Промозглая серая осень, уже месяц властвующая над миром, привела с собой легионы холодных ветров, собравшиеся воедино, кажется, лишь для того, чтобы погасить огонек в руках хрупкой девушки, едва заметной тенью скользящей вдоль леса. Лишившиеся листьев деревья протягивают руки-когти, пытаясь зацепить её плащ, но она, вроде бы, не замечает ни буйства стихии, ни хлещущих по лицу ветвей и цепляющихся за ноги корней. Она должна идти вперед, должна… Потому что сегодня ее ночь, потому что только сегодня она — настоящая ведьма из маггловских сказок, а не волшебница, как она сама привыкла себя называть. Ведьма… Распущенные волосы развеваются на ветру, тонкая рубашка не спасает от пронизывающих порывов, а босые ноги уже не чувствуют холода промерзшей земли. Ведьма. В руках у девушки — старая потрепанная метла, совсем не похожая на те, на которых летают игроки квиддичных команд. Гермиона вообще сомневалась, сможет ли ее помело оторваться от земли, но ей это и не нужно, сегодня она может все — даже взлететь к звездам, легко оторвавшись от земли. Ведь это ее ночь — ночь ведьмы, рискнувшей в тринадцатый раз бросить вызов… Остановившись всего на мгновение перед царственным дубом, стоявшим у самой кромки Запретного леса, Гермиона решительно шагнула вперед, в таинственный полумрак кружившихся в диком танце теней, что царили здесь мистической ночью Хэллоуина. Лишь замершая ярко-желтым фонарем, едва видная из-за быстро бегущих тяжелых туч луна приветствовала ночную гостью — даже самые жуткие твари боялись покидать свои логова в то время, когда не нашедшие покоя ни в одном из миров души подбирались так близко к реальности. Особенно сильны они сейчас, когда Великий Порог между завтра и вчера все ближе.
Легкой тенью ведьма скользила между деревьями, углубляясь все дальше по одной ей ведомой тропе, тропе, по которой уже много веков не отваживался пройти ни один человек. Кроме нее… Холодный ветер последним усилием толкнул девушку в грудь, словно силясь остановить сумасшедшую, но она упорно шла вперед, к своей цели — забытому кладбищу в самом сердце ночного леса. Шаг, еще и еще, вопреки страху и боли, которая рвет грудь на куски, вопреки предательски накатывающей слабости и леденящему душу страху. Только вперед… Лишь бы дойти…
Гермиона крепче прижала тыкву — единственный источник света, что позволен на ее пути — древний символ защиты от зла. Когда-то давно, когда этот лес еще не назывался Запретным, а над озером не возвышался волшебный замок, скупой Джек-кузнец решил обмануть самого Дьявола, заглянувшего в канун дня Всех Святых в таверну, где пьянствовал Джек. Пропоица был готов отдать за кружку эля все, даже душу, и Дьявол обернулся золотым, чтобы кузнец мог расплатиться с хозяином, вот только когда в ладонь Джека легла монетка, он смекнул, что продешевил, ведь едва закончится эль, придет конец и его жизни. Недолго думая, он спрятал золотой в карман, где хранил серебряный крестик, и в тот же миг нечистый взмолился о пощаде — прикосновение освященного металла была для него хуже пытки. Теперь уже он готов был обещать что угодно, лишь бы кузнец отпустил его — так Джек выторговал себе десять лет спокойной жизни и в первый раз обманул Дьявола. Но время пролетело слишком быстро, и Дьявол вновь пришел за душой скупца, однако Джек и во второй раз обхитрил нечистого — попросил его помочь достать яблоко с дерева, чтобы отведать напоследок, и едва Дьявол забрался к нему на плечи, нацарапал на стволе крест. Но на этот раз кузнец оказался хитрее — он не просил отсрочки, а потребовал, чтобы нечистый никогда не посягал на его душу — тому ничего не оставалось, как дать обещание. Но жизнь человеческая коротка, и пришло время хитрому Джеку оставить мир живых. Вот только ни Бог, ни Дьявол не взяли его душу к себе, так как первый не принимал в рай скупцов, а второй был верен данному слову. Так и остался Джек где-то между мирами, не здесь, но и не там. Но в награду за смекалку Бог дал хитрому кузнецу фонарь, чтобы тот мог освещать свой путь, а Джек спрятал этот фонарь в тыкву, уберегая пламя от ветра. И с тех пор Дьявол боится тех, кто, как и Джек, зажигает огонь внутри тыквы, думая, что это тот самый хитрый кузнец, что дважды его обманул.
Гермиона улыбнулась, вспомнив древнюю легенду, которую знали и маги, и магглы. Тусклый свет тыквенного фонаря почти не разгонял мрак, но тени, вставшие на пути девушки, отступали в сторону, повинуясь старому, как сам мир, страху перед светом и огнем. Наконец деревья расступились, и ведьма шагнула на затянутую сырым туманом поляну. Зловещая, необычайно яркая луна осветила ветхие плиты надгробий. Старое кладбище — еще один порог, место, где лишенные покоя духи особенно близки к миру живых, место, где они могут вернуть себе жизнь, если найдется глупец, рискнувший забрести сюда в ночь Хэллоуина, или храбрец, решивший заплатить за их возвращение непомерно высокую цену. Впрочем, есть ли разница между глупостью и храбростью, особенно здесь и сейчас?
Гермиона решительно шагнула вперед. До полуночи оставались мгновения. Три порога — между жизнью и смертью, между светом и тенью, меду старым и новым днем… Лишь так можно открыть дверь в междумирье — туда, куда она так спешила.
Удары сердца отмеряют секунды.
Один — и Гермиона осторожно опускается на колени.
Два — она решительно гасит огонь, сжимая уголек в маленькой ладошке.
Три — с улыбкой вонзает в сердце кинжал.
И на мгновение воцаряется тишина, лишь легкие прикосновения безмолвных теней и далекий шепот: «Зачем, девочка моя, зачем?»
— Ну здравствуй, — холодный завораживающий голос вырвал гриффиндорку из небытия. — Я ждал тебя, ведьма!
Гермиона с трудом открывает глаза — это всегда сложно, жить и умирать одновременно. Лишь сила держит ее в мире живых, лишь воля не отпускает отсюда.
Высокая фигура в темном балахоне склоняется ниже и протягивает костлявую руку:
— Я ждал тебя, но тебе не стоило приходить.
— Верни мне его, — шепчет девушка, не узнавая собственного голоса, — я имею право просить.
Она знает ответ. Уже двенадцать раз она слышала, что не в ее власти требовать невозможного. Двенадцать бесплодных попыток — двенадцать лет жизни. Хотя нет, не жизни, существования…
— На что ты надеешься, ведьма? Неужели на удачу? — хриплый каркающий смех разрывает беззвучие безмолвного мира.
— Надеялась, когда шла сюда в первый раз. Я надеялась, что смогу, верила в это, приходя сюда снова и снова. Но теперь я точно знаю: я имею право просить, — ее голос становится сильнее, сейчас в нем нет ни капли страха — сама способность бояться умерла в тот день, когда Гермиона хоронила друзей.
— Грязнокровка! — глаза ее собеседника полыхнули огнем. — В тебе нет Искры Магии.
Сколько раз она слышала эти слова? Здесь, в мире, где реальна только память, вернуться мыслями в прошлое особенно легко.
Четырнадцать лет назад они начали новый год своего обучения — последний год. Они верили в победу, надеялись обрести любовь, счастье… Вот только не всем надеждам суждено было сбыться…
В первый же день, во время церемонии распределения в зал ворвались Пожиратели смерти. Авроры, направленные охранять школу, погибли на месте, многие из них даже не успели выхватить палочки. Победная улыбка навсегда замерла на губах у Тонкс, успевшей взять жизнь одного из нападавших — позднее выяснилось, что это был Рудольфус Лестрендж. Вслед за ней был убит Ремус Люпин, приехавший в школу занять место преподавателя ЗОТИ, бросившийся к своей возлюбленной. Беллатрикс, даже не взглянув на мертвого мужа, поразила его зеленым лучом. Пострадали многие из преподавателей и студентов, погибли Хагрид, мадам Хук, Сибилла Трелони, Колин Криви, Джастин Финч-Флетчли. Тяжелое ранение получил Драко Малфой, оттолкнувший от предназначавшегося ей луча Джинни Уизли. Но даже все эти потери магический мир воспринял как должное — шла война, в которой жертвы были неизбежны. Потрясло магическое сообщество Британии, тех, кто еще надеялся на победу добра, совсем другое.
Были похищены Альбус Дамблдор — сильнейший светлый маг современности и Гарри Поттер — Мальчик-Который-Выжил, Мальчик-Которого-Многие-Считали-Последней-Надеждой. Вместе с ними исчез и профессор зельеварения Северус Снейп. Впрочем, последнего относить к числу жертв никто не спешил.
***
Она не спала трое суток, тенью бродя по замку, она все вспоминала и вспоминала, как ярко-фиолетовый луч летел прямо ей в грудь. В тот момент ей казалось, что время остановилось, краткий миг размазался, растянулся до бесконечности, удары сердца отмеряли последние сотые доли секунд ее жизни, а тело не слушалось, отказывалось сделать шаг в сторону, уклониться. Да, в общем-то, и времени не было. Ни на что. Но он успел. Взметнулись полы черной мантии, и луч достиг цели, но не той, которой предназначался. Мастер Зелий глухо застонал и начал падать, глядя ей в глаза с непонятной и невозможной для него смесью нежности и отчаяния. А потом темный вихрь, уже поглотивший Гарри и директора, втянул его в себя, словно языком слизнул, и все закончилось.
Пожиратели смерти исчезли, оставив лишь убитых, которых было совсем немного. Потери Хогвартса были куда больше. Кричал Рон, а Минерва МакГонагалл, железная женщина, никогда не позволявшая себе даже малейшей слабости, рыдала, склонившись над телами Хагрида и мадам Хуч. И в этом всеобщем хаосе и ужасе Гермиона поняла, что с этого момента все изменится. Навсегда…
Министерство магии направило всех свободных авроров на поиски Гарри и Дамблдора. Формально Снейпа тоже искали, но лишь формально. Гермиона прекрасно понимала, что ради шпиона, причем, вполне возможно, шпиона другой стороны, никто лишних усилий предпринимать не будет. С момента их исчезновения прошло уже трое суток. Поиски, как и следовало ожидать, результатов не дали.
Трое суток в плену у пожирателей. В то, что они могут быть живы, не верил уже никто. Надежда умирала. И лишь Гермиона все бродила и бродила по замку и ждала неизвестно чего, да Джинни Уизли уже третьи сутки смотрела в окно, не двигаясь, почти не дыша, отказываясь верить, что его больше нет.
Ранним утром четвертого дня Гермионе показалось, что кто-то очень медленно движется от Запретного леса. Скорее почувствовав, чем увидев, она бросилась вниз. В дверях замка уже стояла Джинни. Девушки взялись за руки и вышли за ворота. Навстречу им медленно, едва переставляя ноги под тяжестью своей ноши, шел профессор Дамблдор. В ярко-синих прежде, но потускневших теперь глазах директора стояли слезы. На руках он нес Гарри. Джинни вскрикнула и осела. Гермиона же бросилась навстречу, подхватывая падающего на колени старика и помогая уложить едва дышавшего, но живого — это Гермиона поняла сразу — юношу на пол.
— Живой, слава Мерлину! Джинни, он жив!
Гарри выглядел ужасно. Все тело — один сплошной синяк. Через правую щеку, от подбородка и до самого виска, шел кровоточащий порез. Даже беглого осмотра девушке хватило, чтобы понять, что ноги у него сломаны, возможно, дробящим проклятием.
— Джинни, позови мадам Помфри, быстро! И МакГонагалл тоже, — бросила Гермиона пришедшей в себя подруге и взглянула на директора.
Дамблдор выглядел едва ли намного лучше. Он словно состарился вмиг на добрую сотню лет. В его глазах плескалась бесконечная, безысходная боль. Девушка проследила за его взглядом и только тогда заметила парящие за спиной старого волшебника носилки. На них лежал профессор Снейп. Тело зельевара казалось изрезанным сотней ножей, от мантии остались лишь жалкие лоскутья, не скрывавшие следов пыток, на груди зияла ужасающая рана. Девушке не понадобилось даже подходить ближе, чтобы понять, что он мертв.
***
А потом были похороны. Сначала пышные — тех, кто погиб в день нападения. Желавших проститься были тысячи, но искренне горевали лишь немногие. Другие же пришли поглазеть на чужое горе и порадоваться, что в этот раз Костлявая прошла мимо. Таких Гермиона ненавидела. А потом тихие, без прессы и глупых неискренних речей. Зельевара похоронили на старом кладбище, подальше от людских глаз — такова была его воля, и никто не рискнул это оспаривать. На церемонию пришли всего десять человек, но никто не ожидал, что последних гостей Северуса Снейпа окажется так много. Директор Дамблдор едва сдерживал слезы, его слова больше походили на прощание с сыном, чем с коллегой. Минерва МакГонагалл, совершенно седая, ссутулившаяся, беззвучно плакала, изредка касаясь руки Дамблдора своей рукой, то ли утешая, то ли ища утешения. Филиус Флитвик шипел проклятия в адрес пожирателей сквозь зубы и пил огневиски прямо из горла бутылки. Кидая первый ком земли на могилу Снейпа, Молли Уизли поклялась лично перерезать глотку тому, кто совершил такое, а Артур лишь крепче сжимал зубы, уводя рыдающую жену. Аластор Хмури сломал палочку зельевара и поблагодарил не то бога, не то дьявола за то, что они «наконец, дали ему покой». Драко Малфой, даже более бледный, чем обычно, слегка шатаясь, опустился перед открытой могилой на одно колено, молча, склонил голову в одному ему ведомой молитве, и, также молча, ушел. Фред и Джордж принесли едва оправившегося после произошедшего Гарри, который, вопреки увещеванием Дамблдора, попросил открыть крышку и долго смотрел в лицо зельевара. И Гермиона, сама не знавшая, почему она здесь, но чувствовавшая, что так надо. Она подошла к гробу последней, помолчала, а потом прошептала: «Спасибо», — и, глотая слезы, отошла в сторону.
О смерти Северуса Снейпа молчали газеты, кричавшие о чудесном возвращении Мальчика-Который-Выжил и Дамблдора. Мнения разделились: одни говорили, что это директор смог взломать силу замков темницы, где их удерживали, другие говорили, что это Поттер вновь смог остановить Темного Лорда. Каждой теории было посвящено множество статей. Гарри, лежавшего в больничном крыле, постоянно донимали репортеры, но вскоре визиты к нему были запрещены во имя его выздоровления. Газетчики попытались переключиться на Дамблдора, но получили достаточно резкий отпор. И только о том, что один из пленников все же погиб, не было написано ни строчки. Мастер Зелий словно в воду канул, и, если бы не те немногие, которые любили его при жизни и провожали в последний путь, то его смерть и вовсе осталось бы незамеченной.
***
И только природа оплакивала его смерть да юная девушка с каштановыми кудрями молча глотала слезы, глядя на капли дождя на стекле. Она никогда не задумывалась о том, что значит для нее профессор Снейп. Он был строгим преподавателем, чьи методы она ненавидела, но чье искусство очень ценила и уважала — не больше. Но всего один миг — его последний взгляд — многое изменил. В его глазах она увидела то, чего быть не могло — нежность… И именно это не давало Гермионе покоя все эти дни. В последнюю минуту своей жизни он думал о ней, защищал ее….
Молнии чертили на небе таинственные знаки, а Гермионе казалось, что она слышит голос — его голос где-то там, вдали, за мрачным, зловещим лесом. Тогда она списала это на усталость. Затем были странные сны, в которых он безмолвно стоял, подобный призраку, были ночи в библиотеке и длинный разговор с Дамблдором, когда она, всего лишь семикурсница, решилась потребовать ответов на свои вопросы у самого директора. И получила их… Она узнала правду … Ужасную правду о последней ночи плена. Гермиона до сих пор внутренне содрогалась, вспоминая слезы на глазах великого мага, когда он едва слышным шепотом рассказал ей о страшной сделке, которую зельевар заключил с самим Дьяволом: его душа в обмен на жизни двух других пленников…
Вот только в заверения Дамблдора о том, что Снейпу уже ничем нельзя помочь, Гермиона не верила. Она видела его по ночам, знала, что он не мертв, пусть даже и не жив, а значит.... Долгие поиски не давали результата, а потом, потом была война и Гермионе оставалось лишь пить зелье Сна без сновидений, чтобы не видеть боли и нежности в его глазах, чтобы не сойти с ума, не попытаться уйти вслед за ним, ведь туда, где блуждает его душа, ей нет дороги.
Война… Она забрала у Гермионы многих. Родители, Дамблдор, МакГонагалл, Фред, Джордж, Артур, Молли, Рон, Луна, Невилл… никто из них уже не будет мечтать, жить... В последние мгновения боя погибли Гарри и Джинни, вдвоем нанеся последний удар по Волдеморту. Дамблдор был прав, сила их любви одержала победу над злом, вот только какой ценой…
Много дней она провела, оплакивая свои потери, но мысли девушки все чаще возвращались к тому, кого еще можно вернуть. И в первую ночь Хэллоуина, некогда любимого праздника, который ей теперь не с кем было отмечать, она отправилась в путь. Доверяя чутью и живущей в ней с рождения магии, Гермиона смело шагнула в Запретный лес в надежде встретить тень зельевара там, на его могиле…
***
— Я имею право просить, — почти кричит Гермиона, с трудом вырываясь из цепких лап памяти. Так много сил потрачено на поиски ответа, лежавшего почти на поверхности. Искра Магии — чистая кровь магов, чей род не был осквернен браками с магглами, появлением полукровок. На то, чтобы узнать это, у Гермионы ушло семь долгих лет, на то, чтобы понять, как обойти запрет — еще шесть. Она словно билась головой о стену, изучая древние труды, которые не давали точного ответа, бродила впотьмах, пока тот, кого она почти всю жизнь считала врагом, неожиданно не протянул ей руку помощи. И снова воспоминания…
Холодный зимний вечер, библиотека в Вене. Глаза слипаются, но девушка, кутаясь в теплый плед, продолжает читать очередной труд, в котором, как и в предыдущих, нет ничего, что могло бы помочь.
— Так что же ты ищешь, Грейнджер? — едва скрипнула дверь, и вкрадчивый голос вошедшего заставил гриффиндорку вздрогнуть.
— Не твое дело, Малфой! — огрызнулась она.
— А если я могу помочь?
— Зачем?
— Лучше скажи, зачем ты пытаешься вытащить его оттуда? — вопрос звучал очень спокойно, но Гермиона почувствовала, как сильно мужчине нужен ответ, — вы ведь не были ни любовниками, ни, — он улыбнулся одними уголками губ, — тем более друзьями.
— Он спас мне жизнь, — простой ответ, один на двоих.
— Тогда ты знаешь, почему я здесь. Предупреждать тебя о том, что это почти невозможно, не имеет смысла, не правда ли? Ты ведь гриффиндорка? — не столько вопрос, сколько утверждение. И снова в голосе блондина слышится усмешка, но его глаза остаются холодны — в них, как и в глазах Гермионы, навсегда застыла печаль — не только гриффиндорцы теряли друзей и любимых в этой войне.
— Конечно. Так чем ты можешь помочь, Малфой?
— Поделиться с тобой Искрой Магии.
Смешно, но победить наложенные древними магами запреты, призванные защитить волшебный мир, основанный на власти чистокровных, помогла маггловская медицина. Банальное переливание крови, и вот уже в жилах «грязнокровки» течет кровь последнего наследника рода Малфоев. Ей хватит и капли, ведь дело не в количестве, дело в силе, которую несет эта чертова кровь.
— Я имею право просить!
Глаза тени злобно блеснули. Девушка почувствовала холодное прикосновение, словно ледяной ветер коснулся самой ее души, и не смогла скрыть торжествующей улыбки, когда сгусток мрака отступил.
— Что ж, проси!
Вот оно! Тринадцать долгих лет ради одной просьбы — второго шанса не будет.
— Я, Гермиона Джейн Грейнджер, — слова даются легко, словно сама магия вложила их в сердце девушки. Сегодня ее ночь, ночь истинной ведьмы, сегодня она в своем праве, ей подвластно все, — прошу тебя, Повелитель Ночи, — голос чуть дрогнул, когда Гермиона назвала титул того, кто был перед ней, склоняясь на колени, признавая его власть над собой и над своей судьбой, — прошу тебя вернуть мне то, что принадлежит мне по праву!
Слова произнесены, и сердце замирает, ведь стоящий перед ней может отказать — право просить не есть право получить. Гермиона знала это всегда.
— Что я получу взамен проданного мне тем, за кого ты просишь? — ритуальный вопрос задан и огненный взор вонзается в сердце, словно кинжал…
— Мою жизнь.
— Мне не нужна власть над живыми.
— Мою смерть.
— Ты не властна распоряжаться ей.
— Мою душу, — шепчет девушка, склоняясь еще ниже.
— Зачем мне она, грязнокровка? Я и так получу ее, раз уж ты рискнула придти сюда.
Гермиона вздрогнула. До этого момента все шло так, как того требовал ритуал, но ответ на последнее предложение был не тем, который она ожидала.
— Тогда испытай меня, — девушка решительно поднялась с колен, в ее глазах горел такой огонь, что тень на мгновение отшатнулась.
Испытание тоже было частью ритуала, вот только в чем оно заключается, Гермиона не знала — книги молчали, и девушка подозревала, что причиной тому то, что некому было писать…
Хриплый смех разнесся над кладбищем, заглушая далекий вздох: «Что же ты делаешь, девочка».
Но она не слышала ни того, ни другого. Захлебываясь собственным криком, гриффиндорка проваливалась куда-то все глубже и глубже, а тело словно резали сотнями кинжалов, жгли раскаленным металлом, кромсали на части.
«Держись», — шепчет далекий голос, полный муки. — «Все это лишь иллюзия».
И Гермиона закрывает глаза, пытаясь унять боль, возводя новые и новые мысленные блоки, вот только как их удержать, если все лучшее, что было в тебе когда-то, умерло, растаяло без следа, и невозможно спрятаться за светлыми воспоминаниями, отгораживаясь от тьмы?
— Он все еще нужен тебе, грязнокровка?
— Да, — кричит она, не слыша собственного голоса из-за стучащей в висках крови.
— Тогда сумей удержать.
И вот уже она на спине огромного разъяренного дракона взмывает ввысь, к бесконечному звездному небу. Руки сами цепляются за чешую, но человеческих сил не хватает, чтобы удержаться. Вот только на спине дракона не человек. Она ведьма и сегодня ей подвластно все. В ночь Хэллоуина она вполне способна угнаться за драконом и без метлы. Гермиона хохочет, широко раскрывая руки, которые становятся крыльями — и вот уже вслед за драконом цвета ночи летит второй, жемчужно-белый. Девушка даже успела с сожалением подумать, что некому оценить их волшебный танец, а потом она полностью растворилась в удивительной красоте его глаз, таких знакомых, но таких далеких. И небо взорвалось сотней огненных цветов, когда два дракона, словно один, устремились вниз, едва не коснувшись крыльями земли, чтобы затем вновь взлететь в бесконечную высь, к таким же одиноким, как они, звездам.
Но стоило Гермионе лишь на секунду задуматься о том, что вот оно, она победила, как дракон исчез, и девушка почувствовала, как все светлое, что в ней оставалось, уходит, исчезает, уступая место безысходной тоске. Белоснежный дракон с жемчужными крыльями, словно споткнулся в воздухе, и с диким нечеловеческим криком полетел вниз, в объятия приближавшихся дементоров.
«Вспоминай», — раздался все тот же голос. — «Вспоминай же!!!»
Но за какими воспоминаниями можно спрятаться от них, если в душе живет лишь горечь потерь. Они научились воевать раньше, чем поняли, что значит любить. И все же, глотая слезы, уже не дракон, а хрупкая молодая женщина, закрывает глаза. Здесь, в царстве потерянных душ, вспоминать легко…
Самое лучшее утро в ее жизни. Тогда ей было всего десять. Они сидели за столом, когда в комнату влетел взъерошенный филин, совершенно спокойно приземлился на стол и с серьезным видом отдал в руки отца Гермионы письмо. В тот день в ее жизнь ворвалась магия…
Хогвартс… церемония распределения… лучшая в мире школа и радостный крик шляпы: «Гриффиндор»
Ее первые друзья, первое Рождество, когда под елкой были подарки не только от родителей. Первый свитер, связанный миссис Уизли, первая прогулка с Роном, первый поцелуй…
Но невозможно отделаться от мысли, что всего этого не будет уже никогда. Рон больше не сможет поцеловать ни одной девушки, миссис Уизли не увидит своих внуков…
«Гермиона», — тихий шепот на грани сознания не дает ей провалиться в пучину отчаяния.
И она продолжает бороться. Ведь воспоминания могут быть и о будущем. В ее жизни еще многое будет. Прекрасное белое платье и она, самая счастливая невеста. Смешная маленькая девочка, ее дочь, которую она тоже когда-нибудь посадит в Хогвартс-экспресс… Сегодня ей не нужна палочка, чтобы колдовать, и Патронус ярким серебряным светом врывается в толпу серых, словно свитых из клубов серого дыма тварей.
— Ведьма, — далекий хриплый смех к удивлению Гермионы совсем не злораден, — настоящая ведьма.
Что ж, она и впрямь доказала свое право на этот титул.
— Не боишься, что он не захочет остаться с тобой?
— Нет, — просто отвечает Гермиона, чувствуя, как ее руку сжимает сильная мужская ладонь.
— Ты заслужила свою награду, ведьма. Но знай, что когда мы встретимся, а это произойдет очень скоро, некому будет просить за тебя!
Но Гермиона не слышала хриплого смеха, разносящегося над деревьями. Стоя в центре старого кладбища, девушка молча смотрела в угольно-черные глаза высокого мужчины, осторожно, словно она сделана из хрупкого хрусталя, обнимавшего ее за талию. Она знала, что все в их жизни будет очень и очень непросто: за ее спиной тринадцать лет, прожитых без него, тринадцать лет, которые для него были длиннее тринадцати столетий. Да и как что-то может быть просто с ним? Но сейчас, чувствуя тепло его рук, нежность самого первого их поцелуя, она верила, как никогда и ни во что раньше, что это ее мужчина. Робко улыбнувшись, Гермиона склонила голову на плечо зельевару, а он, нежно коснувшись ее виска губами, едва слышно прошептал: «Моя ведьма…Моя навсегда…»
А я верю, что всё у них будет!!!! 
