Приглашаем всех творцов принять участие в конкурсе "Однажды 20 лет спустя" в честь юбилея ТТП!   

***
Тихо кружился снег, падая и нежно укрывая темную тень дороги. Красавица-зима не поскупилась на убранство, и пушистые сугробы появились на улицах Хогсмида, даря ощущение светлого праздника.

Женщина в теплом пальто неторопливо шла по тропинке, протоптанной в снежной целине. Тусклые солнечные лучи уже погасли, предоставив ранним зимним сумеркам полное право распоряжаться жизнью деревни. Но люди и не думали расходиться по домам. По улицам суетливо шагали прохожие, время от времени здороваясь друг с другом, или же останавливаясь поговорить. В воздухе пахло праздником… Да, да – именно так. Терпкий запах хвои и сладковатый аромат фруктов пропитали Хогсмид. Из «Трех метел» доносились радостные голоса. Рождество еще не наступило, но жители волшебной деревеньки хотели продлить долгожданную радость от праздника.

Женщина остановилась, заметив ребятишек, увлеченно играющих в снежки. Мальчишки и девчонки, звонко хохоча, резво перебрасывались рассыпчатыми комьями. А незнакомка стояла и улыбалась, наблюдая за веселой детской игрой. Впрочем, разве эта женщина нам не знакома? Какой-то шальной снежок рассыпался в белую сверкающую пыль, ударившись о ее спину…

- Миссис Уизли! Извините – я не специально, - прозвенел озорной мальчишеский голосок.
- Я тебе покажу – не специально! – из «Трех метел» выбежала миловидная пожилая женщина. – Хватит безобразничать! Пошли домой!
- Ну бааааа, ну еще немного… - заныл маленький хулиган.
- Хорошо, - разрешила строгая бабушка, - еще пятнадцать минут! Ну за что мне это наказание? - повернулась она к нашей «незнакомке». - Родители уехали на праздники, а мне оставили этого обормота… Вы не сердитесь на моего разбойника, Гермиона…
- Да что Вы, Розмерта, как можно сердиться…
Гермиона хитро улыбнулась и, недолго думая, послала в шалуна наскоро слепленный белоснежный заряд. Проследив, чтобы снежок попал в цель, женщина развернулась и пошла по направлению к дому…

***

Я просто гуляла… Совсем не хотелось возвращаться в пустой дом, ведь на улице не проходила милая предпраздничная суета, дарящая, пусть и обманчивое, ощущение уюта и счастья. Муж предупредил, что задержится на дежурстве, Роза захотела после школы сразу же поехать к бабушке, а Хьюго уже неделю гостил там. Я планировала зайти к ним, но позже. Сейчас мне хотелось остаться одной. Я знала, что меня ждет в доме родителей: предпраздничная суета, уборка, чаепитие с обязательным разглядыванием старых фотографий. А мне хотелось… Хотелось просто погулять по заснеженным улицам, понаблюдать за снующими туда-сюда прохожими и насладиться тем, что не принимаю участия в этой суетливой беготне. А вот в детстве я любила эти милые семейные посиделки за чашкой терпкого ароматного напитка… Как давно это было, как я соскучилась по ощущению полной безответственности и свободы… Поступление в Хогвартс, брак, рождение детей и работа полностью лишили меня возможности хоть изредка предаваться этим маленьким радостям. Всегда находились неотложные дела, заботы и тревоги… Что же мешает сейчас? Окунуться в прошлое на один только вечер… Разве это не чудо? Не нужно волшебства – его я видела в достатке. Душа просила чуда… «Что ж, можно попробовать», - решила я, чувствуя как детское озорство пробуждается в моей душе.
Я поймала в ладони несколько узорчатых снежинок. Они тут же стали прозрачными, а потом и вовсе превратились в капельки воды… Вот уже пять лет, как мы переехали в Хогсмид, и за все это время только сейчас я вышла на обычную прогулку без спешки, суеты и бессмысленных разговоров…

Пар от дыхания ненадолго зависал в воздухе, снег мягко хрустел под ногами, поблескивая в свете, льющемся из окон придорожных домов.

Интересно, как же хрустит снег? Почему я раньше никогда об этом не задумывалась? Не было времени, как всегда… Почему-то никогда не хватает времени на эту милую ерунду. Так как же? Кхрст… ксррххрр… Нет – не то, а жаль…

Я встала на крыльце нашего небольшого уютного домика и неторопливо шарила в кармане в поисках ключей. Магией в такой волшебный вечер пользоваться совсем не хотелось… Когда вокруг и так столько волшебства, зачем портить любимую рождественскую сказку банальным заклинанием? Совершенно не за чем. Нужно просто наслаждаться праздником, стараясь сохранить его настроение на весь грядущий год. Наконец, ключи нашлись, и я осторожно открыла дверь. Дом встретил меня прохладой и одиночеством. Сняв припорошенное снегом пальто и теплые сапоги, я поежилась. Не долго думая, пошла в гостиную и разожгла камин…

***

Яркие огненные блики освещали небольшой участок перед камином. Тихий гул пламени создавал приятный контраст между заснеженной улицей и прогревшейся уютной комнатой. Я сидела в кресле, укутавшись теплым пледом и сжимая в ладонях чашку горячего чая. На коленях лежал старый альбом в крепком кожаном переплете, открытый на последних листах. Иногда для меня очень важно – вспоминать, сквозь боль и слезы смотреть на старые фотографии, заправленные под прозрачную пленку альбомных страниц, видеть улыбающиеся лица людей, которых нет сейчас рядом по разным причинам: кого-то отделяют несколько улиц, кого-то целые города и страны, а кто-то вообще покинул этот мир. Почему-то мне от этого становится легче, словно приходящие воспоминания вытесняют проблемы времени настоящего. Я листала альбом от конца к началу: вот Рон учит Хьюго кататься на детской метелке, а это мы с Джинни, взявшись за руки, кружимся под осенним листопадом, а вот наши с Роном свадебные фотографии, а вот… Я дрожащей рукой разгладила страницу… Джордж с Фредом на фоне своего магазинчика весело машут руками, словно приглашая зайти внутрь, маленький Тедди Люпин с мамой, Орден Феникса в полном составе: Дамблдор, Люпин, Грюм и многие другие смелые и отчаянные маги… Девятнадцать лет прошло после победы над Волдемортом, а я помню каждый эпизод Последней Битвы так четко, словно это было только вчера. Больно… Тяжело вздохнув, я закрыла альбом и стала смотреть на пляшущие языки огня. Конечно, с тех пор многое изменилось и, в первую очередь, мы сами. Гарри с Роном, как и ожидалось, подались в авроры, Джинни стала домохозяйкой и образцовой матерью троих детей. Впрочем, я не уверена, что три – это то самое число, на котором они решат остановиться. Рон настаивал, чтобы я, как и его сестра, оставалась дома с детьми, но подобное времяпровождение явно не для меня. Джинни хозяйственная, по-житейски мудрая и невероятно терпеливая, а я… Мне всегда хотелось рваться вперед, к знаниям, к науке, быть в центре событий - оценить ленивое спокойствие размеренной жизни я никогда не могла. Сначала стремилась совмещать и то, и другое, старалась успеть везде, а потом поняла, что это просто невозможно. Всегда нужно чем-то жертвовать. Я подумала и выбрала семью, закрутилась в житейских проблемах. Не то чтобы ученый, жаждущий новых знаний, во мне совсем исчез, нет… Он просто спрятался за образом заботливой Гермионы-матери, не теряя, правда, надежду когда-нибудь снова взять верх.

Заботы… Совсем завертелась в их нескончаемом хороводе, и такой спокойный вечер выдавался крайне редко. Вдруг кто-то осторожно поскребся в заиндевевшее окно. Я быстро допила чай и, лениво потянувшись, нехотя выбралась из уютного, теплого кресла. Кому это я понадобилась в такое время? Распахнув окно, я впустила в комнату крупного филина. Тот, сев на платяной шкаф, старательно стряхнул с себя снег прямо на ковер и глухо ухнул. Что ж, похоже, Лиза прислала за мной своего верного почтальона. Она никогда не писала записок – просто присылала ко мне Джо, и это означало, что меня ждут в гости. Выходить снова из дома в радостную атмосферу праздника совершенно не хотелось, но тяга к одиночеству постепенно отступала, и я решительно вышла в прихожую и надела пальто. Филин плавно спланировал и уселся мне на плечо. Его острые когти не могли пронзить толстую ткань, но ощущение было весьма неприятное. Выйдя на улицу, я уверенно направилась к соседнему дому и собралась уже постучать, когда дверь распахнулась и мне навстречу выехала молодая женщина в инвалидной коляске. Джо недовольно ухнул и пересел на плечо хозяйки. Лиза осторожно провела рукой по его жесткому оперению и виновато посмотрела на меня:
- Гермиона, извини, что так поздно, просто прислали сову из магазина - там очень нужно мое присутствия, а я… Мне… Скользко, - тихо произнесла она.
- Ничего страшного, я помогу тебе доехать. – Очень осторожно я начала толкать коляску по улице. Пушистый снег падал, прикрывая собой вчерашний гололед. Было действительно очень скользко – я сама едва не поскользнулась, а что уж говорить о Лизе… Совсем недавно я вспоминала о людях, павших в войне с Темным Лордом, а сколько осталось таких, как она, ставших жертвами страшнейших пыток. Лиза никогда не рассказывает, что произошло с ней. Знаю только, что однажды ночью Пожиратели напали на их дом. Лизе тогда было восемь… Ее мать не выдержала боли и умерла на месте, а вот девочка выжила… Но навсегда осталась калекой. Я не помню этого нападения на Хогсмид – в тот год Гарри, Рон и я покинули Хогвартс в поисках крестражей, и далеко не все новости достигали наших ушей. Но… судьба свела нас с Лизой, когда мы с Роном купили дом напротив ее коттеджа. Мисс Винтер являлась хозяйкой местного книжного магазинчика и предложила мне помогать ей проводить инвентаризации и расставлять книги по полкам. Я с радостью согласилась, да и Рон был не против. За эти годы мы здорово с нею сдружилась: часто гуляли вместе, обсуждали последние новости, Лиза даже присматривала за Хьюго и Роуз, когда я и Рон разбегались каждый по своим делам.

Коляска с трудом катилась по рыхлому свежему снегу, мне приходилось прикладывать изрядные усилия, чтобы мы не застряли по дороге. Но вот, наконец, и магазин. Я осторожно открыла дверь, пропуская женщину, и вошла следом. Царство книг и знаний… Нашими усилиями маленькая невзрачная лавочка превратилась в небольшой уютный магазинчик.

- Стивен сказал, что ему только сейчас удалось привезти те книги, что мы заказывали неделю назад. – Лиза указала на коробки, выстроившиеся в дальнем углу помещения. – Кажется, у него возникли сложности с некоторыми справочниками по хозяйственным заклинаниям.

Я села на корточки и надорвала упаковочную бумагу. Что ж… все на месте, все, что просили. Хотя… что это там? Отодвинув одну из коробок, я заметила небольшую книжицу, валяющуюся в пыли под огромным стеллажом. Вытащив волшебную палочку и направив ее на маленькую беглянку, я произнесла:
- Акцио!
Через секунду в моих руках оказалась старая потрепанная тетрадка. Поднявшись на ноги, я подошла к Лизе и показала ей находку.

- Ой, а я ее обыскалась! Где же ты нашла?
Я кивнула в сторону распотрошенных мною упаковок.
- Это мамина тетрадь – в ней она записывала понравившиеся стихотворения или сочиняла что-то свое, - объяснила Лиза. – Я люблю перечитывать некоторые… Хочешь послушать?
- Ну… Я не знаю. Мне, наверное, пора. Рон должен прийти.

И, словно бы дожидаясь этих слов, в помещение влетела сова и уселась мне на плечо. Пестрая птица протягивала левую лапку, к которой был привязан пергаментный свиток. Я развернула и стала читать:

Дорогая!
Не жди меня сегодня. В том деле, о котором я рассказывал, открылись новые обстоятельства – мне нужно все проверить. Не злись. Целую.
Рон.
Отпустив птицу, я уселась на низенькую табуретку у прилавка. Дело… Новые обстоятельства. Вот только Сьюзан, коллега Рона, еще неделю назад успела поведать мне о «новых обстоятельствах». Я не сразу поняла, что записка Рона уже валяется на полу, порванная в клочья, а по моим щекам катятся предательские слезы. Я знала, что это очередное увлечение моего мужа. Не первое, но и, скорее всего, не последнее. Знала, что семья для него дороже, но… Обида заполняла мое сердце, и я не спешила ее останавливать.

- Читай, - прошептала я, не глядя на Лизу.

Терпеть не могу, когда целая толпа «заклятых подруг» стремится «помочь» разобраться в семейных проблемах: фальшивые вздохи, сочувственные взгляды, разбор ситуации до малейших подробностей… Для таких нет ничего более приятного, чем несчастье ближнего. Я всегда старалась избежать общества таких людей, но никогда не могла полностью исключить общения с ними. Наверное поэтому в последнее время единственным человеком, с которым я могла поговорить по душам, была Лиза. Обсуждать с Джинни проблемы, связанные с ее братом, совершенно не хотелось, жаловаться родителям – тем более. А моя соседка умела не спрашивать. Она просто чувствовала, что мне плохо и не приставала с «дельными» советами и бесконечными примерами из личного опыта.

Вот и сейчас Лиза сидела и читала мне стихи, а я слушала, но не слышала ее голоса. Мозг отказывался соображать и реагировал только на отдельные услышанные фразы.

- Беги же прочь, покуда не пришла,
Ласкаясь, кошка с нравами волчицы –
Опомнишься в плену ее, когда
Когтей от цепких будет не отбиться.
Кто знает, может Рон и нашел как раз такую кошку, ту, которая, ласкаясь и мурлыча, очаровывает, а в последний момент дает понять, что на мягких, нежно обнимающих лапках, есть очень острые коготки… А может и нужно быть именно такой? Притворяться милой дурочкой, а на самом деле быть на голову мудрее и сообразительнее мужчины? Скорее всего… Только я не умею. Всегда старалась себя вести с Роном на равных, но все равно зачастую демонстрировала свое превосходство. Не это ли моя ошибка? Не из-за этого ли его тянет так самоутвердиться, казаться в глазах восхищенной девушки героем-аврором, храбро сражающимся за справедливость?

- Люблю, но не привыкла уступать
В стремленьях к славе, гордости и силе…

Вот-вот! Точно про меня! Иногда очень хочется малодушно пустить все на самотек, и будь что будет. Хлопнуть дверью или устроить скандал не смогу - слишком привязалась к той роли счастливой жены, которую играю при детях и знакомых. И ведь все равно люблю его, но иногда мне кажется, что, если бы не Хьюго и Роза, брак наш с Роном не продлился бы так долго. Я запуталась. Не знаю, что делать дальше. Надо пойти домой и успокоиться… Надо…

Я словно бы очнулась от оцепенения и состояния полудремы, в котором находилась последние полчаса. Лиза самозабвенно читала стихи, не обращая на меня ни малейшего внимания. Она словно бы жила в том мире, о котором так искренне читала, чувствовала то, о чем рассказывает. Я невольно залюбовалась ею: хрупкая, взлохмаченная, а в карих глазах горит такое воодушевление, что невозможно отвести взгляд. Похоже, мы обе витали где-то в облаках, каждая в своих. Но вот и она вернулась со своих поэтических высот на нашу прозаичную землю.

- Мама долго собирала эти стихи, а я очень люблю перечитывать то, что она записала сюда. - От чего-то Лиза решила мне объяснить свое увлечение. – Это так странно… Ее давно уже нет, а мысли и переживания навсегда остались закреплены в этой старой тетрадке… Ты меня понимаешь?

Я не могла говорить – просто кивнула в ответ. Конечно я ее понимала! Как и она, наверное, поняла бы меня, если бы узнала, что разглядывание старых снимков стало для меня чуть ли не священным ритуалом. В комнате повисла тишина. Только Джо иногда ухал и расправлял крылья, поднимая в воздух облачко пыли. Пылинки танцевали в неярком сиянии свеч и тихо опускались на обложки фолиантов, выложенных на витрину. Я глубоко вздохнула, наслаждаясь тонким ароматом, исходящим от книг. Запахи бумаги, пергамента и чернил сливались в один, даря успокоение и покой. Наконец, я решилась спросить:

- Ты помнишь тот день?
Уточнять, какой именно, не пришлось. Лиза нахмурилась, но ответила:
- Да. Очень хорошо.
Мы снова замолкли. Я не решалась и не хотела спрашивать дальше, но женщина продолжила:
- Они пришли рано утром. За мамой – я их мало интересовала, просто случайно оказалась на пути. - Она медленно провела рукой по подлокотнику своей коляски. - И стала первой… Отключилась почти сразу, а когда очнулась…
Она могла не продолжать. У меня сжалось сердце, когда я представила, ЧТО она обнаружила при пробуждении. Я пододвинулась к ней и сжала ее тонкую холодную руку. Лиза слегка улыбнулась и протянула мне тетрадь:
- Почитай теперь и ты мне.
Я осторожно коснулась ветхой обложки. Казалось, она едва сдерживает тонкие листки, готовые в любую секунду разлететься в разные стороны. У матери Лизы был понятный крупный почерк. Я перевернула несколько страниц, просто любуясь аккуратным начертанием букв. Между листами лежал несколько раз сложенный кусочек пергамента. Осторожно, стараясь не порвать, я расправила его.
- Что такое? – тихо спросила меня Лиза. Я показала ей пергамент. – А… прочитай – это мое любимое. Думаю, тебе тоже понравится.
Я вздохнула и пробежала глазами лист. Действительно… Понятное состояние.

- Ex dono

Люблю и не желаю расставаться -
Зачем меня опять в любви винишь?
Считаю дни, минуты и абзацы
Случайных писем, мимолетных лишь.

Уходишь снова, гордый и печальный.
Опять не угодила я тебе?
«Прости меня!» - кричу, но лишь молчанье
В лицо кидаешь разъяренно мне.

Родной, вернись, пожалуйста, не надо!
Не слышишь крика, убегаешь прочь.
Не плачу я – здесь бесполезно плакать,
Слезами уж тебе мне не помочь.

Я отпущу – но, Боже всемогущий!
Оставь ему хоть мой последний дар:
Я жизнью поделюсь, чтобы не слушать,
Как сердце пропускает свой удар.

- Красиво читаешь, - вздохнула Лиза.
От неожиданности я вздрогнула и выронила пергамент. Стихотворение вызвало во мне знакомые, но не совсем понятные ощущения. Пока я читала, в душе накапливалась необъяснимая боль. Но это были не мои страдания. А чьи? Автора? И почему так сильно я переживала это? Вспомнив, что уронила пергамент на пол, постаралась его поднять. Едва мои пальцы коснулись древнего листка, как он рассыпался в пыль, словно и не существовал никогда. Я удивленно посмотрела на Лизу. Та напряженно оперлась о подлокотники и не спешила отвечать на мой взгляд.
- Поздно уже. Тебе пора домой, - заявила она.
Я медленно поднялась со стула. От долгого сидения потемнело в глазах, но мне удалось справиться с этим недомоганием.
- Тебя отвезти? – спросила я женщину.
Та отрицательно покачала головой:
- Нет, я сегодня останусь тут. Поработаю в ночную смену, - она слегка улыбнулась.
- Как знаешь. – Сил спорить с ней совершенно не было, и я вышла на свежий воздух.

Улицы были уже почти пустынны, снег прекратился. Похоже начиналась оттепель – лед под ногами покрылся влажной пленкой. Я шла очень осторожно, но все равно, пока добралась до дома, несколько раз едва не упала, поскользнувшись на утоптанном снегу. Вот наконец и дверь… На этот раз я воспользовалась заклинанием, не желая тратить время на поиски ключей. Как же я устала, и от усталости кружилась голова… Очень хотелось спать. Едва я переступила порог, последние силы покинули меня. Уже падая, я почувствовала, как сильные мужские руки подхватили мое тело…

***
Сознание возвращалось мучительно медленно, и долгое время я находилась в том состоянии, когда сон практически невозможно отличить от яви. Сквозь полудрему до меня донесся звук разбившегося стекла. Вернулся Рон? Или это Живоглот опрокинул очередную вазу? Я с огромным трудом подняла веки – комната плыла перед глазами; предметы потеряли четкость и словно стремились повернуться против часовой стрелки. Невозможно было пошевелиться… Казалось, стоит мне только немного изменить положение, и я провалюсь куда-то очень глубоко. Стараясь всмотреться в очертания комнаты, чтобы прекратить сумасшедшую круговерть, заметила темную фигуру человека, стоящего рядом. Но это явно не Рон… Кто же тогда? Попытки рассмотреть лицо незнакомца отняли слишком много сил, и я снова отключилась.

Повторное пробуждение было неприятным, но окончательным. Резко сев, я обнаружила две вещи: во-первых, Живоглот, случайно придавленный мною во сне, укусил меня за руку, и теперь кисть довольно сильно болела; во-вторых, поражало само место пробуждения: я никак не могла вспомнить, как же добралась до дивана в гостиной. Голова больше не кружилась – все прошло, не осталось даже легкой слабости. Осторожно встав, прошлась по комнате – в глазах не потемнело. В какой-то момент я даже решила, что головокружение и незнакомец просто мне приснились, но, заметив лежащие на ковре осколки любимой вазы, поняла, что все произошло на яву. Здесь кто-то был… Достав из кармана волшебную палочку, я направила ее на осколки и прошептала:
- Репаро!

Через мгновение на полу стояла совершенно целая китайская ваза. Осторожно отлевитировав ее на комод, вышла из гостиной в прихожую. Будто дождавшись меня, дверь распахнулась. На пороге стоял тот, кого я и не ожидала так рано увидеть. Рон мягко улыбнулся и обнял меня. Без слов. Вот и хорошо, что ему хватило ума просто промолчать – я не желала слушать оправдания, вообще не хотела с ним говорить. Глубокий вдох… Ошибка – рубашка Рона пропахла чем-то приторным, сладковато-цветочным. Резко вывернувшись из его объятий, я вышла на крыльцо. Морозный воздух и по-зимнему холодный ветер помогли мне отдышаться, но в памяти остался этот ненавистный чужой запах. Ее запах… Кем бы она ни была.

Облокотившись о перила, я стала рассматривать улицу. Похоже, было еще слишком рано, и немногочисленные жители Хогсмида не спешили выбираться на улицу из теплых, уютных домов. Рождественское утро… Казалось, природа решила поразить обитателей деревеньки своей щедростью и безупречным вкусом. Солнце только-только начало вставать, но его косые лучи уже тихонечко крались по слегка подтаявшему снегу. Белое покрывало, укутавшее землю, вспыхивало всеми цветами радуги, словно вчера вечером, помимо снега, с небес падали маленькие бриллиантики. Я слегка поежилась – от мороза кожу слегка покалывало – и поплотнее запахнула теплую кофту. Возвращаться в дом не хотелось. И тут я заметила движение за окнами дома напротив. Неужели к Лизе кто-то приехал? Ну так и есть – какая-то старушка открыла дверь и вывезла женщину на свежий воздух. Лиза радостно мне улыбнулась и помахала рукой. Я кивнула и продолжила рассматривать незнакомку: очень старая, сгорбленная, но необыкновенно энергичная – она крутилась вокруг женщины то помогая расправить сбившийся плед, то поправляя воротник, и вот зачем-то снова ушла в дом. Лиза немного виновато посмотрела на меня и произнесла:
- Бабушка приехала…
Я улыбнулась и пошла искать Рона, ведь мы с ним обещали Хьюго и Розе обязательно всем вместе приехать на Рождество к бабушке Молли. Он ждал меня в прихожей:
- Ты готова?
- Да…
И, не сговариваясь, мы, каждый по-отдельности, аппарировали к Норе.

***

Я перенеслась прямо в прихожую; Рона рядом не было. Стараясь как можно меньше шуметь, я пошла на кухню. Молли всегда рано вставала в праздники, чтобы успеть приготовить завтрак на все многочисленное семейство и гостей. Вот и сейчас до меня доносился приглушенный грохот передвигаемых кастрюль и стук ножа. Но я ошиблась, когда решила, что большинство обитателей дома спит: из гостиной, громко хохоча, выбежали Хьюго, Роза, Джеймс и Альбус. Радостно вскрикнув, заметив меня, они понеслись на улицу. Играть в снежки – не иначе. За ними, тихо смеясь, неспешно проследовали Тедди с Викторией и гордая Лили.

Рождественский завтрак я запомнила очень плохо. Есть не хотелось, хотя Молли постаралась на славу. И я просто сидела, ковыряясь вилкой в тарелке, время от времени прислушиваясь к разговорам. Мне было очень тяжело находиться в этой семье: навязчивая забота Молли, веселый голос Джинни, остроумные шутки Джорджа – все это невыносимо раздражало, ситуацию не спасали даже Хьюго и Роуз. А потом я просто не выдержала – быстро извинившись, вышла из-за стола, не дождавшись пудинга. Почему-то меня не удивило, что Рон пошел следом.

***
Тихо кружился снег, засыпая мои следы. В доме звучал смех, играло радио, дети разбирали подарки. Наверное, мне тоже что-нибудь подарили, но это так не важно. Я повернулась к Рону спиной и принялась стряхивать со ствола дуба упавшие снежинки. Молчание угнетало, но не мне предстояло его нарушить.

- Давно ты знаешь? – Он решился начать этот разговор… Наконец, решился.
- Достаточно. – Я не обернулась и просто почувствовала его замешательство. Похоже, Рон просто топтался на месте, не зная, как продолжить.
- Гермиона, я знаю, что виноват, и… Я люблю тебя…
- Какое умопомрачительное красноречие! – Движения, которыми я счищала снег, стали резкими и сильными; сухая кора отрывалась от ствола и падала вниз, к корням. Я раздражалась, злилась и просто ненавидела его в такие моменты. Внезапно мне захотелось все изменить, в душе просыпалась отчаянная смелость, казалось, что новое решение самое правильное.
Я повернулась к нему лицом:
- Ты не представляешь, что это такое, выслушивать от малознакомых людей истории о твоих похождениях, а потом читать письма о том, что ты задерживаешься на работе, с друзьями и тому подобное, улыбаться и быть милой с теми, кто прекрасно знает об этих интрижках, объяснять Хьюго и Розе, почему папы нет сегодня дома! Я устала, Рон… И больше не хочу. Нельзя жить на две жизни, тебе придется выбрать, что для тебя важнее. Подумай хорошенько и реши. Нам обоим нужно время. Оставайся здесь, с детьми, мне все равно, как ты будешь объясняться с Молли и Гарри. Домой не приходи. Все…

Я не стала дожидаться, когда до Рона дойдет смысл сказанных мною слов, просто аппарировала в Хогсмид, домой.

***

Ну вот я и решилась, и сказала то, что следовало сказать уже давно… Почему я не делала это раньше? Любила, да что скрывать, и сейчас люблю, привыкла к той жизни, что вела уже почти двадцать лет, боялась внести в обычное течение дней малейшее изменение… Любовь, привычка, страх – вот фундамент той тюрьмы, которую я сама же себе и построила. Даже сейчас… я испугалась порвать наши отношения окончательно не только из-за детей, было что-то другое... А еще было понимание, что не только Рон ответственен за это - часть вины лежала и на мне.

Снова Хогсмид, снова слякоть и вечная сырость серых улиц. Даже в солнечную погоду эта серость умудрялась оставаться каким-то практически незаметным оттенком среди ярких красок светлого дня. Наверное, я что-то потеряла… Какую-то незыблемость моей судьбы и всего мира в целом. Не хватало постоянства и уверенности… За своими рассуждениями я не сразу поняла, что практически пришла. Но остаться одной в доме, где совсем недавно мы еще жили все вместе, было выше моих сил. Я уже свернула к дому Лизы, когда вспомнила, что та теперь не одна. Нет, к ним я не пойду. Почувствовав на себе чей-то взгляд, я обернулась: за моей спиной стояла бабушка Лизы. Она пристально посмотрела мне в глаза и неожиданно звонким голосом произнесла:
- Чего стоишь? Заходи…
- Нет-нет, я лучше пойду домой.
Старушка как-то невесело усмехнулась и чуть слышно произнесла:
- Если я тебе сейчас не объясню значение некоторых событий, ты, скорее всего, умрешь.

Я никогда не верила предсказаниям, всегда была уверена, что каждый сам определяет свою судьбу, а она, словно мозаика, складывается из множества факторов, полностью учесть которые просто невозможно. Да и единственный прорицатель, который встречался мне – профессор Трелони – не вызывал доверия. Но когда тебе прямо в лицо, без наигранных трансов и карт таро, говорят, что ты умрешь, начинаешь задумываться. Это еще не вера, а, скорее, сомнение в собственной неуязвимости.

Старушка ждала ответа, а я не знала, что должна говорить. Меня заполнило какое-то странное ощущение, как будто погожий день отошел на задний план. До этой минуты раздражало все: яркие лучи солнца, веселье случайных прохожих – когда на душе тяжело, хочется тишины, покоя и пасмурного, серого неба. И вот мне стало абсолютно все равно. Такое состояние иногда предшествует истерике – ведите меня куда хотите, делайте, что угодно, я не буду сопротивляться – нет сил.

А старуха пристально смотрела мне в глаза. Заметив мою отрешенность, она усмехнулась и подошла. Слишком близко – я могла разглядеть каждую морщинку на ее лице. Ничего не сказав, она открыла дверь и отступила, приглашая меня войти. Странно, но я очень редко заходила к Лизе – мы обычно встречались в магазине, или она оставалась у меня, когда я просила ее посидеть с Хьюго и Роуз. Сейчас же мне стало немного не по себе: отстраненность уступила местно раздражающей неуверенности. День начался ужасно, но интуиция подсказывала, что произошли еще не все неприятности, уготованные мне.

- Пойдем. – Лиза повела меня в большую комнату, в центре которой стоял круглый стол, накрытый длинной желтой скатертью, чьи кончики доставали до застеленного тяжелым ковром пола. Стол, пара стульев, книжный шкаф и комод – слишком мало для такого огромного помещения, но Лиза любила простор.

Я села на стул и стала ждать. Вскоре появилась старуха, неся поднос с чаем. Мне в ее присутствии становилось как-то неспокойно – она не была похожа на тех бабушек, которые проводят время за вязанием чулок, балуют сладостями внуков и читают наставления детям. Нет, в ее облике было что-то неуловимо хищное, дикое и необузданное. Некоторое время мы просто молчали: я вопросительно смотрела на старуху, та невозмутимо пила чай, а Лиза нервно переводила взгляд с одной на другую.

Наконец, бабушка Лизы заговорила:
- Когда я была молодой, моя семья жила в Северной Ирландии. Тогда были другие времена, другие люди, да и сама жизнь протекала гораздо проще.

И тут я не выдержала. Мои нервы были на пределе, я хотела лишь одного – вернуться домой, лечь под одеяло и плакать в подушку. Меня ведь пригласили, чтобы рассказать что-то важное, касающееся непосредственно моей жизни. И вместо этого я вынуждена слушать воспоминания человека, который мне глубоко безразличен?

- Извините, - немного резко оборвала ее я, - не знаю как вас зовут…
- Называйте меня Дила, - любезно откликнулась она.
- Хорошо, Дила. Мне кажется, вы хотели сообщить об опасности, которая мне угрожает?

Лиза предостерегающе приложила палец к губам, но старуху, казалось, мое заявление совсем не смутило:

- Молодость, - рассмеялась она, - так нетерпелива, но ей можно многое простить. Потерпи, послушай старую женщину, может, что важное узнаешь?
Я едва заметно кивнула – мне было стыдно за свою грубость.

- Так вот. Северная Ирландия. У нас не было магических школ, да и немногие хотели там учиться. Мы жили большими семьями, кланами, и каждый клан поддерживал свои магические знания. Но дело даже не в этом. Моя дочь, мать Лизы, была одаренной колдуньей, но у нее была одна особенность. Знаешь что такое неконтролируемый выброс магии? Он проявляется по-разному: кто-то двигает вещи, кто-то поджигает, у кого-то усиливаются физические способности, а вот моя дочь чувствовала приближение выброса и писала стихи. Но зарифмованные строки под действием неконтролируемой силы превращались в магические формулы. Если хочешь, можешь считать их заклинаниями.

Я, кажется, начала понимать, куда она клонит. Старая тетрадка, разлетевшийся в пыль кусочек пергамента, испуг Лизы – все это начало складываться воедино, в мозаику, в которой все же не хватало важного элемента.

- И то стихотворение, которое я прочитала…
- Да, Лиза рассказала мне. Честно говоря, я думала, что собрала все такие «ожившие» стихи. Но вот один все же пропустила. Ex dono… Ты знаешь, что это значит?
- Да, кажется «в дар»?
- Правильно. – Старуха задумчиво посмотрела на меня. – Я могу лишь догадываться, при каких обстоятельствах оно было написано, но точно знаю одно: дочь прощалась с дорогим ей человеком, волновалась за него, боялась потерять… Боялась настолько, что была готова отдать свою жизнь за него…

У меня внутри все оборвалось: если заклинание подействовало, то… Что происходит? Я повторила свой вопрос вслух.

- Видимо, ты оживила какого-то человека.
- И кого? Того, про которого писала ваша дочь?
- Не думаю… Скорее всего того, о ком ты думала в тот момент или просто умершего где-то неподалеку, но похожего на тебя образом мыслей.
- Нельзя вернуть тех, кто умер, - жестко произнесла я. – Нет такого заклинания. Да и если бы было…
- Оно было – ты его прочитала, - устало повторила Дила.
- Невозможно!
- Гермиона, подожди, - осторожно начала Лиза, - тут речь идет не просто о воскрешении. Нельзя оживить человека безнаказанно. За каждое магическое действие, произведенное нами, мы отдаем часть магической силы. Конечно, она постоянно восстанавливается, но не во всех случаях. Есть некоторые заклинания, которые требуют большей платы. Маглы называют это явление законом сохранения энергии, и даже маги не в силах его отменить. Око за око, Гермиона. Твоя энергия медленно переходит к умершему, воскрешая его. А ты постепенно угасаешь, даря жизнь другому, - тихо закончила женщина.

Слишком много информации, слишком много переживаний. Я устало потерла виски. Но мне не было страшно…

- И кто же этот человек? – произнесла я.
- Сейчас узнаем. – Дила достала откуда-то небольшое овальное зеркальце и принялась размазывать по нему масло, что-то непрерывно бормоча. – На, посмотри. - Она протянула зеркало.

Мои пальцы коснулись холодной скользкой поверхности. Масляные разводы мешали мне разглядеть отражение. Впрочем, сперва оно было явно моим. Но вскоре по зеркалу пробежала рябь, и я силилась вглядеться в появившийся темный силуэт.

- Что с тобой, Гермиона? – взволнованно прошептала Лиза. – Ты побледнела совсем…
- Знаешь его? – напряженно поинтересовалась старуха.
- Да, - выдохнула я.

Обе женщины неотрывно смотрели на меня, словно ожидая продолжения.

- Профессор Снейп, - едва слышно произнесла я.

***
Лиза побледнела – что ж, она училась в Хогвартсе на Рейвенкло и должна помнить рассказы старшекурсников о бесконечном кошмаре всех студентов, профессоре Снейпе. Дила напряженно вглядывалась мне в глаза. Чего она ожидала? Что я упаду в обморок, едва увидев лицо человека, отбирающего у меня жизнь? Наверное, это было бы логично. Но я не верила в происходящее до конца. Да, мне представили весьма убедительную теорию, но не хватало доказательств. Сложно поверить в то, к чему ты совершенно не готова, какими логически верными выводами тебя бы ни забрасывали. Я аккуратно положила зеркало на стол и повернулась к старухе:
- И что дальше?
Дила усмехнулась и пожала плечами:
- Сложно сказать. Я никогда не сталкивалась раньше с подобными явлениями. Вероятно, твой профессор скоро сам даст о себе знать.

Я снова взяла в руки зеркальце, по-прежнему отражающее Северуса Снейпа. Он был не таким, каким запомнился мне. Каждый раз, когда я вспоминала школьные годы, профессор зельеварения представлялся угрюмым, нелюдимым, но все равно более… живым. Лицо мужчины, смотрящего на меня из зеркала, выглядело каменным: оно не выражало совершенно ничего, в глазах не было ни такого привычного пренебрежения, ни презрения – мертвая пустота. Меня начала бить дрожь. Запоздало я поняла, что не знаю заклинания, которым Дила вызвала это отражение, не понимаю принципа его действия и, соответственно, того, что вижу.

Могу ли я поверить в происходящее, принять его? Нет, не могу – упрямство моя слабость, а слова старой ведьмы слишком противоречили тем магическим основам, которые я так долго и внимательно изучала. Нельзя оживить мертвого. Конечно, я помнила рассказ Гарри о том, как в Тайной комнате Том Риддл пытался возродиться, высасывая жизненные силы из Джинни. Но ведь дело тогда было в крестраже-дневнике, а сейчас ситуация другая – душа Снейпа ведь не была заключена в клочке пергамента, который я держала в руках. Возможен ли такой вариант? Не знаю. Запуталась. Устала. Я почувствовала, как тупая боль пульсирует в висках. За своими размышлениями я не заметила, как Дила поднялась со стула и встала у меня за спиной.
- И все равно не веришь?
Сил отвечать не было – я просто покачала головой. Лиза устало вздохнула и взяла у меня из рук зеркало. Закрыв его салфеткой, она произнесла:
- Не веришь. А если мы тебе докажем? – Ее глаза странно вспыхнули при этих словах. Я услышала за спиной тихий смешок Дилы. – Так как?

Я просто пожала плечами, не понимая до конца, чем еще они могут подтвердить свою правоту. Старуха осторожно коснулась руками моей головы. Боль начала отступать, но я не придала этому особого значения. Вдруг Дила резко выдернула у меня волос. Я сдавленно вскрикнула и интуитивно дернулась в сторону.

- Будут тебе доказательства, - мрачно произнесла старуха, внимательно разглядывая мой волос, - но чуть позже. А теперь иди домой, отдохни.

Лиза удивленно взглянула на бабку, та ей ответила каким-то жестом, я не поняла каким, просто почувствовала движение руки старухи – Дила по-прежнему стояла у меня за спиной.

Стараясь не смотреть на них, я встала из-за стола и уверенным шагом пересекла комнату. Провожать меня никто не вышел. Но до дома, на сей раз, я дошла без приключений. Из последних сил добралась до дивана, закуталась в теплый плед и призвала с полки сборник стихов Байрона. Минут двадцать листала книгу, не читая, просто всматриваясь в ровные столбики строк. Не выдержала, захлопнула томик и положила его рядом с собой.

Кто-то осторожно поскребся в окно. Проклиная все на свете, я встала и впустила в дом пеструю неясыть. Благодарно ухнув, птица влетела в комнату, осыпав меня мелкими холодными снежинками, и опустилась на подлокотник дивана. Поежившись, я взмахнула палочкой и развела в камине огонь.

Отвязав у совы письмо, осторожно открыла конверт. Из него выпало три куска пергамента. Птица не собиралась улетать, а скорее даже наоборот, намеревалась остаться у меня надолго – она дремала, спрятав голову под крыло. Значит, кто-то ждет моего ответа, и почему-то я была уверена, что не буду ничего писать. Вздохнув, я подняла верхний пергамент и углубилась в чтение.

Мои самые худшие опасения оправдались: письмо было от Рона.

Гермиона,
Я очень виноват перед тобой. Прошу тебя, постарайся меня простить. Наверное, ты права, нам нужно отдохнуть друг от друга, но знай, я надеюсь, что ты вернешься.
Рон.

Как всегда в своем репертуаре, но факт измены он уже не отрицает. Это что, новая тактика? За вычурными, избитыми фразами кроется мольба: «Прими меня таким, какой я есть, со всеми недостатками, ведь я отец твоих детей»? Нет, милый, у тебя не получится усидеть на двух стульях, придется выбирать, что для тебя важнее. «…что ты вернешься…», а мне почему-то казалось, это я его выгнала. Ну конечно, роль благородного супруга, вовремя признавшего свои ошибки гораздо выигрышнее доли завравшегося человека, раскрытого собственной женой и отправленного к родителям подумать о своих ошибках. Я не собиралась отвечать на это письмо – просто выбросила пергамент в камин.

Еще одно письмо, полное сочувствия и растерянности - от Гарри. Он клялся, что ничего не знал, не замечал, иначе бы поговорил с другом… Мне не интересно, думаю, и знал, и замечал, но просто молчал, или все же попытался укорить друга, но все равно не считал нужным вмешиваться в наши отношения с Роном. Вот за это я ему благодарна.

Последнее - от Джинни и Молли – я бросила на пол, едва прочитав первую строчку: «Гермиона, ты – мать и не можешь так поступать со своими детьми…» Здесь господствовало мнение, что во всем виновата я. Ну и ладно. Одного не понимаю, зачем к этому приплетать детей? Еще ничего не случилось, я не решилась на развод. Мне просто нужно отдохнуть от суеты, сплетен и вранья.

Грубо разбудив птицу, словно она была в чем-то виновата, я выпустила ее на улицу, вручив маленькую записку, в которой говорилось, что Хьюго и Роза могут остаться у бабушки, если захотят. Твердо вознамерившись не читать больше писем, я встала ближе к огню. Знаю, что права, и не желаю слушать ничего против. Возможно, мне суждено будет пожалеть о своем решении, но не так скоро, как на это надеется мой муж. Упрямство – моя слабость, мой порок, и пусть сложившаяся ситуация послужит Рону уроком. Сейчас я не склонна прощать, а если на меня будут давить, не прощу никогда.

Дрова в камине слегка потрескивали, по комнате плясали искаженные тени предметов. Не хотелось больше ни о чем думать, я чувствовала, что веки мои тяжелеют, глаза закрываются… Но из состояния полудремы меня вывел оглушительный звон разбившейся многострадальной китайской вазы. Я тут же вскочила и резко обернулась на грохот.

Он стоял посреди комнаты: не живой человек из плоти и крови, но и не бестелесный призрак – что-то среднее, необъяснимое и жуткое от этой неопределенности. Холодный взгляд черных глаз бесстрастно скользнул по моему лицу, но было ясно, что мужчина растерян. А я испугалась.

- Профессор Снейп… - это все, на что меня хватило, а он и вовсе промолчал, внимательно разглядывая комнату.

В дверь громко постучали. Уверенная, что грежу, я медленно вышла, чтобы впустить гостя, стараясь, тем не менее, держаться от видения подальше. На пороге стояла Дила. Не сказав мне ни слова, она уверенно вошла в дом и твердой, совсем не старческой походкой направилась в гостиную. Я последовала за ней, уже почти поверив, что Снейпа больше не увижу. Но моим надеждам не суждено было сбыться. А старуха, внимательно посмотрев на профессора, спросила:
- Ну что, теперь тебе достаточно доказательств?

Вот только этого мне и не хватало в жизни. Сперва Рон, потом Молли, а теперь еще и мой погибший профессор зельеварения с древней ирландской колдуньей, чью профессиональную гордость я имела неосторожность задеть.