Приглашаем всех творцов принять участие в конкурсе "Однажды 20 лет спустя" в честь юбилея ТТП!   

Всю следующую неделю мы почти не разговаривали, ограничиваясь парой стандартных и преувеличенно вежливых фраз, пока одним вечером…
Я читал книгу на диване, когда Гермиона спустилась вниз. В этом ужасном свитере, который доходил до середины бедра, болтаясь на ней, как мешок. Из-под него выглядывали широкие шорты, открывая вид на худые ноги в шерстяных носках. Вид у Гермионы был нелепый и смешной – она напоминала домового эльфа. Но сама она этого как будто не замечала, одеваясь так последнюю неделю.
Гермиона подошла к дивану и села рядом со мной. Какое-то время она молчала, перебирая края рукавов: то натягивая их на пальцы, то сжимая и разжимая в кулачках теплую серую шерсть. Затем она развернулась ко мне и спросила:
– Профессор Снейп, можно задать вам вопрос?
– Да, мисс Грейнджер, – я продолжал смотреть в книгу, хотя прекратил свое чтение, как только ее плечо коснулось моего, когда она подтягивала ноги на диван.
– Только, пожалуйста, ответьте мне на него честно.
– Вы уже, наконец, спросите?
– Как погибли мои родители? – произнесла она после очередной минутной паузы.
Гермиона положила подбородок на подтянутые к груди колени. Она молчала, когда я отложил книгу. Она молчала, когда я начал рассказывать. Она не плакала, просто слушала, иногда кивая головой.
– Кто из Пожирателей это сделал? – спросила она, когда я закончил.
Услышав, что это была Беллатрикс, Гермиона сильно сжала кулачки.
– Она их пытала?
Я понял, что она имела в виду. Люциус рассказывал, как Белла использовала на Гермионе «Круцио». Рассказывал и смеялся, а воздух в комнате наполнялся его удовольствием, когда он вспоминал крики грязнокровки. Для меня его смех был не лучше «Круцио» от Беллы. Я напомнил ему про наказание Темного Лорда, которое потом последовало. Радостное выражение его лица моментально сменилось испуганным: у каждого из нас было свое «Круцио».
– Нет, мисс Грейнджер, – ответил я.
– Что ж, хорошо. Значит, они не мучались, – Гермиона обхватила колени руками. Костяшки пальцев в сжатых кулаках уже побелели.
Вид у нее был, как у побитой собаки. Хотелось обнять ее и успокоить. Наверное, Гермионе стало бы лучше, если бы она выплакалась, но ее лицо оставалось сухим. Я ни разу не видел слезы у нее на глазах.
Мы помолчали какое-то время. Наконец, она развернулась ко мне и спросила:
– Профессор Снейп, а вы? Вы ведь меня не бросите?
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вылечить вас, – я не знал, как реагировать на этот вопрос. Слишком он был неоднозначным. Во всяком случае, для меня.
– Вы знаете, что я имею в виду, – упрямо сказала она. – Родители мертвы. Друзья, с которыми я прошла через многое, отказываются со мной общаться. Если бы не вы, я была бы очередным пациентом в Мунго. Я же понимаю, что все хотели поместить меня именно туда, отделаться, как от испорченного зелья.
Она тихонечко всхлипнула. Я мягко взял ее за подбородок и посмотрел в глаза. Одинокая слезинка катилась у нее по щеке. Я не удержался и вытер ее, проведя пальцем по лицу. Нужно было отдернуть руку, отодвинуться от Гермионы, а лучше уйти в кабинет и занять себя какой-нибудь работой. Почему я этого не сделал? Я знал, что она смотрела на меня в этот момент, переводя взгляд с моей руки, которую я так и не убрал, на меня. Я видел, как она слегка облизала пересохшие губы, как выжидающе уставилась на меня еще влажными широко распахнутыми глазами цвета крепкого чая. Я наблюдал за ее приоткрытым ртом сквозь полуопущенные ресницы, он находился так близко от меня.
Я почувствовал, как задвигался кадык под мантией, когда мне пришлось судорожно сглотнуть.
Ах, да. Она же ожидала от меня ответа. Я должен был собраться и хоть что-нибудь сказать. Что обычно говорили в таких ситуациях? Но она не дала мне ответить, прижавшись своими губами к моим. Потрескавшимися, со вкусом лечебного зелья, которое она недавно приняла.
Я оторопел от такого поворота событий. Я замер и сидел, не смея пошевелиться. Наконец, она отодвинулась от меня и посмотрела в глаза. В них отражались мои страх и неуверенность. Или в моих ее?
– Мисс Грейнджер, – хрипло сказал я, – что вы делаете?
Она положила руки мне на плечи и прошептала:
– Профессор Снейп, не отталкивайте меня, пожалуйста.
Я понимал, что это был жест отчаяния с ее стороны. Ей некуда было пойти, у нее никого не осталось, все отвернулись от нее. Был только я – единственный человек, который заботился о ней. Она просто боялась меня потерять, как остальных. И еще она привязалась ко мне. И еще я понимал, что та самая ссора лишь подтолкнула ее к этому. А в голове звучали слова МакГонагалл: «Вы старше ее. А она молода и сейчас не в том состоянии, чтобы отдавать отчет своим действиям». Но, не смотря на всё это, телу хватило полминуты, чтобы сломить сопротивление рассудка. Я зарылся рукой ей в волосы и, притянув к себе, поцеловал. Я с жадностью пробовал ее губы на вкус, а она отвечала мне на поцелуй.
– Вы уверены? – спросил я, когда она начала несмело расстегивать мою мантию.
Гермиона улыбнулась и кивнула, закрепляя свое согласие новым поцелуем. Я не мог больше сдерживаться, и аппарировал с ней прямо в спальню.
Имел ли я право ругать себя, если желал этого на протяжении нескольких лет?

Почему-то я очень хорошо запомнил следующее утро. Солнечные лучи, проникавшие в комнату через окно, благодаря открытым занавескам, ласкали и грели кожу. Это было приятно. Не так приятно, как рука Гермионы, лежавшая у меня на животе, и ее нос, уткнувшийся мне в плечо, но все же – хорошо. Тишина в моей спальне этим утром не давила, как обычно, а успокаивала, благодаря размеренному сопению Гермионы, которое отдавалось теплым воздухом на моей коже каждый раз, когда она выдыхала. Проснувшись, я минут десять просто лежал, не открывая глаз и боясь пошевелиться, чтобы не разбудить ее. Я лежал и убеждал себя, что этого не должно было произойти, что я проявил слабохарактерность, которой невозможно найти оправдание. Я прокручивал в памяти вчерашнюю сцену на диване, пытаясь по-другому построить разговор, пытаясь подобрать фразы, после которых мы не оказались бы в одной постели. И что самое страшное – я нашел их, не менее десятка. Только сейчас от них не было никакой пользы.
Из задумчивости меня вывело то, что Гермиона пошевелила рукой. Она как будто потягивалась ото сна: пальцы сжались в кулак, напрягая всю руку, а потом медленно растопырились, задевая волоски на животе. От этого по телу сразу же побежали мурашки, и нахлынули воспоминания о прошлой ночи. О том, как она стонала, как шептала что-то неразборчивое, как отвечала на мои ласки, как заснула, не успев договорить «Спокойной ночи».
Я открыл глаза и покосился на нее. Так и было – Гермиона проснулась и, щурясь от солнечного света, смотрела на меня. А я на нее.
– Доброе утро, – тихо сказала она и неуверенно улыбнулась,
Она не сердилась, не выскочила из кровати сразу же после пробуждения и не умчалась в свою комнату – это позволило мне вздохнуть с облегчением.
– Доброе, – ответил я и, немного помолчав, добавил: – Мисс Грейнджер.
Уголки ее губ поползли вверх, складываясь в теплую и ехидную улыбку. Гермиона слегка потерлась носом о мое плечо и спросила, хитро поглядывая на меня:
– Может быть, стоит называть меня Гермионой?
Тело тут же отреагировало на ее прикосновения, и я, боясь и в этот раз не сдержаться, слез с кровати и быстро оделся, стараясь не смотреть на нее.
– Завтрак через пятнадцать минут, – бросил я, выходя из комнаты.
Я не понимал, куда подевалась моя хваленая выдержка. Все эти годы постоянного контроля эмоция сошли на нет, стоило проснуться в одной постели с Гермионой. Во время готовки завтрака я отчитывал себя за то, что так позорно ретировался, как малолетний пуффендуец, вместо того, чтобы остаться и поговорить с ней. Расставить все точки над «i».
Когда Гермиона, опоздав, появилась на кухне, я уже сидел за столом, нервно постукивая по нему пальцами.
– Извините, я задержалась, – пробормотала она, делая вид, что разглядывает остывающую в тарелках еду. – Волосы – они сильно спутались. Они у меня всегда… В общем… Неважно.
Она тоже нервничала. Значит, с разговором тянуть не следовало.
– Мисс Грейнджер, – начал я, складывая руки в замок, чтобы не выдать свое волнение.
– Гермиона, – поправила она.
– Я попросил бы вас не перебивать меня, – огрызнулся я на автомате и, заметив, что она поджала губы, добавил: – Мне нужно собраться с мыслями.
– Я бы хотел принести извинения за свое поведение вчера вечером, – она уже хотела перебить меня, но я жестом остановил ее. – Этому нет оправдания. Могу лишь заверить вас, что такого больше не повторится.
– Если вы захотите уйти отсюда, я вас пойму, – добавил я, заметив ее удивленный взгляд.
– Но, – она помедлила немного, – профессор. Почему это не должно повториться?
Я перестал понимать ее, но решил высказать все те доводы, которые подбирал, пока готовил завтрак.
– Во-первых, я старше вас и гожусь вам в отцы…
– Чуть больше двадцати лет – не такая большая разница, – фыркнула она.
– Во-вторых, – продолжил я, не обращая внимания на ее слова, – вы моя бывшая ученица, и более того в данный момент находитесь у меня на попечении…
– Вот именно – бывшая, – снова перебила она, – да и вы больше не преподаете в Хогвартсе. И я уже совершеннолетняя, так что отдаю отчет своим поступкам.
– В-третьих, вы меня постоянно перебиваете, – я сложил руки на груди и посмотрел на нее в упор.
Гермиона уставилась на меня, а потом расхохоталась. Так искренне, что мои губы тоже стали расползаться в стороны.
– Действительно, – сказала она, немного успокоившись. – Я постараюсь больше этого не делать.
Она положила свою ладонь на мою руку и продолжила:
– Я же вижу, что небезразлична вам. Я давно это заметила, – она сделала небольшую паузу и заглянула мне в глаза. – И вы … Вы мне тоже. Почему мы должны ругать себя за вчерашнюю ночь, если мы оба этого хотели?
Сердце ухнуло и провалилось куда-то в желудок. Я сидел, тупо уставившись на нее, и осмысливал услышанное. Неужели, Гермиона испытывала ко мне какие-то чувства? Ко мне? Что это могло быть? Где-то в глубине души я радовался, как ребенок, услышав это. Но внутренний голос подсказывал, что она ошибалась. Ошибалась в своем отношении ко мне. Это было даже хуже, чем если бы Гермиона сказала, что я – мерзкая сволочь, а меня она ненавидит. К этому я был готов. А вот поверить в обратное – нет.
– Мисс Грейнджер, возможно, вы путаете простую благодарность с чувствами, – сказал я, безрезультатно пытаясь придать своему голосу твердость, и выдернул руку из-под ее теплой ладони.
– Ничего я не путаю, – воскликнула она. – И называйте уже меня Гермионой!
– Ешьте, мисс … – я остановился, заметив ее рассерженный взгляд, и сдался: – Ешь, Гермиона. А то все окончательно остынет.

Поздно ночью Гермиона, лежа у меня на плече, сказала:
– Простите меня за ту ссору. Я никогда не считала вас ужасным человеком. – Ее прохладный пальчик выводил какие-то узоры на моей груди.
– Никогда? – переспросил я, ухмыльнувшись ей в волосы, в которые зарывался лицом последние десять минут.
– Ну, только в школе, – согласилась она, рассмеявшись и шутливо ткнув меня пальцем в бок. – Вы же не будете спорить, что были кошмаром для многих гриффиндорцев.
– Для некоторых это было полезно, – я гладил ее по спине, совершенно не веря в происходящее. – И ты меня прости.
– Нет, вы абсолютно правы, – поспешно сказала Гермиона. – Это я повела себя, как неблагодарная девчонка, – и снова прильнула ко мне.
Наверное, мне было на руку то, что она так считала. Произошло бы все это, если бы Гермиона думала иначе? Если бы я не заставил ее так думать. Может быть, стоило поблагодарить Дамблдора за его дополнение к завещанию? А может быть, Беллатрикс, убившую ее родителей? Мне уже не раз приходила в голову мысль, что, если бы не это успешное стечение обстоятельств, мы не оказались бы с Гермионой в одном доме. А из-за того, что я ограничил ее общение только собой, еще и в одной постели. Не хотелось думать, что Гермиона сделала свой выбор только под действием ложных впечатлений, которыми я обеспечил ее. Но других предположений у меня не было. Я действительно хотел как лучше.
Из задумчивости меня вывел ее вопрос:
– Можно я буду называть вас по имени? – Даже не открывая глаз и не смотря на нее, я чувствовал, что она улыбалась. – Мне кажется, глупо сейчас обращаться к вам «Профессор».
– Только, когда рядом нет посторонних, – мои губы тоже непроизвольно складывались в улыбку. – Минерва не переживет, если услышит, как ее любимица фривольничает с бывшим учителем.
– Се-ве-рус, – произнесла Гермиона, смакуя каждый слог. – Северус. Красивое имя.
Я еще ни разу не испытывал таких эмоций, когда меня называли по имени. Мне казалось, что в тот момент я был абсолютно счастлив.
– Иди-ка сюда, Гермиона Грейнджер, – прошептал я, прижимая ее к себе.

С той ночи наши отношения в корне изменились. Нет, мы не признавались друг другу в любви (я даже не был уверен, что Гермиона испытывала ко мне что-то подобное), не было той романтической чепухи, которая присуща молодым влюбленным парам. Все происходило само собой – мы воспринимали это как должное: что засыпали и просыпались в одной постели, что называли друг друга по имени, что стали чаще улыбаться друг другу. Мне было непривычно, что, если я хотел прикоснуться к Гермионе, то мог это сделать, не вызвав у нее удивленный взгляд. Ей нравилось, а это, в свою очередь, удивляло меня.
Да, меня многое удивляло в отношении Гермионы. Иногда мне казалось, что она делала все, чтобы привязать меня к себе еще больше. Возможно, для нее это было нормальным, просто я замечал и придавал слишком большое значение многим деталям.
И то, как она любила слегка поглаживать мою ногу своей, когда мы лежали в постели. И то, как она с интересом слушала, когда я рассказывал ей о чем-либо. И то, с каким удовольствием читала черновики моих статей для «Чудес зельеварения». И то, как нежно, с болью во взгляде, проводила пальчиком по шраму на моей шее.
И то, как мы гуляли в парке, который находился недалеко от моего дома. Как она собирала в кучу опавшие желто-красные листья, а потом прыгала на них с неподдельной детской радостью на лице и смеялась, когда они разлетались в разные стороны. Гермиона даже пыталась меня заставить сделать тоже самое:
– Давай, Северус, попробуй! Это так здорово! – она подошла ко мне с хитрой улыбкой, вертя в руках желтый опавший лист.
– Боюсь, что в моем расписании на сегодня нет валяний в грязи, – хмыкнул я в ответ и, заметив, что она переводит ехидный взгляд с меня на кучу листьев рядом, предостерегающе добавил: – Даже не думай!
И тут же Гермиона повалила меня на эту желто-красную перину, оказавшуюся достаточно мягкой, навалившись всем своим весом, чтобы я не выбрался. А я уже и не хотел выбираться. К моему удивлению, это было здорово – лежать на листьях.
– А я есть в твоем расписании? – спросила она.
Но я не спешил с ответом – я любовался картиной, которая открывалась перед глазами: голубое небо с белыми ватными облаками, деревья, колышущиеся от легкого ветерка, на которых еще пока оставались листья совершенно разных оттенков – желтого, красного, зеленого. Почему я раньше не замечал, как это красиво? И на этом фоне улыбающееся лицо Гермионы, волосы развевались, в глазах уверенность и что-то еще, чего я не мог пока понять.
– Есть, – улыбнулся я в ответ и, обхватив ее за талию, перевернулся, подмяв Гермиону под себя и оказавшись сверху. Теперь ее волосы разметались на желто-красном ковре, и я не мог решить, какая картина мне нравилась больше. – Сегодня с семи до восьми.
Она рассмеялась и шутливо шлепнула меня ладошкой по спине.

Мне казалось, что мы оба с жадностью наверстываем упущенное. Я боялся потерять ее, боялся как никогда раньше. А она? Я не был уверен, что ею движет то же чувство, и от этого становилось еще страшнее.
А еще я не понимал, кто кого возвращает к жизни: я ее или она меня.

Каждый развратен до той черты, которую сам для себя устанавливает. Леопольд фон Захер-Мазох.

Сегодня меня вызывали в Министерство Магии в связи с конференцией по усовершенствованию зелий. Пребывание там заняло времени намного больше, чем я ожидал, поэтому, когда я аппарировал на крыльцо дома, на улице было уже темно. Негодование по поводу начинающегося дождя вытеснило на миг накопившуюся за день усталость. Вчера тоже был дождь, и я опять не спал. Поэтому сейчас мне хотелось только одного – оказаться перед камином с чашкой горячего чая или стаканчиком чего-нибудь покрепче.
Стряхивая мантию от попавших на нее капель, я услышал звук торопливых шагов Гермионы, которая пересекала гостиную. Через мгновение она уже распахнула передо мной дверь и с порога выпалила:
– Северус, пожалуйста, не сердись, у нас гости.
– Я могу зайти? – осведомился я, стараясь подавить нехорошее предчувствие.
– Извини.
Она пропустила меня вперед. Но оглядев гостиную, я никого в ней не заметил.
– Я не вижу никаких гостей. Твои друзья уже ушли? – настороженно спросил я.
– Нет, – Гермиона слегка покраснела и, стараясь не смотреть на меня, с трудом, как будто что-то мешало ей разговаривать, произнесла: – Они на заднем дворе, отправляют сову с письмом.
– Почему ты не предупредила меня? Я думал, что в прошлый раз все хорошо объяснил.
– Я сама не знала, что они придут, – в ее голосе слышались нотки отчаяния, и мне стало неприятно, что она считает меня монстром, который готов сожрать ее за визит друзей.
– Память у Уизли и Лонгботтома, видимо, до сих пор такая же, как в школе, раз они не запомнили мою просьбу.
– Это не они, – она нахмурилась и, увидев в моих глазах вопрос, продолжила: – Это Гарри и Рон.
Я сложил руки на груди, прошелся по гостиной взад и вперед, раздумывая и подбирая слова, чтобы не обидеть и не заставить ее нервничать еще больше.
Гермиона тем временем села на диван и обняла себя за плечи, краем глаза подглядывая за моими перемещениями.
– Как давно они здесь? – спросил я, разворачиваясь около камина, чтобы совершить еще один круг по комнате.
– Примерно час или чуть больше, – Гермиона поймала мой изучающий взгляд и добавила, как будто оправдываясь: – Честно, Северус, мы только чай успели попить.
– Как они попали сюда? – снова задал я вопрос. – Ты же знаешь, что вокруг дома наложены чары. Как они нашли тебя?
Гермиона молчала, пытаясь найти ответ, который лежал на поверхности – все было очевидно, как мне казалось.
«Ну же, Гермиона, ты всегда была смышленой ведьмой, должна и сейчас все понять, если захочешь», – думал я, еле сдерживая раздражение, которое росло с каждым моим шагом. Эта история с визитом Поттера и Уизли только началась, а уже выводила меня из себя.
– Наверное, Джинни сказала им, – неуверенно предположила она. – Или профессор МакГонагалл.
– А сову они принесли с собой? – продолжал я выспрашивать ее.
– Да, – Гермиона усиленно закивала головой. – Рон пришел с Сычиком.
– С Сычиком, значит, – на автомате повторил я, продолжая свое движение. – Как удобно везде носить с собой мини-сову.
– Хочешь чаю? – несмело предложила она.
– Хочу узнать, о чем вы говорили и что делали? – я подошел к дивану и сел рядом с ней. – А потом чаю.
– Давай, я позову их, а то они что-то долго отправляют письмо?
– Не надо, – я поморщился, предвкушая, как скажу следующие слова. – Когда закончат, сами зайдут.
Гермиона тут же положила голову мне на плечо и начала увлеченно рассказывать, периодически поглядывая на кухню, из которой был выход на задний двор. У меня в голове стояла каша от ее слов и собственных мыслей. И каждый раз, когда она произносила «Гарри» или «Рон», где-то в области живота все болезненно замирало и немело.
– А еще я рассказала им про нас, – сказала она, поглаживая меня по рукаву.
– Ты злишься? – спросила она, выдержав небольшую паузу, и подняла голову, чтобы заглянуть мне в лицо и посмотреть на мою реакцию. – Они никому не скажут, Северус, они обещали.
Я провел рукой по ее волосам, любуясь тем, как на ее лице появляется улыбка из-за того, что я не ругаюсь.
– Я знаю, что не скажут, – произнес я, не понимая, было ли это очередной ложью с моей стороны.
Гермиона тем временем продолжала рассказывать новости, которые узнала от Поттера и Уизли. О том, где они были все это время, о том, что почтовые совы не могли туда добраться, и поэтому они не получали ее писем, о том, что, как только появилась возможность, они приехали повидать свою подругу.
– Тебе пора пить лекарство и ложиться спать, – прервал я ее, взглянув на часы. – Уже почти девять вечера.
– Но Гарри и Рон… – запротестовала она. – Мне нужно их проводить. Я сейчас схожу за ними, – сказала она, вставая с дивана.
– Никаких «проводить». На улице дождь, ты знаешь, что это означает. Тебе нужно сейчас же лечь в постель и выпить зелье, – я развернул ее к лестнице, не давая ни малейшей возможности поспорить. – А Поттера и Уизли я сам провожу.
Гермиона насупилась совсем как маленький ребенок, но, решив не возражать, стала подниматься по ступенькам.
– Я приду через пятнадцать минут и надеюсь, что увижу тебя засыпающей в кровати, – строго крикнул я вслед ее удаляющейся спине.
Когда она скрылась за дверью спальни, я прислонился к стене и так плотно сжал веки, что стало больно. Наверное, надо было написать письмо Минерве, рассказать о том, что сегодня произошло. Только она непременно сразу же прибудет сюда. И я снова буду наблюдать жалость в ее глазах, с которой она посмотрит на Гермиону, когда та взахлеб будет рассказывать ей про приход Поттера.
Я зашел на кухню и первое, что увидел – три чашки с остывшим чаем. Две полные, а одна почти пустая. Я вылил их содержимое в раковину, а потом вышел на задний двор.

Гермиона, растирая тыльной стороной ладони сонные глаза, приподнялась с постели, когда я вошел в спальню.
– Гарри и Рон ушли? – спросила она, зевая. Увидев мой ответный кивок, она добавила: – Они не говорили – они еще придут?
– Надеюсь, что нет, – проворчал я, убирая с тумбочки пустые пузырьки из-под зелья. Стараясь не обращать внимания на насупившееся лицо Гермионы, я начал укутывать ее одеялом.
– Северус, зачем ты так? Сегодня был такой хороший день, – прошептала она, уже засыпая. – Я увидела Гарри и Рона, ты не сердился…
Так и не договорив, она провалилась в глубокий сон. Она часто так засыпала – во время какой-нибудь фразы. Я немного посидел рядом, рассматривая ее безмятежное лицо, на котором застыла легкая улыбка, а потом спустился на кухню заварить крепкий чай, по пути проклиная осень, которая в этом году была очень щедра на дожди.
Я был рад, что Гермиона быстро заснула, не успев ничего расспросить про Поттера и Уизли. Мне не пришлось говорить ей, что когда я вышел на задний двор, он был пуст. Мне очень не хотелось сообщать ей, что друзья, которых она так ждала, ушли не попрощавшись.

Я так и просидел всю эту ночь после ее последнего приступа на кухне с чашкой чая, который уже давно остыл. Воспоминания отнимают слишком много времени: уже вовсю светит солнце, а часы показывают полдесятого утра. Рыжее чудовище крутится под ногами, требуя своего законного завтрака, оно уже давно не ходит за мной попятам, изучая и недоверчиво посматривая, как раньше. Теперь Живоглот выказывает какое-то свое кошачье уважение ко мне и даже слушается, когда я требую, чтобы он слез с дивана. Только я протягиваю к нему руку, чтобы погладить, как он уносится прочь, услышав звук шагов на лестнице.
– Северус, – Гермиона подходит ко мне и начинает перебирать мои волосы, отчего мои веки медленно наливаются тяжестью, – ты не спал всю ночь?
Я готов заурчать в ответ, вторя Живоглоту, который трется о ее ноги.
– Сегодня выходной, – твердо говорит она и тянет меня за руку из кухни, – ты можешь отоспаться. Пойдем.
Я встаю и, притянув Гермиону к себе, просто смотрю на нее, зарываясь руками в ее волосы, чувствуя, как пальцы скользят сквозь волнистые пряди. Проходит, наверное, несколько минут, а я никак не могу отвести взгляда. Гермиона улыбается мне в ответ и спрашивает:
– Что с тобой?
Разве я могу сказать ей, что за эту ночь передо мной промелькнула вся моя жизнь? Настоящая жизнь – та, в которой есть Гермиона.
– Спать хочется, – совсем тихо говорю я и, слегка прикоснувшись губами к ее виску, иду в спальню.

Спасибо большое за приятные слова))))

Grmain,

Спасибо)) Их обоих, как мне кажется, можно пожалеть...

koshechka,
спасибо)
Выздоравливайте поскорее)) Чтобы новые главы читать уже без температуры))

Гермиона удивленно рассматривает свое отражение в зеркале, поворачиваясь из стороны в сторону, оглядывая себя с головы до ног, хотя я изменил ей только прическу и черты лица.
– Какой ужас, – наконец, изрекает она.
– Зато никто не догадается, что это ты, – отвечаю я, стараясь сдержать улыбку, но получается очень плохо.
– Я знаю, – отвечает Гермиона, – это ты мне так мстишь за то, что мы сегодня встречаемся с ними.
Да уж, в проницательности ей не откажешь.
– Интересно, Джинни и Невилл узнают меня?
– Если под Невиллом ты подразумеваешь Лонгботтома, – ухмыляюсь я, – то навряд ли.
Через полчаса нам предстоит встретиться с ее друзьями в небольшом трактирчике на окраине Диагон-аллеи. Гермиона потратила два дня на уговоры, прежде чем я, наконец, согласился, взяв с нее обещания не заходить в кабинет в мое отсутствие. Гермиона некоторое время обдумывала условия сделки, смешно морща лоб, и согласилась. И на изменение внешности тоже.
– Северус, – говорит она, посматривая то с сомнением на свое отражение, то укоризненно на меня, – ты можешь хотя бы сегодня не издеваться над ним?
Мне и самому непривычно видеть ее такой: укороченные светлые волосы, вздернутый маленький носик и серые глаза совершенно изменили ее внешность. Присматриваясь и пытаясь привыкнуть к ней, я успокаиваю себя тем, что действие чар продлится всего два часа.
– Ты хочешь лишить меня единственного удовольствия от предстоящей встречи? – снова ухмыляюсь я и, распахивая входную дверь, добавляю: – Пойдем, мне еще надо зайти за ингредиентами.
Гермиона подходит и, уже совсем не смущаясь, как в прошлый раз, обнимает меня за талию, после чего мы аппарируем на Диагон-Аллею.

Мы сидим за столиком в самом углу – здесь более приглушенный свет. Гермиона пьет сливочное пиво, которое заказала сразу аж две бутылки, мотивируя это тем, что она очень по нему соскучилась, и вертит головой из стороны в сторону, разглядывая всех и всё. Вот кто получает наслаждение от этой вылазки, не я. Мне лишь приходится ожидать ее друзей, которые, кстати, задерживаются уже на пять минут.
Как только я вижу Уизли и Лонгботтома, я тут же начинаю сомневаться в правильности своего решения. Хочется прямо сейчас взять Гермиону за руку и аппарировать в другое место, даже не поздоровавшись с ними. Губы непроизвольно складываются в неприятную ухмылку, когда они подходят к столу.
Гермиона молчит, и, судя по блеску в ее глазах, она что-то задумала.
– Здравствуйте, сэр, – говорят они разве что не хором, посматривая то на Гермиону, то на меня.
Я лишь сдержанно киваю в ответ и жестом приглашаю их присесть. Пару минут мы сидим молча, я рассматриваю их, а они стараются не смотреть лишний раз на меня. Только младшая Уизли пытается не отвести взгляда, но хватает ее ненадолго. Пожалуй, я считаю ее сильной: для женщины она очень хорошо держится после всего, что перенесла.
– А где..? – наконец, произносит Лонгботтом и косится на Гермиону, которую он так и не узнал, будто прикидывая – можно ли при незнакомке произнести вслух имя.
– Кто? Мисс Грейнджер? – бросаю я и, сложив руки на груди, вопросительно смотрю на него. Хоть Гермиона и просила не издеваться над ним, я ничего не могу с собой поделать. Больше всего меня раздражает в людях их неспособность думать, связать хотя бы пару фактов. Он знает, что я должен прийти с Гермионой, знает, что все считают, будто она лежит сейчас в Мунго. Вывод напрашивается сам собой, как мне кажется.
А Гермиона молчит и, судя по выражению лица, еле сдерживает улыбку. Конечно, голос-то у нее остался прежний. Младшая Уизли, которой не нужно полчаса, чтобы догадаться, толкает Лонгботтома локтем.
– Привет, Гермиона, – улыбается она ей и, скептически посмотрев на него, шепчет, думая, что ее никто не услышит: – Маскирующие чары, Невилл.
– Я так и знала, что вы меня не сможете узнать, – смеется Гермиона. – Правда, у С… у профессора Снейпа хорошо получилось?
Я посылаю ей хмурый взгляд; мы договаривались обращаться друг к другу как и прежде, чтобы избежать огласки наших отношений. Гермиона согласилась со мной – исключение было сделано только для Поттера и Уизли – а сейчас чуть было не назвала меня по имени. И теперь она лишь бросает на меня косой взгляд и слегка кивает, мол «поняла, больше не буду».
Следующий час я давлюсь слишком крепким кофе и, пытаясь не прислушиваться к разговору за столом, обдумываю свои планы на следующую неделю. Количество пустых бутылок из-под сливочного пива неумолимо множится, а вид Лонгботтома навеселе, рассказывающего очередную историю об их общих друзьях, вызывает лишь гримасу отвращения на лице.
– Ко мне заходили Гарри и Рон, – сообщает вдруг Гермиона.
Уизли и Лонгботтом тут же, как один, вопросительно смотрят на меня.
– Профессор Снейп был не против, – радостно говорит Гермиона, перехватив их взгляд.
– У меня не было выбора, мисс Грейнджер, – сквозь зубы уточняю я. Сейчас мне хочется только одного: чтобы ее друзья перестали на меня пялиться.
Гермиона, пропустив мимо ушей мою фразу, начинает пересказывать им все, что Поттер и Уизли ей рассказывали. А я начинаю думать, что в кофе не помешает добавить немного коньяка.
– Кстати, Джинни, поздравляю с помолвкой, – добавляет Гермиона и поднимает свое пиво, предлагая чокнуться.
– Откуда ты узнала про это? – ошарашено спрашивает Уизли и, сдвинув брови, кидает на меня подозрительный взгляд.
Неужели Уизли думает, что я буду прислушиваться к каким-то сплетням, а потом рассказывать их Гермионе? В ответ я лишь вопросительно поднимаю бровь, презрительно хмыкаю и подношу чашку к губам.
– Гарри мне все рассказал, – с довольной улыбкой человека, посвященного в тайну, говорит Гермиона. – Наконец-то он сделал тебе предложение. Я уж думала, что он никак на это не решится.
Услышав это, я закашливаюсь, потому что кофе попадает не в то горло. Гермиона не говорила мне эту новость, для меня она неожиданна. Уизли тоже поднимает свою бутылку, и я замечаю у нее на безымянном пальце маленькое кольцо.
– Жалко, что он не смог сегодня прийти, – продолжает щебетать Гермиона, не замечая растерянного выражения на ее лице. – У него же сейчас опять какая-то работа в Румынии?
Уизли заторможено кивает в ответ. Лонгботтом, щеки которого моментально покрылись румянцем, сжимает свою бутылку – он так и не выпил за помолвку – так сильно, что костяшки пальцев побелели, и смотрит на стол, не поднимая глаз. Совершенно некстати я вспоминаю, как стал невольным свидетелем разговора между Минервой и Молли перед одним собранием Ордена Феникса. Молли с восторгом на лице рассказывала, что Лонгботтом испытывает какие-то нежные чувства к ее дочери. Меня, насколько я помню, тогда чуть не вырвало.
Уизли продолжает с подозрением поглядывать на меня. Она явно желает услышать и мою версию про визит Поттера и ее брата, даже не надо читать мысли, чтобы это понять. Если она хочет что-то уточнить, пусть идет к МакГонагалл – вот кто еще в курсе. Та прибыла к нам на следующее же утро и полчаса выслушивала все подробности, которыми снабжала ее Гермиона.
– Мисс Грейнджер, – говорю я, поднимаясь со стула, – нам пора.
Я ее предупредил, что действия чар хватит только на пару часов. Я мог наложить более устойчивые, которые действовали бы и три, и четыре часа, но не сделал этого. Просто я придумал предлог, чтобы не сидеть долго с ее друзьями. Поэтому Гермиона с сожалением пожимает плечами, но не спорит и, накинув теплую мантию, прощается со всеми. Перед тем как мы выходим из трактира, чтобы аппарировать домой, я оглядываюсь назад и вижу, что Логботтом обнимает Уизли, которая, закрыв лицо руками, качает головой.

– Зелье готово, – сообщаю я, выходя из кабинета со стаканом, в котором плещется светло-желтая густая субстанция.
Гермиона сидит на диване с очередным томом, стянутым из книжного шкафа. Аккуратно заложив книгу на последней прочитанной странице и бережно отложив ее в сторону (только благодаря такому почтительному отношению к книгам я позволил ей в свое время пользоваться моей библиотекой), она смотрит в окно. По стеклу лихо стучат капли дождя, оставляя длинные косые дорожки.
– Сегодня дождь, – констатирует она.
– Это ничего не меняет, – говорю я и сажусь рядом с ней. – Самого лучшего эффекта можно достичь, когда пройдет ровно три недели с момента начала приготовления – как раз сегодня. С каждым днем оно будет лишь терять свои свойства.
Что мне еще нравится в совместной жизни с Гермионой: кто, кроме нее, мог бы спокойно выслушивать меня, особенно когда я начинаю говорить про зелья? А она выслушивает, спрашивает, если что-то неясно. Иногда одна оброненная мною фраза про зелье или его компонент перерастает в дискуссию.
– Думаешь, оно поможет? – она кладет голову мне на плечо и берет стакан из рук.
– Сегодня и узнаем, – бодро говорю я, хотя стопроцентной уверенности в исцелении Гермионы у меня нет. – Пора начинать. Готова?
Гермиона кивает и пытается ободряюще улыбнуться, но это не скрывает ее волнения. Я и сам не готов к результату, каким бы он ни был: положительным или опять отрицательным.
– Легиллименс, – произношу я, направив палочку на Гермиону, когда она выпивает зелье, и ее взгляд становится пустым.
И снова те же образы, те же попытки исправить, воздействовать на сознание. В этот раз работа идет не намного, но легче, и мне удается проникнуть глубже, чем в прошлый раз. Видимо, слишком глубоко, потому что у меня начинается сильное головокружение. Но я стараюсь не обращать на это внимания, останавливаться в данный момент совершенно недопустимо. Либо сейчас, либо еще через полгода – чаще проводить такое лечение не рекомендуют даже самые неумелые колдомедики.
Голова уже не просто кружится, она начинает раскалываться, мне даже кажется, что рука, в которой я держу палочку, трясется от напряжения. Воспоминания о Последней Битве до сих пор заблокированы. Может быть, стоит снять этот блок, чтобы она все вспомнила? Минутное колебание с моей стороны, и я отвергаю это решение – слишком рано. Если сегодняшние меры помогут, можно будет заняться этим позже, когда она полностью выздоровеет. Еще я вижу ее последние воспоминания о приходе Поттера и Уизли. Как я и ожидал, эти двое в них совершенно размыты – сказывается ее болезнь. Не хочу их видеть! Не хочу!
«Не о том думаешь, Северус», – одергиваю я себя и снова начинаю выстраивать цепочку целительных заклинаний в сознании Гермионы.
Когда я, наконец, перебираю все известные мне способы (я уверен, что больше уже ничего не могу сделать), моя голова разрывается от боли. Как будто в нее ворвалась стая диких пикси и устроила там оргию с погромом.
– Финитэ, – произношу я и, совершенно не контролируя своего тела, оседаю на пол.
Последнее, что я помню перед тем как потерять сознание, – часы, показывающие, что прошло уже два с половиной часа, и обеспокоенный взгляд Гермионы. Кажется, она что-то кричит и склоняется надо мной. А потом меня накрывает темнота.

Зимка,
спасибо, что не забываете)) Очень вдохновляет такая поддержка))

Darth,
спасибо большое)

Aleksisss,
и вам спасибо за замечательный отзыв) Продолжение, очень надеюсь, будет скоро.
Про Гарри и Рона еще увидите в следующих главах)))