, как и то, как она тогда твердо смотрела в его глаза и обещала, что не отдаст ни тупым министерским невыразимцам, ни дементорам, ни недобитым пожирателям, затаившимся в своих норах. В тот день она обещала, что перевернет весь мир наизнанку, только чтобы освободить его. И еще что-то говорила о том, что мальчик-который-все-же-выжил поможет ей.

В глубине души зельевар бережно лелеял образ отчаянно кусающей губы гриффиндорки, когда до слушания оставался всего час. В те минуты она пыталась скрыть от него дрожь в руках, пыталась подбодрить и все твердила о том, что не позволит несправедливости забрать его. Она едва сдерживала слезы, но не переставала пылать желанием вырвать его из лап Министерства. О, они были так щедры, что разрешили ей эту встречу, а потом дали информации об этом просочиться в газеты и смешать ее репутацию с грязью. Именно тогда она и решилась на свое маленькое безумие. Именно тогда подошла к нему, закованному в нелепые цепи, и порывисто поцеловала, не полагая даже, что этот поцелуй станет ему спасением в бесконечной безнадеге заключения.

Однако по прошествии шестой недели, он начал забывать, как приятно купаться в лучах солнечного света, уже не помнил ни самого ощущения, ни того, как в эти мгновения мир вокруг расцветает яркими красками. А в какой-то день перестал оставлять на стене отметины и выбросил камень в маленькое окно, находящееся почти у потолка. Он сдался, приняв за истину тот факт, что никто не вытащит его из этой проклятой тюрьмы, в которой он будет постепенно сходить с ума, пока не сгниет заживо или не подхватит воспаление легких, от сырости и холода. Чувствуя, как чернота беззвездной ночи заволакивает его сознание, мужчина мрачно усмехался, понимая, что это конец.

- Папа! Папа! Папочка!!!
Невыносимо звонкий детский голос вырывает его из забытья. Не понимая, что происходит, мужчина приглушенно ахает и распахивает глаза, когда на него запрыгивает четырехлетняя черноволосая девочка. С растерянностью он смотрит на то, как она обнимает его тонкими ручками и прижимается к груди, пару мгновений назад забравшись на кровать с разбега. И пока он медленно приходит в себя, справляясь со своими кошмарами, она улыбается, смотря на него черными глазками.
Поднимая взгляд, маг замечает стоящую в дверях ту единственную женщину, которая сумела доказать ему, что он еще жив, что эта его жизнь кому-то нужна. Что она нужна ей. В глазах той, ради кого бьется его сердце, он видит понимание. Мерлин, от нее не скрывается то, как растерян он был несколько мгновений назад, очнувшись подобным образом. И пока малютка целует его в щеку, а потом сползает и босыми ножками ступает по ковру к распахнутому окну, выходящему в сад, женщина отталкивается от косяка и подходит к нему. Она присаживается на край их широкой кровати, застеленной бежевым бельем, и протягивает руку, нежно касаясь ею лица. Ее прикосновение несет облегчение и обещание того, что все будет в порядке.
- Доброе утро, любимый. – Тихий шепот окутывает покоем, а карие глаза ласкают взглядом. - Я пыталась объяснить Эйлин, что не стоит будить тебя, но в своем стремлении увидеть папу она была просто несгибаема.
Молчаливым кивком, он соглашается с ней и делает глубокий вздох, окончательно прогоняя это наваждение. С облегчением он вспоминает о том, что худшее для них позади. А ведь первые годы совместной жизни, после того, как она настояла на том, чтобы Снейп перестал употреблять зелье для сна без сновидений, так как негативно влияло на печень, были тяжелыми. Тогда Миона рассказывала, как он кричал во сне; как метался по кровати, не в силах очнуться от кошмара; как просыпался рывком и подолгу сидел, глядя перед собой; как выхватывал палочку из-под подушки ни с того, ни с сего… Впрочем, с ним ей никогда не было легко.
- Когда-нибудь твои кошмары исчезнут.
Уверенно произнесла миссис Снейп и наклонилась, даря ему нежный, почти невесомый поцелуй, никогда не позволяя ничего большего при ребенке. И, гоблин его дери, эта ее невозмутимая уверенность была гарантией его свободы получше, чем все запоздалые награды и регалии! Ведь она смогла сдержать свое обещание, смогла вытащить его из этого ада незадолго до того, как он растворился бы в нем. Эта невыносимая девочка, с решительностью борца, смогла подарить ему другую жизнь, которую сама же и заполнила счастьем. Она была его якорем.
Тая в уголках губ улыбку, он обвивает ее талию сильными руками и притягивает к себе. Он опускает голову на ее грудь и, смотря на свою красавицу дочь, слышит:
- С десятилетием победы, Северус.