Приглашаем всех творцов принять участие в конкурсе "Однажды 20 лет спустя" в честь юбилея ТТП!   

В ГП и КО упоминалось, что Крам в принципе плохо знает английский, поэтому в принципе мог путать времена, окончания и т.д., как вы указали в вашем первом посте. А у Гермионы и вправду несколько трудное для произношения имя - что-то вроде "хэмайэни", в общем весьма далекое от русского, а, скорее, смесь английского с новогреческим ("эрмиони"). Русское "Гермиона" - огрубленный вариант классического греческого, т.е. "хэрмионэ".

olala, спасибо за пожелания, но за что вы меня благодарите? Как химик может помочь филологу (технарь - гуманитарию)? И, пожалуйста, не надо выражать мне благодарность - ненавижу, когда меня благодарят.

Мне кажется, это связано с тем, что человек, прожив жизнь и сделав определенные дела, считает, что он заслужил благодарность по праву, например, матери, отца, трудоголика, просто хорошего человека и т.д., но часто ее не получает.
Я знаю, что я попаду в это самое число - просто по статистике, и не заслужу, чтобы в него не попасть, поэтому с определенного момента я стала ненавидеть то, на что все равно не могу рассчитывать.
Раньше я была другой. хотя вы можете оказаться правы, если через время моя позиция снова изменится.

Хогвартс-Экспресс постепенно сбавлял ход. Ученики стали выходить в коридоры, чтобы как можно раньше покинуть поезд. Наконец, разделся характерный скрип колес о рельсы, и вагоны остановились. Подростки начали шумно выходить на улицу.

Лапина вместе со своими соседями по купе сошла на платформу и огляделась по сторонам. Платформа ничего интересного собой не представляла — обычный, державшийся на каменных сваях деревянный помост с перилами. У одного его конца стоял нереально высокий человек с длинными темными курчавыми волосами и такой же бородой. Размахивая огромной масляной лампой, он громко подзывал к себе первокурсников, причем говорил он не на классическом или современном разговорном английском, а на каком-то диалекте, характерном больше для глубокой провинции, и был одет в старый потертый костюм красно-коричневого цвета, на основании чего Анна сделала вывод, что человек этот явно занимает в Хогвартсе невысокую должность — привратника или завхоза.

Среди толпы собравшихся вокруг него первогодок она заметила подошедших к нему двух рыжих и одну черную голову. Гарри, Рон и Джинни остановились и поздоровались с великаном, тот ответил им кивком. Даже с расстояния нескольких метров была видно, что их глаза светились неподдельной радостью. Видимо, они очень хорошо знакомы, сделала вывод Анна и тут обратила внимание на Гермиону: девушка пыталась пропихнуться мимо шедших навстречу студентов, звала, махала руками, но ее голос потонул в общем гаме, царившем на платформе. Наверняка хотела вновь присоединиться к друзьям и поздороваться с великаном. Грейнджер, не переживай ты так, встретишь своих друзей в замке. Подумав об этом, Анна направилась к Гермионе, чтобы вместе с ней сойти с другого края платформы, как между ними пронеслось несколько галдящих мальчишек-младшекурсников. Девчонки заорали со страху, чуть не придавив Гермиону к перилам. Только в последний момент Анна успела заметить, как Шенбрюнн вытащил оттуда Гермиону и, посмотрев ей (Анне) в глаза, мысленно посоветовал идти рядом с ними, что Лапина сочла довольно разумным решением.

Уже почти стемнело, что, по расчетам Лапиной, означало время между восемью и девятью часами вечера: с одной стороны, во время летнего солнцестояния в северных широтах день довольно длинный, с другой — не стоит забывать, что они в горах, где темнеет раньше, чем на равнинной местности. Дрожащий свет факелов, установленных на платформе, освещал вытоптанную траву и выложенные округлыми булыжниками дорожки. Одна из них вела к озеру, куда направлялись первокурсники во главе с Хагридом, другая — к опушке леса, у которой стояли запряженные какими-то странными лошадьми кареты без кучеров. Лапина никогда не испытывала приязни к голым кошкам или собакам, поэтому костлявые лошади, которые должны были их везти до замка, вызывали у нее еще большее отвращение. Фестралы, или вестники Смерти — вспомнила она их название из “Истории Хогвартса”, — их могут видеть только те, кто видел смерть. Ну да, все сходится. Впервые, именно в этот момент волшебный мир показался ей чем-то зловещим и пугающим: ночная мгла, огромный черный лес, через который их повезут эти уродливые лошади… Неизвестно, с чем еще им придется столкнуться по дороге в школу.

На развилке их уже ждали — куратор фон Генниген, не довольный тем, что один из его подопечных сильно замешкался, фон Бранау, надменно скрививший лицо, стоявшая чуть поодаль с перепуганным выражением лица Лиза Миллер и Визерхофф, служивший своеобразным буфером между ними. Шенбрюнн и Лапина вновь переглянулись — оба знали, что куратор, будучи ответственным за безопасность направленных на обучение в Хогвартс немецких студентов, явно не будет рад взявшейся неизвестно откуда новой студентке, о которой ровно ничего не знал несколькими минутами ранее, и Анна быстро отстала, отступив в тень и не дав Карлу возможности сказать что-либо в ответ. Гермиона покинула их еще раньше, вновь увидев своих друзей. Сейчас Лапина стояла, спрятавшись за деревом, и судорожно пыталась соображать, как ей поступить. Да, она могла трезво мыслить и делать обоснованные выводы, но только тогда, когда обстановка была спокойной, а время — неограниченным. И еще желательно, когда не приходилось выбирать, либо когда выбор был очевиден. Сейчас же ей надо было решиться: пойти вслед за Гермионой и прокатится в карете, запряженной ужасными фестралами, или пойти вместе с первокурсниками — она знала, что в Хогвартсе существует такая традиция: новички-первокурсники приплывают в школу на зачарованных лодках — поэтому привратник и повел их к озеру. Наверняка это должно быть очень красиво и зрелищно, особенно для детей. Другой вопрос, что она неуместно будет смотреться среди толпы первогодок, хоть и не будет выделяться ростом среди них, но ее могут элементарно не пустить. Ладно еще, двадцать шесть и восемнадцать — лицо у нее за это время практически не изменилось, только стало более задумчивым и серьезным, но выдавать себя за одиннадцатилетнюю — это уж слишком.

Развернувшись, Анна уже хотела направиться к каретам, как увидела, что немцы направились в сторону озера — видимо всем, впервые прибывавшим на обучение в Хогвартс, доставалась такая маленькая привилегия. Прячась в тени деревьев, девушка побежала вслед за ними, стараясь не встречаться взглядом, особенно с Бранау, затем свернула в редколесье, чтобы немного срезать дорогу. Тут она впервые пожалела о том, что на ней длинная юбка и мантия — ладно, последнюю можно свернуть и сунуть под мышку, чтобы за кусты не цеплялась, а вот юбку пришлось поднять и завязать узлом на бедрах. Она понимала, что выглядит совсем ужасно, и что у нее могут возникнуть проблемы, если ее сейчас кто-нибудь увидит. С другой стороны, она переживала за сохранность одежды, которая подвергалась большому сомнению при беге по сильно пересеченной местности. Убедившись, что Бранау и иже с ним остались далеко позади, она вновь привела себя в порядок, надела мантию и быстрым шагом направилась к толпе первокурсников, которые уже почти все сели в лодки. Дети, как она успела обратить внимание, в них в основном стояли, поэтому был смысл занять место на носу, чтобы чужие головы не закрывали обзор — ростом Лапина немногим превышала большинство здешних первокурсников. Она вновь перешла на бег, толком не заметив, что задела плечом какого-то парня, и, приблизившись к берегу, обнаружила еще три лодки незанятыми. Что ж, отлично, решила она для себя, став в носу одной из них.

Через несколько минут, когда оставшиеся лодки наполнились припозднившимися учениками, процессия двинулась вперед. В лодках не было гребцов, они двигались сами по себе, плавно рассекая воды озера, в котором отражалось черное ночное небо, усеянное россыпью далеких звезд. Кое-где виднелись силуэты гор и лесов. Воздух казался непривычно разреженным, лишенным привычных фоновых шумов, отчего любой звук, будь то крик ночной птицы или восторженный шепоток одного из первогодок, многократно усиливался, разносясь эхом в пространстве.

Наконец, построенные клином лодки обогнули излучину поросшего густым хвойным лесом берега, и взору зрителей предстал замок Хогвартс во всей своей красе. Состоявший из множества башен и башенок, различных пристроек, соединенных готическими галереями, светящийся огнями, он величественно возвышался над всей долиной, основания его стен местами плавно переходили в склоны и подножия гор. Казалось, замок был един в гармонии с окружавшей его природой. Лапина полезла в карман за цифровым фотоаппаратом, который был у нее с собой в тот роковой день, когда она перенеслась в прошлое. Наконец-то она сможет сфотографировать хоть что-нибудь стоящее, а то Букингемский дворец и Трафальгарская площадь есть во всех учебниках английского, а запечатлевать в кадре виды рабочего помещения или лица коллег было не в ее стиле. Неожиданно пространство осветилось небольшой белой, но яркой вспышкой. Несколько человек оглянулись, но не увидели ничего интересного, кроме старшекурсницы, державшей в руках фотоаппарат не совсем обычной модели.

Лапина выругалась про себя: во-первых, она забыла про вспышку, из-за которой очертания предметов на первом плане получились гораздо более резкими, чем в действительности, а замок как был темным, так и остался; во-вторых, она этой вспышкой выдала себя с головой. Она не знала, как в школе относятся к предметам маггловской техники, но предполагала, что далеко не самым лучшим образом, поэтому ей не хотелось бы, чтобы кто-нибудь донес на нее директору, в результате чего у нее конфисковали бы фотоаппарат. Отключив вспышку и выставив режим ночной съемки, она специально сделала подольше выдержку, чтобы увеличить общую освещенность фотографии. Вот, уже неплохо, даже замок четко виден, и горы позади него. Едва Лапина успела нажать на кнопку съемки, как аппарат неожиданно выключился, а ведь он был почти до конца заряжен. Что творится? Убрав ставшую бесполезной вещь обратно в карман, она заметила, что они пересекли озеро больше, чем на половину — из-за того, что она все время подстраивала масштаб и делала выдержку, она не успевала за этим следить. Одновременно она увидела, что густой темный лес, который своим недружелюбным видом встретил их на “станции” тянется вдоль всего озера и окружает древний замок с двух сторон. Вот уж действительно место вдали от цивилизации. Кстати о цивилизации… Принс-Мэнор также находился в горах и был окружен непроходимыми лесами — наверное, волшебники для перемещения использовали только камины или аппарацию, но никак не дороги, — и там не работал ноутбук. Здесь, в Хогвартсе не работает фотоаппарат. И здесь, и там на протяжении многих веков жили волшебники, следовательно, оба места обладают сильным магическим полем, которое, получается, конфликтует каким-то образом с электромагнитным, раз в их присутствии не работают электронные приборы. А без ноутбука ей будет ой как плохо, ведь за прошедшие четыре года она немало успела свыкнуться со своим другом из пластмассы и кремния.

Процессия тем временем приблизилась к выдолбленному в скале туннелю, выложенному широкими каменными стенами и освещенному факелами. Дети начали выходить из лодок: одни — робко и неуверенно, боясь сделать шаг в сторону, другие — царственной поступью, с надменным видом поглядывая на окружающих, а третьи успевали еще шутить и толкаться, норовя опрокинуть кого-нибудь в воду или упасть самим. Пара таких же ретивых оказалась в одной лодке с Лапиной. Если в пути они вели себя тихо и смирно, с разинутыми ртами и огромными глазами глядя на Хогвартс, то теперь, оказавшись в обыкновенном коридоре, не зная, чем заняться от безделья, начали баловаться, раскачивая лодку и обрызгивая водой всех, кто находился поблизости, однако надменный и при этом не предвещающий ничего хорошего взгляд а ля профессор Снейп в сочетании со сказанной низким бархатным голосом речью о том, что еще одна такая проделка, и парочке первокурсников придется познакомиться с гигантским кальмаром, возымели действие, и мальчишки быстро ретировались, успев напоследок протоптаться по мантии Лапиной. Выругавшись про себя, она сошла на лестницу и, достав палочку, принялась очищать мантию заклинанием. Не учла она одного: лестница, поросшая за века мхом и смоченная водой, стала очень скользкой, поэтому, сделав еще один шаг, девушка едва не упала в озеро, в которое парой минут ранее обещала отправить мальчишек, как сильные руки подхватили ее и поставили на каменный пол. Подняв голову, Анна обнаружила, что стоит практически в обнимку с высоким, статным парнем с голубыми глазами и светлыми волосами. Внешность и черты лица выдавали в нем аристократа. Не Генрих Бранау — и то радует. А то была бы первая сплетня Хогвартса — представитель древнего рода и ревнитель чистоты крови Генрих фон Бранау обнимается с грязнокровкой! Поправка: с русской грязнокровкой. А потом: грязнокровка, отравленная старинным ядом из родового перстня фон Бранау, медленно осела на пол и упала к ногам представителя древнего чистокровного рода, где ей и место. Все, хватит фантазировать!

Девушка неуверенно отпустила парня, за которого во время падения ухватилась скорее из инстинкта самосохранения, и, поблагодарив, отстранилась. Юноша, поняв, что юная леди в его помощи больше не нуждается, освободил объятья, однако тут же предложил руку, увидев, что привратник повел учеников дальше. По дороге Анна узнала, что ее спасителя зовут Ассбьерн Фольквардссон, что он из Швеции, перевелся из Дурмстранга, потому что после таинственной смерти бывшего тамошнего директора болгарина Игоря Каркарова уровень преподавания резко упал, и школьников словно боялись учить заклинаниям страшнее “Accio” и “Aquamenti”, а также что его предки владели когда-то палочкой мастера Хофнунга, которую она держала в руках несколько минут назад. Ей же нечего было противопоставить, кроме того, что ее зовут Анна Кайнер, что она из Германии, но прибыла в Хогвартс отдельно от группы фон Геннингена, а палочку купила в Лондоне у Олливандера, и что это была единственная палочка, которая ей подошла. Фольквардссон же позволил себе лишь удивиться в ответ и заметить, что только норны /1/ знают прошлое и грядущее, причины и последствия происходящих в мире событий.

Незаметно они поравнялись с остальными учениками, оказавшись в абсолютно простой прямоугольной комнате без каких-либо украшений, даже без окон. Великан три раза постучал в большой молоток в форме совы. За время ожидания Анна успела разыскать взглядом Карла и Лотара — лучше держаться ближе к тем людям, которых уже знаешь, и с которыми начали складываться дружеские отношения. Оба немца ее заметили и кивнули в ответ, после чего кивнули Ассбьерну — очевидно, аристократы узнали друг друга и поприветствовали. В это время дверь распахнулась, и в комнату вошла высокая пожилая женщина со строгим выражением лица, всем своим видом олицетворяя типичную волшебницу: длинная, до пола изумрудно-зеленая бархатная мантия с широкими рукавами, на голове — черная фетровая широкополая шляпа с высокой остроконечной тульей. Поправив квадратные очки, она окинула аудиторию властным взглядом, от которого одна половина первогодок тут же захотела слиться со стенами, а вторая замерла на месте с благоговейно-перепуганным выражением лиц. Шум мгновенно стих, шалости прекратились. Старая волшебница начала свою традиционную вступительную речь:

— Добро пожаловать в Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс, — произнесла она начальственным голосом, твердо чеканя каждое слово, что совсем не вязалось с ее преклонными летами. — Меня зовут профессор МакГонаналл. Скоро начнется пир по случаю начала нового учебного года, но прежде, чем вы сядете за стол, вы должны будете пройти церемонию распределения по факультетам. В Хогвартсе существует четыре факультета: Гриффиндор, Хаффлпафф, Равенкло и Слизерин. У каждого факультета существует своя интересная и богатая история, и на каждом из них в свое время учились выдающиеся волшебники и волшебницы. Запомните: пока вы находитесь в Хогвартсе, ваш факультет будет для вас второй семьей: вы будете жить в общежитии вашего факультета, выполнять домашние задания и проводить свободное время в ваших общих гостиных; за любой ваш успех вашему факультету будут начисляться дополнительные баллы и сниматься за нарушение правил. Факультет, набравший по итогам года наибольшее количество баллов, будет награжден кубком Хогвартса. Я надеюсь, каждый из вас станет достойным представителем того факультета, куда будет определен. Церемония распределения начнется через несколько минут и будет проходить в присутствии учителей и старших учеников. Пока есть время, предлагаю привести себя в порядок перед началом церемонии.

Сказав это, профессор снова скрылась за дверью, заставив юных учеников вздохнуть с облегчением и отлепиться от стен. Памятуя слова МакГонагалл о том, что на церемонии, которая сама по себе вызывала у них благоговейный страх, надо выглядеть прилично, первогодки наспех принялись приводить себя в подобающий столь серьезному и торжественному мероприятию вид. Особенно усердствовали в этом девочки — поправляли мантии и юбки, приглаживали волосы, проверяя, на месте ли ленты и заколки, и прося друг у друга зеркальце. Мальчики в основном ограничились лишь тем, что поправили галстуки и одернули мантии, сбившиеся и перекосившиеся во время переходов по длинным и узким коридорам. Только возникла одна незадача: брызгаться и обливаться водой умели все, в то время как согревающее или очищающее заклинание не знал никто. И обратились за помощью маленькие первокурсники, естественно, к умным старшекурсникам. Элиза Миллер, как самая добрая из них, тут же начала высушивать с помощью магии мантии первокурсников, но их оказалось слишком много, поэтому за дело взялся и Лотар. Дело стало продвигаться быстрее, только вот выполнять одно и тоже заклинание несколько раз им обоим надоело, малыши оказывались, как назло, в большинстве своем слишком беспокойные и вертлявые, а МакГонагалл должна была вернуться с минуты на минуту.

— Halt! — крикнула Лапина, схватив Шенбрюнна за рукав, когда он уже собрался помочь друзьям. — Kennst du die Numerologie? /нем. Остановись! … Ты знаешь нумерологию?/

— Нумерология? — заинтересовался стоявший до этого в углу Ассбьерн, сложив руки на груди. — Зачем вам нумерология?

— Как будет выглядеть геометрическая формула вербальной формулы “все” при направленном действии? — голос Лапиной срывался: с одной стороны, ей было совестно, что она отвлекает человека от “благого” дела; с другой, она боялась не успеть завершить это самое “благое дело” до того, как Лиза с Лотаром фактически вручную высушат всех первокурсников.

— Нужно прочертить окружность в воздухе, — Карл перешел на английский. — Зачем тебе это?

— Формула аддитивная? — не унималась Лапина, у нее не было времени заниматься подгонкой.

— Насколько я помню, да, — задумчиво ответил Ассбьерн.

— Хорошо… — Анна опустила голову, задумавшись, ее левая рука коснулась подбородка.— Элиза, Лотар, отойдите, пожалуйста, назад, — громко сказала она снова по-английски, дабы не смущать детей незнакомой речью. — Первокурсники, кого еще не высушили, выстроитесь, пожалуйста, в ряды по десять человек.

Около двадцати детей послушно выстроились в два ряда перед старшекурсниками.

— А теперь… Sicco omnes /2/! Calefacto omnes /3/! — громко сказала девушка, завершив каждое заклинание начертанием окружности и направляя палочку на стоявших напротив детей.

Помещение тут же наполнили круговые потоки осушающего теплого воздуха. В этот момент снова вошла профессор МакГонагалл. И увидела довольно странную картину: горстка первогодок стоит рядами перед старшекурсниками, одна из которых еще не успела опустить свою палочку, а остальные просто держат их в руках. Еще один взрослый студент стоит в стороне и искоса, даже враждебно поглядывает на колдовавшую только что девушку.

— Молодые люди, потрудитесь объяснить, что здесь происходит, — строго сказала волшебница.

— Вы сказали нам привести себя в порядок, и мы попросили помощи у старшекурсников, — жалобно ответила одна из девочек, когда первогодки, словно по команде “Кругом!”, повернулись лицом к декану Гриффиндора.

— Это действительно так? — спросила профессор уже у старшекурсников/

— Да, — ответили хором все, кроме холеного блондина в сторонке.

— Что именно вы делали?

— Этот, эта и эта колдовали согревающие заклинания, — бойко ответил один из первокурсников, совершенно не обращая внимание на то, что вопрос был задан вовсе не ему, и поочередно указывал пальцем на Визерхоффа, Миллер и Кайнер, — а эти двое, — ткнул пальцем в сторону Шенбрюнна и Фольквардссона, — им подсказывали.

— Билл! — громко шикнула на говорившего стоявшая рядом с ним и очень похожая на него девочка с косичками. — Мама говорила, что показывать пальцем неприлично!

— Прошу всех следовать за мной, — мрачным голосом сказала МакГонагалл, что могло означать как то, что ей уже успели испортить настроение, так и то, что ответы учеников ее не устроили. — Первыми проходят распределение первокурсники, затем те, кто потупил в выпускной класс.

И повела студентов в Большой Зал.

Новые ученики вошли в зал через боковую дверь и стали спиной к учителям и лицом к уже сидевшим за столами старшим ученикам. Малыши завороженно глядели на парившие в воздухе тонкие свечи, прозрачных приведений и высокий зачарованный потолок, отображавший усеянное звездами черное небо, по которому лениво проплывали рваные кучевые облака. Старшекурсники, успевшие заранее ознакомиться с “Историей Хогвартса”, смотрели на все это с любопытством и некоторой толикой восхищения перед древней магией Основателей, но без щенячьего восторга, свойственного одиннадцатилетним новичкам. Большой Зал напоминал им неф огромного готического собора: высокий потолок; ложные, уходящие вверх стрельчатые арки, обрамленные тонкими мраморными наличниками, в простенках между которыми висели типичные для Средневековья бронзовые люстры в виде подвешенных на цепях тонких обручей с установленными на них свечами; парадный вход, представлявший собой широкий стрельчатый портал с округлым крыльцом в несколько ступеней, многочисленными мраморными арками и двумя низкими романскими колоннами, на которых чадили факелы. Над каждым из четырех столов висели факультетские гербы, а на главном проходе, ведущем к преподавательскому столу — герб факультета-победителя прошлого года, которым, судя по изображенному на красном фоне золотому льву, являлся Гриффиндор.

Все затаили дыханием в предвкушении церемонии. Профессор МакГонагалл поставила перед новичками шаткую трехногую табуретку, на которой красовалась старая заплатанная шляпа Основателей. Несколько секунд ничего не происходило, в зале стояла гробовая тишина, такая, что все буквально чувствовали дыхание друг друга. Если бы где-нибудь под потолком пролетела муха, ее бы обязательно услышали. Затем шляпа встрепенулась и начала исполнять противным гнусавым голосом свою традиционную песню об Основателях, как они поссорились, и что нынешним их потомкам необходимо объединиться перед лицом всеобщей опасности, еще более зловещей и коварной, чем когда-либо. Шляпа смолкла, со стороны факультетских столов раздались жидкие аплодисменты, после чего МакГонагалл развернула перед собой длинный пергаментный свиток.

— Сейчас я буду называть ваши имена, а вы должны будете сесть на табурет и примерить шляпу, — строгим голосом сказала декан Гриффиндора. — Арнальдс, Джейн.

Девочка с косичками, которая давеча читала своему брату нотацию о том, что показывать пальцем неприлично, быстро подошла к старой волшебнице и неуклюже села на табуретку. Ноги ее едва доставали до пола, а оказавшаяся слишком большой шляпа съехала на нос.

— Гриффиндор! — громко выкрикнула шляпа, и девочка, спрыгнув с табуретки, бодро подбежала к столу слева, где ей уже во всю рукоплескали.

— Арнальдс, Питер.

— Гриффиндор! — брат быстро присоединился к столу, за которым уже сидела его сестра.

— …

— В этом году вместе с нами будут учиться иностранные студенты, — объявила МагГонагалл, когда все первокурсники заняли свои места. — Все они поступают на седьмой курс. Итак… — она запнулась на первой же фамилии то ли потому, что не знала немецкий, то ли потому что плохо видела, и годы уже брали свое. — Браноу, Хейнри…

Немец смерил заместительницу директора испепеляющим взглядом и, наморщив нос, показывая полное пренебрежение ко всему, уверенно сел на табурет.

— Слизерин! — громко выкрикнула шляпа, и под громкие аплодисменты соответствующего факультета Бранау отправился к теперь уже своему столу, где его встречали, как короля.

— Фолквардссон, А…

— Ассбьерн, — подсказал парень и сел на табурет.

— Равенкло! — выкрикнула шляпа, и за столом орлиного факультета раздались громкие аплодисменты.

— Кейнер, Анна.

Лапина уверенно подошла к табуретке и, откинув мантию назад, села, расправив длинную юбку и скрестив ноги на перекладине у основания табурета.

— *Та-ак… что мы тут имеем… — задумчиво произнесла шляпа, и, как показалось девушке, голос она слышала внутри собственной головы. — Стремление к справедливости, склонность к философствованию, рационалистический подход… идеально для Равенкло… но не кажется ли тебе, милочка, что нечестно тебе, с твоим университетским образованием, равняться со школьниками? *

— *Извините, но я не виновата, что у меня поздно открылись магические способности*, — Анна знала, что она права, но при этом чувствовала себя немного не по себе: расскажи кому-нибудь, что она разговаривала со шляпой, и та ей отвечала, и ее можно будет в психушку отправлять.

— *А если я не распределю тебя? *

— *Сама выберу факультет или отправлюсь варить зелья в слизеринские подземелья. *

— *Мм… смекалка и находчивость…*

— *“Не хочешь — заставим, не можешь — научим, не знаешь — придумай”, — так говорили у нас в университете. *

— *Тогда тебе будет лучше учиться в Гри…*

— *Только не в Гриффиндор! — возмутилась Лапина. — Тебя “Confundo /4/” что ли прокляли? *

— *Ты магглорожденная, там тебе будет проще учиться, ведь факультету Годрика благоволит сам директор. *

— *Вот поэтому я и не хочу растерять остатки своих немногочисленных мозгов под руководством директора Дамблдора…*

Анну этот разговор начал сильно напрягать. Она не была в действительности уверена, что ей самой разрешат выбрать факультет, если ее не распределят, а ведь о таком повороте событий она даже не задумывалась. А что, если при Дамблдоре всех магглорожденных стали отправлять в Гриффиндор? Снейп говорил, что ей подошел бы Равенкло, но шляпа считает, что у нее будут слишком большие преимущества перед остальными… Да, кажется, неприятности только начинаются.

Она предполагала, что уже неприлично долго сидит на табурете, и чувствовала обращенные на нее со всех сторон одновременно недоуменные и любопытные взгляды. Интересно, приходилось ли еще кому-нибудь до нее так долго проходить процедуру распределения? Вот Поттер со стороны гриффиндорского стола как-то странно на нее косится. Уизли и Грейнджер, судя по тому, что они сидят от него по разные стороны, еще не помирились до конца, тоже как-то подозрительно посматривают. С другой стороны, они еще в поезде успели произвести друг на друга неприятное впечатление, и естественно их будет интересовать, куда попадут их потенциальные враги.

— *Шляпа, с вами интересно беседовать, но, извините, мы задерживаем других, — попыталась применить дипломатию Лапина, — поэтому давайте договоримся: я угадываю, куда вы хотели отправить нынешнего директора Хогвартса — я догадываюсь, что в Гриффиндор вы его не хотели отправлять изначально, — а вы отправите меня куда угодно, кроме Гриффиндора? *

— *Расчетливость, хитрость… а ведь ты не под своим именем здесь находишься, и не та, за кого себя выдаешь…*

— *Шляпа, если вы так жутко хотите пересказать мне мою же биографию, то давайте побыстрее, и вы так и не сказали, согласны ли на сделку. *

— *Зелья и Темные искусства, элементальная магия… да ты, девочка, успела уже обагрить свои руки кровью. *

— *Спасибо, я итак знаю, что я очень плохая. И кстати, Дамблдор должен был учиться на факультете Салазара. *

— *Ты угадала, — задумчиво ответила шляпа, — если честно, ты первая студентка, которая задумалась над этим. Альбус, Альбус, поступил бы ты к змеям, меньше ошибок совершил бы… А тебе остается только одна дорога: * Слизерин! — последнее слово шляпа выкрикнула на весь зал, но вместо привычных аплодисментов или сплетничающих шепотков в зале вновь повисла гробовая тишина.

Лапина встала с табуретки, отдала шляпу МакГонагалл и оглядела зал, стараясь зацепить боковым взглядом преподавательский стол. У правого края она заметила Снейпа — тот сидел с мрачным выражением лица и выглядел осунувшимся и еще более бледным, чем обычно, под глазами залегли темные круги, а его поза была какой-то напряженной и неестественной — видимо еще не прошли последствия его недавнего визита к Лорду. Профессор лишь молча кивнул, и девушка, высоко подняв голову, гордо прошла к своему столу. О да, как же прочны наши стереотипы: знаешь парочку темных заклинаний, и уже в Слизерин! Факультет-стрелочник, козел отпущения! Да Ровена Равенкло тоже знала и использовала немало заклинаний, которые сейчас считаются темными. И вообще, почему практически везде считается, что незнание — это благо? Да, невинность — это добро. Но через познание зла человек приобретает опыт, знания, которые дают ему большое преимущество, чем если бы он был невинным в отношении жизни. Читай: наивным. Тезис — антитезис — синтез. Так, кажется, было у Гегеля.

Анна заняла место у того конца стола, что был ближе к выходу, и где сидело меньше людей. Церемония распределения продолжилась.

— Миллер, Элиза, — в этот раз у МакГонагалл не возникло трудностей с произнесением неанглийского имени.

— Хаффлпафф!

Златовласая Элиза встала с табуретки и быстро подошла к столу Хаффлпаффа, где ее радостно приветствовали, а рыжеволосая девушка, которая и была, скорее всего, Сьюзен Боунс, и два парня — один с рыжеватыми, остриженными горшком волосами и несколько грубоватыми чертами лица, другой — темно-русый, напоминающий выходца из богатой аристократической семьи, — пожали ей руки и освободили место. Даже со стороны этот факультет показался Лапиной самым дружным и сплоченным, настоящей семьей. Такая своеобразная компенсация за отсутствие сильного магического потенциала или отсутствие нужных связей — потому что как раз на Хаффлпаффе их (связи) и можно было обрести.

— Шонбрунн, Карл.

В этот раз шляпа тоже решила подумать. Шенбрюнн посмотрел на Лапину, переглянулся со стоявшим в одиночестве Визерхоффом, который был последний в очереди на распределение, с Миллер и Фольквардссоном, снова взглянул на Лапину.

— Слизерин!

Под звуки аплодисментов Карл подошел к столу змеиного факультета и занял место рядом с Анной.

— Und doch sind wir in demselben Haus gelandet. Seltsam nur, dass man Ihnen nicht zugejubelt hat, so wie den anderen /нем. И все-таки мы с вами оказались на одном факультете. Странно только, что вам не аплодировали, как всем остальным/ — сказал Карл.

— Vielleicht waren sie zu überrascht, dass der sprechende Hut zu lange über meine Zuteilung nachgedacht hat. /нем. Наверное, они были слишком удивлены, что шляпа долго думала над моим распределением/, — после некоторого раздумья ответила Анна.

— Уизерхофф, Лотар, — громко сказала профессор МакГонагалл.

— Гриффиндор! — не менее громко вынесла свой вердикт шляпа.

— Und welches Haus hat er Ihnen angeboten? /нем. И какой факультет она вам предлагала?/ — поинтересовался Карл, аплодируя другу.

— Gryffindor, — угрюмо ответила Анна, подперев голову. — Ich musste mit ihm verhandeln. /нем. Гриффиндор… пришлось с ней поторговаться. /

— Verhandeln? /нем. Поторговаться?/ — Шенбрюнн был уже наслышан о том, что шляпу можно уговорить, но слова Лапиной стали для него откровением.

— JJa, ich musste erraten, in welches Haus der heutige Direktor zugewiesen wurde. /нем. Да, я должна была угадать, на какой факультет она хотела отправить нынешнего директора/

— Und welches? /нем. И на какой?/

— Slytherin. /нем. Слизерин./

— Kein Wunder über die Freundschaft mit Grindewald. /нем. Тогда неудивительна его дружба с Гриндевальдом./

— Прошу немного внимания… — громко, совсем не по-старчески произнес Дамблдор и, поднявшись с места, широко раскинул руки, словно пытаясь всех обнять.

По залу тут же прокатилась волна магии, шепотки моментально стихли, и все сразу обернулись в сторону высокого старика с длинной белой бородой. У многих учеников на лицах появились выражения благоговейного трепета и восхищения — все-таки директор школы Хогвартс и Верховный Чародей Визенгамота обладал огромным авторитетом и по праву считался самым сильным волшебником столетия, которого боялся даже сам Вольдеморт.

Лапина, как и все остальные ученики в зале, обратила внимание в сторону преподавательского стола. Он находился на небольшом возвышении наподобие солеи /5/, был украшен резьбой в неоготическом стиле и стоял перпендикулярно факультетским столам. По центру за ним сидел, а в данный момент стоял, директор в своей любимой пурпурной мантии, расшитой звездами, его роскошное деревянное кресло напоминало трон. По левую руку от него сидели уже небезызвестная профессор МакГонагалл и полная женщина неопределенного возраста в не совсем чистой мантии и шляпе из грубой ткани с многочисленными заплатами, с кудрявыми волосами с проседью; рядом с ней — еще одна женщина с темными волосами, одетая в темно-синюю мантию, с внимательным видом изучавшая зачарованный потолок; потом довольно странного вида преподавательница в огромных очках, делавшими ее невероятно похожей на стрекозу, ее русые кучерявые волосы были взлохмочены, вокруг шеи было обернуто множество цветастых шарфов, а “украшенные” множеством дешевых перстней пальцы нервно постукивали возле бутылки с каким-то алкогольным напитком. У самого конца сидела ведьма на вид лет пятидесяти с короткими седыми волосами и орлиным выражением лица; потому, что на ней была мантия спортивного покроя, можно было сделать вывод, что она ведет что-то наподобие физкультуры. Слева от Дамблдора занимали места маленький старый волшебник с копной седых волос и широкой, но короткой бородой, в чертах его лица угадывалось что-то гоблинское; вечно угрюмый Снейп, очередная ведьма в очках, всем своим видом напоминавшая типичную строгую учительницу, отличную от декана Гриффиндора лишь возрастом; еще одна относительно молодая преподавательница возрастом, наверное, как Снейп, ее длинные темно-каштановые волосы были заплетены в косы и, на средневековый манер, уложены на висках, а мантия, не как у других профессоров, была без рукавов и не запахнута, что позволяло разглядеть ее простое, но элегантное романское платье с широкими длинными рукавами. Где-то совсем с краю сидел великан, который провожал их в замок. Лапина удивилась даже, что это он вдруг делает за преподавательским столом. Труды ведет что ли? У боковой двери, через которую их завели в Большой Зал, стоял неприятной наружности сухой старик с длинными волосами и лысым теменем. На нем был старый потертый сюртук, а на руках он держал большую, по всей видимости, тоже старую, кошку темного тигрового окраса. Большой Зал за преподавательским столом завершался апсидой /6/, а сквозь высокие стрельчатые окна с частыми переплетом виднелось ночное темное небо, сливавшееся наверху с его иллюзией под потолком.

— Поздравляю вас всех с началом нового учебного года в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс, — продолжил директор, улыбаясь аудитории, его голубые глаза блестели из-под очков-половинок. — Нашим новым ученикам — добро пожаловать! Нашей старой гвардии — снова добро пожаловать! Смею напомнить, что Темный лес по-прежнему является запретной территорией. Также ученикам запрещено покидать факультетские общежития после отбоя, — лукаво подмигнул гриффиндорскому столу. — Более подробно с правилами поведения вы сможете у нашего школьного завхоза Аргуса Филча. — Стоявший в углу неприятный старик с кошкой на руках молча кивнул. — Теперь об изменениях в учебном процессе. В связи с увольнением профессора Слагхорна зельеварение вновь будет вести профессор Снейп, — громкие аплодисменты со стороны Слизеринского стола, — а защиту от Темных Искусств будет вести профессор Уоррингтон. К сожалению, он сможет приступить к занятиям только через две недели. До этого времени уроков защиты не будет. — Часть гриффиндорцев и хаффлпаффцев вздохнула с облегчением. — В этом году мы решили немного изменить нашу учебную систему с целью лучшего усвоения учениками полученных знаний. — В это раз навострили уши равенкловцы. — По пяти основным предметам, а именно защите от Темных Искусств, трансфигурации, зельеварению, заклинаниям и гербологии вводятся обязательные коллоквиумы /7/, которых будет три в осеннем семестре и по два в зимнем и весеннем. На коллоквиумах вы должны будет продемонстрировать как теоретические знания предмета, так и показать уровень владения практическими навыками…

— *Ich bin froh, dass man in Hogwarts gründlich zum Lernprozess voranschreitet* /нем. Рад, что в Хогвартсе основательно подходят к учебному процессу/, — заметил Карл, продолжая смотреть в сторону преподавательского стола.

— *Ja* /нем. Да/, — мрачно согласилась Анна, догадываясь, что эту идею на педсовете подсказал Снейп, успевший у нее заранее поинтересоваться о системе обучения на химфаке. Оставалось только гадать, как ему удалось протолкнуть это “новшество”, что его тут же решили ввести.

— … Баллы, полученные за сдачу коллоквиумов, будут добавляться в ваши факультетские копилки, поэтому старайтесь не подводить свой факультет, — продолжал директор. — Более подробно об изменениях в учебном процессе вы сможете узнать у ваших деканов. В этом году, как уже объявила профессор МакГонагалл, в нашей школе будут обучаться иностранные студенты, которые наравне со всеми будут участвовать в жизни школы, поэтому просьба к нашей старой гвардии: помочь им быстрее освоиться с правилами поведения и распорядком дня в Хогвартсе. Мы будем рады, если этот эксперимент положит начало тесному и плодотворному сотрудничеству между магической Британией и другим странами. А теперь да начнется пир!

И все столы тут же наполнились различными яствами, причем не только британской кухни, что несказанно обрадовало некоторых — ведь не все любят тыквенный сок и пироги с почками. Лапина, дабы не упасть в грязь лицом перед напыщенными аристократами, среди которых она оказалось волей Распределяющей шляпы, беспокойно оглядывалась по сторонам, чтобы посмотреть, как едят другие, и пыталась действовать аналогично. Благо, нож оказался достаточно острым, так что мясо разрезалось буквально сразу, а не каталось по тарелке, а благодаря выверенным движениям и урокам Снейпа она не чувствовала себя за столом так неуклюже и неуверенно, как это бывало раньше, когда ей приходилось участвовать в так называемых “больших обедах” на кафедре, где обычно собиралась профессура и научные сотрудники — одним словом, интеллигенция, или на праздниках у богатых родственников, которые мнили себя лучшими во всех отношениях людьми. Пару раз она допускала ошибки, но ее выручал сидевший рядом Карл, рассказывая и показывая, как надо есть то или иное блюдо, при этом в его голосе и выражении лица не было ни тени недовольства или надменности, только вежливость и добродушие. К тому же, заверил он ее, скоро она сама научится делать все правильно, и что застольный этикет — лишь дело привычки. Сама же Анна так и не смогла для себя выяснить причины поведения Шенбрюнна. Он что, хочет с ней подружиться, чтобы выведать у нее информацию? Или она ему просто нравится? Нет, это уже полный бред. Она рассказала о себе достаточно, чтобы дать понять, что какие-либо серьезные отношения с ней исключены. Или он решил, что ему одному будет слишком скучно в Равенкло, и сам попросился в Слизерин? В последнем она была уверена. И опять же странно, ведь у него с Бранау, насколько она поняла, сложились не лучшие отношения, учитывая умеренно толерантные взгляды первого и ярые фашистские — второго. Но пока, решила она для себя, будет не грех воспользоваться чужой помощью и советами, тем более предложенными sua sponte /8/, и далее смотреть по обстоятельствам.

Тем временем за гриффиндорским столом…

— Они там что, застряли?! — возмутился Рон, пока Кайнер примеряла шляпу. — Я есть хочу!

— Рон, ты можешь думать о чем-нибудь еще, кроме еды и квиддича? — с раздражением в голосе спросила Гермиона.

— Что-то долго она сидит, — задумчиво сказал Гарри, положив голову на сложенные на столе руки. — Ей шляпа четыре факультета на выбор предложила что ли?

— Надеюсь, она и ее дружки не попадут на наш факультет, — сказал Рон, — что-то они мне не нравятся. — И тут же получил косой взгляд от Гермионы, напомнившей о событиях шестилетней давности /9/.

— Слизерин! — громко выкрикнула шляпа, и Кайнер, оглянувшись по сторонам, как королева, прошла к дальнему концу слизеринского стола.

— Я же говорил, что она на Слизерин попадет, — снова сказал Уизли. — Что-то тут нечисто.

— Хочешь сказать, что она имеет отношение к Вольдеморту? — спросил Гарри, несколько сидевших рядом младшекурсников испуганно вздрогнули, услышав ненавистное имя.

— Маловероятно, — мрачно ответила Грейнджер. — Смотрите, ее вообще проигнорировали. Вряд ли она имеет какое-либо отношение к Сами-Знаете-Кому.

— И все равно это странно, — заключил Поттер. — Она вроде в Равенкло хотела попасть.

— Уизехофф, Лотар, — объявила МакГонагалл.

— Гриффиндор! — выкрикнула шляпа.

— О нет! — буркнул Рон. — Его что, не могли отправить в Слизерин?

— Перестань, Рон! Он же тебе ничего не сделал, — возразила Гермиона.— Добро пожаловать в Гриффиндор, — обратилась она к подошедшему к их столу Лотару и приветливо улыбнулась, указав на свободный стул рядом с Гарри.

— Спасибо, — ответил Визерхофф, тоже улыбнувшись, — надеюсь, мы станем друзьями, — и сел на указанное ему место.

— Прошу немного внимания. Поздравляю вас всех с началом нового учебного года в Школе чародейства и волшебства Хогвартс. Нашим новым ученикам — добро пожаловать! Нашей старой гвардии — снова добро пожаловать!.. — начал свою традиционную речь Дамблдор, напоминая о правилах и сообщая об изменениях в учебном процессе.

— Коллок-что?.. — возмутился Уизли. — Да они совсем сдурели! И так времени ни на что не хватает!

— Коллоквиум, Рональд. Не хватает, потому что ты не умеешь им правильно распоряжаться, — назидательным тоном сказала ему Гермиона. — И вообще, я считаю, что это очень хорошо, что они ввели коллоквиумы, ведь нам в этом году надо сдавать ТРИТОНы, и у нас будет лишняя возможность проверить свои знания.

— Слушайте, а кто-нибудь знает, кто такой этот Уоррингтон? — спросил Гарри, которого, как будущего аврора, естественно волновал вопрос, насколько компетентным является очередной преподаватель ЗОТИ.

— Кажется, из министерства кто-то… — ответил Уизли, зевнув. — Жаль только, что Снейп вернулся…

— Рональд!.. — возмутилась Гермиона, не терпевшая неуважение к преподавателям.

— … А теперь да начнется пир! — провозгласил Дамблдор, хлопнув руками, и стоявшие на столах блюда тут же заполнились разнообразной едой.

— Наконец-то! — воскликнул обрадованный Рон, наложив к себе на тарелку всего и побольше.

По окончании пира ученики начали с шумом вставать из-за столов. Малыши толпились вокруг старост, которые должны были показать им дорогу до факультетских гостиных. Преподаватели неспешно покидали Большой Зал, выходя через боковые двери. Поттер и Уизли наскоро вытерев рты салфетками, кинули их в грязные тарелки, которые тут же исчезли, и поспешили найти Джинни, которая в очередной раз успела на них обидеться, из-за того, что парень и брат не захотели ей рассказывать о поручении, данном Дамблдором.

— Рон, а первокурсники?! — воскликнула Гермиона, не успев встать со стула.

Безответственность ее друга порой сильно поражала девушку, привыкшую к порядку во всем и серьезно подходившую к любым обязанностям и поручениям. И при этом она каждый раз прощала своего друга, потому что это был ее друг, первый друг вместе с Гарри, появившийся у нее в Хогвартсе. Они были для нее, непонятой большинством одноклассников, единственной опорой и поддержкой в чужом для нее мире, где на таких, как она во многом смотрели свысока, и потому, глубоко на подсознательном уровне, она боялась эту опору потерять.

— Позвольте, мисс… — Гермиона почувствовала, что стул позади нее отодвинули, и увидела протянутую перед ней руку ладонью вверх.

— Э… спасибо, — неуверенно ответила девушка, опираясь о подставленную руку Визерхоффа, на ее щеках вспыхнул румянец — никто из парней не стремился за ней ухаживать, и даже такое, казалось бы, обычное проявление вежливости по отношению к женщине в светских кругах, оказалось для нее приятным сюрпризом.

— Эй, отстань от моей девушки! — воскликнул Рон, увидев, как Гермиона взялась за руку нового студента.

— Тогда будь добр, оказывай подобающее внимание своей даме, — спокойно ответил Лотар, однако по его взгляду легко было угадать, что он не лучшего мнения о поведении Уизли.

Несколько старшекурсниц, среди которых были главные сплетницы Хогвартса Лаванда и Парвати, захихикали, вспомнив произошедшую в поезде ссору между старостами Гриффиндора.

— Не ссорьтесь, мальчики, — Грейнджер попыталась взять себя в руки и остановить назревающий скандал. — Рон, нам надо выполнять обязанности старост. Первокурсники, ко мне! Я покажу вам дорогу в общежитие факультета Гриффиндор, — властным голосом обратилась она к малышам.

— Постройте их парами, — подсказал Визерхофф, — так будет проще их вести. Остальные тоже пусть идут парами или тройками друг за другом, чтобы не занимать весь коридор.

— Мм… спасибо.

— Ты чего тут командуешь? Староста здесь я, а не ты! — снова возмутился Уизли, которого гораздо больше не радовала перспектива того, что рядом с Гермионой оказался такой же педант, как она сама, чем то, что кто-то добровольно взял на себя его обязанности старосты.

— Рон, Гермиона, не ссорьтесь, — урезонила их подошедшая Джинни, с которой уже успел помириться Поттер. — Пойдем, Рональд, мы все и так знаем, что ты терпеть не можешь обязанности старосты, — и, схватив брата за руку, позволила Гарри увести их.

А Гермиона с удивлением для себя обнаружила, что без Рона выполнять обязанности старосты ей стало гораздо проще, вернее, когда второй староста не являлся Роном. Вместе с Лотаром они построили малышей и повели их к выходу из Большого Зала.

Что же касается Северуса Снейпа, который ненадолго задержался в Большом Зале, чтобы переговорить с куратором Геннингеном, и потому уходил последним, он заметил вдруг совершенное необычное явление: два обычно враждующих факультета построились и вместе пошли к выходу. Гриффиндорцы остановились по команде Визерхоффа, который, по ходу дела, добровольно взял на себя обязанности Уизли, и слизеринцы, во главе которых были Малфой, Паркинсон и Бранау, прошли вперед. Правильно, никто не хочет связываться с Генрихом фон Бранау. А на Гриффиндоре одним умным человеком стало больше: в отличие от предыдущих нескольких лет, никакой давки у Главного входа, никаких свор и драк между Грифииндором и Слизерином не возникло, только пара косых и недовольных взглядов — вот и вся межфакультетская вражда. Его взгляд задержался на невысокой студентке Слизерина, шедшей почти в самом конце. Она обернулась на пару секунд, их взгляды встретились. Почему, почему она попала в Слизерин, а не в Равенкло? Теперь он проблем не оберется, особенно если учесть возможное противостояние напыщенного сноба и аристократа, чистокровного волшебника и ярого фашиста Генриха фон Бранау и магглорожденной русской Анны Лапиной, выдающей себя за немку Анну Кайнер. Мерлин! За что ему все это? И Северус Снейп скрылся за боковой дверью, направившись в гостиную Слизерина.

— Честь и храбрость! — громко выкрикнула Гермиона, подведя младшекурсников к дверному проему, закрытому картиной с изображением Полной Дамы.

— Верно, — кивнув, ответила дама в пышном розовом платье, и портрет отъехал в сторону.

— Проходите, — снова сказала девушка, первой спустившись в просторную и уютную гостиную Гриффиндора, отделанную в красных тонах. — Добро пожаловать в общежитие Гриффиндора, — продолжила она, когда все студенты оказались в сборе, — комнаты мальчиков находятся слева, комнаты девочек — справа по лестнице, — показала, куда кому идти в зависимости от половой принадлежности, — но прежде, чем вы пойдете спать, хотелось бы напомнить несколько основных правил общежития. Общежитие запрещается покидать после отбоя, для студентов 1-го-3-го курсов это восемь часов вечера, для 4-го-5-го курсов — девять часов и для 6-го-7-го — одиннадцать. В общежитие нельзя проносить спиртные напитки и петарды. Также запрещается шуметь после одиннадцати часов вечера. О проведении любых мероприятий в гостиной общежития просьба заранее сообщить мне, чтобы я могла согласовать этот вопрос с нашим деканом профессором МакГонагалл…

— Гермио-о-она, хва-атит, — устало потянул развалившийся в кресле Рон, зевая, — уже третий год слышу одно и то же.

— Уже заканчиваю, — примирительным тоном ответила девушка, понимая, что после утомительной поездки на поезде, затянувшейся церемонии распределения, продолжительной речи директора и плотного ужина все, в том числе, и она сама, уже давно хотят спать. — Дополнительно с правилами поведения и проживания в общежитии вы сможете ознакомиться, если прочитаете висящую на двери инструкцию. Если у вас есть вопросы, то задавайте сейчас. Если нет — тогда всем спокойной ночи.

— Простите, м… Гермиона, — сказал после некоторой заминки Лотар, сочтя, что обращение “мисс Грейнджер” гриффиндорцы не оценят, — а когда мы сможем выбрать нужные ad studendum /10/ предметы и узнать расписание занятий?

— Завтра во время завтрака, — ответила староста.

Визерхофф кивнул, показывая, что удовлетворен ответом.

— Есть еще вопросы? Нет? Тогда расходитесь по спальням. Всем спокойной ночи-и… — Гермиона, зевнув, устало села в большое мягкое кресло перед камином.

Студенты медленно разбрелись по спальням, делясь на ходу впечатлениями от прошедшего дня. Только Гермиона Грейнджер по-прежнему сидела в кресле у камина, подперев рукой голову у виска, ее пышные каштановые волосы рассыпались между тонкими пальцами, а светло-карие глаза невидящим взглядом смотрели на огонь.

— Мисс Грейнджер, вам тоже следует идти спать, — услышала она голос у себя за спиной.

Визерхофф обогнул кресло, в котором сидела девушка, и сел в соседнее, расслабившись и откинув голову на высокую спинку, созерцая горевший в камине огонь.

— Спасибо за заботу… — отозвалась Грейнджер. — И кстати, у нас на факультете не приняты формальности: давай на “ты” и просто “Гермиона”.

— Как скажешь. Гермиона, сколько лет ты уже являешься старостой?

— С пятого курса, то есть уже третий год. А что?

— Я готов помочь тебе, — Лотар смотрел теперь прямо на нее.

— Я была бы рада твоей помощи, но по правилам Хогвартса у каждого факультета только двое старост — мальчик и девочка.

— Гермиона, я понимаю, что Уизли — твой друг, но извини, у нас за такое исполнение обязанностей просто лишили бы должности и выпустили ли бы с такой рекомендацией, с которой нельзя было бы получить серьезную и ответственную, а, значит, высокооплачиваемую работу…

Гермиона понимала, что немец говорит по существу и внутренне была с ним согласна, но она настолько привыкла покрывать своих вечно безответственных (нет, Гарри, конечно, очень ответственный, но только не в плане учебы и школьных правил), влипающих во всякие неприятности друзей, что просто не могла представить себе, как она пойдет и нажалуется своему декану на то, что Рон бездельничает и не помогает ей. Да, впрочем, учителя и так обо всем знают, только смотрят сквозь пальцы. От осознания этого факта девушке стало неприятно в душе, ведь получалось, что учителя, которых она всегда считала непререкаемым авторитетом, сами поощряли своим бездействием безответственность среди учеников.

— … и завтра я пойду к профессору МакГонагалл и изъявлю о своем желании стать старостой Гриффиндора, — закончил Визерхофф, встав с кресла, в его голосе звучали уверенность и твердость.

На памяти Грейнджер еще никто из учеников, ее однокашников по Гриффиндору, говоря об учителях в третьем лице, не прибавлял их фамилиям слово “профессор”.

— Вставай, Гермиона, — строго сказал Визерхофф, подойдя к ней и протянув руку, — иначе ты уснешь прямо здесь.

Девушка перевела заторможенный взгляд на стоящего рядом парня и дала ему руку, позволив проводить себя до лестницы, ведущей в комнаты девочек, хотя это была всего лишь пара десятков футов. И никто из них, естественно, не заметил стоявшего в углу под мантией-невидимкой Рона, слышавшего весь их разговор, и покрасневшего от гнева и ревности.

В это же время во владениях Салазара Слизерина…

Слизеринцы спустились в холодные мрачные подземелья, единственным источником света в которых служили закрепленные на низких романских колоннах факелы. Миновав несколько коридоров и пустых проходных комнат, они оказались в тупике. На единственной висевшей на стене и доходившей до самого пола картине был изображен хмурый волшебник в богато украшенной средневековой котте /11/ и темно-бардовой мантии с капюшоном, державший длинный посох в руках.

— Puritas per saecula /12/, — громко произнес высокий платиновый блондин, возглавлявший процессию.

Волшебник на портрете лишь молча кивнул и неслышно стукнул посохом об пол — картина отъехала в сторону. Подростки спустились в гостиную, пропустив вперед первокурсников.

Гостиная факультета Слизерин, как и все комнаты в подземельях Хогвартса, была выполнена в романском стиле /13/. В центре ее стоял восьмигранный мраморный фонтан, вода в котором лилась из широкой чаши, которую поддерживал тонкий столбик, увитый каменными змеями. Украшенные тимпанами /14/ арки вели соответственно в мужское и женское общежития, а также в общие комнаты, куда и прошли студенты, ведомые старостами, представившимися как Драко Малфой и Пэнси Паркинсон. Теперь студенты оказались уже в настоящей гостиной, выглядевшей намного более уютно, чем холл с фонтаном. Это помещение так же было выполнено в романском стиле, причудливо сочетая в отделке и интерьере элементы неоготики /15/ и модерна /16/. В центре его, перед мраморным камином лежал большой ворсистый, изумрудно-зеленый ковер с рисунком в виде двух переплетенных по периметру серебристых змей. Вдоль стен стояли кресла и диваны из черной кожи (похожие, сохранившиеся с пятидесятых годов, Лапина видела на химфаке) и темно-зеленого атласа, и небольшие журнальные столики на изогнутых ножках, столешницы которых были затянуты темно-зеленым сукном. В простенках между дверьми и колоннами висели источавшие мягкий зеленый свет лампы, покрытые витражными абажурами, и потемневшие от времени картины и гобелены, изображавшие великих волшебников, события времен Основателей и Мерлина. Боковые комнаты, которые, как большинство комнат в подземельях являлись проходными, служили больше для занятий: в них стояло по несколько книжных шкафов, заполненных старинными фолиантами в темных кожаных переплетах, рабочие столы и стулья из черного дерева, при этом на каждом столе стояло по зеленому витражному абажуру для лучшего освещения, зато количество мягкой мебели было сведено к минимуму. Окон, как и следовало ожидать, в подземельях не оказалось.

Показав, где что находится, и прочитав хвалебные оды родному факультету, Драко привел всех обратно в общую гостиную и комнату отдыха по совместительству, сказав подождать декана профессора Снейпа, который не замедлил появиться, взметнув своей широкой черной мантией, напоминавшей крылья летучей мыши.

— Вы — слизеринцы, и должны годиться этим, — начал свою ежегодную речь декан Слизерина. — Вы — единый Дом, ваша сила — в единстве. Наш факультет имеет давнюю историю, и вы должны делать все для поддержания его чести и традиций. Посему я требую от вас хорошей учебы и достойного поведения. Это относится как к младшим курсам, так и к старшим, в том числе и к нашим иностранным гостям. Вы должны тщательно обдумывать все ваши действия и не ввязываться в сомнительные авантюры подобно ту… — заметил мрачное выражение на лице Шенбрюнна, друг которого оказался в Гриффиндоре, — … большинству гриффиндорцев. Наши основные качества — расчетливость и хитрость, и вы должны их использовать на благо нашего факультета. Помните, что на протяжении многих лет наш факультет подвергался остракизму со стороны других факультетов, что при любом удобном случае вас готовы унизить, оскорбить, проклясть. В связи с этим вы должны открыто демонстрировать ваше единство и никогда не ходить по школе в одиночку. Особенно это касается новичков. Вы должны поддерживать друг друга и помогать друг другу. И помните, что я не потерплю у себя на факультете конфликтов, возникающих из-за ваших личных амбиций. Мистер Малфой, мисс Паркинсон, ваша задача, как старост, доходчиво объяснить новичкам правила поведения, научить разбираться в системе хогвартских подземелий, а также сопровождать их с урока на урок. Для первокурсников организовать группы по выполнению домашних заданий и проследить, чтобы последние выполнялись вовремя и не позорили наш факультет своим качеством. Вы все поняли?

— Да, — раздался стройный хор голосов.

— Более подробно с правилами поведения вы можете ознакомиться у старост или в инструкции, висящей у входа в гостиную. По любым вопросам также обращайтесь к старостам, в обязанности которых входит решать мелкие насущные проблемы бытового характера. При возникновении более серьезных ситуаций вы должны обратиться ко мне, как к вашему декану, — через старост. Также смею напомнить, что по-прежнему обязательными для всех являются уроки по этикету и традициям волшебного мира. Вам все ясно?

— Да, — снова ответили ученики; хотя родители многих из них были знакомы с профессором, один его вид у многих, особенно у первогодок, вызывал благоговейный страх и трепет.

Напоследок декан окинул всех своих студентов фирменным, предвещающим скорую кару взглядом и подошел к стоявшим у камина иностранным студентам.

— Поскольку вы поступили сразу на выпускной курс Хогвартса, в конце этого учебного года вам придется сдавать выпускной квалификационный экзамен на уровень ТРИТОН. Сдавать экзамен вы будете по тем предметам, которые нужны будут для вашей будущей профессии и по которым вы будете углубленно заниматься в течение этого года. В случае несоответствия ваших знаний и навыков изучаемому предмету вы будете отстранены от его изучения. Сейчас вы назовете ваши предполагаемые профессии и предметы, которые хотели бы изучать, и на следующее утро, за завтраком я выдам вам ваши расписания. Вам понятно?

— Да, сэр, — ответили двое юношей и девушка.

— Начнем с вас, мистер Бранау.

— Фон Бранау, — поправил немец, недовольно посмотрев на своего декана.

— Итак, господин фон Бранау, какие предметы вы хотели бы изучать на углубленном уровне?

— Я бы хотел в будущем заниматься политикой и финансами, — надменно ответил Генрих.

— Тогда я бы посоветовал вам взять руны, историю магии, заклинания и маггловедение.

— Беру только историю магии и заклинания. Руны мне не нужны, а маггловедение… — на его холеном лице застыла гротескная маска, — … чтобы я, чистокровный волшебник, как-то соприкасался с миром этих недоразвитых существ… Фу-у, — и поморщил нос так, как если бы находился в хлеву.

Лапина предпочла благоразумно промолчать. Еще не хватало ей спорить с Бранау о том, какая раса лучше.

— Как знаете, господин фон Бранау. Теперь вы, господин фон Шенбрюнн…

— Я собираюсь поступать в Лейпцигский магический университет, на факультет зельеварения. В связи с этим я хотел бы дополнительно изучать зельеварение, заклинания, нумерологию, трансфигурацию и руны.

— Ваш выбор вполне разумный, господин фон Шенбрюнн, — Карл кивнул в знак благодарности. — Мисс Кайнер?

При упоминании фамилии без принадлежности к титулу Бранау круглыми глазами посмотрел на Анну, отойдя в сторону на несколько шагов. Эта девица показалась ему подозрительной сразу, как только он ее увидел. Вначале она наколдовала какую-то вспышку, пока они плыли по озеру, потом применила на первокурсниках модифицированное осушающее заклинание, советуясь при этом с защитником грязнокровок Шенбрюнном (и как только его на Слизерин определили?) и Фольквардссоном. Ладно, с ними она могла познакомиться в поезде или по пути к Большому Залу. Но откуда она взялась вообще? Ее не было с ними в группе, в отличие от той же грязнокровки Миллер. И что это за странная фамилия /17/? Совсем что ли из самых магглов, из самых низов? Но что она делает тогда на Слизерине, где, по идее, должны учиться только чистокровные волшебники?

— Я бы хотела в дальнейшем заниматься зельеварением как наукой, — спокойно ответила Анна, опустив ресницы, — но еще не решила, в какой университет буду поступать.

— С университетом советую определиться как можно скорее, — строго сказал Снейп. — Также я рекомендую вам взять те же предметы, что и господин фон Шенбрюнн.

— Простите, сэр, а можно убрать нумерологию и трансфигурацию? — Лапина подняла глаза, посмотрев на своего теперь уже декана — уж очень не хотелось ей изучать на продвинутом уровне те предметы, которые ей плохо давались.

— Знания в области нумерологии необходимы для составления рецептов некоторых зелий, а преобразования одних веществ в другие в процессе приготовления зелий основываются на важнейших принципах трансфигурации, поэтому я настаиваю, чтобы вы взяли эти предметы.

— Да, сэр, — сдалась Анна, покорно опустив голову.

— А господин фон Шенбрюнн поможет вам разобраться с предметами, которые вызывают у вас затруднения, — бархатным голосом добавил Снейп.

— Хорошо, господин декан, — бесстрастно ответил Карл.

— А также проследит, чтобы с вами не случилось никаких неприятностей, — зельевар пробежал глазами по гостиной, убедившись, что они остались втроем: хотя его просьбу можно было трактовать в довольно широких пределах, лишние уши были им ни к чему.

Анна отшатнулась, уперевшись в подлокотник черного кожаного кресла позади себя. Ей с трудом удалось сдержать себя и не возразить Снейпу — все равно бесполезно, да и спорить с упрямым профессором не сильно хотелось, только себе дороже вышло бы. И не то, чтобы она имела что-то против общества Шенбрюнна: наоборот, она находила его вполне приятным собеседником и галантным молодым человеком (что, собственно, ему было положено по статусу), но терпеть его все время подле себя — это слишком… Ее весьма не радовала перспектива того, что кто-то будет без конца ходить за ней и следить за каждым шагом, и не только потому, что она любила одиночество, но и потому, что некоторые вещи в Хогвартсе она могла сделать только одна.

— Да, господин декан, — все с тем же выражением лица ответил юноша; по нему нельзя было определить, относится ли он к данной только что ему обязанности с полным безразличием, ненавистью или, наоборот, с охотой.

— А теперь отправляйтесь спать: время отбоя уже наступило, — строгим голосом приказал профессор и, резко развернувшись, отчего полы его мантии взметнулись в воздух, вышел из гостиной.

— Entschuldigen Sie mich bitte, Karl /нем. Извините, Карл/, — устало сказала Лапина, опустившись в ближайшее кресло, склонив голову, дотронувшись пальцами до виска.

Здесь и сейчас не было ни Снейпа, ни Бранау, ни Дамблдора, и ей не нужно было играть на публику — чего только стоил один миниспектакль со шляпой Основателей, — что, к ее же собственному удивлению, у нее достаточно хорошо получилось. И ей было не по себе от осознания того факта, что ее только что спихнули на удачно подвернувшегося чистокровного студента-немагглофоба.

— Seien Sie unbesorgt. Es wird für mich ein Leichtes, Ihnen zu helfen /нем. Не беспокойтесь. Мне будет нетрудно вам помочь/, — мягко ответил Шенбрюнн, продолжая стоять рядом с креслом, в котором она сидела.

Так, наверное, чувствуют себя под заклятием “Confundo”. Она совершенно запуталась в своих мыслях и чувствах, принципах — своих и чужих. Ведь этот ненормально — принимать помощь от человека, который на шесть или семь лет тебя моложе просто потому, что тебе так будет проще. Ненормально искать покровительства у человека, заведомо обладающего деньгами и связями, только потому, что внешне он демонстрирует приязнь по отношению к тебе. Ненормально доверять человеку, которого знаешь всего один день, и о котором не знаешь ничего, кроме имени, происхождения и пары увлечений, — то же самое он знает про нее. Но у них нет выбора: у него, потому что его фактически заставил Снейп, у нее — потому что она не может выдать себя, и потому что их, опять же, друг другу навязал Снейп. Вот и называется — подавись своими принципами.

— Anna, lassen Sie mich Sie zum Schlafsaal begleiten /нем. Анна, позвольте проводить вас до спальни/, — Шенбрюнн подал девушке руку.

— Ja, bitte. /нем. Да, пожалуйста/, — и позволила довести себя до дверей дортуара.

Женское общежитие Слизерина было холодным и мрачным и, подобно остальным подземельям, напоминало лабиринт, так что Лапиной потребовалось немало времени, чтобы отыскать спальню седьмого курса. Последняя представляла собой большое прямоугольное помещение, состоящее из коридора и нескольких секций-спален. В каждой такой секции была кровать с темно-зеленым бархатным пологом, скрытая со стороны коридора высоким секретером в неоготическом стиле, напротив нее располагались большой платяной шкаф, узорная ширма, зеркало в форме арки, украшенное резной стрельчатой рамой, изящные туалетный столик и стул. Сразу было видно, что здесь живут аристократки, представительницы богатых и знатных семей.

Девушки уже готовились ко сну: кто-то переодевался за ширмой, кто-то сидел в дорогом пеньюаре перед зеркалом и с важным видом расчесывал волосы, а кто-то уже забрался под теплое одеяло. Практически все говорили — о поездках к родственникам за границу или на дорогой курорт, о новых нарядах и списке женихов, выбранных родителями. Анна не вслушивалась в их разговоры, но их интонации, выражения лиц, то, как они на нее косились, когда она проходила мимо них, очень напоминали ей “золотую молодежь” — дочек и сынков богатых родителей, которые сами ничего не добились в жизни, но зато во всю пользуются родительскими деньгами и известностью, считая, что им все можно, потому что их родители… Сейчас, когда у нее была возможность разглядеть своих однокурсниц поближе, она поняла, что большинство из них ей просто не нравятся. Пэнси Паркинсон, староста девочек, брюнетка со стрижкой каре и некрасивым лицом, напоминающим морду мопса, показалась ей слишком хвастливой и надменной. Миллисента Буллстоуд, круглолицая блондинка с заплетенными в косу волосами, — слишком крупной и неповоротливой; ее движения не отличались грациозностью, а по выражению ее практически еще детского лица и манере вести беседу можно было сделать вывод о том, что природа не отягчила ее излишним умом. Она могла бы отлично составить компанию тем двум увальням, что с совершенно глупым видом слушали речь декана, а все остальное время, подобно телохранителям, ходили вслед за Малфоем и Бранау — Крэбб и Гойл, кажется, так их звали. Еще одна девушка, то ли Шейла, то ли Эшли, ничем особенно не отличалась, кроме того, что во всем соглашалась с Паркинсон. Единственными истинными леди среди всей этой “золотой молодежи” были только сестры-погодки Гринграсс, Дафна и Астория. Обе очень похожи друг на друга, с овальными, немного вытянутыми лицами, маленькими ртами, большими голубыми глазами и длинными русыми, слегка вьющимися волосами. Обе были вежливы и немногословны, изысканны в манерах, а от их взглядов веяло небольшой холодностью и толикой превосходства — тем же, что она видела у Шенбрюнна или Фольквардссона.

Девушка дошла до последней незанятой кровати, решив, раз все остальные уже заняты, то она будет спать здесь, и была приятно удивлена, обнаружив, что все ее вещи уже разложены по полкам, и ей остается только переодеться в пижаму и лечь спать. Астория ей слегка кивнула и, гордо подняв голову, отправилась в спальню для девочек шестого курса, а Дафна поинтересовалась, как мисс Кайнер нравится в Англии и в Хогвартсе в частности, и пожелала спокойной ночи. Неужели слухи о ее “грязнокровности” уже успели разнестись по школе, думала про себя Анна, не спеша, раздеваясь за ширмой. Если только одна соседка по комнате соизволила поговорить с ней, пусть даже из вежливости, в то время как все остальные просто смерили косыми взглядами. В целом, рассуждала про себя Лапина, первый день прошел для нее вполне сносно, если не считать, конечно, ее распределение в Слизерин, от которого она первые несколько минут была просто в шоке, да и Снейп, наверное, тоже. Она пока не взболтнула ничего лишнего и не совершила слишком грубых ошибок. И даже оказалась не обделена вниманием со стороны мужского населения, причем представителей аристократии. Да, с учетом ее попаданием в Слизерин уроки этикета, преподанные Снейпом, оказались вовсе не такими бесполезными, как казалось изначально. Она уже не краснела и не бледнела, когда ей подавали руку или помогали сесть, воспринимая это просто как проявления вежливости, а не попытки ухаживаний. Да и вообще, какие у нее могут быть отношения с юнцами семнадцати-девятнадцати лет? Они ей сами в студенты годятся. От этого еще более неприятным становился тот факт, что профессор зельеварения по сути дела отдал ее под покровительство одного из учеников. Ладно, ее он, допустим, хотел просто унизить. А его-то зачем? Неужели он не понимает, что из-за нее парень может просто стать изгоем на своем же факультете?

За этими невеселыми мыслями ее застал стук о книжный шкаф.

— Эй, Кайнер, ты еще не спишь?

— Нет, а что? — удивилась Лапина, задержав пальцы на последней пуговице блузки. — Кажется, это была Паркинсон.

— Тебя вызывает этот ваш Геннинген… или Граннинген, как там его?

— Когда? — удивилась Анна: она знала, что рано или поздно расспросы продолжатся, и ожидала их со стороны Шенбрюнна, но никак не думала, что ею так быстро заинтересуется их куратор. Кто на нее донес? Шенбрюнн, Визерхофф или все-таки магглоненавситник Бранау? Точно не Миллер — она и мухи не обидит.

— Сейчас!

— Сейчас? — у девушки от удивления отвисла челюсть. Чего это куратору вдруг не спится? — Пэнси, ты не ошиблась? Может быть, завтра утром?

— Ты глухая, Кайнер? — раздраженно воскликнула староста. — И запомни: на Слизерине обращаются только по фамилиям.

— Хорошо, Паркинсон, — прошипела в ответ Лапина, спешно застегнув блузку и накинув мантию. — Где он меня ждет? — спросила она, уже выйдя из-за ширмы.

— В пустом кабинете рядом с классом трансфигурации на первом этаже, — недовольно ответила Пэнси, которая явно не была в восторге оттого, что ей приходится выступать в роли посыльной.

— А поточнее? Какой номер?

— В смысле, номер? — удивилась брюнетка.

— Номер кабинета, — теперь начала раздражаться Анна, уже дошедшая до выхода из общей спальни.

Увидев, как скривилась в ответ лицо старосты, Лапина молча вышла в коридор и направилась в общую гостиную. Ее вовсе не радовала перспектива, на ночь глядя, беседовать с куратором немецкой делегации. Может быть, ее просто решили разыграть? Чтобы грязнокровка в первый же день опозорила свой факультет, и ее можно было спокойно поносить в дальнейшем? И вообще, чего Геннингену понадобилось от нее в такой час? Насколько она слышала, немцы предпочитают рано ложиться и рано вставать. Вполне логично, если бы ее вызвали на допрос с утра, но никак не в полночь. Ладно, если что, палочка у нее с собой, и в случае надобности она сможет защититься, да и беспалочковую магию никто не отменял.

Хорошо, что встреча была назначена не в подземельях, иначе она блуждала бы по коридорам до утра. Около одного из окон она заметила высокого человека средних лет в длинной, дорогой темно-коричневой мантии с широким воротником. Он развернулся, все так же продолжая держать руки за спиной, и пристальным строгим взглядом посмотрел на девушку сверху вниз.

— Fräulein Keiner, nehme ich an? /нем. Фрейлейн Кайнер, я полагаю?/ — он скорее утверждал, чем спрашивал, продолжая рассматривать девушку оценивающим взглядом.

— Ja,Herr Henningen, — девушка присела в книксене, опустив голову. — Entschuldigen Sie bitte, meine Verspätung. /нем. Да, господин, Геннинген… Извините, пожалуйста, за опоздание./

— Kommen Sie mit, Fräulein Keiner /нем. Пройдемте, фрейлейн Кайнер/, — сказал немец, указав в сторону ближайшего открытого кабинета.

— Setzen Sie sich /нем. Садитесь/, — вновь сказал он строгим, беспристрастным голосом, указав на скамью за партой, а сам сел за учительский стол.

— Danke /нем. Спасибо/, — ответила Анна, чувствуя, как от волнения ее сердце стало биться все чаще и чаще.

— Sie wissen, warum Sie hier sind, und warum ich dringend mit Ihnen sprechen muss? /нем. Вы знаете, зачем вы здесь находитесь, и почему этот разговор потребовал такой срочности?/

— Nein /нем. Нет/, — девушка отрицательно покачала головой, начав выстраивать на всякий случай ментальный щит: она не знала ничего о способностях Геннингена к легилименции, но знала, что весьма сведущий в этом деле человек может сделать все так, что легилиментируемый даже не почувствует, что в его мозгах копались.

— Mir ist zu Ohren gekommen, Sie seien ein ausländischer Schnüfflerin, welcher nach Hogwarts geschickt wurde, um unsere Studenten auszuspionieren /нем. До меня дошли слухи, что вы иностранная шпионка, присланная в Хогвартс следить за нашими студентами/, — сказал куратор таким тоном, будто на сто процентов был уверен в своем утверждении.

— Verzeihen Sie, Herr Henningen, aber Sie irren sich, — Лапина покачала головой, на ее лице читалось полное несогласие с только что услышанными домыслами. — Ich bin gleiche studentin, wie alle andere. /нем. Извините, господин Геннинген, но вы ошибаетесь… Я такая же студентка, как и все остальные./

— Das können wir ganz einfach rausfinden, — ответил Геннинген, достав из кармана мантии пузырек с бесцветной жидкостью. — Wissen Sie was das ist? /нем. Мы можем легко это выяснить… Вы знаете, что это такое? /

— Veritaserum, schätze ich, — ответила Анна, скептически посмотрев на Геннингена, — und ich weiß auch, dass das Anwenden von Veritaserum an Studenten nur mit Erlaubnis und unter Aufsicht des Dekans gestattet ist. /нем. Сыворотка Правды, полагаю… а еще я знаю, что применять Сыворотку Правды на студентах вы можете только с разрешения декана и только в присутствии декана./

Ее слова были лишь предположением, но весьма разумным, как считала сама девушка, иначе Веритасерумом можно было поить всех налево и направо. Геннинген, судя по его разочарованному лицу, тоже это понял и быстро убрал флакон обратно в карман.

— Wie erklären Sie dann, dass ich, der Kurator der deutschen Studenten in Hogwarts bin, aber nichts über Sie weiß? /нем. Тогда как вы объясните, что я, будучи куратором немецких студентов в Хогвартсе, ничего о вас не знаю?/

— Ich wusste auch nichts über Ihre Gruppe, Herr Henningen /нем. Мне тоже ничего не было известно о вашей группе, господин Геннинген./

— Trotzallem, als die verantwortliche Person, muss ich Ihre Daten aufnehmen /нем. Тем не менее, как ответственное лицо, я должен собрать данные о вас/, — мужчина достал папку с личными делами, открыл ее и, перевернув несколько заполненных страниц, остановился на пустом бланке.

— An welchen Daten sind Sie interessiert? /нем. Какие именно данные вас интересуют?/— как можно более уверенно произнесла Анна, неизвестно для чего пытаясь тянуть время.

Свою легенду она помнила отлично, но теперь видела в ней явные недостатки. Легенда вполне устроила дедушку Дамблдора, а вот дотошные немцы точно начнут копать. И им все проверки будет провести, естественно, гораздо легче, чем англичанам. Здесь их со Снейпом план может с треском провалиться, особенно когда выяснится, что и проверять-то нечего. А уж если выяснится ее настоящее происхождение, то от обвинения в шпионаже будет отделаться очень и очень сложно… А это значит, что Геннингена необходимо убедить в том, чтобы он не проверял несуществующих Габриэлу Кайнер и Войцеха Синковски, а заодно и Гюнтера Штольца.

— Ihren vollen Namen? /нем. Ваше полное имя?/

— Anna Keiner. /нем. Анна Кайнер./

— Geburtsdatum? /нем. Дата рождения?/

— Den 27. Mai, Jahr 1979. /нем. 27 мая 1979 года./

— Wer ist Ihr Vater? /нем. Отец?/

— Wojcech Synkowski. /нем. Войцех Синковски/, — брови Геннингена поползли вверх.

— Mutter? /нем. Мать?/

— Gabriela Keiner. /нем. Габриэла Кайнер/

— Sind Ihre Eltern geschieden? /нем. Ваши родители в разводе?/

— Ja. /нем. Да/, — девушка заметила, что Геннинген быстро записывает ее ответы в соответствующие графы. Интересно, когда дело дойдет до любимых занятий, про вышивание крестиком ему наврать что ли?

— Wie lange schon? /нем. Сколько лет?/

— Ähm... — Анна призадумалась, чтобы сосчитать, — bereits elf Jahre. /нем. Мм… уже одиннадцать лет./

Геннинген устало потер переносчицу. Студентка отвечала слишком односложно, не выдавая ни грамма лишней информации, выходящей за формулировки вопросов. Но уже то, что он услышал, очень не нравилось ему. Будучи сам чиновником немецкого Министерства магии и работая в Отделе образования, он имел доступ ко спискам всех юных волшебников, проживавших в Германии. Но никакую Анну Кайнер, как и Анну Синковски там точно не видел. И что это за фамилия такая странная? Слишком простая, не значащая ровно ничего? Маггла? Вполне возможно. Но тогда опять же, почему ее не было в списке?

— Sind Ihre Eltern Zauberer? /нем. Ваши родители — волшебники?/

— Nein? /нем. Нет./

— Welche Berufe haben Ihre Eltern? Verstehen Sie mich? /нем. Чем занимаются ваши родители в маггловском мире? Вы понимаете меня?/ — мужчина посмотрел на девушку с таким выражением лица, будто втолковывал слишком сложные для понимания вещи.

Ответы Кайнер портили ему настроение все больше и больше. Итак, Анна Кайнер — маггла, наполовину полька (фамилия по матери). Учится на одном факультете с Генрихом фон Бранау, выходцем из богатой семьи чистокровных волшебников, открыто исповедующих фашистские взгляды. Бог мой! Только повторения Второй Мировой войны ему не хватало! А если что-то случится с Кайнер, то дело может закончиться международным скандалом, и плохо придется, в первую очередь, Германии, которая итак много времени и сил потратила на восстановление репутации после войны.

— Ja, ich verstehe, Herr Henningen. Mein Vater ist militärisch außer Dienst, und meine Mutter ist Sekräterin... im Rathaus /нем. Да, понимаю, господин Геннинген. Мой отец — отставной военный, мать работает секретарем… в районной администрации./

— Wo wohnen Sie, Fräulein Keiner? /нем. Где вы проживаете, фрейлейн Кайнер?/

— In Potsdam. /нем. В Потсдаме./

— Wo haben Sie davor studiert? /нем. Где вы обучались ранее?/

— Auch in Potsdam. /нем. Там же, в Потсдаме./

— In Potsdam gibt es keine magischen Schulen, Fräulein Keiner /нем. В Потсдаме нет магических школ, фрейлейн Кайнер/, — глаза Геннингена сурово сверкнули: или это действительно шпионка, которая пытается его так неудачно разыграть, либо маггла с латентными магическими способностями, что частично объясняет ее отсутствие в списке.

— Verzeihung, Herr Henningen, aber Sie haben mich wohl missverstanden, — Лапина уже сама не знала, что ей делать: смеяться или трястись от страха, что ее небольшой обман вот-вот раскроют. — Ich habe eine gewöhnliche Mittelschule besucht. /нем. Извините, но вы неправильно меня поняли, господин Геннинген… Я училась в обычной средней школе. /

— Also sind Sie erst nach Abschluss der Muggleschule Hogwarts beigetreten, nicht wahr? /нем. И только после маггловской школы поступили в Хогвартс. Верно?/

— Ja. /нем. Да./

— Wo haben Sie dann die Magie erlernt? /нем. Тогда где вы учились магии?/

Куратор понял, что родителей-магглов проверять пусть небесполезно, но сколько-нибудь важной информации от них добиться точно не удастся. И, тем не менее, слова Кайнер кажутся странными. Пусть эти магглы настолько тупы, что не догадались отдать ребенка хотя бы в самую простую магическую школу, но не замечать вспышек стихийной магии, которые с возрастом, если не обучать ребенка контролю над собственными силами, становятся все более частыми и опасными — это нонсенс. Еще больший нонсенс, что их не фиксировало Министерство магии. В противном случае им уже нанесли бы визит министерские чиновники, представили бы ситуации в адаптированном для магглов виде, а девочку отправили бы на обучение в специальную школу. И он, Отто фон Геннинген, лично знал бы о ее существовании.

— Unser Nachbar und Freund der Familie, Günther Stolz, hat mir Zauberei beigebracht.... — тут, подумала Лапина, надо рассказать чуть побольше, а не давать односложный ответ. — Wir wussten lange selber nicht, dass er Zauberer ist, bis ich eines Tages die Vase meiner Mutter habe explodieren lassen… — тут надо упомянуть о поздно проявившихся магических способностях, — … damals war ich fast elf Jahre alt. /нем. Меня обучал наш сосед и друг семьи Гюнтер Штольц… Мы сами долгое время не знали, что он волшебник, пока я однажды не взорвала мамину вазу… мне тогда было почти одиннадцать лет./

— Значит, все-таки латент, — подумал про себя Геннинген и вслух добавил: — Haben Ihre Eltern gewusst, dass Sie eine Hexe sind? /нем. А ваши родители знали о том, что вы — волшебница?/

— Nein. Meine Eltern und alle meine Verwandten, sind Gegner der Magie, — Анна отрицательно покачала головой, состроив расстроенное выражение лица. — Deswegen hat mir Herr Stolz geraten, meine Fähigkeiten geheim zu halten, die Schule zu beendet, und erst danach die magische Ausbildung zu machen. Er hat mir geraten, nach Hogwarts zu fahren. /нем. Нет. Мои родители и все мои родственники не любят магию… Поэтому господин Штольц посоветовал мне скрывать свои способности, окончить среднюю школу и уже потом получить магическое образование. Именно он посоветовал мне ехать в Хогвартс./

— Wissen Ihre Eltern von Ihrem momentanen Aufenthaltsort? /нем. Ваши родители знают о вашем местонахождении?/

— Ich habe schon lange keinen Kontakt mehr zu meinem Vater. Und meiner Mutter habe ich gesagt, dass ich in England arbeiten werde. /нем. С отцом я давно не общаюсь, а матери сказала, что уехала поработать в Англию./

— Die Sache ist die, dass ich Ihren Eltern mitteilen muss, wo Sie sich in Wirklichkeit befinden. Letzendlich müssen Sie verstehen, dass Sie jetzt zu der magischen Welt gehören. /нем. Дело в том, что я должен сообщить вашим родителям о вашем истинном местонахождении. В конце концов, они должны понять, что вы принадлежите теперь к миру магии…/

— Nein, bitte nicht! — воскликнула девушка, умоляюще посмотрев на Геннингена. — Ich möchte kein Ärger mit meiner Mutter haben! /нем. Нет! Пожалуйста, не надо!.. Я не хочу поругаться с матерью!/

— Ich muss es tun, — невозмутимо ответил мужчина, — ...aber mich wundert eines: Wieso sind Sie nicht im Ministerium der Magie registriert? Warum haben Sie bis jetzt, von allen Magiern, nur den Herrn Stolz kennengelernt? Warum hat bis heute niemand über Ihre Existenz Bescheid gewusst? Haben Sie dazu etwas zu sagen? /нем. Я должен сделать это… но меня удивляет следующее: почему вы не зарегистрированы в Министерстве магии? Почему до недавнего момента из всех магов вы знали только некоего господина Штольца? Почему о вашем существовании в принципе никто не знал до сегодняшнего дня? Вам есть, что ответить на эти вопросы?/

— Ja, Herr Henningen. Entschuldigen Sie... /нем. Да, Господин Геннинген. Извините…/ — девушка постаралась принять скорбное выражение лица и посмотрела на куратора влажными зелеными глазами, приготовившись занести руку в нужный момент. — *Confundo!*

Геннинген, выступавшей только что с обличительной речью и совершенно не ожидавший атаки со стороны магглорожденной студентки, осел на стул, его мышцы расслабились, взгляд стал расфокусированным.

— Legilimens!

Мыслеобразы куратора потекли перед глазами Лапиной. Среди них она быстро отыскала тот, где Бранау сообщает Геннингену, что надо проверить некую Анну Кайнер, которую вместе с ним распределили на Слизерин, что у нее палочка Блигаардов /18/, что она грязнокровка и наверняка не та, за которую себя выдает. Что ж, радует, что на факультете пока что только одна конкретная сволочь. Надо бы на него компромат какой-нибудь найти что ли? Анна принялась быстро проматывать воспоминания Геннингена, подобно кинопленке, пока не наткнулась на “кадр” приблизительно двухлетней давности, где Геннинген отчитывает Бранау за то, что тот позорит страну. Это же такое он должен был вытворить, чтобы это, наконец, заметили? Посмотрев несколько более ранних воспоминаний, она увидела парк, в котором собралось много людей, почти все в темно-серых мантиях с золотыми нашивками. Они стоят около высоких бетонных плит, на одной из которых вместе еще с несколькими ребятами пляшет Бранау. Ему приказывают немедленно сойти с плиты и добровольно сдаться магической полиции, на что он в ответ лишь смеется, выкрикивает что-то вроде: “Так этим поганым евреям и надо!” и “Вы еще пожалеете, что не уничтожили вовремя всех недостойных!”. В ответ раздается еще одно предупреждение, которое молодые люди благополучно игнорируют, после чего в них летят красные лучи Оглушающего проклятья, и потерявших сознание молодых людей левитируют в образованный полицейскими круг, где им надевают что-то вроде наручников, после чего они исчезают. Девушка пыталась вспомнить, что же это за плиты и причем тут евреи, и в памяти всплыла одна из фотографий Маши Кошкиной, ее коллеги по “Fine Chemicals”. Кошкина была девушкой болтливой и легкомысленной и любила показывать всем подряд свои фотоальбомы. В одном из них была фотография, где она с каким-то парнем стоит на похожей плите в том же самом парке, а полицейский их сгонял оттуда. Точно, и Кошкина еще говорила, что этот парк устроили в память жертвам холокоста, и эти плиты символизируют могилы. Бранау, ты полный урод. А с вами, господин Геннинген, пора заканчивать.

Лапина оставила мысли немецкого министерского работника, вид которого после сеанса легилименции был далеко не самый бодрый и здоровый, и произнесла следующее заклинание:

— Oblivisce /19/! Memoriam muto /20/: итак, господин Геннинген, вы допросили меня и составили на меня личное дело. Ничего сомнительного или предосудительного в моих словах вы не нашли. Ничего из того, что я вам сказала, не вызвало у вас вопросов. Все подозрения с меня сняты. В дальнейшем вы не будете проверять ни меня, ни моих друзей или родственников.

Убрав палочку обратно в карман мантии — ради визита к Геннингену она не стала надевать кобуру, — Лапина вновь села за парту напротив куратора и принялась с откровенно скучающим видом разглядывать ничем не примечательное помещение, осознавая, что уже сильно хочет спать. Она не знала, сколько времени продолжался допрос — час, два… по ее меркам, должно быть не слишком поздно — в университете Лапина стала совой, и даже напряженный рабочий ритм в бытность ее одновременно младшим научным сотрудником и преподавателем органической химии не изменил ее привычки ложиться поздно. А тут… отсутствие электрического освещения, следовательно, с окончанием светового дня приходит сонливость — раз; долгая поездка в поезде — два; длительная процедура распределения — три; затяжные речи директора и Снейпа — четыре; и, наконец, допрос — пять. Уснешь, если не от переутомления, то от скуки. Девушку так и разбирало желание прямо здесь уснуть, положив голову на парту, как она это делала не некоторых лекциях, будучи еще студенткой, но нельзя: не хотелось все-таки так опозориться прямо перед Геннингеном. Просто уйти она тоже сочла неприличным, поэтому просто откинулась на спинку скамьи, чтобы немного расслабиться.

— Entschuldigen Sie, Fräulein Keiner... — Геннинген постепенно приходил в себя, — wo sind wir stehen geblieben? /нем. Простите, фрейлейн Кайнер… на чем мы остановились?/

— Verzeihung, aber ich glaube, wir waren fertig, — ответила девушка, с трудом подавляя зевоту. — Es ist schon spät. Darf ich gehen? /нем. Извините, но мы, кажется, закончили… Уже поздно. Я могу идти? /

— Ja, , natürlich, Fräulein Keiner. Gute Nacht... /нем. Да, конечно, фрейлейн Кайнер. Спокойной ночи…/, — устало ответил чиновник, потирая виски. Судя по его внешнему виду, он явно не горел желанием продолжать допрос.

— Gute Nacht, Herr Henningen /нем. Спокойной ночи, господин Геннинген/, — ответила Лапина и направилась к двери, оказавшись нос к носу со Снейпом.

Первый, фактически еще не учебный день успел принести Северусу Снейпу немало неприятностей, самыми большими из которых оказались Генрих фон Бранау и Анна Лапина, то есть Кайнер, которые вместе оказались на его факультете. Это просто невероятно! За последние несколько столетий даже полукровок, распределенных в Слизерин, можно было посчитать по пальцам, а тут — магглорожденная. Она ведь должна была учиться в Равенкло. И тут же в памяти всплыл стереотип, который особенно был распространен среди гриффиндорцев: “все темные маги учились в Слизерине”. Значит, только лишь за использование нескольких темных заклинаний эта старая тряпка отправила ее к змеям? Северус нервно расхаживал взад-вперед перед камином у себя в гостиной, уставившись в пол, его длинные черные волосы практически полностью скрывали его лицо. Он и сам уже забыл, как всего несколько дней назад сказал Анне, что она — “слишком темная”. Слишком темная, чтобы стоять рядом с Лили Эванс…

Он не знал, когда это началось, не знал, что с этим делать, но в последнее время Кайнер — теперь так ее зовут — все больше занимала его мысли. “Влюбился…” — шептал ему лукавый внутренний голос. “Нет”, — отвечал сам себе Северус Снейп. В его жизни была единственная женщина, кого он любил, — Лили Эванс, — и больше быть никого не может и не должно. И если проанализировать его отношение к Кайнер, то оказывалось, что и увлечением это нельзя было назвать: он ее не боготворил, не терял рассудок в ее присутствии, мог легко ее оскорбить, чем он и пользовался последние недели две, дабы вытеснить ненужные мысли из головы. Но вместе с этим каким-то образом уживалось стремление уберечь и защитить — он по-прежнему чувствовал себя ответственным за ее пребывание в мире магов. Она же, в свою очередь, могла заменить ему если не друга, то товарища: умна, ненавязчива, знает свое дело (в этом он успел убедиться, когда она помогала ему в лаборатории), руководствуется в основном разумом, а не чувствами, и старается адекватно смотреть на вещи.

Он заранее ее предупредил, что их знакомство до Хогвартса должно оставаться в тайне, в особенности, от других учителей и директора. И в случае ее распределения в Равенкло или даже в Хаффлпафф не должно было возникнуть никаких проблем: на обоих факультетах лояльно относятся к магглорожденным; ей не составило бы труда завоевать определенный авторитет среди учеников и учителей, а он, возможно, даже взял бы ее к себе в лабораторию для выполнения аттестационного проекта — разумеется, при отличных результатах по результатам отборочных испытаний, которые он обычно устраивает для желающих выполнять тот самый проект. Но Слизерин?! Факультет, половина учеников которого — дети Пожирателей Смерти, воспитанные в соответствующих традициях. Стоит надеяться на то, что Кайнер окажется достаточно умна, чтобы не рассказывать всем подряд о своем “низком” происхождении, но рано или поздно это откроется, и у него не будет практически никаких возможностей защитить ее от нападок одноклассников, чтобы одновременно не подставить себя под подозрение Темного Лорда.

Справиться с ситуацией, как ни странно, помогли сплетни: за гриффиндорским столом Уизли громко и в лицах рассказывал Томасу и Финнигану, кажется, о противных немецких аристократах, особенно отмечая при этом девчонку (очевидно, это была не добрая и застенчивая Элиза Миллер, которая вполне предсказуемо попала в Хаффлпафф), и утверждал, что они все непременно должны попасть в Слизерин, где им и место. От своих же змеек Северус услышал, что отношения между старостами Гриффиндора в очередной раз дали трещину, и его змейки не преминули прокомментировать сие происшествие прямо на месте, естественно унизив при этом “грязнокровку Грейнджер”. До душевных терзаний гриффиндорской заучки Снейпу не было ровно никакого дела, но его внимание привлек один факт: подошедший студент-старшекурсник, явно из новеньких и аристократ, судя по описанию, погасил конфликт и увел Грейнджер в другой вагон. Имея в голове воспоминания о бале в Малфой-мэноре, не составило труда сложить два и два и получить, что это был Карл Шенбрюнн. И потому профессору зельеварения показалась крайне привлекательной перспектива, если эти двое попадут на один факультет. Конечно, это не вполне нормально, что его гостья из будущего, которой двадцать шесть лет, и которая имеет степень доктора философии, будет находиться под покровительством юнца, которому не больше двадцати, но о об этом знают только они двое, да и Лапина, т.е. Кайнер, будет в безопасности. Конечно, в данном случае увеличивается риск раскрытия ее настоящего происхождения, но об этом пусть думает уже она сама: ей должно хватить ума, чтобы не совершить глупостей, которые выдали бы ее с головой. Позже Снейп обратил внимание на то, что Кайнер и Шенбрюнн за слизеринским столом сидели вместе и вполне нормально общались, что наводило на мысль о том, что они уже успели познакомиться в поезде, и что именно о них говорил Уизли. Что ж, это немного облегчает ситуацию. Он специально навязал Кайнер все те предметы, которые выбрал Шенбрюнн (впрочем, с ее тягой к изобретению новых и модификации уже известных заклинаний нумерология будет весьма полезна), а ему поручил присматривать за ней…

Сигнальные чары, оторвав профессора зельеварения от размышлений, сообщили о том, что в дверь его кабинета кто-то стучится. Этим кем-то оказался Драко Малфой, сообщивший, что новенькую Кайнер вызвали к куратору. Декан Слизерина быстро догадался, какого рода беседа будет происходить между Геннингеном и Кайнер, и, выпроводив Драко из кабинета, пошел к себе в лабораторию за зельями — антидотом к Веритасеруму, ложной сывороткой правды и успокоительным. Теперь нужно зайти за Кайнер. Он сам отведет ее на допрос, дав ей предварительно антидот, и будет лично присутствовать при ее разговоре с Геннингеном. Он не допустит, чтобы о Кайнер узнали что-то лишнее. На минуту Северусом овладели то чувства, которые он испытывал, вернувшись с бала в Малфой-мэноре, — панику и страх, но не за себя, а за глупую, несносную девицу из будущего, которая свалилась ему, как снег на голову, и уже одним своим присутствием создала немало проблем. При этом он не замечал, что, в зависимости от настроения и ситуации, он наделяет одного и того же человека совершенно противоположными качествами.

Быстро справившись с собой и спрятав эмоции в самую глубину сознания, мужчина вышел к себе в кабинет, чтобы направиться в гостиную Слизерина, но сигнальные чары вновь оповестили его о нежданных гостях, на сей раз из камина. Выругавшись про себя, Северус вошел в гостиную, вполне предсказуемо увидев в зеленых языках пламени директора Дамблдора, который просил его срочно зайти к нему в кабинет. Срочность, как всегда, касалась Поттера и его друзей. Директор назначил Золотому гриффиндорскому Трио индивидуальные занятия и лично позволил негодникам покидать время от времени школу. А его, Северуса Снейпа, настоятельно попросил снисходительно относиться к гриффиндорцам, особенно к Поттеру и Уизли, ведь они — будущие авроры, а Поттер — еще и спаситель мира. При этом вся беседа, как нарочно, тянулась слишком долго и сопровождалась лукавым подмигиванием голубых глаз директора и бесконечными предложениями чая и лимонных долек. Снейп готов был взвыть от злости и проклясть всех на месте — ведь сейчас на допросе его студентка, — но приходилось сдерживаться, глубоко пряча эмоции и прикрываясь своей извечной каменной маской Ужаса подземелий, и терпеть столь бесполезную трату времени.

Поскольку разговор, несмотря на свою вполне краткую суть, обещал быть долгим, Снейп начал изучать лица гриффиндорцев — не то, чтобы ему было интересны мысли пустоголовых подростков, да и заниматься в легилименцией в открытую при директоре было бессмысленно, просто необходимо было хоть как-то занять время, которое, по милости директора, он вынужден был тратить впустую. Итак, Поттер: как всегда смесь вины и ответственности за грехи всего мира, гордость по поводу данного директором задания — Снейп не стал углубляться дальше, дабы мальчишка не почувствовал вторжение в свое сознание, — и раздражение на друзей за их постоянные ссоры. Уизли: весь красный от гнева, испытывает злость и ревность по отношению к Грейнджер и ненависть по отношению к… Визерхоффу, новому студенту, распределенному в Гриффиндор. Да, кажется, именно он помог Грейнджер с первокурсниками после праздничного пира. Если Альбус и Минерва смогут перешагнуть свои личные привязанности и начнут адекватно рассуждать (вероятность чего крайне мала), то, возможно, Гриффиндор через некоторое время перестанет быть самым бестолковым факультетом в Хогвартсе. Теперь Грейнджер: расстроена, недавно плакала и сердита на Уизли; судя по внешнему виду (растрепанные волосы, надетая явно наспех форма и перекошенная мантия), ее выдрали из постели.

Напротив Снейпа, поджав губы, сидела Минерва МакГонагалл, очевидно, недовольная тем, что ее драгоценным гриффиндорцам не дают спать, когда все нормальные люди уже давно должны были быть в постели. Это был один из тех редких случаев, когда деканы обычно враждующих факультетов неожиданно сходились во мнениях по какому-либо вопросу. В данном случае они оба считали, что данная беседа не была такой уж срочной и важной, и что провести ее можно было бы и завтра утром. Но у директора Дамблдора были свои принципы, он редко считался с чужим мнением, и потому двое недовольных профессоров и трое сердитых студентов, мечтающих поскорее отправиться спать, сидели полукругом в его кабинете и слушали проникновенную лекцию о необходимости пусть не срочно, но как можно раньше выполнить поставленные задачи, о том, что враг хитер и коварен, и прочая, и прочая. При этом директор, естественно, не договорил, дав понять, что перед каждым стоит собственная задача, и упомянул, что нет смысла складывать все яйца в одну корзину.

Когда Минерва увела своих львят в общежитие Гриффиндора, Альбус вновь пристал к зельевару со своими суицидальными мотивами. Если раньше к подобным вещам Северус относился довольно скептически, считая это, подобно лимонным долькам, очередной блажью старика, то после разговоров с Анной всерьез задумался над тем, какие именно цели преследует Дамблдор. Взять хотя бы то, с каким остервенением директор пытался надеть себе тот проклятый перстень в прошлом году, будто видел в этом весь смысл своей жизни. И сказал Снейпу, когда тот уничтожил перстень лежавшим на столе мечом Гриффиндора, что он разочаровал его. При этом в глазах старика не было такого обычного лукавого блеска, которой, подобно тому, как манит огонь мотыльков, так легко разжигал в сердцах людей любовь и веру в непогрешимый авторитет директора. Зато были гнев и обида, а интонация напоминали чем-то Темного Лорда: так он обычно говорил своим слугам, не очень успешно справившимся с заданием, перед тем, как наградить очередной порцией Круциатуса. Дамблдор тогда просто настаивал на том, что Северус должен убить его, намекая, что подобная возможность представится в течение года. Значит, директор знал, что на кольцо наложено сильнейшее проклятье, и все равно хотел надеть его. Не кажется ли вам, Альбус, что это слишком нелогично? Или, напротив, логично, и вы просто захотели уйти со сцены, окруженный почетом и славой сильнейшего мага столетия? И обречь меня на роль предателя, которого должны были возненавидеть едва ли не больше, чем самого Темного Лорда? Значит, такой должна быть моя финальная партия? Мне надоели ваши игры, Альбус, ваши интриги, яйца и корзины. Вы сейчас намекаете, директор, что мальчишка Поттер, чтобы спасти мир, должен умереть от руки Темного Лорда, успев заранее выполнить какое-то ваше задание, при этом я должен предварительно убить вас. Да какого соплохвоста он станет меня слушать? Зачем вы просили меня защитить сына Лили, если сами же готовите его на заклание? Неужели роль мальчишки тоже будет скоро сыграна? Что вы все время скрываете, Альбус? На что надеетесь? Что после того, как я убью вас, ваши сторонники убьют меня, а Лорд — Поттера, он вдруг сам потом возьмет и заавадится? Ошибаетесь, директор. Я теперь тоже знаю кое-что, чего не знаете вы, и не собираюсь с вами этим делиться…

— Северус, мальчик мой, ты должен сделать это… — усталым голосом сказал Дамблдор, отставив от себя вазочку с лимонными дольками.

— Извините, Альбус, но я не понимаю, зачем вам это? — скептически ответил Снейп, сидя в кресле напротив директора. — Если вам так не терпится свести счеты с этой бренной жизнью, то можете вместе со мной отправиться на собрание Пожирателей.

— Северус! — в глазах старика полыхнула ярость, в голосе зазвучали стальные нотки. — Только ты можешь сделать это! Так нужно для всеобщего блага!

— Не понимаю, вас Альбус, — зельевар старался говорить спокойно и смотреть как бы на директора, но мимо него.

— Это наш единственный шанс остановить Тома.

— Что-то мне не верится, Альбус…

Снейп не помнил, чтобы он когда-либо так нагло разговаривал, так твердо отстаивал свою позицию в споре с директором, которого раньше уважал, и которому доверял. Видимо, осознание того, что, с одной стороны, он больше не хочет быть пешкой в руках старого манипулятора, и, с другой, знание того, что план директора провалится в будущем, подкрепляли его уверенность в себе и желание выйти из спора если не победителем, то хотя бы равным.

— Ради сына Лили, Северус… — в голосе Дамблдора звучала мольба, а глаза вот-вот готовы были разразиться слезами.

Какой же вы все-таки хороший актер, Альбус.

— Которого вы тоже планируете отправить на смерть, Альбус, — парировал алхимик.

— То есть ты отказываешься помогать мне, Северус? — голос директора вновь стал стальным, а выражение лица — сердитым.

— В осуществлении данного плана — да, Альбус, — Снейп встал с кресла и, не попрощавшись, быстро вышел из кабинета диретора.

— Ты снова разочаровал меня, мальчик мой… — послышалось ему вдогонку.

Декан Слизерина быстрыми шагами шел по коридорам Хогвартса, его черная мантия развевалась у него за спиной от потоков воздуха, создаваемых стремительными движениями ее хозяина. Он был зол на директора за то, что тот отнял много времени на пустую болтовню, на Лапину, которая уже успела как-то выделиться, что ею тут же заинтересовался Геннинген, на Геннингена, которому не спится по ночам, и на себя — за то, что он, шпион с двадцатилетним стажем, не предусмотрел того, что его студентку могут вызвать на допрос, на котором легко вскроются все бреши в ее легенде. Да, легенда Анны Кайнер устроила Дамблдора и всех остальных учителей. Для них она — никому неизвестная, ничем не примечательная магглорожденная иностранная студентка, с которой нечего взять, как и с большинства других учеников Хогвартса, и которую нет смысла использовать в своих целях. И совсем другое дело — Геннинген. Тогда, на балу в Малфой-мэноре, Снейп мало обращал на него внимания, его больше интересовали студенты, как возможные однокурсники Анны, и разговор с Люциусом Малфоем. Единственное, что было о нем известно зельевару, — то, что он чиновник немецкого Министерства магии, который курирует группу студентов, присланных на обучение в Хогвартс. Нельзя не допускать возможности того, что он владеет легилименцией или может напоить сывороткой правды, чтобы докопаться до правды.

Снейпу сказали, что допрос будет проходить в одном из кабинетов рядом с классом трансфигурации на первом этаже. Не стучась, он заглядывал во все закрытые комнаты, которые встречались ему на пути, пока в одной из дверей не столкнулся с Кайнер. Выглядела она уставшей, но ничуть не подавленной или расстроенной. Следом за ней вышел Геннинген. Одной рукой он держал папку с личными делами, а другой потирал висок. Для Северуса не составило труда воспользоваться поверхностной беспалочковой легилименцией, чтобы узнать, что несчастному немцу изменили память и, судя по его расшатанным природным ментальным щитам, которые есть у любого человека, копались у него в голове. Попрощавшись, Геннинген быстро ретировался в направлении гостевых комнат. Снейп же, схватив девушку за руку, направился вместе с ней в подземелья.

— По количеству наложенных вами заклинаний Забвения вы скоро превзойдете самого Гилдероя Локхарта. Зачем вы понадобилось копаться в голове Геннингена и менять ему воспоминания? — строго спросил Северус, пока они шли по коридору.

— Потому что он, по сути дела, раскрыл меня, — буркнула в ответ Анна.

— Он вас поил Сывороткой правды?

Снейп так резко остановился, что девушка чуть не впечаталась в стену. Допрос продолжался: зельевар грозно смотрел на нее сверху вниз, все своим видом давая понять, что в данный момент он не самого лучшего мнения о ней, а его длинные руки уперлись в стену над ее плечами, не давая возможности вывернуться. Да… Геннинген, и тот повежливее был.

— Нет, он просто сослался на то, что я не была зарегистрирована в немецком Министерстве магии, и обвинил меня в шпионаже, — злобно сверкнув глазами, ответила Лапина.

— Вы латент! Какая, к Мерлину, регистрация?! — выругался Снейп.

— В Германии регистрируют латентов, — проглотив застрявший в горле ком, ответила девушка: столь близкое присутствие Снейпа ее начинало нервировать. — По факту проявления ими магических способностей, насколько я поняла, — добавила она.

Мужчина неожиданно убрал руки и отшатнулся: последнего факта он не предусмотрел и не мог знать о том в принципе, ибо за всю жизнь ни разу не покидал приделы Британии и мыслил исключительно британскими стереотипами. А в магической Британии к сквибам и латентам всегда относились с пренебрежением, считая за мусор, позорящий как семью, так и общество в целом.

— Поэтому он и заподозрил, что я говорю неправду, когда сказала, что в первый раз колдовала в одиннадцать лет, и единственным человеком, знавшим об этом, был не безызвестный нам господин Штольц. То есть, по идее, если я правильно поняла Геннингена, ко мне должны были явиться чиновники из тамошнего Министерства магии и поставить меня на учет, а сам он должен был знать о моем существовании, — Анна все так же продолжала стоять, опершись о каменную стену.

— Понятно, — ответил Снейп; в свете факелов его силуэт казался еще темнее, чем был на самом деле, а в черных глазах отражались пляшущие языки пламени, — тогда в том, что вы изменили ему память, есть определенный смысл. Остается надеяться лишь на то, что вы правильно наложили заклинание. Вот только зачем вам понадобилось врываться в его сознание?

— Хотела знать, кто на меня донес.

— Генрих фон Бранау? — зельевар скорее утверждал, чем спрашивал: МакГонагалл уже успела рассказать ему о произошедшем перед распределением инциденте.

— Да, он самый, — ответила девушка, сложив руки на груди. — Именно он подкинул Геннингену идею о том, что я могу быть иностранной шпионкой, и буквально потребовал устроить мне допрос с пристрастием.

— С пристрастием?.. Надеюсь, обошлось без непростительных? — поинтересовался профессор, заранее зная ответ на свой вопрос.

— Всего лишь Сыворотка правды, но я сказала, что не буду ее пить без вашего на то разрешения, так что ему оставалось устроить лишь словесный поединок.

— А теперь хватит разговоров, мисс Кайнер. Идите спать.

Доведя девушку до входа в общежитие Слизерина, декан развернулся и направился в свои личные комнаты.

— Спокойной ночи, профессор, — сказала ему в след Анна и вошла в гостиную.

Факультетская гостиная встретила ее полным мраком и гнетущей, зловещей тишиной, которую нарушала лишь мерно льющаяся в фонтане вода. На несколько секунд девушке показалось, что за колонной кто-то притаился, послышались шаги. Может быть, у нее развилась паранойя? Кто тут может ходить? Ученики спят, а Кровавый Барон, привидение Слизерина, должен сейчас греметь цепями на Астрономической башне. Тем не менее, Лапина старалась передвигаться как можно тише, на ощупь определяя дорогу в сторону женских спален. Снова движение за очередной колонной, в воздухе мелькнул какой-то светлый предмет, похожий на палочку или указку, затем исчез. Неужели галлюцинации? Она, конечно, страдала чем-то похожим во время сдачи кандидатских экзаменов — ей тогда все время казалось, что на ее мобильном телефоне звенит будильник. Но чтобы вот так совсем слышать какие-то неопределенные звуки и видеть неясные, случайные силуэты? Она резко обернулась: ей показалось, что кто-то прячется за колоннами с другой стороны. Происходящее сильно напоминало фильм ужасов, где главный герой оказывается в старом заброшенном доме, и на него в любой момент может напасть какой-нибудь зомби или привидение. Сердце девушки еще сильнее забилось от страха, когда она провела подобную ассоциативную параллель, а вновь проснувшаяся интуиция кричала, что прямо сейчас должно случиться что-то плохое и именно с ней. Послушав интуицию, Анна медленно, чтобы не совершать резких движений, достала из кармана мантии волшебную палочку.

Слабо шумящий позади нее фонтан действовал на нервы, мешая сосредоточиться и побороть страх. Одновременно он не давал определить точное местонахождение загадочных теней, прятавшихся за колоннами, ибо сильно заглушал шаги. Где-то сзади послышался взмах палочкой, времени на раздумья практически не оставалось.

— Sphaera Thoracis! — выкрикнула девушка, окружив себя прозрачным золотистым куполом, поглотившим направленный в нее темно-фиолетовый сгусток магической энергии.

— *Stupefac!* — красный луч невербального заклинания точно попал в выглянувшего из-за колонны Бранау.

— Sie dürfen die Schutzsphäre jetzt ablegen, Anna /нем. Можете убрать Сферу, Анна/, — девушка развернулась на голос и отсветы “Lumen”, увидев перед собой Шенбрюнна в дорогом халате бежевого цвета.

— Was hat das zu bedeuten? /нем. Что все это значит?/ — шепотом спросила она, опустив палочку и убрав защитную сферу.

— Anscheinend haben Sie Branau nicht sehr gefallen, ansonsten hätte er nicht einen Fluch aus der Arkane-Sammlung seiner Familie angewendet, — с серьезным выражением лица ответил Карл, подойдя к своему однокурснику. — Sie haben eine sehr gute Schutzspäre angewendet, — в его голосе чувствовалось уважение и удивление одновременно, — wenn sie aber nur etwas schwächer gewesen wäre, hätten Sie wohl kaum überlebt. /нем. Очевидно, вы чем-то очень не понравились Бранау, раз он решил применить к вам проклятие из набора семейных арканов… Вы поставили очень хорошую сферу… но если бы вы применили более слабое защитное заклинание, то вряд ли бы выжили./

— Nur um mich umzubringen hat er im Gemeinschaftsraum gelauert? /нем. И ради того, чтобы убить меня, он специально караулил меня в гостиной?/

— Ich weiß es nicht. Genauso wenig weiß ich was Sie hier mitten in der Nacht machen /нем. Не знаю. И также не знаю, что здесь среди ночи делаете вы/, — Карл стоял, облокотившись на колонну, сложа руки на груди, и внимательно смотрел на Анну.

Это был одновременно и вопрос, и утверждение. Можно было бы, конечно, спросить его самого, чего ему не спится ночью, но, во-первых, Лапина посчитала это неблагодарностью, во-вторых, — рассуждала она, — Шенбрюнн мог просто услышать, как Бранау вышел из спальни, и последовать за ним из чистого любопытства. Поэтому она предпочла сказать правду:

— Henningen hat mich verhört. Er hat meine Personalien benötigt /нем. Была на допросе у Геннингена. Ему понадобились мои личные данные/, — спокойно ответила девушка, не забыв поставить ментальные щиты, хотя после разговора с Геннингеном и Снейпом расспросы Шенбрюнна — это меньшее, чего стоит бояться.

— Um Mitternacht? /нем. В полночь?/ — удивился парень, совершенно не понимая, зачем их куратору понадобилось задавать вроде бы стандартные вопросы именно ночью. С другой стороны, у него самого было к Кайнер немало вопросов, только он не торопился задавать их все сразу.

— Jemand hat ihm gesagt, dass ich... /нем. Ему кто-то сказал, что я…/

— Dass Sie was? /нем. Что вы что?/ — Карлу самому хотелось узнать, кто же такая Анна Кайнер на самом деле: все-таки в ее ответах чувствовалась некоторая недоговоренность, и факт, что магглорожденная студентка знает защитные заклинания высшего уровня, тоже говорил о том, что она не так проста, как пытается казаться.

— ...dass ich eine ausländische Schnüfflerin bin. /нем. … что я иностранная шпионка/, — Лапина пошла ва-банк.

На пару минут повисло тяжелое молчание. Шенбрюнн стоял с мрачным выражением лица и обдумывал услышанное. Лапина уже десять раз успела пожалеть о сказанном и ждала момента, чтобы снова произнести: “Oblivisce”. На секунду-другую в ее голове мелькнула мысль, что, может быть, сейчас стоит рассказать всю правду. Но девушка тут же эту мысль прогнала: ведь не факт, что ей поверят или в принципе смогут адекватно воспринять то, что она расскажет. Нет, в то, что она испугалась Бранау и поэтому приехала в Хогвартс под чужим именем, поверят, но вот ее источник информации, а также то, как она в принципе оказалась в Англии, вызовет большие сомнения.

— Sie verheimlichen viel... — заговорил, наконец, Карл, его голос звучал холодно, а глаза смотрели с прищуром, — aber ich glaube, Ihr Geheimnis geht nur Sie etwas an. Wenn Wären Sie wirklich eine Spionin, würden Sie es wohl kaum zugeben. Habe ich nicht Recht? /нем. Вы многое скрываете… но мне кажется, что ваша тайна касается только вас. Будь вы действительно шпионкой, вы не стали бы в этом признаваться. Я не прав?/

— Doch... — через некоторое время ответила девушка, подняв голову. — Irgendwann erfahren Sie alles über mich... отрешенно добавила она, где-то в глубине души предчувствуя, что рано или поздно ее раскроют. /нем. Правы… Когда-нибудь вы все обо мне узнаете…

— Andererseits möchte ich Ihnen vertrauen, deshalb möchte ich keine Verheimlichungen zwischen uns. /нем. С другой стороны, я хотел бы вам доверять, в связи с чем предпочел бы, чтобы между нами не было недомолвок.

Шенбрюнн продолжал так же холодно и властно смотреть на нее, как до этого смотрел в поезде на Уизли, когда тот упомянул сквибов. Сразу было видно, что он высоко ценит как свое доверие, так и уважение к себе и своим близким. Анна лишь молча кивнула в ответ, не имея желание придумывать какую-нибудь мудреную фразу. Она просто устала.

Вновь повисло неловкое молчание.

— Und was haben Sie mit Branau vor? — через некоторое время поинтересовалась девушка, увидев, как Шенбрюнн склонился над своим однокурсником и взялся за шиворот его халата. — Es wäre besser, er würde sich an das Ereignis in dieser Nacht nicht mehr erinnern. /нем. А что вы будете делать с Бранау?.. Желательно, чтобы он не помнил о событиях этой ночи./

— Schlagen Sie vor, sein Gedächtnis zu manipulieren? /нем. Предлагаете изменить ему память?/ — с нотками скепсиса спросил Шенбрюнн, сделав для себя еще одно открытие: новенькая магглорожденная студентка владеет заклинаниями Памяти.

— Hat er getrunken? — девушка склонилась над Генрихом и принюхалась. — Es riecht nach Alkohol. /нем. Он пил?.. Здесь пахнет алкоголем./

— Ja, er hat mit Malfoy und einigen anderen getrunken, abgesehen davon, dass es verboten ist. Aber, wenn ich fragen darf, was hat das mit Ihren Absichten zu tun, sein Gedächtnis zu ändern? /нем. Да, он вместе с Малфоем и еще несколькими ребятами пил, несмотря на то, что это запрещено правилами. Но, позвольте спросить, как это соотносится с вашим коварным планом изменить ему память?/

Он, конечно, понимал, что имела в виду Кайнер, но также знал, что Бранау не настолько пьян, чтобы на следующее утро ничего не помнить. Он сам видел, как Малфой со своими прилипалами и Бранау распивали в спальне горячительные напитки и даже pro forma сделал им замечание, но ему ясно дали понять, что факультетских принцев лучше не учить и намекнули на то, что негоже благородному слизеринцу вести себя подобно грязнокровке Грейнджер. Поэтому единственное, что оставалось сделать Шенбрюнну — это удалиться и временно притвориться, что он ничего не видел.

— So. /нем. Вот как/ — в глазах Анны мелькнул лукавый огонек. — Ebriesce, pro tempore, mens, evanesce /21/! Oblivium /22/! — произнесла она комбинацию заклинаний, ранее с успехом примененных на Люциусе Малфое.

Перед поездкой в Хогвартс Шенбрюнн внимательно прочитал учебник по истории оного учебного заведения и о том, по каким принципам осуществляется распределение по факультетам. И теперь, после увиденного, он уже не удивлялся, почему магглорожленная Анна Кайнер оказалась в Слизерине.

— Hat Herr Stolz Ihnen auch diesen Spruch beigebracht? /нем. Этим заклинаниям вас тоже господин Штольц научил?/ — поинтересовался Карл.

— Nein. Diesen Spruch der Trunkenheit habe ich selbst erfunden, und den Vergessenheitsspruch habe ich aus den Büchern erlernt. /нем. Нет. Заклятие Опьянения я сама придумала, а заклятие Забвения выучила по книгам/, — почти призналась Анна.

— Und Sie hatten wirklich nicht vor Numerologie zu studieren? /нем. И вы еще не хотели изучать нумерологию? — удивился Карл, считавший нонсенсом придумывать собственные заклинания, не владея данной наукой.

— Ich verstehe sie nicht gut. Ich hatte einfach Glück, dass der Spruch sofort gelungen ist. /нем. Я ее плохо понимаю. Мне просто повезло, что заклинание получилось с первого раза./

— Entschuldigen Sie, Anna, aber wir müssen morgen sehr früh aufstehen, deshalb lassen Sie unser Gespräch auf einen besseren Zeitpunkt verlegen, und mich Sie zum Schlafsaal begleiten. Ja, ich weiß, Sie können gut auf sich selber aufpassen, aber es ist meine Pflicht, mich um Ihren Schutz zu kümmern. Und mit Branau komme ich selber zu recht. /нем. Извините, Анна, но нам обоим завтра рано вставать, поэтому позвольте отложить нашу беседу до лучшего времени, а вас — проводить до спален. Да, я знаю, что вы можете защититься сами, но мой долг — позаботиться о вашей безопасности. И с Бранау дальше разберусь я сам/, — Шенбрюнн мгновенно пресек все возможные по этому поводу вопросы и возражения, так что девушке не оставалось больше ничего, кроме как последовать его предложению.

Мда… Ей, конечно, было приятно, что ее не оставляют без внимания, в какой-то степени даже заботятся о ней, но одно дело, плестись вот так вслед за Снейпом, другое — за юношей, который в силу определенного воспитания и поручения декана возомнил себя покровителем и паладином. Он, конечно, умен и по-взрослому мыслит, так что между ними не наблюдается интеллектуального барьера на уровне общения. Но то, как он ведет себя с ней, и что, что она соглашается с ним и слушается его (пусть это даже было вполне разумно), заставляло ее чувствовать внутреннее отвращение к самой себе, чувствовать себя отставшей в психологическом развитии от сверстников лет на пять, а то и десять. Хорошо, хоть версии Бранау до конца не поверил — и на том спасибо, но в том, что Шенбрюнн попытается провести нечто вроде собственного расследования, она была уверена на сто процентов: она уже дала ему достаточно пищи для размышлений — от того, что владеет заклинаниями высшей магии, и до того, откуда взяла такую странную геометрическую формула для заклинания опьянения.

Утро наступило неприлично быстро: Дафна Гринграсс разбудила Лапину в семь часов. Пресловутый режим дня — как же Лапина от него отвыкла. Нет, конечно, когда она начала преподавать, ей пришлось заставлять себя рано сдирать с постели, но, за исключением практикумов со студентами, ее рабочий график был относительно свободным. Здесь же в восемь утра надо было идти на завтрак, а в девять уже начинались занятия. У старшекурсников все уроки были спаренными, при этом в день могло быть не больше четырех пар. Две пары и получасовой перерыв до обеда, который наступает в час дня. Еще две пары после двух, и к половине шестого все уроки заканчиваются. В семь — ужин. Свободное время между занятиями и приемами пищи можно использовать для отдыха или выполнения домашних заданий. В одиннадцать — отбой, по крайней мере, после этого времени нельзя выходить за пределы своего общежития.

Анна наскоро приняла душ и оделась в школьную форму. “Душ бодрит” — это определенно не про нее. Расписание им обещали выдать за завтраком, но пару тетрадей, перо и чернила в сумку бросить не помешает. Окончательно приведя себя в порядок, девушка вышла в гостиную, где ее уже ждал Шенбрюнн. Впрочем, в общей комнате было полно и других учеников: на трапезы слизеринцы обычно ходили вместе. Так было и в этот раз, единственное, на что обратил внимание практически весь седьмой курс змеиного факультета, так это на отсутствие двух слизеринских принцев и верных телохранителей одного из них. Среди змеек быстро поползли всевозможные слухи. Одни утверждали, что якобы Теодор Нотт и Блейз Забини их просто не добудились. Другие — что Крэбб и Гойл достали откуда-то огневиски или еще что-то в этом роде, а Малфой и Бранау отобрали у них горячительные напитки и устроили пьянку вчетвером.

В Большой Зал слизеринцы пришли, как всегда, одними из первых: кроме нескольких равенкловцев и хаффлпаффцев, за факультетским столами больше никого не было. Вскоре подтянулись гриффиндорские первокурсники под предводительством Грейнджер и Визерхоффа, а следом за ними — Поттер, Рон Уизли и Джинни Уизли, еще сонные и недовольные тем, что их так рано подняли. Большой Зал постепенно заполнялся студентами. Друзья и знакомые с разных факультетов радостно приветствовали или просто кивали друг другу. Деканы раздавали расписания старшекурсникам и старостам — для младших курсов.

— Мистер Шенбрюнн, вы знаете, где мистер Малфой и мистер Бранау? — строго спросил Снейп, отдав ему и Кайнер расписания.

— Спасибо, профессор. Я не знаю, где они в данный момент, но когда я уходил из спальни, они еще спали.

— И вы не подумали, что их стоит разбудить, мистер Шенбрюнн?

— Извините, профессор, но, после того, как их не смогли добудиться Нотт и Забини, я решил, что эта затея бессмыленна.

— Понятно, мистер Шенбрюнн.

Едва Снейп отошел от студенческого стола, как в зал буквально ввалились державшиеся друг за друга Малфой и Бранау, неряшливый вид и красные лица которых прямо говорили о том, как они встретили первое сентября. Следом за ними зашли увальни Крэбб и Гойл. Обычно молчаливые, в этот раз они решили порадовать публику песнями собственного сочинения из серии “что вижу, то пою”. Весь Большой зал, кто с недоумением, кто со злорадством, а кто с любопытством косился на четверку пьяных слизеринцев, главной достопримечательностью был белобрысый “хорек” Драко Малфой. Почти весь гриффиндорский стол и половина хаффлпаффского начали дружно смеяться. А декан Слизерина стал еще бледнее от гнева (Это же надо так опозорить свой факультет в первый учебный день! Да еще староста!) и, кинув несколько своих фирменных взглядов в разные стороны, заставив тем самым замолчать продолжавших хихикать учеников, вывел отбившихся от рук змеек из Большого Зала.

Завтрак продолжился, хотя ученики продолжали обсуждать происшедшее, постепенно добавляя все новые и новые подробности.

— * Die Beschwörung der Trunkenheit verteilt sich nicht in Tröpfchenform* /нем. Заклятие Опьянения не передается воздушно-капельным путем/, — заметила Лапина, разглядывая свое расписание.

— * Das habe ich nicht gesagt*, — ответил Карл. — So, wir haben heute drei Doppelstunden: Verwandlung, Magiegeschichte, Zauberkunst... /нем. А я не отрицаю этого… Так, у нас сегодня три спаренных урока: Трансфигурация, История Магии, Заклинания.../

В этот момент Анна почувствовала на себе чей-то слишком любопытный взгляд, будто кто-то пытался проникнуть к ней в голову. Выставив ментальный щит в виде гладкой поверхности озера, она проследила направленный на нее взгляд и посмотрела на директора. Тот лукаво улыбнулся из-под своих очков-половинок, кинул взгляд в сторону гриффиндорского стола и вновь посмотрел на девушку. Вмешательство в сознание усилилось, но щит не был пробит. Лапина быстро отвернулась и уставилась на свою уже почти пустую тарелку. Голова неприятно кружилась, в горле ощущался ком. Снейп предупреждал ее, что Дамблдор — сильный легилимент, но чтобы с такого большого расстояния проникать в чужое сознание… Нет, это слишком…

— Ist alles in Ordnung, Anna? /нем. Вы в порядке, Анна?/ — лицо Карла выглядело обеспокоенным, он осторожно коснулся ее плеча.

— Ja...aber der Direktor hat versucht meine Gedanken zu lesen... Gehen wir lieber in den Gemeinschaftsraum, um die Bücher zu holen. /нем. Да… Только директор пытался прочесть мои мысли… Пойдемте лучше в общежитие за учебниками./

— Ja, gehen wir. /нем. Да, пойдемте./

Они оба подняли сумки и хотели уже встать со своих мест, как подлетевшая сова уронила в тарелку Лапиной свернутый вдвое кусок пергамента. Девушка быстро развернула его и прочитала, кинув беглый взгляд в сторону преподавательского стола. Директор теперь не улыбался, но строго кивнул, как бы подтверждая ее мысли.

— Ist irgendetwas passiert? /нем. Что-то случилось?/ — спросил Карл, когда они оказались уже в коридоре.

— Ja. Mich zitiert Direktor Dumledore. /нем. Да. Меня вызывает директор Дамблдор./

1) Норны — в древне-скандинавской мифологии три волшебницы, живущие в Мидгарде (срединном мире, мире людей) и символизирующие прошлое (судьбу), настоящее (становление) и будущее (долг). Они наделены даром определять судьбы людей, богов и всего мира в целом, в связи с чем боги неоднократно обращались к ним за советом. Норны существуют как бы вне времени и плетут на своих веретенах нити Судьбы. Также они поливают священный ясень Иггдрасиль (Мировое древо, поддерживающее небо и символизирующее жизнь), тем самым продлевая его сущестование.

2) (лат.) Высушиваю всех! (общие осушающие чары)

3) (лат.) Согреваю всех! (общие согревающие чары)

4) (лат.) Запутываю, смущаю. У Роулинг это слово превращено почему-то в прилагательное/существительное.

5) Солея — небольшой помост или ступенька, условно разделяющая пространство на две зоны. Используется, как правило, в церковной архитектуре: на солее располагается иконостас (в православных и некоторых католических храмах) и жертвенник, на котором располагаются необходимые для совершения литургии предметы и совершается сам процесс подготовки к таинству Причастия.

6) Апсида — в архитектуре: стена, опоясывающая пространство дугой.

7) Коллоквиум — беседа преподавателя со студентами с целью выяснения уровня теоретических знаний последних. Во время коллоквиума студенты должны решить предложенные преподавателем задачи и ответить на возникающие по ходу беседы дополнительные вопросы. В некоторых случаях при несдаче коллоквиума (или затягивании сдачи) студента не допускают к практическим занятиям по следующей теме. Предполагается, что в Хоге студенты во время коллоквиумов должны будут показать также некоторые практические навыки. Таким образом, коллоквиум будет напоминать мини-экзамен СОВ или ТРИТОН с той разницей, что материал будет сдаваться не комиссии, а своему же преподавателю по соответствующему предмету.

8) (лат.) добровольно, по собственной воле.

9) Речь идет о знакомстве в Хогвартс-Экспрессе, когда Рон высказал пожелание оказаться с Гермионой на разных факультетах (ГП и ФК). Гермиона намекает на то, что Рон в свое время не хотел с ней вместе учиться, а теперь во всю пользуется ее помощью и даже пытается строить с ней отношения, чего могло бы не быть, попади она в Равенкло.

10) (лат.) к изучению

11) Котта — мужское верхнее платье в эпоху Средневековья (~VIII-XIII вв.). Представляет собой одежду свободного кроя, иногда распашную, длиной примерно до колен, с короткими либо длинными разрезными рукавами. Нередко котты были геральдических цветов, отражая тем самым принадлежность либо службу носящего ее человека к какому-либо аристократическому роду.

12) (лат.) Чистота на века. Тут я могла чего-то напутать, но, по-моему, очень похожее изречение было девизом семьи Блэк.

13) Романский стиль — стиль в искусстве в эпоху раннего Средневековья (V-XI вв.). В архитектуре выражается наличием тяжелых, массивных, несколько грубоватых форм. Для романской архитектуры характерны толстые стены, низкие, полукруглые своды (образуемые очень часто колоннами) и маленькие окна.

14) Тимпан — в средневековой архитектуре: полукруглый барельеф над входом, изображавший библейские либо мифологические сюжеты.

15) Неоготика — одно из направлений стиля модерн в конце XIX — начале XX вв. Характеризуется обращением к формам позднего средневековья: стрельчатым аркам, каменному и деревянному кружеву, витражам и т.д. Во внутреннем убранстве комнат неоготический стиль использовали, как правило, при отделке кабинетов и библиотек.

16) Модерн — стиль в искусстве приблизительно в 1890-1915 гг. Характеризуется, с одной стороны, искажением и смягчением, округлением привычных архитектурных форм, появлением новых элементов, неклассических планировок и т.п.; с другой стороны, — сочетанием уже существовавших ранее стилей, в частности, готики (XII-XV вв.) и ампира (1792-1815 гг.).

17) нем. Keiner — производное от слова “kein” — “никакой, никто” (р.п. мн.ч.). Лапина взяла себе эту фамилию как символ того, что ее реально не существует в том мире, куда она попала. Одновременно это может означать отсутствие принадлежности к какому-либо чистокровному роду.

18) Блигаарды — предки Фольквардссонов, владевшие палочкой мастера Хофнунга, которую позже купил Снейп для Лапиной.

19) (лат.) Забудь!

20) (лат.) Меняю память. Накладывается вместе с заклинанием Забвения. Вначале удаляется нужное воспоминание, после чего на “освободившееся” место, которое в восприятии человека ассоциируется с определенным пространственно-временным континуумом, “записываются” ложные воспоминания. При этом, несмотря на то, что наложенные заклинания легко обнаружить, восстановить “стертые” воспоминания, особенно если поверх них что-то “перезаписано”, очень сложно. Справиться с этим могут только опытные легилименты, например, Дамблдор, что он демонстрировал в ГП и ПП, когда показывал Гарри воспоминания, связанные с хоркруксами.

21) (лат.) Опьяней, разум, на время исчезни! (заклинание использовалось ранее в 4 главе)

22) (лат.) Забвение!

Не возьмусь судить о правильности и уместности диалогов на английском (из меня литературовед как из .......... - ....... .......... ...), но как рядовой читатель, не отягощённый совершенным знанием иностранных языков, скажу: это немного затрудняет чтение - бегание глазами из начала абзаца в конец и потом в середину доставляет мало удовольствия. Откровенно говоря, прочитав в одном из комментариев Ваше обещание в скором времени ограничить колличество диалогов на иностранных языках, восприняла это с одобрением.

Ещё вот что. Натолкнулась во второй главе на одну деталь, которую мне очень хотелось бы уточнить: название Антворд взято наобум или для этого имелись какие-то основания? (Если не ошибаюсь, кто-то уже использовал его в своём фике.) Спрашиваю потому что некоторое время назад провела целое "исследование" на тему того, где же располагался пресловутый Spinner's End и теперь с маниакальным упорством пытаюсь выяснить, почему фикрайтеры выбирают тот или иной населённый пункт в качестве места проживания Снэйпа.

Название Антворд м.б. где-то и видела, но не делала привязку к конкретному месту, предполагая, что это просто небольшой промышленный город где-то на юге Англии. Так, видела еще варианты: Портсмут, Манчестер, Лондон (какой-нибудь старый промышленный район) и даже Литтл-Уиннинг (типа там Петунья живет). В одном фике прочитала в комментах автора (фик был о семье Снейпа и рассказывался от лица Тобиаса), что тот специально выискивал названия городов, улиц и т.д. Если не секрет, к какому выводу пришли вы по поводу места жительства Снейпа?

По поводу диалогов на иностранных языках - я вроде бы в шапке писала, что они будут использоваться только первые две-три главы с момента введения языка. Зато потом будет куча философских размышлений.

Кстати, забыла выразить восхищение по поводу сцены нападения Пожирателей на главную героиню. Я никогда прежде не встречала в фанфиках описания того, как выглядит нечто подобное (или вообще "чудеса") с точки зрения человека, незнакомого с магией! У Вас это получилось весьма интересно. Интересней, чем у самой Роулинг. (Я имею в виду её довольно прозаически поданные детские воспоминания Гарри о его "причудах" и сцена убийства старика-маггла из "Кубка Огня" - имя забыла, который охранял усадьбу Рэддлов.)

Да, я упомянула это в одном из комментов, и в саммари, в котором, кстати, указано, чего стоит ждать определенно, а что выяснится только по ходу фика.

Спасибо))
Я просто, когда пишу или читаю худ. литературу (или псевдохудлит), представляю себе происходящее, как в фильме. Поэтому, кстати, мои "произведения" (я не только этот фанфик пишу) изобилуют описаниями. Так вот, я просто представила гипотетическую ситуацию, как человек уже взрослый, но едва знакомый с магией, мог воспринять подобное событие. Тем более, когда у главной героини остается единственная цель - выжить любым способом, что она не только про магию вспомнила, что типа она тоже колдовать умеет, но и перенеслась непонятно куда.
В каноне, кстати, тоже упоминалась случайная беспалочковая аппарация (когда Гарри в детстве убегал то ли от Дадли, то ли от бульдога Злыдня и "случайно" оказался на крыше). С другой стороны, в каноне, на мой взгляд, вообще плохо передано восприятие волшебного мира глазами магглов (волшебников, воспитанных магглами и имеющих соответствующее восприятие мира). Например, Гарри и Гермиона как-то легко перешли с ручек и карандашей на перья и не возмущались (особенно Гермиона), что движущиеся рандомайзером лестницы мешают передвигаться по школе и приводят к частым опозданиям на уроки.

Заглянула в биографию Роулинг на Википедии. Там упоминается, что она родилась в Йетсе (Глостешир), затем ее семья довольно долго жила в пригородах Бристоля. Училась в университета Девона на отделении французского языка. После университета работала в Манчестере, затем уехала в Порутгалию после смерти матери, а, вернувшись в обратно Британию, поселилась в Эдинбурге.

В Cradley-Heath, кстати, очень много тупиковых улиц. И Spinners End Drive находится вблизи основной магистрали города и, судя по названию соседних улиц, на плохой промышленный район не тянет (хотя есть параллельная ей улица Plant Street (Заводская улица). Т.е. скорее всего, там действительно располагалась легкая ткацкая промышленность, которая вряд ли могла сильно повлиять на экологию. Но, как вы верно заметили, Роулинг вполне могла изменить определенные детали в своем романе. Кстати, недалеко от Cradley-Heath располагается город/район Dudley И река там тоже есть, только в соседнем районе, как раз в Dudley, там же Grange Park. (Там к северу и западу от Бирмингема куча пригородов). Скорее всего, Ролинг была в Бирмингеме проездом.

— Что-то случилось? — спросил Шенбрюнн, когда они с Лапиной вышли в коридор.

— Да. Меня вызывает директор Дамблдор.

— Прямо сейчас?

— Да.

Карл откинулся на стену, выругавшись про себя. Мимо них с Анной пробежало Золотое Трио с Гриффиндора и вовсе не в направлении кабинета трансфигурации, которая тоже была у них по расписанию. Происходящее начинало нервировать парня: Анна Кайнер создавала вокруг себя проблемы буквально на ровном месте, и ему, в силу данного деканом поручения, так или иначе приходилось участвовать в их решении — вчера оглушить Бранау, сегодня — идти на допрос к директору. О Дамблдоре ему, как и его друзьям, не было известно ничего, кроме его официальных титулов Главы Визенгамота, Президента Международной Конфедерации магов, победителя Гриндевальда, директора Школы чародейства и волшебства Хогвартс и просто великого светлого волшебника столетия, которого боится даже некий самозваный лорд. Именно такое впечатление он производил во время вчерашней речи в Большом Зале. Но тот факт, что многоуважаемый директор самым наглым образом использует легилименцию на учениках, говорил вовсе не о мастерстве великого волшебника в области ментальной магии, а, скорее, о том, что для достижения каких-то своих целей он вряд ли будет гнушаться определенными средствами. И, в конце концов, это просто элементарное неуважение чужого личного пространства, попытка тотального контроля над всеми и вся.

— Карл, давайте сделаем так… — отвлекла его от размышлений Анна, — я пойду к директору, а вы — в общежитие за учебниками. Одного на двоих нам должно хватить.

— Вы сами пойдете к человеку, который вот так запросто может врываться в чужое сознание? — удивился Шенбрюнн, который счел предложение Кайнер едва ли не граничащим с самоубийством.

— Карл, я не знаю, сколько я там пробуду, но, скорее всего, опоздаю на урок. И я не хочу, чтобы вы опоздали из-за меня. Я итак вам создаю слишком много проблем…

Шенбрюнн не знал, показалось ему или нет, но в глазах Кайнер он увидел печаль и сожаление. Не успел он ничего ответить, как девушка развернулась и направилась в ту же сторону, что и гриффиндорцы. Да, она была права, что, что если он пойдет вместе с ней, то тоже опоздает на трансфигурацию. С другой стороны, если он оставит ее одну, и с ней что-то случится, профессор Снейп будет очень зол и неизвестно, как накажет его, ибо своей просьбой-приказом явно дал понять, что эта студентка ему важна. Профессор Снейп сам по себе производил впечатление человека угрюмого и нелюдимого, а от своего отца Карл слышал, что его нынешний декан — человек с очень тяжелым характером, вечно пребывающий в плохом настроении и, естественно, являющийся темным магом. Если сложить все это вместе, то опоздание на урок и потеря факультетских баллов определенно будет меньшим из зол.

— Стойте! Анна, одна вы никуда не пойдете! — парень быстро догнал девушку, остановив ее у лестницы.

— Карл, я очень ценю вашу заботу, — Лапина стала медленно отступать назад, с каждым шагом становясь на ступеньку выше, — но, поверьте мне, пожалуйста, вам не стоит ради меня так стараться. Я не хочу, чтобы у вас из-за меня были проблемы.

— Они у меня будут, если я оставлю вас одну. А того, что с вами уже произошло, должно быть для вас более чем достаточно, чтобы понять, что вам просто нельзя ходить по Хогвартсу одной.

— Извините, Карл, скорее всего, я оскорблю вас своей следующей фразой, — девушка резко развернулась, оказавшись одним ростом с Шенбрюнном, который стоял ступенькой ниже; ее лицо вмиг стало строгим и холодным — если хочешь сделать больно человеку, который желает тебе только добра, необходимо отбросить все лишние чувства и эмоции, — но я не хочу быть обязанной кому-либо.

Вновь развернувшись, девушка побежала дальше по лестнице. Слишком гордая, слишком независимая… С чего она вообще решила, что обязана ему? Чем обязана? Где она выросла, если за элементарное проявление вежливости, за помощь, которую она не просила, она чувствует себя обязанной? И что с нее требовали взамен, если ей так претит сам факт того, что она может быть кому-либо обязана? Шенбрюнн сам не знал, почему его вдруг заинтересовала личность Анны Кайнер. Может быть, потому, что о ней практически ничего не известно? Или потому, что он понимал, что одной ей будет очень сложно выжить на факультете, где учатся преимущественно чистокровные волшебники, с пренебрежением относящиеся к людям не из их круга?

Парень побежал дальше по лестнице, свернул в коридор и, догнав девушку, обхватил ее обеими руками, не оставляя шансов вырваться. Волшебники, изображенные на висевших в коридоре картинах, хмыкнули и ушли за рамы — сплетничать, догадался Карл. Он читал уже в “Истории Хогвартса”, что хогвартские картины ведут себя, как живые: изображенные на них люди сохраняют свой опыт и характер на момент написания портрета, могут разговаривать как с живыми людьми, так и с себе подобными, переходя с картины на картину. Одной из основных функций портретов является помощь учителям и директору: будучи в состоянии мгновенно перемещаться по разным уголкам школы, они могут быстро сообщить о любых подозрительных слухах или происшествиях в замке — еще один способ тотального контроля над жизнью школы.

— Извините, Анна, что был груб с вами, — Карл отстранился, но не отпустил ее. — Но, это мое собственное решение — пойти с вами. И, пожалуйста, обещайте мне, что больше не будете убегать… И вы мне ничем не обязаны, — добавил он, заметив с каким страхом в глазах посмотрела на него девушка.

Последняя фраза значила для Лапиной гораздо больше, чем все извинения и красивые слова вместе взятые. Она не обязана! Ничем! Сказка о том, какая она плохая, откладывается на потом. Ведь в ее привычном окружении подобные отношения однозначно восприняли бы за попытку ухаживаний. Только если бы в университете это сочли бы вполне естественным — все-таки Анна Лапина была девушкой достаточно умной и симпатичной, чтобы нравиться молодым людям, то дома решили бы, что она без их ведома собралась замуж. Другое дело, что этого боялась она сама. Боялась отношений, которые, в силу своеобразно искаженных религиозных представлений, в последние несколько лет так упорно навязываемых ей матерью, должны были закончиться или браком (одна мысль о котором девушке была противна), или тут же прекратиться. Не стоит забывать и о том, что есть такие люди, которые сделают на рубль, а благодарностей требуют потом на миллион. И Лапиной достаточно было столкнуться с подобными случаями всего пару раз, чтобы ждать подвоха со стороны тех, кто “хочет ей помочь” или же “просто желает добра”.

Удивила ее и реакция Карла: стоило ей сказать кому-нибудь дома, что она не хочет быть обязанной, так ей тут же начинали читать нотацию о том, какая она эгоистка/индивидуалистка, что в жизни обычно приходится делать то, чего не хочется, но надо, и т.д.; Карл же просто ответил, что она ничем ему не обязана. Он мог, конечно, сказать это только из вежливости, а внутри рассердиться на нее, но тогда он не стал бы просить ее не убегать. Значит, он не считает ее плохой или ненормальной, но принимает такой, как есть. Или же просто то, что казалось диким и неуместным для русских, являлось приемлемым для европейцев, ровно как и наоборот?

— *Успокойтесь, — услышала она у себя в голове голос Шенбрюнна, — вам надо очистить сознание. Вы знаете, что это значит? *

— *Знаю, только будет лучше, если вы меня отпустите: мне так легче сосредоточиться, — юноша, нехотя, как бы сомневаясь, но все же отпустил ее руку. — Не беспокойтесь, я не убегу. *

— Ха-ха-ха! Ребятишечки решили сбежать с урока, чтобы позажиматься в углу! У-у-у! — не пойми, откуда появившийся призрак громко рассмеялся и, сделав сальто в воздухе, издал непристойный звук.

Призраком его можно было назвать лишь условно: он не был прозрачен, как положено привидениям, не был материален, как человек или любое другое живое существо, но и на жертву некромантии тоже не был похож. Его тело имело неестественные вытянутые пропорции и было одето в облегающий костюм-трико в красно-белую горизонтальную полоску, украшенный гофрированным воротником и манжетами. Его руки были скрыты черными перчатками, а на ногах красовались такие же черные туфли со слегка загнутыми, вытянутыми носками. Лицо его сплошь было покрыто гримом, а на голове красовалась черная двухуголка /1/, украшенная красно-белой кокардой /2/. Студенты, внимательно читавшие “Историю Хогвартса”, уже догадались, что перед ними был никто иной, как школьный полтергейст Пивз — символ бунта и анархии.

— Пивз, иди отсюда! — скомандовал Шенбрюнн.

— К Кровавому Барону, — добавила Анна, увидев что полтергейст вновь собрался говорить, и, наверняка, что-нибудь пошлое.

— Нашему факультетскому привидению, — добавил Карл.

Последние слова подействовали на Пивза отрезвляюще, и он поспешил ретироваться, пока пара змеек не побежала жаловаться Барону, а парень и девушка лишь рассмеялись в ответ.

Благодаря подсказкам портретов, они быстро добрались до входа в директорский кабинет. Последний был загорожен высокой каменной горгульей, по обеим сторонам которой стояли колонны с висевшими на них факелами. В который раз новых студентов удивляла логика директора: вместо того, чтобы описать, как добраться до его обиталища, или послать вместе с ними преподавателя, он просто сказал прийти после завтрака перед первым уроком — и все. И юмор был у него какой-то странный: “Сахарные крендельки” — как это понимать? Лапина, конечно, после визита Дамблдора к Снейпу еще тогда, в Паучьем тупике, уже знала, что добрый дедушка — фанат лимонных долек, но чтобы так в открытую пропагандировать свое увлечение сладостями? Постояв с минуту перед горгульей, юноша и девушка вместе произнесли название указанного десерта — если для того, чтобы попасть в факультетскую гостиную, нужно назвать пароль, то почему вход в кабинет директора не может охраняться подобным образом? Горгулья лишь со скрежетом отъехала в сторону, и студенты оказались на винтовой лестнице, которая сама, подобно эскалатору, подняла их на самый верх башни.

На верхней площадке не было ничего, кроме тяжелой резной двери с молоточком в виде расправившей крылья бронзовой совы и висевших на стенах факелов. Не успела Лапина дотянуться до молотка, как за дверью послышалось:

— Войдите.

Шенбрюнн и Лапина вошли в большую круглую комнату, выполненную в красных тонах и уставленную вдоль стен резными деревянными шкафами, на полках которых лежали старинные книги в кожаных переплетах и вертелись, жужжали странные на вид серебряные приборы. Благодаря своему нахождению на самом верху башни, а также хорошей освещенности за счет расположенных по кругу стрельчатых окон, директорский кабинет навевал, в противоположность слизеринской гостиной, ощущение невероятной легкости и уюта.

За рабочим столом, в своей любимой пурпурной мантии, восседал директор Дамблдор. Лицо его было одновременно задумчивым и равнодушным, голубые глаза мерцали из-под очков половинок, а руки были сложены на животе замком. Позади директорского стола на высокой жердочке восседала красивая птица с красно-золотым оперением, хохолком на голове, как у павлина, и длинным хвостом — феникс. Как и висевшие на стенах портреты бывших директоров и директрис, он с любопытством поглядывал на вошедших студентов.

— Здравствуйте, господин директор, — Карл отвесил легкий поклон, Анна присела в книксене.

— Как приятно видеть воспитанных студентов, — раздался голос откуда-то сверху.

Изображенный на картине человек был хоть и в преклонных летах, но весьма хорош собой и походил на представителя древнего чистокровного рода. По черно-зеленой гамме, преобладавшей в его одеянии, можно было легко догадаться, что он учился и в последствии руководил Слизерином.

— Финнеас, какой ты консерватор! — шутливо возмутился Дамблдор. — Проходите, садитесь. А вы, молодой человек, извольте выйти: я приглашал только мисс Кайнер.

— Извините, господин директор, — возразил Шенбрюнн, став позади кресла, в которое уже села Лапина, — но я друг мисс Кайнер, и я не думаю, что вы собираетесь сказать ей что-либо, о чем не могу знать я.

— Выйдите! — из глаз старика исчез лукавый блеск, а его интонации давали понять, что с ним лучше не спорить.

— Также, по поручению нашего декана, я должен всюду сопровождать мисс Кайнер и отвечать за ее безопасность, — продолжил Шенбрюнн, проигнорировав выпад директора.

— Поручение вашего декана скоро станет неактуальным, мистер…

— Шенбрюнн. Почему, господин директор?

— Потому что мисс Кайнер будет лучше учиться в Гриффиндоре, — закончил директор, лукаво подмигнув, как бы говоря: обломайтесь.

— Извините, господин директор, — подала голос Лапина, — но за всю историю Хогвартса не было еще ни одного перевода с одного факультета на другой, — а сама, чувствуя вторжение в свое сознание, начала выстраивать более мощный ментальный блок. — * Итак, по Канту, существует двенадцать категорий и соответствующих им суждений, выводимых из априорного восприятия человеком пространства и времени… 1) Количество… Восприятие идет на уровне общего, или единства; частного, или множественности; единичного или целокупности… *

— И не было ни одного случая, чтобы магглорожденные учились в Слизерине, — парировал Дамблдор.

— Меня определила в Слизерин шляпа Основателей, — процедила сквозь зубы Анна, — * … 2) Идем дальше… Категории качества… утверждение соответствует реальности, отрицание — отрицанию, отсутствию реальности... бесконечность — ограничению, т.е. суждение о конечности/бесконечности пространства входит в категорию ограничений…* — и это значит, что я смогу справиться с учебой на данном факультете.

— Мисс Кайнер, учеба — не самое важное в жизни, гораздо важнее — отношения.

— Странно слышать это от вас, господин директор, — ответила девушка, парень молча кивнул в знак согласия. — * … 3) в класс отношений входят отношения категорий, которые относятся к категории присущности (substantia) и случайного существования (accidentia)… — как же все-таки болит голова… — гипотетические, входящие в категорию причинности и зависимости… разделительные, или же общение, взаимодействие между субъектом и объектом… *

— Гриффиндор известен своей дружбой…

— Я думала, это Хаффлпафф, — возразила Лапина, памятуя виденное накануне вечером за столами львов и барсуков. — * … 4) Группа модальности… проблематические суждения — это у нас категория возможности/ невозможности… ассерторические — существование/несуществование… аподиктические — необходимость/случайность… *

— Хаффлпафф тоже неплох, но я рекомендовал бы вам Гриффиндор. Было бы неплохо, если бы вы подружились с мистером Поттером, мистером и мисс Уизли, мисс Грейнджер и мистером Лонгоботтомом.

— Извините, господин директор, но я вправе сама выбрать факультет и людей, с которыми я хотела бы учиться. — * … Человек способен организовать свой опыт путем упорядочивания его в пространстве и времени… однако есть ряд вещей, которые нельзя постигнуть опытным путем — вещи в себе, или ноумены… при попытке объяснить их рационально человек сталкивается с рядом противоречий, или антиномий… *

— О каких антиномиях вы говорите? — удивился Дамблдор, несколько запутавшись между словами, сказанными вслух, и мыслями, оставленными девушкой при себе, но направленными на защиту сознания.

— Если вы имеете в виду антиномии Канта, — ответил Шенбрюнн, — то это противоречия, возникающие вследствие ограниченности человеческого опыта, когда, используя лишь рациональные средства, в частности, метод дедукции, человек может как доказать, так и опровергнуть некое суждение. Разрешение их возможно не в сфере человеческого разума, но на уровне морали и религии. Вам перечислить кантовские антиномии, господин директор?

— Вы меня запутали, молодые люди, — признался директор. — Я не знаю, как это ни прискорбно, кто такой Кант, и причем тут его антиномии.

— Мы бы вам с превеликим удовольствием рассказали о нашем великом философе, — вновь сказал Карл, — но нам давно пора быть на уроке. С вашего позволения, господин директор.

— До свидания… — Анна встала с кресла и вместе с Карлом направилась к выходу.

— Вы не передумали о своем решении остаться в Слизерине? — с лукавыми нотками в голосе переспросил Дамблдор.

— Нет, господин директор. До свидания.

— Ты еще пожалеешь, девочка, что захотела остаться со змеями, — уставившись в потолок, сказал Дамблдор, когда студенты скрылись за дверью, и отправил в рот очередную лимонную дольку, вспомнив о том, что за разговором забыл предложить эти самые лимонные дольки с чаем молодежи.

Шенбрюнн и Лапина с облегчением вышли от директора и направились к классу трансфигурации, который, как известно, находился на первом этаже. Это вообще полный идиотизм! Уговаривать (Лапина этого терпеть не могла), навязывать ей каких-то левых друзей… Поттер и Грейнждер еще ничего, кто такой Лонгоботтом, она не знала, хотя и видела его в поезде, но Уизли — это просто ходячая экзотермическая реакция! /3/ Странно вообще, как Грейнджер его терпит — ведь они совершенно не подходят друг другу. Или это стереотип из серии “Все подружки замужем, а я одна, как дура”? Остается только надеяться на то, что представители львиного факультета не будут стремиться к общению со слизеринкой (если Санта-Клаус просил ее подружиться с ними, то наверняка попросит и их подружиться с ней), ибо навязанные отношения Лапина ненавидела еще больше и всячески старалась их избегать.

Голова, как назло, не переставала болеть и, вдобавок, стала хуже соображать. Это последствия легилименции? Да, наверное. Или Дамблдор — более искусный легилимент, или Снейп так глубоко не проникал в ее сознание. Во всяком случае, после того памятного сеанса в лаборатории голова так сильно не болела, да и зельевар обезболивающее дал — все-таки у него больше совести, чем у директора…

Анна чувствовала себя все хуже и хуже, голова кружилась, перед глазами прыгали темные точки, ноги едва держали. Карл предложил отвести ее в больничное крыло. Нет, — ответила она на автомате, ведь им надо идти на трансфигурацию, и сделала еще один шаг — этого оказалось достаточно, чтобы провалиться во тьму.

Она не знала, сколько прошло времени. Первое, что разглядели глаза, была ярко освещенная каменная ниша. Рука слева нащупала стекло — она лежала на широком подоконнике. За окном рос пышный куст боярышника, царапавший ветками стекло. Из-за него все вокруг приобретало мягкий, словно пронизанный солнцем зеленый оттенок. Голова покоилась на чем-то мягком. Повернув ее, девушка увидела склонившегося над ней Шенбрюнна. Одной рукой он аккуратно придерживал ее за голову, а в другой держал уже пустой флакон из-под зелья.

— Что со мной случилось? Я упала?.. — последнее слово она не договорила: обморок — это удел кисейных барышень XIX века.

— Да, — Карл кивнул, убрав в сумку уже ненужный пузырек. — Я вам дал обезболивающее и успокоительное — этого должно хватить, чтобы нейтрализовать последствия глубокой легилименции. Но вам лучше пойти в больничное крыло. Позвольте отвести вас…

— Нет, — девушка резко села, уперевшись ногами в пол — благо, подоконник был низкий, — если дело дошло до потери сознания, то, значит, со мной все в порядке. Уже в порядке…

Карл лишь тактично промолчал в ответ. Из ее слов явно следовало, что подобное случается с ней не в первый раз.

— Сколько времени прошло? — вновь спросила она, принимая руку Шенбрюнна, чтобы встать с подоконника.

— Не больше пяти минут. Пойдемте уже на трансфигурацию… если вы действительно хорошо себя чувствуете, — по интонации Карла было заметно, что он сомневается в словах своей одноклассницы.

— А где моя сумка?

— У меня, — показал Карл, — и нет… вы ее не понесете, во всяком случае, не сейчас, — добавил он, увидев, как Анна потянулась за сумкой, и, взяв девушку под руку, повел в сторону кабинета трансфигурации.

Лапина послушно плелась вслед за Шенбрюнном, держась за его руку. Она понимала, что это неправильно, но ей было все равно, что подумают другие, увидев их вместе. Раз он такой весь из себя галантный и решил сам за ней везде таскаться, то пусть и придумывает оправдания. С другой стороны, вполне вероятно, что в отсутствие Шенбрюнна директор стал бы использовать куда более действенные меры, да и неизвестно, чем бы закончился ее обморок посреди коридора. Сотрясением мозга, как минимум — пол-то каменный.

Через пару минут они нашли нужный кабинет — заглушающие чары не были наложены, а голос профессора МакГонагалл не узнать было не возможно. Постучавшись, опоздавшие студенты осторожно вошли в класс. Преподавательница трансфигурации, объяснявшая в это время новый материал, смерила вошедших сердитым взглядом.

— Извините, профессор МакГонагалл, — сказал Шенбрюнн, — мы были у директора Дамблдора.

— Проходите, — строго ответила старая волшебница, — и минус десять баллов со Слизерина. С каждого, — и бросила свой фирменный взгляд, которого так боялись студенты, особенно новички, не злобный, обещающий прибить на месте, как у Снейпа, но как у очень строгой учительницы, грозящей за очередную двойку вызвать в школу родителей и исключить. — Итак, тема сегодняшнего урока — Чары Восстановления…

Анна и Карл прошли по длинному узкому проходу и заняли места в левом ряду. Кабинет трансфигурации оказался длинной светлой комнатой с высоким потолком. Источником освещения в нем служило большое окно с крупным ромбовидным переплетом, располагавшееся над доской. Стены были обиты резными деревянными панелями, что добавляло уют. Парты были расположены в два ряда и имели типичные для средневековья наклонные столешницы и полки внутри, куда на время урока можно было убрать вещи. Также Лапиной показалось интересным распределение студентов: слева сидели в основном равенкловцы и немногочисленные слизеринцы, справа — хаффлпаффцы и гриффиндорцы, среди которых отсутствовали Поттер, Уизли и Грейнджер. Перед каждым учеником на парте лежала волшебная палочка.

С правого ряда им кивнул Лотар Визерхофф, его палочка была сделана из красного дерева и украшена тонкой вязью рун. Затем повернулись и кивнули в знак приветствия сидевшие за передней партой Фольквардссон и его сосед с длинными темными волосами. Швед улыбнулся, и девушке показалось, что эта улыбка предназначалась лично ей. Она непроизвольно улыбнулась в ответ. Бред! Идиотское желание потешить собственное женское самолюбие! Да какие у нее вообще могут быть отношения с людьми, которые на семь-восемь лет моложе ее? Отведя взгляд от Фольквардссона, девушка принялась разглядывать палочки ее соседей и неожиданно для себя обнаружила, что они очень похожи на ее собственную: покрыты тонкой вязью рун и вставлены в красивые резные рукояти, только у Фолькварссона древко было более темное, а у Шенбрюнна — бледно-зеленое, словно выточенное из молодого побега. Это что, выходит, у представителей народов, в древности пользовавшихся рунической письменностью, палочки в обязательной порядке должны быть украшены рунами? А она, Анна Лапина, всего лишь досадное исключение из правил? Руны вырезаны и на палочке Снейпа, с другой стороны, англосаксы в раннее Средневековье тоже пользовались рунами. Да и родословную слизеринского профессора ей было недосуг изучать, а то мало ли, может, быть Принсы ведут свой род от саксов или норманнов.

— Итак, как я уже сказала, Чары Восстановления используются для восстановления утраченных текстов и изображений, а также разрушенных предметов, — продолжила свою лекцию профессор МакГонагалл, опоздавшие студенты тут же принялись писать перьями по пергаменту. — В этом отношении они аналогичны заклинанию “Reparo”, однако имеют более глубокий и сильный эффект и требуют бόльших затрат энергии. Формула заклинания приведена на доске, — декан Гриффиндора коснулась своей длинной палочкой полированного черного дерева. — Ex reliquiis restauro, perditum redono /4/, — громко зачитала она заклинание, чтобы ни у кого не было сомнений, как правильно его произносить. — А теперь запоминайте движения палочкой…

— Извините за опоздание, профессор, — виноватым голосом произнесла раскрасневшаяся от бега Гермиона, следом за которой вошли в класс Гарри и Рон, искоса поглядывавшие на строгую преподавательницу трансфигурации, — мы были у директора.

Ретроспектива…

— Что там? — спросил Рон, заглядывая через плечо друга в записку, когда они с Гарри и Гермионой завтракали в Большом Зале.

— Нас зовет профессор Дамблдор, — ответил Гарри, скомкав принесенную ему записку, и посмотрел на преподавательский стол: директор по-доброму улыбается и кивает, подтверждая написанное в послании, переводит зачем-то взгляд на слизеринский стол, затем снова смотрит на Гарри и кивает; профессор МакГонагалл, как всегда, невозмутима и строга, а Ужас подземелий Снейп опять мрачнее тучи.

— Но ведь он вызывал нас вчера вечером, — возразила Гермиона, которой подобные действия директора, считавшегося чуть ли не умнейшим человеком в мире, казались какими-то странными, непоследовательными. К тому же им с Роном надо будет отвести первоклашек на первый урок, что, после разговора с профессором Дамблдором, они вряд ли успеют сделать, а просить Лотара — бессмысленно: он сам новичок в Хогвартсе.

— Миона, да ты чо, это ж круто, что нас вызывает директор, — возразил Рон, который уже успел войти в свое новое привилегированное положение: не просто друг Мальчика-который-выжил, но и человек, которому Дамблдор наравне с Надеждой магического мире Гарри и умницей Гермионой решил доверить очень важное и ответственное поручение. Наверняка о нем и пойдет сейчас речь.

— Рон, а первокурсники? — парировала староста, для которой было чем-то диким и неестественным не выполнять свои обязанности пусть даже по уважительной причине.

— Сами найдут дорогу, — буркнул рыжик, отправив в рот очередную порцию яичницы с беконом.

— Эй, не ссорьтесь, пожалуйста! — Гарри развел руки в разные стороны, хотя его друзья вовсе не думали кидаться друг на друга. — Если нас вызывает Дамблдор, значит, у него появилась какая-то важная информация. Он просил подойти к нему сразу после завтрака.

Для юноши подобное внимание со стороны директора было своеобразным актом доверия: его считают уже достаточно взрослым и ответственным, чтобы он смог начать действовать и выполнять полезную для Ордена работу, которая не сводилась бы только к уборке затхлых комнат на площади Гриммо. И потому сам факт индивидуальных занятий с директором — так официально назывались их приватные беседы в круглом кабинете — льстил парню, повышая его значимость в собственных глазах. Но был здесь еще один фактор: выросший в атмосфере ненависти и унижения, вынужденный сам справляться со своими проблемами, парень, несмотря на то, что ему уже исполнилось семнадцать лет, и он считался взрослым по закону магической Британии, сам нуждался во взрослом, старшем человеке, который мог бы его поддержать, подсказать, успокоить. Однако его родители были уже много лет мертвы, крестный Сириус пал жертвой Беллатрисы Лестранж в прошлом году, а Люпин еще больше замкнулся в себе, предпочитая не видеться лишний раз с сыном лучшего друга. Зато был великий волшебник Дамблдор, всезнающий, всеведущий, которому Гарри безоговорочно доверял, несмотря на то, что ничего толком не знал о своем наставнике (впрочем, о последнем Гарри даже не задумывался), и который ценил его (и, опять же, парень не задумывался, за что именно). Глубоко на подсознательном уровне воспринимая себя никому не нужным бесполезным уродом, он был рад тому, что может сделать что-то полезное (нет, к славе это не имеет абсолютно никакого отношения), и высоко ценил оказываемую ему поддержку со стороны друзей и директора. И другого варианта у него не было, во всяком случае, он его не видел.

— Опять секретничаете? — поинтересовалась сидевшая напротив Джинни.

— Извини, Джин, но мы не можем тебе рассказать, — с сожалением в голосе ответил Гарри, памятуя о том, как перед пятым курсом директор запретил его друзьям сообщать ему сколько-нибудь важную информацию. — Профессор Дамблдор сказал, что это задание очень серьезное и опасное, и поэтому он может доверить его только нам троим.

Джинни находилась в такой же ситуации, как он сам два года назад, и потому он мог прекрасно ее понять. Она любила его и переживала за него, хотела быть рядом с ним, но он не мог допустить этого, не подвергнув ее опасности. К тому же есть приказ Дамблдора. Только сейчас Поттер ощутил, как сложно переступить через запрет директора. Это вам не обычное нарушение школьных правил, на которые многие поколения учеников плевали с Астрономической башни. Это магия, такая же сильная, как Непреложный Обет, про который он слышал от Рона, или заклятие Доверия. И ведь когда Директор попросил, чтобы тайна, в которую они посвящены, осталась исключительно между ними, он не произнес при этом никаких заклинаний. Но одного их “да” оказалось вполне достаточно, чтобы магия скрепила договор.

— Джинни, я люблю тебя, и не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — сказал Гарри, взяв девушку за руки, — но пойми меня, пожалуйста, профессор Дамблдор запретил нам говорить кому-либо о нашем задании.

— Да, мама тоже пыталась узнать о задании, но мы ей ничего не сказали, — поддержал друга Рон. — Ладно, Гарри, кончай флиртовать с моей сестрой. Ты сам сказал, что нам нужно срочно идти к Дамблдору.

— Профессору Дамблдору, — поправила парня Грейнджер, встав из-за стола, и, обойдя друзей, обратилась к новому однокласснику: — кхм… Лотар?

— Да, Гермиона? — боковым зрением немец заметил, каким злобным взглядом уставился на него Уизли — ревнует, никак иначе.

— Извини, Лотар, нас — и меня, и Рона, вызвал директор Дамблдор. Ты не мог бы раздать вместо нас расписания студентам младших курсов?

— Да, конечно, — ответил парень, взяв у старосты стопку пергаментов. — Мне нужно что-нибудь передать профессору МакГонагалл?

— Нет, ничего. Мы будем у директора, так что все в порядке. Увидимся на уроках.

— Ты идешь, Миона? — недовольным голосом спросил Рон, притянув девушку к себе.

— Рон, не называй меня так! — сердито ответила гриффиндорка. — И отпусти меня! Мне неудобно так идти.

— Хватит вам уже, — прекратил назревающую ссору Поттер, — пойдемте.

И Золотое Трио быстро покинуло Большой Зал. Визерхоффу их компания показалась слишком странной и разношерстной, будто сшитой из разных кусочков материи. Рыжий, Уизли, — груб, невоспитан и очень ревнив — чего только стоила устроенная с утра сцена под названием: “Ты, аристократ долбаный, не лезь к моей девушке! И вообще, вали к своим дружкам в Слизерин!” Пришлось заткнуть невербальным “Silentium”. Про Поттера он знал только то, что тот — местная знаменитость и Надежда всея магической Британии, т.к. он должен еще раз убить Того-кого-нельзя-называть. Большую часть времени он был погружен в собственные размышления и периодически мирил ссорящихся друзей. Шатенка Грейнджер — староста и отличница, лучшая ученица школы. Странно, как ее вообще занесло в эту компанию и еще более странно то, что она встречается с Уизли, который вообще не считает нужным сдерживать хотя бы на людях свои эмоции и готов выяснять отношения хоть при всем Большом Зале. Факультет, куда он хотел попасть, про который в “Истории Хогвартса” было написано, что там учатся храбрые сердцем, благородные, ревнители справедливости, успел разочаровать его уже в первый учебный день. Оказалось, что благородство и справедливость здесь выражается в том, чтобы дать списать друзьям-лентяям летнее домашнее задание — потому что они друзья, и им надо помочь, а храбрость — лишь способность заводиться буквально из ничего и раздувать проблему на пустом месте.

Неприятным оказался и разговор с деканом: он не успел даже заикнуться о том, какие предметы хотел бы изучать, как профессор выдала ему уже готовое расписание, которое можно было сразу отправить в топку — настолько бездарно оно было составлено. Пришлось долго спорить и уговаривать профессора МакГонагалл, чтобы вместо фразы: “Ваше расписание утвердил директор Дамблдор”, она, наконец, послушала, какие предметы хочет изучать он сам, и донесла это до директора, если все расписания утверждает он лично. Да и действия директора тоже показались ему странным: вначале вызывает учеников после отбоя, потом еще раз утром, заранее зная, что у учеников уроки и что им нужно выполнять обязанности старост. Или безответственность и наплевательское отношение к учебе здесь скорее норма, чем исключение?

Раздав расписание младшекурсникам, Лотар кинул взгляд в сторону слизеринского стола — его друг и Кайнер, новая студентка, уже ушли. Сидевшая за Хаффлпаффским столом Элиза обернулась и улыбнулась ему. Визерхофф улыбнулся в ответ, и его настроение заметно улучшилось: Элиза была, как ясное солнышко, ее невозможно было не любить.

Гарри, Рон и Гермиона быстро добрались до кабинета директора, но, к их великому разочарованию, речь пошла не о хоркруксах и способах их уничтожения, а об иностранной студентке Анне Кайнер, которая давеча запомнилась всем тем фактом, что слишком долго сидела под Распределяющей шляпой. Дамблдор пояснил, что это беспрецедентный случай, чтобы магглорожденные студенты учились в Слизерине, в связи с чем он попытается уговорить ее перейти в Гриффиндор — детям вовсе необязательно знать о том, что он просто хочет держать под контролем любительницу самодельных заклинаний, — а Гарри, Рону и Гермионе желательно, вне зависимости от исхода предстоящего собеседования, подружиться с ней и внушить недоверие к хитрым и скользким /5/ слизеринцам.

Из кабинета все трое вышли в подавленном настроении. Гарри — потому что решил, что Дамблдор непременно сообщит что-то о хоркруксах, и потому потянул за собой друзей, хотя мог бы сходить и сам. Рон — потому что совершенно не хотел лишний раз встречаться с этой противной Кайнер, не то, чтобы дружить с ней. Маггла — не маггла — все равно слизеринка. Гермиона — потому что ничего важного они не узнали, но при этом зря потратили время и наверняка опоздали на урок к профессору МакГонагалл. Да, и еще они не проводили первокурсников. По настоянию директора они прятались под мантией-невидимкой: накануне вечером тот предупредил Гарри, чтобы он всегда носил с собой отцовскую мантию, на всякий случай. И этот случай представился. Едва гриффиндорское трио вышло в коридор, как в башню с винтовой лестницей тут же вошли Кайнер и аристократ-шатен. Гермиона потянула парней — пора возвращаться, уже идет урок. Гарри и Рон удержали ее — обоим было интересно узнать, чем закончится собеседование. Девушка не рискнула идти против друзей, хотя итак знала, чем все закончится: раз Кайнер пришла не одна, а со своим другом, значит, они не захотят, чтобы их разделили. Шенбрюнн, кажется, так его звали, ясно дал понять, что не собирается идти в Гриффиндор, и потому Кайнер, скорее всего, откажется. И если магглорожденная попала в Слизерин, то это должно что-то значить.

Минут через пятнадцать пара слизеринцев вышла из башни и направилась на первый этаж, к кабинету трансфигурации, при этом девушке было явно не по себе. Странно, как она вообще смогла спуститься с лестницы. Уже внизу ей стало плохо, она буквально свалилась на парня. Тот взял ее на руки и положил на подоконник, затем достал пару флаконов с зельями и вылил их ей в рот. Поттер, Уизли и Грейнджер, шедшие за ними по пятам, стояли в углу под мантией-невидимкой и наблюдали за происходящим со стороны. Гарри порывался помочь, но Рон и Гермиона с обеих сторон схватили его за мантию.

— Они — слизеринцы! — шикнул Рон.

— Мы не должны себя выдать, — шепотом сказала Гермиона. — Гарри, ты же знаешь, что о мантии твоего отца никто не должен знать.

— Der Teufelsdirektor, der Teufelslegiliment! /6/ — выругался немец в совершенно нехарактерной для аристократа манере: очевидно, что-то его очень разозлило, и это как-то было связано с тем, что его подруге стало плохо.

— Что он сказал? — поинтересовался Гарри.

— Я не знаю, что такое “тойфель”, скорее всего, определение, — шепотом ответила Гермиона, — “де” — наверное, артикль вроде нашего “the”, тогда получается, что директор — легилимент.

— Не пори чушь, Миона, — возразил Рон. — Если кто из учителей легилимент, так это Снейп. Вспомни хотя бы, каким от него Гарри возвращался на пятом курсе.

— Гарри и возвращался от Снейпа в состоянии немногим лучше, чем сейчас Кайнер.

— Дамблдор теоретически мог бы заниматься со мной окклюменцией, — сказал Поттер, глядя на склонившегося над Кайнер Шенбрюнна, ждавшего, наверное, когда его зелья начнут действовать.— Это значит, что он может владеть легилименцией. Но он точно не стал бы поступать так, как Снейп, — заключил парень.

В это время Кайнер пришла в себя и задала несколько вопросов своему другу. Тот ей ответил, после чего помог подняться и, взяв под руку и забрав у нее сумку, повел в сторону кабинета трансфигурации. Когда иностранцы удалились на порядочное расстояние, Золотое Трио отлепилось от стены и сбросило мантию — в коридорах все равно было пусто, все учителя — на уроках, миссис Норрис поблизости не наблюдалось, — после чего направилось на трансфигурацию.

Конец ретроспективы…

— Извините за опоздание, профессор, — виноватым голосом произнесла раскрасневшаяся от бега Гермиона, следом за которой вошли в класс Гарри и Рон, искоса поглядывавшие на строгую преподавательницу трансфигурации, — мы были у директора.

— Садитесь, — процедила сквозь зубы МакГонагалл, — и по пять баллов с каждого.

— Но, профессор!.. — возразил Рон, уверенный в том, что после вчерашнего разговора с директором никто из учителей не посмеет снять с них баллы или назначить взыскание.

Весь класс тут же повернулся в сторону вошедших гриффиндорцев. Среди присутствовавших пробежались шепотки. Шенбрюнн и Лапина недоуменно переглянулись: как они могли разминуться с Золотым Трио, если те тоже были у директора, причем раньше них.

— *Они могли пойти по другой дороге, — предположила Анна, и тут же отвергла свою догадку: — Нет. Они лучше нас знают замок, и вряд ли бы стали терять время. И они вряд ли могли знать о нашем визите к директору — это если предположить, что они специально пытались избежать встречи с нами*.

— *Дезилюминационное заклинание, — высказал свою догадку Карл и тут же пояснил: — делает цель невидимой, заставляя сливаться с окружающим пространством*.

— *Или специальный артефакт, — высказал свое мнение Ассбьерн. — Например, перстень или мантия. Кстати, фрекен Кайнер, а вы не восходите случайно к одной из побочных ветвей Блигаардов? Вы владеете их палочкой и можете вести ментальный диалог,* — его взгляд вновь заставил девушку улыбнуться.

— *Вряд ли, господин Фольквардссон. Я — магглорожденная, — ответила Лапина, подавив всколыхнувшееся внутри чувство гордости и собственной привлекательности и вновь сделав выражение лица нейтральным, — хотя Карл предположил, что среди моих предков могли быть сильные волшебники. Но даже если это правда, то вряд ли это можно установить. *

— Садитесь и не мешайте вести урок! — приказала МакГонагалл своим студентам.

Уизли, не постеснявшись преподавателя, взял Гермиону за талию и потянул за собой к последней парте. Поттер, зрение которого оставляло желать лучшего, сел рядом с Визерхоффом и приятно удивился, обнаружив у того красивый разборчивый почерк с легким наклоном вправо — будет, у кого списывать, тем более что Визерхофф писал конспекты так же подробно, как и Гермиона.

Сделав замечание своим студентам и сняв с них еще по пять баллов, профессор Макгонагалл продолжила урок:

— Для того, чтобы сотворить заклинание, вы должны провести палочкой вниз по косой, затем также по косой вверх, образуя букву “V”, снова по косой вниз и отчертить горизонтальную линию, соединив ее по диагонали с исходной точкой контура заклинания. Горизонтальная черта должна пересекать букву “V” точно посередине. Таким образом, вы должны получить три равнобедренных треугольника, соединенных вершинами при основаниях. Далее от верхней левой вершины вы должны прочертить окружность так, чтобы она точно описала начертанную вами ранее фигуру…

Студенты вновь начали скрипеть перьями по пергаментам, поспешно записывая последовательность действий. Лапина попыталась изобразить образуемый заклинанием контур. Получилось нечто вроде тритриангулана /7/, вписанного в окружность.

Далее профессор МакГонагалл продолжила урок в своей обычной манере: еще тридцать или сорок минут сухо надиктовывала теорию, рассказывая о разновидностях Чар Восстановления и правилах их применения, моментально пресекая все вопросы, возникавшие по ходу изложения материала, и лишь вскользь затрагивая нумерологические основы заклинания. Вторая часть урока была практической и, в какой-то мере, пробной с целью выяснить, насколько хорошо ученики усвоили новую тему. Мисс Грейнджер и еще несколько равенкловцев, тройка Бут-Корнер-Голдстейн, скорее всего, справятся с заданием с первого-второго раза. Поттер, если постарается, то к концу урока. Минерва покачала головой: в отличие от своего отца, мальчик не был таким успешным в трансфигурации, как ей хотелось бы, и, обладая большой магической силой, он не всегда умел ее применять в нужном направлении. С младшего Уизли брать особо нечего: тот никогда не отличался прилежанием к учебе. Хорошо, что мисс Грейнджер помогает ему, все-таки не дело, когда из-за одного-двух слабых учеников приходится оттягивать изучение новой темы, а сам мистер Уизли вряд ли бы сдал СОВ достаточно хорошо, чтобы попасть к ней в класс — все таки поступление в Аврорат требовало высокого уровня подготовки по всем основным предметам в Хогвартсе. А вот и новички, один из которых попал к ней на факультет и имеет, согласно анкетным данным, высокие способности в области трансфигурации и нумерологии. Они сами себе на уме, поняла профессор МакГонагалл из разговора с Лотаром Визерхоффом, и не собираются подчиняться сложившимся за века порядкам. В пользу такого предположения говорил и тот факт, что трое из них попали в Слизерин и один, переведшийся из Дурмстранга, — в Равенкло, а оказавшийся в Гриффиндоре дружит со слизеринцами.

Пройдя между столами, преподаватель трансфигурации раздала студентам пергаменты с заданиями, большинство из которых сводилось к тому, что требовалось восстановить непосредственно сам текст и ответить на содержащиеся в нем вопросы, касающиеся прошлогоднего материала. Как пояснила профессор МакГонагалл, таким образом она их будет постепенно готовить к сдаче экзаменов на уровень ТРИТОН. У парты, за которой сидели Шенбрюнн и Лапина, она задержалась подольше.

— Ваше задание, мистер Шенбрюнн, — строго сказала профессор, отдав студенту пергамент.

— Спасибо, профессор МакГонагалл.

— А на ваш счет, мисс Кайнер, существует специальное распоряжение директора…

Лапина недоуменно подняла левую бровь, встретив в ответ строгий взгляд декана Гриффиндора. Она готова была биться головой о парту — настолько ее уже достали прихоти Санта-Клауса. Сидевший на соседнем ряду Лотар понимающе переглянулся с ней: у него самого во время завтрака был неприятный разговор с деканом, касающийся директора.

- Поскольку до недавнего времени вы жили в мире магглов, — продолжила профессор; сидевшие впереди Забини и Нотт скрыли смешки за кашлем, старшая Гринграсс с удивленным выражением лица посмотрела назад, — а качество вашего домашнего обучения вызывает у нас сомнения, вам следует начать изучать трансфигурацию с азов, поскольку мой предмет является самым трудным из всех областей магии. Ваша задача — превратить да конца урока вот эту спичку, — женщина положила перед девушкой обыкновенную лучину, — в серебряную иголку.

Анна понимала, конечно, что она далеко не ас в трансфигурации, и именно такое, казалось бы, простое задание наверняка вызовет у нее трудности. Но какую цель преследуют они, давая ей задание для первоклассников? Унизить? Выставить полной дурой, которой “нужна” постоянная опека со стороны преподавателей?

Решив сыграть на последнем, Лапина попросила у МакГонагалл несколько спичек — вдруг у нее не получится с первого раза, и она испортит рабочий материал — и пару текстов на Чары восстановления, объяснив, что нередко более сложные задания даются ей легче, чем простые. Профессор трансфигурации лишь недовольно сморщила нос и поджала губы, но просьбу студентки выполнила. Хотя Кайнер стала слизеринкой, МакГонагалл не испытывала к ней столь сильной неприязни, как к большинству представителей змеиного факультета: все-таки девочка выросла среди магглов, и на Слизерине ей будет очень трудно учиться, а обещание Дамблдора, что, скорее всего, девушка перейдет ко львам, немного расположило строгого декана к своей потенциальной студентке.

— Если у вас возникнут проблемы с моим предметом, мисс Грейнджер будет рада помочь вам после уроков, — добавила профессор и направилась к своему столу, а Лапина поймала на себе недовольный взгляд Гермионы.

С восстановлением текста Анна справилась относительно быстро: все-таки ровно прочертить контур заклинания оказалось не так легко, и с этой проблемой столкнулись почти все ученики в классе. При этом чуть не ахнула, когда увидела, как верхний слой пергамента словно разъедается, как если бы в центр его капнули кислоту, которая начала медленно растекаться по кругу, внутри которого обнаружились строчки, написанные мелким каллиграфическим почерком. Над вопросами пришлось немного поломать голову, вспоминая изученный летом материал. Свою работу она сдала далеко не первой, но ничуть не беспокоилась из-за этого: по предмету МакГонагалл она не ждала от себя каких-то особых свершений. Преподавательница лишь недоуменно посмотрела на слизеринку, поморщив нос, быстро прочитала ответы на вопросы, явно не ожидая от студентки, от которой всего-то требовалось превратить спичку в иголку, выполнение задания с элементами Высшей трансфигурации как минимум на “B”. И, тем не менее, она напомнила Кайнер, что за ней по-прежнему остается первая задача. Сидевшие впереди Забини и Нотт снова раскашлялись, а Лапина, ответив лишь: “Да, профессор МакГонагалл”, вернулась к своему столу. Шенбрюнн, выполнивший задание раньше нее, что-то писал у себя в тетради, время от времени переглядываясь с сидевшим перед ним Фольквардссоном. Ментальный диалог, догадалась девушка, тактично предпочтя не вмешиваться.

Итак, задача: превратить материал, содержащий углерод, водород, кислород, в материал, содержащий только серебро. Алхимия? Возможно. С другой стороны, большинство новых элементов Таблицы Менделеева были открыты путем превращения одних элементов в другие. Осуществлялось это путем бомбардировки пластины, состоявшей из атомов исходного элемента, например, золота, альфа-частицами /8/. Но данный метод применим лишь в том случае, когда разница в массах элементов не очень большая, а что прикажете делать с углеродом и кислородом, которые надо превратить в серебро? Да и каким заклинанием генерировать эти самые альфа-частицы? Хогвартские первоклассники явно не проходят такое. Опять маггловское восприятие мира! Ну не верит она в то, что можно легко одни предметы превратить в другие, лишь по мановению волшебной палочки разрушив и построив заново кристаллические решетки и проведя локальную ядерную реакцию!

Отбросив бывшую лучину, представлявшую собой уже хорошо отполированную деревянную иглу, в сторону, Лапина принялась выкладывать из оставшихся спичек дикобраза, чем привлекла внимание сидевших вокруг нее ребят. Интересно, оценят ли они такой фокус? Собрав спички вместе, Лапина произнесла уже успешно примененную ранее цепочку заклинаний: “* Desintegratum. Formam secundum mentalem restructum /9/*”. Тонкие деревяшки лишь исчезли в рыхлом золотистом вращающемся шаре, который привлек к себе внимание сидевших вокруг студентов. Зрители, затаив дыхание, наблюдали за творящимся на их глазах волшебством, не смея прерывать Кайнер или задавать ненужные сейчас вопросы. Шар рассеялся, и на его месте оказалось что-то наподобие деревянной решетки с пустым кругом в центре, окруженным пяти— и шестиугольниками.

— Что это? — спросил сидевший рядом с Фольквардссоном темноволосый парень, представившийся Майклом Корнером.

— Структура цеолита ZSM-5, — с гордостью ответила Анна.

— Молекулярное сито /10/? — поинтересовался Шенбрюнн, отец которого иногда общался с маггловскими учеными-химиками, а брат эту самую химию всерьез изучал.

— В том числе. А также кислотно-основной катализатор, широко используемый в промышленности для реакций с участием небольших субстратов.

— *Красиво, — заметил Фольквардссон. — А ведь это замечательная идея — рассмотреть зельеварение с точки зрения маггловской химии. Не так ли, фрекен Кайнер? *

— *Полностью согласна с вами, господин Фольквардссон, — Лапина постаралась ответить как можно более серьезно и не улыбнуться при этом. — Извините, а сколько времени осталось до конца урока? *

— *Двадцать минут*, — сказал Карл.

Анна уставилась в свой второй текст. Можно потренировать заклинание МакГонагалл, но если она и успеет выполнить задание, то только к самому концу урока, так что на дополнительные баллы рассчитывать не стоит. А вот за невыполнение, казалось бы, задачки для первоклассников могут снять баллы или обнулить ее работу по трансфигурации. Да что же делать? Помилуйте! Подперев голову рукой, девушка уставилась в пустой пергамент, рядом с которым лежала полированная деревянная иголка. Как же там было? “Miserere mihi, Deus, secundum magnam misericordiam tuam… /11/” И дальше: “… Ecce enim veritatem delixisti: incerta et occulta sapientae tuae manifestasti mihi... /12/” Та-ак… Плагиат, но все же… Итак, вербальная формула…: “Incerta et occulta tua mihi manifesta /13/”. Геометрическая формула… Однозначно окружность, только что в нее вписать? Должно быть что-то посложнее, чем у МакГонагалл, чтобы заклинание оказалось более мощным… и симметричным… Звезда?

— *Анна, простите, пожалуйста, но что вы делаете? — поинтересовался Карл, увидев, как его соседка по парте чуть не подпалила пустой пергамент, после чего зачеркнула очередную геометрическую формулу. — Придумываете новое заклинание? *

Кивок в ответ.

— *Едва зная нумерологию, вы пытаетесь создавать собственное заклинание? *

Для Карла казалось просто чем-то ненормальным составлять заклинание, не проведя предварительный нумерологический расчет. Кайнер же бралась за дело, не зная основ и следуя каким-то непонятным принципам, известным лишь ей одной.

— *Не могли бы вы сказать мне вербальную формулу? *

— *Вот*, — Лапина пододвинула свою тетрадь.

— *Извините, но не могли бы вы посвятить нас в тайны ваших изысканий, фрекен Кайнер? * — спросил Ассбьерн, отдав Корнеру какой-то толстый старый фолиант в кожаном переплете.

Лапина заметила, что швед несколько раз оборачивался назад, и предположила, что таким образом он искал повод вновь заговорить с ней. И отчего он так интересуется ею? Или думает, что раз он ее спас от падения в воду, то она ему по самый гроб обязана?

— *Мы с Карлом составляем новое заклинание. *

— *Смею предположить, что господин Шенбрюнн занимается нумерологическими расчетами, а идея принадлежит прекрасной деве? * — Ассбьерн перевел взгляд с корпящего над цифрами Карла на сидевшую рядом с ним девушку, задержавшись на последней.

Анна мысленно возблагодарила Бога, что они с Фольквардссоном оказались на разных факультетах. Несомненно, он умный парень, недаром же попал в Равкенкло, но почему-то именно с ней ведет себя, как влюбленный пятнадцатилетний мальчишка, воспитанный на рыцарских романах. Другое дело, что она сама не могла его так просто игнорировать, когда от одного его взгляда уголки губ поднимались в лукавой улыбке, на щеках вспыхивал румянец, а где-то внутри возникало желание нравиться. И хотя разумом Лапина понимала, что испытываемое ею не является правильным, и при должном усилии могла подавить ненормальные чувственные желания, она не могла контролировать сам процесс их возникновения.

— *Боюсь, точный расчет может занять слишком много времени, но ваши догадки по поводу симметрии оказались верны: вписываемый в окружность контур действительно имеет звездчатую симметрию, причем по типу D6h*

— *Кристаллохимия, — прокомментировала Лапина, совершенно забыв, что вчерашним школьницам данную дисциплину знать еще рано, — система групп симметрии по Шенфлису /14/. Бензол. *

— *Звезда Давида будет лучше, — задумчиво произнес Фольквардссон, потерев подбородок. — Особенно если учесть, на основе чего вы составили заклинание, фрекен Кайнер… — добавил он, дочитав вербальную формулу, развернутую к нему вверх ногами. — Пятидесятый псалом, не так ли? *

Снова кивок в ответ.

Шенбрюнн вначале недоверчиво посмотрел на сидевшего перед ним Фольквардссона, решив вначале, что тот мыслит так же странно, как и Кайнер, однако, еще раз подумав, согласился с его выводами. Не понимал он только, откуда эта самая Кайнер, которая нумерологию действительно толком не знает, имеет понятие о группах симметрии по системе Шенфлиса, и сильно сомневался в том, что кристаллохимию она изучала в школе. С другой стороны, последнее можно косвенно узнать у брата.

— *Теперь следует подумать о привязке слов к движениям палочкой…* — с сосредоточенным выражением лица проговорил Фольквардссон — таким он устраивал Анну больше всего, лишь бы на нее внимания не обращал.

— *Окружность точно проводить на “manifesta” *, — задумчиво сказала Лапина, опершись подбородком о руку.

— *“Incerta et occulta tua” должны входить в треугольники, — заметил Карл, сверяясь со своими расчетами, — а именно “Incerta et” — в треугольник с нижним основанием, “et” произносится при замыкании верхней точки. На “occulta tua” выписывается нижний, перевернутый треугольник, “tua” также произносится при замыкании нижней точки. Тогда на окружность должно приходиться “mihi manifesta”.*

— *Верно, — сказал Ассбьерн. — Только, смею предположить, это не совсем обычная модификация Чар восстановления…*

— *Показывает предшествующее во времени состояние объекта? * — попыталась угадать Анна, исходя из смысла вербальной формулы.

— *Приблизительно. Данное заклинание, как мне кажется, способно показывать изначальное состояние объекта с момента его создания. *

— *Что ж, проведем эксперимент*, — сказала Лапина, после чего прошептала: — Incerta et occulta tua mihi manifesta!

В центре пергамента вспыхнула световая окружность, моментально разойдясь к краям, обнажив написанный каролингским минускулом текст на староанглийском. Вспышка, хоть и была не большой, но привлекла внимание всех сидевших вокруг студентов. Профессор МакГонагалл, усиленно пытавшаяся втолковать МакМиллану, как пользоваться Чарами восстановления, тут же поспешила к источнику народного волнения. Увидев приближавшуюся к ним МакГонагалл, Лапина тут же свернула пергамент и сунула его себе в карман, мысленно предложив Карлу и Ассбьерну зайти в библиотеку, чтобы перевести текст до конца — шведского с немецким должно хватить для понимания староанглийского /15/. А одной строчки “ Alle ich habbe kuth, Ich, Rowena Ravenclaw, yef till children mi… /16/”, которую они уже перевели, оказалось достаточно, чтобы понять, кому принадлежит авторство, и какой перед ними раритет.