Приглашаем всех творцов принять участие в конкурсе "Однажды 20 лет спустя" в честь юбилея ТТП!   

— Странно, что они оказались именно тут, — Гермиона Грейнджер разглядывала цель своего квеста с плохо скрываемой антипатией.

____________
Иллюстрация: Ormona, «В лес по заунывники»

— Заунывники размножаются. Когда корневища стареют, они выпускают новые корни и осваивают новые территории, — объяснил я.

— Понятно. Как их собирать?

— Просто отламывайте коробочки. Это легко — стебли хрупкие. На зелье для мистера Уизли требуется не более пары десятков. Но мне бы хотелось оставить запас и для себя.

— Разумеется, сэр.

Она достала из рюкзака холщовую сумку и подошла к кольцу заунывников.

— И постарайтесь не повредить их корневую систему, мисс Грейнджер.

— Не сомневайтесь, сэр. Настолько ценный ингредиент… Я не посмею.

Сарказм не был выделен тоном, отчего прозвучал еще более вызывающим.

— Что не так, позвольте спросить?

Резко вздёрнутый подбородок, прямой взгляд… Ментальный блок. Эмоциональный блок. Тотальная окклюменция. Неожиданный ответ. И, похоже, единственный.

Нечасто мне случалось испытывать растерянность. За последние месяцы у меня сложилось впечатление, что Грейнджер нелегко обидеть.

Пожав плечами, она отвернулась и начала отламывать семенные коробочки, аккуратно придерживая стебли. Так же аккуратно и бережно она складывала их в сумку, умудряясь каким-то непостижимым образом проделывать всё это вызывающе демонстративно.

Ничто не мешало предоставить капризной девчонке возможность огорчаться, сколько ей вздумается, дождаться сбора оптимального количества сырья, аппарировать обратно в лабораторию, завершить приготовление зелья и избавиться от этой истории… Именно так и следовало поступить.

Я развернул её лицом к себе, выдернул из рук идиотскую сумку и прошипел:

— Скажите, мисс Грейнджер, кому из нас понадобились заунывники? Кто утверждал, что точно помнит место, а в реальности больше часа изображал напряжённую мыслительную деятельность, не представляя куда идти? И какого… С чего вдруг эта внезапная смена настроения?

Страх моментально ломает щиты и барьеры. Пусть ненадолго, на пару секунд, но легилименту достаточно и этого.

Я отошёл и прислонился к дереву. Оно в ответ щедро отсыпало мне за шиворот снега. Именно этого не хватало, чтобы выглядеть полным идиотом.

— Я жажду услышать, что именно так жестоко вас оскорбило. И если можно, то подробно и последовательно, — потребовал я, стараясь не морщиться. Снег таял, и по спине стекали холодные капли.

Грейнджер сердито уставилась на меня.

— Если вы настаиваете, сэр... Когда вы так любезно предоставили мне обзорную лекцию о побочных действиях Феликс Фелицис, то упомянули о трудно прогнозируемом отсроченном эффекте. Возможно, вы предположили, что в данном случае отсроченный эффект зелья удачи позволил корневой системе заунывников дотянуться до этой поляны. Чтобы проверить свою гипотезу, вы спровоцировали разговор на очень личную тему, понимая, как неожиданно это будет для меня и сколько вызовет эмоций. Заунывники — чрезвычайно редкий и дорогой ингредиент, а значит — цель оправдывает средства, да?

Знаете, лучше бы вы просто на меня накричали, напугали или высмеяли… Было бы честнее. Ведь я действительно подумала, что вы, наконец…

Она остановилась, подбирая слова. Кровь в моих венах горела от наплыва желчи. Глупец! Я с трудом сдержался, чтобы не прибегнуть к давно забытым магловским ругательствам.

— Напомните, мисс Грейнджер, я когда-нибудь утверждал, что являюсь честным, добрым и порядочным человеком? Убийца. Пожиратель Смерти. Лжец. Что из этого для вас новость?

— Ничего. Забыли добавить: мизантроп, который всегда играет на своей стороне и не способен смеяться над собой, — огрызнулась она.

— Принято, — согласился я, подсвечивая Люмосом абсолютно ровный круг растений. — Но почему умная и правильная Гермиона Грейнджер упрямо ведёт себя как глупая капризная девчонка, придумавшая себе сказку и поверившая в неё? Это же нелепо, согласитесь?

Грейнджер села на большой плоский камень и пробормотала, не глядя на меня:

— Вы говорите как-то по-другому.

— Это утверждение или сомнение? — поинтересовался я.

— Не знаю.

— Но вы же запретили мне пользоваться окклюменцией, мисс Грейнджер. Помните? Упражняюсь.

...Недоверие, радость, сомнение, испуг...

— Вы не пользуетесь окклюменцией? Из-за моих слов?

— Стараюсь не пользоваться, — уточнил я. — И недостатки пока преобладают над сомнительными достоинствами. Трудно сосредоточиться. Сложнее решаются логические задачи. Даже простейшую идею о заунывниках, которые должны были оказаться на этом месте, вы поняли быстрее меня.

Я посмотрел на сумку в своих руках и отбросил её в сторону. Сел на камень с другой стороны. Сейчас я ощущал себя очень старым и на редкость бесполезным. Не было нужды вещать прописные истины. Грейнджер прекрасно понимала всю бессмысленность привязанности к моей персоне, равно как и то, что это скоро закончится. Стоило ли портить ей вечер?

— В прошлый раз я аппарировал прямо в центр озера и выронил меч. Зелье сочло это весьма остроумным решением проблемы.

Грейнджер закрыла лицо руками и прерывисто вздохнула. Но удержаться не смогла. Я уловил сдавленный смешок и заметил:

— Смейтесь-смейтесь. Я-то над собой смеяться не умею…

— Ужасно, — отозвалась она, вновь становясь серьёзной. — Тогда был зверский холод, как вы выдержали столько времени в мокрой одежде?

— А надо было постучаться к вам в палатку? Бытовые заклинания — очень полезная вещь. Феликс Фелицис знал, что я не схвачу простуду.

— Значит...— голос Грейнджер снова наполнился любопытством, — зелье обладает собственным разумом?

— Нет, конечно. Это не более, чем фигура речи. Зелье обостряет интуицию и ослабляет инстинкт самосохранения, вот и всё.

— А если выпить зелье, не имея никакой цели?

— Будет просто удачный день. Максимально удачный из возможных.

— Звучит неплохо.

— Для вас это означало бы застрять в замкнутом пространстве с человеком, который знает множество ответов на интересующие вас вопросы?

Грейнджер хихикнула совсем уж по-детски:

— Наверное. И чтобы он совершенно случайно выпил сыворотку правды.

Я поднялся и прислушался к звукам с западной окраины леса. Похоже, лесничие все же добрались до шумной компании.

Грейнджер тоже встала.

— Что там происходит?

— Не знаю и не стремлюсь узнать. Давайте просто поторопимся.

Она кивнула, подняла сумку и вернулась к сбору заунывников. Я осмотрел место. Надо бы сделать пометку для следующего раза. Почти в центре круга росло дерево. Удобно.

— Я собрала сто шестнадцать штук. Достаточно? Что это? — Грейнджер подошла к дереву и с любопытством уставилась на знак, который я вывел. — Руна Феху? Почему именно она?

— Почему вы выбрали именно число сто шестнадцать? Наверняка в этом скрыт глубокий сакральный смысл, перекликающийся с сонетом Шекспира и любимой страницей в учебнике по чарам за седьмой курс?

Она снова хихикнула.

— Учебник по чарам я помню хорошо, а сонет — надо будет проверить. Теперь — в лабораторию?

Я взглянул на часы.

— Нет. С этим этапом приготовления зелья я способен справиться самостоятельно. Когда вы работаете ночью, то засыпаете прямо у котла, — она возмущённо уставилась на меня, готовясь к спору, но я её перебил. — Скажите, мисс Грейнджер, фейерверки всегда вызывали у вас такую реакцию?

Всё ещё кипя от негодования, она снова села на камень.

— Нет, конечно. Осталось на память от войны.

— Война закончилась.

— И это говорите мне вы? — Грейнджер смотрела на меня снизу вверх, как будто снова оказалась за партой. — Закончилась. Да... И это пройдёт. Всё пройдет. От людей я уже не шарахаюсь.

Я автоматически кивнул, размышляя над одной очень нездоровой идеей.

— И ещё о ваших фобиях. Надеюсь, страх высоты среди них не числится?

— Н-нет...

Немного лжи, страх и радостное предвкушение приключения. Отлично!

— После аппарации — не шевелиться, пока я не скажу. Готовы?

— Да.

* * *

На этот раз Снейп не выпустил мою руку перед приземлением. Вместо болезненного удара я мягко коснулась ногами поверхности. Здесь дул сильный ветер. Чуть позже я поняла, что он доносит шум и музыку. Впереди темнело что-то вроде кирпичной стены. Сзади, кажется, было светлее, но я не шевелилась, честно выполняя инструкцию.

— Где мы?

Разговаривать-то мне не запрещали?

— В Лондоне, — насмешливо сообщил Снейп.

— Уже можно двигаться?

— Оглядеться — да. Двигаться — только когда узнаете место.

Я повернулась и охнула. Россыпи огней до самого горизонта, изгиб реки… мост… Кажется, Воксхолльский… Да, точно он. Вот Миллбанк Тауэр… А там, за изгибом реки — Вестминстерский дворец и Сан-Стефан… И Лондонский Глаз… Как красиво…

Но Снейп требовал не эстетических восторгов, а точной геолокации. Так. Ладно. Подсветив себе палочкой, я убедилась, что стою на крыше — большой, плоской и старой. Над ней возвышались две огромные трубы, чуть дальше — ещё две. Слишком просто. Электростанция Баттерси. Заброшенный монстр промышленной эпохи и головная боль нынешних архитекторов Лондона. Вид сверху.

Всё это я озвучила Снейпу.

— Превосходно, мисс Грейнджер, — согласился он. — Кроме того, это площадка, с которой открывается прекрасный вид на Темзу. В особенности на ту часть, где через… — он взглянул на часы, — девять минут начнёт твориться форменное безумие под названием «Новый год у маглов». Ваша задача предельно проста: смотреть, слушать, тренировать выдержку и не хвататься за палочку. Ах, да. И не упасть, разумеется.

Я подошла ближе к краю, чтобы как следует насмотреться на панораму.

Форменное безумие? Оно уже происходило. Набережные, сколько хватало глаз, были заполнены поющими, кричащими, танцующими людьми. Музыка казалась громкой даже здесь. Но какой вид!

Я обернулась. Профессор разглядывал город с невозмутимостью индейца. Попытавшись убрать идиотско-восторженное выражение с собственного лица, я заметила:

— Действенная идея для психотерапии, сэр. Жаль только, что Вестминстер почти не видно.

— Полагаете, вам не хватит впечатлений? Можно подняться выше, — уведомил Снейп, палочкой указывая на кирпичное основание ближней трубы, возвышавшееся над головами футов на семьдесят.

Сердце весело ухнуло куда-то в пятки, как на американских горках.

— Как? — поинтересовалась я. — Точная аппарация на поверхности, отдаленные от естественного ландшафта более чем на двадцать футов, невозможна из-за погрешности…

— Вам действительно нужно?

Мой голос наверняка оказался бы неуверенным и писклявым, поэтому я просто нахально кивнула.

Не глядя в мою сторону, Снейп протянул руку. Затем — крепко, почти больно, взял меня за запястье, и… поднялся в воздух… Вместе со мной.

Это не было похоже на полёты во сне. Или на фестрале. Или на метле. Это не было похоже ни на что. Моё тело не стало легче. Скорее, земля набирала вес, соскальзывая вниз.

Ветер трепал выбившиеся из-под шапки волосы, толкал в спину, продувал насквозь. Снейпа такие мелочи, конечно, не волновали. Он летел с тем же мрачным спокойствием, с каким обычно шёл по коридорам Хогвартса. Его пальцы уверенно и цепко держали мое запястье, но он не тащил за собой, а всего лишь направлял движение.

____________
Иллюстрация: Laite

Сделав небольшой вираж, чтобы не попасть под луч прожектора, профессор приблизился к трубе и аккуратно опустился на кирпичный карниз, обрамленный строительными лесами. Почувствовав под ногами поверхность, я разочарованно выдохнула. Слишком быстро. И слишком мало.

Но уже через мгновение мои руки вцепились в железные балки. Вблизи карниз не казался ни широким, ни надёжным. Высоко. Как же здесь высоко! Лондон казался залитым расплавленной лавой. Реки огней текли по улицам, впадали в озёра площадей, выплёскивались на набережные… Смотреть себе под ноги я уже не решилась. Зато взглянула на Снейпа. И нарвалась на ответный взгляд. Он был… весёлый? С ума сойти! Весёлый!

— Желаете вернуться… в партер?

— Не сейчас, сэр, если можно, — подхватила я светский тон, — с галёрки открывается восхитительный вид. О, вот и Вестминстер!

Вожделенный Вестминстерский дворец с крохотной часовой башней то исчезал в темноте, то появлялся во вспышках ослепительно синего цвета. Толпа вторила этой пульсации синхронными криками. Начался обратный отсчёт последних секунд года.

Бой курантов донёсся глухо, но отчётливо: «All through this hour Lord be my guide, And by Thy power no foot shall slide»[1], — прошептала я знакомые слова. Они прозвучали как никогда актуально. Так. Теперь, главное, не дёргаться. Крепко прижаться спиной к трубе. Держаться. Это всего лишь…

С первым ударом Биг Бена Темза взорвалась десятками салютов. Справа, слева, с берегов, и с каких-то помостов, установленных прямо в реке. Залпы следовали безостановочно. Небо мгновенно заволокло дымом и копотью, как будто над нами пролетел огнедышащий дракон… Так. Спокойно. Это не битва. Это пиротехника. Зрелище. Не более опасное, чем прощальный фейерверк, который Фред и Джордж устроили при Амбридж. Фред… Сердце больно кольнуло. Если Джордж сейчас где-то там в толпе, он, наверное, тоже вспоминает о Фреде.

Эпицентр представления переместился на северный берег. Кажется, я уже немного адаптировалась к залпам. Во всяком случае, не пыталась с ними сражаться. Сполохи лимонного, синего, белого, походили на картины импрессионистов. А вот — искры ярко-малинового цвета. Совсем как волосы у Тонкс. Малыш Тедди тоже любит отращивать яркий хохолок… и слушать истории про маму и папу…

Ветер мгновенно высушил слезы… Списки погибших никогда не станут короче, но Тонкс, Люпин и Фред первыми бы отругали меня за уныние. Я вспомнила, как сегодня, вернее уже вчера, Джордж напевал: «We're starting up a brand new day», и заставила себя улыбнуться.

Прямо напротив станции в воздух поднялись огненные струи, похожие на залпы обезоруживающих заклятий. Дым свивался в причудливые картины, но каждый раз, когда их цвет оказывался зелёным, услужливая фантазия дорисовывала в воздухе Тёмную метку, а рука тянулась к палочке.

Снейп заметил это движение. Он склонился ко мне и повторил:

— Война закончилась, мисс Грейнджер, помните? Это всего лишь имитация, развлечение. Игра огня. Завораживающая игра. Взгляните!

Его негромкий голос легко перекрыл весь гомон и грохот. Слова прозвучали как мягкий гипнотический приказ.

Игра огня… Да. Вот эти белые стрелы, рассыпающиеся в воздухе гигантскими астрами... И синие светлячки, разлетающиеся миллионами искр… И сеть из невесомого света в половину неба… Шары… Звёзды… Розы… Спирали и кольца…

Грохот уже не казался оглушительным, крики и смех естественно дополняли зрелище. Высота не пугала, а завораживала…

И снова: стрелы и светлячки. Диски, шары и звезды… Галактики и крохотные снежинки. Огненные букеты и фонтаны… Нити золотого дождя…

Искры ещё сыпались с неба, но залпы уже прекратились. Набережные взорвались восторженными криками и аплодисментами.

Я осторожно моргнула и с трудом сумела пошевелиться. Кажется, впервые за несколько минут.

— С Новым годом, сэр!

Снейп уже вернулся к своему обычному мрачно-невозмутимому виду. Невозможный и замечательный. Другого не надо. Сумасшедшая мысль мелькнула и в полном шоке исчезла из моего мозга. И, правильно, мозг здесь совсем ни при чём! Я поднялась на цыпочки и поцеловала Снейпа в щеку. Покачнулась, и чтобы не свалиться, вцепилась в лацканы его пальто. Ну да, изящество — это не про меня…

На лице Снейпа промелькнуло что-то похожее на панику. Он подхватил меня за локти, возвращая в вертикальное положение.

Биг Бен отбил четверть часа. Первую четверть нового года.

Снейп всё ещё держал меня, видимо, опасаясь, что я продолжу свои попытки свалиться вниз. От него пахло полынью и шалфеем. И смотрел он… незнакомо. Так мог смотреть Не-Снейп, изумлённый фактом наличия рядом особы, жаждущей уткнуться лицом в его пальто и просто стоять так, потому что больше ничего не надо.

— С новым годом, мисс Грейнджер.

Он наклонился и едва ощутимо прикоснулся губами к моему лбу…

А потом был ещё один короткий полёт. И аллеи парка Баттерси. И мелкий дождь. И тишина, которой совершенно не мешал шум праздничного города. В голове было невозможно, немыслимо пусто. Я пришла в себя, только когда увидела крыльцо своего дома.

— Мы шли пешком? — вопрос прозвучал по-идиотски.

Снейп странно усмехнулся и коротко кивнул.

— Да. Почти весь путь.

В следующее мгновение он аппарировал.

____________
[1] — Биг Бен и окружающие его другие небольшие колокола Часовой башни Вестминстера выбивают перезвон следующих слов: «Сквозь этот час Господь хранит меня, и сила его не даст никому оступиться».

«С Новым годом, мисс Грейнджер», — вспомнила я, открыв глаза.

На потолке комнаты почему-то плясали солнечные зайчики. Абсолютно нелогично, если учесть, что по карнизу барабанил дождь. Какое-то время я просто любовалась этим странным феноменом, не пытаясь его понять. В конце концов, события этой ночи были куда более фантастическими.

— И никому ведь не расскажешь, — пожаловалась я солнечным зайчикам.

Зайцы не ответили, и мое любопытство, наконец, проснулось. Я встала с кровати и подошла к окну. Уже начинало светать. На безлюдной улице действительно шёл дождь. Лондон отсыпался после буйной ночи.

Источником необычного оптического явления оказался антимагический экран из Вредилок, стоявший на подоконнике. Зонтик время от времени начинал вращаться, а на его поверхности вспыхивали и гасли блики золотого света. В инструкции упоминалось, что так выглядит «отдача» от работы в сильном магическом поле. Красивый побочный эффект. Я погладила зонтик пальцем. Он ненадолго замер, а потом закружился вновь.

Ладно. Что у нас сегодня? Новогодний парад. Рон зайдёт в половине одиннадцатого. Надо собираться. И, наверное, стоит спросить у Джинни, не захотят ли они с Гарри к нам присоединиться.

Спускаясь в гостиную, я попыталась представить, как расскажу им о событиях этой ночи. И остановилась на полпути к камину. Не хочу я сейчас никого видеть. И не хочу ни с кем делиться подробностями. Даже с самой собой. Казалось, что воспоминания могут разрушить ощущение тепла и спокойствия, наполнявшее меня до краев.

Кто бы мог подумать, что первым человеком, с которым я буду встречать Новый год наедине, окажется Снейп? Хотя, нет. Был ещё Новый год вдвоём с Гарри. В палатке. Правда, это случилось после бегства из Годриковой впадины, и Гарри был почти без сознания из-за укуса Нагайны…

«Интересная тенденция, — заметил внутренний голос с подозрительно знакомым сарказмом, — праздновать наступление Нового года исключительно с теми, кого покусала змея Волдеморта!»

«Поправка: с теми, кто выжил после укуса змеи Волдеморта», — гениально парировала я и мысленно показала внутреннему голосу язык, а потом повторила это, глядя в зеркало.

Зеркало отразило худую неухоженную девицу с всклокоченной шевелюрой и лихорадочно блестящими глазами. Да, профессор Снейп явно руководствовался не эстетическими соображениями, приглашая меня на новогодний салют. Примем это за аксиому. Следуя логике мистера Мизантропа, в его поступках всегда имеется практическая выгода. С заунывниками более-менее понятно. Неважно как мы их нашли, важно, что они пригодятся профессору. Но всё, что было после…

Нет. Лучше не думать.

«А, собственно, почему не думать? — вновь вмешался внутренний голос. — Грейнджер, которая перестала думать, это, простите, ноль без палочки. Извольте начать думать».

«Не хочу, — возмутилась я. — Сейчас насочиняю себе объяснений и всё: прощай, настроение».

«О, да! — у внутреннего голоса появились мурлыкающие интонации, — куда лучше продолжать надеяться, что прекрасно-ужасному профессору всё же стала дорога ваша уникальная персона?»

«Снейп летал со мной над Лондоном! Чем это можно объяснить? Проспорил пари? Проиграл в карты одно желание? Кому, интересно? Не смешно. Ладно. Чем бы профессор это потом ни аргументировал, он всё равно меня удивит».

«Какая наивность, — вздохнул внутренний голос. — Не будет никакого «потом». В следующий раз профессор появится на площади Гриммо, выпоит Рону ваше зелье, проконтролирует процесс возвращения магии одной романтически настроенной особе, убедится, что его бывшим ученикам ничего не грозит, и откланяется. Может, скажет ещё парочку каких-нибудь гадостей напоследок».

Напоследок… Слово неприятно кольнуло. Вчера я последний раз была в лаборатории профессора, вытащила его в лес Дин, устроила дурацкую девчоночью истерику, а в ответ получила Новый год в небе Лондона. Возможно, я действительно оказалась ему полезной в качестве ассистента, и в исполнении Снейпа так выглядело «спасибо»? А что если… Дальше мозг категорически отказывался строить предположения, а какие-то альтернативные источники мыслей предлагали найти повод избавиться на сегодня от культурно-развлекательных мероприятий, засесть в кресло с пледом, новым взглядом перечитывать «Магию зельеварения» и бесконечно прокручивать в голове события последних двенадцати часов.

Нет, это никуда не годится. Нужно взять себя в руки и попробовать разобраться. Испытывая лёгкие угрызения совести, я закрыла сознание окклюменцией. Романтический флёр сразу растаял, уступив место ноющей тревоге.

Снейп вёл себя странно. Нелогично. За вчерашний вечер я узнала о нём больше, чем за последние два года. Чары? Я не очень представляла себе человека, способного наложить на профессора Империус. Вариант с зельем и вовсе неубедительный. Нет, он действовал по своей воле. Теперь самый сложный вопрос: на что это было похоже? Ха. Всего-навсего на то, что Снейп позволил себе не контролировать ситуацию, и ему понравилось. Но чем бы он ни руководствовался, на начало чего-то нового это не походило. Красивый финальный жест. Снова исчезнет? Может быть, собирается уехать? Похоже на то. Как только я это осознала, вся окклюменция куда-то испарилась.

Надо сказать Гарри! Я схватила летучий порох, влетела в очаг, обнаружила, что он не активирован, выскочила обратно, стукнувшись макушкой о свод, вспомнила, что так и не успела привести в порядок свои волосы, сняла блокировку… И лишь потом поняла, что минуты ничего не решают. Снейп обещал вернуть мою магию. Он не оставляет незаконченных дел, а значит, время есть. И на парад, и на разговор с Гарри, и на более вдумчивый анализ.

А прямо сейчас необходимо прекратить бесполезные переживания, привести себя в порядок и сварить кофе.

В следующие полчаса план был реализован. Больше всего времени ушло на первый пункт.

Итак, я иду к Поттерам. Улыбаюсь, поздравляю с Новым годом, мы все идём на парад. Профессора Снейпа я точно увижу шестого числа. А если он запланировал отъезд — это его жизнь, его право, и я здесь совершенно ни при чём.

«Прекрасно, мисс Грейнджер, — одобрил внутренний голос. — Продолжайте в том же направлении».

На кухне было холодно. Пока я варила кофе, у меня замёрзли ноги. Пришлось идти в коридор и рыться в шкафу, отыскивая тёплые тапки.

Именно в этот момент в прихожей тренькнул звонок. Рон? Даже десяти ещё нет!

— Рон, это ты? Подожди минутку, я сейчас, — крикнула я в сторону двери.

Тапочки отыскались в последнем ящике. Нацепив их, я распахнула дверь:

— Привет! Ты рано, — и осеклась, увидев на крыльце Снейпа. — О… Доброе утро, сэр… извините, я думала, что это Рон…

Снейп молча просканировал меня взглядом, потом закрыл зонт, и, наконец, отозвался:

— Здравствуйте, мисс Грейнджер. Уделите мне несколько минут?

— Да, конечно, — ответила я, мечтая, чтобы тапочки с собачьими мордочками немедленно растворились в воздухе, а моё лицо смогло бы принять такое же нейтральное выражение, как у профессора. Тем временем, он повесил зонт на вешалку и уверенным шагом прошёл в кухню.

— Хотите чаю? — поинтересовалась я, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Нет… Думаю, вам будет интересно узнать, что защитное зелье готово. К шестому числу ваш друг получит самую полную защиту от тёмной магии, не менее, чем на пять минут. И несколько достаточно безвредных побочных эффектов на пару дней.

— Спасибо, сэр.

Снейп выставил на стол флакончик с прозрачной маслянистой жидкостью.

— Узнаёте?

— Это дистиллят, который я готовила?

— Да. Знаете, мисс Грейнджер, я разочарован, — Снейп коснулся флакона пальцами. — Вы так и не разгадали назначение зелья, которому посвятили три месяца работы.

— Сожалею, сэр. Мне показалось, что это не входит в ваши планы.

— И когда это вас останавливало?

— Я не думала…

— Исключено! — усмехнулся Снейп. — Перед третьим этапом вы были близки к разгадке. С тех пор ваши логические способности резко ослабли?

Профессор сел на стул и наградил меня патентованным взглядом: «Что вы скажете в своё оправдание?»

Мысли в голове скрутились в вопросительный знак. Меньше всего я ожидала такого направления разговора. А впрочем... почему бы и нет… Я села напротив и попыталась рассуждать вслух:

— За основу вы взяли ингредиенты, усиливающие ментальную восприимчивость, но пытались добиться системного воздействия, используя принцип синхронности. Это предположение вы подтвердили сами. Так… На втором этапе добавление взаимоисключающих ингредиентов в состав зелья могло означать как ожидание алхимического эффекта, так и необходимость удержания нестабильной синергии, — я взглянула на Снейпа в ожидании реакции.

— Продолжайте, — абсолютно бесцветно ответил тот.

— Хорошо… Судя по финальной реакции этапа, вы опирались на третье следствие-исключение из первого закона Голпалотта. Именно поэтому погружение зелья в стазис было недопустимо. И я убедилась в этой мысли, когда… — я запнулась, не рискуя припоминать Снейпу фантастический разгром в лаборатории.

— Когда я попытался перейти к следующему этапу, несмотря на отсутствие ассистента, — всё тем же ровным голосом согласился Снейп. — Дальше, мисс Грейнджер.

— Затем вы использовали свою кровь. Это ограничивает количество предположений до трёх направлений…

Снейп одобрительно кивнул. А я замолчала. Потому что вспомнила серебристую нить, проявившуюся на его запястье в тот день, когда я залечивала его порезы. После чехарды всех событий этот факт как-то выскользнул из памяти. Бадьян. Долг крови. Спасение врага перед лицом собственной смерти…

— Мисс Грейнджер?

Ну, конечно! Ведь кто-то же перенёс его из хижины в Мунго и вывел яд из раны… Во врагах недостатка нет. Снейпа ненавидели и те, и другие… Смерть? В тот день она грозила каждому. Но это должен был быть кто-то, кто не сражался. И кто знал, где найти Снейпа.

— Мисс Грейнджер?! — голос Снейпа вернул меня в реальность.

— Это Малфой? Люциус Малфой? — непроизвольно вырвалось у меня.

— О чем вы говорите, мисс Грейнджер?

Если бы я не знала, как Снейп умеет притворяться, то поверила бы изумлению на его лице. Напрасно я сказала это вслух. Снейп терпеть не может быть чьим-то должником. Теперь придётся выкручиваться. О чём я там рассуждала? Кровь предполагает всего три вида зелий… Но вариантов-то в каждом мне до следующего утра хватит перебирать. Хотя, если Снейпа тогда вытащил Люциус Малфой…

— Зелье восстанавливает разрушенную память. Да? — прошептала я. — Вы сумели?

Глупый вопрос. Разумеется, он сумел. Именно поэтому Малфои и уезжают из Англии. Подальше от аврората.

Снейп молчал. По его лицу невозможно было что-нибудь понять.

— Вы всё ещё разочарованы, сэр?

— Скорее, шокирован, мисс Грейнджер. Последние два умозаключения показались мне слегка... внезапными.

— Пожалуй. И всё-таки?

— Предположим, ваша догадка частично верна. Что тогда?

Я пожала плечами. Меня не слишком заботила проблема уголовного преследования обретшего память Малфоя-старшего.

— Вы просто восстановили справедливость. Каждый заслуживает своей… памяти...

Дикая, отчаянная надежда, от которой задрожали руки и зазвенело в ушах, внезапно захлестнула меня.

— Сэр, могу я уточнить? Зелье…

— Не сейчас, — мягко прервал меня Снейп. — Давайте вернёмся к одной памятной беседе. Вы спросили, какая из трёх жидкостей, является целью работы, и я ответил..?

— Каждая.

— Тогда почему вы остановились в своих рассуждениях, пройдя лишь треть пути?

Да-да. Дистилляция… Пожалуй, надо признаваться, что дальше я уже ничего не сочиню. Потому что, во-первых, совершенно не представляла, какие свойства приобрело зелье к началу второго этапа; а во-вторых... потому что сейчас я могла думать только об одном.

— Я вам помогу, — произнёс Снейп тоном очень терпеливого учителя, который втолковывает что-то не слишком сообразительной первокурснице. — То, что вы… угадали, было получено после освобождения зелья от летучих фракций. Рассуждайте дальше.

Я попыталась собрать остатки мыслей и использовать их по назначению. Летучие фракции? Вряд ли дело в том, что у Люциуса обнаружилась аллергия на эфирное масло. Как правило, эфиры, наоборот, добавляют в зелье для смягчения симптомов и лучшей переносимости…

— Вы устранили летучие фракции, чтобы дополнительно усилить действие зелья? Люци... вашему испытуемому, должно быть, пришлось нелегко! — я попыталась улыбнуться, но Снейп остался серьёзным.

— Дальше, мисс Грейнджер!

Флакон с дистиллятом притягивал взгляд, мешая сосредоточиться. Я решила рискнуть:

— Эфиры смягчают эффект проявления личности. А если память сохранна, но часть воспоминаний вытеснена насильно наведёнными образами? Тогда… дистиллят базового зелья может восстановить исходные характеристики памяти?

— Да.

Звон в ушах стал нестерпимо громким. Кажется, Снейп что-то говорил. Я с трудом отвела взгляд от зелья.

— … пяти капель будет достаточно… Мисс Грейнджер? Вы в порядке?

— Нет.

Я попыталась встать, но ноги дрожали не хуже, чем руки. Я смогу вернуть память моим родителям… Я смогу вернуть память моим родителям! Если сейчас Снейп скажет, что я поняла неправильно…

— Грейнджер, — в голосе Снейпа появились жёсткие ноты, — соберитесь и слушайте.

Это подействовало. Я кивнула. Он продолжил:

— Зелья непатентованные. Официальную регистрацию пройдут не раньше, чем через год. Возможно — намного позже. Вплоть до выдачи патента, они будут числиться нелегальными. Их использование будет приравниваться к нарушению закона.

— Я грабила Гринготтс. Вы мне говорите о нарушении закона?

— Три месяца назад я обещал, что не потребую от вас ничего противозаконного, — голосом Снейпа можно было резать металл.

— Это касалось работы в вашей лаборатории, и вы сдержали слово. Вы говорите, что создали зелье, которое может исправить мою самую ужасную ошибку. Кто на моём месте предпочёл бы подождать?

Несколько мгновений Снейп молчал. Затем коротко кивнул.

— Будьте осторожны, мисс Грейнджер. Здесь вы найдёте подробную пошаговую инструкцию, — он положил рядом с флаконом записную книжку, встал и направился к выходу. Я бросилась следом.

— Нет-нет, не уходите так, пожалуйста, — слова прозвучали почти умоляюще, но мне было не до приличий.

Он обернулся.

— Как именно?

Казалось, Снейп ждал, что я его остановлю. Как будто от моих слов что-то зависело. Мысли никак не желали складываться в осмысленные фразы. Я отвернулась к окну. Дождь. Крупные капли звучно ударялись о подоконник и разлетались мелкими брызгами. Надо успокоиться. Вдох. Внешний уровень. Блок. Эмоции. Внутренний уровень. Блок. Полный контроль. Холод. Горечь. Боль.

Сквозь окклюменцию смотреть на Снейпа было легче. Он не снял пальто и ему, наверное, было нестерпимо жарко в этом наглухо застегнутом футляре. Даже высокий воротник не закрывал полностью рваные шрамы на шее. Я впервые заметила, что в волосах у него появилась седина, а на лице — резкие глубокие морщины. Взгляд выдавал усталость. Похоже, он сегодня так и не ложился. Мне захотелось подойти и прикоснуться к нему. Желание было таким сильным, что я испугалась. Блок моментально исчез, и я выпалила первое, что пришло в голову:

— Мне кажется, что всё это — сон… Я не успела сказать вам, как благодарна за всё, что вы сделали и делаете… Просто не представляю, какие слова могут это передать... Я не задала вам тысячу вопросов… Не уходите.

Снейп прислонился к дверному косяку. Провел рукой по лицу, будто стряхивая что-то невидимое:

— Не драматизируйте, мисс Грейнджер. Благодарность неуместна. Вы были неплохим ассистентом, часть результата по праву принадлежит вам. Что касается тысячи вопросов — определенно, нет. Меня ждут в другом месте. Он посмотрел на часы. — Только один.

— Один? — я вздохнула. — Тогда всё просто. Третье зелье…

Снейп пожал плечами. Похоже, на этот раз вопрос не показался ему единственно верным.

— Максимальная степень очистки. Самая незначительная из возможных степеней воздействия. Запах, не зависящий от состава зелья. Ваши выводы?

Я вспомнила радостно-тревожный запах, пробуждающий образы и эмоции. Это не могло быть чем-то вроде Амортенции. Ничего наведенного. Наоборот.

— Активация светлых воспоминаний? Магический антидепрессант?

Снейп недоуменно нахмурился, а затем усмехнулся.

— Светлых? Нет. Каждый человек в течение жизни пытается что-то забыть, спрятать, вытеснить. Маглы придумали для этого мифическое «подсознание», волшебники добавили к этому омут памяти и окклюменцию. Иные воспоминания просто теряют яркость… Восстановить память во всей полноте — удивительный опыт, не правда ли?

В последней фразе мне послышался сарказм.

— Нет! Это пытка, — возразила я. — Подсознание — защитная реакция личности на болезненные, тяжелые или запретные мысли. В нём есть смысл. Не думаю, что найдется человек, который решится на этот эксперимент. И это точно не запатентуют.

— Скорее всего, да, — подозрительно легко согласился Снейп.

— Тогда зачем оно вам?

— Это уже второй вопрос, — он снова взглянул на часы. — Сконцентрируйтесь на важном, мисс Грейнджер. Например, на том, что в ближайшее время вы окажетесь в чужой стране в магловской семье, к которой по документам не имеете никакого отношения, и попытаетесь испытать на них нелегальное зелье. Изучите инструкцию в ближайшие дни. Возможно, что-то покажется вам непонятным. Всего доброго.

Снейп стремительно вышел в коридор. Входная дверь хлопнула раньше, чем я успела ответить.

«Достаточно пяти капель», — сказал Снейп.

На столе моей кухни стоит флакон с дистиллятом, а в нём находится факт существования Гермионы Грейнджер... Капли памяти. Пять капель — и самый страшный кошмар моей жизни станет прошлым. Планировал ли это Снейп, когда нанимал меня на работу? Вот что стоило спросить. Боль потери резанула неожиданно остро. Теперь всё было совершенно ясно. Личные отношения Гермионы Грейнджер с профессором зельеварения закончились, что бы это не означало. Но как закончились! Я взяла флакон в руки. Невесомый. Заклятие неразбиваемости. Снейп позаботился и об этом.

«Их использование будет приравниваться к нарушению закона». Идиотка. Какая же я идиотка: «Я грабила Гринготтс». Ведь Снейп тоже рискует. Зелье изготавливалось в его лаборатории. Если обвинят меня, под суд попадет и он. «Будьте осторожны, мисс Грейнджер». Буду, профессор. Хотя бы ради вас.

Билеты в Австралию можно будет заказать уже сегодня. Подойдёт любое число после шестого. Но свободные рейсы в дни Миллениума — это утопия. Придется ждать. И учить инструкцию. Со Снейпом всегда так: всё сводится к изучению инструкции… и её последующему нарушению. Маленькая книжка была исписана его мелким убористым почерком. Объяснения и уточнения, применение, возможные осложнения в раннем и позднем восстановительном периоде, пути коррекции…

В гостиной послышался звук шагов. Ну вот. Я опять оставила разблокированный камин. Снейп бы меня отчитал…

— Это мы, Гермиона! Не хватайся за палочку! — голос Джинни появился раньше своей хозяйки лишь на несколько секунд. — Надеюсь, ты выспалась, потому что у меня куча планов. Кстати, счастливого Нового года!

Она ворвалась в кухню, сияя улыбкой. Следом зашел Рон. Он молча мне подмигнул и изобразил на лице гримасу покорности судьбе. Джинни не унималась:

— Уголёк в твой камин мы бросили, но как ты понимаешь, это всё подделка, потому что черноволосого мужчины у нас нет [1]. Гарри вчера появился дома на десять минут, чтобы извиниться, и умчался на дежурство. Такая вот история. Пришлось мне хватать летучий порох и за час до Нового года искать себе компанию. Я зла, как мантикора, зато мне очень хочется тебе кое-что рассказать. Не сейчас! — она многозначительно показала глазами на Рона.

— И вам счастливого Нового года, — я попыталась выжать из себя ответную улыбку. — Послушайте, у меня есть новости…

— По дороге расскажешь, — отмахнулась Джинни. — Если придём поздно, то увидим только спины людей. Собирайся. У тебя есть лишний зонтик, кстати?

— Посмотри в прихожей на вешалке, — вздохнула я.

Джинни метнулась в указанном мной направлении, а Рон подошел и сел рядом.

— Что случилось, Гермиона?

— Мне нужно ехать в Австралию, — я сжала флакон в ладони. — Чем скорее, тем лучше, Рон!

— Что-то случилось с твоими родителями? — он развернул меня к себе. — Гермиона?!

— Нет-нет, Рон. Наоборот. С родителями всё хорошо. Даже очень. Кое-что изменилось, и теперь я, кажется, смогу вернуть им память.

Джинни молча вернулась в кухню и обняла меня за плечи.

Рон поднялся.

— Когда нужно ехать?

— Как можно раньше, но после того как... После шестого числа. Я не уверена, что заимствованная магия будет действовать на другом конце Земли.

— Ясно, — Рон решительно кивнул. — Начинай собираться. Седьмого мы с тобой будем в Австралии.

«Мы с тобой». На душе стало легко и празднично.

— Каким образом, Рон? — поинтересовалась я.

— Насчёт этого не волнуйся. Я волшебник или кто?

____________
[1] Английская примета: если в Новом году первым в дом придёт темноволосый мужчина, то год будет удачным. Принято принести с собой уголёк и молча бросить его в камин, а потом уже поздравлять хозяев.

Министерский атриум выглядел непривычно свободным. Пустовало даже место дежурного. Но Поттера я заметил не сразу. Он сидел в дальнем конце холла, неловко откинувшись на спинку стула. Моё приближение никак не повлияло на его положение в пространстве.

— Доброе утро, мистер Поттер! Бессонная ночь?

Поттер потянулся и ответил, не открывая глаз:

— Три вызова. И исчезнувшие под утро Малфои. Похоже, новое тысячелетие обещает быть таким же суматошным, как и прошлое.

— Исчезнувшие? Разве Малфоям не выдали разрешение на выезд?

Поттер, наконец, удостоил меня взглядом.

— Выдали. Малфою-старшему и миссис Малфой. Но официальным порталом они не воспользовались. Новое начальство обнаружило, что с карты исчезла одна Метка, и решило проверить, не покинул ли под это разрешение страну Малфой-младший.

— Интересная мысль. Проверять отправили вас?

— Угу. Драко был предельно вежлив. И даже обошёлся без оскорблений… Кстати, мне понравился ресторан, где он работает. Теперь вот думаю, не устроиться ли туда официантом. По крайней мере, буду лучше высыпаться, — Поттер поднялся со стула и закончил уже другим тоном: — Простите, сэр, я совсем не соображаю. Идёмте!

Что ж, Люциус был бы удовлетворён, узнав, какая паника поднялась по поводу его стремительного отъезда.

В лифте Поттер прислонился к стене и, казалось, опять задремал, поэтому вопрос прозвучал неожиданно:

— А вы, сэр? Хорошо встретили Новый год?

Новая привычка Поттера — говорить с закрытыми глазами, начинала раздражать. Я пожал плечами.

— Нашлось неотложное дело. Как раз успел его закончить перед появлением вашей совы.

— Значит, мы оба — жертвы недосыпа, — резюмировал он без малейших признаков раскаяния. — Нам сюда.

Лифт остановился и открылся. Поттер подошёл к стойке дежурного волшебника. Тот с готовностью закивал:

— Ждёт он. С самого утра ждёт. И болгарину тому так и сказал: «Не поеду никуда, пока с Северусом Снейпом не поговорю». А куда ему ехать такому? Бедолаге целитель нужен. Но кто ж меня слушает?

Поттер рассеяно кивнул и показал мне на дверь в конце коридора.

— Он там. Не хочу желать ему счастливого пути и... всего такого. Так что, дальше — без меня. Если что-то понадобится — ещё пару часов я буду на втором уровне.

— Благодарю, мистер Поттер. Я в состоянии пройти несколько метров без сопровождения.

Поттер ухмыльнулся.

— И вам счастливого Нового года, сэр!

В полной уверенности, что Поттер смотрит мне вслед, я прошёл по коридору и распахнул дверь.

Каркаров стоял у фальшивого окна, разглядывая несуществующий пейзаж. Мне пришлось окликнуть его, чтобы сообщить о своём появлении:

— Игорь?

— Север, наконец-то! — апатия мгновенно сменилась суетливой активностью. Он огляделся и сбросил с кресла кипу исписанных листов. — Садись, садись. Я так боялся, что ты не придёшь… Мы теперь враги, да? Но ты не представляешь, просто не представляешь каково это — потерять половину жизни и не знать, каким ты стал и почему. Прошу тебя, Север...

Слова сыпались из Каркарова бестолково и торопливо. Пальцы комкали лист бумаги, а на лице блуждала кривая улыбка. Пододвинув мне кресло, он сел на старый продавленный диван и уставился на меня снизу вверх. Его мысли представляли собой хаотичные нервные всполохи, и я предпочёл максимально закрыться от них.

Комната явно была наспех переоборудована из неиспользуемого кабинета. Шкаф и секретер задвинули в угол, поставили диван и кресло, видавшее лучшие дни. Все поверхности были завалены книгами, журналами и подшивками газет. На столе остывал почти нетронутый завтрак.

— Как ты себя чувствуешь, Игорь? — спросил я, просто для того, чтобы прервать его словесный поток.

Он поморщился.

— Отвратительно! Как будто словил тысячу Конфундусов.

— Тогда почему отказался от осмотра целителей?

— Зачем? Бесполезно. Этот Сэвидж — настоящий мастер! — в голосе Игоря прорезалось неожиданное восхищение. — Он сохранил все мои знания. Тёмные искусства, чары, даже основы анимагии — всё тут. А меня — нет. Ни одной зацепки. Этого не изменить. Я знаю.

— Чего ждёшь от меня?

Он развёл руками.

— Когда-то давно ты был моим другом. Я каждый раз вздрагиваю, когда понимаю, что тебе уже... сколько? Сорок лет? Кошмар. Но для меня — совсем недавно. Я не знаю, чему и кому верить. Поверю тебе.

— Спрашивай.

Игорь перевёл взгляд на кресло, в которое я так и не сел, снова взглянул на меня и прошептал:

— Скажи, я сумел сделать за эти годы что-нибудь… стоящее?

Ответ был готов заранее:

— Ты стал директором Дурмстранга.

Игорь яростно закивал. Я хмыкнул:

— Это «да» или «нет»? [1]

Он усмехнулся бородатой шутке, но тут же скривился, как от зубной боли:

— Это — «нет», Север. Не то. Когда я перебрался в Англию в семьдесят пятом, то думал, что нашёл смысл жизни. Мощный лидер, готовый изменить этот насквозь прогнивший мир, единомышленники… наконец-то, единомышленники, вместо извечного: «Сиди и не высовывайся»! Друзья. Мы ведь были хорошими друзьями, помнишь? Помнишь то Рождество, когда я заявил, что ты умеешь варить только яды, и ты сварил огромную кастрюлю пунша? И как ругался Люций, когда понял, что мы перевели его коллекционную выпивку? А потом сидел с нами до утра и травил истории про папашу Абраксаса? А теперь говорят, что Пожиратели Смерти были сборищем бандитов и убийц, а Лорд — сумасшедшим садистом. Это всё потому, что историю пишут победители?

— И поэтому — тоже.

Игорь выжидательно смотрел на меня. Чего он ждал? Подробных историй о Беллатрисе и компании? Красочных описаний рейдов? Вначале — примитивно грабительских, затем — показательных. Тот Игорь понял всё гораздо раньше меня. Этот же помнил что-то вроде английского клуба чистокровных, где Метка была знаком высшей касты, а основная деятельность велась в поле политики и пропаганды. Впрочем, экзотичному болгарину и не следовало знать о спецоперациях. В те времена Тёмный Лорд еще умел грамотно подбирать сферу применения своим последователям. Игорь был куда полезнее в общении с добровольными жертвователями и попечителями. А в нагрузку он получил мальчишку-зельевара, которому полагалось познать радости похождений по доступным женщинам и выкинуть из головы мечты, неподобающие Пожирателю Смерти. И надо признать, в первые несколько лет Игорь относился к своим обязанностям с жаром истинного неофита.

— Тебе тоже не нравилось происходящее. Но после исчезновения Регулуса ты решил, что разумнее будет… сохранять лояльность к организации.

Услышав имя младшего Блэка, Каркаров охнул, метнулся к столу и подхватил бумагу с длинным перечнем имён.

— И Регулус? Север, это ужасно. Все, почти все погибли или хуже чем погибли, — он снова сел, разглядывая лист и тыча в него пальцем. — Регулус, Люций… Какая страшная цена… Это ведь из-за меня схватили Барти?

В этот момент Игоря посетила новая мысль. Он пощёлкал пальцами, пытаясь её сформулировать:

— А та журналистка… Скитер? У нас с ней что-то серьёзное? Роман?

— Сомневаюсь. Если и связь, то по расчёту. Ей нужна была сенсация, тебе — деньги.

Игорь закивал, потом замотал головой, и снова закивал.

— Я… сильно навредил тебе тем интервью? — он старался теперь не смотреть на меня.

— Себе ты навредил, — я опустился в кресло и вгляделся в его издёрганное лицо. — Игорь. Хочешь вернуть свои воспоминания?

Надежда. Недоверие. Страх.

— Невозможно…

— Возможно. Мучительно — да. Несколько часов, а может, дней, ты будешь физически страдать от каждого неудачного поступка своей жизни. Но память вернётся.

— Значит, Сэвидж не блефовал?

— Да.

Игорь вновь соскочил с дивана, судорожно сжимая руки, и замер, пристально глядя на меня.

— Зачем? Ведь тогда я снова стану опасным?

— Нет. Тебя уже признали частично недееспособным. Твоё слово больше ничего не значит в суде. При повторном появлении в Англии тебя арестуют. Можешь даже продолжать публиковать свои мемуары, если найдёшь в Болгарии желающих их почитать.

Игорь замахал руками. Было что-то отталкивающее в том, что знакомые жесты молодого Каркарова принадлежали теперь стареющему человеку с незнакомым лицом.

— Нет-нет, Север. Я никогда больше не причиню тебе вреда. Но ты? Почему хочешь помочь мне, после всего, что произошло?

Не закрытое окклюменцией раздражение поднялось изнутри, и я позволил ему выплеснуться наружу.

— Помочь? Кто говорил о помощи? Возможно, мной движет жажда справедливости? Недавно один человек сказал, что каждый заслуживает своей памяти. В твоём случае это особенно верно. Говоришь, был моим другом? Когда тебя привезли из Азкабана, ты не только меня, ты любого готов был продать, только бы не возвращаться к дементорам. В девяносто пятом — подкарауливал меня по всему Хогвартсу, лизал свою Метку, ныл и стонал, потому что даже сбежать не хватало решимости. А после конца войны решил пойти ва-банк? Приступ храбрости? Даже не представляешь, как я зол на тебя. И ещё удивлён, пожалуй. Я хочу сказать кое-что тому Игорю. Не тебе.

Игорь внезапно зашелся в приступе истеричного смеха:

— Сказать? А может, просто врезать ему, а? Как следует врезать? Долохов же тогда неплохо тебя обучил? Помнишь?

— Тёмный Лорд неплохо наказал обоих, помнишь? — против воли я почувствовал, как губы растягиваются в улыбке. — Это уже потом он во всех случаях стал использовать неоригинальный Круциатус.

— Север... — Игорь закрыл лицо ладонями. Я отстранённо заметил, что руки у него остались прежними. Тонкие, нервные пальцы выглядели незнакомо без привычных колец и перстней, но всё же это были руки Игоря. — А мы… мы все тоже стали потом такими же, как он?

— Такими же? Во всяком случае, мой нос остался на месте, — попытался сострить я, но неуместная шутка повисла в воздухе. — Не надо, Игорь. К чему оплакивать то, что ты не можешь изменить?

— Значит, да. А может, ада с него? [2]… Парень... как его... Виктор… Крум... Крам… Да, точно, Крам! Говорил, что я смогу снова преподавать… Не сразу, конечно, а когда всё уляжется. Странный парень. Не злой, но тяжёлый. Я его совсем не помню. Говорит, что когда-то я помог ему попасть в сборную Болгарии. Действительно сильный игрок, да? Мне кажется, он меня презирает... Послушай, а та рыженькая из Лютного? С родинкой. Марго? Что с ней стало?

— Понятия не имею. Решайся, Игорь.

— Подожди ещё немного, — он сжал голову ладонями. — Этот каменный мешок сводит меня с ума. Ни одного настоящего окна, никакого шума. Они сказали, это для моей же пользы. Попробовали бы они сами находиться в этой пользе круглые сутки… Нет… Что-то я хотел спросить у тебя… Ах, да! У тебя нет семьи, я читал. Но женщины?

Я посмотрел на него сквозь легилименцию. Он не шутил. Женщины… Личность Игоря совершенно точно сохранилась без изменений.

От моего взгляда он стушевался.

— Прости, Север. Я не должен был спрашивать о личном. Не подумал...

— Я так и понял. Действуют побочные эффекты стирания памяти. Ещё несколько недель ты будешь… не слишком гибок в формулировках. Но времени мало. Ты примешь зелье?

— Это оно? — он впился взглядом во флакон в моей ладони. — Может, будет лучше взять его с собой и принять позже? Вдруг мне станет плохо в дороге?

— Нет. Латентный период длится около двенадцати часов. Хватит на аппарацию и обустройство на новом месте. Отдача начнется к вечеру. А с собой ты его не получишь.

— Но… если это убьёт меня?

— Жить вообще опасно, Игорь. Впрочем, решать тебе.

Взяв стакан с водой, оставшийся от завтрака, я отмерил в него дозу и поставил лекарство на край стола.

Игорь отшатнулся и пробормотал так тихо, что я едва расслышал:

— А стоит ли?

Я промолчал. Однажды меня не спросили: стоит ли спасать мою жизнь. Делать выбор за Игоря или хотя бы упрощать ему задачу я не собирался. Он отчаянно боялся обещанных мучений, боялся собственной памяти, но главное — он боялся просчитаться и на этот раз…

В дверь постучали. Каркаров рванулся вперед, застыл на полпути с протянутой рукой и судорожно кивнул. Я рассудил, что на этот раз пантомима была исполнена на английском, и протянул ему стакан. Дверь распахнулась, и в комнату вошёл Виктор Крам.

-Вие трябва [3]... — хмуро начал он, глядя в пол, поднял взгляд, увидел меня и продолжил уже на английском —… получить свои вещи в третьем отделе. Дежурный вас проведёт… Здравствуйте, господин… декан. Не думал, что вы придёте сюда.

— Добрый день. Мы как раз заканчивали разговор. Не смею вам мешать, господа.

— Нет-нет, постой, Север, — свободной рукой Игорь вцепился в мой рукав. — Разве так годится? Сейчас вот схожу, заберу вещи, и мы ещё поговорим, правда?

Крам перевёл взгляд на стакан.

— Вы завтракаете? Портал настроен на половину первого. Надо успеть.

— Да-да, я понимаю, — Игорь деланно засмеялся, а его рука, сжимавшая стакан, задрожала. — Не таким я представлял своё возвращение в Болгарию. Другари комунисти [4] сгинули. Это да. Сами сгинули. Без моей помощи. Помню, мне перед отъездом чичо Петко [5] говорил... Я рассказывал тебе про чичо Петко, Север? Неважно... Я опять болтаю лишнее. А важно, что возвращаюсь под арестом и под надзор.

— Нет, — вмешался Крам. Он говорил медленно, как будто слова приходили в его голову с заметным опозданием. — Поручительство — не надзор. На моей родине почти не знали Тома Риддла. Не видели его режима. Он убил семью Грегоровича, но это случилось за пределами Болгарии. У нас живут добрые открытые люди. Когда они поверят, что вы не помните, как служили Тёмному Волшебнику, они захотят помочь…

Пальцы Игоря разжались. Вода и осколки стекла брызнули в стороны. Он посмотрел на свою руку, на разбитый стакан и покачал головой:

— Совсем плохо. Надеюсь, это не очень большая потеря?

— Конечно, нет, Игорь, — отозвался я, — Репаро! Видишь? Ты всего лишь остался без воды.

— Хорошо, — болезненное возбуждение, исходящее от него, внезапно улеглось. — Я тебе благодарен, Север. За то, что ты пришёл, и за то, что ты сделал… Теперь я отправляюсь налегке. Мне нечего предложить тебе сейчас, но я буду твоим должником.

— Должником — не надо. Но, возможно, тебе не стоит считать себя моим врагом.

Игорь прижал руку к сердцу:

— Я сохраню наш разговор здесь. И когда буду знать, как ответить на вопрос, который я задал в начале встречи, ты снова задашь свой, хорошо?

— Неисправимый романтик, — проворчал я. — Меня тошнит от твоего пафоса.

— Всегда так говорил! — Игорь засмеялся. — Мне надо сейчас идти. Виктор! Поговори с Северусом. Он даст тебе дельные советы, как меня затыкать, чтобы не болтал, и объяснит, почему я вышел такой луд човек [6]. Север, не жди меня. Мы всё сказали и сделали. Всё!

Игорь изобразил пародию на поклон и вышел за дверь.

Крам вперевалку прошёлся по комнате и сообщил:

— Я был против того, чтобы звать вас, господин декан. Но Гарри Поттер настоял.

Конечно. Жизненно необходимая для меня информация. Не дождавшись ответа, Крам продолжил:

— В стакане была не вода?

— Полагаете, я обязан перед вами отчитываться?

Он не смутился.

— Хочу понять. Я предлагал привести врача, а он потребовал вас. Господин Каркаров теперь совсем на себя не похож.

— Ошибаетесь, господин ловец. Теперь — похож, — я почувствовал, что уподобляюсь Игорю и сменил тему. — Что его ждёт в Болгарии?

— Жизнь. Позабочусь, чтобы господин Каркаров не нуждался. Это мой долг теперь.

«Не злой, но тяжёлый», — вспомнил я характеристику, данную Краму Игорем. Ни одной открытой эмоции, ни одной открытой мысли. Без окклюменции и магии. Уникум.

— Вы не благорасположены к господину Каркарову? — поинтересовался я, надеясь вызвать у него хотя бы раздражение.

Крам задумался. Вероятно, над смыслом глагола.

— Он не был хорошим директором и не был моим любимым учителем. Но много лет заботился обо мне. Я тоже смогу.

— Благодарность?

— Меня так учили, — он пожал плечами. — «Долг — исполни, прошлое — отпусти, будущего не жди и не бойся». Тоже романтика?

— Скорее, банальность. Но практичная, — ответил я.

Крам улыбнулся. Я уловил слабый эмоциональный всплеск: неловкость и любопытство. Ему хотелось говорить об Игоре Каркарове и не нравилось, что приходится иметь дело с заинтересованным лицом.

— Вы ведь тоже не благо-рас-положены к директору?

— Если вы спросите то, что действительно хотите, мы сэкономим ваше время, господин ловец.

Он кивнул и заговорил быстрее.

— Каркаров однажды сказал, что я напоминаю ему одного человека. Они дружили, но он его потом подвёл. Я думал, что он говорил о вас. Потому что иногда он путался и называл меня «Север». Я думал, что ему было стыдно за собственную слабость и трусость. А потом появилась эта статья в газете. Как можно было?

Это и был вопрос? «Как можно было?» Легко. Можно было выбрать служение Тёмному Лорду ради идеи возрождения величия магов, не замечая, что на практике это означает грязь и смерть. Можно было состоять в ордене Феникса и работать на Дамблдора, зная, что по твоим доносам убивают его людей.

— Вопрос тренировки, мистер Крам. Себя можно убедить в чём угодно. Стоит только начать.

Крам нахмурился.

— Так зачем вы приходили?

Зачем? Я и сам хотел бы это понять. По образному выражению Сэвиджа, он стёр Игорю память «до первой гнуси». Прощение или месть в этой ситуации теряли всякий смысл. Вернуть Игорю воспоминания? Я был почти уверен, что он найдёт причину отказаться. Зачем я приходил? За воспоминаниями о самом себе.

Но Краму нужен другой ответ. Он пытался убедить себя, что принял верное, хотя и неприятное решение. И надеялся услышать от меня, каким славным парнем был когда-то его честолюбивый и трусливый наставник.

— Всего лишь навещал старого знакомого. Когда-то он был идеалистом и революционером. В его мечтах заговорщики действовали тайно, быстро, бескровно. И всегда добивались своих целей. Реальность оказалась не похожей на фантазии. Мне хотелось вспомнить его прежним.

Крам задумался. Казалось, он повторяет про себя слова, чтобы найти в них тайный смысл.

— Пожиратели Смерти — революционеры? Странно слышать это от вас. Вы оправдываете Каркарова?

— Обратитесь в Визенгамот. Осуждение и оправдание — по их части.

Мысли Крама вновь закрылись. Человек-застёжка. Интересно, Игорь имел в виду именно это, когда утверждал, что мы похожи?

Впрочем, вопросы на этом не закончились.

— Господин Каркаров долго будет оставаться таким… нервным?

— Несколько недель. Возможно — месяцев. Есть средства, способные смягчить этот период, но, вероятно, вы предпочтёте услышать мнение болгарского эксперта.

Крам нахмурился:

— Почему? Вы лучший зельевар в Англии и хороший менталист. Господин Каркаров так говорил. Он мало кого хвалил.

— Как вам угодно.

Среди исписанных датами и именами листов на столе я не без труда отыскал один чистый. За последний год все возможные в этой ситуации средства были испробованы на Люциусе. Текст составлялся легко. Последовательность, дозировка, особые указания… каждое средство я сопровождал коротким пояснением.

Крам стоял рядом и слушал. Но когда я закончил и отдал ему список, он заговорил о другом.

— Я дважды собирался присоединиться к сопротивлению в этой войне. Когда Пожиратели Смерти атаковали свадьбу моих друзей, и когда узнал, что Том Риддл назначил вас директором Хогвартса.

— Вот как? И что же вас остановило? — поинтересовался я.

— Рассудительность? Осторожность? Я не знаю. Знаю только, что не мне судить господина директора за трусость.

Отлично. А я — не священник. И не подписывался выслушивать покаяния болгарских ловцов. Вязкий и медлительный диалог начинал действовать мне на нервы. Я сделал пару шагов к двери и вновь попытался сменить тему на нейтральную:

— Как Министерство вышло на вас?

— Искали родственников и знакомых Каркарова в Болгарии. Для подтверждения личности. Я вызвался. Свидетельствовал в Визенгамоте. Всё равно давно хотел побывать в Лондоне. Хотел увидеть одного старого друга из Хогвартса. Не получилось. Не судьба… Я вас задерживаю, — Крам, наконец, заметил мои перемещения, — и мне тоже надо идти. Если захотите узнать про господина Каркарова, пишите или сразу приезжайте.

— Всего доброго, господин Крам. Надеюсь… вторая попытка для Игоря окажется удачнее первой.

— Постараюсь, чтобы было так. Прощайте, господин Снейп.

Крам свернул список назначений, сунул его в карман и, сутулясь больше обычного, вышел из комнаты.

____________
[1] болгары при отрицании кивают головой вверх-вниз, а при согласии вправо-влево

[2] приблизительно: «ну его к лешему», «гори оно огнем» (болг.)

[3] вам необходимо (болг.)

[4] товарищи коммунисты (болг.)

[5] дядя (брат отца) Петко (болг.)

[6] сумасшедший человек (болг.)

— Это было нетрудно, — Рон вошёл в кухню на площади Гриммо, небрежно помахивая конвертом с сургучной печатью. — Всё как договаривались.

— Ого! Серьёзно, Рон? Как ты это сделал? Украл? Или наложил Конфундус на несчастных маглов? — Джинни насмешливо посмотрела на брата. — Хотя, нет. Мне как жене аврора лучше об этом не знать.

— И как тебя Гарри терпит? — пожал плечами Рон и метнул конверт по столу ко мне. — Лови, Гермиона.

— Спасибо, Рон. Это здорово! — я попыталась вложить в слова всю благодарность, которую испытывала к Рону за его помощь. — А почему они лежат в конверте с министерской печатью? Ты доставал билеты на самолёт через Министерство Магии?

— Самолёт? — удивился в ответ Рон. — Зачем? Разрешение на международный министерский портал. Сообщаешь место назначения — и готово. Прямая доставка. Правда, только до Канберры. Там — местный транспорт. Открывай, смотри!

Подготовка к отъезду шла полным ходом уже пятый день. Чтобы не подставлять Гарри в аврорате, мы решили сообщить ему только самое необходимое, опустив противозаконную составляющую предприятия. Объяснение взяла на себя Джинни. Не знаю, что именно она ему сказала, но вопросов Гарри старался не задавать, всецело сконцентрировавшись на выяснении юридических деталей австралийского магического законодательства. Джинни тем временем развернула бурную деятельность по сборам. В настоящий момент она в десятый раз сверяла список необходимых дел, вещей и покупок. Кухонный стол был завален бумагами с пометками: «Необходимо», «Желательно» и «На всякий случай». В этой суете были свои плюсы. Думать о Снейпе, шестом числе и палочке Беллатрисы было просто некогда. Но где-то внутри, на краю сознания, напряжение продолжало нарастать, и я чувствовала, что вот-вот взорвусь. Определённо, Рон появился очень кстати.

Распечатав пакет, я вынула плотный бумажный прямоугольник и прочитала:

— Отдел магического транспорта, шестой уровень. Время отправления — седьмое января, шесть часов пополудни. Выдано мистеру и миссис Уизли… Миссис Уизли? Почему?

Рон нахмурился.

— Вообще-то Перси оформлял это для родителей. Хотел отправить их отдохнуть на недельку. Но они отказались. Из-за Флёр. Ребёнок должен вот-вот родиться. А тут, как по заказу, седьмое число. От тебя требуется документ, подтверждающий личность, и лучше — прямо сейчас: надо внести исправления в министерские списки... А чем это здесь так вкусно пахнет?

— Не лезь в кастрюлю, Рональд, — строго сказала Джинни, — Вымой руки и садись за стол. А ты, Гермиона, пока сходи за своими бумажками. Только не задерживайся — нам ещё нужно пробежаться по магазинам!

Я вышла в коридор и перевела дыхание. Улизнуть из этого очага заботы хотя бы на несколько минут было облегчением. Сходство Джинни с миссис Уизли становилось всё более заметным.

Уже на лестнице мне пришла в голову мысль: какой «документ» имел в виду Рон? Магловский паспорт? Придётся вернуться и уточнить.

Перед входом в кухню я остановилась, услышав раздражённые голоса:

— …Я не меньше твоего хочу помочь Гермионе, но это же подарок родителям на Рождество! Неужели нельзя было придумать ничего другого?

— А чем я, по-твоему, занимался все эти дни? По словам Перси, все официальные международные порталы расписаны до марта. Я просил показать мне списки этих людей, чтобы как-то с ними договориться — но ты же знаешь Перси… Пытался пробить через Федерацию магических видов спорта — но у них была только Европа. Пробовал через Гринготтс и Билла, но — вот незадача — гоблины почему-то нас не любят. Даже не знаю, с чего бы это?.. — Рон закипал с каждым словом.

— Мама с папой сто лет нигде не отдыхали, — мрачно заметила Джинни.

— Зато родители Гермионы наотдыхались на сто лет вперёд! — заорал Рон.

За дверью раздался звук, как будто что-то упало. Я распахнула дверь и едва не столкнулась с внезапно возникшим на кухне Кричером. В руках у него была сковородка.

— Хозяйка, — проскрипел он, обращаясь к Джинни, — Кричер собирался прибраться в столовой, но решил спросить, не нужна ли его помощь хозяйке?

Джинни попыталась скрыть улыбку:

— Спасибо, Кричер. У меня всё в порядке.

— Кричер всегда готов помочь, — он поклонился, а потом хмуро взглянул на Рона. — И Кричер слышит всё, что происходит в доме.

Дождавшись, пока Кричер покинет кухню, Рон пробормотал:

— Тоже мне, защитник выискался. Раньше у него только Бэллочка и Цисси хорошими были!

— Не надо, Рон, — вздохнула Джинни. — Кричеру тяжело. Он видел смерть Лестрейндж и не пришёл к ней на помощь, потому что сражался на нашей стороне. Для эльфа это против природы. Он до сих пор плачет над какими-нибудь вещицами от старых хозяев…

Я кашлянула, и Джинни повернулась ко мне:

— Гермиона, ты всё слышала, да? Извини, нехорошо получилось. Меня просто разозлило, как этот павлин сперва хвастался, что он такой крутой волшебник, а потом…

— Я понимаю, Джинни, не надо объяснять… Рон!

— Ну? — хмуро отозвался он.

— Как думаешь, я смогу поблагодарить мистера и миссис Уизли перед отъездом?

— Конечно, — напряжённое выражение сразу исчезло из его глаз. — Хочешь, прямо сегодня?

— Позже! — неумолимо отрезала Джинни. — У нас ещё куча важных дел.

* * *

Рон отправился в Министерство, а Джинни вернулась к спискам. Но её мысли были где-то далеко, и обсуждение необходимости запасных солнцезащитных очков, пляжной обуви и прочих скучных вещей быстро заглохло. Молчание затягивалось, но я не спешила спрашивать о причине. О чём бы Джинни сейчас ни размышляла, надолго её выдержки не хватит.

Минут через десять мои ожидания оправдались.

— Гермиона… я знаю, что сейчас не время, — начала она нерешительно. — И всё-таки… ты разобралась в своих чувствах? Я хочу сказать, что Снейп — он, конечно, изменился, но… ты же понимаешь, что из этого ничего не выйдет?

Проговорив конец фразы на одном дыхании, Джинни вопросительно посмотрела на меня.

— Да, — улыбнулась я самой доброжелательной улыбкой и приманила к себе листок с заголовком «Важное».

— И что значит это всеобъемлющее «да»? — Джинни приняла стойку ирландского сеттера, почуявшего добычу.

— «Да» на оба вопроса. Пункт первый — я разобралась. Пункт второй — ничего не выйдет.

— Значит, ты больше не влюблена в Снейпа?

В исполнении миссис Поттер тактичность мало отличалась от действия скальпеля. Я отложила бумаги:

— Не думаю, что к этой ситуации применимо слово «влюблённость». В любом случае, я абсолютно точно не собираюсь приставать к Снейпу со своими чувствами, так что ты можешь быть спокойна за мою нравственность.

Джинни фыркнула.

— Нравственность… Меня больше волнует твоё разбитое сердце. Теперь, когда стало ясно, для чего Снейп с тобой возился…

Горячая удушливая волна прокатилась по коже. В горле пересохло. Мне пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем спросить:

— Ясно? В самом деле? И для чего же?

Джинни удивлённо посмотрела на меня:

— Из-за зелья, конечно. Снейпу нужно было испытать его на ком-нибудь, перед тем как… Гермиона? Я тебя обидела? Послушай. Это был хороший поступок с его стороны. Он вроде как дал тебе своими руками приготовить лекарство для родителей. И сказал об этом только тогда, когда с Малфоем всё получилось… Гермиона! Ты куда?

— Сейчас приду, Джинни. Мне надо…

Хорошо иметь большой дом. Можно просто идти. Не задумываясь. Не анализируя. Просто идти. Поднимаясь по лестницам, проходя узкими коридорами, открывая двери… В столовой было пусто. То ли Кричер уже закончил уборку, то ли исчез, услышав мои шаги. Эту комнату я украшала к Рождеству. Джинни строго-настрого запретила Кричеру переделывать в ней что-либо до двенадцатой ночи[1]. Зелёная и серебряная мишура теперь казалась блёклой и неуместной.

«Теперь, когда стало ясно, для чего Снейп с тобой возился…»

Ясно для всех, кроме меня?

Я села за обеденный стол. Совсем недавно за этим столом мы праздновали Рождество. Снейп провозглашал тосты, шутил и вообще вёл себя по-человечески…

«То, что вам кажется хорошим отношением, было всего лишь результатом обязательств…» — моя память моментально подобрала подходящую цитату.

Пустая рама портрета Дамблдора притягивала взгляд. Казалось, что его обитатель вот-вот появится и изречёт нечто туманно-мудрое и утешительное. Но холст оставался пустым.

Да и о чём я могла спросить?

«Как вы думаете, профессор Дамблдор, профессору Снейпу действительно на меня наплевать?»

«Ну что вы, мисс Грейнджер! Он ведь починил ваши кроссовки, рассказал вам сказку и подарил рождественскую игрушку. Многие ли студенты могут похвастать таким списком оказанных знаков внимания?»

Я представила себе директорскую интонацию и засмеялась. Список действительно поражал воображение. Вот только это никак не отменяло того, о чём говорила Джинни. Снейп нуждался в испытании своего лекарства, и ему было необходимо всеми возможными способами завоевать моё доверие. Так, чтобы не возникло и доли сомнения в безопасности или эффективности средства и бескорыстных мотивах его создателя. С задачей он справился идеально.

«Я доверяю Северусу Снейпу…»

Спасибо, директор Дамблдор. Будем считать, что вы высказали своё мнение.

* * *

Когда я вернулась в кухню, Джинни увлечённо рисовала на одном из списков какую-то клыкастую пакость. Не глядя на меня, она заговорила:

— Помню, как я очнулась в Тайной комнате, и сначала думала только о том, что меня могут выгнать из школы и даже отправить в Азкабан. А потом вдруг осознала: меня спас знаменитый Гарри Поттер — мальчик, в которого я по уши влюблена. Представляешь, целых два года жила этой мыслью… Пока Ромильда Вейн не попыталась использовать меня в качестве жилетки для слёз. «Ах, Гарри… ах, Избранный… Он такой удивительный… Как я мечтаю, чтобы он защитил меня от какого-нибудь ужасного монстра. Не так, как тебя, Джинни, а по-настоящему».

— Мне казалось, Гарри спас тебя очень даже по-настоящему, — заметила я, не понимая, к чему этот разговор.

— А вот и нет. Ромильда тогда всё очень доступно объяснила. Оказывается, Гарри делал это не для меня. Он рисковал жизнью ради сестры друга и дочери миссис Уизли, которая хорошо к нему относилась. Понимаешь, о чём я? На моём месте мог оказаться кто угодно… Было обидно.

— Да… понимаю. И что?

— И ничего, — Джинни принялась зачёркивать портрет василиска. — Я спросила себя: в кого, собственно, меня угораздило влюбиться? В Мальчика-Который-Выжил-и-Продолжает-в-Том-же-Духе? Или — просто в Гарри? У которого смешные волосы, грязь под ногтями и… много всякого другого, о чём рассказывать совсем не обязательно.

— Ага, — согласилась я, — совсем необязательно. Мораль-то будет?

— Ну… Она собиралась тут быть, когда я начала говорить, а потом… — Джинни отложила испорченный рисунок в сторону. — О, вспомнила! Всё сводится к одному: нельзя любить за что-то. И если дело в том, что Снейп весь из себя такой заботливый душка, то ты смело можешь закопать эту историю где-нибудь в прошлом. Благодарность — худшая основа для отношений. А если причина в другом, тогда почему ты так расстроилась?

— Глубокомысленно, — вновь признала я. — Что посоветуете, целитель Джинни?

— Я ждала этого вопроса, — она изобразила коварную усмешку. — Жить! Помнишь, как ты сама мне это говорила? Жить. Быть собой. Радоваться тому, кто рядом… Ты знаешь, что тебя искал Крам?

— Виктор?

— Других Крамов я не знаю. Когда Гарри опять решил изменить мне с аврорскими буднями, я отправилась встречать Новый год к Биллу и Флёр, а у них гостил этот косолапый красавчик. Много расспрашивал о тебе. Интересовался, как у вас с Роном… Я обещала, что ты черкнёшь ему пару строк…

— Джинни, это сводничество! — возмутилась я, но больше для порядка, чем всерьёз.

— Ничего подобного! Я просто хочу, чтобы ты вылезла из своего кокона и посмотрела на ситуацию со стороны. Ты не обязана выбирать между неземной страстью к бывшему учителю и симпатией к старому другу. Ты вообще ничего никому не обязана! — Джинни помахала у меня перед носом чистым листом бумаги.

— Tabula rasa? [2]

— Допустим. Ещё бы я понимала, что это значит… Ты слишком долго находилась вдали от общества. Вначале — с Гарри и Роном, сейчас — со Снейпом. Австралия — это прекрасно, только не вздумай повторяться. Когда вернёшься, я возьмусь за тебя по-настоящему! Как абсолютно незаинтересованное лицо… И почему это смешно?

— Главное, чтобы она действительно вернулась, — голос Гарри заставил меня вздрогнуть.

— О, ты сегодня рано, — Джинни моментально сменила тон. — Мы тут с Гермионой секретничали. Мог бы пошуметь, когда входил.

— В следующий раз, — Гарри сел рядом и покосился на рисунок Джинни. — Я хотел сказать, что Гермионе придется быть очень осторожной. В Австралии неоправданное магическое воздействие на человека считается очень серьёзным преступлением. Гермиона, может быть, ты немного повременишь с отъездом? Кингсли обещал мне двухнедельный отпуск в конце января.

— Начинается, — пробормотала Джинни. — Скитания героев, часть вторая? Гарри, мы с тобой уже об этом говорили. Ты работаешь в аврорате — раз. Ты слишком известен, даже в Австралии — два. И ты не можешь отправиться туда прямо сейчас — три. Может быть, я ошибаюсь, но Гермиона, которая сумела удрать с вами из Гринготтса, прихватив на память ручную зверюшку, как-нибудь сумеет незаметно накапать своим родителям...

Джинни прикусила губу, но было поздно.

— Зелье. — Гарри снял очки и потёр руками глаза. — Значит, ещё и зелье… Джинни, ты не могла бы…

— Да-да, уже ухожу! — она бросила на меня виноватый взгляд и вышла из кухни.

— Послушай, Гарри, — возмутилась я. — Джинни вовсе не обязана…

Он отмахнулся.

— Гермиона, ты не представляешь себе, насколько серьезно то, о чём я говорю…

В тот день, когда Гарри решил в гордом одиночестве отправиться на поиски хоркруксов, у него было такое же правильное выражение лица.

— Гарри, я всё равно поеду. Не надо меня отговаривать. К тому же, Рон уже договорился о портале на седьмое число.

Он нахмурился:

— Слышал. Зря. Лучше бы вы полетели как обычные туристы. Уоллис говорит, что за прибывающими волшебниками очень внимательно наблюдают. Ты прочитала буклет?

— Да… Я буду очень осторожна. Но никто не запрещает мне случайно встретить старых знакомых и получить от них приглашение в гости.

— Конечно, — неожиданно согласился Гарри. — А если что-то пойдёт не так, я просто свергну Кингсли, захвачу власть, соберу армию и поведу её на штурм Австралии. Армия Поттера. Проще простого!

Мы засмеялись, но смех прозвучал натянуто и вымученно. Гарри накрыл мою ладонь своей.

— Я всё равно буду волноваться за вас с Роном. Надо придумать, как нам поддерживать связь.

— Думаю, зачаровать пергамент будет не сложнее, чем галеоны, — отозвалась я.

То, что Гарри тревожился за меня, было приятно и немного забавно. Как будто он за эти два года вырос, а я по-прежнему осталась школьницей. Наверное, он всё так себе и представлял: герой, на плечах которого лежит пожизненная ответственность за всех и каждого.

— И ещё я хотел сказать, — с запинкой пробормотал Гарри, — про Снейпа.

— Не надеюсь. Не рассчитываю. Не претендую, — отбарабанила я. — За более подробным отчётом обращаться к Джинни.

Он помотал головой.

— Я дал ему слово, что буду молчать, но это неправильно.

Опять. Сговорились они, что ли? Вряд ли мне станет лучше, если я узнаю, какими из своих планов Снейп поделился с Гарри.

— Нет, Гарри. Пусть профессор хранит свои секреты. Навредить мне он не пытался, иначе ты бы его остановил. А остальное — неважно.

Он ещё несколько мгновений колебался, а потом кивнул.

— Ладно. Я смогу тебе чем-нибудь помочь в эти дни?

— Да. Надо будет что-то придумать с Кричером!

____________
[1] двенадцатая ночь после Рождества — Крещенский сочельник. Считается окончанием рождественского веселья. По английской традиции, снимать украшения в доме и выносить елку необходимо именно в это время.

[2] tabula rasa — чистая доска (лат). Здесь — предложение начать всё с чистого листа.

— Надо будет что-то придумать с Кричером! — озабоченно сказал Рон, едва шагнув из камина на ковёр.

Мы с Гарри переглянулись, а Джинни закатила глаза:

— Тебе не кажется, что подобные вещи лучше не обсуждать в доме, где Кричер слышит каждое слово?

У Рона сразу сделался такой виноватый вид, что мне стало его жаль.

— Всё в порядке, Рон, — сказала я. — Гарри уже о нём позаботился.

— Кричер сейчас в «Кабаньей голове», — отозвался Гарри. — Аберфорту на сегодняшний вечер как раз был нужен эльф. Кричер согласился, при условии, что «хозяин будет присматривать за мистером Уизли и не позволит ему обижать хозяйку».

Рон покраснел.

— Ушастик меня терпеть не может, только и всего. Что ж, если его сегодня не будет — значит, одной проблемой меньше.

— Вот и хватит об этом, — оборвала его Джинни. — Раз ты уже пришёл — идите с Гарри в столовую. А мы дождёмся Снейпа и спустимся к вам.

Рон усмехнулся и вышел из комнаты вслед за Гарри. У самой двери он обернулся и подмигнул мне, и я с трудом выдавила ответную улыбку. С самого утра меня начало лихорадить, как перед экзаменом, а на площади Гриммо это ощущение только усилилось. Всё смешалось: ожидание Снейпа, страх за Рона, желание почувствовать, наконец, свою собственную магию, понимание того, что уже завтра я буду в Австралии…

— Эй! — Джинни пощёлкала перед моим лицом кончиками пальцев. — Ты как?

— Адекватно обстоятельствам, — я попыталась успокоить дыхание. — Немного нервничаю.

— А выглядишь прекрасно, — заметила Джинни. — Ты вообще похорошела за последние месяцы.

Замечание было настолько неуместным, что волнение слегка отступило.

— Правда?

— Ну да. Должен же тебе это хоть кто-нибудь сказать. И знаешь… Я прямо чувствую, что всё пройдёт замечательно. Так быстро, что даже чихнуть не успеешь. И в Австралии — тоже.

— Мне бы твою уверенность...

— Сама подумай! Если бы Снейп сомневался в том, что вся эта кутерьма вернёт твои магические способности, разве он принёс бы тебе зелье заранее?

У меня было другое объяснение, но я предпочла оставить его при себе. Не дождавшись возражений, Джинни победно кивнула.

Часы пробили шесть. На их фоне стук дверного молотка от входной двери прозвучал едва слышно, но Джинни сразу соскочила с кресла.

— А вот и Снейп. Странно, что не через камин. Идём?

— Иди. Я сейчас…

Джинни одарила меня сочувственным взглядом и выпорхнула за дверь.

Я медленно выдохнула. Нужно сконцентрироваться. Легко сказать — сконцентрироваться! Щит окклюменции исчезал раньше, чем я успевала его создать. Так… Надо отвлечься… Окружающая обстановка этому ничуть не способствовала. Всё в комнате напоминало о событиях последних месяцев. Сюда Снейп привёл меня, когда Каркаров подбросил письмо. Здесь же мы ждали Гарри и Снейпа весь следующий день. И тогда, когда поймали Каркарова. А ещё — Снейп сидел в этом кресле на Рождество и гладил Косолапа…

Кажется, это не лучший путь к концентрации.

Сегодня комната казалась странно пустой. Кричер выполнил свои обязанности точно в срок. Рождественские украшения исчезли. Праздники закончились.

С первого января Снейп не заходил ни ко мне, ни к Поттерам. Лишь вчера вечером совы принесли мне и Гарри одинаковые уведомления о времени его появления на площади Гриммо. Сухо. Коротко. Официально...

Всё! Об окклюменции можно забыть. Смирившись с этим фактом, я спустилась по лестнице с бешено колотящимся сердцем и абсолютным беспорядком в мыслях.

Снейп — чёрный-в-чёрном — стоял у двери в столовую и беседовал с Гарри. Очень тихо. Кажется, даже невербально…

— Добрый вечер! — поздоровалась я.

— Добрый вечер, мисс Грейнджер, — отозвался Снейп, мельком скользнув по мне взглядом. — Мы присоединимся к вам через минуту. Повторите пока с мистером Уизли его действия.

Я деревянно кивнула и прошла в комнату. Мебель, как и в прошлый раз, была сдвинута к стенам. Неожиданной деталью интерьера оказалось сооружение из стульев рядом с буфетом. На верхнем стуле опасно балансировал Рон.

— Вот, полюбуйся, — неведомо откуда подлетевшая Джинни продемонстрировала мне длинную красную царапину на руке. — Забился в дальний угол, шипит, царапается. Мы ему по-хорошему объясняли: сейчас тут опять будет тёмная магия с последующим уничтожением. Топал бы ты отсюда со своей книззловской чувствительностью…

— Лапик, Лапик, кис-кис-кис, — фальшиво-ласковым голосом звал Рон, — иди сюда, морда откормленная! Для тебя же стараюсь, дурень!

Косолап отвечал угрожающим шипением.

— Бесполезно, — вздохнула я. — Он и в прошлый раз не ушёл. Не трогайте. Захочет — сам потом убежит.

Рон спрыгнул на пол. Шаткая конструкция с грохотом развалилась за его спиной.

— Тогда мы готовы. Ты как, Гермиона?

— Нормально, — соврала я. — А ты? Всё помнишь?

— Две недели повторяю. Конечно, помню.

Неожиданно Рон стиснул меня в объятиях и осторожно подул на макушку.

— Мама в детстве так делала, — объяснил он. — Прогоняет дурные мысли. Чувствуешь?

— Чувствую, — улыбнулась я.

Джинни хмыкнула, но комментировать не стала, за что я была ей очень признательна.

— Приступим, господа, — Снейп появился в дверях.

Рон разжал руки.

— Давайте. Сначала я должен выпить зелье?

— Выпьете. Позже, — Снейп говорил деловито и отрывисто. Я порадовалась, не услышав в его голосе ровного тона окклюменции. — Альбус!

— Добрый вечер! — профессор Дамблдор, немедленно появившийся на холсте, был также деловит и серьёзен. — Возьмите, Северус.

Профессор Снейп протянул руку к портрету, достал футляр с палочкой и осторожно перенёс его на стол. Затем развернулся к нам:

— Мистер Уизли, подойдите! Мистер Поттер — туда. Мисс Грейнджер…

На какую-то долю секунды его взгляд задержался на мне. Я почувствовала ментальное прикосновение. Или мне просто захотелось в это поверить? Во всяком случае, истерика схлынула, уступив место сосредоточенности.

— Вы готовы?

— Да, сэр, — почти честно ответила я.

Рон подошёл к столу, всем своим видом демонстрируя безразличие. Веснушки ярко проступили на побледневшей коже.

— Итак, мистер Уизли. С момента, когда вы выпьете зелье, у вас будет около пяти минут. Постарайтесь успеть. Кстати, доза большая и через несколько часов вы почувствуете симптомы, схожие с алкогольной интоксикацией.

Снейп вынул пробку и протянул Рону флакон с зельем.

— Заранее чувствую себя пьяницей, — пробормотал Рон и в один глоток выпил жидкость. — А как узнать, что оно уже действует?

Снейп пожал плечами, резко выхватил палочку, наставил её на Рона и приказал:

— Легилименс!

Рон отшатнулся:

— Это зачем?

— Действует, — констатировал Снейп, отходя в сторону. — Приступайте.

Рон двумя пальцами достал из футляра кривую палочку Беллатрисы. Я почувствовала, как к горлу подкатила тошнота.

Тем временем, Рон начал говорить, уверенно и серьёзно:

— Я взял эту палочку в бою. Она принадлежит мне и должна подчиняться мне. Я принимаю её во владение. Я — хозяин этой палочки!

Ответом ему был дождь красных искр.

Звон в ушах мешал сосредоточиться. Словно издалека я наблюдала, как Рон проверяет последние заклинания, выпущенные палочкой. Вот и нужный «ступефай» и…

— Редитум!

Пальцы Рона крепко сжали рукоять, рука дрожала. Мне понадобилась вся воля, чтобы не отклониться и не выставить навстречу ярко-белому лучу щитовые чары. Прикосновение заклинания было почти незаметным, но по телу покатились волны тепла. Нет, это было не тепло, а жар! Он обжигал, вскипал и растекался по венам и нервам. Знакомое ощущение запульсировало на кончиках пальцев. Рон улыбнулся и опустил руку.

— Проверяй.

Но я и так знала: получилось! Казалось, что сейчас я могу колдовать любой деревяшкой, простым прикосновением пальцев, силой мысли…

Джинни подскочила ко мне, протянула палочку:

— Попробуй моей!

Буфет распахнулся. Фамильный фарфор Блэков взлетел в воздух и закружился под потолком. Рон присвистнул. Гарри и Джинни засмеялись.

— Молодчина, Гермиона! Теперь этой! — Гарри протянул мне палочку из остролиста.

Я одним движением вернула чайный сервиз на место, отложила палочку Джинни на стол и оглядела комнату в поисках интересной идеи. Лица друзей сияли. Дамблдор подмигнул мне, прежде чем исчезнуть с портрета. Даже во взгляде Снейпа было заметно что-то, похожее на торжество.

— Попробуйте трансфигурацию, — подсказал он.

Тяжёлый резной стул скомкался как лист бумаги, растянулся, обретая новые формы, цвет, рельеф… На кожаном переплёте проступили буквы: «Высшая трансфигурация: расширенный курс». Я поспешила поднять книгу с пола, но Джинни оказалась быстрее.

Она пролистала учебник и посмотрела на меня почти с испугом:

— Там есть текст?

Я пожала плечами:

— Не весь, наверное. Только до шестьсот восьмидесятой страницы. Дальше я ещё не учила.

— Это… просто… что-то… — Джинни, которая не могла подобрать слов, выглядела очень необычно.

— Магия? — подсказал радостно улыбающийся Гарри. — Магия нашей Гермионы!

Я посмотрела на Снейпа. Он лишь коротко кивнул. Ага. Обычное дело. Мы же магию всяким гермионам пачками возвращаем, каждый день! Не так ли, профессор? Как там Джинни говорила? Спасаем любого, кто окажется на этом месте? Мне захотелось подойти к нему, прикоснуться, заставить сбросить с лица маску невозмутимости, разгладить вечную складку между бровями, сказать… да, сказать! Сегодня я имела на это право!

Снейп прикрыл глаза и едва заметно покачал головой.

Щекам на мгновение стало жарко, а затем…

— Северус! — голос Дамблдора прозвучал как приказ. Взгляд Снейпа метнулся по комнате, скользнул по циферблату часов и остановился на Роне…

На Роне, который с восторгом ребенка разглядывал палочку Беллатрисы Лестрейндж. Косолап на буфете тихо зашипел.

— Думаю, достаточно, мистер Уизли, — мягко заговорил Снейп. Его волшебная палочка скользнула из рукава в ладонь. — Положите это в коробку и отойдите.

— Хм? — отозвался Рон. — А нужно ли?

— Рон, не шути так. Ты же помнишь, что было с Гермионой, — встревожено сказал Гарри, подходя ближе.

— Не бойся. Она не может навредить хозяину! Смотри, какая сильная… — Рон взмахом палочки заставил вспыхнуть оконные портьеры, — …и послушная штука, — закончил он, почти незаметным жестом погасив огонь.

Гарри застыл на месте. В комнате повисла тишина, нарушаемая только жалобным мяуканьем Косолапа.

Джинни бросила отчаянный взгляд на стол, где лежали наши палочки. Мысли в моей голове судорожно заметались в поисках выхода из ситуации. Почему мы этого не предусмотрели? Гарри и Джинни оказались безоружны. Удастся ли мне опередить Рона, пользуясь палочкой Гарри? В бою — нет… В бою? Сражаться с Роном?

Я осторожно перевела взгляд на Снейпа. Он стоял, прикрыв глаза — спокойный, расслабленный, как будто ситуация не имела к нему никакого отношения.

«Что делать, сэр?»

Профессор отозвался сразу:

«Не нападайте. Разговаривайте, но не спорьте. Отвлекайте его. Не делайте резких движений. Не подходите».

— Ты… знаешь заклинание иллюзорного огня, Рон? — заговорила я, надеясь, что голос не дрожит.

— Нет, — улыбнулся Рон, и его взгляд заставил меня вспомнить о драконах. — Она знает.

Воздух всколыхнулся. Заклинание Снейпа разбилось о невидимую преграду, отделившую угол комнаты, где стоял Рон.

Это сон. Просто сон. Это не может быть правдой. Ноги стали ватными, и я прислонилась к стене, чтобы не упасть.

Рон удовлетворённо засмеялся.

— Ну и лица у вас! Решили, что бедняга Ронни опять влип? Дурачусь я, понятно? Когда ещё выпадет случай? Представляете, она говорит, что я мог бы стать великим, непобедимым, и… в общем всякую такую чушь.

— Она говорит? Рон, ты в своём уме? — Джинни метнулась к столу.

Рон покачал головой. В следующее мгновение две палочки оказались в его левой руке, а палочка Гарри вылетела из моих рук и упала куда-то за стол.

— Видишь, какая быстрая? — с гордостью произнёс Рон.

Джинни развернулась к нему:

— Рональд Уизли! Немедленно отдай мою палочку!

— Возьми, — он пожал плечами.

— Джинни, нет! — Гарри рванулся вперёд, но потерял равновесие и едва не рухнул лицом вниз на ровном месте. Косолап истошно заорал.

— Ты чего, друг? — Рон укоризненно посмотрел на Гарри. — Я же сказал, что шучу.

Джинни шагнула за переливчатый край, обозначающий барьер, и замерла в нерешительности, вглядываясь в лицо Рона.

— У меня никогда не было такой вещи, — продолжил Рон. — Гарри досталась Старшая палочка. А мне — она. Это справедливо, не так ли?

Джинни с шумом втянула воздух сквозь зубы.

Рон перевёл взгляд на левую руку.

— Джинни. Я тут подумал… Я верну тебе палочку чуть позже. Это в твоих же интересах. Видишь ли, она слишком обидчива. Если ты попытаешься напасть на меня — станешь сквибом. А ты ведь попытаешься, я знаю…

Он уронил наши палочки на пол и небрежным движением ноги отправил их под буфет.

Сердце пропустило удар.

«Говорите с ним», — напомнил Снейп.

— Разве это возможно, Рон? — спросила я. — Разве палочка способна забрать магию волшебника без непосредственного контакта?

Рон склонил голову набок, будто прислушиваясь.

— Она говорит, что палочки во время сражения вступают в сложное взаимодействие, и магия волшебников может течь по ним в любом направлении. Похоже на правду, а, Гарри?

Джинни в этот момент протянула руку, коснулась стены из воздушной ряби и вскрикнула от боли.

— Отойди-ка к стене, сестрёнка! — Рон поморщился, едва взглянув на неё. — Не мельтеши! Не хотелось бы тебе навредить.

Джинни взглянула на Гарри, сделала шаг назад и прислонилась к стене.

Происходящее напоминало странный, невыносимо медленный спектакль, где каждый персонаж произносит свою реплику с неподвижным лицом, а потом замирает в ожидании ответа. Проснуться. Хочу проснуться…

Стоп. Не ныть надо, а думать.

Очевидно, что Рон находится под воздействием палочки Беллатрисы, что бы это ни значило на самом деле. Если верить Олливандеру, палочка не может напрямую нарушать магию принадлежности и магию владения, поэтому она играет на болевых точках Рона. Ищет схожие мысли и мотивы. Власть? Сила? Уникальность? А что, если найти точку, где мотивы будут конфликтовать?

— Скажи, Рон, а как именно она с тобой разговаривает?

Рон прищурился.

— Думаешь, я тронулся? Нет. Просто знаю ответ. В этой голове достаточно места для двоих.

— Ты не можешь её спросить, почему она пыталась нас с тобой поссорить?

Глаза Рона на миг остекленели. Затем на лице проступило удивление. Он помолчал и неуверенно произнес:

— Она говорит, что это неправда. Она не может лгать своему хозяину.

«Хорошо, — одобрил Снейп, — продолжайте. Воздействие слабеет».

Краем глаза я увидела, что Гарри теперь в точности копирует позу Снейпа: стоит, опустив голову и прикрыв глаза. Почему-то это вселило в меня немного уверенности.

— Ты отдал её мне, но вместо того, чтобы подчиняться, она украла мою магию, влезла в мою голову и настраивала меня против тебя. Почему, Рон?

Рука Рона дрогнула, и мне показалось, что он вот-вот бросит палочку. Но вместо этого он заговорил незнакомым снисходительным тоном:

— Ошибаешься, Гермиона. Палочка перестала тебя слушаться только тогда, когда ты предала меня. Видишь ли, она поняла всё намного раньше, чем я, ведь ей были открыты твои мысли. Странно… — он опять склонил голову набок. — Не думал, что всё было настолько плохо.

Горло саднило. Пить… До чего же хочется пить…

— И ты поверишь ей, а не мне? Это уже было, Рон. Вспомни медальон, и то, что он с тобой сделал!

Рон нахмурился:

— Ещё одна история про предательство друга? Вот только — кто здесь предатель? — он нарисовал в воздухе вопросительный знак. — Рон опять стал обузой и больше не нужен?

— Нужен, — я обращалась сейчас не к незнакомцу с палочкой Лестрейндж, а к Рону: родному, смешному, доброму, обидчивому и отходчивому. — Рон, пожалуйста! Мне не справиться без тебя! Завтра мы собирались нарушить половину законов магической Австралии. Помнишь? Вместе, как раньше. Не бросай меня!

Он покачал головой.

— Я и не собирался. Ты просто ещё не поняла, как нам повезло. Твои родители… — Рон замолчал, неслышно шевеля губами, и продолжил другим тоном: — Вот как? Не справиться без меня? Возможно. А что потом? Стандартная схема — «Помоги и отвали»?

«Теперь — молчите», — от приказа Снейпа стало больно в висках. И страшно.

Рон снова поморщился.

— Да что вы все на меня уставились с таким видом, будто у меня Тёмный Лорд торчит из затылка? Смотреть противно.

Краем глаза я заметила, что Снейп пошевелился. Рон резко повернулся к нему. Снейп заговорил медленно, с паузами, растягивая слова:

— Мистер Уизли внезапно возомнил себя… наследником Лестрейндж? Чрезмерно общительная вещь… сумасшедшей мёртвой ведьмы нашёптывает… сказочные обещания? Как… мило.

Лицо Снейпа было сейчас даже не бледным, а грязно-серым. Он вышел на середину комнаты и отсалютовал Рону.

— Я полагаю, мистер Уизли не откажется продемонстрировать внезапно обретённые им мощь и мудрость?

Рон опять склонил голову к палочке.

— Нет… Пожалуй, нет, — протянул он. — Зачем мне это?

— Дайте подумать… — почти прошипел Снейп. — Чтобы никто не решил, что Уизли — трус и дешевый балабол?

— Не выйдет, — скривился Рон. — Дешёвый магловский приём.

— Позвольте, мистер Уизли! — профессор Дамблдор с добродушной улыбкой смотрел на Рона с портрета. — Простите, что вмешиваюсь в ваш небольшой конфликт, но мне кажется, что в этой комнате имеет место простое недопонимание.

— Да неужели? — фальшиво удивился Рон.

— Именно. Вы держите в руках несомненно интересный, но весьма опасный артефакт, о котором известно, что он способен влиять на сознание владельца. Ваше поведение в последние несколько минут выглядит необычным. Ваши друзья волнуются. А нужно всего лишь отложить палочку и подтвердить, что все ваши действия продиктованы собственной волей.

— Если я это сделаю, — хмуро возразил Рон, — они её уничтожат. Убьют мою палочку.

— Дорогой мистер Уизли! Не вы ли только что сказали, что при попытке уничтожения эта вещь способна отнять магию у того, кто на неё покусится? Насколько я понимаю, любое прикосновение к ней может быть опасным. Но если вы колеблетесь — я готов вновь взять её на хранение. Разумеется, вы сможете получить её назад по первому требованию!

Тиканье часов в тишине комнаты казалось невыносимо громким. Бедняга Косолап, похоже охрип и теперь демонстрировал свой страх только вздыбленной шерстью и дико сверкающими глазами.

— Почему я должен вам верить? — Рон смотрел на Дамблдора исподлобья и говорил довольно грубо, но мне вновь показалось, что он готов уступить.

— Так устроены тайники в портретах, — мягко пояснил директор. — Вещь может взять только тот, кто отдал её на хранение. Или тот, кому хранитель это доверил. Вам даже не придётся выходить за пределы этого великолепного защитного заклинания. Просто протяните руку и отдайте мне палочку. Никакого подвоха. Портреты не лгут.

Рон опустил голову.

Часы пробили семь.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Пусть он услышит! Сердце колотилось как безумное, в горле пересохло так, что больно было даже дышать.

Наконец, Рон заговорил:

— Ошибаетесь, профессор Дамблдор. Портреты — лгут. Человека нет, а его копия пытается подражать оригиналу. Это — мерзкая ложь.

Он взмахнул палочкой. Портрет вспыхнул. Джинни вскрикнула и зажала рот рукой. Гарри бросился вперёд, но Снейп перехватил его и оттолкнул к стене.

Пламя отнюдь не иллюзорного огня мгновенно сожрало холст и принялось за раму.

Через несколько мгновений все было кончено. Случившееся было настолько невероятным, что у меня не осталось ни мыслей, ни эмоций.

Рон разглядывал обугленный прямоугольник на стене и бормотал себе под нос:

— Фреду портрет был не нужен. Фред бы обиделся… Ну, чего вытаращилась? — он взглянул на Джинни мутным взглядом. — Думала, я поверю ему? Думала, у меня силёнок не хватит?

Джинни хотела что-то сказать, но осеклась и отвела глаза.

Он снова взглянул на стену и покачал головой.

— Я не хотел. Он меня вынудил… Я что, убил его? — он с испугом уставился на палочку в своей руке. Затем его губы беззвучно зашевелились, будто повторяя чьи-то слова.

Рон сходил с ума, а я стояла в двух метрах от него и просто смотрела на это?

— Нет, Рон, — заговорила я. — Портрет — это краска, холст и дерево. Пройдёт несколько часов, и директор Дамблдор появится в другой своей раме… Рон! Остановись! Посмотри на меня!

«Он вас не слышит, — голос Снейпа даже в ментальной проекции был раздражённым и усталым. — Его разум воспринимает теперь только один источник аргументов».

«Но ведь надо же что-то делать!»

«Мы делаем. Ждём».

«Чего ждём? Пока он не начнёт палить по всем подряд? Или пока не убьёт себя?»

«Пока побочные эффекты зелья не сделают его достаточно слабым».

«А если к этому времени его мозг будет разрушен?»

«Это возможно».

«Но вас это не волнует?»

«Не впадайте в истерику. Ждите сигнала. Как только Уизли будет достаточно занят, вы с миссис Поттер покинете комнату. Блокируете все входы-выходы в доме и вызовете домовика. Это понятно?»

«Да… сэр».

Рон засмеялся, и я вздрогнула.

— Ха! Теперь я понял! Это Снейп промывает вам мозги. Вот ты, Гермиона. Ты же сейчас разве что в тетрадку его ценные указания не записывала! А Джинни с ним о чём-то поспорила. Расскажешь, чего не поделили-то? Гарри, а почему он с тобой не говорит, а? Или ты так быстро с ним соглашаешься, что я не успеваю уследить? Надоели вы мне. Пойду я отсюда… Проводишь меня в Нору, сестрица? — он издевательски поклонился, указывая левой рукой на дверь. — Хочу кое-что спросить у нашей мамочки.

Я в ужасе уставилась на Снейпа. Он тоже это слышал? В последней фразе абсолютно точно прозвучала знакомая интонация Беллатрисы.

Джинни медленно, как сомнамбула, отошла от стены. Казалось, она вот-вот упадёт в обморок.

— Пойдём, Джин! — Рон схватил её за локоть и потащил к двери.

Джинни споткнулась.

— Рон, ей же плохо, — не выдержала я. — Неужели ты не видишь?

Она рухнула раньше, чем я успела закончить фразу. Рон наклонился, пытаясь её поднять, и в этот момент у Гарри в руках непонятно как оказалась чья-то палочка. В защитное поле, окружавшее Рона и Джинни, полетели заклинания. Заклятия Гарри срикошетили, и я укрылась от них за креслом, но заклинание Снейпа сработало как надо. В ту же секунду Джинни неожиданно пришла в себя. Судя по раздавшемуся рыку, Рон получил от неё болезненный удар. Джинни перекатилась в сторону, поднялась и… ударилась о восстановленный барьер.

— Хорошая попытка, — Рон выпрямился и медленным взглядом обвёл столовую. — У нас новости? Теперь Гриффиндор нападает вчетвером на одного?

— Вероятно, мне должно польстить, что вы приписали меня к своему факультету, Уизли? — презрительно процедил Снейп. — Избавьте меня от такой чести.

— Рон, послушай… — начал Гарри.

Рон помотал головой.

— Заткнись. С тобой давно всё понятно. Теперь говорить буду я. И для начала, уравняем шансы. — Он направил палочку на Джинни. — Скажем, на счёт «три» — Джинни попросит вас разоружиться. Раз. Два… Три!

Гарри разжал пальцы. Его палочка упала на пол.

— Отлично, друг! — Рон приманил палочку к себе, не снимая барьер. — А уважаемому профессору Снейпу необходимо отдельное приглашение?

Снейп пожал плечами и положил палочку на стол.

— Акцио! Спасибо, сэр. Десять, нет, пять баллов Слизерину, — хмыкнул Рон. — А теперь — о главном!

— Прекрати, Рон! — я понимала, что всё бесполезно, но просто смотреть и молчать не могла. — Палочка обманывает тебя. Ты не хозяином стал, а…

— Силенцио, — почти нежно прошептал Рон, и я лишилась голоса.

Он навёл палочку на дверь. Она захлопнулась с оглушительным стуком.

— Итак. Глупого малыша Ронни, которым можно помыкать как угодно — больше нет, — голос Рона менялся на протяжении фразы. Под конец он зашёлся незнакомым смехом, как будто сказал что-то невыразимо весёлое. — И чтобы подтвердить это — маленькое представление!

Я почувствовала, что не могу пошевелиться.

Рон вынул из кармана делюминатор, собрал свет из всех ламп, и комната погрузилась в сумрак. Свет уличного фонаря едва освещал наши силуэты.

— Интересно знать, в кого попадёт первое заклинание? — он поднял палочку вверх, секунду стоял неподвижно, потом резко взмахнул рукой…

Над головой Рона мелькнула тень. Я услышала глухой тяжелый удар, крик… Комнату осветила короткая зелёная вспышка. Потом раздался звук падающего тела… И наступила окончательная темнота.

Тяжёлая капля упала на предметное стекло. Не разлетелась брызгами — застыла плотной прозрачной полусферой. Идеально! Ни одна посторонняя мысль не проникнет в пустую голову Уизли. Как и планировала Грейнджер. Только и Обезоруживающее на него не подействует. Придётся выкручиваться.

Я закупорил бутыль и отнес её в кладовую. Чем заняться в оставшиеся до вечера часы? В лаборатории делать нечего. Остаётся теория. Можно подготовить описание созданного препарата для Лиги зельеваров. Впрочем, это чистая формальность. Слизнорт протащит любое моё предложение, даже если заявку я подам на китайском, а во время доклада буду танцевать пасадобль.

Значит, опять статья.

«…Принцип единовременности соблюдался на протяжении всех этапов приготовления»…

О, да. Грейнджер подошла к реализации поставленной перед ней задачи со всей ответственностью.

«…В результате модификации базового ментального зелья, активизируется восприимчивость сознания к остаточным образам памяти…»

Удивительно, насколько логично это выглядит сейчас на бумаге. В тот год, когда Люциус пускал пузыри и бормотал детские считалки, решение не было очевидным. Пока меня не подтолкнуло к нему зелье удачи. Неспортивно. Но эффективно. Люциус теперь наслаждается видом на море в компании заботливой супруги, а я пытаюсь нажиться на последствиях этой истории. Что ж, каждому — своё.

Перо царапало бумагу с отвратительным скрипом. И как мне это раньше не мешало?

«…благодаря чему, стало возможным качественное воздействие на глубинные слои разума…»

Воздействие на глубинные слои разума… Отдельные представители человеческого рода способны оказывать его без всякого зелья и ментальной магии — путём нехитрых, но нудных проповедей. Месяц без окклюменции. Неэффективно. Непривычно. Мучительно. И вдобавок — отвратительное ощущение, что я принял неверное решение, не заметив чего-то важного.

Синдром отмены. Или, проще говоря, ломка. Как у магловского наркомана, не получающего свой наркотик…

Нет. Сегодня мне ничего не написать.

Я подошёл к окну.

«Хоменум ревелио».

Она дома.

Грейнджер, наконец, вняла моим требованиям. Портьеры полностью скрывали происходящее в её квартире. Обычный дом. Обычные окна. Обычные шторы…

Как можно было оказаться соседями в восьмимиллионном магловском городе? Нелепо и непостижимо. Впрочем, на этот раз случай оказал мне услугу.

Невидимый узел мягко сжал запястье, отзываясь на эту мысль.

«…прошу Северуса Тобиаса Снейпа помочь моей подруге Гермионе Джин Грейнджер, вернуть её магические способности, если это не будет связано с риском для его жизни, здоровья, тяжелыми жертвами и поступками, которые он сочтёт для себя неприемлемыми... я приму эту попытку в уплату долга жизни».

Вечером. В любом случае всё закончится этим вечером. Даже если Олливандер окончательно выжил из ума, и его теория — чушь. Даже если Грейнджер останется сквибом. Не важно. Магический контракт понимается дословно.

Скоро она отправится в Австралию. Новые хлопоты — как раз то, что ей нужно.

Может, и мне не помешает небольшое путешествие?

Я попытался представить себе место, где хотел бы оказаться. Но увидел только солнце, встающее над Запретным лесом, и шпили замка. Ещё одно побочное явление жизни без окклюменции? Профессор Снейп подзабыл, что в Хогвартсе обитают стада и стаи малолетних болванов? Или из памяти слегка стёрся его финальный выход через окно?

Впрочем, были в школе и свои плюсы. Например — бесконечные коридоры. Путь от подземелий до кабинета Альбуса занимал семь с половиной минут. В скверном настроении — четыре. Этого времени было достаточно, чтобы в последующем разговоре с директором использовать речь, а не шипение.

«Используй то, что имеешь», — советовал своим ученикам Салазар Слизерин. Сегодня моими коридорами станут улицы Лондона.

* * *

Поначалу мне показалось, что трудно было выбрать для прогулки менее удачный день. Ветер забирался в узкие улицы, гудел в проводах, выл в трубах, гнул деревья и гремел черепицей крыш. Но через пару кварталов я почувствовал, что мне это нравится. Ветер, бьющий в лицо, создавал иллюзию борьбы, предлагая ясную и понятную цель.

Два подростка испуганно шарахнулись в стороны, оказавшись у меня на пути. Как в старые недобрые времена. Профессор Снейп мчится по коридорам, вселяя ужас в неокрепшие детские умы.

Перед воротами парка я замедлил шаг. Обойти? Впрочем, аллеи ничем не хуже улиц, а до шести вечера я еще успею намотать по городу много миль.

Парк был пустым и безжизненным. Зимние газоны темнели мертвой травой. Только беспокойный ветер, вырвавшись из лабиринта домов, с особым рвением трепал деревья, гонял по дорожкам мусор и не давал покоя воде на поверхности пруда. Как там, у этого невозможного романтика?

…Суровый дух, позволь мне стать тобой!
Стань мною иль ещё неугомонней!
Развей кругом притворный мой покой
И временную мыслей мертвечину.

Вздуй, как заклятьем, этою строкой
Золу из непогасшего камина…[1]

А вот и памятная аллея. Здесь на меня налетела Грейнджер, удачно решив проблему необходимой «случайной встречи»… На угловой скамейке сидел потрёпанного вида старик. Сворачивать было поздно, и я ускорил шаг. Старик взирал на моё приближение с доброжелательным любопытством.

— Как тучу и волну
Или листок, сними с песчаной мели
Того, кто тоже рвётся в вышину
И горд, как ты, но пойман и в плену…[2]

— неожиданно процитировал он, когда я проходил мимо.

Я остановился.

— Вы что-то сказали?

— Ветер, говорю, сегодня замечательный, — с готовностью отозвался он. — Западный ветер.

Сознание старика легко поддалось легилименции.

Энни ждёт его домой, но он еще полчасика посидит в парке… А у парня такие чёрные глаза и волосы, будто их покрасили чёрной тушью. Ему бы с таким лицом Дракулу в кино играть…

Ну Дракулу, так Дракулу. Во всяком случае, это не очередной визит из прошлого. Я направился дальше, но старик вновь заговорил:

— Присядьте, юноша.

— Благодарю, но я спешу.

— Никто не ходит через парк, когда спешит. Садитесь. Надо уметь останавливаться.

Удивляясь себе, я сел на скамью. Ветер, обрадовавшись новой жертве, впился в спину острыми иглами. Я запахнул пальто и поднял воротник.

— Вы укротитель? — неожиданно поинтересовался старик.

— Почему?

— Был у меня друг из цирковых. Он тоже вечно хлыст рукой искал. И шрамы эти вам не человек оставил. Так всё-таки укротитель?

— Нет. Не вышло из меня укротителя.

— Бывает, — согласился старик. — Джек тоже недолго со зверями возился. Говорил, что плохо им в цирке. Фокусником стал. Замечательные фокусы показывал… Придёт, бывало, к нам в гости и прямо из рукава — р-р-раз! — достанет букет цветов для Энни. Вы тоже в фокусы подались?

Разговор начинал меня забавлять.

— Можно и так сказать.

— Но потом ушли?

— Почему ушёл? Может, я и сейчас… фокусник?

— Нет. Тоскуете вы без всей этой свистопляски. Скучаете. А признаться себе не хотите.

Я ещё раз проверил его сознание. Обычный старик. Ни капли магии. Счастливый брак, взрослые дети. Есть склонность к фантазиям, проблемы с памятью — обычное начало старческой деменции. Сюда приходит часто. Ждёт кого-то.

Скучаю? Мне вспомнились Том и Альбус. Нет. Не скучаю. Хищники редко скучают по своим укротителям.

— Вот! — сделал свои выводы старик, — Молчите, значит, тоскуете.

Он повернулся ко мне, смерил оценивающим взглядом, задумался.

— Чем же вы сейчас занимаетесь? Нет-нет. Погодите, не отвечайте. Я угадаю! Книгу пишете? Точно, книгу!

— Почти.

— Книга — это хорошо, — кивнул старик. — Она память в порядок приводит.

Вставать с продуваемой всеми ветрами скамейки не хотелось. Сам по себе старик не раздражал. Но дамблдоротерапия выработала во мне стойкую негативную реакцию.

— Расскажите лучше о вашем друге-фокуснике, — предложил я.

— Джек? Хороший парень был. Мы с ним с коротких штанов знались. Помню, как он залез на соседскую яблоню… Ну, это вам вряд ли будет интересно. Учились в разных школах. Только на каникулах и виделись. А уж после — всегда вместе были. Помню, как я удивился, когда он о цирке заговорил. Мне всегда казалось, что Джек о серьёзных делах мечтал: власть, сила, спасение мира… А он — в шапито, да в разъезды. И так ловко у него всё получалось. Иные с детства бьются-бьются — и всё без толку; а Джек уже через пару недель стал к тиграм в клетку заходить. И фокусы — публика ахала…

Сколько раз он мне плечо подставлял. Да и я ему, чего уж там. Энни его не то, чтобы недолюбливала, но не особо привечала. Особенно после того, как мы с ним однажды неплохо так по барам прошвырнулись… Строгая она у меня, малышка Энни... Да. А летом обычно в шахматы играли. На этой вот скамейке. И тут уж я ему не уступал… Сам-то он поздно женился. Бетти его долго мариновала. Вроде как он ей слово какое-то дал, а она всё не верила. Ну, а потом сладилось у них. Жили неподалёку… раньше. Странная вышла история.

Старик достал клетчатый платок из кармана, вытер слезящиеся глаза.

— Вы ведь как мне скажете? Сбрендил старик на старости — и всё! Я и сам себе сейчас не верю. Помню, тогда вечером у них в гостях был. Джек фотографии старые перебирал. Шутили. Вспоминали. А утром получил письмо. Так, мол, и так. Уезжаем, не поминай лихом. Смогу — напишу. Я — сразу к ним, а дом-то пропал. Справа — есть, слева — есть. А посерёдке — ничего. Даже пустого места нет. Ни-че-го. А через неделю я и улицу потерял… Не помню, и всё тут! Энни глаза отводит, головой качает, а в глазах — страх, будто я умом тронулся! Врачи сказали — бывает. Таблетки назначили. Только… другое здесь что-то. Теннисона я как помнил, так и помню. Отчёты свои банковские до цифры повторить могу. А дом пропал. Я уж начал думать — не МИ-6 ли тут постаралось? Или кто-то, вроде этих, — старик оглядел мою одежду, — людей в чёрном…

Про МИ-6 и «людей в чёрном» я не имел никакого представления, но то, что описывал мой собеседник, хорошо подходило под знакомую схему…

— Джек пропал в девяносто пятом — девяносто седьмом?

Старик выпрямился и осторожно откинулся на спинку скамьи.

— В июне девяносто пятого. Это о чём-нибудь говорит?

— Возможно.

— Фрэнки! Вот ты где! Я уже начала беспокоиться!

Со стороны главной аллеи к скамейке подбежала запыхавшаяся пожилая женщина. Старик втянул голову в плечи и забормотал:

— Ну что ты придумываешь, Энни. Что со мной может случиться?

— Пойдём домой! Мало тебе было пневмонии? Вставай немедленно. Поясницу наверняка продуло…

Фрэнк осторожно привстал, опираясь на трость.

— Я здесь почти каждый день бываю. Если прознаете что про Джека…

— Попытаюсь, — неожиданно для себя пообещал я.

— Удачи вам, молодой человек! Хорошая выйдет книга, я думаю, — он махнул мне рукой и, сильно прихрамывая, пошёл к выходу.

Его жена прикоснулась пальцами к моему рукаву и негромко проговорила:

— Простите его, сэр. Он болен. Спасибо, что поговорили. Обычно он сторонится людей.

Она виновато улыбнулась и поспешила вслед за мужем. А я остался размышлять об относительности возраста, директорах цирка, маглорождённых фокусниках и заклятии Фиделиус.

____________
[1], [2] — П. Б. Шелли. «Ода западному ветру». Пер. Б. Пастернака

Ровно в шесть пополудни я стоял на крыльце дома Поттеров, в очередной раз удивляясь дверному молотку в форме змеи. Дверь открыл хозяин. За его спиной маячил Уизли. Ограничившись кивком, я прошёл в прихожую и едва не столкнулся с миссис Поттер, слетевшей по лестнице со скоростью гоночной метлы.

— Здравствуйте, профессор Снейп. Гермиона сейчас спустится, — известила она меня. — Мы решили, что в гостиной будет удобнее всего.

— Добрый вечер, миссис Поттер. Подойдёт любое место, где мистер Уизли сможет взмахнуть палочкой.

Уизли нервно хохотнул.

— Гермиона добавила бы мягкие стены и заколоченные окна. Вдруг палочка вызовет у меня тяжелое раскаяние, и я начну биться головой…

— Перестань, Рон. Не смешно, — одёрнула его сестра.

Она зашла в комнату и оттуда донеслось:

— Ох, Лапик, шёл бы ты отсюда. Рон, помоги мне снять его с буфета!

Уизли пробормотал что-то нелестное о котах и сёстрах, а затем отправился на помощь.

— Мистер Поттер, задержитесь на минуту.

Поттер прислонился к дверному косяку и потёр переносицу.

— Да?

— Ваш эльф. Он должен будет изъять палочку у Уизли, как только действие зелья ослабнет.

Поттер ухмыльнулся и покачал головой.

— Не выйдет, профессор. Я отправил его в другое место.

— Вызовите обратно.

— Нет.

— Почему?

— Кричер считал Лестрейндж своей хозяйкой. То, что здесь будет происходить, может стать для него тяжёлым испытанием.

— Гриффиндорское благородство обходится порой слишком дорого, мистер Поттер. Ваш друг менее ценен, чем эльф?

Шаги Грейнджер на лестнице отвлекли меня.

Поттер кашлянул и опустил глаза.

«Это её идея?»

Грейнджер спускалась медленно, и я продолжил:

«Уизли примет состав, защищающий от чужого ментального проникновения. Следовательно, и я не смогу проникнуть в его разум или повлиять на него. Когда действие зелья закончится, палочки в руках вашего друга быть не должно. Я рассчитывал на эльфа. Ваши предложения?»

— Добрый вечер, профессор! — поздоровалась Грейнджер, подойдя к нам.

— Добрый вечер, мисс Грейнджер. Мы присоединимся к вам через минуту. Повторите пока с мистером Уизли его действия.

Она кивнула, и я снова развернулся к Поттеру. Тот взглянул на меня неожиданно виновато:

— Что-то ещё? — поинтересовался я. — Случайно сломали палочку Лестрейндж? Сожгли портрет Дамблдора?

— Думаете, Рон не справится? Вы не… Он два хоркрукса сам грохнул… — сбивчиво забормотал Поттер. — И потом, сэр… Когда зелье закончит действие, вы ведь сможете прочитать его мысли? Да-да, я знаю, это очень примитивное представление о легилименции. Но сути не меняет. Вы подадите знак, мы его разоружим. И всё! В чём я не прав?

Спорить неожиданно расхотелось. Если Поттер полагает, что его другу ничто не угрожает, почему я должен волноваться больше, чем он?

— Как вам угодно, мистер Поттер.

— И, сэр… Пожалуйста, не надо рассказывать Гермионе о нашем договоре.

В комнате что-то рухнуло.

— Нам пора. Иначе ваш друг разнесёт столовую.

Источником грохота оказались стулья благородного семейства Блэков, живописно разбросанные около буфета. В центре композиции Рон Уизли обнимался с Грейнджер.

Я прошёл к портрету.

— Приступим, господа!

Уизли неохотно отпустил свою даму.

— Давайте. Сначала я должен выпить зелье?

— Выпьете. Позже. Альбус!

Не знаю, что служит портретам разумом, но сегодня Альбус сообразил обойтись без витиеватых предисловий:

— Добрый вечер! Возьмите, Северус.

Я поймал себя на том, что пытаюсь уловить его отношение к происходящему, и с досадой отогнал эту ненужную мысль.

— Мистер Уизли, подойдите! Мистер Поттер — туда. Мисс Грейнджер…

Её сознание открылось так свободно, будто это была не легилименция, а лёгкая беседа за чашкой чая.

Нервничает.

«Транквилитас!»

Удобно. Безвредно. Подло.

— Вы готовы?

— Да, сэр.

К столу приблизился Уизли. Руки в карманах, на лице деланное пренебрежение, в мыслях… Какая точная метафора, мистер Уизли! Именно это вы из себя и представляете.

По мере инструктирования, его лицо последовательно меняло цвета и сейчас радовало глаз оттенками молодого салата.

— Заранее чувствую себя пьяницей, — уведомил он всех и под этот тост осушил флакон. — А как узнать, что оно уже действует?

Я направил на него палочку:

— Легилименс!

— Это зачем? — Уизли возмущённо вытаращился в ответ.

Прекрасное контрзаклятие! Именно так и полагается избегать ментального проникновения. Впрочем, мог бы и не стараться. Я ощутил напряжение, исходящее от Поттера, тревогу Грейнджер, любопытство и легкую досаду от миссис Поттер. Но разум Уизли был надёжно замурован. Нулевой фон.

— Действует. Приступайте!

Уизли взял палочку и старательно забормотал формулу владения. Жаль, что Лестрейндж не видит эту картину. Молли бы не понадобилось пачкать об неё руки…

Палочка выстрелила красными искрами, признав хозяина.

Никаких ментальных изменений.

Приори Инкантатем — всего несколько действий… Так. Теперь пора.

Уизли направил на Грейнджер возвратное заклинание. Правое запястье заныло. Я знал, что там, под тканью рукава, на коже проступает тонкий серебристый жгут. И это — хороший знак. Но расслабляться рано. Неприятностей можно ожидать в любую секунду.

— Проверяй! — сияющий Уизли опустил руку.

Я с трудом поборол желание обезоружить его в профилактических целях. Пока нельзя: если понадобятся дополнительные манипуляции, он должен оставаться хозяином. Грейнджер улыбнулась и взмахнула палочкой.

Летающий сервиз на двенадцать персон? Определенно впечатляет.

Уизли взирал на происходящее с благосклонным видом победителя. Ну, еще бы. Герой пришёл и навёл порядок. Плевать. Главное, что его разум закрыт.

Тем временем, Грейнджер сменила палочку и огляделась в поисках нового объекта воздействия. По опыту предыдущих тестов я знал, что представление может продолжаться неопределенно долго и потому предложил:

— Попробуйте трансфигурацию.

С чужой палочкой даже элементарный уровень будет показательным.

Грейнджер знакомо нахмурилась, закусила губу, взмахнула палочкой и…

… трансфигурировала стул в книгу. С текстом.

Пожалуй, это ответ.

Происходящее вокруг внезапно показалось далекой сценой из омута памяти.

Поттер с супругой бурно выражали свой восторг, Уизли ухмылялся, а Грейнджер… смотрела на меня. Ждала похвалы? Да, хороший уровень. На экзамене она бы получила «Превосходно». Я кивнул ей. Она странно улыбнулась в ответ. Замелькали образы: беседа с миссис Поттер, василиск, почему-то рыцарь на шахматном коне… И радость. Радость…

А ведь ты сделал человека счастливым, Снейп, — сообщил внутренний голос. — Вот сейчас, в эту минуту, Грейнджер испытывает острый приступ эйфории и считает именно тебя причиной этого состояния.

Я закрыл глаза, прогоняя непрошенные мысли. Всё. Магия возвращена. Пора прекращать вечеринку.

— Северус! — голос Дамблдора и после смерти не утратил своей силы.

Вид Уизли мне не понравился. И взгляды, которые он бросал на палочку Лестрейндж — тоже. Но он по-прежнему был закрыт.

— Думаю, достаточно, мистер Уизли. Положите это в коробку и отойдите, — потребовал я, пытаясь пробить его ментальный барьер. Головную боль балбес переживёт, а если это шутка — пожалеет о своём чувстве юмора…

— Хм? — паршивец ухмыльнулся мне в лицо. — А нужно ли?

«Что происходит?» — вопрос Поттера прозвучал почти спокойно.

«Не понимаю, — честно отозвался я. — Сознание запечатано. На счёт три…»

«Подождите, я поговорю с ним».

Поттер подошел ближе, вглядываясь в друга:

— Рон, не шути так. Ты же помнишь, что было с Гермионой.

На лице Уизли расползлась гримаса удовольствия.

— Не бойся. Она не сможет навредить хозяину!

Он едва повёл палочкой, и на шторах вспыхнуло пламя иллюзорного огня.

— Смотри, какая сильная и послушная штука.

Пламя погасло.

Поттер мысленно выругался. На этот раз я был с ним солидарен.

«Что делать, сэр?»

Поттер и Грейнджер задали вопрос одновременно. Отлично. У кого бы мне теперь узнать ответ?

«Ждать, пока прекратится действие зелья, — сообщил я Поттеру. — Открытое противодействие может лишить нападающего магии».

Грейнджер получила более подробную инструкцию и сразу бросилась её исполнять — заговорила с Уизли. Спокойно. Открыто. Без фальши.

Уизли отвечал ей с удовольствием, а блок, закрывавший его сознание, начал неохотно поддаваться. Я усилил воздействие и уловил эмоции: пьянящую радость, обиду, торжество и страх возможной потери.

Наконец-то.

Обезоруживающее вышло мощным — рука заныла от отдачи, но это не помешало ему разбиться о щит. Не примитивный Протего, а гибкий, послушный Армис. Последний раз я видел его в действии у Рудольфуса Лестрейнджа.

Хорошего мало. Разве что Армис, в отличие от Протего, пропускает ментальные воздействия, а Уизли не имеет представления об окклюменции. Похоже, его вообще не напрягает моё вмешательство.

— Ну и лица у вас! Решили, что бедняга Ронни опять влип? — продолжил вещать он. Дурачусь я, понятно? Когда ещё выпадет случай? Представляете, она говорит, что я мог бы стать великим, непобедимым, и… в общем, всякую такую чушь.

Где же прячется эта тварь? В ментальной проекции — те же образы. Никакого «её» воздействия. Галлюцинации? И любимые заклинания Беллы Лестрейндж? Похоже, «Бедняга Ронни» действительно влип, но не догадывается об этом. Впрочем, побочные эффекты вырубят его минут через пятнадцать-двадцать. И если все будут вести себя вменяемо…

В тот же момент мои надежды лопнули:

— Она говорит? Рон, ты в своём уме?

Никогда не замечал, насколько визгливый голос у супруги Поттера. Она метнулась к столу…

Уизли обезоружил Грейнджер и приманил к себе палочки со стола так быстро, что я едва успел проследить траектории. Судя по раздражённому взгляду, который он бросил на меня, подарок Олливандера не отреагировал на Экспеллиармус.

«Прекратите его провоцировать, миссис Поттер!»

Глупая девчонка только раздражённо дернула плечом.

— Рональд Уизли! Немедленно отдай мою палочку!

— Возьми.

— Джинни, нет! — завопил Поттер.

Заклинание подножки я не заметил. Но Поттер едва не растянулся на полу, а Джинни Уизли в то же мгновение оказалась рядом со своим братом.

Глупая кукла! Кто просил её вмешиваться?

В голосе Уизли появились первые пьяные интонации:

— У меня никогда не было такой вещи. Гарри досталась Старшая палочка. А мне — она. Это справедливо, не так ли?

Вот на это Уизли и попался. Не вина — зависть. Но как?

Палочки отлетели под буфет. Грейнджер мельком взглянула на меня со смесью надежды и отчаяния.

К Мерлину обещания. Холодная волна окклюменции накрыла разум, отсекая страх и неуверенность. Мысли прояснились.

«Не делайте глупостей, Поттер!» — оборвал я приготовившегося к атаке героя.

«Говорите с ним», — напомнил я Грейнджер.

«Миссис Поттер, прекратите создавать проблемы. Чётко следуйте моим указаниям. И для начала…»

От вмешательства второго уровня она отмахиваться не стала. Крик боли вышел довольно фальшивым, но Уизли уже не разбирал нюансов. Он развернулся к сестре:

— Отойди-ка к стене, Джинни! Не мельтеши! Не хотелось бы тебе навредить.

«Акцио!»

Палочка Поттера скользнула ко мне в рукав.

Грейнджер тем временем шла по лезвию бритвы:

— Ты не можешь её спросить, почему она пыталась нас с тобой поссорить?

Уизли застыл. Ровная череда оформленных мыслей сменилась рваными образами. На поиски следующего аргумента ушло гораздо больше времени.

— Она говорит, что это неправда, — задумчиво сообщил он. — Она не может лгать своему хозяину.

«Хорошо, — одобрил я, — продолжайте. Воздействие слабеет».

Слабеет. Только где оно — воздействие?

— …она украла мою магию, влезла в мою голову и настраивала меня против тебя. Почему, Рон?

Уизли задрожал всем телом. Вспышка гнева — и вновь выверенная, плавная речь:

— Ошибаешься, Гермиона. Палочка перестала тебя слушаться только тогда, когда ты предала меня. Видишь ли, она поняла всё намного раньше, чем я, ведь ей были открыты твои мысли…

«Открыты мысли…» Какой же я идиот! Уизли признал палочку своей. Инструмент волшебника — всего лишь продолжение его самого. Ей открыты мысли, иначе невербальная магия будет невозможна. Нет внешнего воздействия. Есть тотальная ошибка планирования.

Грейнджер почти умоляла:

— … Рон, пожалуйста! Мне не справиться без тебя! Помнишь? Завтра мы собирались нарушить половину законов магической Австралии. Вместе, как раньше. Не бросай меня!

Уизли покачал головой и заговорил так же искренне, а потому сбивчиво и торопливо:

— Я и не собирался. Ты просто ещё не поняла, как нам повезло. Твои родители…

Новая волна эмоций. Боль. Страх потери. И снова:

— Вот как? Не справиться без меня? Возможно. А что потом? Стандартная схема: «Помоги и отвали»?

Его пальцы, сжимавшие рукоять палочки, побелели от напряжения.

«Стоп. Теперь — молчите».

Грейнджер задохнулась на полуслове, бросив на меня ещё один отчаянный взгляд.

Уизли брезгливо поморщился.

— Да что вы все на меня уставились с таким видом, будто у меня Тёмный Лорд торчит из затылка? Смотреть противно.

К Мерлиновой прабабушке легилименцию. Как некстати рядом с ним Джинни Поттер!

Я пошевелился, и Уизли резким движением направил палочку на меня.

— Мистер Уизли внезапно возомнил себя наследником Лестрейндж? Чрезмерно общительная вещь сумасшедшей мёртвой ведьмы нашёптывает сказочные обещания? Как мило, — я постарался вложить во фразу весь сарказм и презрение, накопленные в Хогвартсе.

Губы Уизли растянулись в усмешку, я почувствовал его азарт и чувство превосходства. Раскатать Снейпа здесь, на глазах у Грейнджер? Заманчиво.

Очень заманчиво, Уизли! Давай же, ну! Два шага вперёд! Отойди от сестры.

Я вышел на середину комнаты, задев плечом Поттера. Палочка из остролиста перекочевала к хозяину.

— …надеюсь, мистер Уизли не откажется продемонстрировать внезапно обретённые им мощь и мудрость?

Поганец изобразил задумчивость и тут же ухмыльнулся:

— Нет. Пожалуй, нет. Зачем мне это?

— Дайте подумать… — забытая боль полоснула горло. — Чтобы никто не решил, что Уизли — трус и дешёвый балабол?

— Не выйдет. Дешёвый, — Уизли спародировал мою интонацию, — магловский приём.

«Дамблдор вернулся», — сообщил Поттер, не поднимая глаз.

— Позвольте, мистер Уизли! — Альбус заговорил мягко и дружелюбно.

Да-да. Добрый директор журит провинившегося гриффиндорца-первокурсника. Большой пользы это не принесёт, но позволит выиграть несколько минут.

Я сконцентрировался на миссис Поттер.

«Ваш брат хочет уйти. Возможно, попытается взять вас в заложницы. Слушайте и запоминайте!..»

Я перечислил необходимые шаги. Она нахмурилась.

«Гарри не хотел вызывать Кричера».

«Кого из присутствующих должен убить ваш брат, чтобы вы изменили своё мнение? — поинтересовался я.

«Всё настолько плохо?!»

«Приготовьтесь. Когда он сожжёт портрет…»

«Что?!»

«Не перебивайте. Когда он сожжёт портрет, я пробью защиту. Вы отступите и укроетесь за мебелью».

Не дожидаясь ответа, я вернулся к Уизли. Судя по голосу и чехарде в мыслях, он был в шаге от потери сознания.

— …Почему я должен вам верить?

— Так устроены тайники в портретах, — безмятежно отозвался Дамблдор. — Вещь может взять только тот, кто отдал её на хранение. Или тот, кому хранитель это доверил. Вам даже не придётся выходить за пределы этого великолепного защитного заклинания. Просто протяните руку и отдайте мне палочку. Никакого подвоха. Портреты не лгут.

Подвох был очевиден. Даже для Уизли. Лучше бы Альбус рассказал, как заработал своё смертельное проклятие в девяносто шестом. Это, по крайней мере, было бы поучительно.

Уизли, наконец, сфокусировал мысли и взгляд:

— Ошибаетесь. Портреты — лгут. Человека нет, а его копия пытается подражать оригиналу. Это — мерзкая ложь.

Портрет вспыхнул. Джинни Поттер закричала, Поттер рванулся вперёд. Перехватить его и отбросить к стене оказалось совсем непросто.

«Пять минут — и он не сможет колдовать. Ждите», — сообщил я, когда он перестал вырываться.

«Но с ним Джинни!»

«Именно. Нападайте, только если он попытается уйти. В конце концов, есть Империус».

Поттер кивнул и вновь замер у стены.

Уизли пьяно бормотал, раскачиваясь в такт словам. В его разуме причудливо мешались смерть брата, расставание с Грейнджер, обиды на семью, Гарри, Альбуса…

У этих мыслей не было внешнего источника, как не могло быть сознания у любого тёмного артефакта, не наделённого душой. Тьма пробуждалась изнутри. Палочка всего лишь находила её и вытаскивала на поверхность.

Грейнджер, глотая слезы, вновь и вновь пыталась начать разговор.

«Он вас не слышит. Его разум воспринимает теперь только один источник аргументов».

«Но ведь надо же что-то делать!».

«Мы делаем. Ждём».

«Чего ждём? Пока он не начнёт палить по всем подряд? Или пока не убьёт себя?»

«Пока побочные эффекты зелья не сделают его достаточно слабым».

«А если к этому времени его мозг будет разрушен?»

«Это возможно».

«Но вас это не волнует?»

«Не впадайте в истерику. Ждите сигнала. Как только Уизли будет достаточно занят, вы с миссис Поттер покинете комнату. Блокируете все входы-выходы и вызовете домовика. Это понятно?»

«Да… сэр».

Хорошо. Если она пообещала — значит, выполнит.

Уизли неожиданно засмеялся.

— Ха! Теперь я понял! Это Снейп промывает вам мозги. Вот ты, Гермиона. Ты же сейчас разве что в тетрадку его ценные указания не записывала! А Джинни с ним о чём-то поспорила. Расскажешь, чего не поделили-то? Гарри, а почему он с тобой не говорит, а? Или ты так быстро с ним соглашаешься, что я не успеваю уследить? Надоели вы мне. Пойду я отсюда… Проводишь меня в Нору, сестрица? Хочу кое-что спросить у нашей мамочки.

Вот оно. Началось!

«Сейчас!»

Уизли потянул сестру за локоть. Она сделала вялый шаг и покачнулась.

«Поттер! Цельтесь в щит! Раз. Два…»

— Рон, ей же плохо. Неужели ты не видишь? — закричала Грейнджер.

«На пол!»

Падение вышло более чем натуральным.

«Три!»

Щит лопнул с моего первого удара. Поттер сработал отлично… Его жене не хватило всего лишь мгновения.

Уизли молниеносно восстановил защиту, выпрямился и обвёл комнату чужим взглядом.

Я знал только одного человека, способного сражаться с такой скоростью.

— Хорошая попытка. У нас новости? Теперь Гриффиндор нападает вчетвером на одного?

— Вероятно, мне должно польстить, что вы приписали меня к своему факультету, Уизли? — на автомате ответил я. — Избавьте меня от такой чести.

Провокация эмоций сработала бы с Уизли. Не с этим…

«Каков план?» — паника Поттера ощущалась лучше, чем бы мне хотелось.

«Тяните время».

Я сам не верил в то, что говорил. По моим подсчётам, к этому времени Уизли должен был если не потерять сознание, то утратить всякую боеспособность.

— Рон, послушай… — начал Поттер.

— Заткнись. С тобой давно всё понятно. Теперь говорить буду я. И для начала, уравняем шансы.

Он наставил палочку на сестру:

— Скажем, на счет «три» Джинни попросит вас разоружиться. Раз. Два… Три!

Поттер бросил свою палочку на пол.

— Отлично, друг! — палочка перелетела в руки Уизли. — А уважаемому профессору Снейпу необходимо отдельное приглашение?

Фокусник?

Да, вроде того.

Палочку без сердцевины — в правый рукав, палочку из левого рукава — на стол.

Уизли-не-Уизли оказался невнимательным зрителем.

— Акцио! Спасибо, сэр. Десять, нет, пять баллов Слизерину, — хмыкнул он. — А теперь — о главном!

— Прекрати, Рон! — выкрикнула Грейнджер. — Палочка обманывает тебя. Ты не хозяином стал, а…

Небрежным движением тот лишил её голоса, затем вновь перевёл палочку на сестру.

Внезапно я понял, что кот, оравший с начала вечера, наконец, замолчал. Наступила тишина.

— Итак. Глупого малыша Ронни, которым можно помыкать как угодно — больше нет, — Уизли рассмеялся отвратительным смехом. — И чтобы подтвердить это — маленькое представление!

Мир стал ясным и чётким. Я не успею закрыть всех. Поттер справится сам, его супруга недосягаема для щитовых чар. Значит, моя забота — Грейнджер.

Левой рукой Уизли достал из кармана делюминатор и поднял его над головой. Свет исчез. В темноте мне показалось, что Грейнджер шагнула вперёд. Я остановил её первым, что пришло в голову.

— Интересно знать, в кого попадёт первое заклинание? — невыразительно пробормотал Уизли.

Он взмахнул рукой… Щит исчез.

«Ступефай! Протего!»

Тяжёлое тело просвистело над головой. Палочка дрогнула, и заклинание ушло в воздух. Зелёная вспышка. Крик. Удар тела о пол.

* * *

Тишина… Шорох.

«Люмос!»

Грейнджер. Поттер...

— Люмос, — Джинни Уизли зажгла свет почти одновременно со мной. И закричала.

Рон Уизли лежал ничком. Под головой у него быстро растекалось красное пятно.

Чуть ближе к окну вытянулось тело кота. Злополучная палочка валялась рядом.

Не дожидаясь новых катаклизмов, я направился к ней.

«Инсендио!»

Рука не дрогнула, но подарок Олливандера заходил ходуном. Тварь сопротивлялась. Это доставляло странную радость. Я направил на неё всю ненависть, накопленную за годы. Чистую, белую, исступленную ненависть, которую слишком долго приходилось скрывать за другими масками.

Палочка Лестрейндж вспыхнула. Через пару секунд от неё осталось только горелое пятно на полу и горстка пепла.

— Рон! Рон! Гарри, он же не дышит! — надрывалась за моей спиной миссис Поттер.

— Зато ваш домовик в полной безопасности, — не оборачиваясь, заметил я. — Разве это не утешает?

Слова сработали не хуже пощёчины, и в комнате стало намного тише.

«Эванеско!»

На этот раз палочка без сердцевины затрещала и раскололась надвое. Достойный конец. А с паркетом Поттеры разберутся сами.

Вот и всё. Долги уплачены.

Моя обычная палочка обнаружилась у буфета. Я поднял её, снял заклинание с застывшей Грейнджер, зажёг лампы. И только потом подошёл к Уизли. Впрочем, делать там было нечего. Его успели перевернуть на спину. Кровь лилась из рассеченной брови и разодранной руки. Других повреждений не было.

— Кажется, ничего страшного, — бормотал Поттер, залечивая порезы. — Не плачь, Гермиона. Видишь, раны уже затягиваются? Рон просто без сознания.

— Я не плачу, — глухо ответила она. — Я жду. Сейчас он придёт в себя, и я его убью.

— Ладно, — примирительно отозвался он. — Профессор, он скоро очнётся?

— Скоро. Но вряд ли надолго.

Через пару минут Уизли глубоко вздохнул и открыл глаза. Несколько секунд он переводил взгляд с одного лица на другое, потом облегчённо выдохнул:

— Живы!

Грейнджер всхлипнула и бросилась к нему на грудь, размазывая по лицу слезы…

Всегда восхищался женской логикой.

— Я обниматься не буду, даже не думай! — Джинни Поттер скрестила руки на груди. — А завтра утром поговорим, почему нельзя доверять вещам, если не знаешь, где у них мозг![1] У кого-то очень короткая память, Рональд Уизли. Ты…

— Давайте просто порадуемся, что всё закончилось! — примиряюще сказал Поттер, поднимаясь на ноги.

— А где Косолап? — Уизли попытался оглядеться. — Всю руку располосовал, тварюга! Чуть палец не откусил. Мне с ним теперь до конца жизни не расплатиться! Гермиона, что он больше всего любит?

Грейнджер застыла, а потом медленно отстранилась.

— Это я во всём виновата, Рон. Я зациклилась на этом зелье, мне казалось, что так мы тебя точно защитим, мы даже заунывники добыли, а вышло ещё хуже…

Она умоляюще взглянула на меня. Балаган продолжался.

— Мисс Грейнджер пытается донести до вас тот факт, что все присутствующие в этой комнате, совершили за последний час массу ошибок, — пояснил я. — Формально, зелье должно было уберечь вас от любого магического воздействия вообще, и тёмномагического — в частности. Но оно оказалось бесполезным против палочки, которую вы признали своей. К этому никто из присутствующих не был готов.

— А просто выкрутить мне руки? Дать по башке? Только кот догадался? Так где он?

Уизли рывком попытался подняться, но сумел только сесть.

— Он… Рон, кажется, в него попало… твоё заклинание… — прошептала Грейнджер.

Повисла тишина.

— Какое заклинание? — Уизли ещё раз попытался встать. На сей раз почти удачно. Поттер подхватил его и посадил на стул. — Что с ним?

Я отлевитировал обмякшее кошачье тело на стол.

Уизли закрыл лицо руками.

— Ты… ничего не помнишь? — с внезапной надеждой спросила его Грейнджер.

Интересный подход.

— С вашей точки зрения, амнезия в этом случае извиняет применение непростительных заклятий? — поинтересовался я. — То есть, Обливиэйт мог бы стать универсальным наказанием за любое преступление?

— Прекратите! — устало попросила Грейнджер. — Вы сами сказали, что все мы виновны не меньше. Мы вручили ему эту мерзость, пообещали, что всё будет хорошо… Мы не можем обвинять его за то, что он поддался...

— Я не выпускал Аваду! — Уизли перевёл ошарашенный взгляд с Грейнджер на Поттера. — Я думал, что испугаю всех, а потом посмеюсь и сломаю палочку. Мне всё время казалось, что я легко контролирую эту тварь. А в итоге — опять оказался слабаком и всех подвёл. Но. Я. Не. Мог. Убить! Я помню, что собирался выпустить фейерверк… в память о Фреде. Постойте! Есть же приори инкантатем! Давайте проверим!

— Рон, — Поттер смотрел на друга так, как смотрят на приговорённого к казни. — Профессор Снейп уже уничтожил палочку. Слушай, ты устал. Давай отложим все разговоры до утра?

— Действительно, мистер Поттер. Пусть ваш друг заснёт с мыслью, что стал убийцей. А вы все великодушно его простите. Великолепный план.

Поттер сжал кулаки и шагнул ко мне.

Я отвернулся и провёл палочкой над животным:

— Жизненные процессы замедленны, но сердце бьётся. Кости целы. Повреждения внутренних органов отсутствуют. У этого книззла есть шансы выжить, если вы, Уизли, не перекормите его сметаной. А вам, аврор Поттер, — я развернулся к взъерошенному герою, — неплохо было бы вспомнить, что на непростительных — табу. Видите здесь оперативную группу аврората? Нет? Так в чём же дело?

Удивительно, как может измениться обстановка за пару секунд.

Грейнджер бросилась к коту с той же экспрессией, с какой только что обнимала Уизли. Поттер подхватил и закружил жену, та смеялась и требовала поставить её на место.

Уизли, пошатываясь, подошёл к столу и потрепал кота за ухом.

— Лапик, ты герой! А я твой должник! Пойдёшь ко мне жить?

Кот беззвучно мяукнул, чем вызвал новую бурю восторгов.

— Вообще-то, Рон Уизли, это мой кот, — возразила Грейнджер. — Он эмигрировал по… политическим причинам, но сейчас будет рад вернуться домой, правда, Лапик?

— Стоп-стоп-стоп! Кто-то собирался в вояж на другой конец земли? Лапс остаётся с Поттерами, без разговоров! — парировала миссис Поттер.

Что ж. Вопреки моим фатальным ошибкам, всё обошлось лучше, чем могло. Теперь — пора.

Грейнджер внезапно повернулась в мою сторону. Её решимость читалась без всякой легилименции.

— Профессор, если вы сейчас развернётесь и уйдёте — это уже будет неоригинально. Вы же привыкли к нам за эти месяцы, правда? Вы же не исчезнете опять?

— Мистер Поттер, — позвал я, стараясь не замечать улыбку на лице Гермионы Грейнджер. — Вы считаете мои обязательства исполненными?

Поттер нехотя кивнул. В комнате вновь стало тихо. Взгляд Грейнджер скользнул по моей руке и задержался на запястье. Умница. Всё схватывает на лету.

— Мистер Поттер, я требую, чтобы вы произнесли формулу вслух, при свидетелях. Сейчас.

Поттер одарил меня взглядом хогвартских времен, но достал палочку и, прикоснувшись к моей, сообщил:

— Я, Гарри Джеймс Поттер, признаю все обязательства Северуса Тобиаса Снейпа в уплату долга жизни исполненными.

— Подробнее, мистер Поттер!

Следующая фраза была произнесена сквозь зубы:

— Вы вернули Гермионе её магию, попутно сделав ещё много замечательных и важных вещей. И теперь абсолютно свободны про это забыть.

Серебристый шнур в последний раз появился на моём запястье, проступил поверх рукава и растаял.

Поттер убрал палочку и посмотрел на Грейнджер.

— Всё не так, как ты думаешь, Гермиона. Я объясню.

— О чём ты, Гарри? — спокойно возразила она. — Всё замечательно! Профессор Снейп мне очень помог. Это так рыцарственно с его и твоей стороны. И я безмерно благодарна... вам обоим. Жаль, конечно, что я не знала причины такой пристальной заботы профессора. Это сэкономило бы массу времени и сил.

Она склонилась над Косолапом.

— Кажется, он хочет пить. Я сейчас принесу…

Улыбнувшись незнакомой улыбкой, она вышла из комнаты.

— Она не знает, где его миска, — непонятно кому сообщила миссис Поттер. — Извините, я помогу.

Уизли проследил за ней взглядом и пожал плечами.

— Агуаменти попало в список запрещённых заклинаний? И блюдца в буфете не было? Или я опять что-то пропустил?

— Не буду вас задерживать, господа. Мистер Поттер, передайте мисс Грейнджер, что палочка в её распоряжении столько, сколько ей удобно.

Он деревянно кивнул.

— Ладно. Я не знаю, что ещё сказать. И надо ли… Я… Извините.

Уизли дождался захлопнувшейся двери и озадаченно посмотрел на меня.

— Ну и петрушка. Я ничего не понял.

— Не обращайте внимания, мистер Уизли. Вас подробно просветят позже.

— Подождите уходить, — он поморщился и постучал себя пальцем по лбу. — Можно как-нибудь выяснить, что в моей голове ничего не осталось от этой дряни? Если меня заклинит в Австралии…

— Можно. Но вам станет хуже.

— Валяйте!

Мне хватило двух минут. Взмокший Уизли трясся, как при лихорадке, но ни разу не отвёл взгляд. На стуле он сидеть уже не мог, я дотащил его до кресла и озвучил диагноз:

— Живите спокойно. Вся дрянь в вашей голове — вашего собственного производства. Но если вы подведёте Грейнджер ещё раз — я вас из-под земли достану. И мне будет абсолютно неважно, какое количество тёмных артефактов встретилось на вашем пути. Запомните это, Уизли.

Он на редкость серьёзно кивнул и закрыл глаза.

В коридоре мне никто не встретился. Я прошёл к выходу и закрыл за собой дверь с молотком в форме змеи.

Западный ветер вцепился в лацканы пальто, увлекая за собой в тёмное свинцовое небо. Но я лишь плотнее запахнулся и ускорил шаг, оставляя прошлое за спиной.

____________
[1] — Джинни напоминает о разговоре, состоявшемся в конце ГП-2. Фразу о необходимости опасаться вещей, обладающих разумом, но не имеющих мозга, произнес Артур Уизли. Вероятно, позже это был частый мотив для домашних бесед. В официальном переводе смысл фразы другой.

Воронка затягивала в пустоту, где не было ни конца, ни начала, ни верха, ни низа. Раньше я думала, что дышать во время перехода невозможно, но когда стало совсем плохо, оказалось, что можно чуть-чуть втянуть воздух сквозь сжатые зубы.

Вихрь сгустился. Я почувствовала притяжение и осторожно коснулась ногами поверхности. В лицо ударила волна тёплого ветра, принеся с собой запахи: эвкалипта, цветов, свежего кофе и чего-то совсем незнакомого.

Проблемы и драмы предыдущих дней внезапно показались далекими и иллюзорными.

Всё! Добро пожаловать в Австралию, Гермиона!

— Они ничего не перепутали? — Рон поднялся с земли, отряхиваясь и оглядываясь. — Это не похоже на Министерство Магии.

Точно. Меньше всего это походило на Министерство. Мы стояли на небольшой лужайке, в неярком круге света от фонаря. В нескольких шагах от нас белел аккуратный домик. Вокруг было темно и тихо.

— Да, странно, — я почувствовала неуютный холодок в области плеч. — Ты как?

— Нормально, — отмахнулся Рон. — Давай выбираться отсюда. Судя по забору вокруг, мы вторглись в чьи-то владения. Сомневаюсь, что хозяева будут рады незваным гостям.

В этот момент входная дверь распахнулась, добавив в композицию света, и чей-то голос крикнул из глубины дома:

— Эй! Чего застыли? Заходите!

— Это вы нам? — уточнил Рон у дверного проёма.

— А кому ещё? Багаж тащите с собой. И порт-ключ не забудьте!

Мы прошли через пустой холл в открытую дверь и оказались в кабинете. Следом за нами вошла темноволосая женщина с чашкой кофе в руках, одетая в светлую рубашку и бриджи.

— Мистер и миссис Уизли, я полагаю? Как добрались? — энергично поинтересовалась она.

— Спасибо, хорошо, — ответила я. — Но с именами есть проблема. Понимаете... мы недавно поменялись...

— Телами? — она понимающе кивнула. — Бывает.

Я не нашлась, что ответить на это странное утверждение. Женщина ещё несколько секунд сверлила меня строгим взглядом, а затем рассмеялась — громко и с удовольствием.

— Да, неважно всё это. Вы — помы с палочками? Да! И вы в Австралии. Порт-ключ — в корзину, давайте документы, тащите сюда стулья и приготовьтесь долго и нудно писать. Я — Джейн. Джейн Холли, отдел магических перемещений.

Не думала, что упоминание должности когда-нибудь вызовет у меня такую радость.

Я протянула чиновнице наши паспорта, а Рон тем временем принёс к столу два лёгких плетёных стула.

— Что за помы? — шёпотом спросил он, наклонившись ко мне.

— Австралийцы так называют англичан, — так же тихо ответила я.

Любопытство победило здравый смысл, и я поинтересовалась уже вслух:

— У вас всегда здесь так… по-домашнему? Я хотела сказать, что международный портал предполагает официальные…

— Ничего он не предполагает, — пожала плечами Джейн. — Думали, попадёте прямо на заседание Парламента? Он сейчас не работает! С пятницы на субботу — моё дежурство. А это — мой дом. Так что, добро пожаловать, располагайтесь поудобнее. Хотите кофе? Впрочем, у вас-то был вечер. Может, пива?

Я помотала головой, Рон тоже.

— Было бы предложено, — она пожала плечами, просматривая паспорта. — Ага, один Уизли всё же имеется. И Грейнджер. Рон и Гермиона. Что-то знакомое вертится в памяти… Вы, часом, не грабители?

Я похолодела, но Рон взял меня за руку и ответил очень серьёзным тоном:

— Ну, что вы! Всё уже в прошлом. Сейчас мы белые, пушистые и очень законопослушные.

Джейн одобрительно хохотнула:

— Тогда ладно. Давайте начнём. Это — карта прибывающего. Прочитать, заполнить. Это — декларация волшебных артефактов. Тоже. Оценка и типирование волшебных палочек — это мне. Анкеты… Так. А где у меня анкеты?

Она открыла пару папок на столе, нахмурилась и хлопнула ладонью.

— Закончились! Придётся вам подождать. Не скучайте.

Когда Джейн покинула комнату, Рон ошалело посмотрел на меня.

— И что всё это значит?

— Вероятно, здесь служащие министерства... берут работу на дом? — предположила я. — Может, для них это нормально?

— Это не нормально. И всё здесь вокруг такое... — Рон смутился, подбирая слова.

Я осмотрелась.

— Магловское? Да, необычно. Кресло на роликах, электричество... Посмотри, все бланки напечатаны на принтере. Видимо, здесь волшебники больше интегрированы в обычный мир.

— Неужели об этом не было написано в книжках? — Рон в притворном ужасе схватился за голову, но тут же сморщился.

— Больно?

— Не... Сейчас уже почти нормально. Не то, что утром...

Утром действительно было ужасно. Когда Рон проснулся, он с трудом понимал происходящее. К двенадцати часам Гарри устал с ним препираться и вызвал домой бригаду целителей из Мунго…

Джейн вернулась в комнату с очередной порцией бумаг и спросила:

— Где вы бросили чемоданы?

— Всё здесь! — Рон победно ткнул пальцем в небольшую спортивную сумку у входа.

— Да ну? Отправились на другой конец Земли с двумя парами трусов? — Джейн приподняла сумку мизинцем левой руки и тут же озабоченно нахмурилась:

— Так-так… И кто у нас такой продвинутый?

— Она, конечно, — Рон, не уловивший недовольства в её голосе, мотнул головой в мою сторону.

— Ребятки, чары скрытого пространства — штука полезная, но нестабильная, — Джейн села в кресло и записала что-то в толстом блокноте. — А Статут пока никто не отменял. Сколько там объёмов?

— Cемь-восемь, — я мысленно обругала себя за недальновидность. Надо же было так глупо подставиться.

Джейн присвистнула.

— Восемь объёмов? Неплохо. Ты училась в Англии?

— Да, в Хогвартсе.

— Хм, — она хотела добавить что-то ещё, но удержалась. — Заполняйте бумаги. Будет что-то непонятно — спрашивайте.

— Что значит «изделия из дерева»? — тут же поинтересовался Рон, отрываясь от бланка. — Палочки считаются?

— Нет. Магические предметы отмечают в декларации, — усмехнулась Джейн. — Но ваши палочки мне понадобятся.

Рон пожал плечами и протянул ей свою.

Я ожидала проверки в стиле Олливандера, но Джейн только выдвинула ящик стола, на несколько секунд поместила туда палочку и достала назад. Интересно, что там? Чары обнаружения непростительных заклятий?

— Гермиона, твоя очередь!

Новая палочка, купленная за два часа до отъезда, отправилась в непонятный ящик. Почти сразу раздался резкий свист. Джейн нахмурилась.

— Как давно используется эта вещь?

— Я купила её сегодня.

— Причина покупки?

— Долгая история. Несколько месяцев я пользовалась чужой палочкой, а перед поездкой решила подстраховаться и купить новую.

— Старая палочка тоже с собой?

— Нет.

Джейн сделала ещё одну пометку в блокноте и повертела мою палочку в руках:

— Могла бы сообразить, что это будет выглядеть подозрительно.

— Книги тоже из дерева, — неожиданно вмешался в разговор Рон. — Значит, их нельзя?

— Покажи! — Джейн снисходительно улыбнулась. Рон явно вызывал у неё большую симпатию, чем я.

— Ну, там это… — Рон неожиданно покраснел. — Психология всякая.

— Ух ты! — восхитилась Джейн. — Достань. Я обработаю.

Она подтолкнула палочку ко мне и поднялась из-за стола.

Рон достал из сумки три книги, пытаясь незаметно прикрыть названия. Чтобы не смущать его, я опустила глаза, сосредоточившись на заполнении документов. К счастью, Гарри предупредил о возможных скользких моментах. Целью приезда я отметила отдых, основное место проживания было выбрано заранее с помощью Перси. Флакон с каплями памяти был снабжён нейтральной этикеткой и лежал в косметичке. Другой контрабанды в багаже не было.

Расправившись с декларациями, я перешла к анкете. О ней Гарри ничего не говорил. Первый же вопрос вызвал у меня панику:

«Укажите имена жителей Австралии, с которыми собираетесь встретиться во время поездки».

— Что-то непонятно? — Джейн смерила меня пристальным взглядом. — Помочь?

— Нет. Я просто задумалась, есть ли у меня кто-то знакомый в Австралии.

— Если задумалась, значит, нет. Тебе кто-нибудь говорил, что ты ужасно серьёзно относишься к жизни?

Рон энергично закивал. Я выжала из себя улыбку и продолжила чтение:

— Нуждаетесь ли вы в регулярных магических действиях или ритуалах для поддержания здоровья?

— Я чищу зубы с помощью магии — это может считаться магическим действием? — полюбопытствовал Рон.

Джейн фыркнула.

— Нет, Ронни. Это вопрос для волшебников с Ближнего Востока. Поверь, тебе лучше не знать о том, что имеется в виду.

Теперь уже фыркнул Рон.

Остальные вопросы оказались проще. Анкеты мы сдали почти одновременно. Джейн проверила все бумаги, коротко кивнула и сложила их вместе с документами в очередной ящик стола. Через пару минут он издал звук, напомнивший мне о факсе, и Джейн вернула нам паспорта с печатями о въезде. Кажется, обошлось без неприятностей. Только вот таскать с собой восемь сумок вместо одной…

— И последнее, — Джейн достала еще какой-то бланк. — Примерный маршрут поездки, желательно по дням!

— Мы хотели посетить Мельбурн, — я пожала плечами. — Только Мельбурн.

Джейн приподняла бровь, отчего стала похожа на одного профессора, о котором я старалась пока не вспоминать.

— Прибыли в Австралию на отдых и намерены посетить только Мельбурн?

— А почему нет? — поинтересовалась я. — Сиднейский оперный театр и здание Парламента в Канберре растиражированы на тысячах фотографий. Хочется просто отдохнуть, а не устраивать переезды с места на место. Мельбурн вполне отвечает понятию «австралийский дух». Извините, если это задевает ваш патриотизм.

Прозвучало резко, но я уже устала от допросов Джейн и её плохо скрываемой антипатии.

— Извиняю, — Джейн резко поднялась с кресла и произнесла ледяным тоном:

— В таком случае, потрудитесь переписать карту прибывающего. Необходимо указать настоящую причину приезда.

— Ой, Гермиона, заканчивай прикидываться, — Рон вальяжно потянулся и погрозил мне пальцем. — Из-за тебя нас сейчас заподозрят в чём-нибудь ужасном. Признавайся!

Мысли, одна хуже другой, промелькнули в голове. Я прошептала севшим голосом:

— О чём ты, Рон?

— О рыбках, разумеется, — Рон подмигнул мне и закинул ногу на ногу, — рыбках, акулах, гадах, пингвинах и… кто там ещё? Видишь ли, Джейн, Гермиона вдолбила себе в голову, что волшебнице не пристало интересоваться всякой морской живностью. А ей нравится. Лондонского аквариума было мало, Ла-Рошельский не понравился, в Барселону она не захотела, потому что не знает языка, а здесь так замечательно совпало… Открытие Мельбурнского океанариума!

Я попыталась сменить выражение ужаса хотя бы на досаду. Вот это заготовка! И когда он успел всё выяснить?

Рон рассмеялся.

— Засмущалась. А почему? Почему человек не может интересоваться чем-то кроме палочек и котлов? Разве не чушь?

Джейн снова села и потёрла глаза руками:

— Чушь, Ронни. Но у вас в Англии почему-то так и считают. За последние годы от помов с палочками столько неприятностей, что я в каждом из них вижу угрозу. Несколько десятков беженцев: совершенно диких, не приспособленных к жизни в обществе. Гуманитарная катастрофа. Только-только мы их разместили, минимально адаптировали, как у вас там победил здравый смысл, и помы хлынули возвращать семьи.

Рон бросил на меня успокаивающий взгляд и сочувственно кивнул Джейн.

— Я помню чемпионат по квиддичу. Та же морока?

— Хуже, Ронни, намного хуже! На чемпионате вся толпа сосредоточена в одном месте. Достаточно нескольких обученных ребят, чтобы её контролировать. А здесь никогда не знаешь, где рванёт и как. Поэтому, господа туристы — никакой самодеятельности! Никаких контактов с местными. Отдых — значит отдых.

— Всё нормально, Джейн, — я, наконец, поверила, что Рон не сходит с ума и не пытается сдать меня австралийским волшебникам. — Во всём Мельбурне есть только два человека, которых я могу назвать знакомыми. И они вряд ли меня вспомнят. Так что — отдых, только отдых и ничего, кроме отдыха!

— Вот и славно, — Джейн откинулась в кресле. — А знаете что? Никуда не уплывёт ваш аквариум за несколько часов. Сейчас перепакуем вещи, дождётесь рассвета, и я вас прокачу по Канберре. Потом прогуляетесь в «Тидбинбилла»[1] — и можете считать, что видели Австралию.

Вроде бы звучало заманчивое предложение, но Джейн умудрилась подать его как приказ. Так. Сегодня пятница… нет, здесь уже суббота. Если мы пропустим весь день, то завтра можем и не успеть «случайно» встретить родителей. А на неделе они будут работать в клинике. Это усложнит задачу. Но отказаться — значило возбудить подозрения.

— Спасибо, Джейн, — я постаралась придать голосу сердечности.— Неловко вас так затруднять, но было бы здорово.

— Вот и чудно, — Джейн вышла из-за стола и покосилась на нашу сумку. — Знаешь, Гермиона, научу я тебя одному удобному фокусу…

* * *

Рассвета дожидаться не стали. Едва мы переоделись и переложили вещи по хитрому методу Джейн, ей пришло в голову показать нам город с вершины Эйнсли. Мощный новенький пикап, в который мы погрузились, произвёл неизгладимое впечатление на Рона. Джейн вела уверенно и жёстко, комментировала интересно. Но спящие пригороды Канберры выглядели как любой другой пригород, и очень скоро я перестала обращать внимание на окружающий пейзаж. Тем более, что мне не приходилось волноваться по поводу поддержания разговора. Обсуждались технические характеристики автомобиля, о которых я не имела ни малейшего понятия. Рон, похоже, тоже в этом не разбирался, но беседе это ничуть не мешало. Глядя на его бойкую жестикуляцию, улавливая незнакомые слова и обороты в речи, я подумала, что с таким Роном знакома не была. Или мы так привыкли к своим школьным образам, что совсем перестали видеть за ними друг друга?

Тем временем, Рон с юмором описывал приключения фордика мистера Уизли. Разумеется, не упоминая о Гарри. Джейн громко хохотала.

Мысль о Гарри неприятно кольнула. Он порывался поговорить со мной перед отъездом, но я не стала слушать. Лишь попросила передать Снейпу палочку и…

— А ты помнишь, Гермиона? — прервал мои мысли Рон.

— Что?

— Ты спишь, что ли? Я говорю, помнишь, как вызывали такси в Нору на пятом курсе? Бедняга водитель чуть в обморок не упал при виде нашей компании.

— О чём я и говорю, Ронни! — подхватила Джейн до того, как я успела что-то ответить. — Все эти транспортные камины, совы, мётлы — прошлый век! А теперь — уже позапрошлый.

— Но-но. Ты квиддич не трогай! — возмутился Рон.

— А я не против спорта. Но то, что уместно как экзотика, не должно оставаться единственным вариантом для обыденной жизни. Волшебники Британии сами загнали себя в гетто и не желают это признавать. Вот скажите, что я потеряла, когда взяла всё от цивилизации неволшебников?

Два характерных силуэта возникли в свете фар слева от дороги. Мой философский настрой как рукой сняло.

— Стойте, это кенгуру?!

Джейн затормозила и с усмешкой посмотрела на меня.

— Пойдёшь знакомиться?

Смешные зверьки не спешили убегать. Они рассматривали машину с комичной серьёзностью. Доброжелательно и спокойно. Как будто это не мы, а они вышли на экскурсию и случайно увидели забавное явление: помы с палочками едут встречать рассвет.

Пока я шарила в сумке поисках фотоаппарата, кенгуру медленно пересекли дорогу и исчезли в зарослях. Рон пробормотал что-то восхищённое. Джейн снова засмеялась и завела мотор.

— Смотрите в оба ребята! Это Австралия!

Разговоры постепенно затихли. Поездка вышла волнующей. И бесшумный самолёт, пролетевший прямо над нашими головами в направлении аэропорта, и туманная дымка, медленно сползающая с гор в котловину города. И сама смотровая площадка. Мы поднялись на неё в тот момент, когда лучи солнца коснулись «антенны» Нового Парламента, окрасили дуги Музея Австралии, позолотили шпиль на Чёрной горе... Я узнавала места по папиным наборам австралийских открыток. И от этого всё казалось ещё ярче и сказочнее.

— Ну что, Гермиона, — наконец нарушила молчание Джейн. — Выглядит как на тысячах фотографий?

Я покачала головой.

— Это чудесно, Джейн. Спасибо, что настояла.

Джейн кивнула и посмотрела на Рона.

— А что с твоим другом? На нём лица нет. Его часом не прокляли?

Рон сидел на парапете, прикрыв глаза, спиной ко всему рассветному великолепию. Я подошла к нему. Он улыбнулся, не открывая глаз.

— Чувствуешь, какой воздух? Представляешь, мы могли бы это пропустить!

— Совсем плохо, да? — тихо спросила я.

— Нет. Всё нормально. Просто посижу немного.

Подошла Джейн, направила на Рона палочку и обвела его по контуру.

— Не прокляли, говоришь? Ну-ну.

Я не успела понять, что именно показалось ей странным, а Джейн уже извлекла из сумки бутылочку воды, налила её в складной пластиковый стаканчик и бросила туда таблетку шипучего аспирина из упаковки.

— Знаешь, Ронни, мне плевать, кто и зачем так обстоятельно пошарился в твоей голове, но терпеть боль — глупо. Пей!

Рон посмотрел на неё, как кролик на удава, и выпил лекарство.

— Молодец! Через десять минут ты будешь бодр и весел. А пока просто посиди. Пойдём, Гермиона, покажу тебе ещё один скучный вид, знакомый по фотографиям.

Мы отошли в сторону. Здесь вид на город загораживали кусты. Они же скрывали Рона.

Джейн развернулась ко мне и сердито спросила:

— Его что, пытали?

Как известно, лучшая ложь получается из правды. Я ответила почти честно:

— Нет, но вчерашний вечер пошёл не по плану. Мы столкнулись с опасным артефактом. Пока его уничтожали, он… влиял на Рона.

— Да ну? Тотальным ментальным воздействием второго уровня? Гермиона, у меня диплом колдомедика в области диагностики.

Я задумалась над приемлемым ответом.

— Среди нас был легилимент. Возможно, он пытался таким способом остановить воздействие. В любом случае, Рону сильно досталось.

Джейн смерила меня долгим взглядом.

— Гарри Поттер продолжает борьбу с чудовищами? А Рон и Гермиона как всегда на подхвате?

Это было неожиданно. Но мне сразу стало легче.

— Не думала, что вы нас узнали.

Она хмыкнула.

— Не сразу. Здесь, конечно, с тревогой следили за ситуацией после смены курса британским министерством, но это не было самой популярной темой в новостях. Всё-таки, Англия очень далеко. Зато когда ваши соотечественники закатили праздничную вечеринку в Перте, имя Гарри Поттера наутро знал каждый житель города. Команде охраны Статута пришлось проявить всю свою изобретательность… Но это Поттер! А про вас двоих — почти ничего. Так, пара строчек в официальных отчётах. Тебя это не огорчает, кстати?

— Нет, — я пожала плечами. — Мы боролись с Волдемортом не ради популярности.

— Как скажешь, — согласилась Джейн. — Зато гоблины вас запомнили.

Я засмеялась. Ограбление Гринготтса обещало остаться в памяти не только гоблинов.

— Эй, вы куда пропали?

Из-за поворота появился Рон. Выглядел он намного лучше, чем несколько минут назад.

Джейн махнула ему рукой.

— Поехали дальше, жертва легилименции.

Солнце едва поднялось над горами, но стало уже ощутимо жарко. В воздухе поплыл яркий цветочно-аптечный запах. Джейн закрыла окна и включила кондиционер. Постепенно я начала подозревать, что она специально выбрала самую длинную кружную дорогу, чтобы поведать о Канберре всё, что только можно. Несмотря на то, что Джейн была хорошим рассказчиком и старалась не упоминать общеизвестные факты, от экскурсии я довольно быстро устала. К тому же, архитектурно-исторические сведения были щедро пересыпаны рассуждениями о преимуществах австралийского образа жизни и недостатках английского.

А Рону, похоже, нравилось слушать Джейн. Он что-то спрашивал, уточнял, смеялся её шуткам. Я поймала себя на том, что ревную. Конечно, Джейн было под сорок, и она вовсе не планировала строить «Ронни» глазки, но эти двое вели себя так, будто знали друг друга давным-давно. Возможно, свою роль сыграло и магическое действие аспирина. Действительно магическое, ведь несколькими часами раньше наши колдомедики только покачали головами и прописали больному полный покой на пару дней и укрепляющий бальзам.

Я снова отвлеклась на свои мысли, а когда включилась, услышала слова Рона:

— …говоришь, это мы застряли в своем прошлом и не желаем двигаться дальше? Но разве вы здесь не устроили то же самое? Такой тихий уютный заповедничек оззи. Вся разница в том, что в свою компанию вы затолкали ещё и маглов с коалами…

Джейн затормозила так резко, что мы повалились вперёд. Водитель машины, следовавшей за нами, высунулся в окно и что-то прокричал, но Джейн только отмахнулась от него и развернулась к Рону.

— Да ты злюка, парень!

— Вовсе нет. Чего обидного? Признайся, вам тоже не хочется менять в своем эвкалиптовом мирке хоть что-нибудь. Просто у наших волшебников нет принтера, автомобилей и… как его… — Рон пощёлкал пальцами, — холодильников. А у ваших — есть. И ты этим гордишься.

— Ты тоже так считаешь? — Джейн обиженно посмотрела на меня.

— Не знаю, — честно призналась я. — Мне пока не хватает фактов. Судя по твоим описаниям, магическое сообщество в Австралии кажется более открытым, чем английское, но это может быть хорошей миной при плохой игре. Не исключено, что идея интеграции с немагической цивилизацией была выбрана как лозунг тогда, когда стало ясно, что волшебников в Австралии слишком мало, чтобы обслуживать систему. Почему так произошло — отдельный вопрос. Но смотри: ты работаешь в министерстве, диплом колдомедика у тебя, похоже, не пылится. Это всё, или есть другие сферы деятельности?

— Есть, — неохотно ответила Джейн, отвернувшись. — Защита и сохранение волшебных животных в естественной среде обитания. И кстати, ты испортила мне настроение.

— Прости. Не хотела. Когда мне задают интересный вопрос, я часто забываю об этике. Но, независимо от причин, волшебники в Австралии лучше адаптированы к жизни в современном мире. Это правда. Если бы так было в Англии, мне не пришлось бы делать такой сложный выбор в одиннадцать лет.

Рон и Джейн как по команде повернулись ко мне.

— Ты из обретённых? — уточнила Джейн.

— Ты ещё думала? — возмущённо выдохнул Рон.

— Да, я маглорождённая. И да, Рон, мне понадобилось целых три дня, чтобы понять, хочу ли я отказаться от хорошей школы и распланированной жизни в пользу цивилизации, которая не знает об антибиотиках и компьютерах.

Рон смотрел на меня так, будто впервые увидел. Что ж, не только ему меня удивлять.

Джейн завела машину и, лишь когда свернула на крупное шоссе, спросила:

— Что тебя убедило?

— Сказка. И школа. Нельзя отказаться от сказки только потому, что в ней не пользуются бумажными платочками. А теоретические основы магии вполне поддаются изучению. Так мне сказала профессор Макгонагалл. И я решила рискнуть.

— А родители?

Я прикусила губу, но было поздно.

— Родители поддержали. Хотя им и нелегко пришлось.

Джейн хлопнула меня по коленке и продолжила свою экскурсию, как будто и не было неприятной темы. Рон притих, ошеломлённый моим признанием. Я перевела дыхание.

К заказнику Тидбинбилла мы подъехали часам к восьми. Нам было велено выгружаться вместе с вещами, а сама Джейн уверенной походкой направилась к туристическому центру, проигнорировав объявление о часах его работы и надпись «Закрыто». Наблюдать, как она ломится в окна и двери, выкрикивая имя какого-то Берта, было неловко. Поэтому мы остались у машины, подальше от шумовой атаки.

— Как думаешь, у этого Берта вообще есть уши? — задумчиво спросил у меня Рон через несколько минут.

— Есть. Но он засоня, — весело ответил незнакомый голос за спиной. — И Джейн это хорошо известно.

Я обернулась и увидела высокого худого мужчину в шляпе. Он подмигнул мне и прислонился к большому валуну у дороги.

— Не будем ей мешать, ребятки. Джейн сердится, когда ей мешают.

— А вы кто? — поинтересовался Рон.

— Берт Холли. А вы, наверное, помы, из-за которых Джейн сегодня поднялась до рассвета?

— Угу. Я — Рон, а она — Гермиона, — Рон быстро избавился от нелюбимых австралийцами церемоний. — Погодите! Берт? Это она вас пытается разбудить?

— Ну да, — ухмыльнулся Берт. — Самая потеха будет, когда она повернётся.

Джейн пнула дверь центра последний раз и огляделась в поисках подходящей идеи.

— Во-от, начинается, — мечтательно протянул Берт. — Сейчас нахохлится как кукабарра и закудахчет.

Он встал и вальяжной походкой направился к раскрасневшейся Джейн.

— Что-то ты совсем ослабела, солнце мое. В Сиднее тебя и не слышно было, — он чмокнул Джейн в щеку, картинно приподняв шляпу.

— Ха-ха. Смешно, Берт. И гостеприимно, — она ткнула его кулаком в плечо.

— Нужно гостеприимство? Как скажешь, золотце.

Берт развернулся к нам и заговорил хорошо поставленным голосом:

— Здравствуйте, дорогие посетители парка Тидбинбилла. Приглашаем вас выбрать маршрут по силам и настроению… — Берт сменил интонацию и закончил с гораздо меньшим воодушевлением. — Но я бы на вашем месте смирился с тем, что всё решит мудрая Джейн Холли. Так что, отличного вам отдыха, а я поехал домой.

Он бросил Джейн связку ключей, которую она поймала, почти не глядя, и запустила назад.

— Не надейся, Берт. Поведёшь сам. Твой мустанг — однолюб.

— Вот так и выглядят счастливые семьи, — задумчиво пробормотал Рон. — Начинаю понимать смысл скандалов.

— Правда? И в чём он?

Рон слегка покраснел.

— Ну… Нельзя же всю жизнь с утра до вечера говорить друг другу про любовь! А если ругаешься, значит, человек тебе всё ещё небезразличен.

Я кивнула. Вряд ли этот вывод подходил ко всем скандальным семьям, но Джейн и Берт выглядели в своих утренних пререканиях очень гармоничными и дружными.

И, разумеется, Берт сдался.

«Мустанг» оказался невозможно старым джипом со сложной родословной. Похоже, за его сборку отвечал не столько автослесарь, сколько волшебник, вроде мистера Уизли. Но Рон не стал обсуждать это чудо техники. Он с наслаждением откинулся на спинку сиденья и пробормотал:

— Жара в январе. Это лучшая страна в мире! И можно даже без кенгуру…

Но без кенгуру не получилось. За последующие четыре часа я насмотрелась на них на сто лет вперёд. Кенгуриные поля, кенгуриные пастбища, кенгуриные поляны и кенгуриные заросли… В промежутках нам попадались ленивые коалы, стеснительные утконосы, нахальные какаду и важные страусы. И снова кенгуру: лесные, горные, древесные; рыжие, серые; маленькие, большие, гигантские… В завершение программы Берт сообщил, что сейчас мы «немного пройдёмся пешком»… Идти пришлось в гору. Первое время красоты вокруг компенсировали усталость, но через полчаса я сдалась и вручила фотокамеру Рону, энтузиазм которого возрастал в геометрической прогрессии. Они с Бертом ушли по тропе далеко вперёд и вверх, обсуждая проблему получения потомства у драконов в неволе.

— Берт счастлив, — заметила Джейн, присев на камень в тени склона. — Он давно не разговаривал с коллегами, а тут вдруг заполучил целого драконолога!

— Рон не совсем драконолог, — заметила я, с облечением присев рядом. — Вот его брат Чарли — да.

— Не важно. Видишь ли, в Австралии мало волшебных животных. Особенно крупных. Билливиги вряд ли могут соперничать с драконами по зрелищности.

Я постаралась не кивнуть. Об австралийской магической флоре и фауне ходили анекдоты. Крохотные насекомые — билливиги считались единственным уникальным животным с волшебными способностями. Где именно и как их охраняли, выяснять совершенно не хотелось, чтобы не нарваться на ещё одну экскурсию от гостеприимных хозяев [2].

— Странная ты… — неожиданно сообщила Джейн. — Утром мне показалось, что поездка в Австралию — твоя идея, а Рон болтается хвостиком. Теперь всё наоборот: Ронни резвится как ребёнок, а ты с мученическим видом ждёшь, пока всё закончится.

Мне стало совестно. С вершины открывалась роскошная панорама, тёплый ветер обдувал лицо. Джейн точно не была виновата в том, что половина моих мыслей была занята вчерашним вечером, а другая половина готовилась к встрече с родителями.

Но с ней я могла поделиться только первой половиной.

— Дело не в Австралии, Джейн. Перед отъездом случилось много разного. Не успела во всём разобраться.

— «Много разного» — это помимо атаки бешеного артефакта? — уточнила Джейн, глядя куда-то вдаль.

— Да. Всё глупо и очень банально.

— Дай угадаю, — Джейн потянулась, как крупная кошка. — Ронни — хороший и родной, но всего лишь Ронни, а в далёкой Англии есть тот, от кого напрочь сносит крышу, но дикобразу понятно, что всё это — фантазии и мыльные пузыри?

— Если откинуть подробности, то так и есть, — согласилась я. — Можешь добавить ужасный характер, большую разницу в возрасте и тёмное прошлое.

— А казалась умной, — укоризненно вздохнула Джейн. — Ладно. Не мне судить. Если у тебя хватило ума удрать от старого козла…

— Он не старый, и не козёл. И я не сбегала. Просто ему ничего от меня не нужно. Помог, защитил, многому научил, вернул друзей… Потом сказал, что делал всё это по магическому контракту, и ушёл… Имеет право. А я ничего не могу изменить.

Говорить о Снейпе с совершенно незнакомым человеком получилось неожиданно легко. Как будто расстояние превратилось ещё и во время, которое, как известно, лечит.

Джейн кивнула и протянула мне бутылочку с водой.

— Молодец. В твоём возрасте я была настырнее.

— Я переболела раньше. Представляешь, в пятнадцать лет мне пришло в голову освободить от рабства эльфов Хогвартса.

— И правильно, — лениво согласилась Джейн, отпивая из своей бутылки. — Это скотство — владеть разумным существом как вещью.

— Я и сейчас так думаю. Но тогда мне пришло в голову, что можно решить проблему, просто тайком подсовывая эльфам вещи…

Джейн подавилась глотком воды и закашлялась. Отдышавшись, она заметила:

— Тебе повезло, что эльфы не могут убивать.

— Согласна. Зато я сумела сделать полезные выводы и скорректировать нужные черты характера. Наверное.

— И что теперь?

В глазах Джейн блеснуло любопытство.

— Зависит от того, о чём ты спрашиваешь, — я пожала плечами, — если об эльфах, то у меня есть план «Б», если про романтику — планирую просто жить дальше. Веришь?

— Главное, чтобы ты в это верила, — Джейн достала из сумки солидный бинокль и протянула мне. — Посмотри вон туда.

Я посмотрела, в нужном направлении, но увидела только тропу среди деревьев.

— И что там? Кенгуровая крыса?

— Это тропа коал. Чаще всего, туристы ходят по ней без толку, поэтому на деревьях развесили инструкции по обнаружению животных. Очень простые:

«Ищите на земле какашки коал. Когда найдёте, то задерите голову вверх, возможно, на этом дереве сидит коала»[3].

— Очень хорошая инструкция. Понятная… — я засмеялась. — Ты таким образом даёшь завуалированный совет, или меняешь тему?

— Нет, Гермиона. Решать будешь сама, и мои советы тебе не нужны. Хотя иногда не мешало бы задумываться над своими решениями, — Джейн встала с камня и протянула мне руку, помогая подняться. — Не раскисай. Через полчаса снова сядешь в машину и отдохнешь…

Еще полчаса! Я попыталась воодушевить себя на дальнейшую прогулку. Но Джейн не спешила. Она окинула меня оценивающим взглядом и неожиданно поинтересовалась:

— Так почему ты не приехала в Австралию сразу после войны?

До меня не сразу дошёл смысл вопроса, зато потом понимание обрушилось со всей силой: она знает.

— Не понимаю, — пробормотала я внезапно пересохшими губами. — Почему мне надо было приехать сразу?

Голос Джейн прозвучал неожиданно мягко:

— Потому что в девяносто восьмом году у Моники и Венделла еще был крохотный шанс. Но на что ты надеешься сейчас?

____________
[1] — Заповедник Тидбинбилла (Tidbinbilla Reserve), расположен в сорока минутах езды от столицы Австралии Канберры. На небольшой территории живут в естественной среде обитания кенгуру, валлаби, утконосы, коалы, страусы-эму и другие животные.

Ненужные дополнительные сведения: девяносто девять процентов парка Тидбинбилла было сожжено грандиозным пожаром 18 января 2003 г., что привело к потере бесчисленных видов местной флоры и фауны. Только одна коала, шесть горных кенгуру-валлаби, пять кенгуровых крыс, четыре веснушчатых утки и девять черных лебедей пережили этот пожар:(((

[2] — Муховёртка (Billywig). Упоминается в книге «Фантастические звери и места их обитания». Австралийское магическое насекомое. Ужаленные муховёрткой испытывают головокружение, за которым следует левитация. Предполагается, что высушенные жала муховёрток используются в составе популярных конфет «Шипучие Летучки».

[3] — инструкция по поиску коал — настоящая. Фото прилагается:)

Австралией вдохновлялась у наших соотечественников на австралийском ПМЖ, например у блогера raevskaya-o. Рассвет на горе Эйнсли почти дословно списан с нескольких фотографий в ее жж. Посмотреть можно здесь: http://raevskaya-o.livejournal.com/362383.html

Как во сне я услышала далеко впереди смех Рона и голос Берта.

Вот и всё? Игра окончена?

— Судя по ювелирности работы и точечному характеру изменений, заклятие обратимого изменения памяти было выполнено очень близким человеком, — продолжила Джейн. — Необратимые чары намного проще, значит, планировался обратный процесс. Однако через полтора-два года вероятность восстановления памяти сошла на нет.

Чтобы не сдаваться без боя, я спросила:

— Вы уверены, что это имеет ко мне какое-то отношение?

— Мы бы сэкономили время, пропустив этап отпирательства, — Джейн зевнула, — но если ты думаешь, что я не владею доказательствами, могу поделиться своими соображениями. На мистера и миссис Уилкинс наши люди обратили внимание ещё на таможне. Разумеется, никто не выявил замещённой памяти, но следы магической подделки документов заметили сразу. Неслабый уровень, кстати. Поскольку речь шла о неволшебниках, а исправления касались только имен и возраста, допрашивать Уилкинсов не стали. Согласно требованиям Статута за ними установили наблюдение. Кризис разразился через несколько месяцев. Скажи, Гермиона, тебе знаком термин «конфликт воспоминаний»?

Я кивнула. На большее просто не хватило сил.

— Отлично. Вероятно, воспоминания Уилкинсам были наведены методом аутоиндукции: жертва заклятия сама перестраивает свою память, устраняя возможные нестыковки. Хороший метод, но иногда даёт осечку. Например, у якобы бездетной Моники Уилкинс имелся шрам. Типичный горизонтальный шрам от кесарева сечения. Он модифицировался в воспоминания об операции по удалению аномально расположенного аппендикса… Догадываешься, что было потом?

Джейн замолчала, глядя на меня со смесью раздражения, сочувствия и, кажется, презрения. Мне пришлось выжать из себя:

— У… неё действительно случился аппендицит?

— Бинго! Врачи всё же настояли на операции, а после диагностировали у пациентки тяжелый постнаркозный психоз. Наши специалисты слишком поздно сложили два и два. Я появилась там только на третьи сутки. Теперь Моника считает, что потеряла ребенка и перенесла тяжелый нервный срыв на этой почве. Пришлось также добиться, чтобы Венделл полностью поддерживал эту историю. Знаешь, Гермиона, это был худший день в моей жизни. Твой отец старел на глазах. Только что он был просто растерян, а через пару минут — полностью раздавлен. Не знаю, как писатели умудряются уродовать жизнь своим книжным героям, а потом спокойно спать по ночам. Но я до сих пор чувствую себя убийцей несуществующего младенца.

Слезы текли и сразу испарялись на жарком ветреном солнцепёке. А Джейн неумолимо продолжала:

— После окончания войны никто за Уилкинсами не приехал, и мы решили, что автор заклятия погиб. Впрочем, им присылали открытки. Всегда один и тот же отправитель. Что бы это значило? Мы головы сломали. И вот появляешься ты — продвинутая волшебница из семьи неволшебников, готовая к принятию сложных непопулярных решений. Рвёшься в Мельбурн, где есть «только двое знакомых», которые «вряд ли тебя вспомнят». В Англии зачем-то долгое время пользовалась чужой палочкой, отдалилась от друзей. Потом появился таинственный благодетель, ты купила новую палочку и в тот же день оказалась здесь. Для меня всё складывается. Магическое истощение прошло, и теперь ты снова готова рискнуть чужими судьбами?

На тропе появился Рон.

— Эй, что тут у вас происходит?

Джейн пожала плечами и снова села на камень.

— И кстати, ты очень похожа на мать. Никакой генетической экспертизы не надо…

Всё впустую. В шаге от цели. И почему я не послушала Гарри?

— Она всё знает, Рон, — я закрыла глаза, мечтая исчезнуть.

— Всего не знал даже Дамблдор, — уверенно возразил Рон. — Поднимайся. Ты это пила?

Он взял из моих рук пластиковую бутылку.

— Это просто вода, — Джейн усмехнулась. — Я не пользуюсь сомнительными методами. И не тянись к палочке, Ронни. Не усугубляй ситуацию.

Рон опустил руку и сел рядом, обняв меня за плечи.

Следом появился Берт. Он укоризненно покачал головой, переводя взгляд с Джейн на меня, а потом заговорил примирительным тоном:

— Не плачь, девочка. Проиграть сильному противнику не обидно. Джейн любого раскалывает за пару часов. На тебя ей понадобилось восемь…

— Зачем ты это сделала? — Джейн теперь смотрела мне в глаза. — Почему нельзя было просто отправить их в безопасное место?

— Потому что они отказались уезжать без меня…

* * *

* * *

— …Когда родители уснули, я пришла к ним в комнату и… дальше вы знаете, — слезы ещё текли по лицу, но внутри было безнадёжно пусто.

Сколько раз я прокручивала в голове тот вечер? В конечном итоге всё решила именно газетная статья.

— Я говорю, Джейн не знает главного, — Рон говорил спокойно, но его рука сжалась на моём плече. — Она не знает, сколько минут смогла бы выдержать под пыткой Пожирателей. А Гермиону пытали. Мне до сих пор снится её крик. Но она никого не выдала. Как думаешь, Джейн, сколько бы она вынесла, если бы Круциатусом мучили её родителей?

— Не надо, Рон, — Джейн устало махнула рукой. — Я не собираюсь возбуждать преследование по факту изменения памяти или подделки документов. Да, это преступления. Но доказать её вину будет очень трудно. Не Уилкинсов же судить? И мы сейчас говорим не о прошлом. Есть два человека, которые пытаются начать жить заново. Я не хочу, чтобы Гермиона разрушила их жизнь еще раз.

— А ты её спросила? — Рон ещё крепче прижал меня к себе. — Гермиона прямо так тебе и сказала: «Собираюсь взломать память родителей, а дальше — как получится»? Ты не думала, что человек имеет право попрощаться с родными?

— Ты не собиралась возвращать им память? — Джейн пристально взглянула на меня. — Это правда?

Рон подсказал выход, которым можно было воспользоваться. Холодная волна тонкой плёнкой закрыла сознание, вытеснила панику, сохранив на лице маску отчаяния. Теперь я знала, с кем имею дело и догадывалась, как именно удастся её убедить.

Я посмотрела в глаза Джейн и покачала головой.

— Мне известно, что обратные заклинания почти наверняка разрушат сознание и личность моих родителей. Свои силы мне тоже известны. Я никогда не стала бы так рисковать теми, кого люблю.

Джейн нахмурилась.

— Тогда зачем травить себе душу?

— Хочу быть частью их жизни. Стать для них хорошей знакомой, продолжать писать им открытки, получать от них письма…

Взгляд Джейн стал цепким и неуловимо знакомым. Оставалось надеяться, что Джейн не обладала ментальными талантами профессора Снейпа, хотя и владела основами легилименции на уровне колдомедика. Я вытолкнула за пределы щита всё, о чём вспоминала в Рождественский сочельник, о чём писала в записках Отцу Рождество, и о чём меня долгие месяцы заставляла думать палка Лестрейндж. Зрачки Джейн на мгновение расширились, потом она отшатнулась и закрыла глаза.

Тишина продолжалась так долго, что я успела продумать пару вариантов бегства. Благодаря сегодняшней прогулке, у нас была возможность аппарировать в несколько мест. Вот только что делать потом?

— Думаю, природы на сегодня достаточно, — наконец скомандовала Джейн. — Возвращаемся.

Спускались мы молча. Джейн ушла далеко вперед, Рон и Берт шли рядом со мной. Когда до машины оставалось не больше сотни метров, Берт негромко сказал:

— Если соберёшься сделать здесь, в Австралии, что-то сомнительное — не пользуйся своей палочкой, девочка. Это совет.

Насвистывая, он направился дальше. Рон снова обнял меня за плечи.

— Прорвёмся, — тихо пообещал он. — Вот увидишь.

Это были всего лишь слова утешения. Но мне стало легче.

У машины Джейн коротко распорядилась:

— Берт, отвези их к Никасу. Увидимся.

В следующий миг она беззвучно исчезла.

— Кого-то она мне напоминает, — проворчал Рон. — Чем дальше, тем больше.

Берт никак не отреагировал на его замечание.

— Тебе надо умыться, — спокойно сообщил он мне. — Рон, возьми канистру, полей ей под тем деревом.

Больше тем для разговора не нашлось.

Через несколько минут мы выехали из парка. Обочины дороги уже были забиты машинами, а у туристического центра стояли толпы жаждущих приобщиться к австралийской флоре и фауне.

Берт притормозил, чтобы помахать рукой коллеге, а затем мы поехали дальше.

— Что с нами будет? — не выдержала я. — Миссис Холли так и не сказала, что она решила.

— Мисс Холли, — мягко поправил меня Берт. — Но лучше называть её Джейн.

— А я думал, вы с ней муж и жена, — выпалил Рон, заметно краснея.

— Джейн моя сестра, Рон, — так же мягко ответил Берт. — Она поверила тебе, Гермиона.

Теперь мы ехали очень быстро. В открытом автомобиле раскалённый воздух обжигал лицо и руки, даже дышать становилось трудно, но я всё же спросила, перекрикивая ветер:

— Поверила она, но не вы?

Берт притормозил и съехал с шоссе возле небольшого кемпинга.

— Вам надо поесть. Здесь хорошо кормят.

— Подождите, я не успела поменять деньги!

— Ерунда, я угощаю, — отмахнулся он и, не дожидаясь нашего ответа, вышел из машины.

Рон пробормотал:

— Эти оззи — большие любители командовать. Даже Макгонагалл столько себе не позволяла.

Я только пожала плечами. Выбора у нас не было.

В полупустом зале было светло и чисто. Меню содержало вполне знакомые названия, что порадовало меня и огорчило Рона. Из-за барной стойки неторопливо вышел мальчик лет четырнадцати. Выслушав заказ, он так же неторопливо удалился на кухню.

— Сегодня работает Крис, — заметил Берт. — Значит, у нас есть минут двадцать на разговоры. Что ты хотела спросить, Гермиона?

Я задумалась. Не исключено, что допрос продолжается, а это — всего лишь смена декораций, и пока Берт тянет время, Джейн готовит арест по всем правилам. Но что-то во мне переломилось. Продолжать хитрить и выкручиваться было невыносимо.

— Почему вы думаете, что я обманула Джейн?

Берт ответил не сразу.

— Я не сказал, что ты обманула. Джейн распознала бы ложь. Но и правды ты не сказала…

— Вы тут все крутые легилименты, как я погляжу? — процедил Рон сквозь зубы.

— Я — нет, — с улыбкой покачал головой Берт.

— Джейн — да, — не выдержала я.

Рон присвистнул.

— К чему тогда вся эта комедия с расспросами, бумагами, поездкой? Решила поиграть с нами как кошка с мышкой?

— Не надо так, — Берт впервые нахмурился. — Джейн не любит совершать ошибки. Поэтому вы здесь, а не там, где положено находиться приезжим магам, нарушившим десяток законов.

Под его взглядом Рон стушевался. Я решила отвлечь внимание на себя.

— Извините, а кто такой Никас, к которому мы должны ехать?

— Никас Папандопулос. У него сеть волшебных магазинов во всех крупных городах и самые удобные двери. Джейн часто использует их для переброски гостей в нужную местность.

— Двери? — Рон перевел взгляд на меня, ожидая объяснений.

— Сеть летучего пороха появилась в Англии после введения Статута как средство экстренной эвакуации, — процитировала я. — Но в Австралии волшебный транспорт развивался другими путями. В середине девятнадцатого века сто двадцать три волшебника-поселенца создали первую магическую общину Австралии. Они и разработали транспорт, сочетающий надежность портала с постоянством камина и лишенный их недостатков, работающий по принципу…

Берт улыбнулся и жестом остановил меня.

— Просто дверь, Рон. Открываешь её и выходишь в нужном месте. У кого-то это шкаф, который ведёт к любимой бабушке, а у Никаса — сами увидите.

— А Джейн… — снова начала я.

— Джейн — хороший человек, Гермиона, — ответил Берт, глядя в пространство. — Я помню твою семью. Она сделала для них всё, что могла.

К столу подошёл мальчик с подносом.

— Ваш заказ, — печально сообщил он и начал расставлять тарелки.

— Как проходит практика, Крис? — спросил Берт.

— Хорошо, дядя Берт, — ещё печальнее отозвался мальчик. — Осталось только три субботы.

Когда он отошёл, Берт усмехнулся.

— Беда с этими чистокровными. Без палочки как без рук. В следующий раз возьму его к себе, а то он своим видом всех посетителей здесь распугает.

— Не понял, — Рон оглянулся, видимо ожидая, что объяснение тому, что он услышал, написано на спине у Криса. — Чистокровный волшебник работает официантом?

Берт взял себе тарелку со стейком, пожал плечами:

— Школьная практика. В этом году они изучают профессии Австралии. После каникул Крис расскажет своим собратьям, как тяжела жизнь мальчика на побегушках.

Рон мечтательно закатил глаза:

— Представляю себе лицо Малфоя, если бы ему пришлось…

— Малфой как раз работает сейчас в магловском ресторане, Рон, — возразила я, — и, судя по рассказам Гарри, неплохо справляется.

— Серьёзно? — Рон потянулся за хлебом, но так и застыл с вытянутой рукой. На его лице появилась мечтательная улыбка. — Я бы посмотрел.

— Поэтому тебе и не сообщили, — ответила я и, наконец, задумалась.

Происходящее было настолько странным, что казалось нереальным. Час назад меня уличили во лжи, обвинили в полудюжине серьезных преступлений, а теперь мы мирно завтракаем, слушаем рассказ Берта о системе австралийского магического образования и вообще ведём себя как глупые второкурсники. А Берт уравновешен и невозмутим как сфинкс.

В это время сфинкс разделался со стейком и посмотрел на меня.

— Что ещё ты хотела узнать?

— Расскажите мне о… родителях, — решилась я. — Вы давно их видели? Какие они сейчас?

Берт ненадолго задумался.

— Видел в конце декабря. Джейн просила. Выглядят неплохо. Много работают. Выходные проводят вместе. Занимаются домом и садом… Они стабильны, Гермиона.

Стабильны… Берт подобрал слово, от которого стало ещё хуже. И я выпалила:

— Они наряжали ёлку на Рождество?

— Не знаю. Это важно? — он покачал головой и посмотрел на стол. — Вы совсем ничего не едите. Джейн с меня голову снимет, если я уморю вас голодом.

— Э-э… Берт… — вмешался Рон. — Там вроде бы какие-то дети копаются в твоем джипе…

Берт поднялся и выглянул в окно.

— Поросята! Могут и покалечиться. Придётся вмешаться.

Как только он вышел, Рон прошептал мне:

— Как думаешь, в еде может оказаться веритасерум?

— А смысл? Действует недолго, без официальной процедуры признания ничего не стоят. Джейн и так выяснила то, что ей было нужно.

Рон с сомнением посмотрел на стол.

— Мне всё равно не хочется есть. Мутит от одного вида. Вот это, например, что такое?

Он ткнул пальцем в банку с бурой массой.

— Это называется веджимайт. Я читала. Солёная паста. Её мажут на хлеб.

Рон открутил крышку и принюхался.

— Это — гадость.

— Тебе опять нехорошо? Ты бледный и…

— Мне нормально, — резко оборвал он. — Слушай, может пора делать ноги? Думаешь, эта тётка действительно тебе поверила?

— Не знаю. Но Австралия — остров, хоть и большой. Нам не спрятаться. И они прекрасно это понимают. Так что давай поедим и отправимся к Никасу с его дверями.

На слове «поедим» Рон скривился и закрыл глаза.

— Мне и правда паршиво, — признал он. — Я ненадолго, ладно?

Едва не опрокинув стул, он бросился к двери с буквой «М».

Интоксикация зельем устойчивости к магии проходила у Рона хрестоматийно точно.

И как я могла согласиться отправляться сегодня? После всего, что произошло? Чистой воды эгоизм. Гермиона Грейнджер снова идёт к цели, не замечая препятствий!

От бессмысленных угрызений совести меня отвлёк вернувшийся Берт. Отсутствие Рона его, похоже, не заинтересовало.

— Шустрая ребятня. Припустили от меня как зайцы, — с улыбкой сообщил он.

Улыбка была простая и открытая. Я подумала, что если всё-таки он хитрый и коварный тип, то я совершенно не разбираюсь в людях. А ещё поняла, что очень хочу есть, наплевала на осторожность и откусила кусок тоста.

— Твоя история напомнила мне один случай, — заметил Берт, наблюдая за моим внезапно проснувшимся аппетитом.

— Кто-то отнял у кого-то память?

Берт не подхватил циничный тон.

— Почти. Не отнял, а изменил. Себе.

— Нереально, — на автомате возразила я. — В лучшем случае ничего не получится! В худшем, знаю как минимум двух человек…

Тревожная мысль заставила меня замолчать. Вторым человеком был Малфой-старший, а от этой темы было очень недалеко до того, о чём здесь не стоило даже думать. Берт немного подождал и продолжил:

— Почему не получится? Просто нужен сообщник. У... того человека умер очень близкий друг. По собственной дури умер. Ничего героического. А человек не сумел с этим справиться. Глаза пустые. Ничего не интересует. Месяц за месяцем. Что-то нужно было делать. Так не могло продолжаться.

— Не рискну осуждать, но…

— Но осуждаешь, — Берт откинулся на спинку стула.

— Вы же здесь взаимодействуете с немагической медициной, — осторожно предположила я. — Есть психологи, таблетки… Зачем так сразу?

— Во-первых, не сразу. Решение приняли после того, как не помогли ни таблетки, ни колдомедики. Во-вторых, была серьёзная работа, которую требовалось закончить, хотя бы в память об умершем. Обратимое заклятие сообщник бы не потянул. Так что билет был в один конец.

Я попыталась представить, как Гарри или Рон просят меня стереть им память о Люпине, Тонкс, Фреде, Добби… Меня замутило. Но дурацкое болезненное любопытство заставило уточнить:

— Вычеркнуть из жизни близкого человека тоже достаточно сложно. Технически… Даже, если заклятие необратимо.

— Да нет же. Изменили только финал. Будто они поссорились, и он уехал. Насовсем. Это сработало.

— Функционально, — только и смогла выдавить я.

Берт внимательно посмотрел на меня и покачал головой:

— Разве ты сделала не то же самое?

Значит, вот как это смотрится со стороны? Я избавилась от мамы и папы, потому что они мне мешали? Доказывать обратное не было сил, поэтому я просто спросила:

— Это была женщина, да? А потом ей хотя бы рассказали правду?

Берт неопределенно кивнул.

— Через год. Как и было обещано.

— И?

— И ничего не изменилось. Она прекрасный специалист во всем. Спокойная, успешная, самодостаточная. Вот только теперь люди для неё делятся на пациентов и клиентов.

— Сколько лет прошло?

— Почти двадцать.

Берт раскрутил свою ковбойскую шляпу на пальце и, наконец, поинтересовался:

— А где Рон, кстати?

Я повторила версию о вчерашнем контакте Рона с опасным артефактом и тяжелых последствиях, отработанную утром на Джейн. Берт сочувственно кивнул и пообещал:

— Пойду раздобуду для него что-нибудь.

Он поднялся и направился к дверям на кухню. Я опять осталась одна.

Вот так история. Конечно, рассказана она была с умыслом. И какая-то тревожная мысль вертелась в голове, но мозг не желал анализировать. Собственно говоря, мозг лишь настойчиво напоминал, что в Англии сейчас глубокая ночь, за последние двое суток произошло слишком много событий и мне просто жизненно необходим здоровый сон часов на десять. И, кстати о времени… Циферблат над входом показывал, что Рона не было уже четверть часа. Воображение нарисовало пустую кабинку, распахнутое окно... Я вскочила с места и… с размаху уткнулась в Рона.

— Ты чего? — ворчливо поинтересовался он. — Если надумала сбегать, то уже поздно. Берт маячит в кухне.

Он плюхнулся на стул, стараясь не смотреть на еду.

— Берт пошел за лекарством, — сообщила я. — Раз тебе помог аспирин от боли, не исключено, что магловские средства подействуют и от тошноты.

Рон вяло кивнул.

Я снова почувствовала укол совести. Что мне стоило подождать несколько дней? Но нет, я слишком хотела оказаться здесь.

«Не здесь, а подальше от Англии, — уточнил внутренний голос. — А ещё точнее, подальше от Снейпа».

Да, Снейп нашел лучший способ положить конец всем моим фантазиям. Чётко, точно и умеренно больно. Он даже не оставил мне права разозлиться или обидеться. Всё встало на свои места: и мучения Гарри, и рассуждения Джинни, и даже первая «случайная» встреча в парке. Немного мешала новогодняя ночь… Наверное, Снейпу она теперь тоже мешала.

— О чём задумалась? — Рон помахал рукой у меня перед лицом. — Вспомнила, что забыла выключить дома утюг?

— Ого! Ты знаешь, как используют утюг? — отшутилась я. — И вообще, я засыпаю на ходу, а ты ждёшь от меня осмысленных взглядов?

Подошёл Берт, поставил на стол стакан с какой-то мутной жидкостью, напоминавшей клейстер.

— Не зелье, но поможет. Фирма гарантирует.

Рон мрачно посмотрел на стакан, пожал плечами и залпом выпил его содержимое.

— Такая гадость не может не подействовать, — заверил он, когда снова мог дышать.

Берт хохотнул.

— Еще бы! Фирменный рецепт папаши Уилсона. И раз уж аппетита сегодня на всех не хватает, предлагаю не засиживаться.

Машина прогрелась на солнце так, что сидения стали горячими. Воздух был сухим и пыльным. Он обжигал лёгкие, и от него слезились глаза. Я закрыла их и незаметно задремала.

Сон был странным и рваным, как цепочка стоп-кадров. Мама смеялась, протягивая руки к незнакомой маленькой девочке со светлыми волосами. Джейн ровным голосом произносила обвинительную речь в каком-то суде. Рон сидел на стопке книг и читал «Тайны зельеварения». Папа наряжал ёлку белыми пластиковыми шарами… Эта последняя картинка была настолько возмутительно неправдоподобна, что я попыталась проснуться. И в последнее мгновение исчезающего сна увидела Снейпа.

— Вы совершили массу ошибок, Грейнджер, — холодно сообщил он. — И продолжаете их совершать. Используйте всё, что узнали.

— Катитесь со своими внушениями, профессор, — отозвалась я, испытывая мелочное мстительное удовольствие от собственного нахальства.

— Меня ещё никто не называл профессором, — ответил он. — Просыпайся, мы приехали.

Пелена сна неохотно расползлась, и я увидела над собой лицо Рона.

— Давно разговариваешь во сне?

— Понятия не имею, — я потянулась, разминая затёкшие ноги и шею. — Где мы?

— Кажется, на ферме. Там у дороги целое море овец. Смешные такие, с чёрными мордами. Пошли?

Я вздохнула. Идти никуда не хотелось. Хотелось спать. И не вспоминать про все глупости, которые успела натворить за сегодня. Что там говорил Снейп во сне? «Используйте всё, что узнали?» Отличный совет. Если кто-то и узнал сегодня что-то полезное, то его точно зовут не Гермиона Грейнджер.

С трудом выкарабкавшись из машины, я осмотрелась.

Автомобиль Берта стоял под лёгким навесом рядом с большим деревянным домом. Чуть дальше виднелись длинные низкие постройки. Всё остальное пространство вплоть до горизонта занимала монотонная желто-бурая равнина.

Хозяином фермы оказался маленький круглый человек — тот самый Никас Папандопулос. Забавный акцент и оживленная жестикуляция делали его облик карикатурно мультяшным. Сияя улыбкой, он провёл нас в дом:

— На первом этаже небольшая семейная гостиница. Вам повезло: случайно оказалась свободная комната. Чувствуйте себя абсолютно свободно. Малышка Джейн примчалась и сказала, что вам надо отдохнуть, а потом вы отправитесь в Мельбурн, но если захотите, я могу выделить любой другой ключ. Золотой берег? Манли-бич? Всё здесь!

Он повёл рукой вдоль длинного коридора, по которому мы только что прошли. Казалось, что его стены состоят из одних дверей. Я прикоснулась к ближайшему косяку и почувствовала покалывание в кончиках пальцев. От догадки у меня перехватило дыхание.

— Это порталы?

Никас довольно кивнул.

— Все крупные города на континенте, популярные места и немного личных дверей…

— Фантастика! Но рядом с такой концентрацией магии не будут работать даже часы на батарейках!

— Я старомоден, — Никас снисходительно улыбнулся. — Мои предки жили на Кипре и обходились без электричества, телефона и всех этих новомодных штуковин. Вот мы и пришли. Заходите, посмотрите как уютно!

Он распахнул дверь, на этот раз обычную, и я почувствовала, что краснею: в центре комнаты стояла двуспальная кровать.

— Ладно, ребята, — Берт, всё это время молча слушавший Никаса, наконец заговорил. — Поеду домой. У Джейн возникли дела, но к вечеру она освободится. Дождитесь её. Отдохните, особенно ты, Рон.

Он посмотрел на меня и добавил:

— Удачи, Гермиона.

И ушёл, не оглядываясь.

Никас ещё долго хлопотал, не забывая постоянно прибавлять, как удивительно нам повезло и как мы будем довольны, но и его энергия, наконец, истощилась, и мы остались одни.

— Круто, — резюмировал Рон. — Так. Тебе — кровать, мне — диван. В душ иди первая, ты спишь на ходу.

— Где ты научился командовать? — вяло возмутилась я, пытаясь нашарить в сумке полотенце и зубную щетку.

— У тебя, у Джинни, у мамы, — отозвался он. — Доми… доминирование женщин в семье приводит к печальным последствиям, и мужчина должен научиться преодолевать недостатки женского воспитания.

От неожиданности я остановилась.

— Это из тех книжек по психологии?

— Да. А что тебе не нравится? — Рон убедительно изобразил обиду, но в его глазах пряталась улыбка. — Впрочем, если ты будешь настаивать, могу уступить тебе диван.

Я запустила в него скомканным полотенцем и отправилась изучать австралийский магический душ.

* * *

Четырех часов сна оказалось на удивление достаточно. Я лежала в удобной мягкой постели, а вспоминала палатку Перкинса, липкий страх, отчаяние, которое приходилось скрывать от ребят…

— Ты уже не спишь? — почти неслышно пробормотал Рон. — Он сидел на диване и читал книгу в ярко-синей обложке. Я сумела разглядеть часть заголовка: «Как перестать…»

— Не сплю.

— Какие планы?

Я посмотрела на двери и вытащила из-под подушки палочку, но Рон опередил меня. Заглушающие чары были совсем не лишней предосторожностью.

— Странно, правда? — голос Рона прозвучал неуверенно. — Мы используем заклинание Снейпа…

— И оно не может дать стопроцентной защиты, — напомнила я.

Говорить не хотелось. Дело было даже не в конспирации. Какие у меня могли быть планы? Мельбурн, родители, зелье. Разобраться бы ещё, что на самом деле задумала Джейн и смогу ли я колдовать палочкой Рона. Ведь Берт почти напрямую сказал, что моя палочка под надзором…

— Я и не собирался раскрывать вселенские тайны, — отмахнулся Рон. — Слушай, про Снейпа… ты ведь тоже узнала только вчера? Про то, что Гарри спас ему жизнь?

Ещё одна отличная тема. Обсуждать, как лучший друг три месяца строил планы по моему спасению у меня за спиной со своим кровным должником? Нет уж, спасибо. Прошлое в прошлом.

— Не удивилась бы, если бы он и Волдеморту жизнь спас, — пробормотала я. — А что? Взял бы с него непреложный обет и отпустил творить добро…

Рон помолчал, а потом тихо спросил:

— Ты на него сердишься?

— На Волдеморта?

— На Гарри.

— Немного… Давай пока не будем об этом. Лучше решим, что мы будем делать, если Джейн сегодня так и не появится?

— Завтра мы все равно будем в Мельбурне, — уверенно сказал Рон. — Давай для начала прогуляемся. Хотя бы выясним, гости мы здесь или пленники.

* * *

В полутёмном коридоре каждый шаг разносился эхом. Рон остановился у первой двери-портала и озадаченно посмотрел на меня.

— А как определить, какая из них ведёт куда нужно?

— Никак, — голос раздался неожиданно, и мы оба вздрогнули. В конце коридора показался знакомый силуэт. Джейн щёлкнула пальцами, и стало светло. — Надо было просто послушаться дядюшку Берта и дождаться меня. Так вы уже готовы или мне ещё пару часов подождать?

— Мы готовы, — быстро отозвался Рон. — Идём?

Джейн фыркнула.

— Не раньше, чем выслушаете инструкцию. Это, — она постучала ногтём по косяку двери, — стационарный двусторонний порт-шлюз. Относится к классу объектов, защищённых Статутом. За случайное или намеренное разглашение сведений немагическому населению пользователи несут ответственность в соответствии с законами.

Рон шумно зевнул. Джейн метнула в него грозный взгляд, способный испепелить парочку более впечатлительных волшебников.

— Прошу прощения, — Рон примирительно улыбнулся. — Это у меня со школы. Но я слушаю очень внимательно.

— Хорошо, Ронни, — неожиданно смягчилась Джейн. — Специально для тебя — покороче.

Проход активируется поворотом ключа. Для поддержания связи ключ должен попадать под действие шлюза хотя бы раз в сутки. Кстати, напоминаю, что дальняя аппарация на территории Австралии запрещена.

Она подошла к одной из дверей, повернула ключ и махнула нам рукой.

— Добро пожаловать в Королевские ботанические сады Мельбурна!

Проход через портал оказался почти незаметным. Ни тошноты, ни головокружения, ни внешних спецэффектов. Мы просто вышли из коридора в густые влажные заросли. Я уже собиралась выразить свой восторг, но вовремя вспомнила, что в ответ получу порцию снисходительной критики в адрес английских волшебников, неспособных создать удобный транспорт.

Дверь за спиной захлопнулась. Я оглянулась. Несмотря на все различия, принципы маскировки у оззи и помов оказались схожими. С этой стороны дверь принадлежала обшарпанному строению, на котором висела кривая табличка: «Здание на реконструкции. Извините».

Джейн молча отдала мне ключ и быстро пошла вперед, не останавливаясь на развилках. Было видно, что путь хорошо ей знаком. Заросли сменились берегом небольшого водоёма. Я остановилась.

— Подожди, Джейн. Ты можешь, наконец, объяснить, что собираешься делать?

— Я? — Джейн повернулась и пожала плечами. — Выведу вас на центральную аллею и отправлюсь по своим делам. Надеюсь, у тебя есть карта Мельбурна. И план. И мозги. К Никасу можно возвращаться в любое время, но парк ночью закрыт…

Рон снисходительно хмыкнул. Джейн устало посмотрела на него.

— Ты мне нравишься, Ронни. Но не злоупотребляй этим. Просто поверь. В Австралии. Нельзя. Нарушать. Законы.

Рон откашлялся, скрывая смущение.

— Я понял, понял… Слушай, Джейн, если родители Гермионы тебя хорошо знают, то может быть именно ты…

— Знают. И это не лучшее знакомство в их жизни, — Джейн поморщилась. — Так что трогательную встречу разыгрывайте без меня.

— Подожди, Джейн. Ты не объяснила почему…

— И не собираюсь. Кстати, ты везучая, Гермиона…

Она махнула рукой куда-то в просвет между деревьями, и в тот же миг исчезла.

— Совсем чокнутая, — вздохнул Рон. — А утром показалась мне мировой тёткой.

Я не успела ответить, потому что увидела, на кого именно указывала Джейн. По соседней аллее шли два пожилых человека. Усталых и серьёзных. Они держались за руки, но не разговаривали и не смотрели друг на друга. По соседней аллее шли мои мама и папа.

* * *

— Так, слушай! — я развернула к себе Рона. — Все что ты рассказывал Джейн про океанариум, сейчас будет актуально как никогда.

Он кивнул.

— Ладно. Как тебя зовут?

— Миа.

— Кхм. Допустим. Я тебе кто?

— Друг.

— Хорошо. Напрашиваемся в гости?

— Да. Лучше, чтобы они нас первыми заметили и заговорили.

— Ждать некогда, они уходят.

И мы побежали. К счастью, в парке водились не только аллеи, но и тропинки. Я порезалась какой-то острой сухой травой, и от души понадеялась, что та не ядовитая. У выхода мы свернули за угол и перевели дыхание.

Родители разговаривали у сторожки со служителем парка.

— Похоже, они тут часто бывают, — заметил Рон.

— И, похоже, Джейн об этом знала, — согласилась я.

— Пора! — скомандовал Рон и вытолкнул меня из-за живой изгороди.

Стараясь не смотреть на маму и папу, я громко позвала:

— Рон, не отставай! Уже почти вечер, а мы и половины запланированного не посмотрели.

— Я устал, Миа, давай отложим на завтра, — уныло отозвался Рон.

— Хорошо, только сфотографируем мемориал. Смотри, его отсюда уже видно.

Я потянула Рона за руку и затараторила, указывая в противоположную от родителей сторону:

— Это один из крупнейших военных мемориалов в Австралии. Первоначально был посвящен жителям Виктории, которые служили в армии во время Первой мировой войны, однако вскоре стал рассматриваться как мемориал, посвящённый памяти…

— Миа, девочка, это ты?

Я повернулась, изображая удивление. Но горло перехватило, и я только прошептала:

— М-миссис Уилкинс?

Мама всплеснула руками и тронула за рукав папу.

— Смотри, Венделл, разве ты не узнаёшь? Это же Миа, из Англии. Та, которая помогала нам с переездом.

— Да, конечно… Добрый вечер, — папа слегка склонил голову. — Какими удивительными судьбами вы здесь оказались?

— Здравствуйте, мистер Уилкинс, — сердце у меня заныло. Я хорошо помнила папино «какими удивительными судьбами» — подобного приветствия обычно удостаивались неприятные ему люди. — Это Рон Уизли. Рон, это мистер и миссис Уилкинс… Мы решили потратить отпуск на знакомство с континентом антиподов.

Папа часто называл так Австралию, и я надеялась, что он оценит цитату. Но он лишь кивнул и посмотрел на часы.

Мама бросила на него негодующий взгляд.

— Я очень рада тебя видеть, Миа. Твои открытки так много значили для меня… для нас. Невероятно, что в этом огромном городе нам удалось встретиться… Мы живём здесь неподалеку… Ах, да. Ты же знаешь адрес.

Она виновато улыбнулась.

Надо было весело отвечать и напрашиваться на приглашение, но я не могла отвести взгляд от маминых морщин и небрежно закрашенной седины. Как в вязком сне, когда нужно бежать, но не можешь сделать и шага.

— Вам здесь нравится? — выдавила я.

Мама чуть помедлила, прежде чем кивнуть.

— Чудо, что нам удалось купить дом в таком районе. Рядом набережная и этот сад… И с работой вышло куда легче, чем нас пугали. А ещё здесь много молодежи, студентов. Это… тонизирует.

Мама посмотрела на папу и замолчала.

— Мы вас задерживаем, — папа ещё раз посмотрел на часы. — Молодым людям неинтересно болтать со стариками.

— Ну что вы, — с жаром возразила я. — Наоборот.

— Спасибо, вы очень любезны, — кивнул папа и настойчиво продолжил: — Рады были встрече. Желаем вам хорошего отпуска и ярких впечатлений.

Я застыла, не веря собственным ушам. Папа еще раз склонил голову, теперь прощаясь, и взял маму за локоть.

Она грустно вздохнула.

— До свидания, Миа. Рада знакомству, мистер Уизли.

«Земля уходит из-под ног» — теперь я во всей полноте осознала смысл этого выражения.

Что же сделать? Нельзя же просто смотреть, как они снова исчезнут? Но в голове было пусто.

Вдруг Рон нелепо взмахнул руками, покачнулся и рухнул на асфальт.

В следующую секунду мамины руки оттеснили меня в сторону, и родители склонились над Роном.

— Обморок, — констатировал папа, выпрямляясь. — Гуляли весь день по жаре? Когда он последний раз пил воду?

— Не знаю, — пробормотала я. В первые секунды мне показалось, что Рон притворяется. Но теперь я уже всерьёз испугалась.

— Миа, у него есть какие-нибудь заболевания? — мама проверила пульс и осторожно повернула голову Рона набок.

Пришлось признаться:

— Не знаю про болезни, но сегодня с утра он жаловался на головную боль и слабость. Думаете, это тепловой удар?

Рон застонал и попытался подняться, но мама ему не позволила. А к нам уже бежал мужчина в униформе из сада.

— Кажется, все в порядке, Редж, — отмахнулся папа. — Но налей воды, будь другом. И пузырь со льдом? Или найди что-нибудь в морозильнике. Лежите смирно, молодой человек.

— Я принесу, — вызвалась я, мысленно проклиная Статут, мешавший всё это просто наколдовать, собственный эгоизм и австралийскую погоду. Конечно, Рону и так было плохо, а наша пробежка по жаре его доконала.

В сторожке нашлась бутылка холодной воды, а из морозильника извлекли пакет замороженой кукурузы. С этой добычей я вернулась назад.

Рон уже не лежал, а сидел на скамейке и что-то говорил родителям. Выглядел он вполне нормально. Когда я подошла ближе, наступила неловкая тишина. Пакет поместили Рону на затылок, воду приказали пить мелкими глотками. Я ждала, что папа сейчас снова начнет прощаться, но заговорила мама:

— Миа, я подумала, что случайные встречи не бывают случайны. Может быть, вы не откажетесь прийти к нам завтра вечером? Часикам к семи? Устроим австралийское барбекю?

— Мы… с удовольствием, — облегченно выдохнула я.

Папа посмотрел на меня с неожиданным сочувствием и подтвердил:

— Обязательно приходите. А на сегодня хватит с вас прогулок. Сразу отправляйтесь в гостиницу.

Еще пару минут родители по очереди давали советы по поводу австралийского солнца вообще и восстановлению водно-солевого обмена Рона в частности. А потом ушли. Через несколько метров папа снова взял маму за руку, а она погладила его по локтю свободной рукой.

Я смотрела вслед, пока они не исчезли на другой стороне улицы за потоком машин. Когда я отвела взгляд, мне показалось, что у перекрестка стоит Джейн. Но когда я посмотрела вновь, там никого не было.

Утро было приятно прохладным. Вода в заливе переливалась солнечными зайчиками, лёгкий ветер бросал в лицо мелкие солёные брызги. За нашими спинами просыпался город. Мы дошли до края старого пирса и уселись на тёплые доски.

Рон вытащил палочку и прикрыл пирс заглушающими чарами.

— Лучше перестраховаться, — объяснил он. — Мне везде мерещится Джейн.

Я представила, как чиновница австралийского министерства выныривает из воды и строго напоминает: «В Австралии нельзя нарушать законы!»

Картинка была забавной, но смеяться почему-то не хотелось.

Впрочем, вечерний разговор с Папандопулосом слегка поколебал суровый образ страны, созданный Джейн. Никас лишь заговорщицки подмигнул, когда Рон поинтересовался, как попадать в Мельбурн, если ботанический сад закрыт.

— Так же, конечно! Мы все любим малютку Джейн, но она чуть-чуть немножко слишком сурова. У меня хорошие двери. Рядом с ними вас никто не увидит. Ходите, когда хотите. Главное знать, куда аппарировать, — с удовольствием разъяснил он.

Информацию о местах безопасной аппарации мы получили в избытке. А потом, вероятно, чтобы сгладить впечатление, Никас долго рассыпался хвалебными характеристиками в адрес «нашей дорогой девочки».

— Все знают: случилась беда — зови Джейн Холли. Не знаешь, как поступить — спроси Джейн Холли. Натворил дел — беги к Джейн Холли. Голова и сердце у девчонки на месте…

Несмотря на это утверждение, мы решили не искушать судьбу и для обсуждения своих беззаконных планов выбрали пирс в Альберт-парке Мельбурна. Подальше от Никаса Разговорчивого и Джейн Великолепной.

— …Я думаю, надо взять с собой бутылку вина, — неожиданно вклинился в мои мысли Рон. — Вроде у них так принято. И можно будет заранее подлить капли.

— А как ты высчитаешь дозу? И объяснишь, почему не пьёшь сам?

— Жаль, — вздохнул Рон. — Пропала идея. Значит, будем действовать по обстановке. Но вино всё равно надо купить. И цветы. А пока — расскажи мне ещё раз, что мы должны будем делать, если… когда они выпьют зелье.

Я закрыла глаза и увидела страницу, плотно исписанную знакомым почерком.

Фразы были заучены наизусть, движения палочки отточены до автоматизма. Последняя инструкция от профессора Снейпа. Я поймала себя на том, что повторяя текст, слышу его голос. Усилием воли я стряхнула наваждение и закончила:

— …дождаться стадии глубокого сна, произвести стандартные чары восстановления памяти, диагностировать результат после самопроизвольного пробуждения… Всё.

— Плохо только, что тебе придётся использовать мою палочку, — озабоченно заметил Рон.

— По обстановке, — повторила я его слова.

— Мне кажется, или ты чего-то недоговариваешь?

— Беру пример с тебя. Что ты сказал вчера родителям?

Рон посмотрел на меня, опустив солнцезащитные очки на кончик носа.

— Лучше не спрашивай. Ты расстроишься, обидишься…

— Не обижусь, — пообещала я, хотя сердце неприятно ёкнуло. — Ради этого монолога ты чуть не разбил себе голову.

Рон рефлекторно потянулся к затылку, но отдёрнул руку и помотал головой:

— Я аккуратно падал.

— Не увиливай, Рон Уизли. Мне нужно знать.

Рон снял очки, повертел их и сунул в карман рубашки.

— Ну… я извинился... вроде как за тебя. Сказал, что ты несколько лет назад потеряла родителей, а они — похожи. Внешне и по характеру. И Мельбурн для поездки ты выбрала специально — надеялась их увидеть…

В глазах защипало.

— Я же говорил, что расстроишься, — грустно заметил Рон.

— Ох, Рон, я бы ни за что не успела такое придумать. И вообще… Уверена, если бы не ты, нас бы вышвырнули в Англию еще из Канберры.

Он усмехнулся и запустил в залив очередной плоский камешек.

— Простофиля — моё призвание. А Джейн, похоже, нравятся недалёкие парни… Давай лучше ты мне расскажешь, что у тебя на уме, и мы решим, как с этим быть.

Я помолчала, обдумывая ответ.

— Вчера Берт рассказал мне историю про женщину, которой изменили память. После того, как она узнала правду, её взгляды на жизнь остались прежними…

Рон в недоумении пожал плечами.

— И что?

— Я тоже не сразу поняла. А когда увидела папу… Рон, он же меня ненавидит. Не помнит за что, но ненавидит. Это не изменится. Наоборот. Он вспомнит, что я с ними сделала, и тогда… Может быть Джейн права, и мне не стоит вмешиваться в их жизнь? Что если у них действительно без меня всё наладилось?

Рон поднялся на ноги. Очередной камешек проскакал по воде несколько раз, прежде чем нырнуть в воду.

— Я совершенно не разбираюсь в куче вещей, — не оборачиваясь, ответил Рон, — но одно знаю точно: если человек любит, он не сможет ненавидеть слишком долго.

* * *

Без четверти семь мы стояли на углу Литл-Грей-стрит. Дом родителей оказался маленьким, но ухоженным. От него веяло тишиной и свежестью. И мне стало чуть легче.

— Ну что? — Рон сочувственно посмотрел на меня. — Ныряем?

Большую часть дня мы старались не говорить о том, что будет вечером. Вспомнив о легенде, придуманной Роном для Джейн, я предложила на самом деле сходить в океанариум. Трудно сказать, кто из нас в итоге был впечатлён больше. Во всяком случае, тревожные мысли пусть ненадолго, но отошли на второй план. Мы много говорили и даже смеялись. Словом, вели себя так, как и положено молодым людям, вырвавшимся в первое самостоятельное путешествие.

Но по пути к дому родителей Рон молчал, за что я была ему очень благодарна.

Мама распахнула дверь раньше, чем раздался звонок. Она приветливо улыбнулась Рону и неожиданно крепко обняла меня.

— Добрый вечер, миссис Уилкинс! — Рон уверенно перехватил инициативу. — Прекрасно выглядите! Это — вам!

— Действительно добрый! Чудесные розы, спасибо!

Я успела прийти в себя и огляделась.

Видимая часть дома была полностью в мамином вкусе: много света, минимум декора. В детстве этот минимализм меня огорчал, а сегодня — порадовал: мама осталась верна себе.

— А мистер Уилкинс?

Мама засмеялась и махнула рукой в направлении застеклённых дверей.

— Венделл — на заднем дворе. Пытается развести огонь для барбекю. Легко и непринуждённо, как полагается австралийцу. Но у нас не так много опыта. Я думаю, что австралийское гражданство дают только тем, кто сдаст экзамен по розжигу.

— Тогда у меня есть шансы! — бодро воскликнул Рон и вопросительно посмотрел на маму. — Я могу поучаствовать?

— Разумеется, — кивнула она.

Он помахал мне рукой и вышел в садовую дверь.

— Ты видела палисадник? — мама снова засмеялась, и я поняла, что она нервничает не меньше меня. — Он размером с носовой платок. И сам дом заканчивается, не успев начаться. Иногда я думаю, что мы совершили огромную глупость, когда приехали сюда. А потом вспоминаю наш пустой дом в Глостершире и понимаю, что жалеть не о чём… Идём! Это наша гостиная. Венделл купил сюда огромный телевизор и видеоплеер. Видишь сколько кассет? Половина из них — шпионские фильмы. Дома он такое никогда не смотрел, а здесь — вдруг полюбил. Пойдём на кухню? Я соберу всё к столу, а ты пока расскажешь о себе.

Мама увлекла меня за собой, продолжая говорить: о доме, саде, барбекю, уличной пыли и нашествии мух. Я попыталась вспомнить, всегда ли она была такой разговорчивой, но внезапно поняла, что почти всегда говорила только я: о новой книжке, о Хогвартсе, о Гарри Поттере, о Роне, снова о Хогвартсе…

— А ты, Миа? Всё ещё работаешь в том агентстве? — мама внезапно сменила тему, и я ответила заготовленной полуправдой:

— Нет, уже нет. Несколько месяцев отработала в экспериментальной лаборатории, а теперь собираюсь продолжить образование.

— Это хорошо, — энергично закивала мама. — Мне ещё в Англии казалось, что с твоим умом и напором нужно идти по научной стезе. А Рон? Тоже будет поступать в университет?

— Не думаю. У них с братом семейный бизнес, — теперь мне уже пришлось импровизировать. — Магазин розыгрышей. Очень перспективный.

— Ясно.

В голосе мамы проскользнуло лёгкое разочарование. Значит, и это не изменилось: «умный человек» и «человек с хорошим образованием» всегда были для неё синонимами.

— Вы не рассказали мне о своей работе, — попробовала я свернуть с неудобной темы. — Как всё устроилось?

— Устроилось? Как по волшебству. И с работой, и с домом. Мы рассчитывали на очень дальний пригород. Альберт-парк даже не рассматривали. Цены здесь просто заоблачные. И вдруг нам предложили этот дом. Кажется, агент и сам был шокирован ценой и условиями сделки. И клиника почти рядом, представляешь?

Да, я представляла. Лучше, чем хотелось бы. «За ними установили наблюдение», — сказала Джейн. Очень комфортное наблюдение. Даже если австралийские маги в полной мере обладали тем восхитительным общественным устройством, какое живописала нам мадам чиновница, дом в элитном районе для подозрительной семьи был необъяснимой роскошью.

Мама вопросительно посмотрела на меня. Ах, да. Я не изобразила восторг, когда она рассказала о своей невероятной удаче.

— Извините, — мне удалось почти правдоподобно улыбнуться. — Профессиональная деформация. Вы сказали, что дом достался задёшево, и я сразу задумалась, в чём здесь подвох.

— Мы так и не смогли этого понять, — развела мама руками. — Может быть, ты догадаешься? Перемешай салат, пожалуйста, а я пока нарежу хлеб.

Надо было продолжать расспросы. Специалист по недвижимости должен вести себя именно так. Чем там интересовалась Джинни, когда впервые осматривала мой дом?

— А как соседи? Подружились с кем-нибудь?

Мама покачала головой и достала из холодильника зелень.

— Мы не слишком компанейские. Общения и на работе хватает. Разве что Джейн, но это вряд ли можно назвать дружбой…

Мысли в голове бешено завертелись. Джейн?

— Кто это?

— Трудно сказать, — мама замялась, подбирая нужные слова, улыбка исчезла с лица. — Что-то вроде психотерапевта и хорошей знакомой в одном лице. Но давай не будем об этом, хорошо?

— Не будем, — согласилась я. — Могу нарезать зелень. Мне нравится это делать.

«Вы должны резать, а не рубить. Это нож, а не гильотина», — напомнил Снейп-в-голове.

Я привычно отмахнулась от навязчивой галлюцинации и в секунду искрошила охапку пряных травок.

— С ума сойти, — мама уже справилась с эмоциями и с интересом разглядывала аккуратную зеленую горку на столе. — Где этому учат? Какие-то курсы?

— Нет, я почти не умею готовить. А это — навык из лаборатории. Отлично снимает стресс, кстати.

Мама помолчала, а потом осторожно коснулась моей руки.

— Рон сказал, что ты лишилась родителей? Тяжёлая потеря.

Я не ответила, изо всех сил надеясь, что мама посчитает тему закрытой, но она продолжила:

— Мы почти никогда не вспоминаем об этом… Но у нас умерла дочь. Давно. Сразу после рождения.

— Мне очень жаль, — прошептала я.

— Бедный Венделл… Мы так долго мечтали о ребенке, — мамин голос звучал ровно, почти монотонно. — Я люблю своего мужа. Но иногда мне кажется, что без меня он был бы счастливее. Знаешь, Гермиона…

Мир застыл. В эту секунду я была готова поверить, что вся теория ментальной магии — выдумка, Флитвик, Снейп и Джейн сокрушительно ошибаются, а мне…

Но мама тряхнула головой, и снова превратилась в миссис Уилкинс:

— Прости, дорогая. Ума не приложу, с чего вдруг всплыло это имя. Из Шекспира, да? Что-то я совсем расклеилась… Нельзя жить прошлым. Мы хотели оказаться здесь, наша мечта сбылась, — мама ободряюще улыбнулась и встала. — У меня всё готово. Пойдём? Возьми с собой это блюдо, пожалуйста. Да, кстати, Венделл называет наш дворик садом. Постарайся не засмеяться, когда увидишь его размеры.

Меньше всего мне сейчас хотелось смеяться.

Мы пересекли гостиную и вышли через застекленные двери. Папа с Роном мирно беседовали, приглядывая за очередной порцией подрумянивающегося мяса. Рон подмигнул мне так просто и естественно, как будто мы каждый день встречались на заднем дворе Уилкинсов.

— Здравствуйте, мистер Уилкинс, — я слишком старалась, чтобы голос прозвучал естественно, поэтому приветствие получилось заискивающим.

— Здравствуй, Миа, — отозвался папа после едва заметной паузы. — Располагайся, где удобно. У акации меньше насекомых. Кажется, их отпугивает запах цветов.

— Да, спасибо! Можно я пока немного здесь поброжу?

Папа посмотрел на меня с недоумением, а я в очередной раз обругала себя за косноязычие. «Побродить!» На крошечном заднем дворе, огороженном сплошным высоким забором, можно было сделать от силы пять шагов в ширину и шесть в длину. Комната без крыши. Зато каждый сантиметр пространства был использован с толком и смыслом. Я могла поспорить, что любое высаженное растение обладает уникальной историей, обеденная зона высчитана по всем правилам эргономики, а внутри шкафчика для садового инвентаря есть самые редкие и замысловатые инструменты. Безукоризненный порядок и хирургическая чистота в понимании папы всегда сочетались с максимальной наполненностью объёма.

В дальнем углу двора обнаружилась маленькая пушистая ёлочка. Я обернулась к родителям:

— Какая красивая! Настоящее рождественское дерево.

Папа неопределённо пожал плечами. Мама возразила:

— Здесь не бывает настоящего Рождества. Когда Санты бегают вокруг Альберт-Лейк в красных шортах[1], это передаёт дух праздника не больше, чем жевательная резинка — вкус рождественского пудинга.

Знакомые слова заставили меня вздрогнуть. Спрашивать что-нибудь ещё я не решилась. Просто подошла к столу и села на ближайший к акации стул. Рон что-то обсуждал с папой. Мама чуть слышно напевала, расставляя бокалы на столе. На душе у меня было тревожно и… гадко. Всё, о чём говорила Джейн, внезапно предстало в новом свете. Что почувствуют родители, узнав, что потеряли своего ребенка не много-много лет назад, а в ночь, когда я предала их ради своего волшебного мира?

«Вы спасли им жизнь», — терпеливо повторил Снейп-в-голове.

— Ау, Миа? — Рон, оказывается, протягивал мне бокал с вином. — Только не говори, что сегодня твоя очередь получать солнечный удар.

— Нет-нет. Со мной всё в порядке, — я взяла вино и попыталась вспомнить, что собиралась делать дальше. Желание сбежать стало почти нестерпимым.

— Не уверен, — Рон нахмурился и прикоснулся ладонью к моему лбу. — Давай я тебе водички налью.

Мама всплеснула руками.

— Ну конечно! Вы только-только приехали из зимы в лето. Может быть, переберёмся в дом? Там кондиционер…

— Со мной, правда, всё в порядке. Просто задумалась, — бросив на Рона самый укоризненный из взглядов, какой только смогла изобразить, я повернулась к родителям.

— Миссис Уилкинс, мистер Уилкинс, я очень рада, что мы встретились здесь. И спасибо, что пригласили…

Слова застревали на языке. Рука сильно дрожала.

-— Я вас перебью, простите, — голос папы прозвучал почти сердито. — Но лучше принять меры до того, как вам станет дурно. Моника, у нас ведь есть лёд?

Мама убежала в дом, а папа поднялся и отошел к сарайчику. Как только он повернулся к нам спиной, Рон достал из рукава флакон. Два незаметных движения над бокалами… Я не успела проверить количество капель, а флакон уже исчез в кармане Рона.

И вовремя.

— Сегодня на редкость безветренно, — заметил возвратившийся папа. — Думаю, это будет кстати.

Он поставил на стол маленький вентилятор.

— От меня столько хлопот, — пробормотала я.

Папа отмахнулся.

— Обычная акклиматизация. Здешняя погода неидеальна, но к ней быстро привыкаешь. Ещё успеете оценить и жару, и ветер. Мельбурн хорош во всех проявлениях!

Он наконец-то улыбнулся. Той самой улыбкой, которая делала его лучшим папой на свете. На глаза навернулись непрошеные слезы.

Вернулась из дома мама, принесла ведёрко со льдом. Под её присмотром я налила себе воды, бросила в него несколько кубиков льда. Отпила глоток. Зубы заломило от холода, зато в голове сразу прояснилось.

— Рады встрече! — коротко произнёс папа.

— Чин-чин, — улыбнулась мама.

Сколько лет я прокручивала в мыслях эту сцену? Вначале с надеждой, что это когда-нибудь сбудется, потом — в бесплодных фантазиях, которые раз за разом только причиняли боль.

— Отличное вино, — одобрительно заметил папа через минуту, отставив пустой бокал. — Знаешь, Рон, есть такой анекдот: приходит австралиец в винный магазин и просит дать ему самое лучшее… лучшее… вино...

Папа замолчал.

— Венделл? — позвала мама. — Что случилось?

Я перевела взгляд на неё и с ужасом поняла, какой просчёт мы допустили. Мамин бокал опустел лишь на треть.

Папа потер переносицу и медленно откинулся на спинку стула.

— Моника… Лицо… Проверь лицо, — попросил он. — Кожа онемела… трудно говорить[2].

Мама побледнела. Секунду она всматривалась в лицо папы, а потом повернулась к нам.

— Мы едем в госпиталь.

Рон отреагировал мгновенно.

— Я помогу. Гермиона, надо затушить угли. Мистер Уилкинс, обопритесь на меня.

Папа посмотрел на Рона затуманенным взглядом и пробормотал что-то про разведку и прикрытие, но всё же встал и медленно побрёл к дому, поддерживаемый Роном с одной стороны и мамой — с другой.

И что теперь? У нас не больше пары минут. Потом папа заснёт. А мама — нет. Мысли об Империусе уже не казались мне дикими, а появись здесь Джейн… я была готова к любому безумному поступку. Но в реальности я всего лишь загасила в мангале огонь и на ватных ногах поплелась вслед за родителями.

Когда я вошла в дом, папа, прикрыв глаза, сидел на диване. Мама измеряла ему давление, а Рон набирал по телефону какой-то номер.

— Ничего не понимаю, — расстроено сказала мама. — Ты же не принимал сегодня никаких седативных? Венделл? Венделл!

Папа не ответил. Он спал. Мама стала ещё бледнее и растерянно прошептала:

— У меня никого нет кроме него!

Я не выдержала. Обняла её и сбивчиво заговорила:

— С ним всё будет в порядке, обещаю. И с вами тоже. Только надо…

— Выпить это, — твёрдо продолжил Рон, внезапно оказавшись рядом.

Мама не удивилась и не испугалась. Послушно приняла протянутый стакан, выпила и почти сразу опустилась в кресло рядом с папой.

— Сейчас вы заснёте. А когда проснётесь, у вас… — Рон помолчал и торопливо закончил: — …всё будет намного лучше, чем сейчас, миссис… Грейнджер.

Мама только кивнула, закрывая глаза. Я осторожно вынула стакан из её обмякших рук и развернулась к Рону.

— Что ты сделал?

— И вечно этот удивлённый тон, — Рон пожал плечами. — Конфундус, конечно. А что ещё оставалось?

Он протянул мне палочку, выразительно покосившись на часы.

Словно в ответ, их тиканье стало громче и быстрее.

Я отогнала ненужные мысли. Сосредоточилась…

Шаг первый: очертить сферу.

Заученным движением я нарисовала сложную фигуру. Из палочки Рона вылетел сноп мелких искр и сразу исчез.

Ничего страшного… Бывает… Еще раз: очертить сферу…

Чуть заметная паутинка растаяла в воздухе, едва появившись.

Ещё раз! Взмах… Снова мелкие искры…

Сердце билось о рёбра как сумасшедшее.

«Вингардиум Левиоса!» — мелькнуло в голове, и я похолодела.

— Рон! Дай мою палочку!

— Но Берт говорил…

— Я помню, что он говорил! Но твоя палочка меня не слушается, а время заканчивается! Пожалуйста, Рон! Иначе всё будет напрасно!

— Не кричи, Гермиона. Успокойся. Держи.

Взмах. Сосредоточиться… Очертить сферу. Паутина послушно повисла над родителями. Я перевела дыхание. Второй шаг: сфокусировать луч… Сфокусировать луч… Рука дрожала, взгляд то и дело возвращался к маминым рукам, папиным нахмуренным бровям…

— Завтра мы никуда не полетим, Гермиона…

— Нет, полетите. Если понадобится, вы вообще забудете о моем существовании!

Я опустила руку. Сфера пропала.

— Эй, — Рон подошёл и остановился за моей спиной. Уверенно взял мою руку с зажатой в ней палочкой и направил вперёд. — Смотри, так не дрожит. Давай вместе…

…Очертить сферу…

Паутина снова накрыла маму с папой. Палочка выводила нужные пассы и повороты, губы произносили нужные слова, и я слышала свой голос и голос Рона. Последний взмах. Искра сорвалась с кончика палочки и рассыпалась гаснущими звёздами. Рон молча отпустил мою руку, отошёл и замер у стены.

В доме было очень тихо. Широкая полоса света пробралась сквозь неплотно закрытую дверь в сад и разделила комнату пополам. В солнечном ветре кружились пылинки, оседая на пол, мебель, книги. Неумолимо тикали часы. На страх уже не осталось сил. Я просто ждала.

Первым проснулся папа. Не пошевелился, не заговорил… Открыл глаза и посмотрел на меня чужим, ничего не выражающим взглядом. Очнулась мама. Прерывисто вздохнула и сжала руками подлокотники кресла.

В давящей тишине скрипнул диван. Папа поднялся, прошёл к окну, поднял жалюзи. Уставился невидящим взглядом в стекло.

«Диагностировать результат после самопроизвольного пробуждения».

Да. Отлично. Например, можно спросить: «Папа, ты меня вспомнил?» или лучше: «Мама, ты сможешь меня простить?» Но я не могла выдавить из себя ни звука.

Полоска света на полу вплотную подобралась к моим ногам. Казалось, я стою на краю обрыва: один шаг — и полечу в никуда.

Папа кашлянул. Потом, всё так же не глядя на меня, сказал:

— Ты опять не приехала к нам на Рождество, Гермиона.

____________
[1] — забег Санта Клаусов — массовый рождественский кросс, проводимый в благотворительных целях во всех штатах Австралии. В Мельбурне действо происходит в Альберт Парке. Несколько тысяч людей в костюмах Санта Клауса бегут вокруг озера пять или десять км. И да, на всех, действительно, шорты:)

[2] — отец Гермионы заподозрил у себя начальные симптомы инсульта и просит жену проверить симметричность лица и размера зрачков.

— Прости, папа, — прошептала я. — Мне пришлось задержаться…

Папа болезненно поморщился. Мама закрыла лицо руками.

Часы тикали всё громче. Казалось, их сейчас разорвёт от внутреннего напряжения.

— Мне, наверное, лучше выйти? — нарушил молчание Рон. — Думаю, вам есть о чём поговорить.

Ему никто не ответил. Сделав несколько шагов, Рон остановился у выхода в сад и неуверенно оглянулся на меня.

В ту же секунду на улице что-то хлопнуло, щёлкнул замок входной двери, и знакомый голос из холла энергично позвал:

— Венделл, Моника, ау! У вас всё в порядке?

Я даже не удивилась. Да и чему тут удивляться? Разве что скорости реакции? Либо в Австралии каждый второй волшебник — аврор, либо у одной австралийской волшебницы такое хобби: охотиться на глупых помов.

Рон шёпотом оскорбил родню Мерлина и вернулся на свою исходную позицию.

Папа с мамой переглянулись.

— Джейн? Почему ты здесь? Что-то случилось? — мама поднялась с кресла, но не сделала ни шага к двери.

— Со мной — ничего! — откликнулся голос из холла. — Но вы хотя бы в курсе, что у вас двери открыты?

— Да что ты говоришь? — пробормотал Рон сквозь зубы.

Джейн заглянула в гостиную:

— О, у вас гости? Кажется, я не вовремя. Неловко вышло.

Игнорируя собственные слова, она прошла в комнату, села на диван и с удовольствием вытянула ноги.

— Весь день просидела за рулём, — объяснила она. — Эта жара меня доконает. Моника, у тебя не найдётся что-нибудь выпить?

Мама никак не отреагировала на её слова. Джейн пожала плечами.

— Нет — так нет… Венделл, слушай… Эй, Венделл, ты меня слышишь? Ух ты… Чудненько. Что ж, всё понятно.

В руке у неё внезапно оказался небольшой прибор. Рон потянулся было к палочке, но Джейн отмахнулась, не меняя позы.

— Ой, Ронни. Не смеши. Что ты как дикарь? Это всего лишь диктофон.

Она нажала запись и заговорила:

— Девятое января двухтысячного года. Девятнадцать часов, сорок две минуты. Нахожусь в доме семьи Уилкинс, Мельбурн, Виктория. Зафиксировано несанкционированное применение волшебства в магловском районе с использованием поднадзорной палочки, код семнадцать. Обнаруживаются свежие следы ментальной магии. Хозяева дома дезориентированы, заторможены. Палочка, из которой произведены заклинания, находится в руках…

— Выключи это, Джейн, — прервал её папа. — И объясни, зачем ты пришла. Насколько я понял, Гермиона тебя не приглашала?

— Гермиона? А кто у нас Гермиона? — поинтересовалась Джейн, закинув ноги на журнальный столик.

Диктофон продолжал работать.

— Гермиона — наша дочь, — уверенно отозвалась мама и подошла ко мне.

Она взяла меня за руку, и все мои страхи испарились.

— Да ну? — притворно удивилась Джейн — А Ронни — сын?

— Переигрываешь, — вздохнул Рон.

— Это не я переигрываю, а вы заигрались, — огрызнулась Джейн. Она встала с дивана и заговорила быстро и зло:

— Гермиона Грейнджер, только что из вашей палочки было произведено несанкционированное волшебное воздействие в районе с преобладанием немагического населения. Вы пойдёте со мной. К пострадавшим сейчас прибудет группа колдомедиков для уточнения степени повреждений и составления протокола.

Мама резко оттеснила меня назад и загородила собой. В этот момент она была очень похожа на миссис Уизли:

— Моя дочь никуда не пойдёт. И ты больше не отнимешь её у меня.

Папа и Рон сразу оказались рядом. Но Джейн, казалось, не заметила ни палочки Рона, ни папиного гнева. Она посмотрела на маму долгим цепким взглядом и удовлетворённо кивнула. Затем повернулась к Рону и улыбнулась ему, едва ли не радостно:

— Ронни-Ронни… Ты как ребёнок, честное слово! Перестань размахивать палочкой, сядь на стульчик, положи ручки на коленки и успокойся.

Рон покраснел и собрался что-то ответить, но Джейн обратилась к папе:

— Какие-то проблемы, Венделл?

— Тот факт, что ты умеешь колдовать, не даёт тебе ни малейшего права врываться в наш дом и устраивать здесь спектакль, — спокойно и веско ответил папа. — Ваше законодательство трактует подобную ситуацию вполне определённо. В семье есть волшебница. И все её действия были совершены с нашего согласия. Статут не нарушен.

Джейн, казалось, вовсе не слушала папу. Она покачивала головой и заинтересованно разглядывала через мамино плечо пустую стену в гостиной.

— Ты специально всех провоцируешь? — осенило меня. — Но зачем?

Джейн фыркнула и, наконец, выключила диктофон.

— Детка, я провожу положенную процедуру диагностики восстановленной памяти. Ты же не могла сделать всё по-человечески. Вот я и приспосабливаюсь. Легилимент из меня плохой, так что приходится использовать подручные средства.

Сегодняшняя Джейн совершенно не вызывала страха. Она выглядела всего лишь раздосадованной хозяйкой, у которой нахальные дети стащили со стола пару яблок, не дожидаясь обеда. Поэтому я не стала ничего доказывать и просто спросила:

— Что выяснила?

— Выяснила, что ты — маленькая наглая самоуверенная ведьма, которую очень хочется оттаскать за патлы, — проворчала Джейн. — А потом напоить веритасерумом, чтобы узнать, как именно ты всё это проделала. Мне, между прочим, ещё отчёт писать, а слово «чудо» к протоколу не пришьёшь.

— Могу помочь, — предложила я. — Но позже. Сейчас я ужасно устала и хочу остаться с родителями. Пожалуйста.

Джейн ещё мгновение сверлила меня взглядом, потом кивнула.

— Послезавтра. Возьми визитку. Завтра позвонишь мне, договоримся о встрече. И если опять собираешься врать… позаботься, чтобы враньё было убедительным.

Она перевела взгляд на родителей, и я заметила, как папа крепко сжал мамину руку.

— Моника, Венделл… Настоящие имена ни к чему, да? — отрывисто проговорила она. — Я сожалею. Действительно сожалею… Впрочем, это неважно. Рон, проводишь меня до машины?

Дважды повторять не пришлось. Рон распахнул перед Джейн дверь и вышел вместе с ней на улицу. Я осталась с мамой и папой.

* * *

— Возьми пирожок, Рон, ты почти ничего не ешь! — Мама пододвинула к Рону блюдо с пирожками.

— Всё очень вкусно, миссис Грейнджер, — Рон положил два пирожка на свою тарелку и вздохнул. — Но такая жизнь меня скоро доконает. Папандопулос с утра вытащил меня в сыроварню, где два часа учил выбирать правильный овечий сыр. Потом Берт завёз в пиццерию. А теперь вот — пирожки.

Рон ещё раз тяжело вздохнул.

— Пиццерия? Вы же собирались осваивать серфинг? — напомнила я.

— Одно другому не мешает. — Рон пригладил всё ещё мокрые волосы. — И это было здорово! Берт сказал, что впервые видит человека, который так чувствует волну! Не веришь — спроси у него.

Я уткнулась в чашку с кофе, чтобы спрятать улыбку.

На светло-бежевой стене кухни висел перекидной календарь, где красным квадратиком всё ещё было выделено девятое января. Три дня и полмира отделяли меня от совершенно другой жизни. Жизни, в которой было место тревогам, сомнениям, панике… А сегодня я проснулась в родительском доме, проводила папу на работу, приготовила с мамой обед, и съездила с ней по магазинам… Сейчас рядом со мной лучший друг, и папа вот-вот вернётся с работы… Всё хорошо. Нелогично, невероятно, но хорошо. И не надо ворошить прошлое…

— Я вчера обещал помочь мистеру Грейнджеру с акацией, — снова подал голос Рон. — Или теперь планы изменились?

— Нет-нет, акацию давно пора подрезать, — улыбнулась мама. — Значит, вы ездили в Торки?

Рон покачал головой, торопливо прожевал кусок пирога и ответил:

— Нет, в Манли-бич. Берт сказал, что от Никаса проще всего добраться именно туда.

— Ты не путаешь? — уточнила мама. — Манли-бич — это в Сиднее. Наверное, Беллс-бич?

— Нет, не путаю, — фыркнул Рон. — Берт предлагал аппарировать в этот Сидней, посмотреть какой-то там театр. Но я сказал, что мне хватило экскурсий от его сестрицы.

Повисла неловкая пауза.

Мама растерянно посмотрела на меня.

— Да-да, конечно. Аппарация, камины, волшебный автобус. Я… забыла.

— Но завтра мы как раз собираемся в Беллс-бич, — поспешил сменить неприятную тему Рон. — Там будет соревнование по этим… с воздушными змеями…

— Кайтинг? — догадалась мама. — Красивый спорт. Возьмите с собой Гермиону, завтра мы весь день будем в клинике.

Рон кивнул.

— Здорово! В смысле, не то, что вас не будет дома, — он смутился, — а то, что Гермиона это увидит. К тому же она обещала Дж…

Я вовремя пнула Рона по ноге. Он обиженно посмотрел на меня, но вновь быстро сориентировался и стал воспевать красоты кайтинга.

Запрет на упоминание Джейн Холли был одним из пунктов соглашения, заключённого накануне с родителями. Собственно говоря, это было требование мамы. Папа привычно молчал…

А мама говорила... говорила не останавливаясь, словно хотела высказаться за все годы, когда я её не слышала и не слушала, и когда меня не было рядом. Она вспоминала, как впервые увидела меня на третьи сутки после тяжёлых родов, закончившихся экстренной операцией, и расплакалась от счастья. И как купила мне первое платье. И первую книгу. В месяц. И как смеялся над ней папа, а сам подарил мне на первое Рождество хрупкий стеклянный колокольчик с веточкой остролиста.

Я слушала и боялась даже пошевелиться. Воспоминания. День за днём, месяц за месяцем, год за годом. Невозможно, немыслимо было запомнить все эти рост-вес-объём, прикормы и болячки, первый зуб и все остальные, смешные словечки, фунты из папиного кошелька, аккуратно разрезанные ножницами; поцарапанные локти, мыльные пузыри в блюдечке и попытки научить говорить соседского кота… Бантики, прогулки по парку, куклу в зелёном костюмчике с вышитым на кармашке жёлудем, драку с незнакомым мальчиком и сороку, утащившую моё зеркальце…

Потом настал черёд вопросов, и мама, словно спохватившись, начала с той же дотошностью расспрашивать обо всём, что со мной случилось. И я отвечала. О свадьбе Билла и Флёр, о доме на площади Гриммо, о палатке и Хогвартсе… Промолчала о налёте на Министерство и ограблении Гринготтса, уходе Рона, Годриковой Впадине и поместье Малфоев. Рассказ о дарах и хоркруксах тоже как-то не пришёлся к слову.

В итоге получилось, что большую часть времени мы прятались по лесам, пока орден Феникса не накопил силы для решающей схватки. Во время битвы погибло много хороших людей. Потом Волдеморт самоубился о Гарри, я потеряла магию и долго восстанавливалась. Поэтому сразу и не приехала.

Логичная и почти нестрашная история. И всё же оставалось ощущение какой-то неправильности. Как будто самые важные слова так и не были сказаны.

Когда я закончила, папа спросил:

— За что вы сражались, Гермиона?

— Мы… мы сражались с Волдемортом, папа. Это — чудовище…

— Я спросил, за что вы сражались, а не с кем.

— За то, чтобы все люди были равны. Независимо от своего происхождения и магических способностей…

— Вы этого добились? Волшебники и неволшебники Британии теперь имеют равные права и свободы?

— Да, конечно. Новый министр Кингсли…

Я запнулась на полуслове. Папа смотрел на меня внимательно и серьёзно. Как будто от моего ответа зависела жизнь.

— Пап, — каждое слово давалось с трудом, — а ты… на моём месте… предпочёл бы позволить мне умереть? Прикрываясь лозунгами о свободе и равенстве?

— Ты сделала именно это, — тихо ответил он. — Заставила нас с матерью поверить в твою смерть…

— Прекрати, — громко и сердито возразила мама. — Это не её вина. Это сделала та ужасная женщина. Ты же помнишь.

— Как я могу теперь верить в то, что помню?..

— … а потом он вспомнил, что лучше было начинать с маленького кайта, — вклинился в мои мысли Рон. — Хотя Берт говорит, что некоторые волшебники просто заговаривают оснастку и фигуряют, как хотят… Можно попробовать, чтобы получить ощущения. Ты как, рискнёшь?

Я фыркнула.

— Нет, спасибо! В последнее время мне хватает адреналина.

Рон озадаченно посмотрел на меня. Видимо, слово «адреналин» было для него незнакомым. Я отмахнулась:

— Неважно. Забудь.

Щёлкнул замок — вернулся с работы папа. Мама поднялась и поспешила в прихожую. Сквозь полуоткрытую дверь было видно, как родители обнялись, а потом папа осторожно поцеловал маму в макушку.

— Круто, когда через столько лет такие отношения, — шепнул мне Рон. — Мать бы уже начала ворчать, что отец как маленький...

Я кивнула, почти не слушая, что он говорит. Не объяснять же Рону, что родители испытывают почти непреодолимую физическую и психологическую потребность друг в друге, потому что это было единственной возможностью вытеснить воспоминания обо мне. Зелье вернуло им память, но не сформированные привычки. Теперь эта болезненная тяга постепенно сходит на нет, уступая место естественным чувствам. Так что я больше радовалась их вчерашней «нормальной» ссоре, чем сегодняшним объятиям.

— Добрый день, — папа вошёл в кухню, без тени улыбки посмотрел на нас с Роном и сел за стол.

— Рон пришёл помочь тебе с акацией, — мама поставила перед папой тарелку с едой и села рядом, подперев щёку ладонью.

— Отлично, — кивнул папа. — Дай мне двадцать минут, Рон, и приступим к делу.

— Не торопитесь, мистер Грейнджер, — Рон помотал головой. — Я могу ждать столько, сколько надо.

— Хорошее качество, — папа бросил на меня быстрый взгляд и едва заметно улыбнулся.

Разумеется, я поняла намёк. Он был далеко не первым. Но рассказать родителям о том, что мы с Роном просто друзья, никак не получалось. Я усмехнулась своим невесёлым мыслям. Рон обиженно покосился на меня и поднялся.

— Подожду в гостиной.

— Не уходи, Рон, — остановила его мама. — Сейчас будет чай. Есть печенье и ореховая паста. После спортивных тренировок — то, что нужно.

И Рон остался.

Папа рассказал о пробке на Альберт-роуд, мама — о том, что завтра ожидают сильный ветер, Рон — ещё один анекдот про кайтинг. Любой наблюдатель смело присвоил бы нам звание идеальной семьи. Конечно, при условии, что он не слышал вчерашних разговоров в этом доме.

— Ты убивала? — этим вопросом папа остановил меня вчера в коридоре, когда мама отправилась в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок.

— Если да, то что? — в груди стало пусто и холодно, как будто рядом с домом выстроилась целая армия дементоров. — Вдруг мне пришлось? Что тогда, папа? Выставишь из дома? Откажешься от меня? Или будешь судить по всей строгости закона?

Я смотрела на него и первый раз в жизни жалела, что не владею легилименцией. Кажется, молчание продолжалось слишком долго. А потом папа сгрёб меня в охапку и прижал к себе.

— Ты всегда будешь моей дочерью. И я всегда на твоей стороне.

От папы пахло клиникой и его любимым одеколоном. Я потерлась носом о папину рубашку и спросила:

— А ты, правда, думаешь, что у вас и теперь фальшивые воспоминания?

Он помолчал, а потом ответил очень мягко:

— Нет, не думаю. Потому что я сразу вспомнил, как был зол на тебя в день отъезда. И вспомнил, почему.

— Злость — хороший признак, — согласилась я. — Тот человек, что сделал для вас зелье памяти, говорил, что злость — индикатор сохранности личности. Мама злится на Джейн, ты — на меня. Значит, с вами всё будет в порядке.

Папа ничего не ответил, только сильнее прижал меня к себе. И я не выдержала.

— Была битва, папа. Настоящая. Со взрывами, ранами и смертью. Я не палила ни в кого убивающим, но я сражалась. И я чувствовала, что… я хотела уничтожить их всех. Потом это прошло и стало очень страшно. Я рассорилась со всеми друзьями. От меня даже кот сбежал. Я забросила учебу, и почти не спала, и…

Неслышно подошла мама и обняла нас обоих.

… Рон толкнул меня локтем, и я вынырнула из воспоминаний.

— Ты что, ночью опять не спала?

— Спала, но только немного, — честно ответила я. — Вначале сочиняла правдоподобную объяснительную для… австралийских правоохранительных органов, потом — отчёт по каплям. Снейпу пригодится.

Задача была простой. Приучить себя вспоминать и говорить о профессоре без сильных эмоций. Это было уже четвёртым упоминанием за сутки. И вроде бы я справлялась.

Рон пожал плечами.

— Зачем усердствовать? Он же тебя об этом не просил. Пер-фек-ци-о-низм? И кстати… Зачем теперь пилить акацию? Нет, мне не трудно, я с удовольствием, но новым владельцам дома наверняка захочется сделать всё по своему?

Мама не удержала в мокрых руках стопку тарелок, и они с грохотом обрушились в раковину.

Я хотела опередить родителей, но не успела.

— Никто не собирается продавать этот дом, — спокойно ответил папа.

— То есть как не собирается? — ошалело переспросил Рон.

Не таким мне представлялся этот разговор, но теперь было уже поздно. Зажмурившись, я выпалила на одном дыхании:

— Мы с родителями вчера всё обсудили, Рон. Они не вернутся в Англию.

— То есть как это? Это такая шутка, да? Или вы обиделись и решили её наказать? — Рон резко поднялся и едва не стукнулся головой о навесной шкафчик. Я попыталась ухватить его за рукав, но он отдернул руку и яростно продолжил:

— Вы что, не понимаете, через что прошла Гермиона? И в войну, и потом? Да её только и грело, что вы в безопасности. Она чуть с ума не сошла, когда поняла, что не сможет вас вернуть. А когда эта тварь — Лестрейндж…

— Рон, остановись, — попросила я. — Не надо нагнетать. Пожалуйста.

Рон неохотно замолчал, всем своим видом демонстрируя неодобрение.

— Я хотела сказать тебе раньше, но не успела. Прости. Мама с папой давно собирались перебраться в Австралию, но ждали, пока я закончу Хогвартс. Все документы были готовы, я просто изменила имена и…

— Мы рассчитывали, что Гермиона тоже уедет, — пояснил папа. — Оставаться в Англии было небезопасно. Но случилось так, как случилось.

— При чём здесь обиды и наказания? — чуть виновато улыбнулась мама. — Ты посмотри вокруг! Это же страна мечты. Зачем нам возвращаться? Вы уже такие взрослые, прекрасно справитесь без нас. Тем более, у Гермионы есть ты, Рон. А когда соберётесь завести внуков…

— Мама! — только и смогла воскликнуть я.

— Оу, — она по-детски закрыла рот ладонью. — Это было ужасно бестактно с моей стороны. Простите, дорогие. Я, кажется, опережаю события…

— Ничего страшного, миссис Грейнджер, — вздохнул Рон. — Я понял. Простите, что накричал на вас. Мистер Грейнджер, вы тоже извините… И это… Можно, мы с Гермионой ненадолго выйдем? Про акацию я помню. Мы быстро.

Папа кивнул и потянулся за газетой.

— Конечно-конечно, — заулыбалась мама. — Дела подождут. Не спешите. Погуляйте как следует. Там за перекрёстком есть сквер…

На улице Рон долго молчал, вымещая злость на подвернувшихся под ноги камушках. Обещанный сквер оказался маленьким и неухоженным. Скамеек не было, и мы уселись прямо на траву.

— Не бери в голову, — скороговоркой выдала я. — Сразу было ясно, что они останутся. Я даже не рассчитывала на возвращение. Это правда, Рон. У них здесь устроенная жизнь, работа. Зато теперь мы будем переписываться. Я смогу приезжать. Всё будет как раньше, когда мы учились в Хогвартсе.

Рон неопределённо пожал плечами.

— Если считаешь это нормальным, то ладно. Но ты хотя бы собираешься сказать им, что внуков ждать рановато?

Вопрос был задан подчёркнуто равнодушным тоном.

Мда… Везёт мне сегодня на трудные темы… Конечно, я должна была еще вчера объяснить родителям про нас с Роном, но на фоне всего, что было сказано, история моих неудач на любовном фронте смотрелась бы блёкло. А теперь меня ожидало ещё и трудное объяснение с другом.

— Я обязательно скажу им. Чуть позже, — осторожно ответила я.

Рон нейтрально кивнул, и я решилась сменить тему:

— Есть что-нибудь новое от Джейн?

— Ничего. Но она совсем странная. Вечером заезжала к Никасу. Посмотрела на меня как на пустое место… Не понимаю. Сперва цеплялась по каждому поводу, теперь — наоборот. Я думал, после того, как она нас заловила, сразу налетит куча авроров, потом Азкабан или что у них вместо… А она погрозила нам пальчиком и уехала… «Ронни, Гермиона останется сегодня наблюдать за родителями, а ты не мешайся здесь, дай людям спокойно поговорить, возвращайся к Никасу и ложись баиньки», — передразнил он. — Баиньки! Так и сказала. Чего ей вообще от тебя надо?

Я догадывалась, но делиться подробностями с Роном пока не хотела. В кармане со вчерашнего вечера лежал картонный прямоугольник визитки. Джейн Холли. Номер телефона. И больше ничего.

— Ты не спросил у Никаса, чем конкретно она занимается в этом их министерстве?

— Пытался. Получилось, что всем. Знаешь, такая выскочка, которая лучше всех всё знает и во всём разбирается.

— Немного представляю, да… Вроде меня?

Рон смутился, но ненадолго.

— Не-а. Ты нормальная, а эта — какая-то совсем ку-ку, я же говорю. Хотел бы я понять, что у неё на уме.

— Завтра выясним. Я позвонила ей утром, и она сказала, что с удовольствием присоединится к нам завтра в Беллс-бич.

— Чудненько, — мрачно подытожил Рон. — Шикарный предстоит день.

— Тогда давай постараемся хотя бы не портить остаток сегодняшнего, — предложила я. — Не будем больше о Джейн.

— Не будем, — согласился Рон. Он прислонился к дереву и закинул руки за голову. — Всё ведь получилось? Точно-точно?

— Похоже на то, — подтвердила я. — Осложнения были возможны в течение первых нескольких часов. Прошли сутки.

— Это зелье… Снейп его сам изобрёл? — Рон бросил на меня быстрый взгляд и отвёл глаза. — Специально для твоих родителей?

Удержать ровный тон получилось не сразу.

— Да. И нет. В том смысле, что зелье действительно создал Снейп, но вряд ли целью были мои мама и папа. Зелье существует в трех модификациях. Один вариант восстанавливает почти любые повреждения памяти, но по силе воздействия это сравнимо с круциатусом для мозга. Можешь позлорадствовать, потому что Малфою-старшему досталось именно оно.

Рон фыркнул, что означало, вероятно, степень его пренебрежения блондинистым семейством, и показал жестом, чтобы я продолжала.

— Другая модификация действует мягче и слабее. Его зона — наведённые, а не стёртые воспоминания. Как раз то, что было нужно родителям. Не знаю, когда Снейп понял, что зелье можно использовать для них. Мне он сказал об этом довольно поздно… Есть ещё третья группа. Она отвечает за яркость образов… Ты меня слушаешь?

— Угу! — Рон прикрыл глаза. — И даже что-то понимаю. Есть три зелья, которые действуют по убывающей. Если бы первое зелье выпил Златопустик, он бы вышел из Мунго и вошёл в Азкабан. Со вторым всё ясно, Снейп может собой гордиться, как ни противно мне это говорить. Третье подойдёт одиноким старичкам… А что будет, если напоить кого-то из общей бутылки?

— Ты имеешь в виду базовую основу для итоговых модификаций?

Рон снова фыркнул.

— Допустим, именно такими словами я и думал.

Ну конечно! Вот какого вопроса ждал Снейп, вот почему он был разочарован, когда я спросила его про третье зелье. Я лишь уточняла известные факты, а не обобщала. Шла по готовому пути, а не искала общие принципы… Ненаучный подход. Вечная заучка Грейнджер… На секунду я испытала досаду. Но она быстро сменилась любопытством.

— Это хороший вопрос, Рон. Ты не представляешь, насколько хороший. Но даже если предположить, что здесь применимо правило Парацельса…

— Давай предположим, — смиренно согласился Рон. — Мне это всё равно ни о чём не говорит. А нельзя объяснять проще? Например: «Этот компот должен решать любые проблемы с памятью?»

— М-м-м… Без Парацельса не получится. Понимаешь, память — не изолированная функция личности… Это, скорее, её архив. Всё, что человек создал с помощью своих эмоций, привычек, характера, воли… Все достижения и ошибки. Чтобы воздействовать на память, необходимо воздействовать на личность в целом. Это и делает ментальные зелья такими сложными и непредсказуемыми. Правило Парацельса как раз позволяет суммировать и разделять воздействие составляющих зелья… — я поймала мученический взгляд Рона и остановилась. — Ладно. Базовое зелье имеет гораздо более широкий спектр воздействия на личность. И очень высокую токсичность.

— То есть, если бы это не было отравой, то получилась бы очень полезная штука?

— Ну, да. Вообще-то многие зелья ядовиты. Существуют разные способы нейтрализации вреда при сохранении эффекта…

Азарт новой идеи захватил меня, и я погрузилась в вычисления. Проблема токсичности решаема. Если начинать курсовую терапию с гомеопатических разведений, то за пять-шесть недель можно достичь необходимой дозы…

Я поднялась на ноги, Рон последовал моему примеру.

— Рон, это здорово. Чисто теоретически такое зелье могло бы восстанавливать любые разрушенные психические процессы. Не понимаю, почему я не подумала об этом раньше. Представь, что человек, утративший разум…

— Зачем представлять? Ведь есть родители Невилла.

Мгновение я просто осознавала услышанное, а потом бросилась к Рону на шею:

— Ты гений, Рон. Ты понимаешь, что ты гений? Это чудесно!

Я поцеловала его раньше, чем успела подумать.

Рон бережно прижал меня к себе, зарылся рукой в волосы… Ответный поцелуй был долгим и обстоятельным. Ну что ж. Рано или поздно мы бы всё равно к этому вернулись. Всё правильно. Всё так, как должно было быть с самого начала. К счастью, никакого отвращения к объятиям Рона я больше не испытывала. А страсть? Кто сказал, что она необходима? И я закрыла глаза, позволяя событиям следовать своим чередом.

Кошмар был незнакомым: стерильная пустота обволакивала со всех сторон, забивала слух и зрение, не давала пошевелиться, отнимала волю… Сон уходил неохотно, оставляя после себя отвратительную вязкую слабость. Предсказуемый итог для того, кто задремал за лабораторным столом после двухдневной бессонницы.

Через несколько минут затёкшие мышцы соизволили подчиниться. Я поднялся и подошёл к окну. Рассвет обозначил силуэты зданий, фальшивой синевой раскрасил стёкла. Окна дома Грейнджер остались тёмными и пустыми… Надеюсь, у неё хватит благоразумия не вляпаться в какую-нибудь неприятность? Хотя, когда речь идёт о Грейнджер, рассуждать следует иначе: надеюсь, у неё хватит ума выпутаться из тех неприятностей, в которые она без сомнения влипнет.

«Я грабила Гринготтс!»

Как это было сказано! Чем бы ни занялась в дальнейшем мисс Покорительница гоблинов, ей всегда будет не хватать безумного куража войны. От подвига к подвигу. Уизли начнёт злиться, что известен всем исключительно как супруг Гермионы Грейнджер; Поттер попытается посоветовать не работать на износ, Джинни Поттер станет перманентно ворчать и требовать сменить работу на более спокойную...

А Грейнджер... Грейнджер продолжит идти напролом. И несомненно достигнет высот на любом пути.

Если она решит заниматься академическими исследованиями, то практика в моей лаборатории окажется полезным бонусом. В статье для «Вестника зельеварения» я подробно расписал роль ассистентки Грейнджер в разработке и создании зелья памяти. Вот только сочтёт ли она возможным упоминать об этом факте биографии?

Та самая улыбка Грейнджер отразилась в окне, и я закрыл глаза, чтобы избавиться от наваждения. Грейнджер не исчезла, а улыбнулась ещё раз — нахально и вызывающе. Нет, надо выспаться. Галлюцинации — это уже слишком.

Голову кружило, сон настигал на ходу. Почти наощупь я поднялся наверх, толкнул дверь, и только тогда понял, что потерял ориентир и стою не перед спальней, а перед соседней дверью, ведущей в чулан. Здесь лежали ненужные вещи чужих мне людей, живших когда-то в этом доме. Я заглядывал сюда лишь однажды, чтобы убедиться, что хлам не содержит ничего опасного. Давно пора устранить это безобразие. Пара взмахов палочкой — и на освободившейся площади можно будет устроить дополнительную кладовую для ингредиентов.

Я зажёг свет и оглядел пыльные полки и коробки. Обычные вещи, оставленные при переезде за ненадобностью. Вот швейная машинка, довольно старая. По магловским меркам и вовсе раритет. Жестяная коробка с нитками. Мужские ботинки. Журналы по вязанию. Стопка выпусков Таймс. Моток бечёвки. Тяжёлый фанерный ящик, выкрашенный чёрной краской...

Шахматы на верхней полке я заметил не сразу. Стараясь не поднять облако пыли, открыл коробку. Совсем новые. Под резными фигурками желтел лист бумаги — страница из незнакомой книги.

«Мы заводим друга, не зная, женат ли он, и где он служит. Всё это — пустяки перед главным: он видит ту же истину. Среди настоящих друзей человек представляет только себя самого. Никому не важны ни профессия его, ни семья, ни доход, ни национальность. Конечно, чаще всего это знают, но случайно. Друзья — как цари. Так встречаются властители независимых стран в какой-нибудь нейтральной стране…»*

И дальше в том же духе: расплывчатые рассуждения о возвышенных вещах. Чистый пафос и дистиллированная убеждённость в собственной правоте. В правом нижнем углу листа размашистым почерком было выведено: «Jack».

Я вернул шахматы на полку, вышел и закрыл дверь.

Наступал паршивый день. Хотя нет. Паршивый — это тот, в мае. Девятое января был, скорее, днём ненужным. Всегда. Задолго до школы я понял, что мать тяготится необходимостью выкраивать деньги сразу после рождественских праздников, и предложил ей ограничиваться одним подарком. Она согласилась. В Хогвартсе было проще, не считая второго курса, когда Люциус решил устроить «нечто грандиозное». Всё закончилось предсказуемо плохо. Пьяный Нотт попался Макгонагалл… И на меня обиделась Лили.

Она-то знала, что лучше «не помнить», но всё равно каждый год умудрялась устроить сюрприз и вручить какую-нибудь вещицу. «Сев, ты только не дуйся. Тебе понравится. Открой, открой, пожалуйста! Тебе нравится?»

Позже настало время торжественных обедов в Мэноре. Старый Малфой никогда не скрывал, что считал нищего полукровку существом третьего сорта, но Люциусу нужна была «свита», которую он мог бы милостиво обогревать своим роскошным величием и одаривать покровительством… Фраза о малфоевских павлинах родилась задолго до того, как Том Реддл подарил Люциусу этих птиц.

Потом появился Игорь, и чопорные посиделки в зале с камином сменились весёлыми гулянками в Хогсмиде и в Лютном. Вокруг молодого Игоря всегда бурлила жизнь. Пунш, стихи, споры, мечты о смене власти в Европе, объединённой в единое целое. Кто бы мог подумать, что маглы мыслят в том же направлении? Европа объединилась без помощи Игоря, Тёмный Лорд канул в небытие, Игорь и я остались жалкими остатками себя...

Потом… Потом не было ничего. Альбус внезапно проявил чуткость, и в школе я оказался избавлен от показного проявления внимания. В прошлом году пыталась вспомнить Минерва. Но с ней удалось поругаться до начала поздравительной речи. Смею надеяться, что урок она усвоила.

Я снова спустился в лабораторию. Взял распечатанный флакон с бодрящим зельем и выпил положенные десять капель… Глупо. Полезнее было принять хорошего снотворного и как следует выспаться, но слова из неизвестного трактата раздражали не хуже Грейнджер и напрочь отбивали мысль о сне.

Друг видит ту же истину… Не больше и не меньше? И какая истина объединяла меня и Лили? Та, что мы волшебники, и это важнее всех различий?.. Однажды Лили перестала в это верить... Я привычно прислушался к себе, отыскивая отголоски старой горечи… Но память, как заезженная пластинка, раз за разом прокручивала образы и детали, не пробуждая ни тоски, ни боли.

А мгновением позже по венам заструилась бодрящая настойка, окутывая разум фальшивой эйфорией. К чему это подростковое нытьё? Оно ничего не изменит.

* * *

К полудню я отправил последнее письмо в Гильдию, получил восторженный ответ Слизнорта, заполнил все необходимые бумаги, отослал взмыленную сову назад и окончательно убедился, что мне не нравится зарабатывать деньги изобретением новых зелий. Действие стимулятора уже заканчивалось, в голове опять стоял туман и роились обрывки паршивых мыслей. Например о том, что позавчера я едва не погубил четырех человек. Просто потому, что недооценил противника. Не Уизли, разумеется. После того спонтанного сеанса легилименции, я проникся к мистеру Хочу-Сильную-Палочку едва ли не сочувствием. Скверно всю жизнь быть самым слабым звеном в цепи и понимать это. Во всяком случае, теперь он готов бороться, а мечты о величии и превосходстве рассеялись надолго. Мисс Грейнджер наверняка сумеет… Да. Грейнджер... Опять. Всюду. Надо было поговорить с ней, а не устраивать тот спектакль.

«О чём ты, Гарри? Всё замечательно! Профессор Снейп мне очень помог. Это так рыцарственно с его и твоей стороны. И я безмерно благодарна... вам обоим».

Она всё поняла. Разумеется. И теперь мне придётся помнить о том, что Северус Снейп всё же оказался трусом, и о том, что это известно Грейнджер.

Но может, всё к лучшему.

Поручение Поттера выполнено, как бы скверно это не было сделано. Поттер признал долг исполненным. С этого момента он и вся его компания потеряли возможность прорываться в мой камин и атаковать меня совами. Заказывали свободу и покой, адресат? Получите, распишитесь, наслаждайтесь!

Наслаждение явно запаздывало. Тишина давила и оглушала, как в утреннем сне. Поддавшись порыву, я снял с дома заглушающие чары. Резкие звуки улицы просочились сквозь стены отголосками чужой жизни: шорох автомобильных шин, разговоры редких прохожих, музыка… То, что они называют музыкой: ритмичный грохот и заунывное мяукание. А Лили вечно напевала «Битлз». Простенькие тексты на незатейливые мелодии. Четверо слащавых мальчиков-жуков. Их жужжание доносилось тогда отовсюду.

«Брось, Сев! — смеялась Лили. — Они классные. Нельзя не любить кого-то просто за то, что его любят другие». Потом кто-то из них куда-то уходил, кто-то на ком-то женился… Лили пыталась держать меня в курсе, но заинтересовать так и не смогла. Зато когда она пела, её палочка рисовала в воздухе затейливые светящиеся линии. Лили умела жить в двух мирах и не собиралась отказываться ни от одного из них.

Позже, в восьмидесятом, «Битлз» снова появились в новостях, но уже по другому поводу. Застрелили солиста группы. Я видел его фотографию в газете. Мордред и Моргана! У него даже очки были как у Поттера!**

Настойчивый царапающий звук отвлёк меня от очередного погружения в прошлое. На подоконнике сидел филин. Я распахнул окно, и он тяжело влетел в комнату.

Письмо было от Драко.

«Привет, крёстный!

Знаешь, меня начинает немного нервировать твоя тяга к затворничеству. Родители попытались переслать тебе традиционную бутылку эльфийского коллекционного, но птица вернула груз назад. Мать сразу вообразила невесть что и теперь рвётся спасать тебя из Азкабана. Я с трудом уговорил её подождать хотя бы до вечера, пообещав, что найду способ с тобой связаться.

Да, кстати, с днём рождения! Терпеть не могу все эти формальные пожелания счастья, здоровья, удачи и лёгких заклинаний. Так что давай считать, что я всё это написал, ты послал меня к келпи, и сразу перейдём к следующей части.

Я решил не фантазировать с подарком и вручить тебе карту на посещение нашего ресторана на две персоны. Условия на обороте. Буду рад тебя там увидеть. Без шуток. Только не передаривай карту Поттеру, пожалуйста.

Ах, да… Считаю необходимым уведомить тебя, что сегодня вечером я иду на свидание с Асторией Гринграсс. Если ты имеешь что-нибудь против, сообщи об этом сейчас или не сообщай никогда. Не уверен, что я влюблён, но что-то такое носится в воздухе и заставляет меня делать глупости. Поскольку ты крёстный, то частично несёшь ответственность за моё будущее. И раз я нуждаюсь в совете, письмо до тебя обязательно доберётся.

P. S. Если захочешь всё же получить свое эльфийское, просто позови Динки, она доставит бутылку в любое место».

Дважды прочитав это нахальство, я, наконец, понял смысл.

Несмотря на легкомысленный тон и подчёркнутое пренебрежение правилами дома Малфоев, каждая буква говорила о том, что Драко побеждает в борьбе за место под солнцем. Он сделал ставку на зеро и не прогадал. Полезная способность. Не всем дано.

Филин ухнул, напоминая о себе, и перелетел на шкаф с лабораторными приборами.

— Не сметь здесь разгуливать, — предупредил я его. — Сиди смирно и жди.

Ответ получился коротким.

«Не разбираюсь в девицах. Мисс Гринграсс хорошо воспитана и неглупа. Других недостатков за ней не заметил. Приглашением воспользуюсь».

Крылатый почтальон снисходительно взглянул на записку, позволил привязать её к лапе и вылетел в окно.

Надеюсь, это был последний гость. Странно праздновать то, чем не умеешь пользоваться. Читал бы в детстве Поттер побольше книжек, знал бы, что некоторым персонажам положено умирать вовремя.

Взгляд скользнул по полке с особо ценными зельями и задержался на флаконе с гидролатом.

— Какая из полученных жидкостей была целью сегодняшней работы?

— Каждая, мисс Грейнджер.

— То есть, все три?

Я качнул флакон и прозрачная субстанция закружилась как в омуте памяти. Что там говорила Грейнджер? «Своеобразный запах, не связанный с сырьевой базой».

Плотно притёртая пробка поддалась не сразу, а потом выскользнула с тихим хлопком. По помещению распространился едва ощутимый аромат, вызывавший сложные ассоциации. За неимением лучшего я охарактеризовал его как озадачивающий, провоцирующий и неспокойный. Пахло чем-то смутно знакомым, но ускользающим. Мокрым ветром? Снегом? Неважно. Такой запах — всего лишь следствие эмоций, диктующих разуму желаемые параметры.

Минимально эффективную дозу придётся устанавливать опытным путём. Возможно, на это уйдут недели, и результат вряд ли будет ошеломительным. Зато гарантирована безопасность испытуемого. Испытуемый ведь так за неё цепляется… И, кстати, для чистоты эксперимента, испытуемого категорически нельзя травить натощак.

В кухне было пусто. Буфет так и не научился производить еду самостоятельно, домового эльфа тоже не наблюдалось. Пустая коробка из-под хлопьев и не менее пустая молочная бутылка составляли неплохой натюрморт, но не годились на роль завтрака. И, стало быть, байронически настроенному имениннику придётся отложить воспоминания о воспоминаниях и прозаически сходить в магазин.

Грейнджер мне сегодня встретиться не могла, поэтому я вышел из дома через парадную дверь и направился в ближайший супермаркет. Несмотря на ранний час, народу на улицах было довольно много. Пару раз со мной даже поздоровались, а хозяин паба на углу, протиравший окна своего заведения, помахал рукой и крикнул, что рад меня видеть.

В магазине я выбрал стандартный набор продуктов, потом вспомнил об Игоре и добавил в корзину бутылку рома.

Кассирша долго набиралась смелости, но всё же выпалила:

— Прекрасный денёк сегодня, сэр. Давненько вас не было видно.

Я попытался ей улыбнуться, от чего она растерялась, опустила глаза и молча пробила чек.

Полузнакомые прохожие, кассирша, трактирщик — все эти люди воспринимали меня как «своего». Чудного, странного, но «своего». Всего лишь потому, что я полтора года ходил по тем же улицам, выпивал в пабе и покупал в магазине молоко и хлопья. Их не интересовало кто я, чем занимаюсь, о чём думаю. Я не мешал им, они не мешали мне.

Впереди ждал новый день, и я был волен потратить его как захочу: отправиться в Брикстон и покопаться в книжных завалах, нагрянуть к Аберфорту… Или, воспользовавшись неожиданно приличной погодой, неторопливо пройтись по улице, изредка кивая равнодушно-приветливым соседям.

Ускорив шаг, я добрался до ближайшего пустыря и аппарировал на своё крыльцо.

____________
*Снейп нашёл страницу из книги К.С. Льюиса. «Любовь».

Автор не разделяет отношение персонажа к процитированному тексту:)

**Помните сцену в первом фильме, где родители Гарри танцуют на колдографии? Сравните с танцем Джона Леннона и Йоко Оно: https://yadi.sk/i/hv6DbdT306YCpg (приблизительно на 1:45») Даже кепочка та же))

Ещё не коснувшись поверхности, я услышал чьи-то вопли и понял, что планы на спокойный день больше не актуальны. Тело отреагировало автоматически: дезиллюминационное, щит, диагностические… Мир перестал вращаться, и я увидел Поттера. Потенциальный глава аврората стоял чуть наискосок от входа и проникновенно убеждал правый нижний угол моего дома:

— Впустите меня! Я точно знаю, что вы живёте здесь! Откройте, профессор Снейп! Эй!

Удостоверившись в том, что передо мной действительно Поттер, что он здесь один, а прохожих пока не видно, я спустился с крыльца, чтобы рассмотреть его подробнее. Очки набекрень, куртка распахнута, шарф свисает почти до земли. Не Империус? Нет, не Империус. Не Оборотка? Нет. Поттер собственной персоной.

Представление было несомненно забавным, но затягивать его не стоило, тем более, что Поттер перешёл к более напористым действиям.

— Профессор Снейп! — завопил он и ударил в стену кулаком. — Я всё равно буду стоять тут и кричать, пока меня не впустят.

По улице поплыл сильный запах старого доброго Огденского.

— Профессор Снейп… — уже вяло повторил защитник магической Британии. — Хотя, какой, к гиппогрифу, профессор. Снейп!.. Открывай…

Поттер сел точно перед крыльцом и обхватил голову руками.

— Открыть не могу, — отозвался я, снимая чары. — Перед входом разлёгся пьяный мальчишка, забывший о Статуте.

Поттер мгновенно вскочил на ноги.

— П-простите, профессор, я думал, что вы не слышите, поэтому…

— Одно уточнение, мистер Поттер. Вы орали на магловской улице моё имя и бились головой о стену моего дома, надеясь, что я вас не услышу? Боюсь, у меня для вас плохие новости.

Поттер криво ухмыльнулся, поднялся, пытаясь сохранить равновесие, и протянул мне кусок доски приличных размеров. К парам алкоголя добавился густой запах копоти.

— Вот. С днём рождения.

Доска испачкала руку сажей. У меня мелькнула дикая мысль, что Поттер так своеобразно пытается добыть мои отпечатки пальцев.

— Как это мило с вашей стороны, мистер Поттер. Именно о таком подарке я мечтал. Цвет, размер, фактура… Что-нибудь ещё?

— Да, — Поттер кивнул и покачнулся. — Но вы не поняли. Это всё, что осталось от Визжащей хижины. Там теперь только зола. Я… Мы с Аберфортом провозились всё утро. Она долго не хотела гореть, а потом как вспыхнула!.. Профессор? Вы меня слышите?

Заканчивая фразу, Поттер тщательно вспомнил то, о чём он говорил. И этого оказалось достаточно.

Хижина полыхала на фоне рассветного неба, рассыпаясь фейерверком искр. Память услужливо добавила деталей: в горло впились почти забытые острые зубы, перехватило дыхание, и я снова рухнул на пол грязной лачуги, пережимая пальцами рваную рану.

— Профессор Снейп?

— Какой, к гиппогрифу, профессор, — сумел прохрипеть я. — Заходите, быстро!

Вручив Поттеру пакет с продуктами, я жестом показал ему следовать на кухню, а сам поднялся в кладовую за болеутоляющим. Раскрытие местонахождения моего жилища волновало меня на удивление мало. Поттер с самого начала знал достаточно, так что это был лишь вопрос времени и его настойчивости. Зато «подарок» впечатлил больше, чем рассчитывал даритель.

Когда перед глазами перестали плавать тошнотворно зелёные круги, я вышел в коридор. Девять дней назад здесь стояла Гермиона Грейнджер. Сражалась перед зеркалом со своей упрямой шевелюрой, тараторила и сияла от счастья. Рядом с ней трудно было находиться, как трудно бывает стоять лицом к зимнему мокрому и снежному ветру… Какая чушь. Сентиментальная поэтическая чушь.

Я подошёл к зеркалу и вгляделся в отражение. Несостоявшийся покойник одарил меня ответной любезностью. Крайне отрезвляющее зрелище. И кстати о трезвости: пока я здесь разглядываю свои малоблагородные седины, Поттер наверняка хозяйничает на моей кухне.

Поттер не хозяйничал. Стоял, прислонившись спиной к косяку, благоухал алкоголем и ухмылялся.

— Я ст-тарался ничего не трогать, — пояснил он. — Даже то, что выглядит как пакет с продуктами. Мало ли каких сигналок вы тут еще понавесили. А есть очень хочется.

— Значит, Аберфорт споил, но забыл накормить?

— Как-то так, — согласился Поттер и без дополнительных приглашений сел за стол. — Кстати, я умею готовить. Омлет и оладьи. Можно овсянку.

— Я тоже умею. И обойдётесь одним омлетом. Когда вы успели спеться с Аберфортом?

Поттер снова ухмыльнулся.

— Д-давно. Но сегодня Аб превзошёл самого себя. Видели бы вы…

— Не видел. И не хочу. Единственное, что меня интересует — кому принадлежит авторство идеи вашего… подарка?

Поттер надолго задумался.

— Сложно сказать, — протянул он наконец, — п-понимаете, я п-позавчера побывал в Х-хогвартсе. Хотел…

— Хотели убедиться, что у портрета Альбуса не осталось ожогов после недавних событий. Никак не научитесь отвечать по существу?

— А вы налили слишком много молока. Надо бы добавить ещё одно яйцо, — крайне логично парировал Поттер, тыкая пальцем в направлении миски с будущим завтраком. — Омлет — это вам не зелья. Тут я мастер… слава тёте Петунье!

Провокация была слишком очевидной, поэтому я её проигнорировал.

— Вернемся к предыдущей теме. Что там с Аберфортом и вашим уникальным презентом?

— Считайте, что мы вместе его подарили, — Поттер вздохнул. — Аб сказал, что «эта рухлядь» загораживает ему вид на Хогвартс, а без чокнутых туристов он как-нибудь проживёт… Я подумал, что вам должно понравиться… Э-э-э, пора снимать с огня, а то подгорит.

Омлет получился водянистым, но у Поттера хватило ума промолчать. После того, как с едой было покончено, он выжидающе уставился на меня.

— Есть новости о мисс Грейнджер? — поинтересовался я.

— Она написала Джинни. Два слова: «Всё получилось». Б-больше нич-чего.

— Отлично. И хватит притворяться.

Он пожал плечами и криво улыбнулся.

— Когда догадались?

— Сразу. Перед своим представлением вы наложили заглушающие и отвлекающие чары вокруг дома. Пьяные не отличаются такой предусмотрительностью. Заодно примите к сведению, что огневиски пахнет совсем иначе, если его не пьют, а выливают за шиворот.

Поттер оттянул ворот своего свитера и осторожно принюхался.

— Учту на будущее. А когда мы искали Каркарова, вы мне этого не сказали... Не важно. Так. Теперь — вот.

Он выложил на стол узкий футляр.

— Гермиона просила вернуть палочку и ещё раз поблагодарить вас.

Разумеется. Отправиться к антиподам, имея при себе только что купленную и почти не апробированную палочку — это весьма разумно и осторожно. Впрочем, какая теперь разница: она справилась! Палочка была тщательно отполирована и упакована. Записки не прилагалось. А чего я ожидал, интересно? Обвинительной речи на три пергамента?

Помолчав немного, Поттер продолжил:

— Гермиона почти не разговаривала со мной перед отъездом. Я пытался объяснить, но она не стала слушать. Сказала, что план был прекрасным. И что я многому научился у профессора Дамблдора.

— Мисс Грейнджер погорячилась, — возразил я. — Выбросьте это из головы. До директора вам ещё расти и расти.

Вместо ответа Поттер хмыкнул и бросил взгляд на окно.

— Знала бы она… Как вас вообще занесло в Уонсворт? Только не говорите, что это ещё один прекрасный план Дамблдора.

— Как вам будет угодно. Думаю, теперь моя очередь задавать вопросы. Как именно вы догадались искать меня здесь?

Поттер оживился.

— Когда я обнаружил, что камин больше не реагирует на фразу: «Дом профессора Снейпа», а совы считают, что адресата с фамилией «Снейп» не существует, то вспомнил вашу странную реакцию на рассказ Гермионы о подозрительном соседстве. И стал думать… Да-да, со мной это иногда бывает, не делайте такое лицо… Нашёл старую телефонную книгу, выяснил имя прежнего владельца дома, отправился на его поиски и узнал, что по документам ни владельца, ни дома теперь нет. С девяносто пятого года ни одного упоминания. Это означало, что я не ошибся.

Я пожал плечами:

— Отсюда совсем не следовало, что в доме живу именно я. Возможно, мне всего лишь был известен хозяин. Существуют более надёжные способы отследить место жительства, но для них вы оказались слишком благородны?

— Как вам будет угодно, — согласился Поттер. — Но устанавливать слежку за другом я не стал.

Он снял очки и упрямо уставился на меня, не особенно заботясь об окклюменции. Вероятно, сыграла роль бессонница и злоупотребление бодрящим зельем, но факт остается фактом. Взгляд я опустил первым.

— Гарри…

— Да, я знаю, — Поттер не дал мне продолжить. — Вы опять скажете, что мы насочиняли себе всякой ерунды. Только вы всё врёте. Себе врёте.. И удрали тогда с площади Гриммо, потому что Гермиона сказала правду. И кстати, если вы собирались выпить бутылку рома в одиночестве, я протестую.

Речь явно была продумана заранее и написана под пьяного Поттера. Но и реакция рассчитывалась на Стандартного Снейпа, а мне сейчас было крайне лень изображать взбешённого профессора. Я ограничился тем, что распечатал бутылку и достал из шкафа два снифтера.

— Будем считать, что тост вы уже сказали.

* * *

— А почему ром?

Поттер покосился на опустевший бокал и потянулся к бутылке, но я перехватил её и отставил на дальний край стола.

— Хватит.

Он усмехнулся, но протестовать не стал.

— Так почему ром?

— Привычка. Однажды я довольно успешно напился. Именно ромом. С тех пор надеюсь, что мне снова повезёт.

— А мне, значит, нельзя?

— Миссис Поттер огорчится. Но дело ваше.

Я плеснул ему рома, не больше четверти унции. Он молча отсалютовал мне, выпил и сразу продолжил:

— Кстати о Джинни… Давно хотел спросить. Почему у меня не изменился Патронус, когда я… э-э-э… влюбился? У других…

Поттер закашлялся и покраснел.

— Боюсь, что вы неправильно представляете себе суть Патронуса.

— У Тонкс Патронус изменился, — упрямо напомнил Поттер. — И я могу привести ещё один пример.

— Не нужно примеров.

Тема явно была выбрана неудачно. Впрочем, любые вопросы в исполнении Поттера соскальзывали на неудобные ноты. Я получал странное болезненное удовлетворение, балансируя на грани.

— Скажите, мистер Поттер, почему вы не сбежали после шестого курса с мисс Уизли на материк, предоставив Министерству и Ордену Феникса самим решать проблему спятившего тёмного мага?

Поттер долго ловил ртом воздух, а потом озадаченно пробормотал:

— Вы серьёзно?

— Абсолютно. Вы же влюбились! Но при этом бросили девушку на произвол судьбы и отправились спасать Англию в компании друзей.

Наконец, в глазах Поттера мелькнула искра понимания.

— Значит, мои чувства к Джинни ничего во мне не изменили? Звучит обидно.

— Вы всего лишь остались собой. А смена образа телесного Патронуса демонстрирует кардинальную смену приоритетов.

Поттер вновь потянулся за бутылкой. Я не стал ему препятствовать, но предупредил:

— Рассчитываете снова изображать опьянение? Ничего не выйдет. Так что осторожнее с вопросами.

— Ну, попробую. А бывает, что Патронус меняется не весь, а частично?

— Поттер, вы меня пугаете. Не припомню, чтобы в Хогвартсе вас занимали подобные умозрительные вещи.

— Надо быть Гермионой, чтобы в одиннадцать лет интересоваться восстаниями гоблинов, — огрызнулся Поттер. — Ничего… э-э… умозрительного. Я просто увидел вот это.

С третьей попытки из внутреннего кармана куртки была извлечена книга, упакованная в прозрачную плёнку, и Поттер торжественно ткнул пальцем в обложку.

— Вот! Гермиона сказала, что вы поймёте. Это её подарок вам… А на рисунке — крылатый кот. Разве не Патронус?

Я взял книгу в руки. Эдит Несбит. Принцесса и кот. Смысл? Да, смысл подарка был понятен…

— Это не Патронус, мистер Поттер. Всего лишь сказка.

«Я вспоминала одну сказку. Магловскую, — голос Грейнджер возник в голове без малейшего усилия с моей стороны. — В детстве мне её читала мама. Про принцессу в башне, на одиноком острове среди моря. И про крылатого кота, который ей помогал. Кот каждую ночь выставлял в окно лампу, чтобы король увидел этот свет, приплыл на корабле и спас принцессу. Но, когда кот улетал, принцесса гасила лампу. Она боялась, что на других кораблях этот свет примут за маяк и разобьются о прибрежные скалы.

Сюжет я повторил вслух. Поттер ошалело посмотрел на меня, на книгу, снова на меня…

— Рот можно захлопнуть, — посоветовал я. — И попробовать сформулировать то, что действительно хочется узнать. У кого-то изменился Патронус?

Поттер помотал головой.

— Мне просто показалось, что книга как раз об этом. Но вы так и не объяснили, что это может значить.

— Понятия не имею, — честно ответил я. — Патронус-химера? Вероятно, отражает противоречивые ценности и взгляды хозяина. Не встречал такого на практике.

— Да?! Ну и ладно. А конфеты у вас есть?

Безмятежный тон вопроса, поплывший взгляд и дрогнувший щит иллюстрировали простой факт: Поттер всё-таки напился.

— Конечно, разве не видно? Тыквенный пирог, шоколадные котелки, драже Берти Боттс… но остались только со вкусом омлета.

— Ясно, — хрюкнул Поттер. — Джинни сразу сказала, что всё придётся брать с собой.

Он снова залез рукой куда-то под свитер и достал увесистый сверток, который совершенно точно не мог там поместиться.

— Тыквенного пирога у меня нет. Есть с патокой. И ещё кексы. А это — магловский шоколад, бельгийский.

Когда всё перечисленное было выложено на стол, Поттер поднялся, распахнул буфет и вытащил оттуда большую тарелку.

— Ваше поведение неприемлемо, — лениво сообщил я. — Мало того, что обманом ворвались в чужой дом, так теперь ещё роетесь в шкафах. Закройте этот ящик. Ножи — в соседнем.

— Абсолютно неприемлемо, — согласился Поттер, нарезая пирог. — Держите. Это Джинни пекла. Должно быть вкусно.

Я взял кусок пирога, кекс, выбрал конфету из коробки. Почти хогвартский обед. Здравствуй, ностальгия.

— Лопатка. Для. Торта! — торжественно возгласил Поттер и поднял предмет двумя пальцами. — Меня вот интересует, откуда в доме профессора зелий взялась лопатка для торта и всякие тарелочки-кастрюльки. Это приличный вопрос?

— Сойдёт, — вздохнул я.

Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что Поттер — не Грейнджер. Рано или поздно он исчерпает все свои вопросы и успокоится. А пока — пусть всё идёт, как идёт. Только бы не заснуть.

Конфеты оказались вполне приличными, а пирог — выше всяких похвал…

Поттер кашлянул, напоминая о себе. Но я заговорил не раньше, чем закончил дегустацию.

— Здесь жила семья. Вероятно, волшебником был только мужчина. Понятия не имею, чем именно они занимались для Альбуса, но в девяносто пятом дом был скрыт Фиделиусом. Я появился здесь в девяносто восьмом. Жильцов не было. Остались почти все вещи, мебель, но ни документов, ни фотографий...

— Как думаете, они спаслись? — тихо спросил Поттер.

— Их не убили Пожиратели. Все семь лондонских атак известны. Но я не знаю, что с ними стало.

— В телефонной книге были только инициалы,— пробормотал Поттер. — Вот. Смотрите.

На клочке бумаге было нацарапано: «J. R. Jones».

Я достал из кармана странный текст с цитатой о дружбе.

— Его звали Джек.

Поттер внимательно рассмотрел листок и признался:

— Не понял. Это шифр?

— Не знаю.

Поттер, похоже, собрался выучить текст наизусть. Наконец, он нерешительно заметил:

— Похоже на правду.

— Что именно?

— Всё, что здесь написано. Кто бы это не писал, он прав. Только… — Поттер запнулся, подбирая нужные слова, — слишком много слов. Как будто сам себя убеждает.

— А вы бы рассказали иначе?

Он задумчиво кивнул, а затем помотал головой.

— Я бы не стал ничего говорить.

Почти утраченная горечь резанула острой болью. Ирония судьбы. Поттер рассуждает о дружбе. Друзья достались ему просто так, по чистой случайности. Они встретились в поезде, попали на один факультет, совершили кучу глупостей и отправились спасать мир, не особо задумываясь о своей дружбе. Они ссорились, влюблялись, расставались и снова возвращались друг к другу, как магниты. Это не имело ничего общего с дружбой Игоря, и уж конечно, с «дружбой» Люциуса, с коротким приятельством Мальсибера и семнадцатилетней мучительной службой Дамблдору. Поиски истины? Какая чушь…

— Что есть истина, мистер Поттер? — полюбопытствовал я. — Какая удивительная истина заставляла ваше трио смотреть в одну сторону?

Поттер ответил, не задумываясь.

— На первом курсе, когда мы думали, что спасаем от вас философский камень, Гермиона сказала мне одну простую вещь: дружба важнее волшебства. Чувствуете? Три слова. Больше мы об этом не говорили. Но я точно знаю, что она не предаст, не обманет и не отстанет, пока не спасёт… Всё.

Стало тихо. Было слышно, как тикают часы в лаборатории. На этот раз тишина не раздражала. Поттер молчал правильно и прикрывал щитом правильные мысли. Впрочем, недолго.

— Чем вы занимались эти дни, профессор?

— Я? Прекрасно проводил время. Записался на курсы вязания, в клуб любителей французских бульдогов и группу восточных танцев.

Поттер хмыкнул.

— А выглядите так, будто неделю не спали и не ели. У вас опять пропадает голос. Как вы умудрились довести себя до такого состояния?

— Собираетесь стать мне нянькой? Не выйдет. Во-первых, я давно уже взрослый, во-вторых — сволочь. Примите как данность.

— Удивили, — фыркнул Поттер. — Слушайте, у меня есть план. Помните, вы предлагали мне преподавать в Хогвартсе? Стажировка закончилась, дежурства теперь будут сутки через трое. У меня куча свободного времени, и я хочу вести Защиту. Невиллу давно пора вернуться к любимой Травологии…

— Отлично, — согласился я, испытав облегчение от того, что очередная тема оказалась такой безопасной. Но радость была преждевременной.

— Я бы взял младшие курсы, а вы — старшие!

Попытка презрительно ухмыльнуться с треском провалилась. С ума они посходили, что ли? Альбус и Минерва — понятно, но Поттер?! Уж если он спалил Визжащую хижину, значит, должен хоть что-то понимать. Старшие курсы! Надо же, какое счастье! Бери, Снейп, пока дают! Курсы по выбору… Сдвоенные уроки — не больше двенадцати часов в неделю, если, конечно, Минерва не изменила учебный план. Без дежурств по этажам, без ночных бдений у обоих хозяев…

Задумавшись, я не сразу понял, что не успел послать Поттера к родичам Мордреда, а оторвавшись от своих подсчётов, встретил его любопытствующий взгляд.

— Профессор, вы меня пугаете, — передразнивая мои интонации, сказал Поттер. — Вы ещё здесь?

— Это вы еще здесь, — напомнил я. — А могу и выгнать. Что за бред? С чего вы взяли, что я мечтаю вернуться в школу?

— Потому что вы любили Хогвартс, — спокойно ответил Поттер. — До того… до того, как всё стало плохо. И я его любил. Даже Том Реддл любил. И сейчас — самое время об этом вспомнить.

— Интересную компанию вы собрали, мистер Поттер, — ответил я, чтобы что-нибудь ответить.

— Вы поняли, о чём я говорю, — не смутился он. — Школа была нашим домом. Лучшим домом.

— Видите ли в чём дело, мистер Поттер, — начал я, — мне, как старому, больному человеку, теперь нравится дом без сквозняков и горячая вода в ванной рядом со спальней. Хочется ночами возвращаться к себе, а не караулить подростков, озабоченных гормонами. Ещё хотелось бы нормальные выходные, а не сливочное пиво в Трёх Метлах… Да, ещё я ненавижу квиддич.

— Вот и прекрасно, — нелогично воодушевился Поттер. — Настало время менять закосни… закости… Не важно. Короче, надо, чтобы всё менялось. Давайте пойдём к Макгонагалл и скажем, что со следующего года берем на себя ЗОТИ, но будем приходящими звёздами. В смысле, учителями.

— Не к Макгонагалл, а к профессору Макгонагалл, — уточнил я. — Готовы идти прямо сейчас?

— Можно и сейчас, — Поттер беспечно пожал плечами. — Как думаете, у неё открыт камин?

— Как бывший директор Хогвартса, я обладаю рядом преимуществ.

Летучий порох в очаге полыхнул зелёным, и через мгновение сквозь него проступили контуры кабинета, письменного стола и склонившейся за ним над бумагами Минервы. Она посмотрела на меня, перевела взгляд на наше застолье и, наконец, поинтересовалась:

— Северус? Что случилось?

— Ничего особенного, директор Макгонагалл. Рад видеть вас в добром здравии. Мистер Поттер хочет сделать вам деловое предложение. Разумеется, если вы заняты, он зайдёт в другой раз.

Минерва резко кивнула и выпрямилась на стуле.

— Я слушаю.

Поттер подошёл к камину и помахал рукой.

— Извините за вторжение, профессор Макгонагалл, я только хотел сказать, что предлагаю себя на должность преподавателя Защиты в следующем году, если половину часов возьмёт на себя профессор Снейп.

Вся фраза была высказана на одном дыхании. Я мысленно поаплодировал поттеровской печени.

На лице Минервы отразилась целая гамма эмоций. Но уже через пару мгновений оно выражало лишь сосредоточенность.

— Это хорошая новость, мистер Поттер, но позвольте уточнить: не принято ли ваше решение под воздействием содержимого бутылки, которую я вижу на столе?

— Э-э… Нет. Я решил это раньше. А сегодня согласился профессор Снейп.

Минерва снова перевела взгляд на бутылку. Поттер откашлялся, пытаясь скрыть ухмылку и продолжил:

— Это очень продуманное решение. Но есть одно условие. Профессор Снейп и я желали бы остаться приходящими преподавателями.

Минерва помолчала, поочерёдно изучая наши лица. Стыдно признавать, но взгляд Минервы всегда опускал меня до уровня Снейпа-школьника. Этого не изменили ни годы преподавания, ни моё короткое «директорство», ни наша памятная дуэль. «Вам не стоит пытаться заработать «Превосходно» на моём предмете, Снейп. «Выше ожидаемого» — ваш потолок».

Но сегодня взгляд Минервы радовал.

— Мне понятна ваша мысль, мистер Поттер. Разумеется, в вашем случае это обоснованно, но к чему такой режим мистеру Снейпу?

Минерва нарочно использовала обращение «мистер». Конечно, сейчас я всего лишь соискатель на должность. И, похоже, снова её не получу.

— Я не готов отдавать всю свою жизнь воспитанию юных волшебников, директор Макгонагалл. Но согласен тратить на это ограниченное количество часов в неделю. Предпочтительны вторник, среда и четверг.

Кажется, я даже был вежлив. Но Минерва не оценила моих стараний.

— Преподавателей утверждает Попечительский Совет, мистер Снейп. Согласно правилам Хогвартса, преподаватель проживает в школе весь учебный год на полном пансионе. Исключение может быть сделано только для перспективных молодых преподавателей, недавно вступивших в брак, либо волшебников, несущих единоличную ответственность за малолетних детей или воспитанников.

— Минерва… Я правильно понял, что ты предлагаешь мне завести жену, чтобы заработать право преподавания? — старательно ужаснулся я. — Ты не можешь быть так жестока по отношению к любой абстрактной женщине.

Минерва одарила меня ледяным взглядом.

— Нет, Северус. Я лишь напоминаю, что, в отличие от профессора Дамблдора, не умею убеждать Попечительский Совет в одобрении любой кандидатуры на должность преподавателя.

— Подождите, профессор, — вмешался Поттер. — Разве нельзя придумать для Совета какую-нибудь легенду о том, что профессор Снейп должен о ком-нибудь заботиться?

Слово «должен» вызвало у меня предсказуемую реакцию.

— Нет, нет и нет. Даже если это будет чистой формальностью, никакой опеки, никаких сироток. Разве что Совет удовлетворится питомцем... Например, кошкой? Поттер, вы не одолжите мне вашего книззла?

Минерва с шумом захлопнула книгу на столе.

— Довольно! Мистер Поттер, я жду вас в ближайшие дни для окончательного обсуждения деталей. Северус… Я очень хочу твоего возвращения. Не знаю, какую игру ты затеял, но на таких условиях мы не договоримся. И ты прекрасно это понимаешь.

— У тебя совершенно нет воображения, Минерва, — возразил я. — Ты даже не попыталась представить меня семьянином.

— Ты прав, — сухо кивнула она. — А десять минут назад я не смогла бы вообразить тебя пьяным. Как только моё воображение поднимется на предложенную тобой ступень, я гарантирую тебе двадцать недельных часов в Хогвартсе с правом проживания вне школы. А до тех пор… джентльмены, рада была вас видеть. Всего доброго!

Пламя погасло. Поттер хмуро посмотрел на меня.

— Вы ведь поэтому согласились? Знали, что она откажет?

— Предполагал, — признался я. — Бросьте, Поттер, вы и без меня прекрасно справитесь. Лонгботтом пусть оставляет себе младших и добирает часы на Травологии. На месте профессора Макгонагалл старшекурсников я предложил бы вам. В конце концов, могу даже сплавить вам свои конспекты по Защите. Все равно рука не поднималась их сжечь.

На секунду у меня возникло ужасное подозрение, что новоиспечённый профессор собирается броситься мне на шею или проделать что-то в этом роде. К счастью, обошлось.

Поттер всего лишь нахально поинтересовался:

— Как насчёт профессиональных консультаций по пятницам? Обмен опытом, всё такое?

— Обойдётесь, — доброжелательно ответил я. — У нас разные стили преподавания. К тому же по пятницам вы теперь будете заняты.

— Я постараюсь их освободить, — Поттер уже не скрывал широкой улыбки. — Когда вы не преподаёте, от вас можно многому научиться.

Я ухмыльнулся ему в ответ.

— Пожалуй, я как-нибудь приду к вам на урок, и вы пожалеете, что напросились.

— Я запомню ваше обещание!

Поттер украдкой взглянул на часы. Мда. Торжественная пьянка явно затянулась. Пожалуй, рому в этот раз можно поставить «выше ожидаемого». И Поттеру тоже.

— Давайте так, — предложил я. — Сейчас вы максимально быстро, без вводных фраз и расплывчатых формулировок скажете всё, чем планировали поделиться именно сегодня, а остальное отложите до следующей пятницы. Я хочу спать.

— Ладно, — подозрительно легко согласился Поттер. — До пятницы. Тогда я пойду?

— Пьяный по улице? Ещё чего. Через камин.

Поттер картинно развёл руками и послушно отправился к камину. Я протянул ему банку с порохом. Он зачерпнул горсть, посмотрел на меня абсолютно протрезвевшим взглядом и, быстро проговорил:

— У вас изменился Патронус. Похоже, что вы об этом не знаете.

И исчез в зелёном пламени.

Похоже, что кто-то сильно переоценил свои возможности в выпивке. Завтра пришлю ему антипохмельного.

А теперь — спать.

…На площадке второго этажа я снова задержался у зеркала.

Мрачный тип с крючковатым носом взглянул на меня с плохо скрываемым отвращением.

— Ну, добился? — спросил я у него.

Вряд ли я сам понимал, что сейчас имею в виду.

Тип в зеркале неприятно улыбнулся. Неудивительно, что продавщица испугалась этой физиономии. Надо иметь закалку Поттера, чтобы переносить мои мимические упражнения. А ещё — можно быть Грейнджер.

— Поттер говорит, что у меня изменился Патронус, — уведомил я неприятного типа. — Весёлая была бы история.

Я закрыл глаза. Ритуал, известный до мелочей. Почти молитва.

— …Расскажи о чём-нибудь?

— О чём?

— Не важно! Просто расскажи!

Показалось или нет, что в памяти отразилось странное двойное эхо?

— Экспекто Патронум!

Свет пропитал руку, просочился в волокна древесины, вырвался на свободу ослепительной вспышкой…

…Лань осторожно переступила копытцами.

Лань. А кого я ждал? Крылатого кота? Какая-то часть сознания почти поверила в розыгрыш Поттера. Он был так убедителен, что я даже не успел понять: после той истории у озера мой Патронус появлялся перед ним только один раз, когда началась охота на Игоря. Разумеется, лань. Всегда. Когда я получил Метку, Патронус ненадолго превратился в сгусток света, но уже через несколько недель вернулся в прежнем виде.

Я протянул руку, зная, что волшебство развеется, как только свет коснётся кожи. Но этого не произошло. Светящийся воздух омыл пальцы, лань слегка повернула голову, взглянула на меня сияющими глазами и расправила огромные серебристо-белые крылья.

— Не понимаю, — в который раз повторил я. — Абсурд. Фарс. Нелепость.

Патронус терпеливо выслушал очередную порцию слов и осторожно ткнулся носом в моё колено. Серебристый свет стал ещё ярче.

— Брось, Сев. Это не конец света!

Я почти услышал эти слова. Почти. Вся суть проблемы — в пяти буквах.

— Зачем?

Крылья бесшумно распахнулись, и Патронус поднялся в воздух.

Химеру видел Поттер. Значит, не галлюцинация. Жаль. Убедить себя в том, что крылья появились после моей несостоявшейся кончины, тоже не удастся: три месяца назад в лавке у Олливандера Патронус не был крылатым.

Лань изящно опустилась вниз, сложила крылья и подошла ко мне.

— Ты всё ещё… Лили? — бесполезно спросил я.

Разговоры с Патронусом проходят по тому же ведомству, что и беседы с зеркалом. С тем же успехом можно было сказать: «Зачем ты нацепила эти штуковины? Сделай как раньше!»

Лань склонила голову набок, словно прислушиваясь.

— Не обращай внимания, — пробормотал я. Не выдержал и снова протянул к ней руку. Пальцы ощутили тепло, которое не было плотью, но не было и пустотой.

Я прислонился к стене и закрыл глаза. Серебряный свет проникал сквозь веки, проступал внутри ясным чётким контуром.

Это случилось в конце второго курса. На нашей поляне. Экзамены были сданы, я листал «Теорию защитной магии» и едва не лопнул от гордости, когда сумел вызвать что-то вроде туманного щита. Лили заинтересовалась. Она внимательно выслушала подробный пересказ главы, немного поспорила со мной о дементорах, задумчиво повторила движение палочкой, и с третьего раза создала телесного Патронуса.

Я был уязвлён и восхищён одновременно. Пытался выяснить, какое воспоминание она выбрала, но в ответ услышал только насмешливое: «Сегодня хорошая погода, озеро похоже на зеркало, а ты почти не хмуришься. Этого достаточно».

Наверняка так и было. Мир Лили всегда выглядел просто и ясно. Белое. Черное. Северус.

В тот день ей быстро наскучили мои расспросы. Лань сделала последний круг у озера и растаяла в воздухе. Лили проводила её взглядом и развернулась ко мне:

— Сев… Расскажи о чём-нибудь?

— О чём?

— Не важно! Просто расскажи! Люблю тебя слушать.

Солнце золотило её волосы. Она сидела на траве как принцесса из сказки, я жалел, что не умею рисовать, писать стихи, сочинять романтические песни… Сколько еще счастливых банальностей приходило в голову, когда я смотрел на неё? Мы проговорили до позднего вечера. Когда Лили ушла в замок, я вызвал Патронуса.

Она не узнала об этом. Не узнала даже тогда, на пятом курсе, когда сказала, что во мне не осталось ничего человеческого, ничего от прежнего Северуса. Разве что-то бы изменилось? Чёрное. Белое. Всё просто.

Зато Дамблдору не понадобилось других доказательств. И Гарри Поттеру тоже. Ни в той хижине, ни сейчас.

Злость вспыхнула внезапно и остро. Я открыл глаза и поднялся. Лань последний раз взглянула на меня и исчезла.

____________
Иллюстрация: Ormona, «Покровитель»

* * *

Часы пробили пять. Я зажёг лампы, расположил приборы в порядке, прописанном Гильдией. Дроблёный безоар занял место рядом с левой рукой. Гильдия не возражает, когда зельевары испытывают на себе свои изобретения, но настаивает на соблюдении формальностей.

Девятое января двухтысячного года. Тип зелья — авторское. Категория — ментальные зелья, прочее. Описание — прилагается. Ожидаемое воздействие — прилагается. Возможные побочные эффекты в порядке появления… Риск… Добровольное согласие… Начальная доза...

Я открыл флакон. Лабораторию наполнил запах ветра, снега, азарта… А также увлечённости, упрямства и настырной заботы. Известно ли мне, что это значит? Да. Гермиона Грейнджер.

Капля гидролата растворилась в стакане. Ледяная жидкость обожгла горло.

Человек — это его память. Если отнять то, что долгое время составляло сердцевину жизни, освободившееся место будет пытаться наполнить себя. Но если всё так, я знаю лекарство.

Зелье начало действовать. Я чувствовал, как холод проникает в кровь, с каждым ударом сердца разносится по телу, достигает разума.

Предметы в комнате проступали резкими гранями. Как будто раньше они были лишь рисунком, а теперь обретали реальность. Пальцы прикоснулись к столешнице и память легко отозвалась калейдоскопом образов. Ежесекундные мелкие наблюдения. Их было слишком много, чтобы ухватить суть. Я отдёрнул пальцы и закрыл глаза.

Неприятный побочный эффект. Внешние раздражители провоцируют неконтролируемый выброс мыслительного «мусора». С этим надо будет что-то сделать. Позже.

Я вновь открыл глаза и осмотрелся, стараясь не концентрироваться на мелочах. Обрывки мыслей и ощущений отодвинулись на второй план. Их сменили эмоции. Необычные эмоции. Если верить тому, что творилось в моём разуме, место, где я сейчас находился, вызывало тёплые чувства. Лучшее место для работы. Убежище. Дом. Мой дом.

…В конце августа девяносто восьмого я уже мог дышать, не мечтая раздобыть мгновенный яд после каждого вздоха. Впрочем, яд нужно ещё проглотить, а глотать было по-прежнему адски больно.

В Годриковой впадине мне никто не надоедал, но заняться там было абсолютно нечем. Книги Альбуса по его завещанию перешли школе, лабораторию в подвале трогать не хотелось, хотя бы потому, что… не хотелось. Выходить из дома не полагалось по предписанию целителя Лемуля. И это было единственное предписание, с которым я был полностью согласен. Аберфорт наведывался раз в два-три дня. Бросал на стол газеты, ставил корзину с едой. Однажды утром к стандартному набору неожиданно добавился свёрток.

«Моему брату опять что-то от тебя нужно», — предельно кратко сформулировал Аберфорт и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

В свёртке оказалась книга, а в книге — конверт.

Впрочем, конверт я обнаружил много позже. А до того, как зачарованный, листал страницы «Магии зельеварения». Книга была издана два года назад, но я мог поручиться: в продажу она не поступала.

Альбус сумел избежать витиеватых конструкций, вроде: «Если ты читаешь это письмо» или «Надеюсь, это в какой-то мере возместит тебе…». Всего пара строк:

«Северус! Я нашёл рукопись в архивах Гильдии. Будет справедливо, если она увидит свет. Надеюсь, ты примешь от меня этот подарок».

Разумеется, я успел подумать, что подарок Дамблдора может быть с подвохом. Подумал и принял. Подвох оказался неожиданным и роскошным: я стал лондонским домовладельцем. Ключ от входной двери был прикреплён к заднему форзацу. Вероятно, Альбус творчески переработал давнюю идею Поттера с дневником и носком для эльфа.

Ну как, зелье, напомнишь, что я тогда почувствовал? У нас же вечер воспоминаний?

Ничего не почувствовал. Дамблдор передал мне дом. Может быть, дом ордена Феникса, а может — свой собственный. Не важно. Дело привычное. До этого Дамблдор передал мне должность директора Хогвартса. Портрет Альбуса я забрал уже добровольно. Почти. В противном случае Аберфорт пригрозил его сжечь… А в итоге его спалил Уизли… Смешно получилось.

Я покосился на пустой журнал. Надо будет отметить эйфорию, неадекватную эмоциональную окраску воспоминаний и потребность в собеседнике.

Слово «собеседник» отозвалось не то тоской, не то сочувствием. Воздействие препарата постепенно ослабевало. Предметы выцветали и возвращались в плоскость. Хаотичное мельтешение образов сменилось их медленным кружением. Я перевёл взгляд на окно. Грейнджер… Брандашмыги. Диккенс. Гуингнмы. Разбитая чашка. Контракт. Фотографии. Газета. Дождь. Огонёк в окне. Камин. Ёлочная игрушка на прилавке. Озеро. Снег. Полёт. Город. Аллеи. Крыльцо. Холод. Горечь. Боль.

Несуществующий омут памяти исчез. Зелье прекратило действие.

Всё? И это всё? Да, воспоминания были яркими, но разве я не помнил этого без зелья?

Явных симптомов интоксикации не наблюдалось. Лёгкая головная боль, слабость, незначительные нарушения координации. Что касается чувства разочарования — вряд ли оно могло считаться диагностическим признаком.

Отчёт занял у меня двадцать минут и три листа текста. Головная боль за это время усилилась, добавился тремор рук. Не страшно. Боль — это работа. Спокойная прогулка поможет не хуже противоядия. И, в отличие от него, не замаскирует симптомы. К тому же, у меня есть ещё одно дело.

* * *

К вечеру погода испортилась. С неба сыпал сухой мелкий снег. Фонари светили тускло и ненадежно. Вряд ли кому-то кроме меня взбрело бы в голову наслаждаться свежим воздухом в парке Баттерси.

Но знакомый старик неподвижно сидел на той же скамейке и смотрел на затянувшееся тонким льдом озерцо. Когда я подошёл, он лишь мельком взглянул на меня и отвёл глаза.

— Поздно гуляете, господин Писатель. Парк вот-вот закроется.

— У меня был насыщенный день, — пожал я плечами. — Позволите присесть?

Фрэнк кивнул, по-прежнему напряжённо глядя перед собой.

Скамейку покрывал тонкий слой ледяной крупы. Пальто и шляпа Фрэнка тоже побелели. У меня возникло неприятное подозрение, что после моего обещания старик приходил сюда каждый день и каждый раз ждал до позднего вечера.

— Мне неизвестно, где сейчас Джек Р. Джонс, — ответил я на незаданный вопрос. — Но я полагаю, что когда-то он хотел передать вам это.

Шахматы перекочевали в руки старика.

— Где и когда вы это нашли? — спокойный голос удивительно контрастировал с бурей эмоций в мыслях.

— В доме, который вы потеряли, на левой верхней полке в кладовой на третьем этаже рядом со спальней, сегодня утром, — подробно отчитался я, пока Фрэнк открывал коробку.

Страница из книги дрожала в его руке. Слушать болезненный внутренний монолог было мучительно неловко. Зато это избавляло меня от необходимости спрашивать.

— Значит, я не сумасшедший?

— Полагаю, что нет.

— Ми-5, Ми-6 или Люди в чёрном?

Ещё бы я знал, о чём он говорит... Судя по обрывочным образам, во всех вариантах фигурировало нечто выдуманное, правительственное и таинственное. Уловив общую идею, я постарался ответить в тон:

— Ваш друг был уверен, что вы забудете о нём так же, как забыли другие. Хотите продолжать помнить — не задавайте вопросов.

Старик немного помолчал, а затем рассмеялся тихим дробным смехом.

— Выходит, Джек все же добился своего? Тайные службы, спасение мира... И друг-простак.

Меньше всего я испытывал потребность оправдывать неизвестно кого. Но старику было паршиво. А я, пожалуй, знал, каково это — чувствовать себя меньше чем пешкой в чужой игре.

— За Джека решили другие.

Скорее всего так и было. Джек лишь хотел скрыться. Альбус настоял на Фиделиусе. Дом мог ещё пригодиться Ордену...

— Он не вернётся?

— Ему некуда возвращаться…

Вероятно, я сказал то, что полагалось. Фрэнк поверил. Он кивнул и сжал пальцами шахматную коробку.

— Ясно. Пойду я. Жена, наверное, волнуется. Будет ворчать, что всё остыло. Трудно ей со мной…

Он поднялся, опираясь на палку. Я опять почувствовал мучительную неловкость его мыслей.

— Спасибо вам. Груз с души сняли… Мне надо поклясться, что не проболтаюсь?

— Нет. Вы не узнали ничего важного.

— Дело ваше.

Старик пожал плечами и медленно побрёл по дорожке. Дождавшись, пока он отойдёт от скамьи на несколько шагов, я послал ему вслед Транквилитас. На всякий случай. В голове мельтешили странные мысли. Например, что магические средства для снижения давления действуют надёжнее магловских, а склеротические изменения сосудов мозга легко купируются настоем жёлтой горечавки… Мысль о нарушении Статута волновала меня до обидного мало.

Снегопад внезапно прекратился, ветер утих. Секундой раньше казалось, что уже стемнело, но сейчас я понял, что отчётливо вижу каждую ветку, каждый камень на дорожке. Об один из них споткнулась Гермиона Грейнджер в тот сумасшедший день, когда всё началось… Чушь, конечно. Всё началось раньше — когда мне захотелось вмешаться в жизнь бывшей студентки. Да, захотелось. Именно я подтолкнул Поттера к нужной просьбе…

— А почему ты это сделал, Сев? — со спокойным любопытством спросил знакомый голос у меня за спиной.

Я застыл, не в силах повернуться и безумно надеясь на невозможное.

Мягкая ладонь коснулась моего плеча, скользнула к локтю, настойчиво развернула к себе.

Ей было пятнадцать, не больше. Я помнил и платье, и браслет из Зонко, менявший цвет в зависимости от настроения хозяйки. Она купила его на четвёртом курсе, перед пасхальными каникулами.

— Так и будешь молчать? — в голосе Лили появилась насмешка. — Силенцио словил?

— Тебе не холодно? — выдавил я.

— Сев, ты не заболел? — рука Лили потянулась к моему лбу. — Пальто, шарф… Можно подумать, сейчас зима.

— Действительно, — пробормотал я.

Лили не заметила сарказма.

— Куда пойдём? К ручью?

Я с трудом отвел от неё взгляд. Мы стояли на пустой детской площадке. Вдали на горизонте виднелась одинокая труба. Светило яркое солнце, деревья шелестели свежей листвой, и земля под ногами была теплой.

Не дождавшись ответа, Лили зашагала по тропинке, протоптанной в ещё невысокой траве. Я догнал её и пошёл рядом. Она улыбнулась, взяв меня за руку. Живая. Настоящая. Не знаю, как выглядели те, кого призывал Воскрешающий камень. Но здесь и сейчас рядом со мной была Лили Эванс.

Происходящее не было памятью. После четвёртого курса я отправился к Люциусу Малфою. А когда вернулся в Коукворт, выяснилось, что Эвансы уехали куда-то на отдых. Лили не ответила ни на одно моё письмо. Мы ни разу не встретились за то лето, а помирились уже в Хогвартсе, в начале пятого курса. Ненадолго.

Я знал, что происходит, и знал, как это прекратить. Маленький бумажный пакетик лежал в левом кармане пальто. Простое и эффективное противоядие от большинства сложных ядов, в том числе галлюциногенных.

— И что же случилось с той девочкой, расскажешь? — настойчиво повторила Лили, не замедляя шаг.

Что я мог рассказать?

— Я научился вызывать Патронуса, — отозвался я. — И не сказал тебе.

— Обманщик, — рассмеялась она. — Что ты ещё от меня скрываешь?

— Выбирай! Я ненавижу Поттера за то, что он влюблён в тебя, я увлекался тем, что на Гриффиндоре называют Тёмными Искусствами, и мечтал отомстить всем маглам, похожим на моего отца… Однажды я тебя обижу, и ты никогда меня не простишь. Ты выйдешь замуж за Джеймса Поттера. А потом тебя убьют. Из-за меня.

Лили отпустила мою руку и остановилась. Я ждал чего угодно: удара, крика, презрения. Но только не того, что она сказала:

— Давай наперегонки до старой ивы. Кто добежит первым, загадывает желание.

Возразить я не успел. Лили легко сорвалась с места и побежала.

— Северус, — прокричала она. — Догоняй!

Бежать было трудно, как во сне. Когда я добрался до финиша, Лили уже сидела на пологой ветке старого дерева в метре от земли. Лучи солнца пробивались сквозь кроны деревьев, отражались от ручья. Солнечные блики метались по платью Лили, прятались в её волосах, скользили по коже.

— Желание — моё! — провозгласила она. — Слушай! Ты будешь танцевать со мной на Рождественском балу в следующем году.

Лили редко бывала настолько безмятежной. И с каждым годом все реже. Но разве это мешало мне помнить её такой?

— Ничего не получится, — возразил я. — На тот бал я не ходил. Говорят, ты была самой красивой, но рассердилась на приставания Поттера и ушла задолго до полуночи.

Лили соскользнула с ветки и подошла ко мне.

Конечно, она была самой красивой. И в тот день, и позже, и всегда. Я смотрел на неё и не мог насмотреться. Разум без окклюменции горел под её взглядом, но это была счастливая пытка. Слова давались легко, как под Веритасерумом:

— Я учился танцевать всё лето. Но у меня не было парадной мантии. Тебя бы засмеяли: Нюниус в обносках. Люциус Малфой предложил мне выбрать любую вещь из его гардероба, при условии, что моя спутница будет «достойных кровей». Тогда я сказал, что меня не интересуют танцы…

— Вечно ты думаешь не о том, Северус, — Лили сердито топнула ногой. При упоминании Малфоя у неё всегда портилось настроение. — Парадная мантия? Подумать только, как важно!

Лили стояла так близко, что я чувствовал её дыхание. Сердце трепыхалось, как у подростка. Впрочем, реагировало не только сердце. Можно было бы и посмеяться. Она же совсем ребенок, что за фантазии? Только вот телу было не до смеха.

Сколько раз я представлял, как окажусь с ней рядом, хотя бы во сне. Я не знал, что буду делать. Вымаливать прощение? Но окклюментам не снятся сны, а мёртвые не могут простить.

— Я не смог тебя защитить. Я убил тебя.

Теперь Лили меня услышала.

— Как ты думаешь, Сев, сколько раз ты должен это повторить, чтобы что-то изменилось? — задумчиво спросила она. Я попытался возразить, но Лили закрыла мне рот ладонью. — Хватит ныть и жалеть себя, Северус!

Солнечные блики исчезли, с неба упали первые капли дождя. Лили отвернулась, подставила ладони кверху и несколько капель застыли в воздухе, затем медленно соединились в линию и улеглись бусами на её шее. Она всегда умела придумывать красивую магию.

Я смотрел на неё. Просто смотрел. Остальное сейчас не имело значения.

— Ты ищешь там, где ничего нет, Сев, — заметила Лили, не оборачиваясь.

— Тогда отпусти меня, — попросил я. — Пожалуйста. Или забери с собой.

Лили отступила ещё на пару шагов, а потом решительно обернулась и рассмеялась.

— Унылый! Просто ужас какой унылый. Смотреть страшно. Идём танцевать. Ты слышишь музыку?

Она закружилась, закрыв глаза, напевая незнакомые заклинания: «Ah, bowakawa pousse, pousse, Ah, bowakawa pousse, pousse…» (1) Воздух заискрился тысячами огней, полилась смутно знакомая мелодия.

— Ты не забудешь меня, — прошептала Лили, увлекая за собой. — Теперь — не забудешь…

Вращение ускорилось. Пространство вокруг слилось в единую разноцветную полосу. Мы неслись куда-то с бешеной скоростью внутри вихря.

— Взгляни на меня, — попросила она. Или я услышал собственный голос?

Воспоминания хлынули лавиной. Боль и радость, мелочи и решения, которые определили жизнь… Лили была почти в каждом. Незримо присутствовала даже там, где её не могло быть. Это походило на бесконечный вызов Патронуса и бесконечную пытку дементора. Лили была рядом, Лили была в памяти. Краски выцвели и растаяли. Время исчезло.

— Вы живы, и в этом ваше удивительное преимущество, — светским голосом сообщил Дамблдор, внезапно появляясь неизвестно откуда.

Лили крепче сжала мою руку, и он исчез.

— Самое паршивое — что? Было же хорошее. Почему здесь одна дрянь остаётся? — хмуро поинтересовался Аберфорт, ткнув себя в жилет.

— … устанавливать слежку за другом я не стал, — с вызовом заявил Поттер.

— Хорошая выйдет книга, — пообещал Фрэнк.

Я закрыл глаза, чтобы не видеть их лица. Неуместные, нелепые, бессмысленные. Они смешивались друг с другом, отвлекали, обкрадывали…

— Синий цвет, сэр!

Грейнджер ворвалась в этот безумный хор резким диссонансом. Тёплый ветер внезапно сменился прохладным. Он принёс запах Рождества, свежего пергамента, фейерверков и почему-то клея для обуви. Рука Лили выскользнула из моей руки. На небе вспыхнули звезды, потом небосвод накренился в сторону, и всё потемнело.

* * *

— А ну-ка поднимайся, сынок. Вот так, — ворчливый голос выплыл из темноты. — Я было подумал, что ты вовсе умер.

Голова снова закружилась. Зато я понял, что сижу на земле. Светлое пятно перед глазами внезапно обрело резкость и спросило голосом Фрэнка:

— Сколько пальцев показываю?

— Двенадцать? — предположил я.

— Шутки шутим? Хорошо, — Фрэнк помог мне подняться. — Вот ведь, молодежь, глаз да глаз за вами нужен. Грохнулся на ровном месте. А если бы я не вернулся?

— Моё тело просто растаяло бы в воздухе через пару минут, — как можно убедительнее сказал я. — А теперь придётся идти домой пешком.

Фрэнк посмеялся и подтолкнул меня в спину по направлению к скамейке.

Сиденье оказалось ледяным. Болел затылок, хотелось пить. Я достал из кармана порошок безоара и высыпал себе в рот. Отвратительно. Но стакан воды из воздуха — это не то, что можно видеть моему собеседнику.

При виде порошка старик нахмурился.

— Это не наркотик, — успокоил я. — И я не превращусь у вас на глазах в летучую мышь. Просто лекарство.

Фрэнк присвистнул.

— Вы и мысли читаете? Эх, жаль. А я хотел было предложить вам как-нибудь партию в шахматы.

— Мысли сейчас не читал, — честно ответил я, — в шахматы играть не умею. Так что, если захотите сыграть, придётся вам меня научить.

Фрэнк закивал:

— Договорились! Как найдёте лишних пару часов, так и приходите. В шахматах всё просто, как в жизни: белое, чёрное, война…

— Нет, — резко возразил я. Пожалуй, слишком резко. Фрэнк удивленно посмотрел на меня, и я заговорил чуть тише. — Не как в жизни! Я видел мерзавцев на «белой» стороне и знал обычных людей на «чёрной». А убивали все. Если бы в войне победили другие, разве белое и чёрное не поменялись бы местами?

— Тебя как зовут, сынок? — тихо спросил старик, прикоснувшись к рукаву моего пальто.

— Северус, — зачем-то ответил я.

— Знаешь, Северус, когда отец вернулся с войны, он был почти как ты. Считай, что без кожи. С одного слова вспыхивал.

— А потом всё прошло, и он стал как новенький?

— Нет, — вздохнул Фрэнк. — Но к любой ноше можно привыкнуть.

Старик не убеждал, не спорил, не проповедовал... Это было необычно.

Из тёмного, почти чёрного неба сыпался белый снег. Я глубоко вдохнул холодный воздух.

Отчёт об испытании можно смело убирать в архив. Начальная доза едва не завершила то, что не удалось Нагайне. Но я вернулся. И, пожалуй, никогда ещё не чувствовал себя таким живым.

— Кстати, почему вы вернулись? — спросил я.

Старик прокашлялся.

— Не спросил кое-что, вот почему. Знаете, бывает, что мысль не даёт покоя, сверлит и сверлит… Вот с какой радости вы взялись мне помогать? Вроде как не положено. А если не должен был…

— Именно, — не дослушал я. — Не должен. Ничего не должен. В этом всё дело.

____________
1 — Лили поет песню Джона Леннона «#9 Dream». Выражение «bowakawa pousse, pousse» по утверждению Леннона означало: «Проснуться для новой жизни».

— Оказывается, быть гением очень приятно, — Рон аккуратно отстранился и засунул руки в карманы. — Значит, Снейп собирается помочь родителям Невилла?

— Н-не знаю, — меньше всего я ожидала сейчас продолжения беседы о зелье. — Он ничего об этом не говорил.

— Хотя, на месте Снейпа я бы тоже не кричал на всех углах о своих догадках, — невозмутимо продолжил Рон. — Надо каким-то образом выяснить… Почему ты на меня так странно смотришь?

— Ничего другого не хочешь обсудить? — поинтересовалась я.

Рон пожал плечами.

— Например?

— Например, мы с тобой целовались, — слова прозвучали по-детски, но я всё же договорила, — а в свете последних событий это не самое обычное происшествие.

Рон удивлённо посмотрел на меня:

— Но я же сказал, что мне понравилось!

Пока я решала, как реагировать на его ответ, Рон оживился, будто вспомнил о чём-то важном.

— Слушай! А если Снейп знает, но не хочет связываться с Невиллом?

— Хочет, — на автомате возразила я. — Я слышала, как он разговаривал с Невиллом этой осенью… Наверное, уже тогда думал, что сможет использовать зелье.

— Это хорошо, — Рон удовлетворённо кивнул. — Ну, пойдём назад? Акация ждёт!

— Пойдём, — согласилась я. — Только давай вернёмся по соседней улице? Мама говорила, что там дома старинной застройки, а одной смотреть неинтересно.

— Пусть будут старинные дома, — легко согласился Рон.

Дома оказались не столько старинными, сколько старыми. Смотреть на них было совершенно незачем. Но Рон с комичной серьёзностью начал доказывать, что именно здесь проживает самый цвет мельбурнской аристократии. Он зачитывал фамилии на почтовых ящиках, добавляя к ним титулы и звания в самых невообразимых сочетаниях: светлейший мистер Робинс эсквайр, его превосходительство лорд Джонс, виконт де Смит, преподобный адмирал Браун… К счастью, у одного из новоявленных лордов кроме фамилии на ящике обнаружилось обозначение «M.D.» и Рон отвлёкся, выясняя значение этих букв.

Я поддерживала беседу, объясняла, смеялась где положено, но в голове копошились не самые приятные для самолюбия мысли. Рон мягко, но настойчиво дал понять, что теперь мы только друзья. А я почему-то была уверена, что он ухватится за любую возможность восстановить прежние отношения. И теперь к чувству облегчения от того, что всё так закончилось, примешивалась глупая детская досада.

— Значит, «профессор» в Хогвартсе — просто учитель? — подытожил Рон.

— Да. В большинстве случаев наши профессора не имеют учёной степени.

— И Снейп?

Ну что такое! Не многовато ли на сегодня Снейпа? Я сердито посмотрела на Рона и встретила взгляд, который служил идеальной иллюстрацией к понятию «невинное любопытство». Ладно. Вряд ли он специально меня дразнит.

— Да, Рон. Профессор Снейп пока не имеет учёной степени, но в последние годы у него появилась возможность исправить ситуацию.

Разговор перешёл на других преподавателей. Я пересказала профессиональную биографию профессора Дамблдора, профессора Макгонагалл, профессора Флитвика…

— Так что у тебя случилось с не-профессором Снейпом? — внезапно спросил Рон.

«Случилось». Неудачное слово. Никаких случайностей в этой истории не было. Аккуратный расчёт, знание психологии и готовность пожертвовать некоторой частью личного пространства для достижения цели. Интересно, на знаменитых пятничных посиделках Снейп как раз и отчитывался о ходе выполненных работ? Например, в тот день, когда мы сидели в «Дырявом котле» с Невиллом и девочками, он связался с Гарри, как только получил информацию… Почему тогда я этого не заметила? Да потому что голова была занята другим! Слушая, как Снейп объясняет Невиллу основы легилименции, я поражалась тому, что в его характере оказались сплавлены сосредоточенность и стремительность, взвешенность формулировок и невыносимая язвительность. А ещё думала о том, как много узнала о профессоре за пару месяцев. Мне казалось, что и Снейп… А что Снейп? Сколько раз он повторял, чтобы я не фантазировала? Абсолютно честная игра. Ему нужна была не моя увлечённость, а моё доверие. Взамен он вернул мне родителей, друзей, волшебство и… меня.

Рон кашлянул, возвращая меня в реальность.

— Гермиона?

Холодная плёнка надёжно укрыла сознание тонким прочным куполом, и слова пришли сами собой:

— Знаешь, Рон, я очень обижена на Гарри. Друзья не должны действовать исподтишка, даже из лучших побуждений! Он фактически сдал меня вместе с моими проблемами профессору. Тайно! Ну а Снейп приложил максимум усилий, чтобы выполнить поручение. С долгом жизни не шутят, знаешь ли. Вот и всё, что случилось у меня со Снейпом.

Рон окинул меня задумчивым взглядом.

— Ты совершенно права, да. Одна моя подруга как-то раз сдала Гарри Поттера профессору Макгонагалл. Вроде как боялась за его жизнь, а он не захотел её слушать. Это, конечно, не то же самое, а я чего-то не понимаю?

— Конечно, не то же самое, — возразила я, игнорируя его иронию. — Профессор Макгонагалл не пыталась изображать, что… В смысле, тогда было разовое необходимое действие, а не длительная спланированная акция…

— Что изображать? — резко перебил меня Рон. — Кто пытался изображать?

— Не важно, — огрызнулась я. — Никто ничего не изображал. Всё с вами понятно. Гарри хотел как лучше, Снейп хотел как лучше. Все предупреждали, все желали мне добра, а я насочиняла себе…

Знакомое раздражение захлестнуло меня с головой, и я поспешила снять блок тотальной окклюменции.

— Эх, — вздохнул Рон. — Я всё же надеялся, что мне показалось.

— Рон, давай ты будешь говорить прямо, — взмолилась я. — Мне надоело искать вторые смыслы.

— Давай, — вздохнул Рон. — Гермиона, ты влюбилась в Снейпа.

— Да? — глупо спросила я. Других слов для ответа как-то не нашлось. В сотый раз доказывать, что это никакая не влюблённость, не было ни сил, ни желания.

— Да, — развернуто и аргументировано подтвердил Рон. — Если тебе интересно моё мнение, то я против.

— Серьезно? Подожди, мне нужно это записать.

Рон не поддержал шутку.

— Снейп тебя обманул? Обидел?

— Нет. Абсолютно нет. Ты же помнишь, я уже влюблялась в преподавателя, — как можно легкомысленнее ответила я. — Согласись, Снейп круче Локонса? Лучшее, что можно сделать — подождать, пока вся эта история не выветрится у меня из головы.

Рон торжественно поднял вверх указательный палец:

— У меня есть идея посильнее. Некоторые магловские книжки очень полезны! Доктор психологии, профессор Рон Уизли тебя моментально вылечит! Смотри! Надо только представить, что… — он запнулся и закончил с явным отвращением в голосе, — ты жена Снейпа.

— Зачем? С ума сошёл? Мне и без упражнений понятно, что это полный бред!

Я не знала, смеяться мне или плакать, а «доктор Уизли» с самым серьёзным видом продолжил:

— А ты попробуй! Доведи ситуацию до абус… асбур… абсурда! Хуже не будет! Ну? Я же не поцелуи прошу описывать. Один день миссис Снейп…

Наверное, солнце всё же напекло мне макушку, потому что я не стала больше спорить, а закрыла глаза и попыталась выполнить задание.

Пылинки в солнечном луче, пробившемся из полуоткрытой двери в лабораторию. Паркет на полу. Первые дни я выпадала из портала на этот паркет, и колени были в синяках. Потом паркет начал пружинить. Я не сразу поняла, что Снейп установил амортизирующие чары…

Рон сердито засопел, и я заговорила, уже не особо задумываясь о смысле:

— Он… встаёт рано, но утро не любит. Его лучше не трогать часов до десяти… Скорее всего, засядет за лабораторные журналы. Значит, если мне не нужно никуда идти, то можно занять библиотеку и добраться до какой-нибудь редкости…

Да уж. Если бы у меня был неограниченный доступ в ту библиотеку, то из знакомого кресла с жёсткой спинкой я вставала бы только под угрозой потерять этот доступ… Сколько мне удалось прочитать? Не больше сотни книг. Не считая того дня, когда я устроила грандиозный обвал, и мне удалось поучаствовать в уборке книжной пирамиды.

Самый страшный и самый счастливый день той осени…

Рон приложил руку к своему уху и изобразил рукой сложный пасс перед моим лицом, что, вероятно, означало увеличение громкости. И я продолжила:

— …Часов в одиннадцать он сделает вид, что ему нужна книга где-нибудь за моим креслом. На третьей полке. Там стоит традиционная магия, труды второй половины семнадцатого века… Неважно, да? Посмотрит мельком, что я читаю. Отпустит какой-нибудь комментарий. Я уточню. Мы начнём спорить… С ним интересно спорить. А если правильно спросить, то и объясняет очень хорошо. Не так, как в школе. Это я тоже поняла не сразу…

Рон выразительно посмотрел на часы. Видимо, последние сведения не показались ему относящимися к теме.

— Ладно. Я помню. Один день… В какой-то момент он оборвёт спор, скажет, что не планировал тратить деньги на Мунго, но придётся, если я изведу себя голодом. И прогонит завтракать. В кухне отберёт банку с кофе, потому что суррогат. Заварит чай. Он любит простой чёрный чай, но у него получается вкусно. Странно, да? Как можно вкусно или не вкусно заварить чай? Смешно. Мне кажется, что ему нравится готовить. Обычную мужскую еду, конечно. Хотя об этом надо спрашивать Гарри. Это же он у нас специалист по кухне Снейпа!

Я взглянула на Рона, но он отвернулся, и я продолжила:

— Потом попытаюсь прибраться, а Снейп проворчит, что домовой эльф — не моё призвание… Он не придирчив в уборке. Кроме мытья посуды. Я имею в виду лабораторную посуду. Реторты… Он всё время считал, что они недостаточно стерильны. Позже опять закроется в лаборатории. Там его трогать нельзя. Совсем. Но если я буду занята каким-то делом, он тоже не станет мешать… Он ходит очень тихо и даже если сидит рядом, то молчит так, что тишина не давит. Вот.

Воздух в легких кончился, и я перевела дыхание. Рон теперь внимательно разглядывал облака, но снова показал жестом, чтобы я не останавливалась.

— Вечером… допустим, вечером я соберусь к Джинни и Гарри. Спрошу его, что купить по дороге. А он опять будет заполнять лабораторный журнал или писать статью… Ответит, что ничего не нужно, но лучше бы я шла через камин, потому что через два часа ему понадобятся рабочие руки, а если я буду мотаться по Лондону, да ещё в такую погоду, то обязательно простыну… Короче, что-нибудь придумает…

Я почувствовала, что улыбаюсь, вспоминая его ворчание, его молчание, его присутствие… Нет, Грейнджер, ты неисправима.

— Может быть, хватит?

— Хватит, — согласился Рон, не глядя на меня. — Мы ещё будем гулять в поисках родовой аристократии, пока мистер Грейнджер сам пилит акацию, или как?

— Или как, — выбрала я.

По дороге к дому мы не говорили ни о Снейпе, ни о зельях, ни о Лонгботтомах.

* * *

— Ты ничего не понимаешь! — фыркнула Джейн и посмотрела в бинокль. — Ветер на побережье — это лучшее, что может быть на побережье.

— Конечно, я ничего не понимаю, — согласилась я. — Зато вы с Бертом за неделю промыли мозги Рону. Он теперь говорит только о кайтинге.

Джейн громко и с удовольствием рассмеялась.

— Не ворчи. В конце концов, это первый спорт, который немагическое население переняло у волшебников!

Теперь настал мой черед фыркать, но Джейн предпочла не услышать.

Где-то далеко над водой мелькал кайт Рона, в сотне метров от него парил воздушный змей Берта. «Вряд ли квиддич опаснее», — напомнила я себе. Спот защищён от акул, а зачарованным кайтом, по словам Берта, может управлять даже ребёнок… Но наблюдать за Роном, который то взлетал на несколько метров в воздух, то камнем падал в воду, всё равно было неуютно.

— Не думала, что ты такая трусиха, — лениво протянула госпожа замминистра-чего-то-там, проследив за моим взглядом. — Мне казалось, что через пару-тройку дней ты тоже встанешь на доску.

— Предпочитаю рисковать жизнью, только если от этого зависит чья-то жизнь, — огрызнулась я.

— Хороший ответ, — одобрила Джейн. — Мы бы с тобой сработались.

— Ничего подобного, — возразила я. — В первый же день переругались бы.

Джейн ещё раз фыркнула и завернулась в большое махровое полотенце. Я последовала её примеру. Несмотря на тёплую погоду, здесь, на западном побережье, ветер продувал насквозь.

Бескрайние просторы Австралии восхищали и немного пугали. От Мельбурна до Перта больше двух тысяч миль. Две с лишним тысячи миль, чтобы «поймать хороший ветер»? По словам Берта, это было самым обычным делом в январе, в разгар лета!

Шла вторая неделя нашего Большого Австралийского Загула и десятый день крайне острого заболевания Рона Уизли кайт-сёрфингом. Я чувствовала себя родственником члена секты. К тому же, пока они с Бертом осваивали всё новые и новые водные пространства, мне периодически выпадало времяпрепровождение на берегу с Джейн. Она травила местные байки, выбалтывала министерские секреты, читала обзорные и подробные лекции по социально-экономической ситуации в волшебном сообществе Австралии и Океании, между делом щедро выдавая порции колкостей мне лично и неполиткорректных высказываний о Великобритании в целом. Редко-редко среди её монолога звучали вопросы. Ответы на них выслушивались очень внимательно, но потом монолог продолжался. Где Мадам-Австралийское-Магическое-Правительство изыскала столько свободного времени, а главное, с какой целью, для меня оставалось загадкой. Поэтому я следовала совету Грозного Глаза: «Постоянная бдительность!»

— Гер-ми-о-на! Э-ге-гей! — проорал Рон. Судя по силе звука, без «Соноруса» не обошлось, но Джейн совершенно не отреагировала на вопиющее нарушение Статута.

Убедившись, что вопль был не призывом о помощи, а выражением эмоций от успешно проделанного трюка, я помахала Рону рукой.

Джейн снова насмешливо фыркнула.

— Чем я тебя так раздражаю? — вопрос вырвался почти против воли. — Никас утверждал, что ты идеально владеешь собой, но я бы с ним поспорила. Это всё из-за моих родителей?

Джейн прищурилась, глядя на океан. Довольно долго она молчала, но потом ответила:

— Даже не знаю. Несовпадение ожиданий? Когда Уилкинсы попали под наблюдение, я решила, что за ними стоит очень сильный волшебник с гениальным планом. А в итоге нарисовалась самоуверенная фитюлька с контрабандой в чемодане…

— Брось, у нас не было чемодана, о чём ты?

Джейн погрозила мне пальцем:

— Зато была сумка с чарами скрытого пространства на восемь объёмов. И заметь, про контрабанду ты отрицать не стала.

Я попыталась изобразить возмущение, но Джейн отмахнулась и продолжила:

— Отличный приём, кстати. Всегда срабатывает.

— И что, арестуешь меня за ничем не подтверждённый незаконный ввоз неизвестно чего?

— Нет, — отрезала Джейн. — Достаточно того, что я знаю: ты воспользовалась чужими наработками. А что там было в сумке — артефакт или зелье — совершенно не важно. Ты не та, кого я ждала увидеть. И Ронни тоже. Мне был нужен третий, который остался в тени.

— И, разумеется, причину твоего ожидания мне знать не полагается?

Джейн секунду гипнотизировала меня взглядом, а потом неожиданно спросила:

— Как ты оцениваешь психическое состояние родителей?

— Абсолютно нормальное. Я тебе уже подробно отчитывалась, в том числе письменно. Память восстановлена, ложные воспоминания уничтожены…

— Уничтожены? Размечталась! — она снова фыркнула. — Тебе снятся кошмары, правда? Не могут не сниться. Даже когда ты просыпаешься и понимаешь, что это был сон, страх остаётся. Помнишь, каково это? Так вот, твои родители будут снова и снова терять тебя. Каждую ночь. В каждом кошмаре. Их тревога перерастёт в паранойю. Они не устанут находить причины для волнения. Это станет их памятью, их жизнью, и лишь тогда разум придет в равновесие. Вот что ты устроила со своими ложными воспоминаниями.

Она провела рукой по лицу, будто стирая усталость, и замолчала.

Я вспомнила рассказ Берта и спросила:

— А что снится тебе?

— О, у нас бесплатный приём психолога? — она пожала плечами. — Да, пожалуйста! Об этом знает половина Австралии. Мне снится Стив — парень, который глупо умер сто лет назад. Он смеётся, собирает вещи, уходит. На самом деле почти так и было. Мы повздорили из-за его методов ведения исследований, он посмеялся над моей осторожностью, а через три минуты его не стало… Я сама попросила об изменении памяти. Смерть заменили внезапным отъездом. Вышло удачно. Я возненавидела Стива и перестала наматывать сопли на кулак. Теперь я знаю, что всё было не так. Но мне всё равно снится, как он смеётся, собирает вещи и уходит. Каждую ночь. Мыльная опера, муховёртку мне в пятку! Соболезнований не надо. Психоанализа тоже.

— Ясно, — вздохнула я. — Ты ждала, что могучий волшебник поправит твои мозги, а от меня, как оказалось, в этом деле никакого толку?

— Именно. Пойдёшь плавать? Там, дальше, есть отличная бухта.

— Нет. Не хочу. Меня гораздо больше интересуют твои планы относительно моей персоны. Я хочу их услышать. Сейчас!

Джейн просияла.

— Наконец-то! Думала, ты никогда не спросишь. Помы такие деликатные создания, просто тоска!

Пропустив последнюю фразу мимо ушей, я показала жестом, что жду продолжения речи. Джейн кивнула и продолжила:

— Я предлагаю тебе работу. Здесь. В Австралии. Социальная сфера — как раз то, к чему ты приспособлена. Обучение, карьерный рост, интеграция с магловским миром. Всё в одном флаконе и сразу. Ты ведь думала об университетском дипломе, а? Кстати, Мельбурнский очень неплох. Но если хочешь Австралийский Национальный…

Джейн внезапно замолчала и пристально взглянула на меня.

— Нет, так не пойдёт. Перед тем, как искать аргументы против и мямлить про свою страсть к академической науке, подумай над самим предложением. Оно шикарно! Пять минут тишины и интенсивной работы мысли, о’кей?

Я механически кивнула. Конечно, у меня мелькали мысли о том, чтобы остаться в Австралии. Здесь я не подруга Избранного, значит могу быть самой собой, учиться, работать... И где бы я ни поселилась — тихая Канберра, бурный Сидней, многоликий Мельбурн, элегантная Аделаида или молодежный Перт — родители будут рядом. И вроде всё хорошо, но… «социальная сфера»?

— Что входит в мои обязанности? — спросила я.

— Мне нравится эта форма глагола! — Джейн хлопнула меня по коленке. — Выбирай любой отдел министерства. Такие, как ты, везде пригодятся!

Наверное, мне не удалось скрыть разочарование. Снова министерство? Бумажки, заявления для прессы, толщина днища котлов?

— И чем же я так подхожу для этой работы?

Джейн прищурилась, как портной, снимающий мерку.

— Ты правильно понимаешь суть власти. И пойдёшь туда, чтобы приносить людям пользу, хотя и считаешь это место грязным. Ещё ты честная, но ради результата способна на хитрость. Не боишься идти против толпы, выглядеть смешно и нелепо, если того требует идея. И, разумеется, мне импонирует твой интеллект и готовность бороться до конца. Нужно подробнее?

Джейн близко к тексту воспроизвела диагноз Распределяющей шляпы девяносто первого года. Но с одним исключением: шляпа ни слова не говорила о власти.

— Спасибо, Джейн, — я попыталась улыбнуться. — Ты меня залила хвалебным сиропом по самую макушку. А Рона, значит, решила приманить на спорт?

Она неопределенно пожала плечами.

— Мне всё равно. Если Ронни тебе нужен, он станет отличным австралийцем. Если хочешь свободы — я найду причину отправить мистера Уизли на родину.

— А мне казалось, что он тебе нравится, — вздохнула я.

Джейн поморщилась, как будто я упомянула что-то неприличное.

— Берт от него в восторге. Но мне важно заполучить именно тебя. Кадры — это вопрос выживания волшебного сообщества. Через поколение, два, волшебников останется слишком мало. Там, в Англии этого не понимают. Но здесь у нас есть шанс!

— Какой шанс, Джейн? О чём ты? Старые песни об отмене Статута?

Джейн смерила меня новым взглядом, на этот раз ледяным, и процитировала:

— «Ни один волшебник не должен прятаться от мира, хотя и обязан скрывать свою особенность»! Это из австралийской Декларации волшебников. Статут был и остаётся необходимым шагом. Но он лишил нас университетов, оторвал от научных сообществ и общественных процессов, остановил эволюцию. Теория застыла на уровне алхимии. Методология погрязла в схоластике. Технологии — сплошные слёзы! Профессионалов среди нас единицы. Горстка одичавших потомков почти погибшей цивилизации, владеющих мощным, но неосвоенным даром. Изменить это сразу и навсегда никому не под силу. Наша задача — сплотить и сохранить! Сделать жизнь сообщества безопасной, полноценной и стимулирующей к дальнейшему развитию. И надеяться, что следующие поколения дорастут до чего-то большего…

— И что они сделают?

— Не знаю, — Джейн покачала головой. — Определят генетический код волшебства? Опишут формулами воздействие магии на физику? Разольют по пробиркам зелье от всех магловских болячек…

— …и заткнут пробкой смерть… — закончила я. — Мне уже приходилось слышать нечто подобное.

— Привези мне того, кто это говорил, и я найду, чем его заинтересовать.

Я успела отвернуться. Фантазировать на тему подобной встречи, сидя лицом к лицу с легилиментом, было неразумно. А что, может, они бы и нашли друг друга. Джейн продолжала бы заботиться о самоактуализации магов, Снейп — развивал науку… Мощная парочка. В промежутках устраивали бы крокодиловые бои друг с другом, легилиментились до посинения и были бы довольны…

Настроение сразу испортилось.

— Тебе нечего делать в Англии, — вздохнула Джейн. — И ты это понимаешь. Согласна, нелегко расставаться с детскими иллюзиями, но нелепо всю жизнь подменять реальный мир сказками на ночь.

— Не дави на меня, — огрызнулась я. «Сказки на ночь» оказались слишком болезненным совпадением. — То, что ты называешь иллюзией, было настоящей войной, мы победили и сделали для волшебного сообщества больше, чем тебе кажется… кстати, почему только социальная работа? С чего вы все так уверены в моей научной профнепригодности?

— «Все» — это твой обожаемый таинственный волшебник? — уточнила Джейн. — У него и спроси при случае. Я умолкаю. Если ты действительно так умна, как кажешься, то выберешь правильно.

Техника манипуляции у Джейн была не слишком тонкой. Но, возможно, в этом тоже заключалась часть плана.

Я снова взглянула на воду и вздрогнула. Рон и Берт исчезли.

— Не дёргайся, — сквозь зубы процедила Джейн. — Так выглядит юмор в исполнении моего братца. Три, два, раз…

Она сгруппировалась и перекатилась с лежака на песок. Вовремя. На опустевшее место прямо из воздуха обрушился водопад. Секундой позже из ниоткуда появились улыбающиеся Берт и Рон.

— Я же говорил, что успеет, — Берт подмигнул Рону и помог сестре подняться. — Почти всегда успевает.

— Ха-ха-ха. Ужасно смешно, — Джейн стряхнула песок с волос, непонятно откуда достала палочку и высушила лежак.

— Я что-то пропустила? Сегодня день игнорирования Статута? — поинтересовалась я, когда снова обрела дар речи.

— Нет, — Рон по-собачьи потряс мокрыми волосами и в меня полетели брызги. — Это их пляж. Единственный на этом побережье. Ты не заметила? С маглоотталкивающими чарами, и всеми остальными прибамбасами. Как Хогвартс, только пляж.

Я окинула взглядом полоску суши. Пляж не был переполнен, но людей было много. И на песке, и в воде. Обычных людей. Никто не щеголял в ночной рубашке в цветочек, не летал на гоночной метле, не устраивал барбекю на фиолетовом костре… И палочками тоже никто не размахивал.

— Здесь только волшебники?

— Нет, конечно, — терпеливо, как маленькой, объяснила Джейн. — Волшебники и члены их семей. Каждый четвертый брак маги Австралии заключают с неволшебниками. Больше половины из них посвящают семью в свои особенности. Сечёшь, к чему это ведёт? Завтра покажу тебе статистику, раз уж ты тяготеешь к науке. А сейчас половина первого, и в программе Большой Барьерный риф и его обитатели. Да-да, тот самый, который больше вашей старой доброй Англии и нуждается в защите не меньше, чем эльфы-домовики. Тебе это должно быть близко. С катамараном я договорилась. Шевелитесь, ребятки! В половине восьмого мне нужно быть на дежурстве!

Ужасно захотелось сказать в ответ что-то остроумное про уникальные способности к переговорам с катамаранами, но шутка никак не складывалась. А в следующую секунду Джейн цепко ухватила меня за запястье и аппарировала куда-то навстречу исчезающим красотам кораллового мира.

* * *

Мама открыла дверь раньше, чем я поднесла руку к звонку.

— Наконец-то, — улыбнулась она. — Мне как раз пришло в голову начать волноваться.

— Папы ещё нет? — вяло поинтересовалась я, сразу плюхнувшись на пуфик в холле.

— Нет. Он сегодня допоздна в клинике. Но ты устала и проголодалась, поэтому сразу мой руки и садись за стол.

— А можно я просто упаду и усну?

— Конечно, нет. Ты и так худая, как щепка. У меня есть пара недель, чтобы над этим поработать. Кажется, у тебя обгорели плечи. В ванной на верхней полке есть спрей от ожогов.

Мама погладила меня по голове и ушла в кухню, а я поплелась в ванную. Казалось, пол качается под ногами, и даже вода из крана вызывала ассоциации со всеобщим австралийским помешательством на кайтинге, серфинге, дайвинге и снорклинге.

Дойдя наконец до кухни, я слегка вздрогнула. Судя по количеству еды на столе, мама рассчитывала не меньше чем на команду Австралии по квиддичу. Хотя зачем им здесь квиддич?

— Рон опять не пришёл? — с легким укором заметила мама.

— Он хотел, — немного слукавила я и стянула с блюда ещё тёплую булку с корицей. — Но его соблазнили крокодиловой фермой.

— А ты не соблазнилась?

— А я устала. Утром мы были в Перте, а в час дня уже в Кернсе. Два часа катамарана, потом эта лодка с окошечком на дне… Да, там очень красиво. Потрясающе разнообразная экосистема. Древняя, изменяющаяся и очень хрупкая! Но я ужасно устала.

— У вас с Роном проблемы? — предположила мама и тут же перебила себя: — Конечно, я не должна вмешиваться…

— У нас прекрасные отношения. Никаких проблем, — возразила я. — Но мы больше не пара. Всё стало проще. И лучше.

Не знаю, чего я боялась больше: что мама расстроится или обрадуется. Но она только вздохнула:

— Знаешь, когда мы встретились с твоим отцом, я и представить не могла, что мы будем вместе. А потом вдруг обнаружила, что это произошло безо всяких усилий с моей стороны.

— Знаю, — пробормотала я. — Всегда вам завидовала. И немножко ревновала.

— Тебе не хватало любви? — расстроилась мама.

— Ну что ты… Вы замечательные родители. Но я всегда была взрослой, самостоятельной, умной... В таких условиях трудно проситься на ручки. Даже если очень хочется.

— Ох, Гермиона…

Нужно было оборвать разговор какой-нибудь шуткой. Или перейти к детальному описанию коралловых красот. Вместо этого я спросила:

— Если я останусь в Австралии, вас это хоть немножко обрадует?

Мама пристально посмотрела мне в глаза:

— Конечно, родная. Вопрос в другом: обрадует ли это тебя?.. Но на голодный желудок такие решения не принимают. Поешь, а потом мы всё обсудим.

Почему-то захотелось расплакаться. Рассказать про то, как серфинг, кайтинг и дайвинг заставили меня охладеть к океану, про Джейн и её «социальную сферу», про поцелуй с Роном, про палку Беллатрисы… про Снейпа.

Я сморгнула слезу. Нельзя свалить на маму ещё и это. Лучше и правда начать ужинать. Тогда будет повод молчать.

Через десять минут я поняла, что не смогу больше проглотить ни кусочка. Глаза слипались, плечи саднило, — они и правда обгорели, — ноги гудели от усталости. Но рядом сидела мама. Она молчала как-то по-домашнему уютно. И уходить не хотелось.

— Ты испугалась, тогда, в детстве, когда поняла, что я волшебница? — пробормотала я, почти засыпая. Вопрос был старым. Я не рискнула задать его много лет назад.

— Нет, — мама покачала головой. — Помнишь сказку о мальчике с зелёными пальцами? Мне казалось, что у тебя похожий дар. Однажды ты провела ладошкой по книге, и переплёт стал новым. Разве такое может быть страшным?

— А сейчас? После всего, что ты узнала о волшебниках? После того, что я сделала с вами?

— Мы закрыли эту тему, — мягко прервала меня мама. — Лучше расскажи, чем планируешь заняться, если останешься. Будешь работать с Джейн?

— Джейн? Мы же закрыли эту тему? — вздохнула я. — Да, Джейн. Она устроила мне панорамный обзор Австралии, начитала лекций по истории, культуре, социологии и экономике региона. Хочет, чтобы я заинтересовалась проблемой демографии и культурной адаптации волшебников к миру. Это необычно. Близко к тому, что мне интересно. И я точно буду приносить пользу.

— Но?

— Но… Когда я была маленькой, то спрашивала у вас с папой: чем мне лучше сейчас заняться? Помнишь что вы всегда отвечали?

— Выбирай то, что сложнее?

— Да.

— И что сложнее?

— Заниматься этим в Англии.

«Намного сложнее, — мрачно подтвердил внутренний голос. — Лезть в Министерство, где половина служащих осталась с эпохи Волдеморта. Снова слышать за спиной шепотки о «выскочке Грейнджер», «чокнутой Грейнджер», «Той самой Грейнджер» и куда более неприятные эпитеты. Пытаться сделать всё, не сделать ничего. Проиграть. Остаться одной.

Мама нахмурилась.

— Разве нельзя совместить? Рассматривай работу здесь как стажировку. Наберёшься опыта и тебе будет легче начинать карьеру в Англии.

Я помотала головой. Спать совершенно расхотелось.

— Это как с коралловыми рифами, мама. Нельзя заботиться о них две недели, а потом сказать: «Ну, дальше вы сами». Надо решать раз и навсегда.

Мама кивнула и замолчала. Тихо тикали часы, на дереве перед домом шуршала парочка знакомых поссумов, ожидавших очередной порции вечерних вкусностей.

— Мам… А тебе снятся кошмары?

— Иногда. Психотерапевту они бы понравились.

— Про… кого?

— Про гигантских осьминогов и спрутов, про аномальные восьмые зубы у пациента с букетом хронических болезней, про экзамен по фармакологии, про пробки на Princess Highway, когда я опаздываю на работу…

— А Джейн говорит, что тебе будут сниться ужасные сны про меня. Из-за тех наведенных воспоминаний, — пожаловалась я.

— Вряд ли их станет больше, чем было всегда, — грустно улыбнулась мама. — У Джейн нет детей. Она не представляет, сколько ужасов воображает себе мать. Для этого не нужны никакие внешние воздействия. Но если ты ищешь повод остаться, обещаю смотреть кошмары каждую ночь.

Мама рассмеялась, и я засмеялась вместе с ней, хотя ничего смешного в ситуации не было. Потом она поднялась, обняла меня и поцеловала в макушку.

— А ещё я думаю, что сведения о расставании с Роном несколько преувеличенны.

— Нет, всё точно, как в аптеке, — я зевнула. — Пойду все же спать. Извинись перед папой, что не дождалась его.

— Ладно. Но на минутку выгляни на улицу. Там, кажется, кто-то стоит под эвкалиптом.

За секунду я успела подумать, что мама чудовищно легкомысленна, вскочить, выхватить палочку, бросить сквозь москитную сетку: «Хоменум ревелио», убедиться, что этот «кто-то» один…

— Ох, Гермиона… — мама покачала головой и легонько подтолкнула меня к двери, — просто выйди к мальчику.

…«К мальчику»! «К мальчику»! — несколько раз лихорадочно повторила я, натягивая кофту. И что этот «мальчик» придумал?

Выключив свет в прихожей, я осторожно приоткрыла дверь и выглянула на улицу.

Рон сидел на корточках возле соседнего дома и кормил с руки поссумов, чинно рассевшихся полукругом.

Какое-то время я любовалась этой картиной, потом подошла ближе.

Рон помахал мне свободной рукой, но не обернулся. Плюшевый зверёк топтался в сантиметре от его ладони, не решаясь взять кусочек яблока.

— Я подумал, ты уже спишь, а их покормить забыла, — смущённо заметил он.

— Бедные голодные зверюшки, — вздохнула я. — В Австралии же нет других туристов. Только мы.

Рон тяжело вздохнул.

— Они пушистые. И совсем не боятся людей.

— Угу, — я попыталась не засмеяться. — А ещё они обдирают кору с деревьев. Аборигены их не любят. И не любят туристов, которые их кормят.

— Да. Берт что-то мне говорил, — рассеянно согласился Рон.

— Ты серьезно пришёл, чтобы покормить поссумов, или что-то случилось?

— Ну… — Рон медленно поднялся и посмотрел куда-то мимо меня. Даже в сумерках было заметно, что он покраснел до ушей. — Берт сказал… Точнее, проговорился, что ты думаешь остаться в Австралии… Гермиона, не делай этого. Пожалуйста!

— Шах и мат! — Фрэнк склонил голову и слегка приподнял шляпу.

— Поздравляю, — отозвался я.

Сегодняшняя партия оказалась интересной. Тем досаднее было поражение. Особенно если учесть, что последние три хода я потратил на борьбу со слишком «громкими» ментальными проекциями соперника и на вынужденный поиск альтернативных решений. Впрочем, это всё отговорки. Проиграл, так проиграл.

— Стало быть, двадцать шесть на тридцать девять? — Фрэнк, посмеиваясь, раскрыл записную книжку и вписал результат.

— На текущий момент, — уточнил я. — Завтра возьму реванш.

— Непременно, — согласился Фрэнк. — А может, ещё одну партейку сегодня?

— Вы собирались быть дома к пяти. Стоит ли игра огорчения вашей супруги?

— Разве я говорил про пять часов? — Фрэнк погрозил мне узловатым пальцем. — Опять ваши фокусы?

Слово «фокусы» прозвучало с плохо скрытым восторгом. В голове у Фрэнка моя персона принимала разнообразные дичайшие формы, порождаемые, вероятно, магловским кинематографом. Чаще всего я представлялся ему неким инопланетным персонажем на службе жителей Земли. Довольно лестный образ, если бы не одно «но»: красно-синее трико с бельём наружу. Именно эта фантазия портновского искусства убедила меня как можно реже использовать легилименцию в отношении Фрэнка. Удавалось это не всегда. Мой собеседник был человеком эмоциональным и не имел привычки контролировать свой разум. Ещё реже он молчал.

— Вот вы говорите — Энни, — неспешно начал Фрэнк. — Молодым, наверное, смешно. Два старика друг над другом трясутся. А я её другой вижу. Как встретил в пятидесятом, так и пропал. Тоненькая, весёлая. Голос звонкий, как колокольчик… Всё пережили. Двух детей вырастили. В прошлом году правнучка родилась! Но у тех своя жизнь. Когда приедут, когда открытку пришлют… Живы, здоровы — и хорошо. Да… Я это к чему. Думаешь иной раз, что помереть легче, чем жить. Но как мою Энни одну оставить?

Он не ждал ответа. Бодрые заверения о том, что вся жизнь впереди, были бы здесь неуместны. Я только кивнул и незаметно обновил согревающие чары на скамейке.

— С дурёхой этой мы, считай, ровесники, — Фрэнк махнул рукой в направлении труб электростанции, темневшей за кронами деревьев. Однажды решил пробраться на крышу и написать сверху что-нибудь вроде «Фрэнк любит Энни». Молодой был, ветер в голове. Поймали. Всыпали по первое число… А когда трубы дымить перестали, Энни мне сказала: «И ты заканчивай». С тех пор не курю. Опять выходит совпадение в биографии.

Мне снова полагалось кивнуть. Сколько лет назад была построена электростанция Баттерси, и когда она перестала работать, я, разумеется, не знал. Но какое это имело значение?

Фрэнк хлопнул себя по коленям, хитро прищурился и заявил:

— Жена говорит, вы волшебник!

Тема была очередной частью устоявшегося ритуала наших бесед. Примечательно, что Фрэнк ни разу не повторился в своих предположениях. Случайное попадание ничем мне не грозило.

— Вот незадача. На чём же я прокололся?

— А таблетки ваши? Те, синенькие, вроде как от подагры. Энни сперва испугалась, не давала мне их пить, а потом сама тайком съела одну. Проверяла, значит, понимаете?

Я с трудом удержался от ухмылки.

— Понимаю. Надеюсь, обошлось без зелёных волос и лишних конечностей?

Фрэнк с улыбкой протянул вперёд правую руку и несколько раз сжал её в кулак.

— Не болит! — радостно объявил он. — Давно не чувствовал себя таким здоровым! Настоящие таблетки молодости!

— Молодость, увы, не обещаю, — возразил я. — Но о суставной боли забудете надолго. Китайская разработка.

Из всех составляющих «китайской разработки» Малпеппер закупал в Китае только чешую дракона. Впрочем, аналогичный рецепт, наверняка существовал и на Востоке, так что формально я не солгал. Само зелье было довольно простым, но мне пришлось потратить немало времени, чтобы придать ему форму магловских таблеток.

Реакция Фрэнка... радовала? Да, пожалуй, так.

Я откинулся на спинку скамьи и закрыл глаза, подставив лицо внезапному солнцу. В воздухе уже ощущался горьковатый запах весны. Трава сменила бурый оттенок на зеленый, на деревьях набухли почки… После снежных зим в Хогвартсе, тёплый и мокрый лондонский февраль казался насмешкой природы…

— Какую боль терпеть труднее всего? Как думаете? — внезапно спросил Фрэнк.

Наступала третья часть беседы. Я мысленно называл её «парадоксы». Похоже, супруга Фрэнка была женщиной практичной и не поддерживала склонности мужа к философским рассуждениям.

— Фантомную, — наконец выбрал я. — До источника боли нельзя добраться. Даже ампутировать больную конечность уже не получится.

— И как быть?

Я покачал головой.

— Разве не вы сказали, что к любой ноше можно привыкнуть? Кто-то будет доказывать себе, что боли не существует, потому что нет конечности. Другой, наоборот, попытается вспомнить её во всех подробностях — живой, действующей, здоровой…

Фрэнк собрал шахматные фигурки, защёлкнул замки на коробке.

— И верно, — задумчиво пробормотал он. — Одни пытаются воскресить былое, другие ждут исцеления от будущего. Только старики знают, что жизнь-то — она ровно посерёдке. И радуются тому, что есть.

Он поднялся со скамьи, по привычке сморщившись в ожидании боли, которую называл прострелом. И не дождавшись, счастливо рассмеялся:

— Ну, пора мне, сынок. Генерал Энни опозданий не любит.

— Доброго дня, Фрэнк.

Старик отдал мне честь и зашагал по дорожке, почти не опираясь на трость.

Мне спешить было некуда. Статья для «Вестника зельеварения» уже лежала в редакции журнала. Лига зельеваров приняла моё заявление на прошлой неделе… Слизнорт прислал в ответ три восторженных письма и приглашение на международный конгресс в Кёльне. Скоро за мной опять начнут охотиться журналисты и фотографы. Четверть века назад я чувствовал бы себя победителем.

Мимо скамейки прошла пара туристов. Девушке вряд ли исполнилось больше двадцати, а её кавалер выглядел ещё моложе и был рыжим, как шестой Уизли. Он остановился, нахально взглянув на меня:

— Извините, вы нас не сфотографируете?

Кто тут рассуждал о грядущей славе?

Я постарался ухмыльнуться самой неприятной ухмылкой из набора Ужаса Подземелий, но в ответ получил в руки фотоаппарат. В последующие несколько минут меня заставили сделать десяток снимков, причём в кадре должны были оказаться и эти двое, и трубы электростанции, и пруд, и китайская пагода… Наконец, фантазия туристов иссякла, и меня оставили в покое.

Уходя, рыжий оглянулся и смерил меня взглядом:

«Странный тип».

Исчерпывающий вердикт.

«На себя посмотри, чучело», — мысленно ответил я. Надеюсь, он расслышал.

Тем временем, оригинал мистера Уизли проводил время где-то в Австралии, сопровождая мисс Гермиону Грейнджер, до которой мне не было никакого дела. Абсолютно никакого дела. Несколько фактов, не сочетающихся с этим утверждением, ничего не меняли. Мисс Грейнджер, судя по всему, совершенно исцелилась от своей кратковременной симпатии к моей персоне, так что меня совершенно не волновало, как и с кем упомянутая мисс проводит время. Тем более, что двадцать третьего января я получил от неё письмо.

Здравствуйте, профессор Снейп! События складываются таким образом, что я некоторое время проведу в Австралии. Мне показалось неправильным не сообщить Вам, что всё прошло без осложнений. Разумеется, я вела подробные записи. Если они нужны, то я перешлю их в Англию любым удобным Вам способом.

С уважением и благодарностью, Гермиона Грейнджер.

Поттер, принесший конверт, а также очередной пирог с патокой, известие о собственном отпуске и красочный рассказ о собеседовании у Минервы, спрашивал моего совета: стоит ли ему присоединиться к друзьям. Пришлось напомнить, что он теперь человек женатый, Грейнджер и Уизли — взрослые люди, а Австралия — цивилизованная страна с благоприятным политическим режимом. В итоге мисс Грейнджер по-прежнему пребывала на другой стороне Земли, Поттеры наслаждались отпуском в компании друг друга, а я научился играть в шахматы. Для преподавателя в отставке занятие как нельзя более подходящее. К счастью, болей в спине у меня пока не наблюдалось, но засиживаться на парковых скамейках все же не стоило. К тому же, с потеплением здесь становилось слишком людно.

Пройдя парк насквозь, я вышел к южным воротам. Там толпились туристы. Прорваться без потерь не удалось. Японец, едва достававший мне до плеча, вцепился в мой рукав и начал напевно что-то лопотать на языке, который он сам полагал английским. Удивительно, но ему нужна была не электростанция, а отель. Вдвойне удивительно, что мои объяснения увенчались успехом. Группа отправилась в нужном направлении, а я постарался выбрать противоположное. Таким нехитрым способом через несколько минут я оказался около Той-Самой-Электростанции.

Днём она не производила впечатление ни красивой, ни величественной. Всего лишь огромное кирпичное строение в той стадии ветхости, когда проще сломать, чем чинить. Железные листы обшивки топорщились, как чешуя старого дракона. В стенах виднелись какие-то скобы. Очевидно, любители острых ощущений занимались здесь альпинизмом.

Внутри было пыльно. Звуки шагов отражались от стен, создавая гулкое эхо. Перед лестничным проёмом, затянутым мотком колючей проволоки, висела табличка, воспрещающая проход. Разве можно было ослушаться? Я аппарировал.

Солнце, вынырнувшее из-за облаков где-то над Клэпхэмом, заставило на мгновение прикрыть глаза. Плоская крыша с торчавшими там и тут вентиляционными отверстиями напоминала просеку с пеньками от деревьев. От «пеньков» тянулись длинные тени. Очередная табличка у железного ограждения предупреждала об опасности. Отличное место. Бессмысленное, бесполезное, знаменитое.

Что здесь собирался делать Фрэнк? Расписывать стены надписями? Счастливец. Мне бы никогда не пришло в голову такое ребячество.

«С Новым годом, сэр!» — возразила в голове Грейнджер.

Порыв ветра хлестнул по лицу. Тонкий, едва уловимый, но знакомый запах: неизвестно откуда взявшегося снега, свежего пергамента, азарта. И обувного клея. Абсурдный, невозможный, но совершенно реальный.

Крыть было нечем.

Никакие полумеры не остановили бы Грейнджер. «Не предаст, не обманет и не отстанет, пока не спасёт», — как справедливо заметил Поттер. Значит, решение должен был принимать я. Вычислить разницу между двадцатью и сорока годами, сравнить белое и чёрное, признать очевидное? Что могло быть проще? «Долг исполни, прошлое отпусти, будущего не жди и не бойся». Сегодня память щедра на цитаты. А что в настоящем?

Я подошёл к краю крыши. Город внизу жил. Беспокойной и суетливой жизнью огромного муравейника. Тысячи улиц, сотни площадей, миллионы окон. Нюансы не видны, детали сглажены… Отсюда намного легче принимать правильные решения.

«Экспекто патронум!»

Свет пролился сквозь пальцы и выстрелил серебристым фейерверком. Под солнечными лучами крылья казались почти прозрачными, но были совершенно реальными. Лань смотрела на меня доверчиво и спокойно. Не Лили Эванс. Не Гермиона Грейнджер. Не химера… Свет.

Солнце последний раз позолотило пыльную крышу и скрылось за плотными тучами.

Всё. На сегодня безумств достаточно.

По дороге домой я зашёл в супермаркет, набрал продуктов на неделю. Постарался не улыбнуться девочке-кассирше. Не сумел. Она в ответ рассмеялась. Перекинулся парой слов с хозяином паба. Отличная погода? Да, отличная… И Фрэнк несомненно прав с его здравым суждением о текущем мгновении. Меня ждёт ещё один вечер с книгами и, возможно, бокалом вина. Помнится, Драко обещал бутылку эльфийского по первому требованию? Неплохо. Совсем неплохо.

Сворачивая на свою улицу, я привычно напрягся. Чудесное появление Поттера в мой день рождения не прошло даром. К счастью, у Поттера был разгар отпуска, который он проводил со своей супругой. Улица была тиха, пуста и благопристойна. Как всегда.

А в окнах дома Гермионы Грейнджер горел свет.

____________
* - Одна из главных достопримечательностей Баттерси-парка — буддийская Пагода мира. Она построена из канадской ели японскими строителями в 1980-х годах и является одной из 80 аналогичных пагод в различных городах мира. Возле пагоды расположен небольшой белый домик для проживания следящих за своим храмом буддийских монахов
Примечание решила поставить после двух предложений в публичной бете исправить «пАгоду» на «погОду»:)

Не останавливаясь, я прошёл переулок насквозь, свернул за угол и аппарировал на крыльцо чёрного хода… Мордредовы конспиративные игры! Сбросил пакеты на пол и, наконец, достал палочку. «Хоменум Ревелио!»

Один человек. В гостиной.

Семь ступенек. Ещё семь. Параноик! Зачем понадобилось запирать дверь внутри дома, защищённого всеми возможными средствами? Да открывайся уже!

Окно напротив сияло ярким тёплым светом. Шторы были задёрнуты неплотно.

Гермиона Грейнджер разбирала вещи. С тем сосредоточенным выражением лица, которое появлялось у неё в минуты решения достаточно сложной задачи…

Кажется, всё в порядке. Во всяком случае, существенных изменений я не заметил. Кожа стала смуглее, волосы выгорели на солнце, и каштановый превратился в ярко-медный. Очевидные вещи. В Австралии лето. Они месяц провели на пляжах… Они. Так. Что я собирался делать? Да, надо вернуться в кухню, разобрать пакеты с едой.

Из сумки Грейнджер показался край крупного плоского предмета. Опять таскала с собой чей-то портрет? Она с явным отвращением взглянула на непонятную вещь и извлекла её целиком. Ярко раскрашенная доска. Вероятно, чей-то не слишком удачный подарок на память. Важнее то, что на сумке заклятие незримого расширения, а значит, с магией у Грейнджер всё в порядке.

Где-то на улице грохнул залп салюта. Лондонцы неутомимы в изобретении праздников!

Грейнджер обернулась к окну. Улыбнулась. Я поймал её взгляд. Радости в нём не было. Усталость, огорчение и что-то неприятно знакомое. Очень знакомое: упрямая убеждённость в собственной правоте. Что ещё могло случиться? И где её хвалёные друзья? Разве у нормальных людей не принято встречать близких, вернувшихся из долгого путешествия? Смотреть фотографии, получать сувениры? А Уизли? Не то чтобы я жаждал его увидеть, но…

Грейнджер подошла к окну. Я инстинктивно отступил в тень. Но она всего лишь подняла раму и снова ушла вглубь комнаты. Сейчас ещё и простынет, глупая девчонка. Опять начнет пить эту магловскую гадость… У Малпеппера, кстати, закончилось даже Бодроперцовое. Надо будет выслать ему партию.

Я зашторил окно и вышел из лаборатории. В кладовой не было света, но мне всегда удавалось найти здесь всё, что угодно. Даже с закрытыми глазами.

Когда я впервые понял, что хочу заниматься именно зельями? В тот день, когда впервые увидел мать за работой. Это было красиво. В этом была тайна. И сила.

Когда Дамблдор спросил: «А что я получу взамен?» — я с ужасом ждал приказа навсегда оставить зельеварение. Смешно. Разве мог Альбус поступить так недальновидно?

Так. Вот оно — Бодроперцовое. Две коробки. На следующей неделе надо будет ещё сварить модифицированного Укрепляющего для Хогвартса. Минерва заказывает его в марте, но в прошлом году мадам Помфри не хватило запасов…

…А Грейнджер однажды сказала Поттеру, что дружба важнее волшебства. Смею надеяться, что теперь друзья уже собрались своим тесным кружком, выслушали короткий рассказ мисс Защитницы эльфов про поездку и длинный — про её новое судьбоносное решение…

Бодроперцовое заняло своё место на столе для доставки заказов, а я не удержался и снова выглянул в окно.

Грейнджер по-прежнему была одна. Сидела на полу перед сумкой, вертела в руках небольшой бумажный прямоугольник. Фотография? Да, фотография. Прикоснулась к ней, будто погладила. Родители? Разве она не собиралась вернуться с ними? Не удалось решить вопрос с документами? Или зелье дало откат? Исключено. В письме она ясно дала понять, что план сработал. Разве что отсроченная реакция? Нет. Не похоже. Грейнджер всего лишь расстроена, но не в отчаянии.

Да что же это такое? Торчу у окна, подглядываю, как мальчишка. Крупный специалист по эмоциям Гермионы Грейнджер! Кстати, меня дожидается отчёт об использовании зелья. Можно сходить за ним прямо сейчас и выяснить всё, что интересует.

«О, профессор Снейп, вы караулили меня всё это время? Как мило! Вот мои записи, вот моя благодарность, и шагайте отсюда к… Поттеру!»

Отправиться к Поттеру? Как скажете, мисс Грейнджер.

Через десять минут я аппарировал в сквер у площади Гриммо. Дверь распахнула миссис Поттер. На её лице проступило вежливое недоумение:

— Профессор Снейп? Мы ждали вас завтра.

— Я не займу много времени.

После секундного замешательства, меня всё же впустили внутрь.

— Гарри в столовой. Прошу вас, проходите. Извините, у меня цыплёнок в духовке, — миссис Поттер умчалась в кухню, одарив меня многозначительной улыбкой. Ещё бы. Старина Снейп докатился до того, что навязывает свое общество. Смех, да и только.

В коридоре второго этажа стало понятно, что улыбка означала кое-что другое. Но уходить было поздно.

— Добрый вечер, господа, — произнёс я, входя в памятную комнату.

Стол вернули на место, раму от портрета унесли, но проплешину на паркете устранять не стали. Героический книззл мирно дремал на буфете. В самом буфете рылся Поттер, а на диване вольготно раскинулся Рональд Уизли. Браво, Снейп! Блестящее попадание в глупейшую ситуацию.

— О! Здравствуйте, профессор, — Поттер вынырнул из-за дверцы буфета с чашками в руках и преувеличенно восторженно сообщил: — А мы тут… То есть… как вы здорово угадали! Рон вернулся! В смысле, с Гермионой…

Он замолк, подыскивая безопасные слова.

— Вижу. С благополучным возвращением, мистер Уизли. Давно прибыли?

— Пару часов назад, — невнятно ответил тот. — Проводил Гермиону и решил зайти к Гарри.

Рот мистера Уизли был занят большим куском яблока, а его мозг в это время активно решал: нужно ли при моем появлении вставать? Впрочем, судя по статичному положению тела в пространстве, проблема представляла чисто теоретический интерес.

— Ясно. Мистер Поттер, понимаю, что не вовремя, но у меня изменились планы на ближайшее время. У вас, как я понял, тоже. Хотел передать обещанные конспекты. Судя по тому, что вы сумели использовать мои записи в учебнике зельеварения, это вам тоже пригодится. Здесь все семь курсов.

Я протянул ему стопку тетрадей. Поттер взял их едва ли не со священным трепетом.

— Я… мне… спасибо, профессор.

— Не о чем говорить, — ответил я Поттеру и, чтобы не продолжать обмен любезностями, обратился к его приятелю:

— Как вам Австралия, мистер Уизли?

— Отлично, — отозвался он, наконец-то закончив жевать и размышлять. — То есть, сначала всё было плохо, потом зелье сработало, и всё стало хорошо. И даже больше. А ещё кайтинг! Это даже круче, чем квиддич!

Свой подробный отчёт Уизли подкрепил яркими зрительными образами. Я узнал, как подтягивать планку в зените, увеличивать тягу и скользить вдоль края ветрового окна. Именно это меня всегда интересовало. Крайне полезная информация.

Распахнулась дверь, в комнату вошла миссис Поттер с подносом в руках.

— Так и знала, — возмущённо сказала она. — Мальчики, на вас совершенно нельзя рассчитывать. Гарри, я просила тебя достать сервиз, помнишь? Рон — вставай, разрезай пирог. Извините, профессор, сегодня всё шиворот-навыворот, чай раньше ужина, и всё из-за моего братца.

— Не стоит беспокоиться, миссис Поттер, мне уже пора, — попытался отказаться я.

Но Джинни Поттер была неумолима.

— Даже слушать не хочу! Планы всегда можно поменять. Например, у нас на сегодня был запланирован романтический вечер, а вместо этого из камина без предупреждения вывалился Рон. А уж если вы нашли время добраться сюда, то полчаса у вас точно есть. Рон ещё ничего толком не рассказывал. Разве вам не интересно послушать о своём зелье? Садитесь за стол!

Последняя фраза прозвучала как приказ. Я сел.

Поттер взглянул на меня весело и немного виновато. Развёл руками:

— Так и живём!

— Доминирование женщины ведёт к деградации семьи, — внезапно изрёк Уизли с тяжёлым вздохом.

Поттеры озадаченно переглянулись.

— Браво, мистер Уизли! — восхитился я. — В книжке прочитали? Похоже, вы всерьёз готовитесь к супружеской жизни.

— На войне и в любви все средства хороши, профессор, — добродушно отозвался он, отодвинувшись от стола вместе со стулом. — Вы знаете толк в войне, а я... — Уизли прервался, чтобы медленно и со вкусом потянуться. Его рубашка задралась, демонстрируя голый живот. Я поморщился. Уизли поймал взгляд, нагло ухмыльнулся и…

…— Ты гений, Рон. Ты понимаешь, что ты гений?! Это чудесно!

Гермиона Грейнджер смотрит с восхищением, под ярким солнцем волосы полыхают красно-золотым пожаром, но глаза сияют ещё ярче.

Тонкие руки обвивают мою шею и мягкие тёплые губы легко касаются моих губ. Долю мгновения я пытаюсь отстраниться, но потом прижимаю её к себе, провожу рукой по узкой спине, зарываюсь рукой в волосы…

…Кровь застучала в ушах, рука вцепилась в палочку.

Уизли мотнул головой, и воспоминание развеялось.

— … а я — в любви! — как ни в чём не бывало закончил он. — В мире должно быть равновесие… Эй, Джинни, нас выпнули в четыре утра. У меня есть шансы дождаться того, что так вкусно пахнет, или я не доживу и умру от голода?

Миссис Поттер одарила его выразительным взглядом, но ответила почти спокойно:

— Если не будешь нарываться на неприятности, то доживёшь… Профессор Снейп, не уходите, ладно? И не давайте ему рассказывать без меня. Не больше десяти минут, обещаю.

Она выпорхнула за двери.

Холодная волна окклюменции накрыла разум — почти забытое ощущение. Не давать Уизли рассказывать? С удовольствием. Могу наложить Силенцио. И Петрификус, чтобы наверняка.

«Вы думаете, что я должна помириться с Роном? Это нормально?»

Что я тогда ответил мисс Грейнджер? Кажется, обошёлся общими словами? Напрасно. Совершенно напрасно.

Тишину решил разрядить Поттер:

— Представляете, профессор, родители Гермионы решили остаться в Австралии.

— Угу, — Уизли налил себе чаю и водрузил себе на тарелку едва ли не половину пирога. — Оказывается, они всегда хотели туда уехать, а Гермиона лишь ускорила события. Они сразу это сказали, чуть ли не на следующий день, как всё вспомнили. Честно говоря, я был немного не в себе от этой новости, а Гермиона такая: «Всё нормально, Рон, успокойся»… А что нормального? После этого я старался бывать у них пореже.

— Как это «бывать пореже»? — удивился Поттер. — Вы жили не у Грейнджеров?

— Во-первых, они теперь насовсем Уилкинсы, — Уизли закатил глаза, — во-вторых, дом слишком маленький. Когда я заведу свой дом, он будет большим. Очень большим. Хотя бы таким, как этот. Гермионе, конечно, придётся нелегко, но она ведь женщина, куда ей деваться? Привыкнет.

Поттер осторожно поставил кружку с чаем подальше от себя и с недоумением уставился на Уизли. Не удержался и покосился на кота. Тот продолжал спать.

— Какая интересная тема, — процедил я. — Не останавливайтесь, пожалуйста, мистер Уизли!

Уизли не понял издёвки.

— А что? Я ей ещё в прошлом году говорил: «Зачем тебе эти ТРИТОНы? Кому ты хочешь что-то доказать?» Женщина должна быть в семье. Вон, Флер у Билла даже в Турнире участвовала, а теперь уже родила, слышали? Девчонку. Мама счастлива. Я думаю, у нас будет трое… Нет, лучше пятеро. Чтобы ни о какой карьере даже мысли не возникало.

Либо остатки мозга Уизли совсем ссохлись под австралийским солнцем, либо ссыхаться было нечему. От легилименции он не закрывался, но большую часть образов составлял кураж от собственных заявлений, возраставший с каждой фразой, стабильная антипатия к моей персоне, картинки на тему семейной жизни и… тот поцелуй. Наткнувшись на него пару раз, я оставил ментальные попытки разобраться в очередной метаморфозе рыжего недоразумения. Через пару минут сам всё выболтает.

А Уизли несло. Исчерпав примеры из жизни родни, он переключился на австралийский континент. Препарировался некий местный министерский работник, о котором я слышал первый и, надеюсь, последний раз в жизни.

— …Одна работа на уме, знает всё на свете и ещё маленько, но разве это жизнь? Сорок лет тётке, а она всё ещё одна. Не, кто-то когда-то у неё умер, двадцать лет оплакивает, остановиться не может, а заодно всех окружающих гнобит. Чтобы скорбь ярче ощущалась…

— Рон, — негромко позвал Поттер, стараясь не смотреть в мою сторону. — Остановись.

— Разве вам не интересно, мистер Поттер? — поразился я. — Дайте другу высказаться. Скажите, Уизли, а в ваши планы входит только размножение? Других жизненных целей вы не ставите?

— Почему? Ставлю. Буду работать, много работать. Магазин — занятие хлопотное, — воодушевился он. — И Гермионе найдется дело. Пусть ведёт бюджет, помогает в оформлении контрактов. Мы планировали расширить рынки сбыта. Можно будет прикупить лавочку в Хогсмиде. Дом выстроим. Мионе, конечно, еще надо подучиться… Ну, шить там, стирать, убирать, готовить… Да, особенно готовить. Пока у неё получается полная ерунда, — Уизли то ли хохотнул, то ли хрюкнул, — но это не страшно. Надо уметь прощать недостатки других...

Комната подёрнулась красной пеленой. Окклюменция разлетелась к Мордреду. Гаденыш!

— Даже вы не можете быть настолько идиотом, Уизли, — рявкнул я. — Гермиона — одна из самых сильных волшебниц Британии! Она вытащила ваши с Поттером задницы из полусотни переделок, а вы теперь собираетесь запереть её на кухне и благородно простить за то, что она не умеет готовить?

Сердце отбивало бешеный ритм. Горло пульсировало болью. Я обнаружил, что когда-то успел вскочить на ноги, и теперь нависаю над Уизли, вцепившись в край столешницы.

— Знаешь, Рон, это действительно полная чушь, — Поттер тоже поднялся и взял Уизли за локоть. — Давай-ка, выйдем на пару минут, поговорим!

— Не нравится? — удивился тот и налил себе ещё чаю. — Ну и ладно. Каждому своё.

— Не трудитесь, мистер Поттер, — я вышел из-за стола. — Боюсь, не смогу составить вам компанию для ужина. Тошнит, знаете ли!

— Это всё возраст, — кивнул Уизли, лениво поднимаясь следом, — желудок слабый, колени ноют, скорость реакции уже не та…

Через мгновение моя палочка оказалась у его сонной артерии.

— Вы кретин, Уизли. Жаль, что месяц назад я не воспользовался случаем и не свернул вам шею!

Уизли преувеличенно медленно засунул руку в карман, вытащил свою палочку и разжал пальцы. Палочка с тихим стуком упала на стол.

— Без деревяшки — слабо? — ухмыльнулся он мне в лицо.

«Примитивная провокация», — успел подумать я, прежде чем ударил. Костяшки пальцев левой руки заныли, зато физиономия Уизли приобрела новые краски и очертания. Удивительно приятное ощущение. Уизли по-бычьи качнул головой и бросился на меня, молотя кулаками воздух. Я ушёл вниз и в сторону. Толкнул палочку в рукав. С разворота пнул в голень. Уизли взвыл, но устоял. В следующую секунду мне прилетел боковой. Рот наполнился кровью. Едва успел прикрыться локтем, чтобы избежать следующего удара. Наткнулся на край стола и едва не увяз в амортизирующих чарах. Поттер спасает фамильный фарфор Блэков и не лезет не в своё дело? Невероятно!

Уизли дал мне время оттолкнуться от вязкой преграды и снова пошёл в наступление. Напускная дурь исчезла. Драться он умел. От него расходились волны азарта и весёлой злости.

Уизли посмотрел мне в глаза, и я снова увидел Грейнджер. На этот раз она безмятежно спала на широкой двуспальной кровати, завернувшись в тонкое одеяло.

…Удар получился мощным. На лице Уизли проступило оглушённое выражение. Он покачнулся, отвёл руку, и я добавил апперкот. Три. Два. Один… Уизли грохнулся на пол и прикрыл глаза.

Вся схватка заняла не больше полминуты. Долохов бы одобрил.

Я покосился на Поттера, застывшего у буфета.

— Кажется, вам обоим достаточно, — выдохнул он, пытаясь незаметно спрятать палочку. Интересно, кого он страховал — Уизли или меня? Но выяснить это не удалось.

— Гарри Поттер! Немедленно! Открой! Дверь!

От Соноруса Уизлетты зазвенело в ушах. Видимо, у Уизли тоже. Потому что он очнулся и рванул меня за ноги. Я не удержал равновесие. Пол ощутимо приложился к левому уху, Уизли навалился сверху, сжал мою шею локтем и прохрипел в лицо:

— Поглядите-ка, Снейп, со всеми его хвалёными мозгами, разлёгся на полу с синяком в половину морды! Картина!

Хлопок аппарации и усилившиеся вопли миссис Поттер не дали мне дослушать речь до конца. Я сумел высвободить руку. Ткнул в глаза Уизли. Его хватка ослабла, я вывернулся из захвата и… ударился о зависшую над головой сковородку.

— Кричер не знает, кого спасать, хозяйка, — проскрипел домовой эльф Поттеров. — Кричер стукнет господина зельевара, а потом стукнет господина брата хозяйки.

— Не вмешивайся, Кричер, — просипел Уизли. — Джинни, не ори. Гарри, ну скажи ей. Это честная драка.

Судя по звукам, раздававшимся от двери, Поттеры не нашли единого взгляда на происходящее.

— Пусти, Гарри! Это мой брат!

— И мой… друг. Подожди… минуту, — сумел пропыхтеть Поттер. — Они… уже… заканчивают!

Хороший парень. Плевать, что сын Поттера.

Сковородка исчезла. Уизли снова навалился всем своим весом, заломил мне левую руку. Спасибо, что не правую: палочка бы сломалась.

— Не понимаю, что она в тебе нашла, — прохрипел он мне в ухо. — Но если ты за неё даже драться готов, почему припёрся вынюхивать сюда, а не к ней? Побоялся, что прогонит, а, козёл ревнивый?!

В целом, проблема была описана верно. Крыть было нечем. Кроме как свободным кулаком.

Уизли перекатился в сторону, демонстративно подставив мне спину, и сел, потирая свернутую челюсть.

— Всё, — непререкаемо заявил Гарри. — Хватит!

Потасовка закончилась. Можно было подводить итоги. Уизли залатают быстро. Его сестрица и не такое научилась восстанавливать. У меня? Пара зубов, ушибы, подвывих локтя… Ерунда. Также имеется сложный открытый перелом репутации невозмутимого слизеринского упыря. При свидетелях. Вот этот, похоже, срастётся нескоро. Даже удивительно, как мало меня это волнует.

Самый примитивный вариант окклюменции, доступный почти каждому дилетанту, заключается в использовании воспоминания-приманки. Оно должно быть очень ярким, чтобы выделяться на фоне остальных и заслонять их. Не знаю, кто научил этому Уизли. Но «приманка» у него была только одна…

Вместо злости от собственной сумасшедшей выходки, внутри разрасталось ощущение легкого и безмятежного... счастья?!

— Вот знала, что пропущу самое интересное, — разрядила тишину миссис Поттер. — Лучше бы цыплёнок сгорел.

— Ничего особенного вы не пропустили, — возразил я. — Мистер Уизли всего лишь нашёл нетривиальный способ поделиться своей точкой зрения. А мистер Поттер старался, чтобы в ходе… беседы не произошло ничего непоправимого. И преуспел в этом.

Гарри приподнял брови, явно намереваясь что-то сказать, но предпочёл промолчать. Уизли криво ухмыльнулся и попытался пошевелить челюстью. Не вышло.

«Для чего этот спектакль? Чего ты добивался, Уизли?» — спросил я, хотя ответ мне был, похоже, известен.

Тот напрягся, словно прочитал сложное слово в учебнике:

«Чего добивался — добился! Гермиона узнает правду. Не скажешь сам…»

Он выразительно качнул головой в сторону миссис Поттер.

Мир стал чётким и ярким.

— Миссис Поттер, как долго вы сможете молчать об этом происшествии?

Она непонимающе посмотрела на меня, потом на лице расплылась недоверчивая улыбка.

— Полчаса.

— Мне нужно полтора.

— Час, — подытожила она. — С того момента, как вы выйдете отсюда. Больше я не выдержу. Но в таком виде я вас никуда не отпущу.

— Лучше займитесь братом. Как он будет с вывихнутой челюстью есть вашего цыплёнка? Мистер Поттер, камин разблокирован?

— Н-нет, но сейчас открою. Кричер, пожалуйста!

Домовик взвалил сковородку на плечо, со сдержанным достоинством поклонился и аппарировал.

Своё сознание Гарри закрыл под блок. И правильно. Мы поговорим. Но не сейчас.

— Уизли…

— Знейб… — невнятно промычал Уизли. Вероятно, в этом месте предполагался глубокий сарказм.

«Надеюсь, Гермиона всё же пошлёт тебя куда подальше», — добавил он мысленно.

Может быть, я тоже на это надеялся?

— Благодарю за интересный вечер, господа. Желаю вам скорейшего выздоровления, мистер Уизли.

Я уже взялся за ручку двери, когда Уизли снова меня окликнул.

— Снейп… — речь по-прежнему давалась ему с трудом, но я разобрал слова, — если ты её обидишь, я тебя из-под земли достану. Запомни.

Какое-то время я подбирал достойный ответ, разглядывая наглую цветастую физиономию в рыжем обрамлении. Но в итоге лишь молча кивнул и вышел за дверь.

Раннее утро было таким же сонным, тихим и свежим, как в наш первый австралийский день.

Джейн открыла нам двери и, небрежно махнув рукой, ушла вглубь коридора. Заговорила она только у входа в кабинет:

— Рон, будь другом, сгоняй на второй этаж. Опять забыла декларации, будь они неладны! Стопка бумаг во второй комнате на принтере. Такая большая чёрная штуковина на письменном столе.

Рон пожал плечами и отправился наверх, нарочито громко топая по ступенькам.

— Как логично устроить кабинет на первом этаже, а принтер оставить на втором, — заметила я.

— Как логично подозревать человека неизвестно в чём, не попытавшись найти прозаическую причину, — буркнула Джейн. — Принтер рядом с идентификатором палочек моментально выходит из строя.

— Хочешь, пришлю тебе из отсталой Англии антимагический экранчик? Решает проблему на ура. Брат Рона изобрёл.

— «Пришлю»… — повторила Джейн. — Значит, сама возвращаться ты не собираешься?

— Почему не собираюсь? У меня здесь родители. Буду иногда…

— Ты знаешь, о чём я! Да или нет?

— Нет, — выдохнула я.

Джейн помолчала. Потом тряхнула головой.

— Ну и ладно. Отказалась из-за моих придирок?

— Нет. Всё, что ты хотела сказать, я услышала. Тебе нужна не героиня непонятной далёкой войны, а Гермиона Грейнджер в базовой комплектации. Это был сильный ход. Я устала от прошлого и хотела быть просто собой.

— И всё равно отказалась.

— Потому что поняла, чего хочу на самом деле… Кажется, не только я.

— Славный Рон, — понимающе улыбнулась Джейн. — Согласись, здесь он гораздо круче, чем там.

Я кивнула. Именно это настораживало Рона и не нравилось ему.

— …Не делай этого.

— Тебе не нравится Австралия или Джейн? Мне они обе кажутся очень милыми, — поддразнила я.

Рон не поддержал шутку.

— Берт сказал, что Джейн специально мне помогает. Пытается сделать так, чтобы ты мной восхищалась и чтобы мне хотелось остаться. Надеется, что я тебя уговорю.

— Да, Джейн очень целеустремлённая. Но, может быть, как раз такой лидер нам и нужен? Она не убивает грязнокровок, уважает закон. У неё есть нос и нет хоркруксов… А главное — Джейн всегда знает, на каком побережье сегодня лучший ветер!

Рон покраснел.

— Ты обиделась из-за кайтинга, да? Это тоже была её идея: «Вам нужно отвлечься друг от друга, заняться своими делами…». Не знаю, почему я вообще её слушал!

— Коварная Джейн, — улыбнулась я. — Вот, значит, как она помогала: давала ценные советы?

— Понимаешь… — Рон зажмурился и выпалил: — Выходит, я вообще ничего не сделал сам! Этовсёснейпиджейн!

— «Снейпиджейн» — замечательное ругательство, — восхитилась я. — А теперь — то же самое, но медленно и подробно.

— Ладно, сейчас попробую...

— …Рон действительно изменился, — согласилась я. — Интересно, каким был твой личный вклад в его возросшую крутость?

Джейн задумалась.

— Одна таблетка аспирина, — начала она, загибая пальцы, — два совета и три урока по защите личной информации.

— На принтере пусто! — донёсся со второго этажа голос Рона.

— Тогда открой стеклянный шкаф и найди папку с грифом «Декларации», — гаркнула в ответ Джейн.

— Слушай, Джейн, это важно,— заторопилась я. — Рон вбил себе в голову, что… один человек специально запрограммировал его на быстрый поиск оптимальных решений. Ещё в Англии. А ты это распознала и поддерживала. В своих целях.

Я ждала, что Джейн меня высмеет, но она ответила серьёзно.

— Могу привести с десяток аргументов, доказывающих, что Рон не подвергался никаким ментальным модификациям. Накануне вашего прибытия в его башке основательно покопались — это факт. Твой так называемый «один человек» точно не был целителем. И не слишком заботился о самочувствии объекта исследования. Но там была чистая диагностика, без коррекции. А я вообще ничего не трогала.

— Так скажи ему, — попросила я.

— Не поверит, — возразила Джейн. — Рон придумал себе это, чтобы не наломать дров. Знаешь, как малыши для надежности держатся за воздух, когда учатся ходить? Я могу только «расколдовать» его. Погудеть в диджериду[1], дать какую-нибудь хинную настойку, хлопнуть в ладоши и сказать: «Проснись»… Но это будет ещё одна ложь. Вы, помы, слишком часто врёте, поэтому никому не верите. Даже себе. Чем ты занималась весь месяц, а? И вспомни, сколько ужасов ты навоображала, пока я пыталась убедить тебя остаться?

— Если бы ты сразу разговаривала со мной честно, мы бы раньше поняли друг друга, — возмутилась я. — К чему было говорить намёками, запугивать? Взяла бы и сказала свою правду как есть.

Джейн посмотрела на меня так, будто я сморозила чудовищную глупость.

— Ещё чего! Правду говорят, если собеседник готов слушать. Тогда она становится мощным оружием, — из её голоса исчезли насмешливость и резкость. — Правда не бывает смешной, жалкой или глупой. Её невозможно стыдиться. Конечно, когда это правда, а не набор никому не нужных штампованных лозунгов, вычитанных в книгах. Ты займёшься политикой, так что запомни это…

— Вы тут все секреты обсудили? — громко поинтересовался Рон, входя в кабинет с кипой бумаг. — А то я уже три круга навернул.

— Смотри-ка, Рон усвоил урок интуитивно, — рассмеялась Джейн. — Ох, парень, будь я на десять лет моложе, я бы в тебя влюбилась.

— Ты и сейчас ничего, — пробормотал Рон. — Даже очень.

— Знаю, Ронни, знаю. Но влюбиться уже не получается.

Она снова засмеялась, любуясь растерянностью Рона.

— Хотите, схожу за ещё какими-нибудь бумажками? — предложила я. — Или просто выйду погулять, чтобы вы поговорили о влюблённости и вечной молодости?

Но Джейн не оценила мой «мощный инструмент воздействия». Она легко, словно в задумчивости, провела рукой по волосам Рона.

— Ронни-Ронни… Тебе не нужны женщины, которые знают всё лучше тебя. Нет, это будет молоденькая девчонка. Ты сразу её узнаешь!

Рон уже пришёл в себя.

— У меня вырастут цветы из ушей или уши из цветов? — весело поинтересовался он.

— Слегка театрально, не находишь? Лучше пусть нос зачешется... Ладно. Была рада с тобой познакомиться, Ронни. Редко случается встретить человека, способного на подвиги, ради… Впрочем, это отрывок из прощальной речи, а вы ещё ничего не заполнили.

Она выхватила из рук Рона бумаги и снова превратилась в Джейн-зануду.

— Садитесь. Контрабанды никакой не везёте?

— Нет, конечно, — отозвался Рон.

— Молодец. Так и думала. Записывай на обороте: «Яд муховёртки — два флакона. Предъявлен добровольно». Ты купил его у Никаса на прошлой неделе.

Я было открыла рот, чтобы начать спорить, но Джейн отмахнулась от меня и уставилась на Рона.

— Купил и уже использовал, — уверенно возразил он.

— Угу, использовал. Не лопнул? — фыркнула Джейн. — Расслабься. На будущее, яд муховёртки — в списке разрешённых товаров. Мог не прятать.

Рон кашлянул и склонился над декларацией.

Джейн с ухмылкой взглянула на меня. Вероятно, эта сцена тоже была иллюстрацией к её монологу о правде.

«Вредина», — подумала я, криво улыбаясь в ответ. Даже жаль, что Джейн не умеет читать мысли так легко, как некий Северус Снейп.

Имя отозвалось привычным набором эмоций. Но теперь, когда я перестала с ними бороться, стало намного проще. Гарри написал, что передал Снейпу моё письмо. Значит, с профессором всё в порядке. Жив, здоров, варит зелья, доволен судьбой. А больше мне от него ничего не нужно.

На заполнение бумаг ушёл почти час. Это отвлекало от грустных мыслей, но, читая бесконечные вопросы, я снова и снова обещала себе, что в следующий раз обязательно полечу в Австралию обычным самолётом. Наверняка на магловской таможне не возятся по часу с каждым прибывающим и отъезжающим.

— Кстати, Гермиона, — вклинилась в мои мысли Джейн, — я припасла для тебя кое-что. Вдруг понадобится?

Она бросила на стол передо мной ещё одну бумагу с печатями и вензелями.

— И что это? — подозрительно спросил Рон.

— Приглашение в страну на две персоны с открытой датой, — объяснила Джейн. — Считай это подарком от магического сообщества Австралии. Тебе, Рон, такого не полагается, извини. Зато шортборд[2], который стоит у входа в дом, теперь твой. Прощальный привет от Берта.

Рон просиял и с невероятной скоростью вылетел за дверь.

— Очень неожиданно. Но… у твоего подарка наверняка есть какое-то условие? — поинтересовалась я.

— Нет! — Джейн покачала головой. — Распоряжайся, как знаешь.

Следующие несколько минут ушли на то, чтобы убедить Рона перестать обниматься с доской и затолкать её в сумку. А потом мы пили кофе и дремотно молчали. Я вспоминала, как прощалась с папой и мамой. Как просила их не провожать меня утром. Они обещали, но поступили по-своему. Уходить было трудно…

— Портал сработает через минуту, — негромко сообщила Джейн.

Рон подскочил как ужаленный, схватил сумку.

— Не могла раньше сказать? Поднимайся, Гермиона, скорее!

— Не паникуй, успеешь, — зевнула Джейн.

Она потянулась к ящику стола, вынула вещицу, напоминающую очень крупный браслет, и протянула нам.

— Держите крепко, ребята. Компания Австралийских магических перемещений желает вам приятного путешествия. Заглядывайте как-нибудь на выходных.

Заготовленные слова вылетели из головы. У Рона, вероятно, тоже.

Портал засветился голубым светом, и в следующее мгновение Австралия исчезла.

* * *

Замок мягко щёлкнул, пропуская меня домой.

Рон зашёл следом. Поставил вещи на пол, огляделся, как будто видел всё впервые.

— Ну, чем займёшься?

— Разберу сумку. Проветрю комнаты. Высплюсь, — отчиталась я. — Надеюсь, сюда не примчится Джинни. Хочу просто выдохнуть.

— Ясно, — Рон засунул руки в карманы. — Можно я зайду за своими вещами завтра?

— Конечно…

Он взялся за ручку двери и подмигнул мне:

— Как ни странно, мы неплохо провели время, правда?

Я кивнула. В горле першило от пыльного и холодного воздуха Лондона.

— Правда. Отлично съездили. Спасибо тебе. За всё.

— Так я пойду?

Я снова кивнула.

— До завтра, Рон. Открыть тебе камин?

Он помотал головой.

— Какая гадость эти камины. У тебя случайно нет дверей в Косой переулок? А в Нору? Хоть куда-нибудь?

— К сожалению, нет, — я не выдержала и рассмеялась. — Мы же отсталая страна, забыл?

— Это ненадолго, — загадочно пообещал Рон. — Ладно, пусть будет камин.

Мы поднялись в гостиную, и Рон отправился на площадь Гриммо.

Зелёные искры давно погасли, а я продолжала смотреть в пустой очаг. Нет, по Гарри и Джинни я тоже соскучилась, но сейчас мне хотелось побыть одной.

Квартира казалась маленькой, чужой и тёмной, даже с включённым светом. Предметы будто прикидывались знакомыми, а на самом деле только и ждали, чтобы я отвернулась. В детстве я любила это ощущение «неузнавания». Оно возникало даже после короткой поездки. Папа объяснял, почему так происходит, рисуя рецепторы и анализаторы, дуги условных рефлексов… А мне нравилось воображать Зазеркалье и караулить момент, когда предметам надоест притворяться.

Сегодняшнее зазеркалье не радовало. Что бы я ни говорила Рону, как ни готовила себя к этой мысли, решение родителей оказалось болезненным. Да, меня поняли и простили. Меня любят. Мне всегда будут рады. Но у них своя жизнь, у меня — своя.

А на что я рассчитывала, чего хотела? Чтобы мама вцепилась в меня и потребовала провести рядом с ними остаток своих дней? Это называется запоздалый кризис детско-родительских отношений. Лечится самостоятельностью и ответственностью в особо крупных дозах. Как и запланировано. Сдам ТРИТОНы. Начну стажировку. Получу рекомендации. Реакционерам потом будет труднее избавиться от сотрудницы, имеющей протекцию Министерства.

Я представила себя в мантии Визенгамота. То ещё зрелище. Ничего, справлюсь. Визенгамот — это ведь не только всякие Фаджи и Амбридж, но ещё и Амелия Боунс. Она сумела остаться порядочным человеком. И я смогу.

На этом месте Джейн бы презрительно фыркнула и сказала, что с таким нервозным настроем стоит только флоббер-червей разводить, а не в политику соваться. И была бы права. Над этим мне ещё предстоит поработать. И поэтому прямо сейчас включаем режим бодрости и оптимизма. Время сейчас даже в Англии не самое позднее, а дня у меня совсем не было. Что там по списку? Проветривание комнат?

Я подошла к окну, потянула раму и застыла на месте. В начале улицы показался знакомый силуэт. Нет, конечно. Именно показался. Просто какой-то человек шёл из магазина, остановился поговорить со своим знакомым. К тому же, если бы это действительно был он… Почему меня должно трясти, как на экзамене?

«Добрый день, профессор Снейп! Рада вас видеть! Вы в гости или по делу? Присаживайтесь. Сейчас я принесу записи».

Снейп-в-мыслях едва заметно улыбнулся краешком губ. Усилием воли я отогнала наваждение. Пожалуй, в комнате и с закрытым окном не душно. Лучше займусь сумкой.

Футболку и куртку Рона — в пакет. Джинсы — туда же. Свои вещи — в шкаф. Сувениры — на полку… А это что? Доска. Не без труда я вытащила штуковину наружу и прислонила к стене. Интересно, надолго у Рона сохранится увлечение кайтингом? Впрочем, от Норы не так далеко до побережья. Если благодаря этому Артур и Молли будут немного чаще видеть сына, то Берт придумал хороший подарок.

Сердце болезненно сжалось. Как часто я сама собираюсь видеться с родителями? А ведь могла не уезжать…

За окном громыхнуло. Где-то над Клэпхэмом в тёмно-синем небе взорвался и осыпался дождь искр. Фейерверк.

«Война закончилась, мисс Грейнджер, помните? — поинтересовался Снейп-в-голове. — Это всего лишь имитация, развлечение».

Помню, профессор, помню. Некоторые имитации бывают удивительно правдоподобны. А решения — болезненны.

Я подняла оконную раму. В комнату хлынул ледяной воздух. Когда-то однажды я представила, что Снейп живёт в доме напротив. Стоит за шторой, смотрит на мои метания, прислушивается к моим мыслям… Синий — цвет фантазии. Завораживающей фантазии. Думать о Снейпе было не больно, но всё ещё трудно. Как будто что-то осталось недосказанным, нерешённым. И застыло в этом состоянии…

Сумка почти опустела. На камине появилась фотография. Мама ободряюще улыбалась. Папа смотрел серьёзно и испытующе.

Живот неромантично заурчал, прервав очередной приступ рефлексии. Я выудила из сумки коробку анзака[3] с тривиальной надписью: «Из Австралии с любовью». Уже через пару печенек мир стал казаться светлее и теплее. Что можно ещё сделать? Написать письмо директору Макгонагалл, составить новый график занятий... Радостное ожидание закипело в кончиках пальцев. Заучка Гермиона Грейнджер! Да, заучка! Можете начинать завидовать!

Я взмахнула волшебной палочкой, и с полки на журнальный столик опустились блокнот и ручка. Палочка слушалась легко, но в руке пока ощущалась непривычно. В Австралии волшебники колдуют очень редко, даже среди своих, поэтому практики у меня было мало.

Блокнот был почти полностью исписан. Напротив большей части тем стояли галочки. Оставалось около десятка вопросов по зельеварению и столько же по трансфигурации. Руны закончены полностью. Для работы в Министерстве мне ещё понадобится история магии. Её придётся повторять почти с нуля. Зато теперь это не будет бессмысленным времяпрепровождением, как на уроках профессора Бинса. Для яркости восприятия неплохо бы снабдить каждую главу учебника ядовитыми комментариями в стиле Джейн Холли. Идея! Можно написать эссе на каждую тему с позиции политологии антиподов. Попробуем… Так, что есть интересного? Да хотя бы «Установление Статута и его последствия».

Я достала учебник, набросала план, погрузилась в чтение и через полчаса поняла, что мне категорически не хватает данных. Что стало с аполитичными жителями маленьких селений, которые не пожелали менять привычный уклад? Как решалась проблема неподчинения в условиях отсутствия полных данных о магическом населении Королевства? А в колониях? Если верить тексту, то переход к раздельному проживанию произошёл естественным путём в течение трёх лет. Серьёзно? Батильда Бэгшот верила в сказки? На практике это могло означать только гражданскую войну. После неё количество магло-магических поселений и уменьшилось «естественным путём». А потом случился скандал с магическими животными в середине восемнадцатого века и почти сразу — очередная война гоблинов, о которой почему-то «не принято упоминать в общей хронологии гоблинских восстаний». Это точно не было «печальным совпадением», что бы там не утверждала Бэгшот. Очевидно, гоблины поняли, что их ждёт. И разве они проиграли? Они не получили палочки, зато отстояли право называться волшебным народом и самостоятельно регулировать выполнение Статута в своем сообществе. Почему я никогда не замечала всех этих нестыковок? И почему на четвёртом курсе я рванулась освобождать эльфов, не задумавшись ни о гуманитарных, ни о политических последствиях? Эх, Грейнджер. Около двухсот домовиков оказались бы без средств к существованию, зато с магией, в разы превышающей магию волшебников. Стоило хотя бы изучить исторические примеры, пусть не в магическом, но в магловском мире. Освобождение рабов в США, отмена крепостничества в России… И, что немаловажно, книги об этих событиях можно найти в обычной библиотеке…

Потянувшись за очередным печеньем, я обнаружила, что осталось меньше половины. А ведь только вчера я обещала маме следить за здоровым питанием. Надо бы проявить сознательность и приготовить что-нибудь на скорую руку. Прихватив с собой эссе и коробку, я отправилась в кухню.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что еды в доме нет. Совсем. Если не считать пачки чая. Ладно, будет аскетичное вечернее чаепитие. Идти в магазин всё равно уже поздно. Или рано? Через три часа наступит день, который мы с Роном уже встречали в Австралии. Целых десять часов в прошлом. Уникальный подарок от Времени. Даже с министерским маховиком я не забиралась так далеко.

Резкий звук дверного звонка прервал мои размышления. От неожиданности я едва не пролила на себя закипевший чайник. Кто это может быть? Джинни всё-таки не дотерпела до завтра? Или кто-то из соседей заметил свет и решил убедиться, что в доме хозяева, а не грабители?

Приподняв край портьеры, я выглянула в окно. Уже совсем стемнело, но крыльцо дома ярко освещал уличный фонарь. А на крыльце стоял Снейп.

Снейп?!

Жёсткий профиль. Плотно сжатые губы. Чёрные волосы. Прямая спина. Пальто с глухим воротом.

Снейп перехватил в левую руку предмет знакомой формы и снова нажал на кнопку звонка.

От кухни до входной двери — пятнадцать шагов. Три вдоха. Три выдоха… Ну, Снейп. Ну, пришёл. Рон отправился к Гарри, Гарри сказал Снейпу. У него исследования, у меня отчёт. Дело прежде всего.

Руки перестали дрожать, мысли — судорожно метаться. Распахивая дверь, я уже спокойно подумала, что Австралия здорово притупила мой инстинкт самосохранения. Если бы на улице стоял очередной беглый Пожиратель под обороткой, ему бы даже усилий прилагать не пришлось. Вот только я совершенно точно знала, что это Снейп. С метрономом.

— Добрый вечер, профессор! — поздоровалась я. — Рада вас видеть.

Снейп помедлил, будто решал, стоила ли моя фраза ответной реплики. Видимо, не стоила. Он молча вошёл в дом и остановился в центре прихожей.

Закрыв за ним дверь, я поинтересовалась:

— Вы торопитесь? Если да, могу просто отдать записи, а если нет, могу напоить вас чаем. С австралийским печеньем. Хотите?

— У меня есть около сорока минут, — невозмутимо отозвался он.

— Значит, чай, — подытожила я. — Не стойте как статуя. Поставьте метроном на тумбочку. Вешайте пальто, проходите. Не поверите, но поедание печенья — необходимый этап получения записей…

Говорить оказалось довольно легко. По крайней мере, молчать было бы намного сложнее. Остаток фразы я договаривала уже из кухни, вытряхивая анзак в вазочку:

— …потому что блокнот лежал именно в коробке с печеньем. Там двойное дно и чары. Мне показалось, что при таможенном досмотре…

— Вы мне солгали, — перебил меня Снейп.

Он тоже зашёл в кухню и теперь стоял, прислонившись к дверному косяку.

Я растерялась.

— Н-нет. Я спрятала отчёт в коробку, потому что записная книжка с подозрительным содержанием…

— К Мордреду отчёт, — тихо возразил Снейп тем особым голосом, от которого у школьников Хогвартса тряслись поджилки. — Вы мне солгали, когда заявили, что не можете вызвать Патронуса моей палочкой. И я хочу знать — почему?

____________
[1] Диджериду — музыкальный духовой инструмент аборигенов Австралии.

[2] Шортборд — короткая маневренная доска для сёрфинга.

[3] Анзак — разновидность сладкого овсяного печенья, очень популярная в Австралии и Новой Зеландии.